И только старая ворона кричала с раскидистого дуба: «Избавьтесь от него, он вас сожрет!» — уж она-то знала, что на этот раз яйцо крокодилье. Но её как обычно никто не слушал.
Павел Гладов был худшим студентом Единой летной академии за всю историю её существования. Заядлый игрок, выпивоха, повеса, участник каждой первой и зачинщик каждой второй драки, моментально заслуживший меткое прозвище — Гадов. Он не принадлежал ни к одной из высших гуманоидных рас, не относился к утвержденным модификациям человеческой, да попросту не имел улучшений в своём организме. Все, от первокурсника до инструктора, знали о том, что приняли Гадова исключительно благодаря его отцу; но никому не удалось сказать Павлу об этом в лицо — и сохранить целым своё.
В конце концов терпение руководства академии лопнуло — и Гадова отчислили. Он не вернулся на Землю, остался на станции, разбирать на запчасти списанные корабли для дальнейшей продажи мусорщикам. Все его полеты теперь сводились к буксировке груза за границу плотного метеоритного пояса и возвращению обратно. На работе никого не интересовало ни его происхождение, ни раса, ни прошлое — и постепенно о Гадове все забыли.
Спустя два года на сектор напали пираты, заблокировав единственный открытый на тот момент коридор. Заглушив все сигналы, так что жители станции не могли даже позвать на помощь. Пилоты академии — преподаватели, инструктора, отличники учебы — приняли вынужденное решение героически защищать свою альма-матер. Самые отчаянные из них совершили попытку пробиться через метеоритный пояс, чтобы отправить сообщение, но потерпели сокрушительную неудачу.
Гадов вывез всех женщин и детей. Организовал эвакуацию из дальнего, «мусорного» дока. На старом буксире проскочил между метеоритов, как по открытому коридору, и подал сигнал на ближайшую станцию, сведя потери к минимуму. Безвоздушный бой с пиратами длился всего девятнадцать минут, и девяноста процентам защитников удалось уцелеть. Погибшие получили Звезду героя и своё место в вечности. А Петр Гладов был награжден Серебряной стрелой, которой удостаиваются лишь лучшие пилоты. Как и его отец.
2. Русалочка
И Русалочка рассказала отцу о том, что всем сердцем полюбила принца. «Что ж, я давно собирался это сделать», — ответил Нептун, отправляя всё его царство на дно морское.
— Ари, ну что за новости?! — недовольно взревел здоровенный улак, поправляя сползавшие с плеча подтаявшие тела астронавтов. Рассерженно обнажил третий ряд острых клыков. — Сдался тебе этот кусок льда!
Обиженная девчонка всем телом бухнулась на прозрачную крышку криокамеры, прикрывая спящего в ней мужчину растрепанными длинными волосами.
— Он мне нравится! Не позволю его есть!
— Да что там есть, кожа да кости… — улак повернул длинную морду, исполосованную шрамами, в сторону входного шлюза, куда укатила тележка с награбленным добром.
Улов в этот раз оказался довольно скудный, зато и сопротивления они не встретили. Большая часть экипажа даже проснуться не успела — и уже не откроет глаза. Но обитаемые сектора близко, сюда могут нагрянуть стражи порядка, так что не следовало затягивать этот визит на корабль.
— Ари, доченька, не глупи, — попробовал уговорить девчонку улак.
Но та лишь пронзительно закричала:
— Мама!
Улак закатил глаза и предпочел убраться с места действия до начала второго акта. Едва разминувшись в узком коридоре с супругой, он успел лишь раздраженно шепнуть «молодняк!» — и отправился готовить их скоростной катер к старту. Улка, с нашивками капитана на плечах, уткнула мощные руки в бока и осуждающе посмотрела на Ари.
— Опять ты за своё? — В голосе явно сквозило недовольство. — Я же тебе сотню раз говорила: еда не должна становиться домашним питомцем, а непривитых мужчин и вовсе не следует тащить на корабль! Ты же знаешь, он либо зачахнет в неволе, либо смертельно поранится, пытаясь сбежать!
Ари насупилась, нахмурилась так, что брови спустились до самого носа.
— Какой питомец, какая еда, — пробурчала она едва различимо. — Я хочу за него замуж!
Улка, в отличие от мужа, глаза закатывать не стала. Оценивающе окинула взглядом застывшее в криокамере тело. По людским меркам — ещё ничего, коренастый; по критериям её народа — убогий и тощий.
— Нет, такого к нам нельзя, сдохнет, — вынесла она вердикт.
— Тогда я с ним останусь! — встрепенулась Ари. — Буду жить в его мире! Чего бы мне это ни стоило!
«Чего бы это ни стоило его миру», — мысленно поправила улка. Её дочь, конечно, вымахала красавицей, но вряд ли человек способен был оценить такой подарок судьбы. А кроме того, обладала буйным нравом и недюжим упрямством, всё крепчавшим с каждый годом. В таком возрасте их молодняк особенно опасен и агрессивен, мог и на место капитана замахнуться.
— Хорошо, раз ты так
