Ты все верно сообразил. У тебя несомненный дар будущего стратега!
После воцарившегося надолго молчания юноша спросил:
— И что же теперь?
— А что теперь? — пожал плечами Клеон. — Я не понимаю твоего вопроса.
— Теперь-то ты позовешь стражу?
— Ах, опять ты об этой страже! — воскликнул Клеон. — Далась тебе эта стража!.. И не хватайся ты за свой нож, спрятанный под хитоном! В моем доме тебе ничто не угрожает.
— Но разве ты, узнав, что я лазутчик, не хочешь выдать меня?
— Ах, вот ты о чем!.. Да нет же, и не подумаю! Помимо того, что это было бы нарушением закона гостеприимства, это было бы просто-напросто глупо.
Ну посуди сам: схватят нынче тебя — завтра придет кто-нибудь другой с вашей стороны. Вы отважны и смышлены, я это уже вижу. И этот, другой, легко обнаружит то же самое — слабость наших укреплений у ворот Посейдона и у приморских винных погребов, ибо лишь недоумок не способен это понять.
Да, уверен, именно в этих местах вы когда-то и прорвете нашу оборону!
Наше спасение вовсе не в борьбе с лазутчиками и не в укреплении обветшалых стен, оно в другом, совсем, совсем в другом...
Теперь юноша смотрел на него вопросительно.
— Ты, верно, думаешь, я имею в виду какие-то хитрые военные секреты? — усмехнулся Клеон. — Нет, никаких секретов!
Ибо наше спасение — в людской памяти о нас!
Когда вы прорвете нашу оборону, — уж не знаю, случится это завтра, через месяц или через сто лет, — когда это случится и великие Микены станут вашими, то и древняя память Микен станет вашей памятью, как стала нашей памятью память погибшей Трои.
Вы будете входить в наши храмы и восславлять там наших богов. Вы будете видеть статуи наших героев — и считать их своими героями.
И однажды какой-нибудь ваш слепец, — быть может, спустя столетия, — воспоет наши подвиги под теми же стенами давно разрушенной Трои.
Конечно, в его песнях многое будет совсем по-другому, нежели оно было на самом деле, но и наши слепцы, хоть они, пока оставались зрячи, были очевидцами всего этого, — даже они, как я уже говорил тебе, столько напутали, столько всего присочинили!..
Ну да певцы по-другому не умеют, на то они и певцы!..
А ваши цари будут всеми силами оберегать нашу прекрасную старину, потому что будут считать себя ее наследниками. Возможно, кто-нибудь из них даже провозгласит себя прямым потомком нашего Агамемнона (что, как ты уже понял, наверное, честь не столь уж большая), — в том ли суть?
Да, нас к тому времени уже не будет. Но в любом случае когда-нибудь нас не будет!
И все-таки мы будем, ибо продолжим жить в вашей памяти!
Чрезмерно страшиться вашего нашествия — значит, уподобиться глупцу, который страшится наступлению ночи, видя в ней конец всего мира.
Надеюсь, вы окажетесь разумнее нас и не станете уничтожать прекрасные Микены, как мы когда-то уничтожили еще более прекрасную Трою. Зачем — если город все равно будет ваш? Для того и мой нынешний рассказ, чтобы, если он до вас дойдет, вы попытались быть разумнее, чем мы...
Однако в любом случае будет утро, и будет следующий день, принявший память о дне минувшем.
Мы — вечер, вы — утро. Мы не можем удержать солнце, чтобы оно не так быстро падало в море, вы не в силах его поторопить, чтобы оно побыстрее вспорхнуло в зенит. Ваш зенит впереди, наш — позади.
Но когда-нибудь и вы перекатитесь через свой зенит и начнете клониться к своему вечеру. Однако не будем же гневить богов своим ропотом на то, что все в этом мире имеет свое начало и все в нем имеет свой неминуемый конец!
Нет, мой милый (не стану допытываться до твоего подлинного имени), нет, мой милый гость! Выдать тебя микенской страже означало бы то же самое, что препятствовать наступлению завтрашнего дня.
Да, мы — вечер, вы — утро. Между нами всего лишь ночь. И покуда мы рядом — будем пить вино и будем восхищаться тому, сколь она прекрасна! И будем смотреть на звезды...
Смотри, вон та, в созвездии Кентавра, — уж не Ахилла ли все еще поминает богиня Нюкта, каждую ночь зажигая этот костер? А вон тот костер, в созвездии Девы, — уж не по Брисеиде ли он? А вон тот, между ними, — может быть, он — по Патроклу? Смотри, смотри!..
А потом Фамария приготовит тебе ложе, — ведь ты, надеюсь, еще останешься?
— Нет, мне надо идти... — пряча глаза, промолвил гость.
— Что ж, — все еще глядя на звездное небо, сказал Клеон, — надо — иди.
— Значит, ты призовешь стражу лишь после того, как я уйду? — с надеждой спросил юноша.
— Я уже устал отвечать
