Гермиона делает ещё шаг, крошечный, хватается за решётки, обжигающие кожу льдом, и смотрит вперёд, на его фигуру. Если бы она была скульптором, вылепила бы из него равнодушие.
— Меня прислали сообщить тебе, что, если не раскаешься в своём прошлом, тебя приговорят к казни, — холодно чеканит она и уже мягче добавляет, — Драко.
По сути, впервые, пробуя это имя на вкус.
Он неохотно, медленно поворачивает голову, лениво целует её взглядом, с головы до ног, корчится в улыбке, больше похожей на спазм, и снова глядит в никуда. И снова плюёт на приготовившегося атаковать дементора.
Он совсем один, и ему плевать.
Рядом с Гермионой охранники, вокруг неё люди, в её постели, обнимая за талию, — Рон, но Гермиона выть хочет от боли и несправедливости. А ещё — закутаться в одеяло с головой и навсегда исчезнуть.
Гермиона прячется в одиночество и кутается в боль.
Гермионе страшно.
— Пожалуйста, подумай, — зная, что уговоры бессмысленны, едва не возненавидев себя за то, что не привыкла сдаваться, продолжает она, слыша, что голос надкололся, будто хрустальная чашка.
Она хочет бросаться на эту решётку и стучать кулаками, пока на них не выступит кровь, и пока она не сломает костяшки пальцев. Но не может сделать больше ни шага, не может нарисовать ни единого движения.
Она хочет плакать, рыдать, всхлипывать, но слёзы застряли в глазах, внутри, словно проклятые катаракты.
Она хочет помочь, спасти его, но бессильна спасти даже себя.
Она себя ненавидит.
И Гермиона говорит охранникам, что визит окончен. И сжимает в пальцах ключ. И, повернувшись, идёт прочь. А надо бежать, сломя голову и, быть может, ломая ноги.
И ощущает его взгляд, терзающий её спину.
Она хочет обернуться, но знает: нельзя.
Между ними — полшага. Целая пропасть.
***
Гермиона возвращается в кабинет, где стены узкие и давят сознание. Она дышит рвано, часто, обжигая себя горячим дыханием. Жмурится, сражаясь с собственными демонами, что визжат в голове на ультра-звуке.
Не передумать. Не передумать.
Нельзя передумать.
Гермиона открывает ящик крохотным ключом, плюя на заклинания, хватает бумагу, которая, чёрт побери, вся в следах потных пальцев.
Сова для миссис Малфой с предупреждением о том, что через пару дней случится с её сыном. И с мужем, наверное, тоже. Это единственное, что она может сделать. Последнее, чем она может помочь.
И всё же, оправляя сову, Гермиона чувствует надежду. Как чувствует и то, что надежда ложная. Такая же фальшивая как и вся её жизнь ныне.
Сова, что вылетает по адресу — её акт милосердия, а, может, её интерлюдия предательства. Сова, что вылетает по адресу — начало её коробящейся, трескающейся, раскалывающейся на куски бездны.
Между ними с Драко Малфоем теперь полшага.
Ещё никогда они не были так далеки.