ничего не было известно о предмете разговора, выглядел озадаченным. – Я никогда с ним не сталкивался. Может, тебе что-либо известно?
– Его перевели к нам из Кенсингтона, как мне кажется, а где он был до того, не имею понятия. Но начинал он на севере, там, где царство моркови. – Он оглянулся по сторонам и увидел за соседним столиком констебля Мак-Ларена, только что присланного из Лэмбета на место Ханта. Тот, не отрывая глаз от газеты «Сан», методично поглощал разогретый в микроволновой печи гранвикский мясной пирожок, не освободив его полностью от целлофановой обертки. Атертона чуть не передернуло. – Эй, Морис, ты ведь, кажется, работал в Кенсингтоне? Может, видел там старшего офицера Бэррингтона? Что он за человек?
Мак-Ларен оторвался от газеты и недоеденного пирожка. Он даже не заметил, как какая-то тягучая масса коричневого цвета соскользнула с корочки и шлепнулась на стол.
– Бэррингтон? Он ничего, здоровый такой. А лицо все в отметинах от прыщей. Вид, как у битого-перебитого грузовика.
– Это не главное. Ты лучше скажи, какой у него характер? – не выдержал Атертон.
– А какой характер может быть у человека, если в лучшие годы его юности он сильно смахивал на пиццу? Вообще-то, он отставной военный. Боксировал за свою часть, хороший стрелок. Числится в каком-то там стрелковом клубе по дороге на Уотфорд. В Кенсингтоне все его называли Иван Грозный.
– Звучит устрашающе.
– Просто у него инициалы такие: И. В. Н. – охотно пояснил Мак-Ларен. – Но в любом случае, это человек из Йоркшира. Думаю, не надо рассказывать, какие там порядки. В провинции вообще начальник – это все равно, что бог. В столичной полиции руководство как-то человечнее, что ли. – Было ясно, что он так и не заметил сидевшего в углу Слайдера – высокая фигура Атертона полностью загораживала шефа. – Наверно, любит дисциплину? – нарочно перебил его Атертон.
– Сами скоро увидите, – ответил Мак-Ларен не без злорадства. – Конец вашей вольнице. И больше ни одного нераскрытого убийства – это вам не Диксон. А что до тебя лично, Джим, то ему не захочется услышать два раза, что сотрудники какого-то отдела заняты в течение всего рабочего дня только чтением полицейской газеты и при этом норовят закончить пораньше, да прямиком в Хэрродз-Фуд-Холл.
– Вы что, действительно так делаете? – мягко спросил Слайдер, обращаясь к Атертону. – А я и не знал.
Мак-Ларен привскочил на стуле.
– Простите, шеф, – сказал он, краснея. – Я вас не заметил.
– Это не беда. Спасибо, что просветил. Так значит, мистер Бэррингтон любит, чтоб все было как на флоте?
– Отставной военный. Говорили, что он служил в почетном карауле. Но я не берусь утверждать. Скажу только, – что ему нравится, когда все как на параде.
– Что ж, это меня устраивает? – вяло произнес Атертон, откидываясь на спинку стула и протягивая под столом свои элегантные ноги. – Пусть запретит наконец МакКэю носить нейлоновые сорочки.
– Боюсь, что у нас с ним разные представления о «парадном», – сказал Слайдер. Он отодвинул от себя чашку с давно остывшим чаем и поднялся с места. – Я, пожалуй, пойду, надо разобраться с бумагами.
Возвращаясь в свой кабинет, он размышлял по дороге о последних днях старшего полицейского офицера Роберта Скотта Диксона, которого подчиненные называли меж собой просто Джордж. Нет, он не умер за своим рабочим столом, как ему предсказывали не остывшие от хорошей взбучки констебли нескольких поколений. Правда, отчасти так и вышло – он потерял сознание, когда его поразил первый сердечный приступ и кроме врачей скорой помощи понадобились усилия еще четырех сотрудников, чтобы вытащить его из-за стола и снести вниз к машине – шеф отличался крепким телосложением.
На следующий же день Слайдер навестил его в госпитале и с трудом узнал Диксона в человеке, который лежал на высокой белой кровати, опутанный множеством проводов, соединявших странным образом уменьшившееся тело с электрической сетью и полдюжиной мониторов. Он совсем затерялся среди массы окружавшей его аппаратуры. Лицо его было бледное и такое чистое, что создавалось впечатление, будто санитарки постарались не просто вымыть пациента, но и соскрести с него тот налет бесцеремонности, который был всем хорошо знаком. Только вот руки, лежавшие поверх белой простыни, смогли все же противостоять процедуре очищения – указательный и средний пальцы на каждой из них были до самого сгиба рыжего цвета, как будто он всю жизнь курил одновременно две сигареты. Впервые он выглядел, как пожилой человек, и Слайдера неожиданно посетила тревожная мысль о скором конце того, кто в его глазах имел настолько мало общего с обыкновенными людьми, что и смертным был едва ли.
Второй сердечный приступ, случившийся на следующий день, был не таким сильным, как первый, но и этого хватило, чтобы поставить точку. Однако истинная причина смерти, как представлялось Слайдеру, была совсем иной. Он давно почувствовал, что кто-то заинтересован в скорейшем уходе Диксона. Особенно это
