be in Russia and, as Evgeny Pavlovich testified, she bitterly and unfairly criticized everything abroad: "They can't bake good bread anywhere, in the winter they freeze like mice in the cellar," she said. "But here at least I've had a good Russian cry over this poor man," she added, pointing with emotion to the prince, who did not recognize her at all.
Бедной Лизавете Прокофьевне хотелось бы в Россию и, по свидетельству Евгения Павловича, она желчно и пристрастно критиковала ему все заграничное: "хлеба нигде испечь хорошо не умеют, зиму, как мыши в подвале, мерзнут", говорила она, - "по крайней мере вот здесь, над этим бедным, хоть по-русски поплакала", прибавила она, в волнении указывая на князя, совершенно ее не узнававшего.
"Enough of these passions, it's time to serve reason.
"Довольно увлекаться-то, пора и рассудку послужить.
And all this, and all these foreign lands, and all this Europe of yours, it's all one big fantasy, and all of us abroad are one big fantasy . . . remember my words, you'll see for yourself!" she concluded all but wrathfully, parting from Evgeny Pavlovich.
И все это, и вся эта заграница, и вся эта ваша Европа, все это одна фантазия, и все мы, за границей, одна фантазия... помяните мое слово, сами увидите!" заключила она чуть не гневно, расставаясь с Евгением Павловичем.
