показала, куда надо смотреть.
Вот зараза! ― тихо выругался один из бойцов, сразу заметив сигналы.
― Московский вокзал близко, вот он и сигналит, гадина! ― сказал второй.
― Никак по азбуке Морзе шпарит. Эх, не знаем, жалко!
Увы! Эту азбуку никто из нас не знал. Бойцы дивизии Народного ополчения ― люди самых мирных профессий: командир отделения ― бывший счетовод, с ним столяр и студент театрального института.
― Как-то не думал, что это когда-нибудь пригодится, — с искренним огорчением признался студент.
― Бойцы заспешили, мы с Алексеевой остались где стояли. Скоро зенитки затихли, но световые сигналы повторялись.
― Эх, если бы поймала этого мерзавца, своими бы руками задушила!.. ― прошептала Алексеева. ― Господи, и чего они так долго?
Точно услышав ее голос, из темноты появился студент.
― Не сигналят больше? ― спросил он и тут же увидел вспышку. ― Ах, гад!
― Все время сигналил, ― говорит Алексеева, и в голосе ее укор.
― А со двора того дома ничего не видно. Со всех углов мы глядели.
Я так и думала. А то участковый бы его поймал,― сказала Алексеева, забыв, что совсем недавно сомневалась в расторопности милиционера.
― Пойду доложу командиру, ― говорит студент уже на ходу и добавляет: ― Участковый тоже там.
― Значит, не успокоился, ― обрадовано замечает Алексеева.
Сигналы то и дело мелькают, точно дразнят… Алексеева то вздохнет, то чертыхнется…
Я прошла на Днепропетровскую улицу. Может, тут чем-нибудь помогу.
Но отсюда сигналов не видно. Напряженно думаю: что же еще можно предпринять? Пойти по всем квартирам?
А бывший счетовод ― командир отделения, ― кажется, нашел решение. Пока ничего не объясняя, попросил лестницу и велел бойцам залезть на крышу сарая, расположенного напротив дома.
Однако это не помогло ― все равно ничего не видно. Тогда командир забрался на чердак двухэтажного флигеля, и отсюда, наконец, удалось точно определить, от куда идут сигналы.
Вместе с участковым мы отправились в замеченную квартиру.
По дороге управдом рассказал, что из квартиры все эвакуировались, кроме парня лет шестнадцати. Ни за что не захотел уезжать из города.
― Паренек хороший, учится на слесаря… Не может быть, чтобы он… Отец на фронте, и сам он комсомолец. — Не святой же дух сигналит. Значит, плохо ты знаешь этого «хорошего»,― угрюмо замечает боец-столяр.
Звонок испорчен. Постучали. Дверь открыл очень заспанный, одетый во все теплое старик.
― Вот людям не спится, ― заворчал он. ― Думал, хоть сегодня отдохну, так не дают.
Зевая, старик пошел впереди нас в комнату и сразу лег в постель.
На диване сидел и обувался худенький паренек. Когда мы вошли, он вскочил и внимательно оглядел нас. В отличие от старика вид у паренька был совсем не заспанный. На бледном лице сверкали черные глаза.
― Кто это у тебя, Миша? ― указав на старика, строго спросил управляющий домом.
Парень горячо и быстро ответил:
― Сам не знаю кто! Говорит, что дядя он мне. Только сдается, что никакой он не дядя. Обманщик он, вот кто!
«Дядя» вскочил с постели. Сделал он это удивительно живо. Подскочив к «племяннику», завопил:
― Родных не признавать? И чего ты мелешь, щенок? Где совесть у тебя?
― Семейная драма, выходит, ― проговорил боец-студент.
― Ну-ка, парень, расскажи, в чем тут дело? ― обратился командир отделения к юноше.
― Да неделю назад он пришел ко мне с запиской от отца. Пишет отец, что это, мол, дядя мне, чтобы я слушался его. Вот и стал требовать старый, чтобы я исполнял, что он скажет…
― Ловко! ― проговорил командир. Боец-студент сел за стол и начал записывать.
Мне очень не понравился старик и не хотелось, чтобы в его присутствии допрашивали паренька. Но неудобно было сказать: ведь я всего лишь свидетель. А паренек продолжал:
― Говорил, чтобы я его «дядей Митей» звал. Раньше, мол, в другом городе жил. Попросил уступить ему вторую нашу комнату и не мешать, не входить в нее, когда работает… Дело, говорит, большое у него. Чудно мне стало: всегда работает он там, когда воздушные тревоги! Я рассказал про это секретарю парткома на завод и записку отдал.
Я взглянула на старика. Он сидел, в упор глядя на парня, и качал головой: вот, мол, врать здоров!
― А сегодня спросил записку. «Дай, ― говорит, ― гляну, что отец написал». «Сжег», ― отвечаю. Ох, и рассердился он!
― Ну и врать… Такое придумал! ― возмутился старик.
― Мне секретарь парткома велел узнать, чем он занимается в той комнате. ― Миша все больше волновался.― Сегодня я лег на диван. Он новый, не скрипит. Как только «дядя» заперся в комнате, я встал ― и к двери. Ничего не видать. Я ― к окну. Высунул голову, а из той комнаты свет идет… Обозлился я! Вот так «дядя», думаю… Давай скорей одеваться… Тут и вы подошли.
От ярости старик даже взвизгнул:
― Вот паршивец! Ну, скажите, свет в окне увидел! Да ты с ума сошел? Сам, наверное, виноват, а валишь на меня. И ведь каков! Когда стучали, не пошел открывать, я, дурак старый, вставай ―
