Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная (СИ) [Наталия Романова] (fb2) читать онлайн

Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная

Глава 1

Городок, на котором остановила свой выбор блондинка, был небольшим, по провинциальному тихим и по европейски чистым. Хороший асфальт, велосипедные дорожки, просторные пешеходные зоны, газоны, утопающие в цветах, огромный парк, что раскинулся в центре города, несколько многоэтажек и огромный частный сектор с огороженными ровными заборчиками дворами и предупреждающими надписями о злой собаке или просьбой не ставить машину у ворот.

Она прожила тут уже неделю и, в целом, была довольна своим выбором, немного сумасбродным и стремительным, но Агата не привыкла надолго задумываться, она приняла решение в течение часа и, собрав всё, что было нужно, сделав пару звонков, решительно двинулась навстречу новой жизнь.

Но больше всех красот и просторов городскую девушку завораживал запах этого городка, расположенного посредине соснового бора, среди вековых мачтовых сосен, с лёгким бризом студёного моря. Она немного приоткрыла окно в машине и отвлеклась на долю секунды, глянув на экран телефона, который призывно мелькнул в полумраке салона автомобиля и снова погас.

Несильный, но ощутимый звук и тень большого автомобиля впереди капота машины Агаты, отдались нехорошим кувырком в солнечном сплетении. Минуту подождав, вздохнув, она открыла дверь, готовая решать и эту проблему тоже.

Мягкий бриз ударил в лицо вместе с ароматом мужского парфюма, лёгкого, как бриз.

Агата смотрела ровно перед собой и видела… мужскую грудь… широкую, накаченную, практически огромную. В серой обтягивающей футболке. Рядом с грудью была рука, не менее огромная, поигрывающая мышцами, она потянулась к Агате, от чего девушка отпрыгнула. Рука была едва ли не как вся девушка, и перспектива соприкосновения с подобным монстром испугала. Отскочив, почувствовав удар об открытую дверь собственной машины, она взвизгнула и присела. Огромная грудная клетка присела рядом, и девушка оказалась в ловушке из двух ног, которые просто перекрывали пути отхода, поэтому ей ничего не оставалось, как посмотреть в лицо своей новой неприятности.

Из лица были видны глаза, серо-зелёные, в обрамлении густых ресниц, и прямой нос, на этом лицо заканчивалось и начиналась борода, которая закрывала подбородок и росла от уха до уха. Глаза смотрели внимательно и немного насмешливо.

Он почувствовал удар в бампер, быстро бросив взгляд в боковое зеркало, он увидел маленькую малолитражку красного цвета, за рулём которой, конечно, была блондинка. Не брюнетка или, в крайнем случае, шатенка среднего возраста. Нет, из дверей машины, прямо на него, вывалилась блондинка. Волосы пшеничного цвета, с совсем белыми прядями, были собраны частично в хвост, а частично струились по плечам в полупрозрачном свитере, малюсенькие шорты номинально прикрывали стройные бёдра, но больше всего привлекала внимание обувь – невероятно красные  босоножки на огромнейшем каблуке и не меньшей платформе. И даже в этой ужасающей обуви девушка едва доставала ему до подмышки, и он успел отметить, что цвет волос у блондинки, скорее всего, натуральный – никаких отросших кончиков. Он вздохнул – натуральная блондинка, что может быть хуже для рядового ДТП по вине этой блондинки? Только то, что она на его глазах попыталась отпрыгнуть и едва не снесла то ли дверь своей малолитражки, то ли себе голову.

Он смотрел на крепко зажмуренные глаза, смешные морщинки у носа и глаз, ресницы с тушью, ярко-красную помаду, аккуратные, немного кукольные черты лица, и молча ждал, когда блондинка откроет глаза.

Уже осмотрев место происшествия, он видел, что основной пострадавший – это малолитражка блондинки, но уезжать не собирался.

Отвлёкшись на разглядывание гладких ног, он услышал:

- Здрасте.

- Здравствуйте, - он попытался встать и протянуть руку собеседнице, но она отчаянно сопротивлялась.

- Мне так удобней, если не возражаете.

- Не возражаю, - когда он возражал против практически коленопреклонённой позы блондинки?

- У вас есть претензии?

Он внимательно осмотрел блондинку, ещё раз решая, есть ли у него претензии, в итоге найдя девушку слишком блондинкой и слишком молоденькой, посмотрев ещё раз на свой задний бампер и передний бампер малолитражки, надетый на фаркоп его прицепа, нашёл, что у него нет претензий.

- А у вас?

- А у меня есть!

Этого он не ожидал.

- Какие у тебя претензии, позволь спросить?

- У вас! Я с вами гусей не пасла, экстренное торможение, вы применили экстренное торможение, а это не требовалось! Вокруг ни души!

- Вот именно, вокруг ни души, огромная, широооокая дорога, но ты, на своей козявке, не смогла заметить такого большооооого дядю и въехала ему прямо в зад. Не соблюдение дистанции, слышала такое?

- Обоюдка!

- Да ты нахалка…

- Вызывайте полицию.

Он обошёл машину блондинки, вместе с её хозяйкой, пару раз, наконец, остановился и, нагнувшись под её рост, сказал:

- Девонька, ты в чужом городе, чужом, маленьком, провинциальном городе… Если я вызову «полицейских», останешься виновата ты и только ты, вся твоя страховка на эту тарахтелку не покроет стоимость, которую тебе насчитают, я уже не говорю про хамство, с которым ты столкнёшься… Откуда ты взялась тут, Мурочка? Знаешь, блондинка… в чужом городе, чёрте где от своего региона… ты одна или с папой приехала? Как он тебя отпустил?

- Пусть насчитывают, чего уж… можно подумать, будет хуже, – куда-то в красные босоножки.

- Понятно. Значит, отъезжай, посмотрим, что там с твоей тарахтелкой, и потом решим, что делать.

- Решим?

- Если бы у тебя был хоть кто-то, кто мог решать за тебя, как это и полагается уважающей себя блондинке, ты бы уже позвонила. Будем считать, что я сегодня джентльмен.

- Вы потом напишете заявление, что я скрылась с места преступления.

- Мурочка, вы начинаете меня злить, я взрослый занятой человек, и, как взрослый человек, я вам искренне советую обойтись без правоохранительных органов в этом городе, тем более – по столь незначительному поводу. Отъезжай, давай! – с высоты своего роста, громко, так, что красные босоножки, казалось, подпрыгнули в унисон с таким же ярко-красным топом, просвечивающим из-под свитера.

Агата долго смотрела на то, что осталась от бампера, встала на колени и попыталась заглянуть вниз.

- Кхм… - Вид блондинки на коленях, прогибающей спинку, чтобы заглянуть под низ машины, не настраивал на рабочий лад, а день ещё даже не начинался. – Кхм… вот тебе визитка, приедешь по этому адресу, позовёшь дядю Серёжу, скажешь, что от меня, и он посмотрит, понятно? Только обязательно скажи, что от меня, а то обманет.

- Спасибо…

- Теперь можешь ехать, - он громко хлопнул дверью багажника её хэтчбека, когда уместил туда то, что осталось от пластикового бампера, смотря на недоверчивое хорошенькое личико блондинки. Теперь он как следует оглядел девушку, со всех сторон, даже весьма пикантных, и мог сказать, что девушка была хорошенькой. Полноватые губки, аккуратный носик, глаза в обрамлении не яркого, но очевидного макияжа, тонкая белая кожа, как у человека, который не часто бывает на  свежем воздухе. Хорошо сложена, пропорционально, что особенно ценил мужчина, круглая попка и явно очерченная грудь при тонкой  талии. Огорчало только то, что девушка была блондинкой, а значит – непроходимой дурой, что, собственно, и подтверждали все её слова и действия.

- Говорю – можешь ехать, Мурочка.

- Почему Мурочка?

- Почему?.. Похожа, потому что, на котёнка, глупого, взбалмошного котёнка, а начни чесать за ухом – замурчит, - он игриво повёл бровями.

- Идиот какой-то, - про себя, но он всё равно услышал, но решил не продолжать диалог, как и знакомство.

- Езжай. Не бойся, не буду я никуда ничего писать, не нужна ты мне… И без того сорок минут рабочего времени профукал тут с тобой.

«А ведь не поедет она к Серёге. Имя моего не спросила, не местная», - подумал и, выкидывая тут же из головы забавный инцидент, двинулся по своим делам, которых скопилось много, а за сорок минут вынужденной остановки стало ещё больше.

Ярослав весь день проездил по делам, несколько встреч с партнёрами, несколько остановок для «поболтать о том, о сём», и уже забыл про утреннюю блондинку, когда глаза зацепились за нечто красное на маленькой улочке, по которой он ехал. Малолитражка, с раскуроченным капотом и отсутствующим бампером, и стоящая рядом блондинка, в тех же шортах, но уже в простой майке, которая отлично обтягивала грудь, и босоножках на плоской подошве, отчего девушка стала и вовсе маленькой, особенно когда он встал рядом.

Агата нервно сглотнула, глядя на здоровяка, она сразу увидела его машину с прицепом, сейчас уже не пустым, а с квадроциклом, и теперь с ужасом, граничащим с восхищением, смотрела на мышцы, которые перекатываются под той же серой футболкой, что была с утра…

- Здравствуйте…

Он улыбнулся отваге в её глазах, ухмыльнулся:

- Здравствуйте, так значит, вот кто купил этот дом?

- Мы его сняли, на время.

- На какое время?

- Пока полгода, после Нового года решим…

- С родителями приехала?

- Типа того, - она ухмыльнулась, когда со двора за небольшим зелёным забором раздалось громогласное:

- Мааааам?

- Что? – громко.

Ярослав в недоумении смотрел на девушку, на того, кто вышел к ним с этим «мам», и впервые в жизни чувствовал себя не в своей тарелке, не на этой земле и даже вне её гравитации.

Прямо на блондинку шёл парень, головы на полторы выше блондинки, явно подросток, но очень крупный подросток, рослый, и он был… негром. Афроамериканцем? Афрорусским?

Высокий подросток-негр, называвший блондинку мамой, остановился рядом, недоверчиво осмотрел Ярослава и спросил:

- У тебя проблемы?

- Нет-нет, Арни, всё хорошо, это мой новый знакомый… эм…

- Ярослав, - относительно быстро нашёлся.

- Арнольд.

- Шутка?

- Ага, моя ма такая шутница, закачаешься.

Всё это время Агата наслаждалась моментом, это было самое приятное в её положении – смотреть, как отваливаются челюсти у мужчин, когда Арни появляется с коронным «мааааам», и она явственно наблюдает работу мозга, переоценивающие взгляды, интерес, а порой и страх, что сейчас появится папа этого Арни, и можно только представить его размеры. Ярослав выглядел почти спокойным, хотя его взгляд тоже ещё пару раз оценивающе скользнул по девушке.

- Арни, а где Лютик?

- Да вон он идёт, - все трое посмотрели, как по велосипедной дорожке идёт парнишка лет восьми и толкает впереди себя ярко-красную – ну, конечно же! – сидячую коляску со спящим младенцем.

- Лютик, я просила тебя не отходить далеко.

- Мам, я не далеко, и она не засыпала, а теперь спит. – В подтверждение этих слов младенец зашёлся плачем, и Агата быстро вытащила малышку и, укрыв вспотевшую спинку, стала успокаивать девочку. Было видно, что это девочка – по розовым рюшам и огромному цветку на шапочке.

- Зубы, - виновато произнесла Агата.

- Познакомьтесь, это мои дети. Арнольд, - она показала на высокого подростка-негра, - Людовик, - рукой на мальчишку с ярко выраженными восточными чертами лица, - и Машенька, - на младенца с синими глазками и светлыми кудряшками, выглядывающими из-под шапочки. Та протянула руку и ухватилась Ярослава за палец.

- Сколько ей, - зачарованно смотря в синие глазки.

- Девять месяцев, будет десять на следующей неделе…

Глава 2

Маленькая улица с аккуратными заборчиками, как с иллюстраций Европейской идиллии, заканчивалась песчаной тропинкой в сосновый бор, по которому бежала и бежала вдоль сосен и кустов шиповника прямо к песчаному берегу и дурманящей смеси ароматов моря, сосен и холодного ветра, который не был пронизывающим или колким, но не давал яркому летнему солнцу прогреть нечаянных отдыхающих в этом пустынном месте.

Агата сидела на одеяле, ведя нехитрые разговоры с малышкой и поглядывая одним глазом за мальчишками, которые о чём-то спорили, ветер приносил обрывки фраз, и бегали друг за другом. Верней было бы сказать – Арни позволял себя догнать маленькому Лютику.

Стоявший неподалёку мужчина внимательно рассматривал маленькую фигурку блондинки на одеяле, и по хмурому лицу можно было сказать, что он о чём-то думает. Ярослав уже не раз видел на этом пляже Агату, предпочитая пройти мимо. Блондинка озадачивала его и… привлекала. Что совсем не входило в планы мужчины, хуже блондинки, по чьей вине произошло ДТП, могла быть только блондинка, в которой заинтересован. Блондинка же – мама троих детей, один из которых высокий чернокожий подросток, – стопроцентная гарантия проблем. Нет, будь эта блондинка сама по себе, без «прицепа», Ярослав, пожалуй, с радостью поступился бы своими принципами и довёл нечаянное знакомство до логического завершения. Вспоминая приоткрытый ротик Агаты, когда она заинтересованно смотрела на экран телефона, или изгиб бёдер, когда она нагибалась, чтобы поднять соску малышки, он думал, что довести до финала было бы совсем неплохо, но…

Городок, в котором они встретились, был  небольшой, он часто встречал свою новую знакомую. Несмотря на маленький рост, она была видна издалека, по красному, который обязательно присутствовал в её гардеробе, и компании старшего сына.

И тут-то и крылась главная загадка для Ярослава и всего городка.

Агата не была похожа на маму Арни, она в принципе не была похожа ни на чью маму. Пропорционально сложенная, с оформившейся грудью и невероятно тонкой талией – она не была похожа на рожавшую женщину, да и на женщину она похожа тоже не была. На девчушку, на подружку своего сына, соседскую старшеклассницу. Ни одна косметическая процедура, никакие физические упражнения не сделают из тридцатилетней женщины – двадцатилетнюю. Всегда будут выдавать руки, шея и, главное, глаза. Глаза Агаты не были глазами взрослой женщины…

Возможно, эти дети усыновлённые, но зачем и кто даст девчонке троих детей, да ещё пацанов, один из которых уже в опасном возрасте подростка, а другой вот-вот войдёт?

А уж учитывая её проблемы, о которых вскользь рассказала Агата, история с детьми и вовсе становится странной.

Ярослав долго всматривался в лицо девочки, как и она в его, потом потянулась маленькой ручкой к бороде, и он позволил дёрнуть себя и только улыбнулся в ответ на почти беззубую, но довольную улыбку.

- Маааам, - Арни оторвал Агату от разглядывания своего нового знакомого. Тот был очень высоким и очень мускулистым, складывалось впечатление, что он проводит в тренажёрном зале часов по пять каждый день. Темно-русые волосы на голове немного вились и были в полнейшем беспорядке, в отличие от бороды, закрывающей лицо, которая была подстрижена и, наверное, расчёсана. «Бороду же расчёсывают?» – подумала про себя. Морщины у глаз выдавали возраст, но сказать с уверенностью, сколько лет Ярославу, она бы не смогла, да и не хотелось гадать. Не до этого.

- Ах, нам пора, простите, - она пересадила Машеньку на другую руку, так, что из её руки пропала «новая игрушка», отчего малышка недовольно заплакала.

- Пройдёте? – растерянно, Агата.

- Хорошо, - не менее растерянно.

В доме царил беспорядок, разбросанные вещи лежали на картонных коробках, где-то валялись игрушки, где-то книги.

- Мы ещё не успели разобрать вещи, - сказала Агата и бодро перешагнула через коробку, на ходу отодвинув другую. – Проходите. Мальчишки, мыть руки, - под наигранный вздох.

Они прекрасно посидели, поужинав и поболтав о том, о сём, он узнал, что новые жильцы из крупного города, мегаполиса. Агата сдала квартиру, чтобы легче было платить за ипотеку, и они с детьми перебрались сюда.

- Это временное решение, - сказала так, как будто сорвать детей с места, сорваться самой, уехать в совершенно другую реальность – ничего не значащий пустяк. - И нам тут нравится, красиво, - «красиво» она сказала, немного смущаясь.

- Мурочка, прости, но это не очень умное решение, - что ещё можно ожидать от блондинки? – У тебя остаётся небольшая разница, учитывая переезд и неизбежные расходы, связанные с этим – это заведомо невыгодное предприятие.

- И что же надо было делать? – прищурив глаза.

- Работать.

- Да что вы! - повернувшись в окно. – Как быстрей всего пройти к морю? – явно уходя от беседы.

- Могу показать, это недалеко.

Она радовалась морю, как девчонка, скинув босоножки, побежала к пенящейся и шуршащей воде, фыркала, как котёнок, удивлялась, что оно оказалось холодным, и, застыв, улыбалась чему-то своему, уносясь в мечтах или воспоминаниях куда-то далеко.

Они попрощались тут же, на пляже, и он решил больше не поддерживать знакомство со странным семейством. При случайных встречах они здоровались. Она искренне улыбалась и махала рукой, если он проезжал мимо. Арнольд провожал подозрительным взглядом, а Лютик улыбался, показывая ряд только выросших коренных зубов.

Почесав за ухом большого пса, Ярослав повернулся, чтобы поехать домой, как вдруг почувствовал, как кто-то дёргает его за рубашку.

- Это ваш? – Лютик благоговейно гладил квадроцикл, как живое существо.

- Цезарь, свои, - перво-наперво дал команду псу. Тот был безобидным, и в глубине души считал себя болонкой, но собака есть собака, а ребёнок – все-таки ребёнок, и никто не знает, что в голове у одного и у другого. Цезарь – огромный, чёрный ньюфаундленд, обиженно посмотрел на хозяина и сел рядом с его ногой, показывая, что он приличный пёс и вовсе не собирается проявлять агрессию к незнакомцу, для убедительности он даже повилял хвостом.

- Мой.

- Хм, - мальчик вдохнул, - и собака ваша?

- Моя.

- Хм, - ещё один вздох.

- Прокатить? - Ярослав присел, чтобы оказаться на одном уровне с мальчиком, при этом всё равно был выше него.

- А можно? – глаза Лютика засверкали.

- Можно, - он легко поднял ребёнка, посадил перед собой, и, придерживая одной рукой, двинулся по пляжу в сторону блондинки, которая уже встала и насторожённо смотрела на приближающееся средство передвижения.

- Ничего, мы покатаемся немного? – он хотел было ссадить мальчика, но тот с таким восторгом смотрел на приборную панель и вцепился в руль, что Ярослав решил проехать ещё пару кругов.

- Ничего… - Блондинка выглядела растерянной.

Потом он прокатил Арни, после этого дал прокатиться ему самостоятельно, предварительно убедившись, что парень понимает, что делает, после этого Арни катал Лютика, а за ними бегал довольный Цезарь, и Ярослав, смеясь, звал его обратно, тот прибегал, но всем своим видом показывал, как ему хочется поиграть ещё. Агата сидела на одеяле, показывала рукой на квадроцикл и рассказывала Машеньке, что происходит. Её волосы были убраны в хвост, на высоких скулах был след от розоватых румян, она улыбалась и казалась на удивление молоденькой. За это время она несколько раз одёрнула футболку Лютику, настояла на том, чтобы Арни надел толстовку, что он и сделал, недовольно бурча, всегда следила краем глаза за малышкой – вела себя как самая настоящая, не приёмная мама. Не старшая сестра или подруга, а как мама.

Наконец, устав разгадывать эту загадку, он просто смотрел на блондинку и ловил себя на том, что любуется ею. Тем, как она морщит нос, обнимает Цезаря, вытирает руки влажной салфеткой, прежде, чем дать печенье Машеньке, ходит по кромке воды, следя, чтобы холодная вода не омыла ноги.

- Прокатить? - спросил Агату.

- Не знаю, это не страшно?

- Смотря чего ты боишься, - повёл бровями и впервые увидел, как на бледном лице проступает едва заметный румянец. – Садись, - он отодвинулся по сиденью назад, посадив девушку вперёд.

Она чувствовала спиной тепло большого, почти пугающего её тела, но брызги холодной морской воды и гул мотора и шин отвлекали. Агата всегда любила скорость, ветер, любила новые яркие впечатления, и сейчас впитывала в себя и эти впечатления  тоже. Закат, брызги студёной воды и, как контраст – горячность огромной руки, которая, легко обхватив, как ребёнка, придерживала её.

- Понравилось? – спросил, улыбаясь.

- Да, - отходя на пару шагов.

- Почему ты всё время отходишь, Мурочка?

- Так лучше видно, вы высокий.

- Называй меня на «ты»…

- Ладно, а вы не называйте меня Мурочкой.

- Неееееет, - ухмыльнувшись. – Ты – Мурочка, - он держал на руках невесомую Машеньку, которая уже уснула.

Разрешив Арни и Лютику доехать на квадроцикле до самого дома, он следил глазами, опасаясь того, что мальчики выехали на проезжую часть. Улица была тихая, заканчивалась тупиком, но никто не может дать гарантии… Агата несла сумку для детских  вещей и смотрела под ноги, хмуря брови, уйдя в свои мысли, как это уже случалось с ней – всегда неожиданно. Она замирала, мгновенно отвлекаясь от разговора и как будто огораживала себя стеклянной стеной. Никого и ничего не замечая.

Он всматривался в лицо Агаты, ещё раз пробежавшись по фигурке, и всё-таки задал вопрос, который интересовал его.

- Прости, что я спрашиваю, ты, конечно, можешь не отвечать, сколько тебе лет?

- Хм, - улыбнулась хитро. Агата любила этот вопрос, как часто в последнее время она слышала его. – О таком не принято спрашивать женщину.

- Построим вопрос по-другому – это твои дети?

- Мои.

- Это твои биологические дети, Мурочка? Арни твой сын? И Лютик?

- Они – мои дети, я же сказала. Что в предложении из двух слов «мои дети» не понятно?! Мои!

- Хорошо, хорошо, не заводись так, - поднимая руку в примирительном жесте, другой всё ещё держа малышку.

После напряжённого молчания у дверей дома, когда мальчики забрали Машеньку и зашли за дверь, Ярослав остался с Агатой  под подозрительным взглядом Арни.

На минуту мужчина почувствовал себя семиклассником, которого не одобрял папа подружки.

- Ты, - она споткнулась, было непривычно и странно называть этого огромного мужчину на «ты». - Ты, - ещё раз, как бы проверяю на слух самою себя, - часто бываешь на пляже? Вы там гуляете с Цезарем? – она почесала за ухом мохнатую чёрную голову, за что ей благодарно лизнули руку.

- Не очень часто, сегодня случайно оказался, - он решил не уточнять, что часто видел там Агату с детьми, но отчего-то сторонился этого знакомства. – Но если хочешь, мы можем приходить каждый день, вы каждый вечер там? Примерно в это время?

- Да, хочу, - она помолчала минутку, - мне, наверное, просто не хватает общения, понимаешь? Нас сторонятся… меня сторонятся…

- Тебе так кажется, это маленький город, тут долго присматриваются к людям, но никто тебя не сторонится, во всяком случае – я не сторонюсь. Мы приедем завтра с Цезарем.

- Хорошо.

И тут Ярослав, по старой, давно устоявшейся привычке, нагнулся, чтобы поцеловать девушку перед ним. Он. Она. Вечер. Поцелуй. Ничего нового. Только девушка отпрыгнула и ударилась головой о косяк белой двери, и наверняка упала бы, если бы он быстро не поймал её.

- Что ж ты так прыгаешь, точно котёнок?

- Я.. ой… мне пора.

- Пора так пора, только не надо членовредительством заниматься.

- До завтра?

- До завтра, - ему стало смешно. От реакции этой, казалось бы, взрослой женщины, матери троих детей, очень разных детей, надо заметить. Не было шансов, что у них был один отец, а значит, некоторый опыт все-таки имелся.

Они встречались почти каждый вечер, те выдавались на редкость тёплые. Иногда он приезжал на квадроцикле и так же разрешал мальчишкам кататься, иногда они с Цезарем приходили пешком. Агата всегда расстилала плед в одном и том же месте, пряча Машеньку от ветра, и смотрела на море, поминутно поглядывая на экран телефона.

Видя Ярослава, она вставала и шла навстречу, подставляя, уже привычно, щёку для дружеского поцелуя. Она морщилась и всегда говорила одно и то же.

- Щекотно.

Он только смеялся в ответ и иногда парировал.

- Это бывает весьма пикантно, Мурочка, подумай.

- Ага, конечно, как  щёткой, - Агата не была из тех, кто долго думает, прежде чем сказать.

В этот раз она не встала, только помахала рукой, за весь вечер проронила едва ли пару слов и казалась очень расстроенной, но на откровенный разговор не выходила, отмахиваясь стандартным «всё нормально». Ярослав видел, что всё далеко не нормально. Начиная от её расстроенного вида, заканчивая странной ситуацией. Она одна, с тремя детьми, вдали от дома.

- Чем расстроена твоя мама? – он решил, что Лютик скорее пойдёт на контакт. Мальчик был открытым, откровенным и по-детски непосредственным.

- Она не может найти работу.

- Оооооооооо.

- И Арни тоже,  на лето, но он и не найдёт…

- Почему?

- Вы же видите, какой он… - горестно вздохнул.

- И какой же?

Лютик показал жестом, чтобы Ярослав нагнулся, тот присел рядом, нагнув голову под рост мальчика.

- Он чёрный, - доверительно зашептал. – На самом деле он мулат, но какое это имеет значение, люди не любят не таких, как все. Других. Мы – другие. И ещё он несовершеннолетний, так что он точно не найдёт работу. И мама, наверное, тоже, из-за нас.

Рассуждения маленького мальчика, с ярко выраженными восточными чертами, были правдивы. Ярослав удивился только тому, что мальчик, который, казалось, живёт ещё в детском мире, так здраво и по-взрослому говорит. И что-то в этих словах было неправильное, противившееся пониманию высокого мужчины.

На обратном пути он прямо спросил Агату.

- Ты ищешь работу?

- Откуда ты знаешь?

- Это маленький город.

- Да, ищу… но…

- Понятно, а какую работу ты ищешь? Что ты умеешь?

- Любую работу, всё равно какую, здесь не такой и обширный рынок труда, так что я готова на любую работу.

- Тем не менее, выбор у тебя ограничен… Ты не можешь работать ночью, значит отпадают всякого рода сменные графики, командировки и прочее… плюс больничные с детьми… Почему ты не сказала, что ищешь работу?

- Это мои трудности.

- Всегда сама решаешь свои трудности? Похвально, но не всегда оправдано, давай-ка мне свои документы, я посмотрю, что можно сделать.

- Документы? Зачем?

- Как это зачем? Я с чем  с потенциальным работодателем буду говорить? Мне нужен паспорт, диплом об образовании, если есть, трудовая книжка, если есть, опять же.

- Но…

- Мурочка, вы начинаете раздражать большого дядю. Не дури, Агата, я не обещаю ничего, но, возможно, смогу помочь тебе. Будешь должна, - он подмигнул, - это может быть пикантно, - улыбаясь, сводя на шутку двоякие слова.

Она дала документы, молча наблюдая, как расширяются глаза у её нового друга, ей нравилось считать его другом, и ожидая комментариев, которых не последовало.

Три дня он не появлялся на пляже, и Агата уже готова была пойти в полицию с заявлением о пропаже документов, ругая себя за излишнюю доверчивость.

Агата так и не научилась не доверять людям, с упорством, достойным лучшего применения, она верила в счастливый финал любой истории. Удивительно, как быстро этот мужчина с пугающей внешностью вошёл в доверие к Агате и её детям… У него было приятное, располагающее к себе лицо и спокойный взгляд. Если бы не борода, он бы, скорее всего, был даже красивым. К его росту и мышцам она привыкла и уже не отпрыгивала в страхе, когда он нагибался ради простого поцелуя или чтобы шутливо поднять её на руки, вернее – на руку.

- Кто из вас легче, ты или твоя дочь?

Она часто садилась рядом, облокачиваясь на него, и однажды он молча пересадил её на колено, в тот день она чувствовала себя на редкость защищённой и беспечной.

Уже в дверях она столкнулась с огромной тенью, подняв взгляд, она увидела серо-зелёные глаза, смотревшие вопросительно.

- Куда собралась?

- В полицию.

- Зачем?

- Ты забрал мои документы…

- И ты испугалась, что я возьму кредит на твоё имя?

- Это вряд ли, - она горько ухмыльнулась.

- Я нашёл тебе работу, поехали, - его слова не терпели возражений, но Агата не была девушкой, которой можно просто сказать «поехали». Агата начинала сопротивляться и вставать в позу.

- Какую эту работу?

Ярослав, был и без того зол на блондинку, которая, несмотря на диплом, всё равно была блондинкой, и сейчас это было более чем очевидно.

- Единственную, которую смог для тебя придумать, поехали! – он дёрнул за руку девушку и, крикнув в дом, что забирает маму ненадолго, вывел сопротивляющуюся девушку на улицу.

- Перестань брыкаться, сейчас подумают, что я тебя насиловать повёз.

- Откуда я знаю, может и это правда! – она всё же вырвала руку.

- Что? – он опешил от откровений блондинки. – Мурочка, я могу придавить тебя двумя пальцами, и ты не успеешь сказать «мяу», и если бы я хотел тебя изнасиловать, если бы я ХОТЕЛ тебя, я бы уже это сделал, понятно? А теперь – быстро в машину!

Нажимая брелок сигнализации, подталкивая под маленькую аппетитную попку, отметил про себя, что, пожалуй, с «если бы хотел» он явно погорячился, потому что красная – а какая ещё? – юбка задралась, продемонстрировав чёрное кружево до середины симпатичных булочек.

Агата вжалась в сиденье, быстро пристегнувшись.

- Куда мы едем?

- К потенциальному работодателю.

- А что я должна буду делать.

- Всё.

- Это как?

- А как получится, - на этих словах он резко повернул, и машина оказалась у больших глухих железных ворот, которые тихо открылись и так же тихо закрылись, когда автомобиль заехал во двор жилого дома. Большого жилого дома, с не менее большим газоном перед полукруглым крыльцом с висящими по периметру фонариками.

- Проходи, - он открыл дверь в дом, где первое, что увидела Агата – большой кожаный диван в огромном помещении. Ещё была пара кресел, книжные стеллажи с множеством книг, пара одинаковых журнальных столиков на колёсиках и камин, но диван стоял по центру и бросался в глаза.

- Присаживайся, - он показал рукой на диван и сел сам.

- Спасибо, я постою.

- Садись, Мурочка, у тебя собеседование с работодателем.

- Каким это работодателем?

- Со мной, - она развёл огромные руки, от чего мышцы как будто перекатились под светлой рубашкой.

- Итак, рассказывай? – он ещё раз показал на диван, а сам взял в руки лежавший рядом айпад.

- Что рассказывать?

- Всё рассказывай, Мурочка, какое у тебя образование, что умеешь, чего хочешь от жизни… рассказывай, рассказывай, я жду.

- Университет путей сообщений, факультет «Мосты и тоннели»…

- Молодец, видишь, можешь, когда хочешь.

- Красный диплом.

- Умница.

- Родилась и выросла в Москве…

- Да ты поражаешь моё воображение, дальше?

- Что дальше? Перестань, это не твоё дело, я не собираюсь тебе ничего рассказывать, и мне не нужна твоя работа, отдай мои документы.

- Отчего же не моё дело? Я хочу тебя нанять и имею право знать некоторые провалы в твоей богатой биографии… скажем, откуда у тебя эти дети?

- Это мои дети!

- Ну, конечно, твои дети. Мурочка, у меня в руках твой паспорт, вот это - твои странички в социальных сетях, ты очень активная девушка... всё охвачено.  И нигде нет детей, нигде нет даже намёка на детей и, господи, Агата! Тебе двадцать два года, какие дети-подростки? О чём ты? Ты их своровала? Они тебя? Говори, мне не нужен криминал в доме. Это очень странная история, согласись. Посмотри, - он повернул айпад экраном к Агате. – Посмотри, вот хорошенькая девушка в вызывающем платье пьёт шампанское из горла, о, ещё интереснее – получение диплома, смотри, какие милые подружки. Или вот, прекрасная подборка фотографий – ты выжила после той ночки, Мурочка? Ты, дорогая моя, жила себе спокойно, училась в университете, ездила на курорты… Когда туда денег хватало – тусовалась, крутила с мальчиками… О, у тебя просто огромный выбор мальчиков и ни одного негра или мулата, или китайца… Эти дети полностью вне твоей жизни. Поэтому или ты скажешь мне, или мы действительно пойдём в полицию. Так что лучше скажи, и если в истории нет криминала, мы разберёмся, поговорим, а потом я тебе расскажу про твои служебные обязанности, я не шутил по поводу работы… – он снизил тон, видя не на шутку бледное лицо блондинки и трясущиеся губы.

- Это мои племянники, и у меня оформлено официально опекунство.

- Хорошо, племянники, но почему нет фотографий с ними… совсем, ведь они не с неба свалились, правильно?

- С неба.

- Да что ты?

- На борту МЧС… Моя сестра, старшая сестра, она странная…  Она кочует из одной секты в другую, из одного течения в другое… Дети у неё, сам видишь… разные. Последний раз мы видели её десять лет назад, я почти не помню, Арни только, - она улыбнулась. – А семь месяцев назад нам поставили на порог племянников, их вывезли из африканской страны… там революция какая-то, там постоянно кого-то свергают… я так и не разобралась – кого и кто.

Их привезли и оставили, потом пришли из опеки и сказали, что либо мы их забираем, либо детский дом. Только папа не захотел забрать своих внуков, понимаешь? Захотела я… вернее, а что я могла ещё? Отдать их в детский дом, вот таких? И я не жалею, совсем не жалею… просто это всё изменило. Я не смогла работать по специальности, а пособие просто смешное, у меня не стало друзей, кому я нужна с таким «прицепом»? Даже в магазин не сходить, не то что в клуб или… Потом скинхеды, потом я не смогла платить по ипотеке, и меня стали угрожать выселить из квартиры, и однажды я подумала, что всё нужно изменить и, найдя на карте этот город, мы переехали сюда, только ничего не меняется… Скинхедов только нет… это же хорошо, правда?

Он молча слушал, пока Агата сбивчиво выговаривала ему своё несчастье, доказывая поминутно, что она вовсе не жалеет о своём решении, рассказывая, как сложно было добиться опеки, но, в конце концов, им помогли в комитете по защите прав несовершеннолетних. И что самое большое чудо – это Машенька, её Машенька, которую привезли малюсеньким кричащим комочком, и которая провела в детской больнице по социальным показаниям целый месяц, пока Агата собирала документы, и самое большое удивление – как её сестрица умудрилась родить в африканской стране светленькую девочку.

- И я не откажусь от своих детей, - резюмировала блондинка.

- И не надо, - он всё ещё приходил в себя, ругая собственную вспыльчивость и невнимательность. С первого взгляда было ясно, что перед ним молоденькая девушка, а не мать троих детей.

- Почему они называют тебя мамой?

- Чтобы Машенька привыкла, и так удобней.

- Понятно… извини меня, мне нужно было поговорить с тобой спокойно.

- Ничего… правда, ничего страшного.

- Ты говорил по поводу работы, - она замолчала, отводя глаза в сторону.

- А, да, по поводу работы, - всё ещё пытаясь прийти в себя от полученной информации. – Всё просто, мне нужен человек, который будет поддерживать порядок в доме и готовить.

- В каком смысле?

- В прямом. Я живу один, у меня нет жены или подруги, которая занималась бы этим, но, как и любой мужчина, я люблю домашнюю еду. Ты ведь умеешь готовить?

- Конечно, у меня дети.

- Воооот, люблю домашнюю еду и уют, вот это неуловимое, что ощущается, когда в доме есть хозяйка, это и будет твоей работой.

- Прислуууууга? У тебя? – недоверчиво смотря, собираясь встать. – Спасибо, - вставая.

- Сядь-ка, - дёргая, немного не рассчитав силу, так, что девушка упала прямо в его руки и замерла там, на мгновение ему показалось, что она принюхивается к нему, уткнувшись носом в шею, - сядь, - он усадил её рядом, придерживая одной рукой две её, в запястьях. – Не прислугой, а помощницей по хозяйству. Мурочка, ты поможешь мне, я – тебе, подумай.

- Хм…

- Послушай, в этом нет ничего унизительного, к тому же, я предоставлю тебе жильё, дальше на участке есть домик, там четыре комнаты, иногда живут сезонные рабочие, но сейчас никого нет, и тебе не придётся платить аренду…

- Я уже оплатила.

- Вернут, - небрежно. - У тебя будет нормированный рабочий день, переработки я оплачиваю отдельно… И зарплата, – он назвал сумму, уточнив, – в евро.

- Скооолько? – Ярослав никогда не видел таких удивлённых глаз. – Я должна буду расчленять и закапывать трупы? Должна признаться, у меня нет опыта такой работы… Серьёзно, какие услуги ты ещё попросишь за эти деньги?

- Те, которые ты подразумеваешь, я просить не стану, если бы я был заинтересован в этом, я бы получил это от тебя бесплатно.

- Да как ты!.. Ты… просто самоуверенный бабуин!

Он раскатисто засмеялся.

- Да ты скандалистка, смотрю.

- Я серьёзно, это ненормальная плата …

- Послушай, конечно, это ненормальная плата, но я плачу не только за уборку или готовку, это ты верно заметила, я плачу за молчание. Это маленький городок, я не хочу, чтобы кто-либо говорил обо мне или о том, что происходит в этом доме.

- Все-таки трупы…

- Да хоть бы и трупы, хотя чаще просто пьяный разврат… Я стремлюсь сохранить свою жизнь приватной, поэтому плачу достаточно, чтобы мотивировать работника на молчание.

- А?..

- Что ещё?

- Ты же не уволил предыдущую помощницу из-за меня?

- Нет, конечно. Я бы ни за что от неё не отказался, она работала здесь пятнадцать лет, но у неё родился внук, и она уехала. Уже месяц я без помощницы, и это надоело.

- Ты можешь найти любую другую.

- Могу, но я хочу тебя. Во-первых, ты не местная и обременена заботами о детях, а значит, у тебя не скоро появятся подружки, чтобы посудачить. Во-вторых, ты очень заинтересована в деньгах, прости, Мурочка, но это правда… А значит, будешь хорошо выполнять свою работу, в нужных местах молчать, в нужных – говорить.

Она молчала, словно уговаривала себя.

- Пойдём, я покажу тебе фронт работ,  и ты спокойно подумаешь.

Он взял её за руку и повёл через большое помещение куда-то влево, через широкую дверь, в просторную кухню, где всё сверкало алюминием и сталью. Серая столешница, серый гранит…

- Это кухня, вот тут, – он открыл шкафчик, оттуда мягко выехал металлический поддон для посуды, - кастрюли, дальше – сковороды, дальше, - ещё один шкафчик, - какие-то ковшики, не знаю, как эти штуки называются, вот тут, – легко надавливая на дверцу, отчего она плавно открылась, - посуда на каждый день, фужеры, бокалы тут, дальше…

Экскурсия по дому затянулась, Ярослав показывал комнату за комнатой, рассказывая, что именно он ждёт от помощницы по хозяйству, когда нужно убираться, в какой последовательности. Всё казалось не слишком сложным.

- Я встаю в семь утра, завтракаю в восемь, это значит, что в восемь ты должна быть уже на кухне… Но если форс-мажор, дети заболели или нездоровится – я могу сам позавтракать, не конец света и никак не карается, - он ухмыльнулся. – Прихожу к семи вечера, твой рабочий день до шести. К шести ужин должен быть готов, всё убрано. Если я приеду в обед, а здесь разгром – ничего не скажу, к шести должен быть порядок и готов ужин. Если я приезжаю не один – предупреждаю заранее, если потребуется, чтобы ты задержалась – оплачу сверху. Полотенца в ванной меняются каждый день, постельное бельё – раз в четыре дня, если забудешь – не катастрофа, через неделю – напомню, но лучше помнить самой… Так, Машенька… знаешь, она же скоро пойдёт, я думаю вооон там, - он показал в свободный угол большой комнаты с диваном, - можно поставить манеж, хороший, большой манеж… чтобы ей было место. Всякие качельки и что там малышам нужно… это ты сама реши. Скажешь мне, я куплю. Вот, в общем, и все обязанности. Накормить большого дядю, дядя скажет, где покупать продукты и какие, убраться в доме, дядя не мусорит много, он живёт один, и молчать, если дядя или его друзья ведут себя неприлично… Подумай.

-  Что тут думать, - блондинка вздохнула, оправила красную юбочку. – Я согласна, мне нужны деньги, и это лучшее и, на самом деле, единственное предложение, которое я получила, так что, когда приступать?

- Завтра, Мурочка. Пока поехали за детьми, будем переезжать. И, главное забыл сказать, этот диван, - он показал на огромный кожаный диван, - дорог мне по ряду причин, и я хочу, чтобы он всегда был чистым. Никаких пятен, крошек, ворсинок…

- Ты очень любишь свой диван, - оглядывая часть интерьера из светлой кожи. Почти белой.

- Да, большой дядя не без странностей, - усмехнулся.

Глава 3

Агата ловко делала коктейль для Ярослава, она довольно быстро привыкла к его требованиям, которые были вполне разумны, и она всегда знала, что со своим работодателем можно договориться. Он не был слишком требовательным или взыскательным, всегда чётко озвучивала свои требования, которые он лояльно называл просьбами, и она всегда их выполняла.

Как и сегодня, борясь с раздражением и недосыпом.

Ярослав появился на кухне раньше времени, молча сел за стеклянный стол и смотрел, как перед ним появляется салфетка, посуда, утренний кофе, завтрак.

- Где «приятного аппетита», Мурочка?

- Приятного аппетита, - громко, со злостью.

- Не с той ноги встала?

- Ага, сегодня с левой!

- Хм… - он смотрел уже на спину удаляющейся блондинки. Сегодня она забрала волосы в высокий хвост, но по кромке шеи вились светлые волоски, выбиваясь и дразня Ярослава. Иногда хотелось подуть на эти волоски, поцеловать длинную шею блондинки…

Он молча продолжил завтрак, потом поставив грязную посуду в посудомойку, встал и столкнулся с девушкой, которая врезалась в него почти с наскока. Он машинально придержал, всматриваясь в злое лицо:

- Что случилось? Я начинаю ощущать себя виноватым мужем, топаешь всё утро, хлопаешь дверями, бокалами… Мурочка, остановись, а.

- Пусти меня.

- Не пущу, - всё ещё удерживая, - ты скажешь, в конце концов, в чём дело?

- Вооооооооот, - она быстро подняла руку в резиновой перчатке и просто ткнула в бороду нечто кружевное, розового цвета.

- Тьфу ты, убери это!

- Это я и собираюсь сделать. – Он уже отпустил блондинку, наблюдая, как она открывает дверцу и выкидывает кружево, громко хлопая при этом крышкой мусорного ведра. – Мне прям интересно, она без трусов ушла или запасные с собой носит? Или, может, в твоих, а?

- Откуда я знаю… Слушай, что ты завелась-то, первый раз, что ли… Не веди себя, как злая неудовлетворённая жена, это нервирует.

- Нервирует его, меня тоже нервируют эти ваши попойки!

- Мурочка, совесть имей, мы пили-то всего пару раз и то… И ты, между прочим, получила хорошую доплату за сверхурочные, и сегодня тоже получишь, - похлопал по карману в поисках бумажника. – Не злись, Мурочка, ну… не злись.

- Спасибо, благодетель, - она наигранно поклонилась в пояс и развернулась, демонстрируя пятую точку в узкой юбке, что-то бурча себе под нос.

- Чего шепчешь?

- Ай, ну тебя!

- Мурочка!

- У меня есть имя – Агата, перестаньте называть меня Мурочкой!

- Ого, - почёсывая бороду, - сильно обиделась…

Она в раздражении, с брезгливым выражением лица,протирала диван, присматриваясь, не осталось ли разводов или пятнышек.

- Мурочка… - он виновато стоял сзади и всем своим видом выражал раскаяние, в которое не верила Агата, как и в свои претензии тоже. Её дело маленькое: дядя намусорил – убери. Дядя попросил приготовить поздний ужин на двоих – приготовь… Дядя имеет сексуальную жизнь – смотри…

- Всё, - бросая салфетки под ноги здоровяку, - потом уберу. Злой неудовлетворённой жене пора собирать детей в школу.

- Обещай, что не будешь больше злиться.

- Не буду я ничего обещать, - уже накидывая куртку, чтобы пробежать задний двор, мимо большой беседки и стационарного мангала, и зайти в небольшой домик, где сейчас Арни кормит Машеньку, а Лютик сонно бродит по дому в поисках своих учебников – он никогда не кладёт учебники в одно место.

- Ну почему? – взгляд кота из Шрека  почти удался, мешали только борода и огромный рост, но выглядело всё равно комично. Но в этот раз Агате было не смешно.

- Да потому что я и есть – неудовлетворённая!

- Чего-чего? – он уставился на блондинку перед ним, как будто она только что, на его глазах, доказала теорему Ферма.

- Того! Неудовлетворённая. У меня, знаешь, сколько мужчины не было? Это же целая вечность… вообще ничего, никаких отношений, даже на разик… Вон, приятель твой, Сергей, подкатывал ко мне, что ты сделал? «Я запрещаю какие-либо отношения со своими работниками». Обалдеть! Запрещает он… так бы мне, может, хоть что-то перепало, - она топнула ногой со злости. – А сам? Приводишь домой всяких шалав, да это ладно, я понимаю, я бы тоже водила на твоём месте, но зачем на моих глазах-то? Специально, что ли?

- В смысле – на твоих глазах?

- В прямом. На своём драгоценном диване, поставил её и давай по заднице… этим своим шлёпать, а потом… прямо 3D-анимация, а ключи у тебя в штанах, мне дверь не открыть, свои-то не взяла… Так по стеночке и пробиралась на кухню под ваши шлепки и оханья! Изверг! Как так можно с живым человеком, я что, по-твоему, железная?

- О, мой бог… скажи, что ты пошутила.

- Конечно, я пошутила, ай, ну тебя, эксгибиционист!

- Подожди, - он удержал её перекрыв дверь. – Ты сейчас мне сказала, что я на твоих глазах... хм… имел отношения, и тебя это вроде как возбудило, Мурочка?

- Я это пыталась сказать? Ну да… наверное, это, - она вздохнула. – Выходит так, и теперь я злюсь… я вообще часто злюсь, когда… вот.

- Да ты вуайеристка, Мурочка, - он нагло улыбался.

- Наверное… - делая попытку пройти, - меня дети ждут.

- Подождут ещё две минуты. Так ты хочешь секса, мужчину? – он удивлённо оглядывал девушку в красной футболке, которая выгодно облегала окружность груди, обтягивающую трикотажную юбку, подчёркивающую маленькую упругую попку, на которую любил смотреть Ярослав, и ноги в обуви на каблуке.

- Хочу, - она обиженно уставилась в пол. – Что тут такого?

- Ничего такого, просто ты… не маленькая, хотеть этого?

- Чего? Мне двадцать два года, я вполне половозрелая женщина, между прочим, или ты считал меня девственницей?

- Да я как-то вообще ничего не считал… - пропуская девушку, которая проскользнула мимо. – И извини меня, больше такого не повториться, только в спальне, окей? – уже в спину.

- Отлично! – издалека.

Агата быстро собрала детей в школу, поиграла с Машенькой, потом смотрела, как открываются ворота, и машина медленно выезжает со двора, и только тогда, одев Машеньку, пошла приступать к своим служебным обязанностям. И чистить диван – от пятен. Она была довольна своей работой, у неё оставалось много времени на детей. Конечно, это не было тем, о чём она мечтала даже год назад, но это определённо было меньшее из зол. Угнетал Агату не сам факт того, кем она работает, а на кого.

Став работодателем, Ярослав больше не смотрел заинтересованно на девушку. Он так же разговаривал с ней, с каким-то особым удовольствие занимался с Машенькой, запускал с мальчишками модель самолёта на радиоуправлении, ходил вечером на пляж, где иногда обнимал Агату, но при этом она не чувствовала себя интересной девушкой, а скорее племянницей или дочкой лучшего друга.

Ей не хватало мужского внимания, иногда они скатывались с Ярославом на пошлые шуточки, но он всегда держал дистанцию и контролировал свои слова.

- Не зли меня, Мурочка, - улыбаясь, смотря, как на ребёнка. – Нельзя злить большого дядю.

- Ой, ладно, большого… так уж и большого? Я слышала, что у качков совсем-совсем не большое, влияют стероиды-то?

- Заноза ты, Мурочка, давай, это останется загадкой для тебя.

 - Да уж, лучше бы осталось загадкой, не очень-то хочется разочаровываться в таком большом и умном дяде.

- Ты мудра не по годам, - он тут же перевёл тему на что-то незначительное.

Вчера Агата всё-таки увидела эту загадку и… оказалось, что врут про стероиды, или Ярослав не принимал никогда ничего подобного, но то, что увидела Агата, было под стать росту и стати мужчины. Она даже загляделась в первый момент – огромный член в большой ладони. Она успела хорошо рассмотреть и само достоинство и его хозяина в столь пикантный момент. Вопреки всем представлениям о «качках», Ярослав не ходил по дому с обнажённым торсом, только пару раз она видела расстёгнутую рубашку на нём и заметила поросль волос на груди, которая сбегала вниз, к пупку, и пряталась под брюками.

К удивлению Агаты, там поросль была если не сбрита, то убрана под машинку… что ещё больше подчёркивало размеры и то, как методично он входил и выходил под вздохи своей подружки.

Она закатила глаза от воспоминаний, смакуя их, возбуждаясь и злясь. На него и на себя, что её не только не возмущает такое поведение, но и даже оказывает вот такое влияние… В этот момент ей хотелось плакать от того, что этот член и всё, что к нему прилагается, получила этой ночью не она.

Звонок телефона вывел Агату из транса собственных мечтаний, она быстро провела по экрану.

- Мурочка, у меня сегодня будут гости, в восемь, я тебя попрошу приготовить примерно на четыре человека и, возможно, мне понадобится твоя помощь, это возможно?

- Опять гости?

- Хм, я могу на тебя рассчитывать?

- Да, конечно, - Агате нужны были деньги, и такие вечера, когда она быстро накрывала на стол и следила, чтобы не заканчивался алкоголь, всегда хорошо оплачивались. Она никогда не прислушивалась к разговорам за столом, если приходили женатые приятели Ярослава с любовницами – никогда не обсуждала это, не выражала своего мнения, была безликой тенью на их празднике жизни. Именно это и оплачивалось настолько щедро.

Иногда с ней заговаривали досужие до сплетен торговки на рынке, узнав, на кого она работает, но Агата всегда вежливо уходила от темы, и вскоре они поняли, что жизнь в доме за высоким забором так и останется загадкой. Ходили сплетни, домыслы, жизнь в маленьком городке не щедра на развлечения, но кто и когда бывал в доме Ярослава, доподлинно не знал никто, кроме самих гостей и помощницы по хозяйству.

Поэтому, быстро собрав Машеньку, она отправилась на рынок за мясом, зная более чем здоровый аппетит своего работодателя. На всякий случай она купила экзотических фруктов и клубнику, неизвестно, кого в этот раз приведёт Ярослав, и хотя единственным желанием Агаты было растереть по довольной волосатой морде эту клубнику, она, конечно, поставит её на стол, а если надо – на маленький столик возле кровати…

Клубника не понадобилась, пришедшие оказались мужчинами, которые предпочитали мясо и калорийные салаты, они почти не пили, громко разговаривали, не замечая Агату, быстро привыкнув к «новенькой Славки», ей казалось, что она слилась с серой кухней.

- Мурочка, сядь, посиди с нами.

Иногда, когда они заканчивали разговаривать о делах, Ярослав усаживал рядом с собой Агату, небрежно положив на неё руку в защищающем жесте, а то и вовсе усаживал её на одно колено. В этот раз он отодвинулся подальше, давая ей личное пространство.

- Агата, ты же не знакома с этими двумя? – он показал на двух мужчин, сидящих напротив. – Это мои партнёры, редко приезжают, поэтому вы ещё не успели познакомиться… Андрей, - он показал на светловолосого мужчину, не больше тридцати лет. – И Антон, - на брюнета чуть постарше. – А это Агата – моя помощница. Кстати, натуральная блондинка.

- Домработница?

- О, нет, я бы не стал называть домработницей женщину, которая полностью контролирует весь этот дом и питание его владельца, к тому же, она бывает агрессивной, так что не подставляйте меня, парни, мне с ней, можно сказать, ещё жить.

Блондинка недовольно потряхивала ногой, потому что ей совсем не нравилось, как брюнет смотрит на неё, ей, конечно, хотелось секса… утром, а сейчас совсем не хотелось, да и брюнетов она никогда не любила, к тому же какой-то худенький… Она покосилась на огромную руку, согнутую в локте, отчего мышцы немного напряглись, а самой Агате захотелось спрятаться от лапающего взгляда Антона. Никто бы не осмелился смотреть так на Агату, сиди она рядом с Ярославом, а не как сейчас, как будто они чужие люди.

«Хотя мы и есть чужие люди», - противная мысль.

Все расходились, Ярослав был хмурым почти весь вечер, он поглядывал на девушку, на распущенные волосы, закреплённые только двумя прядями сзади в какой-то странный узелок, как будто она завязала на бантик собственные пряди – блондинка. На красное – а какое ещё? – короткое платье, которое как-то слишком открывало ноги Мурочки, хотя до этого платье ему казалось самым обычным, видел и более вызывающие наряды. Он был бы не прочь посмотреть на Мурочку в том платье, с фотографий, и чтобы она станцевала для него, как на видео, где какой-то молоденький хмырь, не выдержав, забирается под подол, едва прикрывающей причинное место, а Мурочка продолжает извиваться, закинув руки за шею парня… Смотрел на невообразимую обувь на ней и на то, какой же она была маленькой, даже на этих чудовищных сантиметрах. Он не любил, когда по дому ходят в подобной обуви, сам предпочитал ходить босиком, благо полы были тёплые, но Мурочке разрешил и даже любовался ею, пока она не видит.

Девушка раскраснелась от выпитого алкоголя, несколько раз она звонила – проверяла детей, казалось, её что-то заботит, она впадала в транс, как это бывало с ней, в какие-то свои воспоминания или мечты, и этот момент казался слишком интимным, и Ярослав никогда не отвлекал её. Он понимал, что девушке сложно принять свою новую реальность, стать в одночасье  из обычной студентки матерью троих детей, столкнуться с проблемами сына-подростка, когда сама едва вышла из этого возраста, штудировать книги по психологии, пытаясь стать лучшей мамой своим мальчишкам и Машеньке. Если она убегает в свои мечты – так ли это плохо? Пусть хоть где-то её мир останется прежним.

Закрывая посудомойку, Агата почувствовала, что сзади неё стоит человек, быстро повернувшись, она посмотрела на Антона, который, не стесняясь, разглядывал, практически раздевал взглядом, недвусмысленно показывая свои намерения. Он протянул руку и убрал воображаемую прядь волос, очень лёгким прикосновением.

- Такая молоденькая, красивая… Агата.

Она молча смотрела на мужчину рядом, думая о сегодняшнем утре, вчерашнем вечере и своём каком-то глупом отчаянии и желании, она позволила провести по своим губам и даже почувствовала некоторое волнение, вчерашняя сцена, которая помимо воли взбудоражила и возбудила Агату, снова встала перед её глазами. Она почувствовала, как мужчина прижал её к себе, а так же ощутила, что она действительно красивая и молоденькая, твёрдость в мужских брюках однозначно давала это понять. Уже очень давно она не ощущала себя молодой и красивой, какой и являлась на самом деле. Она была мамой, ходила в школу, боролась с ошибками Лютика, подозревала Арни в курении, она погрязла в детском креме и подгузниках, готовила ужин и меняла постельное бельё раз в четыре дня, а ей хотелось хоть на какое-то время снова стать молодой и красивой, хотелось почувствовать себя желанной, в конце концов, а не племянницей с добрым дядей.

Через минуту она уже целовалась с мужчиной, который очень умело это делал, обещая своим поцелуем много удовольствия для истосковавшейся Агаты.

Краем глаза она видела Ярослава, который зашёл на кухню и, немного постояв, вышел, что разозлило и даже как-то разочаровало блондинку. Она целовалась в его доме, с его партнёром, и этот здоровяк молча вышел? Человек, который, не смущаясь, водит женщин и дошёл до того, что занимался сексом прямо у неё на глазах, проявил невиданную для себя деликатность? С чего бы? Всё это она думала, пока расстёгивала рубашку мужчины.

«Теперь твоя очередь смотреть, большой дядя»

- Ух ты, голенькая, - мужская рука скользнула в её трусики, - влажная… Ух, я смотрю, наш общий друг знает толк в женской красоте… неожиданно.

- Какой общий друг?

- Хозяин твой, конечно, ты же для него такая… хм… нарядная, не бойся, он разрешил, а я, как джентльмен, унесу эту тайну с собой. – Он резко развернул Агату к себе спиной, нагнул, и так же резко снял трусики. – Нда… жалко, что в попку ты не даёшь. Не даёшь же, я не ошибаюсь? Но, думаю, у тебя и дырочка…

Он не договорил, потому что Агата уже вырвалась и одёргивала платье.

- Отвали!

- Что? Как – отвали? Агата, так не делается.

- Молча отвали, - она развернулась, - на вот тебе, на память, - она бросила свои трусики, которые лежали на полу, – и ищи себе другую молодую и красивую.

- Ты понимаешь, что делаешь, девочка?

- Говорю оборзевшему ублюдку, чтобы он валил отсюда, вот что я делаю!

- Ты понимаешь, что у тебя могут быть неприятности?

- Испугал бабу хреном! Какие же неприятности у меня будут? Работу потеряю? Квартиру? Может, в тёмном переулке буду убегать от скинхедов? Какие такие неприятности у меня ЕЩЕ могут быть, вали. И ты вали, - на Ярослава, который зашёл на крик.

- Славик, я чего-то не понимаю, урезонь свою девку.

- Во-первых, она не девка, во-вторых, она не моя, в-третьих, чего ты хочешь от меня? Она тебе не даёт, я-то тут причём?

- Да ты же сам…

- Что я «сам»? Я сказал, что не вмешиваюсь в личную жизнь своих работников, захочет – её дело, не захочет – тоже её. Она взрослая женщина и вправе выбирать, она выбрала… Ты что-то не так понял, успокойся.

- Успокойся?

- Что ты, как младенец, ей богу, она что, последняя баба на земле? – он говорил снисходительно, кинув пустой взгляд на блондинку. – Езжай, сними шлюшку, две сними, к жене езжай, ради разнообразия, ЭТА девушка сказала «нет».

- Она не может сказать «нет», - Антон выглядел скорей растерянным, чем взбешённым.

- Эта? Эта может. Я же говорил – боюсь её, правда, успокойся, езжай домой, произошло недоразумение, всё…

- Ладно, ты прав.

- Видишь… всё нормально, и только знаешь, что… ещё раз заговоришь с Агатой в таком тоне, ещё раз твои руки коснуться её, и клянусь, я проломлю тебе голову, ты прекрасно знаешь, что проломлю… - Он говорил негромко, но даже Агате стало очевидно, что он проломит голову своему партнёру.

- Ты пытался подложить меня под своего партнёра? – она просто визжала и была в цвет своего платья, когда Ярослав переступил порог дома, благополучно усадив Антона в такси.

- Произошло недоразумение.

- Какое недоразумение? Он русским языком сказал: «Хозяин разрешил».

- И какое слово тут ключевое? Хозяин или разрешил?

- Разрешил… И хозяин.

- Начнём с «разрешил», значит, садись.

Как несколько месяцев назад, он усадил её на диван, но в этот раз сел не рядом, а напротив, так, что девушка практически терялась на фоне огромного роста и объёмов тела мужчины.

- Антон спросил меня, может ли он… кхм… поухаживать за тобой, назовём это так, что я должен был ответить?

- Что угодно, но не разрешать ему ухаживать, - «ухаживать» ехидно.

- А не ты ли, Мурочка, сегодня говорила, что хочешь мужчину, что секса у тебя давно не было, не ты ли выговаривала мне за Серёгу, от которого тебе хоть что-то  бы перепало? Кто я, чтобы решать за тебя? И тут мы переходим ко второму слову – я тебе не хозяин. Ты вправе сама решать с кем тебе ложиться в постель, а с кем нет. Соглашаться на «хоть что-то» или всё же подождать чего-то стоящего, это тебе решать, - он глянул на массивные часы на руке. – Конечно, мне следовало догадаться, что этот мешок с  дерьмом не будет… ласков, но, может, он бы понравился тебе, кто я, чтобы лишать тебя и этого тоже? Ох, Мурочка, Мурочка, подводишь ты меня под монастырь… Иди-ка ты спать, - он резко встал.

- Я ещё не убралась.

- Завтра уберёшься, иди.

- Мне удобней сегодня…

- Хм… ко мне сейчас приедут, не нужно тебе на это смотреть, насмотрелась уже, достаточно.

- Ладно, - она дошла до двери и даже переобулась, бросив в угол босоножки, и уже открывая дверь, всё-таки сказала, что хотела.

- Почему не я?

- Что «почему не ты»?

- Почему не я? Почему всегда кто-то? Я чем-то хуже? Чем? Почему? Тебе блондинки не нравятся, или я толстая, или наоборот, худая, почему не я? Скажи мне, - всхлипывая, - всегда кто-то, но не я…

- Агата.

- И имя у меня какое-то нелепое, на Мурочку вечно заменяешь! – она окончательно расплакалась и даже не давала себе труда скрывать это, усталость от событий последнего года, алкоголь  и какое-то свалившееся отчаяние сыграли свою роль, девушка плакала уже почти навзрыд. Стоя в дверях, с хлюпающим носом и потёками туши на лице, она приводила в растерянность мужчину рядом, который, как самый обычный представитель сильной половины человечества, не знал, что делать с плачущей женщиной. Что делать с отчаянно плачущей блондинкой он и вовсе не представлял, поэтому он просто поднял её на руки и, отнеся на диван, усадил себе на колени.

- Хорошее у тебя имя, не плач, Мурочка.

- Ааааааааапяяяяять, - она вцепилась руками в шею, и он чувствовал, как рубашка у него на груди становится влажной от её слез.

- Мне просто нравится называть тебя Мурочкой, но если тебя это так расстраивает, я больше не буду, только не плачь больше.

- Почему не я? Скажи мне, я пойму, - всё ещё всхлипывая, высморкнувшись в протянутый носовой платок.

- Ты меня без ножа режешь… Почему не ты?.. Как ты думаешь, сколько мне лет?

- Тридцать три, а выглядишь на тридцать пять или тридцать шесть… борода старит, хотя я вроде как привыкла, мне даже нравиться начинает.

- Тридцать три… Мне сорок два года, Агата. Сорок два, а тебе двадцать два, вот поэтому это не ты.

- Сорок два? – она разглядывала мужчину перед собой, есть морщины у глаз и на лбу… и даже седину, кажется, видела, но он никак не выглядел на сорок два года. Это лицо, Агата вспомнила Ярослава без рубашки, вспомнила, как легко он бежал по пляжу, играя с Цезарем, вспомнила даже вчерашний инцидент… Мужчины в сорок два так не выглядят, наверное, не выглядят.

- Сорок два, я легко мог бы быть твоим отцом, понимаешь? А мне не нужна дочь… если бы я хотел детей, я бы родил своих в своё время, но я не хочу детей, и поэтому тоже – это не ты. Тебе нужен мальчик своего возраста или немного постарше, а не взрослый мужик, старше тебя на двадцать лет, и уж конечно, тебе нужно не хоть что-то, что перепадёт, а постоянное. Чтобы у вас совпадали интересы, чтобы вы слушали одну и ту же музыку и смотрели одни и те же фильмы… Я не понимаю и не знаю, что ты смотришь… этот сериал, когда я прихожу, про каких-то борцов с нечистью.

- «Сверхъестественное». Дииииииииин, он классный.

- И музыка эта… что ты там слушаешь сейчас?

- Фол Аут Бой. Они слааааавные, хорошенькие такие.

- Прекрасно, - он потёр переносицу, - классные, славные, хорошенькие… Мурочка, у тебя всё образуется, ты найдёшь своего славного и классного, но это точно буду не я, потому что я уж точно не хорошенький и не славненький.

- Но… даже на разик?

- О чём я с тобой сейчас говорил? Забудь ты эти разики и «хоть что-нибудь», ты красивая молодая женщина, не марай себя этим, не надо… Все эти разики проносятся сплошной чередой, и не остаётся ничего, не нужно тебе это, поверь мне, я тебя старше на...

- На двадцать лет, я помню, и это всё ерунда, всё, что ты говорил про одну музыку или сериалы. Как-то же мы общались всё это время? Мы разговаривали… о разном. И про мальчика, которого я найду – тоже ерунда, зачем мне мальчик? Мальчики они… они… - на глазах навернулись слёзы.

- Ох, Мурочка, только не говори, что тебя обидел какой-то мальчик.

- Не обидел, просто ему тоже… не нужны дети и проблемы, как всем, как тебе, как моему отцу, никому не нужны, я уже привыкла. Возраст – это ерунда… Что такое возраст, посмотри на меня, мне двадцать два, а я уже трижды мама и чувствую себя развалиной, тебе сорок два, а у тебя нет детей, и ты полон сил, в спортивном зале почти прописан, выглядишь молодым, если бы не эта борода, но и с ней тоже… да и… всё отлично у тебя, я видела…

- Никогда не прощу себе этого, я действительно не заметил тебя, Мурочка, думал, ты уже ушла.

- Да ладно, - улыбнувшись. – Мне даже понравилось, но я бы не хотела ещё раз смотреть, так что я пойду, - она резко поднялась и попыталась переступить через его ногу, но оказалась зажата, как в тиски, этими самыми ногами.

- Посиди две минуточки, - он ушёл на кухню, быстро вернулся и стоял посредине комнаты. Невероятно огромный, в рубашке, которая только подчёркивала его форму, в льняных брюках и босиком.

- Ты такая маленькая, Мурочка.

- Снова? Да, я маленькая, мне всего лишь двадцать два года, ты за этим меня остановил? Спасибо, что напомнил, а то я забываю иногда.

- Ты физически маленькая, такая крошечка, как котёнок, я могу тебе сделать больно, - Агате показалось, что говорит он не с ней, а экраном большого телевизора, поэтому она предпочла никак не отвечать на это странное заявление. – Твои дети, они постоянно тут пасутся, Арни вечно в гараже торчит, я видел, что он курит. Лютик, кажется, поселился в будке у Цезаря, как ни придёшь – сидят, о чём-то беседуют, в школу я ходил с тобой… Ты знаешь, что Машенька назвала меня папой?

- Нееееет…

- Твои дети уже как мои, я знаю их проблемы и стараюсь их решать… Может, это продлится год, а может – десять лет… Может, я к тому времени и не состарюсь, - он подошёл к ней вплотную, сел рядом. - Мурочка, ты понимаешь, что со мной у тебя не получится «хоть разочек» или «обломилось бы хоть что-нибудь»?

- Ты меня замуж, что ли, зовёшь? На кухню за кольцом ходил? – смеясь.

- За презервативами я ходил. Я понятия не имею, как ты предохраняешься, ты, кстати, предохраняешься?

- Нет, от чего мне предохранятся-то?

- И то верно… незачем химию попусту есть, но дело не в этом, дело в том, что хотя я и проверяюсь каждые три месяца, всё же определённый риск есть, а я не собираюсь рисковать твоим здоровьем.

- Когда вы говорите, создаётся впечатление, что вы бредите, Иван Васильевич.

- У меня такое же впечатление, ты такая маленькая, что одну мысль жить с тобой, можно приравнять к параноидальному бреду.

- Ты собираешься жить со мной?

- Ты же не можешь думать, что я собираюсь заняться с тобой сексом только один разочек?

- Ой,  ты собираешься заняться со мной… сексом? Как вчера… я имею в виду…

- Я прекрасно понял, что ты имеешь в виду, - она не поняла, как оказалась прижата к Ярославу, её ступни  болтались где-то у колен мужчины. – Все-таки свела ты с ума большого дядю, «как вчера» не получится, боюсь, ты слишком хрупкая для «как вчера», - это она уже услышала, когда он толкнул ногой дверь в спальню.

Они лежали рядом, поперёк кровати, и она впервые почувствовала его губы на своих, странно, но борода не кололась, она почти не ощущалась, скорее смущала.

- Ты сбреешь бороду?

- Хорошо, завтра.

- Не сегодня?

- Нет, не сегодня, если я сейчас пойду сбривать, я передумаю заниматься с тобой сексом, и завтра мне будет мучительно стыдно, а, скорее всего, ещё и больно, потому что ты бываешь сильно агрессивной.

Он снял с неё платье и смотрел сверху вниз, в общем-то, он уже видел её в купальнике на пляже и успел оценить все её достоинства. И тонкую талию, и упругую грудь, и стройные ноги. Но когда она лежала на его кровати, с немного припухшими от его поцелуев губами, когда его рука потянулась, чтобы расстегнуть застёжку, и потом он снял с неё светлый бюстгальтер и смотрел на вздымающуюся грудь, на то, как девушка вибрирует под его ласками, отдаваясь им – это было совсем другое, острое и, одновременно, жгучее чувство, перемешанное со страхом.

- Почему ты передумаешь? – его тело было устрашающе большим, но почему-то тепло, исходившее от него, не пугало, он умудрялся целовать её, когда она лежала, полностью скрытая под ним, так, что она не чувствовала его веса, а если и ощущала, то это возбуждало ещё сильней. Она не помнила случая, чтобы чувствовала желание такой силы, она цеплялась за него, тёрлась и даже царапалась, она просила: «Скорее», и сама сдёрнула с себя трусики.

- Ты такая маленькая, Мурочка, я боюсь сделать тебе больно…

- Не говори глупости, у меня средний рост и вес, и я женщина, к тому же, если мне станет больно, а мне НЕ станет, я всегда могу сказать, я умею разговаривать.

Эти разговоры и сомнения тонули в поцелуях и во взаимных ласках, когда она все-таки добралась до вожделенного члена и теперь отказывалась его выпускать из рук и рта, куда он, по понятным причинам, не помещался целиком, но от этого ей не становилось менее приятно. Никогда в жизни Агата не любовалась мужским органом, она умела сделать мужчине приятно, но не находило это занятие сколь-либо привлекательным, но сейчас, сейчас ей нравился вид, нравились тактильные ощущения и даже вкус.

- Мурочка? – Она резко открыла глаза, выдёргивая себя из нирваны от его пальцев в самом интимном месте девушки. – Мурочка, скажи, что ты не девственница.

- Нет, конечно, ты чего?

- Просто…

- Не отвлекайся, пожалуйста, пожалуйста, перестань об этом думать, - она держалась за его шею и двигалась ритмично с его рукой. – Нет, нет же, нет, - она оттолкнула его руку. – Я хочу тебя, всё, я не могу больше ждать, ну, пожалуйста…

- Так хочешь секса?

- Тебя хочу, глупый большой дядя, ну же… - она вывернулась и выдернула из его рук презерватив. – Ты меня с ума сводишь, - придерживая кончик и раскатывая по длине латекс.

- Боже, ты умеешь?

- Конечно, умею, большой дядя, ты смерти моей хочешь, да? Я  схожу с ума, - она сама пристроилась и попыталась ввести в себя, но он остановил её, отчего слезы были готовы брызнуть из глаз.

- Не будь такой нетерпеливой, Мурочка, я действительно большой парень, а ты очень маленькая девочка, - он целовал её. – Всё будет, я обещаю тебе, всё будет, я не передумаю, ты получишь всё, что ты хочешь, и даже больше.

На этих словах её глаза расширились, потому что она почувствовала, что он действительно большой парень, а она… всё-таки маленькая девочка, спина покрылась потом, по телу пробежала дрожь, но это было скорее приятно, чем больно. Он двигался медленно, давая ей привыкнуть, подстроиться под его размеры, пока не вошёл на всю длину и не почувствовал, как девушка двигается ему в унисон…

Это не был чрезмерно изобретательный или слишком страстный секс, это было то, что раздели двое, узнавая и подстраиваясь друг под друга, пока она не упала на его огромную грудь, вытянулась на нём и шептала:

- Такой огромный, горячий, такой мой.

- Твой, Мурочка, твой, закрывай глазки, поспи, через час тебе нужно будет идти, Машенька проснётся, думаю, мальчишкам не нужно узнавать интимные подробности из жизни их мамы… Мы скоро поговорим с ними, и ты будешь ночевать со мной.

- С тобой? Я забираю среди ночи Машеньку к себе, она плачет.

- Значит, и Машенька будет с нами спать, отдохни.

Через час он целовал её в дверях:

- Не хочу отпускать тебя, Мурочка…

- Я приду утром, добрая.

- Приходи, может быть, мне удастся сделать тебя ещё добрее, разочек с утра…

- Хих, - она быстро поцеловала его. – А знаешь, это действительно было пикантно.

- Так брить или оставить пикантность.

- Сбрей, я хоть посмотрю на тебя.

Глава 4

Ярослав сидел на диване, вытянув ноги, смотря футбольный матч, рядом сидел Антон, который попивал пиво и без удовольствия заедал его фисташками.

- Тухло у тебя стало, Слава.

- Да? – он оглядел большое помещение. – А мне нравится, - ухмыльнулся.

Помимо игрушек Машеньки, которые выделялись яркими пятнами в светлом интерьере, можно было увидеть учебники или книги, которые Арни, казалось, заглатывал, а не читал. Многое он скачивал, многое покупал Ярослав, считая, что рано или поздно количество книг перерастёт и в качество. Тут же, прямо у дивана, расположился большой автопарк игрушечных машинок и, чуть дальше, под панелью ТВ – ещё не до конца собранная железная дорога. Мимо прошла Агата с Машенькой на руках, подмигнула своему большому дяде и скрылась в недрах кухни.

- Она же пользуется тобой, ты разве не видишь, приспособленка.

- Пусть пользуется, мне не жалко.

- Кинет она тебя, помяни моё слово, на деньги кинет, разведёт, как щенка, и кинет.

- Нууууу, значит, будет молодец.

- Тебя вообще не узнать… может, она тебя пичкает чем?

- Слушай, не начинай, это, мягко говоря, тебя не касается.

- Верно, - и уставился в экран телевизора, впрочем, тут же забыв о нём, потому что в комнату буквально ворвался Лютик и с наскока уселся между мужчинами.

- Как дела, пацан? – у Антона было трое сыновей, открытый и по-детски наивный Людовик нравился ему.

- Отлично, нам сегодня рассказывали про Менелая и Елену Прекрасную, а потом показывали картинки.

- Ого, это на каком же уроке?

- На риторике…

- И что Менелай?

- Он похож на Ярослава, а мама – на Елену Прекрасную. Не сильно, конечно, но сильно, а когда мы дорогу будем дособирать? – переключая своё внимание.

- Вот уроки сделаешь, и соберём, иди, а то мама снова будет ругаться.

- Дааааааааа… вот Арни никогда не делает уроки, и его не ругают.

- Ругают, просто ты не видишь, иди.

Захватив с собой пару машинок «просто так, на всякий случай», Лютик отправился на второй этаж, где теперь две комнаты были отданы мальчикам, а в одной сейчас был ремонт – комната Машеньки, но пока она прекрасно себя чувствовала в спальне Ярослава и Агаты.

- Видишь, Менелай и Елена, а ты говоришь – приспособленка.

- До первого Париса, Слав, до первого Париса…

- А как без Парисов, без Парисов никак.

- Слушай, ты такой спокойный, меня тошнит от тебя, с бабой стал жить, теперь и выпить негде по-человечески.

- Вот чего в этом городе хватает – это мест, где выпить.

- Нормально выпить, а не… Слушай, а тебе как вообще, что я твоей Елене Прекрасной едва не присунул?

- Не присунул же.

- Но я видел.

- Бля, твой хуй видела каждая портовая проститутка, как твоей жене? Хватит, успокойся, понравилась, так что ли?

- Прикинь, да.

- Так забудь, ты упустил свой шанс, я свой – нет.

- Ну-ну… не упустил, это она тебя не упустила, - смотря на приятеля, как на дурака.

Неожиданные перемены в жизни Ярослава застали врасплох не только приятелей или партнёров мужчины, но и весь городок, который уже пару месяцев буквально гудел от сплетен и домыслов.

Утром, когда довольная Агата зашла в дом, чтобы приготовить завтрак, она долго смотрела на мужчину перед ней, пока не заулыбалась широко и не сказала.

- Прости меня, большой дядя, но, похоже, ты сегодня останешься без завтрака.

- Это почему? – место, где когда-то была борода, почёсывалось, и, в общем, он ощущал себя не лучшим образом.

- Ты красивый! Ты красивый большой мужчина, к тому же обещал быть моим, и, думаю, сейчас самое время сдержать своё обещание…

- Мурочка?

- В спальню пошли! – Она попыталась сдвинуть его с места. – Пошли, пошли.

- Да ты просто гуру соблазнения, - он ухмылялся, - ты уверена? У тебя ничего не болит?

- Вообще-то есть немного… но ты теперь без бороды, так что я просто уверена, что ты придумаешь что-нибудь…

Он придумал, в тот день он опоздал на работу, а дети в школу.

Не откладывая дело в долгий ящик, Ярослав просто поинтересовался у мальчиков, как они отнесутся к тому, что мама теперь будет жить с ним.

- Мы будем одни, в этом доме? – уточнил Лютик.

- Почему одни? В моем доме вы будете жить, мы все там будем жить.

- А мне называть вас папой?

- Называй, как тебе удобно, Лютик.

- Тогда я буду называть по имени, как раньше, можно?

- Можно.

- А ты что скажешь? – к Арни.

- Это хорошо.

- Ты правда так думаешь?

- Да. Агата… она же девчонка совсем, - он вздохнул, - а тут мы ей на шею. Ей нужен мужчина… так ей будет проще.

- Тебя точно ничего не смущает?

- Что меня может смущать?.. - он замолчал, а потом перевёл разговор на какую-то незначительную тему. Таким образом официальное «благословение» было получено, и через пару дней большой дом Ярослава стал менять свой облик, обрастая детскими игрушками и женскими вещами. Мужчина удивлялся сам себе, но его не смущали и не заботили такие вещи, как заставленная ванная комната или валяющийся посредине кровати женский халатик, а сверху – пара-другая детских колготок маленького размера. Как будто он прожил так всю жизнь.

- Все спят, может, кроме Арни, у него свет светится в комнате…

- Не трогай парня, Мурочка.

- Он не высыпается, посмотри на него, бледный какой-то стал.

Ярослав усадил к себе на колени Агату, она обхватила его ногами и осыпала мелкими поцелуями шею.

- Как он может стать бледным? Он же мулат… да он чернющий.

- Может, ты разве не видишь?

- Послушай, что бы ни мучило парня, не лезь к нему, он поговорит, если посчитает нужным, приглядывай издалека, возраст такой, да и ситуация…

- Да уж, ситуация.

Он любил целовать Мурочку, она так сладко отвечала на его поцелуи, играла ими, прикусывала, путала руки в его волосах, тянула на себя мужчину, прося о большем. Он любил, когда след от румян  перебивал настоящий румянец, а помада была буквально съедена им, но губы были алыми от поцелуев.

- Я слышала, что говорил Антон.

- И что же он говорил?

- Что я приспособленка и использую тебя…

- В чём-то он прав.

- Аааааааа, - она упёрлась руками в грудь, но ей не удалось отодвинуться ни на сантиметр, Ярослав словно не замечал её усилий.

- Ты действительно используешь меня, порой довольно беспардонно, сегодня ночью, например…

- Это другое, ты понимаешь, о чём я.

Агате были неприятны все разговоры и шепоток за её спиной, за время, которое она провела со своими детьми, она привыкла к разговорам или косым взглядам, но сейчас это усилилось во сто крат. Ей оборачивались вслед, её обсуждали, и даже учителя в школе не стеснялись спрашивать её детей о новом статусе их приёмной матери.

- Понимаю, в глазах людей это действительно выглядит несколько поспешно, согласись.

- Наверное… а в твоих?

- В моих это выглядит нормальным… Это не исключает того, что ты, возможно, со мной из корысти или от усталости, но это не так и важно…

- Что значит – не так и важно?

- Не важно, я счастлив с тобой, и я не хочу думать – почему и как долго, тебе это сложно понять, но это так…

- Что-то ты не то говоришь, какую-то ересь несёшь, я с тобой не из-за корысти, большой дядя, - на глазах навернулись слезы. – Пусть все говорят, что им угодно, но ты… как ты можешь?!

- Ну… Агата, ведь Антоха прав, всегда может появиться Парис, и ты усвистишь.

- Какой Парис?

- В нашем случае – Лёшик, я так думаю.

- Лёоооошик…

- Ты разговариваешь во сне и иногда плачешь, ты скучаешь по этому Лёшику, будь он неладен, но в остальное время ты моя, Мурочка, и я не хочу отказываться от тебя, корысть тобой движет или нет.

Она молчала, не зная, что ответить, наконец, подняла на него глаза.

- Лёша мой парень, бывший парень, у нас вроде как любовь была… с седьмого класса ещё. Мы в выпускном уже жили вместе, учителя не знали, а папе моему было всё равно… он был моим первым…

- Ну, это понятно, что первым, в выпускном-то классе.

Её злило понимание в его словах и жесте, потому что сама Агата не была готова обсуждать или даже вспоминать женщин, которые приходили в этот дом, особенно ту – последнюю. И если несколько месяцев назад она возбуждалась от воспоминаний, сейчас она уверена, что побила бы ту женщину, да и Ярослава тоже. Она вообще становилась ревнивой и даже собственницей, когда речь заходила о большом дяде, доходило до того, что однажды она настояла на рубашке с длинным рукавом, когда к ним зашли приятели с женщинами, тогда Агате вдруг показалось, что одна из них слишком оценивающе смотрит на руки Ярослава. Он переоделся, молча, но улыбаясь, а потому долго целовал её в проходе между комнат.

- Потом у меня появились дети и не стала Лёши, всё очень просто.

- И он уже не был твоим единственным…

- Нет, я несколько раз напивалась… и… в общем, я не очень хорошо помню, но стыдно мне не было, и сейчас не стыдно, - с вызовом.

- И не должно быть.

- Ты не бросишь меня? Не бросай меня, пожалуйста, - она была готова заплакать и умолять Ярослава не бросать её, настолько она привыкла к этому большому мужчине, к его поддержке и словам, она привыкла к его ласкам, иногда теряющим налёт сдержанности, и тогда сама Агата стонала и просила ещё и ещё, и ещё. Привыкла просыпаться рядом с ним, а между ними, поперёк, уложив голову на спину Агаты и ножки на Ярослава, спала Машенька, поигрывая соской. Привыкла, что с Лютиком русским языком теперь занимается большой дядя, а Арни, кажется, всё-таки бросил курить, после «мужского разговора». Пожалуй, никогда в жизни Агата не чувствовала себя настолько расслабленной и отдохнувшей, и, наверное, счастливой. По-другому, не как с Лёшей, но определённо счастливой. И она отчаянно не хотела терять это своё счастье.

- Не бросай…

- Кто тебе сказал, что я брошу тебя, не собираюсь я тебя бросать, пока ты хочешь быть со мной – я твой. Мне нравится быть твоим. Большой дядя и маленький котёнок, знаешь, в этом есть своя прелесть, к тому же я уже обезопасил все шкафы, розетки и лестницы в доме из-за нашей Машеньки, думаю, я уже потерян для остальных женщин.

- Точно потерян?

- Торжественно клянусь.

Ярослав не мог не понимать, что молоденькая и красивая Агата может чего-то недоговаривать, но стоило ли расспрашивать или давить на неё? Её история была проста,  «появились дети, не стало Лёшика». Юные девушки всегда остро переживают первую любовь, по всей видимости, некий Лёшик и был той самой любовью Мурочки… и уж он точно не стоил её стыдливых объяснений и слез с просьбой не бросать. Разве мог Ярослав по собственной воле отказаться от женщины, которая жила не только в его доме, но и в его душе? Войдя туда, как и полагается Мурочке – на мягких лапах.

- Правда?

- Ну, конечно, Мурочка, когда большой дядя тебе врал, иди сюда, - она быстро оказалась под ним. – Ох, какая же ты соблазнительная прямо сейчас.

Он целовал её, гладил, словно кошку, его рука проводила по уже влажному трикотажу Мурочки, а она выгибалась, раздвигала ноги шире и просила ещё и ещё. Агата буквально купалась в ласках и нежности этого мужчины, она не помнила, чтобы кто-нибудь, когда-нибудь доставлял ей столько удовольствия. Постепенно она привыкла к его размерам, и они очень разнообразили «репертуар», хотя некоторые вещи, к сожалению девушки, большой дядя отказывался делать, например, проделать с ней то, что она видела… то, с какой скоростью он буквально вколачивал себя в тело той женщины. А шальная идея Агаты заняться анальным сексом встретила категорический отказ.

- Мурочка, ты в своём уме, я же тебя порву.

 - Ну, может, разочек?

- Поверь, тебе хватит и разочка…

И сейчас она уже забыла свои нечаянные воспоминания о бывшем парне, разве мог он иметь значение или сравниться с тем, что делал с ней и её телом мужчина рядом?

- Давай тут.

- Шальная ты, дети могут проснуться.

- Мы тихо-тихо.

- Кто тихо? Ты?

Мурочка не была тихой, в часы, когда им удавалось побыть вдвоём, она извивалась и кричала от удовольствия, уверяя, что без этого удовольствие не может считаться полным.

- Я постараюсь, пожалуйста, не будь букой, большой дядя.

Большой дядя не умел отказывать Мурочке, скорее – не считал нужным, но предупредил, что если Мурочка не сдержит слово, он будет вынужден закрыть ей рот рукой. Мурочка, конечно, не сдержала слово, а большой дядя закрыл ей рот поцелуем, находя в стонах девушки такое удовольствие, что перспектива быть пойманными детьми не казалась такой уж и страшной. В конце концов, он тоже в детстве застал своих родителей и никакой душевной травмы не произошло.

Осень для Агаты, пробежала быстро, под ледяным мелким дождём и шквальным ветром с моря, к которому примешивался солоновато-свежий запах соли и сосен.

На удивление Агаты, дети безболезненно влились в новую школу, и у них даже стали появляться приятели, что она всячески поощряла, отводя Лютика на детские дни рождения и позволяя Арни задержаться после школы. Машенька же сначала пошла, а потом и вовсе побежала, и основное время Агаты теперь уходило на то, чтобы следить за маленькими ручками и ножками, которые забирались везде, куда только могли, в попытках исследовать окружающий мир.

Зима пришла практически незаметно, как-то сразу. На редкость снежная для этих краёв, Ярослав сказал, что давно не припомнит такого, ещё в ноябре лёг снег, и сейчас, в декабре, на улице были огромные сугробы.

Машенька с воодушевлением катала яркие санки с игрушкой по двору, пока Лютик играл в снежки с Арни, мальчишки радовались снегу, кидались им, строили фигуры и крепости и даже ели его. Прошлую зиму они провели в Москве, и там снег был покрыт слоем грязи и машинной копотью, да и обстоятельства не располагали к веселью.

Ярослав сказал, что ему нужно время, и уединился с Антоном в доме, Агата не стала спорить или напоминать, что большой дядя обещал быть весь день с ними. Она видела, что он проводит практически всё своё время с ней и детьми, лишь изредка отправлялся встретиться с приятелями на нейтральной территории, потому что с тех пор, как в доме появились дети – вход туда был без «подружек» и только до «детского времени», что не могло устраивать приятелей, привыкших к другому формату отдыха.

Возвращался всегда вовремя и всегда без запаха алкоголя, что удивляло Агату, она была прекрасно осведомлена о вкусах и времяпровождениях своего бывшего работодателя.

- Почему ты не пьёшь?

- Если я захочу, я выпью, значит, не хочу.

- Люди не меняются, а ты взял и изменился?

- Не так уж я и изменился… раньше я выпивал и искал красивую девушку, сейчас красивая девушка живёт в моем доме, и лучше я выпью с ней, ты такая заводная, Мурочка.

Она слегка покраснела, вспоминая, насколько она «заводная», и что Ярослав всё-таки увидел, как она танцует иизвивается под ритмичные басы, отпуская себя на волю. Закрыв глаза, под эту музыку ей казалось, что ничего не изменилось в её жизни, только в ней появился большой дядя и сделал её проще и слаще.

Мурочка была ласковая, она словно втиралась в Ярослава, проходя мимо, она обязательно касалось его, проводила пальчиком по руке, взъерошивала волосы или прижималась на минуточку к нему крепко-крепко, вдыхая уже ставший привычный запах парфюма, который она почувствовала летом, практически упав из дверей маленькой красной – а какой ещё? – малолитражки в руки мужчины. Сидя за одним столом, она уже сама усаживалась ему на колено, а на втором он чаще всего держал Машеньку, пока она не уставала и не переходила на руки к кому-нибудь другому или, заинтересовавшись игрушкой, не садилась на пол. Ярослав не уставал целовать Мурочку, держать на руках, ласкать и гладить, как кошку, и он был уверен, что в эти моменты он слышит едва заметное мурлыканье.

Сейчас, закончив неотложные дела, Ярослав с Антоном решили пропустить по бокалу-другому пива под футбольный матч. Антон вальяжно вытянул ноги, привычно, но аккуратно, отодвинув автопарк, внимание же Ярослава привлекала девушка, сидевшая на корточках рядом с малышкой в красном комбинезоне, помогая ей собирать снег лопаткой.

- Чего это Агата такая нервная? Не удовлетворяешь? Смотри, я могу подсобить.

- С чего ты взял, что нервная? – он глянул в окно, где внимание Агаты уже привлёк Лютик.

- Да не знаю, - небрежно, - показалось что-то.

- Тебе показалось, - отпивая пиво.

Слова Антона заинтересовали Ярослава. Антон был не самым чистоплотным семьянином, пожалуй, единственное его достоинство было в том, что он искренне любил своих детей и так же, по накатанной, хорошо относился к чужим. Его не нервировал детский плач, он всегда мог найти общий язык с ребёнком любого возраста. И ещё он обладал практически звериным чутьём на проблемы и людей с проблемами. И если раньше Мурочка действительно была девушкой с массой проблем, сейчас Ярославу казалось, что она спокойна и довольна. Но, приглядевшись, он увидел, что она всё так же часто поглядывает на телефон, иногда вздрагивает от неожиданного звонка или сигнала домофона.

Она по прежнему иногда плакала во сне по Лёшику, отчего Ярославу хотелось уничтожить этого парня, но на вопросы она всегда отвечала одно и то же: «Ерунда».

Мужчине не могло нравиться, что Агата плачет из-за некоего Лёшика, ещё меньше его устраивало то, что однажды, привычно открыв свой браузер, он наткнулся на незакрытую страницу Алексея Сорокина, чьи фотоальбомы пестрели фотографиями Мурочки. Кто-то отвлёк Агату, и она не закрыла её. Поборов желание продолжить расследование, он просто нажал «выход». Некий Алексей был в жизни Мурочки, и эти отношения, а скорей – отсутствие таковых, угнетали девушку, как и любое дело, где не поставлена окончательная точка. Поставить эту точку может только время, Мурочка же, как обыкновенная девушка, цеплялась за свои мечты и сказки.

В задумчивости Ярослав смотрел во двор, он видел, как Арни выпустил из благоустроенного загона и тёплой будки Цезаря, и тот с воодушевлением, которое готов выказывать только пёс, прыгал со своим новым приятелем Лютиком. Агате даже пришлось выделить отдельный комплект одежды для Лютика, чтобы тот проводил время со своим четвероногим другом, настолько эти двое привязались друг к другу. К удивлению Ярослава, Арни нырнул в будку, тут же вылез оттуда и быстро пошёл к дому, в сторону гаража. «Сигареты прячет».

- Давай сюда.

- Что?

- То, что ты вытащил из будки Цезаря.

- Это не твоё дело.

- Я обещал Агате, - за глаза Ярослав в разговоре с Арни называл Агату по имени уже некоторое время, так казалось более правильным, и для парня тоже. При Машеньке же, которая была почти всегда с мамой, Арни и Ярослав звали её мамой. И оттого девочка не путалась, а твёрдо знала, кто её мама, а кто – папа. При словах «папа» «папа, катай» или «папа, на» он улыбался, забывая, что он не биологический отец девочки. Просыпаясь каждое утро с маленькой ножкой на своём лице, он считал Машеньку своей дочерью, которой у него никогда не было. – Обещал, что ты не будешь курить, а ты обещал мне, бросай, Арни.

- Это не сигареты.

- А что? – с интересом.

- Личное…

- Личное? Парень, личное у тебя в комнате. Агата всегда очень щепетильна в отношении твоего личного пространства, да и я стараюсь лишний раз не вмешиваться, понимая, что ты уже достаточно взрослый, чтобы играть в маму-папу. Но, тем не менее, ты под опекой женщины, с которой я живу, так что я бы хотел знать, что это за «личное», и насколько оно противозаконно?

- Это… эх, я не знаю, ты не поймёшь.

- Давай попробуем, если я не пойму, так и скажу.

- Вот, - он протянул обыкновенной конверт, немного скомканный, с надписями, сделанными детской рукой – Лютика.

- ????

- Это письмо Деду Морозу.

- Он написал письмо Деду Морозу, я проверил ошибки, и мы ездили на почту, чтобы его отправить.

- Это настоящее письмо, прочитай.

«Дорогой дедушка Мороз. Миня зовут Людовик, я уже писал тебе письмо, но то письмо ниправильное, мне хочется на новый год маму. Я хочу, чтобы она вирнулась к нам и посмотрела снег».

Ярослав проглотил нехороший комок.

- Лютик странный, он как мама, наша мама, - на «наша» ударение, - придумывает себе сказки и верит в них. Он верит, что у него есть третий глаз и ещё в реинкарнацию. Он верит, что ты Менелай, а Агата – Елена Прекрасная… Он верит всем мифам и легендам, которые слышит или читает, а то и придумывает. Он придумал, что олень Санта Клауса дружит с Цезарем, и оставил ему там письмо.

- Деду Морозу? Через оленя Санты, в будке собаки?

- Примерно так. У них поделены полюса, но Санта и Дед Мороз ездят друг другу в гости, так что Санта точно передаст его письмо, ну, или сам привезёт маму.

- Нда…

- Он как мама…

- Знаешь, ребёнку ведь надо верить, это нормально, я тоже верил в Деда Мороза, лет до двенадцати точно верил и даже подрался с мальчишками в классе, доказывая, что он существует… Что тебя смущает?

- То, что никакой Дед Мороз не привезёт сюда маму. - Ярославу не понравились отведённые глаза парня.

- Почему? Всё возможно, сейчас там тихо…

- Не привезёт.

- Ты что-то знаешь?

Агата много раз отправляла запросы в ту далёкую страну, но получила всего лишь один официальный ответ, что гражданка России такая-то по указанному адресу не проживает и считается пропавшей без вести. Учитывая неспокойную ситуацию, вспыхивающие бунты и беспорядки – немудрено было потерять человека, а то и вовсе не искать его.

- Мы жили под Хабаровском продолжительное время… мы много где жили из того, что я помню, но под Хабаровском долго, поэтому Лютик такой.

- Так он китаец?

- Ага, он самый, - Арни улыбнулся, - негр с китайцем братья навек.

Ярослав не выдержав засмеялся:

- Прости, прости парень, но вы правда очень необычная семья.

- Я знаю, - он тоже улыбнулся, - мы жили под Хабаровском, в общине, всё общее, натуральное хозяйство… нельзя общаться с чужаками, есть после заката, много правил, но мама… она другая была, она в школу меня отдала, потом Лютик появился, я не знаю как, клянусь… у нас не было китайцев.

- Значит, она нарушила запрет.

- Значит… а потом приехал человек, из такой же общины, как по обмену опытом, а потом попросил маму с собой, а она там вроде грешницы была, отступницы, её и отдали, вместе с нами, и мы уехали в Африку. Так было всё то же самое, она нас даже в школу при консульстве отдала, этот бил её, я видел… он многое делал, правила строже, потом Машенька родилась, я говорил ей, просил уехать, но она не могла, отказывалась… а потом началась революция. Мы всегда жили отдельно, далеко ото всех… но к нам пришли… и… - Арни замолчал, надолго. – Больше я маму не видел, он отдал её, последнее, что она сделала – это спрятала нас, я не хотел, я бы смешался с ними… я бы смог,  но она велела, велела, Лютик бы побежал или заплакал, а Машенька и вовсе… она даже не оглянулась на нас, чтобы никто не понял, что в доме ещё кто-то есть. Мы слышали выстрелы… ночью пробралась соседка, она выкрала у него наши документы и сказала, чтобы шли в консульство, что российских граждан вывозят из страны, дала молоко, и мы убежали… Она сказала, что мама там, за домом, и я не должен идти сам или пускать Лютика, и чтобы я не волновался, когда всё стихнет, она проведёт все положенные ритуалы… Но нам, нам оставаться нельзя, он не потерпит.

Ярослав не спрашивал, кто «он». В его голове не укладывалось то, что ему рассказывал парень. Весь жизненный опыт сорокалетнего Ярослава сводился к мореходному училищу, хождению в загранку, потом возвращению в родной город и попытке встать на ноги, начать свой бизнес, которая увенчалась успехом. Несмотря на внушительный рост и формы, Ярослав не был агрессивным, не участвовал в драках, не впутывался в истории с плохим душком и старался обходить криминал стороной.

- Нас привезли, дальше ты знаешь… Только никакой Дед Мороз не исполнит просьбу Лютика, - тут Арни просто заплакал, по-детски, так, как наверное не мог себе позволить всё это время.

- Почему ты не скажешь Агате?

- Она будет переживать, Лютик поймёт, а ему не нужно понимать…

- Понятно… Арни, я не скажу, обещаю тебе, не скажу. Пока. Возможно, потом эта информация будут важна в связи с вашей опекой или ещё какими-нибудь формальностями, но пока я не скажу.

- Ладно, - он всхлипнул. – И… – было видно, что парень сомневается, говорить ли, что в его голове роятся сотни мыслей, но слова всё же прорвались. - И он преследует нас, преследует Машеньку. Он звонил, угрожал, потом приехал, мы уехали сюда, и всё было хорошо, Агата никому не сказала, где мы… но на прошлой неделе он стал звонить, а сегодня она видела его у дома. И… она боится.

- Что? Преследует? Зачем?.. Не отвечай, это не имеет значения. Больше ты ничего мне не хочешь сказать?

- Больше нет, ты не отдашь ему Машеньку?

- Никогда.

Он посмотрел немного на парня, на чьём лице были заметны следы слёз.

- Спасибо за доверие, спасибо.

Повернувшись к двери:

- Я и вас не отдам, никто из вас не пострадает.

Агата перебирала постиранные и поглаженные вещи в гардеробе, когда туда вошёл Ярослав, и он не был похож на большого дядю, он был, кажется, злым, как минимум, он был сильно расстроенным. Она молча села на стул, который стоял рядом и, застыв, смотрела на мужчину. Он был очень высокий, невероятно широкоплечий, мышцы на его груди и руках были просто огромными и когда-то пугающими.

- Агата, - ей не понравилось «Агата», – Агата, почему ты не сказала, что вас преследует биологический отец Машеньки?

- Аааа?

- Агата, я понимаю, что у тебя есть какие-то вещи или секреты, которыми ты в силу обстоятельств не хочешь со мной делиться, это нормально, но это не та вещь, которую тебе следует скрывать.

- Он нашёл нас? Ты отдашь Машеньку?

- Я не знаю, нашёл ли он вас, меня это не волнует. Я не отдам ему Машеньку, тебя, Лютика или Арни, он не приблизится к вам на пушечный выстрел, для меня это очевидно. Он исчезнет из этого города, а если надо – с этой земли. Меня интересует, почему ты не сказала об угрозах?

- Чтобы ты не бросил меня, нас.

- В каком смысле? – он смотрел на растерянное лицо Мурочки и пытался найти хоть какую-то логику в словах девушки, но она была слишком молоденькой и слишком блондинкой для такой роскоши, как логика.

- Чтобы не быть тебе в тягость больше, чем мы уже есть.

- Мурочка? На этом месте поподробней.

- Нууу… Мы живём в твоём доме, кругом игрушки, я стараюсь всё сразу убирать, но они мусорят быстрее, вчера Машенька изрисовала диван фломастером, я оттёрла, но всё равно видно. – Она виновато опустила голову. – Ты не высыпаешься из Машеньки, на продукты уходит много денег… Я не могу отказывать Машеньке, Лютик мало ест, но Арни… Ты не думай, он старается… я всегда контролирую, чтобы он много не ел и сама… вот.

- Что?

- Знаешь, это на самом деле просто. Всё на счёт, мы привыкли. Если Лютик ест половинку кусочка хлеба, то я целый, а Арни две. Он не может есть меньше, он большой… Ты не отдавай Машеньку, если тебе совсем в тягость, ты скажи, мы уедем. Просто… я ведь не справлюсь с вами двумя, я не смогу.

- Мне кажется, я схожу с ума… какой хлеб? Какие кусочки?

- Мы так привыкли.

- Мурочка, девочка, я зарабатываю достаточно, чтобы не думать о хлебе… Мне и в голову не приходило… У тебя на карточке достаточно средств, я не контролирую тебя… а видимо зря, иначе бы я заметил, что расходы на питание не так уж и увеличились. Какая же ты блондинка, Мурочка.

Ярослав хотел разозлиться, на самом деле он чувствовал и злость, и разочарование, и какую-то боль за молоденькую девушку, что жила с ним в его доме, но по старой привычке считала хлеб… У него перехватывало дыхание от собственной невнимательности и обиды за то, что Мурочка так и не научилась за это время доверять ему. А давал ли он повод, показал ли, что она может довериться ему, перестать бояться будущего? В своих глазах Мурочка была тем, кем считал её весь городок – приспособленкой, приживалкой, а он, видимо, не сделал ничего, чтобы переубедить её, неверие же в людей сидело в девушке настолько глубоко, что простое «будем жить вместе» не могло для неё много значить.

На следующее утро Ярослав вышел на кухню и смотрел, как Мурочка, накрывая на стол, пробегается глазами по продуктам, после чего он увеличил порции раза в два всем, Лютик не справился и с четвертью, а вот Арни съел свою, а потом доел и завтрак Лютика, на возражение Ярослава, что можно приготовить ещё, а не доедать, ответил.

- Вот ещё, продуктами разбрасываться, он мой брат, доем.

В словах была доля правды. Агата, проворочавшаяся всю ночь, выглядела бледной, считая воображаемы признаки отчуждения в большом дяде.

- Мурочка, - сказал он, когда зашёл после того, как отвёз детей в школу. - Давай-ка мы сядем на диванчик, Машенька на нём порисует, а ты мне расскажешь всё, что ты знаешь о том человеке, что вас преследует, и заодно ответишь мне ещё на пару вопросов.

- На какие? – сжалась, очередной раз за утро.

- Например, какую ты хочешь шубку, у тебя милая курточка, мне нравится, но моей Мурочке не помешает шубка… и платьюшко. И уж точно, я абсолютно уверен, что тебе необходимы туфли.

- Не хочу я шубку и платье.

- Не бывает девушек, не бывает блондинок, которые не хотят шубку, встречаются глупые Мурочки, которые не признаются в этом.

- Ты не отдашь Машеньку?

- Папа? – девочка протянула ладошки просясь на руки.

- Сама-то ты как думаешь? – он поднял Машеньку и рассматривал игрушку, которую она ему протянула: «На».

- Не отдашь, - улыбаясь. – Большой дядя, ты не отдашь Машеньку.

- Правильно, я не отдал свою Машеньку, свою Мурочку и своих парней, один из которых, все-таки курит тайком, а у другого третий глаз, свои-то два узкие. Куда я без вас? Кто меня, несчастного, объедать будет? Прям не знаю, Мурочка, почему ты такая глупенькая у меня…

- Потому что я блондинка?

- И то верно, рассказывай про этого мужчину всё, что помнишь, слышала, какие есть документы, фотографии, всё…

Глава 5

Приехавший Антон внимательно выслушал давнего партнёра и друга и сейчас молча смотрел в стену, взяв паузу.

- Умеешь ты баб выбирать, Слав.

- Это да, умею.

- Ты уверен, что это всё, что она знает?

- Уверен… не враг  же она детям, в конце концов.

- Верно… верно, слушай, надо с парнем говорить.

- Не трогай его.

- Агата твоя толком ничего не знает, а нам для начала нужно понять мотивы этого мужика… кто он? Если он просто парень, который хочет своего ребёнка обратно – это одна история, а если религиозный фанатик или сектант – другая. По итогам мы решим, обойдёмся собственной безопасностью или придётся подключать официальные каналы. Может, Машенька твоя какая-нибудь избранная или светоч, или что там у них бывает. Это можно понять, только узнав об общине, куда вляпалась их мать… Как так случилось-то, ты не знаешь?

- Всё просто, родила в шестнадцать, пока мать была жива, отец терпел позор семьи, а потом сразу выгнал, вот и пошла она по общинам да сектам в поисках добра… Агате-то тоже не помог.

- Это, блядь, что за отец-то такой.

- Вот такой, - Ярослав уже поднимался в комнату Арни, чтобы позвать его для беседы.

- Арни, это важно, тебе нужно рассказать всё, что ты знаешь, помнишь, слышал, видел, предполагал. Как называлась ваша община, какие именно были правила, какие наказания, в чём суть, распространение этого верования или что там… сможешь?

К концу монолога, когда Антон только изредка перебивал, чтобы задать короткие уточняющие вопросы, Ярослав пытался хоть как-то уложить в своей голове то, что эти два парня видели и с чем росли. Неудивительно, что общительный от природы Арнольд смотрел на людей с подозрением, а Лютик убегал в свои мечты и сказки. Эта особенность – убегать в мечты, – была семейная, не только его мама так делала, живя в какой-то абсолютно бесчеловечной реальности, но и тётя. Его Мурочка тоже имела такую склонность, но Агата всегда боролась с трудностями, справляясь так или иначе, ища выход, даже если он был неправильным или нелогичным.

- Знаешь, парень, - Антон говорил серьёзно, глядя не только на Арни, но и на Ярослава, - думаю, тебе нужен специалист, хороший специалист. То, как ты рос, даже близко не может считаться нормальным, то, что ты увидел… может вызвать замедленный постстрессовый синдром, так что…

- Да ладно? – Ярослав.

- Вообще-то из нас двоих я бо́льший отец, чем ты, так что бери своего парня и тащи к специалисту.

- Агата будет спрашивать, - с сомнением сказал Арни, было видно, что он не в восторге от слов партера Ярослава, он скорее принимает правила игры, оказавшись в невыгодной для себя ситуации.

- У тебя подростковый возраст, ты куришь и, уж прости, парень, ты чёрный, у тебя масса официальных причин, по которым ты можешь смело пройти небольшой курс… и ничего не говорить Агате. Уверен, узнай она и половину вашей замечательной жизни, впадёт в такую панику, что её блондинистые нервишки не выдержат. В этом плане ты всё-таки покрепче будешь, мужик.

На том и порешили.

Ёлку поставили на высокую тумбу, потому что проворную Машеньку очень привлекали огоньки и цветные шары, она постоянно просилась на руки, чтобы потрогать, дёрнуть, а лучше сорвать яркую игрушку.

Она росла смышлёной девочкой, каждый день удивляя родителей и братьев новыми словами или проделками.

Сейчас все спали, каждый в своей комнате, а Машенька в спальне родителей, но уже в своей кроватке, просыпалась она только в середине ночи и после молочка засыпала снова, но всегда между мамой и папой. Агата прочитала, что это плохо скажется на психике ребёнка, но Ярослав считал, что любовь ещё не помешала ни одному ребёнку, так что и их Машеньке не помешает.

Девушка сидела, облокотившись спиной о грудь мужчины, невероятно высокого и с мощным торсом, и смотрела на мерцающие огоньки.

- Хорошо, что мы поставили ёлку.

- И вправду, хорошо.

Ярослав никогда не ставил ёлку на Новый год, но в этом году у него даже не возникло такого вопроса, он взял с собой Лютика и Арни, и вместе они выбрали самую большую и пушистую  лесную красавицу, которая теперь благоухала на весь дом, украшая его.

- Я беспокоюсь, Арни точно нужен был психолог?

- Ну… в школе обратили внимание, почему бы не походить.

- Просто… странно это, он же не детский.

- Мурочка, это маленький город, здесь всё по знакомству, поверь, этот парень лучший в своём деле, так что… может, пользы особой не будет, но и вреда тоже. Пусть Арни походит, ты же видишь, что ему непросто.

- Вижу, - Агата вздохнула и вжалась ещё плотнее в большого дядю. Сколько бы ни обнимал, сколько бы ни давал ей тепла и ласки этот мужчина, ей всегда было мало, она была подобна энергетическому вампиру, который питался теплом другого человека. Молоденькой девушке было невдомёк, что отдавала она ничуть не меньше, что мужчина рядом с ней буквально купался в её ласках, поцелуях и блуждающих по его большому телу ручках. Уже давно он просыпался между Мурочкой и Машенькой. Маленькая девочка раскидывалась на большей половине кровати, но обязательно ручку или ножку, а то и всё тельце закидывала на папу, а Мурочка перебиралась во сне на половину Ярослава и хваталась, что у неё было сил, за мужчину рядом, пытаясь обхватить его руками и ногами одновременно.

Она была  одета совсем просто, в красную – а какую ещё? – трикотажную пижаму, без макияжа и с влажными волосами. Мужчина невероятно любил такую Мурочку. С утра она первым делом красилась, когда ярче, когда совсем немного, но вечером, уложив детей, после душа, пахнущая шампунем и немного духами – она была невероятно соблазнительной, домашней, настоящей Мурочкой. Его.

- Ты ничего о себе не рассказываешь, большой дядя.

- А что ты хочешь знать, Мурочка?

-  Ты был женат?

- Неееееет, - он улыбнулся, - я не был женат.

- Правда? – она резко повернулась, встала на колени, чтобы заглянуть в глаза сидящему Ярославу.

- Конечно, с чего бы мне врать?.. Но я жил с девушкой, это, наверное, считается.

- Расскажи.

- Ой, это было настолько давно, что кажется уже неправдой.

- Всё равно, - Агата почувствовала, что она злится на эту девушку, и очень сильно.

- Нуууууу, сразу после армии, я ещё в загранку ходил.

- Это как?

- Хммм, - он ухмыльнулся разнице в их мировоззрении. – За границу, на торговом судне, это было очень престижно в те времена.

- Так ты моряк дальнего плавания?

- Он самый. Так, о чём я? Мне было лет двадцать пять, ей и того меньше, мы жили вместе… наверное, около пяти лет, да, примерно так.

- Иииииииииии???

- И что, Мурочка? Жили, а потом разошлись.

- Но это же тааааак много…

- Да, для двадцати пяти это много…

- А почему разошлись?

- Наверное, ей хотелось определённости, хотелось узаконить отношения, думаю, она ждала от меня этого, но я как-то не сообразил, и, как итог, мы разбежались, она вышла замуж, а я как-то один… был, до тебя… вас.

- Ты до сих пор любишь её, - девушка опустила голову и готова была заплакать от уверенности, что он до сих пор любит некую девушку, не её… При этом она не могла бы сказать, что бы она ответила на признание большого дяди в любви. Эти чувства были очень противоречивыми, однако ревность побеждала всё.

- О, нет, Мурочка, конечно, нет, я о ней и не думаю, просто ты спросила, я ответил.

- Правда?

- Конечно, клянусь, я вовсе не люблю её, - слова, которые чуть было не сорвались с языка, мужчина оставил себе, проглотив их с комком в груди.

- Это хорошо, - отчего-то девушке действительно стало хорошо. Она была практически вжата в мужчину, в большой комнате, где возвышалась ёлка и потрескивал камин, издавая характерный звук и запах. Она впитывала в себя и этот запах, и ощущение тепла  и покоя, ощущение счастья и какого-то довольства жизнью, разрешая себе не пугаться этого, а наслаждаться.

Уже отдаваясь поцелую целиком и полностью, как умела только его Мурочка, она закинула на его поясницу ногу и буквально втиралась в мужчину, мурлыча при этом.

У мужчины каждый раз перехватывало дух от того, как сверкали глаза девушки, какой открытой и даже смелой становилась она в такие моменты. Она просила больше и больше, ещё и ещё, и получала это.

Его руки сняли сначала красную трикотажную кофточку, и он нежил грудки, казавшиеся меньше из-за размеров его рук, потом шорты и, не найдя под ними трусиков, он долго гладил внутреннюю сторону бедра, видя, как в нетерпении, а то и в злости, Мурочка требует его рук на самом нежном, интимном месте. Возможно, давал он больше, чем получал, возможно, Агата этим пользовалась, но мужчина не возражал, а только приветствовал такое поведение.

Ему хотелось доставить Мурочке удовольствие, радость, хотелось, чтобы она вздыхала, а потом срывалась на крик, хотелось, чтобы её глаза расширялись, когда он входил в неё, всегда осторожно, давая ей время, ускоряя амплитуду и глубину толчков. Они испробовали массу позиций, нашли свои уловки и радости, подстроились друг под друга и получали максимальное удовольствие от занятий любовью. При этом Ярослав отчаянно понимал, что никто и никогда не дарил ему такой спектр удовольствий и радости, как Мурочка. Она была смелой девушкой, немного безбашенной и, порой, просила о неожиданных вещах своего большого дядю, и он мало когда мог или хотел отказать ей.

Сейчас, уставшей от взаимный ласк, ощущающей натёртость, как это бывало всегда, Агате не хотелось никуда идти, подниматься на второй этаж, как и делать любые телодвижения.

- Не хочу вставать.

- Мурочка, скоро проснётся Машенька.

- Я не хочу, не пойду, я тут хочу.

- Хорошо, - он быстро встал, улыбнувшись, принёс пару одеял, подушки, а потом уложил между ними Машеньку, поставив между подушек молоко, которое потребует девочка.

Утром он проснулся от того, что кто-то переступает через него, это был Арни, который пытался тихо забрать свою книгу, но родители спали, растянувшись прямо посредине комнаты, оккупировав при этом подходы к дивану, на котором и лежала книга.

- Тсссссссс, - Арни, показывая глазами на спящих Агату и Машеньку, на что Ярослав только кивнул головой и, подоткнув одеяло под обеих, отправился на кухню, где они втроём благополучно справились с завтраком и отправились кто в школу, а кто на работу.

Агата быстро зашла во двор, закрыла за собой калитку и стала вытаскивать Машеньку из красной – а какой ещё? – коляски. Девочка капризничала всю дорогу, хныкала и просилась на ручки. Всё, что успела заметить Агата – что девочку буквально вырвали у неё из рук, в следующее мгновение она услышала грохот чего-то, и мужской крик, смешанный со своим, от боли и непонимания. Кто-то откинул её далеко по вычищенной дорожке, она упала, больно ударив колено и голову, и сейчас смотрела, как Он, тот самый человек, держит Машеньку на руках, от чего та извивается и отчаянно плачет, а Антон приставил к голове мужчины пистолет…

Агата видела подобное в кино. Скорее всего – с глушителем, во всяком случае она именно так себе и представляла глушитель. Представления её были поверхностны и основаны на паре блокбастеров, которые она видела. В это же время она слышала мальчишеское отчаянное: «Пааааапа» и, скосив взгляд в сторону, видела, как Лютик, в домашней одежде и тапочках, стоял на снегу и кричал что-то в трубку телефона.

- Ребёнка отпусти, - она услышала спокойный голос Антона.

- Нет. - Он.

- Ты что-то не понял? – Агата слышала щелчок, наверное, так и звучит предохранитель, и увидела, как сильнее вдавилась сталь в висок мужчины, который держал её Машеньку.

- Ты уверен? – В этот момент Он просто выронил Машеньку, от чего она упала, распластавшись по дорожке. У Агаты зашлось сердце, остановилось на те доли секунды, пока она не услышала крик ребёнка в купе с приказным Антона:

- Не поднимай её, возможно, травма.

Агата мало что понимала, кроме того, что Машенька плачет, её уронили с высоты об землю, а Лютик сидит в снегу и мелко вздрагивает. Как в замедленной съёмке она увидела, как Машенька сама поднялась на ножки, и какой бы вред не могли причинить её действия, девушка вцепилась мёртвой хваткой в ребёнка и отходила к Лютику под полным ненависти взглядом мужчины, преследовавшим ей и её детей.

- Лютик, заинька, успокойся, мой хороший, тише, - она сидела в снегу и уговаривала мальчика, не в силах поднять его, не в силах встать самой.

Машенька плакала, она заходилась в плаче, скорее машинально девушка ощупала ручки и ножки девочки, на первый взгляд всё было нормально… на первый. Лютик не двигался с места, вцепившись в Агату, Машенька постепенно успокаивалась в руках мамы, пряча личико у неё на шее и сося свой кулачок, что приносило успокоение и Агате, значит, обошлось без травм.

- Пацан, возьми-ка Машеньку и иди в дом.

- Нееет, - Агата завизжала и вцепилась в ребёнка.

- Агата, успокойся, отдай девочку… Парень сейчас околеет, тебе не нужна пневмония.

- А если он не один?

- Он один.

Агата смотрела с подозрением.

- Он один.

- Лютик… иди в дом.

- Маааааам, мама, я не хочу.

- Солнышко, иди, мой золотой, ты простынешь, да и Машенька тоже… Иди, мой хороший, - она передала успокоившуюся девочку Лютику и встала посредине двора рядом с Антоном.

Он, держа её руку, вложил в неё увесистое оружие, крепко удерживая у виска мужчины, угрожавшего ей и её детям.

- Хочешь – стреляй, Агата, никто не узнает.

- Я не могу, - она не могла, пальцы покрылись потом, она интуитивно пыталась отстраниться от оружия.

- Он пытался убить твою дочь.

- Убить?

- Да… жертва. Им нужна была жертва.

Агата всхлипнула.

- Боже, неееет.

- Хочешь – убей.

Она хотела убить, хотела. Хотела растерзать этого человека, разрядить в него всю обойму, как это бывает в кино, а потом сжечь его труп, она чувствовала ненависть к этому человеку, острую, до тошноты и сведённого солнечного сплетения. Но на самом деле она не могла даже удержать пистолет, который был холодным и тяжёлым, тяжелей, чем когда-либо думала девушка, если и задумывалась над этим.

- Стреляй!

- Нееет, - слезы покатились по щекам, девушку трясло, она плакала, чувствовала, что не может не только удержать оружие, но и стоять тоже.

В какой-то момент большая рука взяла её ладонь и освободила от тяготеющего куска металла, подарив взамен тепло. Всё, что она видела перед собой – это пара серебристых кнопок на куртке Ярослава, и чувствовала запах парфюма, всё это приносило если не успокоение, то возможность дышать.

- Явился, не запылился, - Антон быстро обвязывал тёмным скотчем рот мужчины и его руки, пока тот стоял на коленях.

- Давай подробнее, - Ярослав прижимал к себе Агату, которая всхлипывала и мелко тряслась.

- Все живы, может, будут здоровы…

- Рассказывай, - он терял терпение.

- Чего рассказывать? Ребята из службы собственной безопасности присматривают за твоими.

- Что? – девушка, вопрос, оставшийся без ответа.

- Звонят мне, мол, вышла одна с ребёнком, и этот хмырь за ней… что делать? А что делать? Я в квартале, приехал, поймал урода.

- Поймал, значит? – глядя зло.

- Да, поймал.

- На живца?

- Можно и так сказать.

- Да… - у Ярослава потемнело в глазах.

- Ты не на меня ори, ты лучше красаву свою спроси, чего одна ходит? Ты почему одна пошла?

- Машеньке нужна была каша.

- Каша? А подождать эта каша не могла? – Антон.

- Нет, не могла, она капризничает, заболевает и ест только эту кашу.

- Отлично, а муж у тебя на что???

- Какой муж? - Агата растерянно смотрела на Антона, прижимаясь крепче к Ярославу.

- Слав, у тебя же нормальные бабы были, где ты отыскал такую?.. Это же пиздец какой-то… Мужик, с которым ты живёшь, не муж тебе, Агата?

- У него было занято, - кажется, поняв о чём речь.

- Отлично. А позвонить Антону, так мол и так, гони кашу малой, не судьба?

- Ваааам?

- Тебе! Да, мне, жене моей, секретарше его, - в сторону Ярослава, - кому угодно, любой притащит тебе эту несчастную кашу, раз уж ты живёшь с НИМ. Слав, ты бы объяснил на досуге своей молодухе, что мы хоть и пиздим на неё, но она вроде как жена твоя, а значит, в любой момент поможем… включая кашу. Ты вообще из дома не должна была выходить, тебе говорили?

- Говорили.

- И что?

- Каша…

- Каша ей… Ну, ты посмотри на неё, в мозгах у тебя каша, тащи лопату.

- Какую лопату?

- Какую найдёшь.

- А зачем?

- Могилу себе копать будет, - он пнул крепко связанного мужчину, который лежал на боку в снегу и страшно водил глазами.

- Но…

- Тащи.

Агата принесла трясущимися руками и смотрела, как мужчину загружают в большую машину Ярослава, и как она медленно выдвигается за ворота.

Сколько она просидела в дверях, не раздевшись, она бы не могла сказать, кто-то снимал с неё куртку, кто-то поднял на руки, и она уже была в стенах ставшей родной спальни, кто-то мерил ей температуру и растирал холодные ноги, кто-то заставлял есть суп и укачивал, как ребёнка, чтобы она уснула.

Через время она открыла глаза, поняв, что ночь, а она в объятиях большого дяди, и что сделал этот  человек. Она тихо заскулила, пытаясь отодвинуться подальше.

- Мурочка, что с тобой, тебе плохо?

- Оставь меня… оставь.

- Ну что ты, что ты… это лекарства, у тебя был сильный жар, девочка, иди ко мне.

Ей хотелось, но… «Могилу себе копать будет», и медленно отъезжающий автомобиль.

- Вы убили его? ТЫ убил его?

- Нет, с чего ты взяла, но очень хотел, он обгадил мне салон.

- Лопата.

- Это у Антона такие дебильные шутки.

- Не ври мне, большой дядя.

- С чего мне тебе врать, Мурочка, смотри, - он протянул телефон, где был сфотографирован мужчина на перроне вокзала и в поезде, он натянуто улыбался и смотрел с ужасом.

- Мурочка, клянусь, я готов убить за тебя, за любого из вас, но в этот раз, слава богу, не понадобилось.

- Он не вернётся? – Агате стало страшно, и даже на долю секунды она пожалела, что Он всё же остался жив.

- Если совсем не идиот, то не вернётся. Он трус, самый обыкновенный, что ж не поугрожать молоденькой девушке с тремя детьми на руках… Но поверь, он не сунется сюда, зная, что тут ему приставят дуло пистолета ко лбу, и в этот раз уже церемониться не будут.

- Ладно…

- Как ты себя чувствуешь?

- Голова болит… не знаю, долго у меня была температура?

- Неделю.

- Ооооооооо.

- Да, врач приходит каждый день…

- Машенька, что?

- Со всеми всё хорошо, все здоровы, только по тебе скучаем, завтра Новый год.

- Пааааап, - в дверях стоял Лютик. - Паааааааап, мама проснулась, да?

- Иди ко мне, - Агата попыталась улыбнуться, обнимая худенькое тельце мальчика.

- Не болей больше, мама.

- Не буду.

- А может, и есть Дед Мороз, - Арни, услышавший разговор в спальне родителей, но долго сомневающийся, зайти ли, и только полоска света и голосок младшего брата вселили в него уверенность. Лютик сидел рядом с бледной блондинкой, с синяками под глазами, с небольшой отёчностью на лице, взлохмаченной и в большой мужской рубашке, и  искренне называл её мамой.

Видимо Дед Мороз всё же исполнил желание мальчика.

Глава 6

Агата, превозмогая слабость, приплелась на кухню, где критически осмотрела содержимое холодильника и кухонных шкафов. Прикинув в уме, что ей нужно купить, она поставила вариться овощи и рис для суши. На этом силы, казалось, покинули девушку, но она была не из тех, кто сдаётся или отступает, она просто присела на краешек стула и положила голову на руку, совсем на чуть-чуть, самую капельку.

Проснулась она от того, что её голову устраивают на подушке, а саму кутают в тёплое одеяло на большом и светлом диване в огромной комнате с ёлкой.

- Зачем ты встала, Мурочка? – глаза Ярослава смотрели с укоризной, но сам он улыбался.

За предыдущую неделю, пока Мурочка болела, он спал едва ли по три часа в сутки, она сильно напугала его, когда, вернувшись, он нашёл её, сидящую у дверей дома, сжавшуюся в комочек, с застывшими следами слёз. Итогом стала сильная температура, впрочем, и нервное потрясение тоже вполне могло сказаться на девушке.

Не было похоже, что Мурочка хоть раз в жизни видела оружие. Да и сам Ярослав был не любитель этого, он не ходил даже в тир, не то чтобы держать в доме огнестрельное оружие, в отличие от Антона. Который, конечно, рисковал, возя с собой подобную «игрушку», но это был маленький городок, никто не останавливал и не проверял одного из владельцев самого крупного бизнеса в их области, так что он чувствовал себя вольготно. Вряд ли он стал бы настаивать на том, чтобы девушка выстрелила, но, возможно, не имел ничего против, если бы Агата не совладала со своим страхом или чувством мести.

Ни Антон, ни Ярослав не могли чувствовать ничего, кроме брезгливости, отвращения и желания уничтожить, по отношению к этому человеку, впрочем, как и Мурочка. Ей всё-таки пришлось рассказать о незавидной участи её старшей сестры, и девушка провела в слезах больше суток, сокрушаясь и обвиняя во всём случившимся себя, что не помогла и даже не интересовалась её жизнью, пока не стало слишком поздно. Каким образом Агата умудрялась брать на себя вину своего отца, Ярославу было непонятно, он немного поспорил с Мурочкой, но потом им пришлось переключиться на Лютика, чтобы рассказать ему это, максимально сгладив для него информацию.

Они сказали, что пришёл официальные ответ, и даже напечатали его, поставив для убедительности пару штампов от фирм Ярослава. Наивному Лютику и не понадобилось больше. Он очень долго плакал, но потом огорошил всех вестью, что мама скоро переродится, скорее всего – в какое-нибудь растение, ведь переродился же Менелай в Ярослава… Никто не стал спорить с мальчиком. Возможно, когда его жизнь станет по-настоящему постоянной и устроенной, когда он почувствует себя под защитой – он перестанет выдумывать себе истории и верить во все мифы и легенды, а, возможно, станет Андерсеном своего времени.

Антон не мог знать, что Агата, идя по летней дорожке, всегда поглядывает на землю, чтобы не наступить на муравьиную дорожку, и никогда не убьёт паука в доме, она аккуратно, как бы страшно или противно не было ей, посадит его на руку и отнесёт в более безопасное место. Ярослав всерьёз опасался, что Агата страдает угрызениями совести от того, что использует «Фумитокс» летом, потому что когда-то давно она задумчиво спросила, сильно ли страдают комары, когда гибнут от него… На что Ярослав, не моргнув глазом, ответил, что комары вовсе не страдают, а просто опасаются... В общем-то до этого он не задумывался о действии этого препарата и, глядя на молоденькую блондинку на пляже, удивлялся не то её наивности, не той удивительной душе, способной в её сложной ситуации задумываться об участи комаров. Она была слишком молоденькой и слишком блондинкой.

Стоило ли удивляться, что стычка и последующие события привели к болезни и нервному срыву Мурочки?..

- Так зачем ты встала, Мурочка?

- Сегодня Новый год, большой дядя.

- Я знаю.

- Мне нужно приготовить, - она нахмурилась. – Ты же ещё хочешь провести Новый год с нами?

- Конечно, это семейный праздник.

- А у тебя нет никакой другой семьи? – почти засыпая. На самом деле Агата подумала о родителях Ярослава, о своём папе, но не успела развернуть свою мысль, потому что подушка была уж слишком  мягкой, а одеяло – очень уютным, хотя  менее уютным, чем ладонь большого дяди рядом с её лицом, конечно.

Проснувшись ещё раз, она тут же побежала на кухню, где в удивлении обнаружила Ярослава, не замеченного раньше за таким делом, как приготовление еды, и Арни, который мелко-мелко резал лук, не слишком быстро, но старательно. Лютик за кухонным столом развлекал Машеньку раскладыванием ярких кубиков.

- Проголодалась?

- Что вы делаете?

- Добываем мамонта, раз наша мама спит, - Ярослав обернулся и подмигнул заспанной девушке, которая стояла в его футболке и промаргивалась на ярком свету кухни.

- И как мамонт? – она уже успела оценить размеры добычи в виде кусков мяса и стейков рыбы в маринаде.

- Уверен, тебе понравится, - ещё раз подмигнул, и Агата подмигнула в ответ, отчего мужчина широко улыбнулся и в два шага пересёк довольно большую кухню, чтобы поднять девушку и поцеловать её. Целомудренно, при детях, но всё равно поцеловать, она вцепилась ему в шею и не хотела отпускать.

- Тебе уже лучше, Мурочка? – он говорил тихо, на ухо. – Скажи, что тебе лучше.

- Лучше, я просто переживаю, что Новый год… а…

- Мурочка, мы всё с парнями решили, нет такого мужчины, который не умеет готовить шашлык, потому что невозможно испортить еду, приготовленную на огне. Так что мы с Арни приготовим шашлык, для тебя рыбу, если ты захочешь, парни всё же любят мясо. – Тут Арни закивал в знак согласия, и даже Лютик, всем известный малоежка, поддакнул. – Овощи и всё, если ты больше ничего не хочешь, конечно.

- Я думала сделать суши.

- Мы заметили, - он покосился на подгоревший рис. – В следующий раз сделаешь.

Он вспомнил, как совсем недавно пришёл домой позже обычного, заранее предупредив, он думал, что Агата будет спать вместе с Машенькой, но застал её, тихо смотрящую телевизор, свой любимый сериал, она улыбалась и выглядела ещё моложе, если это было возможно.

- Диииин, он классный.

- Это который? – он сел рядом и устроил Мурочку у себя на колене, она облокотилась на широкую грудь и продолжила смотреть на экран.

- Вот этот.

- Я так и думал, действительно, классный.

Дин, как и сериал, Ярославу не понравился, а вот то, как тихо сидела Мурочка, обнимая его и отвлекаясь на поцелуи во время рекламы – понравилось очень. Последние десять минут серии они уже не досматривали, потому что Мурочка всё-таки бросила любование телевизионным героем и окончательно переключила своё внимание на мужчину рядом, отдаваясь поцелую с такой страстью и нежностью, как умела только она. Это был коктейль из желания обладать сразу и желанием растягивать удовольствие как можно дольше. Он уже было принял решение не тянуть больше с удовольствием, как почувствовал, что Мурочка отталкивает его.

- Сейчас, - она побежала на кухню и вернулась с тарелками, фужерами и салфетками, в следующий заход она принесла огромное продолговатое блюдо с суши и роллами и завершила сервировку бутылкой белого вина.

- Заказала? – он подцепил палочкой ролл и отправил в рот. - Где? Не помню, чтобы где-то так вкусно делали… ууууууу… Ты открыла новое место, Мурочка.

- Сама сделала, - она было хотела обидеться, но мужчина в наслаждении закатывал глаза, поедая плоды её труда, так что всё, что могла девушка – радоваться.

- Вау! – он даже на мгновение перестал жевать.

Потом он ел, а Мурочка пила под хитрым взглядом большого дяди, который не имел ничего против немного хмельной женщины на его большом диване, потому что уже знал, какой игривой становилась Агата, насколько открытой в выражениях своих шальных желаний, настолько шальных, что ему иногда приходилось останавливать её в шутливой форме.

- Мурочка, если я даже легонечко тебя придушу, от твоей шейки ничего не останется.

- Самую капелюшечку, - она показала пальцами размер капелюшечки.

- Вьёшь верёвки из большого дяди.

Он согласился и сделал вид, что сдавил тонкую шею Мурочки, на самом деле едва касаясь пальцами белой кожи и заметной синей венки, отчего Агата так громко вскрикнула, что, испугавшись, что дети всё-таки услышат, он закрыл ей рот рукой.

Как же он любил ласкать Мурочку, любил дарить ейнежность, на которую только был способен, он любил проводить ладонью по светлой и гладкой коже бедра, надавливая совсем немного, но ощутимо для девушки, потому что она пододвигалась ближе и отодвигала одну ножку в сторону, как бы приглашая, желая продолжить ласки. Он любил её нетерпение и то, как недовольно она хмурилась из-за его наигранной медлительности, когда он гладил её по белью, лишь иногда ныряя под, пока не снимал с неё трусики и продолжал свои ласки пальцами, пока, потеряв собственное терпение, не проходился языком по складочкам, кажется, хмеля от вкуса. Он не был большим любителем подобного, но с Мурочкой всё было по-другому.

Она вся была другая. Более нежная, более страстная, более импульсивная и искренняя. С той же страстью, с которой она отдавалась его ласкам, она дарила свои. Он терялся в них, в аромате кожи, смешанном с ароматом лёгких духов и шампуня, в стонах и шёпоте, в её жажде. Она хотела его, он видел, что она хотела, и не только его большое тело. Заглядывая ему в глаза, она спрашивала: «Ты мой, большой дядя?» Он всегда отвечал одно: «Твой». Ему хотелось, чтобы и Мурочка была его, но она была слишком молоденькая и слишком блондинка…

Пока Ярослав с Арни кружили возле большого мангала под светом фонарей, Людовик играл на улице с Машенькой, девочка заразилась общим весельем, и сколько бы Агата не укладывала её спать, она только больше разыгрывалась, и чтобы избежать капризов, девочку одели потеплей и вывели на улицу, надеясь, что погуляв немного, она всё же уснёт.

Уже сидя за столом, под звуки курантов, Ярослав окинул глазами большую комнату, где был накрыт стол, за котором сидели красиво одетая Мурочка, Арни в светлой рубашке, которого явно нервировал официальный дресс-код, Лютик в рубашке более детской расцветки и Машенька в красивом платьице и с огромным бантом, который держался на широкой резинке и пока ещё не был сдёрнут беспокойной ручкой, и растерялся, потому что впервые в жизни он не знал, что ему желать.

Сразу после тоста, когда Арни поднял фужер шампанского со взрослыми, сделав вид, что первый раз употребляет алкоголь, а Ярослав сделал вид, что поверил, все прошли к большой ёлке, где уже появились подарки.

- Тут не было подарков, когда мы заходили, я проверял! – Лютик, который буквально поминутно заглядывал под ёлку в поисках подарков. - Смотрите, смотрите! – мальчик был в восторге. – Дед Мороз выпил молоко, целый стакан, и съел печенье, ему понравилось!

- Ещё бы, - пробурчал Ярослав, который десятью минутами раньше, пока Агата отвлекала ребёнка просьбами помочь, буквально давился этим молоком и слишком сладким печеньем. «После водочки – то, что надо».

- Так мы будем смотреть подарки? – Агата.

- Да! Да! – Лютик уже распаковывал большие коробки, с его именем на маленьких карточках, и в восторге смотрел на дополнение к железной дороге, которая уже пересекала практически всю большую комнату и огибала светлый диван. Дед Мороз добавил несколько железнодорожных составов и даже депо. Лютик обнимался с коробкой и ни на минуту не вспомнил о своём «настоящем» письме Деду Морозу. Несмотря на его веру в перерождение, Агата опасалась, что Лютик будет всё-таки ждать маму, но, видимо, перспектива собрать новенький состав увлекла мальчика больше.

- А что это? – Ярослав якобы удивлённо глядел на небольшую коробку. – Написано: «Арнольду»…

Арни неуверенно протянул руку и в следующую минуту молча, с каким-то благоговением, смотрел на коробку с заветными буквами и набором цифр – вожделенный сотовый телефон с набором функций, памятью и экраном, телефон, о котором он и мечтать не смел, но всё равно хотел.

- Я же плохо окончил четверть, - сказал тихо и как-то растерянно.

- Может, Дед Мороз не в курсе? - Агата.

- Ему не важно, как ты окончил четверть, он верит, что год ты закончишь хорошо, - Ярослав.

Машенька не дождалась своего подарка, яркую каталку - жёлтого жука, который трещал и топал лапками. Она уснула на руках у мамы, скинув всё-таки бантик, её светлый волосики вились, и она не могла разделить восторга от чудес Нового года ни с братьями, ни с родителями, ведь каждый день для неё был сродни этому празднику – с подарками и открытиями.

Пришла очередь Агаты, и она смотрела на серьги с рядом белых и бордовых камней, и на такой же кулон на тонкой цепочке.

- Это же не бриллианты? – она растерянно смотрела на зелёный бархат.

- Брильянты, Мурочка, - он улыбнулся в широко, как блюдца, распахнутые глаза. – Не переживай так, тут камушки не больше трети карата и чистоты две трети.

- Аааааааааааа, - девушка не поняла, что это значит, но звучало довольно пренебрежительно, поэтому она позволила Ярославу вставить в свои уши серьги и надеть цепочку, и долго любовалась собой в зеркало, пока довольный мужчина застёгивал на левом запястье новые часы – его слабость. Ярослав любил часы, коллекционировал, часто участвовал в аукционах и тратил на них порой неразумные деньги. Эти были раритетные, выпущенные в СССР и прекрасно сохранившиеся.

Следующего подарка с маленькой табличкой «Ярославу» мужчина не ожидал никак, он развернул тубу из ватмана и долго рассматривал коллаж из фотографий за последние полгода, надписи детскими руками, кое-где с ошибками – Лютик, отпечатки маленьких ладошек и ножек, надпись же на разноцветном листке бумаги гласила: «Лучшему папе».

- С днём рождения, - сказала девушка. – Это от всех нас.

Он молчал, пытаясь спрятать подступившие слезы.

- Не очень-то весело, когда день рождения первого января… - Мурочка, сочувственно.

- Спасибо.

- Тебе понравилось? – недоверчиво Лютик, это была его идея, он видел такой плакат в доме Антона, и ему понравилась идея. До этого года у Лютика не было человека, которого он считал бы папой, называть называл, но не считал. Но этот большой мужчина, который катал его летом на квадроцикле, разрешал искупаться в холодном море, пока не видит мама, и позволил дружить с Цезарем, стал ему папой, поэтому идея с подобным плакатом пришлась ему по вкусу, и в течение пары недель они корпели над ним всей семьёй, по очереди отвлекая Машеньку, которая стремилась во что бы то ни стало принять участие в творческом процессе.

- Конечно, конечно понравилось, Лютик. Я просто уверен, что я никогда в жизни не получал подарка лучше, - мужчина не лукавил, и это удивляло его самого.

Он повесил ватман в своём кабинете и любил рассматривать его, Антон, зайдя в комнату, оценил по достоинству творчество новой семьи партнёра.

- Своих-то не собираетесь родить?

- Да вроде нет…

- А чего? Можно уже и о своих подумать. Хорошая разница будет с узкоглазым твоим, да и с дочкой.

- Думаешь?

- А то… подумай, успеть-то ты успеешь всегда, но не век же чужих нянчить, свои – они по-другому чувствуются.

Детские песни звучали громко, на весь дом, Машенька маршировала и пританцовывала под них, смешно виляя попкой и выписывая сложные па ручками. Агата маршировала вместе с ней и заливисто смеялась, так же громко, как играла музыка. Арни закатил глаза и, недовольно фыркнув, поднимался к себе, столкнувшись с Ярославом.

- Что там? – мужчина уснул в обед вместе с Машенькой и проснулся только от топота и орущего из динамиков: «На танцующих утят…»

- Танцы.

- Балерина растёт, - мужчина, улыбаясь, спустился вниз и теперь стоял в широком дверном проёме, любуясь на двух блондинок. Постарше и помладше, обе были с волосами светло-пшеничного цвета и молоденькие.

Он присоединился к танцующей Мурочке, потому что спокойно смотреть, как она задорно крутит попкой в красных – а каких же ещё? – трикотажных брючках под «быть похожими хотят не зря, не зря», он не мог и решил, что вполне сойдёт за бегемота, который «ничего не разберёт, но старательно поёт».

- Что ты хочешь на день рождения, Мурочка? – он легко прижал к себе девушку, и она, в который раз, отметила, что для такого огромного человека он на редкость легко двигался и чувствовал музыку, давая свободу своей партнёрше, ведя её незаметно. Попросившаяся на ручки Машенька сидела между мамой и папой и всем своим видом выражала удовольствие, она звонко и по очереди целовала людей, считающихся её родителями, и забавно морщила носик, точь в точь как Мурочка, отметил Ярослав.

- Не знаю, я не думала.

- А ты подумай, ты же хочешь праздник?

- Пазник, - запричитала Машенька и показав, что хочет вниз, рванула за игрушкой, показывая этим, что уж кто-кто, а она точно хочет праздник, потому что в праздник она получала новую игрушку. Праздников в календаре было на редкость много, и игрушки грозили заполонить весь дом, пока Ярослав не придумал прятать половину из Машенькиной коллекции, а потом, через месяц, менять на другую половину. Пара любимых плюшевых игрушек и яркие каталки – Машенькины любимцы, – не прятались никогда.

- Так что? - он воспользовался минутной паузой, пока девочка отвлеклась, и приподнял Мурочку, спрашивая её в губы. - Хочешь праздник?

- Праздник тела хочу.

- Ого, - он опешил, потом засмеялся. – Ты совсем решила заездить большого дядю?

- Заездишь такого… Но ты не так понял. Хочу косметолога, спа-салон, грязи какие-нибудь, водоросли, шоколад, горячие камушки на попку…

- Ооооооо, камушки на попку, может, я тебя отшлёпаю пару раз, и будут тебе камушки? Ох, какие горячие.

- Ты только обещаешь, большой дядя, - она сделала вид, что обиделась. На самом деле Агате даже нравилось, что большой дядя не мог как-либо причинить Мурочке боль. Иногда её заносило в своих фантазиях настолько далеко, что она начинала требовать их воплощения от Ярослава, на что он только смеялся:

- Тебе не понравится.

- Откуда ты знаешь? Может, понравится.

- Ты слишком скандалистка, и ты не терпишь боль… Вообще никакую боль не терпишь, так что прости меня, Мурочка, но я не стану ассоциировать боль с собой, получится, что ложки найдутся, а осадочек останется.

- Такой скучный, - набычившись.

- Хочешь, переоденусь медсестрой, клянусь, веселее зрелища ты не видела! – и Мурочка смеялась, и забывала о своих фантазиях, потому что на самом деле она любила, когда Ярослав обращался с ней бережно, словно она из фарфора. И она на самом деле боялась боли, прищемив палец, она проплакала половину дня и потребовала укол обезболивающего, а после укола плакала ещё половину дня, уже от укола. Ну, и чтобы большой дядя её утешал. Машенька была на попечении старших братьев, и Ярослав утешил её не один раз, уговаривая не кричать так громко.

На целую неделю они уехали в дом отдыха с хорошими, по-европейски благоустроенными номерами, где в комплекс услуг входил большой спа-салон с огромным перечнем процедур. Пока Ярослав осматривал достопримечательности этого и соседнего городка и «откисал» в аквапарке и на аттракционах с детьми, Агата получала удовольствие и ощущала себя самой настоящей блондинкой, молодой и красивой, какой она и была на самом деле. Заботы о трёх детях часто лишали её этого, и хотя с появлением большого дяди ей стало намного проще и легче, как морально и материально, так и физически, иногда она скучала по своим беспечным денькам, но так ведь бывает со всеми мамами, думала Мурочка и не жалела о том, что приняла решение взять племянников себе.

Стоя в Центре ландшафтного дизайна, присматривая украшение для немного пустого пространства перед домом, Мурочка то и дело натыкалась глазами на небольшие и с виду чахлые кустики, среди которых попадались довольно крупные растения с большими корнями и огромными комами земли на них.

- Что это?

- Сирень, - ответила бодрая девушка-консультант, демонстрируя фотографии и видеозаписи, рассказывая о достоинствах того или иного сорта, морозостойкости, светолюбивости и о том, насколько он пригоден в здешнем климате.

Её глаза то и дело возвращались к фотографиям огромных белых шапок со звучным названием «мадам Лемуан».

- Переродится… - задумчиво сказал Ярослав.

- Ты умеешь сажать сирень?

- Нет… я вообще ничего сажать не умею, только газон стричь, а всем остальным рабочие занимаются…

- Но ведь переродится…

- Значит, переродится, - он обернулся к девушке и, купив ещё пару приличных кустиков, на всякий случай, а так же взяв подробнейшую консультацию, заказал доставку.

Всей семьёй они долго гуляли по небольшому старинному городку, Агата чувствовала себя отдохнувшей, выспавшейся и довольной. Она даже не обращала внимания на взгляды, которые неминуемо привлекала семейство. Высокий, крупный мужчины, чьи мышцы буквально играли даже под светлой лёгкой курткой, молоденькая блондинка рядом с ним и трое детей, один из которых – высокий чернокожий подросток, второй – шустрый маленький китаец, и малюсенькая девочка со светлыми кудряшками, которая устроилась на руках здоровяка и практически потерялась там, обнимая огромную руку, облокотив голову на грудь.

Наверное, она бы не поверила, что она – это она, покажи ей такую картину года два назад, когда она прыгала от радости после получения диплома, а Лёшик кружил её и говорил, как он гордится Агатой. Ах, какие грандиозные планы были у девушки, какие заманчивые предложения работы: новые места, города, перспективы и Лёшик рядом навсегда-навсегда. Даже папа в те дни гордился девушкой и, в порыве, купил её любимый десерт «Тирамису», который она, как истинная блондинка, съела ночью, запивая шампанским и целуясь с Лёшиком.

Теперь всё было по-другому, у неё не было таких радужных перспектив, вряд ли она когда-нибудь получит заманчивое предложение по работе, да и Лёшик канул в лету, остался только десерт, который она вполне могла съесть ночью, запивая шампанским. И это ничуть не расстраивало Агату. А вот взгляды женщин на большого дядю очень расстраивали, она начинала понимать восточных мужчин, которые прятали лица своих красивых наложниц под паранджой, потому что она, как султан, не хотела, чтобы на него смотрели. Она даже попросила его снова отпустить бороду, чуть поменьше, чем была, но, к ужасу девушки – с бородой на него смотрели ещё чаще.

В глубине души она понимала женщин, когда-то она сама засматривалась на идущего по пляжу расслабленной походкой Ярослава, да и сейчас нет-нет, да и заглядывалась, буквально застывая и любуясь мужчиной. Его ростом, статью, размахом и обезоруживающе-открытой улыбкой.

Он ложился на диван, смотря научно-публицистические или исторические  передачи, и она любовалась морщинками у глаз, порой не выдерживая, начинала осыпать лицо поцелуями, потом, устроившись в его руках, когда он немножечко пододвигался, смотрела передачи, находя их интересными, и со временем у них появился один цикл телепередач, выпуски которого они старались не пропускать. Конечно, всегда можно скачать в интернете, но в том, чтобы вдвоём укладываться на диван, внимательно смотреть, а во время рекламной паузы целоваться – была своя, особенная прелесть, слишком вкусная, чтобы отказываться от неё.

Возвращались они домой уставшие и счастливые, Машенька уснула в детском кресле, Арни погрузился в чтение, Агата смотрела в окно. У дома машина остановилась, чтобы дать открыться воротам, и глаза Агаты выхватили рядом с домом автомобиль, от вида которого что-то подпрыгнуло у неё внутри, ударило в голову, а потом сбежало в пятки, как потерявшаяся душа. Ярослав держал на руках спящую Машеньку, пока мальчишки, толкаясь, заходили в дом.

- Иди.

- Но? – Агата встала, как вкопанная, в ужасе смотря на мужчину.

- Иди, иди, Мурочка.

- Я не пойду…

- Парень приехал издалека, значит, так просто и быстро не уедет, правильно? Так и будешь прятаться или сразу поговоришь?

- О чём…

- Ну, уверен, у вас масса тем для разговоров, иди… - он открывал одной рукой дверь и заносил Машеньку, которая доверчиво, как могут только дети, спала на руках своего папы, который ни разу в жизни не обидел маленькую девочку, даже по её, совсем ещё детским меркам. Всегда брал на руки, когда она хотела, кружил и подбрасывал высоко-высоко и катал на коленках «по кочкам, по кочкам».

На негнущихся ногах Агата подошла к машине – «Иди. Не будешь прятаться. Иди», – и открыла дверь, проваливаясь сразу в своё откровенно беспечной прошлое. На неё смотрели глаза Лёшика, парня, которого она любила так долго, что не представляла своей жизни без него, не отпускала его, держалась за эти воспоминания и никак не хотела их отпускать, не хотела верить, что это в прошлом и никогда не вернётся.

- Агата, - девушка замерла, словно прислушиваясь. - Агата, нам надо поговорить.

- Говори, - встала в позу.

- Сядь, пожалуйста.

- Нет, - не очень уверенно.

- Пожалуйста, Агата, я почти три дня практически живу в этой машине… Ждал тебя, пожалуйста, поговори со мной.

- Ладно, - в салоне было тепло, немного прокурено, освежитель воздуха смешивался с запахом табака, глупая фигурка собачки всё так же была на передней панели, и та же маленькая дырочка от сигареты на чехле сиденья. Агата в ту ночь перебрала с алкоголем, и смеющийся Лёшик заталкивал в салон сопротивляющуюся в шутку девушку, итогом стала затушенная об обивку сигарета. Потом она требовала, чтобы он вёз её быстро, по кольцевой, но там была пробка. Попытка сделать минет в машине с треском провалилась, потому что девушка уснула, как только облокотилась головой о ногу парня, и ему пришлось заносить девушку домой на руках. Потом, когда Агата проснулась, они пили ещё, она с его губ – шампанское, и любили друг друга, как шальные, и девушке казалось, что так будет всегда, вечность. Что никто и ничто не сможет изменить ни её отношения к Лёшику, ни его к ней.

- Помнишь? - он перехватил её взгляд на дырочку и улыбнулся, как на уроке русского, когда протягивал ей листок с её решённым вариантом теста.

- Ага, - она засмеялась. Она помнила. Помнила всё.

«А помнишь?»

«А помнишь?»

«А это помнишь?»

«А это?» – пока машина медленно передвигалась по незнакомому водителю городку, который не замечал ни солоноватого запаха моря, ни аромата соснового бора.

В номере гостиницы он резко дёрнул на себя девушку и стал буквально пожирать её губы, чему она отдавалась так глупо и настолько бездумно, что не верила сама себе, но это был Лёшик. Тот самый Лёшик, что, краснея, передал ей валентинку в седьмом классе, тот самый Лёшик, что танцевал с ней весь выпускной после девятого класса, тот самый Лёшик, с которым она разделила самую первую свою ночь, она была и у него первой, они волновались, но твёрдо решили не отступать, и не отступили. Тот самый Лёшик, что стоял под окнами института, пока она, волнуясь, сдавала диплом, и тот самый Лёшик, что должен был провести с ней всю жизнь…

Агата, кажется, пришла в себя, она понимала, кто она и где находится, она видела, что на ней уже нет лёгкой трикотажной кофточки, чувствовала все движения Лёшика, которые были слишком требовательными, слишком судорожными, слишком чужими и слишком отталкивающими.

- Нет, НЕТ! - она буквально закричала.

- Почему, Агата? Ты же хочешь, - она была вынуждена признать, что хочет… да, хочет, но разве так хотят мужчину на самом деле? Разве так ощущается острая потребность не в сексе, а в человеке, который рядом?

- Ты уехал, ты бросил меня, ты испугался, а теперь врываешься в мою жизнь и даже «прости» не сказал!

- Прости, если тебе это так важно, - на этих словах она почувствовала, как губы Лёшика жёстко сомкнулись у неё на шее и слегка втянули белую кожу девушки. - Я испугался, я был растерян, эти дети свалились на тебя, и всё перевернулось, изменилось, ты уже не была со мной… ты была с ними… Я имел право испугаться, согласись!

- Ты испугался? Ты растерялся? Это МНЕ на порог поставили племянников весьма экзотической внешности и девочку-младенца, это МНЕ пришлось бегать по инстанциям и по комитетам по правам ребёнка, это Я бежала от скинхедов с Арни и боялась ещё неделю выйти из дома, пока не закончились памперсы у Машеньки, а мне некому было их принести, это на меня наваливались счета, как снежный ком, а денег не хватало даже на молоко и картошку, это меня выгнал отец из дома, когда я попросилась к нему хотя бы на месяц, и это мне пришлось срываться и бежать, куда глаза глядят, потому что какой-то псих-сектант угрожал мне и моим детям! Это я растерялась, я испугалась, я тряслась, когда ехала в никуда, надеясь, что дом, о котором я договорилась, хотя бы немного пригоден для жилья, и меня не обманут в чужом городе, и это я не ела иногда по три дня, чтобы детям досталось больше. А ТЫ просто сбежал, даже «прости» не сказал, просто сбежал, когда я попросила тебя принести хлеба… Ты знаешь, что у меня не было денег на другой хлеб?!

- Я не думал… Агата, я люблю тебя, люблю, больше этого не повторится, мы справимся, мы будем вместе, я долго искал тебя, я нашёл, я хочу быть с тобой… Девочку мы можем усыновить, она же крошка совсем, а мальчишкам хорошо будет в кадетском корпусе, они же сироты, их должны взять, я узнавал.

- Чтооооооооооооо?

- Ну… нет, не так, а как ты хочешь? Я всё сделаю для тебя, Агата.

- Всё сделаешь?

- Всё.

- Никогда больше не возвращайся в мою жизнь, никогда, - она тяжело встала, оделась и, тихо закрыв дверь, вышла.

Было уже под утро, когда она всё же решилась переступить порог дома большого дяди, понимая, что следовало бы вернуться сразу, но никак не удавалось уговорить себя посмотреть в глаза этому человеку. Стыд заливал девушку от кончиков светлых волос до мизинцев на ногах.

Она тихо прошла вниз, туда, где располагался спортивный зал большого дяди, и сейчас смотрела на человека, который «жал от груди», так, кажется, это называется.

Ярослав казался спокойным, лишь что-то изменилось в уголках глаз, и он не улыбался. Совсем.

- Я… - Мурочка не знала, что сказать в своё оправдание.

- Хорошо провела время? – он смотрел сверху вниз, и Агата понимала, что он там видит.

- Не очень, - она вспомнила, как бродила и бродила по холодным улицам под моросящим дождём, пытаясь утихомирить разрывающие её рыдания.

- Сочувствую твоему горю, - он обошёл, не коснувшись.

- Ты…

- Мурочка, девочка, не нужно сейчас… я не хочу тебя обидеть, но боюсь, что сделаю это. Вечером, ты скажешь мне всё вечером, если ещё будешь тут, конечно… Долгие проводы – лишние слезы, так говорят.

И ушёл.

Он не спал всю ночь, ругая себя, что отпустил свою Мурочку, но понимая, что это правильно. Как бы ни было тяжело – это было правильно. Целый день он просидел, смотря на выключенный монитор компьютера, пару раз послав по всем известному адресу Антона, чем вызвал немалое удивление. Ярослав крайне редко прибегал к нецензурной брани, да и голос он повышал редко.

Зайдя в дом, он увидел коробки с вещами, пару чемоданов у дверей, и молча поднялся на второй этаж.

- Собираетесь? – спросил очень тихо, потому что пропал голос от ужаса, что завтра, а может быть – уже сегодня, его не разбудит Машенька, он не споткнётся о машинку Лютика, не учует тщательно замаскированный запах сигарет от Арни и, самое главное – он не обнимет Мурочку. От этого стало невыносимо больно.

- А? – на ходу, упаковывая вещи в красный – а какой ещё? – пакет. – Собираемся, думала, управлюсь, но вот… подзадержались, ты не волнуйся, вечером мы уедем, я такси вызвала грузовое.

- Деньги есть?

- Конечно, конечно есть, ты же вроде как продолжал мне переводить деньги на карточку… так что есть.

- Ах, да, да, - растерянно. Когда в первый месяц после того, как они стали вместе жить, Ярослав перевёл деньги за месяц, Мурочка пришла в негодование, и он еле уговорил её, что каждой уважающей себя блондинке нужны деньги на «шпильки», с чем она согласилась, однако от сверхурочных отказалась в категоричной форме. Видимо, она не тратила эти деньги.

Небольшой листик привлёк внимание в полупустой спальне, мужчина внимательно перечитал и даже перезвонил по одному из записанных номеров. Быстро спускаясь по лестнице, он почти споткнулся о сидящего там Лютика, с тоской смотрящего на передвижения в доме.

- Прости, - машинально.

- Ничего страшного, - уныло. – Вы почти не задели меня.

- Вы? – он замер.

- Вы же теперь нам не папа, - он мужественно хлюпнул носом. – Это ничего, папы и раньше передумывали… - отвернулся, чтобы Ярослав не увидел слёз.

Мужчина посмотрел вслед поникшей худенькой фигурке Лютика и двинулся на шум в прихожей, где Мурочка пыталась передвинуть огромную стремянку, но, похоже, стремянка уверенно одерживала победу.

 Он придержал непослушную лестницу.

- Что это? – показывая на листок бумаги с почерком девушки.

- А, так… выбирала, куда поехать.

- Выбрала?

- Да, ты знаешь, я посмотрела… хороший городишко, тихий такой… На местном форуме ничего нет про скинхедов, может и самых скинхедов тоже нет… Недвижимость стоит недорого, моря, жалко нету… Мне понравилось море, но да ничего, не век же за соль в воде держаться, правильно?.. - Она говорила не очень уверенно, Ярослав видел, что Мурочка уговаривает себя.

- Нет, правда, большой дядя, там вполне прилично, садики есть, Машеньку должны без очереди взять, она же сирота… приёмные детки по льготе идут, я работу найду… Ну, должна быть там хоть какая-то работа, должна, я на любую согласна.

- Мурочка, какая работа, Машенька ещё маленькая, рано ей в садик, болеть будет, - мужчина заволновался не на шутку.

- Значит, раньше переболеет всеми детскими болячками, к школе будет иммунитет крепче. - Агата всегда искала положительное в любой, самой плохой ситуации.

- А что же Парис твой, работать не собирается?

- Какой Парис? – перекладывая из ящика детскую обувь.

- Лёшик твой, чтоб ему провалиться.

- Откуда же я знаю, большой дядя, что он собирается?.. Наверное, а может и работает… не знаю я, - в раздражении, словно о надоевшей теме.

- Мурочка?

- Да, большой дядя.

- Ты одна собралась переезжать, в смысле – без Лёшика своего?

- Вот задрал ты с этим Лёшиком! Может, вам вместе жить, а? Конечно, одна, нахрена мне он сдался, этот твой Лёшик?!

- Вообще-то он твой!

- Да что ты говоришь!

- Мурочка, да ты только-только перестала ночами плакать по нему, ты, когда болела, имя его повторяла… Я тебя влажным полотенцем протирал, а ты Лёшика вспоминала, не я, а ты! Так что он твой – этот Лёшик.

- Но ведь перестала. Перестала плакать! А ты меня просто взял и отправил к нему, к Парису этому недоделанному!

- Тебе нужно было разобраться с этим, ты должна была сама решить, с кем тебе быть. Выбрать! Потому что я никогда не был любителем группового секса, а этот парень постоянно между нами, постоянно.

- Да нет никого межу нами, большой дядя. Да, я скучала… я по прошлой жизни скучала, но это всё равно, что скучать по отрезанной ноге после ампутации, она же не вырастет от этого. Не нужен мне этот Парис. Мне не нужен трусливый, жалкий кусок мужика, который бросил меня при первых же трудностях, свалившихся на мою голову, зачем он мне? Для чего? Только напоминать о том, чего у меня уже не будет никогда… а нужно это, то, чего не будет? Да есть ли теперь выбор…

- Говорят, выбор есть всегда.

- Говорят, в Москве кур доят! Ты уже выбрал, ты выбрал… «иди»… просто так… «иди».

- А что я должен был делать?

- Не пускать меня, закрыть, мордой об капот этого Париса доморощенного размазать. Менелай войной пошёл против Трои за свою Елену Прекрасную, а ты?

- Ты вправе сама решать, Мурочка…

- Да хватит уже… сама решать… Что решать-то? Сколько мне жить в этом доме? Когда ты  окончательно устанешь от меня и моих проблем… когда укажешь мне на дверь… когда мальчишки тебя достанут или Машенька… или когда тебе надоест играть в примерного семьянина, и ты вернёшься к своим бабам и гулянкам?.. Что я вообще могу решать, большой дядя?.. Приживалка.

- Ты не приживалка и прекрасно это знаешь.

- Конечно знаю, знаю… отойди, пожалуйста, - забираясь на стремянку, что-то ища на самой верхней полке шкафа. – Говоришь, любая блондинка хочет шубку или платье, а особенно туфли, и знаешь, ты прав. Любая хочет. И я хочу. Мы когда покупали мне шубу, там рядом висела очень красивая, очень, из голубой норки… нереально дорогая, но красивая, и я её хочу. И туфли хочу, в которых даже ходить не смогу, но ведь хочу… А больше всего я хочу жить со своим мужчиной и не думать – надолго ли это? Хочу знать, что это навсегда, что я и мои дети так же дороги ему, как и он мне. Я хочу, чтобы его сердце так же останавливалось, когда он смотрит на меня, как моё останавливается, когда я вижу его. Ох, большой дядя, знаешь, какой ты красивый?! На тебя женщины смотрят, они тебя просто едят глазами, слизывают, как сироп, а я хочу знать, что ты всегда будешь со мной, всегда рядом… вот чего на самом деле хотят блондинки! И я хочу знать, что ты пойдёшь войной на Трою или, в крайнем случае, повернёшь голову до щелчка любому Парису и даже мне за попытку изменить тебе…

- Но я не могу гарантировать тебе это, Агата!

- Чего не можешь мне гарантировать?

- Вот это «навсегда»… Я старше тебя на двадцать лет.

- И чтоооооооо? – она просто завизжала. – Надоел ты со своими двадцатью годами, ты посмотри на себя! Ты в такой форме, что любой двадцатилетний рядом не стоял, но не в этом дело… НИКТО не может и НИЧЕГО не может. В любой момент, любой человек может заболеть, умереть, влюбиться, ему могут привезти тройку-другую племянников, но они хотя бы знают, что человек, который с ним рядом, ХОЧЕТ этого. Когда люди клянутся в этом «долго и счастливо», они клянутся в том, что хотят этого. И пусть я плакала по Лёшику, как дура… я с тобой хотела жить и только тебя видела рядом. Как же хотела этого, как хотела… хочу… - не выдержав, Агата заплакала.

Ей некого было винить, всё, что ей оставалось, это принять ситуацию такой, какая она есть. Она уехала с Лёшиком, её не было всю ночь, и Ярослав, который бог знает по какой причине терпел их присутствие всё это время, теперь, наконец-то, освободится от них и вернётся к своей обычной жизни.

Что ж…

- А ведь я даже не переспала с этим куском урода… - себе под нос.

- Чего бурчишь, Мурочка?

- Да, говорю, что даже не переспала с Лёшиком, прикинь… Не Агата, а королева драмы.

- Тебя всю ночь не было, у тебя засос.

- Не сдержался парень, - она говорила нервно, немного с сарказмом и ненавистью к самой себе. - Бывает, потом я его послала и ушла, погода, знаешь, этой ночью была паршивая, пальто, наверное, до сих пор не высохло… Я не буду его забирать, какой смысл, свернёшь его – кашемир скатается, жалко будет… а так, может, отдашь кому-то. Оно хорошее, модное, - слезла со стремянки и пошла на улицу.

Ярослав смотрел на девушку за огромными окнами и никак не мог смириться с тем, что она уезжает… Долго смотрел, прокручивая в голове монолог блондинки. Где-то между шубой из голубой норки и плохой погодой Ярослав понял главное.

Он стоял рядом с продрогшей девушкой и смотрел на заплаканное лицо и трясущиеся не от холода руки.

- Не уезжайте, Мурочка… ты слышишь меня? Не уезжай.

- Я не могу остаться, большой дядя.

- Конечно, можешь.

- Не могу, - слезы было не остановить, но она не всхлипывала, просто слезинки скатывались одна за другой, - я не могу.

- Я хочу, чтобы вы, чтобы ты осталась, хочу провести с тобой всю жизнь, хочу всегда быть рядом, и чтобы ты всегда была рядом со мной… И, знаешь, на самом деле, очень хочется размазать Лёшика по капоту, и если уж быть до конца откровенным, Мурочка, - он нагнулся, чтобы заглянуть в лицо блондинке, - мне до чёртиков хочется по тому же капоту размазать твоё хорошенькое личико.

- Правда?

- Конечно, ты почему сразу домой не пришла? Почему по ночному городу шлялась под дождём, какого вообще села с ним в машину?! Я зол, Мурочка, но всё равно хочу с тобой «навсегда», даже если тебе ещё пяток племянников привезут бортом МЧС. Не уезжай… не надо. Не потому что тебе будет тяжело, я потому что мне будет невыносимо без вас.

- Аааааааа… ладно, - неуверенно.

- Но!

- Что? – она смотрела на Ярослава и, кажется, была готова выполнить любые условия.

- Я поцелую тебя, когда сойдёт засос, прости, Мурочка, это выше моих сил.

- Хорошо.

- Вот и славно, пойдём в дом, синяя уже.

- Так парни, переезд отменяется.

- Так ты теперь снова наш папа? – Лютик, очень осторожно.

- Людовик, я ваш папа в любом случае, и если ты ещё хоть раз усомнишься в этом, клянусь, я не отдам тебе дополнительный комплект рельс, - в расширенные глазёнки мальчика, который мысленно уже добавил к своей дороге ещё пару путей, - с мостом и туннелем.

- Ооооооо, - Лютик забыл, как дышать, мост и тоннель, даже не на день рождения и Новый год…

- Под кроватью в нашей спальне, беги, - легонько шлёпнув вдогонку мальчика, который стремглав кинулся в родительскую спальню за своими новыми сокровищами.

- Арни, кто тебе сказал, что грецкий орех перебивает запах табака?

- Все так говорят…

- Значит, все врут.

- Агата не чувствует.

- Агата молчит, а я не стану молчать, бросай курить, парень.

Глава 7

Всё уже было расставлено по своим местам, все старались не вспоминать инцидент с несостоявшимся переездом. Лютик был в восторге от новинок его дороги и теперь отчаянно мечтал о переезде с автоматическим шлагбаумом и семафором и ещё парой стрелок, Арни или бросил курить, или научился хорошо это скрывать, а Ярослав так и не поцеловал Мурочку, хотя прошло уже три недели, и засос уже прошёл.

Агата пару раз «нечаянно» появлялась в красивом белье перед Ярославом, но он словно не замечал её попыток. Они так же смотрели свои любимые передачи, лёжа на диване, так же иногда танцевали, но никогда не целовались, и девушка чувствовала, что ей не хватает его поцелуев, его ласк, а очень скоро в её голову стали приходить фантазии разной степени безумства. Во всех она соблазняла  большого дядю, и потом они занимались таким жарким и горячим сексом, что от желания у Мурочки сводило ноги. Поначалу она стойко восприняла ультиматум Ярослава, понимая, что это самое малое, что она заслужила, потом она начала задаваться вопросами, а потом и злиться. Поливая посаженные кусты сирени, которые посадили в тот же вечер, когда Мурочка осталась, она пыталась погасить в себе отчаяние от своего незавидного положения. Она даже уточнила у Ярослава, на всякий случай:

- Большой дядя, ты точно уверен, что хочешь со мной навсегда?

- Конечно, Мурочка, конечно.

- Ааа?..

- Что?

- Да… тебе же три ложки сахара?

- Точно, ты очень смышлёная, Мурочка.

Конечно, Агата чувствовала свою вину, но всему есть предел и предел её терпению – тоже. Она была намерена соблазнить большого дядю во что бы то ни стало, потому что… потому что её организм требовал любви, но не просто снятия напряжения, что тоже бы не помешало, её организм нуждался в любви конкретного человека, и этот человек спал с ней в одной постели, полуголый, иногда выходил из душа, что находился в их спальне, и вовсе голый, и в задумчивости долго заглядывал в комод в поисках белья, как будто его не видно – первая полка, на самом видно месте. А то мог и вовсе завалиться в таком виде на постель, ведь первую половину ночи Машенька спала в своей комнате, и, вальяжно положив ногу на ногу, читать что-нибудь или играть в «стрелялку». Вид обнажённого Ярослава сводил с ума Агату, но хуже было утром, если она просыпалась раньше. Её рука неизменно лежала на вздымающемся внушительном достоинстве, а сама Агата была прижата к мужчине так, что ей казалось – она не может дышать.

Тщательно продумав свой туалет, критически оглядывая себя в зеркало, в красном кружевном комплекте – а каком же ещё? – состоящем из очень номинального бюстгальтера, с краем как раз на середине соска, маленьких стрингов, пояса для чулок и самих чулок с широкой кружевной резинкой, Агата подправила макияж, добавила румян на щёки и алого на губы, небрежно распустила волосы и надела туфли на беспрецедентно высоком, даже для неё, каблуке. Ей предстояло пройти всего пару шагов… из ванной комнаты в их спальне, к кровати, где лежал обнажённый мужчина. Накинув лёгкий халатик, она вышла и встала напротив, уверенная, что Ярослав уже оценил её неуместный для сна макияж, обувь и чулки. Медленно сдёрнутый поясок  окончательно подтвердил мужчине её намерения, и он подтянул простынь на себя.

- Дай-ка сюда, - она дёрнула за противоположный конец ткани, воспользовавшись растерянностью в его глазах, - хочу видеть, нравлюсь ли я тебе?

Простыня валялась, отброшенная подальше, Мурочка нагнулась, отставив попку так, чтобы мужчине была видна не только попа, и убрала ненужный кусок ткани.

Она погладила себя:

- Ох, большой дядя, я таааак хочу тебя…

- Кхм…

- Смотрю, ты отвечаешь мне взаимностью…

Трудно было не ответить взаимностью блондинке в столь фривольном наряде, которая изгибается, как кошка, демонстрируя на доли секунды своё возбуждение.

- Жаль, что нет пилона.

- Ты умеешь танцевать у пилона, Мурочка?

- Я кладезь талантов, ты себе не представляешь.

Не прошло и пары минут, как Ярослав понял всю глубину своего непредставления, потому что Мурочка вытворяла нечто невообразимое своим телом, она тянулась, гнулась, двигалась ритмично и медленно, она почти села на шпагат, а «почти», потому что помешало лицо Ярослава.

- Ух ты, - пальчики пробежались по всей длине, - дааааааааа, - удовлетворённо, - какая взаимность… полная, - она нырнула себе между ног и провела ещё раз по члену, - чувствуешь?

- Мурочка, - он звучал предупреждающе.

- У? – её дыхание было у головки, при этом она крутила попкой в такт музыки прямо перед лицом мужчины. Дабы усилить результат, она отогнула тонкую ткань и стала едва поглаживать себя, едва, потому что в планы Агаты входило лишить самообладания Ярослава, а не кончить самой, о собственный палец, хоть и в десяти сантиметрах от лица мужчины. Но этому было не суждено сбыться, потому что следующее, что она почувствовала – это горячий рот, и вся её сила воли ушла на то, чтобы не испытать оргазм в ближайшие три секунды. Ярослав виртуозно владел этим искусством, и Мурочка никогда не могла продержаться долго… Только она хотела его член, и вовсе не в своём ротике, где он сейчас находился, а значительно южнее - иначе победа не может считаться полной…

За мгновение до того, как станет неважно, насколько её победа полная, она поняла, что лежит на кровати, лицом вниз, оттопырив попку, а большой и вожделенный член Ярослава не так уж и медленно входит в неё до самого конца, от чего она покрылась испариной, но, в попытках получить ещё больше удовольствия, стала насаживаться сама.

Он просто потерял контроль над своим телом, разумом и волей, её желание, настолько очевидное, предъявляемое, её практически ультиматум, свёл его с ума. Он едва сдерживал себя, чтобы не входить на всю длину и с силой одновременно, но, постепенно, и этот страх ушёл от того, как прогибалась Мурочка, взвизгивала и, несмотря на его довольно агрессивное поведение, просила ещё, ещё. Ему стоило огромных трудов дать это ещё, потому что вид Мурочки едва не заставил его кончить, когда она ещё танцевала, а уж когда она практически уселась ему на лицо, одновременно захватывая в плен его орган, ему показалось, что кончит молниеносно. В итоге они финишировали практически одновременно, он почти упал на девушку, успев подставить руку и, медленно и аккуратно выйдя, уложил её на бочок, укрыв простынёй.

- Как ты, Мурочка?

- Ууууррр.

- Мурочка, тебе больно?

- Мне хорошо, - растягивая гласные, - мне тааааааак хорошо, ты почему не занимался со мной любовью три недели?

- Наказать хотел.

- И сколько бы ещё наказывал?

- Примерно неделю… да, ещё пять рабочих дней.

- Какая точность, большой дядя.

- Дядя не без странностей, Мурочка.

Он смотрел на блаженно улыбающуюся девушку, тушь немного размазалась, помада была стёрта о постельное бельё, волосы растрепались, а глаза сияли откровенной радостью и чем-то ещё. Возможно, уверенностью или любовью?..

- Мурочка, знаешь, я люблю тебя.

- Ох, большой дядя, я тоже тебя люблю, - она потянулась, чтобы обнять своего большого мужчину.

- Ты слышишь меня? Я тебе в любви признаюсь.

- Слышу, я тоже тебе признаюсь в любви…

- На самом деле люблю, - он вглядывался в черты молоденькой девушки перед ним. Слишком молоденький, слишком блондинки и слишком его.

- Может, встанешь на одно колено для пущей убедительности, - дразнила самую малость.

- Через пять рабочих дней.

- Да что будет через пять рабочий дней? - она посмотрела на календарь. - Никаких праздников.

- Предложение тебе буду делать, вот привезут кольца, и буду делать тебе предложение…

- Оооооооооо, я соглашусь, большой дядя.

- Правда? - он выдохнул с облегчением.

- Конечно, я же люблю тебя, - так просто, словно она всю жизнь говорит это.

Через пять рабочих дней молодая блондинка оборвала телефон Ярослава с вопросом, привезли ли кольца, он, смеясь, отвечал, что ещё не заезжал в магазин.

Вечером, когда дети прыгали и скакали между ними, каждый требуя внимания, у Мурочки не было возможности уточнить, не передумал ли Ярослав. Но когда все улеглись спать, он всё-таки встал на одно колено и попросил руки и сердца девушки, а она, согласившись в восторге, гладила колечки, которые по какой-то нелепой примете нельзя надевать до свадьбы, и на утро, сразу после того, как отвезли детей в школу, они написали заявление, выбрав день свадьбы.

Проблема была одна, и она очень смущала молодую блондинку – ей решительно не понравился дворец бракосочетаний в этом городе, ведь когда она выбирала город, ей и в голову не пришло обратить на него внимание. Голубые стены и голуби сомнительных пропорций на стенах не внушали оптимизма Агате. А ведь она один раз выходила замуж, другого случая может и не представиться, вряд ли большой дядя пойдёт на это снова. Агата была уверена, что она практически извела мужчину своими расспросами о кольцах, и точно ли он собирается сделать ей предложение? Поначалу он честно отвечал, а потом закрывал ей рот поцелуем и любил её так, что у неё не оставалось никаких вопросов, не то чтобы она возражала…

- Что тебя беспокоит, Мурочка?

- Ты удивишься...

- Я женюсь на блондинке, у которой один сын негр, другой китаец, поверь, нет на свете того, что бы меня удивило.

- Мне не нравятся стены в этом загсе… вот.

- И всё? А где бы ты хотела расписаться?

- Какая разница, здесь ведь нет другого дворца бракосочетаний.

- Но всё-таки, если бы у тебя был выбор.

- На берегу моря… на нашем пляже.

- Значит, нас распишут на берегу моря, на нашем пляже.

- Кааааак?

- Как ты захочешь, Мурочка, как захочешь.

Агата ещё была в постели, Машенька накануне плохо спала, капризничала, и, услышав, как сквозь вату,истошное: «Маааамаааа», она в панике быстро одевалась, чтобы выбежать на крик. Было воскресенье, тёплый, почти летний день, и все были на улице. Выбежав, она быстро оценила ситуацию, увидев спокойно играющую в песочнице Машеньку, Арни, стоявшего к ней спиной, за зиму он сильно подрос, и Ярослава, который сидел на корточках и обнимал Лютика, все трое смотрели на белые шапки сирени, и Лютик повторял одно:

- Она переродилась, мама, она переродилась!

- Я рада, - Агата села рядом и сглотнула слёзы. Несмотря на то, что она почти не знала свою сестру, и куст был куплен заранее, непрошенный комок подкрадывался и душил своей безнадёжностью…

- Я же говорил! – только сейчас стало ясно, как отчаянно важно было маленькому мальчику, чтобы его мечта о перерождении сбылась.

- Ты умница, - она гладила чёрные волосы парнишки, - такой молодец.

Арни не сказал ничего, он не любил разговаривать о маме или о прошлой жизни, но когда Ярослав случайно нашёл несколько потёртых фотографий и увеличил их, по его взгляду было понятно, насколько он благодарен. Он повесил фотографии над столом и часто смотрел на них. Никто не трогал его в эти минуты.

Вдвоём с Лютиком они «взяли шефство» над кустом, огородив его красивой невысокой изгородью, иногда поливая из шланга, в особо жаркие дни, как сегодня.

Агата носилась по дому, снося всё на своём пути, она нервничала, всё было не так, как должно было быть. Ярослав несколько раз сталкивался со злющей девушкой и старался обойти её стороной. Сейчас нервная обстановка стала передаваться Машеньке, а за ней и Лютику, который ходил по двору и проверял, всё ли на месте.

- Мурочка, Мурочка, остановись, пожалуйста.

- Остановись, да тут погром, большой дядя! Это же ни в какие ворота, это же дебош какой-то, я ничего не успеваю, это ужасно.

- Чего же ты не успеваешь?

- Всё!

- Начнём по порядку…

- Какой порядок, нет порядка в этом доме и никогда не будет, и…

- Тшшш, тихо, моя Мурочка, успокойся, давай минуточку посидим вдвоём и успокоимся, - он усадил девушку на колено и гладил по спине, как это делал с Машенькой, когда та капризничала, не то чтобы это не нравилось Мурочке…

- Давай-ка, ты успокоишься немного, совсем чуть-чуть, скоро придёт визажист, стилист или кто там приходит в таких случаях, а у тебя личико в пятнах, это плохо, Мурочка.

- Ааааааааа.

- Ттттшшшшшшш, если помолчишь и не будешь скакать – всё пройдёт.

- Пройдёт… аааа...

- Я сам одену Машеньку.

- Аааааа…

- Лютик оденется сам, но я прослежу, чтобы он не запутался в шнурках.

- Ааааааааа…

- Уверен, Арни справится, он самый спокойный среди нас.

- Понятно.

Они посидели ещё немного, потом ещё немного, потом ещё чуть-чуть поцеловались, потом ещё немного.

- Ты не должен меня видеть до свадьбы! – вдруг взвизгнула блондинка.

- Я закрою глаза, Мурочка, клянусь, я совсем тебя не вижу, - он гладил по очень убедительным местам девушки, и она была согласна на некоторое отступление от традиций. В конце концов, почему бы не заняться немного любовью с будущим мужем, ведь если закрыть глаза – это почти как фантазия? Очень хорошая фантазия, лучшая за всю её жизнь.

На кухне, куда зашла успокоенная Агата, чтобы выпить чай после прекрасного успокоения по методу большого дяди, она увидела Антона. Он чинно восседал на стуле и деловито наливал себе водку в хрустальную рюмку, перед ним была прекрасно сервированная салфетка с закусками, и были даже приборы в виде вилки и ножа, впрочем, куски сыра, колбасы и мяса он брал руками.

- Что делаешь?

- Пью, - смотря, как дурочку, для очевидности даже потряс бутылкой.

- Зачем, ещё же никто не начинал праздновать?

- Десять лет назад, - наливая себе рюмочку и тут же выпивая, - я пообещал, что напьюсь на свадьбе Славки.

- И? Свадьбы ещё не было…

- Ты хотя бы примерно представляешь, сколько мне надо выпить, чтобы напиться? – он говорил абсолютно трезво.

- Сколько?

- Это вторая, - вздохнул.

- Может, горячего? Подогреть чего-нибудь? – Агата начинала сочувствовать Антону, хотя больше ей было смешно.

- Нет! Нет, я тогда вообще не напьюсь, я так, колбаской, ты иди, занимайся… чем там невесты занимаются… пилинг-шмилинг-эпиляция-звукоизоляция… Мне тебя ещё к месту назначения доставить надо. Красивую, чтобы этот хрен не передумал, второй раз я столько, пожалуй, не выпью.

- Я пойду.

- Иди-иди, - ухмыляясь вслед.

Через четыре часа в доме было тихо, оставались Агата, Антон и Бутылка Водки, девушка надеялась, что та же. Мужчина был немного во хмелю, но галантно открыл дверь большого белого внедорожника, помог забраться девушке, поправил подол длинного платья и кивнул водителю, который  очень аккуратно поехал в сторону пляжа, где пересёк и его, подвозя невесту к белому шатру в окружении цветов, где уже стоял Ярослав и заметно нервничал.

Мужчина дёргался, жалел, что когда-то давно бросил курить, сейчас бы это очень пригодилось. Стоя под белым шатром, с ребёнком на руках, в ожидании невесты, он чувствовал себя не слишком уютно под пристальными любопытными взглядами. Прошла вечность, прежде чем показалась машина Антона, и оттуда выплыла его Мурочка. Она была в красном – а в каком же ещё? – длинном платье с открытым декольте, белые цветы в её руках гармонировали с цветами, украшающими шатёр и голову невесты. Маленькая фата была символичной и держалась, словно на честном слове, но сильный порыв ветра не испортил причёску, и фата осталась на месте.

Женщина из местного дворца бракосочетаний с невозмутимым лицом прочитала всё, что полагается в таких случаях, и проникновенно пожелала благополучия и деток. Она впервые столкнулась с подобной прихотью брачующихся, но круглая сумма заведующей и ей лично за внеурочный выход добавила проникновенности в её голос.

Агата не думала ни о чём таком, она смотрела на мужчину рядом с собой и не верила своему счастью. Она даже ущипнула себя разочек, чтобы убедиться, что не спит, и что она в действительности выходит замуж за самого красивого, доброго и прекрасного человека, которого только могла создать природа, на берегу моря и даже в красном платье – а каком же ещё?

Чтобы детям было вольготней, праздник решили устроить дома, так же на улице, расставив столы и такие же шатры-пологи. Погода была тёплая, приглашённые официанты хорошо обучены и инструктированы, еда на редкость вкусной, и даже дети вели себя без капризов. Капризничала Мурочка.

Ярослав с утра наблюдал за бледной девушкой, пытающейся держаться и не срываться на людей, но, похоже, ей это удавалось всё хуже и хуже. Сейчас она выговаривала ему за его внешний вид.

- Большой дядя, зачем ты так оделся?

- Как, Мурочка, ты же сама мне выбрала этот костюм.

- А пиджак ты зачем снял? – на глазах уже стояли слезы, Мурочке совсем не нравилось, как окружающие женщины смотрят на него, и идея с паранджой ей нравилась всё больше и больше.

- Так жарко, очень жарко, а ещё выпил… Ты тоже выпила, тебе не жарко?

- Меня знобит, большой дядя.

- Давай, покушай, смотри, какая рыбка, - он положил ей прекрасный стейк из рыбы, украшенный кусочком лимона, овощами и зеленью, и сейчас смотрел на скривившееся лицо Мурочки, которая, судя по всему, боролась с рвотными позывами. Он быстро убрал тарелку.

- Хм… знаешь, мне совсем не нравится, как ты себя чувствуешь последние месяц-два. Я думаю – зря ты сменила таблетки, я посмотрел аннотацию – это же ужасно, столько побочных явлений. Давай, ты допьёшь, и завязываем, хорошо?

- Не говори ерунды.

- Почему «ерунды»? Головокружение, вялость, слабость, тошнота – всё как по написанному.

- Да потому что я не принимаю никаких таблеток!

- То есть ?

- Ну… там ведь нужно в первый день, а я забегалась, потом аптека была закрыта… а потом как-то этих первых дней и не было, - задумчиво.

- А мне почему не сказала? – он внимательно смотрел на девушку в красном платье.

- А что бы ты сделал?

- В тебя бы не кончал… например.

- Прерванный половой акт – это очень сомнительная контрацепция!

- Конечно, Мурочка, а отсутствие какой-либо контрацепции – надёжное средство? – он силился понять логику блондинки перед ним, но она была слишком блондинкой, слишком молоденькой и слишком его женой.

- Мурочка, я понимаю, что, наверное, это происходит по-другому, но не могу сдерживать своих эмоций. У нас будет ребёнок, Мурочка, ты беременна.

- В смысле? – она схватилась за свой живот, хорошенько к нему присмотрелась, потом прислушалась к себе, всё было как раньше, немного раздражало… но в целом… Потом разглядывала своего большого дядю, ища в нём признаки того, что он шутит.

- Мы не предохранялись последнюю пару месяцев, ты спишь дурью, мне не жалко, но ты очень много спишь, ты злишься на пустом месте и, наконец, тебя тошнит от любимой еды. Что ты хочешь съесть сейчас?

- Я хочу… я хочу… куриную грудку, обёрнутую сырокопчёным беконом, запечённую в духовке под сыром…

- Каким?

- Джугас, да, Джугас, только не Пармезан! И ещё хочу маринованные огурцы… а лучше – солёные по-берлински, острые-острые… и арбуз.

Мурочка посмотрела в спину удаляющегося Антона, вспоминая на ходу, откуда она знает про огурцы по-берлински.

- Антох, ты куда? – Ярослав.

- Ёптыть, запекать грудку с беконом, и, надеюсь, у тебя есть Джугас, иначе, мужик, ты попал, арбуз тебя не спасёт.

- Зачем? – Агата уже не хотела грудку, она вообще ничего не хотела, только спать.

- Так, чего хочет беременная женщина, того хочет бог и нервы мужика…

Проснулась она посредине ночи, рядом спал Ярослав.

- Сла-ав.

- У?

- Я испортила нашу брачную ночь…

- Не-а. Это лучшая брачная ночь в моей жизни, потому что она у нас первая.

- У нас номер был заказан.

- Ну и что?..

- Всё равно…

- Как ты себя чувствуешь?

- Не знаю, наверное, хочу спать и писать.

- Значит, сначала нужно пописать, боюсь, в обратно порядке будет не очень красиво, - он повёл бровями.

Мурочка долго копалась в ванной комнате, совмещённой с санузлом, писала в баночку, а потом трясущимися руками держала белую полоску, так, как это было написано в инструкции, пока не завизжала так, что Ярослав открыл дверь, словно в ней не было защёлки.

- Мурочка?

- Я беременна! Я беременна, большой дядя, мы не предохранялись, и теперь я беременна, - она повисла у него на шее и попыталась обхватить его ногами, как маленькая обезьянка, грация подводила Мурочку, и Ярослав удержал её под попу.

- Ты рада?

- Да. Наверное, это неправильно, странно… но да, я рада.

- Вот и славно, пойдём спать.

Эпилог

Примерно через десять лет.

Высокий мужчина спокойно крутил педали горного велосипеда, виляя по дорожкам между сосен, приглядывая за своей спутницей на меньшем велосипеде, которая то и дело останавливалась, вела велосипед рядом и выражала всем своим видом недовольство. Она хмурила брови и носик, от чего образовывались смешные морщинки. Светло-пшеничные волосы были собраны в растрёпанный хвост, лицо без макияжа.

Мужчина махнул рукой в сторону виднеющейся полоски моря и быстро поехал к пляжу, где, доехав до воды, бросил велосипед и нырнул в холодную воду. У берега было мелко, так что, окунувшись, мужчина быстро пошёл к глубине, зная, что пока его спутница догонит его, он успеет хорошенько размяться. Немного задержавшись с «разминкой», он всё же вышел из воды под недовольным взглядом своей жены.

- Что это такое, большой дядя?

- Море, - беспечно, - тут пляж, там вода…

- Я спрашиваю, зачем ты, распаренный, в холодную воду полез и вообще, зачем?

- А каким же ещё в такую-то воду? – дразня.

- Никаким.

- О нет, Мурочка, большой дядя не согласен повторять подвиг Антона на нашей свадьбе, здоровье не то, да и возраст…

- Скажите, пожалуйста, возраст… где возраст у тебя? Несёшься, словно в попу ужаленный, как велосипед ещё не сломал, тебе мало зала и пробежек?

- Так охота же размяться в выходной день, неужели тебе не хочется?

- Не знаю… мне не охота, так – не охота.

- А кто мне недавно  на короткий бабий век жаловался, про лишний вес чего-то там говорил?

- Я передумала.

- Ну уж нет, зачем мне старая да ещё и толстая жена?.. Найду себе моложе, такую, чтоб, - он мечтательно закатил глаза и стал изображать руками форму будущей жены, пока не получил по этим самым рукам своей же сырой футболкой, в которой нырнул в море, а теперь снял.

- Я тебе найду! Женилку оторву, бегать удобнее будет, - продолжая хлестать футболкой.

- Погоди, погоди, может и пригодится ещё женилка-то, - он легко поднял женщину, которая выронила кусок ткани.

- Знаешь, у меня всё просто, если кому-то – значит не мне, если не мне – значит никому, - заглядывая в глаза.

- А если только тебе?

- Если только мне… то не стану отрывать.

- Ох, спасибо, - наиграно вздохнул. - Мурочка, мне так нравится, что ты меня ревнуешь…

- Я не ревную.

- Ревнуешь-ревнуешь.

- Хорошо, ревную, а как тебя не ревновать? Кааааааааак, только прикидываешься старым, а сам вооооон какой. А на меня вообще никто не смотрит, - обиженно.

- Здоровьем дорожат, потому и не смотрят, - усмехнулся. – Будешь купаться? Я взял тебе смену одежды.

- Ага, - обрадовано.

Она долго заходила в море, фыркала, как кошка, и визжала, когда окунулась, для того, чтобы выйти практически сразу, быстро переодеться, надеть огромную толстовку мужа и двинуться в сторону дома.

- Пойдём, дети потеряют.

- Пойдём, пойдём.

Дома, где менялись игрушки, цвет стен или портьеры, по сути, мало что изменилось с тех пор, как в его жизнь вошла на мягких лапах, как и полагается Мурочке, Агата.

Железную дорогу заменил автодром через всю комнату, погремушки заменили драконы всех мастей и цветов, на столиках стояли пластиковые «ведёрки» с фломастерами и карандашами, а в самом углу возвышались конструкции из лего.

Поцеловав мужа немножко дольше, чем позволяли приличия, к чему привыкли все домочадцы, она пошла на кухню, собирать на стол для своей большой семьи.

- Машенька!

- Да, мам, - девочка-блондинка, почти с маму ростом, и было видно, что она вырастет выше.

- Помоги мне, и Владу со Славой Вторым позови.

- Угу.

У Влады были светло-пшеничного цвета волосы, убранные в растрёпанные косички, и невысокий рост, она была точной копией своей мамы, а вот Слава Второй, когда-то бывший Вячеславом, был точной копией отца, и, несмотря на разницу со старшей сестрой в два года, был выше, и смотрел на блондинок снисходительно. Агате порой казалось, что он и на неё так же сморит, но это не мешало мальчику обниматься с мамочкой при первом удобном случае, благо их было очень много.

- Так, быстренько носим это на стол, только аккуратно.

Пока дети дружно переносили приборы, еду и салфетки в столовую, где был поставлен большой овальный стол, потому что за кухонным большая семья перестала помещаться, на кухню вошёл Людовик. К удивлению родителей, он подтянулся почти до среднего европейского роста, мамины гены немного сгладили ярко-выраженную «восточность», и парень вырос привлекательным, вызывающим интерес у противоположного пола, только вот сам он никакого интереса к нему не проявлял.

- Это же странно, что у него нет девочки.

- Хорошо, что у него нет мальчика, Мурочка.

- Шутник…

- Перестань волноваться, у меня в его возрасте тоже не было девочки… да и когда ему? То тренировки, то строчит ночами… всё у него будет, нормальный парень.

Лютик набрал стакан воды и выпил залпом.

- Где вы были?

- На велосипедах катались.

- Ого, завтра опять будешь вздыхать и требовать к себе усиленного внимания, как пострадавшая от спорт-терроризма мужа?

- Поуделяешь внимание, ничего страшного, полезно вспомнить, что мама есть. И я сегодня аккуратней, чем в прошлый раз.

- Уфу… – смотря в окно.

- Лютик, что случилось?

- Нууууууу…

- Лютик? – Агата села рядом, в уме перебирая всё горести, которые только могут произойти с её сыном, у Мурочки было очень богатое воображение, и через пару минут она почти плакала.

- Ты чего? Знал же, что с папой нужно говорить, ничего не случилось, просто тут такое дело… Рассказ мой, что я написал…

- Про драконов? Заразив Славу Второго драконоведением?

- Ну да… его напечатать хотят, и вроде им продолжение нужно, знаешь, как серия.

- Оооооооооо, - глаза Агаты широко открылись, и она с восхищением посмотрела на сына. – Ты отправил в издательство, как советовал папа?

- Давно, и уже забыл, а тут вот…

- И что тебя смущает, ты продолжение не можешь придумать.

- Не, продолжение у меня придумано и уже записано, мне вроде как юридический представитель нужен, мне же нет восемнадцати… Да и страшно самому-то, это же не сказки младшему брату выдумывать.

- Папа будет твоим представителем.

- А?

- Лютик, вы уже давно усыновлённые, целиком и полностью наши, со всеми вашими болячками, нервами и успехами – наши, а ты каждый раз удивляешься, как маленький, - она сокрушённо покачала головой и отвернулась к плите, чтобы выключить газовую конфорку. Улыбаясь.

Им пришлось ездить в Москву, чтобы усыновить всех троих, но даже поздний срок не мог остановить Агату, она во что бы то ни стало хотела, чтобы у всех детей была одна фамилия к рождению дочки. Ярослав бы предпочёл, чтобы Агата сначала родила, а уж потом занималась формальностями, но спорить с женщиной не стал. Видя же лица мальчишек, когда им торжественно вручили документы, он уже не сомневался и не жалел, что позволил Мурочке, хоть и с его помощью, но проходить инстанцию за инстанцией, преодолевая  преграды  бюрократов и дармоедов.

- Класс, - сказал Арни, - у нас теперь с Лютиком одна фамилия, а то никто не верит, что он мой брат.

- Я бы тоже не поверил, парень.

- Так-то да, - он раскатисто засмеялся, комплексы по поводу цвета кожи стали проходить, для окружающих он был просто мальчишка, такой же, как и все остальные. К нему присматривались, иногда оборачивались на улице, но маленькие города не богаты на новости, а те, что случаются, перетираются столь тщательно и так активно, что вскоре никому уже не было дела до чернокожего подростка.

Подростка, который сейчас превратился в высокого мужчину с белозубой улыбкой, и слушал разговор младшего брата с мамой.

- Молодец, - он лаконично поздравил брата, не будучи любителем высоких слов, он выражал свои мысли коротко, и то, если считал нужным ими делиться.

Оставшись один, Арни ёрзал на стуле и дёргал за нитки бамбуковую салфетку.

- Божечки мои, - Агата схватилась за сердце. – Что у тебя? Тебя побили? – она внимательно осмотрела его лицо на предмет повреждений. – Тут появились скинхеды? Ты заболел? Ты чего такой бледный?

- Маааа, я не могу быть бледным, я же чёрный, - он улыбался, позволяя женщине внимательно осмотреть себя, шею и даже руки, тщательней всего – костяшки рук.

- Не говори ерунды, матери виднее, какой ты можешь быть!

Арнольд ещё раз вздохнул и продолжил рвать салфетку, что было очень не похоже на него.

- Арни? – тихо-тихо.

- Тут такое дело…

«И у этого такое дело» - подумала Мурочка, но терпеливо сидела и ждала, когда же сын наконец-то расскажет, что его гложет.

- Тут… в общем, Катя беременна, и я думаю – нам надо пожениться.

- Раз беременна, значит, надо, - Ярослав.

- Раньше надо было жениться, - Агата, - это теперь девчонка с пузом в загс пойдёт? Вот олух-то!

- Я…

- Что «я»? О контрацепции не слышал?

На этих словах Ярослав громко засмеялся:

- О, даааааааааа, Мурочка, самый ненадёжный способ – это прерванный половой акт, его надо избегать всеми силами.

- Нееет, - Арни поморщился от намёка на интимную жизнь родителей.

- Ладно, если серьёзно, парень, ты её любишь?

- Да.

- Ну так женись… тем более, права мама, нехорошо, если живот будет виден, кому какое дело, конечно… только вот, боюсь, твои планы на этом рухнут, ты готов?

- Готов, конечно, не повезу же я беременную жену туда.

- А то, что столько сил и времени потратил, изучая теологию, сектоведение?..

- Так я юрист, буду этих уродов на юридическом поле душить, посмотри на меня – я ж вылитый правозащитник, - он улыбался, - всех угнетённых и потерянных. А если серьёзно – всех не спасёшь, кому-то мы уже помогли, кому-то ещё поможем, и знания мне пригодятся, но семья важнее.

- Это правда, семья важнее… Семья всегда важнее.

Ауттейк 1. Ярослав.

Он посмотрел ещё раз в протянутый паспорт и всё, что смог сделать – это, молча повернувшись, выйти.

Никогда ещё Ярослав не ощущал себя настолько глупо. Как он мог даже на секунду подумать, что девушке перед ним хотя бы тридцать лет?

«Это мои дети».

Для него было абсолютно очевидно, что девушка не найдёт работу в этом городе, даже местные уезжали на заработки в большие города, шансов, что приезжая, никому неизвестная женщина с тремя детьми, очень странными детьми, найдёт себе работу, не было.

Сам же Ярослав уже какое-то время подыскивал себе помощницу по хозяйству и никак не мог остановиться на ком-либо. Он категорически не хотел никого из местных женщин, оставались знакомые знакомых, согласные на переезд, но таковых не находилось. Так что вариант взять Агату показался вполне приемлемым, нужно было лишь проверить документы.

Мурочка была приятной блондинкой, привлекательной, с ней было интересно говорить, а ещё лучше – просто сидеть рядом и поглядывать на её улыбки и на то, как она занимается второй блондинкой на своих руках, но это не исключало того, что девушку нужно «пробить».

Начальник службы безопасности через пару дней зашёл в кабинет Ярослава:

- Всё чисто, документы её, диплом, всё чисто. Всё, как и сказала… квартиру сдаёт, с банком были проблемы.

- А дети?

- Вот дети – не знаю, Слав. Если нужно – пробьём и детей, конечно. Опека, детские дома, дальние родственники… но нужно время, ты же хотел раньше.

- Ну да, ну да.

- Так спроси её сам, делов-то.

- Если бы она горела желанием сказать правду, она бы сказала.

- Надави на неё, не знаешь – как? Девка размером с цыплёнка. Хочешь, я надавлю, сразу всё расскажет.

Ярослав смерил взглядом начальника службы безопасности, решив, что он точно не хочет, чтобы кто-то, а тем более этот не слишком приятный тип, «давил» на Мурочку, для этого она была слишком молоденькой и слишком блондинкой.

Он надавил сам, даже чуток перестарался, к его сожалению, потому что Агата сидела с бледными губами и казалась испуганной не на шутку. Но, переведя разговор в деловое русло, почувствовав там зону комфорта девушки, ему удалось сгладить некоторую свою агрессию и, договорившись об оплате и проживании, Мурочка незаметно вошла в его дом.

Она очень старательно подходила к своим служебным обязанностям и не давала Ярославу поводов для недовольства. Всегда вовремя приготовленный ужин, прибранный дом и полный холодильник – именно к этому каждый вечер приезжал в свой просторный и одинокий дом мужчина. Лишь иногда он находил в своём доме следы присутствия Мурочки и Машеньки: пару раз забытые игрушки, яркую помаду на кухонном столе, обувь рядом с обувницей и пахнущую духами диванную подушку.

Однажды, заехав домой днём, он увидел, как на диване крепко спит Машенька, а рядом, свернувшись вокруг маленькой девочки, лежит блондинка. Мужчина тихо обошёл диван, кинув взгляд на мирно сопящих блондинок, взял то, за чем приходил, и так же тихо вышел.

Подушка пахла чем-то цветочным, пудровым и лёгким.

Они гуляли почти каждый вечер, когда у Ярослава не было гостей, чаще всего – на пляж. Мурочка любила море, даже когда похолодало, она одевала теплее детей и восхищённо смотрела на бескрайнюю шелестящую гладь воды. Он садился рядом и смотрел на Мурочку, иногда нагибался к ней, чтобы почувствовать уже знакомый аромат цветов, пудровый и лёгкий.

Иногда Мурочка вздыхала или смотрела заинтересовано на мужчину, он видел это, но опасался… Слишком молоденькая и слишком блондинка была не для него. Её хотелось оберегать или согреть, укрыв от колючего ветра… И, вопреки всему, иногда невыносимо хотелось поцеловать Мурочку, как бы глупо это не выглядела в глазах мужчины.

Он никогда не любил блондинок. Молоденьких блондинок не любил вдвойне. Молоденькие блондинки, которые работали на него, не могли представлять для него интерес, скорее уж источник проблем, которые решаются простым увольнением. Увольнять же Мурочку он не собирался, не хотел, да и не мог.

Накануне вечера, когда мужчина быстрым шагом зашёл на кухню, сделал глоток воды и достал из небрежно перекинутого через спинку стула пиджака то, зачем пришёл, он уже принял решение, о котором, скорее всего, пожалеет, потом, но сейчас он хотел этого всем сердцем. Ярослав не видел Агату несколько дней. Всё было убрано, приготовлено, подушка пахла духами, помада стояла на полочке рядом со специями, но самой Мурочки он не видел.

Живя в маленькой доме на его участке, она уходила раньше, чем приезжал Ярослав, и он не видел её даже в окно. Мальчишки проводили вечера во дворе, по очереди играли с Машенькой, иногда забегал Лютик и спрашивал разрешения, чтобы выпустить Цезаря. Ярослав разрешал при условии, что Машенька будет дома. Выпускать собаку при маленькой девочке он мог позволить только в своём присутствии. Цезарь слушался его беспрекословно, а вот Лютика воспринимал скорее, как напарника по играм.

Утром, когда Мурочка не появилась, чтобы приготовить завтрак, мужчину что-то неприятно кольнуло. Беспокойство. Накинув куртку, он пересёк лужайку между домами и негромко постучался в дверь маленького дома, открыл Арни.

- Она спит, Машенька всю ночь плакала, и мы не стали её будить, - он виновато посмотрел на мужчину. - Лютик, давай быстрей! - в сторону. – Если надо, я сам могу приготовить.

- С ней точно всё в порядке? – отчего-то не верилось, уж слишком тихой, какой-то потерянной казалась девушка в последнее время, а сейчас и вовсе исчезла из поля зрения.

- Да, точно, пройди, - Арни посчитал возможным пропустить его в дом и указал на дверь, где была комната Агаты.

Мужчина тихо открыл дверь и так же тихо сел на край кровати, разглядывая личико блондинки без макияжа. Пушистые ресницы отбрасывали тень, рот был приоткрыт, губы были розовые и сухие, их хотелось облизнуть, а тело Мурочки – в обычной футболке, которая задралась, показывая маленькие трусики из трикотажа, не оставляющие шансов воображению, – прижать к себе.

Ярослав хотел Мурочку, и если поначалу это был скорее спортивный интерес – новая женщина в их городке, – то сейчас это стало чем-то большим. Не навязчивой идеей, нет, он вполне мог абстрагироваться, не думать и не вспоминать о девушке, но вполне сформированным желанием, которому он не давал ходу, понимая, что ничем хорошим, в первую очередь для Агаты, это закончиться не может.

Однажды он чуть было не сорвался, не произнёс это вслух, совсем недавно, когда долго смотрел на сидящую на крыльце дома Мурочку из окна своего дома, в какой-то момент ему показалось, что она плачет, и захотелось утешить блондинку. Подойдя, он увидел, что не ошибся, на щеках были следы слёз. Агата пододвинулась на крыльце, он молча сел и почувствовал, как она положила голову ему на плечо. Быстро подняв её к себе на колено, он гладил Мурочку по волосам и уговаривал, уговаривал, уговаривал, что всё у неё будет хорошо.

- Ты красивая блондинка, Мурочка, у тебя всё наладится.

- Хм, - она вздохнула.

- Перестань, просто момент такой… всё будет хорошо.

- Правда? - она подняла к нему личико, и тут Ярославу захотелось сказать, что это чистая и абсолютная правда, сказать, что Мурочка теперь будет с ним и только с ним, и на этом все её проблемы закончатся. И, главное, глядя на Мурочку, он испытывал неимоверное желание поцеловать её, перекинуть её стройные ноги через себя, прижать, прижаться. Захотелось пройтись руками по женской спине, расстегнуть пуговицы на кофточке и найти языком маленький сосок, захотелось оказаться на ней сверху, именно так, чтобы видеть её лицо, и долго ласкать девушку, пока она сама не попросит о большем, а потом войти в неё, быстро, сильно, разом, и держать её крепко, слушая её крики наслаждения.

Но всё, что сделал Ярослав, это сказал:

-Правда, - и пропускал свои пальцы сквозь волосы Мурочки. – Это всего лишь минута слабости, у каждой блондинки бывают такие минуты…

- Бывают, - всё, что ответила Агата, удобнее устроившись у него на руках.

Сидя на краю её кровати, он ощутил то же самое желание, пожалуй, ещё сильнее, потому что женщина перед ним лежала, и мужчина имел возможность как следует рассмотреть то, чем никогда не будет обладать.

Он вышел из комнаты, сказав Арни, чтобы не будили маму, если она понадобится, он сам ей позвонит, а сейчас пусть спит.

Ближе к вечеру Агата понадобилась, вернее – её услуги. Заехавший Антон привёз двух шлюх, и хотя Ярослав был явно не в том настроении, чтобы устраивать пирушки,  одна из них показалась мужчине довольно приятной. Во всяком случае, она не была блондинкой, не была такой уж молоденькой, и ей не страшно было причинить боль. Чего Ярослав не любил – так это причинять боль или неудобство своими размерами. Быстро поняв, что размеры его органа превышают средние, он не испытывал по этому поводу восторгов, скорее – неудобство. Женщины у него, за исключением одной-единственной и забытой за давностью лет, были непостоянные и опытные.

- Ты чего-то нервный, подгон тебе сделал.

- Спасибо сказать?

- Ага, сказать.

- Спасибо, - раздражённо.

- Не, серьёзно, что-то случилось? Ты сам не свой в последнее время, я решил, что хорошенько снять напряжение тебе не помешает, ты когда последний раз?

- Не помню… да, когда сидели…

- Это давно было.

- Нормально.

- Да ты гонишь, - Антон смотрел насмешливо, он был в курсе аппетитов друга, и подобное «постничество» не могло не удивлять. – А ты, часом, не свою новенькую? Серёга говорил – она красотка.

- Не говори ерунды.

- Чего это «ерунды», я вон всех своих работниц и нянь детей шпилил, удобно, кстати.

- Ты бы и тёщу отдрючил, дай тебе волю, - Ярослав поморщился.

- Нууууууу… лет пятнадцать назад.

- Тьфу на тебя, - Ярослава передёрнуло.

- Так чего с новенькой-то?

- Ничего. Работает. Всё.

- Пусть так… тем более – надо расслабиться, посмотри на меня, я всегда до-во-лен  жизнью. Чего и вам желаю.

Посидев для виду в ресторанчике, в ВИП-зоне, без свидетелей, Ярослав открыл дверь своей машины, чтобы пропустить свою на всё согласную спутницу. После нехитрой беседы выяснилась степень согласия, и осталось только проверить на деле опытность данного экземпляра.

Стол накрыла Агата, как обычно – безупречно, подойдя со вкусом к обстановке, Ярослав даже поморщился, когда увидел убранство, «красотка» могла бы обойтись и без прелюдий.

Он столкнулся глазами с Мурочкой, от чего проглотил противный комок из желчи, и жестом пригласил спутницу к столу. Пока та ела и вела светскую беседу, не обращая внимания на степень включения своего собеседника, Ярослав следил за передвижениями Мурочки в большой комнате, она что-то убирала, потом исчезла из виду, и мужчина решил, что девушка ушла, тем более – до этого он дал ей понять, что в её услугах больше не нуждается. Зато он определённо нуждался в услугах другого плана, потому что у Мурочки были уж слишком обтягивающие попку джинсы и полупрозрачный топ.

Он поманил рукой спутницу и сказал, что именно он хочет, она тут же опустилась на колени и, облизнув головку, взяла всё, что перед ней предстало, в рот, и старательно обхватывала языком и губами, поглаживая его по ногам и между. Уже на диване, решив убедиться, что он не доставит неудобств женщине, он провёл несколько раз по уже влажным складкам, ещё немного возбудил, слушая довольный стоны, впрочем, не придавая им большого значения, она могла и виртуозно играть, и стал входить в неё со всех сил, уже нимало не заботясь о комфорте женщины, поняв, что рядом выносливая и опытная шлюха, как и пообещал Антон. Начав на диване, он снимал собственное напряжение на многих поверхностях дома, пока не перебрался в спальню и не уснул, перед этим выставив девицу из дома, заплатив ей, как за хорошую групповуху, посчитав, что по тому, как пришлось ей попотеть, оказывая так же услуги орального и анального характера – это вполне можно приравнять к групповому сексу, если не к изнасилованию. Потому что, в конце концов, профессионалка устала, что уже не слишком заботило Ярослава.

Сегодняшний день, тем не менее, не был более расслабленным, наоборот. Утро началось с выяснения отношений с Мурочкой и холодным потом по спине мужчины, который узнал, чему свидетелем стала молоденькая блондинка. Сам факт того, что она это видела, не мог не вызывать какой-то внутренний протест, но то, как это выглядело и было – было ещё более отвратительно. Потом блондинка его ошарашила своим признанием, что хочет «секса, мужчину, а что такого?» В этом не было ничего удивительного, если подумать, то мужчина вполне понимал, что молодая женщина, имевшая раньше, по всей видимости, регулярную половую жизнь, вполне может нуждаться в этом… Как и в желании ощущать себя желанной. Отвратительно было то, что Мурочка хотела не какого-то конкретного мужчину, а вообще мужчину, и самое отвратительное, что не его.

Что бы он делал с признанием, что Мурочка хочет именно его, Ярослава, он не знал, отчётливо осознавал, что хочет этого, даже нуждается. Он хотел любви Мурочки, но она была слишком молоденькой и слишком блондинкой.

Весь вечер в голове звучали набатом обвинительные речи Мурочки, её обида и злость на собственную участь, которую Ярослав никак не мог сгладить или помочь ей.

Он был хмур и мрачен, смотря, как соловеют глаза Антона, когда он смотрит на блондинку. Единственное желание Ярослава было – выставить вон всех, включая партнёра, и, прижав к себе Мурочку, целовать её долго и пьяно. Но помня её упрёки, на вопрос Антона:

- Я подкачу?

Ответил:

- Я ничего не решаю за Агату.

Его не удивил оставшийся друг, который иногда проводил время в комнате для гостей и сейчас был намерен сделать то же самое.

Ярослав вряд ли бы сказал, что он смотрит по каналу «Анимал Планет», когда бросил взгляд в широкий дверной проем, где увидел спину Антона, обхватившие его руки Мурочки с красным лаком на ногтях и то, как самозабвенно она целуется. Он было решил, что Мурочка против, но не тут-то было, она прижималась и тёрлась о мужчину, выражая полную готовность, от которой его едва не стошнило. Краем глаза он видел, как она стояла перед мужчиной, оголённая, широко расставив ноги, и даже успел где-то внутри съёжиться, зная пристрастие друга к анальным забавам, и уже повернувшись, услышал крик возмущения Мурочки. Даже если бы он не слышал слов, он бы понял, что Агата полна гнева, он был прекрасно знаком с такой Мурочкой, такая Мурочка нравилась ему и даже возбуждала.

Кое-как уладив недоразумение, успокоив Антона, который, кажется, первый раз в жизни встретил отказ, да ещё там, где точно не ожидал, успокоив Мурочку, почувствовав странную усталость после разговора, когда, казалось бы, всё было объяснено и выяснено, Ярослав хотел было отправиться спать, но вместо этого сейчас стоял с коробкой презервативов в руке, ещё раз прокручивая последний разговор.

Мурочка была права, слишком молоденькая и слишком блондинка оказалась права, имела ли значение их разница в возрасте на данный момент, если всё быстротечно, а всё, чего хочет Ярослав именно сейчас – это любить Мурочку, быть с ней, быть в ней. Он хотел узнать, какие на вкус губы Мурочки, хотел прижать её к себе, не заниматься с ней сексом, даже не любовью, а именно любить эту блондинку, быть с ней во всех смыслах, защитить её от досужих разговоров и проблем, от домогательств или от собственных желаний, которые могут далеко завести слишком молоденькую блондинку.

И он, конечно, опасался. Что бы ни говорили про опыт, какой бы ни был опыт у Ярослава, он всегда старался избегать хрупких девушек, Мурочка же была хрупкой, как снаружи, так и внутри. Он боялся причинить ей боль, как душевную, так и физическую. И если с душевной у него ещё было время разобраться, то боль физическая пугала его прямо сейчас.

Ярославу было видно, понятно, что девушка, которая стонет ему в губы, извивается и трётся, которая царапает ему кожу головы, пока он целует и слегка прищипывает её соски, гладит по спине, пояснице, ногам, начиная с каждого пальчика, заканчивая мягкостью возле влаги, девушка, которая в нетерпении перевернула его на спину и мягко обхватила головку члена, вбирая в себя немного, но настолько мягко, помогая рукой, что он буквально задохнулся от ощущений, девушка, которая целовала его в ответ, прикусывала, буквально втиралась в него, как кошка, эта девушка – уже женщина, женщина, которая знает, чего хочет её тело или она сама, и не стесняется просить это. В Мурочке не было жеманности или излишней скромности, она хотела ласк мужчины, она истосковалась и просила ещё и ещё, радуясь тому, что Ярослав и не думал отказывать ей. Но, когда, его палец скользнул в девушку, проведя одновременно большим пальцем по клитору, он почувствовал такое сжатие, такую пульсацию и тесноту, что усомнился, а не обманывает ли его Мурочка?.. Он не верил сам себе и своему опыту, но всё же решил поверить уверениям и нетерпению девушки.

Он стал жалеть, что не сбрил бороду, нежная, недавно эпилированная кожа Мурочки никак не предназначалась для грубой растительности, но постепенно она расслаблялась, открываясь больше, от пальцев внутри и снаружи и, наконец, уступив не столько её практически требованию, сколько своему желанию, он вошёл в Мурочку… Аккуратно, теряя себя, отдавая, растворяясь в женщине рядом. Если когда-то Ярослав и испытывал нечто подобное, то забыл это. И сейчас он углублялся, с каждым толчком, с каждым встречным движением, смотря в это время в мерцающие глаза блондинки, на её открытую улыбку, на то, как расширились её глаза в первые моменты и как потом стали закрываться и, наконец, зажмурились, когда она, откинув голову, изогнулась дугой и закричала, отдаваясь своему оргазму и забирая в ответ такой же мужчины.

Потом, когда Мурочка влажно и довольно шептала: «Такой большой, такой мой», Ярослав, почти бездумно, ответил: «Конечно, твой», ещё не зная, насколько он прав, и насколько он стал её – Мурочкин.

Ауттейк 2. Арни

Он привык к смешкам, к молчаливым и к громким вопросам, а то и к агрессии.

Переезд и новая школа не сулили ничего хорошего и почти оправдали ожидания, но в целом парень мог признать, что всё складывалось неплохо. Если не хорошо, а это было невозможно, то хотя бы не плохо.

Он мало переживал за себя, чаще за младшего брата, который мало того, что пошёл в школу не со своими ровесниками, так ещё и внешность имел «экзотическую», впрочем, не более, чем была у него самого. Выше сверстников на голову, он выделялся ещё и цветом кожи. Любой, кто более-менее понимал, сказал бы, что парень – мулат. Но кто в маленьком городе это понимает, да и какое это имеет значение, если кожа тёмная,  улыбка белозубая и волосы, как пружины? Несколько раз ему говорили, что он «красивый, как все мулаты», или что-то подобное, в этом духе, но это было не то, что волновало парня.  Как не волнует зверя, что о нём думают посетители зоопарка, так и он ощущал себя всё время.

Сидя вдали ото всех, перекинувшись парой слов с новыми приятелями, он обедал. По социальным талонам кормили не бог весть чем, но у Арни было чувство, что он голоден всегда, так что особо не привередничал. Бывали времена и хуже, и еда тоже. Небольшой наличности, что давала Агата, ему хватало ещё на пару пирожков или пиццу и сок. Так что до конца учебного дня вполне можно было продержаться, а дома, можно не сомневаться, обед будет. Новый парень Агаты, похоже, не считал еду, но они старались придерживаться каких-то норм. Лютику в этом плане повезло больше, он почти всегда не хотел есть, а если и возникало такое желание, то он походил на Дюймовочку с половинкой зёрнышка.

Школьная столовая была небольшая, мест не всегда хватало, часто к нему подсаживалась девочка. Она, молча спрашивая глазами, можно ли, садилась на краешек стула, быстро съедала такой же обед, как и у Арни, и так же быстро уходила, молча и незаметно. Девочка была похожа на тень. Молчаливую и незаметную. Как-то он увидел её на заднем дворе школы, она сидела на низкой скамейке и смотрела вдаль. У неё были светлые волосы, не такие, как у Агаты или Машеньки, а просто светлые – русые, решил парень, – и очки в отвратительной оправе, которая ей не шла. Тяжёлый тёмный пластик на светлом лице смотрелся грубо, к тому же они явно были неудобны девочке. Она часто их поправляла или просто снимала. Стоптанные балетки, странного вида свитер и длинные волосы.

Сегодня девочка так же тихо подошла и так же тихо съела свой обед, но отчего-то продолжала сидеть и иногда бросать взгляды на раздатчицу – компота не хватило, догадался парень. Прозвенел первый, предупреждающий звонок, но компота так и не было. Свой компот Арни уже выпил, поэтому он молча протянул девочке сок, и, секунду поколебавшись, добавил пирожок с картошкой. Он думал, что девочка откажется, не надеялся, просто ему так казалось, но услышал тихое «спасибо», настолько тихое, что ему пришлось нагнуться и переспросить.

- Спасибо, - сказала девочка громче, у неё были зелёные глаза, с вкраплением серого, и светлые ресницы.

- Тебе не вредно курить? – он в удивлении смотрел на девочку, которая пряталась на заднем дворе во время урока и, сидя на корточках, чтобы не увидели учителя из окна, курила.

- А тебе? – она показала глазами на зажжённую сигарету в его руке.

- Да вроде нет, - он выпустил струйку.

- Может, и мне не вредно…

- Так не вырастешь.

- А сам?

- Я уже метр семьдесят, а ты? Полтора?

- Сто пятьдесят пять.

- Оооооооооо, ну тогда кури.

Они ещё немного покурили и разошлись.

Иногда встречались в столовой, иногда куря, каким-то образом в одно и то же время, которое Арни не менял, отчего-то.

- Ты что, с Катькой мутишь?

- Какой Катькой?

- Да которую в столовке пирожками кормишь.

- Ааа… Не-а, просто кормлю.

- Ну, корми, корми, надо же ей хоть где-то есть… Или ты за определённые услуги?

- Услуги? Что она может-то?

- Ну, хоть и мелкая, но всё же девочка, сестрица её, говорят, многое может, - мечтательно.

- А что ещё говорят?

- Про сестрицу?

- Про всё.

- Чего… отец у неё пьянь, раньше в порту работал, а теперь пьёт, уволили его что ли… Матьтуда же, сестра проститутка, но красииииивая, а из Катьки-то, похоже, и проститутки не получится, не уродилась.

- Не уродилась, - Арни помолчал. Он тоже не уродился, вернее, уродился не таким, и брат его тоже не уродился…

- Она в каком хоть классе?

- На два года младше.

- Ясно…

- Тебя чего в школе не было?

- Да так…

- Ясно, - парень внимательно смотрел на проходящий и плохо замаскированный синяк под глазом. – Отец?

- Он, - она вздохнула.

- А уйти некуда?

- В детский дом, если только.

- Там паршиво… лучше, наверное, с таким отцом.

- Ты знаешь, как в детском доме?

- В приюте, жил там, когда привезли, пока оформляли документы…

- Так плохо?

- Не, тебе-то может и ничего будет, ты ж девчонка и белая.

- Это да… а откуда тебя привезли?

- Африка.

- Шутишь?

- Чё, похоже, что я в Африке не был?

- А льва видел? – она подпрыгнула от нетерпения.

- Не-а.

- Нуууууууууууу, как же так, а говоришь – Африка.

- Ты медведя когда последний раз видела?

- Вообще не видела, в цирке, сказали, был, но я не попала.

- Вооооооот, а говоришь – Россия. Не ссы, в следующий раз свожу тебя в цирк, и сам заодно посмотрю, а то я тоже цирка не видел…

- Ух ты.

- Ага, - он подмигнул девочке с высоты своего роста.

Огромный внедорожник остановился у ворот школы, где Арни разговаривал с Катей. Рядом с чернокожим парнем она смотрелась ещё более маленькой, ещё более светлой и ещё более тенью. Скорей тенью от своей тени.

- Ой, - она подпрыгнула на месте.

- Ты чего? – он смотрел удивлённо на, возможно, испугавшуюся девочку.

Она показала на машину, у которой уже открылась дверь, и оттуда вопросительно выглядывал высокий, широкоплечий мужчина. Катя знала, кто это, понаслышке, не лично, но знала. Разные слухи ходили, её сестра как-то сказала, что у него не дом, а дворец, хотя и очень лаконично обставлен. Девочке понравилось слово «лаконично», она решила, что когда вырастет, её дом тоже будет обставлен «лаконично».

Мимо проскочил маленький мальчик и уже сидел на заднем сиденье, смотря на Арни, который смотрел на девочку и всё пытался понять, испугалась она или удивилась.

- Ну? – он услышал голос Ярослава и сел рядом, на правое пассажирское сиденье.

- Твоя подружка?

- Не знаю, Катя.

- Катя…

- Угу, просто Катя.

- Тебя подвезти, просто Катя, а то кавалер из Арни так себе получился, - он медленно подъехал к быстро-быстро идущей девушке, дождь уже промочил её курточку и волосы, обувь ещё держалась, но, похоже, это ненадолго.

- Ооооооооой, - девочка смотрела в ужасе, - я не могу, я ещё маленькая…

- Чего? – Ярослав внимательно осмотрел ребёнка перед ним, класс пятый? Седьмой?

- Нееееет, не надо, пожалуйста.

- Что это с ней? – к парню.

- Не знаю, - по глазам было видно, что понял, как несколько мгновений спустя понял и мужчина.

- Зашибись, и давно мною детей пугают? Парень, давай подвезём твою подружку, она вся промокла, ты посмотри на неё… Как-то это некрасиво, что ты уедешь, а она так и будет шлёпать по лужам.

Девочка неуверенно села на заднее сиденье, ничего не подозревающий Лютик забрасывал её вопросами и рассказами о прошедшем дне. На нужной улице машина остановилась, и Катя стремглав выскочила и забежала в дом, где тут же нарвалась на кулак отца: «И ты туда же, потаскуха».

Выпускной после девятого класса проходил под зорким взглядом учителей, впрочем, зоркий взгляд вскоре стал наливаться весельем, и мало уже кто контролировал радость выпускников, которая грозилась перелиться через край.

- Ты пришёл? – девочка заглядывала в глаза высокого темнокожего парня и улыбалась.

- А почему я должен был не прийти? - он пожал плечами. – Тебе идут эти очки.

- Спасибо, что подарил мне их, они такие лёгкие.

- Не за что. Долго тут ещё?

- Нет, сейчас уже автобус подъедет.

- Оу…

- Подожди, я не поеду.

- Ясно… - конечно, ясно, отец Кати ни за что бы не заплатил за выпускной, на школьный ей не могли запретить приходить, а потом – «за кого уплачено», но девочка не обижалась.

- Прогуляемся?

- Давай.

Море, тёмное, низкое, с хмурыми облаками, шумливое и недоброжелательное, шелестело под ногами, парня рядом было видно только по светлой одежде.

- Надо было в училище уходить…

- Лучше одиннадцать классов, может, в институт поступишь.

- В какой? – она засмеялась. Она средне училась, почти плохо.

- В какой-нибудь.

- А ты всё-таки в Москву?

- Скорей всего, - он держал в ладони её руку и не переставал удивляться, какая она маленькая.

- Хорошо, - вздохнула на минуту. – Это хорошо, что у тебя есть такая возможность.

- Мне надо, понимаешь, надо, я бы не уехал, не оставил тебя, но надо.

- Что со мной случится? Самое страшное – закончу школу, - она наигранно засмеялась, - и на швею выучусь.

Что могло случиться с девочкой? Что угодно. Её мог любой ударить, любой обидеть, её мог избить отец, или сестра потребовать обратно деньги, которые она даёт на питание… Маленький город, полный слухов, домыслов, сплетен, и девочка, больше похожая на тень.

Год назад Арни не выдержал, он пришёл к ней в дом и, отводя глаза от увиденного, прижал к стене тщедушного алкоголика, который считался её отцом, и настоятельно порекомендовал, как научил его Антон, не поднимать руку на Катю.

Он уедет осенью… уедет.

- Может, ты приедешь ко мне после десятого?

- Смешной. Никуда я не уеду, ты знаешь это…

Он обнял Катю, она немного напряглась, ожидая чего-то, но потом расслабилась и снова стала тихой девочкой, которая больше слушает, чем говорит, интересуется миром, хочет увидеть всё-всё-всё-всё на свете, но знает, что навсегда останется в этом маленьком городке, и только надеется на свою внешность – невзрачную, и что никому и в голову не придёт отправить её по стопам сестры. Швеёй она заработает гораздо больше.

- А ты не боишься? – вдруг забеспокоилась. – Это тут к тебе привыкли, а таааам, по телевизору показывали, азиата убили и чернокожую девушку.

- Катюш, не спрячешься на всю жизнь, я такой, какой есть. Если я не поеду, я не стану от этого белым, или ниже, а вот поехав…

- Хммм, - шмыгнула носом.

- Не плачь, - хотя и хотелось самому.

Когда Арни уезжал в благоустроенную столичную жизнь, он не знал, вернётся ли он в этот город, наверное, вернётся. К брату, к сёстрам, к Агате, которую теперь называл мамой уже спокойно, не спотыкаясь, как первое время, давясь эти словом, только ради Машеньки… И к Кате, ему хотелось вернуться к Кате, к бесцветной девочке, но заходя в актовый зал школы в день, когда выдавали аттестаты, он не знал, к какой Кате он приехал. Прошлое лето он провёл, изучая дополнительные дисциплины, столь нужные ему, и сейчас, через два года, он с замиранием сердца смотрел на сцену, где видел девочку, которая поднялась, взяла корочку в руку и так же тихо вышла. Её родителей, конечно же, в зале не было.

- Привет, - неуверенно, снизу вверх.

- Привет, - он разглядывал девочку, не такую уж и бесцветную. Красиво уложенные, блестящие волосы, зелёные глаза, линзы? Лёгкий румянец на щеках.

- Ты подросла…

- Да, сто шестьдесят пять.

- Все равно маленькая, - он улыбнулся, - маленькая.

- Это ты высокий.

- А я высокий.

- Ты ведь ко мне, правда, тогда пойдём?

- Пойдём, - у неё была живая мимика, очень забавная, и горячие руки, и красивое платье, и красивая линия плеч с родинками, и белая, словно светящаяся, кожа.

Этот вечер не заканчивался, он слушал Катю, её нехитрые планы на будущее, небольшое хвастовство, что платье себе она сшила сама, и оно обошлось в копейки, и у неё даже появилось несколько заказчиц, заработки совсем скромные, но всё же…

- Куришь?

- Бросил.

- Я покурю?

- Кури, конечно.

Затягивалась она как и раньше, и, как и раньше, сигарета казалась чем-то инородным на её лице и губах, но он внимательно смотрел на губы, на то, как они сжимаются вокруг фильтра, потом выпускают струйку дыма и расслабляются до следующей затяжки.

- Я ждала тебя, долго, потом решила, что ты не приедешь…

- Катюша, я не мог.

- Да, ты писал, я и слов таких не знаю…

- Могу объяснить.

- Для чего мне это? Я в училище пойду, конструктор одежды, думаю, мне это больше пригодится.

- Наверное, - «не уродилась», - тебе холодно? – он быстро снял с себя белый свитер, оставшись в одной футболке, и привычным жестом, как это бывало раньше не раз, надел на девочку.

- Ого, - она провела по мышцам руки, – анаболики ешь?

- Нет, расту ещё и хожу в зал.

- Растёшь… куда уж ещё, а я вот…

- Эй, ты целых сто шестьдесят пять сантиметров.

- Угу, - она опустила вниз глаза и резко подняла, заливаясь румянцем, если бы Арни мог краснеть, он бы это сделал от того, что понял её мысль.

Это было очень странное лето, отчаянное. Он часто заходил за Катей, они гуляли, никто не обращал внимания на странную парочку, и если бы парень не видел её белую ладошку в своей ладони – он бы тоже не замечал, насколько они разные. Как юг и север, как запад и восток, которые не сойдутся никогда.

- О чём думаешь, парень? – Ярослав.

- О Кате на самом деле.

- И чего думаешь?

- Разное.

- Долго ещё будешь думать?

- В смысле?

- Она вроде как ждала тебя, забегала иногда спросить, как ты, когда ты забывал ей писать, радовалась, как за родного, когда тебя приняли вольным слушателем после собеседования, только грустила часто, но ждала… Парень, решайся на что-нибудь.

- Мы разные.

- Ну, мы с Агатой тоже, знаешь, не тютелька в тютельку.

- Я чёрный.

- Уверен, Катя это видит, она очень внимательная девушка, к тому же, это довольно очевидный факт.

- Но…

- У тебя за это время появилась чернокожая подружка?

- У меня вообще никакой подружки не появилось.

- О, как… хм, в смысле…

- В прямом, пап, в прямом. Мы можем это не обсуждать? Я не гей, не импотент, не что там ещё можно подумать… просто…

- Просто все не Катя, парень. Спроси её, просто спроси, она всё ещё ждёт, если нет, то нет. Если сам не знаешь, что хочешь – не морочь ей голову.

- Наверное… спрошу… а что потом?

- Да сделай для начала первый шаг, будь мужиком, а то она выйдет за какого-нибудь беложопого уродца, и будет он её мутузить по понедельникам и пятницам, пока ты сомневаешься и сопли жуёшь.

«Спроси её».

Лето стремительно подбегало к концу.

«Спроси её».

Когда она сидела рядом с ним на пляже, всегда в футболке, даже в солнечную погоду, а он рассматривал её маленькие стопы и тонкие лодыжки.

«Спроси её».

Она быстро переворачивалась на живот, край футболки задирался, открывая круглую попку и родинку на краю плотного зелёного трикотажа. Зелёный не шёл к её белой коже.

«Спроси её».

Провожая её домой, он долго стоял, обнимая, прижимая к себе, до боли, отказываясь отпускать и её, и лето.

«Спроси её».

- Катя. - У парня остановилось сердце.

«Спроси её». Как? О чём? Легче… да, легче поцеловать, и хочется этого до боли.

- Поцелую тебя, можно?

- Можно.

Сначала немного, пробуя, осторожно, как будто он может поранить, как будто его поцелуй может быть неприятен, углубляя и не встречая сопротивления, наоборот.

Она отвечала, цеплялась, прижималась, он почувствовал влагу на щеке. Плачет?

- Катя?

- Я думала, ты никогда меня не поцелуешь.

- Я думал, что неприятен тебе…

- Почему?

- Эм… я ведь чернокожий.

- Какое это имеет значение?

- Эм… ты не боишься вот так… близко?

- Нееееет… совсем нет, - встала на цыпочки, целуя. – Ты не страшный, ты «красивый, как и все мулаты», так говорила наша классная.

- А ты как думаешь?

- Думаю… я просто думаю о тебе, почти всегда, жду тебя и я… - пауза была слишком долгой.

- Катюша?

- Я думаю, что хочу быть с тобой, не знаю как, ты уедешь, но, возможно, хотя бы этим летом, возможно, это лучшее, что может быть у меня… пусть ненадолго… я думаю, что хочу тебя. - Она сглотнула тяжело. - Тебя, я всё ждала тебя, ждала, я хотела, чтобы ты стал моим первым, кто знает, сколько их потом будет, и что потом будет, но первым я хотела тебя, но ты… я всё такая же невзрачная.

- Катюша, ты не невзрачная, да и… какая разница, я люблю тебя.

- Аааааа…

- Я люблю тебя, и все эти «взрачная» или «невзрачная» – такая ерунда, для меня ты самая прекрасная, какая только может быть, я не вижу других девушек, может, они и красивее, я не знаю, уже давно я вижу только тебя и думаю только о тебе.

- Правда?

- Я никогда не обманывал тебя, Катя, - это было правдой, он никогда не обманывал её.

Не лукавил, боялся – да.

Через неделю он завёл её за руку в дом родителей, было тихо, все спали.

- Есть хочешь?

- Нет, - у неё тряслись руки, - а вдруг я захочу пить… потом.

- У меня есть лимонад в комнате, пойдём.

Целовать её было невыносимо сладко, дурманящее чувство рождала её близость, сбившееся дыхание и лёгкие прикосновения. Она казалось в светящейся дымке, покрытая лёгкой испариной и ароматом летних трав и моря. Он увидел страх на её лице, не страх близости, страх наготы, удивляющий его. Она была красивой, самой красивой, такой, как он о ней и думал, мечтал, представлял, но ещё красивее, потому что сейчас она не была мечтой или фантазией, сейчас она лежала на его кровати, где он с утра сменил простыни, уже обнажённая. Её руки немного тряслись, она сжималась под его взглядом, боясь, что это не только первый, но и последний её раз с ним. Она боялась не понравиться, остаться невзрачной. «Не уродилась».

- Катюша, ты очень красивая, - разглядывая нарочито внимательно, чтобы перестала, уговаривая, рассказывая, насколько она красива для него, проводя руками по каждому месту, которое он считал красивым, опуская глаза к светлым завиткам, проводя рукой и по ним.

Учащённое сбивчивое  дыхание, громкое сердцебиение, её невероятное маленькое и словно светящиеся тело под ним, молчаливое согласие и зажмуренные глаза – он всё-таки сделал ей больно.

- Катя, прости, сильно больно?

- Жжёт как будто, - она качнула бёдрами и вздрогнула, - поцелуй меня.

Целовал её долго, пока не пропало дыхание, пока не почувствовал ногти у себя на шее и не увидел сквозь утреннюю дымку из окна, что она улыбается, счастливо. Пока не почувствовал, что она двигается – сама, ему навстречу, аккуратно, медленно, приноравливаясь, пока не стал отвечать так же аккуратно, смотря на её улыбку, пока не потерялся в этой улыбке, утренней дымке и её сбившемся, влажном дыхании.

- Ты ведь не кончила? – он накручивал на палец длинный локон.

- Не знаю.

- Как это?

- Ну… ты ведь у меня первый…

- Катюша, ты тоже у меня первая, но я знаю.

- Это потому что ты, наверное… сам.

- А ты?

- Нееееееееет. Когда ты уехал, я маленькая была, а потом меня некому было смущать… в том плане, что я никого не хотела.

- А просто, самой?

- Не хотелось как-то.

- Понятно.

Утром кто-то аккуратно открыл дверь и так же аккуратно закрыл, он увидел поднос с керамическим чайником, сладкие булочки и записку: «В десять никого дома не будет. Мама». Арни улыбнулся в светлые волосы Кати, она бы ни за что не вышла, зная, что всё семейство в доме. Она скорее просидит целый день одна в комнате, голодная, чем покажется перед Агатой или Ярославом.

Учась в двух местах одновременно, посещая семинары, тренировки, он ни на день, ни на час не забывал Катю, с которой общался постоянно, приезжал, срываясь с места неожиданно, падая в её любовь.

Годы пролетели быстро, у них были планы, огромные планы, Катюша все-таки поступила в институт, и оставалось совсем немного, чтобы его закончить и уехать с Арни, теперь уже навсегда. Иногда она жила с ним в Москве, но чувствовала себя ещё более одинокой, чем живя дома, вернее – в маленькой квартирке, которую он для неё снимал. Он всегда учился, у него была цель, были планы. У них всё получалось, складывалось, его практика, её диплом, уже присматривали новое место жительства, уже вовсю велись переговоры о новом месте работы и сотрудничестве, когда, быстро взбегая на третий этаж, с лестничной площадкой на две квартиры, он наткнулся на красное, заплаканное лицо Кати. Его Катюши. Его утренней дымки.

- Катя? Катюша, что?

Она молча протянула листочек, скомканный не один раз и разглаженный столько же.

- Я сделала тест, я думала – это ошибка, - её руки тряслись. – Но вот… восемь – девять недель, извини.

- Каких недель?

- Арни, я беременна.

Невозможно осуществлять свои планы, ехать в ту далёкую страну с беременной Катей, мегатонны трудов, начало пути и…

- Я могу сделать аборт.

- Тебя смущает, что ребёнок будет чёрным?

- С ума сошёл?! Просто, так мы не сможем, а ведь у тебя уже договорённости… ты столько лет ждал, мы ждали.

- Да, конечно. Катя, я могу выйти?

- Выходи.

Она сидела у двери, свернувшись, устав плакать, уже не замечая головной боли и онемевших ног.

- Катюша, - он всегда её легко поднимал, в его руках она не весила ничего, теперь их было двое, а вес был по-прежнему маленький.

- Я такой болван, какой аборт, Катенька?.. Это наш ребёнок, твой и мой, радоваться надо, а мы трагедию развели, так он заподозрит, что мы не хотим его. А мы ведь хотим, ты хочешь?

- Да, - в подушку.

- Хочешь нашего ребёнка, это правда?

- Хочу, - ещё тише.

- И я хочу, я не знал, но оказалось, что хочу… Нам надо расписаться, как можно скорее, чтобы не был виден животик… или это неважно?

- Я могу сшить так, что будет незаметно.

- Вот и славно.

- Ты поедешь один?

- Никуда я не поеду, я позвонил, отказался, объяснил, меня поняли.

- Но...

- Тшшш, - перебил, - никуда не поеду, никогда не оставлю нашего ребёнка и тебя, больше не хочу оставлять. Мы решили, что с этого года будем вместе, решили, что мы семья… а где и при каких условиях – неважно. Для меня – неважно. Отец всегда говорил, что семья важнее всего, ему не повезло, он поздно нашёл свою семью… Мне повезло больше, я нашёл тебя, всё остальное… пустое.

- Ты уверен?

- Уверен в том, что хочу ребёнка? Не хочу уезжать от вас, хочу видеть, как растёт у тебя животик и одним из первых взять на руки малыша? Катюшка, конечно, я в этом уверен.

Мальчик, никогда не знавший своего отца, поменявший мест жительства больше, чем мог запомнить, мальчик, который был уже слишком взрослым, чтобы полностью принять свою новую семью, ставшую родной для брата и сестры, тем не менее, полюбивший всем сердцем людей, ставших ему родителями, мальчик, который никогда не имел семьи в полном смысле этого слова – нашёл её в маленькой квартирке. А его семья привычно устроилась на его плече, кажется, собираясь засыпать.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Эпилог