он ПОВЕРИЛ
В РОССИЮ
газеты
«Ленински
е искры»
- орган
Ленинградского
О б ко м а
и Горком
а ВЛ КС М ,
Л е н и н гр а д ско г
оСовета
.пионерско
йорганизаци
иимени
В.И. Ленина
Росы капают с веток.
Звёзды капают вслед,
Волга верит рассвету,
И приходит рассвет.
И уходят туманы.
Зорька в небе горит,
И Владимир Ульянов
Возле Волги стоит.
Видит он через дали
Цвет рассветов иных...
Люди даже не знали,
Кем он станет для них.
Под разливистой синью,
Где весны торжество,
Он поверил в Россию,
А Россия — в него!
Рис. П. Вискова
С. МАКАРОВ,
Г. СУПРУНЕНКО
Н. ТЕРЕБИНСКАЯ
Водитель
ленинского
броневика
АССКАЗЫВАЮТ: жил-был красноармеец. Всю гражданскую войну
Р
он сражался на бронированном автомобиле. А когда пришло вре
мя домой собираться, положил в мешок кусочек брони своей машины.
На память. Потому что броневик тот был особенный, — с крыши его
башни Ленин держал речь в Петрограде. В апреле 1917 года.
Вернулся боец на свой завод и начал сталь варить. Едва забурлил
жидкий металл, боец и бросил в него заветный кусочек брони.
Получилась сталь крепкой-прекрепкой, а танки из неё — самые
прочные, самые сильные, самые непобедимые.
Было ли это в действительности — кто знает? Вернее всего, это
легенда. Красивая легенда. И понимать её надо так: наши вооружён
ные силы бережно хранят лучшие традиции первых боевых отрядов
Октября, и это делает их сильными и непобедимыми.
Л ЕНИНСКИЙ броневик с надписью на борту «Враг капитала» можно
*' * увидеть и теперь в Ленинграде. Давно безмолвствует его мотор
и недвижима башня. Броневик установлен на каменном постаменте
у здания музея В. И. Ленина. А на площади у Финляндского вокзала,
где Владимир Ильич произнёс речь с броневика, высится памятник.
Скульптор изобразил вождя таким, каким видел его народ в тот
знаменательный апрельский вечер: на башне броневика, в пальто на
распашку, с рукой, устремлённой вперёд.
3 апреля 1917 года броневик приехал охранять штаб питер
У ТРОМ
ских большевиков --- дворец Кшесинской. Там размещались тогда
Петроградский и Центральный комитеты РСДРП.
И вдруг известие: поздно вечером возвращается из-за границы
Ленин. Надо подготовиться к встрече.
Дежурный по штабу Н. И. Подвойский — председатель Военной
организации большевиков — распорядился: две бронированные, легко
вую и грузовую машины вывести на вокзал. Пусть Ленин посмотрит,
какой силой располагают петроградские большевики. Машины вымыли,
тщательно протёрли, проверили моторы, исправность сигнала и фарпрожекторов.
.
\
Но вот задача — где достать бензин? Третье апреля — день празд
ничный, второй день пасхи. Склад опечатан. И всё же раздобыли, — по
всем мастерским чуть ли не по каплям собрали. И ещё осложнение: как
вывести машины? Караул без приказа начальника мастерских не выпу
стит йх. Но начальника нет на месте, да и просить его бесполезно, —
он верой и правдой служит Временному правительству.
Выручил комендант дворца — большевик Г. В. Елин. Легковая ма
шина, заявил он охране, подаётся начальнику мастерских, а грузовая
и оба брс :евика выходят на испытания.
2
Так небольшой боевой отряд двинулся к Финляндскому вокзалу.
Зажатые со всех сторон бурлящим людским потоком машины с тру
дом пробирались по улицам Петрограда.
«Вдруг, пронизывая гущу людей длинными лучами своих фар, —
вспоминает Н. И. Подвойский, — на площадь, покачиваясь на ходу, мед
ленно въезжают один за другим два броневика».
Обе машины — грозное оружие тех времён — развернулись и, как
два закованных в железо часовых, заняли место по обе стороны глав
ного входа в вокзал.
В одиннадцать часов вечера послышался паровозный гудок. Потом
по площади пронеслись мощные раскаты «ура1». Ленин приехал!
В дверях вокзала появился Владимир Ильич. Шапки, картузы, кеп
ки, шляпы — всё полетело вверх. Загремели приветственные возгласы,
песни.
Владимир Ильич осмотрелся, направился к легковой машине. Но
как с её сиденья обратиться с речью к питерцам? Отсюда не видно
всеу, кто пришёл на площадь. И тут десятки рук протянулись к Ленину,
бережно поставили его на капот броневика. А потом солдат из коман
ды помог Ильичу подняться на площадку пулемётной башни.
— Лучшей трибуны нельзя и придумать, — улыбнулся Владимир
Ильич и шутливо добавил:— С неё виден весь свет...
И верно, он видел теперь множество лиц, устремлённых к нему.
И его, освещённого лучами прожекторов, хорошо видели все собрав
шиеся.
Площадь замерла. Заговорил Ленин. Он приветствовал революци
онный пролетариат Петрограда...
— Да здравствует социалистическая революция! — прозвучали
слова над площадью.
Теперь пора в путь, к дворцу Кшесинской. И тут Ленин спросил:
«Нельзя ли броневик превратить в подвижную трибуну?»
И когда услышал в ответ: «Можно, хотя и рискованно», обрадо
вался:
— Вот и отлично, тогда тронемся в путь.
Ленину посоветовали спуститься на площадку броневика и дер
жаться за пулемётные щитки.
Бронированная трибуна двинулась.
Дорога пролегала по Нижегородской и Боткинской улицам, по
Сампсониевскому и Финляндскому проспектам, Петроградской набе
режной и Большой Дворянской улице к дворцу Кшесинской.
Водитель броневика рассказывал потом: «Дорога от вокзала до
дворца хоть и была не очень длинной, версты три не больше, но ехать
пришлось долго: двигались мы медленно, так как народу было видимоневидимо. В пути я несколько раз останавливал машину, — в это время
Ленин выступал с броневика».
Прощаясь у дворца, Владимир Ильич пожал водителю руку и
сказал:
— Спасибо, товарищ! Никогда ещё с таким комфортом не ездил
по Питеру!
ЖЕ он, водитель того ленинского броневика?
К ТО
Его зовут Мирон Сергеевич Оганьян. Теперь он пенсионер и живёт
далеко от Ленинграда, в Казахстане, в селе Сары-Агач. А в 1917 году
он — молодой солдат из бронедивизиона, успевший побывать на фрон
те, откуда незадолго до Февральской революции вернулся раненным
и контуженным.
В госпитале Оганьян узнал правду о большевиках и большевист
ском вожде Ленине. Потом выздоровел и стал служить в броневых
частях. В мастерской автобронедивизиона познакомился с большеви
ком Елиным. Это и решило судьбу молодого водителя.
Позже уже, в холодную октябрьскую ночь, Оганьян пулемётным
огнём своего броневика прикрывал штурмующих рабочих, солдат и
матросов на площади у Зимнего дворца.
Затем началась пора горячих схваток и боёв на фронтах граждан
ской войны. Броневик «Враг капитала» отбивал атаки у Пулковских вы
сот, участвовал в подавлении корниловского мятежа. И ещё во многих
боях броневик Мирона Сергеевича отражал натиск врагов.
На полях сражений появляются танки. Оганьян к этому времени
заканчивает высшую броневую школу, становится комиссаром совета
Центробронь. Демобилизовавшись, он продолжает учить будущих воен
ных водителей и механиков.
Особенно много водителей танков надо было обучать во время
Великой Отечественной войны.
Мирон Сергеевич даже переселился в классы, чтобы экономить
силы, а их в дни блокады Ленинграда становилось всё меньше и мень
ше. Здоровяк от природы, Мирон Сергеевич уже ходил с палкой, —
сказывались и голод и напряжение.
Однажды ученики, войдя в класс, увидели своего учителя лежа
щим без сознания на полу. Оганьяна срочно эвакуировали под Вологду.
Здесь он поправился. Просил, требовал отправить его на фронт. Но
его послали в Среднюю Азию, чтобы там он продолжал готовить тан
кистов и автомобилистов для фронта.
домике в Сары-Агач у Мирона Сергеевича на этаВ ••• МАЛЕНЬКОМ
жерке стоит модель ленинского броневика. Нередко сюда забе
гают школьники и просят рассказать про Ленина. И каждому нужно
знать: какой был тогда Владимир Ильич?
На такие вопросы Мирон Сергеевич затрудняется отвечать. Тогда
он просто чувствовал, что везёт Ленина, что рядом Ленин.
Рис. П. Вискова
Слова под микроскопом
____ " |'А К ! . . — сказал поэт, подцепляя тоненьким пинцетиком слово.— Пожалуйте,
уважаемое, под микроскоп!
...Слово под микроскоп?! Да что там рассматривать? Цвет чернил? Качество
бумаги?
Не спешите! Не спешите с выводами. Слово, конечно, не инфузория, не бактерия,
не микроорганизм, но если н слову присмотреться повнимательней, то и в нём можно
найти много-много интересного.
И когда поэт Александр Александрович Шибаев приносит к нам в редакцию свои
стихи, коротенькие рассназы или просто отдельную фразу — всегда есть чему уди
виться. Вот ведь — опять отыснал! В таком знакомом слове — и на тебе! Целое
открытие!
Очевидно, многие из вас читали его кн и ж ки : «Буква заблудилась», «Озорные
буквы », «Что за ш у тки !» . Если не читали — обязательно возьмите их в библиотеке.
И поиски не закончены! Поэт продолжает свой увлекательный труд. Не так давно
он снова пришёл к нам в редакцию и спросил:
— Вы знаете, что такое палиндромы? Ну к а к же та к!.. Они известны с очень
далёких времён. Палиндромы — это «перевертни». Хочешь — слева направо ч и
тай, хочешь — наоборот. Получится одно и то же. Вспомните-ка слова: «боб», «дед»,
«казак», «потоп»... А вот найти бы целую фразу!.. Или составить две-три фразы,
объединённые общим смыслом (многочленные палиндромы):..
Александр Александрович ищет. И пишет весёлые рассказы. И посвящает занят
ные стихи своим друзьям — буквам, запятым, точкам...
Вот — почитайте сами.
Сеня.
— Я не Сеня.
Я — дядя.
•
Меч — в чем?
Надо меч — в чемодан.
Буква — в куб.
•
Бел хлеб,
Но ты меньше ешь,
не мыт он.
На работе-то — баран!
5
ТОЧКА, ТОЧКА,
ЗАПЯТАЯ...
Точки, палочки,
крючки —
неприметные значки,
а во время чтения —
требуют почтения!
КАВЫЧКИ
Всегда
подслушать
норовят
то,
что другие
говорят*
ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫЙ
ЗНАК
Бурным чувствам
нет конца:
пылкий нрав
у молодца!
МНОГОТОЧИЕ
Стоят
три кумушки
рядком,
ведут беседу,
но — тайком,
какими-то
далёкими,
туманными
намёками...
ВОПРОСИТЕЛЬНЫЙ
ЗНАК
Вечно думая
над смыслом,
изогнулся
коромыслом.
ДВОЕТОЧИЕ
Двоеточие
глазастое
ходит,
знаниями
хвастая:
так и хочется
ему
разъяснить нам,
что к чему^м
6
ЗАПЯТАЯ
Выйдет
на дорожку —
всем
подставит
ножку!
Несуразные вещи
— Здравствуй!
— Привет!
— Что это ты несёшь?
— Несу разные вещи.
— Несуразные?! Почему они
несуразные-то?
—■ Сам ты несуразный, как
я погляжу. Разные вещи я не
су. Разные! Понял? Вот, несу
мел...
— Что не сумел?
— Отстань.
— Да ведь ты говоришь:
«не сумел». Что не сумел-то?
— Мел несу!!! Слушать на
до. Несу мел. Мишке. Бму же
надо будет...
— Ну, если ему жена добу
дет, так зачем ты несёшь?
— Какая жена? Это у Мишки-то жена?! Ах ты, шутник.
Я сказал: «ему же надо бу
дет». Понадобится, значит.
— Вон оно что...
— А ещё новость у меня
для Мишки приятная: нашлась
та марка, которую он давно
ищет.
— Тамарка?
— Ага.
— И — ничего, симпатич
ная?
-— Красивая! Зелёная та
кая...
— То есть как?
— Зелёного цвета.
— Постой, постой... Это что
же: у нее... волосы, что ли, зе
лёные?
— У кого — волосы?
— Да у Тамарки-то.
— Что-о?!
— Ну ты же сам сказал:
«нашлась Тамарка...»
— Та! Марка! Марка, по
нимаешь? Та самая, которую
Мишка давно ищет. Понял?
Зелёная такая... Там арка на
рисована.
— Ага, всё-таки нарисова
на Тамарка! На марке, значит,
Тамарка нарисована, да? Так
бы и говорил.
— Да отвяжись ты со своей
Тамаркой, бестолковая голо
ва! Там арка нарисована! Ар
ка!!! Неужели ты даже этого
не можешь понять? Прощай,
некогда мне.
— Пока. Смотри, не расте
ряй свои несуразные вещи.
— А ну тебя...
— Да! Стой, стой!
— Ну, что ещё?
— Привет передавай.
— Кому?
— Известно кому: Тамар
ке, Мишке и Мишкиной жене!
7
СергейВольф
ищи ебряо,м
всГ
15
За обедом Зика сказала:
— А у нас послепослезавтра родительское собрание.
— Интересно, чем порадуют
нас наши дети, — сказал папа.
Я сказал:
— При чём здесь «дети»?
У меня в классе никакого соПродолжение. Начало в .Искорке" № 8
за 1969 г.
8
брания не будет, у нас же с
Зикой разные классы.
Я просто так сказал, чтобы
возразить. Ясно было, что они
и сами понимают, что раз
классы разные, собрания в
один и тот же день быть не
могут. И при чём тут «дети»?
И дураку понятно, что речь
идёт обо мне, дескать, инте
ресно, как там у него с успе
ваемостью, потому что с Зикиной успеваемостью, конечно
же, ничего стрястись не могло.
Терпеть не могу, когда так
вот туманно выражаются, тем
более, что про все мои отмет
ки я и так им сказал, не буду
же я врать в конце концов.
Не знаю, может быть, маме
мой голос показался ненор
мальным, но она сказала
очень нежно:
— Ну и слава богу, что со
брания в разные дни, как бы
я цопала и на то и на другое,
папа ведь не пошёл бы, а,
папа?
Папа сказал:
— Само собой. Какие уж
тут собрания, когда башка
кругом идёт из-за того, что
эта установка не получается,
будь она неладна.
Вдруг Зика говорит (я да
же разволновался от этого, а
потом ещё больше оттого, что
понял, что разволновался, а я
ведь совсем ничего подобного
не ожидал), вдруг она и гово
рит:
— А тебе привет от Томы.
— Какой ещё Томы? — смо
розил я явную глупость, крас
ный я был — ужас.
— Очень славная девоч
ка, — сказала мама. — А где
эта вторая славная девочка?
Ну та, которая была у тебя на
дне рождения, а потом прихо
дила с домашними заданиями,
когда ты болел.
— Рыбкина? — сказал я. —
Что значит «где». Нигде —
жива-здорова.
— А почему она не прихо
дит? Разве вы не дружите?
Когда люди дружат, они все
гда ходят друг к другу в го
сти. Так дружите вы или нет?
— Отчего же, — сказал
я. — Дружим. — Я всё ещё
нервничал оттого, что, когда
Зика сказала про Тому, я раз
волновался. Чего это я вдруг
разволновался?
А мама вдруг начала про
Рыбкину: какая она симпатич
ная, и как себя вела на дне
рождения, и как славно была
одета, и как часто и аккурат
но приносила мне домашние
задания, когда я болел.
— Жаль только, что она
так мало каждый раз сидела
у тебя. Прибежит и убежит,,
Жаль.
— Да ты пойми, — сказал
я. Я-то думал, что теперь она
не будет ко мне приставать с
моими друзьями. — Ты пойми:
у неё у самой дел полно: уро
ки, шить, по хозяйству...
— Это-то понятно, но вот
уроки она могла бы делать у
тебя или ты у неё.
И пошло-поехало: И как ей
жаль, что, кажется, мы не так
уж и дружим, и где вообще
мои друзья, особенно — где
же Рыбкина, и какая она пре
лесть, такой прелести там, в
Сибири, пожалуй, и не было,
и кто её родители, наверное,
симпатичные люди, раз у них
такая дочка...
Я даже напугался, потому
что, когда я не хочу видеть че
ловека (а Рыбкину я не имел
желания видеть, хотя я к ней
относился абсолютно нормаль
но) и об этом человеке много
говорят, я его обязательно
встречу. Не в школе, конечно,
а в самом неожиданном месте.
Вообще у меня беда с сов
падениями. Не то чтобы каж
дый день у меня совпадали са
мые невероятные вещи, нет, но
иногда такое бывает совпаде
ние, что лучше и не надо.
После обеда я с полчаса ло
мал себе голову: ехать мне в
зоосад или не ехать. Я бы и
раньше мог поехать, но у меня
не было бинокля. Вернее, он
был, у папы, но мы, когда
уезжали из Сибири, не смогли
взять все вещи сразу, слиш
ком уж их было много, и вот
теперь по железной дороге па
пины друзья прислали по
следний ящик, где и был вось
микратный полевой бинокль.
Наверное, можно было пойти
в зоосад и без бинокля, я бы
так и сделал, но однажды в
трамвае я услышал, как ка
кая-то девчонка сказала дру
гой, что в зоосаде сейчас на
роду больше всего у клеток с
редкими малюсенькими обезь
янками. Они, сказала эта дев
чонка, до того маленькие, что
их почти и не видно, только из
первого ряда, если стоишь у
самой клетки. Я тогда же со
образил, что, раз их невоору
жённым глазом не видно, надо
идти с биноклем, — не буду
же я в. конце концов толкать
ся и лезть вперёд, я этого тер
петь не могу,
В общем, бинокль теперь у
меня был, но я засомневался,
идти мне в зоосад или не ид
ти, — всё из-за Рыбкиной. Ко
нечно, на сто процентов я не
мог быть уверен в том, что её
встречу, но, с другой стороны,
слишком уж много мама о ней
говорила: получалось так, что
не встретить её я уже не мог,
И всё-таки я пошёл.
10
Погода
была паршивая,
опять сильный ветер, хотя и не
такой холодный, как когда я
заболел. И вдруг темновато
стало, откуда-то взялись тучи.
В зоосад идти — погода была
самая неподходящая. Но я
ехал и ехал на трамвае, пока
не добрался до Невского. Там
я стал расспрашивать людей,
какой номер трамвая или ав
тобуса идёт к зоосаду, мне по
казали, где садиться, я пошёл
вдоль Невского и тут же уви
дел впереди целую цепочку
наших: Надьку Купчик, Галку
Чижову, Александрову-Пантер, Пумку и — само собой! —
Рыбкину.
Нет, волны есть, какие-то
волны всё-таки существуют,
какие-нибудь «радио» или,
может, молекулярные, иначе,
как бы я мог встретить Рыб
кину? И не у дома, не в своём
районе, а за сто километров.
И дело здесь, может быть, во
все не в том, что мама целый
час про неё говорила, а в том,
что я сам настойчиво думал
про эту встречу: то ли Рыбки
ну притянуло сюда магнитно
там какие-нибудь молекуляр
ные волны, то ли я сам притя
нулся.
Вдруг все девчонки сверну
ли в кафе-мороженое, оста
лась почему-то одна Рыбкина
(а она ведь ни разу не обер
нулась, пока я шёл за ними, и
не видела меня), она помаха
ла им рукой, пошла обратно и
тут-то мы с ней и столкнулись
нос к носу.
— Здравствуй, — Сказала
она. — О, бинокль!
— Чего же ты не пошла с
ними в «мороженое»? — спро
сил я.
— А ты что, следил?
— Глупости, — сказал я .—
Просто шёл сзади. Обычное
совпадение.
Старая история. Я вдруг
опять почувствовал, что я чемто виноват перед ней, а раз
так, то я уже был сам не свой.
Всегда в таких случаях я на
чинаю делать не то. Можно
было сказать: ну,- пока, я то
роплюсь, или извини, у меня
дела, — всё было бы верно,
ведь не хотел же я с ней встре
чаться, но я уже так не мог,
хотя и понимал, как именно и
что нужно сказать. И всё изза своей вины. А какой ви
ны— я и сказать не мог.
— Ты куда? — спросил я.
— Видишь ли... у меня де
ла, — сказала она.
«Вот, — подумал я, —
очень удобный момент». Но
что я подумал — уже не име
ло никакого значения.
— Поехали со мной, — ска
зал я.
— А куда? — быстро спро
сила она.
— Да я не знаю, куда-ни
будь. Я вообще-то ехал в зоо
сад, но видишь, какая темень,
там сейчас вряд ли интересно.
А вот на стадион Кирова по
ехать вполне можно, там за
лив, мне сказали, а сейчас ве
тер и тучи, там, наверное,
очень красиво.
— Поехали, — согласилась
она. Мигом согласилась, про
все дела позабыла.
«И куда я её тащу, — думал
яг — всё равно ведь ей хочет
ся дружить со мной, гораздо
больше, чем мне с ней, всё
равно ведь она это поймёт».
Ветер у стадиона дул как
сумасшедший, и народу нико
го не было. И хотя в этот день
и матча не было и ветер дей
ствительно
был страшный,
очень странно было видеть та
кую пустоту: ни одного чело
века. Мы стали подыматься по
пустой лестнице наверх, я
оглянулся и увидел сверху
огромный парк перед стадио
ном, пожелтевшие деревья и
пруды, мимо которых мы шли
сюда от трамвая.
Мне не терпелось поскорее
подняться на самый верх ста
диона, чтобы увидеть его пу
стую чашу и залив за стадио
ном, но Рыбкина вдруг ска
зала:
— Посмотри, столовая, и
свет горит, там кто-то есть.
Она быстро пошла куда-то
направо, по асфальтовой на
клонной до.рожке, под какимито колоннами. Я пошёл за ней.
Здесь был огромный балкон
буквой «П» с толстыми камен
ными перилами, на которых
сидели нахохлившиеся голуби.
Они так и не шелохнулись, ко
гда мы прошли совсем рядом.
Внизу, под нами, был как бы
дворик, тоже буквой «П», от
крытой стороной к прудам и
первый этаж корпусов слева и
справа от меня состоял из ко
лонн. А за колоннами, у самой
стены корпусов, полным-полно
сидело голубей; когда мы бы
ли ещё внизу, я их не рассмот
рел и теперь догадался, что
они, как и верхние, тоже пря
чутся от ветра.
И
— Что молодые люди будут
кушать? — спросила у нас тё
тенька в столовой и улыбну
лась, Народу, кроме нас, ни
кого не было.
— Ты, Рыбкина, пей быст
рее лимонад — и пошли, а то
стемнеет, — сказал я.
— Да я быстренько, — ска
зала она. — И ты тоже пей.
И не называй меня по фами
лии, зови Оля.
Мне стало неловко, я опять
уставился в окно и тут же за12
метил, как прямо у меня на
глазах начало светлеть, ли
стья понеслись мимо окна бы
стрее, ветер, я думаю, ещё
усилился, прогнал прочь тучи,
и я снова заторопил Рыбкину
идти поскорее, пока не стем
нело уже по-настоящему.
Мы наконец вышли, подня
лись на самый верх стадиона,
и я увидел сразу и стадион,
огромный и пустой, и залив за
ним, серый, весь в волнах, и
серое небо над заливом, и да
лёкую и очень узкую красно
жёлтую полосу заката на го
ризонте.
Я поднял к глазам бинокль,
навёл на резкость и долго
смотрел на горизонт, после от
дал бинокль Рыбкиной, навёл
ей на резкость, она немного
поохала, вернула бинокль мне,
и я опять долго смотрел на пу
стой горизонт, где не было ни
одного корабля, и на жёлто
красную полосу заката. Скоро
мы оба продрогли на ветру и
спустились от ветра прямо в
низ пустой чаши стадиона и
сели на скамью где-то в сере
дине между верхом и футболь
ным полем. В этой огромной
чаше мы были одни.
— Не правда ли, краси
во? — сказала Рыбкина не
знакомым голосом.
— Где? — спросил
я. —
Залив или здесь?
— И там и там. Но жутко
вато.
Я приставил бинокль к гла
зам и стал поднимать его от
футбольного поля наверх, к
небу, и вдруг увидел, как по
центральному проходу сверху
вниз спускаются двое: она —
толком не разобрать в чём, а
он — в белом свитере. Неожи
данно сердце у меня сжалось.
Я так сильно придавил би
нокль к глазам, что у меня дух
захватило, и все же не мог по
нять: они это или нет? И похо
жи и не похожи. Я подумал
тут же, что это просто чисто
внешнее сходство, видно, что
мальчишка и девчонка, а он
ещё в белом свитере, мало ли
что, и я потому так разволно
вался, что испугался, что это
они, а вовсе не увидел, что это
именно они. И в этот момент
я догадался, что, может быть,
я себя просто так успокаиваю,
а это они на самом деле, и,
хоть я это толком даже в би
нокль рассмотреть не могу, я
всё же правильно чувствую,
что это они, именно они: Тома
и Саша Вербицкий из англий
ской школы.
Совсем мне стало худо,
И Рыбкина это почувствовала.
Голос у неё дрожал, когда она
спросила:
— Ты что так пристально
на них смотришь?
— С чего ты взяла, что при
стально? — ответил я хрипло.
— Я вижу.
— Чего ты видишь?
— Ничего не вижу! Всё я
вижу! Дай мне бинокль!
— Ещё не хватало!
— Ага, вот видишь, ты не
даёшь, не хочешь, чтобы я их
как следует разглядела!
— Кого «их»? Кого «их»? —
почти заорал я.
А она что-то повторяла, и
голос её дрожал, и, конечно,
ей и в голову не приходило об
радоваться, что Тома всё же
не со мной дружит, а с этим
Вербицким, ей просто было не
по себе оттого, что из-за Томы
не по себе стало мне, и, когда
она сказала: «Это Тома, я чув
ствую», я вскочил со скамейки
и бросился по лестнице на
верх.
Она догнала меня уже на
другой стороне стадиона, вни
зу лестницы, и дальше мы шли
медленно и молча, мимо пру7
дов по пустому парку, почти
до самого трамвая.
13
Когда до него оставалось
метров пятьдесят, во мне
опять что-то закипело, за
булькало, как в вулкане, и я
сделал такое, отчего мне до
сих пор стыдно, невероятно
стыдно, хотя я так и не разо
брался до сих пор, как я мог
так поступить.
Я быстро вынул из кармана
записную книжку, достал из
неё лотерейный билет, кото
рый я купил тогда на почте,
когда убежал от класса с за
лива, сунул его Оле Рыбкиной
в руку и помчался на трамвай.
Она так и не сумела меня
догнать, а может, она и не бе
жала. Скорее всего.
У самого моего дома, во
дворе, в полной темноте я уви
дел, как вспыхивает, дрожа, и
гаснет яркое, слепящее бело
голубое пламя. Я подошёл
ближе: это была электросвар
ка, двое рабочих в специаль
ных брезентовых, по-моему,
комбинезонах и шляпах и спе
циальных щитках перед глаза
ми, чтобы не слепило, свари
вали здоровенную трубу, ря
дом двор был весь разрыт.
Мне глаза слепило очень
сильно, один из рабочих при
крикнул на меня, чтобы я не
стоял близко, я стал отступать
к своей парадной, жмурясь,
глядя на вспышки голубого
огня и рабочих, склонившихся
над трубой, и вдруг совершен
но неожиданно и ясно так по
думал, что вот люди рабо
тают, а я что делаю? Учусь?
Так ведь все учатся. Это ещё
полдела. А что я делаю ещё?
Да ничего. Может, поэтому
мне и плохо? А другие, ну, ре14
бята, конечно, — они-то разве
делают что-нибудь кроме учё
бы? Далеко не все. А им по
чему хорошо? А кто вообще
сказал, что им хорошо? Я, на
верное, толком и не знаю, хо
рошо им или нет. Но об одном
я, пожалуй, подумал верно,
что, может, ни черта я не де
лаю и от этого-то мне и плохо.
Конечно, скорее всего, я ду
мал обо всём этом другими
словами, какими именно, я
сейчас уже и не помню, но
мысль была очень похожей, и,
пока я подымался по лестнице
к себе в квартиру, мне даже
легче стало от этой мысли:
мол, займусь делом и всё бу
дет как надо. Но дома эта
мысль быстро вылетела у меня
из головы. Я услышал из при
хожей, как мама сказала
Зике:
— Что это Томы несколько
дней не видно? Почему она не
заходит?
— Разве я забыла тебе со
общить? — спросила Зика. —
Она второй день не ходит в
школу, что-то у неё там такое
с ухом, не очень серьёзное, но
она сидит дома.
Вот оно что, подумал я.
С ухом? Дома сидит? Значит,
это была не она? А я вон как
разволновался. Нет, видно, ни
когда мне не будет хорошо,
как другим людям, если мне
становится не по себе от того,
чего и не было на самом деле.
Я же не мог час назад, на ста
дионе, быть уверенным, что
это она, я же не видел. Не ви
дел, а разошёлся вовсю. Нет,
вряд ли выйдет из меня чтонибудь толковое. Вряд ли.
16
Дымшиц ждал нас у про
ходной завода и улыбался —
рот до ушей. Я был абсолютно
уверен, что он не опоздает. Не
такой он человек. Класс, ко
нечно, пришёл не весь, кое-кого
в этот день вообще не было
в школе, кто-то сбежал сразу
после уроков, а кто — по доро
ге, но народу было достаточ
но: у Евгении Максимовны
глаза были голубые, я ви
дел — она была довольна,
Дымшиц познакомился с
ней, поцеловал ей руку, после
поприветствовал нас и повёл
всех через проходную, по
огромному двору к длинному
красному зданию вдалеке.
Там, кто хотел, разделся, и
мы прошли в комнату отдыха.
Когда все расселись вокруг
стола с газетами и журналами,
в комнате отдыха незаметно
появился здоровенный, раза в
полтора больше Дымшица,
мужчина. Он забрался кудато в угол, весь был красный и
мял в руках платок, как пе
вица.
Дымшиц сказал:
— Ребята, познакомьтесь,
пожалуйста. Это технолог тур
бинного цеха, товарищ Мухин.
Мухин нам поклонился, за
кашлялся и сказал:
— Дети! Дорогие дети! Я к
вам на минуточку. Чувствуйте
себя как дома. Я ухожу, У ме
ня дела. А главное, что това
рищ Дымшиц обойдётся и без
меня. Правда, он не работает
на нашем заводе, он работает
в НИИ, который часто выпол
няет наши заказы, но он пре
красно знает производство.
Запомните, что так и должно
быть: каждый учёный — про
изводственник, каждый произ
водственник — учёный. Ну, я
пошел. Счастливой экскурсии!
И он исчез. Прыг в дверь!—
и как не было.
Дымшиц сказал:
— Мухин, ребята, замеча
тельный человек. Он, как сей
час принято говорить, живая
история этого завода, Ну, да
вайте о чём-нибудь поболтаем,
чтобы я понял, что вас больше
интересует, что вам показать
15
и
в какой цех лучше вести.
К слову сказать, любите ли
вы технику?
Все долго молчали. Евгения
Максимовна вдруг говорит:
— Робкие овечки!
Кто-то засмеялся, многие
начали шушукаться, а Цыпла
ков сказал громко:
— Я, например, технику не
обожаю.
Тут уж все просто грохнули.
Цыплаков надменно закатил
глаза, а Дымшиц спросил у
него:
— Поясни,
пожалуйста,
свою мысль. Почему ты её...
не обожаешь?
Цыплаков сказал:
— Очень просто. Многие
тысячи и сотни лет назад люди
жили без техники, а вот без
искусства и художественной
литературы они
жить не
могли.
Жора Питомников говорит:
— Ну, Цыплак, ты даёшь!
— Что «Цыплак»?
— Ну ты даёшь!
— Погодите, ребята, — ска
зал Дымшиц. — Давайте раз
берёмся в том, что утверждает
ваш товарищ. Во-первых, если
у людей техника появилась
позже, разве она не нужна?
По-моему, нужна. Ведь не от
нечего делать люди её приду
мали и стали ей заниматься.
В развитии техники была и
есть большая необходимость.
Разве не так?
— Так! Так! — закричали
многие.
"г'Щ
— Технику не обязательно
любить, но о ней нельзя гово
рить пренебрежительно.
— А техника вовсе й очень
16
давно появилась, — сказала
Надька Купчик. — Когда ко
лесо изобрели — это же тех
ника.
— Умница! — сказал Дым
шиц. — Именно! Об этом я и
хотел заявить во-вторых.
Александрова-Пантер писк
нула:
— Каменный топор — тоже
техника.
— Во-во! — сказал Дым
шиц.
— Огонь трением! Огонь
трением!
— Лук для охоты!
— А когда под водой реку
переходили и через тростинку
дышали — разве не техника?
— А я говорю — огонь тре
нием!
Братья Бернштейн — гим
насты — вдруг подрались в
последнем ряду.
— Игорь! Славик! — глаза
у Евгении Максимовны нача
ли меняться, темнеть. — Не
ужели не стыдно? Прекра
тите!
— А чего он говорит, что я
зря пришёл на завод, раз у
меня трояк по арифметике?
— А чего он-то?!
— Да сам ты!!!
— Тихо! Тихо! Тише! — го
ворила Евгения Максимов
на. — Тихо, ребята! Тихо!
Все замолчали, а Валера
Шучко сказал:
— Ясно, техника появилась
даже раньше искусства. Но
сятся тут со своим искусством.
Радик Лаппо сказал:
— Ты, Шучко, — балда!
— Вот что, ребята! — ска
зал Дымшиц. Голос у него
стал грустный. — И искусство,
и техника необходимы людям,
это факт, и здесь спорить не о
чем. А вот кто что больше лю
бит — другое дело.
— И я вот думаю так же, —
сказал Жора. — Я, например,
технику люблю, но ею зани
маться не буду.
— Вот новости! — сказала
Евгения Максимовна. — Это
почему, Жорик?
— А потому, что я буду
разводить животных. Ведь
моя фамилия — Питомников,
а я где-то читал, что если у
человека фамилия и профес
сия похожи, то он может до
биться больших успехов.
Все мы захохотали, Дымшиц хохотал так, что даже
слёзы появились у него на
глазах, а после сказал:
— С вами не соскучишься!
Не-ет!. Ну, ладно, давайте я
поведу вас в цех по своему
усмотрению. Пойдёмте всё же
к Мухину, в турбинный.
Пока
мы выкатывались
гурьбой из комнаты отдыха,
все продолжали шуметь и хо
хотать, но потом сами успо
коились и замолчали, потому
что здесь уже беситься было
просто невозможно: в длин
ном, чистом и пустом коридо
ре стояла полная тишина, и,
пока мы шли по нему, нам
только пару раз попались ку
да-то спешащие люди, они
быстро, тихо и очень вежливо
здоровались с Дымшицем, он
отвечал им точно так же, и они
исчезали,,
Мы прошли весь этот длин
ный коридор, свернули налево,
потом направо, опять длин
ный коридор, и тут все услы2
