немцы. Тяжелы и мутны воды Эмбаха, у пристани покачивается торговый одномачтовик, а в былые времена от Чудского озера шли сюда многие корабли, Эмбах тащил на себе груды товаров. Теперь и торговля зачахла, редкий купец завернёт в Дерпт, есть дороги короче и безопасней.
Верно сказал мне рыцарь Трампедах: предместий почти не осталось. Несколько понурых домишек перстами торчали среди пожарища. Что ж, оно и понятно, первое дело осадившего — пустить горящую паклю в деревянные трущобы перед стеной.
Я смотрел и смотрел в речные воды, и вдруг, как из зеркала, глянуло оттуда человечье лицо с выпученными глазами. Мимо плавно, как в похоронной процессии, протащило утопленника. Раскинув руки, он плыл по течению туда, к чудским берегам.
Я улучил момент и поговорил с кривым Антсом. Кривой Антс, крепкий белоголовый эстонец, заметно припадал на одну ногу.
— Антс, — сказал я, — куда ты вчера ездил ночью? — И положил ему в руку тяжёлый голландский флорин.
— Avtüma…
[3] — пробормотал эстонец.
Я дал ему ещё одну монету.
— Я знаю, куда ты ездил, иначе как бы я мог перехватить тебя по дороге. Ты помнишь меня, Антс?
— Нет, господин. — Он прижал кулаки к груди.
— Я наведывался в город прошлым летом.
— Нет, господин, — снова сказал он.
— Кого ты возил этой ночью?
— Не знаю, хозяин велел.
— Так открой хоть, куда возил.
— Не знаю. — Он посмотрел на меня сумрачно и протянул обратно монеты.
— Оставь себе деньги, — сказал я. — Жалко, что ты не запомнил меня, но я хорошо тебя помню.
Помедлив, я добавил:
— И помню дочь твою Анну.
Но тот угрюмо молчал, глядя в пол.
Все обращают внимание на пышный плащ де Эспина, в Дерпте отвыкли от ярких одежд, а мой пурпуэн, шитый по мушкетёрской моде, не давал покоя даже миланским щёголям.
Молодой красавец поляк в синем кунтуше и лихо посаженной шапке с малиновым пером остановился посреди улицы чуть ли не разинув рот.
Я сделал вид, что не замечаю любопытства. Путь мой лежал к монастырю святой Катарины. Поляк не сводил с меня взора и произнёс довольно громко:
— Хе-хе!
— Что вам угодно? — спросил я.
Лицо поляка пылало странным негодованием.
— Бьюсь об заклад, что вы протестант! — заявил он и картинно положил руку на эфес сабли.
Я молча прошёл мимо.
— Кому, как не протестанту, носить чёрное с золотом! — крикнул поляк вдогонку.
Я обернулся.
— Вы ошибаетесь, сударь. Этот плащ подарен мне герцогом де Эспина, который, как вам известно, является рьяным католиком.
— А откуда это должно быть мне известно? — задиристо спросил поляк.
— Кроме того, протестанты не носят таких богатых одежд. Вы, сударь, католик?
— Я шляхтич, милейший, шляхтич Анджей Кавалек, да будет вам известно! И никому не позволю себя задевать!
«Задира, — подумал я. — Chercheur de noises
[4], так сказать».
— А эта сабля, — добавил воинственный шляхтич, — подарена мне графом Замойским, да будет вам известно, пан!
— Любопытно, — сказал я. — Вы, верно, ловко рубитесь?
— Отменно, пан, отменно! — заверил поляк.
— Я, к сожалению, плохо владею саблей, — сказал я, — не могли бы вы меня подучить?
Он несколько растерялся, и пыл его приугас.
— Очень прошу вас, сударь, поучите меня на саблях, — кротко попросил я, — один немец вызвал меня на дуэль как раз на саблях. Не знаю, что делать, я почти не знаком с приёмами.
— Немец? — воскликнул поляк, внезапно сделавшись моим сторонником. — Что немцы, что шведы, они не годятся для сабельного боя!
— Но похоже, ваш нынешний король из шведов, — заметил я так же кротко.
Кавалек слегка замешался, но вышел из положения:
— Польский король прежде всего поляк!
— Согласен, сударь, согласен. Так как же насчёт сабель? Если вы не хотите даром, я готов возместить…
— Чепуха! — сказал юный Кавалек. — Я научу вас в два счёта! Я знаю такой отбив, что сабля летит на пять сажень в сторону!
— Когда же вы сможете преподать мне урок?
— В любое время, пан.
— Я остановился в доме у рыцаря Трампедаха.
— Трампедаха?
— Да, да. Так, кажется, его называют.
— Гм… — Кавалек словно бы удивился. — В таком случае я вас нынче увижу. Вечером я наведаюсь к Трампедаху.
Вот как, подумал я. Значит, находятся общие дела у католиков и протестантов, если бравый шляхтич Кавалек навещает ливонского рыцаря Трампедаха.
Что-то беспокоит меня, беспокоит. Внезапно останавливаюсь, замираю. То лицо, проплывшее мимо под мутным стеклом Эмбаха, ведь это лицо знакомого человека! Конечно, я не пошёл тогда вслед за утопленником и не собирался тащить его на сушу, но теперь с внезапной ясностью понял, что лицо мне знакомо, но чьё же оно и может ли быть такое? Приехать в далёкий город, сойти к реке и увидать мертвеца, с которым, быть может, когда-то знался. Вот странно…
Моё внимание привлекла доска магистрата. Это нововведение я
