Замуж в наказание [Мария Анатольевна Акулова] (fb2) читать онлайн

Замуж в наказание

Глава 1

Глава 1

Айлин

Лейла с Азаматом с шести лет знали, что поженятся, и сегодня этот день настал.

Об их браке семьи не договаривались в детстве, больше шутили об этом, но в итоге получилось, что предрекли. Полгода назад стало понятно, что свадьбе быть, а сейчас я смотрю на их первый танец и не могу отвести глаз. А еще не могу не прослезиться.

В восторге тянусь пальцами к приоткрытому рту, дрожащей рукой снимая на телефон свою любимую, неимоверно красивую подругу в слепяще белом платье.

Конечно, на свадьбе есть видеограф и это лишнее, но сдержаться не получилось бы. Слишком прекрасно.

У Лейлы осанка гимнастки, длинная шея и изящные руки. Об изысканности ее платья и безупречности макияжа с укладкой и говорить нет смысла. Я люблю подругу, но это не мешает чувствовать себя рядом с ней гадким утенком и бесконечно ровнять спину.

Мне тоже часто говорят, что красивая, но самой кажется, что не настолько.

А еще у меня сердце разрывается от ревности, что она теперь — не моя. Азамат забрал мою любовь. Разбил сердечко, негодяй. Правда если кто-то и заслуживает быть рядом с моей девочкой — то только он.

Танец молодых заканчивается, белый туман под их ногами начинает рассеиваться, я жму на стоп, сохраняя видео, которое буду полночи пересматривать, наполняя слезами подушку, а потом хлопаю в ладоши и громко улюлюкаю, выражая свой искренний восторг парой, пока не слышу за спиной негромкое папино:

— Кызым…

Я знаю, что это значит в сочетании с просящим взглядом. «Будь потише, дочка».

Вздыхаю и опускаю взгляд вместе с покрытыми узорами из хны руками.

У меня лучший в мире папочка — бабасы — но я немного не попадаю в его ожидания. Громковата, нрав крутой, и это он еще не знает… Ох…

Смотрю на свои руки, отвлекаюсь и с улыбкой вспоминаю, какой вчера был невероятный, просто магический вечер!

Я обожаю традиции своего народа. Знаю, что мои школьные и университетские подружки перед свадьбой гуляют напоследок иначе. В стрип-баре, заказывают спа, пьют шампанское, просто идут в клуб, а у нас никаху и празднованию свадеб предшествует вечер хны.

Мне мерещится, что ноздри до сих пор щекочет запах трав и пряностей, в ушах — звонкий девичий смех, а пальцы покрыты нежными тонкими узорами. В каждую черточку зашито пожелание счастливого скорого замужества.

Улыбаюсь шире и трепещу. Надеюсь, эти пожелания сбудутся.

Как чувствуя, что я думаю о нем, Митя напоминает о себе сообщением.

Открываю в ту же секунду, ощущая себя преступницей.

«Выйдешь ко мне, если подъеду?»

От страха и возмущения даже глаза расширяются, к щекам приливает жар. Хочу ответить: «Нет, ты что! Нельзя». Но он обидится, поэтому медлю и взвешиваю.

Пробегаюсь взглядом по огромному свадебному залу.

Даже не верится, что несколькими часами ранее все здесь стояли, потупив взгляды, пока имам совершал никах. Сейчас и молодежь, и те, кто постарше, вовсю веселятся, едят, танцуют, смеются и поздравляют молодоженов.

Я нахожу взглядом маму — она в компании своих подруг. Старшего брата — Бекира — он с парнями. Как всегда, очень серьезный, перебирает свои четки. В последний год, чтобы повысить авторитет перед отцом, углубился в изучение ислама. Теперь у него есть немного пугающая черная бородка, те самые четки, хмурый взгляд, он часто заводит слишком серьезные для меня разговоры и совершает пять раз в сутки намаз.

Я рада за него, но сама, наверное, еще не доросла. Балансирую между желанием быть прилежной папиной дочкой и хотя бы разочаровать не смертельно.

Возвращаюсь к телефону и печатаю: «Выйду, но ненадолго. Напишешь, когда подъедешь».

Митя ставит моему сообщению палец вверх, а я теперь волнуюсь в три раза сильнее.

Пытаюсь отвлечься на зажигательную, в меру забавную хайтарму (наш национальный танец), но то и дело возвращаюсь мыслями к Мите.

Мы познакомились с ним полтора года назад в университете. Я сейчас на третьем курсе медицинского факультета. Он — выпускник-стоматолог.

Как сам Митя признался, такая яркая красавица не могла не разбить его сердце. А мне каждый раз приятно об этом слушать.

Он, конечно же, не кырымлы (крымский татарин). И это — моя большая беда. Но сердцу ведь не прикажешь, правда? Я и так долго сопротивлялась его ухаживаниям, в итоге сдалась. Теперь мне остается надеяться, что у нас все будет хорошо.

— Айка, ты почему такая розовая? Влюбилась? Или думаешь, как бы украсть Лейляшу у Азаматика? — Ко мне из-за спины подходит Айше — наша с Лейлой подружка. Подкалывает, игриво толкая в плечо, а я смеюсь (уже тише, чтобы не получить от папы новое замечание) и мотаю головой.

Придет время — все всё узнают про нас с Митей, но пока рано.

Пусть меня угораздило влюбиться не в своего, но я верю, что пройдем мы правильной дорожкой. Почти. Потому что начали-то уже неправильно.

Но я часто и много рассказываю ему о наших традициях.

Очень жду момента, когда мне передадут от него платок (как у нас заведено, если парень хочет засватать девушку), я обязательно его вышью и верну. Дальше буду ждать прихода сватов.

Митя — атеист, но от моих опасений он отмахивается. Чтобы быть со мной, нужно принять ислам? Без проблем. Хоть буддизм.

— Жарко тут… — Вру Айше, обмахивая лицо руками. Кручу головой, чтобы не встречаться взглядом с подозрительной подругой.

Про себя шепчу: не дави, молю, придет время — я всем с вами поделюсь.

Интуитивно чувствую момент, когда у неё меняется настроение с сыщицы на сплетницу. Она обвивает мой локоть своей тоненькой ручкой и тянет к себе. Я склоняюсь, почти чувствую ее губы кожей.

— Ты нового прокурора видела?

Она воодушевлена и даже, как мне кажется, возбуждена, а я мотаю головой.

Уже несколько недель у нас в общине разговоры об одном: на важную должность назначен свой человек.

Еще месяц назад о нем никто не знал, его не было в нашем городе и на языках людей. Теперь же — он желанный гость в любом доме и на любом празднике. Жаркая тема для всех сплетен.

— Вот правду говорят про Айку! Бедовая ты, ханым! Все девушки шеи посворачивали и только ты…

Мне не нравится чувствовать себя белой вороной ни в чем. В груди немного царапает, но я пожимаю плечами. Не скажу же, что мне не интересен новый прокурор, потому что перед глазами и в сердце только мой любимый Митя.

— Ты представляешь, его уже отцы в оборот взяли. Говорят, тебе невеста нужна, дом пустой, работы много, да и не мальчик — тридцать три года же! А он вроде бы и не горит идеей, но и не отказывается…

Мне это всё совсем не интересно. Кого выберет новый прокурор — без разницы. Но сказать об этом Айше я не могу — обидится. Правда и слушать дальше не приходится. Мой телефон жужжит, я смотрю на экран:

«Аль, я на месте»

Мите не нравится называть меня настоящим именем. Он всегда его славянизирует. А я каждый раз представляю, как отец отреагирует на Алю. Мне кажется, просто не будет, но вместо того, чтобы отчаяться, я ставлю себе зарубку: еще раз напомнить, что для семьи я только Айка. Айлин. Айлин-ханым. Айлин-балам. И ему стоило бы привыкнуть.

Аккуратно выпутываю свой локоть из-под руки Айше. Отступаю, извиняясь взглядом.

— Я вернусь через пару минут. Если кто-то спросит — в уборной. Мне кажется, тушь посыпалась…

— Да нет, Айк…

Айше пробует меня затормозить, но я не даю.

Конечно, не посыпалась, я нагло вру. Но Митя не любит ждать, поэтому я лавирую между гостями и круглыми столиками, направляясь в сторону уборных. По ушам бьет громкая музыка, а я продумываю план: оттуда выйду во внутренний дворик. Пишу Мите, чтобы ждал там, когда на моих плечах сжимаются чьи-то пальцы.

Я резко торможу не по своему желанию, вскидываю взгляд, чувствую необъяснимый всплеск эмоций.

Мне чуточку больно. Я растеряна. Сверху на меня смотрит незнакомый мужчины.

У него внимательные, пронзительные зеленые глаза, обрамленные длинными густыми ресницами. Ровный нос. Покрытые несколькодневной щетиной щеки и подбородок, тонкие губы.

Я бы могла сказать, что он красивый, но красивым я считаю Митю. А у этого… Слишком серьезный взгляд. Ноль тепла.

— Зачем хватаете? — Мне бы извиниться за свою невнимательность (явно же чуть не влетела в человека), потупить глаза и отойти в сторону, как хотел бы отец, как воспитывала мамочка, но я сначала говорю, потом думаю.

Поэтому слежу, как взгляд мужчины зажигается удивлением, брови приподнимаются. Я вздергиваю подбородок. Мы несколько секунд смотрим друг на друга, потом он ныряет вниз. Не в вырез моего платья, как вы могли бы подумать, а на тусклый экран телефона. Я выдаю себя с потрохами, судорожно его блокируя. Мужской взгляд возвращается к моим глазам. Сердце взводится.

Я почему-то делаю вывод, что это и есть тот самый прокурор. Успел что-то прочитать?

— На свиданку бежишь?

От возмущения у меня расширяются глаза и сбивается дыхание. Пульс скачет.

— Не ваше дело.

Но вместо того, чтобы сгладить, я снова хамлю.

— Ну как не мое… Под моими ногами путаешься.

Он произносит ровным голосом. Ему даже не приходится повышать, чтобы я расслышала через громкую музыку. Практически читаю по губам.

Грудная клетка наполняется новой порцией возмущения, но словами вылиться оно не успевает.

Пальцы на моих плечах расслабляются, спускаются вниз, задевая подушечками кожу. Вслед за этим случайным, но взволновавшим меня, жестом, по ней бегут мурашки. Я даже чуточку ежусь и злюсь из-за этого, сжимая губы.

На языке крутится колкий ответ, но подбородок мужчины поднимается над моей головой, он шагает в сторону, чтобы меня обойти. Смотрит куда-то вдаль. Дает понять: я ему совсем не интересна.

Мужчина продолжает движение, как ни в чем не бывало, а вот я зачем-то оглядываюсь и провожаю взглядом широкие плечи в костюме темного синего цвета.

Сильно сжатый в руке телефон вибрирует, я вспоминаю про Митю.

Отрываю взгляд от возмутившего незнакомца, продолжаю свой путь, но думать о нем не перестаю вопреки требовательному Митиному: «Эй, ты где?».

Мужчина не имеет права так себя вести. Он должен уважать женщин. И если это действительно ему сегодня все предлагают своих дочерей в невесты, то я очень рада, что мой бабасы в таком участвовать не станет.

Он с детства обещал мне: мужа я выберу сама.

Глава 2

Глава 2

Айлин

Мысли о нахале, под ногами которого я вроде как путаюсь, вылетают из головы, стоит мне увидеть Митю.

Я оглядываюсь по сторонам в последний раз, а потом выхожу из тени, направляясь к нему быстрым шагом.

Ресторан, в котором гуляют свадьбу Лейлы с Азаматом, держит один из хороших друзей моего бабасы.

Я половину детства провела здесь, развлекая себя самостоятельно, пока папа с друзьями пили чай, говорили о чем-то серьезном и играли в нарды.

Благодаря этому знаю, что на заднем дворике должно быть безопасно. Сюда сложно дойти. Да и зачем это делать кому-то кроме нас?

– Аля… – Митя выдыхает и смотрит на меня так, как будто мы не виделись месяц, хотя на самом деле встречались позавчера. Я сказала, что по срочному поручению Лейляши еду в цветочный, а сама… Ох…

Мне одновременно очень стыдно и до сих пор сладко скручивает в животе от воспоминаний, как Митя меня прижимал, как целовал, что шептал…

Он много раз говорил, что не железный. Но и я не железная. Очень хочу, чтобы поскорей завел речь о браке. Мне кажется, что полтора года для убежденности в правильности своего выбора более чем достаточно. Я в своем уверена. На многое готова пойти, чтобы его отстоять.

– Быстрей иди ко мне…

Я ускоряюсь в ответ на просьбу-приказ молодого человека. Он стоит под виноградом. Тоже в тени. Я шагаю к нему и попадаю в крепкие руки.

Они тут же ложатся на мои бедра и стискивают до боли. Митя скользит взглядом по телу. Я сегодня в атласном синем платье в пол. На плечах – бретельки. Декольте у платья действительно слишком открытое, но я спросила у мамы, она не запретила его надевать.

Просто в зале никто не позволил бы себе так хищно и явно заглядывать в ложбинку между грудей. Даже прокурор сдержался, а Митька…

От его взгляда мой живот опять сводит спазмом. Мне двадцать лет и вот такие взгляды, поцелуи и ощущение прижавшегося к животу мужского желания – максимум моих чувственных переживаний на этот момент.

Мне хотелось бы большего, но только после никаха. Я мечтаю выйти замуж раз и на всю жизнь, родить троих детей, воспитать их достойными людьми, а постарев, рассказывать внукам о своей честной, счастливой жизни без необходимости опускать взгляд и привирать.

Верю, что с Митей всё будет именно так.

Его ладонь ползет мне за спину, я сжимаю кисть и ловлю затуманенный взгляд.

– Митюш, пожалуйста…

Он хмурится, не хочет отказываться от возможности меня ощупать, но сдается. Наклоняется к моему лицу, я тут же делаю то, о чем он просит без слов. Сжимаю ладонями щеки парня – они гладкие. Он всегда аккуратно брит. Прижимаюсь своими губами к его.

Хочу тут же отстраниться, но он придерживает, ныряя пальцами в мои залакированные волосы. Я напрягаюсь, даже почти пищу, а он требует расслабиться, с нажимом массажируя кожу подушечками пальцев.

Я чувствую, как по моим губам проезжается язык. Хочет в меня. Я знаю. Уже несколько раз позволяла, хоть это и харам.

Меня изнутри разрывает противоречивость. Творить такое под носом у родителей – не просто наглость, а непозволительная насмешка. Но как я могу бесконечно ему отказывать? Он же тоже человек… Я же его люблю…

Несмело расслабляю рот, Митя тут же начинает раз за разом толчками нырять глубоко.

Если честно, мне так целоваться не нравится. Может быть потому, что просто еще не понимаю всего в отношениях между мужчинами и женщинами, но я делаю вид, что разделяю его страсть.

Настойчиво давлю на грудь и отстраняюсь, когда обе руки парня устраиваются на моих ягодицах. Это, очевидно, уже слишком.

– Мить, пожалуйста…

Он разжимает со вздохом.

Я чувствую себя не лучшим человеком. Балансировать между ожиданиями семьи, желаниями любимого и своими ощущениями очень сложно.

– Поехали со мной, Аль…

Митя просит, сводя брови на переносице. Его просящий, наполненный нетерпением взгляд усугубляет мое чувство вины. А еще я старательно гашу вспышку злости за то, что требует слишком многого после моих частых и настойчивых попыток донести всю сложность происходящего.

Женщина должна быть терпеливой. Для своего мужчины – понимающей.

Улыбаюсь и глажу его по лицу. Любуюсь искренне, а он снова опускает взгляд вниз. Хочется подтянуть ткань повыше, чтобы и самой не смущаться, и его не мучить, но я не уверена, что он поймет этот жест правильно. Поэтому просто жду, когда вернется глазами к моему лицу.

Он очень красивый. Высокий голубоглазый блондин с курносым носом. Мы – противоположности и внешне, и по характеру. Он – свободолюбивый, не знающий запретов и границ. Я – из них состоящая. Завидую ему и чуть-чуть мечтаю, что когда он возьмет меня в жены, начнется совсем другая, наполненная свободой, жизнь. Но для этого нужны шаги. Не мои. Его.

Навязываться я не стану.

– Как же я поеду, Мить? Там все мои… Лейляша…

Он кривится. Для него это не аргумент. А я переживаю всплеск обиды.

– Бросай их ради меня, Аль. Я ради тебя кого-угодно брошу…

Смеюсь и хлопаю парня по груди, а в моей при этом разливается тепло.

Это звучит очень трогательно. Даже спорить не хочется. Наверное, если он так говорит, то ему ради меня тоже есть, что бросать…

– Не могу, Мить… Прости…

– На мотике на речку, Аль… Без шлемов… Давай…

Его предложение звучит так вопиюще и будоражаще, что у меня дух перехватывает. Буйное воображение тут же рисует картину совсем не из приличных, но как же заманчиво…

Ехать, раскинув руки, чтобы ветер обдувал, волосы развевались, кричать… Потому что с ним всё можно делать громко. И смеяться. И ругаться…

А раз уж речка, то может даже покупались бы…

А-а-а-а… Как заманчиво и как непозволительно.

Жмурюсь и мотаю головой. Нет. Потом. В той нашей будущей жизни — всё на свете.

Кладу свои ладони на руки Мити. Снимаю со своих бедер, веду вверх. Я знаю, что проявлять уважение и любовь к людям, в частности мужчинам, целуя их руки — это только наша традиция. Но Митю я хочу любить по-всякому: и как хочется ему, и как хочется мне.

Поэтому тяну ближе, прижимаюсь губами к костяшкам, вскидываю смущенный взгляд. От того, как он улыбается, смущаюсь ещё сильнее.

Знаю, что он в этот жест закладывает не тот смысл, что я, но это и неважно, мы обо всем договоримся.

– А если ночью подъеду, спустишься?

Он сглатывает, я вижу, как дергает кадык и очень хочу пообещать глупость, но из последних сил мотаю головой. Не могу так поступить с родителями и собственной репутацией. Мне и так сложно смотреть им в глаза. Хочу сохранить хотя бы крупицы.

– Вот ч-ч-черт…

Митька ругается. Дергает руки. У меня зрачки расширяются от волнения. Думаю, что сейчас вспылит, обвинит, уйдет. Но он шагает ближе, поддевает мой подбородок, мы смотрим друг другу в глаза.

– Отравила меня…

Я молчу, по коже мурашки. Это неправда. Я – верующий человек, а колдовство – это грех. Правда я все равно грешница. Зная правила, нарушать их – это умышленное преступление против Бога. Но с Митей об этом не спорю. Просто жду.

Злость в его взгляде потихоньку гаснет. Он принял оба отказа. Я выдыхаю. Он готов дальше терпеть мои особенности. Подается вперед за поцелуем напоследок. Мое нутро протестует, не стоило бы, но я снова не отказываю.

Правда на сей раз поцеловаться мы не успеваем.

Наши губы находятся близко-близко, когда я слышу громкий хруст сухой ветки за спиной. Пугаюсь моментально, дергаюсь и разворачиваюсь.

Вижу без преувеличения бешеные черные-черные глаза брата – Бекира и теряю дар речи.

Он смотрит над моей головой. Его челюсти стиснуты, виски пульсируют. Кулаки сжимаются.

Когда брат опускает взгляд на меня – холодею. Хочу что-то сказать в свое оправдание и в защиту Мити, но язык не ворочается. Слышу:

– Пшла отсюда, Айка…

И бессильно захлопываю рот. Бекир же прячет четки в карман брюк, начинает закатывать рукава своей белоснежной рубашки.

Глава 3

Глава 3

Айлин

Я испортила свадьбу лучшей подруги. Опозорила себя, свою семью, унизила всех, кого люблю.

Я мечтаю провалиться сквозь землю, но вместо этого послушно возвращаюсь в зал, как приказал брат.

Я пыталась что-то мямлить, но он бы не послушал. Сделал шаг ко мне, дернут за руку и толкнул туда, откуда пришел сам.

Теперь у меня саднит запястье, но я отвлекаюсь на эту боль, чтобы не сойти с ума. Тру кожу и мысленно прощаюсь с жизнью.

Нет смысла пытаться кому-то что-то объяснить. Бекир поговорит с Митей. Митя не будет сглаживать конфликт, он совсем не такой. Он — смелый, это я трусиха. Потом брат расскажет всё отцу.

Я захлебываюсь накатившим отчаяньем. Жалостливо скулю и отворачиваюсь от толпы гостей, которые даже не подозревают, какая драма сейчас разворачивается неподалеку. А у меня жизнь рушится. После такого папа нас никогда не благословит. Даже если Митя совершит хадж. Даже если подарит мне самый щедрый в мире махр, на который у него элементарно нет денег. Даже если будет любить меня так, как никто не полюбит. Все испорчено. Я все испортила.

И даже на Митю с его дурацкой затеей злиться не могу. Он там сейчас борется за нас двоих. А я… Просто тварь, стравившая любимого брата с любимым же парнем.

Всхлипываю еще раз, до крови закусывая изнутри щеку. Смотрю в стену и стараюсь выровнять дыхание, но какой смысл? Мое спокойствие ничего не изменит. А вот у паники есть все основания.

На мои плечи ложатся чьи-то руки, я подпрыгиваю и даже вскрикиваю. Далеко не сразу осознаю, что это Лейла. Смотрю на ее теплую улыбку и еле сдерживаю слезы. Моя дорогая, ты же еще не знаешь, что я натворила… А когда узнаешь – не коснешься больше.

Глаза наполняются влагой. Я — на последнем волоске, а Лейла хмурится и подается навстречу.

– Эй, Айка… Ты чего?

Ответить не могу, просто мотаю головой.

Она раскрывает объятья, я в них тут же ныряю.

Какая я ужасная… Я этого не заслуживаю…

Но вопреки своим же мыслям прижимаюсь к подруге еще плотнее. Кладу щеку на ее плечо, через пелену слез смотрю в гудящую толпу. Позволяю себе маленькую слабость, помечтать, что а вдруг пронесет? Но нет же. Нет…

Нахожу глазами папу и практически захлебываюсь от стыда. Еще сильнее, когда осознаю, что рядом с ним стоит тот самый чертов прокурор. У меня кровь вскипает, я решаю его ненавидеть. Почему-то кажется, что это он дал наводку Бекиру. Иначе как брат оказался там, где мы с Митей?

Зря думаю об этом – снова хочу провалиться сквозь землю. А еще вернуться и как-то повлиять. Но как?

Успокаивающие поглаживания Лейлы с каждой секундой действуют все хуже. Мне становится откровенно плохо… В голову проникают мысли о побеге. Только куда? От себя же не убежишь…

Смотрю на незнакомого мне мужчину в дорогом костюме со строгим лицом и раз за разом повторяю про себя: «зачем ты это сделал? Скажи… Зачем ты это сделал? За то, что путалась под ногами?».

Я не жду ответа. Спросила бы – он мне в лицо посмеялся, потому что глупости. Потому что сама виновата. Потому что мне не хватает смелости спросить честно: зачем это сделала я…

Кое-как беру себя в руки и отстраняюсь. Ловлю ласковый взгляд Лейляши и вымучиваю улыбку.

Напоследок я хочу успеть ей показать, что люблю искренне и несмотря ни на что.

– Кто-то тебя обидел, ручеек? – Она тепло улыбается, тянется к моей щеке и гладит. Снова сбивает меня с ног.

По одному из трактований, Айлин – это ручеек в раю. Но сейчас такое обращение звучит по-особенному кощунственно. Сегодня мой ручеек пересох. Вход в рай точно закрыт.

– Сама себя, – неумело отмахиваюсь и отступаю.

Сжимаю руки в тугом-тугом замке.

Бекир с Митей наедине на заднем дворе уже минут пять. Господи, пусть они просто говорят, а не дерутся. Пожалуйста…

– Мы торт сейчас будем резать. Идем поближе?

Лейла не настаивает на том, чтобы я тут же выкладывала ей причину своего странного поведения. Вообще удивительно, что нашла на меня время.

Подруга протягивает мне руку, я хватаюсь за нее, как за спасательный круг. Семеню следом, пока у нас над головами потихоньку гаснет свет.

На наших свадьбах традиции нежно вплетены во вполне стандартный сценарий. Я была на нескольких не крымскотатарских празднованиях. Не могу сказать, что впечатление они произвели на меня неизгладимое. Нет, то же самое, просто другая музыка, алкоголь, отчасти еда, более развязные конкурсы и танцы.

Но и у нас муж с женой разрезают торт.

Лейла отпускает меня рядом с остальными своими подружками. В отличие от меня, их не нужно было собираться по залу. Я становлюсь в маленькой группке за спиной молодоженов.

Продолжаю отсчитывать последние секунды своей жизни без позора. Поглядываю на пугающую дверь. Жду, когда в ней покажется Бекир и пойдет к отцу. А я даже в ножки к нему не упаду. Нет смысла умолять. Он слишком честный…

Музыка сменяется на очень торжественную. Становится совсем темно, а будущую дорожку для торта освещает прожектор. Из ведущей на кухню двери вывозят огромный, сияющий белизной торт.

Гости восторгаются зрелищем, достают телефоны, ведь сейчас самое время снимать. И я тоже с удовольствием сняла бы, не тошни меня от того, что натворила.

Не могу сейчас ни оценить красоту семиярусного великана, ни проникнуться атмосферой. Каждая мышца в теле напряжена. Даже в ушах звенит. Все громче и громче, пока в один момент звук не обрывается. Глохну в мгновение своего величайшего позора.

В темноте видно плохо, но мне кажется, что я-то в жизни не забуду ничего из происходящего.

В зал стрелой залетает тень в подранной, пачканной футболке. Это Митя. Он несется наперерез, за ним – Бекир. У брата полурасстегнута рубашка, подол выдернулся из брюк.

– Стой, шак-к-к-кал!!! – Мой брат громко кричит, а Митя выставляет назад руку с оттопыренным средним пальцем.

Все больше и больше гостей в замешательстве. Кого-то Митя даже сбивает. Бекир – отталкивает. Будь я чуть старше – наверное уже получила бы сердечный приступ и благополучно умерла. Но я жива. Сейчас кажется, что к сожалению.

Митя несется через зал.

Лейла с Азаматом его не видят, как и увлеченные тортом гости, собравшиеся ближе всего к действу. Но главной звездой этого праздника суждено стать не бисквитному шедевру, к сожалению.

– Я тебя всё равно убью, гнида!

Угроза брата звучит громче музыки. Дальше воздух заполняет Митин смех.

Он толкает одну из тетушек с телефоном. Она с криком летит в руки мужу.

Ничего пока что не подозревающие Лейла с Азаматом с улыбами врезаются ножом в торт.

А через секунду их сказка рушится.

Мой любимый Митя толкает официанта, который вез торт на специальной тележке. Он частично разлетается, частично съезжает к ногам молодых, пачкая их лица и наряды.

Зал замирает в шоке, Митя с победным криком несется дальше в сторону двери на свободу, а сверху на торт приземляется уже Бекир.

Я думала, что испортила свадьбу лучшей подруги? Поскромничала. Недооценила себя. На самом деле, я ее сорвала.

Господи, забери меня, пожалуйста. Я согласна на ад. Только не оставляй меня здесь.

Глава 4

Глава 4

Айлин

Моя просьба к Всевышнему остается нереализованной. Под землю я не проваливаюсь. Приходится продолжать как-то жить.

Праздник испорчен. Сначала зал окутывает всеобщая растерянность, потом люди понемногу начинают разбираться, что произошло.

Тетушки и девушки причитают, пытаясь хотя бы что-то сделать с «декорированным» кремом и безе подолом свадебного платья Лейлы.

Азамат отряхивается сам. Злится, конечно. Все мужчины злятся. Рвется догнать неизвестного сумасшедшего, но его тормозят старшие и друзья. Кто-то всё же бежит, но я знаю – Митя им уже не попадется…

Сама я в оцепенении смотрю на брата. Как он поднимается, отказываясь от помощи, перед кем-то извиняется, кому-то огрызается. Когда смотрит на меня – отшативаюсь, хоть и должна бы быть готовой.

Его взгляд не обещает ничего хорошего, моя последняя надежда на благополучное разрешение ситуации тает. Хотя откуда взяться благополучному? Хуже и быть не могло…

Когда Лейла уходит переодеваться (потому что платье, конечно же, уже не спасти), тянет меня с собой. Я благодарна ей за это, но даже переключиться не могу. Извиниться. Исповедоваться. Просто помогаю, механически перебирая пальцами по пуговкам. Подруга что-то мне говорит, даже смеется, совсем не плачет, а я только невпопад со всем соглашаюсь.

Когда мы возвращаемся, зал выглядит почти, как до происшествия. Только продолжать веселиться никто не собирается.

Торта не будет. Салюта, кажется, тоже. Проводов молодых… Ох, как мне стыдно…

– Прости меня, – не сдержавшись, я извиняюсь перед подругой, сжав ее ладонь. Лейла смотрит на меня удивленно, даже по носу щелкает.

– А тебя-то за что? Мы тут ни при чем, ручеек. Пусть мужчины разбираются…

Я хотела бы кивнуть, улыбнуться, отпустить. Но сама так не считаю.

– Просто прости.

– Хорошо… – Подруга снова смеется, обнимает меня крепко, как будто это мне сорвали свадьбу и испортили лучший в жизни день. Оставляет меня и идет к Азамату.

По нему видно, что он по-прежнему дико зол. Причем ясно, что на Бекира. Они вот сейчас цапаются. Мой брат – сидя на стуле. Рядом с ним суетится мама – обрабатывает руки. Я окончательно убеждаюсь, что они с Митей всё же дрались. Разве могло быть иначе?

Перепалка Бекира с Азаматом продолжилась бы, но ситуацию спасает Лейла. Она перехватывает внимание своего мужа. Заставляет смотреть себе в глаза и что-то говорит. Он сразу же смягчается, реагируя на любимую. Думаю, ему сто лет не нужен был тот торт. Если и обидно, зло, плохо – то за нее. Она же показывает, что злиться нечего. Уж точно, не на Бекира.

Оглядывается на моего брата, улыбается ему. Я слышу низкое, суховатое:

– Багъышланыз, Лейла-ханым…

Брат извиняется, и его Лейла тоже прощает.

– Будет, что вспомнить, Бекир-бей.

Бекир хмыкает, но совсем не весело. А потом мама тянется к его лицу, чтобы обработать царапину на скуле. Он дергается и шипит.

Происходящее сейчас – унизительно. В первую очередь для него, а должно быть для меня. Но я даже извиниться не могу. Он не примет.

Отступаю в сторону, кручу пальцы, жду чего-то… С помощью ни к кому особенно не лезу, но занятие находит меня само.

Упавшая в руки мужа тетушка Лейлы Фарида полулежит на стуле, обмахивает себя руками. Меня просят за ней присмотреть. Я бегаю за водой, нахожу веер, работаю вентилятором, а сама поглядываю, что происходит вокруг.

В моей сумочке жужжит телефон, но я в жизни его не достану. Это, конечно же, Митя, но я уверена: с ним всё хорошо, а в остальном… Вы даже не представляете, как я на него злюсь за все, что натворил. За то, какое неуважение позволил себе проявить…

Думаю об этом – и завожусь. Я никогда ни на кого по-настоящему не кричала. А на него бы сейчас точно разоралась…

– Помедленнее, ханым. А то ко всем моим бедам еще и со стула сейчас сдует…

Опомнившись, извиняюсь перед тетушкой и стараюсь себя контролировать. Обмахиваю аккуратно, про Митю не думаю. Про себя тоже.

Когда вижу папу – сердце обрывается. Он заходит в зал и приближается к моему брату. На меня не смотрит, но это пока. Я чувствую, что злится. В данный момент, подозреваю, на Бекира.

Говорит ему что-то коротко и серьезно. У брата лицо каменеет, а я еле сдерживаю новый приступ жалкого скулежа.

Для Бекира так важно уважение отца. Для него так важно видеть в глазах одобрение…

Всё из-за тебя, Айлин. Все беды из-за тебя…

Я почти складываю веер и делаю шаг в сторону своих родных вместе с жарким желанием чистосердечно признаться, но меня прибивает к месту быстрый взгляд брата.

Я читаю в нем: «не смей». Сглатываю и слушаюсь.

Гостей становится все меньше. Лейла с Азаматом выходят на порог, чтобы все могли с ними попрощаться. На меня волна за волной накатывает то стыд, то отчаянье, то облегчение… А когда обвожу взглядом почти пустой зал и вижу на одном из стульев своего нового «знакомого», ещё и злость.

Мне почему-то казалось, что прокурора ветром сдует в числе первых, но нет.

Он устроился более чем вальяжно. Вытянул и без того длинные ноги, листает что-то в телефоне, всем своим видом показывает, что скучает.

А я снова думаю: это он отправил за мной Бекира или нет? Может подойти и спросить?

Конечно же, не подхожу.

Даже смотреть на него долго не осмеливаюсь.

Он мне не нравится. Теперь всегда будет ассоциироваться с опасностью. Надеюсь, на наших праздниках его часто не будет. Хотя с чего я решила, что на них буду я?

Мужчина поворачивает голову, ловит мой взгляд. Я тушуюсь. Опускаю глаза и опять начинаю обмахивать тетушку Фариду яростей. Она ёрзает на стуле. Мне кажется, её перепуг давно прошел, и сейчас она просто меня эксплуатирует, наблюдая за незаурядным происшествием с места в первом ряду. Но сказать об этом я, конечно же, тоже не могу. Уважение к старшим – один из главных столпов моего воспитания.

– Помедленнее, ханым. И водички принеси ещё, пожалуйста.

Стискиваю зубы, со щелчком складываю веер и иду за водой.

Когда возвращаюсь, на последних шагах руки начинают трястись, потому что вижу, что Бекир уже стоит. Рядом с ним – снова папа. И они разговаривают.

Практически заталкиваю стакан в руки моей подопечной, чтобы не разлить. А у самой сердце ускоряется, круг мужчин растет. К нему присоединяется Азамат, его отец, еще несколько папиных друзей.

– Так что это было, Бекир?

Меня в обсуждение, конечно же, никто не приглашал. Но это не мешает мне ужасно бояться, сверля взглядом одну точку. Но я даже просто долго спокойно стоять не могу. Снова обвожу взглядом зал и нахожу прокурора. Он отвлекается от телефона, смотрит на мужчин с любопытством.

Женщинам нельзя ругаться, я знаю, но про себя не сдерживаюсь. Интересно тебе, да?

Хотя почему я с ним уже на ты, он же явно сильно старше, да и разрешения не давал.

– Он на Айку напал…

Слышу слова брата и оглядываюсь. Вслед за его ложью несутся женские охи (потому что подслушивают все, а не только я), возмущенное гудение низких мужских голосов.

Я смотрю на Бекира, а он – только на нашего отца. Врет бабасы в глаза. Ради меня врет.

– Как это, напал? – Папа спрашивает, тоже смотря на сына. Хмурится. Волнуется. Тянется к галстуку и немного расслабляет.

Прости меня, бабасы… Прости…

– За руку схватил, тянул на задний двор…

Женщины снова охают. Порученная мне тетушка Фарида цокает языком. Смотрит на меня по-новому. Из мебели я вдруг стала для нее чем-то интересным.

– Айка, ты его знаешь? – Папа вспоминает обо мне и ищет взглядом. У меня пересыхает горло, я цепенею. Сейчас уже мне нужно будет соврать, но вместо облегчения, что брат предлагает путь полного снятия с меня вины, я чувствую отчаянье.

– Не знает, конечно. – За меня отвечает Бекир. Но я не могу сказать, что благодарна. Мне становится только хуже. Я для него теперь – безголовая дурочка. Он мне даже соучастие во лжи не доверит. – Я же говорю: за руку схватил, тянул. Я приказал Айке в зал возвращаться, а мы пока поговорим…

Каждая фраза брата сопровождается возмущенным гулом и эмоциональным женским лепетанием.

У меня загораются щеки. Не знаю, куда деть взгляд.

Хочу вниз, но кожа зудит, поднимаю глаза, тут же встречаюсь с прокурором.

Он смотрит на меня так, что кажется: видит насквозь. Я читаю в темных глазах любопытство и насмешку. Краснею сильнее. Если бы была свободной, бесстрашной, наглой, спросила бы: почему ты еще не ушел?

Но вместо этого отвечать предстоит самой. Слышу новый папин обращенный ко мне вопрос:

– Айка, так и было?

Я быстро киваю, после чего оставляю голову опущенной и снова сжимая руки в замке.

Летящие со всех сторон жалостливые женские возгласы делают хуже.

Чувствую себя ужасным человеком. Недостойной, лживой… Ох…

– Айдар-бей…

Для того, чтобы разобраться, к кому обращается папа, мне неожиданно хватает секунды.

– Да, Мехди-агъа…

Во второй раз слышу голос незнакомца, приподнимаю взгляд…

На моего отца он смотрит не так, как на меня. Хочется сказать: лицемер! Но быстро понимаю, что в его поведении всё логично. Кто я такая? Под ногами путаюсь. А мой бабасы – уважаемый всеми человек.

– Вы же юрист, Айдар… — Я непроизвольно дергаюсь и боюсь посмотреть на брата, который сейчас почти что пощечину получил. Бекир заканчивает обучение на магистратуре юрфака. Когда папе нужна правовая помощь, он всегда обращается за советом к сыну. Выражает таким образом доверие. А сейчас… Я сержусь на этого Айдара ещё сильнее.

Не знаю, замечает ли кто-то еще, но на «вы же юрист» у него начинают подрагивать уголки губ. Я убеждаюсь в том, что мы все его забавляем. Дрожу внутри от возмущения. Внешне остаюсь покорно-спокойной. Слушаю.

— Скажите нам, пожалуйста, мы можем что-то сделать с этим негодяем? Такое нельзя спускать с рук… Что закон говорит?

– Ничего.

За коротким ответом мужчины следует новая порция разочарованных женских вдохов. Мне кажется, от них уже даже я устала. Айдар тоже кривится.

– Проникновения во владение тут нет. Заведение публичное. Открытое. Побои… – Айдар делает паузу, смотрит на Бекира. – Можно снять. Но смысл? Это была драка. Ничего серьезного из этого не выйдет. Правоохранителям и так есть, чем заниматься, поверьте…

Я чувствую, что его ответ больше возмущает, чем успокаивает. У нас принято говорить друг с другом не так. Но ему это прощается. Слишком важный человек.

– А то, что имел плохие намерения по отношению к девочке? – Вопрос задает одна из тетушек Лейлы. Я даже голову к ней поворачиваю. Еле сдерживаюсь, чтобы не брякнуть: не надо о таком спрашивать! Но Айдар уже отвечает. Причем даже не ей – всё так же моему отцу.

– За руку схватить – это не попытаться изнасиловать. Вы должны понимать…

От слова «изнасиловать» даже меня дрожь пробирает. Волосы дыбом становятся от осознания, в какие глубокие дебри я нас всех, возможно, затащила. И каким ужасным будет разоблачение.

Папа держит паузу. Думает. А мне просто страшно, что решит не прислушиваться к словам прокурора.

– Вот времена, конечно…

Меньше всего я ожидала, что включиться решит пострадавшая от Митькиной выходки моя подопечная тетушка. Она говорит громко. Привлекает внимание. На нее даже прокурор смотрит. Правда потом на меня. А мне от его взгляда неуютно. Он же уверен, что никто меня не то, что не насиловал, даже за руку не хватал. Я это чувствую.

– А все почему… Женщина должна умереть, но честь свою опорочить не дать! – тетушка заявляет еще громче и безапелляционно, подняв в воздух указательный палец. А я захлебываюсь возмущением. Захлебываюсь, но глотаю. Прежде, чем снова опустить голову, замечаю, что Айдар кривится. Его взгляд опускается обратно к женщине. Мне кажется, я вижу намек на отвращение.

А потом по моей спине пробегается холодок, потому что слышу голос брата:

– Моей сестре не нужно для этого умирать. Для защиты чести у нее есть старший брат.

Сердце разлетается на миллион осколков. Я не выдерживаю – оглядываюсь и смотрю на Бекира. Глаза наполняются искренними слезами. Хочу, чтобы он знал: я безумно его люблю. Но он не хочет разговаривать со мной взглядами. Смотрит на тетушку, а меня игнорирует.

Я быстро сдуваюсь, опускаю подбородок и ступаю в сторону. Чтобы просто быть подальше от нее.

– Я бы не советовал…

В разговор снова вступает Айдар. В ответ на его слова мой отец кивает.

За дальнейшей беседой я почти не слезу. У меня никто и ничего не спрашивает. Через несколько минут ко мне подходит Лейла, набрасывает на плечи плед, обнимает.

Мы так и стоим – вдвоем. Она нашептывает успокаивающие слова, я каждый раз вместе со слюной сглатываю горечь собственной лжи. Она моя, хоть и произнесена языком брата. Просто он берет на себя мой грех.

Я понимаю, что подруга пытается меня отвлечь, но самой важно не пропустить окончательного решения. Я слежу за отцом, Бекиром, Айдаром…

Когда к нему приближается отец Лейлы – волнуюсь. Прокурор поднимается ему навстречу, они говорят о чем-то тихо-тихо. Я слышу только обрывки. «Спасибо, что подождали, Айдар». «Извините, не мог не отвлечься…». «На чем мы остановились?». Конечно, они говорят не обо мне. И, конечно, он остался не чтобы понаблюдать за нашим семейством. Я могла бы даже стыд испытать, что неправильно о нем подумала, но тот самый стыд и так сочится из моих пор. На него просто уже не осталось.

Когда Айдар с отцом Лейлы жмут друг другу руки и движутся к двери, у меня сердце ускоряется. Провожаю его взглядом из-под полуопущенных ресниц. Слышу тихое Лейляшино:

– Понравился? – Она улыбается, спрашивает немного игриво. — Серьезный такой, видно, что сильный человек… — Зачем-то его хвалит, а я мотаю головой, краснея. Нет, конечно. Совсем нет.

Он скрывается за дверью, я надеюсь, что это была наша первая и последняя встреча.

Когда папа командует, что мы едем домой, чувствую облегчение. Снимаю с плеч плед, крепко-крепко обнимаю Лейлу и еще раз прошу меня простить.

Она повторяет, что извиняться мне не за что, а я понимаю, что всю жизнь проживу со скорее всего не проговоренной виной.

Папа садится за руль. Мама – рядом.

В последнее время она обычно уступает это место Бекиру, но сегодня… После всего… Неуместно.

Когда брат открывает мне дверь, мямлю: «рехмет» и хочу быстро нырнуть, но Бекир придерживает меня за локоть. Я приподнимаю подбородок, натыкаюсь на предупреждающий взгляд черных-черных глаз.

Он меня не простил. И не простит. Он очень злится. Подается лицом ближе к моему. Распинает глазами.

– Ты с ним больше не увидишься.

Это не вопрос. Бекир предупреждает, а я сглатываю.

– Спасибо, что… – Он кривится. Не нужны ему мои благодарности.

– Никогда, Айка. Попытаешься – плохо будет. Я не для того это делаю, чтобы моя сестра могла вести себя, как…

Бекир еле сдерживается, чтобы не договорить. Оскорбительное слово остается только в мыслях, но обжигает меня намного сильнее, чем слова тетушки Фариды.

— Якшим? — Брат переспрашивает.

Я опускаю глаза в пол. Дальше — кивок.

Да. Я услышала.

Пальцы брата разжимаются, я падаю на сиденье, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Глава 5

Глава 5

Айлин

После свадьбы Лейлы прошло две недели. И, как ни странно, моя жизнь почти вернулась в норму.

При воспоминании о том, как закончился тот вечер, у меня по рукам по-прежнему бегут мурашки, но даже стыд ощущается уже не так остро.

Я присматриваюсь к родителям, но они не поднимают тему произошедшего, не вижу в их глазах осуждения или сомнения.

С Бекиром пока что сложно. Он продолжает на меня злиться. Мне по-прежнему больно от его несказанных слов. Но я знаю, что когда увижу на его лице первую же адресованную мне улыбку – тут же растекусь плаксивой всепрощающей лужей. В детстве у нас часто почти доходило до драк. Сейчас, когда мы подросли, я понимаю, что брат – мое огромное сокровище. Рассудительный. Серьезный. Смелый…

Больше, чем чтобы мы с ним побыстрее помирились, я хочу только чтобы папа его простил за мое прегрешение.

Бекир защищает меня до конца: он не признался, в каких именно обстоятельствах нас с Митей застал. И что его взвело до состояния, когда не смог остановиться.

Но если с Бекиром, папой и мамой все просто – я их всё так же люблю и уж точно мне не за что на них злиться, то с злость на Митю не проходит, а только растет. Мне кажется, что я понемногу, как шелуху с лука, снимаю лишние эмоции и начинаю видеть суть.

После тысячи разговоров о том, что я считаю важным, после миллиона мягких отказов от слишком откровенного для меня поведения, после моих восторгов по отношению к отцу, брату, после длинных рассказов о важности свадьбы для девушек… Этот идиот посмел поиздеваться. Насладиться. Оставить нас всех не просто в замешательстве – а униженными и разбитыми. А сам…

Положа руку на сердце, если бы я слышала эту историю со стороны, может и не пожалела бы молодого человека, подобного моему Мите. И вот теперь мне больше всего стыдно, что этот Митя – мой.

Как оказалось, разочароваться в человеке очень легко. Достаточно более трезво посмотреть на его поведение. То, что я считала свободой и смелостью, на самом деле было безразличием к моим интересам. А как можно мечтать выйти замуж за мужчину, который ни от чего тебя не защитит? Как ему меня со спокойной душой отдаст бабасы?

Сам Митя часто говорит,что родственники не имеют права вмешиваться в мою жизнь и что-то мне запрещать. Его логика всегда была мне ясна и отчасти я с ней даже согласна. Но многое в моем поведении обусловлено не столько прямым вмешательством, сколько желанием угодить. Я – такой человек. Мне хочется, чтобы из-за меня никому не было плохо. По возможности, всем хорошо. И мне хорошо.

А Митя сделал плохо всем, кроме себя.

Каждый раз, когда думаю об этом, – передергивает.

Захожу в университетскую уборную, оставляю сумку на столике и приближаюсь к зеркалу, чтобы посмотреть, не смазалась ли косметика.

До сессии осталось совсем чуть-чуть. Поэтому к нервам по поводу поведения Мити и возможного раскрытия нашей тайны добавляется еще и страх где-то что-то завалить.

Я – не отличница. В школе была, но медицина – это не совсем мое. Не мечта, а одна из граней готовности в чем-то уступить, где-то прислушаться, как-то потерпеть. Не могу сказать, что учеба вызывает во мне отторжение, но полноценно на своем месте я себя не чувствую.

Когда делюсь этим с подружками-однокурсницами, они смеются, что с таким подходом я давно должна была слиться, а то и сойти с ума, потому что выдерживать муки первых курсов без отчаянной любви просто невозможно. Но они не знают, что мотивировать может не только любовь, но и одобрение в глазах родных.

О том, чтобы бросить, я действительно запрещаю себе думать, как бы сложно ни было. Буду ли работать по специальности – посмотрим, но диплом получу.

Через двадцать минут у меня лекция в другом корпусе, поэтому вальяжничать некогда. Делаю свои дела, снова хватаю сумку, подхожу к автомату за стаканчиком не самого вкусного кофе и движусь вниз по ступенькам.

В этот момент жужжит телефон, я переворачиваю его экраном к себе.

Митя мне иногда пишет, несколько раз пытался заговорить, подкараулив возле аудиторий, но я пока что не готова. А может быть уже никогда не буду.

И даже не потому, что Бекир приказал оборвать связи. Дело во мне. Чувствую себя преданной. А предательств я не прощаю.

Но когда смотрю на экран телефона, улыбаюсь, а не кривлюсь. Это не он. Это Лейляша. Они с Азаматом «лечат нервы» в Доминикане. Летели туда через Париж. Как по мне, идеальный маршрут.

Мне интересно всё-всё-всё. И Лейла со мной всем этим делится. Или почти. Мы созваниваемся, она водит меня между пальм по белому песку. Даже на Эйфелевой башне мы побывали с ней как будто вдвоем. Не знаю, как Азамат это терпит, но я ему очень благодарна, что позволяет нам не потерять друг друга слишком быстро.

Я по горящим глазам подруги вижу, что она очень-очень счастлива. И чувствую, что дело далеко не в пальмах. Между ними с мужем происходит прекрасное. Самое чувственное, тайное и сладкое, что только может происходить между мужчиной и женщиной. Когда думаю об этом – внутри теплеет.

А когда на контрасте, как позволяла себя лапать Мите… Делается хуже.

Может быть Всевышний не наказал меня вот так, а наоборот от беды отвел?

Иначе когда бы я поняла? Неизвестно.

Закончив спуск по лестнице, отхожу в сторону. Ставлю стаканчик с недопитым кофе и двумя руками, с улыбкой на губах, еще раз пересматриваю все фото от Лейлы, время от времени их приближая. Потом печатаю:

«Это вау! Я так завидую!!! Это лучший подарок, какой только можно было сделать!»

Медовый месяц им подарили родители. И я теперь мечтаю, что после своей свадьбы тоже полететь бы… Правда после какой свадьбы? Точно так же, как раньше я хотела, что со мной это всё случится поскорее, теперь надеюсь, что в ближайшее время обойдется без потрясений.

Блокирую телефон, прячу в сумку, хочу взять стаканчик и всё же добежать до аудитории, но и этот мой план рушит тоже Митя.

Парень преграждает путь, проезжается по мне взглядом и останавливается, как ни странно, на глазах.

Хотя почему странно? Сегодня я без выреза – в довольно скромной блузке, а те его наполненные желанием взгляды кажутся уже неуместно-похабными, а не запретно-сладкими. Я завожусь.

Сжимаю зубы и шагаю ближе, чтобы обойти.

– Аль, привет… – Он делает вид, что просто дружелюбный, это я – истеричка, но я так не считаю. Фыркаю. Не сильно толкаю в плечо, но он не отходит. Я остаюсь зажатой в углу под лестницей. Проходящие люди нас не очень видят. Это, наверное, и хорошо…

– Пусти, я опаздываю.

Стараюсь говорить холодным тоном. Митя в ответ улыбается. Может быть я придумываю, но мне кажется, что делает это так же иронично, как чертов прокурор, которого я почему-то до сих пор не забыла.

– Еще злишься, малыш? – парень пытается потянуться к моей щеке, чтобы погладить, а меня уже потряхивает от возмущения. Еле справляюсь с желанием вывалить на него все, за что я действительно еще на него злюсь.

– Пусти меня. И не пиши больше. И звонить не надо. Ты повел себя…

Я не договариваю не потому, что сложно слово подобрать. Нет. Всё куда хуже. Я вижу, что ирония во взгляде мне не почудилась.

Он как считал себя героем, так и продолжает считать. А я, видимо, вместе с ним должна сейчас глумиться над собственным унижением и унижением своих близких.

– Аль... – Митя окликает меня и добивается своего. Я смотрю в глаза. Только совсем не таю, как было раньше.

– Айлин. Меня зовут Айлин. – Чеканю, но понимания или раскаянья во взгляде не вижу. Злюсь еще сильнее. Причем в первую очередь на себя за слепоту.

Ему моя злость не передается. Я задаюсь вопросом: а он вообще способен меня по-настоящему почувствовать? Но вслух не спрашиваю.

– У меня для тебя есть кое-что...

Парень произносит загадочно и тянется к карману джинсов. У меня – ноль идей и, если честно, ожиданий тоже ноль.

А он, с улыбкой на лице, достает небольшой льняной платок. Протягивает.

***

Смотрю на платок и даже не знаю, плакать или смеяться. В итоге нервная система решает за меня: с губ срывается истерический смешок.

Я поднимаю глаза на Митю. Он светится. Выглядит так, словно сорвал джек-пот. А мне даже не льстит что его джек-пот – это вроде как я.

– Ты издеваешься? – спрашиваю тихо. Суживаю глаза до щелочек и пытаюсь уловить все детали его мимики.

С кем я связалась вообще? Кто я такая в его голове? Моих родных можно унизить, а потом дать мне то, что давно хотела, и просто продолжить получать удовольствие от жизни?

Я молча жду вменяемого ответа, но вместо этого получаю снисходительно закатанные глаза, тяжелый выдох.

Митя шагает на меня, берет в свою руку мою, разворачивает и вкладывает свое «щедрое» предложение.

Приятный наощупь платок внезапно жжется. Я хочу выбросить, но Митя плотно сжимает мои пальцы в кулак.

– Я даю тебе то, что ты хотела. Замуж за меня выйдешь? Если иначе твои от меня не отцеп…

Я не дослушиваю. Дергаю руку, а потом толкаю. Для Мити – слабовато. Он почти не двигается с места. А я злюсь еще сильнее из-за того, насколько он толстокожий, упрямый, эгоистичный…

Не человек – кусок бесчувственного камня!

– Я хотела уважения! К себе, ко всем вокруг! К тому, как я воспитана! Уважения, Мить!

Мне сложно не повысить голос, но стараюсь изо всех сил. Во мне продолжает жить страх быть разоблаченной.

– Уважение – это как шавку какую-то дернуть и в помещение заталкивать просто потому, что ты со своим парнем целуешься? Такого уважения я тебе не обещаю, конечно…

Митя тоже начинает злиться. Извращает произошедшее с нами на свой манер, выставляет себя благородным «своим парнем», а моего брата – дикарем. Градус моего неприятия его версии растет. Я почти вскипаю.

– А ты не знал, с кем связываешься?

Шиплю, смотря Мите в глаза и тыкая в грудь пальцем. С меня слетает вся покорность. Мне кажется, худшее, что может попытаться сделать еще недавно любимый человек – это противопоставить себя моей семье. Людям, за которых я жизнь отдам. Правда я была готова и за Митю отдать, а теперь чувствую себя дурой.

– Я связался с милой девушкой-Алей… Красивой, умной, скромной… А не с повернутой фанатичкой, которая готова от себя отказаться, потому что брату не нравится, что она себе позволяет нормально жить. Думаешь, у вас все такие святые, как ты от меня требуешь?

Митя заводится. Я тоже. Раньше мы так не разговаривали. Но это не значит, что Митя так не думал. Наверное, эти мысли жили в его голове всегда. Он просто сдерживался.

А сейчас бьет словами больно, метко, сильно.

Конечно, я так не думаю. Я знаю множество несчастных семей. Но это не значит, что я живу как-то не так. Свою семью я собиралась строить не показушно традиционной, а искренне счастливой и честной. Как у моих родителей.

Отрицательные примеры, хоть они и кажутся более яркими, хоть и запоминаются сильнее, не отменяют того, что бывает не только плохо. Что чаще бывает как раз хорошо.

Но Мите я этого не скажу – он ещё сильнее извратит мои слова.

– Значит, ты сам себя обманул. Придумал милую девушку-Алю там, где была безмозглая фанатичка-Айлин.

Не хочу с ним разговаривать. Душа понемногу умирает. Мне бы радоваться, что наше несовпадение раскрылось раньше, чем случилось непоправимое, но во мне одно только разочарование.

Вжимаю платок в грудь парня. Он его, конечно же, не придерживает. Ткань скользит по мужскому телу к его ногам. Я слежу за полетом. Митя – нет.

Когда поднимаю взгляд, вижу, что он очень зол. Наверное, переживает сейчас унижение подобное тому, причиной которого стал для Бекира. Только я не мщу. Пытаюсь расставить все точки над И.

– Я не пойду за тебя замуж. Мой будущий муж должен меня уважать, я должна уважать его…

Любимый губы кривятся. Митя улыбается опасно, саркастично. Я надеюсь, что смолчит. Но мои надежды – всегда напрасны. Парень склоняет голову и бьет словами:

– Дождешься, когда отдадут кому-то. Я слышал, у вас так делают… Без спросу…

Длинно выдыхаю, шагаю в сторону и обхожу, с силой оттолкнув плечо.

Сердце разгоняется до болезненных ощущений. Хочется спорить, объяснять, доказывать, но я из последних сил держусь, чтобы не делать этого.

У нас никто не выдает замуж без спросу. У нас папы любят своих дочерей не меньше, чем не у нас. У нас забота о семье – это долг совести, который настоящие мужчины исполняют, потому что так воспитаны.

Это не отменяет того, что у нас, как и везде, бывает всякое. Но моя семья мне дарит защиту, о которой многие и мечтать не могут, потому что не представляют, как бывает. Я очень это ценю. И никому унижать не позволю.

Быстрым шагом направляюсь к двери из корпуса. Хочется оказаться на улице, остыть, выбросить из головы. Получится ли – вопрос. Но находясь рядом с ним, справиться с желанием доказать, переубедить, будет еще сложнее, а так…

Толкаю дверь, шагаю на крыльцо, слышу, как в спину несется:

– Пожалеешь же, дурочка!!!

На дурочку не злюсь. Просто сильно сжимаю зубы и ускоряюсь.

Сейчас я жалею о том, что так близко к себе подпустила.

***

Оставшиеся пары просиживую на автопилоте. Веду внутренние диалоги с Митей, пропускаю мимо ушей всю действительно полезную информацию.

Мне кажется, что разбиваю его позицию в пух и прах. Но какой в этом смысл? В остатке у нас только это и есть – пух и прах. Это делает мне больно, обидно, бессильно…

Лейла продолжает слать невероятной красоты фото, а я больше не могу зажечься. И убедить себя, что всё к лучшему, пока тоже не могу.

Отказываюсь от похода на лимонад с университетскими подружками, сославшись на головную боль.

Заказываю такси домой.

Этот вечер мог бы стать прекрасным – хорошая погода, почти лето, вокруг столько невероятных открытых террас, но мне хочется только поскорее оказаться в собственной комнате.

Благодарю водителя, слишком сильно захлопываю дверь не своей машины и разворачиваюсь в сторону наших ворот.

Рядом с ними стоит большой черный автомобиль. Гости в нашем доме – не редкость. Я знаю парочку машин друзей бабасы, но эту вижу впервые. Номера не наши. Может кто-то из родни?

На самом деле, мне даже не особенно интересно, просто пытаюсь отвлечься и сделать вид, что всё хорошо.

Сжимаю-разжимаю кулак, проходя в сторону крыльца. Чудится, что я до сих пор чувствую кожей ткань смятого платка.

Для многих это странно, но входная дверь у нас почти всегда открыта. Это привычка, привезенная из родного городка папы с мамой. Там никто никого не боялся. Все всем были рады. Двери держали открытыми. Здесь… Живут иначе, но мы стараемся сохранить как можно больше родных ощущений.

Зайдя в дом, вдыхаю уютный, успокаивающий запах. Слышу негромкий гул голосов в гостиной и звон посуды на кухне.

Дальше – мамины шаги.

Она выходит в прихожую, когда я разуваюсь, пробегается по мне взглядом, я выпрямляюсь и улыбаюсь.

У нее в руках поднос с тремя маленькими чашечками и кофейными турками, рафинадом, финиками и конфетами. Значит, гость один, потому что кроме папиного, ещё я слышу голос брата. Он сейчас что-то рассказывает.

Я рада, что они с папой налаживают общение после моей выходки. И в пот бросает от мысли, что могут узнать о сегодняшнем разговоре с Митей.

– Кызым моя пришла! – Мама выглядит радостной, воодушевленной. Я улыбаюсь в ответ ярче.

Тянусь к сладко пахнущей щеке, чтобы поцеловать, а потом снова отстраняюсь.

Тихо спрашиваю:

– У нас гости?

Вижу, что у мамы глаза поблескивают. Она очень любит людей. Гости в доме – всегда счастье для нее. Говоря честно, в этом я ей уступаю и немного боюсь, что такой же гостеприимной, как мама, быть не получится. Про себя мечтаю о более закрытом, чем мой папа, муже. Потому что бабасы – это душа.

Пока жду ответа, продолжаю прислушиваться к голосам. В какой-то момент по спине проходится холодок, потом сердце ускоряется, а дыхание сбивается…

– Айдар-бей. Помнишь, на свадьбе у Лейлы-ханым был очень импозантный мужчина? Новый прокурор…

– Ага…

Я почему-то сильно теряюсь. Даже взгляд опускаю, а к щекам приливает кровь.

Теперь помимо воли вслушиваюсь еще внимательней. Улавливаю только отрывки предложений. Когда мужчины смеются, на моих руках поднимаются волоски.

Что это?

Тру плечо, смотрю на маму.

– Зайдешь поздороваться? – Она спрашивает, кивая на приоткрытую дверь. Я уверено мотаю головой. Натираю кожу, но мурашки почему-то не проходят.

Значит, это его машина. Красивая. Ему идет.

– Нет, не хочу под ногами путаться, – повторяю его же слова маме, она немного хмурится. Скорее всего хочет сказать, что мне будут рады, да и стоит просто проявить уважение. Но я не смогу. Для меня сегодня и так слишком много впечатлений. – У меня голова болит, мамуль. И к сессии нужно готовиться. Я поднимусь к себе, хорошо?

Прошу с мольбой, зная, что мама сжалится. Она прижимается губами к моему лбу, смотрит внимательно, а потом кивает:

– Хорошо, кызым. Я передам от тебя приветствие.

– Спасибо, – обхожу маму, прошмыгиваю мимо полуоткрытой двери за ее спиной, надеясь, что отец меня не заметит и не тормознет.

Продолжаю подслушивать, медленно и аккуратно поднимаясь по ступенькам вверх.

По звукам угадываю, как мама опускает на столик поднос, начинает расставлять посуду. Говорит что-то, там опять смеются.

Мне не стоило бы, но прежде, чем повернуть на пролете, я сжимаю перилла и опускаю глаза. На секунду цепенею, прирастая ступнями к дереву.

По мне скользит знакомый уже взгляд, на миг задерживается на лице, а потом быстро возвращается к отцу.

Он наверняка замечает, как я срываюсь с места. Только не знает, что из моей груди при этом вылетает сердце.

Глава 6

Глава 6

Айлин

Стою у здания областной прокуратуры. Чувствую себя идиоткой, а еще так сильно злюсь на Бекира, что даже на время забыла о главной своей радости: брат наконец-то оттаял.

Держал дистанцию почти месяц. Холодно принял поздравления на свой Днем рождения, имитировал при родителях нейтралитет, а когда мы оставались наедине – игнорировал.

Что именно стало причиной моего прощения – не знаю, но неделю назад, когда брат сам подошел, у меня упала гора с плеч. Я даже расплакалась, он успокаивал. Говорил, что маленькая дурочка, а я и не спорила.

Сегодня мы с ним договорились вместе съездить в торговый центр, выбрать нашей мамочке подарок – у нее через неделю сорокапятилетний юбилей.

Весь день в университете я думала только о том, как мы с Бекиром проведем время. Легко сдала зачет, отбыла консультацию перед важным экзаменом. Получила один автомат. Но когда перезвонила брату, Бекир трубку не взял. Через пять минут тоже. И через десять… И через пятнадцать…

Выхода у меня было два: ждать, сев в одной из кофеен рядом с университетом, или устроить перехват. Я выбрала второе. Теперь очевидно: поступила неправильно.

И из-за этого сильно-сильно злюсь уже на себя.

Вышагиваю вдоль высокого забора с установленными по углам камерами, по десятому разу считая надоевшую уже кораллово-серую плитку. Обнимаю плечи руками, потому что на улице сегодня неожиданно прохладно. Время от времени достаю из сумочки и смотрю на разряжающийся телефон, на котором по-прежнему нет входящих от брата.

Это значит, что минут через пятнадцать придется заказывать такси и ехать домой, потому Бекир меня просто не найдет.

Мимо проходят трое мужчин в слегка смятых рубашках. Я ускоряю шаг и стараюсь сильнее скукожиться. Даже дыхание задерживаю. Они ограничиваются навязчиво заинтересованными взглядами, а я выдыхаю. Хотя бы так. И на том спасибо.

Волнуюсь не потому, что дикая, а потому, что стоять здесь – на самом деле не очень комфортно. Много внимания. Несколько раз я видела, как внутрь заводят людей в наручниках. Один из них пытался вырваться и кричал что-то. Может придумываю, но казалось, что мне.

Кто-то из сотрудников тоже подходил знакомиться.

В каждый из таких моментов мое сердце ускорялось, я в голове просила Бекира хотя бы перезвонить, а еще тихонько ругала благодетеля моего старшего брата – Айдара Салманова. Нового областного прокурора. Нашего.

Теперь, к своему огромному сожалению, я знаю о нем много. Слышу часто. В основном – восторги.

Выпускники юридической магистратуры обязательно проходят производственную практику. Мой брат всегда мечтал о работе в прокуратуре. Я понятия не имею, почему. Впрочем, как и чем занимается прокуратура. Но он о своем желании не раз и не два говорил отцу.

Бекир с друзьями долго пытались добиться разрешения пройти практику в городской прокуратуре, но там их футболили.

А вот наш Салманов, похоже, решил, что в практике студентов нет ничего ужасного. Теперь Бекир каждое утро ездит сюда и сидит до поздней ночи. Возвращается домой уставшим и довольным. Я не думаю, что ему поручают что-то важное, но выглядит он в последнее время деловым перцем.

Если я правильно поняла, Салманов дал разрешение на практику не только Бекиру, но еще пяти таким же горящим идеей прокуратуры однокурсникам моего старшего брата. Поэтому теперь он немного для всех герой.

Я рада.

Не рада, что для него герой – волнующий меня Салманов.

У Бекира как будто больше нет ни одной темы. Только «мы с Айдаром Муратовичем». «Айдар Муратович». «Салманов». «Наш главный».

Брат ходит за ним по пятам. Конечно, учится всему и это прекрасно, но принимать его абсолютный восторг человеком, который меня больше пугает, чем нравится, я не могу.

Зато теперь знаю, что ему тридцать три. Он приехал в наш город по назначению. До этого работал на высоком посту в Генеральной прокуратуре. Бекир говорит, что он – гений от юриспруденции. А еще очень честный и взвешенный человек.

В ответ на эти рассказы я кривлюсь и молчу. Вспоминаю его взгляды, слова, придумывая за него его же не самые лучшие мысли. Зачем я его демонизирую – не спрашивайте. Мне так легче. Потому что мой воздух всё больше наполняется его присутствием. Я боюсь задохнуться.

Вижу, что из-за угла поворачивают двое мужчин. Когда они выходили из здания, один из них разглядывал меня очень пристально. Сейчас улавливаю момент, когда опять замечает и глаза сразу зажигаются. Если пересечемся, он заговорит. Будет тупо, неловко. Это точно лишнее.

Поэтому разворачиваюсь на половине своего бессмысленного пути и начинаю двигаться в обратную сторону – к парковке.

Мне кажется, я даже молодого охранника в военной форме забавляю. Он несколько раз выходил на крыльцо покурить. Спасибо, хотя бы не подкатывал.

Не оглядываюсь, но по приближающимся голосам понимаю, что мужчины меня догоняют. А сама ускориться не могу – будет выглядеть, как побег. Поэтому продолжаю делать вид, что часовые прогулки перед прокуратурой – просто мое хобби. Разблокирую телефон и в очередной раз набираю Бекира. Он, конечно же, не берет. Я тихонечко ругаюсь себе под нос, а потом еще раз, слыша:

– Эй, девушка… Вы нам скажите, вас больше прокуроры интересуют или наши зэки?

Вслед за похабным неуместным вопросом я слышу смех. Понимаю, что смеются надо мной, и нет в этом ничего приятного.

Хочу проигнорировать, но решаю, что прокуроры меня все же немного интересуют. Разворачиваюсь. Вижу, что мужчины удивлены.

Я жду их приближения, выдерживая оценивающие взгляды. Может быть и это тоже придумываю, но мне кажется, что у работников этой структуры они особенные. Мужчины дают мне оценку сразу и за внешность, и как криминогенному элементу.

На последних шагах замедляются. Один усмехается, а я переживаю прилив внутреннего отвращения. Как будто я совсем идиотка и не понимаю, что в этот момент раздевает меня глазами.

Второй заинтересован куда меньше. И я ему за это благодарна.

– Так что, прокуроры или зэки? – первый повторяет свою похабную шуточку, склоняя голову. Я делаю вид, что не услышала, обращаюсь ко второму:

– Здравствуйте, вы мне не поможете? Я ищу Бекира Джемилев. Он у вас стажируется. У Айдара Салманова.

– Зачем ищете? Стажеры меняются, прокуроры остаются…

Первый не унимается. А я, протестуя, вздергиваю подбородок и внимательнее смотрю на второго.

Вижу, что он тоже забавляется, но скорее всего поровну: и над моим смущением, и над тем, как игнорирую его товарища.

– Зачем вам, девушка? Это режимный объект, рядом с ним не надо часами круги наматывать…

Второй хмурится, отвечая на вопрос вопросом. Я злюсь и пугаюсь. Вроде бы понимаю, что никто меня не арестует за обычную прогулку, но и городской сумасшедшей быть не хочется.

Снова злюсь на Салманова. Это же наверняка он так нагрузил Бекира, что тот даже голову поднять не может. Эксплуатирует студентов бесплатно. Он точно честный человек?

– Красавица, хочешь я тебя внутрь проведу? Поищешь своего татарчика на побегушках. Дай телефон, договоримся...

На это не отреагировать я уже не могу. Стреляю взглядом в первого провокатора. Хочу ляпнуть что-то острое. Он заслуживает. Во-первых, не видеть ему мой телефон. Во-вторых, не надо трогать моего брата. В-третьих, я и без него знаю, что красавица. Мне папа повторял это в детстве достаточное количество раз.

Но нахамить сотрудникам прокуратуры я не успеваю. Сзади на парковку заезжает машина. Хлопает дверь. Это мог бы быть Бекир – на День рождение отец подарил ему машину, но я не оглядываюсь. А вот мужчины смотрят над моими плечами.

Мне кажется, даже становятся более ровно. Лица – серьезнее.

Я слышу шаги, интуиция подсказывает, кому они принадлежат, но обернуться боюсь.

Приближающийся со спины человек тоже замедляется. Набойки мужских каблуков стучат по плитке четко.

А мне приятно наблюдать за тем, как меняется выражение на лице неприятного мужчины. Из иронично превосходящего он становится покорно-подчиненным.

– Добрый день, Айдар Муратович. – Приветствие летит мне за спину.

– Добрый… – Я сильнее сжимаю пальцами кожу плечей. По ней – новая толпа мурашек. И это не от холода.

Делать вид увлеченной отсутствующим разговором дурочки нет смысла. Я поворачиваю голову. Встречаюсь глазами с Салмановым.

Он снова в костюме. У него очень аккуратно оформлена короткая бородка. Идеально выглажена белоснежная рубашка. Зеленые глаза смотрят на меня.

– Добрый день. – Он здоровается первым.

– Здравствуйте. Я ищу Бекира…

Звучит, как оправдание. Выражение на лице Салманова не меняется. Ноздри щекочет сильный запах мужского парфюма. Мой отец и брат пользуются более классическим. А этот приходится вдохнуть несколько раз, чтобы распробовать.

– Он поехал понятым. Участвует в следственном действии.

– Ого…

Ляпаю и тут же злюсь на себя. Зря, Айка. Зря ты это.

Вижу, как во взгляде Салманова через плотную зелень серьезности пробивается лучик смешинки. Веселю вас, да?

– Давно ждешь?

Прикусываю язык и киваю. Прокурору этого достаточно. Хорошо, что не настаивает. С другой стороны... Ему же наверняка расскажут, что осаждала здание добрый час. Стыдно...

– Если хочешь – можешь подождать брата у меня в кабинете.

Получив предложение, снова вскидываю взгляд. Долго смотреть, когда он смотрит в ответ, мне сложно. Стесняюсь.

За нашим диалогом внимательно следят два посторонних человека. Правда и Салманов мне далеко не родной. Но он хотя бы вхож в наш дом. Бывал там уже дважды. Значит, он достоин доверия?

Пока я размышляю, Айдар Муратович отвлекается на подчиненных.

Я слышу произнесенное довольно жестко:

– Пообедали? Можно и поработать. В четыре жду с отчетом, Крячко.

Переживаю маленький триумф, когда борзый мужчина кивает. Еле сдерживаюсь, чтобы не глянуть на него снисходительно. А сдерживаюсь потому, что это не отплата за меня. Просто так совпало.

– Так что, идешь? – Салманов возвращается взглядом ко мне. Я продолжаю колебаться.

– Я смогу телефон у вас зарядить? Тут подождала бы, но…

Айдар хмыкает. Кивает на здание, подгоняя мужчин. Они исполняют указание беспрекословно, а я продолжаю стоять.

Айдар смотрит в мое лицо, мне кажется, что изучает. Я сглатываю, потому что не привыкла к такому.

Но если наглый прямой взгляд его подчиненного вызывает во мне очевидное отторжение, то тут… Я скорее теряюсь.

– Сможешь зарядить. Не поверишь, но в прокуратуре есть розетки. Идем.

Глава 7

Глава 7

Айлин

Сегодняшний день я назову днем неправильных решений. Если доживу до вечера, конечно. А то сейчас сердце рвется из груди так, будто ему там тесно. И мне здесь тоже.

Зачем я согласилась на щедрое предложение Салманова? Потому что дурочка, да? Наверное…

Мой телефон предательски медленно заряжается, пока я сижу на неудобном диване и впитываю кожей неловкость царящей в кабинете тишины.

Салманов проводил меня через арку металлоискателя, мои паспортные данные записал тот же парень, который выбегал покурить и поглазеть, дальше я шла по темному коридору с бесконечным количеством дверей за… М-м-м… Главным. Мы поднялись на лифте. Передо мной галантно открыли дверь в приемную, впустили внутрь, потом еще раз – уже в кабинет, разрешили «чувствовать себя как дома», показали, где именно в прокуратуре находятся розетки, и куда я могу умостить свою пятую точку. Дальше же Айдар Муратович занялся чем-то своим, а я при всем желании не смогла бы. Волнуюсь.

Он поработал на ноутбуке, потом откинулся в кресле, взял в руки мобильный и начал что-то строчить на экране. Ему позвонили – встал, ходил по комнате, разговаривая. Меня совсем не стеснялся. А я зачем-то впитывала каждое слово. Ни черта не поняла, но всё запомнила.

Сама делала вид, что увлечена изучением кабинета. Хотя по-честному он мне не понравился. Совсем не идет Салманову. Здесь всё пахнет возрастным мужчиной без вкуса и совести, включая с диванчиком, в котором я практически утонула. Чувствую себя неловко еще и из-за того, что колени зависли на уровне груди.

Когда пыталась сесть более грациозно – получила крупицу внимания. Быстрый взгляд с прищуром и намек на улыбку. Кажется, он рассматривает меня исключительно как возможность позабавиться. Это не то, чтобы приятно.

Я несколько раз собираюсь спросить, сколько продлится следственное действие, в котором участвует мой брат, но постоянно сдуваюсь. Боюсь всего: вплоть до постыдно сорвавшегося голоса.

Чувствую себя натянутой струной. Убеждаюсь, что правильно его избегала. Зачем мне эта нервотрепка?

Сейчас Айдар снова в телефоне. Он вальяжно откинулся на кресле (вот оно, кстати, мужчине идет: черное, видно, что новое и дорогущее, на нем хочется устроиться. Думаю, работать тоже отлично). Только работает ли он – не знаю. Усмехается так, как будто ведет личную переписку. Очень-очень личную.

Думаю об этом и щеки обжигает жар. Еще сильнее, когда он резко отрывается от экрана и ловит меня на горячем.

Сужает глаза, подсекая. И я чувствую себя выброшенной на берег рыбой. Даже закашливаюсь. Дважды ударяю себя по грудной клетке и тянусь к стаканчику с водой – щедрый Салманов налил из кулера и поставил передо мной.

Сделав несколько медленных, несвойственно для меня вдумчивых глотков, ставлю стаканчик на место и к своему несчастью обнаруживаю, что Салманов не вернулся в телефон.

Смотрит на меня. Выглядит задумчивым. Тянется к подбородку и проезжается пальцами по твердой щетине. Я слышу характерный шелест, тело реагирует на него вставшими дыбом волосками на руках. В горле сухо, хотя я только что напилась.

– Ещё? – Мужчина спрашивает, явно имея в виду воду. Я мотаю головой, бездарно сражаясь с усилившимся румянцем. Что с тобой, Айка? Соберись!

– Нет, спасибо, – вежливо улыбаюсь, смотря не в лицо мужчины, а немного в сторону. Была бы не против, чтобы он вел себя так же, но… Без шансов.

– Думаю, минут через двадцать твой брат будет.

– Спасибо… – Благодарю искренне. В первую очередь за то, что мне не пришлось об этом спрашивать первой. У самой мысли путаются. Сложно собраться. А еще объяснить себе, откуда такая бурная реакция? Может это всё свежепережитый переизбыток внимания на улице? В следующий раз соглашусь ехать в прокуратуру только в наручниках, честно…

Тянусь кулаком к губам, тихонечко смеюсь в них, представив картину, а подняв взгляд, снова встречаюсь с зелеными глазами.

– У меня что-то с лицом? – Спрашиваю, почувствовав прилив храбрости. Но Салманова с толку не сбиваю. Он медленно переводит голову из стороны в сторону. Отвечает:

– Нет. Мимика интересная просто. Необычная.

Только немного остыв, снова вспыхиваю. Опускаю глаза, как положено порядочной крымскотатарской девушке.

Зачем-то думаю: это был комплимент или новая издевка? Сложно понять.

– Как дела у ухажера?

Мужчина спрашивает спокойным, ровным голосом. А я теряюсь. Сначала думаю, что ослышалась. Потом, что это, наверное, не мне. Потом, когда рискую поднять взгляд и вижу, что Айдар вскидывает бровь, продолжая смотреть в ожидании, приоткрываю рот от возмущения, тут же сдавая себя с потрохами, естественно.

Струсив, опускаю подбородок, разглаживаю платье, надежно укутываю колени. Когда возвращаюсь к его лицу, вижу, что посмеивается уголками губ и глазами.

– У какого ухажера? Вы о чем? – Хочу верить, что морожу взглядом и тоном, но не очень похоже на правду. Улыбка не гаснет. Азарт не проходит. Может в нем джинн живет?

Салманов постукивает по столу красивой ручкой, играя на моих нервах. Еле держусь, чтобы не схватить мобильный и не вылететь из кабинета. Останавливает одно: интуиция подсказывает, что без прокурорского согласования на улицу меня уже не выпустят.

– Значит, нормально. Я рад…

Он отвечает за меня. Так нагло, что я даже закипаю. Очень сложно сдерживаться, когда с языка рвутся не самые лестные слова. Главная моя мотивация молчать: это чтобы потом не было стыдно. Он же вывернет… Как Митя. Мужчины это умеют.

Когда вспоминаю о парне, в груди саднит. Я разочарована в нем, но чувства по щелчку не отключить. Мне больно, что так сильно в нем ошиблась. Правда с Салмановым делиться этим не буду. Пусть думает, что у нас все хорошо. Правда зачем?

– Это вы сказали Бекиру проследить за мной? – Задаю вопрос, который все это время мучил. Конечно, я не готова к честному ответу. Конечно, я даже не надеюсь его получить. Почти сразу жалею, но и не жалею тоже. А вдруг мне после этого спать будет легче?

Прокурор сначала хмурится, а потом задерживает ручку на весу, не ударив в нужный момент. Брови приподнимает. Я читаю во взгляде: вот такого ты невысокого мнения, да? Про себя отвечаю: а откуда взяться высокому? Это вы брата моего очаровали. Возможно, отца. Я к вам отношусь скептически.

– Не я. Но, судя по всему, доброжелателей у тебя хватает…

Мне тут же хочется с ним поспорить. Я набираю побольше воздуха в легкие, продумываю в голове речь, приоткрываю рот и не делаю этого.

Он несколько секунд ждет, что передумаю, а потом тоже понимает. Кивает. Мол, молодец…

Мужчина откладывает свою пыточную ручку, а мои пальцы тянутся к пустому стаканчику. Торможу на полпути и хватаю воздух, в миллионный раз чувствуя себя дурочкой.

– Я учту.

— Учти.

Молчим. Салманов не возвращается к мобильному. Смотрит на меня. Мне одновременно страшно и интересно попасть под прокурорскую черепушку. А ещё я все сильнее привыкаю к его парфюму. Если куплю такой же бабасы – это будет неправильно?

– Долго стояла на улице?

Говорить правду в ответ не хочется. Поэтому я неопределенно мотаю головой, произношу:

– Не очень.

Он не верит, но кивает.

– Замерзла? Если хочешь – чай или кофе попрошу…

Тоже мотаю головой. Во-первых, уже отогрелась. Во-вторых, чай готовить будет сидящая в его приемной девушка, а она мне совсем не понравилась. Впрочем, я ей тоже. Вспоминаю оценивающий взгляд, как на соперницу, и передергивает.

Хотя я же вообще ни на что не претендую. Что может областному прокурору предложить студентка медуниверститета? Да и разве она хочет что-то предложить?

– Как тебе здесь? – Айдар Маратович задает новый вопрос, заставляя меня думать о том, что куда комфортней было чувствовать себя мебелью, на которую не обращают внимание. Может сказать ему, что я не обижусь за невнимательность?

Молчу, конечно.

Окидываю взглядом еще раз. Думаю, можно ли здесь хотя бы что-то похвалить.

– Просторно… И розетки есть. Это плюс.

Не вру. Салманов широко улыбается. Трясет головой, а потом забрасывает ее на подголовник, смотря в полоток.

– Просторно и розетки, а все равно душно. Тоска, скажи?

Он разговаривает со мной, как со знакомой. Как будто это не он начал с «под ногами путаешься». Сегодня у него, наверное, другое настроение. Отсюда такое количество уделенного мне внимания. А может всё дело в Бекире. Вдруг брат настолько классный помощник, что даже его сестру развлечь не так уж сложно?

– Ну как по мне… Вполне…

Мужчина меня не дослушивает. Тяжело выдыхает и возвращается в прямо-сидячее положение.

– Это потому, что не работаешь тут. На час прийти – действительно вполне. Но меня гнетет.

– Зато у вас красивая машина. Дорогая… – Зачем-то ляпаю, а потом ловлю пристальный взгляд. Смущаюсь.

Да, я заметила. Я вообще много чего заметила. Вы… Привлекаете внимание.

– Не знала, что в прокуратуре такие хорошие зарплаты…

Я вроде бы хочу сгладить, немного сменить тему, а получается, что попадаю впросак. Айдар Маратович медленно растягивает губы в улыбке. Взгляд становится ироничным. Хищным. Я попала, да?

– Намекаешь, что взяточник?

Он задает вопрос, правильного ответа на который нет. Начну заверять, что и в мыслях не было – выставлю себя пустоголовой. Обвиню… Кому такое понравится?

– Насколько я знаю, прошлый хозяин этого кабинета сейчас под следствием…

Знаю я это, конечно же, от Бекира. И сейчас впервые благодарна брату, что там любит трепаться о своей «работе».

На более однозначном ответе Айдар не настаивает. Я его забавляю. Он смеется глазами, подается ближе к столу.

– Даже если я такой же взяточник, неужели думаешь, что так просто тебе в этом признаюсь? – Молчу. И правильно делаю. – Первое правило преступника: не признаваться, что ты преступник.

Сердце снова ускоряется. Почему-то мне совсем не хочется, чтобы это оказалось правдой. Салманов, выдержав паузу, тянется к отставленному немного раньше ноутбуку и захлопывает крышку.

– Я долго работал в адвокатуре. – Поясняет, хотя разве обязан? Но я благодарно слушаю. Мне даже легчает.

– Там много зарабатывают?

Улыбается. Приподнимает руку и покачивает. Вроде как «соу-соу». Но судя по машине – да.

– Зависит от таланта, усердности, везения…

– Почему ушли из адвокатуры? Там, наверное, и кабинеты другие… — Представляю прокурора в более современном интерьере. В его воображаемом кабинете по-настоящему просторно, много-много окон, другой стол. Черный. Белые стены и белые полки. Кресло можно то же… Вот там ему всё идет.

А я даже не заметила, когда наш разговор завращался вокруг него, а не меня. Но задавать мужчине вопросы мне неожиданно интересно. А еще легко.

– Надоедает. – Он пожимает плечами. Воображаемый кабинет осыпается и просачивается сквозь щели в прокурорском полу. Айдар по глазам, наверное, видит, что я ответом довольно не до конца. – Рутина заедает на любой работе. В какой-то момент ловишь себя на мысли, что хотелось бы сделать больше. Ну и можешь. Знаешь систему изнутри – не против ее улучшить…

Я киваю и несколько раз прокручиваю слова в голове. Звучит очень благородно. Только не знаю, чистая ли это правда.

– То есть нам повезло? У нас теперь первый честный прокурор, ратующий за справедливость?

Я раскрепощаюсь настолько, что позволяю себе даже колкость. Сходу знаю, что сморозила глупость, но извиниться и замять почему-то не могу.

Мужчина усмехается, а я бросаю все силы на то, чтобы выдержать взгляд.

– Буду знать, что Айлин-ханым – эксперт по прокурорам.

Пульс частит. Сжимаю руки в замок.

– Вы помните, как меня зовут… – Говорю себе под нос, но мужчина слышит. В комнате на какое-то время снова становится тихо. Мне – опять неуютно. Воздух сгущается. Зачем с спросила? Как будто это для меня важно…

– Помню. – Бросает в жар. Стоило бы, но взгляд отвести не могу. – О тебе много говорят родные, Айлин. Исключительно хорошее, конечно же.

Мы вроде бы просто говорим. В мужских словах нет ничего из ряда вон выходящего, но я теряюсь. Не знаю, что ответить. Мне даже не приятно. У меня внутри все сжалось. Это больно. Томительно. Я растеряна.

Спасает стук в дверь.

Салманов переводит взгляд на нее, говорит: «войдите», ручка опускается и внутрь шагает Бекир.

Я закрываю глаза и облегченно выдыхаю. Слава Аллаху.

Быстро беру себя в руки. Мне важно не показать, что я очень взволнована.

Бекир смотрит хмуро, наверное, думает, что я успела утомить его начальника. А я даже не знаю, успела, да?

– Забирай сестру. На сегодня свободен.

Айдар командует, смотря при этом на брата. И пусть он вроде как мной распоряжается, это не обижает. Поднимаюсь с диванчика, набрасываю на плечо сумочку и приседаю, чтобы смотать шнур для заряда.

Исподтишка слежу, как Бекир подходит к столу начальника, протягивает руку. Тот в ответ тоже, встав с кресла.

В первую нашу встречу он показался мне очень неприятным. Высокомерным. Холодным. Сегодня… Впечатление совсем другое. От чего это зависит? У него настолько изменчивое настроение или нужно просто лучше присмотреться?

Я только сейчас думаю о том, что мой бабасы – человек исключительной интуиции. Плохих людей в нашем доме не бывает.

Внимательный взгляд снова обращается ко мне.

Я подскакиваю, Айдар шагает в сторону, чтобы обойти свой стол.

– Скажи Миле, чтобы позвонила на проходную, пусть выпустят вас…

Бекир кивает и, нахмурившись, как будто получил дико ответственное задание, выходит из кабинета первым.

Я тоже движусь к двери. Замедляюсь, потому что не знаю, как попрощаться. В голове куча вариантов вплоть до идиотского: присесть и склонить голову.

В итоге меня спасает сам Салманов. Или наоборот губит. Он выставляет навстречу руку, а у меня при мысли, что предстоит коснуться, уже пальцы жжет.

Смотрю недолго на красивую мужскую кисть. К ухоженной щетине, стерильно чистой рубашке, вкусному запаху и аккуратному узлу галстука добавляются еще и идеально обработанные ногтевые пластины. Длинные пальцы. Выглядывающие из-под манжеты дорогие часы.

Это тоже адвокатские или уже взяточнические?

Краснею от собственных мыслей. Чувствую стыд и вкладываю пальцы в мужскую руку.

Он сжимает легонько, покачивает.

– Спасибо за компанию, Айлин-ханым. – Мне кажется, что голос отдает бархатом. Делаю вдох, наполняя легкие понравившимся запахом.

– И вам спасибо, Айдар.

Обратиться к нему по имени – это огромная смелость. Я не знаю, как правильно. Он ко мне – сразу на ты, а я так не могу. Но и Муратовичем его называть язык не поворачивается.

Мужчина улыбается уголочками губ. Во взгляде смешинки. Спрашивает:

– На бея не тяну? – Вызывает улыбку уже у меня. Чтобы не сдаться так просто – прикусываю щеки изнутри. Уверена, он это замечает. Знаю, что нужно как можно скорее разорвать зрительный контакт и удалиться, но даю себе секунду… И секунду… И еще одну.

– Вы прокурор, а не бей. – Говорю совсем тихо. Чувствую, что своим ответом попадаю в какую-то невидимую цель. Айдар Салманов выглядит довольным. В моей грудной клетке теплеет.

– Тоже верно.

Глава 8

Глава 8

Айлин

Последний экзамен сдан. В моих руках зачетка с закрытой на пятерки сессией, а грудную клетку распирает гордость.

Я даже в сумочку забросить её не могу. То и дело раскрываю на последней заполненной странице и с улыбкой рассматриваю.

Айка-балам, ты у нас молодец! Станешь лучшим в городе кардиохирургом, Иншалла!

Хвалю себя же голосом папы и смеюсь. И даже не важно, что нам с бабасы предстоит серьезно обсудить выбор специализации, потому что я склоняюсь к косметологии, а он грезит, чтобы его дочь запускала уставшие человеческие сердца.

Будет непросто. Вполне возможно, я, как всегда, сдамся. Но сейчас просто рада, что впереди два месяца летнего безделия. А сегодня – мой законный выходной после непростой, но успешной работы.

Весь июнь в этом году – сплошные праздники. Мы только отметили Дни рождения брата и мамы, а через неделю у Бекира уже выпускной.

Его практика у Салманова прошла на отлично. Работу в прокуратуре Бекиру пока предложить не могут, но на двухмесячную стажировку зовут. Мы всей семьей очень благодарны Айдар-бею за благосклонность к Бекиру. И даже я.

В тот день брат из меня всю душу вытряс, допрашивал, не надоела ли я Салманову, не наговорила ли глупостей, не нахамила ли…

Я раз за разом повторяла, что нет. Сидела тихо, со всем соглашалась, за всё благодарила…

Это ложь, конечно, но делиться правдой с братом мне не хотелось. С мамой потом тоже. Ни с кем. А сама я время от времени возвращаюсь мыслями в тот кабинет, к тому странному разговору. Вроде бы пустому, а душу чем-то задевшему.

Янемного ждала, что Салманов побывает у мамы на юбилее (его приглашали), но праздник прошел без него.

Это сказалось на моем настроении. Почему – я стараюсь не думать. Зато с куда большим интересом теперь слушаю истории Бекира о его работе. Особенно сильно реагирую, когда проскакивает знакомое имя.

Я его гуглила. Смотрела в соцсетях. Ох… Такая заинтересованность и саму пугает, но остановиться я пока не могу. Объясняю себе же, что не встречала раньше таких людей. Но размышлять о Салманове слишком много себе не позволяю. Чувствую опасность, а еще бесперспективность. Поэтому – дозировано. Да и, мне кажется, интерес потихоньку угасает.

Это хорошо.

Потому что, уверена, он обо мне давно забыл. Работы много. Внимания, подозреваю, тоже. Есть, с кем пообщаться, кроме глупой любительницы поискать розетки в неожиданных местах.

Когда вспоминаю свои слова в той беседе, испытываю стыд. Сейчас всё кажется неуместным. Хотелось бы произвести другое впечатление, пусть я и не знаю, какое произвела в реальности. Но это всё неважно. Правда. Потому что в моем будущем никакой роли не сыграет.

Мне нужно думать о планах на предстоящее лето, о разговорах с отцом. О Мите… И снова ох…

Он меня не оставляет. Изменил тактику: теперь извиняется. Говорит, что осознал неправоту и перед родными тоже готов извиниться. Клянется, что без меня плохо. И мне кажется, что я вижу это во взгляде. Из-за этого плохо уже мне. Сердце отзывается.

Я не могу снова ему так же довериться, розовые очки слетели. Но и избавиться от возможно глупой веры, что у нас еще все может сложиться, тоже не могу.

Он больше не делает широких неуместных жестов, как тогда с платком. Просто смотрит издалека. Пишет. Звонит. А я не блокирую.

Дура, да?

Возможно. Но я верю в его раскаянье. Что нам делать, тем не менее, не знаю. Больше не разрешу так много, как раньше, пока не заявим о своих отношениях по-честному. А заявим ли – вопрос.

И ответ на него я сегодня искать не хочу.

Митя поймал меня, когда вылетела из аудитории со своей последней пятеркой. Я была так взволнована и рада, что с улыбкой нырнула в раскрытые объятья. Он вложил мне в руку коробочку, поцеловал в волосы, шепнул, что любит и поздравляет с еще одним годом. Отпустил, когда я попросила.

Сейчас коробочка лежит в сумке. В ней – очень нежный золотой браслет. Он, конечно, не сравнится с тем золотом, которое дарит отец, но сеет в моей душе полный раздрай.

Митя – не наш. Но разве он из-за этого не хороший? С другой стороны, откуда увереность, что разница между нами – это не пропасть?

Не знаю.

Мы с однокурсниками празднуем сдачу сессии в кафешке. Посидев чуть меньше двух часов, я начинаю собираться домой. Не заскучала, просто чем дальше – тем градус веселья выше. После кафе по плану – ночной клуб. Там будет и Митя. Он очень просил меня отпроситься и прийти.

Я могла бы соврать маме, что празднуем с девочками. Она мне доверяет, отпустила бы. Но не хочу.

Помню просьбу Бекира. Да и в себе не разобралась.

Поэтому собираю вещи, оставляю несколько купюр и заказываю такси домой.

Выйдя из автомобиля, бросаю быстрый взгляд на подъезд к воротам. Там нет той самой машины. Стыдно признаться, но я теперь всегда проверяю. Когда не обнаруживаю – грущу. По какой причине – стараюсь не закапываться. Это пройдет.

Приподнимаю воротник рубашки и втягиваю носом запах. В кафе был кальян, несколько курящих, много выпивки, а моему дому запах табака и алкоголя не свойственен, поэтому я успокаиваюсь, не обнаружив его на себе.

Взлетаю по ступенькам, с широкой улыбкой распахиваю дверь. Быстро разуваюсь, с порога крича:

– Мамуль, я дома!!!

Если честно, уже жду реакции. И даже немного обижаюсь, что ее нет.

Бросаю сумку на пол, приседаю и роюсь в поисках зачетки, но первым нахожу чехол. Вздыхаю, глажу, как бы извиняясь, но оставляю внутри.

Айка, если ты все с ним решила, то зачем вообще взяла? Тайно же не поносишь… Еще один неотвеченный вопрос мучает совесть, а пальцы сжимают плотный картон. Несусь на кухню, размахивая зачеткой.

– Анасы, ты почему свою дочь не встречаешь, а?! – Играю в возмущение. Хмурю брови (мама говорит, я так сразу становлюсь похожей на отца), вжимаю кулак в бок.

Жду, что мама отреагирует смехом. Всплеснет руками и начнет также игриво извиняться.

У меня пальцы покалывает от предвкушения, как откроет зачетку и увидит мои шикарные баллы. Но мама почему-то не реагирует. Продолжает стоять спиной, делает что-то свое. Не оглядывается.

– Мам…

Я зову еще раз, уже тише, чувствуя неладное. Сразу пугаюсь, что произошло что-то плохое. С кем?

Шагаю ближе, откладываю зачетку и повторяю:

– Мам…

Только сейчас получаю взгляд через плечо. Холодею. Конечности слабеют, а волнение усиливается.

– Что-то случилось? – Взгляд мамы фокусируется на мне, но я не понимаю ее эмоций. Она как будто заново меня изучает. Ищет что-то. Мне с каждой секундой всё неуютней. – Я сессию сдала… На отлично…

Произношу тихо. Улыбаюсь неуверенно. В моей голове всё было не так, но я даже расстроиться не могу. Боюсь теперь услышать что-то ужасное.

Мама на секунду закрывает глаза, кивает. Потом снова смотрит. От неё исходит прохлада. Может, обидела чем-то?

Судорожно пытаюсь вспомнить. Утром не поцеловала? Нет же. Может она о чем-то просила, а я забыла?

– Ма…

Я окликаю, она кивает, и мне кажется, что взгляд меняется – в нем уже сожаление. Она качает головой, я ступаю ближе, беру в свои руки ее и сильно сжимаю.

– Айка-Айка… – Она шепчет, качая головой… У меня сердце начинает вылетать.

– Что?

– Натворила ты что, дочка? Ну что ты натворила? – Мама шепчет, а у меня даже дыхание сбивается. Что? Я ничего не творила. Честно-честно.

Открываю рот, чтобы оправдаться, но не успеваю. В дверном проеме показывается папа. От его взгляда мне становится зябко. Обычно теплые глаза с красивыми лучиками морщинок вокруг сейчас совсем не улыбаются. Мама накрывает мои руки своей и гладит. Злится, но хочет поддержать. Только в чем?

– Салам, бабасы…

Здороваюсь с отцом, он в ответ смотрит долго, сжигая одна за другой мои нервный клетки. А потом кивает в коридор:

– В кабинет идем, дочь. Поговорим с тобой.

***

Я никогда не боялась своего отца, хотя и слышала рассказы некоторых девочек, что это возможно. Он ни разу не поднял на нас руку, пьяным я его даже представить не могу. Он не кричит. Не срывался. Мой отец состоит из терпения и уважения. Но сейчас…

Мы заходим в кабинет и я впервые чувствую себя рядом с ним настолько виновато-беззащитной, что даже боюсь.

Торможу у двери, хотя сбегать не собираюсь. Слежу из-под полуопущенных ресниц, как папа делает шаг за шагом вглубь комнаты. Он молчит, а я крупно дрожу. Что он скажет? Что же я натворила? Страшно…

Бабасы оборачивается, смотрит на меня долго. Я волнуюсь так сильно, что сбивается дыхание. Он видит это, но не жалеет.

– Ты на свадьбе сказала, что не знаешь того парня, Айлин…

Папа ловит мой взгляд своим – слишком спокойным – и парализует. В голову сумасшедшей силы волной разом хлынут мысли. Преимущественно панические. А вот язык как будто перестал быть моим – я бы может и хотела ответить (нет), но кажется, что смогу только мычать.

– Бабасы… – Выдыхаю, отмирая. Опускаю взгляд и мотаю головой… Откуда он узнал? И что именно?

Из-за меня сейчас влетит Бекиру. Всевышний, только не брату! У него заберут машину, может даже стажировку в прокуратуре отнимут в наказание. Нет. Я не переживу, он не заслужил…

– На меня смотри, Айлин.

Я подчиняюсь папиному требованию. Глаза наполняются слезами, хочу извиниться, расплакаться, покаяться, но держу в себе, осознавая неуместность…

– Не наказывай Бекира, пожалуйста…

Шепчу, больно-больно сжимая свои же плечи руками. Такой же беззащитной я чувствовала себя под стенами прокуратуры рядом с посторонними, опасными людьми. Хотя не такой же. Сейчас хуже… В кабинете родного отца.

– Мои дети мне врут. Сын – в глаза. Дочка…

По мне проезжается взгляд, который я в жизни не хотела бы ощутить, а теперь уже не забуду. Непонимание. Разочарование.

Папочка, я не со зла…

Вроде бы чего еще могла ждать девочка-кырымлы, тайно связавшаяся с чужим, но меня сейчас топит в чувстве отчаянной несправедливости. Я сделала что-то плохое? Что?

Соврала…

– Сама его пригласила? Скучно тебе с нами стало, да?

От предположения папы мне становится только хуже. Внутри волной поднимается протест. Зачем выставлять меня настолько ужасной? Я же просто… Влюбилась.

– Я не приглашала… – Выталкиваю из себя несколько слов, а папа кривовато улыбается.

– Но и не выгнала.

Ответить нечего. Опускаю глаза. Смотрю в пол, придерживая при себе вопрос, откуда он узнал. И второй – кто еще знает. Я уже поняла, что мама. Стыд перед ней обжигает сильно-сильно. Воспитание девочек в крымскотатарских семьях – ответственность матери. Ей могло прилететь обвинение, что не справилась.

– Он хороший, пап…

Беру себя в руки и смотрю на отца. От моих слов его передергивает. Он шумно выдыхает и тихо-тихо ругается себе под нос. Я впервые слышу от него такие слова. Даже отшатываюсь.

– Хороший бы не лапал, Айлин. Хороший бы пришел к твоему отцу и спросил, можно в жены взять. Понимаешь?

От выплюнутого папой «лапал» чувствую себя грязной. Недостойной, разочаровавшей дочерью. Этот разговор меня убивает. Он не ведется на повышенных тонах, но по ощущениям – уничтожает меня морально.

Теперь вся моя радость из-за успешно закрытой сессии кажется такой глупой… А я ведь в первую очередь для него старалась. Чтобы гордился. Теперь, уверена, даже мои пятерки разочаруют.

– А ты бы разрешил? – Шепчу, опять рискнув посмотреть папе в лицо. Он ненадолго замирает. Его губы плотно сжимаются. В глазах – языки пламени. Мой взвешенный, мудрый бабасы с каждой секундой все сильнее теряет самообладание.

– Вы не пришли и не спросили. Прятались. Врали. Вели себя, как… Ты вела…

Папа указывает на меня пальцем, а чувство такое, будто выстреливает. В груди больно. Дыхание перехватывает. Я приоткрываю рот, чтобы сделать хотя бы несколько глубоких вдохов. Глаза снова мокрые. Во мне мешается вина, страх, злость. Хочется обвинить в ответ, но совесть не позволяет. Я же понимаю, что неправа… Я же понимаю, что от меня ожидали другого…

– Откуда ты узнал? – Зря спрашиваю, но мне это важно. Папа долго молчит, а потом губы кривятся в улыбке. Я бы могла решить, что она похожа на улыбку Салманова, но в папиной – значительно больше злой иронии. Именно злой.

– Я до недавнего времени думал, что моя дочь – хорошо воспитанная девушка. Оказалось, хорошо воспитанные – у других. А моя даже прятаться нужным не считает. Крутит шашни у всех на глазах. Думает, вокруг слепые. А среди слепых – только ее доверчивые родители.

Он не отвечает прямо, но я почти уверена, что правильно его понимаю. В моем университете много детей из мусульманских семей. Я общаюсь далеко не со всеми, знаю не всех. Но они меня — могут. Наверное, кто-то рассмотрел Митю на свадьбе. Вспомнил, как видел нас вместе. Сопоставил. Дошло до папы…

Ненавижу сплетников. Завистников. Зачем суют свои носы в чужие дела?

Трясти начинает уже от отвращения, но папа мои чувства явно не разделит. Он скорее всего даже благодарен, что с ним поделились. Плохо, что не дочь.

– Я ничего ужасного не сделала… Непоправимого…

Произношу, душа внутренний протест. По взгляду папы вижу, что и это тоже зря. Ему не легче. Глаза искрятся совсем не теплом.

– Это тебе кажется, кызым. Я всё услышал. В комнату иди.

Глава 9

Глава 9

Айлин

Никто не говорил, что я под домашним арестом. Эти слова вообще происходят откуда-то из детства, когда мы с Бекиром скандалили и мама наказывала нас запретом гулять. Но сейчас я чувствую, что если попытаюсь выйти – меня остановят.

Я сижу дома уже десять дней. Со мной не разговаривает отец. Хмурый, наверняка получивший не меньше, чем я, брат. Долго не разговаривала мама.

Но в один из вечеров, который я привычно уже проводила в комнате, слышала, как на первом этаже разгорелся первый на моей памяти скандал между родителями. Они раскричались. Перешли на крымскотатарский. Я жмурилась, неосознанно тянулась к ушам. Переживала ужаснейший из опытов – когда ты становишься причиной стычки самых дорогих людей.

Я разобрала далеко не все и чем закончился спор – не знаю. Знаю только, что он касался меня, моего поведения, моего будущего.

После мама поднялась ко мне с ужином.

Обычно оставляла и уходила, потому что спускаться ко всем в гостиную у меня не хватало моральных сил, а морить меня голодом она не смогла бы. А в тот раз задержалась.

У меня на глаза навернулись слезы, она тяжело вздохнула, шагнула ближе и села рядом на кровать. Обняла.

Под воздействием самого желанного в мире тепла я размякла. Защитная скорлупа стала трескаться. Тихонечко заплакала. Чувствовала, что маме и жаль меня, и злится она, возможно, не меньше папы.

– Я ничего плохого не хотела…

На мой шепот отреагировала сжатыми губами, но не оттолкнула и гладить не перестала. Я для нее теперь, наверное, очень провинившийся, но все такой же любимый ребенок.

– Папа очень злится, Айка. Очень.

– Бекиру досталось? – Я спросила, оторвавшись от плеча и смотря маме в лицо. Она даже постарела. Когда я вспомнила про брата – сильнее нахмурилась, тяжело вздохнула.

– За ложь досталось, конечно.

– Он как лучше хотел…

Мои слова бессмысленны, я это знала тогда и знаю сейчас. Мама на них не ответила.

Смотрела на меня, грустнела с каждой секундой все сильнее.

Потянулась к моему лбу, начала гладить от него по волосам.

– Айка-Айка… – Она качала головой, а у меня опять на глаза наворачивались слезы. И ведь не скажешь, что трагедия преувеличена. Мы с Митей не сделали ничего такого, что очернило бы раз и на всю жизнь. А если женимся… То кому какая будет разница?

Я даже не заметила, как снова начала цепляться за эту возможность, как за спасательный круг.

У меня никто не забирал телефон. Я не рисковала ничего писать парню, но он писал и пишет каждый день. Волнуется.

– Почему ко мне не пришла, дочка? Ну почему?

Мама спросила, смотря в глаза. В ее взгляде я увидела, что часть моей вины она берет на себя. Все берут. Но разве же всё настолько ужасно? Какая разница, что про меня скажут люди, если я буду счастлива? Неужели отношение окружающих для нас важнее, чем внутренние ощущения?

Все эти вопросы я могла задать себе, а маме просто повторила:

– Я ничего плохого не хотела…

Она не спорила, вздохнула тяжело, обняла крепко-крепко и скомандовала:

– Ешь, кызым.

Ушла, больше не оглядываясь, оставляя меня наедине с ненужной мне едой.

И дни продолжили тянуться.

Я слежу из своего окна, как папа куда-то время от времени уезжает. Стыдно признаться, но когда его дома нет, мне становится легче. Потому что когда есть – я постоянно жду его прихода и какого-то ужасного разговора. Жду наказания. А он, наверное, раскаянья. Но я не могу каяться. Внутри непобедимый стоп. За что? За чувства?

Я признаю свою вину в том, что Митя с Бекиром натворили на свадьбе. Но не за сам факт нашей с Митей встречи. Я постоянно перебираю в голове весь допущенный нами «разврат» и не нахожу какой-то катастрофы.

Среди моих университетских подруг не так уж много девственниц, не говоря уж о нецелованных, но ни одна из них не замужем. Я понимаю, что себя ровнять с другими нет смысла. У меня – особые исходные. Другая семья. Но я не хочу быть виноватой просто за то, что позволяю себе жить.

Когда папы нет – атмосфера в доме не кажется такой угнетающей. Я даже несколько раз спускалась к маме на кухню. Видела Бекира, но не рискнула заговорить. Он взглядом предупредил, что трогать его не нужно. Мне стало обидно до слез, но это наказание я принимаю.

Как только слышу, что ворота разъезжаются, поднимаюсь обратно в комнату. Так длится еще три дня.

Я сижу на кровати, чувствуя себя беспричинно уставшей, когда мне звонит Лейла. Вижу на экране ее имя и начинаю дрожать. С подругой поговорить мне еще страшнее, чем было с папой.

Это же ее день я испоганила и теперь она об этом знает.

Всё, на что меня хватило, это отправить короткое сообщение: «прости». Она лайкнула смайлом и спросила: «за что, Ручеек?». Я не ответила, она не настояла. А сейчас зачем-то набрала.

Заставляю себя перебороть желание проигнорировать входящий. Беру трубку.

– Алло… – Звучу ужасно. Сипло и бесцветно. Не хочу вызывать у людей жалость, но, судя по паузе, Лейла немного растерялась.

– Алло, Ручеек…

По первым же словам подруги становится понятно, что она не злится. Накрывает еще больше волной жалости к себе, чем когда приходила мама. Держусь несколько секунд, а потом всхлипываю. Падаю лицом в раскрытую ладонь и реву подруге в трубку. Она успокаивает, а я только сильнее реву.

– Ну всё, Айлин… Ну всё… Всё хорошо будет, Ручеек.

Я ей почему-то вообще не верю, но стараюсь успокоиться. Между рваными всхлипами спрашиваю:

– Обо мне все говорят, да? Над нами смеются?

Под «нами» я имею в виду не нас с Митей, а семью Джемилевых. Проведенные взаперти дни привели меня к тому, что кажется, будто за нашим забором разговоры только о том, как я уронила в глазах общины всю семью.

И пауза Лейлы убеждает меня в собственной правоте.

Подруга тяжело вздыхает, я жмурюсь и снова всхлипываю.

– Это пройдет, Айлин. Я сказала Фирузе, чтобы не смела мне на глаза попадаться. В жизни с ней не поздороваюсь больше. Это она о вас сначала своей мамаше растрепала, а та уже другим понесла.

Жмурюсь, сгоняя на кончики ресниц слезы. Фируза – это вполне милая, как раньше казалось, девочка из наших. Учится на первом курсе. Мы с ней пересекались пару раз, я помогала, чем могла. Скинула ей все свои готовые контрольные. А она…

– Не пройдет, Лейла… Не пройдет… Папа ходит, как туча. С мамой ругается. Со мной не говорит. Они Митю не примет.

Подруга снова молчит. А мне тошно от мысли, что ей со мной нужно подбирать слова.

– А ты правда любишь этого Митю?

Первым с губ рвется опрометчивое «да!». Но что-то тормозит. Смотрю в одну точку перед собой. На надоевшие розовые стены детской комнаты, которую я, кажется, давно переросла и даже не заметила.

Если честно, я не знаю. Я не уверена. Я тоже очень боюсь. Но это ведь еще хуже – похоронить свою репутацию ради парня, которого даже не любишь.

Моего ответа Лейла не дожидается.

– Подумай, есть ли ради чего тебе идти против семьи, Ручеек. Если вы друг друга любите – я тебя во всем поддержу, обещаю. Но если ты просто ошиблась… Скажи об этом папе. Они простят. Помогут. Все всё быстро забудут, Айлин. Ты главное больше глупостей не совершай.

***

Я трачу весь оставшийся день на размышления о словах подруги. Меня накрывает апатия и усталость от непрекращающегося нервного напряжения. Я хочу мира в доме.

Во мне зреет раскаянье. Я надеюсь на папино прощение.

Несколько раз перечитываю нашу с Митей переписку. Иногда улыбаюсь, потому что это все кажется очень милым. Иногда чувствую боль, потому что вопреки всему он мне дорог. Вспоминаю его взгляд в тот день после экзамена, верю в искренность. Но не передумает ли он, зная, что теперь за нас действительно придется бороться?

Я не могу, положа руку на сердце, сказать, что ради наших чувств готова на все. Нет. Далеко не так.

После свадьбы Лейлы в моей душе что-то умерло. Я больше не доверяю ему безоговорочно. Сейчас думаю, что, наверное, только дура могла в разговоре с отцом заявить, что он – хороший, а она – ни о чем не жалеет. Это же неправда. На самом деле, я запуталась. Мне помощь нужна, совет, а не наказание.

Слышу, как разъезжаются ворота, шаги по брусчатке, голоса в прихожей, ощущаю вернувшееся в дом вместе с папой напряжение.

Он приехал не сам, но с кем – не разберу. Сначала ужинают. Я слышу разговоры, смех, но это все немного напускное. Потом – звон посуды. Это мама убирает.

Папа с кем-то переходит в кабинет, а мама приносит мне поднос, я делаю вид, что сплю. Она оставляет, набрасывает на меня плед, гладит по голове, шепчет: «кызым моя», выключает свет и со вздохом выходит.

Я еще сильнее чувствую вину и желание побыстрее избавиться от лишнего груза. Я хочу, чтобы у нашей семьи все опять стало хорошо. Чтобы папе не приходилось на меня злиться и испытывать стыд. Маме – разрываться между жалостью ко мне и поддержкой возмущения папы. Бекиру нести ответственность за то, в чем он не виноват.

От Мити приходит сообщение: «Аль, я волнуюсь. У тебя все хорошо?».

Несколько минут заторможено смотрю на экран. Потом беру себя в руки и пишу: «У меня все хорошо, но я хочу, чтобы ты перестал мне писать. Между нами ничего не будет. Я тебя не люблю».

Отправляю, блокирую мобильный. Это больно, конечно, но правильно. Мы с Митей – разные. Наш союз может принести только проблемы. Причем всем. Я виновата в том, что приняла эту истину поздно.

Моя кровь начинает бурлить. Так волнуюсь, что даже подташнивает. Я нахожусь за шаг до окончательного решения всех наших проблем. Представляю, как спущусь к папе, постучусь в кабинет. Если там еще есть кто-то, могу извиниться даже в его присутствии. Вдруг папе так будет приятней?

Покаюсь. Скажу, что осознала. Приму любое наказание. Уверена, оно не будет таким же тяжелым, как неопределенность.

Решившись, спускаюсь по ступенькам тихо, пытаясь выстроить в голове ладную речь. Отбрасываю мысль о том, чтобы сначала подойти к маме. Нет. Я уже начала – нужно закончить.

Лейла права: все быстро забудут о скандале, даже посмеемся потом. Позже. Когда я снова влюблюсь, но уже в хорошего кырымлы. Это обязательно случится. Я обязательно порадую своего бабасы.

Подхожу к приоткрытой двери, сжимаю в руке случайно прихваченный с собой мобильный, кладу свободную ладонь на прохладную ручку, прижимаюсь лбом к вкусно пахнущему дереву.

Задержав дыхание, закрываю глаза и прислушиваюсь к разговору отца с товарищем. Просто хочу понять, в каком отец настроении, но, как назло, говорит сейчас неизвестный мне собеседник.

– Новый областной прокурор из наших. Слышал?

– Да. Айдар Салманов. Завтра будет у нас в гостях. – Мои пальцы подрагивают. Я знаю, что он приезжал в один из дней. Видела машину. Чувствовала себя хуже, чем обычно. Уверена, ему вообще нет разницы, с кем связалась знаток честных прокуроров и розеток Айлин-ханым, но перед ним почему-то тоже стыдно. – Мы отдаем за него Айку.

Папа заканчивает, а у меня сердце обрывается. Глаза распахиваются.

Есть шанс, что я ослышалась? Потому что Айка – это я.

– Наказываешь за то, что учудила? – Папа в ответ молчит, а товарищ продолжает: – Правильно. За недостойное поведение должно следовать наказание. Отцу посмела перечить, муж под себя воспитает. Говорят, он человек жесткий, но справедливый.

Уши закладывает от волнения, я отступаю от двери.

Вылетающее через горло сердце мешает нормально дышать. Я несколько раз моргаю, как будто картинка может поменяться. Я – осознать, что сплю. Но даже щипать себя не приходится. За дверью продолжает развиваться разговор. Тема меняется. Мое желание идти мириться теперь самой же кажется таким глупым…

Господи… Пока я сидела в комнате и страдала из-за того, как сама запуталась и как запутала всех вокруг, папа, кажется, решал свою проблему.

И решил.

Грудь печет ужасная обида. Глаза – слезы. Первые шаги по ступенькам вверх делаю тихо, дальше – бегу, строча на телефоне: «Мить, если любишь – давай сбежим. Папа хочет отдать меня замуж за областного прокурора».

Глава 10

Глава 10

Айлин

Меня полночи трясет, я не могу ни прийти в себя, ни заснуть. В голове на повторе давний-давний детский разговор с бабасы, в котором я сейчас уже совсем не уверена. Может приснился?

Я тогда только узнала, что иногда браки совершаются не потому, что молодые люди влюбились и решили провести друг с другом жизнь, а потому, что союз выгоден семьям. Договариваются обо всем родители. Молодые просто покорно принимают. Меня это так испугало, показалось настолько страшной судьбой, что я пережила первую в жизни моральную встряску. Не могла собраться и с кем-то поделиться. Как папа потом рассказывал, была громким, звонким ребенком, а тут замолчала. На разговор меня именно поэтому вызвал он. Я забралась на колени, долго пыхтела, а потом выдала…

Помню, что папа, слушая, улыбался, глаза блестели, но отвечал очень серьезно. Я потом узнала, что для него это все было смешно. А вот для меня – нет.

Он объяснил, что так бывает, но в этом нет ничего хорошего. Сейчас это уже редкость. И пока он жив – у меня так точно не будет.

Папа не просто пообещал – он поклялся, но прошло пятнадцать лет и что?

Наверное, действительно приснилось, потому что в моих ушах звенят другие слова.

«Мы отдаем за него Айку».

Вспоминаю и дрожу. Плотнее прижимаю колени к груди. Обнимаю их и жмурюсь. Впервые чувствую такой силы отвращение в стенах родного дома. Моей крепости. Как сейчас кажется – разрушенной.

Слышу жужжание телефона и тянусь к нему. Жду хоть какой-то реакции от Мити уже несколько часов. А может уже и не жду. Это ведь не адекватно – сначала к шайтану слать, а потом вдруг просить спасти…

Но если он не спасет – я не знаю, что делать. Образ Айдара Салманова в голове в очередной раз преобразился. Из волнующего незнакомца в подлого змея. Может он и правда сам всё сделал? Может просто приглянулась? И он решил вот так…

Мерзко.

Жмурюсь и пытаюсь прочитать Митин ответ:

«А я говорил, что так будет, Аль»

Выть хочется. Говорил, и что?

Я не верила. Нужно признать, что была наивной дурой? Виновата в том, что доверяла близким? Я теперь уже никому не доверяю. Хочу тебе, но и то страшно…

Он снова печатает. А у меня сердце кровью обливается. После паузы в переписке всплывает:

«Ладно, потом разберемся. Я все спланирую. Пара дней и заберу тебя. Хорошо?»

Пишу: «хорошо» и удаляю последние сообщения.

Он отвечает: «спи, беда моя». Я слушаюсь, пусть и сложно.

Снится чушь, я просыпаюсь в холодном липком поту. Тут же хватаюсь за телефон. Проспала всего пару часов, а от мыслей о том, чтобы снова заснуть, тошнит. Митя больше не писал. Никто не писал.

В доме тихо-тихо. Гость, конечно же, давно ушел. Родители и Бекир досматривают сны в своих спальнях. Подозреваю, все в нашем доме знают о планах отца. Не знаю только я. В теории. А на практике…

Я же могу уйти вот сейчас.

На рассвете. Тихо собрав свое золото, документы, какие-то карманные и небольшой рюкзак вещей. Сесть на автобус, поехать в столицу, там потеряться. План не кажется заманчивым. Мне зябко и страшно. Напоминаю себе, что Митя обещал все обдумать. Плетусь в ванную.

Когда выхожу после долгого-долгого вялого душа, бессмысленных и бесконечных масок, скрабов, лосьонов и масел, которыми именно сейчас почему-то захотелось обмазаться, дом уже ожил. Мама на кухне. Папа говорит по телефону на первом этаже. Только Бекир спит.

Слышу, что папа заканчивает звонок, говорит о чем-то негромко с вышедшей в холл мамой. Сама в это время механическими движениями застегиваю последние пуговицы на новом домашнем костюме. Выбрала его во время шоппинга с Лейлой. Зачем-то жалела, откладывала, не надевала. А сейчас захотелось. С собой, конечно же, не возьму, но хотя бы приятную ткань на теле почувствую.

Мама поднимается по лестнице. Я вспоминаю о том, что за долгие годы в этом доме выучила звуки шагов каждого члена семьи. Только скоро это знание станет одним из ненужных.

Мама тормозит у моей двери, немного сомневается, я это чувствую, потом тихонько стучится. Может боится разбудить? Хотя отдать меня чужому человеку не боится же.

Я теперь думаю, что ругались они скорее всего из-за этого, но мама сдалась. Решила, что папе виднее. В груди ужасно больно.

Прокашливаюсь и выталкиваю из себя:

– Да…

– Встала, кызым? Спустишься к нам с папой?

– Да, две минуты.

Мама вздыхает, кивает, наверное, и уходит. А я отсчитываю ровно две.

Мне кажется, что каким-то чудом умудряюсь заморозить душу. Ступаю аккуратно, чтобы тонкий лед не треснул и чувства не прорвались.

Спускаюсь вниз, смотря под ноги.

Папа с мамой стоят в холле. Это впервые мы с отцом лицом к лицу друг с другом за долгое время.

До последнего избегаю смотреть на него, а сердце все равно ноет.

Останавливаюсь на второй ступеньке, сжимаю руки и сверлю взглядом наш красивый персидский ковер.

– Айлин…

Папа окликает, я просто дергаю подбородок немного вверх, но взгляд не поднимаю. И боюсь, что раскусит, и что сделает слишком больно.

– Дочка…

Мама тоже окликает, на нее я смотрю мельком. Ловлю неловкую, извинительную улыбку и снова опускаю глаза. Это делает только хуже.

– Мне жалко, что так получилось.

Вчера эти слова звучали бы куда искреннее. Сегодня – просто формальность. Папа кивает, мама качает головой.

– Сегодня вечером у нас будет важный гость. – Папа произносит, даже не потрудившись принять мое неуклюжее извинение. Наверное, хорошо, что я вчера не дошла до кабинета.

Сильнее обиды я ощущаю уже злость. Все же поднимаю взгляд. Смотрю прямо и, как хочется верить, безразлично. Папа в ответ серьезно, задумчиво. Я не могу отделаться от мысли, что передо мной – предатель. И еле сдерживаюсь, чтобы не спросить: зачем же ты тогда мне это обещал?

– Это меня касается? – Спрашиваю, сознательно задевая. Папа хмурится, мне на мгновение становится приятно. Чувства – вспышками. Меркнут и я снова тону в болоте боли и тоски.

– Касается, кызым. Ты уже не маленькая, понимаешь, что у твоего поступка были последствия. Не буду говорить, какая слава о тебе разносится языками. И о нас какая…

– Мне жаль, что вас это задело…

Папа кривится. А вот я сдержалась.

– Нам тоже жаль. Вопреки твоему поступку есть человек, который просит у меня твоей руки.

Сердце обрывается, а потом несется вскачь. Я вот сейчас должна удивиться, но сыграть не могу. Злость бурлит.

– Я не собираюсь замуж.

Чуть ли не впервые в жизни разговариваю с отцом так жестко. Краем глаза вижу, как на мои слова реагирует мама. Тянется к шее и непроизвольно сжимает. Покашливает даже. Тебе сложно, да, мамочка? Мне тоже. Я бы хотела, чтобы ты стояла рядом со мной.

– Потом не возьмут, Айлин. А за этого… Я не отдам. – Папа знает имя Мити, я уверена, но даже произнести его не хочет.

– Значит никогда не выйду…

Мой голос пропадает. Свою дурацкую клятву просто шепчу. Вижу, что отцу этот разговор не доставляет удовольствия. И даже мотивы его отчасти понять могу. Но принять – нет.

– Айдар Салманов вечером приедет, дочка. Настройся. Он – хороший человек. Достойный. Принять его предложение – это лучший выход из ситуации, которую ты создала.

– Я его не люблю. Я для него – никто. – Еле сдерживаюсь, чтобы не добавить: как и для тебя, кажется... Делаю больно себе же. Занимаюсь самобичеванием. Но во взгляде отца не вижу ни жалости, ни близости. Его броня куда плотнее, чем моя дурацкая льдиная корка.

– Полюбишь, Айка. Смиришься. Теперь выбирать не приходится.

***

Я провожу день бездарно. Сижу в комнате не потому, что снова приказали подняться, просто привыкла. Нервничаю, постоянно подхожу к окну, хотя и знаю, что папа не вернется до вечера. Раз за разом пишу Мите, точно ли он сможет всё организовать, и выслушиваю от него ворчливое: «Аля, ты уже вляпалась, так хотя бы не мешай разбираться». Вынуждена это глотать.

Меня бросает из крайности в крайность от желания насолить Салманову, выйдя к нему вечером с закрашенными черным карандашом передними зубами и нарисованной не менее густой, чем у него, щетиной на щеках, до мыслей сбежать прямо сейчас, не дожидаясь Мити, но я не решаюсь ни на первое, ни на второе.

Теперь мама уже хочет со мной поговорить. Мне кажется, что даже пытается задобрить. Печет моё любимое миндальное курабье. Я узнаю этот запах из тысячи. Он щекочет ноздри, поднимаясь по лестнице и забираясь под дверь моей комнаты, но сегодня вызывает тошноту.

Меня тошнит от всего. От маминой бурной подготовки, от воспоминаний о папиных словах.

Смиришься… Полюбишь…

А он пытался когда-то? Он выбрал маму сам. Он сам определил свою судьбу. Но в какой момент Аллах разрешил ему определять мою?

Сколько Коран не читай, там ты такого не найдешь. Я уверена, он сам это знает. Но, видимо, своим поступком я задела его слишком сильно. Боюсь, папа не отступится.

Только и я не отступлюсь.

Ближе к семи мама в очередной раз поднимается ко мне и просит привести себя в порядок. Скоро будут гости. Я говорю ей правду: не спущусь. Её это расстраивает, а мне даже удовольствия не доставляет.

Мне хочется только спросить, почему она встала на его сторону, но я люблю ее слишком сильно, чтобы рвать душу. Просто сложно жить со знанием, что мама выбрала не меня.

– Всё равно оденься красиво, кызым. Пожалуйста…

Мама просит и уходит, а я продолжаю сидеть в ожидание приезда гостя, к которому не выйду.

Участвовать в фарсе продажи моей тушки по скидке не стану. К покупателю я чувствую только злость и брезгливость.

Когда у ворот останавливается две машины – папина и Айдара, по моей спине холодок.

Он выходит, захлопывает дверь. Папа ему что-то говорит, Салманов кивает и вскидывает взгляд.

Не может меня видеть, я за тюлью, но все равно пугаюсь.

Потом – сильнее злюсь. Говорю про себя: я была о вас более высокого мнения, господин прокурор. Из цветника готовых отдать вам тело и душу правильных крымскотатарских невест вы выбрали единственную, которую это совершенно точно не порадует. Она не зря лежит на полке уцененки. С гнильцой.

Они проходят в дом. Моего будущего мужа, который никогда таким не станет, с восторгом приветствует мама. Встречать спускается и Бекир.

Я слышу, что Салманов шутит о стажировке. Папа обещает, что сын выйдет. Из-за нашего скандала Бекир пропустил свой выпускной, но, наверное, куда большей трагедией для него стал бы запрет на работу под началом кумира.

Но с братом папа, очевидно, не так жесток. А я даже порадоваться за него не могу.

Пока Бекир будет с восторгом впитывать новые знания, я буду вынуждена греть чужаку постель. От мыслей о том, что мне может предстоять, захлебываюсь в ужасе. Я же добровольно не дамся. Я не хочу без любви…

На глаза снова наворачиваются слезы, я запрокидываю голову и часто-часто моргаю.

Слышу внизу вопрос гостя:

– Айлин не спустится?

Небольшую неловкую паузу, потом мамин ответ:

– У кызым голова разболелась. Может позже…

Смахиваю не удержавшуюся в уголке глаза слезу.

Мама тоже умеет врать, когда нужно.

Все врут, но плохая почему-то только я…

От разворачивающегося в гостиной фарса мутит. Чтобы хуже слышать, я зажимаю ухо подушкой. Совсем не слушать не могу себе позволить. А вдруг кто-то решит подняться? Это маловероятно, но теперь я не уверена уже ни в чем.

Меня качает на волнах безразличия, страха, отчаянья, надежды… Это изматывает. Каждый раз, когда до меня доносятся голоса, дергаюсь, как будто по коже пускают ток.

Во время одного из моих личных затиший, тело расслабляется. Я даже с откуда-то взявшейся улыбкой слежу, как на стене красиво играет свет и тень заходящего солнца, лучи которого пробиваются сквозь занавеску. Тянусь туда пальцами, глажу воздух…

Вспоминаю одну из множества историй из детства. Раньше, когда говорить о многом прямо и начистоту было не принято, девушки и парни подавали знаки друг другу и окружающим. Из тех времен происходит традиция с платком.

Тогда же, чтобы показать, что приходу сватов девушка не рада, обувь пришедших достаточно было исподтишка развернуть носками к выходу.

Это знак отцу. И самим сватам тоже.

Это будет мой протест. И неважно, что после я сбегу. Пусть знает, что я его не хочу.

Отталкиваюсь от кровати и встаю рывком.

Мама просила одеться красиво, а я просто меняю домашний костюм на первое попавшееся летнее платье. Кудрявые волосы ложатся, как им хочется. Щеки красные без всяких румян. Глаза блестят, пусть и лихорадочно. Ресницы у меня всегда пушистые.

Но мне все равно на красоту, я иду не обольщать.

По второму этажу движусь босиком и на цыпочках, нигде не зажигая свет. Медленно спускаюсь по лестнице, молясь ни разу не издать лишний звук.

С каждым моим шагом вниз шелест голосов становится все более громким. Слова – отчетливыми. Они беседуют не на крымскотатарском, а из меня лезет желчь.

Это твой образцовый жених-кырымлы, бабасы? Человек, который смотрит на нас свысока? Которым мы тоже в диковинку?

Который уехал когда-то учиться и забыл о своем происхождении, а тут вдруг вспомнил? Думаешь, он жил праведно? Вряд ли. А теперь вдруг захотел себе крымскотатарскую жену…

Дышу, как дракон, делая последние шаги с лестницы. По коридору иду наощупь.

Приседаю у выхода. Туфли Салманова нахожу сразу. Они стоят аккуратно. Выглядят прекрасно. Как и всё в нем. Но это не заставит меня проникнуться к человеку, посчитавшему меня товаром.

Беру наверняка купленные на взятки туфли из дорогой кожи за задники. Разворачиваю. Встаю и оттряхиваю руки.

К лестнице возвращаюсь, уже не таясь.

Бессмысленный акт протеста придал мне смелости.

Где-то на пятой ступеньке слышу неправдоподобно уважительное:

– Рехмет за гостеприимство, Мехди-агъа. Данията, всё было очень вкусно…

Торможу и кривлюсь. Я ему не верю. Я ему совсем не верю.

Сжимаю перилла. Разрываюсь между полярными желаниями ускориться и чуточку подождать. Может в меня шайтан вселился, но склоняюсь ко второму.

– И вам рехмет, что пришли, Айдар-бей. Жаль только, что Айлин спуститься не смогла.

Я не захотела.

Выплевываю, но мысленно.

В гостиной двигаются кресла.

Первым в холл выходит Бекир. Зажигает свет, вскидывает взгляд, мы с ним встречаемся.

Необъяснимый для меня восторг во взгляде брата тухнет, меняется сначала на стыд, потом он вспоминает, что я перед ним завинила, даже подбородок вздергивает, потом просто хмурится. Мне кажется, просит без слов: «Айка, не дури», а мне ещё больше хочется дурить.

Следом за братом в холл выходит мама. Тоже замечает меня. Тоже реагирует красочно. Я вызываю у своих родных целый спектр эмоций, только это не радует.

Папа мажет взглядом, долго не задерживаясь.

А в глазах Салманова я опять зажигаю смешинки. Потешная, да, господин прокурор? Ваша будущая зверушка. Но скорее нет.

Он быстро проезжается по мне взглядом, как в тот день, когда попал в наш дом впервые. Останавливается на лице и не спешит разрывать зрительный контакт.

Так у нас тоже не заведено, но моих это почему-то не смущает.

– Добрый вечер, Айлин-ханым. Голова отпустила?

Он спрашивает не формально. Ждет ответа, вздернув бровь. А я еле сдерживаюсь, чтобы не выплюнуть колкость. Хочу, но зачем? Получу скандал, а на исход это не повлияет.

Решаю быть мудрее. Да и Митя сказал просто ждать.

Разворачиваюсь, хватаюсь за перилла уже другой рукой, чтобы точно не упасть. Расплываюсь в улыбке и немного приседаю.

Поднявшись, смотрю на Айдара всё так же с улыбкой. Мне кажется, он знает, что я его люто ненавижу, но его это не расстраивает.

Папа напряжен, Бекир хмурен, мама разволновалась, а я вздергиваю подбородок и отвечаю:

– Не отпустила, но совсем не спуститься я тоже не могла.

Брови Айдара взлетают еще выше. Меня еще сильнее раздражает в нем всё. Слишком идеальный внешне, внутри… Черный-черный. Хороший бы себя так не повел.

– Спасибо, что оказали честь. Вас даже мельком очень приятно видеть…

Хочется фыркнуть и закатить глаза. В своем кабинете он обращался ко мне на ты. И говорить позволял куда острее. А тут… Идеальный жених. Не верю.

– Вы уже уходите?

– Айка… – Мама обрывает тихо, а Салманов расплывается в улыбке. Потешила вас, да? Жалко. Не хотела.

– Да, Айлин-ханым. Работа. Но я еще приду.

– Очень рада… Слышать. – Глазами отвечаю куда честнее: а еще сильнее обрадуюсь, если вы сгинете в огненной геенне.

Свожу брови на переносице, а Салманов улыбается шире. Мы совсем не совпадаем. Ему доставляют удовольствие минуты моего страдания.

– А подарок примете?

Он спрашивает неожиданно, я даже теряюсь. Открываю рот, закрываю, смотрю на маму и злюсь на себя за это.

Она кивает, а я чувствую себя глупой, беспомощной и бесправной.

Айдар тянется к внутреннему карману сегодня черного пиджака, достает оттуда продолговатый ювелирный чехол. Делает шаг ко мне и протягивает.

У меня к щекам приливает жар. Стыдно за то, что краснею. Я не меркантильная, но взгляд примагничивается к «подарку». Любопытство шкалит. Мозг кричит, что нужно отказаться, а пальцы тянутся.

Я чуть отдергиваю руку, когда поднимаю глаза и наталкиваюсь на внимательное наблюдение прокурора-взяточника. Он как будто сам с собой поспорил, насколько я дикая. И кто-то один в его голове точно побеждает.

У меня ноздри раздуваются от возмущения, а он складывает губы в короткое: «бери».

Слушаюсь.

Коробочку приятно ощущать в ладони. Еле сдерживаюсь, чтобы не погладить. Затаиваю дыхание и жму на кнопку замка. Открыв, пугаюсь.

На бархатистой подложке закреплен золотой, усыпанный бриллиантовой крошкой и крошечными изумрудами браслет. Камушки мелкие, но как же бликуют… У меня дыхание перехватывает от восторга. А потом еще раз – от осознания собственной алчности.

Во второй раз взгляд поднять на Айдара уже страшно. Я же знаю, что он внимательный. Увидел, как зажглась.

Только это ничего не значит. Я в жизни не надену.

Продам, когда сбежим с Митей. Это будет плата Салманова за то, что позволил себе поучаствовать в сделке на человека.

Когда думаю об этом, любая красота меркнет. Захлопываю чехол, смотрю на Айдара, не выражая лишних эмоций.

Он тоже вроде бы серьезен, но уголки губ сдают в нем очередной приступ веселья.

– Не понравился? – Мужчина спрашивает, зная, что какой бы ответ я не дала, без разницы. Искренний уже дали мои глаза.

– Очень красиво. Способной полюбить вас женщине, наверное, повезет…

– Айка…

Мама перебивает и качает головой. Я хмурюсь, Салманов улыбается. Тянется пальцами ко лбу и трет его.

Снова вскидывает на меня взгляд, уважительно склоняет голову.

– Спасибо, что позволили собой полюбоваться…

Протягивает руку и шагает ближе. Я хочу показательно отказаться от рукопожатия, сославшись на какую-то дурацкую старую традицию, запрещающую прикосновения, но на ум приходит колкость. Поэтому ступаю ниже. Снова вкладываю свои холодные пальцы в горячую ладонь Салманова. Его ногти по-прежнему безупречны. Как и лицо, рубашка, волосы, костюм и запах. Вдыхаю и на пару секунд задерживаю. Потому яростновыталкиваю из легких.

Зачем ему я? Вот зачем?

– Если это на деньги со взяток, то знайте: вы сядете, а я не отдам.

Говори тихо и отчетливо. Только ему. Снова чувствую, как бью единственной стрелой в невидимую цель. Взгляд Айдара ярко вспыхивает и гаснет. Он не обиделся.

– Тебе не выгодно, чтобы я сел. Ты же тоже теперь взятку взяла, мы повязаны… Это называется соучастие. – Салманов подмигивает, я чувствую, как в районе солнечного сплетения сжимается тугой-тугой узел.

Дергаю руку, он позволяет освободиться. Это дарит облегчение.

Салманов делает шаг назад, я с его подарком тоже поднимают на две ступеньки.

– Сау бул, Айлин-ханым!

– До свидания.

Принципиально не хочу перебрасываться с ним даже парой фраз на крымскотатарском. Пусть не притворяется.

Слежу, как разворачивается, делает еще несколько шагов и натыкается на свои повернутые носками к двери туфли. Запоздало думаю, что он может даже не знать о наших традициях. Но мужчина ненадолго зависает, потом бросает на меня взгляд через плечо.

В нем столько мальчишеского озорства, что меня пробирает дрожь. Я не этого хотела. Не азарта. Понимания.

– Ох, Айлин…

Мама тоже видит, качает головой. Отец покашливает, но делает вид, что ничего не произошло.

Разбивает мне сердце, шагая с Айдару и протягивая руку.

– Рахмет, Айдар-бей. В моем доме вам всегда рады.

В груди клокочет, хочу крикнуть: а я – нет! Ко мне больше не приходи! И бросить мою взятку в широкую спину. Но я стою и кричу в себя. Дрожу в себя. В себя ненавижу. В себя умираю.

Учусь дышать, справляюсь с накатывающей истерикой. Её тормозит, как ни странно, Салманов.

Уже обувшись, попрощавшись, оборачивается и еще раз смотрит на меня. Серьезно. Внимательно.

– Я вас услышал, Айлин-ханым. – От его слов сердце замирает. Неужели? Но хорошо, что облегчение ощутить я себе не позволяю. Его взгляд опускается, задержавшись на секунду на моих губах, катится вниз по шее. Он кивает на коробочку: — И вы меня послушайте, – я понятия не имею, что подразумевает. И не спрашиваю.

Как только отец с Айдаром выходят на крыльцо, разворачиваюсь и несусь в свою комнату. Замыкаюсь. Ни с кем сегодня не буду говорить. Швыряю футляр на кровать и подхожу к окну. Слежу, как машина уезжает. Если бы в руке был камень – бросила бы. А потом грязно ругалась, что не попала и не разбила стекло.

Топит в ненависти. Отвращении. Не могу потушить бурю эмоций. Не могу заткнуть внутренний ненужный диалог с избранником моего отца.

Решаю, что если вышвырнуть подарок из окна – полегчает.

Возвращаюсь к кровати и со злостью раскрываю. Дергаю усыпанную камнями нить, взвешиваю.

Становится жалко. Слишком дорогой подарок. И слишком красивый.

Стону и опускаюсь на пол. Вслед за яркой вспышкой ярости я снова тону в болоте тоски. Недолго тихо плачу, потом берусь рассматривать украшение.

Глажу сверкающие камни, смахиваю слезы.

Кто-то же живет в золотых клетках? Кто-то же убеждает себя, что счастье – в этом? От меня тоже этого ждут? А если я не могу?

Чувствую легкую шероховатость на внутренней поверхности браслета, переворачиваю. Удивляюсь так, что даже слезы прекращаются. Стираю их рукой, жмурюсь и читаю:

«Проявишь терпение – получишь больше».

Глава 11

Глава 11

Айлин

Как бы господину прокурору ни хотелось, я не собираюсь тратить время на ребусы и надеяться на авось. Если он хотел сказать мне что-то важное: нужно было делать это напрямую, а странная гравировка на браслете – ни к чему.

Да и вообще… Может он просто приобрел вещичку в ломбарде с хорошим дисконтом и гравировка – часть истории браслета? Это вполне впишется в образ любителя сэкономить, взяв при этом максимум.

Я сама знаю, что глуплю сейчас и зря исхожу желчью. Браслет, конечно же, не из ломбарда. Но не могу не язвить хотя бы в своей голове.

Меня продолжает разрывать. И с каждым днем становится только хуже, а не спокойней.

Митя не торопится звонить мне, чтобы сказать, что всё готово. А с каждым его новым ответом, что мне, заварившей эту кашу, нужно спокойно ждать, а не подгонять, я вскипаю сильнее.

Однажды даже огрызнулась, что кашу, вообще-то, заварил он. И если ему нравится водить меня за нос, а делать он ничего не собирается – то я сбегу без него.

Собственной дерзостью была удивлена и я, и Митя. Даже не знаю, кто больше. Но он пошел на попятную. Обещал ускориться. Сказал, что понимает мое состояние. Но я не верю ему до конца. Не понимает, потому что в моей шкуре не был.

А я каждое утро просыпаюсь в доме, ставшем душной клеткой, с мыслями, когда меня снова позовут, чтобы сообщить, что дата совершения сделки определена.

Раньше я уже искала кое-какую информацию про Салманова. Тогда он казался мне загадочным, интересным, будоражил. Меня тянуло побольше узнать. Теперь я делаю это, преодолевая внутреннее сопротивление. При мысли о нем подташнивает от волнения. Когда слышу его имя – дергаюсь.

Он зачем-то прислал мне корзину с фруктами. Видимо, показалась бледной, снабдил витаминами. Конечно же, я не забрала её в свою комнату. Не попробовала даже виноградинку или любимый спелый инжир. Пусть бы всё сгнило. Пусть бы он узнал. Хотя и понятно, что этого не будет. Мои родные отлично играют в радость. У них будет такой прекрасный зять…

Браслет от Салманова я положила на полку. Я не поменяла решение: возьму с собой во время побега. А побег будет, я уже не сомневаюсь.

Не хочу провести жизнь с этим человеком.

Благодаря собственному расследованию и телефонным звонкам Лейляши я теперь знаю, что Айдар Салманов был женат.

Не на кырымлы. И даже не на мусульманке. Уехал учиться на юриста в столицу. Там, как я и думала, жизнь закрутила. Допридумываю себе, что кутил, пил, гулял, вел себя неподобающим образом, вряд ли с достаточным уважением к женщинам, в итоге взял в жены однокурсницу Дарью.

Откуда об этом узнала Лейла – даже не спрашиваю. Точно так же, как вся община гудела о моей позорной выходне, теперь гудят о нашей с Салмановым предстоящей женитьбе. Я так и не дала согласия, папа не поговорил со мной хотя бы для соблюдения формальности, я уж не говорю о честной беседе отца с дочерью по душам. Он продолжать гнуть линию убежденности в том, что спасает меня.

Отдавая мужчине, который однажды уже не справился.

Почему они развелись этой Дарьей – Лейляша пока что не знает. А я могу предположить: потому что даже в этом мы с ним непоправимо разные.

Для меня семья – это главная ценность. От нее нельзя отказаться, как бы сложно ни было. Я бы боролась за свою до конца. А он… Попробовал, наигрался, переступил, дальше пошел…

Почему-то представляю себе его брошенную бывшую жену несчастной использованной женщиной.

Они прожили вместе пять лет. Столько же Салманов в разводе. Отдохнул, решил дать формальному союзу еще один шанс?

Ждет от своей большей покорности?

Её не будет, как и новой семьи. Пусть выбирает другую, а меня оставит в покое. Как видно, его цену на рынке неудачный опыт не снизил. Наоборот. Тогда он был просто студентом. Теперь – важный человек. И без разницы, что человек-то он, возможно, дерьмо…

Кроме прочего, я про себя в последние дни много ругаюсь. Теряю мотивацию продолжать жить по тем правилам, которые долгие годы принимала из уважения и безграничной любви к родным.

Кажется, что с каждым новым мои вдохи становятся все более поверхностными. Я жду не дождусь момента, когда окажусь на свободе и вдохну так, что заболят легкие.

В моей голове уже собран рюкзак. Я знаю, что в какой кармашек положу. Найдена комната на первое время. Куплена новая симка. На память заучен номер Лейляши, но позвоню я ей месяца через три. Не раньше.

Я знаю, что Митя ждет резкого изменения моего поведения после побега, но этого не случится. Пусть я во многом разочарована, ценности в душе сохранила. Мы заживем с ним одной семьей, только если поклянемся друг другу в верности перед Всевышним. Теперь не потому, что это хотел бы папа. Это важно мне.

Сегодня я набирала Митю уже трижды, он скидывал, а потом написал, что занят. Меня это злит, конечно. С каждым днем всё сильнее. Это рушит и без того хрупкую веру в правильность собственного поведения, но мне раз за разом приходится себя успокаивать и смиряться.

Сейчас тоже.

Проверяю наш диалог. Вижу, что последнее сообщение Митя даже не прочитал, а мне бы уже удалить на случай, если отец попросит телефон…

«Ты же своим друзьям ничего не говорил, правда?»

Вопрос повис в воздухе. Щекочет мои нервы. Злюсь дико. Почти как на Салманова. Но терплю. Если честно, из последних сил.

Вздыхаю, откладываю мобильный и опускаюсь затылком на кровать. Сама сижу на полу. Теперь смотрю в потолок.

Слышу, что мама суетится внизу. Бекира дома нет, он в прокуратуре. Папа тоже где-то в городе.

В нашем доме царит неадекватно радостная атмосфера. Подозреваю, мама уже даже свадебные платья смотрит. Ждет, когда я оттаю и со мной можно будет поговорить о том, как же повезло…

А у меня каждый раз сердце разбивается, когда думаю, как легко все мои мечты перечеркнули. У меня уже никогда не будет долгожданной свадьбы. Счастливых глаз. Восторга подруг. Бабочек в животе. Максимум – просто роспись с Митей и никах в одной из столичных мечетей.

Только мы, Аллах, и мое непонимание, насколько наш союз ему угоден.

Наверное, если нет, он даст мне понять. Прошу об этом.

Слышу стук в дверь и отталкиваюсь затылком от покрывала. Первая моя реакция всегда одна – злость. Не хочу разговаривать с родными. Но выдавливаю из себя:

– Да…

Мама открывает дверь деликатно. Не распахивает, а медленно и не полностью. Заглядывает, оставаясь при этом в коридоре.

Мне хочется ядовито усмехнуться тому, как мастерски можно одновременно уважать мое личное пространство и мною распоряжаться, но какой в этом смысл?

– Айлин, мне папа звонил только что…

Мама делает паузу, а меня тошнит от того, как наигранно я вздергиваю бровь. Кажется, что сама же копирую манеру ненавистного прокурора. Из-за этого тошнит только сильнее. Не хочу с ним иметь ничего общего.

– Сказал, что передумал продавать меня в обмен на… Что, кстати?

– Айка… – Мама цокает языком, а я опять не получаю удовольствия от колкости. – Он о тебе заботится, кызым. Даже если ты сейчас не понимаешь – потом поймешь. Что этот твой… Даст тебе? Вот что, кроме позора? Тебе жить ещё, Айка. Долго. Мы хотим, чтобы в тепле, в уважении, в любви. А не таскалась за непойми кем…

Мама чуть ли не впервые хотя бы как-то объясняет их с папой позицию, а я думаю: когда кричала на него, наверное, думала иначе. Смирилась. И я должна смириться. Помню-помню. Может даже плюсы найти.

– Мне двадцать, мама. Я не ребенок. Способна определить, где хороший человек, а где…

– Энгрэ бэтек! (Вот бестолковая!) – Мама перебивает и всплескивает рукой. Становится обидно. Я не бестолковая. Но по дурацкой детской привычке прикусываю язык. Ненавижу этот паралич перед авторитетом старших. Зачем меня такой воспитали? – Ты уже определила. Все видели. Теперь баба определит.

Пару минут назад мама источала неловкость и вину, а сейчас выглядит совсем не так. Теперь мы играем уже другие роли. Она – закономерно обвиняет, я вынуждена защищаться.

– Завтра вечером Айдар-бей опять приедет, – мама произносит, у меня сердце ухает в пятки и возвращается на место, выбивая дикий ритм.

– Я не буду делать вид, что рада.

Голос сразу же садится. Кажется, что из кончиков пальцев в никуда сочится энергия, которую я бесконечно коплю.

Мама поджимает губы, я упираюсь кулаками в пол.

– А почему ты не рада, Айлин? Ты хотя бы присмотреться не хочешь?

Мотаю головой, мама вздыхает. Борется с моим упрямством и, наверное, своими сомнениями.

– А если я присмотрюсь и скажу, что Салманов меня совсем не привлекает, вы откажете ему?

Вопрос повисает в воздухе. Мама снова сжимает губы в тонкую линию. У нее, как у меня недавно, раздуваются ноздри. Мы не просто так мать с дочерью. Похожи. Всем похожи. И характером тоже. Ты же видишь во мне себя, мамочка. Почему предаешь?

– Завтра в семь, Айлин. На сей раз без фокусов. Спустись, проведи время со своей семьей. Хватит характер показывать. Это уже не принципиальностью пахнет, кызым, а глупостью.

От маминых обидных слов у меня даже уши вспыхивают. Не нахожусь с ответом. Просто долго сверлю злым взглядом снова закрывшуюся дверь. Жду, когда отпустит, но на сей раз – нет. Только сильнее клокочет.

Дерганым движением хватаю телефон, разблокирую и проверяю переписку с Митей. Он так и не прочитал. Если бы я была термометром и измеряла собственный гнев – сейчас поплавок полз бы к закипанию.

Печатаю длинную тираду, в которой слова о том, что если он не уверен и не способен, я…

В какой-то момент зависаю и перестаю строчить. А что я? Сама хотя бы на что-то способна? Боюсь ответить на вопрос честно.

Удаляю голые эмоции, закусываю губу, чтобы не расплакаться. Смотрю в окно.

Вспоминаю тот вечер.

Я не хочу снова его видеть. Не хочу и не стану.

Соберу рюкзак сегодня. Уйду ночью до того, как папа с Бекиром встанут на намаз.

***

Мне на каждом шагу хочется себя ущипнуть. Не верится, что я это сделала.

Пылающее лицо обдувает прохладный ночной ветер. Плечи давит к асфальту тяжелый рюкзак, в который не влезла половина из запланированного, но браслет Салманова я прихватила.

Подарок Мити при этом дразнит запястье. Это символ моего сопротивления.

Я дождалась, когда дом заснет. Действовала аккуратно, не давая себе права на ошибку. Убежала через окно. Перепрыгнула забор. Прошла три квартала пешком и уже оттуда заказала такси до квартиры Мити.

Я была здесь всего раз, а уточнять у него адрес было бы глупо, поэтому немного промахнулась – водитель высадил меня у похожего, но не того дома.

Дальше искала сама. Когда увидела нужный мне подъезд с замысловато оформленной клумбой, обрадовалась.

Митя снимает квартиру с товарищем. Сам он из другого города, не очень богатой неполной семьи. Он живет очень скромно. Я помню, что попав в гости, почувствовала сильнейший импульс его пожалеть, заласкать, сделать жизнь более уютной. Может быть я даже свою жалость назвала влюбленностью, но это уже неважно. Любить его или жалеть – это мой выбор. Лишь бы не смиряться с навязанным другими долгом жить с нелюбимым, зато сыто и «в уважении». Так я себя уважать не буду. Это страшнее.

Подхожу к подъезду, не чувствую холода из-за высокой концентрации адреналина в крови. Если честно, я на грани истерики. Меня очень сильно расшатывает понимание, что есть несколько часов, чтобы незаметно вернуться. Дальше – всё. Родители проснутся, а нас с Митей здесь уже не будет.

Страшно…

Тянусь пальцами к набору кнопок старого домофона и замираю.

– Шайтан… – Шепчу очередное ругательство. Я не помню код. Меня Митя провожал. Открывал дверь, вызывал лифт.

И даже номер квартиры я не запомнила. Тогда мне казалось, что незачем (сама же я в нее не попаду), а теперь пришлось.

Совершаю несколько попыток угадать код наобум. Конечно же, не с моей удачей.

Отступаю с крыльца и смотрю вверх на подъезд.

Он живет на восьмом этаже убитой девятиэтажки. Я вижу его балком – он не застеклен. Владелец квартиры не слишком заботится о комфорте съёмщиков. С другой стороны, наверное, благодаря своей неухоженности квартира стоит меньше.

Я не хотела бы жить в такой, но убеждаю себя, что во мне хватит усердия и вкуса, чтобы создать уют в любом, пусть не роскошном, но доступном нам месте.

По изначальному плану я собиралась подняться на этаж, позвонить в дверь и уже на пороге признаться Мите, что не дотерпела. Казалось, так он будет меньше злиться. Но, видимо, не судьба.

Только и звонить ему мне не очень хочется. Будет психовать, мне придется оправдываться. Поэтому медлю. Кручу телефон в руках и надеюсь на чудо.

Оно, как ни странно, случается. К подъезду медленно за руку идет парочка. Парень смотрит на меня пристально и немного даже пугает, если бы он был один – я скорее в клумбу залезла бы, чем подошла, но смешливая девочка вызывает куда больше доверия.

– А вы куда, девушка? – Она спрашивает, скользя по мне взглядом. Я отвечаю нахмуренному парню.

– На восьмой. Дмитрий Мальцев там живет…

Он хмурится сильнее. Наверное, это лишняя информация. Митя же просто арендует…

Парень крутит в руках ключ, девочка смеется.

– Это к тем, которые новых водят постоянно…

Она смотрит уже не на меня, а на своего молодого человека. Получает от него:

– Шиш, дуреха. Нас спрашивали?

Я хмурюсь, горло пересыхает. Молчу, когда девушка возвращается взглядом ко мне. Снова проходится по фигуре, но теперь уже не с собой сравнивает, как делают все. Ей просто интересно…

– Ты красивая… Зачем с таким гондоном дело иметь?

– Маринка, язык. – Парень ее осекает. Прикладывает к домофону магнитный ключ.

– Можно я…? – На душе странное чувство. Плохо. Но на автомате спрашиваю, хмурый парень кивает и даже дверь открывает. Я ныряю в подъезд первой. Здесь пахнет сыростью. Сердце колотится. В спину летит:

– Если что – на седьмой спускайся. Квартира сто пятнадцать, я тебе налью успокоительного…

– Маринка, блять…

По позвоночнику прокатывается волна жара. Убегаю от женского смеха и мужского хмурого молчания. Не пользуюсь лифтом, поднимаюсь по ступенькам.

Вроде бы хочу поскорее позвонить в дверь, чтобы Митя открыл, а мне полегчало, но перед той самой квартирой тоже торможу. Затихаю. Стараюсь выровнять дыхание. Прислушиваюсь к громким звукам движения старого лифта. К воркованию на седьмом, щелчкам замка и хлопку двери.

Пальцы почему-то немеют. Я несколько раз сжимаю и разжимаю их, а к звонку поднимаю, затаив дыхание.

Нажимаю и держу, зажмурившись. Отпустив на пару секунд, снова надавливаю. Митя, наверное, спит. И товарищ тоже. Разбудить их – это неприятно, конечно, но парень меня простит. Откладывать некуда. У меня достаточно денег на первое время для двоих.

После второго звонка я слышу, что внутри кто-то есть. Движение. Голос. Мужской. Непроизвольно выдыхаю, хотя сердце и продолжает болезненно биться.

Замки щелкают, мне становится всё легче и легче.

Когда вижу Митю – даже улыбаюсь. Он без футболки, но я стараюсь смотреть в глаза. Вижу, что удивлен. Это вроде бы нормальная реакция, но мне почему-то больно.

– Аль, ты что творишь? – злится. Тоже логично. Сейчас должен простить.

Я ступаю ближе. Хочу потянуться к губам. Он не привык к тому, что могу проявлять инициативу, будет рад. Только мужского рта я коснуться не успеваю, в мою грудную клетку упирается рука.

Я втягиваю носом воздух. Он кажется мне слишком цветочным.

Открываю глаза, смотрю на Митю.

– Сегодня уезжаем. Я решила.

Он злится еще сильнее. Сжимает челюсти. Желваки играют. В мою кровь выплескивается новая порция адреналина.

– Что за дебилизм, Аль? Я же сказал ждать. Мы сегодня никуда не уезжаем. Ты возвращаешься домой…

Мотаю головой.

– Нет. Завтра снова придет этот. Я не хочу.

Митя недолго молчит, мы боремся взглядами. В итоге парень выдыхает, приказывает:

– Тут стой. Я сейчас такси тебе закажу. Домой едешь и ждешь, уяснила?

Мне нужно кивнуть и послушаться. Быть покорной. Но Аллах дает мне знать, как я и просила. А может дело в людях, а не в нем.

Я слышу, что в глубине квартиры что-то падает. Митя дергается, я скашиваю взгляд.

В темном коридоре убогой студенческой квартиры неаккуратно стоит брошенная спешно обувь. Не только мужская. Я застываю взглядом на женских босоножках на высоком каблуке.

У меня есть подобные, но повода надеть еще не было. Они остались дома.

– У вас гости?

Спрашиваю, возвращаясь к лицу Мити. Он передергивает плечами. Я накрываю его руку своей и хочу опустить. Он сопротивляется. Давлю сильнее.

Всё понимаю – уже толкаю.

Сильно и неожиданно, потому что парень пятится, а я захожу, движусь по коридору до одной из дверей – его спальни.

Помню, как он тут пытался получить побольше. Целовал мою шею, гладил руки, шептал, как хочет…

Я не смогла переступить через себя. А кому-то переступать не нужно.

На полу навалом лежит одежда. В кровати – прижимая к груди простыню – девица.

Вся комната пропитана запахом, который я уловила еще в коридоре.

Мою душу выжигает. Она улыбается застенчиво, я вижу, что смешно, шепчет: «упс»…

Мне кажется, что я помню её из университета, но это уже совсем не важно.

Сзади догоняет Митя, сжимает мои плечи, я дергаюсь.

Резко разворачиваюсь и одновременно бью рюкзаком. Он пятится, пока не упирается в стену.

– Аль… Это пока… Мне же надо как-то, пока ты…

Я не ожидала, что мне может быть настолько обидно, но по горлу прокатывается всхлип, изображение становится мутным.

«Мне же надо как-то, пока ты…»

– Ты мне жизнь сломал…

Это даже не обвинение, я просто осознаю это и не могу оставить в себе.

Разворачиваюсь, бегу по квартире.

Хлопаю дверью и снова несусь по ступенькам.

Знаю, что Митя выглянет, но скорее всего уже не побежит. А даже если да – не догонит.

Я бездумно несусь прочь несколько кварталов, плачу навзрыд. Жалко себя. Убийственно. Грязно. Плохо. Опускаюсь на лавку, не чувствуя сил. Плачу ещё и на ней.

Но винить никого не могу. Только себя. Это ты себе жизнь сломала, Айка. Ты себе…

Я возвращаюсь домой до рассвета. Мой побег остается незамеченным. Телефон Мити отправляется в черный список. Вещи раскладываются по местам.

Дом снова оживает утром, а я ожить просто не могу.

Когда вечером мама осторожно стучится в дверь, я ежусь.

Мне кажется, что кожу ночью содрали. А я хоть и медик, но понятия не имею, сколько нужно для регенерации. Как жить с разбитым сердцем мы еще не проходили.

К воротам подъезжают машины. Я узнаю низкий рокот.

– Айка, спустишься? – Мама спрашивает куда мягче, чем настаивала вчера.

А я жмурюсь, смахиваю последнюю позволенную себе же слезу и смиряюсь.

– Да, мама. Спущусь.

Глава 12

Глава 12

Айлин

Меня подхватывает на гребень волны неизвестности и несет в ужасное будущее. Я не понимаю, что происходит вокруг, но прекращаю сопротивляться.

Меня под основание стерло предательство Мити. В груди зияет дыра. Я любила не так сильно, как страдала в первые дни после того, как узнала правду о том, ради кого и что наделала.

Наш побег закончился бы плачевно. Пусть я не совершала бы его ради чувств, скорее ради собственной свободы, но это не отменяет факта, что связалась с ужасным человеком. Не мужчиной. И из-за этого вляпалась в ситуацию, которая пахнет непоправимостью.

Но для дальнейшей борьбы мне нужно было бы собраться, вспомнить, за что стою, а я просто не могу.

Меня несет. И я смиряюсь.

Чтобы не страдать, учусь ничего не чувствовать. Осознание, что все вокруг предатели, становится моей обыденностью. Этот факт я тоже просто принимаю. Как и отцовское решение мной распорядиться.

Я не знаю, рады ли родители, что я вдруг начинаю исполнять каждую из команд. Не знаю, замечают ли, что глаза мои – стеклянные. Жизнь – бесцветная. Пёстрые ковры потускнели. Розовые стены стали серыми. Зеленые глаза Салманова такими же.

Он не частит с приездами. Передает подарки, я безразлично за них благодарю и не касаюсь.

Когда мама пришла сказать, что едем мерить платье, я не спорила. По ее указке выставляла руки вперед, вверх, крутилась, поднималась на пьедестал и спускалась с него, чтобы одно менять на следующее.

Мне было всё равно, какую выберут обертку. Казалось, что сквозь туман моего анестетического безразличия пробивалось мамино недовольство, но это не вызывало во мне никаких чувств.

В своей прошлой, оборвавшейся в ночь побега, жизни, я получила бы удовольствие от того, что солю тем, кто солит мне. Сейчас у меня нет сил на злорадство. Меня несет.

Несет-несет-несет.

В свадебном салоне с нами была ещё Лейляша. К ней тянется моя душа, но я боялась, что если рот открою – разрыдаюсь. Поэтому от нее я тоже закрыта. Даже в глаза старалась не смотреть. А она так меня жалела, что и самой становилось жалко.

Неужели я не сошла тогда с ума и не должна радоваться перспективе замужества с нелюбимым? Лейла могла бы меня в этом подбодрить, поддержать, стать плечом, но для этого поздно.

Надеюсь, я поняла Аллаха правильно. Пришло время для смирения.

Папа так и не снизошел до разговора по душам. Это снова больно, но чуть-чуть.

Митя не оббивал пороги, не пытался извиниться. Подозреваю, без моих проблем ему наконец-то стало легче. Но я не рада за него. Вспоминаю – в груди печет. Сложно забыть увиденную картину. Сложно собрать себя воедино после такой силы удара. Если я ему изначально не подходила, не устраивала, если ему так важно было сразу брать от жизни всё, то зачем же так жестоко? Почему со мной?

Я никогда не получу ответы на эти вопросы. Никогда их уже не задам.

А сегодня стану женой Айдара Салманова.

Церемония пройдет в мечети. Дальше – небольшое гуляние в ресторане. Недолго и только для самых близких. Меня об этом особенно никто не спрашивал, но так решил господин прокурор.

Я плохо спала ночью, но пришедшая красить и укладывать меня девочка бесконечно хвалит, что кожа молодая, свежая, пышет здоровьем. Она воодушевлена, восторгается моим висящим на шкафу платьем, пытается побольше узнать. А как познакомились? А как предложение сделал будущий муж? Как долго вместе…

Я не знаю, что отвечать. Теряюсь. Правду не скажу. Врать… Ради чего?

Время от времени в комнату заглядывает мама, всплескивает руками и качает головой. Я слышу часто повторяющееся «машалла, кызым». Результат ей явно нравится. А мне даже в зеркало на себя смотреть не хочется.

С платьем, обувью и головным убором мне помогают.

Когда я готова, в спальне, в уголке, немного отступив, тихонько плачет мама. Мне кажется, причины для слез у нас разные. Я внутри тоже навзрыд. Но не потому, что это самый важный в моей жизни день. А потому, что, кажется, последний.

Лейла – единственный человек, которому я благодарна за то, что рядом, – обнимает меня и шепчет на ухо много-много обнадеживающих слов. Я бы хотела все их запомнить и повторять себе же. Когда? Например, уже этой ночью…

Думаю о ней и крупно дрожу. Лейла отрывается, смотрит в глаза, шепчет:

– Я тебя очень люблю, Ручеек. Ты всегда можешь ко мне прийти, хорошо?

Киваю, опускаю взгляд.

Мама дает мне букет элегантных калл. В спальню стучится отец.

По укрытой белым атласом коже на руках бегут мурашки.

Он заходит тяжелым шагом, за ним – Бекир. На обоих я не смотрю. Вниз. Как папа и хотел всегда.

Потише. Покорней. Приличней.

Он говорит формальные, сейчас кажущиеся бессмысленными, правильные слова. Я приподнимаю разрисованные хной руки, чтобы не мешать надеть красивый, исполненный специально для меня ювелиром, свадебный пояс.

Дальше я должна поблагодарить папу за всё добро, которое он для меня сделал, и извиниться за прегрешения, которые наверняка есть у всех детей перед родителями, потому что сегодня я не просто выхожу замуж, а меняю семью. Но язык не повернулся бы. Да и папа не настаивает.

Я давно не называю его любимый бабасы даже в голове. Это осознание делает почти так же больно, как напоминание о его предательстве.

– Можно мы с Айлин несколько минут наедине поговорим? – От произнесенной громко и уверено просьбы брата я даже пугаюсь. Вскидываю взгляд, смотрю в лицо внимательно.

Бекир выглядит решительным, но далеко не таким счастливым и гордым, как я представляла раньше.

Мама опускает взгляд, кивает. Папа, чуть подумав, тоже идет к двери.

Мы остаемся вдвоем.

Я знаю, что в платье лучше не садиться, чтобы не помять, но силы по-прежнему выкапывают из меня ручейками, поэтому опускаюсь на край уже не своей кровати.

Мои вещи собраны и отвезены в новый дом. Вечером я поеду в него же. Через полтора часа стану Салмановой. Навсегда. Или пока ему не надоем.

Смотрю на красивый букет, который не может порадовать. Чувствую, что атмосфера накаляется. Воспринимаю это на свой счет. Ищу причину в своем поведении.

Думаю: что я еще должна сделать? Я же уже со всем согласилась… Позвольте хотя бы на похоронах своих не смеяться.

От жалости к себе же сжимается горло, но слабой быть при Бекире не хочется. Прокашливаюсь.

Он шагает ближе. Неожиданно для меня приседает. Сжимает своими руками мои запястья, заглядывает в лицо снизу.

– Айка…

Зовет, а я не могу успокоить вдруг задрожавшую нижнюю губу.

Не хочу я замуж. Не хочу я так.

Он гладит тонкую кожу там, где бьется пульс. Я прилагаю последние силы, чтобы успокоиться.

Мельком смотрю в его лицо. Оно живое. Без осуждения. Как будто он наконец-то опустил стекло, которое стояло между нами все эти дни.

– Айдар-бей – хороший человек. Он тебе плохо не сделает.

Выть хочется. И хотя бы не слышать это имя до никаха. Дергаю руки, Бекир придерживает. Вздыхает, двигается еще ближе:

– Ты ему сильно приглянулась, видно же. Это он тогда мне объяснил, что нельзя на тебя злиться. Права не имею.

Слова пробивают броню. Рушат мою защиту безразличием. Почему именно они? Почему именно о нем? Почему это случилось не когда папа врал, что желает нам благополучия? Я же знаю, что на самом деле, он желает его себе. Хочет внуков от господина прокурора. Чтобы побыстрее посильнее породниться.

Ловлю себя на том, что все эти вопросы задаю молча, глазами, смотря на Бекира.

Он видит, что немного ожила. Улыбается и тянется к щеке.

– Я хочу, чтобы ты была счастливой, сестренка. Если неправ в чем-то – прости. Я тебя не брошу. Я рядом всегда…

Выдыхаю и дергаюсь.

– Рехмет.

Благодарю, встаю и движусь к двери, оставляя брата на корточках. Чувствую взгляд спиной, а сама нажимаю на ручку.

Я уже даже не знаю, где мне будет лучше. В доме родных лицемеров или навязанного чужака.

Всю дорогу до мечети отвлекаюсь от накатывающей паники мыслями о словах брата. Может просто убедить себя, что мне везет? Может придумать, что господин прокурор сильно-сильно влюбился с нескольких взглядов? Спасает меня? Будет любить, беречь?

Может притвориться, что я готова довериться судьбе?

Каждый раз прихожу к выводу, что на это я не способна. Но и не думать, что возможно он не так плох, тоже не могу.

Зачем ему было уговаривать Бекира мириться? Это же я страдала. Ему-то что?

Как только вижу Салманова, стоящего у своей машины, обо всем забываю.

В мечети мы будем без посторонних. Это его условие. И, как ни странно, я ему за это благодарна.

Успеваю отметить, что выглядит мой жених еще лучше, чем обычно.

Поворачивается ко мне, упирается основанием ладони в крышу своей машины и цепко смотрит, как иду.

Сквозь абсолютную серость пробиваются зеленые сполохи. Мне хочется, чтобы отвел взгляд, а потом вспоминаю, что я вообще-то его вещь и мои хотелки он исполнять отныне не обязан. Захлебываюсь в отчаянье. Снова кусаю губы.

Первыми с Айдаром здороваются мой отец, мама, брат.

Лейла просто кивает, оставаясь за спиной.

Мы ждем приезда папиных ближайших друзей, которые поучаствуют в никахе, как свидетели. У Салманова, наверное, в нашем города и позвать некого. Где его родители – понятия не имею.

Может быть это обсуждалось, но я настолько не слушала, что могло быть даже неловко. Но не мне…

Перебросившись парой фраз с моими родными, Айдар ступает ко мне. Протягивает руку, я вкладываю свою на автомате.

– Не волнуйся…

Он все эти дни обращался ко мне на вы. Очень уважительно. Как будто самый настоящий кырымлы. А сейчас снова вспомнил, что можно куда проще.

Вскидываю взгляд, не пугаюсь зеленых глаз. Изучения тоже.

– Вы не откажетесь? – Спрашиваю напоследок. Салманов переводит голову из стороны в сторону.

– Ты очень красивая.

Скольжу взглядом вниз по мужскому носу, губам, подбородку и шее. Останавливаюсь на груди. Смотрю в нее. Мне нечего ответить.

Высвобождаю пальцы и снова сжимаю букет.

Слышу, что сзади подъехала машина. Оттуда выходят люди, баба говорит:

– Пойдемте…

Скорее всего, я почти ничего не запомню из сегодняшнего дня.

Мне кажется, что в мечети душно, мало воздуха, я в панике… Почему-то боюсь грохнуться в обморок, хотя это же могло бы стать спасением? Есть вероятность, что надо мной бы даже сжалились?

Может быть всё, но я зачем-то всеми силами держусь за ускользающее сознание.

Айдар надевает тюбетейку перед входом, в моей голове проскальзывает мысль, что таким я вижу его в первый и последний раз.

– Идет мне? – он даже шутить пытается, а я неопределенно мотаю головой. Мир сошел с ума, если навязанный муж надеется на мое одобрение.

Кажется, что легкие атрофировались. Я так мечтала о своем первом свободном вдохе, а в мечети каждый делаю, преодолевая.

Только на третьем повторении вопроса муллы я выталкиваю из себя заветные страшные слова согласия.

Сшиваю свою душу с душой нелюбимого мужчины нитями, которые дал нам в руки Аллах.

Когда мы с Айдаром выходим, слышу радостные возгласы и многочисленные «иншалла». Это уже гости. Ресторан тут неподалеку, поедем кортежем.

Айдар Салманов держит мою руку крепко. Не похоже, что собирается отпускать.

Подводит к своей машине, помогает сесть на пассажирское. Мама рвется поехать с нами, чтобы помочь мне с платьем, но я к своему облегчению неожиданно слышу «рехмет, Данията. Справимся».

Мама не настаивает, а Салманов захлопывает мою дверь, обходит машину, снимая с темечка тюбетейку и пряча ее во внутренний карман, занимает место водителя и сжимает руль.

Мой муж.

Он теперь мой муж.

Цепенею.

Мы доезжаем до ресторана в тишине.

Всё окружающее нас веселье кажется мне ненатуральным. Напускным. Его и так меньше, чем обычно. А сегодня для меня вообще ни одно слово, ни один взгляд не в радость.

Айдар посвящает куда больше времени своему телефону, чем мне, еде и гуляниям. Иногда поворачивает голову и спрашивает, всё ли хорошо?

Я неизменно киваю и отказываюсь от любой помощи.

Ловлю себя на мысли, что если мы будем жить так… Может получится?

А потом вспоминаю, что мне предстоит, и тону в отчаянье.

Я знаю, что первый раз у Лейлы с Азаматом случился после свадьбы. И я знаю, что у подруги всё было именно так, как мечтала. А сама, боюсь, умоюсь слезами.

Выездная церемония сводится к тому, что мы просто вдвоем подписываем привезенные работницей ЗАГСа бумажки.

Я становлюсь Салмановой.

Это уже не вызывает слишком бурной реакции. Какая разница, если я себя ему в мечети отдала?

Айдар отказывается танцевать, веселиться, на все реагирует легким взмахом руки. Ко мне тоже в какой-то момент просто перестают подходить.

Подозреваю, мы войдем в историю как новобрачные, больше напоминающие истуканов. Но это – меньшая моя проблема.

Я непроизвольно то и дело кручу кольцо с большим, тяжелым камнем на пальце. Это мой махр. Очень щедрый. Которому я не могу радоваться.

Одновременно жду конца мучений и надеюсь, что этот конец будет оттянут, потому что за мучением толпой в мою жизнь придет мучение уединением. Я старательно отгоняю от себя картинки, как пройдет эта ночь. Не жду ничего хорошего.

Однажды Айдар кладет руку на наш с ним стол довольно близко ко мне. И меня дрожь пробирает, потому что его пальцы всё такие же красивые. Он весь красивый, вкусно пахнет, опрятен, наверняка умел, но мне плохо от мысли, что я подписалась во всем ему подчиняться. Мне нужно больше. Намного.

Он перебирает пальцами, они соскальзывают вниз, я непроизвольно поднимаю глаза на мужа. Он тоже смотрит. Как долго – не знаю. Но даже стыдиться не могу. Просто отмечаю, что зрачки большие, радужек почти не видно. Он внимательный, вдумчивый. А я, наверное, всё это время должна была наедаться подарочными фруктами, чтобы отдаваться потом с большим усердием.

– Устала? – Его вопрос колет иглой. Муж хочет услышать «да», но это не забота. А я осознаю, что оказалась в мире, где нет правильных ответов. На каждом шагу – ловушки.

Где теперь будет находиться мой островок безопасности с розовыми стенами и спрятанными в сундук куклами?

– Да…

Решаюсь, что лучше быстро пережить, чем растягивать. Салманов прикрывает на секунду глаза. Это его кивок.

Поднимает руку, подзывая распорядителя нашей провальной свадьбы. Просит о чем-то, тот кивает и быстро начинает говорить в микрофон.

"Молодожены собираются домой, но гости могут продолжать праздновать хоть до утра".

Уверена, никто не станет.

Не представляю, что сегодня вечером будет дома. Тихо, громко? Мама будет смеяться или плакать?

Я бы с ней поплакала, наверное…

Но запрещаю себе об этом думать. Айдар встает и подает мне руку, я снова хватаюсь. Потихоньку привыкаю к ощущениям, когда моя кисть сжата его пальцами. Это не вызывает отвращение.

Я искренне благодарю за то, что разделили этот день с нами, только Лейлу. Она смотрит мне в глаза и с уверенностью, которой, конечно же, в ней нет, обещает, что всё будет хорошо. Я в свою очередь обещаю, что мы где-то на неделе встретимся. И неважно, что сейчас кажется, что даже завтра не настанет, какая там неделя?

С остальными прощаюсь, чувствуя себя оглушенной рыбой. Не слушаю ни благодарностей за праздник, ни пожеланий.

Без разницы вообще.

Сажусь в ту же, понравившуюся мне когда-то, машины. Очень хочу откинуться на спинку, но стесняюсь.

Лексус стартует, я непроизвольно выдыхаю. Наверное, зря, потому что тут же ловлю цепкий взгляд мужа.

Мне одновременно страшно и важно понять, о чем он думает. Я оправдала его ожидания? Он собирается сегодня пробовать?

Мы ещё даже не целовались, слава Аллаху. На публике таким не занимаются. А дома? Он хотя бы поцелует или сразу?

– Я думал, твой орел явится…

Его замечание выбивает землю из-под ног внезапностью. Я хмурюсь, думаю…

О Мите я сегодня не вспоминала и не жалела. Только о своем будущем.

Опускаю взгляд на консоль автомобиля.

– У вас есть вода?

Спрашиваю, чтобы отвлечься. Потому что ответа на замечание мужа просто нет.

Айдар без слов достает закрытую маленькую бутылочку из подлокотника, протягивает.

– Рехмет…

– Уже можно на ты…

Снова поднимаю глаза, чтобы замереть. В салоне его машины, как ни странно, мне куда уютней, чем было сначала дома, а потом в ресторане. Но я не знаю, мне лучше принять свою судьбу или за что-то еще бороться. За что?

– Я учту.

Вспоминаю, что когда-то уже обещала ему учесть. В итоге… Получается, не справилась. Он был прав, говоря, что у меня много завистников. А я была слишком самонадеянной.

Айдар, кажется, тоже вспоминает тот разговор. Весь день был серьезным, а тут уголки губ подрагивают. Как ни странно, я это замечаю впервые за много-много-много дней.

– Оживай, Айлин…

На эту просьбу уже не реагирую. Прижимаюсь губами к горлышку бутылки и с жадностью пью. Чувствую себя иссохшей губкой. Кажется, что одной мне будет мало.

Действительно оживаю. Только сейчас осознаю, что ноги отекли. Я всё время сидела, но на непривычно высоких каблуках узких лодочек.

Кожа головы побаливает от тяжести прически. Хочется смыть макияж. Лечь спать. Неважно, где. Может попросить, чтобы сегодня не трогал? Я завтра…

Бросаю на Айдара быстрый взгляд, краснею, но не нахожу в себе смелости.

Прокашливаюсь, глажу ткань…

Мы заезжаем на территорию красивого дома. Мне любопытно, он сам такой арендует или ему за роскошь платит государство? Но от былой смелости не осталось и следа. Я теперь буду с ним аккуратной.

Просто отмечаю, что территория большая, ухоженная, дом днем, наверное, светлый, потому что окон очень много.

Айдар глушит машину, обходит её и подает мне руку. Не отпускает, когда мои ноги ступают на плитку, а ведет в сторону двери.

– Прости, через порог не буду переносить…

Шутит, а потом улыбается шире, явно реагируя на мои увеличившиеся в размере глаза.

– Что? Перенести? – Он делает маленький выпад навстречу, я пугаюсь сильнее, сильнее же веселя.

Мотаю головой и выставляю руку.

– Нет. Не надо…

Меня окунает в панику, стыд, отчаянье. Я не знаю, почему так боюсь физического контакта с ним. За руку же держать приятно. И ему меня, кажется…

– Тогда проходи…

В дом я ступаю первой. Осмотрелась бы, но не знаю, чего он от меня ждет.

Закрывает замок, ставит на сигнализацию. Я киваю в ответ на:

– Завтра покажу всё. А пока ты переодеться хочешь, наверное.

– Да.

Муж проводит меня на второй этаж. Открывает дверь и включает свет в, судя по всему, нашей спальне. Она красивая, но не кажется мне уютной. Видно, что не обжита.

– За той дверью – гардероб. Там – уборная. У тебя еще балкон, но, думаю, сама разберешься, осмотришься…

Киваю раз за разом. Может он ждет восторгов или благодарностей, но я не в состоянии.

Мы с мужем договариваемся, что для душа мне хватит сорока минут. На самом деле, хватило бы и пятнадцати, но я оттягиваю, а он не возражает.

Айдар оставляет меня в спальне, куда сам идет – понятия не имею.

Одновременно мучаюсь и наслаждаюсь, освобождаясь от платья, чулок, красивого белья, шпилек и аккуратно наклеенных пучков ненастоящих ресниц.

Из объективно красивой, но несчастной невесты превращаюсь обратно в Айку. Не знаю, чего ждет от меня муж, но выйти в шелковом пеньюаре, который куплен специально понятно для чего, у меня не хватило бы смелости. Да и я не настолько отчаянная. Поэтому поверх чистого тела и белого атласа с кружевом я набрасываю похожий на гостиничный, висевший здесь свежий халат. Он еще и воду с мокрых волос впитает.

Пусть не удивляюсь, что Айдар уже вернулся, но сердце все равно ускоряется, когда вижу его снова. Я так напряжена, что подмечаю все мелочи. Он не был в душе – волосы сухие. Не переоделся, но снял пиджак, галстук, расстегнул пару пуговиц на рубашке и закатал её рукава.

Сейчас выглядит не безупречно собранным, я вижу и следы усталости, и даже, кажется, чувствую легкое раздражение, но если абстрагироваться, он по-прежнему кажется мне очень привлекательным мужчиной.

Его пальцы сжимают широкий стакан с чем-то крепким алкогольным. Я сглатываю. На свадьбе он не пил. Хорошие кырымлы вообще не пьют.

Отдираю взгляд от стакана, поднимаю выше. Он тоже смотрит на меня внимательно. Изучает. А во мне – бесконечные скачки напряжения. Я снова боюсь хлопнуться в обморок.

Покачивает стакан, выводит руку вперед.

– Хочешь? – Мотаю головой. Хочу, чтобы ушел.

Он может быть даже по глазам это читает. Усмехается, хоть и борется. Иногда кажется, что будь его воля – бесконечно хохотал бы, настолько я его потешаю. А когда будет… Когда своей будет делать – тоже посмеется?

Горло сжимается. Я почему-то вполне это допускаю.

Смотрю себе под ноги. Чувствую, что дыхание ускоряется. Ноздритрепещут. Жалость к себе собирается в жгучий сгусток в груди. Он выльется истерикой, я знаю точно, но Айдар ее пресекает.

– Айлин, – окликает требовательно. Я тут же слушаюсь, замираю и смотрю в глаза. Сгусток тоже замирает. Больше не растет.

Когда мужской взгляд соскальзывает по моему плечу к кровати, по спине расходится жар. Это совсем не уютное чувство. Еле сдерживаюсь, чтобы не отступить обратно к ванной. Айдар возвращается ко мне. Не знаю, почему не спешит, почему колеблется. И благодарна ли я ему за это…

Вижу, как сглатывает. Я настолько напряжена, что взгляд цепляется за резко дернувшийся кадык. Потом – опустевший на половину стакан.

Не хочу с пьяным.

Но кого это волнует?

Айдар делает шаг ко мне, ставит стакан на журнальный столик. Кивает на покрывало и вполне определенно командует:

– На кровать садись.

Глава 13

Глава 13

Айлин

Я послушно сажусь, потому что любая другая реакция отныне теряет смысл. Я – жена. Должна подчиняться.

Опускаюсь на край кровати, сжимаю пальцами плотную ткань безликого покрывала.

Не знаю, почему, но мне важно казаться спокойной, хотя внутри – паника. Тело напряжено. Нервы натянуты струнами.

Я жду, что Айдар подойдет. Дальше – белый шум. Просто не могу смириться с реальностью, которая непременно наступит.

Но он медлит.

Стоит на расстоянии и смотрит. А для меня даже его прямой взгляд – уже слишком напористо. Не выдерживаю. Отвожу свой и чуть отворачиваю голову. Глубоко вдыхаю, выдыхаю медленно и через нос.

– Точно не хочешь?

Айдар еще раз предлагает выпить, но я мотаю головой. Когда боковым зрением отмечаю его движение – сжимаю ткань сильнее. Как будто бороться буду.

Но он идет не на меня.

Сердце качает кровь, как обезумевшее. Я слежу, как муж подходит к креслу. Садится, немного съезжает в отчасти даже неприлично расслабленную позу, забрасывает ногу на ногу.

Снова берет в руку и начинает покачивать стакан, тянет его к губам и делает маленький глоток. Попросит к себе подойти?

Думаю об этом и по коже мороз. Я вообще не представляю, чего от него ожидать. Жалость к себе накрывает новой волной. Приоткрываю рот, чтобы не расплакаться. Дышу…

– Ты побег уже спланировала?

И резко прекращаю. Что? Может ослышалась?

Хмурюсь и поднимаю взгляд на Салманова. Он продолжает смотреть на меня все так же – спокойно, с нескрываемым интересом, но нечитающимися эмоциями.

Наверное, с таким лицом проводят допросы. Или он не проводит?

– На сегодня или чуть позже?

Муж дает понять, что ответа ждет. А я честный проговариваю про себя.

Я его уже совершила.

Для него же медленно перевожу голову из стороны в сторону:

– Побега не будет. Я смирилась. – Произношу и немного пугаюсь. Мужьям не такое говорят в первую брачную ночь. Ими восторгаться должны, сгорать от желания, немного бояться, но так, для виду… Больше хотеть. А я хочу остаться наедине с собой и поплакать.

Между нами повисает долгое молчание. Может быть господин прокурор так играет на моих нервах. Испытывает. Если вру – не выдержу. Но я честна.

Видимо, он приходит к тому же выводу. Меняет позу, шелестя одеждой.

Стакан вновь опускается на столик. В широко разведенные колени упираются локти. Пальцы переплетаются.

Я смотрю на них. Представляю прикосновения на коже. Это не будет ужасно. Он красивый мужчина, приятно пахнет, наверняка опытен, вряд ли жесток. Но я всё равно не могу убедить себя, что жизнь преподносит мне подарок.

Я тону в непонимании, где заканчивается степень моей вины и начинается незаслуженное наказание.

– А он тоже смирился? – Упоминание Мити делает больно. Салманов загоняет в грудную клетку острое шило. Я мечтаю забыть о нем и о своей глупости. Отмыться от грязи. Только не знаю, получится ли, нырнув в новую грязь.

Зеленые глаза прожигают, без слов требуют смотреть в ответ. А я не могу не потому, что планирую врать. Просто сил нет.

Собираюсь. Решаюсь. Стараюсь сохранять самообладание и не давать сползать маске честной, покорной и покорившейся.

– Уже неважно. Я дала клятву перед Аллахом. Для меня это слишком серьезно.

В очередной раз веселю мужчину. Его взгляд вспыхивает смешинкой и гаснет.

– А для меня, очевидно, нет…

Пожимаю плечами и перекладываю руки с покрывала на колени. Их тоже сжимаю через ворс халата.

– Вы – не правоверный мусульманин, уж простите…

– Ты тоже.

Щеки вспыхивают. В груди зреет возмущение. Поднимаю взгляд и подмечаю в ответном азарт. Ловлю себя на мысли, что мужчина очень быстро и ловко научился мной манипулировать. Фокус чувств за несколько секунд смещен с Мити. Конечно, на него.

Салманов усмехается, я краснею сильнее.

Вам надоела на все согласная кукла? Хочется поострее?

В жизни не спрошу, конечно. Сама знаю, что права.

– Теперь уже вряд ли стану. Буду жить по правилам мужа…

От моего покорного блеянья его, видимо, подташнивает.

Салманов выдыхает, опуская голову.

Чушь несу, да? Ну простите… У вас было достаточно времени, чтобы передумать принимать участие в этой сделке.

В прокурорскую макушку позволяю себе смотреть так, как хочется – со злостью. Но не учитываю, что он старше, опытнее, умнее…

Салманов возвращает голову в исходное положение. Ловит мой взгляд. Улыбается.

– Громко думаешь, Айлин-ханым.

Обвиняет справедливо, но мне зачем-то хочется защититься, напав. Собираю всю волю в кулак и позволяю себе один единственный удар:

– А вы поступаете бесчестно.

Игнорирую его просьбу перейти на ты, и данные себе обещания не конфликтовать, чтобы упростить жизнь.

Дальше может произойти что-угодно. Я же правда ничего о нем не знаю. Вдруг разозлится и ударит? Сжимаюсь, как щенок или котенок. Ненавижу себя за промелькнувший во взгляде животный страх.

Но на Айдара, кажется, он действует иначе. Смешинки из глаз пропадают. Он смаргивает.

– Не трясись. Бесчестно, ты права.

Сначала мне даже кажется, что ослышалась. Не верю. Замираю и телом, и взглядом. Ловлю себя на том, что несколько десятков секунд мы просто смотрим друг другу в глаза. Меня немного отпускает. Вслед за вспышкой страха снова злость.

– Это незаконно, наверное…

На самом деле, я уверена, что незаконно. И уверена, что прокурор у нас плохой, раз позволяет себе вот такой беспредел. Но мое мнение (как и мое несогласие) никому не интересны.

А Салманов снова веселится. Губы дрожат. Он пробегается по мне взглядом, а вернувшись к лицу, с явной иронией предлагает:

– Я слышал, очень эффективно писать жалобы в ООН.

Чувствую себя глупой и почему-то жалкой. Я понятия не имею, что имеется в виду. Зато ощущаю огромную разделяющую нас пропасть. Он ее перепрыгнет, конечно, чтобы взять свое. Когда захочет. Когда наиграется. А потом назад – в свой мир.

Новый скачок от злости к страху я переживаю, опустив взгляд и сжимая колени.

В голове рождается шальная мысль: просто попросить хотя бы не сегодня. Отсрочка ничего не поменяет, но я слишком устала. Собираюсь с силами, выталкиваю себя из внутреннего болота, приподнимаю подбородок, но попросить не успеваю.

Айдар поднимается с кресла пружинящим движением. Идет на меня. Я впитываю взглядом каждое изменение позы. Он приближается по-мужски красиво, плавно, но уговорить себя, что хочу с ним близости, не могу.

Не так, пожалуйста…

Хотя бы время дайте…

Муж останавливается в шаге. Тянется пальцами к моему подбородку. Поддевает и поднимает мое лицо себе навстречу.

Мне неуютно. Знакомый приятный запах щекочет ноздри, но теперь он ассоциируется с опасностью и беспомощностью.

Я чувствую легкие поглаживания. Это большой палец мужчины скользит по моей щеке… Внимательный взгляд не дает отвести свой. Язык занемел. Тело – каменное. Я жду расстрельного: «ложись».

Но вместо этого звучит:

– Не дрожи, я силой брать не буду.

И я как будто глохну.

Пальцы Айдара соскальзывают с моей кожи, задевая шею. Он разрывает зрительный контакт и отступает обратно к креслу и столику.

Не знаю, специально ли, но дает мне время прийти в себя. А это очень нужно сейчас. Мне кажется, что в голове что-то взорвалось. Осколки напряжения разлетаются по вискам пульсацией. Сердце тарабанит. Я даже тянусь к грудной клетке и давлю, чтобы не так ощущать.

Смотрю на мужа уже со спины. Как он поднимает стакан, сгибает руку в локте и снова пьет. Он красив, но я не могу проникнуться этой красотой. Как и поверить, что правду сказал.

Он просто еще не знает, что я никогда его не полюблю.

Салманов поворачивается ко мне.

Кажется, что пик сгущавшегося напряжение пережит. Он снова смотрит с легкой издевкой. Проходит до окна, выглядывает в свой же сад, потом возвращается ко мне…

– Предлагаю тебе сделку, Айлин. Поверь, не самую плохую. Способна сегодня воспринимать информацию?

Киваю. Уголки мужских губ опять дрожат. Салманов допивает залпом, отставляет стакан на подоконник и произносит:

– Отлично. Я буду говорить честно, хорошо? Обидеть не хочу, не думай, но тоже очень устал. Не каждый день женюсь…

Айдар сохраняет живую мимику, по нему не скажешь, что устал, но я киваю болванчиком, смотря, как шевелятся губы. Страшно дать себе надежду, но я почему-то даю.

Меня совсем не обидит предложение развестись. Но он начинает с другого.

– Ты попала в неприятную ситуацию. На мой вкус, грех был не так велик, но раздули знатно.

Слушаю внимательно. Каждое слово. И ушам своим не верю. А еще боюсь перебивать. Кажется, что даже сердце бьется слишком громко. Хочется попросить потише. Не мешать.

– Ты и без меня знаешь, что отец у тебя – человек с почти безупречной репутацией. Неоспоримый авторитет. Такие к скандалам относятся куда ревностнее, чем люди попроще.

Он называет моего папу обидным словом «такие», но я на это не реагирую, потому что остальное – правда, а я слишком жду, к чему приведет.

– Многим понравилась идея приземлить твоего отца, разукрасив слишком чистую биографию оскандалившейся дочерью. Его это, конечно же, задевало. Я стал свидетелем одной такой ситуации, но их явно было больше. Его желание побыстрее свернуть цирк понимаю. Почему тебя решили замуж сдать – тоже.

Мое разбитое на миллион осколков сердце разбивается еще раз. Нужно просто слушать, помню, но я перебиваю.

– Почему?

Не ожидавший вопроса Айдар осекается и смотрит удивленно. Брови ползут немного вверх. Я снова начинаю видеть в нем приятного мне человека. Живого. Почему я не предположила, что мы сможем договориться?

– Если хочется, улыбайтесь в открытую. Я не обижаюсь. Понимаю, что считаете дур… Очкой.

Не знаю, что это, но у меня развязывается язык. Я «позволяю» Салманову не таить улыбку в уголках губ. У него ярко зажигается взгляд.

Вы точно устали, господин прокурор?

– Я не считаю тебя дурой. С дурой дела не имел бы. Ты мне нравишься, Айлин.

Стоит разговору свернуть не туда – тут же теряюсь. Скольжу взглядом ниже – опять на широкую мужскую грудь. Запоздало думаю: кто ему гладил рубашки, которыми я так восхищалась? Теперь я буду?

– Ты могла бы ответить, что я тебе тоже…

Салманов журит, но на сей раз я не пугаюсь. Поднимаю глаза, остаюсь серьезной и наверняка выгляжу колючей, но это его не злит.

– Вы мне нравились, а потом договорились с моим отцом обо мне за спиной.

Его искренность провоцирует на правду меня. Айдар реагирует кивком.

– Я думал поговорить с тобой начистоту заранее. Но, прости, в твоих актерских способностях я обоснованно сомневаюсь.

Он бьет меня колкостью ради забавы, но я принимаю новую стрелу кожей. Знаю, о чем он. Я плохо играла на свадьбе у Лейлы. Он еще тогда меня раскусил.

– Это довольно жестоко…

Айдар недолго думает, потом кивает.

– Да. Но иногда нужно брать на себя ответственность и поступать жестоко. Процесс будет не идеальным, но результат — лучше, чем мог бы. Чем дольше смаковался бы твой скандал – тем меньше у тебя осталось бы шансов хотя бы когда-то хотя бы с кем-то из своих сойтись. Рано или поздно каждая собака называла бы тебя порченой, не разбираясь. Твои родители решили, что хуже этого быть не может ничего.

Прикусываю язык до боли, чтобы не высказать свое мнение.

– А меня, если честно, уже утомили попытки окружающих кого-то мне навязать. – Это слово применяется не ко мне, но я чувствую себя именно такой – навязанной. Сжимаю зубы сильнее. – Мне не нужна настоящая жена. Но её наличие уберет ряд проблем. Я решил, что мы с тобой может друг другу помочь.

Сердце бьется быстро, в одном ритме. Салманов держит паузу, я выталкиваю из себя короткое:

– Как?

– То, что я скажу сейчас, Айлин-ханым, должно остаться между нами. Я правда верю, что ты умная. Вижу это. Не разочаруй, пожалуйста. Я назначен к вам не бессрочно. Согласился на два года. Слишком много грязных схем и потоков. Вы — приграничная область. Таможня, сама понимаешь… Мне предстоит сложная работа, но я собираюсь сделать хотя бы минимум и вернуться. Меня не интересует заземление на сытой должности. Но и статус женатого человека не навредит налаживать контакты. Тебе, как я понимаю, не хватало свободы. Прости за прямоту, но у вас с мальчиком не было шансов после того, что он натворил.

С губ рвется: «это мне больше и не нужно», но я по привычке оставляю при себе.

– А мне всё равно… – Салманов же пожимает плечами, у меня даже в ушах гудит от волнения. Что ему "всё равно"? – Мне он ничего не сделал. И любить в двадцать того, кого хочется, это не самый плохой вариант…

– Я вас не понимаю…

Усмехается. Тянется к лицу и трет брови. Шайтан, я забыла, что он устал. Не время глупить, Айка!

– Для всех мы теперь муж и жена, Айлин. Но я не нуждаюсь в том, чтобы ты терпела секс со мной, притворялась, что любишь, и принимаешь свою судьбу. Мне достаточно, чтобы ты два года пробыла рядом, исполняя роль на публику. Совместные выходы. Отсутствие публичных скандалов. Поддержка моей репутации. Помощь, если обращусь. Я не буду приходить к тебе в спальню и требовать исполнения супружеского долга. Ты – ревновать. Я не буду против, если вы договоритесь с этим твоим мальчиком об отношениях, которые не навредят мне. Надеюсь, понимаешь, о чем я?

Мотаю головой. Я только предполагаться могу, но хочу знать наверняка.

– Ты уже замужем, никто не стребует подтверждения чистоты. Мне не важно, была ли ты девственницей, вступая в брак. Женщина ты официально с завтрашнего утра. Если хочешь быть с любимым – делайте всё тихо. Убедись, что не залетишь. Именно ты убедись, поняла? Ему я не доверяю. Ещё убедись, что он будет держать язык за зубами. Если пойдет слушок – пострадаешь ты. Если попробуете и разбежитесь – так бывает. Если через два года решите выйти из тени – я свое слово сдержу. Дам развод, уеду. Ты будешь уже не маленькой, слабой папиной дочкой. Озвучишь любую причину. Сможешь позволить себе распоряжаться собственной жизнью в открытую. Если мы сработаемся и захочешь со мной – без проблем. Разведемся позже, когда у тебя или у меня возникнет необходимость.

Айдар замолкает, а я пытаюсь переварить. Сложно. Он предлагает мне фиктивный брак?

Смотрю немного в сторону. Не понимаю, что чувствую. Это не радость, но и на отчаянье не похоже.

– А как же никах? – Задаю вопрос сразу же, как он сложился в голове. Возвращаюсь глазами к Айдару, ловлю очередную ироничную усмешку. – Для меня это важно… – Произношу сдавленно, Айдар становится серьезным и уважительно кивает.

– Верю, Айлин. Для меня, как ты понимаешь, нет.

Это ожидаемо, но сердце всё равно обрывается.

Так нельзя было делать. Нельзя…

Мы нагрешили…

– В отличие от твоего отца, я не претендую на безупречность. Я просто постарался сделать так, чтобы получить максимальную выгоду. У меня очень земной подход.

Салманов замолкает. Складывает руки на груди и смотрит, немного склонив голову. А я закусываю губу, напрягая разболевшийся мозг. Он вскипает. Я в замешательстве. Но сейчас ситуация кажется куда менее страшной, чем еще полчаса назад.

– Я понимаю, зачем это мне, – пытаюсь выстроить логическую цепочку, проговаривая медленно и внятно. Салманов слушает. Это приятно. – Пока что ваше предложение звучит очень щедрым. Вы и деньги потратили, не жалея, и обязательства на себя взяли. Но я не вижу, в чем ваша выгода…

Смотрю в зеленые глаза. Невовремя вспоминаю его вопрос про тюбетейку. Становится стыдно, что не подыграла. Может сейчас сказать, что ему шло? Дурочка…

– Хорошим тоном среди юристов считается бесплатная помощь нуждающимся. Это называется про боно. Я не против искупить парочку своих грехов с твоей помощью.

Но он, смеючись, тут же меня осаждает. «Помощь нуждающимся»… Я – жалкое создание.

Смотрю на руки. Они дрожат. Сжимаю в кулаки.

– Но о деньгах ты зря переживаешь. Прости, но каждый день дарить тебе драгоценности я не потяну. Со свадебным путешествием тоже вряд ли получится. У меня доху… – Я вспыхиваю, Салманов осекается. – Много работы.

Он пьет алкоголь и матерится, не ходит в мечеть, легкомысленно относится к половым связям. А еще легко производит ошеломительно положительное впечатление.

Аллах, я точно правильно тебя поняла? Или это был не ты?

– Я буду выделять тебе еженедельное содержание. Если понадобится больше – сможем обсудить. Что делать по дому – решай сама. Он теперь настолько же твой, как был моим. Это твоя спальня. Из важных для меня правил: всё должно быть честно, я должен тебе доверять. Отчитываться не прошу, но давай предупреждать друг друга, когда ночуем не здесь. Это просто удобно.

Киваю. Для меня пока что это все слишком теоретические разговоры. Я понятия не имею, как будет в реальности.

Просто наслаждаюсь облегчением. И торможу слишком радостные картинки, забившие голову.

– Если захочешь бывать дома – пожалуйста. Я не против.

Не захочу, но киваю.

– Это вроде бы всё.

Замираю, как будто мы играем в море волнуется. У меня, конечно же, нет и не может быть перечня вопросов, которые стоило бы задать, но ищу его самоотверженно.

Муж расплетает руки, шагает навстречу. Я вроде бы расслабилась, а все равно немного пугаюсь…

Он больше не улыбается. Я вижу, что действительно сильно устал.

Опять подходит и протягивает руку. Поколебавшись пару секунд, я всё же встаю.

– Спасибо вам, – на мою благодарность Айдар реагирует натянутой улыбкой. Мне кажется, ему без разницы. Может даже немного раздражает. – Я могу вернуть… Если вы чек сохранили…

Имею в виду, конечно, свое дорогущее кольцо. Салманов понимает это не сразу. Пока думает – хмурый. Я считаю заломы на лбу. Их три. Задаюсь вопросом: что он за человек?

– Ювелирные изделия не подлежат возврату, заяц. Разве что на усмотрение салона. Если не понравилось – занимайся.

– Понравилось… – Шепчу. Краснею. Если я фиктивная жена, то какой же я заяц? И почему хотя бы не бебкем (птенец на крымскотатарском, ласковое обращение к младшим)?

– Тогда носи.

Принимаю приказ без спора. На сей раз первым руку убирает Салманов, прячет в карман, но не отходит. Я продолжаю стоять, неудобно упираясь икрами в кровать.

Мой муж довольно близко, но страха нет. Это позволяет ощутить совсем другой спектр. Легкую приязнь. Чуточку жалости. Дразнящее кончики пальцев эмоциональное возбуждение.

– Я дарю тебе свободу, Айлин. Это мой махр, а не побрякушки.

Легкие спирает, стоило бы ответить, но я не могу.

Мужской взгляд мажет по моим губам, Айдар отступает.

Идет к двери, я провожаю, но глазами, потому что ноги вросли в пол.

Непроизвольно тру ладонь, которой к нему прикасалась. Она снова печет.

Мне кажется, он выйдет – я облегченно выдохну, но Салманов тормозит, уже открыв дверь. Снова смотрит, а я реагирую необъяснимой дрожью. Он фиксирует мой взгляд своим, и это мешает пошевелиться.

– Что-то не так?

Переводит голову из стороны в сторону, но пошевелиться не дает.

– Думаю, что сглупил…

Сглатываю, уже холодным потом покрываюсь.

– Жалеете?

Кивает.

– Надо было хотя бы поцеловать, а потом уже про сделку. Правда же красивая…

Салманов выходит, а я оседаю на кровать. Вслед за холодом меня бросает в жар.

Глава 14

Глава 14

Айлин

Мой живот полон бабочек. И это влюбленность, но не в мужчину, как кому-то могло показаться, а в мою новую жизнь.

Закрываю вкладку с миллионным рецептом кобете, благодарю таксиста, поправляю бретель длинного разлетающегося сарафана и выхожу из машины рядом с витриной модной кофейни.

Лейла уже ждет меня за столиком на широкой террасе. Поднимает руку и улыбается.

Я взлетаю по ступенькам и иду навстречу, огибая столики. Мои губы с каждым шагом растягиваются всё шире и шире.

Телефон коротко вибрирует, сообщая о списании средств. Я мысленно по сформировавшейся уже привычке желаю Айдару Салманову здоровья, счастья и долгих лет жизни.

Благодаря ему мой мир больше не серый. Краски вернулись. А я не могу нарадоваться возможности их различать.

Допускаю, что Лейла не собиралась вставать навстречу, но я поднимаю ее и крепко-крепко обнимаю. Чмокаю в щеку, она смеется, сжимает мое лицо ладонями и внимательно оглядывает.

А я не отвожу взгляд и не боюсь, что увидит в нем грусть. В моей жизни всё далеко не идеально, но несмотря на ворох еще не решенных или не успевших наступить неотвратимых проблем, мне легко. Хорошо. Я избежала огромной трагедии. И мой спаситель – Айдар Салманов.

Я живу в его дому и ношу его фамилию. За его счет заказываю такси и собираюсь угостить Лейляшу. Нахожусь под его защитой и являюсь его ответственностью. При этом дышу так свободно, как не дышала никогда. Сижу на шее мужа временно. Чуть позже подумаю, где могу работать. Он дал мне карт-бланш.

– Ты прямо светишься…

Принимаю комплимент подруги со смущением, отпускаю и падаю на удобное плетенное кресло с мягкими подушками.

Сажусь так, как хочется – расслабленно откинувшись на спинку и забросив ногу на ногу. Хватаю со столика и начинаю с жадностью разглядывать меню. Назидательный голос папы, который двадцать лет я слышала у себя в голове независимо от того, рядом он или нет, становится всё тише и тише. Я могу позволить себе почти всё и ничего не бояться.

Когда к нам подходит официант, я диктую заказ, уверено с и искренней улыбкой смотря милому парню в глаза. Возможно, даже кокетничаю, но не ощущаю загорания ярко-красных внутренних флажков. Теперь я живу по правилам своего мужа. А он не посчитает это грехом.

Захлопываю книжечку и отдаю. Парень обворожительно улыбается, склоняя голову, а мой взгляд соскальзывает с него на сидящую напротив Лейлу.

Она, конечно же, с вступлением в брак изменилась куда меньше. Сейчас, к примеру, слегка розовая, приподнимает руку и обмахивает себя, как бы показывая, что жарко.

Я в ответ смеюсь, позволяя себе даже голову запрокинуть.

Никто не скажет, что громко, что стоило бы поскромнее, не так в глаза бросаться…

Я чувствую себя не посаженной в золотую клетку птицей, а вылетевшей из нее.

В первое свое брачное утро я проснулась в новой эре. И пока на фоне плюсов, которые кажется мне огромными высотками, мелких минусов я просто не замечаю.

Отсмеявшись, ловлю новый взгляд любимой подруги. Подаюсь ближе к столу. Она понимает мой порыв без слов. Мы беремся за руки и гладим друг дружку.

– Почему ты не сказала мне, что замужем так хорошо, Лейляш? – Возмущаюсь в шутку.

Знаю, что делаю. И получаю удовольствие. Как бы там ни было, Лейла очень за меня волнуется. Сколько бы мои родные себя ни убеждали, но факт остается фактом – я отдана за нелюбимого. Уверена, Лейляша боится, что я в любую секунду могу сдернуть маску и из-под нее потекут горькие слезы. Но этого не будет.

В ответ на мой вопрос она облегченно выдыхает и нежно улыбается.

– Я очень рада, что у тебя всё так… Хорошо…

Глажу её кожу, кивая. Ты не представляешь, моя любовь, как у меня всё на самом деле. И я не могу с тобой этим поделиться. Но хочу, чтобы ты не грызла себя, потому что счастлива я искренне.

– Расскажи немного…

Конечно же, я готова к такому вопросу подруги. Несколько раз репетировала речь, которая теперь льется с губ. Это и успокоение для нее, и информация, которая дойдет до моих родных. Но далеко не вся правда, в которой я сейчас живу.

Мы с Айдаром женаты уже три недели. И всё это время живем, как соседи. У моего мужа действительно "дох… Много работы". Он не врал. Бывают дни, когда мы с ним даже не пересекаемся.

А когда пересекаемся – общаемся легко, без напряжения.

Я стараюсь не стать навязчивой. Он мне навязываться явно не собирается. Несколько раз спросил, как я обжилась. А я до конца еще не успела. Мне всё в новинку.

Его дом не нужно драить – каждый вторник к нам приходит специальная команда женщин.

Я могу хоть уготовиться, но господин прокурор дома почти не ест.

Он не валяется все выходные у телевизора, бессмысленно перещелкивая каналы. Не требует моего внимания. Все три наших семейных субботы посвятил поездкам на работу. По воскресеньям долго спит.

В последнее такое воскресное позднее утро я порадовала его блинами. Очень волновалась, что посчитает лишним, но Салманов был приятно удивлен. Похвалил. Съел с вареньем. Не своим, конечно, я купила.

Можно было съездить к маме, попросить у нее айвовое, но с родными я не общаюсь. Не могу через себя переступить.

Как ни странно, они на меня не давят. Бекир передает приветы через мужа. Мама спокойно реагирует на то, что я готова выдавить из себя только парочку коротких сообщений: «у меня все хорошо, а у вас?», чтобы потом читать горькое ответное: «у нас тоже все хорошо, кызым. Ждем тебя».

Сейчас настроение такое, что кажется – не дождутся. Но я перестала рассуждать категорично. Теперь у меня достаточно опыта, чтобы понимать: жизнь может развернуть на сто восемьдесят в любой момент.

С папой я с дня свадьбы никак не контактировала. Прощу ли его – искренне не знаю.

Думаю об этом, а Лейле рассказываю о том, какой у меня замечательный муж и счастливый брак, огибая скользкие темы.

– Скажи мне, Лейляш, Азамат кобете любит? – Спрашиваю с неподдельным интересом. По Лейле видно, что подруга даже растерялась. Розовеет, на секунду взгляд опускает, а потом возвращается ко мне.

Мне кажется, я улавливаю ход мыслей. Есть что-то, что Азамат любит больше, чем кобете. Но в общении с моим мужем это не поможет.

Айдар Муратович Салманов держит свое слово. Я – по-прежнему девственница. На мою честь он не покушался. А я, конечно, не побежала реализовать свою свободу с предателем-Митей. Для него это было бы слишком щедро. Не заслужил.

– Кобете? Да… – Подруга берет себя в руки и улыбается нежно, а я сильнее сжимаю ее кисть и подаюсь еще ближе.

– Значит, мне нужен твой рецепт. Хочу вечером Айдару приготовить.

Не вру. Правда хочу. Муж обмовлився мимоходом, что сегодня приедет домой как приличный человек – часов в семь. Я решила, что зайти в дом, вкусно пахнущий едой, ему будет приятно.

А мне станет немного легче, что не только он может улучшить мою жизнь, но и я могу ответить тем же. Потому что пока я взяла на себя только сдачу в химчистку и возврат костюмов с рубашками, смахивание пыли и полив огромных расставленных по дому пальм. Боюсь, последним я больше врежу, чем помогаю. Вряд ли им не хватает воды после визита клининга.

Если бы мама узнала, как мы живем, посчитала бы меня ужасной женой. Но у меня просто особенный муж. И особенная же задача: разработать режим комфортного взаимодействия. Не хочу стать для Салманова обузой. Как бы там ни было, чувствую к нему огромную благодарность, уважение, а еще симпатию.

Мы общаемся не очень много, но я уверена в его честности. Однажды спросила о том, что глодало немыслимо. И, если не лукавить, продолжает глодать.

– Папа не знал о ваших планах?

– Нет, Айлин. Он отдавал тебя замуж на самом деле.

Это было сказано не чтобы сделать мне больно, а чтобы помочь успокоиться. Принять реальность и исходя из нее решать, что я готова простить, а что – нет.

И пусть Аллах меня помиловал, но отпускать обиду на родных за подлость я пока не готова. А с Айдаром ужиться хочу. Страшно от мысли, что что-то может измениться и мне придется вернуться туда, где больше никогда не почувствую себя защищенной. Нет. Хочу встать на ноги рядом с ним. Два года использую для этого.

А вот от любви отдохну.

– Диктуй, – командую подруге, беру со столика мобильный и открываю заметки.

Вечерний сюрприз должен быть приятным. Хочу услышать от мужа, что он всё же не зря женился. И без разницы, что это будет просто шутка.

***

Мы с Лейляшей отлично проводим время. Болтаем, смеемся, секретничаем. Она искренне хвалит своего мужа, я – своего.

Знаю, что подруге было сложно все это время. Она ни в чем ни капельки не виновата, но Лейла – человек, которому совестно испытывать счастье, когда рядом – страдания. Поэтому сегодня ухожу со встречи с легким сердцем. Я дала ей понять: совсем не страдаю. Уверена, это положительно отразится на ее настроении.

А мое и так летает где-то под потолком.

Заказываю себе такси домой не от кофейни, а от цветочного в квартале. Захожу в него и долго, придирчиво выбираю букет, который куплю.

Я делаю так уже не впервые. Айдар знает, на что трачу его деньги, но не высказывается против. Мне кажется, его устраивает, что я включаюсь в нашу игру. Публичных выходов мы еще не совершали, но образ счастливой семейной жизни я создаю.

Мне собирают утонченный букет из модных сейчас розоватых диантусов и веточек эвкалипта.

Попав домой, я первым делом опускаю его в вазу и фотографию.

Выставляю в историях. Пусть те, кто думал, что делают мне зло, знают, как ошиблись.

И неважно, что их поступки протащили меня по дну. Неважно, что я с легкостью могла быть уничтоженой морально, реши воспользоваться предоставленной отцом возможностью кто-то другой, а не Айдар. Я жива и в меру счастлива.

Об этом рассказываю тем, кто смотрит истории с подпиской и без.

Среди них и Митя. Он почему-то до сих пор не отписался. Мне непонятно, зачем открывает каждую мою историю в числе первых, но знаю одно: у нас уже никогда и ничего не будет.

Просьбу Айдара о сохранении его репутации мне исполнить будет намного проще, чем муж думает. Я не собираюсь пользоваться браком для прикрытия неудавшихся отношений «по-любви». Теперь я понимая не имею, что будет через два года, но кажется, что эмоционально очень повзрослела.

Больше никакой импульсивности. Мое второе имя – взвешенность. Хочу научиться быть такой же трезвомыслящей, как Салманов. Взять максимум, который мне даст этот умный, глубокий, ни разу не правоверный мусульманский мужчина.

За приготовку ужина берусь сильно заранее. Во-первых, мои планы настолько масштабны, что меньше чем за три часа я ну никак не справлюсь, во-вторых, не хочу ударить в грязь лицом и в мыле строгать дурацкий детский салат из одуваньих листиков, если что-то не получится.

Мама с самого детства учила меня готовить. Всегда получалось вкусно. Но это не значит, что не могу проколоться. А мне важно показать сегодня Айдару, что во вкусном ужине он может на меня положиться.

Кроме кубете готовлю легкий овощной и необычный салат, сочетающий вяленное мясо и персики, домашний лимонад, фирменное мамино курабье.

Успеваю накрыть на стол и даже скупаться, потому что из-за старательности вся покрылась испариной. А потом, немного нервничая, поправляю салфетки, приборы, кручу вазу с цветами и блюда, чтобы сюрприз выглядел получше.

Когда слышу гудение разъезжающихся ворот (уже знакомый мне звук), в кровь выплескивается адреналин.

Просто не могу приготовить себя к тому, что реакция будет безразлично-спокойной, хочется видеть в зеленых глазах приятное удивление.

Обычно Айдар не звонит и не предупреждает, когда будет дома. Вероятно, не считает это необходимым. А еще за эти три недели мы друг другу ни разу не слали сообщений о том, что ночуем в другом месте.

Это рано или поздно произойдет с его стороны, я уверена. Когда размышляю об этом в теории, кажется, что меня задеть не должно. А на практике посмотрим.

Я не выхожу встречать мужа в холл. Сдерживаю порыв, пусть и хочется. Это явно лишнее. Мы – партнеры и друг перед другом супругов нам играть не нужно. Жду в гостиной, прислушиваясь к звукам.

Он разувается, отбрасывает ключи от машины и телефон… Телефон потом опять берет (он с ним не расстается) и проходит глубже в дом.

Может собирался первым делом в душ, как делает обычно, но я слышу, что шаги замедляются с приближением к дверной арке, которая ведет в гостиную.

Чтобы подбодрить себя – обнимаю плечи руками и сжимаю. Не то, чтобы я боялась получить от Айдара грубость, скорее слишком сильно хочу порадовать. Это было целью нескольких моих последних дней. Маленькой манией.

Мужчина останавливается в проеме, профессиональным взглядом исследует всю экспозицию за несколько мгновений. Дальше – фокусирует взгляд на мне.

По телу прокатывается уже привычная волна жара. Я научилась с этим жить. Сглатываю и улыбаюсь.

– Салам.

Здороваюсь на крымскотатарском на автомате. Так у нас в семье было. Айдар в ответ медленно кивает, еще раз пробегается взглядом по… М-м-м… Сюрпризу… Я успеваю все же отчаяться: неужели не понравилось?

– У тебя не День рождения? – но вопрос мужа удивляет так сильно, что волнение сбивается. Он хмурит брови и сужает глаза, а я даже смеюсь.

– Нет, – отмахиваюсь.

Приятно смотреть, как он расслабляется. Не то, чтобы я обиделась бы, не поздравь он меня с Днем рождения. Вообще без разницы. Но тепло от знания, что он настолько хорошо ко мне относится. За что? Я до конца так и не разобралась, чем заслужила его благосклонность.

– Без повода. Просто… Ты сказал, что приедешь не поздно, я…

Мне до сих пор неловко обращаться к мужу на ты. Я часто путаюсь. Стараюсь вообще обходить такую необходимость.

А сейчас, сказав, отворачиваюсь ненадолго, указывая на стол.

– Ты не ужинал? – Спрашиваю запоздало. Сердце даже ускоряется.

Но Айдар ступает в гостиную и я выдыхаю.

Расстегивает пиджак, снимает и бросает на диван. На мой вопрос не отвечает, но подойдя к столу, оглядывает его с очевидным интересом, закатывая рукава рубашки. Он по-прежнему выглядит безупречно. И пусть к этому почти не приложена моя рука, но я все равно приписываю это к причинам своей гордости.

Интересно, а Фирузе не пожалела, что подала мне такой пасс? Ведь как бы там ни было, из всех предложенных Салманову невест он выбрал падшую меня.

– Предупредишь. – Возвращаюсь в реальность вместе с тем, как мужской, откровенно голодный, взгляд, фокусируется на моем лице и приказывает.

Послушно киваю, а у самой душа звенит. Кажется, мой сюрприз мужу понравился.

– Садимся? – он спрашивает, я тоже ступаю к стулу. – Никого больше не ждем?

Мотаю головой. Он, наверное, думал, что это я своих встречаю. Но нет. Сердце ноет несколько секунд, а потом отпускает. Я почти привыкла к этому чувству.

– Я подумала, что ты давно ничего домашнего не ел. А у нас очень вкусная кухня. Наверняка соскучился.

Айдар хмыкает, но не спорит. А я научилась воспринимать его ироничные улыбки спокойно.

Он просто такой человек – половина жизни проходит внутри. Наверное, это из-за его профессии, которая мне кажется очень сложной.

Муж наполняет свою тарелку без лишнего стеснения. Не чтобы попробовать, а прямо-таки поесть. Моя душа реагирует на это щенячьим восторгом.

Сама я не голодная, но компанию составляю.

Думаю, что он, возможно, хотел бы выпить с едой вина или чего-то покрепче, но спросить язык не поворачивается. Оставляю это на его усмотрение. Благодарю за налитый мне и себе лимонад.

Теперь я уверена на все сто, что от кырымлы в Айдаре то ли осталось очень мало, то ли никогда и не было много. Из какой он семьи, я пока спросить не рискнула, как и про опыт первого брака, но то, что он человек абсолютно светский – видно невооруженным взглядом.

Он ест любую пищу, не только халяль, но я заказываю мясо в том же магазинчике, где всегда брала мама. Это не нужно моему мужу, но и против он не высказывается.

Как и против моих желаний реализоваться, как мусульманке, если такие возникнут.

Когда Айдар сказал об этом, я поблагодарила, но пока совершенно не знаю, что делать со своей жизнью, поэтому никуда не спешу. Просто присматриваюсь.

Сейчас – к наевшемуся мужу. Ловлю себя на мысли, что пусть брак у нас фиктивный, но моя удовлетворенность собой – настоящая.

Айдар смотрит на «подаренные мне» цветы, потом поворачивает голову… Я вижу по взгляду, что сыт и доволен. Воспринимаю это, как комплимент.

– Как тебе замужем, Айлин? Смотрю, муж цветы дарит…

Вроде бы могла привыкнуть к его шуткам, а все равно смущаюсь. Опускаю взгляд на руки. Улыбаюсь. Собравшись – возвращаюсь к глазам мужа и хитро щурюсь. Напоминаю себе, что выйти из брака хочу ровней. И чтобы всё было так, как он сказал: сильной настолько, чтобы самостоятельно распоряжаться своей жизнью.

– Он у меня классный.

По-актерски закатываю глаза. Сама не знаю, откуда во мне берется смелость. Но теплый смех сытого господина прокурора – лучше любых аплодисментов.

– Завидую.

Возвращаюсь глазами к его лицу и хмурюсь. По глупой привычке ищу подвох.

– А вам как жена? – сердце ускоряется. Он честный. Надеюсь, правда меня не ранит.

В зеленых глазах зажигаются смешинки.

– Цветы не дарит, к сожалению. Но ужин… Сто из десяти.

Не могу сдержаться – так рада, что даже в ладоши хлопаю. А прокурор за этим наблюдает.

– У меня еще курабье. С чаем. Будете?

На эмоциях забываю, что мы на ты. Но и извиниться за это не успеваю.

Айдар бросает взгляд в сторону ведущей в кухню арки.

– Ты это сама всё?

Киваю.

– Круто…

С губ рвется: «не ожидали?», но на сей раз я сдерживаюсь. Хватит напрашиваться на комплименты.

– Буду, но позже. Мне позвонить нужно.

Айдар берет в руки лежавший всё это время на столе телефон и встает. Моего одобрения он, конечно же, не ждет.

Выходит из комнаты, уже уткнувшись в экран.

Глава 15

Глава 15

Айлин

Я терпеливо жду возвращения мужа первые сорок минут. Успеваю убрать оставшуюся еду, загрузить посудомоечную машину и пересервировать стол на десертный.

На самом деле, я и тут поскромничала. Кроме курабье сделала еще и сютлач, заказала много-много разных конфет, намыла фруктов. Это всё – моя неумелая попытка скопировать манеру поведения мамы. Ну и желание не просто угодить, а превзойти все возможные ожидания.

Чтобы отвлечься и еще немного подождать, беру в руки мобильный. С улыбкой читаю нетерпеливый вопрос лучшей подруги: «ну что там кубете? Всё получилось?». На сей раз уже сама краснею от второго смысла, который Лейляша даже не вкладывала. Отвечаю: «да, спасибо за рецепт! Айдар вместе с пальцами чуть не съел!». Преувеличиваю, конечно, но не вижу в этом греха.

Откладываю мобильный и нетерпеливо тарабаню по столешнице. Жду шагов по лестнице вниз, но их нет. Поэтому беру с верхней полки поднос и собираю всё нужное на него.

Я уже несколько раз приносила чай в кабинет Айдара. Не потому, что он просил (откуда-то знаю, что и не попросит), а потому, что так делала и продолжает делать мама для папы.

Несу свою ношу аккуратно. В голове раз за разом обращаюсь к Всевышнему, чтобы не дал мне запнуться и уронить. Поднимаюсь по лестнице, подхожу к двери…

Поднос опускаю на декоративный столик в коридоре, а сама заношу руку для удара.

Я не воришка и слушать чужие разговоры – не мое хобби, но прежде, чем дать о себе знать, снова затаиваюсь. Однажды это уже закончилось для меня плохо, но от Айдара я почему-то подвоха не жду.

Быстро разбираюсь, что его телефон включен на громкую связь и разговаривает он с кем-то о своей работе. Мне кажется, Айдар ведет беседу с мужчиной старше, возможно, занимающим должность выше, но в их разговоре чувствуется легкость. Я слышу шутки, смешки.

Наверное, все серьезные темы они уже обсудили.

Решаю дождаться, когда Айдар скинет, и уже потом постучаться. Закрываю глаза, губы почему-то улыбаются.

– А женатым-то тебе как, Салманов? На свадьбу не пригласил, конечно… Специально сьебался и только потом…

Мат режет слух, я морщусь, но пытаюсь быстро о нем забыть. Я пока не привыкла ко многому. И не уверена, что хочу привыкать. Но неизвестное меня манит. Чувствую себя ребенком, которого взрослые на ночь оставили в пустом отделе сладостей.

– Хорошо мне женатым, Виктор Семенович. Хорошо…

Улыбаюсь еще шире. И сама не знаю, почему так приятно это слышать.

– Из койки не вылезаешь, наверное… – Собеседник произносит как-то мечтательно, мне становится одновременно очень неуютно и любопытно, что ответит Айдар. Я ему доверяю. – Молодую ж взял, да? Девочкой еще, наверное… Как по-вашему положено...

Эти разговоры – ужас-ужас. Девочкой или нет – это совсем не дело незнакомца. И я, наверное, вживую с ним видеться не хочу, но от двери тоже не отхожу.

– Я бы с радостью не вылезал, но вы всё сделали, чтобы жену я видел редко, мало, соскучиться успевал…

Прижимаюсь лбом к холодному дереву. Почему, если мне всё равно, я так ярко улыбаюсь?

А собеседник вообще смеется. Ругается, но ясно, что в шутку. А у меня даже уши горят. Может спуститься назад и ждать, когда Айдар договорит? Думаю об этом и ничего не делаю.

– Ненавижу молодых. Вы мне напоминаете, какая я развалина… Я бы тоже, знаешь ли, молодую жену себе взял…

– Боюсь, Эмма Валентиновна будет не слишком рада...

– А я скажу, что мусульманин. Вам же можно…

Теперь смеется уже Салманов. Его смех прокатывается по моей коже.

– Если жена против – нельзя, Виктор Семеныч…

– Вот черт… Но ты свою-то пожалей, не заезди в первый месяц…

– Я постараюсь.

Стыд жжет так, что сил нет, но любопытство и хозяйственность побеждают. Чай остынет. Будет уже невкусно.

Я несколько раз стучу в дверь, приоткрываю ее, а потом отступаю за подносом и решительно шагаю внутрь.

Делаю вид, что сосредоточена исключительно на сохранении равновесия. А на самом деле в глаза Айдару вот сейчас посмотреть не рискнула бы.

А он на меня смотрит. Чувствую.

Из динамика его телефона продолжает разноситься голос собеседника. Салманов «угукает» и следит, как движусь к его столу.

Ставлю на него поднос. Собрав все силы в кулак, поднимаю взгляд на мужа и шепчу:

– Извини. Ты просто долго...

– Права. Запизделся…

Он произносит почти беззвучно. А потом улыбается, потому что я, конечно же, шок свой скрыть не могу. Но и попросить его при мне так не разговориться язык не повернется.

Айдар позволяет себе подобное редко. И я почему-то воспринимаю это как наше сближение.

– Ладно,Салманов. Отдыхай. Ночь на дворе, жена в постели ждет, наверное. Нагрела уже…

Мой взгляд перемещается на телефон, уши заново загораются, Айдар же берет его в руки, отключает громкую связь и прикладывает к уху.

– Я вас завтра вечером наберу. Договорим по нашему вопросу.

Он игнорирует очевидно похабное замечание, а ещё ограждает меня от возможного продолжения, и я ему за это благодарна.

Выравниваюсь, складываю руки в замке и жду, когда муж закончит.

Айдар скидывает звонок. Недолго еще смотрит на экран, потом отбрасывает мобильный и уже на меня.

Адресно. Я бы даже сказала пристально. Немного с прищуром…

Если отругает за то, что вломилась без спросу, будет прав, но обидит.

И он может даже колеблется, стоит ли, но решает простить.

– Это очень приятно, но совсем не обязательно, Айлин…

Произносит мягко, имея в виду, конечно, застолье и принесенный чай.

У меня сердце сжимается. Из глупого протеста хочется мотать головой и настаивать, но вместо этого я просто пожимаю плечами. Смотрю не в лицо, а немного в сторону, за висок.

– Я должна делать хотя бы что-то, иначе чувствую себя нахлебницей.

Лучше правды никто ещё ничего не придумал. Именно под неё я маскирую то, что мотив у меня не один. Кроме прочего, мне просто приятно ухаживать за мужчиной, которого все считают моим.

– Ты не нахлебница. Я бы сказал, что скорее птичка, заяц.

Айдар во второй раз обращается ко мне так же. Удивляет, заставляя посмотреть в глаза. Это именно то, чего он добивался. Вижу по взгляду. И смущаюсь, и злюсь, и радуюсь.

Ох, Айка… Ты только не влюбись, я тебя умоляю… Говорю себе же, а для Айдара удивленно вскидываю бровь.

– Почему птичка? – И заяц тоже почему?

– Ешь мало, перед глазами не маячишь, деньги почти не тратишь.

– А вы следите?

– Конечно. Было бы глупо не следить.

Молчу и думаю… Действительно. И даже не обидно.

– Счастливой выглядишь…

Замечание Айдара попадает в самое сердце.

Я убеждаюсь, что в жизни не хотела бы оказаться у него на допросе. Мне кажется, он читает людей, как раскрытые книги. Если у меня будут секреты – он узнает всё до мелочей.

– Мне правда хорошо.

– Я рад.

– Хочу, чтобы вам тоже было хорошо.

На мой искренний порыв Айдар отвечает у себя в голове, а я думаю, что спокойно отдала бы недельное содержание в обмен на возможность иногда «включать динамик» его мыслей.

– Мне тоже вполне ничего… – Но мужчина отделывается озвученной для меня формальной скорее всего только полуправдой. Устраивается на своем кресле удобней.

– Тебе Бекир привет передавал. Опять…

Муж тянется к блюдцу с печеньем. Берет одно, но в рот забрасывать не спешит. На меня направляется внимательный взгляд, а я свой прячу, опуская вниз.

Айдар знает, что я не общаюсь с семьей. Не выражает своего мнения, но ему, наверное, это создает дополнительные неудобства.

– Спасибо, ему тоже…

Мужчина раздумывает несколько секунд, потом кивает и забрасывает печенье в рот. Я тут же переключаюсь. Пусть будет вкусно…

– Нужно с чаем… – Не сдерживаюсь от явно лишнего замечания. Муж на него отвечает усмешкой и подчинением.

– Я в курсе, Айлин. Спасибо, очень вкусно. Я очень сильно и приятно удивлен. И благодарен.

На душе становится так тепло, что боюсь удар получить. Привыкнуть. Еще захотеть…

Повторяю себе приказ не влюбляться и залипаю на мужских губах. Отрываюсь от них, силой заставляю себя подняться к глазам.

Очень невовремя вспоминаю его слова о том, что сглупил, так и не поцеловав… Может и правда сглупил?

Чтобы не покраснеть, прикусываю изнутри щеку.

Один из вариантов развития нашего брака мы с Айдаром не обсуждали. Не знаю, по какой причине его не рассматривает для себя мужчина, а я даже думать в эту сторону боюсь.

А что если… Если пройдет какое-то время и наш брак из фиктивного станет настоящим? От одной только мысли по телу мурашки. Чувствую тревогу.

– Вы будете тут? – Спрашиваю, чтобы переключиться.

Может придумываю, но мы смаргиваем синхронно. Айдар кивает.

– Да. Еще пару звонков сделаю. Занимайся своими делами, не жди…

Киваю в ответ. Молчу о том, что я не против была бы подождать. Ведь какой смысл?

Я хотела его накормить вкусным. Всё вкусное теперь в его кабинете.

А вот я – лишняя.

Прокручиваю обручальное кольцо на пальце и, прилагая усилия, отступаю. Пусть снова глупо, но приседаю и склоняю голову. Мама так точно не делает, а как иначе прощаться – я еще не придумала.

– Спокойной ночи тогда.

– И тебе спокойной, Айлин…

Разворачиваюсь, иду сначала к двери, а потом по коридору прочь. Я в своей жизни пробовала алкоголь раз или дважды. По глоточку шампанского у подружек. Просто из интереса. Но сейчас чувствую себя вдруг опьяневшей. Слишком много нервничаю. Слишком на ровном месте.

Снова убираю со стола, а потом возвращаюсь к привычной рутине. Мы с Айдаром продолжаем жить свои параллельные жизни.

Наполняю ванну с пеной, читаю интересную книжку, проверяю соцсети, ставлю будильник.

Муж перед сном проходится по дому, ставит его на сигнализацию.

Спим мы, конечно же, порознь, ещё один день проводим так же.

А на следующий вечер мне впервые приходит сообщение: «Не дожидайся сегодня, ночую не дома».

Глава 16

Глава 16

Айлин

Ничего неожиданного. Всё в пределах нормы. Мы об этом и договаривались.

Я повторила эти фразы про себя уже много раз. И после каждого попускает… Но временно.

Получив то сообщение, я удивилась. Пусть наш с Айдаром договор и предполагал именно такой формат отношений, в моей груди неприятно (а может и недовольно) заворочалось. Но перед собой же я сыграла облегчение и безразличие.

Ведь это круто: наш план работает!

Ты хотела быть полезной, Айка? Ты хотела знать, что спасший тебя брак не обременяет спасителя? Вот тебе доказательство! Айдар четко следует своим обещаниям. И ты тоже следуй. Не ревнуй.

А еще перестань считать его своим… По-настоящему.

Вы отлично отыграли три недели. Нужно просто продолжать…

К сожалению, поговорить об этом я могу только с собой. Но кажется, что в голове звучу убедительно.

Я боялась, что вернувшись от другой, Айдар будет выглядеть как-то иначе или я как-то иначе буду на него смотреть. Но он не изменился. Остался таким же вежливым, притягательным, располагающим. А я свои изменения попыталась скрыть за легкостью.

Хотя на самом деле, вопросов разом возникло очень много.

Кто она? Почему она? Это случайная связь или нет? Она знает, что Айдар женат? Знает, что фиктивно? Ей не противно вот так? Думает, у него совсем плохая жена, что он в первый же месяц, который все называют медовым…

Хуууууух...

Как бы там ни было, даже с учетом нашей с Айдаром обоюдной нелюбви это опыт ужасный. Неприятный.

И отбросить лишние мысли просто по щелчку пальцев я почему-то не могу. Но стараюсь от души.

Впервые за тринадцать лет обучения сначала в школе, а потом в университете, сожалею, что летом нет уроков и пар. Это определенно помогло бы тратить куда меньше времени на мысли не о том. А так… Приходится изворачиваться, чтобы занять голову чем-то другим.

Встречаться с подругами не хочется. От мысли о поезде домой я в очередной раз отмахиваюсь.

Оказывается, в моей идеальной реальности безграничных выборов иногда тоже чувствуешь себя, как будто в тупике.

Этот вывод мог бы поразить, но я поражена своей реакцией на то, что вчера утром проснулась не просто женой, оставшейся девственницей, а еще и женой, которой изменяют и она… На это согласилась.

Степень защищенности теперь куда ниже, иногда даже по коже мурашки от мыслей, насколько всё на самом деле зыбко.

Не придумав ничего лучше, я еду в торговый центр. Айдар сказал, что денег я трачу мало. Позволю себе сегодня маленькую приятность. Муж не просто дарит мне цветы, он еще и против новых босоножек не выступит.

Раньше подумала бы, что покажу вечером. Теперь даже не знаю… Если приедет...

Я – не маленькая. Знаю, что для занятий любовью людям совсем не обязательно вдвоем ночевать. Скорее всего и до того сообщения Айдар уже с кем-то был, но новое я получить почему-то боюсь. Как бы там ни было, это цепляет гордость. Наверное, еще сильнее из-за опыта с предательством Мити. Но об этом я думать не хочу тем более.

Захожу в обувной, улыбаюсь подошедшей девушке-консультанту и с радостью соглашаюсь на ее помощь, пусть и сама могу обойти каждый из стелажей.

– Я ищу женственные босоножки. Что-то классическое, лаконичное...

– На каблуке или низкий ход?

– На каблуке… – И не спрашивайте, зачем. Чувствую потребность.

Меряю первые, встаю и прохаживаюсь до зеркала. Они подчеркивают природную красоту ног. Близки к идеальности. Я бы уже взяла, но так нельзя. Я еще не отвлеклась, буду продолжать.

– Вам очень идут…

– Спасибо, – благодарю девочку тоже с улыбкой, пусть и знаю, что ей просто выгодно продать мне обувь.

Интересно, а как выглядит та, с которой проводит время Айдар? Она блондинка или брюнетка? Молоденькая или женщина с опытом? Лучше меня? Каблуки носит или низкий ход?

Шайтан…

Возвращаюсь на диванчик и снимаю первую пару, чтобы мерить вторую. На сей раз с застежкой мне справиться сложно, пальцы чуточку дрожат.

Интервалы между «не теми» мыслями должны бы увеличиваться, а они наоборот сокращаются. Мне это не нравится.

Поднимаюсь, покачиваясь на каблуках, потому что слишком резко, и снова иду к зеркалу.

По спине пробегается холодок, когда думаю… А вдруг она сейчас тоже гуляет по этому ТЦ? Вероятность, конечно, минимальна, но и город у нас не такой уж большой…

Надеюсь, Айдар ей доходчиво объяснил, что узнать не должен никто. Не хочу, чтобы всякие Фирузы… А если родители вдруг…

– Как вам эти? – дергано оглядываюсь, мотаю головой, чтобы вернуться в реальность.

– Красивые, но те устойчивее.

Или дело в устойчивости земли под моими ногами?

Я перемеряю не меньше семи пар. Голова кругом. Об удовольствии уже и речи нет. Просто хочу и из магазина тоже уйти, а с пустыми руками как-то стыдно. В итоге выбираю наобум. Плачу карточкой Салманова и в очередной раз обещаю себе заняться поиском работы.

Может тоже попробовать устроиться в магазин? Папа когда-то был против подработок. Говорил, что моя задача – учеба, а обеспечить он меня в состоянии. Айдар теперь… Скорее всего тоже не поддержит. Наверное, жене чиновника не к лицу работать в сфере обслуживания… А любовницу себе он где нашел?

В реальности без границ становится еще чуть более тесно.

Да что ж такое…

Проходя мимо магазина мужской одежды, я ненадолго торможу и колеблюсь. Еще несколько дней назад без раздумий завернула бы, чтобы выбрать мужу что-то небольшое, но приятное. А сейчас… Наверное, логично, чтобы подарки ему делала не я.

Как относится к моей заботе, Айдар выразился довольно однозначно. Теперь я воспринимаю его слова о благодарности за усилия и их необязательность иначе. Он говорил о ненужности.

Сжимаю ручки пакета с такими же ненужными, как я мужу, босоножками и прохожу мимо.

Кажется, моя гениальная идея отвлечения шоппингом на поверку оказалась провальной. Деньги потрачены, а удовольствия…

Ускоряюсь, когда вижу вывеску одной из любимых кондитерских. Здесь, конечно, не так вкусно, как на кухне у мамы, но сладости всегда поднимали мне настроение.

Убеждаю себя, что после наполеона с нежнейшим кремом мне абсолютно точно станет всё равно. Я опять начну наслаждаться жизнью. Может быть снова позволю себе парочку улыбок незнакомому официанту, как тогда? Женщины же так повышают себе настроение и самооценку? А я теперь – взрослая женщина, пусть и сложно в это поверить.

Успеваю зайти и даже узнать у администратора зала, есть ли свободные места, но стоит парню развернуться и обвести рукой, показывая кучу не занятых диванчиков, как сердце подскакивает к горлу. Отступаю.

Я и подумать не могла, что когда-то так отреагирую на собственную маму.

Она сидит ко мне спиной. Я вижу профиль, она повернулась к Олдуз-тизе (одной из своих старинных подруг), говорит что-то и улыбается.

Парень-администратор спрашивает, проводить ли меня, а я мотаю головой и отступаю, но глаз оторвать не могу. Подмечаю мамино хорошее настроение, свежий цвет лица, узнаю одну из любимых блузок, мы выбирали ее вместе…

Сердце сжимается сильнее, я делаю еще один шаг назад.

Вместо того, чтобы подойти, разворачиваюсь и выхожу из кафе.

Из головы разом вылетает всё. Остается только тугая боль в грудной клетке. Она таилась всё это время. Я прятала ее под ненастоящим счастьем. А сейчас снова вырывается.

Быстро иду по этажу, смотря под ноги и дыша через нос.

Думаю: «как хорошо, что мама меня не заметила», и делаю себе ещё хуже. Что же в этом хорошего? Это ужас… Это просто ужас…

Меня отторгла семья, я отторгла семью. А вместо этого… Что у меня есть? Муж, который не любит и не полюбит никогда?

И через два года я выйду из брака сильной, свободной, решительной или просто никому не нужной?

Выбегаю из торгового центра с такой скоростью, как будто что-то украла. Стою на парковке, остывшие под мощным кондиционированием конечности нагреваются от летней жары. Кручу головой и не знаю, что делать.

А вдруг папа за мамой приедет? А вдруг он тоже здесь? Я не готова их видеть, Аллах. Мне больно, но я совсем не готова.

В сумочке вибрирует телефон. В последнее время я принимаю так мало звонков, что сам факт уже удивляет. В холодный пот бросает от мысли, что мама меня увидела и перезванивает. Но я достаю мобильный из сумочки и удивляюсь еще сильнее.

Мне звонит муж.

Вот сейчас я окончательно признаюсь себе, что сильно переоценила собственные силы, посчитав, что вернулась в норму после того, как меня выдали замуж в наказание.

Нет. Мне плохо. И без того болящее сердце болит сильнее и по-новому. Он, наверное, скажет, что сегодня я тоже могу не ждать.

Я отвечу: «ок, конечно». Ляпну какую-то глупость типа «передавайте благодарность моей сменщице». А потом буду полночи ненавидеть себя за то, что такая идиотка. И думать, что не сплю из-за стыда. И что жжет меня стыд.

Отбросить трусливую мысль о том, чтобы проигнорировать входящий, не так-то просто. Но я отхожу с палящего солнца в тень, делаю несколько глубоких вдохов и беру.

– Алло… – Может быть Айдар не заметит, но для самой голос звучит нервно.

Истеричка ты, Айка…

– Привет. – Пауза. – Как дела?

Теряюсь.

Плохо. Но разве есть смысл говорить?

– Спасибо. Гуляю. Всё хорошо…

– Молодец. С подругами?

Подмывает соврать, что нет, но и не одна. Но а в этом смысла разве больше?

– Нет. Я… – оглядываюсь на торговый центр, в который вряд ли в ближайшее время вернусь, а потом вздыхаю: – Ездила за босоножками в ТЦ. Вам должна была прийти информация о списании…

Произношу не слишком весело, Салманов хмыкает. Я снова к нему на вы. Шайтан…

– Пришла. В какой ТЦ ездила?

Настораживаюсь сильнее. Обвожу взглядом парковку. Еще немного и стану параноиком. Это какая-то проверка?

– Я в Бригантине… А вы…

– Если закончила и планов нет, может поужинать. Я заберу. А ты, пока ждешь, выберешь место. Я у вас не очень ориентируюсь…

Айдар замолкает. И я тоже молчу.

Наверное, слишком долго. Потому что, не выдержав, мужчина уточняет:

– Нет?

Мое многострадальное сердце снова реагирует. Из болота гадливости, в которое я, отрицая это, погружалась, меня выбрасывает на поверхность. Я вдыхаю новый стресс. Зачем со мной ужинать?

– Вы так намекаете, что со своими кулинарными подвигами мне лучше не частить?

Салманов в ответ на колкость хмыкает. Я слышу, как тихонько дует в микрофон. Почти чувствую кожей на шее. Щекотно.

И даже сама улыбаюсь, пусть и робко.

– Нет, Айлин. Я просто жутко голодный. Ты со мной снова на вы. И у тебя есть новые босоножки. Мне кажется, из этих элементов можно сложить неплохой вечер. Познакомимся поближе. Давно пора. Договорились?

Заталкивая поглубже детский протест и сдерживая глупое желание уточнить: почему со мной, а не с другой, отвечаю:

– Да.

Глава 17

Глава 17

Айлин

Айдару ехать до ТЦ пятнадцать минут. Близкий дедлайн отрезвляет. Сомнения – прочь. Муж пригласил меня на ужин.

Я и сама не знаю, воспринимаю это как возможность приятно провести время или первое испытание в роли публичной жены, но и об этом тоже думать перестаю.

Возвращаюсь в уборную, крашу ресницы и наношу на губы блеск. Несколько раз перекладываю упругие локоны-завитки с одного плеча на другое, чтобы понять, как смотреться будет лучше. Прихожу к выводу, что одинаково. Хватаю пакет с босоножками и снова несусь на парковку.

Стоит мне выйти, телефон в руках тут же начинает вибрировать, а уже через пять секунд перед лицом тормозит знакомый внедорожник, звонок прекращается.

От машины Айдара исходит жар, опаляет ноги и чуточку лицо. Я сглатываю, тяну на себя ручку и ступаю на подножку вместе с тем, как прокурорский телефон падает в выемку на консоли.

Мысли о встрече с мамой, все метания и сомнения становятся фоном. Я на задании.

Сажусь, как самой хочется верить, элегантно, опускаю пакет к ногам, берусь за ремень безопасности и поворачиваю голову к мужу.

Было страшно, что смотреть ему в глаза теперь не смогу, но получается. И даже улыбнуться в ответ на внимательный взгляд.

– Салам… – Здороваюсь «не так» и снова мысленно себя ругаю. А вот Айдар хмыкает. Медленно кивает и отвечает такое же:

– Салам.

Прежде, чем я успеваю напомнить себе, что у нас – фиктивный брак, основывающийся не на симпатии ко мне, а на жалости, в груди теплеет. Улыбаюсь незаметно, опустив голову.

Прокашливаюсь, выравниваюсь в кресле и сжимаю пальцами тонкую ткань платья на коленях.

Когда внедорожник стартует, я осознаю, что мой прокурор не кокетничал. Он правда очень голоден. Гонит.

– Место выбрала?

От требовательного вопроса по коже бегут мурашки. Но это не страх. Мне нравится.

А значит нужно с собой бороться.

– Ага…

Делаю медленный глубокий вдох через нос, боясь уловить в салоне авто незнакомые нотки. Ощущаю облегчение, потому что их, кажется, нет. Вот бы так же с чувствами. Человек помылся – снова безукоризненно чистый в твоих глазах…

Думаю не о том, краснею и открываю карту на телефоне.

– Есть хорошее заведение Дом №8. – Замолкаю, украдкой смотрю на Айдара, но он сосредоточен на дорожной обстановке. Подмывает спросить, куда он едет, если я еще не проложила маршрут? Но, видимо, стоять на месте для него – немыслимо. Мужчина никак не реагирует, я продолжаю. – Это европейская кухня. Мы были там несколько раз семьей. Очень красиво и вкусно. А сейчас еще сезонное меню с лисичками…

Прокурор легонько улыбается. Мне это нравится. Сейчас без издевки.

– Супер. Надеюсь, мясо к лисичкам прилагается. Следи за дорогой, будешь штурманом.

Даже такое элементарное подзадание меня всё равно будоражит. Я напрягаюсь всем телом, мозгами и вкладываю всю себя, чтобы мы доехали до места, ни разу не свернув не туда. Ужасно боюсь его разочаровать. Возможно, так же сильно, как когда-то боялась разочаровать папу.

Мысли не туда. Возвращаюсь к карте. Говорю:

– На следующем перекрестке нужно будет налево. Лучше перестроиться...

Айдар кивает, мне приятно...

На самом деле, город у нас небольшой, спокойный, улицы – прямоугольной сеткой. Здесь сложно заблудиться или не сориентироваться. Но вслух с Айдаром об этом я не говорю. До самой парковки – только мои указания и его кивки.

Когда мы заезжаем на одно из свободных мест рядом с историческим зданием, я на секунду выдыхаю, а потом снова начинаю волноваться. Вдруг ресторан Айдару не понравится? Вдруг здесь не так вкусно, как я помню? Вдруг будет слишком дешево или наоборот – дорого? Накатывает паника.

О, Аллах, какая же я сложная! А это всего лишь ужин с ненастоящим мужем!

Кричу на себя в голове, а в реальности спокойно отстегиваю пояс безопасности.

Айдар уже открыл дверь и даже вышел, а у меня взгляд падает под ноги.

И хочется, и колется.

Смотрю на носки своих балеток. Они милые, но меня как будто шайтан подначивает, шепча, что та, другая, наверное, не просто брови бы причесала в туалете ТЦ, а оделась бы, обулась…

Я почему-то не допускаю, что мой муж… М-м-м… Предпочитает обычных женщин. А может просто успокаиваю себя хотя бы тем, что не с первой встречной?

Ох, Айка! Ну что за мысли?

– Идем или ты передумала?

Вопрос Айдара прерывает раздумия. Я поворачиваюсь к мужу, смотрю растерянно. А он сжимает руками распахнутую дверь и борт машины.

Сердце начинает качать кровь быстрее. Она же бьет краской в щеки. Я решаюсь.

– Хочу переобуться. Я для чего-то такого их и покупала…

Как не огреть себя по лбу, Аллах? Вот как?

Смотрю на коротко улыбнувшегося Айдара и со стыда сгораю.

Для чего "такого", Айка? Для ужина после того, как он провел ночь с другой?

Р-р-р-р-р…

Злюсь на себя. И на него тоже. Но на него нельзя.

Муж берет себя в руки и кивает.

– Конечно. Я подожду…

– Рехмет…

Благодарю непонятно за что и сгибаюсь пополам, быстро доставая из пакета коробку. Изо всех сил борюсь с накатывающим смущением.

Айка, что ты творишь… Зачем?

Но и на попятную идти вроде как поздно. Поэтому сбрасываю балеток с ноги, ставлю ее пяткой на сиденье. Подол платья тут же съезжает по бедру. Спасибо, негодник!

От возмущения у меня почти что пар из ушей валит.

Из глубин сознания вылезают сидящие на подкорке истины: юбку нужно тут же поправить. Ноги – прикрыть. Я не ношу мини не потому, что ноги некрасивые, а потому что женщина не должна чувствовать себя товаром на прилавке.

В своей прошлой жизни непременно так и сделала бы. А сейчас борюсь и с истинами, и с собой, ис босоножками. Злюсь. Скашиваю взгляд и захлебываюсь воздухом, потому что Айдар, к сожалению, спокойно смотрит.

Он твой муж, Айлин. Муж…

Напоминаю себе, сдерживая порыв. Больше всего на свете не хочу выглядить перед ним глупой малолеткой. А потяну ткань вверх – покажусь именно такой.

Поэтому пусть у самой от происходящего скорее всего даже давление подскочило, притворяюсь, что всё в пределах нормы.

Застегиваю босоножек дрожащими пальцами, ткань не поправляю, опускаю ногу на пол, беру в руки второй…

Чувствую взгляд кожей, но повернуть голову к мужу больше не рискую. Он всё замечает. Щекочет щиколотку, проезжается по икре, коленке, бедру… Следит, как неумело борюсь с крючком. Греет щеку…

Когда оба босоножка застегнуты, я выдыхаю, смотря на Айдара, улыбаюсь…

– Я всё…

Встреча глаз снова выбивает из колеи. Незаметно, как самой хочется верить, тяну ткань вниз еле двигающимися пальцами. Сглатываю слюну.

Он наконец-то улыбается – выдыхаю.

Если бы я была героиней одного из сериалов, которые смотрела в детстве, или книг, которые читала украдкой, спросила бы, понравились ноги или нет? Но я – Айка Салманова. Скромная дочка своего уважаемого папы. До сих пор.

Смелости не придает даже тот факт, что Айдар не считает меня такой уж невинной. Это, кстати, немного обидно.

– Не знал, что лисички есть без каблуков не пускают…

Айдар колко шутит, я закатываю глаза, мысленно говоря: спасибо, что смещаете фокус и разряжаете обстановку, господин прокурор.

Он в ответ на мое показательно утомленное шутками лицо смеется. Я тянусь к ручке и слышу:

– Не торопись. Выйти помогу. Хочу есть, а не коленки тебе зеленкой мазать. Хорошо, Айлин-ханым?

Ответа не ждет.

Это значит, что априори хорошо.

Вздрагиваю из-за слишком громкого звука, когда Айдар хлопает дверью, а потом с легкой-легкой улыбкой слежу, как муж обходит машину, открывает уже мою дверь и подает руку.

– Рехмет, Айдар-бей…

Благодарю, смотря украдкой из-под полупущенных ресниц. У него в ответ взлетают брови.

Я сама не знаю, как научилась так быстро определять мужские реакции, но эту я отлично читаю: «неужели я наконец-то заслужил называться беем?».

– Всегда к вашим услугам, Айлин-ханым. К таким ногам – только весь мир… Может застрахуем? Слышал, у вас муж – юрист. Должен разбираться в таких вещах...

Он продолжает шутить на грани фола. А я специально тяну носочек, спускаясь. И даже тихо-тихо радуюсь, что коленка снова выглянула, Айдар это заметил.

– С мужем договаривайтесь, я в юридических вопросах ему доверяю.

Салманов поднимает взгляд к моему лицу и снова выражает утрированное удивление. Мол, "да ничего себе, сколько доверия"...

Во мне рождается глупое желание игриво хлопнуть мужа по плечу. Но это, наверное, было бы уже слишком.

А вот ощущать на себе мужские ухаживания очень приятно. Это со мной чуть ли не впервые, если честно. Айдар сам захлопывает дверь, но руку мою не выпускает. А я и не рвусь.

Он забрасывает ее себя на локоть, машина мигает фарами.

Муж делает шаг в сторону красивого крыльца. Я – за ним.

Конечто, всё это шутки. Такое же кокетство, как с официантом в кафе. Я помню, что влюбляться нельзя. Происходящее сейчас – вежливость, не больше.

Но как выбросить из головы это ненастоящее «к таким ногам – только весь мир»? и как мне этого не захотеть?

***

Мы с босоножками удобно устроились на красивом кресле и нервничаем теперь значительно меньше. Во-первых, потому что дошли без приключений. Во-вторых, потому что память меня не подвела и выглядит заведение очень достойно. Меню тоже – пальчики оближешь. Да и, судя по лицу Айдара, он не разочарован. Это… Сильно меня радует.

А еще на него крайне сложно злиться. Или может дело во мне, но я уже всё простила. Всё забыла.

Бью себя по рукам, а всё равно получаю удовольствие от его присутствия рядом. Придумываю себе соревнование с женщиной или женщинами, с которыми у него интим, и решаю, что буду победительницей, потому что на ужин же он меня зовет…

У меня спрашивает, что здесь вкусно и что я пробовала. К моей рекомендации прислушивается.

Пусть это самообман, но сегодня я займусь им с большим удовольствием.

Нам приносят напитки, Айдар сразу тянется к своему кофе, а я смотрю на трубочку лимонада, но держусь.

Он делает глоток и кривится.

– Горько? – перехватывает мой на ровном месте взволнованный взгляд, улыбается.

– Кофе должен быть горьким. Не переживай, я уверен, мне всё понравится. Ругаться с шефом не пойду…

Закусываю губу, опускаю взгляд. Об этом я даже не думала. Просто… Во всем и всегда очень стараюсь. Важно понимать, достаточно ли приложила усилий.

– Вы же юрист… Кто вас знает… – Пожимаю плечами, решая пошутить в стиле Салманова. Он качает головой и снова ухмыляется. Я снова же хочу попасть в его голову.

Там, наверное, столько знаний о мире. А еще, возможно, мысли обо мне. Должны же быть… Хоть какие-то…

Ерзаю на кресле и забрасываю ногу на ногу.

Каблуки – это, всё же, творение не божье. В них чувствуешь себя одновременно и уверенной, и беззащитной. А еще привлекаешь внимание, которое стоило бы посчитать ненужным. Но оно так нравится, что хочется еще…

Мы с Айдаром одновременно отрываемся от моей покачивающейся ноги. Вскидываем взгляды на официанта, который довольно быстро принес наш заказ.

Пахнет лисичками и мясом. Ну неужели не идеально?

Хотя от Салманова хочется, конечно, услышать, что мой ужин был не хуже.

Передо мной опускается тарелка. Краем глаза отмечаю, что Айдар взял вилку, нож, приступает к еде сразу же. Я так не могу. Может быть пока.

Шепчу себе под нос: «Бисмиллях», и только потом тянусь за приборами. Да и то замираю на полпути, слыша:

– Можешь громче говорить.

Наблюдательность мужа в очередной раз поражает. Я захлопываю успевший приоткрыться рот и киваю. Даже не знаю, почему вдруг стыдно, но одновременно с этим приятно…

– Просто вы так не живете… – Оправдываюсь невнятно, становясь причиной очередной прокурорской усмешки.

– Ты меня в детство возвращаешь… Вся такая… Как я помню.

Каждое его слово греет. Я пытаюсь скрывать это за тепловатым равнодушием. Вроде как просто для поддержания беседы спрашиваю:

– Вы из традиционной семьи? – А потом изнываю от любопытства в ожидании ответа.

Но при этом вожу зубцами вилки по пармезановой стружке, которая украшает мое ризотто. Айдар же тем временем дорезает кусочек мяса и забрасывает в рот.

Ловит мой взгляд. Кивает.

Сердце ускоряется.

На самом деле, мне интересно узнать о нем как можно больше. Но и навязчивой показаться страшно. В голове формируется перечень из миллиона вопросов, я пытаюсь хотя бы самые важные выбрать, ведь на миллион он явно не ответит.

– Из традиционной. Мама с папой — крымские татары, мама еще на четверть курдка. Мы жили в Симеиза. Я первый в семье поступил на бюджет в престижном университете, мной очень гордились. Уехал на учебу. Но с третьего курса больше не возвращался. Давно дома был. А ты напоминаешь…

Он не кажется мне человеком, которого мучает ностальгия. Но сейчас я её почему-то за него ощущаю.

– Ты здесь родилась, да?

Киваю.

– Красивый город…

Айдар хвалит не потому, что ему нравится, а чтобы сделать мне приятно, я это чувствую. Тепла к человеку становится больше.

– Симеиз, наверное, тоже…

Он хмыкает.

– Ностальгия и детский взгляд любое место красит. Как и невозможность попасть домой.

Айдар, конечно же, имеет в виду не то же, что переживаю я, но мне его слова отзываются. Я сама себе поставила запрет на возвращение в свой дом. Когда сниму – не знаю.

– С третьего курса — это… Долго… — От подсчета у меня даже мурашки по коже. Долго — не то слово.

Айдар снова кивает.

– Ешь.

Приказывает, и я, опомнившись, тут же слушаюсь. Еда здесь действительно очень вкусная, но разговор интересует меня больше. Поэтому, выдержав минимально необходимую паузу, продолжаю допрос:

– А родители к вам приезжают или вы их тоже не видели?

– С университета, Айлин…

Звучит очень грустно. Я на себя даже примерять не хочу, хотя по-прежнему запрещаю себе зарекаться от всего.

Это потому, что после свадьбы с неугодной девушкой семья от вас отказалась?

Не рискну спросить вслух, конечно, но как же хочется… Правда Айдар не оставляет меня совсем ни с чем:

– Меня закрутила новая жизнь. Я полюбил ее ничуть не меньше старой. Поэтому не смотри на меня с жалостью, заяц. Ешь, я же сказал.

Реагируя на приказ-укор, я снова берусь за еду. Дарю Салманову целую пятиминутку тишины.

А потом сама же чуть не давлюсь, потому что следующий вопрос задает уже Айдар.

– Как у вас с мальчиком? Всё урегулировали?

Хватаю лимонад и втягиваю разом много ледяной жидкости. Даже щеки впадают, так сильно стараюсь набрать побольше, чтобы остыть изнутри, а то почти загорелась.

Можно было бы ответить правду (он же со мной вроде бы честный?), но вместо этого я улыбаюсь и вру:

– Всё отлично. Спасибо вам за помощь.

– Тебе.

– Да, тебе…

Смотрим друг другу в глаза, но недолго. Как так получилось, что я разобралась в нем быстрее, чем он во мне? Неужели действительно думает, что я периодически бегаю на ту же съёмную квартиру и на той же кровати, на которой Митя мне изменял…

Вспоминаю об этой грязи и даже руки трясутся. Опускаю взгляд в тарелку. Душу обиду.

Конечно, он может так думать. Сам же тоже верность не хранит. Мне. А первой своей жене?

– Почему ты развелся?

Спрашиваю, явно нарушая личные границы. Но Айдар мои уже нарушил, так что плачу той же монетой. У правильных мусульманских девочек не спрашивают, как им… На стороне.

У мужа забирают пустую тарелку, уточняют, не желаем ли мы выбрать десерты, подают меню и принимают заказ на еще один кофе.

А я всё это время томлюсь, как то вкусное мясо, которым поужинал мой прокурор.

– А что слухи говорят? – Он отвечает на вопрос вопросом, расслабленно откинувшись на кресле и кивая подбородком.

– Я не знаю. Когда ты решил взять меня замуж, слухи оказались недоступными. Меня закрыли в комнате и выпускали только улыбаться жениху…

И сама не знаю, откуда берется яд. А еще смелость его спускать. Но Айдар реагирует спокойно. Одобряет мою резкость глазами. Он такое любит. В его вкусе стервы, выходит?

– Ты наулыбалась на непредвиденные траты, если честно. Изначально я не собирался задабривать тебя. Потом бы разобрались. Но я проникся…

Даже не знаю, что сказать. Сердце тарабанит по ребрам. Что значит «я проникся»? Чем проникся? Жалостью? Уши загораются. Сказать, что я его подарки ненавидела?

– Мы развелись, потому что женились очень молодыми и дурными. Поспешили. Нам бы пожить. Попробоваться договариваться в бытовом. Но мы решили, что самые умные и любовь всё победит. Это я даже больше жениться хотел. Дашка… Меньше.

– Вы общаетесь?

Спрашиваю, сузив глаза. А в прокурорских зажигаются искорки. Он сейчас что-то скажет такое, что собьет меня. Ну и пусть. Я готова.

– Ревнуешь уже? Мы же договаривались, Айлин…

– Еще чего… — Фыркаю и нос вздергиваю. Айдар в ответ неприкрыто смеется. – Всё четко, как договорились, – чеканю, как будто могу быть уверена, что так и есть, и брак мне нужен для прикрытия запретной любви.

– Я рад. – А я нет. Но это неважно. – Не общаемся. Мы истрепали друг другу все нервы, Айлин. Начиналось всё медово, а закончилось взаимными оскорблениями, руганью с матами, вселенской усталостью. В дальнейшем общении не было смысла. Мы пережили много хорошего, но вряд ли смогли бы назвать этот опыт приятным. Да и Дашка замужем опять. Зачем ей я?

У меня есть вариант ответа, но я молчу. И мысленно вычеркиваю из целого города возможных любовниц моего мужа одно столичное имя. Становится ли легче? Нет. А должно быть вообще безразлично.

– Десерт какой будешь?

Мы делаем паузу, я выбираю. Уже наелась, но разговаривать мне нравится, хочется подольше.

Наконец-то получаю свой выстраданный наполеон.

Перебираю всё тот же список вопросов и один за другим отбрасываю. Ем неспешно, немного смущаюсь от осознания, что Айдар наблюдает за процессом. Надеюсь, что хотя бы красиво жую.

Нужно будет проверить себя перед зеркалом. Хотя господи, что за мысли вообще? Мне должно быть всё равно!

– Как тебе работается? Сложно?

В итоге задаю глупый, совсем не ревнивый, но тоже важный вопрос. С такой работой, как у моего мужа, я ночами бы не спала. Такая ответственность… Такие сложные, подчас страшные люди кругом…

Пусть я фиктивная жена, но совсем не равнодушная. Немного изучила, чем же занимается Айдар. И спроси он мое мнение, я бы скорее выступила за продолжение адвокатской практики, но права голоса мне не давали.

Я уже привыкла, что первая реакция на любое мое слово или действие – почти всегда улыбка. На сей раз тоже. Айдар неопределенно качает головой. Ладонью в воздухе.

– Было бы странно, если легко. Но я знал, во что лезу.

Сдерживаю любопытное: «во что?».

– Если тебе нужна будет моя помощь…

– Непременно, Айлин…

– Можно Айка.

– Непременно, Айка…

Я доедаю свой торт, Айдар – допивает кофе. Как он будет спать ночью – не спрашиваю. Ведь а вдруг спать он не собирается?

Немного страшно, что от ресторана мы разъедемся порознь. Или он завезет меня домой и укатит. Но к каждому из возможных развитий на сей раз я себя готовлю.

Когда Айдар просит счет, выхожу в уборную. Слежу за каждым своим шагом. Чувствую провожающий взгляд…

Нетерпение подначивает оглянуться, но я держусь.

Когда возвращаюсь – смотрю уже сама. Айдар отдыхает, вытянув ноги под столом и уткнувшись в телефон. Поднимает голову на последнем моем шаге. Я кладу кисть на спинку кресла, он проезжается взглядом по мне.

– Кудрявая такая…

Комментирует, смущая. Но хорошо это или плохо, я спросить не успеваю. Слышу: «бармакъ» (пойдем), хватаю сумочку и вешаю на плечо.

На сей раз Айдар сжимают мою ладонь, а не устраивает на локте.

Я знаю, что для него это жест ни о чем, но меня пробирает до мурашек.

Пока идем, успеваю с собой же разругаться. Я за разум, мы вдвоем пытаемся урезонить чувства. Кричим в два голоса, что фиктивный брак – безграничное поле возможностей. Влюбись в кого-то другого, Айка!!!

Ныряю в машину, всю дорогу по знакомому маршруту, который Айдар строит уже сам, без моей помощи, борюсь с трясучкой. Паранойя развивается до такой степени, что я уже допускаю, что муж высадит меня на каком-то из перекрестков, а сам…

Но нет. Мы доезжает до дома. Айдар оставляет машину под навесом.

Идя по дорожке, чувствую, что ноги слегка ноют. Боюсь, это первый и последний выход босоножек. Ну или привыкну. Как и к отлучкам Айдара…

Разуваемся молча. Я тихонько стону, опускаясь пятками на пол. Айдар усмехается.

– Зато красивые…

Комментирует, заставляя прыснуть.

Я приседаю и ставлю босоножки ровнехонько, глажу их, снова вырастаю.

– Денег ваших жалко, конечно…

– Но не очень. Я почему-то так и подумал…

Улыбаемся друг другу. Если я всё правильно понимаю, сегодня вдвоем мы проведем вечер дома, но, судя по всему, контактировать привычно не будем.

Для состоявшихся, проживших вместе долго пар это нормально. А мне, пусть мы и не пара, чуточку грустно. Судорожно придумываю, чем же себя займу…

– Спасибо за ужин. Теперь вам…

Возвращаю Айдару его же слова. Он принимает благодарность с кивком.

– Нам приятно.

– Я научусь.

– Не сомневаюсь.

Я не ожидаю ничего. Готовлюсь развернуться и с чувством неловкости сбежать в свою спальню. Но в воздух поднимается мужская рука, заставляя замереть.

Айдар тянется, как сначала кажется, к моему лицу. Потом становится понятно – к волосам. Сжимает пальцами локон, накручивает…

Он меня зайцем называл, да? Теперь понимаю, почему. Я пугаюсь, замираю…

Смотрю перед собой – на широкую грудную клетку. Потом взгляд взлетает к кадыку, когда мужчина сглатывает.

Разжимает пальцы, дает прядке спасть…

– Мягкие… – Муж произносит, у меня уголки губ дергаются. Это даже с натяжкой улыбкой не назовешь. – Давно хотел проверить…

Сердце колотится, в животе опять болезненные ощущения. Не знаю, что говорить. А если поцелует? То я… Что?

Но он, кажется, и не собирается. Накрутила себя, Айка.

Отступает и подмаргивает.

– Отомри, обещал же руки не распускать. Просто любопытно было.

Понимает мой перепуг неправильно, а я почему-то не признаюсь, что не от страха замерла.

Кожа на лице и шее покрывается пятнами.

Чтобы не позориться, разворачиваюсь и направляюсь к лестнице.

Поднимаюсь по ней на носочках. То ли придумывая, то ли всё же чувствуя, как знакомый уже взгляд ползет по ногам.

Глава 18

Глава 18

Айлин

Концепция фиктивного брака с каждым днем нравится мне всё меньше. Но так как злиться за неоправдавшиеся надежды мне не на кого, злюсь я на себя.

Со стороны Айдара ничего не изменилось: он дает мне свободу, которой поначалу я так упивалась. Проблема во мне. С каждым сообщением о задержках или ночевках мужа вне дома становится всё больней и больней. И даже если их нет, успокоиться всё равно не могу. Такая свобода мне не нужна.

Пусть я скорее всего придумываю, но запах чужой женщины заползает в ноздри. Он понемногу просачивается через щели в дом и обустраивается. Присутствует в моей жизни фоном. Как гудение трансформатора, к которому можно привыкнуть. А можно с ума сойти, потому что привыкание не наступает.

У меня пока что… Нет.

Каждый раз сердце ухает в пятки от мысли, что Айдар кем-то всерьез увлекся. У меня нет доказательств, но кажется, что рано или поздно мое наличие перестанет её устраивать и потом…

Всё мое вымышленное превосходство – в труху. Реальность такова, что власть над мужчиной имеет та, с которой он делит постель, а не глупышка, которая готовит в меру вкусные ужины и смущается от прикосновения к волосам.

Я всё чаще и чаще чувствую себя ничтожеством. Но ни с кем, конечно же, об этом не говорю.

Сегодня – суббота, Айдар снова не дома. Скорее всего на работе. Как всегда. Вроде бы понимаю, а перестать тревожиться не могу. Как и отвлечься.

Лейляша приглашает приехать к ним в гости с ночевкой. Раньше я с удовольствием согласилась бы, а сегодня отказалась.

От мыслей, что это могло бы сыграть роль предлога для ревности уже Айдара, тошнит. Вроде бы достаточно не уточнять, просто загадочно ляпнуть, что этой ночью дома не появлюсь уже я, но мне кажется Айдару настолько всё равно, что я просто не вынесу отсутствия реакции.

Да и утро воскресенья – это чуть ли не единственное время, когда мы с ним видимся. Разговариваем. Он улыбается. Шутит.

Воспоминания об этих крохах внимания делают по-сладкому больно. А потом не по-сладкому.

Я умудрилась влюбиться в мужчину, который в первую же брачную ночь четко дал понять: это лишнее. Дал раз и продолжает давать день ото дня.

Он живет свою параллельную жизнь, как и планировалось изначально. Моя же незаметно превратилась в невостребованный придаток.

Чувствую себя надоевшей женой. Только с другими женщинами это происходит после двадцати лет брака и рождения четырех детей. Когда в собственном муже раздражает уже всё до мелочей. А со мной… На втором месяце супружеской жизни.

Тяжело вздыхаю, подтягиваю к груди колени и обнимаю их. Когда Айдара нет дома – я провожу время на первом этаже. Когда есть – чаще у себя в комнате, чтобы не мозолить глаза.

Сейчас устроилась в гостиной на диване. Пытаюсь заставить себя ощутить легкость, радость, выбрать книжку и пойти читать на уличные качели, но легкость почему-то не хочет ощущаться.

На плечи давит непонятная тяжесть. Грузну щиколотками в хандре, по уши погружаюсь в отторжении к себе, как к бессмысленному существу, пока все не меняется вместе со звуком разьезжающихся ворот.

В кровь выплескивается адреналин. Я идиотка, но первая моя мысль: хорошо, что не уехала к Лейляше. Увижу его.

Пытаюсь успокоить сердце, но оно совсем не слушается. Разгоняется и разгоняется.

А я наконец-то переживаю яростный прилив сил. Встаю с дивана, веду ладонями по чуть примявшемуся подолу платья. Подхожу к зеркалу, чтобы убедиться – выгляжу неплохо. Только в глазах лихорадочный блеск. И щеки порозовели. Ну и пусть.

Через окно слежу, как Айдар идет к дому. Стонать хочется от осознания, как сильно я втрескалась, и насколько же это больно. Мне нравится в нем все. Каждая черточка. Как движется. Юмор. Голос. Запах. Если без ноток чужой женщины.

Таких чувств к Мите я не испытывала. Я их никогда не испытывала. И это ужасно. Потому что не нужна и не дорасту. Не смогу быть одной из многих, а на роль единственной он меня не рассматривает.

У меня даже дыхание спирает от отчаянья. Делаю вдох, преодолевая, а потом слышу шаги по ступенькам и щелчки замка.

Разворачиваюсь, движусь в сторону коридора. Торможу дотого, как вылечу навстречу мужу счастливой болонкой. Кладу ладонь на слегка шершавую стену и просто выглядываю.

Айдар отбрасывает ключи, мобильный. Он в рубашке, рукава закатаны. Пиджак, наверное, остался на работе или в машине. Понимаю его, на улице очень жарко.

Со страхом медленно втягиваю носом воздух. Задерживаю в легких. Не слышу примесей, но облегчения это не дарит.

Айдар поворачивает голову, ловит мой взгляд. Немного стыдно, но и сбегать поздно. Муж улыбается мне. Еще больнее…

– Салам, Айка-ханым.

В ответ на его приветствие я сначала просто киваю. Боюсь, что голос прозвучит как-то не так. Если он поймет, что я втрескалась, будет ещё хуже.

Неприятного удивления во взгляде и нравоучительного разговора о том, что сделала это зря, я просто не переживу. Как будто я этого хотела! Как будто это не он виноват!

– Салам…

В душе и голове – вихри. Я здороваюсь, отталкиваюсь от стены и немного отхожу.

Всё так же готовлюсь вдохнуть намек на другую. Зачем себя уничтожаю? Не знаю…

– Ты голодный? – не уверена, что мой вопрос уместен, но когда Айдар мотает головой, становится обидно. Наверное, с кем-то уже поел.

– Я ненадолго.

Муж отвечает спокойно. Без раздражения. По нему видно, что не совсем со мной сейчас – думает о чем-то. Наверное, поэтому не замечает, что я кривлюсь. Слишком остро реагирую на всё.

Ненадолго – потому что другая ждет?

– Что-то случилось? – Бросаю вопрос уже в широкую спину, потому что Айдар успел пройти мимо и движется к лестнице. Взявшись за перилла, оглядывается.

Взгляд такой, как будто только сейчас меня увидел. Это усугубляет боль. Получается, прошел мимо и забыть успел.

Кто я? Зверушка для него или мебель? Мы начинали, как приятели, но с каждым днем он дает мне всё меньше, а моя потребность наоборот растет…

– Нет, всё хорошо. А у тебя?

– Тоже.

Как у меня на самом деле ему не интересно. Поэтому вру.

Айдар улыбается коротким рывком губ вверх. Быстро становится серьезным. Я вижу, что спешит. Вижу, что мешаю ему и своими вопросами, да и просто присутствием. Может даже раздражаю, хотя это вряд ли, он терпеливый. Но все равно гадко…

Делаю шаг назад в гостиную и опускаю взгляд.

– Вы вверх шли…

Опять по-дурному перехожу на вы.

Он поднимется, я схвачу любую книжку и сбегу.

И муж действительно делает шаг по лестнице вверх. Мое сердце обрывается. Лежит где-то в пятках, а потом как за ниточку дергается на место, когда Айдар тормозит и поворачивает голову. Я смотрю вверх, надеясь на одно: пусть он сейчас слишком занят своими мыслями, чтобы увидеть в глазах ещё и мои, которые скрыть я просто не в силах.

Не едь к другой. Пожалуйста…

– Ты занята чем-то?

Даже если была бы занята – освободилась.

Медленно перевожу голову из стороны в сторону, а потом снова смотрю в лицо. Вы мне сердце разбили, жестокий прокурор. Знаете?

Не знает, конечно. Да и неважно это.

Айдар тянется ко лбу и коротко трет. Кивая вверх, спрашивает:

– Мне вещи нужно собрать. Поможешь?

***

Моя помощь Айдару не нужна, это очевидно нам обоим, но я согласилась, а теперь сижу на краю уже его кровати и слежу, как муж перебирает вещи, что-то забрасывает в чемодан, что-то пакует в чехлы.

Вмешиваться у меня рука не поднимается. Только помешаю. Стараюсь дышать тихо и не слишком глубоко. А еще незаметно скольжу взглядом по стенам, мебели, самому Айдару…

За проведенный вместе месяц с небольшим заходила в его спальню не очень часто. Всегда чувствовала себя неловко, ничего лишний раз не трогала, не хотела нарушать чужие границы.

Сегодняшнее приглашение Айдара – ни о чем серьезном не свидетельствует, но оказаться здесь по его воле для меня уже важно.

В раскрытый чемодан опускается стопка белья. Я считаю количество пар. Чувствую себя слабачкой, злюсь. Решаю, что лучше вслух:

– Ты надолго?

Хочется начать с «куда» и «с кем», но это был бы явный перегиб.

Айдар тормозит, упирается кулаками в бока, обводит спальню взглядом, только потом фокусируется на мне. В нем нет ни намека на нежность, но я всё равно таю. Вот же дурочка…

– Четыре дня.

Как долго…

– Ты отдохнуть или…

Взгляд мужа снова на мне. Мой прокурор усмехается, еще не ответил, а мне уже легче.

Да, я умею себя накрутить. Ты всё правильно понял…

– По работе, Айк. Пара встреч. Ну и заодно домой заеду.

Сердце громыхает в ушах. Я киваю, оставляя взгляд внизу. Как не ляпнуть, что я бы тоже к нему домой заехала?

– Вы на поезде?

– На машине.

Опять киваю. С кем-то или…

– Всё быстро решилось, предупредить не смог бы…

Слышу слова мужа и даже ушам не сразу верю. Возвращаюсь взглядом к лицу. Он так и стоит над чемоданом. Брови немного сведены. Между ними – вертикальные заломы.

Неужели вы оправдываетесь, господин прокурор? Перед кем? Фиктивной женой?!

Самой же смешно от предположения. Улыбаюсь и рукой машу.

– Я не из ревнивых жен, Айдар-бей, вы же знаете…

Надеюсь услышать мужской смех в ответ, но его нет. Только кривоватая усмешка. Айдар выдыхает через рот, дает ненадолго провиснуть голове, а потом бодрит себя, ероша волосы на затылке и снова оживает.

В глазах привычный блеск. Кончики моих пальцев покалывает предчувствие обоюдно приятной пикировки. Интересно, а с другими он просто спит или тоже шутит, комплименты делает, смотрит пристально?

Конечно, делает и смотрит. Ничего эксклюзивного кроме никаха, Айка, который для него не так-то важен. Смирись.

– Даже как-то обидно…

Айдар наконец-то шутит, но для меня – неожиданно. Теперь уже я хмурюсь, а он поворачивается к своему огромному шкафу.

– Какой? – достает на выбор два галстука и прикладывает по очереди к пусть расстегнутой и примятой, но по-прежнему белоснежной рубашке. Темно-синий в мелкую геометрическую крапинку или бордовый. Сложный выбор. Я не знаю.

– Этот, – указываю на бордовый, Айдар кивает и начинает сматывать. Выбранный мной рулон летит в чемодан, синий возвращает на место, а у меня вдруг неконтролируемый всплеск гордости. Это он ко мне прислушался? Это я теперь решаю?

Айка, не глупи!

– Я один еду. Тебя не зову, потому что не знаю ни свой график, ни занятость. Ни планы твои...

После «я один еду» остальное я почти не слышу. Просто киваю, а у самой камень с души.

Я успела представить, как будет днем и ночью с другой, пока я здесь…

Хуууууух.

Когда снова смотрю на мужа, свечусь счастьем. Чувствую это. А вот Айдар, кажется, не замечает. Уходит в ванную, возвращается с парой чехлов (бритва, зубная щетка), которые тоже летят в чемодан.

Обо мне Айдар вспоминает только через несколько минут, за которые он успел погрязнуть в какой-то телефонной переписке, а я залюбоваться позой. Ноги поставлены достаточно широко, ткань рубашки натянулась на плечах, голова подана вперед.

Я никогда не представляла себе его без одежды. Слишком скромная для этого, но его мужественность действует на меня очень сильно. Мои университетские подруги сказали бы, что я его хочу. Наверное, всё так и есть.

– А у тебя как дела? – Айдар спрашивает в свой же телефон, приподняв брови. Только по тому, что дальше взгляд поднимается на меня, я убеждаюсь – говорит не с мобильным.

В данный момент – хорошо. Пожимаю плечами, улыбаюсь.

– Думаю, может права получить? Тоже хотела бы иметь возможность сесть и поехать…

Произношу мечтательно, ведя рукой по воздуху в сторону окна. На самом деле, не особо. Но что-то говорить же надо? Какие-то цели иметь. К чему-то стремиться.

Возвращаюсь взглядом к Айдару, с трепетом осознаю, что он так и смотрел на мое лицо. Раньше – скулу, теперь глаза.

– А у тебя нет? Конечно, получи. В жизни пригодится. Если захочешь – вместе попробуем…

Он так просто предлагает, что у меня почти наворачиваются на глаза слезы. Айдар снова ныряет в телефон, а я пользуюсь разрывом зрительного контакта, чтобы отдышаться.

Отец с братом всегда относились к моим хотелкам иначе. Зачем? Ты – женщина. От вас на дорогах одни беды. Нужно куда-то – скажи. Отвезем.

Я принимала это как данность. А теперь… Хочу у него учиться. Вождению, жизни…

– Захочу.

Наглею настолько, что озвучиваю. Чтобы Айдар не думал, что я не запомню. Он поднимает глаза и хмыкает. О чем подумал – уже даже не пытаюсь угадать.

– Ты меня позвал просто чтобы посидела? – спрашиваю, когда Айдар, опустившись на корточки, закрывает чемодан.

Запоздало осознаю, что прозвучать могло, как претензия. Успеваю и испугаться, и успокоиться.

Муж не злится. Оценил, как колкость.

– Ты – посидела. Я – полюбовался.

Сама нарвалась, Айка. Получай. Для него – просто слова, для тебя – повод теребить себе душу.

– А если серьезно, в последнее время говорим мы мало. Если тебе что-то нужно…

Твое внимание.

Моргаю и с улыбкой мотаю головой.

– Нет, всё замечательно.

Айдар дает мне пару секунд, чтобы добавить или передумать, но я не делаю этого.

Встает, поднимает в вертикальное положение чемодан, на ручку вешает чехол.

Я тоже встаю. Кажется, сборы окончены.

Хочу выйти из спальни мужа первой, поэтому пока Айдар смотрит на часы, я его обхожу.

– Айка, – оклик бьет в затылок в дверном проеме. Торможу по команде, поворачиваю голову. Совсем оглянуться сложно. Чувствую жар мужского тела спиной. Дыхание – виском. Тело реагирует моментально, превращаюсь в раскаленный нерв.

– Что? – вроде бы и отойти надо, и не могу себя заставить. Чувствую, как по руке от локтя и до запястья скользят мужские пальцы.

Господи, что же он делает?

Айдар несильно сжимает и тянет. Хочет, чтобы развернулась. Подчиняюсь.

Трачу всю себя на то, чтобы не выглядеть испуганной. Приподнимаю подбородок, смотрю в глаза, которые сейчас – близко-близко. Не существует идеальных людей, я знаю это. И когда мы рассматриваем друг друга с такого расстояния, обнажаются все дефекты. Но в Айдаре я их искренне не вижу. Сила влюбленности очень пугает.

Мы дышим в унисон и молчим. Я все так же стараюсь сохранять спокойный вид. Он кажется очень внимательным.

Если видит дефекты во мне – это больно. Знать не хочу.

Исследует лицо. Поглаживает кожу.

Я что-то для тебя значу?

– Ты за старшую, жена. Глупостей не делать, любовников в дом не водить, хорошо?

Его близость делает меня излишне смелой. Слова о любовнике, как ни странно, не ранят. Я вот сейчас осознаю, что ожидаю от человека, который не жил со мной с детства, ничего не знает и знать не должен, идеального понимания. Его не будет. Если я не внесу свою лепту, конечно.

– В твой дом я постороннего не привела бы.

А моя лепта – это правда.

Слова сказаны, воздух снова звенит тишиной.

Айдар остается серьезным. Разжимает кисть, я чувствую потерю. Следом – новый скачок адреналина. Мне в детстве никогда не разрешали кататься на американских горках. Опасно. А тут… Свои. Для кого-то жалкие, почти над землей. Для меня – целый новый мир.

Костяшки мужских пальцев прижимаются к моей щеке. Я не дергаюсь. Не закрываю глаз. Не трясусь. Продолжаю смотреть в глаза. Выдерживать взгляд прокурорских.

Он гладит, съезжает ниже, ведет большим пальцем по уголку моих губ, а указательным фиксирует подбородок и подтягивает еще выше.

Я с ума схожу от мысли, что может поцеловать. Вот просто. На прощание. После этого же не станет, наверное, с другими? Или станет?

В груди боль. Тугой узел, собравшийся внизу живота, опускается еще ниже. Я чувствую пульсацию.

– Хорошей дороги мужу пожелай…

– Пусть дорога будет удачной, Айдар.

Муж кивает, его рука соскальзывает, задевая шею.

Я тоже рухнула бы, но как-то стою. Отступаю и упираюсь спиной в дверной косяк, пропуская мужа вперед.

Глава 19

Глава 19

Айлин

Айдара не было дома четыре дня. Его отсутствие почти не ощущалось, а возвращение ничего не изменило. Странно было бы думать, что само по себе произойдет что-то, способное перевернуть наши жизни с ног на голову. Как бы там ни было, но чтобы перевернуть – нужно делать.

Это совсем не в моем характере и противоречит заложенным воспитанием истинам, но я решаю, что хотя бы попробовать должна.

Тебе не хватает внимания, Айка-ханым? Хочешь, чтобы вы с мужем стали ближе? Действуй.

Затолкай поглубже обиду за связи с другими женщинами и покажи, что при исполнении ряда условий готова к чему-то большему.

В теории это звучит не так уж ужасно. На практике... С практикой я никогда не угадываю.

В отсутствии контактов с Митей я Айдару так и не призналась. Сложно представляю себе это во время длящихся не больше пятнадцати секунд разговоров на тему: «привет, у тебя всё хорошо?».

Как мне сказать? «Да, хорошо, но замуж ты меня позвал зря, потому что прикрывать нечего»? Ну глупость же.

Поэтому Айдар не в курсе, что моя влюбленность к другому прошла. Как и не в курсе, что я умудрилась втрескаться в него.

Я снова стою у высокого забора прокуратуры. Снова мандражирую, но теперь совсем не так.

Конечно, я не согласовывала свой визит с мужем. Это спонтанный сюрприз. Утром в голове сложился план и я позволила себе действовать, пока не передумала. На сей раз уже не боюсь косых взглядов и похабных шуточек. По отношению к жене областного прокурора не посмеют. А посмеют… Я им не завидую.

Никто не знает и не узнает, что у нас с Айдаром всё не по-настоящему, что я – его акт благотворительности. Для всех я любимая жена, насмешки над которой будут стоить дорого.

Думаю об этом и даже спину сильнее распрямляю.

Руку оттягивает крафт-пакет с несколькими пищевыми контейнерами. Я только из дому и на такси. Горячее не успело остыть. Холодное – нагреться. Но всё изменится, если я по своей трусливой привычке начну наворачивать круги.

Беру себя в руки и набираю мужа.

У нас не такая уж частая телефонная связь. Обычно звонит мне он, самой делать это как-то неловко. Сейчас тоже, но я убеждаю себя, что приперлась не просто поглазеть на его улыбку. Я вообще-то по важному делу…

– Слушаю, Айлин, – Айдар берет почти сразу и обращается по имени. От того, как звучит его голос, я тут же сбиваюсь с мысли. Даю подскочившему сердцу приказ успокоиться. Смотрю на здание.

– Привет, ты на работе?

Судя по паузе, муж чуточку удивлен. А я прошу у Аллаха, чтобы не дал ответить «нет».

– Да. Что-то случилось?

Обидно, конечно, что он думает обо мне только как о возможном источнике проблем и неприятностей. Но я смогу с этим жить. В идеале – даже поменять. Но это уже далекие и амбициозные планы.

– Нет, просто… Я хотела с тобой поговорить кое о чем…

– Хорошо, давай вечером. Я планирую не поздно…

По грудной клетке растекается успокаивающее тепло. Я даже выдыхаю, пусть и не хотела бы, чтобы Айдар это услышал.

Говоря, что после его возвращения из командировки ничего не поменялась, я в частности имела в виду и частые ночевки вне дома. Они есть. Когда думаю о них – отчаиваюсь. Утопаю в грязи и ненужности. Но возненавидеть Айдара не могу. Он слишком честен со мной. И слишком добр.

– А если я зайду ненадолго… К тебе? Я недалеко…

На самом деле, я не "недалеко", а специально наготовила новую порцию ненужной домашней еды и примчалась на такси. Платила наличкой, чтобы позориться не так явно.

– "Ко мне" это куда?

– В прокуратуру.

Айдар молчит, а я переминаюсь с ноги на ногу. Вот сейчас в полной мере осознаю глупость своей затеи. Он меня развернет. Аллах, он меня развернет…

Слышу, как Айдар прокашливается. Кажется, с кресла встает. Его окна скорее всего выходят на эту сторону, точно я не помню.

В трубку молчит. Наверное, смотрит вниз.

Только не смейтесь, господин прокурор… Пожалейте…

– Других сюда силой не затащишь, а тебе понравилось, я так понимаю…

На самом деле, нет. Вообще не понравилось. Но а как иначе с вами повидаться? Разве вы даете мне выбор?

– У меня нет оснований бояться. У меня муж – областной прокурор. Слышали, наверное…

Люблю получать его реакции. Сейчас слышу, как хмыкает в трубку. И сама улыбаюсь, приободряюсь…

– Сейчас на проходную скажу позвонить. Только ножи и взрывчатку выложи, хорошо, ханым?

– Хорошо…

Скидываю. С улыбкой смотрю на экран, давая мужу несколько минут на звонок на проходную. Не хочется стоять в уголке и ждать, когда охране дадут распоряжение меня пропустить.

Здесь все тоже должны знать, что Айдар Салманов взял в жены достойную девушку, а не шуганного зайца.

Поднимаясь по лестнице, всё равно волнуюсь, но прохожу без проблем. Уточняю номер кабинета мужа, потому что в первый свой визит не запомнила. Поднимаюсь на лифте на один из верхних этажей.

Это место мне по-прежнему не нравится, но к нему можно привыкнуть. Сейчас мне вообще сложно концентрироваться на интерьере или атмосфере, я взволнована из-за предстоящей встречи.

Стучусь в приемную, побеждаю желание заглянуть и уточнить, можно ли.

Мне можно. Делаю решительный шаг.

Здесь за столом сидит та же девушка, которая в первый мой приход оценивала, не слишком одобряла…

И, если честно, я очень боюсь понять, что именно ее муж выбрал, чтобы компенсировать отсутствующий в нашем браке элемент, но мне становится легче быстро. Это не она.

Сначала ее взгляд на меня – абсолютно нейтральный. Потом происходит узнавание и в нем снова зажигается зависть. Она влюблена в моего Айдара, она оценивает меня и не считает достойной, но в глазах нет превосходства. Значит, их ничего не связывает.

– Здравствуйте. Я к Айдару Муратовичу. Он знает…

Совсем наглеть и обходить его секретаря я не стану. Нет цели покорить мужа нахальством. Иду по процедуре.

Девушка здоровается в ответ, вымучивает улыбку. Присесть не предлагает, что, наверное, неправильно. Но это мелочи.

В заветную дверь стучится она. Заходит и сообщает. Я слышу голоса. Сердце ускоряется, ладони мокнут.

– Проходите, Айлин. Айдар Муратович ждет.

Киваю в ответ на приглашение. Захожу в открытые двери. По ощущениям это похоже на прыжок с водопада. Не знаю, почему так волнуюсь. Наверное, просто соскучилась.

Вместе с первым взглядом на мужа с душой что-то делается. Она как будто переворачивается. Это и больно, и сладко. Если бы кто-то меня спросил, хочу ли я влюбляться, сказала бы, что нет.

Но уже поздно.

Айдар улыбается, кивает. Я – в ответ, краснея.

Приподнимаю пакет и выдаю заготовленную речь:

– Ты не просил обеды тебе собирать. Но я подумала, что раз уж мне всё равно по дороге… Здесь вкусно, я старалась…

Делаю шаг ближе к прокурорскому столу. Веселю, конечно же, но это неважно. Он поест и будет сыт. Поблагодарит меня у себя в голове. Домашняя еда всегда лучше доставок или даже ресторанов.

Ставлю на край, жду какой-то реакции, потому что пока Айдар просто следит за действиями с улыбкой.

Потом поворачивает голову в сторону. На тот же диванчик, на котором когда-то сидела я. Аж сердце подскакивает. Шайтан, он не один…

– Вот видишь, почему жениться стоит? И от язвы сдохнуть не дадут, и деньги сэкономят. На босоножки, да? Айлин-ханым?

Одновременно и смущаюсь, и голову боюсь повернуть. Но какой уже смысл? Делаю это.

Когда ловлю взгляд брата, пугаюсь. Он смотрит пристально и из-под нахмуренных бровей. Совсем не разделяет нашего с Айдаром настроения.

Первое, что я чувствую, – боль. А потом злость. Не нужно перекладывать на мои плечи свои беды. Это не я вас наказываю. Это вы меня наказали.

– Салам, – здороваюсь первой просто чтобы не вызывать лишних вопросов у Айдара. Не хочу с ним объясняться, что там с родней. Я искренне очень благодарна мужу за невмешательство в эту сферу моей не самой яркой жизни.

– Салам, карындаш…

Поджимаю губы. О том, чтобы подойти и обнять Бекира, даже мыслей нет. Это ужасно, но я хочу одного: остаться с Айдаром в его кабинете наедине. Только Бекир уходить не спешит.

Смотрит на меня и смотрит. Говорит что-то взглядом. А у меня нет желания разбираться.

Отворачиваюсь к мужу. Он, конечно же, наблюдает за нами. Выводы делает. Остается надеяться, что сохранит свою тактику невмешательства.

– Я вам помешала?

– Нет. Мы о жизни говорили.

Киваю и сглатываю. И что же вы обсуждали? Прелесть договорных браков, в которых волю женщины ни во что не ставят?

Забытая злость накатывает заново. Я вспоминаю о своем унизительном статусе проданной и преданной. Кстати, я же так и не знаю, выторговал ли что-то для себя отец в этой супер-выгодной сделке. Может спросить?

Еле гашу желание поступить по-идиотски. Снова вздергиваю подбородок, встречаюсь глазами с Айдаром. Он как будто ждал. А меня уже не сбить с толку его внимательностью. Даже то, что я не считываю его мысли, по боку.

– Бекир, спустишься на третий к БОПам? – может как раз читая мои мысли, Айдар поворачивает голову к брату. – Скажи, что я в четыре жду Мартынова, якшим?

Я чувствую раздражение брата. Оно идет вибрациями по стенам и ударяет в меня. Учусь игнорировать. Это не мои проблемы. Я просто приехала к своему мужу. И я ему благодарна.

– Конечно.

– Тогда спустись, передай и на сегодня свободен.

Айдар обходит стол, Бекир поднимается ему навстречу.

Я оказываюсь в выгодной позиции: у мужа за спиной. Ужасно в этом признаваться, но сразу же чувствую себя лучше. Защищенней. От кого? От брата? Дожилась…

Мужчины пожимают друг другу руки.

Я слышу произнесенное мужем:

– Давай, родным салам от нас передавай.

– Передам, – от брата. После чего его взгляд снова впечатывается в меня.

Еле сдерживаюсь, чтобы не сбежать еще дальше, но это будет подозрительно. Поэтому улыбаюсь.

Все в комнате понимают, что наиграно.

– Пока, Бекир…

Машу рукой. Не хочу, чтобы подходил. А он реагирует на это раздражением.

Сжимает челюсти, желваки играют…

А не полез бы ко мне тогда, этого всего бы не было!!!

Кричу внутрь. Наружу улыбаюсь.

Он тоже сомневается, но в итоге все же делает шаг ко мне. В очередной чертов раз игнорирует мои желания.

– До двери проведи хоть, карындаш. Я понимаю, что по мужу-то больше соскучилась, но и брата можно уважить…

Я молча терплю, что на моем локте сжимаются пальцы. Сильно. Даже больно.

Бекир нас разворачивает, я подчиняюсь. Не хочу, но почему-то по-прежнему позволяю себя подавлять. Наверное, именно поэтому холодею от мысли, что придется с кем-то из родных встречаться. Они сломают меня еще раз. Убедят в том, что просто раньше меня разглядели мою же удачу. Ни черта при этом не зная о реалиях…

Айдар остается за спиной, теперь я чувствую себя уже беззащитной, а Бекир клонится к виску и в него выстреливает тихим:

– Ты бы родителей пожалела, Айка… Мама места себе не находит. Плачет. Говорит, ты ее никогда не простишь…

Меня сразу же начинает трясти. Вплоть до зубов. Я не хочу этого знать. Я не хочу чувствовать вину. Не хочу плакать из-за своей невозможности простить. Это даже не гордыня. Я просто не способна.

– Так а ты приветы передавай. Скажи, Айка-балам благодарит за то, что сломали ей жизнь…

Бекир говорит со мной на крымскотатарском. Так, будто это помешает Айдару нас понять. Будто он не в курсе, что меня ему продали без моего спроса. Будто брат мне по-прежнему ближе. А я отвечаю в пику ему громко и не так, как говорили с раннего детства, когда между собой и о сокровенном. Строю стену языкового барьера. Сейчас хочу сделать много-много таких стен.

В ответ на мою фразу Бекир ругается. Сжимает локоть сильнее. Не выдержав, я дергаю руку. Смотрю на него предостерегающе. Не получаю удовольствия, но и прогибаться не стану.

– Это ты кашу заварила…

– Нет. Это ты ее заварил. А хлебать мне.

– А разве не по вкусу тебе каша? Так и не скажешь...

Выдергиваю руку и отступаю. В ушах звенит обвинение.

Поворачиваюсь к Айдару. На душе гадко, но ему я улыбаюсь широко и до тошноты не по-настоящему.

Вздрагиваю, когда за спиной хлопает дверь.

Бекир ушел злой до трясучки. Я тоже теперь разбита. Зато разговор с Айдаром уже так сильно не пугает.

Под его взглядом понемногу успокаиваюсь.

Чувствую слабость, хочу присесть. Обвожу взглядом комнату, натыкаюсь на тот же диванчик, с которого встал брат.

Не сяду. Там сильно пахнет туалетной водой, которую я так любила. А теперь это мой страх.

Айдар по старинной привычке проходит мимо к кулеру. Набирает стаканчик воды, но не ставит на стол, а протягивает. Я беру.

– Рехмет… – Поблагодарив, выпиваю залпом. Он повторяет.

Прокурору явно очень любопытны мои реакции. Не знаю, зачем, но он не отвлекается, не отводит взгляд.

Когда произносит:

– А ты не щадишь… – Я даже в ступор впадаю ненадолго. Хочется в ответ спросить, пощадили ли они меня? Но бессмысленно.

Пожимаю плечами, улыбаюсь, пусть и очевидно, что он моей легкости и не верит. У самого уголки губ точно так же наигранно дергаются вверх и снова становятся ровными.

– Вы только заметили? – Защищаясь, иду в нападение. Но мой апломб не берет прокурора. Он всё для себя понимает за пару молчаливых секунд. Как именно интерпретирует – я никогда не узнаю.

А когда смаргивает, смотрит уже по-новому. Как было поначалу. Как будто просто забавляю.

– Да нет. Сложно не заметить. Кроткая такая, а потом раз – и вспышка.

– А вы не доводите... – Произношу и сама же пугаюсь. Но это внутри. А глаз не отвожу. Айдар тоже.

– Похоже, действительно не стоит.

Мы разрываем зрительный контакт одновременно.

Айдар подходит с моим стаканчиком к мусорной корзине, а я реагирую кивком на его негромкое:

– Присаживайся.

Игнорирую диван. Не хочу чувствовать себя жалкой, утопающей в его мягкости девчушкой, которой больше всего в жизни важно прикрыть от мужа коленки. Сейчас проговариваю это описание про себя и действительно противно.

Сажусь на кресло, забрасываю ногу на ногу, ткань скользит вверх, ну и хорошо. Заталкиваю поглубже стыд. Это делать легче, когда в крови бурлит адреналин.

Провожаю взглядом своего прокурора до рабочего места.

Обидно, но мой пакет он пока так и не открыл. Не проявил интереса.

Убеждаю себя, что это не моя проблема. Я делаю предложение, а пользоваться ли им – пусть решает сам. Но ноздри и нервы всё равно щекочет распространяющийся по кабинету запах еды. Вкусно. У самой слюнки текут. А Айдар набрасываться не спешит.

– Ты дом нам не сожгла? – Вопрос Салманова звучит так неожиданно, а я настолько взведена, что просто улыбаюсь. Это издевка или что?

– Откуда такие мысли? – Даже предполагать не хочу, поэтому спрашиваю.

Айдар покачивает головой. Имеете в виду, что от меня ожидать можно чего-угодно? И я искренне про себя отвечаю: вы даже не представляете, насколько…

– Могла бы домой вызвать. Я бы приехал. Как и у всех, час на обед у меня есть…

Господи, как тепло… Перед глазами мелькают картинки. Чувствую себя глупой. Но откуда я знала, что так можно?

– Мне не сложно было к вам… К тебе, – поправляю себя же, ловя легкий укор во взгляде. Айдар кивает, но к еде всё равно не тянется.

Я смахиваю волосы с плеча, запрокидываю голову на пару секунд и двумя покашливаниями прочищаю горло. А когда возвращаю в исходное положение, ловлю взгляд на ключице. Мои чувства не совсем безответны. Я ему нравлюсь. Иначе замуж не взял бы. Иначе серьезно не относился бы. Но, видимо, не настолько, чтобы за меня бороться. Даже с воображаемым Митей.

Это сверлит дырку в груди. В детстве я мечтала именно о такой любви – чтобы меня добивался мужчина. Но взрослость моя совсем не такая, как думалось…

Я снова прокашливаюсь, зеленые глаза поднимаются к лицу.

Я могу быть лучшей любой из тех, что вы выбираете…

– Спасибо за заботу. – Мой муж проявляет вежливость, я киваю с улыбкой. – О чем поговорить хотела?

Время прокурора – деньги. Не знаю, можно ли так говорить, но и задерживать его не стоит. Я это понимаю, поэтому стараюсь начать без заходов издалека.

– Я хочу взять академотпуск.

Произношу и замолкаю. По всё той же детской привычке засекаю реакцию собеседника. Я миллион и один раз не осмелилась сказать это папе. Знала, он не одобрит, не согласует, я упаду в его глазах. С Айдаром особенно падать мне некуда, но сердце все равно волнуется.

Я выдерживаю заинтересованный взгляд мужа. Он кивает, даже облегчение испытываю.

– Просто академ или…

– Перепоступление. – Перебиваю, но за это не стыдно. Да и Айдар не злится. – Медицина – не мое. Я не горю. Я поступила, потому что очень хотела обрадовать родителей. В меня со школы вкладывали много денег. Репетиторы по биологии, химии, предметы мне сложно давались. Папа всегда мечтал, что его дочь станет медиком… Ну или хотя бы человеком с дипломом медика. Я убеждала себя, что разделяю идею. Но, если честно, это не мое…

– А что твое? – Элементарный вопрос за секунду доводит меня до пика восторга. Я так эмоционально расшатана сейчас, что чувствую подкатившие к горлу слезы. Надо сдержаться. Айдар не поймет. А я просто… Я просто счастлива, что кто-то спрашивает, что я считаю своим. И даже не шутит о кулинарных навыках. Этого я боялась, наверное, больше всего. Но Айдар серьезен. Ждет.

– Я хочу поступить на кибернетику. Системный анализ. Я знаю, что это очень перспективное направление… И что применяются знания в широком спектре сфер. В той же биологии… Если захочу…

– Почему не право? Финансы? Журналистика, может?

Раз за разом мотаю головой. Я не могу сказать, что в своем выборе уверена на все сто. Но хочу попробовать именно свой. Ошибусь – так и будет. Никого не смогу винить. Для меня это важно.

– Это может быть глупо, но я в описание влюбилась. Потом смотрела ролики. Нашла парочку подкастов. Читала…

Не договариваю, что делала это в то время, которое он скорее всего считал тупым сидением дома.

– А когда поступление? Сентябрь скоро. Ты успеваешь?

Муж подталкивает меня своими вопросами все дальше и дальше. Я завожусь. Киваю с энтузиазмом.

Собираю волосы в хвост, потом кручу пучок, который тут же рассыпается обратно по плечам. Айдар следит за падением, потом возвращается к глазам.

Вам волосы мои нравятся? Скажите, мне будет приятно…

– Я нашла подходящий вариант. Так, как три курса образования у меня есть, часть общеобразовательных дисциплин мне зачтут. У меня будет полгода на то, чтобы подтянуть парочку хвостов за первый курс и меня зачислят со второго семестра на второй. Вторую часть я подтяну в весеннем семестре. Получается, потеряю не четыре года, а два. Но это контракт. Для бюджета нужно будет ждать и поступать по конкурсу…

Уши загораются, когда речь заходит о денежном вопросе. Я очень гордилась, что смогла поступить на бюджет в медицинский. Теперь это достижение кажется уже бессмысленным. Но своих денег у меня, к сожалению, нет. К тому же, возможно, мне придется компенсировать стоимость обучения и стипендию. Это очень гложет.

– Я могу продать что-то… Или взять кредит. Если можно, у тебя…

Стыдно до жути. По коже мурашки.

– То есть, вопрос в деньгах?

Сомневаюсь, неопределенно веду головой.

– Вопрос в твоем согласии.

Вижу, что Айдар удивлен. Недолго молчит, потом тянется к своему мобильному и крутит на столе. Только не отвлекайся, пожалуйста…

Но он поднимает взгляд. Насмешки ноль. Он позволяет мне верить, что мы ведем серьезный, взрослый разговор.

– Такие вещи ты можешь решать без моего согласия. Это твоя жизнь, Айлин…

Моя.

Киваю.

Просто мне показалось бы наглостью поставить перед фактом. Я так не привыкла. У нас не настоящая семья, но я не могу с этим смириться.

– Я подумала, что лучше будет обсудить… – Я юлю. Сейчас-то я понимаю, что слово "обсудить" в моем лексиконе все эти годы жило зря. Со мной ничего не обсуждали. Только навязывали. Понимает ли это Айдар – не уверена. Но он отрывает пальцы от телефона и взмахивает в воздухе.

– Не проблема. Денежный вопрос мы решим. Если ты уверена.

– Да.

– Тогда вперед, я поддерживаю…

Триумф натягивается внутри струной и лопается. Момент для меня ужасно торжественный, но внешне я все так же спокойна. Только расслабляюсь немного. Улыбаюсь... В сторону смотрю…

Ты счастлива, Айка?

Спрашиваю у себя же и отвечаю честное: сейчас – да.

Приоткрываю рот и делаю глубокий вдох. Он получается каким-то невероятно свободным. Я вдруг верю, что у меня получится всё, о чем мечтаю…

– Айка, – Айдар окликает, я реагирую моментально. Дергаю головой и расправляю "крылья". Вновь стать серьезной не успеваю.

У мужа вокруг глаз собираются лучики-морщинки. Улыбается.

И я улыбаюсь.

– Это всё?

Киваю.

– И на водительские я тоже пойду. И твое обещание помню… – Бросаю вдогонку.

Моя осень будет очень необычной. Но на сей раз мне не грустно ее ждать. Я взволнована.

– Хорошо.

– Спасибо… Тебе… – Мне так хорошо, что хочется делиться. Благодарю от всей души, Айдар не отмахивается.

– Не так уж и сложно быть тебе хорошим мужем… – Иронизирует, а я губу закусываю, чтобы не ляпнуть лишнего.

Это действительно совсем не сложно. Вам.

Разговор вроде бы закончен. Настаивать на том, чтобы Айдар пробовал еду при мне, я не стану. Убеждаю себя, что даже если выбросит, как только выйду, не обижусь.

Но выходить мне совсем не хочется. С каждой секундой концентрация неловкости в воздухе увеличивается. Жаль, что мы с Айдаром не можем просто вместе сидеть. Он бы работал, я...

Глупые мысли. Рано о таком мечтать.

– У тебя на пятницу есть планы? На вечер? – Вопрос мужа удивляет наверняка сильнее, чем его моя новость о перепоступлении.

– Нет. А что? – Какие у меня планы, господи? Даже если были бы – соврала.

– Кое о чем в ответ могу попросить?

– Конечно, – я исполню любую просьбу.

– Сходим на мероприятие, Айка? Как муж и жена.

Глава 20

Глава 20

Айлин

К выходу в свет под руку с мужем я готовлюсь тщательней, чем к нашей с ним свадьбе. И волнуюсь иначе: не столько боюсь, сколько предвкушаю.

Все дни до пятницы парю над землей. Не то, чтобы высоко, но ощутимо. Заканчиваю заниматься сменой документов на новую фамилию, звоню в университеты (почти брошенный и будущий), чтобы узнать всё до последней детали.

Через несколько часов после того, как я уехала из прокуратуры, мне на телефон пришло сообщение: «спасибо, Айлин-ханым. Было очень вкусно».

Нужно ли говорить, что я пищала от восторга?

Думаю нет, и так понятно.

А еще я в восторге от того, что больше в нашем с Айдаром диалоге сообщений не было. Ни одного «сегодня ложись спать, не дожидаясь». Он ночует дома. Приезжает поздно, да, но мне легче засыпать, зная, что он занимается своими делами за парой стенок.

О том, чтобы сблизиться сильнее ещё до вечера, я особенно не думаю. Мне кажется, не получится. Куда важнее показать себя достойной, а еще полезной на нём.

Ну и, конечно же, мне хочется быть самой красивой.

Я надеваю то же платье, в котором была на свадьбе Лейлы. Странно, но оно не ассоциируется у меня с обрушившимся на голову чуть позже позором. Куда сильнее – с первой нашей встречей с мужем.

Я даже немного волнуюсь: а он вспомнит? Вряд ли. Но хотелось бы, конечно.

Я записалась на укладку и макияж к той же девочке, которая делала свадебный. Попросила узнать её контакты у мамы Лейлу. На сей раз мы с мастером отлично болтаем. Я рассказываю, что счастлива в браке, и она этому очень рада.

Вернувшись домой, долго кручусь перед зеркалом, чувствую себя конфеткой.

Когда мы с мамой покупали это платье, консультант мне на ушко шепнула, что эффектней всего выглядеть будет без бюстгальтера. Грудь молодая. Стоячая. Аккуратная.

Я тогда чуть со стыда не сгорела. Ведь где Айка и где выходы без белья? Это же стыд! Но сейчас Айка уже другая. Храбрая ли настолько – я до конца не уверена. Но мне очень хочется выйти за все рамки, которые вижу. Поэтому рискую. Расстегиваю бра и бросаю на кровать, а платье поправляю. Теперь на мне только бесшовные стринги и голая кожа. Я вижу в отражении бугорки сосков, это очевидно слишком, но если раньше я бы спасовала, вернула белье, а то и вовсе сменила платье, то сейчас я просто перебрасываю на грудь волнистые волосы.

Обуваюсь тоже в своей комнате. На полу расставлены шесть коробок. Я хвалю себя за то, что когда-то была модницей, только спасибо родителям за то, что потакали, сказать не могу. Я бы с радостью проявила гордость, собрала все купленные на папины деньги вещи и отправила обратно, но, боюсь, даже Айдар этот жест не оценит. Так зачем?

Выбираю открытые босоножки с красивыми тонкими синими замшевыми ремешками. На плечо вешаю золотой клатч-ракушку.

Надеваю оба подарка Айдара – и браслет, и кольцо. К ним – уже свои серьги. А вот шею оставляю открытой. Не хочу привлекать лишнего внимания.

Спускаясь на первый этаж, мандражирую.

Мы еще не опаздываем, но Айдар уже ждет. Он был приглашен на празднования Дня рождения губернатора нашей области. Для меня это абсолютно неизвестный и недосягаемый, казалось, мир. Я не совсем дурочка и понимаю, что у идеальных губернаторов не может быть помпезных праздников. Как и что показательно принципиальные прокуроры на них в жизни не пошли бы. Но мой… Я его до конца еще не разгадала. Мне кажется, человек он хороший. За свои бесконечные подколки о взятках мне стыдно. Хочу верить, он их не берет. Острых вопросов о коррупции я ему больше не задам. Повзрослела. А рискну ли когда-то о чем-то спросить – не знаю.

Сейчас он – моя защита. Залог спокойствия. Я ему просто доверяю. Принимаю правдой то, что сам озвучивает.

Айдар предупредил, что там может присутствовать мой отец. Но кроме него – толпа незнакомых, богатых и значимых людей. Я убеждаю себя, что готова. Не буду страдать о загубленной жизни Айки-балам. Буду вливаться в новую жизнь Айлин Салмановой.

Первое испытание лестницей мы с нарядом проходим на отлично. Спускаюсь на первый этаж и торможу в дверной арке, ведущей в гостиную, отпуская подол платья. Он щекочет икры. Может из-за этого по коже мурашки, а может потому что вижу мужа.

Айдар сидит на диване ко мне спиной. Он уже одет и готов.

Меня разрывают противоречивые чувства. Хочу одновременно и привлечь его внимание, с жадностью впитать первый взгляд, и сбежать в комнату. Соврать, что на губе вылез герпес, которого в жизни не было, остаться дома.

Но побеждает здравый смысл. И взрослость.

Тихонько кашляю. Айдар отрывается от телефона и поворачивает голову, немного запрокинув.

Озноб по коже. Я ему нравлюсь.

Позволяю мужу себя разглядывать. Чувствую его интерес телом. Кожу покалывает, даже грудь тяжелеет. Соски трутся о ткань, вниз живота устремляется горячая волна. А он просто смотрит. Просто. Смотрит. Может это я перезревшая извращенка?

Делаю шаг вглубь комнаты, Айдар смаргивает и снова отворачивается.

Правда ненадолго. Встает, поворачивается ко мне всем телом, смотрит тоже внимательно, но уже не так…

Всё же первый взгляд был другим. Я его поймала.

– Не опозорю? – Сама знаю, что нет, конечно, но хочу услышать хотя бы один комплимент от мужа.

– Покрутись.

Исполняю приказ, разведя руки в стороны. Делаю оборот вокруг оси медленно. Хочу, чтобы взгляд обволок всю. Лег равномерно. Чтобы чувствовался подольше. И неважно, где. На полуголой спине, очерченных шелком ягодицах, напряженный икрах или плоском животе.

Заканчиваю оборот и приподнимаю бровь.

Айдар совершенно серьезно отвечает:

– Ненормативно можно?

– Лучше нормативно.

– На месте твоего мальчика я бы тебя с собой никуда не пускал.

Лучше бы вы сказали «охуенная». Я же знаю, хотели это.

Думаю очень-очень смело, а потом резко смущаюсь. Опускаю взгляд и упускаю очередную возможность признаться. Сейчас некогда. Мы же на мероприятие едем.

– А что будет? Вы же обещали… К обещаниям своим относитесь серьезно…

Как будто в спину кто-то толкает. Я провоцирую. Хочу услышать: да и похуй. Обещал – передумал. Ты слишком…

Хотя бы так. Не бороться за меня, так хотя бы ради меня отступаться от обещаний. Я согласна и на это. Но…

Айдар хмыкает и делает шаг за шагом ко мне.

Отработанным уже движением обвиваю его локоть, разворачиваюсь и шагаю по коридору в ногу с замедлившимся мужем. Мы подстраиваемся друг под друга. Можем считать себя идеальной парой?

Мужская ладонь ложится поверх моей кисти. Айдар несколько раз поглаживает, а потом опускает руку вдоль туловища. Секунда ничего не значащей нежности окончена.

– Очень серьезно отношусь, Айка. Можешь не волноваться.

***

В машине я веду себя по-хозяйски. Может даже нагло, но Айдар не возражает. Регулирую температуру и силу обдува, с его подсказками удобнее устанавливаю кресло.

Снова расслабляюсь и отбрасываю досаду из-за того, что он «относится серьезно». Только фоном чувствую злость на себя, что не прояснила про Митю. Сама толком не знаю, зачем держу этот «козырь» в рукаве. Что это? Женская интуиция или детская глупость?

– Расскажи, что мне нужно будет делать?

Спрашиваю, повернув голову к мужу. Запахи наших туалетных вод смешиваются. Мне очень нравится сочетание. Я бы каталась и каталась. Просто по городу. Просто болтая.

– Ничего особенного, – Айдар пожимает плечами, не отвлекаясь от дороги, а я хотела бы, чтобы почаще смотрел на меня. – У тебя очень располагающее лицо, шикарная улыбка. Ты добрая, душевная. Милая, хоть и отбрить при желании можешь. Налаживать контакты тебе должно быть легко как с женщинами, так и с мужчинами. – У меня глаза расширяются, Айдар же бросает быстрый взгляд и усмехается. Дальше опять смотрит на дорогу, а говорит мне: – Но мужчин я беру на себя, а тебе буду благодарен, если заведешь парочку знакомств. Нескольких жен, дочерей. Без особой логики, наобум. Я позже скажу тебе, кто меня интересует. Сегодня просто знакомься, общайся, шути, о себе рассказывай, слушай… Обменивайся контактами и соцсетями. Ты – новый человек. Впрочем, как и я. Нас здесь никто не знает. Чужаков не любят. Мы должны как можно быстрее стать своими.

– Чтобы что? – Я уверена, что Айдар сознательно сглаживает острые углы. Дает мне первое, самое легкое задание. Ведь ну что такое для двадцатилетки общаться, улыбаться? Разве я собиралась заниматься чем-то другим? Но это только разогрев. Возможность оценить, на что я способна. Дальше будет больше. Мне хочется показать себя на сто из ста.

– Чтобы нам начали доверять, Айлин. Делиться.

– Тайнами? – На этом вопросе добиваюсь своего. Айдар поворачивает голову. Медленно растягивает губы в улыбке. А я свои облизываю. Очень волнуюсь. Я бы даже ладонями по ткани проехалась, но стыдно.

Муж медленно кивает, я чувствую кульбит в животе.

– Доверие развязывает языки, Айка. Я не жду, что как-то раз ты принесешь мне историю о закопанной на заднем дворе любовнике жены какого-то чинуши, хотя и такое вполне могло произойти. Но клубкираспутываются, когда начинаешь тянуть за правильную ниточку. Мне нужны ниточки…

Не сдержавшись, тру кожу на плече. Может кондиционер обратно прикрутить? Или дело не в нем? Почему тогда волоски на теле дыбом?

Беру себя в руки. Айдар не должен увидеть во мне трусиху. Улыбаюсь, вздергиваю подбородок и, сузив глаза, произношу тихим голосом:

– Я буду твоей шпионкой?

Смех прокурора воспринимаю не как издевку, я его и хотела услышать. Он успокаивает и мотивирует.

Айдар снова смотрит в лицо, блестит глазами, а я еще сильнее в него влюбляюсь.

– Да, Айка. Будешь моей шпионкой.

***

Никому не признаюсь (и Айдару тоже), но сама надеваю звание шпионки мужа медалькой на грудь.

День рождение празднуется за городом, поэтому после сорокаминутной дороги мы сворачиваем в горящий красивыми лампами ресторанный комплекс. Он очень дорогой и пафосный. Я видела фотографии отсюда в историях нескольких знакомых девочек.

Пока не влюбилась в Митю, мечтала, что моя свадьба пройдет в подобном. Потом – просто о том, чтобы быть с любимым.

Теперь же ступаю на территорию под руку с договорным мужем.

Мы подходим к имениннику и его жене. Это взрослые люди. Мужчина – солидный и немного пугающий. Женщина – красивая, строгая. От нее не веет теплом, как всегда веяло от моей мамы, пусть они и ровесницы. Но и отторжения она не вызывает.

Что мы подарили – понятия не имею. Ставлю себе зарубку вечером спросить у Айдара. Поздравляет он, я просто слушаю и жмусь к плечу. Выдерживаю не самые заинтересованные взгляды.

Когда мы с Айдаром отходим, мне легчает. К этим людям еще раз подойти я, конечно же, не рискну. Я их явно не заинтересовала. Но гостей здесь очень много. Надеюсь, мне удастстя оказаться не такой уж бессмысленной…

В зале играет негромкая музыка, на подносах разносят закуски и шампанское. Я бы взяла что-то для Айдара (чувствую, что он о себе не позаботится), но не осмеливаюсь. Алкоголь ему ни к чему – ещё за руль, а еда ускользает из виду, как только я ловлю что-то интересное.

Можно подойти к фуршетному столу, но для этого придется отлипнуть от мужа. А я поначалу волнуюсь.

К нам подходят люди. Айдар здоровается с ними, представляет меня. Иногда мы оказываемся в импровизированных кругах по интересам. Потом они незаметно распадаются.

В отличие от меня, Айдар не страдает излишней застенчивостью. Взмахивает рукой и добывает мне вкуснющий прохладный лимонад. Мой герой…

Я стягиваю жидкость жадно, блуждая взглядом по лицам. Своих родителей пока не встретила. Надеюсь, они отказались от идеи приехать, узнав, что здесь буду я. Грустно ли? Очень. Но сейчас я слишком увлечена, чтобы переживать полноценно.

Проходит не очень много времени и гостей приглашают за столы.

Мое место, конечно же, рядом с Айдаром. Еду подают очень вкусную и изысканную. Официанты предлагают свою помощь раньше, чем ты успеваешь о ней попросить.

Я не притрагиваюсь губами к наполненному для меня бокалу с шампанских, но всё равно грешу. Знаю, что не халяль, но пробую всё, на что падает взгляд. Мне очень-очень-очень вкусно, даже с учетом того, что я ужасная дочь.

За нашим с Айдаром столом сидят приятные, красивые люди. Я знакомлюсь с несколькими женщинами, вместе со всеми улыбаюсь шуткам. Когда на спинку моего стула ложится рука Айдара – чувствую новый прилив и сил, и волнения. Это игра, конечно, но мне так нравятся ощущения…

Тоже откидываюсь. Вжимаюсь голым плечом в ткань пиджака. Придумываю себе, что ноздри мужа щекочет запах моих духов – сладкий. Мечтаю, что он потрогает волосы. Но даже если нет – не страшно.

Пронизывает миллионом молний, когда чувствую, как от плеча вниз проезжаются костяшки мужских пальцев. Я захлебываюсь от переизбытка чувств, а Айдар смотрит при этом на мужчину по диагонали и продолжает вести с ним диалог. Его ладонь достигает моего колена и на нем остается. Айдар легонько сминает ткань, потом разглаживает, опустив на мгновение голову, а я снова тянусь за лимонадом. Горло пересохло.

Когда сидевшии вместе с нами женщины зовут меня пощебетать на балкон – соглашаюсь. Встаю со стула, смотрю напоследок на мужа, он подмигивает. И что я делаю? Конечно, краснею.

Придумываю себе ещё и провожающий взгляд. Покачиваю бедрами, надеясь, что не выгляжу слишком развратной.

На балконе мы разговариваем об очень женском. Косметологические процедуры. Уход за волосами. Диеты. Покупки. Дети.

Я вставляю слово редко. Больше слушаю. Знакомлюсь, с гордостью представляюсь Салмановой.

Здесь на меня тоже смотрят по-разному. Я не тешу себя надеждами, что все считают достойной Айдара. Какой смысл обижаться, если я и сама в этом не уверена? Но открыто никто не грубит, даже не подкалывает.

Мне кажется, что свое задание я исполнила неплохо. В моих знакомых теперь – дочка нашего мэра, жены и дочери нескольких чиновников и бизнесменов. Но самая моя гордость – это жена замруководителя таможни. Я помню, Айдар говорил, что собирается заняться ею серьезно.

Возможно, она получила от своего мужа такое же задание, как я от своего, но через меня к Айдару не добраться. Я его тайн не знаю. А вот чужие добыть, если попросит, попытаюсь.

Я ощущаю неподдельный, адресованный мне, интерес, когда приходит время рассказа о нашем с Салмановым браке. Конечно, это история поувлекательней, чем студенчество в медицинском и детство в консервативной семье, поэтому даже параллельные полушепотки поутихают.

– Я слышала, что Айдар договорился с вашим отцом, Айлин. Вроде бы так у вас положено. Я, помню, прямо-таки возмутилась. Ведь, как так? Он же юрист! Разве юрист может себя так повести?!

Смеюсь первой, за мной – еще несколько стоящих в кругу женщин, потом отмахиваюсь.

Здесь я чувствую себя совсем не так, как в компании подружек. Все такие разные… Кто-то курит, кто-то пьет. Где-то мат. Где-то витиеватые изысканные литературные словечки. Это способствует моему раскрепощению.

– Глупость. Мы с мужем встретились на свадьбе моей лучшей подруги. Айдара сложно не заметить. Он тоже сказал, что я сразу ему приглянулась… – Вру, не особо стыдясь. Знаю, Айдар против не будет. Пусть здесь все думают, что у нас – по любви.

– Ничего так приглянулась, Лина… Пара недель и уже замужем…

Женщины снова смеются, я просто пожимаю плечами и недолго отдыхаю, смотря в центр круга. Я не буду оправдываться. Айдар не стал бы. Мое слово сказано. Оно автоматически становится официальной версией. Попробуйте доказать, что слукавила.

– И у вас же, говорят, до свадьбы нельзя ничего…

Раньше сквозь землю провалилась бы, задай мне кто-то такой вопрос, а сейчас просто поднимаю взгляд на любопытную женщину и киваю.

– Да, до свадьбы у нас нельзя. Точнее до никаха.

– То есть вы после свадьбы только… Тогда понятно, почему две недели...

Неопределенно веду плечами, а уважаемые дамы снова смеются. Им нравится моя загадочность. Не всем, но всем в принципе нравиться невозможно. Их вопросы, конечно, не отличаются деликатностью, но и в обморок я падать не планирую.

– Ну хоть не разочаровал вас, Лина, наш новый господин прокурор?

Он мой, а не наш.

– Совсем нет…

Дальше смеюсь уже со всеми. Может я алкогольными парами надышалась, ведь откуда такая смелость? Не знаю. Но и это тоже неважно.

Кто-то заводит новую тему, я превращаюсь в слух. Большую часть информации Айдару не передам, конечно. Зачем ему колготки и заколки? Но кое-что…

Мы с мужем проводим порознь не меньше сорока минут. Для него это время прошло, скорее всего, незаметно. Для меня – растянулось на целую вечность.

Сославшись на срочные поиски уборной, сбегаю с балкона, когда осознаю, что перестала усваивать информацию.

В туалете проверяю, не потек ли макияж, и возвращаюсь в зал. Я по-прежнему очень себе нравлюсь. Хочу снова к мужу.

За нашим столом много пустых мест. Айдара там ожидаемо нет.

Кто-то из неизвестных мне гостей поднимает тост. Его слушают изо всех уголков, а я пытаюсь найти Салманова.

Идеальная жена должна уметь балансировать. Испаряться, чтобы не стать назойливой. Опережать на несколько секунд желание мужа увидеть её рядом.

Я в тайне надеюсь, что когда найду Айдара – встретимся глазами. Это будет значить, что он тоже меня искал. Я придумаю себе, что соскучился.

Но моя реальность снова сильно отличается от желаний.

Я нахожу Айдара. Сердце ожидаемо подскакивает, но быстро рухает вниз.

Рядом с ним я вижу женщину. Больше – никого. Они стоят обособленно, довольно близко друг к другу, пусть и тесного контакта нет, но меня это не успокаивается. Хочу оторвать взгляд, но как же сложно…

Мой муж давит плечом стену, незнакомка тянется к галстуку Айдара, поправляет узел, хотя, на самом деле, он идеальный. Я это знаю!

Но Айдар не против.

Смотрит вокруг себя. Когда она что-то говорит – усмехается. Опускает взгляд, приподнимает бровь. Позволяет и дальше что-то говорить, смотрит в глаза...

Разбивает мне сердце. Я узнаю всё в его манере. Он с ней такой же, как со мной.

В груди печет. Мажу взглядом по незнакомке. Стройная. Элегантная. Молодая. Хищная. Трогает моего мужа.

Смаргиваю и мотаю головой. Делаю вдох, преодолевая. Преодолевая же, иду. Куда – пока не знаю. Просто в противоположную сторону. Мне нужно двигаться и увеличить дистанцию. В то время, как я шпионю для него, он... Даже в голове не хочу договаривать. И чувствовать себя преданной не хочу.

Мимо меня проходит официант. Я торможу его и хватаю за ножку бокал шампанского. Пять минут назад не собиралась этого делать, теперь же прижимаю к губам и делаю глоток за глотком. Пузырьки-иголочки лопаются на языке и даже в горле, потоком несутся в желудок.

Я не знаю, как на меня подействует алкоголь, но это сейчас не пугает. Мне нужно как-то пережить.

Я только что увидела любовницу собственного мужа.

Глава 21

Глава 21

Айлин

Проходит несколько минут и Айдар находит меня сам. Этим можно было бы себя успокоить, но во мне всё ещё бурлит ревность.

Делаю вид, что увлечена шоколадным фонтанчиком, когда рука мужа ложится на поясницу, скользит на талию, Айдар меня приобнимая.

Мое первое искреннее желание — сбросить руку и ляпнуть гадость — приходится задушить. А еще притвориться, что я не унижена. Мое сердце – не разбито.

Поворачиваю голову и поднимаю взгляд на мужа.

Айдар свой наоборот опускает – смотрит на мой бокал, который я тут же тяну к губам. Брови мужа приподнимаются. Мне становится еще хуже – реакции точь-в-точь. Вместо одного глотка делаю два. В голове уже туман, но я знаю, что этим не ограничусь.

– Сложный вечер?

Раньше я честно ответила бы, что да, чуть-чуть устала и если можно – уже не против была бы поехать домой. Но теперь хочу врать. Это всё глупая обида на то, на что я не имею права обижаться.

– Отличный вечер. Мне всё нравится…

Допиваю второй бокал. Всовываю в руку мужа, а своей взмахиваю, чтобы с третьим подошли уже непосредственно ко мне.

Кажется, я понимаю, как люди спиваются. С алкоголем в кровь проникает легкость.

Благодарю официанта слишком игривым изгибом губ, делаю новый глоток.

– Не усердствуй, пожалуйста…

На просьбу мужа реагирую кивком и улыбкой. Не бойтесь, я вас не опозорю.

Рискую ещё раз посмотреть прямо в глаза, но выдерживаю недолго.

Как он может спокойно касаться меня на глазах у той, другой? Мне больно. А ей как? Неужели ему нас совсем не жалко?

Страшно, что прочитает что-то такое во взгляде. Поэтому быстро отвожу.

– Мы еще долго здесь будем?

– Устала? – Мотаю головой, чувствую, как большой палец Айдара поглаживает кожу через ткань. В груди смешанные чувства, а тело реагирует однозначно: ему приятно. Хочется ступить ближе. Вжаться спиной в грудь. Напроситься на большее…

Что будет, если вот сейчас потянуться к его галстуку и перекрыть ее прикосновения своими? Она увидит? А он поймет?

Глупость какая…

Осаждаю себя же, не двигаясь с места.

– Нет. Просто для понимания.

Вру, а сама мечтаю оказаться дома, подняться в спальню, снять идиотский наряд и смыть лишнее. Я наряжалась для него, настраивалась на особенный вечер, а нужно было, как Айдар и просил, на исполнение задания. Потому что я-то ему не нужна.

– Минут сорок и поедем, хорошо?

Морщусь, но киваю.

Айдар как будто колеблется. Я ощущаю его взгляд. Мне кажется, он сказал бы что-то еще, но не делает этого.

Мужская рука соскальзывает с моей талии по бедру. Я смиряюсь с потерей. Разворачиваюсь к мужу лицом.

Слежу, как Айдар вытягивает ладонь. Я понимаю, чего он ждет, но медлю. Поворачиваю голову в тот самый угол. Его женщина еще не ушла. И она на нас смотрит. А значит, я получаю подтверждение своей теории. Мы пересекаемся взглядами на долю секунды. Тут же разлетаемся.

Я делаю болезненный вдох, поднимаю глаза на мужа. На что переключилась она – не знаю. Без разницы.

– Давай быстрее? Через десять? – Спрашиваю, протягивая по просьбе бокал. Я иду на уступки. И ты пойди.

Айдар сомневается. А мне очень важно, чтобы было по-моему.

В итоге получаю компромисс:

– Я постараюсь закончить раньше.

– Хорошо, спасибо.

Поколебавшись пару секунд, опять тянусь за ножкой. Айдар отводит дальше, я поднимаю взгляд.

Его глаза спрашивают: что делаешь? Отдала же... А я не знаю, как ответить. Глупость за глупостью. Глупость за глупостью.

– Я себя контролирую. – На самом деле, нет, но до позора Салманова дело не дойдет. – А вы быстрее справитесь…

Зачем-то улыбаюсь, Айдар в ответ. Коротко. Я сжимаю бокал, он его отпускает.

– Тебя не обидели?

Мотаю головой. Только вы и вам я в этом не признаюсь.

– Десерт попросить может?

Опять мотаю. Просто не могу проникнуться сейчас его заботой. От нее тоже больно.

– Я за стол вернусь. Дождусь. Не бойтесь.

Айдар кивает, зачем-то тянется к моему лицо и поглаживает щеку. Я почти привыкла к этому жесту. Он так уже делал. Но мне плохо от мысли, что теми же пальцами мог касаться не меня. А ведь мог… Я только хвостик разговора видела, а что было до… А что было не сегодня…

Начинает потряхивать, я отступаю от мужа первой и иду к столику. Куда он – не слежу. И взглядом больше не ищу. Просто облегченно выдыхаю, когда подходит, берет за руку и мы направляемся к машине.

Через пятнадцать минут. Это не сорок. Намного ближе к десяти.

В салоне мне становится лучше. Я немного успокоилась. Привыкла. Да и алкоголь… Он расслабляет.

Внедорожник Салманова гонит в сторону города по лесу, я ненадолго прикрываю глаза. Мне плохо и хорошо. В машине сейчас пахнет не только нами – мы умудрились просочиться другими людьми. Я скорее всего накрутила себя, но ее запах ощущаю сильно до раздражения.

Чтобы не думать об этом – распахиваю глаза и поворачиваю голову к Айдару. Любуюсь сосредоточенным профилем, усугубляя свою ненужную ревность.

– А какая зарплата у руководителя департамента дорожного хозяйства? Областной администрации, если не ошибаюсь...

Может быть влюбить в себя мужа я не смогла, но удивлять его научилась. Айдар сначала хмурится, потом смотрит на меня с сомнением…

И сама не знаю, почему улыбаюсь. Наверное, хочу, чтобы так же легко было всегда. Я хотела, чтобы повернул голову – получила желаемое быстро. Теперь хочу как можно дольше держать его взгляд.

– Тебе точную сумму? Не знаю. Разве что порядок цифр…

Он так серьезно относится к моему вопросу, что автоматически делает приятно. Не высмеял. Спасибо.

Вроде бы благодарна, а все равно в груди жжется. Ревную.

– Можно не точную. Я просто думаю… На эту зарплату можно купить жене сумку за пятнадцать тысяч евро и ювелирный гарнитур за двенадцать? Вряд ли один…

Айдар удивляется сильнее. Это отражается в его мимике. Я же пожимаю плечами.

Пока он заканчивал свои дела, я отвлекалась, как могла. Никому не желаю узнать, как это ужасно, находиться в одной комнате с женщиной, которую связывают интимные отношения с твоим мужем.

Мы оттуда ушли, а я до сих пор не могу отмахнуться. На стуле сидела, как на иголках. Пила шампанское и гуглила. Я нужна как шпионка – я буду хорошей шпионкой. Я и женой была бы хорошей, старалась бы…

– Ты у нее не спрашивала?

Перевожу голову из стороны в сторону. Чуть-чуть обидно, что Айдар думает обо мне хуже, чем есть. Я не дура, господин прокурор. Не дура. Выслужиться хочу.

– Нет. Там многие выглядели роскошно, но она… Слишком. Мне кажется, когда твой муж так явно замешан в коррупции, нужно вести себя скромнее…

На мое заключение Айдар реагирует волнением губ. Смеяться хочет, но сдерживается. Снова смотрит на дорогу, а потом на меня.

– Некоторым людям сложно не потерять берега…

– Ты их оправдываешь? – Спрашиваю даже зло. На самом деле, мне всё равно, насколько ужасные люди тот самый руководитель и его жена. Хочу выплеснуть эмоции на мужа. Их слишком много. Повод – не важен.

Но Айдар настроен дружелюбно. Не хочу думать, что это связано с той…

– Нет. Просто думаю теперь: может ты замуж вышла, чтобы моими руками вершить справедливость?

Фыркаю.

– Я просто очень хороша во всем, за что берусь…

Заявляю показушно храбро. Айдар благоразумно не спорит. Кивает, возвращается к дороге, а я не могу отлипнуть от него.

Сейчас мы вернемся домой. Я со своими тремя разбавившими кровь бокалами пойду в свою спальню. Он – в свою. А завтра вечером снова прочитаю в нашей переписке, что он не мой. И буду знать, чей…

– Он наверняка замешан в схемах, Айлин. Почти все, присутствовавшие на празднике, замешаны.

– А ты?

Дай мне хотя бы один секрет, Дар… Дай…

Хочу чувствовать себя ближе. Не телом, так хотя бы тайнами.

Айдар смотрит долго. Взгляд от лица спускается по шее. Я запоздало думаю, где волосы. Понимаю, что перестала за ними следить, как села в машину. Но и поправлять не буду. Не пугаюсь мужского внимания, а впитываю его.

Он все замечает. Все понимает. Сглатывает, возвращаясь к глазам.

Мне кажется, что его – потемнели. А мои?

– К сожалению, в нашем мире, если ты дожил до тридцати и тебя не за что посадить, что-то идет не так…

Это шутка. В его стиле. Но сказана так серьезно, что по коже идут мурашки. А может это потому, что он не отводит взгляд. И я не отвожу.

– Хочу верить, что всё не так плохо…

Спорю тихо. Айдар улыбается.

– Я тоже хочу, чтобы ты могла верить.

Остаток дороги молчим. Слова перестают казаться уместными. Но напряжение не спадает, как должно бы, а усиливается. Может только внутри меня.

Мне кажется, что воздух уплотняется. Кожа становится чувствительной ко всему – трению ткани, мягкому обдуву, редким покачиваниям на неровном асфальте. Может вместо одной из этих ям куплена та сумочка?

Я закрываю глаза, а потом острее реагирую на движения Айдара. Шелест его одежды. Манипуляции пальцев. Щелчки поворотов.

Из машины я выхожу, не дожидаясь помощи мужа. Зачем это, если через несколько минут всё равно разойдемся? Может лучше не заигрываться?

Опережаю его на несколько шагов, идя по подсвеченной низкими фонариками дорожке. Не оглядываюсь, чтобы не поймать заинтересованный, но в реальности ничего не значащий, взгляд, и ничего же себе не придумать. Жду на пороге, пока муж откроет дом. Благодарю кивков и вхожу первой.

Внутри прохладно и тихо. Этот дом строили неизвестные мне люди и не для меня, но я успела его полюбить. Хотя разве в этом есть что-то странное? Я явно очень влюбчива.

Разуваться буду в комнате. Могу пробубнеть что-то похожее на «спасибо за вечер, доброй ночи» и сбежать, но не тороплюсь.

Разворачиваюсь, делаю один пятящийся шаг и смотрю на мужа.

Айдар расстегивает пиджак, думает о чем-то важном, потому что взгляд сфокусирован, но не на предметах. Свет включать не спешит. Я этому рада. Не хочется сейчас раздражать сетчатку.

Тихонько кашляю, Айдар реагирует на звук. Смотрит в глаза. Я позволяю себе улыбку.

Вместе с нами в дом зашло мое шампанское, но не его интрижка. А может я просто себя в этом убедила.

Хочу многого, но довольствоваться придется малым. Пусть хотя бы коснется.

Вытягиваю руку, не опуская взгляд. Выдерживаю.

Айдар сжимает мою кисть своими пальцами. Я покачиваю, но не достаю. Он тоже не отпускает.

– Мне понравилось всё за исключением пары деталей. Если моя помощь будет тебе нужна…

– Будет… Ты справилась на отлично…

Произнесенная нейтрально похвала наполняет меня восторгом до краев. Не собиралась, но улыбаюсь ярче. Даже краснею немного, но в полумраке этого не видно. Глаза привыкли. Цвета я не различаю, а вот игра света с тенью будоражит.

Айдар немного тянет, я ступаю ближе. Стоит ли говорить, что сердце ускорилось?

Загипнотизированно слежу за тем, как он взмахивает ресницами. Они пушистые. Подчеркивают внимательный, направленный на меня взгляд.

Прекрасно помню, что по изначальному плану я должна подняться к себе. Но чувствую, что мир дает мне шанс получить кое-что получше.

– Понравилась тебе сегодня? – Спрашиваю тихо, делая еще один шаг. Я не дождусь от Айдара признаний в любви. Он не любит и даже не влюблен. Но хочет. Сейчас я в этом уверена.

Моя гордость задета. На душе царапают кошки. Сложно выбросить из головы увиденное, но я стараюсь. Кому станет легче, если психану? Точно не мне. Скорее ей.

Приоткрываю губы, взгляд Айдара тут же спускается к ним. Облизываю. Мужские пальцы, гладившие все это время кожу на запястье, задерживаются.

Я тоже хотела бы, чтобы облизал ты.

Делаю еще один полушаг, Айдар склоняется ближе. Я не знаю, чему должна быть благодарна за этот момент. Наверное, себе. Или платью. Или случаю. Без разницы.

Свободная мужская рука ложится на мою шею. Я не успеваю запаниковать – он не сжимает. Гладит. Приподнимает мой подбородок, я даю.

– Сколько выпила? – Айдар спрашивает, явно преувеличивая роль алкоголя в отсутствии во мне испуга.

– Три.

– Три после того, как я попросил? – Я чувствую его дыхание на своем лице. Совсем немного мотаю головой. Опасаюсь, что он отпустит руки. Передумает. Но он снова гладит. С ума схожу, как хочу, чтобы поцеловал. Тело ноет. Страха во мне нет, стыда тоже. Желания… Я его чувствую. Не могу не признать.

– Нет. Всего.

– Пахнешь пьяно…

Это не звучит обидно. Губы сохнут, я их снова облизываю. Рука Айдара отпускает мою кисть, ложится на талию и ползет на спину. Это невозможно воспринять неправильно. Главное хотя бы не испортить. Муж давит, я поддаюсь, чувствую грудью ткань рубашки.

– Это не алкоголь…

– А что?

– Это ты меня хочешь попробовать.

Эти слова совсем не из моего лексикона, но я не успеваю ни удивиться, ни испугаться. Даже обрадоваться не успеваю, хотя становится ясно: снова попадаю в невидимую цель.

Делаю выдох и чувствую на своих губах чужие. Мягкие.

По телу прокатывается дрожь, пальцы Айдара проезжаются по моей шее назад, надавливают на позвонки, сильнее запрокидывая голову, ладонь ложится на затылок. Это чтобы не увернулась? Я не собираюсь…

Вторая рука притягивает к его телу плотнее. Хватаюсь за широкие плечи.

Отчасти я слукавила, меня действительно ведет, но кажется, что алкоголь здесь играет второстепенную роль.

По моим губам проезжается горячий язык, я не сдерживаю тихий стон. Только сейчас осознаю, что мое напряжение – это неудовлетворенное возбуждение. Оно копилось и копилось. Я изо всех сил старалась его задушить. А теперь выплескиваю.

Хочу верить, что заполняю воздух Айдара своим желанием. Потому что он мой выталкивает всепоглощающей уверенностью. Похотью.

Ведет кончиком языка по верхнему ряду зубов, скользит между ними, сплетает наши языки. А я, от переизбытка чувств, хватаюсь уже за шею, трогаю волосы.

Приподнимаюсь на носочки и просто повисаю. Хочу быть еще ближе.

Хочу забыть обо всем и поверить, что в мире существуем только мы.

Хочу быть для него лучшей, потому что он для меня – уже. С первого поцелуя.

В движениях рук и языка Мити я видела неуместность, суету, они казались мне механическими и отталкивающими, Айдару я подчиняюсь беспрекословно.

Мужские руки с затылка и спины перемещаются на талии. Айдар приподнимает меня, не отрываясь от губ, а потом усаживает на консоль.

Мои пальцы сжимают плечи, а пальцы Айдара вместе с мурашками ползут от колен по бедрам, разводя их и задирая платье.

Он разрывает контакт, я тянусь ближе, но вместо губ утыкаюсь носом в щеку. Трусь кончиком о еле-проступившую щетину, сгораю от стыда, счастья и неверия, запечатляя в памяти, как Айдар смотрит на мои голые бедра, водит по ним ладонями. Горячими-горячими. Приятно-приятно.

Я не сдерживаюсь – накрываю увитую венами кисть своей рукой, откидываюсь, а муж поднимает взгляд к моим глазам.

Откуда-то знаю: у него в горле сухо, поэтому вместо вопроса просто кивает, а я мотаю головой.

Нет, не нужно прекращать.

Подаюсь ближе, приоткрываю рот и прошу продолжить поцелуй. Он дает, что хочу.

Пальцы мужа до боли сжимают кожу и едут еще выше. Я умираю от того, как сладко ему подчиняться.

В ласках Мити я когда-то искала и не могла найти логику, не могла подстроиться и принять. Сейчас это происходит моментально. Само собой.

Как пусть и не случившемуся, но всё же отчасти медику мне сложно объяснить для себя, как обычный обмен слюной и касания могут вызывать такую реакцию, но добровольно от этих ощущений я в жизни не откажусь.

Айдар целует, не отрываясь. Его пальцы становятся нежными. Я стараюсь не думать о том, как выгляжу. Уверена: для него – отлично. Мои колени широко разведены, платье скатано до белья. На голой коже хозяйничают руки. А я про себя прошу, чтобы не останавливался.

Сердце бьется о ребра в бешеном ритме. Реагирует на любую перемену в поведении мужа. Он подается назад – ухает в пятки. Целует глубже – разгоняется.

Айдар отрывается и смотрит в глаза, я замираю тем самым зайцем. Спускается взглядом к губам. Тянется лицом. Дрожу.

Прихватывает зубами нижнюю и слегка оттягивает. Это что-то на зверином. Мне так кажется. И на это "что-то" ужасно сильно реагирует тело.

Я чувствую тягучую боль-потребность в налившейся груди и мощную пульсацию в промежности. Как будто удары по кожаному барабану. Один за другим. Всё сильнее. С ускорением.

Айдар целует меня в подбородок, я запрокидываю голову. Мне кажется, когда прижмется к шее – умру.

Глаза закатываются от удовольствия. Не могу контролировать себя. Глажу по волосам.

Мужская ладонь перемещается с передней поверхности бедра внутрь. Туда, где кожа самая нежная. Туда, где меня ни разу в жизни ни один мужчина не касался.

Айдар нежно гладит. Тревожит губами кожу под подбородком. Немного правее… Целует и дует на влажное.

Я не сдерживаю стон, он – тихий хмык. Но я уверена, что это не насмешка. Муж снова прижимается к коже. Спускается ниже.

Я упираюсь одной рукой в тумбу, а второй намертво зарываюсь в жесткие волосы. Это дает мне иллюзию контроля, хотя на самом деле я ничего не контролирую, а просто таю.

С плеча слетает бретелька, рот мужа перемещается на ключицу, я чувствую зубы, мое дыхание учащается. Это так же желанно, как и запретно.

Я никогда не представляла, что так может быть между мужем и женой. Что так может быть у меня. Это противоречит моей природе, но страха не вызывает.

Вторую бретельку Айдар прихватывает зубами и стаскивает с плеча. Его подбородок и щеки царапают кожу, я дышу чаще.

Платье едет вниз, а я распахиваю глаза, чтобы смотреть в потолок, зная, что он – на грудь. Чувствую дыхание на одном из полушарий. Поцелуй на коже…

Соски болят. А я сгораю от стыда.

Лежавшая на бедре рука проезжается по смятому шелку платья вверх, Айдар взвешивает полуобнаженную грудь, а потом с нажимом ведет большим пальцем по выглянувшей ареоле. От новых ощущений по телу идет крупная дрожь, по нервным окончаниям пробегает ток. Я закусываю губу и сильнее прогибаюсь. Дальше – как будто умираю. Горячее дыхание смещается ниже, муж вбирает сосок губами. Я чувствую кончик языка. Это так остро, что даже пугаюсь.

До боли в ладони сжимаю угол тумбы.

Айдар до боли же сжимает полушарие. Выпускает вершинку изо рта и ведет языком по кругу. Целует выше. Снова спускается. Втягивает, обхватывает зубами, легонько тянет.

Дышу, как марафонец. Грудь рвет от того, что я пытаюсь с каждым разом набрать все больше воздуха. А еще набраться смелости и начать просить…

Но и это делать не приходится. Дыхание мужа ползет выше. Айдар останавливается на моей шее. Целует нежно, а я чувствую, как большой палец проезжается по белью. Там.

Поцелуй на подбородке, и как ладонь ложится на лобок. Кончики пальцев – между моих ног. Айдар немного давит и скользит вниз. Я хватаю ртом воздух, пока могу. Пока он не прижимается к моему – приоткрытому, своим – таким же.

Немного сгибает фаланги. Ведет с нажимом… Я не знаю, как должно быть, но мне очень приятно.

Хватаюсь за мужские плечи. Давлю на них. Он такой твердый, что мое желание троится, а то и множится на десять. Почему я не могу осмелиться хотя бы под пиджак забраться?

– Поцелуй еще…

Шепчу в губы. Он слушается. В мой рот опять ныряет горячий язык. Айдар подтягивает мое тело ближе. Голую грудь теперь раздражает и греет ткань рубашки. Мои колени разъезжаются сильнее, у его ладони появляется больше пространства для действий.

Я могу не проявлять инициативу, Айдару хватит послушного подчинения, но сдержаться не выходит. Ловлю язык на новом толчке, задерживаю и легонько посасываю. Пальцы внизу замирают, плечи становятся еще тверже, Айдар отрывается, бросает грязное:

– Блять… – И смотрит прямо в глаза.

Они такие черные, что я даже боюсь. Но хочу сильнее. Пусть меня поглотит эта чернота. Я буду кем-угодно. Шпионкой. Женой. Любовницей. Сейчас я готова на всё и даже если позже пожалею – плевать.

Подушечки мужских пальцев шевелятся. Я сглатываю, но глаза не отвожу. Айдар тоже. Нам с ним влажно, я это чувствую. Хочу как-то подтвердить свою готовность идти до конца, но словами не могу. Айдар поддевает кружевную кромку, я умираю от удовольствия, смаргиваю.

Я уверена, что у Лейлы впервые было совсем не так. Я уверена, что веди себя так Митя, испытывала бы другие чувства. Неправильность. Стыд. Давно оттолкнула бы. Но с Айдаром мне просто хорошо.

Он разрывает зрительный контакт и впечатывается губами в мои губы. Я, осмелев, мну рубашку на мужской груди. Глажу шею. Трогаю кадык и подбородок.

Завожусь даже от звуков, которые мы выдаем. А еще злюсь из-за того, что дальше он не идет. Ладонь просто греет внизу.

В душе селится тревога. Сначала фоном, но с каждой секундой всё сильней и сильней.

В какой-то момент цепенею от понимания: я пропустила момент слома, наш баланс желаний рушится. Исходившая от мужчины инициатива гаснет. В движениях. В поцелуе. В воздухе. А я не знаю, как разжечь.

Сердце снова вырывается. Я цепляюсь за него, как будто это может что-то изменить. Пусть и знаю, что вряд ли.

Когда Айдар отрывается, мне плакать хочется. Почему? Что я сделала не так?

Спрашиваю взглядом, а его скользит ниже от лица. Мажет по ключицам, задевает грудь. Его слюна на коже высохла, а я до сих пор переживаю отголоски движений языка.

Мужские пальцы ускользают от ноющей нестерпимым желанием промежности по бедру до колена, оставляя на коже влажный след. А ещё чувство потери. Невосполнимой. До слез обидной.

Айдар сжимает руку в кулак. Смотрю, как он её опускает.

Потом мой взгляд взлетает вверх, потому что муж шагает на меня. Берется за бретельки и возвращает на место, громко выдохнув.

Я растеряна. Обида разбухает в груди, вытесняя всё. Мне нужно спросить, что не так, но вместо этого я просто смотрю в глаза. Они по-прежнему темные, но теперь понятно: в эту бездну меня не берут.

Ладонь Айдара ложится на затылок, он тянет меня ближе. Я опять закрываю глаза, но новый поцелуй встречаю разбитой об асфальт. Губы мужа прижимаются к моему лбу. Я слышу ужасное:

– Прости. Не надо было.

Глава 22

Глава 22

Айлин

– Ручеек, здесь так дорого… – Лейла смотрит на меня большими глазами и качает головой, а я отмахиваюсь.

Моя месть господину прокурору выглядит очень глупо. Но мне безразлично. Ведь а что еще придумать, чтобы сделать ему хотя бы на долю так же плохо, как он делает мне?

– Я угощаю. Точнее угощает мой муж.

Захлопываю меню, кладу на край стола и по памяти делаю заказ за двоих. Подруга непременно поскромничала бы, а я скромничать не собираюсь.

Тошно, а все равно по выработанной в браке идиотской привычке добиваю провал в самооценке бессмысленными улыбочками, которые дарю официанту.

Он уходит, уголки моих губ тут же сползают вниз. На меня в очередной раз накатывает, я отвожу взгляд в сторону и ненадолго зависаю. Потом вспоминаю, что напротив Лейла и перед ней нужно играть, приосаниваюсь, смотрю на подругу, принуждаю губы растянуться в дурацком оскале…

Делаю всё, что только возможно, а всё равно разбиваюсь о жалость в ответном взгляде. Я ужасная актриса. Никакущая. Я вообще, кажется, во всем никакущая…

– Айка… – Лейла подается вперед, устраивает руки на столе и немного сдвигает брови. Мне только хуже от этого. Хочется простонать: Лейляш… Просто дай мне отыграть, пожалуйста… Дай мне убедить себя, что я выгляжу не так жалко, как чувствую себя… – У вас с Айдаром всё хорошо, ханым? Ты поменялась. Снова, как до свадьбы… Он тебя не обижает?

Держу паузу, ожидая, когда горло разожмется.

Я именно поэтому согласилась на встречу в кафе, а не дома у Лейлы. И к себе поэтому тоже не пригласила. Наедине не смогла бы сдержаться, расплакалась и может даже начистоту во всем призналась. А здесь приходится.

Вдруг кто-то увидит, как жена областного прокурора разводит мокроту посреди белого дня? О таком мы с Айдаром не договаривались…

Прокашливаюсь, чтобы убедиться, что управляю своим голосом, смахиваю рукой волосы с плеча, немного сужаю глаза, имитируя игривость:

– А почему ты не спрашиваешь, не обижаю ли его я? Думаешь, не способна?

Чушь несу, конечно же. Но а что мне отвечать? Не знаю…

Лейла улыбается в ответ вяло. Видно, что не поверила. Но поступает благородно, давая мне возможность хотя бы передохнуть.

Я не хочу говорить о своем муже. Слишком больно. Теперь – постоянно.

Он не спросил меня, надо ли было. Решил сам, что нет. Оставил поцелуй на лбу. Помог спуститься с консоли. Сказал, что это он виноват, а мне нужно поспать.

Я чувствовала себя оглушенной рыбой. Хлопала глазами, ртом и вскрытой душой. Мы разошлись по своим спальням. Я полночи пыталась понять, что сделала не так. Почему нет, если я хочу… И он же тоже хочет.

Но ответ пришел на следующий день. Не о его мотивах, скорее о планах. Меньше, чем через двадцать четыре часа после того, как муж исследовал губами мою грудь, я снова получила свое «ложись без меня».

До сих пор помню те чувства. Меня как будто помоями облили. Те же руки, которые ласкали тело.

Те же руки, которым я позволила бы всё. Только возьми…

Но он не хочет брать. Я ему не нужна. Пьяная. Глупая. Малолетняя. Девочка про боно. Я зачем-то запомнила это дурацкое слово.

Мы с Айдаром в браке два с половиной месяца. И вот уже три недели я в своих же глазах самая жалкая из женщин. Жена, которую даже… Трахнуть… Муж не хочет. Зачем? Есть другие… Или другая.

Я стараюсь бежать от этих мыслей, но то ли с бегом у меня проблемы, то ли мысли слишком быстрые. Догоняют. А Айдар прихлопывает всё новыми и новыми «не приеду».

В истории нашей семейной жизни плюс две его короткие поездки, в которые меня не берут. Он как минимум три раза в неделю остается на ночь не со мной. Наши встречи делают мне адски больно. Во мне сломался навык ловить его настроение, подстраиваться, впитывать колкости и отвечать в том же стиле, спрашивать о серьезном с долей юмора.

Мне кажется и у него настроение тоже поменялось. Я принимаю это на свой счет. Акт благотворительности стал грузом.

Наверное, там у него всё серьезно. А тут… Я.

– Расскажи, как дела у вас с Азаматом, Лейляш?

Мне так плохо, что необходимо хотя бы ненадолго вынырнуть. На что-то отвлечься. Я спрашиваю у подруги и молю её, больше не Аллаха, чтобы спасла.

Лейла вздыхает тяжело, её не провести, но идет навстречу. Начинает рассказывать, застенчиво улыбаясь.

С каждой секундой её взгляд становится всё более теплым, уголки губ неизменно устремлены вверх. А я осознаю, что поймала себя же в западню. Дикая зависть сжигает изнутри. Рыдать хочется ещё сильнее.

– Ручеек, а как у тебя с… – Лейла начинает задавать вопрос и вдруг запинается. Краснеет и взгляд отводит. Собравшись с силами, возвращается к моему лицу. Подруга еще не закончила, а у меня уже все силы уходят из тела. Не спрашивай, пожалуйста… – Муж о тебе заботится? Ты получаешь... Удовольствие?

Сердце пытается сбежать. Бьется о ребра, ставшие прутьями клетки. И я его понимаю. Тоже сбежала бы, но приходится сидеть, осознавать себя полным ничтожеством.

Я мужу не нужна. Ни для моего удовольствия. Ни для своего.

Ему не важно, девственница я или нет.

Ему не важно, перед кем раздвигаю ноги.

Он меня даже не хочет.

Нижняя губа начинает подрагивать. Я до боли её закусываю. Приподнимаю подбородок и снова прокашливаюсь.

Я понимаю Лейлу и не могу на нее злиться. Она заботится обо мне. Да и просто нужно с кем-то об этом поговорить. Не с мамой же, даже с мужем можешь не обо всем. А я – подруга. И мы обе, почти в одно время…

Только она вышла замуж по любви и познала все её грани. А мне достались унижение и боль.

– Да, у меня всё отлично… – На сей раз от своей лжи мне гадко. Я – ужасная. Может быть действительно заслужила все это? Я же обманывала близких. Всех обманывала. И сейчас обманываю. Лейляша ко мне с чистой душой, а я…

Подруга облегченно выдыхает, я верю ей до последнего намека на эмоцию. Она переживала.

– Хух, слава Аллаху, – так волнуется, что берет в руки меню и делает несколько взмахов. – Потому что я… У меня…

Осознание собственной ничтожности множится. Я не хочу, чтобы Лейла продолжала. Не хочу слушать. Не смогу ничем поделиться.

– У нас не сразу получилось… – Подруга почти шепчет, я нервно улыбаюсь. Что ответить? Что у нас сразу? Что мой опытный муж знает, как сделать приятно?

Тошнит. Он делает приятно не мне.

– Но получилось же? – собираю все силы в кулак и спрашиваю с искренним желанием разделить с подругой всё: и неловкость, и счастье.

Она кивает часто. Улыбается застенчиво.

– Да. Но это всё Азамат. Я такая трусиха… Даже признаться боялась…

– Мужчина и должен быть таким.

Заверяю Лейлу и топчусь по своему сердцу.

– И я никому еще не говорила, только тебе… Мы уже хотим… Ну… Ребеночка…

Мне казалось, что хуже быть не может, но становится. Мечты подруги, которые могут стать для нее реальностью, уничтожают остатки моей веры в собственное светлое будущее. Я всегда хотела детей от мужа, союз с которым благословил Аллах. А теперь… Кем я выйду из этого брака? Когда выйду? Оправлюсь от него? Снова ощущаю весь груз наказания.

– А вы с Айдаром? – Смаргиваю и смотрю на Лейлу.

– Учеба, Лейляш. Сначала учеба…

***

Состоящая из бесконечной лжи встреча не приносит мне ни капли удовольствия. Домой я еду с осознанием, что меня ощутимо потряхивает.

На днях родители узнали, что я подала заявление на отчисление из медицинского. Вчера впервые на мой телефон пришел входящий от отца.

Я смотрела на экран и не могла пошевелиться. Не взяла. Потом получила сообщение от мамы: «Доченька, ну как так? Нельзя университет бросать! Послушай нас, пожалуйста… Приезжай, посоветуемся…».

Я не поехала, конечно. И не поеду. Но ведь и посоветоваться мне не с кем. Я так обрадовалась, получив одобрение Айдара, но кто я для него? С чего взяла, что мое благополучие значит хотя бы что-то? Он мог сказать, что поддерживает, просто чтобы отлипла. Сейчас мой приезд в прокуратуру кажется еще более глупым. Всё таким кажется.

Если бы я что-то значила – он не бросил бы меня так унизительно.

Захожу в дом и сразу же торможу. Заношу руку над консолью, но ключи не бросаю. Смотрю.

Воспоминания оживают ощущениями. Становится сначала слишком жарко, а потом арктически холодно. Мне ужасно стыдно за то, что позволила. Наверное, действительно не стоило. И гордость была бы не настолько задета. И боли такой силы я не ощущала бы. Пожила бы чуть дольше в розовых мечтах. Но какая уже разница?

Я понятия не имею, что буду делать. Сейчас – пять. С ужинами мужу покончено. Айдар сказал, что не нуждается. Темы для разговоров я придумывать перестала, как и спускаться навстречу.

Закроюсь в спальне. Почитаю книгу.

Это унылый план, но другого у меня нет.

Крупная сумма списания внимания моего мужа не привлекла, ему не до меня.

А я зачем-то притащила домой очередные никому не нужные цветы. Теперь их лайкнет несколько жен госслужащих и крупных бизнесменов. Я их тоже лайкаю.

Делаю решительный шаг мимо тумбы, впитавшей слишком много моих эмоций, когда телефон в сумке вибрирует. Это может быть снова мама или папа. Бекир. Может быть Митя, он несколько раз писал с нового номера. Лейляша…

Я сознательно не делаю ставку на сообщение от мужа. Не хочу. Боюсь. Но это, к сожалению, оно.

Током бьет очередное: «Я задержусь».

Не могу привыкнуть. Просто не могу.

Запрокидываю голову, кривлюсь и жалобно скулю в потолок. На глаза наворачиваются слезы.

Я не хочу знать, что ты мне изменяешь. Можно я не буду знать?

Знаю, что нельзя. У меня нет выхода. Нужно только принимать.

Но на сегодня мне хватит. Слишком сложно. Слишком больно.

Еще одну ночь в роли покорной ждущей дома ненужной жены я не вынесу.

Пока не передумала, опускаю голову, еще раз разблокирую телефон и впервые отвечаю:

«Я тоже».

***

Настолько растерянной я не чувствовала себя, наверное, никогда.

Айдар читает мое сообщение, но ответа нет.

Я жду несколько секунд, а потом понимаю, что и не будет.

Первым приходит сожаление: зачем сделала это? Потом упрямство. Отступать некуда, даже если ему всё равно, я сделаю это ради себя.

Только и ехать мне тоже некуда.

Я не свяжусь с Митей даже чтобы «отомстить» Айдару. Я не поеду домой к предателям. Я не явлюсь к Лейляше, с которой мы только попрощались.

И что мне делать?

Поднимаюсь в спальню, сажусь на кровать и признаюсь себе же, что не знаю…

По огромной наивности позволяю себе помечтать, что Айдар вдруг напишет: а давай переиграем? Поужинаем снова?

Но он был в сети «недавно». Просто. Принял. К сведенью.

От перенапряжения начинает болеть голова. Думать становится еще сложнее. Чтобы не оставаться дома, захожу в приложение по поиску гостиниц и впервые снимаю номер в родном городе.

Стыдно до жути. Оплата, конечно же, наличкой. Её я сниму в одном из банкоматов.

Ехать туда совсем не спешу. Маюсь, брожу по комнате, ничем не могу себя занять. На душе нет ни предвкушения, ни интереса. Я и сама не понимаю, зачем это делаю.

Поговорить бы начистоту, душу облегчить... Но в ответ на свою честность я получу новый удар. Разве можно наныть свою нужность мужчине? Разве я настолько низкопробный человек?

Нет.

Отбрасываю.

Собираюсь и еду по адресу. Мне даже заходить в здание не хочется, но пересиливаю себя. Подхожу к стойке, называю ненастоящую фамилию и уточняю детали бронирования. Я выбирала быстро, мне было совсем не важно, как выглядит номер, насколько здесь хорошее спа и приличные люди.

Я понятия не имею, кто снимает номера в гостиницах нашего города. Но лицо вспыхивает, когда взгляд падает на стоящий на стойке прайс. Я вижу цены за номера по часам и вдруг понимаю, зачем их могут снимать…

Одергиваю руки от дерева, чуть отступаю. Это замечает девушка, прослеживает за взглядом, хмыкает…

– Номер триста четырнадцать. Третий этаж, от лестницы направо. Приятного отдыха.

Киваю и тут же направляюсь прочь. Тянет, если честно, за дверь и домой. Она, наверное, подумала, что ко мне приедут. Стыд-то какой...

Но пересиливаю себя, поднимаясь по лестнице.

Здесь неуютно и совсем не безопасно. Эта гостиница далека от условий, в которых я привыкла жить. Которые сначала обеспечивал мне папа, потом – Айдар.

Я думаю об этом и делаю себе еще хуже. Что я за ужасный человек? Почему не могу быть просто благодарной за то, что у меня есть?

Номер выглядит вполне опрятно. Не роскошно, но намного лучше, чем я успела придумать, поднимаясь. Несколько раз проверяю дверную ручку. Осторожно прохожу внутрь.

Сложно заставить себя прикоснуться к кровати. Не могу отделаться от мысли, сколько человек снимали этот же номер на несколько часов, чтобы…

Привычно не договариваю. Туалетом и душем не пользуюсь. Сажусь на кресло, подбираю ноги. Гашу свет, включаю ночник… Смотрю в одну точку.

За окном темнеет. Мне кажется, что моя душа успокаивается. Убеждаю себя, что по-прежнему не жду никакой реакции от мужа, хотя на самом деле…

На глаза слезы наворачиваются. Как же сильно я хочу получить от него входящий и услышать в трубке: «Ты где, Айлин? Я тебя заберу…».

Пытаюсь сдержаться, но не выходит. Всхлипываю раз, второй, третий. Переползаю на кровать, прячу лицо в руках и плачу, свернувшись калачиком.

Господи, почему быть ненужной так сложно? Почему мне больно настолько?

Реву так сильно впервые с ночи несостоявшегося побега. Мои чувства очень похожи. Но если влюбленность в Митю его предательство выжгло до основания, то Айдара, мне кажется, я люблю с каждым днем всё сильнее. Невыносимо думать, что он может так же трогать, так же целовать, так же прикусывать другую. Что ему всё равно. Что в этот момент…

Мечтаю провалиться в сон и опомниться утром, но не с моим счастьем.

То плачу, то затихаю. То ухаю на дно, то всплываю, чтобы вдохнуть. То кажется, что хуже быть не может, то видится просвет.

Становится до страшного неуютно, когда слышу шаги по коридору. Это цокот каблуков и тяжелый мужской шаг. Игривый смех. Низкий голос. Звуки поцелуев.

Я затаиваюсь и даже плакать прекращаю. Как будто могут зайти ко мне. Дальше я слышу ругань, толчок двери. Кажется, по соседству. И звуки уже в номере.

Это не менее унизительно, чем сползать с консоли с помощью мужчины, который знает: ты для него вся влажная. Ты – влажная, а он передумал.

Под неизвестными мне людьми прогибается кровать. Дальше – шебаршение и толчки спинки о стенку. В одном ритме. Под женские стоны. Со шлепками.

О Аллах, эту коробку что, сделали из картона?

Дрожу от переизбытка чувств. Изо всех сил затыкаю уши. Жмурюсь. Сильнее скукоживаюсь.

Хочу, чтобы они прекратили. Хочу не думать, что так же где-то в другом месте сейчас делает мой муж.

Начинает тошнить.

Я никогда не захочу заниматься этим. Никогда и ни с кем.

Никаких детей. Никакой семьи. Никаких больше картинок из головы.

Мне становится легче, только когда там, за стеной, затихают. Я разжимаю руки, снова закрываю ими лицо, но дрожь успокоить не могу.

До меня доносится тихий смех. Они говорят. Хочется крикнуть: да ложитесь спать! Но на это я в себе сил тоже не нахожу.

Сама засыпай, Айка. Засыпай и не мешай другим.

***

Я провожу в гостинице половину ночи. Когда за стенкой снова начинаются игрища, не выдерживаю. Встаю, собираю свои вещи, спускаюсь на первый этаж и отдаю ключи.

Та же девушка на рецепции смотрит на меня с интересом.

Я кажусь вам странной? Не зря. Так и есть.

Выйдя на улицу, колеблюсь, куда заказать машину. Чувствую себя бездомной…

Родители звали к себе, но правда в том, что там меня не ждут. Не посреди ночи. Не с правдой. Позвонят Айдару. Отправят домой. Только проблемы ему создам. Нарушу уговор.

Не хочу, но выбираю адрес арендованного Салмановым дома.

Сердце подскакивает, когда, зайдя через калитку, вижу во дворе под навесом его машину.

Сейчас всего четыре. Он обычно не приезжает, если написал, что сегодня сторожу дом я. Разве что утром, чтобы переодеться. Когда я уже проснулась. Он входит в дом, я задерживаю дыхание и открываю окно, чтобы не уловить чужой запах.

Могу смотреть на него только после того, как примет душ.

Но сегодня сама заношу в дом чужой запах. Самой кажется, что пропиталась дешевой гостиницей. Открываю двери тихо. Так же разуваюсь. Мне уже даже не хочется знать, что ему спать одному в нашем доме так же противно, как было мне.

Это была уже не месть, а желание сбежать от боли.

Ступаю в сторону лестницы на цыпочках, прижимая к бедру сумочку, когда слышу звуки на кухне.

Звон стекла, покашливание.

Сначала хочу ускориться, потом вжимаюсь пятками в пол. Прислушиваюсь сильнее. А если он привел сюда кого-то? Если привел ту, раз меня нет?

Дыхание учащается, к горлу опять подкатывают слезы. Если так – я с ним разведусь. И ей в глаза посмотреть хочу.

Меняю маршрут, движусь в сторону кухни через гостиную. Но в дверной арке замираю.

Потому что скандала не будет, любовницы здесь есть. Только мой муж.

Сидит за столом, прокручивая в пальцах стакан. Он пьет что-то крепкое. Поднимает взгляд. Смотрит прямо на меня. Я не спец, но он не кажется мне пьяным.

– Привет… – Здоровается. Я в ответ киваю. В горле пересохло.

Обвожу взглядом кухню. На спинке одного из стульев висит снятый Айдаром пиджак. На столе рядом – смотанный рулетом галстук. Рукава рубашки закатаны, как было в нашу первую брачную ночь. Массивная открытая бутылка. Стакан. И ничего съестного. Даже конфет.

Возвращаюсь к лицу. Мне кажется, муж выглядит уставшим. Зачем тогда сидит? Шел бы спать…

– Ты меня ждешь? – спрашиваю, зная, что не обрадуюсь, услышав «да». Айдар же просто усмехается.

Медленно едет взглядом по мне. Таким внимательным, что мне хочется скукожиться. Поджимаю пальчики на ногах.

В голове внезапно вспыхивает фантомный женский смех из соседнего номера. Передергивает.

– Вы будете сидеть или спать пойдете? – мужские глаза возвращаются к моему лицу. Они опять темнее, но я больше не поверю. Просто выдерживаю, усилием воли притормаживая бой сердца. Не волнуйся ты, дурное… Это ничего для нас не значит…

– Мы на ты.

Слова мужа звучат неожиданно. Ненадолго теряюсь. Сжимаю губы. Продолжаю чувствовать внимательный взгляд. А еще дискомфорт.

Айдар смотрит пристальней, чем обычно. Я снова вспоминаю, что замужем за прокурором. Хотя разве можно о таком забывать?

– Ты будешь сидеть или спать пойдешь? – Сама не знаю, зачем исправляюсь. Может надеюсь увидеть во взгляде Айдара зажегшееся одобрение?

Но и его тоже нет.

Муж смотрит пристально. Даже глаза немного сужает. Вот сейчас я заплатила бы деньги, лишь бы не узнать, о чем.

Не выдержав долго, отвожу взгляд. Цепляюсь за оставленный еще утром на кухонном столе чистый стакан. Решаю, что срочно хочу выпить воды. Открываю криник с питьевой. Лью много. Пью жадно.

Когда ставлю, рядом опускается еще один. В нем на несколько глотков меньше древесного цвета жидкости. А вот алкогольный запах я чувствую сильно.

Не до противного, но до мурашек.

Айдар останавливается близко. Пожалуй, слишком. Не перекрывает мне дорогу, я по-прежнему могу его обойти, но почему-то не спешу.

Сглотнув, приподнимаю голову.

– Тебе тоже налить?

– Я со своим.

Айдар поднимает стакан и покачивает. Наклоняет ко мне. Это предложение, от которого я отказываюсь.

После первого моего опыта с шампанским было плохо и морально, и физически. Мне это ни к чему.

– У тебя всё хорошо? – Ненавижу себя за бесхребетность, задавая вопрос. Мне должно быть безразлично, я должна подозревать ревность и упиваться тем, что план сработал. Но не могу. Волнуюсь.

Его мир явно не замкнулся на фиктивной жене. Могло случиться что-угодно.

– Где-то на пятерку…

– По пятибалльной?

– Десяти.

Киваю, хотя этот жест – не свидетельство моего понимания. Он близко. Я волнуюсь. Он говорит. Я трачу всю себя на то, чтобы правильно воспринять.

Мы впервые так близко после той ночи. Я впервые могу задать мужу все вопросы, но не рискую.

Он тянется к моему лицу, ежусь, но не запрещаю. Чувствую пальцы, сглатываю и закрываю глаза.

Как не думать, что трогал ими другую? Как не думать?

Айдар ведет несколько раз по щеке, я борюсь с желанием податься навстречу. Страшно показать свою слабость.

Вспоминаю его «прости, не надо было». Злюсь, дергаюсь, смотрю в глаза. Хочу ляпнуть что-то острое, но не успеваю.

Прокурор ведет допрос на опережение.

– Помирились с мальчиком?

Мне кажется, что взрываюсь. Комнату должен был бы осветить фейерверк из злости, отчаянья, усталости и обиды. Но это всё поглощает оставленная раскрытой душа.

В голове – скрип кровати. Там был не он, конечно, но разве это что-то меняет?

Он думает, в ту ночь я была пьяной и обиженной. Переспали – пожалела бы. Пожалуй, сейчас я даже готова признать, что скорее всего прав. Я пожелала бы, потому что он свои привычки ради меня не бросит.

– Да. Всё чудесно.

Я хотела бы, чтобы в нем заискрило так же, как во мне, но это невозможно. Кивок, глоток, стакан опять опускается на столешницу.

– А посреди ночи почему сбежала?

Не ваше дело.

– Нравится эта кровать.

– Глаза как будто красные…

– Прекратите… – Выдыхаю и мотаю головой. – Глаза, как глаза.

– Глаза, как глаза… – Айдар повторяет мои же слова. Волоски на руках поднимаются. Мне кажется, есть смысл, который я не улавливаю.

Муж смаргивает, я тоже.

Понимаю, что нужно уйти. Вот сейчас.

Делаю шаг в сторону и мимо.

Айдар ловит за руку, я почему-то пугаюсь.

Оглядываюсь, хмурюсь.

Он снова, как однажды, ведет большим пальцем по нежной коже запястья. Это так злит, что дергаю.

– По договору вы меня не трогаете.

Произношу раздраженно, смотря в глаза с вызовом. И если изначально я в них видела тоже раздражение, эмоции, намек на шторм, то сейчас в них снова штиль.

Муж разжимает пальцы, я тяну на себя и тру словно обожжённую кисть.

– По договору я тебя не трогаю. Спокойной ночи, Айлин.

Разворачиваюсь и шагаю прочь. Чувствую взгляд спиной. Оставляю сердце на кухне.

Глава 23

Глава 23

Айлин

В перерывах между страданиями из-за отлучек фиктивного мужа я изо всех сил стараюсь жить.

Я извлекла урок из своего первого не самого удачного опыта «мести». Хотела бы сказать, что больше таким не занимаюсь, но, к сожалению…

Просто теперь всегда выбираю другую гостиницу. Получше. Приезжаю, ночую, возвращаюсь домой. Понятия не имею, сколько это будет длиться. Наверно, пока Айдар не скажет, что его другая хочет большего. Я стала откровенно лишней.

Хочу быть готовой. Уйти с гордо поднятой головой, а не отползти скулящей жалкой собачонкой.

Мне еще несколько раз писала мама, просила выйти с ними на связь относительно учебы. Я проигнорировала. Возможно, они спрашивают что-то у Айдара, передают какую-то информацию через него, но до меня она не доходит.

За это я своему мужу очень благодарна.

Как и за возможность хотя бы в чем-то пойти по своей дорожке.

Сегодня я заплатила за обучение на новой специальности. День суетной. Нужно было приехать в университет, получить платежку, потом в банк. Теперь – с квитанцией назад. Ох…

В прошлой жизни этим за меня занимался бы папа. Возможно, помог бы Бекир. Теперь я всё делаю сама. Через силу заставила себя напомнить Айдару про деньги. Через силу поблагодарила, хотя это и несправедливо. Когда они оказались на счету, снова стало стыдно и горько.

Почему мы не муж и жена? Почему я не могу броситься ему на шею, расцеловать щеки и нашептать, как сильно люблю? Я так этого до сих пор хочу…

Но занимаюсь собой.

Захожу на новый факультет, оглядываюсь, волнуюсь и предвкушаю. Стучусь в деканат. Меня встречают улыбчивые, добродушные методистки. Забирают квитанцию и поздравляют с зачислением. Приказ будет чуть позже, а меня добавят в рассылку курса. Объясняют, как разобраться в расписании. Консультируют, к кому из преподавателей подойти, как будет происходить засчет дисциплин.

Из их уст всё звучит очень просто, но стоит мне выйти – голова пухнет. Очень много информации. Из-за этого – страхов. Но поделиться ими не с кем. Грустно.

Я не маленькая, понимаю, что дружба со старыми однокурсницами быстро угаснет. Так уже было со школьными. У нас разом стало в миллион раз меньше тем. С новыми получится ли – не ясно. У Лейлы, возможно, скоро появится малыш. И это тоже пугает. Я никогда не была одиночкой. Я привыкла к жизни в стае, но что делать, если свою стаю я создать не способна?

Я вышла из деканата с чувством эйфории, а пока спустилась с четвертого на первый этаж по ступенькам – умудрилась загрустить.

К моей груди прижата папка. На ногах – очередные каблуки. Юбка сегодня – впервые за долгие годы выше колена. Купила потому, что захотелось дерзости. И не могу сказать, что пожалела. Кажется, я переоценила привлекательность своих коленок. Они никому не нужны. Не только прокурору.

Если он напишет вечером, что домой не приедет, я опять отвечу «я тоже». Убеждаю себя, что это приносит мне удовлетворение, хотя на самом деле…

Домой не хочу. Открываю на телефоне карту и ищу поблизости какую-то интересную кофейню. Мне обещали сбросить материалы на почту. Как раз полистаю. Порешаю билеты по ПДД перед следующим занятием.

В голове план звучит недурно. На практике всё будет скорее всего привычно жалким, но такая уж у меня жизнь… Жалкая.

Мой мобильный начинает вибрировать очень неожиданно. Я вздрагиваю от одного только факта.

Когда вижу имя контакта: прямо-таки взрываюсь эмоциями. Айдар звонит мне очень редко. Сразу начинаю думать, что случилось что-то плохое.

По-прежнему не могу его ненавидеть и желать зла. Он не виноват в том, что влюбилась.

Прижимаю телефон к уху, произношу:

– Алло…

– Привет, – первым делом пытаюсь оценить: нормальный голос или нет. Взволнованный? Злой? Но кажется, что из трубки веет теплом. Я пытаюсь ему не верить… – Ты в университете?

Удивляюсь так сильно, что даже рот захлопываю. Вы помните? Зачем?

– Если я попрошу проверить свой телефон… Я найду там следилку? – догадка окатывает ушатом холодной воды. Сразу думаю о том, как легко Айдару выяснить, что я его обманываю.

Еще не получила его ответ – а уже как будто умерла.

Но муж смеется. Вибрации его голоса играют на струнах моей души. Мы совпадаем. Жалко, только для меня…

– Ты всё же невысокого мнения о моих умственных способностях. Даже обидно…

Молчу о том, что на самом деле, мое мнение о нем почти во всем – выше некуда.

У него сегодня хорошее настроение. Это почему-то греет душу. Я забываю, что у самой оно совсем другое.

Может я поэтому ему не подхожу? Слишком никакая? Ничего из себя не представляю, могу только мимикрировать под обстоятельства.

– Я пью таблетки для памяти, борюсь со старческим маразмом как могу, Айлин-ханым. Запомнил, что ты сегодня едешь платить за учебу…

Стыд обжигает щеки. Айдар не передо мной, но я склоняю голову и закусываю губу. Главное теперь не придумать себе лишнего. Опять.

Держу паузу, чтобы не ляпнуть еще какую-то глупость. Айдар тоже недолго молчит, потом вздыхает, предлагая:

– Со мной пообедаешь? Или у тебя уже планы?

***

За время ожидания Айдара я довожу себя до состояния воспаленного нерва. На сей раз, конечно же, не иду ни в порядок себя приводить, ни переобуваться. Зачем?

Презрение вызывает даже то, что послушно стою на тротуаре в ожидании его автомобиля.

Прокурор перезвонил и сказал, что немного задерживается, я ответила ему: «ничего страшного».

Конечно, ничего страшного. И с другими спать – тоже. И за меня решать. Раз. Второй. Третий...

Когда передо мной тормозит внедорожник, эйфория из-за звонка и предложения сменяется раздражением.

Зачем я согласилась? Вот зачем?

Забравшись, громко хлопаю дверью.

– Добрый день, – говорю не мужу, а лобовому стеклу. Вызываю у него усмешку. Себе организовываю бурю в стакане.

– Куда-то хочешь?

Раздраженно передергиваю плечами. Такие сложные чувства: я и хочу показать ему, что недовольна, и боюсь, что перегну, а он решит оставить меня наедине с обидами.

– Вы наверняка успели осмотреться, походить по заведениям. Доверяю вашему вкусу.

Хотела сказать простое «мне без разницы», но в итоге наружу все равно вылезла обида. Хотя он же вряд ли водил ту… Или тех… По ресторанам. Это не соответствует нашему уговору.

А я так и не смогла найти ее среди подписчиков моих новых знакомых, хотя искала самоотверженно.

Вспоминаю об этом и становится стыдно. Слегка сжимаю колени.

Айдар стреляет в них взглядом.

Приходится силой выбивать из глупой башки мечты: вот бы рука с подлокотника переместилась на мою кожу. Я хочу, как у всех.

Я очень хочу.

– Хорошо…

Пока внутри меня – американские горки, на которых успело укачать, Айдар сохраняет спокойствие.

Везет меня куда-то в тишине. Я злюсь на него еще и за то, что не занимается поиском тем. Как быстро оказывается – злюсь зря.

– Всё удачно в университете? – потому что первый вопрос задает он.

Начинаю с кивка. Думаю им и ограничиться, но стыд жрет. Так нельзя, Айка. Он не сделал тебе ничего плохого.

– Да. Я оплатила обучение. Спасибо вам большое.

– Тебе.

– Да, тебе. Прости. Оплатила. Завезла квитанцию. Теперь жду приказ. Но к учебе уже могу приступить.

– Расписание дали?

Киваю. Тебе же не интересно, Айдар… Зачем спрашиваешь?

– Когда пары?

– Со следующей недели.

Каждый раз, когда замолкаю, переживаю прилив стыда и грусти. Я бы могла болтать-болтать-болтать. Делиться всем вплоть до описания красоты орхидей на подоконнике в деканате. Но ему это не нужно. А я ещё большим посмешищем становиться не хочу.

– Тебя хорошо приняли?

Не позволяю себе воспринимать его вопросы, как проявление заботы.

– Хлеб с солью не выносили. Чай тоже не предлагали, но…

Развожу руками, смотря на Айдара.

В ответ на его усмешку хочется клацнуть зубами. Может хотя бы так ему понравлюсь? Стану стервой?

Дура какая…

– В мое время пиздюли из деканата летели чаще, чем печенье…

Айдар шутит, я борюсь с губами и рвущимся в ответ смехом. Закусываю до боли уголки губ. Сдерживаюсь.

Просто вспомни, сколько времени он проводит не с тобой, Айка. Просто вспомни.

– Со мной, слава Аллаху, так никто не разговаривает… – Свой неуместный комментарий произношу тихо. Смотрю при этом на колени. Улавливаю боковым зрением взгляд, придумываю себе нежность.

– Кроме мужа.

– Да. Кроме мужа.

И мы снова молчим.

Я думаю о том, что зря проявила слабость. Нужно было врать, что занята. Сблизиться нам это не поможет, а страдать опять из-за того, как больно быть невостребованной, я уже устала.

Может придумываю, но машина замедляется. Я осторожно подглядываю за водителем.

– Скажи что-то…

Очевидно не так осторожно, как самой хотелось верить. Айдар замечает слежку и обращается, не отрываясь от дороги.

Я пугаюсь, дергаю плечами.

– Мне нечего.

Становлюсь причиной нового вздоха. Кожей чувствую неозвученное молчание: ведешь себя, как обиженный ребенок, Айка…

Да, веду. И как ребенок же, не способна объяснить свою обиду. Вы не поймете.

– Как-то перестало клеиться…

Айдар просто констатирует очевидное, но меня это производит ошеломительное впечатление. Чувствую свою вину в том, что не клеится.

Злюсь за это уже на Айдара.

Перестало, потому что открывать вам душу – это делать себе больно. Я несколько раз попробовала. Больше… Простите.

– Я что-то делаю не так? – Задав вопрос, выключаю чувства, поворачиваю к мужу голову и смотрю, как кукла. Хлопаю глазами. Приказываю не принимать ответ близко к сердцу.

– Нет. К тебе у меня ноль претензий… – Но легкое пожатие плеч всё равно обижает. Может вы спросите, есть ли у меня претензии к вам? Хотя смысл? Я же не озвучу… – Просто констатирую. Если я тебя тогда обидел…

Айдару не нужно договаривать, я знаю, о чем он. Возмущение выходит нервной дрожью. Я закатываю глаза и фыркаю.

– Я уже забыла давно. – Отмахиваюсь. Кивок мужа разбивает сердце. – Я была пьяной. Вы всё правильно поняли.

Скулы становятся более выраженными. Это я скорее всего придумала себе, что он сжимает зубы. А сама сжимаю колени. Любое воспоминание о том вечере вызывает ноючую неутоленным желанием тяжесть внизу живота. Она усиливается под воздействием присутствия мужа рядом.

Телефон Айдара вдруг начинает вибрировать. Я скашиваю взгляд на консоль, имя прочитать не успеваю, он уже берет его в руки. Смотрит на экран. Колеблется и не отвечает.

Это может быть кто-угодно. Любой человек в нашем городе, а то и мире. Но у меня сразу мысль об одном. Самом для меня ужасном.

Телефон возвращается на место экраном вниз. Снова вибрирует, но Айдар уже не реагирует.

А мне хочется заглушить посторонние звуки. Я чувствую ревность и неспособность сохранить интимность. Даже в машине. Даже когда несемся вдвоем на скорости. Она всё равно просачивается.

Вибрирует. Бесит. Я начинаю говорить:

– Не буду врать, – Айдар поворачивает голову и приподнимает бровь. Заинтригован. – Целоваться с вами приятно… – Брови взлетают еще выше. А у меня потеют ладони.

Хочется взять его телефон, прочитать имя контакта и самой сбросить.

Звонок обрывается, но на этом не всё: дальше мобильный жужжит серией сообщений. Обычно обеденные перерывы он проводит с тобой, да? Разволновалась?

– А вам со мной понравилось?

Ревность выжигает всю гордость. Пусть Айдар не поймет, что я творю, но не творить не могу.

В меня врезается серьезный взгляд, прокурор хмурит брови. Я слышу уверенное:

– Конечно.

Сохнут сразу и губы, и горло.

Телефон снова заводится входящим.

Возьмите трубку и скажите об этом ей. Еле сдерживаюсь, чтобы не потребовать вслух.

– Но повторять нам, скорее всего, не стоит.

Айдар заканчивает мысль медленно и спокойно. Не чеканит. Не рубит. Не приказывает. Загоняет в грудную клетку нож, но я уже привыкла их получать. Входит, как по маслу. Я в ответ улыбаюсь и киваю.

– Не стоит.

Отворачиваюсь к лобовому. Сжимаю пальцами колени. Не хочу больше никуда ехать. Домой хочу. Плакать.

Ноздри трепещут. Сердце рвется прочь. Телефон иногда жужжит. Вместо разговора – тишина.

Машина щелкает поворотами, но это еще не ресторан, всего лишь заправка. Айдар выходит, не забыв взять мобильный. Я ненавижу его еще и за это. Провожаю взглядом, а у самой сердце кровью обливается.

Вздрагиваю от слишком резких действий заправщика. Время от времени поглядываю в сторону окна оплаты. По своей непобедимой глупости думаю, что он заплатит и вернется. Бензин уже льется в бак. Но Айдар не спешит.

Я вижу, что крутит мобильный в руках. Жмет что-то. Прижимает к уху.

– Ненавижу…

Шепчу только потому, что ругаться пока так и не научилась. Жмурюсь и отворачиваюсь. Чувствую себя преданной. Он вернется, договорив с кем-то из своих любовниц, и повезет меня обедать. Будет удивляться, почему не клеится. Будет ждать, что я верну подходящую ему манеру: восторг во взгляде, милое смущение… Противно.

Передергивает, когда через несколько минут Айдар садится рядом.

Стартует всё так же в тишине. Может придумываю, но сейчас и его движения, и ход машины более рваные. Не выдержав, поворачиваю голову. Убеждаюсь: Айдар злится.

Но радости из-за того, что скорее всего повздорил с кем-то из своих, не испытываю. Я бы хотела иметь право прижаться ладонью к его бедру и спросить, что стряслось. Вместо этого сжимаю руку в кулак, перетираю воздух пальцами.

Все мысли об одном: зря я согласилась. Каждое наше пересечение делает мне плохо.

– Айлин…

Айдар обращается по имени, я делаю равнодушный вид, киваю, но в ответ не смотрю.

– У тебя на субботу планы есть? – На сей раз я уже не тешу себя иллюзиями. Передергиваю плечами и бросаю короткий косой взгляд.

– Я тебе нужна для чего-то?

Мне кажется, что формулировка господину прокурору нравится не очень. Он поджимает губы. Это не приятно.

– Мероприятие…

– Снова чей-то День рождения? Нужно познакомиться будет?

Айдар молчит. Недолго колеблется, потом смотрит в глаза. В них – остаток адресованного не мне недовольства. А я не хочу заглаживать чужую вину своей покладистостью. Смотрю в ответ сухо. По-деловому.

– Свадьба.

– Чья? – Предчувствую плохое. Очевидно, не зря.

После нескольких секунд колебаний Айдар проезжается взглядом по моему лицу и возвращается к глазам. Мне кажется, хотел пошутить, но передумал.

– Ты их скорее всего знаешь…

Тревога растет. Если знаю, значит, это кто-то из наших. Еще значит, там будут мои родители и брат. Не хочу.

– Я могу отказаться?

– Не желательно.

Прикусываю кончик языка. Сглатываю горечь. Опускаю взгляд. Настроение рушится песчаным замком. Надежды, в которых даже себе стыдилась признаться, обращаются в руины.

Он позвал меня пообедать просто чтобы донести информацию о новом задании. Более щекотливом, конечно же.

Но и отказать ему я действительно не могу. Он дал мне деньги на учебу. Это будет чистое скотство.

– Хорошо, я сделаю так, как ты скажешь… – Я и сама слышу, что голос стал другим. Тусклым. Сдавленным. Противно.

– Скажу, что нужно сходить.

Не сдерживаю громкий прерывистый вздох. Довольно резко отворачиваюсь к окну. Мне почему-то так обидно, что на глаза даже слезы наворачиваются. Мой день испорчен. Жизнь до субботы тоже. Хочу уехать в гостиницу и не вернуться.

– Отвези меня домой, пожалуйста. Разболелась голова. Не хочу есть.

Глава 24

Глава 24

Айлин

Мы с Айдаром входим в зал, держась за руки. На сей раз даже в мечтательной голове нет особенных иллюзий. Всё согласно договоренности.

Мы выглядим красиво, счастливо, наша пара совсем не «пахнет» фиктивностью. Вроде бы есть все предпосылки для уверенности, но я переступаю порог и ощущаю себя как никогда одинокой в окружении предателей. Большая часть этих же людей стали свидетелями моей продажи. Никто не выступил против. Никто меня не пожалел.

А сегодня замуж дочку отдает один из папиных не самых близких, но друзей. Вполне возможно, именно он и попросил Айдара привести меня.

Я не спрашивала. Это неважно. Просьбу отца я проигнорировала бы, мужу отказать не могу.

Скорее всего моим родителям нужна картинка удачной сделки. Муж согласился ее организовать. За мой счет, конечно же. Но это – не самая высокая плата за оказанные мне услуги.

В теории всё звучит по-циничному справедливо.

Я живу на деньги Айдара. Благодаря ему мне не пришлось проходить через насилие. Салманов ко мне благосклонен. Позволяет практически всё. Осталось только снова убедить себя, как в первую брачную ночь, что это – предел мечтаний, а не новая удушливая золотая клетка.

Я по несколько раз в день повторяю про себя, что моя влюбленность – это проблема, с которой нужно справиться. Вот справлюсь – всё будет прекрасно. Осталась мелочь: разобраться, как это сделать.

Максимально распрямляю плечи и надеваю на губы улыбку. Мы подходим к новоиспеченным супругам. Я понятия не имею, договорной у них брак или по любви, но желаю всего самого лучшего.

Мы с Айдаром вручаем цветы и конверт. Уступаем свое место следующим.

В принципе, мне уже достаточно, но просьбу уехать тут же я оставляю при себе. Хитрить тоже не хочу. Один вечер в уплату за всё его добро – это совсем не много. Тем более, что особого задания на сегодня мне не дали.

Айдар разжимает пальцы первым. Я вскидываю на него испуганный взгляд, но тут же приказываю себе успокоиться.

Он улыбается мне уголками губ. Я в ответ имитирую такую же улыбку. Глупо было надеяться, что не бросит меня одну.

У меня пальцы деревянные, но я заставляю себя не цепляться. Слежу, как мужская ладонь скользит от меня в карман. Потом снова приподнимаю подбородок и смотрю Айдару в глаза.

– Отпустишь ненадолго? – Ему наверняка кажется, что вопрос безобидный. Он может быть даже придумал себе, что таким образом выражает уважение ко мне как к пусть фиктивной, но жене. А у меня сердце обрывается. Киваю и отвожу взгляд.

Как будто я могу не пустить.

Куда уходит Айдар – не слежу. Вообще стараюсь не очень присматриваться к окружающим. Здесь очень много знакомых лиц, которые ждут от меня радости, раскрытых объятий и рассказов о том, как же мне живется… Но я ничего этого не хочу. Тем более, что половина надеется по намекам понять, что живется мне плохо. Я пока что не понимаю, за что люди так ненавидят людей. Может быть с возрастом это понимание придет.

– Ручеек мой, ну наконец-то!!! – Вздрагиваю и дергано оборачиваюсь, слыша оклик за спиной. Это Лейла. Выдыхаю. Чуть наклоняюсь, прижимаясь к подруге. Я сегодня на высоченной шпильке и в красивом вечернем платье. Пожалуй, перестаралась для этого мероприятия. Та же Лейла одета красиво, но попроще.

Из-за этого ещё сильнее чувствую себя белой вороной. Понятия не имею, как Айдар умудряется жить так всю жизнь. Он же именно такой – привлекает к себе внимание, где бы ни появился.

Лейла пробегается по мне взглядом и цокает языком.

– Какая же ты красавица, Айлин… Какая красавица! Как муж тебя из дому выпустил такую красивую? – Безобидная шутка-комплимент делает больно.

Он даже внимания не обратил. Кивнул. Взял под руку. Повел.

На сей раз я не захотела сама напрашиваться на комплименты. Это кажется уже не забавным, а унизительным.

Лейла сжимает мои руки. Мы стоим друг напротив друга и смотрим в глаза. Я хочу убедить себя, что вот так смогу провести весь вечер. Тогда это будет не страшно. Лейлу я люблю. Ее я не боюсь. С ней мне не противно…

Как жаль, что это невозможно.

– Ты к своим еще не подходила?

Мотаю головой и стараюсь не хмуриться.

– Как у вас с Азаматом дела? Всё хорошо? – Готова говорить о чем-угодно, только не о необратимом. Скорее всего придумываю, но внимание родни чувствую лопатками. Я должна буду первой подойти? Обязательно сама? Хочу хотя бы с Айдаром…

Думаю об этом и выть готова. Он – не твоя поддержка, Айка. Не придумывай.

Сердце колотится быстро-быстро. Почему я тогда не сбежала? Почему я не сбежала одна? Зачем мне Митя? Я справилась бы.

– А шампанское здесь есть, не знаешь? – В глазах Лейлы зажигается удивление вперемешку с испугом. Я же пробегаюсь взглядом по залу, обращая внимание не на людей, а на столы. Хочу смочить горло холодным. И хотя бы немного расслабиться.

Главное, чтобы Айдар не подумал, что это я снова… Вспоминаю наш диалог в его машине и передергивает. Фу. Я строю из себя совсем не то, чем являюсь.

– Не знаю, ханым. Я и раньше, ты знаешь, а теперь…

Щеки Лейлы тут же розовеют. Я понимаю, о чем она молчит. Люблю подругу до невозможного, но сейчас сдержать жгучую зависть просто не могу. Улыбаюсь натянуто, ляпаю, что мне нужно поискать, что бы попить, высвобождаю руки и отворачиваюсь.

Почему я не родилась в семье Лейлы? Почему мы с ней не сестры? Почему я точно так же не с детства люблю сильно и взаимно? Почему мне так не повезло?

Лавирую по залу, находясь больше в себе, чем в окружающем веселье, когда чувствую, как от плеча вниз скользит рука. Сжимает запястье. У меня даже глаза расширяются и внутри холодеет. Я медлю несколько секунд, борюсь с желанием вывернуть кисть и пойти дальше, не оглянувшись. Но так нельзя. За нами наверняка наблюдают.

Становится плохо до ужаса. Я в тупике. Меня сюда за руку привел муж. Оставил. Сказал справляться.

Натягиваю на губы улыбку и оглядываюсь. На меня смотрит мама. Касается мама. Убивает мама.

Даже через невидимую стену, которую я старательно все это время возводила, сочатся ее эмоции. Тоска. Радость. Боль. Любовь. Вина. А я просто не могу это больше впитывать. Это меня отравляет. Я не в состоянии ее простить. Никого из них не в состоянии

– Айка моя… – Но и грубо отказать в контакте не могу. Я в ловушке.

Мама разворачивает меня и заключает в объятьях. Я снова наклоняюсь. Руки повисают вдоль тела. Я просто позволяю. Я просто пытаюсь держаться, когда внутри – протест, злость, обида, даже ненависть. Но рядом с ними – любовь, которую я не могу перечеркнуть, как бы ни пыталась. Это жестоко, что Аллах связывает детей с родителями такой силы чувством.

– Ты такая красивая, доченька… Такая красивая…

Мама говорит мне, оторвавшись, и внимательно разглядывая. Водит по рукам до плеч и снова вниз. Я дергано улыбаюсь и ничего не отвечаю. Бросаю взгляд над ее головой, встречаюсь глазами с Айдаром.

Он разговаривает с отцом Лейлы. Наверное, о чем-то важном. Хочу прочитать в выражении или увидеть в действиях понимание, что происходящее для меня – ужас. Но этого нет. Айдар не зовет к себе. Не дергается навстречу.

Медленно и совершенно точно мне кивает.

Закрываю глаза и переживаю новый удар.

Уверена, я расцениваю всё правильно. Это значит жестокое: стой. Сегодня ты – игрушка для родных.

– Идем за стол, кызым. Идем с бабасы поздороваешься. С Бекиром. Они так тебя ждут…

***

Мое настроение – дряннее некуда. Сложно вспомнить, когда я настолько не могла справиться со своей злостью. Разбитое вдребезги моральное состояние отражается на физическом. Если ко мне прикоснуться – взорвусь. Слава Аллаху, Айдар Салманов в прикосновениях ко мне не заинтересован.

Мы провели на свадьбе четыре бесконечных часа. Он занимался своими делами. Я – отрабатывала «долг» перед родней.

Мама бесконечно меня гладила и обнимала. Я тратила все силы на то, чтобы не проникаться её теплом. Сердце кровоточило, потому что в мире нет ничего, о чем я мечтала бы сильнее. Только иметь возможность снова любить маму так же сильно, так же сильно ей доверять и на нее полагаться. Но мне больше нельзя. Гордыня не позволяет.

Мы с Бекиром разговаривали так же, как в кабинете Айдара. Когда все слышат – дружелюбно, когда между собой – взаимно обвиняя. С отцом… Это было самое сложное. Он, вероятно, ждал, да и продолжает ждать от меня прозрения и новых извинений. Еще лучше — благодарностей. А я не могу. Глотала одно за другим: «выглядишь хорошо, Айлин», «видно, что муж заботится, не обижает»… И даже ответить не могла. Мы же с Айдаром договорились играть счастливых.

Родители пытались поговорить со мной об университете, к нам то и дело кто-то подходил. Я вынуждена была улыбаться в ответ на ужасные шутки про сорванную однажды свадьбу и риски для этой. Выдерживать слишком любопытные, липкие взгляды. Игнорировать зависть. Делать вид, что не замечаю подколок.

Айдар как будто отдал меня в аренду на вечер. А потом подошел, положил руку на плечо и сообщил, что мы можем ехать.

Находиться с ним рядом мне тоже не хотелось, но главное в тот момент было сбежать.

Мне казалось, что уже в машине Салманова начнет отпускать. Станет легче. В реальности…

Мне кажется, я на грани. Сорвусь в любой момент по мельчайшему поводу. Не могу переключиться. Варюсь в событиях вечера. Варюсь-варюсь-варюсь. Вскипаю. Брызжу через край. Зажимаю крышку, чтобы не задеть Айдара.

И это само по себе тоже злит.

Как только машина останавливается в нашем дворе, дергаю ручку, толкаю дверь и вылетаю.

Быстро иду к дому. Неуклюже открываю входную своим ключом.

Плюхаю сумочку на консоль. Смотрю на нее и ненавижу так сильно, что обещаю:

– Я тебя завтра выброшу…

Конечно, ей не страшно, а я веду себя как неспособное дать отпор равным ничтожество, которому только и остается, что спускать пар на слабых, а в моем случае еще и неодушевленных. Но я такая, да. Наверное, заслуживаю всё, что со мной происходит…

Слышу шаги за спиной, как закрывается дверь. От необходимости смотреть мужу в глаза, что-то говорить и может даже улыбаться, передергивает.

Делаю несколько шагов вглубь холла. Слышу:

– Айлин…

Пугаюсь, как дурацкий заяц. Взмахиваю рукой и, не оглядываясь, громковато пресекаю:

– Я спать.

По ступенькам взлетаю быстро. Ускорившись сильнее, иду по коридору. Захожу в свою спальню и хлопаю дверью.

Не знаю, как смогу успокоиться. Просто не знаю.

Хочется смыть с себя кожу, запахи, оглохнуть, потому что до сих пор в голове вспышками слова родных и посторонних.

Одна из маминых подруг даже спросила, когда мы с Айдаром порадуем родителей внуками. В тот момент, мне кажется, сердце разлетелось на миллион осколков. Это страшные люди. Очень страшные…

Неужели я настолько никому из них не важна?

Хотя с чего тебе быть важной, Айка? Ты для всех – вещь. Что для родителей, что для мужа…

Мечусь по спальне тигрицей. Не могу ни разуться, ни даже присесть.

Наматываю круги, не сопротивляясь бесконечному потоку мыслей и эмоций.

Интересно, а как бы им понравилась правда? Что, если бы я весь вечер вела себя так, как хотелось мне? Отказала маме, делилась нюансами нашего брака? Рассказывала, как это больно быть преданной… И преданной… И преданной…

Бекир говорил, что мой муж очень много работает. Хвалил его. А мне хотелось спросить об одном: ты в курсе, как часто он трахает других? Считаешь это нормой? Мужчина – в своем праве? А баба наш, как думаешь…

Меня заносит настолько не туда, что по телу идет крупная дрожь…

Я не знаю, что делать с собой – вот такой. Взведенной до предела. Плохо настолько, что я готова хвататься за любую соломинку.

Айдар уйдет спать, я разуюсь и спущусь вниз. У него там бар. Я что-то себе налью.

После шампанского было плохо. Но пусть плохо будет потом, а сейчас отпустит.

Кажется, что ловлю момент затишья. Даже выдохнуть собираюсь, но не сегодня. И не со мной.

В очередной раз дергаюсь, когда слышу стук в дверь. Раздражение накрывает волной.

Неужели не понятно, что трогать меня сейчас не стоит?

Я собираюсь крикнуть громкое: «нет! Нельзя!». Хочу хотя бы кому-то хотя бы что-то запретить. Но Айдар моего приглашения не ждет. Ручка опускается, муж шагает внутрь.

Я проезжаюсь взглядом по силуэту. Даже не разулся. Держит двери, смотрит в лицо. Хмурый. Недовольный, кажется. С чего вдруг?

Мое доводящее до исступления бешенство вдруг становится холодным. Расчетливым. Я не чувствую перед ним стеснения. Слишком много другого.

Кривовато усмехаюсь, складываю руки на груди. Приподняв подбородок, выдаю пренебрежительное:

– Что надо?

Удивляю Айдара. Это видно по взгляду и новому изгибу губ. Он недолго колеблется, а потом делает еще один шаг в комнату. Заводит меня сильнее.

– Вожжа под хвост попала, Айлин-ханым?

Вопрос мужа обесценивает все мои переживания разом. Мое новое прозрение – я могу злиться еще сильнее.

До боли сжимаю свою же кожу, впиваясь в плечи ногтями. Смотрю на Айдара исподлобья. Еле сдерживаюсь, чтобы не выдать в ответ отборную ругань. Мне кажется, для этого я уже тоже созрела.

Ненавижу его сейчас. Во всем виню.

– Не ваше дело. Это моя комната. И вламываться в нее без спросу не нужно. А вдруг я голая…

Айдара моя наглость если и впечатляет, то не до бешенства. У него серьезное лицо. Он напряжен. Не усмехается время от времени, как обычно.

А потом за что-то бьет в разы сильнее своим:

– Не думаю, что увижу там что-то новое…

Не сдержавшись, выдыхаю, разворачиваюсь и делаю еще один круг.

Конечно, не увидите. На что там вообще смотреть?

Сделав с десяток шагов под звуки стука моих же каблуков, опять останавливаюсь и на сей раз вжимаю кулаки уже в бока.

Смотрю прямо.

– Нравится надо мной издеваться, да? Может вы для этого меня замуж взяли вообще? Сначала добрый такой… Благородный… А потом иди и развлекай предателей! Слушай, как тебе повезло, что замуж отдали за…

– А что, не повезло? – Айдар перебивает, сужая глаза.

У меня сердце бьется хаотично. По ощущениям – где-то в горле. И его вопрос ударом заталкивает его обратно. Только не за ребра, а глубже, в желудок.

Еще вчера я глотнула бы обиду и покорно сказала: «очень повезло, спасибо вам, мой благодетель», но сейчас состояние не то.

– Всю жизнь мечтала выйти замуж за еле знакомого человека…

Моя ирония, мягко говоря, неуместна. Это не Айдар виноват в том, что я вляпалась в историю и отец решил меня наказать. Я вижу это же в мужских глазах.

– Ждешь извинений и раскаянья за то, что впрягся?

Слово «впрягся» звучит по-особенному обидно. До этого Айдар ни разу не говорил о том, что мое спасение доставляет ему дискомфорт. Правда и я не позволяла себе его в чем-то обвинять.

Но сейчас остановиться не могу.

Меня изнутри жжет ревность, обида, гадливость и ненужные чувства к нему. Я хочу не любить его, а ненавидеть.

Какая-то отчаянная злость накатывает волной. Я топаю, сжимаю кулаки и практически кричу:

– А я просила?! Я тебя о чем-то просила? Спасать меня?

Мы оба знаем, что не просила. А ещё оба знаем, что не спаси он – мне было бы намного хуже.

Айдар сжимает челюсти и молчит.

Я дышу глубоко и часто. Из глаз молнии. Хочу обвинять его во всех грехах. Винить во всем. Уничтожить и спастись.

– А как ты себе видела всё, Айлин? Ты думала в жизни с ними не пересечешься? Я предупредил тебя. Ты должна была подготовиться. Вы живете в одном городе.

Айдар уводит разговор совсем не в ту сторону, в которую мне хотелось бы. Да, я глупая. Да, я намечтала. Мне дали по голове – я намечтала еще. И завтра скорее всего намечтаю. Но что мне сделать, если я хочу одного: чтобы все оставили меня в покое! Что мне сделать, если им я об этом сказать не могу?

– Ты не дал мне выбора…

Звучу глухо. Айдар какое-то время пристально смотрит, потом коротко передергивает плечами.

– Я не в клетку с тиграми тебя бросил. Мне нужно было поговорить слюдьми. Там это сделать было проще всего. Ехать самому, когда у меня есть знакомая всем в этом кругу жена… Почему тебя рвет вообще? С мальчиком своим переобщалась?

Айдар вспоминает о Мите, как всегда, невпопад. Я злюсь до одури.

– У него имя есть. И это не ваше дело. Как и не мое, кого вы трахаете! Кстати, сообщения свои дурацкие можете не отправлять! Я все равно не жду вас дома!!!

Обличаю свою бесконечную обиду в невероятно плохие слова. Так кажется мне. У Айдара просто на мгновение вспыхивают глаза. Гаснут. Виски напрягаются.

– А ты раскрываешься…

Это не оскорбление, но я чувствую его именно так. Фыркаю.

– Так может это вы сглупили, решив, что видите меня насквозь?

– Может…

Мы молчим. У меня на языке крутится еще куча гадостей. Что в голове у Айдара – страшно представить. Может быть он вот сейчас предложит развестись? И что я скажу в ответ?

Сердце снова ускоряется.

Не могу просто стоять и выдерживать взгляд. Хочу, чтобы ушел.

Разворачиваюсь, отхожу немного в сторону. Оглядываюсь через плечо.

– Я собираюсь раздеться и лечь спать. Вы будете контролировать?

Для убедительности перебрасываю волосы наперед, берусь за собачку молнии на спине. Сжимаю и держу на весу. Айдар фокусирует на ней взгляд, но реакции я не вижу.

Дергаю вниз. Оголяя спину. Он смаргивает.

– Ну ты же начала говном меня заливать. Даю возможность закончить.

Его слова возмущают настолько, что я выдыхаю весь скопившийся в легких воздух.

Бегунок доезжает до копчика. Я прижимаю платье к груди. Еще несколько секунд назад в голове были идиотские мысли эпатировать. Теперь скорее умру, чем буду светить перед ним своими ненужными красотами. Однажды он уже отказался. Второй раз я не предложу.

– Не стройте из себя святого! Это не я заставила вас взять себя замуж! Я даже не просила! Я вам понравилась! Вот это все понравилось… – Разворачиваюсь к нему и веду рукой от лица вниз по телу, а потом снова прижимаю ткань к груди. – Вы меня пожалели. Подумали, а почему бы не разнообразить свою скучную прокурорскую жизнь? Вряд ли часто есть возможность общаться с глуповатыми, местами наивными, но восторженными девчушками. Еще и кырымлы! Будет веселить. Краснеть от мата. Услужить пытаться. Мы же такие… Покладистые. Благодарные. А вы по дому соскучились.

– Дома на меня так не орали…

Краснею. Я близка к тому, чтобы расплакаться. Вздергиваю нос, смотрю в потолок, а потом опять на Айдара.

– Что вы от меня хотите? Не видите, что я не в настроении? Я сделала то, что вам нужно было? Ну так отцепитесь!

– Если он на тебя так влияет, то мы пересмотрим договор, Айлин. Разводимся и ты идешь на все четыре стороны. Или держи себя в руках.

От серьезного тона прокурора по коже холодок. Я готова бросить опрометчивое: «да на здоровье! Разводимся!». Торможу из последних сил.

У меня нет ни Мити, ни самостоятельности. Разведемся – вернусь к своим. Лучше умру.

– Оставьте меня в покое, Айдар. Я на взводе. Даже со мной иногда случается, как видите. Едьте куда-то, пожалуйста. У вас же есть, с кем время провести, правда? Это вы ко мне зачем-то пришли. Это вам зачем-то нужно было корку содрать. Меня тошнит от этого вечера. От родителей. От брата. От всех. А тут вы… И я должна вам улыбаться. Благодарить опять… Я не железная…

Градус снижается. Я иду на попятную. Произношу куда тише. Сильнее вжимаю руки в грудь. Как будто держу уже не ткань, а тело с душой.

Не знаю, что происходит с моим лицом, но выражение на лице Айдара смягчается. Он сглатывает. Закрывает на секунду глаза и шагает навстречу.

Это меня пугает настолько, что пячусь.

Он видит, тормозит.

Едет взглядом по телу. Фокусируется на глазах.

– Ты телефон забыла. В машине. Я принес.

Опускает ладонь в карман. Достает мой мобильный. Бросает и гаджет с глухим хлопком бьется о покрывало.

Стыд топит по самую макушку.

Господи, Айлин… Ты опять… Думала, он к тебе просто так придет?

– Простите, – выталкиваю из себя извинение, смотря на носки мужских блестящих туфель.

– За правду не извиняются, Айлин. Я бы не извинялся.

На это я уже не отвечаю.

Айдар разворачивается и идет к двери.

Она закрывается, я опускаюсь на кровать там, где стояла.

Ужасный вечер становится еще хуже. Сказано столько гадостей… Между нами теперь совершенно точно не построенное на обоюдной симпатии сотрудничество…

Каждый шорох в доме пугает. Айдар долго находится на первом этаже, потом выходит из дому и садится в машину.

Похоже, решил прислушаться к моему совету, но облегчения это не дарит.

Как и то, что на сей раз сообщения я по свежеозвученной просьбе уже не получаю.

Глава 25

Глава 25

Айдар

Я всегда относился к дому щепетильно. Может быть дело в воспитании, но для восстановления ресурса мне необходимо место силы.

Для пусть повзрослевшего, но оставившего по себе след пацана, который поменял отчий дом, две общаги и три квартиры прежде, чем купить первую свою, переезд выглядел пиздец каким испытанием. Но я постарался на славу.

Предложенный риэлтором дом поначалу меня полностью устроил. Но я быстро понял, что для одного он великоват. Вроде бы просторный, а давит.

Думал, девочка ситуацию изменит. Отчасти даже не прогадал.

Сначала тот самый дом зажегся. Вместе с ним – я. Теперь… Ездить сюда – каторга. Но и не ездить как-то не получается.

Сегодня я мог бы, как всегда, остаться в снятом номере. Мне-то похуй, что то – не дом, что это. А оттуда до офиса ближе. Соблазнов меньше. Приходишь – вырубаешься.

Но я поехал к соблазнам. Которые спят и ненавидят меня до трясучки. Причинил, блять, добро. И себе, и ей.

Внешне она понравилась мне сразу. Ведь а как иначе? Показалась дерзкой, но запуганной. Это сочетание удивляет только тех, кто в жизни не имел дела с девочками из консервативных религиозных семей.

Я же плюс-минус понимаю, что в них живет и что борется. Хорошая тихая дочь с открытой для мира жадной искательницей приключений. В моей Айлин тоже.

Жалко стало. Сильно жалко.

Противно, когда увидел, как на тупорылый «скандал» реагирует её отец. Такие истории в моей юности тоже были. Птичка выпархивает из клетки, её хватают за лапку, ломают вместе с крыльями и заталкивают назад.

Мне всегда было жалко птичек, но только эту захотелось спасти.

Я слишком долго был на стороне защиты. И слишком хорошо знаю, как сложно отбиться от обвинения. Презумпция невиновности, к сожалению, не настолько действенна, как мы привыкли себя убеждать. Другое дело – право сильного.

Поначалу думал, что мой план – охуенен. От меня отъебутся со сватовством, дом оживет, собеседник появится. Человекообразная домашняя зверушка. Грехи отмолю, опять же. Но со временем понял, что «хуевый» пишется не так.

Потому что, Айдар Маратович, сколько тебя жизнь ни учит, ты продолжаешь отрицать: с людьми играть нельзя. Даже когда кажется, что продумано всё до мелочей, осознаешь подвох, уже лежа на лопатках. От удара тех, кого считал слабым соперником. Моя Айлин оказалась… Слишком сильным для меня. Пожалуй, искушением.

То, что я считал охуеть какой прививкой от захода в реку дважды, стало моей же ловушкой. Я брал Айлин в жены с уверенностью, что смогу сохранить с ней нейтральный отношения, которые строятся на симпатии. Что тут-то у нас не будет, как с Дашкой. На нерве. На пике. От жгущей любви до адской ненависти.

В итоге же…

Мы даже не спим, а искрит так, что я немного в ахуе. И дальше будет хуже.

Потому что, кроме прочего, я её хочу.

Спасаюсь работой, которой действительно туча. Физическими контактами, которые в один прекрасный момент перестали дарить разрядку и сошли на нет.

Мне в жизни хватает адреналина. Хватает черноты, в которую каждый день погружаюсь на разную глубину. Хватает проблем. Я как-то долго и, сука, счастливо жил до нее. Знать не знал. Не жалел. Не заглядывался. Мосты не строил. А теперь не могу.

Сам же себя посадил на иглу. Сказочный, конечно, долбоеб.

Сам выставил условия, сам определил правила сожительства, а теперь бешусь, что так, как задумалось изначально, не работает. Отчасти из-за меня. Отчасти из-за нее.

Отчасти, подозреваю, из-за мальчика…

На экране приборной панели машины очень красноречивое время – два тридцать ночи. А я какого-то хуя приехал домой. Паркую машину и выхожу.

Здесь меня привычно не ждут.

От излишеств я отказался сам. Мне приятно, конечно, что встречают ужином, смотрят с восторгом, улыбаются, но это всё был путь к ненужной нам близости.

Как будто без этого я прошел не по нему же… С ней, наверное, невозможно иначе. И это тоже мой проеб. Не понял. Не до конца рассмотрел.

А может в том, что в чужие руки так просто отдал.

Открываю дом, захожу и бросаю мобильный с ключом на памятную консоль.

Из-за воспоминаний ладони тут же жжет, а член давит в ширинку.

Беря её замуж, я не собирался делать своей. И сейчас не собираюсь. Вроде как. Только такими темпами придется тупо съехать. Потому что сталкиваемся – искры столпом.

Вместо спальни, душа, убийственного сна иду в гостиную к бару. В алкаши записываться, возможно, рано, но привычка расслабляться вечерами вот так тоже подбешивает.

Лучше б кого-то трахал, Салманов. Честно.

Говорю себе же и непоследовательно наливаю побольше виски. Лед в жопу. Как и покаяние за харам перед Аллахом. Хуевый я мусумальнин. Давно понял. Давно смирился. Слишком люблю эту жизнь и в душе не ебу, что будет дальше.

Айка другая, конечно. А мы с мальчиком её знатно ломаем.

Вспоминаю о нем, делаю большой глоток. Смотрю на остроконечный месяц, убеждая себя же, что, в принципе, похуй. Хотя на самом деле…

Хуй я его имя не знаю. Знаю, блять. Зачем-то знаю. Презираю, если честно. Двадцатилетки должны спать с двадцатилетками. Это факт. Но она себе выбрала какое-то ничтожество.

Сама платит за то, чтобы ебаться не на съёмной квартире, а на чистых гостинничных простынях. Находит оправдание тому, что из ситуации, которую он и создал, не вытащил. Цветы себе покупает от моего имени. Подарков от него я что-то ни разу не видел.

Меня иногда подмывает выйти на связь и спросить: ну что ж ты за чмо-то такое… Но сдерживаюсь. Она не просила.

В последнее время вообще ни о чем не просит. А если просит – ломает себя.

Я понимаю, что всё пошло по пизде после того, как не сдержались. Понимаю, что скорее всего обидел. Не те слова подобрал. Не оправдал надежд. Может она и не против была бы сменить своего долбоеба-Диму на законного мужа. Только на сколько? Сколько я нам дам? А её на сколько хватит?

А как разведемся потом?

Ночь после идиотской свадьбы доказала, что продержимся не долго. Айка – незрелая. И это не значит, что всё дело в ней. Просто не справимся. Чувствую.

Чувствую и торможу.

Снова стакан к губам и дать жидкости обжечь горло.

Сказал бы, что хор-р-рошо, да как-то… Как в болоте.

Слышу тихий кашель за спиной. Оглядываюсь на рефлексах. Вижу силуэт. Это Айка. Она идет навстречу.

Организм на нее реагирует. Тяну ноздрями воздух, улавливаю тонкие нотки. Она не злоупотребляет душными духами, как многие женщины, к общению с которыми я привык. Не борщит с косметикой, ей просто рано. Не бьет своей женственностью и юностью, но блять… Мне хватает намеков.

Слежу за приближением. Правда недолго. Она останавливается на расстоянии. Вжимается плечом в стену. Смотрит так, как будто боится меня. Хотя может и правда боится…

Ну что стоит в двадцать себя накрутить? Да и я хорош… Не объясняюсь на каждом шагу. Только вины за собой за это не чувствую. Привык, что окружающие ловят с полуслова или никак. Она поначалу ловила. Потом… Дисконнект.

Иногда меня кроет и хочется провести ей допрос. Что хочется сделать еще – не скажу. Но тоже жестко.

В горле сушит. Вместо того, чтобы снова смочить, сглатываю.

– Почему не спишь? – Собственный тон самого же царапает. Айку тоже. Улавливаю, как кривится. Но я не стану извиняться. И так перестарался. Думал оградить её от своих чертей. Ведь зачем ей знать, какой я на самом деле? Теперь думаю, стоило хотя бы намекнуть. Так было бы комфортней обоим.

Айка берет себя в руки. Передергивает плечами.

– Вас жду. Хотела поговорить…

Поднимает взгляд к моим глазам. Я помню времена, когда даже это было сложно. Секунда – сбегала. Но она явно взрослеет. Приятно, что рядом со мной. Жалко, что не для меня. Хотя это тоже мне противно. Нихуя я не Пигмалион.

– Обязательно ночью?

Отставляю стакан на стол и расслабляю галстук. На самом деле, ко мне не стоило сейчас подходить. Я на взводе. Дерьма много вокруг. Спокойствия нет на душе. Постоянное напряжение дает о себе знать.

Если мы снова, как тогда, наговорим друг другу лишнего, еще сложнее станет. Оно нам надо?

– Не ночью вас дома нет…

Айка произносит спокойно, но я то ли улавливаю, то ли придумываю упрек.

– Жена не ждет, как оказалось…

Развожу руками. Злюсь, скажем так, сильно. Даже самому себе сложно признаться, что ее слова о сообщениях задели. Еще одно доказательство того, что изначальный план по пизде. Как живем сейчас – неясно. А я не люблю, когда неясно.

Оправданий от Айки не жду. Уверен, что она была искренней, а уподобляться ее отцу и ломать в угоду чувству собственной важности не стану.

Как бы там ни было, хочу ей добра. Она охуенная. Просто рано мы встретились. Может через пару лет я бы ее у этого Дмитрия ссаного просто увел. А сейчас, боюсь, не вывезем.

– Вы сейчас заняты? – Она игнорирует шпильку, хотя это скорее всего сделать не так уж и просто. Гордая. Ровняет и без того ровную спину, смотрит снова в глаза.

Молчу, зачем-то играя на ее нервах и щекоча свои. Ну какая ж ты красивая, Айка… Какая ж ты красивая…

– Я сейчас на взводе, Айлин. Если это не критично, давай потом…

Вслед за галстуком берусь за пуговицы на пиджаке. Душит меня всё. Тесно мне везде. Снимаю, стряхиваю, бросаю на спинку стула.

Моя очаровательная жена снова коротко морщит носик. Откусил бы, честно.

Всю. Кусками. Иногда до одури хочу. Иногда отпускает. Сейчас снова опасно.

– Давайте сейчас. Раз и навсегда.

Я удивлен: она не часто позволяет себе настойчивость, поэтому настораживаюсь. Закатываю рукава, когда в виски бьет пульсом страшная догадка.

Блять, только не залет…

– Давай сейчас… – Отвечаю её же словами лицемерно спокойно, а у самого клетка за клеткой холодеет. Всё это время старался не думать, какую взрослую жизнь она ведет.

Готовлюсь услышать это, но реальность удивляет.

– Я думаю нам стоит развестись, Айдар.

Прокручиваю слова в голове. Это не смешно, но я почему-то улыбаюсь.

Смотрю в сторону. Заканчиваю с рубашкой, упираюсь в бока.

Знаю, что создаю не самые комфортные условия для решившейся на серьезный разговор Айки. Но меня тоже кроет, хоть и взрослый.

Возвращаюсь к ее лицу, слегка щурюсь. Сейчас буду задавать вопросы и хочу быть уверенным, что уловлю все ответы – и словами, и телом.

– Прямо-таки думаешь, прямо-таки стоит? – Иронизирую и сам же себя в жопу шлю.

Айлин не может, я за нее.

Она же морщится, смотрит секунду остро, потом гасит. Мне это не нравится. Пусть я и сам знаю, что вполне возможно – правда стоит, отпускать её так просто не хочу.

А что хочу? Мучить?

Кого? Её, себя, мальчика этого?

Он зудит назойливой мухой. Постоянно, блять, зудит. Мне кажется, ненавижу просто. Хотя ничего же мне не сделал.

– Боюсь, дальше будет только хуже. Мне с вами сложно. Вам со мной… – Замолкает. Думает там себе что-то. Ее взгляд опускается по моему лицу. Останавливается на подбородке, а потом опять к глазам. – А я вам зачем? Наглая…

– Хочешь услышать, что нужна? – По взгляду вижу, что делаю больно. Мог бы соврать, что непреднамеренно. Но вот поэтому она скорее всего и права. Мы начали как магниты, которые друг к другу тянет. Сейчас бьемся и разлетаемся.

Айка на несколько секунд отворачивается. Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы заучить типичные реакции. Легкий рывок подбородка вверх, закушенная губа. Взвешивание, стоит ли усугубить или смолчать. Она склоняется ко второму, я хочу первого.

– Ты хоть не забеременела? – Придаю голосу легкости, хотя на самом деле… Кроет.

Она близко. Ладони жжет опять. Я в голове уже миллион раз ее трахнул. А в реальности это делает другой.

Получаю в ответ оскорбленный, гордый взгляд настоящей кырымлы.

Я лукавил, когда говорил, что дома на меня так не орали. Только такая, как Айка, умеет поставить себя над мужем. Я другую не пустил бы. Но и с ней уже, похоже, никак…

– Как вы смеете… – Она понижает голос. Смотрит пренебрежительно… Взглядом мечет молнии.

Ты очень быстро заводишься, малыш. Это плохо… Для тебя…

– Я бы хотел получить четкий ответ, Айлин. Ты хочешь развестись. Почему?

Мое сердце бьется под аккомпанемент её сопения. Это тот обмен энергиями, который дарит кайф. Любое обоюдное чувство. С ней – всегда сильнее.

– Потому что вы… – Она замолкает. Снова смотрит и сопит. Хочет качнуться назад. Развернуться, убежать. Мне стоит дать это сделать или уйти самому. Я же могу. Я же старше. Я же мудрее. – Потому что вы… – Но момент упущен. Она повторяет. Ее грудная клетка вздымается. А я не могу не вспоминать, как трогал кожу. Сжимал. Целовал и облизывал.

Она даже сладкая. Это что-то неповторимое.

– Потому что вы мне душу вынули! Потому что слепой идиот! Потому что к шайтану. Вы. Пошли!!!

Она переходит на крик, чеканит слова и сжимает кулаки. Даже в темноте вижу, как блестят глаза. Это слезы. Она зло ведет по лицу рукавом.

Я мог бы хладнокровно заключить: ее спокойствие оказалось показушным. Но где я и где хладнокровность?

Айка не сбегает, а оглядывается. Что-то находит. Куда-то идет. Зачем-то лезет на полку и достает оттуда чашку.

Взвешивает в руках, произносит:

– Это моя! – Замахивается и бросает.

Увернуться мне не сложно. А вот не охуеть – немного…

Чашка летит мимо, я выравниваюсь. Заводить её сильнее не надо, но как себя остановить? Просто праздник для моих чертей…

Кривлю губы, покачиваю ладонью в воздухе. Мол, неплохо, но…

Тянусь за стаканом с виски и делаю еще несколько глотков. Предлагаю ей, Айлин же очевидно ошарашена. Смотрит на меня, на стакан, снова на меня…

– К шайтану, значит, пошел, да? Точно я? Никого больше послать не хочешь?

Что хочу услышать – сложно сказать. Как и признаться в том, что сознательно завожу ее сильнее.

Айдар, блять… Ну Айдар…

Раньше переговоры с собой всегда заканчивались в пользу разума. Сегодня… Вряд ли.

– С вас начну…

Айку болтает между перепугом и такой же неконтролируемой злостью, как и у меня скопилась на нас с ней.

– Ну давай, начинай… Одной же явно мало…

Возвращаюсь на исходную и развожу руками.

Правда в том, что она больше в жизни себе такого не позволит. Никто не станет терпеть. Ни один мужик. Не с ее, блять, счастьем. Но мне не жалко.

Я вижу во взгляде Айки сначала удивление, потом испуг, потом азарт.

Она снова тянется за чашкой. И хуй его уже знает, её это или моя.

Вторая летит точнее. На самом деле, прямо-таки метко. Попадет в лоб – вырубит. Я уклоняюсь. Айка сначала рычит, потом пугается. Это когда мой взгляд ловит.

Темный, наверное. Плохой, наверное. Но это не злость. Охота.

– Еще будешь? – Спрашиваю, провоцируя. Чувствуется, что она хочет, но мотает головой. – Чашки кончились? – Сжимает зубы в ответ на попытку взять на слабо.

– Пусть в вас бросают те, кого вы трахаете… При жене… Понятно? – Произносит с надрывом, который звучит уже не впервые. Меня обжигает чужими чувствами. Я по жизни ни черта не эмпат. Считывать умею, а вот на себя перенимать… Иногда кажется, что в принципе только с ней.

И вот опять.

Я вижу, как на глаза наворачиваются слезы. Малышку качает. Она разворачивается и делает шаг за шагом к двери.

Она поступила глупо. Не послушалась, когда я предложил перенести разговор. Сейчас пришло время для моей мудрости, но ею пахнет слабо.

Шагаю наперерез. Она бросает быстрый взгляд. Ускоряется. Совершает ошибку. Она заяц, а я-то серый волк. Просто сказать не успел.

Сжимаю кисть в дверном проеме. Дергаю назад.

За плечи, плотно в стену. Близко-близко. Тесно-тесно.

С красивых, сочных губ – отборная крымскотатарская ругань. Тянусь к ним. Хочу до одури. А она не дает. Упирается в плечи. Сжимает. Дышит так, что за сердце ее страшно. Хотя у самого… На самом деле, уже в штанах.

– Не смей!!! – Она изо всех сил пытается оттолкнуть. Лицо отворачивает, выгибается. Только вместо того, чтобы справиться, сильнее заводит. Я грудью чувствую её грудь. Помню остроту сосков. Рот полон слюны. Своей. А хочу её.

Айка уворачивается, я меняю фокус внимания. Прижимаюсь губами к необдуманно открытой шее. Легонько втягиваю кожу. Чувствую дрожь. Со страхом ее не спутать. Это другое. Наше общее.

Только это ничего не меняет. Сопротивление сильнее. Она бьется затылком о стену, запрокидывая голову. Дышит вверх и туда же причитает, пока я чуть приседаю, ползу ладонями по ткани, сжимаю два полушария… Скучал по ним…

Не делаю больно, но и стон удовольствия, как в прошлый раз, в ответ не получаю. Айка всхлипывает и бьет по плечам.

– Не смей меня касаться после них. Не смей!!! – Ногтями впивается в мои запястья и пытается отодрать. Я даю. Только после этого наши руки взлетают вверх. Фиксирую над головой, а сам нависаю. Смотрю вниз. Наверное, не выйдем уже, пока не выясним.

– После кого, Айлин?

– Любовниц своих! Думаешь, я слепая? Идиотку замуж взял? Ты ими пахнешь постоянно! Ты бы хоть руки помыл! Я вас ненавижу всех! Вы только то и можете, что путаться с кем-попало. И вам всё равно, что кто-то вас любит! Ждет кто-то! Вам всё равно, что вы раните и предаете! Я полезной хотела быть. Думала, ты рассмотришь. Оценишь, а ты…

– Полезной хочешь быть? Будь. Хочу тебя трахнуть. Дашь?

Это удовольствие садиста, но я его получаю. У Айки увеличиваются глаза. Грудь вздымается сильнее. Она забывает на секунду и о сопротивлении, и даже об обидах. Ноздри раздуваются. Глаза чуть влажные, но это почти высохшие слезы. Пару секунд назад себя от души жалела, теперь меня раскатать хочет. Так-то лучше. Только я-то не шутил.

– Разведусь с тобой и трахай, кого хочешь… – Шипит яростной кошкой. Могла бы – и по лицу заехала, наверное. Но я не даю. Улыбаюсь, наверняка сильнее задевая.

– А тебя? – шепчу на кураже. У нее и без того глаза горели. А теперь – пожарища.

– Умру скорее, – пытается выкрутить запястье, я сжимаю сильнее. К лицу тянусь, она отворачивается. Вжимаюсь носом в щеку. Прикусываю подбородок. Она снова дрожит. Нравится ей. Нравится, блин. – Нормального найду… Не такого, как вы… Не мудака… – Убеждает себя. Успокаивает.

Только… Не найдешь ты, блять, никого… В ближайшее время так точно. Чувствую, как планы меняются.

– Так значит, я других трахаю, а ты меня дома ждешь? – Спрашиваю на ухо. Не вижу, но чувствую, как щеки вспыхивают. Хочу услышать «да». Не услышу, конечно, но пойму.

– Сами себя ждите.

Упрямая такая. Не к месту, но улыбаюсь. Она зажигает. Из злости и пустоты производит тепло. Не сдержавшись, целую в скулу. Снова против. Бесится.

Отпускаю её руки – она их тут же в плечи и толчок.

Затылок – в стену. Всё даю. Только не с концами уйти. Отдаляюсь, в глаза смотрю. Обиды меньше не становится. Желания говорить тоже.

Ну что ж… Говори. Когда-то мы умели разговаривать.

– Если не залет, то с чего развод вдруг?

– Нахрен идите со своими предположениями!

– Я пойду, а ты ответь…

Настроение меняется сначала у меня. Следом, после недолгого колебания, у нее. Из схватки мы пытаемся в конструктив. Айка не уверена, но сдается. Смаргивает, смотрит по-новому. Брови хмурит.

– Я старалась, Айдар… Я правда старалась… Это для тебя ничто и ничего не значит. Это тебе просто весело. Ты девочку спас, спасибо тебе, а я за тебя замуж вышла… – Вижу, что ей плохо. Снова слезы на глазах. Тянусь к щеке, она морщится и сбрасывает пальцы, они ложатся на шею. Там глажу, не спрашивая.

И продолжаю жрать взглядом.

– Ты против слова не сказала…

– А как я должна была сказать? Ты же по-настоящему меня не спрашивал. Ты не понимаешь… Меня за тебя замуж отдали… Я же говорила… Перед Аллахом…

Айка звучит совсем тихо. Мне кажется, ломается, но потом опять находит в себе силы. Этим в ней можно только восторгаться. Настоящий феникс. Из пепла в пламя. И меня тоже в пламя.

– Это всё унизительно… То, что ты меня у отца как вещь взял. То, что после свадьбы сказал. То, как потом раз за разом обесценивал… Я же живая… Неужели не видно? Неужели я правда похожа на ту, которая…

Айка моргает, слезка выкатывается из глаза. Я смахнуть не успеваю. Делает сама.

– Я не вижу в этом ничего плохого, – говорю чистую правду, но и на нее Айка кривится.

– Я вижу! – Вскрикивает, а потом повторяет уже тише: – Я вижу, Айдар. Я не такая… Может глупая, но просто не такая…

Ее можно додавить. Это не сложно. Задать все вопросы и вывести на чистую воду. Но я почему-то не хочу. Айлин берет паузу. Вдвоем слушаем ее дыхание. Спускаюсь от глаз к губам. Хочу их. Ползу пальцами вверх. Касаюсь, очерчиваю. Она уже не дерется. Чуть вперед подаюсь – сжимает.

Я понял. Возвращаюсь к глазам.

– Ты мне больно делаешь. Отказываешься. Других выбираешь.

– Руки не мою…

Кривится.

– Мне правда противно…

Шепчет, а я шумно выдыхаю. Колеблюсь – может быть секунду. Но правда за правду. Так меня учили.

– Я на работе был, Айлин. Ебашу, как дурной. Энергию надо сбрасывать. Жену свою хочу, а ей обещал, что не трону. Крышу рвет. – Молчу. Айка тоже. Не ждала, да? Приятно тебя удивлять, малыш. – Ты же умная у нас. Может скажешь, что делать с этим? А?

– На работе? – Переспрашивает с надеждой. Это глупо, Айка. На моем месте любой соврал бы, лишь бы трахнуть. Но сегодня мне врать не приходится.

– На работе. Про "жену хочу" переспросишь?

Вера в глазах Айлин меня ни черта не радует. Но я принимаю мир с его неидеальностью. А людей – с правом принимать неправильные решения.

Мы потом заплатим, а сейчас я снова тянусь к губам, которые Айка наконец открывает.

Глава 26

Глава 26

Айлин

Я спустилась Айдару навстречу со взвешенным решением предложить развод. Это не была истерика или вспышка упрямства. Для смирения с истиной, что нормализовать наши отношения не получится, мне понадобилась неделя.

Казавшийся идеальным план стал каторгой. Судя по всему, для двоих.

Я чувствовала себя ужасным человеком, из-за которого прокурор даже дома у себя ночевать толком не может. Постоянно где-то. Без сообщений.

А на погасшем пепелище эмоций тлело последнее – сожаление. Мне нужно было вести себя иначе. Брак с Айдаром я восприняла неправильно, пусть муж и сразу объяснил всё вполне доходчиво. Я должна была уже начинать учиться быть сильной. Уже полагаться на себя. Уже делать решительные шаги. Но, видимо, на это я не способна, чувствуя минимальную подстраховку. Сначала я боялась потерять поддержку отца. В браке мне точно так же страшно стало остаться без Айдара.

Но это неизбежно. Рвать нужно было быстрее. Иначе через два года я стала бы ещё более беспечной.

Я хотела уйти благодарной. Закончить всё с уважением. Приехал посреди ночи – поговорим посреди ночи.

Спустилась, залюбовалась.

Его силуэт красиво обрисовывал льющийся в большое окно лунный свет. Подумала, что это прощальный подарок. Открытка на память.

Смотрела, как при каждом новом глотке дергался кадык, и ловила себя на том, что вид Айдара будит во мне совсем не те желания, в которых я варилась эти дни, с которыми шла. Но достаточно было потянуть носом воздух, уловить или придумать несвойственную этому дому сладость… И снова разбиться вдребезги.

Я просто не вынесла бы.

Я немного читала про помощь про боно. Одна из особенностей в том, что за бесплатной помощью часто обращаются люди, прошедшие уже все инстанции, потерявшие последние надежды и последние же шансы. И каким бы невероятным ни был юрист, он не всегда способен на чудеса. Он – простой земной человек.

Я ступила в комнату, тихонько кашляя, с мыслью, что за попытку совершить чудо для меня я Айдару Салманову буду благодарна всегда.

Но прошло десять минут. Две разбитые чашки. Лютая злость. Чистая правда. И вместо того, чтобы потихоньку опять собирать свои вещи, я ловлю движения его языка своим.

Захлебываюсь от желания, но не могу разобрать – это его или мое. Ладони, которыми я отчаянно давила в твердую грудь, едут по скулам мужчины до висков. Касаюсь волос, пытаюсь поймать ритм движений, но быстро сдаюсь. Просто наслаждаюсь.

Даже чтобы ущипнуть себя не отрываюсь. Ощущения слишком сочные, чтобы заподозрить сон.

По неясной причине я не допускаю мысли, что Айдар мог соврать, воспользоваться шансом «трахнуть, чтобы напряжение сбросить». Не верю, что такой голод можно сымитировать. Не верю, что так сильно можно хотеть любое тело.

Страх из-за неопытности смешивается с возбуждением и эйфорией. Ладони Айдара ныряют под резинку шелковых просторных штанов и до боли сжимают мои ягодицы.

Айдар тянет меня ближе, впечатывает в свое тело. Я чувствую твердость груди. Его жар. А еще очевидную эрекцию.

В кровь выплескивается новая доза адреналина. Это я осознаю неизбежность. Хочу дойти с ним до предела и переступить.

Я бы тоже прикоснулась к голой коже, но смелости пока что хватает только зарыться пальцами одной руки в волосы на затылке, а второй съехать на шею. И гладить. Гладить, пока он не поймает мой же темп и не станет так же гладить ягодицы.

Оторвется от одной, поднимется на живот под рубашкой, накроет грудь, сожмет и заставит стонать. Не знаю, в чем дело, но реагировать спокойно не могу. Хватаю воздух ртом, когда Айдар подается назад, ловлю взгляд.

Дрожу от того, какой он… И как бесстыже трогает тело.

Айдар смотрит в мое лицо. Я кусаю губу, когда с нажимом ведет по ареоле. Сдавливает сосок. Я охаю, он подается вперед. Встречаемся губами.

Ладонь перемещается на другое полушарие, а та, что мяла бедро и ягодицы, ползет вперед.

Сильнее страха я чувствую желание. Наш поцелуй, мужское тепло, собственнические жесты и пережитый стресс наливают низ моего живота свинцом. В промежность он опускается медленно, но я уже чувствую отголоски пульсации. Айдар же гладит кожу на животе. Выбирает новый ритм для поцелуя, под который я подстраиваюсь. Не так агрессивно. Медленнее. Вкуснее.

Его пальцы задевают кружевную кромку моего белья и оттягивают, я сильнее впиваюсь в мужской затылок и втягиваю живот. Не знаю, зачем.

Пальцы движутся ниже. Мое дыхание частит. Но больше всего я боюсь, что остановится. Хочу почувствовать с ним всё. Хочу вместе с ним на дно.

Он гладит мой лобок. Я в каждую новую секунду с ним переживаю все новые и новые самые откровенные моменты своей скучной жизни.

Когда отрывается от нагретой пальцами кожи и достает руку из-под резинки штанов, охаю. Айдар слегка отстраняется. Ловит мой взгляд и улыбается.

Дальше дергает штаны вместе с бельем вниз. Я утопаю в стыде, но не сопротивляюсь. Они скользят по голеням и щиколоткам, а от талии вниз едут горящие руки. Подхватывают под бедра. Хочу я того или нет – раскрываю их и цепляюсь за плечи.

Айдар делает несколько шагов, я чувствую ягодицами обивку диванной спинки. Разрываюсь между желанием закрыться и остаться такой же. Дергаю колени, получаю в ответ предостерегающий взгляд.

– Не надо… – Муж просит тихо. Я киваю. Мне жарко. Захлебываюсь в стыде и удовольствии. Смотрю на него. А он… Снова ладонями по голым бедрам. Гладит их. Лобок – большими пальцами. Выше поднимает рубашку, касается живота, заставляя мышцы сокращаться.

Я хочу чувствовать поцелуи. Ртом. Грудью. Все тело горит. Пульсация между ног становится куда сильнее. Концентрация ощущений меняется. Стыд, достигнув пика, уходит назад, а желания увеличиваются до невероятных размеров.

Кажется, я вся из них состою.

Айдар гладит бедра, движется по ним выше. Одновременно поднимает глаза к лицу и касается меня там…

Шумно втягиваю воздух, он улыбается. Приближается своими губами к моим. Давит на копчик, прося изменить позу на более неприличную. Я делаю это, сдаваясь во всем и, как самой хочется верить, навсегда. Хватаюсь за плечи, запрокидываю голову. Чувствую пальцы на своих складках, а губы на шее.

Это дико чувственно – когда губы втягивают тонкую кожу. Я возбуждаюсь сильнее. Айдар делает скользящие движения внизу, к которым я понемногу привыкаю, отпускает мою поясницу, снова сжимает грудь и ускоряет движения пальцами. Я четко улавливаю момент, когда касается к клитору. У меня вспышка перед глазами. Дыхание еще чаще. Еле сдерживаюсь, чтобы не попросить сделать так снова. Но и просить не приходится.

Айдар повторяет свое же движение, провоцируя мой стон. Я чувствую дуновение воздуха на шее. Знаю, что он улыбнулся. Покрываюсь мурашками и набираюсь смелости, чтобы развести ноги чуточку шире.

Я никогда не ласкала себя, хотя и знаю, что многие девочки так делают. Мне сложно совсем расслабиться, довериться, но я стараюсь изо всех сил.

Позволяю расстегнуть пуговицы на блузке. Таю от поцелуев на ключицах и груди. Мне нравится, как Айдар размазывает по бедрам мою же влагу, делая паузу в ласках. Наверное, чтобы оттянуть мой оргазм. Каким должен быть он – я тоже не знаю. Но удовольствие накатывает волнами. Каждая новая сильней.

Мужские пальцы возвращаются к моей промежности. Я даже навстречу подаюсь, а потом краснею, осознав это. Айдар целует подбородок, возвращается к губам. Его пальцы скользят по складкам вниз, когда мне хотелось бы снова к клитору.

Он приоткрывает рот, я прихватываю зубами нижнюю губу и оттягиваю. Он так делал. Мне понравилось.

Ловлю искры. Дрожу и снова соглашаюсь на все, пока не чувствую давление пальца на вход. Там находится слишком много нервных окончаний. В моменте мне кажется именно так. Он делает движение внутрь, я дергаюсь.

Каменею и до боли стискиваю плечи.

– Айдар, я… Я никогда…

Ловлю его взгляд и почти признаюсь. Не вижу в нем ни потрясения, ни раскаянья. Я знаю, что для него это формальность. Я может даже не предупреждала бы, но как-то вдруг испугалась.

Он гладит складки, глубже в мея не проникает, правда и палец совсем не достает. Я принимаю волнующий дискомфорт. Учусь извлекать удовольствие. Пока не понимаю, смогу ли.

– А ездила куда? – муж спрашивает, а я вдруг понимаю, что в отличие от меня, он даже не раздет. Я еще не подарила ему ни грамма ласки. Конечно, он догадался. Опытные любовницы наверняка ведут себя не так.

– Ты ездил и я ездила… – Шепчу. Его брови хмурятся, я смаргиваю. Позволяю себе довериться интуиции, которая подсказывает, что мне тоже можно его трогать всего. Целовать. Говорить всякое.

Тянусь к щеке. Глажу. Скольжу в волосы и тяну лицо еще ближе. Прижимаюсь к щеке губами в невинном поцелуе. Трусь о щетину. Это так приятно…

Движусь к уху. Скажу на него.

– Я в тебя влюбилась… – Делаю паузу, которая очевидно не будет заполнена его ответными словами. – Ревновать ты мне права не давал, но я не могла не ревновать…

Айдар немного поворачивает голову, не отвечает ничего, а просто целует. Глубоко и снова без спешки.

Натиск на вход во влагалище ослабевает. Я переживаю сразу и облегчение, и сожаление.

Приму любое его решение. Клянусь себе, что не обижусь. Но не могу сдержать дрожь счастья, когда не на пол спускает, предлагая одеться, а берет на руки, разворачивается. Я слышу деловое:

– Давай на кровати, – а пол ощущаю под ногами уже в его спальне.

Муж кивает на кровать, я слушаюсь даже вопреки тому, что для меня это тоже слишком смело. Отворачиваюсь от него. Голая движусь по паркету. Сажусь на край.

Айдар почти сразу подходит и толкает на спину.

– Выше…

Поднимаюсь на локтях и двигаюсь, как сказал.

Хочу одновременно и нежности и познать его таким, каким он является на самом деле. С трепетом слежу, как стоя у изножья, расстегивает рубашку. Смотрит на мое лицо и тело. Сложно не свернуться калачиком. Но скромница ему не нужна. Сегодня так точно. Давит коленом кровать. На мои колени ложатся ладони. Пальцы сжимают тесно, Айдар разводит их. Я закрываю глаза.

А распахиваю, когда чувствую губы на голом животе. Поцелуи движутся выше по ребрам. Айдар прикусывает сосок, я не сдерживаюсь.

Смотрю на него. Опускаю свои руки на его голые плечи и с натиском веду по коже.

Боюсь, что о чем-то начнет спрашивать, но он этого не делает. Сам всё прекрасно знает. Умеет. Дарит.

Изучает. Ласкает. Снова пальцами внизу. Губами – на шее, ниже…

По звукам слышу, что влажная. Стыдно и сладко. А еще нагло хочется кончить.

Концентрируюсь на ощущениях, закрыв глаза и отдаваясь. Упускаю важное. Ловлю дыхание на лобке. Колени дергаются. Если не мужские руки, больно сдавила бы виски, а так…

Поднимаюсь на локтях и смотрю вниз с настоящим страхом. Айдар в ответ – серьезно. Убивает любое желание сопротивляться. Словами я и не могу. Жалобно пищу. Это смешно, но он не улыбается.

Слежу, как опускается обратно. Снова губами касается лобка. Это сладко, живот сводит спазмами. Но так сложно принять, что я просто прячусь. Лицом в руки и затылком на подушку. Закусываю губу, напрягаюсь всем телом.

Поцелуй ложится ниже. Горячее, влажное дыхание касается клитора.

Я дышу часто.

Не подозревала, что он…

Чувствую медленное движение горячего языка по промежности. Выгибаюсь. Он ведет обратно – закусываю кожу ладони.

Я не готова. Я к такому не готова…

Мужские пальцы гладят бедра. Едут вниз. Фиксируют, раскрывают меня сильнее. Язык снова делает движение. Меня топит… Просто топит. Это невообразимо. Мне это нравится, но кажется слишком запретным.

Губы смыкаются на клиторе. Я чувствую, как он делает то же, что делал с сосками. Всё тело покалывают мелкие иголочки. От напряжения поджимаются пальчики на ногах, ноги чуть дрожат...

– Айка…

Айдар отрывается, зовет. Мне стыдно даже свое покрасневшее лицо открыть, но разве есть альтернатива? Смотрю на него. Губы блестят. Я знаю, почему…

Аллах, как же сложно быть для него достойной…

– Ты так не кончишь. – Сердце обрывается. Это потому что со мной что-то не так? – Расслабься. Всё по правилам. С мужем можно всё…

Блестящие моей смазкой губы немного кривятся. Он ничего такого не сказал, а у меня вдруг красками взрывается мир. Я тоже улыбаюсь. Тянусь к нему руками. Муж ловит намеки лучше меня.

Он поднимается, накрывает своим телом, встречаемся губами. Дает мне себя же попробовать. Это будоражит. Это сближает.

– Если тебе это не нравится… – Я лепечу тихо, но дослушивать ему, вероятно, не интересно.

– Давай попробуем…

Сдаюсь. Снова падаю, закрываю глаза. Стараюсь выровнять дыхание и больше не сжимать колени.

Сначала это очень сложно. Я просто засекаю движения его языка, но постепенно в голове плывет. Тело становится всё чувствительней и чувствительней. В комнате как будто жарко. Мне – хорошо.

Рука мужа с нажимом ползет вверх по моему телу. Он накрывает грудь и больно сжимает. Я впиваюсь в кисть. Сама сильнее раскрываюсь и даже стону.

Язык бьет по клитору, а потом губы втягивают. Я снова чувствую давление пальца на вход, но теперь уже не пугаюсь.

Давай попробуем. Давай всё в мире попробуем…

Айдар немного проникает. Выходит и снова. Я подаюсь бедрами навстречу. Язык ускоряется. Палец меня потихоньку растягивает. Я знаю, что намного глубже. Знаю, что будет больно, но провоцирую продолжать в том же духе.

Ловлю себя на том, что постанываю. А еще больше не прячусь за закрытыми глазами, а опускаю их вниз.

Не знаю точно, что спускает пружину – вид мужского затылка между моих ног или действия его рта в дуэте с пальцами, но я вскрикиваю и кончаю.

Не могу наглотаться воздухом. Кажется, что даже пережить не могу.

Так сильно и хорошо, что тону в ощущениях.

Сердце до боли быстро бьется о ребра. Мне нужна передышка, но Айдар ее не дает. Нависает сверху. Расстегивает ремень, ширинку, спускает боксеры.

Я облизываю губу, а потом только осознаю, насколько пошлым мог показаться этот мой жест. Вскидываю глаза на мужское лицо. Вижу в нем напряжение. Не пискну против, понимаю сразу.

Слежу, как Айдар раскатывает по внушительной длине презерватив. От осознания неизбежности потряхивает. Сомнения во мне погибли, их смело оргазмом. Но волнение все равно возвращается и захлестывает.

Он опускается на руки. Я чувствую кожей жар его тела. Позволяю себя прикоснуться к горячему твердому животу, проехаться до рельефной груди. Ладони покалывают жесткие волоски. Я снова ловлю его прохладные губы.

– Спасибо… – Благодарю, зная, что глупо. В ответ слышу ироничное:

– Обращайся…

Может быть неуместно, но я улыбаюсь и про себя обещаю, что обязательно обращусь. Но вслух – не до разговоров.

Член сильно отличается от пальца. Это понятно еще до проникновения. Я смиряюсь с тем, что будет больно. Молчу, что хотела бы без презерватива.

– Потерпишь? – храбро киваю в ответ на вопрос. Постараюсь…

Айдар смотрит на мои губы, я подаюсь навстречу. С поцелуем будет лучше, да.

А дальше – рывок. Меня как будто распарывает. Я задыхаюсь. Внизу печет.

Падаю обратно на подушку и выгибаюсь.

Рука мужа давит мое бедро в матрас. Его лоб опускается на мой подбородок.

Он подается назад, мне становится чуть-чуть легче, но новый рывок и снова больно. Не хочу ни кричать, ни стонать. Держусь. Только губу закусываю.

Убеждаю себя, что с каждым новым движением должно становиться легче, но в реальности этого не происходит. Как будто водят наждачкой по открытой ране. Ужасно…

Чувствую вкус крови на языке. Отпускаю губу.

– Очень плохо?

Упрямо мотаю головой в ответ на произнесенный на ухо вопрос.

Подставляю ему губы.

Целуй лучше. Я не сахарная, справлюсь…

Айдар идет навстречу моему молчаливому предложению. Он и целует нежно. И входит в меня, наверное, тоже далеко не так резко, как мог бы. Но это не отменяет тот факт, что я чувствую ужасную боль, а удовольствия – нет.

На каждом проникновении повторяю себе, что свое я уже получила, пока они вдруг не прерываются.

Член Айдара выходит из меня. Я охаю, потому что это облегчение. А потом пугаюсь.

Муж скатывается. Я бросаю быстрый взгляд вниз – презерватив весь в моей крови. Он снимает его и отбрасывает.

Не справилась.

Подумать о том, чтобы сбежать в ванную, не успеваю. Айдар тоже не встает, а прижимает меня к себе. Фиксирует за затылок. Я утыкаюсь в его шею и дышу.

– Прости… – Может он такого не любит, я пока не знаю, но забрасываю руку на затылок и глажу по волосам. – Пять минут и я…

Не знаю даже, кого пытаюсь обмануть: себя или Айдара. Он хмыкает. Губы впечатываются в мою макушку.

–Мне не нравится тебя мучить. Потом.

В груди саднит сожаление. Я хотела бы дать ему всё и сразу. Как он дает мне. Но не судьба.

От переизбытка чувств жмусь всем телом. Айдар забрасывает на свой живот мое бедро. Мужские пальцы скользят по коже. Жжение между ног понемногу проходит.

Мы молчим. Я не знаю, что сказать. Мне даже вверх в лицо Айдару посмотреть сложно.

Всё так ярко...

Чашки эти. Глупости. Его язык…

Вместо того, чтобы откатиться, жмусь еще сильнее.

Сначала просто прижимаюсь губами к голому плечу, потом, набравшись храбрости, целую.

Айдар выдыхает разом много воздуха. Снимает мою руку со своей груди, осторожно сдвигает ногу обратно на покрывало. А сам сначала садится на край кровати, а потом встает, поправляет одежду.

Первым делом я пугаюсь. Пытаюсь по знакам тела разобрать, не злится ли он? Может я сделала что-то не так?

Застегивая ремень, Айдар сосредоточено смотрит перед собой, потом на меня. Я не вижу в нем ни злости, ни раздражения. Меня и саму отпускает. Улыбаюсь несмело.

Мне немного страшно, что он скажет сейчас что-то разрушительное. Чтобы не самообманывалась. Или что-то про Митю. Про себя. Но муж молчит.

Проезжается глазами по телу. Мне было адски больно, но на этот взгляд реагирую вспышкой желания. Вернувшись к глазам, произносит:

– Ты в душ первая. Я пока на балкон выйду...

Это не похоже на претензию, но я снова чувствую себя виноватой.

– Айдар, прости...

Мое извинение врезается между голых мужских лопаток, когда Айдар уже обходит кровать и движется к двери на балкон. Я же тяну к груди угол смятого нашим неполноценным сексом покрывала.

Он тормозит. Оглядывается через несколько секунд. Хмурый и задумчивый. Пульс ускоряется, когда муж меняет маршрут. Снова к кровати, коленом опускается на него, рукой тоже. Свободной тянется к моему лицу. Убирает упавшую на щеку прядку, сжимает подбородок и подвздергивает. Я жду чего-то серьезного, а он решает, что лучше пошутить.

– Янтыки приготовишь мне? Я за янтыки всё на свете прощу. – Прижимается коротко к губам, встает и всё таки уходит.

Прежде, чем я спускаю ноги с кровати, чтобы сбежать в душ, успеваю уловить вспышку огня зажигалки на балконе.

Глава 27

Глава 27

Айлин

До звонка будильника совсем мало времени. Я чувствую это даже сквозь поверхностный сон. Это могло бы расстроить, но от желания сдаться идее прогулять пары и нырнуть поглубже отвлекает кое-что другое.

Айдар уже проснулся. В мою спину вжимается его грудь. В ягодицы упирается член. Одновременно и широкая, и изящная ладонь мужа ненавязчиво поглаживает кожу на моем животе.

Вроде бы невинно, а организм реагирует. Может быть от действий, может от моих фантазий. Может от воспоминаний. Даже не знаю. Но расслабленно позволяю себя ласкать.

На шею сзади ложится сначала теплое дыхание, потом поцелуй. Пальцы съезжают чуть ниже и оттягивают резинку пижамных шорт. Мне уже хочется признаться, что проснулась, но медлю.

Слегка дрожу, дышу с каждой секундой всё чаще, а Айдар скользит носом по шее вниз, целует в оснований, потом плечо.

Подушечки пальцев вспархивают выше по животу, ребрам, до груди. Муж играет с моими сосками. Я закусываю губу и непроизвольно прогибаюсь.

Ну всё. Больше не могу притворяться. Распахиваю глаза.

В щель между плотными шторами пробирается свет. Не прямо-таки яркий, но сомнений нет – уже утро. А значит у нас не так-то много времени, чтобы…

– Снимай, – Айдар командует на ухо, я бесприкословно подчиняюсь. Он ненадолго откатывается, шуршит фольгой, раскатывает по члену презерватив, а я избавляюсь от одежды.

Ужасно интригует и возбуждает мысль, как он меня возьмет сейчас. Мы пробовали разное… Щеки огнем печет, но мне так нравится…

Айдар снова укладывает меня на бок, слегка сгибает одну мою ногу в колене. Я чувствую, как скользит членом по влажным складкам. Прогибаюсь сильнее. Хочу, чтобы вошел на всю.

Забрасываю руку назад, сминаю его волосы. Он болезненно сжимает мою грудь, целует сзади и скользит членом внутрь, как по маслу.

Это уже давно не больно, но по-прежнему слишком остро, чтобы сдержать стон.

Тем более, ему это нравится. Откидываюсь на мужскую грудь и с закрытыми глазами, зато приоткрытыми от удовольствия губами, наслаждаюсь проникновениями.

Мы начинаем медленно. Я чувствую взгляд Айдара, но уже не стыжусь показаться слишком откровенной.

Во мне до сих пор живет много страхов, связанных с нашими отношениями, но некоторые пропали бесследно. Накрываю его ладонь своей, сжимая собственную грудь еще сильнее.

– Давай сама… – киваю в ответ на приказ, начинаю мять тело.

Он в это время съезжает ладонью вниз.

Охаю, когда пальцы ложатся на пульсирующий клитор. Темп толчков ускоряется. Он множит мое удовольствие на десять, растягивая внутри и лаская снаружи…

Хочу умереть, переписав на него всё имущество. Идиотская мысль, потому что стоящего имущества у меня нет, но справиться с переизбытком чувств не могу.

Без просьбы сама приподнимаю ногу. Мне кажется, так будет еще лучше. Получаю от Айдара одобрительное:

– Умница… Охуенная ты у меня умница…

Он цедит сквозь зубы, а я давно не пугаюсь ни мата, ни тона. В сексе Айдар агрессивный. И я была права: в первую нашу ночь очень сдерживался. Если бы на полную силу…

Я никогда не рискнула бы повторить секс. А так… Каждое утро. Каждый вечер. Иногда днем. Я подсела.

И он подсел.

Несколько толчков поддерживает мою ногу своей рукой, а потом отпускает. Она подрагивает, но я стараюсь удержать. Мои стоны становятся всё более протяжными. Я понемногу теряюсь в накатывающем удовольствии, которое кажется слишком сильным для меня. Отпускаю грудь, тянусь назад, скребу ногтями по мужскому боку…

Еще чуть-чуть и улечу.

Пальцы Айдара сжимаются на моей шее, он выгибает меня сильнее. Гладит и трахает. Движется подушечками выше. Ласкает подбородок. Обводит губы, кладет указательный палец на мой язык. Я тут же смыкаю губы и начинаю посасывать. Именно этой пошлой детали мне и не хватало. Он чувствует.

Мне кажется, что даже член становится больше. Мужские движения – резче. Проникновения – более частыми. Низ живота горит огнем. Я вся горю. Делаю Айдару больно, впиваясь в его кожу слишком страстно, но он скорее всего даже не замечает.

– Сосешь хорошо, малыш, – достает из моего рта палец и мажет слюной по подбородку, шее, даже груди.

Ладонь ложится на лобок, я снова чувствую нажатие на клитор и ярко кончаю.

По своей глупой привычке, на которую Айдар давно уже просто улыбаетя, шепчу:

– Спасибо, – но он не останавливается, темп не замедляет.

Я продолжаю сокращаться, хватая ртом воздух, а он меня трахать.

Я уже поняла, что между мужем и женой бывает не как-то по-правильному. А так, как хочется двоим. Мне хочется тонуть в его откровенности и упиваться тем, как сильно сходит с ума по моему телу. А он сходит. Подозреваю, по душе тоже. По внешности. По характеру.

Он часто всё это во мне хвалит. Я на какой-то процент совершенно точно состою из комплиментов лучшего в мире мужа. С лучшим в мире членом.

Айдар больно сжимает мое бедро. Делает несколько финальных толчков и замирает, кончая. На моей шее – рваное дыхание. Я слышу, как сглатывает, приходя в себя. А потом целует.

Улыбаюсь. Глажу увитую венами руку, которая понемногу расслабляется на бедре.

После секса я люблю полежать с ним в обнимку. Надеюсь, будильник даст нам на это полминутки.

Айдар выходит из меня. Я слышу, как со щелчком стягивает презерватив. Связывает и бросает на пол.

Я в это время разворачиваюсь к нему лицом. Забрасываю ногу на его бок. Обнимаю за шею и тянусь к губам.

Хочу целоваться.

Он не против.

Мужские руки сыто скользят по моей спине и ягодицам, а я с благодарностью и удовольствием вылизываю его рот своим языком. Втягиваю его язык в себя, посасываю, Айдар хмыкает и отстраняется.

– А член так можно? – Спрашивает, я полупоказушно, полувсерьез пугаюсь и хлопаю его по плечу.

Ныряю в шею. Делаю глубокий-глубокий жадный вдох. Я не думала, что моя жизнь станет такой. Даже страшно, насколько я сейчас счастлива.

Мы женаты немного меньше полугода, но уже полтора месяца наши отношения совсем не фиктивные. Айдар сделал меня своей. Я ему отдалась.

Мы спим в одной постели, вместе засыпаем и просыпаемся. Больше нет дурацких сообщений о задержках. Он приезжает ночевать домой. Я его дожидаюсь. Готовлю янтыки. Спрашиваю о делах. Мы занимаемся сексом. Говорим о приятном. Единственное… Пока что сильно далеко не планируем. Я чувствую, что Айдару это не нравится.

Понимаю его. С первой женой, наверное, планов было много, а реальность подвела. Но у нас так не случится. Я сделаю всё, чтобы наша семья получилась настоящей. Салманову просто не хватало настоящей крымскотатарской жены. Но теперь все сложится по-другому. Потому что он ее получил.

Меня получил.

Чувствую два легких хлопка по голой ягодице. Без слов знаю, что они значат. Я разнежилась после оргазма и почти снова заснула.

– Давай вставать, Айка. Тебя отчислят, меня уволят. В душ бегом… – Айдар снова хлопает, я же упрямо мотаю головой.

Подчинюсь, конечно, но не могу справиться с желанием повредничать.

– Меня не отчислят, тебя не уволят. Давай проспим…

Шепчу в мужскую шею. Высовываю кончик языка и касаюсь им солоноватой кожи. Тут же чувствую, как член наливается.

Он хочет меня всегда. Даже кончив – сразу снова хочет. Это невероятное чувство. Я не могу им напиться.

И той первой ночью ушел, чтобы не сдаться и не сделать еще больнее. Я потом спросила, Айдар ответил честно, уверена.

Сейчас же мужские ладони сжимают мои ягодицы. Он толкается членом в живот.

Запрокидываю голову, смотрю в лицо с улыбкой.

Не одобряет, конечно.

– Ну то есть минет еще сделать успеешь, да? – В ответ на провокацию мужа краснею, отталкиваю и быстро сползаю с кровати со своей стороны.

На цыпочках бегу в душ первой. Шагаю под струи, регулирую воду. Давлю на ладонь шампунь и ничего не имею против, когда Айдар заходит следом.

Его руки снова на моих бедрах. Я по-деловому пеню волосы, а он в это время целует в плечо. Выставляет вперед руку, я несколькими нажатиями на носик дозатора капаю на мужскую ладонь гелем для душа. А дальше наслаждаюсь, как скользкие руки едут по телу.

Поворачиваю голову, Айдар ловит мои губы.

Прежде, чем спуститься на кухню, чтобы приготовить мужу завтрак, я получаю еще один оргазм.

До сих пор не могу поверить, что сорвала такой джек-пот.

***

После душа Айдар остается в ванной, а я спускаюсь на нашу с ним кухню.

У него по-настоящему сложная и ответственная работа. Времени на полноценные обеды нет. Ест мой господин прокурор от случая к случаю, брать что-то с собой – отказывается. Поэтому я стараюсь немного исправить ситуацию разнообразными сытными завтраками.

Сегодня готовлю шакшуку. Настроение – лучше некуда. Тело продолжает гореть его касаниями. Я вся пронизана удовольствием и бодростью.

Мою яйца и нарезаю овощи, пританцовывая и напевая себе под нос. Вкладываю в каждое действие безграничную любовь к Айдару.

Сейчас я живу той жизнью, о которой мечтала девочкой. В любви и уважению к избраннику, которого выбрала не сама, но сама приняла. Без мыслей о неправильности. Без утомительного внутреннего конфликта, который съедал первые месяцы. Кирпичик за кирпичиком я строю свою семью.

Отчасти – по образу и подобию родительской. Отчасти… Я клянусь себе каждый день, что когда у нас с Айдаром будут дети, я не дам поступить с ними так жестоко. Да и Айдар не поступит. Меня же он спас…

Из-за переизбытка благодарности и любви у меня распирает грудную клетку. Дождаться не могу, когда он спустится и я хотя бы ненадолго снова повисну у него на шее.

А пока уносит в воспоминания. Наш с Айдаром второй секс случился на следующее утро после первого. Он был медленным и нежным. Осторожным. Мне снова было больно, но совсем не так. Без крови. С огромным количеством ласк и словами, от которых пальчики на ногах до сих пор поджимаются.

Сомнений нет – Айдар умеет добиваться своего. Ему важно было показать, насколько может быть приятно. Я поняла. Прониклась…

Краснею и отвожу взгляд от сковородки… Сильно-сильно прониклась.

Набравшись храбрости, я о многом расспрашивала.

В ночь, когда я впервые написала, что тоже не приеду, он был с женщиной? Приехал, потому что приревновал?

Оказалось, тогда он был на работе. И да. Мог заночевать в городе, но вернулся домой. Караулил. Как сам объяснил… Было гадко.

Айдара бесило, что я выбрала именно Митю. Он назвал его ничтожеством. Я призналась, что с Митей было покончено еще до нашего брака.

Со стыдом, бегущими по рукам мурашками, но поделилась историей одного предательства. Попросила не предавать меня так же. Это слишком больно.

Я до сих пор досконально помню ту молчаливую минуту. Пальцы Айдара на моем подбородке. Наши взгляды сосредоточены друг на друге. Я молюсь Аллаху, чтобы не отказал. Айдар сглатывает и обещает: «хорошо».

Нам важна верность. Не только мне – ему тоже. Я – влюбленная по уши и уже однажды преданная. Он – отождествивший меня с домом. Я не до конца знаю, что это значит, но горжусь этим званием невероятно.

Каждый раз, слыша «Салманова» непроизвольно вздергиваю нос. Фамилией этой поделюсь только с детьми.

Про ту женщину на Дне рождении я тоже спросила. Не сразу. Настроившись. Айдар не против был бы отмахнуться, но ответил, правда сухо. Да, они спали. Да, уже в браке. В ее молчании Айдар уверен. Я бы хотела соврать, что это пережито и не больно, но, к сожалению, я слишком ревнивая, чтобы так быстро остыть. Сколько у него было женщин кроме той – страшно, не спросила.

А о ней узнала много. С Айдаром уже не делилась. Она – вдова крупного бизнесмена. Он погиб молодым и по глупости. Замуж она больше не выходила. Живет богатую жизнь, получая от нее удовольствие. Видимо, интрижка с моим мужем была одной из граней их взаимного удовольствия. Я всегда буду ее сторониться. Меня всегда при встрече будет обжигать взгляд, потому что мы обе будем знать один секрет. Но прошлое я не изменю, а в будущем у нее нет шанса больше положить свою тонкую ручку на пиджак, который утром застегиваю Айдару я.

Слышу шаги по лестнице. Перекладываю красочную яично-овощную композицию на тарелку. Получается ловко. Ху-у-у-ух.

Ставлю на стол, нарезаю хлеб домашней выпечки. Айдар в этот момент заходит. Минует стол, приближается ко мне и прижимается сзади. Его ладони ложатся на мои бедра.

Я делаю вид, что возмущаюсь, елозя ягодицами по паху и вжимая локоть в его ребра. А на самом деле не могу не триумфовать, что первым делом – я. Шакшука – так… Потом…

Он целует в шею, скулу. Я поворачиваю лицо. Получаю клевок в губы. Он меня отпускает.

Накрываю на стол, делаю кофе. Пока что только ему. Я и завтракаю, и кофе пью позже. Между моими парами и началом его рабочего дня целый час. Это удобно, я успеваю его проводить.

Но за стол тоже сажусь. Люблю смотреть, как уплетает мою еду. Аккуратный. Завтракает уже одетым, но ни разу не помню, чтобы ляпнул.

Больше особенных изменений за эти полтора месяца в моей жизни не произошло. Начались пары. Это волнительно, сложно, по-новому. Но совсем не страшно. Мне вообще кажется, я сейчас почти ничего не боюсь.

Тянусь к корзинке с хлебом, отрываю кусочек с огромными дырками, макаю в один из желтков и страхуя раскрытой ладонью несу ко рту.

Это выглядит слишком аппетитно. Себе так же я не смогу. Поленюсь. А вот попробовать интересно.

Жую, качая головой от удовольствия.

– Тарелку возьми, я отложу…

От предложения мужа отказываюсь.

– Аш, – приказываю есть, указывая пальцем на оставшиеся целыми желтки. Айдар не спорит.

Утолив первый голос, отвлекается от тарелки на мобильный. Я встаю, чтобы не тратить время зря. Загружу-ка использованную посуду в машину.

Гремлю ложками и ножами, потихоньку планируя свой день. Если честно, дел полным полно. Хотелось бы всё успеть.

Айдар окликает коротким: «Айк», поворачиваю голову к мужу и замираю.

Я перестала бесконечно искать в его взгляде или выражении лица скрытые эмоции, непонятные значения. Может быть лучше разобралась. Может просто расслабилась.

Сейчас, к примеру, он смотрит внимательно. Ну и пусть. Я в ответ хмурюсь. Разве это значит что-то особенное?

– Бекир снова привет передавал. Спрашивал, когда нас ждать…

Так вот, из важного. С семьей своей я общение не возобновила. А еще Лейла беременна. У них получилось быстро. Я очень-очень рада.

Закрываю посудомоечную машину, стряхиваю руки, хотя это и не нужно, выравниваюсь и выдаю череду грязных ругательств на родном языке. Чувствуя сразу и запретность, и неповторимую сладость.

Я знаю, что моя мама тоже обладает не самым маленьким словарем бранных слов. И даже употребляет их иногда. Если с папой и очень вспылили. Вот и я так… Только относятся они не к мужу.

А муж отвечает на них легкой улыбкой и блеском в глазах. Он любит, когда я позволяю себе больше, чем безобидная девочка-Айка. Все мои стороны. Мне почему-то правда кажется, что любит…

Но для виду цокает языком и прикладывает палец к губам. Услышав "шиш", я тут же послушно прекращаю.

Слежу, как несет ко рту кофейную чашечку. Делает два глотка. Вытягивает ко мне руку.

Без споров подхожу, он отодвигает стул, я сажусь на его колени и обнимаю за шею.

– Рехмет.

Благодарность принимаю. Киваю и тянусь к губам. Они пахнут кофе. На вкус – чуть горьковаты. Не хочу его пускать на работу. Он мой вообще-то…

– Я ему это же передать не могу. Ты понимаешь…

Пожимаю плечами, когда Айдар гладит мой подбородок и смотрит в глаза. Делаю вид, что мне без разницы, что муж в итоге передаст. Хотя на самом деле, будь мне без разницы, я давно простила бы. Не могу как раз потому, что не способна избавиться от брезгливости и злости. Когда думаю об этом – чувствую себя ужасным человеком, ведь с Айдаром у нас всё очень хорошо.

Но он мне в вину это не ставит. А больше никого слушать я не буду.

– Нам некогда. У нас поездка.

Я напоминаю, ведя ладонью по гладко выбритой мужской щеке. Она такой будет ровно до обеда. Потом снова колючая.

Однажды я приехала к нему на работу снова с обедом. Он закрыл дверь на замок. Положил меня на стол и взял сзади. До сих пор помню, как щетина царапала спину и шею. Как я впивалась зубами в зажавшую рот мужскую ладонь (всё должно было быть тихо), а он шептал на ухо, как сладко меня иметь в этой позе и в этом месте.

С ним невозможно остаться скромницей. Правда и сожаления после каждого нового безумства я тоже не испытываю.

Но с тех пор с обедами не навязываюсь. Когда он может – приезжает домой или забирает меня, чтобы быстро покушать где-то в городе.

А еще мы иногда красиво ужинаем.

На одни из выходных ездили к морю. Думали покупаться, в итоге почти полтора дня провели в номере. Не знаю, когда нам надоест заниматься любовью.

Я перестала покупать себе цветы для того, чтобы выставить в соцсетях, но это не значит, что они пропали из моей жизни. Просто получать их от мужчины намного приятней.

А на следующей недели у Айдара важная поездка по работе и он берет меня с собой. Я попаду в его квартиру. Познакомлюсь с его настоящей жизнью. Мы пойдем на какое-то мероприятие. Я уже готовлюсь и очень сильно волнуюсь.

Во время чуть затянувшейся паузы я любовалась мужем и водила ладонями по его волосам. Что делал Айдар – не знаю. Но ответив:

– Точно… – сморгнул. – Идем. Опаздываю.

Он снова хлопает меня по ягодицы. Я тут же поднимаюсь с колен. Первая иду через гостиную в коридор. Слежу, как обувается, берет в руку пальто.

Когда смотрит на меня – тут же шагаю ближе и привстаю на носочки. Галстук завязан отлично, но я его поправляю, целуя в губы.

– У тебя точно в те дни важных пар нет? – он спрашивает, стоит мне оторваться.

– Да… – Отвечаю честно, но даже если были бы – я бы его одного не пустила. В поездку не я навязалась, Айдар пригласил. И сделал меня этим самой счастливой в мире.

– Скинешь расписание, гляну… – Падаю на пятки и шумно выдыхаю. Завожусь за секунду. Увеличиваю глаза и пискляво протягиваю:

– Айда-а-ар!!! – Запоздало понимаю, что это именно та реакция, которую он хотел получить.

Наши отношения строятся на доверии. У нас не принято друг друга проверять. Я такого не хочу. Он это знает.

Теперь уже сам тянется, я возмущено отворачиваюсь.

Обнимает за талию, вжимает в себя и утыкается в щеку.

– Тогда нюдсы скинешь.

Отпускает и разворачивается. Выходя, оставляет дверь открытой, а я слежу, как пружинит по трем ступенькам с крыльца вниз, улыбаясь все шире и шире.

Еле сдерживаюсь, чтобы не крикнуть вслед:

– Не дождешься!

Не делаю этого, потому что в глубине души знаю: он дождется всего.

Дальше меня закручивает день, который мы с Айдаром привычно проводим порознь. Он работает. Я учусь.

Пары – с десяти и до трех. Дальше встреча с Лейлой. Три раза в неделю водительская практика, с теорией уже покончено.

Вернувшись домой, я обычно или сажусь за домашнее, или готовлю что-то, или читаю билеты.

Сегодня вроде бы не против вздремнуть. По дороге в такси, как самой кажется, немного укачало. Поэтому поднимаюсь в спальню, стягиваю водолазку, юбку, колготки. Вспоминаю о муже. Его просьбу о нюдсах. Мы так не делали ни разу. Я знаю, что многие практикуют, но сама… Как-то неловко.

Правда мне всё поначалу неловко, а потом не оторвать. Это слова мужа. Они очень правдивы.

Волнуюсь, завожусь, не даю себе особенно углубляться в размышления, почему нет. Вслед за верхней одеждой избавляюсь от белья тоже. Ложусь на кровать на живот, открываю нашу с Айдаром переписку.

«Я дома»

Начинаю с безобидного. Просто, чтобы проверить, готов ли к общению. Он тут же появляется в сети и ставит моему сообщению палец вверх.

Ничего не отвечает, пропадает. А во мне азарт. Кровь бурлит. Из-за возбуждения соски твердеют, между ног тяжелеет… Скрещиваю ноги и с силой сжимаю.

«Ты в кабинете?»

Возле сообщения быстро появляются две галочки. А вот ответ – чуть с задержкой, но это все равно вызывающее улыбку: «Да».

Закусываю губу, под собственное учащенное дыхание спрашиваю:

«Один?»

Волную тебя, да? Думаешь, что-то придумала? Не зря, муж мой любимый. Не зря…

«Один»

Продолжая улыбаться, переворачиваюсь на спину. Поднимаю телефон над телом вытянув руку, включаю фронталку. Стараюсь принять соблазнительную позу. Ну и так, чтобы видно было – я без одежды.

Выгибаюсь и кладу ладонь на живот под пупком. Делаю снимок и отправляю.

Фото улетает Айдару. В моих ушах и между ног одинаково пульсирует. Я – не он. Понятия не имею, как отреагирует. Но совсем не против узнать, что хочет меня где-то там не меньше, чем утром в нашей постели.

Он не печатает и не выходит из сети. Подозреваю, это значит, что и из чата тоже.

Снова поднимаю руку. Делаю еще один снимок. Стараюсь пооткровенней.

Отправляю, он сразу же загорается значками о прочтении.

От мыслей, что Айдар меня разглядывает, хочется поскорее дотронуться до себя там. Это очень возбуждающе. Очень-очень. Даю ему не больше тридцати секунд. Отвлечется – я сделаю всё сама. Но не приходится.

С неподдельно радостным "вжу-у-ухом" диалоговую ленту двигает вверх новое сообщение. Я читаю его и раскалываюсь в улыбке.

«По видео набери»

«Зачем?»

«Покажешь себя. И потрогаешь»

Глава 28

Глава 28

Айлин

Машина Айдара на скорости несется по ночной трассе.

Мы делим на двоих один стаканчик кофе с заправки, на которой останавливались недавно. Муж сосредоточен на дороге, а я на своих ощущениях: измучена нетерпением и перевозбуждена чисто как ребенком, которого везут в Диснейленд.

Покачиваю подостывший напиток, прячу улыбку, чтобы избежать вопросов. Айдар в жизни меня не поймет. Слишком странный повод для счастья: мотаться за мужем по командировкам. А для меня это что-то на языке нежелания со мной расставаться. Важное.

Убедившись, что могу смотреть серьезно, поднимаю глаза на мужа. Отрываю от колен стаканчик, спрашивая, хочет ли. Айдар кивает.

Не протягивает руку, как я ожидала, а поворачивает голову. Я сажусь ровнее, несу кофе к его губам. Можем облить и Айдара, и машину. Страшно, но рискуем.

Я держу раскрытую ладонь под подбородком Айдара и наклоняю, прижав к нижней губе мужчины. Мы быстро срабатываемся. Когда я выбираю правильный угол, Айдар моргает, тут же торможу. Даю сделать несколько глотков.

Улыбаюсь в ответ на приятное:

– Спасибо.

Тяну стаканчик уже к своим губам. Пью, ловя на себе взгляд мужа, от которого бросает в жар. Меня до сих пор волнует опыт с телефоном. Трогать себя не так приятно, как заниматься с Айдаром сексом или даже когда просто трогает он, но по эмоциям – это что-то новое и тоже сильное. Запретное и наше.

Он предложит – я соглашусь повторить.

– Что? – Спрашиваю, хотя на самом деле и без слов знаю отлично. Он любуется. Тоже что-то вспоминает или о чем-то фантазирует.

Но в ответ на мой вопрос медленно ведет головой из стороны в сторону. Дальше его ладонь опускается на мое колено, он с нажимом гладит кожу через капрон. Я и так не мерзла, но по ноге расходится самый настоящий жар. Приятно.

Кладу свою сверху. Тоже глажу.

– Ты удалил те фото? – спрашиваю, не сдержавшись. Смотрю на профиль украдкой. Он еще не ответил, а сама уже краснею.

Думала об этом много. У себя я удалила. Для двоих – не рискнула. Мне хотелось, чтобы он сам за себя решил. Желательно так, чтобы его решение потешило мое самолюбие.

– Из переписки – да. С телефона – нет.

Не содержащий ни интриги, ни игривости ответ вызывает сильную реакцию. В груди теплеет так ощутимо, что улыбаюсь. Глажу пальцы и кисть.

– То есть, это опасно?

– Не настолько, чтобы не повторить.

Закусываю губу. Я так люблю его ответы... Никогда не угадываю. Всегда еще лучше.

Осмелев, спрашиваю о самом важном:

– Тебе понравилось?

Айдар поворачивает голову. Смотрит на меня совершенно серьезно, но я не пугаюсь, а сильнее распаляюсь.

– А ты не поняла?

Поняла, конечно. Я всегда понимаю, когда точно так же, как он оправдывает мои ожидания, оправдываю его. Но хочу их превосходить. Тоже точно так же.

– Очень. Секс с тобой прекрасен, Айлин. Любой.

В груди распускается невероятный тропический цветок. Не сдерживаюсь – отрываю ладонь мужа от своего колена, переворачиваю и несу к губам. Целую.

Этот жест может показаться ему неуместным, но мне хочется всеми доступными методами демонстрировать свое отношение. Очень особенное. Я и люблю его, и уважаю, и восхищаюсь. Грешу, боготворя.

Айдар же высвобождает кисть, сжимает мой подбородок, разворачивает лицом к себе и тянет. Мы, не сбавляя скорости, несколько секунд откровенно целуемся. Я впускаю его язык. Царапаю зубами. Даже стону тихо.

Айдар отрывается резко. Возвращается взглядом к дороге. Щурится и чуть двигается на сиденье.

Оставляю при себе предложение остановиться у обочины. Он прекрасно сам понимает, что можно. Захочет – займемся сексом. Или уже по приезду.

– Можешь не переживать. По состоянию на сейчас меня не читают и не слушают... – Когда Айдар произносит, мне приходится вспоминать, о чем мы говорили раньше. Киваю, справляясь с чувством мороза по коже. – И тебя тоже.

А на этом уже замираю. А могли? Кто? Становится неуютно. Обнимаю себя, тру плечи.

– Ты проверял? – Этот вопрос, очевидно, из разряда глупых. Но секс со мной настолько прекрасен, что некоторая доля глупости мне явно простительна.

Айдар отвечает терпеливым:

– Конечно.

А я снова осознаю степень ответственности. Я вышла замуж далеко не за рядового парня. Ни на секунду нельзя забывать, что мой муж – человек на высокой, очень ответственной и отчасти даже опасной должности.

– Я не думаю, что кому-то будет интересно читать меня... Там не найти ничего такого... – Пожимаю плечами, успокаивая больше себя, чем мужа. Снова смотрю на Айдара. Он к моему заявлению относится скептически. Я это больше чувствую, чем вижу.

Мужская рука возвращается на колено. Айдар гладит большим пальцем нежную кожу на внутренней стороне бедра. Делится своей силой, властью, уверенностью.

– В жизни бывает всякое, но ты можешь не волноваться.

Мне хотелось бы услышать, что не волноваться можем "мы", но на этом уже не настаиваю.

Недолго молчим. Рука мужа довольно скоро перемещается на селектор коробки передач. Я вздыхаю, поворачиваясь к нему телом.

Постепенно успокаиваюсь, даже почти дремаю, а потом снова вспоминаю, что у меня поездка в Диснейленд! Не меньше собственного мужа волнует встреча с его настоящим домом. Там тоже много пальм? Кто их поливает? А кровать какая? Я смогу готовить на его кухне?

– Мне тоже очень понравилось. Мне нравится делать всё, что ты предлагаешь.

Разговоры об откровенном поначалу пугали меня не меньше, чем сама откровенность, а теперь наоборот – хочется заполнять ими паузы. Возможно, потому что я уверена: Айдар не обрубит, не запретит. Он очень открытый и смелый. Без комплексов.

Сейчас на мои слова не отвечает, только уголки губ дрожат. Знаю, о чем думает. Даже глаза закатываю, а Айдар в ответ смеется.

Снова тянется ко мне и целует, но уже коротко.

Муж без стыда и стеснения несколько раз делал мне невероятно приятно языком. Я ответить тем же еще не рискнула. Не знаю, что именно тормозит. Но мне отчего-то стыдно. Боюсь сплоховать. Боюсь, что не понравится. Чувствовать себя использованной.

Поэтому сейчас он много об этом шутит. А я веду беседы с собой же.

– А что мы будем делать? – сменяю тему, смотря влюбленно. Айдар жмет плечами.

– У меня много дел. Много встреч. Завтра вечером мероприятие. В воскресенье погуляем. Дальше ты можешь планировать сама. Я буду сообщать, когда свободен.

На самом деле, я хотела бы провести вместе всю неделю. Но прекрасно понимаю, что ныть не стоит, это не отпуск.

– А задания у меня будут?

Я не маленькая, до меня давно дошло, что серьезные «задания» пока не светят, но хочу чувствовать себя нужной мужу, поэтому спрашиваю. Он опять пожимает плечами:

– Быть дружелюбной. Красивой ты будешь и так. Остроумной тоже. Заинтересованных в тебе будет много. Сами подойдут.

– Боюсь тебя опозорить… – Полушутя признаюсь в реальном страхе. Привлекаю все же внимание Айдара.

Я улыбаюсь, а он нет. Еще ничего не сказал, а у меня сердце уже ноет. Я боюсь не потому, что он дал понять, что такое возможно. Это всё ещё отголоски прошлой жизни. Айка всегда была слишком громкой, яркой, лезла везде…

– Кому-то ты обязательно не понравишься и тебя обосрут. Но нам похуй. В пятницу уже уезжаем.

Его легкость и в некоторой степени даже мальчишество зажигают мой взгляд и улыбку. Не уверена, что нам прямо-таки «похуй», но звучит очень бодряще.

В машине становится по-уютному тихо. Я делаю еще несколько глотков из стаканчика. Хочу задать много вопросов, но опасаюсь. Решаюсь на один.

Вроде бы безобидный, а всё равно сердце заходится.

– Айдар… – Муж дает добро на вопрос кивком. – Ты говорил, что к нам приехал на два года...

Делаю паузу, которую Айдар не бросается тут же заполнять. Вероятно, это тоже профессиональное: не начинать отвечать на вопросы, которые еще не были заданы.

– А что ты будешь делать потом?

Сознательно не говорю «мы». Не хочу убедиться, что он не уверен, будем ли «мы» к тому времени.

– Если не сяду?

Когда он не хочет отвечать серьезно – часто шутит. Сейчас тоже. Но такие шутки меня волнуют. Ерзаю на кресле, цокаю языком и качая головой, сетую на мужа:

– Айдар, я же серьезно...

– Я тоже серьезно... – Одновременно верю и не верю. Смотрим друг другу в глаза. Муж смаргивает первым и возвращается к дороге.

– Это ты сажаешь... – Раньше я не позволяла себе произносить таких жутких вещей. Вообще старалась не очень много думать о том, чем занимается Айдар. Я не потянула бы такую ответственность. Не знаю, как тянет он.

– Вот именно. Участвуя в распоряжении чужими жизнями, нужно быть готовым к тому, что кто-то точно так же распорядится твоей.

Я ловлю себя на том, что совсем не готова к разговору, который формально сама же и начала. Хотела узнать о будущем, Айка? В итоге попробуй теперь не думай о том, в каком мире вы с мужем живете.

Помимо собственной воли начинаю хандрить. Снова пересаживаюсь, тряхнув головой. Смотрю в лобовое.

Хмурюсь, веду взмокшими ладонями по ногам.

– Айка... – Даже на Айдара немного злюсь, но совести хватает не ляпнуть, что не хотела бы это знать и об этом думать. Он для меня раскрывается. Это моя вина, что я не готова к той взрослой жизни, которой живет он. Но должна. Иначе что я за жена?

Беру себя руки и поворачиваю голову. Он, в отличие от меня, не злится. Смотрит мягко. Немного улыбается.

– Всё, что ты можешь сделать, это не жадничать. Просит муж нюдсы – бросай. Говорит соси — не вредничай. Знаешь, как жизнь облегчишь потом... Долгими зимними вечерами в застенках...

Он надо мной издевается. Я знаю это точно. Одновременно и смеяться хочется, и злиться. Но злиться на него сложно, поэтому пищу:

– Да Айдар!!! – Больно бью по плечу. Пытаюсь одернуть руку, но муж ловит. Сжимает уверено. Тянет к лицу. Я дергаю, но сдаюсь.

Таю, когда прижимает к губам. Держит. Таю сильнее.

– Я пытаюсь объяснить, что понятия не имею, что будет будет через два года. Но то, чем живу сейчас, мне очень нравится.

Дальше не расспрашиваю. Вообще очень долго ничего не говорю. Просто лежу ухом на подголовнике, любуясь своим мужчиной. Незаметно для себя засыпаю. Пропускаю такой желанный вьезд в город, его огни...

Открываю глаза, когда Айдар сжимает мое плечо. Слышу чуть усталое: "приехали".

Пытаюсь прийти в себя, пока идет к незнакомому мне красивому подъезду, через просторный холл в сторону лифтов. Кабинка несется на один из верхних этажей с бешеной скоростью. У меня даже голова кружится. А когда выходим – сердце начинает выстукивать чечетку.

Приближающийся сакральный момент вышибает из головы все-все-все мысли.

Айдар открывает свою квартиру, приглашает меня первой.

Я шагаю в темноту, делаю глубокий вдох... Слышу, как сзади колесики чемодана бьются о пол. Понятия не имею, где тут включатели, поэтому жду действий мужа.

А они немного о другом.

Он прижимается сзади и обхватывает ладонями бедра. Касается губами скулы. Втягивает в рот мочку уха. Будит лучше любого бодрящего напитка. И приоритеты меняет.

Я тоже не знаю, что будет через два года, если честно. А что уже через пять минут – на все сто процентов. И этого, кажется, действительно достаточно.

– Вещи разобрать нужно... Экскурсию ты обещал...

Шепчу, а сама помогаю стягивать с плеч пиджак и пробираться горячим пальцам под заправленную в юбку ползучую блузку.

Добравшись до тела, Айдар гладит мой живот, сжимает через лифчик грудь. Я сдаюсь – поворачиваю голову к нему и сильнее вжимаюсь ягодицами в пах.

– Всё будет. Голод сбить дай…

_________________________________

Завтра выходной)

Глава 29

Глава 29

Айлин

Разница между родным городом и столицей ощущается сразу.

Здесь другой ритм, бешеная скорость, очень шумно, людно, головокружительно.

Айдар попадает в свою стихию, а я пытаюсь не захлебнуться новыми впечатлениями.

Мы приехали на международный форум. Днем Айдар участвовал в одной из панелей. Рассказывал про важность открытости государственной системы, в частности прокуратуры. В зал я не попала, но пока меня красили, внимательно слушала трансляцию на Ютубе.

Он звучал убедительно, рассказывал интересно. На каждой его шутке я улыбалась. Гордилась невероятно, пообещала себе возобновить привычку читать умные книжки, чтобы становиться для него лучше. Но это – начиная с завтрашнего дня. Сегодня у меня другая задача – пережить афтепати, на которую мы пришли вдвоем.

Благодаря умелым рукам профессионалов и растраченному почти в ноль балансу на карточке мужа я чувствую себя красивой и уверенной, но мандраж всё равно присутствует.

Мероприятие проходит в роскошном отеле. В моем городе эта сеть, конечно же, не представлена. И я в жизни скорее всего сюда не попала бы, не посчасливься мне встретить Айдара. По рукам бегут мурашки, когда в очередной раз осознаю, насколько круто он изменил мою жизнь. Тру голые руки.

А еще в голову лезут мысли: из какого количества невероятной красоты женщин выбрал именно меня. Неважно, что вроде как просто для сделки и сжалившись. Я же знаю, не нравилась бы ему – не получила бы ни черта. А так…

Гости сегодняшнего вечера внешне и по поведению похожи на гостей на Дне рождения нашего губернатора, но здесь люди в массе своей богаче. Со вкусом у них лучше. К манерам не придраться. Сложно не думать о собственной провинциальности, но я стараюсь не вешать нос.

Не ассоциирую себя с Золушкой, но и расслабленной рыбой в своей воде тоже не чувствую. Хвалю за то, что выгляжу на уровне. Даже взгляды привлекаю. Разные. Когда качает на волнах сомнений, напоминаю сказанное мужем: «мы в пятницу уезжаем, что кто подумает – похуй».

Мне нравится это слово. Оно ужасно, но жизнь облегчает.

Я отпустила Айдара в свободное плаванье получасами ранее. Соврала, что срочно нужно в уборную и потом подойду. Сама же выдержала двадцать минут в одной из кабинок, занимая себя всякой ерундой. Читала новости, гуглила имена. Зашла в нашу с мужем переписку и просматривала ее с улыбкой.

Быть с ним наедине мне нравится значительно больше, чем делить с толпой, но и остаться монополистом его внимания сегодня я никак не смогла бы.

Поэтому в зал я вернулась, но снова подходить не спешу. Стою у стены и наблюдаю издалека. Появлюсь, когда пойму, что нужна. А пока пытаюсь одновременно осмотреться и не пялиться ни на кого слишком нагло. Здесь достаточно медийных персон. Я подмечаю мелочи, кручу в голове будущий рассказ для Лейлы.

Улыбаюсь тихонько, представляя, как будем шушукаться о том, что скрывает ровный тон идеальных лиц.

Считаю себя никому не интересной, пока рядом не тормозит мужчина, разворачивается, как и я, спиной к стене, лицом к залу, а вот голову поворачивает ко мне…

Мне становится неуютно. Мы точно не знакомы и знакомиться я не хочу. Улыбка сползает с губ, я безошибочно определяю, где сейчас Айдар, но он уже достаточно долго разговаривает о чем-то с полноватым мужчиной старше средних лет. Ему не до меня.

– Айлин Салманова, правильно? – незнакомец задает вопрос, явно не испытывая проблем со стеснением. Я может и дальше делала бы вид истукана, но удивляюсь и смотрю в ответ.

Первыми в глаза бросаются блестящие, уложенные в стильную прическу волосы, легкая щетина и ненатурально белоснежные зубы. В мужских глазах я нахожу сходство с Айдаром. Дело не в цвете и не в разрезе, а излучаемых эмоциях. Внимание. Ирония.

Мужчину, наверное, можно назвать симпатичным, хотя после Мити мне сложно воспринимать курносые носы и пухловатые губы.

– Мы знакомы? – спрашиваю, как самой хочется верить, нейтрально. Мужчина неопределенно ведет головой. Он в дорогом костюме. Часы той же марки, что и у Айдара. Это мода или копировние?

– Ещё нет. К Айдару в этом плане много вопросов, конечно… Но я задам их позже и не вам. Наум Барич.

Представившись, незнакомец протягивает руку. Мне приходится напомнить себе, что я — не маленький ребенок и ничьего одобрения для просто знакомства получать не нужно. Баба меня уже не контролирует, Айдар никогда и не пытался.

Протягиваю руку в ответ. Чувствую легкое сжатие, а дальше Наум разворачивает мою кисть тыльной стороной ладони вверх и тянет к губам.

Это лишнее, но я позволяю прижаться ими к коже. Он отпускает – тут же достаю.

– Коллега вашего мужа.

Поцелуй не вызывает ничего, кроме неловкости, а вот за пояснение я Науму благодарна.

Мы несколько секунд молчим. Кажется, Наум ждет какой-то реакции, но я в легком замешательстве. Не могу быстро зажечь в себе яркий энтузиазм.

Не дождавшись ничего, мужчина продолжает сам:

– Очень много вопросов, конечно…

– К моему Айдару?

– Да. К твоему Дару. – Наум произносит «твоему» с нажимом. Я и сама знаю, что это слово было лишним, но назвала так на автомате. – На свадьбу не позвал. В уголке жену оставил, никому не доверил, пока сам лясы точит…

– Я же не пальма, чтобы меня в углу оставлять, Наум. Вы придумываете…

– То есть то, что со свадьбой проебался – не споришь? – Коллега Айдара мне не очень нравится даже вопреки схожей с Айдаром манере общения. С ним я чувствую себя напряженной. Интуиция подсказывает, что лучше не расслабляться. У меня даже мышцы на спине до боли в тонусе.

В поиске спасения бросаю взгляд на мужа, но он всё там же. Говорит всё с тем же…

– Семенович скоро отпустит, не бойся…

Я нервно и дергано улыбаюсь, возвращая к слишком внимательному собеседнику взгляд. Хотелось бы напрямую спросить, зачем он ко мне прицепились, но не стану.

Царапает, что он так просто перешел на ты и позволяет себе фамильярность.

– Это наш общий начальник… – За пояснение, с кем общается Айдар, я благодарна, но вслух хочется сказать одно: просто верните мне Айдара.

– На свадьбе почти никого не было. Так что не обижайтесь. Мы быстро женились… – Пожимаю плечами, неумело оправдывая мужа. Он себя скорее всего оправдывать и вовсе не стал бы, но я так не могу.

Наум в ответ улыбается. Чуточку хищно. Чуточку с издевкой. Изучает меня. Я чувствую, что и как женщину тоже. Не хочу.

– Конечно, быстро. Схватил и понес. Не дурак же. Где только такие водятся…

Когда он позволяет себе совсем наглый комментарий, мое раздражение выплескивается через взгляд. Колкие слова тоже крутятся на языке, но их я сдерживаю.

Правда и взгляда достаточно. Я слышу «аш-ш-ш-ш», наглец кривится и стряхивает руку, будто обжегшись.

– Я понял, со мной не очень хочешь разговаривать. А с Виктором Семеновичем познакомить? Давай провожу тебя. А то украдут, Салманову нервы потом. А он у нас на ответственной должности. Нельзя ему нервы трепать…

Слова Наума сквозят сарказмом. Это наверняка что-то значит на языке их прошлого взаимодействия, свидетелем которого я не была.

– Идем, – мужчина ступает на меня, я смотрю предостерегающе, вызывая новую улыбку. Наум показушно вздыхает и закатывает глаза. – Не бойся, я при Салманове руки распускать не рискну. Всё по этикету.

Свое же обещание он нарушает тут же. Мужская рука ползет мне за спину и давит, настойчиво разворачивая. Может быть для большинства это нормально, но я и такого хотела бы избежать. Правда и истерику закатывать тоже не стану.

Послушно иду нога в ногу в сторону широкой спины Айдара. Чем он ближе – тем мне спокойней. Так мне кажется,пока не начинаю подмечать детали. Напряжение в позе мужа. Что пальцы сильно сжимают телефон. Что мужчины вроде бы склонены друг к другу, но это не выглядит как дружеские шушуканья. Мне кажется, они спорят. Даже затормозить хочется. Мы же вмешаемся, разозлим сильнее...

Я замедляюсь, но рука сопровождающего меня мужчины настойчивей давит на поясницу. Поднимаю на него взгляд, хмурюсь, Наум подмигивает.

– Смелей, малыш…

– Я не малыш…

– А как по-вашему будет? Балам вроде? Я от Айдара слышал…

Отвечать мне не приходится, да и что? Я для него ни разу не балам. За шаг до спины мужа с нажимом давлю на руку Наума-незнакомца. Она скорее всего умышленно съезжает по ягодицам. Стреляю взглядом, он подмигивает.

Говнюк…

Он может быть не плохой, но точно наглый.

Айдар не позволил бы так себя со мной вести, я тоже не в восторге, но стараюсь побыстрее выбросить из головы.

Просачиваюсь пальцами в ладонь мужа. Айдар дергается и резко поворачивает голову, с потрохами выдавая свое напряжение. По мне проезжается тяжелый взгляд, но муж смаргивает, снова смотрит и меня уже укутывает. Сжимает руку. Тянет ближе. Мой хороший…

Не сдержано ползу ладонью по рукаву его пиджака. Обвиваю локоть, непроизвольно сминаю ткань и улыбаюсь. Мне легчает. Он тоже на глазах смягчается.

На мою поясницу ложится уже его рука и это совсем другие ощущения.

– Вы смотрите, кого он от нас прятал, Виктор Семенович! – Из-за спины доносится бодрый голос Наума. Взгляд Айдара перемещается на нагловатого коллегу. Улавливаю в родных зеленых глазах холодок и недовольство. Но на контрасте с первым доставшимся мне взглядом – это небо и земля. Айдар взял себя в руки.

– Ты за Алановым шел, Умка. Моя жена – это не Аланов…

– Твоя жена лучше!

Это вроде бы комплимент, но меня он совсем не радует. Хочется оглянуться и закатить глаза. Мне кажется, «Умка» пользуется тем, что Айдар сейчас почему-то расшатанный, а значит слабее. Это раздражает. Но на Наума смотрит муж, а я ловлю на себе другой взгляд – заинтересованно-внимательный. Того самого Виктора Семеновича. Коротко смотрю в ответ. Улыбаюсь, он тоже. Нельзя сказать, что тепло. Нельзя сказать, что мне уютно.

Если честно, ни черта. Мы с Айдаром как будто на льдинке посреди океана. Нас шатает, мы все сильнее впиваемся друг в друга. Держимся.

– Действительно, Айдар. На свадьбу не пригласил, так хотя бы представил…

Когда улыбнувшийся мне Виктор обращается к мужу, он звучит дружелюбно, приветливо, даже игриво. Мне кажется, это шаг навстречу. Боюсь, что Айдар его не примет, но…

Он отрывается от Наума и возвращается к своему недавнему собеседнику.

– Айлин, моя жена. Руками не трогать. Глупостей не говорить, – тоже включает другой режим. Все друг перед другом играют. Значит, и мне надо.

Перечисляя ограничения, Айдар тычет в Наума. Он поднимает руки, Виктор Семенович смеется громко, вроде как от души. Я не верю, но тоже смеюсь.

– А мне-то можно руками, Айдар? – седоволосый полноватый мужчина спрашивает разрешения, Айдар спокойно кивает. Только после этого рука протягивается к моей. Я вкладываю тоже потому, что Айдар разрешил. И куда спокойней воспринимаю, что и этот человек тянет ее к губам. Целует, подмигивает…

Я должна была покраснеть, наверное, но в чем-то всё же взрослею. Поэтому киваю, мягко улыбаюсь.

– Конечно, он нас не пригласил, Наум. Мы бы разве такой замечательной девушке дали совершить роковую ошибку? Мы бы ей все по полочкам про ее благоверного... Упрямый… Командировочный… Своенравный…

Взгляд Виктора соскальзывает на Айдара. Мой тоже. Реакции у мужа почти нет. Только слегка сжатые губы. Мне одновременно и любопытно, и страшно… Что у вас тут происходит, Дар?

– Самый лучший… – Перебиваю, возможно, неуместно, но от души, возвращаясь глазами к морщинистому лицу. Я не назвала бы его приятным. Мне кажется, в харизму этого человека легко влюбиться, но еще легче ею обмануться. Я наоборот насторожена.

Он смотрит в ответ несколько секунд задумчиво, потом усмехается коротко, кивает, смягчаясь сильнее.

– И это тоже. Самый лучший.

Кладу ладонь на кисть Айдара на своем бедре и глажу.

Слышишь, родной? Ты для всех – самый лучший. Даже когда вы повздорите. Даже если мы повздорим…

– Все понятно… У нас тут медовый месяц, Виктор Семеныч…

Я мельком смотрю на Наума, который в свою очередь – на мои действия. Из протеста не пугаюсь и не перестаю гладить. Чувствую себя тигрицей, готовой бросаться на любого, кто рискнет тронуть ее льва. Никакого Наума не пожалею.

Он может даже улавливает это во взгляде. Только не пугается, а веселится. Виктор Семенович снова отвечает смехом.

– Завидуешь, Умка. Видно же, завидуешь… – За эти слова я ему даже благодарна. – А где моя Эмма… – старший коллега начинает крутить головой, а потом вытягивает руку в сторону группки женщин его же возраста. Я слышу громкое: «Эмма Валентиновна, а давайте я вас с молодой Салмановой познакомлю…».

Без объяснений понимаю, что женщина с белоснежными волосами и доброжелательным полноватым лицом – его жена. Она выдает удивленное «о-о-о» и быстро подходит к нам. Оглядывает меня с интересом. Тянется, чтобы обнять…

У меня уже голова кружится от количества таких разных людей и их эмоций. Злюсь на Наума, который отодрал меня от стены. Волнуюсь из-за возможных причин перепалки между Айдаром и его начальником. Но воле неизвестной мне Эммы не противлюсь. К моей щеке прижимается щека чужой женщины. Руки смыкаются за спиной. В ноздри врезается дорогой запах. Я стараюсь не считать в голове, сколько стоят ее украшения. Это не нужно, Айка… Это не нужно…

– Вы – красавица… – Комплимент на ухо звучит искренне, и вот в ответ на него я по-настоящему смущаюсь. – Правда а как иначе? Айдар всегда ценил эстетику…

Женщина отпускает меня и улыбается уже мужу, он в ответ благодарно кивает.

– Поэтому я всегда быв в восторге от вас и вашего дома, Эмма Валентиновна.

Я вполне допускаю, что это грубая лесть, но звучит так натурально, что даже мне становится приятно, что уж говорить об адресате?

Эмма Валентиновна расцветает розой. Это замечают все в нашем небольшом кругу.

– Почему я от вас такого не слышу, Виктор Семенович? – женщина оглядывается и обвинительно спрашивает у собственного мужа. Я делаю вывод, что обращаться друг к другу по имени отчеству – это такой флирт. Звучит довольно мило. Так же мило мужчина закатывает глаза.

– Всё понятно, Салманов… Приехал, чтобы снова испортить мне репутацию перед женой… Я думал сплавлю тебя – будет полегче. И нихера! Минута разговора – мне уже претензии!!! – Виктор Семенович досадливо бьет тыльной стороной руки по ладони с громким шлепком. Первой смеяться начинает Эмма, за ней – «обвиняемый» муж и Наум. Я улыбаюсь. Сильнее – когда вижу, что Айдар опускает голову, качает ею, расслабляя губы.

Мне кажется, это важный момент. Все всех простили за перепалку. Выдыхаю и с силой жмусь к боку Салманова.

Разговор сворачивает в новое русло. Становится дружелюбным и частично бессмысленным. Иногда у меня что-то спрашивают, я отвечаю, подбирая каждое слово. Для меня эти люди – незнакомцы. И Айдар не говорил мне, что с ними нужно вести себя как-то особенно, но я стараюсь быть достойной.

Когда мужчины окончательно уходят в непонятные мне дебри, выключаюсь. Уже хочу домой, но ныть не стану. Возвращаться под стенку тоже глупо. Поэтому остаюсь прилипшей к Айдару.

Слежу за беседой условно, не улавливаю половины смыслом и не запоминая половины приходящих/уходящих людей. Стабильными единицами остаемся только мы с Айдаром и Виктор Семенович.

Наум время от времени подходит и отходит. Часто договаривает за Виктором фразы или что-то подсказывает. Я делаю вывод, что они очень близки. Возможно, из-за этого даже конкурируют с Айдаром. Ведь о Науме так много и так хорошо Виктор не говорит. А ему, наверное, хочется.

Эмма Валентиновна довольно быстро возвращается в компанию, из которой мы ее вырвали, предварительно пригласив нас с Айдаром как-то на ужин. Без дат и времени. Подозреваю, мы не пойдем.

Желание поскорее уйти растет с каждой минутой. Поэтому, когда я слышу по интонациям, что очередной виток разговора близится к завершению, снова включаюсь.

Ноги ноют, лопатки приходится держать в напряжении. Волосы кажутся тяжеловатыми.

Сдавшись, кладу голову на плечо Айдара. Не хотела им манипулировать, но, кажется, сделала это непроизвольно.

Слышу такое долгожданное:

– Мы поедем уже, – произнесенное родным голосом. Глажу кисть в знак благодарности. Вскидываю взгляд, улыбаюсь Айдару, он в ответ – моими самыми любимыми в мире уголочками губ.

Если бы не куча глаз вокруг, даже на поцелуй напросилась бы, но торможу.

Айдар пожимает несколько рук. Последним муж тянется к Виктору Семеновичу. Мы с ним в это же время обмениваемся взглядами и улыбками.

– Приятно было познакомиться, Айлин.

– И мне…

Слышу покашливание над плечом, поворачиваю голову туда. Это снова Наум. Я надеюсь, что вижу его сегодня в первый и последний раз.

До сих пор злюсь, что втянул в водоворот. Смотрю в глаза, он в ответ, даже не пытаясь скрыть, что смеется внутри. Забавной милашкой для него быть совсем не хочется, но и убеждать в том, что я не пустышка, а человек с глубиной, не стану. Пусть остается здесь вместе со своими представлениями.

– Фурор произвели, госпожа Салманова… – Наум прижимает ладонь к груди и склоняется. Я не краснею и не смущаюсь. Слежу за поклоном, пока снова не выровняется. – Приходите еще. Будем рады…

– Подумаю…

Отворачиваюсь, но посмаковать триумф из-за того, как хорошо отбрила, не успеваю.

Мороз по коже, когда фокусируюсь на Айдаре с Виктором. Кажется, что возвращаюсь в тот же момент, на котором подошла.

Мужчины смотрят друг другу в глаза спокойно, но я чувствую вызов, слышу произнесенное с нажимом:

– Ты меня услышал, правда же? — Схватка взглядов электризует воздух, я снова боюсь привлечь к себе внимание. Просто впитываю. Не верю улыбкам.

– Я поехал не для того, чтобы договариваться. Вы это знаете. — Айдар хоть и подчиненный, но прогибаться не хочется. В чем?

– Планы меняются, Айдар… — Виктор отвечает притворно расслабленно, разводя руками.

– Мои планы не изменились, — муж точно так же не по настоящему подмигивает и отворачивается, тянет меня за собой.

Последнее слово за ним, но мне от этого почему-то тревожно.

Айдар уже не оглядывается, а я бросаю взгляд через плечо.

Успеваю заметить, как улыбка на лице собеседника замирает и становится похожей на оскал.

Глава 30

Глава 30

Айлин

Домой мы едем на той же машине и в тишине. Айдар смотрит в окно, водитель исполняет свои прямые обязанности, а я в замешательстве. Что делать? С расспросами при постороннем человеке не полезу. Когда в квартиру зайдем – подозреваю, тоже.

Сама волнуюсь, в голову лезут ужасные ужасы, но стараюсь себя же убедить, что зря. Они просто повздорили. Разве такое редко бывает? Разве это обязательно что-то критичное?

Нет, конечно. Салманова все любят. Ему всё прощают.

Вздрагиваю, когда Айдар шевелится. Под шелест одежды на мое колено ложится его ладонь. Он гладит и сжимает его через ткань.

Мне неловко потому что не знаю, видно ли это в зеркале заднего вида, но быстро решаю – без разницы. Накрываю руку мужа. Тоже глажу. Привлекаю внимание. Он поворачивает голову и улыбается. Я в ответ.

Айдар переворачивает руку ладонью вверх и раскрывает, я понимаю намек без слов – начинаю поглаживать подушечками фаланги, саму ладонь, веду по линиям, чуть массажирую, Айдар дает мне идеальную игрушку. Я увлекаюсь и топлюсь в спокойствии.

Проходит несколько минут, муж сжимает мою ладонь в своем кулаке. Переворачивает. Правила меняются. Теперь его очередь.

Он водит так же, но всё равно по-своему. А я осознаю, что это не просто приятно – ещё и возбуждает.

Щекотка на запястье там, где видна паутинка вен. Поглаживания костяшками выше на предплечье. Взгляд на то, как красивые мужские пальцы прижимаются подушечками к моим. И пусть это глупости, но кажется, что мы идеально совпадаем. Переплетаемся. Сжимаем.

Из машины я выхожу с помощью мужа, улыбнувшись напоследок водителю. Мне кажется, он замечает, что у меня глаза покрыты поволокой. Всё тело ноет. В голове – туман. И теперь даже не стыдно. Хочется поскорее оказаться в понравившейся до восторженного визга квартире без посторонних.

Когда у Айдара закончится двухгодичная командировка и если всё будет хорошо, я хочу, чтобы мы переехали сюда. Возможно, уже не вдвоем.

Поднимаемся на лифте. Айдар обнимает меня за талию, но выглядит уравновешенным, холодным. А мне скрывать эмоции сложнее. Вокруг зеркала, стараюсь не думать, что скорее всего еще и камеры. Льну к мужу. Глажу рубашку, с нажимом веду носом по подбородку. Прижимаюсь губами к скуле.

Чувствую новый приток желания из-за ненавязчивых поглаживаний большим пальцем на пояснице. Между делом. В одном темпе. Айдар до последнего делает вид, что владеет собой на все сто, но я знаю – внутри горит не меньше.

Облизывая губы, лежу, как открывает дверь. Внутрь ступаю первой. Отхожу вглубь коридора и разворачиваюсь.

Будь я более наивной, знай я своего мужа хуже, удивилась бы, тут же впечатавшись в прямой, плотный, вязкий даже взгляд. Но сегодня я не удивляюсь. Пылаю вся. Хочу думать о сексе и заниматься сексом, а не накручивать себя и волноваться за него. Всё будет хорошо. А как иначе? С нами иначе не бывает.

Айдар слаженным движением пальцев расстегивает пиджак. Я еле сдерживаюсь, чтобы не подойти и не прижаться ладонью к паху. Правда зачем? Разве я сомневаюсь, что он меня хочет?

Муж делает шаг на меня, я отступаю. Снова замираем. Он улыбается первым. Я тоже. На самом деле, если мне и хочется бежать – то только навстречу. Но боюсь, что из-за перевозбуждения взорвусь слишком быстро. Изнываю, но и оттянуть тоже не против.

Айдар проверяет, правильно ли понял, ступая еще раз. Я пячусь, как бы объясняя, что да…

– Без шансов, Айка… – Айдар честно предупреждает, я развожу руками. Мол, это только Аллаху известно, есть у меня шансы или нет. Вслух ничего не говорю. К чему его сейчас упоминать? – Поймаю и выебу, понимаешь?

Вспыхиваю спичкой, вроде бы самое время смутиться и спасовать, но я становлюсь слишком испорченной. Звучит сладко. Хочу.

Резко разворачиваюсь и, как самой хочется думать, делаю несколько мощных рывков. Только в реальности, подозреваю, не такие уж они мощные… Не то, чтобы прямо рывки…

Айдар догоняет меня моментально. Под возбужденно-возмущенный писк перехватывает попер талии, вжимает в свое тело и разворачивает. Не к себе. К стене. Я не сопротивляюсь.

Обхватывает пальцами одно запястье. Ведет себя, как с куклой – упирает в гладкую поверхность на уровне лица. Второй рукой тоже.

Отпускает талию, но я уже не бегу. Дрожу.

Дышу часто и совсем не глубоко. Поворачиваю голову и слежу, как присев, муж поддевает подол моего платья и скатывает вверх. Оголяет икры, бедра, ягодицы. Забрасывает ткань на поясницу, но не встает. Гладит кожу, трогает всю. Прижимается губами над коленкой, на бедрах, на попе…

От наслаждения закатываются глаза. Между ног столько желания, что мокро и болезненно пульсирует. Он проверит там – кончу. Так кажется. И даже без сожаления. Пусть так.

Айдар стягивает с меня белье. Я через него переступаю.

Стону, прогибаясь в спине, когда он вырастает, а на мою промежность ложатся пальцы. Сказала бы, что стараюсь не думать, как выгляжу, но на самом деле меня только сильнее заводит, какой он меня сейчас видит. Не могу и не хочу скрывать свое желания и готовности.

Он распределяет влагу пальцами, раскрывает половые губы, давит на вход, ведет несколько раз до клитора и обратно, я сильнее оттопыриваю попу.

Вскрикиваю, когда по голой ягодице приходится хлесткий шлепок. Он не болезненный, скорее неожиданным и звук такой…

Мурашки бегут от одновременно тихого и требовательного:

— Тшшшш, ханым, — и контрастно нежных поглаживаний там, где кожа стала горячей.

Я расслабляюсь, но Айдару хочется повторить. Он хлопает еще раз, я даю голове провиснуть, дышу через рот. Он сначала гладит, а потом безжалостно мнет одно полушарие, за ним – уже оба. Я снова тону, но уже не в нежности, а пошлости.

Айдар отрывается, я слышу звон пряжки ремня и как разъезжается молния ширинки. Дрожу от нетерпения, упираюсь уже локтями и сильнее прогибаюсь, приглашая.

Чувствую член на нижних губах. Очень быстро. Сразу. Он без защиты. Это приятней. Муж придерживает одной рукой член и водит, дразня, а второй едет по шее под подбородок, разворачивает меня и немного выравнивает.

Мы встречаемся уголками губ, но это не поцелуй. Просто контакт.

Я изнываю и хочу всего. Пытаюсь ухватить губы и насадиться на член, но у Айдара всё под контролем.

– Куда торопишься? – Он спрашивает, хотя я же по голосу слышу, что торопится не меньше. Хриплый. Глухой. Мой-мой-мой.

– Ты выебать меня обещал…

Самой не верится, что способна на такие слова. А еще вильнуть задницей. А потом улыбнуться, когда муж зашипит. С нажимом поведет по половым губам, я прогнусь сильнее и искренне застону…

Музыкой для ушей звучит серия пошлых слов. Я чувствую давление на вход, Айдар сам толкается губами навстречу моим.

Приоткрываю рот, он заполняет меня и снизу, и сверху.

Я звеню струной. Без защиты. Забыл.

Несколько первых, довольно коротких движений во мне Айдар делает, не отрываясь от губ. Нам обоим это нужно. Он – глубже. Я – навстречу. Мы разрываем поцелуй, я давлю локтями в стену и прогибаюсь до боли в пояснице.

Айдар наоборот выравнивается. На мои бедра ложатся ладони. Он сжимает их и снова толкается. От мыслей, как выгляжу сейчас, чувствую себя испорченной и прекрасной.

Перед глазами плывет, я царапаю ногтями наверняка дорогущую штукатурку, но не могу сдержаться.

Постанываю на каждом толчке. Они сопровождаются звуками влажных хлопков тела о тело. Айдар сдавливает кожу до боли. Когда отойдем – будет болеть. Но сейчас невероятно хорошо.

Темнота помогает концентрироваться на ощущениях. Атмосфера звенит нашим быстрым сексом.

Рука Айдара съезжает с моего бедра на лобок и трогает ниже. Мне кажется, еще немного и кончу, почти готова, но муж меняет нашу позу.

Кладет ладонь на живот и выравнивает, упирается в стену своей согнутой в локте рукой, я вжимаюсь в нее лбом. Подхватывает под бедро и поднимает мою ногу, толкается тут же, резче, сцепив зубы. Получается по-новому и как будто глубже, я со сладким стоном откидываюсь на грудь.

– Ты тугая очень. Так хорошо? – Киваю, а потом пытаюсь поймать губы. Он исполняет мое желание. Продолжает толчки, глубоко целуя. Хороший мой… Хороший мой… Хороший…

Я говорила бы вслух, но не могу. Пытаюсь гладить кожу через одежду, но подозреваю, что больше царапаю и мну, как он мял меня.

Мы никогда еще не занимались сексом без презерватива. Я хотела, но просить не осмелилась. Айдар ни разу не пренебрегал. А сейчас…

Я даже поблагодарить готова всех тех людей, если это из-за них. Но хочу верить, что дело во мне.

Я хочу детей. Хочу с ним всего. Хочу, чтобы и он хотел.

Когда Айдар освобождает мои губы, я не сдерживаюсь. С них слетает первое:

– Я тебя люблю…

Мне кажется, что это сбивает ритм движений. Может придумываю, но у Айдара на секунду вспыхивают огнем зрачки. Он снова тянется к моим губам, целует, но нежнее.

Член тоже на время перестает таранить. Скользит.

– Повтори… – Айдар просит, я улыбаюсь. Сама не знаю, откуда кураж.

– Про выеби или любовь? – Спрашиваю шепотом, он прикусывает мою нижнюю губу и тянет.

– А я разве без любви ебу, ханым?

Вроде бы куда откровенней? Некуда. А у меня волоски на руках поднимаются. Ничего не отвечаю. Целуемся и раз за разом сливаемся в одно целое.

Оргазм врезается в меня вместе с новым проникновением члена. Резкий. Неожиданный. Взрывает и изливается криком.

Я теряю равновесие, снова цепляюсь за стену. Это не потому, что Айдар отходит. Просто слишком.

Я пытаюсь прийти в себя поскорее. Удовольствием вибрирует каждая клеточка, но это еще не все, мне важно…

Сокращаюсь, захлебываясь в слишком ярком удовольствии, считая ускорившиеся толчки, а потом чувствую холод и пустоту.

Оглядываюсь, осознавая, что тело слабое, а сердце вылетает, как бешеное.

Айдар сделал шаг назад, а теперь сжимает пальцами головку члена. Мы встречаемся взглядами. Я уверена, что думаем о разном, но оба не просим. Муж ведет по длине, я чувствую брызги. Горячая сперма изливается на ягодицы. Головка снова прижимается к промежности. Там тоже становится вязко. Тягучие капли ползут по внутренней стороне бедра, воздух заполняет пряный запах.

Это тоже откровенно, но детей от этого не бывает.

Шайтан…

Муж прижимается ко мне, давит губами на плечо. Целует в него, а пальцами гладит живот. Я стараюсь сконцентрироваться на этой нежности. И на словах. И на эмоциях.

Все же замечательно, Айка.

Всё замечательно, но в носу немного щиплет.

– Прости, я забыл…

Айдар извиняет, делая только хуже. Я мотаю головой. Оглядываюсь, улыбаюсь.

– Всё хорошо. Мне понравилось. Делай так почаще… — Нежно глажу по щеке.

Эти слова даются непросто. Мне хотелось бы, чтобы он и сам всё понимал. Но давить я не могу. Это я хочу детей. А он? Кажется, нет…

Борюсь с собой же. Нет причин ныть, расстраиваться…

Улыбаюсь Айдару, он, наоборот, как будто хмурится. Прижимается к уголку моих губ.

Обещает:

– Обсудим защиту и будем почаще.

Отрывается, поправляет одежду. Приказывает: стой так, я за салфетками. И я стою.

И потом тоже стою, когда муж, присев на корточки у моих ног, заботливо вытирает с половых губ и бедер сперму. Меня распирает сразу и от нежности и от обиды, но когда он поднимает взгляд – я неизменно улыбаюсь.

***

– Что от тебя хотел Виктор Семенович?

– Хуйни всякой. Перехочет.

Вспоминаю этот короткий диалог, когда мы с Айдаром лежали в постели в обнимку после секса, и улыбаюсь. Отчасти искренне, отчасти нервно.

Большего от мужа я не добилась ни той ночью, ни позже. Но Айдар ответил так уверено и спокойно, что решила на него положиться.

Виктор Семенович что-то может и перехочет, а вот я детей – нет. И обязательно когда-то скажу об этом мужу. И пусть только попробует сказать, что его планы не поменялись...

Ерзаю в кресле, улыбаясь.

Воскресенье мы с Айдаром, как он и обещал, провели вдвоем. Муж посвятил мне целый день. Мы гуляли по центру, пробовали вкусный кофе и десерты, бродили по переплетению узеньких улочек, зашли в огромную мечеть, попробовали настоящий узбецкий плов у местных торговцев.

Я давно не смотрю, халяль продукт или нет, но незаметно и ненадолго нырнула в свою прошлую жизнь.

Айдар сжимал мои пальцы и подстраивался под шаг, мы болтали на крымскотатарском, Айдар подзабыл некоторые слова, я заново его учила. Он знает город досконально, но ведущей чувствовала себя я. Мы заходили туда, куда хотелось мне. Пробовали то, на что упал мой взгляд. Отдыхали, когда устала я. Целовались, когда я тянулась.

В моем детстсве мы несколько раз семьей приезжали в столицу. Тогда я чувствовала себя совсем иначе. Словно мне дали посмотреть на огромный мир через щелочку. Сейчас он лежит у моих ног.

Кроме прочего, Айдар подарил мне новый ювелирный гарнитур. От стоимости у меня закружилась голова и подскочило сердце, но пискнуть против я не осмелилась. Он не оценил бы.

А когда мы вернулись домой – от души, самоотверженно и до самого донышка благодарила. Не только за материальное, больше за чувства, которые Айдар мне дарит.

Он не только... М-м-м... Ебет с любовью. Он всё делает с ней. Слова мне, как сейчас кажется, и вовсе не нужны.

Но воскресная сказка закончилась и я, как и было оговорено, осталась одна, пока Айдар проводит дни в делах. Иногда заезжает. Иногда перехватывает где-то в городе, когда я рискую выбраться. Мы перезваниваемся и переписываемся, ночи проводим вместе, но главный мой вывод состоит в том, что здесь у него ритм такой же. У него всегда и везде ритм будет сумасшедшим. А значит мне, хочу я того или нет, придется нехватку его рядом чем-то компенсировать всю нашу долгую и счастливую совместную жизнь.

Я, конечно же, предпочла бы детьми. Но пока их нет – приходится туго.

Сижу в кресле, подобрав под себя ноги, и жду ответа мужа на глупейший вопрос: «Ты сегодня приедешь пораньше? Я так соскучилась…»

Сама знаю, что моя скука – не повод менять планы, но хочется еще одного маленького чуда. Убеждаю себя, что заслужила.

Но Айдар, похоже, действительно занят. Не читает. Вздыхаю, окидываю взглядом его пустую гостиную.

За проведенные здесь дни я успела привыкнуть и обжиться. В квартире, конечно, кое-чего нет. Чувствуется нехватка женской руки, но я влюбилась в пространство, которое нравится мне даже больше, чем наш не наш дом.

Я еще сильнее убеждаюсь в том, что хочу сюда вернуться. Влиться в эту жизнь.

Телефон вибрирует, я вздрагиваю. Думала, Айдар, но это входящий с неизвестного номера.

Беру на случай, если звонят из университета, но сразу же понимаю – нет.

– День добрый, Айлин… – Мужской, немного «тягучий», слегка издевательский голос узнаю с первых «нот». Может быть потому, что думала о нем чаще, чем стоило бы.

Не о самом Науме, конечно, он меня не заинтересовал, а о его отношениях с моим Айдаром и об их общем боссе.

– Здравствуйте, Наум. Откуда у вас мой номер?

Я разговариваю вежливо, стараясь скрыть волнение. Не хочу получить амплуа слабого места Салманова. Я его шпионка, а не сливщица.

Мужчина смеется в трубку, отчати сбивая мой настрой, но я держусь.

– Приятно, что запомнила меня… – Наум делает паузу, которую я не буду заполнять. По-прежнему бесит, что на ты. Он выжидает пару секунд, потом вздыхает. – Находить номера мне не сложно. По долгу службы навык проработан...

Его объяснение запускает работу моей буйной фантазии. Представляю, что на меня уже собрали досье и обнажили все слабые места.

Пугаюсь и сразу же бодрюсь. Скрывать мне нечего. Навредить я Айдару не могу. Как бы там ни было, в жены он взял безопасную спутницу.

– Ты очень занята, Айлин?

На самом деле, я вообще не занята. Завтра мы с Айдаром уезжаем. Мне нужно знать только какие у нас планы на вечер, готовить ли ужин. Я уже погуляла, поучилась, почитала. Мы с Айдаром договорились, что на трассе поменяемся местами и часть дороги домой нас везти буду я, поэтому сегодня хочу лечь не поздно и хорошенько выспаться. Но Науму я всё это, конечно же, не озвучу.

– Я могу попросить сначала задать вопрос полностью, а потом ждать моего ответа?

Играю на грани фола, знаю. Учусь у мужа. На нем же в голове я проверила прежде, чем озвучить Науму.

Он реагирует похожим образом с тем, что я ожидала бы от Айдара. Но в ответ на его смех у меня сердце не екает. Гордости не чувствую. Радости тоже.

– Можешь, конечно… Нравишься ты мне…

Прикусываю кончик языка. Ответить тем же не могу.

– Хочу встретиться с тобой ненадолго.

– Для чего?

– У Салманова скоро День рождения, он уедет, потом снова сюда не загонишь. Мы с Семенычем расщедрились на подарок. Через жену передать будет надежней и дешевле, чем гнать через пол страны водителя.

Я чувствую, что это предлог. Уверена, откажусь от встречи – буду хорошей девочкой. Но что-то подмывает всё же согласиться.

– Я могу спуститься и забрать…

– Отлично, договорились. Кофейня же есть какая-то под домом?

Наум спрашивает обыденно, а мне хочется ляпнуть, что передумала. Меня не надо гнуть под себя. Я вроде бы четко сказала, что просто выйду, но он пытается протянуть свой вариант.

Хочет не подарок передать, а встретиться. Возможно, просто внимательней меня рассмотреть. Возможно, поговорить. Возможно, я узнаю больше и помогу нормализовать отношения с начальником Айдара.

Это слишком самонадеянно, конечно, но глупо было бы упустить шанс.

– Воспользуйтесь проработанным по долгу службы навыком. – По телефону я смелая. Наум снова смеется. На сей раз очевидно уважительно. – Во сколько вас ждать?

– Минут через двадцать.

– Хорошо, до встречи.

Скидываю, откладываю телефон и иду одеваться. Вернувшись в гостиную вижу, что Айдар ответил.

«Приеду, тоже соскучился. Ты дома?»

Не случись звонка Наума – вот сейчас я бы расцвета и завизжала от восторга. А потом с легким сердцем ответила бы «да, жду». Но теперь строчу:

«Напишешь, как будешь выезжать»

Это нужно для того, чтобы я успела подняться.

Глава 31

Глава 31

Айлин

В кофейне первой оказываюсь я. Уже волнуюсь, но когда в нее заходит Наум Барич — еще сильнее.

Айдар пока что не писал. Значит, время у меня есть. Но все равно чувствую собственную неправоту. Я – птичка, заяц, вот это вот всё, а не прожженная прокурорская жена, способная плести интриги.

Могу скорее навредить, чем помочь. Или помочь не тем.

Но давать заднюю поздно. Наум меня замечает. Улыбается. Идет навстречу.

– Привет, – садится напротив, опуская на стол высокий черный пакет в тонкую белую полосу. Это дорогой бренд мужской одежды, я его знаю, у мужа много вещей отсюда.

Это может говорить как о том, что Наум не врал и предлог для встречи – это на самом деле причина, так и о том, что меня считают не совсем глупой, поэтому отыгрывают старательней.

– Здравствуйте еще раз.

– Это Салманову…

Наум кивает на пакет, а сам прожигает в моем лице дыры. Не хочу к нему в голову. Думаю, там нет ничего, что могло бы мне понравиться.

Не желая показаться слабой и запуганной, беру себя в руки и смотрю в ответ, при этом слегка хмурясь.

– Ты будешь что-то? – Наум, как и на том вечере, играет в легкость, но я ему не доверяю.

– Нет. Я дома кофе попила.

– А я буду.

Взмахивает рукой и заказывает себе капуоранж. Когда приносят – надпивает и кривится.

– Лучше фильтра так ничего и не придумали… – Комментирует, как бы давая нам ниточку для беседы ни о чем, но я за нее не хватаюсь.

Правда я вообще могла бы взять пакет и подняться, но почему-то сижу.

– Как тебе замужем вообще? Это у тебя, в отличие от Салманова, впервые же? – Не получив реакции на замечание о кофе, Наум задает новые вопросы.

Может быть другая тут же начала бы трещать, не поняв шпильки, а я внутри вскипаю. Снаружи холодею. Хитрец давит на возможное больное.

Хочет, чтобы я заглотила наживку и начала расспрашивать про первую жену Айдара. Он поделится со мной информацией, я если и не буду чувствовать себя обязанной, то с опцией обмена данными познакомлюсь.

Только я к бывшей Айдара не ревную. Её в жизни мужа нет и не будет. Есть я. Буду я.

Пожимаю плечами.

– Очень нравится.

Повисает тишина. Наум снова улыбается.

– Старается значит, Салманов… Старается…

Мне не нравится, что он называет моего мужа по фамилии. Куда уместней было бы Айдар. Как и то, что дает свои никому не нужные оценки.

– Вы беспокоитесь о нашем браке? Я не понимаю…

– Нравитесь вы мне… Вообще о вас беспокоюсь… – Уверена, это не чистая правда, поэтому ответить благодарностью не могу. – А ты мне не доверяешь…

– С чего мне вам доверять?

Вопрос задаю, а вот ответ почти не слушаю, он звучит размазано. Мой взгляд опускается на мобильный. Тот жужжит и вспыхивает сообщением.

«Буду через пять минут, ты дома?»

Шайтан… Мы не так договорились, Айдар… Мы не так договорились…

Влед за телефоном вспыхивают еще и щеки. Внимательный Наум это замечает.

– Не сказала, что на кофе со мной? Зря, он ревнивый…

Стреляю острым взглядом и беру мобильный в руки.

«Я под домом в кофейне»

Мое сообщение улетает и тут же прочитано. Он чувствует или знает?

«Одна?»

Сердце обрывается. Врать бессмысленно.

«С Наумом»

Айдар читает, но на сей раз ответа нет. Я не знаю, разозлился ли, разочаровался или воспринял спокойно.

Кровь шумит в ушах, я откладываю мобильный и возвращаюсь глазами к собеседнику.

– Вы хотели о чем-то конкретном со мной пообщаться или в субботу не насмотрелись? – Мне даже самой страшно от того, какой я стала наглой. Раньше не подумала бы, что способна так разговаривать, а сейчас не понимаю – разве можно иначе?

– А что, дашь насмотреться?

Наум играет бровями, вроде как расслабляя меня и добавляя игривости, а я только глаза несдержанно закатываю.

Скользкий тип.

– Давайте серьезно, Наум. Вы хотите просто передать Айдару через меня подарок или что-то еще? Скажу сразу… Я мужа не предам. Я поняла, что у вас сейчас какие-то разногласия, но я на его стороне.

Произношу так уверено, как только возможно. Это имеет эффект. Взгляд Наума тоже становится другим. Он вряд ли прямо-таки готов отнести меня к категории «взрослых», но парочку очков я заработала.

– Никому не нужно, чтобы ты предавала мужа, Айлин. Откуда такие мысли? Мы все в одной лодке. Работаем вместе. Болеем за одно. Разногласия у всех бывают. Поверь, далеко не впервые. Справимся…

Что-то такое я хотела услышать той ночью от Айдара. Он мне этого не дал. А теперь я слушаю слова Наума и хочу верить, но до конца не могу.

– Мы волнуемся за Салманова. Хотим знать, что за человек рядом. Что красивая – видим. Влюбленная – тоже. Это и хорошо, и может быть опасно. Ну и тебе тоже хотел сказать, что мы – не враги.

Прикусываю язык, на котором вертится: только и друзьями я вас не назову.

– Мы с Айдаром знакомы с университетских времен. У нас дорожки расходились, он пошел в адвокатуру, я – в прокуратуру сразу. Но за судьбой его следил. Радовался. Приятно было. И вместе работать с ним тоже приятно. Это я посоветовал Семеновичу уговорить Салманова приобщиться. Искренне жду, когда вернется…

Я должна ответить «спасибо» и сказать, что тоже хочу вернуться, но даже в такой мелочи сдерживаюсь.

Это экзамен. Мне важно его пройти. Мой козырь в том, что я – не из болтливых.

Глаза Наума иногда сужаются. Он пытается увидеть все-все-все мои эмоции. Может быть брешь ищет. Может быть подозревает в неискренности. Может правда думает, что я – чей-то засланный казачок.

– По нему видно, что поплыл с тобой. Не хотелось бы, чтобы из-за тебя влетел во что-то…

Мурашки бегут по коже. Какие ужасные слова…

– Я не создам проблем своему мужу.

Зачем-то обещаю, хотя тоже стоило бы молчать.

Наум кивает, подталкивает пакет ко мне.

В это же время снова открываются двери и заходит Айдар. Даже быстрее, чем обещал. Торопился, что ли? Смотрю над головой его коллеги, слыша фоном:

– Телефон мой можешь сохранить. Мы с Виктором Семеновичем в случае чего…

По лицу Айдару невозможно понять, насколько злится. Мне даже сложно трезво оценить: я придумываю напряжение или вижу его.

Глазами с мужем не встречаемся, его больше интересует затылок Наума.

Он подходит к нашему столику. Тормозит рядом с Баричем.

Тот с улыбкой вытягивает вверх руку, пожимают.

– Кофе негде больше пить? – Айдар спрашивает ровным тоном, Наум улыбается еще шире.

– В такой компании – негде… Себе заграбастал, дай другим хотя бы полюбоваться…

На это Айдар тоже реагирует безразличием. А я спускаю руки под стол и сжимаю. Мне неприятно. Мной не надо любоваться.

Айдар поворачивает голову, я тут же смотрю в ответ. Хочу прозрачно и со всей любовью, которая только есть. Жду, что в ответном взгляде увижу злость, но ее вроде бы нет… Даже выдыхаю.

– Домой идем?

Киваю.

Хватаюсь за выставленную Айдаром навстречу руку, беру телефон, встаю…

Смотрю на пакет. Могла бы забрать, но понимаю, что не стоит.

Наум тоже смотрит на него. На меня. Улыбается. Не напоминает.

Он позвал меня, чтобы прощупать. Вот пусть и щупает. Я не потащу домой непонятные вещи. Я не возьму адресованный Айдару подарок без его согласия.

– Злой ты, Салманов, – Наум переводит взгляд на моего мужа. Тот только плечами пожимает.

– Я предупреждал, что жену мою беспокоить не надо.

Барич вздыхает. Тоже встает, смотрит на меня, подается вперед и отгораживается от Айдара ладонью, говорит вроде как мне одной:

– Если когда-то захочешь разнообразить, знай… У нас там по-разному. Поверь, не обижу…

Мужчина подмигивает, а у меня от наглости предложения моментально вспыхивают щеки. Отступаю. Колотит.

А Наум выравнивается и улыбается уже Айдару.

– Рот прикрой… И слюну подотри, – который реагирует куда суше, спокойней, но в то же время я бы с ним не спорила.

Айдар Науму тоже подмигивает, правда без улыбки, сжимает мои пальцы и тянет за собой.

Уже в спину нам несется:

– Приезжай почаще, Айдар. Без тебя пиздец как скучно!

За моей спиной звенит колокольчик, а через несколько шагов по узорчатой брусчатке мы с Айдаром снова ныряем через стеклянные двери в свой подъезд.

Я чувствую себя глупой, нашкодившей. Злится ли на меня Айдар, по-прежнему непонятно.

Я дожидаюсь, когда мы останемся в лифте наедине, вжимаюсь лбом в его плечо и шепчу:

– Прости. Сама не знаю, зачем согласилась…

Тишина в ответ режет слух. Потом Айдар хмыкает, поддевает мой подбородок, запрокидывает лицо навстречу своему. Блуждает по нему. Улыбается даже.

– Хотела пошпионить немного… Я-то не даю…

Произносит ласково. Меня продолжает колотить, но я тоже улыбаюсь в ответ. Вообще-то да…

– Он меня пугает…

– Мы уже уезжаем. – Это его универсальный ответ на все мои страхи. Не могу сказать, что действует прямо-таки успокаивающе.

– Наум сказал, что они о тебе волнуются и хотели понять, что я за человек… – Пересказываю мужу суть разговора очень сжато, хоть он и не просил.

Айдар продолжает блуждать по лицу, метаться от зрачка к зрачку. Мне кажется, его немного расшатало. Он хотел бы, чтобы я вообще не соглашалась…

– Подарок тебе передавали, я не взяла… – Каюсь тут же. Он сглатывает.

Подается вперед еле заметным движением. Я делаю то же в ответ. Ныряю в волосы и прижимаюсь губами к губам.

– В будущем сначала со мной говори, хорошо?

Киваю, он опять целует.

– Они – плохие люди?

– Нет. Они нормальные люди. Просто мне не нравится, когда к тебе лезут за моей спиной. Договорились?

– Да.

Выходим из лифта и нога в ногу приближаемся к двери в квартиру.

Айдар отмыкает, а я ловлю себя на том, что вроде бы пора успокоиться, но внутри всё равно ворочается.

Муж снимает куртку, расшнуровывает ботинки. Возможно, он уже переключился, возможно, делает вид. Но мне для определенности не хватает детали. Я слежу за его действиями, а потом окликаю:

– Айдар…

Он вскидывает взгляд, я шагаю на него и обнимаю крепко-крепко.

Делюсь с ним своей дрожью, муж ведет ладонью по спине.

– Я тебя не предам. Никогда, обещаю.

Страшно от мысли, насколько это кажется мне невозможным, но одновременно насколько может быть ожидаемым для него и всех вокруг. Какой верности можно ждать от договорной жены?

Но я верна ему максимально.

– Хорошо, Айлин. Спасибо.

Айдар целует в висок, но не отрывается.

Я не задаю вопрос, думал ли он об этом. Впрочем, он тоже не спрашивает, откуда в моей голове такие "странные" мысли.

Но теперь я искренне рада, что завтра ранним утром мы уезжаем. Пожалуй, становиться частью настоящих интриг я пока не готова.

Глава 32

Глава 32

Айлин

Снимаю с рейла крохотный бодик с голубым китом на грудке и не могу оторвать взгляд. Глажу ткань с улыбкой, изнутри прорывается жадное: хочу!

Я бы скупила весь магазин, честно. Здесь всё слишком красивое. Пахнет младенцами и счастьем.

Переживаю одновременно дикий прилив сил, дрожь из-за невозможности контролировать свои желания и практически стону от отчаянья, потому что в данный момент для себя мне выбрать здесь нечего.

Я — не беременна. А вот Лейляша — да. Верхнюю одежду мы оставили в гардеробе ТЦ, по которому гуляем, а толстовка подруги не мешает заметить аккуратный беременный животик. Срок — пять месяцев. Совсем скоро Лейла с Азаматом встретятся со своим сыном, а мне снова приходится совмещать в себе огромную радость за лучшую подругу и такую же огромную зависть.

Лейла общается с консультантом о колясках, а я брожу по рядам с одеждой для новорожденных.

Я буду лучшей в мире тетей для будущего мальчишки. Гулять с ним. Сидеть с ним. Дарить самые желанные подарки. Обнимать. Целовать пяточки. Радоваться первому зубу и первому слову. Ревновать к родителям. Поставлю его фото на заставку и буду любоваться.

Но Аллах, как же я хочу и себе тоже!!!

Сама не знаю, почему так затянула с разговором о своем желании, который вести нужно очевидно не в своей голове, а с мужем. Злюсь на себя, почти решаюсь, а все равно пугаюсь.

С поездки на форум прошло четыре месяца. Мы с Айдаром пережили первую совместную зиму. Мне кажется, что с каждым днем я становлюсь все более счастливой, но и жадной тоже.

Иногда мурашки по коже от мыслей, что мне так повезло с мужем. И в груди тесно от любви к нему. Задыхаюсь от переизбытка. Мне нужно больше. Ребеночек нужен...

Сердце кровью обливается, а я фотографирую штрих-код и вешаю бодик на место.

Будет странно, если куплю подарок при Лейле, поэтому сделаю это дома. Наполню корзину онлайн-магазина милотой, может это немного собьет мою жажду. Хотя сомневаюсь.

У меня в тайном месте и так уже стоит коробка с огромным количеством детских вещей. Я прячу ее даже от Айдара. Очень боюсь увидеть в его глазах иронию или незаинтересованность. Подозреваю, это меня уничтожит.

Мы можем идеально совпадать в сексе, нам могут подходить характеры друг друга, но мне страшно услышать, что они с первой женой не заводили детей, потому что Айдар их не любит и не хочет.

Впрочем, я не готова даже к вполне закономерному "нам пока не до того, давай позже". Я позже не хочу. Хочу уже. Хочу всего. До трясучки, которую всё сложнее скрывать. В моей голове иногда проскальзывают явно подброшенные Шайтаном мысли: а что, если схитрить? Да и что греха таить... Я уже пыталась. Просто с Айдаром это слишком сложно. Он собранный. Всегда, блин, собранный.

Возвращаюсь к Лейляше, глажу ее по спине. Подруга слушает консультанта очень внимательно, поэтому почувствовав прикосновение — вздрагивает, смотрит на меня мельком, ее рот слегка приоткрыт, умиляет то, как жадно она постигает целый новый мир, ничего не хочет упустить.

— Еще пять минут, Ручеек, — просит у меня, я в ответ только головой мотаю.

— Конечно, сколько нужно. Волнуюсь, чтобы ты не устала.

Глаза Лейлы горят благодарностью, она возвращается к замолкшему консультанту.

Первый триместр у Лейлы был тяжелым. Ее сильно тошнило. Она была серой и грустной. А сейчас расцвела, опережая пока еще только выходящую из зимней спячки природу.

Мыстараемся часто встречаться и созваниваться. У Лейлы много вопросов, которые она задает мне. Пусть медиком я уже не стану, но «консультирую» ее с огромным удовольствием. А еще благодарна, что про наши с Айдаром планы на детей подруга давно не спрашивает.

Наслушавшись о колясках и сделав пару заметок, мы выходим из магазина детских вещей.

Сегодня — суббота, но домой мы обе не спешим. Азамат с мужчинами занимается ремонтом в будущей детской, а мой Айдар по уши в работе.

Вспоминаю о ней и вздыхаю. Она крадет у нас слишком много времени и просвета не видно. Злюсь на это. Айдар пообещал, что летом возьмет отпуск и мы полетим в Италию. Я и верить ему хочу, и в Италию, но с тем, как редко мы видимся сейчас, это сложно.

Меня нон-стопом мучает жажда, которую не получается утолить. Держусь, конечно, стараюсь обходиться без претензий, но иногда приближаюсь к точке кипения.

Мы сильно заранее планировали на эти выходные поездку загород. Я долго выбирала место, дрожащими пальцами бронировала нам номер. Представляла, как проведем время в спа и наедине без чертового прокурорского телефона, в итоге же... Вчера вечером Айдар сказал, что придется отменить. Я сделала вид, что не расстроена. Пообещала, что найду, чем себя занять.

И правда нашла, только на душе всё равно скребут кошки.

Мы с Лейлой устраиваемся в кафе, заказываем чай и по тортику. Подругу сильно пробило на сладкое, я поддерживаю ее в этой слабости. У нее немного округлилось лицо и мягче стало тело, я нахожу это очень милым, а она смущается. Уверена, Азамат тоже не против таких изменений, но о настолько личном мы по-прежнему говорим осторожно. Кое-что в жизни изменить сложнее, чем может показаться.

— Азамат говорит, сейчас многие на ушах стоят… — Лейла произносит, утоптав половину наполеона, практически не жуя, а вторую уже смакуя. Меня даже это умиляет.

— Почему вдруг? — Спрашиваю с улыбкой. Я запрещаю себе волноваться о семье, но первые мысли по-прежнему о них. Бекир в жизни ничего не натворил бы. Папа с мамой тоже. Что там ещё могло случиться? После замужества я почти не общаюсь ни с кем из людей, окружавших меня с детства. Поэтому понятия не имею, чем живет диаспора. Единственный мой мостик — это Лейла.

Не знаю, когда наступит привыкание к тому факту, что родителей я не прощу. Возможно, именно поэтому и так мечтаю о своих детях. Без родных мне до сих пор сложно, я люблю Айдара безмерно, но семья становится настоящей, когда в ней есть дети. Я так считаю.

А вот когда начинаю считать время с последней встречи с мамой — мурашки по коже и ком в горле. Но пересилить себя не могу.

— Еще какая-то несчастная свадьбу кому-то сорвала? — Чтобы не грузиться и не грузить Лейлу, кое-как шучу. В ответ на мой взгляд подруга хмурится. Видимо, с юмором у меня не очень. Жаль. — Это я о себе...

Поясняю, Лейла вот только сейчас улыбается и протягивает "а-а-а-а".

— Что-то я совсем головушкой расслабилась. — Подруга взмахивает рукой, намекая на то, что поглупела, и тут уже я цокаю языком, потому что она к себе слишком строга. — Да я не о наших. Я о городе вообще... Азамат говорит, чувствуется напряжение. Много разговоров про уголовные производства, обыски, аресты. Говорит, таможней занялись наконец-то...

Мои губы дергаются в улыбке и тут же снова становятся ровными. Я знаю, кто занялся таможней. Стараюсь не думать, насколько это опасно. Айдар понимает, что делает.

— Ну когда-то же должны были заняться... — Пожимаю плечами, имитируя легкость. Хотя на самом деле, сама я тоже в стрессе. Вроде бы живу обычной студенческой жизнью, не общаюсь особо ни с кем, не третирую распросами Айдара, но даже до меня долетает.

Недавно от меня показательно отписалось несколько "таможенных" жен из тех, с кем мы пересеклись на празднике губернатора и позже. Конечно, это глупая показуха. Меня эти "жесты" не задели, но и прямо-таки смеяться над ними я не могу. Айдар делает что-то масштабное. Что-то, неспособное нравиться всем. Слово "опасное" даже про себя стараюсь не произносить.

Только у Аллаха прошу о покровительстве. Ну а сама... Мне легче думать о том, как сильно хочу с ним деток.

— Да, должны... — Лейла кивает задумчиво. Видимо, уже наелась, потому что просто водит зубцами вилки по крему. — Азамат тоже так сказал. Что молодец твой Айдар... Может быть дело будет, наконец-то...

Мы улыбаемся друг другу. Я не могу поблагодарить Лейлу с Азаматом за поддержку.

Пусть я не самая умная, но всё равно понимаю, что поддержка Айдару нужна другая, а есть ли она... Я не знаю.

Как не знаю и чем закончился конфликт с начальником. То, что происходит сейчас у нас в области — это их совместное решение или самоуправство Айдара. Ох...

Каждый раз прихожу к тому, что лучше себя не накручивать.

Меняю тему на более безопасную. Мы доедаем свои десерты, платим по счету и направляемся к выходу.

В моей руке — пакет с красивущим сексуальным бельем. Сегодня вечером я собираюсь снова струсить и не сказать Айдару о своем желании завести ребенка. Точнее собираюсь-то я сказать, но опыт подсказывает...

Заказываю нам с Лейлой такси.

Это одна из моих маленьких хитростей. И Азамат, и Лейла из далеко не бедных семей, но просить у старших им неловко, а своих денег не прямо-таки много. Поэтому я стараюсь хотя бы угощать, подвозить, радовать подарками. Они прекрасно всё понимают, Лейла говорит, что меня просто невозможно не любить. Эти слова очень греют.

Неизвестный нам "Олег" должен подъехать через минуту. Мы следим за передвижением игрушечной машинки в приложении, немного подмерзая. Скоро апрель, но по погоде — не скажешь. Холодно и мерзко.

Когда машина останавливается перед нашими носами, я первым делом усаживаю подругу. Сама оббегаю ее со стороны багажника.

Плюхнувшись на сиденье, хлопаю дверью, ежусь, тру руки и смотрю на Лейлу. Она в ответ, но почему-то испуганно.

Тянется ко мне и в ухо шепчет:

— Ручеек, может машину поменяем? — Подруга схватает мою руку, сжимает ее сильно, а я улыбаюсь, потому что предложение кажется абсурдным. Подозреваю, это что-то на беременном.

— Почему? Цвет не тот, Лейляш? Хотела красненькую?

Спрашиваю тихо, но опять не веселю. Шутки — не мое. Да что ж такое...

Взгляд Лейлы не становится менее испуганным. К нему добавляются красные щеки. Мое сердце ускоряется.

— Тебе плохо? К врачу надо? — Шепчу, хмурясь. Она мотает головой.

Медленно клонит голову вправо, я слежу за движением. А потом веду взглядом уже сама до зеркала заднего вида. В горле сохнет. Сердце подскакивает.

Шумом на фоне слышу:

— Посмотри, кто за рулем.

Я смотрю. И он тоже смотрит.

Впервые с той ночи я встречаюсь взглядом с человеком, которого считала своей первой влюбленностью.

Мой заказ принял никакой не Олег. Я села в машину к предателю-Мите.

***

Вариант глупой показательной сцены я отбрасываю сразу. Беру себя в руки. Лейляшу тоже. Не буду я заказывать другую машину. С чего вдруг? Задача у Мити не самая сложная: есть два пассажира и два адреса. Уверена, справится.

Наверное, именно на ответственности за подругу я собираюсь быстрее, а может это влияние всегда спокойного Айдара, но, пережив первый шок, я успокаиваюсь.

От предложения Лейлы сначала завезти меня тоже отказываюсь. К дому подруги мы едем в тишине.

Лейла не хочет выходить из машины без меня, просит отменить вторую точку и подняться к ним с Азаматом, но я не боюсь.

Провожаю её до подъезда, целую в щеку, закрываю дверь, а потом возвращаюсь к машине.

Сажусь на заднее туда, где раньше сидела Лейла.

Смотрю на Митю, он стартует.

Усмехается и молчит. Неспешно выезжает из двора…

Я не боюсь, что узнает мой адрес. Он мог его знать с первого дня. Мы с Айдаром ни от кого не скрывались. Но это знание ничего ему не даст. Он не считает, что за меня стоит бороться. Что передо мной есть смысл отмаливать грехи, просить прощения…

Смотрю сейчас на его профиль, и в голове один вопрос: как я могла его любить. Аллах, за что? Какой же дурочкой была…

– Вот так встреча… На судьбу похоже, правда?

Митя нарушает тишину первым. Улыбается и снова ищет мой взгляд в зеркале заднего вида, но теперь я уже не реагирую. Может показаться странным, но не переживаю ни из-за возможных провокаций, ни что повезет куда-то не туда. Зачем? Вот просто зачем? Айдар меня за десять минут найдет.

– Почему ты не сбросил заказ? Видел же имя клиента.

Разговоры про судьбу меня не вдохновляют. Свою я уже встретила. Отчасти благодаря Мите, но его заслуги в этом нет. Он виноват не меньше, чем мои родители. Их я не простила, ему грехи отпускать тоже не собираюсь. Воспоминания об увиденном в квартире до сих пор отзываются глубоко забравшейся под кожу брезгливостью.

Если бы не он – мы с Айдаром всё равно были бы вместе. Просто меня ему не отдали бы даром, он сам захотел бы сделать своей. Я уверена в этом на сто процентов. Я не благодарна за наше счастье «дальновидной» родне и слабохарактерному Мите. Они только добавили союзу привкус горечи, от которого до конца не получается отделаться.

Митя пожимает плечами, переключает скорость. Я оглядываю салон машины. Она вызывает во мне те же чувства, что и водитель. Дело не в стоимости, пусть у Айдара автомобиль и в десять, а то и пятьдесят раз дороже, но они просто разные. У моего мужа салон ухоженный. Чистый. Автомобиль звучит иначе. Иначе чувствуется. А это… Корыто. Мите под стать.

– Видел. Решил, давно не пересекались, почему нет?

– Я не соскучилась.

Обрубаю, а в ответ получаю смех. Пренебрегая правилами дорожного движения, Митя поворачивает голову и проезжается по мне внимательным взглядом.

Я думаю о том, что предложение Айдара о собственном автомобиле не такое уж опережающее события. Права у меня есть. По словам мужа, который экзаменовал меня не хуже сотрудника ГАИ, водить я действительно научилась. Значит, дело в моей неуверенности, с которой отлично помогает бороться один «случайный» таксист.

– Гордая такая стала… Не подойти, не подъехать, блин… – От претензии бывшего начинает потряхивать. Во мне очень много слов, но чувствую, что стоит держать в себе. Он решит, что любовь не прошла. А по факту если что-то и осталось – то готовность уничтожать. – Прокурорша…

Митя хочет задеть посильней. Я же отворачиваюсь к окну и неожиданно даже для себя улыбаюсь.

Ну и что в этом плохого? Прокурорша, так и есть…

– Ты его тоже динамила или сразу дала, кстати? – По прошествии нескольких молчаливых минут Митя спрашивает тоном, которым ведутся отвлеченные беседы о погоде. Я снова смотрю на него и хмурюсь. Как можно было стать таким мерзким? Или он всегда был таким? Я не тороплюсь отвечать, а он не унимается: – Потому что при бабках, да? Мне голову морочила, а я ж сходу понимаю: все дело в них, а не в свадьбе. Я столько в жизни не натаксую и не налечу, как твой взятками набирает. Все в курсе, что он никому не отказывает.

– А ты-то откуда знаешь? Связи по таксистской линии? – Слова бывшего сильно задевают, потому что обижают Айдара. Я бью в ответ так же ощутимо. У Мити сжимаются губы, он злится. И над этим даже посмеяться можно. Столько говна на меня вылил, а обиделся на безобидный вопрос.

– Ты б не борзела... Спалится – посадят. Останешься ни с чем. – Я знаю, что это просто треп, но всё равно холодею. – Так ты не ответила, сразу дала или ломалась, как со мной?

– Не твое дело вообще… Заткнись.

Обрубаю, вскипая. Наши взгляды снова пересекаются в зеркале заднего вида. Я лучше умру, чем дам слабину. Да и не чувствую слабости. Вообще никакой. Если и болела им когда-то, то давно излечилась.

Понимает ли он это – не знаю. Но я не верю превосходству, которым сквозит взгляд парня и его усмешка. В конце концов, первым глаза отводит он. Сжимает руль, ерзает немного… Дальше лучше молчать, но я тоже человек, мне тоже хочется жалить:

– Мне жалко тех, кого ты на секс развел. Мы только целовались с тобой, но сравнив, я поняла, что…

Поднимаю руку и качаю в воздухе. «Соу-соу» – не то слово. Теперь я уверена, что по-настоящему его не хотела. Позволяла только. Зачем? Потому что дурочкой была.

– Думаешь, я тебя не трахнул бы, если реально хотел?

Кривлюсь. Конечно, не трахнул бы. И конечно, хотел.

Звучит жалко. Не задевает.

Меня вообще сложно задеть. Я каждую ночь слушаю, какая желанная и как со мной хорошо... И во мне хорошо...

Воспоминания очень невовремя накатывают горячей волной. Сжимаю колени и прокашливаюсь.

Митя то и дело скашивает взгляд, но взбунтоваться не рискует. Везет четко по маршруту.

– Чья машина? – после паузы в нашей перепалке спрашиваю то, что действительно интересно.

Он дергает плечами. Может даже пожалел, что ляпнул так много лишнего. Он не злодей, просто ничтожество.

– Знакомого. Подменить попросил. А я, как ты знаешь, от работы никогда не отлынивал.

Могу ударить в ответ чем-то таким же болезненным, как он пытался ударить по мне. Сказать, что сколько бы ни работал – до Айдара не дотянется, но сдерживаюсь, потому что потом буду себя корить.

– Почему университет бросила? – не дождавшись продолжения темы, Митя спрашивает сам. Но я снова молчу. Пытаюсь разобраться, чем готова с ним поделиться. Если честно – ничем. Я даже смотрит ли он мои истории перестала проверять.

– Решила, что так мне будет лучше.

– Ты решила или муж? – Зависаю на пару секунд, сверля висок бывшего недобрым взглядом.

– Не трогай моего мужа, пожалуйста. И поворот не пропусти.

– Испортил он тебя. Добрая была, а это что?

Снова молчу.

Телефон вибрирует, переворачиваю его и смотрю на экран. Айдар пишет, что будет после восьми. Отлично.

Отвечаю: «ок, люблю тебя».

– А так замуж не хотела... В любви мне признавалась... Наяривала каждый божий день...

Слушать тошно. Вспоминать то время – тоже.

Поднимаю глаза и без особых сомнений грожу:

– Я могу на вас обоих нажаловаться. И на тебя, и на Олега. Вы явно нарушаете правила компании. Ты можешь ехать просто молча?

Не буду я жаловаться, конечно же, но и слушать Митю нет сил. Он сжимает руль. Челюсти тоже.

– Ты ему сосешь, а он тебя жизни учит?

– Мить… Заткнись, умоляю… – Прошу, даже не имитируя усталость. Реально утомил. Отворачиваюсь к окну. Я уверена, что большинство окружающих людей именно такими наши с Айдаром отношения и видят. Ну чем еще могла заинтересовать такого мужчину обычная девчушка?

Но я же знаю, что являюсь для него большим, чем просто постельной грелкой.

Угроза работает. Мы доезжаем до нашего с Айдаром дома в тишине. Я устала, хочу оказаться подальше от этой машины. Митя же, кажется, все это время крутит в голове речь.

Автомобиль тормозит, я берусь за ручку и сразу же слышу щелчок дверей. Тяну на себя – дверь не открывается. Прекрасно…

– Выпусти, пожалуйста…

Уверена, моя вежливость его бесит. Он хотел бы моих эмоций, а их нет.

Парень поворачивается в кресле, смотрит на меня. Долго молчит…

– Если честно, ты очень красивая…

– Спасибо, я знаю. Дверь открой.

Опять киваю на нее. А у Мити глаза поблескивают.

– Обижаешься на меня до сих пор?

Несдержанно выдыхаю и закатываю глаза.

– Дверь открой, а? Или мне мужу позвонить? Ты хочешь, чтобы твоего Олега на каждом посту тормозили? Я не понимаю… – Несу чушь, конечно. Айдар не обещал мне ничего такого. Вечером будет стыдно перед ним, но сейчас хочу добиться своего.

– Ишь ты какая…

– Да/нет? Звонить?

Сжатые челюсти и суженные глаза на меня не действуют. Я не пасую. Правда и звонить ой как не хочу. Айдару есть, чем заниматься.

Но, слава Аллаху, не приходится. Митя жмет на кнопку разблокировки.

Я все это время строила из себя железную леди, но на самом деле с облегчением тяну ручку и понимаю, что на сей раз работает.

– Заиграешься ты в сучку, Джемилева. Привыкнешь. А ему надоешь быстро и нахуй пошлет. Зачем ты ему? Навязанная… – Митя выплевывает. И вот на последнем дурацком слове наконец-то попадает по очень больному.

Выталкиваю себя из машины.

Стоило бы уйти, хлопнув дверью, но я наклоняюсь и произношу:

– Я Салманова, придурок. А ты… Локти кусай. Никогда меня не заслуживал.

Хлопаю так, что аж самой больно. Психованный Митя стартует с места, а я отмыкаю калитку дрожащими пальцами.

Быстрым шагом иду до двери и ныряю в дом.

Отбрасываю ключи, смотрю на лестницу, но ее не вижу. Глаза неожиданно даже для меня наполняют слезы. Стираю их, но быстро набегает новая порция. И её тоже прочь.

Вот поэтому я и не хочу видеться с родными.

Ни с кем из той жизни не хочу.

Я до сих пор ненавижу наше с Айдаром начало. Я навсегда для них буду навязанной.

Глава 33

Глава 33

Айдар

Не зря говорят, что к хорошему привыкаешь быстро. Я по уши в хорошее. Ну и привык.

Самому смешно, насколько неуместны эти размышления в три часа ночи под домом, когда обещал жене приехать после восьми, но твое «после восьми» затянулось.

Впрочем, до этого я обещал жене, что на выходные поедете трахаться загород. В итоге у нее ни спа, ни трахаться, ни мужа рядом.

Темный-темный дом и одиночество.

Я выхожу из машины и неспешно движусь по дорожке к входной.

Куда уже торопиться-то, правильно?

Рубит адски, но я держусь. Завтра на первую половину дня ни один пиздец не намечен, поэтому я планирую отоспаться. Конечно, эффективней было бы потратить время на работу, но голова уже не варит. К сожалению, у всего есть предел. У меня тоже.

Интересно даже, когда начнет срывать крышу. Потому что завал – это одно. С перфекционизмом и жаждой всегда и всё делать по красоте я живу тридцать с хером лет. Сработались. А вот усиливающееся даже не день ото дня, а от часа к часу давление – это уже другие погремушки.

Пока психической гибкости и закаленной годами стрессоустойчивости мне хватает. Знаю, что за яйца так просто меня не взять. Но найдут ли как – посмотрим…

Вообще посмотрим, как будет. Хуй я стану тратить время отдыха на попытки выяснить, как можно меня прижать за "правое дело".

Я всего лишь взялся раскручивать одну опг, в которой состоят все. Контрабандисты, менты, таможенники, городские чиновники, центр, прокуроры тоже, но визгу столько, как будто тырю деньги у больных раком детей и трачу их себе на памятники. Хотя ладно, похуй. Забыли хотя бы на время.

В доме тихо, пусто, но хорошо. Снимаю верхнюю одежду, ботинки и прохожу в гостиную.

Щелкаю включателем, обвожу комнату взглядом. Айка несколько раз засыпала здесь на диване, так и не дождавшись моего приезда. Мне было приятно, но жалко ее до злости. Поэтому мы договорились, что делать так больше не будет.

Но я все равно первым делом смотрю на диван. Ее там нет. Вздыхаю.

Чтобы увидеть – достаточно подняться в спальню, но сейчас кажется, что это слишком далеко и долго.

Стол сервирован на одного. Хлебная корзина и несколько красивых блюд накрыты салфетками. Это чтобы не обветрилось, я уже спрашивал.

Подхожу и с каждого сдергиваю.

Конечно, всё уже остывшее, но слюнки, блять, текут.

Жаркое. Салат какой-то. Сыры, колбасы…

Охуеть.

Накладываю, грею, сажусь ужинать.

Айлин всё делает до идеальности красиво.

Если ужин – заглатываю вместе с пальцами, если берется за мой гардероб – утренний ритуал сводится к тому, что просто сдергиваю вешалку, на которой всё уже собрано комплектами и отглажено. Подкармливает чем-то мои пальмы. Они растут как не в себя.

Я очень благодарен жене за заботу. Я не просил о таком, но привык быстро. Присел знатно. Вязну и не сопротивляюсь.

Дашка мне не наготавливала. Особенно ухаживать нужным не считала. Да и, если говорить честно, мы вдвоем не считали. Совсем другими были. Она была совсем другой. Не плохой и не хорошей. Но не моей, как оказалось. И не потому, что не хозяюшка. Просто я никогда не боялся её потерять. Нам по-приколу было расставаться каждый раз окончательно. Потом жарко мириться и снова в скандалы.

С Айлин это все страшит. Не хочется. Не нужно. От мыслей, что увижу в ее глазах слезы – мурашки бегают. Плохо сразу. Думаю: не справился, сука. Может я просто старше стал, поумнел, может драму дома добирать давно не нужно, может ценить учусь, но этот брак совсем другой. Все черти добровольно сдались в плен на перевоспитание.

Главное мое опасение оказалось херней. Ставил на то, что разница в возрасте и мироощущении будет провоцировать подземные толчки, способные вызвать шторм, цунами, землетрясения и снести к херам этот дом. В реальности же мы за полгода даже ни разу не поссорились.

Признаться в том, что я недооценил Айлин, не стыдно.

Она воспитывалась, чтобы стать идеальной женой. Она и для своего долбоеба такой стала бы, приспособилась, смирилась. Где-то глотнула бы, где-то в себе сдержала. Она же Ручеек. Водичка. Везде просочится. Везде даст траве прорасти. Цветам распуститься. Люди без многого могут жить, но без воды – никак. Я свой источник нашел.

Айлин стала идеальной женой для меня. И я хочу верить, что даю ей не меньше, чем беру.

Хотя это вряд ли. Вряд ли, а хотелось бы…

Жую медленно и вдумчиво. Устал так, что даже челюстями работать лень, хоть и вкусно до щенячьего восторга.

Когда хвалю – Айка краснеет и отмахивается, но видно, что ей приятно. Главное не забывать.

Разблокирую телефон и так же лениво, как жую, листаю переписки. За день набежало дохуя. Полноценно разбираться буду завтра, но сегодня в парочку всё же захожу.

От Наума много войсов. Барич – главный в моей жизни любитель попиздеть. Но настроение себе портить желания нет, поэтому не включаю.

Спорить с ним устал. Выслушивать, если честно, тоже. У него свое видение, у меня свое. И миротворцем между мной с Семеновичем выступать не нужно. Мне сейчас нужна не мелькающая перед глазами голубая каска, а безоговорочная поддержка и доверие. В том, блять, с чем я сюда и ехал. Не повышать стоимость договорняка, а дело делать. Но их, очевидно, Барич не даст. Он, как и многие, считает, что я борщу.

Может так и есть, но борщу не один я. И не один я должен понимать, что у всякой наглости есть предел. Безнаказанность порождает беззаконие, которое в итоге ударит по каждому.

По мне ударит. По детям, которых у меня нет, но а вдруг будут? Хочу сдохнуть и за них хотя бы не так сильно бояться…

И за Айку. За Айку свою тоже бояться не хочу… Она, на самом деле, человек очень сильный, но в моей голове – чистая слабость без кожи. Моя личная слабость. И сладость.

Доедаю, Наума мысленно шлю нахуй до утра, а посуду отправляю в посудомоечную машину. Остатки щедрого ужина – в холодильник. Поднимаюсь в спальню.

Когда кладу мобильный на беспроводную зарядку, вспышка экрана подсвечивает силуэт жены. Она где-то посередине между своей и моей подушкой. По шею под одеялом. Просто спит, вообще не соблазняет, но любой взгляд на неё вызывает в груди чувства. Всё не зря.

Стоя под душем, почему-то это и повторяю: всё, блять, не зря, Айдар. Не зря, поверь.

Верю типа. Возвращаюсь в спальню.

К ней под одеяло. Рука ложится на бедро. Глажу кожу, задеваю кружево. Ждала меня в белье. Делаю вдох в волосах. Я уж не знаю, чем она только не мажется, но каждый раз нахожу в ее запахе что-то новое, а все равно из тысячи узнаю. Вязну в ней. Мой бесконечный праздничный торт.

Когда клянусь, что не хочу её будить, вру сам себе. Даже не так – пизжу безбожно. Потому что руки мои при этом хозяйничают по мягкому, теплому, сонному расслабленному телу. Губами прижимаюсь к лопатке, прихватываю зубами бретельку и тяну с плеча. А потом снова прижимаюсь. Целую в шею. Лижу за ушком.

Сжимаю груди. Понимаю, что через кружево – не то. Поэтому спускаю невесомые чашки и снова накрываю ладонями полные полушария.

Айка резко выдыхает. Я сжимаю соски и подкручиваю.

Назад пробирается женская рука. Царапает живот, ныряет под боксеры. Это не сложно с учетом того, как я её хочу. Резинку оттягивать не приходится.

Ладонь сжимает ствол, ведет по нему, Айка прогибается…

Я целую её в плечо.

Опять простила, что спиздел про время. Даже убранным в холодильник ужином не наказала. Ну что за святая женщина?

Скользит кулаком по стволу, я инстинктивно толкаюсь навстречу, но кончить по-быстрому и в неудобной позе не хочу. Уже и спать не хочу. Только её. Без спешки. Как будто мы с ней день хуйней маялись. Гуляли. То в сауне, то в бассейне, то в джакузи, на массаже были... Как будто трогали друг друга невинно и невзначай весь день, и только сейчас наконец-то дорвались.

Снимаю руку Айки с члена, опрокидываю ее на спину и ложусь сверху, целую сначала в центр ладони, а потом в губы.

У самого боксеры уже приспущены, ее кружево тоже сдвигаю. Скольжу по влаге пальцами, дальше – пристраиваюсь головкой.

Я не пиздюк, не подросток, но наживую с ней и до конца – это моя, блять, мечта. Когда включаю ум, понимаю, что спешить не стоит. Удовольствие и поддавки с животными инстинктами могут стоить нам дороже, чем мы готовы заплатить. Но это когда ум, а когда член…

– Который час? – Айлин спрашивает слегка хриплым голосом, пока я спускаю одеяло пониже. Любуюсь девичьей грудью, расстегиваю и откладываю в сторону ненужный бюстгальтер.

Глажу, трогаю, сжимаю в ладони и тянусь губами.

Она дрожит и подставляется. Лижу. Обхватываю губами. Посасываю. Взгляд поднимаю. Отрываюсь от груди, она дышит еще чаще.

– Не знаю. Где-то четыре. Спать тебя пустить?

Спрашиваю об одном, а сам трусь головкой о набухшие складки.

Длинные ноги обнимают меня за торс и сдавливают. Её тело просит не о сне. И моё просит.

Айка мотает головой, проезжается по моим щекам, ныряет в волосы и направляет. Грудь у нее очень чувственная. Я с огромным удовольствием уделяю ей внимание.

В планах кончить между. Планов вообще много.

Куда только ни кончить.

Нам бы заняться любовью по-быстрому и заснуть, но не могу оторваться. Тяну и тяну. Вылизываю. Выцеловываю. Мну бедро, живот целую. Снова грудь. Шею…

– Айдар…

Айка и гладит от затылка вниз, поощряя, и на разговор зовет.

Я научился по тону угадывать, когда просто от переизбытка чувств то меня вспоминает, то Аллаха, а когда спросить что-то хочет.

Сложно оторваться. Пиздецки прямо. Прикусываю кожу, рычу, только потом поднимаюсь на руках, ловлю взгляд, улыбаемся друг другу.

Проснулась. И я взбодрился чутку.

– Что? – Спрашиваю, а думать могу только о том, что к губам хочу прижаться. Влезть языком и толкнуться членом. Похуй на резинку. Выйду и на живот.

– Я сегодня Митю встретила… – Айка признается тихо. Улыбаться перестает. Затаивается. Смотрит, ждет…

Не было там «преступления», я чувствую, но она уже кается.

– Где? – спрашиваю то, что может быть важным. Я бы соврал, сказав, что совсем ее не ревную. Ревную, конечно. Науму до сих пор руки чешутся в морду дать. Я понял, что он ее реально хочет, не просто пиздит, но хер получит.

Сам испугался тому, как бурно отреагировал на их общение. Выбесился. Струсил. Пожалел, что похвастался. Слишком ценно.

– В такси. Мы с Лейлой машину вызвали, он за рулем. Я не знала…

Челюсти сжимаю. И по морде этого долбоеба кулак тоже периодически зудит.

– А нахуй послала? – Но злиться я сейчас не хочу. Её хочу. Ебать с любовью. Давно подсел. Слазить в планах нет.

Айка не ожидала, что перебью. Что таким вопросом – тем более. Сквозь темноту вижу, как глаза расширяются. Вспыхивают удивлением и страхом, а потом она расслабляется.

Улыбается и головой качает.

– Айдар… – краснеет, наверное. Слышу укор, но это не в защиту долбоеба. Просто… Грубовато, согласен.

– Ну нахрен хотя бы… К Шайтану там, как ты умеешь… Как по шариату правильно? – Посмеиваюсь и над ней, и с ней.

На угловой полке в нашей спальне с недавних пор стоит Коран. Айка не спрашивала, просто поставила. А я рано или поздно научусь быть хорошим мусульманином для своей жены.

Но пока Айка хихикает и трется промежностью о член. Себе дыхание сбивает, мне мысли. Толкнуться, что ли?

Хватается за мои плечи и мнет их.

Наклоняюсь к губам. Приоткрывает рот и призывно высовывает кончик язычка. Я по нему скольжу, играюсь, давлю на вход, вхожу немного снизу…

Нетерпеливый толчок бедер навстречу подсказывает, что на полшишечки она играть не хочет. Но и отрывается тоже первой. Падает на подушку, смотрит в глаза.

– Я ему сказала, что его ориентировки будут на каждом посту… – О своем долбоебе опять. А я уже забыть успел. Вспоминаю. Выхожу из нее, сжимаю член и веду до клитора. Глажу, жму, а потом бью легонько… У Айки дрожь по телу. Ногти впиваются в мою кожу.

– Заебись, так и сделаем, – сложно не поплыть, но я стараюсь. А потом думаю... Да похуй. Член скользит по влаге в тесноту. Шутка потрачена. Улыбка остается на губах, но сама Айка выгибается, глаза закрывает от удовольствия. А я снова припадаю к её шее. Целую в подбородок, прицеливаюсь ко рту...

– Еще он сказал, что скоро тебя посадят за коррупцию.

– М-м-м… – Что он сказал – мне тоже как бы похуй. Дай себя трахнуть, родная. Вслух не говорю, конечно. Айлин – нежная. С ней нежно и надо. Целую в губы, замираю внутри.

Отрываюсь, отдаляюсь, улыбку надеваю опять:

— Скажем так, у меня больше шансов посадить его, чем у него – посадить меня.

Айка смеется. У меня в груди урчит довольный кот. Ну охуенно же.

Член – в ней. Смех в ответ на дебилячие шутки.

Своё нашел. Пиздец счастливчик.

Пользуясь тем, что Айке зашла манера разговора, пытаюсь вернуться к тому, что заходит мне.

Нужно за резинкой. Я помню, но тяну. Выхожу, скольжу головкой по губам, и снова в неё. Она аж захлебывается. Хорошо, да? Мне тоже.

Повторяю.

И еще раз повторяю. И еще… Потом уже не сдерживаюсь – вхожу без перерывов на ласки. С ускорением. Глубже и острее.

Поначалу жестить с ней было страшно. Боялся сломать психику. Показать слишком много откровенного. Сейчас – другое дело.

Она по-прежнему во многом девочка. Но девочка моя. Ни в обиду не дам, ни о ее счастливом будущем с другим уже не думаю, как о неизбежной данности. Хуй там. Я по-прежнему не знаю, что нас ждет и сколько времени мы друг другу дадим, но эти мысли вызывают во мне протест, злость, страх.

Не хочу.

Они же включают жадность.

Я давлю ладонью на бедро, Айка сильнее раскрывается и я отдаюсь желанию трахать, как просится. Чувствую женские руки на своем теле. Она гладит, тискает. Губами Айка утыкается в мой висок. Тоже прикусывает, ведет кончиком языка, заводит сильнее возбужденным дыханием, но всё это чувствуется как прикосновения крыла бабочки. Основные ощущения – там, где тараню ее. Растягиваю. В очередной раз делаю своей. Я помню, что первый. Готов стать единственным.

– А если серьезно? – Вопрос заставляет замереть. Встречаемся глазами. Я хмурюсь, у Айки прозрачные…

– Ты меня зачем сбиваешь? – смущается. Краснеет чуть…

– Боюсь за тебя…

– Сейчас кончу в тебя из-за перенапряжения, другого будем бояться…

Жду увидеть во взгляде новую вспышку удивления и страха, но ее нет. Айка сглатывает и даже немного отворачивается. Потом снова в глаза. Борется с чем-то. Не понимаю.

Вздыхаю и сдаюсь. Выхожу, клюю в губы.

– Я не святой, Айка, но палиться на коррупции – это пошлятина.

– Он сказал, все знают… А вдруг тебя подставят? – Она так искренне волнуется, что я просто не могу злиться. Улыбаюсь. Бодаю нос носом.

– У него-то откуда информация? По линии службы такси?

Не знаю, почему, но Айка реагирует бурно. Смеется. Обнимает меня крепко-крепко. И я ее тоже. Придерживаю за спину, перекатываемся.

Устал, блин. Договорим – пусть сама себя трахает. Я член предоставлю.

Айка упирается ладонями в мою грудь и садится на бедрах.

Охуенная поза. Она слишком красиво кончает, чтобы не любоваться. А так – полный обзор.

Жена взмахивает головой, перебрасывая волосы на одно плечо. Грудь открывает, талию.

От шеи еду взглядом ниже. Потом ладонью. Грудь взвешиваю, трогаю живот. Спускаюсь по лобку. Она ерзает и шире разводит ноги. Трогаю там, а смотрю в глаза.

– Я не взяточник, Айка. Это очень глупо, правда. – Ласкаю ее, она покачивается навстречу пальцам, о член трется, но на словах хмурится. Невозможно одновременно трахаться и разговаривать. Сложно это. Нужно прекращать. – Со мной можно договориться, но не за деньги, а под обязательства.

– Какие?

– Айка… – Сдается. Падает на мою грудь, сама направляет в себя член.

Насаживается. Я тяну лицо ближе и ныряю языком в приоткрытый рот. Кладу руки на бедра. Задаю темп. Она подстраивается. Упирается в мои плечи и начинает постанывать. Падаю на подушку, Айка садится. Любуюсь.

Я почти ни о чем в этой жизни не жалею. Привык брать ответственность за последствия, но о том, что потащил ее на форум – очень.

Это были эмоции, которыми нельзя кичиться. Показал свое отношение, придурок. Обнажил слабое место.

Айка быстро учится всему. И в сексе тоже. А ещё у нее охуенная интуиция. Подсказывает, как сделать лучше.

Любуюсь прогибом, покачивающимися полушариями, которые Айка послушно мнет после приказа «потрогай себя», а еще волнообразными движениями бедер на бедрах.

Вечно могу смотреть. Сука, вечно.

Она как будто танцует. Губы кусает. Постанывает. Я тянусь навстречу рукой, она склоняется к ней и ластится кошкой. Щеку глажу, большим пальцем веду по губам. Обхватывает. Втягивает. В ней везде тепло. Везде, блять.

А взгляд этот... Предохранители срывает.

Придерживаю за талию и снова подминаю. Впиваюсь в рот своим. С выпущенной адреналиновой злостью сжимаю грудь до очевидной боли.

Беру грубо и быстро. Наконец-то себя отпускаю.

Боготворю ее тело, честно, но иногда ебу, как дурной. И она разрешает. Сейчас тоже.

Ходим по краю. Даю себе секунду… И секунду… И секунду…

Хочу в нее до трясучки, поэтому и еще одну секунду тоже даю.

Но больше – нельзя.

Отрываюсь от губ, выхожу из тела, со свистом опустошаю легкие.

Сегодня мы вдвоем идем к оргазму долго. Айка еще не кончила. Ее тело дрожит, она близка, но дальше я себя просто не проконтролирую, поэтому сжимаю головку и тянусь к тумбе.

Раскатываю латекс, возвращаюсь к Айке. Тянусь к губам, погружая член. Айка свои сжимает. Глажу шею, всматриваюсь. Двигаюсь медленно, как будто мы заново начали.

– Что? – Спрашиваю, прижимаясь к уголку ее губ. Колеблется, но расслабляет, девочка моя...

Мотает головой. Я ей и верю, и не верю. Что-то все же есть, но что – не говорит.

Думаю, что перегнул, испугал. Исправляюсь. Во мне столько нежности нет, сколько ей стараюсь дать. С резинкой контролирую себя лучше. Больше о ней забочусь.

Немного сопротивляется, мучает ее что-то, а потом сдается и захлебывается в своем удовольствии. Сжимает так туго, что двигаться почти нереально. Поэтому жду, когда отпустит. Глажу, шепчу. Уже словами посылаю по телу дрожь. И по своему тоже почти сразу. Вместе с оргазмом из организма выплескивается скопленная и нерастраченная энергия. Адреналина во мне дохуя. Сдох бы без секса. И без жены бы тоже сдох.

Мне кажется, что она меня за что-то снова прощает. Я утыкаюсь в её волосы, а Айка гладит по голове, целует в висок. Через поры ручейками пускает свою любовь. Мой ток. Подпитка.

На ней я многое вывезу.

Глава 34

Глава 34

Айлин

Вечер и ночь получились какими-то бесконечными. Чтобы не спорить с Митей до хрипа уже в своей голове, я заняла себя ужином, зачем-то перемыла окна и поменяла постель. Сделала все возможное для отвлечения, а все равно доказывала, что ни черта я не навязанная. Я любимая, и неважно, верит кто-то в это или нет.

Я верю.

Жду Айдара с зудящим нетерпением. Сначала до восьми, потом после…

Расстраиваюсь особенно сильно, когда приходит время признать: он или забыл об обещании, или просто не смог его сдержать.

Я ненавижу тоскливые вечера дома без него. Особенно плохо, когда думаю, что вместо скучного сериала могла бы проводить время совсем не так.

Да и нужно быть честной с собой же: он-то придет, но поговорить с ним я опять не решусь. Каждый день откладываю. Каждый день убеждаю себя, что будет более удачное время. А когда?

Не знаю.

Караулю до полуночи. Одевшись в красивое, купленное днем, белье и побеждая хандру предвкушением. Но в итоге и здесь меня настигает обидное поражение.

Я мерзну и адски хочу спать, поэтому ныряю под одеяло. Сдаюсь.

А просыпаюсь уже от прикосновений. Меня топит в любимом запахе и успевшем наполнить комнату обоюдном желании.

Про встречу с Митей говорю сразу, потому что и не собиралась скрывать. Не могу сдержать вопросы, из-за которых весь день себя накручивала. Айдар, как всегда, шутит. Расслабляет меня. Мы целуемся, занимаемся сексом. Я опять делаю ставку на то, что смогу его отвлечь, но он до обидного собран. И в этот раз тоже.

После секса мы ныряем в сон. Потом Айдар снова будит меня поцелуями, которые крадутся по спине. Не знаю, через сколько часов. Да и неважно. Мы снова сливаемся, только теперь в новой позе, и снова же кончаем.

Я одновременно опустошена и счастлива.

Когда Айдар возвращается из ванной – заползаю сверху, а муж гладит по спине и волосам, убаюкивая.

Изнутри обжигает непонятно откуда взявшаяся ревность. Я этим делиться ни с кем не смогла бы.

Перед глазами картинки из съёмной квартиры Мити, его предательство выстреливает серией ярких вспышек.

Я сильно-сильно обнимаю Айдара. Утыкаюсь в его щеку. Чуть-чуть ненавижу даже. Очень боюсь потерять.

– Как ежик сопишь, Салманова…

Айдар произносит лениво. Совсем не громко, но так неожиданно, что я перестаю… М-м-м… Сопеть. Разраставшийся в груди огненный шар необоснованной ревности лопается и осыпается искрами. Безобидными. И безболезненно.

Давлю на мужскую грудь, чтобы приподняться. Первые несколько секунд смотрю на расслабленное лицо. Могла бы даже поверить, что Айдар спит, но ресницы подрагивают.

Я склоняюсь и дую. Айдар тут же распахивает глаза. В темноте очень ярко светятся белые зубы. Он широко улыбается. Я тоже.

– Это не мешает тебе меня хотеть, – смотрю уверено и даже нагло. Айдар только шире улыбается. Скользит ладонями по моим бокам.

Подтверждая собственные слова, я чуть ерзаю, он сильно толкается бедрами вверх. Пугаюсь, потому что неожиданно. Цепляюсь сильно за плечи, а он смеется.

Прижимает к себе. Укладывает обратно. Снова гладит и целует в лоб, которым я потом трусь о колючий мужской подбородок.

– Мне ничего не помешает тебя хотеть, Айлин. Надеюсь, лет хотя бы еще тридцать. Но лучше сорок, конечно.

Обычная шутка попадает стрелой четко в сердце.

Я тоже хочу с тобой тридцать, сорок… Ты делаешь меня самой счастливой…

Он сказал не для того, чтобы я начала добиваться более внятных клятв в вечной любви, мне это понятно, но и не выплеснуть нежность вместе со страхами тоже не могу. Поэтому глажу волосы, щеку, к другой прижимаюсь губами.

Жмурюсь, снова соплю, как ежик…

– Я не прощу другую женщину. Бери все, что хочешь, со мной. Я не откажу.

Признаться в этом мне почти настолько же страшно, насколько в желании завести поскорее ребенка. Мысль мучает. С самого начала мучает. Я пережила любовь к Мите, но не его предательство. С Айдаром просто не вынесу.

А многие же изменяют. Очень многие. Я слышала…

– С чего такие мысли?

– Это очень больно, Айдар. Особенно, когда сильно-сильно доверяешь. Тебе я доверяю как никому…

Мерный стук сердца мужа не ускоряется, а мое колотится в три раза быстрее.

Сама себя накрутила, понимаю. Но невозможно всегда и всё держать в себе.

– Я – не он, Айлин. Но тебя услышал.

Айдар замолкает. Я тоже молчу. Должна тут же успокоиться, но чувствую недосказанность. А потом слышу, как муж хмыкает. Он поддевает мой подбородок пальцами, тянет вверх. Мы ненадолго встречаемся взглядами в темноте.

– Придет время – откажешь. Еще как откажешь. Ты всему научишься, Айлин. Веревки будешь вить...

Его пророчество бежит мурашками по коже.

Мы опять засыпаем голыми в обнимку. Я со страхом и жадностью смакую сказанные мужем слова. Хочу, как Айдар пообещал. Всему учиться. Веревки вить. Ничего не бояться, быть уверенной, что не потеряю.

Просыпаюсь от звука разъезжающихся штор. Хмурюсь и прячу лицо под одеялом, не желая смиряться с неизбежностью.

Айдар нажал на кнопку, на попятную явно не пойдет. Он уже сорок минут копошится в нашей спальне, пока я из последних сил борюсь с наступившим воскресеньем.

Хочу спать немыслимо. Как будто под веки налили свинца. Даже стыд и желание быть для него идеальной женой не спасают.

Идеальные жены не дрыхнут, пока их мужчина куда-то собирается. А я дрыхну. И отпускать не хочу.

– Айлин, – Айдар окликает, я сдуваю легкие воздушными шариками в ноль.

Скидываю одеяло, хмурюсь, поднимаясь на локте.

Первые секунды самые сложные. Мир крутится. Сил нет. Пытаюсь навести фокус.

Айдар уже одет в брюки и рубашку. Сердце болезненно сжимается.

Бросает меня опять…

– Который час?

– Почти два…

Ответ мужа ошарашивает. Я даже не смущаюсь из-за того, как пристально он разглядывает меня – вряд ли такую уж красивую после сна. Наверняка на щеке след подушки. Волосы взлохмачены.

– Ого…

Айдар улыбается.

– Выспались зато…

Выставляет руку вперед и манит пальцем.

Зачем-то прижимаю к груди одеяло, поднимаюсь на колени и движусь к краю.

– Я там всё видел, Айка. И трогал. И целовал. И лизал даже…

Айдар хлестко бьет словами на каждом моем шагу. Только я не пугаюсь, а улыбаюсь в ответ. Подойдя вплотную, отпускаю ткань и обвиваю его шею. Одеяло слетает, на мои ягодицы ложатся ладони.

– Ты уезжаешь? – Спрашиваю в губы прежде, чем в мой рот нырнет язык.

Мы за ночь занимались сексом в общей сложности несколько часов. Мне может даже слишком много, но Айдар сбрасывал напряжение, я не рискнула бы отказать.

Сейчас снова чувствую, что хочет. Но провоцировать не буду.

– Да. По работе вызвали.

Ненавижу его работу. Всем сердцем ненавижу. И молчу.

Глажу плечи. Целую в уже идеально выбритый, пахнущий свежестью, подбородок.

– Опять допоздна?

– Нет. На пару часов. Вечер наш. Железно.

Я вполне допускаю, что и сегодня не выйдет. Поэтому стараюсь не обнадеживаться. Просто киваю. Посмотрим.

До трясучки не хочу отталкивать его и отпускать. Он тоже не хочет. Мы так и стоим – на краю кровати. Я смотрю на мужскую шею. Потом – вторую пуговицу рубашки.

В голове картинка за картинкой проматывается очередной день, в который я снова не решилась и пообещала себе, что завтра. Тошно.

Вдыхаю глубоко, поднимаю глаза.

В горле сухо. Сердце завелось. Страшно.

Айдар еле-заметно подбадривает кивком подбородка. Я срываю нас в обрыв.

– Я хочу детей.

Слова звучат совсем не торжественно, даже не громко, но заполняют всю комнату. Сначала они, потом тишина.

Я трушу, но на сей раз поздно. Запрещаю себе улыбаться. Хочется сделать вид, что пошутила, но держась.

И выдерживаю тоже. Взгляд Айдара, вкотором ничего не прочитаешь. Ни удивления, ни энтузиазма, ни отторжения. Его невозможно застать врасплох, а мне хотелось бы.

Пауза затягивается. Мои нервы – грозящие лопнуть канатики. Мне кажется, первые ниточки надрываются. Учащается дыхание…

– Скажи что-то… – Прошу, опять соскальзывая взглядом вниз. Смотрю на губы. Молюсь Аллаху, чтобы вот сейчас интуиция подвела. Он уже не обрадовался. Он скорее всего думает, как бы не обидеть…

– Ночью решила?

Мотаю головой. Это не то, Айдар…Это не то…

– Давно…

– Почему не говорила?

– Боялась… – Улыбаюсь вяло. Возвращаюсь к по-прежнему серьезным глазам.

– Ты хочешь детей в принципе или от меня? Говори правду, ты меня не обидишь.

Его вопрос вызывает на откровенность, которой я себе еще не позволяла.

– Я люблю детей. Но хочу от тебя. Отчаянно хочу. Я очень сильно влюбилась, Айдар. Тебя никто так не любил. И не полюбит. – Я не дам. – Только наши дети.

В носу щиплет от переизбытка чувств. Я и сама не ожидала от себя такой наглости. Айдар тоже вряд ли.

Уголки любимых губ дергаются вверх. Это способна заметить только я. И только у меня это может вызвать настолько бурную реакцию.

К щекам приливает жар. В руках слабость.

– Ты мне угрожаешь.

Айдар заключает, а я не собираюсь оправдываться. А ты мне сердце в клочья рвешь интригой.

Новая пауза бьет по ушам. Я чувствую себя совсем голой, но не телом, а душой. Начинает мороз пробираться. Бьет дрожь.

Айдар делает глубокий вдох, надувая грудь. Моему сердцу становится совсем тесно.

Руки, успевшие подняться на талию, сжимают немного сильнее.

Он подается лицом навстречу и целует. Не в губы – в кончик носа.

Отдалившись, ищет взгляд. Убеждается, что смотрю и слушаю внимательно.

– Ты будешь хорошей матерью, Айлин. Для наших детей.

После этого – еще раз целует коротко, в губы. Делает шаг назад и разворот к двери.

Аккуратно ее закрывает снаружи, а потом пружинистым шагом спускается по лестнице. Я слышу это. Я всё слышу. Но больше всего – бешеные бахи сердца.

Оседаю на кровать, смотрю на обессиленные, дрожащие руки.

Сна больше ни в одном глазу. Улыбаюсь.

Действуя импульсивно, дергаюсь к прикроватной тумбе, достаю оттуда ленту ненавистных презервативов.

Дальше – голой на балкон.

Это ужасно, но хочу успеть.

Айдар уже идет по дорожке к машине.

– Салманов!!!

Окликаю, он сначала крутит головой, потом резко поворачивается.

Дальше – делает еще несколько рывков головой по сторонам. Я тоже молю Аллаха, чтобы никто этого не видел. Только он.

Поднимаю руку, взмахиваю лентой, а потом бросаю ее вниз.

Слежу, как летит. Он тоже следит.

– Не вздумай задерживаться! – Кричу, тыча пальцем в мужа. Не выдержав напряжения, дергаю тюль и хотя бы немного заматываюсь.

Айдар так и стоит внизу. Смотрит, уперев руки в бока. Он головой качает, мне и стыдно, и тепло. Как будто снова под шампанским.

– Совесть имей, а? – Мотаю головой. Не хочу иметь совесть. Хочу фонтанировать счастьем.

Выставляю ногу и немного бедро. Покачиваю.

– В дом, Айка. Накажу.

Не накажет, конечно, но я делаю вид, что верю.

Залетаю назад и, раскинувшись звездой, падаю на кровать. Улыбаюсь потолку…

Снова зачем-то драю и без того чистый дом, заливаю цветы и убираю с подмерзшего за зиму газона презервативы.

Через пару часов Айдар приезжает, как и обещал. Мы впервые сознательно занимаемся сексом без защиты на диване в гостиной. В моменте кажется, что до спальни нам никак не дотерпеть.

Муж прикусывает кожу на шее, делая финальные фрикции, а у меня в уголках глаз собираются слезы. Я чувствую толчки спермы внутри.

Глава 35

Глава 35

Айлин

Последние несколько дней меня качает на волнах. То подбросит вверх – в чистое счастье, то ухну вниз – туда, где стыд и страх, то вроде бы затишье.

Особенно сильно я люблю их – затишья. Как сейчас. Главное не вспоминать о причине перепадов. Главное не вспоминать…

У Айдара сегодня выходной. Мы вместе дома. Это уже второй к ряду. Что, в принципе… Ну вау. Я других слов не подберу. Забыла, когда в последний раз такое с нами случалось, но Айдар говорит, теперь будет чаще.

Он что-то там заканчивает. А я трусливо не хочу вникать. Мне бы просто радоваться, набираться сил перед летней сессией, которая уже совсем скоро. Придумывать подарок Лейляше с Азаматом на годовщину свадьбы, вместе с подругой считать недели до её ПДР.

Отрезаю от оформленного в красивый эластичный шар теста небольшой кусочек и скатываю ладонями. Набираю горсть муки, посыпаю ею силиконовый коврик, дальше – бросаю маленький шарик и распластываю, чтобы следом проехаться скалкой.

За спиной негромко шумит телевизор. Айдар пьет кофе и смотрит новости. Когда я пытаюсь вникнуть в доносящиеся из динамиков слова – волосы дыбом. Бесконечные аварии, криминальные сводки, взятки, задержания, погони… Но оглядываюсь на Айдара и понимаю, что его совсем это всё не задевает. Он слушает спокойно, без особого интереса, но и в диалог с телевизором не вступает.

В этом мы разные, конечно. Мне чаще всего хочется отгородиться от окружающего мира, он кажется излишне жестоким. А муж рвется его спасать. Зачем-то.

Люблю его, но не во всем понимаю. С другой стороны… Если бы не его стремление спасать, меня ждала бы совсем другая судьба.

А так… Я готовлю ему любимые янтыки.

Будет три вида: с репчатым луком и говядиной, сыром с помидорами и грибами. Начинки уже готовы, от запахов слюнки текут, дело за тестом.

Я раскатываю каждый янтык практически до прозрачности. Так вкуснее.

Не хочу вспоминать, как меня этому учила мама, как мы вместе с ней готовили на праздничный стол, а все равно срываюсь…

Руки подрагивают, в носу щиплет. Я прокашливаюсь, тянусь за ложкой. Накладываю мясную начинку, разравниваю, закрываю янтык.

Осторожно перекладываю на присыпанную мукой доску рядом с уже готовыми к жарке.

Пропускаю момент, когда телевизор начал затихать. Осознаю уже по факту: вокруг становится тихо. Чувствую взгляд лопатками. Пугаюсь, хотя бояться мне нечего. Почти.

Оглядываюсь, Айдар смотрит на меня задумчиво, а я улыбаюсь. Он тоже – коротко. Для меня.

– Еще минут пять и начну жарить. Первые сразу и подам. Ты главное дуй, а то обожжешься, – меня и саму мутит от напускного энтузиазма и неправдоподобной многословности. Я подмигиваю Айдару, он не уличает меня в наигранности, наоборот — подбадривает улыбкой. Но наш зрительный контакт я долго не выдерживаю. Отворачиваюсь.

Снова щипаю тесто, скатываю шарик, кладу на коврик и с силой давлю основанием ладони, расплющивая.

Мой отец тоже обожает мамины янтыки. Мне было очень важно, чтобы ему пришлись по вкусу мои, когда готовила впервые. Лет в четырнадцать, если не ошибаюсь… На его День рождение.

Нужно тут же отвлечься, знаю, но я и так долго сопротивлялась, а сейчас затягивает в воспоминания. Он тогда меня еще любил. Еще не предал. Мама поставила большое блюдо на праздничный стол. Сказала, что мы готовили вместе.

Баба спросил, а где Айкины? Я со стыдом призналась, что чуть-чуть кривенькие. Он взял именно мой. Ел и охал. Говорил, что волшебно. Что Аллах и его такой дочкой благословил, и мужу её ой как повезет… Что лучше подарка на День рождение никто не сделает. Я каждый год с тех пор…

Резкость зрения падает. В глазах откуда-то берутся слезы. Шумно тяну воздух носом, веду по лицу рукавом. Стараюсь делать это незаметно. Если что – скажу, что лук.

– Шайтан… – Зло шиплю, увидев, как по тонкому-тонкому тесту расползается дырка. Защипываю пальцами. Приказываю себе забыть о лишнем. Просто забыть. Я же счастлива. К чему страдания?

Снова начинка. Разровнять. Закрыть. Положить рядом на доску.

– Айлин…

Оклик со спины заставляет задрожать. Не спрашивай у меня ничего сегодня, любимый. Ну пожалуйста…

Про себя молю отчаянно, но вслух, конечно же, не прошу.

Оглядываюсь и горю синтетическим энтузиазмом. Айдар по-прежнему серьезный, даже хмурый. Сидит за столом расслабленно – нога заброшена на ногу. Кофе уже допит. Пальцы крутят лежащую на столе конфету.

Он опускает взгляд на действия собственных пальцев. И я опускаю. Время замедляется. Я безнадежно надеюсь, что он всё же ничего не спросит. Но, к своему несчастью, слышу:

– А сегодня же пятнадцатое, правильно?

Айдар поднимает глаза на мое лицо, а мои так и остаются на замерших пальцах.

Да, сегодня пятнадцатое.

Чувствую, как внутри что-то лопается. Глаза становятся мокрыми. Я отворачиваюсь к коврику.

Смотрю на него. На муку падает капля.

Отщипываю тесто. Быстро катаю. Кладу сверху, давлю основанием ладони…

– Не помню. Пятнадцатое, да?

Играю ужасно, но так уж и будет. Веду по скалке, распределяя муку. Снова раскатываю.

Нажим слишком сильный. С янтыками нужно не так. Нежно нужно. С любовью. Так вкуснее. Я тогда старалась от всей души…

– Мы никуда не едем? Подарок не покупали?

Я сейчас ненавижу Айдара. Не перестала любить, но ненавижу люто. Боль превращается в слабость. Слабость хочу закрыть нападением. Развернуться и рявкнуть: едь, куда хочешь!!!

Но он не виноват. Он ни в чем не виноват.

Жмурюсь, качу скалку.

– Я уже позвонил… Поздравил от нас.

Я открываю рот и делаю влажный выдох.

Я благодарна Айдару за это, но вслух сказать не могу. Сегодня мне особенно плохо. Я хочу просто проморгать этот день и проснуться завтра.

– А ты звонила?

Вопрос бьет в спину. Прошивает грудную клетку и вылетает спереди вместе с моим разбитым сердцем.

К горлу подкатывает всхлип. Не удается его сдержать. Жалко булькаю. Тянусь руками к лицу. Закрываюсь.

Мотаю головой, уже рыдая.

Нет, я не позвонила. И да, сегодня пятнадцатое. День рождение моего бабасы.

Слышу, как отъезжает стул.

Айдар сейчас подойдет, но я этого не хочу.

Делаю шаг в сторону. Слепой поворот. Лучше поднимусь в свою старую спальню, чуть успокоюсь – потом янтыки. Но не успеваю.

Айдар перехватывает поперек талии. Действует настойчиво, но нежно. Держит со спины, пытается заглянуть в лицо, я уворачиваюсь.

– Ну что ты в слезы сразу? Я не заставляю звонить, Айк. Не хочешь – не будешь. Я просто спросил…

Я знаю, что просто спросил, но сильнее рыдаю. Это слишком сложно для меня. Слишком тяжело нести сразу и обиду, и тоску.

У моего бабасы сегодня праздник, а я даже голос его слышать не могу. Мне кажется язык отсохнет на словах о том, что я его люблю.

Я не понимаю, люблю ли. Мне плохо. Мне просто бесконечно плохо.

Я не могу не думать, что им без меня тоже.

И о том, что злиться мне давно вроде бы не за что, не думать тоже не могу.

Айдар ведет по моему плечу, целует в висок.

– Развернись ко мне, – просит, но я снова мотаю головой, а потом всхлипываю. Так горько, что самой себя жалко. И из-за этого тоже всхлипываю.

Я ужасная, Аллах. И дочка ужасная. И грешница страшная.

Но то, что я полюбила своего мужа, а он полюбил меня, не отменяет того факта, что мной распорядились.

Я не могу благодарить отца за мудрость, потому что не могу отнестись к себе, как к вещи.

– Тварью себя чувствую… – Пищу, облачая в слова то, в чем варюсь все эти дни. Айдар настаивает – разворачивает сам. Я обнимаю его за шею и утыкаюсь в нее же заплаканным лицом. Мочу слезами кожу и футболку.

Он, наверное, и сырость-то не любит. Мы об этом не говорили, но я чувствую…

Но терпит. Гладит по спине. Молчит. Я слышу, как сглатывает.

Дает мне несколько минут на прорыдаться, потом сжимает щеки и заставляет встретиться глазами. У меня слиплись ресницы. Хочу потереть, он локтем задерживает движение моей руки.

– Я тебя не заставляю, Айлин. Но зачем так мучиться, если тебе плохо без них?

Муж хмурится. Мне кажется, чуть ли не впервые вижу его эмоции настолько чисто. Он недоумевает, хочет разобраться. Только наслаждаться этой искренностью я не могу.

Мне правда очень плохо. В груди бесконечная тупая боль. Я ее душила. Гасила. Заливала любовью к мужу и надеждами на то, что у нас скоро будет свой ребенок. Но сейчас мне кажется, что это тоже не поможет.

– Я не хочу их видеть. Я не могу его простить. Да он и не просит о прощении, Айдар. Но он мой папа…

Бесконечные диалоги, которые я веду все эти месяцы сама с собой, выливаются в сумбурные слова.

Я знаю, что со мной можно поспорить. Выставить глупой, горделивой, наглой, зажравшейся, но муж этого не делает. Кивает.

– Он не имел права с тобой так поступать, Айлин. Это чистая правда. Долга прощать за тобой нет.

– Но он всё равно мой папа… – Сама себе противоречу. Зачем-то бросаюсь защищать. Боль в груди распространяется по телу. Выстреливает даже в висках.

Айдар и тут кивает.

– Да. Но он всё равно твой папа… И если с ним что-то случится, а ты не успеешь поговорить… Ты скорее всего себя никогда не простишь. Я себя простить не смог.

Айдар замолкает, я тоже вдруг захлопываю рот. Замираем.

Муж устало улыбается, ведет пальцем по моей щеке.

– Что? У меня отца нет уже, Айка. У тебя есть. Он поступил ужасно. Но тебя ломает, я вижу… Меня тоже ломало когда-то. Я не перешагнул через себя. Потом жалел. В итоге. — Сердце сжимается. – С тех пор я всегда оставляю пространство для компромиссов. Со всеми. Люди на то и люди, чтобы ошибаться.

Молчу.

– Сегодня можно было съездить. Он звал…

Жмурюсь и мотаю головой.

– Я не готова.

– Тогда не сегодня, хорошо, – Айдар останавливает, прижимается губами ко лбу. Своим откровением он прервал мою истерику. Теперь я растеряна, а муж не отрывается. Механически гладит кожу пальцами. Греет лоб губами.

Вздыхает глубоко и прерывисто. Делает шаг назад.

— Ты ему звонил, да? — Кивает. – Что он еще говорил? Ты часто с ним общаешься? – Я спрашиваю под звуки бешено колотящегося сердца. Раньше всегда корчила из себя безразличную. Как будто рассказы о них меня утомляют.

– Не часто. И ничего особенного не говорит. Он волнуется за тебя, но не так, как тебе хотелось бы. Он никогда не признает, что был неправ, Айлин. Он не считает себя неправым. Ты должна это понимать.

Я это понимаю. Он всегда будет неправ. Мое решение только в том – прощать ему это или нет. Уважение к себе, которое он во мне и взращивал, говорит, что нельзя. Дочкино изболевшееся сердце тянется. К предателю, но тянется же…

– Не хочу быть тряпкой…

Шепчу, Айдар снова прижимает к себе.

– Кто тебя тряпкой посчитает, а? – Спрашивает почти в ухо. Бодает носом. Я улыбаюсь, хотя разве что-то смешное сказал? – Ты можешь жестоко их наказать, Айлин. Очень жестоко. Лишить дочери и внуков. До самой смерти не простить. Я против слова не скажу. Это твое решение. Твоя жизнь. Тебе распоряжаться. Но ещё ты можешь отпустить. Правой не станешь, тебе просто будет легче…

Повторяю про себя слова Айдара. Всё, что я так сложно чувствовала, он описал очень просто. Слишком просто.

– Ты жалеешь, что не отпустил? – Я даже не знаю, что. И сейчас не спрошу. Но ответа жду напряженно.

Снова запрокидываю голову, чтобы услышать.

– Да. Жалею.

Смаргиваю, кивая. Айдар тоже моргает.

– Ты не говорил никогда…

– Я никому не говорил, Айлин. Но не хочу, чтобы ты переживала то, что переживаю я. Мне искренне плевать на чувство твоего отца. Матери тоже, прости. Но с их грехами жить им. Я не хотел бы, чтобы ты цепляла на свою шею ожерелье из камней.

Он тянется к шее. Гладит ее. Смотрит в глаза. И я тоже смотрю. Привстаю на носочки и подаюсь губами к его губам.

– Я еще не готова… – На мое признание он кивает. – Но я тебя услышала.

– Я тебя за это и люблю, Ручеек.

От неожиданных слов расширяются глаза. Я хватаюсь за плечи. Смотрю растерянно. Айдар же улыбается.

Я думала, он не знает. А он знает всё.

Заправляет за ухо пару волосинок.

– Это о тебе. Что смотришь? Это ты просочилась сквозь поры. По венам течешь…

От признания сразу же становится жарко. Еле стою. Глаза снова хотят наполниться слезами.

Айдар против.

Обходит со спины, подталкивает обратно к доске.

– Голодный, ханым. Давай корми уже.

Прижимает к столешнице. Я чувствую, что и не по еде тоже голодный. Но играю по правилам. Беру дрожащими руками скалку. Веду по тесту. Нежно. С любовью. Кожу на виске горячит дыхание.

– Беременности еще нет?

Мотаю головой.

– Я тебе сразу скажу.

Откладываю скалку и набираю ложкой начинку. Айдар целует в щеку. Я розовею.

– Хорошо. Только сразу. Без интриг. Мне пиздец как хочется хороших новостей.

Киваю.

А мне пиздец как хочется тебе их подарить.

Вечером, лежа в кровати, пока Айдар принимает душ, я долго гипнотизирую взглядом телефон. До полночи остается совсем немного. Я уверена, что папа давно не ждет. Мама уже убрала со стола. Гости разъехались. Они не говорили обо мне, чтобы друг друга не ранить, но наверняка постоянно вспоминали.

Я задерживаю дыхание. Звонить нет сил. Слепо захожу в диалог и вставляю скопированное из заметок суховатое, пропитанное скрытой болью, но визуально очень даже неплохое поздравление.

Отправляю его и ставлю телефон на сонный режим. Читать ответ не осмелюсь. Может утром.

Я пожелала собственному отцу крепкого здоровья и счастливых лет безбедной жизнь.

Пусть он живет дольше, чем мне нужно, чтобы его простить.

Глава 36.1

Глава 36

Айлин

Этой ночью я сплю просто ужасно. Волнуюсь по двум причинам: у меня наконец-то задержка (целых три дня), а еще завтра мы с Айдаром встретимся с моими родителями.

Я шла к этому решению долго. До сих пор не уверена, что готова, но чувствую, что лучше попробовать.

К ним в гости не поедем. Не хочу погружаться в прошлую жизнь слишком глубоко. С тех пор, когда моя нога в последний раз ступила за порог отчего дома, я очень изменилась. Предчувствую, как мама скажет: совсем другая стала… И в животе крутит.

Выныриваю из полусна, привыкаю к темноте.

Айдар мирно спит на своей подушке, я очень за него рада, он тоже часто кукует ночами, но сегодня моя "смена". Прислушиваюсь к организму.

Очень боюсь, что начнутся месячные. Чувствую легкую тянущую боль внизу живота и осторожно встаю с кровати. До утра не дотерплю. Нужно проверить.

На цыпочках прохожу в ванную, щелкаю включателем, только плотно закрыв дверь.

Сходив по-маленькому, понимаю, что крови нет. Это позволяет выдохнуть.

А вот возвращение в постель кажется каторгой. Я только мучаюсь там. В груди и животе неприятно ворочается. Одолевает тревожность. Если бы не жалела мужа так сильно, разбудила бы его, чтобы поделиться переживаниями, но это кажется самым настоящим свинством.

Да и сами переживания – явно преувеличены. Мы всего лишь встретимся, проведем вместе часа полтора, не больше. Не будет ни слез, ни признаний, ни споров с криками. Это не тотальное всепрощение, а маленький шаг навстречу. Мне нужно хотя бы попробовать, как будет лучше. Я сомневаюсь, что когда-то снова станем друг для друга настолько же близкими, какими были. А значит и боль прошлая никогда не повторится.

Это хорошо, Айка… Это хорошо…

Одну руку упираю в пьедестал раковины, а другой зачем-то вожу по животу. Знаю, что даже если беременна, там пока некого толком успокаивать. Но мне это помогает.

Пусть я обещала Айдару, что про беременность скажу сразу, без интриг, но о подозрениях он еще не в курсе.

Я непременно пойду к нему, если всё подтвердится, но тест еще не делала. Подожду хотя бы недельку. Да и если завтра я уже буду знать… Мама догадается. А этим делиться с ней я не готова.

Опускаю взгляд. Сердце всё же сжимается. Обида никуда не делась. Я всего лишь хочу научиться с ней уживаться.

Лучше не думать, что в прошлой жизни с такой новостью я пошла бы к маме первой, а теперь… Подозреваю, они просто это увидят. Если беременность случится. Ну и если мы будем иногда встречаться.

Вздохнув, отталкиваюсь от раковины и разворачиваюсь к двери.

От осознания, что до утра еще далеко, а значит нужно лечь в кровать и дальше мучиться, – тошно.

Щелкаю выключателем и крадусь на цыпочках.

По ногам ползет сквозничок. Носом тоже втягиваю прохладный свежий воздух. За плотной блэкаут-шторой прячется приоткрытая дверь на балкон.

Может я поэтому не могу заснуть? В комнате душновато?

На самом деле, скорее нет, чем да, но я позволяю себе же себя обмануть.

Хочется оттянуть момент, поэтому прохожу мимо кровати, ныряю за тяжелую плотную ткань, расталкиваю тюль и тихо открываю балконную дверь.

Первые несколько минут мне холодно не будет, а потом я вернусь. Нырну под одеяло, подмерзнув, засну сладким сном.

Опускаюсь пятками на прохладный кафель, сжимаю декоративные перилла. Оглядываю ночной двор, темные соседские дома и пустую улицу.

Почему-то вспоминаю, как попала сюда впервые. Теперь собственный испуг и диковатость кажутся потешными, а тогда было совсем не смешно.

Когда начинаю думать, насколько ничтожен был у меня шанс вытащить счастливый билет – мурашки по коже. И сейчас тоже мурашки. Оборачиваюсь, поддеваю штору и смотрю на кровать. Айдар спит на животе, отвернувшись лицом к двери в ванную, а я в спину с красиво выраженной мускулатурой отправляю очередное молчаливое признание в любви.

Про его отца я так и не спросила. Любопытство мучает, конечно, но я не настолько бесцеремонно жестокая, чтобы ставить свое любопытство выше его не пережитой боли. Рано или поздно он поделится сам. Я чувствую.

Стою на балконе не больше пяти минут. Простывать мне уже нельзя. Возвращаюсь в спальню. Кожа на руках, ребрах под маечкой и голых бедрах стала гусиной. Соски болезненно сжались. Одеяло уже не пугает, а манит.

Я успеваю подойти, но не нырнуть под.

Глаза режет яркий свет. Слух – неожиданный звук вибрации.

Я хмурюсь и пялюсь на оставленный на тумбочке мобильный. Сердце взводится моментально. На экране контакт: «Мама❤️».

Время пугает только сильнее. Три сорок два. Мне кажется, я на всю жизнь эти цифры запомню.

Отрываю мобильный от тумбочки, сажусь на край кровати и веду пальцем по экрану. Не успеваю поднести телефон к уху, а уже холодею вся. Не кожа. Изнутри. До оцепенения.

Из динамика ясно слышен мамин плач.

– Алло… – я прижимаю к уху. Секунда за секундой умираю. Кажется, седею. А время тянется.

Всхлипы становятся тише. Я даже Аллаху молиться боюсь.

– Алло, к-к-кызым… – Мама обращается, пытаясь справиться с голосом, но получается ужасно. Снова всхлипы. Рыдания.

– Что?

– К-к-кызым… Горе, к-к-кызым…

– Что, мам? Что? – Голос срывается уже у меня. Я деревенею. Слышу шорох сзади, но не могу оглянуться. – Что-то с папой? Мамочка, ты только не молчи…

Молю её, а она рыдает. Не может.

– Не с папой, кызым, с Бекиром…

Плохо становится до тошноты. Я тянусь к собственной шее и сжимаю ее. Пульс бьется бешено. Аллах, не Бекир. Нет. Только не Бекир…

Мне нужно что-то спросить, а я хватаю ртом воздух, но все равно начинаю задыхаться. Мама снова всхлипывает, заходится рыданиями.

– Его задержали, Айлин… Нашего Бекира задержали… Говорят, он из-из-из… – Начинает заикаться, не договаривает… – И н-н-наркотики…

Это звучит так ужасно и неправдоподобно, что волосы дыбом на затылке. Дрожь становится неконтролируемой, сложно даже мобильный держать.

Мама начинает захлебываться. В трубке слышно копошение.

– Дай, – папин голос.

Он ответил на мое поздравление немногословным: «спасибо, Айлин». С тех пор мы не общались. Должны были днем. Я так волновалась. А сейчас… Совсем не страшно. Потому что жутко до ужаса.

– Алло, Айлин, – он звучит не так, как мама. Трезво и жестко. Ответить не могу – на первом же слове тоже расплачусь. Киваю. Слышу вздох. – Айдар рядом? Передай трубку.

Болванчиком киваю ещё раз и разворачиваюсь. Айдар уже не спит. Он сел, выставляет вперед руку, я вкладываю телефон, он резко поднимается с кровати.

– Слушаю.

Глава 36.2

Я всю жизнь буду помнить запах на маминой кухне. Кофе. Сдоба. Кардамон. Жженный сахар.

Узнаю из тысячи.

Но сейчас я его не узнаю. Вместо этого – противный до тошноты и только повышающий тревожность резкий запах сердечных капель и валерианы.

А еще гул. Бесконечный режущий уши и душу на куски гул голосов. Мамин плач. Жалостливые улюлюканья и шепотки. Мужские разговоры на пониженных тонах, ведущиеся за пределами «места женщин».

Я так сильно боялась вернуться сюда, что теперь даже стыдно. На самом деле, страшные события выглядят иначе.

Например, страшно, когда твоего старшего брата арестовывают посреди ночи за участие в драке с поножовщиной. У него находят наркотики. В кармане… И в крови.

Вспоминаю об этом и передергивает. Я не видела Бекира. Его еще никто не видел. Папа с друзьями и адвокатом поехал к СИЗО. А нам ничего не остается, кроме как ждать их возвращения.

Я рвалась приехать к родителям ещё посреди ночи, но Айдар не дал. Они разговаривали с моим отцом достаточно долго. Потом муж вернулся, отдал телефон. Я ждала, что перескажет весь разговор, но он приказал спать и ни во что не лезть, а сам начал собираться.

Как обычно утром на работу, только посреди ночи. И абсолютно меня игнорируя. Ничего не говоря. Даже не смотря. Он уехал, оставив меня в раздрае.

Я дождалась восьми и заказала такси.

Мы с мамой должны были встретиться позже и иначе. В итоге она открыла мне дверь, а потом упала в объятья, чтобы рыдать. Отчаянно и очень сильно. Не от счастья, конечно же.

Во мне моментально уснули все обиды. Наверное, так выглядит «клин клином». Мой вышибло быстро.

Нас с мамой объединило общее горе. Первое облегчение из-за того, что Бекир просто жив, сменилось гнетущим страхом, который накатывает волнами.

Как так вообще… Аллах, как так…

Посреди ночи… Где-то… С кем-то… Почему он не был дома?

У меня куча вопросов, но я их не задаю. Выхватываю информацию клочками из сбивчивого рассказа мамы, шушуканья вокруг.

Меня угнетает количество собравшихся в доме людей, это — следствие забытой привычки. В новой жизни мы с Айдаром стоим особняком. Я приучила себя к тому, что нам никто больше не нужен. А в прошлой все серьезное решалось общиной.

И я снова на время становлюсь ее частью.

Стараюсь ухаживать за мамой. Уже несколько раз мерила давление. Она выпила успокоительную таблетку. Но снова плачет. Причитает. Отказывается поесть и от чая. На мои предложения прилечь реагирует плохо.

Не хочет. Или не может.

А я не могу смотреть, как разрывает себе сердце. Боюсь за Бекира, но как же злюсь! Аллах, как же я на него злюсь!

Он выйдет, со всем разберутся (а я верю, что это недоразумение), и я его такого подзатыльника впишу!

Держусь за эту мысль, как за собственную спасательную ветку, не хочу, чтобы меня тоже, как маму, унесло в бурную реку отчаянья. Если и отвлекаюсь – то на собственный телефон.

Почему-то думаю, что хорошая новость придет ко мне от Айдара. До трясучки хочу услышать его спокойный голос и уверенное: «произошла ошибка. Во всем разобрались».

Но он не звонит. С каждой минутой это напрягает всё сильнее и сильнее.

У меня спрашивают, как семейная жизнь, смотрят оценивающе, делают какие-то свои выводы, но на это я не реагирую. Если бы не беда, я с огромным удовольствием оставила бы многих людей вычеркнутыми из жизни, не скучала бы и не чувствовала потери.

Так же, как я сейчас не чувствую особенного тепла от мамы. Скорее делюсь своим. Но разве не это самая показательная грань близости? Вы подаете руку, когда в этом нуждаются.

Я свою подала. Об остальном поговорим потом.

Ближе к двенадцати к дому подъезжает несколько машин – среди них папина.

Жаждущая новостей толпа вываливается в холл, а я немного задерживаюсь. Пытаюсь высмотреть, нет ли в кортеже автомобиля Айдара. Кажется, нет.

Закусываю губу и иду за мамой.

Останавливаюсь в дверном проеме, слежу вместе со всеми. Тошно от мысли, что для некоторых, собравшихся в нашем доме, происходящее – это способ скоротать досуг. Такой же, каким был мой «позор» и быстро организованный брак.

Передергивает. Но отмахиваюсь. Не время думать о себе, лелеять свои обиды. Есть кое-что важнее.

Я выхватываю только обрывки из разговора мужчин.

Бекир в СИЗО. Конечно, это недоразумение. Кто-то из участников той драки – в больнице. Ножевое. Наркотики – повторная экспертиза. Той не доверяют. Адвокат говорит, суд будет завтра. А пока – в СИЗО.

На этих словах маме снова становится дурно. Я придерживаю ее за локоть и подвожу к креслу. Выпадаю из разговора. Уделяю время и внимание ей.

Мне тоже плохо. Страшно. Очень сложно не думать, что такое СИЗО и что в нем происходит с Бекиром, но слабость мамы заставляет быть сильной.

Мужчины направляются в кабинет. Папа подходит к нам с мамой, сжимает ее руки, смотрит в лицо и обещает, что всё будет хорошо, а она должна успокоиться.

Это действует куда лучше, чем мои просьбы. Мама хотя бы пытается.

По мне папа мажет взглядом. Я успеваю заметить тяжесть, растерянность. По спине холодок. Он пообещал, но, кажется, сам не уверен.

– Кызым, чай надо сделать… Чай хотя бы…

Мама обретает смысл жизни в привычном. Как будто опоминается, что в ее доме – толпа гостей, а она не кормит, не поит…

Я только за. Мне легче находиться рядом с ней, когда она ведет себя вот так. Отточенными движениями достает поднос, ставит кипятиться чайник, насыпает чаинки в заварник.

Я – на подхвате. Но отвлекаюсь, когда звонит телефон. Это Айдар.

Беру мобильный и отхожу к окну кухни, усмиряя ускорившийся сердечный ритм.

Веду по экрану и прижимаю к уху.

– Алло, – говорю тихо. Не хочу привлекать лишнего внимания. Даже не знаю, почему. Просто чувствую, что не стоит. И маме знать, что звонит Айдар, тоже не стоит.

– Алло, ты где? – его настроение угадать не получается. Мне кажется, он привычно сконцентрирован. А еще чуточку зол. Или не чуточку. По коже бегут болезненные мурашки.

– Дома. – После паузу добавляю: – У родителей.

Дальше – снова пауза. Внезапное сомнение и чувство стыда. Он же не думал, что я не поеду? Я не смогла бы…

— Как дела? У тебя. — Без этого уточнения ответ был бы, конечно же, другим. Но он сделал его не просто так. Фокус на мне не тешит, как мог бы, а царапает.

— Я… Нормально… А ты как?

– Долго будешь? – мой вопрос Айдар игнорирует, свой задает без особой претензии. Я немного успокаиваюсь.

– Мама плачет. Волнуется очень. Папа был в СИЗО с адвокатом. Говорят, суд завтра…

– Хочешь остаться ночевать? – Чувствую укол в сердце. Я может быть ужасная, но хотела бы договорить. Да и услышать ожидала другое.

Как мне себя вести, Аллах? Что спрашивать и у кого?

– Нет. Я думаю, что приеду.

– Хорошо. Тебя забрать?

— Нет, я сама.

— Тогда до вечера.

Киваю, хоть Айдар этого и не видит.

– И еще, Айка… – Замираю всем телом. Не знаю, что хочу услышать. Но что-то… Дающее надежду. – Будь осторожна, хорошо? – А просьба мужа работает наоборот – разбивает ее.

– В плане «осторожна»?

Слушаю тишину. Сердце снова в горле.

– Фильтруй то, что слышишь и что говоришь.

– Я ничего не говорю, Айдар… – Щеки обжигает стыд. Ноздри раздуваются от нахлынувшего возмущения. Я понимаю, что причина в нервном напряжении, но сходу взять себя в руки сложно.

Сзади мама разговаривает с одной из своих подруг на крымскотатарском. Я раз за разом слышу «прокурор». Это сильнее расшатывает.

– Вот и умница. Вечером договорим.

В отличие от папы, мне мой муж не обещает, что всё будет хорошо. Он вообще ничего не обещает. Скидывает.

Тревога продолжает ржавчиной съедать и без того тонкую броню стрессоустойчивости.

Я слышу из-за спины хриплое:

– Кызым…

Оглядываюсь. Встречаюсь взглядом с мамой. Ее глаза полнятся одновременно слезами и надеждой. Я отбрасываю свои страхи. Пытаюсь подбодрить ее улыбкой.

– Бабасы отнесешь?

– Конечно.

Беру поднос и несу в кабинет.

Чувствую на себе взгляды, но у меня никто ничего не спрашивает и не тормозит. Я расставляю чашки, сладости, сахар, заварник и удаляюсь, как делала миллион раз до замужества.

Только раньше меня хвалили, в спину неслось бисмиллах, пожелания счастья, здоровья, папин гордый взгляд. А сейчас я просто ухожу, прижав поднос подмышкой.

Специально замедляюсь по дороге на кухню. Думаю даже подняться в свою старую спальню, побыть там – немного отдохнуть, но это будет неправильно. Во мне нуждается мама. Поэтому я иду к ней.

Провожу дома время до самого вечера. Чувствую себя истощенной. Мама понемногу успокаивается. Начинает верить в лучшее. Из нашего дома уезжают люди. Он постепенно пустеет.

Когда папа провожает последнего из своих друзей, мы с мамой стоим в дверном проеме ведущем из кухни в холл. Она даже улыбается. Это разливается бальзамом по моей душе. Я тоже хочу верить, что обойдется. Помогу маме с посудой и закажу такси.

Разворачиваюсь, но вернуться на кухню не успеваю. Мама уходит, а меня тормозит негромкое:

– Дочка, постой…

Оборачиваюсь и встречаюсь с папой взглядами. Вот так прямо – впервые за много-много дней и месяцев.

Вроде бы есть, о чем переживать, а мое сердце на это всё равно реагирует. Отвыкла. Волнуюсь.

Он выглядит старше и сильно уставшим. В горле застревает вопрос: верит ли он в благоприятный исход? Не могу заставить себя спросить.

Еще вчера не подумала бы о такой возможности, а сегодня с губ само рвется:

– Как ты?

Отец хмурится сильнее. Кивает. Я гашу порыв шагнуть навстречу и обнять. Мы встречаемся глазами. Я краснею. Не знаю, уловил ли он мой порыв. Но с ним куда сложнее, чем с мамой. Стена по-прежнему стоит между нами. Хотя и с ней не всё так просто.

Я буду думать всю ночь. Опять не усну. О Бекире. О родных.

– Ничего. Спасибо.

Отец очень немногословен. А я даже не знаю, как выудить из него побольше информации. И нужно ли это делать?

– А Бекир? – взгляд папы поднимается над моим плечом. Он проверяет, подслушивает ли мама. Бережет ее.

Потом возвращается ко мне.

Показывает рукой – так себе.

Сердце обливается кровью, но я закусываю губу и просто киваю. Сама напросилась, Айка. Сама.

– Ты не останешься? – папа кивает на лестницу, ведущую на второй этаж.

А я решительно перевожу голову из стороны в сторону.

Нет, я хочу домой. В свой новый настоящий дом. Передохнуть. Мне слишком.

Он почти не настаивает.

– Мама была бы рада… – А ты?

– Если нужно, я завтра приеду.

– Приедь.

Стоим в прихожей и молчим. Я слышу звон посуды за спиной и вздрагиваю от громкого маминого:

– Кызым, а ты-то ела? Я сейчас сделаю что-то…

– Не надо, мам. Не надо. Я уезжаю уже.

Оглядываюсь в поисках телефона. Не помню, где его оставила. То ли на кухне, то ли в кресле… По карманам бью…

– Дочка… – Пока снова не застываю и не смотрю на папу. Он в ответ. – За тобой муж заедет?

– Нет. Я на такси.

Закрывает глаза, кивает.

Моя тревога снова разрастается до размеров дома, а то и города. Я мысленно прошу папу, чтобы на этом он остановился. Но он принимает другое решение.

– Он ничего тебе не говорил? – Вопрос обрушивает на голову потолок. Пульс частит. Внутри я взрываюсь, а внешне остаюсь прежней.

Нервно улыбаюсь, передергиваю плечами.

– А что он должен был мне говорить?

– Про брата. Ничего? – Я вижу, что отцу сложно выталкивать из себя слова. Мне тоже. Чувствую, что происходящее сейчас – неправильно.

– Это разговоры мужчин…

Вспоминаю истину из прошлой жизни. Вижу, что взгляд папы вспыхивает и гаснет. Он хотел услышать что-то другое. Только что? Айдар мне правда ничего не сказал. А я не знаю, что могу спросить, чтобы и помочь, и никому не навредить.

Папа справляется с собой. Моргает и снова смотрит спокойно. Кивает.

– Ты права. Это разговоры мужчин.

Отворачивается и движется в сторону своего кабинета. Кажется, нет смысла прощаться. Он меня уже не услышит.

Глава 37

Глава 37

Айлин

Домой я приезжаю немного раньше Айдара. Успеваю снять плащ, помыть руки и заварить себе чай. Грею о чашку руки, сидя за столом в нашей кухне.

На душе мне странно. Ворочается. Теперь я знаю, откуда взялись ощущения прошлой ночью, но это не делает легче.

Для меня Бекир – это пример. Я знаю его как честного, умного, достойного парня. Настоящего старшего брата. Он всегда был готов меня защитить. Он шел праведной дорогой. Да, вспыльчивый. Да, резкий. Да, не идеальный. Но мы все не идеальные. А в то, что он мог сделать что-то ужасное, я просто не верю.

Какие наркотики, о Аллах? Ну откуда? Он же совсем другой. Он ходит в мечеть. Он юрист. Он не натворил бы того, что не одобрил бы наш отец.

С каждой секундой моя уверенность в том, что происходит огромное недоразумение, которое непременно разрешится уже завтра, растет.

Потом я слышу гул ворот. В наш двор заезжает машина Айдара.

Соскакиваю с барного стула и иду в коридор.

Муж открывает дверь, видит меня и хмурится. Я тут же ступаю навстречу, поднимаюсь на носочки и прижимаюсь к прохладным губам. Любимые руки обнимают в ответ, я тоже еду по плечам к шее.

Целую раз. За ним – второй и третий. Четвертый получается длинным, но в нем ноль секса. Мы просто стоим, прижавшись друг к другу губами. Мне кажется, сверяем чувства. Я остаюсь довольна своим результатом. Надеюсь, Айдар своим тоже.

Опускаюсь на пятки и ступаю назад. Дальше слежу, как муж снимает верхнюю одежду и обувь.

– Привет, – в ответ на мое запоздалое приветствие он улыбается очень коротко. Смотрит не столько на меня, сколько на предметы вокруг.

Так, ладно. Чувства мы сверили, а вот мысли – нет. Тревожно.

– Привет, – Айдар наконец-то фокусируется, смотрит как исследователь. Или как следователь. Спокойно, но с интересом. Немного под кожу.

Я вяло улыбаюсь и мотаю головой.

Он понимает мой намек – сбавляет натиск. Под кожу не надо.

Тянет на себя. Крепко обнимает и целует уже в волосы.

– Сложный день был, да? – Спрашивает, не отрываясь. Я позволяю себе немного расслабиться. Тело тут же дрожит. Айдар сжимает меня еще сильнее.

– Да. Очень.

Целует в щеку, в шею.

– И у меня. Поговорим еще, хорошо? Очень важно. Потом спать.

Не хочу я говорить, но это нужно в первую очередь мне, поэтому киваю.

Мы возвращаемся на кухню, держась за руки. Не знаю, почему, но это кажется мне очень важным сейчас. Разрывать телесный контакт не хочется, но Айдар подводит меня к месту, на котором сидела до его приезда, страхует, пока я забираюсь, а потом всё же отпускает пальцы.

Слежу за тем, как муж обходит стол. Он не садится, а делает круг – нервно.

Говори уже что-то, ну пожалуйста…

Прошу глазами. Слышу покашливание и шумный длинный выдох. После них думаю уже: или нет. Лучше не говори.

Но поздно.

Айдар возвращается к столу. Не садится на стул, как хотелось бы мне, а отодвигает его в сторону и упирается ладонями в столешницу.

У меня в горле сохнет. На языке крутится: «присядь тоже, пожалуйста. Не нависай», но что-то не дает настоять.

– Айлин, – тон мужа мне не нравится. Правда сейчас как-то так получается, что мне не нравится всё. Во всем вижу знаки. От всего жду подвоха.

Преодолевая сопротивление, расслабляю успевшие сжаться губы и упираюсь взглядом во внимательные зеленые глаза.

Обожаю, когда в них плещется веселье, азарт, игривость. Просто обожаю. Сейчас веселья там ноль.

– Ночью я видел твоего брата.

Айдар делает паузу, у меня сердце заводится моментально. Не тяни. Ну Аллах…

– У него всё хорошо? – Сама знаю, что вопрос глупый. Ну и пусть.

– Всё было хорошо кроме того, что он – пьяный в крови и... Обдолбанный.

Слова вышибают из колеи. Кровь приливает к щекам. Чувство такое, что по ним отхлестали. Стыдно до ужаса. А еще грудную клетку раздувает протест.

Это невозможно.

– Его накачали, наверное… Значит всё совсем не хорошо… Нужно папе позвонить. Сказать, чтобы поторопились… Ему нельзя там сидеть…

Начинаю думать, говорить и действовать сумбурно.

Тянусь за телефоном, но Айдар проворней.

Накрывает его ладонью и ведет по столу к себе. Он смотрит на меня, а я на передвижение мобильного.

Глаза обжигают слезы. Я сейчас снова люблю Айдара до готовности за него умереть, но и ненавижу за унижение. Я воспринимаю его как личное.

– Айлин…

Муж зовет, я просто киваю в ответ подбородком, а сама продолжаю смотреть на накрывшую мой телефон руку.

– Айлин, это ещё не всё.

– Я не хочу тебя слушать…

Признаюсь, ненадолго закрывая глаза и мотая головой. Звучу тихо. Это просьба. Запоздалая, конечно. Сказанное я уже не забуду, но что там ещё – не вынесу.

Я весь убеждала маму, что всё будет хорошо. Мне нужно в это верить.

– Прости, но придется.

– Тебе звонил папа? – Чтобы не подчиняться ходу беседы, который навязывает мне муж, я решаю сбить его вопросом.

Задаю и распахиваю глаза. Смотрю в его лицо. Мимика выдает, что ему неприятно, но это не делает легче мне. Он наверняка понимает, что кроит мое сердце на куски. Понимает и не сдает назад.

– Звонил. Спрашивал, что мы можем сделать.

– И что мы можем?

В кухне повисает тишина. Мы с Айдаром долго смотрим друг другу в глаза. Мои сохнут. Я хочу одного: быстрого конца этого кошмара. Не справедливости. Не разбирательства. Не разговоров. И мне даже без разницы, насколько это нагло. Насколько эгоистично.

Айдар разрывает контакт первым. Опускает голову и хмыкает. Мотает ей, потом снова смотрит на меня. Уже с прищуром.

– Твой брат выпивал в клубе. Они с друзьями разделили пару косяков. Сдачу он беспечно оставил в кармане. Вышли покурить. К ним подошли. Скорее всего правда доебались. Слово за слово – завязалась драка. В драке поучаствовал нож. Вместо того, чтобы договориться по-тихому, потому что это никому из них не нужно было, твой брат достал корочку и пообещал всем, что распетляется. Корочку моего подчиненного, Айлин. С моей подписью.

Айдар указывает на себя же пальцем. Я слежу за этим жестом. В ушах – гул. Голова ватная. Чувствую себя одновременно набитой дурой и до чертиков остроумной. Еле сдерживаюсь, чтобы не ляпнуть: «ну и что?».

– Бекир не ходит по клубам, Айдар. Он не употребляет алкоголь. И уж тем более косячок…

– Когда ты в последний раз с ним общалась, Айлин? – в прямом смысле захлопываю рот.

– Давно.

Отрицать нет смысла. Айдар знает это лучше меня. Кивает.

– Он в последнее время изменился. Может раскрылся…

– Айдар…

Я то ли прошу, то ли требую. Муж сжимает губы. Я вижу, как волнуются скулы и пульсируют виски. Но он принимает решение учесть мою чувствительность. Кивает.

– Звезду поймал, Айлин. Ты скорее всего об этом никогда даже не думала, но он пошел в прокуратуру, потому что его интересует власть. Она многих интересует. Но когда в меру – это одно. Можно контролировать. Когда слишком – крупица власти заканчивается трагедией. Мы вели с ним беседы. И прокорочку мы тоже вели беседы. Он уже раз решал свою проблему удостоверением. Тогда его остановили за превышение скорости. Я объяснил – так нельзя. Он не понял…

– Что ты хочешь от меня услышать? Даже если всё так – мне сложно в это поверить. И родителям… Я это им не понесу…

Айдар прикрывает глаза. Ужасно, но это делает мне легче. Баланс между любовью и ненавистью нарушен. Надеюсь, это пройдет. Но пока мне просто гадко.

– Мне важно, чтобы ты понимала: мы в это не вмешиваемся. Там будут расследовать. Не жди, что отмажу.

В нашем доме нет подвала, но мое сердце сейчас его пробивает. Этого стоило ожидать, но к настолько прямому ответу я оказалась неготовой.

Медленно моргаю. Сглатываю.

Держу глаза закрытыми дольше, чем стоило бы. И открывать не хочу.

– Айк…

Муж зовет. Даже не так – просит. А у меня сердце лежит где-то в земле и кровью обливается. Хочется одного: чтобы он ушел, но я не попрошу. Это будет нечестно.

– Я знаю, что это жестоко. Прости.

Коротко киваю. Открываю глаза и смотрю в столешницу.

– Ты не виноват.

Отвечаю хрипло и сдавленно. Тошно из-за того, что он может посчитать это манипуляцией. Но это не она. Я просто… У меня нет слов.

По шелесту одежды и звуку шагов понимаю, что Айдар двигается. Обходит стол. Разворачивает меня за плечи. Сжимает пальцами подбородок и поднимает лицо.

Заставляет на себя смотреть. Он хмурый. Ему неприятно. Мне становится больно и за нас тоже.

– Ничего смертельного не случится. Посидит в СИЗО – будет прививка. Даже если дело доведут до суда, он получит условное. В первый раз благополучных не сажают, поверь моему опыту…

– Я не хотела бы говорить о таких вещах…

– Это жизнь, малыш. Про них приходится говорить, хотела ты того или нет. Лучше понимать, что будет…

– Ты наказываешь его за то, что посмел показать твою корочку после предупреждения? – Боюсь, моим ртом говорю не я. Но слова сочатся ядом и мне легчает.

Айдара это задевает, конечно. Он сужает глаза.

– Айка…

– Я просто спрашиваю… – Вру.

– Я сказал твоему отцу, что стоит делать. Я не могу себе позволить сейчас отмазывать твоего брата.

– Именно сейчас?

– Сейчас особенно.

Молчим. Айдар совершает попытку наклониться к моим губам. Я не хочу. Сжимаю их и отворачиваюсь. Он тут же тормозит. Дыхание раздражает кожу на щеке.

– Ты должна понимать, что этого не будет. И почему этого не будет тоже должна пониматься.

– Потому что сейчас ты не можешь…

Вроде бы повторяю его же слова, но мы же вдвоем понимаем, что перекручиваю.

Ходим по лезвию. Режем ступни. Раны пока терпимые, но кровь идет.

– Мы с Бекиром много говорили. Он совсем не плохой парень, но есть нюансы. Я предупреждал его, что если он хочет по-настоящему блестящего будущего, кое-что нужно в себе обуздать.

– Теперь блестящего будущего уже не будет, я правильно понимаю? Юристу сложно, имея судимость… Да и как он уважение вернет? Если до суда дойдет, как ты сказал…

Я задаю вопросы, возвращаясь к Айдару взглядом. Они не нуждаются в ответе. Он и не собирается.

Смотрит на меня и я вижу, как обуздывает своих чертей. Я точно знаю, что в нем они живут. Их много. Во мне тоже. И тоже стоит обуздать.

Становится стыдно за злость, которую я испытываю почему-то по отношению к Айдару. Это не он заварил кашу.

Позволяю себе заметить во взгляде мужа усталость. Внутри что-то ломается. Сдаюсь и запрыгиваю на нашу с ним льдинку посреди океана.

Обвиваю руками туловище. Отмираю и тянусь губами к его подбородку. Поцеловав, шепчу:

– Прости.

На него это действует. Закаменевшее тело чуть-чуть расслабляется. Он даже дышит иначе. Мы находим друг друга губами и снова целуемся, как в коридоре.

Нам нужно друг друга держаться. Обязательно.

– Я знаю, что тебе сложно. – Теперь его слова воспринимаются не вштыки. Я киваю. К горлу подступают слезы, утыкаюсь в шею и ползу руками по груди к шее.

– Страшно за него… – Признаюсь, чувствуя поцелуй на виске. – И за родителей… Я знаю, он плохого не хотел…

– Я не думаю, что он хотел плохого. Но за некоторые ошибки приходится платить. Возможно, за эту ему все же придется.

Пальцы Айдара перебирают рассыпанные по моей спине волосы. Ничего не изменилось к лучшему, но глаза почти сразу высыхают. Я знаю, что мне предстоит пожить какое-то время в шторме. То вера в лучшее, то смирение с неизбежным, то страх перед самым ужасным. Сейчас я в смирении.

– Как думаешь, есть шанс, что его просто отпустят?

Наверное, этот вопрос не стоило бы задавать, но поздно.

Меня успокаивает размеренное биение сердце Айдара. Его запах и тепло. Отрываюсь от шеи, запрокидываю голову и ищу глаза.

Ответ читаю по ним же. Всё плохо.

А потом слышу правдивое, в отличие от папиного:

– Нет, Айлин. Такого шанса нет.

Глава 38

Глава 38

Айлин

Сегодняшнее утро началось со звонка подруге – я поздравила Лейлу с Азаматом с первой годовщиной семьи и пожелала, чтобы жизнь всегда была с ними ласкова.

Именно ласкова. Когда в собственной – сплошная жесть, для ближайшей подруги хочется лучшего.

Я непременно завезу Лейляше подарок, но вечером. Потому что дальше я собираюсь и еду к маме.

Первый суд прошел не так, как хотелось бы мне и моим родителям. Бекира оставили под арестом, хотя я слышала, как мужчины возмущались (и я с ними полностью согласна): почему бы не назначить хотя бы домашний арест?

Судья как будто за что-то на брата разозлился. А может быть я просто придумываю и ничего не смыслю в праве.

Но факт в том, что брат и дальше находится в СИЗО. Его адвокат оспаривает меру пресечения, папа ходит темнее тучи, а мама никак не может вернуть себе полное самообладание.

Мы с отцом за нее боимся, хотя друг другу в этом и не признаемся. Мне нужно готовиться к экзаменам, у меня есть свой дом, который нуждается в уходе. Свой муж, у которого, подозреваю, проблем не намного меньше, чем у нас, но я забрасываю всё, определяя своим приоритетом ее состояние.

Приезжаю утром и провожу с ней дни. Пытаюсь отвлечь и заверяю, что всё будет хорошо.

Веду себя, как папа.

Это Айдар может позволить себе разбрасываться правдой. Мы – нет. Да и то…

Я не уверена, что мой муж всё правильно понимает. Я не верю в то, что Бекир систематически делал плохие вещи.

Иногда очень аккуратно спрашиваю у мамы, с каких пор он ходит по клубам, неужели забросил изучение Корана? Не замечала ли она в нем изменений?

Она на все отвечает кажущимся мне очень честным: да нет… О чем ты, кызым? Бекир каким был – таким и остался! Бывало, гулял, конечно, но намного чаще задерживался на работе допоздна. Но это же работа, кызым! Айдар-бей ведь тоже наверняка задерживается!

В такие моменты я киваю и молчу.

Да. Айдар-бей тоже задерживается. Скрывает от меня многое. О чем-то я сама не спрашиваю. Но атмосфера вокруг нас накаляется так сильно, что даже я уже просто не могу не замечать.

Мне понятно, почему он сказал, что мы не можем вмешиваться. Летят головы ужасно богатых и влиятельных людей. Я знаю, в чьих руках ссекающий их серп. И я не отказываю мужу в праве добиваться справедливости, но… Я не могу отделаться от мысли, что Бекир – это не случайное совпадение, а подстава. Рычаг, с помощью которого на Айдара хотят надавить.

Таких, наверное, много. Но только этот касается лично меня.

Подобные размышления я в основном оставляю при себе. Ни с кем не делюсь. Когда папа пытается вывести меня на определенного рода разговор, строю дурочку. Чувствую себя хорошей женой, но всё равно предательницей. Меня с детства учили, что нет ничего важнее семьи. Даже воспоминания о том, как со мной эта семья поступила, не дарят облегчения от вроде как сладкой мести бездействием. Душа просит что-то делать, чтобы помочь Бекиру, а не отнекиваться.

Я вижу, как сложно маме. Вижу, как стареет отец.

Их единственный сын, главная надежда и гордость попал в историю, в которую вполне мог вляпаться каждый третий парень. Но одно дело каждый третий, а когда свой…

Мы живем от надежды к надежде. Наша следующая – это добиться изменения меры пресечения. Мама верит, что на сей раз всё будет хорошо. Папа держит интригу. Я просто молчу. У Айдара уже тоже не спрашиваю. Мы с мужем не касаемся темы. Мне кажется, даже друг от друга держим дистанцию. Не критично, но ощутимо.

– Кызым…

Слышу оклик, вздрагиваю. Я засмотрелась на вид за нашим кухонным окном. Отпускаю тюль и поворачиваюсь к маме. Она мне улыбается. Я в ответ тоже.

В душе давно ничего не ворочается. Я не нуждаюсь в прощениях, слезах и признаниях, что со мной поступили ужасно.

Случившееся с Бекиром для меня обнажило мамину ранимость. Она и по мне вот так убивалась, я же знаю. Мне не легче от мысли, что ее можно было бы еще помучить.

Подхожу. Она дует на лопатку, держа под ней ладонь, а потом протягивает мне. Я послушно пробую мясную подливу к обеду.

– Очень вкусно, – отвечаю честно и с улыбкой. Мама расцветает. А я снова думаю, что она живет на чистой вере.

Если не дай бог Бекира не отпустят, она снова уйдет на дно.

Правда и на брата я уже тоже не злюсь. Сложно злиться на родного человека, когда знаешь, что ему сейчас плохо. Я уверена, что СИЗО – это не курорт. По коже озноб от мысли, как ему там находиться.

Айдар сказал, он объяснил моему отцу, что нужно делать. Я не уточняла деталей ни у одного, ни у другого, но мне кажется, отец пытается договориться с парнем, получившим ранение. Не знаю, удастся ли. И что это даст – пока тоже.

Мы с мамой слышим, как к дому подъезжает машина. По гулу мотора узнаем папину.

Мама начинает сильнее суетиться, а я пытаюсь перебороть волнение. С папой легче не становится. Я чувствую себя виноватой. Не оправдавшей надежды. Не способной повлиять на мужа.

Ох…

Щеки вспыхивают. Я уверена, что не имею право на него влиять, а родные хотят сделать так, как удобно, а не правильно. Но сказать это язык не повернется. На кону жизнь их сына и моего брата. Я их прекрасно понимаю.

А сама никому не пожелала бы оказаться на собственном месте.

Папа заходит в дом, мама идет ему навстречу.

Сердце колет. Я в последнее время к Айдару вот так не выбегаю. Чувствую себя кругом предательницей. И этой семьи, и той…

Сама навстречу не тороплюсь.

Останавливаюсь в дверном проеме. Мы обмениваемся с папой кивками. Я всегда отвожу взгляд первой и довольно быстро. Мне кажется, он ждет, когда я попрошу его поговорить наедине. Но я не прошу. Муж сказал, что мы не вмешиваемся.

– Голодные? – Мама переводит взгляд с меня на папу и обратно. Подозреваю, мы вдвоем улыбаемся потому что это нужно маме. Поэтому же вдвоем киваем.

Баба уходит в кабинет сделать несколько звонков перед обедом, а мы с мамой в это время накрываем на стол.

Я почти переехала к родителям. Единственное, что еще не рискнула сделать, это остаться с ночевкой. Мама предлагает каждый день, а я не могу.

Мне важно хотя бы ночью чувствовать тепло Айдара рядом. Между нами всё немного не так. Мы на нервах. Я боюсь, что там сломается.

– Может мужу позвони? Пусть бы приехал. У них там плохой буфет, Бекир говорил всегда…

Вроде бы безобидное предложение мамы колет в самое сердце. Она стоит с блюдом зелени в руках и смотрит на меня.

А я не знаю, это от души или она просто хочет заманить Айдара в наш дом. Чувствую себя ужасной. Улыбаюсь и мотаю головой.

– У Айдара очень много работы. Он не сможет.

Мама смиренно кивает. Я вижу, как сжимает губы. Сердце подскакивает. Смотрю ей вслед, когда несет блюдо на стол.

Я тоже могла бы взять корзинку с хлебом и за ней, но торможу. Изо всех сил отбрасываю мысли о том, кем я являюсь для родителей. И кем для Айдара.

Я хочу быть поддержкой и не навредить. Это мудрость или трусость?

Не знаю…

Мой телефон начинает вибрировать. Опускаю взгляд на столешницу. Не могу сказать, что жду чьего-то звонка, но когда вижу незнакомый номер – пугаюсь. Ничего хорошего в голову не приходит, но и не взять почему-то не могу.

А вдруг это что-то важное? Вдруг связано с Бекиром?

Поэтому сжимаю пальцами мобильный. Прохожу по коридору сначала к двери, а потом аж на крыльцо. Сажусь на лестницу.

– Алло… – Произношу с опаской и затаиваюсь.

– Алло, – мне отвечает мужской голос. Он кажется отдаленно знакомым. Да и тон… Я сходу чувствую, что от меня ждут узнавания. – Как дела, красавица Салманова?

Обращением бьет как током. Я даже глотаю воздух. Чуть не кашляю.

Прижимаю кулак к грудной клетке. Ногти больно впиваются в кожу. Чувствую неправильность и запретность происходящего.

– Здравствуйте, Наум.

Мне лучше было бы просто скинуть. Я пообещала и себе, и Айдару, что непременно так и сделаю. Но сейчас почему-то медлю.

– Узнала. Приятно.

В трубке – пауза, и я молчу. Наум недолго ждет, потом вздыхает.

– Госпожа Салманова, я к вам с серьезным предложением.

Он пытается пробудить во мне заинтересованность. Но просто не знает, что я лучше умру, чем покажу ее.

Молча жду продолжая. Он хмыкает.

– Приличное, обещаю… – Смеется, а мне совсем не смешно. – Я завтра буду проездом в вашем городе. Салманова набрал – он сказал, что нахуй я ему не нужен. Обедать со мной ему некогда. А у меня не то, чтобы много знакомых. Подумал, ну Салманова-то не откажет, раз муж у нее – хамло…

Мне не нравится ни его юмор, ни его предложение. Я понимаю, что это предлог. Наверное, и он понимает, что я понимаю. Я не настолько дура в его глазах. Сейчас мне нужно отыграть в ответ. Засмеяться и сказать, что Салманова с радостью отработает обед за мужа. Но я не вижу смысла в этих играх. Слышу щелчок двери за спиной.

Мама выглядывает, я тоже бросаю на неё взгляд через плечо. Вижу в глазах сначала облегчение – нашла меня, потом волнение. Ужасное. Я никому такого не пожелала бы.

– Это Бекир? – Её голос звучит выше обычного. Я перевожу голову из стороны в сторону, чем делаю больно.

– Я сейчас поднимусь.

Наум всё это слышит, но вряд ли способен уловить контекст. Он молчит, а я жду, пока мама закроет дверь.

Склоняюсь к тому, чтобы отказать. Вечером спросить у Айдара, говорил ли ему Наум о приезде. Уже тогда сопоставить у себя в голове, правильно сделала или нет.

– Если время есть, конечно… – Но он перебивает ход моих мыслей словами. Снова затаиваюсь. – А то я слышал, у вас там ситуация неприятная. С братом твоим. Бекиром же?

– Когда вы завтра будете?

– Часа в три сможешь? – Я сознательно глотаю наживку и даю себя подсечь. Как только это происходит – тон меняется. Наум говорит уже по-деловому.

– Да. Смогу.

– Вот и отлично. Мобильный запиши, если до сих пор этого не сделала. Ну и Салманову… Сама понимаешь…

Мое «не ваше дело» звучит как:

– Хорошего дня.

Скидываю и опускаю мобильный на колени.

Глава 39

Глава 39

Айлин

У меня были целые вечер и ночь, чтобы передумать, раскаяться, струсить. Я не спала. Я до сих пор сомневаюсь.

Я не смогла прямо посмотреть Айдару в глаза ни вчера, ни уже утром. Но и на попятную пойти я тоже не могу.

Мне не хватает понимания. Я не получу его ни у родителей, ни у мужа. Возможно, и от Наума тоже, но я самоуверенно думаю, что смогу отделить ложь от правды.

Из-за бессонной ночи и лютого стресса я очень рассеяна. Вижу только дверь в заведение, в котором назначена встреча. Немного опаздываю, тороплюсь, поэтому не замечаю девушку, которая подходит к этой же двери со стороны.

Мы сталкиваемся, у нее вылетает сумка и предметы разлетаются по лестнице и тротуару.

– Простите! – я моментально трезвею, сбегаю обратно по ступенькам и начинаю собирать обычную «начинку» любой женской сумки. Сначала девушка делает то же самое, а потом я боковым зрением вижу, как садится на ступеньки.

Поворачиваю голову к ней, сердце обрывается. Она еще и заметно беременная. С большим животом. О, Аллах! Я хотя бы ей не навредила?

Дальше собираю активнее. Возвращаюсь к ней и высыпаю все содержимое без разбору — как в мешок.

– Может быть пудра разбилась. Вы меня простите? Хотите, я вам денег дам…

Внимательно присматриваюсь к миловидному лицу. Пугаюсь, потому что девушка мотает головой, закусывает губу и вдруг начинает плакать.

Айка, под землю тебе провалиться! Да что ты наделала?!

Приседаю на корточки уже перед ней, пытаюсь поймать взгляд.

– Вам плохо? Я вас ударила? Живот болит? Что?

Кладу ладони на ее колени и даже глажу. Вижу, что девушка храбрится. Жмет к боку сумку и поглаживает. Шморгает носом. А я одновременно злюсь и на нее, и на себя.

Там, наверное, уже ждет Наум, а я тут… Да и неужели так сложно отвечать на мои вопросы? Беременность – это же не болезнь.

– Нет… Вы не ударили… Я не потому…

– А почему? Я вам всё компенсирую, если что-то разбилось! Да и вам нельзя на холодном сидеть. Как вас зовут? – спрашиваю, поднимаясь на ноги. Протягиваю девушке руку. Она хватается и встает с моей помощью. Придерживается за поясницу, поглаживает большой живот.

– Люба.

Я улыбаюсь ей, она мне тоже. А потом снова отчего-то волнуется. Кусает губы, тянет к ним руку.

– Люба, ну хотите, телефон мой запишите? Если окажется, что я разбила все-все-все – компенсирую. Обещаю.

Она жмурится и мотает головой, потом смотрит прямо в глаза. Я вижу, как наполняются слезами.

– Я просто за зеркальцем потянулась, а оно разбито. Посредине треснуло. А мне сейчас нельзя семь лет горя… Нельзя… – Я прекрасно понимаю, какой трагедией может стать разбитое зеркало для эмоционально нестабильного человека. Я сама сейчас такая. Но в данный момент это вызывает раздражение, которое я изо всех сил гашу.

Беру незнакомую Любу за руки. Улыбаюсь.

– Это я разбила. Значит, последствия тоже мои. Вам сейчас волноваться ну никак нельзя…

Говорю без страха. Верующий человек не может быть одновременно суеверным. Я всем сердцем верю в Аллаха, а не в зеркала, черных кошек и прочую лабуду.

Вижу по лицу случайной знакомой, что моя уверенность ее заражает. Но и это снова ненадолго. Она хмурится, кашляет. Освобождает свою руку и тянется к горлу…

Я бросаю нетерпеливый взгляд на витрину ресторана. За ближайшими столами Наума нет, но это ничего не значит. А мне страшно, что не дождется и уйдет. Я потом себя с потрохами съем.

– А вы же Айлин, правильно? Айлин Салманова?

Девушка спрашивает, очень резко возвращая меня в наше с ней общение. Внутри холодеет. В горле сохнет. Я хмурюсь и отдергиваю руки. А вот она улыбается. Сквозь слезы.

– Ну да… Вы же меня не помните… Это я вас…

– Мы знакомы?

Кивает. Оставляет взгляд внизу. А я пытаюсь вспомнить, но не выходит.

– Да. Мы встречались несколько раз на мероприятиях. Вы – жена Айдара Салманова. А я… – Она не договаривает. Снова нижняя губа трясется, она уводит взгляд в сторону, смотрит на асфальт… Но берет себя в руки и возвращается к моему лицу. – Это не вы виноваты, Айлин. Это я виновата. Увидела вас. Решила, что это шанс. Что бог мне шанс дает…

– Какой шанс, Люба? Я вас не понимаю…

Мне зябко и голова уже вскипает. Обнимаю себя и тру плечи.

– Ваш муж… Я не сомневаюсь, что он хороший человек, что честный, что добра всем нам хочет… Но даже хорошие же могут ошибаться, правда?

Я молчу, хотя и ясно, что Люба ждет ответа. Глаза сохнут от слез. Она вздыхает. Делает шаг ко мне и тоже касается плеча, внимательно смотря в мои глаза.

Сейчас я уже жалею, что первой позволила себе телесный контакт.

– Моего мужа арестовали недавно. Он в горсовете работает, Айлин. В секретариате горсовета. Он ни в каких схемах не участвовал. Ну я же знаю… Ну где мой Витя и коррупция? А к нам домой пришли… Его скрутили…

И я, и сама Люба, кажется, очень ярко представляем картину задержания. По моему телу пробегается крупная дрожь, девушка ускоренно дышит и в одном ритме гладит мое плечо и свой живот. Я все же аккуратно снимаю ее руку. Не нужно.

– Я вас увидела, подумала, что смогу донести. А вы уже господину прокурору… У нас маленький скоро будет, Айлин… А Вите там плохо… Ему нельзя в СИЗО. Там всем плохо… Его там бьют… Им нужно, чтобы он признался. А ему не в чем признаваться…

От волнения начинает тошнить. Сначала в ушах гул, потом вообще закладывает. Мне нужно переварить. И встретиться с Наумом.

– Простите, Люба. Но я сейчас не могу говорить.

Вижу, как в глазах гаснет надежда. Потом – снова вспыхивает.

– Можно я вам позвоню? Айлин…

Нет. Конечно же, нельзя.

Дрожь не проходит. Я не знаю этого человека. Не должна ее слушать. Верить ей. Помогать.

Ничего не должна, но киваю.

– Записывайте номер.

Как только Люба повторяет мой мобильный, сзади на мою поясницу ложится рука.

Это так неожиданно, что вздрагиваю и поворачиваю голову.

Вижу внимательный, предупреждающий даже, взгляд Наума, направленный на подошедшую ко мне девушку. Меня он царапает.

Люба под ним тоже как будто сморщивается.

– Простите, Айлин… Я вас наберу…

Она прячет мобильный в карман и пятится, быстро разворачивается и идет прочь, вжав голову в плечи. Мне вот сейчас становится ее еще жальче. А на Наума я злюсь. И за положенную на поясницу руку, и за то, что «отогнал»…

– Ты ее знаешь? – мужчина спрашивает, опуская взгляд на меня.

– Нет. Как и вас.

На мою колкость он отвечает улыбкой. А потом снова хмурится. Подталкивает вверх по лестнице. Открывает передо мной дверь.

– Бесплатный совет, госпожа Салманова. Не проникайтесь слезливыми историями незнакомцев. Что у нее? Льгот нет? Квартира сгорела? Муж при исполнении погиб? Просящих всегда будет слишком много. Ты всех не удовлетворишь...

Я ничего не отвечаю. Прикусываю язык.

Только советов от Варича мне и не хватало. Я пришла сюда не за ними, а за информацией.

***

Мы с Наумом не извиняемся друг перед другом за опоздание. Я не показываю, что взвинчена до предела. Наум выглядит так же, как при первой и второй нашей встрече – до бесячего расслабленным.

Долго выбирает по меню. Потом с улыбкой «пытает» подошедшую к нам официантку, одновременно с этим кокетничая. Меня даже подташнивает от того, как это очевидно, и как прекрасно работает.

Уверена, если после обеда Наум спросит у нее номер телефона, она непременно даст. И не номер тоже даст.

Злюсь не на то. Думаю не о том. Мотаю головой и прошу зеленый чай.

Хотела бы не реагировать ни на не самую приветливую улыбку официантки, ни на ироничное подергивание губ Наума, но я на взводе, поэтому сложно.

– И наполеон, пожалуйста… – Он просит за меня, чем злит. Но ему девушка с радостью кивает, делает пометку в блокноте и уходит.

После этого все внимание достается мне. Сейчас я уже не волнуюсь, как в день встречи под квартирой Айдара. Муж снова может узнать, что мы с Наумом встречались, но на сей раз мне есть, что ответить.

Я пытаюсь разобраться в том, что происходит вокруг. В чем мне вполне возможно предстоит захлебнуться.

– Не расстреливай взглядом, красавица. Салманов меня за одно место на дерево подвесит, если узнает, что даже не покормил.

Приподнимаю брови и демонстрирую взглядом скепсис. Конечно, действую не так впечатляюще, как умеет мой муж или его коллега, но реакцию все равно вызываю – Наум смеется и качает головой.

– Когда в первый раз тебя увидел, подумал: ну что за цветочек! Затопчут же… А сейчас вижу – с зубами. Не пропадешь.

– Я бы хотела поговорить о том, зачем вам понадобилась встреча со мной, Наум.

– Не любишь комплименты?

Мотаю головой. На черта мне комплименты? У меня в голове совсем другие мысли. На душе – чувства.

– Вы действительно проездом у нас?

Я успеваю спросить, а вот с ответом Наум не торопится. Нам приносят напитки и мой наполеон. Наум еще раз улыбается официантке. Манит пальцем, прося наклониться. Она делает это, он шепчет что-то на ухо — краснеет и смеется. Мне достается еще один недовольный взгляд: по ее мнению только дура может строить лицо морозильником в такой компании. Но мне без разницы. Наум провожает ее спину взглядом, только потом фокусирует его на мне.

На сей раз смотрит уже без особой игривости. Я уверена, что каждая его эмоция контролируемая. Я сразу же чувствую настрой на серьезный разговор.

– Нет. Я приехал к твоему Салманову, а он действительно послал меня нахуй.

Сердце ускоряется. Молчу.

Он послал, а я согласилась на встречу. Предательница.

– Зачем вам встреча с ним? Это связано с моим братом?

Возможно мне стоило бы начать издалека, но терпеть нет никаких сил. Я выдерживаю прямой взгляд коллеги Айдара. За ним следует медленный кивок. У меня пульс ускоряется.

– И с твоим братом тоже. Но дело не в нем, ты же понимаешь, правда?

Не понимаю, но в ответ киваю.

Беспокойные руки перебирают под столом цепочку сумочки. Спина ровная-ровная. У мышц вдоль позвоночника тонус такой, что даже ноют.

– Его подставили, да? – спрашиваю, превозмогая внутренний протест. Мне не хочется искренне говорить с этим человеком, доверяться ему, но и сдержаться не могу.

У Наума приподнимаются брови. Он демонстрирует мне свое удивление, а потом неопределенно ведет головой.

– Подставили? Ну нет… – И обрывает к черту сердце. – Твой брат и сам хорош. Из того, что известно мне, драка была. Травка тоже была. Но с другой стороны… – Он делает паузу сознательно. Дрессирует меня, как собачку. Но сегодня я позволяю это. Сижу в ожидание, смотря в глаза. Наум подается немного вперед. Я тоже. Стыдно. – Думаешь, твой Салманов в руках косяка не держал?

Ежусь и трясу головой. Наум смеется.

Откидывается на спинку кресла. Смотрит на меня с интересом, лениво скользит подушечкой указательного пальца по невостребованной пока что вилке.

– Никто не святой, Айлин. Разве что ты… – Усмехается, я никак не реагирую. – И у Салманова твоего, и у меня, к примеру, по молодости всякое бывало, но не попадались, что приятно. Да и чем старше становишься – тем больше ставки. Выше риски. Понимаешь?

Нет, но киваю. Вспоминаю слова Айдара о том, что в нашем мире, если ты дожил до тридцати и тебя не за что посадить, что-то в твоей жизни идет не так. Я тогда подумала, что это острая шутка, а получается…

– Вопрос всегда в одном, Айлин. В осторожности. Твой брат осторожным не был, хотя я уверен, что Салманов его предупреждал. Поэтому попал он по заслугам. Но…

И снова пауза. Я их ненавижу. И Наума за них тоже.

Вздрагиваю, улавливая боковым зрением движение. Это официантка принесла нам заказ. Перед Наумом ставят тарелки, он переключается моментально – флиртует. Окидывает блюда взглядом, но не набрасывается. Даже позу не меняет. Аппетитные запахи, которые сейчас вызывают яркое отторжение, заползают в ноздри.

– Но…

Я возвращаю его к тому, на чем закончил, когда девушка делает несколько шагов прочь.

– Но держат его там не потому, что им прямо усраться как важно повысить раскрываемость за счет твоего дурачка.

Обидное обращение к брату задевает, но я не могу позволить себе спорить и требовать. Все глотаю. Слушаю.

– Если бы он корочкой не тряс – той же ночью поехал бы домой. Но он протупил. Козырнул Салмановым. А Салманов сейчас слишком многим поперек горла…

– И вам тоже?

Наум улыбается на выдохе. Качает головой и возвращается ближе ко мне и столу.

– Для меня Салманов, красавица, почти родной человек. Но у него сейчас помутнение. Поэтому отчасти – да. И мне он тоже поперек горла. Но я до последнего буду давать ему шанс…

– Шанс на что?

– Прийти в себя, Айлин. Опомниться. – Взгляд мужских глаз становится совсем трезвым и серьезным.

Это не был вопрос, но я почему-то киваю.

– А сейчас он… Не в себе?

– А ты не замечала?

Неопределенно веду плечами. Не скажу же, что я не знаю, как выглядит его норма. Я вижу только то, что Айдар показывает. Я влюбилась в то, что Айдар решил мне предъявить.

Изменился ли он в последнее время? Да. Он с каждым днем становится все более странным. Сосредоточенным на себе. Пугает меня всё сильнее.

Если бы я чувствовала, что могу поговорить с ним – сегодня здесь не сидела бы.

– У него идея-фикс, Айлин. Твой Айдар – любитель сложных задач. Решил, что хочет взяться за гипер-сложную. Он раскрутил одну опасную схему. Делал это медленно, незаметно. Эффективно. Для многих – слишком эффективно. Для нас тоже. В таких делах нельзя действовать без согласования сверху. Он попытался.

– А сверху ему не согласовали? – Наум переводит голову из стороны в сторону. Я почему-то думаю, что такие разговоры опасно вести в публичном месте, но Науму, наверное, виднее. В безлюдном я с ним не встретилась бы.

– Нет. Сверху объяснили, что нужно притормозить. Он не стал. На что надеялся – даже не знаю. Но сейчас все в ахуе. У всего есть правила. И эти правила не имеют ничего общего с процедурами, прописанными в законодательстве. Их просто знают те, кто должен знать. Твой муж решил положить на них болт. Когда посреди ночи в руки к ментам, которых твой благоверный точно так же жмет, попал твой брат, как думаешь, они были очень рады?

Передо мной стоит кофе. Нужно всего лишь взять в руку чашку и сделать глоток, чтобы смочить горло. Но я не могу. Сглатываю слюну. Это не помогает. Мне страшно представить, что такое «были очень рады».

– Конечно, они будут его держать. Все, кому нужно, уже в курсе, что теперь не только Салманов всех прихватил за яйца, но и его есть, за что дернуть…

– Айдар сказал, что мы не вмешиваемся. Будет расследование…

Убеждения мужа, которым я поверила, сейчас смывает как песчаный замок. Мне кажется, что Наум нашел ключ от сундука с моими страхами. Щелчок – и он открыт.

– Дай угадаю… Честное! – Наум произносит громковато. Я даже дергаюсь, выдавая свое напряжение. Следом – улыбается. Как глупому ребенку. Правда и я сейчас себя чувствую вообще не умной. – Никакого честного расследования не будет, Айлин. О чем ты? Там мясорубка. Твой брат – пешка. Сам проебался, не спорю, но судьба его зависит не от степени вины, а от поведения твоего мужа. Он же у тебя халяльный?

Наум спрашивает как будто между делом. В груди колет. Не надо его так называть… Но я сглатываю протест, как чуть раньше слюну. Киваю просто.

– Ты думаешь, ему там кто-то будет на отдельном мясе баланду делать? – Молчу. – В рот ебали все… – Видимо, у меня слишком красноречиво расширяются глаза и вспыхивает лицо. Наум осекается. – Прости. Забываю постоянно, что ты у Салманова – девочка нежная. Никто не будет заботиться о его правах. А если рот откроет свой… Юридический… Ну тут ты сама понимаешь. Только хуже сделает.

Меня накрывает паникой с головой. Из тела уходят силы. Из черепушки – мысли. Я не допускаю возможности, что Наум мне врет. Интуиция подсказывает – нет.

– А там правда ужасные люди? Айдар же с ужасными людьми борется…

Этот вопрос не должен вызвать улыбку. Но на губах Наума играет она. Нежная. Понимающая.

– Конечно, ужасные, Айлин. И, конечно, в идеальном справедливом мире Салманов – герой. Только знаешь, в чем специфика? На смену этим ужасным людям придут другие. Где есть место для схем – там будут и люди, которые ими заняться. Да и Айдар… Это амбиция, красавица. У него вот такие амбиции…

Наум замолкает. Я зачем-то киваю, закусив губу. Смотрю в столешницу. Слышу, как мужчина наконец-то берет приборы и накалывает на вилку несколько кусочков из красочного салата.

Он жует, а я погружаюсь в пучину безысходности.

– Айдар не азартный настолько, чтобы просто ради амбиций…

Я начинаю говорить еще до того, как мысль сформулировалась окончательно. Ловлю ее за хвост, как вспышку веры в лучшее. Но она ускользает сквозь пальцы. Я вижу улыбку Наума. Он вздыхает и снова откладывает вилку.

– А ради чего, Айлин? Сейчас отмазать твоего брата он не может, это правда. А сыну одного дипломата полгода назад пошел навстречу… По дружбе…

Слова бьют тупым ударом в грудь. Наум дает мне его пережить, деликатно отвлекаясь на разглядывание своих ногтевых пластин.

На глаза наворачиваются слезы. Я прокашливаюсь и сушу их.

– Айдар всегда оставляет пространство для компромиссов. Люди на то и люди, чтобы ошибаться. А тут…

Муж когда-то говорил со мной этими же словами. Точь-в-точь. Значит и с Наумом тоже. Значит и знает он моего мужа, как облупленного. Лучше меня.

– Он уже доказал всем, что может выгрызть глотку любому. Он уже победитель. С ним договорятся на любых условиях, включая личный контроль над потоками и сбавленные аппетиты. Подотчетность, если хочешь. Вопрос только в нем.

– Но вас он даже слушать не хочет…

– Меня – нет. А тебя?

Наум замолкает. Я закрываю глаза и жмурюсь. Снова слышу хруст салата. Мотаю головой.

– Вы переоцениваете мое влияние. Я даже помощь брату не смогла… – Не знаю, как это назвать? Нашантажировать? Натрахать? Напросить?

У Наума глаза улыбаются. Но это недолго: пока жует и тянет отвлеченное: «круто у вас готовят! Надо будет тоже к вам на годик попроситься».

– Права. Ты его не переубедишь. Его никто не переубедит. Нам нужно твое участие в другом.

– В чем? – Этот вопрос не должен быть задан. Я уже должна подняться, бросить в лицо Наума салфетку и уйти, опрокинув стул. Но я даже не думаю об этом.

Сегодня я готова услышать всё до последнего слова.

Наум тянется к оставленному на полу портфелю. Вслепую достает оттуда бумажку и протягивает мне.

Это странная таблица с длинными номерами, перечнем статей и фамилиями.

– Это номера уголовных производств, которые должны быть закрыты на протяжении ближайшего месяца. Салманов не соглашается. Значит, его нужно отстранить.

Я уже взяла листок в руку. Теперь слежу, как сильно он дрожит. Сжимаю плотнее. Сминаю.

– Твоего брата в списке нет. Но добавить его – минутное дело. Мы знаем, кто встанет на место Салманова. Человек понимает, что должен будет сделать.

– Вы хотите чтобы я его предала… – Шепчу, поднимая глаза на Наума. Увидела бы в его взгляде насмешку – взорвалась бы. Взяла лист с собой, отдала Айдару. Просто слила Наума и его намерения. Но во взгляде мужчины кое-что другое. Тревога.

– Он думает, что контролирует ситуацию, но на самом деле нихера он уже не контролирует. Ты не понимаешь, насколько он зажал людей. И насколько все этим недовольны…

– Вы не боитесь об этом говорить вот так… – Киваю в сторону. Имею в виду, конечно же, то, что разговор ведется не слишком тайно. Наум мотает головой.

– Все против твоего Салманова, Айлин. Пойми это. Я могу посреди площади встать и орать. Мне ничего не будет. А ему… Сейчас он заряженный, верит в себя. Но ничем хорошим это не закончится. Нам нужен предлог для отстранения. В окружении есть один человек, нужен еще. Я не спорю, сначала он посчитает это предательством. Но немного остынет – поймет, что ты его спасла. Спадет раж – к нему вернется здравый смысл. А если ничего не делать – ты рискуешь потерять сначала брата, потом мужа. Физически потерять, Айлин. Его готовы грохнуть.

Наум замолкает, предварительно выдернув чеку и бросив лимонку четко в грудь. Лист с производствами опускается на стол. Пальцы снова сползают под скатерть. Я сжимаю руки.

Мне кажется, что онемела. В ушах – противный писк.

– Только в обморок не упади, побледнела…

Киваю. Не упаду.

Хотя не знаю, как вообще жива до сих пор. Это всё слишком. Очень-очень слишком.

– Откуда я могу знать, что вы не врете? – звучу хрипло. Снова улыбаю Наума.

– Мы испытываем к Айдару не менее нежные чувства, чем ты, малыш. Ну разве что ебаться с ним вряд ли стали бы. Он талантливый, полезный, сильный человек. Такими не разбрасываются. Мы хотим только на время его отстранить от дел. Пусть переживет бурю. Пусть не мешает. Потом – вернется и делает, что хочет. Останется тут. Поедет домой. Ты с ним поедешь…

– Он мне такого не простит…

– А ты себе простишь, если его грохнут, а ты могла это избежать? Или череп пробьют, инвалидом оставят. Ухаживать будешь за имбецилом?

Не отвечаю. Понимаю, что это провокация.

Наум вздыхает. Тянет на себя лист. Достав ручку, дописывает в пустой строчке имя моего брата. Показывает. Сердце снова ускоряется.

– Подумай, Айлин. Независимо от того, что решишь, план действий я тебе скину. Если сольешь Айдару – прости, но сама дура. Эти производства будут закрыты либо Салмановым, либо после его отстранения, либо где-то между девятым и сороковым днем. Ну и на брата твоего всем похуй, ты же понимаешь.

Я бы хотела пропустить слова мимо ушей, но они въедаются ядом в каждую клеточку. Царапаю ладони, чтобы отвлечься на физические ощущения. Не помогает.

– Как я могу знать, что вы не обманываете? – спрашиваю, смотря прямо в глаза.

Мне уже без разницы, кажусь ли дурой. Не задевает расползающаяся на губах улыбка.

Настоящий ответ я знаю сама: никак. А слышу ироничное:

– Ну хочешь, расписку напишу…

Глава 40

Глава 40

Айлин

Делаю воду экстремально горячей и обращаюсь к Аллаху с одной просьбой: лишь бы объема бойлера хватило, пока я не отогреюсь. Пока не оживу.

Кажется, что шум воды немного заглушает мысли. Это отлично. Пожалуй, не вылезу из душа никогда.

Ванная наполнена плотным паром. Я выставляю в сторону руку и даже пальцев толком не вижу. Закрываю глаза, делаю шаг под упругие струи. Подставляю кипятку лицо.

Айдар заходит неслышно. Не говорит ничего. Я просто начинаю чувствовать его присутствие.

Сначала за стеклянной створкой. Он шуршит одеждой, раздеваясь. Потом ступает сзади за нее. В мою поясницу упирается член. На бедро ложится рука. Муж выставляет ладонь вперед и я слежу, как по сухой коже бьют обжигающие капли.

– Ты еще душ принимаешь или уже варишься? – На замечание-подколку отвечаю улыбкой на выдохе.

Словами — нет. Закрываю глаза.

Айдар делает воду не такой горячей, регулирует напор, убирает липнущие к моим спине и груди волосы на одну сторону. Прижимается к шее губами с другой. Я отдаюсь.

Любимые руки скользят по моему телу. Ладони взвешивают полушария груди. Играют с сосками. Потом одна до больного сжимает оба полушария, а вторая спускается, чтобы гладить живот, лобок.

Я поворачиваю голову и встречаю мужской язык. Мы целуемся, глотая летящую с неба воду.

Муж просит – разворачиваюсь.

В его взгляде – темень. Засасывает. Очерчиваю кончиками пальцев выраженные мышцы торса. Глажу косые. Сжимаю в кулаке член и веду по длине.

Айдар тянет мое лицо за подбородок вверх, я слушаюсь. Вожу по напряженному, увитому венами стволу, ласкаю мошонку, принимаю пошлые толчки языком.

У самой между ног концентрируется желание, собственная кровь кажется еще более горячей, чем недавние струи воды. Отрываюсь ото рта, снова смотрю в пьяные, страшные, любимые глаза и опускаюсь на колени.

Обдаю головку дыханием, а потом смыкаю вокруг нее губы. Сжимаю ствол у основания. Сначала делаю несколько скользящих движений по длине, насколько могу, распределяя слюну, потом возвращаюсь к головке. Посасываю. Облизываю.

Первая попытка сделать минет была для меня провальной. Я больше испугалась, чем получила удовольствие. Айдар тоже вряд ли был в восторге. Но сейчас опять хочу попробовать. Просто не знаю, когда еще, если не сейчас?

Ненадолго жмурюсь, чтобы снова отогнать лишние мысли. На мой затылок ложится ладонь. Пальцы гладят кожу, путают влажные волосы. Я сжимаю кольцо из пальцев сильнее. Движусь головой навстречу еле-уловимым толчкам бедрами. Скольжу по венкам языком. Чувствую легкий солоноватый привкус.

Тело отзывается. Соски ноют, им хочется прикосновений. Наслаждаюсь даже случайными — о мужские колени и бедра. Внизу тоже пожарище.

Айдар часто в шутку говорил, что мне понравится сосать. Сейчас мне очень нравится ощущать одновременно нежный и мужественно твердый член во рту. А в остальном? Он может быть прав во всем?

Мысли не туда. Возвращаю себя в секс.

Айдар спускается пальцами с волос на мою щеку. Гладит её. Это скорее ласково, чем страстно. Но я чувствую, как от моих действий напрягается и становится еще толще его член. Поэтому не обманываюсь.

Отрываю руки от мужских бедер и кружу пальцами по ареолам, сжимаю соски. Пробую немного изменить амплитуду движения шеи. Судя по тому, что Айдар начинает дышать громче – не ошибаюсь.

Игр с грудью мне быстро становится мало. Поэтому спускаюсь по лобку и скольжу по влажным половым губам. Дразню саму себя. Завожу сильнее. В жизни происходит столько треша, что вчерашние страхи кажутся глупостью.

Движения мужских бедер становятся резче. Его оргазм – ближе. Я готова, что он сделает это в мой рот, но Айдар, видимо, по-прежнему считает меня слишком ранимой.

Рывком поднимает на ноги. Толкает в стену. Забрасывает мое бедро на свою поясницу и одним движением заполняет снизу до упора. Смешивает мою слюну и смазку. Держит за подбородок, нажимом приоткрывает мой рот. Смотрит на него, делая несколько первых толчков внизу. А потом подается вперед и ныряет языком туда, где минутой раньше был его член.

В воздух взлетает и вторая моя нога. Руки мужа держат под ягодицами. Я цепляюсь за твердые плечи и со стонами принимаю резкие, быстрые проникновения.

Я очень боюсь слов. Любых. Поэтому рада, что мы делаем это молча. Раньше сказала бы – любим друг друга. Сейчас мне кажется, что предаем.

Айдар разрывает поцелуй и упирается лбом в мой лоб. Я перестаю цепляться за плечи, а глажу их. Волосы. Шею. Подбородок.

Мне так хорошо, что даже хныкаю. Не сразу осознаю, что мужские пальцы сжимают ягодицы до слишком ощутимой боли. Айдар так тормозит свой оргазм, я знаю. Но принимаю, как наказание. Слишком легкое. Если я сделаю то, что от меня просят – так просто не отделаюсь.

Да я никак не отделаюсь. Вообще.

Оргазм взрывает неожиданно для меня самой. Получается сильным и горьким. Прогибаюсь, изворачиваюсь, хочу закрыться и сползти с рук, но муж не дает. Продолжает трахать, сжав пальцами бедра. А еще сильо-сильно челюсти. Берет меня грубо и быстро.

– В глаза, Айка.

Я подчиняюсь короткому требованию. Наверное, так просто только потому, что парой секунд ранее кончила. Сейчас в голове пусто. И это – настоящий чистый кайф.

Смотрю в переполненное агрессией и желанием лицо и не боюсь. Отстраненно заключаю, что только сейчас в полной мере осознала, насколько не готова принимать судьбоносные решения.

Я ничего не ответила Науму. У меня на телефоне действительно хранится алгоритм действий. В голове – куча сомнений. Айдару я не призналась.

Я не знаю, стоит ли.

Я даже не знаю, стоит ли ему продолжать кончать в меня…

Тянусь к мужским губам. Айдар закрывает глаза и делает то же. Мы неаккуратно бьемся зубами, дальше — целуемся. Я чувствую, как член выходит. Встаю на носочек одной ноги, опускаю взгляд и вижу, как сперма выстреливает мне на живот.

Наверное, правильно.

Наверное, сейчас так будет лучше.

Айдар утыкается мне в висок и быстро дышит. А я глажу его по голове, успокаивая.

– Я сегодня допоздна, –немного прийдя в себя, Айдар предупреждает, я просто киваю.

Муж целует меня в щеку, а потом отпускает и вторую ногу тоже. Падаю на пятки. Разворачиваюсь под струи. Веду по животу, размазывая сперму. Жду, когда Айдар выйдет, но он снова прижимается ко мне со спины. Накрывает мою кисть своей ладонью. Не помогает смывать. Просто придерживает. Я поворачиваю голову – он смотрит вниз. На живот. Смотрит и как будто не видит.

– Твой отец настойчиво просит о встрече.

Говорит, судя по взгляду, кафелю, а не мне. Меня тут же обжигает стыдом, страхом и злостью. Не хочу. Я ничего не хочу знать.

– И что ты? – Но спрашиваю, как он хотел бы услышать – прохладно-безразлично. Я же должна спокойно воспринимать то, что мой брат в СИЗО. Мы же верим в честное расследование…

Даже в голове не удается проговорить эти слова без желчи. Наум меня знатно отравил.

– Сейчас я встречаться ни с кем из твоих не намерен. Знай.

Айдар прижимается губами к виску. Снимает руку и отходит. Быстро споласкивается и оставляет меня в душевой одну.

Я все это время не двигалась. Просто следила. И только оставшись в одиночестве, снова делаю шаг к регуляторам напора и температуры. Возвращаю все на исходные.

Идеально горячие струи бьют по телу. А я не понимаю толком, почему при этом дрожу.

***

Изнутри меня съедают сомнения и страхи. Наверное, это самое лучшее время для решительных действий. Но я – не такая.

Сейчас со злой иронией думаю, что роль покорной женщины – не так уж плоха. За тебя всё решают. Твоя задача: смиряться. Это вызывает протест, но до поры до времени.

Моя пора настала. Сейчас решить должна я. А готовности – ноль.

Я действую по накатанной. Провожаю Айдара на работу, собираюсь и еду к маме. В такси в очередной раз прокручиваю злосчастный разговор с Наумом. Ужасно, но мне приходится признать, что в его версии происходящего меньше всего незаполненных брешей.

Правда, как всегда, находится где-то между тем, что говорят заинтересованные. Мой брат не святой, но и муж, получается, тоже…

Правда и судить не мне. Прикрываться справедливостью тоже. Наум прекрасно знал, на что давить. Мое главное желание – чтобы все были живы и здоровы. Очень женское. Трусливое. Но такая уж я уродилась. Мне не понять чужих амбиций, я могу их только принять.

Или нет.

Когда думаю, что Айдар готов пожертвовать Бекиром ради своих – трясет. Когда думаю, что Бекир сам виноват, что вляпался – тоже.

Выхожу из такси с еще более тяжелой головой, чем садилась. На плечах такой груз, что давит к земле. Делая каждый шаг – превозмогаю.

Я не готова принимать большие решения, это правда. Поэтому продолжаю делать маленькие шажочки в том, что точно умею. Проведу еще один день с мамой. Она во мне нуждается. Буду рядом.

Повторяю это про себя раз за разом, проходя от калитки до порога. Ступаю по лестнице тяжелым шагом. Звоню в дверь, потому что все равно чувствую себя здесь гостьей, но потом сама же открываю, не дожидаясь ответа.

Захожу в отчий дом и почти сразу замираю, холодея. Мне кажется, что слышу плач. Молюсь Аллаху, чтобы именно казалось. Я теперь его очень боюсь. Когда всхлипы повторяются, хочется развернуться и уйти. Сбежать еще и отсюда. Во мне нет сил на успокаивающие речи, но быстро беру себя в руки. Нет? Найду.

Делаю несколько энергичных шагов, смотрю сначала на кухню, потом в гостиную.

Мама сидит за обеденным столом, ее локти вжаты в столешницу, голова лежит на ладонях. Она снова плачет, качает головой, захлебывается.

Подхожу к ней, сжимаю кисти, разворачиваю к себе и приседаю.

– Что случилось, мам? Где папа? Почему ты плачешь, ну мам? – Мне тошно от того, что произношу с легкой претензией. Не могу скрыть раздражения. Хотя на самом деле я понятия не имею, как сложно быть на ее месте.

– К Бекиру поехал, кызым. Снова к Бекиру… Когда это закончится, Аллах? Ну когда?! – Мама несдержанно взывает к небу. Меня в центр груди больно колет ревность.

– Зачем? Нам же сказали, что каждый день ездить нет смысла…

Мои слова не успокаивают, а провоцируют на слезы сильнее.

Мама так и смотрит вверх. Ругается. Молит. Плачет.

– Мам… – Я окликаю, дергает руки. Встает и отходит от меня в угол комнаты.

Я остаюсь сидеть на корточках. Мне кажется, что если мама вот сейчас по новому кругу зайдет в рассказ о безгрешности брата – не выдержу, сорвусь и выскажу.

Она поворачивает голову. Я вижу, как сжимает губы и как раздуваются ноздри. Как будто злится. Как будто на меня. И справиться с эмоциями не может. Всхлипывает, зажимает рот рукой и качает головой.

– Ну мам… – Я прошу – мотает головой, ведет пальцами под глазами.

– Его ночью там побили, кызым. Нашего Бекира. Ребра переломали. Нос. Отец поехал добиваться, чтобы перевели в нормальную больницу. Они его убьют там, дочка…

***

Мамин плач и причитания заползают в уши и копятся внутри. Успокоить ее невозможно, да и я не пытаюсь больше.

Кажется максимально циничным успокаивать ложью, когда я знаю, как можно это прекратить. Знаю и ничего не делаю.

На сей раз в доме только мы. Мама сидит в гостиной. Я – на кресле в прихожей. Больше не переживаем горе вместе. Каждая свое. И так несколько бесконечных часов.

Одновременно слышим, как подъезжает папина машина. Мама встает, со скрипом отодвигая стул, подходит к двери первой.

Открывает, я просто поднимаюсь на ноги и с нажимом веду вспотевшими ладонями по ткани джинсов.

Папа идет по дорожке и поднимается по лестнице. Вместе с ним в дом толчком вносит слишком мощную дозу ярости и адреналина.

Меня почти сбивает с ног обратно в кресло. Еле сдерживаюсь от того, чтобы снова присесть.

Мама тоже отшатывается и вот теперь затихает. Громко дышит, держа ладонь у рта. А папа смотрит на нас. Заходит глубже. Делает несколько шагов. Я вижу, как сжимает-разжимает кулаки. Это будит дикий страх. Как будто я сделала что-то ужасное…

– Мехди, не молчи… – Мама умоляет шепотом. Тут же получает в ответ хлесткий, отчасти даже бешеный взгляд. Хочу уменьшиться до размера песчинки или хотя бы сбежать в свою комнату. Привлечь к себе папино внимание по-детски страшно. А по-взрослому страшно не узнать, что там Бекир.

– Шиш, Дания. – Отец отвечает маме грубостью. Это отзывается во мне недовольством, но я молчу. Мы продолжаем следить, как папа наворачивает круги.

Нервы на пределе. Я каждую секунду торможу себя от требовательного: да скажи ты уже хотя бы что-то!!!

Но заканчивается всё тем, что папа тормозит сам. Напротив меня. Разворачивается, упирает руки в бока и смотрит прямо.

Неуютно – это не то слово. Вина разом накрывает с головой.

Сопротивляюсь, как могу. Зачем-то вздергиваю подбородок. Зачем-то складываю руки на груди. Хмурюсь и спрашиваю:

– Ему сильно досталось?

Тут же получаю наказание за свою «дерзость». Коридор звенит тишиной. Напряжение нарастает. Мне кажется, я даже начинаю слышать писк. Потом все обрывается – это папа хмыкает, а мне становится дурно.

– Сильно, кызым, досталось. Сильно… – Не верю его притворной нежности. Он впервые за все это время называет меня не дочь и не дочка, а «кызым». Впервые смотрит вот так. Впервые не чувствует неловкости. Мне так кажется.

А сама я делаю трусливый шажочек назад. Некуда, поэтому просто упираюсь икрами в кресло.

Мама снова пытается плакать, но папино «шиш» работает безоговорочно. Он поднимает палец и бросает на нее быстрый взгляд. Я успеваю выдохнуть, а потом снова смотрит на меня.

– Как тебе спится, кызым? Скажи нам… Нормально?

Делает шаг на меня. Я зачем-то пытаюсь скрыть дрожь. Сильнее стискиваю кожу. Передергиваю плечами.

– Мне спится так же, как и вам.

Мой ответ явно не воспринимается. Отец плотно сжимает губы. Когда расслабляет – усмехается.

И мне бы молчать, это понятно, но я зачем-то ляпаю:

– Я что-то смешное сказала?

В коридоре снова становится тихо. Отец меняется в лице. Бледнеет. Улыбка сползает.

– Нам не до смеха, Айлин. Нам давно не до смеха. – Его голос звучит бесцветно, но ни черта не безразлично. Мне кажется, он переполнен яростью, которая хочет выйти.

– Мне тоже. Если ты намекаешь на то, что я волнуюсь меньше вас… Я тоже не сплю… Я тоже хочу, чтобы Бекир побыстрее…

– Его не выпустят «побыстрее», Айлин. Что за детский сад?

Чувствую себя пятилеткой. Полную власть взрослых над собой. Их право предъявлять за всё на свете.

При маме нельзя такого говорить. Я скашиваю взгляд. Вижу, что она оцепенела. Все так же стоит в углу с и нескрываемым ужасом смотрит на папу.

Даже не верится. Ущипнуть себя хочется. На нашего папу. Самого доброго. Самого покладистого. Самого-самого…

– Что там случилось? Ты скажешь? Мне надо знать, чтобы…

– Дай угадаю! – Отец перебивает и делает еще один шаг ко мне. Склоняет голову и немного вытягивает вперед шею. Мне хочется упасть на кресло и забиться в него, но я стою. – Чтобы передать мужу? Но муж что-то не спешит нам помогать…

Папа обвиняет Айдара, разводя в сторону руки, а потом хлопая себя по бедрам. Я дергаюсь на громком звуке. Смотрю вниз, потом снова в лицо. Мне это несвойственно, но вслед за желанием сделать всё, чтобы прекратить это, во мне просыпается протест. Лютый. Справедливый, как кажется…

– Это ты выбрал мне мужа. Неужели теперь не доволен своим выбором?

– Айлин… – Мама предостерегает. Но я упрямо мотаю головой. – Дочка, идем на кухню.

Она совершает свой личный подвиг. Подходит ко мне, берет за локоть и пытается тянуть. Я смотрю на нее твердо, она просит глазами не дурить. Но я не могу.

– Пусть говорит… – Тем более, что отец подначивает. Не знаю, зачем ему нужен этот акт мазохизма, но я вдруг ловлю себя на том, что разучилась быть покорной.

Мамины пальцы разжимаются, я слежу, как опускается рука. Потом возвращаюсь к папиному лицу.

– Это ты говори, что хочешь сказать… – киваю подбородком, «давая разрешение». Его это задевает. Скулы становятся каменными. Челюсти сжимаются. Ноздри раздуваются.

Ничем хорошим это не закончится.

– Твоего брата избили. Из-за упрямства твоего мужа.

– Которого выбрал мне ты.

Я повторяю, папа злится сильнее.

– Ты каждый день сюда таскаешься. – Сердце в клочья. Таскаюсь. Ясно. – Совесть свою очищаешь?

– Мне больше не приходить? – Не отвожу взгляд. Не слышу ответ. Только мамино со стороны:

– Прекратите, молю вас. Прекратите…

– Из-за твоего мужа наше честное имя полощут. Я, как шавка, бегаю по людям, прошу, стелюсь, прогибаюсь… – Звучит правда унизительно. Я может даже прониклась бы, но сейчас меня тошнит от другого.

– То есть это всё должен был делать Айдар? Ты решил, что подложишь под прокурора дочь, а потом будешь пользоваться преференциями? По твоему плану он должен был по щелчку пальцев исполнять твои прихоти? А тебе была вообще разница, как противно будет мне? Наверное, дочка оказалась не очень, раз бегать за тебя никто не хочет…

Мне настолько больно и мерзко, что я этого даже не чувствую. Развожу руками, произнося ужасные вещи. Делаю вид, что я на самом деле настолько цинична.

– Все вокруг знаю, что наш Бекир – заложник ситуации. Что один звонок, – в воздух взлетает указательный палец отца. – Одна уступка – и он будет на свободе. Но нет. Вместо того, чтобы снизойти, чтобы выполнить просьбу старшего, чтобы проявить уважение, твой щенок…

– Не смей так Айдара называть.

В ответ на мою просьбу – грязная ругань. Я вижу, как на висках вздымаются вены. Отец уже не молодой. Ему нельзя так волноваться. Нам нельзя уничтожать всё под основания. Аллах этого не хотел бы. Но я не могу остановиться. И папа останавливаться тоже не хочет.

– Я еду к сыну. Меня не пускают. Я несусь к твоему мужу. Как дворняга мечусь. Везде пинают. Таков обычай, Айлин. Он брал тебя в жены, зная, что обязан меня уважать. Но он даже встречаться со мной не хочет. Я еду на поклон к собственному зятю, а он… Говорит, что я могу записаться на следующую неделю, а по Бекиру он уже сказал, что мне нужно делать…

Папа плюет слова. Меня обжигает стыд, уже даже не боль, а натуральные физические страдания. Каждая клеточка болит. Желудок печет.

– Ну так делай, раз сказал. Думала, ты понимаешь… – Я говорю, смотря в глаза отца. Это уже не нужно. Нужно взять сумку и молча уйти, но я не могу сдержаться. – Иногда всем приходится пройти через унижение. Ради близких – можно. Или только я должна?

Ответ на свой вопрос я не жду. Даже пощечина не пугает. Я не чувствую боли. Только голова разворачивается и слышу звуки. У папы получилось звонко.

У мамы вскрикнуть – тоже.

Вот теперь беру сумку, отодвигаю отца и иду. На какое-то время глохну и слепну. Не хочу помнить всю жизнь, как вслед кричала мама.

_____________________

Завтра выходной, следующая глава выйдет в четверг) Комментарии пока будут закрыты)

Глава 41

Глава 41

Айлин

Внутри пусто. Вокруг тихо. Я сижу за столом, извращенно наслаждаясь темнотой и одиночеством.

Рядом со мной стоит бокал. Я впервые в жизни сама откупорила бутылку и выпила уже половину. Не знаю, насколько вино было дорогим. Его кто-то подарил Айдару. Может быть за услугу, может быть за то, что окажет услугу, когда возникнет нужда. Не за красивые глаза же, правильно? Хотя у моего мужа они правда красивые. Я в них влюбилась быстро.

А теперь так же, как все люди, пользуюсь своим положением. Это всё мерзко...

Подношу бокал к губам и прокатываю по языку легкий ягодный вкус.

Еще на столе лежит флешка. Я играюсь с ней, как кошка играет с мышкой. Только ни одна мышь не может стать настолько разрушительным оружием, как эта малышка.

На ней что-то хранится. Если я хочу, чтобы производство Бекира закрыли и моего брата вернули домой, должна сделать так, чтобы информация с нее попала на ноутбук мужа. Ну и чтобы на поверхности накопителя были его отпечатки пальцев.

Мне это сделать не сложно. Физически. А морально… Морально я истекаю кровью.

Для отца я бездушный инструмент достижения целей. Его так сильно задело поведение моего мужа, что пережитое унижение вылилось на меня. И самое ужасное, наверное, что умом я даже понимаю, почему он отреагировал так остро. Но это бесчеловечно. С дочерями так нельзя.

Ни с кем нельзя.

Глаза наполняются слезами. Я запрокидываю голову и смахиваю их. Прокашливаюсь. Опускаю подбородок, чтобы переключиться. Смотрю в окно.

Сейчас даже не верится, что совсем недавно я метала с балкона ленту презервативов на этот же газон и требовала от Салманова побыстрее вернуться домой, чтобы хорошенечко меня оттрахать. Это звучит слишком легкомысленно. А откуда взяться легкомыслию в моей нынешней жизни?

Для родного отца, к примеру, я вещь. Но если бы знал, что в моих руках находится реальная возможность распоряжаться жизнями — вел бы себя деликатней.

Беру флешку пальцами и кручу на условном свету, который попадает в комнату с улицы. Делаю еще один глоток вина. Я, наверное, уже пьяная, но мир пока не вращается. Думать еще не сложно. А мне хотелось бы расслабить истерзанный мыслями мозг.

Я не знала, куда деться после ссоры с папой. Сглупила. Ноги понесли к мужу за поддержкой. Я снова приехала под стены прокуратуры. Встретила возвращающуюся с обеда ассистентку Айдара, потому что трубку он не взял. Дважды.

Она благородно, как показалось сначала, сообщила, что мой муж тоже на обеде. Даже уточнила, где. Я рванула. Не знаю, зачем. Потому что дура. Зашла в ресторан и оцепенела.

Как-то не подумала бы, что пока в моей жизни всё рушится, он неспешно нарезает стейк, с усмешкой слушая свою бывшую любовницу. Или не бывшую.

Я запомнила эту женщину с нашей первой встречи. Я верила, что между ними все кончено. И я даже не знаю, почему до сих пор не валяюсь на полу в соплях. Вторая пощечина за день получилась не менее болезненной. Для нее даже руку заносить не пришлось.

Я ехала, чтобы выплакать обиду и омерзение на плече у человека, в чьей поддержке нуждаюсь очень сильно. А оказалось, мой отец даже не подозревает, насколько прав.

Он с Айдаром может встретиться на следующей неделе, а на женщину, с которой зять спал уже после свадьбы с его дочерью, у Айдара время найдется всегда.

Я не подошла, конечно. Распсиховалась. Поехала в банк и забрала из ячейки то, что оставил Наум. Скорее всего, он уже в курсе. Не в курсе только, что я ничего не решила.

Мне просто плохо. Хочется выпилить себя из происходящего вокруг. Что бы папа там себе ни думал, тревога за брата не дает мне ни есть, ни спать, ни оплакивать собственные унижения. Именно тревога съедает.

Я снимаю крышечку. Оглядываю металлический наконечник. Со щелчком закрываю. Возвращаю на стол.

Слабачка.

В очередной раз пытаюсь отбросить эмоции. Они сейчас не нужны. Прокручиваю в голове слова отца и пробую выжать из них рациональное. И из себя тоже выжать. Мне нужно понять, как помочь брату. И мужу.

Но моя рациональность накатывает волнами. Сначала я говорю себе, что все нужно воспринимать спокойно, а потом срываюсь в кювет. Господи, он обедает с бывшей любовницей! Он скидывает мои звонки и обедает с ней! Моего брата избили, мой отец пытается с ним поговорить, я пытаюсь ему дозвониться, а он обедает с бывшей любовницей! Или все же не бывшей?

Сейчас я даже жалею, что не подошла. Ведь а почему нет-то? Что дает мне статус жены? Разве я не имею права требовать?

Сама понимаю, что не имею.

Ни черта я не имею.

Во время одного из приступов деятельности, я позвонила по номеру незнакомки-Любови. Той, чей муж содержится в СИЗО. Узнала фамилию, суть обвинения. Спросила про избиения...

Слушая ее, запрещала себе проникаться, но это почти невозможно. Я понимаю ее страх. Чувствую ее боль. Тошнит от мысли, что причастным к этому может быть мой муж. Я никогда в жизни не полезла бы вершить правосудие. Миловать и наказывать. Я не смогла бы нести на своих плечах этот груз.

Я, в принципе, настойчиво и до последнего увиливаю от необходимости брать на плечи груз.

По глазам бьет яркий свет – это машина Айдара заезжает на участок. Слежу, как муж выходит и приближается к дому. До дрожи ненавижу его сейчас. Это, скорее всего, чтобы не так сильно за него бояться.

Его "допоздна" сегодня длилось до одиннадцати.

Интересно, оно включало в себя только обед, или еще и секс с бывшей?

Айдар заходит в дом. Разувшись, идет по коридору к лестнице. Сначала проходит мимо дверной арки, но потом тормозит. Пятится. Всматривается.

– Привет, – здоровается как-то даже аккуратно. Я поворачиваю голову. Не знаю, видит ли он меня достаточно хорошо, но я его разглядываю.

Что будет, если с ним случится горе? Я себе когда-нибудь прощу? А если с братом?

Не получив ответа, Айдар продолжает говорить, ступая ближе:

– Я думал, ты спишь…

По мере приближения на его лице отпечатывается удивление. Он замечает бутылку и бокал. Хмурится и сглатывает. Меняет курс и щелкает выключателем.

Вспышка верхнего света слепит. Я морщусь и прикрываю глаза ладонью.

– Это что за новости?

Я уверена, что Айдар тоже на взводе. Далеко не так сдержан, как нам обоим хотелось бы. Раньше я всегда относилась к этому с пониманием. Сейчас понимать не хочется.

Хочется в пику.

Отнимаю от лица руку, пожимаю плечами и залпом допиваю вино. Ставлю бокал на столешницу, смотрю на бутылку.

Я бы подлила, но муж опережает мои действия.

Заторможенно слежу, как обхватывает пальцами горлышко и ведет по столу, передвигаясь на противоположную сторону.

Это тоже унизительно. Я же взрослая. Неужели даже это без согласования мне запрещено?

Отрываю взгляд от бутылки и поднимаю к внимательным глазам.

– Как дела? – спрашиваю так ненатурально, что аж стыдно. Айдару тоже не нравится. Он хмурится. Смотрит пристально. Почему-то не торопится вести со мной светскую беседу.

– Это ты из-за Бекира?

В ответ хочется засмеяться. А еще из пор сочится желчь. Я щелкаю пальцами и тычу в Айдара указательным. Задерживаю. У него, как и у папы, напряжены скулы.

Сложно отделаться от мысли, что все они одинаковые…

– Там не так всё серьезно, Айлин. Я узнавал…

Улыбаюсь, пусть и неуместно.

– Я непременно передам маме, спасибо.

Открыто ерничаю. Конечно, ничего и никому я уже не передам. Ноги моей в том доме больше не будет.

Но и желание поплакать у мужа на плече и получить его защиту испарилось днем. Я больше не чувствую себя настолько с ним близкой.

Но он снова не оценивает мое чувство юмора должным образом.

– Еще скажи, пожалуйста, что мне папе передать? Он за тобой по городу носится, а ты очень занят. У тебя обед с любовницей…

Айдар сдувается гелиевым шаром. Опускает голову и долго-долго выдыхает. Помогает ли ему – не знаю. Мне – совсем нет.

Когда он возвращается ко мне взглядом, на мировую идти не хочется. Только обострять.

– Это тебе кто сказал про любовницу?

Веду плечами.

– Сама увидела.

– Почему не подошла?

– Не привыкла мешать.

Усмехается. Убивает меня в очередной раз.

– Мы давно не спим, Айлин. Ты это знаешь.

– Я этого не знаю. Я знаю, что ты мне несколько раз об этом сказал. Но это не мешает вам обедать. С моим отцом ты не хочешь, а с ней…

– Нам было, что обсудить.

– Что-то более важное, чем избиение брата твоей жены, конечно же…

Лицо Айдара снова каменеет. Я перехожу черту. Но разве мне еще есть чего бояться? За сегодня уже не впервые.

– Если бы там было что-то серьезное, Айлин, я бы вмешался…

Не верю. Смакую слова, а потом киваю.

– А когда вписывался за других, тоже ждал, пока будет что-то серьезно?

Спрашиваю неправдоподобно равнодушно. Ставший острым как лезвие взгляд не выдерживаю. Меня ужасно трясет, но я делаю вид, что срочно нужно посмотреть на маникюр. Тошнит еще сильнее. Я же беру его деньги. Даже на ногти. Пользуюсь ими. Как при этом смею укорять?

– Настроение хуевое, я так понимаю...

Муж заключает, списывая все на мою подверженность эмоциям. Это бьет наотмашь. В голове так много вариантов ужасных ответов, что даже теряюсь. Поступаю, наверное, мудро. Сдерживаюсь.

Трогаю флешку. Кручу ее на столе. Играю со своей мышкой. Перед тигром играю.

Поднимаю взгляд на Айдара, когда чуть-чуть отпускает. Он следит за моими действиями пристально. В равнодушии и легкомыслии не заподозришь.

– Ты знаешь такого человека... Латенчик Виктор Иванович?

Я была бы ужасной лицемеркой, посчитай сведенные на переносице брови и складки между ними показателями невежества собственного мужа. Еще несколько часов назад и я о нем не знала. А потом позвонила его жене – Любе. И теперь знаю больше, чем хотелось бы.

– Нет.

Айдар удивлен сменой темы. Я в ответ киваю. Накрываю флешку ладонью. Прячу.

– А ты его посадил.

Эпатирую, но так... Не на сотку. По-настоящему ошарашить моего Айдара сложно. Он на пару секунд сжимает губы, а потом берет себя в руки.

– Ну продолжай... – Просто разговаривает в моей же манере. Просто играет в предложенную мной игру, а меня аж трясет. С утра трясет...

– Ко мне в городе пристала его жена. Сказала, что его задержали, но ни в каких схемах он не участвовал...

Усмешка Айдара заставляет меня взорваться. Но все мои взрывы – внутри. Я разве что учащенно дышу. И смотрю скорее всего далеко не так ласково, как он привык.

– Ты предлагаешь правоохранительным органам принимать решение о задержании в зависимости от того, знает ли жена об участии мужа в схемах? Тюрьмы опустеют, Айка... Только вряд ли жить всем станет лучше. – Айдар делает паузу, я заполняю ее шумным дыханием. – Если он невиновен – разберемся. Никто не заинтересован в том, чтобы сажать кого-попало.

– А мой брат? Его избили чтобы признание получить или чтобы ты быстрее шевелился?

Наши взгляды встречаются. Происходит схватка. Я бросаюсь в бой отчаянно. Айдар гасит меня силой и опытом. Мы далеко не ровня. Он не боится собственной ответственности.

– Твои родители утрируют. – Теперь гелиевым шариком сдуваюсь уже я, но успокоиться это не помогает. – Я приставлю к тебе охрану, Айлин.

От смены темы теряюсь. Возвращаюсь к лицу Айдара и скольжу. Ищу что-то. Хмурюсь.

– Зачем?

– Чтобы тебе в уши не лили столько говна...

– Для этого нужна охрана?

Я же знаю, что нет. Причина в другом. Знаю, но Айдар отвечает:

– Для этого тоже. А мне так будет спокойней.

Это почти забота. Я должна растаять. Должна. Хочу. Но не могу.

– Так может ты просто перестанешь? Может ты просто перестанешь нарываться и спокойней станет всем?

В комнате становится тихо. Я знаю, что ответ мне не понравится, но все равно жду. Сложно поверить, что утро мы начинали с искреннего секса. Сейчас мне кажется, что мы враги.

– Дай мне список всех, с кем ты поговорила, Айлин. Хочу понимать: мне ждать, когда жена организует комитет обиженных жен и любовниц? – Пренебрежительный вопрос жалит. Волнуюсь. Зачем-то беру флешку. Кручу. – Это что? – На кивок реагирую невнятно. Недолго клацаю крышечкой, потом отбрасываю. Она летит по столу и падает на пол. Сейчас хочется рвануть и раздавить. Но не стану. Пусть лежит.

– По-твоему, ты живешь с женщиной, у которой своей головы не хватает подумать? Пока ты не лез со своей справедливостью, всё было спокойно. Всем было спокойно, а теперь…

– Мне не было.

Айдар обрубает, у меня раздуваются ноздри. Изо всех сил держусь, чтобы не сказать: за твое спокойствие я плачу лицом. А еще я боюсь тебя потерять, дурак! Боюсь!

– Не езди какое-то время к своим. – Айдар не просит. Я знаю, что это требование. – Они тебя накручивают.

Щеки вспыхивают. Я вспоминаю ужасные слова отца и унизительный удар. Там глотнула. А тут глотнуть почему-то не могу.

– Что значит, не езди?

– То и значит, Айлин. Ты же как-то полгода не ездила.

Этот удар тоже наотмашь. Не выдерживаю.

Опускаю взгляд, слезы собираются. Чтобы не пролились – дышу через рот, остужая себя.

Это же ты сказал мне, что мосты жечь нельзя. Это же ты хотел, чтобы я хотя бы попыталась.

Лжец. Все лжецы.

– Почему ты никого не слушаешь, а я должна слушать тебя?

– А кого мне слушать?

– Тебе так сложно уделить десять минут моему отцу? Так сложно понять, что они не могут просто принять, что их сын пешка в большой игре?

– Их сын проебался, Айлин. Его не подставили. Он все сделал сам.

– Им от этого не легче.

Недолгая пауза заканчивается закономерным:

– Это не мои проблемы.

Хочу выдернуть у Айдара бутылку и осушить. Не знаю, как держусь. Сморгнув, повторяю:

– Не твои… Твои – это доказать всем, что круче Салманова в мире просто нет…

– Айка… Ты же ни черта вообще не понимаешь. Куда ты нахрен лезешь? – Нам лучше закончить разговор вот сейчас. Дальше будет совсем плохо. Но как же это сделать?

– Получается, ты в жены дуру взял? Такие мудрые сделку заключили и оба обманулись… – Почти шепчу, но Айдар слышит.

Наверное, на этих словах злится больше всего.

Приближается к столу.

– Эй, – окликает. Заставляет посмотреть в глаза. А мне уже даже не больно. Сегодня и так было слишком много боли. – Ну то есть ты тоже считаешь, что тот факт, что я тебя ебу, обязывает подчиняться воле твоего отца?

Я давно достигла предела чувствительности. На этих словах ничего не испытываю, но щеки вспыхивают. Сердце бьется о ребра. Гадко.

– Ты со мной так не разговаривай… – Я предупреждаю, а в ответ получаю улыбку. От нее мурашки по коже. Это то, о чем я говорила. Я не знаю своего мужа. Только то, что он показывает. Сегодня я довела и показывает новую грань.

– А как с тобой разговаривать, Айлин? Ты думала, всегда буду в попу дуть? Любую прихоть – по щелчку? Твою… Отца… Так не работает, родная. Ты вроде бы рожать от меня собиралась? А ты знаешь вообще, какой я? Ты знаешь, от кого детей-то хочешь?

Я даже уже не знаю, хочу ли.

– Нет, – отвечаю честно. – Я тебя совсем не знаю.

– Ну так подумай, нужен тебе такой или нет. А пока ты моя жена, не лезь сюда.

Жесткий взгляд. По коже мороз.

Вокруг снова тишина. Звенит. Пугает.

Айдар наклоняется и поднимает флешку. Пускает ее по столу ко мне. Ловлю.

– Услышала меня?

Молчу.

– Услышала, я спрашиваю?

Днем меня ломал папа. Сейчас – Айдар.

Не могу сказать «да». Язык не повернется.

– То есть ты ебешь меня, не чтобы отцу угождать, а чтобы вот так разговаривать?

Встаю со стула и быстрым шагом иду прочь, пока не расплакалась. При нем эта перспектива пугает до колик.

Взлетаю по лестнице и закрываюсь в своей старой спальне. Слезы снова быстро сохнут. Не проливаются. А я может даже хотела бы. Вдруг так будет легче?

Какое-то время я слышу, что Айдар дома. Внизу. Боюсь, что поднимется. Натурально боюсь.

Потом входная дверь хлопает. Он снова идет по дорожке и заводит машину.

Мой любимый муж уезжает куда-то посреди ночи после ужасной ссоры. Мне должно быть плохо, но я чувствую облегчение.

_______________________________

Дальше, скорее всего, уже в воскресенье)

Глава 42

Глава 42

Айлин

Я не знаю, как достучаться до Айдара. Мы с мужем разучились разговаривать. Все это время смотрели в одну сторону, потому что я изо всех сил старалась поймать его вектор. Айдара это устраивало. Меня, чего греха таить, тоже. Но на первой же реальной кочке наши взгляды кардинально разлетелись.

Мы бьемся затылками и давим друг друга ногами. Показываем зубы. Говорим слова, о которых пожалеем.

Наверное, только сейчас нас догоняет реальность договорного брака.

Айдар предложил мне подумать, нужен ли он мне такой… А я не знаю, будет ли он такой со мной завтра и через десять лет. И если у нас будут дети? Их тоже будем держать под замком и охраной, чтобы папа смог тешить свои амбиции?

Я думаю об этом несколько дней, ужасно боясь, что придут еще какие-то страшные новости про Бекира.

Мы с Айдаром почти не общаемся. Между нами уже не искрит, но и на мировую идти не торопимся. Айдар, наверное, думает, что я взвешиваю, бросить его или нет. Но всё куда хуже: я взвешиваю, предать ли…

Вчера утром он усложнил мою задачу в сто крат.

Все ночи после страшной ссоры я провела в старой спальне, но каждое утро вставала немного раньше мужа, чтобы накормить его перед работой. Я не хочу ему мстить. Мне не лучше от осознания, что могу наказать его чем-то бытовым.

Я спустилась на кухню, сделала пышный омлет, тосты, кофе. Собиралась оставить всё на столе и подняться к себе. Кивнула в ответ на «доброе утро» от мужа, но уйти он не дал. Придержал за руку, попросил с ним посидеть.

Мы делали молча. Я отказалась от еды. Пожала плечами в ответ на «как дела?». Не потому, что гордая. Просто чувство такое, что мне лучше молчать. Со всеми мне лучше молчать.

На «спасибо большое, Айлин. Всё очень вкусно», ответила кивком и сдавленным «пожалуйста».

На просьбу «проводишь?» – покорным согласием.

В прихожей следила, как Айдар обуваемся, поправляет галстук, застегивает пиджак. Когда перевел взгляд на меня – свой опустила. И плотно сжала пальцы в замок.

Когда потянул на себя – зажмурилась. Сердце навылет. А я, как голодающая, вдыхаю запах его бальзама после бритья и туалетной воды. Чувствую губы на волосах. Такой же жадный вдох, как собственный.

– Прости за слова.

К горлу тут же подкатывает всхлип, к глазам тоже – слезы. Я еле держусь.

– И ты меня прости, – отвечаю полуписком.

Все эти дни я ужасно боялась, что с ним что-то случится, а мы вот так… В ссоре. Это страшно. И думать об этом бесконечно тоже страшно.

Но как не думать. Аллах, как мне об этом не думать?

Даю сжать свои щеки и посмотреть в глаза. Сама тоже смотрю.

Я люблю тебя, Айдар. Очень сильно люблю.

– Вечером нормально поговорим, хорошо?

Киваю. Мы коротко встречаемся губами, он уходит.

В моей душе снова зажигается надежда, но быстро гаснет. Вечером он не приезжает и мы ни о чем не говорим.

Я жду до трех, а потом засыпаю.

Утром проверяю нашу спальню – дома его не было. Мой завтрак сегодня не нужен. На телефоне только сообщение «останусь в городе».

Зачем-то киваю.

Пытаюсь занять свой день домашними делами.

Первую – зимнюю – сессию в новом университете я сдала на все пятерки. Гордилась собой. Айдар тоже гордился. Мне казалось, что поймала волну. Не ошиблась в выборе.

А вторую – летнюю – переползаю кое-как. На днях у меня третий из пяти зачетов, но я не могу сосредоточиться на подготовке. Вроде бы времени – тьма, так как к маме я больше не езжу. Вроде бы как раз это мне и нужно очень сильно: отвлечься, переключиться, направить энергию в то, что за меня никто не сделает. Но я только сажусь перечитывать конспекты – и тут же возвращаюсь к размышлениям о том, как ужасно все может для нас всех кончиться.

На сей раз я откладываю книгу не потому, что сразу же сдаюсь, а из-за входящего на лежащем рядом со мной мобильном. Сейчас звонков я боюсь. Но когда вижу имя контакта – чувствую раздражение.

Любовь Латенчик звонит мне зачем-то каждый день. Мы не подруги. Я не уверена, что готова и смогу ей помочь, я по-прежнему допускаю, что Айдар прав и невиновных людей они так долго в СИЗО не держат, но и запретить ей звонить не могу. Как не могу и не брать трубку.

Она рассказывает мне о своем муже. Как она сходила на встречу. Что ей говорит адвокат. Делится, как будто мы близки. Ну и как будто я на ее стороне, а не жена прокурора-обвинителя.

Это все странно и неправильно. Я каждый раз обещаю себе прекратить, но сил не хватает. Она кажется мне искренней. Я по-глупому думаю, что помогая ей пережить сложности, я делаю маленькое добро, которое зачтется Аллахом для моих родных. Бекира. Айдара.

Борюсь с раздражением и поднимаю трубку.

– Алло, – жмурюсь, готовясь слушать и не злиться. Нельзя злиться, Айка. Нельзя. Она беременна. Ей сложно. У нее никого больше в этом городе нет. Они переехали недавно. Она только обустраивалась…

Повторяю как мантру, отбрасывая закономерный вопрос: зачем я всё это знаю?

– Алло, Айлин… – От того, как звучит голос Любы, мороз по коже. Открываю глаза, прислушиваюсь лучше. Слышу учащенное дыхание. Почему-то становится страшно.

– У вас что-то случилось? Роды? Вызвать скорую, Люб? – Я знаю, что ей рожать через две недели. И никак не могу отделаться от мысли, как это страшно, рожать, когда муж сидит в СИЗО.

– Нет. Не роды… – И молчит. Я вслушиваюсь в тишину, а потом в то, как женщину начинают душить всхлипы. Эти звуки рвут на части. Они наполнены слабость. Бессилием. Мой стыд множится на миллион. Хочется одного: оказаться рядом и обнять.

– Люб… Ну вы чего? Все будет хорошо… – Веду себя, как отец с мамой, хотя и на своей шкуре прочувствовала, насколько эта тактика провальна. Маму эти слова успокаивали. Люба рыдает громче и отчаянней.

– Не будет, Айлин… Уже не бу-бу-будет… – Она пытается говорить, заикаясь. У меня желудок сжимается. Ворочается там опять.

Я очень боюсь этого чувства теперь.

– Почему не будет, Люб? Что случилось?

Она продолжает плакать, а я уже не жду хороших новостей. Разве что не знаю, насколько они будут плохими.

– Мне сегодня позвонили, Айлин… Позвонили и сказали, что я могу приехать вещи забрать. У Вити… У Вити остановка сердца. Остановка сердца… Ему тридцать лет!!! Остановка сердца!!!

Горе и первая растерянность преображаются в ярость. Лютую. Страшную. Я слушаю, как Любовь кричит. Как плачет. Как клянет. Как обещает убить. Потом снова плачет.

А у меня даже язык не поворачивается попросить успокоиться. Кажется, что у меня тоже остановка сердца.

***

Я оставляю мобильный на диване, не сбив звонок. Поднимаюсь в свою старую спальню и достаю из тумбочки другой. Он тоже лежал в той ячейке, где была флешка.

Я знаю, что будет дальше. Бекира не станет. Я возненавижу Айдара. Айдар не признает, что это его ответственность. Я буду, как и Люба, клясть и обещать всех убить. А потом что-то случится с ним.

Он слишком самоуверенный. А с ним же тоже это могут сделать.

Со всеми могут.

В контактах забит один номер, который я набираю.

Слышу бодрое:

– Салам, красавица.

Тошнит от того, что делаю, но альтернатив не вижу.

– Здравствуйте.

– Решилась?

Молчу.

Сжимаю кулак до боли. Ногти почти режут кожу.

Наум улавливает мое сомнение. Его наверное сложно не уловить. Вздыхает, меняет позу где-то там… Не знаю, где.

– Ты поступаешь правильно, Айлин. Все будет так, как я тебе объяснил. Его просто ненадолго задержат. Отстранят. Пару недель отдохнет как на курорте. Успокоится. Остынет. Производства закроем, потом можем даже публично извиниться.

– Он меня не простит…

– Это уже ваши дела, красавица. Чем быстрее залетишь – тем быстрее простит. Безотцовщиной своего ребенка Салманов не оставит. Грубо, но правда.

Я даже не знаю, к чему мое молчание сейчас. Набрав, я же уже всё решила. Но сложно озвучить. Очень сложно.

В ушах снова отчаянный женский плач. Я не хочу забирать вещи Бекира из СИЗО. Я не хочу думать, что мой муж каким-то образом причастен к тому, что случилось.

– Вы даете слово мужчины, что не обманете?

Теперь молчит уже Наум. Хмыкает.

– Да, Айлин. Я даю тебе слово мужчины. Ничего страшного с твоим Айдаром не случится.

Я чувствую участившийся пульс везде. Даже в затылке. Меня не спрашивали, готова ли я выйти замуж за нелюбимого мужчину. Но только я принимаю решение, готова ли я любимого предать.

Еще пять секунд я живу в своей прошлой жизни, а потом отвечаю:

– Я согласна.

***

Айдар

Пиздец на работе я переживаю спокойней, чем шторм дома.

О своих резких словах жалею быстро. Перегнул, конечно. Вдвоем перегнули.

Так будет еще много-много раз. Потому что жить друг с другом мы будем долго-долго.

Всю, сука, нашу бесконечно счастливую жизнь.

Я настраиваю себя на это. На этом вывожу. В частности вывожу и всеобщее непонимание. И ее непонимание тоже.

Я знаю, что страшно, малыш. Знаю, что на тебя давят. Знаю, что брат для тебя – родной человек. И верить в то, что ему придется ответить за свои поступки – нет никаких сил.

Да и я был бы совсем отбитым, не понимай, что часть моей вины в происходящем тоже есть. Вполне возможно, сам бы не попался – его подставили бы. Но он все сам. А сослагательное наклонение в реальной жизни не канает.

Но мне нужно еще немного времени. Я ищу, как распетлять. Ради нее я что-угодно распетляю. Но и говорить-то толком не могу.

Я ее не пугаю, но сейчас мы висим над пропастью. Одно неосторожное движение – сорвемся.

И это не ее вина, что зависли. Но да. Я правда жду от нее принять меня таким, какой я есть.

Со всеми, блять, чертями. Они будут жить во мне всегда. Просто ей я их не покажу.

Я всегда буду пиздиться не на жизнь, а на смерть. Я всегда буду готов рвать связи и людей. Я не предам её, нашу семью и свои принципы, пусть они не так уже безупречны, как, возможно, хотелось бы.

Ей точно хотелось бы. Мне… Я немного дольше живу в этом мире.

Я закончу с делами. Передам материалы в суды. Её брата отпустят. Она мне ребенка родит.

Всё будет. Всё, блять, будет. Только потерпи ты, ханым. Потерпи, Ручеек.

Я должен был сказать это ей два вечера назад, когда пообещал, что поговорим нормально. Но даже домой не попал. Ебанная работа. Сегодня может быть тоже не попаду. Мариную ее.

Несправедливо это, понимаю.

Но одна из наук, которую усваиваешь только с опытом и возрастом: почти никогда не получается так, как планировал. Просто не надейся.

Я мог бы позвонить уже сто раз. Спросить, как дела. Пообещать, что сегодня точно. Но не делаю этого.

Не потому, что дрессирую. Её за меня отлично выдрессировал отец. Но мной руководит другое: не хочу зря обнадеживать. Это нечестно, к тому же жестоко.

А вот когда вспоминаю о нем – жестокость просыпается в самом. К её семье у меня куча претензии. Несколько раз ловил себя на том, что просыпаюсь раньше, мучаюсь бессонницей и смотрю, как она спит.

А потом представляю, что на чужой подушке. Что кто-то взял бы силой. Что кто-то бы пользовался кроткостью. Не любил. Не оберегал. Не хотел стать лучше для нее. А её в свое дерьмо. Все глубже. И глубже. И что она? Смирялась бы. Искала отраду в детях. Жизнь свою положила на нелюбовь, хотя создана была только для нее.

Но может все мои размышления – это один сплошной лютый эгоизм. Мне важно думать, что со мной она проживет свою лучшую жизнь. Потому что я с ней – точно да.

Закончу здесь и съебемся нахуй. Ей у меня понравилось. Будем жить там. Не хочу, чтобы родня протягивала к ней свои руки. Она мягкая, они ею пользуются.

Да я и сам хорош – посоветовал попробовать наладить общение. Зачем, блять, Айдар? Вот зачем? Там же сразу было понятно, что нужно рвать. Но она не смогла бы. Наверное, поэтому легонько подтолкнул в спину в ту сторону, в которую ее саму и тянуло. Из этого получилась медвежья услуга. Дальше попробуем иначе. Вдалеке ей будет легче. А влиять на нее – сложнее.

То, что ему влиять я больше не дам – факт. Я не уверен, что Айка это понимает. Скорее всего нет, слишком жестоко. Но именно сейчас происходит то, ради чего её мне отдали.

Ее отец уже несколько раз обращался ко мне. У Мехти-агъя были планы. Нужна была моя поддержка. В лицо, что нахуй он идет со своими планами, я не говорил. Но, как самому казалось, понять давал: проебался в этой сделке с ожиданиями он, а не я или его дочь. Это должно было стать поучительным. Но не все люди способны учиться.

Достать их сына я обязан. Снова спасти от позора. Я вообще жизнь должен положить на то, чтобы Мехти-агъа наконец-то достиг заслуженных вершин всеобщего уважения.

Не знаю, он всегда был таким говном или стал с возрастом, но и разбираться не хочу. Хочу только, чтобы Айка по возможности прожила свою жизнь без этих мыслей.

Когда-то мы с моим отцом не сошлись во взглядах. Он тоже ждал, что я буду послушно гнуться. Я не стал. Со временем много думал, что может зря? До сих пор часто думаю, что там может и да. Но тут… Не может репутация быть важнее детей. Не может и всё тут.

Беру со стола телефон и прокручиваю в руках. Меня время от времени тянет всё же набрать Айлин. Позвать ее на обед. Искупить перед женой вину за то, что уже явно мой личный косяк и удар.

С Ингой не стоило встречаться. Я же изначально знал, что не стоило. Она настояла. Очень попросила. Повелся. Мы расстались без претензий, сохранив друг о друге вполне теплые чувства. Она меня не разочаровала. По её словам, я ее тоже. Разве что тем, что спал с ней, будучи женатым. Мудак я, да. Она сказала, я согласен.

Инга – не тварь и не сука. Она была замужем один раз и по большой любви. Мужа убили. Бизнес остался ей. Она свое сердце зарыла вместе с телом мужчины в той же могиле, это видно было и чувствовалось, но мы с ней все же сошлись. Наверное, именно потому, что хотели одного и того же. Тянуло нас друг к другу одинаково.

И оборвать было легко.

Инга не из тех, кто ходит вокруг да около. Сказала прямо: под меня сильно копают. Опасно копают. Рассматривают варианты вплоть до устранения.Призналась, что она за меня боится и на месте моей жены давно огрела бы чем-то по башке и отправила в больничку.

Я посмеялся. Ей не понравилось. Она волнуется. Искренне. Но что мне сделать, если я знаю и считаю свои риски оправданными?

Мы с ней не спим и больше никогда не будем, но она изо всех сил пыталась меня уговорить не делать глупостей.

Ночью то же самое по-своему пыталась сделать Айлин. И пусть они действовали по-разному. Одна – с учетом жизненной мудрости, вторая – искренне и задевая куда сильнее, ответ для обеих у меня один. Нет.

Но я пробил человека, чью фамилию Айлин назвала. Сходу не вспомнил, хотя материалы всех дел изучил вдоль и поперек много-много-много раз. Кое-что заучено на память. Многое лично доведено до совершенства. Потому что мне важно, чтобы в суде не развалилось.

Но никакого Виктора Ивановича я, хоть убей, не помню.

В итоге для меня так и я осталось загадкой, кто это, и кто его залил в уши моей жене. Такого просто нет. Ни в СИЗО, ни в материалах. И что это за цирк, только предстоит разобраться. Надеюсь, уже сегодня вечером.

Когда мы сядем спокойно. Когда я скажу ей, как есть: я ебу тебя, потому что я до невозможности тебя люблю.

Сильнее Дашки. Сильнее себя самого. Я о таком чувстве в себе не подозревал, но ты раскрыла. И слезы твои – разъедают мне душу. Улыбка – дарит силы. Сделка на тебя была самой удачной в моей жизни. И я чертовски рад, что заключил её с тобой в нашем доме. Договорившись о верности, договорившись о детях, получив доверие стать для тебя первым. Мы сделали это вдвоем, Айлин, а не с твоим отцом или при имаме в мечети.

Я не верю ни ему, ни твоему Аллаху. Только тебе, родная. Только тебе.

Я заканчиваю речь в голове и слышу стук. На моем «войдите» в дверь просовывается голова. Это Наум. Улыбается.

Открывает шире, ступает внутрь.

За ним заходит еще несколько человек. Я всё понимаю как-то сразу. Нельзя даже сказать, что удивляюсь.

– Добрый день, Айдар Муратович, – первый зам Виктора Семеновича здоровается, прижимая ладонь к груди и немного склоняясь. Я никак не реагирую. Жду и все. Слежу.

Биение сердца замедляется. Ток крови тоже. Она сама остывает. Это крайняя степень концентрации и ярости.

Блять, только не сейчас.

Мне чуть-чуть осталось, сука. Только не сейчас.

– Ребят, прошу, – не получив от меня ответа, Наум взмахивает рукой, приглашая «ребят» начать.

Они ступают кто-куда.

Кто к столу, кто к книжному шкафу.

Я не мешаю. Просто смотрю, хотя и хочется рывком встать и опрокинуть.

– Айдар Муратович, мы к вам с ордером, – Наум продолжает ёрничать. Я – молча расчленять его взглядом. Вот же сука, честно. Всегда своего добивается. Я тоже раньше так. Судя по всему, до сегодняшнего дня. – Ознакомитесь?

Киваю. Наум подходит и протягивает бумажку.

– Милая девушка, – бывший друг в это время выглядывает в приемную и кого-то зовет. В кабинет заходит моя ассистентка. – У вас же ключ от сейфа есть? Откроете?

Кивает.

На меня не смотрит. Семенит к сейфу. Я знаю, что у меня там ничего такого нет. Еще знаю, что сейчас откроют и найдут. Предала. Не знаю, как будет с этим жить. Но даже не интересно, за деньги или просто так.

Сейф открывается, к нему подходит один из участников группы.

– Шеф, тут бабло…

Наум присвистывает. Встречаемся взглядами, он улыбается.

Что будет дальше – оба знаем.

– Меченные доллары в сейфе, Салманов… Какая пошлость… – Он цокает языком и качает головой. Я никак не реагирую.

– Обыск только здесь? – Спрашиваю негромко, зная, что Наум точно разберет каждое мое слово.

Он переводит голову из стороны в сторону. Лицо становится более серьезным. Взгляд – даже с сожалением.

Черт. Не хочу знать.

Сука, не хочу.

Но не знать – еще хуже.

– Айлин в курсе или испугалась?

Полсекунды между моим вопросом и ответом человека, который, как и все, считает, что сейчас меня в какой-то мере даже спасает, растягиваются в вечность.

Видимо, ту, которую я планировал провести со своей женой.

– В курсе.

Киваю, закрываю глаза.

Всё ясно. Вечности не будет.

Не хочу открывать.

Глава 43

Глава 43

Айлин

Я уже две недели живу в маленьком городке, расположенном далеко от родного. Я впервые уехала так далеко и надолго одна. И впервые чувствую себя настолько одинокой. А еще предательницей.

Засыпаю с этим чувством и просыпаюсь с ним же.

Первые дни я, как сумасшедшая, читала новости. Делала себе все хуже и хуже. Уничтожала. Ненавидела себя. Рыдала.

Потом Наум позвонил и сказал, что Бекир на свободе. Это подарило облегчение, но ненадолго.

Я спросила: а Айдар?

Он усмехнулся и сказал: все по плану, красавица. Не переживай. Радуйся за брата.

В тот же день случилось кое-что еще. Меня приплюснуло к земле чередой новостей. Поток слез вдруг прекратился. Я как-то через щелку увидела свет. Нашла причину жить. И причину меня простить.

Мой старый телефон остался в доме Айдара. Как и вещи. Я уехала с рюкзаком, новым номером и документами.

Каждый день ко мне приходит хмурый мужчина и приносит продукты и вещи по списку. Наум говорит, что это программа защиты свидетелей, но я понимаю, что, как и с распиской, это всего лишь бесящий прокурорский юмор.

Шутки, над которыми полноценно посмеяться могут только они. Жесткие люди, готовые брать на себя ответственность.

Мне никто не запрещал выходить, не ограничивал в передвижении и даже не намекал на необходимость прекратить все контакты.

Но я поняла, что так будет лучше.

Мне не интересен новый город. В нем я сходила только в аптеку и к врачу, а еще часто и много гуляю в парке, чтобы уставать.

Я изучила его вдоль и поперек. Познакомилась с утками в местном пруду и парой живущих здесь собак.

Животные меня не пугают, а вот от людей я шарахаюсь.

Хочу двух вещей: навсегда забыть тот день, когда в наш дом пришли с обыском, и чтобы Айдар меня простил. Чтобы понял, что так всем будет лучше.

К черту схемы. Они будут всегда, Наум прав, а мы можем закончиться в любую секунду. А сейчас это пугает до невозможности. Видимо, всему виной обострившиеся инстинкты.

Сажусь на лавку возле пруда. Смотрю на уток. Мне кажется, они меня уже узнают. С разных концов водоема движутся ближе.

Сейчас я вас покормлю… Сейчас…

В сумке целый батон. Я отдам его полностью. Их кормить мне проще, чем себя. Да и я опять хочу верить, что мое добро к другим вернется к нам с Айдаром.

Сегодня я волнуюсь сильнее обычного. Наум обещал позвонить с хорошими новостями. Я жду.

Я не просила его объяснить Айдару, почему так поступила. Я сама до сих пор не сформулировала в голове речь до конца. Мне страшно, что в ответ на «потому что я очень тебя люблю» он посмеется.

Но это так и есть.

Я понятия не имею, думают ли обо мне родные. Что они думают – тоже не знаю. Находясь далеко от них, не тоскую, не скучаю. Мне важно было только, чтобы Бекир остался жив и здоров. Дальше… Я отрекаюсь от своей семьи. Но я не переживу, если от своей семьи отречется Айдар.

Надежда на одно: Айдар всегда оставляет пространство для компромиссов. Люди на то и люди, чтобы ошибаться. Если я ошиблась – пусть он даст мне шанс.

Телефон звонит. Я тут же беру.

– Алло, – сердце ускоряется, я медленно вдыхаю через нос. Нельзя. Нужно учиться жить размеренно.

– Салам, красавица. Как дела?

– Как Айдар? У него все хорошо? – Я сознательно игнорирую вопрос Наума. Ему не важно, как мои дела. Я интересовала и продолжаю его интересовать исключительно как кнопка, с помощью которой можно нажать на Айдара. Он нажал. Я дала.

– Я бы даже сказал отлично, Айлин. У всех. Всё. Отлично.

Вопрос: «он злится на меня?» застревает в горле. Конечно, злится, Айка.

– Его еще не отпустили?

– Нет. Рано. Но всё, как и обещал…

Киваю. Я не знаю, верю ли Науму. Я ничего не смогу сделать, если он обманет. Но я цепляюсь за то, что сделает, как обещал. Иначе… Страшно думать, что будет в противном случае.

– Но если хочешь, ты можешь ему позвонить…

Предложение ошарашивает. Замерев, смотрю на уток. Даже если бы хотела достать им хлеб – не смогла бы. Меня парализовало.

– Могу? В СИЗО?

Наум смеется. Ни о каких звонках Бекиру и речи не шло. А тут…

– В СИЗО, малыш. В СИЗО… Я же говорил – твой муж отдыхает с преференциями. Не кори себя. Ты ему отпуск устроила…

– Можно не говорить об этом?

Когда Наум заходит на эту дорожку (а он делает это часто), меня начинает тошнить.

– Конечно, можно. Номер скинуть?

– Да.

Я отвечаю прежде, чем успела испугаться. А потом жду.

На телефон прилетает сообщение. Нажимаю на номер дрожащими пальцами. Если не сделаю этого сейчас – скорее всего еще долго не рискну.

Поэтому набираю.

От ответа мужа меня разделяет четыре гудка.

Я слышу его голос и горло тут же сжимается.

– Алло. Кто? – Он звучит резко. Бесится. Наверное, приятные люди на этот номер не звонят. А я – приятный человек или самое дно?

– Это я… – Произношу сдавленно. Сразу же пугаюсь. Когда я впервые пыталась подойти к местным собакам, они жали к головам уши. Боялись. Вот и я так сейчас – очень боюсь.

В трубке тихо. Я дрожу всем телом. Кусаю губы.

– Зачем звонишь? – отмечаю, что голос Айдара смягчается, но это не повод расслабиться. Он не теплеет. Ни черта не теплеет.

Искренне мне хочется только плакать, но я понимаю, что права такого нет. Нужно объясниться.

– Прости меня, Айдар. Если сможешь…

– С флешкой ты провернула? – Он не хочет слушать. Перебивает сходу вопросом. Я сижу на лавке, но чувство такое, что земля уходит из-под ног.

Становится страшнее, чем в тот день. Догоняет осознание. Оно догоняет, а я пытаюсь оторваться.

– Ты меня поймешь, Айдар. Я уверена, ты меня поймешь…

– Флешка, Айлин.

– Они бы с Бекиром сделали что-то… Они не остановились бы… Они и с тобой что-то сделали бы… Ты же сам ко мне охрану приставить хотел! Ты же сам понимал, как всё это опасно! Я не сделала бы этого, если бы не понимала, что только так могу…

– Флешка, блять, Айлин. Твоя?

Грубость отрезвляет. Я заглатываю воздух почти что вместе с языком. Сердце колотится. В животе некомфортно. Подташнивает.

– Я пыталась вас спасти, Айдар. Обоих. Только я могла это сделать. Я не простила бы себя, если…

– Отвечай. Да или нет.

Снова захлебываюсь словами. Телефон отсчитывает секунды нашего молчания. Я зачем-то тяну.

Аллах, зачем?

Жмурюсь и выдыхаю:

– Да. Моя.

Снова тихо. Настолько, что когда одна из уток, уставшая ждать своего хлеба, крякает, я вздрагиваю.

Распахиваю глаза. Чувствую, что в новом мире.

– Ясно. – На языке крутится новое «прости меня», которое я уже не скажу. – Встретишься мне, Айлин,– уничтожу.

Закономерный исход выстреливает пушкой в грудную клетку.

Айдар скидывает, я опускаю руку с телефоном на колени. От понимаю, что сама в этом виновата, легче не становится.

Звонок сброшен, но мобильный снова вибрирует. Я опускаю взгляд, постепенно теряя фокус зрения.

Это приложение, которое я установила себе совсем недавно.

«Маленькая малинка живет у вас в животе. Срок беременности – восемь недель».

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36.1

Глава 36.2

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43