Энциклопедия земли Вятской. Том 2. Литература [Коллектив авторов] (pdf) читать онлайн

В Д Е С Я Т И ТОМ АХ

Откуда мы родом?

Литература

0П

ао

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
ЗЕ М Л И ВЯТСКО Й

том
второй

ОБЛАСТНАЯ ПИСАТЕЛЬСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
ОБЛАСТНАЯ А ДМ ИНИСТРАЦИЯ
ВЯТСКАЯ ТОРГОВО-ПРОМ Ы Ш ЛЕННАЯ ПАЛАТА

1995

КООРДИНАЦИОННЫЙ СОВЕТ:
Н. И. ШАКЛЕИН, В. А. НИКОНОВ, В. А. СИТНИКОВ,
Н. Г. ПРОТОПОПОВ, В. В. ВТЮРИН, А. А. ГОРЕВСКИЙ,
Н. В. ПОЛЯКОВ, А. Н. ЗОРИН

РЕДАКЦИОННАЯ КОМИССИЯ:
В. А. СИТНИКОВ (председатель),
Н. И. ПЕРМИНОВА (заместитель),
О. М. ЛЮБОВИКОВ, А. В. РЕВА, В. А. БЕРДИНСКИХ,
А. Г. ТИНСКИЙ, С. П. КОКУРИНА, В. А. ПОЗДЕЕВ,
Г. Г. КИСЕЛЕВА, В. К СЕМИБРАТОВ, А Н. СОЛОВЬЕВ,
В. Ф. ПОНОМАРЕВ

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ЗЕМ ЛИ ВЯТСКОЙ
Том 2. Литература

Художник
А М. Колчанов
Составитель
и автор
биографических справок
В. А. Поздеев
Редактор
М. П. Чебышева

ББК 26.89(2Р-4Ки)+83.3(2Рос-Рус)
0-83
18ВЫ 5-86645-006-2

Р У Ч Ь И , С О ЗД А Ю Щ И Е РЕ К У
(От составителя)

— эт о д у х о вн о е за ве щ а н и е о д но го
п о к о лен и я д р уго м у, — т а к го во р и л м олодой А . И. Г ер­
цен на от кры т ии п убличной библиот еки в В ят ке, —
совет
ум ир а ю щ его
ст арца
ю нош е, начинаю щ ем у
ж ит ь, п р и к а з , п е р е д а в а е м ы й ча со вы м , о т п р а в л я ю щ и м ­
с я н а о т д ы х, ч а со во м у, за с т у п а ю щ е м у н а его м ест о.
В с я ж изнь ч е л о в е ч е с к а я п о с л е д о в а т е л ь н о о с е д а ла в
кн и ге, плем ена, лю д и , госуд арст ва исчеза ли , а кн и га
ост авалась. Н о в кн и ге не одно прош едш ее, она со­
ст а вл я е т д о кум ен т , по кот о р о м у м ы вво д и м ся во в л а ­
ден ие н а ст о ящ его , во вла д е н и е всей сум м ой и ст и н и
уси ли й , н а й д ен н ы х ст р а д а н и ям и , о б лит ы х ино гд а кр о ­
вавы м пот ом ; она — пр ограм м а б удущ его. И т а к, б у ­
д е м у в а ж а т ь к н и г у ...»
«П рограм м а б у д у щ е го » — т а к о п р ед е ли л Г ерцен
сам ое важ ное п р е д н а зн а ч е н и е к н и ги , но н еб езы н т ер ес­
н а и и ст о р и я ее с о зд а н и я , без ко т о р о й н е б удет п о л ­
н о й «с у м м а и с т и н » . И с т о р и я л и т е р а т у р ы , п о ж а л у й ,
одна из наиболее инт ересны х ст раниц в ист ории д у ­
х о в н о й к у л ь т у р ы Р оссии.
Р усско й л и т е р а т у р е т ы сяча лет . К аж ды й век ,
каж ды й п е р и о д ее р а з в и т и я о з н а м е н о в а н з н а ч и т е л ь ­
ны м и п р о извед ениям и, вы даю щ им ися п и са т елям и —
эт о зо ло т о й ф онд н а ш ей н а ц и о н а льн о й культ ур ы , но
н а п р о т я ж е н и и все й ее и ст о р и и ж или и т в о р и л и п и с а ­
т е л и , ко т о р ы е с о с т а в л я л и к а к бы «периф ерию » б о ль ­
ш ой лит ера т ур ы . О ни продолж али, р а зви ва л и , а и н о г­
да и п р ед во схи щ а ли ген и ев р усс к о й словесн ост и. В ли -

5

т ер а т ур но м процессе всегда сущ ест во ва ли р а зли ч н ы е
ш ко лы , н а п р а в л е н и я , вы д еля ли сь и р еги о н а л ь н ы е осо­
бенност и. К аж дая м ест ност ь д а ла р я д и м ен извест ­
ны х п р о за и к о в, поэт ов и др а м а т ур го в.
И ст о р и я л и т е р а т у р н о й ж изни В я т с к о го к р а я
р а зн о о б р а зн а и содерж ат ельна. С В я т с к о й зем ли
черпали свои т алант ы Е. И . К ост ров, Н . А . Д у р о в а ,
С. А . В е с н и н , Н . Н . Б л и н о в , М . Е . С е л е н к и н а , М . И . О ж е­
го в, А . С. Г р и н , Н . А . З а б о ло ц к и й , О. М . К у ва е в; о В я т ­
ской зем ле, о сво и х в п е ч а т л е н и я х от п р еб ы ва н и я на
н ей п и с а л и А . И . Г ер ц ен , М . Е . С а лт ы к о в-Щ е д р и н ,
В . Г. К о р о л е н к о , Я н Р а й н и с и м н о г и е д р у г и е и з в е с т н ы е
п р о за и ки , поэт ы , публицист ы .
К а ж е т с я , ч т о в с е и м е н а н а м уж е и з в е с т н ы , в с е
о с м ы с л е н о , и с с л е д о в а н о ... Н о б е л ы е п я т н а с у щ е с т в у ­
ю т . И нем ало произвед ений п ы ли т ся ещ е в а р хи вн ы х
п а п к а х , р азб ро сано по ст раницам периодической п еч а ­
т и. М н о г и е я в л е н и я , в т о м ч и с л е и и с т о р и ю л и т е р а ­
т у р ы , м о ж н о с р а в н и т ь с а й с б е р г о м , у к о т о р о г о ес т ь
ви д и м а я и н е в и д и м а я част ь, и п о д во д н а я все гд а о ст а ­
ет ся больш ей. З н а к о м с т в о с эт ой скр ы т о й ист орией
всегда бы ло процессом за н и м а т ельн ы м и во м н о го м п о ­
учит ельны м .
В елика роль краеведения в воспит ании пат рио­
т изм а, кот оры й вк л ю ч а е т в себ я л ю б о вь к род н о м у
к р а ю , е го и с т о р и и и к у л ь т у р е .
И ст орией культ ур ы и ли т ер а т ур ы на ш его кр а я
з а н и м а л и с ь т а к и е и с с л е д о в а т е л и , к а к А . С. В е р е щ а ­
ги н , П. И . Л у п п о в , А . В . Э м м аусский, К. В . Д р я ги н ,
Г. Ф . Ч уд о в а , В . Г. П л е н н о е , Е . Д . П е т р я е в , Н . П . И з е р г и н а и др.
В X IX веке ист ория вя т с ко й ли т ер а т ур ы п р и ­
вл е к а л а нем н о ги х. У пом инались вя т с к и е писат ели
т олько в с в я зи с и звест н ы м и всей Р оссии им енам и:
т а к р я д о м с А . П уш к и н ы м — Е. К ост ров и Н. Д у р о в а ,
с и м е н е м Л . Т о л с т о г о — Н . Б л и н о в , с и м е н е м Н . Ч ер­
н ы ш евско го — Н . Б аж ин и М . С е л е н к и н а , с им енем
И . С у р и к о в а — М . О ж егов.

З а м ет н о й вехо й в ист ории вя т с к о й ли т ер а т ур ы
с т а л и и с с л е д о в а н и я А . С. В е р е щ а г и н а «В я т с к и е с т и ­
х о т в о р ц ы X V I I I в.» ( В я т к а , 1 8 9 6 — 1 8 9 7 ) . О н ж е п у б ­
ли ко ва л п ам ят ники вят ской письм енност и X V I —
X V III вв. К п р еб ы ва н и ю в вя т с к о й ссы лке А . И . Г ерце­
н а , М . Е. С а лт ы к о ва -Щ е д р и н а , В . Г. К о р о ле н к о о б р а ­
щ а лся П. Н. Л уппов. Н ебольш ие м ат ериалы о книж ках
м ест ны х писат елей пом ещ ались в м ест ны х периодиче­
ски х изданиях.
В н а ч а л е X X в е к а в «В я т с к о й г а з е т е » , «В я т с к о м
к рае», « В я т с к о й ж изни», « В я т ск о й речи» п у б л и к о в а ­
лись не т олько м н ого численн ы е произвед ения м ест ны х
п и с а т е л е й и п у б л и ц и с т о в , н о и р е ц е н зи и и об зо р ы вы ­
ш едш их книг.
Н е бы ло созд ан о п о лн о го и сслед о ва н и я вят ско й
л и т е р а т у р ы и в 3 0 — 5 0 -е г о д ы н а ш е г о в е к а . И т о л ь к о
в к о н ц е 6 0 -х п о я в л я ю т с я и н т е р е с н ы е и сод ер ж а т ель­
н ы е р а б о т ы п и с а т е л я -к р а е в е д а Е. Д . П е т р я е в а : «Л и­
т ерат урны е находки» (1 9 6 6 ), «Л ю ди, р уко п и си , к н и ги »
(1 9 7 0 ), «К ировский л и т е р а т у р н ы й м узей » (1 9 7 0 ),
«М . Е . С а л т ы к о в - Щ е д р и н в В я т к е » ( 1 9 7 5 ) и д р у г и е , в
кот оры х о н р а сска зы ва ет о м н о ги х извест ны х и н еи з­
вест ны х увлека т ельн ы х ст раницах в развит ии к уль­
т уры н а ш и х м ест .
П ост оянно обращ ает ся к изучени ю ли т ер а т ур ­
ной ж изни В я т к и проф ессор К Г П И Н. П. И зер ги н а . Е ю
н а п и с а н ы с т а т ь и , п о с в я щ е н н ы е т в о р ч е с т в у В . Г. К о ­
р о л е н к о , А . С. Г р и н а , Ф . Ф . П а в л е н к о в а и д р . В е е и н ­
т ер есн ы х к н и г а х « П и са т ели в В я т ке» (1 9 7 9 ) и «Л и­
т е р а т у р н а я ж и з н ь В я т к и ( 1 8 7 0 — 1 9 1 7 )» ( 1 9 9 0 ) н а
больш ом а р хи вн о м м а т ер и а ле р а сск а зы ва ет ся о т вор­
чест ве п и са т елей , т а к и ли и н а че с в я за н н ы х с наш им
краем .
В 1 9 7 6 г. К и р о в с к и м п е д и н с т и т у т о м б ы л и з д а н
сборник н а уч н ы х ст ат ей «П исат ели и В ят ски й край»,
г д е п о м е щ е н ы с т а т ь и Н . П . И з е р г и н о й , А . Г. Б а л ы б е р д и н а , Г . А . О х о т и н о й , Г. Н . Ш е р ш н е в о й , Н . Н . П о д ш и в а л о в о й . Г о д о м п о зж е в ы ш л а в В о л г о - В я т с к о м и з д а -

7

т ельст ве к н и га «Л ит ер а т ур ны е п о р т р ет ы » (с о с т а в и ­
т ель В . В . З а б о л о т с к и й ) , в н е й р а с с к а з ы в а е т с я о б и с ­
т ории писат ельской организации и пом ещ ены очерки о
д е с я т и к и р о в с к и х п и с а т е л я х . В ы ш е д ш а я в 1 9 8 2 г. к н и ­
га « Л и т е р а т у р н ы й К и р о в» п р о д о л ж и л а т р а д и ц и ю п у б ­
ли к а ц и и биограф ических сп р а во к и б и б лиограф ии к и ­
р о вск и х писат елей. Т акие б и б лиограф ические сп р а во ч­
ники, п о дгот овленны е К ировской об ла ст н о й н а уч н о й
библиот екой им ени А . И. Г ерцена и п и сат ельской о р га ­
низацией, вы хо д и ли не один р а з.
И з в е с т н ы й б и б л и о г р а ф -к р а е в е д Г. Ф. Ч у д о в а в
1981 г. в ы п у с т и л а к н и г у «В т е д а л е к и е го д ы » , п о с в я ­
щ е н н у ю и с т о р и и в я т с к о г о к р а е в е д е н и я . В н е й т а кж е
за т р а ги ва ю т с я вопросы ист ории вя т с к о й л и т е р а ­
т уры .
Б ольш ой вк ла д в и зучен и е и сост а влен и е библио­
г р а ф и и в я т с к и х п и с а т е л е й в н е с В . Г. Ш у м и х и н , его
вы сокий проф ессиональны й уровень, т ворческое от но­
ш е н и е к м е т о д и к е с о с т а в л е н и я «У к а з а т е л е й » с д е л а л и
т акие и зд а н и я хо рош им подспорьем в и сслед о ва т ель­
с к о й р а б о т е м н о г и х у ч е н ы х -к р а е в е д о в . И з д а н и е в т о р о ­
го т о м а э н ц и к л о п е д и и з е м л и В я т с к о й с о б е р е т в о е д и н о
все н а к о п лен н о е ранее.
Л ю б о в ь к р о д н о м у к р а ю , к е го и с т о р и и , т р а д и ­
циям , м ат ериальны м и духовны м ценност ям за к ла д ы ­
в а е т с я с д е т с т в а . Уже в ш к о л е , н а у р о к а х л и т е р а т у ­
ры , л и т е р а т у р н ы х часах, веч ер а х, б есед а х пробуж да­
ет ся глу б о к и й инт ерес не т олько к ист ории всей в е л и ­
к о й р у с с к о й л и т е р а т у р ы , н о и к ее м а л о й ч а с т и — и с ­
т ории ли т ер а т ур ы ро д но го кр а я.
У м е ло , и н т е р е с н о о р г а н и з о в а н н о е л и т е р а т у р н о е
к р а е в е д е н и е в ш к о л е я в л я е т с я н е о т ъ е м л е м о й ч а ст ь ю
ф орм ирования ли ч н о ст и м олодого чело века , будит в
н ем в ы с о к и е п а т р и о т и ч е с к и е ч у в с т в а . В с п о м и н а ю т с я
в эт о й с в я з и с л о в а п и с а т е л я И . Э р е н б у р г а : « Г о в о р я о
ш ирокой р ек е , не след уе т за б ы ва т ь о р у ч ь я х , чт о со ­
з д а ю т р е к у . Д л я т о го , чт о б ы п а т р и о т и з м б ы л к р е п ­
к и м , п л о т н ы м , н е п о к о л е б и м ы м , н у ж н о , чт о б ы о н и с х о ­

дил из л ю б в и к своей м а лен ько й р о д и н е, к р о д н о м у го­
р о д у, се лу , краю ».
Л ит ерат урное краеведение реш ает и т акую
важ н ую за д а ч у , к а к ум ен и е пост игат ь и ценит ь эст е­
т ическое, худ ож ест вен ное соверш енст во про и звед ен и й
к уль т у р н о го п р о ш ло го своей зем ли , оно р а сш и р яет
предст авление о
национальном характ ере русской
к у л ь т у р ы . Г о в о р я с л о в а м и а к а д е м и к а Д . С. Л и х а ч е в а ,
« н а ц и о н а ль н о е б е с к о н е ч н о б о гат о. И н ет н и ч е го у д и ­
ви т ельн о го в т ом , чт о каж ды й во сп р и н и м а ет эт о н а ­
ц и о н а л ь н о е п о - с в о е м у ...» К а ж д о е и н д и в и д у а л ь н о е в о с ­
п р и я т и е н а ц и о н а л ь н о г о р а с ш и р я е т о б щ е е п о н я т и е «о
русском » — русском в ха р а кт ер е народа, в хар а кт ер е
п р и р о д ы , го р о д о в, и с к у с с т ва и п р о чего .
М ногие уч и т е л я наш ей област и, и сп о льзуя м а ­
т ериалы кр а евед ени я, уча т поним ат ь и ценит ь про и з­
вед ения искусст ва, п а м ят н и к и ист ории и а р хи т ект у­
р ы , кр а со т у и б ога т ст во р о д н о й природы . О д н а ко м а ­
т ериалов о т ворчест ве м ест ны х писат елей, собран­
н ы х воедино, все ещ е н е дост ает . О собенно эт о к а с а ­
ет ся худ о ж ест вен ны х п р о и звед ен и й п рош лого: т ек ­
ст ы м н о г и х п и са т елей X V III — X IX вв. п у б л и к о в а л и с ь
ещ е до р ево лю ц и и в р а зл и ч н ы х пер и о д и ч ески х и зд а н и я х
и сейчас ст а ли б и блиограф ической редкост ью .
Н аст оящ ий т ом эн ц и кло п ед и и зем ли В ят ско й
п р ед ст а вляет из себя а н т о ло ги ю ли т ер а т ур ы родного
кр а я . О н дает необходим ы е м ат ериалы д л я кр а евед че­
ской работ ы , зн а ко м и т ш ирокие к р уги чит ат елей с
ист орией ф орм ирования, ст а н о влен и я и р а зви т и я
в я т с к о й сло весн о ст и , р а ссч и т а н и д л я сем ейного чт е­
ния.
В есь м а т е р и а л р а сп о ло ж ен в х р о н о л о ги ч е с к о м
п о р я д к е: от с р ед н евек о во й л и т е р а т у р ы до н а ш и х
дней, предст авлены наиболее хар а кт ер н ы е произвед е­
н и я т о го и л и и н о го п и с а т е л я , в н е к о т о р ы х с л у ч а я х
п уб ли кую т ся вещ и м алоизвест ны е, но связа н н ы е с н а ­
ш ей зем лей . В к н и ге пом ещ ены п р о и звед ен и я и ли от 9

р ы вки , кот оры е сви д ет ельст вую т о м н огооб разии
т во р ч еск и х возм ож ност ей в я т с к и х х уд о ж н и к о в с л о ва .
Т екст ы сопровож дены б и о гр а ф и ч еск и м и с п р а в ­
ка м и и и ст о р и к о -л и т ер а т ур н ы м и ст а т ья м и . Э т и
ст ат ьи не прет ендую т на полны й и всест оронний
а н а л и з ист ории вят ск о й ли т ер а т ур ы , даю т общ ие
п р е д с т а в л е н и я об и с т о р и к о -л и т е р а т у р н о м про ц ессе и
о со б ен н о с т я х его н а В я т с к о й зем ле.
Текст ы ср ед н евеко во й в я т с к о й ли т ер а т ур ы д а ­
ю т с я п о п у б л и к а ц и я м X I X в ., н е к о т о р ы е в с о в р е м е н ­
н ы х п ер ево д а х. П р о и звед ен и я п и са т елей X IX в. п е ч а ­
т а ю т с я п о а в т о р и т е т н ы м и с т о ч н и к а м . В е з д е , гд е
эт о возм ож но, со х р а н е н ы с и н т а к с и ч е с к и е о со б ен н о ст и
п ер во й п у б ли к а ц и и , см ы сло вы е к ур с и вы , а т акж е н а п и ­
с а н и я , от раж аю щ ие л и т е р а т у р н у ю н о р м у своего в р е ­
м ен и . Т ек ст ы п е ч а т а ю т с я по н о во й о р ф о граф ии.
Д а т ы д о 2 0 ф е в р а л я 1 9 1 8 г. д а ю т с я п о с т а р о м у
ст илю .
Н а деем ся, чт о эт о и зд а н и е б удет вст р еч ен о с
инт ересом и на й д ет своего чи т а т еля.

В. П оздеев

РАЗДЕЛ I
ЛИТЕРАТУРА
XVII—XVIII ВЕКОВ

ОТ ТРИ Ф О Н А ВЯТСКОГО
Д О ЕРМ И Л А КОСТРОВА
К. Г. Б ро нн ик ов , Л . Н . Л у зя н и н а , В . А . П оздеев

В

а идаРятская средневековая литературы мало изучена и поч­
ти не публиковалась. Ш ирокому читателю она практически н еи з­
вестна. Н аиболее интересны и з произведений XVII — XVIII вв.
«Житие и подвиги и отчасти чудеса преподобного отца наш его
архимандрита Триф она, Вятского чудотворца и начальника обите­
ли Успенья Богородицы , что в Хлы нове», «П овесть о стране Вят­
ской», «П овесть о явлении чудотворного образа Великорецкого
отца наш его Н иколая...», «Вятский временник», «Л етописец ста­
рых лет».
Одним и з интереснейш их пластов средневековой литерату­
ры являются летописны е источники, которые м ож но рассматри­
вать и как исторические описания, и как худож ественны е произ­
ведения. Таковыми в вятской литературе являются «Вятский вре­
менник», «Повесть о стране Вятской» и «Л етописец старых лет»,
также имею тся разрозненны е сведения о вятской истории в раз­
личных летописях.
Над «Вятским временником» трудились дьячок Богоявлен­
ского собора С ем ен П опов и его сын И ван. В этом «летописании»
излагаются собы тия вятской истории с 1391 по 1700 годы.
Другой известны й «летописный» источник — «П овесть о
стране Вятской», которая долгое время служила единственны м
историческим докум ентом , и з н ее местны е и столичные историки
черпали факты. О на датирована концом ХУЛ—началом XVIII вв.
К сожалению , автор «П овести о стране Вятской» н е известен, од­
нако н есом н ен н о, это один и з книжников литературного кружка
архиепископа И оны Баранова. М ногие факты «П овести» н едосто­
верны, противоречивы. Ещ е большую путаницу внесли пересказы

«Повести» (П. И. и Н. П. Рычковы). Однако ее приняли на веру
известные русские историки XIX в. — Н. М. Карамзин, Н. И. Ко­
стомаров, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский. Некоторый отход
от исторической основы автор «Повести» компенсирует индиви­
дуальным взглядом и эмоциональной оценкой события, напри­
мер: «И видевше новгородцы той град на прекрасной высокой го­
ре, возжелаша ратию взяти его и обещашася прародителям своим
российским великим князьям страстотерпцам Борису и Глебу и
заповедоша всей дружине своей поститися и ни ясти и не пити...». Эта «Повесть» проникнута духом патриотизма, гордостью за
свою древнюю Вятскую землю.
В «Летописце старых лет», который датируется также
XVII — началом XVIII вв., приводятся сведения об общерусской
истории и факты истории Вятской земли с 1391 по 1682 гг. Одна­
ко и этот источник страдает многими неточностями.
Как и в других региональных литературах, видное место за­
нимает жанр жития. Жития святых, или еще эти произведения
называют агиография (от греческого Ьа§юз — святой и §гар1ю —
пишу), описывают жизнь героя, его благие деяния, чудеса. На
протяжении многих веков вырабатывался их своеобразный канон,
то есть определенные жанровые рамки, приемы изображения.
Жития святых — это прежде всего церковная литература,
однако жития постепенно сближались с литературой светской.
Они наполнялись историческими фактами, подавались в яркой
публицистической форме и легче всего воспринимали влияние
апокрифов и народных легенд. С течением времени появляются
не только жития святых, но и княжеские жития. В конце XIV —
начале XV вв., как отмечает академик Д. С. Лихачев, наблюдается
расцвет экспрессивно-эмоционального стиля, который наиболее
ярко проявился в житийной литературе. С XV — XVI веками свя­
зан целый ряд памятников, в которых рассказывается о святых —
основателях монастырей.
Особое место среди житийной литературы этого времени
занимает «Повесть о Петре и Февронии», выдающийся памятник
XVI в., в котором возобладали нетрадиционные житийные черты:
лаконизм повествования, отсутствие этикетных черт, фольклор­
ные мотивы.
XVII век ознаменовался процессом «обмирщения», когда
происходил постепенный переход от древней, преимущественно
12

церковной литературы, к светской, от культуры средневековой к
культуре нового времени.
Однако провинциальная литература XVII — начала XVIII вв.
еще тяготела к традициям и канонам средневековой литературы.
Такие произведения создавались, по большей части, в монастыр­
ских кельях. Не стала исключением и Вятская земля. Так, «Житие
Трифона Вятского» было составлено в 60-е годы XVII в. одним из
монахов Вятского Успенского монастыря.
Имя преподобного Трифона Вятского (1546 — 1612) связа­
но с историей заселения северных земель русскими, с созданием
монастырских обителей и, в частности, обители Успенья Пресвя­
той Богородицы в Хлынове (Вятке). Известен Трифон Вятский в
истории церкви и как просветитель пермских народов. Неизгла­
димый след оставили его чудеса, а мощи его, почивающие под
спудом в обители Успенья Пресвятой Богородицы, почитаются
всеми верующими Русского Севера.
История написания «Жития Трифона Вятского» пока еще
темна. Историк В. В. Низов отмечает: «Биограф Трифона имел
многочисленные встречи и беседы с современниками и очевидца­
ми, лично знавшими святого, записывал и запоминал их рассказы
о жизни, подвигах и чудесах преподобного, а в Успенском мона­
стыре ему посчастливилось даже читать написанные самим Три­
фоном тетради, представляющие собой «дневниковые» записи чу­
дотворца».
Как и все произведения средневековой литературы, «Жи­
тие» передавалось в списках, так, в XIX в. существовало уже пять
списков. В 1868 г. была подготовлена первая публикация «Жи­
тия». Подготовкой занимался попечитель Казанского учебного
округа П. Д. Шестаков, который использовал для публикации все
пять списков. В начале нашего века список конца XVII в. был
опубликован в «Трудах Вятской ученой архивной комиссии»
(1912). В 1905 г. публиковалась краткая редакция этого списка в
«Трудах Пермской ученой архивной комиссии».
Неизвестный список «Жития» обнаружил В. В. Низов в
библиотеке Кировского педагогического института. Он считает,
что «неизвестный список жития, отличающийся от опубликован­
ных, занимает промежуточное положение между списком конца
XVII века и Ш естаковской редакцией».

Давая атрибуцию, В. В. Низов отмечает: «Составлен он,
очевидно, в середине XVIII века. Написан одним почерком — мо­
сковским полууставом со старопечатной основой. Переплетен в
книгу «в четверку» (четвертая часть листа). Переплет — доски,
обтянутые тисненой кожей. Имеются остатки двух застежек из
желтого металла. Заголовки выполнены красными чернилами
(киноварь). Нижняя часть первого листа слегка оборвана, в
верхней же части его начертана надпись: «Изъ Книгь Вятскаго
Успенскага Трифонова монастыря Архимандрита Феофилакта».
Настоятелем монастыря Феофилакт был в 1824—1829 годах.
Над заголовком вклеена вырезанная из какой-то печатной кни­
ги заставка, представляющая собой орнамент, в центре которо­
го изображение библейской сцены «Благословение Иисуса
Христа».
Помимо «Жития Трифона Вятского» на Вятке были напи­
саны еще несколько житийных повестей: «Житие блаженного
Прокопия Вятского», «Повесть о явлении чудотворного образа
Николы Великорецкого». Последняя только примыкает к житиям,
однако ее можно определить как «повесть», в которой рассказы­
вается история появления на Вятке чудотворного образа, иконы
святителя Николая. Культ Николы на Руси был широко распрост­
ранен, его чудеса, деяния сопоставимы с делами Богородицы и
даже Христа. Поклонение Николе приближается к поклонению
самому Христу. В русском религиозном сознании вера в Бога
предполагала и веру в Николу, в его чудеса, а непочитание Нико­
лы рассматривалось как ересь. Особое значение чудотворца нахо­
дит отражение и в иконописи.
На Вятке почитание святителя Николы было особенно
распространено. Так, появляется сказание («повесть») об ико­
н е , найденной в пределах Вятского края у реки Великой. Эта
икона была доставлена сначала в Хлынов, а затем в Москву в
1555 — 1556 гг.
Во второй раз в 1614 — 1615 гг., в первые годы царствова­
ния Михаила Федоровича Романова, вскоре после этого события,
которое отмечено в разных летописных источниках, была написа­
на «Повесть о явлении чудотворного образа Великорецкого иже
во святых отца нашего Николая архиепископа Мирликийского и
вселенского чудотворца». Этот список «Повести» относится к
XVII в., но существуют списки и последующего времени, вплоть
до первой половины ХЕХ в.

«Повесть о явлении...» — п р о и зв е д е т е , в котором соеди­
нились традиции древнерусской литературы и народного творче­
ства. Сюжет «Повести» строится как рассказ о событиях, связан­
ных с обретением иконы, ее чудодейственных силах. Такая ком­
позиция напоминает «житийную». Стиль повести в разных спи­
сках неоднороден, он отражает эволюцию от более сдержанного,
приближенного к летописным источникам стиля ранних редак­
ций, к витиеватому стилю редакций XVIII в.
Еще одна «Повесть» известна в вятской средневековой ли­
тературе. В Российской публичной библиотеке им. М. Е. Салты­
кова-Щедрина хранится сборник, написанный полууставом и
скорописью второй половины XVII в. на 162 листах. На страни­
цах с 1 по 21 написана вятская повесть : «Повесть о иконе Пречи­
стая Богородицы и Приснодевы Мария, Честнаго и Славнаго ея
Одигитрия новоявленная, иже принесена бысть повелением Пре­
чистая Богоматери в Соловецкую лавру лета 7170-го м айя в
26 день». Впервые ее опубликовал также В. В. Низов. Повесть ин­
тересна прежде всего тем, что в ней упоминается факт рыболовст­
ва вятчан на Волге. Интересна и судьба вятского рыбака Ивана
Иванова по «реклу» Лянгусова, который попал в плен к калмы­
кам, а затем был продан крымским татарам. Рассказывается и о
том, как он бежал, как ему было видение, как он обещал напи­
сать образ Спаса и Пречистой Девы Марии. Все это исполнилось
и Иван Лянгусов принес чудотворную икону в Соловецкую лавру.
Еще много неизвестных страниц может открыть изучение
средневековой литературы Вятки. Новые источники дадут воз­
можность осмыслить ее место в истории общерусской средневе­
ковой литературы, во многом прояснить пути формирования ли­
тературы нового времени.
*

*

*

XVIII век — особая историко-культурная эпоха в развитии
всей русской национальной литературы. Это, по словам Б. М. Э й­
хенбаума, «пош лине рабочее, трудовое для русского искусства»
столетие изучено, на первый взгляд, довольно полно: опубликова­
но и прокомментировано множество текстов от первых робких
литературных опытов петровской эпохи до гениальных творений
Г. Р. Державина, А. Н. Радищева, Н . М. Карамзина.
И все-таки, говоря о литературе XVIII столетия, мы чаще
всего представляем себе лишь ее магистральные пути, верш инные

15

явления. А ведь история культуры — это не только могучие де­
ревья. Динамика любого процесса определяется причинами, под­
час далеко не однозначными, скрытыми от глаз. В этом плане в
истории изучения и осмысления литературы XVIII века есть
еще своя «терра инкогнито» — это литература провинциальная,
которая по-своему и значительна, и интересна. Соотношение
культуры столичной и провинциальной часто понимается нами
сквозь призму современных представлений, что подчас искажа­
ет общую перспективу, смещает ориентиры. Не станем забы­
вать, что детские годы, например, Державина прошли под К а­
занью, а грамоте его учил дьячок сельской церкви. Карамзин
явился в Москву из Симбирска, а Радищев, хоть и родился в
Москве, но детские годы провел в селе Пензенской губернии и
«начальное образование души» получил под руководством кре­
постных: няни Прасковьи Климентьевны и дядьки Петра М а­
монтова.
Вятская литература XVIII в. — интереснейшая страница в
истории нашей культуры. Она еще ждет своих вдумчивых и
серьезных исследователей. Несомненно одно: в лучших своих
проявлениях она была не эпигонской, подражательной, но яв­
ляла свои, пусть небольшие, эстетические ценности, несла свои
художественные открытия. Следует заметить, что, говоря о л и ­
тературе какого-либо края, в том числе и Вятки, мы имеем в
виду не только творения людей, родившихся на этой земле, но
и тех, чья деятельность оказала большое воздействие на форми­
рование ее культуры. В XVIII и в XIX веках, в глухой вятской
провинции нередко оказывались опальные политические деяте­
ли, писатели и поэты, и, наоборот, уроженцы Вятки покидали
ее, вливаясь в столичную литературную среду. Эта культурная
миграция — естественный процесс, который нельзя не.учиты­
вать, говоря о так называемой провинциальной литературе. Яр­
чайший пример этого процесса — судьба известного деятеля
петровской эпохи Лаврентия Горки, пребывание которого в
Вятке стало для нашей культуры XVIII в. едва ли не самым яр­
ким и масштабным событием.
Воспитанник знаменитой Киево-М огилянской академии,
преподаватель пиитики и риторики, а затем игумен Выдубицкого монастыря в Киеве, в 1720-е годы по рекомендации Фео­
фана Прокоповича был призван в Петербург. Его образован­
ность и литературная одаренность, а также приверженность
16

идеям просвещения были оценены Петром I. После смерти Петра
усиливается политическая борьба за власть, расцветают интриги,
их жертвой так или иначе становится приверженец Петра — Лав­
рентий Горка: по именному указу он переводится в Вятскую
епархию, где и проводит последние годы жизни. Но и сосланный
в Вятку, Лаврентий Горка неутомимо продолжал свою просвети­
тельскую деятельность.
Велика его роль не только в воспитании учеников создан­
ной им здесь славяно-латинской школы, но и в развитии тради­
ционной школьной драмы, поскольку был он одаренным, ярким
драматургом.
В 1730—40-е годы традиц и онн ая ш кольная драм а пере­
живает период упадка. Н о есть все основани я к тому, чтобы
рассматривать опы ты воспитанн иков вятской сл авяно-латин ­
ской ш колы к а к подготовительны й этап в ф орм ировании
«этического человека», созданного впоследствии драм атур­
гией русского класси цизм а. Б иблейски й сюжет об И осиф е
как нельзя лучш е соответствовал тем воспитательны м , нрав­
ственно-этическим представлениям , которы е стрем ился заро­
нить в сердца своих восп итанн иков Л авренти й Горка. Трагедокомедия Горки представляет н есом н ен н ы й истори ко-ли те­
ратурный интерес уже потому, что обращ ена к м ор ал ьн о -эти ­
ческой проблематике. Х арактерной чертой ш кольной драм ы ,
особенно на библейскую тему было то, что в ней изображ ал­
ся особый мир, особы й по его соверш енству и бесконечн о­
сти: человек и окруж аю щ ие его обстоятельства предстаю т
здесь как высш ая степень ф илософ ской абстракции. М ораль
и ф илософ ия, добро и зло выступаю т к ак герои, взаим одей­
ствующие с конкретны м и персонаж ам и. Так, в трагедоком едии Горки Зависть беседует с другом И осиф а, прои зносит
страстные монологи и представляет собой своеобразны й «от­
рицательный персонаж », стрем ящ ийся погубить И осиф а, тог­
да как Совесть своим и речам и пы тается вразумить одерж и ­
мую «скверны м ж еланием » ж ен у П ан теф р и я, а П релесть —
совратить И осифа.
При всей аллегоричности сюжета — И осиф , невинно
оклеветанный, брош енны й в тем ницу, а затем «дивно возве­
денный» на престол царский — своеобразны й прообраз Х ри­
ста — пьеса Л аврентия Г орки отличается от многих анало-

гачных произведений школьной драматургии особенной поэтич­
ностью, своеобразным драматизмом, глубиной изображения ес­
ли не характеров, то, говоря пушкинскими словами, «истиной
страстей».
К сожалению, у нас нет пока документальных источников,
позволяющих говорить о вятской драматургии 40—60 гг. XVIII в.,
периода становления русского классицизма. Более полно эта эпо­
ха представлена поэтическими жанрами.
Вятская поэтическая школа сложилась в первой полови­
не XVIII в. при славяно-латинской, а затем и духовной семина­
рии. Вятская духовная семинария принадлежала к наиболее ор­
ганизованным и передовым духовным школам России XVIII в.
Период ее расцвета падает на 60—70-е годы. Именно тогда в ее
стенах возрос поэт общерусского масштаба — Ермил Иванович
Костров.
Характерной чертой семинарской жизни было всеобщее ув­
лечение литературой, прежде всего поэзией. Дошедшие до нас
ученические тетради свидетельствуют о том, что поэзия определя­
ла основной (впрочем не официальный) профиль этого учебного
заведения. Тон задавали учителя. У истоков вятского стихотворст­
ва стоят Иоаким Богомедлевский и Михаил Евстафьевич Финицкий — первые учителя, посвятившие вятчан в тайны «пиитиче­
ских трудов».
Иоаким Богомедлевский прибыл на Вятскую землю в
1732 г. по указу Святейшего Синода в ссылку. Отбывать ссылку
ученый-монах должен был в отдаленном Чердынском монастыре,
в оковах за «бродяжество». Иеромонах Иоаким Богомедлевский
был человеком незаурядным: ученик Киевско-Могилянской акаде­
мии, он входил в число наиболее образованных людей своего вре­
мени. Известно о Богомедлевском немного: сын священника Ки­
евской епархии, в детстве воспитывался в Киево-Печерском мона­
стыре, двенадцать лет учился в Киево- Братском монастыре, откуда
был отправлен за границу Стефаном Яворским. Богомедлевский
слушал лекции во Львове, Люблине, Кракове, Варшаве, Гданьске,
Кенигсберге. По завершении образования Богомедлевский был
пострижен в монахи и вступил на учительскую стезю (был учите­
лем в школе, основанной св. Дмитрием Ростовским, учителем в
Заиконоспасской школе — 1702—1709 гг.).
18

В Чердынском монастыре Богомедлевский провел четыре с
половиной года (1732—1736). В августе 1736 г. архиепископ Лав­
рентий Горка вызвал Богомедлевского в Хлынов и поручил ему
преподавание пиитики и риторики в славяно-латинской школе.
Богомедлевский прибыл из Чердыни изможденным от «сидения в
оковах» старцем, когда для школы настали тяжелые времена.
Вскоре по прибытии Богомедлевскому пришлось стать свидетелем
ожесточенного нападения на школу подьячих и посадских людей
(23 сентября 1736 г.).
Положение ссыльного учителя, по-видимому, было очень
тяжелым. Местные обыватели относились к нему как к еретику и
«латыннику». В августе 1738 г. отец Иоаким бежал. 30 августа в
Провинциальную канцелярию поступило прошение из Духовного
приказа о сыске «бежавшего иеромонаха» Иоакима Богомедлев­
ского.
Первый учитель пиитики не оставил формальных следов
своего пребывания в Вятке. Но не без основания можно пред­
положить, что велика была роль И. Богомедлевского в форми­
ровании духовной ауры будущей Вятской семинарии, которой
суждено было стать эпицентром «областного культурного гнез­
да».
М. Е. Финицкий приехал в Хлынов в 1735 г. и начал пре­
подавание грамматики и синтаксимы, потом пиитики и риторики.
Покинул семинарию в январе 1745 г. П осле себя выпускник Киево-М огилянской академии оставил рукописный учебник «Меа
агйз роёзеоз...», датированный 1741 г. Учебник Финицкого повто­
ряет и развивает идеи учебника Лаврентия Горки (1707 г.). Фи­
ницкий несколько сократил и изменил рукопись Горки, сохранив
композицию, структуру, основной корпус примеров.
«Ы еа агИз р оёзеоз...» разделена на четыре книги. В п ер­
вой говорится о п рироде, предм ете и цели п о эзи и , о п оэти ­
ческом вымысле, поэтических средствах и видах стихов. Вто­
рая книга рассказы вает об эп и ч еск ой , ком ической и трагиче­
ской п оэзи и . Третья — о п оэзи и элегической, буколической,
сатирической и лирической. Четвертая книга посвящ ена п о э­
зии эпиграм м атической и «стихам м ен ее важным». И злож е­
ние поэтических правил сопровож дается примерами из В ер­
гилия, Горация, О видия. М ногие латинские стихи даны в
переводе на русский язы к (переводы вы полнены Л. Горкой).
19

В учебнике есть латинские и русские стихи, принадлежащие
М. Е. Финицкому. А. С. Верещагин приводит двенадцать латин­
ских двустиший (с русским переводом), посвященных преосвя­
щенным Лаврентию и Вениамину. Уровень художественной
гратуляции Финицкого свидетельствует о мастерстве и талант­
ливости их автора:
Угаспгу Лаврентию на его престоле,
Вениамин сияет по Божьей воле.
* * *
Упаде веры Божией столб неколебимый,
Днесь инна утверди Бог везде хвалимый.
*

*

*

Сконча Лаврентий труды от смертныя страсти,
А Вениамин прииде овцы его пасти.

* * *
По умершем Лаврентии преподобном пастыре
Полно все слез в сем Вятском мире.
Учебник Финицкого написан в духе поэтических трактатов
первой трети XVIII столетия. Комплекс идей и поэтических воз­
зрений, предложенных М. Е. Финицким ученикам Вятской семи­
нарии, схож с комплексом идей поэтики Феофана Прокоповича
(Феофан Прокопович «О поэтическом искусстве»). Однако «поэ­
тика» Финицкого свидетельствует о том, что ее автор не был
лишь подражателем, напротив, Финицкий в «Иеаз...» выступил
как новатор. Так, в четвертой книге учебника, книге наиболее
полной, говорится о стихах агШгао818 и эпиграммах. Так детально
на анализе поэзии подобного рода не останавливалась ни одна
русская поэтика до Финицкого. Финицкий дает обстоятельное
понятие о «змеиных», «симфонических», «параллельных», «рачь­
их» стихах; понятие об акростихе и анаграмме. Объяснения каж­
дого вида стиха сопровождаются примерами на латинском и рус­
ском языках. Так, для объяснения стихов «ретроградных» («рачь­
их») даны следующие два примера:
Анна ми мати и та ми манна.
Анна дар и мне сен мира данна.

Четвертая книга «поэтики» Ф иницкого изобилует «курь­
езными» стихами, загадками, акростихами и т. д. Все это, как
справедливо заметил А. С. Верещагин, «могло значительно слу­
жить к упрочению рифмы в русском стихе и отчасти даже по­
могать переходу от силлабического к тоническому стихосложе­
нию».
Страницы поэзии XVIII в. принадлежат перу вятских по­
этов одной школы, но они различны по тематике, по жанрам.
Они, безусловно, не равноценны. Среди них есть подлинные
шедевры, это, в первую очередь, переводы Е. Кострова. Есть
произведения, раскрывающие новые грани литературы эпохи
Просвещения, духовного облика людей этой поры. Так, Ермил
Иванович Костров был поставлен Пушкиным в один ряд с Ло­
моносовым, Херасковым, Державиным. Не будем считать это
преувеличением: у Пушкина, умевшего видеть многое из того,
что другим казалось неприметным, были, по-видимому, свои
резоны.
У Кострова и других вятских поэтов проявилась важнейшая
для эстетики русского Просвещения особенность — понимание
литературы как фактора нравственного воспитания человека. От­
сюда своеобразие поэтики, интерес к жанру басни и сатире вооб­
ще. Если мы вспомним, какую остроту приобрели сатирические
жанры в русской литературе 1760-х годов, то будет весьма и весь­
ма небезынтересно проследить, как в дискуссию о роли сатиры
(дискуссию, в которой участвовала сама Екатерина) вписались
«Сатирические забавные и нравоучительные эпиграммы, сочи­
ненные в городе Хлынове Вятской семинарии префектом Анто­
нием Поповым», басни Гаврила Шутова.
Помимо стихотворных жанров в литературе XVIII столе­
тия широкое распространение получили драматургия, мемуари­
стика, эпистолярные жанры (письма), продолжал развиваться
жанр «хожений» (записки путешественников). Подобное много­
образие можно увидеть и в вятской литературе. Вятчанин Ф. С.
Ефремов описал свое путешествие в Хиву, Бухару и дальше на
Восток («Десятилетнее странствование и приключения в Хиве,
Бухаре, Персии и Индии унтер-офицера Ефремова»),
«Капли в ручьи собрались; (...) в реки ручьи возросли», —
писал в одном из замечательных своих стихотворений «Осьмнадцатое столетие» А. Н. Радищев. Вятская литература XVII —
XVIII вв. подобна этим животворным ручьям.

ПОВЕСТЬ О СТРАНЕ ВЯТСКОЙ
(Отрывок)
И в лето 6682 (1174) отделившей от предел Великого Новграда жи­
тели новгородцы самовласцы с дружиною своею и шедше плавяху в судах
на низ по Волге-реке, и дошедше реки-Камы и пребыша ту неколико вре­
мя, и поставиша по Каме-реке градец мал в обитание себе. И слышаху о
Вятке-реке и иже по ней живущих чуди отяков, обладающих многими
землями и угодьями, и земляные окопы и валы построили круг жилищ
своих, боящеся находу Руси, а к поселению потребны и угодны и обла­
дать ими от тех язык не тягостны. И отделишася половина тех новогородцев и вдоша вверх по Каме-реке до чусовых мест (а другая половина остася на Каме в новопостроеном их городке); шедше же вверх по Каме-реке
исшедше на гору на страну ону и дошедше реки Чепцы и вниз по ней
пловуще пленяюще отяцкие жилища и окруженный (т. е. жилища) земля­
ными валами ратшо вземшоще и обладающе ими. И еща исплывше тое
реку Чепцу, внидоша в великую реку Вятку и плывше по ней мало более
пяти верст и узревше на правой стороне, на высокой прекрасной горе, ус­
троен град чудской и земляных валов окружен, от реки же Вятки ров глу­
бокий, от него же кругом земляным валом (и) ископанным ровом обведен
называем чудью Болванский городок, иже ныне нарицается Никулъцыно
по реке Никуличанке.
И видевше новгороцы той град на прекрасной высокой горе, возжелаша ратию взяти его и обещапшея прародителям своим российским
великим князьям стратотерпцам Борису и Глебу и заповедоша всей дру­
жине своей поститися и ни ясти и не шгги, еже бы им получить Бол­
ванский чудской городок под обладание себе и ту селитбу имети. И
приступавше к тому граду вельми жестоко и сурово, призываху на по­
мощь святых страстотерпцев Бориса и Глеба и глаголюще яко иногда
новогородскому великому князю Александру Невскому даровали есте
победу на супротивныя шведы за рекою Невою явитеся пловуще в наса­
де, тако ныне нам способствуйте молитвами вашими и помощью все­
сильного в Троице славимого Бога. И представительством Пресвятая
Богородицы и ходатайством святых страстотерпцев великих князей Бо­
риса и Глеба той крепкий град взяша воинским промыслом в лето 6689
(1181) месяца июля в 24 день, на память их всероссийских князей свя­
тых страстотерпцев Бориса и Глеба и побиша ту множество чуди и отя­
ков, а иные по лесам разбегошася; и по обещанию своему поставиша в
том граде церковь во имя святых страстотерпцев Бориса и Глеба и нарекоша той град Никулъцыно.
От того обладания новгородцы начата множится, размышляюще,
еже бо им ще в пристойном месте град свой построит, место расмотряюще.
22

ПОВЕСТЬ О ЯВЛЕНИИ ИЖЕ ВО СВЯТЫХ ОТЦА НАШЕ­
ГО НИКОЛАЯ АРХИЕПИСКОПА МИРЛИКИЙСКИХ, ЧУ­
ДОТВОРНОГО ЕГО ОБРАЗА ВЕЛИКОРЕЦКОГО, ЯВИВ­
ШЕГОСЯ В ОБЛАСТИ ВЯТСКИЕ СТРАНЫ, В ПРЕДЕЛАХ
БОГОСПАСАЕМОГО ГРАДА ХЛЫНОВА, В ВЕСИ НА ВЕ­
ЛИКОЙ РЕКЕ
(Отрывок)
...В лето 6891-е (1383 от Р. X.), при державном, благоверном и ве­
ликом князе Дмитрии Иоанновиче Московском и всея России, сыне ве­
ликого князя Иоанна Даниловича, нарицаемого Калиты, правящу престол
Российский митрополии преосвещенному Пимину, митрополиту Москов­
скому, бысть явление образа великого чудотворца Николая в Вятской
стране сицевым явлением: Вятской страны жителю Великорецкия веси,
мужу некоему благоговейну, шествуюгцу путем от своего дому, своея ради
домовыя потребы, зрить близ Великия реки в чащи леса аки свещи многия горящия. Он же постояв мало не разуме бываго, иде в путь свой. И егда ему вспять возвратившуся к домови своему, паки видит той же свет на
том же месте, и прииде близ оного света вдеже свещи горяху, и виде тамо
икону стоящу, свещи же невидимы быша. Он же о сем чудеси зело ужасеся, и зригь с радостшо вкупе и со благоговением явишийся ему образ ве­
ликого чудотворца Николая, и взем образ той постави его в дому своем, и
о сем явлении чудотворного образа никому же поведа. Стояще же той чу­
дотворный образ в дому поселянина того неколико время.
Ж И Т И Е И П О Д В И Г И И О Т Ч А С ТИ Ч У Д Е С А П Р Е П О ­
Д О БН О ГО ОТЦА НАШ ЕГО АРХИ М АНДРИТА Т РИ Ф О ­
Н А , ВЯ Т С К О Г О Ч У Д О Т В О Р Ц А И Н А Ч А Л Ь Н И К А О Б И ­
ТЕЛ И У С П Е Н Ь Я П Р Е С В Я Т О Й Б О Г О Р О Д И Ц Ы , ЧТО В
ХЛЫ НОВЕ
(Отрывок)
Благословен Б ог и О тец Г осп ода н аш его И и су са Х риста, п о вели­
кой милости С в оей возр оди вш и й н а с в о ск р есен и ем И и су са Х риста из
мертвых к упованию ж ивом у, к насл еди ю н етл ен н ом у, н еп о р о ч н о м у и н е ­
увядаемому, хранящ ем уся н а н еб еса х для вас, С и лою Б ож ею ч ерез веру
хранимых ко сп асен и ю , готовом у явиться во время п осл ед н ее. О сем ра­
дуйтесь, п оск ор бев теперь н ем н о го , есл и н у ж н о , от различны х н апастей,
дабы испы танная вера ваш а оказалась д р а го ц ен н ее ги бн ущ его, огн ем и с­
пытываемого золота, к похвале и ч ести и славе в явление И и с у са Христа.
Его не видев, лю бите, и ны не н е видя, н о веруя в Н его , радуйтесь радо­
стью неи зреч ен н ою и п реславною , достигая п о к он ч и н е верою вашею
спасения душ .
Возлю бленны е! Если так возлю бил н ас Б ог, то и мы долж ны лю ­
бить друг друга. Е сли мы л ю би м друг друга, то Б ог в н ас пребы вает. О сем

23

разумеем, ибо в Нем пребываем и Он — в нас. Если кто говорит: «Я люб­
лю Бога», а брага своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата сво­
его, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И мы
имеем от Него заповедь, чтобы любящий Бога любил брата своего. Плод
духовный сеть любовь и прочая. Если живем по духу, о духовном и по­
мышляем. Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его избра­
нию, все содействует ко благу. Ибо кого Он избрал, тем и предопределил
быть подобным образу Сына Своего, дабы Он был первородным между
многими братьями; а кого призвал, тех иоправдал; а кого оправдал, тех и
прославил.
Праведник, если и скоропостижно скончается, будет в упокоении.
Похвала праведному, возвеселятся люди, ведь бессмертие есть память о
нем, познаваемая от Господа человеком и угодной Господу душой его.
Давид-пророк вещает: «Радуйтесь, праведные, о Господе: правым
прилично славословить». Великий Василий в поучении своем глаголет:
«Будь последователем праведных, и их имена и дела напиши на сердце
своем».
При этом меня весьма страшит повествование, потому что не ос­
тавляя себе неисполненных дел, вовсе не достигаю проникновения в сте­
пень и меру их, но имея надежду на Бога и на молитвы сего мужа святого
и блаженного, нового чудотворца Трифона.
...Как мне, грешному, в миру живущему и во многих молвах пре­
бывающему, изречь или что сказать и как начать повествование о житии
преподобного Трифона?
Слышал от родителей своих сказание повести о преподобном отце
Трифоне и о его блаженном житии и о добрых делах его. Еще моего пра­
отца Тимофея любил и одарял он своими преподобными молитвами и
благословением. Когда я это слышал, был еще юным и желал потрудиться
в обители той, но тогда удержанный братьями моими, не сподобился в
той обители быть. Впоследствии же, спустя восемь лет, я пришел в оби­
тель ту, однако был встречен архимандритом неприязненно неведомо по­
чему: или недостоинства моего ради или молитв ради преподобного Три­
фона. И пришлось мне в иных краях странствовать и более чем от многих
про его добродетельное житие слышать — да будет свидетельство верно!
И благодатью Христовою обрел я спутников и путь прошел благо­
получно даже и до обители Всемилостливого Спаса, господа нашего
Иисуса Христа, Боголепного Его Преображения. И там принят был архи­
мандритом с любовью и причтен был состав клирошан и живущих там
людей. А не зная, что здесь преподобный Трифон был пострижен в мона­
хи, только слышал от многих старейших иноков и от мирских людей, воп­
рошавших меня о преподобном Трифоне и восхвалявших его житие и по­
двиги и любовь и терпение, как он в монастыре трудился во славу Госпо­
да. Находился тот монастырь, нарицаемый Пыскорским, у реки Камы.
24

От них же я слышал о преподобном Трифоне многие повествова­
ния, сказания и один из них тайно для себя на свитке записал, другие за­
поминал пользы ради душевной. И Божьим изволением пробыв немного
в том монастыре, устремился к Соли Вычегодской и благополучно дошел
из пустыни до обители великого чудотворца Николая, нарицаемой Коряжемский монастырь.
И в той обители шуменом Александром был принят тоже с любо­
вью — молитвами и поспешением великого чудотворца Николая и препо­
добного Трифона. Вскоре в той обители был пострижен по желанию свое­
му в иноческий образ честною рукою самого игумена Александра и долгое
время пробыл под его попечением. И там также слышал о житии и о по­
двиге преподобного Трифона от многих монахов и мирян, которые славо­
словили его боголюбивое житие — милостливое и кроткое и терпеливое.
Я же и там совестью, будто огнем палимый, любовию сердца свое­
го внимал и к прежнему писанию новое прилагал, уповал на Бога и на
пресвятую Богородицу и на помощь преподобного Трифона. Доколе будут
на Вятке, сим писанием буду иным на пользу и на утверждение веры и
любви к преподобному отцу нашему Трифону, как и был.
Преподобный отец наш Трифон родился от родителей благочести­
вых, доброродных и благоверных — от отца, нарицаемого Дмитрием, и
матери Пелагии. Сия благословенная супружеская чета проживала в се­
верной стране, нарицаемой Мезенью; по роду занятий же они были зем­
ледельцами. Оба жили по закону Божию, во всяком добронравии и всяки­
ми добродетелями украшены, и к церквам Божим часто приходили, и от
трудов своих потребное подавали и всякими благодеяниями исполнены,
как угодно Богу. И поэтому не пристало такому младенцу, который дол­
жен был воссиять, родиться от неправедных родителей; но прежде Бог
предуготовил и создал таких праведных родителей его, а потом от них
произвел своего угодника. Как и случилось: и соединилось добро с добром
и лучшее с лучшим.
О достохвальная чета! О добрейшие супруги, которые такому ре­
бенку были родителями! Сначала подобает почтить и похвалить родителей
его, и это будет неким добавлением к похвалам и почестям ему, потому
что приличествовало ему быть от Бога данным многим людям для успеха,
для спасения и для пользы. Родились же у них и другие сыновья, их же
Божественным крещением просветлили и благонравию научили, радуясь о
Господе. Последним же сей блаженный отрок родился и нарекли имя ему
Трофим и просветили Божественным крещением и крестили во имя Отца
и Сына и Святаго Духа.
Блаженный отрок рос исполненным добродетелей, и благодать Божия пребывала в нем. Во всем повиновался родителям своим и ни в чем
не ослушался их. И сказано в Божественном писании: «Чти отца твоего и
мать, да будет тебе благо и будешь долголетен на земле». На праведный
путь устремлялся (отрок), к воздержанию себя приучая, постом тело свое
25

изнуряя, вредных душе и угодных плоти яств избегая, только малым сухо­
ядением довольствуясь. И был нравом благ, и смирением и кротостью ук­
рашен, и ко всем приветлив, с детства следовал заповедям Божьим.
Немного лет было ему, когда отец его Дмитрий преставился в веч­
ную жизнь. По смерти отца своего блаженный отрок жил в дому своем с
матерью своею и с братьями во всяком послушании и в повиновении.
Когда он достиг совершеннолетия, братья его и сродники помышляли о
нем суетно, как бы его сочетать супружеским браком и удержать с собою
в отечестве своем, ибо жили во всяком обилии довольно; и потому понуж­
дали блаженного отрока к супружескому браку. Он же об этом не помыш­
лял.
В один из дней братья решили испытать блаженного и некую кра­
сивую девицу избрали из своих работниц, и нарядили ее в прелестные
одеяния и тайно от блаженного укрыли ее в одном месте. Не ради блуда
сотворили сие его братья, но желали убедиться в истинности его воздер­
жания. И как-то сего благородного Отрока послали в то сокровенное мес­
то, дабы этим его испытать. Если нечто дерзнет, потом сам пожелает же­
ниться, ибо братья его не смогли доброжелательным советом склонить к
женитьбе.
Девица стала блаженного ласкать льстивыми и игривыми словами
и никак не могла соблазнить и крепкое целомудрие блаженного победить.
Жало языка своего стерев, не поколебала крепкого столпа. Видя такую бе­
ду, блаженный отрок не только беседовать, но и слышать об этом не хотел
и истошным голосом возопил, причитая: «Горе мне, горе в день сей! Что
за время такое злое настигло меня, если хотят меня от Господа Бога моего
отлучить и в адову пропасть низринуть!»
Услышав вопль блаженного отрока, проклинавшего такие дейст­
вия, братья удивились подобному его целомудрию и воздержанию и потом
уже не смели что-либо говорить ему о суетных делах мира сего. Видели же
его удаляющегося от всего бренного и пребывающего в великом воздержа­
нии и имеющего частое хождение к церкви Божией и моление к Богу с
умилением и со слезами и во всяких добродетелях цветущего и, как от ог­
ня, от мирских вещей и пристрастий далеко убегающего.
В один из дней блаженный отрок был в церкви, и по завершении
утреннего пения священник, (стоя) в притворе, поучал людей из Божест­
венного писания, говоря: «Если кто сохранит чистоту и непорочность ду­
шевную, также и телесную, и воспримет святой ангельский образ, то есть
беспристрастное иноческое житие, того Господь Бог причтет в ангельские
чины». Услышав сие от учителя, блаженный отрок с радостью воспринял
и все слова его в сердце запечатлел, говоря про себя: «Дай мне, преблагий
Господи, чистоту сохранить и сподоби меня воспринять святой иноческий
образ». Как плодовитая земля, принял в сердце своем сеющее семя учите­
ля своего, слово Спаса Иисуса Христа, сказавшего: «Блюдите себя, да не
будут отягощены сердца наши объедением и пьянством и житейскими пе­

далями и еще: всякий, кто оставит дом, иди братьев, иди сестер, иди отца,
или мать, или жену, или детей, иди села ради Моего имени, тому стори­
цею отойдет и наследует жизнь вечную».
И отныне блаженный начал раздумывать, как бы тайно от матери
и братьев уйти из дома и отечества своего (туда), где Господь изволил бы
обрести место на спасение души своей и молился Господу Богу со многи­
ми слезами, дабы сподобил следовать заповедям Его и найти место бого­
спасаемое, иноков поселение, и носить Его благое иго и легкое бремя, из­
бавившись от забот суетных мира сего. И когда святой отрок помолился
со многими слезами, потом испросил у матери своей благословение, как
будто идет куда-то на некое дело. И так блаженный оставил дом и родите­
лей своих — и все имущество свое оставил, но только одного желая —
бесценного бисера Иисуса Христа.
И покинув отечество свое, проходил грады и веси и по пустыням
скитался в последней нищете, по-евангельски странствуя Христа ради, как
один из убогих, ищущий полезное место по спасении души своей. И до­
шел блаженный отрок до великого града Устюга и там обрел себе настав­
ника ко спасительному пути — афанасьевского попа, именем Иоанн; и
стал тот блаженному отцом духовным, который по исповедывании предал
его в руки Господу нашему Иисусу Христу — да наставит его на все жела­
ния свои — и заповедал ему хранить чистоту душевную и телесную и ук­
лоняться от всякого зла и творить благое.
О ПОСТРИЖЕНИИ СВЯТОГО В ИНОЧЕСТВО
После свершения этого чуда (чудо об исцелении младенца молит­
вами святого) блаженный отрок, отказываясь от людской славы, уходит
оттуда и приходит на реку, прозываемую Камой, в монастырь Всемилостливого Спаса, нарицаемый Пыскорским. И пребывал тут, обучаясь мона­
стырским уставам и иноческому чину, хотя пока и не приняв его. Спустя
какое-то время пришел блаженный к настоятелю обители той, к иеромо­
наху, именем Варлаам, мужу благочестивому, бывшему начальником мес­
та того и создателем обители той. И, упав, поклонился ему до земли и мо­
лил его со слезами, говоря: «Огче святый, привел меня Бог к твоей святы­
не, да прими меня в иноки и будь мне наставником ко спасению души
моей».
Иеромонах же Варлаам, видя блаженного отрока лежащим на зем­
ле и слезы многие источавшего долгое время и поняв, что ему явится вож­
деленная благодать, стал говорить ему: «О чадо, видишь ли, что место сие
— скорбно и благосклонно на любое дело. Ты же — молод, думаю, что не
сможешь вытерпеть неудобств на месте сем». Не только испытывая его,
говорил, но и проницательными глазами смотрел на блаженного, Богом
наставляемого и желавшего быть Богу сосудом избранным и наставником
многим душам ко спасению. Блаженный же отрок, с великим смирением
отвечая настоятелю, сказал: «О честный отче! Бог, провидец всего и вся,
привел меня к твоей святыне, чтобы ты наставил меня на всякое дело

27

благое. И что еще повелишь мне сделать, все повеления твои исполню, но
только сделай меня иноком и будь наставником ко спасению души моей».
Иеромонах же Варлаам, услышав сие, ответил ему: «Благословен
Бог, всего и вся Творец, укрепивший тебя, чадо, на сие усердие, да благо­
словит и сподобит тебя сему великому святому ангельскому образу и бу­
дешь избран сосудом Божественного Духа, и что пожелаешь, будет тебе по
вере твоей. И отныне служи братии со всяким терпением и покорством, а
также и послушанием».
Услышав сие от настоятеля, блаженный, упав, поклонился ему до
земли и так радостно преклоняет главу и остригает волосы на ней, вместе
же с пострижением волос отрешается от суетных мудрствований. И нарек­
ли имя ему Трифон. Был святой тогда двадцати двух лет от роду, когда
принял святый ангельский образ.

ЧУДО О БОЛЬНОМ МЛАДЕНЦЕ
Некий муж, именем Исидор, живший близ монастыря того в Мо­
настырской слободе, имел у себя младенца двух лет, именем Поликарп.
Божьим изволением (он) зело изнемогал, и болезнь его длилась долгое
время, и был уже при смерти. Муж оный Исидор увидел ребенка своего
весьма ослабшим и, взяв его (на руки), пошел в монастырь Всемилостливого Спаса. И пришел к настоятелю той обители, чтобы благословение от
него получить на встречу с преподобным Трифоном. Настоятель же благо­
словляет его идти к преподобному. Он же, идя, пришел к преподобному,
неся сына своего, и стал молить преподобного, припадая со слезами к но­
гам его, дабы сотворил молитву к Господу Богу о здравии сына его. Пре­
подобный же, видя сына его вконец ослабшего, сказал, смиряя себя: «Человече, что ты думаешь обо мне, грешном? Ведь я — худший из всех лю­
дей, и от меня ли искать тебе о сем молитвы к Богу и помощи ребенку
твоему и меня ли понуждать на сие дело, которое выше сил моих? Но повелено нам от Бога друг за друга молиться, так и исцелимся. И если хо­
чешь сына своего здравым видеть, то помолимся Господу Богу оба вместе.
Ведь Господь — щедр и милостлив, владеющий и живыми и мертвыми,
потому может и сына твоего сотворить здоровым; только имей веру не­
сомненную и любовь к Богу и надежду о свершении мольбы. Ибо же ска­
зано: «Просите и дастся вам».
И когда состоялось моление Богу, то после молитвы преподобный
взял свягую воду и покропил ребенка и знаки у образа Пречистой Богома­
тери. И тотчас принял от Господа милость, и младенец оный получил ис­
целение и был здрав молитвами преподобного отца Трифона. Тот же муж
Исидор, видя такое чудо, воздал славу Богу и, радуясь, ушел в дом свой.
И с тех пор пошла слава о преподобном отце Трифоне, о доброде­
тельном житии его, и многие люди стали приходить к нему пользы ради
духовной.
(В обработке М. Коковихина и В. Низова).
28

Л А В РЕ Н Т И Й ГОРКА
(1 671 -

1737)

Родился Горка в местечке Лавров, близ Львова. Учился в
Киево-Могилянской академии, где затем преподавал пиитику
(с 1706) и риторику (1708 — 1710). В академии написал учебник
«1с1еа агИз роёзеоз» (1707) и «КЛеНэпса» (1708), а также «трагико­
медию» «Иосиф, Патриарха...» (1708) на традиционный для
школьной драмы библейский сюжет.
В 1710—1720 гг. Лаврентий Горка — игумен Выдубицкого
монастыря в Киеве, а с 1722 г. — архимандрит Воскресенского
монастыря на Истре. В 1720 г. призван в Петербург и назначен
обер-исромонахом армии и флота. По существу, на него возла­
галась обязанность историографа Персидского похода Петра I.
Феофан Прокопович, рекомендуя Горку императору, писал,
что он сможет описать поход «с надлежащими обстоятельства­
ми», «без всякого украшения, простым стилем». Петр I оценил
Горку: в сентябре 1723 г. именным указом произвел его в епи­
скопы астраханские, а в октябре того же года ему поручается
сочинение стихир в честь святой великомученицы Екатерины.
В Астрахани Горка выступает с поучениями и проповедями.
После смерти Петра отношения Горки с Синодом ухудшаются
из-за доноса некоего лейб-гвардии солдата Матвея Ивина о
том, что Горка не принял своевременно присяги на верность
Екатерине I. В ответ Горка заверял, что это произошло «не от
какой противности, но от недоумения моего... а еще от тяже­
лой скорби моей».
В сентябре 1727 г. Горка был переведен в Устюг, с 1731 по
1733 гг. был епископом в Рязани. Еще в 1-714 г. Петром был издан
указ об открытии в провинциях школ. Горка проявляет большую
заботу о рязанской архиерейской школе, но обстоятельства скла­
дываются для него неблагоприятно. В августе 1733 г. Горке была
поставлена в вину «суетная корреспонденция» по делу об убийст­
ве попами Тимофеем Николаевским и Михаилом Михайловым
своих близких, а 26 сентября 1733 г., обвиненный в «известных
продерзостях», он был по именному указу переведен в Вятскую
епархию, где и провел последние годы жизни.
В Вятке (Хльшове) в 1734 г. им была создана славяно-ла­
тинская школа для детей не только духовного, но и светского зва­
ния. Для преподавания в ней Горка пригласил из Киево-Моги29

лянской академии М . Е. Ф иницкого, Василия Лещинского,
Иоакима Богомедлевского и др. Вся система образования и вос­
питания, по мнению некоторых исследователей, хотя и была ори­
ентирована на западные образцы, но заложила в вятских учениках
истинное понимание литературных ценностей, вкус к творческим
опытам. Воспитанники Горки «разыгрывали действа», в реперту­
ар, несом ненно, входила и написанная Горкой «трагедокомедия»
«И осиф, Патриарха...»
Традиции школьной драмы Лаврентия Горки были про­
должены в стенах Вятской духовной семинарии в своеобразных
«Разговорах», авторами которых были преподаватели 3 . О. Лятушевич и С. С. Леонтьев. Это ф илософ ские диалоги о добре и
зле, созданны е уже в новую эпоху, эпоху П росвещ ения.
Н о в делах Синода сохранились документы, свидетельству­
ющие о том, что в Вятке Горка не только «насаждал науки»: он
решительно боролся со всякими злоупотреблениями, например,
требовал возвращения Трифонову монастырю государственных
грамот и писцовых книг, тайно похищенных одним из архиманд­
ритов монастыря в 1734 г. Подобная деятельность вызвала ряд до­
носов на Горку, которым не был дан ход только благодаря содей­
ствию Феофана Прокоповича. Это ещ е более озлобило врагов
Горки. В отместку они учинили разгром школы. Эго было для
Горки тяжелым ударом, тем более, что он последовал за извести­
ем о смерти Ф еофана Прокоповича. Таких потрясений Горка не
смог перенести: парализованный в январе 1736 г., он через не­
сколько месяцев скончался (10 апреля 1737 г.).
П осле его смерти осталась библиотека из 355 книг, кото­
рую он собирал с 1711 г. Основная часть книг была Синодом
передана в славяно-греко-латинскую академию. 42 книги оста­
лись в Вятке (Хлынове) «при основанных Лаврентием школах».
Среди собранных Горкой авторов — Гомер, Гораций, Верги­
лий, Сенека, Марциал, Ц ицерон, П етроний, Л. Гранда, Григо­
рий Н азианзин, Т. Кампанелла, Данте, Г. Гроций. Две книги
имеют автографы П. Могилы, на нескольких книгах — автогра­
фы Феофана Прокоповича. В настоящее время пять книг из
собрания Горки хранятся в Кировской областной научной биб­
лиотеке имени А. И. Герцена.
ИОСИФ, ПАТРИАРХА,
своим преданием, узами, темницею и почтением царского престола Хри­
ста, Сына Божия, преданного, страждущаго и вознесшагося с славою про­

30

образующий, в преславной Академии Киевской на позор российскому
христолюбивому роду от благородных российских сынов действием, еже
от поэтов нарицается трагедокомедия, року 1708 мая 25 во вторник по со­
шествии святого духа показаний.
(Отрывок)
Действие 1.
Явление 1.

Во Египте друг Иосифов веселится, яко Иосиф, еще бысгь и на
смерть уготованный и в работу от братии проданный, но не погублен есть,
и возвещает, яко в дому велможи Пентефрия добре живет и всем его бо­
гатством владеет.

(...)
Явление 2.
Зависть братоубийственная, наустившая братию погубите Иосифа,
слышавши от друга Иосифа, яко жив есть Иосиф, лютеет, проклинает
Иосифа, и братию, и Пентефршо, и день той, воньже не убиен есть
Иосиф, и хошет всяким образом погубите Иосифа.
Зависть.

Беда мне! О мне беда, беда нестерпима!
О люте мне! Мучит мя скорбь неутолима!
О горе! Что аз слышу? Что ты глаголеши,
Безумие? И якую то радость плетеши?
Кая радость, рци ми, днесь? Рци ми глаголь дерзкий.
Рци, что рекл еси. Жив ли есть Иосиф мерзкий?
Или ще есть? Еще ли он по земли ходит?
Друг Иосифов. Живет в Пентефриевом дому, жизнь проводит
Добре и всем богатством его сам владеет.
Зависть.
Ни, ни! Ложный есть глагол твой: отнюдь не имеет
Жита нигдеже. И что та всуе блядшпи?
Нейму тебе веры, безумне! Не веси
Ничтоже. Аз наустих братию, да его
Люте убиют, и той ли днесь жив есть? Сего
Аз не могу слышати. Жив ли он есть ныне?
О время проклятое тоея години,
В нейже избыл от смерти! О время вселестно,
Аще той окаянный не из гибл безчестно!
Избыл, избыл во мале от руки моея
Студный той сновидец. Но аз не терплю сея
Веста, не терплю отнюдь. Не дам ему жита,
Скоро, скоро потщуся его погубите:
Подвигну нань самого преисподня ада,
Наполню сердца многих смертоносна яда,
Призову на погибель всю адскую силу,
Да вскоре прибегнут ко моему делу.

31

О безумна братия, яко не убысте
Его! Несть вам ума! Несть ума! Сохраняете
Врага, брата вашего. И се враг той аще
Жив пребудет, збудется сон его: седяше
На престол, велит вам себе почитати.
Но лучше бы вам было его не продали
В работу, но убити в глубокой пустыни,
Нежели работали вся дни и години.
Горе вам! Послужите, яко господину
Брату меншому; иже вам бе должен вину
Служили, той вам будет господь и владыка.
О горе вам! О горе! О беда велика!
Возлюбленный мой аде! и твоя держава
Толь крепка — аг! — немощна, и безчестна слава
Будет, аще тя един отрочищь толь силна
Победит и покажет во веки безделна.
Сей не хощет радости, не радит о сластех,
Ниже чтет богов общих, небрежет о вяастех,
Египетский обычай святой отвергает,
На богов, тебе любых, брани воздвизает.
Безумен и Пентефрий! О проклят есть, яко
Не принудит его ко своей воли всяко:
Он бездушный не радит на доброе дело
Привести отрока: что болш, чтет и зело.
О горе мне самой, яко жив есть лестный
Той сновидец! Проклят и велми безчестный
День той, вонъже избыл от моея руки!
Не престану искали горкой ему муки.
Явление 3.
Сила адова з бесами приходит от ада ко Зависти на помощ и раз­
личный смерти на Иосифа уготовляет, в конце же, по желанию Зависти,
душу з телом Иосифову хощет безчестно умертвили.
(...)
Явление 4.
Защшцение Божое разгоняет все соборшце адское и предглаголет о
Иосифе, яко, аще и претерпит искушение многое, узы, беды, темницу, но
на царском престоле будет посаженный.
Хор.
Показует непостоянство мира сего: како человеков возносит и низ­
вергает, изгонит, завидит и убивает; воспевает же Иосифа беды, гонения и
скорби, яже в дому от братии, в работе же от Зависти претерпевает.
(...)

Интермедия
32

М А Т В Е Й А Л Е К С А Н Д РО В И Ч У Ш А К О В
(1730 - ок. 1800)

Из стен Вятской славяно-латинской школы в середине
XVIII в. вышел один из первых стихотворцев, который вполне до­
стойно перенял стихотворные опыты Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова, Хераскова. Это — Матвей Александрович Уша­
ков. Родился он в 1730 г. в семье дьякона. Как и многие из детей
священнослужителей, Матвей был отдан в Вятскую духовную се­
минарию. Там он слушал «старших» преподавателей — продолжа­
телей дела Л. Горки, М. Финицкого. А после окончания в 1750 г.
семинарии Ушаков сам преподает до 1757 г. в младших классах, а
с 1762 по 1765 гг. — риторику и пиитику в старших классах. Этот
курс требовал от преподавателя знания тонкостей поэтической
науки, и М. А. Ушаков создает свои образцы разных жанров: пи­
шет оды, сатиры, элегии.
С 1765 г. он служит дьяконом, а затем и протодьяконом и
священником в кафедральном соборе. Неутомимый труженик,
М. А. Ушаков страстно жаждал просвещения в Вятке, ратовал за
развитие стихотворства в провинции. Умер Ушаков около 1800
года.
М ОИМ ЗАВИСТНИКАМ
Зависть свой язык презлобный
Изострила будто меч,
Погубить меня способный,
Чтобы счастье мне пресечь.
Растворила рот как бездну,
Чтобы жертву поглотить,
Погрузить во тьму беззвездну,
Бед горами подавить.
Начала шептать и в уши
Сильным людям на меня,
И вливала гнев в их души,
Подозренья вкореня.
Повсечастно клеветала,
Раздувала зла пожар,
Свет прехитро соплетала,
Бед готовя мне удар.
Обнесла меня напрасно
В злодеяниях другим.
То творила все пристрастно,
Норовя друзьям своим.
2 Э З В , т. 2

33

ЕЛЕГИЯ НА КОНЧИНУ СЛАВНОГО РАЗУМОМ
И БЛАГОЧЕСТИЕМ СТИХОТВОРЦА
(Отрывок)
Настало вдруг печально время,
Постигло нас несчастья бремя!
Ах, то не сон и не мечта:
Мы здесь пиита погребаем,
В последний раз уже лобзаем
Его пресладкие уста!
Оне замолкли уж навеки,
Замкнув держать в себе язык...
(...)

Как громки плачущих здесь крики
Разят всех жалостью сердца!
Как дождь шумит из тучь великий,
Так льются слезы без конца!
Внезапным горести ударом
Олимп покрылся светлым храмом
И всколебался наш Парнасе,
Замолк изящной музы глас!
(...)

О вы, родители любезны,
Престаньте лить потоки слезны:
Теперь вселенныя зиждитель,
Его приемлет как отец,
Ведет в пресветлые чертоги,
Где радость и веселья многи,
На верх главы кладет венец,
Который ввек не увядает,
Блаженством райским услаждает!

ГАВРИИЛ С О Ф РО Н И ЕВ И Ч Ш УТОВ
(1743 - 1807)

ОдIгам из редких вятских самородков XVIII в. на ниве сти­
хотворства был Гавриил Софрониевич Шутов. Родился он-в Вятке
в 1743 г., как и многие духовные чины того времени, прошел
ученье в Вятской духовной семинарии, где витал еще дух Л. Гор­
ки и его видных учеников: М. Финицкого, Г. Д. Хрещатицского и
34

П. И. Любарского. У последних Г. С. Шутов учился правилам пи­
итики.
После окончания курса семинарии Г. С. Шутов, по реко­
мендации П. И. Любарского, остается преподавателем пиитики.
Он стал достойным преемником своих учителей. В короткое вре­
мя Г. С. Шутов заявил о себе как о незаурядном педагоге, в числе
его воспитанников был А. И. Попов, который продолжил дело
Г. С. Шутова и как педагога, и как стихотворца. Читая курс пии­
тики, Г. С. Шутов создал свой учебник, в котором творчески пе­
реработал многое, что было создано до него.
Гавриил Софрониевич Шутов писал басни, оды, стихи. Ос­
новываясь на традициях латинской басни, Г. С. Шутов создает и
свои, оригинальные произведения. Вообще басенное творчество в
XVIII в. присуще многим известным поэтам: В. К. Тредиаковскому, А. П. Сумарокову, И. И. Хемницеру и другим. Все поэты из­
древле использовали известные сюжеты басен Эзопа, Федра, Лафонгена, перерабатывая их на свой манер.
В литературном наследии Г. С. Шутова мы видим такие
басни: «Ворон и лисица», «Кот в пиве», «Старик и смерть», «Волк
и журавль», «Волк и козленок», «Лисица и цапля», «Крестьянин и
его сыновья», «Крестьянин и змея», «Муха и муравей», «Лев и ко­
мар» и другие. Кроме басен, Шутов традиционно писал хвалеб­
ные стихотворения — оды на торжественные даты. Так, известны
его гратуляции, посвященные ректору Вятской семинарии архи­
мандриту Андрею, «Ода на день восшествия на престол Елизаветы
Петровны, 1747 г.» и другие. В творчестве Г. С. Шутова явно про­
слеживается традиция классицизма.
Последние десятилетия жизни Г. С. Шутов был иереем
Вознесенского собора в городе Слободском, а в 1788 г. назначен
протоиереем Преображенского собора. Служил он и в духовном
правлении, был «цензором над проповедниками». В апреле 1807 г.
Г. С. Шутов умер в г. Слободском.
Творческое наследие Г. С. Шутова невелико, оно хранит­
ся в библиотеке им. А. И. Герцена и частично опубликовано
А. С. Верещагиным в книге «Вятские стихотворцы XVIII века».
СТАРИК И СМЕРТЬ
Старик, насекши дров довольно,
Оставить не хотел в лесу,
Надеялся на силу больно,
«Быть может, — думал, — я снесу».

2*

35

Когда ж его лишил путь силы,
Ударил о-землю дрова,
Стал свет ему и дни не милы,
Промолвил в горести слова:
— «Доколе плечи мне так терти
И быть в работе завсегда?
Когда б дождался здесь я смерти,
Покоен был бы от труда». —
Вдруг смерть косой задела шею,
Спросила грозно у него:
— «Хотел расстаться ты с душею?»
Старинку скрючило всего.
Не может он прибавить слова,
Сквозь зубы чуть хрипит дрожжа:
— «Ах, нету, я просил другова,
Ошиблась ты сюда бежа:
Я звал тебя дрова носить,
Чтоб мне немножко помогла,
Дерзаю и теперь просить,
Чтоб дров частичку ты взяла».
КОТ В ПИВЕ
Лукавый кот, на чан вскочивший торопливо,
Вдруг с краю сорвался, упал в парное пиво,
Где жалостно ревел, себе на помочь звал,
— «Погибл я, — повторял, — погибл я, в чан упал!»
Услыша мыши рев, чрезмерно испужались,
На рев со всех сторон со страху все сбежались.
Увидели они, что в пиве тонет кот,
%
И булькая ревет, разинув страшно рот.
Чтоб выняли его, просил мышей покорно,
Награду обещал дать полную неспорно.
То мыши видя все, поверили лгуну,
Польстившися на мзду, вскочили в глубину,
Под лапы, под бока, под хвост кота хватили,
Из бездны выняв сей, и к жизни возвратили.
Как начали просить за труд свой мзды с него.
— «Нет, я не обещал давать вам ничего», —
Сказал мышам тут кот. Но мыши доказали:
И время тут ему и место указали.
— «Напрасно лжете, — крикнул кот, — я пьян вчерася был,
Хоть что и говорил, да все перезабыл».
Все мыши на кота с досадой возроптали
И с бранью за труды просить не преставали.
Сей ропот так кота жестоко огорчил,
Что, бросившись на них, он всех передавил.
36

АН ТО Н И ВА Н О ВИ Ч П О П О В
(1748

-

1788)

Антон Иванович Попов родился в селе Ключевском Кунгурского уезда 6 июля 1748 г. Отец его, священник, отдал сына
сначала в Кунгурск^Ъ гимназию, а с 1763 г. Антон Попов учится
в Вятской духовной семинарии. В семинарии А. И. Попов учился
пиитике, вероятно, у М. А. Ушакова, а затем — в классе риторики
П. И. Любарского. Они оказали большое влияние на становление
одаренного ученика. И в 1767 г. А. И. Попов после окончания
курса семинарии начал преподавать сначала в низших классах, а
после 1768 г., когда ушел из семинарии Г. С. Шутов, преподавал
пиитику. Вслед за П. И. Любарским А. И. Попов назначается
сначала учителем риторики, философии, а затем — префектом се­
минарии. В конце 1775 г. А. И. Попов оставляет службу в семина­
рии и едет в родной Кунгур протоиереем в Благовещенский со­
бор. До конца своих дней А. И. Попов пребывал в этом сане и
умер 13 августа 1788 г.
Во время учительствования в семинарии А. И. Попов увле­
кался классической латинской поэзией, большое пристрастие
имел к латинским сатирам Ювенала, Марциала. В творчестве Го­
рация ему более всего нравились сатиры. А. И. Попов написал
множество эпиграмм, которые ходили в рукописных списках в
Хлынове. В 1778 г., уже будучи в Кунгуре, автор собрал и подго­
товил к изданию все эпиграммы. В 1778 г. в Санкт-Петербурге
вышла книга «Сатирические забавные и нравоучительные эпи­
граммы, сочиненные в городе Хлынове Вятской семинарии пре­
фектом Антоном Поповым». Этот сборник вызвал у читателей
живой интерес, так, провинциальный поэт получает признание у
столичной публики. Второе издание сборника вышло в 1786 г.
Эпиграмма третья
Пред всяким без стьща Фрол клятву нарушал,
Кто смело совести его и клятве доверял.
Затем никто Фролу на верность не сдается,
Хоть совестью своей стократно он клянется.
Клянется совестью, которой в нем и нет.
Эпиграмма двадцать первая
Зачем я не хочу с Любиправом дружиться?
Затем, что часто мне он в дружестве божится.
Эпиграмма тридцать вторая
Какие бредни нам, Бурил, ни открываешь,
Стократною божбой их правду утверждаешь.
«Ей-ей все правда то», — твердишь, божася сплошь.
Кто ж скажет, что все то — неправда, что ты лжешь.
37

Эпиграмма тридцать седьмая
Богатый графский дом купивши Губерои,
По крайней мере мнишь, что ты теперь барон.
Осла Меркурием не делают Афины:
Природа, нрав и вид в осле — всегда ослины.
Эпиграмма сорок пятая ^
Клим в поздравлениях дни целы провождает,
Сар, бегая везде, новинки собирает,
Безвыходно весь день Руф смотрит за женой,
Бессменно Красе хранит сундук с богатством свой,
Проводит целый день в рассказах Фрол с друзьями,
А я... над р и ф м а м и п о т е ю и с т о п а м и .
Без д е л а не живем мы все до одного,
И делаем о д н о... А что же? Н и ч е г о .
Эпиграмма шестьдесят четвертая
Был весел и шутлив и ласков Палемон,
Как чин себе искал и угождал всем он.
Коль скоро милый чин надет на Палемона,
Важней он стал кота... ошибся, ах! — Катона.
Эпиграмма семьдесят седьмая
Бедно жить — гонят; богато — завидят;
Подло — гнетут; высоко — ненавидят;
Глупо — не любят; разумно — бранят;
Свято — порочат; а худо — казнят.
Кто всем поправиться в свете желает,
Тот поскорее пускай умирает.
Эпиграмма сто первая
Был повар Фавн, теперь советником зовется.
Итак, когда ему чреда ни достается,
Давая голос свой, в собраньи говорит,
Всегда тем кончит он: «вари, когда кипит».
Эпиграмма сто вторая
Случилось гордого увидеть мне вельможу,
Который наклонить свою боится рожу.
Я кланялся ему, он не нагнулся мне:
Конечно, у него сел (ч)ирсй на спине.
Надгробная Любиправу
Любиправ здесь лежит — искусный лицемер,
Единственный в своем художестве пример.
Он в жизнь сам ничего не делывал худого,
Но зло творя, вину все клал — на духа злого.
Свои все с совестью дела соображал,
Хотя ни чести в жизнь ни совести не знал.
Черт в святости ему завидовал до смерти,
Так чуть ли в ад его затем не взяли черти.

Е Р М И Л И В А Н О В И Ч КОСТРО В
(1755

-

1796 )

В середине XVIII в. в маленьком селе Синеглинье (ныне
с. Синсгорье Нагорского района) Слободского уезда Вятской гу­
бернии родился будущий поэт и переводчик, друг А. В. Суворова
Ермил Иванович Костров. В метрической книге с. Синеглинья за
1755 г. есть запись «б января у дьячка Ивана Кострова сын Ер­
мил». Сын бедного дьячка рос, как и все крестьянские дети, по­
сильно помогая в хозяйстве. Вероятно, уже в 8 лет Ермил Костров
поступил в Вятскую духовную семинарию. Так как Костров рано
осиротел, то он содержался в семинарии за казенный счет и в
дальнейшем мог рассчитывать только на свои силы. Восемь лет
проучился в семинарии Ермил Костров, а после продолжил обра­
зование сначала в Московской славяно-греко-латинской акаде­
мии, поступить в которую ему помогли земляки архимандрит
Иоанн Черепанов и префект академии А. Н. Серебренников, а за­
тем в 1776 г. переходит в Московский университет.
Поэтические способности Кострова были замечены в уни­
верситете. Так, уже в 1778 г. он читал свою оду на рождение вели­
кого князя Александра Павловича. В университете Костров с ог­
ромным увлечением занимается греческой и римской литерату­
рой, знакомится с переводами и сам переводит греческих и рим­
ских авторов.
С Московским университетом Костров был связан до кон­
ца своих дней: после окончания в 1779 г. он получил степень ба­
калавра, был официальным университетским поэтом-одописцем.
Костров добивался штатного места преподавателя, так как ему хо­
телось обучать молодых людей поэзии, но все попытки его были
тщетны.
Жил Костров бедствуя, не имея своего угла, хотя ему по­
кровительствовали И. И. Шувалов, М. М. Херасков, Ф. Г. Карин,
но они не могли или не хотели изменить положение поэта.
Современники высоко ценили творчество Е. И. Кострова.
Уже после университета он начал свою переводческую деятель­
ность. Костров перевел роман Апулея «Золотой осел», повесть
«Зенотемис» и поэму «Эльвирь» француза Арно де Бакзолара, поэ­
му Вольтера «Тактика» (1779).
За три года службы официальным поэтом Костров написал
пол-гора десятка стихотворений и од, адресованных различным
высоким особам.
Ранние оды Кострова отражали уже закат этого жанра. Он
следовал за Ломоносовым и в форме, и в стиле, украшал оды

сложной образностью языка, метафорами, обильно использовал
старославянизмы. В дальнейшем на одическое творчество Костро­
ва оказали влияние стихи Сумарокова и Хераскова.
Следует сказать о традиции поэзии Г. Р. Державина в твор­
честве поэта. На появление в 1783 г. оды Державина «Фелица»
Костров откликается одой «Письмо к творцу оды, сочиненной в
похвалу Фелицы, царевне Киргизкайсацкой», в которой пишет:
...Тебе внимали все прилежно,
Хваля твоих стихов прекрасну новизну....
В 1783—1784 гг., по-видимому, происходит осложнение в
служебных делах у Кострова: в это время им написаны всего пять
стихотворений официального характера. Зато в разных журналах
появляются его стихи разнообразной тематики.
Вслед за Державиным Костров воспевает победы России и
славного полководца А. В. Суворова, которому .посвящает не­
сколько торжественных стихов:
Суворов, громом ты крылатым облечен
И молний тысящыо разящих ополчен,
Всегда являешься во блеске новой славы...
Е. И. Костров известен как переводчик «Илиады». В 1787 г.
он закончил перевод первых шести песен бессмертной поэмы Го­
мера. За этот перевод поэт был пожалован 400 рублями, но не де­
нежное вознаграждение, а всеобщее одобрение радовало Костро­
ва. Особенно лестно было мнение Суворова, который восхищался
«Илиадой» в переводе поэта. В 1810-х годах Гнедич, работая над
своим переводом «Илиады», отозвался о Кострове с глубоким ува­
жением.
В 1792 г. Костров опубликовал перевод знаменитой книги
Макферсона «Оссиан, сын Фингалов, бард третьего века: гальские
стихотворения». Этот перевод был посвящен Суворову. Поэту
удалось передать романтический колорит, романтическую напря­
женность Оссиана. Он ценит в песнях Оссиана лирический пей­
заж, смелость героев, их суровую энергию. Несколько поколений
читателей и литераторов воспринимали дух Оссиановой поэзии
благодаря Кострову.
В последний период жизни Ермил Иванович в своих ори­
гинальных стихах стремится выработать легкий, гладкий слог и
стих, характерный для раннего сентиментализма. Появляются эти
стихи в журналах, например, в альманахе Карамзина «Аониды».
Творческая палитра Кострова многогранна: в ней просле­
живаются и традиция Ломоносова, и стиль реформы Державина,
и зарождение сентиментализма и даже предромантизм.
40

Суровая жизнь, нищета, работа, которая не могла прокор­
мить, вынудили Кострова искать утешение в вине. Он умер 9 де­
кабря 1796 г., похоронен в Москве на Лазаревском кладбище.
Впоследствии А. С. Пушкин, который восхищался творче­
ским подвигом Е. И. Кострова, скажет о последних днях его:
Костров на чердаке безвестно умирает,
Руками чуждыми могиле предан он:
Их жизнь — ряд горестей, гремяща слава — сон.
П И С Ь М О К Т В О РЦ У О Д Ы , С О Ч И Н Е Н Н О Й В ПОХВАЛУ
Ф Е Л И Ц Ы , Ц А Р Е В Н Е К И Р Г И ЗК А Й С А Ц К О Й

Певец! которому с улыбкой нежной муза
Недавно принесла с парнасских гор венок,
Желаю твоего я дружества, союза.
Москва жилшце мне, ты невский пьешь поток,
Но самые пути далеки
И горы, холмы, лес и реки
Усердья моего к тебе не воспятят;
Оно в Петрополь пренесется
И в грудь твою и в слух влиется:
Нетрудно музам всё, что музы восхотят.
Скажи пожалуй, как без лиры, без скрипицы,
И не седлав притом парнасска бегунца,
Воспел ты сладостно деяния Фелицы
И животворные лучи ее венца?
Ты, видно, Пинда на вершине
И в злачной чистых муз долине
Дорожки все насквозь и улицы прошел;
И чтоб царевну столь прославить,
Утешить, веселить, забавить,
Путь непротоптанный и новый ты обрел.
Обрел, и в бег по нем пускаешься удачно,
Ни пень, ни камень ног твоих не повредил,
Тебе являлось всё, как будто поле злачно,
Нигде кафтаном ты за терн не зацепил.
Царевне похвалы вещая,
Пашей затеи исчисляя,
Ты на гудке гудил и равно важно пел;
Презрев завистных совесть злую,
Пустился ты на удалую;
Парнас, отвагу зря, венец тебе соплел.
Кораллами власы украшенны имея,
Власы по раменами пущенны со главы,
Бело-румяну грудь с ланитами лелея,
Прелестных лики нимф возникли из Невы;
Поверх зыбей колеблясь нежно,
Тебе внимали все прилежно,

41

Хваля твоих стихов прекрасиу новизну;
И, в знак своей усердной дани,
С восторгом восплескавши в длани,
Пускаются опять в кристальну глубину.
Чрез по'пу легкую и до Москвы достигла
Фелицы похвала к восторгу всех сердец;
Всех чтущих честь тебе воздать она подвигла,
Все знающие вкус сплели тебе венец.
Читали все ее стократно,
Но слушают охотно, внятно,
Коль кто еще при них начнет ее читать:
Не могуг усладить столь духа,
Насытить так же пленна слуха,
Чтоб вновь забавным в ней игрушкам не внимать.
Так сад, кусточками и тенью древ прелестен,
Стоящий на горе над стоком чистых вод,
Хотя и будет нам совсем уже известен,
«Хотя известен в нем по вкусу каждый плод,
Хотя дорожки все знакомы,
Но, тайным чувствием влекомы,
Еще охотно мы гулять в него спешим:
Повсюду взоры обращаем,
Увидеть новости желаем,
Хоть взором много раз все видели своим.
Наш слух почти оглох от громких лирных тонов,
И полно, кажется, за облаки летать,
Чтоб, равновесия не соблюдя законов,
Летя с высот, и рук и ног не изломать:
Хоть сколь ни будем мы стараться
В своем полете возвышаться,
Фелицыны дела явятся выше нас.
Ей простота приятна в слоге,
Так лучше нам, по сей дороге
Идя со скромностью, к ней возносить свой глас.
В союзе с нимфами Парнаса обитая,
По звучной арфе я перстами пребегал,
Киргизкайсацкую царевну прославляя,
Хвалы холодные лишь только получал;
Стихи мои там каждый славил,
Мне льстил, себя чрез то забавил;
Теперь в забвении лежать имеют честь.
Признаться, видно, что из моды
Уж вывелись парящи оды.
Ты простотой умел себя средь нас вознесть.
Как прежде, ты пиши еще письмо к соседу;
Ты лакомство его умел представить нам,
Как приглашает он чернь жадную к обеду,
К забавам, к роскоши, разлитой по столам;
Или, любя красы природы,
Воспой кристальные нам воды,
Как некогда воспел ты Гребеневский ключ.

Сей ключ, текущий по долине,
Еще любезен мне доныне;
Я жажду утолял... отрад блистал мне луч.
А ты, что председишь премудрых в славном лике,
Предстательница муз, трудов их судия,
Гремящей внемлюща сладчайшей их музыке,
Тебе достоит честь и похвала сия,
Что, ревностию ты пылая
И все пути изобретая,
Стараешься вознесть природный наш язык.
Он важен, сладок и обилен,
Гремящ, высок, текущ и силен,
И в совершении его твой труд велик.
Тобой приглашены, в прехвалышй путь вступили
Любители наук со ревностью в сердцых;
И в «Собеседнике» успехи нам явили:
Мы зрим российский слог прекрасен в их трудах.
Скажу, скажу не обинуясь:
Минерве ты сообразуясь,
Свое спокойствие на жертву муз несешь,
Отечества драгого слава —
Твоя утеха и забава,
В завидном для мужей ты подвиге течешь.
Фелицы именем любезным, драгоценным,
Фелицы похвалой и славой мудрых дел
Начаток сих трудов явился украшенным
И в радость и восторг читателей привел.
Благословенно то начало,
Ее где имя воссияло,
И увенчается успехами конец;
Тому, кто так Феяицу славил
И новый вкус стихам восставил,
И честь, и похвала от искренних сердец.
1783.

ГОМЕРОВА «ИЛИАДА»
Песнь третья
Готовым сущим в брань полкам племен различных,
Под предводительством вождей своих обычных,
Трояне, шумный вопль нося в устах, спешат,
Подобны журавлям, что с радостью летят
Отбурных непогод, от стран снежистых, мразных
И, полня воздух весь нестройством криков разных,
Полуденных морей стремятся к берегам,
Пигмеям страх и смерть несуще, как врагам,
На коих с высоты полет направя злобный,
Разят, свергают их во мрак несчастных гробный.

Но греки, мужеством дыша, молча грядут,
Друг друга к помощи готову грудь несут.
Как Нот на холмы гор сгущенный мрак наводит,
В чем пастырь скорбь, но тать веселие находит,
Тогда бо острый глаз не дале может зреть,
Сколь камень верженный возможет прелстеть:
Так греков и троян под шумными стопами
Виется прах и ввысь несется облаками.
Когда же быстротой поля они прешли
И, став лицом к лицу, явились невдали,
Парид, как божество, исшед из предних строев,
К единоборствию бестрепетных героев,
Гордясь, к себе зовет из греческих племен,
Быв леопардовой сам кожей покровен,
И лук и меч его с отличностыо блистали,
В руках два копия, их острия из стали.
Но измеряюща пространные стопы
Узревши Мснелай Парцца из толпы,
Веселье чувствует, как лев, томимый гладом,
Что, серну разлуча или еленя с стадом,
Терзает, жрет корысть, презрев набеги псов
И все усилия бестрепетных ловцов.
Так радовался он, узрев в лице Парида,
И уповал уже, что зла его обида
Отмстится днесь сему коварному льстецу,
Толь пагубной войны и бедствий всех творцу,
Итак, немедленно скочив со колесницы,
Во всеоружии с бесстрашием десницы
Течет; Парида вдруг объемлет смертный страх,
Трепещет, вспять и кроется в полках.
Как странник, во лесах дракона усмотревши,
В обратный путь спешит, дрожит оцепеневши,
Так, Меиелаевых очей страшась, Парид
В троянском множестве сокрьггь себя спешит.
Но Гектор, бегство зря, стремит хулы правдивы:
«Лепообразиый льстец! Парид женолюбивый,
О, если свет тебя рожденного не зрел
Иль прежде брачных уз ты в смертный гроб нисшел,
Какою б радостью я ныне восхищался!
И ты бы днесь в стыде, в презорствс не являлся.
Ты посмеяние враждебных нам полков.
По виду твоему и красоте власов
Судили быть они тебя троян защитой,
Но ты без мужества, беглец, стыдом покрытый.
Подобных ты себе драгих избрав друзей,
Чрез волны преплывал лазоревых морей;
И в чуждей быв стране от ратников ужасных
Похитил ты жену, источник бед всечастных.
Ты бич родивших тя и язва граждан всех,

Вседневный стыд себе, врагам же радость, смех.
Что вспять от храброго стремишься Менелая?
Познал бы ты собой, кровь с жизнью изливая,
Коль сильна ратника владеешь ты женой.
И лира, и власы, и лестный образ твой,
Дары Венерины, явились бы тщетою,
Когда б низвергся ты на прах его рукою.
Увы! постыдный страх в сердца троян вселен,
Иначе бы давно явился покровен
Ты каменной горой за бедства и напасти,
Которыми тягчат твои нас вредны страсти»
(1787).
ПЕСНЯ
Прости, любезный мой пастух,
Кем грудь моя всегда пылала,
Прости, оставлю здешний луг,
Где каждый день с тобой бывала,
Где восхищался страстью дух
И нежность с нежностью играла.
Уединясь на брег другой,
Я стану повторять всечастно,
Что я одним горю с тобой;
Но стану повторять несчастно;
К тебе плачевный голос мой
Не дойдет... полетит напрасно.
Но ты не плачь, не плачь, мой свет,
Не долго буду в томной скуке,
Ты знаешь: смерть конец всех бед,
Конец страдания и муке —
И мне не жить, надежды нет,
Коль буду я с тобой в разлуке.

СТЕФАН ГРИ ГО РЬЕВИ Ч КАЛАШ НИКОВ
(1 7 5 3 -

после 1792)

С.
Г. Калашников родился 21 октября 1753 г. в Югоском
заводе Пермского уезда. Отец С. Г. Калашникова Григорий
Калашников долго служил там пономарем Троицкой церкви.
С. Г. Калашников, как и многие дети церковнослужителей, посту­
пает в Вятскую духовную семинарию. В 1768 г. учится в классе
45

риторики. В 1773 г., в одно время 'с Е. Костровым, который стал
учеником класса философии в Московской славяно-греко-латин­
ской академии, С. Г.Калашников поступает в 1 роицс-Лаврскую
семинарию. В семинарии он слушал курсы философии и богосло­
вия, изучал греческий и французский языки, здесь же начал свои
пиитические труды.
В 1777 г. С. Г. Калашников возвращается в г. Хлынов, где
служит преподавателем семинарии. Он был произведен в прото­
иереи Спасского собора в Вятке. В 1780 г. С. Г. Калашников пер­
вым начал преподавать в семинарии греческий язьпс, а с 1782 г.
он назначается префектом и учителем философии и занимает эту
должность до 1786 г. После переведен, по его просьбе, в Перм­
ское наместничество, с 1788 г. служит в главном Петропавлов­
ском соборе. В 1792 г. С. Г. Калашников переезжает в НовоеУсолье, где, вероятнее всего, и умирает. Год смерти С. Г. Калаш­
никова не установлен.
ОДЫ И КАНТЫ ЕЕ И. В., БЛАГОЧЕСТИВЕЙШЕЙ И
САМОДЕРЖАВНЕЙШЕЙ ГОСУДАРЫНЕ ЕКАТЕРИНЕ II, КО­
ТОРЫЕ В ДЕНЬ ПОЛНОГО ОТКРЫТИЯ ВЯТСКОГО НАМЕ­
СТНИЧЕСТВА, В ЗНАК ВСЕПОДДАННЕЙШЕЙ БЛАГОДАР­
НОСТИ, ПОДНОСИТ ВЯТСКАЯ СЕМИНАРИЯ,
ДЕКАБРЯ 22 ДНЯ 1780 ГОДА
(Отрывок)
Она Россию озарила,
Уставы новы учредила.
И дальня Вятка вся теперь
Сладчайшу чувствует премену.
Себя зря счастьем возвышенну,
Цветя ликует выше мер...
Явилась милость днесь судьбина:
Врата отверзла неба нам
Премудрая Екатерина!
Блистает свет по сим странам!
Надежда наша совершилась,
Нощь в ясный день переменилась!
Красуйся ныне, веселися,
Сим восхищенный Вятка град...
Вещай в восторге всяк ликуя,
Гласи со плеском торжествуя:
«Гряди к нам духом, Мать, гряди,
Гряди от всех благословенна,
Гряди премудростью отмеина,
Закон твой божеск учреди...»

РАЗДЕЛ II
ЛИТЕРАТУРА XIX в.

С С Ы Л ЬН Ы Е И С В О И К О РЕ Н Н Ы Е
Н . П. ИЗЕРГИНА

силеннос развитие литературной и культурной жизни
Вятки начинается с 20-х годов XIX века, особенно после войны
1812 года. Однако в самом начале века активно творили последо­
ватели Е. И. Кострова, продолжавшие развивать традиции литера­
туры XVIII века, просветительскую, а также сатирическую и де­
мократическую ее направленность, традиции Н. И. Новикова,
Е. И. Кострова, А. И. Попова и других писателей XVIII века: это
— Н. Е. Тукмачев, 3. О. Лятушевич, философские стихи и речи
которого были изданы в Москве в 1807 г., В. Е. Блинов, Е. С. Ле­
онтьев, издавший в Москве в 1810 г. «Речи и другие краткие со­
чинения, говоренные во время философского состязания, в при­
сутствии преосв. Гедеона...»
Из поэтов начала XIX века интересен С. И. Кулыгинский,
который после Вятской семинарии закончил Казанскую духовную
академию, после чего возвратился в Вятку и служил здесь до са­
мой смерти. Был в семинарии учителем греческого и немецкого
языков, поэзии и риторики, позднее — учителем философии.
Его ода «На заключение мира со Швецией» была широко
известна и за пределами Вятской земли.
К плеяде последователей Е. И. Кострова относятся и поэты
П. И. Орлов и Ф. С. Глазырин. В их стихах главная тема — про­
тивопоставление невежества просвещению.
Приютом всех этих вятских «пиитов» была в основном мес­
тная семинария, где не только преподавали поэзию, но и культи­
вировали ее.
Война 1812 года, в которой вятчане принимали самое жи­
вейшее участие, а также успешное развитие экономики и просве­
щения в крае способствовали активному развитию культуры и ли­
тературы на Вятской земле. В 1815 г. в Вятке был открыт люби­

тельский театр, зрителей собиралось на представление до 300 500
человек. Однако, регулярно спектакли стали ставиться с 1849 г.,
когда было открыто благородное собрание. А в декабре 1837 г.
стараниями А. И. Герцена была открыта публичная библиотека,
сыгравшая огромную роль в развитии культуры и просвещения в
Вятке.
После поражения восстания декабристов через губернию в
1826—1828 гг. проехало, направляясь в Сибирь, более пятидесяти
осужденных декабристов: три брата Бестужевы, С. Г. Волкон­
ский, Н. М. Муравьев, А. И. Одоевский, первый друг Пушкина
И. И. Пущин, С. П. Трубецкой, А. И. Якубович и многие другие.
До 1823 г. жил здесь А. Н. Муравьев.
В начале 30-х годов в Вятке находилось евьпне 300 ссыль­
ных поляков, среди которых было много высокообразованных
людей, например, чиновники Дравсрты, известный ученый восто­
ковед И. А. Берниковский, занимавшийся в Вятке переводом
«Божественной комедии» Данте на русский язык. В 1831 г. сюда
был сослан учитель Гоголя профессор Нежинской гимназии вы­
сших наук Казимир Варфоломеевич Шапалинский, в 1832 — гру­
зинский литератор Соломон Иванович Додашвили (Додаев). С
1824 по 1827 г. жил и творил здесь приятель А. С. Пушкина Па­
вел Лукьянович Яковлев.
Пушкин высоко ценил П. Л. Яковлева (1796 — 1835) —
издателя первой вятской рукописной сатирической газеты
«Хлыновский наблюдатель» (некоторые исследователи считают
это издание журналом). Он жил в Вятке с декабря 1824 г. по
февраль 1827. Еще до ссылки, через брата, певца и композитора
М. Л. Яковлева, учившегося в лицее вместе с великим поэтом,
Павел Лукьянович сблизился с А. С. Пушкиным, А. А. Дельви­
гом, Е. А. Баратынским. Пушкин, по воспоминанию В. П. Гаевского, «любил веселое общество Дельвига, Яковлевых, Баратын­
ского и посещал его ежедневно до отъезда своего в Михайлов­
ское. Да и после возвращения в Петербург не порывал с ним дру­
жеских связей. Когда же в 1820 г. великий поэт отправлялся в
Южную ссылку, А. А. Дельвиг и П. Л. Яковлев провожали его из
Петербурга до Царского Села». Яковлев переписывался с Пуш­
киным.
Из Вятки Яковлев постояшю посылал свои корреспонден­
ции дяде, известному баснописцу Александру Ефимовичу Измай­
лову в Петербург в журнал «Благонамеренный».
Особенно интересна газета «Хлыновский наблюдатель», ко­
торую Яковлев и его друзья выпускали в Вятке. Затем он отправ­
48

лял ее в Петербург дядюшке. Все экземпляры ее хранятся в руко­
писном отделе Российской национальной библиотеки в Петер­
бурге. Некоторые статьи из «Хлыновского наблюдателя» звучали
довольно резко, например, заметка «Коровы».
П. Я. Яковлев критикует прежде всего общечеловеческие
пороки: лень, брюзгливость, чванство, зазнайство, высокомерие,
бездуховность, поэтому центральное место в каждом номере зани­
мает отдел «Нравы», густо насыщенный сатирическими зарисов­
ками вятских обывателей или юмористическими рассказами ди­
дактического характера.
В рассказе «Несчастья от носа» создан автобиографический
образ Хлыновцева, все несчастья которого происходят от того, что
дядюшка вовремя не послал ему французский табак из Петербур­
га. В разделе «Внутренности» сообщалось о новостях вятской
жизни.
По своему духу «Хлыновский наблюдатель» принадлежит к
сатирическому направлению, которое в 20-х годах XIX века раз­
вивалось в таких жанрах, как нравоучительно-сатирическая проза
(рассказ, повесть), басня, комедия. Сатирическая проза этих лет
А. Е. Измайлова, В. Т. Нарежного носила нравоучительно-дидак­
тический характер, обличала многие общечеловеческие пороки. В
этом же русле развивалось и творчество П. Л. Яковлева.
По приезде из Вятки в 1827 г. писатель выпустил «Записки
Москвича» (1828 — 1830 гг.) в трех томах, куда включил много
статей из «Хлыновского наблюдателя». Яковлев за свою жизнь со­
здал несколько повестей и романов («Записки Лужницкого стар­
ца», «Жизнь принцессы Анны», «Удивительный человек» о войне
1812 г.), комедий, литературно-критических и лингвистических
статей.
А. С. П уш кин был знаком со многими сочинениям и
П. Л. Яковлева, ему нравилась их сатирическая направленность.
Так, в письме к князю Вяземскому 2 января 1831 г. Пушкин пи­
шет: «... Яковлев издает к масленице Альманах «Блин». Жаль, ес­
ли первый блин его будет комом. Не отдашь ли ты ему обозы, а
девичий сон Максимовичу? Яковлев тем и хорош, что отменно
храбр и готов помазать свой блин жиром Булгарина и икрою По­
левого — пошли ему свои сатирические статьи...»
В свою очередь П. Л. Яковлев восторженно относился к
Пушкину, о чем свидетельствуют его письма к А. Е. Измайлову,
его отзыв о «Борисе Годунове», помещенный во 2 номере «СанктПетербургского вестника» за 1831 г.
49

Широко известно, что Пушкин поместил во втором томе
«Современника» за 1836 г. «Записки Н. А. Дуровой» с собствен­
ным предисловием: «С неизъяснимым волнением прочли мы при­
знание женщины, столь необыкновенной, с изумлением увидели,
что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную руко­
ять уланской сабли, владеют и пером, быстрым, живописным и
пламенным» (Современник. Т. II. — СПб, 1836. — С.53).
А Белинский в статье «Вторая книжка «Современника» так
отозвался о произведении «знаменитой вятчанки»: «Теперь о про­
зе. Здесь замечательна статья: «Записки Н. А. Дуровой, изданные
А. С. Пушкиным». Если это мистификация, то признаемся, очень
мастерская; если подлинные записи, то занимательные и увлека­
тельные до невероятности».
Когда двоюродный брат Надежды Андреевны Дуровой
И. Г. Бутовский издал записки в 1836 г. в полном виде под назва­
нием «Кавалерист-девица. Происшествие в России», первым че­
ловеком, которому Дурова послала их, был А. С. Пушкин. Пода­
рок сопровождался письмом, которое Пушкин получил незадолго
до кончины в декабре 1836 г.:
«Милостивый государь Александр Сергеевич, имею честь
представить вам вторую часть моих «Записок», извините, что не
сам лично вручаю вам их, но я давно очень болен и болен жесто­
ко. Дела мои приняли оборот самый дурной: я было надеялся на
милость царскую, потому что ему представили мою книгу; но ка­
жется понадеялся напрасно: вряд ли скажут мне спасибо, не толь­
ко чтоб сделать какую существенную пользу. Простите, будьте
счастливы.
Преданный слуга ваш Александр Александров».
Из многочисленных ее произведений особый интерес пред­
ставляет светская обличительная повесть, изданная в 1838 г. «Год
жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения», где
описано, как меняется отношение хозяев роскошных гостиных от
первого посещения Дуровой к третьему.
Но особый интерес повесть представляет как воспоминание
о Пушкине. Образ великого поэта здесь нарисован с большой лю­
бовью, теплотой и восторгом. Дурова вспоминает о нескольких
встречах с ним.
Белинский, высоко оценивший и «Год жизни в Петербур­
ге», писал: «С тех пор литературное имя Девицы-Кавалериста бы­
ло упрочено».

Из сугубо романтических повестей особо выделяется «Сер­
ный ключ» (1839), где писательница прославляет «природную
способность к поэзии, которою в высшей степени одарены все
черемисы» — «поэты-импровизаторы». Романтичен сюжет пове­
сти. Смерть жениха, погибшего в схватке с медведем, так глубоко
потрясает Зеилу, что она сходит с ума. Целые дни ходит она к
ручью, у которого зимой и летом встречалась с Дукмором, поет и
плачет. Песня, которую сочинила Зеила и поет у ручья, свиде­
тельствует о глубокой одаренности марийского народа:
Бежит, гремит, кипит, клокочет,
Волшебный ключ моей страны!
Злой Керемет в лесу хохочет
В часы полночной тишины!
Эта баллада является доказательством поэтического таланта
Дуровой (все песни и стихи, включенные в ее повести и романы,
сочинены самой писательницей).
Одновременно с «Записками» Дуровой Пушкин опублико­
вал во втором томе «Современника» статью вятского писателя
А. И. Емичева «Мифология вотяков и черемис», где описана ре­
лигиозная жизнь первообитателей вятского края — удмуртов и
марийцев, их обряды, верования, божества.
Особенно были популярны изданные Емичевым в том же
1836 г. в Санкт-Петербурге «Рассказы дяди Прокопья». В сборни­
ке есть и романтический рассказ «Рожок» с сильными огненными
страстями, эффектными сценами, и рассказы, близкие реалисти­
ческой манере, — «Глухая Машенька», «Воспоминание». Для нас
они интересны прежде всего вятскими реалиями, так как большая
часть книги писалась еще до отъезда из Вятки.
К писателям пушкинской поры следует отнести и В. Т. Феонова с его эпиграммами и сатирическими стихами, направлен­
ными против вятского губернатора Тюфяева. В девятнадцатом но­
мере «Вестника Европы» за 1825 г. он поместил сатиру на Тюфяе­
ва «К лицемеру», где были строки:
... Ты вдов печальных притеснил,
Ты пролил слез потоки,
Ты раны им нанес глубоки,
Приюта не дал сироте...
Наиболее сильны сатирические стихи его «К золоту», «К
деньгам», в которых дано резкое обличис общества, где всем пра­
вят деньги.
51

В.
Т. Феонов был также одним из первых писателей в р
ской литературе, который обратился к теме Пугачева, опублико­
вав в четырнадцатом номере июльской книжки «Заволжского му­
равья» в 1833 г. отрывок из стихотворной повести «Мятежник Пу­
гачев».
К писателям пушкинской поры можно отнести и Семена
Авдиевича Веснина (Святогорца) с его оригинальными, глубоко
народными «Ванями-вятчанами».
Огромное значение для развития литературной жизни Вят­
ки имело пребывание здесь Александра Ивановича Герцена в
1835—1837 годах.
19 мая 1835 г. Герцен, «как смелый вольнодумец, весьма
опасный для общества», прибыл в Вятку. Деятельность его в вят­
ское трехлетие была многообразна и плодотворна: он работал в
канцелярии губернатора, которая находилась в здании нынешнего
областного суда на улице Дрелевского. Его угнетала бессмыслен­
ная переписка бумаг с 9 часов утра и до 2-х часов дня, а затем
еще с 5 до 8 вечера: «Не материальная работа была велика, а уду­
шающий, как в собачьем гроте, воздух этой затхлой среды и
страшная глупая потеря времени, вот что делало канцелярию не­
выносимой», — писал он позднее в «Былом и думах». Одновре­
менно служит переводчиком (должность эта, как доказывают ма­
териалы Государственного архива Кировской области (дальше ГАКО), не была фиктивной, как считают многие герценоведы), за­
нимается статистикой как член статистического комитета, начав­
шего свою работу с 1835 г. За годы ссыльной жизни он написал и
отредактировал много публицистических, краеведческих и этно­
графических статей для «Вятских губернских ведомостей», кото­
рые начали выходить с 1838 г., уже после отъезда его из Вятки.
Кроме того, он был занят организацией выставки искусственных
и естественных богатств в крае, на которую 18 мая 1837 г. приеха­
ли наследник престола, будущий Александр II, В. А. Жуковский и
историк Арсеньев. Огромную роль Герцен сыграл в организации
вятской публичной библиотеки. 6 декабря он произнес речь на ее
открытии, где были такие замечательные слова: «Публичная биб­
лиотека — это открытый стол идей, за который приглашен каж­
дый, за которым каждый найдет ту пищу, которую ищет...»
В Вятке Герцен много пишет. Несмотря на общую роман­
тическую окраску, в его творчестве 30-х годов проступают уже и
реалистические элементы, а также сильна обличительная струя.
Отдельные рассказы, статьи, очерки написаны с иронией, даже с
сарказмом. В этот период он завершает статью «Гофман», переде52

ливает «Легенду», «Первую встречу», пишет «Вторую встречу»,
«Третью встречу», «Это было 22-го октября 1817 г.», «Письмо о
Казани, Перми и Вятке», «Письмо из Вятки», задумывает боль­
шое автобиографическое полотно, первую часть которого под на­
званием «Дитя» закончил 20 октября 1837 г. (Затем эта часть пре­
вратилась в повесть «О себе», а дальше на ее основе были созда­
ны «Записки одного молодого человека», «Еще из записок одного
молодого человека» и «Былое и думы»). Но самым ярким произ­
ведением вятской поры была повесть «Елена», завершенная уже
во Владимире.
Перед нами светская обличительная повесть, близкая к по­
вестям Н. А. Дуровой, В. Ф. Одоевского и других авторов 30-х го­
дов о драматической судьбе женщины, она строится на противо­
поставлении любви земной, чувственной — любви идеальной,
«небесной». Хотя толчком и послужил роман с П. П. Медведевой,
описанный в «Былом и думах», автобиографизм этой повести
скрытый. Это автобиографизм подтекста. Действие перенесено в
XVIII век. Позднее, излагая фабулу «Елены» в «Былом и думах»,
Герцен писал: «Я представил барича екатерининских времен, по­
кинувшего женщину, любившую его, и женившегося на другой.
Она чахнет и умирает. Весть о ее смерти тяжко падает на него». В
одном из писем Н. А. Захарьиной Герцен писал о повести: «Там
являются две женщины на сцену, Елена, которой я придал харак­
тер Медведевой, это — женщина земная, это — любовь матери­
альная, доведенная до поэзии, но до поэзии земной, и княгиня,
которой я несколькими чертами дал твой божественный характер,
где ж и следов нет земли, где одно небо, и небо яхонтовое, небо
Италии». В центре образ красивой, изящной, но бедной Елены,
жизнь которой загублена князем. Тема измены князя связана с
темой обличения света. Хотя князь терзается («как я гадок, низок
в собственных глазах»), это не мешает ему жениться на другой и
порвать с преданной и самозабвенно полюбившей его Еленой. Не
в состоянии перенести удара, она умирает. Князь сходит с ума.
Княгиня, его жена, каждый день ездит на могилу к Елене «про­
сить у нее мира» и прощения.
Вятская ссылка отразилась в ряде произведений Герцена,
многие его знакомые, «подснежные» (вятские) друзья послужили
прототипами героев многих его произведений.
Профессор К. В. Дрягин в статье «Вятская ссылка Герце­
на», предпосланной сборнику произведений и писем Герцена,
связанных с Вяткой, пишет: «Весьма вероятно, что колоритная
фигура доктора Крупова («Кто виноват?» и «Доктор Крупов») воз­
никла не без влияния воспоминаний о том докторе Чеботареве,

которого Герцен описывает в XIV главе «Былого и дум», как и в
Круциферском разночинце, учителе гимназии, восторженном
идеалисте, но слабом и безвольном, — могли отразиться черты
юноши — учителя гимназии А. Е. Скворцова, который так же пе­
чально окончил свои дни, как и Круциферский, и тоже, по выра­
жению Герцена, «без памяти» любил Полину. Полина же некото­
рыми чертами напоминает Любоньку Круциферскую».
Вятка и вятские обыватели выведены в «Патриархальных
нравах г. Малинова», включенных в «Записки одного молодого
человека» в образе Малинова и малиновцев.
Особенно возмущало Герцена самодурство вятского губер­
натора Тюфяева, которому он отводит целую XIV главу и часть
XVII, где рисует не только характер, но и внешний облик этого
«развратного по жизни, грубого по натуре» плечистого старика
небольшого роста, «с головой, посаженной на плечи, как у буль­
дога», в прошлом бродячего комедианта, сейчас деспота. Глава
XVI целиком посвящена А. Л. Витбергу, близость с которым была
для Герцена «большим облегчением в Вятке».
С большой теплотой в «Былом и думах» Герцен говорит о
своих вятских друзьях: «Где вы? Что с вами, подснежные друзья
мои? Двадцать лет мы не видались. Чай, состарились и вы, как я,
дочерей выдаете замуж, не пьете больше шампанское и стаканчи­
ком на ножке наливку. Кто из вас разбогател, кто разорился, кто
в чинах, кто в параличе? А главное, жива ли у вас память о наших
смелых беседах, живы ли те струны, которые так сильно сотряса­
лись любовью и негодованием». Вятская ссылка показана в XIV,
XV, XVI, XVII, XXI главах «Былого и дум» весьма колоритно.
Небезынтересно привести выдержки из дневников Жуков­
ского о Вятке, которые хранятся в Центральном госархиве лите­
ратуры и искусства в Москве. Жуковский сначала говорит о пре­
красной дороге лесом до Орлова, куда он прибыл в 4 часа утра
17 мая, а уже во вторник 18 мая был в Вятке. «Мне отведен дом у
г-на Ивана Степановича Машковцева, его жена Анна Александ­
ровна, дочери Маргарита и Александра».
Вятка на первый взгляд на Жуковского произвела невыгод­
ное впечатление: «Город довольно отсталый: невымощенные до­
щатые тротуары, расположен на неровностях». Но отмечает зна­
чительные природные богатства (хлеб, юфть, кожа, лен, железо и
чугун в Боткинском и Ижевском заводах). Жуковского заинтере­
совала история Хлынова и Вятки, местные легенды (он подробно
записывает предание о возникновении праздника Свистопляски),
достопримечательности (особенно Алексагщровский сад, Трифо­
54

нов монастырь, тюремный замок и др.). Большое впечатление
на Жуковского в Вятке произвели встречи с А. Л. Витбергом, с
А. И. Герценом («сочинителем») и Д. Я. Чарушиным («живописцем-самоучкой»). Он даже попросил Витберга подготовить Чару­
шина для поступления в Академию художеств. Витберг с честью
выполнил свою миссию. На выставке Жуковскому понравилась
решетка городского сада, сделанная по проекту Витберга, веялка
иранского крестьянина Семена Тарасова, пожарная машина Ива­
на Титова из Слободского, стенные часы Павла и Александра Ру­
кавишниковых из Вятки и Василия Рысева из Бахты, карманные
часы токаря из Вятки Семена Бронникова, кружева Кошурниковой, бисерные работы Хлюпиной, цветы из бересты, иконы и
многое другое.
Дружеские отношения Жуковского с Герценом не прекра­
тились и после отъезда Герцена из Вятки. Жуковскому первому
он подарил свою речь на открытии публичной библиотеки с над­
писью: «Его превосходительству Василию Андреевичу Жуковско­
му в знак глубокого почитания от сочинителя», которая хранится
в Центральном архиве литературы и искусства.
А. И. Герцен покинул Вятку 29 декабря 1837 г.
В Вятке долго помнили и Жуковского, и Герцена, интере­
совались их сочинениями. О популярности здесь Герцена говорят
хранящиеся в архивах письма из Вятки А. И. Бакунину.
А. И. Герцен дал сильный толчок к усилению творческой
деятельности вятской интеллигенции. Не менее яркий след оста­
вил и другой ссыльный писатель — Михаил Евграфович Салты­
ков-Щедрин, который стимулировал развитие сатирического на­
правления в местной литературе. О жизни и служебной деятель­
ности писателя хорошо рассказал Е. Д. Петряев в своей книге
«М. Е. Салтыков-Щедрин в Витке», изданной Волго-Вятским из­
дательством в 1975 г. и переизданной в 1988 г.
Писатель прибыл в Вятку 7 мая 1848 г. и прожил здесь
семь лет и семь с половиной месяцев до 24 декабря 1855 г., он
был сослан за крамольный образ мыслей, проявившийся в пове­
стях «Противоречия» (1847) и «Запутанное дело» (1848). Поселил­
ся Салтыков в доме И. X. Раша на улице Вознесенской (сейчас
Ленина, 93), где находится Дом-музей М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Вятка, названная в «Губернских очерках» Крутогорском, поразила
его: «Крутогорск расположен очень живописно, когда вы подъез­
жаете к нему летним вечером со стороны реки, и глазам вашим
издалека открывается брошенный на крутом берегу городской
сад, присутственные места и эта прекрасная группа церквей, ко­
55

торая господствует над всей окрестностью, вы не оторвете глаз от
этой картины».
Салтыков сначала был определен младшим чиновником
особых поручений правления, иначе простым писцом, затем с
12 ноября 1849 г. — старшим чиновником особых поручений, с
30 мая по 20 августа 1849 г. — правителем канцелярии, а 5 августа
был назначен уже советником Вятского губернского правления.
Чем только не занимался Салтыков-Щ едрин в Вятке! Из­
вестно, что он был организатором выставок сельских произве­
дений 1850 и 1854 годов. В рукописном отделе Пушкинского
Дома хранятся две неопубликованные статьи, связанные с вы­
ставкой 1849 г.
: , -. .
. ...
щЯЛ
Его удивила страсть вятских крестьян к «эксцентричным
ремеслам (деревянные, стеклянные часы, цепочки и т. п.)», сви­
детельствующая о их даровитости. Из трех вятских выставок Сал­
тыков был «распорядителем» в двух последних. О результатах вы­
ставки 1850 г., открытой с 15 августа по 8 сентября в доме почет­
ного гражданина Гусева на торговой площади, он опубликовал в
«Вятских губернских ведомостях» (1851, №№ 4—7) статью «Вят­
ская очередная выставка сельских произведений». Писатель гово­
рит об успехе Макара Максимовых, который представил 12 сор­
тов русского хлеба и получил за это медаль, об успехе Лаврентия
Власьева, вырастившего ананас и виноград, Никиты Санникова,
смастерившего удивительную сеялку. Из интереснейших предме­
тов выставки 1854 г. надо назвать модель оригинальной мельницы
с турбинным колоколом крестьянина Семена Кривошеина. Она
поразила многих посетителей выставки, так как вопрос о турби­
нах считали делом ученых.
Очень интересно, что Салтыков рекомендовал лучшие из­
делия (образцы хлебов, мед, юфтевую кожу, мебель, часы) на
Санкт-Петербургскую выставку, «предоставляя отправиться на
Лондонскую, если заслужат одобрения на первой» (из материалов
ГАКО).
В связи с делом о раскольниках Салтыков изъездил более
7 тысяч верст по самым глухим местам Вятской, Пермской, Ни­
жегородской, Ярославской, Владимирской, Казанской губерний.
Столкнувшись с миром преступлений, изуверства и косности в
раскольничьей среде, он предлагал губернатору Семенову опе­
реться в борьбе с расколом на население северных губерний (ра­
порты Салтыкова № 71, 93, 94 в ГАКО). Но начальство без вни­
мания оставило предлагаемые им демократические по своей сути
меры борьбы с расколом.
56

Салтыков-Щедрин по делам службы ездил по губернии: в
Котельнич, Кай, Уржум, Слободской, Малмыж, Сарапул, Орлов,
Глазов, Нолинск, Уни. Особенно значима его поездка на место
сопротивления крестьян арендатору Гуднину из г. Кая, когда Сал­
тыков встал на сторону народа. В книге Е. Д. Петряева есть карта
поездок М. Е. Салтыкова по Вятской губернии в 1849—55 гг. с
обозначением дат и подробным освещением всей его многогран­
ной служебной деятельности. В ведение Салтыкова как советника
губернского правления было передано все второе отделение, кон­
тролирующее хозяйственно-административный аппарат и эконо­
мическую жизнь губернии. В распоряжении писателя было 20 чи­
новников.
В Вятке Салтыков нашел и свое семейное счастье. До сих
пор в работах о Салтыкове сохраняется взгляд на жену писателя
Елизавету Аполлоновну как на «мило журчащую, окруженную по­
клонниками, но по сути бесчеловечную и жестокую светскую ку­
колку». В фонде Унковских в Центральном архиве литературы и
искусства есть воспоминания детей Унковских, приятелей Салты­
ковых, рисующие жену сатирика как верную помощницу писате­
ля: «К чести Е. А., надо сказать, что она во многом помогала му­
жу: она одна легко разбирала его ужасный почерк, говоря, что по­
черк Мишеля никто не может разобрать, кроме ее, и переписыва­
ла сама все его сочинения». Об этом же пишет и сын Константин
Михайлович Салтыков в книге «Интимный Щедрин» (М., 1923), в
которой мама фигурирует под именем «Бетси».
Воспоминания сына сатирика, его жены Л.Н. МакаренкоСалтыковой дают основание другими глазами взглянуть на «вят­
скую избранницу» великого писателя. Она была не только краси­
ва, но и добра, умна, заботилась о муже. Ее почерком действи­
тельно переписаны все произведения писателя.
С.
А. Макашин в своей книге «Салтыков-Щедрин. Биогра­
фия» (М., 1951) и Е. Д. Петряев в книге «М. Е. Салтыков-Щедрин
в Вятке» обстоятельно ответили на вопрос о вятских знакомых
писателя. Это семейство родственников Э. К. Циолковского, осо­
бенно его дядя Нарцисс Игнатьевич Циолковский, обрусевшее
семейство поляков Дравертов (братья Станислав, Игнатий и
Александр), польский писатель Генрих Каменьский, отбывавший
здесь ссылку, преподаватель Вятской гимназии Александр Петро­
вич Тиховидов, семейство Иониных, глава которого лечил Сал­
тыкова в Вятке, чиновник А. Н. Храбрых, который помогал соби­
рать писателю материал для «Губернских очерков», Н. Н. Лан­
ская-Пушкина и ее второй супруг П. П. Ланской, которые помог­
ли поскорее освободиться Салтыкову из «вятского плена», и мно­
гие, многие другие.
57

В Вятке в 1849 г. была закончена повесть «Брусин», в кото­
рой Салтыков разоблачает беспочвенного романтика Брусина,
мечтавшего из неразвитой сумасбродной Ольги, девушки легкого
поведения, сделать «женщину в высоком значении слова».
Здесь, в Вятке, были сделаны заготовки, черновые набро­
ски знаменитых «Губернских очерков», все герои которых имеют
вятских прототипов. По всей вероятности, вчерне был написан
рассказ «Приезд ревизора», сначала входивший в «Губернские
очерки», а позднее, по не зависящим от автора причинам, вклю­
ченный в «Невинные рассказы». В нем идет речь о благотвори­
тельных спектаклях в Крутогорске (Вятке — Н . И .), на одном из
которых была поставлена пьеса Сологуба «Чиновник».
Рассказ «Приезд ревизора» писатель послал своему вятско­
му другу Тучемскому, вклеив в «Губернские очерки», с которыми
рассказ роднят упоминаемые в нем персонажи — супруги Голубовицкие, учитель Линкин, чиновники Порфирий Петрович, Семен
Семенович Фурначев и другие, а также захолустный Крутогорск.
Л.Н. Спасская, дочь Иониных, друзей Салтыкова, в своих
воспоминаниях пишет о том, что она «слыхала догадки, что часть
очерков (имеются в виду «Губернские очерки». — Н . И .) была на­
писана Михаилом Евграфовичем еще в Вятке».
Многие листы были написаны на блажах тайного советни­
ка Вятского губернского правления. Трудно предположить, чтобы
Салтыков захватил с собою в Петербург множество экземпляров
таких бланков для «Губернских очерков».
Вятчане легко узнавали себя в персонажах «Губернских
очерков». В князе Чебылкине видели губернатора Семенова, в
Порфирии Петровиче Харченко — советника питейного отделе­
ния Макарова, в генерале с генеральшей Голубовицких — губер­
натора Середу и его жену, в Ижбурдине — купца Ижболдина, в
Бетси — невесту писателя Лизу Болтину, в Михаиле Трофимови­
че Сертакове угадывали черты самого Салтыкова. Не случайно
учитель М. И. Шимановский писал из Вятки своему другу, изве­
стному критику Н. А. Добролюбову, что «очерки известны по
Вятской губернии, даже станционным смотрителям и ямщикам
почтовым».
Н.Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов посвятили «Гу­
бернским очеркам», вышедшим в 1857 году, специальные статьи.
«Губернские очерки», — писал Чернышевский, — мы считаем не
только прекрасным литературным явлением — эта благородная и
превосходная книга принадлежит к числу исторических фактов
русской жизни».
58

Вятская ссылка всю жизнь отзывалась в творчестве сатири­
ка. Впечатления ссылки отразились в «Невинных рассказах» («Гегемониев», «Зубатов», «Утро у Хрептюгина», «Святочный рас­
сказ»), в «Женихе», «Смерти Пазухина», «Тихом пристанище», в
отрывках из «Книги об умирающих», в цикле «Благонамеренные
речи» («Тяжелый год»), в «Письмах о провинции» (письмо 12),
«Рассказах для детей» («Годовщина», «Добрая душа»), в «Мелочах
жизни» («Портной Гришка», «Счастливец»), в сказке «Игрушеч­
ного дела людишки» и других произведениях.
Влияние сатиры Салтыкова, особенно его «Губернских
очерков», на вятчан было огромно.
Одним из первых, кто испытал на себе это влияние, был
писатель Илья Васильевич Селиванов (1810—1882 г.), находив­
шийся в вятской ссылке в 1850—1851 гг. Он был направлен сюда
в апреле 1850 г. «за превратный образ мыслей, выраженный в ли­
тературных сочинениях и в частной переписке», и состоял в дол­
жности чиновника особых поручений и делопроизводителя стати­
стического комитета. Губернатор Середа, хорошо отзываясь о
нем, отмечал в отчетах, что им «был составлен подробный план
всех сведений, необходимых комитету для дальнейших своих за­
нятий», а также «Статистическое описание Вятской губернии»,
статья о достопримечательностях Вятки. В журнале «Современ­
ник» он поместил много разных рассказов. В 1856 г. появились в
«Современнике» его «Провинциальные воспоминания» (первона­
чальное название «Уездные очерки»), где «читатель без труда уга­
дывает щедринское влияние», — пишет Е. И. Покусаев в книге
«Салтыков-Щедрин в шестидесятые годы». Критика считала его
самым знаменитым из «щедринцев». В 1857 г. «Провинциальные
воспоминания (из записок чудака)» вышли в Москве отдельной
книгой. В первой части Селиванов рисует картины из жизни уез­
дного города Картолюбова в 40—50 годы XIX века, воспроизводя­
щие его вятское житье: «Городок этот в географии известен коже­
венным заводом, а в действительности в нем процветает одна
только торговля карточная, отчего и город получил название Кар­
толюбова. Здесь чиновники и купечество дуются в карты, как го­
ворится, напропалую... Ну, вот в этом-то городке и пришлось мне
прожить годок-другой». Далее идут сатирические зарисовки судей,
заседателей, чиновников и купцов этого города.
Не менее рельефно вятские впечатления отразились в «За­
писках дворянина-помещика, бывшего в должности предводите­
ля, судьи и председателя», напечатанных в «Русской старине» за
июнь, июль, август 1880 г. Критикуя взяточников, Селиванов
противопоставляет им честного чиновника типа вятского губерна­
тора А. И. Середы: «Это был высокий, с проседью человек, мало
59

разговорчивый, очень красивый, должно быть в молодости... Это
была такая благородная, такой высокой честности личность, ка­
кие встречаются не часто».
Традиции русской литературы, ее демократизм, интерес к
героям-разночинцам развивал в своем творчестве Николай Федо­
тович Бажин (1843—1908). Первые литературные опыты его связа­
ны с событиями Крымской войны 1853—1856 гг. Он пишет пат­
риотические стихи. В большую литературу он вошел в 1864 г. сво­
им романом «Степан Рулев» с подзаголовком «Черты из жизни
хороших людей», который напоминает «Что делать?» Н. Г. Чер­
нышевского с подзаголовком «Из рассказов о новых людях»
(1862).
Главный герой Степан Рулев внутренне и внешне красив
(«здоровый, высокий, широкоплечий мужчина с загоревшим от
путешествий лицом»). Те, кого он ценит, «знают Рулева за до­
брейшего и деликатнейшего человека», все поведение которого
определяется добротой и гуманностью. Но в нем нет ригоризма,
пуританства Рахметова, отказа от личной жизни, от любви. В его
высказываниях ощущается писаревская пропаганда «положитель­
ных знаний» и теории «реализма».
И в других своих произведениях «История одного товари­
щества», «Чужие меж своими», «Три семьи», «Житейская школа»,
«Из огня да в полымя» Бажина привлекает «живая и светлая часть
русского общества», разночинцы-демократы, с «лицами светлы­
ми, добрыми и откровенными».
Близость к Чернышевскому сказалась и в постановке про­
блемы женской эмансипации в повестях «В лесу», «Из огня да в
полымя».
К популярной в русской литературе теме разночинца обра­
тился также вятский писатель — священник Михаил Ионович
Осокин (1828 — 1876) в своем романе «Ливанов (записки семина­
риста)», опубликованном в журнале «Русское слово» за 1864 г.
(апрель, май, июнь). Созданный Осокиным образ Григория Лива­
нова, сына пономаря, уже портрет которого говорит о духовном
богатстве героя («Черные, блестящие, как две крупные смороди­
ны, глаза выражали ум, в этих глазах высказалась мысль, полная
высоких ощущений и сознания собственного достоинства») —
стоит в ряду замечательных образов героев-разночинцев 60-х го­
дов.
Этнографические, исторические и краеведческие работы
Осокина, опубликованные в 1856—1857 гг. в «Современнике»
60

(«Народный бьгг в северо-восточной России», «Сельская свадьба в
Малмыжском уезде» и др.), вызвали одобрительные отзывы До­
бролюбова, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина, Срезневского.
С 1857 по 1866 год живет и трудится в Вятке Петр Влади­
мирович Алабин (1824—1896), писатель, прогрессивный обще­
ственный деятель, историк, краевед, этнограф, участник многих
военных кампаний, почетный гражданин городов Вятки и Сама­
ры, первый губернатор Софии в Болгарии. Ему удалось возродить
публичную библиотеку, которая к тому времени пришла в пол­
ный упадок. 20 марта 1862 г. состоялось торжество по случаю
«возобновления» библиотеки. Благодаря участию Алабина 22 ян­
варя 1866 г. был открыт при библиотеке общедоступный (краевед­
ческий) музей, экспонаты для которого он собирал в 1863—66 го­
ды.
Алабин — автор «Походных записок в войну 1853, 1854,
1855 и 1856 годов» не только живо воссоздал яркую картину бое­
вой севастопольской страды 1854—1855 гг., но и документально, с
фотографической точностью передал все перипетии Крымской
кампании 1853—56 годов, высказал свое отношение к войне:
«Долго ли будет существовать эта бойня? Долго ли еще литься
крови человеческой? Видана ли такая борьба между людьми?» Ав­
тор выступает в этом произведении как человек широкой эруди­
ции, прекрасно знающий литературу.
Живя в Вятке, Алабин издает «Сборник русских стихотво­
рений для чтения простолюдинам» (1862), пишет много статей
для «Вятских губернских ведомостей» («Александровский собор в
Вятке», «Заметки относительно некоторых древностей Вятского
края»), печатается в центральных журналах и газетах.
Уехав из Вятки уже ее почетным гражданином, он до самой
кончины прожил в Самаре.
Из писателей 60—70-х годов, которые особенно развивали
традиции сатиры Салтыкова-Щедрина, надо назвать авторов са­
тирического сборника «Вятская незабудка».
Главным издателем и одним из авторов сборника был все­
мирно известный, «идеальный книгоиздатель» Флорентий Федо­
рович Павленков (1839—1900), издавший за свою жизнь 700 от­
личных книг, отбывавший за печатание писаревских сочинений и
распространение писаревских идей вятскую ссылку с 16 июля
1869 по 28 ноября 1877 г.
18 сентября 1874 г. его арестовали здесь за переписку с
политическими ссыльными и заключили в вятский тюремный за­
61

мок, где он просидел почти год. А 14 января 1876 г. его сослали в
Яранск за перевод книги итальянского аббата Секки «Единство
физических сил». Сначала Павленков хлопочет об издании «Вест­
ника Вятского земства». Но когда ему в этом отказывают, он уси­
ленно сколачивает литературные силы губернии для создания са­
тирического сборника «Вятская незабудка», который он хочет за­
конспирировать под благонамеренные издания «Памятных кни­
жек». Сам Павленков был удивительно разносторонней и талант­
ливой личностью: замечательный переводчик, издатель, редактор,
автор ряда педагогических пособий, ученый-изобретатель, писа­
тель-очеркист.
Все эти качества прекрасно проявились за восемь с лиш­
ним лет пребывания в Вятке. Здесь он разработал проект нового
механического, двигателя, составил несколько педагогических по­
собий и «Наглядную азбуку» с надписью на обложке: «Посвяща­
ется К. Д. Ушинскому», напечатанную в 1873 г. в Петербурге, ра­
ботал над «Энциклопедическим словарем», страстно пропаганди­
ровал «подвижные школы» в России, опубликовал 34 книги через
друзей М. П. Надеина и В. Д. Черкасова в Петербурге (с переиз­
даниями — 52) и в Вяткечерез типографию А. А. Красовского —
11 книг.
Но главный труд вятского восьмилетия — «Вятская неза­
будка». К ней он привлек не один десяток авторов, прежде всего
своих друзей Николая Николаевича Блинова, священника, писа­
теля, краеведа; учителя сарапульского земского училища Рауля
Николаевича Рума; публициста Петра Александровича Голубева;
ссыльного учителя математики Василия Ивановича Обреимова;
поэта-самородка из Уржума Андрея Платоновича Грудцына; сек­
ретаря Яранской земской управы Василия Михайловича Гусева;
секретаря Уржумской земской управы Владимира Яковлевича За­
волжского; статистика Николая Николаевича Романова; врача
Савватия Ивановича Сычугова и многих других. Так как фамилии
авторов (за исключением Шубина, Сырнева, Залесского, Валленбургера) в сборнике не указаны, материалы пяти архивов страны
и многие газеты 60-70-х годов раскрывают авторов «Вятской неза­
будки».
Самым же ярким автором оказался Ф.Ф. Павленков, кото­
рый подписывался в газетах той поры и в «Незабудке» таинствен­
ным псевдонимом «ХУ2» (икс, игрек, зет).
Издавали «Вятскую незабудку» вместе с Ф. Ф. Павленковым Митрофан Петрович Надеин, петербургский друг Флорентия
Федоровича, и его вятский друг Николай Николаевич Блинов.

«Вятская незабудка»: Памятная книжка Вятской губернии
на 1877 год» вышла в свет в марте 1877 г. в Петербурге в количе­
стве 800 экземпляров и разошлась в полтора-два месяца.
Книга состояла из 52 статей и очерков, содержала 384 стра­
ницы. Это собрание сатирических очерков и корреспонденций,
написанных на местном материале, произвело в Вятке впечатле­
ние взорвавшейся бомбы.
В июне 1877 г. выходит второе издание «Вятской незабуд­
ки» тиражом уже 1050 экземпляров. В него включено 13 новых и
исключено 9 уже публиковавшихся очерков и статей. 10 июня
Павленков сообщает в Казань краеведу Н. А. Агафонову: «Еже­
годник обеспечен на долгое время. За Вятку можно ручаться —
она будет продолжать свое дело» (из фондов Литературного музея
в Москве).
А 26 июля 1877 г. пишет новгородскому публицисту и крае­
веду А. С. Гацисскому, что вятский губернатор Тройницкий по
поводу 1-го издания «Незабудки» входил в переговоры с Минист­
ром внутренних дел и лез из кожи, доказывая, что мол «подобные
издания подрывают авторитет местной власти».
В феврале 1878 г. выходит третий выпуск «Незабудки» в
количестве 2100 экземпляров, почти весь состоящий из новых
материалов, еще более живых и острых, который был встречен
передовым обществом как «знамение времени», как «литератур­
ная ласточка, предвещающая весну для провинциальной печа­
ти» (Д. П. Мордовцев «Провинциальная ласточка»). Цензор же
И. М. Степурский назвал «Незабудку» «собрагшем разных паск­
вильных статей в форме писем и рассказов».
Ф. Ф. Павленков пытается всячески спасти 3-й выпуск, но
ему это не удается. Постановлением комитета министров от 2 мая
1878 г. книга была запрещена, а 25 июля уничтожена: 2075 экзем­
пляров было превращено в бумажную массу. Уцелело всего 25. В
библиотеке им. А. И. Герцена сохранились все 3 выпуска знаме­
нитой «Вятской незабудки».
В.
Г. Короленко назвал сборник «ярко обличительным». Он
состоит из 106 статей, очерков, рассказов, сказок. Многие напи­
саны талантливо, художественно, с большим чувством юмора,
иронии, сарказма. Авторы сознательно стремятся следовать мане­
ре Салтыкова-Щедрина, сатирика-очеркиста, о чем они неодно­
кратно и сами заявляют. Это следование объясняется идейной
близостью многих авторов «Незабудки» к Салтыкову-Щедрину,
общностью их творческих установок и в какой-то степени общно­
стью предмета обличения.
63

Как и Щедрин, авторы «Незабудки» стремятся к политиче­
ской сатире, берут на вооружение такие приемы сатиры Салтыко­
ва-Щедрина, как прием кукольности, автоматизации образа, зоо­
логического уподобления («Судоговорилка», «Дергун» и др.), ги­
перболы, иронии, гротеска, эзоповского иносказания, а также
прием щедринской публицистики — обилие публицистических,
философских отступлений.
Однако использование щедринской манеры не лишает «Не­
забудку» оригинальности. Перед нами произведение более публи­
цистическое и документальное, чем художественно-публицисти­
ческие очерки великого сатирика. Любопытно, что каждому вы­
пуску предпослан «алфавитный указатель» лиц, о которых упоми­
нается в «Вятской незабудке», среди них главным образом обли­
чаемые: в первом выпуске — 230 фамилий, во втором — 216, в
третьем — 183. «Вятская незабудка» представляет собой соедине­
ние обычной газетной статьи с живым сатирическим очерком,
рассказом и даже сказкой. Любой из этих жанров пронизан пуб­
лицистичностью, и, наоборот, даже любой газетной заметке при­
дается художественная форма. Это достигается с помощью интри­
гующих заглавий («Прежде скончались, потом повенчались», «Ку­
сающиеся овцы», «Рвение не по разуму», «Дом печали и воздыха­
ний», «По шишу за рубль», «Маниловский посад», «Тришкин
кафтан» и т. п.) и с помощью выразительных эпиграфов («А судьи
кто?», «Подписано, так с плеч долой», «Голодно, странничек, го­
лодно», «Одна открыта торная дорога к кабаку», «Необыкновен­
ное происшествие... просто необыкновенное происшествие» (Го­
голь «Ревизор») и многими другими приемами.
«Вятская незабудка» разоблачает прежде всего деятельность
уездных земств, окружного суда, вятской администрации и поли­
ции. Уездные земства, как правило, не отвечают своему назначе­
нию. Во главе их стоят или «Юпитеры-Громовержцы» типа Булга­
кова в Слободском, насаждающие формализм, чинопочитание,
грубость, или «плутократы» типа малмыжского «Креза» Юшкова.
Яркий образ земского головы рисует очерк «Зарвавшийся плуто­
крат» с символическим эпиграфом «Пошел козел в огород», под­
черкивающий самодурство Юшкова, которого «Незабудка» упо­
добляет щедринскому помпадуру: «Вообще г. Юшков как один из
щедринских помпадуров, отделывавшийся от всех своих вопросов
жизни двумя фразами: «ах, матушка» и «нет закона».
В ряде очерков воспроизведено сонное обывательское цар­
ство, напоминающее «темное царство» А. Н. Островского. «Об­
щий очерк Слободского за 1876 год» рисует картины тирании и
самодурства одних, бесправия и гибели других: «Вот другой — не
дом, а дворец: весь бельэтаж занимает глава семейства, тиран и
64

самодур, старающийся заглушить безысходную тоску мрачным,
одиноким, беспробудным пьянством, а в отдаленной комнатке
нижнего этажа того же дома гаснет молодая жизнь одного из сы­
новей этого Тита Гитыча и погибает жертвой невыносимой до­
машней обстановки... И сколько молодых свежих сил гибнет за
этими твердынями, сколько льется слез, особенно женских'»
(Вып.2.—С.73.).
Разоблачает «Вятская незабудка» и видных вятских чинов­
ников во главе с губернатором Н. А. Тройницким в «сказке для
детей старшего возраста» — «Дергун», эпиграфом к которой взята
народная поговорка: «Бодливой корове бог рог не дает». Сказка
носит иносказательный характер. В ней говорится, что в одном
шкафчике (под шкафчиком подразумевается Вятка) у Саши (име­
ется в виду император Александр II) лежат игрушки: Чучело Глу­
харя (вице-губернатор Домелунксен), Полицейский Свисток (по­
лицмейстер Михайлов), туго натянутый барабан (председатель
земской управы Дернов) и множество других.
В этой аллегорической сказке широко использованы щед­
ринские приемы иронии, гротеска, налицо эзоповские формулы.
Совсем иначе «Незабудка» изображает народ — тепло, со­
чувственно. Перед читателем проходят живые картины из жизни
народа. В очерке «Бедный Макар» говорится о нищете крестьян,
которые «мрут от голода, как мухи тысячами». В очерке «Кайский
и Синеглинский район», эпиграфом к которому взята слова Не­
красова «Невесела т а , родная картина», нарисованы сцены на­
родных бедствий: «Урожайным годом жители этих местностей на­
зывают тот, в котором хлеба достает до рождества. О мясе кресть­
яне не имеют почти понятия; едят один сухой хлеб, к которому
примешивают кору, отруби и т. п.... Живуг кайцы и синеглинцы в
курных, полусгнивших избах, с виду скорее похожих на телячью
стойку. Внутри грязь, нечистота; потолок весь в саже. В углу, в
зыбке качается ребенок, в разлезающихся от ветхости тряпках...
Рядом с люлькой помещается в зимнее время скот» (Вып.2,—
С.266—267).
После трех выпусков «Вятской незабудки» Павленков еще
издает серию «Загадочных картинок», представляющих собой
своеобразные иллюстрации, в которых в виде карикатур изобра­
жены обличаемые персонажи, включая и губернатора, который
представлен как «воинствующий лицеист». За это время в марте
1880 г. Павленков был снова арестован и выслан в г. Ялуторовск
Тобольской губернии. Только в феврале 1881 г. друзьям удается
добиться его освобождения.
3 Э З В , т. 2

65

Надо заметить, что Ф. Ф. Павленков не порывал и после
ссылки связи с Вяткой и авторами «Вятской незабудки», печатал
некоторых из них в Петербурге (особенно Н. Н. Блинова).
«Вятская незабудка» — это первый замечательный ооразец
неофициальной местной печати и блестящее произведение пере­
довой русской публицистики. Вслед за ней подобные сборники
или журналы появлялись в Перми, Полтаве, Владимире, Казани,
Нижнем Новгороде. Она оказала большое влияние и на развитие
литературы вятского края, особенно на ее сатирическое, обличи­
тельное направление.
Из друзей Ф. Ф. Павленкова особенно интересен писатель
Николай Николаевич Блинов (1839—1917).
Для его творчества характерно глубокое знание народной
жизни, которое чувствуется во всех его произведениях. Пьеса
«Свет и во тьме светит (посвящается графу Льву Николаевичу
Толстому)» написана в явной полемике с великим писателем.
Л. Н. Толстой в своей пьесе «Власть тьмы» говорил о страшной,
всесокрушающей силе капитала в деревне, разрушающей нравст­
венные устои ее жителей. Н. Н. Блинов верит, что даже «власть
тьмы» или капитала не может убить свет, добро, правду, сохра­
нившиеся в глубинах народной жизни, народной души.
В пьесе автор рассказывает о судьбе вятской крестьянки
Домны, двадцатишестилстней женщины. У нее умирает сорокопя­
тилетний муж Роман. На руках остаются двое неродных детей и
грудной еще сынишка Федя. Домну давно любит крестьянин Ки­
рилл. Брат Романа, алчный и ненасытный, хочет отобрать у Дом­
ны дом, а се с детьми пустить по миру. За помощью он обращает­
ся к уряднику. Тот, услышав разговор двух женщин Лукерьи и
Степаниды о том, что Домна будто бы отравила мужа из-за лю­
бовника, сажает ее в тюрьму. Через 8 месяцев на суде, однако,
выясняется, что Романа отравила лечившая его сулемой бабка
Фекла. Домна оправдана. И если раньше она упорно избегала Ки­
рилла, то сейчас соглашается стать его женой. Автор рисует образ
трудолюбивой и чистой женщины. Доброта и сердечность ее про­
являются в том, что она любит неродных детей Васю и Машу как
собственного Федю, и, перебиваясь с куска на кусок, несмотря на
уговоры родных, не отдает их никому. Известный историк лите­
ратуры А. Скабичевский в 1887 г. в 213 номере «Новостей» писал,
что «Свет и во тьме светит» «замечателен в художествештом отно­
шении и по тому глубокому знанию народной жизни, какое обна­
руживает автор, и по чисто народному языку, и, наконец, по тому
сильному и властному впечатлению, какое производит».
66

Тема народа была одной из ведущих и в творчестве видного
общественного деятеля, председателя Вятской земской управы в
1891—96 гг., писателя и публициста Авксентия Петровича Батуева
(1863-1896).
Из публицистических произведений выделяется его бро­
шюра «Мужицкая лень» (Казань, 1894), где есть замечательные
строки: «Можно только смеяться над потугами наших мужикофобов представить крестьянина лентяем. Прежде чем обвинять,
нужно узнать его жизнь, а тогда она окажется воплощенным тру­
долюбием».
У Авксенгия Петровича рано проявился талант писателя.
Будучи студентом, он печатал рассказы, литературно-критические
статьи в казанских газетах под псевдонимом «А. Прорубов». Пер­
вым его крупным художественным произведением был трехтом­
ный, во многом автобиографический роман «На взлете», частично
печатавшийся в газетах и в сборнике его рассказов «Живой порт­
рет», опубликованном в Петербурге под аллегорическим псевдо­
нимом «А. Антеев». Открывается сборник рассказом «Живой
портрет» с посвящением Н. И. Дробышиной. Надежда Ивановна
Дробышина — супруга одного спившегося чиновника, обладаю­
щего недурными поэтическими способностями, незадолго до кон­
чины Батуева стала его женой. Он взял ее с четырьмя детьми. Че­
рез три месяца после его кончины родился сын Батуева, тоже Авксентий. Рассказ «Живой портрет» сродни «таинственным пове­
стям» И. С. Тургенева, где реальное сменяется ирреальным, раци­
ональное — иррациональным, где оживает портрет женщины, о
трагической судьбе которой автор много наслышан, где рисуются
мужские и женские образы с разной психикой, с разным воспри­
ятием мира.
В центре ряда произведений («На взлете», «Плененной
мысли раздражепье», «Случай крайности», «Дурной год») — авто­
биографический герой Николай Михайлович Чулпанов, который
в 11 лет едет из уездного городка Перешина в город N. где закан­
чивает гимназию и учится в университете. В университетские го­
ды он много размышляет о смысле жизни, «требует от жизни не
одного только узкого материального счастья, но еще и красоты»,
мечтает «о той пользе ближним», которую будет приносить, когда
закончит университет.
Главный удар в книге направлен против всевозможных по­
роков, мешающих нормально жить народу, — пьянства («Пред
могилой»), нищеты и проституции («Дурной год»), нравственного
падения («Однокорытники», «Психопат»), против скупости,
скряжничества («Кому вручить?»), эгоизма («Перед сном»), под­
3»

67

лости («Случай крайности»). В центре — тема народа, нищего, за­
кабаленного, о благосостоянии которого заботятся лишь отдель­
ные личности типа Одарина. Несколько рассказов посвящено те­
ме любви («Живой портрет», «Ошибка», «Обман», «Безнравствен­
ная повилика»), любви настоящей, оставляющей большой след в
сердце, ярким лучом озаряющей всю жизнь, иногда любви, обре­
кающей на смерть, не выдерживающей нравственных запретов.
Тема народа и тема героя-разночинца в его эволюции —
две стержневые темы в творчестве писательницы-вятчанки Марии
Егоровны Селенкиной (1845—1923). Кроме того, в своих первых
повестях, подписанных «М.М.»: «Мирные сцены в мирном горо­
де» (Женский вестник, 1867, №№ 3—4) и «Сашенька Кропачева»
(Дело, 1869, № 2) Селенкина поднимает характерную для 60-х го­
дов XIX века проблему женской эмансипации, рисуя образ пере­
довой прогрессивно настроенной девушки, полной готовности ид­
ти в народ, отдаться делу общественного служения.
Катя Мохова, хотя и понимает негодность окружающего ее
провинциального болота и полна мечтаний об иной, красивой
жизни, но не идет за молодым Ренардом, который отдался «делу
Братства, Равенства и Свободы». Катя идти в народ еще не гото­
ва.
Сашенька Кропачева — это дальнейшее развитие образа
Кати Моховой. Под влиянием родственников, интеллигентов-демократов Кропачевых она подобно Вере Павловне Розальской из
романа Чернышевского «Что делать?» стремится к самостоятель­
ной жизни. Сашенька через 2 года после окончания гимназии
едет в деревшо крестьянской наставницей.
Она учит крестьян собирать лекарственные травы, обраба­
тывать землю, учит основам сапожного, башмачного, шорного
мастерства и многому другому.
В рассказе писательница предвосхищает первые шаги ин­
теллигенции в народ. Расцвет творчества Марии Егоровны падает
на 80-е — начало 90-х годов (произведения 70-х годов не вышли в
свет). Из рассказов 80-х годов пользовались большим успехом
«Бесплатный урок» (Вестник Европы, 1882, № 8) и «После долгой
разлуки» (Северный вестник, 1888, № 4).
«Бесплатный урок (Картинки из уездной жизни)» подписан
именем героя «В. Шилов», который является главным в рассказе.
Это разночинец-демократ, гуманный и добрый человек. Рассказ
направлен против мещанства, обывательского страха, которым
полны жители Вятки.
68

В рассказе «После долгой разлуки», опубликованном в ап­
рельском номере «Северного вестника» за 1888 г. и высоко оце­
ненном В. Г. Короленко как «вещь живая, свежая и интересная»,
поднимается проблема отхода интеллигенции в годы реакции от
идеалов юности. В основе сюжета встреча автора повествования,
типичного семидесятника после десятилетней разлуки с друзьями
молодости — Константином Черновым и его женой Дашенькой, в
прошлом горячими борцами за счастье народа. Для друзей «ника­
кой труд тогда не казался сверхсильным, никакие идеалы слиш­
ком высокими, никакие широкие задачи — невыполнимыми». Их
было много и все они смотрели вперед. Но как изменились
друзья за эти годы! Чернов, с детства романтически влюбленный
в Любу, женился не на ней, а на Дашеньке и безмерно счастлив.
Он изменил не только в любви. Он отрекся и от своих обще­
ственных идеалов. Теперь Чернов — практик, фабрикант, заботя­
щийся лишь о материальном достатке. Та же метаморфоза про­
изошла и с Дашенькой. 10 лет назад она ушла в народ, чтобы об­
легчить его долю. Когда 9 лет тому назад автор встретил ее, она
жала просо. А затем работа на ферме, школа в глуши. Сейчас она
— жена богатого фабриканта, на ее шее. сверкают алмазы, а «гус­
тая, светлая, красиво свернутая на затылке коса заколота резной
черепаховой стрелой». «Мое прошлое и мое настоящее — это два
противоположных полюса», — признается она другу юности».
Самый объемный труд Селенкиной — роман «Лобановщина», напечатанный в «Вестнике Европы» (1890 — 1891), тоже был
высоко оценен Короленко, который писал Селенкиной в Вятку в
феврале 1889 г.: «Начну с того, что прочитал я рукопись с боль­
шим удовольствием. В ней видно основательное знание описыва­
емого быта, простота, хороший язык, питающийся местным гово­
ром как раз в меру, наконец — задушевность тона. Читая, неволь­
но привязываешься и к Маланье, и к Федору, и к Титу с женой.
Это большие и довольно редкие достоинства, но всего важнее то
обстоятельство, что у Вас нет слащавого народничества и народ­
нического мистицизма».
Главная тема романа — тема обнищания народа, деревни в
условиях надвигающегося капитализма, губительного влияния го­
рода на деревню, появления кулаков-мироедов, назревания на­
родного протеста. Сюжет развертывается вокруг неудачной семей­
ной жизни Маланьи и Ивана. Маланыо Бушуеву, красивую,
скромную, жизнерадостную, трудолюбивую девушку бабушка Ни­
ловна выдает замуж за Ивана Аксенова, родители которого во что
бы то ни стало хотели женить сына, чтобы оторвать от города. За
четыре года городской жизни он испортился: стал пить, 1улять,
завел любовницу-цыганку. Однако и женитьба на Маланье, кото­
рой восхищалась вся Лобановшина, не исправила Ивана. Как
69

только окончился медовый месяц, он вновь ушел в город. Домой
приходил редко, раз-два в год на день, на два. А года через четыре
Маланья узнала, что в городе у него есть вторая жена. В трудной,
почти нищенской жизни Маланью поддерживают соседи Тит Андроныч, его жена Абросимовна, их сын Федор, которого тайно
любит Маланья. Селенкина показывает своих героев «без всяких
прикрас».
Писательница сумела создать в лице Маланьи истинно на­
циональный русский тип крестьянки. Образ ее можно рассматри­
вать в одном ряду с героинями Некрасова — Дарьей из поэмы
«Мороз Красный Нос» и Матреной Тимофеевной из «Кому на
Руси жить хорошо».
Роман «Лобановщина» близок произведениям из народной
жизни Николая Успенского, Глеба Успенского, Мамина-Сибиряка и многих других русских писателей.
Другой писателыгацей-вятчаикой была Елизавета Никола­
евна Кондрашова (1836 — 1887), автор произведений на тему вос­
питания в семье, в школе. Близка творчеству Кондрашовой лите­
ратурная деятельность Л. А. Чарской, автора «Записок институт­
ки», «Княжны Джавахи», «Смелая жизнь» и многих других рома­
нов и повестей о воспитании.
В повести «Отчего?» («Русский вестник» за июль, август
1885 г.) Кондрашова увлекательно рассказала о двух семьях —
Весниных и Гарволипых. Если в первой дети делятся на любим­
чиков и постылых, то во второй все одинаково любимы. Здесь об­
щие игггсресы и радости, устраиваются детские праздники, отме­
чаются дни рождения.
В повести много советов родителям, которые писательница
вкладывает в уста умного воспитателя Анны Ивановны, друга
семьи Весниных, или Алексея Петровича, отца Славы Гарволина:
«Если хотите, чтобы ребенок Ваш не лгал, никогда сами не лгите
при нем и никогда даже в шутку не обманывайте его. Пообещаете
вы ему что-нибудь, как вам это бы ни было трудно, непременно
исполните для того, чтобы ребенок верил в вас, никогда не мог
бы сказать, как, к сожалению, это очень часто бывает: «ну, это
папа обещал...»
Второе произведение можно считать романом, хотя
Е. Н. Кондрашова назвала повестью. Это «Дети Солнцевых» с
подзаголовком «Из дневника институтки 20-х годов». Впервые
было напечатано в первых шести номерах журнала «Русский вестшпе» за 1887 г. под псевдонимом «В» (автор повести «Отчего?»).
70

Увлекательно и талантливо писательница рассказывает в
ней о судьбе детей Солнцевых, отец которых Дмитрий Федоро­
вич, человек редкостной души, погиб, спасая утопающих во вре­
мя наводнения 1824 г. в Петербурге.
В центре образ Кати Солнцевой, прототипом которой была
подруга Кондрашовой Надежда Дмитриевна Яковлева.
Яркую страницу в литературную жизнь Вятки вписал Вла­
димир Галактионович Короленко (1853 — 1921), рассказавший о
нашем крае в «Истории моего современника», в рассказе «Чуд­
ная», повести «Глушь», очерках «Ненастоящий город» и «Собор с
зароком», а также в своей публицистической книге «Мултанское
жертвоприношение».
Вятский период его жизни и творчества подробно освещен
в трудах кировских и глазовских исследователей.
Короленко был отправлен в ссылку вместе с братом Илла­
рионом в один из самых глухих городов Вятской губернии — го­
род Глазов (ныне — Удмуртия), а затем в самый удаленный край
Глазовского уезда — Березовские Починки (ныне Афанасьевского
района). Здесь же в Березовских Починках состоялось его зна­
комство со ссыльной девушкой-народницей Эвелиной Людвигов­
ной Улановской (1860 — 1915), которая послужила прообразом
героини его рассказа «Чудная».
В фондах Кировского областного госархива есть два боль­
ших дела об Э. Л. Улановской, а в рукописном отделе Российской
государственной библиотеки хранятся 14 писем ее к писателю.
Эвелина Людвиговна пробыла в вятской ссылке 3,5 года,
сохранив стойкость духа. Облик Улановской поразил писателя
большой внутренней силой, несгибаемостью.
Реалистичность в изображении «чудной» сочетается в рас­
сказе с поэзизацией, романтизацией героини. Сочувствуя ей, ав­
тор глубоко задумывается о трагической судьбе подобных людей:
«Я не спал. Глубокий мрак закинутой в лесу избушки томил мою
душу, и скорбный образ умершей девушки вставал в темноте под
глухие рыдания бури». Не случайны эти «глухие рыдания бури»,
как не случаен и образ «одинокого огонька» на опушке «гудящего
бора», который соотнесен автором с образом девушки, озарившей
светом настоящего подвига окружающую ее «ненастоящую
жизнь», полную «глубокого мрака» и нищеты (не случайно глубо­
кий мрак томил душу автора).
71

Образы метели, бури, огонька, колокольчика помогают со­
зданию лирической атмосферы рассказа, прославлению святого,
жертвешгого подвига героини.
Пожалуй, самое внушительное и прогремевшее на всю Рос­
сию публицистическое произведение В. Г. Короленко «Мултанское жертвоприношение», состоящее из ряда крупных очерков (в
одно издание входит 6, в другое — 4, в третье — 10), возникло в
результате драмы, разыгравшейся в разгар голода 1892 г. в селе
Старый Мултан Вятской губернии, где совершалось судебное раз­
бирательство дела 11 мултанских вотяков-удмуртов, обвиненных в
убийстве русского нищего Матюнина с целью жертвоприношения
языческим богам. Активное участие в убийстве приписывалось 10
подсудимым. Следствие тянулось 29 месяцев. И вот в декабре
1894 г. в г. Малмыже Вятской губернии состоялся суд. Трое были
освобождены, а семерым был вынесен обвинительный приговор.
После кассации приговора защитником было назначено
второе разбирательство дела в Елабуге Вятской губернии. 25 сен­
тября 1895 г. Короленко выехал на пароходе в Елабугу. Суд шел с
29 сентября по 2 октября. В результате первый приговор оставили
в силе. Короленко участвовал в качестве журналиста.
После суда Короленко поехал в Старый Мултан, осмотрел
тщательно место, где было совершено убийство, советовался с
юристами, этнографами, судебными медиками и решил бороться
до конца.
6 октября 1895 г. пишет матери и сестре Марии письмо о
посещении места, где разыгралась трагедия.
Третье разбирательство дела было назначено на 28 мая 1896
г. в г. Мамадыше Казанской губернии. Короленко решил ехать не
только в качестве журналиста, но прежде всего в качестве защит­
ника. На суде он произнес две горячих речи. «Почти все присут­
ствующие плакали».
16 июня Короленко пишет брату Юлиану (процесс закон­
чился 4 июня): «... Одним словом, на восьмой день — приговор:
«нет, не виновны». Я последние двое суток спал только два с по­
ловиной часа, между прочим, потому, что уже чувствовал неиз­
бежное горе: в это время наша маленькая Оля уже умерла (чет­
вертая восьмимесячная дочка писателя — Н . И .). Об этом тебе,
наверное, пишет Дуня. Да, брат, новое горе. Не знаю, что было
бы со мною, если бы еще и мултанцев закатали. Так хоть знаешь,
что ездил недаром, и собственное горе смягчилось, когда думал о
той волне радости, которая влилась после суда в Мултан».
72

Все очерки, вошедшие в книгу «Мултанское жертвоприно­
шение», написаны Короленко в 1895-96 гг. (лишь в 1913 г. появи­
лась еще статья «Они судили мултанцев»).
Перед нами образец публицистики, где все точно, докумен­
тально, до предела выверено. Писатель рисует сцены суда в Елабуге, в Мамадыше, дает подробный экскурс в историю мултанского дела, спорит с профессором Смирновым, признающим че­
ловеческие жертвоприношения в среде вотяков.
Надо сказать, что и после «мултанского дела» Короленко
тесно был связан с вятчанами. Он помогал многим вятским писа­
телям печататься в центральных изданиях. И когда в 1903 г. воз­
никло «Вятское книгоиздательское товарищество», то первый
крупный писатель, к которому оно обратилось, был В. Г. Коро­
ленко. В рукописном отделе Российской государственной библио­
теки хранятся дела этого товарищества, где большое место зани­
мают письма вятчаи Н. П. Ложкина, М. П. Бородина и других,
адресованные Короленко.
«Вятское товарищество» с 1903 по 1913 годы опубликовало
многие рассказы Короленко.
Велико было горе вятчан, узнавших о смерти писателя в
декабре 1921 г. 9 февраля 1922 г. артисты Вятки телеграфировали
в Полтаву семье В. Г. Короленко: «30 января артистами драмы,
певцами и музыкантами Вятки был устроен вечер, посвященный
памяти Владимира Галактионовича Короленко. Часть сбора пере­
дается в фонд детского питания и три миллиона переводятся в
Полтаву Губано для вручения семье В. Г. Короленко. Артисты
глубоко соболезнуют вашему горю и молят судьбу, чтобы светлый
дух незабвенного Владимира Галактионовича не оставил нас долгие-долгие годы» (РГБ, отд.рук. Ф.Ш.К.55.Д.40.-Л.1).
Это было горе всего народа, для которого Короленко был
«идеальным образом русского писателя» (А. М. Горький).
С Вятским краем был связан также замечательный русский
писатель Николай Георгиевич Гарин-Михайловский (1852 —
1906). Гарин — его литературный псевдоним. Как удалось устано­
вить по материалам Кировского государственного архива, он не
раз бывал здесь в качестве инженера по строительству железных
дорог в 1892, 1895 годах. «Этот человек, — писал о нем А. И.
Куприн, — провел яркую, пеструю, огромную жизнь», полную
разнообразной деятельности, неустанного труда и борьбы. Он был
не только талантливым беллетристом, автором «Детства Темы»,
«Гимназистов», «Студентов», но и замечательным инженеромизыскателем, строителем многих железных дорог России, в том

числе Великого Сибирского пути, неутомимым путешественни­
ком, видным общественным деятелем.
Свое полуторамесячное путешествие из Казани в Малмыж
с партией в 6 человек он вскоре описал в очерке «На ходу», опуб­
ликованном в 1893 г. в научно-литературном сборнике «Путь-до­
рога в пользу вспомоществования переселенцам».
«Русское богатство» в 8 номере за 1893 г. в обзоре новых
книг поместило рецензию на этот сборник, в которой говорилось,
что из всех произведений «лучше и сильнее по жизненности и ху­
дожественной правде очерк г. Гарина »На ходу», задевающий жи­
вотрепещущую деятельность. Собственно в очерке, — продолжает
рецензент, — нет никакой фабулы. Автор идет с партией рабочих
по линии будущей дороги в одной из приволжских губернии
(можно догадаться — Казанской) и на ходу записывает впечатле­
ния окружающей жизни».
После завершения экспедиции Гарин-Михайловский изда­
ст в 1893 г. две брошюры с описанием линии Казань-Малмыж,
выступает по этому вопросу в Казанском земстве и, возвратись в
Петербург, работает по 17 часов в сутки над проектом.
Ему очень хотелось с помощью узкоколейки приобщить
глухой тогда Малмыж к цивилизации.
Но Гарин бывал не только в Малмыже, он бывал и в Вятке
в 1895 г. в связи с тем, что проводил изыскания железнодорожно­
го пути Кострома — Ухтым.
Последняя треть ХЕК века и начало XX ознаменовались вы­
ступлением целой плеяды вятских крестьянских поэтов М. И.
Ожегова, А. П. Грудцына, И. Г. Зыкова, Н. Я. Баранова, Д. Н.
Чистопашина и других.
Известный краевед В. Г. Пленков, первый серьезно заняв­
шийся изучением их жизни и творчества, писал в статье «Поэтысамородки»: «Их судьбы во многом очень сходны: они — крестья­
не; нужда гнала их из родной семьи на заработки. Все они были
самоучками. Они страстно стремились к знаниям, но тяжелые ус­
ловия жизни не давали им возможности учшъся...» Они отражали
в своем творчестве жизнь закабаленного крестьянства, показыва­
ли нищую Россию.
О бедной, обездоленной России писали в это время в своих
стихах И. Бунин и А. Блок, А. Белый и Н. Клюев, С. Есенин и
В. Каменский. Они впитывали в себя традиции А. Кольцова,
74

Н. Некрасова, И. Никитина, И. Сурикова, С. Дрожжина и других
русских поэтов.
Обращение вятских крестьянских поэтов к теме нищей
России с ее непроходимыми дорогами, бескрайними полями и
бедностью русского народа, его горькой долей раскрывается в
русле этой же традиции.
Среди поэтов-самоучек видное место занимает Матвей
Иванович Ожегов (1860 — 1934), которого многие современники
называли «вторым Кольцовым». Он шел в своем творчестве от на­
родной песни: «Народная песня мне послужила первым удобным
и посильным средством для излияния жалобы на судьбу — горе
горькое». Песня служила для него и средством для выражения
любви к родной земле («Поле», «Прощание с полем», «Родной
земле»), к родине. Из множества стихов на эту тему одним из
лучших считается «Песня родине».
Среди пейзажных стихотворений, где он воспевает родную
северную зиму, весну, лето, особенно интересно «Русский уда­
лец»:
... Словно гость на пиру,
Он наряден, здоров.
Развернул по полям
Белоснежный покров.

Принакрыл темный лес
Пеленой снеговой, —
Богатырски тряхнул
Кудреватой главой...

О любви к родному Михину, где родился поэт, говорится в
стихотворении «Прощай, Михино родное» и в поэме «Перестрой­
ка деревни», написанной в 1927 г.
Его песня «Меж крутых бережков» не менее известна, чем
«Дубинушка» А. А. Ольхина, «Есть на Волге утес» А. Л. Навроц­
кого, «Из-за острова на стрежень» Д. Н. Садовникова. Весьма по­
пулярны и его «Колечко» и его песня «Безумная» о переживаниях
молодого человека, любимую которого выдают замуж за богача:
Зачем ты, безумная, губишь
Того, кто увлекся тобой,
а также его «Цепи»:
Из тюрьмы людей бездомных —
Каторжан в Сибирь ведут...
и «Чудный месяц плывет над рекою...»
Во многих стихах Ожегова («Сеятель», «Работник», «Сено­
кос», «Доля», «Кузнец») показан крестьянский труд, тяжелая доля
народа, мечта о воле.
75

О характере своей народной песни поэт говорит в стихах
«Про себя», «Предисловие», «Поэту», «Скорбящему поэту»:
Мои песни глубже моря,
Тяжелее грозной тучи.
В них есть радость, есть и горе
Наших русских самоучек (Про себя).
Песни М. И. Ожегова до сих пор продолжают звучать и
пользоваться любовью народа. Лучшие из них опубликованы в
сборниках.
Андрей Платонович Грудцын (1849 — 1917) не только поэт,
но и журналист, очеркист. В третьем выпуске «Вятской незабуд­
ки» он поместил очерк «?!?!?!?!» с подзаголовком «Письмо из Ур­
жума» о бесправии крестьян и мелких чиновников, о самодурстве
начальства.
Приехавший из Вятки в Уржумский уезд «чиновник Тучемский, командированный вятским губернатором для исследования
нужд крестьян...» ведет себя совершенно бесцеремонно. Интере­
сен диалог Тучемского с писарем Онучиным:
— Как! Ты бедный человек? А это что у тебя?
— Это часы, Ваше Высокородие!
— Где взял?
— Купил.
— Что дал?
— Четыре рубля.
— Врешь, мерзавец!... Тучемский остервенился еще больше
и, схватив парня за грудь, порвал шнурок и энергическим движе­
нием руки вырвал часы из кармана. Все стояли в недоумении,
бессмысленно поводя глазами» (Вып.З. — С.432-433).
О бесправии народа, его горе и тяжкой доле говорят стихи
«Засуха», «Степан», «Рекрут», «За гробом бедняка» и многие дру­
гие.
Чувство безысходной тоски и неудовлетворенности жизнью
ощущается в стихотворении «Полночь».
Теме положения русской женщины в деревне посвящено
стихотворение «Акулина»:
Угорела Акулина.
Достается ей с утра.
76

На войне у ней два сына,
Мужа забрали — Петра...
Стихи поэта часто имеют форму народных причитаний:
Плачет девушка,
Плачет горестно
Над могилою
Своей матери...
Ах, ты, матушка,
Ах, ты,милая.
В «Историческом вестнике» (1908 — №1. С. 209-213) была
опубликована Д. К. Зелениным «Сказка о Крамоле» Грудцына,
призывающая к очищению от всяческой скверны.
Близок к Грудцыну поэт-самоучка Иван Григорьевич Зы­
ков (1873 — 1924). Он также в своих стихах рисует тяжелую долю
народа и показывает душевную чистоту его, природную одарен­
ность. Его «Песня бедняка» по своему духу и фольклорной основе
напоминает русскую народную песню.'
Николай Яковлевич Баранов (1863 — 1936) — тоже поэтсамородок. Наиболее популярными его стихами являются «Думы
пахаря» о беспросветной жизни крестьянина и «Думы бесталанно­
го» о поисках лучшей жизни:
Что мне голову
Наклоня сидеть,
Все печалиться
Да душой болеть.
Я пойду искать
Волю вольную,
Но найду ли где
Жизнь раздольную,

Где б нужда со мной
Не встречалася,
Только б песенка
Распевалася.
Там, где счастие
Не скрывается,
Людям ласково
Улыбается...

Близко к крестьянским поэтам по тематике стихов стоит
Иван Иванович Павлов (1882 — 1930), охотник, рыболов, печа­
тавшийся под псевдонимом «Рыдаев». Писал он стихи, былины,
баллады. В стихах ощущается вятский колорит. Выразительно
изображена вятская природа в стихотворении «По родному краю»:
Несутся как вихри косматые вятки,
Свистит и гогочет ямщик-молодец,
Взлетают и падают снежные комья,
Рыдают полозья, гремит бубенец...
Бегут и скрываются серые версты,
Мелькают строенья глухих деревень...
77

С вятским краем были также связаны ссыльные поэты это­
го периода Леонид Петрович Радин, латышский поэт Ян Райнис,
прозаик Николай Николаевич Мельницкий, Алексей Павлович
Бибик, а также литературные критики Василий Еврафович Чешихин-Ветринский, Вацлав Вацлавович Боровский и другие деятели
литературы, науки, культуры.
Итак, вятская земля родила многих талантливых поэтов и
прозаиков, с нею были связаны также выдающиеся русские писа­
тели со всемирно известными именами. Мы с большим интере­
сом познаем творчество писателей XVIII — XIX веков, отразив­
ших наш край, памятуя слова А. С. Пушкина:
Два чувства дивно близки нам.
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.

ВАСИЛИЙ ТИХОН ОВИ Ч Ф ЕО Н О В
(1794 -

1834)

Василий Тихонович Феонов родился в 1794 г. в семье вят­
ского крестьянина Тихона Емельяновича Феонова. Его отец, начетник Чепчуговской церкви, недалеко от Казани, привил сыну
тягу к знаниям, обучил славянской азбуке. Как способного маль­
чика Василия отправили в Вятскую духовную семинарию, в кото­
рой он учился с 1809 до 1811 г. В этом году происходила ревизия
духовной семинарии, и Василий Феонов, уже ранее увлеченный
сатирическим стихотворством, написал «пакостные стихи» на
надзирателя по фамилии Коза. Пьяный надзиратель был обнару­
жен привязанным к козе, на рогах которой красовался плакат со
стихами Василия Феонова.
За такой поступок семинаристам пришлось отвечать: неко­
торых исключили из семинарии, а Василия Феонова перевели в
«хлебопеки».
В 1813 г. Феонов бежал из семинарии и поступил в Казан­
ский университет. Через четыре года он окончил курс универси­
тета и получил назначение в Пермскую мужскую гимназию. С
этого времени он связал свою жизнь с преподавательской дея­
тельностью, однако не оставлял и литературные занятия. С 1820 г.
78

его стихи печатаются в различных журналах, например, в «Вест­
нике Европы», «Заволжский муравей».
Сатирический дар Василия Феонова проявился в его стихах
и эпиграммах, в которых он изображал, например, пермского, а
затем и вятского губернатора К. Я. Тюфяева, епископа Пермского
и Екатеринбургского Дионисия и других. Феонов обличал непо­
рядки на местах, пытаясь исправить пороки в духе русских про­
светителей. Были у поэта и стихи, прославляющие смирение, веру
в Бога.
За год до смерти, а умер Василий Феонов сорокалетним,
в 1833 г., в журнале «Заволжский муравей» был опубликован
отрывок из поэмы или из стихотворной повести «Мятежник
Пугачев».
После смерти В. Т. Феонова осталось много стихов, кото­
рые ходили в рукописях, передавались устно, лишь в 1859 —
1860 гг. они были изданы Е. Мухачевым в «Пермском сборнике».
ВЕРА
О ты, кому черты вселенна,
Огромный, велелепный храм,
Чья бытность в веки не изменна,
Кому курится фимиам
Везде, во всех пределах мира: —
И там, где с областей эфира
Лиется раскаленный зной,
И в пламени земля сгорает
И там, где хлад не умирает,
Не молкнет вечной бури вой!
Святая Вера! — о всечтимый,
Неизъяснимо существо,
Бессмертный огнь, неугасимый,
Животворящий естество.
Незлобных душ боголюбивых!
Какой язык красноречивый
Тебя в словах изобразить?
Какой парящий ум, высокий,
Все проникающий, глубокий
Тебя постигнет, изъяснит?
Хаоса в глубинах бездонных,
Густою покровеины тьмой,
Миров, существ несчастных сонмы
Одно ничтожество собой
Еще Премудрому являли,
И времена не измеряли
Полетом бытия вещей,
Как ты уже существовала,
79

Носясь над безднами, сияла
Величьем доблести твоей.
С созданьем мира творчим словом
С высот небесных в мир низшла.
Во светозарном блеске новом,
И мир жилищем избрала;
На нем престол свой утвердила,
Союзом тесным съеденила
Творение слабое с Творцом,
Слила конечность с бесконечным
И сблизила мгновенье с вечным,
И бренну смертность с Божеством.
Сидя на вознесенном троне
Земных превыше алтарей,
В слиянной вечностью короне
Из звезд и радужных лучей,
В порфире из огней сапфирных,
Лазури, пурпура эфирных,
Могущим манием десной
Ты жребий смертных назидаешь,
Рекой блаженство проливаешь
И зиждешь здесь и там покой.
Ты свет — во мраке заблуждений,
Ты щит — в опасностях, бедах
От злобных мира ухищрений,
Отрада — в горесных слезах,
Хранитель-Ангел — в славной доле,
В свободе сладкой и неволе,
Узда — бунтующих страстей;
Ты в правой жизни — услажденье,
В душевной гибели — спасенье,
Ты верный вождь — в юдоли сей;
В могущей власти, венценосной —
Всевышнего ты истый вид,
На ратном поле, в брани грозной
Оплот отечества, егид,
Отрада слабых угнетенных,
Разумных разум возвышенный;
В обилии — ты мать и друг
Несчастных, сирых, безотрадных,
Гонимых милостью злорадных,
И осужденных век страдать.
Тобой неколебимы -фоны
И свят высокий сан царей,
Тобой нерушимы законы
И беспристрастен суд судей,
Тобою царства процветают,
Народы счастия внушают
Под сенью мирной тишины.
Ты враг пронырства, злодейств ехидных,
Коварства замысла постыдных,
И гордости, неправоты.

От Света светов истекая,
Бессмертна также, как и Свет,
Тебя на землю посылая:
Тебе конца на вечность нет.
Исчезнет все и помрачится,
Как сон пройдет и превратится
В ничтожество своей чредой: —
И блеск честей, богатства, славы,
И роскошь, пышность и забавы
Со всею прелестью земной:
Исчезнет бытие вселенно
И племена земли прейдут,
Как лист от древа отрясенный,
Светила с тверди ниспадут
И тьмою в безднах облекутся,
Как свиток небеса свшотся;
Едина не исчезнешь ты:
Слиясь с началом жизнсдарным,
Ты паки примешь светозарный
И вечный образ красоты.

Н А ДЕ Ж Д А А Н Д Р Е Е В Н А Д У Р О В А

(1783 - 1866)

Корни семьи Дуровых по отцовской линии восходят к
древнему роду смоленско-полоцких шляхтичей Туровских. Анд­
рей Васильевич Дуров, отец будущей писательницы, был вятским
дворянином, владельцем небольшой деревеньки Вербовка в Сарапульском уезде. Андрей Васильевич командовал эскадроном в гу­
сарском полку.
Мать, Надежда Ивановна Александрович, дочь богатого по­
мещика, тайно обвенчалась с Андреем Васильевичем. Ее отец не
мог простить такого поступка дочери и проклял их.
В 1783 г. у них родилась дочь Надежда. Мать, надеявшаяся
на рождение сына, который мог бы смилостивить сердце дедуш­
ки, с первых дней невзлюбила дочь. Вскоре девочку отдали на по­
печение флангового гусара, который носил ее на руках.
После рождения еще двух детей А. В. Дуров вынужден был
выйти вотставку, он получил должность городничего в Сарапуле.
Уже в детские годы Надежда тяготилась женскими работа­
ми, стремилась к свободе, к самостоятельное'™. В это время заро­
дилась у нее мысль овладеть мастерством верховой езды и посту­

пить на военную службу. Отец подарил дочери черкесского же­
ребца Алкида, которого она очень полюбила и сумела приручить.
Алкид стал верным спутником в ее военной жизни. Однако мать
не хотела смириться с таким воспитанием Надежды и отправила
ее к старой бабке Александрович, которая жила в Полтавской гу­
бернии.
После возвращения Н. А. Дуровой в родной Сарапул мать
решила выдать дочь замуж. В 1801 г. ее насильно отправили под
венец. Мужем стал дворянский заседатель 14-го класса В. С. Чер­
нов. В 1803 г. у них родился сын Иван.
В сентябре 1806 г. представляется случай уйти из дому с ка­
зачьим полком. Надежда спрятала свою женскую одежду, надела
мужское платье и догнала полк. Казачий полковник принял Алек­
сандра Васильевича Дурова в свой полк. Привыкнув к тяготам во­
енной службы, Дурова в Гродно завербовалась рядовым в Коииопольский уланский полк, под именем Соколова. С этим полком
она участвовала в прусской кампании, сражалась под Гугштадтом.
В этом бою она совершила подвиг — спасла раненого офицера. В
бою под Гейзельбергом одна из гранат взорвалась прямо под ло­
шадью Дуровой, но она осталась жива.
С мая 1812 г., когда наполеоновская армия вступила в
пределы России, корнет Александров, под этим именем стала
скрываться Дурова, участвует в боях под Миром, Романовым,
Дашковкой, Смоленском и в Бородинском сражении, в котором
получила контузию в ногу. Вскоре Александров был произведен в
поручики, а затем назначен ординарцем главнокомандующего
фельдмаршала М. И. Кутузова.
В 1813 г. Дурова участвует в заграничном походе русской
армии. Она отличается в боях под Модлином, при переходе через
Богемские горы, в осаде крепости Гарбург.
Десять лет военной службы, опасности, тяготы долгих вер­
ховых переходов не смогли сломить дух Н. А. Дуровой, после вы­
хода в отставку в 1816 г. в чине штабс-ротмистра, она начинает
свой литературный путь.
Долгое время после службы она живет в Елабуге Вятской
губернии. В 1835-1836 годах она пишет свои «Записки», а в по­
следующие годы пишет повести и романы — «Записки кавале­
рист-девицы», «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего
посещения», «Елена», «Граф Мавриций», «Серный ключ», «Па­
вильон», «Гудишки», «Клад», «Угол», «Ярчук, собака духовидец»,
историческую повесть «Нурмека, происшествие, случившееся в
царствование Иоанна Васильевича Грозного».
82

Во втором томе журнала «Современник» за 1836 г. А. С.
Пушкин напечатал «Записки Н. А. Дуровой». Отдельная книга
вышла тоже в 1836 г., издателем ее был двоюродный брат Н. А.
Дуровой ^ Иван Бутовский. Пушкин первым обратил внимание
читающей публики на талант Дуровой и раскрыл имя и тайну
корнета Александрова.
В дальнейшем творчестве Н. А. Дурова следует за романти­
ческими тенденциями в литературе 30-х годов. Ее повести и ро­
маны имеют типичные для романтиков сюжеты, а стиль их раз­
нообразен: в одних — яркий, энергичный, в других — мягкий, ро­
мантичный.
Закончив в 1840 г. издание повестей и романов, Дурова
больше не написала ничего, однако, и то, что было издано, гово­
рю' о самобытном ярком таланте писательницы.
Последние годы жизни Дурова провела в Елабуге. Жители
города знали ее, приходили за советом и помощью. Дурова всегда
была рада помочь каждому человеку.
Она умерла 21 марта 1866 г.
В 1901 г. на могиле ее состоялось открытие памятника.
«КАВАЛЕРИСТ-ДЕВИЦА
ПРОИСШЕСТВИЕ В РОССИИ» ЧАСТЬ II
«ВОЙНА 1812 ГОДА»
(Отрывок)

Перешед Москву, мы остановились верстах в двух или трех от нее;
армия пошла дальше.
Через несколько времени древняя столица наша запылала во мно­
гих местах! Французы вовсе нерасчетливы. Зачем они жгут наш прекрас­
ный город? Свои великолепные квартиры, так дорого ими нанятые?
Странные люди!.. Мы все с сожалением смотрели, как пожар усиливался
и как почти половина неба покрылась ярким заревом. Взятие Москвы
привело нас в какое-то недоумение; солдаты как будто испуганы; иногда
вырываются у них слова: лучше уж бы всем лечь мертвыми, чем отдать
Москву! Разумеется, они говорят это друг другу вполголоса, а в таком слу­
чае офицер не обязан этого слышать.
Полк наш примыкал левым флангом к какой-то деревушке; в ней
не было уже ни одного человека. Я спросила ротмистра, долго ли мы тут
будем стоять?
83

— Кто ж это знает, — отвечал он, — огней не велено разводить,
как видно, надобно быть наготове каждую минуту. А тебе на что это
знать?
— Так. Я пошел бы в крайний дом лечь спать ненадолго, у меня
очень болит нога.
— Поди. Пусть унтер-офицер постоит у избы с твоей лошадью:
когда полк тронется с места, то он разбудит тебя.
Я проворно побежала в дом, вошла в избу и, видя, что пол и лавки
выломаны, не нашла лучшего места, как печь. Я влезла на нее и легла с
краю. Печь была тепла, видно, ее недавно топили. В избе было довольно
темно от притворенных ставень. Теплота и темнота! Какие два благосло­
венные удобства! — Я тотчас заснула. Думаю, что спала более получаса,
потому что скоро проснулась от повторенных восклицаний: «Ваше благо­
родие! Ваше благородие! Полк ушел! Неприятель в деревне!!» Проснув­
шись, я спешила встать и, стараясь опереться левою рукой, почувствовала
под нею что-то мягкое. Я обернулась посмотреть, и как было темно, то
наклонилась очень близко к предмету, в который уперлась рукою. Это
был мертвый человек и, кажется, ополчанин. Не знаю, легла ли бы я на
печь, если б увидела прежде этого соседа, но теперь я и не подумала испу­
гаться. Каких странных встреч не случится в жизни, особливо в тепереш­
ней войне! Осгавя безмолвного обитателя хижины спать сном беспробуд­
ным, я вышла на улицу; французы были уже в деревне и стреляли кой на
кого из наших. Я поспешила сесть на свою лошадь и рысью догнала полк.
Штакельберг послал меня за сеном для полковых лошадей, и я, во­
лею или неволею, но должна была ехать на лошади, упрямой, ленивой и
безобразной, как осел. Пустя вперед свою команду, ехала я за нею, раз­
мышляя о неприятном положении своем. Стыд и беда с таким конем ожи­
дают меня в первом деле: на неприятеля он не пойдет, от неприятеля не
унесет...
— Вот здесь наши заводные! — сказал один из улан своему товари­
щу, указывая на ближнее селение.
Оно было в версте от дороги, по которой я вела свой отряд.
Мысль, что могу достать свою лошадь, осветила мой ум, успокоила и ра­
зогнала все мрачные помыслы; я поручила унтер-офицеру вести шагом от­
ряд к ближнему лесу, а сама не поскакала уже, но потряслась, как могла
скорее к селу, где надеялась найти наших заводных.
Судьба ожесточилась против меня: я не нашла здесь своей лошади.
Здесь не нашего полка заводные; уланские далее еще, верстах в трех от се­
ления.
Несчастный голодный осел, на котором я сижу и терзаюсь доса­
дою, какую только можно себе представить, не хочет идти иначе как ша­
84

гом и то с величайшей ленью. Мучительнее этого состояния я еще не ис­
пытывала. Если б отдали на выбор: быть ли еще на двух Бородинских сра­
жениях, или два дня только иметь под собою эту верховую лошадь, сию
минуту выбираю первое не колеблясь ни секунды.
Я отыскала и взяла своего Зеланта, но как дорого мне это стоило!
Решась во что бы то ни стало избавиться от неприятного положения свое­
го, принудила я шпорами и саблею бедную лошадь довезти меня рысью до
второго селения, и тут, к восхищению моему, первый предмет, который
мне представился, был Зелант. Пересев на него, полетела я как стрела к
тому лесу, куда велела ехать своему отряду. Я надеялась отыскать его по
следам, но множество дорог, идущих вправо, влево, поперек, и на всех
бесчисленное множество конских следов привели меня в недоумение.
Проехав версты три наудачу по дороге, которая показалась мне шире дру­
гих, приехала я к господскому дому прекрасной архитектуры. Цветник пе­
ред крыльцом, ведущим в сад, был весь истоптан лошадьми; по аллеям тя­
нулись богатые кружева и блонды: следы грабительства видны были везде.
Не встречая тут ни одного человека и не зная, как отыскать свою коман­
ду, решилась я возвратиться в полк. Штакелъберг, увидев меня одну,
спросил: «Где ж ваша команда?» Я откровенно рассказала, что, желая
взять свою лошадь в ближнем селении, велела отряду идти шагом к лесу и
там дожидаться меня, но что, возвратясь, я не' нашла их на назначенном
месте и теперь не знаю, где они. «Как смели вы это сделать! — закричал
Штакельберг. — Как смели оставить свою команду! Ни на секунду не дол­
жны вы были отлучаться от нее. Теперь она пропала: лес этот занят уже
неприятелем. Ступайте, сударь! Сыщите мне людей, иначе я представлю
вас главнокомандующему, и вас расстреляют!» Оглушенная этою выпал­
кой, поехала я опять к проклятому лесу, но там были уже неприятельские
стрелки.
— Куда ты едешь, Александров? — спросил меня офицер лейб-эскадрона, находившийся в передней линии наших стрелков.
ров.

Я отвечала, что Штакельберг прогнал меня искать моих фуражи­
— А ты ужели их потерял?
Я рассказала.

— Это, братец, пустяки, фуражиры твои, верно, прошли безопасно
окольными дорогами и теперь должны быть в селении, занятом заводны­
ми лошадьми нашего арьергарда. Ступай туда.
Я последовала его совету и в самом деле нашла своих людей с их
вьюками сена в этом селе. На вопрос: «Для чего не дождались меня?» —
сказали, что, услыша скачку и пальбу в лесу, думали, что это неприятель
и, не желая вовсе быть взятыми в плен, уехали дальше, верст за восемь.
Нашли там сено, навьючили им лошадей и приехали ожидать меня здесь.
Я отвела их в полк, представила Штакельбергу и поехала прямо к главно­
командующему.
85

Чувствуя себя жестоко оскорбленною угрозой Штакельберга, что
меня расстреляют, я не хотела более оставаться под его начальством: не
сходя с лошади, написала я карандашом к Подъямпольскому: «Уведомьте
полковника Штакельберга, что, не имея охоты бьггь расстрелянным, я
уезжаю к главнокомандующему, при котором постараюсь остаться в каче­
стве ординарца».
Приехав в главную квартиру, увидела я на одних воротах написан­
ные мелом слова: «Главнокомандующему». Я встала с лошади и, вошсд в
сени, встретила какого-то адъютанта.
— Главнокомандующий здесь? — спросила я.
— Здесь, — отвечал он вежливым и ласковым тоном. Но в ту же
минуту вид и голос адъютанта изменились, когда я сказала, что ищу квар­
тиру Кутузова. «Не знаю, здесь нет, спросите там», — сказал он отрыви­
сто, не глядя на меня, и тотчас ушел. Я пошла далее и опять увидела на
воротах: «Главнокомандующему». На этот раз я была уже там, где хотела
бьггь: в передней горнице находилось несколько адъютантов. Я подошла к
тому, чье лицо показалось мне лучше других. Это был Дишканец.
— Доложите обо мне главнокомандующему, я имею надобность до
него.
— Какую? Вы можете объявить ес через меня.
— Не могу, мне надобно, чтобы я говорил с гам сам без свидете­
лей, не откажите мне в этом снисхождении, — прибавила я вежливо, кла­
няясь Дишканцу.
Он тотчас пошел в комнату Кутузова и через минуту, отворяя
дверь, сказал мне: «Пожалуйте» и с этим вместе сам вышел опять в пере­
днюю. Я вошла и не только с должным уважением, но даже с чувством
благоговения поклонилась седому герою, маститому старцу, великому
полководцу.
— Что тебе надобно, друг мой? — спросил Кутузов, смотря на ме­
ня пристально.
— Я желал бы иметь счастье бьггь вашим ординарцем во все про­
должение кампании и приехал просить вас об этой милости.
— Какая ж причина такой необыкновенной просьбы, а еще более
способа, каким предлагаете ее?
Я рассказала, что заставило меня принять эту решимость и, увле­
каясь воспоминанием незаслуженного оскорбления, говорила с чувством,
жаром и в смелых выражениях; между прочим, я сказала, что родясь и вы­
росши в лагере, люблю военную службу со дня моего рождения, что по­
святила ей жизнь мою навсегда, что готова пролить всю кровь свою, за-

щшцая пользы государя, которого чту, как бога, и что имея такой образ
мыслей и репутацию храброго офицера, я не заслуживаю быть угрожаема
смертию... Я остановилась как от полноты чувств, так и от некоторого за­
мешательства: я заметила, что при слове «храброго офицера» на лице глав­
нокомандующего показалась легкая усмешка. Это заставило меня покрас­
неть. Я угадала мысль его и, чтобы оправдаться, решилась сказать все.
— В Прусскую кампанию, ваше высокопревосходительство, все
мои начальники так много и так единодушно хвалили смелость мою, и да­
же сам Буксгевдсн назвал се беспримерною, что после всего этого я счи­
таю себя вправе называться храбрым, не опасаясь быть сочтен за самохва­
ла.
— В Прусскую кампанию! Разве вы служили тоща? Который вам
год? Я полагал, что вы не старее шестнадцати лет.
Я сказала, что мне двадцать третий год и что в Прусскую кампа­
нию я служила в Коннопольском полку.
— Как ваша фамилия? — спросил поспешно главнокомандующий.
— Александров!
Кутузов встал и обнял меня, говоря:
— Как я рад, что имею, наконец, удовольствие узнать вас лично! Я
давно уже слышал об вас. Останьтесь у меня если вам угодно. Мне очень
приятно будет доставить вам некоторое отдохновение от тягости трудов
военных. Что ж касается до угрозы расстрелять вас, — прибавил Кутузов,
усмехаясь, — то вы напрасно приняли ее так близко к сердцу. Это были
пустые слова, сказанные в досаде. Теперь подите к дежурному генералу
Коновницыну и скажите ему, что вы у меня бессменным ординарцем.
Я пошла было, но он опять позвал меня:
— Вы хромаете? Отчего это?
ядра.

Я сказала, что в сражении под Бородином получила контузию от

— Контузию от ядра! И вы не лечитесь! Сейчас скажите доктору,
чтобы осмотрел вашу ногу.
Я отвечала, что контузия была очень легкая и что нога моя почти
не болит. Говоря это, я лгала: нога моя болела жестоко и была вся багро­
вая.
Теперь мы живем в Красной Пахре, в доме Салтыкова. Нам дали
какой-то дощатый шалаш, в котором все мы (то есть ординарцы) жмемся
и дрожим от холода. Здесь я нашла Шлеина, бывшего вместе со мною в
Киеве на ординарцах у Милорадовича.

Лихорадка изнуряет меня. Я дрожу как осиновый лист... Меня по­
сылают двадцать раз на день в разные места. На беду мою, Коновницын
вспомнил, что я, будучи у него на ординарцах, оказалась отличнейшим из
всех тогда бывших при нем. «А, здравствуйте, старый знакомый», — ска­
зал он, увидя меня на крыльце дома, занимаемого главнокомандующим. И
с того дня не было уже мне покоя. Куда только нужно было послать ско­
рее, Коновницын кричал: «Уланского ординарца ко мне!» — и бедный
уланский ординарец носился, как бледный вампир, от одного полка к дру­
гому, а иногда и от одного крыла армии к другому.
Наконец, Кутузов велел позвать меня.
— Ну что, — сказал он, взяв меня за руку, как только я вошла, —
покойнее ли у меня, нежели в полку? Отдохнул ли ты? Что твоя нога?
Я принуждена была сказать правду, что нога моя болит до нетер­
пимости, что от этого у меня всякий день лихорадка и что я машинально
только держусь на лошади, по привычке, но что силы у меня нет и за пя­
тилетнего ребенка.
— Поезжай домой, — сказал главнокомандующий, смотря на меня
с отеческим состраданием, — ты в самом деле похудел и ужасно бледен;
поезжай, отдохни, вылечись и приезжай обратно.
При этом предложении сердце мос стеснилось.
— Как мне ехать домой, когда ни один человек теперь не оставляет
армию! — сказала я печально.
— Что ж делать! Ты болен. Разве лучше будет, когда останешься
где-нибудь в лазарете? Поезжай! Теперь мы стоим без дела, может быть, и
долго еще будем стоять здесь. В таком случае успеешь застать нас на мес­
те.
Я видела необходимость последовать совету Кутузова: ни одной не­
дели не могла бы я долее выдержать трудов военной жизни.
— Позволите ли, ваше высокопревосходительство, привезть с со­
бой брата? Ему уже четырнадцать лет. Пусть он начнет военный путь свой
под начальством вашим.
— Хорошо, привези, — сказал Кутузов, — я возьму его к себе и бу­
ду ему вместо отца.
Через два дня после этого разговора Кутузов опять потребовал ме­
ня: «Вот подорожная и деньги на прогоны, — сказал он, подавая то и дру­
гое, — поезжай с богом! Если в чем будешь иметь надобность, пиши пря­
мо ко мне, я сделаю все, что от меня будет зависеть. Прощай, друг мой!»
Великий полководец обнял меня с отеческою нежностью.
88

Лихорадка и телега трясут меня без пощады. У меня подорожная
курьерская, и это причиною, что все ямщики, не слушая моих приказаний
ехать тише, скачут сломя голову. Малиновые лампасы и отвороты мои
столько питают их, что они хотя и слышат, как я говорю, садясь в повоз­
ку, «ступай рысью», но не верят ушам своим и, заставя лихих коней рва­
нуть разом с места, не прежде остановят их, как у крыльца другой стан­
ции. Но нет худа без добра: я теперь не зябну, от мучительной тряски ме­
ня беспрерывно бросает в жар.
.

(• • • )

КАЗАНЬ. Я остановилась в доме благородного собрания, чтобы
пообедать. Лошади были уже готовы, и обед мой приходил к концу, как
вошло ко мне приказное существо с тихою поступью, прищуренными гла­
зами и хитрою физиономией.
— Куда изволите ехать?
— В С...
— Вы прямо из армии?
— Из армии.
— Где она расположена?
— Не знаю.
— Как же это?
— Может быть, она перешла на другое место.
— А где вы оставили ее?
— На поле между Смоленском и Москвою.
— Говорят, Москва взята, правда ли это?
— Неправда! Как можно!
— Вы не хотите сказать. Все говорят, что взята, и это верно!
— А когда верно, гак чего ж вам больше?
— Стало, вы соглашаетесь, что слух этот справедлив?
Не соглашаюсь! Прощайте, мне некогда ни рассказывать, ни
слушать вздору о Москве.
— Я хотела было ехать.
— Не угодно ли побывать у губернатора? Он просил вас к себе, —
сказал хитрец уже другим тоном.
Вам надобно было сказать мне это сначала, не забавляясь рас­
спросами, а теперь я вам не верю и к тому же я курьер и заезжать ни к
кому не обязан.
Чиновник опрометью бросился от меня и через две минуты опять
явился: «Его превосходительство убедительно просит вас пожаловать к не­
му. Он прислал за вами свой экипаж». Я тотчас поехала к губернатору.
Почтенный Мансуров начал разговор свой благодарностью за мое благо­
разумие в отношении к нескромным расспросам. «Мне очень приятно бы­
ло, — говорил он, — слышать от своего чиновника, с какою осторожно­
стью вы отвечали ему. Я много обязан вам за это. Здесь наделал было
мне хлопот один негодяй, вырвавшийся из армии: столько наговорил
89

вздору и так растревожил умы жителей, что я принужден был посадить его
под караул. Теперь прошу вас быть со мною откровешгым: Москва взята.»
Я медлила с ответом: губернатора смешно было обманывать, но тут стоял
еще какой-то чиновник, и мне не хотелось при нем отвечать на такой
важный вопрос. Губернатор угадал мысль мою. «Это мой искренний друг,
это второй я! Прошу вас не скрывать от меня истины. Меня удостаивает
достоверностью и сам государь. Сверх того, мне надобно знать об участи
Москвы и для того, чтобы взять свои меры в рассуждении города, буйные
татары собираются толпами и выжидают случая наделать неистовств. Я
должен это упредить; итак — Москва точно взята?».
— Могу вас уверить, ваше превосходительство, что не взята, но от­
дана добровольно, и это последний триумф неприятеля нашего в земле
Русской: теперь гибель его неизбежна!
— На чем же вы основываете ваши догадки? — спросил губерна­
тор, на лице которого при словах: «Москва отдана» изобразилось прискор­
бие и испуг.
— Эго не догадки, ваше превосходительство, но совершенная уве­
ренность: за гибель врагов наших порукою нам спокойствие и веселый
вид всех наших генералов и самого главнокомандующего. Не натурально,
чтоб, допуетя неприятеля к сердцу России и отдав ему древнюю столицу
нашу, могли они сохранять спокойствие духа, не быв уверенными в ско­
рой и неизбежной погибели неприятеля. Сообразите все это, ваше превос­
ходительство, и вы сами согласитесь со мною.
Губернатор долго еще разговаривал со мною, расспрашивал о дей­
ствиях и теперешнем положении армии, и наконец, прощаясь, наговорил
мне много лестного и в заключение сказал, что Россия не дошла бы край­
ности отдать Москву, если б в армии были все такие офицеры, как я. По­
добная похвала и от такого человека, как Мансуров, вскружила бы голову
хоть кому, а мне и подавно. Мне, которую ожидает тьма толков, заключе­
ний, предложений и клевет, как только пол мой откроется! Ах, как необ­
ходимо будет мне тогда свидетельство людей, подобных Мансурову, Ермо­
лову и Коновницыну!..

ПАВЕЛ Л У К ЬЯ Н О ВИ Ч ЯКОВЛЕВ
(1796 -

1835)

П. Л. Яковлев родился 5 января 1796 г. в Москве в семье
чиновника. Учился в Московском университетском пансионе, а
затем в университете. С 1818 г. П. Л. Яковлев живет в Петербурге,
работает в коллегии иностранных дел. Его многочисленные фель­
етоны, очерки, заметки публикуются в журналах и альманахах то­
90

го времени: «Благонамеренный», «Невский зритель», «Сын отече­
ства» и др. Долгое время Павел Лукьянович жил на квартире А. А.
Дельвига, где собиралась лицейская молодежь. Яковлев вел аль­
бом, в котором он рисовал дружеские шаржи, писал шутливые
стихи.
П. Л. Яковлев входил в «Вольное общество любителей сло­
весности, наук и художеств» и в «Общество словесности и пре­
мудрости».
С конца 1820 по 1821 г. Яковлев был секретарем миссии в
Бухаре. В начале 1824 г. он переезжает в Москву, где служит в ме­
жевой конторе. В декабре 1824 г. он был назначен ревизором вят­
ской межевой конторы. П. Л. Яковлев жил в Вятке до февраля
1827 г. Его корреспонденции получали в разных столичных жур­
налах, в своих заметках он описывал вятские нравы, чиновников,
их интересы.
Сатирический дар писателя проявился в полной мере в из­
дании еженедельного рукописного журнала «Хлыновский наблю­
датель», который он выпускал в Вятке в 1826 г. После чтения зна­
комым Яковлев отсылал его дяде. «Хлыновский наблюдатель» на­
писан не только рукой Яковлева, но и его сотрудников. Есть в
журнале и немногие рисунки и заставки, которые тоже выполне­
ны Яковлевым.
После отъезда из Вятки П. Л. Яковлев работал в Москве, а
затем с августа 1828 г. по 1830 г. жил в Саратове, где он также из­
давал рукописный журнал «Саратовский колонист». По возвраще­
нии в Москву Яковлев дослужился до чина коллежского советни­
ка, пытался публиковать свои произведения, издал книгу «Удиви­
тельный человек». Умер П. Л. Яковлев 9 июня 1835 г. в Москве.
«Х Л Ы Н О ВС К И Й НАБЛЮ ДАТЕЛЬ»
Коровы
(Скотоводство)

Часто сижу я по целым часам у окна, из которого ввдна вся город­
ская площадь, гостиный двор и присутственные места. Не великолепные
соборы останавливают мое внимание, не толпы торгового народа со вся­
кой всячиной... Нет! Я делаю наблюдения над коровами, которые пасутся
на той же площади и смирно лежат одна подле другой. Какое доброе,
кроткое животное! Смотрите: она и не шевелится, хотя на спине се сидят
две галки и тсребяг шерсть ее для своих гнезд. Равнодушие коровы, поль­
за, которую она приносит всем, кто ее теребит, доит, режет, с чем и с кем
могут сравниться?
91

Когда я вижу раскормленную жирную корову и галку или ворону
на спине ее... сравниваю корову с вице-губернатором, а галку с ревизо­
ром! Ни корова, ни вице-губернатор не чувствуют потери немного шерсти
и немного денег. Когда галка налетает на тощую корову, из которой уже
вытеребили и выщипали половину шерсти... корове чувствительно, больно
ей, но доброе животное не только что отмахивается хвостом, которого
галка не боится. Как это похоже на русского крестьянина, обобранного,
оборванного, и с которого рвут последнее, несмотря на то, что он отмахи­
вается угрозами! Галки и вороны — чиновники по разным поручениям
влетают в стадо коров, ощипывают их и улетают на свои теплые гнезда, не
заботясь о благодарности, так как и чиновники по разным поручениям в
светлых, богатых домах не помнят, кто давал им взаймы деньги, кто пода­
рил им коляску, кто проигрывал им табакерки...
А молодой человек, отпросившийся в отпуск и проживающий в
провинциальном городе? И я невольно сравниваю ловкого гвардейца, ко­
торый вьется около какого-нибудь откормленного помещика, имеющего
молодую жену... с хищною птицей, которая живится около рогатой скоти­
ны.

АЛЕКСЕЙ И В А Н О В И Ч Е М И Ч Е В
(1808 -

1853)

Родился Алексей Иванович Емичев в 1808 г. в г. Слобод­
ском, в семье штабс-капитана. После окончания местного уездно­
го училища служил канцеляристом в суде.
В мае 1825 г. Емичева утверждают учителем Его класса в
Котельничском уездном училище. Это был незаурядный, способ­
ный человек. Он сразу же завоевал уважение учащихся своей на­
читанностью и доброжелательностью. Особо отметил Емичева ин­
спектор П. А. Соловцов, который послал в подарок Алексею Ива­
новичу свою книгу «Письмо о Сибири».
По болезни А. И. Емичев вынужден был уволиться из учеб­
ного ведомства. С 1832 по 1834 гг. он служил в канцелярии вят­
ского губернатора Е. Е. Ренкевича. После, получив должность
секретаря во втором департаменте Сената, А. И. Емичев служит и
живет в Петербурге. Уже -в 30-е годы он начинает публиковать
свои статьи и стихи в журналах и газетах.
92

В журнале «Телескоп» за 1834 г. А. И. Емичев печатает рас­
сказ «Заклятый поцелуй», который, вероятно, был задуман и на­
писан в Вятке. В журнале «Библиотека для чтения» выходит его
рассказ «Любовь бедных людей», где описывалась судьба чинов­
ника, каких было много в то время в провинциальных городках.
В 1836 г. вышел сборник «Рассказы дяди Прокопья», в него
вошли «Воспоминание» (прежнее название «Любовь бедных лю­
дей»), «Рожок», «Глухая Машенька» и др.
Как и большинству из второстепенных прозаиков 30-х го­
дов, А. И. Емичеву не удалось полностью преодолеть схематич­
ность и моралистическую тональность рассказов. В стиле его про­
изведений сохраняется преувеличенная патетика и риторика,
иногда сквозит сентиментальность. Однако следует заметить, что
А. И. Емичев довольно точно подмечает отдельные характерные
черты быта вятского чиновничества, мелкого дворянства и наро­
да.
^
А. И. Емичев не только пишет художественную прозу, но и
статьи по этнографии вятского края. Известна его статья «Мифо­
логия вотяков и черемис», опубликованная в пушкинском «Со­
временнике» за 1836 г. Впоследствии Емичев сотрудничал в жур­
нале В. Ф. Одоевского «Отечественные записки», где публикова­
лась в 1839 г. его большая повесть «Советница». Умер А. И. Еми­
чев 4 июля 1853 г. в Новгороде. Как отмечают местные краеведы,
уже в 1852 г. Емичев не значился в списках чиновников, след его
теряется, судьба его семьи и архива пока неизвестны.
ГЛУХАЯ М А Ш Е Н Ь К А
(С естре М . П . К .)
(В сокращении)
ТотЬе аих ргес! с1и Зехе,
а дш (и