какие-то другие, более соответствующие времени места, и сами становились православными, жизнь менялась как-то медленно и тяжело.
Преступности в городке не поубавилось, а даже, наоборот, прибавилось: если раньше парни ходили по вечерам с ножами, то теперь – с пистолетами. И поздно вечером на улице лучше было не показываться.
От старинной части города сохранилась только торговая площадь, остатки гостиного двора и водонапорная башня. Бывшая соборная площадь, на которой вместо храма были большая лужа и памятник Ленину, осталась прежней. Местные активисты хотели храм восстановить, но поняли, что денег на это всё равно не соберут. Хотели памятник Ленину убрать, но и на это не хватило денег.
И всё же несколько старинных храмов открыли, и один из них – недалеко от сквера, и по воскресеньям и праздникам колокольный звон плыл над городком.
Ангелина во всех этих делах и акциях на благо своего города поучаствовать не успела – во-первых, ей было некогда, а во-вторых, довольно скоро стала ездить в другие монастыри и оставаться там подолгу, особенно после того, как потеряла работу. Приехала и в этот – два часа электричкой, два часа автобусом, немного пешком – вот и здесь.
Вообще-то она окончила факультет по швейному моделированию и была уверена, что приобрела профессию не только интересную, даже творческую, но и перспективную. Потом собиралась закончить на всякий случай бухгалтерские курсы, чтобы работать у каких-нибудь появившихся вдруг новых русских, или просто в фирме или в кооперативе, но и этого не успела. Возможно, работать она пошла бы в какое-нибудь местное ателье или на фабрику… Но фабрика вдруг закрылась, не выдержав конкуренции с пришедшим китайско-вьетнамско-турецким рынком.
Зато имя Ангелина, которым она была обязана бабушке и от которого прежде у неё были неприятности, вдруг повернулось к ней благоприятной стороной. И если раньше, в школе, её дразнили ученики, и над её ангельским именем посмеивались надменные учителя, то теперь все замирали как перед чем-то необычным и нездешним. Все минусы этого странного таинственного имянаречения обернулись для неё плюсами.
– Ангелина! Бери, не стесняйся! Это я сама пекла!
Пирожки с капустой и картошкой. Вкусные. А у Ангелины с собой – тыквенная запеканка. И вы тоже берите, не стесняйтесь.
Может быть, кому-то и могло показаться, что живёт она как ангел, но всё же её жизнь была далека от ангельской. У неё даже когда-то был муж. И всё было у них хорошо, пока батюшка Нил, иеромонах монастыря, тот самый, к которому она сейчас и приехала, не сказал ей: «Ангелина, ты во грехе живешь. Муж твой неверующий, и брак твой невенчанный, а это есть блуд, и ты страшно грешишь».
К этому иеромонаху она приехала тогда со своей знакомой, которая долго убеждала её поехать «в монастырь, к старцам». И был он почти как старец, ходил в клобуке, и все шли за ним, бежали, на ходу кланяясь и прося благословения, как будто он настоящий Христос. Да, монах – это совсем другое дело. Он всех выше. Он всех духовнее.
Однако муж её, Славик, любитель мотоциклов и гонок, венчаться наотрез отказался. И монахи в тёмных одеждах у него никакой радости не вызывали. «Вот ещё фигня какая, – сказал он. – Зачем это? Вот когда я стану таким верующим, как ты, тогда и повенчаемся».
И поститься не захотел, хотя батюшка сказал: «У хорошей христианки даже кошка постится». Ангелина так и не смогла заставить поститься ни Славика, ни кошку, и даже не поняла, с кем было труднее. Первый назвал её фанатичкой, а вторая пошла бродить по помойкам. И Ангелина снова поехала жаловаться к батюшке. А он на исповеди развернул перед ней список грехов из какой-то книжки – делала ли то, делала ли это, да такие, про которые она даже не слышала прежде. А он, разложив брошюру, строго водил пальцем, показывал следующий грех в списке, ужаснее предыдущего. Ангелина опускала взгляд, отрицательно мотала головой. Получив таким образом просвещение в области сексуальных извращений, она вышла вся красная от стыда, и потом ещё потребовалось время, чтобы выгнать из головы все образы, навеянные той исчерпывающей исповедью.
И хотя многого из того списка в её жизни не было и в помине, батюшка подверг строгой ревизии всю её семейную жизнь, упорно твердя своё: невенчанный брак – это блуд.
И тогда Ангелина, напуганная страшным адским пламенем для блудников и прелюбодеев, стала избегать отношений с мужем. Ей вдруг стало как-то страшно жить. Куда ни шагнёшь – везде погибель. Общение с друзьями погибельно. Молоко в пост – гибельно. Животных гладить нельзя, грех. Одежда только с длинным рукавом, даже в жару. А чтобы платок с головы снять – даже не думай. И даже смотреть на мир надо как-то осторожно, исподлобья, с опаской.
Славик сначала расстраивался, сердился, сокрушался и негодовал, требовал объяснений, а потом тоже стал как-то отдаляться, и однажды Ангелина узнала, что появился у него кто-то.
Казалось бы, всё само собой и разрешилось, и батюшка сказал, что вот Бог всё и устроил, и это настоящее
