Пирос (СИ) [Дарья Кей] (fb2) читать онлайн

Дарья Кей (Mista) Пирос

Спасибо Inariel., Диане Шипиловой, Okeanika и всем остальным за помощь в ПБ.

1

Два мальчика стояли на балконе и наблюдали за происходящим на внутренней площади замка южной страны Пирос. Там перед их отцом королём Э́лиадом Керреллом и старым потолстевшим и полысевшим генералом, густо обвешанным медалями, выстроились несколько взводов в огненно-красных мундирах. Начищенное до блеска оружие, сверкающие золотом пуговицы и значки — все как на подбор. Командиры переходили от одного строя к другому, порой останавливаясь перед кем-то из военнослужащих, и о чём-то переговаривались.

Младший принц, Эдвард, совсем не по-королевски присев на корточки и просунув голову меж толстых балясин^[1], пытался лучше разглядеть полки́.

— Интересно, зачем их смотрят в этот раз? — спросил он, сильнее вытягивая шею.

— Красные мундиры — магическая пехота. Таких не станут собирать просто так. Хотя я думаю, что тут далеко не все, — многозначительно произнёс Филипп, нахмурившись.

— Это какой-то поход? — Эдвард глянул на брата и снова отвернулся. — Как мама сказала в прошлый раз.

Филипп покачал головой. Он не поверил матери, когда та назвала эти сборы походами. Она едва ли могла знать хоть что-то о важных делах отца. А дело было важным. Потому что магическую пехоту собирали уже пятый раз за последние месяцы.

— Слишком много людей для простого похода, — наконец ответил Филипп.

— Значит, и не охота, да? — Эдвард почесал подбородок. — Может, рейд? Ну, знаешь ведь, по королевству.

Филипп тяжело вздохнул, закатывая глаза.

— Конечно, не охота! Не будут брать волшебников для такой ерунды, Эд. А для рейдов… Слишком часто. Зачем каждый месяц разъезжать по королевству? Тем более, я знаю — проверяют только границы. И это странно. Хочу, чтобы отец рассказал всё как есть. Я достаточно взрослый!

— Я тоже взрослый! — поддакнул Эдвард и вернулся к разглядыванию военных.

Филипп раздражённо посмотрел на брата. Тот ведь ничего не понимал! Да и мог ли мальчик в одиннадцать лет разбираться в чём-то, что касалось военного дела или политики? Снисходительно улыбнувшись, Филипп снова устремил взгляд на ряды солдат. Три года разницы — такой небольшой срок! — а казались непреодолимой пропастью. Эдвард был всего лишь мальчишкой, слишком активным и ещё по-детски восторженным. Филипп же старался быть серьёзным: он кронпринц, наследник, ему не подобает сидеть на полу балкона, только чтобы отхватить вид получше. Он должен быть ответственным, должен знать, что происходит в его стране, а не строить глупые предположения о том, что такое сильное подразделение войск может быть созвано для охоты!

— А как ты думаешь, для чего это? — спросил Эдвард, оборачиваясь к брату.

Он смотрел на Филиппа, будто тот мог дать ему самую точную и правдивую информацию в мире. Но Филипп неопределённо пожал плечами, проходя взглядом по рядам военных. В голове крутились самые разные мысли, но он боялся высказать любую из них. Потому что, если это действительно рейды, на границах происходило нечто серьёзное.

— Мальчики, уйдите с балкона, — тихо произнёс спокойный, но настойчивый голос.

Братья обернулись. У витражной балконной двери, кутаясь в вышитый кардиган, стояла женщина со светло-русыми волосами — их мать. Агнесс Керрелл была отнюдь не красавицей, но преподносила себя с такой грацией, что никто и не думал о внешности. В её облике всегда переплетались достоинство и гармония, а спокойное величие опытной, строгой женщины заставляло двух мальчишек трепетать перед ней.

Филипп послушно вышел с балкона. Эдвард замешкался, ещё раз взглянул на идеальные ряды военных и поспешил за братом. Он хотел ещё раз обратиться к нему, продолжить разговор, узнать его мысли, но гувернёр позвал Филиппа на занятия, и Эдвард вздохнул, морща нос: к нему тоже скоро должен был прийти преподаватель. За ним ещё один, и ещё, и так, сменяя друг друга, они займут весь оставшийся день. Эдвард был уверен — до ужина с братом он не увидится.

Так и вышло: учителя истории, географии, математики, письма попеременно захватывали внимание, отвлекая от мыслей о строях, об отце и о разговоре с Филиппом. Хотя кто и от чего ещё отвлекал! Первые два преподавателя устали делать принцу замечания об ошибках и сказанном невпопад и получать в ответ: «Простите, я не расслышал вопрос».

— Вы сегодня слишком рассеянны, ваше высочество, — заметил историк, глядя на Эдварда поверх очков. — Что вас так отвлекает сегодня? Весна?

Он тихо усмехнулся в сторону.

— Не знаю, — ответил Эдвард, ковыряя корешок толстой книги. — Может, я заболеваю…

— Надеюсь, что нет. Продолжим…

— Сэр?

— Да, ваше высочество? — с лёгким недовольством профессор посмотрел на Эдварда.

— Да нет, ничего, — тот помотал головой. — Не говорите господину Ларсу, что я… отвлекаюсь.

Профессор ничего не сказал на это и повернулся к карте, готовый продолжить лекцию про какое-то там сражение, произошедшее когда-то там у какой-то там границы, и это было что-то ну очень исторически важное, перевернувшее Войну трёх орденов — и бла-бла-бла… Эдвард слушал краем уха и мысленно ругал себя. Зачем он вообще открыл рот? Конечно, профессор истории, вдохновенно рассказывающий о сражениях прошлого, мог бы и знать, зачем нужны мобилизованные полки — в его толстенных книгах те «мобилизовывали» на каждой странице — и бесконечные смотры, но Эдвард был рад, что вовремя осёкся. Профессор наверняка пожаловался бы гувернёру, тот бы сказал матери, а она могла донести всё до отца. А тому уж точно не стоило знать, чем интересуется сын.

* * *

Наконец последнее занятие кончилось, и господин Ларс позвал Эдварда к столу. Король Элиад любил, когда семья собиралась за одним столом, но в последние месяцы совместные ужины стали настолько редки, что каждый из них казался особенным, хотя ничего особенного, конечно же, не было: отец, мать и оба брата в небольшой — в сравнении с теми, где проходили приёмы — обеденной зале, освещённой парящими над столом световыми сферами. Простые блюда, несколько слуг, разговоры о чём-то отвлечённом: в основном об учёбе мальчиков, предстоящих празднествах и повседневных занятиях. Не то что те званые обеды, когда детей даже в столовую не пускали.

Это был первый семейный ужин за последние две недели, а потому поначалу Эдвард старался вести себя примерно: не вертелся, не шумел и даже почти не разговаривал, что сам находил странным. Как же трудно было держать при себе все слова, вопросы, роящиеся в голове, и глупости, которые бы никто не одобрил, а ведь стул умолял на нём покачаться, и ноги болтались туда-сюда, скрытые за длинной скатертью.

Незаметно для детей Агнесс Керрелл бросила на мужа вопросительный взгляд. Элиад коротко кивнул ей и призывно кашлянул. Эдвард и Филипп тут же обернулись к отцу, и его величество начал:

— Мальчики, — он по очереди посмотрел на детей, — на завтра у меня запланировано несколько важных встреч, которые пройдут в Ворфилде.

Одно название военной крепости на восточной границе Пироса заставило братьев навострить уши. Ворфилд казался Эдварду лучшим местом в мире, местом мечты. Там можно было кататься на длинноногих лошадях, лазать по турникам и сражаться с врагами-чучелами. Как ещё было развлекаться мальчику, которого из-за возраста даже на балы до недавнего времени не брали? Конечно, бегать на военном полигоне, размахивать бутафорским мечом, воображая себя рыцарем из сказок, и наслаждаться зрелищными тренировками кажущихся такими взрослыми молодых людей! Там многое ещё было под запретом, но Эдвард искренне любил Ворфилд и всегда с нетерпением ждал поездок туда.

Под восторженными взглядами сыновей Элиад Керрелл продолжал:

— Некоторые дела касаются и вас. — Он чуть дольше посмотрел на Филиппа. — Это значит, мальчики, что вы поедете на полигон со мной.

— Ей! — Эдвард качнулся на стуле так, что едва не опрокинул его, но вовремя схватился за столешницу.

Он залился краской, едва сдерживая смех, несмотря на короткий осуждающий взгляд матери. Остальные предпочли сделать вид, что не заметили выходки.

Сразу после ужина Филипп, отчего-то совсем не радующийся поездке в Ворфилд, исчез. Казалось, он избегал младшего брата, а Эдвард так хотел расспросить его обо всём! Но, к досаде, Филипп ни разу не оставался один, когда Эдвард наконец находил его: то он сидел в гостиной с матерью, то рядом оказывался гувернёр, а порой и одна из пронырливых сплетниц-служанок, которых всё всегда интересовало. Мальчики давно уяснили, что при них никак нельзя секретничать.

Долгие настойчивые взгляды, намекающие, что стоит выйти и поговорить, не срабатывали: Филипп мастерски их игнорировал, и Эдвард решил подождать. Тем более ему было что ещё рассказать брату, но он сомневался…

* * *

Ночная тень легла на замок. Свет в коридорах погас, редкие горящие шары потускнели и опустились на свои места — отдыхать. Все шторы были закрыты, последние угли догорали в оставленных без присмотра каминах, стихли звуки шагов, и только на кухне до сих пор вполголоса трещали кухарки, подгоняя поломойку, которой только мешали убирать. На верхних же этажах тишину и безмятежность уснувшего замка не нарушало ничего, и только через какое-то время в спальном детском крыле бесшумно приоткрылась дверь. В образовавшуюся щель высунулась мальчишеская голова. Голова осмотрелась и, не обнаружив никого вокруг, юркнула в темноту коридора. Осторожно прикрыв за собой дверь, принц Эдвард на цыпочках подобрался к комнате брата и без стука вошёл.

— Ты спишь? — прошептал он, зажигая на кончиках пальцев слабые, ничего не осветившие огоньки.

— Ещё бы, — пробурчал Филипп, ворочаясь в кровати. — Чего тебе?

Эдвард на ощупь и по памяти пробрался к постели брата, нашёл кресло и с ногами забрался в него, зажёг свечи в витиеватом канделябре на прикроватной тумбе.

— Видишь, что я могу? — тихо спросил он. — Я часто думаю о магии. Надо рассказать отцу, как считаешь?

— Надо, — отозвался Филипп, делая вид, что не обращает внимания на то, как просто Эдвард не только говорит о магии, но и использует её. Ещё вчера у него не было никаких способностей вообще! Или были, но он молчал?

— Мне кажется, ему сейчас не до того…

Эдвард расстроенно притянул колени к груди, внимательно глядя на Филиппа. Тот смотрел на него серьёзно.

— Да, наверняка его занимают и походы, и проверки границ, или чем он там так занят, что собрался в Ворфилд, но чем раньше ты скажешь, тем быстрее начнёшь учиться.

— Н-да… Я даже не думал, что смогу так рано! — Эдвард качнул головой, а его лицо расплылось в счастливой улыбке. — У тебя ведь магия всего год назад проявилась.

Филипп проигнорировал эту реплику, сказанную так просто, без злорадства, наблюдая, как брат то зажигает свечу, то снова тушит её. Зажёг. Потушил. Зажёг. Потушил. Зажёг…

— Эд, хватит! Чего ты вообще пришёл?

— Поговорить. О том сборе.

— Да рейд это, рейд, — раздражённо ответил Филипп. Его глаза забегали, и продолжил он шёпотом: — Чтобы границы проверять и укреплять.

— Но зачем? И ты говорил, что они все волшебники… — Эдвард широко распахнул глаза.

— Значит, это серьёзный рейд. С какой-то целью, — с нажимом произнёс Филипп и, видя готовность Эдварда спросить что-то ещё, прервал его: — Иди спать!

— Но!

Эдвард попытался возразить, но Филипп задул свечу, завернулся с головой в одеяло и бросил:

— Я хочу спать. Иди к себе.

Эдвард не стал больше спорить и, поникнув, медленно вышел из комнаты, постоянно оборачиваясь. Но Филипп остался непреклонен, и, лишь когда дверь закрылась, он посмотрел через плечо, убедился, что один, и достал синернист^[2]. Отцу он уже не верил, когда тот говорил, что с Пиросом всё в порядке. Все эти рейды, частые отлучки отца в Ворфилд и на другие военные базы, особенно на юг, визиты генералов во дворец — ничто не укрылось от цепкого взгляда Филиппа. И он хотел знать причины, но у него не оказалось доступа ни к одной статье, где бы упоминалось слово «рейд», и никто не ответил бы ему на вопросы так прямо, как он того желал.

2

Эдвард ворочался полночи, не в силах уснуть, и думал о разговоре с братом. Что могло быть такого важного на границах? Мысли атаковали, роились, предположения чудесным образом выстраивались друг за другом, порой не имея ни малейшей связи, и, вконец запутавшись в собственных теориях, Эдвард незаметно провалился в сон. Проснулся он, лишь когда няня — полноватая женщина в идеально выглаженном платье и со старинными украшениями, которыми явно очень гордилась — пришла будить его. Эдвард мгновенно распахнул глаза от резкого света, проникшего сквозь распахнутые шторы, и сел на кровати, потягиваясь. Сонная дымка отступала, и, стоило Эдварду прийти в себя, как лицо его просияло. Выскочив из кровати — и напугав таким поведением няню, — он подбежал к окну и прижался носом к стеклу, пытаясь увидеть, что происходит во дворе. Мысли его были уже далеко, в Ворфилде, куда его с братом и отцом доставят совсем скоро.

— Сэр Эдвард, — строго произнесла няня. — Вам нужно умыться и позавтракать. Его величество будет ждать вас внизу через час!

Ничего толком не рассмотрев, кроме пары прошедших по двору слуг, Эдвард нехотя оторвался от окна. Под строгим наблюдением он проглотил завтрак, быстро оделся и, на ходу натягивая плащ, со всех ног бросился к большой лестнице.

Отец уже ждал внизу, в большом освещённом холле, одетый в дорожный костюм. Он только что отпустил посыльного, и тот, кивнув в знак приветствия, пробежал мимо Эдварда вверх по ступеням. Филиппа ещё не было.

— Доброе утро, папа! — прокричал Эдвард, сбегая с лестницы.

— Доброе, сын, — едва заметно улыбнулся сияющему от предвкушения сыну Элиад. — Перестегнись.

Эдвард бросил взгляд вниз, неловко улыбнулся и быстро перестегнул пару пуговиц, которые на бегу всунул не в те петли.

Парой минут позже показался Филипп. Под его светло-зелёными глазами залегли тёмные круги, а лицо выражало то ли расстройство, то ли обеспокоенность. Эдвард кинул на брата заинтересованный взгляд, но ничего не спросил, хотя от любопытства чесались и руки, язык. И, как бы Эдвард ни старался весь путь до кареты смотреть куда угодно ещё, взгляд возвращался к Филиппу. Тот, вжав голову в высокий воротник дорожного плаща и засунув руки в карманы, делал вид, что не замечает, как попытки Эдварда проваливаются одна за одной. Это нервировало, но Филипп держался, молчал. И не смел обгонять отца, хотя так хотелось скорее оказаться в карете, зажаться там в угол — и чтобы никто не трогал.

Карета ждала во дворе, совершенно не похожая на те, в каких обычно приезжают на балы: никаких сложных узоров, вензелей, ярких цветов, позолоты и драгоценных камней. Вид был прост: выкрашенный чёрной глянцевой краской стальной корпус, большие колёса и две отдельные кабины — для пассажиров и для водителя.

— Без лошадей? — удивлённо прошептал Эдвард.

— Вейер постарался! — гордо улыбнулся сыну Элиад Керрелл.

Мастера Вейера, самой технологичной страны континента, потрудились на славу: теперь у карет был двигатель, работающий на энергии драгоценных камней — главного топлива. Секреты мастера не раскрывали, но слухи ходили, что чертежи пришли из-за океана, с загадочного «второго материка» Форкселли, что делало такие кареты ещё более престижными и желанными.

Любовно улыбнувшись своему приобретению, Элиад Керрелл забрался в обитый тёмно-алым бархатом салон. Мальчики уже расположились там друг напротив друга. Филипп устало развалился на подушках. Эдвард подвинулся, давая место отцу, а потом и вовсе пересел на сторону к брату. Элиад подал водителю знак, и карета двинулась.

Им предстояло долгое путешествие на восток, и все расслабились. Все, кроме Эдварда. Какое-то время он сидел смирно, глядя в окно на проносящийся мимо город. Тот постепенно становился ниже, дома теряли изящество и богатство, а вскоре и вовсе превратились в редкие фермерские лачужки, окружённые бескрайними, по-весеннему цветущими, зеленеющими полями. Зевнув, Эдвард подпёр голову рукой. И почему они не могли просто телепортироваться из замка? Он посмотрел на отца. Тот любил ездить в каретах и не упускал такой возможности, но несколько часов от замка до границы не дающего телепортироваться барьера, а потом от начала такой же границы до самого бастиона казались Эдварду настолько же скучными и ненужными, как география Западных земель, которую ему отчего-то тоже нужно было изучать. Какая разница, что там за горами? Горы-то эти в сотнях тысяч километров, за Мидландом, и никто за них не перебирался…

Вздохнув, Эдвард пострелял глазами в отца и брата и быстро придвинулся к последнему.

— Фи-ил…

— Отстань, — не открывая глаз, сонно буркнул Филипп.

Эдвард демонстративно громко фыркнул и снова обратил внимание на отца, листающего голографические странички на приборе, который выглядел как круглая шкатулка с перламутровым камнем на крышке и легко помещался в ладони. Он назывался «синернист» и мог предоставлять любую информацию из всех библиотек и архивов планеты, какие только были доступны его обладателю. Эдвард не знал, как именно прибор определяет, что и кому можно показывать, но понимал, что это каким-то образом завязано на энергии, считываемой маленькими осколками камней на нижней части синерниста, что неприятно впивались в ладонь. Наверняка поэтому Эдварду никогда не удавалось вызвать ничего, кроме энциклопедий, словарей, учебников, чьё количество увеличивалось, чем старше он становился, да книжек со сказками и стихами. Ничего интересного. А вот отец наверняка читал что-то более занятное. Пользуясь его увлечённостью, Эдвард постарался рассмотреть текст с обратной стороны, но буквы, казавшиеся чёткими издали, начали расплываться. Элиад заметил внимание сына и, усмехнувшись, выключил синернист. Эдвард, недовольный тем, что его раскрыли, надулся и, снова отвернувшись к окну, стал теребить кисточки на шторах.

* * *

— Это Ворфилд! Ворфилд! — воскликнул Эдвард, вскакивая с места и высовываясь в окно.

Они ехали вверх по склону к приземистому бастиону. С одной стороны он был окружён невысоким забором, за прутьями которого виднелся ухоженный внутренний двор перед двухэтажным краснокаменным зданием с зелёными крышами. На передней башне развевался оранжевый флаг с чёрным бескрылым драконом.

Но это строение и конный манеж за ним были лишь видимыми частями бастиона. Под землёй скрывалось ещё несколько этажей подземных коридоров, секретных комнат командования и тренировочных залов. Редкие холмы, отгораживающие крепость с востока, скрывали в себе казармы, конюшни и оружейные комнаты. На юге разбились обширные поля с полосами препятствий. Эдвард не раз видел, как военные проводили там учения с настоящим оружием, которое нельзя было брать ни ему, ни Филиппу.

Эдвард безмерно любил Ворфилд. И за лошадей, и за мечи, и за открытые пространства. За то, как можно было преследовать снующих туда-сюда молодых военных, несущих документы или чепуху, и прятаться от них, ведь если заметят, нужно будет идти в другой коридор, искать новые «цели». Да даже дикие яблони, вечно цветущие на этом полигоне недалеко от тренировочных площадок, казались чем-то чудесным.

Когда карета остановилась, Эдвард первым выскочил из неё, за что получил неодобрительные взгляды отца и брата. Но ему было не до того — он, восторженный, озирался по сторонам и вдыхал запах травы и земли, всегда такой яркий и свежий здесь.

Высокий генерал с аккуратно постриженными седыми усами подошёл по мощёной дорожке — Эдвард, смутившись перед ним, отошёл к брату, — и поклонился королю. Элиад коротко кивнул, и мужчины пошли вперёд. Мальчики последовали за ними.

Они шли по пустому коридору, освещённому парящими в воздухе жёлтыми шарами. Приглушённый разговор взрослых было не разобрать, и Филипп, бросив попытки, тяжело вздохнул и поёжился.

— Сегодня тут тихо, — прошептал он.

Эдвард взглянул на брата и коротко кивнул, поджимая губы. Тишина здесь была гнетущая.

— Филипп! — Мальчики вздрогнули, услышав голос отца. Элиад Керрелл стоял в конце коридора, уже один, и смотрел на детей. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Пойдём.

Филипп кивнул и ускорился, не подавая виду, что хоть немного удивлён. Эдвард растерянно замер, не зная, что же делать ему. Но через несколько секунд к нему подошёл молодой человек в форме, представился лейтенантом Оуэном и вызвался проводить до конного павильона.

— Или куда вы хотите, ваше высочество? — поинтересовался он с улыбкой.

— Я? — не понял Эдвард — его мысли были далеко: с братом и отцом, с их тайным разговором, — и спросил: — Я смогу при вас кататься на лошади снаружи?

— Если вы будете осторожны, — подавшись вперёд и не переставая улыбаться, ответил лейтенант.

— Конечно. — Эдвард пожал плечами. Что угодно, чтобы развлечься без особого контроля.

* * *

Проехав на чёрном лоснящемся жеребце несколько кругов по открытому стадиону, Эдвард приказал увести лошадь и отослал присматривающего за ним лейтенанта Оуэна, уверяя, что ничего не приключится — меч у него бутафорский, а по турникам он лазал десятки раз. «Да, да, я буду осторожен», — с раздражением повторил Эдвард и, когда Оуэн, наконец, ушёл, пообещав находиться рядом, если понадобится, бросился в конец конной площадки, где за оградой росли дикие яблони с кислыми плодами. Чтобы их достать, приходилось залезать на забор, и с год назад обоих братьев наказали за порванную одежду и неподобающее поведение — как это, принцы и лазать по деревьям! С тех пор мальчики были очень осторожны и старались не попадаться на глаза тем, кто мог доложить отцу.

Сорвав кислое бледно-зелёное яблоко, Эдвард пошёл гулять по стадиону в ожидании Филиппа. Тот наверняка обсуждал что-то очень важное! И, разумеется, Эдварда никто не собирался в это важное посвящать. Он был маленький! Эдвард закатил глаза и пнул попавшийся на дороге камень.

Солнце пекло сильнее, Эдвард расстегнул плащ, от кислого яблока хотелось пить и руки стали липкими. И именно в момент, когда Эдвард собирался вернуться в здание, вышел Филипп. Он зажмурился после тёмных коридоров, приложил ладонь к лбу козырьком и, ничего не говоря, подошёл к чучелу с крестами-мишенями по всему соломенному телу. Филипп достал меч и вздохнул. Чучело иногда оживляли для тренировок, но без взрослых оставалось только отрабатывать удары на неподвижном противнике.

Эдвард забрался на турник рядом с чучелом и во все глаза смотрел, как Филипп раз за разом ударяет в центр мишеней и недовольно морщится. Ему не нравилось ни одно движение: то кисть пошла не так, то недостаточно силы удара… Филипп хотел быть идеальным, хотел достичь призрачного, несуществующего совершенства, которое выстроил в голове, во всём, но с каждым движением лишь разочаровывался в себе. Он и не предполагал, что выглядит мастером в глазах младшего брата.

Филипп бросил шпагу и плюхнулся на траву, запрокидывая голову.

— Ты чего? — спросил Эдвард, пережёвывая кусок яблока.

— Отец сказал, что мне нужно пройти тест… Но у меня ничего не получается так, как надо!

— Всё выходило прекрасно, — пожал плечами Эдвард. — Ты справишься!

— Ты не понимаешь. Это тест на выявление способностей, магического уровня. Его проходят в четырнадцать. — На лице Филиппа промелькнула гордость, но тут же сменилась отчаянием. — Ещё бы полгода, и я бы был готов.

Он застонал, опять откидывая голову и подставляя лицо солнцу.

— Ты справишься, — повторил Эдвард и откусил ещё кусок.

Филипп раздражённо посмотрел на него и произнёс сквозь зубы:

— От этого зависит моё поступление в Академию Мидланда! И никто не будет проводить повторный тест, если я провалюсь сейчас.

Эдвард понимающе закивал. Академия Мидланда считалась главной школой восточной части Мэтрика. Она находилась в единственной стране, где монархию сменила демократия; её курировал Совет Магии, поступить туда было престижнее, чем куда-либо, и только соответствие высоким стандартам Академии могло открыть её двери — не статус, не деньги.

— Я тоже хочу в Академию… — задумчиво протянул Эдвард.

— Тебе ещё рано, — хмыкнул Филипп.

Эдвард скривился и показал брату язык. Он хотел ответить, сказать что-то — и лучше, чтобы задеть Филиппа тоже. Но всё, что приходило на ум, пока он разглядывал с высоты турника площадку, было слишком обидным, и Эдвард молчал.

Тишину нарушил Филипп.

— А ещё отец сказал, что, когда я пройду этот тест и он узнает результаты, я получу одну из семейных реликвий. Я бы хотел Огненный меч. Он был у деда, помнишь? Гораздо полезнее доспехов…

— Кольчуги, — рассеянно поправил Эдвард, но брат его не слушал.

— И уж тем более полезнее Кристального Ока. Зачем оно вообще? В бою оно не поможет. — Он презрительно скривился. — Кто может его захотеть? А ты, Эд, что бы ты хотел?

— Меч, — без тени сомнения сказал Эдвард, взъерошивая рыжеющие на солнце волосы.

— Нет, — мотнул головой Филипп. — Меч заберу я. Выбери другое.

— Тогда… — Эдвард задумчиво посмотрел в лицо брата.

Глаза Филиппа искрились, он уже видел себя с заветной реликвией, уже представлял, как держит Огненный меч, и Эдвард не стал спорить.

— Тогда я бы хотел Кристалл.

Филипп переменился в лице.

— Ты чего? — Он смотрел на брата как на умалишённого.

— Я буду смотреть через него в будущее! Представь, сколько всего можно было бы предотвратить, если бы мы знали, что будет! Ты бы знал, какие задания будут на тесте. И поступишь ли ты в Академию. И ещё столько всего!..

Филипп нахмурился.

— Так нельзя, Эд. Это жульничество. Нужно жить в настоящем. Нельзя заглядывать в будущее после каждого решения и проверять, верно ли поступил. Это может только всё испортить. Хотя тебе не понять…

Эдвард упрямо мотнул головой, кинул в Филиппа огрызком яблока и, спрыгнув с турника, зашагал к выходу со стадиона.

* * *

Эдварду не нравились коридоры основного корпуса. Под потолками, кажущимися низкими даже одиннадцатилетнему мальчику, болтались световые шары, но света их было недостаточно, и хотелось зажечь ещё. Эдвард шёл по мрачным коридорам, уткнувшись в пол и уже не надеясь прийти к кабинету отца — он знал, что потерялся. Должно быть, свернул не туда после лестницы. Это было неудивительно, когда все повороты казались одинаковыми и нигде не висело ни единой таблички. И, как назло, по дороге Эдварду не встретилось ни души. Обычно днём коридор кишел людьми, топал десятками сапог и хлопал дверьми; каждый первый намеревался помочь или увести обратно на стадион, потому что детям нельзя было находиться в столь важном подземном крыле, где работали взрослые. Сейчас же — пустота. Даже лейтенант Оуэн, обещавший быть поблизости, куда-то исчез! И, плутая, Эдвард уже думал, не зашёл ли он в необитаемый отсек, где его найдут через пару лет грязным и голодным. А ведь он хотел только найти отца и спросить, почему Филипп проходит тест сейчас, почему поступает в Академию годом ранее, точно ли он получит меч…

Тут Эдвард поднял глаза от пола и замер. Заканчивающийся развилкой коридор показался смутно знакомым. На стенах появились эмблемы, у дверей — резные ручки, и, когда, свернув в длинную освещённую намного лучше прочих галерею, Эдвард увидел в конце флаг Пироса во всю стену, у него вырвался вздох облегчения. Он дошёл!

Но порадоваться он не успел — услышал голоса, один из которых точно принадлежал отцу. Оцепенев на мгновение, Эдвард подобрался к углу, заглянул за него и прислушался.

— Ваше величество, у меня важные вести с юга, — сказал мужчина с загорелой кожей и широкими, густыми бровями, одетый в дорожный китель. Звание с такого расстояния было не разглядеть. Зато Эдвард заметил, что после этих слов отец нахмурился.

— Расскажете по дороге, коммандер, — сказал он и пошёл вперёд.

Эдвард спрятался за угол, но продолжил слушать.

— Я только что прибыл с границы. Ночью в приграничном посёлке произошёл ряд нападений, двадцать пять погибших. По крайней мере десятерых опознали как местных жителей. Много разрушений, один дом спалили до основания. В нём обнаружено девять тел, видимо, он стал эпицентром. Все тела взрослые, кто с какой стороны — установить не получается, слишком много повреждений, никаких опознавательных знаков. Но мы идентифицировали следы магии, которая причинила такой ущерб: энергоаура.

— Аура? — переспросил Элиад, и в голосе его слышалась тревога.

— Именно. Соседи слышали взрыв. Несколько человек видели молнию на ясном небе. Говорят, в том доме жили дети, но мы их не нашли. Зато в бору недалеко от деревни обнаружен котлован: обвалена земля, сломаны деревья. А там ещё семеро — не наши, но…

— Но?

— Наши мундиры, ваше величество. Мы нашли значок на оружие, такие носят люди с Райдоса. Мы посчитали важным немедленно доложить вам. Эти люди, надевая нашу форму, настраивают население против нашей армии. Жители приняли нас не очень, кхе, тепло, когда мы прибыли разобраться в ситуации.

— По поводу обстановки мне уже доложили, — сухо сказал Элиад Керрелл. — А вот про значки интересно, коммандер. Передайте их на базу и сообщите представителю Восточного Альянса. Нам не нужна война.

Эдвард, казалось, врос в стену. Кого-то убили… Люди бунтуют… Кто-то настраивает народ против них, Керреллов…

Звук шагов раздался совсем близко. Задыхаясь, еле соображая, Эдвард пулей бросился на другой конец коридора и, пытаясь скрыть ужас на лице, сделал вид, что только пришёл.

— Отец! — крикнул он дрожащим голосом. — Т-то есть, в-ваше величество. Я тебя… В-вас ищу. Здравствуйте, сэр.

Коммандер кивнул и коротко попрощался с Элиадом.

— Что тебе, Эдвард? Я очень занят.

— Я… Пап… — Эдвард уже не знал, что говорить, о чём спрашивать. — Знаешь, а у меня… ну… магия. Вот, смотри!

Вокруг дрожащей руки вспыхнул ореол из пламени, но отец не обратил на это внимания.

— Позже, Эд. Позже, — проговорил он, и его тяжёлая рука легла Эдварду на плечо. — Вернёмся в замок и поговорим. Пойдём, тебе стоит вернуться на стадион.

Эдвард попытался возразить, но осёкся на полуслове и обречённо вздохнул.

3

Филипп нервничал, пожалуй, слишком сильно. Он знал, что за каждым его действием наблюдали. Кто? Это ему было неизвестно, но ощущение слежки не оставляло ни на секунду: ни в тренировочном зале, ни в классной комнате, ни в библиотеке. От поддержки Эдварда становилось хуже: брат не понимал, он маленький, ему рано, а Филипп уже чувствовал горечь разочарования: если окажется, что его результаты хуже ожидаемых, то прощай, Академия. Что скажет на это отец?..

Но когда дело дошло до самого теста, всё оказалось ещё хуже. Филиппа привели в просторную, светлую комнату с потолком-куполом, все стены были увешаны светящимися от переполняющей их энергии золотыми плитами, похожими на медовые соты. Мужчина с золотым моноклем и совершенно бесстрастным лицом, облачённый в золотой камзол, поставил Филиппа в самый центр, на перламутровый круг, и сказал:

— Стойте здесь, ваше высочество.

Он кивнул. Человек ушёл, и Филипп завертел головой, пытаясь понять, как и что здесь может проходить. Может, ему явится иллюзия врагов-соперников? Но где же ему взять меч? Или он тоже будет из иллюзий? А может, надо сдать полосу препятствий? С ними на тренировках всегда было отлично. Или ему покажут интерактивные задачи? Или всё же будет испытание магии? Если так… Филипп прикусил губу, сжал кулаки. Он сможет. Даже если не на высший балл — на достаточный точно.

Выдохнув, Филипп постарался расправить плечи. «Ну что может случиться плохого? — подумал он, пытаясь себя успокоить. — Я ведь всё сдам, что бы здесь ни произошло». Только ожидаемого успокоения мысли не принесли. Филипп нахмурился, настороженно осмотрел помещение, ожидая подвоха. Он ведь не мог просто стоять на одном месте в пустой комнате. Что-то обязательно должно было произойти.

Щелчок — и линии стыка панелей засветились. Филипп дёрнулся от неожиданности, но из круга не вышел. А между тем огни нарастали. Они загорались везде, ослепили… Филипп мотал головой, не понимая, что происходит. Белизна и неизвестность окружали его, и он не видел собственных рук, таким ярким был свет.

А потом появились образы. Резкие, обрывистые, они метались перед глазами. Разрывались. Разрастались. Умножались. От них нельзя было отбиться, увернуться. Непонимание, неготовность к такому граничили с ужасом. А вокруг Филиппа, прямо из-под его ног, стремясь занять всё пространство, появлялись всё новые и новые тёмные картины. Острые крылья. Молнии. Пламя. И дым. И всполохи магии. Множество переплетающихся линий.

Видения не складывались ни во что единое, конкретное, лишь менялись, менялись, менялись. И тут — вспышка, как ярко-жёлтый глаз…

* * *

Прошло несколько дней, прежде чем стали известны результаты. Их принёс серьёзный молодой человек, который совершенно не смущался оттого, что его провели к королю: магические оценщики из Мидланда никогда не передавали свои чемоданы с данными посторонним. Он коротко поклонился, входя в кабинет, подошёл к столу его величества и щёлкнул пальцами. Воспаривший белый чемоданчик открылся, и в лучах бледно-жёлтого цвета в воздух поднялись шестиугольная коробка и несколько исписанных листов.

— Ваше величество, — по движению руки молодого человека предметы подлетели к Элиаду Керреллу, и тот заинтересованно поймал их, — общие характеристики и наши прогнозы отражены в бумагах. Шкатулка содержит образы, которые приходили его высочеству. Интересные, надо заметить. К сожалению, нам не удалось точно просчитать его склонности, это сложный случай, но, надо сказать, для Пироса не необычный. Точно можем сказать, что потенциал велик, хоть и не конкретен. Про остальные выявленные качества вы можете прочитать в нашем отчёте.

— Отлично, — сказал Элиад Керрелл, пробегая глазами по бумагам. — Благодарю.

Он поднялся, провожая оценщика, и, когда дверь закрылась, довольно кивнул собственным мыслям. Его задумчивый взгляд окинул стоящего у дверей секретаря, но вместо того, чтобы отдать приказ позвать сына, Элиад Керрелл со сдержанной улыбкой сказал:

— Передайте её величеству, что можно готовить праздник.

Секретарь кивнул и отправился исполнять приказ.

И жизнь в замке закипела. Агнесс Керрелл раздала всем задания и теперь вместе со своим помощником проверяла, как моются полы, как чистятся складки гардин и карнизы. Она лично выбирала цветы, закуски и блюда, проверяла, как расположены световые шары, что должны были зажечься, когда в зале начнёт темнеть. И в итоге все так погрузились в эту суету, что на детей не осталось времени.

Филипп был этому рад. Неведение угнетало, и всё, чего он хотел, — чтобы его оставили в покое. На Эдварда никто не обращал внимания. Попытки поговорить с братом проваливались, и он бесцельно шатался по замку, не зная, чем себя занять между уроками; порой заходил в библиотеку, пытаясь найти книжки с картинками. Выпрыгивание из-за углов на слуг казалось ему занимательным, пока строгий мистер Ларс не пригрозил донести о выходках королеве. «Она обязательно займёт вас чем-нибудь полезным, ваше высочество», — с усмешкой сказал тогда старик, помогая прачке поднимать уроненные от неожиданности вещи.

Эдвард надул губы. С матерью во время подготовки к праздникам он предпочитал не встречаться, по крайней мере, пока она не приглашала портного снимать мерки для нового костюма или на примерки. Тогда Эдвард страдальчески вздыхал, но нехотя собирался после строгих взглядов матери — она никогда не кричала, редко делала замечания, но в её серых глазах выражалось гораздо больше, чем она могла бы сказать.

* * *

Эдвард слонялся по залу, стараясь не выдавать, насколько же счастлив быть здесь. Он был самым младшим на балу и полагал, что, не живи он в этом замке, его бы не пригласили на торжество. Как обычно. Отчего-то считалось, что пока тебе нет хотя бы одиннадцати, ты слишком мал, чтобы ходить на балы, одному кататься на лошади, упражняться с настоящим мечом. Эдвард представлял, что когда-нибудь, когда станет королём, отменит это глупое правило. А пока, тихо радуясь, что ему успело исполниться одиннадцать до такого важного торжества, как вручение фамильной реликвии, он старался казаться старше: по-взрослому кланялся гостям, улыбался и говорил дамам, насколько они красивы, и каждая делала ему за это ответный комплимент, называя Эдварда юным джентльменом. Совсем молоденькие девушки хихикали, а несколько пообещали потанцевать с ним позже. Это всё так льстило маленькому принцу, что он не мог дождаться танцев, а ведь перед ними ещё и официальная часть с трофеем для Филиппа…

Зазвучали фанфары, и все обратили взоры в часть зала, где находились королевские троны. Там, на возвышении, устланном красным ковром с окаймлением в виде множества переплётшихся между собой драконов, стояли двое: высокий, сухой мужчина в бежевом костюме и красной королевской мантии и тринадцатилетний мальчик. Они были удивительно похожи: чётко очерченный овал лица, выделяющиеся скулы и бледно-зелёные глаза, глядящие серьёзно и вдумчиво.

Филипп держал спину прямо, заставлял руки не дрожать, но его взгляд бегал по лицам людей, собравшихся в этом зале и теперь взирающих на него, стоящего рядом с отцом. И Филипп никогда бы не подумал, что будет переживать на публике так сильно, как когда отец заговорил.

— Дамы и господа! — начал он на удивление сильным голосом. — Добро пожаловать на Пирос! От лица всей королевской семьи я, король Элиад Керрелл, имею честь приветствовать вас всех в нашем зале. Сегодня по давней традиции мой старший сын Филипп получит право владеть одной из трёх семейных реликвий. И я торжественно объявляю начало церемонии! Пускай явятся хранилища!

Король взмахнул рукой, и на глазах у всего зала из воздуха возникло три саркофага, чёрные, с золотой окантовкой и рисунком в виде раскрытой пасти дракона. Они ничем не отличались друг от друга: ни формой, ни размером. Понять, которая реликвия в каком, было невозможно.

— В одном из них, — объявил Элиад Керрелл, — находится Кристальное Око — алмаз, с помощью которого можно смотреть сквозь время. В другом — Бессмертная кольчуга, дарующая обладателю неуязвимость перед магическими атаками. И в последнем заключён Огненный меч — оружие, способное становиться чистым пламенем и разбивать магические преграды. Теперь нужно сделать выбор.

Он взглянул на сына. Филипп глубоко вдохнул. Перед глазами у него пронеслась картина, такая яркая и реальная, как он берёт в руки меч. Эдвард тоже представил это и было порадовался за брата, как вдруг засомневался. На мгновение он представил с мечом себя: как рукоять ложится в ладонь, как загорается тонкое лезвие и каким взрослым он выглядит с ним. От таких мыслей становилось стыдно, но Эдвард не мог ничего с собой поделать. Он хотел меч. Он так много бы отдал за него! Филиппа ждёт королевство, почему у Эдварда не может быть хотя бы заветной реликвии?

Эдвард снова посмотрел на брата. Сейчас всё решится, он наверняка получит то, что хочет. Но Филипп не спешил. Он обеспокоенно переводил взгляд с одного саркофага на другой, пытаясь вычислить, в каком находится нужный артефакт. Он должен был его взять!

Филипп протянул руку. Он почти чувствовал рукоять меча.

Пальцы коснулись крышки саркофага — и провалились в золотую драконью пасть. Филиппа охватила паника, и он застыл, глядя на руку, до локтя поглощённую вязкой чёрной субстанцией, которая должна была быть деревом. Саркофаг казался бездонным и пустым, но Филипп пошарил пальцами, и паника сменилась одной-единственной мыслью, что больно билась в голове: «Не тот!»

Но выбора не было. Он притянул к себе саркофаг — два других исчезли, — вынул из драконьей пасти дрожащую руку и, нахмурившись, открыл крышку.

Кольчуга.

* * *

Филипп готов был рвать и метать. Он ненавидел всё: судьбу, реликвию, себя, в конце концов. Он так хотел меч! Думал о нём, представлял горячую рукоять в ладони, как он поднимет его и жар от пламени приятно обожжёт кожу… И, наверно, в этом была его ошибка. Он слишком много мечтал и не ожидал такой несправедливости.

— Бесполезная дрянь! — выкрикнул Филипп, захлопывая дверь, и швырнул трофей на пол. Тонкие чешуйки кольчуги укоризненно звякнули.

Он с ногами забрался в кресло и сжался, обнимая колени. Зачем? Зачем ему эта бесполезная броня?! Ему до настоящих боёв, как Эдварду до Академии!

Филипп задыхался от обиды. Казалось, весь мир, все надежды рухнули, и теперь он ничего не хотел — только сидеть в тёмной спальне, упиваясь жалостью к себе и ругаясь на судьбу. Не хватало только разрыдаться, как какой-нибудь сопляк!

Филипп изо всех сил надавил на переносицу. У него не было времени успокаиваться: мать пошлёт за ним в тот же момент, когда заметит, что отлучившийся убрать реликвию сын не вернулся в течение десяти минут.

Но как же сложно было вернуть лицу спокойное — даже не довольное — выражение! Он был уверен, что счастье, которое он пытался выдавить в зале, когда только получил кольчугу, выглядело жалко. Ему аплодировали, а он стоял как громом поражённый.

Филипп со стоном уронил голову на сложенные на коленях руки.

И тут дверь заскрипела.

Филипп вскочил и был готов выпалить, что придёт через минуту, как понял, что вместо кого-то из слуг в комнату вошёл Эдвард. Филипп опять упал в кресло, тяжело выдыхая. Эдвард подошёл к брату и встал рядом, виновато опустив голову.

— Ты расстроен? — спросил он тихо, краем глаза заметив валяющуюся на полу кольчугу.

— Нет! — рявкнул Филипп.

— Ты обижен?

— Нет, — повторил он и, помедлив, спросил: — На кого мне обижаться?

— Ну, на меня, — неуверенно проговорил Эдвард. — Я так хотел меч, думал, что он не нужен тебе, и что-то в этом роде…

Филипп хотел сказать, что такого не бывает, что судьба никомуне подвластна, но замер с раскрытым ртом, глядя на Эдварда широко распахнутыми глазами. А затем недоумение на его лице сменилось на самую огромную обиду в мире — граничащую с ненавистью.

— Уходи, — процедил он сквозь зубы, его голос дрожал. — Уходи!

Эдвард испугался и выскочил из комнаты брата. С того момента они не разговаривали.

* * *

С самого утра Элиад Керрелл был не в духе. Завтрак он провёл у себя в кабинете, обложившись бумагами. Он что-то подписывал, чертил, яростно зачёркивал, изучая одну бумагу за другой. К нему заходили посыльные, секретари, министры, военные главнокомандующие… Погрязший в делах, Элиад и не думал выходить ни к обеду, ни к ужину, пока к нему не зашла жена. Агнесс Керрелл окинула оценивающим взглядом заваленный документами стол, раскрытые шкафы и, расправив юбку, села в кресло напротив мужа.

— Я не собираюсь никуда спускаться, — хмуро заметил Элиад, продолжая заниматься бумагами. — Я уже распорядился, чтобы обед мне подали сюда.

— А я уже распорядилась, чтобы его всё же подали в обеденную залу, — спокойно ответила Агнесс Керрелл.

Элиад ударил ручкой по столу, едва не сломав её наконечник.

— Я сказал!..

— Элиад! — Она смотрела на него со спокойной строгостью, сложив руки на груди, и этот взгляд не оставлял выбора: Элиад поднял голову и посмотрел в лицо жене. Та нежно и немного печально улыбнулась и со вздохом продолжила:

— Я понимаю, что ты очень занят. Я понимаю, что это всё чрезвычайно важно и серьёзно. Но я прошу тебя сегодня выйти к обеду. Твои дети ни о чём не знают, и у них будут вопросы. Если ты не хочешь сказать им прямо, сделай вид, что всё в порядке. Только сейчас. На ужин я тебя не побеспокою.

Элиад сжал зубы, и жилка на виске заметно вздулась.

* * *

Тонкие ароматы блюд витали в воздухе, яркое полуденное солнце бликами играло на тарелках, но обед проходил в напряжённом молчании. Звенели приборы, изредка слышались приглушённый кашель и чьё-то дыхание, и… шуршали листы. Агнесс Керрелл могла поклясться, что Элиад взял бумаги с собой специально, но молчала, изредка бросая на мужа взгляды исподлобья. Все, включая слуг, подносивших и уносивших тарелки, и принимающего бумаги секретаря, думали, что его величеству лучше было остаться в кабинете. Говорить об этом и отвлекать его, разумеется, никто не смел, и даже переполненный вопросами Эдвард молчал, подозревая, что подслушанный в Ворфилде разговор и документы отца имеют самую близкую связь.

Тут Элиад Керрелл со звоном положил вилку на тарелку и произнёс:

— Филипп, зайди ко мне через два часа.

Тот резко вскинул голову. Кусок, который он жевал, в момент показался безвкусным.

— Хорошо, отец, — сдавленно произнёс Филипп и потянулся за стаканом воды.

После этого его величество поднялся и вышел из столовой, никому ничего не говоря. Его секретарь вылетел следом, забрав с собой бумаги. Агнесс Керрелл поджала губы, ноздри её раздулись от гнева.

Остаток обеда Филипп не поднимал головы, глядя в тарелку. Он догадывался, что хочет сказать отец: о результатах того странного теста. Он ждал этого несколько недель, а теперь боялся узнать…

В назначенный час он постучал в дверь кабинета отца, поглядывая на стоящих у дверей стражников, которые, не моргая, смотрели в стену. У одного из них засветились глаза, и секретарь со словами «Ваше величество, ваш сын Филипп» пропустил Филиппа внутрь.

Элиад Керрелл отложил папку с документами, взял какие-то листы и посмотрел на помощника.

— Выйдите, — коротко сказал он и повернулся к Филиппу. — Ну здравствуй, сын. — Элиад попытался придать лицу спокойное, почти приветливое выражение, но Филиппу от этого легче не стало.

— Добрый день, отец. — Он неловко улыбнулся.

Элиад достал из ящика шкатулку-шестиугольник и поставил перед Филиппом.

— Я получил твои результаты, — сказал он. — Надо сказать, ты молодец. Очень высокие показатели по многим параметрам.

— Правда? — Филипп вскинул брови и подался вперёд, желая заглянуть в бумаги и убедиться, но отец убрал их в сторону. — И… что это будет для меня значить?

— Разумеется, Академию Мидланда, Филипп. Ты сомневался?

— Нет-нет! — Филипп замотал головой.

Конечно, он сомневался! Особенно после неудачи с реликвией. Он так и не смирился с тем, что получил кольчугу.

— Отлично. Именно за этим я тебя и позвал. Ты уже читал брошюру Академии?

— Конечно, отец.

— Перечитай ещё раз. — Элиад протянул сыну тонкую книжечку, украшенную эмблемой Академии — золотого цвета гербом с резными буквами «АМ» посередине, с жёлтыми лентами и цветами, выходящими из верхних краёв герба и переплетающимися под ним. — Я отметил то, что считаю важным. Выбор, конечно, за тобой, но помни, Филипп, что выбирать необходимо в первую очередь то, что пригодится тебе в будущем. Когда ты станешь королём.

— Я помню. — Филипп кивнул и принял из рук отца брошюру.

Было зародившаяся радость от исполнения мечты рассыпалась, разбилась, померкла, перекрытая осознанием, что даже в месте, куда он так стремился, решать будет не он.

* * *

Комната стояла заброшенной уже несколько лет. Кресла и кровать с резным изголовьем были покрыты посеревшими от времени чехлами, в складках тяжёлых бархатных гардин комьями скопилась пыль. Слуги сюда не ходили, уборщицы не мыли полы, не вытирали полки, подоконники и стол, и никто не догадывался, что в один день ключ от старой детской пропал.

Его стащил Филипп. Когда он в первый раз «позаимствовал» ключ, он хотел только проверить, что в детской происходит. Он не смог бы сказать, почему его потянуло туда, но вид — запустение, бледность, пыль, искрящаяся в пробивающемся меж шторами свете — заставил остаться. С тех пор Филипп приходил, сдёргивал с одного кресла чехол и сидел столько, сколько мог себе позволить. Старая детская, позабытая всеми обитателями замка, стала его убежищем. Он уходил сюда, когда хотел одиночества, когда прятался от брата, матери и слуг, а под кроватью прятал то, что никому — а тем более отцу! — не нужно было видеть: переписанные от руки новости, которые Филипп кое-как находил в непостоянных информационных потоках или умудрялся подслушать в редких неосторожных разговорах родителей, когда мать возмущалась, а отцу нехотя приходилось ей отвечать.

Сейчас Филипп сидел в кресле, закинув ноги на подлокотник. На коленях лежал вручённый отцом буклет Академии, но вместо чтения о программах обучения Филипп смотрел на мерцающий в воздухе экран синерниста. У него получилось поймать нескрытый информационный поток. Тот был нестабилен, то и дело обрывался, готовый пропасть совсем, потому что сама атмосфера замка блокировала всё, что ещё не было закрыто.

А закрыто было всё, что могло рассказать о юге, о том, зачем нужны отряды. Филипп выяснил это ночью перед поездкой в Ворфилд, когда так и не смог уснуть после прихода брата. Тогда он сумел поймать несколько потоков, и все исчезли на следующий же день. Благо он успел переписать всё, что показалось интересным и важным. И найденная информация совсем не радовала…

Дверь скрипнула и медленно открылась. Рука Филиппа дрогнула, проводя кривую линию, и он поспешно отключил экран. Он так привык, что никто не заходит в спальню, что совершенно забыл закрыться!

Филипп осторожно выглянул из-за кресла и выдохнул. Эдвард мялся в дверях, удивлённо осматривая голубые стены.

— Опять ты! — воскликнул Филипп и зашептал, косясь на светлый коридор. — Да заходи ты уже! Не хватало, чтобы кто-то ещё сюда пришёл.

Эдвард вздрогнул и захлопнул дверь. Он подошёл к брату и, сдёрнув чехол с соседнего кресла, умостился в нём, вытягивая шею, чтобы посмотреть, чем занят Филипп. Тот закатил глаза и убрал синернист в карман: не при Эдварде же ему искать информацию о происшествиях на юге.

— А что ты делаешь? — наконец спросил Эдвард, улыбаясь как ни в чём не бывало.

— Читаю брошюру Академии. — Филипп показал брату лежащую на коленях тонкую книжку.

— О! — Тот схватил её и принялся листать. — Я бы вот это выбрал. Просто обязательно! — Эдвард ткнул пальцем в заметку о курсе стихийной магии. — Мне отец такого учителя нанял! У меня так круто получается! Хочешь покажу?

— Спасибо. Потом. — Филипп забрал брошюру и раскрыл её на странице, которую должен был читать. — Ну, я тоже знаю, что выберу. Мы с отцом, — он вздохнул, — говорили об этом. А ты чего пришёл? — Филипп резко повернулся к брату.

Эдвард распахнул глаза, словно не ожидал вопроса.

— Я случайно! — воскликнул он. — Дёрнул ручку, а тут открыто и ты…

— Тогда, может, ты уйдёшь? — с нажимом поинтересовался Филипп.

— Нет, — Эдвард мотнул головой. — Мне очень нужно тебе кое-что рассказать. Что-то важное. Я давно пытаюсь, но ты всё время прогоняешь меня! В общем… Когда мы были в Ворфилде… Я подслушал разговор отца и какого-то генерала, что ли. Совершенно случайно! — Он часто закивал, глядя на брата огромными зелёными глазами. — Они говорили о южной границе. Там беспорядки. Гибнут люди. — Эдвард опустил голову, сжал подлокотники кресла изо всех сил и шумно втянул носом воздух. — Отец сказал, что боится… войны.

Филипп невидящим взглядом уставился в стену и сжал зубы. Его подозрения, что отец недоговаривает что-то важное, подтверждались.

4

С того разговора прошло три года.

Поступив в Академию и уехав вглубь континента, за множество километров от Пироса, Филипп очутился в новом, огромном мире, полном информации, недоступной дома. В Мидланде ни замок, ни отец, ни что-либо иное не могло больше закрывать информационные потоки, и синернист ловил их один за другим, и ещё множество витало вокруг. Казалось, их можно даже почувствовать. Их и каждую новость, упущенную за три года из-за контроля отца.

Но, увидев новости, Филипп ужаснулся. Они поразили его ещё больше, чем слова Эдварда, с тех пор каждый день звеневшие в ушах. «Отец боится войны». И если поначалу Филипп сомневался, успокаивал себя, заверял, что, при всём недоверии к отцу, при всех подозрениях, мучивших его три весны назад, с Пиросом всё в порядке, то новостные сводки Мидланда разрушили эти надежды. И с каждым годом становилось страшнее…

Юг разрывали восстания, протесты. Попытки успокоить граждан приводили к дракам, порой кончавшимися не только арестами, но и гибелью кого-то из мятежников или жандармов. Не проходило недели без страшных новостей о погромах. Юг балансировал на грани, едва не срываясь в волны гражданской войны. Филипп никогда бы не подумал, что дела могут обстоять так серьёзно. И хуже всего было то, что дома это скрывали…

Стояла поздняя весна, но, несмотря на ясную погоду, Филипп сидел в библиотеке под высоким витражным окном, из которого лился тёплый свет, а разноцветные блики скользили по лежавшим на столе вырезкам из газет, рукописным заметкам и копиям карт, исчерченным стрелками и крестами. С улицы слышался смех, доносились крики и обрывки разговоров, но Филиппу было не до того: он невидящим взглядом смотрел сквозь бумаги, поддерживая голову одной рукой, и машинально постукивал пальцем другой по столешнице. Рядом валялась открытая перьевая ручка.

— Всё ещё сидишь? — Корнелий Уэр сел напротив. Филипп поднял на друга усталый взгляд. — Вот так и знал ведь, что нужно было спорить с Уибером. Получил бы рубин. Он говорил, что ты пойдёшь тренироваться, а я поставил на библиотеку.

— Хватит спорить на камни. — Филипп потянулся, пытаясь размять затёкшие плечи. — Вам тут ещё жить по крайней мере до лета… Но ты ведь не просто так пришёл, да?

— Разумеется! Я тебе кое-что принёс.

Корнелий потянулся к внутреннему карману пиджака, но резко нахмурился, сжал губы и сложил руки на столе. Филипп удивлённо поднял брови, но вопрос задать не успел — всё стало ясно.

— Керрелл! — услышал он гаденький высокий голос.

Корнелий закатил глаза. Филипп расплылся в ироничной улыбке и пожал плечами.

— О, Стофер! — протянул он в тон восклицавшему. — Тебя ещё не отчислили за наркотики?

— Какие наркотики? Всего лишь коньяк. За алкоголь ещё никого не исключали!

Лиф Стофер, пошатывающийся, болезненно худой молодой человек со впалыми щеками и тёмными кругами под глазами, упёрся руками в стол и осмотрел разложенные бумаги.

— Райдос! — воскликнул он, уцепившись за одну из надписей. Он взял лист, с восторгом во взгляде повертел в руках и спросил с искренним интересом: — Готовишься к тому, что останешься принцем без королевства, Керрелл? Ведь скоро Пиросу придёт конец.

Смешок Лифа оборвался: Филипп вскочил и схватил того за грудки. Тонкий и хилый Лиф даже не сжался. Он улыбнулся, прикрывая затуманенные глаза, как довольный кот, — и в следующий миг Филипп отлетел, врезавшись в столешницу. Он держался за грудь, которую будто молнией пронзило, и спина саднила от удара об угол. А Лиф ухмылялся, помахивая объятой тёмно-фиолетовой аурой рукой.

— Круто, когда ты можешь набить не только морду и не только кулаками, правда? Как тебя вообще сюда взяли, если ты такой хреновый маг, а, Фил?

— Ты!.. — воскликнул Филипп и хотел снова броситься на Лифа, показать, насколько кулак может быть эффективен против таких, как он, но снова схватился за место удара: его жгло и кололо. Лиф истерически хихикнул. Корнелий Уэр встал, готовый разнимать драку.

Сжав зубы, Филипп выпрямился, расправил плечи и шагнул к Лифу вплотную, глядя тому прямо в издевательски смеющиеся глаза.

— Ты думаешь, что магия делает тебя лучше? — проговорил он тихо. — Ты не победишь меня всё равно.

Лицо Лифа расплылось от гадкой ухмылки, но в затуманенных глазах появилось что-то серьёзное.

— Можем проверить.

* * *

Филипп с подозрением оглядывал зал, в который, обходя множество запретов, переместил их Лиф. Тренировочную арену Академии он, очевидно, ждать не хотел. Помещение походило на двухэтажный бар с ареной в середине. Воздух пропитался кальянным дымом и сладкими добавками. Свет неоновых ламп, тянущихся по всем стенам неразрывной полосой, и летающих фонарей отливал фиолетовым. Весело смеясь, молодые люди перегибались через перила второго этажа и показывали пальцами на двух сражающихся молодых людей. Увлечённые зрелищем, они не заметили прибывших, а вот нижний этаж оживился. К Лифу потянулись люди, здоровались, спрашивали, как дела, что привело его сюда в такое необычное время.

— Планирую надрать зад пиросскому принцу, — весело заявил Лиф.

Филипп напрягся, Корнелий скептически скривился, но не стал ничего говорить. Лиф махнул Филиппу на арену, там только что кончился бой, соперники расходились по своим компаниям, а новые, ждавшие своей очереди, завидев Лифа, пожали плечами: значит, позже. Площадка для боёв была в центре зала, ярко освещённая, окружённая высокими столбами, между которыми образовывалась невидимая преграда, не дающая случайным заклинаниям вылететь за пределы площадки.

— Добро пожаловать на мою любимую арену, Керрелл. Начнём?

Лиф кинул Филиппу меч. Тот перебросил его из руки в руку, убеждаясь, что меч не бутафорский, и встал наизготовку.

Шум с трибун нарастал. Они ждали зрелище, что-то большее, чем мог предложить кто-либо ещё. «Ставлю сто мэтров на принца Керрелла!» — крикнул кто-то, Филипп усмехнулся и покачал головой. Он считал себя сильнее Стофера, умнее его, в конце концов, Филипп твёрдо стоял на ногах и был полностью вменяем, но Лифа не стоило недооценивать. Лиф редко думал наперёд, он редко думал вообще, но был хитёр и беспринципен, алкоголь заменял ему тактику и делал непредсказуемым. Поэтому Филипп крепче держал меч и внимательно следил за противником.

— Начинай, Стофер, — выкрикнул он.

Лиф откинул голову назад, улыбаясь, пошатнулся. Его меч касался земли, вычерчивая линии на песчаной арене, а вокруг свободной руки вспыхнул тёмный ореол.

Он выпрямился — и побежал. Филипп бросился к нему, но за мгновение до столкновения Лиф взмыл в воздух. Замах — и змеевидный луч ударил в землю. Филипп отскочил в сторону и запустил несколько огненных шаров. Стофер отбил их и приземлился. Под его ногами клубилась пыль, глаза горели чёрным огнём.

— Слабо, Керрелл.

И словно в подтверждение, что он способен на большее, Лиф замахнулся. Филипп едва успел увернуться. Ещё одна попытка — прямо под ноги. Филипп отлетел назад и бросил ещё один огненный шар — больше предыдущих. Лиф отбил его, хохоча.

— И ты думаешь, что победишь?

— Разумеется.

Шаг вперёд — и ещё одна змея полетела под ноги. Попытка оббежать с другой стороны — град из крупных чёрных сфер.

Филипп сжал зубы. Лиф не подпускал к себе близко. Привыкший пользоваться магией, он знал, что не справится в ближнем бою на мечах.

И тут ещё один удар под ноги. Неожиданный, кручёный. Филипп упал на бок, перекатился, но меч не отпустил. Что-то мелькнуло. Секунда — и чёрный луч разрубил лезвие пополам. Сноп искр полетел в лицо. Скрежет врезался в уши. Зал возмущённо загудел.

Выбора не осталось. Филипп бросил в Лифа огненным шаром и побежал вперёд. Он уворачивался от летящих в него атак, отбивал какие мог. Замахнулся — но Лиф парировал удар. Филипп оттолкнул его. Обрубок лезвия просвистел в воздухе и с искрами ударился о меч Стофера.

По трибунам прошёл восторженный гул.

Удар. Удар.

Из горла Лифа рвались приглушённые стоны, движения стали резче и не такими точными. Он выставил меч вперёд, чтобы закрыться, но руки его тряслись. Он сгибался под напором Филиппа, но смотрел зло, упрямо. И вдруг, собрав все силы, оттолкнул Филиппа, отлетел назад и в исступлённой ярости запустил изогнутый полумесяцем луч. Второй. Третий. Одним ударом из руки Филиппа выбило меч. Пальцы онемели и задрожали.

Не обращая на это внимания, Филипп уворачивался от ударов. Он катался по стадиону, отпрыгивал от молний. Лиф не позволял подобраться к мечу, посылая одну за другой своих чёрных змей.

И последняя наконец попала в цель.

Со сдавленным вскриком Филипп отлетел к магическому заграждению, проехав по острому песку арены. От удара болела голова. Саднили спина и плечо. Порвался рукав рубашки. Закашлявшись от попавшей на лицо пыли, Филипп попытался перевернуться и приподняться на локте, но замер, прислушиваясь.

Шаги приближались. Приоткрыв глаза, Филипп увидел Стофера и снова кашлянул, сильнее прежнего.

— И на что ты рассчитывал? — хмыкнул Лиф, проводя кончиком меча по песку. — Мне эта штука почти и не понадобилась.

Филипп сочувственно улыбнулся — и, резко перевернувшись, сделал подсечку. Лиф с криком упал на землю и тут же схватился за лицо.

— Вот на это, — сказал Филипп и, подняв упавший меч, направил его Лифу в грудь, а потом хмыкнул и отошёл в сторону, чтобы не дать повторить трюк.

Лиф, кряхтя, приподнялся на локтях. Из носа у него шла кровь, зубы были сжаты так, что вздулись вены на висках, а в глазах плескалась холодная ярость.

— Будем считать, что я победил. — Филипп крутанул меч в здоровой руке. — Я говорил, что магия тебе не поможет.

Барьер исчез, и Филипп вышел с арены, слыша, как кто-то требует с проспорившего деньги.

Корнелий Уэр одобрительно похлопал друга по плечу.

— Прекрасно, Фил! Я даже не сомневался. — Филипп закатил глаза: Уэр ужасно врал. — Теперь нужно возвращаться в Академию. Не хватало, чтобы у нас были проблемы из-за этого, так сказать, места. Тебе не помешало бы умыться, и мне всё ещё нужно тебе кое-что показать!..

* * *

Когда Эдвард узнал о сражении брата, его зависти не было предела. Значит, Филипп там развлекался, а ему приходилось сидеть в замке или довольствоваться сражениями с ожившими чучелами!

Он ждал собственного поступления в Академию три года! Но если у Филиппа испытание было перенесено на более раннее время, то Эдварду после четырнадцатилетия пришлось ждать. И он так изводился, что не мог даже прикоснуться к книгам, которые советовал брат. Ему больше хотелось узнать от Филиппа, в чём же заключалось то испытание, о котором никто ничего не рассказывал. Брат тоже молчал.

Но время не стояло. В один день Эдварда привели в тот же белый зал с куполом и стенами-сотами, и покинул он его с разочарованием. «И это было испытание?» — думал Эдвард, и результаты ждать ему уже не хотелось. Чего Филипп о них так переживал? Но и результаты пришли, и отец остался доволен, и Эдвард не понимал, как оценщики хоть что-то разобрали в тех картинках, которые он видел. Он запомнил лишь огонь. Тёмно-красное пламя, которое заволокло всё вокруг, сжигая прочие картины и до боли слепя глаза.

Эдвард не понимал, что это такое, а потому результаты его ни капли не волновали. А вот предстоящий бал — да. Там он должен был получить одну из двух оставшихся семейных реликвий. И если результаты «испытания» оставались для него загадкой, то кое-что Эдвард знал наверняка: он возьмёт меч. Всевидящее око было прекрасной, заманчивой вещицей, но нельзя было не признать — даже в четырнадцать лет Эдвард был своей стихией. Он с удивительной простотой и естественностью выполнял любые задания, играл с огнём, будто тот был живым и разумным. С огнём у Эдварда было то самое взаимопонимание, которым обладали истинные пиромаги и аурники. Пиромагом был как раз дед Эдварда и Филиппа, бывший обладатель Огненного меча. И самым страшным, единственным, о чём Эдвард переживал, было, что меч не выберет его, останется лежать в чёрном саркофаге, пока новому наследнику рода Керреллов не исполнится четырнадцать.

* * *

Полный зал сиял сотнями свечей, блеск их искрился в хрустальных бокалах, в идеально начищенной посуде, на платьях девушек, в драгоценных камнях украшений. Эдвард, полный восторга, ходил по залу, здороваясь со всеми, переговариваясь со знакомыми мальчишками, молодыми графами и герцогами, разглядывал девушек, будущих леди, собравшихся стайками и становившихся отчего-то очень весёлыми, когда Эдвард им улыбался. От этого радость, скапливаясь в груди, раздувалась и хотела выплеснуться громким смехом или ещё чем-то очень неуместным, когда ты принц, виновник торжества и на тебе сосредоточено внимание всех и вся.

Шарик настроения начал медленно сдуваться, когда мистер Ларс, взяв Эдварда за плечо, тихо передал, что его величество просит сына подойти к нему. Начиналось.

Эдвард чётко помнил, как его брат три года назад стоял на этом же месте. Отец произносил такую же речь, весь зал смотрел испытующе, в ожидании, гадая, какую реликвию получит мальчик. От этих взглядов становилось не по себе.

Эдвард посмотрел на следящего за ним Филиппа. Тот хмурился, нервничал, словно боялся, что младшему брату достанется то, что он так хотел. Филипп столько раз насмешливо говорил, что если он не получил такой важный артефакт, то Эдварду и мечтать не стоит. И как же заманчиво было утереть Филиппу нос!

Но Эдвард мотнул головой: он не должен был думать о таком.

Готовый выбирать, он вздохнул и в последний раз осмотрел гостей. Красивая девочка, которой он сделал лучший комплимент из всех, имеющихся в запасе, смотрела с едва заметным интересом, но, когда встретилась с Эдвардом взглядом, отвернулась и изобразила безразличие, словно приходилось наблюдать то, что она видела много раз.

Все ждали. Эдвард поднял взгляд на отца. Тот ободряюще кивнул, слегка улыбнулся и указал на саркофаги. Эдвард сосредоточился, зажмурился и дотронулся до первого попавшегося. Второй исчез. Рука провалилась в вязкую прохладу, но Эдвард не медлил: с подозрением косясь на раскрытую драконью пасть, он раскрыл саркофаг.

Восторженный возглас застрял в горле. С открытым ртом Эдвард смотрел на попавшуюся реликвию, а потом медленно, не веря, боясь, что та пропадёт, протянул руку. Все звуки стихли. Пальцы сжались на рукояти, и Эдвард отточенным движением, словно вынимая из ножен, достал загоревшийся в его руках меч.

Зал разразился аплодисментами. У Филиппа опустились плечи.

Эдвард сошёл с возвышения. Он держал меч и до сих пор не мог поверить. Его окружили, осыпали поздравлениями, а он задыхался от счастья. Эдвард прошёл через толпу, глупо улыбаясь и отвечая на поздравления. Ему нравилось быть в центре внимания, нравилось, что взрослые перестали казаться такими величественными, а друзья Филиппа и он сам — взрослыми. Словно меч дал доступ в совершенно новое общество. И Эдварда распирало от счастья и гордости за самого себя.

— Поздравляю, — сказал Филипп, иронично улыбаясь и положив руку на плечо брата.

Эдвард рассмеялся и хотел было поделиться радостью, как вдруг раздался лёгкий хлопок. Зал в один момент замолк. Все устремили взгляды на короля. Рядом с Элиадом Керреллом стоял человек в чёрной форме и что-то быстро и тихо говорил. Взволнованный непонимающий шёпот поднялся в зале. Элиад глубоко втянул воздух и сжал челюсти, его брови сошлись над переносицей, и лицо помрачнело. Филипп и Эдвард переглянулись. Они стояли достаточно близко, но всё равно не слышали ни единого слова, лишь гудение воздуха, словно кто-то наложил заглушающие чары. А его величество кивнул прибывшему и повернулся к залу; человек исчез.

— Прошу прощения за неудобства, которые мы будем вынуждены причинить каждому из вас следующим, — спокойным и серьёзным голосом произнёс Элиад, — но я вынужден сейчас же прервать торжество по чрезвычайным причинам. Прошу всех присутствующих представителей Восточного Альянса пройти со мной в зал переговоров на экстренное совещание. Остальных проводят по гостевым спальням. Желающие могут уехать. Ещё раз приношу свои извинения.

Пару секунд зал молчал, не понимая, а потом поднялся гул. Встревоженный, возмущённый, он зарождался то в одном, то в другом конце зала и, как круги на воде, расходился, охватывая всех. Голоса доносились отовсюду, врезались в голову, смешиваясь в кашу из брошенных фраз. «Это ужасно!», «Так что произошло?», «Мы в опасности?», «Это что-то серьёзное?», «Как такое могло произойти?», «О Небо!». Неразбериха, граничащая с паникой. Люди спешили прочь из зала: кто-то хотел уйти в гостевую спальню, кто-то — покинуть Пирос.

Филипп, бледный, застыл на месте, глядя в одну точку. Его задевали плечами и локтями, а он пытался осознать. А затем вдруг резко развернулся и взбежал на тронное возвышение. Эдвард бросился за ним, стараясь не отставать.

Они прошли через тайный ход, скрытый в тенях за кулисами, оказались в оживлённом коридоре, и Филипп нахмурился, соображая, куда идти дальше, а потом кивнул и влился в поток направляющихся к лестнице гостей.

— Филипп! — воскликнул Эдвард, растерянно оглядываясь. — Но ведь зал совещаний в другой стороне!

Он неловко улыбался окружающим, принимал последние вежливые торопливые поздравления.

— По-твоему, нам бы разрешили туда войти? — вполголоса спросил Филипп, пропуская вперёд подозрительно покосившихся на них с братом матрону и её дочурку.

— Но как же?! Как мы узнаем, о чём они говорят? Разве не поэтому мы ушли из зала?

— Заткнись и тогда увидишь, — прошипел Филипп. — Иначе нас услышат, поймают, и никто точно ничего не узнает.

Он не хотел, чтобы Эдвард шёл с ним, не хотел посвящать его в свои тайны, но тот уже увязался следом, и Филипп не стал его прогонять.

Они пришли в ту самую уже не тайную комнату, и Филипп достал из-под кровати чудно́е приспособление, похожее на синернист, только размером больше и с тонкой переливающейся антенной, к концу которой был примотан кристалл.

— Что это? — спросил Эдвард и легко коснулся антенны.

— Предполагалось аналогом Всевидящего ока, — объяснил Филипп, включая прибор. — Только может подсматривать исключительно в указанном месте и только с помощью специального маячка. Я установил один в зале совещаний, когда отец отправил меня за документами. Тогда это был ещё экспериментальный вариант, но настройка до сих пор работает прекрасно. Пара моих друзей из Академии доработали чары, используемые для слежения в замках, и перенаправили их на синернист. Правда, к нему тоже пришлось много чего добавить — иначе стекло просто лопалось от переизбытка энергии.

Сделав вид, что понял рассуждения брата, Эдвард забрался на кровать и умостился рядом с ним. А в шаре уже сформировалось изображение со слабыми, почти серыми цветами. Съёмка давалась сверху, открывая вид почти на всех собравшихся. Звук был плохим, но в тишине всеми забытой спальни разобрать слова не составляло труда.

— Это событие — нонсенс! — говорил Элиад Керрелл.

Он стоял спиной к камере, и мальчики видели только плечи и макушку отца, но зато им было видно остальных присутствующих. Их было больше, чем Филипп успел заметить на балу. «Наверно, их вызвали позже», — подумал он.

— В последнее столетие на территории Восточного Альянса не происходило даже локальных войн, но сегодня Райдос перешёл все границы. В обоих смыслах. Также у нас есть сведения, что за большинством беспорядков на юге Пироса стоят волшебники Райдоса. Несколько случаев нам удалось доказать, но этого, видимо, было недостаточно. — В его голосе слышался укор. — Теперь же вы видите, на что они способны.

Элиад Керрелл махнул рукой, указывая на светящуюся в центре стола полусферу с картой. На ней переливались какие-то изображения, но рассмотреть их не удавалось из-за мельтешащих искр.

— Может, какие-то кадры с юга? — предположил Эдвард.

Филипп согласно кивнул.

— Они могут угрожать спокойствию людей по всему Мэтрику, не говоря уже о странах, соседствующих с Пиросом. Ради сохранения мира на континенте я прошу Альянс не оставаться в стороне, а выступить с нами против Райдоса.

— Беспорядки на юге длятся уже три года, — заметил крупно сложенный мужчина с тёмными вьющимися волосами и густой бородой. Его глаза на изображении казались чёрными, как и крупный камень на серебряной резной короне. Он сидел напротив Элиада Керрелла, вальяжно откинувшись в кресле, постукивал пальцами одной руки по столу и едва заметно усмехался. — Не кажется ли вам, что это о чём-то да говорит? Например, о том, что, если бы не Райдос, то вы всё равно бы не избежали войны. Только гражданской. Настоящей гражданской войны, а не того цирка, что происходил на юге все эти годы.

Он смотрел на короля Пироса прямо, серьёзно, сдвинув брови и слегка прищурившись. Филиппу выражение его лица казалось издевательским.

— Гардиан Арт, — шепотом прокомментировал Филипп, — король Санаркса.

Эдвард безмолвно кивнул. А в это время Элиад Керрелл ответил:

— Мы не собирались воевать с нашими гражданами. Политикой Пироса было решать проблемы мирным путём, насколько это было возможно. Во имя поддержания мира было проведено несколько важных реформ, которые должны были удовлетворить требования народа. И, если бы не подстрекание Райдоса, волнения сошли бы на нет.

— Вы думаете, что, не сумев договориться с Райдосом или хотя бы предотвратить их вторжение сегодня, вы сможете противостоять им в открытой войне? — осторожно поинтересовался маленький лысый человек в чёрном костюме.

— Должно быть, представитель севера, — пожал плечами Филипп. Лица человека не было видно, но говорил он с сильным северным акцентом — там до сих пор чтили традиции и больше пользовались родным языком, чем Единым. Особенно в маленьких странах.

— Потому Пирос и просит помощи в этой вынужденной, — Элиад Керрелл выделил это слово, — войне.

— А целесообразно ли это? — поинтересовался человек, попавший в кадр только руками, но по зелёным манжетам его камзола можно было точно сказать: он с Джеллиера, а Джеллиер всегда поддерживал Санаркс. — Война только объявлена, мы все видели, что активных действий не ведётся. У вас ещё есть возможность урегулировать всё мирным путём. Сядьте за стол переговоров, Альянс поспособствует этому. Верно, мадам Монтель?

— Верно, — послышался скрипучий женский голос откуда-то вне поля обозрения камеры.

— Райдос отклонил все наши прошения о переговорах, — хмуро заметил Элиад Керрелл.

— Отдайте им то, что просят, и не разрушайте и так находящуюся на грани страну, — проговорил Гардиан Арт. — Признайте, что вы не справитесь с Райдосом, не мучайте ни себя, ни народ.

— Ни для кого из нас действительно не выгодно вступать в противостояние с Райдосом, пока угроза не нависла непосредственно над материком.

Зал наполнился гулом. Эдвард встревоженно взглянул на Филиппа, который наблюдал за происходящим с таким выражением лица, словно готов был разорвать на куски каждого, кто скажет что-то против слов отца.

— Предлагаю голосовать, — прерывая шум, сказала женщина и подошла к столу. Все мужчины расступились, давая ей место. Старуха мадам де Монтель, дама с седыми волосами, убранными в высокую причёску размером с ещё одну голову, в чёрном платье и с огромным количеством блестящих украшений, была похожа на высохшую сороку. Её бесцветные глаза под тяжёлыми старческими веками, однако, смотрели строго и внимательно. Она всегда держалась прямо, как подобает даме самого высокого положения. И у неё были все права считать себя лучше каждого из собравшихся мужчин — именно она была главой Восточного Альянса и имела прямую связь с самим Советом Магии.

— Кто на данный момент отказывается предоставлять Пиросу военную поддержку? — спросила она, оглядывая собравшихся.

Четыре руки взмыли в воздух моментально. Поколебавшись, за отказ проголосовало ещё несколько человек. Тонкие губы женщины растянулись в сочувствующей улыбке.

— Сочувствую, сэр Керрелл. Голосованием было принято решение отказать Пиросу в военной поддержке со стороны Восточного Альянса. Если кто-то примет решение лично со своей стороны поддержать вас, мы, разумеется, этого не запрещаем.

Филипп с ненавистью следил за поднимающимся из-за стола Гардианом Артом, который и не скрывал иронично-победной улыбки. Филиппу в тот момент король Санаркса был противен весь — от острых зубьев короны до последней серебряной пуговицы на тёмно-синем камзоле. Он был уверен: если бы не Арт, больше людей проголосовало бы за помощь Пиросу. Они ведь понимали, что Райдос намного сильнее! Они понимали, что, если враг пойдёт в наступление, выстоять будет крайне сложно. И уж тем более они не могли не слышать о том, что Райдос сотрудничает с людьми за океаном. Что можно было заказать с Форкселли — одному Небу было известно, но если это — техника для войны, то проблемы у Пироса становились намного страшнее, чем они могли представить сейчас.

Филипп выключил прибор и, скрестив руки на груди, упал на подушки, тут же закашлявшись от поднявшейся в воздух пыли.

Эдвард посмотрел на брата и тяжело вздохнул.

5

За лето на южном фронте не произошло ни одного важного сражения. Попытки вытолкнуть войска Райдоса за границу проваливались одна за другой, но и их легионам вглубь пройти не удавалось. Соседствующие с югом области нервничали из-за крупных беспорядков, которые учиняли мародёры и словно сошедшие с ума люди, но столица жила спокойно. Несмотря на новости об участившихся поджогах, разгромах и убийствах, совершённых руками самих южан, жителей Пироса, люди верили, что врагу до них не добраться.

Для этого делалось всё возможное: непроходимые барьеры преграждали путь всякому, кто пытался проникнуть с осаждённых территорий вглубь страны, создавались наземные преграды, каждый южный гарнизон был мобилизован и подготовлен к немедленному отправлению на поля сражений. Пока, к счастью, в этом не было необходимости. И пусть стражи порядка не всегда справлялись с происходящим в городах и деревнях, армия у границ пока выполняла свои обязанности так хорошо, как только могла, сохраняя преимущество.

И всё же, несмотря на все принятые меры, Филиппу было неспокойно. С помощью друзей-техников настроив синернист на обхождение созданных в замке блоков, он постоянно обновлял сводки новостей. И всё, что из них становилось ясно: юг Керреллам уже не принадлежал. Люди не хотели, чтобы он кому-то принадлежал. Обозлённые, они сжигали чужие дома, чужое имущество, могли напасть на соседей, которые высказались за королевскую семью. Те, кто поддерживал Пирос, бежали с юга, забирая всё, что могли. Они обходили барьеры, вымаливали возможность пройти через блокпосты и скрыться там, где казалось безопаснее. Что угодно — только бы сбежать от ужаса, который наступил после объявления войны. Даже бойцы, находящиеся на юге, постоянно были начеку, чтобы их не убили озверевшие пиросцы.

Все найденные новости заставляли Филиппа думать, что он сам должен что-то сделать. Эдвард же, наблюдая за хмурым братом и вечно занятым отцом, который стал появляться в замке реже обычного, боялся, как бы его не оставили дома, не отпустив в Академию. Он даже слышал разговор Филиппа с матерью.

— В Мидланде точно всё спокойно? — спрашивала она. — Как бы с вами ничего не случилось.

— Нам ничего не будет угрожать, — убеждал брат. — Райдосовцы ведут себя в Мидланде, как все. Они нарушат закон и устав, если попробуют причинить нам вред.

От этого Эдварду становилось жутковато. Академия виделась глотком свежего воздуха — он так хотел скорее выбраться из дворца, где в каждом углу затаились напряжение и угнетённость. Эдвард был уверен: в Академии такого не будет. Даже если ему придётся видеться с Филиппом, один человек — не так уж много.

Он просто не мог оставаться на Пиросе.

* * *

Академия Мидланда — место, в которое стремился попасть любой считающий себя сильным волшебник. Знаменитая школа в не менее знаменитой стране, которая привлекала уже тем, что в ней не было короля. Всем управлял парламент, который, по слухам, имел прямую связь с самим Советом Магии — высшей властью, которой подчинялся весь мир. Говорили, по их указанию несколько веков назад и был построен замок Академии: огромное белокаменное здание, окружённое высоким кованым забором и рядом пышных кустов. Оно выделялось среди длинных пятиэтажных сооружений, тянущихся вдоль улиц едиными блоками и различающихся лишь по цвету фасадов и форме лепнины вокруг окон.

Замок Академии имел несколько ярусов: крылья общежитий справа и слева тоже были низкими и длинными, окна их выходили на шумные, полные студентов сады, окружившие здание со всех сторон. За ними следовали башни, чьи шпили, расположенные на белоснежных куполах, украшали жёлтые флаги. Между башнями ярусами набирали высоту крыши центрального корпуса. Громадные часы украшали его фронтон, а под ними висело полотно с гербом Академии: на щите с чёрной окантовкой переплетались буквы «А» и «М», из-за щита выходили ленты и цветы.

Поражённый Эдвард сначала даже подумал, что замок Академии вполне мог бы посоревноваться в размерах с королевским дворцом Пироса, который по красоте архитектуры уступал точно. Роскошь, чувствовавшаяся во всём, начиная с молочно-белых стен и заканчивая яркими цветами, высаженными вдоль дорожек, завораживала и кидала тень на простую, строгую красоту замка на Пиросе. Не удивительно, что Академия Мидланда пользовалась такой популярностью — один её вид внушал благоговение.

Привезённый и тут же брошенный Филиппом Эдвард стоял, с трудом сдерживаясь, чтобы не раскрыть рот, и глядел по сторонам. Он был счастлив. Ещё больше он радовался тому, что ему выкупили блок со спальней, небольшой гостиной-кабинетом и личной ванной прямо в общежитии, а не как планировалось в городе.

Удивляло Эдварда только одно: обилие простолюдинов. Молодые люди и девушки в обычной, порой бедной одежде то и дело проходили мимо, заставляя дивиться, неужто у них был такой талант к магии, что Академия выделила гранты на их обучение. Знакомых же Эдвард замечал мало, что не казалось, впрочем, большой проблемой. Главное, что его друг детства Джонатан Спаркс, сын графа Спаркса, одного из советников Элиада Керрелла, тоже учился в Академии и жил в комнате-блоке недалеко от Эдварда.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — сразу признался Джонатан. — На Пиросе такие беспорядки…

— Мама тоже так думает, — с усмешкой ответил Эдвард. — Но не сидеть же мне в комнате, забившись в угол! Уверен, здесь намного безопаснее.

— Наверняка! — Джон оживился. — Поговаривают, в Академии происходят довольно занимательные вещи. — Он потёр руки, оглядываясь по сторонам. — А ещё я приметил парочку милейших леди.

Джонатан многозначительно поднял брови и рассмеялся. Эдвард неловко улыбнулся в ответ. Джон же продолжал:

— У меня есть пара планов на зимние праздники, Эд. Твоё высочество ведь составит мне компанию?

— Разумеется! — воскликнул Эдвард. — Всё что угодно! Я не хочу возвращаться на Пирос, тем более на праздники. Фил здесь выглядит как в трауре, представь, какой ужас в замке!

Джонатан понимающе кивнул. Он и сам предпочитал находиться подальше от Пироса, подальше от отца, который, как и его величество, погряз в делах. Но если Джон мог спокойно куда-нибудь уехать в любой момент, то Эдварду для этого необходимо было разрешение матери. Мадам Керрелл же сына никуда отпускать не хотела, опасаясь, как бы с ним ничего не случилось. И Эдвард, проведший всё лето в замке, мечтая о том, чтобы выбраться повеселиться, загорелся идеей. Он уже чувствовал всю свободу, которая открылась перед ним в Мидланде. Его не стесняли рамки статуса наследника, как Филиппа. До него никому не было дела, только Джону. А тот постоянно повторял, как на том мероприятии будет круто, какие важные люди там будут, будто специально разжигая огонь любопытства.

Только вот утолить любопытство Эдварду оказалось не суждено.

В начале зимы он получил письмо от матери. Она просила быть готовым уехать в первый же день зимних каникул, которые длились почти месяц — с начала восхождения новой звезды и до её угасания.

«Это не обсуждается», — писала мадам Керрелл. Парой строчек были убиты все надежды Эдварда на встречу пятнадцатого дня рождения в весёлой компании друзей где-нибудь в поместье Спарксов или в таинственном месте, на которое с воодушевлением намекал Джонатан. Дома не могло ждать ничего, кроме угрюмой напряжённости, преследовавшей его всё лето. Так испортить праздники нужно было постараться. Но хотел он или нет — ехать пришлось.

И в первые дни всё казалось нормальным: суета приготовления к балу по случаю дня рождения маскировала угнетающую атмосферу, и даже Филипп не выглядел настолько хмурым. Он, как обычно, находился в своих мыслях, но они словно приносили ему удовольствие. «Даже унего хорошее настроение», — качал головой Эдвард и безуспешно пытался понять, зачем его вызвали из Академии. Его присутствие никому не приносило пользы: он без дела слонялся по замку, часами сидел в библиотеке, хотя почти не читал — просто там были очень удобные обитые бархатом подоконники, а из окна открывался вид на парк и город. По ночам там зажигались огни, а глубокое, тёмно-синее небо испещряли крошечные звёзды, одна из которых день за днём горела ярче и ярче, предвещая большой праздник, который вот-вот должен был так же ярко загореться десятками свечей. Днём атмосфера предвкушения спадала, но серые пустые пейзажи казались такими спокойными, что совсем не верилось, что где-то на юге идёт война, опять и опять вспыхивают ожесточённые сражения, что границу пересекла мощная опасная техника, работающая, по слухам, не на магической энергии, а на каком-то редком топливе со второго материка. На эту технику не действовали магические преграды…

— Эй, Эд. — Эдвард вздрогнул и повернулся к Филиппу. — Тебя маман зовёт.

— Почему это говоришь ты, а не кто-то… другой? — спросил Эдвард, спрыгивая с подоконника. Обычно к матери его звали слуги или гувернёр.

Филипп криво усмехнулся.

— Потому что зовёт она тебя на подгонку костюма, на которой только что был я. Чего не сделаешь, чтобы отделаться от этого.

Эдвард весело хмыкнул — примерка костюмов перед балами и приёмами была общей их бедой.

— Мне кажется, мама жалеет, что у неё нет дочери, — сказал он, — и отыгрывается на нас.

Филипп прыснул и покачал головой. Эдвард пожал плечами и ушёл, а Филипп сел на подоконник и прислонился лбом к холодному стеклу. На нём тут же образовался след от его дыхания. У Филиппа ужасно болела голова, и он надеялся, что так станет хоть немного легче. Какое-то время он просто смотрел во двор, медленно моргая и вдыхая через рот. Прямо под окнами — сухая, бледно-зелёная трава, голые кусты, покрытые тонким инеем. Замковая стена, обвитая ветвями низких, слабых деревец, напротив окна казалась серой. Как и фонтаны, что краем глаза видел Филипп левее по парковой аллее. Там, в стылой дождевой воде, ещё плавали гнилые листья. В этом году, несмотря на то что первый зимний месяц был на исходе, на Пиросе так и не выпал снег. Осень тоже стояла долго. Заморозки начались совсем недавно.

Виски сдавило новой волной боли. Филипп зажмурился, но уже через миг распахнул глаза, пронзённый внезапным предчувствием. На него смотрел человек. Филипп мог поклясться — секунду назад его не было. Незнакомец стоял под окном, держа в руке посох с мерцающим кристаллом на верхушке, и смотрел из-под капюшона, полностью скрывавшего лицо. Филипп не видел глаз, но пронизывающий насквозь взгляд ощущал прекрасно. Под этим взглядом он замер, не смея даже дышать.

Словно убедившись, что на него смотрят, незнакомец отвернулся и начал чертить посохом на дорожке непонятные линии. Филипп насторожился и, забыв о боли, прижался к стеклу, внимательно следя за его действиями. И вдруг понял: в разрозненных линиях вырисовывались драконы! Из их схематичных пастей вырывались клубы пламени, а люди и странные машины, как на оживших картинках, горели в чёрточках огня. Секундой позже Филипп разглядел над драконами нечто, похожее на щит или герб с буквой «П». «Пирос», — догадался он и перевёл взгляд на «атакованных» драконами. Над ними был щит с буквой «Р».

— Ну конечно… — выдохнул Филипп и тут же стёр со стекла пар, чтобы ничего не пропустить.

Но человек в плаще закончил и снова взглянул на Филиппа. Резкий порыв ветра вырвал из-под капюшона длинные седые волосы, взметнул плащ — и человек рассыпался множеством снежинок. Они вихрем пролетели над травой, взмыли в небо — и на землю обрушился снегопад.

* * *

Уже на следующий день после этого странного происшествия состоялся бал по поводу семнадцатилетия Филиппа. Разумеется, приглашены были все члены Восточного Альянса и, традиционно, богатые и влиятельные семьи Пироса, которым, однако, было предложено уехать после празднества. Никто не смел спорить.

Приглашённые, как и виновник торжества, понимали: бал устраивали для сбора Альянса без привлечения лишнего внимания, а потому все вели себя так, словно пришли именно на праздник, а не на политический приём, где рано или поздно придётся говорить о неприятной для всей восточной части Мэтрика разгорающейся войне. Все поздравления имениннику были данью вежливости, на самом деле гостей больше занимала политическая часть «праздника». И Филипп, со сдержанной улыбкой принимая поздравления и подарки, не мог никого за это винить — его собственные мысли были заняты тем же. Он догадывался, что отец будет опять просить о военной поддержке, потому что иначе против теневых магов Райдоса, да ещё и владеющих немагическим оружием, его королевству просто не выстоять. С начала осени обстановка обострилась. Немагическое оружие пускалось в ход всё чаще и чаще, и Пирос оказался в западне. У них не было выхода в океан, не было стабильного партнёрства с Форкселли — и не было чертежей, чтобы наладить производство подобной техники. Командование находилось в постоянном напряжении, пытаясь передумать, переписать стратегии. Изначально расчёт шёл только на магию…

Члены альянса не могли не понимать критичность ситуации, и Филипп намеревался узнать их решение из первых уст. Он знал, как это сделать. Более того, он уже такое проворачивал. Но в этот раз ему нужен был ещё один человек. Тот стоял в углу зала, в тени под колонной, где его, казалось, никто и не замечал, и ждал Филиппа. У них была договорённость.

Когда торжественная часть закончилась и гости переключили внимание друг на друга, обсуждая только им интересные новости, Филипп направился к выходу. Он как бы невзначай взглянул на долговязого рыжего молодого человека и едва заметно кивнул, мол, следуй за мной. И тот, выждав пару секунд, тоже покинул зал.

Они встретились в коридоре. Молодой человек поравнялся с замедлившим шаг Филиппом, и тот с дружеской улыбкой протянул руку.

— Здравствуй, Уибер.

— Рад вас видеть, ваше высочество, — сдержанно ответил он, бросая взгляд на проходящих мимо девушек.

Те кокетливо засмеялись. Уибер втянул голову в плечи и поправил очки в тонкой оправе.

— Мило, — прокомментировал Филипп, не оборачиваясь на девушек. — Пройдём со мной. Нам нужно как можно меньше глаз. Ты ведь принёс?

— Разумеется. — Уибер постучал ладонью по левой стороне груди. Там, во внутреннем кармане, у него находился чип в форме жука, который они с Корнелием Уэром разрабатывали для Филиппа. — Где мне тебе это показать? — спросил Уибер, оглядываясь по сторонам.

Коридор был пуст, но Филипп покачал головой. Здесь было ненадёжно. Везде, где могли появиться люди, было ненадёжно. Он повёл друга в свою «тайную комнату» — единственное место в замке, в котором был уверен. Там Уибер, удивлённо окинув взглядом тёмное и пыльное помещение, пожал плечами и достал жучка. Выглядел он как украшение размером с мизинец со сверкающим камнем вместо тельца, с золотыми лапками и усиками.

— Его нужно прикрепить на синернист, — сказал Уибер, многозначительно кивнув.

Филипп тут же достал прибор. Они посадили украшенье на большой перламутровый камень, и жучок обхватил его. Филипп нажал на кнопку, и… Ничего не произошло. Он поднял глаза на Уибера. Тот почесал затылок, недовольно сжимая губы. Он такой исход ожидал, но надеялся избежать.

— Расстояние не отрегулировано, — пояснил он. — Не согласовано с камерой в зале, с параметрами замка. Возможно, у вас тут поля какие-то его глушат…

— Не должны, — мотнул головой Филипп. — Мы с Корнелием это обсуждали, когда он показывал экспериментальную версию. Он настроил жука так же, как и старый маячок, а тот до сих пор хорошо работает.

— Тогда нужно найти место, где будет ловить. Был бы Корнелий, он, может быть, придумал бы, как всё исправить прямо здесь и сейчас, но…

Уибер развёл руками. Филипп понимающе закивал, кривя губы. Корнелий Уэр, несмотря на все его выдающиеся способности, был обычным человеком с Вейера, без выдающегося происхождения, без родословной… Вход на балы ему был заказан.

— Плохо, — покачал головой Филипп. — Если я буду где-то близко, и меня, и прибор кто-нибудь засечёт.

— Никто даже не подумает о том, что их подслушивают. В прошлый раз ведь прокатило, верно?

— Верно. — Филипп потёр подбородок. — Тогда нужно быстрее найти место и обеспечить себе доступ туда во время совещания. Оно должно быть завтра после обеда.

— Удачи, Фил, — сказал Уибер с виноватым видом. — Если всё будет совсем плохо и прибор не заработает, ты можешь воспользоваться старой игрушкой. — Он кивнул на стоящий на тумбе прибор с круглым крупным камнем, похожий на синернист.

— Спасибо, Уибер, — усмехнулся Филипп, — но я хочу проверить эту. Если прибор работает, мы потом всё исправим. Возвращайся в зал, а я пойду найду место, откуда будет ловить сигнал.

Они разошлись: Уибер пошёл в гостевое крыло, а Филипп спустился на второй этаж. В высокое окно у лестницы было видно, что в противоположном крыле задёрнуты шторы. Именно там и находился кабинет для совещаний, и его тщательно охраняли. Но Филипп всё равно осторожно завернул за угол и, включив синернист, пошёл вперёд, поглядывая на голографическое изображение. Сигнал становился сильнее, потихоньку вырисовывалась картина пустого тёмного помещения.

Коридоры были пусты, Филипп почти не волновался, что его заметят, но вдруг остановился и прищурился. Чем ближе к задёрнутым шторам, скрывающим тайный коридор, тем чётче он ощущал поле. Подойдёшь опасно близко — и оно тебя выдаст. Хорошая защита от непрошеных гостей. Но сигнал тут был уже достаточно устойчив, и Филипп осмотрелся, ища, где можно было спрятаться.

И место нашлось — в оконном проёме недалеко от зала. Со стороны коридора увидеть притаившегося на подоконнике человека было едва ли возможно, а в коридор напротив никто бы не сунулся во время столь важного собрания.

Оставшись довольным, Филипп проверил качество приёма, воровато оглянулся, распустил поддерживающий гардину ремешок и ушёл назад к лестнице.

* * *

И на следующий день начали происходить таинственные исчезновения. Сначала король Элиад и мадам де Монтель, опять надевшая больше колец, чем хватало пальцев, пропали из обеденного зала, не дождавшись основных блюд. Затем то же самое случилось и с остальными представителями Восточного Альянса, которые исчезали прямо из-за стола, уходя куда-то и не возвращаясь. Их поведение раздражало мадам Керрелл, которая изо всех сил сдерживала себя, понимая — она не в силах что-либо изменить. Ей оставалось лишь зло тыкать вилкой в стейк, корчась всякий раз, когда кто-то молча поднимался из-за стола. Её лицо выражало сдерживаемую ярость, когда она отвечала на реплики оставшихся дам. Видя это, Филипп, мечтавший поскорее улизнуть, заставил себя досидеть до конца, а затем бегом, обходными путями добрался до примеченного окна, где спрятался на неудобном подоконнике за тяжёлыми шторами, включил усовершенствованный синернист и надел наушники.

— Как видите, и в этот раз приглашение на совет не было принято, — завершил отец фразу, которую Филипп услышать не успел, но понял, о ком идёт речь — о Райдосе. Его император Рейднар Роуэл уже долгое время отказывался от переговоров с кем бы то ни было из Альянса, не собирался объяснять своей позиции и выходить на личный контакт, лишь изредка отвечая через представителей. Но и они говорили общие фразы, ничего не конкретизируя и уходя от ответов.

— Это неприемлемо, — прокомментировал кто-то вне поля зрения.

— Именно, именно, — проскрипела мадам Монтель. В этот раз она была куда сильнее вовлечена в собрание и сидела в центре стола, кидая на окружавших её мужчин внимательные взгляды. — И этот вопрос стоит сделать первым на повестке дня. Боюсь, если такое ещё раз повторится, мы вынуждены будем прибегнуть к более серьёзным мерам. До Совета Магии, разумеется, не дойдёт, но Восточный совет — почему бы и нет?

— Вы надеетесь получить от них… что? — спросил Гардиан Арт, и Филипп зло сжал зубы. — Райдос хочет откусить от Пироса кусок — вот их причины. Они всего лишь пользуются ситуацией. В конце концов, — в его голосе слышалась насмешка, — беспорядки приобретали непозволительный характер ещё до военного вмешательства Райдоса.

— Не хотите же вы сказать, что они поступают правильно? — спросил Элиад Керрелл, плохо скрывая злость.

— Разумеется, я не одобряю такой политики, — проговорил Арт. — Но и того, что так хочется вам, Элиад, не поддерживаю.

Филипп понадеялся, что мадам Монтель прервёт зарождавшийся спор, но на её лице мелькнуло любопытство, и она сложила руки под подбородком.

— Я много раз объяснял ситуацию, её опасность для Пироса и причины, почему я прошу о помощи!

— Ну а я, соответственно, в очередной раз готов объяснить, почему Санаркс отказывает Пиросу в военной поддержке. И я буду настаивать, чтобы на это согласилось как можно меньшее количество стран.

Филипп заставлял себя сидеть тихо, хоть это было трудно. Ему хотелось рычать, кричать, но он молча копил злость внутри, сильнее цепляясь за синернист: иначе бы выдал себя, и всё бы пошло крахом.

Вдруг штора качнулась. Филипп нахмурился и вынул один из наушников. Казалось, что в коридоре тихо, но он был уверен, что не один — штору кто-то задел. Он вынул второй наушник и в абсолютной тишине услышал лёгкие, осторожные шаги и шорох ткани. Филипп выглянул из убежища, стараясь не шуметь на случай, если это охрана, и глаза его округлились.

Недалеко от его укрытия к углу коридора кралась девочка с закрученными в крупные кольца тёмными волосами. Пара шагов — она ступит за границу сигнальных чар. Её вряд ли арестуют, но шум поднимут и, может быть, отложат собрание. Это в лучшем случае. В худшем — Филиппа обнаружат тоже. Он сглотнул, представляя реакцию отца. Нет, этого он допустить никак не мог.

Раздражённо выдохнув сквозь зубы, Филипп отложил прибор и слез с подоконника. Бесшумно он подкрался к девочке — и схватил сзади, зажимая ей рот. Она едва слышно вскрикнула и дёрнулась, чтобы вырваться, но Филипп оказался сильнее. Её сердце забилось чаще, и она задержала дыхание.

— Тихо, — прошептал Филипп. — Не бойся. Если ты не будешь кричать, я тебя отпущу. Договорились?

Помедлив мгновение, девочка кивнула. Филипп убрал руку с её рта, но вместо того, чтобы отпустить полностью, вцепился в запястье и потащил за собой к окну, подальше от поворота.

— Но… — воскликнула она, оглядываясь.

— Тихо, — повторил Филипп. — Скажи спасибо, что я тебя увёл. Тебе здесь нельзя находиться. Увидят — будут неприятности. А они увидят. Там сеть.

Девочка скрестила руки на груди, недовольно щёлкнула каблуками и надула губы. Потом прищурилась и метнула упрямый взгляд на Филиппа.

— Вам тоже нельзя здесь находиться, — выдала она и небрежным движением откинула упавшую на плечи прядь.

Филипп смерил её взглядом. Белое платье с кружевами и бантом под грудью, перчатки до локтей, сверкающие бриллиантами цветы на украшениях — явно дочка одних из богатейших гостей замка. Она была симпатичной девочкой с острым подбородком, тонким носом и раскосыми ярко накрашенными глазами. Её можно было бы назвать красивой, но Филипп чувствовал что-то, что не позволяло ему это сделать. Наверно, дело было в сверлящем, изучающем взгляде тёмно-голубых глаз. В слишком взрослом взгляде.

А ещё она ему кого-то напоминала, только Филипп не понимал, кого именно.

— Это мой замок, мне можно, — сказал он и сел на подоконник. — Уходи, иначе я сообщу охране.

— Чтобы вас тоже арестовали и отсюда увели? — Девочка по-кукольному взмахнула ресницами. — А вы ведь тоже делаете то, что нельзя. — Она заглянула за штору и заметила синернист, из которого до сих пор вылетала голограмма, изображавшая представителей Альянса. — Следите за всеми.

— О небо! — Филипп закатил глаза. — Уходи. Я и так пропустил много из разговора, а тут решается судьба моего королевства. Я хочу послушать.

— Я тоже! Я слышала, что мой отец на подобных собраниях говорит занятные вещи.

Девочка заинтересованно смотрела на то, как активно жестикулировали мужчины на изображении, а Филипп смотрел на неё. Впечатление, что он должен был бы её знать, усиливалось.

— А кто твой отец? — спросил он осторожно.

Девочка театрально закатила глаза.

— Ну да, мы ведь с вами лично не знакомы. Хелена Арт. — Она протянула ему руку, переворачивая её, будто не решив — для рукопожатия или для поцелуя её подаёт. — А вас я знаю, вы…

— Вот чёрт!

Филипп ударил себя по лбу. Как он сразу не понял? Тёмные волосы, недовольный прищур… Она была копией Гардиана Арта! И это объясняло ему всё, начиная с её поведения и заканчивая его моментальной неприязнью.

Хелена удивлённо подняла брови.

Филипп покачал головой, вскочил с подоконника и зашагал прочь, бормоча себе под нос о том, как его раздражают «эти Арты».

Хелена непонимающе смотрела ему вслед, как-то мечтательно улыбаясь. Она прикоснулась к запястью, к плечу… Казалось, что она всё ещё чувствовала его руки, немного грубые прикосновения. Она жалела, что он ушёл. В нём было что-то притягательное, моментально зацепившее, очаровавшее. Он был выше неё, сильнее, его взгляд изучал её. Возможно, лишь оттого что Филипп не мог понять, кто она вообще такая, но Хелена об этом не думала. Больше ей нравилось вспоминать его широкие плечи, зелёные глаза, кажущиеся такими умными и серьёзными. Наверно, с ним о многом можно было поговорить. Наверно, было бы мило посидеть рядом на подоконнике, подслушивая то, что им нельзя было слышать. Наверно, они бы неплохо смотрелись вместе. Наверно… Если бы он не ушёл.

Вдруг в тайном коридоре с грохотом открылась дверь, послышались шаги, возмущённые голоса. Хелена вздрогнула и шмыгнула в укрытие Филиппа за шторой.

6

Впервые в жизни Эдвард ненавидел замок. Ему претило всё, в нём происходящее. Как только спала дымка праздников, так тщательно удерживаемая мадам Керрелл и её слугами, вернулось то, от чего Эдвард устал за лето, — политика. Уехали дамы, увезли с собой дочерей и сыновей, а с ними пропала и последняя мишура. Вернулось уныние, пришли серьёзность и серость. И уходить они не собирались.

«Можно я уеду?» — спрашивал Эдвард, но, взяв сына за руку, Агнесс Керрелл с глазами, полными беспокойства, качала головой, и всё, что ему оставалось: надеяться, что не зря.

Но шли дни. Пробегали мимо неделя, вторая. Кончились домашние задания, кончились способы уговорить Филиппа подраться на мечах. Приближался день рождения Эдварда, но казалось, что об этом никто не помнил. И Эдвард злился. Тихо, молча, стискивая зубы и меча во всех грозные взгляды. Это не прогоняло тоску, повисшую в каждом углу замка, но он не мог успокоиться. Так было нечестно.

Когда оставалось два дня, а замок ничуть не приблизился к тому торжественному убранству, как перед днём рождения Филиппа, Эдвард решил, что так дальше продолжаться не может. Ему нужно было знать — и знать правду. Мать он спрашивать побоялся. Филипп бы не сказал. И тогда Эдвард вызвал единственного человека, который мог ему сказать всё прямо, стоило только попросить.

Вытянутое лицо Джона сформировалось из множества искр, вылетевших из синерниста.

— Ну привет, Керрелл. Ты не вовремя.

В подтверждение сказанному Джонатан начал расчёсывать длинные светлые волосы, глядя поверх камеры.

— Я тоже рад тебя видеть, — закатил глаза Эдвард.

— Вижу. Так что тебе? — Джон встал, и теперь только его обнажённая спина мелькала на фоне комнаты.

— Сядь и послушай, в конце концов! — вскричал Эдвард.

— Не горячись.

Когда Джон вернулся на место, застёгивая рубашку, Эдвард продолжил:

— Я хочу спросить тебя и жду ответ абсолютно честный. — Он выпрямился и скрестил руки на груди. — Без каких-либо увиливаний.

— Ты сегодня слишком серьёзный, — подметил Джонатан, наконец глядя на друга. — Что-то не так?

— Что насчёт моего дня рождения?

Эдвард уловил на лице Джона смятение и секундную борьбу.

— Мы приглашений не получали, — признался он. — Я думал, что это по какому-то поводу. Может, что-то планировалось… Со мной это не обсуждают.

Лицо Эдварда вытянулось в изумлении, а через мгновение он скривился в горькой усмешке.

— То есть не будет никакого праздника… — Он покачал головой и подпёр щёку кулаком. — Ну конечно. Кому вообще есть до этого дело?

Ненадолго повисла тишина. Джонатан чувствовал неловкость, но вместо того, чтобы что-то говорить, морщился и застёгивал вышитый искрами жилет. Эдвард смотрел в окно на серое скучное небо. Вдруг его глаза расширились, брови взлетели, появилось задумчиво-восторженное выражение. Он резко обернулся к голограмме Джонатана.

— Ты занят?

— Разве незанятой человек будет так одеваться? — Он демонстративно дёрнул лацканы и указал на только что приколотую золотую брошь-ящерицу, украшенную россыпью бриллиантов, топазов, сапфиров. — Сегодня ночью у меня есть несколько очень важных дел.

— А завтра?

— Что ты хочешь? — Бровь Джона подозрительно изогнулась, уголки губ приподнялись.

— Ты ещё осенью говорил, что у тебя какие-то планы, в которых я могу поучаствовать. Если они не кончились, я полностью в твоём распоряжении.

— Вы меня приятно удивляете, ваше высочество. — Джонатан одобрительно закивал. — Сегодня я действительно занят, но завтра готов занять ещё и тебя. Увидимся завтра ближе к вечеру. Надеюсь, ты не умрёшь от скуки.

Джон отсалютовал и выключился. Искры медленно опали на стол. Эдвард откинулся на спинку дивана и мученически взвыл, запрокинув голову к потолку.

* * *

Когда на следующий день ничего не изменилось, ни одной кареты не прибыло к парадной лестнице замка, не телепортировалось ни одного гостя — пусть даже приглашённого только ради переговоров с отцом, — Эдвард на полном серьёзе начал собирать небольшой чемодан самых необходимых, по его мнению, вещей. Собирал он его сам, втайне даже от слуг, которые могли доложить матери. На дно тут же полетел кошелёк с деньгами, которых хватило бы на месяц проживания в лучшем отеле Мидланда, а эта страна считалась самой дорогой на восточной половине материка. Если придётся, решил Эдвард, он может истратить всё за сутки! Раз уж никто не собирался устраивать ему нормальный праздник, он сделает это сам. С помощью Джонатана.

Кошелёк накрыли ночная рубашка, сменный парадный костюм, туфли к нему и костюм попроще. На всякий случай. Рядом с чемоданом легли ножны с огненным мечом — его никак нельзя было оставить дома.

— Что мы вообще обычно берём, когда едем куда-то на пару дней? — спросил Эдвард у пустой комнаты и осмотрелся, уперев руки в бока.

Взгляд упал на валяющийся в углу дивана небольшой оранжевый мячик. «Не убрали», — цыкнул Эдвард, но раздражение быстро прошло. Он схватил игрушку и выбежал из комнаты, кинув проходящей мимо служанке, что неплохо было бы ещё раз прибрать.

* * *

— Фил? Фи-ил? — Эдвард бросал мяч в дверь кабинета брата. Удары сопровождались стуком деревянных створок друг о друга, клацаньем закрытого засова и звонким «шлёп», когда мяч прилетал обратно в руки.

— Эдвард! — взрычал Филипп. — Прекрати!

— Открой дверь!

Ещё один удар.

— Уйди!

— Открой! — крикнул Эдвард и метнул мяч ещё сильнее.

Тот отскочил от двери, пролетел до противоположной стены и, отпрыгнув оттуда, ударил Эдварда в лоб. Он от злости бросил мяч в пол, за что получил от обиженной игрушки ещё и в грудь.

— Филипп! — вскричал Эдвард. — Выйди! Будь у меня с собой меч, я бы разрубил эту гадскую дверь!

Послышался рык, шаги — и дверь распахнулась, едва не впечатавшись ручкой в стену.

— Я уже вижу, как бы ты разрубил дверь, — процедил Филипп. — Что тебе надо?

Эдвард открыл рот, чтобы возразить, но лишь насупился и возмущённо засопел.

— Мне? — выплюнул он наконец. — Мне надо знать, какого чёрта тут происходит! Почему до сих пор никто не приехал?!

— Эдвард… — Филипп опустил голову и потёр глаза.

— Что «Эдвард»? Вы все так ушли в свои дела, что, кажется, забыли обо мне. Если всем плевать, на кой чёрт меня вызвали из Академии? Там что, опасно? — он иронично закатил глаза и тряхнул головой. — И вы думаете, что тут будет лучше и веселее? Да как бы не так!

— Эдвард, заткнись, — процедил Филипп вполголоса. — Не порть никому настроение…

Договорить он не успел — Эдвард вспыхнул, рассыпая вокруг ярко-красные искры. Они падали на ковровую дорожку, прожигали её, оставляя крошечные обугленные следы. Филипп со смешением ужаса и неодобрения взглянул на брата. Но Эдвард не заметил.

— Это вы мне всё портите! — выкрикнул он и, ещё раз разразившись снопом искр, убежал.

Филипп выдохнул и, покачав головой, снова заперся в кабинете.

Дверь хлопнула за спиной, и Эдвард с разбегу упал на диван, скрестив руки на груди. Но спокойно позлиться ему не дали — затрещал, нетерпеливо замигал синернист. Эдвард шумно втянул носом воздух, сжимая челюсти, и потянулся к прибору. Стоило нажать на кнопку, как искры сформировали обеспокоенное и покрытое тенями лицо Джонатана.

— Наконец-то! Керрелл, я звоню тебе последние минут десять, где ты был?!

— Говорил с братом, — нахмурился Эдвард.

— Ясно-ясно. — Глаза Джонатана бегали. — А теперь объясни, где я.

Джонатан обвёл камерой тёмное помещение, полное слабо светящихся голубоватых проводов, крупных прозрачных колб и тёмных экранов. Эдвард выпучил глаза.

— К-как? Как ты там оказался?

— Я, — Джон пожал плечами, — много тренировался во взломе. Отцовский кабинет и погреб поддались. Но, кажется, за́мки — это слишком.

— Стой там и не шуми. Я сейчас.

Эдвард отключил синернист и бросился вниз. Если он не ошибался, Джонатан загнал себя в охранный центр, куда затягивало всех, кто нелегально пытался проникнуть в замок. Джон умел с удивительной лёгкостью взламывать дверные замки, дневники, чемоданы, магические печати. Он считал — и ссылался при этом на преподавателей, — что в будущем сможет проникать куда угодно, какой бы сильной ни была защита. Но, если он когда-нибудь и смог бы так делать, в этот раз явно не вышло, и Эдвард надеялся, что сможет вытащить друга до того, как кто-то из охраны решит проверить ловушку и обнаружит там сына графа Спаркса. Сколько бы проблем тогда свалилось на них обоих!

Эдвард затормозил на первом этаже у коридора, ведущего в крыло охраны. Пройти туда казалось невозможным: слишком много людей. Серьёзные высокие мужчины в форме выходили из одних дверей, входили в другие, обменивались толстенными папками и короткими кивками. В коридоре постоянно кто-то был. К тому же часовые у дверей непрерывно несли службу.

— Что вы здесь делаете, ваше высочество?

Эдвард резко обернулся, втягивая воздух через нос.

— Добрый вечер, генерал! — Он тут же взял себя в руки. — Я смотрю и думаю, о… О перемещениях.

— Перемещениях? — Генерал поднял густую бровь, явно сомневаясь в честности принца.

— Да, — протянул Эдвард и медленно закивал. — Мы в Академии тренируемся в телепортации. А здесь есть комната-ловушка. И я подумал: а смогу я перемещаться в замок издалека или меня тоже туда затянет?

Подозрительно глядя на принца, генерал неохотно проговорил:

— Королевская семья может перемещаться в пределах замка в любых направлениях, сэр Эдвард. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство, а теперь прошу вас покинуть это крыло.

Эдвард спорить не стал и поднялся на второй этаж, сел на обитую бархатом скамеечку в углу у колонны и, оглядевшись, достал синернист.

— Ты долго, высочество, — выдал Джон.

Он хмурился, вертелся, его губы растягивались в нервной улыбке. Эдвард вздохнул.

— Так просто я к тебе не попаду. Но я узнал, что может выйти с перемещением. Как прямой наследник, я могу телепортироваться везде по замку.

— Прямой наследник — твой брат. Может, обратишься к нему? — проговорил Джон с мольбой в голосе.

— Обойдётся. — Эдвард бросил злой взгляд в сторону. Этажом выше в том же направлении находилась комната Филиппа. — Я сделаю это сам.

— Отлично, — Джонатан нервно хмыкнул и передёрнул плечами. — Тогда, прежде чем ты это сделаешь, на случай, если тебя расщепит, послушай меня: ты, должно быть, самый отвратительный принц в мире, и перемещаешься ты ужасно, но, видимо, поэтому я твой лучший друг. Мы друг друга стоим. — Он махнул рукой, показывая, где находится. — Так что — если тебя расщепит — я всем скажу, что ты погиб как герой, пытаясь спасти меня. Чтобы никто не думал, что ты идиот.

Эдвард ехидно ухмыльнулся и, выключив синернист и неровно выдохнув, зажмурился. Это заняло мгновение, он даже не осознал, как и когда всё произошло. По телу прошла легкая и приятная, как дуновение ветерка, дрожь, — и, открыв глаза, он увидел Джонатана, глядящего на него с широченной улыбкой.

— Можешь забыть всё, что я только что сказал, Керрелл.

Эдвард не ответил. Он положил руку Джону на плечо и, пока не вышел запал, перенёс их обоих к себе в комнату.

— Ну, из тебя взломщик тоже, надо сказать, не фонтан, — заметил он уже там.

Джонатан шумно выдохнул и упал в кресло. По спине пробежали мурашки: не хватало действительно попасться. Он представил, как его застаёт охрана после того, как он уже несколько часов провёл в одиночестве в тёмной холодной комнате, где разливалось голубое сияние от циркулирующей по проводам энергии. Эксперименты с замками Керреллов, пожалуй, стоило пока отложить.

— Надеюсь, — проговорил Джонатан, жмурясь от слепящего золотого заката, — переместиться отсюда будет проще, чем сюда.

* * *

В поместье Спарксов они и правда переместились без проблем. В заранее приготовленной гостевой спальне, куда принесли чемодан, Эдвард, скинув сапоги, сразу забрался на кровать. Мягкие матрасы легко прогнулись. От покрывала и подушек тянуло приятным пряным ароматом.

— Вот так намного лучше! — Эдвард блаженно потянулся. — Без Филиппа, без всех этих военных в коридорах. Если я стану королём, я никогда не допущу подобного в своём замке и в своей стране.

— Ты помнишь, что я говорил о тебе, как о принце? — скептически спросил Джонатан.

— Нет, ты ведь просил забыть…

Эдвард улыбнулся, подняв брови, и Джонатан закатил глаза.

— Я прикажу подать ужин. Если тебе будет что-то нужно — колокольчик для вызова слуг там. — Он кивнул на тумбу у двери и ушёл.

Эдвард откинулся на подушки и быстро отогнал от себя мысль о том, что ему наверняка влетит за такое самовольство. Какая разница? Лучше уж пострадать за то, что сделал, чем жалеть о впустую потраченном времени.

За ужином открыли бутылку белого вина из запасов Спарксов. «Отец даже не заметит», — уверенно сказал Джонатан, наполняя бокалы. После сыграли в шахматы, в которых Эдвард постоянно проигрывал, но заявлял, что обязательно возьмёт реванш в следующий раз. В конце концов, устав от необходимости двигать прозрачные фигурки, Джон махнул рукой на его упорство.

— Нам стоит пойти спать. Завтра большой день. — Джонатан ухмыльнулся, расслабленно съезжая в кресле.

Молодые люди разошлись по спальням. В комнату Эдварда заглянули несколько слуг: принесли свежевыглаженный халат с вышивкой золотыми нитями, кувшин воды. Пока Эдвард умывался, ему разобрали кровать, убрав с неё покрывало и декоративные подушки, привезённые, наверняка, с островов — это угадывалось в угловатых пёстрых узорах, толстых линиях и чётких геометрических фигурах. Такой стиль на континенте не встречался.

Спарксы всегда жили с размахом. Приближенные к королевской семье, они не отказывали себе в желании подчеркнуть высокий статус и привозили из поездок в далёкие страны диковинные сувениры вроде любимой «инсталляции» мадам Спаркс: две очищенные от коры ветки белого дерева сплелись между собой, и продавец заверил, что это два борющихся дракона. Мадам Спаркс воображением обделена не была, а потому дословно цитировала продавшего ей этих «драконов» мужчину, для пущей убедительности показывая, где у них головы, где хвосты, а где кривые лапы. За спиной хозяйки многие называли «инсталляцию» глупой деревяшкой.

Но были и действительно необычные, нужные вещи, как, например, подаренные Эдварду на четырнадцатый день рождения наручные часы, полностью покрытые золотом, с россыпью мелких рубинов на циферблате. Но самое интересное заключалось далеко не в дизайне — дорогие подарки не были чем-то особенным для принца, — а в возможности часов показывать точное время в любой части планеты по малейшему желанию владельца.

Помимо них Эдвард считал полезными и придающие поместью Спарксов уют статуэтки-безделушки, ковры, пледы. И, разумеется, подушки с необычными яркими узорами, пахнущие специями, в окружении которых Эдвард и уснул.

* * *

Если поздним вечером на отсутствие Эдварда никто не обратил внимания, то, когда он не спустился к завтраку, для которого приготовили и блины с ягодными и фруктовыми сиропами, и канапе, и тарталетки, мадам Керрелл взволнованно посмотрела на Филиппа. Тот лишь закатил глаза.

— Не стоит беспокоиться, мама. Эдвард вчера устроил мне скандал. Наверняка до сих пор строит из себя обиженного.

— И всё же, Филипп, — покачала головой мадам Керрелл, — я хочу быть уверенной, что он в порядке. Эдвард должен спуститься к нам. Господин Ларс, проверьте его и позовите к столу.

Невысокий, очень тонкий человек в чёрном фраке коротко кивнул и вышел. Вернулся он через пятнадцать минут с таким же выражением лица, с каким уходил. Ничто не выдавало ни беспокойства, ни тщательного поиска нужных слов.

— Ваше величество, сэра Эдварда в его покоях нет. — Он говорил спокойно, слегка поджимая губы, бесстрастно поднимая брови, но поглядывая в сторону. — Слуги говорят, что не видели его с вечера, но не думали, что это может что-то значить.

— Не думали они! — воскликнула побледневшая мадам Керрелл, всплёскивая руками. Она с надеждой посмотрела на Филиппа, как будто он мог щелчком пальцев вернуть брата в замок. — Фил, ты ведь сможешь его найти. Это нужно сделать до вечера. Ваш отец обещал выбраться из своих дел на один вечер, чтобы поздравить Эдварда.

— Он как раз вчера заявил мне, что мы портим ему праздник, — хмыкнул Филипп.

— Ох, он, наверно, ждал большой бал, гостей… — продолжала причитать мадам Керрелл. — Плохо было держать от него в секрете то, что мы решили никого не звать.

— Отец решил, — поправил Филипп.

Пышный приём отнимал много денег, а те были нужны на поддержание армии, на создание и закупку оружия, на многие другие нужды, важность которых, как считал Филипп, Эдвард бы просто не понял.

— Мы решили, Филипп, — с нажимом произнесла мадам Керрелл и тут же сменила тему: — Куда он мог пойти?

— К Спарксам, — тут же ответил Филипп, поднимая чашку чая. — Куда же ещё?

* * *

Эдвард с Джонатаном доедали заказанные на завтрак кремовые пироги с ягодами. Они были в особняке одни, родители Джона уехали в путешествие на зимние праздники, а он сам вернулся всего с неделю назад, сославшись на важные дела. Джонатан чувствовал себя полноправным хозяином и распоряжался слугами так, как ему было угодно. Это распространялось и на кухню, где повара, недовольно бурча себе под нос, готовили заказанные мальчиками праздничные блюда с самого утра. Эдвард довольно улыбался, развалившись в придвинутом к столу кресле — он представлял, что это трон, — и не испытывал ни малейших угрызений совести. Он даже не думал, что что-то делает не так.

Джон облизал от крема ложку и вскочил с таким видом, словно забыл что-то очень важное. Он поднял указательный палец, поправил лацканы жилета и вышел за дверь, откуда тут же вернулся, держа в руке свёрток чёрной бумаги с мелкими геометрическими золотыми узорами.

— Раз уж я единственный, кто может вас поздравить, ваше высочество, — сказал Джон, ухмыляясь, — хочу передать вам подарок от лица всей моей семьи. А от меня лично — чуть позже.

Эдвард заинтересованно взял свёрток — увесистый и ребристый, если проводить рукой по упаковке, — и ушёл на диван в комнате, отделённой от малой столовой дверным проёмом. Он разорвал бумагу и восторженно ахнул, любовно глядя на ножны с изображением дракона, украшенного рубинами, имитирующими хребет и узоры на чешуе, и золотыми вставками на хвосте и когтях.

— Они шикарны, — выдохнул Эдвард и показал Джону большой палец.

Он приказал принести из спальни старые ножны. Эдвард не расставался с мечом с тех пор, как получил его прошлой весной, и носил в обычных кожаных ножнах, без украшений, если не считать две перекрещенные полосы из кожи посветлее основной. Считая, что они мечу совсем не подходят, Эдвард наконец оценил насколько. Золотая рукоять с гербом Керреллов, драгоценные камни и тонкая сверкающая сталь с гравировками заслуживали куда большего. Такого, как, например, эти ножны с драконом.

— Я знал, что тебе понравится, — самодовольно заметил Джон. — Только, Эд, лучше такими дорогими вещами не светить там, куда мы отправимся в качестве моего подарка.

Эдвард, примеряющий новые ножны, скривился и нехотя переложил меч в старые. Новые он отнёс в комнату и аккуратно положил на кровать в окружение ярких подушек. Переодеваясь, Эдвард всё время поглядывал на подарок и думал, что теперь ему нужны будут праздничные мундиры ещё шикарнее, чтобы соответствовать ножнам, которые он собирался носить с собой.

Молодые люди никуда не спешили, но Джонатан настаивал: чем раньше, тем лучше. В выходные в том месте, название которого хранилось в тайне, собиралось много людей, а Джон хотел познакомить Эдварда с кем-то особенным. Тем более он считал, что из-за большого расстояния ему понадобится помощь Эдварда, который, к вящему удивлению, телепортировался довольно точно — они проверили в особняке Спарксов.

— Я буду рулить процессом, — объяснил Джон, когда они были готовы, — а от тебя мне понадобится только сила. Ясно?

— Конечно. А как ты раньше попадал в то место? Ты ведь вообще там был? — Эдвард подозрительно покосился на друга. После промашки в замке ему было не по себе: мало ли куда Джон мог их перенести.

— Разумеется, был! — обиженно огрызнулся Джонатан. — Но либо с компанией, либо скачками, что не очень удобно. Так что сейчас мы попробуем прыгнуть сразу.

Последнее слово он протянул, неуверенно морщась, и положил руку Эдварду на плечо, тот повторил и тут же почувствовал поток энергии, проходящий сквозь него от ладони Джона. И эта энергия передавала знание, ведущее золотой нитью, указывающее путь к цели. Перед глазами замелькали картинки, а интуиция подсказывала, что делать. Послушный ей, Эдвард телепортировался.

Они с Джонатаном оказались в просторном помещении, выдержанном в глянцевых тёмно-фиолетовых цветах. Иллюзию темноты не нарушали даже неоновые лампы белых и розоватых оттенков. Потолок был двухуровневый: первый уходил далеко ввысь, заканчиваясь куполом с огромной старинной люстрой, на которой не горело ни одного огонька, а второй, низкий, не больше двух с половиной метров, оказался трибунами на тонких колоннах. Оттуда, перегнувшись через перила, около сотни людей смотрели, как два молодых человека с азартом дрались на огороженной площадке. Их оружие блестело, вспышками резали воздух магические шары.

Но Эдвард не долго наблюдал за действом: Джонатан повлёк его за собой, по той части, что находилась под трибунами. Это была гостевая ложа со множеством столов, кожаных кресел, чьи выкрашенные в глянцево-золотой цвет изголовья и подлокотники бликовали под светом неоновых ламп. Лица посетителей покрывали тёмно-фиолетовые тени, и Эдвард не мог точно определить возраст, но вряд ли хоть кто-то здесь был старше двадцати, кроме разве что разносивших выпивку и закуски официантов. Джон переговорил с одним из них и указал Эдварду, куда им нужно. Недалеко от лестницы, ведущей на арену, развалился на лежаке парень с вытянутым бледным лицом и пустыми чёрными глазами. Казалось, что ему наскучили и сражение, и мулатка, которую он поглаживал по талии. Эдвард был уверен, что видел раньше и девушку, и парня, и, скорее всего, оба они были ровесниками Филиппа.

— Хей, Лиф, — позвал Джонатан.

— Спаркс! — протянул парень. На его лице мелькнуло нечто, похожее на заинтересованность.

Он поднялся, девушка тут же соскочила со своего места рядом и пересела на небольшой пуфик подле, и пожал Джонатану руку. Затем переместился к Эдварду. Он провёл языком по губам. В его глазах зажглась искра неподдельного интереса.

— Эдвард Керрелл, — сказал он с придыханием, тряся ошарашенного Эдварда за руку. Тот не был готов к такому интересу к своей персоне. — Я — Лиф Стофер. Мы учились с вашим братом. Давно хотел с вами познакомиться лично. С тех пор как увидел, что именно вы получили меч. — Его взгляд метнулся к золотой рукояти.

Эдвард непроизвольно положил на неё ладонь, словно пытался прикрыть.

Лиф определённо не внушал ему доверия. Эдвард был уверен, что если он не принял лишнюю дозу слабых наркотиков, то напился точно крепко — от него заметно несло перегаром. Что-то в его интонациях было неприятное, будто он не отвечал за свои слова, а ироничное выражение лица нравилось Эдварду ещё меньше, чем то отсутствующее, с которым Лиф смотрел бой.

Тем временем он продолжал:

— Я буду рад наконец заполучить вас в свой круг. Джонатан много рассказывал о вас. — На этих словах Джон неловко улыбнулся, взгляд его забегал. — Надеюсь, вы не откажете.

Эдвард хотел сказать, что будет рад оказать такую честь, как его учили делать в разговорах с теми, кто ниже по статусу, но Джон предостерегающе дёрнул его за рукав, и Эдвард просто улыбнулся, хоть и не представлял, чему тут улыбаться.

— Приглашаю вас к моему столу.

Лиф махнул в сторону прозрачного столика, где стояли бутерброды с икрой, с красной рыбой и бутылка вина. Он распорядился, чтобы Эдварду и Джонатану принесли бокалы, а сам лёг обратно на кушетку. Мулатка тут же вернулась к нему.

Джон пожал плечами, но уверенно сел в пустое кресло и взял бокал.

* * *

«Всё надо сделать быстро и тихо, — сказала мадам Керрелл. — Ваш отец не должен ничего знать». Но Филипп тянул, сколько мог. Он надеялся,что совесть взыграет в Эдварде и он вернётся, но прошёл обед, а брат так и не появился.

И отправляться пришлось.

Филипп ужасно злился оттого, что не умел телепортироваться. Он отлично управлялся с мечом, мог оседлать даже самую буйную лошадь, умел драться в рукопашную и учился простраивать в голове точную боевую стратегию, но магия… Ему поддавались простые атакующие заклинания, он умел использовать энергокамни, но ни летать, ни телепортироваться. Даже собственная стихия подчинялась ему с трудом. Филипп то и дело вспоминал, что его магический потенциал считали высоким. Где был этот потенциал? Какими ещё средствами нужно было его раскрывать? Этого Филипп не понимал и ещё больше злился, когда приходилось прибегать к помощи штатных телепортёров для срочных перемещений. Простые военные — и им доступно больше, чем ему!

Особняк Спарксов оказался пуст. Дворецкий, поклонившись, ответил, что ни господина и госпожи, ни мастера Джонатана в доме не было.

Филипп зло тряхнул головой. Ну и задачку поставил Эдвард.

— Они могут быть в другом особняке? — спросил он, нетерпеливо меряя шагами коридор.

— Господа Спарксы отбыли в путешествие, ваше высочество. Их нет в стране. — Филипп был готов рвать и метать, но дворецкий продолжил: — Но мастер Джонатан появлялся с неделю назад и изъявил желание получить ключи от северного особняка в Эльсе.

— Ясно? — рявкнул Филипп на телепортёра. Тот коротко кивнул, и они перенеслись в другой особняк.

Филипп шагнул к дверям и поднял руку, чтобы постучать, но…

— Ваше высочество, — подал голос телепортёр.

Филипп остановился с поднятой рукой и обернулся. Его глаза метали молнии.

— Я чувствую след, — пояснил мужчина.

— След?

Филипп заинтересованно выпрямился, прислушался и втянул носом воздух. В нём чувствовался запах солнечной пыли, такой необычный для зимы. Внимательный взгляд окинул ведущую к крыльцу дорожку — и Филипп заметил сверкающее скопление искр с особенно ярким облаком в месте телепортации. Опытным сыщикам не составляло труда находить следы перемещения, даже если те были замаскированы, тут же стоило лишь приглядеться.

— Они либо не думали, что их будут искать, либо всё сделано очень неопытным проводником, не умеющим заметать следы.

Филипп усмехнулся и закатил глаза.

— Разумеется, Джонатан Спаркс неумелый «проводник». Мальчишки. Им по пятнадцать лет! Ведите меня по вашему «следу».

Телепортёр едва заметно улыбнулся.

* * *

Лиф со звоном поставил бокал на стеклянный стол.

— Знаешь, Эд, — заговорил он, потягиваясь, — с год назад мы с твоим братом поспорили.

Эдвард напрягся. Лиф вальяжно развалился, покручивая на пальце локоны своей спутницы, которая неизменно сидела рядом.

— Тогда я проиграл. — Лиф многозначительно поднял брови. — А сейчас, знаешь, не прочь отыграться.

Лиф поднялся с лежака, ещё раз потянулся и поправил рубашку. Он принял из рук девушки валявшиеся на полу ножны для изогнутого меча, выпил ещё один бокал вина и, направляясь в сторону арены, посмотрел на Эдварда. Тот с готовностью вскочил.

Лиф медленно спустился по ступенькам и, бесцеремонно расталкивая наблюдавших, подошёл к арене.

— Прекратили и ушли! — рявкнул он на сражающихся.

Двое мальчишек, остановившись и разочарованно переглянувшись, опустили мечи. Ограждение пало, позволяя соперникам поменяться. «Я тебя ещё сделаю», — сказал один из парней другому, когда они проходили мимо Эдварда. Тот вдохнул и вытащил меч из ножен, встав на свою часть поля. Конец легко ударился о землю — и яркое пламя охватило лезвие.

— Красиво, — скучающе оценил Лиф, но глаза его заворожённо, не отрываясь, смотрели на языки пламени.

И тут его пальцы сильнее сжали рукоять…

Эдвард не успел сообразить, что произошло.

Лиф взмыл и ринулся вперёд. Вокруг засверкали тёмно-фиолетовые змеи-щупальца. Он спикировал, как ястреб, размахивая мечом, и искры летели во все стороны. Эдвард отклонился. Замах — и меч разрубил одно из щупалец. Лиф зашипел, словно обжегшись. Его волосы растрепались, он тяжело дышал, и глаза яростно сверкали.

Вдруг губы его изогнулись — и он бросил меч в Эдварда. Тот отпрыгнул — за спиной раздался скрежет: лезвие ударилось о барьер — и в последнюю секунду отбил едва не ударившую его сферу. А Лиф снова поднялся в воздух. Эдвард от него не отставал. Огненный меч опять прорезал клубок змей. Лифа отбросило назад, и он упал на спину. Эдвард приземлился и самодовольно улыбнулся, меч в его руках потух.

— Для победы нужно меньше пить, — хмыкнул он.

Лиф покачал головой и попытался встать, но вместо этого лишь болезненно поморщился.

— Что-то не так? — встревоженно спросил Эдвард. — Тебе помочь?

Он подошёл и протянул руку. Лиф бросил на него взгляд исподлобья, и глаза его недобро сверкнули. Он схватился за руку Эдварда — и потянул на себя. Тот повалился вперёд, меч выпал из рук. Одним ударом под рёбра Лиф завалил его, выбивая из груди воздух. Эдвард перекатился на спину, держась за бок. Но отдышаться не удалось: он заметил замахнувшегося Лифа — и зарядил ему в челюсть. Тот отшатнулся. Этого хватило, чтобы откатиться в сторону и перехватить меч.

— Ты больной?! — выкрикнул Эдвард.

Но стоило ему посмотреть на соперника, как холодок прошёл по позвоночнику. Лиф выглядел безумным. Его губы дрожали, изгибались. Сверкающие глаза дёргались, а вокруг него, словно наэлектризованные, извивались и шипели чёрные змеи. Эдвард сглотнул и отступил — к нему пришло осознание: Лиф не играл, не развлекался. Он был опасен.

И ему хватило замешательства Эдварда: чёрный луч ударил того в грудь. Тело содрогнулось. Парализованный, Эдвард упал на колени, обхватывая себя руками. Казалось, что он задыхается. Легкие сдавило — не вдохнуть, не выдохнуть. Тело отказывалось слушаться. Какие бы команды он себе ни давал — всё без толку.

«Надо встать…»

Его трясло. Он слышал, как трещит наэлектризованный воздух, — и больше ничего.

«Надо встать».

Перед глазами темнело. Он напрягался сильнее, кое-как хватая ртом воздух. Горячий. Сухой. На лбу выступала испарина.

«Надо встать!»

Выдох вырвался из горла. Руки задрожали, плечи дёрнулись — и энергетическая волна пролетела по полю. Оковы спали. Задрожали колонны, поддерживающие барьер. Лифа сбило с ног, и его змеи, корчась, растворились. Словно протрезвев, он растерянно и с неприкрытым интересом смотрел на Эдварда сквозь мерцающую в воздухе пыль.

Зал восторженно загудел. Эдвард выдохнул, с восторгом оглядываясь. Он не представлял, что может использовать магию так. Он не представлял, что магию так использовать можно в принципе! Чувствуя прилив энергии, он сжал кулаки — вокруг них засияло пламя — и грозно повернулся к Лифу. Тот провёл языком по губам, и Эдвард поднял подбородок — это точно был хороший знак!

Но счастье его оказалось недолгим.

— Снять барьер! — громом пронёсся над залом голос, и Эдвард невольно сжался.

— Фил, — прошептал он и повернулся.

Ноздри Филиппа раздувались от гнева, когда он широкими шагами пересекал расстояние от ступеней до арены. Ограждение пало перед ним, будто испугавшись.

— Филипп Керрелл! — пропел Лиф, глупо улыбаясь.

— Я его победил! — тут же заявил Эдвард. — Ты ведь видел?

Филипп смерил его холодным взглядом и словно не услышал.

— Мы возвращаемся в замок, Эдвард.

Тот разочарованно застонал, а потом на лице его отразился испуг.

— Ты ведь сам пришёл? — взволнованно спросил он, поднимая меч с земли и спеша за братом.

— Нужен ты мне, — хмыкнул Филипп. — Мама послала за тобой. Радуйся, что отец не знает о том, что ты делаешь. Хотя, — Филипп с презрением окинул арену взглядом и криво ухмыльнулся, — возможно, тебе бы повезло больше, если бы наказание придумывал отец.

Эдвард скривился: в гневе мать лучше было не видеть. Повесив голову, он последовал за Филиппом к незаметно стоящему у колонны телепортёру, краем глаза заметив, как Джонатан подаёт ему знаки, мол, позвоню и вещи перешлю.

Перед телепортацией он успел только тяжело вздохнуть.

7

Оказавшись в холле, куда перенёс их телепортёр, Эдвард развернулся к брату, сверкая глазами и пользуясь последними радостными минутами.

— Ты ведь видел, что я сделал, правда?

Филипп нахмурился.

— Видел. — Эдвард удивлённо поднял брови и выпрямился. Он ожидал, что брат похвалит его, порадуется, но голос того звучал обеспокоенно. — Тебе стоит быть с этим осторожнее. Ты едва не разбил защитный барьер.

Эдвард фыркнул.

— Я не знал, что ещё сделать! Он меня парализовал…

— Держись подальше от того места. И вообще от Стофера — он обводит таких, как ты, вокруг пальца в два счёта. Не навлекай на самого себя проблемы. Пойдём, маман ждёт тебя. — Он поманил брата за собой к лестнице.

— Не понимаю! — воскликнул Эдвард. — Почему тебе там драться можно, а мне — нельзя?

— Потому что я не сбегал из дома, чтобы выпить в сомнительной компании? — Филипп прищурился.

— Я не пил. — Эдвард скрестил руки на груди. — Слушай! — вспомнил он. — Тебе наверняка будет интересно! Лиф говорил столько всего про Райдос, про войну… Мне казалось, он хочет меня задеть, но…

— Не слушай его, — прервал его Филипп, остановившись. — Лиф сам не понимает, о чём говорит, и не знает ничего действительно важного. Теперь я в этом уверен ещё больше.

— В смысле? — удивился Эдвард, подаваясь вперёд. — Ты… Ты поэтому все каникулы словно и не на каникулах?

Филипп усмехнулся и кивнул.

— Да. Это мой последний семестр в Академии. Отец одобрил. Я уезжаю в Вистан.

С этими словами Филипп махнул брату и пошёл дальше, оставляя Эдварда стоять с открытым ртом. Вистан был военным полигоном.

Выйти из оцепенения всё-таки пришлось. Эдвард взглянул на коридор, ведущий в комнаты матери, и тяжело вздохнул. Когда он был маленьким, его наказывали очень редко. Разве что, когда он портил одежду или книжки, могли запретить ехать с отцом в Ворфилд или идти на тренировку или поставить дополнительные скучные занятия. Сейчас он вырос, и провинность была куда серьёзнее порванных брюк.

«Такое поведение недопустимо… Я не ожидала… Я разочарована…» — это говорила мадам Керрелл, не повышая голоса. Эдвард уставился в пол. От тона матери, расстроенного и обвиняющего, ему привычно становилось не по себе, будто он действительно совершил самый страшный проступок на свете. Только в этот раз вины он не чувствовал, не жалел, что сбежал и повеселился. Это был его день рождения, и целые сутки он был счастлив. А сейчас просто слушал и ждал наказание.

Оно показалось удручающе суровым. Теперь ему было запрещено покидать Академию в учебное время, на каждый праздник он должен был приезжать домой, вне зависимости от того, длился перерыв день или неделю. Если же мадам Керрелл узнает, что Эдвард проводит выходные не за учёбой, а там, куда потянет Джонатан, — к нему приставят гувернёра. Это был бы позор, и Эдвард, не раздумывая, обещал выполнять все условия. Как мать собиралась его проверять, он не знал, но и думать об этом не хотел: нарушить данное матери слово он бы не посмел. Он не хотел ещё раз слушать её причитания и нотации.

Его величеству о провинности сына даже не сказали…

* * *

Полгода пролетели потоком умных книжек. От текстов пухла голова, ничего читать и учить Эдвард не хотел, но больше ему делать было нечего. Джонатан катался без него, каждый раз с сочувствием глядя на вынужденного оставаться на кампусе друга; в замке, куда приходилось уезжать и отчитываться матери по учёбе, ничего не происходило. Выдохнул Эдвард, лишь когда прошли экзамены, за каждый из которых он получил отлично. Тогда ему показалось, что мать осталась довольной и потеплела, забыв о его зимней провинности.

«Возьми маман в путешествие, — предложил Джонатан. — Она полностью оттает. Поверь, она нужна тебе в хорошем расположении духа. У меня планы на тебя на осень».

Эдвард скривился: кто вообще ездит с мамами? Он хотел поехать с другом, расслабиться, наверстать время, потраченное на наказание, но, подумав, понял, что так будет лучше. Матери было нужно отдохнуть от плохого настроения отца. Тот был не в духе постоянно. Это стало слишком обыденным, но всё ещё неприятным.

Война на юге разгоралась. До конца зимы всё было на удивление спокойно, но стоило начаться оттепели, как огромные чёрные машины неизвестного происхождения пересекли границу в четырёх местах и стали двигаться вглубь. В ближайших городах поднялась паника, люди уезжали, боясь, что враг доберётся до них, и даже в столице начинали задавать вопросы: «Что будет если они прорвутся за барьер?» Машины считали непобедимыми, неразрушимыми, пока наконец одна не была выведена из строя. Армия понесла большие потери, но командование было уверено — не зря. Теперь у них были детали, теперь они могли понять, как механизмы работают и как их сломать.

И пока механики разбирались с машинами, пока обстановка накалялась и даже зажиточные семьи чувствовали давление выросших налогов, а на юге гремели взрывы, Эдвард увёз мать на северо-запад, в спокойный Западный Альбион. Это была небольшая страна у подножья пограничных гор: чистый воздух, гейзеры, горячие источники — всё, что нужно, чтобы отвлечься от ужасов в родной стране.

Именно там в конце лета Эдвард получил короткое, но интригующее сообщение от Джона: «Будь в Академии на неделю раньше. Очень важно!»

Эдвард сглотнул и, быстро скрестив пальцы, обратился к матери.

— Мама? — Он мило улыбнулся. — Ты не против, что я тебя оставлю немного раньше и вернусь в Мидланд? Я вёл себя примерно. — И быстро закивал.

Удивлённая мадам Керрелл пожала плечами, и Эдвард начал собираться.

* * *

— Эдвард, чёрт тебя дери! — Голос Джонатана перекрыл шум коридора Академии.

Все поворачивались к нему с немым недовольством.

Эдвард закатил глаза и обернулся ровно за секунду до того, как в его плечо впилась, подобно когтям, рука друга. Джонатан отдышался, выпрямился, поправил камзол, пригладил выбившиеся из небрежного хвоста волосы и недовольно посмотрел на Эдварда.

— Полшколы слышало, как я тебя зову. Все — кроме тебя.

Эдвард пожал плечами. Он приехал вовремя и провёл в Академии несколько часов, обходя все сады и гостиные, безуспешно пытаясь найти Джонатана. Он слишком устал, чтобы радоваться его появлению.

— Я не слышал, извини.

— Ладно, не важно, — отмахнулся Джон. — Ты, наверно, давно сгораешь от нетерпения узнать, что же такое намечается.

— Нет. Перегорел. — Эдвард оттопырил губу.

— Ах вот оно как. — Джонатан приподнял бровь и криво усмехнулся. — Ну, тогда тебе не будет интересно, что мы оба приглашены на съезд Особого Круга! Ежегодное празднество для особо почётных гостей, достигших определённого возраста. Поверь, Керрелл, только самое элитное общество, никакой челяди.

Джон хмыкнул, покосившись на проходящего мимо парня в простой холщовой рубашке и потёртой куртке. Тот с вызовом взглянул на молодого графа, всем видом показывая, что презирает оного и все эти «элитные общества» вместе взятые.

— Организатор, к слову, — продолжал Джонатан, — я. А глава круга сейчас Лиф Стофер. Помнишь его?

— Стофер, говоришь? — поморщился Эдвард, вспоминая того подозрительного типа, от которого несло алкоголем и который вызвал его на бой, желая отыграться за проигрыш Филиппу. И снова проиграл. Эдвард был озадачен. — Я думал, что он больше не захочет со мной знаться.

— О, всё с точностью до наоборот! Он остался в восторге.

— Ладно. — Эдвард прислонился к стене, недоверчиво глядя на Джона. — И кто, по мнению Стофера, элита?

Он хмыкнул. Джонатан поправил волосы.

— Ты удивишься, насколько разнообразна будет публика! Я пол-лета знакомился с учениками других школ и просто с отличными людьми и могу точно сказать, что они того стоят. — Джон посмотрел на всё ещё сомневающегося Эдварда. — Соглашайся, Керрелл! Хоть ты и принц, но если откажешь — больше не позовут. Спроси у Филиппа.

— Поэтому они сражались со Стофером? — Эдвард весело прищурился. Он знал, почему произошло то сражение, почему Филипп не принял приглашение в своё время, но ему было интересно, что рассказали об этом Джону.

А того вопрос застал врасплох.

— Не знаю… — протянул он и тут же сменил тему: — Ты согласен?

Эдвард кивнул.

* * *

Карета довезла молодых людей до поместья, указанного на пригласительной открытке молочного цвета. Одноэтажный особняк с насыщенным тёмно-зелёным фасадом, украшенный белого цвета лепниной, колоннами и оконными рамами скрывался за идеально ухоженным садом. Прямой дороги от центральных ворот для карет не было — все заезжали через заднюю калитку, но нанятый извозчик остановился спереди, а потому до широкого крыльца Эдварду и Джонатану пришлось пройти под тремя белоснежными железными арками, обвитыми тёмным плющом.

— Ни разу в жизни не видел таких садов! — признался Эдвард, вертя головой туда-сюда, пытаясь поймать все виды. — Наш, на Пиросе, в сравнении с этим прост, как кожаная куртка в сравнении с парадным камзолом. Мидланд порой поражает!

— О, ты просто не был в дворцовых парках Санаркса. — Джонатан самодовольно улыбался, глядя по сторонам. — Один лабиринт чего стоит! Шикарные фонтаны, мраморные статуи… Я, правда, там тоже не был, но видел на картинах и фотографиях. Мама старалась в нашем поместье сделать что-то подобное. На Пиросе пока он считается лучшим по дизайну, но ты бы знал, сколько туда ежегодно вкладывается! Если бы не он, наверняка бы раза в два богаче были. — Джон усмехнулся. — Этот красив, но всё же наш лучше. Наверно, из-за того, что поместье съёмное, тут нет статуй в саду, нет бюстов и оригиналов картин в доме.

Джонатан продолжал рассказывать о плюсах и минусах снятого особняка на западе Мидланда, а Эдвард лишь следовал за другом к высоким лакированным дверям с резными железными ручками. Они вошли в дом, прошли по длинной галерее, увешанной пейзажами, каждый из которых Эдвард за свою жизнь видел не меньше десятка раз в разных местах, и оказались в просторной комнате, выполненной в зелёных тонах, на обоях вились тонкие золотистые узоры-косички. Три высоких окна закрывали плотные шторы, на стенах висели редкие картины и гипсовые панно с силуэтами цветов и животных, а зелёные кожаные диваны и кресла были расставлены даже слишком ровно. По комнате летали волшебные шары. Их свет — холодно-белый и желтый — смешивался, отражался от хрустальных подвесок на люстре, от натёртого низкого столика и создавал приятную полутьму, хотя на улице ещё стоял день с серым затянутым тучами небом.

Двери с двух сторон от гостиной были настежь раскрыты, и Эдвард заглянул в обе. В помещении слева находились столы для бильярда и для карт, а справа — множество пуфиков и лежаков. Были открыты двери дальше, наверняка в общие спальни или комнаты отдыха, но Эдвард не стал проверять, а Джонатан не собирался ничего показывать. Он придирчиво окинул взглядом комнату, рывком развернул одно из кресел, руша нарочитую идеальность, и, раскинувшись в нём, сообщил:

— К вечеру все соберутся. Будет весело.

— И когда мы вернёмся? — поинтересовался Эдвард, опираясь на спинку дивана.

Джонатан задумчиво потянулся.

— Я снял особняк до завтрашнего вечера, вот тогда и вернёмся. Не волнуйся, ни твой брат, ни глубокоуважаемая матушка не узнают.

* * *

Эдвард невесело думал о том, что из-за Джонатана проведёт несколько часов в пустом особняке, но оказалось, что о тишине можно только мечтать: уже через полчаса прибыли доставщики и слуги продолжили украшать комнаты, расставлять кальяны и вазы с цветами. Джон внимательно следил за тем, что происходило в гостиной, то и дело выходил проверить другие места, потому что не доверял никому организацию вечеринки, которая, по его мнению, должна была добавить ему статуса. Эдвард какое-то время следовал за другом, но потом просто лёг на диван, забросив ноги на подлокотник, и стал бросать в потолок огненный сгусток, безопасный, но весело искрящийся. Один раз он чуть не сбил световой шар, но никто этого не заметил.

Джонатан вернулся, держа руки в карманах, и снова упал в кресло, закинув ногу на ногу.

— Всё готово, — выдохнул он.

Эдвард вскочил от неожиданности. Он огляделся и понял, что слуги ушли, а вместо шелеста юбок, звуков шагов и переставляемых предметов он слышал ветер и скрип гнущихся деревьев, доносящийся из открытого окна. Он так погрузился в суету, так привык к монотонному её звучанию, что не заметил, как шум вокруг него переместился за стены особняка.

По щелчку пальцев Джонатана в зал прилетел поднос с чашками, полными горячей воды, заварочным чайником и тарелкой с тостами. Он завис в воздухе, чтобы не пачкать стол. Джонатан ещё раз выдохнул и тряхнул головой, отгоняя нервозность и усталость. Он залпом осушил чашку с чаем и, пока Эдвард вгрызался в тост, подошёл к окну.

— Вот и первый экипаж, — сообщил он. — Рановато…

— Стофера не будет? — с тревогой спросил Эдвард.

— Нет. Зачем ему? У него есть те, кто донесёт, если что не так.

На этих словах брови Джонатана на мгновение сошлись над переносицей.

— Всё так! Пойдём встречать! — Эдвард быстро допил чай, вытер лицо салфеткой и, высунув язык, щёлкнул пальцами. Поднос тут же улетел из зала, и довольный Эдвард пошёл за Джоном.

Раньше гостей не встречал ни один из них. Это считалось немужским занятием и тем более не королевским. Мадам Керрелл изредка встречала гостей, но исключительно важных и когда их список не переваливал за несколько сотен. Эдвард за ней не следил и не помнил, чтобы Джон следил за своей матерью, но тот выглядел уверенно. Он оставил Эдварда стоять поодаль, жестом показал, что всё под контролем, и распахнул двери. Он выглядел как хозяин. Улыбался, пожимал или целовал руки, знал каждого по имени. Эдвард чувствовал, как в животе поднимается волна восторга, когда он смотрел на прибывающих. Одетые просто, но элегантно, они казались взрослее, чем были, и важнее, чем могли бы быть. Совсем не так, как на больших торжественных балах, где молодые люди терялись на фоне величественных взрослых.

Эдвард с улыбкой здоровался со всеми, пожимая всем руки и почтительно кивая, улыбаясь юным леди, приседающим перед ним в глубоком реверансе. Он смотрел на людей, не узнавая и половины, а его, казалось, знали все. «О, Ваше Высочество» или «Принц Эдвард!» были произнесены около дюжины раз каждое, потом говорящие представлялись — и их имена тут же вылетали у Эдварда из головы. В один момент он заметил сверкающий взгляд зеленоватых девичьих глаз, она даже назвала своё имя, и Эдвард вроде бы запомнил её лицо. Он хотел обернуться ей вслед, но его вниманием завладел какой-то парень с причудливой брошью в виде солнечной системы.

* * *

В ушах гудело от звона бокалов и смеха, разливающегося по залу, затекающего в смежные комнаты и в коридор. Блеск ламп в стеклянной посуде, в бутылках, в каждом драгоценном камне на украшениях девушек вертелся калейдоскопом, переливался — и доводил до головокружения. Девушки шептались и хихикали, молодые люди ругались, спорили, кричали. Все — пьяные, весёлые, одурманенные витающим в непроветриваемых комнатах дымом. От него расплывались, мерцали силуэты, слипались глаза, не хватало воздуха, чтобы глубоко и ровно дышать. Но никто этого не замечал.

Эдварду было весело. Он чувствовал себя частью общества и не хотел, чтобы это кончалось. Он только что до хрипоты спорил с неким отличником-физиком из Колледжа Современных Наук Нефрита и, насытившись им, упал на диван, отодвигая целующуюся парочку. Эдвард откинул назад голову, хватая ртом горячий воздух. Его было мало. Горло жгло, Эдвард мечтал о глотке воды, но не мог заставить себя подняться.

— Вы выглядите совсем не по-королевски, сэр Керрелл, — раздался голос, и Эдвард разлепил глаза.

Перед ним, заинтересованно улыбаясь, сидела девушка с блестящими смутно знакомыми глазами. Эдвард окинул её взглядом: длинное лёгкое тёмно-зелёное платье с оборками и пайетками, отблески которых резали глаза, простые украшения — и идеальная причёска. Эдвард моргнул. Сам он приличным видом похвастаться не мог: его волосы растрепались и упали на лицо, ворот рубашки был расстёгнут, рукава — закатаны. Пиджак и жилет он скинул уже давно и забыл — где.

— Я… — наконец выдавил он — и невпопад: — Я Эдвард.

Девушка, казалось, ничего и не заметила.

— Шеро́н, — представилась она, улыбнувшись. — Шерон Фрешер.

Эдвард взял её руку — она показалась ледяной в его собственной, пышущей жаром, — и поцеловал, а потом заглянул ей в глаза снова. Зелёные, с выделяющейся тёмной радужкой, блестящие, но серьёзные. Его словно ударило током. Это её он заметил в коридоре!

Эдвард вскочил, пошатнулся и схватил с пролетевшего мимо подноса два бокала. Один он протянул Шерон.

— Приятно познакомиться!

— Мне тоже. — Она отвела взгляд, смущённо улыбаясь, и отставила бокал в сторону.

Они недолго молчали. Эдвард осушил вино и хотел уже вернуться на диван, как вдруг Шерон сказала:

— Тебе не кажется, что здесь шумно?

Он осмотрелся. И правда, со всех сторон слышались пьяные выкрики, гогот, все говорили слишком громко, все говорили одновременно. Звуки мешались в давящую какофонию, и впервые Эдвард почувствовал пульсирующую боль в висках. Он не замечал ни её, ни происходящего вокруг так долго!

— Может, выйдем на воздух? — ошарашенно спросил он и посмотрел на Шерон огромными глазами.

Она осторожно кивнула, словно боясь его спугнуть, но Эдвард этого не замечал. Он не замечал вообще ничего вокруг, пока в лицо не ударил прохладный воздух коридора. Где-то было настежь открыто окно. Дышать стало легче, и Эдвард блаженно улыбнулся.

Шерон отвела от него задумчивый, заворожённый взгляд. Уж сейчас-то он должен был заметить.

Они шли по просторной тёмной галерее, в ней не было ни людей, ни звуков. Вот она — ночная романтика, думала Шер, в том, как таинственно вьются коридоры. Никогда не знаешь, что может в них случиться, когда вы только вдвоём.

Эдвард всё чаще смотрел на Шерон. Её ресницы подрагивали, она прикусывала губы, мяла платье, опускала голову, и тогда каштановые локоны падали ей на лоб. Эдвард изучал её взглядом, и Шерон молилась, чтобы это не прекращалось.

Они остановились у высокого окна, и Шер присела на высокий обитый узорчатой тканью подоконник. Эдвард забрался на него тоже и повернулся к ней. Как начать разговор, что сказать, он не знал и просто смотрел. В свете фонаря за окном её точёный профиль с прямым носом и слегка выдающимся вперёд подбородком зачаровывал, переливы на платье и в украшениях казались золотыми. Шерон старалась не двигаться и едва дышала, улыбаясь краешками губ. Внимание принца было слишком приятным, чтобы прерывать его неосторожными движениями.

Несколько капель ударили в стекло.

— Дождь… — задумчиво произнесла Шерон. — Рано в этом году.

— Что? — Эдвард перевёл взгляд на окно. — Наверно, рано… Но какая разница? Мы ведь в доме.

— И правда…

Шерон разочарованно качнула головой. И с чего ей нужно было говорить о дожде?

— Я тебя никогда раньше не видел, — вдруг сказал Эдвард, скрещивая ноги на подоконнике и полностью разворачиваясь к Шерон. — Ты учишься в Академии?

— Да. — Шерон смотрела в пол. — Формально. Я на домашнем обучении, но сдаю все те же экзамены, что и ученики в классах. Моя мать считает, что Академия не для девушек. Но, возможно, мне удастся её уговорить хотя бы на семестр…

— Это… — Эдвард запнулся, активно кивая. — Это было бы отлично.

— Наверно, — Шерон неуверенно улыбнулась.

Она бы очень хотела. Хотела с тех пор, как познакомилась с Джонатаном и тот начал рассказывать о своём друге. Только это едва ли было возможно: её мать была слишком строга, чтобы позволить учиться в Мидланде. Узнай она, где дочь сейчас, Шерон никогда больше бы не вышла в свет, пока её не выдали бы замуж.

— Как тебе здесь? — спросил Эдвард и, не дожидаясь ответа, восторженно продолжил: — Я сомневался, но рад, что Джон меня уговорил. Тут так весело! Не то что на всех этих настоящих балах, где за тобой следят, чтобы, не дай Небо, ты не совершил какую-то глупость!

Шерон посмотрела вперёд, где темноту коридора разрезал яркий луч света, пробившийся сквозь неплотно закрытые двери душной гостиной. Она тут же представила распускающих руки пьяных мальчишек, которым только дай повод, чтобы завязать спор; девиц, которые змеями вились вокруг всех, кто позволял.

— Не думала, что тебе нравится такая компания, — произнесла она и сразу об этом пожалела.

Эдвард, уже полулежавший, прислонившись к стене, напрягся.

— Нормальная компания, — сказал он, хмурясь. — Тебе не нравится?

Это прозвучало резко, с вызовом. Шерон было открыла рот, чтобы ответить, но одёрнула себя. Нет, ей компания не нравилась, и это было совершенно не то, чего она ожидала от долгожданной встречи с Эдвардом Керреллом. В рассказах Джонатана он был идеальным другом, весёлым, открытым человеком, готовым рисковать и нарушать правила; её впечатлило, когда Джон сказал, что Эдвард не присоединяется, потому что в разъездах с матушкой, что он постоянно сидит над учебниками и что он отличный пиромаг.

И вот наконец образ из её головы встретился с реальным человеком… и не совпал. Шерон успокаивала себя, убеждала, что не стоит судить Эдварда по тому, что видит. Это один-единственный момент. Разве он отменял остальные положительные качества? Она ведь знала, что на этой вечеринке все будут пить. Да и вообще, какое право она имела обижаться? Ей ничего не обещали. Эдвард — принц. Ему позволено больше. Надо быть снисходительнее. Её так учили.

Может быть, он и не должен был быть пьян. Но она не должна была забываться.

Повисла тишина. Гнетущая, неприятная. Дождевые капли ударили в стекло. Шерон поёжилась, вцепившись в голые локти ногтями, мельком глянула в окно и остановила взгляд на Эдварде. Он не заметил — сидел, прислонившись лбом к холодному стеклу, и блаженно улыбался. Шерон отвернулась. Всё же, несмотря на то что Эдвард Керрелл немного не оправдал её ожидания, такой конец вечера ей нравился больше, чем если бы всё закончилось под утро в задымлённом зале или в девичьей комнате, где оставшиеся молодые люди уснули, навалившись друг на друга.

Шерон поднялась, поправила юбку и, с лёгкой улыбкой покачав головой, пошла по коридору в сторону зала. Где-то неподалёку Джонатан обещал ей личную спальню с блокирующим звуки заклинанием.

* * *

Эдвард проснулся, когда солнечный луч ударил ему в глаза, пробившись сквозь рассеивающиеся тучи и ветви росшей у окна вишни. Всю ночь шёл дождь: он залил дорожки, сбил ягоды и склонил к земле ослабшие цветы. Сонно глядя на мокрый сад, Эдвард даже не сразу понял, что сидит на подоконнике, полностью забравшись на него и прислонившись к холодной стене. Как он умудрился проспать здесь всю ночь? Спустившись на пол, Эдвард огляделся: в полутёмном коридоре было пусто, тишина стояла такая, словно всё поместье увязло в безвременье, где звук попросту невозможен.

Эдвард медленно прошёл до зала, в котором вчера проходила вечеринка. На диванах и креслах, кто как, спали юноши и девушки в мятых костюмах и платьях — те, кто ночью оказался не в состоянии дойти до спален. На кожаном диване в обнимку со светловолосой девицей лежал Джонатан, а рядом, прислонившись к подлокотнику, спал ещё какой-то парень, его длинные волосы падали на лицо, а рубашка была порвана в нескольких местах. Даже издали Эдвард видел длинную царапину на лакированном столе. Но в остальном, кроме одного поваленного букета, растёкшейся под ним лужи и пары полупустых бокалов, все следы бурной ночи были убраны: и разбитые фужеры, и осколки от бутылок, и все блюда для закусок. А ведь Эдвард помнил, что ещё до того, как они с Шерон ушли, кто-то сломал стул, опрокинул цветок и разбил вазу. Хорошо, хоть до применения боевой маги не дошло, иначе и убирать было бы нечего.

— Судя по всему, Джонатан старался контролировать ситуацию… Пока не уснул с Эми.

Эдвард посмотрел на подошедшую Шерон. Та переодела длинное платье на другое, тоже зелёное, тоже с чёрными кружевными вставками и без рукавов, но уже не фактурное, а наоборот — лёгкое, струящееся, держащееся на талии на тонком пояске. Мягкие складки подчёркивали мягкую женственную фигуру, которую Эдвард не рассмотрел ночью.

— Что-то не так? — спросила Шерон, смутившись и оглядывая саму себя.

— Нет, нет! — Эдвард тряхнул головой, отводя взгляд от её квадратного выреза. — Мне нравится платье. Н-необычно.

— Спасибо, — тихо произнесла Шерон, и как глаза её заблестели, а на щеках появился лёгкий румянец. — Я думала, уже все такие носят. Конечно, не на балы…

Шерон запнулась, понимая, насколько глупо говорить с парнем о платьях, а Эдвард, изобразив искреннее понимание вопроса, поспешил сменить тему:

— Ты не знаешь, почему я спал на подоконнике? Последнее, что я помню — ты.

Это прозвучало неловко, и кровь прилила к щекам.

— Ты просто уснул, пока мы там сидели, и я не стала тебя беспокоить. Тебе нужно было отдохнуть в тишине.

Эдвард смутился ещё сильнее и не знал, что ответить. К его облегчению, делать этого не пришлось: из центра гостиной донеслось кряхтение, и Джонатан, осторожно выпутавшись из объятий девушки (та что-то промурлыкала во сне), сел на диване и схватился за голову.

— Ну неужели нельзя говорить хотя бы тихо? — проворчал он, кидая злой взгляд на стоящих в дверях.

— Вот поэтому я не пью, — иронично заключила Шерон, поджимая губы.

— Нет, ну тебе, наверно, вообще круто, Шер, — недовольно прошипел Джон, переводя взгляд с неё на Эдварда.

— Что крутого-то? — вздохнула Шерон, покачала головой и махнула рукой на кривившего рот Джонатана.

— Может, воды хоть принесёшь? — крикнул он ей вслед и болезненно сморщился. — И… от головы…

Эдвард растерянно пожал плечами и поспешил за направляющейся к парадным дверям Шерон. Джон, не дождавшись помощи, нехотя сполз с дивана, отталкивая спящего на полу молодого человека, дотянулся до кем-то недопитого шампанского и махом осушил фужер.

* * *

Поместье тихо просыпалось. Молодые люди, не успевшие прошлой ночью вовремя остановиться, обнаруживали себя в необычных местах, с незнакомыми людьми, в неожиданном виде. В столовой накрыли для завтрака к обеду, а в это время слуги убирали гостиную, игровую, женскую и личные гостевые спальни, пока Джонатан пересчитывал ущерб и судорожно прикидывал, на какую сумму влетел. Чтобы убежать от суеты, многие гости либо сразу уезжали, либо прятались по закоулкам мокрого парка.

Эдвард и Шерон сидели на высушенной скамейке в саду. От малейшего дуновения ветра с веток срывались капли, и казалось, что снова начинается дождь. Шерон куталась в чёрный плащ, пинала носком туфли мокрую гальку, осторожно поглядывая на то, как ветер трепал волосы Эдварда, выглядящие насыщенно-рыжими на фоне ещё зелёной листвы, и улыбалась своим мыслям. Эдвард же, засунув руки в карманы, о чём-то усердно размышлял.

— Мне кажется, что я чего-то недопонимаю, — сказал он вдруг, поворачиваясь к Шерон и задумчиво морща нос. — Что Джон имел в виду, говоря, что тебе должно быть «круто»? Почему?

Шерон распахнула глаза, но всё же ответила, заламывая пальцы:

— Он, наверно, посчитал, что мы… — Она выразительно посмотрела на Эдварда.

Тот соображал с секунду, а потом его лицо вытянулось.

— Что?! — воскликнул он. — Да как Джон мог такое вообще придумать? Чтобы мы с тобой… Нет! Как он мог об этом подумать?

Шер пожала плечами.

— Это Джон, кто знает, что у него на уме после такой ночи? Думаешь, он в порядке?

— Отойдёт. — Эдвард скрестил руки на груди. — Наверно, просто неудачно что-то смешал.

— Закончился его вечер в любом случае приятно. — Эдвард удивлённо посмотрел на Шерон. — Та блондинка в его объятиях весьма мила, правда? — Она усмехнулась и повела плечами.

— Я не обратил внимания, — признался он и отвёл глаза.

Они замолчали, неловко глядя в разные стороны. Шерон прикусывала губу, чтобы не улыбнуться, хоть это было ужасно сложно. В груди скопилось столько чувств, словно рой бабочек вдруг ожил. И ему было тесно. И он хотел вырваться. Но она не могла даже просто взять и рассмеяться, вместо этого лишь сильнее сжимала одной ладонью другую, задерживала дыхание. Эмоции казались неуместными, её учили, что так нельзя. Не с мужчинами. Тем более не с принцами! Даже если принцы милы и непосредственны.

Шерон грустно улыбнулась и подняла глаза на Эдварда. Тот, кажется, и не собирался начинать разговор. Может, не знал, что сказать, может, ему было хорошо в тишине, когда ещё тёплый осенний ветер обдувал лицо, а расстёгнутые полы пиджака трепетали на ветру. Но молчание длилось дольше, чем ей хотелось бы.

— Может, поговорим о чём-нибудь? — прошептала Шерон.

— О чём? — Эдвард удивился, словно и не подозревал, что они могут разговаривать. — Не о том же, что Джон — идиот, правда?

Шерон разочарованно покачала головой и повертела в руках часы-подвеску.

— Знаешь, на самом деле мне пора идти. Мне нужно вернуться домой до родителей, иначе будут большие проблемы…

Она поднялась со скамьи.

— Тебя проводить? — спохватился Эдвард. — Вызвать карету? — Он потянулся, чтобы взять Шерон за руку, но она осторожно отстранилась и мотнула головой.

— Не стоит, Эдвард. Это забота Джона, мне в любом случае с ним нужно поговорить. — Она улыбнулась, но Эдвард понял, что улыбка вымученная.

Шерон пошла к особняку, держа руки в карманах плаща и не оборачиваясь. Эдвард с досадой пнул гальку. Он точно что-то сделал не так…

* * *

Когда Шерон уезжала, Эдвард, опережая Джонатана, подобрался к карете и с надеждой спросил:

— Мы ведь ещё увидимся, правда?

Брови Шерон поднялись от удивления, и щёки покрылись румянцем. Она быстро посмотрела выше головы Эдварда — Джонатан кивнул ей — и произнесла:

— Конечно. Вы можете мне написать, ваше высочество. — Она тихонько рассмеялась и помахала Эдварду из окна.

И ему показалось, что мир стал ярче, солнце — теплее, а листва — зеленее. Правда, окрылённость быстро прошла, и Эдвард почувствовал себя виноватым. Вчера он вёл себя грубо и выглядел не лучшим образом, сегодня — то нёс чепуху про Джонатана, то вообще забывал, как говорить. Совсем на него не похоже. А Шерон всё равно казалась милой и приветливой, будто и не обижалась вовсе!

Думая обо всём, пока особняк медленно пустел, Эдвард сидел на подоконнике, на котором проснулся, хмуро уставившись на качающиеся ветви садовых деревьев. И лишь когда все звуки окончательно стихли и навалилась тяжёлая гнетущая тишина, Эдвард побрёл в идеально убранную гостиную, где развалился в кресле Джонатан, уставший, но счастливый. Он посмотрел на друга, приоткрыв один глаз, и спросил:

— Ну как? Доволен?

Эдвард сел в другое кресло и какое-то время молчал, перебирая воспоминания, а потом сказал, довольно кивая:

— Пожалуй! Я бы ещё от одного подобного дня не отказался. С тем умником с Нефрита было ужасно интересно спорить. Ничего не понимаю в механике, но, кажется, я победил.

— Да… И девушки тут были хороши. Эми, с которой я уснул… Кажется, я влюбился.

Губы Джонатана расплылись в широкой мечтательной улыбке. Эдвард усмехнулся, но друг стёр ухмылку с его лица одним-единственным вопросом:

— Что у вас с Шер?

— Ничего? — несмело ответил Эдвард, и слова его прозвучали, как вопрос. — Мне кажется, она обиделась, когда я… обозвал тебя идиотом.

— Странно. — Джонатан поднял брови. — Ко мне она никогда особых чувств не питала, точно знаю. И вообще, с чего это я идиот?! — Он резко подался вперёд.

— А с чего ты взял, что мы могли переспать?

— Я такого не говорил, — буркнул Джон и снова расслабился. — Но, в принципе, почему бы и нет?

— Мы знаем друг друга меньше суток! Она милая, красивая девушка, но…

— Она тебе нравится? — Джонатан повернулся к Эдварду лицом, непривычно серьёзный.

— Ну да. — Эдвард кивнул. — И мы договорились, что я напишу. Только… она не дала мне адрес.

Джонатан усмехнулся и подпёр голову кулаком.

— Не волнуйтесь, ваше высочество, ваш покорный слуга всё знает и скажет вам.

— Отлично работаете, покорный слуга, — Эдвард рассмеялся. — Она, кстати, сказала, что мы можем увидеться в Академии. Почему она тогда уехала домой?

— Потому что вы не увидитесь ни в какой Академии. Я знаю, что Шер хотела бы, но увы! — Джон развёл руками. — У неё с семьёй какой-то странный уговор: она учится дома, ни с кем не встречается и выезжает в свет только с ними. Её маман лучше не перечить. Я как-то с ней столкнулся в Академии и кое-как уболтал отпустить Шер прогуляться по парку, пока она решала какие-то вопросы с дирекцией. К счастью, она не узнает, что Шерон была здесь, но всё равно, чтобы мадам Фрешер — и отпустила Шер в Академию?.. Да я не знаю, какое чудо должно случиться!

Эдвард разочарованно вздохнул. Письма — это хорошо, и они могли бы связываться по синернисту, но ему хотелось ещё раз увидеть её вживую. А это если и случится, то очень нескоро. Он лишь надеялся, что не стушуется, когда представится возможность.

Тем временем на улице начали сгущаться сумерки, и Джонатан наконец поднялся на ноги и со скрипом потянулся.

— Так, ладно, — сказал он. — Надо вызывать карету до Академии. Срок аренды заканчивается, не хочу переплачивать за задержку. Я и так отдам больше, чем планировал. Поднимайся, Керрелл, нам пора.

Эдвард рассмеялся, нехотя встал и последовал за покидающим зал Джоном, который достал тонкую трубку, и терпкий обволакивающий дым потянулся за ним к выходу.

8

Филипп, напряжённый, стоял и ждал. Он не слышал ничего, хоть вокруг собралось много людей: весь полигон выстроился ровными шеренгами, чтобы встретить короля. Элиад Керрелл объезжал военные базы Пироса, чтобы обсудить что-то с командирами и, как поговаривали, договориться о переправке новых бойцов на южный фронт. И, если последнее было правдой, Филипп надеялся, что отец выберет его. Шанс был настолько мал, но надежда заставляла делатьуспокаивающий вдох, сжимать кулаки и держать голову прямо.

Медленно распахнулись тяжёлые ворота. Карета въехала и остановилась прямо перед шеренгами. По тем прокатилась беспокойная волна шепотка — и все застыли. Дверь открыли, и вышел король. В воздух тут же взвились, перекрещиваясь, огненные струи; кони поднялись на дыбы и с громким стуком подков опустились обратно на каменную кладку. К Элиаду Керреллу подошёл генерал, поклонился, и они пошли мимо строёв, оглядывая солдат; каждый склонял голову перед королём в знак приветствия и уважения. Филипп стоял в отдельной колонне вместе с другими офицерами, и ему казалось, что понадобилась вечность, чтобы король дошёл до них. Они встретились взглядами, и Филипп опустил голову, не сводя глаз с отца. Но Элиад Керрелл лишь прошёл мимо…

Когда король и генерал скрылись в крепости, было скомандовано: «Разойдись», — и все выдохнули с облегчением. Все, кроме Филиппа. Его трясло. Ему ничего не должны, он знал, он понимал это, но желание, чтобы отец его выделил — хоть одним взглядом, одним жестом, — затмевало разумные доводы. Ведь он сделал всё, чтобы отец гордился. Он был лучшим. Раз за разом доказывал превосходство и в боях один на один, и в тренировочных групповых вылазках, и в оценках — людских и академических. Быть лучшим — его право и обязанность. Как будущий король он должен был подавать пример. И, зная, чего от него ждут, больше всего Филипп хотел оправдать эти ожидания. Отцовские пожелания он выполнял и не раз: взяв нужные предметы в Академии Мидланда, решив закончить всю программу экстерном, несмотря на решение учиться в другом месте. Таков был их договор об армии — единственное, что Филипп попросил у отца за семнадцать лет. На его счастье, желание соответствовало ситуации, иначе, Филипп был уверен, в Вистан его бы никто не отпустил. Короли ведь не должны воевать…

Филипп кружил недалеко от выхода главного здания. Он надеялся на встречу с отцом, хоть на мимолётную. Может, им удалось бы обменяться хоть парой слов, перед тем как отец уедет. В конце концов, он не мог избегать Филиппа вечно.

По неровным кирпичным ступенькам спустился мужчина. Филипп тут же узнал капитана Ровена, одного из приближённых генерала Флиннстоуна и старшего товарища самого Филиппа. Прищурившись, Ровен посмотрел по сторонам, приметил принца и направился прямо к нему. Они отсалютовали друг другу.

— Ваше высочество, — сказал Ровен, — его величество хочет видеть вас в своём кабинете.

Филипп коротко кивнул, чувствуя, как краска отливает от лица, и поспешил ко входу. Он взлетел по ступенькам, быстро прошёл по коридорам и на мгновение замер перед дверьми из красного дерева, на обеих створках которых были вырезаны гербы с драконами. Элиад Керрелл всегда занимал один и тот же кабинет для работы, и командующему полигона приходилось туда переносить все наработки из совещательной залы, где обычно собиралась ставка командования.

Филипп постучал, и ему тут же открыли. Конечно, отец ведь ждал.

Дверь за спиной закрылась.

— Здравствуй, отец.

— Ну здравствуй, Филипп. — Элиад посмотрел на него, отошёл от окна, где под дневным светом перечитывал какую-то бумагу, и встал напротив сына, их разделял стол. — Мне сказали, что ты делаешь успехи. Тебе здесь нравится?

— Да, — коротко ответил Филипп. — Здесь лучше, чем в Академии.

— Ну хоть чем-то ты доволен. — Отец окинул Филиппа насмешливым взглядом.

— Я не успевал в Академии, — хмуро заметил Филипп, глядя отцу в лицо. — Мне изначально не стоило занимать чьё-то место.

— Не говори ерунды! Ты занял законное место. Все твои оценки были отличными, и я не представляю, где ты мог не успевать.

— Ты не знаешь, насколько сложно это было.

— Сложно! Кто тебе сказал, что будет легко? Те, кто оценивал тебя, дали прекрасные характеристики, достойные ученика Академии. Я не приемлю никаких принижений!

Филипп закатил глаза.

— Разумеется, характеристики были отличными. Они бы не дали плохих королевскому сыну. — Филипп скривился, ему было противно такое говорить, но других объяснений он не видел. — Пусть учится Эдвард, раз у него получается. Он может, он хочет. Он будет отличным боевым магом со своей игрушкой.

Элиад Керрелл скептически поднял брови.

— Что-нибудь ещё хочешь сказать, Филипп? — спросил он, скрещивая руки на груди.

— Порой мне кажется, что и здесь меня оценивают по тому, кто ты, — выдохнул в сторону Филипп.

— То, что тебе кажется, должно оставаться только в твоей голове, Филипп! — Элиад бросил на сына полный ярости взгляд, но тот даже не дёрнулся. — Тебя не должно волновать ничьё мнение, кроме моего. В первую очередь тебя оцениваю я.

Филипп опустил голову и набрал в лёгкие побольше воздуха. Спокойствие. Ему нужно было успокоиться, иначе бы он сказал ещё что-то не то. Негодование разрывало, в душе плескалась беспричинная злость, и её нужно было заткнуть настолько глубоко, насколько возможно. И он старался. Изо всех сил.

Короткий выдох — и Филипп вскинул голову.

— Отлично! Тогда скажи, что мне нужно сделать? Что мне нужно сделать, чтобы ты воспринимал меня серьёзно. Чтобы ты не считал меня ребёнком, а мои идеи — детскими. Я хочу иметь доступ к документам и другим источникам. Я хочу знать, что происходит глубже, чем…

— Глубже, чем твои подслушивания? — Элиад Керрелл изогнул бровь. Филипп едва заметно сглотнул. Ему стоило огромных усилий не дёрнуться от неожиданности. — Твои жучки обнаружили. Не знаю, сколько они там провисели. Изобретение, конечно, хорошее, но после этого ты хочешь, чтобы тебя не считали ребёнком?

— Но как ещё я мог…

— Никак! — рявкнул Элиад. — Не смей перебивать меня! Тебе не нужно знать то, к чему тебе не дано официального доступа. И пока я лично не решу, что могу его тебе дать, ты будешь знать только то, что тебе дозволено. И если мне доложат о ещё каких-то жучках для прослушки, ни тебе, ни изобретателю сладко не будет. Ясно?

— Так точно, — проговорил Филипп сквозь зубы.

— Вот и отлично. Можешь идти, Филипп.

* * *

Филипп был разочарован. Он так ждал отца, надеялся на встречу с ним, потому что тот мог бы что-то рассказать, поделиться чем-то важным. Отец мог бы, но…

«Он считает, что я не дорос, — Филипп хмыкнул и одним махом отсёк голову заколдованному ходячему мешку, и песок посыпался на тренировочное поле. — Считает меня глупым мальчишкой!» Меч разрубил всё ещё движущийся мешок пополам по линии пояса, но тот не упал. Филипп зарычал и ударил «противника» по ногам. Мешок глухо рухнул, и песок разлетелся по площадке. Филипп со злостью воткнул меч в землю и сел рядом.

Он хотел сражаться, воевать, он жил мыслью о том, что однажды попадёт на фронт и сможет сделать что-то действительно значимое, полезное. Но пока… пока он даже не был доволен тем, что удавалось узнавать. В военные полигоны все новости с фронта, достоверные и несомненно важные, приходили быстро, но Вистан находился намного севернее, почти у границ Пироса и Нура, дотуда добиралось только что-то чрезвычайное, что могло сказаться на жизни солдат в другой части страны. Таких новостей было мало. В Ворфилде наверняка сейчас кипела жизнь, вздыхал Филипп, там собиралось основное командование во главе с королём, информации там должно было быть больше, и она должна была быть ценнее — не то что в Вистане, где всё застыло, посерело, как будто замёрзло в преддверии скорой зимы…

Тут послышалось клацанье задвижки на низкой калитке, и на тренировочное поле вышел низенький, коротко стриженный, круглолицый молодой человек с большими карими глазами. Его звали Родертом Оуэном, и он был ровесником Филиппа, хотя казался намного моложе своих лет. Его приставили к принцу помощником, и мальчишка едва не задохнулся от гордости.

— Ваше высочество! — выпалил он. — Я наконец вас нашёл!

— Зачем меня искать? — спросил Филипп, нехотя поднимаясь на ноги, и вырвал меч из земли. — Я на этой площадке чуть ли не живу.

Родерт было смутился, но тут же тряхнул головой и затараторил:

— Как вы и приказывали, я провёл последние две недели в архивах, обрыл всё, куда был доступ, и даже некоторые места, куда доступ закрыт. — Родерт многозначительно кивнул, набрал в лёгкие воздух и продолжил: — К сожалению, нет ничего, что могло бы просто взять и открыть нам государственные документы, но я нашёл один способ, который наверняка сможет вам помочь. Поможет, — он запнулся и остаток фразы прошептал: — обойти запрет его величества.

Родерт воровато оглянулся, проверяя, не услышал ли кто.

— И что же ты нашёл? — заинтересовался Филипп.

Он предпочитал искать всё самостоятельно, но с момента приезда отца настолько увлёкся тренировками — те помогали выплеснуть негодование, несогласие и нежелание спокойно сидеть в стороне, — что не оставалось времени на поиски. В этом Родерт оказался как нельзя кстати: он беспрекословно выполнял любые поручения, умел держать рот на замке, не докучал разговорами или лишними вопросами, и Филипп без раздумий отдал Родерту приказ: найти любые лазейки в законах, любые документы, — что угодно! — позволившие бы ему, Филиппу, участвовать в политической жизни Пироса на правах наследника вне зависимости от указов отца.

— Вам показать прямо здесь? — неуверенно спросил Родерт. — У стен есть и глаза, и уши, сэр…

«Мне ли не знать», — хмыкнул Филипп. Он не был уверен, что хоть где-то на полигоне безопасно, что их не смогут подслушать, но решил, что в его комнате будет спокойнее всего.

Покои его не шли ни в какое сравнение с комнатами в замке, и, хоть Филипп не ждал и не хотел особого отношения, по первости его смущали и мрачно-серые цвета, и отсутствие мелких деталей вроде статуэток и канделябров, и то, что рабочий стол находился в одной комнате с кроватью. Филипп слишком привык тому, что в замке с пятнадцати лет у него был отдельный рабочий кабинет. На полигоне пришлось перестраиваться и снова привыкать работать в той же комнате, где он спал. Именно там сейчас Родерт положил на стол несколько сложенных вчетверо листов. Филипп придвинул стул и взял бумаги.

— В этом способе много бумажек и мало гарантий, — говорил Родерт, стараясь сделать речь более размеренной, — но я слышал, что не раз срабатывал. И у вас тоже наверняка сработает! — Он активно закивал. — Им пользуются те, кто за высокие заслуги перед государством или за работу на высоких должностях хочет попасть в Восточный Альянс. Можно попасть в секретари и ездить на собрания или посещать архивы… Я читал, что некоторых даже после приглашали в Совет Магии!

— Ближе к делу, Родерт!

— Да-да! В общем, вам всего лишь нужно отправить прошение любому высшему представителю Альянса. Кто-то может подписать вам документы, и вы сможете выступать от лица этого человека. Не обязательно через свою страну.

Филипп кивнул. Через Пирос у него и не получилось бы: отец бы не позволил.

— Они могут отказать? — Филипп изогнул бровь.

— Могут. Но вы отправляете личные письма, так что кто-то может и согласиться. Если не получится сразу, можно попробовать написать главе Альянса, её превосходительству Вильгельмине де Монтель, вы наверняка её знаете. Если откажут ещё и там… Но вам не откажут! — быстро поправился Родерт, понимая, что едва не сказал то, чего не следовало. — В общем, это можно сделать уже сейчас, но если вы получите предварительное согласие хоть от одного члена Альянса, то совещание они соберут после восхождения Новой Звезды. По окончании процесса вам придёт извещение, документ…

— Это напоминает прошение о досрочном восхождении на престол, — хмыкнул Филипп. — Но в общем неплохо. Возможно, если всё пойдёт как надо, я получу эту бумагу и стану членом Альянса уже к весне!

Он довольно покачал головой, и Родерт просиял.

— Вам нужно что-то ещё, сэр? — спросил он.

Филипп поднял на него задумчивый взгляд и медленно кивнул.

— Список представителей Альянса, которым стоит написать, разумеется.

— Есть! — воскликнул Родерт, вытягиваясь по струнке.

* * *

— Сэр! Корреспонденция! — Родерт бесцеремонно ворвался в комнату Филиппа.

У того по спине прошёл холодок. Прошлый приход писем оказался совершенно безрадостным. После полумесяца размышлений, как корректнее и уважительнее составить прошения, Филипп отправил их нескольким представителям Альянса и в течение недели получил отказ на каждое. Сухими словами все отписывались о том, что по тем или иным причинам вынуждены отказать.

Вторую партию Филипп отправлял с опаской, подобрав таких людей, которые не могли отказать ему из-за сотрудничества с королём Пироса. Писать некоторым Филипп не хотел, но понимал: каждый высший председатель был его шансом. В один момент он даже подумывал отправить прошение сразу мадам де Монтель, но у такой важной дамы наверняка было слишком много дел, чтобы заботиться ещё о его проблемах.

Прогнав Родерта, Филипп стал вскрывать конверты и с каждым новым сильнее расстраивался. Опять отказы.

Он уже не ждал ничего особенного, как вдруг обнаружил в одном из формальных документов приложение: недлинную записку без подписей и печатей, лишь с инициалами в конце. Сердце упало в пятки — это было письмо от Гардиана Арта.

«Филипп,

От меня вы получаете отказ без объяснения причин. Уверен, это не первый и не последний отказ, который вы получаете. У вас наверняка лежит длинный список людей, которые могли бы подписать вам бумаги, но все они пришлют вам ответы, аналогичные моему. Можете не сомневаться и не тратить ни время, ни бумагу.

Не в моих интересах давать вам советы, тем не менее мне импонирует ваше стремление. Попробуйте написать мадам де Монтель.

Рискните.

Г. А.»

Сначала Филипп хотел выбросить записку, сжечь её и никогда о ней не вспоминать. Он буквально слышал сочащийся меж строк яд. Как он вообще осмелился написать этому человеку? Но потом… Потом осознал: Гардиан Арт повторяет его мысли. Он столько раз думал о том, что стоило бы попробовать написать мадам Монтель, но он опасался. Она не выглядела грозно, но никто и никогда не сомневался в её могуществе. Слишком самонадеянно было допускать мысль, что ей могло быть дело до прихотей несовершеннолетнего мальчишки. Даже если этот мальчишка — принц. Даже если он знает, что может, что достоин!

Филипп приложил ладонь ко лбу. У него в голове всё переворачивалось, и он не знал, что делать. Он получил совет от человека, которого терпеть не мог. Более того — он хотел этому совету последовать. Если откажет мадам Монтель, он сможет сложить руки, сжечь бумаги и смириться. Он, конечно, мог бы сбежать, в тайне от отца проникнуть на фронт или развесить жучки по всему замку, по всему полигону — по всему Пиросу! — чтобы знать всё и обо всём. Он мог бы — но хотел играть честно. И теперь его мысли занимал один вопрос: было ли писать мадам Монтель напрямую честно?

* * *

— Что значит, ты не приедешь? — возмутился Эдвард во время одного из коротких звонков Филиппа домой. — Ты хоть понимаешь, что срываешь праздник не себе, а всем?!

Через неделю должен был состояться большой раут по случаю восемнадцатого дня рождения Филиппа. Он выпадал на первый день Восхождения и длился почти неделю до самой светлой ночи, когда Новая Звезда, символ смены года, сияла так ярко, как солнце.

— Так нужно, — холодно отозвался Филипп и покосился на лежащие рядом бумаги. Он написал так много вариантов прошения, так много листов выкинул в камин…

На заднем плане мелькнуло платье матери, и вскоре она появилась рядом с Эдвардом в свете луча синерниста. Она была обеспокоена и разочарована, Филипп видел это даже в мерцающих искрах изображения.

— Я всё ещё не понимаю твоего отказа, Филипп, — вздохнула она.

— Прости, мама. — Он опустил глаза. Он не хотел её расстраивать, но и позволить себе провести — потерять! — время в замке тоже не мог.

— Фил, давай! — воскликнул Эдвард. — От недели ничего не случится с твоими очень важными делами. — Он показал пальцами кавычки.

Филипп покачал головой. Его дела не могли ждать. Более того, он боялся встретиться с этими «делами» лицом к лицу. Любой, кому он отправлял прошения, мог случайно или намеренно рассказать об этом его отцу, и тогда бы все планы пошли прахом. Уж лучше было оставаться в неведении, чем каждый момент опасаться раскрытия.

— Я всё сказал, — отрезал Филипп. — Хороших вам праздников. Я обязательно свяжусь с вами потом.

Он отключил связь, не дожидаясь ответа.

Когда луч погас, Эдвард фыркнул и откинулся на спинку кресла, скрещивая руки на груди.

— Он всегда так! — пробурчал он, косясь на мать. — Ни себе, ни другим!

Мадам Керрелл о чём-то размышляла, на её лбу залегла глубокая морщинка.

— Ну почему же? — спокойно сказала она спустя некоторое время. — Пусть Филипп делает, что ему заблагорассудится. Я прикажу поправить приглашения, и все приедут на зимние гуляния. Просто это случится на пару дней позже, и будет приглашено немного меньше людей.

Она расправила плечи, довольная своим решением и ушла, не замечая, как Эдвард бесшумно с облегчением выдохнул и возвёл руки к потолку, благодаря Небо за то, что ничего не сорвалось.

* * *

И вот в назначенный день, когда начали прибывать гости, Эдвард занял своё место у окна на втором, чтобы не привлекать внимания, и следил за тем, как шикарные кареты заполняли передний двор замка. Он заламывал пальцы до хруста костяшек и надеялся, что Фрешеры приняли приглашение. Ему пришлось несколько раз как бы случайно упомянуть семью Шерон при матери, а потом подсмотреть, как та добавила их в список гостей, делая вид, что не понимает мотивов сына. После таких ухищрений никто не мог отказаться!

Но Эдвард волновался. С Шерон они не общались лично с вечеринки у Джонатана — за четыре месяца они обменялись лишь парой милых писем. И теперь ждал встречи и надеялся, что дни, которые они проведут на Пиросе, пройдут не зря.

Тут Эдвард вытянулся и присмотрелся. Из кареты, приняв помощь лакея, вышла невысокая темноволосая женщина в длинном лиловом платье и светлой меховой накидке, а за ней — девушка. Она придерживала накинутое на плечи пальто и обводила взглядом двор. Эдвард был уверен: Шерон успела увидеть его в окне, пока матушка не окликнула её, увлекая за собой. Они пошли к широким ступеням, которые покрывал припорошённый снегом ковёр. В этот же момент Эдвард, поправив камзол и пригладив волосы, начал медленно, будто шёл по своим делам без единого умысла встретить гостей, спускаться по лестнице. Они встретились, когда гости в компании молоденьких фрейлин и помощника королевы — мужчиной в летах с вытянутым серьёзным лицом, который, улыбаясь, казался самым приветливым человеком на свете — уже поднялись на площадку между первым и вторым этажами.

— Ваше высочество! — воскликнула Шерон, сверкая глазами, и тут же стушевалась под осуждающим взглядом матери.

Мадам Фрешер повернулась к Эдварду, и её тонкие губы растянулись в улыбке. Эдвард видел много дежурных улыбок за свою жизнь, но от этой отчего-то пошли мурашки. Мадам Фрешер смотрела на него прямо, не наклоняя головы, как делали многие даже перед ним, и прожигала взглядом тёмно-карих, почти чёрных глаз. Казалось, она уже знает все его желания и думает, как бы их расстроить. Его помыслы никак не могли ей понравиться.

Эдвард взял себя в руки. Ему наверняка это только мерещилось. Он слишком волновался.

— Добро пожаловать, леди! — Эдвард поцеловал руку мадам Фрешер.

Та подняла тонкую бровь.

— Очень мило с вашей стороны, ваше высочество, — сказала она. — Поблагодарите матушку за приглашение. А мы выразим нашу благодарность при встрече.

— Разумеется!

Он обворожительно улыбнулся и довольно заметил, как за спиной матери сдерживает улыбку Шерон. Она поднесла палец к губам, жестом поманила слугу и что-то ему шепнула. Он понимающе кивнул, а Шерон тут же вернула себе спокойствие, когда мадам Фрешер повернулась к ней и окинула подозрительным взглядом.

— Сюда, мадам! — учтиво указал лакей, предупреждая возможные вопросы.

— Пойдём, — скомандовала мадам Фрешер.

Шерон, следуя за матерью, обернулась и улыбнулась оставшемуся стоять на площадке Эдварду, и тот почувствовал, как тепло разливается в груди. Было приятно видеть Шерон в хорошем настроении.

Дамы скрылись из виду, а через несколько минут к Эдварду подошёл лакей, провожавший Фрешеров до спален, и с видом строжайшей секретности прошептал:

— Ваше высочество, мисс Фрешер просила передать. Её покои находятся в южном крыле второго этажа, третья дверь от узкой лестницы по левой стороне. Будьте осторожны и не перепутайте с соседней комнатой — в ней мадам Фрешер. И скажу вам честно, — он приложил руку к груди, — дама она очень… серьёзная. Лучше с ней осторожнее.

— Твоё мнение не просили, — хмыкнул Эдвард. — Не болтай лишнего.

Он поднялся по лестнице, прогулочным шагом прошёл по коридору до узкой лестницы, взглянул на часы — и пошёл в обход. Замок был построен так, что почти ни один коридор не кончался тупиком. Зная, где и куда свернуть, его можно было обойти весь по кругу, что Эдвард и собирался сделать, чтобы протянуть время.

Он старался идти как можно медленнее, но всё равно прошло меньше часа, прежде чем он остановился у желанной двери и ещё раз взглянул на циферблат часов. Ждать дольше было невыносимо, и Эдвард постучал.

— Да-да? — послышалось из-за двери, и Эдвард вошёл.

Шерон сидела у зеркала, надевала украшения и смотрела на него в отражении, на губах её играла лёгкая улыбка. Она успела переодеть дорожное платье, и теперь была в блузе и нежно-розовой юбке в крупную складку, её пальто лежало на кровати.

— Я рад, что вы с матушкой приняли приглашения, — сказал Эдвард.

Он прошёл в комнату, оглядываясь. Спальня была небольшой, скромно, но со вкусом обставленной — идеальной для такой девушки, как Шерон, будто подчёркивающей её строгую элегантность.

Шерон повернулась к Эдварду и заправила волосы за уши.

— Как мы могли отказать? — Она смотрела на него, выпрямив спину и сложив руки на коленях. — Нечасто нас приглашают на столь важные приёмы.

— Очень зря, — заметил Эдвард и сел в кресло. — Если бы Джон мне не рассказал, то я бы и не отличил мадам Фрешер от светских дам.

— Она и есть светская дама, — поправила Шерон. — Но я понимаю, о чём ты. Мы и правда не вращаемся в высшем свете. Я и не думала, что когда-нибудь окажусь во дворце.

— За это нужно благодарить Джона, — рассмеялся Эдвард.

Шерон сдержанно улыбнулась. Если бы не Джонатан, у них с Эдвардом не было бы даже шанса на встречу, но ей не хотелось, чтобы все темы сводились к нему. К счастью, в этот раз Эдвард был более разговорчив, чем осенью.

— Я рад, — продолжал он, прохаживаясь туда-сюда по комнате, — что празднование вообще состоится. Филипп отказался приезжать, отец настолько занят, да и на юге чёрт-те что происходит… Я думал, что всё может отмениться и у нас не получится встретиться. Вообще, — он не дал Шерон ответить, но та и не собиралась что-либо говорить, — то, что происходит между Пиросом и Райдосом, так мешает! Можно было бы поехать в поместье в Филиаре и отпраздновать там, у моря — там же тепло совсем! — но всё южнее базы Вилхерд блокировано для выезда. Я так надеялся, что это прекратится, но уже два года всё настолько плохо… Я что-то не то сказал? — Эдвард неловко запнулся, глядя на Шерон. Та выглядела расстроенно или скучающе. Она отвела глаза и пожала плечами.

— Прости, я не люблю разговоры о политике.

У Эдварда запылали щёки. Он об этом и не подумал. То, что он говорил, было слишком угнетающе, вряд ли девушки могли оценить или поддержать такие темы. С Джонатаном или Филиппом, когда тот был благосклонен, они обсуждали и оружие, и бои, и политику, и то, как можно обойти некоторые запреты вроде противотелепортационного барьера. Что же обсуждать с девушками, Эдвард решительно не представлял.

Повисла неловкая пауза.

Шерон встала и подошла к Эдварду.

— Может, вы хотите предложить мне погулять по парку, сэр Керрелл? — Она игриво улыбнулась. — Я слышала, что перед ужином многие собирались прогуляться.

— Разумеется!

Эдвард вскочил, помог Шерон надеть пальто и предложил взять его под локоть.

— Вам тоже не помешает надеть что-то тёплое, — заметила она, окидывая Эдварда взглядом, и он рассмеялся.

Прогулка затянулась. Белое небо посерело, и всё вокруг утонуло в неприятном полумраке. Заметно похолодало, и молодые люди сильнее кутались в накидки, натягивали шарфы и перчатки — всё что угодно, чтобы согреться. Эдвард и Шерон нарочито медленно гуляли по парковым дорожкам. Они ждали, когда остальные уйдут, оставив их одних, а сами уходили всё дальше и дальше в парк. Фонтан остался позади, звуки смеха и разговоров стали неслышны. Эдвард оглянулся через плечо и осторожно взял Шерон за руку, пряча это за полами меховой накидки. Губы девушки тронула смущённая, но довольная улыбка. Обтянутые тонкой кожей перчаток пальцы переплелись с пальцами Эдварда.

Всё шло так, как она мечтала. И так не хотелось портить момент, но ей пришлось сказать:

— Мы ушли так далеко ото всех. Не думаешь, что стоит вернуться?

Эдвард скривил губы.

— Тебе холодно? — спросил он.

— Не очень, — отрывисто, не понимая, к чему он клонит, ответила Шерон.

— Тогда, может, не будем спешить?

Эдвард повернулся лицом к замку. У фонтана осталось человека два, но и те вскоре поднялись, и их силуэты исчезли из виду. Он недовольно выдохнул и поправил съехавшую на бок накидку.

— Впрочем, если хочешь, мы и правда можем пойти. Ужин совсем скоро, нехорошо опаздывать.

Шерон улыбнулась и взяла Эдварда под руку. Они медленно пошли обратно.

— Почему ты не хочешь, чтобы нас видели? — она спросила тихо, сладким голосом и совсем без обиды.

— Меня пугает мадам Фрешер, — признался Эдвард. — Она и так постоянно за нами следит, не стоит давать ей или кому-то, кто может ей рассказать, повод пускать слухи.

— Ты не думаешь, что наша отлучка уже о чём-то говорит?

Эдвард усмехнулся и пригладил волосы.

— И правда. Но я всё равно не хочу излишней… публичности.

Шерон неожиданно остановилась, заставляя остановиться и Эдварда. Он удивлённо посмотрел на неё, она сняла перчатку и прикоснулась к его щеке холодной рукой, тепло улыбаясь. Её глаза были полны грустной нежности. Она не верила, что хочет это сделать, но и останавливаться не хотела. Он был рядом, они были одни. Может, у неё не будет больше шанса. Может, праздники пройдут и они вообще больше не увидятся. Шерон опустила глаза на мгновенье, а потом посмотрела Эдварду в лицо и, приподнявшись на носочки, быстро поцеловала его в губы, тут же отступая. Ошарашенный, он глупо улыбнулся, чувствуя, как краснеют щёки.

— Моя мать, — тихо сказала Шерон, — не может быть против вас. Никто не может.

Эдвард вспомнил, как дышать, кивнул, всё ещё заворожённый случившимся, и тихо-тихо проговорил:

— Не может. Только вот ни ей, ни кому-либо другому не понравится, если мы опоздаем к ужину.

Шерон рассмеялась, покачала головой и снова взяла Эдварда под локоть. А он, не переставая улыбаться и чувствуя приливы гордости, вдруг нагнулся и поцеловал Шерон в висок.

* * *

Если в первый вечер гостей только пригласили к столу и дали отдохнуть — для некоторых дорога была действительно долгой и выматывающей, — то на следующий был запланирован пышный бал. Весь день Эдвард не имел ни единой возможности увидеться с Шерон, но если она не была в тот вечер самой прекрасной девушкой в мире, то Эдвард не представлял, кто мог быть лучше. Она была серьёзна, но заставляла его смеяться. Её взгляд был несмел и постоянно «бегал», но каждый раз, встретившись с ней глазами, Эдвард видел искренний интерес. Он наслаждался её компанией, потому что всё оказалось предельно простым: она сама подкидывала темы для разговора, которые выбирала так ловко, попадая точно в круг их общих интересов; если он не знал, чем занять её, делала лёгкий намёк, отстранённо улыбаясь. К тому же она прекрасно танцевала и ей на удивление шёл нежно-розовый цвет.

Джонатан тоже выглядел довольным, постоянно находясь в компании красавицы Эмили. Они были похожи — белокурые, зеленоглазые, наследники богатых семей — и играли по общим правилам. Она строила из себя улыбчивую дурочку, а Джон делал вид, что не догадывается, насколько много на самом деле она знает, что каждый раз, когда она случайно оступается, падая ему на грудь или сильнее цепляясь за руку, совершенно не случаен.

Эдвард им даже завидовал. Спарксы закрывали глаза на всё, что делал Джонатан, считая, что тот нагуляется и образумится. Против Эдварда же, казалось, был настроен весь мир. Он не знал, что бы сказала его мать, но вот мадам Фрешер… Она не позволяла дочери оставаться одной и провожала ту взглядом каждый раз, когда Шерон приглашали танцевать или на прогулку. Им с Эдвардом всё время приходилось находиться в компании Джонатана с Эмили, — последняя именовала их прогулки «двойным свиданием» и раздражающе радостно хлопала в ладоши, — чтобы мадам Фрешер ничего не заподозрила. Но даже тогда, когда разрешение, казалось бы, было получено, от неё нельзя было избавиться. Каким-то неведомым образом она постоянно оказывалась рядом, а если рядом её не было, то через зал или через парк Эдвард мог видеть её лицо, обращённое в их с Шерон сторону. Каждый раз это выводило из себя и ограничивало так, что он мечтал вернуться в самый первый день, когда мадам Фрешер то ли устала, то ли была слишком занята, чтобы следить за прогулками дочери.

Самым большим подарком на Восхождение была бы возможность хоть на какое-то время остаться с Шерон наедине. У них оставался всего один день… Одна ночь.

* * *

Столпы искр взмывали в по-вечернему светлое небо, где подобно солнцу сияла Новая Звезда, затмевающая собой все остальные. Самая светлая ночь была символом смены года, после которой звезда медленно пропадала с небосклона, оставляя чёрную беззвёздную, безлунную материю. Самая тёмная ночь — конец Восхождения, конец праздников.

Но пока зимние гулянья продолжались, и приглашённые высыпали из бального зала на улицу и смотрели яркое представление. Вспышки салютов взметались в небо, взрывались и под свист и смех пылью оседали на землю. Огненные змеи крутились в воздухе, изгибались, переплетались, создавая причудливые фигуры животных: от птиц до драконов.

— Это феникс? — спросила Шерон, удивлённо глядя на только сформировавшуюся картинку.

— Наверно. — Эдвард не успел рассмотреть — змеи уже разлетелись.

Они стояли на площадке, облокотившись на перила и смотрели в небо. Из открытых дверей бального зала всё ещё играла музыка. Её заглушал гром разлетающихся кольцами салютов, но Эдвард всё равно услышал необычайно нежную, тянущуюся, обволакивающую мелодию. Она была почти осязаема: вибрирующая под пальцами, гладкая, как мрамор, и такая же необычно тёплая, если прикасаться к ней достаточно долго. И она пахла цветами…

Эдвард вздрогнул и повернулся к Шерон. Это не музыка пахла, это аромат духов чудом пробился к нему сквозь морозную свежесть, смешавшуюся с запахом горячей волшебной пыли. Эдвард взял Шерон за руку, наклонился к её уху и прошептал:

— У меня есть идея. Не то чтобы я хвастался, но я знаю, как отсюда выйти в холл, минуя бальный зал.

Она захлопала глазами, а потом её брови взлетели, рот округлился. Она сильнее сжала ладонь Эдварда и кивнула.

Вскоре гости начали возвращаться в зал, и, выждав момент, потерявшись меж ярких пар, оборок и цветов, они исчезли, осторожно ускользнули, никем не замеченные. Они пробежали по идущей вдоль замковой стены площадке и завернули за угол. Там, у высокого окна, Эдвард сделал пару пасов, и створки с лёгким скрипом послушно открылись. Он подсадил Шерон на подоконник, и вскоре они оба оказались в длинном пустом коридоре. Сквозь незашторенные окна лился свет Новой Звезды. Но полюбоваться лунными дорожками на паласе Эдвард не дал: схватил Шерон за руку и, оглядываясь в сторону зала, поманил за собой. Они проскользнули к самой дальней узкой лестнице, поднялись по ней и неожиданно синхронно рассмеялись. Они наконец расслабились, не чувствуя обращённого на них цепкого взгляда. Если их отсутствие и заметили, они были достаточно далеко, чтобы не волноваться об этом.

Когда они преодолели площадку второго этажа и продолжили подниматься к третьему, улыбка Шерон стала шире, её глаза блеснули лукаво и с предвкушением.

В большом холле, меж расходящимися коридорами, заставленном цветами, где шторы также были открыты и звёздный свет наполнял помещение волшебной таинственностью, Эдвард прижал Шерон к себе и поцеловал. Его руки легли ей на талию, её — обвили его шею. И какое-то время они не двигались — наслаждались. Они цеплялись за мгновение, поддавались чувствам. В разгар бала их не стали бы искать. Они были предоставлены сами себе, и только они теперь решали, как потратить украденное время.

* * *

Шерон застыла на пороге комнаты, и душа ушла в пятки. Мадам Фрешер сидела на кровати, скрестив руки на груди, и строго глядела на вошедшую дочь. Было не больше шести утра, Шер рассчитывала вернуться никем не замеченной, теперь же сбывались её самые худшие страхи. Она, сжавшись, закрыла дверь и встала напротив матери, глядя в пол, как провинившийся ребёнок.

— Ну и где ты была, милая моя? — процедила мадам Фрешер, постукивая по руке сложенным веером.

— Я проснулась раньше и…

— Не ври! Я не выходила из этой комнаты с момента, как закончился бал! Ты здесь даже не появлялась. Как невежливо было уходить, Шер! И мне очень интересно, что именно ты сочла более важным в сравнении с королевским балом?!

Шерон распахнула глаза. У неё пересохло в горле.

— Я… Мы… — Она откинула распущенные волосы назад. — Я была с его высочеством, мама, — выпалила она. — Мы… гуляли.

Она опустила глаза, густо краснея и дыша через рот. Мадам Фрешер вспыхнула.

— Ты… Вы что?! — переспросила она, хватаясь за грудь.

Шерон потупилась.

— Ты хоть понимаешь… — проговорила мадам Фрешер, задыхаясь от возмущения. — Ты хоть понимаешь, к чему приводят ваши, ха, прогулки?! Ты понимаешь, что вредишь этим самой себе? Своей репутации! Ты, — она встала и пошла на дочь, размахивая веером, — глупая девчонка! Посмотрите-ка, кто влюбился в принца! Ха! И ты думаешь, что он в итоге на тебе женится? — Шерон побледнела. — Чёрта с два, девочка моя.

— Но!..

— Никаких «но». Я знаю, о чём говорю. Он не твоего полёта птица, Шерон. Пройдёт время — два года, год, может, пара недель, — и он найдёт себе другую, и она будет лучше: красивее, богаче, талантливее. Она сможет дать ему то, что не сможешь ты. А всё то, чем вы занимаетесь сейчас — прогулки! Ночью! — всё это будет забыто. Потому что для мужчин это так неважно.

Её глаза зло сверкнули.

У Шерон дрожали губы, глаза предательски щипало. Она старалась держаться до последнего, но стоило моргнуть, и горячие капли покатились по щекам. Горло сдавливало от рыданий.

Мадам Фрешер покачала головой.

— Стоит сначала думать, дорогая моя, — спокойнее проговорила она. — Отойди.

Как только дверь за матерью закрылась, Шерон бросилась на кровать и зарыдала в подушку.

* * *

Через пару часов как ни в чём не бывало леди Фрешер стояли у поданной кареты. Мадам Керрелл прощалась с гостями, улыбаясь и говоря дежурные фразы, которые повторила уже несколько раз за утро для каждых отъезжающих. «Были рады вас видеть». «Вы выглядели бесподобно на этом балу». «С Восхождением вас». И каждый отвечал что-то такое же обычное, что сказал бы любой порядочный гость после праздника в любом хозяйском доме, но с большим придыханием — они общались с королевой: «Сердечно благодарим за приглашение», «Это такая часть побывать на вашем приёме», «И вас с Новой Звездой».

Эдвард стоял рядом с помощником матери и не сводил глаз с Шерон. Она выглядела подавленно, но всё же находила в себе силы улыбаться принцу, и улыбка её была полна надежды и веры. Она так хотела снова приехать во дворец через месяц, на день рождения Эдварда. Даже если бы мать не отпускала её от себя, это был бы большой подарок. Для неё в первую очередь.

Эдвард не знал о том, что сказала дочери мадам Фрешер, и полагал, что Шерон просто не хочет уезжать. Он мечтал поцеловать её на прощание, помочь сесть в карету, но правила приличия вынуждали стоять позади матери и смотреть, как дамам помогает подняться в салон лакей. Вот он закрыл дверь, водитель — Эдварду нравилось это новомодное слово намного больше, чем «кучер» — занял своё место в кабине, и Шерон в последний раз махнула ему рукой. Мадам Фрешер хмыкнула и неодобрительно поджала губы.

Как только карета выехала за ворота, мадам Керрелл устало выдохнула.

— Сколько ещё гостей должно уехать? — повернулась она к помощнику, господину Ларсу.

Тот взглянул на список.

— Ещё шесть семей, ваше величество. Следующие гости уезжают через полчаса. Желаете проводить и их лично?

— Ох, Ларс. — Мадам Керрелл устало покачала головой.

Они вошли в замок, и она скинула с плеч тёплый плащ, который тут же подхватил мальчишка-слуга. Эдвард и господин Ларс тоже отдали ему свои накидки. Поколебавшись, Эдвард окликнул мать, которая медленно шла к ступенькам главной лестницы. Она остановилась и вопрошающе взглянула на сына.

— Мы собираемся праздновать мой день рождения, верно? — спросил Эдвард, поравнявшись с ней.

Мадам Керрелл прищурилась и едва заметно улыбнулась.

— Кого ты хочешь пригласить в этот раз, Эд?

9

Филипп старался не думать об этом так часто. Он отправил прошение после зимних праздников, чтобы не отвлекать мадам Монтель и не казаться навязчивым, но прошла зима, подходила к концу весна, а ответ он так и не получил. И не знал, получит ли. Наверно, идея изначально была проигрышная и ему даже не стоило пытаться. Кто он такой, чтобы хотеть чего-то от работников Советов?

А между тем срок его службы заканчивался. Отец не позволил оставаться в Вистане дольше, и Филипп не мог ослушаться, но внутри всё протестовало и кричало, что так нельзя, так нечестно, в такое время глупо разбрасываться хорошими бойцами! А он ведь был хорошим бойцом. Он знал это. Он показывал это столько раз во время тренировочных боёв. Даже против волшебников, даже против стихийников. Командир не позволял никому поддаваться, а Филипп такой вариант и не рассматривал.

Теперь же его время подошло к концу. Лето подкралось слишком незаметно. Казалось, ещё вчера Филипп отказывался возвращаться домой на зимние праздники, как пришло время ехать туда насовсем. К счастью, на лето мадам Керрелл решила уехать из столицы в замок Вальд, что был на северо-западе от столицы. К нему прилегали обширные охотничьи угодья, и, только увидев лес, Филипп осознал, как соскучился по охоте! В рощах за северной стеной водилось множество редких животных, некоторых из которых было достаточно сложно поймать. И оттого Филиппу становилось ещё интереснее: если он сможет подстрелить глейдера или пятнистого оленя, охоту можно будет считать удачной.

Пожелав матери и брату (Эдвард на всю столовую распалялся о том, что они с Джонатаном собираются делать летом) доброго утра и на ходу бросив мальчику-пажу, чтобы созывал охотничью свиту, Филипп спустился в конюшню, где его уже ждал запряжённый конь. Тот радостно заржал и ласково ткнулся чёрным шершавым носом в руку хозяину.

Филипп выехал из замка со свитой из девяти человек. Все одетые в высокие кожаные сапоги и куртки с эмблемами Пироса, они ехали через лес по протоптанным тропинкам, вооружённые охотничьими арбалетами. Конь Филиппа шёл впереди всех, и тот разглядывал знакомые лесные угодья. Он давно не был в Вальде. Тут леса не казались столь величественными, как у военного полигона, и не шли ни в какое сравнение в лесами Джеллиера, но ярко-зелёная тонкая листва, плотно смыкающаяся не так высоко над головой, была приятнее и будто роднее.

Конь ступал бесшумно, давно приученный к охоте. Филипп отпустил поводья, сдавив бока коня коленями, взялся за арбалет обеими руками и начал внимательно оглядываться: они приближались к чаще, а это означало, что скоро будут появляться самые редкие звери.

На секунды все звуки стихли, а затем засвистела стрела. Филипп почувствовал, как она проскользила в миллиметрах над его ухом. Позади кто-то болезненно охнул. Все засуетились.

— Ваше высочество! — К Филиппу подскакал один из свиты. — Нам лучше уехать. Тут может быть опасно.

Он спорить не стал и повернул коня. Бросив взгляд на бледного как мел молодого человека, у которого из плеча торчала простая перьевая стрела, а по плечу растекалось кровавое пятно. Двое поддерживали товарища с разных сторон, но заниматься стрелой должен был медик. Остальные окружили принца, держась настороже. Филипп с подозрением оглянулся и мог поклясться, что заметил в темноте меж крон человеческий силуэт.

Но если кого-то такой инцидент отвадил бы от поездок в лес на долгие месяцы, Филипп не выдержал через два дня. Он не знал, чем себя занять — уж больно отвык от замка. Чтение, за которым убивал неожиданно появившееся свободное время, он не считал достойным занятием, отец не проводил собраний на севере, предпочитая Ворфилд или столицу Орион, и Филипп не мог даже подслушивать — если его жучков, конечно, не убрали, — а тренировок ему было мало. И так на третий день мнимого безделья Филипп велел вновь собирать свиту.

— Но мы ещё не обнаружили стрелявшего в вас, ваше высочество! — возмутился начальник охраны.

— Говорите тише, — спокойно, будто ничего не происходило, произнёс Филипп. — И не спорьте. Я сказал: собирайте, значит — собирайте. Или я поеду один.

Такого, очевидно, мужчина допустить никак не мог, а потому вскоре они опять выехали в лес, только на этот раз рядом с Филиппом ехал Родерт с оружием наизготовку. В седле он держался на удивление хорошо, но выглядел нелепо в попытках казаться грозным. Это раздражало, хотелось отойти подальше, но Родерт неустанно следовал рядом, и, если бы он приблизился ещё на пару сантиметров, их колени тёрлись бы друг о друга.

Филипп старался не обращать на этовнимания. У него была цель: глейдер. Он заприметил одного в прошлый раз до того, как его увели. Возможно, звери ещё не успели переместиться.

Мимо пролетела стрела. Родерт дёрнулся как ошпаренный. Филипп нахмурился, оглядываясь. «Всё в порядке», — произнёс один из охотников, и сквозь кусты бросился охотничий пёс: кто-то просто подстрелил добычу. Филипп коротко улыбнулся и поехал дальше.

— Стой, — шёпотом скомандовал он, и конь замер.

Всего в нескольких метрах, обвив длинными лапами ветви, спал глейдер. По его короткой густой шёрстке рассыпались зелёные блики от проникающего сквозь листву солнца. Филипп прицелился. Глейдеры — шустрые зверушки, но этот опасности не замечал и не двигался.

Филипп спустил рычаг, но не успела стрела сорваться, как другая, переливающаяся алыми и кислотно-розовыми красками, мелькнула в полутьме и вонзилась в тушку глейдера. Убитый зверёк соскользнул с ветки, его тут же подхватила тень и скрылась в зарослях, звонко смеясь.

— За ней! — крикнул Филипп, и началась погоня.

Десяток лошадей мчался по узким тропинкам, огибая деревья, всадники сносили на ходу мешающие ветки, но преследуемая, смеясь и прячась в листве, всё ускользала и ускользала. Вслед за ней они углублялись в чащу. Проезды становились уже, ветви кустов — крепче, лошади отказывались идти, но Филипп упрямо выводил коня на едва видные тропки.

Но для такого количества всадников лес стал непроходим. Филипп остановился и посмотрел на застрявших в кустах товарищей.

— Возвращайтесь на прежнее место! И не вздумайте ехать за мной! — скомандовал он свите и поехал дальше, не обращая внимания на крики позади. Он знал, что делает, и они бы ему не помешали.

В чащу Филипп пробирался медленно. Конь уже не шёл, застревая в кустах. Срубать ветви стало бессмысленно — слишком много их было, они переплетались всё гуще и крепче. Он обернулся: далеко меж ветвями маячила красная куртка оставшегося дожидаться принца охотника. Но Филипп зашёл слишком далеко, чтобы возвращаться. Он спустился с коня, прошептал: «Оставайся тут», привязывая узду к сломанному тонкому деревцу, а сам приготовил арбалет.

Филипп шёл осторожно, пробираясь через буреломы и постоянно всматриваясь в густые кроны деревьев. Он не видел, но чувствовал: рядом кто-то есть, и этот кто-то следит за ним. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, но Филипп двигался вперёд. Он не знал, сколько шёл и в каком направлении, следуя за изредка появляющейся в ветвях тенью, но в какой-то момент заметил, что чаща начала редеть. Его снова окружили тонкие, но крепкие стволы, а впереди, зацепившись за два других, лежало дерево. Филипп ловко перебрался через него и оказался на окружённой кустарником поляне, щедро залитой солнцем.

Позади послышался шелест веток. Филипп развернулся и рывком поднял арбалет. На поваленном дереве, нагло покручивая на верёвке тушку глейдера, стояла та самая «тень» — девушка в маскировочного цвета костюме и с длинными вызывающе-яркими розовыми прядями в русых волосах.

— Верни мне глейдера, — потребовал Филипп.

Наконечник стрелы смотрел девушке точно в грудь. Она усмехнулась, поражаясь такой наглости, и спрыгнула на землю.

— Я не для того вас сюда привела, ваше высочество.

Татуировка в виде двух острых длинных клыков под её левым глазом опасно блеснула, и Филипп нажал на спуск.

Его стрела застыла в воздухе в паре сантиметров от девушки. Та разочарованно покачала головой, её губы растянулись в ухмылке — и Филиппа отбросило в кусты. Он моргнул, ослеплённый то ли вспышкой, то ли ярким светом меж кронами, и приподнялся.

— Кто ты? — выдохнул Филипп, болезненно морщась.

Она приподняла подбородок, глядя с превосходством.

— Анна Рейс. Последняя, кого вы видите в своей жизни, — заявила она, и в Филиппа полетел ярко-алый луч.

Ослепительная вспышка. Больно, как от удара под дых. Филипп со стоном схватился за грудь и снова завалился на бок. Холодные ветки оцарапали щеки.

— Ч-что? Как?!

С трудом дыша, Филипп поднял глаза на Анну, та отступила, глядя то на свои трясущиеся руки, то на него, и мотала головой. Что-то пошло не так, как она хотела.

Филипп ухмыльнулся.

— Ты ведь не думала, что я настолько кретин, чтобы идти туда, где меня хотят убить, без защиты? — Грудь болела, словно он столкнулся со стеной, и, наверно, стоило проверить, целы ли рёбра. Но он должен был держать лицо, а потому неуверенно поднялся на ноги. — Ты ведь знаешь, что это?

Филипп расстегнул охотничью куртку; под ней сверкнула тонкими лёгкими чешуйками зачарованная кольчуга. Анна зарычала, и с пальцев её сорвались снопы искр, разлетаясь во все стороны. Филипп удовлетворённо закивал: она знала.

Анна смотрела на него зверем, разъярённым и готовым к атаке. Неверное движение — и бросится, разорвёт. Воздух вокруг неё наэлектризовался, длинные волосы приподнялись, в прядях заплясали змеи-молнии. И Филипп решил не рисковать: мало ли какой способ она придумает, чтобы завершить начатое. Грудь у него до сих пор болела от силы удара.

— Послушай, — начал Филипп осторожно. — Ты не сможешь убить меня, а я тебя, наверно, даже поймать. Так что мы можем просто разойтись.

— Серьёзно? — Анна изогнула бровь, но Филипп видел: он сбил её с толку, и молнии приутихли. — Так ведь неинтересно. И вы даже не попытаетесь, сэр Керрелл? Неужели вы, равно как ваш отец не умеет править, не умеете драться? — Анна оскалилась.

Филипп сжал зубы и промолчал. Ему стоило огромного труда не вестись на слишком явные провокации.

Анна ехидно усмехнулась.

— Сдаётесь? Неужели не сталкивались с теми, кто сильнее вас? В таких ситуациях сложно сохранять лицо, верно? Особенно когда противник — женщина. Выглядите сейчас совсем не по-королевски.

— Зачем выглядеть по-королевски, когда передо мной явно не леди? — спросил Филипп, приподнимая брови.

— Ох, как жаль, — с мастерством плохой актрисы произнесла Анна, — что я не соответствую вашим светским стандартам. Обещаю, в следующий раз, когда решу вас прикончить, надену платье и сделаю реверанс.

Она присела, придерживая воображаемое платье, и показала Филиппу язык. Он рассмеялся и поймал себя на мысли, что не веселился уже очень давно. Анна посмотрела на него, как на идиота.

— Я запомню, — кивнул Филипп и спросил: — Зачем тебе глейдер?

Анна закатила глаза и сморщила нос.

— Опять? Я вам его не отдам. Это моя добыча! — Она скрестила руки на груди.

— Всё, что находится в этих лесах — растёт и бегает в них — принадлежит моей семье. А ещё здесь нельзя охотиться, так что ты совершила преступление.

— О ужас! Как я могла! — Анна театрально прижала ладони к груди, а потом вернула лицу скучающее выражение. — Мне плевать. Ты ведь меня даже не арестуешь.

— Не арестую — потому что не поймаю. И всё же? — Филипп указал глазами на висящую на поясе у Анны добычу.

— Да что вы с ним пристали?! — возмущённо воскликнула Анна. — Неужели сложно догадаться, что мне он нужен не для красоты? У вас наверняка хватает трофеев, которые выпотрошили и прибили к стене, чтобы любоваться, а эти твари в деревне стоят дорого. Мне нужно на что-то жить.

— Это браконьерство.

— Именно поэтому они и дорогие!

Анна словно объясняла что-то десятилетнему мальчишке, который не понимал и не хотел понимать. Сейчас, когда редкие меха и мясо не поставляли из-за границы, пригороды и деревни жили за счёт контрабанды и браконьерства. И как же на этом наживались люди, способные достать что-то редкое! Даже непримечательная зверюшка глейдер с длинными лапами и неуклюжим телом стоила на вес золота: из их твёрдых длинных когтей делали декоративные пуговицы, короткую светлую шерсть пускали на подкладку тёплой одежды, и всё это прибавляло к стоимости порядка нескольких сотен. И единственной проблемой было то, что поблизости глейдеры водились лишь в королевском лесу. Не каждый охотник осмеливался туда соваться. Кто бы мог подумать, что браконьерством занимается девушка, его ровесница…

— Насколько глейдеры сейчас дорогие? — тихо спросил Филипп.

— Ну, как ваш конь.

Филипп запустил руку в волосы, пытаясь осмыслить услышанное. Он таращился в сторону, туда, где за лесом, за рекой была разбита небольшая рыбачья деревушка. На браконьерстве её жители попадались редко, а если попадались, то на крупном и дорогом… Сейчас, когда война заставляла переживать за доходы даже зажиточных граждан, было неудивительно, что жители бедных деревень выживали как могли.

Филипп тяжело вздохнул.

— По закону я должен взять тебя под стражу за браконьерство и охоту на частной территории, но… — Анна с подозрением прищурилась. — Но даже если бы мог, я бы этого не сделал. Я могу дать за глейдера в три раза больше, чем любой заказчик.

— Я ведь возьму деньги, за мной не задержится, — сказала Анна, но с неуверенностью, будто чувствуя себя неудобно.

— Бери. — Филипп достал из кармана охотничьей куртки кошелёк и, не открывая, не проверяя содержимое, бросил ей. Опешившая Анна поймала его и заглянула внутрь. Её лицо вытянулось от удивления, она словно подавилась воздухом — и тут же спрятала кошелёк во внутренний карман куртки.

— Да сдалась вам эта тварь! — выплюнула она и перекинула Филиппу добычу.

Он забросил глейдера на плечо и довольно улыбнулся.

— Это было слишком благородно, сэр Керрелл, — глухо произнесла Анна, когда он проходил мимо неё к поваленному дереву, чтобы вернуться к коню и уехать в замок.

Филипп удивлённо обернулся. Анна сдвинула брови и скрестила руки на груди, кусала губы и смотрела на него с осуждением. Словно благородство было чем-то плохим.

Под непонимающим взглядом Филиппа она усмехнулась, покачала головой и как бы невзначай бросила: «Может, ещё увидимся». Затем она поднялась в воздух и скрылась в кронах.

* * *

Филипп вернулся к коню, мирно пощипывающему траву, и медленно поехал назад. На полпути его ждал Родерт. Он нервно пускал коня туда-сюда и с облегчением выдохнул, увидев Филиппа.

— Всё в порядке, ваше высочество? — спросил он, старательно делая вид, что не замечает испачканной одежды принца.

Филипп исподлобья посмотрел на Родерта и показал тушку глейдера.

— Всё отлично. Правда, кажется, я потерял где-то там кошелёк…

— Мне вернуться и поискать его? — Родерт боязливо оглянулся и сжался в седле.

— Нет. Поехали к остальным.

И они больше не сказали друг другу ни слова, встретились с охотниками, которые весело обсуждали свои трофеи, и направились к замку вместе с ними. Всю дорогу Филипп ловил на себе осуждающие и настороженные взгляды: у всех могли быть неприятности, случись с ним что, — но это его не беспокоило. Он думал об Анне. Она засела у него в голове, как что-то дикое и необузданное, дерзкое. Совсем отличное от того, что он встречал раньше. Она не боялась ни его самого, ни его статуса — она была сильнее и не стеснялась это использовать.

А ещё… Филипп думал об этом со смущением, но не мог отделаться от мыслей, что Анна была… красивая. Высокая, сильная, атлетичная; у неё были длинные русые волосы, прямой нос и упрямый подбородок. Ей шли дико-розовые пряди и странная татуировка на лице. В ней не было ни капли светской крови, но она выглядела королевой леса. Он был её стихией.

И это притягивало.

Притягивало настолько, что на следующий день Филипп снова решил наведаться на небольшую поляну за поваленным деревом, и в этот раз он поехал один. Дорожка из разрубленных кустов безошибочно вела его к цели, и даже прохладный ветер, проносящийся между деревьями, не остужал мыслей. Доехав до того самого места, Филипп привязал лошадь и перебрался через поваленное дерево. Усмехнувшись при взгляде на поломанные кусты, он пересёк поляну и, снова прорубая мечом дорогу, пошёл дальше, пока наконец не уткнулся в огораживающий лес забор. Там он забрался на одну из перекладин и стал ждать.

Ветер развевал волосы. Шумела река. Затянутое облаками небо сходилось с землёй где-то далеко впереди, где темнели домики, начинавшие деревню. Филипп смотрел на них, понимая, что не имеет ни малейшего представления, как на самом деле там живут люди. Он изучал социологию, знал много по истории и быту, но всё это казалось далёким от реальности, когда он думал про то, что люди по ту сторону реки живут на нарушении закона, им нужны деньги, а никому не было до них дела — все сосредоточились на проблемах юга, на войне. Филипп хотел что-то сделать, но что — не представлял.

Вдруг на другом берегу реки показался силуэт. Он пролетел пологий берег, направился к реке, и Филипп не сомневался: его ожидание было вознаграждено. Он спрыгнул на землю. Анна приземлилась рядом спустя пару минут, и было видно, что встрече она не рада.

— Ну, здрасте, — бросила она, скрещивая руки на груди. — Я надеялась, что в этот раз мне дадут спокойно понарушать закон. Вас папенька за какие-то грехи лес сторожить отправил?

Филипп весело пожал плечами.

— От таких как ты грех не посторожить.

— Да ты ведь боишься, что я тебя убью! — Анна покачала головой, глядя на выглядывающую из-под не до конца застёгнутой куртки кольчугу.

— Перестраховка.

Филипп ни капли не смутился. Анна закатила глаза. Когда она сказала, что, быть может, они ещё увидятся, она точно не предполагала, что это может произойти так скоро.

— И всё же зачем вы здесь? — поинтересовалась она. — Караулите, чтобы наконец арестовать?

— Хочу поговорить.

— Со мной? О чём?

— Мне кажется, что с тобой много о чём можно поговорить. Леса, охота, законы…

— У вас плохо получается шутить, — скривилась Анна, кинула лук и колчан на землю и плюхнулась рядом, скрестив ноги. — Ну, давайте к сути дела. Быстро поговорим и разойдёмся. Идёт?

Филипп согласился и сел на траву, поморщившись от холодной росы. Анна хмуро смотрела на него, подперев щёку кулаком и напрягшись всем телом. Ей совершенно не внушали доверия люди высоких званий. Графы и лорды, с которыми приходилось иметь дело, смотрели на исполнителей, таких, как она, свысока, говорили грубо, в приказном тоне. С принцами Анна дел никогда не имела, но если этот от неё что-то хотел, то действовал он крайне странно.

— К делу так к делу, — начал Филипп. — Ты пыталась меня убить. Дважды… — Вслух прозвучало более неловко, чем в мыслях. — Зачем?

— Идёт война, ваше высочество, — проговорила Анна сквозь зубы. — Люди. Гибнут. Может, так ваш отец бы понял, что на самом деле происходит на юге. А то пока кажется, что у вас из замка вид на другую страну. Вы разъезжаете тут на лошади, а там страдают люди. Не те, с которыми вы видитесь каждый день, а кто-то вроде тех, кто живёт по ту сторону этого забора. — Она махнула рукой.

Филипп смотрел в землю, сжимая зубы до боли.

— Военное время — это сложно… Мы делаем всё, что можем.

— И всё, что вы делаете, — бессмысленно. Люди на юге вас не поддерживают. Они скорее будут сражаться за Райдос, если им дадут выбор. Я путешествую больше вас и знаю кое-что, что ни вам, ни вашему отцу не доложит ни один «народный представитель».

Филипп с шумом втянул носом воздух и сказал:

— Я бы хотел, чтобы всё то, что происходит на юге, прекратилось. И чтобы люди были довольны.

— Хорошие мечты, сэр Керрелл. Жаль, не у вашего отца. — Она, улыбаясь, поднялась на ноги. — Это всё? Я могу заняться своим делом?

Она встала, подняла колчан и сумку, а длинная коса, падая через плечо, едва коснулась земли. Филипп встал и подошёл к Анне почти вплотную. Они были одного роста и смотрели друг другу в глаза. Он мог чувствовать её дыхание.

— Ты не выглядишь человеком, которому хочется продавать подстреленное зверьё, — прошептал Филипп. — Чего тебе на самом деле хочется?

Анна поджала губы и отступила, поднимая подбородок.

— Это не то, о чём стоит распространяться. И точно не касается вас.

Она покрутила косу между пальцами и ехидно улыбнулась. Филипп не стал спрашивать.

Вместе они вернулись в лес и пошли к месту, где Филипп оставил лошадь. Анна показывала, как удобнее туда пробраться, не вырубая ни в чём не повинные кусты, и сетовала на то, что Филипп не умеет летать. «Так было бы намного быстрее!»

Казалось, что охота Анну больше не интересовала — она ни разу не подняла лук, хоть Филипп и заметил несколько интересных зверей, подстрелить которых было проще простого. Они лишь разговаривали об этих зверях, о том, на кого и когда лучше охотиться, какие лучше продаются и как потом используются. Филиппу нравилось слушать Анну, и он то и дело ловил себя на мысли, что о некоторых вещах никогда и не слышал.

— Вот вы все стреляете из арбалетов, — говорила Анна и смеялась от собственных слов. — Наверно, думаете, что выглядите с ними лучше, а луки — пережитки прошлого. А ведь они намного легче и удобнее для быстрой стрельбы. Ваш арбалет всё только усложнял. Хотя луки не дают собственного магического заряда, как арбалеты. В них не вставляют энергокамни. Разве что совсем декоративные.

— Я не умею поджигать стрелы, — пожал плечами Филипп.

— Научиться не сложно. Возвращайтесь, научу.

Анна посмотрела ему в лицо, и Филипп кивнул. Была бы его воля, он бы попробовал пострелять хоть сейчас: ему совершенно не хотелось возвращаться в замок. Но конь уже показался за кустами, и это означало конец разговоров. Филипп отвязал коня от дерева, забрался в седло, чувствуя надавившее на плечи разочарование. Анна привалилась к дереву, смотрела на него, и он внезапно спросил:

— Это ведь не просто татуировка, да?

Лицо Анны вытянулось от неожиданности, но уже через мгновение на губах снова появилась ухмылка.

— Хотите узнать, как она работает? Снимите кольчугу — покажу.

Она провела кончиком языка по губам, поднимая бровь, и воздух наэлектризовался. Филипп понял и коротко кивнул:

— В другой раз так в другой раз. До встречи.

— О да, конечно. Может, ты прокатишь меня на своём жеребце.

— Что?

Анна рассмеялась.

— Ничего, Керрелл. Говорю, может, ты тоже сможешь меня чему-то научить.

— Посмотрим! — Филипп прищурился. — А ты пока можешь определиться, ты обращаешься ко мне на «ты» или на «вы». Мне нравится «сэр Керрелл».

Анна раскрыла рот от возмущения.

— Поезжай уже, сэр! А то я могу сбросить тебя с коня и без обещанного платья.

Филипп довольно улыбнулся и поехал в замок. Там, когда он заводил коня в стойло, его поймал Эдвард. Растрёпанный, пытающийся отдышаться, он стоял в дверях конюшни и смотрел на брата дикими глазами.

— Мы. Тебя. Обыскались! — выпалил он. — Маман с ума чуть не сошла!

— Я не ты, — безразлично ответил Филипп, снимая седло, — и не стоит беспокоиться, что я натворю глупостей.

Эдвард покраснел и набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы высказать брату всё, что думает, но вместо этого шумно выдохнул носом, гордо вскинул голову и, крутанувшись на каблуках, зашагал прочь.

Филипп покачал головой. Мыслями он уже был в лесу, куда собирался вернуться следующим же утром.

* * *

Охота отошла на второй план, и все дни в лесу превратились в раунды занимательной игры: кто отпустит более саркастичный комментарий в адрес другого. Анна выигрывала, но в этом Филипп был готов уступить. К тому же она стала относиться к нему теплее: уже не смотрела исподлобья, перестала закатывать глаза, встречая его у забора, и зло не огрызалась. Они общались как друзья, и в один день кольчуга, оказавшаяся не такой бесполезной, как думал Филипп, осталась в замке.

Тогда Анна хмыкнула, но говорить ничего не стала, хотя ей это показалось опрометчивым шагом. Как он мог быть уверен, что она не прятала ничего в рукаве? Что не притворялась, втираясь в доверие, и не готовила ловушку?

У неё же было столько шансов! Столько возможностей. Анна знала, что обязательно встретит Филиппа в лесу, они снова покатаются, постреляют, поссорятся, не сойдясь во взглядах, — и перескочат на другую тему, будто ничего и не было. Она покажет ему, на каких из непротоптанных королевскими охотниками территориях прячутся необычные звери, а он расскажет, как не попасться патрулям. И потом они расстанутся, безмолвно согласившись встретиться на следующий день.

И ведь Анна возвращалась. Постоянно. В лес её тянуло, и каждый раз борьба с собой завершалась проигрышем. Заканчивались причины, почему ей нужно было охотиться. И Анна начала задумываться, что нравится ей не то, чем они занимаются, а сам Филипп. И тогда хотелось убить его ещё сильнее. Он её уже не боялся, если боялся когда-нибудь вообще; доверял, предоставляя столько возможностей убить себя и магией, и стрелой. Ей так хотелось это сделать! Несколько лет она мечтала. Каждый раз, когда видела охотничью свиту в королевских угодьях, прячась тенью на ветвях. Как можно было так просто сдаться?

Но она сдалась.

Филипп разрушил давно сложившийся в голове образ, и Анна осталась в замешательстве от такого несоответствия.

* * *

— Вот скажи мне кто-нибудь, что принц Пироса настолько отвратно владеет огненной магией, не поверила бы, — бурчала Анна, подперев подбородок ладонями.

Сидя на пне, она со смесью недоумения и раздражения наблюдала, как Филипп уже который раз силился поджечь наконечник стрелы. У Анны это получалось в два счёта, но магия никак не хотела подчиняться Филиппу, и всё, что он делал — напрягался, пускал слабый поток по древку стрелы, и только казалось, что сейчас всё получится, как поток гас, так и не превратившись даже в самый бедный огонёк. Анна обречённо вздохнула. Он был безнадёжен.

— Да пошло бы всё к чёрту! — воскликнул Филипп, бросая лук на землю и запуская в дерево огненным шаром. — Почему я могу так и не могу поджечь чёртову стрелу?!

— У тебя ничего не получается, потому что ты не можешь сосредоточиться. — Анна подняла глаза на Филиппа, и он прочёл в её взгляде немой вопрос.

Он сжал кулаки.

— Зимой я отправил очень важное письмо. И мне до сих пор не пришёл ответ, а от него зависит так много! Если мне ответят положительно, я вступлю в Альянс и смогу сделать хоть что-то. Я не буду должен отсиживаться сложа руки, просто потому, что мне не позволяют действовать. Но… Кажется, я снова облажался. И я не понимаю почему…

— Да ты прямо серьёзно настроен! — хмыкнула Анна. — Мне нравится.

Она тряхнула головой, мол, какую ерунду сказала. Филипп грустно улыбнулся и начал мерить поляну шагами. Он держал руки в карманах, хмурился, разочарованно вздыхал и пинал попадающие под ноги ветки.

Анна прикусила губу и едва слышно прорычала что-то себе под нос.

— Ты выглядишь ужасно уныло, Керрелл! — заключила она, поднимаясь на ноги. — Где твои идиотские мечи? Давай попробуем с ними, а не с магией. Тебя же явно веселит, когда лажаешь не ты.

Анна изогнула бровь, иронично улыбаясь. Филипп остановился и медленно кивнул.

Она плевалась каждый раз, когда он приезжал с двумя длинными мечами, но позволяла себя учить. С оружием Анна обращалась из рук вон плохо: не технично, слишком агрессивно! Она была так же безнадёжна в фехтовании, как Филипп в контроле энергии, зато быстро научилась держаться в седле. В этом была её очередная победа над ним: теперь она могла шутить, что уже и лошадь «освоила», а Филипп всё ещё не научился летать.

От других такие замечания показались бы обидными, но не от неё. Они не соревновались. Филиппу нравилось, что они могли чему-то друг друга научить. Хотя бы попытаться. Что ему могли дать девицы на балах? Наследников, о которых твердила мать, представляя ему очередную молоденькую графиню? Это его интересовало в последнюю очередь. О каких наследниках могла идти речь, когда на юге гремела война!

С Анной же у них оказалось на удивление много общего, в её компании Филипп расслаблялся, почти не думая о делах, о проблемах. Он занимался тем, что ему нравилось, и обсуждал то, что ему нравилось. И это было хорошо. Почти правильно…

* * *

В лесу не чувствовалась разгорающаяся с самого утра летняя жара. Скрытые под раскидистыми кронами, охлаждённые утренней росой и хлещущим в лицо ветром, они носились по лесу — он на коне, она тенью. Они были далеко от места обычных встреч, но Анна знала лес, как свои пять пальцев, ей бы не составило труда вернуться назад или вывести Филиппа к замку. Но возвращаться было рано, да и не хотелось совсем.

Анна остановилась у толстого многолетнего дуба, который будто безуспешно пытались свалить: корни с одной стороны торчали высоко над землёй, — и прислонилась к шершавому, влажному стволу, улыбаясь и пытаясь отдышаться. Филипп спешился и, поднявшись по корням, облокотился рядом с плечом Анны. Уставший конь отошёл подальше пощипать траву.

— В этот раз ты меня почти догнал, — призналась Анна, откинув голову назад и глядя Филиппу в лицо. — Кажется, твой конь понял, как надо бегать.

— Не обижай его, у него уж точно магии нет.

— И в самом деле! Ну, не может же проблемой быть наездник, который — сколько тебе? — к восемнадцати годам не научился элементарным полезным приёмам, вроде ускорения!

— Давно можно было понять, что маг из меня дерьмовый.

— И от кого вы понабрались таких выражений, сэр Керрелл! — Анна картинно закатила глаза.

Филипп с напускным безразличием махнул рукой и склонился над ней. Он был так близко, что видел длинные шрамы от заживших рваных ран, скрывшиеся под татуировкой у Анны под левым глазом.

— Откуда они? — шёпотом спросил он, осторожно проводя тыльной стороной ладони по её щеке. — Шрамы.

— Неосторожность, — так же тихо проговорила Анна.

Она внимательно смотрела на него, напряглась, но не отстранялась. Ждала, что ещё он сделает, и, только когда Филипп попытался дотронуться до татуировки, дёрнулась и отклонилась.

— Не лапай, Керрелл! Она волшебная. Если руку оторвёт, сам виноват будешь.

— Она так зачарована? — спросил Филипп с ещё большим интересом. — Парням руки отрывает?

Анна снова посмотрела ему в лицо и процедила сквозь зубы:

— Принцип немного другой, но вполне может, Керрелл. Так что, пожалуйста…

Филипп понимающе кивнул и вместо того, чтобы исследовать её лицо, запустил пальцы Анне в волосы, прошёлся между выкрашенными в алый прядями, высвободив несколько из нетугой растрепавшейся косы. Анна едва слышно усмехнулась, опуская глаза, и, прильнув к Филиппу, прошептала ему на ухо:

— Да, за такое руки оторвать можно.

Филипп замер, упёршись ладонями в ствол дуба над плечами Анны. Его ногти вонзились в кору. Мысли и желания путались от того, как она дышала ему в ухо, а её пальцы, шагая по его груди, поднимались к напряжённым плечам.

Он резко отстранился и, воспользовавшись замешательством Анны, крепко прижал её к себе. Его губы накрыли её поцелуем голодным, страстным. Он не хотел, чтобы она уходила, впивался в плечи, будто это могло её остановить. А она и не думала сопротивляться…

На мгновения исчезла огромная пропасть. Стёрлись все рамки. Они могли быть кем хочется, а не кем должны были. Но лишь на мгновения…

Потому что это было неправильно. Они не должны были даже встречаться, что уж говорить о чувствах. Но месяц — какой-то месяц! — и они уже не думали, что будет потом. Могло ли что-то быть вообще?

И словно в ответ на этот вопрос Анна исчезла. Она не появилась на месте их встреч ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. И Филипп, чувствуя себя преданным, просто ушёл в себя…

10

Изменения в Филиппе сложно было не заметить. Целый месяц Эдвард видел брата на редкость воодушевлённым и подумывал, что тот сошёл с ума. Филипп и серьёзность слились во что-то настолько цельное, что улыбающимся брата Эдвард уже не представлял. Впрочем, счастливый, влюблённый Филипп ему даже нравился: тот стал разговорчивее, порой играл с Эдвардом в карты или шахматы, стал одалживать провода, которые подключались к синернисту и позволяли играть в стрельбу волшебными шарами по мишеням, и даже показал Эдварду обход нескольких блокирующих информационные потоки барьеров. А потому, когда Филипп снова помрачнел и начал закрываться в кабинете, Эдвард понял: что-то произошло. И он был полон решимости всё выяснить, несмотря на попытки Филиппа пресечь разговоры.

В один день Эдвард без стука зашёл в кабинет брата в надежде застать его там, но комната оказалась пустой. «Я подожду», — решил Эдвард, засунув руки в карманы и проходя по ковру к заваленному исчирканными бумагами столу. Там же лежали стопки фолиантов, разные папки, в которые Эдварду так хотелось сунуть нос. Он пробежался любопытным взглядом по столу и неожиданно заметил написанное неизвестным почерком письмо. Оно лежало на видном месте и так звало, так манило к себе. Эдвард не стал сопротивляться, воровато оглянулся на дверь и обошёл стол, чтобы прочесть бумагу.

«Филипп,

После тщательного изучения Вас у меня остались лишь положительные впечатления. Удивлена, что никто не решился дать Вам согласие раньше. Едва ли это повредило бы чьему-то имени.

Я хочу дать Вам шанс.

По определённым причинам я не смогу присутствовать на нескольких совещаниях, и мне нужен секретарь. Я предлагаю эту должность Вам.

Для подтверждения в самое ближайшее время пришлите мне приложенную бумагу с подписью Его Величества.

Вильгельмина де Монтель».

Рядом с письмом лежал черновик ответа и лист весь в закорючках, отдалённо похожих на подписи Элиада Керрелла. Эдвард даже глаза закатил: попытки Филиппа за спиной отца получить важную должность явно не будут успешными с такими каракулями.

Тут дверь открылась, и, вскинув голову, Эдвард встретился взглядом со старшим братом. Тот будто увидел призрака.

— Что ты тут забыл? — прошипел Филипп и быстро прошёл к столу, отодвинул брата и стал собирать бумаги, пряча черновики с подписями.

— Извини! — воскликнул Эдвард. — Я искал тебя. Ты вот это письмо ждал? — Он ткнул пальцем в бумагу. Филипп сжал зубы, рывком забрал письмо, но кивнул. — Понятно. А подделывать подписи отца зачем? Настолько заняться нечем? Почему бы не попросить его подписать?

— Тише! — Филипп покосился на дверь. — Всё это — не твоё дело, ясно?

— Яснее некуда. — Эдвард скривился. — Только у тебя было такое хорошее настроение последний месяц, всё было так хорошо, а сейчас опять ведёшь себя как придурок. Я уже говорил, что мать за тебя волнуется. То, что ты её отталкиваешь, ничуть не лучше побегов. В общем, что случилось?

Филипп молчал. Эдвард смотрел на него упрямо и настойчиво и отчего-то показался неожиданно взрослым. Словно Филипп пропустил момент, когда брат вырос из мальчишки, что кинул ему яблоком в лоб, в юношу, который выговаривает за невнимание к матери, за затворничество.

— Ничего не произошло, — буркнул Филипп. — Тебя это касается в последнюю очередь.

— Филипп! Если тебя бросила девушка, это не повод на полмесяца уходить в бумажки и срываться на нас!

— Никто меня не бросал! — Филипп повысил голос — и тут же понял, что сболтнул лишнего, но выкручиваться не стал. — Она не моя девушка, Эдвард, так что она не могла от меня уйти. И так, наверно, правильнее, чем продолжать отношения, которые изначально обречены…

Он с тяжёлым вздохом потёр переносицу. Эдвард закатил глаза и выдернул из-под локтя брата исписанный подписями отца лист.

— Значит, подделывать документы ты можешь, а за девушку бороться нет? Это так не работает, великий герой-политик. Ты хоть попробовал бы её найти и спросить, что не так. Может, ей можно послать письмо или связаться по синернисту. Ты знаешь, где она живёт?

— Где-то в деревне через реку… — безжизненно произнёс Филипп.

Глаза Эдварда округлились. Вот что обречённого было в отношениях Филиппа! Никто бы не позволил принцу иметь роман с простолюдинкой, насколько бы прекрасна девушка ни была, насколько бы сильны ни были чувства.

— И-извини, — сказал Эдвард и нервным движением вернул лист на стол. Он был неправ, поспешил раздавать советы. — Это и правда не моё дело. Я пойду.

— Иди. — Пожал плечами Филипп, а когда Эдвард вышел, задумался.

Почему ему в голову не приходило поехать в деревню? Это было настолько очевидно, понятно даже Эдварду, а он… Он посчитал, что всё кончено, что он всё испортил и она не хочет его видеть — и сдался. Потом письмо, работа… Он просто вытеснил из головы все мысли об Анне.

Наверное, зря.

Филипп подошёл к окну и посмотрел вдаль, где за замковой стеной, за лесом, за рекой лежала деревня. Если ехать через главные ворота, придётся делать огромный крюк, на лошади путь может занять полдня. Через лес же не особо удобно, но намного быстрее. Если бы у него был хороший проводник…

* * *

Охотник по имени Флинн ждал Филиппа у выезда к лесу. Он знал там каждую тропу и к тому же, по мнению Филиппа, был наименее болтлив из всей свиты. Флинн почтительно наклонился и кивнул в знак приветствия, и они поехали вперёд по кромке леса, не сворачивая на охотничьи тропы, в сторону охотничьего домика.

— Там есть путь прямиком к воротам, — объяснил Флинн, указывая напряжённой ладонью вперёд, и повернул коня. Филипп — за ним.

По лесу они ехали долго. Филиппу казалось, что он добирался до забора через кусты и буреломы намного быстрее. Сейчас же время тянулось, стояла необычная тишина, и Филипп почувствовал себя неуютно. В душу закралась тень сомнения, но он мотнул головой. Отступать было поздно — впереди показались перекладины забора, отгораживающего охотничий лес от обрыва над рекой.

Мост на другой берег и ворота к нему охранялись стражей, но те без вопросов пропустили принца, и ему оставалось надеяться, что от них никто не узнает, что он покидал территорию замка.

Но надежды Филиппа на тихий, незаметный выезд разрушились, стоило въехать в деревню. Всадников заметили сразу же. Кто заинтересованно без стеснения провожал их взглядом, кто наблюдал исподтишка, делая вид, что занят. Мальчишки гикали с заборов, кто посмелее — подбегали к лошадям, бежали рядом и, будь у Филиппа плащ, непременно бы дёрнули. Они перекрикивались, что-то спрашивали, но разобрать слов не получалось — крики сливались в один бессвязный звон.

— Разойдитесь, чёрт бы вас, — раздражённо прорычал Флинн. — Лошадей пугаете. Ваше высочество? — Флинн посмотрел на Филиппа.

— Всё в порядке, они мне не мешают, — хмуро ответил тот.

Взгляд его невольно цеплялся за разваливающиеся заборы и глубокие рытвины, оставшиеся после дождей. Ему было неудобно находиться здесь, рядом с людьми, вся одежда которых не стоила столько, сколько одна сбруя его лошади или его собственная куртка, не лучшая в гардеробе.

— Как скажете. — Флинн пожал плечами и ещё раз гаркнул на мешавшихся на дороге детей.

Они ехали дальше. Рыбацкие лачужки подрастали к центру, превращаясь в приземистые, тянущиеся вереницей серые, местами обшарпанные фасады рабочих и торговых домов. Улицы становились более людными и уже не звенели детскими голосами, а жужжали, как пчелиный рой. Монотонно. Давяще.

Флинн наконец остановил лошадь у длинного одноэтажного здания; на его пыльных витринах красовались чучела животных и птиц, среди которых Филипп с удивлением заметил и глейдера. Оба всадника спешились и вошли в лавку.

— Генри, — закричал Флинн, уперев руки в бока. — Выходи! Дело есть!

Из двери прямо у прилавка показалась полная фигура в чистой рубашке и в резиновом фартуке поверх.

— Что тебе, Флинн? — недовольно произнёс он, держа в руке бутерброд. — Ой!

Его взгляд упал на Филиппа. Узнав принца, Генри сконфузился, быстро оглядел лавку, кусая полные губы и подсчитывая в уме возможный штраф.

— Не нервничай, Генри, — захохотал Флинн, — не по твою душу пришли. Его высочество ищет некую девушку. Ты наверняка знаешь её. Кто у тебя тут лучше всех охотится?

— В ваших же интересах с нами сотрудничать, не находите? — подняв бровь, подал голос Филипп.

Генри тяжело вздохнул и поднял свободную от бутерброда руку, показывая, что согласен. Он что-то пробубнил на выдохе, а потом подтянулся, положил булку на стол, вытер руки о фартук и принял самый деловой вид.

— У меня все поставщики самые лучшие, — заявил он, — но я понял, — его взгляд метнулся к Филиппу, — кого вы ищете. Такая у нас только одна. Прекрасная девушка, молоденькая ж совсем, жаль такую терять… Что вам нужно? Имя? Адрес? Количество добытой из вашего леса живности?

— У вас и это есть? — усмехнулся Филипп. — Давайте. И адрес. Имя я знаю…

Генри учтиво поклонился, достал записную книжку, вырвал из неё лист и написал, как проехать к дому Анны, оставляя на бумаге жирные следы. Потом он удалился в каморку за прилавком и принёс оттуда разлинованную тетрадь, где значились все уловы Анны за последние три года, и передал Филиппу.

На этом они с Флинном оставили Генри. Тот с облегчением выдохнул и поднял руки к потолку, благодаря Небо, что обошлось.

На улице Филипп пролистал тетрадь и покачал головой: глейдеры, пятнистые олени, редкие птицы, огненные хорьки и другая мелкая юркая живность; охотилась Анна не только в королевском лесу — Филипп заметил ещё несколько частных угодий. За это грозил пожизненный срок. И хорошо, если один.

— Избавься от этого. — Филипп не глядя протянул Флинну тетрадь. — Сожги, развей прах по ветру — что угодно, чтобы этой вещи не существовало.

Флинн удивлённо спрятал тетрадь во внутренний карман куртки, и они поехали дальше, до самого поворота к дому, где должна была жить Анна. Он стоял на отшибе, окружённый густо разросшимся кустарником и тонкими чахлыми вишнями.

— Останься здесь, — сказал Филипп. — Будет лучше, если я поеду к дому один. Со мной ничего не случится.

Охотник молча кивнул.

Филипп повёл коня шагом по пыльной дорожке. Кусты с цветами ядовитых оттенков нависали над редким забором с прогнившими досками. Двухэтажный, кирпичный, с плотно закрытыми ставнями дом выглядел обшарпанно, краска облезала, деревянный навес над верандой лишился пары досок. Филипп слез с коня и вошёл в открытую калитку, та едва держалась на хлипких петлях. Сад давно зарос, сорная трава победила всё, что могло расти во дворе, и уже пробивалась сквозь разбитую ведущую к дому дорожку, по которой Филипп шёл к веранде, где на скрипучих грязных досках лежал такой же испачканный коврик, а недалеко стояло старое кресло-качалка.

Филипп постучал, сжимая рукоять меча. Он надеялся, что откроет Анна, но плохое предчувствие не отпускало с тех пор, как он вошёл в калитку.

Щёлкнул засов, и дверь распахнулась. На пороге стоял молодой мужчина, старше Филиппа, но на полголовы ниже, крепкий и жилистый, с тёмными волосами, щетиной и раздражённым лицом. Увидев принца, он едва ли смутился, поднял одну бровь, осмотрелся и, никого больше не обнаружив, состроил гримасу удивления. Потом он выпрямился, сделал лицо спокойнее и, изображая вежливость, басящим голосом и нарочито растягивая гласные, сказал:

— Ваше высочество! Какие люди, и без охраны! Добро пожаловать в мой скромный дом. — Он демонстративно заслонил проход, облокачиваясь на косяк. — Чем могу быть полезен?

— Анна здесь?

— Здесь? Да нет, сейчас здесь я. Хогарт, приятно познакомиться. — Парень протянул ладонь для рукопожатия, но, не встретив энтузиазма, убрал её, не сильно расстроившись.

— Ещё раз. — Филипп заметил, как за спиной Хогарта из дверного проёма высунулась белобрысая голова и тут же юркнула обратно. — Девушка по имени Анна живёт тут?

— Анна… Как же официально! — хмыкнул Хогарт. — Нет. Сегодня её здесь нет. Как появится — сообщу. Может быть.

Он скрестил руки на груди и с издёвкой посмотрел на Филиппа. Тот сдержался от едких замечаний, лишь скривился и процедил сквозь зубы:

— Благодарю. — И, демонстративно развернувшись, спустился по лестнице.

— Советую вам сюда не ездить! — крикнул напоследок Хогарт, но выведенный из себя Филипп его уже не слушал.

* * *

Хогарт проследил, пока принц не скроется за кустами, а затем, хлопнув дверью, бросился на кухню — туда, откуда высовывалась голова. За круглым деревянным столом в тишине сидели трое: двое молодых мужчин — один тонкий светловолосый, другой толстый с тёмной кожей и волосами — и та самая девушка, которой в доме было быть не должно.

— Анка! — язвительно начал Хогарт, упёршись кулаками в столешницу. — Знаешь, тут человек приходил, смутно на принца местного похожий, тебя искал.

Анна уткнулась взглядом в чашку. Теперь на неё глазели все трое: двое ошарашенно, один — с подозрением.

— И что ты ему сказал?

— Разумеется, что тебя нет. — Хогарт сел на табуретку, поставил локоть на стол и подпер кулаком щёку с наигранной мечтательностью. — А теперь скажи-ка, милая моя, зачем это ты понадобилась принцу?

— Откуда мне знать.

— Жаль, не спросил, может, передать что надо было… Эх! Как ж угораздило тебя так? Явно не с ордером пришёл: один, без свиты. — Анна сильнее вцепилась в кружку и дёрнула носом. — Как вы вообще познакомились? В лесу, да? Во-от почему ты туда каждый день моталась. И чем же вы там с ним занимались?

Анна вскинула голову и раздражённо посмотрела на Хогарта, чьё лицо так и сияло от издевательской улыбки.

— Ничем, Хог. Только тем, чем обычно занимаются в лесу.

Светловолосый парень, сидящий на другой стороне стола, хрюкнул в кулак.

— Именно из-за «ничего» сейчас этот придурок припёрся сюда?! — Хог свирепо зыркнул на Анну, отобрал у смеющегося кружку и выплеснул на него. — Охладись, Орел!

— Ты вообще нормальный?! — завопил тот, но сосед — полный, широкоплечий, с большим носом на круглом лице — поднялся во весь исполинский рост, приобнял возмущающегося Орела за плечи и, ласково шепча: «Пойдём, тут семейные разборки», вывел из кухни, опасаясь, как бы их не прибили, если ссора выйдет из-под контроля.

— Ну? — не отставал Хог. — Что ты мне скажешь?

— Он не придурок, — спокойно произнесла Анна, пожав плечами и изучая узоры на столешнице.

— Вот как?! — взрычал Хог, вскакивая; табуретка с грохотом рухнула на пол. — Скажи ещё, что влюбилась в него! Конечно, почему нет?! Он ведь принц! Удивительно, как всё быстро выветрилось из твоей головы, Анна! Вспомни, что сделали Керреллы и что сделал для тебя и твоего братца я! Но, наверно, лечь под принца лучше, чем жить с нами, да?!

Хог не успел опомниться —его отнесло к стене, больно припечатав затылком. Рука Анны сдавила горло. Глаза её горели яростным огнём, в волосах плясали молнии.

— Ты хоть слышишь, что несёшь?! — проорала она, а вокруг кулака плясали ярко-алые искры. — Как твой язык вообще повернулся? Не нравилось бы мне то, как я живу, я бы и не возвращалась из того чёртового леса! Я могла бы улететь от тебя в любой момент! Может, ты за столько лет забыл, что я могу?! Напомнить?! — Она поднесла к лицу Хога кулак, вокруг которого сверкали молнии.

— Анка, у-успокойся… — еле-еле проговорил он, опасливо косясь на находящуюся в паре сантиметров от лица сферу. — Пр-рости…

Анна ещё раз дико блеснула на него глазами, но, тяжело дыша, отступила. Хог тут же согнулся пополам и, с хрипом глотая воздух, схватился за горло.

— Я думал, ты меня убьёшь…

— Я бы убила, — спокойно произнесла Анна, усаживаясь за стол и беря кружку с кофе. — Но пока, как ты можешь заметить, я ещё с тобой.

* * *

Филипп отпустил Флинна, когда они въехали в лес, приказал молчать о поездке, а сам поехал вдоль забора, глядя на реку. Всё жило и зеленело, шумела листва, ветер гнал кучевые облака по медленно темнеющему небу, птицы летали над самой землёй. Пара незадачливых птах пролетела прямо перед мордой коня, и тот недовольно зафыркал, тряся гривой. Филипп проехал место, где в первый раз ждал Анну, и решил, что, должно быть, зря тогда это делал.

Всё было зря: её дурацкие шутки, его ежедневные побеги в лес, их тренировки, игры, поцелуй… Он проезжал мимо их поляны, сломанные кусты уже приподнялись. Филипп прижал руку к груди, и спрятанная под курткой кольчуга уперлась тонкими острыми чешуйками в кожу сквозь рубашку.

Ему нужно было успокоиться. Но боль от удара Анны, её единственной попытки его убить, вспыхнула, будто никогда и не проходила. А лес напоминал про неё снова и снова.

Ему нужно. Было. Успокоиться.

Он мог бы послать отряд арестовать всех жителей того дома. У него были основания. Тот парень больше бы не ёрничал.

Филипп тряхнул головой. На «успокоиться» это совсем не походило.

Он приехал в замок к вечеру, промокший, в скверном расположении духа, но слишком уставший, чтобы ругаться. Прямо в холле к нему подбежала мать.

— Филипп, ну где ты был? — обняла, несмотря на его промокшую одежду, и Филипп неловко обнял её в ответ. — Мне не нравится, когда ты уезжаешь так надолго!

— Всё в порядке… — произнёс он, ощутив укол совести. — Я, как обычно, катался.

— Тебя не было весь день, Филипп! Ты, наверно, и не ел ничего! — Она прижала ладони к груди. Глаза её блестели от беспокойства и осуждения. — Я сейчас же распоряжусь, чтобы тебе в комнату принесли ужин.

Филипп посмотрел в зелёные взволнованные глаза матери, кивнул и ещё раз уверил её, что с ним всё хорошо и он больше не уедет без предупреждения. А пока она давала слугам распоряжения, Филипп поспешил вернуться в свою комнату.

— О, Фил! — Эдвард спрыгнул с дивана.

— Опять ты, — вздохнул Филипп, закатывая глаза. — Уйди. Я устал. И не заходи ко мне без спросу.

— Не знаю, что у тебя там произошло, — отмахнулся Эдвард, — но у меня для тебя хорошие новости!

Он с гордым видом протянул брату лист бумаги, на котором красовалась почти точная копия подписи отца. Филипп пару секунд соображал, что к чему, а потом вдруг рассмеялся.

— Спасибо! Ты не представляешь, как поможешь мне этим!

— Я старался, — усмехнулся Эдвард.

11

Когда на столе появился толстый конверт с эмблемой Совета Магии — очертания замка с крышами-куполами, инициалы в середине и руны по краю круглой печати, — Филипп распечатал его нарочито медленно и аккуратно. Он старался делать вид, что ему неинтересно, как выглядит бумага от мадам Монтель, но дыхание всё равно потяжелело, а глаза зажглись от предвкушения. Он почти не сомневался, что трюк сработает: Эдвард старательно выводил подписи отца несколько десятков раз перед тем, как расписаться на документе. Если бы всё раскрылось, у них обоих были бы огромные проблемы, но нет — вместо гневной записки Филипп достал бумагу с золотистой окантовкой. Внизу переливалась зачарованная подпись — признак подлинности.

Филипп всё внимательно прочёл и довольно улыбнулся. В конверте лежал лист с расписанием ближайших собраний, на которых мадам Монтель не могла присутствовать, и задания к ним. И с этой бумагой Филипп пошёл прямиком к отцу, уже предвкушая, как зол тот будет, когда узнает.

Но в этом Филипп был похож на отца: они оба слишком хорошо держались. А потому, изучив документ, Элиад Керрелл лишь сжал его так, словно готов был сжечь, вдохнул поглубже и поднял на сына полный холодной ярости взгляд.

— Прекрасно, Филипп, — процедил он. — Пожалуй, я был… неправ. Раз представитель Совета, — он покачал головой, — решил, что ты готов, то я не могу быть против…

Филипп кивнул и протянул отцу вторую бумагу.

— Тут написано, что у вас собрание на Санарксе. — Он старался говорить спокойно и размеренно, несмотря на разрывающие его гордость и страх перед реакцией отца. — Мадам Монтель не сможет на нём присутствовать и назначила меня своим представителем.

— Прекрасно, — выдавил Элиад, его губы растянулись в совершенно не весёлой улыбке. — Мы выезжаем завтра. Можешь собираться.

* * *

Последнее собрание Восточного Альянса прошло ещё в середине лета в Ворфилде. Гардиан Арт ехал туда без энтузиазма. Для него ситуация на Пиросе была очевидна, и непонимание Элиадом Керреллом столь явных проблем удивляло. Ещё больше удивило решение Альянса: вместо того чтобы дать Роуэлу или, на худой конец, Керреллу подзатыльник и поставить заигравшихся в войну мальчишек на место, большинство сошлось на том, что помощь Пиросу всё-таки необходима, а потому каждый должен был внести вклад в урегулирование конфликта. От этого зависела целостность Альянса. Каким образом военное вмешательство поддерживало целостность, Гардиану было очень интересно, но в этот раз его возражения слушать никто не стал. Старуха Монтель посмотрела на всех возмущённых с осуждением и поставила перед фактом: соседи Пироса обязаны помочь. Как? На их усмотрение.

Последовали долгие и мучительные переговоры с Керреллом, с Вейером, с советниками и генералами. Арт пытался связаться лично и с Рейднаром Роуэлом, но император Райдоса не счёл нужным ответить. Остальные же должны были прибыть на следующее утро, чтобы провести ряд совещаний и решить оставшиеся недопонимания.

И именно тогда началось то, чего Гардиан ждал и опасался уже несколько лет.

Мигрени мучили его с момента, как ему исполнилось пятьдесят, и не отпускали, год от года становясь сильнее. Они приходили волнами и могли длиться неделями, и врачи ставили неутешительные диагнозы. В последние месяцы дошло до настоящих приступов с разрывающим горло кашлем, парализующей слабостью и помутнением сознания, темнотой перед глазами. Но он не был бы Арт, если бы дал хоть кому-то повод сомневаться в своём самочувствии. Тем более на столь важном собрании.

А потому перед ним нужен был отдых.

Гардиан Арт пришёл в свою личную малую библиотеку, потому что там было темно и тихо. Изоляционные чары и запрет делали своё дело — никто не смел его в ней беспокоить, никто не смел в неё заходить без чрезвычайно важных причин.

Ну или почти никто.

В дальнем от двери углу были приоткрыты шторы, и тонкая полоска блёклого, белого света падала на придвинутое к окну кресло. В нём, подобрав под себя ноги, сидела девочка, и Гардиан, иронично улыбнувшись, с удовольствием отметил, что сейчас она выглядит ровно так, как и должна: простое домашнее платье с плиссированной юбкой, небрежная коса на бок. Без макияжа она казалась ребёнком. Очень серьёзным, листающим толстую, снятую откуда-то без разрешения книгу, но всё же ребёнком. Ему не нравилось, что порой она выглядела слишком взрослой на балах. Ещё больше ему не нравились окружавшие её молодые люди. Но она редко кого-то слушала и именно поэтому, несмотря запреты, сидела здесь в кресле и делала вид, что не замечает, что в комнате не одна.

— Ты опять здесь? — спросил Гардиан.

Хелена вскинула голову и заморгала, словно пытаясь понять, правда перед ней отец или ей только кажется. Позы она не изменила, книгу не закрыла, только смотрела напряжённо и сосредоточенно.

— Да, папа. — Голос прозвучал тихо, но с холодными нотками. Она была готова ответить на его упрёки. Она всегда так делала. — Здесь меня не трогают.

Он усмехнулся: он приходил сюда за тем же. Он медленно прошёл в библиотеку, щёлкнул пальцами — и второе кресло встало напротив кресла Хелены. Она нахмурилась и посмотрела на отца выжидающе.

— Я говорил, что это не место для чтения, — сказал он.

— Это библиотека, папа. — Хелена подняла бровь. — И ты тоже постоянно здесь сидишь.

Проходя мимо, он попытался разглядеть, что же она читает, но Хелена как бы невзначай прикрыла страницы руками. Гардиан вздохнул и сел.

— Потому что это моя библиотека. — Он улыбнулся, глядя на дочь со смешинкой в глазах.

Хелена поджала губы, захлопнула книгу и вскочила.

— Я уйду! — заявила она демонстративно, гордо, но с места не сдвинулась.

— Сиди, сиди, девочка. — Он откинулся в кресле и подпёр голову рукой. — Раз уж ты здесь, мне нужно с тобой поговорить.

Хелена опустилась и расправила плечи, серьёзно глядя на него и непроизвольно расковыривая корешок книги.

— Завтра к нам прибудут важные гости, — начал Гардиан.

— Я знаю.

Хелена смотрела в пустоту, и её губы расплылись в мечтательной улыбке. Она знала, кто приедет — Филипп Керрелл, — и одна лишь мысль о нём, навязчивая, преследовавшая уже второй год, заставляла трепетать и ждать встречи, несмотря на то что её внимание пытались (и порой весьма удачно) завоёвывать другие молодые люди. Никто не вызывал в ней столько необъяснимых чувств, ни с кем не хотелось проводить время, кроме него. Раньше Филипп даже соглашался с ней потанцевать, и сейчас, когда она стала старше, Хелене казалось, что он не мог не обратить на неё внимания. А ведь они не виделись около года…

Гардиан кашлянул, и Хелена, будто вернувшись в реальность, распахнула на него глаза.

— Я тебя слушаю! — выпалила она и постаралась отогнать мысли о Филиппе. При отце они были неуместны.

Он продолжил:

— Так как к нам приезжают гости, я прошу тебя — заметь, Хели, прошу — веди себя прилично. Так, как учит тебя мать. Она хочет тебе лучшего.

— Это из-за неё? — Хелена напряглась. Когда отец приходил из-за того, что матери опять что-то не понравилось, их разговоры становились натянутыми, как готовая разорваться струна.

— Нет, но, признаться, мои секретари устали убеждать её, что нельзя вломиться ко мне в кабинет, когда я занимаюсь государственными делами. Так что сделай так, чтобы ей и в голову не взбрело пытаться прибегать ко мне во время собраний с истериками из-за тебя. Не хами ей, не препирайся.

Хелена тряхнула головой, на губах её появилась гаденькая ухмылка.

— Я ей не хамлю. Я с ней не разговариваю.

Гардиан Арт вздохнул и посмотрел на дочь с осуждением.

— Слушайся её, Хели. Она делает как нужно. Она хочет, чтобы у всех этих людей сложилось о тебе правильное мнение, чтобы у тебя же не было проблем.

— Я не понимаю, о каких проблемах ты говоришь! — воскликнула Хелена. — Всё, что говорит мама — о том, что я веду себя неправильно. Что нельзя подпускать никого к себе и близко. Она хочет, чтобы у меня не было личной жизни. Уверена, она давно присмотрела какого-нибудь старого урода, чтобы выдать меня за него замуж, как только представится возможность. И ей будет плевать, чего хочу я.

— Успокойся. — Гардиан сжал кулаки. Когда она повышала голос, он звенел и бил по вискам. — Пока я жив, никто не выдаст тебя замуж за «старого урода». Но и ты, пока тебе не исполнится шестнадцать, не должна давать никому повода думать, что выйдешь за него замуж, ясно? — Хелена молча отвернулась. — А то Роджер Кейз явно уже строит планы на нечто большее.

Он проговорил это сквозь зубы, с нажимом.

— Все знают, что Роджер, — она невесело хмыкнула, — проявляет ко мне интерес. Через год мне исполнится шестнадцать, и, возможно, — она скривилась, — он женится на мне. Так что это не может вызвать ни у кого осуждения.

— Это вызывает осуждение у меня! — Гардиан ударил кулаком по подлокотнику, и болезненный спазм пробил затылок. — Моя дочь никогда не выйдет замуж за военного. Принцессы выходят за принцев, за королей, но никак не за обычных мальчишек, кем бы ни были их отцы.

— Ты — другое дело. — Хелена взглянула на него исподлобья. — Но я не делаю ничего предосудительного, чтобы кто-то ещё был недоволен.

— Они всегда будут осуждать, милая.

Он откинулся на кресло, прикрывая глаза и делая глубокий вдох.

Хелена медленно повернулась к нему, моргая и вопросительно выгибая брови.

— Но разве ты не говорил, что они все ничего не значат? Ни их слова, ни их мнения. — Её голос едва заметно дрожал. — Разве они имеют право меня судить? Тем более если они не могут даже мне в лицо что-то сказать!

Гардиан Арт помрачнел.

— Они не имеют никакой силы передо мной, Хелена. Я заработал себе имя, а ты — нет. И они будут тебя обсуждать. Будут считать каждый твой шаг, чтобы портить тебе жизнь. Сядешь на трон — сможешь вести себя так, как заблагорассудится, и они не посмеют сказать тебе ни слова. Никто. А сейчас, я надеюсь, что ты не будешь совершать глупости, девочка. Твои игры в один миг могут обернуться против тебя, ты и глазом моргнуть не успеешь. Люди всё видят и делают свои выводы. Лучше не знать, что именно они порой думают. Ты же ведёшь себя так, словно репутация — это пустой звук, но поверь, Хели, разговоры за своей спиной не слышишь только ты. Попробуй давать меньше поводов для обсуждения и осуждения. Тебе пора взрослеть и понимать, что ты делаешь и как на это могут отреагировать.

На последних фразах воздуха стало не хватать, но он закончил.

Хелена обиженно насупилась, сглотнула, поджав губы, и отвернулась к окну. За ним открывался вид на парк, город у подножья королевского холма и огромное озеро, отражавшее небо в частых облаках.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, папа, — выдавила она.

— Ты понимаешь, — сказал он слабо.

Кулаки непроизвольно сжались, и Гардиан вжался затылком в мягкую спинку кресла, жмурясь и пытаясь выровнять дыхание. Она не должна была видеть. Она не должна была волноваться. Но держаться вечно не получалось. На лбу выступила испарина. Голова и грудная клетка разрывались от боли, першило в горле, и обуздать этот приступ он не смог: закашлялся громко, раскатисто, сухо. Хелена вздрогнула и резко развернулась. Отец был бледен, запрокинув голову, он смотрел в потолок, давясь кашлем, который не удавалось удержать в горле.

— Что с тобой?

Хелена прикоснулась в руке отца — и дёрнулась, словно обжёгшись: такой горячей она была.

— Пап!

Срывающийся в плач голос разрывал его голову, холодные пальцы стискивали ладонь. Хелена что-то неразборчиво шептала, дрожала, совсем как он. Он её слышал, но не мог ответить, не мог успокоить.

Гардиан с усилием втянул побольше воздуха, сжимая руку дочери. Приступ отхлынул, оставляя после себя измученную слабость в мышцах и тупую боль в голове. Последняя давно стала его спутником. Это было нестрашно. Страшно было открыть глаза и увидеть бледное, искажённое гримасой ужаса лицо дочери, полные слёз любимые глаза.

— Всё в порядке, Хели. — Усталый смешок слетел с его губ. Она ему не верила. Он сам себе не верил. — Уже в порядке. Обещай мне, что будешь вести себя, как хорошая девочка.

— Нужно позвать врача… — Её голос звучал слабо и дрожал.

— Обещай мне. — Он сел ровнее, пытаясь избавиться от летающих перед глазами чёрных вспышек. — Про завтра.

— Конечно, — быстро прошептала она. — Конечно. Что с тобой?

— Я ведь сказал: всё в порядке. — Голос прозвучал твёрже.

Гардиан тяжело поднялся на ноги. Хелена тут же вскочила, роняя книгу, и подхватила его под локоть.

— Не надо. — Он скинул её руку. — Я просто устал, девочка. Успокойся и не думай об этом.

Нетвёрдой походкой он пошёл к выходу. Ему действительно нужно было к врачу…

Хелена опустила руки и упала в кресло. Её трясло, но, сжав губы, она взяла себя в руки. Отец наверняка знал, что делать. Он не мог не знать. Наверно, он был простужен, врач вылечит это в два счёта. И всё же тревога, поселившаяся в груди, не отпускала. Ей было страшно.

* * *

Столица Санаркса Ренджерелл стояла на холмах, плавно спускающихся к блестящими тёмным водам расположившегося в низинах озера. С севера королевский замок окружали горы, а вокруг простирались обширные леса, ещё не успевшие сменить зелёные платья на золотые. Осень здесь всегда наступала поздно, но стоило деревьям пожелтеть, как золотые окантовки крыш и окон начинали играть своим цветом, словно подстраиваясь под изменяющуюся природу. И, красуясь, белоснежный замок с синими крышами возвышался над столицей и смотрел тёмными частыми окнами на распростёртые перед ним дома, парки, площади и паутины дорог. Его было видно с крыши любого дома, с озера и ещё лучше — при съезде с холмов, которые ознаменовывали собой въезд в столицу.

И только что на этих холмах появилась красная карета без лошадей. На её дверях блестели изображения золотых драконов, а на «носу» развевался миниатюрный флажок. Смерив хмурыми взглядами шпили замка, пассажиры въехали в город. Дома с элегантными фасадами и резными заборами становились всё выше и выше, вывески — ярче, а улицы более людными. Окружённая бронзовыми фонарями главная дорога вела к замку вдоль площадей и скверов, мимо богатых особняков и театров. Здания с украшенными лепниной фронтонами и ступенчатыми крышами приветствовали гостей, только те не обращали на них должного внимания.

Филипп, отвернувшись от окна, недовольно скрестил руки на груди и в который раз откинулся на спинку сиденья.

— И почему они не открыли нам проезд прямо к замку? В чём смысл, что мы проедем по всему городу? — возмущённо пробурчал он, исподлобья глядя на отца.

Тот, скептически подняв брови, посмотрел на проносящиеся мимо дома и хмыкнул:

— Гардиан показывает нам виды. Читал недавно, что на главной площади установили новый фонтан, так что, думаю, он хочет, чтобы мы точно его не пропустили.

Филипп закатил глаза. Уж что-что, а фонтан его интересовал в последнюю очередь. И, судя по тому, как отец неотрывно читал книгу, его тоже. Но как бы скучны ни были городские пейзажи, Филипп не мог не смотреть в окно. По витринам полз, как живой, золотой дракон с их кареты. И в один момент — Филипп мог поклясться — нарисованный ящер повернул голову и сверкнул глазами. Филипп отпрянул от окна и встретился с вопрошающим взглядом отца.

— Всё в порядке, — поспешно заверил он, и дальнейшие слова слетели с языка сами: — Я просто давно думаю… У нас ведь есть драконий остров! Почему мы не можем использовать драконов, чтобы выдворить армию Райдоса с юга?

Элиад Керрелл поднял бровь.

— Я надеюсь, ты получил ту бумажку не для того, чтобы давать советы? — проговорил он сквозь зубы.

Филипп с трудом держал лицо невозмутимым. Больше они ничего друг другу не сказали.

Тем временем карета приближалась к замку. По склону холма, на котором он стоял, вилась дорога, стены по обе стороны которой украшали каменные статуи животных — чем ближе к воротам замка, тем крупнее.

Экипаж въехал на внутренний двор и остановился перед парадной лестницей. Лакей распахнул дверь перед Элиадом Керреллом и Филиппом, и они, облачённые в тёмные дорожные костюмы и высокие сапоги, вышли на освещённую пустую замковую площадь. Король и королева Санаркса стояли наверху парадной лестницы, встречая гостей. Гардиан Арт и Элиад Керрелл обменялись холодными взглядами, но, поравнявшись, пожали друг другу руки, словно ничего не происходило. Элиад поцеловал руку мадам Арт и снова обратился к Гардиану:

— Благодарю за приглашение, но всё же нам показалось странным ваше нежелание открыть границы Ренджерелла для нас.

— Прошу прощения за неудобства, — усмехнулся Гардиан, — но согласитесь: встречи у лестницы и проезд через ворота выглядят намного более торжественно, чем телепортация. Но, если вам угодно, в обратный путь телепорт будет открыт. Пройдёмте.

Элиад Керрелл подавил раздражение, а вот уставший Филипп скрывать ничего не стал — на него всё равно никто не обращал внимания. Закатывая глаза, он прошёл в холл замка вслед за Артами и отцом, и двери сами собой закрылись за его спиной. Понимая, что его не приглашают к разговору, он остался стоять на месте, пока мужчины свернули в один из коридоров, а мадам Арт в другой — и все они скрылись из виду. Филипп обвёл взглядом просторный светлый холл, выполненный в холодных тонах, с большими полотнами синих флагов Санаркса на стенах, с картинами в золочёных рамах, увидел огромную хрустальную люстру под высоким сводом украшенного серебряно-синей мозаикой потолка, высокую беломраморную лестницу и тёмно-синие гардины, обрамляющие витражи с гербом Санаркса. И тогда же он заметил задумчиво глядящую на него девочку с длинными тёмными волосами, которая стояла, очевидно, со своей гувернанткой у перил лестницы. Столкнувшись взглядом с Филиппом, Хелена словно очнулась и сделала контрольный реверанс.

— С приездом, сэр Керрелл! — Она подалась вперёд, и даже с нижнего этажа Филипп видел, как сияло её лицо. Он коротко кивнул и выдавил из себя подобие улыбки. — Вы хотите, чтобы мы показали вам ваши покои?

— Ваше высочество… — прошептала стоящая рядом гувернантка, напрягаясь и сжимая губы в тонкую линию.

— Всё в порядке, мадам Бэрроуз, — отмахнулась Хелена, выразительно глядя на женщину. — Я всего лишь стараюсь вести себя учтиво. Мы ведь должны показать гостю его комнату.

Она взмахнула ресницами, изображая искренность, но Филипп видел, с каким трудом ей это даётся. В этот момент к Филиппу подошёл молодой человек и с поклоном предложил провести в предоставленные ему покои.

— Не беспокойтесь, мисс Арт, — с усмешкой сказал Филипп и кивнул пажу, — лучше предоставьте это слугам.

Хелена недовольно фыркнула, но спорить не стала. Мадам Бэрроуз тут же предложила ей подняться в комнату и переодеться к ужину, к приёму. И когда они поднимались, Филипп мог слышать, как гувернантка вполголоса причитает из-за того, как бестактно звучало предложение принцессы и как хорошо, что ни его, ни её величества этого не слышали.

* * *

Обеденный зал сиял от множества свечей, зеркала на стенах отражали их свет, и отделанная в тёмно-зелёных тонах комната неожиданно засияла благородно тёплыми оттенками. За длинным столом собрались все немногочисленные гости дворца Санаркса: Элиад и Филипп Керреллы, король Вейера с сыном и дочерью, генерал Кейз с сыном Роджером, генерал Пироса Флиннстоун и маршал Сагмор с Вейера вместе с супругой. Ещё несколько правителей соседних государств должны были присоединиться к собравшимся на следующий день. Гардиан Арт настаивал на присутствии ещё одного главнокомандующего армии Пироса, но тот, находясь на передовой, вынужденно отказался.

Когда это было сказано, Филипп бросил взгляд на отца. Тот вопросительно изогнул бровь и качнул головой, мол, разбирайся сам. Ничего другого Филипп и не ждал. Он вздохнул и поднялся, привлекая всеобщее внимание. Он прокашлялся.

— Я… — Мгновенное замешательство, но Филипп заметил выжидающие взгляды отца и Гардиана Арта. Последний, очевидно, всё понял. — На данных переговорах мадам де Монтель присутствовать не сможет. Официальным документом она предоставила мне право быть её секретарём на собраниях.

Лёгкий жест рукой — и в воздухе зависла бумага с золотой окантовкой. Она облетала собравшихся, позволяя рассмотреть подпись мадам Монтель и печати Совета. Поднялся легкий шепоток, люди переглядывались, а Филипп сел на место. Теперь все на него смотрели с интересом и некоторым недоверием, и это было хуже, чем взгляды людей на улице.

— Поздравляю с повышением, — весело сказал Роджер Кейз, сидящий по левую руку от Филиппа.

Тот хмуро взглянул на соседа и глубоко вдохнул. Чутьё подсказывало Филиппу, что нужно быть осторожным — он мог представить давление, которое обрушится на голову, когда он приступит к новым обязанностям.

Ужин прошёл за разговорами вполголоса. Роджер Кейз пытался завести разговор с Филиппом о его службе, но, не найдя подход к собеседнику, повернулся к Хелене и, подбадриваемый её приторно сладкой улыбкой, рассказывал о том, как совсем недавно сражался на мечах и, хоть так и не понял, зачем мечи до сих пор нужны, когда все используют магию, победил соперника.

— Он учился этому много лет! А я — пару месяцев! — хвалился он.

— У тебя определённо талант, Роджер, — говорила она, закатывая глаза, когда, как она думала, никто не видел.

А Филипп удивлялся, как Роджер до сих пор не понял, что ни одно её слово не было правдой. Наблюдать за ними было даже забавно, да и ничего интересней россказней этого крупного долговязого парня Филипп не слышал: дамы обсуждали платья, а мужчины — называемые машинами кареты, их новые формы, то, как быстро подобная техника распространяется по континенту. Роджер хотя бы рассказывал всё с увлечением истинного сказочника.

После ужина открылись двустворчатые двери, и гостей пригласили во второй зал, где у стен стояли кресла и кушетки, а яркие шары заливали всё серебристо-голубым светом. Заиграла лёгкая музыка, и под снисходительно-весёлые взгляды генерал Флиннстоун повёл жену танцевать.

— Эта песня ведь не предназначена для танцев! — попыталась отшутиться та, но всё равно пошла.

— Так мило, правда? — улыбнулась Рене Вейер брату. — Давай, ну что ты, пригласи меня!

Молодой человек густо покраснел, попытался отказаться, но безуспешно. Тогда, стараясь не терять лица перед весело глядящими на него дамами, он кашлянул в сторону и театральным голосом, чтобы все слышали, произнёс:

— О, леди Вейер, не согласитесь ли вы потанцевать со мной?

Когда они присоединились к супругам Флиннстоун, Хелена невольно бросила взгляд на сидевшего в кресле Филиппа. Он откровенно скучал, закинув ногу на ногу и барабаня в такт музыке по подлокотнику. Она обвела взглядом комнату: её отец — выглядел он вполне здоровым — разговаривал с Элиадом Керреллом и Тэлеоном Вейером в другом конце комнаты; мать куда-то ушла, старый генерал Сагмор полировал бокал. На неё не смотрел никто, кроме Роджера, который всё никак не мог успокоиться, рассказывая обо всём, что успело произойти в его жизни за две недели. И какой же прекрасный повод она нашла, чтобы это прекратить!

Хелена весело повернулась к Роджеру.

— Оставлять гостей скучать неправильно, верно? — спросила она, хлопая ресницами.

— Конечно, — растерянно кивнул Роджер, прервав рассказ на полуслове, и расплылся в глуповатой улыбке, когда рука Хелены легла на его плечо.

— Тогда, я думаю, ты не будешь против, если я не дам сэру Керреллу скучать. Это мой долг как хозяйки.

Она прошлась кончиками пальцев по шву на его камзоле, улыбнулась ещё шире и, не успел Роджер возразить, ускользнула к креслу Филиппа. Тот поднял на неё вопрошающий взгляд.

— Доброго вечера, сэр Керрелл.

— И вам тоже, мисс Арт. — Филипп постарался звучать приветливо, но придирчиво изучал Хелену взглядом. У неё светились глаза, она кусала губы и неосознанно заламывала пальцы, то и дело цеплялась за юбку и не могла найти себе место.

— Как вам приём? — спросила она. — Как столица?

— Ренджерелл… хорош. Мы обратили внимание на новый фонтан его величества, пока ехали через город.

— Ох, фонтан… Да, интересный… — Хелена нахмурилась: разговор шёл не так, как ей представлялось. Её взгляд скользнул в сторону. — Посмотрите, как они танцуют!

Филипп перевёл взгляд на середину зала, где две пары кружились и делали неловкие па, постоянно оглядываясь друг на друга, пытаясь создать стройный танец. Мисс Вейер смеялась и заражала своим весельем сначала брата, потом мадам Флиннстоун, потом смех стихал, но через время новые его волны разносились по комнате.

— Вы хотите танцевать, мисс Арт?

Филипп усмехнулся, заметив, как зажглись её глаза, а на лице засветилась искренняя надежда, которую она отчего-то пыталась скрыть под притворно сладкой улыбкой. Он бросил насмешливый взгляд на Роджера Кейза: им так откровенно пренебрегали! Филипп покачал головой.

— Я не люблю танцы, мисс Арт. Может, вы потанцуете с Роджером? Он наверняка с удовольствием составит вам компанию.

— Но мы ведь танцевали как-то! А Роджер всё понимает, — настаивала Хелена, косясь в сторону отца и его собеседников. — Вы наш гость, и я всего лишь хочу, чтобы вы не скучали у нас.

— Вы слишком отчаянно пытаетесь привлечь моё внимание, мисс Арт, — с сочувствием усмехнулся Филипп. — Ты меня не интересуешь.

Её лицо дёрнулось, и Филипп впервые увидел то, чего не ожидал: в её глазах блеснула холодная ненависть. Она поджала губы, как избалованный ребёнок, которому впервые в жизни не дают то, что он хочет. И Филиппу показалось, что именно в тот момент она выглядела живой, настоящей, а не светской куклой с дежурной улыбкой и заученными эмоциями.

Но иллюзия быстро развеялась. Холод из её глаз не пропал, но Хелена снова натянула маску с улыбкой — гордой, кривоватой, абсолютно не искренней.

— Надеюсь, вы хорошо проведёте вечер, ваше высочество, — бросила она, крутанулась на каблуках и вернулась к Роджеру, уже оттуда бросив на Филиппа злой взгляд.

— Ты чего? — удивился Роджер. — Он тебя обидел? Может, мне стоит с ним поговорить?

Он погладил ей колено, пытаясь успокоить. Хелена мотнула головой.

— Не стоит. — Она отстранила руку Роджера и вдруг заметила бокал. — Что это у тебя?

Янтарного цвета жидкость завлекающе бликовала в свете шаров, перекатываясь ленивыми волнами.

Роджеру было девятнадцать, несколько лет назад по указу отца-генерала он поступил на воинскую службу, и Хелена знала, что военным пить не принято, но если кто-то и не одобрял поведение Роджера, то всё равно закрывали на это глаза.

— О, тебе это нельзя. — Он рассмеялся, шутливо погрозив пальцем и убирая бокал дальше.

Хелена бросила взгляд на Филиппа. Потом на разговаривающих мужчин и танцующие пары. Не смотрел никто, и ей казалось, что хуже не будет. Куда хуже? Ей уже было больно и обидно, и если от алкоголя на самом деле становилось легче, то она была не против.

— Никто не увидит, — резко заявила Хелена и вырвала бокал у неожидавшего Роджера. Тот запротестовал, но поздно — она сделала глоток. Вздрогнула, распахнув глаза и вцепившись свободной рукой в подлокотник. Жидкость будто испарилась, оставив заполнивший всё обжигающий пар. Хотелось выплюнуть, но Хелена проглотила и поёжилась.

— Гадость… — И выпила ещё.

Тело содрогнулось от не предвещавшей ничего хорошего дрожи.

— Нет-нет! — Роджер забрал бокал и, перегнувшись через подлокотник, поставил его на столик. — Тебе точно это нельзя. Ты чего, Хели?

— Со мной всё в порядке, — отрезала Хелена. — Теперь, если хочешь, мы можем потанцевать.

Лучше ей не стало, но она попыталась сделать вид. Никто — и тем более Филипп Керрелл — не должен был думать, что её задело поведение принца Пироса, что он что-то для неё значит, хотя он наверняка уже всё понял. Любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, понял бы. Но не Роджер, а потому, как только заиграла знакомая мелодия и больше не было нужды выдумывать движения, пытаться подстроиться под другие пары, он поспешил её пригласить. И Хелена согласилась. Его ладонь легла ей на талию, и неприятный импульс снова прошёл сквозь тело.

— Повыше, — прошептала Хелена и сама сдвинула руку себе на спину.

Она постоянно отводила глаза, не могла смотреть на Роджера, а тот выглядел счастливым, как идиот. Только кому нужен был Кейз, когда Филипп Керрелл сидел в этой же комнате и иногда — Хелена чувствовала — смотрел в её сторону!

Только вместо ожидаемой радости его внимание приносило стыдный необъяснимый дискомфорт, и хотелось сделать всё, лишь бы избавиться от давящего чувства.

* * *

Поздним вечером Элиад Керрелл вызвал сына к себе. Их поселили на разных этажах, в разных крыльях замка, и Филипп был уверен — неспроста. Ему всё ещё никто не собирался доверять в полной мере, тем не менее, когда он пришёл, отец чётко и коротко изложил план действий на завтра: оставшиеся гости прибывают после завтрака, собрание начнётся в полдень, кончится, скорее всего, ближе к вечеру с перерывом на обед, а после — небольшая конная прогулка. Задачи секретаря — всё записывать, отвечать за документы и не лезть. Ничего не сказав на последнее замечание, Филипп кивнул и — из вежливости, а не от незнания — поинтересовался у отца, стоит ли писать мадам де Монтель о прошедшем дне.

— Пиши, если хочешь, — махнул рукой Элиад. — Наверняка ей будет интересно узнать, насколько прожаренным был поросёнок.

Филипп, закатив глаза за спиной отца, пожелал тому добрых снов и вышел. Он почти спустился на этаж ниже, когда в ночной тишине различил голоса совсем близко. Заинтригованный, Филипп бесшумно спустился на пару ступенек ниже, прильнул к стене и медленно-медленно заглянул за угол. В темноте переплелись два силуэта, неразличимых, но ясно выделяющихся в замершем коридоре. Тяжёлое дыхание, стоны и звуки поцелуев отдавались в ушах. Филипп хотел уйти — происходящее было не его делом, но что-то не позволяло сдвинуться с места.

— Хели, я знаю, что ты этого тоже хочешь. — Филипп различил голос Роджера Кейза. Сладкий, томный и пьяный.

— Отстань, — послышался слабый протест. Силуэт Хелены попытался оттолкнуть Роджера, и тот даже отшатнулся назад, но перехватил её руки и начал целовать, приближаясь снова.

— Давай, Хели, — выдохнул он, и их тени снова переплелись.

— Если узнают…

— Никто не узнает.

Она резко, шумно выдохнула. Филипп мотнул головой, не веря в происходящее.

— Только не здесь, — капризно сказала Хелена, уклоняясь от очередного поцелуя.

Роджер звонко рассмеялся, совсем не заботясь о том, что их могут услышать, подхватил её на руки и исчез.

Филипп отпрянул за угол, прислонился спиной к стене и приложил руку ко лбу. Перед глазами пронеслись картины прошедшего вечера: Хелене были неинтересны рассказы Роджера — едва ли ей была интересна его компания вообще, — она помыкала им всю вторую часть приёма, бессовестно пыталась флиртовать с Филиппом, выставляя свои действия великодушными — танцевать с гостем и вовлекать его в разговор, сколько благородства нужно! Наивный Роджер принимал за чистую монету её комплименты, сказанные без единой эмоции, взмахи ресниц и жеманные улыбки. Она идеально отыгрывала свою роль для него, только, похоже, зашла слишком далеко и теперь была втянута в собственную игру слишком глубоко.

— Идиотка, — прошептал Филипп, ещё раз взглянул в тёмный коридор и, сглотнув, пошёл к себе в покои, стараясь как можно быстрее выкинуть из головы эту сцену.

* * *

Зал для собраний освещала круглая лампа, способная в одиночку осветить весь устеленный картой Пироса стол. В свёрнутом состоянии карта была обычным листом, но как только её разложили, рельефы поднялись, показывая горы и низины, озёра и реки, города и деревушки. Сейчас по всей нижней части карты, на юге, были расставлены красные маячки. Обходя стол, вокруг которого собрались короли и генералы, Филипп отмечал всё, что видел и слышал, чтобы затем передать это мадам Монтель. Некоторые пометки он зарисовывал, чтобы перенести на собственную карту: оказалось, он не знал о стольких горячих точках!

Только вот… на самом деле то, что Филипп находился на собрании и слушал, не давало ему ничего. Он не имел права голоса, не мог высказываться по обсуждаемым вопросам, хотя столько мыслей крутилось в голове! Это отец был против драконов, но отец — не все. Гардиан Арт мог принять его идею хотя бы наперекор мнению короля Пироса. Но Филипп не имел права заговаривать с Артом. Он был безмолвным зрителем и мог лишь документировать и приносить бумаги. Как… секретарь.

А обсуждения были в самом разгаре.

— Что вы от нас, собственно, хотите, Элиад? — спросил Гардиан Арт, упираясь руками в стол и осматривая карту. — У вас есть какие-то мысли?

— Их можно разделить, — осторожно начал Элиад Керрелл. — Они блокируют нам выход к морю. Можно напасть на них с той стороны и отвлечь часть внимания от продвижения по югу.

— Что у вас там в море?

— Драконий остров, Гардиан, — указал на край карты генерал Кейз.

Филипп напрягся. Отец бросил на него короткий взгляд, но тут же отвернулся: Филипп, не меняя позы и ничем себя не выдавая, продолжал записывать. И к его счастью, никто не видел, что именно он пишет. Его отчёты не имел права просматривать или редактировать никто, кроме него самого, а потому Филипп без зазрений совести сделал рядом с записью об острове пометку: «Мы можем использовать драконов для большей эффективности борьбы?» Если он решится отправить бумагу в таком виде мадам де Монтель, обратит ли она внимание? Понравится ли ей такая идея? Пока других возможных союзников Филипп в любом случае не находил.

О Южном море говорили ещё какое-то время, но, как бы ни рассчитывал Филипп, что кто-то внезапно вспомнит про драконий остров и повторит его мысль, обсуждение ушло в другую сторону.

— Значит, остров терять нельзя. И кораблей там нет?

— Военных — нет, — покачал головой генерал Флиннстоун.

— Значит, с моря не заходим.

Элиад Керрелл с плохо скрываемым раздражением повернулся к Гардиану.

— Вы могли бы… — настойчиво начал он.

— Что я бы мог? — перебил его Арт, прищурившись. — Мы уже обсуждали это, Элиад, и не однажды. То, что Альянс заставил меня сотрудничать с вами, не означает, что я буду делать это так, как хочется вам. Запомните: Санаркс не сражается на чужих территориях и в чужих войнах. Вейер и Нур предложили вам своих людей — пользуйтесь. От Санаркса вы получите лишь помощь в разработке стратегии, — генерал Кейз согласно кивнул, — и поставку техники и оружия. Ни больше ни меньше.

Филипп бросил на короля Санаркса злой взгляд исподлобья, но, к счастью, остался незамеченным.

Элиад Керрелл с хмурым видом повернулся к королю Вейера, который вполголоса обсуждал точную численность войска, которое могло отправиться на Пирос.

— И ещё, — Гардиан поднял палец, — могу дать вам совет, Элиад. Избавляйтесь от мечей. В этой войне они вас не спасут. Райдос сотрудничает с Форкселли, и это принесёт к нам войну, в которой никто не будет сражаться в ближнем бою. Пусть ваши воины отдают себе в этом отчёт.

— Отлично, — сквозь зубы проговорил Керрелл.

— Продолжим…

Филипп выдохнул, когда все ушли. Его голова разрывалась, и столько слов оставались невысказанными. Слишком сложно оказалось просто сидеть и писать. Он не был уверен, что иначе вообще смог бы находиться в этой комнате и хотя бы слушать, но в то же время он понимал, что мадам де Монтель не стала бы молчать. «Я не она, — повторил сам себе Филипп. — Однажды они будут слушать меня. И будут считаться со мной больше, чем с отцом». Но он всё равно думал, что наверняка мадам Монтель бы не одобрила политику Гардиана Арта. Тот слишком ловко обходил всё, что было ему неугодно, при этом следуя приказам свыше. Возможно, она бы изменила его мнение. Заставила бы изменить. Филипп хотел бы иметь власть сделать это.

А пока он даже не мог сказать никому, кроме отца, который его не слушал, про драконов! Почему они даже не брали их в расчёт? Столько лет Пирос тренировал их на специальной базе на острове, и до сих пор никто не использовал те преимущества, что давали эти твари! От непонимания хотелось кричать.

Но Филипп молчал. Его бы никто не послушал.

Он ещё раз осмотрел рабочий стол, собрал бумаги и потушил световые шары. Выйдя из комнаты совещаний, он столкнулся с человеком с длинным, слегка крючковатым носом, похожим на клюв, и тёмными глазами. Он быстро смерил Филиппа взглядом, а потом поклонился, прижав руку к груди.

— Принц Керрелл, — сказал он. — Мы, должно быть, не знакомы. Элжерн Рейверн. Советник его величества Гардиана Арта. Меня послали запечатать кабинет и проверить, ушли ли вы. Вы закончили?

— Да, — коротко ответил Филипп, ничуть не смутившись под оценивающим острым взглядом.

— Не забывайте о конной прогулке, — сказал сэр Рейверн.

Филипп кивнул и пошёл прочь, стараясь не подавать виду, как его раздражает упершийся в спину острый взгляд королевского советника.

Неприятное и неожиданное чувство накатило в один момент, и Филипп застыл, пытаясь сообразить, что не так. Он огляделся. Это было то самое пересечение лестниц и коридоров, где он стал свидетелем неожиданной сцены прошлой ночью. Он не думал об этом весь день, у него не было времени и повода, но теперь случайно увиденные картины вновь стояли перед глазами. Он не хотел это помнить. Это было не его дело. Его в последнюю очередь волновало, с кем спит Хелена Арт, но неожиданная идея пришла в голову и захватила все мысли. И всё, что требовалось — привлечь внимание Хелены. Это вряд ли было трудно: она хотела, чтобы он её привлёк.

* * *

Хелена стояла перед зеркалом и пыталась придать лицу непринуждённое выражение. Не получалось. После произошедшего ночью она едва могла взглянуть самой себе в глаза, чувствовала себя разбитой, и всё на свете шло наперекосяк.

Хелена ненавидела выбранное матерью платье оливкового цвета с бледными розами на юбке, причёску (дурацкие кудри!), которая, она была уверена, ей не шла. Даже дурацкий цветочный ободок, больше пошедший бы десятилетке. Хелена предпочла бы остаться в своей комнате и не показываться никому, пока её настроение — или хотя бы умение носить маски — не придёт в норму, вновь не подчинится её желаниям. Но как только приблизилось время вечерней прогулки, служанки принесли платье, помогли одеться, а настойчивый стук в дверь дал понять: идти придётся.

Стук повторился. Хелена пыталась его не замечать, но не выходило. Она знала, кто пришёл. Мать игнорировать было проще…

После беззвучного выдоха Хелена спросила:

— Кто там?

— Мисс Арт? — сладко протянул Роджер. — Можно войти?

Хелена сжала зубы и кулаки, поднялаглаза на собственное отражение и нахмурилась. Она должна выглядеть так, словно ничего не произошло. Потому что для всех ничего не произошло.

Опять назойливый стук.

— Я скоро выйду, Роджер! — голос прозвучал на удивление мягко. Хелена даже удивилась и одобрительно кивнула отражению. Надев цветочный обруч, она ещё раз убедилась, что лицо достаточно приветливое (такой невнимательный дурак как Роджер точно не заметит разницы), и вышла.

— Я рад видеть вас, миледи! — встретил её Роджер, улыбаясь толстыми губами.

Хелена не ответила. Она рада его видеть не была, предпочла бы, чтобы Роджер исчез и предыдущая ночь никогда не наставала. Если бы всё могло быть только кошмарным сном!

Увы.

Роджер хотел приобнять Хелену за талию, но…

— Её величество считает, что, пока у нас столь важные гости, лучше вести себя скромнее, — тихо сказала она, убирая его руку, и Роджер понимающе кивнул.

Хелена выдохнула: не пришлось ни пояснять, ни сопротивляться. Все его прикосновения, даже невинный поцелуй руки в качестве приветствия, обжигали и напоминали. Приветливая маска спокойствия грозилась слететь, обнажив растерянность и ужас от того, что случилось ночью. К чему могла привести минутная слабость…

Они спустились в сад, где уже гуляли другие дамы, и Роджер старался сдерживаться, но стоило им на минуту остаться наедине, как он сорвал розу, оцарапав руку, и протянул Хелене. Она выдавила улыбку, принимая цветок, и отвела глаза, притворяясь, что любуется садом. Смотреть на Роджера она не могла и не хотела.

Они шли под цветущими арками, направляясь в самый конец большого парка, к воротам, за которым начинался охотничий лес и у которых должны были собраться все гости для конной прогулки. Роджер не умолкая говорил о том, как хорошо он держится в седле, как хочет испытать королевских лошадей. Он любил охоту, и неумение стрелять из лука — Роджер с самым умным видом сообщил, что лучники должны охотиться лучше всех, потому что стрелам проще пройти меж ветвей, чем магическим сферам — не помешало ему как-то подстрелить молодого оленя с расстояния двадцати метров в густом лесу Джеллиера. Хелена не знала, много или мало двадцать метров для охоты, и лишь льстиво называла его отличным охотником.

— Ты должен показать всем класс, — сказала она. — Привези мне что-то особенное. Это, конечно, не Джеллиер, но ты ведь сможешь, верно?

Роджер весь надулся от решимости и со словами «конечно, милая» поцеловал Хелену в щёку. Она дёрнулась, как от удара, но тут же засмеялась.

— Это было неожиданно, — поправляя волосы, заметила она.

К её счастью, они вышли из парка к склону, откуда вьющаяся дорожка вела к небольшим лесным угодьям, и Роджер, вспомнив, что надо держаться скромнее, отошёл от девушки на шаг. У самого съезда седлали лошадей.

— А вот и ты, Хели! — басом рассмеялся Гардиан Арт. — Неужели решила ехать с нами? Или провожаешь Роджера?

— Провожаю, папа, — с нажимом произнесла Хелена, напрягаясь.

— А поехали с нами, действительно! — обратился к ней Роджер, сверкая глазами. — Смотри, для мисс Вейер надели дамское седло!

Он показал на Рене: ту, одетую в юбку-амазонку, подсаживали на лошадь.

— Нет! — Истерические нотки прозвучали в голосе.

— Но почему? — спросил Роджер, пытаясь приобнять Хелену, но та выскользнула из-под его руки, испуганно взглянула в сторону лошадей и отступила на шаг.

— Нет! Ни за что! — повторила она, качая головой, а потом, вернув себе самообладание, добавила: — Прости.

Роджер пожал плечами и, оглядываясь, пошёл к предложенной ему лошади. Забравшись в седло, он, всё ещё грустный, поравнялся с Филиппом, который неотрывно следил за Хеленой. Та скрестила руки на груди и носком туфли пинала камушки на дорожке.

— Хей, дочка, — позвал король Гардиан, — с наездником абсолютно иначе, чем одной. Не так страшно. Попробуй.

Хелена зверем взглянула на отца, а тот насмешливо улыбался.

— Нет, папа, благодарю, — прошипела она. — Я останусь здесь.

И, крутанувшись на каблуках, Хелена ушла, не дожидаясь, когда гости уедут.

— Своенравная девчонка, Гардиан, — прокомментировал Элиад Керрелл.

— Она ненавидит лошадей, — объяснил Арт с видом, будто это что-то само собой разумеющееся, — скорее согласится без своего дурацкого макияжа или в платье, которое выбрала мать, в люди выйти, чем сесть в седло. Но её реакции весьма забавны, не находите?

Элиад ничего не ответил, немного скривившись. Он такие сцены своим детям не позволял. Филипп, сидевший по левую руку от отца, вдруг спрыгнул на землю. Роджер Кейз удивлённо открыл рот.

— Прошу меня простить, — сказал Филипп, поклонившись всем собравшимся и никому в отдельности, — но я остаюсь.

Взгляд Элиада Керрелла не предвещал ничего хорошего, но его, явно готового прошипеть что-то, опередил смех Гардиана Арта. Все обратили взгляды к нему, но король Санаркса не нашёл нужным объясняться.

— Как хотите, молодой человек, — произнёс он со снисходительной улыбкой, не переставая посмеиваться и поглаживая бороду. — Надеюсь, вы найдёте, чем себя занять. А теперь, — обратился он к остальным, — нам пора. Иначе не успеем до начала дождя.

— Открыть ворота! — сильным голосом скомандовал генерал Кейз, и вся охотничья свита двинулась вниз по широкой тропинке.

Филипп смотрел им вслед, сожалел, что не может услышать разговор отца с Гардианом Артом. Даже если ему не дали бы его подслушать — это ведь не собрание! — Филипп хотя бы попытался. Но сейчас нужно было сосредоточиться на другом. Ночью у него созрел план, и неожиданно главной фигурой в нём стала девочка, которая казалась ему не заслуживавшей внимания. А теперь Филипп шёл сквозь парк, оглядываясь на развилках. Ему нужно было её найти.

Хелена тем временем бесцельно бродила по дорожкам, проводя пальцами по листве остриженных в ровные кубы кустов. Она выкинула подаренную Роджером розу, сняла обруч и теперь держала его в руках, разводя дужки так далеко, что он должен был уже сломаться, но дурацкое украшение оставалось целым. Лишь один цветок слегка распустился.

В парке было на удивление тихо. Так непривычно для места, обычно переполненного снующими туда-сюда слугами и рабочими, прячущимися придворными. И в этой тишине мысли становились чётче и яснее. Хелена хотела избавиться от них, заглушить любым способом, забыть и успокоиться. Если бы прошлую ночь и всё, связанное с Роджером Кейзом, можно было стереть из жизни, она бы сделала это, не раздумывая. Но время назад не поворачивалось, память не подводила, и приходилось держаться изо всех сил, чтобы не разбиться окончательно.

А тут ещё отец снова нашёл повод подколоть её за боязнь лошадей. При всех. Прошло шесть лет, а он всё ещё считал это смешным!

В раздражении фыркнув, Хелена вдруг застыла: краем глаза она уловила движение, будто была не одна, — и обернулась. Филиппа Керрелла Хелена узнала мгновенно. Он был на другом конце тропы, смотрел на неё, а её сердце сжалось, дыхание перехватило. Они остались одни, совсем как она хотела, узнав, что Филипп прибудет на Санаркс.

Это походило на один из давних снов. Филипп приближался, неотрывно глядя на неё, не спеша прошёл под цветочной аркой и оказался совсем рядом. Хелена смотрела на него насколько могла серьёзно и осмысленно. Сейчас что-то должно было произойти. Что-то… Должно было…

— Вы не поехали на охоту? — с участием спросила она и удивилась, когда голос послушался с первого раза.

Филипп не ответил, глянул по сторонам и, отбросив всякие формальности, сказал:

— Мне нужно поговорить с тобой.

Точно должно было!

— О чём? — Хелена неуверенно крутила обруч. Её взгляд бегал, пока она пыталась угадать причину, но Филипп не спешил.

— Прогуляемся? — предложил он и улыбнулся.

Хелена согласилась. Она хотела взять его под локоть, но вместо этого скрестила руки на груди и отвернулась. Вместо ожидаемой окрылённости от его близости Хелена чувствовала лишь нарастающую тревогу.

Они свернули из закоулков парка на широкую дорожку, которая обрамляла весь сад, деля его на равные сегменты, и недолго шли молча. Филипп бросил короткий взгляд на Хелену, которая, глядя в никуда, пыталась распустить ленточную розочку, и скрестил руки за спиной.

— Итак, — серьёзно начал он. — Твой отец не хочет сотрудничать с моим отцом.

— Но он сотрудничает… — Хелена непонимающе посмотрела на Филиппа. Это было совсем не то, что она ожидала услышать.

— Смысл в том, что он этого не хочет.

— И что я с этим сделаю? — она усмехнулась.

— Об этом я и хочу поговорить! Заметно, что он дорожит тобой. Не знаю, имеешь ли ты на него какое-то влияние, но он даже ведёт себя по-другому с тобой. И, возможно, если ты попросишь его…

— Это глупо. — Хелена сморщила нос. — Как я могу вмешиваться в дела отца?

— А вмешиваться не надо. Просто вспомни в разговоре с ним о драконах Пироса, о том, что когда-то они были нашей гордостью, частью нашей армии. Может быть, мой отец послушает твоего. Ты не понимаешь, но Пиросу необходима поддержка если не от Санаркса, то от чего-то большего. Как драконы.

— Я понимаю больше, чем ты думаешь. — Хелена вздёрнула подбородок. — И именно поэтому не буду ни о чём разговаривать с отцом. Даже если бы мне было какое-то дело до Пироса, я бы поступила так же.

Филипп раздражённо выдохнул, и когда он заговорил, в его голосе зазвучала угроза.

— Я так и думал, что у нас не получится хорошего разговора. Так что подумай вот над чем: я видел тебя и Роджера Кейза прошлой ночью. — Она вскинула голову, глядя на него широко распахнутыми застывшими глазами. Лицо Филиппа ничего не выражало, но внутри он тихо ликовал: это была как раз та реакция, которую он ожидал. Он продолжил: — И я могу использовать это знание. Не думаю, что для принцессы допустимо иметь связь с мужчиной, который ей даже не жених.

Последние слова прозвучали как издёвка. Лицо Хелены дрогнуло. Она отвернулась, сильнее сжимая ободок.

— Это… низко, — покачала она головой.

— Сейчас такое время, мисс Арт, что все средства хороши.

Хелена остановилась. Филипп тоже. Он повернулся к ней и столкнулся со злым взглядом тёмно-голубых глаз.

— Мне плевать, — отчеканила она сквозь зубы, гордо подняв голову. — Плевать и на Пирос, и на вас. Говорите, что хотите и кому хотите. Если для вас это имеет значение, мне вас жаль. А ещё мне жаль, что такой человек, как вы, пытается использовать шантаж! Я считала, что вы выше этого. — Она покачала головой и выдохнула. — А про Роджера… Я имею право делать всё, что захочу. Все знают, что мы вместе. Возможно, однажды он женится на мне, — она скривилась, — и мы… Мы…

Она прорычала что-то нечленораздельное с выражением крайнего отвращения на лице и, истерически взвизгнув, хотела было развернуться и убежать, но застыла на месте, глядя за спину Филиппа.

— Что там? — прошептала она безжизненным голосом.

Испуг на её лице заставил Филиппа повернуться и подозрительно прищуриться. По холмам неслись четыре лошади. Издали казалось, что два передних всадника слились в одного. Третий скакал чуть поодаль, словно не успевая, и последний только-только выехал из леса.

«Небо», — выдохнула Хелена и вихрем пролетела мимо, прямо к воротам. Филипп кинулся за ней. Они оба замерли перед въехавшими: Элиад Керрелл поддерживал на лошади находившегося едва в сознании Гардиана Арта.

— Филипп, помоги! — похрипел Элиад, сгибаясь под тяжестью короля Санаркса.

Филипп тут же оказался рядом. Тогда же прискакал и третий всадник — Роджер Кейз. Он на ходу спрыгнул с лошади и помог Филиппу спустить короля на землю. Элиад Керрелл же поскакал в замок прямо по парковым дорожкам.

— Что с ним? — выдохнула Хелена, застывшая, как статуя, на месте.

Она побледнела, её руки и губы тряслись. Ответа не последовало. Гардиан Арт тяжело дышал, крупные капли пота стекали у него по лбу, а тело сотрясали судороги. Хелена опустилась рядом с отцом на колени и положила руку ему на лоб.

— Всё хорошо, папа…

По её голосу было неясно, спрашивает ли она, успокаивает ли его, а может, успокаивает саму себя.

— Всё в порядке, — прохрипел Гардиан Арт и попытался улыбнуться.

Хелена едва слышно всхлипнула.

А в следующее мгновение всё вокруг вдруг зашумело. Стук копыт, ржание, голоса. Ещё голоса. Много, много голосов. Обрушившаяся на неё какофония разрушила мысли, чувства. Хелена даже не сразу поняла, что её за плечи отстраняют от отца, только видела, как его погружают на носилки — и исчезают.

Её трясло от немой истерики. «Мне нужно…» — шептала она, пытаясь вырваться, но чьи-то руки держали её, не позволяя броситься в замок.

— Хели. Хели! — звенел в ушах голос, не получалось понять чей.

Вдруг она дёрнулась, словно ударившись током, и вырвалась из объятий. Она повернулась к Роджеру, и глаза её горели от злости, щёки пылали нездоровым румянцем. Роджер попытался улыбнуться и что-то сказать, наверно, что-то подбадривающее, хотел было её обнять, но Хелена мотнула головой и отшатнулась.

— Не прикасайся ко мне! — выплюнула она, и Роджер впервые увидел на её лице крайнее отвращение, адресованное лично ему.

— Хели… — промямлил он, в последний раз потянувшись к ней.

— Да пошёл ты, — прошептала она и взглянула на Филиппа. — Пошли бы вы оба!

И она убежала.

Ошарашенный Филипп с сочувствием посмотрел на Роджера. Тот поднял брошенный девушкой обруч с розами и, повесив голову, разочарованно вздохнул.

12

Совещания, которые были запланированы на неделю вперёд, пришлось отменить. Король Санаркса оказался серьёзно болен, и теперь Элиад Керрелл мог рассчитывать только на генерала Кейза. Но тот лишь разводил руками, обещая помочь всем, чем сможет — без одобрения короля большая часть его планов всё равно не могла быть реализована. И, несмотря на то что короли Вейера и Нура всё ещё выражали желание помочь, Керреллы уехали расстроенные.

Пока они вновь ехали через весь город до противотелепортационного барьера, который опять не сняли, хотя Элжерн Рейверн вполне мог распорядиться об этом, Филипп скучающе смотрел в окно. Он корил себя за подобные мысли, но не мог не думать, что слишком удобно для Санаркса вышла эта болезнь. Гардиан Арт не хотел помогать — и вот ему представилась такая возможность, против которой никто ничего не мог сказать. Филипп повернулся, когда отец вздохнул и отложил синернист, на котором что-то писал. Элиад Керрелл потёр виски и поднял глаза на сына.

— Ты что-то хочешь сказать, Филипп? — хмуро и устало спросил он.

— Наверно, нет, — в тон ему ответил Филипп. — А так… Ты знаешь, что бы я сказал. Я считаю, это могло бы нам помочь. И не нужны бы были подачки со стороны Санаркса.

Элиад покачал головой и ничего не ответил.

* * *

Слова Филиппа мучали Элиада Керрелла полночи. Он беспокойно ворочался в кровати, глядя в потолок, то и дело вставал, чтобы сделать пометки в уже давно переехавших к нему в спальню бумагах — и в конце концов сдался. Последняя запись размашистыми, нервными буквами гласила: «Драконы».

Несколько дней он пытался найти иной выход, но уже через неделю собрал своих советников и генералов, чтобы огласить решение. Окинув всех хмурым взглядом, Элиад Керрелл переплёл пальцы.

— Итак, — проговорил он, — видит Небо, я не хотел этого делать, но очевидно, что у нас нет другого выбора. Нам необходимо найти способ задействовать драконов на юге.

Встревоженный шепот пронёсся над переглядывающимися министрами, и один с самым серьёзным видом и нарочито спокойно спросил:

— Ваше величество, мы уже два века не использовали этих тварей для военных целей.

— Никогда не поздно повторить, — заметил Элиад Керрелл. Он ждал, что его будут отговаривать, и был готов. Все аргументы против он уже приводил сам себе или сам же их парировал.

— Но драконы давно находятся под законодательной защитой.

— Я её сниму на время, которое потребуется для решения более насущных проблем, чем сохранение жизней нескольких десятков рептилий.

— Вы уверены, что они будут нам подчиняться?

— Целая база на острове занимается дрессировкой и приручением. По-вашему, им не под силу научить огнедышащих тварей пускать огонь по команде в нужном направлении? Тогда зачем мы вообще тратим на неё деньги?

Министр развёл руками — у него кончились аргументы.

— Ваше величество, — осторожно сказал другой, поправляя очки, — драконы — мощная поражающая сила, и в нашем положении действительно лучше использовать любую возможность, но есть несколько проблем. — Он опустил глаза на лист.

— Какие же? — Элиад нетерпеливо забарабанил пальцами по столешнице.

— Во-первых, мы не можем быть уверены, что техника не выдержит. Недавно к нам поступили сообщения от разведки, от наших агентов, отслеживающих сотрудничество Райдоса с Форкселли, и очевидно, что они заказывают много поражающего немагического оружия, сделанного из прочных металлов. Неизвестно пока, как скоро они получат заказ, но нам стоит иметь это в виду.

— Будем иметь в виду, — ответил король, кивая. — Люди не выстоят против техники тем более, даже с оружием Санаркса или Вейера. Дальше.

— Второй пункт, — он откашлялся, — связан с тем, что у нас нет достаточного количества наездников высокого класса, чтобы они могли не только управлять драконами, но и сражаться на них. Островная база в основном занимается изучением, разведением и сохранением видов. Подготовка воинов давно не в приоритете…

— Именно этим следует заняться вместо поиска причин! Армэр! — Элиад развернулся к мужчине, что сидел, откинувшись в кресле, и задумчиво почёсывал под носом. За всё время он не сказал ни слова, лишь смотрел то на одного, то на другого выступающего. Когда король окликнул его, он медленно повернулся к нему и сел ровнее, показывая готовность слушать.

— Я надеюсь, что вы поняли основную задачу, — проговорил Элиад. — Уже к весне вы должны будете предоставить южному фронту как минимум два десятка наездников высшего класса и тренированных драконов. Через два дня к вам на остров будет отправлено две дюжины солдат. Будьте готовы.

Армэр коротко кивнул, и Элиад Керрелл продолжил:

— Что касается остальных в связи с этим моим решением…

* * *

Гардиан Арт не приходил в себя несколько дней. Вокруг него всегда дежурили врачи, а в спальню не пускали даже жену. Впрочем, мадам Арт и сама лежала в постели, жалуясь на давление и принимая успокоительные. Всё о муже она узнавала от единственного, кто мог заходить в покои короля, от его советника и правой руки — от Элжерна Рейверна.

Все важные государственные дела временно перешли к нему, но каждый вечер он приходил справиться о здоровье Гардиана Арта и каждый вечер заставал одну и ту же картину: у отцовской спальни, прислонившись к стене, сидела Хелена. Она буравила Рейверна усталым взглядом, пока он не скрывался за дверью, а потом требовала отчёта. Впрочем, пока Хелена не рвалась к отцу, она не мешала.

Был поздний вечер, когда сэр Рейверн выходил из покоев Гардиана Арта. Тому стало намного лучше, он уже спокойно сидел и говорил. Им многое нужно было обсудить — Арт настаивал, несмотря на предупреждения врача. И всё же на вопрос «Хотите ли вы кого-нибудь видеть?» Гардиан покачал головой. «Не сегодня».

Только слухи разлетались быстро, и стоило двери закрыться, а сэру Рейверну повернуться, как он встретился с требовательным взглядом тёмно-голубых глаз.

— Вы чего-то хотите, мисс Арт? — спросил он.

— Я слышала, что мой отец пришёл в себя, — прошептала она и задержала дыхание.

— Пришёл. — Сэр Рейверн кивнул. — Ему заметно лучше, миледи, но вам туда нельзя.

— Но мой отец… — Она жалобно подняла брови, но он знал её достаточно хорошо, чтобы не поддаваться.

— Ваш отец идёт на поправку, но я вас к нему пустить не могу. Ему нужны покой и тишина. — Предвидев попытки возразить, сэр Рейверн добавил: — Врач запретил любые визиты. Будьте благоразумны и идите, наконец, к себе в покои, миледи. Уже поздно, а вы, кажется, не были у себя последнюю неделю.

Хелена прикусила губу, скрестила руки на груди и, с вызовом изогнув бровь, осталась сидеть на пуфе у спальни отца. Рейверн тяжело вздохнул, но уговаривать её не стал. Она не зайдёт, это было точно, а запрещать ей сидеть в коридоре он не мог и не хотел — пустая трата времени.

* * *

Небо давно почернело, когда в кабинет Филиппа постучали, и он, крикнув «входите», убрал ноги с крышки стола и сел ровнее.

— Его величество желает немедленно видеть вас в его кабинете, — с поклоном сообщил посыльный отца и тут же вышел.

Филипп, удивлённый, поднялся с кресла, надел камзол, поправил волосы и рубашку и пошёл к отцу, ломая голову, что тот может ему сказать. Пока у него не было ни идеи.

Элиад поднял на него привычно хмурый взгляд, и губы его тронула лёгкая ухмылка. Он откинулся на спинку кресла и переплёл пальцы. Филипп постарался скрыть удивление и заинтересованность, глядя прямо на отца.

— Ну что, сын, — заговорил тот. — Знаешь ты или нет, но я устроил сегодня — буквально пару часов назад — собрание, на котором представил важный проект.

Филипп нахмурился. Отец говорил так, что становилось ясно: он всё ещё помнит про злосчастный маячок, обнаруженный в зале совещаний. Только его уничтожили, а новые Филипп цеплять не стал — ему хватало подозрений отца в нечестности получения бумаги от мадам Монтель.

— Что за проект, ваше величество? — осторожно спросил Филипп. Обстановка отчего-то казалась официальной, такой, в которой отец — король, а не отец.

— Не знаешь? — хмыкнул Элиад. — Я решил воспользоваться идеей, которой ты, скажем, поделился во время нашего визита на Санаркс.

На этих словах Филипп просиял. Справившись с желанием восторженно раскрыть рот, он лишь слегка подался вперёд. А отец продолжал:

— Но я вызвал тебя не для того, чтобы сказать спасибо. Я решил, что раз уж ты так жаждешь поучаствовать хоть в чём-то, то пусть это будут не бумажки, а что-то настоящее. Мадам Монтель найдёт себе нового секретаря. Я отправлю тебя на базу Виндзор. — Филипп благоговейно прикрыл глаза. Остров драконов. — Нам необходимы опытные драконьи наездники, потому что мы планируем важные операции. Я слышал о твоих успехах, так что, надеюсь, ты меня не подведёшь.

Элиад выразительно посмотрел на него, и Филипп сглотнул, заталкивая эмоции поглубже. «Надо быть серьёзнее», — твердил он себе, но как же сложно было сопротивляться нахлынувшей волне воодушевления.

— Разумеется, — сказал он спокойным тоном и с твёрдой решимостью на лице. — Разрешите идти?

— Иди, Филипп.

Ему могло показаться, но Филипп заметил, как глаза отца потеплели. Будто он и правда был доволен.

* * *

Кольцо портала — две окружности и хитро составленный набор символов и рун между ними — переливалось розоватым перламутром. Между ними вспыхивали и тут же гасли лиловые искры, и Филипп поймал себя на том, что думает совсем не о порталах и острове. Он со вздохом отогнал эти мысли.

Воздух в подвальном помещении Ворфилда, спёртый и тяжёлый, вибрировал от сосредоточенной в нём энергии. Несколько больших колец всегда были готовы к переправке, магия блестящей струёй текла по чётко вычерченным в песке бороздам. Те были широкие и глубокие оттого, как их часто перечерчивали. Но один круг выделялся: тонкие линии, самое яркое, почти белое свечение. Это был портал на остров драконов.

В Ворфилде им давно не пользовались, он потух, линии стёрлись, но теперь его перечертили и запустили заново, и он светился ярче остальных, как будто понимал, что выполняет важную миссию, и гордился этим.

По крайней мере это чувствовал Филипп, вступая в портал. По телу прошла лёгкая щекочущая дрожь, глаза ослепило вспышкой, а в следующий миг перед ним предстало другое помещение. Такое же тёмное, но более пыльное, влажное и тёплое. И если в Ворфилде стояла тишина, то здесь отчётливо были слышны неразборчивые звуки снаружи.

Филипп огляделся: в тусклом свете шаров на полу были различимы борозды порталов. Светилось лишь два: в Ворфилд и из него. Остальные, почти не используемые, мерцали едва заметно: большая часть людей работала на базе круглый год, не бывая на материке, и необновляемые порталы меркли до востребования.

Филипп вышел из круга, думая, что было бы неплохо заучить его символы, а к нему уже двигались двое мужчин: один в лёгкой военной форме и со связкой ключей и коротких палочек из драгоценных камней на поясе, а второй в светлой одежде, напоминающей жокейскую.

Они коротко поклонились, и первым заговорил ключник:

— Ваше высочество, позвольте представиться: ответственный за порталы Герберт. А это Григ, он будет вашим проводником и инструктором.

Филипп перевёл оценивающий взгляд на Грига. На вид тому было около тридцати, он был одного роста с Филиппом, но у́же в плечах, с загорелым, обветренным лицом и добрыми серыми глазами. Герберт, проводивший всё время в подвалах, на его фоне смотрелся бледной поганкой. Григ улыбнулся, поднимая брови, Филипп лишь коротко кивнул, и они направились к дверям.

— Только осторожно с порталами, — предупредил Герберт.

Филипп скосил глаза вниз. Всего в паре миллиметров от его сапога проходила сверкающая линия, и ему бы повезло, если бы портал был принимающим. Стоит наступить на отправной — и в лучшем случае тебя возненавидят за его порчу. В худшем — портал сработает.

Когда мужчины вышли из комнаты с порталами, звуки стали чётче, и Филипп прислушивался к причудливым крикам и рычанию, гадая, кому какой голос принадлежит. Длинный, узкий коридор уходил вверх, и освещающие его шары сменили крошечные окошки под потолком, за которыми была видна кромка травы.

Герберт оставил их у лестницы, а Григ и Филипп поднялись по плохо сложенным каменным ступеням к тяжёлой деревянной двери и вышли из пропахшего сыростью и землёй коридора на улицу. Филипп тут же зажмурился от палящего солнца и приложил руку ко лбу козырьком. Несмотря на то, что стояла осень, на острове было по-летнему жарко. С моря за стенами базы шипел прибой, и воздух пропитался солёной свежестью. Зеленела нестриженная трава, безоблачное небо казалось идеально-лазурным. А на обширном дворе прямо до сереющей вдалеке стены летали, бродили, важно расхаживали и сновали тут и там драконы. Длиннохвостые и длинношеие, коротколапые, толстые, как раскормленные псы, и тонкие, как змеи, с крыльями и без — столько разных видов, столько разных цветов.

— Вау, — беззвучно произнёс Филипп.

Они все были так близко. Они были настоящими! Настолько настоящими, что один — длинный, зелёный и с золотистым хохолком — едва не врезался в Филиппа, со всех крыльев улетая от хозяина. Тот закричал издалека «А ну вернись!» и, не обратив внимания на принца, который застыл с ошарашенным выражением на лице, — пробежал за угол, сверкая босыми пятками.

— Это нормальное дело. — Григ махнул рукой. — Вы привыкнете.

Филипп недоверчиво изогнул бровь.

— На самом деле самое интересное за стеной, — сказал Григ и поманил Филиппа за собой дальше.

Они прошли мимо огороженных железными прутьями вольеров, и как бы Филипп ни старался, он не мог не заглянуть в некоторые. Где-то драконы, как воздушные шары, летали на верёвках-поводках, которые держали тренеры (не без удивления Филипп заметил и несколько женщин) или привязанных к веткам. Где-то проходила кормёжка: длинношеий белый дракон ловил на лету рыбу и довольно жмурился. Где-то стайками носились дракончики размером с кулак и звонко пищали.

— Тут держат обычно небольших и в основном безвредных, — пояснил Григ, видя интерес Филиппа.

— Есть большие и опасные? — как бы невзначай спросил тот, на ходу расстёгивая китель и переводя взгляд на возвышающуюся над поляной серую стену. По ней поднималась лестница без перил, на которой едва смогли бы развернуться двое. Внизу виднелись тяжёлые двери, но Григ позвал Филиппа наверх.

Там, на огороженной с обеих сторон невысокими прутьями площадке, у него едва не закружилась голова. Дыхание перехватило — воздуха было слишком много, чтобы дышать.

Перед ним расстелились пёстрые вольеры, выглядящие как настоящие природные заповедники — деревья с раскидистыми кронами и закрученными стволами, блестящие под солнцем озёра. Драконы казались огромными даже с высоты стены. Казалось, их силы бы хватило, чтобы снести любой корабль, любую стену, вольеры не должны были служить для них препятствием: взмах хвоста — и всё рухнет. Но вспыхивающие то и дело разводы напоминали, что сквозь барьер не проскочить даже мухе, не то что огромному зверю.

— Сегодня мне приказано вам просто всё показать, но за стену не ходить, — сказал Григ, и они медленно пошли по стене.

Изредка кивая здоровающимся с ним людям, Филипп окидывал взглядом всё, что мог разглядеть до тёмной полосы второй стены совсем далеко на горизонте. За ней чернели деревья-великаны, и горы подпирали небосвод. А перед ней были только вольеры, разделённые широкими дорогами.

— Отец сказал, — начал Филипп, — что нам нужны боевые драконы. Там много таких?

— Теоретически, да, — сказал Григ. — По факту — вряд ли.

— В смысле? — Филипп резко развернулся.

Григ спокойно оглядел вольеры и заговорил:

— Большая часть драконов по эту сторону может быть опасна. Они умны. Все драконы умны, конечно, но та мелочь, что вы видели внизу, всё же больше хитра, чем мудра. Эти более понятливые, и их можно научить сражаться. Это уже делают. Но они строптивые, медленно привыкают к новым хозяевам. Надеюсь, никого не съедят в процессе тренировок. — Григ усмехнулся с видом, будто наездниками тут закусывали через день. — Зато у них крепкая чешуя, острые когти, сильные крылья и мощное пламя. Если бы они не были приручены, от большинства было бы много проблем.

— На этом острове приручены все?

— За стеной, в джунглях есть дикие. Но не волнуйтесь, они не проникнут сюда. Барьеры достаточно мощные, чтобы сдержать любого, пока не придёт кто-то, кто может их усмирить.

— Усмирить? Дикого дракона? — Филипп прищурился, пытаясь представить человека, который, будучи размером с лапу какого-нибудь огнедышащего монстра, может им командовать. Верилось с трудом, но Григ утвердительно кивнул.

— Таких мало, но они есть. С годами, говорят, риттеров — так раньше называли повелителей драконов, сейчас зовут просто Истинными наездниками, но мне нравится старое название больше — стало совсем немного, а на остров попадает ещё меньше. Возможно, где-то за морем, или на южных островах, или за горами в центре Мэтрика есть ещё, но у нас… Я знаю троих: один молодой человек, что служит здесь год, Логан, ещё Тарс, но я пока сомневаюсь, что он именно риттер, и генерал Армэр, конечно.

— Генерал будет здесь? — Филипп насторожился. Его взгляд забегал, пытаясь выхватить среди людей внизу фигуру, хоть отдалённо похожую на генерала Армэра.

— Разумеется! Он лично будет за всем следить. Вон там, — Григ указал рукой вперёд, на другой конец стены, куда они и направлялись, — есть тренировочный сектор. По нашу сторону стены есть такой же центр для наездников. Что-то вроде «попробуй не упасть с манекена, пока не сел на живого дракона».

Григ опять рассмеялся, а Филипп внимательно посмотрел на кирпичное здание, соединяющееся со стеной мостом, а потом на опоясывающую базу стену. На противоположной её части виднелись сторожевые башни, между ними двигались точки-смотрители, а под ними должны были разбиваться о камни волны.

Сама база оказалась неожиданно маленькой. Большую часть занимали драконьи вольеры, а остальную территорию делили три кирпичных здания, размещённых без какой-либо архитектурной мысли. То, из которого вышли Филипп и Григ, серое, но выглядящее новее и даже красивее остальных из-за красных рам вокруг окон, было центром управления. Второе — тот самый тренировочный центр: высокое, просторное здание у стены. И ещё одно посередине, самое невзрачное, оказалось жилым. Рядом с ним, по другую сторону от вольеров, находилось несколько деревянных беседок, где уставшие от работы и жары жители острова могли провести вечер.

Они с Григом дошли до другой лестницы и стали спускаться, когда Филипп неожиданно спросил:

— А когда у меня появится дракон?

Григ застыл на ступеньках и почесал затылок. Его лицо было таким удивлённым, будто наличие у Филиппа дракона и не предполагалось. Тот иронично усмехнулся: он бы не удивился, если бы отец просто отправил его подальше, чтобы не лез «куда не следует».

Но всё же Григ нашёлся.

— На сегодня мне было приказано только провести экскурсию, про драконов не было сказано ничего вообще, — признался он. — Меня приставили к вам, чтобы я разъяснял, как с драконами себя вести, но я не тренер и не воин, чтобы вы понимали. Я исследователь. — Филипп поднял брови. Во взгляде его мелькнуло разочарование. — Но достать его мы достанем: разве кто-то посмеет вам отказать?

Григ беззаботно улыбнулся, поднимая подбородок. Филипп покачал головой и вздохнул.

* * *

За тренировочным центром располагалось просторное невысокое полное света строение, которое Филипп назвал бы конюшней для драконов. Под самой крышей по деревянным стенам тянулись длинные частые окошки, и все они были настежь открыты. Помещение делилось на несколько рядов загонов с деревянными дверями, и между ними, как и над всеми вольерами, мерцали разводы барьеров.

— Выбирайте, — развёл руками Григ, и глаза его сияли, когда он окидывал стойла взглядом. — В этом ряду, — он указал на крайний правый, — все лётные, огнедышащие и будут использоваться для военных целей.

Филипп сжал кулаки от предвкушения и медленно пошёл мимо загонов, внимательно оглядывая драконов. Они были совсем маленькие. Некоторые, казалось, только вылупились из яиц. Многие спали, свернувшись в клубки, в стогах сена и опилках. Некоторые косились на Филиппа с любопытством, но близко не подходили. И это начинало его раздражать. Он хотел найти кого-то необычного, непугливого, сложного, чтобы показать самому себе, что он способен с таким справиться. Всю ночь в памяти всплывали видения: момент, когда образы в белой комнате сложились в дракона, странный человек, рисующий драконов, оживший узор на карете. Это ведь не могло случиться просто так! Слишком много совпадений. Сама судьба привела его на остров!

Шумно выдохнув, Филипп хотел было вернуться и осмотреть всех ещё раз, как вдруг его словно окликнули. Резкий, неприятный звук, похожий на выкрик птицы.

Он повторился, но уже более требовательно.

Филипп повернулся к вольеру, что остался за спиной. Оттуда на него смотрели внимательные чёрные глаза. Белоснежный дракон распахнул пасть, настойчиво подзывая к себе. Филипп заинтересованно подошёл ближе. Рядом оказался и Григ.

— Белоспиный алунит, — проговорил он.

Филипп кивнул, рассматривая дракона. Тот расхаживал по вольеру, выгибаясь, бил длинным хвостом по земле, что-то яростно выкрикивал, и его крылья раздувались, как паруса.

— Его не взяли, потому что дрался и кусался. Теперь пытается привлечь внимание всех, кто приходит сюда.

— Насколько большим он вырастет? — поинтересовался Филипп.

— Больше крупной лошади. — Григ задумчиво поджал губы. — Но я бы не советовал его брать. Он уже не ребёнок, характер не исправить, тренировать будет сложно.

Дракон возмущённо закричал, вытягивая шею и скалясь на Грига.

Филипп довольно усмехнулся, посмотрел дракону в глаза — резко отвернулся и сложил руки за спиной.

— Как скажешь, — спокойно сказал он Григу и демонстративно сделал несколько шагов прочь.

Оглушительный визг разнёсся над стойлами. Филипп рассмеялся, затыкая уши, и довольно закивал. Всё получалось так, как он хотел. Как нельзя лучше.

— Вы это специально? — прищурился Григ. — Вы его проверяли?

Казалось, что он не мог в это поверить. Филипп утвердительно кивнул.

— Ты сам слышишь — он мой. Я хочу его.

Григ задумчиво взглянул на дракона, который в порыве гнева разносил свою клетку, поднимая пыль, переворачивая стога сена и плюясь водой из поилки. Брать его казалось безумием. Бесполезным занятием. Тратой нервов и сил. Мало кому удавалось приручить подросших особей, этого молодого дракона скорее всего отдали бы кому-то из риттеров, чтобы те перевели его в большой общий загон. А там… Там, Григ надеялся, дракон бы научился себя вести и не убил никого в процессе.

Но Филипп был полон решимости.

— Как изволите. — Григ развёл руками и снял задвижку, открывая дверь. — Я вас предупредил.

* * *

Резкий наклон вправо — и Филипп вцепился в поводья, натягивая их так сильно, что Вайверн выгнул шею, повернул морду и нехотя выровнялся. Ещё один круг над вольером, попытка подняться выше, окрик Филиппа — и он опустился на землю. Большие когтистые лапы вошли в песок, оставляя глубокие борозды. Филипп спрыгнул на землю и раздражённо выпустил изо рта воздух. Григ зааплодировал.

— Отлично, ваше высочество! — прокричал он, стоя у стены открытого вольера за стеной. Вайверна туда перевели через несколько недель, когда Григ с удивлением отметил, что дракон неплохо слушается, хоть и пытается показывать характер.

Филипп выпрямился, сжал губы и направился к нему.

— Ничего отличного. Он пытается меня сбросить, — прорычал Филипп, опуская руки в бочку с водой и омывая лицо.

— Со временем это пройдёт. Я вас предупреждал, — пожал плечами Григ и посмотрел на дракона, который, свернувшись под раскидистыми ветвями дерева, недовольно пускал дым из ноздрей, бурчал и поглядывал в сторону тренеров.

Вайверн заметно вырос. Прошло три месяца, а дракон размером с гончую вымахал больше любой лошади. У Вайверна была массивная грудная клетка, крылья стали больше и крепче — он легко поднимался в воздух с наездником на спине. Стала прочнее белоснежная чешуя, и местами — у носа, над глазами и на спине, — складываясь в беспорядочный узор, появились желтоватые пятнышки. У всех алунитов были такие: у кого желтые, у кого красные, зелёные…

— Я боюсь, — сказал Филипп, — что стоит мне отвести его к мишеням, как он попробует спалить меня.

Григ рассмеялся, приняв это за шутку. Но Филипп не шутил. Порой он верил, что Вайверн сделает всё, только бы новый хозяин остался без головы. Он опасно накренялся, уходил в виражи, извивался так, что приходилось прилагать огромные усилия, чтобы удержаться в седле. Один раз Вайверн всё же сбросил Филиппа в пруд и, пока тот выбирался из воды и снимал с себя тину, свернулся под деревом.

К счастью, это был всего лишь пруд, а не земля, и они летели не так высоко, но Филипп не на шутку испугался. Он не знал, спасёт ли кольчуга от падения с высоты, надеялся, что проверять не придётся, но стал носить её для перестраховки. В особо жаркие дни, когда тонкая рубашка казалась лишней, старинная кольчуга, пусть и лёгкая и тонкая, походила на свитер. Но лучше уж так, чем рисковать без неё.

Вайверн оказался непредсказуем, команды с ним срабатывали не с первого раза, порой не срабатывали вовсе. «Наверно, Григ был прав, стоило взять кого-то помладше», — иногда думал Филипп, но упрямо продолжал.

Григ же теперь был другого мнения. Он работал с драконами больше десяти лет и, даже не будучи тренером, любил наблюдать за новичками. И Филипп Керрелл привлекал его внимание больше прочих за последние годы. С ним было интересно. И, то ли оттого, что Грига приставили к принцу и он не мог быть непредвзят, то ли оттого, что от Керрелла в принципе ожидалось больше, чем от рядовых солдат, Григу чудилось, что он видит что-то… особенное.

Пока другие относились к драконам, как к живому оружию, которое должно было беспрекословно исполнять приказы, Филипп пытался с драконом… поладить? Он упрямо продолжал доказывать ему, кто здесь главный, когда Вайверн вёл себя ничем не лучше капризного ребёнка. Будто Филиппу нужно было уважение, понимание…

Григ вздохнул. Он надеялся, что ему не казалось, потому что тогда он был свидетелем появления настоящего наездника. Риттера.

Григ вдохнул глубже и, мечтательно улыбаясь, посмотрел на небо.

И тут что-то блеснуло, подобно молнии, разверзся купол, и огромная тень скользнула над головами. Филипп вскинул голову. В небе чернел, кружа над вольерами, графитового цвета дракон. Он завис в воздухе, немного снизившись и мерно взмахивая резными перепончатыми крыльями, и только тогда Филипп заметил фигуру на нём: человек поднялся на ноги, похлопал ящера по могучей шее и… спрыгнул.

Раздался звук, словно упало пушечное ядро, и несколько драконов неподалёку недовольно закричали. Филипп бросился к ограждению. Между загонов стояло облако пыли, драконы выглядывали из загонов, вышло несколько тренеров. Но из пыли вышел человек и как ни в чём не бывало зашагал по дороге между барьерами.

Филипп его узнал: по высокому росту, по осанке, по походке, по тому, как спокоен он был, только что спрыгнув с невероятной высоты. На острове они с генералом Армэром не пересеклись — тот был постоянно занят, но в прошлом генерал был добр и приветлив, и теперь Филипп никак не мог упустить возможности сказать ему хотя бы несколько слов.

Он расправил плечи и вышел из вольера, надеясь, что выглядит достаточно буднично, словно так уж совпало, что генерал проходил мимо именно в этот момент.

— Ваше высочество! — Генерал Армэр, улыбаясь, как добрый дедушка, а совсем не как властный управляющий целого острова, протянул Филиппу руку.

А тот почувствовал себя неожиданно низким рядом с широкоплечим мужчиной исполинского роста. Филипп улыбнулся смущённо и благоговейно, впервые за долгое время понимая, что всего лишь мальчишка, а вот этот человек — настоящий командир. Настоящий наездник.

— Генерал Армэр!

Филипп пожал сухую сильную руку, и они вместе направились к воротам. Григ молча шёл позади.

— В последний раз, когда мы виделись, драконы могли быть только игрушечными. — Генерал Армэр поднял седеющие брови, и глубокие морщины на обветренном лице немного разгладились. — Я предлагал его величеству подарить вам живого, маленького, как те, — он указал на длинных, похожих на крылатых ящериц и постоянно высовывающих язык в полёте дракончиков, что встретили их прямо у входа, — но её величество оказалась против. А зря! Что ж, теперь,как я вижу, у вас уже есть свой, ей не удалось этому помешать!

Он рассмеялся.

— Маман была крайне против, — признался Филипп.

— Женщины! Они всегда так: держат детей рядом с собой, не понимая, что дети-то давно выросли.

Филипп тихо прыснул в сторону. Он помнил момент, когда ему было десять и генерал, тогда ещё с чёрными как смоль волосами и без неглубоких шрамов на щеках, предлагал привезти с острова дракона. Кажется, мама едва не упала в обморок тогда.

— Я настоял, чтобы Элиад позволил тебе сюда попасть, — сказал вдруг генерал, и Филипп повернулся к нему. — И я вижу, что не зря это сделал. Вы с драконом пока плохо ладите, но это пройдёт. Я наблюдал за вами пару раз. Думаю, я смог бы научить вас обоих, но уже после праздников.

Филипп просиял.

— Это будет… — Он путался в словах и задыхался. — Большая… честь…

Армэр хмыкнул.

— Для меня тоже. — Он прищурился. — В королевской семье, как я знаю, редко не бывает истинного наездника.

Филипп замер на месте, а генерал, посмеиваясь, пошёл в здание штаба.

Григ наконец поравнялся с Филиппом, и тот не смог не отметить, что даже Григ внутренне ликует.

— Что это значит? — прошептал Филипп, чувствуя, как эмоции давят на горло, мешая говорить.

— Что вас можно поздравить!

Григ гордо закивал.

* * *

Филипп давно не чувствовал себя настолько счастливым и увлечённым. Он так долго думал, что ни на что не способен, что его старанья никогда не будут вознаграждены по достоинству, но теперь понял: всё вело его сюда. На остров. К драконам. К человеку, который сможет показать ему всё, на что он должен быть способен.

С того разговора с генералом Армэром прошло не больше недели, но Филипп чувствовал, что дела с Вайверном пошли лучше. По крайней мере тот не пытался его сбросить, соглашался подниматься выше, и в один день Григ даже предложил снять барьер с вольера, чтобы они могли полетать дальше, чем от стены до стены.

Но у Филиппа идея была лучше. В самый первый день, глядя вдаль, за вторую стену, он решил: он обязан побывать за ней. Григ говорил, что там — дикие драконы, дикие джунгли, что туда отправляются только исследователи, искатели, которые приносят брошенные яйца или лечат раненых драконов. У Филиппа не было столь гуманных помыслов, он лишь хотел увидеть, что там. Он хотел вырваться ещё дальше. Здесь не было строгого папочки, перед которым нужно было строить из себя хорошего сына, не совершающего глупостей. Генерал Армэр тоже отсутствовал — он отправился на материк, и никто не мог помешать Филиппу исполнить задуманное. Кроме разве что Грига. Только он мог договориться о снятии барьера или снять его самостоятельно. И его нужно было уговорить.

Именно этим Филипп занимался одним вечером, пригласив Грига к себе в комнату. Тот что-то заподозрил и с самого начала сидел как на иголках, внимательно слушая и пытаясь понять, а не шутит ли Филипп.

Когда тот закончил и повисла пауза, Григ задумчиво почесал затылок.

— То есть вы хотите нарушить правила? — наконец выдал он, глядя на Филиппа.

— Если коротко и честно. Но я предпочитаю называть это небольшими привилегиями.

Григ нахмурился.

— За такие привилегии могут и уволить.

— Никто не посмеет меня уволить!

— Я говорю не о вас. Кто вас посмеет уволить?

Филипп сжал зубы и, скрестив руки на груди, уперся спиной в стену, его глаза забегали. Он действительно не думал о том, что нарушение правил может отразиться на ком-то кроме него самого. Он-то готов был, но Григ…

— В таком случае, — Филипп задумчиво растягивал слова, — я могу как-то… посодействовать в случае, если всё пойдёт не по плану, чтобы тебя не увольняли. В конце концов, это только моё желание и мой приказ.

Григ покачал головой. Ему идея не нравилась совершенно, но он понимал: Филипп на своём настоит. Он уже был готов: плечи напряглись, глаза сверлили. Казалось, он видит перед собой не Грига, а дракона, который не хочет подчиняться. И было бы странно, если бы он не смог его подчинить. В нём уже было столько властного, взрослого и опасного, что Григ не сомневался: такими и должны быть короли. В какой-то момент ему даже захотелось увидеть Элиада Керрелла. Это должно было быть интересно.

— Ну так что? — нетерпеливо спросил Филипп, потирая руки.

Григ встряхнулся, пытаясь сосредоточиться. Ему хотелось отказаться, он не видел в таком самовольном тайном вылете ничего хорошего, но, посмотрев Филиппу в лицо, смог лишь осторожно спросить:

— И когда вы планируете вылет? Я не смогу всё устроить сегодня или завтра.

Глаза Филиппа заблестели от предвкушения, но брови хмурились, словно он всё ещё сомневался, согласится ли Григ.

— Я слышал, — сказал он, — что генерал возвращается через две недели, так что нужно уложиться. Я думал попробовать на начало Восхождения, оно буквально через неделю. Ты сможешь?

Чувство, что он ставит всё — карьеру, репутацию, призвание и любовь всей жизни — на одного человека, тяжким грузом легло на плечи. Григ вздохнул, понялся на ноги и кивнул.

— Я постараюсь.

Филипп довольно улыбнулся.

* * *

Григ выдохнул с облегчением, когда заметил приближающегося Филиппа. Тот старался не показывать, что нервничает, но получалось неважно: он всё равно оглядывался по сторонам, сжимал кулаки, а прогулочный шаг выглядел нарочито спокойно. Филипп прокручивал план в голове снова и снова. За весь день, что Григ отсыпался перед внеплановым дежурством, они не могли повторить его ещё раз, обсудить детали… Филипп не мог вспомнить других планов, которые бы так тщательно продумывал, но они с Григом слишком сильно хотели избежать любых неприятностей.

— Ну, что? Ты готов? — спросил Филипп, оглядываясь по сторонам ещё раз. Было пусто.

Григ кивнул.

— Дежурства — не моя любимая часть жизни на острове, — признался он, делая хитрые пасы перед панелью.

Двери разъехались в стороны, открывая широкую дорогу меж вольерами. Она не была освещена, но этого и не требовалось: Филипп знал дорогу как свои пять пальцев.

— У вас десять минут, — быстро прошептал Григ, — потом я выключаю барьер над Вайверном, вы вылетаете. У вас будет буквально пара минут, прежде чем я открою купол, и секунд пять, чтобы вылететь за стену. То же самое через сорок минут в обратном порядке. Если не успеете, будете ночевать за стеной.

Григ усмехнулся, а Филипп, закатив глаза, побежал к Вайверну. Тот о плане знал: подслушал, запомнил и мечтал выполнить. Ради полётов он даже стал вести себя покладистее.

Вайверн нетерпеливо расхаживал по вольеру и, стоило Филиппу войти, помчался ему навстречу, нагнулся, позволяя забраться в седло, и взмыл в воздух, настолько близко к барьеру, что Филиппу приходилось нагибаться. Они кружили там, пока разводы не погасли, и тут же полетели к стене.

План сработал безупречно. Филипп похлопал дракона по спине, и Вайверн радостно вскрикнул, набирая скорость. Он поднимался выше, словно хотел улететь прямо в насыщенное тёмно-синее небо, усеянное мириадами крошечных звёзд.

Ветер бил в лицо, трепал волосы, глаза слезились, но Филипп не мог перестать улыбаться. Он дышал полной грудью и не думал ни о чём. Даже если утром или по возвращении окажется, что его самовольную отлучку заметили, он знал, что это того стоит.

Филипп жалел лишь об одном: что из-за темноты не видит всей красоты пейзажей. Со стены всё походило на яркий пазл из оттенков зелёного и оранжевого, сейчас потонуло в тёмно-синих тонах. Низкий лес сливался в одно пятно, и лишь блестящей лентой бежала река. А впереди высились могучие стволы леса дождевого. В свете звёзд и луны были видны переплетения толстых лиан между ветвями, отливали белёсыми ликами крупные гладкие листы, и Филипп представлял, как бы природа выглядела на солнце. Если бы он мог это увидеть хоть однажды…

Вайверн набрал высоту и полетел над кронами. Филипп ждал, что лес растянется на километры, но вскоре тот оборвался — его сменила большая каменистая пустошь, ведущая к горам. И там, под обрывом, из которого вылезали огромные корни, Филипп заметил что-то блестящее. Скала возвышалась посреди пустоши, а на ней золотом горели какие-то узоры. Внутренний голос взывал к благоразумию, но, переглянувшись с Вайверном, который чувствовал интерес хозяина, Филипп решил подлететь ближе. Дракон медленно опускался на поляну, держась от горы на расстоянии. Чем ниже он спускался, тем сильнее становилась тревога, и чутьё подсказывало, что нужно быть осторожным.

Они поняли почему, когда гора шумно выдохнула.

— Вверх, — едва не выкрикнул Филипп, и Вайверн, как ужаленный, рванул в небо.

Сердце дракона билось так сильно, что его стук пульсацией отдавался в ногах Филиппа. Тот изо всех сил сжимал дракону рёбра. Немного успокоившись, Филипп посмотрел вниз.

На него смотрели два горящих жёлтых глаза.

Сердце рухнуло в пятки.

— На базу! — Он дернул поводья.

И тут в метре от них с рёвом пролетел чёрный дракон. Вайверн вскрикнул и встал на дыбы. Филипп вцепился в поводья одной рукой, в седло другой, обхватил ногами бока дракона ещё сильнее — всё, чтоб не свалиться.

Испуганный, Вайверн со всех крыльев бросился наутёк, и только небольшие размеры помогли не попасться сразу. Он нырнул в ветви деревьев — гигант бы не протиснулся. Филипп прижался к спине дракона и зажмурился. «Он знает, куда лететь», — повторял он себе каждый раз, когда широкие листья хлестали по лицу, и мысленно умолял Вайверна лететь так быстро, как он только может.

Страшнее стало, когда они вынырнули из высокого леса. Впереди уже блестел купол над стеной, но до него простирался низкий лес, в котором было не спрятаться. За спиной чувствовалось горячее дыхание, было слышно, как огромные крылья разрезают воздух. Сигнальный шар полетел вперёд, чтобы предупредить Грига. Филипп молился небу, чтобы они успели, чтобы Григ всё понял и тоже успел, потому что секунда промедления — и огромные зубы могут сомкнуться прямо на них с Вайверном.

Барьер был всего в паре метров. Вайверн закричал, тормозя, и ушёл в сторону. Преследующий их монстр на всей скорости врезался в барьер, и тот пошёл тревожной рябью, словно разбился.

Или его сняли.

— Вперёд! — выкрикнул Филипп.

Это был их последний шанс.

Что-то ослепительно блеснуло — и Вайверн занырнул под купол.

Мощный удар, шипение барьера, пронзительный, полный злости рык — и чёрной тенью гигантский дракон пролетел над куполом. Он внимательно проследил за тем, как Вайверн приземляется, сверкнул глазами, облетел всю базу — и скрылся в ночи, там, откуда прилетел.

И только тогда Филипп вздохнул спокойно. Он слез с Вайверна, вытер со лба пот и покачал головой, глядя на дракона.

— Мы с тобой едва не попались.

Вайверн что-то пробурчал, ещё не отойдя от пережитого, и Филипп ласково похлопал его по шее.

— Иди спать.

Тот, озираясь, пошёл к себе под дерево и беспокойно улёгся.

Филипп поспешил к выходу. Григ встретил его диким взглядом.

— Ты натравил на базу гигантского каменного дракона! — прорычал он.

— Всё обошлось! — выдохнул Филипп.

— Могло бы не обойтись, если бы я снял барьер. — Брови Грига многозначительно дёрнулись, а зубы сжались.

На Филиппа словно вылили ведро ледяной воды.

— Ты его не снимал? — Он смотрел на Грига с недоумением.

Тот покачал головой.

13

Филипп не мог уснуть всю ночь. Когда он закрывал глаза, в памяти всплывали горящие золотом узоры на драконе. Его рык всё ещё отдавался на задворках сознания, звенел в ушах, и голова казалась абсолютно пустой, словно мысли испуганно разбежались от поселившегося в голове монстра.

Вокруг царили тишина и темнота. Ни единого звука. Как будто он упал в Вечность.

А потом мысли начали возвращаться. Возвращаться с такой скоростью, будто хотели разорвать голову. За них не удавалось ухватиться, они мелькали вспышками и тут же уносились, пока наконец не сформировались в один вопрос: как Филипп проник под барьер?

Сам для себя он сначала решил, что — раз уж Григ ничего не отключал — дракон ударом повредил купол, тот ослаб и пустил Филиппа внутрь. Он просто успел проникнуть в «трещину». «Логично», — подумал Филипп, глядя в потолок, и моргнул.

Он подскочил, как ужаленный. Перед глазами будто сверкнула молния — и кусочки пазла выстроились иначе. Поражённый, он вертел головой из стороны в сторону, затем встал и прошагал до окна, нервно посмеиваясь. Губы сами расплывались в улыбке. Он был уверен, что понял.

Та вспышка, что он видел, занырнув под барьер… Генерал Армэр в день, когда они наконец встретились на острове, появился с такой же. «Он ведь сказал, что в королевской семье всегда есть наездники… Истинные наездники. — Филипп барабанил пальцами по подоконнику. — Он наверняка не просто так предложил мне учиться у него. Он должен чувствовать…»

С этой мыслью Филипп увидел, как над мрачной стеной забрезжили первые рассветные лучи.

* * *

Происшествие обсуждали с самого утра.

«Да укуси меня дракон! Я брился, когда услышал его. Думал, пробьёт барьер».

«Купол сверкал, как молния во время грозы!»

«Удивительно, как мы все ещё живы».

Филипп напряжённо слушал, и кусок не лез в горло. Он с ужасом ждал, когда кто-то скажет, что видел ещё и другого дракона. Вряд ли его было сложно заметить, когда купол сверкал так ярко, а ни Филипп, ни Вайверн не думали об осторожности — только о том, как бы остаться живыми.

Им очень повезло. А за удачу нужно платить.

Заплатить пришлось общением. Заводить друзей на острове Филипп не собирался — он пришёл сюда не за этим, а потому единственным, с кем у него сложились относительно хорошие отношения, оказался Григ. И тот теперь с Филиппом разговаривать не хотел: ходил бледный и считал минуты до того, как его уволят. Он считал себя виноватым. Он ведь старше, значит, должен был быть умнее, должен был предупредить, куда летать не стоит и что обязательно нужно избегать всего, что выглядит как гора там, где гор быть не должно. Это казалось логичным, естественным и не требующим пояснений, но, видимо, не всем.

Он презирал себя за неосмотрительность, за то, что позволил себя уговорить, и избегал Филиппа, как только мог. А того кололо неприятное чувство каждый раз, когда Григ, едва завидев его, куда-то сворачивал. Наверно, то была совесть, но признавать этого Филипп не хотел. Он и так злился на себя, чтобы кто-то ещё мог на него злиться.

А между тем молва разносила по острову всё новые и новые версии, почему базой заинтересовался дракон. Каждый стремился рассказать о том, чем он занимался и какой сон видел, когда монстр врезался в барьер и гром прокатился над базой. И, устав от этого, Филипп ушёл к Вайверну.

Тот рад не был, но хотя бы не пытался хозяина съесть, а Филипп думал и о таком исходе. Летать он не стал. Вымыл Вайверну спину, отмечая, как желтые точки начинают складываться в ромб, и они оба сели у воды. Дракон положил тяжёлую голову Филиппу на колени и что-то проурчал.

— Нет, — устало покачал головой Филипп и прислонился спиной к телу Вайверна. — Я надеюсь, что больше такого не будет.

Они сидели в тишине под деревом, слушая, как в других вольерах копошатся драконы: взмахи крыльев, скрип когтей, вскрики и рычания… Так привычно и успокаивающе.

Слипающимися глазами Филипп смотрел в небо. Над его головой мелькали разводы купола, плыли облака, и он снова вспоминал ночные мысли и предположения. Они сами лезли в голову и на удивление не казались абсурдными. Самонадеянными? Возможно. Но разве самонадеянность была чем-то плохим?..

Скрип нарушил идиллию, оборвал мысли, и Филипп устало посмотрел на открывшуюся калитку. Григ как-то грустно улыбнулся, приветственно махнул и побрёл к Филиппу, держа руки в карманах. Молчание казалось напряжённым. Оно словно вибрировало. А может, это дрожал Вайверн, на котором лежал Филипп? Дракон урчал, недовольный, что хозяина отвлекают и мешают им обоим спать на солнышке.

Вайверн приоткрыл один глаз, следя за Григом, и тот нервно хмыкнул, качая головой. Подумать только! Дракон против того, чтобы он здесь находился. Будто это Григ был виноват, а не два юнца — принц и дракон, — решившие полетать в ночи!

— Вижу, как вы рады меня видеть! — рассмеялся он.

Филипп глубоко вздохнул и сел ровнее, на что Вайверн опять недовольно зарычал, и хвост его забил по земле, глаза — уже оба — следили за непрошеным гостем.

— Всё в порядке, — сказал Филипп. — Садись, он тебя не тронет. — На последних словах он посмотрел на Вайверна. Тот буркнул, не соглашаясь, демонстративно отвернулся и сделал вид, что обиделся.

Григ опустился рядом.

— Я тут думал, — сказал он, — и понял одну вещь. Первый день Восхождения… У вас же вчера был день рождения? — Филипп кивнул. — А почему вы не отправились домой? Наверняка вас там ждёт гора подарков.

— Я решил сделать себе подарок получше.

— И правда! — Губы Грига расплылись в улыбке. — Отличный подарок — быть съеденным в собственный праздник!

Филипп закатил глаза.

— Отличная шутка. Прямо как у моего брата. Успокойся. Я уже давно понял, что облажался…

— Я бы с радостью, — усмехнулся Григ. — Сам хочу забыть всё, как страшный сон. Худшее дежурство в жизни! Вы мне должны, ваше высочество.

Не обратив внимания на слова Грига, Филипп откинулся на спину дракона и посмотрел в привычно мерцающее небо. После бессонной ночи ему хотелось просто лежать и наслаждаться ветром, но мысли упорно удерживали его в реальности, и в один момент с губ сорвался шепот:

— Я, кажется, знаю, почему меня пропустил барьер.

Он покачал головой. Нет, ничего он не знал, но так верил в это, так хотел быть уверенным, что не ошибается, не придумывает. И так страшно становилось от того, что Григ может разбить все его теории. В конце концов, он знал об острове намного больше. Наверняка ему был известен и принцип работы барьера.

Григ вопросительно смотрел на него, но Филипп тянул.

— Я вспомнил, — заговорил он наконец, — как появился генерал Армэр в один из дней. Со вспышкой, похожей на молнию. Никто не снимал для него барьер. А ведь когда мы пролетели через барьер, было то же самое.

Он сжал губы, выжидающе глядя на Грига. Тот задумчиво нахмурился, запрокинув голову и ковыряя пальцем землю.

— Ну, — протянул он, — моей мыслью было, что барьер пропустил вас, как хозяина острова. Он же принадлежит вашей семье… Но не удивлюсь, если вы правы. Я давно думаю, что вы риттер.

Филипп посмотрел на Грига с удивлением. Тот сидел к нему спиной и не видел, как удивлённо вытянулось лицо принца, как в зелёных глазах мелькнуло удивление, сменившееся неверием, а потом на губах появилась едва заметная улыбка.

* * *

Эдвард скучал в замке. Он прибыл туда день назад, но уже не находил себе места. Воображение рисовало яркие праздничные картины, но до них было ещё так далеко, что он начинал злиться на брата: очередным отказом приехать на собственный день рождения Филипп отсрочивал праздники, которые могли бы начаться раньше! Только вот Филиппа чужие желания не волновали, он даже не соизволил по-нормальному поговорить с братом и матерью, когда они звонили ему по синернисту. Он спешил, видите ли!

Эдвард раздражённо мотнул головой, отгоняя мысли, и отрощенная чёлка снова упала на глаза.

Всё же Восхождение он любил. В каких-то старинных легендах говорилось, что это маг-создатель Дааш приходит раз в год посмотреть на созданный мир, но Эдвард в создателя не верил. Какой прок выдуманному старику смотреть, что делают люди, одну ночь в году? Зато Эдвард верил, что свет звезды очищает мир, а когда она гаснет, то забирает с собой всё плохое, что только успело произойти. Однажды, убеждал он себя, она заберёт и войну.

Снова пришлось остановиться, чтобы отогнать невесёлые мысли. Поддаваться всеобщему унынию ему совсем не хотелось, тем более столько коридоров и холлов уже были украшены весело сверкающими гирляндами! Год от года они, как маячки, старались напомнить обитателям замка, что всё будет хорошо, что свет есть. Вот он, в крошечных огоньках, и надо держаться за него, потому что тот, кто пал духом, заведомо проиграл.

И Эдвард старался цепляться за любой свет в жизни: за приёмы и вечеринки, на которые таскал его Джонатан, за редкие встречи с Шерон, за то, как ярко вспыхивал меч. Подумать только, он до сих пор к этому не привык!

В замке, правда, найти огонёк оказалось сложно. Он не знал, чем ему заняться: на улице было холодно, гости ещё не приехали, а пугать слуг, выскакивая из-за углов, как в детстве, было уже не по возрасту. Последней надеждой осталась библиотека. Он надеялся найти там какую-нибудь приключенческую книжонку. Их обычно никто не читал, и они, пыльные, ждали часа, когда Эдвард наконец добирался до них, перебирая множество скучных толстых фолиантов, каждый третий из которых был написан на языке Пироса. А кто на нём сейчас говорил! Ещё с войны трёх орденов большинство перешли на общий язык…

Эдвард уже видел двери библиотеки — красное дерево, золотые рамки, словно бальный зал, — как те вдруг открылись, и оттуда вышли Элиад Керрелл и его гость, в котором несложно было узнать генерала Армэра. Эдвард на мгновение замер, не зная, что делать: вдруг они говорили о чём-то серьёзном? Сталкиваться с отцом он не любил. Особенно это не сулило ничего приятного, когда у отца были гости. Те в последние годы не приезжали просто так — только по делам.

Но он решился: в конце концов, он не делал ничего предосудительного — просто шёл в библиотеку. Его не замечали ещё несколько шагов, а потом генерал поднял глаза, и глубокие весёлые морщины расползлись от уголков его глаз.

— Эдвард! Какая встреча! — воскликнул он с участием доброго дедушки, и Эдвард не смог не улыбнуться в ответ.

Элиад Керрелл резко повернул голову, и замешательство отразилось на него лице.

— Эдвард! — удивился он. — Что ты здесь делаешь? Я думал, ты ещё в Академии.

— Здравствуй, отец. Здравствуйте, генерал. Я шёл в библиотеку, — быстро проговорил Эдвард, ткнул пальцами за спины мужчин, запнулся и уточнил: — Туда ведь можно? Ничего… важного?

Он распахнул глаза, чувствуя, что сказал что-то лишнее, но отец лишь снисходительно улыбнулся, хотя Эдвард мог поклясться, что увидел осуждение в его глазах.

— Ничего важного, — кивнул он.

— А зачем тебе в библиотеку? — рассмеялся генерал, глядя на Эдварда с заговорщическим энтузиазмом. — Книжки — это ерунда. Может, тебе нужен дракон? У нас было хорошее лето, мы нашли много яиц безобидных летающих красавцев. У вас в конюшне бы вместился один. А Филипп бы научил чему… Что скажешь?

Эдвард часто заморгал, раскрыв рот. Он представил себя на драконе. На каком-нибудь большом, красном, который бы выпускал изо рта клубы пламени, такие же завораживающе красивые, как огонь на лезвии меча. И вот он в седле, с зажатым в руке клинком, в настоящем мундире и, может, даже в королевской мантии — картина, достойная запечатления на холсте.

— Это было бы невероятно!.. — начал он с придыханием, уже готовый согласиться, но все фантазии в момент разбились от голоса отца.

— Нам хватит одного наездника. — Он сжал губы и посмотрел на сына. — Иди, Эд.

Эдвард опустил глаза, тяжело, разочарованно вздохнул и послушно закивал. Разумеется. Чего он вообще ожидал? Что после того, как Филипп окажется на острове, — а ведь он бредил драконами последние несколько лет! — отец вдруг перестанет относиться к ним так, словно они неразумные дети? Неожиданно станет позволять то, что они хотят? Наивно…

Расстроенный, Эдвард едва ли не по стене прошёл мимо, чтобы в библиотеке, вместо поисков книжек, с ногами забраться на подоконник и обиженно надуться, откинувшись на холодное стекло.

— Ты зря так, — сказал генерал Армэр, обернувшись, когда с глухим стуком закрылись двери библиотеки. — Я бы присмотрелся к младшему…

— У него уже есть Огненный меч. Думаю, ему хватит.

— Дело твоё, конечно, но кажется мне, что ты их сильно ограничиваешь. Ты не хотел, чтобы Филипп ехал на остров, а он оказался очень способным молодым человеком. Ну и я говорил, что он риттер. Я не ошибаюсь на этот счёт, а то видение из золотой комнаты — что могло быть очевиднее?

— Терпеть не могу это слово. Название хуже придумать сложно.

— Успокойся, Элиад. — Голос генерала стал серьёзным. — Мне никогда не понять твоего отношения. Любой бы радовался, что его наследник — повелитель драконов, что он идёт по его стопам.

— Мне не нужно, чтобы хоть кто-то из них шёл по моим стопам, — холодно отрезал Керрелл. — Я хочу, чтобы у них была нормальная жизнь, пока они могут её себе позволить.

Грустный смешок сорвался с губ Армэра.

— Ты ведь знаешь, что они не могут. Такую возможность у них отняли по праву рождения. Да и какая нормальная жизнь у кронпринца, когда в его королевстве война…

Элиад сжал зубы.

— Война — не его забота. Ему девятнадцать лет, и меньше всего я хочу, чтобы с ним что-то случилось. — Элиад покачал головой. — Война — это не игра с мечами, не мальчишки с военных училищ, которые боятся тебя задеть, потому что ты принц. Корона — первая цель мятежников. — Его кулаки сжались так сильно, что вздулись вены. — А Филипп слишком сильно лезет на рожон.

— Всё случается, Элиад… — вздохнул генерал.

В абсолютной тишине встретились два понимающих взгляда. Они знали, что случается.

В жизни нельзя быть абсолютно уверенным ни в чём. Порой всё, что ты знал, перечёркивает всего одно событие — чья-то смерть. Слишком обыденно и слишком неожиданно одновременно. К ней нельзя подготовиться, от неё нельзя убежать. В одно мгновение жизнь переворачивается с ног на голову и заставляет делать то, что ты никогда и не думал, что будешь должен делать. Перестраиваться. Действовать наугад. Учиться всему на ходу, потому что нет времени останавливаться и переводить дыхание, нет возможности отступить. Шаг назад — и рухнет целый мир, который строили сотни лет.

Слишком тяжёлый груз, который не пожелаешь никому. Тем более собственным сыновьям…

В напряжённой тишине они дошли до первого этажа, до крыла с телепортами. Их использовали редко — для важных визитов, для тайных перемещений. Там же находилась комната с петлёй, куда попадали непрошеные гости и всякие шутники, вздумавшие обмануть систему.

Уже потянувшись к ручке, Армэр вдруг остановился, задумчиво хмурясь и почёсывая подбородок.

— Как здоровье господина Арта? — спросил он, подозрительно глядя на Элиада.

— Здоров как бык, — отмахнулся Керрелл, и по голосу его было ясно, что про Арта он бы предпочёл не вспоминать.

Генерал коротко кивнул, не переставая хмуриться, а потом глубоко вздохнул и вошёл в комнату, где сиял портал на остров драконов. Свежий, использованный ровно однажды, горящий ровным белым светом.

— Жаль, что ты не остаёшься на праздники, — сказал Элиад, всматриваясь в символы на полу.

— Тебе не жаль, — хмыкнул Армэр. — Да и мне тоже: на острове привычнее. Моя жизнь всегда была там, а не здесь. Жаль, что ты туда редко заглядываешь.

— Моя жизнь — здесь.

Армэр слегка улыбнулся в ответ. В какой момент их дороги так разошлись? Наверно, в тот, когда молодого Керрелла короновали. Неприятное, напряжённое время после страшной смерти его старшего брата, после потери королевской реликвии… Подумать только! Прошло больше пятнадцати лет! Армэру порой хотелось вспомнить старые времена, когда Элиад Керрелл тоже летал на драконах. Возможно, ему придётся скоро повторить. Не так, как хотелось бы: не в спокойной обстановке, пролетая над джунглями острова, а на поле боя.

Главное, чтобы всё удалось. Они слишком тщательно всё планировали, чтобы потерпеть поражение.

А пока у Армэра был Филипп, который оказался на удивление похож на отца. Генерал надеялся, что принц станет некой отдушиной, и, уходя в портал, сказал:

— И всё же тебе не стоит недооценивать своих сыновей, Элиад. Ты ведь знаешь, каково это, когда тебя недооценивают.

И он исчез снопом искр.

* * *

Восхождение на острове проходило тихо, и Филипп был этому рад. Не было никаких больших празднеств, никто не пускал салюты, чтобы не тревожить драконов, лишь в один вечер, когда звезда была на пике и освещала всё, подобно белому солнцу, все, включая генерала Армэра, собрались в большой беседке, где стояли два длинных стола и скамьи, на торжественный ужин. Запахи жареной курицы манили — что-то кроме рыбы на острове ели не так часто. Смех звенел, как ударяющиеся друг о друга бокалы. Люди позволяли себе расслабиться, выпить что-то крепче перебродивших компотов, которые, как Филипп узнал от Грига, были припрятаны у каждого третьего.

Сам Филипп не пил. Ему было неинтересно. Ему не хотелось вообще быть частью веселья, но он не смел отказать генералу, который с дедушкиной заботой пригласил его и подначивал веселиться. Сам он смеялся громогласно, наслаждаясь и заражая окружающих. Тех, кто готов был заразиться.

Играли забавные мелодии на губных гармошках и лютнях. Играли кто куда, но никто не обращал внимания. Шустрые молодые и не очень люди вскоре пошли приглашать дам. Филипп долго отказывался от предложений пригласить кого-нибудь — больно нелепо выглядели попытки танцевать под сбивающийся ритм, под нестройные мелодии. Но в один момент он увидел девушку. Круглолицая, курносая, в веснушках, маленькая на вид, одетая в белое, она покачивала головой в такт сменяющимся мелодиям, постукивала пальцами по столу, но делала вид, будто ей скучно, а танцы её ни капли не интересуют. И всё в ней было обычно. Настолько, что Филипп бы и не обратил внимания, но у неё была длинная русая коса. И сердце ёкнуло при взгляде на неё. Перед глазами тут же всплыли дерзкий взгляд, алая татуировка…

Филипп тоскливо вздохнул, поднялся с места и подошёл к девушке.

— Потанцуете со мной?

Она захлопала карими глазками, но шустро поднялась и подала ему руку. Она не была и на четверть так же красива в глазах Филиппа, как Анна, но он не мог отрицать: с её смехом стало немного лучше. Потом она рассказывала ему о том, что привело её на остров, о том, как ей нравится здесь. Они делились мнением о драконах, поднимались на стену и смотрели на то, как волны облизывают серые каменные стены, а белая ночь незаметно становилась утром…

* * *

На кораблях горели огни дальнего видения, освещая бескрайнюю водную гладь, окрашенную в иссиня-чёрные цвета беззвёздной ночи. Только взошедшая Новая звезда потухла, покинула небосвод ещё на год и оставила мир в кромешной темноте. И эта ночь — самая тёмная — была идеальна для испытания нового оружия.

Пирос не представлял, что его ждало.

Стоящий у трапа мужчина в капитанском мундире оглядывал железные корпуса четырёх линкоров, их туповатые носы, низкие рубки и громадные трубы. В носовой части и по обоим бортам стояли автоматические пушки. Всё судно черпало энергию из чанов: один, наполненный углём, использовался для работы двигателей, а второй, с высокоэнергетическими кристаллами, — для зарядки пушек. Сколько денег было потрачено на одно топливо! Сколько ушло на тайную переправку судов с Мэтрика на Форкселли! На всём Мэтрике не было для них ни аналогов, ни равных.

— У Пироса нет и шанса, — произнёс капитан, довольно ухмыляясь.

— Разумеется, — ответили ему из тени. Силуэт человека был едва различим. — Его императорское величество уверен в своих связях на втором материке.

Капитан коротко взглянул в сторону, но ничего не ответил, лишь медленно прикрыл и открыл глаза, а затем поднялся на борт, отдал команду и затушил огни. Перед слившимися с тьмой кораблями оставалось лишь чёрное море и побежавшие вперёд едва заметные белёсые путеводные нити.

* * *

Смотровой прохаживался по стене. За ней плескалось спокойное и величественное чёрное, как чернила, море, ударяясь редкими волнами о каменный частокол. Мужчина осматривал в бинокль горизонт, когда вдруг замер: над водами протянулись едва заметные белёсые линии, а за ними…

— Вот ты ж… — процедил он сквозь зубы.

Бинокль ударился о грудь, но смотровой и не почувствовал. Он вбежал в рубку, ударил по кнопке тревоги, и по острову пронёсся ужасающей громкости звук, от которого по спине бежали мурашки. Зажглись слепящие огни. Над островом, перекрывая сирену, прозвучало: «Вторжение! Вражеские суда у восточной стены!»

И в следующий миг огромный огненный шар разнёс рубку.

— Да чтоб их драконы съели, — прошипел генерал Армэр. Щелчок пальцев — и его голос вместо громкоговорителя пронёсся над островом: — Поднять барьер!

Одно заклинание — и купол, покрывавший только драконьи вольеры, расширился до стены.

Стоящий на носу корабля человек ухмыльнулся. Позади него раздался гром орудий — и ещё один шар загорелся в воздухе. Он разрезал барьер, как нож режет растаявшее масло, оставляя пылающие разводы вокруг дыры.

С грохотом шар врезался в землю, оставляя горящую воронку, разбрызгивая кипящую, опасную магию вокруг.

Казалось, что рушилось небо, что звёзды падали на землю, а не снаряды. Слепящие, свистящие. С грохотом и пылью.

Остров в мгновения превратился в огромный, суетящийся муравейник, где меж горящей землёй и сломанными вольерами метались люди и звери. Паника звенела в резких выкриках, во вскриках, полных ужаса и боли, в закладывающем уши грохоте.

Купол не выдерживал, и они не были к этому готовы.

Но орудия, установленные на острове несколько месяцев назад, уже обстреливали корабли, воины атаковали высаживающихся на берег солдат. А драконы — все, какие могли, боевые и нет — летели на корабли.

Вайверн взвился в воздух, как только Филипп оказался в седле. Он лавировал меж шарами, ловко уходил вниз, в сторону. И пока им везло: краем глаза Филипп заметил, как сбили дракона раза в два больше Вайверна, и он вместе с наездником камнем упал на землю. Кто-то бросился на помощь, но Филипп летел вперёд. Как стая хищных птиц, драконы окружили корабли, впивались когтями в кормы́, пытаясь сорвать листы с корпусов. Огонь поливал суда. Огромный дракон генерала Армэра сорвал одну из пушек, словно та была лёгким бревном, и бросил в рубку. Люди высыпали на палубу из горящего помещения, и тут же красноспиный дракон, немногим больше Вайверна, со светящимися метками поднял одного из членов команды корабля, взмыл в воздух и с огромной высоты сбросил того в воду.

Вайверн проскользил рядом с кормой, поливая ту огнём и мощным ударом хвоста снося людей. И вдруг чуть не перевернулся — в хвост кто-то вцепился. Неожиданный груз мешал лететь, тянул вниз и в сторону. Вайверн дёрнулся, но сбросить балласт не удалось: мужчина крепко держался одной рукой за хвост, а другой…

Филипп едва успел отбить полетевший в лицо шар.

— Вайверн, вниз! — крикнул он, и дракон нырнул к водной глади.

Он ударил хвостом по воде, и человек ушёл в волны с головой. Больше он не вынырнул…

— Филипп, нам лучше помочь на острове! — крикнул пролетающий мимо на том самом красноспином драконе Логан, молодой человек с нечёсаными чёрными кудрями.

И Филипп направил Вайверна к берегу. Пробитая стена пылала, и только это мешало врагам проникнуть на базу. Драконы и боевые маги удерживали атаку, но под не щадящим никого градом из энергетических шаров это было сложно. Нельзя предугадать, с какой стороны придёт опасность.

Вайверн было разинул пасть, но Филипп вдруг воскликнул:

— Вверх!

Дракон с распахнутой пастью рванул вверх и зашипел, плюясь огнём, — снаряд всё же задел многострадальный хвост. Успокаиваясь, Вайверн завис в воздухе, ожидая новых команд. А Филипп посмотрел вниз… и его сердце дрогнуло. Калейдоскоп из ярких, смертоносных вспышек. Огонь, заливающий чёрную воду. Падающие люди. Падающие драконы. Непобедимые корабли и размытые, кажущиеся нелепыми пятнами тела на земле.

В ушах звенело. Ему казалось, что всё бессмысленно. Что, как бы они ни старались, всё равно Райдос с их техникой победит. Потому что боевых драконов было недостаточно. Потому что было недостаточно обученных людей. Три месяца — ничто против опытной команды, снабжённой оружием, какого никто раньше не видел.

Но тут мелькнул тот самый красноспиный дракон. Блеснули его золотые отметины.

— Керрелл, всё в порядке? — Голос Логана вывел Филиппа из транса. Он вздрогнул и, бешено оглядываясь, зашептал:

— Я знаю. Я знаю!

Безумие идеи заслонило всё. Он потянул поводья, заставляя Вайверна повернуть. Они пролетели мимо недоумевающего Логана, пролетели над стеной и уже были над загонами, когда красный дракон снова возник справа.

— Ты куда?! — воскликнул Логан. — Испугался, Керрелл?

— Я делаю то, что нужно, — прошипел Филипп. Вайверн полетел быстрее, но оторваться не удалось.

— Нужно сражаться! А не улетать с поля боя, как испуганный мальчишка!

Обогнав Вайверна, Логан преградил им путь.

Глаза Филиппа опасно заблестели.

— Сражайся не со мной, а с теми, с кем должен! — выкрикнул Филипп, но Логан с места не сдвинулся. Он смотрел Филиппу прямо в лицо со злым упрямством. И это было тем, в чём у Филиппа не получилось бы уступить даже при желании. А он уступать не хотел.

— Вайверн! — проговорил он сквозь зубы.

Больше слов было не нужно. Не сбавляя скорости, с боевым кличем дракон бросился вперёд, по-орлиному выставляя острые когти. Не ожидавший такого красный едва успел уйти вниз — когти слегка задели его крыло.

— Какого дикого ящера ты делаешь, Керрелл?! — вскричал Логан, — и на него обрушился следующий удар.

К следующему красный был готов. Он ушёл вправо, развернулся — и врезался в стену. С воем он опустился на землю, а Вайверн уже летел вперёд.

База осталась позади, снизу — склон, поросший кустарником и переходящий в низкий лес. Впереди — джунгли. Дракон осмотрелся и вдруг понял. Он нервно дёрнулся и хотел было повернуть, но Филипп сильнее сжал ему бока и потянул поводья на себя.

— Вперёд, Вайверн, — процедил он.

Трясясь и наверняка понося хозяина последними словами на своём драконьем языке, Вайверн неуверенно летел вперёд. Лес, через который они пролетали, спасаясь от горного дракона, снова маячил внизу раскидистыми кронами. Филипп нервно сглотнул. Ему было так же страшно, как Вайверну, но он надеялся, что всё получится. Он не мог не попробовать. Наверно, было бы правильнее сказать о плане генералу Армэру, но только сейчас, так далеко от места сражения, Филипп подумал об этом. Теперь у него был только он сам, меч и кольчуга, до которой он то и дело дотрагивался, надеясь, что та его спасёт. В конце концов, она выдержала заклинание очень сильной ведьмы, возможно, драконье пламя ей тоже под силу.

Вайверн нервничал сильнее, подлетая к кромке леса, за которой начиналась пустошь. Единственная «гора», будто случайно оказавшаяся на равнине, сверкала золотыми метками.

— Спускайся ниже, — скомандовал Филипп. Пришла пора испытать кольчугу. Он чувствовал это.

Их встретили рыком. Опасным настолько, что Вайверн готов был юркнуть в джунгли, спрятаться меж ветвями и лианами. Висеть перед огромным диким зверем в чёрном ночном небе единственной белой точкой было опасно.

Филипп взглянул вниз. До земли — несколько метров. Но нужно было спешить. Он отпустил поводья и перекинул ногу через спину Вайверна. Тот старался не делать резких движений, чтобы не разозлить гиганта, его крылья двигались беззвучно, он пытался не подавать виду, что ему страшно, но, почувствовав движение Филиппа, едва слышно мурлыкнул.

— Ты летишь вниз и в сторону, как только я спрыгну, — чётко и тихо проговорил Филипп. В его голосе не было ни капли страха, хотя тот бился внутри, пытаясь разорвать грудную клетку, взять под контроль тело, разум. «Я всё делаю правильно», — повторял Филипп и почти верил в это.

Он посмотрел вниз ещё раз. Он почти не держался. Лишь одна нога была в стремени. «Помоги мне, Небо», — выдохнул он, крикнул:

— Эй, ты! — и прыгнул.

Рёв дракона и свист воздуха в ушах смешались. Ударная волна взметнула в воздух пыль, прошла по ногам до колен, и он упал на спину.

Первое, что увидел Филипп, придя в себя, — как жёлтые глаза со злобой смотрели на него. Дракон находился в паре метров. Один его шаг, один удар пасти — и всё. Конец. В мыслях Филипп уже верил, что всё потеряно. Когда он в последний раз пытался обуздать что-то дикое, всё разрушилось, едва успев начаться. Глупо было допускать мысль, что с огромными тварями будет иначе. Они даже не люди.

Но Филипп взял себя в руки. В том и дело — они не люди. Они опасны, но логичны. И он ведь знал, что делать. Он был почти уверен и не мог упустить этот шанс. Он уже видел, как посмотрит на него отец. Он будет доволен.

Шумный выдох — и лапа в три раза больше лапы Вайверна шагнула вперёд.

— Стой! — Филипп выставил руку, словно гигантский ящер бы её не откусил.

Он наверняка чувствовал страх, но всё же остановился. Ярость сменилась интересом.

И тут прогремел взрыв, сотрясающий воздух с такой силой, будто это произошло за спиной. Забыв о драконе, Филипп повернулся в сторону базы. Сердце рухнуло.

— Небо…

Он не знал, что могло произойти такого, что взрыв был слышен настолько далеко. Он даже не хотел думать.

Уверенность захлестнула новой волной.

— Вон там враги! — выкрикнул Филипп срывающимся голосом. Дракон опустил морду ближе. Одно клацанье зубов, и он мог бы откусить Филиппу голову. — Не здесь. — Он старался говорить размеренно. — Там. — Указал в сторону базы. — Они хотят разрушить твой дом. Они хотят уничтожить всё! А ты, — он сделал акцент, глядя прямо в глаза дракону, — можешь их победить. Ты большой и сильный.

Сердце колотилось, как сумасшедшее. По ушам бил пульс, но Филипп не отводил взгляда от глаз дракона. Тот сделал это первым — посмотрел за деревья и зарычал. Это было похоже на облегчение. Совсем как в тот раз, когда он спрятался от дракона на базе.

Филипп едва заметно махнул Вайверну, и тот, как испуганный пёс, ползком подобрался ближе.

Дракон медленно поднялся в воздух и закружил над поляной, будто призывая. Филипп вернулся в седло, и осмелевший Вайверн поднялся к каменному дракону. Тот с шумом разрезал крыльями воздух и помчался к базе.

* * *

Все разлетелись в стороны, завидев сверкающего каменного гиганта. Оставшиеся орудия — а их было ещё два корабля — тут же сменили свою цель. Но казалось, что дракон ударови не почувствовал — вспышки его только разъяряли.

— Это корабли, — крикнул Филипп. — Они — враги.

С рёвом дракон спикировал, схватил обе пушки сразу с одного судна и вырвал их с корнем — и бросил. Нос корабля накренился от удара. Самоубийственно с новой силой засверкали выстрелы оставшихся орудий.

Дракон генерала Армэра, уставший и с потрескавшейся местами от ожогов чешуёй, подлетел к Филиппу. Генерал выглядел озадаченно.

— Он тебя слушается?

— Не уверен, — признался Филипп, неотрывно глядя, с каким остервенением дракон разрывает обшивку последнего, пытающегося повернуть назад корабля. — Но точно понимает.

Генерал удовлетворённо кивнул.

— Поможем новому знакомому.

Он похлопал Графита по спине, и они спикировали к тонущему кораблю, поливая его обломки огнём. Филипп усмехнулся и направил Вайверна вниз, к пытающимся уплыть солдатам. Их нельзя было просто так отпускать.

Схватив сразу двоих за шиворот, Вайверн с некоторым усилием поднялся и полетел к острову. Берег был завален телами. Обе башни и большая часть стены оказались разрушены, внутри горели вольеры и здания. Но, к счастью, из врагов на территорию удалось попасть и выжить там только пленным, и те под тщательной охраной, окружённые чарами, были загнаны в один из вольеров. В него бросил Вайверн тех, кого захватил ранее, и вернулся на берег. Из пасти вырвалось пламя, преграждая путь лодкам.

Филипп посмотрел в море. Над полыхающими обломками кораблей кружили два дракона: Графит и каменный гость. Генерал Армэр стоял на спине своего дракона и что-то говорил, и, пусть его слов было не слышно, Филипп понимал: он что-то объясняет внимающему каменному. Тот смотрел на генерала, сверкая золотыми глазами, а потом взвился высоко в небо, победно зарычал… И улетел.

Филипп, открыв рот от разочарования, смотрел ему вслед, пока светящиеся метки не растаяли вдали на медленно светлеющем небе.

Занималась заря. По кромке воды золотом растекался солнечный свет, словно огонь с востока желал присоединиться к тому, что уже горел здесь. Чёрное небо серело, и свет этот, казалось, стирал всё, что происходило ночью. Уже не летали вспышки. Никто не сражался. Не были слышны гром орудий, клацанье мечей и арбалетов, свист заклинаний. Лишь тихо догорали обломки кораблей в нескольких метрах от берега.

Они победили. Филипп не мог поверить. Всё пронеслось слишком быстро, словно сон. Кошмар. Он разбудил посреди ночи, заставил нервы напрячься, натянуться, раскалиться — и бросил в один момент, отступая и оставляя после себя обломки.

Вокруг лежали тела. Они плавали в воде, свисали со стен и скал у берега, окрашивали кровью песок. Тела не только человеческие. В очередной раз перелетая через стену на базу, Филипп подумал о том, скольких из этих людей он успел узнать, и липкий страх, сводя желудок, пробежал по телу.

Война. Вот она, только что предстала перед ним во всей красе. Он никогда не был к ней так близко. Всё время он был уверен, что его специально держат далеко от неё, но вот — она пришла. От неё нельзя было спрятаться даже на острове, кишащем опаснейшими, редчайшими тварями. Наверно, им всем повезло, что они победили.

Филипп спешился, только теперь понимая, как болят колени после прыжка.

Он осмотрелся, ища взглядом Грига. Они не виделись, когда начался хаос, и всё, на что мог надеяться Филипп — что не найдёт тело товарища среди тех, кто отдал свои жизни на берегу, в море или здесь, под обгоревшими балками и камнями.

Вместо Грига Филипп увидел Логана. Хмурясь и глядя исподлобья, он откинул назад пропитанные с одной стороны кровью волосы и протянул Филиппу руку.

— Я ошибся, — коротко сказал он. — Признаю.

Филипп коротко улыбнулся, совсем без энтузиазма, и пожал Логану руку.

— Думаю, нам стоит помочь раненым.

* * *

День казался мучительно долгим. Он начался в ночи и до сих пор не кончился, пусть солнце давно перешло пиковую точку и медленно клонилось к горизонту. Всех раненых перенесли в медпункт, тех, кому не хватило места — в специально переоборудованные комнаты. Филипп слышал, что кого-то перевезли на материк со сложными травмами, с которыми могли справиться только там. На Мэтрик отправили и пленных. Поговаривали, среди них был важный человек, который мог знать о планах Райдоса.

Григ был жив, но подавлен. Весь в ожогах, с подпалёнными волосами, он лежал на койке и причитал о драконах, о том, что не смог спасти всех и теперь их тела вместе с прочими должны были, по старому обычаю, предать огню. Верили, что драконы могут упокоиться лишь так. Они пришли из огня — они должны с ним и уйти.

Людей хоронили кого как: некоторых отсылали родственникам, некоторых закапывали в именных могилах — ничего особенного, лишь камень с именем и датой рождения — а кто-то отправлялся в последний путь, подобно драконам: развеянный пеплом над джунглями острова.

Всё это проходило в гнетущей тишине, которая всё ещё казалась непривычной после грома битвы. А Филипп в это время боялся другого грома: генерал Армэр вызвал его к себе с намерением что-то обсудить, и он понимал, что именно.

— Вы повели себя крайне безрассудно, ваше высочество, — сказал он.

Филипп сцепил руки за спиной и опустил глаза в пол.

— Вы ведь понимаете, что этот дракон мог оказаться менее лоялен? Тогда вас бы уже не существовало.

— Я понимаю, — коротко ответил Филипп. В горле пересохло.

— А ещё, полагаю, вы хотите мне что-то рассказать о вашем «знакомстве» с этим драконом. — Генерал изогнул бровь, глядя на Филиппа.

— Не хочу, — пробурчал тот, и на лице генерала отразилось изумление, — но, полагаю, выбора у меня нет… — И он, не глядя на генерала Армэра, рассказал про ту ночь, когда летал в самоволку и случайно столкнулся с каменным драконом, обходя при этом сцены с Григом. Генерал был достаточно умён, чтобы догадаться. А если нет… Что ж, разницы Филипп не видел.

Армэр протяжно хмыкнул, выслушав, сел в кресло и, почёсывая подбородок, посмотрел на Филиппа.

— Вы, наверно, собираетесь рассказать обо всём моему отцу, — безжизненно, но с едва уловимой злобой сказал тот.

— Разумеется, — кивнул генерал. — Думаю, его величеству будет интересно узнать, как его сын всех спас. Я от вас такого не ожидал. Ожидал, что вы будете лучше многих, потому что я вас знаю и знаю вашего отца, но даже моей фантазии не хватило, чтобы такое представить. Ты молодец, Филипп, слышишь?

Филипп вздрогнул. Он… слышал. И отчего-то то, что он слышал, было удивительно. Он ожидал любой кары, вплоть до отправки домой, где, разумеется, отец бы его отчитал со всей строгостью, на которую был способен. А тут… похвала. И ему сказали, что он всех спас. На то и был расчёт, но Филипп не думал, что об этом могут сказать.

— Спасибо, сэр, — выдохнул он, всё ещё глядя в пол. — Разрешите…

— Разрешаю. Увидимся через пару дней, я всё ещё надеюсь, что смогу тебя чему-то научить.

Филипп кивнул и, благодарно улыбнувшись, вышел за дверь. А генерал Армэр достал синернист.

* * *

Элиад Керрелл долго молчал, глядя в стену. Перед глазами всё ещё стоял блеск синерниста, а в ушах эхом отдавался голос Армэра. Тот только что сообщил ему о нападении на остров, о том, что его удалось отбить, но лишь с помощью драконов и… Филиппа.

Пальцы непроизвольно сжимались в кулаки. Ему не хотелось этого признавать, но идея сработала. Филипп был прав. Кто бы мог подумать!

«Ты недооцениваешь своих сыновей».

Элиад раздражённо разжал пальцы, и стоящее в чернильнице перо рассыпалось пеплом.

14^[3]

Когда в воздухе прогремели слова «Срочная эвакуация!», мир замер на мгновение. Несколько секунд растянулись на вечность, и на головы жителей свалилось неожиданное понимание. Понимание того, что так не хотелось принимать последние месяцы. Там, за полем, давно летали энергетические шары, над посёлком не раз проносился звук взрыва, на окраинах те, кому не повезло, узнали, что будет, если в сад попадёт сфера размером с валун. Люди бежали и раньше. Спасали себя, детей, имущество… Но это были, может быть, сотни. Ничтожные числа в сравнении с тем, сколько оставалось. Люди верили — из последних сил, безнадёжно и слепо — в то, что находящийся на другом берегу реки полигон сможет их защитить. Он был важной точкой, последним оплотом, который держал барьер, отделяющий поражённый войной юг от других земель. Казалось немыслимым, что армия не удержит врагов здесь. Было дано столько обещаний, столько слов было сказано, чтобы уверить: всё будет хорошо. Давно летали слухи о драконах, приходили вести, что те смогли выгнать захватчиков у Южного моря и вот-вот прибудут…

Но, когда воздух разрезало сиреной, надежда рухнула.

Вместе с ней рухнула и тишина.

Топот ног. Хлопки дверей. Обеспокоенные крики и чёткие команды «Проходите к порталам» от появляющихся на улицах военных. Всё смешалось в один страшный, оглушительный гул. Стучали створки шкафов, ударялась друг о друга посуда. Всё, что вмещалось в руки, в карманы, в чемоданы, в сумки — люди уносили всё, спеша к нарисованным на земле руническим кругам. Никто не знал, куда их отправляют. Дальше от юга — это всё. А что там, дальше? Вернутся ли они когда-нибудь? Будет ли куда возвращаться?..

И именно во время всеобщей паники на улице появились четверо: трое молодых людей и девушка. Все, кроме коренастого парня в расстёгнутой меховой куртке, подозрительно оглядывались по сторонам. Он же, уперев руки в бока, с улыбкой поднял голову к серому, тяжёлому небу и полной грудью втянул отдающийся пылью и дымом воздух, оглядывая полуразрушенные дома, пробоины в крышах, разнесённые в щепки заборы, воронки с обугленными камнями посреди дорог, в разорённых садах. Мимо проносились люди. Тут и там слышались крики и ругань. Но ему была неинтересна паника. Глаза его блестели, словно он всегда хотел оказаться именно в этом месте.

Но радоваться ему пришлось недолго: тяжёлая рука легла на плечо, и спокойный серьёзный голос над ухом произнёс:

— Молодые люди, объявлена тревога. Вам необходимо покинуть посёлок. Пройдите к порталам или телепортируйтесь самостоятельно.

Хог дёрнулся, скидывая чужую руку, и крутанулся к мужчине. Это был патрульный в форме Пироса. Его зоркий глаз заметил компанию тут же, и те показались подозрительными.

— Ближайший портал за поворотом, — с нажимом проговорил мужчина. — Будьте добры пройти туда.

Он указал прямо за спину Хога, который всё ещё ошарашенно глядел на военного.

— Вас проводить?

— Мы разберёмся, командир, — наконец отозвался Хог сквозь зубы и кивнул друзьям, мол, пойдёмте.

Он оглядывался на провожавшего их взглядом мужчину, пока они не зашли в проулок меж двумя трёхэтажными зданиями. За ними виднелся длинный хвост очереди, люди в ней кричали и ругались, стремясь скорее попасть в спасительный портал. Но к очереди компания не пошла.

— Пристал, — пробубнил Хог, топнув ногой, и по земле расползлись неглубокие трещины.

Анна закатила глаза и скрестила руки на груди, чувствуя, как гудит воздух от напряжения. Даже без взрывов он был опасен: нервировал, заряжал дикими эмоциями, казалось, что мог свести с ума…

— Ну и зачем мы здесь, Хог? — спросила она, выглядывая из-за угла.

— Разве ты не понимаешь? — удивился Хог, выгибая одну бровь и самодовольно улыбаясь. — Война — это всегда выгодное место для наживы. А здесь, сейчас, когда вот-вот грянет гром, аурники вроде тебя, — он ткнул в Анну пальцем, — вообще на вес золота.

— Что ты такое задумал?

— Всего лишь договорился с важным человеком с Райдоса, Анка. Нам хорошо заплатят за то, что ты кинешь парочку молний.

— Я тебе что, оружие на продажу?!

Опасно блеснула ярко-алая искра.

— Я тебя не продаю! — Хог мотнул головой. — Я делаю то же, что всегда: нахожу нам работу. Подумаешь, убить ей нужно не зверьё в лесу, а парочку военных в городе.

— Тихо, — вдруг выдохнул Орел.

Анна взглянула на брата — и вскинула руки. Вокруг всех четверых разросся полупрозрачный купол, и в тот же момент прямо за ним разорвался врезавшийся в стену дома снаряд. Снесённый взрывной волной Хог, ругаясь, упал на землю. Харон бросился ему помогать.

Земля снова содрогнулась. Истошные крики раздались с другой стороны улицы. Анна сняла защиту и выглянула из-за угла. Люди в панике, толкаясь и давя друг друга, бросились к порталам, в ужасе косясь на дымящуюся воронку в каких-то метрах от них. Приказы выстроиться в колонну игнорировались. А град из снарядов усиливался. Ещё один попал в крышу дома, и обломки с грохотом обрушились на землю.

— Понимаешь, почему это плохо?! — выкрикнула Анна.

Хог бросил на неё злой взгляд и прорычал:

— Уходим отсюда. Быстро. Прячемся в любой дом.

Он кивнул назад, туда, откуда они пришли. Выбежав из укрытия, они бросились на другую сторону улицы и дальше, в частный сектор. Дома там стояли брошенные и полупустые. В некоторых уже не осталось окон и дверей, в крышах зияли дыры, но это было неважно: четвёрка нырнула в ближайший дом, и Хог припёр вход болтающейся на одной петле дверью.

То ли расстояние, то ли закрытое помещение — что-то приглушило взрывы. Стало спокойнее.

Орел сполз со спины Харона и подозрительно осмотрелся. Коридор был пуст и тих. Он проходил через дом насквозь, устланный ковровой дорожкой, как и ведущая на второй этаж лестница. Стены были обклеены голубыми в цветочек обоями, двери с потрескавшейся белой краской украшали вручную нарисованные птицы. Кто бы в доме ни жил раньше, они определённо пытались придать ему уют.

В коридоре осталась тумба, в комнате — наверно, в гостиной — вся мебель и пустые шкафы. На одной из стен даже осталась висеть забытая картина: сверкающая под солнечными лучами река.

— Чудно! — заключил Орел, уперев руки в бока. — Нам бы такой дом. — И топая тяжелыми ботинками направился на кухню.

Харон — следом.

— Невероятно! — вслух размышлял Орел. — Люди столько всего тут кинули, а ведь скорее всего ещё пара таких деньков — и дом свалится к чертям. Было бы неплохо что-нибудь да прихватить, когда будем возвращаться.

— Ещё один хочет вернуться?! — недовольно выкрикнул Хог, оценивающе осматривая кухню.

— Ну, знаешь ли. — Орел скривился, но спорить не стал — пошёл дальше, заглядывая в кухонные шкафы.

Оттуда вынесли всё, что только смогли: из посуды на полках остались лишь тяжёлые чугунные сковородки, кастрюли да пара стаканов из толстого стекла. Шторы сняли, не было ни скатертей, ни полотенец, но на подоконнике остался одиноко стоять маленький кактус в расписанном теми же птичками горшке. Его словно забыли в спешке или посчитали недостойным спасения.

— Обчистили! — завыл добравшийся до ящика с едой Харон. На полке стояли горшочек меда и испорченная каша.

— Ну, картошку я нашёл, — попытался подбодрить друга вылезший из-под стола Орел, тащивший за собой сетку картофеля.

В его руках появился ножик, и он торжественно протянул его и сетку сестре.

— Благословляю. — Орел улыбнулся — и только чудом Хог успел утянуть его за собой на пол, прежде чем крупная искра попала в стену и оставила на ней чёрное обгорелое пятно.

— Это не я, — проговорила Анна, косясь на разбитое стекло.

С улицы потянуло порохом.

Орел скривился, словно готов был зарыдать.

— Мы тут все умрём!

* * *

Хог на своём настоял, и они остались. Дому пока несказанно везло: он успел лишиться стёкол на первом этаже, когда в сад упал снаряд, но и крыша, и стены уцелели. И всё же новые хозяева рисковать не хотели, а потому почти всё переехало в подвал: Харон и Хог перетащили диваны и кресла, Анна, облетев округу, нашла что-то, что выглядело, как еда: консервы сомнительного срока годности, не успевшие сгнить овощи и даже печенье и заварку, оставленные в милой квартирке, откуда, кажется, не забрали вообще ничего. Может, некому было забирать…

Орел слонялся без дела, чувствуя себя ужасно бесполезным. Это было не впервой, но именно здесь и сейчас ощущалось особенно остро. Наверно, так действовал посёлок. Он был абсолютно пуст, уныл. Ни одна собака не пробегала за окнами, что говорить о людях. Обычно они останавливались в шумных городах, и там можно было по крайней мере пойти выпить и расслабиться, забыться. Здесь — нет.

Здесь можно было сидеть в углу и не попадаться никому на глаза. Анка всем видом показывала, насколько её бесит всё и вся, а Хог, выведенный её отношением, постоянно срывался и запрещал делать хоть что-то полезное, что-то, что могло бы отвлечь. Один раз Орел спустил в подвал несколько пледов и простыней — он мог это даже в детстве, когда был слабее и менее выносливым — и получил выговор от Хога: «Тебе было сказано ничего не делать. Я понимаю, что не слушать меня у вас семейное, но что могло быть проще?!»

«На кой ты меня взял сюда вообще», — хмуро отозвался тогда Орел и упал в кресло, подперев щёку кулаком.

Харон бросил на него сочувствующий взгляд.

Зная, что Хогу это не понравится, Харон не подпускал Орела даже к готовке, которую свалили на него. И не то чтобы кто-то умел лучше, но стряпня Харона даже выглядела несъедобно. Серая, безвкусная жижа с плавающими в ней кусками белой недоваренной картошки и мясных консервов. От этого варева разносился отвратительный запах по всему подвалу, находиться там было невыносимо, но готовить где-то ещё не рисковали: мало ли кто заметит дым или учует запах. Сомнительно, чтобы такой запашок кого-то привлёк, но стоило поберечься.

Сейчас, не найдя ничего лучше, Орел сидел на полу под окном в полупустой комнате, смотрел в пустоту и вертел в руках нож. До него донеслись приглушённые споры Анны и Хога. Без них не обходился ни один день в этом доме, в этом месте. Они усыпляли своей необычной привычностью, а ведь раньше, ещё год назад, Анка с Хогом почти не ругались.

И Орел знал, кого винить. Зло выдохнув, он швырнул нож в стену. Тот ударился о дверной косяк и со звоном упал в груду прочих. Сегодня явно был не его день: в стену воткнулось всего три… из трёх десятков. Но ничего. Однажды нож достигнет цели, и принц Керрелл пожалеет, что посмел появиться в их жизни.

Орел недовольно покачал головой и создал ещё один. Гладкое лезвие приятно холодило пальцы, дорогая сталь успокоила. И что такое забыло в потоке? Там, откуда он мог брать любые вещи, в потоке между реальностью и вечностью, редко оказывалось что-то настолько искусное. Такие кинжалы берегли как зеницу ока, не уничтожали после смерти прежнего хозяина, сохраняя как трофеи. Даже не как трофеи — как реликвии.

Вдруг Орел вздрогнул, и нож скользнул по руке, оставляя порез от большого пальца до противоположного края ладони. Но Орел не обратил на это внимания, прислушиваясь. Ему могло показаться, но напряжение вцепилось в него холодными пальцами и не отпускало.

Он приподнялся и осторожно выглянул в окно.

На другой стороне улицы ходили солдаты. В руках их блестели длинные чёрные ружья. Мужчины заглядывали в каждый дом, выбивали двери и выбрасывали на улицу стулья, картины, полки — всё, что можно было продать или использовать. Оставалось вопросом времени, когда они нагрянут к ним.

Орел опустился, привалился на секунду к стене, глубоко вдыхая, и поднялся на ноги. Он должен был предупредить, пока была возможность.

Стоило открыть дверь в подвал, как голос Анны резанул по ушам сильнее, чем нож по руке.

— Понимаешь, что нас тут всех убьют, да?!

— Мы можем убить быстрее! — Хог был близок к тому, чтобы тоже сорваться на крик.

— Какого чёрта мы вообще вмешиваемся в политику?! В войну!

— С такого! Я так сказал, и вы будете это делать!

— Ребят… — проговорил Орел, косясь назад, но его не услышали.

— Ты уже связывался с заказчиком? Почему нет?!

— Потому что он не отвечает! И вообще меня бесит, что ты всем недовольна. Всем, Анка!

— А я должна радоваться каждой твоей идиотской идее?! Ты обещал мне Форкселли, а вместо этого мы торчим здесь, где нас могут убить!

— Я тебе сказал: мы здесь по делу! По-твоему, на что мы жить будем на твоём грёбаном Форкселли?! И нас не…

— Да заткнитесь вы наконец! — вскричал Орел.

— Чего тебе?! — рявкнул Хог.

И в этот момент с грохотом рухнула выбитая дверь. Орел побледнел.

— Это… — промямлил он.

Орел упал на пол — прямо над его головой просвистел выстрел и врезался в полупрозрачный щит. Не успели военные выстрелить ещё раз, как на них полетел сноп молний, заставляя броситься врассыпную. И всё же одно тело с глухим стуком рухнуло на пол.

Хог рывком поднял Орела на ноги.

Снова посыпались выстрелы. Снова засиял защитный барьер.

— Их становится больше…

Анна переглянулась с Хароном.

— Мы их отвлечём, — сказала она.

Харон с боевым кличем выбежал из-под купола, несясь прямо на столпившихся в коридоре военных. Он не обращал внимания на выстрелы: его кожа была достаточно плотной, чтобы те не причиняли ему вреда. А вот он вред причинить мог: несколько мужчин рухнули на пол с разбитыми лицами.

Анна поморщилась от хруста ломающихся челюстей и костей. Она мешкала. Их всё ещё атаковали, о щит разбивались новые и новые сферы. Она не знала, как оставить брата и Хога без защиты. И последний это почувствовал.

— Мы справимся, — сказал Хог, хмурясь. — Здоровяку нужна помощь.

Он был прав: Харон успешно прокладывал себе путь к выходу, но военных было слишком много для него одного. Анна не могла оставаться в стороне. Она перелетела вперёд, посылая несколько молний по сторонам.

— Давай выманим их на улицу, — предложил Харон, оказавшись за спиной Анны. Секундная передышка под щитом — и он снова ринулся в бой. Последний загораживающий выход мужчина отшатнулся, но это его не спасло — огромная рука схватила его за грудь и впечатала в стену. Обмякшее тело упало на пороге.

Под градом ярких вспышек Анна застыла в дверном проёме, всё ещё окружённая щитом. И вокруг него, как кольцо, как лента, понеслась, шипя и извиваясь, энергия. Все выстрелы, вся магия оружия и воинов — они накапливались, собирались вокруг, готовые взорваться в любой момент.

— Наверх! Быстро! — Хог потянул застывшего на месте Орела за собой.

И он оказался не единственным, кто-то понял.

— Назад! — выкрикнул один из солдат, но было уже поздно.

Хог накрыл собой Орела, когда дом задрожал от взрыва. С грохотом развалилась лестница. А потом наступила тишина. Долгая и нервирующая.

Хог подобрался к краю, где зависли в воздухе уцелевшие ступеньки. В пыли и обломках чернели тела, но большего он рассмотреть не мог.

— Надеюсь, с ней всё нормально, — едва слышно проговорил он.

Подползший ближе Орел вытаращился на него, как на сумасшедшего.

— Не волнуйся, — хмыкнул Хог. — Лучше поищи, где сможешь спрыгнуть.

Орел побледнел сильнее, сжался, но всё равно кивнул. Слово «прыгать» ему нравилось ничуть не больше, чем «бегать».

— А ты?

— А я вниз. Надеюсь, твоя сестрица не оставила никого, кому можно надрать зад, но лучше проверить… и избавиться от дома.

С этими словами Хог спрыгнул.

Орел поднялся на ноги и, осматриваясь, пошёл по недлинному коридору, пытаясь сообразить, под окном которой комнаты находится сад. Половицы скрипели под тяжёлыми ботинками, сердце стучало, как сумасшедшее. За двадцать лет он привык к постоянной боли в мышцах, ноги давно перестали не слушаться в такие моменты, и порой Орел чувствовал себя нормальным, просто… слишком медленным и постоянно нуждающимся в перезарядке.

И тут раздался звук разбитого стекла, а за ним — ругательства Хога на весь дом. Орел понял: внизу что-то не так. Он перегнулся через перила, увидел людей в чёрной форме — и тут же нырнул обратно, его пока не заметили.

В ушах стучало. Руки тряслись.

Он старался двигаться беззвучно, но от этого движения получались ещё медленнее, он вяз в воздухе, а сил не хватало, чтобы его разрезать.

Но обернулся Орел быстрее, чем мог представить. И как раз вовремя, чтобы упасть на пол, уворачиваясь от выстрелов. Светящаяся пуля прорезала куртку и обожгла кожу, проходя по касательной.

Орел видел, как она это делает. Потому что время замедлилось.

Он вскинул голову. Волосы падали на глаза, но не мешали видеть удивлённо застывших мужчин. Те двигались, словно завязнув в желе, шагали будто в болоте. И нажимали на спуск в замедленном действии.

Орел хищно усмехнулся. Теперь они были в его положении, а он видел все их слабые точки. Те, попав по которым, он мог выиграть. Первой, разумеется, были руки: когда ты слабый маг и вынужден пользоваться оружием, стоит отнять то, чем ты оружие держишь — и всё.

Выхватив прямо из воздуха острый и лёгкий нож, Орел бросил его — точно, прицельно — и снял замедление. Среагировать у противников времени не было, и один из мужчин с криком выронил оружие. Нож воткнулся ему в запястье, пробивая его насквозь, разрывая небронированный манжет. Орел бросил ещё один нож — наугад, в надежде, что навыки не подведут — и нырнул в первую попавшуюся дверь.

Уцелевший свистнул, призывая подмогу, и бросился за Орелом. Но ручка не поддалась.

Орел, задыхаясь, раскрыл окно и сел на подоконник. Он едва успел сдвинуть шкаф, чтобы дать себе небольшую передышку, пока кретин в форме будет пытаться пробить дверь. Он посмотрел вниз. Второй этаж — не так уж высоко, но опасно. У него уже болело всё, он бы не допрыгнул даже до дерева, которое стояло неподалёку. Он бы не долетел в прыжке до кустов, чтобы смягчить падение. Не смог бы оттолкнуться.

И тут дом задрожал.

— Мать твою, Хог! — прошипел Орел сквозь зубы. Хог уже исполнял свой план: он хотел разрушить дом и погрести под его обломками всех оставшихся в живых военных.

По стене прошла трещина. Задрожал загораживающий дверь шкаф.

— Мне крышка, — простонал Орел и вцепился в раму.

Шкаф рухнул на пол. На него ступил, проламывая заднюю стенку, мужчина в чёрном. За ним — ещё один. Они огляделись, и первый молча ткнул пальцем в сторону. Они перевернули кровать. Пусто.

Другой кивнул на окно.

Воздуха было слишком много, чтобы дышать. Орел стоял на тонком выступе и вжимался спиной в стену. Его должны были рано или поздно заметить. Если нет, то в один момент он просто не выдержит вибрации дома и упадёт, сломает шею и последним, что сделает в жизни — проклянёт Хога. Он уже прокручивал в голове что-то особо жестокое, например, всю жизнь провести в компании Анны. Он бы никому такой участи не пожелал. Сестрица его порой бесила так, что он ещё сильнее ненавидел свою крайнюю неподвижность. Иначе давно свалил бы от неё подальше.

И всё же она была бы сейчас как нельзя кстати.

Неплотно закрытая рама скрипнула, и Орел встретился взглядом с выглянувшим из окна военным. Тот гадко усмехнулся и хотел было запустить в Орела сферой, но дом качнуло, с грохотом обрушилась его противоположная часть. Орел завопил. Мужчина вцепился в раму, чтобы не вылететь, и тут ему в голову прилетела молния. Труп легко качнулся и мешком рухнул вниз, неестественно распластавшись на траве. «Меня ждёт то же самое», — Орел истерически рассмеялся.

Второй военный подбежал к окну, перегнулся через него, заметил товарища — и поставил щит. Молния Анны ударилась прямо в него.

— Я думал, что сдохну тут! — закричал Орел сестре, а та ловко увернулась от полетевшего в неё луча.

Дом снова задрожал.

— Да чёрт бы с ним, — кинула Анка сама себе, — всё равно не жилец.

Пропустив мимо ещё одну атаку, она бросилась к брату. Орел из последних сил вцепился в стену и, зажмурившись, взывал к небу, чтобы хоть оно его спасло. Спасло не оно — Анна схватила Орела за плечи, и они вместе телепортировались за секунду до того, как, погребя всех под обломками, здание осело и в небо поднялся столб пыли.

Они оказались на земле, на другой стороне улицы, в нескольких метрах от развалившегося дома. Орел огромными глазами смотрел на руины, пытаясь понять, что произошло. Пока он осознал лишь, что жив и стоит на твёрдой земле, не рискуя никуда свалиться. Словно чтобы убедиться в этом, он взглянул под ноги — и в этот момент его поразила страшная мысль.

— Хог! — выкрикнул он и хотел кинуться к тому, что осталось от дома, но ноги не послушались, и он едва не рухнул на землю. — Тебе не интересно, что с ним?! — Орел бросил на Анну испепеляющий взгляд.

— А тебе не интересно, что с Хароном? — огрызнулась она и направилась к обломкам.

— А чт-то с Хар-роном? — промямлил он и поплёлся следом, тяжело дыша ей в спину.

— Да всё в порядке с ним, — рыкнула Анна и запустила молнией в навалившиеся друг на друга плиты — мало ли: Хога могло завалить. — Харон ищет нам новый дом. А вот Хогу будет лучше, если с ним что-то произошло: если его не убило завалом, это сделаю я. Я изначально говорила, что идея отвратительная!

— Кажется, меня ждёт страшная кара! — рассмеялись за спиной.

Анна крутанулась и смерила взглядом Хога. Тот выглядел вполне живым, только пыльным и растрёпанным, и один рукав куртки был опалён заклинанием.

— Ты всё ещё думаешь, что я неправа? — прошипела она.

Хог закатил глаза, откинул голову назад, втягивая воздух сквозь зубы и всем видом показывая, насколько ему надоела эта тема, но начать ему не дал Харон.

— Ребята! — пробасил он, улыбаясь во весь рот, несмотря на то что на лице красовалась полоса, как от удара кнутом, над бровью запеклась кровь, а одежда была порвана в нескольких местах.

— Здоровяк, ты жив! — Орел просиял ещё сильнее, чем когда увидел Хога, и, путаясь в ногах, побежал к нему — прочь с хрупких, потрескавшихся бетонных плит.

— Ну, как успехи? — спросила Анна.

— Я нашёл! — Харон радостно закивал, обнимая Орела одной рукой, и махнул в сторону другой. — В другом конце района. Ничем не хуже, и там даже больше окон целы.

— Прекрасно! — Хог потёр руки. — Нам стоит поторопиться…

— Точно. Давно пора. — Озираясь, Анна спрыгнула с обломков к парням. Она чувствовала, что за ними следят. Она сама столько раз была охотником, что прекрасно знала, каково это — быть на мушке. И ей это не нравилось.

* * *

Новый дом уже успели ограбить. В нём не осталось ни посуды, ни простыней, ни штор, лишь пустые ящики, голые стены и разрезанные кресла, диваны и матрасы. Впрочем, выбирать не было ни времени, ни желания, а потому Анна и Хог просто забрали всё, что осталось целым после грабежей военных. Анна даже умудрилась попасть в подвал их старого убежища. Там было темно, пыльно, потолок грозил обрушиться в любую секунду, но она смогла забрать оставленную куртку Харона, пледы и консервные банки.

Хог принёс несколько кошельков и магических ружей, которые забрал у погибших. «Да тут столько! — толстые пальцы Харона перебирали серебряные монетки. — Они словно и не на войну собирались». Орел в это время рассматривал оружие. Такое — огнестрельное, новомодное, пришедшее из-за моря незадолго до начала войны — он не любил. Ножи всегда были ему ближе, да и достать их из потока было проще.

Брезгливо перевернув автомат, Орел вдруг распахнул глаза и выскочил.

— Хо-ог, — протянул он. — А на чьей мы вообще стороне?

Хог бросил на него непонимающий взгляд.

— Ты это к чему?

— Да к тому, что все эти воины были с Райдоса.

Он бросил ему сорванный с ружья значок. Хог поймал его, повертел в пальцах и сжал зубы.

— Кажется, мы в дерьме…

Орел хмыкнул, оторвал значок с другого ружья и задумчиво уставился на него.

* * *

Холодный весенний ветер бил в лицо, заставляя глаза слезиться. Он пробирал до костей, проникая под тонкую кожаную куртку. Анна пыталась кутаться в шарф, Хог принёс из дома плед, завернувшись в него, как в мантию. Теплее стало ненамного.

Несильно помогали и гадкие похлёбки, что продолжал готовить Харон. Он пытался что-то сообразить из продуктов, которые и продуктами-то было назвать сложно, но после дня, проведённого под ледяным ветром, даже самая ужасная на вкус, но горячая еда казалась небесным даром.

Они проводили почти весь день на крыше, на холодной черепице, следя за районом, защищая территории. Не хватало потерять ещё один дом. Хог называл это «охотой на охотников», и пока в их каменном лесу было тихо. Словно их боялись, и Анна могла понять почему.

Тем не менее осторожность была не лишней, пусть от неё и коченели пальцы на руках и ногах, болели глаза, а горло постоянно першило. Анна знала, что Хог чувствует то же самое, но он разыгрывал перед ней настоящий спектакль: улыбался, подбадривал… А вечерами она слышала, как он ругается от отсутствия горячей воды.

Впрочем, хорошо, что вода была вообще. Её грели на костре, а потому весь дом пропах дымом, паром и той гадостью, которую они пытались есть.

— Последний раз, кажется, так плохо готовил я лет шесть назад, — шутил Хог после обеда, прижимая к себе Анну. Та была не против: рядом с ним было намного теплее.

Она усмехнулась и потёрла руки.

— Тогда было лето, можно было найти что-то посъедобнее.

— А ведь главное, что никто с тех пор так и не научился готовить!

Анна отставила пустую жестяную тарелку в сторону и вздохнула, задумчиво отводя взгляд. Все будто сговорились, заставляя её вспомнить то, что вспоминать не хотелось.

С час назад она взяла две тарелки — себе и Хогу, и они приятно обжигали пальцы. Она была бы благодарна любой магии, которая могла сохранить тепло хотя бы тарелкам, но, наверно, в такую холодную погоду никакое заклинание не помогло бы.

Она уже спешила на улицу, на крышу, когда её окликнул Орел.

— Анка!

— Чего тебе? — рявкнула Анна, высовываясь из дверного проёма.

— Нам нужно поговорить. — Орел поморщился, понимая, как странно это звучит. — Я долго думал над теми значками Райдоса, над их формой вообще и понял…

— Давай потом. — Она махнула рукой, пытаясь уйти, но Орел крикнул ей вслед:

— Такие же были у тех кретинов, которые чуть не убили нас тогда!

Анна замерла, как громом поражённая. Картины шестилетней давности почти выветрились из памяти: то, как на их деревню на юге напали, как они с Орелом прятались в лесу до самой ночи, а потом Анна решила вернуться и забрать то, что отец называл гарантом их безопасности — завёрнутую в платок железную пластину. Гарант безопасности… Их едва не убили из-за неё!

Пластина лежала в кладовке, о ней не вспоминали. Анна вообще не думала о том, что произошло шесть лет назад. На севере, в сотнях километров от дома детства, это было легко. А здесь, в южном посёлке, воспоминания о разрушенном доме призраками смотрели из разбитых окон, с повреждённых фасадов.

И вот Орел тоже вспомнил. Теперь, глядя на посёлок, Анна видела как наяву, как её собственная молния врезается в здание и его лижет волшебное белое пламя, уничтожая людей, что пытались убить и её, и её брата. Тогда было жутко. Опустошающе страшно…

В ту ночь их из разрушенного дома забрал Хог… Анна посмотрела на него и положила голову ему на плечо. Если бы не он, она не представляла, что было бы дальше. Быть может, их бы с Орелом всё же поймали. Или они умерли бы в лесу от голода. А он подобрал их, накормил странными на вкус бутербродами и предложил пойти с ним — он как раз возвращался домой на север. Они стали командой, были ею уже шесть лет. И всё это время Анна не сомневалась, кем были те люди и что им было нужно. Они навсегда отпечатались в её памяти красными мундирами магической пехоты Пироса. Шесть лет — никаких сомнений. А теперь…

Хог вздрогнул и внезапно нахмурился, глядя вдаль.

— Надеюсь, что мне кажется, — сказал он и показал на горизонт. — Ты это видишь?

Новый дом стоял за пару длинных рядов одинаковых одноэтажных домиков от края посёлка. Недалеко пролегала река, и можно было видеть, как спускается к ней пологий берег, покрытый прошлогодней травой. На другом берегу виднелся огромный краснокаменный бастион. На сереющих холмах он выглядел вызывающе, словно мишень.

Анна непонимающе покачала головой. Ничего особенного она не видела или не замечала.

Хог сжал зубы и вскочил (он поскользнулся на черепице), скидывая с себя плед. Он приставил к глазам бинокль, тоже позаимствованный у одного из убитых воинов. «Ему-то точно не понадобится».

Смотрел вдаль Хог пару минут, которые казались длиной в вечность.

— Интересно…

Он покачал головой.

— Что там? — Анна непроизвольно кусала губы. Где-то в глубине души она чувствовала, что ответ ей не понравится.

— Керреллы, — выдавил Хог. — Посмотри.

Анна едва ли не вырвала у него бинокль.

На главной башне бастиона на ветру развевался алый флаг с изображением дракона. Флаг Керреллов. Флаг, говорящий, что прибыл король.

Анна сжала губы и тяжело вздохнула.

— Теперь мы точно влипли.

Что-то приближалось.

Что-то действительно страшное. Оно появлялось из кругов размером во весь задний двор. Бесилось, хлопало крыльями и рычало в новых, на скорую руку возведённых вольерах. Оно рвалось наружу, на волю, недовольное узкими стойлами, натирающими, слишком плотными ремнями…

* * *

Появившись вместе с Вайверном в кольце портала, Филипп удивлённо моргнул, пытаясь осознать, где оказался. Как природа могла измениться настолько? Неужели Пирос всегда был таким серым, или это война уничтожила яркие краски?

Контраст поражал. Зелёная трава, разнообразие цвета и лазурь неба и моря сменились низкими серыми облаками, пронизывающим ветром и бесцветной пустой землёй. Над ними возвышались краснокаменные стены, испещрённые небольшими незастеклёнными окошками.

Вывел Филиппа из задумчивости поспешивший к нему молодой человек в утеплённой кожаной куртке с эмблемой Пироса.

— Ваше высочество! — Он поклонился. — Мне приказано забрать у вас дракона и отвести его в загон!

Всё ещё находясь в недоумении, Филипп передал ему поводья. Вайверн, ещё не совсем пришедший в себя, не привыкший к холоду и тяжёлой сбруе, было выгнулся, пытаясь улизнуть, но парень ловко схватил поводья.

— Его величество уже здесь? — спросил Филипп, глядя на развевающийся на башне флаг.

— Да, ваше высочество, — ответил парень, уклоняясь от попытавшегося укусить его дракона.

Филипп осуждающе взглянул на Вайверна (тот истерично вскрикнул), погладил его по шее, успокаивая и убеждая вести себя прилично, а когда дракон подчинился и позволил себя увести, пошёл вверх по склону, ко входу на полигон.

Там, в тёмном коридоре, высоко под потолком летали тусклые шары, сквозь окна лился серый холодный свет, влетал пробирающий до дрожи ветер. Из одного окна вид открывался на низину, где расположились драконьи загоны. Их со всех сторон окружали голые ветви колючего кустарника, а за ними — серые поля, исчерченные такими же неприглядными дорогами. Печальная картина.

Вздохнув, Филипп выглянул в другое окно, выходящее на плац, и удивлённо поднял брови. Там выстроились ровными колоннами солдаты, и им что-то раздавали. Какие-то ремни… А в это время, что-то объясняя, перед ними ходил одетый в форму крупный мужчина c чёрными волосами. Филипп окинул быстрым взглядом коридор, думая, где может быть выход во двор. Он ещё не был на этом гарнизоне и ничего не знал, но желание присоединиться гнало его вниз, к другим, но, прежде чем он успел сдвинуться с места, его окликнули:

— Ты куда-то собрался?

Филипп, сжимая зубы, повернулся к отцу. Тот стоял в нескольких метрах от него, скрестив руки на груди и глядя с холодным интересом. Повисло напряжённое молчание, и две пары зелёных глаз сверлили друг друга в безмолвной борьбе, пока Элиад Керрелл, усмехнувшись, не покачал головой.

— Пойдём со мной, сын.

Филипп непонимающе моргнул, кинул последний взгляд на исчезающие колонны и последовал за отцом.

— Что там происходит?! — спросил он, едва ли не выкрикивая слова.

— Рейд, — спокойно ответил Элиад Керрелл. — У нас есть подозрения, где находится штаб Райдоса. К тому же их нужно отвлечь. Лучше, чтобы о драконах не было известно так долго, насколько это возможно.

— Я хочу отправиться на рейд с ними!

— Молодец. — В голосе звучало безразличие. — Только ты опоздал. И в любом случае я бы сказал нет.

Горло сдавило от злости. Филипп остановился, до боли сжимая кулаки и зверем глядя отцу в спину.

— Почему?! — прорычал он. — Почему я не мог отправиться с ними? Зачем я ещё здесь нужен? Чтобы быть ближе к тебе? Чтобы я не сделал чего-то, что тебе не нравится? Генерал Армэр мною доволен! Я спас всех на острове! Тебе не кажется, что я стою большего, чем ты думаешь?!

Элиад медленно повернулся. Его лицо было непроницаемо, но по спине Филиппа пробежали неприятные мурашки. Воздух вибрировал, беззвучно крича: «Опасность!»

— То, что ты сделал на острове — удача, — проговорил Элиад.

— Но я это сделал! И от этого выиграли все!

В груди клокотал гнев.

— Да. И я это оценил. — В голосе Элиада Керрелла прозвенела сталь. — Теперь ты знаешь, что это такое: сражаться, принимать решения, видеть, как кто-то не выживает. Я получил список погибших на острове. Я получаю такие списки каждый день на протяжении трёх лет. Надеюсь, ты понимаешь, что в этом списке может оказаться любой?

— Понимаю.

Кивок получился слишком нервным. Пальцы хотели дотронуться до тонких мелких чешуек кольчуги, но Филипп одёрнул себя: кольчуги на нём не было. Перед глазами снова мелькнули картины трёхмесячной давности. Мелькнули — и исчезли. Они не убивали решимости. Напротив, убеждали, что он на верном пути.

— Но это не значит, что я должен оставаться в стороне. — Филипп поднял глаза на отца. — Позволь мне сделать хоть что-то! Я здесь для того, чтобы сражаться за Пирос, а не сидеть в безопасности, пока этим заняты другие!

Элиад шумно втянул носом воздух. Воздух вокруг него начал нагреваться, сгущаясь, но Филипп отступать не собирался. Он смотрел отцу в лицо. Он давно его не боялся. После каменного дракона, после той смертоносной техники бояться человека казалось глупым.

Элиад выдохнул, беря себя в руки, и волна жара спала.

— Я позволю тебе, — медленно проговорил он. — В следующий раз. Но при одном условии.

— Каком? — Филипп недоверчиво нахмурился, задерживая дыхание. Он был готов согласиться на что угодно.

— Ты подчиняешься тому, к кому попадёшь. Никаких самовольных решений. Если я узнаю — ты отправишься в столицу быстрее, чем успеешь подумать мне возразить.

Филипп сжал зубы и коротко кивнул.

— Договорились.

— Отлично. А теперь мы можем закрыть эту тему, пройти ко мне в кабинет, и ты расскажешь о том, чему научился на острове.

Уголок рта Элиада Керрелла дрогнул, словно он хотел улыбнуться, но не стал. Ошарашенный такой переменой в поведении отца Филипп ещё раз кивнул и послушно пошёл за ним.

15

На военной базе Вилхерд всегда было ветрено, и небо затягивали серые облака. Всё казалось блёклым, сливающимся, не привлекающим взгляд, но Филипп не мог успокоиться. С момента, как он оказался здесь, прошла неделя, и не прошло и дня, чтобы он напряжённо не вглядывался в даль, где за рекой небо подпирали плоские крыши домов. Филипп стёр глаза об их тёмные непривлекательные силуэты, но пока не происходило ровным счётом ничего — лишь тишина и пустота. Но он продолжал смотреть то со стены, то с башни, на которую поднимался со скуки между тренировками; из любого окна. Он не знал, что высматривает, но чувствовал — это лишь затишье перед бурей. Надо было только дождаться, когда грянет гром…

Что-то мелькнуло у самого высокого — этажей пять — здания.

Филипп вцепился в холодные камни ограждения. Он не знал, что видел, но не сомневался — вот этот гром.

Давай! Ну же!

Казалось, что камни могут сломаться от того, как сильно он сжимал их.

И гром грянул.

Отчего-то внезапно. Заставил отпрянуть и замереть на секунду. Взмыл вместе со столпом пыли и обрушился с сигналом сбора. Филипп бросился вниз. Вот он! Вот его час! То, чего он ждал так долго, томясь в полутёмных комнатах, промерзая на ветру и убивая время в ожидании хоть чего-то.

Он прибыл на плац, задыхаясь, но полный решимости, весёлый и с сияющими глазами. Он уже чувствовал битву, он хотел этого. Знал, что после придёт чувство страшной опустошённости, но сейчас… Сейчас он просто хотел снова почувствовать то, что чувствовал на острове или на нескольких рейдах к побережью.

Весь в своих ожиданиях, Филипп не сразу понял, что произошло, когда землю тряхнуло так, что пришлось вцепиться в стену, чтобы не свалиться.

— Разве барьер не установлен?! — воскликнул кто-то рядом.

Филипп вскинул голову и увидел дым, обломки камней и дыру в стене. Он понял всё сразу: опять оружие Райдоса, которое пробивает барьеры, словно их нет. Они это уже проходили на острове.

— Всем собраться! — Приказ генерала Флиннстоуна, к которому определил Филиппа отец, заставил всех поражённых неожиданной атакой броситься вперёд.

В руках у Филиппа оказалась чёрная короткая винтовка с несколькими энергокамнями. На поясе затянулся ремень с реле вместо пряжки. И он оказался в проулке меж домов, как и множество других молодых людей вокруг него.

Улица была пуста, дорогу испещрили воронки снарядов, но не было видно крови, нигде не лежало тел, словно кто-то убрал за собой. А может, Пиросу всё же удалось эвакуировать жителей до того, как начались настоящие атаки?

Филипп прислушался. При всём неумении контролировать энергию чувствовал он её хорошо. И сейчас она ощущалась, как могильный холод, как беспощадная агония с привкусом крови и пепла на языке.

Филипп сглотнул. Сегодня защиты у него не было. В этом был план. Принцип. Он хотел быть со всеми на равных, показать, что он лучший, благодаря своим умениям, силе и ловкости, а не семейной реликвии, спасающей его жизнь. И теперь целью номер один стало выжить или унести с собой как можно больше людей Райдоса.

В сторону базы пролетели два огненных шара.

— Это, — Флиннстоун указал на шары, — то, что мы уничтожим. Отряды А и С заходят справа и слева соответственно, а мы — идём прямо, двумя группами. — Он достал из сумки продолговатую серебряную коробочку со светящейся посередине кнопкой и вручил Хейдану, крупному мужчине, который понимающе кивнул. Он не раз участвовал в сражениях, не раз вставал под командование Флиннстоуна, но Филиппу был не знаком.

— Взорвёшь прямо под махиной, — сказал командир. — Вы заходите с запада, мы — с востока. Будьте осторожны.

Его отряд перебежал на другую сторону улицы и исчез за углами.

Филипп напрягся, глядя на выбранного Флиннстоуном командира. Тот невозмутимо окинул взглядом оставшихся солдат. Их было четверо: принц, о котором отзывались положительно все, кого Хейдан знал; мальчишка Эйрик, новичок с огромными испуганными глазами, сжимающий кулаки так сильно, что вокруг них летали зеленоватые искры; врач Ирэм, которого он видел в действии в прошлую вылазку и который произвёл впечатление неплохого бойца, несмотря на то, что выглядел хило; давно знакомый ему Линкольн Эрзет, улыбающийся с прищуром и держащий автомат наизготовку. Этот был закалённым бойцом, стрелком, которому не было разницы, что держать — арбалет, новомодные автоматы или дротики: оружие подчинялось ему с лёгкостью.

— Пойдём, — скомандовал Хейдан, кивая в сторону.

Они пошли быстро, но осторожно вдоль стены, следя за окнами, за крышами соседних домов, выглядывая из-за углов, прежде чем перебежать от одной стены к другой. Улицы казались пустыми, но, чем ближе они подбирались к центру, тем сильнее ощущалась опасность, тем сильнее нервничал Эйрик и тем чаще тут и там мелькала тёмная форма воинов Райдоса.

«Мы себя не выдаём», — прошептал Хейдан, сверкая умными серыми глазами на Эрзета. Тот сплюнул и кивнул, но автомат не опустил.

Филипп взглянул на свой, и в памяти всплыли слова Гардиана Арта: «Избавьтесь от мечей». Война изменилась, Филипп понял это ещё на острове. Мечи были бессильны против той техники, что ждала их впереди. Они были бесполезны, когда в тебя стреляли, а ты даже не мог понять — откуда. Ближний бой оставался позади, а всё, что Филипп знал и умел, — был ближний бой. Его собственной магии на дальний не хватало, а винтовки… Он до сих пор чувствовал странный, давящий холод от них. Словно они были чем-то противоестественным.

Группа замерла, и Филипп вопросительно посмотрел на Хейдана. Тот приложил палец к губам и беззвучно произнёс: «Они».

«Они» приближались. Шли осторожно, бесшумно, словно ступали по воздуху. Все готовые к атаке, все настороже, окидывали внимательными взглядами углы и подворотни. Было вопросом времени, когда они завернут за этот угол.

Эйрик сполз на землю и прижался к стене, шумно дыша и глядя в небо, его руки тряслись, одна тянулась к реле на поясе. Он был бы счастлив крутануть его и оказаться далеко отсюда. Он был бы счастлив никогда вообще не появляться в этом посёлке, но кто-то сказал, что это его долг… Зачем он послушал? Теперь же приходилось доказывать, что он не предатель и не трус!

Ирэм присел рядом с Эйриком, пытаясь успокоить его пока словами, но уже прикидывал, какое успокоительное уместнее в этой ситуации. Филипп презрительно сморщился при взгляде на Эйрика и посмотрел на разбитое окно у того над головой.

— Отойди, — сказал Филипп и, подтянувшись, заглянул внутрь.

Небольшое пустое, полутёмное помещение с дверным проёмом, за которым виднелся большой зал с колоннами: утопающие в тенях длинные столы, похожие прилавки. Филипп дёрнул ставню, и та, расшатанная, легко поддалась.

— Может, туда, командир?

Хейдан оценивающе посмотрел на окно, затем на целящегося с земли Эрзета и цыкнул ему. Тот не отреагировал. По его лбу стекали капельки пота, камни на автомате мерцали, и палец был готов нажать на спуск.

— Не стреляем, Эрзет, — прошипел Хейдан. — За мной.

Стрелок вскочил на ноги последним и вслед за всеми забрался в окно, кинув недовольный взгляд на улицу, когда осторожно задвигал ставню назад.

Они шли вперёд, напряжённые, ожидающие атаки в любой момент. Но пока огромный зал был тих и пуст. Здание оказалось магазином, и вонь просроченных продуктов щекотала носы. Пол устилали грязь, осколки и камни. В стенах зияли пробоины от прошлых атак, а за ними и окнами, затянутыми пыльной пеленой, виделось то, что до сих пор посылало огненные шары на базу и обломки снесённого здания. «Вот зачем был взрыв! Чтобы освободить место!» — понял Филипп. Вокруг кипели бои, силуэты мелькали за окнами, гремели машины, в которых узнавалась рука инженеров с Форкселли — грузные клёпки, соединяющие грубые железные листы, сточенные углы и носы пушек такие же, как были на кораблях.

— Слишком тихо, — выдохнул Эйрик. Он почти успокоился, но тишина, нарушаемая лишь скрипом шагов, давила ему на нервы.

И словно специально для него мимо просвистел выстрел. Эйрик вскрикнул и, не задумываясь, выпустил в воздух несколько бледно-зелёных шаров. Новые выстрелы посыпались сверху, из темноты.

Они бросились врассыпную, пока их не успели окружить. Врач увлёк на собой мальчишку, Филипп оказался неподалёку от стрелка.

— Неудачное расположение, — выплюнул тот, целясь. Один выстрел в сторону площадок второго этажа — и тело поражённого в голову мужчины камнем рухнуло на пол.

— Что вы имеете в виду? — С выстрелом Филиппу повезло не так сильно, но по следующей атаке он понял, куда метить.

— Эйрик с Ирэмом. Они оба — слабое звено.

Филипп бросил взгляд в сторону, откуда летели бледные шары и золотистые лучи, и, пригнувшись и прячась за столами, побежал к ним. Они находились в уязвимом месте: за ними открывался коридор, а Эрзет был прав: эти двое — испуганный мальчишка и врач — не были так хороши, как меткий Эрзет или опытный Хейдан. Они не были даже так безрассудно уверены в себе, как сам Филипп.

Как он и подозревал, беда появилась из коридора. Их было трое, и один тут же упал с простреленной головой. Эйрик вскрикнул, заметив врагов; его атаки отбивали так, словно это были безобидные детские потуги в настоящую боевую магию. Филипп хотел выстрелить ещё раз, чтобы помочь, но нырнул обратно за витрину — в него полетел яркий луч, пробивающий деревянные стенки укрытия.

Филипп выстрелил вверх, и ответ просвистел прямо над ухом, обжигая. Ещё один выстрел — мимо. Ответный — тоже. Следующий пролетел слева, и сверху упал автомат. Из темноты площадки второго этажа безжизненно свесилась рука. Филипп метнул взгляд в сторону, Эрзет показал ему большой палец и скрылся за столами. Он собирался помочь Хейдану. Тот остался один на противоположной стороне павильона, но отстреливался успешно, поглядывая в сторону лестницы.

Филипп вернулся к загнанным в угол Ирэму и Эйрику. Последний старался поставить щит, но тот мигал, как сумасшедший, не в силах выдержать атаки, и в один момент просто исчез. Как в замедленном действии Филипп видел, как мощная сфера влетает в грудь Ирэму, того отбрасывает, и, сбив ящики витрины, он, бездыханный, валится на бок.

Прежде чем успел полететь удар уже в оцепеневшего Эйрика, двумя перекрёстными выстрелами были убиты оставшиеся двое райдосовцев.

— Керрелл! — выкрикнул Хейдан и кивнул на дверь. Они были к ней так близко!

Филипп бросился к Эйрику.

— Я виноват! — закричал тот, и казалось, ещё немного — и он разразится слезами.

— Поднимайся! — Филипп дёрнул его за плечо и, не обращая внимания на летящие сверху удары, потянул за собой.

Они оказались на улице, в тёмном проулке, выходящем прямо к руинам, на которых возвышались машины. Филипп сбросил дрожащего от накатывающей истерики Эйрика у стены, и тот схватился за виски, что-то бормоча, безумно глядя в землю.

Филипп подошёл к командиру.

— Он обуза. Ему здесь не место. Пусть вернётся на базу.

— Нет-нет-нет! — воскликнул Эйрик. — Я так не могу! Так нельзя! Я не…

— Тихо, — выдохнул Хейдан, поднимая палец.

Он сосредоточенно смотрел на руины, окружающие машины. К ним с противоположной стороны подбирался отряд генерала Флиннстоуна, и, стоило подойти достаточно близко, как словно из ниоткуда появились охранники.

— Если мы пойдём туда сейчас, — сказал командир, — им придётся разделиться. По крайней мере одну махину мы собьём точно.

— Нас мало…

Филипп бросил взгляд на Эйрика.

— Я прикрою парня, — сказал Эрзет. — Очухается — и покажет ещё, правда? — Он потрепал Эйрика по плечу; тот распахнул глаза от неожиданности и закивал так рьяно, что казалось, голова может оторваться.

Филипп не поверил, но говорить ничего не стал.

Хейдан коротко кивнул и, глядя на Филиппа, тихо скомандовал: «Вперёд».

* * *

Они были опасно близко к сражению: пять этажей — ерунда для тех, кто умеет летать, но их не замечали. Слишком занятые убийством друг друга, воины и не подозревали, что кто-то следил за ними сверху, думая о том, как вся эта бурлящая жизнь уйдёт под землю. Для них больше не было разницы, кого убивать. Все были врагами. Все бы убили их при возможности.

Мир работал до жестокости просто: либо убиваешь ты, либо убивают тебя. «Охота на охотников» была изначально проигрышной стратегией. И скоро они все должны были об этом узнать.

— Ты не собираешься вниз? — спросила Анна. — Ты ведь хотел сюда.

Хог мотнул головой.

— Если я спущусь, всё прекратится быстро. Пусть Харон и Орел поиграют.

Анна скептически поджала губы. Её мучило плохое предчувствие с момента, как Хог сказал, что началось нечто большое. От этого предчувствия сводило желудок, оно заставляло озираться, ожидать подвоха и опасности отовсюду. А ещё оно подпитывало адреналин. Кровь бурлила, и, что бы Анна ни думала о затее вмешиваться в войну, она не могла не признать: это было весело. Весело, когда по телу дрожью проходит предвкушение от ощущения силы. Когда руки трясёт от энергии. Когда ты можешь стать одним целым с этой энергией и знаешь, как её нужно использовать. Этот кружащий голову азарт!

— Я тоже хочу поиграть! — заявила Анна, глядя вниз, и перемахнула через ограждение на крыше.

Филипп отшатнулся, когда в каких-то сантиметрах от него полетела молния. Она прочертила чёрную полосу на земле, поднимая пыль и оставляя после себя запах жжёного песка. Филипп увернулся ещё от одной и вскинул голову.

Он узнал её сразу. Её глаза и ярко-розовые пряди сверкали совсем как молнии, срывающиеся с пальцев и смертоносным, беспорядочным градом летящие к земле. От них негде было спрятаться, и то и дело шипение молний перекрывали пронзительные крики боли.

Анна почувствовала его взгляд, присмотрелась и рассмеялась.

Вот оно! Вот её плохое предчувствие. Она была уверена, что встретит его здесь, и теперь ей было просто весело. Настолько, что перехватывало дыхание. Настолько, что молнии заплясали ярче.

А у Филиппа в ушах стучала кровь. Он сжимал до боли зубы и целился. Он бы вряд ли попал, но стереть улыбку с её лица было бы прекрасным достижением. Ему не стоило забывать, кто она. Это была только его ошибка, что он до сих пор строил себе какие-то иллюзии. Теперь он знал.

— Филипп! — перекрывая гул, выкрикнул Хейдан. — Не трогай её! Нам не до этого!

Он указал в сторону машин, и нехотя Филипп опустил оружие.

Молнии вызвали панику в центре, воины спасались от атак с воздуха, и путь оказался проще, чем мог бы быть. Как два безумца, уворачиваясь от неонового града, стреляя в тех, кто пытался им помешать, они добрались до центра. Филипп бросил быстрый взгляд на Хейдана. Тот едва заметно кивнул — и два сверкающих выстрела устремились вперёд.

И тут — вспышка.

Филиппа отбросило назад, винтовку выбило из рук, а перед ним возник человек в чёрной форме. Взгляд уловил движение — и Филипп перекатился в сторону. Туда, где он лежал, полетел энергетический шар, оставляя после себя воронку.

Враг был близко. У Филиппа могла быть неудачная позиция, но ловкость и опыт могли бы компенсировать всё… если бы у него был меч.

Филипп перехватил винтовку. Мгновение — и его выстрел столкнулся со сферой противника. Вспышка ослепила, но Филипп уловил какое-то движение. Почувствовал его совсем рядом. Словно воин переместился. Филипп крутанулся, и бок обдало жаром — сфера пролетела по касательной.

Ещё одну он отбил, сжимая зубы от боли.

Телепортёр кружил, посылая атаки отовсюду. Не было ни шанса выстрелить самому, ни возможности отследить перемещения. Филипп уставал. И это была отличная стратегия: вымотать его, ранить — и добить. Всё, на что он надеялся, — что враг совершит ошибку. Ему стоило только оказаться чуть ближе, чем нужно.

Глаз уловил движение слева. Филипп развернулся — и не глядя ударил прикладом. Хрустнули кости, неожиданно громко и ясно в окружавшем безумном гудении. Мужчина отшатнулся, и это дало Филиппу секунду. Секунду, чтобы наконец выстрелить.

Сверкающий шар ударил воина Райдоса в живот и отбросил назад. Больше он не поднимался.

Плохое предчувствие разрядом прошло по позвоночнику. Филипп обернулся, но, прежде чем успел сообразить, его оттолкнули в проём между двумя бетонными плитами, и с ослепительной вспышкой прогремел взрыв.

Хейдан упал навзничь с застывшим взглядом.

— Хейдан! — воскликнул Филипп.

В ушах гудело. Мир замер, отгороженный бетонными плитами. Бой за ними затянул туман, и Филипп видел только Хейдана, бесстрашного и умелого, который сейчас из-за него и ради него пожертвовал собой.

«Взрывчатка!» — вдруг вспыхнула в голове мысль.

Филипп бросился к телу. Кто-то должен был завершить миссию, и это было важнее, чем причитания по погибшему товарищу. Так он мог отблагодарить его гораздо лучше.

Коробка чуть больше ладони оказалась горячей: энергия бурлила, перетекала под железной обёрткой. Её скорее нужно было оставить под машиной — на корпусе образовалась глубокая вмятина, и шов казался не таким прочным.

Филипп сунул коробку за пазуху, вздрогнув от её вибрации, и тут его накрыла тень. Он даже не думал — обернулся и выстрелил в лицо огромному темнокожему парню. Тот зажмурился, с рёвом сцепил руки в замок и замахнулся, но Филипп нырнул в сторону и побежал к машинам, стреляя во всех, кто пытался ему помешать. Одного Филипп просто ударил по лицу. Какая разница — кого и чем? Всё, что ему было нужно — добраться до центра.

Он оказался в самой гуще. Всё здесь кипело, горело, сверкало и стреляло. Не разобрать, кто откуда выстрелил и кто кого ударил первым.

Филипп выбил оружие из рук возникшего перед ним мужчины в чёрной форме и было ринулся вправо, но руку обожгло — другой выстрел. Мышцы свело судорогой, и контролировать тяжёлую винтовку стало невозможно.

Краем глаза он заметил, как один из мужчин отлетел, сбивая стоящего рядом, поверженный чьей-то атакой. Секундное замешательство, лёгкая передышка — и Филипп спрятался за обломок стены. Оттуда он наконец посмотрел, кто ему помог. Эрзет коротко кивнул и продолжил бой.

Филипп выдохнул и оглядел поле боя. Неподалёку генерал Флиннстоун, отбившись от последнего противника, подобрался к машине и, пробив корпус взрывчатки, подбросил её под воздушную подушку, которая удерживала машину над землёй. Из пробоины фонтаном хлынули искры — и прогремел взрыв. Флиннстоун откатился в сторону, прикрываясь рукой от летящих во все стороны деталей.

Филипп перебежал к нему.

— Со второй нужно сделать то же самое?

Флиннстоун кивнул.

— Она у меня. — Филипп вынул из-за пазухи взрывчатку. — Хейдан убит…

Командир шумно выдохнул.

— Я могу… — начал было Филипп, косясь на машину. Вокруг неё уже собрались солдаты Райдоса, готовые предотвратить разрушение второй.

— Нет, — отрезал Флиннстоун и забрал у Филиппа коробку. — Прикрой меня, если что.

Филипп посмотрел на своё оружие. Камни почти исчерпали заряд.

Флиннстоун отправился вдоль обломков, чтобы подойти к машине сзади, где должно было быть меньше защиты. Филипп затаился. Несколько человек что-то почувствовали и, крадучись, стали обходить корпус машины. Тогда он проскользнул к краю укрытия и выпустил оттуда несколько огненных шаров. Они едва ли могли причинить воинам вред, но сделали то, чего Филипп добивался — отвлекли.

Снося край укрытия, в его сторону ударила сфера. Ответный выстрел полетел тут же, несмотря на то что раненая рука всё ещё плохо слушалась. Удары посыпались сразу. Стена дрожала и грозилась не выдержать. Не выглянуть, не проверить обстановку. Разве что перебежать за соседний угловой обломок. Оттуда открывался лучший обзор, там можно было не выбираться из руин вовсе. До него — не больше метра. Его не должны успеть подстрелить.

Филипп глубоко вдохнул и, не обращая внимания на усталость, бросился в сторону. Выстрелы бежали за ним, разбиваясь у ног, пролетали над головой, свистели за спиной. Они жгли. Они пугали. От одного Филипп едва успел отскочить — и врезался плечом в стену, — прежде чем сверкающий луч ударил в то место, где он стоял.

Стена снова задрожала. На макушку посыпалась пыль.

Это было опасное место. Если в предыдущее укрытие проникнуть было не так уж просто, то здесь стоило ждать нападение в любой момент и с любой стороны. Но здесь было лучше видно. И, выглянув, Филипп сразу заметил генерала Флиннстоуна. Тот уже был у машины. Он пробил оболочку и хотел было подложить коробочку под летающую подушку, — как вдруг ударила молния. Ярко-алый луч пронзил место, где стоял генерал. Крик — а затем взрыв. И Филипп едва успел укрыться от разлетающихся запчастей.

Сначала ему казалось, что он оглох, а потом шум обрушился со страшной силой, разрывающей перепонки. Треск и свист снарядов, сфер, гром ударов молний о землю и камни, шипение воздуха вокруг. Непереносимая какофония — и он в самом центре. И хуже всего, что уши не зажать, глаза не зажмурить. Любой промах может стоить жизни. И он надеялся не промахнуться.

Филипп спрыгнул с обломков здания, приземляясь неудачно — на неровные камни с торчащими железными прутьями, — и посмотрел вверх. Он был достаточно близко к парящей над землёй ведьме, чтобы попасть. Он находился в удобном месте, чтобы укрыться от ответной атаки.

Он прицелился.

Она его недооценивала. И сейчас она поймёт, что зря.

Глубокий вдох. Выстрел.

Анна отбила заряд, словно это была атака только открывшего магию мальчишки. Её лицо скривилось, а Филипп издевательски улыбнулся в ответ. Он её отвлёк. Этого было достаточно. И он снова поднял винтовку.

Но продолжаться этой суматохе оставалось недолго.

Хог смотрел на всё сверху и с каждой секундой ему переставало нравиться то, что он видел. После того, как Анка попала в ту махину, всё вышло из-под контроля. Она больше не была помехой — она стала врагом, и выстрелы от каких-то самонадеянных идиотов — чёрт их знает, с какой из сторон — полетели уже в неё.

«Нет, это пора заканчивать», — мотнул головой Хог и поднялся на бордюр.

Здание задрожало под его ногами — и он спрыгнул. Ветер засвистел в ушах, накаляясь, и Хог столкнулся с землёй.

Пыль взметнулась в воздух, во все стороны побежали глубокие трещины, сметая камни, сбивая с ног людей. Хог фыркнул сквозь зубы, выпрямился и, чувствуя, как под ногами скапливается огромная сила, ударил ещё раз. Земля с жалобным треском раскололась, пуская новые нити паутины трещин.

А он перескочил в следующее место…

* * *

Земля задрожала, и раздался оглушающий грохот — где-то обвалилась плита. Все сражения прекратились, а затем начался хаос. Всё смешалось: чёрное, красное, пыль и магия. Люди разбегались кто куда, сбивали друг друга, бросали оружие, а земля трещала и пыхтела, держась из последних сил.

Новые разломы появлялись тут и там. Пыль въедалась в глаза и мешала дышать, но Филипп продолжал бежать так быстро, как мог, перепрыгивая через тела, отбиваясь от пытавшихся задержать его воинов. Ему казалось, что тёмные силуэты ближайших зданий, которые стояли исполинами и виделись спасением с рушащейся площади, уже совсем близко. Рукой подать.

Но перед ним с громом обрушилась земля. Филипп затормозил у пропасти. Было слишком далеко — не перепрыгнуть. И тут он вспомнил: телепорт! Он мог перенести прямо на базу. Рука протянулась к поясу… и словно увязла в желе.

Воздух загустел, и, чтобы двинуться, приходилось прилагать нечеловеческие усилия. Его как окутало, сковало вязкой массой, звуки исчезли, а пыль обратилась в мерцающую пелену. Филипп решил, что просто рехнулся и это — какое-нибудь видение, но что-то с силой ударило его по боку, раня руку. Боль разлилась от кости по паху, к ногам и выше. Он взглянул вниз и увидел, как трещит и искрится телепорт. В реле торчал нож.

Давление ослабло, позволяя развернуться, и Филипп встретился взглядом с белобрысым парнем, который хищно скалился, глядя на Филиппа в упор из-под длинной спадающей на глаза чёлки.

— Принц Керрелл, — усмехнулся он, обнажая острые зубы. — Наслышан о вас.

Филипп уловил мелкое движение — и в пальцах у парня блеснули стилеты. Миг — первый нож полетел вперёд. Филипп ещё не сообразил, что произошло, а руку уже пронзило резкой болью. Нож застрял в плече, и кровавое пятно расползалось по ткани формы. Звонкий смешок, и ощущение болота вернулось. Мышцы заклинило, словно они задеревенели, и оставалось только ждать.

Филипп распахнул глаза. Нож резанул по ноге, разрывая штанину, но слегка промазал, оставляя лишь рану. Парень играл, посмеиваясь, как кот с пойманной мышью. Он не спешил, жмурился, целился, выбирая место, куда бы ещё ранить беспомощного противника.

И вот он уже поднял новый нож, как вдруг вздрогнул и замер. Прорывая заморозку времени, земля под ногами заходила ходуном. Оцепенение спало, парень завертел головой, и Филипп, пользуясь возможностью, метнул в него огненный шар. Тот попал в руку, выбивая у мальчишки ножи и оставляя красное пятно. Впрочем, его это едва ли взволновало: заметив блеснувшую в стороне алую вспышку, он бросился туда, и его силуэт мгновенно пропал из виду, как испарился. Как будто его перенесли.

Филипп разочарованно мотнул головой и рыком выдернул нож из плеча. От боли потемнело в глазах, но он не мог больше стоять: нужно было найти способ перебраться на другую сторону. Но не успел Филипп двинуться, как мощный толчок земли сбил его с ног. Пыль сомкнулась над головой, и разразился грохот, перекрывающий крики и топот тех, кто, как и он, не успел сбежать. Земля снова рушилась. Всё шаталось сильнее прежнего и уходило вниз, в пылевую бездну, так быстро, что Филипп едва успел вскочить и отшатнуться, прежде чем земля обрушилась там, где он лежал секунду назад.

Ещё несколько холодящих кровь криков, ещё несколько страшных раскатов грома — и всё улеглось. Наступила гудящая тишина, похожая на жужжание ульев вдали. Звуки скатывающихся камней, тяжёлое дыхание и чьи-то разговоры.

Филипп не видел ничего вокруг. Пыль кружила в воздухе, создавая плотный занавес, сквозь который были едва различимы силуэты домов. И все они со спасительной землёй остались далеко. Филипп застрял на крошечном островке недалеко от обломков здания. Наверно, только его подземные крепления пока не давали колонне из земли обвалиться.

Осторожно двигаясь, Филипп осмотрелся и заметил ещё нескольких людей, застрявших далеко от большой крепкой земли. Один из них, судя по расплывчатым жестам, пытался молиться небу, чтобы то его спасло. Филипп тяжело вздохнул. Наверно, в такой ситуации можно было поверить во что угодно. Но все его попытки поверить в то, что кто-то заберёт его отсюда до того, как столб не выдержит, разбивались о реальность так же, как должен будет разбиться он, когда свалится в котлован.

Крошечный островок отделял его от бездны. Да и тот мог обвалиться в любую секунду — края осыпались, тонкие трещины расходились от них, и было вопросом времени, когда земля не выдержит.

Филипп бросил ещё один взгляд на молящуюся фигуру. Та покачала головой — и шагнула в пропасть. Краткий вскрик разрезал воздух, и снова наступила тишина.

Первый признак страха скрутил желудок. И всё же Филипп был спокоен. Лишь жалел, что не умеет ни летать, ни отталкиваться от воздуха. Тогда бы он в два счёта преодолел котлован — до его края было не так уж далеко, но обычному человеку не допрыгнуть.

Он вздохнул и прикрыл глаза.

И в этот момент земля поехала вниз…

16

Филипп уже приготовился уйти вниз, в пыль, в груды камней, как вдруг его схватили за плечо. За секунду до телепортации он успел заметить разъярённые глаза Анны, и…

Они оказались на пологом берегу. Быстрые речные потоки бежали перед Филиппом, за спиной, в нескольких километрах, виднелись краснокаменные стены бастиона. Филипп вертел головой, оглядывая голые ветки разросшихся у берега кустов, пустые овраги, покрытые слабой, серой травой. Осознание, что произошло, ударило его секундами позже, как холодный ветер в лицо. Филипп, словно очнувшись, моргнул. Анна, хмурая, с поджатыми губами стояла перед ним, сверля его взглядом, словно пыталась им убить, словно жалела, что спасла его. Выбившиеся из косы пряди развевались на ветру.

— Спасибо… — проговорил Филипп и закашлялся.

Анна сильнее сжала челюсти, сморщила нос и… исчезла.

Филипп тяжело вздохнул. Если он на мгновение и засомневался в её нежелании сотрудничать, то сейчас уверенность возвращалась. И было в этом что-то гнетущее.

Он её не понимал. Не понимал он и себя тоже. Там, на поле боя, они готовы были друг друга убить, но она вырвала его из лап смерти, и, что странно, Филипп на неё не злился, хотя должен был. Вместо этого он жалел, что она не осталась.

Ещё раз закашляв, Филипп покачал головой. Мысли об Анне стоило отложить, а вместо этого подумать, как он доберётся до базы. И для начала надо было хоть попробовать промыть рот: на зубах хрустел песок, в горле першило, нос чесался от попавшей в него пыли. Осмотревшись, Филипп нашёл самый некрутой спуск к реке и осторожно, морщась от парализующей боли в плече, рыча, но цепляясь обеими руками за корни кустов и выступы, спустился к воде. Та была ледяная. Середина весны — не время для купаний, но, несмотря на это, Филипп зачерпнул ладонями воду и плеснул себе в лицо. Холод заставил очнуться ещё раз. Мысли встали на место окончательно, и теперь он думал лишь о том, как по возвращении на полигон объяснит своё чудесное спасение. То, что сделала Анна, её выстрел в генерала Флиннстоуна, — военное преступление. То, что она спасла принца, могло бы быть искуплением, но его слова едва ли учтут. Кем бы он ни был…

Посмотрев на раненую руку — по рукаву кителя расплылось бурого цвета пятно, — Филипп начал подъём обратно на холм. Ему предстоял долгий путь…

* * *

Хог откровенно веселился, стоя на крыше и глядя вниз. В его глазах плясали задорные искры всякий раз, когда он бросал взгляды на огромный котлован, где под камнями оказалось похоронено столько людей. Ему было плевать, на чьей они стороне, ему просто льстило, что это сделал он.

— Ты видела, Анка, — смеялся Хог, — как этот последний придурок шмякнулся, когда столб сломался? Я думал, что он будет кричать сильнее, правда…

— Ага, — буркнула Анна, сидя на аттиковой стене и глядя на то, как Харон и Орел устало привалились друг к другу и клевали носами. Лицо одного пересекала длинная красная полоса от выстрела, у второго была перемотана рука. Взгляд Анны скользил по их фигурам, но мыслями она была далеко.

Сначала она думала о том, что зря спасла Филиппа. Какое ей вообще было до него дело? Давно было пора забыть о нём и успокоиться. Но она не смогла позволить ему упасть. Одна мысль о его гибели причиняла боль.

И это было неправильно. Неправильно в первую очередь оттого, что рядом сидел Хог, и ему Анна была обязана всем. Он спас им с Орелом жизнь, он дал им крышу над головой и более или менее стабильный заработок. Он научил Орела бросать ножи и заставил тренироваться, чтобы тот больше не падал от парализующей боли в мышцах. Он дал им приключения, которые до этого раза были довольно безопасными: подстрелить редкого зверя, украсть что-то очень ценное, доставить что-то из одного города в другой.

За шесть лет они побывали во всех концах Пироса, на Райдосе, Санарксе, Нуре, Джеллиере и даже на Форкселли, куда больше года Хог обещал вернуться, чтобы воплотить мечту Анны, очарованной свободным, технологичным миром, что скрывался за океаном.

Но в последние месяцы всё пошло под откос. У них и раньше были стычки с влиятельными, опасными людьми, с властью, иногда приходилось вызволять друг друга из-под стражи (так они несколько лет назад и познакомились с Хароном), но Анна никогда не чувствовала так явно нависшую над ними угрозу смерти.

Это выводило из себя. Они ссорились как никогда часто. Раньше тоже без этого не обходилось. Бывали случаи, когда Анна или Хог уходили из дома на ночь или две, но потом всё возвращалось на круги своя. Однажды Хога не было неделю, а потом он вернулся как ни в чём не бывало и с улыбкой объявил, что нашёл им дело.

Были и чувства… Любовь ли? Анна сомневалась. Теперь сомневаться было просто. Колко, неприятно, но просто. Она всё ещё была ему благодарна, и пелена прежних чувств заставляла совесть цепляться за последние связывающие их нити. Хог был единственным, кто поддержал её грандиозные планы, когда она решила покорить Форкселли, когда мечтала однажды убить Керреллов. Он заменил ей семью и создал новую. И она убеждала себя, что не смогла бы уйти…

— Эй, Анка? — вырвал её из мыслей низкий голос Хога. — О чём думаешь?

Она вздрогнула от неожиданности и мотнула головой.

— Ни о чём.

— Ну ладно, — протянул Хог подозрительно, а затем хмыкнул, и губы его растянулись в ухмылке. — Признай, Анка, что всё не так плохо. Это было весело!

Анна подняла брови, пожала плечами и кивнула. Это и правда было «не так плохо». Она взглянула на котлован, полный обломков земли, плит зданий и людских тел. В сгустившейся темноте он казался бездонным, полным темноты и ужаса. Будь они ближе, наверняка бы услышали слабые стенания тех, кому не повезло выжить и остаться на дне, где никто не собирался им помогать и где они медленно умирали в агонии, пыли и грязи, меж тел противников и соратников. Страшная смерть.

Анна поёжилась.

— Может, вернёмся в дом? — спросила она. — Если ты хочешь там что-то найти, то сейчас не лучшее время. Слишком темно и холодно.

— Ты права. — Хог почесал затылок. — Тогда мы вернёмся сюда рано утром! Наверняка у них есть что-то интересное или ценное. Те, кого мы прикончили по прибытии, были очень полезны.

Анна кивнула, не отрывая взгляда от бездны. Ей нужно было ему что-то сказать, но как? Слишком простые слова, чтобы застревать в горле, но отчего-то было так сложно…

— Ты чего? — спросил Хог. — Пойдём.

— Да, конечно, — проговорила Анна и выпалила: — Я сегодня лягу одна.

Удивление промелькнуло на лице Хога, но он ничего не сказал, пожал плечами и пошёл будить Орела и Харона. Анна тяжело вздохнула и поднялась на ноги. На неё давило чувство настолько паршивое, что она была готова ненавидеть саму себя. То, что она собиралась сделать, походило на предательство, но даже понимание этого не могло изменить её планы на ночь…

* * *

Филиппа пропустили сразу же. Страже не было нужды разбираться, каким образом он выбрался из западни — не их дело. Не думая о том, насколько быстро патрульные сообщат о его прибытии, Филипп отправился в лазарет. За время «прогулки» пульсирующая боль сконцентрировалась в одном месте, а всю остальную руку он почти не чувствовал.

Двери, уходящие аркой под потолок, были открыты, и стоило приблизиться, как резкий запах лекарств ударил в нос, проясняя сознание и позволяя сосредоточиться. Пробегающий мимо санитар — руки его были заняты тазом, полным грязных, побуревших тряпок — замер.

— Ваше высочество? — Он смотрел на Филиппа так, словно увидел привидение, и тот даже мысленно усмехнулся: неужели он выглядел настолько плохо?

— Мне нужна помощь, — сказал Филипп устало, держась за раненую руку.

Его тут же усадили на кушетку, помогли снять китель и рубашку, рукав которой оказался ярко-алым. Завораживающие разводы расползались от места разрыва ткани и бурели к концам. На плече зиял глубокий порез.

Подошедший врач покачал головой.

— Положите руку сюда. — Он указал на стеклянный столик.

Морщась, Филипп поднял руку так, что перед врачом оказалось всё его плечо, и отвернулся, не желая смотреть на порез. Он его слишком хорошо чувствовал и понимал, что видимая рана — не длиннее простого боевого ножа — только кажется незначительной.

Врач сказал что-то помощникам, но Филипп слов не разобрал. Он скользил взглядом по другим мужчинам в госпитале. Они сжимали зубы, когда смоченные растворами ватные валики касались глубоких ран и пузырящихся ожогов. Кому перематывали руку, кому — ногу. Кому-то накладывали фиксирующие повязки на зачарованные исцеляющими заклинаниями переломы. Ничего особенного…

А потом Филипп перевёл взгляд дальше, туда, где стояли непроницаемые ширмы. За ними суетились врачи. Оттуда выбегали с тазами, полными красных тряпок, и возвращались туда с новыми склянками и мотками бинтов. Казалось, что звуки из-за ширм должны были наполнять помещение, но Филипп слышал лишь собственное шумное дыхание и тихие разговоры вокруг.

По спине прошли мурашки, и Филипп зашипел от неожиданности, когда обжигающий раствор коснулся открытой раны. Но это был один-единственный раз. Больше он не проронил ни звука, пока рану обрабатывали разными горько пахнущими мазями. Он старался отвлекать себя мыслями, что ему почти и не досталось. Пара синяков да порезов — подумаешь! Кто-то сейчас скрыт ото всех за ширмами с открытыми ранами, с ожогами. А кто-то…

Филипп вздохнул. Кто-то, как генерал Флиннстоун, остался под завалами. Там, где не дала ему оказаться Анна. Может, ей стоило позволить ему упасть. Тогда всё было бы намного проще…

Стоило ему подумать об Анне, как в открытое окно влетел причудливо сложенный кусок бумаги. Он напоминал птицу, но сложенную наспех из мятого клочка цветастых обоев. Листок пропетлял в воздухе и приземлился рядом с Филиппом, тот осторожно поднял его.

— Сэр Керрелл, не дёргайтесь, пожалуйста, — проговорил ничего не заметивший — или делавший такой вид — врач.

Филипп кивнул и, почти не двигаясь, пальцами развернул бумажную птицу. Шершавый лист зашуршал в пальцах. Резким почерком, явно в спешке было написано: «У реки после полуночи?» Филипп с подозрением нахмурился, но отчего-то даже не сомневался: он сделает всё, чтобы прийти.

Плечо перевязали. Вместо пропитанной кровью одежды, которую унесли в прачечную, Филипп накинул на плечи медицинскую рубаху и, поблагодарив, вышел из лазарета, осторожно двигая рукой, сгибая и разгибая её, пробуя, каково это. Давящая повязка стесняла движения ещё больше, чем рана, но из-за уверения, что день-два — и рана затянется, Филипп готов был терпеть временные неудобства.

— Ваше высочество! — окликнули Филиппа, и тот обернулся на голос.

К нему по коридору широкими шагами летел Логан, и Филипп отчего-то был поражён тем, что видит его.

— Ваше высочество, — сказал он, наконец поравнявшись с Филиппом, и голос его звучал натянуто уважительно. На острове Логан вёл себя более смело и дерзко, но здесь и сейчас ему было необходимо соблюдать дистанцию, такую непривычную и нежеланную. — Его величеству доложили, что вы здесь, и он срочно вызывает вас к себе.

Филипп бросил на Логана усталый взгляд и спрятал записку, которую сжимал в кулаке, в карман брюк.

— Передай его величеству, что я приду, как только приведу себя в порядок.

Логан, казалось, ничуть не смутился.

— Разумеется. — Он старался придать голосу самый уважительный тон, но глаза его раздражённо блеснули. — Только это был приказ.

— Сомневаюсь, что он захочет видеть меня в таком состоянии, — коротко отозвался Филипп и, усмехнувшись, поплёлся в свою комнату.

Ему необходимы были новая рубашка, новый китель. Он был бы рад переодеться полностью, принять душ и смыть с себя всю пыль, которая, казалось, въелась в одежду, в кожу… Но он не мог заставлять отца ждать слишком долго. Не идти сразу уже было неуважительно, а Филипп понимал, что сейчас он лишь подчинённый. Сейчас слово «сын» уходило на последний план… Впрочем, как всегда.

* * *

— Тебе не кажется, что это довольно странная ситуация, — говорил Элиад Керрелл, расхаживая по своему кабинету, держа руки за спиной и кидая на Филиппа короткие взгляды, — мне сначала сообщают, что мой сын застрял где-то на поле боя и, возможно, погиб, — он шумно втянул носом воздух, — а потом — буквально два часа спустя — что он живой, пусть и не очень здоровый, возвращается сам. Ты можешь это объяснить?

— Лучше бы было, чтобы я не возвращался? — холодно спросил Филипп, скрещивая руки на груди. Напряжённость между ними давно стала чем-то обыденным.

Отец бросил на него полный ярости взгляд.

— Я прошу у тебя не препираться со мной и не играть в самого умного, Филипп! Ответь мне на вопрос: как это получилось?

— Меня спасли.

Филипп поджал губы, глядя в пол. Он знал, что это вызовет новые вопросы, и, подтверждая его мысли, Элиад спросил:

— Кто?

Его голос звучал настойчиво, непреклонно. Он мог бы продержать сына рядом столько, сколько бы потребовалось, чтобы заставить его говорить. Филипп вздохнул, нахмурился, но решил, что лучше сейчас подойдёт правда. По крайней мере, так было бы быстрее.

— Девушка. Я… — В горле пересохло. — Я не знаю, кто она, но вряд ли с Райдоса. Я видел её как-то в городе у нас, на севере…

Элиад подозрительно прищурился.

— Что здесь забыли какие-то девушки с севера?

Филипп покачал головой. Он не знал, да и не хотел знать, если честно.

Элиад задумчиво сжал зубы, упёрся руками в стол, размышляя, и пальцы его забарабанили по холодной, гладкой поверхности. Ритм — такой знакомый и отчего-то назойливый — выводил из себя, и Филипп изо всех сил сдерживался, чтобы не выдать раздражения.

— Ладно, — сказал Элиад после минутного молчания, и стук прекратился. — Иди. И… не надо думать, что я могу хотеть, чтобы ты не вернулся.

Они обменялись короткими взглядами.

— Так точно, — отозвался Филипп, кивнул, развернулся на каблуках и вышел. И только за дверью он наконец с облегчением выдохнул, напряжённые плечи опустились.

* * *

Тёмная река отливала металлом каждый раз, стоило лунному свету проскользить по ней, прежде чем скрыться за новыми грузными облаками, что летели по низкому тёмному небу так быстро, словно пытались сбежать. Погода слишком сильно испортилась ночью, и казалось, что вот-вот грянет гроза. Холодный ветер раскачивал тонкие чахлые деревья на берегу, заставляя их сгибаться под сильными порывами. Анна растирала заледеневшие руки и куталась в слишком лёгкую для такойпогоды кожаную куртку и шарф. Распущенные длинные волосы постоянно лезли ей в лицо, и она в остервенении откидывала их назад.

Её слишком нервировало ожидание. Ещё сильнее чем то, что зуб на зуб не попадал, а пальцы и уши давно покраснели, и их противно кололо. Горький червячок вины разрушал изнутри, но Анна не позволяла ему показываться на свет как можно дольше. Не перед Хогом уж точно. Он, наверно, убил бы её, если бы узнал, где она и с кем собирается встретиться. На самом деле, она сама бы себя убила за это, потому что встречаться с Филиппом Керреллом было неправильно. Они находились по разные стороны баррикад. Их разделяло столько моральных, идеологических и социальных разногласий. Но судьба упорно сталкивала их вместе, и сопротивляться ей было сложно. Да и не хотелось сопротивляться.

Пока Филипп сильно опаздывал. Анна точно это знала, потому что опоздала сама: слишком долго пришлось ждать, пока все уснут, ворочаясь под покрывалом полуодетой, изображая сон и умоляя небо, чтобы Орел прекратил наконец шуршать на кухне. Главное, чтобы теперь никому не пришло в голову проверить, где она. Хог, мучимый паранойей всё время, что они провели в посёлке, иногда просыпался посреди ночи и обходил дом, двор, выходил на крышу, и всё с раздражающим, нарочито аккуратным скрипом дверей и половиц. Анне не нужны были подозрения, потому что, увы, они были бы обоснованы.

За спиной хрустнула ветка, и Анна обернулась, посылая Филиппу полный ярости взгляд.

— Ты опоздал! — прорычала она, обхватывая себя руками. — Я околела, пока ждала тебя!

— Я мог бы вообще не прийти, — пожал плечами Филипп. — Покинуть крепость не так-то просто. Но это слишком слабое оправдание, правда? Ты бы подумала, что я струсил.

Он просительно поднял бровь. Анна закатила глаза и оскалилась.

— А если я позвала тебя, чтобы убить?

— Почему же я до сих пор жив?

Анна в ярости топнула ногой и, резко отвернувшись, ушла к самому краю склона к реке. Зачем она вообще позвала его?! Хотела увидеть, поговорить по-хорошему, как прошлым летом, но теперь он был перед ней, холодно ухмылялся, смотрел внимательными зелёными глазами — и ей больше не хотелось говорить. Если бы он провалился сквозь землю прямо здесь и сейчас, Анна была уверена — она бы радовалась. Потому что он должен был погибнуть не из-за Хога, не из-за кого-то ещё. Он был её проблемой, её целью, и только у неё было право решать.

Шорох ткани, шаги — и что-то тяжёлое и колющее шею легло на плечи. Она дёрнула плечами и сморщила нос.

— Убери, Керрелл…

Филипп сделал вид, что не услышал. Его дыхание щекотало за ухом, руки лежали на плечах, поддерживая плащ, и Анна поймала себя на том, что невольно упирается спиной ему в грудь. Она повернула голову, и внезапная нежность зажглась внутри, когда она смотрела на его профиль, на то, как он едва заметно улыбался уголками губ и глазами, такими тёмными сейчас.

Филипп поймал её изучающий взгляд, и глаза их встретились. Что-то дрожало в воздухе, и это «что-то» было больше, чем магия. Он приблизился к ней, дыхание стало тяжелее и чаще… Но Анна покачала головой и отстранилась.

— Нам не стоит… — прошептала она.

Филипп невесело усмехнулся.

— Не стоит…

Отходить не хотелось. К благоразумию взывать было слишком поздно. И черта, которую Анна продолжала проводить между ними с упрямством ребёнка, не верящего, что волны и в этот раз её смоют, была пересечена несмотря ни на что.

— И доверять тебе мне не стоит, — вдруг сказала Анна, отворачиваясь.

— А я тебе и не доверяю. — Голос прозвучал обыденно-жестоко. Плечи Анны напряглись. — Ты убила человека, который выполнял важную миссию. Я не верю, что ты не сделаешь этого ещё раз, и не верю, что этим человеком не окажусь я.

— Тогда зачем ты здесь?

— Потому что я влюблённый кретин, очевидно.

Филипп не успел понять, что произошло и почему, как Анна скинула его руки, плащ и отшатнулась, как будто он её ударил. Плащ упал на землю.

— Хватит об этом! — выкрикнула она, отталкивая его и задевая руку.

Дыхание перехватило, в глазах потемнело, и лицо исказило гримасой боли. Филипп с шипением схватился за плечо.

— Что такое? Что с тобой? — испуганно выдохнула Анна, пытаясь сообразить: что произошло и виновата ли в этом она. Может, она ударила его случайно высвободившейся магией?

— Ничего, — через силу проговорил Филипп, стараясь придать лицу спокойное выражение, но его руку парализовало болью. Она выворачивала мышцы, жгла каждую клетку от груди до кончиков пальцев. Она была ещё сильнее, чем сразу после ранения или когда он пришёл на базу. Сильнее, чем когда открытую рану обжигали лекарства.

— Что. С. Тобой? — отчеканила Анна, подходя к нему вплотную и глядя в глаза. — Отвечай, Керрелл.

— Лекарства… — выдохнул Филипп. — Наверняка они лечат…

— Лечат что? Тебя ранили?

— Да. — Он втянул побольше воздуха в лёгкие и наконец отпустил руку: боль начала отступать. — Мальчишка с ножами. Он сломал мне телепорт…

На лице Анны промелькнуло замешательство, быстро сменившееся раздражением: конечно, Орел бы не упустил возможности кого-то убить! Особенно принца. Но как? Как он мог ранить его, если с полгода назад её собственный удар — не смог!

И тут появилась мысль. Анна окинула Филиппа взглядом и вскинула голову.

— Где эта дрянь, Керрелл?! — Её глаза сверкали гневом. — Где кольчуга, я тебя спрашиваю?!

— Где-то там. — Филипп кивнул на полигон. — Я решил её не носить. Это нечестно. Другие люди…

— Да какое тебе дело до других людей?! — Анна хотела его толкнуть, но отдёрнула руку.

— Я их принц. Я должен подавать пример. Какой это будет пример, если я стану прятаться за артефактами?

— Ты несёшь чушь, Керрелл… — Она тряхнула головой. — Ты — прячешься за артефакты?! Ты вообще, мать твою, не прячешься, а стоило бы! Нормальный человек не лезет на рожон так, как ты. Нормальный человек не пришёл бы сюда, не пришёл бы в лес…

Руки её тряслись от злости, когда она схватила его за грудки. Филипп чувствовал электричество в воздухе. Оно стреляло, трещало, кололо его лицо, и её слова ударили так же.

— Носи свою чёртову кольчугу, Керрелл! — прошипела Анна. — Слышишь меня?! Плевать я хотела на твой народ и на идиотский «пример», который ты вбил себе в голову! Может, твоё мнение бы изменилось, оторви тебе руку? Если бы нож прилетел тебе в горло? Что бы ты вообще делал, если бы не я? Свалился бы к чертям — и никакая магия тебя бы не спасла. — Она ткнула в его грудь пальцем. — Носи её! Понял?! Если я узнаю, что ты без неё, клянусь, я лично прикончу тебя! Можем поспорить, что я смогу.

Филипп тепло улыбнулся и здоровой рукой дотронулся до щеки Анны. Она дёрнулась, не сразу поняв, что он делает и зачем. А потом нахмурилась, сжимая зубы, грудь её вздымалась от тяжёлого дыхания, но она не отстранялась, не отводила взгляда.

— Не нужно за меня беспокоиться, — прошептал Филипп.

— А я и не беспокоюсь, — Анна поджала губы, издевательски выгибая бровь, — просто предупреждаю. А теперь я ухожу, пока мы не сделали какую-то глупость. Пообещай мне, что не будешь идиотом, Фил. Я тебя предупредила и сдержу своё слово.

Она серьёзно посмотрела ему в глаза, и Филипп кивнул, перехватил её ладонь и на мгновение задержал в своей. Анна сжала его ладонь в ответ, и по пальцам прошёл лёгкий разряд, а потом она исчезла.

Филипп тяжело вздохнул. Холодный воздух обжёг горло, обветренные щёки горели, и потоки ветра забирались под одежду, но Филипп даже не думал застёгиваться. Он ещё какое-то время стоял у реки, глупо улыбаясь и задумчиво глядя в сторону посёлка, пока холодные дождевые капли не стали падать на лицо.

* * *

Оказавшись в доме, Анна грустно опустилась на диван, на котором должна была спать, и уставилась в стену. Если кто-то и заметил её отсутствие, ей было всё равно. Её мучило только странное чувство опустошённости. Словно усталость, разочарование и тоска смешались и захватили душу и разум.

Сбросив ботинки и куртку, Анна забралась под одеяло, свернулась клубочком, боясь замёрзнуть, и подумала — почти случайно, мельком — что даже на пронизывающем ветру, но рядом с Филиппом Керреллом было намного теплее и приятнее, чем под колючим шерстяным пледом.

17

Анна распахнула глаза. Первые мгновения она даже не понимала, где находится. Полупустая комната с выцветшими обоями в цветочек выглядела неуютно и отчуждённо, почти нереально. В холодных лучах летали пылинки, а тени веток рисовали на потолке причудливые узоры. Анна лежала на спине, пытаясь прийти в себя после тяжёлого, беспокойного сна, оставившего после себя чувство полного опустошения и усталость. Она даже не знала, сколько спала и спала ли на самом деле. Может, всю ночь пролежала, уставившись в тёмный потолок…

Послышался стук двери и скрип половиц под тяжёлыми ботинками. Кто-то раздражённо зашипел, и Анна нехотя поднялась с дивана, надела куртку и, немного подумав, ещё и плед. Этой ночью она осталась спать наверху, и здесь было намного холоднее, чем в прогретом дыханием и готовкой подвале.

Анна вышла в коридор, стараясь ступать тихо, чтобы заметить того, кто проснулся, первой, но Орел внезапно вышел из кухни, и они оба замерли, глядя друг на друга, будто не ожидали встретиться.

Орел нахмурился, и первый колокольчик подозрения зазвенел в голове Анны.

— Доброе утро, сестрица. — Он смерил её взглядом. — Выглядишь неважно.

— Нормально… — неуверенно сказала она, также сводя брови, и выражение её лица стало на удивление похоже на выражение лица брата. Порой они были слишком похожи: мимикой, реакциями, чем-то агрессивно-животным, и сейчас Анна понимала — Орел что-то знал, или о чём-то догадывался, или пытался её спровоцировать. Она не была намерена с ним ничего обсуждать, у неё не было оправданий и желания извиняться, да и Орел бы такое не простил.

Она готова была развернуться и уйти, но задумчиво замерла и поинтересовалась:

— Где Хог?

Орел скрестил руки на груди.

— На террасе.

Он говорил что-то ещё, но Анна не обратила внимания: прошла мимо и хлопнула дверью.

Хог вглядывался в залитое светом едва голубое небо и задумчиво почёсывал подбородок. Он не услышал ни хлопка двери, ни шагов и так бы и стоял, не подойди Анна ближе.

— Что ты там выглядываешь?

Хог вздрогнул и обернулся к ней.

— Что? А! — Он снова отвернулся. — Корабли. Я уверен, что рано или поздно они появятся.

Анна удивлённо подняла брови и села на ступеньки террасы. Под пледом не чувствовалось холода, а посёлок казался таким мирным, что, не знай она, что случилось вчера, никогда бы не поверила.

— Почему ты встала так рано? — спросил Хог.

— Рано? Я думала, что проспала всё… На самом деле, нет сил спать. — Анна прислонилась к деревянной ограде. — От этого лишь голова болит. — Она подняла на него глаза. — А ты? Почему ты такой хмурый?

— Всё думаю, что надо бы осмотреть яму. Я прямо чувствую, что сейчас она — лакомый кусочек. Что Пирос, что Райдос — слетятся как мухи. Нет, как стервятники! А нам потом подбирать остатки. И хорошо, если они там друг друга не поубивают в процессе.

— И поэтому ты так серьёзен? — хмыкнула Анна. — Ты хочешь что-то определённое и боишься, что его заберут раньше?

— Именно. Обломки тех махин. Кто знает, из чего их делают! Может, сердцевина — неповторимый механизм. Я вчера наблюдал, что они делали. И вроде бы ничего особенного, но на них нет ни одного энергокамня. Наверняка тоже изобретение Форкселли. За них могут отвалить круглую сумму что те, что другие.

— И что тебя останавливает? — Анна изогнула бровь. — Ещё ведь никто не прилетел?

— Нет. — Хог сел рядом. — Но бродить меж трупов одному мне совсем не хочется.

Анна понимающе кивнула. Она бы сама просто так вниз не спускалась, тем более зная, что там может находиться что-то важное, о чём могут знать другие люди, разозлённые её вчерашним представлением и оттого ещё более опасные. Отпускать же Хога одного казалось совершенно безрассудным: землетрясения в котловане — такое же бесполезное умение, как огненная магия под водой.

— Я… могу пойти с тобой… — нехотя проговорила Анна.

— Ну а куда бы ты делась? — ухмыльнулся Хог и закинул руку ей на плечи, притягивая к себе. — Анка! Мы с тобой столько всего сделали! А сколько ещё сделаем. Вот поможем Райдосу победить — и махнём на Форкселли! Весь мир будет наш!

Анна покачала головой, заговорщически улыбаясь. В глазах её заплясали дьявольские, восторженные огоньки. Мысли о Форкселли вытеснили всё: и войну, и Филиппа, и Орела с его подозрениями, и даже чувство вины, и так приглушённое утром. Оставалось только переждать, может быть, неделю, и тогда уж Хог не отвертится. Только сначала надо добыть то, чем он так грезил — обломки поражающих махин.

— Ну так что, мы идём собирать железяки? — спросила Анна, поднимаясь.

— Для начала предупредим парней и перекусим!

Анна закатила глаза.

— Ага, чтобы нас уж точно вырвало между трупами.

* * *

Они приземлились на гору из обломков земли. Анна поморщилась, глядя на тела в военной форме, переломанные, окровавленные, придавленные камнями. Их было неожиданно много, больше, чем она думала, и теперь, несмотря на то что Филипп Керрелл был большой проблемой, ей меньше всего хотелось увидеть его здесь. Она была готова никогда больше с ним не встречаться, забыть его, как забываются сны, и жить так, словно его и не было. Даже если она не чувствовала к Хогу ничего особенного, Анна всё ещё выбирала его. Потому что с ним у них хотя бы могло быть будущее. Например, на Форкселли. С Филиппом будущего не было нигде. И всё же смерть была бы слишком простым способом от него избавиться.

— Далековато. — Задумчивый голос Хога вырвал Анну из молчаливого размышления.

Хог смотрел вперёд, туда, где меж колонн и обломков виднелись серые плиты, а на них — обугленные, покорёженные обломки машин. И до них простиралось целое поле трупов. Анна брезгливо высунула язык. Хог рассмеялся, пожал плечами и бросил: «Пойдём уже».

Он осторожно спустился с горы, ступая меж тел так, чтобы те не касались ботинок. Анна летела в паре сантиметров над землёй, подозрительно осматриваясь. Она что-то чувствовала, но пока не понимала что.

— Может, мы пойдём быстрее? — беспокойно спросила она.

Хог сжал губы, взглянул под ноги и махнул рукой, мол, не важно — и прыгнул. Тела подбросило ударной волной.

В два прыжка Хог оказался у обломков, и глаза его зажглись, руки задрожали от предвкушения. Он перебирал пальцами в воздухе, думая, куда бы приложиться сперва, но не успел.

Они с Анной одновременно вскинули головы — что-то приближалось. Треск мотора, бурление звуков и гомон. С одного из краёв совсем близко к ним посыпался песок.

— Кто это, мать их? — прошипел Хог, сунул в карман обугленную деталь в форме спирали и схватил Анну за руку: пока военные, с какой бы стороны они ни были, не спустились, стоило спрятаться и оценить, что делать дальше.

Они притаились за широким основанием одного из столбов, рядом с ним сгрудились обломки камней и кусков земли, из-за которых их не должны были видеть. Хог на всякий случай схватил валяющуюся под ногами винтовку. Один из камней был выбит, но остальные начали слабо светиться, заряжаясь, когда он нажал на курок.

— Сойдёт, — прошептал Хог.

В это время военные спускались в котлован. Кто-то сам, кто-то — по сброшенным канатам, и таких было большинство. Это было хорошо. Может, Хог не умел летать, но он умел прыгать, заставлять воздух его держать достаточно долго, чтобы оттолкнуться от него и взлететь выше. А котлован был всего-то в три или четыре этажа в высоту.

— Кавалеры Пироса, — проговорил Хог и попытался прицелиться.

Анна напряглась, а он в увеличитель рассматривал людей. Те, что умели летать или подпрыгивать, выносили тела погибших товарищей. Остальные же подбирались к центру. Они точно что-то искали: пока идущие по бокам, готовые к атаке, проверяли, одни ли они в котловане, те, что шли в центре, смотрели под ноги. Некоторые останавливались, что-то подбирали, но не оружие — оно их, вооружённых до зубов, не интересовало. И Хог знал, что им было нужно. То же самое, что и ему. Он был прав, что в машинах было что-то особенное. Та же технология их создания. Пирос сотрудничал с Вейером, уж их-то техники смогли бы разобраться, что к чему, по одним деталям и видам махин.

— И что мы будем делать? — поинтересовалась Анна, выглядывая из укрытия и ища глазами военных. От неё их скрывали другие столбы. — Уйдём?

— Если мы попробуем — нас наверняка заметят и попробуют убить. — Хог хмыкнул, качая головой. — Они помнят, кто на них напал. Так что пока подождём.

— А если переместиться?

Хог отмахнулся, и Анна закатила глаза. Он вовсе не собирался никуда уходить! Он прильнул к колонне, следя во все глаза, что и где делают военные. Те поднимали плиты, отбрасывали или разбивали валуны. Они внимательно осматривали листы железа, странной формы детали, что-то придирчиво и методично искали в земле.

Вдруг Хог издал восторженный звук. Анна обернулась, чтобы спросить, что случилось, но не успела: Хог, пригнувшись, выбрался из укрытия и перебежками направился вперёд. Не глядя под ноги, он умудрялся наступать на верные участки земли, не производя ни малейшего шума. Казалось, что его покинули все инстинкты самосохранения, вся умная осторожность — остался только фанатичный блеск в глазах. Он что-то увидел, но Анна, сколько ни вглядывалась, не могла понять что. Но, взглянув в другую сторону, она едва не выкрикнула имя Хога — туда же, куда двигался он, направлялись несколько человек.

Анна тут же оказалась рядом с Хогом — и вспышка выстрела пролетела буквально в миллиметрах. Следующий врезался в щит.

— Какого чёрта ты пошла за мной?! — выкрикнул Хог, отталкивая Анну в сторону, за гору земли, а сам откатился в другую неподалёку.

— Какого чёрта ты вообще куда-то пошёл?! — парировала она, вжимаясь спиной в песок. Пыль от попавших в укрытие выстрелов засыпала лицо, и, раздосадованная, Анна отправила назад, не глядя, несколько молний.

— Да потому что у меня был план! — Хог отстреливался так, словно держал подобные винтовки в руках всю жизнь, но постоянно смотрел на энергокамни: те могли в любой момент иссякнуть, потухнуть.

— Тебя заметили и без меня! — Анна перевернулась на живот и послала вперёд ещё несколько молний, уже зная наверняка, что те попадут. Один человек упал, схватившись за бок, но жив остался. — Я всего лишь не дала тебя сразу убить!

— Там… лежит такая… вещь! — выплюнул Хог, то ли целясь, то ли следя в увеличивающий прицел за приближающимися военными.

Их осталось шестеро, и они всё ещё были сильнее и лучше экипированы. Раньше он старался не ввязываться в бои, когда врагов больше и победа неочевидна, когда у него не было чёткой идеи, что делать, но сейчас стоило рискнуть. Потому что он нашёл то, что искали все: в камнях, покрытая пылью, лежала неприметная пластинка. Она мерцала так, что пока не взглянешь под определённым углом и так внимательно, насколько это только возможно, и не заметишь! Даже не зная, что это за пластина, Хог понял, что именно она — самый важный элемент тех машин.

А теперь пластина осталась вне досягаемости. От неё отделяли вспышки выстрелов, мужчины в форме, и единственное, что пока успокаивало — те двигались вперёд. Они не видели, что прямо за ними лежит то, за чем они пришли.

— Ты видишь? — выдохнул Хог.

— Нет. — Анна мотнула головой. Она даже не понимала, что должна видеть, а всматриваться не было времени: они приближались быстро, двигались резко, прыжками, перебежками — сложно прицелиться и попасть.

А им было просто, и в один момент винтовку выбило из рук Хога.

— Мать твою! — выкрикнул он и метнулся к оружию.

Анна поставила щит, давая ему время, но Хог мотнул головой.

— Он сломан! Я не смогу выстрелить. И тут больше нечего ломать. Сделай что-нибудь!

Анна коротко кивнула — и взлетела. Энергетическая волна отбросила не успевших поставить щиты военных. Несколько человек бросились вперёд, но молнии ударили в землю, преграждая дорогу.

В это время Хог рванул в противоположную сторону. Ему нужно было найти хоть какой-нибудь целый автомат. Он видел, что за ним всё же увязались и теперь упорно гнали дальше от Анны, дальше от артефакта. Времени разбираться не было: он хватал первое попавшееся оружие, посылал пару выстрелов — и выбрасывал. Бессмысленно! Все полуразряженные, без камней — бесполезные железяки.

Хог чувствовал, как его загоняют в угол.

Военных всё ещё было больше, и к ним присоединились те, что раньше переносили тела. Они стреляли со всех сторон, стягивались плотным кольцом, отвлекали, превращая всё вокруг в круговорот слепящих вспышек. Не сосредоточиться, не прицелиться. И это злило! Атаки становились резче и беспорядочнее. Анна чувствовала, как тело колет от силы. Оно дрожало, и воздух дрожал. Всё вокруг искрилось, сверкало алыми искрами.

Анна знала, как это работает. Она могла собрать всю эту энергию, слить в один поток — и накрыть им всех внизу.

Но тут раздался вскрик Хога.

Анна вздрогнула, обернулась, и энергия сорвалась, не успев набрать достаточной мощи. Военных отбросило на несколько метров. Кто-то упал и больше не двигался.

Вдалеке что-то загорелось, Анна в ужасе раскрыла рот — и переместилась.

Она оказалась рядом с Хогом, щит взметнулся вверх, но поздно — в него врезалась огромная сфера, и их разнесло в противоположные стороны.

В ушах стоял звон. В голове — гул. Анна через силу приподнялась на локте, глядя сквозь поднявшуюся пыль. Слёзы заслоняли глаза, взгляд скользил, не в состоянии задержаться на чём-то определённом, но всё же Анна сумела разглядеть размытые силуэты военных в нескольких метрах от себя. Они склонились над Хогом, прощупали что-то у него в одежде, переглянулись, а потом — у Анны перехватило дыхание — один из них выстрелил.

Её тряхнуло, будто от удара. Слишком неожиданно и отчего-то слишком больно. Его не могли убить. Не Хога…

У неё дрожали руки, подкашивались колени, когда она пыталась встать. Неиспользованная энергия била изнутри. Ярость кипела, и её нельзя было просто подавить, а Анна даже не пыталась.

Вокруг неё дрожало всё. Камни поднялись в воздух, засверкали молнии. Порывы штормового ветра взметнули пыль, разметали волосы. Послышался крик, но, прежде чем хоть кто-то успел сдвинуться с места, она взорвалась. Ярко-алая волна на бешеной скорости пронеслась по котловану и с треском влетела в стены. Загрохотало. Обрушились уцелевшие колонны. А там, где стояло пятеро военных, остались лежать разорванные надвое тела.

Внутри не осталось ничего. Волна выжгла, уничтожила всё, что было. Ушли звуки, ушли боль и напряжение, уступив место всепоглощающей апатии, в которой удары сердца казались набатом. Пошатываясь, Анна медленно подошла к тому месту, где лежал Хог. С простреленной головой, раскинув руки, с приоткрытым ртом, из которого стекала тонкая струйка крови, и с застывшим навсегда спокойным выражением на побледневшем лице.

Анна почти не дышала, не в силах оторвать от него взгляд. Никаких мыслей. Никаких чувств. Мир сосредоточился на нём, и за своим горем Анна не заметила, как в котлован спикировали двое и бесшумно подобрались к ней со спины. Они молча переглянулись, один кивнул другому, и тот ударил её прикладом в затылок.

Всё погрязло в темноте.

18

Анна очнулась на холодном полу. Дышалось тяжело, голова раскалывалась от боли. Она приоткрыла глаза, но не увидела ничего: темноту лишь кое-где разбивали расплывшиеся пятна слабого, но раздражающего жёлтого света. Анна хотела сесть, но не смогла даже повернуться. Боль сковала тело, и дрожащий выдох вырвался из горла. Новый болезненный импульс пролетел от затылка до лба, ударяя так сильно, что глаза заслезились. Она никогда не чувствовала себя такой разбитой и беспомощной. Она не понимала, где находится, что происходит, лишь чувствовала сырость и то, как камни впиваются в спину. Но передвинуться не получалось: любое напряжение отдавалось острой болью в затылке и тягучей слабостью во всём теле.

Она бы никогда не подумала, что обычная вылазка с Хогом может привести к такому. Ей следовало его отговорить. Им следовало убраться оттуда сразу же, как только появились солдаты Пироса. Им следовало вообще не появляться здесь!

Она застонала: новый болезненный разряд ударил по вискам. Было больно даже думать… Хотелось умереть на месте, и она не понимала, почему вообще ещё жива, а не лежит с Хогом в пыли среди трупов.

Вдали послышались шаги, громом отзывающиеся в ушах, заставляющие сжиматься от новых приступов боли. Шли двое мужчин, и голоса их эхом отражались от стен.

— …скорее всего, сотрясение мозга.

— По-вашему, она может дать какие-то сведения?

— Вполне возможно. Они ведь спустились вниз не просто так. Наверняка тоже искали…

Мужчины остановились у камеры, ограждённой поблёскивающими от защитных заклинаний прутьями. Анна слышала, как щёлкают замки, чувствовала, как спадают давящие блокирующие заклинания. Дышать стало немного легче.

Дверь камеры с лязганьем открылась, и снова послышались шаги. Зашёл только один. Во тьму перед глазами врезался яркий шар света, и Анна, жмурясь, прикусила губу — голову снова пыталась раздавить боль. Из горла вырвались тихие хрипы.

Мужчина во врачебной форме опустился рядом с ней на корточки, внимательно осмотрел и сделал несколько пассов руками. Боль отступила, но лишь на мгновение — чтобы обрушиться с новой силой, когда Анну потянули за плечи, заставляя сесть. Она задыхалась, впивалась ногтями в каменный пол и до крови прикусывала губы, лишь бы не заорать.

Презрительно фыркнув, мужчина провёл шершавой рукой по её щекам, утирая слёзы и убирая с лица упавшие на него волосы.

— Если хочешь, чтобы стало лучше, выпей это.

Нос защекотал свежий мятный запах, и прохладное стекло коснулось губ. Анна приоткрыла глаза, и в приглушённом желтоватом свете смогла разглядеть морщинистое лицо мужчины, седую короткую бороду и светлые глаза за очками. Он смотрел серьёзно, настороженно и настойчиво, давая понять: хочет она или нет — он вольёт это ей в горло.

Она попробовала кивнуть, но лишь снова сжала зубы и зажмурилась.

«Ясно», — покачал головой врач, убрал колбу в карман и, размяв пальцы, сделал ещё несколько пассов. По позвоночнику прошёл холод, а на макушке будто разбили яйцо. Нечто вязкое обволокло голову, поползло вниз, успокаивая, выравнивая дыхание. Тело медленно расслаблялось, стало намного проще двигаться. Анна поднесла дрожащую руку к голове, но не почувствовала ничего, кроме прохладного флёра.

— А теперь это нужно выпить. — Мужчина опять потряс колбочкой перед её лицом.

Анна потянулась к ней, но он не отдал — сам поднёс к её рту и вылил жидкость. Вкус ментола обжёг горло и нос свежестью, вязкой слизью скатываясь по горлу.

— Это займёт около полусуток, — сказал врач, обращаясь к тому, с кем пришёл. Тот всё время ждал у дверей. — Не советую пока её о чём-то спрашивать вообще. — Он поднялся и вышел.

Дверь камеры закрылась, снова заблестели прутья, и было обретённая свобода сменилась давящим чувством от вернувшихся блокирующих магию заклинаний.

* * *

Филипп возвращался в крепость, растирая озябшие руки. Он провёл на улице целый день с Вайверном, несмотря на мощный ледяной ветер. Он пригнал новые тучи, и те заволокли небо сизым волокнистым покрывалом, и то отчего-то казалось ненастоящим. Будто кто-то натянул купол над миром. Вайверн привык к погоде, от которой сначала чешуя вставала дыбом. Привык он и летать низко, чтобы их не было видно за холмами, на которых располагалась база. Ходили слухи, что финальное сражение, на котором и должны были использовать драконов, не за горами, и никакие ранения не остановили бы Филиппа от тренировок.

Да и волшебные мази лечили плечо быстрее, чем он мог представить, и, хотя руку периодически сводило, а санитары несколько раз за день успели сменить ему повязку, к вечеру неудобств Филипп почти не чувствовал. Казалось, что он просто получил растяжение, а не нож в плечо.

И всё же на планировавшийся с утра рейд Филипп попасть не пытался: понимал, что отец его уже никуда не отпустит. И конфликтовать он не хотел. Уж точно не в преддверии чего-то большого и важного.

В здании стоял гомон. Все были так взволнованы и возбуждены… Филипп не прислушивался, но до него доносились странные разговоры о каких-то «революционных находках». Он замедлил шаг, пытаясь уловить хоть что-то конкретное, но лишь снова и снова слышал о «находках», «машинах», каких-то «пластинах» и о том, что они «достались страшной ценой».

Мимо Филиппа, недовольно бубня, пролетел врач и скрылся в госпитале. Филипп заглянул в незакрытые двери и удивлённо заметил нового человека на койке. Тот лежал без сознания с перемотанными головой и ногой.

Филипп подошёл к медику, вынимающему из шкафа над столом пробирки, полные светлой жидкости.

— Что случилось? — спросил Филипп.

— О, сэр Керрелл… — В знак приветствия врач кивнул. — Вы не знаете?

Филипп покачал головой. Ему казалось, что он провёл весь день в вакууме: не представлял, что случилось, не слышал ни единой новости.

— Ранним утром была вылазка в город, — вздохнул врач, устало падая в кресло и прикладывая ладонь ко лбу, — на место битвы. И нас атаковали…

— Опять?!

Он кивнул.

— Было двенадцать человек. Выжили трое, и все ранены. Один до сих пор без сознания, не знаю, очнётся ли. Но, говорят, они что-то всё же нашли, да и одного из мятежников убили. Только толку-то от него одного? — Врач разочарованно покачал головой. — Ещё и ведьму в себя приводить пришлось. Лекарства тратить…

Филипп закашлялся, подавившись воздухом.

— С вами всё в порядке, ваше высочество?

— Да, да, — сдавленно произнёс он. — Наверно, простыл… Нет, не нужно лекарств. Что за ведьма?

— Знать бы… — Врач махнул рукой. — Аурница, говорят. Снесла всех, кого могла, одним махом. Зачем нужна — не понимаю. Они хотят её допросить… А смысл-то?

— Понятия не имею, — покачал головой Филипп, набирая в грудь больше воздуха.

Он не сказал ничего больше, просто вышел из госпиталя и направился в дальнее крыло бастиона, туда, где лестницы вели в подземные темницы. У входа сидели двое и во всё горло переговаривались, отпуская едкие, похабные комментарии в адрес друг друга. Только заметив Филиппа, они вскочили с мест и поклонились.

— Ваше высочество!

— Я слышал, что там прибавление? — спросил Филипп.

Один из охранников усмехнулся и гордо закивал.

— Откройте.

Они переглянулись, но спрашивать не стали: приказ принца обсуждению не подлежал. Филипп зажёг световой шар и бегом спустился по ступенькам в непроницаемую тьму, слыша, как один говорит другому: «Так и знал, что кто-нибудь да не удержится посмотреть на неё!»

Многие камеры были пусты, лишь из некоторых злобно зыркали на Филиппа пленные воины Райдоса. Они были бы рады наброситься на него, но меж зачарованными прутьями нельзя было даже просунуть руку, и они могли лишь ругаться, обзывая его последними словами, и посмеиваться. Филипп к ним даже не поворачивался: ему достаточно было чувствовать испепеляющие, полные ненависти взгляды.

Такой Филипп ожидал увидеть и у Анны, но встретила его усталость. Анна сидела, прислонившись к стене, и массировала виски. Она перевела на Филиппа настолько безразличный взгляд, что ему показалось, что она не до конца пришла в себя.

— Анна? — прошептал он.

Её глаза на мгновение закрылись, а губы тронула усмешка — тоже усталая и вымученная.

— Не узнаёшь, Керрелл? Я настолько плохо выгляжу?

Её голос был не громче шёпота.

— И правда, бывало лучше, — парировал Филипп.

Анна покачала головой и поморщилась от боли.

— Мы с тобой виделись меньше суток назад, — продолжал Филипп. — Объясни мне, как тебя угораздило попасть сюда?

— Я… — С её губ сорвался дрожащий выдох. — Мы с Хогом… Ты его, наверно, не помнишь, он тебе нагрубил и соврал, когда ты искал меня у нас дома… Мы спустились в котлован, потому что ему что-то хотелось найти, и на нас напали…

— Я слышал, что что-то нашли.

Пазл из услышанного постепенно собирался.

— Прекрасно! — воскликнула Анна. — Чего ты пришёл? По-твоему, мне недостаточно плохо?

Она уткнулась лицом в ладони, впиваясь пальцами в кожу, и плечи её задрожали.

— Что с тобой? — настороженно спросил Филипп.

— Какой-то кретин зарядил мне по голове, — выдохнула она. — Со спины. Трус.

— Мне сказали, что ты кого-то убила. Это были меры предосторожности. Я бы тоже не рискнул подходить спереди.

Анна резко обернулась к Филиппа, и глаза её блеснули так, будто хотела его убить.

— Они убили Хога! — прошипела она, и было в её оскале что-то дикое, как у готового к атаке зверя. — Он ничего им не сделал!

— А ты убила нашего генерала.

— Вы не докажете. — Анна надулась, скрестив руки на коленях и отвернувшись. Голос её звучал глухо. — Мало ли кто это мог быть. Или вообще случайность.

— Тем не менее у нас есть свидетели того, что ты убила других людей. Даже если они не найдут прямых доказательств, повесить их на тебя — проще простого. И они убьют тебя, как только получат какую-то информацию.

Филипп говорил так спокойно и жестоко, словно ему было всё равно. Анна нервно сглотнула.

— Какую ещё информацию? Я ничего не знаю. — Она мотнула головой и зарычала от пронзившей боли. — Мы ни за кого не сражаемся и ни на кого не работаем. Мы убивали воинов Райдоса точно так же, как и ваших. Вообще без разницы.

— Не думаю, что это сыграет тебе на руку, — вздохнул Филипп и попробовал дотронуться до прутьев. Руку обожгло заклинание, оставляя на коже красный след.

— И ты пришёл сказать, что мне осталось жить недолго? — Анна усмехнулась. — Как мило с твоей стороны. Если моя голова будет болеть дальше, я даже не против.

Филипп покачал головой, грустно улыбаясь и потирая обожжённую руку. Он ещё раз окинул камеру задумчивым взглядом.

— Если ты перестанешь со мной огрызаться, возможно, я тебя вытащу.

Анна подняла на него вопросительный взгляд, но спросить не успела: вдалеке послышался лязг дверей. Филипп вздрогнул, бросил: «Я вернусь позже», — и вылетел из подвалов так же быстро, как спустился туда, едва не столкнувшись на выходе с Линкольном Эрзетом. Анна моргнула и снова откинулась на стену, закрывая глаза и кутаясь в кожаную куртку.

* * *

Филипп мерил шагами комнату, почёсывая поросший щетиной подбородок. В голове у него не на жизнь, а на смерть бились две мысли, каждая из которых казалась правильной и неправильной одновременно.

Первая утверждала серьёзно и беспристрастно, что ему нужно думать о том, что правильно и законно. Вторая вопила, призывая к тому, за что бы Филипп осудил сам себя. Перекрывая доводы разума, она кричала о чувствах, играла на эмоциях, потому что знала — Анна единственная вызывала у него то, что он не мог и не хотел контролировать.

Влюблённый идиот! Он ненавидел себя за это, но понимал, что насколько бы голос рассудка ни был прав, не попытаться её вытащить он не мог. Только как это сделать… Сердце не давало ответов, лишь решимость и уверенность в правоте. Последняя столько раз помогала ему!

Филипп выдохнул и остановился. Неразрешимых задач не существует. Он справлялся с проблемами и сложнее.

В воцарившемся спокойствии Филипп, наконец, заметил быстро моргающий синернист. В любой другой ситуации он бы его проигнорировал, но сейчас нажал на кнопку. Ему нужны были чужие мозги, чтобы определиться, что делать.

Поначалу голографическое изображение Эдварда колебалось, как сумасшедшее, грозясь исчезнуть, но через пару минут успокоилось. Искры полились ровно, мягко освещая маленькую комнату, и лишь редкие помехи волнами пробегали по картинке.

— Теперь меня хорошо видно? А слышно? — Эдвард заёрзал на месте, словно от его положения зависели чёткость звука и изображения.

— Лучше некуда, — хмыкнул Филипп. — Успокойся.

— Наконец-то! Все эти ваши барьеры так портят связь! Мне кажется, тебе на остров было бы проще дозвониться, если бы ты брал синернист, как нормальный человек.

Эдвард раздражённо закатил глаза и мотнул головой, отчего чёлка упала ему на глаза. Филипп едва заметно улыбнулся. Он бы непременно потрепал брата по голове, будь тот рядом, чтобы посмотреть, как Эдвард будет выворачиваться и усердно поправлять волосы. Надо же! Кто-то посмел испортить его новомодную стрижку!

Чёлка Филиппу никогда не нравилась, равно как и матери, которая постоянно приказывала парикмахерам избавляться от отросших волос сыновей, но Эдвард упрямо отращивал волосы всякий раз, как выпадала возможность. Благо, в Академии за ним никто не следил и не мог указывать.

— Послушай, — начал Филипп, и готовый что-то сказать Эдвард закрыл рот. — У меня важный вопрос, и я надеюсь, тебе хватит ума никому о нём не говорить.

Лицо Эдварда удивлённо вытянулось.

— Слу-ушаю.

Филипп колебался.

— Если бы тебе нужно было вытащить человека из очень плохого места, которое тщательно охраняют, что бы ты сделал?

Эдвард вытаращился на брата и замялся. На ум пришло только то, как он спасал Джонатана, когда тот случайно попал в петлю в замке.

— Переместиться и забрать? — неуверенно спросил Эдвард, поправляя волосы.

Губы Филиппа сжались в тонкую линию.

— Если бы я даже мог телепортироваться, там везде блокирующие заклинания. В лучшем случае врежешься в стену.

— Прости, — быстро сказал Эдвард. — А сколько у меня времени, чтобы подумать? В смысле, сколько у тебя времени на спасение этого человека?

Филипп распахнул глаза. Этого он не знал. Ему так хотелось сделать всё быстрее, что он даже не задумывался: а стоит ли торопиться? Ему нужен был человек, который точно знает всё и к которому можно попробовать обратиться за помощью. Кто бы это мог быть?..

Филипп вскочил на ноги.

— Прости, Эд! — и выключил синернист.

Он спешил сильнее, чем стоило. Почти летел по коридору. И, будто ударившись о невидимую преграду, замер в один момент. Чтобы пустили к отцу, стоит быть спокойнее. С ним же можно было и показать волнение. Может, так он поймёт, насколько это на самом деле важно.

Входя, Филипп почти ни на что не надеялся.

Элиад Керрелл поднял на него вопросительный взгляд, и, несмотря на внешнее спокойствие, голос зазвучал холодно и опасно.

— Ты зачастил ко мне, Филипп. Что-то произошло?

— Это важно, отец, — выдохнул Филипп. — Я узнал, что сегодня взяли в плен девушку…

Он запнулся, не зная, как подвести к тому, что ему было нужно. Рассказывать отцу больше необходимого он готов не был.

— И? — протянул Элиад, барабаня пальцами по столу.

— И это, должно быть, какое-то недоразумение. Это она спасла меня!

— Интересно… — Элиад откинулся на спинку кресла. — А мне доложили, что она уничтожила наших воинов во время миссии в посёлке. — Филипп напряжённо молчал. — А ещё, что это она убила генерала Флиннстоуна.

— Этого не может быть! — воскликнул Филипп, надеясь, что его голос звучит естественно. Он знал правду, но кому она была сейчас нужна?

— Может или не может, — спокойно произнёс Элиад, — это мы узнаем после допроса.

— После допроса… Это когда?

— Не раньше послезавтра. Завтра важный день, Филипп. Он должен положить конец продвижению Райдоса вглубь.

Филипп улыбнулся, представляя бой, полёты на драконах, но тут же мотнул головой — нужно было сосредоточиться.

— То есть, — спросил он, — ты мне не позволишь её отпустить?

Элиад удивлённо взглянул на сына.

— С чего мне это позволять?

— Но разве её не искупает моё спасение?..

— Одна жизнь против десяти, Филипп. Даже если не всех убила именно она. Даже если она невиновна. С этим мы разберёмся потом. Сейчас нужно сосредоточиться на более важных вещах.

— Но ведь… — начал Филипп, но отец покачал головой.

— Сейчас это роли не играет.

Филипп сжал зубы и кулаки и, не говоря ни слова, вылетел из кабинета отца. Он пытался сделать всё правильно. Но раз не вышло, он готов был опять действовать по-своему. Это всегда срабатывало вернее.

* * *

В этот раз Анна выглядела лучше. Из её глаз пропала болезненная усталость, только непонимание и загнанность остались, выдавая нервозность. Ей было неуютно, и отнюдь не от камеры, в которой не было ничего, кроме холодного каменного пола и едва мерцающих решёток. На неё давили заклинания. Она то и дело разминала пальцы, пытаясь выдавить из них хоть искру — без толку. Она и раньше попадала в западни, и раньше её пытались держать в карцере, но ни разу заклинания, блокирующие силу, не были настолько сильными. Удержать аурника! Не дать ему использовать магию. Она не представляла, насколько сильные чародеи могли поставить защиту…

Когда Филипп подошёл, Анна замерла и скрестила руки на груди.

— Тебе лучше? — спросил он.

Она кивнула.

— То странное мятное зелье… Оно быстро помогает. Ты что-то узнал?

— Да. Утром начнётся последняя большая битва, и, если всё пойдёт хорошо, всем будет не до тебя по крайней мере до послезавтра. Если я переживу завтрашний день, я вытащу тебя сразу же…

— Нет! — воскликнула Анна и замотала головой. Филипп удивлённо уставился на неё. — Фил, если ты можешь… — Она запнулась и нервным взглядом окинула камеру. — Ты можешь это сделать до битвы? Это важно. У меня там… брат.

Последнее слово Анна выдохнула. Взгляд её бегал. Пальцы прошлись по волосам, и она снова посмотрела на недоумённо глядящего на неё Филиппа.

— Брат? — переспросил он.

— Да… — Её губ коснулась улыбка, глаза сверкнули весёлой иронией. — Ну, знаешь, тот, кто всадил нож тебе в руку.

Она прикрыла рот ладонью, пытаясь не засмеяться. Филипп ударил себя по лбу.

— Вот скажи, ты серьёзно считаешь, что он — хорошая причина тебя отпустить?

— Филипп… — Анна смотрела на него умоляюще. — Если я не отправлю его подальше, ваши люди окажутся в большей опасности, чем ты думаешь. Обещаю, я не сбегу. Я сделаю всё, что ты захочешь!

Филипп зашипел. Она выводила его этим из себя.Опять две половины сражались друг с другом, перекрикиваясь, приводя странные аргументы, ни один из которых не был достаточным, чтобы он решился.

— Да гори оно всё огнём! — выдохнул он и бросил на Анну яростный взгляд. — Ты будешь мне за это ещё и должна. И поверь, если ты обманешь, нам лучше вообще не встречаться.

Филипп потянулся к замку — и вдруг дёрнулся: рядом раздался звук шагов, и из темноты вышел Линкольн Эрзет.

— Я тут подслушал… — протянул он, с прищуром глядя на Филиппа. Его тёмные, как два жучка, глаза отражали блеск светового шара.

Филипп в ужасе напрягся. Эрзет подошёл ближе, цокая языком.

— Занятная информация…

— Расскажете моему отцу?

— Почему бы нет? Его величество будет заинтересован, я уверен.

По позвоночнику пробежала неприятная дрожь. Эрзет его испытывал, Филипп не сомневался, но был ли это блеф? Чего он добивался?

— Как вы узнали? — спросил Филипп.

— Мои люди знают всё.

— Ваши люди?

— Те двое на страже — мои хорошие друзья. К тому же после гибели Хейдана многие его люди перешли под моё командование. Так что, даже если бы захотели, вы не смогли бы вывести эту, — он кивнул на Анну, — через дверь так, чтобы я не узнал. И сейчас, боюсь, вы тоже просто так отсюда не выйдете.

— Что вам нужно?

Филипп сжал кулаки.

— Ничего. — Он покачал головой и наставил на Филиппа автомат. Опасно блеснули энергокамни. — Лучше уберите свои светяшки, ваше высочество. Они слишком заметны в темноте.

— Вы не посмеете, — оскалился Филипп и не убрал горящий вокруг одной руки ореол. — Это блеф.

Он метнул сферу в Эрзета. Тот уклонился и оказался рядом. Удар в грудь — и он прижал Филиппа к стене, надавливая на шею автоматом. Пальцы впились в плечо, и Филипп ахнул от резкой боли.

— Будете ещё стрелять? — прошипел Эрзет.

— Фил, не надо! — воскликнула Анна, и было замерцавшая огненная сфера потухла. Филипп опустил плечи, сдаваясь.

— Это мило, — покачал головой Эрзет и отступил.

Филипп согнулся, держась за висящую плетью раненую руку.

Эрзет же подошёл к решётке почти вплотную. Казалось, стоит приблизиться ещё на миллиметр, и прутья обожгут его лицо. Наклонив голову набок, он разглядывал Анну. Глаза его блестели, губы кривились в подобии ухмылки или оскала, и он постоянно цыкал, словно всё казалось ему интересным и забавным. Анна не могла понять по выражению его лица, хороший ли это знак.

Он резко развернулся к Филиппу, и край расстёгнутого камзола взметнулся так, что едва не задел прутья.

— А теперь я хочу услышать объяснения, — сказал он.

Филипп бросил на него злой взгляд.

— С чего я должен…

— С того, что от этого зависит, что сделаю я. Первый вариант: мне не нравится, и я иду прямо к его величеству. Второй: я оставляю вас в покое и наблюдаю, как все ваши попытки её вызволить проваливаются. Ну и третий, — он хмыкнул, — я вам помогу. Дам полезный совет.

— Зачем вам это?

Эрзет меланхолично поднял брови, качая головой.

— Потому что есть вещи, ради которых стоит нарушать законы, уставы… И принципы.

Он посмотрел на Анну так, что та отшатнулась. Ей хотелось сказать что-то колкое, фыркнуть на его рассуждения, может, даже усомниться в честности, но взгляд выбил из неё всю смелость, приклеил язык к нёбу и заставил подавиться несказанными словами. Она бы ни за что не хотела встретиться с ним ещё раз.

— Отлично, — выдохнул Филипп. — Оправдываться я не собираюсь. Мои причины очевидны.

Эрзет слушал, изредка щёлкая языком. Эта привычка раздражала, подобно не закрытому до конца крану, когда капли разбиваются сразу о подкорку мозга.

Пока Филипп, пытаясь сохранить самообладание, рассказывал об их отношениях, Анна ушла в дальний угол камеры и, прислонившись лбом к стене, жалела, что не может оглохнуть. У неё пылали щёки, голова снова начинала трещать. Слова Филиппа били по ней, как крупные градины: больно и словно могли оставить синяки. Как он мог это говорить? Как у него хватало мужества? Анна наверняка бы что-то выдумала или как-то улизнула от разговора. Было тяжело просто слушать…

Это ведь не должно было происходить. Ей стоило либо убить его при одной из тысяч возможностей, либо просто не появляться в лесу какое-то время. Может, он бы устал и забыл…

Она хмыкнула. Филипп Керрелл — и забыл! Да он бы нашёл её дом ещё раньше, и о том, что могло бы за этим последовать, Анна не хотела и думать. Переставь одну деталь — и сломается всё. Кто знает, может, она бы не дожила до этого дня вообще?

Она не знала, доживёт ли до следующего, и, даже если Эрзет действительно мог помочь, ей всё ещё было непонятно: зачем Филипп — принц! — так распинался перед этим мужиком бандитской наружности? Все его слова могли быть использованы против них обоих. И если её судьба была предрешена, то к чему Филиппу гробить свою?

Хотелось крикнуть, что оно того не стоит, но Анна не стала. Ей нужно было выбраться отсюда как можно скорее. Если то, что сказал Филипп про разрушение посёлка, правда, то непредупреждённые Орел и Харон в большой опасности. Ей нужно было отправить их домой, а потом… А потом будь что будет. Она могла бы дать любое обещание взамен.

— Кому расскажи — не поверят! — веселился Эрзет.

— Не стоит об этом рассказывать, — с нажимом произнёс Филипп. Он знал, кто поверит и — более того — примет меры, и это было последним, чего он хотел.

— Не бойтесь. — Эрзет стал серьёзен. — Я человек слова. Я назвал три варианта, и среди них не было пустой болтовни.

— И какой же вариант вы выбрали?

В голосе Филиппа прозвучали едва заметные нотки тревоги и отчаяния. Анна напряглась, прислушиваясь. Эрзет задумался.

Цок.

Анна впилась сломанными ногтями в каменную стену.

Цок-цок.

Филипп сильнее сжал кулаки.

Цок. Цок.

Эрзет посмотрел на Филиппа, на Анну, и глаза его заблестели от интереса.

— Хе! А была не была!

Анна отпрянула от стены.

— Что это значит?

* * *

Он даже не взглянул на неё.

— Пересменки в полночь и в семь утра. У вас будет не более десяти минут на всё. Я объясню, что и как сделать. Пройдёмте.

Он кивнул Филиппу, и тот, бросив взгляд на Анну, пошёл с Эрзетом на выход.

— Я возьму всё на себя. Даже если нас поймают, вам ничего не будет, — с горячностью уверил Филипп.

— Вы забавны, ваше высочество! Я не настолько глуп, чтобы подставляться под трибунал. Я не собирался вам помогать действием. Просто объяснил принцип. Делайте с этим знанием что хотите.

Филипп понимающе кивнул. На большее рассчитывать действительно было глупо.

— И напоследок. Вы действительно в ней уверены?

«Нет», — закричали мысли, но Филипп твёрдо сказал:

— Да.

У него был план на её счёт и множество вариантов ответов на любое слово против.

— Как знаете. — Эрзет сморщился, словно сожалея. — Надеюсь, она действительно того стоит.

Таким был их последний разговор. Последний разговор Филиппа с кем-либо до полуночи. Он прокручивал в голове схему, рассказанную Эрзетом. Казалось бы, ничего сложного. Не сложнее того, что они с Григом проделывали на острове, но отчего-то намного волнительнее. Оттого ли, что это происходило прямо под носом у командования и отца. Оттого ли, что нужно было действовать не одному. Филипп старался не думать о причинах и давил страх. Слишком поздно было идти на попятную.

Он спокойно шёл по ночным коридорам, в кулаке была зажата тонкая палочка с руническими узорами, которые подходили всего одной двери во всём мире. Надёжнее ключей и к тому же активирующая подавляющие магию заклинания. Эту палочку нужно было вернуть Эрзету до утра.

Двое на страже, те же, которых он видел пару часов назад, без вопросов пропустили его, сделав вид, что не заметили. Их караул кончался через пятнадцать минут, значит, у Филиппа было чуть больше двадцати, и он знал, что не успеет. Нельзя было добраться от одного конца подземных темниц-лабиринтов до другого за десять минут.

О большинстве ходов не догадывался никто из солдат, и Филипп с неудовольствием подумал о том, что и сам не знал, насколько велики и полезны эти коридоры. Они служили для эвакуации командования в экстренных ситуациях, выходили в разные концы холмов, на которых находился гарнизон, и были защищены сильнейшими маскировочными заклинаниями. Не знаешь, что за камнем должен быть выход — ни за что не заметишь.

Главное, успеть к смене — это повторял себе Филипп, спеша по коридору. Может, ему не придётся проводить ночь в сырости и темноте, если они сделают всё чётко и быстро…

Глаза Анны блеснули ярко-розовыми искрами, когда решётка открылась. Никакой больше блокировки. Никаких ограничений! Не прошло и суток, а она так соскучилась по свободе. Филипп предупредительно прижал палец к губам и поманил Анну за собой. В полной тишине они прошли несколько коридоров, не решаясь зажечь световых шаров или пустить путеводную нить. Филипп шёпотом считал повороты, пока наконец не остановился. Тёмно-сизый прямоугольник перед ними выделялся на фоне чёрных стен.

— Пришли, — выдохнул Филипп. Он надеялся только на то, что они вовремя, что у них есть время между караулами. Анне нужна была пара секунд: выйти за поле и переместиться подальше, но он переживал так, словно она собиралась идти пешком.

— Ты даёшь мне столько возможностей тебя предать, Филипп! — Она смотрела перед собой, не моргая.

— Да. И по крайней мере одну причину этого не делать.

Филипп повернулся вовремя, чтобы уловить борьбу на её лице. Они встретились взглядами, и Анна с улыбкой покачала головой. Это была плохая причина. Наивная до ужаса. Вызывающая отвращение к самой себе. Но она одна перевешивала все причины его обмануть.

— Я терпеть тебя не могу, Керрелл. — Её ладонь легла ему на щёку. — За то, что ты со мной делаешь.

Анна на мгновение прикоснулась своими губами к его, отстранилась — и исчезла по другую сторону барьера.

Филипп усмехнулся, поглубже вдохнул и медленно пошёл назад. Ему некуда было спешить. Он и так знал, что опоздал.

* * *

Дом показался Анне слишком тёмным, пустым и тихим. Орел и Харон должны были быть здесь, но они не подавали и звука, не выходили встречать, как раньше. И было в этом что-то болезненное, словно чего-то не хватало. А не хватало одного человека, который много лет заполнял собой всё пространство, и без него «как раньше» быть уже не могло. Анна осознала это как нельзя ясно, когда вошла в гостиную.

Орел вскочил и посмотрел на неё, как на предателя.

— Ну здравствуй, сестричка, — прошипел он.

— Я тоже рада тебя видеть, Орел. У тебя какие-то проблемы?

Анна остановилась в дверях и упёрла руки в бока.

— Проблемы у тебя, Анка, — выплюнул Орел. — И лучше бы тебе было вовсе не возвращаться. — Анна удивлённо подняла брови. — Я видел, как ты его спасла!

В голосе Орела звучала обида. Холодная, острая, режущая не хуже ножей и бьющая вернее и больнее.

— А Хога ты не спасла! — выкрикнул он, и это было сродни удару под дых.

— Я не успела, — упавшим голосом произнесла Анна. — Ты даже не представляешь, что произошло на самом деле.

— Мне всё равно, — после секундной заминки сказал Орел и скрестил руки на груди. — Надо было его убить сразу.

Он сморщился, словно готовый разрыдаться ребёнок. Анна сжала кулаки, но не успела начать кричать и спорить: в гостиную вбежал Харон.

— Анка! — воскликнул он, кидаясь к ней, но она не позволила себя обнять. Харон растерялся, и лицо его погрустнело.

— Всё в порядке, здоровяк, — попыталась успокоить его Анна, — просто сейчас не до этого… У меня есть важные новости для вас. Вам стоит убраться отсюда поскорее.

— Почему? — Харон почесал голову.

Орел подозрительно прищурился и сморщил нос.

— Совсем скоро начнётся важная операция. Последняя битва. Посёлок просто сравняют с землёй.

— О, сестричка, ты знаешь о планах Пироса? Шпионила там у них? — Слова Орела сочились желчью. — Это ты уходила узнать пару ночей назад? О да, я всё о тебе знаю, Анна! И ты просто так меня отсюда не выпроводишь. Мы можем сражаться, и мы будем это делать, даже так, как тебе не нравится.

— Правда? — иронично подняла брови Анна.

И в следующий момент Орела отбросило назад. Он влетел спиной в застеклённый буфет. С треском разбилось стекло. Орел ахнул и упал на пол. Его кофта порвалась, в спину и руки впились осколки.

— Идиотка, — прошипел Орел, поднимаясь на руках. Осколки впивались в ладони, из порезов сочилась кровь.

— Ты всё ещё уверен, что можешь сражаться? — переспросила Анна. — Харон, забери его, и отправляйтесь домой.

Отошедший от оцепенения Харон моргнул, бросился к другу и, закинув его руку себе на плечи, помог подняться.

— А что насчёт Хога? — осторожно спросил Харон, поворачиваясь к Анне.

Та бросила взгляд в окно и поджала губы. Возвращаться в котлован ей не хотелось, это могло быть опасно, но оставлять его там было никак нельзя. Возможно, ночью не найдётся других самоубийц, рискнувших спуститься в яму.

— Я его достану, — тихо сказала Анна, — а потом вы все вместе отправитесь домой.

— А ты? — проговорил Орел, морщась от боли и разглядывая порезанные ладони.

— А я остаюсь, — сказала она, будто это было само собой разумеющимся.

— Ну конечно! — Орел сверкнул глазами. — Ясно, чего она нас прогоняет! — Он повернулся к Харону. — Она хочет остаться со своим принцем наедине и знает, что я его убью, попадись он мне на глаза.

— Кому-то явно мало стекла в спине, — хмуро заметила Анна, откидывая волосы с лица — и переместилась.

Она снова стояла на краю котлована, глядя вниз. Он напомнил ей чёрную бездну. Она медлила, спускаясь, и чувствовала, как дрожь проходит по телу, а затылок начинает предупредительно ныть. Она не обращала на это внимания, просто летела к тому месту, где должен был лежать Хог. Видеть его не хотелось. Смотреть было страшно. Но не потому, что вокруг лежали покорёженные тела. Не потому, что ей не нравился вид свернувшейся крови или вспухшего тела. Анна просто боялась видеть его мёртвым. Как мог первым умереть именно он? Хог казался ей неубиваемым. Он так ловко уходил от полиции, обманывал всех, кто хотел его убить, а теперь будто поплатился за всё.

Она поёжилась и поняла, что на месте. Вот те обломки, вот те люди, разорванные напополам ударной волной её ауры. Анна сглотнула. Руки задрожали. Вдохнуть оказалось сложнее: пыль, запах, сдавленный воздух и дрожь — они мешали сделать короткий вдох, но иначе взять себя в руки у неё не получалось.

Ещё немного, и она увидела тело Хога. Он безвольно раскинул руки и ноги, голова была прострелена, бескровное, обрызганное почерневшей кровью лицо покрывали неестественного цвета вены.

С уколом сожаления Анна прикрыла глаза и вздохнула, а затем вытянула руки перед собой. Пальцы засветились, такое же сияние окутало тело Хога и подняло его в воздух, вырывая из цепких объятий пыли и камней. Анна вылетела вместе с ним из котлована и переместилась к дому. Тело зависло над крыльцом, и она никак не могла отвести от него взгляд, пока за спиной не послышался тихий голос.

— Анка… — Орел виновато смотрел на неё. — Ань, послушай… — прошептал он.

Анна на него и не взглянула, хотела пройти в дом, но Орел встал в дверях, рукой преграждая проход.

— Нет, серьёзно, послушай. Я не хочу, чтобы из-за Керрелла ты подвергала опасности свою жизнь. Понимаешь? — Анна молчала. Он смотрел в пол. — Я… Ты можешь не верить, да, но я переживаю за тебя.

— Не нужно, — коротко сказала Анна.

Орел покачал головой и протянул ей нож, всё ещё не поднимая взгляд.

— Возьми. Магия магией, но хуже не будет.

Анна посмотрела на нож. Расписное лезвие, рукоять с гравировкой. И жест совсем как шесть лет назад. В ту ночь Орел тоже дал ей нож перед важной и опасной вылазкой.

Анна вздохнула и грустно улыбнулась.

— Спасибо, братец.

* * *

До рассвета дом шуршал, избавляясь от последних вещей, которые могли показаться ценными. Орел и Харон снимали каждую картину, каждый горшок, скатывали ковры и пледы, собирали подушки, посуду и прочие мелочи большой кучей на диване. Они собирались забрать это всё с собой, а что делать с добром дальше — не представляли. «Придумаем!» — воскликнул Орел, когда Анна скептически спросила про применение подставки для цветов, которая до этого момента валялась в углу спальни, никому не нужная.

Пожав плечами, Анна ушла на улицу, села на крыльце, прислонившись к деревянному ограждению, и прикрыла глаза…

На улице светлело нехотя, и Анна не представляла, когда успело пройти так много времени. На плечах она обнаружила плед. Пазл медленно складывался, и Анна покачала головой: она слишком привыкла спать в непонятных местах в непонятных позах, чтобы удивляться.

— Утро, Анка. — Харон облокотился на столбик, поддерживающий козырёк веранды, и тот жалобно скрипнул. — Мы, типа, это, готовы. — Он немного помолчал и продолжил: — Я тоже не хочу, чтобы ты тут оставалась. Хога нам… хватило. Если ещё и ты, чё мы делать-то будем?

— Я говорила Орелу, — Анна подняла глаза на Харона, — не нужно за меня волноваться. Вы ещё устанете от меня, когда я вернусь, потому что теперь главная я. И вы оба будете делать то, что скажу я, чего бы там ни хотел мой братец.

Харон покачал головой и вздохнул, а его рот растянулся в улыбке. Анна улыбнулась тоже.

— Меня не так просто убить.

— А кто ж знает? Хога вот убили.

— Это была случайность. И такое больше не повторится.

— Как знаешь… — Харон хотел уйти, но Анна его остановила.

— Принеси мне какой-нибудь листок.

Ей нужно было предупредить Филиппа. Возвращаться на базу она не собиралась — какой смысл добровольно сдаваться тем, кто считает её врагом, когда можно делом доказать, что это не так? Уже не так…

19

Это было странное чувство: Филипп не спал полночи, но чувствовал себя бодро. Он знал, что совершил нечто ужасное, за что любого другого могли казнить, но его не мучили ни страх, ни совесть. Напротив, он был даже рад. Всё шло так, как должно было.

Ровно до того, как в него влетел Логан.

— Это ты выпустил ведьму! — прорычал он, и глаза его метали молнии.

— Что? — недоумённо переспросил Филипп. Внешне он легко сохранял спокойствие, но Логан его беспокоил. Тот был в ярости. В такой ярости, что не «выкал», как положено, и, казалось, был готов наброситься на Филиппа.

— Я знаю, что это был ты! Я видел тебя несколько раз спускающимся в темницы.

— И что с того?

Логан в бешенстве тряхнул головой, и чёрные кудри упали ему на лицо.

— А то, что её там больше нет! Скажи, ты свихнулся, Керрелл? Или в этом тоже какой-то нереально умный план?

— Я не обязан перед тобой отчитываться, — выплюнул он и хотел отодвинуть Логана, но тот вцепился ему в руку мёртвой хваткой. Его приглушённый голос зазвучал угрожающе:

— Передо мной — нет, но я уверен, что его величеству будет более чем интересно.

Филипп усмехнулся и пожал плечами. Уже слишком поздно было что-то менять, да и что ему могли сделать? Они не смогли бы даже так быстро доказать, что Логан говорит правду. С чего ему вообще кто-то будет верить?

Филипп оттолкнул Логана и пошёл прочь. Тот же, ещё раз тряхнув головой и отбросив волосы со лба, развернулся с прямой спиной и огромными шагами пошёл по коридору, полный решимости доложить всё его величеству. В этот раз он не собирался держать язык за зубами.

* * *

— Что значит, ты меня отстранил?!

Филипп едва догнал отца, когда тот, облачённый в парадный китель с медалями и золотой королевской нашивкой, спускался на плац, где должен был произнести воодушевляющую речь перед большим сражением.

Элиад посмотрел на стоящего на площадку выше сына. Филипп сжимал зубы, ноздри его раздувались, и костяшки на кулаках белели от сдерживаемой злости.

— Какая часть слова «отстранил» тебе непонятна, Филипп?

— Но почему?! Ты знаешь, что для меня это важно! Я тренировался ради этого. Я всё сделал ради того, чтобы быть драконьим наездником! Почему?!

На лице Элиада Керрелла была непроницаемая холодная маска, но глаза пылали яростью. Воздух вокруг опасно нагревался, и Филипп чувствовал это, даже стоя на десяток ступеней выше. Спускаться было опасно. Шаг ближе — и кто-нибудь из них непременно взорвётся.

— Потому что, Филипп, — отчеканил Элиад, — если я говорю что-то, я ожидаю, что это будет исполняться. И если мы договорились, что пленники остаются там, где им и положено — в плену, — они и должны там оставаться.

Филипп сжал кулаки сильнее, до боли в раненой руке. «Логан!» Если бы тот был рядом, Филипп бы не постеснялся врезать ему прямо на глазах отца. Какая уже разница! Он и так наговорил достаточно, чтобы его подставить, один удар ничего бы не изменил, но сколько бы удовлетворения принёс!

Элиад выжидающе изогнул бровь, но Филипп не нашёл что ответить. Оправдываться он не собирался.

— Отлично. Тогда поговорим ещё раз позже. — Элиад развернулся и пошёл вниз по лестнице. — Спускайся, Филипп. Тебе тоже нужно там присутствовать.

* * *

Казалось, на плацу собрались все обитатели полигона и даже больше. За две недели, проведённые здесь, Филипп ни разу не встречался с генералом Армэром, а теперь он стоял за Элиадом Керреллом, который громким напряжённым голосом объявлял о важности этой битвы.

Все внимали, вытянувшись по струнке, следили взглядом за королём. Филипп облокотился на стену где-то за стройными рядами военных и делал вид, что ему всё равно. Он знал, насколько это было важно, серьёзно. Насколько от битвы зависел успех Пироса. А ещё он знал, что сам подставил себя, и возбуждённое предвкушение, ещё утром метавшееся в груди, сейчас опадало пеплом.

Филипп зажмурился, и слова отца звоном отдались в голове, перед глазами полетели картины, столь желанные и недоступные теперь. Он видел это как наяву: драконья стая взмывает в небо. Мощь их обрушивается на посёлок. Огонь лижет камни, и враги расплачиваются жизнями за все смерти и разрушения. Они должны бежать от одного вида крылатых ящеров. Стычка на острове показала, что, насколько бы сильны ни были те огромные страшные машины, сносящие башни, уничтожающие магические преграды, — они не могли сравниться с дикой животной силой.

Он был готов почувствовать эту силу ещё раз. Страстно желал этого. И жалел… Жалел, что это стало невозможно.

До вылета оставалось около часа.

База гудела и суетилась, как оживший муравейник. Все последние приготовления нужно было сделать быстро и чётко, потому что близилась новая буря. Решающая буря, которая должна была перерасти в настоящий огненный шторм.

Не все верили, что вернутся. В коридорах Филипп натолкнулся на несколько человек, которые на ходу сочиняли записки домой на случай гибели. Зачарованные ручки выписывали на парящих в воздухе листах неровные буквы. Филипп хмуро проводил их взглядом и провёл рукой по Бессмертной кольчуге. Смешок сорвался с губ. Сейчас гарантией его жизни была уже не она, а эти стены, башни. Они пострадали после атаки, но вряд ли Райдос решился бы ещё раз использовать поражающее оружие. Вряд ли оно у него осталось. Война возвращалась на тот уровень, на котором и должна была проходить с самого начала: на уровень магии. И теперь Пирос, наконец, мог использовать свой козырь.

Филипп мотнул головой. Он не хотел думать о битве, но невольно возвращался к ней снова и снова. И не только потому, что до сих пор не мог поверить, что не станет её частью, а потому что не понимал, как в таком случае будет действовать Анна. Пока от неё не было никаких вестей, но Филипп старался не тревожиться хотя бы об этом. Он не то чтобы совсем ей не доверял, но разочароваться сегодня — в самом начале дня! — ещё и в ней было бы слишком.

— Ваше высочество! — Тонкий дрогнувший голос заставил Филиппа встряхнуться. Он только тогда понял, что всё время смотрел в стену, остановившись посреди коридора. Обернувшись на голос, Филипп увидел мальчишку Эйрика. Тот, вжав голову в плечи, стоял рядом, стараясь на Филиппа, однако, не смотреть. Его съедал стыд, и, кажется, он был напуган. Глаза бегали, рука, в которой он что-то сжимал, подрагивала, а сам Эйрик был белым как холст.

— Что-то случилось? — безразлично поинтересовался Филипп.

— Да… И… Я не читал! — Эйрик замотал головой и протянул Филиппу листок, сложенный в журавля. — Оно влетело ко мне в окно. Я хотел прочесть, но оно сказало, что убьёт меня, если попробую.

Филипп хмыкнул: он даже не сомневался, от кого оно. Кто ещё мог зачаровать кусок бумаги на убийства всех, кроме адресата? Он забрал записку, и Эйрик с облегчением выдохнул.

Листок опять оказался куском обоев, на котором быстро набросали кривые, крупные буквы. Что-то перечёркнуто. Что-то исправлено. Осталось всего несколько слов.

Филипп покосился на заинтересованно заглядывающего ему через руку Эйрика.

— Ты можешь идти, — спокойно, но с недвусмысленным намёком произнёс Филипп. Эйрик смутился, неловко улыбнулся и ретировался, едва не врезавшись в проходящего мимо человека. А Филипп наконец прочёл короткую записку:

«Я в посёлке. Можешь мной гордиться — я хорошая девочка. Напоминаю про кольчугу.

Анна».

Филипп улыбнулся. Про кольчугу он помнил. Она была на нём до того, как он узнал о решении отца, и снимать он её не собирался. Равно как не собирался он отступать.

Взгляд его устремился в окно, откуда виднелся выход к загонам. Там, за краснокаменными стенами, дорога спускалась по холмам, что скрывали седлающих драконов всадников. Филипп не знал, кто сможет оседлать Вайверна, кроме него. Как-то, ещё на острове, один парень попробовал и едва не лишился головы: сначала Вайверн пытался его покусать, а потом, когда дракона запрягли, полетел прямо в стену, и, если бы наездник вовремя не спрыгнул, серьёзных травм при столкновении было бы не избежать. Сам Вайверн отделался тогда несколькими царапинами на спине и смачным ударом кнута по морде.

С какой-то стороны, это было правильно, Филипп понимал, но вместо осуждения похлопал дракона по загривку. Никто не имел права использовать Вайверна, кроме него самого.

И сейчас тоже. Если не он — то никто.

Филипп вцепился в подоконник: начался взлёт. Драконы взмывали в небо, зависая в определённых точках и образовывая острый угол. Филипп в напряжении считал драконов. С Вайверном их должна была быть дюжина. Он увидел красного дракона Логана в носу клина. Наверняка он гордился собой, чувствовал превосходство. Вот он, в центре, как вожак. И Филипп должен был бы ему завидовать, но лишь усмехнулся: драконов было одиннадцать, его не заменили. Скорее всего, его просто некем было заменить.

И тут, прерывая секундную радость, в небо поднялись два угольно-чёрных дракона. На чешуе одного из них сияли золотые отметины.

Филипп отшатнулся.

Он во все глаза следил за тем, как драконы улетали к посёлку, а мысли в голове крутились, как шестерёнки. Его дракон. Тот, которого он нашёл на острове. Тот, который помог выиграть битву на острове! Негодование надулось в груди, как огромный шар. Теперь Филипп был обязан попасть на битву. Чего бы ему это ни стоило.

* * *

— Седлайте моего дракона! — холодно приказал Филипп, входя в драконье стойло. Вайверн радостно вскрикнул. — Вы не слышали?! Это приказ. Срочно.

— Нам было приказано… — попытался заговорить один из дрессировщиков, пока остальные в недоумении застыли на местах, переглядываясь.

— Теперь приказываю я.

Филипп распахнул калитку, схватился за седло и перекинул его через спину Вайверна. Тот в нетерпении прочерчивал когтями на земле глубокие полосы.

— Вашего дракона было приказано не седлать.

— Приказ отменён! — рявкнул Филипп. — Непредвиденные обстоятельства.

И он сам зафиксировал седло.

Делать было нечего, и ему помогли надеть на дракона сбрую и несколько щитков. Филипп забрался в седло и схватился за меч. У него была секунда, чтобы вдохнуть, а потом Вайверн помчался в раскрытые настежь двери и взмыл, радуясь ветру под крыльями. Никаких ограничений высоты. Только он и небо, да лижущий чешую воздух.

Кружась и выгибаясь, Вайверн издал пронзительный клич и, расправив крылья, понёсся вперёд. «Интересно, отец снесёт мне голову сразу, как увидит?» — подумал Филипп и сильнее вцепился в поводья.

* * *

Анна поняла, что всё кончится плохо, сразу, как только на горизонте показались драконы. На улицах тут и там стали появляться люди, и Анна не сомневалась: они опасны. Красный или чёрный мундир — без разницы. Она была врагом для всех. Они бы с удовольствием её убили, а она так больше не могла, как бы она ни хотела. Принимать чью-то сторону, кроме своей собственной, было неудобно. Особенно потому, что те, в красном, не знали, что она с ними, а не против них. И не объяснить ведь — она бы получила пулю в лоб раньше. А теперь её лоб был не настолько крепок, как ещё сутки назад.

Анна отпрянула от окна и прижалась к стене — напротив дома возник человек. Заметил он её или нет — выяснять не хотелось.

И в этот момент дом тряхнуло так, что она едва удержалась на ногах. Уши заложило, в лицо метнуло пылью. От угла остались обломки. Анна с трудом переводила дух — угол был в метре от неё. А потом дом тряхнуло ещё раз. Выбило дверь. Зазвенело разбитое стекло.

Больше Анна не медлила: переместилась в центр, на одну из крыш, с которой было видно котлован Хога. Он так и зиял на полплощади, но и над ним, и по его берегам, вокруг и между домов уже кипели бои.

Улицы ожили. Они сверкали с одной стороны и утопали в пыли с другой. Всё свистело, клацало, взрывалось и кричало. Звуки смешались в один оглушающий, безумный поток, который зажигал кровь. Всё, докуда доставал взгляд, было заполнено сражающимися. Люди менялись местами, исчезали и появлялись снова. Куда ни выстрели — попадёшь. Только в кого?..

Огромный огненный шар рухнул с неба, сжигая заживо всех под собой. Несколько человек успели отскочить в стороны. Анна выстрелила в затылок какому-то увальню, что бросился на оказавшегося рядом бойца королевской гвардии. Последний опешил, но разбираться не стал — его ждали другие.

Бойцы всё прибывали. Ярких форменных кителей войск Пироса казалось больше. Они бросили в эту точку очень много силы. Возможно, слишком много для армии, уже понёсшей большие потери в предыдущих стычках. Филипп был прав: они желали победить прямо здесь, в этом маленьком военном посёлке у границы барьера между югом и центром. Победить любой ценой, даже сровняв всё с землёй.

Погибших было много. Падали все. Окрашенные кровью кители сливались друг с другом в пыли, а сражения продолжались, не замечая потерь.

Анна не знала, что это — отвлекающий манёвр, заставляющий Райдос выслать как можно больше людей в город, пока драконы летели восточнее, в поля за посёлком, где, скрытый под множеством чар, располагался штаб командования местных войск. Поля сейчас горели, плавились машины, разрушались заклинания. Точно так же рушился посёлок. Он таял на глазах, разражаясь громом и столпами взмывающей в небо пыли.

За спиной раздался подозрительный звук. Анна обернулась — и тут же получила в лицо. Она упала на спину, кто-то тяжёлый завалился сверху, приложил её головой о бетонную крышу и снова ударил в лицо. Перед глазами поплыло. Не заживший до конца затылок снова посылал в лоб болезненные импульсы, а на губах чувствовался металлический привкус крови. Человек что-то говорил неприятным голосом, брызжа слюной, но звон в ушах не позволял разобрать слов. Анна брыкалась под ним, но, казалось, она быстрее задохнётся, чем скинет его без помощи магии. Руки были зажаты под тушей, но кое-как Анна нащупала нож и всадила мужику в живот. Он взвыл как раненый вепрь, приподнялся, — и мощным ударом Анна отбросила его назад.

Она всё ещё видела недостаточно чётко, но разглядеть жирную тушу было несложно. Он отлетел к противоположному бордюру, но поднялся на ноги и бросился обратно, не обращая внимания на нож в боку. Анна хотела выстрелить снова, но резкая боль в затылке парализовала — и мужик едва не налетел неё, но рухнул ей под ноги. Багровое пятно растеклось по серой крыше.

Анна услышала шаги, а затем рядом с ней на корточки опустился солдат с расплывающимся лицом. Всё, что было видно точно, несмотря на пелену перед глазами — красный цвет кителя.

— Керрелл? — едва слышно выдохнула Анна.

— Лучше, — хмыкнул Эрзет. — Вставай.

Он схватил Анну за плечо и поднял на ноги. Она пошатнулась, когда мир опасно накренился, но сильная рука удержала её от падения.

— Стоять-то можешь?

— Могу, — уверенно сказала она, щурясь. Картинка постепенно становилась чётче и переставала качаться, как палуба корабля в шторм.

— Ну и славно. Удачи.

Эрзет отпустил её и перемахнул на соседнюю крышу. Он послал оттуда несколько точных выстрелов и перепрыгнул на следующее здание, пока его не приметили.

Анна тяжело выдохнула и, не обращая внимания на творящийся вокруг хаос, склонилась над телом офицера. Она вырвала нож и брезгливо обтёрла лезвие о чёрный китель. Слишком большой честью было для этого жирдяя получить ранение от такого дорогого оружия.

Анна перевернула мужика на спину, чтобы было удобнее осматривать. Серебряные пуговицы и несколько орденов тускло блеснули с кителя, который Анна быстро расстегнула — мало ли что могло быть в его карманах. Какие-то листы и военный номерок, пожав плечами, она откинула в сторону и довольно улыбнулась: нащупала кошелёк. Тот переместился к ней в карман, и Анну привлёк странный, взявшийся из ниоткуда свет. Её собственная тень поползла, колыхаясь. Анна развернулась, выставив руки перед собой — и яркий взрыв от столкновения молнии и огня озарил землю. Угли попадали, догорая в воздухе, как потухающий фейерверк.

Анна уронила руки, с облегчением выдыхая. Он был близко…

Глубокий вдох; она тряхнула головой и поднялась в воздух. Она зависла над полем битвы, как идеальная мишень. Любой мог видеть её, и она видела всё: как огненно-красное смешивалось с угольно-чёрным, и волны перекатывались из одного цвета в другой. Никакого азарта — чистый расчёт, чёткие пассы. Молнии срывались с пальцев, поражая тёмные волны людей. Воздушные бойцы пытались её отвлечь, остановить, но каждый терпел поражение, камнем падая на землю.

Воины Пироса тоже не позволяли противникам отвлекаться: любой рисковал получить смертельный удар в голову.

Вдруг над полем боя пронёсся оглушительный рёв. Все замерли на мгновение — и бросились врассыпную. Давка, новые столкновения. Это напоминало крушение земли пару дней назад. Но если тогда главным было выжить, а не уничтожить как можно больше людей, то сейчас бойцы Пироса остервенело защищали все подходы к укрытиям. Таков был приказ: умереть, но не дать спастись врагу. Они могли переместиться прочь в любой момент, но нельзя было позволить сделать это врагам.

Драконы приближались, выстроившись в линию. Пламя накрывало всё, над чем они пролетали. Горела земля. Горели дома и сады. Горели не успевшие сбежать люди. Не было места, докуда бы огонь не дотянулся. А драконы с безразличным величием летели дальше, рассекая жилистыми крыльями воздух. Они были вестниками победы. Только что разгромившие и сжёгшие дотла командный центр захватчиков со всем местным командованием, потеряв при этом всего одного дракона, ящеры и их всадники были готовы дать решающий бой здесь и сейчас, в маленьком военном городке, который они безжалостно сжигали по дороге. Эта битва должна была завершиться так — победой. Все силы были брошены на это.

Огненный поток вырвался из пасти самого большого дракона и пошёл по руинам в центре. Камни зашипели, вспыхнуло пламя. Раздуваемое ветром, оно само переходило от одного здания к другому. Кричали люди, окутанные огнём, не в состоянии сбить его с себя. Они падали на землю, тёрлись о стены, но ничего не помогало. А пламя лишь распространялось. Драконьим всадникам не нужны были заложники, они собирались уничтожить всех.

— Мы вызывали ещё одного? — вдруг спросил подлетевший к Элиаду Керреллу генерал Армэр.

Элиад удивлённо посмотрел на него, а потом на горизонт, откуда стремительно приближалась кажущаяся чёрной точка. На деле точка была белой, и ей здесь было не место. Рот Элиада Керрелла искривился в не предвещающей ничего хорошего ухмылке, в глазах заиграли опасные огоньки.

— Логан, — позвал холодный голос, и красный дракон подлетел к королю. — Разберись с нашим непрошеным гостем. Чтобы оба остались живы, разумеется. Всадника захватить.

Логан уверенно кивнул и направил дракона вперёд. Это был реванш.

* * *

Чувствуя запах опалённых волос, Анна прислонилась к прохладной стене декоративного фронтона на крыше административного здания, которое только чудом сохранилось почти нетронутым. Она скрутила волосы в косу и засунула за воротник куртки: кто знал, придётся ли ещё уворачиваться от вездесущего пламени. Анна с трудом ускользнула от него и, должно быть, чудом не попалась на глаза всадникам, спрятавшись прямо за их спинами: на здании, в котором скрылись солдаты Пироса и которое магия охраняла от сожжения. Наконец, вжимаясь в камень, холодный и крепкий, даже вдыхая задымлённый воздух, слыша треск и крики, она чувствовала себя спокойно. В безопасности. По крайней мере, ей так казалось.

Анна уже не различала, когда по-настоящему успокаивалась. Последние битвы, постоянный риск быть убитой, горящий посёлок, огромные драконы — они пугали до глубины души. Нервы гудели, как натянутые струны, и секундное послабление казалось лучшим, что она когда-либо испытывала.

Только продлилось оно недолго. Притуплённое чувство самосохранения вдруг разразилось воплем. Анна вскочила, и дыханье в мгновенье перехватило. Её окружало около дюжины человек, сияющие сферы в их руках готовы были полететь в неё, стоит дёрнуться. Она чувствовала, что в спину тоже целятся, и безвыходность кольнула где-то на задворках сознания.

Анна замерла. Инстинкты твердили одно. Разум — другое. Она не могла сдаться, гордость велела стоять до последнего, но… Ей нельзя было трогать этих людей. Стоит позволить себе чуть больше — и она обречена. Слишком часто у неё получалось избегать верной гибели в последние дни — слишком, чтобы повторить ещё раз.

— Лучше сдавайся, — проговорил человек лет сорока с глазами настолько бледными, словно они были вовсе белыми.

Анна даже не дёрнулась. Мужчина принял это за хороший знак и кивком отдал приказ. Её схватили за плечи, завели руки за спину, и Анна почувствовала себя загнанной в угол. Было столько возможностей уничтожить этих людей, и она пропускала каждую. Она могла бы. Она хотела. Подумаешь, обещания! Когда ей было до них дело? Ей ничего не стоило исчезнуть и не появляться на Пиросе вообще!

Но лишь обречённый выдох сорвался с губ.

И тут здание тряхнуло. Огненно-красный дракон снёс бордюр на противоположной стороне и снова взмыл в небо, несясь на белоснежного противника. Тот увернулся и хлестанул красному по спине. Всадник, кудрявый темноволосый молодой человек, едва не выпал из седла.

Дракон крутанулся — и огонь вырвался из пасти.

Белый закричал от боли и снова ринулся вперёд. Острые когти прошлись по груди противника, и того отбросило вниз. Разворот — и удар хвоста прибил красного дракона к крыше окончательно. Он завалился на бок, тяжело дыша, и из ран его медленно стекала кровь.

Всадник кое-как выбрался из седла, хромая на одну ногу. Порванная штанина обнажала разбитое колено и до мяса стёртую кожу на икре. Он подобрался к дракону, провёл рукой сначала по его разодранной груди, а потом по голове. Что-то прошептал, и дракон устало выпустил из ноздрей пар. А молодой человек зыркнул на приземлившегося белого дракона. На него и на всадника смотрели все, забыв про Анну. Да и она сама не могла оторвать от него взгляд.

Волосы Филиппа Керрелла были растрёпаны, он тяжело дышал, а его взгляд горел. Казалось, что воздух вокруг него может спалить. Он был полон ярости, поглощающего гнева, и когда Филипп заговорил, слова его сочились ядовитой властностью.

— Я предупреждал, чтобы ты со мной не связывался, Логан.

— Ты ненормальный, Керрелл! — выкрикнул Логан, не отходя от дракона. — Если он умрёт из-за тебя, я не посмотрю, что ты принц, и разобью тебе лицо!

— Мне плевать, — рыкнул Филипп и крутанулся к военным. Он окинул Анну взглядом, и она невольно сжалась под ним. Странное ощущение с Филиппом, но ей даже нравилось видеть его таким.

— Отпустить её, — прозвучал непреклонный приказ. — Это моя ведьма. И я разберусь с ней сам.

Слова походили на рык. Рука сжала меч, готовая вырвать его из ножен. Это была прямая угроза, и никто не сомневался, что Филипп её выполнит.

— Опустить оружие, — нехотя проговорил командир, качая головой. — И девчонку.

Руки отпустили, но не успела Анна вздохнуть свободно, как чёрная тень накрыла крышу. Все подняли глаза к небу, закрытому двумя чёрными драконами. Всадники синхронно спикировали вниз, разбивая ударной волной покрытие крыши.

— Что здесь происходит?! — От голоса Элиада Керрелла по спине прошли мурашки. Анна невольно оглянулась, ища пути к отступлению. — Я требую объяснений!

— Объяснений?! — язвительно переспросил Филипп, подходя ближе к отцу. — Ты приказал этому, — он ткнул в сторону Логана, — меня сбить. Ты поверил его первому же доносу, хотя никогда не пытался поверить мне. Я столько лет старался показать тебе, что чего-то стою! Я всегда был лучшим! Я нашёл этого грёбаного дракона, на котором ты летаешь! И вот когда появился ещё один шанс, ты берёшь и всё портишь. И так было постоянно! Чего ты вообще ожидал?! Может, мне тоже стоит потребовать объяснений?!

— Замолчи, Филипп… — выдохнул Элиад. Его лицо превратилось в непроницаемую маску, но сам воздух просил остановиться. Этого нельзя было не чувствовать, но Филипп сделал ещё один шаг вперёд.

— И что ты мне сделаешь? Накажешь? Отстранишь?!

Он не успел понять, как оказался на земле. Он упирался ладонями в бетонную крышу, и на неё капало что-то красное… Филипп поднёс ладонь к лицу, ещё не осознавая, что это кровь, что она скатывается по губам и это её солёный привкус, что он не может дышать, потому что нос разбит.

Филипп ошарашенно взглянул на отца.Тот, сжимая и разжимая кулак левой руки, смерил его полным отвращения взглядом, покачал головой.

— Мы обсудим это позже.

С этими словами он вернулся на дракона, и стая полетела к полигону, забирая с собой несколько укрывающихся в здании человек и Логана с его драконом.

Филипп поднялся на ноги и рывком вытер лицо. Кровавая полоса осталась на тыльной стороне ладони, размазалась по щеке, но он не обратил на это внимания, молча подошёл к Вайверну, и только в тот момент застывшая в оцепенении Анна отмерла. Она бросилась к Филиппу и схватила за плечо. Вайверн недовольно рыкнул, но Филипп махнул рукой, успокаивая.

— Тебе нужна помощь? — Анна обеспокоенно заглянула ему в лицо и стёрла с щеки следы крови.

— Мне окажут её в лазарете, — хмуро отозвался Филипп.

— Но…

Филипп забрался в седло. Лицо его не выражало ничего, и лишь брови подёргивались, когда он пытался хмуриться, но переносицу сдавливало тупой болью.

— Давай встретимся потом, — вздохнул он, бросая на Анну усталый взгляд. — Если он меня не убьёт, конечно, или не посадит.

Анна хотела что-то ещё сказать, но не успела — Вайверн поднялся с крыши и полетел прочь, туда, где скрылись из виду прочие драконы. И Анна, не зная, чем себя занять, решила осмотреть посёлок.

Пламя ушло неожиданно быстро, словно впитавшись в камни и землю. Отовсюду ещё веяло жаром, как от раскалённой сковороды, и пар поднимался невысоко над землёй, напоминая туман над болотами. Непривычная тишина казалась зловещей. Анна поёжилась и окинула сожалеющим взглядом полную пепла улицу. Котлован уже не был так страшен, как эта побелевшая, будто зимой на севере, дорога. Силуэты сгоревших тел виднелись тут и там. Блестели нерасплавившиеся награды, оружие. Анна даже умудрилась найти почти целый телепортатор: некоторые детали оплавились, но, судя по виду, его можно было починить.

Анна спрятала его под куртку и огляделась. Тихо… Пусто… Город словно вымер. Хотя почему «словно»? Вряд ли кто-то, как она, бродил по пустым улицам, не зная, чем ещё заняться. И эта пустота пугала.

Спасаясь от преследующей паранойи, Анна вернулась в дом, где провела с друзьями последние недели. Она ни разу не чувствовала себя там как дома, но сожаление кольнуло сердце, когда она увидела почерневшие фасады, сожжённые террасу и крышу. От лестниц и дверей не осталось и следа, а ветхий чёрный пол покрывали осколки вылетевших стёкол. Всё, что не вынесли Орел и Харон, обратилось в пепел.

Анна провела пальцами по стене, оставляя длинные белые полосы на саже. Странное ощущение. Ветер гулял сквозняком, а воздух шипел и трещал, как сгорающие ветки. Но это была не та энергия, что оставили драконы. Что-то новое и незнакомое. Иномирное.

Вдруг крошечный огонёк вылетел из камня и, крутясь, как сумасшедший, полетел прочь из дома. Потом ещё один. И ещё. И уже целые рои таких искр появлялись отовсюду — из стен, из пола и потолка, из земли и тумана. Они вихрями проносились меж домов, сверкали и дрожали с едва слышным звоном.

Настороженная, Анна полетела за ними, постоянно оглядываясь. Они приближались к центру. Искры стремились туда из каждого проулка, собирались вместе и светящимися сгустками зависли вокруг облачённой в длинный плащ фигуры.

Анна замерла в проулке, не отрывая взгляда от человека. Тот скинул с седой головы капюшон, окинул взглядом сверкающие над головой облака искр. Молнией блеснула вспышка — и в руке у него появилось копьё почти в его рост. Засиял наконечник. В тот же момент искры вздрогнули — и завились ураганом. Шквалистый ветер налетел из ниоткуда. Плащ мужчины забился, как парус в шторм. Длинные серебристые волосы разметались. Анна вцепилась в стену, чтобы её не сбило ветром. Последние огоньки вырывались из-под слоёв пыли и пепла и тоже летели к копью, а то наливалось светом, сияя ярче и ярче. От красного до белого — подобно раскалённому железу.

Пыль и энергия слились в плотный шар, который вдруг застыл — и разорвался с громким хлопком и яркой вспышкой. Мужчина стоял на месте. Его копьё не горело, плащ спокойно свисал до земли, и всё было так же, кроме… волос. Из седых они обернулись медно-рыжими, переняв цвет собранных искр, и теперь струились по плащу, как лава по склону вулкана.

Мужчина ещё с минуту простоял неподвижно, как статуя. Даже ветер не касался его. А потом резко обернулся, пронзил Анну взглядом единственного глаза — и исчез, оставив её в растерянности смотреть на оставленный за собой почерневший след…

20

В углу комнаты пылал шкаф. Языки пламени лизали стены и полки, и всё — от старинных ветхих книг до бронзовых статуэток — таяло в огне. Филипп стоял напротив отца молча, и они оба не смотрели друг на друга. Элиад растирал виски, закрыв глаза и глубоко дышал. Это был уже третий предмет, который он поджёг. Стол и стул не сгорели просто чудом, но стоило прикоснуться к бумаге или перьям, как те разлетались пеплом.

— Ты выводишь меня из себя, — прошипел Элиад, переплетая пальцы. — Здесь слишком много вещей, которые можно случайно поджечь.

— Так может, мне уйти, пока ты ещё что-нибудь не сжёг? — язвительно спросил Филипп, косясь на шкаф.

Отец зыркнул на него исподлобья.

— Стой и молчи.

Филипп поджал губы и перекатился несколько раз с пятки на носок и обратно, изображая, что ему всё равно. На деле же он изо всех сил сжимал запястье одной руки другой за спиной, чтобы не сказать лишнего. Испытывать терпение отца ещё раз казалось сродни самоубийству. Люди тоже горели…

Элиад Керрелл тяжело вздохнул и сделал пасс рукой, призывая к себе огонь. Пламя дёрнулось, как от порыва ветра, и пропало. Он поднял на сына глаза.

— А теперь я жду от тебя объяснений, Филипп.

— И что тебе объяснить? Мне казалось, — Филипп хмыкнул, — я сказал достаточно.

— Больше, чем стоило.

Они снова замолчали, и лишь тяжёлое дыхание Филиппа прерывало эту тишину. А та как будто издевалась. Растягивала минуты, глушила любые звуки, кроме тиканья часов. Филипп нервно играл желваками, взгляд его бегал по кабинету, ни на чём не задерживаясь. Отец смотрел на него напряжённо и неотрывно, а голова готова была взорваться от роящихся мыслей.

— Так что ты хочешь, чтобы я объяснил? — выкрикнул Филипп, не выдержав.

Элиад прищурился.

— Например, с какого бешеного дракона ты взял, что имеешь право нарушать мои приказы. Можешь выбрать любой из них и поблагодарить меня за то, что ты вообще здесь!

— Я не считаю, что сделал что-то плохое, — сухо проговорил Филипп, расправляя плечи.

— Подвергать опасности жизнь людей на острове ради глупой мальчишеской выходки это нормально? Выпускать ведьму…

— Её зовут Анна.

— Мне плевать! Мне плевать, кто она и что сделала. Я рассчитывал, что после того, как, не предупредив меня, ты получил ту бумажку от Совета, ты никогда не будешь что-то делать без моего ведома. Я отпустил тебя на драконий остров. Ты получил, что хотел! Почему нельзя было вести себя подобающе? Что за концерт ты мне устроил?! Как истеричная девчонка! Хотя что можно было ожидать от мальчишки…

Последние слова отца ударили сильнее, чем его же кулак, выбивая и гордость, и решимость, и все слова вместе с ними. Филипп поднял на него взгляд, полный обиды. Это было несправедливо! Он даже не злился, ему не хотелось ничего вообще: ни кричать, ни защищаться, ни оправдываться. Был ли смысл, когда отец настолько разочарован…

— И что теперь? — выдавил Филипп.

— Ты вернёшься в столицу, — пожал плечами Элиад. — И к фронту я тебя больше не допущу. Можешь кичиться своей бумажкой где-нибудь ещё, всё равно последнее слово будет за мной. Тебе стоит помнить, что король — я, а ты — мальчишка, который подчиняется. — Он говорил спокойно, но от этого Филиппу становилось только страшнее и неприятнее. — А ещё я решаю, достоин ли ты престола. С таким поведением я легко могу лишить тебя и этого права. Помни об этом, когда захочешь пойти против моего слова, Филипп.

Филипп побледнел и опустил голову. Это бы его добило…

Он набрал в лёгкие побольше воздуха.

— Я понял. — Короткий взгляд на отца, крупица решимости — и он спросил: — А на остров…

Элиад смерил сына взглядом.

— Без вылазок за стену. Если узнаю, никогда не увидишь своего дракона.

— Так точно.

Филипп развернулся и ушёл, не говоря больше ни слова. Была вещь, о которой сказать хотелось, но сейчас это стало бы последней каплей в чаше отцовского терпения. Он выглядел спокойно, но Филипп чувствовал: стоит сделать что-то не так, и он взорвётся. Опять. А Филипп так устал, что хотел просто упасть и забыться сном. Но ему предстоял долгий путь от полигона к реке. Если не отцу, то Анне сказать он был обязан.

* * *

От реки тянуло холодом, который пробирался под тонкую кожаную куртку и заставлял обхватывать себя руками, растирать замерзающие пальцы и втягивать шею в плечи. Анна ждала там Филиппа и пританцовывала на месте, размышляя, почему они не могли придумать для встреч более приятное место. Посёлок сейчас был намного теплее — драконы постарались. Правда, мысли о том, чтобы найти место среди руин, где ходили подозрительные незнакомцы, вытягивающие энергию из поля битвы, вызывали неприятные мурашки по всему телу.

Наконец за холмами показался силуэт Филиппа. Он шёл пешком, скатываясь по скользким склонам, спотыкаясь и поскальзываясь, но не вынимая рук из карманов чёрного распахнутого пальто. Анна усмехнулась и проверила в кармане украденный бумажник. Он был надёжно спрятан, Филипп даже при желании бы его не заметил. Это было не для него. Даже так: это было тем, о чём ему не стоило знать вообще. Для принца, однако, у Анны был другой подарок.

— Ты выглядишь живым, Керрелл! — весело выкрикнула она, когда Филипп оказался достаточно близко. — Неужто грозный папочка решил помиловать тебя?

— Как бы не так, — покачал головой Филипп, пытаясь оттереть грязь с сапог о траву. — Меня отсылают в замок, и, чувствую, пока отец жив, в сражениях я участвовать не буду. Он обозвал меня девчонкой и грозился отобрать престол!

— Ну, это не так уж плохо, — пожала плечами Анна. — Он выглядел так, словно готов порешить тебя на месте. Я удивлена, что новых синяков не видно. И к тому же… — Она помедлила. — Знаешь, если бы ты не был хотя бы кронпринцем, было бы много проще.

Филипп ничего на это не сказал. Его брови свелись над переносицей, и тяжёлый взгляд упал на землю. Он не верил, что могло быть проще.

— Тебе холодно? — вдруг спросил он, глядя на то, как Анна переминается с ноги на ногу и трёт ладони.

— Нет, — она закатила глаза, — конечно, нет, что такое полтора часа у реки? На самом деле я просто пытаюсь вызвать дождь танцами, ведь метание молний — не основная моя способность. А тебе не холодно?

Она окинула его взглядом. Под не кажущимся особо тёплым двубортным пальто была лишь рубашка. Филипп покачал головой. Прогулка по оврагам согрела его лучше, чем хотелось, и он было потянулся, чтобы пальто снять, но Анна запротестовала.

— Не надо! Просто разожги костёр! — воскликнула она. — Почему пиромагов всему нужно учить?

Лицо Филиппа снова помрачнело.

— Я не пиромаг, — сказал он, опускаясь на корточки и собирая траву в горстку, вокруг которой обрисовывал границу, чтобы огонь не перекинулся, куда не следовало. — Мой отец — да. Возможно, братец тоже, хотя он, кажется, дальше меча магию вообще не видит…

Вспыхнул огонёк. По воздуху полетел запах жжёной травы. Филипп говорил что-то ещё, но Анна его уже не слушала, протянув озябшие пальцы к весело разгоревшемуся костерку. Хрупкое пламя, в которое Филипп то и дело подбрасывал новые веточки, клубни полусухой травы, горело так тепло и ярко, что, казалось, даже суровый ветер не смог бы его задуть. Никогда.

Филипп не был похож на человека, который мог обладать мощной огненной магией. Ему бы пошло нечто более приземлённое, холодное, твёрдое, спокойное и величественное. Он и правда не был пиромагом. Но был чем-то большим. И Анна думала вовсе не о его связи с драконами. Для неё это было вторично. Путаные, неопределённые мысли сводились к нему в целом и к тому, как отражение костра танцевало в его зелёных глазах.

Филипп моргнул, прогоняя её видение, кинул пальто на траву и сел, вытягивая ноги. Анна усмехнулась и перебралась к нему поближе. Она положила подбородок Филиппу на плечо, взяла его холодную ладонь в свою, переплетая пальцы, и, щурясь от удовольствия, как кошка, произнесла ему на ухо:

— Ты никогда не выглядел лучше, чем тогда, на крыше. Ярость очень тебе идёт.

Филипп едва заметно улыбнулся.

— И ты не такой папенькин сынок, каким казался.

Он рассмеялся, откинув голову назад.

— Могу поспорить, что папенька теперь жалеет, что у него есть такой сынок, как я! И это он ещё не всё знает…

— А что же его величество ещё не знает?

Лицо Филиппа на мгновение стало безучастным, взгляд остекленел. Он сильнее сжал её ладонь, и в душу к Анне закралось странное и отчего-то неприятное предчувствие.

Когда Филипп заговорил, голос его звучал глухо:

— Я хочу сделать то, что отец бы никогда не одобрил. И он не одобрит. Но это неважно…

Анна, отстранившись, посмотрела на него с подозрением. Его лицо разгладилось, взгляд стал осмысленным и совсем не напряжённым, напротив, по-мальчишески светлым. Он несколько раз смотрел на неё так летом…

Филипп повернулся к ней. Сомнения захватили разум, но отступать он не собирался. С Анной так было нельзя. Уж точно не сейчас, когда её карие глаза смотрели прямо на него: выжидающе и серьёзнее, чем он бы хотел.

Он улыбнулся уголками губ.

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Анну словно чем-то ударили. Она дёрнулась, лицо её вытянулось, брови взлетели, а взгляд забегал. Она тряхнула головой так, будто пыталась вытрясти эти слова из памяти, а потом снова посмотрела на Филиппа.

— Ты вообще слышишь, что говоришь? — Её голос звучал вкрадчиво, будто она проверяла, не тронулся ли Филипп умом.

Он кивнул.

— Вполне.

Его лицо выражало спокойную уверенность, её — абсолютную растерянность. Они смотрели друг на друга не моргая. И Анна не выдержала первой: отвернулась и запустила пальцы в волосы.

— Если ты так хочешь отомстить своему отцу, это не лучший способ.

— Это не месть. Я думал. И не раз, правда. Я… Я люблю тебя.

Слова дались ему тяжело. Ещё тяжелее оказалось выдержать её взгляд, полный непонятных ему чувств. В нём смешались и сожаление, и недоверие, и даже нечто болезненное.

Анна поднялась.

— Нет. Ты точно не понимаешь, что и кому говоришь. Посмотри ещё раз: я ведьма! Ты знаешь, что я делаю и насколько длинным может быть мой «послужной список». Твои люди меня ненавидят. Мой брат ненавидит тебя. И… — Она запнулась, развернулась и побрела к реке, скрестив руки на груди. Филипп встал и пошёл следом. — Ну, ты сам подумай. Я же не приживусь во дворце. Все эти платья, манеры… Ужас!

Филипп стоял рядом, засунув руки в карманы и смотрел на стального цвета реку. Крупная рябь бежала по ней, подгоняемая ветром. Молодая трава серела под тяжёлым свинцовым небом, которое готово было обрушиться холодным весенним дождём на выгоревший посёлок. Прозрачный туман всё ещё окутывал его лёгкой пеленой.

— Это «нет»? — спросил Филипп, не глядя на Анну.

Она со вздохом кивнула.

— Это «нет». — А потом крутанулась и заглянула ему в лицо. — Я люблю тебя, Керрелл, но нет. Тебе нужно найти кого-нибудь себе по статусу.

Филипп невесело улыбнулся и взял Анну за руку.

— Обещай мне подумать, — проговорил он, поглаживая большими пальцами тыльную сторону её ладони.

Анна скривилась.

— Идёт. Я подумаю. У меня будет много времени. — Она поймала вопросительный взгляд Филиппа и усмехнулась. — Мы с моими мальчиками отправимся на Форкселли. Завтра или послезавтра, не знаю. И на сколько — тоже не знаю. Впрочем, ты можешь отправиться с нами…

Она бросила на него ироничный взгляд, уже зная ответ. Филипп отказался.

— В таком случае я дам о себе знать. Только если твой отец скажет «нет», у нас не получится ничего серьёзнее, чем есть сейчас. — Анна кашлянула в сторону, морщась. — Кажется, я действительно замёрзла. Мне стоит возвращаться домой.

— Я был рад… — начал было Филипп, но она подняла палец.

— У меня есть кое-что для тебя.

Она расстегнула куртку, приподняла кофту и отстегнула пояс. Он был крупным и тяжёлым на вид. Плотная кожа с переплетениями жил, горящих сейчас тускло, но Филипп знал: немного подзарядки — и они будут сиять. Реле — несколько металлических колец, отвечающих за перемещения — было обожжено и сломано в нескольких местах.

— Телепортатор! — Филипп взял пояс, не веря глазам. Если его починить и перенастроить, ему же цены не будет!

— Я нашла его в посёлке. Он почти целый… Тебе пригодится.

Филипп закивал, улыбаясь.

— Спасибо, — выдохнул он.

Анна, довольная, шагнула к Филиппу и положила руки ему на грудь. Его руки тут же оказались у неё на талии. Отпускать не хотелось, а неизбежность заставляла прижимать Анну ближе. Её улыбка стала шире, глаза лукаво блестели и будто спрашивали: «Ты осмелишься?» И Филипп принял вызов, наклоняясь к её губам.

* * *

Дверь со скрипом раскрылась, и в нос Анне ударил на удивление свежий воздух, словно все окна в доме были раскрыты. Она прошла внутрь, заглянула в гостиную и на кухню. Обе комнаты были пусты. С облегчением Анна подумала, что никого нет, что не придётся ничего рассказывать, что есть время подумать, но со второго этажа послышался шум. Анна покачала головой и, скрестив руки на груди, набрала в лёгкие побольше воздуха.

— Эй! Не хотите меня встретить?!

Не прошло и секунды, как дверь одной из комнат ударилась о стену и под громкое ругательство с грохотом слетела с петель.

Харон с топотом сбежал по ступенькам. Анна не успела запротестовать, как он, ликуя, заключил её в объятья и приподнял над полом.

— Всё, всё, хватит! — Она похлопала его по широкой спине.

— Поздравляю, — рассмеялся Орел, спускаясь по лестнице, — ты жива и со всеми конечностями.

— Прямо вижу, как ты расстроен!

— Очень расстроен. Ну, так чё, какие новости, сестричка?

Анна окинула брата взглядом. Он был в майке, — полученные порезы красными полосами расчерчивали руки и плечи, — в широких штанах на резинке и в наспех обутых незашнурованных ботинках; длинные соломенные волосы торчали в разные стороны. Он как будто только встал с кровати. Харон выглядел не лучше в бесформенной мятой футболке. Анна с подозрением изогнула бровь, но ничего не сказала и поманила парней на кухню.

— Садитесь, — скомандовала она, облокачиваясь на разделочный стол.

Орел и Харон переглянулись и, пожав плечами, уселись на табуретки напротив Анны.

— Спорим, — не стесняясь, бросил Орел, — она попытается командовать?

Харон хрюкнул и отвернулся от Анны. Она же вздёрнула нос, с выражением лица победителя достала из кармана украденный бумажник и бросила на стол.

— Что это? — удивился Орел. — Откуда?

Под довольным взглядом сестры он раскрыл кошелёк, и глаза его округлились. Один из двух карманов оказался полон золотых и серебряных монет. «Вау», — протянул Харон из-за плеча Орела, а тот, воодушевлённый находкой, уже открывал второй карман.

— Ну ни хрена же! — выдохнул он, убирая со лба чёлку, и достал два прозрачных вытянутых кристалла с переливающимися точёными гранями.

— Доволен, братец? — улыбнулась Анна. — Я взяла в качестве компенсации, когда один жирдяй пытался меня убить. Тут денег достаточно, чтобы отправиться на Форкселли и прожить там, — она задумалась, — ну, какое-то время…

— Денег тут до хрена! Он точно военный был? Зачем ему они с собой?

Орел с подозрением оглядывал кристаллы. За них могли отвалить несколько тысяч золотых мэтров! ^[4]

— Откуда мне знать? — Анна тряхнула головой. — Может, рассчитывал свалить, как придёт возможность.

Орел скептически посмотрел на неё и, сдаваясь, пожал плечами.

— Ладно, неплохо. Возможно, мы сможем как-то выжить без Хога.

— Ты во мне сомневался? — Анна уперлась кулакам в столешницу, приближаясь к Орелу. Тот невозмутимо кивнул, глядя ей в лицо. Анна выпрямилась и картинно закатила глаза.

— Ну так что, сомневающиеся, — она посмотрела по очереди на Орела и Харона, — летим на Форкселли?

Они переглянулись и синхронно кивнули.

* * *

Открыв глаза, Филипп подумал, что проезжающая полстраны от юга до столицы карета была бы не таким плохим вариантом, если бы у него вообще был выбор. Он бы предпочёл долгие часы, может, дни трястись по дорогам, чем за считанные секунды переместиться в полное переливчатого света помещение, где его встретил стражник и сообщил, что мадам Керрелл ждёт в гостиной третьего этажа.

Филипп вздохнул.

Он так давно не был в замке, так отвык от него. Кремовые колонны, мраморные плиты на стенах и на полу, витражи на окнах, тяжёлые шторы с кисточками и бахромой, вереницы ваз и картин, красные с рисунком — где с золотым, а где с бурым — тканевые обои, кресла и скамеечки с золочёными ручками и ножками, обитые подоконники с подушками — Филипп удивлённо скользил по ним взглядом, пока поднимался на третий этаж. Он не был уверен, правильно ли поворачивает с лестницы, сколько коридоров нужно пройти, чтобы добраться до любимой гостиной матери, но шёл вперёд, ведомый то ли памятью, то ли интуицией.

Распахнутые двери приглашали войти, и Филипп осторожно спустился по двум невысоким ступенькам. В этой комнате всё было выделано в молочных и оливковых тонах, с обоев смотрели птицы, а световые шары излучали бледно-желтый свет. Филипп чувствовал себя неловко здесь. Ещё более неловко стало, когда Эдвард, сидевший, закинув ногу на ногу, напротив матери и лицом к дверям, поднял глаза и воскликнул:

— Фил!

Мадам Керрелл подскочила как ужаленная и развернулась к сыну. Он ничего не успел понять, как она уже заключила его в объятья.

— О, Филипп! — Её голос был полон слёз. — Мой мальчик, я так за тебя переживала!

Филипп тяжело вздохнул и обнял мать. Она была ниже его на голову, её волосы пахли маслами и травами, которые она использовала, сколько Филипп себя помнил. Родной, но забытый аромат. Настоящие запахи природы давно заменили ему благовония, голые или бедно отделанные стены — шикарные убранства замка. Но что-то было в её объятиях тёплое и родное, заставляющее улыбнуться и подумать, что вернуться домой стоило хотя бы ради матери.

Она отпустила его и платком вытерла глаза от слёз.

— Я дома, мама, — попытался успокоить её Филипп. — И пока никуда не собираюсь.

— Ты мне должен будешь всё рассказать! — запричитала она. — Почти год не видеть старшего сына! И если бы ты хоть писал!..

Филипп виновато усмехнулся и перевёл взгляд на Эдварда. Тот стоял, облокотившись о кресло, но выпрямился и расправил плечи, как только заметил, что на него смотрят. Эдвард подошёл к Филиппу и протянул руку для пожатия. Он выглядел совсем взрослым, ещё взрослее, чем на голограмме, почти догнал Филиппа в росте, а в его лице прибавилось мужественности. Породистой мужественности, керрелловской, которая отражалась на всех семейных портретах: кожа с лёгким золотистым оттенком, упрямый подбородок, широкая челюсть и блестящие глаза.

— Пожалуй, я и правда давно не был дома, — сказал Филипп, пожимая Эдварду руку.

Весь вечер они провели в гостиной. Мадам Керрелл заставила сына рассказать всё, что с ним происходило за месяцы, которые они не виделись. Упираться было бесполезно, и Филипп со вздохом сел в предложенное кресло.

Нет, драконы на острове не опасны. За стеной — возможно, но он, конечно же, туда не летал. Нет, никто не пытался его съесть. Да, у него есть свой дракон, и он надеется с ним увидеться чуть позже.

Да, он участвовал в настоящих сражениях. Да, его однажды ранили. Нет, не серьёзно. Врачи работают прекрасно, и даже шрамов не осталось.

Условия, обращение — всё везде было отличным. Насколько это возможно на военных полигонах во время мобилизации. Старался вести себя достойно. Отец всё равно недоволен. Наверно, слишком много на себя брал.

Филипп усмехнулся, не веря собственным словам.

— И, если бы он тебя не сослал, ты бы остался? — Эдвард в упор смотрел на брата.

Тот перевёл взгляд на мадам Керрелл и, сжав челюсти, отвёл глаза.

— Да, остался бы.

Он не видел, как лицо матери дёрнулось. Она боялась, что, останься он, с ним могло бы случиться нечто ужасное. Что угодно. Тело вздрагивало от одной мысли, что Филиппа могли ранить. А когда он подтвердил её опасения, она едва не расплакалась. Эдвард замечал всё это, ловил каждое изменение, и от этого ему становилось не по себе. Пока брат и отец находились далеко на фронте, ежесекундно окружённые опасностью, Эдвард оставался единственным, кто мог поддержать мать. Он уезжал из Академии на недели, потому что она писала ему, звонила, и Эдвард не мог отказать.

Только когда пришла его очередь рассказывать — с комментариями матери — брату о происходившем в замке, он умолчал об этом. Филиппу едва ли было интересно. Он слушал или делал вид, что слушает, но будто находился не здесь. Правда, это не помешало ему заметить, как Эдвард тщательно выбирает слова, словно стесняясь чего-то или утаивая. А может, он специально недоговаривал, зная реакцию матери?

— Уже так поздно! — воскликнула мадам Керрелл в один момент, взглянув на часы.

Стрелки давно пересекли полночь, и, хотя никто не хотел спать, пришлось подчиниться и разойтись. Филипп снова оглядывался, думая, как можно было забыть коридоры, в которых провёл детство? В темноте они все казались одинаковыми, и только картины на стенах менялись.

— Послушай, — вдруг заговорил Эдвард. — Я завтра днём должен буду вернуться в Академию. Я и так многое пропускаю, но мама сказала, что тебя обязательно нужно встретить.

— Я бы не обиделся, — тихо бросил Филипп.

— Да, прекрасно, — Эдвард отмахнулся, — я не об этом. Я просто хотел тебя попросить… — Он остановился и вздохнул. — Давай ты попробуешь быть с ней, ну, нормальным. Будто тебе всё нравится, ты рад и никуда не хочешь уехать. И поменьше говори с ней о войне. Даже если она сама заговорит.

Филиппу стало неуютно. То ли от слов Эдварда, то ли от его взгляда, который вдруг стал грустно-напряжённым. Это было на него так не похоже, что Филипп, не задумываясь, кивнул и только потом понял, насколько сложно будет сдержать обещание.

* * *

Эдвард вернулся через месяц, и по выражению его лица сразу стало понятно, что особой радости он не испытывает. Стоило матери оставить их с Филиппом вдвоём, как Эдвард достал синернист и искры сложились в страницы учебников: приближалось лето, а вместе с ним и экзамены.

— Ты бы мог остаться в Академии и спокойно готовиться, — сказал Филипп, глядя на то, как Эдвард морщит лоб, вчитываясь в не очень удачное изображение: искры трепыхались, и маленькие буквы было трудно разобрать.

— Не мог бы, — отозвался Эдвард. Пару секунд он молчал, а потом резко повернулся к брату. — Понимаешь, я не ты. Я не могу наплевать на всё просто потому, что у меня есть дела важнее. Сегодня собирается звонить отец, и мама сказала, что нам нужно быть здесь всем. Как я мог ей отказать?

Он закатил глаза и вернулся к чтению. Филипп напрягся и задумчиво почесал подбородок. Злые слова Эдварда уже успели отойти на второй план — он думал только об отце. Он не разговаривал с ним с тех пор, как вернулся домой, да ему и не хотелось, но было кое-что, что Филипп так и не сказал. Важная вещь, ответ на которую он мог предугадать, но всё же хотел попытаться. Быть может, отец остыл…

Большой хрустальный шар стоял на столе в центре зала. Эдвард держал руки на энергокамнях, которыми была усыпана золотая подставка, и сосредоточенно вызывал отца. Если тот откажет, дым посереет.

Филипп перевёл задумчивый взгляд на мать. Она сидела как на иголках, боясь, что разговор сорвётся, и её волнение передалось и Филиппу. Если он не скажет сейчас, то, возможно, не сможет этого сделать вообще. Струсит или уверится в предположениях… Но если реакцию отца он ещё мог предугадать, то матери — нет. Филипп не говорил ей о своих планах, не советовался, потому что рассказал по приезде столько ужаснувших её вещей, что ещё одна могла бы стать последней каплей. Но сейчас было самое время.

Наконец дым побелел, и из выбившегося из него луча выплыло изображение Элиада Керрелла.

— Здравствуй, отец, — весело проговорил Эдвард и ушёл на место.

— Добрый вечер. — Элиад окинул семью взглядом. — Рад, что вы все в сборе.

— Нам будет ещё лучше, Элиад, как только ты вернёшься, — с надеждой проговорила мадам Керрелл.

Элиад посмотрел на жену, которая подалась вперёд, чтобы её было лучше видно, тяжело вздохнул и поднял бумаги.

— Не думаю, что я смогу вернуться скоро. Пришло время для важных операций по всему фронту. Ещё пара месяцев — и всё закончится. Но сейчас я должен находиться ближе к командованию, чтобы координировать действия войск.

Мадам Керрелл улыбнулась, стараясь выглядеть понимающе, и откинулась на спинку кресла, чтобы муж не видел, как лицо её исказилось от волнения и безысходности, а в глазах заблестели слёзы.

Филипп отметил, как Эдвард сжал кулаки.

— Боюсь, я не смогу уделить вам сегодня много времени, — проговорил Элиад. — У меня много работы. Если это всё, то я отключаюсь. Обещаю позвонить или написать, как только будет возможность.

— У меня есть новость.

Собственный голос прозвучал для Филиппа как из другого мира.

Элиад Керрелл заметно напрягся и строго посмотрел на сына. Тот с самым спокойным выражением лица глубоко вздохнул и выдал:

— Я хочу жениться.

Мадам Керрел прикрыла округлившийся рот руками. Эдвард повернулся к брату, сверля того диким взглядом. Повисла тишина.

— На ком, Филипп? — вкрадчиво спросил отец.

Его глаза сузились. Он уже ждал, уже чувствовал и предвидел. И ярость закипала в нём.

На губах Филиппа появилась едва заметная мстительная усмешка.

— Её зовут Анна, — сказал он. — Она спасла мне жизнь. Ты ведь понимаешь, о ком я? Ты ещё сказал, что тебе плевать, кто она и что сделала.

Нечёткая голограмма дёрнулась. Губы Элиада Керрелла побледнели, сжавшись в тонкую линию, плечи расправились, а его взглядом можно было убивать. Казалось, что по воздуху вокруг него полетели искры. Он бы бросился на сына, будь тот рядом, и только огромное расстояние спасало Филиппа от неминуемой расправы.

Но в секунду его лицо расправилось, он стукнул стопкой бумаг по столу, улыбнувшись, как мог бы улыбаться удав перед броском, и сказал опасно спокойным голосом:

— Поздравляю, Филипп. Взрослое решение. Я бы мог сказать тебе много чего по этому поводу, но думаю, что уложусь в одно слово. — Глаза Элиада блеснули. — Нет.

И изображение распалось искрами.

Тишина зазвенела в ушах. Кровь ударила по барабанным перепонкам, по вискам. Филипп сжал зубы. Это было ожидаемо. Он не знал, почему это стало таким ударом. Тёмная гостиная поплыла перед глазами, кулаки сжались. Пока никто ничего не сказал, Филипп встал и вышел.

Эдвард догнал его на главной лестнице первого этажа.

— Куда ты?! — выкрикнул он, перегибаясь через перила.

— На остров.

Филипп не остановился.

— Так просто?! — Голос Эдварда звенел от негодования.

Он перемахнул через перила и спикировал прямо перед Филиппом.

— Ты не можешь просто так уйти и ничего не объяснить!

— Могу. — Эдвард схватил брата на плечо, но тот скинул его руку, зло сверкнув глазами. — Посмотрим, как ты запоёшь, когда он скажет, что твоя девушка, по его слишком важному мнению, недостаточно хороша.

Эдвард набрал в грудь побольше воздуха, чтобы сказать что-то ещё, но в итоге просто махнул рукой вслед уходящему Филиппу. Как будто его слова могли что-то изменить…

21

Дела Пироса на юге налаживались стремительно. К началу лета к драконьей стае присоединилось ещё несколько ящеров, и никто не мог отрицать: они оказались мощнейшей поражающей силой. Захватчики бежали от них, не готовые к настоящим огненным штормам. Их машины горели, механизмы выходили из строя и плавились. Даже самые смелые из тех, кто пытался вести наземные бои, стремились скрыться, когда на горизонте появлялись рассекающие огромными крыльями воздух драконы.

Филипп гордился пришедшей ему идеей, ведь всё работало лучше, чем он мог вообразить. Вместе с тем он скучал по боям, по тому, как адреналин в крови позволяет творить невероятные вещи. От новых вспышек уныния спасал только Вайверн, которого за непослушание сослали на остров.

И вместе они, два изгнанника, летали, пока не уставали крылья, а в ушах не начинало стрелять от ветра. Сильный и свежий, он был пропитан стихийной магией, он обжигал горло, но им можно было дышать полной грудью и отвлекаться от чувства ненужности, переполняя лёгкие холодом и волей. О, это ощущение призрачной свободы, когда пролетаешь над загонами, и помыслить не смея о вылете за раскинувшийся от стены до стены энергетический барьер.

Тогда казалось, что всё в порядке, что он на своём месте и даже счастлив, но, возвращаясь на землю и читая новости, Филипп не мог не завидовать людям, что сейчас находились в центре событий. Они вершили историю!

Правда, пока Филипп мечтал о битвах, победители ликовали, а проигравшие бежали, стремясь укрыться от праведного огня, их лидеры были вынуждены пересматривать планы, искать лазейки и слабые места противника — что угодно, чтобы удержать позиции.

* * *

— Ваше величество, вам послание! — Молодой гонец вытянулся по струнке перед Элиадом Керреллом. Он бы в жизни не посмел обратиться к королю лично, скорее передал бы послание через кого-нибудь чином выше, но неожиданная встреча заставила взять себя в руки.

Элиад смерил юнца взглядом и посмотрел на письмо.

— От кого?

— От гонца с Райдоса, ваше величество!

— На бумаге? — Элиад с подозрением поднял брови. Чёрный сургуч с гербом Райдоса скреплял сложенный втрое лист плотной бумаги. — Сломай печать.

Гонец вздрогнул, но ослушаться не посмел. Трясущимися руками он переломил печать, случайно отрубая голову волка от его тела, и зажмурился. Ничего не произошло. Гонец сглотнул и снова попытался протянуть открытую бумагу королю. Тот брать не спешил: провёл над письмом ладонью, с удивлением отмечая, что то совсем не зачаровано. Никаких смертоносных или отравляющих чар. Не оказалось на нём и чар слежения. Не стояло даже обычного адресного заклинания, не позволяющего никому, кроме адресата, открыть послание!

— Интересно, — протянул Элиад и забрал письмо, кивнув гонцу: — Свободен.

Уединившись в своей палатке, которая скрывала целый походный кабинет, он раскрыл бумагу, и содержание заставило его нахмуриться: Райдос предлагал мирный договор.

Переговоры и советы длились днями и ночами, пока собранные офицеры и министры доказывали наперебой и до хрипотцы, стоит ли соглашаться и если стоит, то кто должен быть туда отправлен. Император Райдоса настаивал на присутствии короля Пироса лично.

— Это может быть опасно!

— Вдруг это ловушка!

— Мы не можем доверять Райдосу.

Элиад сжал виски, пытаясь сосредоточиться. Они были правы. Нельзя никому доверять. Поэтому они должны были проверить и организовать всё сами. Никаких посторонних. Никаких войск Райдоса поблизости. Только поклявшийся прибыть лично император и его дипломат.

Элиад встал, и все замолчали.

— Я встречусь с Рэйднаром, и мы покончим с этой войной.

Если был шанс положить конец войне сейчас — он был готов взять риск на себя.

После новой череды долгих переговоров местом заключения договора был выбран театр в центре приграничного города. Некогда шикарное здание лишилось всех стёкол и внешней отделки фронтона, его крыша была пробита, колонны снесены. Внутри пол и мебель покрывал толстый слой пыли и штукатурки. Хрустальная люстра рассыпалась по креслам амфитеатра. Разруха царила везде, кроме одной-единственной комнаты — залы для важных гостей. Спасённая несколькими защитными заклинаниями, она сохранила и белые стены, и фреску с изображением карты мира на потолке, и большой круглый стол, эту фреску отражавший.

Улицы у театра были очищены и оцеплены. Театр несколько раз обследовали. Охрана стояла у каждого выхода и сопровождала короля весь путь.

В зал Элиад Керрелл и император Райдоса Рейднар Роуэл вошли с противоположных концов, и двери — обшарпанные снаружи, но блестящие лакировкой внутри — закрылись за их спинами.

— Вы с охраной, Элиад, — усмехнулся Рейднар. — Боитесь?

Его самого сопровождал лишь один человек, облачённый во всё чёрное, тощий и бледный. Он держал бумаги и печать и выглядел так, словно его ничто не волновало. Пустые, застывшие глаза смотрели в никуда.

Один из солдат за спиной Элиада Керрелла занервничал. Его взгляд забегал по стенам и потолку, но никак не мог обнаружить ничего подозрительного. А оно было. Оно было близко. Его волны, полные чёрной энергии, гудящие от собственной опасности, распространялись повсюду, и очаг было не найти.

— Мы можем приступить к делам? — Элиад положил ладонь на спинку кресла.

— О, конечно! — В голосе Рейднара прозвучало истерическое веселье, и образ его внезапно дёрнулся, как голограмма. Как фантом.

Элиад моргнул. Наверно, ему показалось.

«Ваше величество, нужно уходить», — пронёсся в голове чужой голос.

Не показалось.

Но не успел никто сдвинуться с места, как Рейднар исчез, и прогремел взрыв.

* * *

Увидев машущего руками Грига, Филипп приказал Вайверну спускаться. Григ заметно нервничал: сжимал губы, пытался не смотреть на Филиппа, и во взгляде его читался испуг.

— Генерал Армэр на острове, — сообщил он. — Вам срочно нужно пройти к нему.

— Ты знаешь зачем?

Григ мотнул головой, но Филипп сразу заметил — он врёт, и, предчувствуя что-то плохое и серьёзное, направился к генералу, чтобы тот, состарившийся в одно мгновение из-за печати скорбного ужаса на лице, произнёс слова, выбившие из лёгких весь воздух. Мир потерял краски и звуки, а потом Филиппа будто ударили. Не чувствуя земли под ногами, он побежал к телепортам. Ему нужно было домой.

Весь замок промелькнул перед глазами, но, когда Филипп оказался перед покоями матери, дверь показалась слишком тяжёлой, чтобы её толкнуть. Но сделать это пришлось, и первое, что он услышал, был всхлип.

Эдвард обнимал заплаканную мать, пытаясь удержать на лице спокойное выражение. Он не хотел, чтобы она видела, как напуган он сам. А она не могла остановиться.

Эдвард проводил Филиппа взглядом и подвинулся, когда тот сел на корточки рядом с матерью.

— Филипп! — воскликнула она, хватая сына за руки. — Ты вернулся! Ты знаешь?..

Несказанные слова обратились в всхлипы.

— Не плачь, — прошептал Филипп. — Мама, не плачь. Всё будет в порядке. Там ведь не сказано, что он погиб…

Мадам Керрелл зарыдала ещё сильнее.

— Фил! — прошипел Эдвард, кидая на брата выразительный взгляд, так и кричащий: «Ты идиот такое говорить сейчас?!»

Филипп ответил таким же выразительным взглядом.

— Я уверен, что отец выжил и скоро с нами свяжется. Нас не так просто убить!

Слова не помогли. Филипп ещё недолго посидел рядом с матерью, неловко поглаживая её руки и колени, а потом извинился и вышел, слыша, как Эдвард что-то шепчет матери, пытаясь её успокоить. Находиться с ними было невыносимо.

Филипп застыл в холле, глядя в высокое окно на город за стенами замка. Темнело, и огни зажигались на улицах. Что там сейчас происходило? Знали ли люди? Что ему стоило сделать в первую очередь? Насколько бы он ни впал в немилость у отца, он всё ещё был наследником. Кронпринцем. И у него были обязанности, а выбора — не было.

— Фил!

Филипп обернулся. К нему приближался Эдвард, бледный и серьёзный.

— Ты ведь не собираешься никуда уезжать?! — с претензией воскликнул он и, не успел Филипп ответить, продолжил: — Ты нужен здесь! Я едва её успокоил, а если ты уедешь, боюсь, не справится весь двор. Представь, если это повторится? Что будет, если ты умрёшь?

— Я не умру. — Филипп сложил руки за спиной и отвернулся к окну.

— Отец тоже так думал.

— Он и не умер, — пожимая плечами, парировал он. — И не умрёт.

— Хорошо, если так!

— Успокойся, Эдвард! Не поддавайся истерике маман. Даже если бы я собирался ехать, у меня есть кольчуга, в которой меня точно не убьют. Но, — Филипп вздохнул, — я никуда не собираюсь. Мне нужно узнать, что я могу предпринять здесь и сейчас и что будет в… худшем случае.

Эдвард покачал головой и тоже устремил взгляд на зажигающийся яркими огнями город.

— А тебе… сказали, что там вообще произошло? — прошептал он, не уверенный, что хочет слышать.

Филипп бросил на брата короткий взгляд.

— Взрывающийся человек.

* * *

— К сожалению, ваше высочество, — говорил один из советников отца, к которому Филипп обратился за помощью, — сейчас я не смогу с уверенностью вам сказать, какие полномочия его величества вы можете перенять. Если же его величество будет не в состоянии больше вести дела или покинет нас, скорее всего, вам потребуется обратиться к Альянсу. Смерть правителя — непредвиденное обстоятельство, достаточно уважительное, чтобы его совершеннолетний преемник сел на трон, обходя некоторые формальности вроде женитьбы. Но, — советник иронично поднял брови, и Филиппу показалось, что тот знает о его провалившейся попытке попросить у отца разрешение на свадьбу, — только если Альянс согласится. Пока же судьба его величества не определена, список ваших полномочий в любом случае ограниченный. Командование армией перейдёт одному из наших генералов, но дела, фронта не касающиеся, я могу передать вам, если вы того пожелаете. Эти бумаги нам передали сегодня утром вместе с извещением о… происшествии.

Он протянул Филиппу папку, и тот с волнением осмотрел листы, невольно кусая губы. Налоги, распоряжения по освобождённым землям, отчёты о проделанной работе в регионах…

— Похоже, у него и правда было много работы, — покачал головой Филипп.

Что может случиться, если он ошибётся? Отец сочтёт его недостойным?Начнутся новые бунты, и все операции по прекращению войны пойдут насмарку?

— Если вам нужна будет помощь, я всегда к вашим услугам, ваше высочество, — участливо сказал советник. Филипп оторвался от разглядывания бумаг и кивнул.

— Помощь мне точно понадобится. По крайней мере, сейчас. Введите меня в курс дела…

* * *

Филипп был уверен, что всё происходит проще. Теория пусть и восстанавливалась в памяти быстро, но применение её на практике оказалось подобно пазлу, в котором всегда не хватало одного важного кусочка. И кусочком этим было понимание последствий. Жизнь была слишком непредсказуемой, люди действовали не так, как предполагалось, и ничто не могло предугадать реакцию народа.

На поле боя было проще. Даже если ты не предвидел удар противника, один верный выпад — и всё оборачивалось в твою пользу. Здесь для реакции приходилось ждать, а сколько ждать — не знал никто. День, неделю, месяц, вечность… Отчёты летели к Филиппу на стол каждый день, но в них были либо сообщения о том, что всё приняли и к воплощению приступили, либо короткие ничего толком не освещающие новости.

«Терпение, ваше высочество», — настаивал советник, и Филипп ждал, запрокидывая голову к потолку и приглушённо рыча. Ждать оказалось слишком сложно.

Но одним утром в кабинет постучали, и после разрешения круглое лицо Родерта просунулось в кабинет.

— Да заходи уже, — махнул рукой Филипп, откидываясь в кресле и протирая глаза. Он просидел в кабинете всю ночь, и под утро усталость дала о себе знать.

— У меня важное послание, ваше высочество! — воодушевлённо заговорил Родерт, закрывая за собой дверь.

Он передал Филиппу записку, и тот было напрягся, но, вчитавшись в небрежный незнакомый почерк, облегчённо выдохнул.

— Кто-нибудь ещё знает? — Филипп поднял глаза на Родерта.

Тот пожал плечами.

— Я получаю только вашу корреспонденцию. Может, её величеству тоже что-то пришло.

— Ясно…

Филипп задумчиво потёр подбородок. Если известно матери — известно Эдварду, и было только вопросом времени, когда последний явится к нему, чтобы попытаться отговорить от поездки в Ворфилд.

— Пусть готовят мне экипаж. Сейчас же. И по возможности тихо.

Он хотел уехать без скандалов, и лучшим способом их избежать было уехать молча.

* * *

Элиада Керрелла сразу перевезли в Ворфилд, где он пролежал без сознания несколько дней. От взрыва вся правая часть его тела была покрыта страшными ожогами. Слезла кожа, вздулись волдыри. Все раны мазали в несколько слоёв самыми сильными заживляющими мазями. Лучшие доктора окружили его величество, делая всё, что было в их силах. «Он выживет» — таков был их вердикт в первый же день, но они с облегчением выдохнули, когда король наконец пришёл в себя.

Он не слышал ничего несколько часов после пробуждения. Разрыв барабанной перепонки правого уха, временная глухота на левом… Он не мог двигаться — каждое движение причиняло боль, — зато чувствовал. Чувствовал жар обгоревшего тела. Чувствовал едва заметную прохладу от мазей. Чувствовал ненависть к Райдосу. Чувствовал отвращение к себе и своей беспомощности.

Второе письмо в столицу было отправлено, когда Элиад Керрелл уверенно пошёл на поправку и его состояние признали стабильным. Мази постепенно заживляли раны, и даже самые страшные ожоги начали медленно затягиваться. Постепенно вернулись способности двигаться и говорить. Слух вернулся, хотя справа всё проходило как сквозь вату.

Когда Элиаду сообщили о приезде сына, он, превозмогая боль, — не без помощи, — сел на койке, облокотившись на подушки, и велел пригласить Филиппа. Тот зашёл медленно, будто с трудом переставлял ноги, осматривая просторную светлую палату с плиточным полом, высокими окнами и большой постелью, окружённой ширмой. Он готов был смотреть на всё, даже на оранжевый цветок с длинными остроконечными лепестками, кроме отца. Чувство вины скользким червём вилось вокруг него, заставляло опускать и отводить глаза.

— Хватит, Филипп, — резким хрипящим голосом произнёс Элиад.

Филипп дёрнулся и повернулся к отцу. Тот смотрел устало, но строго, сдвинув брови, — одна выгорела, оставив после себя лишь несколько редких волосков. Часть его лица от скулы до уха была покрыта ожогами, которые переходили на шею, на плечи и скрывались под сорочкой. Правая рука, полностью перемотанная, безвольно покоилась на одеяле, а левая была сжата в кулак.

— Я рад видеть вас в сознании, — кивнул Филипп. — Мама очень переживала, когда узнала. Эдвард сейчас с ней. Может, вам стоит переехать в столицу и продолжить лечение там?

Элиад усмехнулся.

— Нет, Филипп, не стоит. Моё тело повреждено, и я не могу сражаться сам, но разум цел. Я всё ещё способен отдавать приказы.

— Вы могли бы отдавать приказы из замка.

— Чем ближе я к моим людям, тем лучше, — ответил Элиад, и по тону было ясно — это его последнее слово.

Он не собирался возвращаться в столицу настолько долго, насколько мог, и Филипп понимал отца. Будь его воля, он тоже засел бы на каком-нибудь полигоне и принимал участие если не в самих боях, то хотя бы в их планировании, но Филипп не смел и заикнуться об этом.

— Филипп, — сказал Элиад, — сядь.

Удивившись, Филипп поставил стул рядом с кроватью отца и сел, глядя в его разгладившееся лицо. Он почти не замечал краснеющие из-под слоёв мази ожоги.

Со вздохом Элиад начал:

— У меня было время подумать, Филипп. Много времени. Каждый день, просто находясь здесь, я рискую собственной жизнью и жизнями тысяч людей. Кто знает, может, уже завтра объявится предатель. Может, Райдос выкинет нечто, отчего Пирос падёт. Может, меня внезапно убьют ожоги или что-то ещё. Но что бы со мной ни случилось, Пиросу нужен правитель. И, несмотря на наши разногласия, на то, что ты порой ведёшь себя как глупый своенравный мальчишка, я не могу не признать, что порой ты знаешь, что делаешь. — Слова давались ему с трудом, словно он ещё их не осознал, не принял. — Мне доложили о том, чем ты занимаешься во дворце, и некоторые инициативы я нашёл… приемлемыми. Я знаю, что такое учиться на ходу, и я… доволен. — Филипп недоверчиво прищурился, глядя в сторону, а Элиад продолжал: — Я не знаю, что будет со мной завтра, Филипп, но хочу быть уверенным, что у меня будет замена. Увы, я не имею права отменять всеобщие законы ради тебя, но и ждать, пока ты одумаешься, может не быть времени. Однажды ты поймёшь, что женщины не стоят того, чтобы ради них жертвовать тем, что принадлежит тебе по праву. Это пройдёт со временем. Ты увидишь — возможно, на примере той твоей девчонки, — что я прав, но сейчас… — Элиад вздохнул. — Сейчас, так и быть, я позволю тебе жениться на ком захочешь. Только ради того, чтобы знать: в крайнем случае у Пироса будет король.

* * *

Отчего-то Филипп не чувствовал удовлетворения. Он не знал причин, не умел разбираться в том, что происходило на душе, но много думал. Он специально давал себе время осмыслить слова отца, пока карета пересекала все барьеры по дороге домой, точно так же, как давал его себе по дороге в Ворфилд. Но в этот раз было сложнее.

Его душило чувство вины, и мысли… Он хотел бы избавиться от них и оставить только удобные. А удобно было думать о том, что он приедет и напишет Анне: он выполнил её условие и хотел, чтобы она согласилась. Удобно было думать, что отец неправ и они будут счастливы. Удобно было верить, что из него выйдет хороший правитель — отец ведь сказал, что доволен. Только сказано это было от безысходности. Мысль об этом навязчиво крутилась рядом, и под монотонный стук колёс, под шум сжигаемых энергокамней нельзя было ей не поддаться.

Поэтому Филипп буквально вылетел из остановившейся перед замком кареты. Он взбежал по ступеням под недоумевающие, растерянные оклики Родерта, будто плохие мысли за ним гнались. Ему нужно было заняться чем-то. Сначала отправить письмо. Потом передать слова отца матери. Все. И про здоровье, и про планы, и, конечно, про женитьбу. Филипп уже представлял её лицо в тот момент.

Но, стоило Филиппу войти в кабинет, как вся решимость испарилась. Он сел в кресло, достал лист, перьевую ручку… и замер. Голова опустела, рука не хотела двигаться, но он всё же заставил себя написать несколько строк, а потом, не перечитывая, чтобы не появилось желания переписать или не отправлять вовсе, сложил, как делала Анна, в форме журавля и выпустил птицу в открытое окно. Ветер подхватил письмо, и, размахивая бумажными крыльями, журавлик полетел на север.

Не закрывая окно, Филипп вернулся в кресло. Перед ним лежало ещё несколько пустых листов. Он открыл ящик и достал сломанный телепортатор. Тот пролежал без дела почти два месяца. Филипп не смог починить его сам и оставил попытки, а теперь вдруг ударил себя по лбу — как он мог не подумать раньше!

Схватив перо, Филипп написал имя Уибера.

* * *

Анна провела рукой по подоконнику — пальцы оставили след на плотном слое пыли, — распахнула окно и вдохнула сырой осенний воздух. Возвращаться домой было намного приятнее, чем она представляла. С того момента, как они все, с ещё живым Хогом, переместились в многострадальный посёлок, а после, едва побывав дома, отправились на Форкселли, прошло полгода.

Второй материк встретил их неоновыми огнями, стеклянными небоскрёбами и совершенно другими людьми. Мир без сословных делений, где все были равны перед законом и перед Советом Магии, который имел здесь намного больше власти, чем на Мэтрике. И всё здесь казалось лучше: еда вкуснее, постели мягче, люди сговорчивее. Одно омрачало те несколько месяцев: деньги. Гербы Пироса оценивались дёшево, и найденные богатства внезапно оказались довольно скромной суммой.

— Анка, мы не проживём здесь дольше на такие деньги, серьёзно, — сказал однажды Орел, и тогда в голову Анны впервые закралась мысль, что их дела и правда идут не так, как бы ей хотелось.

Чудесным образом, где бы они ни находились, Хог моментально заводил знакомства и находил работу, за которую платили весьма прилично. У Анны так не выходило, и в итоге она сдалась. Они вернулись на Пирос быстрее, чем предполагалось. В глубине души Анна надеялась не возвращаться вообще.

Она разочарованно покачала головой и вдруг заметила прибившуюся к углу рамы бумажку. Грязная, успевшая несколько раз вымокнуть и высохнуть, она едва ли напоминала журавлика, но Анна его узнала и хмыкнула. Бумага кое-как вылезла из укрытия и порвалась несколько раз, пока Анна пыталась её раскрыть. Буквы размазались, размылись, но она кое-как разобрала написанное, и брови её сошлись над переносицей, губы сжались в тонкую линию.

Филипп писал ей о том, что получил одобрение отца, с таким желанием и рвением, что буквы, сначала ровные и аккуратные, под конец накренились и удлинились из-за спешки и эмоций. Для него это было настолько важно, что он написал в тот же день, а Анна читала и с каждой секундой всё больше хотела смять и выбросить. Она сказала, что сможет выйти за Филиппа, если ему позволит отец. Будто только слово короля Пироса отделяло его от её «да», а не статус, воспитание, ещё множество факторов…

Она не должна была соглашаться. Ну и что, что хотела. Ну и что, что Филипп так радовался возможности. С чего ему вообще позволили такой мезальянс?! Какая ему была польза?

Тут Анна распахнула глаза и прикусила губу. У неё зажглась мысль. Идеальное оправдание! Это было нечестно. Обман, по сути, но Филипп же хотел её, так почему они оба не могли получить желаемое? К тому же у неё было кое-что, что не могло не заинтересовать Керреллов. В крайнем случае это «кое-что» стало бы гарантом её безопасности. Не только ведь у неё могли быть сомнительные планы…

Дверь скрипнула, и двое парней ввалились в дом. Харон втащил несколько огромных баулов и свалил их на входе в кухню. Орел, пересчитывая оставшиеся монеты, прикрыл дверь и замер.

— Ты чего? — спросил он, в недоумении глядя на Анну.

Её лицо выражало крайнюю степень борьбы с собой. Она запустила пальцы в волосы и откинула яркие пряди назад.

— Я тут подумала, — сказала она, пряча скомканный лист в карман куртки, и села в старое скрипучее кресло. — Скорее всего нам придётся отложить наши планы на пару лет.

— На пару лет? — воскликнул Орел, облокачиваясь на низкий столик в гостиной и нагибаясь, чтобы заглянуть сестре в глаза. Та упорно их отводила. — Ты серьёзно?

— Вполне, — кивнула Анна. — У меня появился план, благодаря которому мы сможем получить столько денег, сколько нам нужно.

— Наверняка есть способы быстрее!

— Быстрее, чем взять из королевской казны?

Орел отшатнулся.

— Что ты задумала?

Анна поджала губы и опустила глаза. Орелу её слова не понравятся…

— Филипп Керрелл сделал мне предложение. Я собираюсь согласиться.

На мгновение лицо Орела застыло в непонимании, но сообразил он быстро. Его рот распахнулся и задёргался, словно он пытался поймать воздух и что-то сказать, но не смог. А потом Орел замер… и с выражением крайнего раздражения перевернул стол.

Анна сжала зубы, глядя ему вслед, пока Орел, демонстративно громко топая, поднимался на второй этаж. Дверь хлопнула и с грохотом слетела с петель.

— Это было сложное решение, да? — спросил стоящий в дверном проёме Харон.

Совсем забывшая о нём Анна удивлённо заморгала. Какое-то время они смотрели друг на друга, а потом она бросила короткий взгляд на лестницу. После таких сцен говорить, насколько быстро она решилась, казалось кощунством.

— Да.

Её плечи опустились.

— Но так ведь… Ну, надо? — Харон почесал затылок. — Он поймёт. Наверно. Потом. А пока ты подумай: ты точно хочешь? Тебе принц нравится? Мы могли бы как-то иначе… Подумаешь, долго!

— Спасибо, — грустно улыбнулась Анна и подперла кулаком подбородок. — Мне эта идея не очень нравится, но тут есть и плюсы, да, Харон? — Анна подняла на него игривый взгляд, накручивая прядь волос на палец, и проводя кончиком языка по зубам. — Он бы тебе понравился.

Харон распахнул глаза и смущённо заулыбался.

* * *

Филипп цыкнул, когда дротик врезался в ободок у центра доски, но воткнулся неплотно и упал.

Ему было скучно и, сидя в кабинете с едва приоткрытыми шторами, — пылинки плясали в свете белёсых лучей, — он безразлично бросал дротики в доску для дартса. Рядом висела большая карта двух материков и островов со множеством меток, а её фрагмент с изображением Пироса, местами порванный и исписанный, лежал на столе. Копия стала постоянным холстом Филиппа. Он отмечал все изменения в положении войск, рассчитывал расстояние и постоянно думал, как долго придётся освобождать ту или иную территорию. После ранения Элиада Керрелла Райдос воспрянул духом. Их атаки стали мощнее, защита прочнее, и тем не менее армия Пироса почти выгнала захватчиков за границы. Рассчитывалось, что до Восхода Новой Звезды Пирос будет полностью освобождён.

Филипп кинул ещё один дротик, и тот воткнулся в середину доски.

Постучали.

— Выше высочество, — в дверь робко просунулся Родерт, — к вам господин Уибер. Прикажете впустить?

— Конечно! — воскликнул Филипп и пошёл навстречу другу.

Уибер широко улыбнулся, пожимая руку принца.

— Какие новости? — спросил тот.

Понимающе и заговорщически подняв брови, Уибер достал из сумки телепортатор. Жилки на поясе переливались от энергии, обгоревшие и сломанные кольца реле были заменены на новые и сверкали медью.

— Им можно пользоваться? — Филипп неуверенно вертел реле.

Уибер кивнул.

— Только осторожнее. Возможно, над точностью перемещений ещё стоит поработать, но я убрал всю связь с военными штабами. Никто не отследит, никто не сможет перенастроить. Подчиняется только командам носящего. Можешь попробовать.

Филипп застегнул пояс, хитро взглянул на друга — и исчез.

Он материализовался из искр на другом конце комнаты, едва не врезавшись в стоящий там канделябр.

— Отлично! — воскликнул Филипп. — Над точностью и правда стоит поработать, но он потрясающий, Уибер!

Брови Уибера взметнулись вверх, длинный рот искривился в довольной усмешке. Филипп пожал ему руку.

— Благодарю за работу! — Его губы тронула сдержанная улыбка.

А Уибер вдруг отклонился, глядя за спину Филиппа. Тот обернулся. Ударяясь в стекло и недоумённо взмахивая крыльями, у окна порхала бумажная птица.

— Мне не спрашивать, да? — смутился Уибер.

— Не стоит, — кивнул Филипп и пошёл открывать окно.

Письмо влетело в кабинет и приземлилось на столе, окутанное бледно-алой дымкой.

— Забавная магия, — заметил Уибер. — Такая… несовременная.

Филипп вскинул голову. Взгляд, которым он наградил друга, заставил того замолчать и, откашлявшись, спешно распрощаться. А Филипп всё смотрел на прилетевшую записку и думал, что в ней может быть. Прошло больше двух месяцев, как он отправил свою, и почти полгода с их последней встречи. Что могло поменяться за это время? Настроенный на худшее, Филипп медленно развернул бумагу. На ней были написаны всего две короткие фразы: «В столичном парке. Завтра в полдень».

* * *

Появившись из снопа искр, Филипп осмотрелся. Парк был пуст, и листва на деревьях блестела от только что прошедшего дождя. Небо покрывали тяжёлые свинцово-серые тучи, готовые обрушиться на землю ещё одним ливнем.

Анна появилась из ниоткуда.

— Ну здравствуй, Фил, — сказала она, приподняв подбородок и подходя ближе. — Игрушка работает?

— Я рад тебя видеть, — с улыбкой кивнул Филипп.

Его руки легли ей на талию. Анна отвела глаза, но вытянула шею, позволяя поцеловать себя в щёку, и только потом повернулась к Филиппу. Она положила ладони ему на плечи и усмехнулась собственным мыслям.

— Я тебя тоже. — Её взгляд метнулся вниз, но она тут же заставила себя смотреть ему в глаза. — Ты ведь хочешь от меня что-то услышать?

— Не что-то, — поправил Филипп и заправил выбившуюся из косы прядь Анне за ухо. — Я хочу услышать ответ. Определённый.

— Твой отец точно позволил?

Она прикусила губу, хватаясь за последнюю надежду. Может, Элиад Керрелл изменил решение. Может, Филипп соврал, чтобы увидеться с ней… Она бы раскусила его, это точно. Но всё это разбилось в пух и прах, когда Филипп кивнул, и не было в нём ни тени сомнения.

Анна заставила себя улыбнуться, надеясь, что выходит не слишком вымученно.

— Тогда… — Она покачала головой и набрала в грудь побольше воздуха. — Тогда да, Фил. Я согласна стать твоей женой.

Она прыснула, морща нос. Филипп прижал её ближе и, несмотря на слабое сопротивление, поцеловал. Он гладил её лицо, волосы. Она обнимала его за шею и прочерчивала ногтями полосы за ушами и на щеках.

— Ты ведь не рада, правда? — вдруг спросил Филипп, глядя Анне в лицо.

Она распахнула глаза и после небольшой паузы ответила:

— Я… просто не вижу себя ни в платье, ни тем более во дворце. Я ведь даже не выгляжу как светская дама! Например, что мне делать с этим? — Анна провела пальцем по татуировке под глазом и скривилась. — Вряд ли в твоём обществе привыкли к такому. Хоть у кого-нибудь есть татуировки? Или таких сразу сжигают как заклеймённых?

Филипп с удивлением посмотрел на закрывающую несколько тонких шрамов тёмно-розовую татуировку в форме двух клыков. Она его никогда не смущала, несмотря на то что и правда выглядела необычно и привлекала взгляд. Он не представлял Анну без этой яркой метки. Она была её частью, её индивидуальностью, напоминанием, кто она и снаружи, и внутри. Ему это нравилось, у него и в мыслях не было её прятать или стыдиться, но всё же он неуверенно спросил:

— А ты можешь с ней что-то сделать?

Анна нахмурилась. Ожидала она явно не этого.

— Возможно.

Поджав губы, она ещё раз провела пальцем по татуировке, и под её прикосновениями розовый стал бледнеть, пока от «клыков» не остались лишь лёгкие очертания, сливающиеся с цветом смуглой кожи. Филипп в замешательстве поднёс руку к щеке Анны. Она выглядела так непривычно… Он дотронулся большим пальцем до тонких шрамов, расходившегося, как молнии, как веточки. Если замаскировать татуировку Анна могла, то их не спрятала бы никакая магия.

— И ты согласна её убрать? — прошептал Филипп, заглядывая Анне в глаза.

— Ну ты ведь этого хочешь, да, Керрелл? Твой отец, я уверена, и так против меня, не будем шокировать ещё и матушку.

* * *

Они гуляли по парку несколько часов, намокая от скатывающихся с деревьев капель. Анна пыталась шутить про то, как будет нелепо выглядеть в свадебном платье, как классно было бы в нём полазать по деревьям и пострелять. Филипп смеялся, а сам заикнуться про подготовку не решался, и, обещав списаться, они распрощались у парковых ворот. А после Филипп переместился в дворцовый парк, где его и застал наконец разразившийся ливень.

Крупные капли били в лицо, заставляя жмуриться, но вместо того, чтобы бежать в замок, Филипп поднял воротник и, засунув руки в карманы, побрёл по парковым дорожкам. Он даже не заметил, как пришёл к задней лестнице.

Вдруг главные ворота распахнулись, и Филипп застыл в удивлении. Во двор въехала карета, и из неё, держась левой рукой за лакея, вышел Элиад Керрелл, облачённый в чёрный дорожный плащ. Он встретился напряжённым взглядом с сыном, и тот поспешно выпрямился и кивнул в знак приветствия, отмечая, что правая рука отца висит на бандаже. Элиад кивнул в ответ и прихрамывая пошёл к лестнице. Его волосы отросли, ожоги на лице сошли, оставив лишь несколько шрамов за ухом и у шеи. Выглядел Элиад задумчиво, хмуро, а на лбу меж бровей залегла глубокая морщина. Казалось, он даже не заметил, когда Филипп поравнялся с ним.

— Вы вернулись раньше, чем собирались, отец, — произнёс Филипп, подстраиваясь под темп отца и неотрывно глядя на него. — Что-то произошло?

Элиад повернулся и ещё больше нахмурился. С упрёком он окинул промокшего сына взглядом, но лицо его было такое усталое и отрешённое, что Филипп понял — ему не до того.

— Что-то случилось? — повторил Филипп.

Элиад медленно кивнул.

— Печальные новости с Санаркса…

Филипп в недоумении расправил плечи.

— С Санаркса?

22

Санаркс был укутан предтраурной дымкой. Белоснежные стены величественного замка посерели, блестящие лазурные крыши утратили яркость, и высоко поднятые флаги, напитавшись туманом, понуро висели на шпилях, изредка колыхаясь под слабым ветром. Столица жила в смутном ожидании.

— Вы не волнуйтесь, ваше высочество, в Летнем погода отличная! — сказала мадам Берроуз, улыбаясь и затягивая корсет на платье своей госпожи.

Хелена хмуро посмотрела на отражение служанки. Та прекрасно знала, что её волновала далеко не погода, но продолжала изображать спокойствие и беззаботность. Она пыталась передать их и Хелене, но это было бесполезно. Ничто в этом мире — да и во всех остальных — не смогло бы унять её тревогу. Сейчас всё было слишком безнадёжно и серьёзно.

Хелена взглянула на себя в высокое зеркало в золочёной раме — и тут же отвела взгляд. Отчего-то она видела в нём не себя — отца. Они были похожи: иссиня-чёрные волосы, тяжёлый, въедливый взгляд тёмно-голубых глаз, одна стихия, — и в первый раз в жизни Хелена боялась сходства.

Глубокий вдох — и, закрыв глаза и запрокинув голову настолько, насколько позволяла причёска, она провела дрожащими пальцами по лёгкой струящейся юбке. Холод шифона скользнул по коже, почти успокаивая. Хелена сжала ткань и раскрыла глаза. Мадам Берроуз не успела вернуть себе маску воодушевления и так и осталась смотреть на принцессу с искренним сожалением.

Хелена сжала губы и сошла с небольшого пьедестала у зеркала.

— Дальше я справлюсь сама. Можете идти, — спокойно проговорила она, не глядя на женщину. Что было лучше, жалость или притворство, она не знала.

Мадам Берроуз коротко кивнула и с тяжёлым вздохом вышла за дверь. Хелена посмотрела ей вслед и повернулась, опять избегая зеркала, к трюмо. Она достала из резной деревянной шкатулки крупные золотые серьги и осторожно надела тяжёлые украшения. Бриллианты в золотых кружевах заиграли на бледной коже солнечными бликами, кажущимися слишком неуместными в этот туманный полдень и в этой напряжённой, тоскливой атмосфере.

Встряхнув головой и накинув на плечи шаль, Хелена вышла из комнаты. В последние недели в коридорах не зажигали огней, не раскрывали штор. Всё стало ещё более мрачным, чем когда её отец слёг в последний раз. Больше года приступы повторялись слишком часто, и врачи, как ни старались, не могли его вылечить. Только отсрочивали неизбежное. За этот год Хелена выучила путь к комнате отца так хорошо, что могла бы пройти его с закрытыми глазами. Она уже не замечала, как оказывалась в западном крыле у высокой резной двери, которая была постоянно приоткрыта и у которой она провела не одну ночь.

Хелена проскользнула в комнату, шурша юбкой, и жестом велела сиделке, старой женщине, которую помнила с детства, выйти. Спальня тонула в темноте, и единственный яркий огонёк — свеча на прикроватной тумбе — трепетал, создавая страшные живые тени от окруживших его склянок лекарств.

На широкой кровати с балдахином лежал человек, уже не казавшийся таким грозным и властным, каким был до того, как болезнь свалила его. Грузная фигура Гардиана Арта казалась теперь дряхлой оболочкой, поминутно содрогающейся от гремящего кашля. У Хелены защемило сердце. Она присела на край отцовской постели и взглянула ему в лицо. Морщины на нём стали глубже, глаза были закрыты, а губы то и дело изгибались от мучительных попыток сдержать кашель. Отец вздрогнул, почувствовав лёгкое прикосновение холодных тонких пальцев к своей горячей руке, и прохрипел, не открывая глаз:

— Опять ты за своё, девочка?

На измождённом лице промелькнула слабая усмешка, и Хелена невольно поёжилась от этого выражения.

— Может, мне не стоит никуда ехать? — вполголоса произнесла она. — Вам хуже…

— Я переживу и этот, и многие другие твои дни рождения.

Он зашёлся в кашле, и Хелена, дрожащей рукой схватив с тумбы платок, вытерла с губ отца кровь.

— Вам не стоит много говорить…

— Со мной всё отлично. И у тебя должно быть тоже. Да и за пару часов… Нельзя не появиться, когда тебя ждут.

— Мне плевать, кто чего там ждёт! — Её голос сорвался.

Гардиан Арт то ли слабо закашлял, то ли попытался рассмеяться. Его едва приоткрытые чёрные глаза блеснули в темноте.

— Поезжай и повеселись. Это важно сейчас. Считай приказом. Только пообещай мне, что будешь сильной девочкой, Хели.

Он сжал её холодную ладонь в своей. Хелена, уставившись в пол невидящим взглядом, покачала головой. Она не могла этого обещать. Она уже не была сильной. Глаза жгли слёзы, у неё дрожали губы, и она не могла дышать.

— Пообещай мне, — потребовал отец, и она едва слышно вздохнула:

— Конечно. — А после привстала, потянулась к отцу и легко поцеловала в щёку. «Только и ты мне обещай, папа», — прошептала она, отстраняясь. Гардиан Арт посмотрел на дочь глазами, выражающими столько любви и тепла, сколько могли выразить глаза человека, находящегося на грани.

Хелена покинула комнату, изо всех сил стараясь подавить застрявший в горле ком, и упала на скамью напротив. Отец обещал пережить хотя бы этот день — день её рождения. Отец всегда держал своё слово. И ей бы тоже хотелось сдержать своё, только если бы она могла быть такой же сильной, как он, она бы не давила сейчас истерику, не прятала бы всхлипы в ладонях. Она бы встала и с гордо поднятой головой поехала в Летний на этот никому не нужный бал.

Ей нельзя было плакать, нельзя было показывать слабость людям, которых мать собрала для празднования. Что бы ни происходило, она должна выглядеть идеально. А с растёкшимся макияжем это было бы сложно.

Шмыгнув носом в последний раз и набрав в лёгкие побольше воздуха, она поднялась и расправила плечи. Она была Арт. А это значило, что ей нужно быть сильной. Или по крайней мере показывать всем, что она сильная.

— Миледи! — всплеснула руками подбежавшая к ней на лестнице молоденькая служанка. — Я вас искала! Мадам…

Хелена хмуро взглянула на девушку, и та осеклась.

— Прикажите подавать карету. Я еду в Летний.

* * *

Летний всегда был полной противоположностью Ренджерелла, столицы Санаркса. Тёплый ветер никогда не оставлял его, даже зимой прилетая с южных островов. Он отличался от севера, как зима от лета: тонкие деревья с сочными листьями, просторные улочки, мощённые светлым камнем, дома, украшенные яркими цветами. И порты… Белопарусные яхты и прогулочные катера то и дело причаливали к пристаням, привозя десятки людей в цветастых костюмах и с улыбками на светлых лицах.

Вдали от этих оживлённых портов, за городом, окружённый цветущим, несмотря на позднюю осень, парком стоял громадный особняк из светло-бурого камня. Ровно шестнадцать лет назад он был завершён и собирался праздновать с хозяйкой их общий день рождения. Его крышу украсили большие цветы и сотни световых шаров, воздушные фонарики летали по парку, где начинали собираться молодые люди в праздничных нарядах. Огромный пруд, как и большие постриженные в форме шаров кусты, должен был засверкать тысячами искр, как только стемнеет.

Хелена любила свой маленький замок, но сейчас даже он казался издевательски ярким и радостным. Она словно попала в другой мир, где дурные мысли не ушли, но вырядились в кричащие цвета и нацепили улыбки.

И всё же, стоило ей выйти из кареты, прохладный, пахнущий цветами ветер окутал, как спасительный кокон. Неожиданное, неуместное облегчение. Ей даже подумалось, что, быть может, отцу стало бы лучше, если бы его перевезли сюда, но с дрожащим вздохом она прогнала эту мысль. Стоило подумать об отце, как панический страх и истерики грозились погрести под собой, а здесь это было неуместно. Уместной была только широкая улыбка, которую она научилась изображать так хорошо, что порой сама не понимала, искренне ли улыбается.

И эта способность спасала, пока Хелена здоровалась с людьми, которые были с ней так же притворно приветливы, как и она с ними. Каждый второй ей был крайне противен, но мать никогда не спрашивала её мнения и составляла списки гостей сама. Поздравления становились витиеватее, как будто они устроили негласный конкурс. Каждый пытался похвалить её платье — золотистое, с кружевами и обнажёнными плечами. Каждый хотел посочувствовать и пожелать его величеству скорейшего выздоровления. От этого приходилось натягивать улыбку так сильно, что сводило скулы.

Она устала от этих слов. Устала выдавливать из себя благодарности и контролировать эмоции. Назойливый молоточек больно бил по сознанию и пугал тем, о чём не хотелось вспоминать. Об этом нельзя было думать. Крест. Замо́к. Что угодно, чтобы изгнать парализующие мысли. Она не представляла, как будет жить, если они сбудутся. Она любила отца слишком сильно, и он — такой властно-жёсткий с другими, такой нежный с ней — тоже любил её. Любил настолько, что, даже лёжа при смерти, хотел, чтобы она была счастлива.

И она старалась.

Этому помогали горящий тысячами свечей зал, букеты белых лилий на столах с закусками, цветы, лентами обвивающие тонкие колонны с резными капителями. Когда кончились формальные приветствия и пожелания, люди показались не такими приторно-фальшивыми. Почти приятными. Она чувствовала себя так, как и должна была — принцессой на собственном празднике.

Быстро темнело, и девичьи восторженные вздохи слились в один, когда над прудом и вдоль дорожек поднялись летающие фонари, а искры осветили крышу. Музыка становилась веселее, разговоры громче. Шампанское летало по залу на заколдованных подносах всё быстрее. Шуршали длинные юбки, цветы и перчатки чудесным образом перемещались с девичьих нарядов в нагрудные карманы кавалеров, ослабляющих галстуки и расстёгивающих щегольские пиджаки. Пары танцевали, и расстояние между партнёрами становилось всё меньше. Кто-то занял беседку в парке, и в ту сторону старались не смотреть, не смущая уединившихся.

Никто не заметил, как часы пробили десять, одиннадцать, двенадцать…

Хелена очнулась, когда они ударили один раз. Как гром, звон пронёсся над ещё полным залом, но, казалось, только она одна почувствовала из ниоткуда взявшийся холод, дрожью прошедший по позвоночнику.

— Что-то случилось? — поинтересовался голубоглазый красавец по имени Роланд, с которым Хелена провела весь вечер.

Он шутил настолько плохо, насколько красиво улыбался, и пару раз Хелена даже думала, что если проулыбается ему хоть секунду дольше, то глупое кокетливое выражение навсегда останется на её лице. И всё же танцевал он отменно, а выглядел ещё лучше и казался достойной заменой Роджеру Кейзу, с которым пытаться говорить было бесполезно — только восхищаться и хвалить. А потому Хелена продолжала разыгрывать крайнюю заинтересованность и смеяться несмешным шуткам ровно до того момента, как бой часов выбил её из колеи.

Что-то было не так.

Она обвела взглядом зал, сжимая до боли кулаки. Все веселились: танцевали, смеялись, переговаривались, — а она чувствовала себя так, словно время умерло. И по стенам поползли трещины…

Сердце рухнуло, когда двери с грохотом распахнулись, и человек в форме, едва дыша, застыл на пороге. Всё смолкло, и в воцарившейся тишине звон разбитого бокала показался звуком разбивающейся реальности.

— Миледи, её величество требует, чтобы вы срочно прибыли в замок.

Слова прогремели в голове, но Хелена не сразу поняла их смысл. Она замерла, не чувствуя ни земли под ногами, ни мира вокруг, и качала головой. Всё рушилось. Разлеталось на осколки.

И когда её локтя неожиданно коснулась шершавая сильная рука, а мир неожиданно закружился перед глазами, душившие слёзы хлынули из глаз.

— Барьер не позволил ближе, миледи, — услышала Хелена извиняющийся голос и растерянно огляделась. Холл замка.

Она кинула быстрый взгляд на телепортёра и, подхватив юбки, бросилась вверх по лестнице. Третий этаж. Левое крыло. Картины, бюсты, лестничные пролёты, шторы и коридоры — всё пролетело мимо, тая в застилающих глаза слезах. У неё дрожали руки, воздух разрывал лёгкие.

В дверях комнаты отца она столкнулась с матерью. Лицо у той осунулось, делая её на несколько лет старше, и было полно скорби, красные глаза с жалостью посмотрели на Хелену. Она дёрнулась и толкнула вторую створку дверей, пробегая мимо матери, и, то ли запутавшись в юбке, то ли не удержавшись на ногах, рухнула на колени у кровати отца, уткнувшись лбом в холодное покрывало. Она что-то шептала, но все слова терялись в рыданиях.

— Папа, пожалуйста… — Хелена приподняла голову и нашла руками ладонь отца.

Та была холодная, как лёд.

— Папа…

Безнадёжный шёпот, но его опущенные веки не дрогнули. Бескровное лицо Гардиана Арта выражало мертвенное спокойствие.

Она смотрела на него во все глаза, не веря.

Нет. Нет, пожалуйста…

Новый всхлип — и Хелена уткнулась носом в покрывало.

Купол рушился. Она просто чувствовала, что вокруг больше не было ничего. Некому было её защитить, поддержать, не на кого было положиться. Единственный человек в мире, который любил её ни за что, любил тогда, когда она того не заслуживала, — этот человек только что ушёл навсегда. Ушёл, оставив неизвестность и осколки разбитого сердца дочери, девушки в праздничном платье, рыдающей на полу у его кровати…

Примечания

1

Балясины — это небольшие фигурные столбики в виде колонн. Основная их функция — поддерживать перила ограждений балконов и лестниц.

(обратно)

2

Синернист (Synergnist) — дат. Syn зрение, gnist (нист) искра.

(обратно)

3

Имеются отсылки на рассказ «Беглецы».

(обратно)

4

Мэтр — валюта на материке. Золотые и серебряные монеты с гербами государства. По восточной части обладают общей ценностью, в то время как на Форкселли стоимость каждой монеты зависит от герба.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14[3]

15

16

17

18

19

20

21

22

*** Примечания ***