Брошенное мною семя зрело в Азиатском Департаменте. Е. И. Ковалевский ухватился за эту мысль, отвечавшую его воззрениям.
Было решено предпринять одновременно две экспедиции — одну научно-политическую в Герат и, по возможности, далее в Афганистан, чрез Персию; другую для исследования р. Аму-Дарьи Хивы и Бухары, под предлогом ответного посольства России на посольства, присланные из этих ханств с поздравлением, по случаю Коронации Государя Императора.
Первую решено было поручить Ханыкову, который и составил записку об ученой экспедиции в Хорасан, внесенную в Императорское географическое общество. Для отвода глаз английской публики всему вопросу был дан характер чисто научной необходимости: связать работы по землеведению Азии в наших пределах с тем, что сделано в этом отношении иностранными путешественниками и учеными. Гласные инструкции Ханыковской экспедиции, состоявшей, по первоначальному предположению, из 4-х членов, были изготовлены в географическом обществе, ассигновавшем на предположенные исследования, если не ошибаюсь, 6.000 руб., Остальные средства предполагалось дать от казны. Вместе с тем я указывал на пользу совокупить действия флотилии с деятельностью посольства и ученой экспедиции, на необходимость ничего не предпринимать, пока возможность успеха не достаточно подготовлена материально и избранным личным составом, который должен находиться [5] для единства действий — в полном распоряжении всецело ответственного начальника экспедиции, и на невозможность установить подробности программы и способы действия, без предварительного соглашения с морским ведомством и Оренбургским Генерал-губернатором.
Вскоре после отъезда моего из Петербурга в Турцию и Египет (в конце Октября) Е. О. Ковалевский, по соглашению с Великим Князем Константином Николаевичем, составил доклад, изменявший несколько первоначальное предположение, испрашивавший у Государя Императора принять решительные меры для приведения Аральской флотилии в надлежащее состояние и для усиления оной к будущему Апрелю и в Петербурге составить комитет (из 4-х лиц) для подробного соображения тех мер, которые должны быть приведены в исполнение, в течение зимы, для осуществления задуманной экспедиции.
Комитет, действовавший под руководством Великого Князя Константина Николаевича, снова видоизменил проект, изложенный в докладе, и было окончательно решено не соединять, как предполагал Е. И. Ковалевский, экспедиции Ханыкова с посольством, но отправить первого в Хорасан и Герат, а мне начальствовать над экспедициею по р. Аму-Дарье в Хиву и Бухару, под предлогом ответного посольства, ожидавшегося в ханствах.
Под влиянием с одной стороны начальника Аральской флотилии, желавшего действовать самостоятельно и введшего морское начальство в заблуждение касательно готовности и способности судов его исполнить задачу, а с другой Генерал-губернатора, желавшего держать посольство в своей полной зависимости, вести его в степи до р. Эмбы — в своем так сказать отряде и сохранить главное руководство над экспедициею, она была раздвоена на дипломатическую и морскую, хотя последняя и поставлена, на бумаге, в подчиненность первой.
С первого приступа экспедиция это была обречена встретить затруднения, противодействия и интриги даже на родной почве. [6]
Начальник Аральской флотилии Бутаков (Алексей)[4] жил несколько лет в форте № 1 и снедаемый, скукою и желанием прославиться, считал Аральское море и впадающую в него Аму-Дарью своим исключительным достоянием, собираясь заведовать всеми изысканиями и стяжать исключительную славу, сопряженную со входом в эту реку первых русских военных судов. Увлеченный давно взлелеянной мечтой, он готов был встретить ревниво, недружелюбно и даже враждебно всякое лицо, по положению своему отнимающее у него руководящую власть. Искреннего, сердечного содействия новоприезжему из Петербурга начальнику трудно было от него ожидать.
Генерал-губернатор, с своей стороны, смотрел на Оренбургскую степь и прилежащие ханства, как на свою вотчину и, при непомерном самолюбии и заносчивом характере, не допускал, чтобы в его владения вступал и принимал начальство над чинами, командируемыми для экспедиции из Оренбургского ведомства, — штаб-офицер с независимым в Петербурге положением Флигель-адъютанта Его Величества. Катенин был недоволен решениями комитета и приходящими из Петербурга распоряжениями; он предполагал руководить экспедициею по собственному усмотрению и назначить своего начальника штаба или оберквартирмейстера
