вас обоих. Ступайте в Петергоф и сдайте себя сами под караул.
– Никакой самодержицы нет с тех пор, что скончалась Елизавета Петровна, – ответил Пушкин. – А есть законный государь…
– Государыня Екатерина Алексеевна… – начал Орлов, уже горячась.
– Бунтовщица! – воскликнул Шепелев. – Которую бы следовало…
Орлов поднял уже на юношу могучую руку, свивавшую кочерги в кольцо…
В это мгновение дверь отворилась, и Гудович с удивленным лицом появился на пороге. Но, увидя Орлова, он иронически улыбнулся и, не сказав ни слова, оставив дверь отворенной, вернулся в кабинет.
Орлов и Измайлов вошли вслед за ним.
Государь сидел на окне в шлафроке и, задумавшись, глядел в пол. Недалеко от него стоял старик Миних и что-то горячо объяснял.
При появлении Орлова Петр Федорович поднял голову, и лицо его слегка изменилось. Миних презрительно и гордо смерил Орлова с головы до пят и, повернувшись спиной, отошел к Гудовичу, который сел на диван.
– Вы от нее… – вымолвил государь.
– Государыня императрица и всея России самодержица прислала меня… – начал было Орлов.
Но государь улыбнулся и прервал его:
– Самодержица? Еще не совсем! Но скажите мне, зачем вас послала она? Именно вас! Разве я могу в качестве императора – ведь я все-таки еще император! – вести переговоры через артиллерийского цалмейстера и трактирного героя… неужели приличнее-то вас не нашлось?
Орлов, будто и не слыхав слов государя, повторил спокойно:
– Государыня императрица изволила прислать меня, дабы просить вас добровольно, не доводя дела до междоусобия и напрасного кровопролития, отречься от российского престола и подписать отречение, которое я привез! Вот оно!..
Орлов вынул бумагу из кармана и прибавил:
– Без этого я не только не уеду, но и не выйду отсюда!
– О-о!.. – воскликнул с негодованием Миних.
Гудович рассмеялся презрительно…
– Ваше величество! – вступился жалостливо Измайлов. – Вы изволили меня послать… Вы было решились… А теперь вот опять… Стоит ли?..
– Зачем она мне прислала этого… этого…
– Ваше величество! – подступил Миних и заговорил по-немецки, гордо закинув голову, а старые глаза его снова сверкали отвагой, как когда-то в павильоне Монплезира. – Решайтесь!.. Или подписывайте отречение, невзирая на то, кого прислали за этим, или… Лошади уже два часа оседланы… Я готов за вами хоть на край света!.. Наконец, вот здесь двое благородных юношей, добровольно прискакавшие умереть за вас… Решайтесь… Мы арестуем этого неблаговоспитанного гонца и к вечеру будем за сто верст отсюда. Повторяю вам – только до первого порта достигнуть!.. А там на корабль – и в Данциг, а затем через Кенигсберг, Берлин и Митаву в Петербург и Москву… для коронования!.. Миних говорит вам это! Миних слово дает, что все это совершится… и легко! Миних не особенно любит и уважает русских, но всегда преклонялся с удивлением перед их слепым повиновением закону, их любовью к законности, к законному…
Государь молчал и опустил голову.
Гудович вдруг встал и, подойдя к ним, вымолвил желчно и презрительно насмешливым голосом:
– Лошади уже давно расседланы; арестовать господина Орлова мало двоих юношей, а надо кликнуть роту голштинцев, да и то силы будут едва равны!.. Скакать к порту, какому!.. В Ригу? Близко!! Да там нас губернатор Броун арестует и вернет восвояси… Но если бы даже мы и проскочили за границу к Фридриху, то он теперь на просьбу о помощи и войске, чтобы завоевать престол, ответит только государю: «Trinken sie Bier und lieben sie mir…»[51] Полноте, государь! Поздно… Вчера надо было… Да и не вчера… Шесть месяцев тому назад надо было… Ну, да ведь мы все, россияне, задним умом богаты… Одевайтесь, подписывайте и… и поедем!.. Отпустят вас в Голштинию, и слава тебе господи!! И вам будет хорошо, да и России не худо!..
Гудович перед тем молчал уже сутки, как немой, и только глядел и слушал… И теперь слова его магически подействовали на государя…
– Я сейчас… Только… – обратился он к Орлову. – Отпустит она меня в Голштинию?.. Она ведь отказала и в этом.
– Он этого сказать не может! – вымолвил Гудович. – Да и не его это дело. Одевайтесь!
Через полчаса государь переписал отречение от престола, под диктовку Григория Орлова и подписал его, а еще через час был уже перевезен в Петергоф.
Здесь государя провели прямо в отдельные комнаты. Императрица не пожелала видеть его. Вечером три офицера, Алексей Орлов, Пассек и Баскаков, отвезли Петра Федоровича в Ропшу, и Баскаков остался при нем в качестве начальника караула, приставленного к нему… И тут только вечером государь вспомнил странную случайность, странную насмешку судьбы!..
Нынешний роковой и смутный день был – двадцать девятое! Петров день! День его именин! При жизни тетки, за все ее царствование, этот день именин наследника престола праздновался по ее приказанию с большим торжеством, нежели пятое сентября[52]. А за свое собственное царствование он еще ни разу не праздновал
