листами.
— Здесь. — торжественно объявил Егорл Снилс. — Подытог всего тысячелетнего рабства моего гордого и маленького народа. Здесь слезы, цепи, плетки-семихвостки и страпоны — расшалился Егорл. — Все чем мучила и истязала нас на протяжении 40 тысяч лет империя зла. Весь мир с нами требует справедливых компенсаций. 15 триллионов 761 миллиард 3 миллиона 28 тысяч 303 рубля и 21 копейка. Евро! Мы присоединяем наши справедливые требования к требованиям других невинно пострадавших: Литвы, Латвии, Эстонии и Джона Маккейна. Мы кокушане прямые потомки древних шумеров. И как сказал наш великий классик.
Егорл Снилс надулся, посинел и засифонил с чувством:
— Боритесь и поборете. Вам Бог помогае.
За вас правда, за вас слова и воля святая.
Чурек и сакля — все твое…
В таком состоянии сифонить долго было невозможно, и бедный Егорл закашлялся. На том скандальная конференция завершилась традиционной кодой. На чердаке он же лофт торгового центра «Мотылёк» распылили слезоточивую Черемуху и массово, опять же по складывающейся традиции, искупались в зеленке. Терпение Ксении Денисовны истончилось после того как ее соседка пенсионерка Параскева Федотовна Коровякина отправилась записываться в участники первого всегородского гей-парада. Обещали 500 рублей и бесплатную зеленку. Услышав такое, Ксения Денисовна не смогла остаться безучастной. Она побежала. Нет, не вослед за пенсионеркой Коровякиной, а совсем наоборот.
«Как же они не понимают» — думала Ксения Денисовна. — «Я объясню… Я обязательно все объясню. Я обязательно должна все объяснить».
У самого торгового центра «Мотылек» Ксении Денисовне пришлось продираться через веселую и теплую толпу. На пятачке в окружении добродушных покупателей с тележками казаки в кубанках и нагайках стегали разбитных грудастых девок в разноцветных балаклавах. Девки радостно повизгивали, казаки реготали, толпа дружелюбно поддерживала ту и другую стороны… Ксения Денисовна была категорически против такого единения. Без лифта она поднялась на пятый этаж. Постучала в новенькую бронированную дверь, недавно врезанную в голую кирпичную стену. Какое-то время ее изучали, а потом дверь открылась. Ксения Денисовна увидела Зинаид Зинаидыча и двух нашедшихся кокушан.
— Вы к кому? — задал глупый вопрос Крымненашев.
— Я к вам, Зинаид Зинаидыч. Я верю и знаю, что мы с вами одной крови. Вы и я.
Глаза у Зинаид Зинаидыча были такие светлые и демократические, совсем как у Ельцина в 89 году. Такие глаза не могли лгать.
— Что же вы? Входите. — сказал Крымненашев. Не колеблясь, Ксения Денисовна сделала шаг вперед. Со зловещим стуком, сама собой, закрылась за ней бронированная дверь.
Этюд № 4
Ксения Денисовна Бубубукина плакала. Да что там, она рыдала навзрыд и совсем не скрывала своих горьких и праведных слез. Ее нос распух, а глаза стали красными. Не помогли ни салфетки, ни стакан с водой, налитый из стеклянного графина, ни утешения Ангелины Степановны Засосайкиной, ни медвежьи косолапые потоптывания Семена Марковича Гузкина.
— Что ты, Бубубукина… Да ты чего, Бубубукина?… Слышь, Бубубукина… Ты это брось, Бубубукина… Может коньячку хочешь? Ангелина Степановна.
Секретарь Засосайкина огрызалась:
— Мало вчера нализались с православным инвестором Парамоном?
— Себе я что ли? — возмутился Гузкин. — У нее человек болеет, а она… Неси бутылку. Там початая в баре осталась.
— Сейчас, сейчас… — Гузкин неуклюже тронул дрожащие от рыданий плечи Ксении Денисовны. Он отобрал темную бутылку и стакан у вернувшейся Засосайкиной. Быстро налил и выдохнул с удовлетворением.
— О! Нормально так.
Обычно Семен Маркович закусывал налаченной, до состояния гранита, челкой Ангелины Степановны, но сейчас постеснялся. Закусил первым, что попалось на глаза. Осетриным балычком, домашними шанежками, долькой лимона и, наконец, рукавом своего пиджака. После этого он протянул налитый стакан Бубубукиной.
— Пей, Бубубукина.
Ксения Денисовна залилась пуще прежнего, но от мэрского коньяка не отказалась. Хлопнула полный стакан и даже не заметила. Продолжила рыдать дальше и никак не могла остановиться. У такого состояния Ксении Денисовны было две причины. Вторая сидела прямо напротив нее и пыталась растянуть в дружелюбной улыбке глянцевые, бюрократические щеки. Бубубукина пришла в самое логово зверя. Сама пришла! По собственному желанию вошла в грязный, мерзкий, лживый и кровавый эпицентр сумрачного Мордора. Ксения Денисовна, не переставая плакать, немо, но убедительно, попросила еще коньяку. Но и вторые 150 ушли куда-то не туда. В новые проливные дожди из слез. К Гузкину она пришла сама! Никогда не простят ее бывший шахматист, взятый зафук в политических русских шашках Гари Каспаров. Обольет холодным презрением, если бы довелось им встретиться, однокомнатный человек с двухэтажной фамилией какой-то там Кара Мурза. А что с ней сделает, если узнает о существовании такой
