Влюблённый домовой [Алёна Сереброва] (fb2) читать онлайн

Алёна Сереброва Влюблённый домовой

Глава 1

За окном крупными хлопьями валит снег. Сказочно, красиво и… холодно. Только вот с подоконника спрыгивать совершенно не хочется, и он лишь укрывает лапы пушистым чёрным хвостом, продолжая смотреть на проходящих мимо людей.

Не такое уж и плохое занятие для скучающего в пустой квартире… кота.

Он зевает, показывая пустоте внушительный набор клыков, и, дёрнув ухом, распахивает глаза.

Потревоженная кем-то машина кричит на весь двор и проходящий мимо курьер ускоряется, сворачивая к соседнему дому. Кот тут же теряет к нему всякий интерес, отвлекаясь на стайку облепленной снегом детворы. Но и она быстро скрывается из вида, сменяясь пробегающей мимо тёмной псиной.

Кот подозрительно щурится, всматриваясь в тощую длиннолапую фигуру, и успокаивается. Действительно всего лишь собака.

«Для кого-то другого слишком рано» — успокаивает он себя, возвращаясь к осмотру двора.

Взгляд цепляется за одетую в длинную тёмную шубу женщину с сумкой через плечо. Чудится в ней что-то знакомое, да и идёт она…

Кот приподнимается на все лапы, вглядываясь в приближающуюся фигуру. Та доходит до подъезда и скрывается из вида.

«Мимо?..»

Он прислушивается, но подъездную дверь никто не открывает, да и в домофон не звонят.

«Мимо» — решает он и, едва сев, снова поднимается на лапы.

Короткая бежевая курточка, кофейные спортивные штаны с обшитыми мехом ботинками, белая шапка с помпоном и шарф.

«Лина».

Хлопает подъездная дверь, возвещая о скором возвращении хозяйки квартиры, и кот спрыгивает с подоконника спеша в прихожую.

Приближающиеся голоса заставляют его притормозить на пороге. Стоит прислушаться, как пазл складывается и показавшаяся смутно знакомой фигура превращается в действительно знакомую.

«М-мать!»

Ему хочется выругаться, но выходит лишь констатация факта. В гости к ним решила нагрянуть Линина мать.

Недовольно дёрнув хвостом, он меняет траекторию движения, скрываясь в единственной комнате и прикрывая за собой дверь.

Голоса становятся громче, бряцают, выпадая из рук, ключи.

«Тянет время» — благодарно думает он, прикрывая глаза и переходя в человеческую форму.

— Раз, два… — голос хрипит после долгого молчания, но он едва ли обращает на это внимание. Сейчас у него совсем другая задача.

— Неряха, — ворчит он, подбирая с дивана толстый травник.

Следом в стопку отправляются заполненная рецептами тетрадь и бестиарий.

«Говорил же, убирай на место. Так нет же: «Ну, кто может увидеть? Мы живём одни, успокойся». А мне теперь собирай» — мысленно ворчит он, потому что вслух уже нельзя.

Ключ таки провернулся в замочной скважине и теперь голоса звучат уже в прихожей. Совсем рядом, так что у него волосы на затылке встают дыбом.

— А где этот твой? Почему не встречает?

Вопрос заставляет его ускориться. Книги отправляются на самый верх шкафа, подальше от чужих глаз.

— Он не «этот», у него есть имя, — привычно обижается Лина. Почему-то она всегда обижается, когда мать так отзывается о нём. — И зовут его Павел.

— Назвала тоже. Будто человека.

— Мам, я тебе говорила, его так уже звали.

— И зачем подобрала… Сколько раз я тебе говорила, что он него только блохи, шерсть и подранная мебель.

— Мама!

Возмущённо глянув на закрытую дверь, он уже собирается снова сменить форму, когда замечает оставленный на подоконнике амулет.

«Растяпа!»

Он едва не ругается вслух, в последний момент прикусывая язык и спешно смахивая костяной амулет на пол. Слишком уж у него вид цепляющий, а лишние вопросы им ни к чему.

— Так, где этот твой…

— В комнате, наверное, заперла случайно.

Он едва успевает сменить форму и открытую дверь встречает в кошачьем виде.

— Мяу, — тянет он для верности, но заслуживает лишь беглого взгляда. Комната и та принимает на себя больше внимания.

— Действительно, — замечает худая, одетая в короткое тёмное платье женщина. — Сидит. Я тебе тут пирожных принесла, сделай чай.

Следом в дверном проёме появляется Лина: раскрасневшаяся с мороза, вспотевшая, так что рыжая чёлка прилипла ко лбу.

— Всё в порядке? — она едва слышно шепчет, чтобы хозяйничающая на кухне мать не услышала, и он кивает, недовольно махнув хвостом.

Теперь всё в порядке.

— Прости, — так же тихо просит Лина и он снова дёргает хвостом.

Чего уж там. К её матери он уже привык. Тем более Лине от неё тоже порой достаётся.

* * *

— Не нужны мне эти твои травяные смеси. Сделай простого чая. Можно даже из пакетика, если для тебя простой чай слишком сложно.

«Простой чай слишком сложно, — недовольно передразнивает Павел, всё-таки выходя из комнаты. — Травы тебя что, укусят?»

Щёлкает, выключаясь, электрический чайник, шуршит пакетиками чая небольшая коробка. Павел на слух определяет, что осталось там немного. Они с Линой его обычно не пьют, но её мать последнее время зачастила в гости.

— Слушай, — начинает женщина, когда Лина, поставив чашки на стол, садится напротив. — У вас же в этом вашем техникуме по выходным не учатся, да?

— Нет, но… — начинает Лина, но договорить не успевает. Мать перебивает её, будто услышала всё что хотела, а детали — это мелочи не стоящие внимания.

— Прекрасно. У нас от работы давали путёвки в пансионат на выходные. Я ухватила две, но на разное время. Отдохнёшь как раз, а то бледная, как мышь.

Севший на пороге кухни Павел переводит взгляд с деятельной гостьи на Лину и не может не согласиться. Не мышь, конечно, но усталость от учёбы на лице ярко отражается. Совмещение обычного колледжа с магическим спецкурсом непростое занятие и ест очень много времени и сил.

— Итак?

— У меня… — Лина бросает на него извиняющийся взгляд и заканчивает: — Кот. Я не могу.

«Ну, кот и кот. Чего ты переживаешь? Не чудищем же болотным обозвала».

Если бы он мог, то пожал плечами.

— Ну и что, что кот? — мать тоже бросает на него взгляд, но в отличие от Лининого он холодный и равнодушный, будто перед ней тапочки лежат, а не он. — Оставь корма на пару дней и поезжай. Или его самого соседям оставь, пока тебя не будет.

— Мам, ты…

— У меня осталась копия твоего паспорта, так что я тебя уже оформила и билет купила. Завтра утром ты едешь отдыхать. Если не едешь, то верни мне, пожалуйста, деньги.

Она знает, на что давить.

Павел поднимается на лапы, распушаясь ещё больше и чувствуя, как поднимается шерсть на загривке. Мать или не мать, но она не смеет давить на его Лину. И плевать ему на её намерения.

— Чего это с твоим котом?..

«Тебе показать, чего?»

— Паш, — тихо зовёт Лина и он мгновенно успокаивается. — Всё хорошо, правда.

— Ты с ним, как с человеком прямо.

— Мам, если ты не любишь животных, это не значит, что их не люблю и я. Если ты пришла в мой дом, то будь добра вести себя хорошо со всеми его жильцами.

Лина поднимается и будто бы становится выше.

«Мой маленький воин» — довольно щурится Павел, садясь обратно и обвивая передние лапы хвостом.

— Это не твоя квартира, а твоей бабушки, — поправляет её мать, тоже поднимаясь из-за стола. — Видимо, ты в неё пошла.

«В неё, — соглашается Павел. — И характером и силой».

— Но она оставила эту квартиру мне, — резонно замечает Лина, даже и не думая садиться. — А значит это мой дом. И да, я похожа на бабушку, я не такая жёсткая и пробивная, как ты. Не вижу в этом проблем.

Вот теперь Лина садится. Не сдаётся, решительности в ней до сих пор хоть отбавляй, а просто возвращается за стол, будто ничего и не было, и берёт с тарелки одно из пирожных.

«"Прага" или что-то похожее» — решает Павел, провожая шоколадный, состоящий из нескольких слоёв брусочек от тарелки до рта и сглатывает. Его любимый.

Он перебирает лапами, слегка царапая старый линолеум когтями.

«Я тебе оставлю» — одними губами обещает Лина и он довольно щурится, давая понять, что всё понял. Что подождёт.

— В общем вот билеты. Электричка отходит от вокзала в шесть утра. Поезжай, отдохни. Тем более ты там не одна будешь. Помнишь Костяковых? Ты в детстве с их сыном дружила. С Лёвой. Он тоже едет. Его мать к нам недавно работать пришла. Вы давно не виделись, встретитесь, пообщаетесь. Он таким красивым вырос и работает сейчас на хорошей работе.

— Мама!

— Всё, пошла я, у меня дела ещё. Не забудь про билеты.

Она едва не наступает Павлу на хвост, когда проходит мимо. Будто специально ставит ногу так чтобы задеть, но так и не дотягивается.

Павел провожает её недовольным взглядом, но следом не идёт. Только вслушивается в шорохи из прихожей, а потом Лина возвращается на кухню одна.

— Тебе ведь травок, да? — предлагает она, открывая ящик и доставая один из пакетиков. — Как обычно?

— С «Прагой» всё что угодно, — заверяет Павел, перейдя в человеческую форму и подсаживаясь за стол.

Гостья из своей чашки даже глотка не сделала.

«Перевод продуктов» — ворчит он мысленно, отодвигая чашку в сторону.

Конверт с билетами так и притягивает взгляд, и Павел убирает руки под стол. Это не его дело. Как и этот Лёва, который вырос красивым и с хорошей работой. Зато он дом держит в чистоте и почти любое блюдо приготовить может, были бы только продукты.

«А Лине действительно надо отдохнуть и сменить обстановку».

— Поедешь? — вырывается помимо воли.

— А у меня есть варианты? — насмешливо отвечает Лина вопросом на вопрос, ставя перед Павлом большую кружку с травяным чаем. — Еду, конечно. Но ты едешь со мной. И это не обсуждается.

Палец с коротко остриженным, аккуратным ноготком упирается в Павла.

— Как скажешь, — отзывается он, наконец-то добираясь до пирожного и, откусив сразу половину, довольно жмурится. Та самая, любимая «Прага».

— Проглот, — смеётся Лина, забирая с тарелки второе пирожное.

На сладкое вкусы у них сходятся.

* * *

День не задаётся с самого утра. Не выспались, из-за снегопада едва не опоздали на электричку, хотя и выехали заранее, так ещё и та тащилась, как черепашка, и пришла на станцию с опозданием, отчего на автобус они всё-таки опоздали, и пришлось ждать следующего.

Павлу-то чего, он доехал на Лининой шее, изображая всю дорогу меховой воротник куртки, а вот самой Лине…

— Приехали, — командует она, закрывая дверь маленького, больше похожего на чулан, но личного номера. В базе данных санатория что-то там напутали и в итоге в номер, куда изначально Лина должна была попасть, заселили другую и мест там больше не осталось.

Павел готов был поспорить, что такому раскладу обрадовался не только он. Изображать воротник все выходные ему не улыбалось.

— Приехали, говорю, — ворчит Лина, дёргая за кончик хвоста, и Павел наконец-то отмирает, осторожно стекая с плеч. — Осторожней тут. Не знаю можно ли…

— Они меня даже не заметят, — отмахнувшись хвостом, Павел с удовольствием потягивается, разминая затёкшую от неподвижного висения спину. Поддерживать иллюзию воротника оказалось гораздо утомительней, чем он предполагал. — Ты главное амулет не потеряй, я хочу всё же домой вернуться.

— Не переживай, не потеряю. Он всегда будет при мне.

Словно в подтверждение своих слов Лина вытягивает из-за ворота кремового джемпера костяной кругляшок на кожаном шнурке.

— Как скажешь.

Убедившись, что амулет снова окажется за воротом джемпера, Павел отворачивается, принимаясь исследовать комнату.

«Простенько. Впрочем, всё что нужно есть».

Кровать, узкий шкаф, столик с зеркалом и старым стулом. Павел встаёт на задние лапы, изучая жёсткую конструкцию, и тут же отпрыгивает подальше. Стул скрипит даже от прикосновения. Павлу страшно представить, что будет, заберись он сюда на целую ночь.

«Что будет, что будет. Скорее уж чего не будет. Стула» — ворчит он мысленно, продолжая инспекцию и чихая едва сунув нос под кровать.

Такой подлости и прыти от пыли он не ожидал.

«Нет уж, увольте, я в отпуске! Ваша пыль пусть с вами и остаётся!»

Потерев нос лапой, Павел косится на мурлыкающую себе под нос какую-то песенку Лину и улыбается, жмуря глаза.

«Хорошо, что приехали».

За чуть приоткрытой дверью оказывается персональная совмещённая ванная и даже, пусть и старенький на вид, но фен.

— Паш, — тихо зовёт Лина и он тут же поворачивает морду на голос. — Может, спустимся? Разведаем территорию?

Пока он бродил по комнате, Лина успела не только разобрать небольшую спортивную сумку, оставив там парочку его вещей, взятых «на всякий случай», но и переобуться. На ногах вместо ботинок красуются чёрные кеды.

— Идём?

Лина проворачивает ручку, открывая дверь, и Павел, не говоря ни слова, выскакивает в коридор, исчезая из поля зрения обычных людей. Впрочем, этих людей тут не так и много. В коридоре второго этажа, где их поселили, и вовсе никого не оказывается, лишь закрытые двери и пустота.

Зато на первом этаже довольно шумно и людно: шумит лифт, шуршат колёсики чемоданов, звенят на разные тона голоса.

Непривыкший к такому изобилию Павел даже отступает на шаг, упираясь корнем хвоста в ступеньки.

— Не бойся, я рядом, — тихо, так чтобы другие не слышали, шепчет Лина, проходя мимо.

«А я и не боюсь».

Павел встряхивается и отступает от увидевшей его маленький позор лестницы.

Холл, после узкого коридорчика, выглядит поистине огромным. Высокий потолок только добавляет веса этому ощущению.

Павел оглядывается, выискивая успевшую куда-то убежать Лину, и находит её у перемигивающейся огоньками ёлки недалеко от стойки администратора.

«Скоро новый год» — вспоминает он, дёргая хвостом. Совсем забыл, а пора бы уже и ёлку поставить и список продуктов составлять или и вовсе… самому до магазина дойти. Рано утречком, пока все спят и не увидят его.

Подобравшись поближе к Лине, он замирает пойманным тихим: «Тшш, слушай» и прислушивается. А разговор за стойкой администрации оказывается на удивление занятным и… тревожным.

— …Да говорю я тебе, опять началось, — шёпотом увещевает одна из работниц санатория другую. — Всё там же…

— У Йоси? У них там что, место прикормленное, — то ли спрашивает, то ли возмущается вторая. Павлу даже кажется, что она сейчас рукам взмахнёт для пущей экспрессии, но нет, сдерживается. — Надо сказать Терентьичу, пусть уберёт.

— Дааа… А то если люди увидят эти дохлые тушки… А ведь увидят же.

Павел чувствует, как меняется настроение. Только что они переживали о проблеме и даже, кажется, побаивались немного, а вот уже профессионально закрылись, уставившись на Лину у ёлки.

— Девушка, вам подсказать что-то? Вы ведь только сегодня заселились? Завтрак, к сожалению, пропустили, но обед…

— Да, — Лина улыбается мило, как только она, по мнению Павла, умеет, и градус настроения снова меняется. Он даже чувствует, как размякают девушки в униформе.

«Магия вне Хогвартса, да, Лина?»

Серию популярных фильмов Павел, благодаря Лине, не только смотрел, но и слушал в её исполнении.

— А кто такой этот Йося?

Одним вопросом она словно выбивает почву из-под ног в миг побледневших девушек и Павел дёргает хвостом, предполагая, что этого неведомого Йосю придётся искать самим.

«Ну не сразу же с плеча, Лина!»

— Понимаете, когда смотрела в интернете куда еду, видела его упоминание, но так и не поняла. Это парк? Или какая-то скульптура? Или может быть дерево?

Девушки выдыхают и перестают бледнеть, а вместе с ними выдыхает и Павел.

«Выкрутилась, чертовка!»

Он почти восхищён.

— Это скульптура. Местные так ласково медного жирафа назвали.

— Но сегодня к нему лучше не ходить. Погода, как видите, не особо располагает к прогулкам.

Лина оборачивается к залепленным снегом окнам и кивает, соглашаясь.

— Вы правы. А где этот Йося находится? Хотелось бы всё-таки знать. На будущее.

— Ах, на будущее, — синхронно кивают девушки и всё-таки поясняют дорогу.

Павел вздыхает, грустно глядя на усталое и бледное лицо Лины, понимая, что пройти мимо не получится.

«Вот и сменили обстановку. Вот и отдохнули».

Глава 2

— Ты соврала.

Павел недовольно дёргает хвостом, наблюдая за тем, как Лина застёгивает ботинки.

Обещанное «будущее» плавно, но быстро превращается в «сейчас», потому что, поднявшись после разговора в номер, Лина тут же принялась собираться.

— Соврала. Хочу посмотреть, что там с этой статуей. Вернее, что за «тушки» пока их не убрали.

«Уела» — вздыхает Павел, но вслух говорит совершенно иное.

— Шапку не забудь. И шарф. На улице мерзко.

— Можешь посидеть здесь, пока меня не будет.

Павел от такого предложения аж подскакивает на лапы, разве что шерсть на загривке дыбом не встаёт.

— Поняла, — смеётся Лина, будто в его обиде есть что-то весёлое. Однако этот смех ничуть не раздражает, а наоборот, даже успокаивает. — Идём?

— Ещё раз… — начинает Павел, пока они идут по пустому коридору к лестнице, но не договаривает, потому что Лина заканчивает за него смешливым:

— И в глаз?

— За пятку кусь, — деловито поправляет её Павел. — Ночью, как только выставишь эту самую пятку из-под одеяла. А ты выставишь…

«Уж я-то тебя знаю» — заканчивает Павел уже мысленно, потому что со стороны лестницы выныривает худенькая невысокая девушка в тёмно-зелёном шерстяном платье и устремляется в их сторону.

Они едва не сталкиваются. Павел в последний момент успевает отскочить с дороги, пропуская девушку мимо себя. Носа касается свежий, морозный запах с ноткой вяжущей сладости. Что-то знакомое, но Павел никак не может вспомнить, что именно тот ему напоминает.

— Мышка бежала, хвостиком махнула… — Долетает до Павла тихий напев. Он будто шлейф тянется от маленькой девушки, затихая по мере её удаления. Будто и вовсе послышалось.

— Паш, идём? — тихо зовёт Лина заставляя отвлечься.

Павел отворачивается, тем более что девушка уже скрывается в одном из номеров почти в самом конце коридора.

Улица встречает их лёгким снегопадом и морозцем.

— Ух, — выдыхает Лина, зябко ёжась и пряча скованные тонкими перчатками ладони в карманы. — Похолодало.

Павел встряхивается, распушаясь, и делает первый шаг на снежное полотно. Он готов согласиться с Линой, на улице действительно стало холоднее. И будто бы темнее, хотя до заката должно быть ещё несколько часов.

— Кажется сюда, — неуверенно шепчет Лина указывая ладонью в сторону и Павел следует за ней, осторожно стараясь ступать след в след и не оставлять таких уж явных следов за собой. Хотя сыплющий с неба снег всё равно быстро всё скроет.

— Может тебя понести?

— Может тебя укусить? Я домовой, а не домашний котик.

— Но выглядишь, как он.

Выскочив из-под прикрытия Лининых следов и принимаясь прокладывать путь самостоятельно, Павел недобро косится на неё, встречаясь взглядом с весёлым прищуром.

— Мы тут не просто так, — напоминает он и едва не тыкает сам себя мордой в снег. В наказание, потому что ему совсем не нравится, как меняется лицо Лины от этих слов. Как она поджимает губы, сосредотачиваясь и переставая отвлекаться.

— Вон там, — замечает Павел спустя какое-то время.

Заснеженный холмик совсем не похож на статую жирафа, но это единственное, что хоть как-то подходит.

— Может быть… — неуверенно шепчет Лина, тогда как Павел уже во всю скачен к высокому, неправильно тонкому сугробу порой увязая в снегу по грудь, а порой и по шею.

— Паш, не торопись! — забывшись, кричит Лина, когда он, оказавшись рядом с сугробом, стряхивает лапами с него снег.

«Действительно…»

Под снегом оказывается бронзовая нога и Павел задирает морду вверх.

Кажется, они нашли жирафа.

— Чувствуешь что-нибудь? — спрашивает он, оборачиваясь к Лине, и та послушно закрывает глаза, даже не спрашивая то ли это место или нет.

— Холод, — начинает она, хмурясь и на мгновение прикусывая губу. — Темнота. Земля… мёртвая…

Он слышит, как шумно сглатывает Лина, но уже не смотрит. Лапы осторожно ощупывают рыхлый снег, а потом и вовсе начинают копать.

Одна. Вторая… Третья…

Теперь приходит черёд Павла сглатывать.

Он откопал всего три тельца, но готов поспорить, что их здесь больше. Земля в этом месте действительно мёртвая. Будто выжженная смертью.

Павел готов поспорить, что даже на кладбищах земля живее будет, живут же на ней кладбищенские стражи, а тут… будто полоса отчуждения какая.

— Она не касается статуи, — севшим голосом шепчет Лина и Павел кивает, снова задирая морду.

— Похоже, они пришли сюда сами.

Павел отступает от находок и садится, подобно манулу ставя лапы на хвост. Подушечки с непривычки мёрзнут.

— Чтобы умереть?

— Чтобы быть высосаными. Подранки, Лин. Они все были ослаблены.

Они оба замолкают, и Павел какое-то время смотрит на находки, вслушиваясь в себя и пытаясь найти хоть какую-то зацепку. У них меньше двух суток на то чтобы разобраться с этим. Если они не разберутся, то Лине придётся докладывать. В конце концов, она просто ученица, а он и вовсе… домовой. Не их это дело и информацией с ними уж точно делиться не будут.

Задумавшись, Павел не сразу замечает поползновение мёртвой пустоты в их сторону. Та успевает протянуть своё эфемерное щупальце почти к самому носку Лининого ботинка, прежде чем он вскакивает, вздыбливая шерсть. Шипение вырывается помимо воли, а в следующий момент Павел прыгает, отгоняя пустоту от Лины и оттесняя ту подальше.

— Идём. Живо.

— Да что… — начинает Лина, но замолкает, то ли почувствовав эту гадость и сама, то ли просто подчинившись.

— Живо в санаторррий, — шипит он, косясь в сторону находок.

Убедившись, что пустота втянула в себя все щупальца, Павел устремляется за успевшей уже достаточно далеко отойти Линой, а потом и вовсе прыгает, снова взбираясь на плечи.

Так будет быстрее.

* * *

Павел испытывает дежавю, когда спускается с плеч Лины на пол номера. Снова.

Дёрнув хвостом, он отступает. Хочется спрятаться и подумать, но небольшой шкаф занят, а на нём, скорее всего столько же пыли, сколько и под кроватью. Не в ванную же в самом деле забираться.

— Паш, — тихо зовёт Лина, когда он всё-таки определяется и запрыгивает на кровать, приминая лапами простенькое серенькое покрывало. — Что это было?..

Сев и укрыв хвостом передние лапы, Павел задумывается, пытаясь сопоставить свои знания с тем, что они узнали. Выходит негусто и грустно.

— А на что это похоже, по-твоему? — вопросом на вопрос отвечает Павел, продолжая в уме собирать сразу несколько пазлов, подставляя кусочки информации в картинки и смотря, где они покажутся гармоничней.

— На ритуал, — задумчиво отзывается Лина, закончив с верхней одеждой и присев на кровать рядом. — Только странный… Ритуал обычно сопровождается либо жертвоприношением, либо подношением, но… Ты сказал, что они пришли туда сами и их никто не убивал.

Павел чувствует, как в шерсть на загривке зарываются успевшие согреться пальцы, как они добираются до основания ушей, чтобы почесать там, и жмурится. Когда думает, Лина всегда перебирает что-то в руках или вот, чешет его, будто простого домашнего кота. Впрочем, Павел никогда не был против. Ни когда она была маленькой и приезжала к бабушке в гости, ни сейчас.

— Это детский сад, — тихо откликается Павел и сглатывает в попытке подавить рвущееся из груди кошачье мурчание. А вот пальцам поддаётся и дальше, поворачивая голову так, чтобы те почесали под подбородком.

— Что?

Пальцы замирают, едва добравшись до горлышка, и Павел открывает глаза, встречаясь с Линой взглядом.

— Детский сад, говорю, — Павел отстраняется, убирая голову от тёплых пальцев, да и Лина убрав руку, забирается на кровать с ногами. — Что-то вроде полосы отчуждения. Ты, наверное, знаешь про реку Смородину и Калинов мост?

Лина хмурится, но кивает, давая понять, что знает и не только то, что в сказках могло вскользь промелькнуть.

— Но причем тут это?..

— Пройти в Навь можно по мосту, через дом Яги и с проводником. Выйти, если удастся договориться с Горынычем, Ягой или проводником так же. А можно сделать проход самому.

— Кто-то пытается пройти в Навь?..

Лина закусывает губу. Павел кивает, соглашаясь, но предлагает и ещё один вариант:

— Или выйти к нам сюда, в Явь. Но у навьих всегда есть свои лазейки и дорожки, так что скорее всё-таки туда. Только, как я уже сказал, это детский сад. Всё слишком наивно сделано.

— Или что-то привело к искажению ритуала… — тихо шепчет Лина.

— Ты хочешь сказать?..

Павел хмурится, перебирая в памяти всё, что они недавно узнали, но добраться до конца мысле-цепочки не успевает, Лина поясняет раньше:

— Жираф. Мёртвая земля была близко к статуе, но…

— Не коснулась её и даже поползновений не делала.

— Поползновений?.. Ты поэтому меня оттуда погнал?

— Пустота выпустила щупальца в твою сторону, я не хотел рисковать.

— Ах ты!..

Лина возмущённо надувается, но просить прощения Павел не намерен. Да он её оберегает, да он не позволит ей лишний раз сталкиваться с бессмысленной опасностью, да…

— Да я. Домовой. И всё, что связано с моим домом находится под моей защитой. Даже ты.

«Особенно ты» — этого вслух Павел говорить не собирается.

— Я не маленькая девочка!

— Ты часть моего дома, — Павел рассерженно дёргает хвостом из стороны в сторону, но видя, как почти сходятся на переносице брови, меняет тему, продолжая уже более мягко и спокойно: — У тебя есть какие книжки на телефоне? Желательно артифакторика.

— Хочешь понять, не магический ли жираф? — понимает Лина и тянется к мобильнику ещё прежде, чем Павел ответит.

На какое-то время повисает тишина, слышно только шуршание со стороны Лины да шорохи за пределами номера.

Павел погружается в себя, пытаясь восстановить в памяти всё, что успел увидеть недавно, но, оказывается, на статую он особо и не обращал внимания.

Жираф был похож на большой неправильный сугроб: широкое основание тянущийся вверх с одного бока. Саму статую за этим наносом было видно едва-едва, только низ морды, куда снег не особо добрался, и ногу с которой Павел этот самый снег смёл лапой.

— Мне надо кое-что проверить! — спрыгнув с кровати, Павел устремляется к двери. — Лин, открой дверь, я скоро.

— Куда?!

Отбросив мобильник на кровать, Лина спешит к двери, забыв даже обувь надеть.

— Поищи пока раздел «Символы на амулетах» или как-то так, — вместо ответа бросает Павел и выскакивает из номера, прежде чем Лина хоть что-то скажет.

«Жираф, жираф, жираф…»

С лестницы он едва не падает, разогнавшись так, что последние ступени просто уходят из-под ног. Если бы не кошачьи способности, то тормозить пришлось бы мордой об пол.

С дверью оказывается тяжелее, но вот кто-то входит и он проскальзывает в образовавшуюся щель, устремляясь на улицу.

Снег так и валит, засыпая всё вокруг и делая дорогу ещё более непроходимой.

«Налево, обойти и прямо вглубь» — вспоминает Павел дорогу прежде чем нырнуть в снежное полотно с нужной стороны.

Рыхлый снег не держит, отчего Павел проваливается по горло, а порой и по самую морду. Чтобы что-то увидеть приходится прыгать, подражая то ли дельфинам, то ли мелким лесным зверькам.

«Так, какая нога?.. — вспоминает Павел, наконец-то оказываясь рядом с «неправильным сугробом». — Левая вроде бы была…»

Он снова поднимается на задние лапы, сбивая снег с нужного месте.

«Есть!»

Ему не привиделось.

На тонкой бронзовой ноге, где-то на уровне глаз крупного кота, клеймом выплавлен символ. И Павлу даже не нужно возвращаться в номер, чтобы узнать, что он означает.

«Защита».

Павел, конечно, не колдун и даже не леший или дворовой, но готов поспорить, что на земле, под слоем снега, есть что-то вроде межевой полосы и здесь она замыкается.

«Не там ты решил провести ритуал, кем бы ты ни был. Не там».

Кончик хвоста щекочет потусторонним холодом, и Павел отскакивает, поздно вспоминая о полосе отчуждения и голодной пустоте.

— Нужно с этим что-то делать… — бормочет Павел, отступая под защиту статуи и идущей от неё границы.

«Интересно, тот кто это сделал всё ещё здесь?»

Глава 3

Обратно Павел идёт куда как медленней. Можно сказать, что плетётся в хвосте людей, которые, на удивление, поднимаются на тот же этаж, только сворачивают направо, оставляя левую сторону коридора всё такой же пустой. Будто соседей у занятого им с Линой номера и вовсе нет.

«Есть» — поправляет себя Павел, останавливаясь. Взгляд устремляется в сторону самой последней двери, а память услужливо подбрасывает девушку в зелёном платье, с которой Павел сегодня чуть не столкнулся. Она, конечно, не могла его видеть, поэтому так и вышло, но… Почему-то Павлу показалось, что она вообще никого не видела и будь на его месте Лина, то всё было бы в точности так же.

«И что она там напевала?..» — пытается вспомнить Павел, наконец-то отмирая и продолжая движение.

Он уже подумывает дойти до этой самой двери и, может быть, поскрестись в неё. Вдруг откроют? Однако реальность вводит свои коррективы. Чем ближе Павел оказывается к их номеру, тем отчётливей слышит ещё один напев. Тихий Линин голос вплетается во вновь опустившуюся на второй этаж тишину, не разбавляя её, а будто дополняя.

— В дом приходит коляда,

Открывайте двери.

Мы желаем вам добра.

Вы должны нам верить.

Дайте яблок, пирожок

Этому бельчонку.

Будет счастье вам в срок

И дары под ёлкой.

Будет много добра и любви, и мира.

Всё готовит для вас… — Лина спотыкается, будто забыв слова, но быстро находится, очень тихо и уже не напевно заканчивая: — Символ ламантина.

Дверь в номер оказывается приоткрытой, поэтому-то голос Лины так хорошо и слышен, хотя Павел уверен — она мурлыкала этот странный стишок себе под нос.

«Колядку» — поправляет себя он, вспоминая начало стишка.

Проскользнув в комнату и прикрыв за собой дверь, Павел уверенно находит глазами Лину. Та стоит полубоком у приоткрытого шкафа, рассматривая что-то сероватое в руках.

«Игрушка?..»

— Лин?

Улыбка у неё выходит какая-то рассеянная, да и взгляд странный, затуманенный.

— Лин? — ещё раз зовёт Павел, подходя ближе.

В руках у неё оказывается действительно игрушка: небольшой, с две ладошки, серый потрёпанный ламантин.

— Лин, что ты делаешь? — Павлу становится неспокойно. Взгляд у Лины так и не проясняется, да и не смотрит она на него вовсе, скорее куда-то мимо.

— Да вот… Нашла на полке…

— Положи обратно, пожалуйста, — просит он, подступая ближе. В игрушке кажется нет ничего особенного, по крайней мере Павел не чувствует, но с Линой что-то творится.

— Зачем?.. Пусть лучше…

Она не договаривает, когда Павел, будто простой кошак, хватает её когтями за ногу. Кусать из такой позиции неудобно, но когти тоже подойдут. Просыпается и от того и от другого она всегда на раз два. Может и сейчас…

Срабатывает.

Ойкнув, Лина вздрагивает, роняя плюшевую игрушку на пол. Взгляд наконец-то проясняется, а Павел облегчённо выдыхает. Здоровый кусь или царап не только на пробуждение срабатывает на отлично, но, как оказывается, и чарования разрушает.

— За что?!

— За всё хорошее, — ворчит Павел, осторожно подходя к игрушке и обнюхивая её. — Откуда игрушка?

— В шкафу… На полке, кажется, нашла.

Ламантин не пахнет ничем кроме пыли и старости. Потрёпанный, но явно когда-то любимый и лелеемый. Павел находит парочку не особо умелых швов и одну заплатку на серых боках.

— Что с ним? Я ничего не чувствовала от него…

— С ним ничего. Или уже ничего. Брось где был, может за ним вернутся.

Даже сказав так, Павел всё равно следит за тем, как Лина касается игрушки, поднимая её с пола, и как закидывает на самый верх.

— Так что случилось? Почему тебя так долго не было?

Закрыв дверцы шкафа, Лина возвращается на кровать. От того что было совсем недавно не осталось ни единого намёка. От неё даже не пахнет никакой волшбой, будто и не было ничего, а ему просто показалось.

— Долго? Минут пятнадцать от силы… Не думаю, что дольше…

— Около часа, — огорошивает Лина. — Я успела пролистать учебник по амулетам и талисманам, найти раздел символов, как ты и просил, а тебя всё не было…

«Час? Там и время иначе идёт?..»

— Так что ты нашёл? — прерывает его Лина, наклоняясь и дёргая за ушко. Ухо дёргается следом, но в обратном направлении.

— Дай посмотрю, — требует Павел и, пока Лина копается в мобильнике, снимая его с блокировки, переходит в человеческую форму. — Так удобней будет.

— Вот и ехал бы так сразу, — ворчит Лина, протягивая ему мобильник, а потом насмешливо продолжает: — Или на плечах прокатиться захотелось?

— Или билет был один, — в тон ей отзывается Павел, выискивая увиденный на статуе символ, а найдя, лишь убеждается в его значении: «Защита».

— Так что?

— Ритуал не дал закончить оберег, в который когда-то превратили статую. Ты можешь позвонить куратору и всё объяснить, пусть вызовет кого надо.

Павел падает на кровать, с удовольствием вытягиваясь во весь рост и потягиваясь. Места для его человеческого тела тут не так уж и много и, если он хочет спать не на полу, то придётся возвращаться в кошачью форму, но пока что ему хватает.

— Или, — начинает Лина тихо. — Мы можем сами попробовать зачистить место, без привлечения, а потом уже сообщить.

— Ты занятие по зачистке-то уже проходила? Знаешь как? — поддевает Павел, переворачиваясь на бок и подпирая голову кулаком. Чего-то подобного он от неё и ждал. Впрочем, ему и самому хотелось бы попробовать, тем более что защиту ставить не придётся, она уже есть. Кто-то другой когда-то постарался.

— Об этом не переживай. Обедать пойдёшь? Вроде бы самое время. Не хотелось бы и его пропустить.

Лина улыбается, поднимаясь с кровати, и Павел с обречённым вздохом возвращается в форму кота. Похоже, походить на двух ногах ему пока не светит.

* * *

Мобильник начинает звонить, когда они едва возвращаются с ужина. Лина долго смотрит на экран, прежде чем всё-таки принять звонок и отозваться усталым:

— Да мам? Просто телефон в номере оставила, прости.

Павел вздыхает. Лина уже взрослая, но мать, похоже, этого замечать не хочет, распекает как ребёнка при любом удобном случае.

— Нет, мы ещё не встречались. Нет, не буду я его искать. Зачем?!

Дальше Павел не слушает, не его это дело. Если захочет, то сама расскажет.

Бросив последний взгляд на забравшуюся на кровать с ногами Лину, Павел закрывает глаза и меняет ипостась, чтобы добраться до заброшенной на верхнюю полку игрушки.

Даже не почувствовав ничего в первый раз он всё равно хочет перепроверить.

Плюшевого ламантина пальцы нащупывают в самом дальнем углу. Будь Павел чуть ниже, а шкаф выше, и добраться до игрушки бы не удалось без сторонней помощи.

«Что в тебе такого?»

Игрушка всё ещё не ощущается никак. В руках она вроде бы есть, а по ощущениям её нет. Будто белое пятно. Только вот так быть недолжно. Все вещи ощущаются хоть как-то, Павел привык к этому и воспринимает, как аксиому. Однако здесь выходит, что он держит в руках пустоту.

— Мне одиноко…

Тихий голос звучит, кажется, совсем рядом. Павел даже оборачивается, но в номере только они вдвоём и Лина всё ещё разговаривает по телефону, успев правда снять толстовку и растрепать ещё недавно аккуратно причёсанные волосы. Ей явно не до игры в эхо.

— И тебе одиноко.

— Мне не одиноко, — не соглашается Павел едва слышно, но в ответ получает лишь короткий смешок.

— Одиноко, одиноко. Больше некому чесать за ушком.

От пробежавшего по спине холодка перехватывает дыхание.

«Некому?»

Только сейчас Павел понимает, что не слышит больше Лининого голоса, да и связи почти не чувствует, будто и там… белое пятно.

Сглотнув, Павел медленно оборачивается, чтобы увидеть Лину всё так же на кровати. Только она больше не сидит, скрестив ноги, а лежит, неудобно откинувшись на подушку и свесив руку вниз. Потерявший опору мобильник молчаливо валяется на полу.

Когти впиваются в потрёпанную временем игрушку, вспарывая плюшевые бока, но Павел едва ли это замечает. Как и то, что та падает на пол, когда он устремляется к Лине.

— Лин?

В приложенные к шее подушечки пальцев толкается медленный, тягучий, но вполне себе равномерный пульс и Павла отпускает.

«Живая. Просто спит…»

Положив мобильник на тумбочку, Павел осторожно меняет позу Лины, так чтобы ей было удобней.

«Вымоталась» — думает он пока не получает ещё один смешок из пустоты.

— Приходи поиграть, котик. Иначе она не проснётся.

— Куда? — выдыхает Павел, разгибаясь и оглядываясь. В номере они по-прежнему одни, но голосу, похоже, и не нужно быть рядом.

— Ты знаешь, котик. Мы встречались.

— Встречались…

Укрывая Лину брошенной на краю кровати толстовкой, Павел перебирает всех, с кем сталкивался за последнее время, но все они либо далеко, либо не видели его. Да и контактировала с ними скорее Лина, чем он сам. Кроме…

Память услужливо подбрасывает хрупкую девушку в зелёном платье. Он едва ли смог её рассмотреть, прежде чем отскочить в сторону.

«Ты знаешь…» — эхом звучит в памяти голос незнакомки, и Павел вынуждает себя отступить от кровати, хотя оставлять Лину в таком уязвимом состоянии совершенно не хочется.

— Я скоро вернусь, — обещает он, прежде чем всё-таки отвернуться.

«Совсем скоро».

Плюшевый ламантин, из которого теперь торчит начинка, как-то совсем неожиданно оказывается под ногой и только инстинкт второй формы не позволяет Павлу позорно упасть.

«Выкину» — обещает он, подхватив игрушку. Та всё ещё ощущается, будто пустота и лишь физическое восприятие не позволяет поверить этому ощущению.

* * *

Дверь самого дальнего номера оказывается чуть приоткрытой, будто его тут ждут. Только и надо ещё чуть-чуть толкнуть её, сильнее открывая, и войти. Что Павел и делает, нетерпеливо шагая через порог и оглядываясь.

Темнота окутывает со всех сторон, будто Павел шагнул в ночь. Даже зрение второй ипостаси не справляется.

— Где ты? — зовёт Павел, осматривая темноту и одновременно ощупывая стену рядом с дверью в поисках выключателя.

— Здесь.

Голос звучит одновременно со вспыхнувшим под потолком светом.

Павел жмурится на мгновение от его яркости, а когда открывает глаза, взгляду предстаёт комната. Не такая как у них, а вполне себе полноценная и совершенно не похожая на номер.

«Скорее на детскую» — приходит в голову Павлу сравнение.

Небольшая кровать под балдахином, столик со стулом, шкаф, стеллаж с книгами, небольшой старый телевизор и плотные, не пропускающие уличный свет занавески на окне.

Хозяйку комнаты любили. Единственное, что не вяжется с этим утверждением это слой пыли. Будто тут давно никого не было.

«Не было, — соглашается сам с собой Павел. — Зачем кому-то быть и бередить старые раны, если девочка мертва.

«Девочка…» — повторяет Павел, оглядывая маленькую, худенькую фигурку в зелёном платье. Волосы у неё не распущены, как казалось прежде, просто изумрудная лента, что некогда их сдерживала, съехала и теперь болтается на самом кончике.

— Поиграй со мной, — просит девочка, поднимая взгляд, и Павлу кажется, что он смотрит в бездну.

— Отпусти Лину.

Павел и сам не знает, требует он или просит. Хотя на самом деле ему всё равно, главное чтобы Лина открыла глаза, а едва теплящаяся связь, что протянута между ними, наконец-то снова окрепла.

— Поиграй и отпущу.

Девочка улыбается, пряча руки за спиной.

— И сколько мне с тобой играть?

— Всегда, — улыбка девочки становится мечтательной, тогда как сам Павел содрогается от перспективы. — Ты ведь можешь, я знаю. Все они могли.

Ткнув пальцем в сторону окна, девочка вздыхает:

— Могли, но папа их не пустил.

«Не пустил?..»

Мысли в голове, будто шестерёнки, спешно крутятся, собирая пазл из разрозненных фактов.

Граница, тела животных…

«Он хотел запереть её здесь, но что-то пошло не так?..»

От следующей мысли морозец снова скользит по спине.

«Это не животные… Вот почему я не чувствовал никого в ближайшей округе с тех пор как мы приехали».

— А ты прошёл, значит ты будешь играть со мной! А если не будешь, — девочка недовольно упирает руки в бока и хмурится. — А если не будешь, то отдай мне то, о чём ещё и сам не знаешь, но оно уже в тебе есть. Отдай и можешь не играть. Других найду.

— А может… — только сейчас Павел неожиданно вспоминает, что до сих пор держит в руке игрушку. Ту самую, плюшевую и вспоротую в нескольких местах когтями. — Не твоё?

Павел видит, как загораются глаза девочки, как они светлеют и тьма отступает, как открываются губы в удивлённом вздохе и как они шепчут тихое, почти благоговейное:

— Лимик.

— Отпусти Лину и я отдам тебе твоего Лимика.

— Ну, он мне как-то и не нужен особо… — бормочет девочка, напуская на себя безразличный вид. Только глаза всё ещё следят за плюшевой игрушкой.

— Значит, я могу сделать с ним что угодно?

Шантажировать так ребёнка неправильно, Павел это прекрасно знает и в другой ситуации даже не подумал бы об этом, однако… Протянутая между ним и Линой связь звенит натянутой струной, того и гляди лопнет, а что будет тогда он не знает. Да и, признаться честно, не хочет знать.

Когти появляются на руке стоит только о них подумать, а в следующий момент он тянется к одному из грубых швов на боку, чтобы вспороть его.

— Нет!!

От крика звенят стёкла и вибрирует что-то внутри самого Павла. Даже ниточке связи достаётся и ему кажется, будто он слышит тихий, болезненный стон.

— Отпусти Лину.

— Ладно. Ладно! — недовольно топнув ногой, девочка протягивает руку. — Отдай Лимика и иди. Я её отпускаю, только сам будить будешь свою спящую царевну..

— Ты пообещала.

— Пообещала и слова свои держу.

Вложив игрушку в ладошку, Павел отворачивается, выскакивая в коридор. Перед глазами всё ещё стоит картина того, как девочка прижимает потрёпанного игрушечного ламантина к груди, когда он добирается до двери в их номер.

— А поиграть ты со мной всё равно поиграешь, — несётся вслед отзвук голоса, но Павел ему ничего не отвечает.

Провернув дверную ручку, он одновременно жаждет шагнуть за порог и боится, а вдруг ему не удастся разбудить Лину?..

Глава 4

«В этом они тоже отличались: Эйнар изображал сушу…» — всплывает в памяти строчка из какой-то книги, которую то ли вслух читала Лина, то ли он сам.

«Лина…»

Дверь Павел прикрывает на ощупь, потому как взгляд прикован к кровати.

Он не художник и изобразить сушу не может, но… Вот она его «суша», его якорь. Часть его дома.

— Лин, — уже вслух зовёт он, осторожно опускаясь на самый краешек кровати, совсем рядом соспящей Линой. Кажется с момента его ухода она и не шевелилась вовсе: всё та же поза, всё так же сомкнутые глаза, только прядка волос соскользнула, упав на лицо.

«Открой глаза» — просит он, но так и не произносит эту просьбу вслух. Лишь убирает осторожно ту самую, вредную и своевольную прядку, отчего Лина поморщившись, прячет лицо в укрытой покрывалом подушке.

В груди Павла что-то вздрагивает, а протянутая между ними нить наконец-то наполняется силой.

«Отпустила?» — дыхание перехватывает, и Павел не выдерживает, встряхивает Лину за плечо, хотя обычно не позволяет себе этого.

— Что?.. — выдыхает Лина, наконец-то открывая глаза, отчего облегчение затапливает его с головой.

«Отпустила».

Павел обнимает не задумываясь: прижимает к себе, ощущая тепло и всё ещё сонную мягкость.

— Паш… — тихо бормочет Лина, а он лишь утыкается носом в плечо, не желая отпускать ту, что едва не потерял. Ведь он чувствовал, ощущал, что это может произойти. Ещё немного и ниточка связи порвалась бы, слишком уж она истончилась и натянулась.

Думать о том, что было бы тогда, Павел не собирается. Не случилось.

— Паш? — теперь Лина уже спрашивает, а ещё хлопает ладошкой по боку, призывая наконец-то отпустить её, и, когда он это делает, уточняет: — Да что с тобой случилось такое? Почему ты меня обнял?

«Мы могли не вернуться домой» — Павел глотает готовый сорваться с губ ответ и пожимает плечами.

— Захотелось?

Он улыбается, отступая и глядя на то, как скулы Лины окрашивает ещё больший румянец.

— Ах, захотелось ему! Ну, погоди!

Она дёргается с места, но так и не поднимается на ноги. Коварное покрывало, краем которого Павел укрыл Лину перед уходом, превращается в ловушку, из которой ещё нужно выбраться.

— Я до тебя всё равно доберусь! — грозит пытающаяся избавиться от покрывала на ногах Лина и Павел улыбается шире:

— Жду не дождусь.

Он действительно ждёт, а когда дожидается, то ловит влетевшую в него Лину в новые объятия.

Ребячливый? Домовому такое поведение не положено? А ну и пусть! Всё равно никто кроме них двоих этого не видит, а они сами не осудят.

— Так что случилось? — затихая в руках, шепчет Лина, устроив подбородок на его плече. — Что-то ещё, о чём я не знаю?

Вздохнув, Павел всё-таки размыкает кольцо рук, отпуская Лину и отступая сам. Тепло будто уходит следом.

— Садись. Сейчас чай сделаю. Где-то тут чайник был. Ты же взяла из столовой пакетик?

— На столе.

Павел кивает и отворачивается, прежде чем говорить, ему нужно немного отвлечься.

* * *

«I'll be back».

Фраза всплывает в памяти без привязки или контекста, когда Павел заканчивает рассказывать о случившемся, но настолько хорошо ложится на сказанное безымянной девочкой, что он едва сдерживает нервный смешок.

«А поиграть ты со мной всё равно поиграешь».

Чем не то самое «Я ещё вернусь»? Ведь невозможно поиграть с кем-то без его непосредственного присутствия.

— Так значит вместо того чтобы разбудить меня и пойти вместе, ты пошёл проверять свои догадки сам?

Павел пожимает плечами. О случившемся он рассказал, только немного подправил причину, по которой пошёл в ту комнату, да и о том, что понял, умолчал. Лина и так прекрасно знает, что он о ней беспокоится, какая разница, что на самом деле всё это гораздо сильнее и глубже?

«Какая разница…» — повторяет про себя Павел, забирая пустую чашку у Лины и поднимаясь с края кровати.

— Слушай… — задумчиво начинает Лина пока он моет чашки в раковине. Дверь из ванной в комнату открыта и совсем не мешает разговору, но тишина всё равно образуется. Будто Лина ждёт, пока он вернётся.

«Или…»

Нехорошее предчувствие царапает внутри, и Павел спешно выключает воду, боясь, что что-то снова может пойти не так. Вдруг призрак девочки вернулся? Однако всё оказывается гораздо прозаичней и проще. Лина просто зависла в мобильнике и теперь что-то сосредоточенно читает с экрана.

— Лин?

— Я просто подумала над тем, что ты только что рассказал. Про отца. Не думаю, что он ушёл после того как запер её здесь. Может до сих пор работает или ещё что…

— И что ты узнала?

К кровати Павел больше не подходит, седлает стул, скрещивая руки поверх спинки и укладывая на них подбородок.

«Отдай мне то, о чём ещё и сам не знаешь, но оно уже в тебе есть…» — вспоминает он наблюдая за тем, как Лина заправляет соскользнувшую на щеку прядь за ухо продолжая молча листать страницу с каким-то текстом, будто и не слышала его вопроса.

«Что такое есть во мне, чего я сам пока не знаю?..»

— Так вот, — сбивает с мысли Лина, наконец-то отвлекаясь от мобильника и поднимая взгляд. — Я тут кое-что нашла в интернете… В общем, тут сказано, что это место совсем недавно открылось после ремонта. Буквально в этом году. Да и то не до конца, в части комнат всё ещё не закончен, а лишь приостановлен ремонт.

— И?

— Владелец поменялся… — очень тихо отзывается Лина, вновь возвращаясь к экрану мобильника. — Родственники владельца продали это место после его смерти. Говорят, он так и не оправился после смерти его маленькой дочери…

Неприятная, вязкая тишина опускается на плечи. Будь Павел в кошачьей форме и шерсть у него на загривке непременно встала бы дыбом, а так только мурашки бегут.

— И что с ней случилось?

Павел вспоминает образ девочки, что видел совсем недавно, но никаких повреждений не припомнит. Она слишком уж походила на человека, он даже перепутал её сначала.

— В интернете говорится про несчастный случай. Упала с яблони на одной из аллеек.

— А отец? В смысле как он…

— Сейчас.

Лина снова принимается за поиски, тогда как Павел переваривает услышанное. Ему становится понятно, почему девочка осталась, как и то почему это происходит.

«Видимо отец мог её видеть, но… зачем он запер её здесь? Она бы и так не ушла…»

— Её отец умер в больнице от истощения через несколько лет после смерти дочери.

— Неправильно проведённый ритуал?

Их взгляды встречаются, и Павел видит, что Лина прекрасно понимает, о чём он говорит.

Во время проведения ритуала легко можно ошибиться или о чём-то забыть, особенно если ты чем-то расстроен, а у этого человека были причины для расстройства.

— Он мог привязать себя к защитной границе, — Лина озвучивает мысли Павла и ему остаётся только кивнуть.

«Мог. Вполне мог. А, скорее всего, так и сделал, но сам этого либо не заметил, либо заметил уже слишком поздно».

— Поэтому и умер от истощения, — заканчивает Лина, а потом внезапно вскакивает с кровати. — Он наверняка ещё здесь, Паш. Если он привязал себя к границе, значит, та его и после смерти притянет. Если уж его дочь тут, то он непременно…

Павел ловит Лину за запястье прежде, чем она успевает шагнуть к шкафу, чтобы одеться. Инерция движения даёт рывок и, если бы Павел не поднялся на ноги, то Лина непременно упала бы на него, а так просто влетела в руки, едва не поздоровавшись лбом с его переносицей.

— Паш?!

— В снег и темень решила идти? Хочешь быть третьим призраком?

«Хочешь меня оставить?..» — скребётся холодком внутри мысли, но Павел быстро её отбрасывает в сторону не желая анализировать.

— Утром сходим. Позавтракаем и сходим к границе. Если он связал себя с ней, то бродит где-то там же.

— А если мы не правы? — тихо, будто мышиный шорох, спрашивает Лина. С того момента, как Павел её поймал, она даже не шелохнулась. Лишь сейчас поднимает голову, чтобы встретиться с его взглядом.

— Вот завтра и узнаем.

Павел не отшатывается, просто отступает, опуская руки, чувствуя, как заходится в груди сердце и как вместе с отдалением Лины становится холодно.

— Мы приехали сюда отдыхать, вот и давай отдыхать. Может, спустимся? Наверняка какое-нибудь развлечение для гостей есть.

Отвернувшись и прикрыв глаза, Павел меняет форму, перетекая из человека в кота. Сейчас он вполне согласен походить и на четырёх лапах, лишь бы сердце так не стучало и выражение лица не приходилось держать.

— Хорошо, — дрогнувшим голосом отзывается Лина, а потом, кашлянув, добавляет уже насмешливо, будто поддевая: — Снова будешь моим воротничком или своим ходом?

— Своим. Нечего нагружать твои плечи.

— Ой, вспомнил наконец-то, что они у меня не казённые, — смеётся Лина, обуваясь и открывая дверь. — Идём.

* * *

По подсказке администратора, одной из тех девушек, что участвовали в подслушанном ранее разговоре, они находят те самые развлечения и Лина вздыхает.

— Купальник не взяла, а здесь можно было поплавать, оказывается…

— Тебе его сначала купить надо и не жалеть денег на себя, — тихо, себе под нос, ворчит Павел, а громче говорит уже совсем другое: — Дальше ещё что-нибудь найдём, а потом в бассейн запишешься, дома.

— Но…

— Я сказал, запишешься. Пни мать, пусть хоть что-то хорошее под новый год сделает.

— Добрый котик, — бормочет Лина, заглядывая за очередную приоткрытую дверь.

Павел тоже суёт туда нос и в ответ на них смотрят пар десять глаз, блестят, как бриллианты в три карата в свете потолочных ламп, и спицы в руках тоже блестят. Павел даже отступает на шаг от дверей вязального клуба. Был бы настоящим котом — зашёл бы, а так нет, не его.

Лина тоже отступает, извиняясь на ходу за беспокойство и плотнее прикрывая дверь.

— Может, всё-таки лучше выйдем наружу? — тихо, так чтобы снующие туда-сюда по коридору люди не услышали, уточняет Лина.

— Тебе не лень идти в такую метель? Иди лучше дальше. Всё равно бестолково сейчас выходить, занесёт только.

— Тебя ворчальник укусил, Паш?

— Вон, посмотри лучше следующую комнату.

Павел и сам не знает, что именно его «укусило», но отпускать Лину в разыгравшуюся ещё сильнее непогоду не хочет. Лучше уж сам, если надо, сходит. Он-то хотя бы по ниточке связи и с ней и с амулетом на её шее вернётся.

— Танцы… — тихо, немного восхищённо выдыхает Лина. Из приоткрытой двери, у которой она замерла, льётся плавная, нежная мелодия ласкающая слух.

— Заходи, ты же любишь танцевать, — подбадривает Павел, заглядывая в щель.

Небольшая зала, украшенная к празднику мишурой, дождём и стеклянными шариками сияет, переливаясь в ярком свете потолочных ламп. Тут даже своя маленькая ёлочка есть, притулилась в самом уголке, будто смущённый детёныш, и тоже поблёскивает.

— Да я… вот… — закусив губу, Лина разворачивается так, чтобы Павел смог увидеть это самое «вот». Хотя он прекрасно всё уже видел и не раз: мягкие синие спортивные штаны, сине-серый джемпер и чёрные кеды.

— Крррасивая, — срывается с губ, прежде чем он успевает подумать, а потом уже и менять что-то не имеет смысла. На щеках Лины уже появляется смущённый румянец. — Иди.

— Паш, это парные танцы и они уже начали.

Павел снова заглядывает в зал и, заметив, что к ним идёт человек, отступает за дверь.

— Вы хотите поучаствовать?

— Я смотрю у вас тут парное, а у меня…

— Ничего-ничего, — симпатичный, статный мужчина расплывается в улыбке. Павел слышит это по голосу, по тому, как меняется его тембр. И что-то от этой перемены царапает внутри: неприятное, недовольное. — Проходите, я могу составить вам компанию, а если кто-то ещё заглянет, так и сменимся. Вы умеете или начнём с азов?

«Умеет. Немного, но основные шаги некоторых танцев освоила, когда её водили в детстве».

Даже внутренний голос звучит нервно и собственнически. Не помогает даже мысль о том, что Лина человек, ей нужно налаживать человеческие отношения, а он сам всего лишь домовой. Служил у её бабки, служит ей и будет служить её детям.

«Детям…»

Павел прикрывает глаза и меняет форму, прежде чем успевает подумать. Он тоже умеет танцевать в принципе. Не только бабке Лины служил в своей жизни и не только в типичной квартирке жил.

Отряхнув несуществующие пылинки с джинсового костюма, уж воспроизвести-то одежду при необходимости он может, Павел выступает из-за двери.

«Раз, два, три. Открывайте двери».

— А для меня место здесь найдётся?

Чёртов эгоизм взял своё и позже Павел непременно себя за это поругает, но это будет потом. Тогда, когда перед глазами не будет стоять лицо Лины, на губах которой дрожит мягкая, облегчённая улыбка.

— Проходите.

Павел не знает, кажется ли ему или на лице мужчины мелькает тень кислого недовольства, да и не хочет знать.

«Потом. С людьми она может начать налаживать отношения и потом. В конце концов, из дома я почти никуда и не выбираюсь, налаживай сколько угодно».

— Позвольте вас пригласить?

Он галантно подаёт руку, будто сбросил с плеч сотни лет и вновь стал человеком. Тогда он, правда, не танцевал и имя это обрёл позже, однако ощущение чего-то щёкотно-искрящегося внутри определённо точно из тех времён.

— А сейчас, — хлопнув в ладоши, прерывает его пассаж, хозяин данного мероприятия и музыка смолкает. — Фокстрот. Не пугайтесь те, кто сегодня с нами первый раз. Шаги этого танца не так страшны, как может показаться на первый взгляд. К тем, кто не поймёт, я подойду, так что не бойтесь.

— Сможешь? — спрашивает Павел, отворачиваясь обратно к Лине, когда начинает играть музыка. То, что незнакомец смотрит на них, его никоим разом не волнует.

— Давай уйдём, — шепчет Лина жмурясь. — Я слишком давно выходила на паркет, бабушка же должна была рассказывать. Я не…

— Всё хорошо. Если не получится, уйдём. Давай покажу?

Павел касается осторожно, привлекая к себе её внимание и, добившись кивка, приобнимает: не так как хочется, а так как нужно.

— Слушай сердце, просто открой в него дверцу, — шепчет Павел. — Двигайся со мной и смотри.

Он медленно показывает шаги, осторожно наступая и отступая. Ведёт, плавно скользя по старому, вытертому паркету и чем дольше длится музыка, тем больше вспоминает Лина. Павел чувствует это по тому, как всё более уверенными становятся шаги, как она всё меньше смотрит на его ноги и требует подсказок, по тому, как ускоряется темп.

«Лети со мной, будь собой» — отстукивает сердце, а Павел улыбается уголками губ, видя, как Лина прикрывает глаза. Она вспомнила и вошла в ритм.

«Танец, как езда на велосипеде, ему невозможно разучиться» — довольно думает Павел и тоже прикрывает глаза.

На те мгновения, что звучит музыка, кажется, что всё вокруг растворяется и есть только они одни. Её рука в его руке, её тепло рядом и ритм, плотно вплетающийся в сердце. И неважно сейчас, что он всего лишь домовой, а она человек. И дела тоже не важны. Они займутся всем этим потом.

Глава 5

В воздухе пахнет нагретой солнцем землёй и цветами. Зажмурившись, Даша улыбается, вдыхая этот особый запах лета.

Здесь, на заднем дворе приспособленного под пансионат большого несколькоэтажного дома по такой жаре никого нет. Здесь она уж точно не будет никому мешать и никого не побеспокоит. Да и папа сказал погулять пока и не искать его. То ли какими-то делами занимается и не хочет, чтобы она путалась под ногами, то ли готовит какой-то сюрприз.

Даше хочется думать, что верно именно последнее. И что этот сюрприз непременно для неё.

— Как думаешь, Лимик, — Даша поднимает старенького плюшевого ламантина так, чтобы его морда оказалась вровень с её глазами. — Папа подарит нам котёнка? Мы будем любить его и играть с ним. Как думаешь, Лимик, ему понравится фантик на палочке? А спать он с нами будет, да?

Тёплый ветер щекочет ноги, приподнимая подол зелёного платья и Даша, пискнув от неожиданности, тянет его назад, прижимая к коленкам. Плюшевая игрушка выскальзывает из рук, падая на высушенную солнцем землю, и пачкается.

— Ну вот…

Даша поджимает губы, сдерживая навернувшиеся на глаза слёзы, и приседает, чтобы подобрать игрушку.

— Ну, ты посмотри, какой ты неряха, Лимик! — выговаривает она игрушке, отряхивая её от налипшей на плюшевый бок пыли. — Как так можно? Мне тебя что, постирать?

С новым порывом ветра Даш отвлекается, теряя всякий интерес к игрушке, но вместе с тем приобретая его к яблоне. Она помнит дерево в цвету. Бело-розоватые, пышные, как безешки, цветы делали его похожим на большой букет на ножке. Сейчас же дерево усыпано красноватыми и зеленовато-красными плодами. Вкусными, как помнит Даша по прошлым годам.

— Лимик, — шепчет Даша, будто её кто-то может подслушать. — А давай папе тоже сюрприз сделаем?

Сорвавшись с места, Даша несётся к самому большому и раскидистому дереву. На нём, на первый взгляд больше всех этих красных, ароматных, как подсказывает память, плодов.

— Посиди тут!

Положив игрушку на лавочку рядом с деревом, Даша тянется к веткам, но все яблоки оказываются гораздо выше, чем она может дотянуться. Не помогает даже висение на этих самых ветках. Даша пробует качать одну, другую, но на землю падает только одно яблоко, да и то оказывается червивое.

— Фу! — высказывает свою мысль Даша, запустив яблоко в кусты. — Ага!

Озарение приходит внезапно, и она косится на дом позади себя, но там так до сих пор никого нет и в окнах тоже вроде бы никого не видно.

Папа не разрешает Даша лазить по деревьям, но он же не видит, а значит можно. С друзьями-то она не раз и не два лазила и ничего.

Запрокинув голову, Даша прикидывает с какой стороны больше всего яблок и за какую ветку лучше всего уцепиться, чтобы подтянуться.

— Ага, — задумчиво бормочет она и, ухватившись за нужную ветку, поднимается, преодолевая первый барьер.

Дальше оказывается не легче, но Даша преодолевает ещё пару веток, где подтягиваясь, где заползая. Подол платья цепляется за тонкие сучки, тормозя и мешая, но Даша лишь закусывает губу. Идти переодеваться? Ну вот ещё!

Здесь собирать яблоки гораздо удобней, да и держаться тоже.

Ухватившись за следующую ветку, Даша осторожно подвигается к яблокам и, дёргая красноватые плоды, засовывает их за воротник платья. Крепкий пояс не позволяет тем вывалиться, надёжно удерживая их внутри.

— Уф! Всё, хватит!

Продолжая цепляться за ветку, Даша медленно продвигается обратно, однако в какой-то момент подошва сандалика скользит на коре и нога срывается, теряя опору.

Даша едва успевает ухватиться посильнее за ветку пальцами, однако та предательски трещит и ломается.

— Пап! — испуганно вскрикивает Даша, чувствуя, как притягивает её к себе земля…

Павел вздрагивает всем своим кошачьим телом, просыпаясь и распахивая глаза. Рядом, точно так же дёргается Лина. Ему кажется, что он слышит ещё и всхлип: отчаянно-надтреснутый, больной.

Тусклый свет вспыхнувшего на тумбочке ночника на мгновение всё равно ослепляет, заставляя зажмуриться, а когда Павел наконец-то снова открывает глаза, то одного взгляда хватает, чтобы понять. Они с Линой видели один и тот же сон.

Павел и сам не понимает, когда успевает перетечь в человеческую форму, просто вот он смотрит на Лину снизу вверх, а вот уже чуть-чуть сверху заглядывает в заплаканное лицо.

— Паш… Это… она?

Лина шумно втягивает носом воздух, вцепляясь пальцами в рукав джинсовки. Павел бы и рад сказать, что это просто сон, рад успокоить, но не может. Слишком много деталей совпадает: игрушка, зелёное платье, сандали. Он не видел лица, но больше чем уверен, что это она. И то, что всё это приснилось одновременно им обоим, только ещё сильнее убеждает — это не просто сон.

— Думаю да.

— Как думаешь, — бормочет Лина, уткнувшись лбом ему в плечо. — Как думаешь, её отец где-то здесь?

— Я думаю если он не здесь, то у дерева.

Из того что Павел знает призраки появляются либо в местах своей смерти, либо там, где недоделали дела. Отец девочки умер в больнице.

— Давай!.. — начинает Лина и даже дёргается, но Павел не даёт ей уйти, положив ладонь на затылок.

— Вот рассветёт и сходим, — обещает он и, когда Лина перестаёт недовольно сопеть, опускает руку. — А пока можешь ещё немного подремать. Я покараулю.

— Лучше почитаю, учебная программа сама себя не пройдёт.

С губ Павла срывается смешок, когда Лина, сходив к брошенной в шкафу сумке, возвращается с учебником.

— Сиди вот так, — требует она и, устроившись затылком на коленях, раскрывает учебник на закладке. — Идеальная подушка.

— Идеальная подушка не шевелится, — напоминает Павел, но Лина на него лишь шикает, продолжая держать маску. Только он прекрасно знает, что сердце под ней неспокойно и книга — это просто возможность отвлечься от вынужденного бездействия.

* * *

Лина всё-таки засыпает. Она прикрывает глаза «всего на минуточку» и книжка выскальзывает из ослабевшей руки. Павлу и прислушиваться не надо, чтобы понять, что она действительно спит.

— Приятных снов, — тихо желает он, осторожно сменяя свои колени под головой Лины на подушку и поднимаясь.

Идея вернуться в комнату девочки, пришла ему в голову пока Лина читала, вспыхнула маленьким огоньком вместе с пониманием: даже если они найдут призрак отца, то как позовут его дочь? Ответ, впрочем, оказался на поверхности. Лимик. Тот самый плюшевый ламантин, которого он же и отдал в призрачные руки ещё вчера.

«Искренне прошу прощения, я ненадолго» — обещает он, замирая на пороге комнаты, прежде чем проскользнуть внутрь.

Тускло вспыхивает лампочка под потолком, освещая комнату, когда он находит выключатель. Со вчерашнего дня здесь ничего не поменялось, только призрака девочки нет.

Оглядываясь в поисках игрушки, Павел всё ждёт, что она вот-вот появится, выйдет из стены или окажется за спиной, но ничего так и не происходит.

Плюшевый ламантин, впрочем, тоже находится далеко не сразу. Комнату приходится обойти пару раз, заглянув и под столик и даже в ящики и шкаф, прежде чем цель оказывается достигнута.

Игрушка внезапно оказывается под одеялом, будто девочка спала, а по-пробуждении просто забыла забрать её с собой на завтрак.

«Ты домовой, приехавший в пансионат в нескольких километрах от дома, чему ты удивляешься?» — ворчит сам на себя Павел, забирая игрушку и выходя из комнаты.

— Ну и? — встречает его вопросом Лина, стоит только переступить порог. Правда у Павла есть уважительная причина отсутствия, и он выставляет перед собой плюшевую игрушку, будто щит от чужого недовольства.

— Подумал, что на неё она быстрее придёт, если придётся звать.

Лина уже тянет к игрушке руки, когда Павел убирает ту за спину.

— Не стоит. Это может быть опасно, — он ещё помнит, к чему привёл предыдущий раз, и повторения не хочет. — Собираемся?

В этот раз на улице не метёт, хотя снег никуда не делся. Дворник почистил дорожку от ворот до дверей, однако в нужном им направлении белый пушистый ковёр остался нетронутым, и им предстоит быть первопроходцами. Вернее Лине, потому что если он пойдёт первым, то это будет выглядеть странно. С другой стороны…

Павел оглядывается, убеждаясь, что те немногие люди, что есть вокруг, заняты своими делами, а потом проскальзывает вперёд, первым врубаясь в белоснежную целину.

Лина за спиной благодарно выдыхает, но ничего не говорит. Да Павел и не ждёт, продолжая прокладывать дорогу к границе. Во сне статуи жирафа не было, однако, если верить этому же сну, именно с той стороны должно быть нужное дерево. Именно там открывается нужный ракурс на здание.

— Пришли, — заявляет Павел оглядываясь.

Место то самое. Вернее направление, потому что деревьев он здесь не видит. По крайней мере, настолько высоких, чтобы ребёнок, свалившись с него, мог погибнуть. Та мелкая поросль, что виднеется чуть дальше, в высоту едва превышает его рост, а в нём даже двух метров нет.

— Уверен?..

Павел понимает её неуверенность, но только кивает, подтверждая.

— Ракурс на дом тот самый…

— Верни Лимика!

Требование звучит настолько неожиданно, что Павел едва не роняет игрушку в снег.

— Ты не должен был его трогать!

Девочка стоит всего в нескольких шагах перед ними, и снег держит её будто твёрдая земля.

«Она призрак» — напоминает себе Павел, рассматривая девочку. Сейчас та кажется ещё более бледной, чем раньше и прозрачней. Если присмотреться, то сквозь неё можно увидеть очертания всего того, что находится позади.

«Будто с дальностью от дома она теряет силу, — приходит в голову сравнение. — Или с приближением к месту смерти?..»

— Смотри, — будто подтверждая его мысли, шепчет Лина, указывая куда-то за спину.

Стоит Павлу обернуться, как он понимает, на что именно она указывает.

Лавочка.

Здесь нет высоких деревьев, но есть несколько лавочек. Заметённые до состояния сугробов и потерявшие свой внешний облик они, однако, остаются на своих местах. И на одной из них Павел замечает фигуру.

Сгорбившийся, полупрозрачный силуэт сидит, будто утопая в снегу.

Чем больше Павел смотрит на него, тем больше появляется деталей, будто смотришь на то, как постепенно проявляется моментальная фотография.

— Пап?.. — тихо, неверяще шепчет девочка за их спинами.

Павел оборачивается как раз в тот момент, когда она делает шаг к ним.

Нет, понимает Павел, шаг навстречу отцу.

Тот как раз тоже поднимается со скамейки, будто только заметил их: худой, небритый, в тонкой летней пижаме, что висит на нём как на вешалке.

— Папа, — утвердительно шепчет девочка, делая ещё один шаг, и спотыкается.

Щупальце пустоты бросается на неё будто сторожевой пёс. Призрачный крик испуганной птицей взлетает в бедно-серое небо, но никто помимо них его не слышит.

Зато призрачный мужчина ускоряется, и его пустота не трогает. Только вот границу перейти у него тоже не получается.

— Даш… — призрачные губы едва шевелятся.

Павел отступает, оттаскивая замершую, будто статуя, Лину вслед за собой.

— Они не могут её перейти… — так же тихо, как и призрак, шепчет Лина, прижимаясь спиной к его груди. — Паш, я не…

«Не знаю, что делать» — недоговаривает Лина, но Павел всё понимает.

Глядя на то, как два призрака стоят по разные стороны границы, приложив к ней ладони, но не имея возможности коснуться, внутри всё болезненно сжимается.

«А если бы у тебя так же? Вот если бы…» — Павел не додумывает, но инстинктивно прижимает Лину к себе теснее. У него так не будет, он не позволит. Он не сделает такой глупости.

— Разрушь её, — предлагает Павел.

— Но я не знаю…

— Зачисть место. Просто зачисть. Ты сама это предлагала. Помнишь?

Лина молчит какое-то время, и Павел не знает, продолжает ли она смотреть, на метания отца и дочери в попытке пробиться друг к другу или думает. Однако не проходит и пяти минут, как она отстраняется и решительно ступает ближе к границе.

— Паш, постарайся не пустить ко мне пустоту, и этих не пускай пока. Пусть отойдут подальше, я попробую зачистить место.

«А ты сможешь?» — вопрос, который просится на язык, но так и не рождается. Она сможет. Он знает это.

— И вот надо было, — ворчит Лина, снова оказываясь в руках Павла.

Бледное, покрытое испариной лицо приходится вытирать ему же, как и придерживать саму Лину. Сил она потратила куда как больше, чем рассчитывала, и сейчас едва стоит на ногах.

— Спасибо. Только умерев, я понял, что сотворил своим желанием защитить её…

«В следующий раз головой думайте, когда что-то делаете» — едва не срывается с языка, но Павел вовремя успевает его прикусить. Внезапно он успел забыть, что следующего раза у них не будет, они не живые и должны идти дальше.

— Вот, — вместо этого Павел протягивает плюшевого ламантина. — Держи, Даш. Прости, что забрал.

— Спасибо.

Впервые за время знакомства девочка улыбается искренне и светло. Вся её фигурка как-то даже светится, будто отражает солнечный свет. Только вот небо всё ещё затянуто облаками.

— Если бы не вы… — начинает мужчина, но Лина отрицательно мотает головой:

— Если бы не мы, то был бы кто-то другой. Так не могло всё остаться.

«Взрослая, но такая наивная…» — Павлу одновременно и нравится эта её черта, вера в лучшее, и удивляет.

Его самого когда-то убили, чтобы сделать домовым, и ему потребовалось множество лет, чтобы это переварить и стать таким, какой он есть сейчас.

— Спасибо, — всё равно ещё раз благодарит мужчина и Павел замечает, что и он тоже начинает светиться.

— Пожалуйста, — всё-таки сдаётся, соглашаясь, Лина, а в следующий момент две призрачные фигурки рассыпаются блестящим крошевом, будто кто-то поднял в воздух тучку невесомой снежной пыли.

— Пожалуйста… — повторяет Лина, шумно втягивая носом воздух, и Павел сильнее прижимает её к своей груди.

* * *

— Поехали домой, — просит Лина, когда они возвращаются в здание. — Не хочу никаких мероприятий, обедов, хочу домой. Закажем пиццу, посмотрим фильмец. Давай, а?

Она смотрит таким взглядом, что Павлу стыдно отказывать. Да он и сам не хочет тут оставаться, даже несмотря на то, что он редко куда-то выбирается из дома. Тем более если это далеко.

— Помочь собраться? — предлагает он и спотыкается. Незнакомый мужчина у ёлки смотрит на них пристально, будто видит Павла.

«Нет, не видит. Он просто смотрит на Лину и пытается понять, с кем она говорит» — поправляет себя Павел, ещё раз окидывая незнакомца взглядом. Высокий, статный, в тёплом светлом свитере, контрастирующем с короткими каштановыми волосами, он выглядит уверенным в себе и богатым человеком.

— На тебя смотрят, — сообщает он, кивая в направлении ёлки и Лина, хмурясь, оборачивается.

Мужчина будто того и ждёт.

Стоит им только поравняться, как он делает шаг навстречу и улыбка узнавания вспыхивает на тонких губах.

— Лина? — спрашивает он, а потом поясняет: — Я Лев. Помнишь меня? Мы когда-то общались.

«Лев… — Павел вертит эту информацию в голове, пока в памяти не всплывает разговор Лины с матерью, совсем недавний, но будто бы такой далёкий. — Тот самый Лёва, да?»

Его появление Павлу совсем не нравится.

Глава 6

Возвращение домой приходится отложить, потому что Лев пригласил Лину на ужин в честь встречи, а отказываться…

— Ну ты же понимаешь, Паш?

Лина делает жалобное лицо и грустно смотрит, на мгновение отвлекаясь от раскрытой спортивной сумки на краю кровати. То, что они сдвинули время отъезда, отнюдь не значит, что нельзя собраться заранее.

— Знаю. Не смотри так. Всё я знаю.

Дёрнув хвостом, Павел отворачивается, предпочитая смотреть куда угодно только не на Лину.

«Всё я прекрасно знаю, — повторяет он мысленно. — Если сейчас отказать, а он наябедничает, то мать твоя насядет так, что легче уж сходить и поужинать».

— Паааш, — тянет Лина.

Павел со вздохом прикрывает глаза, переходя в человеческую форму.

— Давай помогу собраться. Чего ты ещё не сложила?

— Да тут и складывать…

Лина оглядывается на раскрытую сумку и пожимает плечами.

— Обувь потом только суну и всё. Я даже зубную щётку… Паш, ты точно не сердишься?

— На что? — он вопросительно приподнимает брови. — Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы с матерью. А уехать… Мы можем и на вечерней электричке. Главное посмотри во сколько она. Или ты уже смотрела?

Павел отворачивается, не дожидаясь ответа, чтобы добраться до амулета, что Лина оставила на столе перед походом в душ.

— На то, что я пойду на встречу одна. — Огорошивает она Павла и он застывает, успев сделать лишь шаг в сторону стола.

«Одна?..»

Павел катает это слово на языке, чувствуя, как оно отзывается где-то за грудиной тянущим чувством. Незнакомым. Непривычным. Сколько она куда-то ходила одна и такого ни разу не было, а тут…

— Паш?

— Мне не на что сердиться, — наконец отзывается он как можно более нейтральным голосом. — Чаю будешь? Сколько времени осталось до твоего ужина?

— Паааш, — тянет Лина, а потом внезапно оказывается рядом и обнимает со спины, смыкая кольцо из рук на животе и утыкаясь лбом меж лопаток. Сердце в его груди дёргается, на мгновение сжимаясь, и Павел замирает, впитывая исходящее от неё тепло. — Я понимаю, что это неправильно, идти без тебя, — тараторит она, будто боится, что он вывернется и уйдёт. — Мы приехали вместе и… Но если ты пойдёшь со мной, то я буду отвлекаться, совсем. И он поймёт, что что-то не так. Обязательно поймёт. Он же тебя не видит, а я вижу. Я не смогу отстраниться от тебя. Для меня нас будет трое, и вести себя я буду соответствующе, а для него всего двое. Не хочу, чтобы он рассказал о моих «странностях» своей матери, та точно передаст моей…

«И никому от этого легче не будет» — мысленно заканчивает за неё Павел и, накрыв замок из рук ладонью, слегка сжимает пальцы.

— Я всё понимаю, поэтому и не сержусь. Не переживай и иди спокойно. Так будешь чай?

Лина расслабляется, судорожно выдыхая, и кивает, возя лбом меж его лопаток.

— Тогда отпусти, иначе я ничего не смогу сделать.

Павел шутливо хлопает ладонью по замку из рук и те, дрогнув, размыкаются.

На мгновение ему становится холодно.

* * *

Павлу нечем заняться. С ним такое впервые за последние несколько десятков лет происходит.

Рядом стоит кружка с чаем, уже вторая после ухода Лины, а вокруг пустая, будто бы и не жилая комната, хотя они тут провели больше суток. Даже собранная и поставленная у двери спортивная сумка не меняет ощущения. Пусто, серо, уныло.

«Да что с тобой такое сегодня?»

Павел морщится, качая головой, а потом снова обводит комнату взглядом.

Заправленная постель, закрытый и пустой шкаф. Игрушка вернулась к хозяйке, их вещи готовы в дорогу, а больше там ничего и не было. Он тоже готов. Всего-то и осталось, что дождаться Лину, того как она соберётся в дорогу, и взобраться на плечи, снова притворившись воротником. Только вот Лина…

Будь он котом, дёрнул бы ухом, а так просто чуть поворачивает голову, обращаясь в слух.

Звук знакомых шагов приближается, становясь всё громче и уже отчётливо выделяясь среди других звуков.

Одним глотком допив оставшийся в кружке остывший чай, Павел не спеша моет её, ставя на стол уже чистой, и замирает.

Вместе с шагами Лины громче становятся и ещё одни, будто на их этаж она поднимается с кем-то. Только вот никто из них не говорит, и определить второго человека не удаётся ровно до тех пор, пока они не останавливаются около двери.

На мгновение прикрыв глаза, Павел возвращается в форму кота и всё-таки дёргает ухом, заслышав голоса. Лины и… Льва. Того самого, которого ей навязала мать.

— Приятно было снова встретиться. Спасибо за ужин и за то, что проводил. Мне нужно собираться…

— На восьмичасовой?

Лина замолкает, будто задумываясь. Или не желая отвечать, потому что Павел уверен, всё она помнит. Время отправления они смотрели незадолго до ужина, так что она просто не могла забыть.

«Восьмичасовой» — подтверждает он мысленно и Лина будто соглашается коротким:

— Да.

— Похоже, мы едем на одной и той же электричке. Не будешь против, если мы скрасим друг другу не только вечер, но и дорогу? Не люблю путешествовать в одиночестве…

— Хорошо, — соглашается Лина и Павел непроизвольно дёргает хвостом.

— Тогда я зайду за тобой.

* * *

— Уф! — тихо выдыхает Лина, стоит только за её спиной закрыться двери. — Нет, — шепчет она, когда шаги отдаляются достаточно далеко. — Он, конечно, не плохой и всё такое, но… Общительный…

Отлипнув от двери и сделав несколько шагов, она падает спиной на кровать, приминая идеально расправленное покрывало и прикрывая глаза.

— Паш, иди сюда.

Павел смотрит, как Лина мягко похлопывает ладонью по скрытому под джемпером животу и, с тихим вздохом, прыгает на кровать.

— Ну? Снова переживаешь, что раздавишь?

— Ты только что поела, — ворчит Павел, но всё-таки осторожно перебирается куда сказано, растягиваясь от бёдер почти до подбородка. — Потом не пеняй на меня, если затошнит. Ты сама позвала.

— Да знаю я, не ворчи.

Тонкие пальцы зарываются в шерсть, поглаживая загривок и иногда почёсывая меж лопаток, а Павел прикрывает глаза. В таком положении он всем своим телом чувствует дыхание Лины, то, как двигается её грудная клетка при вдохе или выдохе и как бьётся запертое внутри сердце, отдаваясь пульсацией где-то в его собственной груди.

* * *

Что полная, что частичная невидимость не мешает Павлу и не требует дополнительных сил, просто порой приносит некоторые неудобства и… Напрягает. Слишком уж он привык быть видимым, пусть даже и в форме кота.

И видимо забылся, иначе как объяснить поселившуюся внутри досаду.

«Ты забыл, что всего лишь домовой, а домовым положено сидеть дома, следить за порядком и быть незаметными. И последнее в первую очередь» — напоминает он себе сидя на багажной полке под самым потолком, рядом с заброшенной туда же спортивной сумкой. И чемоданом. У Льва оказывается небольшой, плотный чемодан на колёсиках, что тоже вполне спокойно умещается на полке.

В электричке, что везёт их домой, не так уж и много людей, однако Лев выбрал место рядом с Линой, а сидеть напротив… Павел решил, что лучше будет здесь, наверху.

«Высоко сижу, далеко гляжу, всё вижу» — вспоминает он слова из старой сказки и усмехается, чуть обнажая кончики клычков и топорща усы.

Выглядывая с полки, он видит только макушки: одну рыженькую и одну каштановую, что чуть склоняется вбок, ближе к Лине, будто бы в желании шепнуть что-то на ухо.

«Тут не шумно, говори так свои секреты» — мысленно ворчит Павел.

Кончик хвоста дёргается помимо его воли, а потом и весь хвост идёт из стороны в сторону, задевая стену и глухо стуча по полке. Лина на этот звук даже не дёргается. Павел замечает только, как она напряженно замирает, видимо в попытке не поддаться любопытству. А вот Лев…

Павел сталкивается с задумчивым взглядом тёмных, почти чёрных глаз и замирает на своей полке. Даже хвост останавливается, лишь кончик его нет-нет да подёргивается. Слишком уж внимательней взгляд у этих глаз.

У Павла по загривку ползёт морозец, отчего шерсть почти встаёт дыбом. Снова ему кажется, что этот Лев его видит. Или чувствует присутствие.

«Бред. Он обычный человек, как он может меня видеть?»

Усмехнувшись, Лев отворачивается, а Павел невольно показывает клыки уже полностью. Готовое вырваться кошачье шипение щекочет горло, но, в конце концов, его удаётся проглотить.

«Он всего лишь человек. Он не может меня видеть».

Павел наклоняет голову чуть на бок, вновь рассматривая каштановую макушку и другие видимые ему части Льва, но уже внимательней. На первый взгляд ничего в нём не выдаёт кого-то большего, чем обычный человек. Да и на второй.

Он принюхивается, улавливая запах Льва: яркий, но не удушающий, с нотками кожи, дыма и каких-то цветов. Павел не разбирается, но, похоже, тот пользуется каким-то парфюмом. Как Лина. Иногда она достаёт из ящика маленькую стеклянную бутылочку и сбрызгивает запястья.

Павел жмурится, вспоминая мягкий, чуть сладковатый запах карамели и цветов.

На мгновение ему кажется, что он действительно чувствует сладковатый запах и распахивает глаза.

Лев снова склонился к Лине, тихо что-то рассказывая, а запах никуда не девается. Только сладость та приторно-клубничная, будто у переспевшей чуть забродившей ягоды, и к ней примешивается ещё более яркий запах дыма.

— Так значит, завтра у тебя снова учёба начинается? — Доносится до Павла вопрос, и он замирает, вслушиваясь в разговор.

— Да, — Лина чуть отклоняется, упираясь плечом в стену рядом с окном. Павлу приходится сильнее выглянуть с полки, вытягивая шею, чтобы вновь увидеть её. — Скоро сессия. Никакое новогоднее настроение не выдержит с ней конкуренции.

Лина посмеивается, а у Павла снова дёргается кончик хвоста.

Во время сессии Лина обычно забывает обо всём. Порой даже о том, что надо есть. Если вовремя не подсунуть тарелку под нос так и останется голодной. А первые экзамены уже скоро… Гораздо раньше, чем новогодние праздники. О чём он благополучно забыл с этим путешествием.

«Хорошо хоть на спецкурсе экзамены весной. Две сессии в одно время свели бы её с ума».

Павел тяжело вздыхает, вспоминая, сколько примерно осталось до начала экзаменов, и давится этим вздохом, когда замечает, как Лев накрывает маленькую ладошку своей ладонью, так что та полностью в ней тонет, а Лина… она даже не думает её убирать.

Недовольное ворчание тихим бульканьем зарождается в горле Павла.

— Могу я чем-то помочь? Ты говорила, что учишься на экономическом. Я тоже несколько лет назад учился на этом же направлении, может, смогу что подсказать или ещё как помочь?

— Спасибо. Если что, я позвоню.

Лина всё-таки убирает руку, чуть отстраняясь и зажимая ладони коленями.

* * *

«Если что, я позвоню» — это обещание так и вертится у Павла в голове, не желая оставлять его в покое.

«Позвонит, да? Они обменялись номерами?..»

Он осторожно наблюдает за Линой, что сейчас методично перекладывает вещи из сумки на пол.

Выскользнувший из-за ворота джемпера амулет, стоит Лине только наклониться, приходит в движение, начиная покачиваться на шнурке. Гипнотизирует. И напоминает, ставя Павла на место. Без амулета он потеряет возможность выйти из квартиры. Ведь он всего лишь домовой, дух призванный охранять и поддерживать жилище, существо, некогда бывшее человеком.

Без амулета единственным шансом сменить место жительства будет ритуал-приглашение, о котором сейчас, скорее всего, уже мало кто помнит. Такова судьба любого домового.

«Не забывай…» — шепчет что-то внутри и Павел на мгновение прикрывает глаза.

«Не забывай, — мысленно повторяет он, глядя на то, как встаёт Лина, оставляя на полу стопку вещей, как забрасывает сумку в шкаф и как, пройдя мимо, снимает амулет: простое, отточенное действие от которого внутри колет иглой. — Она человек, ты всего лишь дух».

С тихим стуком амулет ложится на стол, припечатанный узкой ладошкой к деревянной поверхности.

— Я в душ. Потом поедим?

— Я что-нибудь приготовлю, — обещает Павел, отводя взгляд и слушая, как уходит Лина и как закрывается за ней дверь в ванную.

«Тебя не должно волновать, что она кого-то себе найдёт. Даже если этот кто-то тебе не нравится. Не будь эгоистом».

На мгновение прикрыв глаза, Павел меняет форму.

Он домовой, а значит домашние дела за ним.

* * *

— Паш, скажи, он ведь симпатичный?..

Всего один сказанный тихим голосом вопрос и приятная тёплая сонливость улетучивается, а сердце в груди тяжелеет. Под боком у Лины становится вдруг неуютно и Павел отодвигается, оборачиваясь, и на мгновение радуется, что у кошачьей морды мимика гораздо слабее человеческого лица.

— Откуда мне знать? Человек и человек.

А вот голос ничем не прикроешь, и внутреннее напряжение сочится из каждой произнесённой буквы. Только Лина, похоже, этого не замечает или искусно игнорирует.

— Я сёрьезно, Паш.

Заложив учебник по финансам сложенным в гармошку чеком вместо закладки и убрав его в сторону, Лина садится, скрещивая ноги.

— Просто…

Павел тоже садится, отступив так далеко, насколько позволяет диван,и выжидающе смотрит, приступая подрагивающий предатель-хвост лапами.

— Что? — всё-таки спрашивает он, видя, как Лина кусает нижнюю губу, будто желая, но не решаясь что-то сказать.

— По-моему он симпатичный…

«Симпатичный» — слово повторяется в его голове, будто подхватившее голос Лины эхо.

«Она впервые назвала кого-то симпатичным…»

Не впервые, за то время что они живут вместе в этой квартире, симпатичных людей было много. Одногруппники, актёры с экрана, музыканты, но… Она никогда не говорила о них с такой нерешительностью и смущением, что разливается сейчас румянцем по её щекам. Она никогда не спрашивала…

Кончик хвоста вздрагивает, хлопая по покрывалу, и Павел спешно приступает его задней лапой, а потом и вовсе подтягивает когтями, заворачивая под прикрытие передних.

— Симпатичный или нет, решать тебе, Лин, — скрепя сердце признается Павел, и это признание горчит на языке. — Для меня он просто человек. Незнакомый и пока что непонятный. Я его видел всего дважды. Не проси меня дать ему оценку, хорошо?

— А если я приглашу его в гости? Чтобы вы познакомились, и ты к нему привык, тогда скажешь?

Когти выпускаются сами собой. Павел чувствует, как они вонзаются в покрывало, делая в ткани маленькие дырочки.

— Представишь меня домашним питомцем? Или раскроешь свою маленькую необычную тайну? — от того как меняется выражение лица Лины внутри у Павла всё ещё сильнее сжимается и он идёт на попятную, пытаясь сгладить углы. — Прости. Приглашай, конечно, если хочешь. Если предупредишь о времени, то я смогу что-нибудь приготовить. Чтобы ты не тратила время. Сессия и подработка и так будут его съедать…

— Паш, ты котик.

Расплывшись в улыбке, Лина тянется к нему рукой, но Павел выворачивается, ускользая из-под ладони и спрыгивая с дивана.

— Усы, уши, хвост, конечно, я котик, — сводит он всё к шутке. — Ложись-ка ты спать, завтра у тебя насыщенный день.

— Паш, ты самый лучший.

Лина снова улыбается и Павел отворачивается.

«Лучший я, но симпатичный он…»

— Ложись спать, — повторяет он, уходя в сторону кухни.

— А ты?..

Вопрос застаёт его врасплох и сердце в груди ёкает. Раньше Лина тоже спрашивала и, обычно, он возвращался, забираясь обратно на диван и устраиваясь под боком. Однако сейчас…

— Пока не хочу.

«Ты домовой, — напоминает он себе, оглядывая утопающую в свете от уличного фонаря кухню. — Хранитель дома, не более».

— Спокойно ночи, Паш. — доносится из комнаты, а следом слышится щелчок выключателя и за спиной гаснет свет.

— Спокойной ночи, — вторит он, так чтобы Лина слышала, и добавляет уже тише: — Спи спокойно.

Глава 7

Наряжать ёлку только вместе — это простое правило Павел прекрасно помнит. Оно въелось в подкорку за те годы, что прошли с его появления. Лина, будучи тогда ещё совсем маленькой девчонкой, его и ввела. Павел ещё помнит, как она настойчиво тыкала ему пальчком в нос, пытаясь донести эту простую истину. А потом несколько раз повторяла, чтобы до кота уж точно дошло. Маленькая бесстрашная девочка.

Улыбнувшись всплывшему в памяти воспоминанию, Павел ставит на полку последнюю книгу. О том, чтобы ещё и убираться вместе, речи никогда не было.

«Он ведь симпатичный?»

Вспыхнувший в памяти вопрос стирает появившуюся на губах улыбку.

С того разговора прошло уже несколько дней, но больше Лина Льва не упоминала. В какие-то моменты Павлу и вовсе начинало казаться, что она обходит эту тему стороной, не желая… Тревожить его?

«Глупости» — качнув головой, Павел прислушивается, улавливая чутким слухом приближающиеся шаги.

Будто в дежавю, он снова слышит два голоса за закрытой дверью квартиры: Лины и её матери. Звенят ключи, щёлкает замок…

Павел в последний раз оглядывает комнату, отмечая, что в этот раз даже амулета на видном месте нет. Пару дней назад Лина смахнула его в ящик стола, да так там и оставила, завалив несколькими тетрадями и ворохом карандашей.

Прикрыв глаза, он привычно меняет форму и переступает с лапы на лапу как раз в тот момент, когда дверь в комнату бесцеремонно открывается, являя взгляду гостью.

— И ты снова его заперла. Делай так почаще.

Вместо того чтобы оставить хоть щёлочку, она снова закрывает дверь, а Лина… На этот раз она не приходит. Он слышит, как, чем-то шурша, Лина вслед за матерью проходит мимо комнаты на кухню, как скрипят, открываясь, дверцы навесных шкафчиков и как шумит вода в кране, булькающе наливаясь в какую-то ёмкость, однако дверь так и остаётся закрытой.

Павлу не нужна помощь, чтобы выбраться из комнаты, но… тогда мать Лины может начать задавать вопросы, поэтому он лишь ложится на пороге, обращаясь в слух и ловя каждое слово.

— Так значит, эти цветы тебе подарил Лёва? Вы с ним общаетесь, получается?

— Общаемся, — тихо, будто не желая быть услышанной, подтверждает Лина и кончик хвоста Павла дёргается, тихо хлопая об пол.

— Скажи, ведь симпатичный мальчик вырос? Он и тогда был хорошим, но…

— Мам, я не особо помню, каким он был. Столько лет прошло…

— Зато сейчас каким вырос. И, его мать мне по секрету сказала, у него никого сейчас нет.

Пауза, повисшая в квартире тишиной, неприятно царапает что-то внутри Павла и заканчивается довольным, почти радостным восклицанием:

— Как я рада, что ты всё-таки поехала в этот пансионат!

«А у неё был выбор?»

Павел вспоминает, с чего всё это началось, и морщит нос так, что усы топорщатся.

Лина, впрочем, ничего не отвечает, то ли не желая связываться с матерью, то ли не зная как помягче ответить. Павел не видит её лица, и быть уверенным… уже не может.

Он внезапно замирает оглушённый пришедшей в голову мыслью, а потом понимает, что действительно не может. Раньше он определял настроение Лины по шагам или по ощущениям, что приносила квартира, сейчас же… его будто обволакивает белый шум, приглушая остальные звуки, ещё не громкий, но уже напрягающий.

— Пора тебе подумать об отношениях, а то только и знаешь, что дом, учёба, работа и кот ещё этот…

— Да отстань ты от кота, — не сдерживается Лина, только ворчание у неё выходит тихое, едва слышное. — Ну что ты прицепилась к Пашке.

— Вот заведёшь себе парня, пересмотришь своё отношение. Попомни мои слова. Никакой кот не нужен будет.

— Не пересмотрю. Даже если Лев предложит встречаться, а не только… цветы дарить будет.

Сердце в груди у Павла сжимается и он невольно прижимает уши к голове.

— Но скажи, что мальчик симпатичный, а?

— Симпатичный, — сдаётся Лина. — Симпатичный он. Тебе от этого легче стало?

Павел опускает морду на пол и прикрывает нос лапой. В голосе Лины он слышит яркое, густое смущение.

* * *

На кухонном столе в небольшой вазе, слишком маленькой для подаренного букета, стоят густо-красные, почти бордовые розы. Павел несколько секунд смотрит на них не отрываясь, а потом уходит, ныряя обратно в комнату, где Лина сидит, завернувшись в одеяло и уткнувшись… в мобильник.

Павел хмурится, наблюдая за тем, как она с улыбкой набирает что-то на экране, прежде чем подойти ближе.

— Со Львом переписываешься? — интересуется Павел, останавливаясь в паре шагов от дивана, так чтобы и Лина могла его видеть, и он сам не мог заглянуть в экран и смутить её.

— Да. Он приглашает поужинать, но завтра у меня после учёбы смена… Послезавтра, наверное… — она прикусывает кончик ногтя на мизинце и хмурится, будто о чём-то задумываясь.

— Не пригласишь сюда?

— Может быть… Послезавтра предложу, — она откладывает мобильник, лишь мельком глянув на пришедшее сообщение. — Паш, ты считаешь это слишком быстро?

— Что «это»?..

Внутри у Павла что-то неприятно скребётся, а кончик хвоста приходит в движение, едва заметно подрагивая.

— Ну… Всё это. То, что происходит сейчас. Как-то быстро всё это… — Лина разводит руками, а потом вздыхает, оставляя попытку пояснить. — Со Львом… Его интерес… Будто он куда-то торопится. Хотя… Это приятно.

Лина прикусывает губу, а когда мобильник сообщает о новом входящем, снова тянет к нему руку.

— Что на учёбе сказали? Когда первые экзамены? — меняет тему Павел, подступая на шаг ближе и снова останавливаясь. Прыгать на диван, как обычно, в этот раз он не торопится.

Лина не успев глянуть на сообщение, снова отвлекается, опуская мобильник экраном вниз, и внутри у Павла разливается нечто колко-довольное.

— Первый через неделю. А ещё велели написать реферат до этого времени, но… Потом. Не хочу сейчас об этом думать.

Павел хмурится, когда Лина снова утыкается в мобильник, будто забывая о его существовании. Раньше бы она первым делом пошла собирать материал или прикидывать объём работ, а сейчас…

«Любовь меняет людей…» — вспыхивает в памяти чьё-то замечание. Голос кажется смутно знакомым, но Павел никак не может понять, где его слышал. Да и не стремится к этому. Людей в своей жизни он видел немало и это если не вспоминать его человеческую, успевшую поистереться из памяти жизнь.

«Любовь…»

Лина снова чему-то улыбается, глядя в экран мобильника, и хвост Павла дёргается, хлеща из стороны в сторону.

— Скоро праздники, не стоит ли поставить ёлку?

— М-м-м…

Пустой угол, где они обычно ёлку и ставят, привлекает внимание Лины ровно на одну секунду.

— Может, сам поставишь? Где ёлка знаешь, где коробка с игрушками тоже…

Павла она тоже удостаивает единственным коротким взглядом и даже не ждёт ответа, вновь утыкаясь в экран мобильника, на который уже пришло очередное сообщение.

«Сам поставишь?..» — небрежно брошенный вопрос больно колет сердце и это не из-за старой традиции, которой уже множество лет, а из-за того что это их время… Время ожидания волшебства и домашнего уюта разделённое на двоих.

Всегда было их временем…

«Ты становишься слишком жадным домовым. Девочка выросла и ты не её принц. Успокойся и прими это как данность».

Память упрямо подкидывает случившееся в пансионате, тот танец, что они танцевали… Тогда он тоже был слишком жадным. И тогда у него получилось забрать её внимание.

«Но не теперь, — напоминает он самому себе, глядя на то, как Лина снова строчит что-то в мобильном. — Теперь всё иначе. Прими это».

— Не сиди слишком долго, — просит Павел, прежде чем уйти в сторону кухни, к цветам, что подарил не он.

Лина так и не отзывается, будто не слыша его. И в этот раз даже не желает приятных снов.

* * *

— Может, всё-таки пригласишь его к нам домой? — предлагает Павел, когда Лина уже третий день как возвращается поздно. — Я чего-нибудь приготовлю. Могу даже погулять вокруг дома, амулет это позволит.

В первый раз Лина предупредила его что задержится, во второй… Павел сидел на подоконнике до тех пор, пока она не вернулась. В этот раз всё снова повторилось.

Учёба, работа, свидание… Как день сурка, где нет места чему-то другому, да и Павлу тоже… словно нет больше места. По крайней мере усталый взгляд всё реже задерживается на нём. Всё свободное время забирает этот Лев, не оставляя его ей даже на подготовку к экзаменам.

— Я предлагала, — честно признается Лина, устало садясь на диван и беря в руки учебник по экономике. — Он отказался. Сказал, что мы ещё не на той стадии, чтобы он мог спокойно ко мне прийти.

Лина рассеянно листает учебник, едва не теряя зажатую меж страниц закладку, а по итогу захлопывает его, отправляя обратно на пол.

— Не понимаю… Какие нужны стадии, чтобы прийти и по-дружески поесть?

— А по-дружески ли?..

Павел не собирался говорить это вслух, но слова уже слетают с языка и Лина поднимает осунувшееся бледное лицо.

— Встречаться он мне пока не предлагал, — ворчит она, обнимая себя за плечи и отворачиваясь.

Растерянная, разбитая, грустная…

У Павла сердце в груди щемит от одного её вида. На мгновение прикрыв глаза, он меняет форму, садясь рядом с Линой уже человеком.

— А ты бы согласилась?

Он готов сам себя ругать за прозвучавший вопрос. Незачем дёргать эту тему ещё больше, однако… Что-то внутри него требует ответа и когда Лина оборачивается, он заглядывает в её глаза.

— Лин, ты бы согласилась, предложи он тебе встречаться?

— Не знаю, — поджав губы, Лина жалобно приподнимает брови, а потом внезапно хмурится и припечатывает. — Вот предложит, тогда и посмотрим.

А потом как-то внезапно Лина, чуть качнувшись, утыкается лбом Павлу в плечо.

— Цветы, сообщения, встречи, ужины… — бормочет она, так и не отстраняясь. У Павла подрагивают пальцы от желания коснуться, приобнять даря тепло, но он сдерживается, просто оставаясь рядом. — Зачем ему всё это, я не пойму…

Павел всё-таки тянется, чтобы обнять Лину, прижимая к себе, и она впервые за несколько дней льнёт, обнимая в ответ.

* * *

Дрожь приходит к нему посреди ночи. Рождается где-то в солнечном сплетении, растекаясь по венам вместе с кровью, и оседает холодком на коже.

Павел распахивает глаза, всматриваясь в освещённую тусклым светом дальнего фонаря темноту, и лишь затем слышит тихий всхлип.

Его подбрасывает на месте, торопливо гоня к дивану, где, завернувшись в одеяло, подрагивает Лина.

С замиранием сердца он протягивает руку, касаясь щеки, но вместо ожидаемого жара встречает холод, почти такой же, что всё ещё гнездится в нём самом.

— Мне холодно, Паш… — словно подтверждая его собственные ощущения, жалуется Лина и льнёт щекой к ладони, не позволяя отстраниться. — Так холодно…

— Всё будет хорошо, — обещает он, прикидывая как можно было бы согреть Лину. Однако в комнате тепло, на улице тоже на удивление комфортно, а одеяло такое толстое, что обычно она наоборот его скидывает во сне на пол.

— Не уходи, — шепчет Лина, когда Павел на мгновение отстраняется. — Останься, пожалуйста…

— Я здесь и никуда не собираюсь.

На мгновение Павел замирает в нерешительности. То, что он собирается сделать…

«Котом ты не раз спал рядом с ней» — напоминает он самому себе, осторожно поглаживая Лину по холодной щеке. Дрожь так никуда и не уходит и ему кажется, что они делят её на двоих. Только у Лины она выходит наружу, а у него копится внутри.

«Так то котом, сейчас кот не справится, слишком маленькая форма» — парирует Павел, но, когда Лина жалобно зовёт его по имени, решается.

— Я здесь, — напоминает он. — Подвинешься?

Лина послушно вжимается спиной в спинку дивана, а когда Павел ложится на освободившееся место, придвигается к нему, давая себя обнять поверх одеяла.

— Спи. Я буду рядом.

* * *

Утро встречает Павла смурной серостью и теплом. Дрожь прошла, оставив после себя неприятную слабость и будто вросший куда-то под рёбра холодок. Лина спит, доверчиво уткнувшись лбом ему в грудь и волосы, ещё ночью крепко заплетённые в косицу, сейчас свободны. Резинка, видимо, куда-то потерялась.

— Доброе утро, — тихо шепчет Павел, осторожно касаясь растрёпанных рыжих прядей.

Лина трётся лбом о футболку, бормоча что-то невнятное, и даже не думает просыпаться. Павел решает не будить и почти стекает с дивана на пол, чтобы осторожно встать.

То, что было ночью…

Он пристально оглядывает завернувшуюся в одеяло, словно в кокон, Лину, но видишь лишь усталую, бледную девчонку, перетрудившуюся и возможно немного приболевшую.

«Отсюда и дрожь. Простыла» — успокаивает он себя, хотя холодная, почти ледяная кожа щеки под пальцами всё-таки напрягает. Дрожь при простуде обычно связана с поднявшейся температурой, а при ней лицо наоборот становится горячим. Это Павел прекрасно помнит.

«Нужно уговорить её остаться дома. Хотя бы сегодня…» — всё-таки решает он и, в последний раз взглянув на Лину, уходит на кухню.

Подаренные несколько дней назад розы всё стоят и, кажется, даже не собираются вянуть, лишь запах становится всё слаще, так что сейчас Павел даже окно приоткрывает, чтобы было чем дышать.

Ухаживает за букетом Лина, он к ним принципиально не подходит, тем более что от их сладкого запаха свербит в носу, а на языке появляется неприятный привкус.

«Будь моя воля, я бы вас в первый же вечер выкинул» — глянув на цветы, мысленно ворчит Павел и отворачивается к холодильнику, решая, что стоит приготовить на завтрак.

«И снова… Ревность, Павел, удел влюбленных людей, а ты домовой. Прекращай» — напоминает себе он, выставляя на стол продукты для блинов, однако начать готовить так и не успевает.

Тихий вскрик и последовавшее за ним крепкое словцо застают врасплох. Павел так сжимает пальцы, что яйцо в ладони превращается в жидко-колкое месиво. Он едва успевает выкинуть это безобразие в ведро под мойкой, не обкапав пол, когда снова слышит голос Лины.

— Паш? — тихо зовёт она и он, вымыв руки, спешит в комнату. — Паш, ты не знаешь, почему твой амулет бьёт меня током?.. Я его случайно задела…

Лина оборачивается к нему от открытого ящика стола, где, как он знает, лежит амулет, и непонимающе хмурится, оглядывая комнату.

— Паш?..

— Я здесь, — отзывается он, подходя ближе, и замирает.

— Паш, ты где?..

— Лин? Если это шутка… — он замолкает, всматриваясь в напряжённое бледное лицо. Глаза Лины не смотрят на него, несмотря на то, что он стоит совсем рядом, даже руку далеко тянуть не надо, чтобы коснуться. — Ты меня не видишь?..

— Паш, не смешно… Хватит шутить. Выходи. Я слышала твои шаги.

— Я здесь.

Он касается плеча Лины, пытаясь привлечь внимание, однако она не реагирует, будто и не чувствует вовсе этого прикосновения.

— Паш?..

Лина обводит взглядом комнату, в упор не видя его, а когда Павел закрывает ящик стола, вздрагивает, испуганно оборачиваясь.

«Не видит, — Павлу всё-таки приходится признать страшную правду. — Она меня не видит».

— Паш… Мне страшно… Если ты так пугаешь, то я напугалась. Слышишь?.. Прекращай.

Отступив на шаг, Павел обращается внутрь себя, ища причину происходящего и внезапно действительно находя. Ниточка, что связывала их всё это время, ослабла, истончилась, будто перетерлась и вот-вот порвётся.

Холодные мурашки бегут по его спине вверх, колкой болью концентрируясь где-то в затылке. Лина всё так же смотрит мимо него, а на коже руки, когда она убирает прядку за ухо и рукав пижамы задирается, Павел с ужасом обнаруживает пурпурно-бордовый нитяной браслет, что словно вырастает из-под кожи или наоборот… врастает в неё.

Ещё вчера вечером этой гадости на Лине не было или была, но такая, что он её не заметил.

Ещё вчера всё было нормально…

Глава 8

Она его не видит и не чувствует, только слышит иногда, да и то лишь шаги. Однако, Павел всё равно находит способ связаться.

«Всё будет хорошо» — выводит он обещание чернилами по сероватому бумажному квадратику и оставляет записку на столе.

Лина несмело улыбается, читая, а когда отстраняется, он дописывает:

«Останься сегодня дома, отдохни».

— Хорошо.

Он мягко сжимает пальцы на её плече в попытке приободрить и Лина на мгновение прикрывает глаза, а улыбка её становится шире. Будто она чувствует это прикосновение. Однако Павел знает — это иллюзиям.

«И выкини эти розы, от их запаха голова болит» — черкает он на новом листке, привлекая внимание к сообщению тихим постукиванием по столу.

— Какой запах, Паш? — удивляется Лина, оборачиваясь точно в его сторону и даже смотря в правильном направлении. — Они почти не пахнут. Чтобы почувствовать нужно нос прямо в бутоны сунуть…

Павел хмурится, переваривая услышанное, а потом снова тянется за ручкой, переворачивая листок и черкая:

«Выкинь. Или заверни в пакет и я сам их вынесу».

После слов Лины о том, что цветы не пахнут, ему ещё больше хочется от них избавиться. Ведь он-то чувствует этот приторно-сладковатый запах и исходит тот именно от цветов.

«И расскажи мне о Льве подробней. Замечала ли ты за ним какие-то странности?»

— Паш, прекрати! — Лина недовольно сминает исписанный листок, превращая его в подобие шарика. — Он не виноват в том, что происходит. Просто… Просто что-то происходит, вот и всё.

Павел вздыхает и тянется за новым бумажным квадратиком, когда Лина продолжает, идя на уступки:

— Но цветы я выкину, хорошо. Заверну в пакет и ты вынесешь, и даже открою окно, чтобы точно ушёл тот запах, что ты чувствуешь. А потом полистаю книжки. Может там есть…

Павел всё-таки берёт новый квадратик и выводит: «Разрыв или ослабление связи хозяина и домового».

Прочитав, Лина испуганно смотрит в его сторону и Павел, качнув головой, дописывает:

«Собери цветы в пакет, а пока меня не будет, напиши сокурсникам, пусть пришлют фото лекций, что сегодня были».

— Да знаю я! — возмущается Лина, комкая и этот листочек, прежде чем сбежать на кухню.

Несмотря на ситуацию, Павел улыбается ей вслед.

* * *

Когда всё ещё бледная и ослабленная Лина выбирается в магазин, Павел боится, что она не вернётся, что она не сдержит обещания и уйдёт, оставив его привязанным к этим стенам. Оставив его одного. Поэтому он сидит на подоконнике всё то время, пока её нет, однако на этот раз выискивает в выделенном снегом дворе одну единственную фигурку и сердце радостно сжимается, когда наконец-то находит.

Лина медленно бредёт по заснеженной тропке, придерживая за лямки рюкзак на спине и задрав голову к окнам. Павел следит за её приближением, вглядываясь в чуть порозовевшее и будто бы ожившее от мороза лицо, и спрыгивает с подоконника, как только хлопает подъездная дверь.

Форму он меняет уже на полпути к прихожей.

Если бы амулет выпускал его, как и раньше, Павел непременно встретил бы Лину у подъезда или сам бы сходил в магазин вместо неё. Однако, то, что было доступно ещё сутки назад сейчас невозможно. Он даже переступить порог квартиры не может.

Павел поводит плечами, глядя на дверь. Он прекрасно помнит, как врезался в невидимую стену, когда собирался выйти. Проход был, глазами Павел его прекрасно видел, однако раз за разом натыкался на преграду, а ладони нащупывали твёрдость вместо пустоты.

— Я вернулась, Паш, — тихо зовёт Лина, прикрывая за собой дверь.

Раскрасневшееся с мороза лицо, запах зимней свежести…

— С возращением, — отзывается Павел и сердце колет тупой иглой, когда он на мгновение встречается с блуждающим взглядом. Павел стоит прямо перед ней, всего в каком-то шаге, а Лина не видит. И не слышит…

Кулаки сжимаются сами собой.

— В квартире стало свежее… Ты открывал окно?

Павлу не нужно отвечать, она всё равно не слышит, однако он всё-таки отзывается тихим «Да», пока Лина вешает куртку на крючок, и отступает в сторону кухни, захватив брошенный у стены рюкзак.

Пока Лина переодевается, он разберёт продукты и сделает чай.

* * *

Приняв форму кота, он лежит, прижавшись к бедру, и дремлет убаюканный теплом и её присутствием рядом. На мгновение Лина даже касается его головы: случайно, но так щемяще-приятно, что, забывшись, Павел тянется вслед за рукой, которую она убирает, поднимая, чтобы перевернуть страницу книги. Спустя несколько дней безразличия Лина возвращается к учёбе и в груди Павла звучит ласковое: «Умница», что он, впрочем, так и не произносит вслух.

Мобильник звонит в тот момент, когда Павел, положив морду на колено, снова дремлет, слушая, как шуршат страницы и как дышит, иногда недовольно ворча на что-то Лина.

— Я сейчас, — едва взглянув на экран, бормочет Лина, захлопнув книжку и вскочив. Позабытая закладка так и остаётся лежать на укрытой покрывалом подушке в паре ладоней от учебника.

— Здравствуй, Лев. — Доносится приглушенный голос Лины за закрытой дверью и подвижные уши Павла поворачиваются в сторону кухни.

— Нет, сегодня не могу. У меня экзамен на носу, нужно готовиться… Да и приболела я немного… Розы?

Павел вспоминает, как Лина совсем недавно паковала эти розы в пакет и уносила в сторону мусорного контейнера и усмехается, топорща усы.

— Они отлично стоят, знаешь, даже ничуть не завяли. Спасибо.

Голос Лины странно меняется и шерсть на загривке Павла приподнимается, а кончик хвоста дёргается.

— Нет, действительно не могу сегодня, прости. Давай в следующий раз.

Когти Павла входят в покрывало как раскаленный нож в масло и так же быстро выходят, когда Лина, попрощавшись, наконец-то открывает дверь.

— Знаешь, Паш, — заявляет она, отбрасывая мобильник к подушке, отчего потревоженная закладка съезжает. — Ну её, эту экономику, я устала. Давай лучше ёлку нарядим?

* * *

Небольшая, едва доходящая невысокой Лине до груди, старенькая, но пушистая ёлка занимает своё почётное место в свободном уголке комнаты.

Поставив макушку, Павел опускает взгляд и мягко улыбается. Лина сидит прямо на полу, скрестив ноги и увлечённо копаясь в коробке с игрушками.

— Эту или эту, как думаешь, Паш?

Лина подвешивает на пальцах две игрушки: старенькую, ещё доставшуюся от бабушки, заснеженную избушку и купленного в прошлом году пряничного человечка.

— Вот на эту ветку, — Лина дёргает свободной рукой за одну из нижних веток, и Павел качает головой, прежде чем толкнуть пальцем пряничного человечка. Тот тут же принимается покачиваться на верёвочке.

— Думаешь?

Павел молча дёргает за ветку чуть выше той, что выбрала изначально Лина. Говорить бессмысленно, она его не услышит, но они и так справляются. Без слов.

— Хорошо. Сюда так сюда. А это куда?

Павел осторожно снимает с её пальца избушку и вешает среди центральных веток.

— Знаешь…

Обернувшись на голос, Павел сталкивается с Линой взглядом и хоть он и помнит, что она его не видит, но сердце в груди всё равно ёкает. Сейчас она такая уютно-домашняя, с этими заплетёнными в короткую косичку волосами и в тёплой пушистой пижаме.

— Это так странно, — продолжает Лина, даже не подозревая, что ей сейчас любуются. — Не видеть тебя, но видеть, как ты вешаешь игрушки. Со стороны это выглядит довольно фантастично. Игрушка сама по себе плывёт по воздуху и надевается на ветку. Может видео такое снять? Как думаешь, в интернете зайдёт? Заведём канал, монетизируем и у нас будет хоть немного больше денег. Что скажешь? Назовём его… Будни домового?

— И тебе влетит от ректора, — ворчит Павел, на мгновение забывая, что Лина его сейчас не только не видит, но и не слышит.

— И мне влетит от ректора? — будто всё-таки слыша, повторяет Лина его слова, только интонация, с которой они звучат, скорее вопросительная. — Ты это, наверное, скажешь, да? Жаль, а ведь неплохая идея, скажи же?

Замершее было в надежде сердце медленно и тяжело бухает о рёбра. Вместо ответа Павел просто достает один из шариков из коробки: яркий и рыжий, как волосы Лины.

— Ты прав, давай лучше наряжать. А-то я размечталась.

Лина грустно хмыкает и подхватывает из коробки старенькую шишку.

* * *

Останавливаются они лишь тогда, когда в коробке не остаётся ни единой игрушки, а вся мишура пушистой змеёй обвивает ёлку. Лина тянется к розетке, втыкая вилку удлинителя и включая гирлянду. Та вспыхивает, раскрашивая ёлку ещё более яркими красками, и Павел выключает свет, погружая комнату в переливающуюся огоньками темноту.

— Красиво, да? — почему-то шепотом спрашивает Лина, подходя ближе к ёлке.

— Красиво, — так же шепотом соглашается Павел. Громкий голос сейчас кажется ему неуместным.

Он мягко подступает ближе к обнимающей себя за плечи Лине и замирает в каком-то шаге от неё, когда слышит тихий сбивчивый шёпот:

— Знаешь, мне так страшно… Нет, с одиночеством я справлюсь, до того как я переехала сюда я почти всегда была одна, маме нужно было строить карьеру и искать себе нового мужа, друзей у меня близких не было, но… Я не хочу терять тебя, понимаешь? Без тебя не просто одиноко, пусто. Не вокруг… Внутри.

Павел вздрагивает от этого признания и от того, как морщится, растирая грудину Лина.

«Всё будет хорошо» — хочется ему сказать, но язык не поворачивается. Будет ли это самое «хорошо»? Получится ли восстановить связь или тот, кто всё это делает, добьётся своего? Да и стоит ли что-то говорить, если она всё равно не услышит?

— Я только сейчас поняла… — Лина замолкает, прикрывая рот ладонью, и в свете мигающих огоньков капельки влаги в уголках её глаз вспыхивают разными цветами.

— Всё будет хорошо, — всё-таки шепчет Павел и, обняв Лину со спины, прижимает к себе. — Я буду рядом.

— Паш… — дрогнувшим голосом шепчет Лина и ладонь её ложиться поверх его переплетённых рук. Будто она чувствует… — Паш, это действительно ты?..

«Чувствует» — понимает Павел, когда пальцы Лины сжимаются на замке его рук и сердце заходится в груди от недоверчивой радости.

— Я, это я. Я рядом, — шепчет Павел на ухо, прижимая Лину к груди теснее и не боясь той пресловутой жадности, что вновь вспыхивает в нём.

— Паш, кажется… Я тебя слышу. И чувствую…

Лина разворачивается в его руках, обнимая за шею и упираясь макушкой под подбородок. И оставаясь в его объятиях.

— Только не вижу, — ворчит она, продолжая обнимать. — Но я закрою глаза.

— Всё будет хорошо, — повторяет он уже уверенней, ведь их связь начинает восстанавливаться.

Сейчас ему плевать, что они просто хозяин и домовой. Об этом он подумает потом.

* * *

Павел снова спит с Линой в форме кота, прижимается пушистым боком к её животу и слушает тихое, уютное сопение, а наутро дёргается от телефонного звонка.

Серая хмарь заглядывает в окно, будто удивляясь, и чего это люди проснулись, однако мелодия звонка так и не затихает. Лина тянется к мобильнику, отвечая не глядя, и тут же садится, распахивая глаза.

— Привет, Лев.

Павел, решивший в этот момент потянуться, замирает в неудобной позе, прежде чем сесть и прислушаться, только вот собеседника расслышать не удаётся, как он не старается. По ту сторону линии слышится лишь белый шум, будто и нет там никого кроме сплошных шипящих помех.

— Нет, я сегодня тоже…

Лина замолкает и появившаяся меж бровей хмурая морщинка исчезает. Всё её лицо как-то внезапно разглаживается, приобретая пустое выражение. Павел подступает ближе, осторожно трогая лапой локоть, но Лина на это никак не реагирует. Так и продолжает с отсутствующим взглядом слушать собеседника и только обвивающий запястье нитяной браслет пульсирует, вновь набираясь цвета.

— Хорошо, — отмирая, соглашается Лина и на губах её внезапно появляется едва заметная улыбка. — Встретимся сегодня, посидим. Ладно, я там буду. Увидимся.

«Что?..»

— Паш, прости, сегодня я учиться не буду. Да и компанию тебе не составлю. У меня свидание. Поможешь выбрать платье?

«Платье?..» — хочется переспросить Павлу, но он только молча наблюдает за тем, как Лина, соскользнув с дивана, спешно направляясь к шкафу. — Ты обычно не носишь платья…»

Обращаясь внутрь себя, Павел чувствует, как вновь истончается связывающая их нить, и сердце в его груди болезненно сжимается.

* * *

«Всё, я ушла. Ужин можешь не готовить, буду поздно» — единственное, что сказала Лина прежде чем хлопнуть дверью.

Будто и не было вчерашнего вечера, будто и не было объятий и вновь крепнущей связи. И тихого признания: «Без тебя не просто одиноко, пусто».

Павел меряет комнату шагами: от одной стены до другой, от ёлки в уголке, до балконной двери и стола и так вновь и вновь.

День прошёл в приготовлении к пресловутому свиданию. У Павла Лина спросила только про платье и больше к нему не обращалась. Будто забыла о его существовании.

Перед глазами Павла до сих пор стоит её лицо: отстранённое, равнодушное, будто налепленная кем-то маска. И этот пульсирующий нитяной браслет, что обвивает запястье… Будто поводок.

«Поводок!» — вспыхнувшая в голове мысль заставляет Павла замереть на месте.

Он так и не посмотрел их проблему в книгах, но сейчас даже и не думает об этом, всё равно даже не понятно в какой из них искать нужное. Да и есть ли там… это самое нужное. А Лина ушла ко Льву и…

«Ты просто ревнуешь».

Павел мотает головой, отгоняя от себя мысли и пытаясь сосредоточиться. Только холодок внутри становится всё сильнее.

— Ты не должен, — бормочет вслух Павел, не боясь быть услышанным, и косится сначала на ведущий в коридор проём, а затем на ящик, где скрывается амулет.

— Ты не сможешь, — поправляет он себя, но всё-таки открывает верхний ящик, где среди ручек и нескольких блокнотов лежит то, что ему нужно.

Костяной кругляшок на шнурке больно жалит пальцы, когда Павел пытается коснуться его. Ведь только с помощью амулета есть надежда выйти за порог.

Новое прикосновение к амулету оканчивается ещё одной вспышкой боли и Павел снова отдёргивает руку. На коже, словно крапивница, растекаются красные точки.

Прикрыв глаза и сжав пострадавшую руку в кулак, Павел обращается внутрь себя и, глядя на то, как прямо на глазах бледнеет их с Линой связь, решается.

Шнурок причиняет не такую боль, как сам амулет, будто по нему приходят лишь отголоски не желающей подчиняться ему силы.

— Прости, но мне нужно выйти, хоть ты и считаешь, что мой удел это эти стены. Я хочу убедиться, что с Линой всё в порядке, что ей ничего не угрожает. Но для этого мне нужно выйти за порог. Ты понимаешь, кусок ты кости этакий?

Шумно выдохнув, Павел надевает амулет, опуская его за ворот тонкого джемпера цвета кофе. Стоит костяному кругляшу коснуться кожи и тело сводит болью, так что дыхание перехватывает и Павел сгибается, хватаясь за грудь и опираясь на стол.

«Мне нужно убедиться, — повторяет он мысленно, хватая ртом воздух, будто амулет разумный и может его понять. — Я не буду докучать, если у неё всё хорошо и отступлю. Обещаю».

Боль отступает. Она не уходит полностью, но становится вполне терпимой, будто амулет действительно понял и убавил мощности. Дыхание восстанавливается и вот уже Павел может стоять без поддержки стола.

— Спасибо, — шепчет он в пустоту.

В следующий раз он замирает на пороге. Всего-то и нужно, распахнуть дверь и сделать шаг. Однако… Мысли о том, что может не получиться, что стена может снова встать на пороге, не давая ему его переступить, заставляют медлить.

Будто подстёгивая, грудь снова опаляет яркой вспышкой боли, и Павел решается, открывая дверь и делая шаг через порог.

На этот раз никакой стены на его пути не появляется.

Глава 9

Павел цепляется за связывающую их с Линой нить, чтобы найти дорогу. В груди жжёт болью амулет, а в солнечном сплетении разрастается холод, тот самый, что словно шепчет: «Поторопись, иначе рискуешь лишиться связи». И он торопится, переходя на бег.

Ему везёт, и Лев не увозит Лину слишком уж далеко. Павел находит их через каких-то двадцать минут в застеклённом павильоне при кафе, в уголочке, отгороженном ширмой — уютном и интимном.

Лина, в том самом платье, что они выбрали, сидит, улыбаясь и о чём-то разговаривая со Львом, и по тому, как истончилась их ниточка связи, Павел понимает — сейчас она его не услышит. По тому, как улыбается Лев, глядя прямо на него, Павел понимает и другое. Лев его не только видит, но и знает что происходит.

Руки как-то сами собой сжимаются в кулаки и вспыхнувшая в груди злость готова составить конкуренцию той первой боли, что принёс ему амулет.

— Отпусти её, — требует Павел, бросая быстрый взгляд на Лину. Та сидит, неспешно доедая тирамису и будто бы вообще ничего не замечая вокруг. О себе Павел не думает, его она ни видеть, ни слышать не может, а вот отвлеченность Льва, его заинтересованность пустотой и довольную, высокомерную, будто у победителя, усмешку, должна была заметить. Но ей будто бы нет до этого никакого дела.

— А я не держу.

Лев разводит руками и в его лице появляется что-то хищное. Павлу даже кажется, что его зрачки вспыхивают пламенем, как и волосы. В каштановых прядях нет-нет да проскакивают искры, что совсем не получается списать на отблески подвешенного над головами небольшого светильника.

Нитяной браслет на запястье Лины пульсирует, однако теперь виден второй его конец и уходит он именно ко Льву.

— Убери свой поводок.

Павел оскаливается, показывая клыки, будто находится не в человеческой форме, а в кошачьей. Только на Льва это не производит никакого впечатления.

— А если я скажу «нет»? Знаешь, ты ведь ничего не сможешь сделать. Только ждать нового хозяина, домовёнок. Слишком слаб, слишком нерешителен. Мне тебя даже жаль немного.

Павел медленно выдыхает, беря себя в руки, и разжимает кулаки.

— Кто ты?

— Какая разница, домовёнок? Ещё чуть-чуть и ты вернёшься в свои родные стены и навеки там останешься. Лишь только ниточка порвётся и твоя хозяйка станет моей.

— Кто. Ты.

Повторяет Павел, выделяя голосом каждое слово, но вызывает у Льва лишь новую усмешку превосходства.

Эти тонкие губы хочется разбить. Впервые за много лет своего существования в роли домового Павлу хочется поступить так по-человечески: ударить кулаком по наглому, холеному лицу, так чтобы кожа на тонких губах лопнула и брызнула кровь.

— Ладно, подсказка. В награду за упрямство, так сказать.

Лев, будто издеваясь, нежно касается руки Лины, той самой, запястье которой обвивает пульсирующий браслет. И она поднимает голову, улыбаясь ему, будто возлюбленному. Сердце Павла при взгляде на эту картину колет тупой иглой. Даже когда Лина возвращается к десерту боль не проходит, смешиваясь с той, что дарит прильнувший к коже амулет.

— Если бы ты исчез, я бы мог принять твой облик и соблазнить её гораздо быстрее, чем сейчас.

Теперь огонь в зрачках Льва вспыхивает куда явственней и не исчезает сразу, будто чтобы Павел точно успел его рассмотреть.

— Огненный змей…

— Молодец. Жаль, награды для тебя у меня нет. Ибо твоя награда уже моя, — тот, что называет себя Львом, довольно жмурится. — А знаешь, подступиться к ней было тяжело. Её сердечко было занято. Но ты был так нерасторопен, что…

Павел не дослушивает. Он немного знает об огненных змеях, но не помнит, как их побеждать. Однако если Лев говорит правду и в сердце Лины был он, Павел…

— Эй, ты чего?

Растерянный голос заставляет усмехнуться уже Павла, а в следующий момент он подступает ближе к Лине и наклоняется. Та будто чувствует что-то, вскидывается, поднимая голову.

Лишь один удар сердца разделяет существование Павла на «до» и «после». Если он не угадал, если всё это бессмысленно, он может просто перестать существовать. Чувства к подопечной и одновременно к хозяйке для домовых своего рода негласное табу. Домовой и ведьма, ну разве это пара? Разве может что-то быть между духом и человеком?

Он даже не уверен, что вообще хоть что-то получится, однако решает рискнуть. Ему уже всё равно на последствия.

Подавшись вперёд, Павел накрывает чуть приоткрывшиеся губы своими и целует: сразу глубоко и жарко, так как давно уже хотел. Обхватывает ладонью затылок не давая отстраниться.

На мгновение Лина вздрагивает, пытаясь оттолкнуть, а потом встречается с ним взглядом. В глазах вспыхивает узнавание и она… отвечает на поцелуй.

* * *

Рядом что-то вспыхивает, опаляя жаром, и Павел разрывает поцелуй, загораживая Лину плечом.

— Что происходит?..

Удивление медленно перетекает в испуг, который быстро трансформируется в ошеломление. В обращённых в сторону Льва глазах отражаются всполохи пламени, а в отделённой ширмой закутке становится гораздо светлее.

— Огненный змей, — отзывается Павел, оборачиваясь.

Перед ним действительно змей: гибкий, переливающийся, словно живой огонь, и крылатый. Небольшие крылья Павел различает не сразу, принимая их сначала на причудливые отблески от тела. А потом гибкое тело поднимается в воздух и Павел отшатывается.

— Как от него избавиться?

Лина жмурится, вжимаясь в неожиданно крепко стоящую ширму спиной, и ловит ладонь Павла своей рукой. Тепло растекается по его телу, притупляя боль в груди и прогоняя холод из солнечного сплетения. Павлу даже проверять не надо, чтобы понять, что нить их связи вновь окрепла и больше не собирается рваться так просто.

— Понятия не имею, но сейчас проверю, — обещает Павел, нехотя отпуская руку Лины и меняя форму.

Закрыв для этого глаза, Павел пропускает момент атаки змея и то, как Лина кидает в него ложечку. Только недовольное шипение и звонкое бряцанье улетевшей в сторону ложки говорят ему о том, что тут произошло.

Зашипев, Павел бросается в атаку, не давая отпрянувшему змею оправиться от неожиданного удара.

Огонь больно жжётся, когда Павел пытается достать противника. Опаляет усы и чувствительный нос. Однако он едва это замечает, следя за тем, чтобы змей не подошёл к Лине слишком близко.

Маленькое пространство не позволяет им особо развернуться. Павел крутится юлой, когда змей нападает и бьёт когтями, когда выпадает удачный момент. Порой слышится голос Лины, однако разобрать слова не получается. Лишь по мечущемуся в стороны змею удаётся понять — магичит.

Павлу хочется крикнуть, чтобы прекратила, сил у неё змей и так немало покачал, однако именно в этот момент тот достает его бок своим пылающим хвостом.

Боль ошпаривает с той стороны так, что на мгновение темнеет в глазах, а в следующий момент Павел изворачивается и, несмотря на жар, вцепляется клыками в горло. Туда, где треугольная голова перетекает в гибкое тело.

Утробное ворчание вырывается помимо воли. Огненный хвост снова полосует Павла. На этот раз по спине. Ошпаривает болью и запах палёной шерсти забивается в нос, однако Павел лишь сильнее сжимает челюсти. Ровно до тех пор, пока змей не перестаёт двигаться, а потом рассыпается искрами, больно жаля по носу в последний раз.

* * *

— Ну и чего вы мне тут устроили?!

Едва добравшийся на нетвердых лапах к Лине Павел оборачивается, чтобы столкнуться взглядом с упитанным серым короткошёрстным британским котом.

— Спрашиваю, чего устроили, окаянные?! Всех клиентов мне сейчас перепугаете! Думаете легко отводить внимание от вашего дебоша?

— Домовой?..

— Домовой, кафешный, как меня только не называли, девочка, — внезапно успокаивается кот и приосанивается. Только ненадолго. Довольно быстро он снова смурнеет, оглядываясь.

Павел тоже оглядывается: немного подпалин, разбитая чашка, опрокинутый стул, ложечка в дальнем углу и след сажи на полу, то самое место, где рассыпался искрами огненный змей. О том, как выглядит сам, Павел старается не думать.

— Устроили вы мне тут…

— Могу помочь.

Павлу не стыдно за случившееся, повернись время вспять и он бы поступил точно так же. Однако помощь он предлагает вполне искренне.

— Да чего уж там… Сам еле на лапах держишься, погорелец. Кто это вообще был?

— Огненный змей.

— О, — только и выдаёт британец. — Идите-ка вы домой. Оплатите только. Или…

Кот задумывается, когда Лина тянется за курткой, чтобы одеться.

— Не надо платить. Моя вина, не доглядел, что не человек это был. Неприставил никого к вам. Просто идите. Я тут сам разберусь.

— Но… — начинает Лина, но британец только хвостом недовольно стегает, прерывая разговор.

— Я всё устрою, не переживайте. Только в следующий раз, если придёте, не устраивайте тут ничего такого.

— Спасибо.

— Береги её, такие хозяева не часто в жизни выпадают.

Павел согласно прикрывает глаза, однако форму не меняет. Сил на это у него уже нет.

— Паш, — тихо зовёт Лина, а Павел так же тихо отзывается:

— Подвезёшь погорельца?..

* * *

— Огненный змей обычно приходит к тоскующим людям, чей любимый умер или находится далеко, — читает Павел в бестиарии Лины сидя на диване, пока та делает на кухне отвар из каких-то трав. Ожоги, нанесенные огненным змеем, не заживают так просто и переходят с кошачьей формы на человеческую, раскрашивая краснотой и маленькими пузырикам спину, бок и даже немного лицо.

Амулет снят сразу по возвращении и вновь спрятан в ящик. Только на груди, будто на память, остался круглый красный след. И Павел не уверен, что он пройдёт без остатка.

— Но если бы у него был возлюбленный, то змей не приклеился бы ко мне.

Лина возвращается в комнату. Снова по-домашнему уютная, с собранными в низкий хвостик волосами и с кружкой в руках.

— Мне это пить?..

— Тебя этим мазать. Сейчас возьму ватных дисков и лечить твои боевые раны буду, кот дворовый.

— Я не дворовый, — ворчит Павел, послушно разворачиваясь спиной к Лине. — Я домашний.

— Домашние так не дерутся.

— Ты просто влюблённых домашних котов не видела.

Тишина опускается на плечи плотным одеялом и Павел оборачивается, только сейчас понимая, что сболтнул лишнего. Правда на лице Лины вместо негодования или возмущения написано смущение: яркое и очевидное. И сердце в Павла груди от этого радостно ухает о рёбра.

Как-то некстати вспоминается поцелуй, и взгляд сам собой прикипает к мягким лининым губам. Павел почти облизывается, вспоминая их вкус, и сам себя одёргивает.

— Это признание, Паш?..

— А ты хочешь, чтобы это им было?

— Я на тебя сейчас этот отвар вылью, если будешь отвечать вопросом на…

— Да, — прерывает её Павел, решаясь. — Это признание, если ты позволишь. Дух и человек — это неправильно, но для меня ты навсегда будешь вот здесь.

Забывшись, Павел касается груди на уровне сердца и шипит, попадая по краю круглой отметины.

— Мой боевой кот, — смеётся Лина, теряя всякое смущение. Будто ничего и не произошло, и не было только что признания. — Поворачивайся, раны лечить буду. Боевые.

Павел закусывает изнутри губу, отворачиваясь.

Досада разливается в груди и, чтобы как-то отвлечь себя, он берёт линин телефон, чтобы поискать наконец-то этого Льва в сети.

— Как у змея фамилия была, напомни?..

Едва коснувшиеся спины пальцы Лины вздрагивают.

— Костяков…

— Хочу посмотреть, что с ним на самом деле случилось.

— Ты думаешь?..

Павел не решается пожать плечами, чтобы рука Лин, протирающая отваром покалывающие ожоги, не причинила боли, и вместо этого отзывается вслух:

— Не знаю. Они могут на себя не только личину мёртвого натягивать, но и вполне живого, но далёкого. Если предположить что настоящий Лев куда-то уехал, а мать по нему сильно тосковала, то… Вполне реально, что таким образом она притянула к себе этого ужа горелого.

Лина прыскает, на мгновение отвлекаясь от ожога, но тут же к нему возвращаясь.

— А если он мёртв?..

— Значит мёртв. Похоронен и его матери придётся это принять. Надеюсь, змеёныш больше к ней не вернётся.

«И к нам тоже» — добавляет Павел мысленно.

— И к нам тоже, — вторит его мыслям Лина, осторожно продолжая протирать ожоги и со спины переходя на бок.

Павел ищет в соцсети нужного человека и среди нескольких почти полных тёзок наконец-то находит.

— Жив, здоров, женат. Живёт правда… Если верить написанному тут, во Франции. И даже дочку воспитывает.

Лина заглядывает в мобильник, опираясь для надёжности подбородком в плечо Павла. С последней фотографии на странице настоящего Льва, датированной прошлой неделей, на них смотрит улыбающийся мужчина со знакомым лицом и одетой в ярко-розовую курточку девчушкой на руках. Подпись гласит: «Свозили принцессу в Диснейленд. В следующий раз она повезёт нас сама».

— Видимо с матерью они не общаются… — тихо замечает Лина.

— Видимо. Поэтому, скорее всего, змей и прицепился.

— Знаешь, — так же тихо, даже и не думая отстраняться, продолжает Лина и Павел впитывает эту близость всем своим естеством. — Я тебя тоже люблю.

Мягкий поцелуй, из-за движения Павла угодивший не в щёку, а в уголок губ, ошеломляет гораздо меньше чем признание. Сердце в его груди трепыхается, будто вырастая в размерах, так что грудная клетка становится ему маловатой.

— Отложи отвар и иди сюда, — просит Павел, но вместо объятий получает тычок пальцем в ожог и шипит.

— Сначала обработаем раны, а всё остальное потом, Паш. Я никуда не убегу.

Не убежит. Теперь нет. Он не позволит.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9