- Как же случилось, что я должна погубить тебя? – без прежней прыти произнесла девица. – Рука так и просится выпустить стрелу, а сердце противится.
- Свели нас Боги ради забавы, да просчитались. Полюбили мы друг друга, ты спасеньем моим стала, людей из-за меня предала.
У Весны аж руки задрожали от обиды, что не может исполнить наказ Перуна, слезы на глазах навернулись.
- Не могу убить тебя, не знаю отчего, но не могу.
А Лан в ответ склонился к ней и поцеловал в алые уста. Так и выпал лук волшебный со стрелой из рук. И уж было пропали оба, как неожиданно разгневанный голос раздался с другого конца поляны:
- Дрянь блудливая! – прокричал рассвирепевший Отай. – Чертовка!
- Ты еще кто? – обернулась к нему дева.
- Это я-то кто?! – пуще прежнего разошелся муж. – Вон оно как! Блудишь так, что голову потеряла, мужа не узнаешь!
- Уходи, человек! Да подальше, а не то хуже будет! – сурово ответила краса.
Тут Отай смекнул, видать одурманило чудище жену его, подчинило себе.
- А ну, рыло мохнатое! – крикнул парень Лану. – Весну не видать тебе боле! Выходи! Биться будем!
В ответ Лан глянул на него, как на блаженного. Не до сражений ему было.
- Иди подобру-поздорову, - все же молвил зверь. – Не твоя то война. И биться с тобою я не буду.
И Весна туда же:
- Говорено тебе, уходи, коль за шкуру свою печешься! Мне ли было в женах у тебя хаживать? Кто ты есть?
Стали ее слова каплей последней, кивнул Отай мужикам, чтобы шли те с топорами да дубинами на Лана, а сам направился к нерадивой жене, дабы проучить бесстыжую. Токмо не рассчитали силенки-то деревенские. Замахнулся один на зверя, так не успел опомниться, как улетел прочь да ахнулся об камень. Второй попытался броситься со спины, но пролетел мимо, еще и пинка вдогонку словил. Весна, глядя на эту кутерьму, даже рассмеялась. Уж больно по душе ей пришлась прыть людская. Еще один решился Весну схватить и тут же получил под дых от Лана.
Но скоро надоело девице смотреть на тщетные старания мужиков, обернулась она к ним да махнула рукой, и в сей же миг невидимой волной сбило с ног всех до одного, и ветер-то поднялся сильный, и загудел лес, и бросились тогда друзья Отаевские наутек, токмо сам Отай остался. Схоронился за широкой сосной, покуда не стихло буйство природы.
- Сердце подсказывает, не враг ты мне, - с лукавой усмешкой произнесла Весна, когда посмотрела на Лана. – И людей калечить не стал. Отчего же отец мой взъелся-то на тебя?
- Не на меня он взъелся, а на создателя моего. На Велеса. Враги они заклятые, вот и делят земли, никак не поделят. Вышел у них спор однажды, ежели сладит воин светлый с воином темным – сгинет тогда Велес на столетия. Но нам с тобой случилось испытать друг к другу совсем иные чувства.
И сейчас Весна сникла, горько ей стало, что память-то у нее отобрали.
- Не печалься, жизнь – она длинная… Глядишь и вспомнишь.
Да вот только, пока двое беседу вели, Отай из своего укрытия выбрался, тихонько лук заговоренный со стрелой с земли поднял:
- Покажу я вам, кто я есть, ироды проклятые, - прошептал он сквозь зубы и нацелился на зверя. – Эй, голубки? – окликнул обоих. – Пора прощаться друг с дружкой.
- Не дури! – окрысилась на него Весна. – Не ведаешь, что творишь! Брось лук!
- Нет, Весна! Сгубила ты меня, змеей ядовитой заползла за пазуху и ужалила в самое сердце. И коль разрушила ты мою жизнь, то и тебе счастья не видать.
Натянул Отай тетиву, и только успела стрела в лучах солнечных блеснуть, как разжал он пальцы. И устремилась стрела в грудь Лану, но Весна подобно волчице кинулась к некогда возлюбленному да закрыла его собою. Вонзилась окаянная в сердце девицы, обожгло острием заколдованным, боль причинила нестерпимую. Тогда-то случилось прозрение, пролетела перед очами Весны вся жизнь, вспомнила она деревню родимую, отца с матерью горячо любимых и Лана – единственного, кому подарила всю себя, кому сердце свое отдала.
Лан успел подхватить ее, Весна тогда ладонью коснулась щеки сердешного:
- Вот оно как в жизни бывает, - с придыханьем заговорила краса. – Любишь одного, мучаешь другого, - она покосилась на Отая, что стоял ни жив, ни мертв с зачарованным луком в руке. – Прости, если сможешь когда… А ты, - повернулась к Лану, – прости за любовь, которую так долго прятала от тебя.
И закрылись очи ясные навсегда.
В тот день погасла звезда на небе, а Перун ощутил горечь потери. Понял громовержец, что погубил ни за что светлую душу, дитя свое погубил, а ведь девица всего-то счастья желала, хотела своим светом заблудшего спасти.
Лан не стал мстить Отаю за сотворенное им зло, а оставил то ему на пожизненное мученье.
