позволяли высунуть из-под нее голову и вдохнуть свежего воздуха.
Вокруг писателей Стругацких существовал заговор молчания. Их практически не печатали. Не печатали ничего ни о них, ни об их творчестве, а если Стругацкие и упоминались, то в кислотном контексте, с зубовным скрежетом; помню совершенно гнусную статью в «Журналисте», объем которой соответствовал лишь количеству дерьма на ее страницах.
И вдруг в достаточно большой газете — интервью. На полосу. Нормальный разговор о жизни, о литературе, о «времени и о себе». Моя заслуга в этом минимальна — разве что задавал не самые глупые и наивные вопросы и добросовестно воспроизвел ответы. Впрочем, с таким собеседником, как Аркадий Стругацкий, надо было очень постараться, чтобы сделать плохое интервью…
Еще раз заезжать в Дом творчества я постеснялся, а вот в Москве мы встретились, и встрече этой предшествовали два забавных момента.
— Ты по делам или потрепаться? — в лоб спросил Аркадий, услышав в трубке мой голос.
И та, и другая перспектива привлекали меня в равной мере, и от отчаяния я нашел совершенно правильную формулу:
— И по делам тоже!
— Входной билет ко мне ты знаешь, — деловито сказал Аркадий. — Две… нет, три… ладно, две бутылки коньяка. И приезжай!
Господи! Да я хоть десять бутылок был готов приволочь… хватило бы денег! Но когда я возник на пороге дома на проспекте Вернадского, то и представить себе не мог, что ввергну хозяина в такое смущение. Он кинулся искать деньги расплатиться за бутылки, на ходу объясняя мне, что он всего лишь пошутил и не учел, что я этой шутки не знаю… и т. д. и т. п. Я вывернулся, объяснив Аркадию Натановичу, что, когда мы вели разговор, у меня в сумке уже болтались эти бутылки. Трудно восстановить весь ход общения в тот день — помню только, что я выдал огромное количество вопросительных знаков, — но коньяк шел просто восхитительно…
Одна секция книжного шкафа была отдана японским книгам и словарям — не будем забывать, что по своей основной профессии Аркадий был японистом, военным переводчиком. Открыв один из словарей, я в полном отупении уставился на страницу, на которой, казалось, пьяные сороконожки танцевали джигу.
— Как же это переводить? — изумился я.
— Ничего нет проще, — искренне ответил Аркадий. — Вот в этом иероглифе — сорок восемь черточек. Из них двадцать одна — ключ. Находишь его, а остальное — проще простого.
Пришлось поверить на слово.
Вообще в этом доме, во время очередного визита понял я, — ухо надо было держать востро. Общение наше носило совершенно непринужденный характер, но порой разговор становился настолько интересен, что жалко было упускать хоть слово. Поэтому я решил вооружиться диктофоном — пусть лежит под рукой. Идя в очередные гости, на лестничной площадке перед дверью еще раз проверил кирпич «Романтики» — все в исправности, все крутится, донося четкое сообщение о зайчике, который вышел погулять.
Через пять минут, едва только мы очутились в комнате и я водрузил диктофон на стол, он омертвел. Начисто. Он не только не записывал и не воспроизводил текст. В нем вообще ничего не шевелилось. Как в настоящем кирпиче.
— Не переживай, — сочувственно сказал Аркадий, понаблюдав, как я отчаянно тыкаю в клавиши и кручу тумблеры. — И не трудись. В моем присутствии любая техника отказывает. Неоднократно проверено. Давай я тебе лучше пару хороших книг покажу…
Мне захотелось трахнуть диктофон по корпусу, но я вспомнил, как Ольга Ларионова совершенно серьезно рассказывала, что Аркадий и Борис Стругацкие — пришельцы, потерявшие связь с кораблем-маткой, у которых была специально отключена память, чтобы они не брякнули чего-то лишнего. Во всяком случае, ее в этом убедило лицезрение, как работают писатели Стругацкие. Один сидит за столом перед машинкой, а второй ходит по комнате и диктует. Потом они меняются местами — и идет точно такой же текст. Нет, точно, у них один мозг на двоих…
4 января «Московский комсомолец» публикует рецензию на спектакль Центрального детского театра «Малыш» по одноименной повести АБС.
Смелков Ю. Скучная фантастика?
Школьники читают фантастику — читают, по-моему, даже те, кто ничего другого, кроме положенного по программе, не читает. Что ж хорошая фантастика содержит в себе все, что есть в хорошей литературе вообще, плюс еще острый сюжет, необычные ситуации, романтику познания.
Школьники почти не видят фантастики — на сцене, на экране не часто появляются фантастические фильмы и спектакли (едва ли не единственное исключение — постоянная телепередача «Этот фантастический мир», делающаяся в целом очень неплохо), да и те, как говорится, оставляют желать лучшего. Поэтому инсценировка повести братьев Стругацких «Малыш», поставленная на сцене центрального детского театра А. Бородиным, заслуживает особого внимания — как первый фантастический спектакль на столичной сцене.
Это обстоятельство необходимо отметить — московский детский
