куда-то под Уренгой.
С тех пор миновало более двадцати лет. Север меня захватил. Я остался. Шатался с геологами по тундре и тайге, работал на полярной станции, участвовал в нескольких арктических экспедициях. Поступил учиться заочно на биофак, жил бурно, полнокровно, интересно, напряженно. Но все хорошее когда-то кончается. Звезд с неба схватить не сумел, а в качестве трудяги-коняги пришла пора дать дорогу молодым. Что делать: для полярника сорок лет — пенсионный возраст, приходится возвращаться в обычную, обыденную жизнь — как возвращается на берег выброшенный штормом баркас — потрепанный, с разбитыми бортами, снесенной мачтой, хлюпающей в трюме водой. Без надежд, без будущего…
Не скажу, чтобы одиночество чрезмерно тяготило меня. Но, с другой стороны, сознание того, что впереди ничего, кроме нескольких тысяч монотонных будней, километров съеденной лапши «Роллтон», сотни-другой просмотренных телефильмов и разгаданных шахматных задач, не грело.
И вот теперь… Я не знал, верить ли своим глазам. Может, только показалось? Привиделось? А если нет? И у меня — отшельника, сухаря, мизантропа — взрослая дочь! Симпатичная, умная, чудесная девушка!
А что, если произошедшее тогда, в общежитии, не было случайностью, формальной, милостивой данью уходящему в армию неприкаянному однокурснику, а чем-то большим? Может, та девушка, мельтешившая светлыми полосками чулок между подолом ее платья и голенищами сапог, сошлась со мной не случайно? В конце концов, выносила же она под сердцем моего ребенка!
Я даже не помню толком, как ее зовут. Кажется, Оля. Или, может, Галя? В тот вечер я так испугался того, что между нами произошло, всего того механического примитивизма, в который воплотились самые сокровенные желания, что сбежал с вечеринки. Точнее говоря, сбежал прямо из той полутемной комнаты со смятой постелью и недопитой бутылкой водки на столе. Мне было страшно стыдно перед девушкой за то убожество, в которое воплотились мои мечты, за то, каким я был неловким, неумелым, угловатым. Униженно лепетал что-то про больную бабушку, которая непременно умрет, если я немедленно не вернусь домой, и она равнодушно слушала меня, глядя сквозь синеву сигаретного дыма куда-то в сторону, и даже не пыталась поправить платье, откровенно и как-то особо похабно сбитое к поясу. И я так и убежал, не узнав ни ее имени, ни где она живет, не простившись и лишь бормоча бессмысленные извинения.
Интересно, вышла ли она замуж? Конечно, девчонка она была разбитная, броская, но, с другой стороны, кому нужна невеста с «приданым»? Тем более в стране, где «по статистике на десять девчат» не девять, а уже семь или шесть ребят — остальные спились, скурились или мотают срок? Нет, кажется, ее звали Верой… Какая же я все-таки скотина! Не помню даже имени той, которая…
И узнать теперь нет никакой возможности. Блокнот с телефонами однокурсников, который я первые годы полярного жития-бытия хранил в качестве реликвии, покоится где-то на дне Карского моря вместе со всем тем барахлом, что громоздилось в складской палатке на расколовшейся льдине. Адресов не помню, да и к чему? Все, наверное, поразъехались, столько лет прошло! Да и о чем я мог спросить, если бы встретил кого-либо из бывших товарищей? «Братан, а ты, случайно, не помнишь, как звали ту телку, которая ненароком переспала со мной на вечеринке после окончания второго курса?»
Но если ребенок — это правда… Если она еще помнит меня… У меня же может быть своя семья! Появится смысл в этой жизни, преданная, любящая женщина, живые заботы, человеческие радости, тревоги, обязанности не только перед «будущим всей страны», но и перед конкретными людьми, близкими и родными, перед вот этой девчонкой, наконец, что попалась мне на глаза среди университетского двора…
Интересно, сильно ли эта Вера-Галя-Оля изменилась? В институте была справной, крепкой, словно маринованный грибок. Такие девушки с годами, как правило, неплохо сохраняются. Тем более сейчас, когда у женщин есть масса возможностей следить за собой, косметика, тренажерные залы, многие и в сорок лет выглядят как тридцатилетние…
Я представил себе ее, бегущую мне навстречу, ее голову с растрепанными волосами, прижатую к моему плечу — ведь может быть и так! Во времена моей молодости стареющие женщины красили волосы хной, и я почти явственно увидел рыжину ее волос с отчетливой сединой у корней, затем запрокинутое, опухшее от слез лицо, милые вертикальные складки у губ… И вдруг понял, что толком даже не помню, как она выглядит. Если встречу — узнаю, но так просто, абстрактно, представить ее себе не могу!
Господи, да о чем это я? Один случайный взгляд, мелькнувшее виденье! А я — старый балбес — уже размечтался, настроил воздушных замков!
С другой стороны, может ли возникнуть ни с того ни с сего подобная схожесть? Что говорят по этому поводу менделеевские схемки? Теория вероятности? Впрочем, зачем ломать голову? «Теория, мой друг, суха, лишь древо жизни вечно зеленеет!» Надо просто пойти
