Наследие из сейфа № 666 [Таня Белозерцева] (fb2) читать онлайн

Таня БелозерцеваНаследие из сейфа № 666

Два пролога

Если кому интересно, с чем этот кроссовер, то прошу сюда, в Книгу Зверей:

https://readli.net/kniga-zverey/

Пролог первый. Дела не так давно минувших дней.

Северус ненавидел дождь. Сейчас, во всяком случае: холодный, как пальцы мертвеца, он крупными каплями тяжело падал с серого низкого неба, пронизывая душу заунывной тоской, словно подчеркивая общее настроение данной местности. Смачно чавкая, громадные капли сплющивались и рассыпались брызгами, чтобы тут же впитаться в жадную мокрую землю. Особенно жадно холодную небесную влагу впитывали отвалы свежего чернозема, жирными кучами расположившиеся вокруг глубокой могилы, в которую медленно уехал-опустился гроб с телом Эйлин Снейп.

Горло сдавила жуткая тоска — мама… мама, нет… Странное дело: пока гроб стоял на поверхности, Северус лишь оцепенело смотрел на него, зная, что в нем лежит мама. А стоило опустить его в могилу, как слезы рванулись вон из глаз обжигающе-горячим потоком, вслед за ними вырвался надрывный плач — тихий сдавленный вой.

Сзади его обнял отец. Северус развернулся в кольце рук и крепко зарылся лицом в папин военный бушлат, пахнущий отсыревшим табаком. Тобиас ещё крепче прижал к себе сына, осиротевшего своего мальчика. Глухо стучали комья земли, падающие на крышку гроба с острых лопат могильщиков, их натужные выдохи сопровождали каждый упавший ком. Молча стояли возле могилы Снейпы — осиротевшие отец и сын. Монотонно, себе под нос, бормотал молитву священник, вздыхали Эвансы, пришедшие проститься с Эйлин. Больше народу и не было, считай, очень мало их пришло. Не было у Эйлин близких друзей, только соседи пришли почтить её память.

Северус всхлипнул, поднял руку, вытер слезы ладонью, чтобы взглянуть на Эвансов — их было трое: Роза, Гарри и Петунья. Лили не пришла. Хотелось обидеться — ну как же так, лучшая подруга и не пришла? — но её затмила апатия, стало вдруг безразлично, что вокруг происходит. Застывшими глазами Северус смотрел на разверстую пасть могилы, снова и снова сознавая истину — мамы больше нет. Сколько он себя помнил, мама всегда болела, страдая генетическими отклонениями из-за близкородственных браков среди волшебников знатных родов.

Сама Эйлин родилась просто чудом: у её матери было три неудачные беременности, закончившиеся тяжелыми родами и смертью детей сразу после рождения. В конце концов, имея печальный опыт собственной матери, оглушенная её бесконечными жалобами-сожалениями, что это наследственное и что ей никогда не стать полноценной матерью, молоденькая ведьма из старинного рода заткнула уши и попросту сбежала в маггловский мир. Маггловская наука приоткрыла ей завесу тайны, познакомив Эйлин с неведомой доселе генетикой, строением и делением клетки, ядрами, хромосомами и загадочными цепочками ДНК. И выяснилась престрашная правда вырождения старинных родов — химеризм. И причиной смерти детей была сама мать, больная и не способная нормально выносить плод…

Осознав это, Эйлин полностью порвала с миром магии, уйдя в мир обычных людей, чтобы получше изучить и понять саму себя. Что ж, изучила вдоль и поперек, обследовавшись у разных врачей, докторов, ученых. Узнала она о себе много нового и, увы, не очень радужного: она, как и мать, была химерой, генетическим уродом. Узнала и о том, что является женщиной-носительницей мутантного гена, а значит, обречена на бездетную жизнь. Это её очень расстроило: как же так, прожить всю жизнь и не познать главного женского счастья — материнства?..

Но ей повезло. На жизненном пути Эйлин повстречался Тобиас, простой рабочий из Уэльса, переехавший в северные графства на заработки и осевший в Глостере. Тоби Снейп, не побоявшийся связать свою судьбу с больной женщиной. Одетый в вечный военный серый бушлат, насквозь пропахший сигаретами, встрепанный и сутулый, с большим печальным носом, Тоби стал центром её мира…

Помня о слишком дорогой цене, Эйлин сразу поставила мужу условие — не заводить детей. С чем Тобиас мужественно согласился, будучи молодым и оптимистичным, дескать, впереди вся жизнь, некуда спешить-торопиться. Но против природы не попрешь, и матерью Эйлин всё же довелось стать. Узнав о своем интересном положении, Эйлин и испугалась, и обрадовалась, ну да делать нечего, пришлось примириться с подарком судьбы на старости лет. Да, Эйлин была уже немолода, когда её настиг этот сюрприз.

Всю беременность она проходила как хрупкая вазочка из тончайшего мейсенского фарфора, боясь лишний раз встать с постели. Тоби в её сторону и дышать-то опасался.

Родился (слава те, Господи!) здоровый мальчик. Имя сыну придумал Тобиас, тоже к тому времени ставший немолодым родителем, чуть за сорок, как и Эйлин. Выросший на берегах полноводной реки с романтичным названием Северн, протяженностью от Бристоля до самого Глостера, Тоби, такой же романтик, как и она, пронес её имя в своем сердце сквозь годы и расстояния. Река, текущая с Кембрийских гор, оказалась надежной и очень подходящей крестницей для позднего ребёнка Эйлин и Тобиаса, названного в её честь Северусом.

После новых обследований-изучений Эйлин поняла, что попросту очистила, обновила свою застоявшуюся кровь, влив в неё свежую чистую струйку — кровь мужа, стопроцентного маггла, благодаря чему и родился здоровый ребёнок. Воистину это был дар судьбы! Она очень любила мужа, сам Тоби обожал пиво и виски, особенно уэльскую бражку из ягод крыжовника, которую по настроению любовно варил сам. А разогревшись алкогольными парами, как и всякий простой работяга, начинал чудесить — пел песни, играл на губной гармошке, нянчил сына и, в зависимости от ситуации, жаловался на жизнь, мол, опостылело ему всё — машины нет, лачуга убогая, жена дохлая да ещё и ведьма! И страна — дрянь, чиновники жирные, премьер-министры наглые, и вообще, политика никудышная!..

Ну и, как следствие, раздухарившись, Тоби шел почесать язык и нервы об жену, а потом и о подрастающего сына. А Эйлин, хоть и была неслабой ведьмой, против мужа колдовать не смела, видела, что, во-первых, Тоби весь во власти зеленого змия и себя не контролирует — вечная проблема всех жен, у которых мужья-пьяницы, и как все бабы, во-вторых, любила мужа и беззлобно отгавкивалась, включаясь в семейную ругачку. Обычная, чуть ли не стандартная жизнь среднедостаточной семьи. И она обычна, уверяю вас, такая же одинаковая везде, что в России, что в английской глубинке, что на задворках американских трущоб, что в захудалой дикой Африке… хотя, там жену могут съесть.

Как химере, Эйлин была уготована короткая жизнь, умерла она от остановки больного тонкостенного сердца на пятьдесят седьмом году своего странного бытия, всё же познав радость материнства и успев вырастить мальчика до семнадцати лет. Умерла тихо, во сне, просто не проснулась утром…

Ком за комом постепенно прикрыли голодную пасть могилы, закрыв её холмиком. Тощий, как и все парни призывного возраста, Северус теперь обнимал отца, видя, как ему плохо. Теперь в его объятиях рыдал Тобиас, внезапно постаревший на двести с чем-то лет… Глаза Северуса бесцельно шарили по кладбищу, безотчетно ища яркое рыжее пятнышко. Но Лили не пришла на похороны, была только её сестра Петунья Дурсль со своими родителями Розой и Гарри Эвансами.

Мысли Северуса перетекли на Лили, маленькую соседку, на их первое знакомство и последующие встречи. Что ж, их дружба не прошла испытания временем, закончившись на пятом курсе. Значит, крепко обиделась Лили на грязнокровку, раз до сих пор не простила, спустя почти год с пятого курса. Но ведь сама ж дура — влезла за каким-то надом в пацанские разборки! Вздохнув, Северус шепнул в седую макушку:

— Пойдем, папа…

Они уже давно стояли одни, все прочие провожающие разошлись с сырого промозглого кладбища, никому не хотелось мокнуть под проливным дождем дольше положенного. И только Эвансы не ушли далеко, терпеливо дожидаясь Снейпов у ворот — выхода с кладбища. Они организовали поминки, устроив скромную тризну с пресными гречневыми лепешками. Посидели молча вокруг стола, скорбно глядя перед собой, только Петунья нет-нет да и кинет на Северуса быстрый боязливый взгляд. Её он понимал, сестрица Лили не нашла ничего умнее, как притащить на свадьбу двух укуренных и обдолбанных лоботрясов, которые учинили веселушку, нагло подвинув тамаду. В результате свадьба была испорчена взорванным тортом, паникой и пьяной дракой. Да и саму Петунью Лилька почем зря троллила, постоянно подшучивая над трусишкой: нравилось ей слушать-смотреть, как Петька визжит и хлопается в обморок при виде крысы, превращенной из чашки. Лично Северус не одобрял Лилины выходки, подозревая, что за эти забавы столетием раньше таких юморных ведьм отправляли на костер.

Ушли гости, опустел дом и настала тишина, больше здесь никогда не прозвучит смех и голос Эйлин. Поддавшись настрою и прошитый пьяной совестью, Тоби начал каяться, как всегда, запоздало осознав, что умерла та, кого он никогда не ценил, плача, колотя себя кулаком в грудь, запричитал, что он гад, не ценил, не любил, не достоин… Северус тоскливо слушал папин слезоразлив и потихоньку накачивался виски, таки дорвавшись до него. Несмотря на редкие рукоприкладства, заключавшиеся в затрещинах и подзатыльниках, Северус любил отца — мама научила. Когда он, размазывая кровь по лицу, вытекшую из разбитого носа, и сверкая на маму свежим фингалом, запальчиво заявлял, что ненавидит папашу, мама кротко вздыхала, утирала ему нос и просила потерпеть. Ради неё, потому что она без папы никуда. На вопрос Северуса, как она может любить тирана, неизменно отвечала:

— Он не тиран, просто слабый человек, любящий выпить. Мне есть за что его любить, ты не поймешь, сынок, потому что никогда не познаешь того, что испытала я.

Что ж, потом, со временем, Северус понял. Понял мамину болезнь и её риск, с которым она вынашивала своего единственного ребёнка, понял её благодарность Тобиасу за счастье материнства и за то, что тот подарил ей здорового мальчика. Понял и простил. Потому что такова жизнь, и жаловаться на неё порой просто глупо. В конце концов, бывают семьи, где отца вообще нет, где женщины терпят всё, лишь бы оно было, вот это облако в штанах…

Началась их горькая одинокая мужицкая жизнь. С поисками подработок, замороженными полуфабрикатами вроде котлет и пельменей, с рассыхающимися половицами и протекающей крышей, дом вскоре стал забывать женскую руку. Вышла замуж и уехала из Коукворта Лили, став презренной миссис Поттер. Хм… трепетная рыжая лань выбрала, что называется, самца себе в пару — оленя ветвисторогого. Патронуса Лили Северус стал ненавидеть.

Далее, спустя пару лет, дочери Гарри и Розы Эвансов продолжились в потомстве, произведя на свет двух мальчишек: Петунья — крепкого розовощекого Дадли Дурсля, а Лили — худосочного заморыша Гарри Поттера. Тонюсенького оленёночка и сохатика, как описал на радостях младенца упившийся в розовые сопли Сиря Блэк. Толстого Дадлика Северус видел сам, когда Петунья привезла сына в Коукворт показать родителям, порадовать внуком новоиспеченных дедушку и бабушку. Ну и соседей Снейпов позвали-пригласили, засвидетельствовать наличие внука. Пуская пузыри и смачно пукая, Дадли пересидел у всех на коленях, при этом отметив почему-то только одного Северуса, обмочив ему брюки.

Потом, ещё год спустя, произошли те самые, печально известные события: сошел с ума Темный Лорд, произнесла пророчество долбанутая видениями Сивилла Трелони, Северус Снейп подслушал и донес до Лорда предсказание, к счастью, подслушанное не до конца и потому не понятое. Но, увы, Лорд его понял по-своему и пошел убивать Поттеров, почему-то решив, что речь идет именно об этом ребёнке. Ну и самоубился об него, тем самым подтвердив пророчество.

И заплакал на крыльце Гарри Поттер, проснувшийся от холода в незнакомом месте, комкая в ручонке пергаментный конверт.

~о~о~о~ ~о~о~о~ ~о~о~о~

Пролог второй. Дела очень-очень давних дней, ещё до Мерлина и короля Артура, или, как говорят в квадратной Руси: «это было так давно, ещё при царе Горохе», и «это было в те прадавние времена, когда у кур были зубы». М-м-м… нет, пожалуй, кур опустим: если они с клыками, то это как минимум динозавры, то есть твари те ещё, доисторические.

Итак, во времена чуть пораньше Артура, примерно на пару столетий, правил тогдашней Англией молодой король Лайонель Добродушный. Сие прозвище он получил после того, как загнал Красного Дракона обратно в Книгу вместо того, чтобы кинуть клич по всем соединенным королевствам и созвать рыцарей для поимки злобного звероящера, который на самом деле оказался совсем не злым, а просто очень горячим, настолько раскаленным, что ему, бедняжке, от самого себя становилось жарко в своей огнеупорной броне.

Сидел Лайонель на троне, простом, деревянном, похожем на стул с высокой спинкой и подлокотниками, что уже считалось признаком особой роскоши, и грустил, ибо ему исполнилось целых пятнадцать лет, и он внезапно осознал себя глубоким стариком. Как же, третья пятерка лет закончилась и затикала четвертая, а это — о ужас! — целых двадцать лет!!! С тех пор, как умер его пра-пра-пра-пра-прадедушка, и он вынужденно прошел коронацию, прошло ровно восемь лет. То есть да, вы верно считаете, дорогие читатели, Лайонелю было всего семь сопливых годиков, когда он заступил на престол. И за первую же неделю своего царствования успел наворотить столько дел-проблем, что мама не горюй! Так-то он их, конечно, исправил: поймал Мантикору, заманил в ловушку Дракона, выпустил в сад прекрасного Гиппогрифа… кстати, он выглядел как конь с крыльями, а не тот монструзный гибрид Хагрида. Порхала над цветочками яркая Бабочка, никому не причиняя вреда.

Ну исправить исправил, зажил себе, но тревога осталась — Книга Зверей. Вот он состарится и помрет, а Книга? С ней-то что будет? А вдруг она в плохие руки попадет? В грязные грабки какого-нибудь диктатора, деспота и тирана? Откроет он Звериную Книгу и как начнет развлекаться, выпускать из неё в мир всяких монстров, а ведь даже он, Лайонель, не всех знает, не рискнул все странички просмотреть…

Повздыхав и попереживав, юный прыщавый король призвал к себе Советника, Канцлера и Премьер-министра. Подумав, он пригласил ещё Писаря-Стенографиста. И велел слушать, записывать и думать.

— Мои уважаемые, горячо любимые Советник, Канцлер и Премьер-министр, как вы знаете, вчера минула третья пятерка моих прожитых лет, и неизвестно, сколько их у меня будет впереди, надеюсь, много. Но сколько бы их ни было, проблему я хотел бы решить сейчас, пока жив и здравствую.

— А какая у вас проблема, сир? — со всей почтительностью спросил Канцлер.

— Она лежит на высокой тумбе под стеклянным колпаком, — подсказал Король. Взгляды всех обратились к вышеозначенной тумбе и к проблеме на ней. Это был увесистый, украшенный рубинами том, переплетенный в коричневую кожу с золотым тиснением, с золотыми резными застежками и золотыми же уголками — для красоты и долговечности. Знаменитая Книга Зверей.

— Сжечь! — скоропалительно предложил Советник.

— Это не выход, — возразил ему Премьер-министр. — Книга магическая, и мы не можем знать наверняка, что произойдет при сожжении. А вдруг те, кто живет на её страницах, оживут и вылетят на свободу?

— Я думаю, её лучше спрятать в Королевский Архив и составить Завещание, по которому Звериная Книга попадет только в руки самого последнего Потомка рода Лайонеля, вашего, Ваше величество, — с поклоном доложил свои умозаключения Канцлер.

Писарь старательно стенографировал, водя стальным пером по пергаменту. Лайонель с интересом посмотрел на Канцлера.

— А что… Дельная мысль. Так и поступим, ибо есть надежда, что мой род никогда не прервется.

Составили Завещание. Книгу оплели цепями и скрепили их крепким замком, снятым с амбара.

Лайонель правил долго, почти до семидесяти двух лет, и умер, оставив многочисленное потомство из дочек и сыновей. Так и не удосужившись открыть последнюю страницу Книги. А ведь там хранилась, пожалуй, самая важная информация о том, как управлять тварями из Звериной Книги. Её открывали ещё только один раз для того, чтобы вытащить деревянного коня по имени Рокки. А потом изобрели Сейф и Банк, и Звериная Книга была надежно заперта на многие-многие столетия.

Все эти годы она пролежала в сейфе номер шестьсот шестьдесят шесть дробь тринадцать, терпеливо дожидаясь последнего потомка Короля Лайонеля. Вернее, ждали гоблины, хозяева волшебного банка Гринготтс, куда с течением времени перекочевали всякие старинные артефакты неизвестного происхождения. Ибо имя Лайонеля, как обычно бывает в подобных случаях, история не сохранила, утонув в глубине веков. И только родовые гобелены родословных древ волшебников хранили имена далеких предков, вплетая в них свежие ветви новых поколений. Род Лайонеля прослеживался со времен Певереллов и продолжился до ветви Поттеров.

И вот, глядя на единственное имя существующего наследника, гоблин по имени Кламберт задумчиво почесал бородавку на подбородке, решая сложную задачу — считать ли Гарри Поттера последним в роду? До этого последним считался Джеймс Поттер, но при нем были живы Карлус и Генри Поттеры… А теперь все они мертвы, значит… Да, ребёнок осиротел слишком рано, и он — единственный наследник в данный момент. Что ж, ладно. Оставив бородавку в покое, Кламберт потянулся к перу и пергаменту — составлять повестку в банк, пора наконец-то избавиться от сомнительного содержимого такого же сомнительного сейфа с подозрительным номером.

Помощь забытым Дурслям

Кламберт озабоченно нахмурил брови — наследник волшебного сейфа нашелся почему-то в маггловском мире. Но, пошуршав по своим каналам, вскоре разобрался, что из магической родни осиротевшего ребёнка практически некому забрать: Блэк арестован и засажен на пожизненное заключение в Азкабан, Малфои, их ближайшие родственники, все поголовно ярые магглоненавистники, Долгопупсам тоже некогда и никак — старшие в Мунго, а их ребёнок оказался на попечении стада столетнего старичья: сварливая бабка Августа, безумный Элджи, то и дело порывающийся прибить внука, глухая Энид… короче, некому там за ещё одним малышом присмотреть.

Уизли? Хм-мм… а они с какого боку родня? Да и нищие, вон, старшие парни уже мечтают задать стрекача из дома: Билл хочет прийти работать к ним в банк, как дядя, а Чарли и вовсе желает в Румынию умотать, это ж как ему дома надоело, что он предпочел удрать к драконам?

Кто ещё остался? Хм, всё? Не густо. Зато в маггловской стороне у мальца прилично родичей: Эвансы, Дурсли… причем прямые, а не боковые кто-то там. Положив перед собой конверт, гоблин возложил длиннопалую длань на палантировизор — хрустальный шар. Когда тот засветился мягким желтым светом, негромко позвал:

— Мистер Уизли, пройдите, пожалуйста, в сорок третий кабинет.

Откинулся на спинку кресла и, сложив руки в замочек, принялся ждать. Вызванный пришел ровно через столько, сколько потребовалось пройти по всем уровням-коридорам-переходам от своего офисного отдела до его кабинета. Вежливо постучался и вошел, дождавшись разрешения. Кламберт внимательным взглядом окинул высокую легкую фигуру, затянутую в кожу с заклепками, длинные рыжие волосы до плеч и крупную серьгу в ухе в виде клыка, оправленного в серебро, ну, для визита к магглам вполне подходящий видок. Кончиками когтей подтолкнул в его сторону конверт.

— Биллиус, это повестка в банк для мистера Дурсля, будьте добры, доставьте его по адресу, написанному на конверте.

Билл взял бандероль и вслух зачитал имярек абонента:

— Мистер Вернон Дурсль, опекун Гарри Поттера. Литтл Уингинг, Тисовая, четыре… — поднял глаза на шефа. — Поттер у магглов?

Кламберт скорбно кивнул.

— Но почему? — начал было возмущаться Билл, но гоблин поднял ладонь:

— Твоя родня может забрать Поттера?

— Нет, — задумался Билли. — Куча мелкоты у них сейчас, семеро по лавкам, мал мала меньше, Джинни вот недавно родилась… — подумав, он добавил: — А на чердаке болотный зина прикормленный сидит, чужого он сожрет.

— Ну вот, — подвел итоги гоблин, разведя руками. — Остальные источники проверены, мальчонку действительно некому приютить. Кстати, будешь там — проверь защиту на материнскую кровь, о которой старик пел.

Взгляды человека и гоблина перетекли на газету, с которой в черно-белом тоне немо вещал Дамблдор, уверяя общественность в том, что-де Поттер находится в безопасном месте и защищен магией материнской крови.

— Проверю! — кивнул Билл, после чего развернулся на пятках и выскользнул за дверь.

На звонок в дверь долго не открывали, а когда после десятого уточнения на вопрос «кто там?» наконец открыли, то Билла встретило ружейное дуло. Черное, глубокое и пахнущее порохом. На короткое время сотрудник банка Гринготтс забыл, как разговаривать, а когда дуло пригласило входить — вошел, оставив голос на пороге.

Нервное состояние Вернона Дурсля с ружьем объяснилось очень серьезной причиной — у них с женой забрали Дадлика. А всё потому, что Петунья ночью нашла на крыльце раненого ребёнка. Поняв по письму от Дамблдора, что это её племянник, Петунья, растерявшись, вызвала врача, а тот, распознав на лбу дитёнка порез, покрылся подозрениями и засыпал Дурслей вопросами, на которые те начали оправдываться, что не они, не хотели, не причастны…

Не добившись от растерянных граждан внятного ответа, разозленный и доведенный до ручки врач — а как ещё реагировать на отказ предъявить метрику и справку на ребёнка? — вызвал полицейских и озадачил уже их. Мол, так и так, бумажки предъявлять отказываются — короткую версию, включающую информацию только о ребёнке, которая выдается бесплатно, и полную версию с информацией о ребёнке и родителях, — за неё возьмут небольшой сбор, вот обычные свидетельства о рождении гражданина Великобритании.

Ну, бдительные бобби провели шмон по дому и в свою очередь наехали на Дурслей с претензиями — а почему так: документы на Дадли есть, а на Гарри — нет? Письмо от некоего Дамблдора обсмеяли, дескать, какой-такой Темный Лорд? И вообще, хватит дурью маяться! В их полицейские сводки ни о каких убийствах в Хэллоуинскую ночь сообщений не поступало. Ах, это далеко, в Годриковой впадине? А где такая? Вы нам тут прекращайте голову морочить, сочиняйте свои фэнтези в другую сторону, а нам коротко и внятно скажите — чей ребёнок и почему он ранен???

Закончилось всё тем, что обоих мальчиков изъяли в детдом для передачи в фостерскую семью, Дурслям вкатили повестку в суд с угрозой лишения родительских прав, Петунья слегла с нервным истощением, а он, Вернон, не знает, как выпутаться из этой ненормальной ситуации, ведь даже Эвансы не смогли предъявить доказательств, что у их младшей дочери был ребёнок, как и того, что она замужем и погибла вместе с мужем — сводок-то о гибели Поттеров никаких нет.

Осознав масштабы трагедий и проблем, Билли схватился за голову — ну и ну, Гарри-то похуже, чем у магглов, он может вообще в детском доме оказаться! Иначе говоря, во временном приюте до передачи в фостерскую (неродную, приемную) семью. Надо было действовать. И быстро. Пообещав Вернону разобраться, Билл покинул дом, переместившись обратно к банку. Изложил проблему Кламберту. Тот обдумал положение и печально посмотрел на сотрудника.

— Сроду магглам не помогал…

— Ничего, сэр, — сочувственно ответил Билли. — Вы будете первым и войдете в историю как самый необыкновенный гоблин, совершивший беспрецедентно подлый поступок — помог магглу в обход колдунов. По-моему, это отличная месть носящим палочки.

Зеленая рожа расползлась в такой хищно-довольной лыбе, что Билл ощутил, как по спине под кожаной курткой испуганными точечками прокрались ледяные мурашки — как всё-таки хорошо, что этот гоблин его друг, а не враг.

Приняв решение, Кламберт тут же организовал группу спасения одной маггловской семьи, собрал сотрудников и подрядил их по разным заданиям: кого в паспортный отдел погнал, кого в полицию-больницу-приют, кого туда-сюда, и всё это в духе «пошел-пошел-пошел!», то есть быстро и по делу, с поторапливающими прихлопами в ладони.

В банке Гринготтс, как известно, не только гоблины работают, но и люди, лояльные к своим работодателям. Получив конкретные задания и разобравшись, они в спешном и срочном порядке собрали, восстановили и наколдовали нужные бумаги: брачные свидетельства Поттеров, свидетельства о смерти Поттеров, метрику и детский паспорт на Гарри Поттера. И даже заключение врача сочинили — справку о происхождении пореза на лбу малыша, мол, так и так, кирпичом прилетело, когда комната взорвалась. Поттеры-то погибли по причине газового взрыва, а преступник, который тот теракт устроил, был почти сразу арестован, да-да, тот самый, Серый ус Блэк…

Кстати, а кошку надо? Ну вот эту, в развалинах нашлась. Царапучая, страсть! Грюму чуть второй глаз не выдрала, Христом-Мерлином клянусь, сам видел, дедок её с перепугу едва не заавадил!.. Бойко тараторил молодой человек в алой мантии мракоборца, стоя в зале атриума Министерства Магии, предлагая прохожим усатую находку. Народ равнодушно тек мимо, никому не было дела до какой-то кошки, но один мужчина всё же не прошел, заинтересованно притормозил, глянул на мракоборца, трясущего за шкирку обморочно висящую очень знакомую кошку, и поинтересовался:

— Где, вы говорите, нашли её?

— Дык в доме разрушенном, поттеровском, в кроватке детской сидела. Возьмете её, мистер? — с надеждой протянул кошку мракоборец, с не меньшим интересом глядя на человека в черном. Северус протянул руки и аккуратно взял кошку под грудку. Полосатая серая киска даже не рыпнулась, чувствуя бережное к себе отношение, более того, тихо замурчала, прижатая к груди надежной рукой. Облегченно вздохнул неизвестный нам мракоборец, провожая взглядом высокого мужчину, уходящего прочь по атриуму с кошкой под мышкой, найденной в развалинах. Грюм её пнул, когда она выскочила из-за груды камней, перепугав до полусмерти, отчего она, и без того вздрюченная, попыталась загрызть его руку. Располосовала она её будьте нате! Грюм от бешенства прибить кошку хотел, но она увернулась от его торопливой Авады. И хорошо, что увернулась, хватит смертей с той ночи…

Собрав все необходимые бумаги, Билли вернулся на Тисовую и снова позвонил в дверь дома номер четыре, на сей раз она открылась куда гостеприимней, впуская хорошего волшебника. Кроме бумаг, Билли принес ещё и сколько-то тысяч фунтов стерлингов, которые Кламберт выделил Дурслям из сейфов Поттеров, как только понял, что добрый дедушка Дамблдор даже о финансовой стороне не позаботился, не то что о документах. Ну что ж, старик, ты сам себе злобный Буратино, а мы компенсацию выплатим.

Боже, с каким облегчением вздохнули пострадавшие Дурсли, когда им вернули Дадли и Гарри, оплатили все их беды и даже закрепили за ними опеку над племянником! Ох, уф и фух, шумно выдохнув — наконец-то всё утряслось! — отец семейства Вернон Дурсль гораздо благосклоннее взглянул на молодого человека, настоящего доброго волшебника, который мановением палочки решил и устранил все их несчастья, благодарно прогудел:

— Да, кстати, а с чем вы сюда пожаловали? Теперь, когда всё позади…

Он не договорил, но Билл понял, понимающе покивал и объяснил цели своего визита:

— Я пришел передать вам одно очень старинное завещание. В нашем банке чуть ли не тысячу лет хранится любопытный артефакт, завещанный вашему племяннику, Гарри Поттеру. Вообще-то наследство завещано последнему в роду, а Гарри сейчас как раз последний… Но если вы откажетесь и предпочтете подождать ещё пару десятков лет до следующего Поттера, сына или дочери Гарри, то мы учтем ваше пожелание и снова запечатаем ту капсулу с завещанием.

Вернон покрутил усами.

— А вы что, открыли её?

— Да, вскрыли капсулу с завещанием, когда она запиликала и замигала, подав нам сигнал, что её пора открыть. Ну и заодно проверили артефакт на темную магию, во избежание, так сказать, — обстоятельно пояснил банковский служащий.

— И что за артефакт? — поинтересовался Вернон.

— Это книга, сэр, — Билли почесал нос. — Большая толстая книга. Стянутая цепями и тяжелым амбарным замком.

— Зачем?! — вполне ожидаемо прифигел Вернон. Рыжий парень пожал плечами.

— Не знаю, сэр. Но ничего темного или зловредного я не обнаружил, а ведь я хорошо учился в Хогвартсе и работаю в банке ликвидатором проклятий, так что слово мое — твердо!

Вернон посмотрел на плоский конверт-бандероль в руке Билла.

— Могу я взглянуть на завещание?

Древний побуревший пергамент ради сохранности был запечатан в прозрачный пластик, но и то за ним едва различались буквы, выведенные рукой юного короля тысячу лет назад. Витиеватым почерком с летящими завитушками было написано коротко и емко примерно следующее:

Далекому своему Потомку завещаю сию Книгу. Сим заявляю — буде елико сторожен, Книга поможи стати либо другом, либо ворогом смертельным.

Навсегда твой, Лайонель.

Да, вот так выглядел «официальный» документ, написанный на заре времен… Вернон даже перевернул пластинку, ища продолжение на другой стороне пергамента. Билл тихо хмыкнул.

— Да уж, великие короли прошлого отличались изысканным красноречием.

— Не понял… — припешил Вернон. — Гарри что, потомок королей?

— Все мы чьи-то потомки, — философски ответил Билли.

— И что дальше? — спросил Вернон, придя в себя. — Я должен явиться в ваш банк и забрать наследство? Или лучше подождать, пока Гарри подрастет и сам отправится за ним?

— А знаете… — задумчиво протянул Билли. — Давайте и в самом деле подождем, хотя бы пять лет. До тех пор, когда в нем магия проснется.

На том и порешили, Билли откланялся и ушел, пообещав заглядывать-звонить. Вернон, закрыв за гостем дверь, поднялся в детскую на втором этаже, где над кроваткой замерла Петунья, сторожа сон спящих мальчиков. Гарри и Дадли спали вместе, крепенько обнявшись, настрадавшиеся от долгой разлуки с родителями и черт-те что пережившие в муниципальных детских учреждениях, затаскали их, бедненьких, по больницам. Натерпелись малыши, не видя рядом родных лиц…

Ну, Гарри своих маму и папу уже никогда не увидит, но хоть Дадлику повезло — вернулся он домой, в свою родную семью. Все эти потрясения так или иначе, но сыграли немаловажную роль — сблизили кузенов, теперь Дадли и Гарри ощущали себя братьями, пережившими одно страшное испытание на двоих. Что называется — отведали пуд соли.

Кламберт поднял голову от стола и взглянул на вошедшего Билла.

— Ну что?

— Тухло, — Билл плюхнулся на стул. — Защитой матери там и не пахнет. Скорей всего, старик это для красного словца ляпнул, типа всё в порядке, детка под защитой и тря-ля-ля-ля-ля… Ни над домом, ни вокруг него, ни над жильцами никаких магических манипуляций не проводили. Зато Альберт опознал в порезе на лбу малыша Руну Жизни, её, судя по всему, сама мать вырезала. И как только рука поднялась — собственного ребёнка резать?

— Ну, мать на всё способна, лишь бы ребёнку жизнь спасти, — мудро возразил гоблин. И поднял когтистый палец. — Зато картина теперь прояснилась. Руна Жизни знаешь как действует? Она перехватывает и поглощает все летящие в объект проклятия, ставит защитный купол, защищая объект от летящих осколков, может даже рухнувший дом удержать. Так что… — Кламберт похлопал ладонью по газете, по черно-белому фото Лили. — Мать действительно защитила свое дитя, и её мифическая жертва здесь ни при чем.

— Так Гарри, значит, не в безопасности? — насторожился Билл. — Раз защиты матери нет.

— Увы, нет, — покачал головой гоблин. — Руна одноразовая, всё, что надо, она уже сделала, мать защитила своего малыша в последний раз. А что касается безопасности… ну, Пожирателей вроде всех поймали? На свободе никто не разгуливает?

— Никто, — подтвердил Билл. — Каркаров продался министру, Крауч засандалил в Азкабан собственного сына…

— А не часто ли он его навещает, отрекшись? — подозрительно прищурился Кламберт, снова хлопая по газете, на сей раз по фото Краучей. Билл тоже напрягся, подался вперед.

— Вы правы, сэр, надо бы слежку за ними установить.

Северус переступил порог и сунул в руки Тобиасу принесенную с собой кошку. Брюзгливо отряхнул рукава от приставшей шерсти и буркнул в ответ на вопросительный взгляд отца:

— Ну «кто-кто!», кошка Поттеров это. В Министерстве подобрал. Ты лучше посмотри, что на ошейнике написано.

Тоби послушно повертел ошейник на кошкиной шее, нашел гравировку и прочитал:

— Лили Паркер.

— И кому это в голову пришло, назвать кошку так же, как хозяйку? — продолжал брюзжать Северус.

— Родословная заставила, — флегматично сообщил Тоби, поглаживая кошку. — Она из помета Маленькой Мисс Паркер, всех пятерых её котят окрестили по подобию матери: Сол Паркер, Мелани Паркер, Сара Энн Паркер, Джон Паркер и… Лили Паркер, чего уж там.

Северус обреченно уставился на отца.

— То есть Лили брала котёнка у соседей, у Дикманов?

— Ну да, — Тоби пожал плечами. Северус хмуро оглядел простецкую полосатую шкурку и недовольно осведомился:

— И в чем прелесть её породы? По мне — так простая помоечная кошка.

— Ну, кошка обыкновенная, — согласился Тоби. — Порода стандартная, европейская, а родословная богатая, её мать — медалистка, победительница скольких-то кошачьих выставок.

— Пап… ну не буду я её так называть! — протестующе проныл Северус.

— А я тебя заставляю, что ли? — сердито осведомился Тоби и пошел на кухню, почесывая кошке шейку и приговаривая: — Подожди, маленькая, сейчас мы тебя покормим. А Северуса не слушай — он вредный. Да, девочка? Ну-ка, где тут у нас подходящая мисочка?..

Маленький Мерлин

Биллиус Фабиан Уизли, как и обещал, несколько раз навестил своих нечаянных подопечных: приносил пособия, накапавшие с процентов каких-то депозитов, устроенным Кламбертом в помощь Дурслям, привозил мальчишкам нехитрые подарки, безмерно радуя их, неизбалованных среднебюджетными родителями.

Иногда Билли звонил, удивляя Вернона фоновым шумом из телефона. Однажды он не удержался от любопытства и спросил:

— Билли, ты мне из телефона-автомата звонишь? Я в трубке машины слышу.

— Иногда, — улыбнулся Билл, доставая из сумки громоздкую телефонную трубку без провода, вытянул толстую радиоантенну и показал Вернону. — Вот, новинку выпустили, спутниковый радиотелефон. Пробная модель, его прототип был показан ещё в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, но коммерческие продажи планируются лишь в восемьдесят третьем. Годик-полтора подождем, и тогда каждый гражданин Британии сможет завести себе Моторолу… Пока он неудобен: мощен, но весит почти два фунта, работает всего час на одном заряде аккумулятора и может хранить лишь до тридцати телефонных номеров. Но мы его шлифуем, совершенствуем, готовим широкое использование мобильного телефона, скоро по нему можно будет разговаривать повсеместно: в машине, на улице, в туалете…

Вернон с уважением взвесил в руке пластиковую гирю и крякнул, ощутив её приличный вес — действительно, около двух фунтов. И стал первым гражданином Великобритании, позвонившим сестре по мобильному телефону, в целях эксперимента походив по всему дому, на улице вокруг дома, поражая Мардж звуками проезжающих машин. Пришел в полный восторг от диковинки и попросил Билла продать ему первую же мобилу, которую выпустят в широкий ассортимент продаж.

Что касается мальчиков, то Гарри и Дадли просто обожали «дядю» Билли. Заслышав звонок в дверь, тут же неслись встречать, плюх-попаясь через шаг. Доплюхпопав до Билла, они устраивали яростный бой за его колени, ревниво ревя на два голоса и требуя одинакового к себе внимания. Мудрый Билл, закаленный кучей собственных мелких племянников, детишек своего старшего брата Артура, поступал просто — сажал на колени обоих мальчишек и тем самым пресекал разногласия между братьями, ещё в зародыше душа зачатки ревности.

Презенты он приносил самые простые: кубики, мячики, детские мозаики, плюшевых, пластиковых и резиновых зверух… А ещё он рассказывал мальчикам сказки, чудесные истории о драконах, принцессах и рыцарях, ненавязчиво подготавливая их к знакомству с волшебным миром. Хотя для карапузов и обычный мир был чудом, ведь маленьким первооткрывателям так много предстояло узнать! Что вскоре и последовало — мальчики превратились в дознавателей-почемучек: освоив речь и развив мозг, они засыпали всех доступных взрослых вопросами. Где находится невидимка-ветер? Где спит солнышко? Почему ложки разные? А можно покушать суп чайной ложечкой и не станет ли суп от этого чаем? Зачем ослику такие большие ушки?

По-своему мальчики интерпретировали открытия: папа, ты знаешь, оказывается, у лошадей нет рогов! Тётя, ведь правда, домовых нет, а есть только домовладельцы? Билли, знаешь, у петуха нос — это рот! Знаешь, дядя, у всех зверей спина сверху, а живот снизу!

Также владели неосознанным мастерством: двухлетний Дадли впервые увидел в саду червяка и поразился:

— Мама, мама, смотри какой ползушка!

И этим окончанием «ушка» великолепно выразил свое отношение к смешному.

— Почему это — радуга? Потому что она радуется, да? Ой, понял! Она — радостная дуга! Яркая разноцветная дуга и оттого радостная.

В общем, чудесные мальчики росли — любознательные, добрые, дружные. Вместе с ними росли интересы к окружающему миру, надо так много всего узнать, познать, понять… и, главное, запомнить! Вот им уже три годика, по дому носятся вовсю, шустрые, легкие, исчезла их младенческая пухлость и неуклюжесть, их тоненькие ножки теперь громко и бойко топочут по половицам, радуя сердца родителей и стены дома. Натерпевшись страшного в раннем несознательном нежном возрасте, мальчики с тех пор интуитивно держались вместе, уже не помня, как боялись разлуки ещё и друг с другом, помимо мамы с папой.

Сначала Гарри, научившись говорить, звал Петунью и Вернона мамой и папой, а потом, посещая врача-педиатра, он обратил внимание на то, что его вызывают на осмотр как Гарри Поттера. Естественно, ребёнок задал вопрос:

— Почему я Поттер, а Дадли — Дурсль?

— Потому что ты наш племянник, — вынужденно объяснила Петунья. Далее пришлось пояснять непонятливому малышу, что такое племянник и почему маму надо называть тётей, а папу дядей. Отсюда сама собой вытекла правда о родителях, Гарри очень рано узнал, что его мамочка с папочкой ушли на небеса, а его, маленького сиротку, подбросили на крыльцо к дяде и тёте. И подбросили его без документов, из-за чего его с Дадликом хотели разлучить и с тётей и дядей. Эту историю потом повторили несколько раз с новыми подробностями: так, на четвертый день рождения Гарри дотошно спросил — а кто его подбросил на порог, как щенка? — на что Петунья с мстительным удовольствием сообщила, что этого неумного человека зовут Альбус Дамблдор.

Так что сами понимаете, с каким пиететом Гарри отнесся к имени своего «добродетеля», присвоившего ему роль подкидыша, подбросив ночью на мороз, без документов, с угрозой остаться полным сиротой в детском доме, потому что Дурсли рассказали мальчику ВСЁ. Рассказали в три года, повторили через год, потом ещё раз, когда Гарри о чем-то переспросил, ну, а дальше мальчик и сам больше не забывал, накрепко запомнив, кто такой Дамблдор и с чем его едят на ужин. Ведь к пятому году жизни его мозг полностью сформировался и перестал стирать то, что было в голове раньше. Тем более, что с четырехлетнего возраста Гарри познал слово в написанном и напечатанном виде, и даже научился повторять — вслух во время чтения и письма.

Это было очень увлекательно поначалу, а вот потом шилопопый пацан начал тяготиться учением, хотелось бегать и кричать по-индейски вместо того, чтобы сорок минут сидеть на стуле и долбить правила грамматики, при этом старательно записывая их в тетрадку. Да ну её… ну ску-у-ука же смертная!.. Дадли в этом был полностью солидарен с ним — какие строчки, мама? Я ещё до третьего уровня Мега Ральфа не дошел!

А в пять лет, когда пацанов забрили-таки в начальную школу, отлынивать стало уже небезопасно — следовало наказание в виде минусовой оценки и порицания, типа: ай-яй-яй, нехорошо, мальчики! Примерно в это же время было замечено плохое зрение Гарри Поттера, на что Петунья сильно разозлилась — ну как так-то, у парня глаза, как у матери, а близорукость от идиота отца по наследству передалась! Спасибо, Джейми, низкий тебе поклон и чтоб ты в гробу перевернулся, гад!

Её обиду Гарри понял, когда осознал, до чего очки неудобны. В сырую и холодную погоду они запотевали, давили на переносицу и за ушами, съезжали с носа и норовили разбиться. После многих проб и ошибок подобрали более-менее удобные очки с крутыми дужками «полукольцо», почти полностью охватывающими заушье, вот только форма оправы Гарри совсем не обрадовала: слишком она была ботаническая, из-за чего Поттера вскоре ожидаемо прозвали ботаником. В общем, не за что Гарри было любить свои очки-велосипеды. Но и без них ему теперь никуда — без своих окуляров он становился практически кротом, видел всё расплывчато и нечетко. Как сквозь мокрое стекло. И диоптрии свои он узнал от окулиста, сказавшего ему, качая головой:

— Мдя, парень, ну ничего, ничего… Минус девять всё-таки не минус десять, так что, считай, повезло тебе.

Пришлось ему избавляться от обидной клички другим способом — драками и непослушанием: внаглую недоделывал домашние задания, получая на уроках балл «тупица», на малейшую грубость снимал очки, отдавал их Дадли со словами — на, подержи! — засучивал рукава и кидался выдирать лохмы противнику. Ибо дрался он неумело, по-девчоночьи — с визгом и царапками. А что вы хотите от пятилетнего шкета? Откуда ему правила ближнего боя знать?

Видя, что Гарри ведет себя совсем не ботанически, дети забыли обидное прозвище, поняв, что не все очкарики могут быть ботанами-заучками. Да и Дадли вставлял свои пять пенсов, иногда вмешиваясь в драчки, если противников было достаточно и они вдвоем-втроем наседали на тощего дохляка, а кулаки у Дадли… сами знаете, какие — Гарри их называл «свиными окороками», ну и ясен пень, никому не улыбалось получить в рожу пудовым окороком.

Вместе с частичной потерей зрения в Гарри проснулась магия. Начал он чудесить. Подняв в воздух в первый раз подушку, Гарри так опешил, так раскошмарился, что с перепугу взорвал эту подушку. Взорвал, перекошмарился и заревел во весь голос, обсыпавшись с ног до головы белой набивочной ватой. На вой и рев сбежались тётя, дядя и кузен, оглядели мини-Бородино в гостиной, припорошенного «снегом» Поттера, испуганно моргающего на них, и хором воскликнули:

— Что случилось?

— Подушка летает! — честно доложил Гарри, нервно икая. Потом глянул на ватную метель и поправился: — То есть она сначала летала, а потом лопнула!

— Гарри… — устало вздохнула Петунья. — Билли же читал вам сказки про волшебников. Ну-ка вспомни, чем там маги занимались?

— Ле-ви-тиро-вали предметы, — с трудом выговорил пятилетка сложное слово. —Взрывали люстры и торты… — тут он запнулся и вытаращил глаза. — Но я не хочу взрывать торты и люстры! Я что, такой же волшебник? — убито заключил Гарри.

Петунья сочувственно закивала. А дядя Вернон уверенно пробасил:

— Пора в банк, за наследством.

Гарри снова округлил любопытные зеленые глазенки и взволнованно переспросил:

— У нас есть настоящее наследство в настоящем банке?!

— Да, — ответил дядя, поворачиваясь к двери. — Пойду, Биллу позвоню…

Гарри посмотрел на оставшуюся Петунью, на клочья ваты вокруг себя и недовольно буркнул:

— Не хочу я быть таким волшебником! Всё взрывать — это… это… вандализм!

— А каким волшебником ты хотел бы стать? — с замиранием в душе спросила Петунья.

— Хорошим! — Гарри невинно улыбнулся. — Хочу делать добрые вещи, чтобы у всех было по огромному брикету мороженого, чтобы у всех в холодильнике стоял торт…

— Гарри, стой! — крикнула Петунья, но было поздно… Повеяло холодом, взвихрился невесть откуда взявшийся арктический ветер — в руке у Дадли появилось огромное эскимо на палочке, а в кухне что-то с грохотом упало. Вскрикнув, Петунья выбежала из гостиной. Гарри, глазея на мороженое в руке брата, ошеломленно произнес:

— Ух ты, получилось…

Дадли осторожно лизнул эскимо. Судя по тому, как он жадно начал его обкусывать, оно оказалось настоящим. На кухне, как выяснилось, со стула свалился дядя Вернон, когда вдруг ни с того ни с сего распахнулась дверца холодильника, и из него, выброшенные невидимой катапультой, начали вылетать бесчисленные эскимо и торты…

Заколдованный добрым волшебником холодильник плевался кондитерскими изделиями ещё часа два. Во избежание катастрофы Петунье и Вернону пришлось сложить мороженое в морозильник для мяса, стоящий в подвале. С тортами сперва не знали, что делать, но потом Петунья придумала: позвонила в булочную и спросила — не нужна ли им партия свежих тортиков? В общем, нечаянно заработали на домашнем бизнесе, распродав торты кондитерам.

Приехавший Билли выслушал сумбурные рассказы Дурслей о первом магическом выбросе Гарри и с интересом уставился на мелкого Мерлина. Оглядел и присвистнул:

— Ну, парень, ты силен! Переплюнуть законы Гэмпа — это вам не пятку почесать.

— Что это значит? — опасливо спросила Петунья.

— А то и значит, что Поттеру никакие законы не писаны — сотворить еду из ничего… да на это ни один волшебник не способен!

— Почему не способен?! — возмутился Дадли и кивнул на шкаф, указывая на книгу сказок, сборник переводов с иностранных языков народов мира. — Там полно сказок про скатерть-самобранку, столик-накройся и Горшочек, вари! — в них еда из ниоткуда появляется.

Билл с ещё большим интересом оглядел Гарри и впечатленно покачал головой.

— Как бы там ни было, а с наследством и правда пора разобраться, а вдруг тот артефакт и впрямь Гарри завещан, как очень сильному волшебнику всех времен и народов, если уж сумел то, чего не могли сделать могущественные чародеи вроде Дамблдора. Кто знает, а вдруг в волшебной книге кроются тайные знания, которые помогут Гарри управлять своей невероятной силой?

Так как день приближался к вечеру, было решено, что за наследием Дурсли с Поттером отправятся завтра с утра.

Три правила Звериной Книги

В Гринготтс поехали всей семьей. Представительный Вернон в сером костюме при галстуке, плотно сбитый мужчина, склонный к полноте, о чем говорило намечающееся брюшко, его супруга Петунья, стройная миловидная шатенка с неумело покрашенными в золотистый блонд волосами, двое шебутных мальчишек в матросских костюмчиках, один полненький и круглощекий, а другой — тоненький тростничок с воробьиным шухером на голове. Сопровождал их рокер с волнистыми рыжими волосами до плеч и серьгой в ухе, затянутый в кожу, черную, с бляшками и заклепками там-сям. Понятно, почему его старший племянник стал тащиться от такого стильного дяди и лихорадочно учился, спеша закончить пятый курс и перескочить на шестой, на котором — наконец-то! — начинали проходить темные проклятия. Билли Уизли-младший рвался в ликвидаторы проклятий, отчаянно желая стать, как дядя.

Пятилетние шустрики сайгачатами скакали вокруг взрослых, стремясь всё рассмотреть своими любопытными глазенками, которых было, увы, всего четыре — по два на брата, а не по десять. А окрест было на что посмотреть: сначала был просто Лондон — по-своему интересный и прекрасный современный город, торгово-деловая его часть, с офисами-магазинами. Потом Билли провел их в неприметный маленький бар, темный и вонючий, его пришлось пройти насквозь на задний двор, где сохли чахлые сорняки в компании одинокого мусорного бака. Здесь Билли открыл для них проход в кирпичной стене, причем Вернон досадно закрякал, поняв, что никакими механизмами тут и не пахнет — стена не сдвинулась при помощи тайных рычагов, как в фильме про Индиану Джонса, а просто растаяла. Кирпичики задергались и, осыпаясь рыжей пылью, раздвинулись в стороны, расширяя высокий арочный проем. В него и прошли гости.

И дружно ахнули, увидев перед собой самую натуральную средневековую улочку — кривенькую и косенькую, пьяной змейкой вьющуюся туда и сюда, вдоль и наискосок.

Гарри и Дадли завороженно притихли, прижимаясь к тёте и маме, с опасливым любопытством глядя на ржавые вывески над входами в магазины, на стопки книг, сложенные прямо на землю, на людей в хламидах и мантиях — все поголовно в длиннополых одеждах средневекового покроя. Некоторые, впрочем, были одеты по моде восемнадцатого-девятнадцатого века — в камзолы с ливреями, лосины-галифе, высокие сапоги с ботфортами и без, на некоторых были шейные пышные банты и даже жабо, не говоря уж о манишках с брыжами. О локонах, напудренных париках с буклями и дамах в кринолинах промолчим?

Дурсли чувствовали себя так, словно их вывели прогуляться на экскурсию по средневековой Англии, в музей под открытым небом, так как всё это никак не походило на декорации. Всё было настоящим. И среди всего этого дикого староанглийского антуража роскошный мраморный банк врезался в глаза, как шикарный теплоход средь дырявых рыбацких лодочек. Сначала по глазам тараном проехался слепяще-белый свет, а потом, когда гости проморгались, была замечена странная архитектура здания — колонны банка, видимо, воображали себя Пизанскими башнями, кокетливо кренясь вправо и влево, поддерживая друг дружку и своды. Входить в такой банк было откровенно страшновато, так и казалось, что им на головы сейчас свалятся эти скособоченные кровли.

Внутри, слава богу, зодчество было соблюдено по всем правилам — высокие летящие своды поддерживались несущими стенами и балками перекрытия, повсюду был дорогой мрамор, золото и элегантная бронза. А ещё были гоблины. Вот уж на эту диковинку мальчишки натаращились вволю, старшие Дурсли, впрочем, не отставали, тоже хором глазели на зеленорожих чудиков, сразу почувствовав себя участниками реалити-шоу «Прогулки с монстрами» канала ВВС. Зеленые человечки смущались, ежились и виноватились, пытаясь разобидеться, но не получалось. А попробуйте обидеться на тех, кто с искренним восторгом смотрит на тебя и шепчет потрясенно: Боже мой! Оно живое! Они существуют!..

Помпезность холла сменилась суровыми пещерами подземелий, стальными рельсами узкоколеек и вагонетками. В которых они и прокатились с дребезгом и визгом: грохотала и звенела тележка, верещали и визжали мальчики, попискивала Петунья, цепляясь за Вернона, а тот мужественно молчал, крепко прижимая к себе супругу и держась сам за поручни, хотя всё-то у него екало и верещало внутри, когда тележка залихватски ухала в пропасть, стремясь убить своих пассажиров. Мимо летели корявые колонны сросшихся сталагмитов и сталактитов. Гарри спросил, глядя на них:

— А чем отличаются сталагмиты от сталактитов?

— Сталактиты растут с потолка вниз, как сосульки, — с радостью отвлекся дядя Вернон. — А сталагмиты, напротив, растут снизу вверх, навстречу сосулькам. Они, по сути, известковые отложения грунтовых вод, и за тысячи-миллионы лет образуют собой вот такие естественные колонны. Называются они, кстати, сталагнаты.

Гарри выслушал дядю с уважением, но Дадли не удовлетворился и недовольно задал свой вопрос:

— А покороче, папа?

— А покороче… — Вернон состроил зверскую рожу. — В слове «сталагмит» есть буква «м». Доволен?

— Да, — вздохнул Дадли и оглянулся на особенно толстую колонну, испещренную белесыми потеками известняка, ребристую и оттого похожую на ствол огромного дерева, вросшего в потолок. Несусветная цифра в миллионы лет не укладывалась в его пятилетней головке — это было для него запредельно.

Тележка, дребезжа и звякая всеми сочленениями, наконец-то остановилась, подъехав к одной из подземных платформ. Вернон посмотрел в потолок, прикинул время спуска и глубину и задумчиво спросил:

— А нельзя было содержимое сейфа просто доставить наверх, раз уж вы сказали, что это книга?

— Нельзя, — покачал головой Билли. — Сейф может открыть только наследник. Мы его не открывали.

— А как же вы прознали, что это большая толстая книга, скованная цепями и замкнутая на амбарный замок? — прищурился Вернон.

— По описи содержимого, — косо глянул на него Билли. Вернон сдулся — а, ну да, опись…

Вылезли из транспорта и прошли за Биллом в невысокую арку в недлинный коридор, в котором в ряд располагались всего несколько сейфов, номера на них наводили на некоторые размышления: №313, №13/6, №13, №666/13, №666 без дроби и так далее. Похоже, здесь в одном месте собрали все сейфовые ячейки с «несчастливыми» номерами. Подумав об этом, Вернон понимающе хмыкнул — ну-ну, в принципе, правильно. Если даже в простом мире эти числа вызывают суеверие, то чего уж о мире магии-то говорить?

Билли подвел Гарри к сейфу, на котором красовалась табличка с тремя шестерками и циферкой тринадцать, разделенными косой палочкой. Гарри понятия не имел, как такие циферки называются, но происходящее ему было интересно, и он, закусив губу, старательно таращил любопытные глазенки в ожидании чего-то нового и волшебного, ведь они спустились так глубоко, в дивные подземелья сказочных троллей и гоблинов! Билли наклонился к его лицу и заглянул в глаза.

— Гарри, положи, пожалуйста, свою ладошку на дверь. Просто прикоснись к ней и пожелай, чтобы она открылась.

Поняв, в чем заключается его задача, маленький Гарри опасливо воззрился на серую железную дверь с медной табличкой наверху и вскрытой панелью сбоку — там, видимо, была капсула с завещанием, дядя ему ещё дома объяснил всё: куда и зачем они едут…

Помедлив, Гарри осторожно приложил ладонь к стальной поверхности и вздрогнул, ощутив льдистую прохладу. Зажмурился и честно попросил, как это умеют только маленькие дети:

— Тётенька дверь, откройся, пожалуйста.

В месте соприкосновения ладони сталь потеплела и мягко засветилась, отзываясь на желание наследника. Потом волны тепла и света разошлись от маленькой ладони во все стороны по всей поверхности, что-то внутри её задрожало и загудело, затем громко щелкнуло, и вся громадная дверь тяжело отошла от рамы, сыпля пылью и вытягивая паутину с притолоки и косяка. Изнутри дохнуло затхлостью и таинством столетий — старый сейф очень долго хранил сокровище вместе с чарами вечного стазиса, которыми его навеки законсервировали.

Внутри, как увидел Гарри, был всего лишь невысокий пюпитр со стоявшей на нем книгой, крест-накрест оплетенной толстой цепью, сомкнутой посередке в перекрестье замком. Коричневая кожа имела очень теплый оттенок, по её поверхности словно играли янтарные лучики, падающие от золотых горячих угольков и застежки, жарко пляшущие на гранях рубинов, обрамляющих обложку по периметру книги. Нет, поправился восхищенный Гарри, не книга, а Книга с большой буквы, потому что так она называлась: над застежкой вилась вытисненная на коже надпись — «Книга Зверей».

Билли втиснулся в сейф сбоку от Гарри и, протянув руки, осторожно снял с подставки Книгу. Вынув её, он выпрямился, взвешивая громоздкий фолиант на руках, после чего, подумав, передал Вернону, решив, что груз слишком тяжеловат для ребёнка.

— Ключа нет, — заметил он как бы между прочим.

— Ничего, есть немало средств для вскрытия замков, — рассеянно отозвался Вернон, как и Билл до него, покачивая Книгу в руках, определяя её вес.

Домой вернулись не сразу: сначала долго и тщательно проверяли Книгу, цепи и сам замок на наличие всяких дурных заклятий-проклятий и прочих вредностей. Открывать не решались. Но любопытство же не уймется, пока не увидит хоть полглазком интересное! С разрешения Вернона на Книгу направили палочку и шепнули:

— Алохомора.

Ничего. Лишь ехидно сверкнули гранями рубины. Попробовали другое заклинание:

— Релашио!

Снова мимо — желчно мигнула золотая застежка, проглатывая заклинание. Маги и гоблины растерянно переглянулись, ничего не понимая. Билл недоуменно посмотрел на Кламберта.

— Что это значит? И разве она не гоблинской работы?

— Ну вот ещё, чтобы гоблины да морочились духовностью! — несогласно буркнул Кламберт. — Сиды это поработали, или ведды, или вовсе друиды… Магия очень древняя, едва ли моложе Полых Холмов.

— Но запирали-то её обычные люди, разве нет?! — пораженно воскликнул Билл.

— Так люди-то сами в необычное время жили! — страстно проговорил гоблин. — Тогда сам воздух был пропитан волшебством, все буквально дышали им, люди и волшебники жили дружно, не таясь, с ними жили говорящие звери и птицы, рыбы ходили посуху, да даже сама природа и та была разумной, мудро управляла погодой — ветры вели беседы с людьми, приводили тучи именно туда, куда попросят. Вот такое было чудесное время!..

Дурсли и Гарри с Билли только моргали, открыв рты, слушая напыщенную речь Кламберта, жадно впитывая знания о невиданных чудесах древнего волшебного мира. Эти сведения, кстати, заставили Вернона задуматься, и он, после некоторых раздумий, предложил свои умозаключения:

— Так, может, эту волшебную Книгу только наследник и сможет открыть? Раз её запирали с той конкретной целью?

Гарри, слыша это, тут же придвинулся поближе, горя нетерпением. Взрослые почтительно расступились перед мальчиком, попуская его к наследию. Родовой фолиант — наследие рода, семьи — словно бы дожидался его, маленького хозяина, наследника и друга, потому что при приближении мальчика Книга нежно зарумянилась: засияли рубины, разбрасывая пушистые искры, покрывая розовым багрянцем кожу и золотые уголки с застежкой. А когда Гарри коснулся пальцами цепи и замка, то последний звонко щелкнул, выпуская дужку из пазов. Звериная Книга была готова ко встрече со своим другом. Но Гарри не согласился. Он твердо и уверенно защелкнул замок. Поднял серьезные глаза на взрослых.

— Не здесь, — умоляюще произнес ребёнок. — Не то место и не то время.

Билли и Дурсли не поняли и с досадой смотрели на мелкого паршивца, обломавшего такие надежды, но гоблины вдруг с уважением склонили головы перед маленьким Мерлином, безоговорочно признавая его право. Из того же уважения банк предоставил лимузин самого Кламберта, чтобы доставить домой Дурслей и Гарри с полученным наследием. Всю дорогу Гарри поглаживал гладкую теплую кожу, трогал уголки и застежку, касался винно-красных рубинов и водил пальчиком по названию. Не забывал он и цепь с замком, прибывших, как и Книга, из запредельно-далекого прошлого. Дома он сказал всем:

— Книгу можно открыть после заката солнца. Раньше нельзя.

И ушел к себе, провожаемый удивленными взглядами. Проследив путь удивительного ребёнка до лестницы, Вернон вздохнул и повернулся к кухне.

— Что у нас сегодня на обед, Петунья?

После обеда терпеливо ждали полудня, после него кротко корпели над домашними делами, подстегивая ленивую клячу времени, заставляя её шустрее переставлять копыта, чтоб побыстрее добраться до ужина. Но подлая кобыла шла не торопясь, откровенно чихая на поторапливающие её кнуты, репьистым хвостом лениво отмахиваясь от них, как от назойливых мух. Люди вздыхали, бранились, а она косила в их сторону лиловым глазом из-под белой челки, фыркала и снисходительно делала ещё один шажок вслед за стрелками часов, уходя к горизонту, всё ниже спуская солнышко к закату.

Начался и прошел ужин, а солнышко и не думает спать ложиться, висит в вечернем зените, как приклеенное, и хоть ты тресни! Ну что поделать, если время всегда так себя ведет, когда ты очень сильно чего-то ждешь… К счастью, Дурслей спасли интересные телепередачи: показали викторину, потом вечерний выпуск юмористических шоу и какой-то старый комедийный фильм. Опомнились Дурсли и Билли в почти полной, сине-черной, темноте, когда тоненький голосок Гарри спросил их, вырывая с экрана в реальность:

— Дядя Вернон, тётя Петунья, Билли, мы с Дадли хотим открыть Книгу!

Петунья включила свет, Вернон выключил телевизор, а Билли придвинул поближе к дивану журнальный столик. Гарри подошел и положил на него освобожденную от цепей и замка Книгу. Все уселись перед ней на диване, только Билли пристроился сбоку, в кресле. Сидя между дядей и тётей с Дадликом, Гарри отщелкнул застежку и открыл корочку. Форзац был красивый — атласный и блестящий, глубоко-бордового цвета, в нем при должном наклоне угадывался некий геометрический узор. За форзацем был авантитул, а уже после него открылся титульный лист, на котором рукописно было начертано:

Книга Зверей.

Помощник по описанию и изображению существ простых и не очень.

Имя автора отсутствовало. Но это вскоре объяснилось, когда Гарри и Дурсли обратили внимание на то, что названия животных написаны разными почерками и даже разными стилями. Например, слово «Дракон» щетинилось шипами и чешуей, заглавная буква — инициал — была как бы охвачена пламенем… Некоторые названия были написано сухо, без изысков, некоторые, как Дракон, были украшены, но уже другой рукой иным стилем. А сами картинки поражали воображение, они были очень яркие, реалистично выполненные, с мельчайшими подробностями: можно было разглядеть каждое перышко на птице, каждую шерстинку на животном. Чудесная, прекрасно иллюстрированная книга, созданная одним художником, но написанная разными авторами.

Но были в ней и странности — пустые, чистые страницы… Гарри закусил губу, рассматривая девственно-белый лист, внизу которого была надпись «Василиск», через несколько страниц был найден ещё один пустой лист с надписью «Цербер». Странно… где звери-то? Может, в содержании посмотреть? Гарри закрыл Книгу и открыл заднюю обложку. Содержания не было, но зато нашлась инструкция, которая всё и объяснила.

Осторожно! Ни в коем случае не открывайте Книгу при свете солнечного дня, не ознакомившись предварительно с правилами!

Правило №1 — Прежде чем призвать Зверя, дайте ему имя. Это даст Вам возможность управлять им.

Правило №2 — Всегда возвращайте Зверя на страницу Книги после его использования, только в ней он чувствует себя в безопасности.

Правило №3 — Если по каким-либо причинам Зверь был утрачен (украден, погиб в бою), постарайтесь вернуть похищенного обратно или найти аналогичную замену погибшему.

Гарри медленно пролистнул листы — не хватало Бабочки, Чудесной Райской Птицы, Гиппогрифа, Волка-Оборотня и Василиска с Цербером. Но, возможно, пустых страниц было больше, надо будет потом ещё повнимательнее пролистать, поискать, ведь они не всю Книгу просмотрели.

Продолжая кусать губы, Гарри взглянул на Дурслей и Билла. Те ответили ему такими же растерянными взглядами…

Пояснение от автора: в каноне предупреждение отсутствует, госпожа Несбит не потрудилась вписать правила управления книгой, и мне пришлось импровизировать — вписать его хотя бы в конце на месте содержания.

Первый гость из Книги

Полистали Книгу ещё раз, более внимательно, постранично. Рассматривали картинки и читали коротенькие сведения под названиями животных. К примеру, вот что было написано под Василиском:

«Производное от Балиониска, древней безногой рептилии. На заре времен, когда на змей не охотились, они жили долго и росли всю жизнь, достигая тем самым очень крупных размеров. Как и динозавров, их было несколько видов, которые со временем эволюционировали в змей, кокатрисов и василисков.

Змеиная ветвь эволюции пошла по известному нам пути, распространившись по всему миру на всех континентах. А вот ареал Балиониска был крайне ограничен в широком распространении, их всего три вида: сами балиониски, василиски и кокатрисы. Василиск из них самый опасный, наделенный смертоносными способностями — убивать взглядом в дополнение к ядовитым клыкам. Практически бессмертен, живет бесконечно долго, пока не убьют. Против василиска есть немало средств: отсечение головы топором или мечом (ослепив предварительно), укус горностая, отравленного рутой, и акустическая атака петухами».

Читала Петунья, Гарри, услышав последнее предложение, растерянно переспросил:

— Чем-чем атака? Петухами? И что означает — ослепив предварительно?

— Ну… — задумалась Петунья, вспоминая сказки. — Считается, что василиски боятся петушиного крика. А насчет ослепления, тут тоже вроде всё ясно: василиск-то взглядом убивает. Так вот, чтобы отсечь ему башку, надо его сперва ослепить.

— Понятно, — закивал Гарри, с сожалением глядя на пустую страницу — василиска на ней не было, и оставалось только гадать, как он выглядит. Петунья перевернула страницу со сбежавшим гадом, и все с интересом уставились на роскошного черного льва. Пышная соболиная грива обрамляла его угольно-черную голову, спадая на плечи и грудь, лев стоял прямо, мощно упираясь сильными лапами в землю, его желтые глаза сурово смотрели в лица зрителей, а под ним было написано «Вандар».

— Как?! Не лев? — пораженно воскликнул Дадли, нагнулся над Книгой, чтобы самому убедиться в том, что написано именно то, что написано. — А кто такой вандар, мама?

Петунья принялась зачитывать:

«Вандар, лемурийский черный лев из Арнойского леса. У него много подвидов, самый известный из которых — берберийский лев. Сам Вандар берет начало, по-видимому, от серых пещерных львов палеолита, его происхождение по времени совпадает с двумя геологическими эпохами кайнозойской эры — плейстоценом и голоценом. Отличается Вандар от обычного льва очень многим, например, одноцветностью масти: среди Вандаров невозможно встретить двухцветных и более отмеченных зверей, они всегда однотонны, если бурый, то с ног до головы, без каких-либо отметин, то же самое относится к желтым, белым и серым Вандарам, тогда как у львов четко разграничены цвета шкуры и гривы — желтое тело, черные грива и кончик хвоста, включая отметины на морде — белые пятна вокруг глаз и носа. След Вандара тоже отличен от львиного, он крупнее и сильнее разбросан, между пальцев отчетливо виднеется плавательная перепонка. Дыхание Вандара навевает сон и забвение. Кроме всего прочего, он является предком нунды — магической хищной кошки, одной из его побочных ветвей».

Помолчали, с уважением рассматривая грозного зверя и пытаясь уложить в головах невероятный факт: берберийские львы произошли от Вандаров. И к настоящему времени успели вымереть… остались только кенийские (африканские) и азиатские подвиды львов.

На следующей странице было насекомое. Вообще, в Книге не было никакого порядка в виде разделов по видам: всё вперемешку, во всяком случае, за Вандаром их ждал Мотылек. Дадли заныл:

— Ма-а-ам, давай не будем про него читать, он скучный. Не хочу про насекомое слушать!

Петунья посмотрела на остальных — согласны ли они с Дадликом? Ну, все более-менее были согласны, можно и пропустить букашку… Однако, прежде чем перевернуть страницу, Петунья бросила взгляд под название Мотылька и внезапно остановилась, от удивления начав читать вслух:

— Мотыльками тушат пожары.

Все моментально превратились в слух, даже Дадли.

«Большой Мотылек, как и Бабочка, обладает изумительным свойством — вызывать потоки вихря своими громадными крыльями. И если легкокрылая Бабочка является особой легкомысленной и потому крайне ненадежной, то серьезный Мотылек подходит к своей задаче с куда большей ответственностью. Издавна среди нас повелась такая практика — тушить Мотыльками пожары»…

— Что за бред?! — не выдержал Вернон. Петунья виновато глянула на него и продолжила:

«Данное свойство Мотыльков можно увидеть и по сей день: все они, подчиняясь генетической памяти, со всех сторон и крылышек спешат на огонь. Но увы, их подводят размеры, и маленькие отважные создания бесследно сгорают, опаленные беспощадным пламенем. Гигантские размеры их предков, к сожалению, остались в прошлом».

— Однако… прошаренные были эти люди, составители данного бестиария! — ошарашенно заметил Вернон. — Вы вслушайтесь, им известны слова «генетическая память», подумать только!

— И акустическая атака тоже, — припомнил Гарри, с восторгом глядя на дядю. И тут же спросил: — А что такое бестиарий?

— А это твоя Книга Зверей, — пояснил дядя Вернон. — Старинное название сборника о животных.

На этом было решено остановиться, и без того день был очень насыщенным. Откланялся и покинул дом Дурслей Билли, а семейство отправилось по постелям. Петунья подоткнула одеяльца мальчикам, поцеловав каждого в щечку. В силу своего малого возраста те занимали пока одну спальню на двоих, и в ней стояли две кровати. Несмотря на сильную усталость, у них всё же нашлись силы для коротенького разговора.

— Гарри, а давай выпустим кого-нибудь? — взволнованно прошептал Дадли.

— Ну, давай, — после некоторого колебания согласился Гарри. — А кого?

— А давай черного льва! — придумал Дадли.

— Ты что! — возразил Гарри и сел в кровати. — Он хищник, он нас тут всех съест. Нет, Дадли, нельзя льва, надо кого-нибудь помельче и побезопаснее.

— Ну и кого тогда? — с досадой пробурчал Дадли. — Мотылька этого пожаротушительного, что ли?

— Да нет… — подумав, не согласился Гарри, — Он большой, наверное, раз пожары тушит.

Тут мальчики, охваченные одним и тем же, дружно посмотрели на стол, на котором лежала их волшебная Книга, таинственная и манящая… Не сговариваясь, они дружно выскочили из-под одеял и скакнули к столу, Дадли включил настольную лампу, а Гарри раскрыл Книгу, после чего они, сойдясь головами, склонились над картинками, выбирая подходящего зверя. Бегло пролистнули часть страниц, пропуская рогатых, копытных и клыкастых, пока не наткнулись на изображение собаки.

Настороженно оглядели её — ну вроде псина как псина, обыкновенная, вислоухая, на ретривера похожая, зовут, судя по надписи, Дарео. Переглянулись и отрицательно замотали головами.

— Не, собаку мама выгонит! — уверенно сообщил Дадли.

— Да! — подтвердил Гарри, и мальчики снова склонились над Книгой. Теперь листали медленней, с усталой леностью, позевывая и скучая… Черный бык по имени Тур, Грифон, Единорог, все были пролистаны мимо. Птицы сами по себе были мальчишкам не интересны, гады типа ящериц-черепах-лягушек тоже особого восторга не вызвали. Листали-листали, туда-обратно, и никак не могли решить — кого позвать-то? Потом, правда, заметили, что чаще и чаще возвращаются к Мотыльку, остановились, посмотрели на него, потом друг на друга и задумчиво кивнули, соглашаясь со своим безмолвным выбором. К тому времени усталость, наконец, взяла верх над пятилетними организмами — закрыв Книгу, мальчики расползлись по постелям.

Утром, в лучах рассветного солнца, Гарри проснулся первым, Дадли ещё дрых. Сперва он полежал, смотря на светлеющий потолок и вспоминая сон, затем, не в силах больше терпеть — ну сколько можно?! — вскочил с кровати и торопливо оделся. Посмотрел на спящего Дадли и решил действовать: опрометью подскочив к столу, Гарри открыл корочку, потом, зажав форзац с листами, начал быстро пролистывать, не раскрывая при этом книгу полностью. Добравшись до нужной страницы, Гарри замер, опять посмотрел на кровать брата и громко позвал:

— Дадли! Просыпайся, Дадли! Я его зову! Смотри!..

Дадли проснулся моментально, рывком, как по сигналу горниста, поднял голову с подушки и увидел, как с раскрытой настежь страницы с тихим шорохом взлетает нечто огромное и лохматое на громкий гаррин крик:

— Ко мне, Светлячок!

Мотылек, огромный, в размахе крыл — с разворот школьной тетрадки, сделал полный круг по комнате. Дадли круглыми глазами следил за его полетом, пораженный тем, что живое существо появилось так по-волшебному — со страницы Книги, с бумажного листа, глубоко ошеломленный тем, как нарисованное стало живым…

— Светлячок! — позвал Гарри, протягивая ладошки. Порхающий у стыка потолка и стены Мотылек развернулся на гаррин голос, свернул и, снизившись, опустился ему на сложенные лодочкой ладони. Потом, перебирая пушистыми лапками и щекоча мальчишечью кожу, насекомое переползло на плечо Гарри и замерло там. Со сложенными крылышками он теперь выглядел не таким большим, с ладонь дяди Вернона. Подойдя к кровати Дадли, Гарри с горящими от восторга глазами сообщил брату:

— Понимаешь, я вспомнил, что бабочки и мотыльки питаются сахарным сиропом! А ведь его так просто сделать. Как думаешь, тётя Петунья согласится его оставить?

— Это было бы круто! Я постараюсь уговорить маму! — восхищенно пообещал Дадли. И поинтересовался: — А почему Светлячок?

— Ну я подумал, что Огнеборец не очень звучит, а Пожарным его как-то глупо звать, это же не имя, а профессия, и потом, он нам не для тушения пожаров нужен, а просто для компании.

— Он клевый! — искренне сказал Дадли, протягивая руку и трогая пальчиком край крыла. Мотылек был светло-серым, а пятнышки-узоры на крылышках — коричневые, на головке, аккурат над большими черными глазами, вперед смотрели два усика-антенны, белые и очень-очень пушистые.

Петунья, однако, в восторг не пришла, наоборот, гигантский крылатый таракан перепугал её до визга и звона разбитой чашки. Она так заверещала… Ну, понятно, в принципе: увидеть на плече маленького ребёнка жуткое лохматое членистоногое с хищно шевелящимися усиками, глазастое, размером с тарелку, и не так спятишь.

— Ааа-а-а-а! Вернон! Вернон, убери, убей!!!

Прибежавший Вернон сходу не въехал — кого и за что убрать-убить, его жена, трясясь, как шахтер в забое, тыкала пальцами в Гарри и истошно орала. Потом, правда, разглядел что-то там лохматое в руках мальчика и на всякий случай встал перед Петуньей, загородив её собой, после чего принялся разбираться, для начала коротко рявкнув:

— Что у тебя там, мальчишка?

Ему нервно ответил Дадли, в свою очередь загораживая Гарри:

— Это Мотылек, папа! Мотылек из Книги!

На таком диком кураже не сразу вспомнили-поняли, о какой книге идет речь, зато потом… Половину ругательств Гарри и Дадли попросту не поняли, но на всякий случай виновато краснели и ежились. Пряча Мотылька в своих слабых маленьких ладошках, старательно оберегая его от маминого-папиного гнева. Наконец старшие Дурсли выдохлись, успокоились и, приняв дозу нитроглицерина, снизошли до спокойного рассматривания страшного питомца мальчишек. Взрослым всё же сложнее признать факт оживления существа со страницы Книги, не то, что детям с их гибкой, гораздо более восприимчивой нервной системой и устойчивой психикой.

Кошмарный Мотылек долго вводил Петунью в страх, трепет и ужас, особенно когда этой чешуекрылой твари приспичивало заползти к ней на колени во время просмотра телепередачи… Сидит она себе с вязанием в руках, никому не мешает, вполуха слушает новости да петли считает, а тут подбирается с пола этот… таракан, забирается к ней на колени, укладывается на них, как некое кошмарное подобие кошки и только что не мурлычет. Мамочки… уберите-уберите-уберите! Убери-и-ите-е-е!!! Так хотелось проткнуть этого жучару спицей… но под ним были её ноги, и Петунья вынужденно воздерживалась от членовредительства, чтобы не покалечить саму себя. Да и страшновато было эдакого монстра протыкать, чай не таракана тапком прибить!

Как она прожила этот день, непонятно никому. Вечером снова собрались вокруг Книги. Гарри любовно погладил обложку, улыбнулся чему-то и спросил:

— Тётя Петунья, дядя Вернон, а Книге можно дать имя?

— Что за глупости? — фыркнул дядя. — Книга — неодушевленный предмет, зачем ей имя?

— А если она волшебная, и в ней живут живые звери? — бойко возразил Гарри, прошибая взрослых своей непостижимой детской логикой. — Можно я буду звать её Бестией?

— Как-как??? — поперхнулась Петунья.

— Ну Бестией! Сокращенно от Бестиария! — наивно пояснил Гарри, как ему казалось, очевидную вещь.

Вернон закашлялся, вспомнив, что сам вчера обозвал книжонку бестиарием. Кашлял долго, с чувством, с расстановкой, старательно бурея, силясь замаскировать смех. Вот логика у пацана — создать бестию из совершенно не того слова!

Немного успокоившись, почитали ещё немного о разных зверушках, попутно рассматривая их изображения, при этом Петунья убедительно просила мальчиков не выпускать больше никого из Книги. Ради её спокойствия. Потом робко поинтересовалась, а нельзя ли м-м-м… Мотылька обратно на страничку отправить? Но тут же передумала, услышав, как мальчики решают, кого позвать в компанию вместо Мотылька. Подумав, она срочно решила, что пусть у них в гостях побудет Мотылек-Светлячок, чем какое-нибудь новое страшилище. Приняв это решение, Петунья захлопнула Книгу и погнала мальчиков в ванную — купаться перед сном.

Светлячок сидел на подоконнике, слушал летнюю ночь, ловил ветерок, дувший в открытое окно, кроме него, слышалось тихое дыхание спящих мальчиков, распаренных и уставших после купания. Сидел на окне Мотылек и думал о странном мире, куда его вызвали после долгого, очень долгого сна. Он сразу ощутил существенную разницу между своим прошлым миром и новым и не мог понять, в чем же их отличие? Но чу!..

Его чувствительных усиков коснулось нечто знакомое, полузабытое, что-то очень важное… Светлячок переполз на край подоконника, к самой раме, ловя усиками всё больше информации, поступающей из эфира.

***

Гунн и Глэдис тоненько заржали, чуя приближающуюся опасность — откуда-то со стороны сеновала тянуло дымом, во мраке конюшни слышался пока тихий, но такой страшный, зловещий треск. Заволновались и другие лошади, почуявшие беду.

Крепко спал здесь же вусмерть пьяный хозяин, не подозревая, что горящий табак из выроненной курительной трубки медленно, но верно воспламеняется, вбирая в себя всё больше кислорода и соломы. А потом родился огонек. Распахнув глаза и высоко вскинув голову, он, новорожденный разведчик, бросил взгляд по сторонам. Оценивающе оглядев деревянные стены и горы прессованного сена, он пришел в восторг: счастливо взметнувшись, моментально разгораясь, радостно кинулся на добычу, рыча и ревя от жадной всепоглощающей страсти…

Ржали и метались в денниках и стойлах обреченные кони, спал, тихо умирая во сне от угара, пьяный хозяин. Грызло и рвало крышу конюшни голодное пламя. Дремал спокойно городок Литтл Уингинг, не подозревая о разгорающейся трагедии на своей южной пустынной окраине.

Ветер сменил направление, и высоко взлетающие искры начало сносить в сторону других строений, деревянных, пересушенных августовской жарой. Каурый Гунн выкосил перепуганный выкаченный глаз в сторону окошка над собой, услышав странный шорох и, наверное, решил, что пришел его смертный час — ибо такого бреда он за всю свою долгую жизнь никогда не видел. Мотылек. Но какой! Его желто-белые в свете пламени и луны крылья поражали воображение своей величиной: каждое крыло с половину футбольного поля. Медленно и плавно хлопнули огромные паруса. Мощный вихревый удар буквально вынес весь воздух вон из конюшни вместе с огнем и соломой. Ну, а там, расхлестанный и разбросанный по обширной площади, уже безобидный мусор сгорел сам по себе, никому не причинив вреда.

Наутро окраину ненадолго охватит волна вопросов и недоумений, когда обнаружат подпаленную крышу конюшни, но тем не менее уцелевшую каким-то чудом. И только лошади, немые свидетели ночного происшествия, будут знать правду о необыкновенном спасителе. Но, разумеется, об этом они никому не смогут рассказать. И, возможно, догадаются Дурсли, слушая утренние новости о странных подпалинах на крыше загородной конюшни. И поймут, почему не случилось пожара.

Такие разные и такие нужные

Переглянувшись, Вернон и Петунья перевели взгляд с экрана телевизора на Светлячка, который завтракал на краю стола, воткнув хоботок в пропитанную сахарным сиропом вату. Страхолюдное лохматое существо по-прежнему не вызывало симпатии, да и не должно было, если честно — симпатичных насекомых мир ещё не видел…

— Значит, пожары тушим? — глубокомысленно изрек Вернон, сверля глазами Мотылька. Тот пофигистично продолжал сосать сиропчик.

— Его никто не видел, Вернон? — с тревогой спросила Петунья.

— Нет, сегодня ночью его никто не видел, иначе растрезвонили бы, — Вернон кивнул в сторону телевизора. — Но это не значит, что он останется в тайне. Пожары случаются и днем.

— Ох, Вернон!.. — прошептала Петунья, прижимая руки к груди. — Что же с нами будет, если о нем узнают?

— А что о нем узнают? Судя по мнению экспертов, пожар сдуло каким-то ураганным ветром. А если даже и увидят нечто огромное, то как и чем они свяжут волшебного пожарного с нашим… венесуэльским мотыльком?

— Венесуэльский мотылек? — переспросила Петунья.

— Да, — кивнул Вернон. — Я в книге о бабочках нашел похожего, на фотографиях он, кстати, тот ещё страхолюд. Так что если кто спросит, отвечай — кузен из Венесуэлы привез.

Из своей комнаты прибежали мальчики, и разговор пришлось свернуть. Петунья занялась завтраком, а Вернон допил кофе, собираясь на работу. Гарри и Дадли ели кашу, о чем-то болтали и поглядывали на Светлячка. Петунья вскоре заметила их взгляды и забеспокоилась.

— В чем дело?

— Он домой хочет, — пояснил Гарри. — Я когда проснулся, его на Книге увидел, сидел на ней и лапками постукивал по застежке. Обратно просится… — мальчик вздохнул. — Не понравилось ему у нас.

— Так, может, его и правда отпустить? — осторожно спросила Петунья, внутренне радуясь решению проблемы.

— Ладно, — ещё горше вздохнул Гарри. — Вечером на закате солнца я открою Книгу и отпущу его домой.

— Ну не расстраивайся!.. — сердобольная Петунья погладила мальчика по темным вихрам. — Мы можем другое животное завести, черепашку там или попугайчика. И нет, не из вашей Книги, а из зоомагазина! — строго пресекла она воспрянувшую надежду мальчишек.

Весь день после этого мальчики прощались с Мотыльком: играли с ним в веревочку, гладили по спинке и крылышкам, угощали клубникой и абрикосовым джемом. И даже вынесли на солнышко в садик на заднем дворике. Светлячок кротко сидел рядом с ними на солнышке, ловил веревочку, терпел ласки и сосал клубничный сок, сам при этом терпеливо дожидаясь вечера, ибо знал, что его отпустят. А домой он хотел по очень простой причине — в этом новом мире для него не было самки. То есть тоска его была довольно шкурной — не хватало пары. А дома, он знал, за Переходом находится его прежний старый мир с огромными безлюдными пространствами, где жили привычные ему существа. И девочки, такие же, как он, Большие Мотыльки.

Просто он действительно слишком долго спал, но теперь, когда у него есть имя… Стоит, пожалуй, обратить внимание на Белую Вуаль, самую красивую и крупную самочку из соседнего Клана. А мальчиков он не забудет и, если надо, прилетит к ним снова, когда те позовут его.

Настал вечер, и Гарри открыл Книгу. Реагируя на предзакатное солнце, со страниц сонно моргали разбуженные Звери, но, не чувствуя зова Дневного Светила, оставались на своих местах. Добравшись до нужной страницы, Гарри глянул на Светлячка, тот тут же подполз к раскрытой Книге и забрался на лист. И словно бы втек в него, уменьшаясь и сливаясь с листом, становясь просто картинкой. С грустью и в то же время с благодарным облегчением Гарри погладил рисунок, радуясь знакомству с первым обитателем волшебной Книги.

И началась у старших Дурслей «веселая» жизнь. Как и было обещано, пацанам купили попугая-ару. Большая клетка с ним встала в гостиной, первые дни попугай молчал, нахохлившись, потом, видимо, прижился и начал навязывать всем свои птичьи мнения, громко комментируя происходящее на дикой смеси трех языков — птичьего, испанского и португальского. В последних двух, увы, прослеживались матерные словечки. А как ещё перевести его вечные вопли на весь дом — Hijo-de-Puta! — обращенные, между прочим, к Вернону и маленьким мальчикам. Ну и ещё вроде шалава, путана и лошадиная морда, обращенные к Петунье.

Сначала Вернон хохотал, часами стоял возле клетки, слушал и записывал в блокнотик перлы этой прикольной говорящей птицы, потом, правда, нашел в словарике перевод и понял, что поганый птыц уже целый месяц обзывает его сыном шлюхи. Всё, любовь и обожание скончались в муках, изумительная говорящая птичка стала паршивой дрянью. Да и эпитеты, обращенные к Петунье, тут тоже дошли до его ушей, что ему, конечно же, не понравилось — это чтобы какая-то драная курица его жену оскорбляла?! Взгляд Вернона пополз по корешкам книг, ища «Кухню народов мира»: помнится, где-то там был рецепт «фрикасе из попугая»… К счастью, экзотическим блюдом попугай не стал, Дадли спас ему жизнь, обменяв его на духовое ружье.

Позднее, наученные горьким опытом, Дурсли купили мальчикам черепашку — маленькую, удобную в содержании и немую. К ней были приобретены аквариум с подогревом, лампа и кондиционер. Всё бы ничего, но Дадли решил создать черепахе подвижную жизнь, и в аквариум она возвращалась только на ночь, в остальное время она жила у Дадли в кармане, ездила в кузове игрушечного грузовичка, лежала на столе возле тарелки во время завтраков-обедов-ужинов и, разобравшись в расписании, научилась не бояться шума и трапезничать вместе с семьей.

Как-то так вышло, что хоть она и была куплена мальчикам, а возился с ней чаще всего Дадли, тем самым заявив на неё все права. Но Гарри не обижался — у него-то была целая Книга с животными, из которой он то и дело вытаскивал в мир всяких мелких и не очень зверушек. Заранее заложив страничку закладкой с прошлого вечера, Гарри за час-два до заката открывал Книгу и призывал Скорпиона по имени Пион, Мышь по кличке Дейзи, Утку Монику, Курицу Клавдию, Золотую Гусыню по имени Марта…

Мышь оживила дом своим присутствием надолго, снуя ртутным шариком у всех под ногами и из-под ног. Вернон и мальчики вскоре оглохли от визгов Петуньи. Ушла в Книгу с до-о-олгой памятью о себе. Скорпиона никто не видел, он невидимо и неслышимо просидел два часа в кармане у Гарри. Птицы оставили после себя золотые яйца — куриное, утиное и гусиное. Их Вернон сдал Билли в банк, открыв счет. Потом появилась чешуя и скорлупа от Оккамия, которого Гарри наивно прозвал Окапием. Серебряные скорлупки яйца и неоновые чешуйки Вернон тоже сдал в банк, снова поразив Билла и гоблинов.

Золото и серебро пошло в оборот, на счета Вернона Дурсля закапали проценты, благодаря чему Вернон наладил и раскрутил производстводрелей, и дела семьи пошли в гору. Сообразив, что к чему, Гарри заинтересовался возникшими возможностями волшебной Книги и начал специально выискивать и призывать золотоносных зверей. Золотой Осел по кличке Голди за двое суток пребывания в гостях, пардону, навалил изрядные кучи золотых какашек, которые Вернон запросто выдал за самородки из уральских экспедиций. Для обычного банка это не прокатило бы, с их учетами-то, но гоблинам, как всегда, объяснять ничего не пришлось, только хмыкнули, отметив любопытную форму «самородков».

Призванный нюхлер, получивший кличку Копатель, оправдал её, подрыв соседний дом, из-за чего тот рухнул, едва не убив Полкиссов, зато при ремонтных работах был обнаружен старинный клад, спрятанный каким-то дальним предком. Нюхль был срочно изгнан в Книгу, а Полкиссы в кои-то веки разбогатели, к вящему своему счастью. Обрушение дома эксперты объяснили размытием фундамента грунтовыми водами, а что касается Гарри, то он не стал расстраиваться, что нечаянно осчастливил соседей, если это можно назвать счастьем — обвал дома с последующим ремонтом…

Следующего золотоносца Гарри призывал с опаской, так как в инструкции было написано, что он превращает в золото всё, к чему прикоснется рогом. Выглядел он как теленок с одним рогом, золотенький такой, пушистенький, назывался он Золотой Такин. Назвав его Драчуном, Гарри позвал малыша в гости. Книга лежала на столе, и теленок вырос со страницы там же, наклонив крутолобую голову, скакнул со стола на пол и тут же атаковал тумбочку.

«Бэм-с…» — тумбочка со всем содержимым превратилась в золотой куб. Гарри взвыл и схватился за голову — плакали его школьные принадлежности! Минидромарог развернулся и нацелился на кровать, сочтя её следующим своим противником. Перспектива спать в золотой кровати Гарри не прельщала, и он, схватив со стола Книгу, властно приказал Такину убираться обратно.

О том, как из дома выволакивали золотую тумбу, надо писать отдельную поэму… Вызванный Билл навскидку определил, что тумба потянет как минимум на пять тонн чистого золота. На Гарри смотрели, как на врага народа номер один.

— Что? — виновато съежился мелкий доброхот под подозрительными взглядами трех взрослых.

— Хватит. Звать. Ювелиров! — четко печатая каждое слово точкой, прогрохотал дядя Вернон.

— Да, Гарри! В самом деле, хватит! — попросила тётя Петунья, трагично заламывая руки.

— Хм! — емко произнес Билли, саркастично вздергивая бровь. И только Дадли солидарно промолчал, полностью одобряя любое начинание гарриных проделок.

Золотую тумбу вывезли ночью, для чего подогнали к самому крыльцу эвакуатор, с помощью тросов которого подняли и закрепили ценный груз. О том, как его вытаскивали из комнаты мальчиков и спускали по лестнице на первый этаж, лучше милосердно промолчать. В самом банке тумбу взвесили, оценили и распилили на куски, чтобы можно было отправить на переплавку… Одно скажу точно — Дурсли надолго стали очень богатыми. А у Гарри прошла золотая лихорадка.

Побежало развеселое время, перемежаемое краткими визитами разных тварей и их последствиями. После того, как пол был проломлен Туром, а потом, когда немного улегся скандал с раздавленным роялем и разгромленной гостиной, Гарри усек урок и с тех пор остерегался вызывать в закрытых помещениях крупногабаритных Зверей. Ну не знал он, что реликтовый бык будет настолько огромен — чуть ли не с полдома!

Между тем внезапное богатство Дурслей было замечено жителями городка: ну, а как же, новая машина, дорогие шмотки на Петунье, стильные прибамбасы мальчишек в виде красивых школьных ранцев и пеналов, клевые бренды на джинсах и курточках, всё это привлекло внимание и вызвало понятную зависть. Ну, а где богатенькие, там и Робин-Гуды.

Этих звали Джо и Спайк, похожие, как клоны друг друга, синешеие, тощие и вонючие, в одинаковых клетчатых растянутых кепочках блинчиками. Переругиваясь матом через слово, они пролезли в дом номер четыре темной ночью, когда Дурсли ушли на корпоративную вечеринку, оставив мальчиков с приходящей няней. Бдительная нянюшка, услышав, как кто-то с матюгами ломится во французское окно кухни, ухватила стоявшую в углу крикетную биту и храбро поперла на взломщиков, понадеявшись на свою женскую неотразимость. Увы. Взломщики в темноте её не разглядели и поэтому молча оглушили тётку.

Мальчики, сидевшие в своей детской, услышали шум внизу на кухне и, поняв, что их грабят, без раздумий потянулись к Книге Зверей, из которой, не сговариваясь, выпустили Вандара. Огромный лев встал над Книгой, выжидательно глядя на ребятишек.

— Баюн, защити нас… — шепнул Гарри, показывая в пол.

Сурово кивнув, Вандар тяжко шагнул к двери, занимая собой полкомнаты, вытек в коридор и неслышной тенью стек по лестнице. Оглядел бандитов, сливаясь с тьмой, дождался, когда их фонарики уткнутся в него, и приветливо поздоровался:

— Ррр-р-ры…

Фонарик Джо уперся в правый глаз, фонарик Спайка — в левый. Оба луча синхронно дрогнули, а сами воры вспомнили нормальную речь, во всяком случае, про мат они надолго забыли.

— Господи… — задушенно дернулся небритый кадык Спайка. — Это кто?..

— Лёва… — с трудом выдавило синее горло Джо. — Хороший лёва, кис-кис-кис…

Дыхание Вандара свалило маргиналов наповал, усыпляя их крепко и с гарантированной амнезией. Оглушенная няня, придя в себя, вызвала полицию. Прибывшие стражи порядка ничего не поняли, найдя в холле крепко спящих воришек, чьи портреты не один год висели в каждом полицейском участке. Странный то был арест: сначала их долго будили, толкали-тормошили, водой обливали, ногами пинали, наконец растолкали и поразились ещё раз — закоренелые бандиты, за плечами у которых был не один десяток ограбленных домов, сели, потерли глазки грязными кулаками и расплакались аки младенцы. С ревом и соплями. На расспросы лишь растерянно агукали и мычали, ничегошеньки не помня.

А тут и Дурсли приехали, попав в самый эпицентр событий, выслушали новости, поглазели на взломщиков, внезапно потерявших память, и дружно посмотрели вверх, сквозь стены, потолок и пол «видя» волшебную Книгу на столе мальчишек.

Потом, когда уехали полисмены, разошлись свидетели и случайные зеваки, ушла домой няня, Вернон и Петунья поднялись в спальню Дадли и Гарри. Посмотрев на Книгу, Вернон недоуменно пробасил:

— Ночью? Ты ж сказал, что зверюги оттуда только при солнечном свете выскакивают!

— Оказывается, они могут и ночью, — тихо ответил Гарри.

— Если их позвать на помощь… — ещё тише добавил Дадли.

— А кого вы позвали? — перешел на уважительный шепот Вернон.

— Черного льва, его зовут Баюн, — доверительно сообщил Гарри. И вздохнул мечтательно: — Когда-нибудь я позову его к себе навсегда. Он такой надежный!

Вернон и Петунья озабоченно переглянулись — конечно, от тварей было много проблем, вот визит Тура закончился катастрофой, они два месяца в гостинице жили, пока их дом ремонтировался, но они и предположить не могли, что однажды Зверь из Книги спасет их мальчиков. Причем не от кого-то там мистического, а от настоящих бандитов, опасность от которых грозила самая реальная.

Давно спали Гарри и Дадли, закутанные в одеялки, спали супруги Дурсль, светила в окна полная Луна, задумчиво лаская серебряным светом кожаную обложку, играя гранями рубинов, и дремали в Книге Звери, обретшие новую жизнь. Ведь их призывали не для разрушений и убийств, а просто составить добрую компанию двум маленьким мальчикам, которые искренне любили их, таких разных и удивительных. То, что Гарри призывал к себе золотоносных птиц, не считалось чем-то зазорным, на корысть это не было похоже, ведь Зверей отпустили обратно, а не привязали или посадили в клетку ради вечной наживы.

Лежала на столе волшебная Книга, потихоньку пропитываясь знаниями об окружающем современном мире, корректируя облики некоторых своих подопечных и привыкая к имени — Бестия.

А одной зимой случилось вот такое любопытное событие: собрались Дурсли на Рождество в Швейцарские Альпы на горнолыжный курорт впятером — Вернон, его сестра Мардж и Петунья с мальчиками. Сперва всё было радужно и чудесно, гостиница на высшем уровне, разнообразное меню, горы зашибительной красоты вокруг… Трассы зеленые и синие для новичков, безопасные подъемники и спуски, лыжи, сани, сноуборды… Красотища, одним словом!

И в один недобрый миг всё едва не рухнуло. В двух словах просто и страшно: сошла лавина. И в неё угодила группа Марджори Дурсль. Вернон включился в бригаду спасателей, безуспешно ища пропавшую сестру, Петунья сидела с остальными людьми в гостинице, прижимала к себе перепуганных мальчиков и слушала по радио поступающие сведения о том, как ведутся поиски и сколько выживших людей уже нашли. Вокруг стояли стоны и плач. Крики счастья от найденного мистера Берна, живого и почти невредимого, ну подумаешь, ногу сломал! Зато живой! Имени Мардж всё не было. Тихо завыл Дадли, в свои семь с половиной лет понимая, что чем дольше человек не находится, тем меньше шансов найти его живым. Это понимал и Гарри, и, крепко обнимая брата, с отчаянием подумал о Книге Зверей, оставленной дома, в Англии. Эх, Бестия, как бы ты пригодилась тут!

И вдруг… потяжелело у него под курточкой, а острый уголок больно ткнулся ему в живот. Плохо веря себе, Гарри нащупал предмет сквозь куртку — Книга! Книга пришла!!!

Пробежал мимо Вернона золотистый ретривер и с радостным лаем начал яростно вкапываться в слежавшийся снег в паре десятков метров от него ниже по склону горы… Разумеется, он нашел Мардж и всех остальных, безнадежно утерянных — спасатели малость промахнулись с фронтом поисков.

Позже, уже в гостинице, после того, как улеглись нервотрепки, Вернон, желая отблагодарить владельцев собаки, стал выспрашивать — чей ретривер? — но удивительный пёс как сквозь землю провалился: никто его не видел, никому он не принадлежал. Взгляд Вернона остановился на племяннике Гарри, тот смущенно и как-то виновато что-то прятал под курточкой, что-то большое и квадратное. Подойдя, он тихо спросил:

— Как зовут собаку, Гарри?

— Дар, — последовал тихий ответ мальчика. — Я торопился, мне некогда было придумывать имя Зверю Дарео…

Сказочное исцеление

Восемь лет — удивительная пора: ты ещё маленький, но более самостоятельный, чем в пять или шесть. В восемь лет мышление более четкое, и многие вещи ты понимаешь слету, не задумываясь, что означает то и как понимать это…

В восемь лет в твоей жизни появляется больше возможностей в домашнем быту. Можно взять нож и отрезать себе колбасы, и тётя при этом не трясется над тобой, как она это делала ещё в прошлом году, чтобы ты, не дай бог, палец не отчекрыжил. Можно достать сковородку и, раскалив её на плите, поджарить яйцо с беконом, и опять без тотального контроля со стороны. Всё-таки восемь лет — волшебная цифра, когда ты на целый год старше семи и на два долгих-предолгих года старше шести.

Именно в восемь лет пришло понимание себя, как отдельного человека, что вылилось в отрицание мамы. Мальчики вдруг начали стесняться Петуньи и перестали открыто купаться при ней, застенчиво прикрывая свои письки.

Собственно, сама Петунья была никак не готова к тому, что однажды ей дадут неожиданный отказ, когда она, ни о чем не подозревая, привычно вошла в ванную, чтобы помыть мальчикам головы и потереть спинки, а Дадли, пунцовый, как обваренный в кипятке краб, жалобно крикнул ей:

— Мама, выйди!..

В первый миг Петунья испугалась, но вышла, чтобы тут же прижаться ухом к двери и послушать, что происходит в ванной, старательно отгоняя все панические мысли. Как выяснилось, ничего страшного не произошло.

— Дадли, ты чего? — раздался недоуменный вопрос Гарри.

— Мы же мальчики! — нервно ответил Дадли. — А мальчикам недостойно находиться голыми перед женщиной.

— Какая женщина, Дадли? Тётя Петунья — твоя мама, — возразил Гарри.

— А тебе она тоже мама? — огрызнулся Дадли.

— Нет, — грустно согласился Гарри. И Дадли наставительно буркнул:

— Вот и будь мужчиной.

Петунья отлепилась от двери и, испытывая смешанные чувства досады и облегчения, ушла на кухню. Вот же… выросли засранцы! Границы определяют, дистанции между собой и матерью ставят.

Прошло полгода с того случая в Альпах, Гарри и Дадли вернулись с рождественских каникул резко повзрослевшими, слишком близко познакомившись со смертью. Из-под снега тогда вытащили не только живых людей, но и погибших. Несколько тел, завернутых в красные и черные мешки, были замечены мальчиками, когда лежали перед гостиницей на снегу, дожидаясь специальной машины. Те люди были убиты лавиной быстро и беспощадно, они приняли на себя её первый мощный удар, и она, сокрушительная и стремительная, просто переломала их, сминая и прессуя своей неподъемной тысячетонной снежной массой.

Их имена навеки застыли перед глазами Дадли и Гарри, написанные на скорбной стеле — на ней висели четыре фотографии: двое мужчин, женщина и юноша, все счастливые, улыбающиеся…

Горан Тополев из Болгарии, Сирил Гордон из Англии, Сирина и Геба Ханна из Иордании, сестра с братом, отметили в Альпах последнее Рождество. Их лица долго ещё будут вспоминаться Гарри, приходить к нему во сне. Веселые лица с фотографий на стене стелы-памятника. И пусть они не знакомы лично, их имена станут очень родными и значительными для маленького Гарри, прошедшего по краю смерти.

А дядя Вернон попросил позвать собаку. Ту самую, собаку из Книги… Зверь Дарео, призванный для спасения человеческой жизни, откликнулся снова и пришел, чтобы остаться в семье навсегда. Причем остался охотно, чувствуя, что люди пережили сильное потрясение и очень, очень нуждаются в нем. Он стал антидепрессантом, грелкой, семейным психологом и целителем, подушкой для объятий и вечной нянькой для мальчиков.

Про него было написано странно, туманно и непонятно. И невиданный-то он, и неслыханный, и главное, неописуемый. Гарри озадаченно хмыкнул, посмотрев на спящего перед ним на полу пса, чей бок он использовал в качестве подставки для Книги: угу, невиданный. Ретривер, красивый, улыбчивый, ласковый. Золотисто-желтый, крупный. Гарри перевел взгляд с собаки на пустую страничку с описанием Зверя Дарео. Непобедимый. Нельзя победить того, кто жертвует собой в угоду другим. Ещё одна непонятная странность… И спросить-то некого. Ну кто может знать ответы на все эти вопросы? Ведь составители Бестиария давно умерли.

Вздохнув, Гарри принялся вяло листать Книгу, кивая и улыбаясь животным и птицам, которые поворачивались или поднимали голову, чтобы взглянуть на него и поздороваться с ним, маленьким хозяином. Изредка мелькали человеческие лица, и Гарри поневоле задумался — ведь у них есть рот, и они могут с ним поговорить… Остановившись, он с сомнением оглядел Мантикору — девичья голова на львином туловище — прикинул, стоит ли её пригласить? Надпись под картинкой гласила:

«Мантикора данного вида совершенно мирная, если вам нужна Мантикора боевой породы, то ищите её среди ядовитых и хищных Мантикор. Они очень сильно отличаются внешне — не перепутаете. А данная Мантикора относится к виду Сфинксов, греческих и египетских, которые могут быть и с крыльями. Просто кому-то неумному пришло в голову объединить всех львиноподобных тварей в один род Мантикор и Сфинксовых, из-за чего произошла эта мировая путаница. Итак, перед вами безобидная Мантикора-Сфинкс, любит пить молоко и загадывать загадки»…

— Мне-то как раз ответ на загадку нужен, — уныло сообщил ей Гарри.

— Поищи Птицу-Правду, — посоветовала ему Мантикора. Гарри с интересом посмотрел на неё.

— А как она выглядит?

— Ну, Жар-Птица похожа на горящего павлина, — пожала львиными плечами Мантикора. — А Гамаюн… Вот что, зови-ка Гамаюн, у неё голова человечья, точно умеет говорить. Только имя ей не давай, она уже имеет его.

— Но в правилах сказано… — начал было возражать Гарри, но Мантикора его успокоила:

— Мы уже совсем ручные, дураков среди нас нет, да и Первопроходцы рассказали нам о мире снаружи, никто туда не рвется, поверь.

— А Дарео? — Гарри посмотрел поверх Книги на собаку.

— А его облик кого-то пугает? — покосилась на край листа Мантикора.

— Нет, — понял Гарри. — Он ничем не отличается от обычных собак! — весело поблагодарил Сфинкса: — Спасибо! Пойду искать Птицу-Правду.

Мантикора закрыла глаза, прерывая контакт и превращаясь в картинку, Гарри аккуратно и бережно перевернул страницу с ней.

Гамаюн выглядела ну очень странно: сильное совиное тело, высокое и поджарое, венчала симпатичная девичья голова со светлыми локонами. Она сидела к нему вполоборота, вонзив мощные орлиные когти в длинную корягу. Почувствовав на себе внимание, Гамаюн нехотя обернулась к мальчику и вопросительно глянула ему в лицо. Гарри приглашающе махнул рукой. Отказаться от приглашения Птица не смогла и выросла, покидая страницу Книги и становясь почти с Гарри размером, с учетом женской головы, конечно. Отряхнулась, расправила крылья, потом изгибом крыла припушила-перекинула со спины вперед пышные волосы, тактично прикрыв нежные округлости высокой девичьей груди, и внимательно посмотрела на мальчика. Поздоровалась сначала на каком-то незнакомом для Гарри наречии:

— Здравствуй, или как там по-английски? Хэллоу?

После некоторых репетиций, проб и ошибок с непонятностями мальчик и Птица наконец разобрались с языком и заговорили на смеси русского и английского. Потому что Гамаюн оказалась персонажем славянской мифологии и на нерусском толковала плоховато.

Смотрела она серьезно и как-то сочувственно. Гарри вскоре не выдержал скорбного взгляда и нервно спросил:

— Почему ты так смотришь на меня?

— Прости… — смутилась Гамаюн. — Ничего не могу с собой поделать. Ты слишком рано и слишком близко познакомился со смертью.

— Правда? — в свою очередь смутился Гарри, опустил голову и, желая чем-то занять руки, принялся ковырять ковролин. Едва слышно пробормотал: — Я не знал, что ты знаешь…

В ответ Дева-Птица мягко погладила мальчика крылом по склоненной голове.

— Такова моя природа — знать всё на свете. Мне очень жаль, что это уже случилось с тобой. Но прими мой совет — не бойся фестрала. Увидеть его — не равно тому, что ты шагнул за Грань, просто он станет видимым тебе.

— А где он? — слюбопытничал Гарри, широко раскрыв глаза. Гамаюн тепло улыбнулась.

— О, ты его увидишь, но не здесь и не сейчас. Просто помни, что его не нужно бояться. Кстати… — тут она снова посерьезнела. — Ты не хочешь вернуть себе хорошее зрение?

— Ух ты! А это… это возможно? — аж задохнулся восторгом Гарри, во все глаза смотря на волшебную Птицу. Дева загадочно улыбнулась.

— Это вполне возможно, малыш. Если ты не испугаешься.

— Это больно? — тут же устремился на попятную встревоженный мальчик.

Ответить Дева не успела — из глубин дома послышались грузные шаги дяди Вернона, в следующий миг с пола вскочил Дар, подбежал к дивану, ухватил с него свернутый плед и подал Гарри, а уже сам Гарри действовал на автомате: развернув плед, он накинул его на сложенные крылья Девы-Птицы. К тому моменту, когда дядя вошел, Гамаюн была закутана с головы до ног, как кукла при игре в «дочки-матери». Увидев кукольное личико с синими глазами и фарфоровыми губками, Вернон настороженно замер на пороге гостиной, подозрительно обозрел комнатный периметр в поисках ещё чего-либо нового, и его можно понять — женщин Гарри из Книги до сих пор не приглашал.

Тем временем Гамаюн внимательно изучала полнеющую фигуру джентльмена и озабоченно хмурила красиво изогнутые брови, видя нечто, что было ведомо только ей.

— Здравствуйте, — корректно поздоровался Вернон, переключая внимание на карлицу ростом с Гарри, замершую возле Книги и закутанную в диванный плед. Вопросительно глянул на племянника, мол, кто это?

— Это мисс Гамаюн, дядя Вернон, — представил их друг другу мальчик. И тут же, торопясь, вывалил потрясающую и такую важную новость: — Она сказала, что мне можно зрение поправить!

— Гм, правда? — вежливо усомнился Вернон.

— Да! — возбужденно прозвенел Гарри. — Она Птица-Правда.

Вернон оглядел плед и поднял брови, начиная понимать причину низкорослости странной гостьи. Ещё одна химера вроде сфинкса, чудо в перьях… Прошел в гостиную, грузно опустился в кресло и внушительно заговорил:

— Прошу прощения, мисс Гамагун или как вас там, но все врачи поголовно утверждают, что минусовое зрение Поттера невозможно исправить, слишком сильно влияние генетики, чтобы безболезненно провести операцию или лазерную коррекцию. Болезнь глаз Гарри называется атрофией. Что-то у него с капиллярами… То есть дистрофический процесс.

Дева-Птица всё это внимательно выслушала, потом высунула над пледом краешек крыла и потерла щеку, кивнула каким-то своим мыслям и раздумчиво сообщила:

— Понимаю, магия развивается, наука тоже на месте не стоит… но… Но забывать Древнюю Магию всё-таки не стоит. Тем более Магию Старого Мира, откуда мы приходим сюда. Понимаете… — она помедлила, что-то обдумывая, и продолжила: — Гарри позвал меня, чтобы спросить о собаке, спросить, почему ей дано такое странное описание…

— Ух ты… — Гарри тоненько запищал, пораженный тем, что Дева и об этом знает, а ведь он не успел заикнуться о своей просьбе!

— Зверь Дарео, — продолжила Птица Вещая, — это воплощенный идеал непобедимого Добра. И так уж сложилось, что Книга воплотила его образ в честной и доброй собаке, собаке, которая свою жизнь отдаст за хозяина. Добровольно и бескорыстно. Именно поэтому Зверь Дарео непобедим, невидан и неслыхан, ибо нет на свете абсолютного добра, по общему мнению. Но оно существует. Просто до поры до времени не было его материального воплощения, но однажды он родился, и произошло это потому, что один пожертвовал собой ради другого. И пока в мире будут такие люди, Зверь Дарео будет жить. А теперь давайте всё же решим — будем ли поправлять зрение мальчика?

Гарри умоляюще уставился на дядю, сверкая стеклышками. Вернон напряженно насупился — перед ним встала дилемма: доверить ли свою жизнь сказочному существу из Книги, не посоветовавшись с компетентным волшебником, или всё же погодить, позвать Билла и заручиться его помощью? Но с другой стороны, существа из Книги никому ещё не вредили всерьез. Ну, были, конечно, неприятности от нюхлера и тура, но ведь не со зла же!.. Чувствуя, что сдается, Вернон посмотрел на укутанную в плед гостью.

— Что для этого нужно делать?

— Войти в Книгу, — как самую очевидную вещь, сообщила Дева-Птица. Дядя Вернон и Гарри растерянно переглянулись. Что, простите? В Книгу можно войти?

— Как? — осторожно спросил Вернон. Гамаюн доброжелательно посмотрела на Гарри и мягко попросила:

— Раскрой Книгу посередке и поставь в центре гостиной.

Удивленный Гарри исполнил просьбу — раскрыл и поставил на пол. Книга устойчиво уперлась корочками в ковролин, раскрытая на странице с Туром, позади которого виднелась степь. Дева-Птица посмотрела на Гарри и Вернона.

— Позовите, пожалуйста, Петунью или Дадли, пусть проследят за тем, чтобы Книга не захлопнулась.

— А она может? — насторожился Вернон.

— Нет, она не может, но её могут закрыть по незнанию, поэтому прошу позвать домочадцев и попросить их проследить за тем, чтобы Книга оставалась открытой, пока вы находитесь внутри.

Ну, делать нечего, позвали Петунью и Дадли. Ввели в курс дела и…

— А как в неё войти? — слегка припух Вернон, глядя на книжку, маленькую и виноватую с высоты его роста.

— Ах да, сейчас… — стряхнув с себя плед, Гамаюн подошла к Книге и коснулась её передней обложки, не обращая внимания на сдавленно-возмущенный писк Петуньи при виде обнаженных девичьих нежных округлостей. Вернон досадливо крякнул, поняв, что именно пряталось под пледом.

А Книга тем временем засияла туманно-белым светом. Потом из неё в гостиную вполз густой туман, подсвеченный сливочно-желтым сиянием. Дурсли и Гарри непроизвольно попятились от надвигающейся стены тумана. Словно издалека донесся голос Гамаюн.

— Не бойтесь. Врата открыты с вашей стороны — в Книгу можно только войти, из неё никто сейчас не сможет выйти.

Поняв, что Гамаюн полагает, будто они трусят, Вернон сделал шаг вперед, вглядываясь в густой туман, силясь рассмотреть Книгу. Гарри поспешно уцепился за его руку, спохватившись, Вернон сжал детскую ладошку и сделал второй шаг, начиная видеть проступающий сквозь туман силуэт высокой арки. Книга открылась, превратившись во Врата.

Пол под ногами сменился на мягкую почву, их щиколотки защекотала прохладная трава. Рассеялся вокруг них белесый туман, открывая над головами голубое небо. Гарри и дядя Вернон осмотрелись — вокруг, насколько хватало взгляда, расстилалась бескрайная холмистая долина. Меж холмов зеркальным узором разлилась река. В ней отражались пушистые розоватые облака, весь пейзаж словно бы светился мягкими пастельными оттенками. Лесистые склоны тонули в туманной дымке. Неподалеку от них приветливо фыркнул старый знакомец — Тур. А с ближайшей сосны к ним слетела птица, пылающая огнем.

И не успели Вернон с Гарри опомниться, как огненный смерч вонзился в них, прожигая насквозь, выжигая прочь все плохое и наносное. Боли, как ни странно, не было, был только сильный испуг от осознания того, что их банально сожгли. Но, торопливо ощупав себя и Гарри, Вернон с удивлением констатировал, что они целы и невредимы. Перепуганный до полусмерти, Гарри, выпучив глаза и тяжело дыша со страху, намертво вцепился в дядю, уже не радуясь приключению.

— Блин, меня-то зачем??? — заполошно взревел Вернон, убедившись, что они с племянником живы.

— Простите, — с безопасной высоты, сидя на ветке сосны, отозвалась Гамаюн. — Я не успела предупредить Жар-Птицу о том, что лечить надо только мальчика.

— Ясно, — чуть успокоился Вернон. — А я-то от чего исцелен?

— Ну, скажем так, — Гамаюн перебралась на веточку повыше. — Ваш букет болезней мне очень не понравился, особенно тот цветочек, несущий разрушение мышечных тканей, кажется, он называется «раковая опухоль»… — помедлив, Гамаюн осторожно добавила: — Её больше нет. Очищающий огонь Жар-Птицы выжег её напрочь, как и сгусток-паразит в голове у мальчика… Вы теперь здоровы и проживете долго.

Последствия очищающего огня

Огонь — единственная не оскверненная злом стихия на Земле. Огонь не только сам чист, но и очищает все другие Благие творения, в том числе и человека. Поэтому в храмах всегда горит огонь. Огонь имеет множество видов — огонь костра, очага, вулкана, свечи… Огнем можно очищать помещения, освящать вещи, лечить человека, восстанавливать его целостность.

Есть несколько способов использования огня для очищения человека. Приятно посидеть у огня костра или камина, думая о жизни. И тяготы, и неприятности будто становятся меньше… Так же действует и живой огонек свечи. Зажгите свечу, проговорите вслух мучающее и беспокоящее вас, выньте из души и сожгите на огне свечи свои ошибки и промахи, грехи и пороки. Душа очистится, легче будет телу.

Это в эстетическо-моральном смысле, ибо есть и радикальный физический, буквальный способ сожжения темных начал — священный костер палача-инквизитора, добросовестно сжигающий живую женщину, осужденную и прозванную ведьмой. Способ, как видите, жестокий, но тем не менее одобренный Христианством и Святой Церковью.

_____________________________________________________________

Так что атака Жар-Птицы была очень даже обоснованной — она точно знала, что делать.

Услышав о том, что они здоровы и проживут долго, Вернон начал лихорадочно охлопывать себя по груди и бокам, одновременно прислушиваясь к своему организму. Гарри, закусив губу, напряженно следил за ним, как и он, занервничав при мысли, что он был болен и не знал об этом…

Когда дядя стал нечетким, Гарри снял очки, посмотрел на стекла и удивился, поняв, что прекрасно видит. Вернон растерянно и покорно принял тот невозможный факт, что исчезла одышка, в сердце перестало жечь, и пропал занудный постоянный гул в ушах, вечный спутник стенокардии и высокого давления. Здесь и сейчас он чувствовал себя… просто отлично, никакого дискомфорта больше не испытывал. Осталась лишь полнота, но от неё, скорей всего, можно избавиться простыми физическими нагрузками. Однако, вот сюрприз, он, оказывается, был серьезно болен, да ещё и раком, прости господи…

— А Петунья? — встревоженно спросил он. — Петунья моя здорова?

Гамаюн спорхнула на веточку пониже, над самой головой Вернона, и миролюбиво молвила ему:

— Всё в порядке с вашей супругой, я никаких отклонений или болезней в ней не заметила, разве что усталости немножко… Но это и понятно, любящее сердце видит то, что не видит глаз.

Облегченно вздохнув, Вернон посмотрел на племянника и просиял, увидев, что тот смотрит на него без очков. Нагнулся, взял за плечи, легонечко тряхнул, заглядывая в зеленые ясные глаза.

— Гарри! Как ты, маленький?

Вместо ответа Гарри молча ткнулся ему в шею, не в силах говорить из-за огромного комка в горле. Помедлив, Вернон выпрямился, держа Гарри на руках, и вместе с ним обозрел пастельный горизонт дивного мира, молчаливо переживая миг единения. Потом, когда эмоции чуточку улеглись, он глухо спросил Деву-Птицу:

— А что значит «выжгло сгусток-паразит из головы мальчика»? У Гарри что, тоже какая-то неучтенная опухоль была?

Птица покосилась на ветки над головой, подумала и решила остаться на месте, медленно заговорила, аккуратно подбирая слова.

— Это была не опухоль, это был… так сказать, ошметок чужой магии… В общем, ребёнка хотели убить ещё в колыбели, но его защитила высеченная на лбу руна Соул, или, в данном случае, руна Жизни, нанесенная рукой матери. Мальчика хотели убить заклинанием, а не табуреткой, поэтому оно отразилось от руны и развеяло убийцу, всё бы ничего, но только он… э-э-эм, создал якорьки, к которым прицепил свою душу. В результате чего он не смог умереть полноценно и вселился в мальчика, цепляясь за жизнь тем, что от него осталось. Вот это вот оно и было — сгусток-паразит, который Жар-Птица выжгла вместе со всеми вашими болезнями.

К концу монолога ротик Гарри открылся до идеальной формы «О», округлившись вместе с глазами, а руки дяди сдавили его до хруста в ребрах, прижав к себе так, что и вздохнуть-то невмочь стало. Голос его звучал, как у батюшки, узревшего перед собой сразу двадцать заколоченных детских гробиков.

— Господи… он псих, что ли? Ребёнка-то зачем убивать??? Я думал, он только родителей хотел прикончить, а Гарри ему просто под горячую руку попал.

— Увы, нет, — сокрушенно возразила Птица Гамаюн. — Убийца приходил именно за мальчиком, так как тот являлся Дитем Пророчества. Как Мордред для короля Артура, как Младенец Божий для Ирода, как Персей для Акрисия… Ну, в общем, стандартный случай инфантофобии, широко отметившийся в мировой истории царств. Как обычно и бывает, поводом к массовому инфантициду оказывается пророчество в отношении некоего «божественного ребёнка», говорящее об исходящей от него опасности для конкретного человека, страны или мира в целом. За этим следует уничтожение всех детей, соответствующих критериям предсказания, либо другие жестокости, оправдываемые исходящей от этого ребёнка опасностью. Но как и следует ожидать, эти жестокие меры не достигают своей цели — все приговоренные дети тем или иным чудом выживают и приводят пророчества в исполнение, прибив трусливого государя, отца, дядю или дедушку. Ведь приказ отдает обычно неуверенный в себе правитель, опасающийся конкуренции. Вот так и в случае с Гарри Поттером, его рождение ознаменовалось падением Темного Властелина, чье имя до сих пор находится под запретом, насколько я вижу…

— Ну и как? — настороженно спросил Вернон. — Исполнилось пророчество?

— Отчасти — да, — задумчиво кивнула Гамаюн, глядя куда-то внутрь себя. — Физическое тело уничтожено, а вот душа, увы, нет. Она прикована к нескольким якорькам, так называемым Хранилищам души.

Гарри жалобно хныкнул, крепче цепляясь за дядину шею.

— Мои мама и папа… погибли из-за меня?.. — осознав же это полностью, он хлюпнул носом, зарылся лицом в дядину шею и гулко загудел, отчаянно и громко, честно, как и всякий ребёнок, узнавший страшную правду о себе. Вернон чисто машинально принялся укачивать горюющего малыша, озабоченно пошлепывая по спинке.

— Ну-ка, тихо-тихо… — и глазами злобно зырк на Птицу — ах ты ж зараза! Птица, к чести сказать, виновато съежилась на веточке, тоскливо что-то забормотав. Вернон прислушался.

— А я что? А я ничего… я всего час назад с вами познакомилась, и не моя то вина, между прочим. Может, тот виноват, что Некроманту донес на Младенца? Ведь если б промолчал, то и не случилось бы ничего дурного…

— Значит, кто-то донес?! — громыхнул Вернон, распаляясь и душа Гарри в крепких объятиях. — А ну говори мне сей же час, кто донес на моего племянника душегубу треклятому!

Гарри, отстранившись, с удивлением слушал славянские обороты в речи дяди Вернона. Впервые на его памяти дядя так витиевато заговорил!

— Не можем знать имен, почтеннейший, — с достоинством ответствовала Дева-Птица Гамаюн.

— Как это? — возразил Гарри, поспешно утирая слезы. — Под твоим изображением на страничке Книги было написано: «Птица Гамаюн способна предсказывать будущее, а так же раскрывать ложь, она знает всё на свете: что было, что есть и что будет». Я это твердо запомнил.

— Послушай меня, маленький Гарри Поттер, — Гамаюн вдумчиво всмотрелась в лицо мальчика. — Вот допустим, открыл ты старый гримуар с гравюрами, смотришь на эти черно-белые картинки — изображения монахов, они обычно нарисованы боком и криво, и, скажи мне, ты видишь, как их зовут? — подождав, когда Гарри растерянно помотает головой, Гамаюн продолжила: — Вот и с моими видениями так же: я вижу лицо человека, вижу его боль и раскаяние, но не вижу его имени…

— Раскаяние? Боль? — совсем растерялся Гарри. — С чего это? Он что, крокодил?

— Нет, маленький Гарри. Крокодилье лицемерие здесь ни при чем, потому что это неправда. А правда тут заключается в том, что тот несчастный человек донес на друга, сам того не зная. Тем самым обрек своего друга на гибель. Вот если б промолчал…

— Но он не промолчал, — с горечью констатировал Гарри. — А значит, по его вине и погибли мои мама и папа. Кстати, а чей он друг был, папин?

— Нет, — с явным сожалением ответила Птица. — Он был другом твоей мамы.

Гарри, насупившись, требовательно посмотрел на Вернона, и тот вынужденно признался:

— Наверное, Петунья знает, как звали друга твоей мамы. Я Лили совсем не знал. Лишь только один раз видел её на нашей с Петуньей свадьбе.

Договорив, Вернон оглянулся назад, на одиноко торчащую полукруглую узкую арку — выход из волшебной Книги, задумавшись о том, что пора бы и вернуться домой. Гарри с его решением согласился без протестов, слишком уж устал от последних впечатлений.

— Нам пора, — робко сказал он Деве-Птице Гамаюн. Та коротко качнула крылом и тепло улыбнулась.

— Прощай, маленький Гарри, прощайте, дядя Вернон. Не жалейте о разлуке, вы всегда можете позвать нас и прийти в гости.

С Гарри на руках Вернон вошел в арку и ступил на ковролиновый пол гостиной в объятия и вопросы взволнованной Петуньи.

— Что случилось? Почему вы так быстро? Вы же там и минуты не пробыли!

Дядя и племянник переглянулись — хм, и минуты не прошло, значит… Выходит, время в этих разных параллелях по-разному течет, что обычно и случается во всяких сказках, не будем толстокожими тупыми носорогами, а вспомним их. Гарри соскочил с дядиных рук и подбежал к тёте, отдал ей очки и обнял с восторженным писком:

— Смотри, тётя Туни, я теперь хорошо вижу, а дядя Вернон теперь совсем-совсем здоров!

Боже, как же приятно услышать такую сногсшибательную новость из уст любимого ребёнка, произнесенную к тому же звонким мальчишечьим дискантом! Счастливым и звенящим, как колокольчик. Увидев, как глаза любимой женщины наполняются слезами, Вернон подошел и крепко обнял жену.

— Ну всё-всё, родная, не вздумай реветь… Хочешь, побреюсь для полной смены имиджа?

— Нет, Вернон, — сдавленно засмеялась Петунья. — Усы тебе очень идут!

***

Раскаленным тавро обожгла Метка левое предплечье Северуса. И не только его. Взвыл под мантией-невидимкой Барти Крауч-младший, когда его кожу ожгла-укусила умирающая Метка Темного Лорда, чья душа, опаленная и выжженная из живого носителя, устремилась в свободный эфир, притягивая к себе остальные куски, прикованные к мертвым якорям-крестражам.

В тот кратчайший миг, когда последней его части коснулось очищающее пламя волшебной Жар-Птицы, произошло слияние частей с целым. Отголоски волшебного огня пронеслись по всем тем местам, где Лорд так или иначе оставил свой след. Вспыхнули и загорелись ни с того ни с сего бумаги в сейфе Люциуса Малфоя, сжигая нафиг черную тетрадочку с инициалами Т. М. Реддл. В ту же самую секунду в Выручай-комнате магический огонь прожег сгусток темной энергии в серебряной диадеме, скрупулезно найдя и вычесав её среди гор старого барахла, скопившегося там в течение долгих веков.

Еще в магическом банке Гринготтс содрогнулся от подземного толчка целый ряд исключительно богатых сейфов — сейфов самых древних и уважаемых родов Британии. Это сгорел кусок души в золотой чаше. Практически слепой дракон, оберегающий этот уровень, почуял вторжение высших сил, признал в них Древнюю Магию и счел за лучшее смыться оттуда, разгромив солидную часть банка, после чего улетел, смачно плюнув на хозяев.

Так же в одночасье вспыхнул старинный шкаф в доме на площади Гриммо. Магическое пламя полностью уничтожило очередной клочок в медальоне и спалило библиотеку семьи Блэков, не затронув при этом сам дом и соседних маггловских построек. Единственный житель, находящийся в доме, старый домовик Кикимер сплясал неуклюжую джигу, насколько позволяла ему старческая тушка. А вот хижина Мраксов сгорела полностью, от чердака до полуподвала, включая кольцо в лакированной шкатулочке. Ну, кроме Камня, пожалуй, Камень остался цел, очищенный и освобожденный от проклятия.

Попутно огонек прочесал частым гребнем всех Пожирателей Смерти, опалив их левые предплечья, начиная с двух первых упомянутых — Северуса и Барти. Заверещал Питер Петтигрю, скатившись с подушки Перси Уизли. На крики Питера и Перси прибежала вся семейка Уизли, включая семилетнюю Джинни. Высокий восемнадцатилетний Билли, твердо идущий по стопам дяди-ликвидатора, опомнился быстрее всех и, запульнув в верещащего толстяка Инкарцеро, туго спеленал его в тощую мумию. Поимка преступника стала самым первым и значительным подвигом Билли Уизли-младшего, его поступок, конечно, зачтется, будет отмечен и вознагражден. А учитывая явление живого Пита, поднимется вопрос — а че это было? Уверяю вас, головы Министра и его головосеков будут очень сильно и долго болеть. И даже догадаются допросить виновного-невиновного Сириуса Блэка.

Расправил плечи освобожденный Северус Снейп и глубоко-глубоко вдохнул полной грудью, испытывая ни с чем не сравнимое счастье — Темного Лорда больше нет!

Рейд по мрачным уровням Азкабана выявил чрезвычайно довольных и сытых дементоров, буквально обожравшихся эмоциями перепуганных сторонников Того Самого… Так много и вкусно они ещё не кушали! Особенно вкуснющими оказались эмоции некой Беллочки, так отчаянно и искренне переживающей за гибель своего господина, что несколько пар дементоров самооплодотворились и летали теперь страшно счастливые, глубоко беременные и осеняющие всех своей благодатью…

Все эти пассажи, как ни странно, прошли мимо ушей и внимания Дамблдора. Сидя в своей уединенной директорской башенке, старик, что называется, был ни сном ни духом обо всех произошедших событиях. Нет, он, конечно, видел сенсационные известия в газетах «Ежедневный Пророк», читал и даже сходил на пару заседаний по делу о Сириусе Блэке, но они его не всколыхнули. Ну, сошли Метки, ну и что, между прочим, давно пора! Ну, нашелся настоящий предатель Петтигрю, ну, оправдали Сириуса Блэка, ну, притащил в Отдел Тайн Бартемиус Крауч за шкирку своего сына Барти и потребовал амнистию для него, ну и что? Всё равно это не остановит Темного Лорда от попытки возрождения и последующего возвращения, уж он-то знает, о чем говорит!

А знает он о крестражах, знает, что их много, совершенно точно больше одного, зря он, что ли, собирал воспоминания редких свидетелей встречи Тома Реддла и горстки людей, имевших с ним прямой контакт. А их немало, ох как немало! Это и Морфин Мракс, рассказавший о своей сестрице-сквибке Меропе, это и Боб Огден, лично видевший отца Темного Лорда, это Карактак Бэрк, купивший медальон у матери Тома, это и Хепзиба Смит, которую потом Том убил, это и поддельные воспоминания Горация Слизнорта… Зачем-то он их подделал, верно ведь? Во-о-от! А вы говорите… Да вы сами не знаете, чего говорите, остолопы! В общем, уперся старый пень рогом — ничьего мнения не слушает, знает только своё, в чём и укрепился намертво.

Некому было рассказать Дамблдору о том, что крестражи все уничтожены, что Темному Лорду не с чем и некуда возвращаться, так как сгинул он бесследно, очищенный волшебным огнем. А сам Дамблдор, к сожалению, не знал в точности, как те крестражи выглядят. То есть он догадывался, что среди них фигурируют медальон, чаша и кольцо и, возможно, ещё мальчик, чей лобик был рассечен темным проклятием, а сколько их на самом деле и где они, он и понятия не имел. А мальчика он встретит, уж он подготовит ему достойную встречу: начнем мы со стандартного, с полосы препятствий с ловушками, посмотрим, как мальчик их преодолеет и в какой компании. Ох, хорошо бы гриффиндорцем стал — храбрым, находчивым, благородным! Ну ничего, время идет, растет малыш, закаляется в семье недобрых родственников, далеко-далеко от волшебного мира. Зато как здорово будет ввести его в сказку, полную чудес, принцесс и драконов!

***

Ну, принцесс Гарри не считал такими уж сказочными, Королева Елизавета его в этом достаточно полно убедила, будучи настоящей, так же, как и принцесса Диана, венценосная супруга принца Чарльза, с ними у Гарри было личное знакомство во время посещения Виндзорского дворца. Чудес ему и с Книгой хватало, а что касается драконов, то у него был свой собственный огнемет, причем не какой-то там валлийский зеленый или гебридский черный, а самый-самый пренастоящий Красный Дракон, с которым Гарри имел счастье познакомиться лично, когда он возжелал побывать в гостях у Мантикоры.

Сия львиная леди любезно согласилась отозваться на имя Джейн, которое очень подошло её пышным каштановым волосам и чудесным карим глазам. И вот, сидя на лужайке у корней гигантской кряжистой сосны в теплой компании мисс Джейн и Птицы Гамаюн, Гарри затронул давно мучивший его вопрос — можно ли дружить с Драконом? Словно услышав его, он тотчас же спустился с сиреневого неба и приземлился неподалеку — огненно-красный, пылающий и дымящийся, с грохотом раскаленной брони. Размером он был куда крупнее украинского железнобрюха и хвостороги вместе взятых. Гарри, трогательно отвалив ротик, смотрел, смотрел и смотрел, не всилах отвести взгляда от всамделишного живого Дракона. Тот приветливо оскалился, улегся на голых камнях и сладко потянулся, после чего доброжелательно спросил:

— Как ты думаешь, малыш, в мире ещё остались драконы? А то мне что-то скучно одному…

— Несколько лет придется подождать, — ответила с ветки сосны Гамаюн. — Предвидя грядущие события, с уверенностью могу сказать, что скоро у тебя появится чудесная малышка, которую ты вырастишь, как собственную дочь.

— Да ты что?! — по щеке восхищенного Дракона скатилась огромная умиленная слеза, впрочем, моментально испарившаяся от прикосновения с раскаленной бронированной кожей. — О, ради этого чудного мига я готов ждать сколько угодно!

Попытки прощения и искупления

Как зовут маминого друга, Гарри не стал спрашивать у тёти Петуньи. И тому было немало причин. Тогда, в Книжном мире, узнав, что стал причиной гибели родителей по вине доносчика, он сильно расстроился, но потом…

Вернувшись домой и обрадовав Петунью своим и дядиным выздоровлениями, Гарри задумался. Задумался о том, что сказала Птица Гамаюн, а сказала она о раскаянии и боли. О том, что он раскаялся и страдает от боли… и представил себе, как он сам кому-то доносит на друга, представил и не понял — как это можно на друга донести?

К тому же Гамаюн сказала: «тот несчастный человек донес на друга, сам того не зная. Тем самым обрек своего друга на гибель», то есть он донес на друга, сам того не зная. Значит, нечаянно? А раз нечаянно… Гарри посмотрел в потолок, чтобы лучше представить весь страх и ужас положения несчастного бедняги, который осознал, что по его вине погибла подруга, и содрогнулся — это ж с ума сойти!

Перед глазами Гарри сам собой возник образ Мэри Лу, его маленькой школьной подружки, с которой он познакомился ещё в детском садике и с которой до сих пор дружил. Он сейчас вообще уже не помнит, как они познакомились — им же по два годика всего было.

Мэри Луиза Малькольм была младшей сестрой Ричарда Малькольма, одного из четырех друзей Дадли: Кристофер Деннис, Джейсон Гордон и Пирс Полкисс — вместе они составляли дружную банду Большого Дэ, самым старшим из которых был как раз Дик, имевший сестрёнку, ровесницу Дадли и Гарри. Ну и понятное дело, вынужденный быть в курсе дел своей сестрёнки и дружить с малявками, на целый год его моложе.

Конечно, у Дика были свои приятели его возрастной категории, но, опекая сестру, он также заботился и о её окружении и, разумеется, видел, что с Мэри Лу дружит мелкий очкарик Поттер, кузен Дадли Дурсля, заводилы и главаря компании ребят с Тисовой улицы. А друг родного человека, как известно, становится и семейным другом.

Драться Поттер любил не только в пять лет, он до настоящего времени слыл драчуном, и после очередной стычки Мэри Лу притащила героя к себе домой, чтобы не нервировать бедную Петунью свежими синяками и ссадинами. И вот, прикладывая к разбитому носу пакет со льдом, Дик удрученно поинтересовался:

— Ну и чего не поделили на сей раз?

— А че они лезут! — яростно сверкнул ярким изумрудом в благородном обрамлении фингала Гарри. — Дразнятся, дурацкие песенки поют!

— Какие? — губы Дика дрогнули в улыбке. Гарри покосился на пакет, прижатый к носу, и пробубнил:

— Ну, какие… «Баран да ярочка — сладкая парочка», а ещё «тили-тили-тесто, жених и невеста». Вот.

— Ну так гордись! — Дик наставительно щелкнул Гарри по лбу. — Они завидуют, ведь у них нет такой дружбы с девчонками, вот и бесятся с досады, дразнятся. Понял? Они ещё увидят кое-что похлеще, чем баран да ярочка…

Гарри свел глаза с потолка и грустно уставился перед собой — вот именно, представить никак невозможно, чтобы намеренно предать девочку. Это вообще немыслимо. А уж если она после этого ещё и погибла… тут Гарри прямо взвился с пола и лихорадочно забегал по комнате: да такое и вообразить нереально, чтобы Мэри Лу погибла, как его мама от нечаянного предательства друга!!! Ой-ей! Ну как на него сердиться-то? Он же, поди, не раз пожалел-пережалел, что донес на подругу своему шефу, а тот потом взял и убил её, причем убивать он приходил как раз Гарри, а не его маму.

Придя к такому итогу, Гарри успокоился и перестал забивать себе голову ненужными сожалениями, потому что… давайте будем честными, он не особо тосковал по тем, кого не знал. Он не помнил маму и папу, он знал, что они у него были, знал, что их убил маньяк, и, зная это, давно смирился с отсутствием родителей. Они не участвовали в его жизни, у него даже фотографий их не было. Была фотография Лили и Петуньи, но в том-то и дело, что Лили он воспринимал как незнакомую девочку, младшую сестру тёти Петуньи. Просто незнакомая девочка с длинными волосами цвета сепии на порыжевшей от времени нецветной фотокарточке. Сама Петунья тоже мало узнаваема, но если она сказала, что это она в детстве, то Гарри принял этот факт к сведению, уяснив себе, что вот так выглядела маленькая Туни. А Лили рядом с нею так и осталась незнакомой девочкой. Вообразить её своей мамой у Гарри не получилось, как он ни старался и ни убеждал себя. Фотографий отца не было совсем, и папа для него был абсолютно безликим пустым пятном. И вообще, ему было, по сути, глубоко фиолетово. Он растет в любящей семье, а родителей знать не знал. И потом, приемные дети, которых усыновили с рождения — разве они тоскуют по своим кровным родителям, которых вообще никогда не знали?

Придя к ещё одному выводу, Гарри совсем забил на переживания и окунулся в жизнь, в настоящее Здесь и Сейчас. В теплые летние каникулы с друзьями, в прогулки с Даром, на которого оглядывались все прохожие и встречные, улыбались и просили погладить чудесного улыбчивого золотого ретривера. С приходом осени Гарри окунулся в школьные будни, новые знания и домашние уроки.

Несколько раз в год, на тех же каникулах, но чаще на рождественских и пасхальных, Дурсли ездили в Коукворт к Эвансам и на остров Уайт к Дурслям, родителям Вернона и Мардж. Гарри обожал эти поездки, он любил дедушек и бабушек, старательно делал для них красивые открытки, любовно подписывал каждую: «дедушке Гарри и бабушке Розе от внука с любовью!» и «деду Майклу и бабуле Присцилле от всего сердца, ваш внук Гарри». Тёте Мардж Гарри тоже делал открытки, рисуя на них колбаскообразного бульдога и подписав «тётушке Мардж от племянника Гарри. Это Злыдень, надеюсь, он получился похожим?» Растроганная Марджори обычно отвечала, что бульдог ужас как похож, и награждала племянника слюнявым чмоком в щечку, уверяя его, что у него настоящий талант!

Этим летом Гарри, кстати, тоже ездил в Коукворт навестить дедушку Гарри и бабушку Розу и приготовил подарок на день рождения бабушки. К Эвансам традиционно пришли гости, человек шесть — четыре подруги Розы и соседи Снейпы, с которыми Гарри наконец-то познакомился. Случилось это через два месяца после первого путешествия в Звериную Книгу, в августе восемьдесят девятого года…

Тобиас, Северус и Гарри Эванс трудились на кухне, готовя кулинарные шедевры в честь именинницы, воркующей в гостиной в обществе своих неизменных подруг, когда шум за окном привлек внимание Северуса. Отодвинув тюлевую занавеску, он с интересом понаблюдал за тем, как перед домом паркуется незнакомый семейный форд.

— Вы кого-то ещё ждете в гости? — между делом поинтересовался он. Гарри подошел, глянул и просиял.

— Дочка! С мужем и детьми!

Северус с кротким удивлением следил, как из машины изящно выпорхнула Петунья, за ней козлятами выскочили два мальчика и золотистый ретривер — семейная собака, ага, — и последним из-за руля вылез представительный, крепко сбитый мужчина с генеральскими усами. Однако какая семья у Петуньи большая! И когда второго родить успела?!

При ближайшем, личном, знакомстве выяснилось, что второй мальчик не сын, а племянник Петуньи Дурсль — Гарри Поттер. Внутри у Северуса всё перевернулось от неожиданности, когда представленный ему мальчишка протянул ладошку для рукопожатия, звонко сообщив:

— Очень приятно познакомиться с вами, сэр, я Гарри!

И глазищами зелеными по лицу прошелся, теплыми, ясными… Северуса словно пыльным мешком по голове огрело — такого ощущения дежавю он ещё не испытывал: на него смотрела маленькая Лили. Её глаза, скулы, нос, губы… всё было в мальчике от Лили. Кроме волос и пола. Слишком растерявшись, он пожал руку Гарри, с каким-то испугом рассматривая поттеровского отпрыска и силясь уложить в голове его невероятное сходство с погибшей подругой. Положение, к счастью, спасла Роза Эванс, вышедшая из гостиной в холл.

— Боже, Гарри, как ты похож на дедушку!

Слегка очумев, Северус перевел взгляд с Гарри-маленького на Гарри-взрослого и осознал — действительно, Гарри Поттер весь, всеми чертами лица, пошел в дедушку, как в свое время переняла их от отца сама Лили. Ох… от сердца слегка отлегло — ведь внуки иногда похожи на дедушек, правда же?

А Гарри, веселый и жизнерадостный, осчастливил бабушку красивой самодельной открыткой и глиняным грифоном, слепленным собственноручно. Роза пришла в такой восторг…

— Ой, какая прелесть! А кто это такой, почему у птички четыре ножки? Грифон? Батюшки! Вы посмотрите, это грифон! Ну и фантазия у мальчика!

Гарри тихо хмыкнул — фантазия тут была ни при чем, ему позировал настоящий Грифон из волшебной Книги. Дадли подарил бабушке стихотворение собственного сочинения, которое и продекламировал, встав для солидности на стул.

Пусть ляжет на клинок ладонь,

Мы созданы для битвы,

Где пожирает всё огонь,

Презрев наши молитвы.

Судьба нам выдала билет,

На Зла пути мы встанем

Плечом к плечу на много лет.

Хранить Мир не устанем.

Пусть Смерть стоит — глаза в глаза,

Старухе не сломить нас.

Над Миром вновь гремит гроза,

Мы выстоим еще раз.

Бабушка Роза и её престарелые подружки аж прослезились, глядя на полненького мальчика, сочинившего такие героические стихи. Песня истинного рыцаря-воителя!

Северус сидел рядом с отцом, держал в руках кружку с чаем, слушал стишок Дадли и смотрел на Гарри, всё ещё пораженный встречей и обстоятельствами появления Поттера в семье Петуньи. Для него было настоящим шоком узнать о том, что Гарри был подброшен ночью на порог, как щенок… Впервые в жизни Северус задумался о благоразумности директора — а точно ли у него с мозгами всё в порядке, раз он детишек на порог зимней ночью подбрасывает???

И как там… другие дети в школе? Живы ли? Укрыты ли на ночь в кроватках или в конюшне на соломе спят? Может, наведаться в Хогвартс, посмотреть-проверить? А то он помнит, как там зимой «отопление» работает… Как бы при консерваторе Дамблдоре вовсе камины не снесли, дескать, зачем они, в мое время одного кухонного очага хватало, в ём быков целиком зажаривали, во как! К тому же… Северус почувствовал прилив вдохновения, вспомнив, что там как раз вакансия на место преподавателя Зельеварения освободилась. Может, подать заявочку, попроситься на пост? Да, так и сделаем. Приняв сие судьбоносное решение, Северус сделал ма-а-а-аленький, микроскопический глоточек чая, наблюдая за Гарри поверх кружки, мысленно соглашаясь сам с собой — ну да, ну да, заодно и за мальчиком присмотрит.

Задумано — сделано. Через два дня после знакомства с Гарри Северус подкараулил Люциуса и напросился с ним в рейд попечителей по школе. Ну что сказать… Парадные места замка были вылизаны до блеска, сияли навощенные доспехи в центральных коридорах, сверкали всеми красками витражные окна фасада, выпендривались и хвастались свежей стрижкой кустики и деревья… но Северус включил в себе Станиславского и твердо сказал — не верю! Цапнул Малфоя и Нотта за локоточки и увлек в потайной ход за зеркалом на первом этаже за-под лестницей. За ними молча устремились остальные члены совета попечителей, оставив для отвлечения внимания бездетного лорда Норфолка. И офигевали, тихо бродя среди заброшенных и полуразрушенных классов, по замызганным коридорам, стены которых покрывали толстые перины копоти и нагара, на паутину можно было повесить топор, как на дым, уверяю вас, он бы удержался… Помещения без полов и окон, помещения без крыш-потолков и окон. Помещения с окнами, но без стен… и не знаю, как это, вообразите сами. Камины, как ни странно, были целы, но накрепко забиты окаменевшей сажей, так что понятно стало, как тут топят зимой.

— Не понял… — ошарашенно выдавил офигевший Нотт. — Это сюда мой Тео приедет учиться???

Остальные папы то же самое подумали о своих сыновьях-дочках. И тут же начали прикидывать возможности распределения своих отпрысков в шармбатоны, дурмстранги и прочие заграничные академии. Но их с заоблачных высот сдернул нищий граф Паркинсон, у которого не было ничего, кроме титула.

— Ну… года два у нас есть, чтобы привести школу в порядок, сместить дурака-маразматика и обеспечить детям достойное обучение. Кстати, а куда домовики с завхозом смотрят?

Переглянувшись, встревоженные отцы отправились на поиски завхоза. Нашли, соскребли с койки нечто старенькое и рассыхающееся, опознали в нем Аполлиона Прингла и осторожно спросили, стараясь не трясти из опасения вытрясти из него душу.

— Ты ж уволился в семьдесят третьем, нет?

— Ась? — переспросил практически глухой и слепой дедок. Вопрос повторили в повышенном тоне, показав на пальцах для уточнения.

— А-а-а… — мелко закивал Прингл. — Понял-понял… Никто не хочет здесь работать, а сам Дамблдор не желает отпускать меня на пенсию, считает, что я ещё ого-го, крепкий, как этот… кремень. Во как он в меня верит! — тут он робко подергал за рукав Паркинсона и проскрипел старческим фальцетом: — А может, отпустите? А то мой преемник не может взять власть над замком, пока я тут действующий завхоз. Поверьте, Филч куда покрепче меня, он справится, да…

Всё стало ясно. И в копилку недостатков Дамблдора прибавилась ещё одна монетка его некомпетентности, пригодная для аргументации его увольнения. Их, кстати, домовики прибавили, сообщив, что директор, сэр Дамблдор, велел следить тока за питанием студентов, а остальное велено не трогать для какого-то колорита, уважаемые сэры. Дескать, старинный замок должен быть именно старинным, то есть старым и разрушенным, так больше романтики.

Значит, стилизация под старину, Дамблдор? А не пора ли тебе на пенсию, старче?!

Казалось бы, доказательств выше дырявых крыш Хогвартса, причем доказательств самых очевидных. Ан нет. Один вид божьего одуванчика с печальными голубенькими глазками, с бородой до Мерлина и горестным вопросом «а как же я?» выжал слезу из безжалостного сброда заседателей Визенгамота, и те твердо порешили: быть Дамблдору директором до самой смерти. На чей-то каверзный вопрос — до чьей, своей собственной или какого-либо студента, когда на него свалится гнилая кровля? — его переадресовали в приказ: провести ремонтные и реставрационные работы всего школьного комплекса.

Дамблдор повздыхал, посокрушался насчет уничтожения прекрасного романтического налета, посетовал на нынешнюю молодежь, ровным счетом ничего не понимающую в настоящей романтике и дал согласие на ремонт. Ну ладно, хоть на том спасибо… Всё же старость, хоть и такую, маразматическую, и былые заслуги за плечами величайшего мага столетия следует уважать. Вот и уважили, списав все недостачи на одиночество, мол, старик один, за всем не может уследить, надо б к нему помощника, что ли, приставить. Свою кандидатуру на пост замдиректора предложила Минерва МакГонагалл, блестящая и вполне компетентная профессорша Трансфигурации. А что, сам Дамблдор тоже начинал как профессор Трансфигурации до того, как сменил на директорском посту Армандо Диппета.

Кандидатуру Минервы приняли не сразу и со скрипом, сперва её рассматривали со всех сторон чуть ли не с микроскопом, провели несколько тестов на профпригодность, а потом дали условный срок аж до девяностого года, по истечении которого она может заступить на пост заместителя директора. Да уж, знатно обожглись, найдя едва ли не развалины Хогвартса, и теперь дули даже на холодную воду…

Попутно произвели набор новых преподавателей, среди которых (ну совершенно случайно, правда же!) затесался Северус Снейп, бульдожьей хваткой вцепившийся в должность учителя Зельеварения, параллельно откусив ещё и кусок от пирога повкуснее, предложив деканство, чтоб иметь побольше полномочий. Молодец, парень, хитрец и слизеринец, пролез, куда надо, давайте встанем и похлопаем ему.

Не обратив ровно никакого внимания на Снейпа, Дамблдор тем не менее сделал стойку на молодого профессора маггловедения Квиринуса Квиррелла, заинтересовавшись его тюрбаном. В его престарелые мозги закралась гениальная догадка, что под этим тюрбаном очень удобно кое-что спрятать! Ну-ка, ну-ка, сперва понаблюдаем, а потом переманим к себе поближе… и хорошо бы к моменту поступления Гарри Поттера этот юноша занял пост профессора Защиты… м-м-м, это будет нечто эпичненькое!.. И сумасшедший дедок невидимо улыбнулся в бороду, предвкушая удивительные приключения для будущего ученика.

Параллельно этим событиям строил свои грандиозные планы и Сириус Блэк, оправданный и освобожденный из застенков Азкабана. Его планы, правда, были поскромнее — найти и забрать к себе своего щеночка и милого сохатика Гарричку Поттера.

Искать крестника Сириус начал сразу же, как только вышел на волю. Посетил сперва Годрикову впадину в наивной надежде на то, что соседи что-то знают. Увы и нет, соседи не знали ничего, дружно посылали туда-то и туда-то и захлопывали дверь. Подумав, Сириус отправился по родственникам, посетил их по очереди, никого вроде бы не забыв.

Долгопупсы послали его в пешее эротическое, прокляв чиреем на всю поясницу и ниже — ушел, почесывая зад и беззлобно ругаясь. Андромеда Тонкс огрела его сковородкой, а её муж Тед догнал зарядом картечи в зад, и так уже пораженный лишаем от Августы. Малфои и на порог не пустили, а когда он попытался проникнуть в поместье через забор, его атаковали сторожевые павлины, оглушив райскими голосками и обложив с ног до головы свежим гуано.

Почистив одежду от вонючих птичьих приветов, потерев шишку, оставшуюся от днища сковороды и почесав зад, Сириус пришел к выводу, что Пожирателям Малфоям Гарричку бы не отдали, а значит, надо искать его в другом месте. И где бы это узнать? Дамблдор вряд ли знает — с чего бы ему? А вот банк… там можно узнать, куда перечислить перевод на адрес крестника… Додумавшись до этого, Сириус Блэк, преисполненный радужных надежд и грядущих перспектив от встречи с родным человечком, оптимистично направил свои стопы в банк Гринготтс.

Стихи Владарга Д. С.

День с Бродягой

Пустая страница не означает, что внутри Книги нет Зверя. Это означает всего лишь то, что Зверь в свое время был изъят без возврата.

Придя в банк, Сириус с порога озарил холл солнечной улыбкой кинозвезды, с чудом уцелевшими в тюрьме зубами при полном отсутствии личной гигиены и зубной щетки. И это при том, что у Беллатрисы при тех же условиях от зубов остались лишь черные сгнившие пеньки. Наверное, стерлись от частого зубовного скрежета и вечно плохого настроения…

Балерунским пассажем Блэк пропорхнул к ближней стойке и обратился к гоблину, безошибочно назвав его по имени:

— Привет, старина Клайд! Мои счета в порядке? И могу ли я послать некую сумму на счет моего крестника? Вот его номерок…

И бумажку под крючковатый нос гоблина положил. С номером. Гоблин посмотрел, вздохнул, приложил к счету специальный артефакт и, сняв требуемую сумму, переслал её на запрошенный счет, после чего передал Блэку бланк, подтверждающий съем и передачу. Сириус расписался, мурлыкающим голосом любовно зачитал себе под нос адрес Гарри — «ах, моя Тисовая-Четыре — самая лучшая улица в мире!» — отдал гоблину и упорхнул. Клайд машинально шлепнул печать и только после этого задумался, чувствуя, что сделал что-то не то… Но посетителя уже и след простыл.

Пассажиры пригородной электрички с улыбкой смотрели на парня, воркующего над двумя барышнями. Одетый в элегантный костюм от неизвестного дизайнера, имитирующего не то Гуччи, не то Габбану, гладковыбритый, пахнущий дорогим парфюмом, с седыми кудрями, он тем не менее нес нечто бытовое в своем облике — синяк вокруг шишки на лбу, и она, эта шишка, равняла красавчика с простыми обывателями. Во всяком случае, раздражения он не вызывал, девушки и дамы с удовольствием слушали его анекдоты и шуточки, мужчины хоть и ревновали, но тоже слушали и мотали на ус.

Был уже вечер, когда Блэк, наконец, добрался до четвертого дома. Загруженный коробками и пакетами аки мул, он, не имея возможности позвонить, постучал в дверь ногой. Петунья узнала его с полувзгляда, но прежде чем успела возмутиться и захлопнуть дверь, была атакована блэковским обаянием.

— Ту-у-уни! — просиял Сириус, ужом просачиваясь в щель и обкладывая Петунью пакетами и коробами. — Здравствуй, родная! — взял ладонями за щеки и расцеловал, пока она не опомнилась. Вернон и мальчики недоуменно взирали на это безобразие с порога гостиной. Но придраться к хлыщу не получилось, потому что он оказался родственником Джеймса Поттера и крестным отцом Гарри, привез много-много подарков и приехал из мест не столь отдаленных…

Короче, приняли его. Уже через час он сидел за рюмкой коньяка на пару с Верноном, пел с ним песни, Гарри с Дадли строили по гостиной железнодорожный вокзал с депо, дорогами и поездами, а Петунья примеряла шали и платки и дегустировала кремы и духи. Даже собака, и та была одарена нежданным гостем: увидев породистого ретривера, Блэк не растерялся, выкопал из пакета бараний окорок, содрал упаковку и презентовал псу.

Про себя Блэк поведал всё и сразу, честно, без утайки, рассказал о том, как был подставлен предателем, арестован и посажен. Его история не требовала доказательств, они были написаны на его лице, преждевременно постаревшем, виднелись в седых волосах и читались в глубине его замученных синих глаз… И это было тем страшнее, если знать его истинный возраст — всего двадцать восемь лет.

Петунья постелила ему в гостевой комнате, Вернон отволок опьяневшего родственника в приготовленную спальню, раздел и закопал под пуховое одеяло. Вернулся на кухню в состоянии глубокой задумчивости и обратился к жене с невероятной серьезностью:

— Что за тюрьма такая, где двадцатилетние парни превращаются в столетних стариков, усыхая при этом в мумию? На нем же живого места нет — одни кости! Все ребра видны, как рангоут у недостроенного парусника!.. Где его так заморили?

— Азкабан — тюрьма для волшебников, — грустно пояснила Петунья. — Условия содержания в ней ужасны, да, признаю, но ведь и волшебники — это не простые люди, их сторожат не обычные тюремщики, а дементоры, страшные, подавляющие волю и магию существа. Нам с Лили о них рассказывал Северус, когда мы были маленькими и жили по соседству.

— Северус? — переспросил Вернон. — Тот, что ли, мрачный хмырь в гостях у Эвансов?

— Он не хмырь и не мрачный! — бросилась защищать Северуса Петунья. — Он лучший друг Лили и хороший сосед!

— Лучший друг? — зашипел Вернон. — А не по его ли вине Лили погибла, когда он своему шефу на Поттеров донес?

— Ну он! И что? — яростно взвизгнула Петунья. — Ты его не видел в тот момент, ты ничего не знаешь! А мы с дядей Тоби еле вытащили его из депрессии. И это было тем сложнее, что он жить не хотел, всё сразу на него свалилось…

— А что случилось? — забеспокоился Вернон, не обращая внимания на мальчишек, прибежавших на шум и замерших на пороге кухни.

— Ну, сначала он с Лили в школе поссорился, потом мама умерла, а через год погибла Лили, так и не простившая ему оскорбление. Хотя могла бы, лично я ничего такого запредельно оскорбительного в грязной крови не вижу… Ну не проституткой же он её обозвал!

— Так, может, поэтому?! — вцепился в версию Вернон. — Отомстил ей за обиду?

— Нет, Вернон, — покачала головой Петунья. — Он не хотел ей мстить. У него был шок, который потом перешел в кататонический ступор. Ничего не ел, лежал без движения, едва не умер от обезвоживания, в буквальном смысле не хотел жить.

О да… в этом Гарри понимал, слишком ярко представляя себе терзания от гибели подруги, ну всё равно что если бы Мэри Лу умерла! Значит, это Северус мамин друг? Гарри привычно закусил губу, вспоминая печального нахохленного ворона по имени Северус, ох, бедняга… вот почему он такой грустный и вот почему он всё время смотрел на него — он же на маму похож.

Узнав больше, чем следовало, Гарри потянул Дадли за руку и кивком головы призвал за собой. Всё понявший Дадли подчинился, и мальчики на цыпочках ушли к себе, так никем и не замеченные. Супруги же, оставшись наедине, тем временем всласть наругались, потроша друг другу совесть, причем Петунья проела мужу плешь и расколотила пару тарелок в качестве компенсации, после чего Вернон сгреб женушку в объятия и успокоил её поцелуем. За всем этим снисходительно наблюдал Дар, попутно догрызая бараний мосол под столом, а когда ругачка прекратилась, довольно причмокнул, всецело одобряя замершую на стуле целующуюся парочку, только что подтвердившую известную поговорку «милые бранятся — только тешатся».

К счастью, Сириус отрубился напрочь и супружеские разборки тихо-мирно проспал. Проснувшись поздним утром следующего дня, долго соображал, где находится, вспомнил и задумался. По тому, что он успел увидеть вчера, забирать Гарри теперь не имело смысла — это был его родной дом. Мальчик вырос в любящей семье, и если крестный начнет качать права и требовать изъятия ребёнка из семьи, то ничего хорошего из этого не выйдет, напротив, он всех сделает несчастными. Особенно Гарри. В гости зазвать? Угу… куда??? В мрачный могильный склеп имени Блэков? Ему ж там самому страшно стало — удрал, поджав хвост. Дом весь пропах гарью, с какого-то рожна сгорела библиотека, повсюду паутина, пыль, плесень, да легче новый дом купить…

Кстати, а ведь дельная мысль! Купить где-нибудь на берегу реки милый домик, желательно с конюшенькой, прикупить пару лошадок и проводить все летние каникулы с крестником! От этой сладкой перспективы по лицу Сириуса расплылась широкая блаженная улыбка. А он будет печь пирожки с клубничной начинкой и подавать их с чаем. Так и представил себя самого в белом фартучке и поварском колпаке, с противнем в руках, полным горячих пирогов.

«Хе, — вкралась язвительная мысль. — Ты пироги-то сперва печь научись, фантазер!»

— И научусь! — сердито отозвался он. — Делов-то…

А домик… домик он купит обязательно, где-нибудь на окраине этого маленького городка, поближе к Гарри. Приняв сие решение, Сириус занялся собой: оделся, освежился, проверил — где кто, выяснил: Петунья дома одна, Вернон на работе, а мальчики в школе. Воодушевился и стал расспрашивать женщину обо всех недвижимостях в пределах Литтл Уингинга, сходящих с молотка, каковых оказалось целых три. Расспросив ещё подробностей, Сириус понял, что влюбился в один из домиков с конюшней на самом берегу Уинг-ривер.

Петунья, без труда догадавшаяся, для чего гость интересуется домами, растроганно улыбалась, благодарная Сириусу за то, что тот решил сделать именно так — поселиться неподалеку от крестника. Слушая его разглагольствования о том, как обставить комнаты, она мимоходом подкладывала парню порцию за порцией по мере поглощения, инстинктивно стремясь откормить отощавшего мужика.

Весь день Сириус отъедался, расписывал Петунье свои планы, попутно с её помощью учился разговаривать по телефону, знакомился с телевизором и стиральной машиной, попросил поучить его испечь пирог, на что ушло часа два и ещё столько же на уборку обсыпанной мукой кухни… Вечером, когда пришли мальчики, Сириус подкатился к ним с предложением порешать с ними домашние задания. Переглянувшись, коварные мальчишки обложили Сириуса геометрией с географией, арифметикой с грамматикой, физикой, биологией, информатикой, химией, краеведением и кошмарным, страшным по звучанию, неведомым ИЗО…

Но как бы страшно оно ни звучало, а открыв географию, Сириус вдруг увлекся, с головой утонув во множествах географических названий, во всех этих египетах, римах, килиманджарах-джомолунгмах… Надо же, а он и знать не знал, что Великобритания омывается Атлантическим океаном на севере и западе, Северным морем на востоке и Ирландским — на западе, на юге отделена от материка проливами Ла-Манш и Па-Де-Кале. Что на западе и севере страны преобладает гористый, сильно рассеченный рельеф, на юго-востоке и в центре — возвышенные равнины и пустоши. И что высшей точкой английской земли является гора Бен-Невис в Шотландии. В-ва-а-ау, как интересно!

Совершенно упившись, он, не отрываясь, изучал тоненький старенький учебник за четвертый класс младшей школы, практически с чистого листа знакомясь с неведомой ему географией. Изрядно позабавленный Гарри тем не менее насторожился странной неграмотностью взрослого мужика.

— Крестный, а где ты учился?

— В Хогвартсе, — туманно ответил Сириус, пытаясь правильно прочитать имя исландского вулкана Эйяфьядлайёкюдль. Поднял голову и посмотрел на вытянутое лицо крестника. — Там волшебству обучаются, магии. Географии там нет, — подумал и добавил: — Странно, нас как-то учили трансгрессии без знания географических координат. Почти все магглорожденные боялись трансгрессии как огня, теперь я понимаю, почему… Страшно прыгать туда, куда не знаешь, вместо королевского леса Дин можно запросто угодить в китайскую провинцию Сяо-Дин. И перепутать Саффолк с Суффолком и Солихулу с Солехаллом… Понимаю теперь, очень хорошо понимаю, отчего происходят расщепы. Волшебник нацелился, к примеру, на Годрикову впадину в Девоншире, а магия переносит его частями: голову точно в Девон в юго-западной Англии, к Бристольскому заливу, а то, что ниже, вдруг совершенно внезапно окунается в Девон, реку в Ноттингемшире.

Гарри всё это внимательно выслушал, пораженный скоростью обучаемости дремучего мага. И, охваченный внезапным озарением, отважно спросил:

— Сириус, а ты не знаешь, где можно достать цербера и феникса?

И закусил губу, заинтригованно затаив дыхание — ну-ка, что он ответит? А Сириус даже задумываться не стал, сразу бухнул:

— Феникса-то? А у директора один такой есть. Принести тебе? А цербера… цербера я у Хагрида попрошу, он вроде знает, где какого монстра раздобыть… Слушай, а цербер тебе для чего нужен, Гарри? Учти, он опасен…

И смутился, увидев, с каким восхищением Гарри на него смотрит. Подкрался-подобрался под бок, в лицо снизу заглянул, взволнованно прошептал:

— Это правда? Ты правда можешь мне феникса и цербера достать? — и ещё тише, едва-едва слышно прошелестел: — А оборотня сможешь?

— А его зачем?.. — так же тихо шепнул Сириус. Спросил «зачем», а не ответил «не смогу». Гарри взвизгнул и кинулся к нему на шею, душа в порыве неземного счастья. Ну ещё бы… Такой ценный кадр объявился!

— Сириус! Отныне и навеки ты мой личный Охотник на Монстров! Ты согласен? Да?!

Сириус, не веря своему счастью, крепко обнял мальчика: как же мало ребёнку надо, чтобы вот так расположить его к себе! Да ради этого он и драконов согласен ловить! Что он и высказал. Вслух, и потрясенно замер, услышав:

— А дракона не надо, он у меня уже есть…

Кто есть? Где есть? Отстранившись, Сириус оглядел пространство справа и слева от Гарри, ища дракона. Видя его детское удивление, Гарри встал и потянул Сириуса за собой.

— Пойдем, я тебе всё покажу.

Ох и показал… Сперва Книгу в дорогом переплете, потом картинки и пустые странички, и объяснил, что надо собрать Зверей на те чистые страницы, что без них Книга не полна. На удивленно-недоуменный вопрос — ну и что? — крестник призвал Лемура. Постучал по рисунку и позвал:

— Ко мне, Заря!

И с листа на руки Гарри плавно, летящим прыжком, скакнул грациозный зверек, пепельно-серый с черной мордочкой и янтарно-желтыми глазами… Сел на плечо, обвив длинным тонким хвостом шею мальчика, и пронзительно-остро глянул на Сириуса невозможными своими глазами, пронзая всё нутро до самой глубины души. Живой, настоящий. Но фантастическое его появление так поразило Сириуса, что он надолго онемел, обалдело моргая на удивительного зверя. Затем, видимо, не веря своим глазам, протянул руку и осторожно коснулся серой шерстки, она, к его удивлению, оказалась натуральной, жестковатой, похожей на войлок, а ведь лемур казался плюшевым… Уа-а-ау… что за чудо такое дивное?! Лемурик понюхал его руку, обдав кожу прохладным дыханием из крошечных ноздрей, отчего Сириус пришел в совершенно щенячий восторг — и правда живой!!! Зачарованно выдохнул:

— Можно?..

Гарри кивнул, и Сириус бережно переместил зверька к себе на руку, по которой тот тут же перебрался ему на плечо. И на Книгу он теперь смотрел с уважением, впервые столкнувшись с таким дивным волшебством. Эх, умели же люди когда-то колдовать!

— Феникса я тебе точно достану, Гарри, обещаю! — истово поклялся он. — Потому что я точно знаю, где он находится. А оборотня… Слушай, а он тебе сейчас нужен, или не горит?

— Сейчас спрошу… подожди, — Гарри принялся листать Книгу, найдя, позвал: — Мисс Гамаюн, можно вас?

Прекрасная Птица-дева ввела Сириуса в эстетический ступор. Прямо замер, сраженный наповал её странной красотой. Гамаюн спокойно посмотрела на него, тщательно начесала волосы на грудь и вопросительно взглянула на Гарри. Мальчик принялся объяснять:

— Это Сириус, мой крестный, он будет помогать мне собирать в Книгу недостающих Зверей, и я хочу спросить — а как это делать, что нужно для того, чтобы новый Зверь вошел в Книгу?

— Для этого нужно открыть Книгу на странице с недостающим Зверем, показать новенькому, где он будет жить, и позвать туда. Если он согласится, Книгу нужно поставить на пол или на землю, и тогда она откроется аркой Перехода. Изнутри же мы тоже в арку выходим, видимую для нас, Книга так устроена, что её Врата открываются только в одну сторону: выйти и войти может только Зверь, и наоборот, гость — человек.

Гамаюн замолчала, а Сириус поинтересовался:

— А что там будет с оборотнем? Как он там будет жить?

— Понимаю ваше опасение, мистер Блэк, — чуточку скорбно произнесла Дева-Птица. — Вашего друга-оборотня там ожидает привольная свободная жизнь. Времени там нет, а значит, не будет и перепадов настроения от обращений. И более того, Книга допустит в себя только его звериную ипостась, с человечьей ему придется распрощаться, на страничке написано «Волк-Оборотень», так что не обессудьте.

— Э-э-э… не понял! — припешил Сириус. — Волк уйдет в книгу, а сам Ремус куда денется?

— Человеком он сможет выходить, — как нечто самое очевидное пояснила прекрасная Гамаюн. — На время его внешних визитов Волк останется в Книге. Но если вы хотите, то можете выпустить и Волка, и тогда, сожалею, вам придется солоно, ведь оборотней выпускают для того, чтобы они убивали. Именно это и произошло с тем Оборотнем, который когда-то очень давно жил в Книге Зверей. По сути, это был капкан, в который загнали Зверя-убийцу, обезвредив его таким образом, до тех пор, пока кто-то другой снова не выпустил в мир Волка-Оборотня. Поймите, не все Звери в Книге безвредны, особенно если она попадает в нехорошие руки, в руки человека с дурными помыслами и наклонностями. В руках же хорошего хозяина все Твари могут принести пользу, даже самые опасные, вроде Кокатриса, Василиска или боевой Мантикоры. Даже я сама, попав в руки диктатора, стану вредить миру, начну предсказывать всё самое плохое… Теперь вы сами видите, как нам повезло, что мы попали в добрые руки нашего дорогого маленького хозяина, — Гамаюн улыбнулась. — Наш хозяин не только обезвредил нас, но и Книгу к себе накрепко привязал, теперь мы навсегда привязаны к нему. На веки вечные. Мы всегда с ним, всегда и везде, и никакие силы нас теперь не разлучат.

— Ух ты, круто! — оценил Сириус. — А анимагу туда можно?

Гамаюн весело оглядела его и хмыкнула:

— Ну почему нет? Можно! Заходите в гости, господин Трамп. — И к Гарри: — Открой ему Врата на странице с Дарео.

Гарри так и сделал и с восторгом наблюдал за тем, как с радостным лаем в Книгу скакнул косматый черный Волкодав. Засмеявшись, он заскочил следом и провел очень долгий счастливый день в компании веселого пса. Над ними всё это время бесшумно парила Гамаюн. Потом, по просьбе Сириуса, она проводила их в Долину Оборотней, где их с Гарри окружила стая весьма дружелюбных Волков. Веселые и приветливые, они яснее ясного показали Сириусу, как именно будет жить в их стае Люпин, если тот согласится нанести им визит. Ведь в сиреневом небе не было Луны…

Прозрение Сириуса Блэка

Феникса Сириус, как и обещал, честно постарался достать. И раздобыл-таки! Как проникнуть в кабинет к Дамблдору, он придумал просто: пришел к нему на поклон, мол, так и так, я крестника хочу навестить, а адреса не знаю, поможи́те, а?

Дамблдор адрес Поттера давать наотрез отказался, дескать, рано мальчика пока ещё широкой публике представлять… Сиря отказ не пережил — за сердце схватился, начал ртом воздух хватать, виртуозно изображая карася на льду. Валокордина-нитроглицерина под рукой у старика не оказалось, равно как и медсестры, пришлось за ними бежать ножками, далеко и долго, ибо от неожиданности директор позабыл о Патронусах и портретах. Ну ещё бы, не каждый день у тебя в кабинете от сердечного приступа помирают!

Едва стихли за дверью шаги убежавшего за подмогой Дамблдора, Сириус, тряпочкой распластавшийся в кресле для посетителей, поднял голову и хищно, очень так хищнически посмотрел на феникса. Тот, с самого начала почуявший обман, насторожился ещё больше, встревоженно наблюдая за тем, как злодей, коварно улыбаясь, засунул руку за пазуху и ме-е-е-едленно потянул оттуда что-то очень длинное и сверкающее… М-мамочки… нож?

За те несколько секунд, что из-за пазухи доставался предмет, перед глазами Фоукса пролетела вся его долгая и несчастливая жизнь. А предмет… Сириус вытянул из-за пазухи длинное перо Жар-Птицы. Вынул и плавно взмахнул им. Прищурился и вкрадчиво шепнул:

— Хочешь?.. — и добавил обольстительных ноток. — Девочку?

Тут у Фоукса, тысячелетнего закостенелого холостяка, что называется, дыхание в зобу сперло: заквохтал сдавленно, глаза вытаращил, чуть не воспламенившись раньше времени, ибо фениксы в одном временном промежутке и в одной стране встречаются крайне редко. Отблески огня, заструившиеся от золотого пера, жарко заплясали по стенам и потолку, играя всеми струнами души истосковавшегося пернатого бобыля, заставляя сильнее забиться его верное сердце, не получившее никакого отклика от Дамблдора за полвека преданной службы. Скованные обетами крылья расправились, глаза, не мигая, следили за золотым пером сказочной птицы… Потому что как бы ты ни был бессмертен и ни обновляйся хоть каждые сто лет, природа и душа требуют полноценного размножения с настоящей самкой. К которой не отпускал феникса прижимистый старик, полагающий, что он может увлечься и улететь. И прощайте тогда целительные слезки и древоядерные перышки!

Сириус поднял руки с пером вверх и задал координаты спорхнувшему к нему фениксу. Едва сильные лапы соприкоснулись с кожей рук, вспыхнуло пламя перемещения — оба с негромким хлопком исчезли во вспышке золотого огня. Лишь портреты были свидетелями сего эпохального бегства — впервые на их памяти феникс телепортировал кого-то другого, окромя Дамблдора. Переглянувшись, они пожали плечами, после чего Диппет раздумчиво произнес:

— Говорил же я ему, что он слишком жадничает, — наставительно поднял палец. — Не больше одного пера от одного феникса. Так ему ж мало! Второе перо из той же задницы выдрал… Ну куда это годится?

— Так это же Дамблдор! — попенял ему другой портрет. — Ему не мало, ему жалко, если кто-то получит то же, что и у него есть, эдак всякая индивидуальность пропадет, вот и жмотничает, всё свое при себе держит и чтобы это только ему принадлежало. Ну, а как же, это ж верх оригинальности — две волшебные палочки-близнецы с пером от одного феникса, ни у кого такого больше нет, только он, он единственный смог додуматься до такой чудной вещи. С тех пор, как Николас всех переплюнул, став единственным в мире создателем философского камня, у Дамблдора не иначе, как бзик начался, захотел стать таким же значительным и неповторимым. Вот и изобретает теперь беспрецедентные случаи. Кто-то изобрел десять способов применения крови дракона? Он создаст ещё два! Одно перо из хвоста феникса? Пфе, старо, а два не хотите?! Вот и опять что-то третье ищет… говорит: как же так, два предмета есть, а третьего недостает? Всё-то ему мало.

— Как ты прав, Найджел, — одобрительно закивал третий портрет. — Рекорды, они такие, заразительные, как кто поставит какой, так сразу же находится завистник, желающий этот рекорд побить. Похоже, наш Дамблдор из этих.

Высказавшись, портреты замолчали, с интересом рассматривая опустевшую жердочку, на которой раньше восседал феникс, любимый и неповторимый питомец директора.

— Скорее, Поппи, скорее! — поторапливал Дамблдор медиведьму, несясь впереди неё на всех парусах. — Как же я упустил из виду, что Сириус только что освобожден из Азкабана с подорванным здоровьем!

Тут он, видимо, почувствовал что-то, потому что вдруг ахнул и резко остановился, да так, что разогнавшаяся Поппи на полном ходу врезалась ему в костлявую спину, едва не своротив профессора с ног. Схватилась за его мантию, чтобы не упасть, и вскрикнула:

— Что?!

— Нет! — в свою очередь тоненько вскрикнул Дамблдор. — Фоукс! Он только что покинул пределы Хогвартса! Скорее, Поппи!

И подхватив полы мантии, он понесся что было сил, насколько позволяла ему застарелая подагра. Причем так, что Поппи, будучи на полвека его моложе, еле поспевала за ним. Влетев в кабинет, Дамблдор испустил ещё один отчаянно-надсадный вопль, увидев опустевший насест.

— Нет!!! — крутанулся на месте и крикнул, обращаясь к портретам: — Где Фоукс? Что здесь вообще произошло? Где Сириус?

— Так это Сириус был? — деланно удивился Найджел. Снял с рукава невидимую пушинку. — Ну… Блэки своего не упустят. Хотел бы я знать, для чего ему феникс… — туманно заключил он.

Ограбленный директор обессиленно опустился в кресло, оцепенело глядя в одну точку перед собой. Украли феникса. Самое драгоценное, самое дорогое его существо… Больше никогда Фоукс не станет снабжать его волшебными целительными слезами, больше он не сможет телепортироваться из Хогвартса так чудесно, как помогал ему Фоукс… Но как? Как это могло случиться? Ведь фениксы самые неподкупные, самые преданные создания на свете. Что ж ему такого пообещал Сириус Блэк, что Фоукс тут же улетел, продавшись вору с потрохами и предав Дамблдора?

— Кхм… — тихо кашлянула с полки Шляпа. — Дорогой мой, а ты по кому страдаешь, по Фоуксу или по его драгоценным частичкам-ингредиентам?

Дамблдор вздрогнул и посмотрел на волшебную Шляпу, осознал её вопрос и раздраженно ответил:

— Разумеется, по Фоуксу! Кто, кроме него, способен на перемещения из антитрансгрессионных мест и чудесные исцеления?

— Понятно, — глубокомысленно изрекла Шляпа, после чего намертвозаткнулась.

Гарри вскинул голову, когда на берегу пруда со свистом и золотым всполохом из ниоткуда появились высокий худощавый мужчина с огненно-красной птицей на руке. Феникс походил сразу на павлина, скопу и гоацина, у него были черные глаза, клюв и лапы. Улыбнувшись, Гарри кинул взгляд на камень напротив, на нем сидела проводница в Книгу — Жар-Птица Калина. Не в смысле ягоды, а в смысле окалины: раскаленная, горячая… Встретив подопечного, Калина мелодично вскрикнула, расправила крылья и, слетев с камня, увлекла гостя за собой в Книгу, раскрытую на страничке «Феникс».

Фоукс покорно и трепетно молча проследовал за прекрасной проводницей. Влетев в страницу, он внезапно вылетел в бескрайный простор сиреневого неба дивного нового мира и тут же понял, что вернулся домой — навстречу ему летели фениксы. Множество фениксов, всех оттенков красного, винного, рубинового… И Фоукс, украденный когда-то очень давно каким-то жадным чародеем, вынужденный несколько раз в столетия обновляться посредством самосожжения, издал пронзительный крик, узнав своих родных сестер и братьев. А когда, рассыпая золотые искры, к нему спикировала мать, счастью Фоукса не было предела…

Гарри закрыл Книгу и благодарно взглянул на Сириуса.

— Спасибо тебе, крестный! Он теперь дома!.. Бестия очень рада его возвращению, оказывается, этот Феникс был утрачен именно отсюда.

— Я тоже очень рад! — с чувством сказал Сириус. — Про цербера я спрашивал у Хагрида, говорит, что через пару лет достанет щенка из Греции. Гарри, ты к тому времени пойдешь в школу и, наверное, сам сможешь договориться с Хагридом насчет цербера. Ты его, главное, не обижай, он парень-то простой, как шлепанец, наивный и добрый… Зверушек, опять же, любит, он с тобой подружится, Гарри, только покажи ему монстра пострашнее, и он весь твой, с потрохами.

— Что я слышу? — Гарри демонстративно почесал в ухе. — Ты предлагаешь мне подкупить Хагрида? Ну знаешь… Давай-ка я сам как-нибудь решу, как с ним подружиться. Дружбу вообще-то не покупают — её обычно обретают.

Подумав, Сириус вдруг вздохнул, подошел и сел рядом с Гарри на траву.

— А знаешь… ты прав. Уж я-то должен был понять это давно… Вот нас было четверо, четыре неразлучных друга: я, твой папа Джеймс Поттер и Ремус Люпин с Питером Петтигрю. Дружили мы не разлей вода, с первого курса по седьмой, проучились от звонка до звонка. И что в итоге? Питер нас предал, продал Поттеров Волан-де-Морту, «погиб» сам, подставив меня, вот так нас и раскидало, кстати… Из нас всех на свободе один Люпин и остался. И где он, Гарри, где он, хваленый наш дружок? Ни разу не навестил меня в Азкабане, ни разу не проведал тебя, сына своих лучших друзей.

Гарри напряженно слушал, по старой своей извечной привычке закусив губу: конечно, это Питер — настоящий предатель, это по его вине погибли его мама и папа. Тревожно смотрел в опечаленное лицо Сириуса, жестоко разочаровавшегося в друзьях, обманувшегося в самых лучших своих чувствах. И думал с облегчением, что не Северус был предателем и причиной смерти его родителей, а какой-то неизвестный, незнакомый ему Питер Петтигрю, про которого он только слышал, что того арестовали и держат под очень суровым надзором в Азкабане. Всё же Северуса он теперь немножко больше знал — лично видел его, пожимал ему руку при знакомстве, смотрел в его грустные глаза и слышал его ломкий надтреснутый голос. Голос и глаза Северуса до сих пор были с ним, голос и глаза страдающего человека. Старательно отодвинув мысли о Северусе на время подальше, Гарри спросил:

— А как вы познакомились и подружились?

— Ну… — размышляя об ответе, Сириус сорвал длинную травинку и сунул в рот. — Мы с Джеймсом родственники, его мать Юфимия Поттер в девичестве была Блэк, в поезде на пути в Хогвартс познакомились с Люпином, Снейпом и Эванс, причем нам Северус сразу не понравился, потому что с ним девочка ехала, высокомерная и сварливая, она поставила меня и Поттера на место, когда мы начали задирать оборванца Снейпа. Он, видишь ли, о Слизерине распевал, Джеймс услышал и сразу наехал, окатив доходягу презрением. «Кто это тут хочет в Слизерин? Да я бы сразу из школы ушел, а ты?» — обратился он ко мне, а я ему сказал, что вся моя семья училась в Слизерине. Так он и на меня зафыркал. «Ну, елки-палки, — говорит, — а ты мне показался таким приличным человеком!» — Сириус грустно усмехнулся и посмотрел на Гарри. — Понимаешь?

Гарри нерешительно покивал. Сириус продолжил, задумчиво жуя стебелек.

— Мы с Джеймсом с младенчества были знакомы, на горшках рядышком сидели, можно сказать, но только в поезде на Хогвартс я рискнул сообщить ему, что вся моя семья — выходцы из Слизерина. Далее, должен признать, я уговорил Шляпу отправить меня на Гриффиндор только из-за боязни потерять дружбу с Джеймсом. Так-то я слизеринец, Шляпа хоть и отправила меня в Гриффиндор, но осталась при своем мнении, сказав мне вдогонку: «Ну, ступай ко львам, змей с собачьим сердцем». И она была права, Гарри, эта старая мудрая Шляпа. Более того, она увидела во мне зачатки и способности к анимагии. С Люпином и Петтигрю мы оказались в одной комнате, всего нас было пятеро, но Вижн Гринвуд как-то ухитрился не влиться в нашу компанию, был незаметным и очень тихим. Да я порой даже не помнил, как его зовут, и искренне удивлялся, натыкаясь на него во время подготовки ко сну… Сосед по спальне номер пять и всё.

Потом со временем мы прознали, что Люпин не просто наш однокурсник, а оборотень. Чему мы, как ни странно, дико обрадовались, да и учеба к тому времени наскучила, нам хотелось чего-то нового, необычного. А тут нате вам, однокашник-оборотень. Ну мы и набились ему в друзья, стали опекать его, сладко при этом обмирая в душе, что он раз в месяц становится смертельно опасным. Ради Люпина мы стали анимагами, и у нас появился ещё один секрет, один на четверых, зарегистрироваться нам как-то в голову не пришло, нам казалось, что это будет неправильно: если мы зарегистрируемся, то исчезнет важная составляющая тайны, наш секрет перестанет быть секретом. Болванами мы были, Гарри, и самым безголовым из них был я. Именно я был инициатором всех наших проделок…

Сириус замолчал, подумал и покачал головой.

— И мне до сих пор не приходило в голову извиниться перед Снейпом. А теперь и знать не знаю, где его искать, чтоб извиниться. Я ж ему жизнь отравил, все школьные годы над ним издевался. — Грустно улыбнулся, посмотрел на Гарри. — Я сейчас сам понял, что не были мы друзьями по-настоящему. Мы были всего лишь жалкими потребителями, Люпин был для нас наркотиком, тоником, опасным и интересным бонусом, способом убить ненужное время. Мы его вытаскивали из надежного бункера, открывали все засовы, под которыми за семью дверями наши учителя, желая обезопасить жизни нескольких сотен учеников, прятали оборотня. Мы выпускали оборотня на волю, тем самым обесценивая их труд. Но ведь это же очень опасно! Гулять в деревне и вокруг замка с оборотнем… А вдруг бы мы не смогли его удержать, и он укусил кого-нибудь? Эта мысль до сих пор мучает меня, — глубоко вздохнув, Сириус выплюнул травинку. — Было, было много раз — еще бы чуть-чуть и… Потом мы хохотали над этим. Мы были молоды, неразумны и в восторге от своего ума, ловкости. Конечно, иногда во мне шевелилась совесть. Ведь я обманул доверие Дамблдора… Он принял в школу оборотня, чего не сделал бы никакой другой директор, и, наверное, мысли не допускал, что некие студенты нарушают правила, которые он установил для нашей безопасности. Он не догадывался, что ради острых ощущений трое однокурсников стали нелегальными анимагами…

Но каждый раз, когда мы обсуждали план очередных похождений в ночь полнолуния, совесть угодливо молчала. Мы снова и снова крались в полнолуние к логову оборотня, чтобы снять защитные чары с дверей и выпустить волка погулять. Неудивительно, что Люпин избегал нас после таких ночных похождений и не желает знать меня сейчас. Теперь-то я понял. И Питер стал предателем не зря, кого он предал-то? Разве мы друзья ему? Мы его шпыняли и гоняли туда-сюда, как цуцика, мальчиком для битья и на побегушках он был для нас.

Сириус снова замолчал. Гарри придвинулся и прижался к его худому боку. Обнял и тихо сказал:

— Меня за все годы навещали два волшебника. Один из них Биллиус Фабиан Уизли, он познакомился с дядей Верноном, когда меня и Дадли забрали в детский дом. Именно Билли помог вернуть нас домой и помогал моей семье в дальнейшем.

— Это хорошо. Надо поблагодарить его при случае. А второй кто? — спросил Сириус, прижимая к себе крестника. Гарри глубоко вздохнул.

— Не знаю. Он никогда не подходил близко, показывался всегда издалека, просто стоял и смотрел, ничего не делая и не говоря. Но он не внушал страха, напротив, при нем было как-то спокойней. Понимаешь… — Гарри сосредоточенно закусил губу. — Он появлялся в те моменты, когда рядом со мной и Дадли не было ни одного взрослого, а так как он ни разу не навредил нам, то… мне думается, он берег нас, охранял. Незаметно и тихо.

— Как он выглядел? — насторожился Сириус.

— Ну, примерно как ты: среднего роста, худой, кудрявый, волосы пшеничного, такого, светлого, золотистого оттенка. Цвета глаз не могу сказать, он далеко обычно стоял, близко никогда не подходил.

— Странно… — удивленно протянул Сириус. — По твоему описанию очень похоже на Вижна. На последних курсах он пытался с твоей мамой встречаться, но она предпочла Джеймса. Твой отец вообще-то всех парней от неё отшил, и Снейпа, и Гринвуда…

— Значит, это ещё один мамин друг? — слегка успокоился Гарри, поняв, что причин для беспокойства нет.

— Ну, получается, так, — согласно кивнул Сириус. — Друзья твоей мамы более ответственные, чем друзья со стороны отца.

— А почему он не подходит? Стесняется, что ли? — озадачился Гарри.

— Не знаю… — Сириус прижался губами к гарриной макушке. — Может, и стесняется, я вообще не помню, чтобы Гринвуд с кем-либо заговаривал. А ещё кто-нибудь к тебе подходил?

— Да, подходили, неоднократно, и это были очень странные незнакомцы. Однажды, когда мы вместе с тётей Петуньей и Дадли зашли в магазин, мне поклонился крошечный человечек в высоком фиолетовом цилиндре. Тётя Петунья занервничала, спросила меня, знаю ли я этого коротышку, а потом, когда я сказал ей, что в первый раз в жизни вижу его, схватила нас за руки и выбежала из магазина, так ничего и не купив.

— Дедалус Дингл, — хмыкнул Сириус Блэк. — Первый твой поклонник.

— Потом как-то раз в автобусе мне весело помахала рукой какая-то женщина, совершенно чокнутая с виду и одетая во все зеленое, — описал Гарри второго поклонника.

— Гестия Джонс, — развеселился Сириус, без труда узнавая тётку.

— А совсем недавно ко мне на улице подошел лысый человек в длинной пурпурной мантии, с глубоким почтением пожал мою руку и ушел, не сказав ни слова.

— Чернокожий? — уточнил Сириус.

— Да, — закивал Гарри. — Дюжий такой, полный, с серьгой в ухе…

— Ну ё-моё! — восхитился крестный отец. — Первых двух я ещё могу понять, они люди маленькие, но Кингсли-то Бруствер! Он-то с чего фанатеет от тебя? Сам-то он не последняя шишка в Министерстве, мракоборец высшей категории.

Разумеется, Гарри заинтересовался новыми словами и потребовал объяснить, что такое мракоборец, и правда ли, что есть такое Министерство, которое за магию отвечает.

— А Билли тебе не рассказывал? — съехидничал Блэк.

— Не-е-е… — Гарри помотал головой. — Он вообще-то дядин знакомый, служащий банка Гринготтс. И потом, при мне он никогда не говорил таких слов.

— Ну хорошо-хорошо, — сдался Сириус. — Слушай…

Случай на мосту

Что будет, если вдруг скрестить

орла и трепетного льва,

искусством древних управляя?

Грифон получится, ептыть!

Крылами поведет едва

и воспарит к воротам рая.

Когда ж закончилися львы

и, кроме тигра, нет зверушки,

что будет, если нам скрестить

его с когтистой страшной птушкой?

‌ ‌‌‌ ‌‌ ‌‌ ‌‌ ‌‌ ‌ ‌‌ ‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌‌ ‌‌‌‌‌ ‌‌‌‌ ‌‌‌‌‌ ‌‌ ‌‌‌ ‌ ‌‌‌ ‌‌ ‌‌ ‌‌ ‌‌ ‌ ‌‌ ‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌‌ ‌‌‌‌‌ ‌‌‌‌Загадка древних колдунят-селекционеров, чуть было не использовавших Sanchopanzer'а в своей опытной деятельности

_____________________________________________________________

Следующие несколько месяцев пролетели, что называется, на одном дыхании. Просвистели чередой пестрых лент-событий, из которых отсеялись и отложились в памяти только самые яркие и значительные.

Например, переезд Сириуса в Литтл Уингинг на постоянное место жительства в домик у реки. Причем сразу после угона феникса… Разъяренный Дамблдор, доведенный до ручки, нагрянул на площадь Гриммо Двенадцать в святейшем порыве распотрошить ворюгу. Его голубые глаза метали молнии, а бешеная встрепанная борода встала дыбом от наэлектризовавшегося воздуха, в ней, опасно посверкивая, мелькали искры, пахнущие озоном. Дом Сириуса встретил его траурной тишиной. Впрочем, тут же нарушенной гневным воплем:

— Сириус! Ты где, гад?!

Услышав испуганный грохот из кухни, Дамблдор рванул туда, но вместо вожделенного грабителя нашел там всего лишь старого домовика, державшего в руках тяжелую кочергу.

— Где он? — с ходу рявкнул Дамблдор.

— Умер! — крикнул Кикимер, тыкая кочергой под колени. Дамблдор охнул, падая и хватая руками воздух, перед его глазами промелькнул умирающий в его кабинете Сириус, распластанный в кресле и державшийся за грудь.

— Не может быть!..

— Убийца!!! — взвизгнул Кикимер и обрушил чугунную палку ему на голову. Кочерга спружинила от тюбетейки и поехала, сдирая кожу с уха. Дамблдор взвыл. Но ещё громче взвыл Кикимер, продолжая лупцевать волшебника печным инвентарем: — Ублюдок, потрох сучий, моча гоблинская, ты что натворил? Ты зачем лишил род последнего потомка?! По чьей милости имя Сириуса исчезло с родового гобелена, а?

— По-по… погоди! — испуганно проверещал Дамблдор, пытаясь отползти от сыплющихся полновесных ударов престарелого мстителя. — Оно же было выжжено с него ещё почтенной его матушкой!

— Самый умный, да??? — взвизгнул Кикимер. — Имя было выжжено, но в роду-то он оставался! А теперь? Что теперь, я спрашиваю?! Последний Блэк исчез из рода совсем!!! А-а-а-ааа!!! — завопив, Кикимер перешел в полную вендетту, обрушивая карающую кочергу на повинную голову старика.

— Стой! Подожди, покажи мне!.. — взмолился Дамблдор, безуспешно прикрывая голову и чувствуя, как руки покрываются синяками.

Занесенная где-то над головой кочерга застыла в воздухе, глаза Кикимера выпучились — до него дошло, что избивает он, в принципе, невиновного, но… легче ж помереть, чем признать свою ошибку, да? Опустив карающий жезл, он сдавленно проквакал:

— Гобелен в гостиной, с-сэр…

Потирая многочисленные шишки на голове и синяки на руках, Дамблдор, прихрамывая на обе ноги, двинулся по указанному адресу, чтобы своими глазами убедиться, что имя Сириуса исчезло с родового полотна. Глаза заволокло красным туманом, в ушах загрохотала взбурлившая кровь — неужели Блэк и вправду умер, и его верный феникс унес тело усопшего на погребальный костер, решив оказать последние почести? Ведь выжжен-то был вышитый шелком миниатюрный портрет Сириуса, а его имя до недавнего времени было целым, а теперь оно почернело, покрывшись траурным налетом, как и имя Регулуса.

Дамблдор в каком-то наивном отчаянии жалобно погладил вышивку, словно надеясь стереть черноту тлена. Увы и нет. Гобелен грустно продолжал утверждать, что Сириуса Блэка-третьего (он же Бродяга) больше нет на свете…

Между тем носитель мертвого имени вкалывал наравне с грузчиками, ворочая с ними шкафы и комоды, кресла и диваны со столами, честно забыв про волшебные палочки, ибо счел, что трудовой пот украсит его дом не хуже, чем при постройке. Домик, стоявший на берегу Уинг-ривер, мог уже начать гордиться тем, что его купил замечательный новый хозяин по имени Сирил Трамп. Сириус, как мы видим, твердо решил поселиться поближе к крестнику, при этом не отбирая его у родственников, а так как ребёнок жил в сугубо маггловском городе, то вместе с магическим миром пришлось оставить и необычное для простого человека имя волшебника — Сириус. Несмотря на уверения крестника, что Блэк вполне нормальная для маггла фамилия, Сириус уперся рогом, решив сменить и фамилию, соблазнившись тонким намеком Гамаюн на его прозвище «Бродяга».

Таким образом в паспортном отделе города Литтл Уингинг на свет тысяча девятьсот восемьдесят девятого года родился Сирил Трамп, полностью перечеркнувший дорогу прошлому. Его «смерть», этот своеобразный уход из мира магии, и была непроизвольно учтена честным родовым гобеленом, с печальным вздохом вычеркнувшим последнего потомка Блэков. В то же время в банке Гринготтс ушли в вечную спячку сейфы, заранее опустошенные Сириусом, уж поверьте, он догадался перевести счета на свое новое имя.

Шкафы, диваны и комоды заняли свои места, выгодно подчеркивая собой новенькие обои и свежепобеленные потолки. Сам дом был одноэтажным, в форме креста, крылья которого образовывали две вместительные спальни с ваннами и гардеробными, гостиную с камином и кухню с гаражом, последние, понятное дело, находились со стороны подъездной дороги. Чуть поодаль, на взгорье, располагалась конюшенька, пока пустая, но полностью готовая к приему и содержанию четырех лошадей, которых Сириус собирался в скором времени приобрести для себя, Петуньи и мальчиков на конской ярмарке.

За лошадьми он в конце концов и собрался, решив не затягивать с удовольствием. И вот тут-то его настиг Бе Пе, Большой Подвох или Пизд… Подстава. Все продавцы и коннозаводчики, узнав, что клиент покупает лошадей для двух маленьких мальчиков и женщины-домохозяйки, в один голос начинали предлагать Сириусу меринов, спокойных выхоложенных кобыл или пони, хором при этом запрещая покупать гунтеров, тракененов и прочих верховых горячих скакунов. А если Сириус, распалившись несогласием, начинал с пеной у рта доказывать, что мальчики — прекрасные наездники, тут же грозили вызвать полицию, совали под нос винтовку и называли космическую цену за коня — в размере где-то полутора миллионов фунтов стерлингов. А что вы хотите, батенька, если среди лошадиной элиты с километровой родословной нет коня дешевле полумиллиона, вам же сказали: хотите спокойную клячу для ребёнка — покупайте коня-качалку, пони или кобылу с мерином!

В общем, пришлось Бродяге сдаться на милость знатоков и психологов, завязать потуже ремешок на выпирающей гордости, подсчитать бюджет, раскрутить на поездку Вернона с мальчишками и направить колеса семейного форда в Солихулу, на конскую ежегодную ярмарку, расположенную где-то у черта на рогах, географически вроде как близ Уорвика. Приехав туда, Сириус с тоской принялся глазеть на дохлых кляч, которых вовсю рекламировал высокий пузан в белой ковбойской шляпе, рассекая по манежу верхом на откляченном жеремерине. Это не опечатка и не ошибка, это определение «погашенного» коня, у которого яйца целы, но спокоен при этом, как евнух.

Ну если Сириусу глушенные коняги никак и ничем не нравились, то Гарри и Дадли пришли в восторг от милых и ласковых лошадушек. Большинство из них были предоставлены приютом и раздавались почти бесплатно в хорошие, надежные и добрые руки. Дадли сразу всей душой прикипел к соловому мерину с чудесной белой гривкой, а Гарри приглянулась вороная кобылка полукровной фризской породы. Вернон для Петуньи присмотрел другую кобылу, высокую и стройную, как и его женушка, теплой каштаново-бурой масти. Себя он тоже не забыл, решив тряхнуть стариной, и купил на свои деньги отличного гранда, серого, списанного с армейской службы, только что из-под кавалериста. Один Сириус долго метался, не в силах выбрать себе коня по вкусу, его аристократическая натура требовала элитнейшего скакуна чистейших кровей, и все эти дохлые дворняги-полукровки и метисы его никак не устраивали. Наконец Гарри сжалился над ним, остановил мечущегося туда-сюда крестного и предложил:

— Сириус, ну хочешь, я тебе Пегаса из Книги призову? Он уж точно самым наичистокровнейшим будет.

— Ух ты… Правда? И такие есть? — восхищенно притормозил эстетствующий родственник.

— Да-да, — подтвердил Гарри. — И Пегасы там есть, и Единороги, и Тулпары, и Аликорны, и Гиппороны с Гиппогрифами…

У Сириуса в глазах аж золотая лихорадка со знаком доллара разгорелись — так он был заворожен перспективой прокатиться на перечисленных крестником скакунах. В результате простого коня он себе так и не купил, и в Литтл Уингинг нанятый коневоз повез четырех лошадей Дурслей и Гарри.

Стелилась под колеса гладкая дорога, пахнул вкусно лошадьми встречный ветерок, летящий к форду от коневоза, едущего впереди, пыхтел в усы довольный Вернон, радостно галдели на заднем сиденье мальчишки, обрадованные неожиданным приобретением.

Миновав городские районы Вестминстер и Ламбет, грузовик с конями и семейный форд, двигавшиеся в общем потоке машин по автобану, приблизились к мосту Ватерлоо, являющемся самым длинным мостом в столице и самым проблемным в мире, пожалуй… Он был основан в тысяча восемьсот одиннадцатом году как «Strand Bridge», но после битвы при Ватерлоо и победы над Наполеоном был переименован в мост Ватерлоо. В тысяча девятьсот двадцать третьем году он был закрыт из-за сильной просадки фундамента. Реконструкция горе-моста началась в тридцать седьмом году, но была отложена из-за второй мировой войны и не возобновлялась до тыща девятьсот сорок пятого года.

Вот и сейчас с ним что-то произошло… Затор был чуть ли не в милю протяженностью и, как подозревали все автовладельцы, будет очень долгим, и многие из них, плюнув на крюк, разворачивали машины, чтобы проехать злосчастный район по другим мостам. Темза-то одна и длинная, и мостов вдоль неё до тридцати штук точно наберется.

Ну, лошадей ждать в пробке как-то негуманно заставлять, поэтому водитель коневоза по просьбе Вернона повернул на дорогу вдоль Темзы на следующий мост, с ним уехал и Сириус, до отказа напичканный инструкциями насчет выгрузки-размещения-поения и кормления животин. Сам Дурсль остался продвигаться к мосту черепашьим ходом — по сантиметру в минуту. Дела у него в черте города были: надо было заехать в офис — забрать документы, которые ленивая секретарша не заполнила «вчера».

Ползли машины, переругивались водители, спрашивая друг друга и дорожных полицейских о причине затора. Бобби лениво отгавкивались, махали полосатыми палками и просили проезжать и не задерживать. Спустя полчаса и полмили стала понятна причина пробки — перед мостом по проезжей части метался человек и кричал, создавая тот самый затор:

— Да стойте вы! Говорю вам — мост ненадежен! Стойки размыты, вам просто не видно!

От него отмахивались. На него ругались. Его толкали полицейские, прося убраться с дороги. Оттащив смутьяна на обочину, давали торопливую отмашку водителям, и те, пользуясь окошком, проскальзывали в щель и спешно уносились по мосту, который, судя по всему, был цел и никуда обрушиваться не собирался. То есть парень на первый взгляд действительно был смутьяном, сея панику и пугая честных граждан.

Но не для Гарри. Гарри его узнал, а благодаря Сириусу, знал и его имя — Вижн Гринвуд. Тронул за плечо дядю.

— Дядя Вернон, пожалуйста, давай назад.

Вернон оглянулся — вокруг, со всех сторон: спереди, сзади, справа и слева, были машины.

— Никак… Некуда. Гарри, а что случилось?

— Это волшебник, — напряженно закусив губу, сказал Гарри. — Он видит беду, предупреждает нас, а доказать её не может. Ты видишь — ему никто не верит…

— Но мост-то цел, вон, стоит… — возразил Вернон, кивая на машины впереди.

И, словно в издевку его словам, мост с громким «ХР-РРРЫК» ушел вниз и вбок ровно посередине. Расширенные глаза Вижна на какую-то долю секунду встретились с глазами Гарри, прежде чем он исчез, смытый стальным потоком рухнувших в провал автомобилей.

Гарри никогда в жизни так не кричал… Выскочив из машины, он опрометью кинулся на берег и с ужасом смотрел на жуткую мешанину воды, машин, бетонных плит и арматурин. Смотрел, смотрел и искал среди всего этого хаоса одну-единственную золотистую голову — голову Вижна Гринвуда… Потому что и мысли допустить не мог, что из-за него погибнет волшебник. А зачем бы ему ещё торчать на маггловском автобане и уговаривать народ не ехать по мосту?

— Вот он… — выдохнул Вернон. И тут же, оскальзываясь на крутом склоне, начал спускаться к взбаламученной рыжей воде. Гарри и Дадли, замерев у раскуроченного бетонного ограждения, неотрывно следили за Верноном, чья широкая спина в сером пиджаке не очень-то выделялась средь чужих других спин людей, спешащих на помощь попавшим в беду. Но взгляд мальчиков приклеился только к ней, к родной спине отца и дяди Вернона.

Волшебники могут многое. Перемещаться в пространстве на любые расстояния, повернуть время вспять, ненадолго, но могут, шагнуть в нужную точку времени и слегка подкорректировать текущие события. Могут изменить форму предмета и склеить разбитое. А могут и в будущее заглянуть, если появится такое странное желание и будут на то способности. Вот только в предвидение обычно никто не верит, и его очень трудно доказать. Вижн и не пытался, знал, что бесполезно. Всё, что он мог, это просто создать пробку на дороге, желательно такую, чтоб машины долго не могли въехать на мост, чьи опорные и несущие сваи элементарно износились со времени последнего ремонта-реконструкции.

Привычно поджидая мальчика, Вижн уловил незначительные нюансы будущей катастрофы, присмотревшись к источнику опасности, понял, что произойдет несчастье, если ничего не предпринять. Мэрию, строителей и прочих инженерно-дорожных людей предупреждать уже было попросту некогда — старый изношенный мост собирался обрушиться именно сейчас, в этот день… Перегородив дорогу бетонным блоком, трансфигурированным из кирпича, Вижн надолго застопорил движение, пока магглы не додумались вызвать тягач. Эвакуатор-то приехал, да камень сгинул, не к чему стало тросы цеплять — не к кирпичику же? — но теперь на мосту застрял сам тягач, все колеса которого внезапно спустили воздух. Это Вижн применил невербальное Секо, намертво закупоривая дорогу стальной пробкой.

Пробираясь вброд средь покореженных машин, Вернон добрался до светлой макушки, ухватил тяжелое недвижное тело и, пятясь, потянул на берег. Кто-то помог ему, поднял за ноги, ещё кто-то сбоку пошел, придерживая голову…

Идиотов среди автовладельцев не было, они с самого начала видели, что именно этот парень суетился на въезде на мост, уговаривая ехать другой дорогой. Выбрались на высокий берег, прошли немного выше по набережной, ориентируясь на звуки сирены кареты скорой помощи. Но тут парень закашлялся, приходя в себя, и его бережно уложили на газон. Вернон, встав на колени, крепко держал в объятиях содрогающееся от кашля трясущееся тело. Гарри и Дадли давно стояли рядом и испуганно смотрели на спасенного спасителя.

— Вижн! — жалобно позвал Гарри. Парень, кашляя, повернул голову к нему и слабо улыбнулся, мелко-мелко закивал, мол, сейчас, отдышусь, и всё будет в порядке… Гарри, всхлипывая, протянул руки и безотчетно вцепился в мокрый рукав его пиджака.

Энное время спустя, после положенных медицинских осмотров-капельниц-перевязок-примочек, Вернона, мальчиков и их нового знакомого наконец-то отпустили. Подчиняясь молчаливому приказу Вернона, Вижн покорно забрался в автомобиль. Вернон, дождавшись, когда заберутся мальчики, сел за руль и повел машину прочь от места катастрофы. Гарри взял блондина за руку и требовательно спросил:

— Ну кто ты, Вижн? Я тебя не в первый раз вижу.

В ответ на Гарри глянули прозрачно-зеленые глаза, а губы раздвинулись в косоватой улыбке, обнажая белые зубы.

— Ну, скажем так, я несостоявшийся поклонник твоей мамы. Очень её любил, знаешь ли… А так я твой будущий учитель в школе Хогвартс, буду преподавать защиту. Попал, вот совершенно случайно, в момент срочного набора во время реформы, затеянной Советом попечителей. Кстати, Хогвартс отремонтирован полностью и готов к приему учеников.

Договорив, он тепло посмотрел на мальчика, позабавленный его удивлением. Гарри, совершенно потрясенный, смотрел на Вижна и силился уложить в голове невозможный факт того, что рядом с ним сидит его будущий учитель — профессор Гринвуд.

Чай с мелиссой, молнии, гитары и волки

Прибыв на Тисовую и припарковавшись, Вернон выгреб из машины закутанного в плед Вижна и втолкнул в дом прямо в объятия встревоженной Петуньи, которую успел предупредить по телефону из полицейской машины. Цепко ухватив парня, Петунья препроводила его в кухню и, усадив на стул, тут же всунула ему в руки большую кружку с горячим душистым чаем с мелиссой, лимоном и корицей. Куда Вижн покорно окунул длинный тонкий нос, глубоко вдыхая пряный антипростудный аромат.

Гарри пристроился рядышком на соседнем стуле, с трепетом разглядывая лицо — интересен он ему был просто по самое не могу… новый человек сам по себе интересен, а тут ещё и такой, что жизни им с дядей и братом спас, навещал неоднократно издалека и втихую, и учитель будущий в придачу. Подсохшие волосы цвета пшеницы симпатично вились мягким ореолом вокруг головы, коротко стриженные на затылке и на висках, они были темнее, как и ресницы с бровями, имели коричневый оттенок. Вижн был не то чтобы эталоном красоты, скорей наоборот, но и уродом не был. А косоватая улыбка вообще придавала его облику тот особый шарм, делавший его харизматичным и загадочным.

Петунья то и дело наклонялась к нему, вглядываясь в его черты и озабоченно хмуря брови, потом её лицо вдруг прояснилось, озаренное узнаванием. Ахнув, она тронула гостя за плечо:

— Гринвуд! Это же ты спас нашу семью во время грозы?!

Внутри у Гарри всё так и зазвенело от волнения, а Вижн окончательно смутился, съежившись, зарылся головой в плед и ещё ниже опустил нос в кружку. Петунья выпрямилась и начала взволнованно рассказывать Вернону:

— Понимаешь, он тогда с Лили встречался, почти что женихом её стал, отец его уже сыном звал, мама мне в каждом письме писала о «чудесном мальчике Гринвуде»… Ну и вот, пришел он как обычно с гитарой и вдруг как побелел, отбросил её и кричит нам: «бегите!» Сам Лили в охапку и в окно… Выбежали мы за ним на задний дворик, ничего не понимаем, но спросить, в чем дело, не успели — со стороны парка шаровая молния в дом влетела. Она светилась так ярко, как стоваттная лампочка, трещала и шуршала, в воздухе стоял такой странный шум, как при радиопомехах. И пахло странно — окисью азота с легким налетом серы. Лили запаниковала, начала плакать, а Вижн её за плечи держит, уговаривает стоять спокойно на месте и не шевелиться, говорил ей и нам: «если повезет, она тихо растворится в воздухе, не двигайтесь, стойте тихо, иначе она взорвется и всё разрушит». Стояли мы, стояли, замерев, на плазменный шар неотрывно смотрели, дышать и то боялись… Всё бы ничего, но, понимаете, гроза в самом разгаре была, ветер усилился, порывистый, резкий стал, поток воздуха двинул молнию в нашу сторону, и у Лили, бедняжки, нервы не выдержали, ну что с девчонки глупой взять, с семнадцатилетней? Взвизгнула она да и побежала сдуру… А молния ка-а-ак повернет и ка-а-ак понеслась за ней! Вижн не растерялся, в дом кинулся, а молния, к нашему вящему удивлению, притормозила, как будто размышляет — за кем двинуться? — не успела она «додумать» и двинуться к нам через гостиную, как Вижн обратно на улицу выскакивает и гитару в неё кидает. Взрыв был… аховый, электрической энергией всю гостиную прошило, да так, что будь в ней люди, ни один бы не выжил!

— А это точно молния была? — сварливо осведомился подозрительный Вернон. Вижн задумался, вспоминая, и кивнул.

— Самая настоящая шаровая молния, только она способна оплавить все стеклянные предметы и испарить воду. В гостиной окна, зеркала и дверцы шкафов были оплавлены, все их пришлось менять, аквариум, к примеру, совсем в лужицу превратился. Да и вообще ни одного стекла целого не осталось, как после аварии на стеклодувном заводе.

— А чего она за Лили гонялась? — продолжал подозревать неладное Вернон. Вижн кротко вздохнул и тоном профессора начал просвещать:

— Потому что не стоит от неё бежать, так как поток воздуха просто потянет шаровую молнию за вами. Спокойно и медленно отойдите от шаровой молнии подальше, внимательно следите за ней и ни в коем случае не поворачивайтесь к ней спиной. Ведь шаровая молния обычно движется вместе с потоком воздуха, поэтому перейдите на ту сторону от неё, откуда ветер будет её от вас отдувать. Если дело происходит в комнате, то избегайте сквозняка, не стойте между окном, дверью и дымоходом, ведь именно по этому пути вероятнее всего шаровая молния будет двигаться.

— А гитару… — начал было Вернон.

— А гитару я кинул, чтобы молния Лили не прожарила, — перебил Дурсля Вижн. — Решил, понимаете, что пусть лучше гитара погибнет, чем любимая девушка!

Петунья снова нагнулась и в порыве чувств обняла парня за плечи, патетично воскликнув при этом:

— Ну почему вы всё же расстались с Лили?! Тебя же папа с мамой любили, мечтали, что если не Северус, то хоть ты станешь их зятем!

— Потому и расстались, что она Поттера полюбила, — глухо ответил Вижн. — В тот год было аж три важных события, которые очень сильно повлияли на отношения Снейпа, Лили и Поттера. Сперва это была некрасивая сцена у озера… — тут Вижн опасливо покосился на Гарри и решил, видимо, не упоминать подробностей, перейдя ко второму случаю. — Ну, в общем, Лили с Северусом тогда расплевались, а потом, в конце пятого курса, произошел тот случай с нападением Люпина на Снейпа. Джеймс тогда впервые ощутил на себе ужасные последствия подобных шуток. Из-за действий его друга чуть не погиб другой человек, а жизнь его второго друга едва не пошла под откос. Он спас Снейпа и при этом охренел с того, как далеко зашел Блэк в этих своих шутках. Плюс неприятный разговор с Дамблдором и, что самое главное, молчание Снейпа. Снейп дал клятву, сохранил этот секрет и не стал ломать жизнь Люпину, у которого она и так была несладкой. Дамблдор вроде приструнил их после того события. Ну и понятно стало, почему следующие два года Северуса никто не трогал. Уже этой встряски достаточно, чтобы шестеренки пришли в движение. Джеймс был человеком весьма неглупым и очень даже талантливым, но тратил свой ум и талант на всякие дурости и некрасивые поступки. И вполне может быть, что именно тогда мысли заработали в ключе «а правильно ли я живу и поступаю?»

Правда, не у Блэка. Я так думаю, он просто послушал друга, но выводов не сделал. Но даже и без того уже достаточно было причин, чтобы Джеймс Поттер оставил свою хулиганскую деятельность и пересмотрел поведение с отношением к людям. Оставил в покое Снейпа, адекватно взялся за учебу и попытался понравиться Лили, показав свою лучшую сторону и изменившись в эту самую лучшую сторону. За два следующих года спокойствия, к концу которого Джеймс стал одним из лучших учеников школы наравне с Лили, их отношения стали лучше, крепче, доверительнее и пришли к известным событиям. К свадьбе… — Вижн вздохнул. — Единственное, что плохо в этой ситуации — все эти изменения стали возможны только потому, что жизнь и адекватность Северуса были уничтожены. Он стал моральным инвалидом с вечной травмой, которая так и не зажила, ведь своими поступками Лили и Джеймс окончательно толкнули его на «темную сторону».* Они его сломали, к сожалению. Северус так и не оправился, а тут ещё и третий удар последовал — умерла его мама. Вы же понимаете, что в семнадцать лет родителя тяжелее терять, чем в раннем детстве. Ребёнку-то проще, он это просто не запомнит, а подростку каково?

Снова вздохнув, Вижн повертел в руках кружку, допил оставшийся остывший чай и поставил опустевшую емкость на стол.

— А ты? — жалобно спросила Петунья.

— А что я? — грустно улыбнулся Гринвуд. — Я просто отошел в сторону, не стал стоять у них на пути. Видно же, что они любят друг друга, так зачем вмешиваться туда, где нет места третьему?

Гарри едва удержался от того, чтоб головой не покачать — ну и мама… куча поклонников. Три парня сразу в неё влюбились, подумать только! Ба-а-альшой такой выбор у мамы был, однако. Словно прочтя его мысли, Вижн посмотрел на Гарри и тихо хмыкнул:

— Ну хоть выбрать смогла, да?

И подмигнул заговорщицки. Гарри облегченно засмеялся и закивал. Вот так всё и разъяснилось, стало понятно, почему в их жизни появился Вижн Гринвуд, мамин одноклассник и несостоявшийся поклонник. Сам же Вижн, как он потом поведал, учился на Гриффиндоре, дружил с Енохом Ландо с Пуффендуя. С Гриффиндора он любил общаться только с девушками, Мэри МакДональд и Лили Эванс, со Слизерина приятельствовал с Альбертом Ранкорном, а на Когтевране у него были ещё два друга — Квиринус Квиррелл и Ксено Лавгуд, оба такие умники… Ну и остальных ребят он знавал постольку-поскольку, как того требовали банальные обязательства для тех, кто подолгу живет в одном пансионе под одной крышей.

— Значит, ты хорошо маму знал? — вцепился Гарри в возможный источник информации.

— Только с шестого курса, — покачал головой Вижн. — Раньше не мог, она с Северусом не разлучалась, всё время вместе с ним ходила… вообще неразлучниками были — куда ни пойдешь, везде они, Ворон да Лиса. Так что если уж кого спрашивать, так это Северуса. А что, тётя Петунья тебе про маму не рассказывает, что ли?

Гарри удрученно помотал головой.

— Не, по-моему, ей тяжело про неё вспоминать.

— Ну это понятно, ведь не абы кто, а сестра младшая погибла, так что…

Вздохнув, Вижн замолчал. Молчал и Гарри, погрузившись в невеселые раздумья. Потом он потянул Вижна за рукав, придумав другой вопрос.

— А сколько факультетов в Хогвартсе?

— Четыре, — косо улыбнулся Вижн. — И не спрашивай, какой самый лучший. Они для каждого по-своему лучшие. Например, я учился на Гриффиндоре и поэтому для меня он самый-самый, то же самое тебе скажут и пуффендуец, и слизеринец с когтевранцем. Поступишь туда, куда тебя Шляпа направит.

— Кто? — переспросил Гарри.

— Волшебный артефакт, Распределяющая Шляпа, — пояснил Гринвуд. И с замиранием следил за тем, как мальчик обдумывает следующий вопрос. Обдумал и озвучил:

— Вижн… а что случилось на озере?

Вижн только вздохнул — дотошный ребёнок.

— Ну… эх, ладно, лучше я расскажу, чем ты слушков наберешь. В общем, Сириус и Джеймс на экзаменах Северуса обидели. Хотя, кто кого обидел, это ещё вопрос, Северус-то язва та ещё, при каждом удобном случае задирал Мародеров…

— Кого-кого? — скривился Гарри. Вижн кивнул, одобряя его возмущение.

— Да-да, Мародеров, так твой отец называл свою шайку, вся школа об этом знала.

Гарри вспомнил рассказ Сириуса о том, как они в полнолуние выпускали из бункера оборотня, и загоревал — ну точно мародеры, бандиты бессовестные.

— А про оборотня тоже знали? — спросил тоскливо.

— Знали, конечно. Попробуй волка спрятать, тем более такого, для которого специально драчливое дерево посадили. Ушел ты летом — пустырь. Осенью пришел — оп-па, а на лужке деревце невиданное стоит, всех плетьми хлещет, даже пташек невинных и тех — шмяк! Идиотов-то в Хогвартсе нет, поспрашивали старшаков, для чего-зачем, и вуаля… прознали о первачке с пушистой ежемесячной проблемой, по имени Ремус Люпин. Кстати, вот зачем его родители придумали так назвать сына, я не понимаю?! Прям Волк Волкович!

Гарри поежился от страшноватого сочетания имени и фамилии, действительно — ромул лупа… волк по какому-то языку. А Вижн тем временем принялся неторопливо рассуждать:

— «Ремус», конечно же, является ссылкой на мифологический персонаж того же имени, которого воспитали волки. «Люпин» является формой латинского «волчанка», переводя к слову «волк». Его имя — один гигантский намек на его секрет того, что он оборотень. Его родителями были Лайелл Люпин и Хоуп Хьюэлл, и имя его отца заслуживает дальнейшего рассмотрения. «Lyall» издавна встречается в Шотландии и происходит от древнескандинавского имени «Liulfr», что означает «волк». Это три волчьих имени в семье, что кажется более чем совпадением. Я предполагаю, что семья Люпинов имеет историю с оборотнями, но происхождение имен либо забыто, либо не обсуждается. Возможно, у них в семье был оборотень, возможно, поскольку гены оборотня не являются наследственными, или что их предки помогли покорить оборотней. Лично я думаю, что второе более правдоподобно, но это всего лишь предположение.

Гарри вздохнул и снова подергал Вижна за рукав.

— А на озере что случилось?

Вижн с уважением глянул на мальчишку, ишь, цепкий чертёнок. Вцепился в тему и не отпускает.

— Ладно-ладно, Мародеры со Снейпом сцепились, вчетвером на одного напали… то есть нет, поточнее, это Джеймс с Сириусом начали его задирать, Питер, помнится, смотрел только и попискивал от восторга, а Люпин сделал вид, что книжку читает, то есть тоже ничем и никак не вмешивался. Ну и вот, задираются, издеваются, обычные пацанские разборки, а тут твою маму принесло… Нет бы пощадить пацанскую гордость, но она полезла заступаться: начала ругаться с Джеймсом, чтобы он Северуса оставил в покое, и такими, знаешь, словооборотами его приложила, что хоть стой хоть падай. В общем, только хуже сделала. Северус-то гордый до невозможности, разобиделся только, что за него девчонка заступилась, огрел Лили крепким словцом, та в ответку, ну, слово за слово — и расплевались. Тем самым нам с Джеймсом зеленая тропа открылась, стали мы по очереди за твоей мамой ухаживать. Сначала я подкатился, Джеймс попозже начал, после того случая с Люпином, когда одумался и остепенился.

— А тебе было очень жалко, когда мама выбрала папу? — спросил Гарри, краснея от смущения. Вижн фыркнул и игриво щелкнул мальчишку пальцами по кончику носа.

— Ну как я могу жалеть, если от их союза родилось вот такое зеленоглазое чудо? — обнял и привлек к себе. — Нет, Гарри, я не жалею, всё было правильно. И мне очень-очень больно от того, что Лили и Джеймс погибли, а ты остался один. Гарри, прими мои самые искренние соболезнования. Я очень сочувствую тебе.

Глазам стало горячо, и Гарри покрепче зарылся лицом в сильное плечо Гринвуда. Сипло выдохнул:

— Спасибо…

Лишь поздним вечером Петунья отпустила Вижна, после того, как твердо-натвердо убедилась в том, что парень не простудился и совершенно точно здоров. Но, отпуская Гринвуда домой, она содрала с него обещание заглядывать к ним почаще, а то Билли-то редко стал захаживать, от силы раз-два в год покажется, принесет деньги и снова исчезнет надолго. Выслушав аргументы Петуньи, Вижн внимательно посмотрел на Гарри.

— А что, малец, выбросы стихийной детской магии у тебя были?

— Э-э-э… Были, — закивал Гарри. — Но их Бестия гасит, поглощает… Не дает мне начудить.

— Кто такая Бестия? — удивился Вижн.

Пришлось ему задержаться ещё на час — познакомиться с волшебной Книгой. Как и всех, она его заворожила и привела в восторг, как и вызванный в качестве доказательства лемур по имени Заря. А что касается поглощениядетских всплесков магии, то Бестия действительно гасила их, перехватывая магию Гарри и вбирая в себя, не давая ничего поджечь и разрушить. Книга стала совсем разумной, вместе с именем она приобрела чувства и характер. Гарри рассказал гостю о том, как она пересекла полмира, чтобы прийти к нему из Англии в Швейцарские Альпы, чтобы помочь ему в беде. Она вообще откуда угодно может прийти, стоит только позвать!

Тут мальчишка опустил голову и часто-часто запыхтел, как это обычно делает ребёнок, сдерживая рвущийся наружу плач. Вижн тут же стек с банкетки, встал на колени перед Гарри и, взяв за плечи, встревоженно заглянул в опущенное лицо.

— Ты что, Гарри? Чего ты, маленький?..

— Я не позвал её, когда ты упал туда, — тоненько вскульнул Гарри. Подумал, зажмурился и заревел в голос, пришибленный виной. Вижн обреченно прижал мальчонку к себе — ох, горюшко…

— Ну тихо, тихо, не реви. Зачем ты её ко мне звать-то будешь? Я не собирался тонуть… Меня же сразу вытащили, Гарри, не вой, чудик… Послушай… Гарри, эй, послушай, что я скажу. В Альпах ты её не звал, ты только подумал о том, что она тебе нужна, так? Ну во-о-от. Пойми, малыш, Книга сама знает, когда прийти. Веришь?

— Правда? — Гарри поспешно вытер слезы.

— Самая истинная правда! — клятвенно заверил мальчика Вижн. — Если опасность мнимая, Книга не придет, как бы ты ни звал её, вот хоть обкричись, нипочем не придет. Это я образно говорю, на самом деле она и просто так придет к тебе, как к другу, — Вижн улыбнулся. — Ну, Гарри, больше не будем плакать?

Гарри замотал головой, слабо улыбаясь и благодарно разглядывая лицо человека, который за какой-то день стал практически родным. Даже ближе и роднее Сириуса. Наверное, потому, что от Вижна исходила уверенная сила, от него так и веяло надежностью, в отличие от ветреного и беззаботного Сириуса Блэка.

Вижн стал ещё одним взрослым другом для Гарри Поттера, и если Сириус вел себя в их отношениях как малолетка, ввязываясь во все детские игры и проделки Гарри и Дадли, то Вижн, напротив, был наставником. Приходил он, как и пообещал, очень часто, при этом как-то ухитряясь сделать так, чтобы их пути не пресеклись с Сириусом Блэком. На вопрос Гарри, почему он избегает Сириуса, Вижн ответил:

— Не хочу его расстраивать своим видом. В школе мы, кстати, не особо ладили. Ну достаточно мы друг другу глаза и нервы намозолили. Так что… с глаз долой, из сердца вон.

Что-то он не договаривает… но Гарри не стал настаивать на более точном и правдивом ответе: не хочет говорить — не надо, возможно, у него на то есть уважительные причины.

Волшебная палочка для друида

Дальнейшие два года прошли очень оживленно — протек и утек девятый год, настал и потек десятый… Гарри и Дадли сильно вытянулись, окрепли. Дадли стал плотно сбитым крепышом на радость матери, здоровый такой, с широким лицом и крепкими кулаками. Гарри вырос в тонкого жилистого драчуна, юркий и живой, он угрем вертелся, остро реагируя на каждого обидчика, а их было немало. Очки-то Поттер снял, но странности происхождения никто не отнимал: все в городе знали, что Гарри сирота, что его родители не то разбились пьяными в автокатастрофе, не то были убиты маньяком, в общем, тайна, покрытая мраком. А где загадки, там и непонимание. А непонимание, в свою очередь, порождало отчуждение, со странным мальчиком никто не желал связываться.

Нет-нет, внешне он был обычным: тоненький боевитый шкет, помогающий тёте и дяде по дому, выгуливающий на поводке роскошного ретривера, иногда его видели за городом катающимся верхом на черной лошади в компании родственников. Темные волосы, зеленые глаза, вежливо-лукавая улыбка, воскообразный след на лбу над правым глазом в виде косого зигзага, вот его примерное описание — самый обычный пацан. И безотцовщиной его не назовешь, ну, а как же, ведь его и дядя Вернон воспитывал, и крестный отец свою мужскую руку к воспитанию прикладывал…

Но Поттера всё равно побаивались, замечали за ним некоторые странности: вот идет он по улице, а вокруг него ветер хоровод водит, палыми листьями играется, поднимает с земли желтые — клена и карминно-красные — бука. Казалось бы, ничего такого необычного, ну поднял ветер листья, ну и что? Вот только ветер не просто так эти листья поднял, а в каком-то особом порядке: желтый лист — оранжевый лист — красный лист, и снова — желтый-оранжевый-красный… И закружились они в некоем подобии хоровода, по спирали вверх, кружок в небе и в обратную сторону, по более широкой спирали вниз… Случайные свидетели-прохожие так и застывали на месте, смотря на невозможный танец ветра и листьев, этот своеобразный осенний вальс.

А вот Гарри на крыше столовой обнаружен, стоит там, вниз смотрит и смущенно просит прохожих вызвать спасателей, мол, не знает, как спуститься. А как залез, спрашивается… Вызванные спасатели, кстати, ещё больше озадачиваются тем, как мальчишка вообще смог забраться на крышу здания? Сам-то он — никак не мог бы! Пожарная лесенка на высоте полутора метров от земли — пацану нипочем не дотянуться, чердачный выход заперт на ржавый замок, его спиливать пришлось, чтоб на крышу проникнуть…

Школьный конфликт Поттера и мисс Бимиш заканчивался тем, что у последней синел парик. Начинался конфликт по заведенной схеме:

— Мистер Поттер, вы дописали? Только что был звонок с урока!

— Сейчас, мисс Бимиш, вот, последний абзац допишу…

— Мистер Поттер, — вредным голосом начинает докапываться учительница. — Время вышло, сдайте пожалуйста, лист! Иначе поставлю «F» или «G».

Гарри торопится, спешит дописать, ошибается, пропускает букву или ставит кляксу. Сдает лист и с тоской наблюдает, как учительница, зловредно улыбаясь, выводит красными чернилами жирную «G», и, не выдержав её издевательства, мстительно перекрашивает парик в лазоревый цвет. Пробовал и недописанную работу сдать, но всё равно получал низшую оценку, так как:

— Мистер Поттер, а почему работа не дописана? Ай-яй-яй, за леность — ноль!

И снова Гарри красит её волосы в синий цвет. Мисс Бимиш, узрев перед глазами посиневшую челку, вздрагивает, скрипя зубами, мчится к зеркалу и злобно орет, когда по глазам больно бьёт ядовитая синяя синь. Доведенная до ручки, взбешенная учительница кидается вызывать в школу опекунов на разбор полетов. Вернон Дурсль, грузный и широченный в кости, весьма представительный мужчина, недоуменно гудит в моржовые усы:

— Парик посинел? А при чем тут мой племянник? Может, вы сами его не тем шампунем помыли? Сейчас столько химии в продуктах, краски некачественные, то, сё… Ну как Гарри вам парик перекрасить-то мог? Он его брал? Нет? Ну и к чему претензии? С производителей спрашивайте! Делают вещи хрен из чего, а потом ещё и дивятся — а откуда в мире столько аллергиков!

В общем, уел Дурсль училку, поставил на место. А потом, когда она его в третий раз вызвала по тому же вопросу, разозлился и поинтересовался, а всё ли в порядке у неё с мозгами? А то, может, психиатров пора вызвать и сказать им, что у тётки бзик? Как ребёнок может перекрасить парик, не прикасаясь к нему??? Может, это химсостав искусственных волос такой, на ультрафиолет в определенное время суток реагирует?

Не знаю, что именно подействовало, но мисс Бимиш притихла, перестала придираться к Поттеру, тем более, что школьный психолог объяснил ей прямо в лоб, что у мальчика до недавнего времени было плохое зрение, и что раньше чтение и письмо ему очень трудно давалось, сейчас зрение исправлено, но сосредоточенность и концентрация внимания остались прежними, поэтому Гарри не умеет быстро читать и писать.

Кроме того, в копилку неприязни добавлялось ещё и то, что Гарри временами видели в компании какого-либо животного. Чаще всего это был серый лемур, сидящий на плече мальчика, обернув хвостом шею. Потом, в синих сумерках, рядом со знакомой фигуркой явственно видели силуэт гигантского льва… огромный косматый зверь, весь окутанный паром изо рта и ноздрей, степенно и величаво вышагивал рядом с тоненьким, крошечным на его фоне, мальчиком. И что самое странное, свет луны и фонарей, падая на льва, не высвечивал его желтую масть, или серебристую, на худой конец, не играл золотистыми бликами на его шкуре, напротив, лев при освещении оставался черен, как окружающий мрак наступающей ночи.

Уже этих фактов было достаточно, чтобы счесть Гарри странным, загадочным и непонятным мальчиком. А где странное, там и всё остальное — боязнь и неприятие. Ведь не было никаких предпосылок к тому, чтобы Дурсли или сам Поттер завели себе экзотического зверя. Лемур, лев, венесуэльский пуделевый мотылек и прочие диковинные зверушки появлялись как бы из ниоткуда. И исчезали в никуда, стоило только заинтересоваться невиданной тварью. Львы и лангуры растворялись в воздухе, вызванные полисмены, поглазев на лохматого ретривера, подозрительно начинали принюхиваться к доносчикам — а не примерещилось ли вам, батенька, дыхните-ка вот в эту трубочку! Что значит — не пили? А с какого рожна вы приняли собаку за льва???

Про то, что лев — черный, доносчики и сами догадывались умолчать, понимали, в черного лёву никто не поверит. Зачем — спросите вы — зачем Гарри вытаскивал из Книги своих Зверей? Для адаптации к современному миру, для того, чтобы Звери потихоньку привыкали к новому климату и времени. Гарри просто выполнял обещанное — призвать к себе навсегда некоторых четвероногих друзей, в частности, Вандара, который не имел ничего против того, чтоб ненадолго выйти из Книги и немного размять лапы, вдохнуть настоящего воздуха и просто пожить в реальном мире, где течет живое время.

Не обошлось и без курьезов. Несколько раз Гарри призывал из Книги Тулпара — волшебного коня для Сириуса. Антрацитово-черный, с золотыми гривой и хвостом, Небесный Аргамак имел гордый и независимый характер, уздечку и седло не признавал, сразу начинал чахнуть и грустить. Единственное, на что он соглашался, это ремешок на груди, так называемое «кордео», его подсказала Гамаюн, чтобы у всадника была хоть какая-то иллюзия управления, а то без него было как-то совсем печально. Ну не мог Сириус полностью довериться немой скотине, пусть и магической.

После покатушек Немедиса — так назвали аргамака — возвращали в Книгу, потому что его горделивая натура не признавала и конюшен, совершенно искренне полагая, что настоящий дом лошади — это свобода. Ну, в чем-то он, наверное, прав, да? Живут же на воле дикие мустанги, брамби, камаргу и иже с ними.

Сириус так часто видел, как Гарри зовет из Книги тех или иных Зверей, что однажды, когда ему приспичило покататься на коне в то время, когда Гарри был в школе, не утерпел и сам раскрыл Книгу. Не зная, на какой странице живет Тулпар, он начал листать, пока не наткнулся на Золотую Антилопу. Длинноногая и стройная, вся какая-то легкая и ажурная, она привела его в эстетический восторг — ах, красота, ах, грация! — и покорённый видом великолепного животного, призвал его, возжелав прокатиться на газели. Разумеется, не догадавшись дать ей имя и не прочитав, что такое Золотая Антилопа…

Ну и порезвилась зверушка. Обскакала всё приречье вокруг домика, с каждой каприолью осыпая землю горами золотых монет. Хорошо ещё, что дело происходило за городом и на частной территории, и никто посторонний не увидел живую золотоносную жилу. Но нервы Сириуса были сильно прорежены, оставив ему энное количество седых волос. К моменту возвращения Гарри из школы вокруг дома высились целые монбланы сказочных червонцев, больших золотых монеток со странной чеканкой в виде копытца, без номинала и серийного номера. Но количество их явно зашкаливало. Холмы и горы, реки и озера… Редкие случайные свидетели, проезжающие мимо, к счастью, просто не поняли, что это там вдали золотом блестит, решили, что солнышко как-то по-особенному ярко осветило осенние луга и рощи.

— Господи, Сириус, ты что наделал? — схватился за голову Гарри, увидев масштабы проблем. Призвал к себе Книгу и выпустил из неё Волков и Вандара, чтобы те нашли и пригнали обратно безымянную Золотую Антилопу. Пятеро Волков: Грей, Брэй, Дрэйк, Тревис и Трой, и Лев Баюн быстренько разыскали беглянку и играючи пригнали её к хозяину, а пока она гарцевала перед ними, стремясь удрать, Гарри ласково заговорил с Антилопой:

— Ну будет, будет, девочка! Давай-ка домой… — посмотрел на её золотые копытца и прикрикнул: — Марш домой, Фаберже!

Получив спонтанное имя прямо в лоб, Антилопа вздрогнула, весь гонор из неё куда-то выдулся, и она, трогательно присмирев, нагнула голову и зашла на страницу. С золотыми полями пришлось поработать: позвали Билли и гоблинов, и те, прибыв на место, едва не охренели, увидев столько первозданного чистого злата. Тут же навели антимаггловские чары окрест дома, во избежание, так сказать, после чего скрупулезно двое суток собирали дармовое золото. Пополнив счета Дурслей, Поттеров и Трампа. Ну и себя не обидели, конечно.

Так что дни рождения Гарри и Дадли прошли на самом высшем уровне — столько подарков было-о-о! После праздников Гарри ещё одного Зверя в Книге нашел — Олешка Серебряное Копытце — и срочно дал ему имя Северное Сияние, обезопасив его на всякий случай. Ну, мало ли… тем более, что изображен он был на заснеженном склоне холма, усыпанного брильянтами и алмазами.

С Сириуса Гарри содрал обещание и на пушечный выстрел не приближаться к Книге, не прикасаться к ней и даже не смотреть в её сторону! А самой Бестии велел не открываться кому попало. Звериная Книга очень удивилась такому приказу — до сих пор ей и в корочку не приходило, что можно кому-то не открыться. Она же Книга! Но воля хозяина — закон, тем более такой, строго обозначенный, и встревоженная Бестия, скрепя чернила, пообещала быть поосторожнее, не даваться в руки чужому и дурному.

Ну, в общем, насыщенно два года прошли. И к одиннадцатому году Гарри, как личность, состоялся полностью. Это был тощенький мальчуган с лисьими чертами лица, «весь в маму», по выражению тёти Петуньи. Язвительный и колючий, острый на язык и скорый на кулаки, Гарри тем не менее имел добрый характер, к своим, по крайней мере… А вот недоброжелателей хотелось уже заранее пожалеть, потому что от противников Поттер и мокрого места не оставлял. Уничтожал сразу и без остатков, насквозь видя любую ложь. Конечно, имея полную Книгу специалистов всех ремесел и направлений, и не такому научишься.

Кстати, Люпина Гарри именно поэтому и отказался впускать в Книгу. Сириус его нашел и уговорил встретиться с Гарри в Риджентс-парке, и в назначенное время они встретились — мальчик и оборотень. Высокий худой мужчина в драном плаще обычно вызывал жалость, но Гарри, посмотрев на его лицо, испещренное шрамами, ощутил вдруг острую неприязнь. Малейшие нюансы черт, движений, поведения, внешний вид наконец, всё это кристально ясно подсказало Гарри, что за личность перед ним стоит. И личность эта — крайне неприятная и трусливая. Покачав головой, Гарри тихо сказал Сириусу:

— Это человек. В Книгу ему нельзя.

— Э-э-э… В смысле «нельзя»? — не понял Сириус. — Ты же обещал…

— Я не знал, — возразил Гарри. — Не знал, что волк окажется единым целым с человеком. Люпин и его волк — неразделимы. Вот в этом и есть проблема. Люпин — одержимый волком, другими словами — ликантроп.

— А в Книге кто? — взвыл Сириус, в ажиотаже вцепляясь в волосы, честно силясь понять гаррину точку зрения.

— А в Книге — Волки! — категорично заявил Гарри. — Настоящие Волки, отпущенные на волю.

— А почему на пустой странице написано «Волк-оборотень», а, Гарри? — продолжал тормозить Блэк.

— Да потому что они Волки-Оборотни! — аж затопал ногами Гарри, не могучи достучаться до тупых мозгов Сириуса. — Настоящие! Их никто не кусал и не обращал! Рожденные волками, как вилки и волвены, понимаешь? Только те, наоборот, рождаются людьми и с рождения владеют даром превращения в волка.

— А-а-а… — до Сириуса начало доходить, и он смущенно покосился на Люпина, который, стоя неподалеку, старательно грел уши. — Э… значит, ему туда никак?

— Никак! — заверил Гарри. — Человеку туда нельзя, да даже животных не всех туда можно, а только волшебных.

— А, ну, а Люпин, он ведь волшебник! — «озарило» Сириуса. Но Гарри покачал головой.

— Сириус, не выйдет, человеку, даже и волшебнику, в Книгу можно зайти ненадолго — в гости. Навсегда он не сможет там остаться, мне жаль, но Люпин и его волк — неразделимы. Я думал, что он войдет в Книгу волком, но сейчас вижу, что как волк он не волк, а одержимый. Ликант. Он очень опасный оборотень.

Вежливо кивнув Люпину на прощание, Гарри побежал к автобусу.

Одиннадцатый день рождения ознаменовался письмом из Хогвартса. Подобрав почту, Гарри принес её на кухню и, отдав дяде корреспонденцию, принялся за пудинг. Вернон, сортируя счета и открытки, коротко буркнул, протягивая Гарри пухлый конверт:

— Это твое.

Отложив ложку, Гарри взял конверт, открыл и погрузился в чтение. Прочитал и скуксился.

— Ну во-о-от… волшебству по учебникам учатся… Дядя Вернон, а ты отвезешь меня в Косой переулок? Надо купить учебники и волшебную палочку. Кстати… Тут в конце написано: «Ждем вашу сову не позднее тридцать первого июля». Дядь, это они о чем? Как я им сову отправлю, если у меня её нет?

— Психи! — пренебрежительно фыркнул в усы дядя Вернон. — А в Косой переулок тебя пусть Вижн проводит, иди, свяжись с ним, введи его в курс дела.

Гарри улыбнулся, доел последние две ложки пудинга и пошел к себе — писать письмо Вижну.

***

Тем временем далеко-далеко от Литтл Уингинга, в своем директорском кабинете, недоумевал Дамблдор. Сначала был нормальный адрес на конверте — никаких чуланов под лестницей, как предполагалось спервоначала, ведь Минерва уверяла его тогда, в ту памятную ночь, что хуже этих магглов свет ещё не видывал. Что толстый вредный ребёнок пинал маму оттого, что та не купила ему конфетку, что Гарри в этой семье будут обижать. Что ж, даже допуская плохое отношение, Дамблдор всё же предпочел отдать Гарри именно Дурслям, полагая, что как родственники, они позаботятся о мальчике, а не сдадут в работный дом.

Но Гарри вместо чулана обитал в нормальной комнате, кроме того, открыл и прочитал первое письмо, о чем директору честно доложил специальный артефакт. Хм? Нашествие сотен сов и чары Умножения на письма откладываются? Нет смысла атаковать маггловский дом, раз Гарри получил письмо. Ну, хорошо-хорошо, одной проблемой меньше. Ну и кого за Гарри отправить? Хагрида? Гм-м-м… лучше подождать. Если до конца августа Гарри не выберется в Косой переулок, тогда пошлем Хагрида или другого какого преподавателя, скорей всего, Минерву…

***

Гарри уныло тащился за Вижном, в который раз убедившись в том, что шоппинг — ужасно скучное занятие. Сначала Вижн проволок его по всем лавочкам, торгующими мелочевкой вроде сумок и канцелярских товаров. Перья гусиные и стальные, пергаменты, весы, скляночки… всё это позвякивало и шуршало в сумке на боку Вижна, сзади гремел и дребезжал сундук с котлом и книгами, чтоб их… И в сумку-то не упихнешь, иной фолиант размером превышал столовый поднос. Толстый, как диванная подушка, и тяжелый, как сто кирпичей, этот монстр назывался «История Хогвартса» за авторством Батильды Бэгшот. Её Гарри начал уже заочно ненавидеть — старая карга, не могла брошюрку накалякать?!

Увидев очередной магазин, Гарри чуть не взвыл благим матом — тряпочки??? Нет, пощадите! Но бессердечный Вижн ловко цапнул Гарри за подмышки и поставил на табурет рядом с каким-то белобрысым прыщиком.

— Едем учиться в Хогвартс? — жизнерадостно проворковала полная тётка, приступая к обмерке. — Не волнуйтесь, господин, у меня для вашего сына всё найдется!

Гарри осторожно покосился на Вижна, но тот, как и за весь день, и на этот раз спокойно отнесся к тому, что их считают сыном и отцом. Белобрысый прыщик, видя, что Гарри не один, так и не рискнул вступить с ним в диалог. Постеснялся. Обмерка-примерка-подгонка закончились, и Гарри спрыгнул с табуретки. Взглядом попрощавшись с белобрысиком, он покинул ателье мадам Малкин. Его ждал, слава богу, последний в этот день магазин — «Волшебные палочки Олливандера».

Старик с призрачными серебристыми глазами нагнал на Гарри жути, и он, страшно оробев, инстинктивно спрятался «за папу», держался за спиной своего провожатого. После вступительной лекции, которую Гарри прослушал, рассматривая стеллажи с пеналами, мистер Олливандер приступил к подборке подходящей палочки. Приносил пенальчик за пенальчиком, вынимал палочку, минуты две расписывал, из чего она, какого дерева и с какой начинкой, после чего торжественно вручал мальчику и, затаив дыхание, чего-то ждал. Гарри слушал, брал палочку и взмахивал ею, чувствуя себя малость идиотиком. По крайней мере, поначалу, потом втянулся, включил в себе музыку и спокойно дирижировал палочкой, это было хотя бы не так глупо.

Наконец какая-то -дцато-энная палочка отозвалась на магию Гарри, потеплев и засветившись в его руке.

— Гм… — глубокомысленно произнес мистер Олливандер. — Дуб и волос единорога. Одиннадцать дюймов, крепкая и спокойная палочка, верная помощница друидов. А вы очень странный клиент, мистер Поттер.

— Какой есть, — буркнул Вижн, выкладывая на стол семь галлеонов — стандартную плату за палочку.

Давно ушли Вижн и Гарри, «странный клиент», а Олливандер всё смотрел на груду опробованных волшебных палочек, среди которых лежала и та, которую он сделал по личному заказу Дамблдора. Палочка из остролиста с пером феникса просто не отозвалась на магию Гарри, оставшись мертвой и ненужной деревяшкой…

Прощай, Тисовая улица...

Оказавшись дома, Гарри первым делом разобрал покупки. Школьный сундук ему в комнату занес Вернон, поставил на пол в середине спальни и оглядел племянника. Желчно осведомился:

— Ну?

— Что «ну»? — прикинулся Гарри шлепанцем.

— Сову-то купили? — спросил дядя.

— Нет, — вздохнул Гарри. — Не нужна мне сова. А письма я вам буду с Зарей присылать или с Буяном.

Вернон только крякнул и стал молча смотреть, как Гарри тужится, кряхтит и пыхтит, пытаясь выволочь из недр сундука огромную книгу.

— Помочь? — не выдержал он. Гарри кротко отодвинулся, Вернон подошел и достал громоздкую «Историю». Оглянувшись в поисках подходящего места, положил её на прикроватную тумбочку и смутился — книга заняла собой всю поверхность. Но Гарри только хмыкнул, сочтя книгу отличной заменой столешницы. Места на тумбочке стало больше. Ещё немного посодействовав Гарри в разборке вещей, Вернон ушел к себе, а Гарри, полный понятного любопытства, открыл учебник Ньюта Саламандера «Фантастические твари и места их обитания»: ему было крайне интересно узнать, какие звери водятся в мире волшебников… Дракон, василиск, грифон, единорог нареканий не вызвали, а вот глизень, глиноклок, клабберт ввели его в полное недоумение — что за… хрен?

На всякий случай он вчитался в описание мантикоры. Вот что было написано про неё в учебнике Ньюта Саламандера:

Мантикора (англ. Manticore) (ⅩⅩⅩⅩⅩ) — очень опасное животное с головой человека, телом льва и хвостом скорпиона, обитающее в Греции. Своей свирепостью мантикора не уступает химере и так же редко встречается. Говорят, пожирая свою жертву, она тихо и сладко поет. Шкура мантикоры неуязвима практически для всех известных заклинаний, а удар её жала вызывает мгновенную смерть.

В 1296 году мантикора напала на человека, была поймана, но вскоре отпущена на волю, потому что напугала людей.

Недоуменно потаращившись на примитивное изображение бородатого дядьки с телом льва и скорпионьим сегментированным хвостом с жалом на конце, Гарри потряс головой, не глядя, протянул руку, придвинув к себе Книгу Зверей, раскрыл на странице с Мантикорой боевой породы и негромко позвал:

— Драконошпор, иди сюда…

Рисунок ожил, зевнул, сладко потянулся и вырос со страницы на кровать рядом с мальчиком. Гарри придирчиво оглядел его — желтое львиное тело, короткая колючая грива обрамляла хищную гротескную харю, ни на йоту не напоминавшую человеческую, а что-то совсем неописуемое, отдаленно похожее на кошачье, но с акульей челюстью, в пасти которой явно не помещался тройной ряд иглообразных черных зубов-жал, черным же было и жало на хвосте, вот он точно соответствовал описанию в учебнике, был абсолютно скорпионьим. Передние лапы боевой Мантикоры имели чудесное свойство превращаться в цепкие клешни, о чем описания почему-то нигде не было. Совершенно монструозный монстр, а не жалкое стилизованное подобие в учебнике. Кроме того, из лопаток на спину вытягивалась пара кожистых крыльев, украшенных черными загнутыми острыми шипами.

Дымчато-голубые кошачьи глаза Драконошпора любяще смотрели на Гарри, когти нежно «месили» покрывало, кончик скорпионьего хвоста мелко-мелко подрагивал от переизбытка эмоций — Мантикор был очень рад выйти из Книги и подышать натуральным воздухом рядом с любимым хозяином. А когда Гарри ещё и погладил его по лобику, и вовсе растекся счастливой лужицей, распластался по всей кровати и замурчал-замурлыкал. Пожав плечами, Гарри, поглаживая Зверя, принялся читать о том, что означают иксы. И узнал, что:

Классификация Министерства Магии

По степени опасности магические создания делятся на пять категорий:

ⅩⅩⅩⅩⅩ — Смертельное для волшебников / не поддаётся приручению

ⅩⅩⅩⅩ — Опасное / требуется вмешательство специалиста / может справиться волшебник высокого класса

ⅩⅩⅩ — Справится любой квалифицированный волшебник.

ⅩⅩ — Безвредное / поддаётся приручению.

Ⅹ — Не представляющее интереса.

Когда та или иная классификация присваивается по иным соображениям, это оговаривается дополнительно.

На всякий случай пересчитал иксы в описании ньютовской мантикоры — ровно пять смертельно опасных иксов… Продолжая почесывать жесткую короткую гриву, Гарри задумчиво смотрел на эти пять иксов и тихо офигевал. Если верить классификации в учебнике, сейчас рядом с ним лежит наиопаснейшее существо, не поддающееся приручению. П-фырк!.. Полный здравого скептицизма, он прочитал список смертоносных тварей, относящихся к самым страшным и опасным:

В категорию ⅩⅩⅩⅩⅩ входят: акромантул, василиск, дракон, вампус, мантикора, нунду, оборотень, пятиног, смертофалд, химера и змеезуб.

Ну, с оборотнем он, пожалуй, согласится, как успел понять из короткого знакомства с Люпином — тварь очень темная и неприятная. С Драконом он лично беседовал, и тот никакой агрессии к нему не проявил, остальных он пока не знает, а мантикора… вот она, под боком лежит, теплая, мурчащая. Да и Нунда нормальная, в Книге есть, кошка серая, полосатая, ростом с осла, правда, но очень милая и ласковая.

Хотя, они ласковые только потому, что он к ним хорошо относится, подумалось вдруг Гарри, на самом деле Звери вполне могут постоять за себя.

— Эй, Гарри? — донесся крик из-за окна. Скакнув с кровати, Гарри кинулся к открытому окну и высунулся на улицу. И рассиялся, увидев друзей — пеструю ватагу ребят с улиц Тисовой и Магнолий. Дик и Мэри Лу Малькольм, Крис Деннис, Джейсон Гордон и Пирс Полкисс, все они, задрав головы, стояли внизу, на тротуаре, и смотрели на него.

— Привет! — радостно поздоровался Гарри. Ребята заулыбались, потом Дик, самый старший из них, сообщил Поттеру цели их визита.

— Позови Дадли и Дара, мамаша Гордона достала билеты на дневной сеанс итальянской версии «Белый клык» с Франко Неро в главной роли.

— Ух ты! — оценил Гарри и закивал: — Сейчас выйдем!

Взрослые могли как угодно морщиться и кривиться на странности Гарри Поттера, в то время как сверстникам он нравился и был своим в доску. Детям было прикольно, что вокруг Гарри происходят всякие загадочные и интересные штуки, да ещё и полезные! Вот они устали к концу велопробега на край города к цирку-шапито, умудохались так, что и на клоунов смотреть расхотелось, но Гарри вмиг купил всем по бутылке имбирного лимонада и, охладив их, раздал всем друзьям. И никому из них не пришло в голову настучать кому-то там, что странный Потти руками лимонад охладил!

А то и ранку-царапинку зашепчет-заживит… Ушибся кто-то, навернувшись с велика, сидит потом, ладонями ссадину зажимает, воет, никого не стесняясь — кого стесняться-то, все свои! — и света белого не видит. Больно до ужаса, до красных точек перед глазами. Но рядом же Гарри! Накроет руки пострадавшего своими, пошепчет, подует, и всё проходит! Ни боли, ни ссадины. А звери?! Звери-то какие у Поттера! То лемура вынесет погулять, то мотылька огромного, то курицу, толстую и белую, городским ребятам и простая курица в диковину. А уж собака у него! Умная-преумная, даже кино вместе со всеми смотрит, вот такая у него собака!

Вот и сейчас Гарри спешно собирается на прогулку, натягивая джинсы, скачет на одной ноге к комнате Дадли и, торопливо стукнувшись в дверь, кричит:

— Дад, на киносеанс идешь?

Дождавшись дадлиного «да», разворачивается и едва не падает, споткнувшись о Мантикору.

— Уй… Шпора, иди-ка в Книгу!

— Мрр-р-ряу! — просяще тянет Мантикора, ей не хочется возвращаться в Книгу так быстро, ей хочется погулять.

— Слушай… ну, страшный ты! — торопливо возражает Гарри, прыгая обратно в комнату, угодив обоими ногами в одну штанину.

Несколько секунд Мантикора соображает, что означает данная фраза, потом, сообразив, встряхивается и, придав себе иной облик, скачет следом за Гарри в комнату с тем же требовательным «мяу!»

— Ну я же сказал… — не договорив, Гарри затыкается, увидев перед собой молоденького некрупного льва-двухлетку с короткой стоячей гривой. — О-оу, ну, Шпорик, ну ты и дал!

Ребячий восторг при виде Гарри со львёнком описывать надо? А так как до фильма ещё есть время, ребята дружной гурьбой оттягиваются в ближний парк — играть с собакой и львёнком. Сначала всё было отлично, львёныша тискают и тетешкают, все совершенно без ума от него. Детей собирается целая толпа, все в восторге, все тянутся к голубоглазому котишке — потрогать, погладить, за ушком почесать. Некоторые взрослые тоже, впрочем, не отстают от детей, сами ведут себя как малолетки, ахают, смеются, фотографируют дочек-сыночков, фотографируются сами, в общем, счастья полные штаны.

Но увы, не все взрослые такие, есть и те, кому счастье жить мешает. Привлеченные весельем, подошел один, потом второй подтянулся, за ними третий и четвертый… все они, как на подбор и под копирку — полные, потные, с кислым выражением лица, с одышками и грыжей. Или язвой, у кого что…

— Безобр-р-разие! — гудит один, в твидовом костюме. — Это же… лев! — изрекает он истину в последней инстанции.

— А вокруг — детки! — заламывает руки толстая матрона (пусть у неё будет грыжа с язвой, а?).

— Так-с… Чей лев? — строго вопрошает третий доброхот, беря (как он думает) ситуацию под контроль, деловито засучивая рукава. Словно собрался сразиться со львом, защищая детей.

— Ну я счас… — встревает четвертый, выуживая из кармана моторолу. — Счас полицию вызову… Алло, полиция? Приезжайте скорей, тут львы детей рвут! Ага… на части!

Полиция обычно разъезжает на машинах и мотоциклах, в пригородах и городах можно увидеть полисменов на конях, так называемую конную полицию, а бывают ещё и велокопы, местные аналоги мистеров Гунов, рассекающих по участку на велосипедах. Вот и теперь, заслышав нервное позвякивание велосипедного клаксона, народ неспешно растекся, убираясь с пути блюстителей порядка, попутно прикрывая отход ребят со львёнком. А оставшиеся на вопрос полицейского — вы льва тут не видели? — показывают в разные стороны одновременно. Бобби, растерявшись, машинально тычутся великами туда и сюда, потеряв мысль и ориентацию, уточняют:

— Так куда лев-то убежал, туда или сюда?

— Один туда убег, — отвечают им юмористы-защитники. — Второй на дерево залез, а третий во-о-он туда улетел.

— Так были львы или нет? — доходит до бобби. В ответ ехидное молчание и косые взгляды в сторону трех толстяков и одной полной мадам. Таким образом стрелки переведены на стукачей, и разозленные полисмены трясут с них штраф за ложный вызов. На их жалобно-возмущенное блеяние — но был же лев, был, мы вот этими вот своими глазами его видели! — полисмены злобно рявкают:

— Да прекращайте нам голову морочить! Из зоопарка львы не сбегали, а следов львиного нападения тоже что-то не видно. Где трупы? Где вы тут разорванных детей увидели, мать вашу?!

А Гарри, уведя довольного нагулявшегося Шпорика домой и запустив его в Книгу, счастливо уносится с ребятами в маленький кинотеатр — смотреть старый, но такой замечательный фильм «Белый клык» с мужественным Франко Неро в главной роли.

Так и прошел весь август перед Хогвартсом: Гарри, изучая какого-либо зверя по учебнику, вызывал для сравнения аналогичного и в награду за терпение выводил своего Зверя на прогулку, безмерно радуя друзей. Если внешность позволяла, конечно. Откровенно мифических, странных и страшных вроде Грифона, Единорога и Химеры, Гарри не рисковал показывать, даже Нунду и ту не рискнул, хоть и похожа на простую кошку — серую в полоску — но её размеры с амурского тигра могли насторожить обывателей. Так что Нунду и Вандара Гарри вываживал только в сумерках.

Зато остальных — сколько угодно! И балдели ребята, лаская кроликов, лам, козочек и прочих обыкновенных на первый взгляд зверей, не подозревая, что все они вышли из волшебной Книги.

Кроме учебника Саламандера, Гарри изучал и другие, знакомясь с будущими предметами, особенное внимание он уделял Травологии и Зельеварению, имея личный целительский опыт и понятный интерес к этим разделам магии.

Настал последний день каникул — август подошел к концу — и ребята собрались попрощаться перед тем, как разъехаться по средним школам. Всем было очень грустно — закончилось обучение в младшей школе, теперь их раскидали по пансионатам. Крису Деннису было хуже всех, его определили в Хай Камеронс, в то время как остальные разъезжались в престижный Смелтинг — интернат для мальчиков и Вукомб Эбби — пансион для девочек, куда отправлялась Мэри Лу, кисло рассматривающая рекламный буклет с изображением своей новой школы.

— Ну почему в Хай Камеронс?! — протестующе проныл Крис, знавший, что это очень дешевая общеобразовательная школа второй ступени. Очевидно, самая обычная государственная школа, не пользующаяся к тому же хорошей репутацией. — Там школьная форма серого цвета! Ненавижу серый цвет!

Друзья лишь тихо вздыхали, сочувствуя Крису, которому не повезло с родителями-малобюджетниками.

— Да ладно, — утешающе протянул Дик. — Это хоть не школа святого Брутуса, а ведь именно туда отправили Джима Бенсона с Пихтовой улицы. Кстати, я вот тоже в Хай Камеронсе учусь и должен признать — это нормальная школа. Ну что, полегче стало? — ухмыльнулся Дик, приобнимая за плечи обрадованного Криса и шутливо ероша ему волосы. — Да-да, я буду рядом, Крис!

Мэри Лу, такая же светловолосая и синеглазая, как её брат, грустно взглянула на Поттера.

— А ты, Гарри, тебя в какую школу перевели?

— В Хогвартс, — уныло ответил Гарри.

— Это где такая? — вразнобой спросили друзья.

— В горной Шотландии, далеко-далеко за Инвернессом, — ещё горше и унылее ответил Гарри. И тут же почувствовал руки друзей на своих плечах и спине — ребята озабоченно заглядывали ему в лицо и на все голоса начали выражать ему свои удивления и возмущения.

— Пизде-е-ец, это же на краю света! — высказал общую мысль Пирс.

— Ага, и поэтому мы ничего не знаем о школе Хогвартс, — вставил Джейсон Гордон. Дадли печально покивал и, шмыгнув носом, потеснее прижался к кузену, к Дадли и Гарри придвинулись остальные. Сгрудившись тесной кучкой и обнявшись, друзья погрузились в траурное молчание, прощаясь с летом, родным городом, родичами и друг с другом. Им всем предстояла очень долгая разлука.

На следующее утро Гарри уже сидел на заднем сиденье семейного форда и с тоской смотрел на убегающие назад дома и деревья. На коленях у него сидела Плио (Заря), серый доисторический лемур, которого Гарри с самого начала планировал взять с собой в Хогвартс. На вокзале Кингс Кросс дядя Вернон передал племянника с рук на руки Вижну Гринвуду, который встретил их в назначенном месте — у газетного киоска рядом со стоянкой багажных тележек. Из багажника автомобиля вытащен огромный сундук и переложен на тележку, сверху легла и пристегнулась ремнями сумка с провизией, а на сумку запрыгнула маленькая Плио.

— Вместо кошки? — с пониманием спросил Вижн.

— Наперекор! — непримиримо буркнул Гарри.

— Понимаю, — Вижн нагнулся и шепнул: — Но ты особо-то не выделяйся, Гарри… Выскочек-то не очень любят.

— А я не соверен, чтобы всем нравиться! — огрызнулся Гарри, страдая от плохого настроения. — Кому надо — понравлюсь, не на выставку еду.

— Ну, смотри… — пожал плечами Вижн, выпрямился и налег на тележку. Гарри обнял дядю и, опустив голову, двинулся за провожатым. В полном молчании они прошли мимо полной женщины, окруженной стайкой рыжих детей. Она жизнерадостно вертела головой, то и дело восклицая:

— Как сегодня много магглов! — потом в просветительно-развлекательном тоне спросила у дочки: — Так какой у нас номер платформы?

— Девять и три четверти! — с готовностью пискнула та, явно гордая тем, что запомнила урок.

— Молодец, Джинни! Ну, Перси, ты первый…

Дальше Гарри не слышал, так как Вижн втолкнул его в кирпичную стену перехода, и ему пришлось зажмуриться и отвлечься. Алый паровоз, раздувающий пары. Толпы магов в разноцветных мантиях. Ушастые книззлы с голыми хвостами, шмыгающие под ногами и орущие на все голоса, на кошачьи эти вопли мало походили. Скорей, на кашель. Над головами беспорядочно метались совы и филины, сыпля перьями, погадками и какашками… От которых пришлось уворачиваться. Несколько раз Гарри наступил в ароматные кучки, оставленные невоспитанными двухвостыми собаками.

И к моменту посадки в вагон настроение упало ещё ниже. Пока Гарри отскребал подошвы кроссовок о поребрик платформы, Вижн занес в вагон гаррин багаж, потом позвал его самого.

— Гарри, давай сюда!

Провел в купе. Присел на лавку напротив. Взмахом палочки очистил свою и Гарри обувь, убрал грязь и запах. Вздохнул.

— Ну, увидимся вечером, а, Гарри? Я буду в Большом зале со всеми остальными преподавателями, там мы встретимся.

Гарри кивнул, не глядя на Вижна, тот, понимая его состояние, молча покинул купе. А мальчик тут же придвинулся к окну, жадно высматривая его же, выходящего из вагона. И прижал ладонь к стеклу, снаружи то же самое проделал Вижн, замерли, смотря глаза в глаза сквозь стеклянную преграду. Когда же состав медленно двинулся, Вижн прошел немного рядом, не убирая руку с окна. А потом поезд ускорился, и Вижн отстал. Гарри откинулся на спинку сиденья и глубоко-глубоко вздохнул, запрещая слезам вылиться наружу — не маленький уже! Одиннадцать лет исполнилось, и, как и все дети, уезжает в новую, среднюю, школу, в закрытый пансион. И не его вина, что его записали в Хогвартс, расположенный в далекой Шотландии…

Всеобщий любимец

Местность за окном изменилась — исчезли виды города, сменившись пригородными пасторальными картинками: желтеющие и буреющие поля пшеницы и виноградников, милые домики, утопающие в разноцветных кронах деревьев, водяные и ветряные мельницы, лениво крутящие колесами и лопастями… Осень давно вступила в свои права, любовно наряжая природу в красочные яркие одежды.

Гарри сидел и смотрел на проплывающие мимо фантастические деревья и луга, все растения вдруг приобрели инопланетный вид: малиновые и рубиновые, желтые и оранжевые, и это не считая привычный цветущий вереск, лиловыми туманами покрывающий горизонт. И на их фоне теперь как-то инородно смотрелись тополя и дубы, ели и сосны, пихты и тисы, сохранившие зеленый цвет. И он был разным… Гарри никогда раньше не замечал так много оттенков зеленого: тут тебе и глубокий малахитовый, и оливковый, и прозрачный аквамариновый, и даже морской ультрамарин кое-где просвечивал. Гарри удивился вдруг — а откуда он знает, как называется тот или иной тон зеленого? Вот табачный, а вот охристо-салатовый, изумрудный, бутылочный и хаки…

Подумав, он закрыл глаза и прижался лбом к стеклу: ну-ну, с рождения иметь зеленые очи и не знать всех их оттенков при различном освещении — да сами эти знания появились, сами в подкорку впечатались. Вспомнились разные случаи, когда обсуждался цвет его глаз. Тут-там Гарри узнавал, что его глаза как вот эта бутылка, а вот они как цвет морской волны, здесь ему говорят, чтобы он прикрыл свои болотные фонарики, там скажут — растопырь папоротники пошире, кретин! Ну и так далее и в том же ключе в подобных ситуациях.

Именно этот момент выбрал первый посетитель — дверь отъехала, и в купе заглянул рыжий мальчишка с пятном сажи на носу. Быстренько стрельнув голубыми глазами по свободной лавке, он бодренько осведомился:

— Можно к тебе? А то в других купе вообще сесть некуда. У нас багажа много, братья сами едва поместились…

Гарри припомнил четыре сундука и торопливо кивнул, приглашая парня. Рыжик обрадованно улыбнулся и шмыгнул внутрь, плюхнулся на лавку напротив Гарри и деловито сообщил:

— Я Рон Уизли, а ты кто?

— Гарри Поттер, — очень неохотно отозвался Гарри. Реакция рыжего была вполне ожидаемой — он округлил глаза и смешно, косо раззявил рот.

— Ух ты… тот самый Гарри Поттер?! — требовательно-восхищенно уточнил Рон и спросил, желая доказательств: — А у тебя есть?.. Ну, этот… — показал на лоб и договорил шепотом: — Шрам…

Как ни претило Гарри это делать, пришлось откинуть волосы со лба и показать Рону свой знаменитый шрам. Чтоб его…

— Ух ты… — Рон от волнения порозовел. — Значит, это сюда Ты-Знаешь-Кто…

— Нет, — развеял Гарри радужные мечты Рона. — Это не Он, это мама. Понимаешь, — принялся он разъяснять Рону на пальцах, — убийца пришел за мной, но меня защитили родители: сперва умер папа, а пока они дрались, у мамы было время забаррикадировать комнату и провести ритуал последнего щита, она чем-то острым вырезала у меня на лбу руну Жизни, а потом умерла, защищая меня. Даже несмотря на руну, она не рискнула отойти в сторону, всё равно предпочла закрыть меня от убийцы.

К концу монолога лицо Рона приобрело виноватый свекольный оттенок и немножко вытянулось от понятного разочарования. А в дверях купе замерли пять фигур, внимательно слушавшие Гарри. Лохматая девочка и четверо мальчиков, среди которых Гарри узнал белобрысого прыщика из ателье мадам Малкин.

— О… привет, — слегка растерялся он. И махнул рукой: — Входите!

Полный мальчик вздрогнул и, заикаясь, спросил:

— А я ж-жабу ищу. Т-ты её н-не видел? — и мучительно покраснел.

— Да! — подхватила девочка, вспомнив, где они и зачем. — Вы её не видели? Невилл потерял жабу, а я помогаю ему её разыскать!

И стоят, молчат, Гарри рассматривают, как ту мартышку в зоопарке. Рон, разочарованный понятно чем, тишком-тишком, бочком-бочком доелозил тощим задом до двери и выскользнул вон. Ну, поймем его, что ли… искал героя, ан нет, оказывается, его мама защитила. Гарри, не заметив бегства рыжего, снова пригласил ребят. Поколебавшись, те зашли и разместились следующим образом: прыщикс двумя крепышами сели напротив, а девочка с Невиллом — рядом.

— Значит, тебя мама спасла? — с уважением спросила девочка. Прыщик при этом нахмурился, но потом просветлел лицом и одобрительно кивнул каким-то своим мыслям, которые, к счастью Гарри, озвучил:

— Ну и правильно! Моя бы мама точно так же поступила!

— А так все мамы должны поступать! — авторитетно заявила девочка.

— Слушай… ты кто? — неприятно посмотрел на неё белобрысый мальчик.

— Гермиона Грейнджер! — с достоинством ответила девочка, гордо задрав подбородок. Воспитание заставило прыщика тоже назваться.

— А я Малфой. Драко Малфой.

«Бонд. Джеймс Бонд», — вспомнилось Гарри. Затихарившись в уголочке, он сидел тихо, как мышка, смотрел и слушал, как натуралист, наблюдающий за животными в дикой природе, роль которых играли юные маги.

— Очень приятно! — тем временем вежливо отозвалась Гермиона и представила своего спутника: — А это Невилл Долгопупс, он потерял жабу, и мы…

— О, Долгопупс! — перебил её Малфой и счастливо распростер руки. — Мой дальний и горячо любимый родственник! Кстати, ты — тоже! — развернулся он к Гарри.

— Кхе… чего?! — поперхнулся тот от неожиданности. Драко снисходительно пояснил:

— Ты тоже мой родственник, со стороны бабки. Наши деды Карлус и Флимонт Поттеры были двоюродными братьями, ну, во всяком случае у Линдфреда, нашего далекого предка, было шестеро сыновей, так что… Ну, в общем, наши бабушки повыходили замуж за наших дедушек! — торопливо протарахтел Драко, видя скептически поднятую бровь Гарри. И осторожно добавил, робко, на всякий случай: — Их звали Дорея и Юфимия Поттер, — потом, ещё сильнее заробев, договорил вовсе тихо: — Дорея Поттер-Блэк моя прабабушка, тётя Вальбурги, а моя мама — её племянница…

И замолчал, совсем стушевавшись под сочувственным взглядом Поттера. Помариновав Драко в соку виноватости, Гарри мягко сказал ему:

— Это очень сложно — запомнить наизусть свое гигантское родовое древо, выучить наперечет всех своих родичей до седьмого колена. Почему бы тебе просто не сказать, что ты — единственный ребёнок в семье и очень сильно жалеешь, что у тебя нету родного брата?

Драко опустил голову, его щеки покрыл розовый смущенный румянец. Гарри вздохнул и, придвинувшись, тронул его плечо.

— Ладно, не грусти. Здравствуй, родственник.

Драко поднял голову и обнадеженно посмотрел в лицо Гарри. Зачем-то объяснил:

— Просто у Малфоев всегда по одному наследнику рождается. Родного брата или сестру мне уже не дождаться.

— Ну, не знаю, — с сомнением ответил Гарри. — У меня есть кузен, тётин сын, так он родней родного. Наверное, потому, что мы вместе выросли, всю жизнь были рядом.

— И кто этот счастливчик? — с завистью спросил Драко.

— Ты его не знаешь. Он маггл, — аккуратно пресек Гарри зачатки ревности.

Невилл, Гермиона и двое безымянных пока мальчишек сидели тихо, как морские губки, и жадно впитывали информацию, слушая их разговор и становясь свидетелями первого знакомства и зарождающейся дружбы. А после того, как Гарри и Драко пожали друг другу руки, приятно при этом улыбаясь, Невилл рискнул тоже предложить свою руку, которую, к его удивлению, с одинаковым энтузиазмом пожали оба — Поттер и Малфой. Причем Гарри, тряся Невиллову конечность, внимательно смотрел ему в лицо и, видимо, что-то увидел в нем, потому что озабоченно нахмурился, посадил рядом с собой и велел:

— Никуда от меня не отходи, ладно? Держись рядом со мной.

Дальнейшая поездка прошла в познавательных беседах о том о сем: о многом в этот долгий день узнали Гарри и магглорожденная Гермиона от своих попутчиков. Устройство Хогвартса и его факультеты, квиддич и спортивные команды, модели метел и виды транспорта… Кроме того, Гарри познакомился с волшебными сладостями, с легким удивлением рассматривал движущиеся картинки и читал о важных исторических личностях на карточках от шоколадных лягушек. И подумал, что портреты волшебников ни в какое сравнение не идут с Живыми картинками его Зверей из волшебной Книги. Кстати, о животных…

Гермиона долго не могла въехать, что за зверек сидит у окна рядом с Гарри, наконец неуверенно спросила:

— Это такая обезьянка, да?

Плио фыркнула и обдала Гермиону тонной презрения. Гарри, подумав, на всякий случай решил назвать близкую к Заре породу современных лемуров. Потому что серые гала-лемуры на свете уже не существовали, их раса появилась в одно время с динозаврами и, судя по всему, эволюционировали в…

— Сифака Верро. Это лемур такой, индри хохлатый. — Во всяком случае, Плио походила именно на индриевую сифаку, серенькую, очень маленькую и симпатичную сифаку. Гермиона с недоверием оглядела зверька и вдруг придралась:

— А разве их можно возить в школу? Ведь в письме было написано, что студентам разрешено привезти с собой сову, жабу или кошку.

— Кошка у меня тоже есть, я её отдельно везу… — туманно ответил Гарри.

В осеннюю пору, как известно, темнеет рано, так что когда поезд добрался до конечной станции, за окнами царила прямо-таки ночная темень, благодаря чему были хорошо видны ярко освещенные окна небольшого вокзала и второго поезда на параллельной ветке: судя по названиям на вагонах, он прибыл из Эдинбурга, что было вполне понятно, ведь не из одного Лондона студенты в Хогвартс едут, а и из Шотландии.

Выйдя из вагона, Гарри услышал прибытие ещё одного поезда: к станции, раздувая пары, подъехал синий паровоз из Кардиффа, собравший пассажиров по всему Уэльсу и югу Англии. Крепко держа Невилла за руку, Гарри вместе со всеми смотрел, как выпрыгивают из вагонов новоприбывшие студенты, и слушал, как завораживающе-многоголосо зазвучала их особенная напевная валлийская речь, присущая всем корнуольцам.

Старшекурсники двинулись к вокзалу, а младших начал собирать здоровенный детина, похожий на какого-то толкиеновского персонажа — огромный, косматый, в блестящей черной куртке из меха какого-то животного. Гарри невольно задумался — у какого зверя есть такая серебристо-черная шкурка? Так и не додумался, а великан тем временем начал созывать детей из лондонского поезда, подошел ближе, и Гарри наконец услышал его зычный голос.

— Первокурсники, ко мне! Первокурсники! Все сюда!

В одной руке фонарь, другой к себе машет, подзывает. Вздохнув, Гарри потянул Невилла за руку, за ними молча пошли Драко с Гермионой и Кребб с Гойлом. Кучка набралась… ну так себе. Всего тридцать один первоклашка. Великан их пересчитал по головам:

— Так, три… пять, десять, ещё десять… одиннадцать, ага, тридцать один! За мной пошли! И под ноги смотрите… Идемте-идемте.

М-да, негусто. И под ноги вскоре стало бесполезно смотреть: стемнело так, что прямо глаз выколи, разницы, кроме боли, никакой не будет. Теперь Невилл сам цеплялся за Гарри, испуганно дыша. Драко и Гермиона давно уже держались за руки, поддерживая друг дружку на скользких подъемах и спусках.

— Ещё немного пройдемте, и вы увидите Хогвартс! — впереди, откуда-то из неяркого круга света, донеслось обещание великана. — Так, сюда, осторожно!

Под ногами заскрипели доски причала, а секунду спустя дети увидели и саму цель путешествия — старинный замок: черные его стены сливались с чернотой ночи, и лишь окна, освещенные желтыми огнями, давали общее представление того, что это здание. Гарри не впечатлился — ну стоит там что-то огромное, длинное и приземистое… На замки и дворцы лучше всего смотреть при свете дня или при нормальном электрическом освещении. Зато остальные, видимо, что-то там разглядели, потому что раздался всеобщий восхищенный вздох:

— О-о-о-ооо!

Гарри недоверчиво посмотрел на далекие огни и опечалился, вспомнив про свою «куриную слепоту», зрение-то ему поправили, но осталась небольшая помеха — в темноте Гарри перестал видеть. Вот такая особенность появилась у него взамен плохому зрению. Тем временем волосатый громила подвел их к краю пристани и указал на ряд маленьких лодочек.

— По четыре человека в каждую лодку, не больше! — скомандовал он. Гарри беспомощно затоптался на месте, безуспешно тараща во тьму слепые глаза. Невилл и Драко встревоженно посмотрели на него, потом Драко, что-то сообразив, вынул из кармана палочку и шепнул:

— Люмос…

При свете неяркого люмоса Гарри добрался до лодки и сел в неё вместе с Драко, Невиллом и Гермионой. И держались вместе до самого распределения (попутно забрав у верзилы жабу Невилла), стояли в маленькой группке посреди парадного великолепия Большого зала, пока волшебная Шляпа пела песню. Гермиона, кстати, начала было разливаться о чудесах и достоинствах зачарованного потолка, но её мягко заткнул Драко, сказав:

— Грейнджер, а я знаю, из чего пекут яблочный пирог.

Гермиона так впечатлилась, что от удивления замолчала. Гарри это заметил и взял на заметку. Сушеная вобла тем временем начала зачитывать имена детей по списку и вызывать их к табуретке со Шляпой.

— Итак, начнем: Аббот, Ханна!

И дальше по алфавиту:

Браун, Боунс, Булстроуд, Броклхерст, Бут… Началась перекличка на букву «Д» и, провожая взглядом Дэвис, Гарри шепнул в горячий затылок Невилла:

— Слушай… ты куда идешь?

— Бабушка очень хотела, чтобы я пошел на Гриффиндор… — так же шепотом ответил Невилл.

— А ты сам куда хочешь? — нажал Гарри. Невилл не успел ответить — его вызвали к Шляпе… Но намек Гарри он успел услышать. В результате чего отправился в Слизерин, наперекор своей бабушке. После Невилла были Финниган и Финч-Флетчли, затем: Гойл, Гринграсс, Грейнджер, Голдстейн… Кребб, Корнер… Макдугал, Макмиллан, Малфой, Мун… Нотт на букву «Н» в списке был один. На «О» не оказалось никого, а после неё… Паркинсон, Панси! Патил, Парвати! Патил, Падма! Перкс, Салли-Энн! и… Поттер, Гарри! Его имя, казалось, выкрикнули громче всех. Ноги сразу стали отчего-то ватными, а во рту внезапно пересохло. Сотни глаз в момент уставились на Гарри, и он, чувствуя себя крайне неуютно, поплелся к табуретке под громкие перешептывания всего зала:

— Она сказала Поттер?

— Тот самый Гарри Поттер?

Трясущимися руками Гарри взял Шляпу, надел на голову и сел на табурет. Тяжелая бархатная тьма и тишина, а потом в голове Гарри раздался тихий нечеловеческий голос:

— Мой дорогой, родной, мой хороший мальчик! Как же долго я тебя ждала!!!

— Простите? — опешил Гарри. Шляпа всхлипнула и со слезой в голосе сказала, и, кажись, на весь зал, потому что все впали в ступор:

— Мальчик мой, ты откуда такой взялся??? Тебе ж все четыре факультета подходят! И вообще, давненько что-то на свет не рождались истинные директора! Всё-то жулики, жулики да жулики. Вот что, мальчик мой, ступай в Слизерин! Последний честный директор как раз оттуда был. А вы все… — тут Шляпа, очевидно, обратилась к залу: — Вы все, запомните: чтоб ни единый волосок не упал с вот этой царственной головы! Запомните — перед вами будущий действующий и истинный директор Хогвартса!!!

Шок был полнейший. Особенно остро и сильно икалось Дамблдору. Мало того, что мальчик сам нашел себе сопровождающего в Косой переулок, мало того, что ему не подошла остролистовая палочка с пером феникса, сестра-близнец тисовой палочки Темного Лорда, так ещё и непохожим на отца оказался! А он-то… он-то все глаза себе проглядел, ища среди новоприбывших учеников щупленького заморыша в круглых очочках, и не находил до тех пор, пока МакГонагалл не зачитала его имя. К шляпе вышел крепышок с аккуратной стрижкой, ростом как все, ни ниже, ни выше… и, главное, без очков. Дамблдор закусил кончики усов — в чем дело? Где он недосмотрел? В чем промахнулся? И… тут Дамблдор чуть не застонал — ну с какой-такой стати он стал регентом при новом будущем директоре, как так-то??? Что в нем такого Шляпа углядела?! Нового Мерлина, что ли?..

Оцепенелая тишина тем временем была нарушена — Гарри снял с себя Шляпу и, смущенно улыбаясь, отдал её в руки окаменевшей МакГонагалл. Та вздрогнула, проводила Гарри взглядом и, опомнившись, продолжила церемонию отбора. Смит, Томас, Турпин, последними были Уизли и Забини, оба отправились в Гриффиндор.

Гарри вежливо хлопал каждому, ощущая рядом горячее тело Невилла: у того явно поднялась температура от пережитых волнений, а может, и от простуды, помнится, он несколько раз чихнул на дороге… Распределение, наконец, закончилось. Вот таким вышел набор в группу, поступившую в один год с Гарри Поттером:

Восемь на Гриффиндоре:

Лаванда Браун, Гермиона Грейнджер, Блейз Забини, Парвати Патил, Дин Томас, Рон Уизли, Симус Финниган, Трейси Дэвис.

Девять на Слизерине:

Милисента Булстроуд, Грегори Гойл, Винсент Крэбб, Драко Малфой, Теодор Нотт, Гарри Поттер, Невилл Долгопупс, Пэнси Паркинсон, Дафна Гринграсс.

Семь на Когтевране:

Мораг МакДугал, Терри Бут, Энтони Голдстейн, Майкл Корнер, Падма Патил, Лайза Турпин, Менди Броклхерст.

И семь на Пуффендуе:

Ханна Аббот, Сьюзен Боунс, Эрни Макмиллан, Захария Смит, Джастин Финч-Флетчли, Салли-Энн Перкс, Лили Мун.

Едва только Забини сел за стол Гриффиндора, со своего места поднялся директор и каким-то неуверенным голосом попросил МакГонагалл задержаться:

— Минерва, минуточку… Уважаемая Шляпа, а что означают ваши слова?

Весь зал, естественно, превратился в слух, вперив взгляды в кусок фетра в руках у МакГонагалл. Шляпа, как ни странно, ожила, снизойдя до ответа:

— Да я вроде ясно всё сказала… на свет родился новый директор. Так что берегите его, пуще зеницы ока берегите, и чтоб ни единый волосок с его драгоценной головы не упал! И учтите! Повредите ему — Хогвартс рухнет вам на головы. Это чтоб вы знали, насколько он важен! Будь моя воля, я бы прямо сейчас посадила его в директорское кресло, но вот закавыка — директорам тоже надо учиться. Так что пусть мистер Поттер учится, растет и в положенное время занимает свое законное место!

Шляпа замолчала, и онемевшая Минерва, деревянно двигаясь, унесла её из зала. А Дамблдор после непродолжительной паузы кислым голосом объявил:

— Да начнется пи-и-ир!..

Ночь и день Невилла

Золотые блюда наполнились самой разнообразной снедью, но к еде никто не притронулся: люди, сидевшие за тремя столами, сверлили глазами четвертый — слизеринский. И взгляды их были…

Офигевшие — от стола Когтеврана, кротко-удивленные — от Пуффендуя и злобно-обиженные — от Гриффиндора. Сами слизеринцы смотрели на Гарри со смесью растерянности и неуверенной (пока) гордости. Ну ещё бы… глухих не было, все слышали, как сама Шляпа признала, что самый честный директор был из Слизерина, есть повод для самоуважения!

Постепенно шок уложился, студенты пришли в себя, обратили внимание на запахи вкусной еды и воздали ей должное почтение. После отличного перекуса Драко, воспитанный сами знаете кем, тут же взялся за дело — склонился к Гарри и зашептал в ухо:

— Ты должен назначить себе заместителя и другого регента… — кивок в сторону Дамблдора, — этот слишком старый!

Гарри, понятное дело, прислушался — оценивающе оглядел вышеупомянутого старика и… согласно закивал.

— Верно, старенький очень.

Прошелся взглядом по всему ряду преподавателей и отметил среди них двух знакомых мужчин — Северуса Снейпа и Вижна Гринвуда. Радостно улыбнулся им, молчаливо здороваясь. Вижн улыбнулся в ответ и помахал ему рукой, Северус продолжал удивленно таращиться на Поттера, с какого-то боку назначенного будущим директором. И чувствовал, как разрастается в груди теплый комок счастья, разогретый приветливой улыбкой мальчика. За те два года, что они не виделись, Гарри стал немного выше ростом, а в его лице четче и явственнее проступали черты его деда — Гарри Эванса…

Гарри перевел взгляд на Дамблдора, снова оглядел его и, нахмурившись, сказал Драко:

— Знаешь, а пусть посидит в регентах, авось доживет до моего выпускного и назначения на пост директора. Ну, или сам уйдет, если не выдержит такого смещения… Честно, худшего наказания я для него не вижу.

— А его надо за что-то наказывать? — удивился Драко.

— А тебе не рассказывали о том, что два года назад Хогвартс лежал практически в руинах? — спросил Гарри, глядя на Брыску. Привыкший с раннего детства придумывать имена животным, Гарри с такой же легкостью давал и прозвища тем, кто и так уже имел имя. Просто в силу привычки, с которой ничего не мог поделать. Драко нахмурил реденькие бровки и подозрительно посмотрел на обсуждаемого старика.

— То есть он сам Хогвартс почти развалил?

— Ну да, — закивал Гарри. — Мне Вижн рассказывал — Хогвартс с нуля восстанавливали, всё здесь было разрушено, в пыли, грязи… и знаешь, для чего? Для того, чтобы нас окружала романтика, дескать, нет ничего лучше красочных развалин, ощущения бренности, тлена… постоянной опасности, обломков повсюду…

— Ничего себе! — ошарашенно выдохнул Драко.

— Да-да, — подтвердил сидевший напротив старшекурсник. — Действительно, два года назад здесь были развалины, половина комнат без стен, притом жилые, господа! Представляете, как было классно зимой?

— Ух ты… — впечатленно покачал головой Драко. Невилл чихнул. Гарри потрогал его лоб. И обратился к старшекурснику:

— Тут больница есть? Нива совсем расклеился…

Тут же с другого конца стола встрепенулся староста, приступив к своим прямым обязанностям — начал осматривать и собирать заболевших первачков, здоровых, впрочем, тоже погнал в процедурную на профилактику. Так что никто не остался без внимания, осмотрены были все без исключения: промерены, прощупаны, пропоены бодроперцовым снадобьем, здоровым оно не повредит, да и порция витаминов для укрепления иммунитета, опять же…

После медицинского осмотра старосты всех четырех факультетов снова разобрали первоклашек и увели в свои вотчины. Лекарство подействовало на больных, как эликсиры жизни — вмиг поправились, и Невилл теперь был совершенно бодр и здоров. Но Гарри почему-то по-прежнему держал его за руку, отчего Драко начал потихоньку ревновать — вот ведь, вцепился в Долгопупса, как в золотой галлеон, и не отпускает! Ну с чего бы такое внимание к нему???

Сам Невилл крепко прижимал к груди свою жабу и, спотыкаясь, волокся вслед за Гарри, вертя головой во все стороны, а посмотреть было на что — по всему замку висели картины. Самые разные, всех жанров и стилей: портреты, пейзажи, натюрморты, всяческие живописи на тему анимализма… причем некоторых животных он и во сне не видел. Невилл аж врос подошвами в пол, затормозив так резко, что Гарри, тащивший его за собой, чуть не опрокинулся. Оглянулся, увидел Невиллово изумление, посмотрел на картину (на ней по саванне вышагивал жираф), ничего не понял и спросил:

— Невилл, ты чего?

А тот, едва дыша:

— Кто это?..

Гарри осторожно покосился по сторонам, ожидая увидеть понятные насмешки, но… Подошли Гойл, Кребб, Паркинсон, вернулся ушедший вперед Малфой, все они вопросительно уставились на длинношеего зверя, рассекающего на своих ходулях по лугу мимо каких-то зонтиков, с тем же вопросом на наивных рожицах. А слова старосты и вовсе добили Гарри:

— А, это… М-мм… Эта диковина обитает где-то у магглов. Где-то за морем…

Фейспалм в чистом виде. Гарри еле-еле удержался от того, чтоб не приложиться рукой к лицу. И вдруг обрадовался, что сейчас рядом нет Гермионы — а то она объяснит, ага…

— Это жираф, ребята. Живет в Африке. Как тут с зоологией, кстати?

— Ну, мы, волшебники, изучаем только магических животных, — с уважением ответил староста, глядя, с каким восторгом чистокровки смотрят на зверя по имени «Жираф»: отныне он перестал быть чем-то безымянным.

— Гарри, а почему он такой весь… тонкий? — с опаской спросила Панси.

— Скорей, длинный, — уточнил Гарри, — высота его достигает до шестнадцати футов и выше.

Ребята аж в потолок уставились, пытаясь представить себе длинноногое животное высотой в пять метров. И не смогли — фантазии не хватило. Гарри вздохнул, похоже, к директорскому посту он спонтанно получил ещё и должность учителя зоологии. Будет теперь просвещать волшебников о животном мире магглов, ну да ничего, Бестия ему в том поможет, на её страничках не только простые жирафы с окапи бродят и их предшественники — сиватерии, но и индрики, тупиковые ветви от эволюционировавших индрикотериев.

Впервые Гарри вдруг подумал с благодарностью о мудрой предусмотрительности составителей Звериной Книги, собравших на её страницах все существующие тогда виды животных. Как будто предчувствовали, что многие из них к необозримому будущему будут безвозвратно уничтожены человеком. Или уничтожатся сами беспощадной эволюцией, исчезнув с лица земли в видоизмененном современном облике, как это произошло с тем же индрикотерием, чья ветвь дала два побега — носорога и единорога, сохранившись в Книге в промежуточном состоянии — индрике-звере. Индрикотерий вымер, но индрики дожили до художников, сохранивших их образ на волшебных листах. Сама Бестия вдруг представилась Гарри не просто Книгой, а Звериной Библией, хранительницей исчезнувшей древней фауны. И многие из них могут ожить и сойти со страниц Книги, если их позвать…

Вздохнув, Гарри негромко сказал обступившим его друзьям:

— Я покажу вам живого жирафа, и не только его. Обещаю.

Посмотрел на старосту, тот понял его молчаливую просьбу, кивнул и повел ребят дальше — в слизеринские подземелья. Так как в группе было три девочки и шесть мальчиков, то разместились они по трем комнатам по трое. Милли, Пэнси и Дафна уединились в своей девичьей спаленке, а парни разошлись по своим общим берлогам в таком составе: Гарри, Невилл и Драко заняли одну спальню, а другую — Тео, Винсент и Грегори. Как-то любопытно работала магия в Замке… не успели мальчики войти в комнаты, а там уже ждали их вещи и три роскошные кровати. Кровати стояли полукругом, «ногами» к печи, которую огораживала решетка и прочные перила. В самом очаге ярко и жарко пылали угли, наполняя комнату приятным теплом, оно усиливалось ещё и за счет камней-грелок, художественно разложенных в раскаленных углях. Так, одна дверь в коридор, за другой обнаружилась общая душевая с уборной, а за третьей нашелся класс, с книжными шкафами и столами, для домашних заданий, значится… Вся эта красота была освещена бледно-желтыми сферами, парившими по всем помещениям на разной высоте. За кроватями, слава богу, нашлись раздвижные панели, за которыми прятались гардеробные ниши, куда ребята и сложили одежду и обувь.

Пока мальчики возились с вещами, Плио стерегла Тревора, бдительно пресекала его новые попытки к бегству. Стоило Тревору хоть на полдюйма сдвинуть лапку в сторону, как Плио шлепала его по спинке своей ладошкой, до ужаса похожей на человеческую. Только черную и в шерсти. Сдавленно квакнув, Тревор замирал, не понимая, откуда прилетают шлепки, и не сожрет ли его этот зверь? Понаблюдав за ними, Гарри спросил у парнишек:

— Аквариум тут можно достать? Или здесь жаб куда-то сдают? В живой уголок, например…

— Что такое живой уголок? — поинтересовался Невилл.

— Это такое место в школе, где ученики держат своих питомцев, — объяснил Гарри.

— Как общая совятня, — понял Драко. — Я не знаю, можно ли сдавать жаб в общую стайку, если она не участвует в хоровом пении. Что вы так смотрите? Я не оговорился, здесь многие держат специальных хоровых жаб, которые живут вместе и тренируются выступать в хоре. Невилл, твой Тревор не певчей породы, его, скорей всего, не примут.

— Так как насчет аквариума? — повторил Гарри вопрос. Драко пожал плечами и пошел выяснять этот вопрос у старшекурсников. Вернулся он в сопровождении Люциана Боула, тот войдя, поставил на прикроватную тумбочку небольшой аквариум.

— Вот вам емкость для земноводного. Пользуйтесь!

С чем и ушел, а мальчики, посадив Тревора в стеклянный ящик, накрыли его решетчатой крышкой и принялись готовиться ко сну — совершили необходимые процедуры, переоделись в пижамы и юркнули в кровати.

Долго лежал без сна Драко, переживая всё случившееся за этот долгий, невероятно длинный день — сколько всего произошло! Знакомство с Поттером и Долгопупсом, двумя маленькими героями, чьи родители противостояли в войну против Неназываемого, и такие славные ребята оказались!.. А потом и вовсе класс!!! Они все вместе попали на один факультет! Да есть ли на свете что-то лучше этого?! Вот только… Драко прислушался — тихо и глубоко сопел Невилл — похоже, заснул. Поколебавшись, Драко откинул одеяло и сполз к простели, подойдя к кровати Гарри, нерешительно затоптался, глядя на серебристый полог. Робко позвал:

— Гарри, ты спишь?

— Чего тебе, Брыска? — отозвался Гарри из-за полога. Драко мужественно стерпел «Брыску», просунулся под полотно и попросился:

— Поговорить надо… очень.

Гарри сел, посмотрел на Дракошку и вздохнул.

— Ну давай, забирайся сюда, — похлопал по одеялу. — И выкладывай — чего у тебя зудит…

— Ты со мной дружишь или с Невиллом? — задал Драко мучивший его вопрос, неосознанно обнимая свои колени в защитном жесте.

— Ты чего? — удивился Гарри. — Я вроде с вами обоими собираюсь дружить!

— А чего ты его повсюду с собой за руку таскаешь? — ревниво покраснел Драко.

— Не знаю… — Гарри закусил губу. — Если б я знал, я бы знал… Просто… Что-то с ним не так.

— А что с ним? — насторожился Драко, срочно забывая о ревности.

— Не знаю, — повторил Гарри. — Спросить надо, но… боязно, как бы его не сломать ещё сильнее… Понимаешь, он какой-то… поломанный… Не могу объяснить, не знаю, какие надо слова подобрать, чтобы поточнее выразить то, что я вижу в Невилле. Ты вот что, Драко, пообещай мне, что поможешь защитить Невилла. Поможешь? Обещаешь?

Гарри взял Малфоя за плечи и просяще заглянул в серые глаза. Драко гулко сглотнул и отчаянно закивал, изо всех сил обещая всё, что можно, нутром чуя, что сейчас он очень нужен Гарри.

Утро понедельника традиционно не бывает добрым, в чем дети убедились на завтраке. Первокурсники, сонно клюя носами, едва не окунаясь в тарелки, поневоле проснулись, когда в зал с грохотом крыл ворвались сотни сов. Вздрогнув, новички с испугом смотрели, как в широкие проемы под самой крышей влетают большие птицы. На бреющем полете они пронеслись над столами, кидая тут-там свертки, пакеты и письма. Ребята постарше привычно и обыденно ловили их и, в зависимости от важности посылки, вскрывали тут же за столом или убирали в сумки и в карманы. Ну а новенькие, ничего не зная, пугливо подпрыгивали, когда посылка плюхалась на голову или в кашу, разбрызгивая её во все стороны.

Перед Невиллом упал красный конверт, увидев который, он смертельно побледнел. Остальные тоже занервничали, настороженно глядя на страшный конверт. Один Гарри ничего не понимал. Но он недолго оставался в неведении — конверт задымился, поднялся над столом, завис перед лицом Невилла и взорвался грохотом, который оказался голосом, усиленным сразу десятью концертными колонками. Гарри насилу разобрал слова в этой громовой акустике…

— Невилл Долгопупс!!! Ты позор рода!!! Как жаль, что я не удавил тебя ещё в колыбели! Да как ты посмел опозорить славное имя своего отца?! Ты, грязный отщепенец, негодяй, позорище… Я знал, всегда знал, что ты распозорный сквиб, выродок, но чтобы настолько… ах ты… Предатель!!!

Гарри, не знавший, что это за дрянь, зажимающий уши от нестерпимого рева взбесившихся колонок, не выдержал и посему опомнился первым. Испуганно взвизгнул, выплескивая на источник раздражения свою сырую магию:

— Заткнись!

Поток дикой магии развеял орущее письмо в пыль, и тут же настала оглушающая тишина. Весь огромный зал оцепенело смотрел в одну точку — на бледного дрожащего Невилла и на бумажную пыль над столом перед ним.

— Что это было? — хрипло выдохнул Гарри.

— Громовещатель, — ответил Драко, такой же белый, как и Невилл.

— А кто орал? — спросил Гарри.

— Д-дедушка Элд-д-джи… — заикаясь, сообщил Невилл.

— Он идиот?! — агрессивно взвился Гарри. — Да я ему… Я ему такой голос пошлю — баньши с досады удавится! Драко, ты мне покажешь, как громовещатель отправить? — яростно спросил он у друга. Тот страстно закивал, обещая всё и сразу.

От стола Гриффиндора принеслась Гермиона, красная и взъерошенная, гневно вопросила у ребят:

— Это что сейчас такое было?! Как ему не стыдно говорить такие ужасные вещи? Что плохого в том, что Невилл поступил на другой факультет? Что за дикая дискриминация!!! Кстати, Гарри, я знаю, как наговаривать сообщение на громовещательную бумагу, это совсем просто, как на диктофон. Наговариваешь фразу на специальный лист, скрепляешь его формулой Соноруса, удваиваешь для пущего эффекта, закрепляешь его на имя абонента, сворачиваешь конверт и отдаешь сове.

Трещотку-Гермиону было совершенно бесполезно останавливать, так что ребята кротко дослушали её возмущения и инструкции, сами тем временем приходя в себя от потрясения. А когда она умолкла, Гарри потянул Невилла из зала, благо, что завтракать расхотелось. Вместе с ними пошли Гермиона и Драко. Найдя пустующее помещение, Гарри втащил туда Невилла и подвел к окну. Всмотрелся в его бледное лицо и тихо спросил:

— Что они с тобой сделали, Нива?

Невилл закрыл глаза и тихо, беззвучно заплакал. Гарри молча встал рядом, касаясь его плеча своим плечом, подавленно молчали Драко с Гермионой, встав полукругом возле Гарри и Невилла. И молча слушали, когда Невилл сбивчиво заговорил:

— Я до восьми лет рос как самый обыкновенный мальчик, никакого волшебства не творил. Мои неприятности начались, когда мне исполнилось пять лет, в этот период у детей начинаются первые выплески детской магии. А у меня ничего такого не было. Через год все начали думать, что я сквиб, вообще без магии. И двоюродный дед Элджи меня возненавидел, плевался при виде меня и рычал на бабушку, говорил, что меня надо было сразу к магглам спихнуть. Некоторые волшебники терпеть не могут сквибов, и дед Элджи был из их числа. Поэтому он и делал со мной всякие гадости: то за руки подвесит к потолку так, что они из плеч выворачивались и я их потом сутками не чувствовал, то с пирса столкнет, и я чуть не утонул, ему же ещё и спасать меня пришлось, чтоб от бабушки не досталось… И так несколько лет. Издевался он по-всякому, и чем старше я становился, тем грубее делался он. Начал… начал меня бить… — эти слова Невилл выговорил с таким трудом. Гарри покачал головой, выражая неодобрение, пока товарищ собирался с новыми силами для продолжения. — Он откровенно меня ненавидел, каждый удобный момент пользовал для того, чтобы ударить, унизить. А однажды на него совсем нашло, схватил меня и за окно высунул. Высунул, за ноги трясет и рычит: «Ты будешь колдунствовать, а, сквиб паршивый?» На меня такой страх напал… Вишу вниз головой, а земля далеко-далеко, и не земля даже, а мостовая, те грани брусчатки так и врезались в память, четкие-четкие, острые-преострые. А тут тётушка Энид, полуслепая и глухая, от двери его окликнула — печенье предлагает. Дед Элджи подумал и… разжал руки.

Невилл ненадолго умолк, собираясь с мыслями для дальнейшего рассказа, а друзья с ужасом его рассматривали, каждый миллиметр его лица изучали, словно он разбился тогда на тысячу осколков…

— Вот тогда-то и проснулась во мне магия, — тоскливо закончил Невилл. — Мостовую накрыл дерн, густой и пружинистый, я прямо как мячик поскакал, он меня упруго поймал и подбросил, поймал и подкинул, и так несколько раз. А дед Элджи меня сразу полюбил. Но он мне не нравится, подлизный какой-то стал…

Закончив, Невилл, поднял глаза и по очереди заглянул каждому в лицо, жалобно всхлипнул.

— Вот… Я всё рассказал… — и обреченно сжался, не ожидая ничего хорошего после таких откровений. Одинокий сломленный ребёнок, не верящий больше в чудеса. И дрогнул потрясенно, почувствовав на своих плечах руки Гарри и Драко. А потом увидел перед своим лицом платок, протянутый ему Гермионой. Лица друзей выражали серьезную сосредоточенность, на них было буквально написано, что они обдумывают способы того, как покруче наказать ненормального деда-садиста. Сердце Невилла совершило кульбит, и он внезапно почувствовал себя живым — рядом с ним стояли настоящие друзья, верные, надежные товарищи, молчаливо даря ему помощь и поддержку.

Адские ангелы

Планы мести, однако, пока пришлось отложить на потом, потому что здесь и сейчас начинались уроки. Услышав за дверью топот ног, ребята выглянули в коридор и, увидев, что староста собирает первокурсников, поспешно подошли к нему. Монтегю придирчиво оглядел их и строго осведомился:

— Жрали?

Гарри, Драко и Невилл с Гермионой отрицательно замотали головами. Монтегю вздохнул, отошел к окну и достал из сумки куски пастушьего пирога, завернутого в пищевой пергамент: густо замешанный на яйце и молоке запеченный картофель схватился так плотно, что прихватил даже рассыпчатый говяжий фарш, а уж охлажденный, он стал и вовсе таким удобно-укусимым. Четверо ребят, сгрудившись возле окна, быстренько обкусали вкусные куски, торопясь и глотая почти непрожеванными. После чего, по очереди вытирая руки платком Гермионы, влились в основную группу и заторопились в класс Трансфигурации.

Войдя, дети робко осмотрелись — длинная сводчатая аудитория была заставлена партами по центру и имела лекционную ложу, расположенную амфитеатром в заднем торце помещения. Место учителя пустовало. На столе сидела всего лишь кошка с широкой мордой и неприятным выражением в круглых глазах, породы скоттиш-страйт, окраса мраморная табби. Она очень вредно смотрела, как дети рассаживаются по своим местам. Гарри это показалось странным — ну не может кошка так явственно выражать человеческие эмоции! Но в следующую секунду понял — может. Кошка встала и прыгнула в пустоту, не на пол, а вперед, в воздух. Прыгнула и приземлилась высокой женщиной в зеленом тартане, в которой ученики с содроганием признали профессора МакГонагалл. Сурово рявкнув приветствие, она, не сбавляя шага, резко прошлась меж рядами парт, четко и ясно, по-армейски, зачитала вводные инструкции, не давая детям опомниться.

— Трансфигурация — один из самых сложных и опасных разделов магии, которые вы будете изучать в Хогвартсе, — подвела она итог. — Любое нарушение дисциплины на моих уроках — и нарушитель выйдет из класса и больше сюда не вернется. Я вас предупредила.

После такой речи всем стало немного не по себе. Затем профессор МакГонагалл перешла к практике и превратила свой стол в свинью, и если все были поражены и начали изнывать от нетерпения научиться колдовать так же, то Гарри не впечатлился. Свинья, по его мнению, свиньей не стала, а осталась тем же столом — безучастно и мертво стояла на месте. Ноздрями не втягивала воздух, ушами не шевелила, не ловила звуков, вдобавок свинья не пахла свиньей, что было совсем нонсенсом.

Драко и МакГонагалл заметили кислое выражение лица Поттера и удивились. Драко удивился молча, а вот профессор придралась, невольно привлекая внимание всего класса.

— Вы чем-то недовольны, мистер Поттер?

Вот тут и остальные дети удивились — как, Гарри не впечатлился высшей трансфигурацией?! Как же так, ведь это ж такое чудо — превратить стол в свинью! А Гарри с сожалением посмотрел в лицо МакГонагалл и сказал таким тоном, как будто маленькой девочке объяснял, что один плюс один равняется двум…

— Профессор, она же не живая. Ну что она может?

Тут и остальные дети прозрели, увидели вдруг неестественную неподвижность псевдосвиньи, её недвижные, не дышащие бока, пустые стеклянные глаза… и так перепугались вдруг, раскошмарились, что некоторые, в частности, магглорожденные и те, кто настоящих хрюшек видел, впали в истерику — заплакали-зарыдали. Пока они весь класс не взбудоражили, Минерве пришлось срочно превратить свинью обратно в стол, после чего она посмотрела на Поттера, гневно раздувая ноздри.

— Я не понимаю ваших претензий, мистер Поттер! Это у меня была обычная практика, я всегда превращала стол в свинью, и никто до сих пор не жаловался на несоответствие живого с неживым! Будьте добры, объясните свою точку зрения.

— Практическую? — невинно спросил Гарри. И пояснил для тех, кто в танке: — Деревянную свинью не зарежешь на стейки, врага она тоже вряд ли способна отвлечь, так как не пахнет, сторожевые собаки за ней не погонятся, разве что люди отвлекутся. Но я не видел, чтобы она двигалась! — перебил Гарри сам себя. — Тогда в чем же её практическая ценность? В украшении сада в качестве статуи? Ну, туда бы подошел гном или гриб…

Баллов у Поттера не было, так что Минерве в качестве наказания пришлось выставить нахала вон из класса. Чем Гарри нагло и беспечально воспользовался — развеселым тушканчиком поскакал в подземелья, никого не встретив, благополучно доскакал до своей комнаты и зарылся в сундук. Выкопал из недр Книгу Зверей и бережно положил перед собой на крышку сундука.

Бестия в целях конспирации была одета в картонную обложку, обшитую серым бархатом, став совершенно неузнаваемой. Она, кстати, не обиделась на то, что хозяин спрятал её красоту под серенькой непритязательной обложечкой, напротив, Бестия чрезвычайно обрадовалась как дополнительной одежке, так и вниманию любимого хозяина, так как прекрасно понимала, зачем именно Гарри прячет её рубины и золото. Понятное дело, для того, чтоб её не увидели и не украли жадные люди.

Полистав картинки и подумав, Гарри притормозил на Птице-Правде. Красавица с интересом осмотрелась, потом по приглашению Гарри села на спинку кровати, удобную и гладкую, и стала внимательно слушать рассказ мальчика о приключениях Невилла, выслушала и вопрос:

— Гамаюн, как лучше всего наказать этого садиста Элджи? Он же Ниву чуть совсем… из окна… Или он таким образом пытался пробудить магию?

— Не думаю… — протянула Птица Вещая, заглядывая в прошлое Невилла. — Гм-ммм… ситуация самая классическая, навроде Гамлета или Моисея с Иосифом. Однако… — тут Гамаюн, судя по всему, увидела что-то из ряда вон выходящее, потому что все её серые и белые перышки встали дыбом. — Вот те раз… А он подкупил убийц, чтобы те убили родителей мальчика. Иуда! Прости, малыш… так что ты хотел, наказать? — перешла она на деловой тон. Гарри побледнел, без труда поняв из коротких междометий общую картину.

— Да. Сначала я хотел послать ему ответный громовещатель с самым громким голосом, таким, чтоб у него уши полопались! Но после того, что ты сказала, это кажется простой шуткой.

— Да, Гарри, — кротко кивнула Гамаюн. — Пошли к нему Грима, Баргеста и Черного Шака. Пусть проводят старика за Грань.

Всё ещё взвинченный страшной правдой о жизни Невилла, Гарри без колебаний последовал совету Птицы Гамаюн — открыл страничку с Адскими Гончими и призвал верных псов. Громадные, устрашающие, совершенно кошмарные, косматые черные Псы с горящими глазами встали перед Гарри и голодно-преданно уставились ему в лицо, подобострастно виляя задами. Однако право последнего приказа приняла на себя ответственная Гамаюн, не дозволив Гарри взять грех на душу.

— Ступайте к Элджернону Долгопупсу и заберите его душу.

Голодные Адские Пёсики радостно оскалились, получив вкусный приказ, дружно тявкнули в пространство перед собой, совместно открывая межмировой портал, и друг за другом скакнули в… А вот не знаю, куда они портал открыли… Жилище Долгопупсов засекречено, так что давайте уважим их и не будем вызнавать-разнюхивать, где живет наш дорогой Невилл. Давайте просто пройдем вслед за собачками и посмотрим на реакцию деда-садиста Элджи. Оу, кажется, мы вовремя…

— Августа, я тебе сказал, он — предатель! Ты читала письмо Дамблдора, ты знаешь, что негодный мальчишка поступил на Слизерин! Разве ты его для этого растила, ночей не спала, стерегла-берегла? И чем он нам отплатил? Негодяй оказался слизеринцем!!! В нем заговорила грязная кровь Блэков! Разве не этим объясняется его лживое сквибство?! Выжигай его имя с гобелена! Долго ты ещё будешь колебаться, дура старая?!

— Но, Элджи… — всё ещё сопротивлялась леди Августа, стоя перед Родовым Гобеленом рядом с мерзкого вида стариком. Тощий, но с выпирающим пузичком, лысый, с дрябло повисшими щеками, он походил на сморщенную черепаху, если можно представить её без панциря и на задних ногах. Видя, что Августа медлит и, скорей всего, снова откажется, старик шагнул назад и направил палочку ей в спину.

— Импе…

Черный Шак, переглянувшись с братьями, коротко гавкнул, перехватывая, перебивая запрещенное непростительное заклинание. За ним гулко грохнул басом Грим и зарычал-зарокотал молчаливый обычно Баргест. Услышав лай призрачных гончих, Элджи обернулся и похолодел, увидев не одного-разъединственного Грима, а целых трех предвестников смерти. Три оскаленные пасти с острейшими клыками, белая пена вперемешку со слюной смачно капала на пол, прожигая в мраморе дыры, словно не слюна капала, а чистая кислота. Три пары прищуренных глаз неотрывно смотрели в лицо старика и, казалось, заглядывали в самую душу: багряно-красные глаза Баргеста, прозрачно-желтые — Грима и болотно-синие — Шака. Эти глаза яснее ясного, даже больше, чем оскаленные пасти, говорили ему — «ну всё, старик, пришел твой смертный час!»

— А… Ав… Ав-густа!.. — с трудом прозаикался Элджи. Августа повернулась к нему и удивленно вскинула бровь, видя его предынфарктное состояние. Элджи поднял дрожащую руку и указал на трех псов, но… К его вящему ужасу, произошла невероятная вещь: Августа посмотрела в указанном направлении, туда, куда показывал его трясущийся артритный палец, и… не увидела ничего. Августа Долгопупс никаких демонических собак не увидела!

Жутко сверкнули болотными огнями глаза Шака, он торжествующе и многозначительно щелкнул клыками, растянув губы в сардонической ухмылке. И Элджи поверил, понял окончательно и бесповоротно, что Псы пришли за ним. Ведь предвестников смерти видит только тот, кто должен умереть… Леденяще-острая боль раскаленной спицей вонзилась сзади под левую лопатку, смертельный холод растекся со спины на всё туловище. Как отнимаются конечности, Элджи уже не чувствовал: бездыханное тело сломанной марионеткой с костяным стуком рухнуло к ногам обалдевшей Августы. Растерянно моргая, она долго смотрела на распростертое у ног тело, потом подняла к гобелену офигевшие глаза и ошарашенно сообщила шелковой миниатюре Невилла:

— А Мерлин-то шельму отметил… — промокнула глаза платочком и растроганно всхлипнула. — Я горжусь тобой, малыш, ты всегда знал, чего и кого держаться!

Братья-Псы снова переглянулись, кивнули удовлетворенно и тихо растаяли в воздухе, прихватив с собой очень одинокую и мелочную душонку нехорошего старика, всю жизнь пакостившего своим родственникам, пытаясь пролезть на первое место, которое, увы, было всё время занято сначала детьми старшего брата Энджела, а потом и паршивым мальчишкой, недоноском Невиллом.

Прежде чем вернуться к Гарри и Гамаюн, три черных брата завернули к больнице святого Мунго. Виртуозно управляя своими телами, пёсики просочились сквозь стены в нужную палату и, на всякий случай оставаясь призраками — ну мало ли, увидит кто… — окружили две койки в дальнем конце помещения. Внимательно оглядели Фрэнка и Алису. Снова переглянулись меж собой, озабоченно хмуря шерстистые брови. Потом Баргест, как самый близкий к Смерти адский сопровождающий,принял материальную форму, взглядом запечатал дверь палаты и, встав между койками, дал знак приступать к поиску. Черный Шак и Грим, оставаясь в инфернальном обличии, аккуратно и бескровно вонзили клыки в запястья спящих людей: Шак взялся за руку Алисы, а Грим — Фрэнка.

Сконцентрировавшись, Псы шагнули в призрачную параллель, следуя по едва заметным отпечаткам дремлющих душ. Здесь было темно и бушевали пустынные ветры Хаоса, их мощные потоки-порывы беззвучно налетывали на двух путешественников, чуть не сбивая с ног и с пути. Но верные Псы-проводники не сдавались и упорно шли, идя за двумя рваными ниточками памяти, попутно связывая и скрепляя их заново, зализывая своими целебными собачьими языками свежие швы соединенных нитей. Иногда шальной ветер вырывал ленточку и относил далеко в сторону, но Псы инстинктивно тут же кидались наперехват, весело ловили ускользнувшую нить и, вернувшись к общей ленте-потоку, ввязывали её на положенное место.

А потом они догнали и самих Фрэнка с Алисой. Радостно гавкая, Шак и Грим восторженно наскакивали на их плечи передними лапами, оглушительно лаяли в лицо и лизали щеки. Мужчина и женщина удивленно смотрели на черных лохматых зверей, машинально отдергивали головы, отворачивали лица от их настойчивых полизушек, отпихивали руками счастливые улыбающиеся морды… И сами тянулись к ним, заглядывая в любящие собачьи глаза. Откуда вы, пёсики, откуда вы, хорошие?.. А Шак и Грим продолжали настойчиво звать, приглашая идти за собой. Ласковый гавк в лицо, тяжелую лапу на плечо… ну пошли же, пошли, пора вам, просыпайтесь, люди!

И они проснулись. И не так, как обычно — с пустым, равнодушным тупым желанием: пора поесть, надо сходить в туалет, перевернуться на другой бок, ибо тот отлёжан… Нет, на сей раз их мысли были четки и ясны, глаза теперь осмысленно смотрели в знакомый-незнакомый потолок. Потолок, который, как они поняли только сейчас, был больничным.

Адские собаки могут быть и ангелами: если они могут увести за Грань темную опустившуюся душонку, то способны сделать и наоборот — найти и вывести из-за Грани невинную, чистую, светлую душу.

Фрэнк и Алиса задумчиво уставились друг на друга. Высокий лоб Фрэнка оголили широкие залысины, в коротко стриженных алисиных волосах сверкала седина… Прожитые в никуда не забытые годы сами вспомнились, как и Невилл, год от года становящийся старше и выше, как и старая седая мама, с горечью глядящая на них.

Фрэнк встал, шагнул к койке напротив, сел и обнял за плечи жену, впервые за много лет. Шепнул в родное ухо:

— Мне приснился черный пёс, ласковый и лохматый Грим.

— Ласковый Грим? — мягко улыбнулась Алиса. И нахмурилась. — А мне тоже черная собака приснилась, и тоже ласковая… Шак, голубоглазый Шак, — озадаченно посмотрела на мужа. — Что это было, Фрэнк? Что с нами случилось? Что… что разбудило нас?.. И… я же всё помню.

— Я знаю, любимая… — вздохнул Фрэнк, прижимаясь губами к седому виску жены. — Я тоже всё помню.

Черные Псы, довольные своей доброй проделкой, невидимо переглянулись, радостно скалясь, и растворились в портальном переходе, на сей раз точно возвращаясь к Гарри и Книге.

Гамаюн только бровью повела, провожая псов-доброхотов. Гарри, недурной физиогномист, вопросительно посмотрел на Деву, без труда сообразив по её лицу, что произошло ещё что-то, помимо задуманного. Гамаюн не стала его истязать неопределенностью, сказала сразу:

— Будет счастлив твой Нива. Навестят его скоро родные…

А в классе Трансфигурации правдолюбка Гермиона устроила кипиш, бойкот и революцию. Едва за Гарри закрылась дверь, девочка возмущенно заклокотала:

— Профессор! Нечестно! Как вы могли ни за что наказать Гарри?!

— Мисс Грейнджер, сбавьте обороты! И сядьте на место, я вам не разрешала вставать!

— Но Гарри! — лохматый дракончик строптиво топнул ножкой. — Гарри-то за что наказан?

Тогда МакГонагалл предприняла тактику полного игнорирования — не обращая внимания на исходящий праведным гневом столбик, она начала инструктаж по превращению деревянной спички в стальную иголочку. Закончив, раздала всем по спичке и велела приступать к выполнению задания. Гермиона свою спичку превратила одним движением брови, даже не смотря на неё, и продолжила сверлить профессоршу оком правосудия. А вот другие прямо чуть заикаться не начали — с какой легкостью возмущенная первоклашка произвела трансфигурацию! И дозрели вдруг — а правда, за что Гарри-то наказан? За то, что высказал свое мнение о бесполезной, растратной и ненужной трансфигурации? Ну куда её, в самом-то деле, деревянную свинью?! Драко сердито пробубнил, глядя на свою спичку:

— А папа мне рассказывал, что Трансфигурацию учат для того, чтобы с толком и пользой применять её в повседневной жизни во всех непредвиденных случаях. Например, превратить падающую скалу в песок, как поступил однажды Гидеон Мальсибер, чтобы спасти пару магглов, оказавшихся в беде при обвале в горах. Песком их, конечно, тоже круто приложило, но хоть живы остались. Тонна песка всё же лучше цельного куска скальной породы.

Слова Малфоя дети выслушали с уважением и с горящими глазами воззрились на МакГонагалл, мол, видите, как надо?! Это вам не какая-то там дохлая деревянная свинина! Минерва с отвращением посмотрела в ответ на малолетних умников — тоже мне, философы: ну что она им тут должна спец-демонстрации устраивать, что ли, создавать критические ситуации и с блеском их решать? Обычно детишкам свиньи хватало для впечатления! Тоже мне вундеркинды!..

В общем, еле-еле, со страшным скрипом Минерва довела урок до конца, невзирая на явные протесты первоклашек. Детки считали себя правыми, а потому и обиженными: ну а как же, ни с того ни с сего прогнать из класса студента лишь за то, что он посмел выразить свою точку зрения. И когда прозвенел колокол-звонок с урока, маленькие строптивцы с такой скоростью покинули класс, что Минерва даже позавидовала их дружному рвению — эк сдружились-то как с этим Поттером! А ребята лихорадочно неслись в подземелья… да-да, все тридцать, со всех четырех факультетов, спеша на помощь несправедливо обиженному поборнику справедливости.

В спальню вбежали, правда, только двое — Драко и Невилл, прочие остались в коридоре и гостиной. Гарри обнаружился на полу перед сундуком, на крышке которого лежала раскрытая книга с картинками. При приближении друзей Гарри поднял голову и безмятежно взглянул на них. И он совсем не выглядел расстроенным, напротив, его лицо выражало веселое недоумение.

— Ой, вы чего? Урок уже закончился?

Где-то в районе обеда в гостиной Долгопупс-Хауса, одной из резиденций, в которой в настоящее время проживали Долгопупсы, звякнул сигнал колокольчика, возвещавший о срочном посетителе. Августа, час назад пославшая в Мунго труп внезапно скончавшегося Элджи, с неохотой подошла к камину. По чести говоря, ей было глубоко фиолетово, отчего скопытился Алджернон. Не любила она его, уж больно мерзким стариком тот был, в отличие от её дорогого Энджела… Но целитель Сметвик, шагнувший из камина, принес ей не результаты вскрытия, а самую невероятную новость.

— Августа! Ну-ка собирай свои кости пошустрее и двигай в Мунго — Фрэнк с Алисой очнулись! Пришли в себя и спрашивают тебя и сына!

Первые шаги по Хогвартсу

Вторник–среда прошли без эксцессов. Маггловедение, Чары, Астрономия были представлены, изучены и усвоены без сучка и задоринки. Разве что значимые моменты стоит отметить: урок маггловедения вел профессор Квиррелл, очень нервный молодой человек, заикающийся через слово и побуквенно, да так, что ученикам вскоре представилось, что они играют в викторину «Угадай слово».

— В д-д-до… до-до-доме маггла о-о-осо-бо… О-со. О-о-о…

— Особое?

— Особое место?

— Особое значение?

— Особо важное место занимает пылесос, — с каменным выражением лица отчеканила Гермиона. До остальных как-то не сразу дошло, что она шутит.

В общем, почти весь урок, вернее, его первую половину, маленькие умники провеселились, обсуждая каждую рваную фразу-слово профессора-заики. Позабавил их и тюрбан, который Квиррелл то и дело снимал, чтобы дать подышать вспотевшему затылку. Он был, похоже, декоративный, то есть его не надо было наматывать-разматывать: ткань была сразу вся нашита на шапку-каркас. И всё же Квиррелл любил свой неудобный и жаркий головной убор. Как он уверял, этот тюрбан ему подарил один африканский принц, которому он помог избавиться от очень опасного зомби. Но по-настоящему никто не верил в эту историю. Кроме Гарри. Он не только внимательно вслушивался в заикание бедного профессора, но и в лицо всматривался, подмечая малейшие нюансы игры его черт. И когда Шеймус Финниган начал насмехаться:

— Да как он зомби-то победил, если даже собственной тени боится? Заиканием? Типа: и-и-и-зы-ы-ы-ди, нечистая си-и-ила?

Гарри его резко прервал:

— Не говори, чего не знаешь! Профессор и вправду сразился с чудовищем, и тюрбан этот действительно наградной подарок принца Джафара Хартумского в знак признательности.

Все тут же притихли и припухли, силясь понять, что это Гарри только что сказал? Квиррелл мило порозовел и, заикаясь, поблагодарил заступника. Тем временем Гермиона и Джастин с Дином припомнили маггловские прошлогодние газеты, в которых как раз была эксклюзивная новость о чудесном спасении похищенного суданского наследника.

— Сэр! — побледнела Гермиона. — Так принца не простые преступники похитили?!

Из дальнейшего заикания профессора дети узнали, что преступники были как раз самыми обычными, просто на их лагерь ночью напали песчаные зули, местные африканские пустынные упыри. Или зомби, если хотите. Зули выжрали всех бандитов, потом добрались и до заложника, которого пришлось долго выковыривать из прочной брезентовой наглухо закрытой палатки. Вот тут-то в ту пору и случился Квиррелл, путешествующий со своим багажным верблюдом. Услышав в ночи истошные крики о помощи, он без раздумий свернул с караванной тропы и подоспел как раз вовремя, чтобы спасти пленника пустынных басмачей. Парочка отличных противовампирных заклятий, сдобренных крестным знамением, и зуликов как не бывало.

Однако вид настоящих зомби и жуткие следы их последней трапезы были, увы, слишком впечатляющими: бедный принц поседел, а молодой ученый стал заикой. После этой истории дети стали с куда большим уважением относиться к отважному учителю и очень старательно конспектировали его урок, который он догадался просто написать на доске. Над его заиканием больше никто не смеялся.

На уроке Чар всех насмешил малютка Флитвик — зачитывая имена студентов, он дошел до Поттера и, вдруг, пронзительно вспискнув, потешно чебурахнулся с высокой стопки книг, на которой стоял, на что класс заржал, а Гермиона оскорбилась и забрюзжала:

— И обязательно на книгах стоять? Ну совершенно никакого уважения! Вы колдуны или где? Табуретку-приступку из бревнышка не сложно трансфигурировать, нет?..

Среда запомнилась ночной прогулкой на Астрономическую башню. Её верхнюю площадку венчал сферический купол из двух раздвижных половинок, с длинной такой щелью для наблюдения за ходом звезд. В неё таращился огромный телескоп, научный, видимо. Детям были поставлены телескопы поменьше, установленные на треногах на требуемой высоте и нацеленные в небо на свободной от полусферы половине. Ну что ж, в первый раз деткам было очень интересно посмотреть в эти трубы, поизучать звезды и планеты.

Помимо прочего, Гарри, Невилл и остальные узнавали замок, в нем было сто сорок две лестницы. Парадные — широкие и просторные, другие, для персонала или обходные — узкие и скрипучие, как правило, темные, и по ним нужно было идти с предельной осторожностью, потому что у некоторых были странные и неприятные свойства — внезапно исчезало несколько ступенек в тот самый момент, когда Гарри спускался или поднимался по ним. Так что, идя по этим лестницам, надо было обязательно прыгать. Были лестницы, которые в среду приводили Гарри совсем не туда, куда вели вчера, во вторник.

С дверями тоже хватало проблем — их было слишком много и не там, где надо… Запомнить расположение лестниц, дверей, классов, коридоров и этажей было очень сложно. Казалось, что в Хогвартсе все постоянно меняется и сегодня всё иначе, чем было вчера.

Изображенные на портретах господа и дамы ходили друг к другу в гости. Кроме того, Гарри видел, как шевелятся стоящие в коридорах рыцарские латы — меняют позу, перекладывают меч-алебарду-секиру из руки в руку или полируют бархатной тряпочкой наплечник или грудную пластину… А одни доспехи и вовсе эстетством занимались: идет такой полый рыцарь по коридору и забралом лютики нюхает. Сходил на луг за цветочками…

Из замковых достопримечательностей Гарри пока познакомился со старым завхозом Филчем и его кошкой. Почему-то дети боялись этого высокого патлатого старика… Почему, Гарри не успел спросить — случайно узнал сам. Шли они с Монтегю в библиотеку и почуяли вдруг удушливый запах протухшего навоза. Гарри закашлялся, глаза стало резать так, что они заслезились. Удивился он безмерно: кто в замке свиней держит, да ещё годами навоз не убирает, это ж надо, как его закомпостили, воняет — аж не дыши! Монтегю хмыкнул:

— Ну-ну, опять кто-то бомбы-вонючки взорвал? — и вздрогнул, услышав приближающиеся шаги. Шепнул: — Это Филч. Линяем!

Ну, слиняли дети, а Гарри остался, решив узнать, что за беспорядки тут происходят? Филч дошаркал до места ароматеракта, оглядел-оценил размеры катастрофы и разразился руганью. Ругался он долго, всласть и с такими смачными оборотами, что у Гарри уши покраснели и свернулись в трубочки. Но когда он увидел, как старик ушел и вернулся с ведром, шваброй и тряпками, заныла совесть. Вынул палочку и повел перед собой, выпуская Экскуро Максима — заклинание, которое он выучил ещё дома по учебнику. Грязи и вони как не бывало. Филч удивленно выпрямился и озадаченно оглянулся, увидел первокурсника с палочкой и робко кивнул, благодаря. Гарри пожал плечами, вышел из-за угла и подошел к завхозу.

— Здравствуйте, сэр. А что это такое воняло так неприятно?

— Неприятно? — хмыкнул старик. — Новичок? Не знаешь ещё местных забав бездельников? Ну-ну…

— Новичок, сэр, — согласился Гарри. — Третий день только и многого не знаю.

Вежливый и покладистый тон мальчика успокоил старика, и он расслабился, поняв, что при нем можно вести себя естественно и без угроз. А значит, можно и душу отвести…

— Да вот, делать им больше нечего, кроме как пакостить. Скучно им, особенно тем, кто не первый год учится. Привыкают они за годы-то… Приедается им всё, понимаешь? Заклинания выучены, задания выполнены, а до ночи ещё целый день, ну и до каникул в придачу целых полгода. Впору салом обрасти, вот и бесятся с жиру — идеи девать некуда, разве что в проказы влечь. Ты тут поосторожнее, малёк, сладостей у старших с Гриффиндора и Когтеврана не бери! А то съешь конфетку и привет! Перьями обрастешь, бородавками покроешься, чирьями и чесоткой обзаведешься… или что похуже словишь, например, кровь из носа пойдет так, что и не остановишь.

— А я будущий директор, наверное, не посмеют? — наивно предположил Гарри. Филч фыркнул.

— Да не, малец, некоторых дегенератов и действующий Папа Римский не остановит, и над ним подшутят за милую душу. Так что поосторожнее будь. Эльфы-то, вон, тоже не всегда на помощь могут прийти… Так-то они замок убирают, конечно, да только ночью, но ведь нельзя же коридор грязным до ночи оставлять? Вот мне и приходится корячиться… — старик потряс шваброй.

Гарри хмуро оглядел коридор, потом старика: сухого, жилистого, с морщинистым лицом и седыми патлами. И поставил в уме галочку — обсудить на школьном совете возникшие проблемы и, если получится, организовать дежурные бригады, которые будут следить за порядком. И не старосты это должны быть. Вон, Монтегю сам староста, а и то удрал, ничего не сделал, чтобы навести порядок. Кстати, помнится, навоз — настоящее лакомство для Синего Скарабея. Если выпустить небольшую колонию жуков-навозников, а к ним в помощь Тельцов Даррелла… хм.

В колени мальчика кто-то потыкался. Опустив голову, Гарри увидел крупную и очень пушистую кошку, серо-бурая полосатая киса сосредоточенно бодалась о его ноги, терлась щекой и всем боком, потом, выгнув спину, разворачивалась и снова — трр-р-ах головой в колени, щекой и телом вдоль ног едет… Гарри заулыбался.

— Привет, кошка! — глаза на Филча поднял. — Ваша, сэр?

— Моя, — тряхнул брылями старик. И развеселился вдруг, хохотнул: — Ты смотри-ка, метит тебя, как самого достойного. Добрый ты человек, малёк, вон кошка как тебя любит!

— Вы тоже добрый, — вежливо ответил Гарри. — Плохой человек кошек не держит.

Кошку Филча звали Миссис Норрис. И как позже узнал Гарри, сидя в каморке завхоза и слушая его истории, её никто не любил, как и Филча, многие мечтали пнуть её под зад, несколько раз Филч находил её с опаленными усами или с консервной банкой, привязанной к хвосту. Стало быть, некоторые осмеливались отловить кошку и помучить её. При этом известии на глаза Гарри навернулись злые слезы — вот же сволочи, нашли забаву: издеваться над старой беззащитной кошкой! Заобиделся Гарри, погладил кошкину худую спину и зло спросил её:

— А хочешь, я тебе подружку дам? Нундочку милую? Поживет с тобой годик… или все семь лет, а?

— Мур-мур-мур… — монотонно пела Миссис Норрис, лежа у Гарри на коленях передней частью — не умещалась она пока целиком на маленьких гарриных конечностях. Сидевший рядом на том же топчане Филч удивленно глянул на Гарри.

— Нундочку? — с опаской переспросил он. Гарри серьезно посмотрел на него.

— Да, сэр. У меня кое-что есть… — подумав, он решил довериться ещё одному взрослому человеку в своей жизни, потому что Филч заслуживал этого. — У меня есть артефакт, с помощью которого я могу призвать верных помощников. Хотите, я позову ручную нунду и попрошу её защищать Миссис Норрис?

— Ух ты… — восхитился Филч. — А она обидчиков… того… не скушает? Вишь ты, малёк, кошку-то она защитит, а от самой нунды кто защититься сможет?

— Я ей скажу, она неглупая, людей есть не будет, — заверил Гарри старого завхоза. — Я ещё навозников позову — пусть за чистотой следят, и улиток-сороедов выпущу, они пылью питаются. А ещё я хочу выпустить Слизневых Коров, а то я заметил, что на завтрак нам молока не дают, только сок.

— Ну так коров-то у нас и сроду не было, — со знанием дела покивал Филч. — Разве что в далеком прошлом, лет триста назад, при Хогвартсе неподалеку располагалась небольшая молочная ферма, вот тогда студентов снабжали молоком и творогом. От неё фундамент остался, и на её месте сейчас Визжащая хижина стоит, лет двадцать назад её там для чего-то построили.

Теперь покивал Гарри, тоже со знанием дела:

— Ну, Тельцам Даррелла хлев не нужен, им вполне подойдут луга вокруг Хогвартса, до зимы могут пастись, а на зиму их можно под крышу взять. Они мешать никому не будут.

— Потому что они меньше коров? — попробовал угадать Филч. Гарри засмеялся.

— Нет, сэр, ни за что не угадаете!

Договорившись с Филчем встретиться на выходные, Гарри покинул нового знакомого. Идя к себе в подземелья, он грустно думал о несправедливости: ведь если подумать, то ситуация в целом выглядела парадоксально. Студенты в большинстве своем вроде как должны любить животных, не зря же во всех исторических альманахах с колдуном упоминаются вороны, кошки, летучие мыши и жабы с лягушками. А на деле что? Обижают старую кошку злобного нелюдимого завхоза. Только потому, что он всех гонит шваброй и ругается, когда хулиганы сильно намусорят. Ну так и мусорных урн на каждом шагу не видно…

Погруженный в раздумья, Гарри не заметил, как ступил на банановую шкурку. Подошва правой ноги резко уехала вперед, левая подогнулась, не удержав равновесия. Гарри от неожиданности упал и больно расшиб колено. Охнув, он сел и схватился за ногу, поглаживая ушиб. Из глаз непроизвольно брызнули слезы — было чертовски больно: со всего маху впечататься коленной чашечкой в твердющий камень… Кто-то мерзко захихикал над головой.

— Что это? Кто это? Кто это такой маленький упал и расшибся, кто это такой несчастненький сидит и плачет?

Гарри обиженно съежился, стараясь не обращать внимания на вредного полтергейста Пивза, ещё одного из местных достопримечательностей. Он был очень склочным, особенно если встретить его, когда опаздываешь на занятия. Пивз ронял на головы первокурсникам корзины для бумаг, выдергивал из-под них ковры, забрасывал их кусочками мела или благодаря своей невидимости незаметно подкрадывался и внезапно хватал за нос с хриплым криком: «Попался!» Вот и сейчас он нашел себе цирковое представление — пострадавшего первокурсника.

— Слушай… — кривясь от боли, обратился Гарри к Пивзу. — Ты вот корзины для бумаг из классов таскаешь, чтобы нам на голову кинуть, так? — дождавшись настороженного кивка, продолжил: — А если потяжелее чего кинуть? Например, мусорную урну?

— А она тяжелая, Пивз не поднимет! — недобро отозвался полтергейст.

— А-а-а, слабо тебе, — подколол Гарри. И кивнул на банановую шкурку впереди. — А её — можешь?

— Да легко! — рявкнул Пивз, подлетел и поднял кожурку. — Вот, видишь? — и помахал перед Гарри трофеем.

— Молодец! — одобрил Поттер. — А туда можешь её кинуть? — и глазами на мусорную урну показывает. А когда полтергейст проделал это, Гарри снова его похвалил. — Какой ты умница! Можешь ведь!

После чего встал с пола и ушел, хромая. А над баком завис одураченный Пивз, не знавший, то ли восхититься, то ли разрыдаться, ибо такого позора он никогда в жизни не совершал — подобрать за студентом мусор и выкинуть его в мусорное ведро. Ему очень-очень захотелось удавиться: чтобы он да делал то, что не свойственно ни одному уважающему себя полтергейсту?! О, позор… о, мои бедные бубенчики…

В четверг (ура, наконец-то!) состоялся урок Защиты от Темных Искусств. Увидев Вижна в прямой досягаемости, Гарри не удержался и побежал к нему обниматься, чем вызвал удивление и зависть своих однокурсников. Они, конечно, и раньше видели, как Поттер и незнакомый парень улыбаются друг другу при встречах в Большом зале, из чего следовало, что они знакомы, но чтоб настолько… Вот чтобы так, с объятиями, визгом, смехом, хватанием под мышки и подкидыванием к потолку!!!

Поставив Гарри на пол, Вижн весело сообщил классу:

— Ну, привет, пострелята! Будем знакомиться и дружить?

Разумеется, в его яркие зеленые глаза и косоватую улыбку вмиг влюбились все дети без исключения. Первый урок был, увы, вводным: Вижн рассказывал о том, что такое темные искусства и как с ними нужно бороться. Дети внимательно слушали и конспектировали в тетради. Практический урок Гринвуд пообещал провести в следующий четверг, а за это время ребятам лучше посидеть в библиотеке и поизучать всё на заданную тему. Вы согласны? Конечно, все были согласны!

Таким же вводным уроком оказался и урок Зельеварения у профессора Снейпа в пятницу. Увидев носатого угрюмого ворона в непосредственной близости, Гарри почувствовал огромное облегчение — в лице Северуса больше не было той неизбывной горечи, которую он видел два года назад. А профессор, стоя перед партами, начал свою тщательно отрепетированную речь, ибо это тоже был его первый день в качестве учителя.

— Меня зовут Северус Снейп, я буду преподавать вам зельеварение. Это очень тонкая и очень точная наука, она не терпит рассеянности и невнимательности. Малейшая ошибка в зельеварении может привести к катастрофическим последствиям. Запомните это, пожалуйста, как можно крепче, и прошу вас, будьте предельно точны, внимательны и собраны, ведь от правильно приготовленного зелья зависит так много. Я очень надеюсь, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… Я многое могу, например, научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Все это при условии, что вы будете очень внимательны на моих уроках.

Договорив, профессор ознакомился с классом, после чего провел краткий инструктаж в области зелий и ингредиентов. Спокойным и ровным голосом он ввел ребят в тайны зельеварческого мастерства, приведя несколько исторических фактов, в которых так или иначе участвовали зелья. Невилл, сперва дрожавший при виде профессора и его голоса, постепенно перестал трястись, поняв и поверив, что Снейп своих не обижает. А то он наслушался от старшекурсников с Гриффиндора всяких ужасов о том, что злобный Летучий Мыш первоклашек варит в котле, чтобы вытопить из них жир. Теперь же, слушая его мирный голос, Невилл засомневался в том, что шутники говорили правду.

Урок закончился, и дети пошли на обед. Попинывая сумку коленками, Невилл негромко спросил у Гарри:

— И с чего я взял, что он страшный? Как я мог поверить тем глупым россказням о кровожадности профессора Снейпа.

— Понятия не имею, — философски отозвался Гарри. — Врут зачем-то. Ты им не верь, Нива.

В Большом зале стояла странная тишина, все лица повернулись в сторону вошедших первокурсников, а все взгляды выделили-вычислили и остановились на Невилле. Тот неуверенно оглянулся, не понимая, с чего такое всеобщее внимание к нему? От стола Пуффендуя встали и подались в его сторону две высокие фигуры. Взрослые.

— Невилл! — мягко позвала Алиса. Позади неё рвано улыбался отец. Задохнувшись счастьем, Невилл перешел на бег, со сдавленным воплем он врезался в них и был тут же заключен в крепкие объятия мамы и отца.

Крадется потихоньку тихая реформа...

Невилла затискали-зацеловали, всего увертели во все стороны: то папа к себе повернет, то мама, не утерпев, обратно развернет, чтоб ещё раз, в сто пятый, чмокнуть в щечки… И главное-то, в зале не было человека, который бы не знал историю Долгопупсов — их судьбу, как и Поттеров, знали все. И поэтому в Большом зале царила облегченно-радостная атмосфера: все без исключения девушки и женщины сидели и стояли со слезами на глазах, парни жевали щеки и играли желваками, а дети помладше просто радовались — смеялись, скакали, хлопали в ладоши и что-то нечленораздельно вопили.

Гарри тоже сиял, ликуя вместе со всеми за воссоединение семьи однокурсника и друга. Ему было вдвойне приятно видеть неожиданно свалившееся на робкого забитого мальчика счастье.

Августа сидела рядом с Дамблдором за профессорским столом и цепко держала его за руку, чтобы не удрал, но тот и не собирался сбегать. Сидел, честно радовался вместе со всеми и недоуменно косился на гостью, гадая — а чего это она в него вцепилась? Постепенно профессорский стол опустел: учителя и деканы, выдержав положенную паузу, отошли к Долгопупсам — выразить им свое почтение-восхищение, и Августа с регент-директором остались в относительном одиночестве.

Хватка Железной леди Августы соответствовала её прозвищу — стала такой же стальной. А вот голосом она напомнила Альбусу кобру.

— Моя невестка кое-что вспомнила, дорогуша… — вкрадчиво прошипела Августа, скалясь на публику, как голодная агама.

— О… неужели? — сипло отозвался Дамблдор, как тот крысёнок под взглядом той же агамы, поймавшей его на обед.

— Напавших на моих было четверо, — продолжала сладко шипеть Августа. — Лестрейнджи и Крауч. Но вот ведь какая штука… Когда их допытали до потери сознания, появился пятый. Услышав его появление, Пожиратели спешно покинули дом Фрэнка… ну, попытались, во всяком случае. И вот тут-то… — бабушка Невилла сделала хищную паузу. Раздразнив Дамблдору нервы ожиданием, она продолжила: — Мракоборцы их быстро повязали, при этом Беллатриса кричала им: «Стойте! Мы же их не убили! Вы же обещали!» Тогда это сочли попыткой смягчить себе приговор. Но теперь… — ещё одна хищная пауза. — Пока колдомедики собирались, пока дозванивались до меня, пока подключали камин к сети летучего пороха, Алиса, прежде чем уйти в беспамятство на долгие годы, стала свидетельницей одной очень странной встречи. В комнату, где их пытали, вошли двое, которых она идентифицировала как мистера Грюма и дядю Элджи. У них был весьма любопытный разговор. Начал его Элджи, и его слова очень сильно удивили Алису.

— Грюм, ну я же сказал — убейте их и дело с концом!

— Не можем. Они сами отказались брать грех на душу. А ребёнка ты уж сам как-нибудь прибей, они из-за него и родителей отказались убивать! Мол, на детоубийство не подписывались, а значит, и остальных не станут, а вот помучить их — это с удовольствием. Но только помучить, учти это, Элд, мои бойцы видели, что они живы, так что не обессудь. Но если укокошишь их, то сам знаешь, на кого подозрение падет. Всего хорошего.

С чем Грюм и откланялся, и последнее, что видела Алиса, это дядя Элджи, стирающий память Фрэнку и ей. Вот так-то, Дамблдор. И сейчас я требую сатисфакции. Мне очень надо, чтоб твой верный пёс оказался за решеткой. Элджи, к сожалению, сдох, его уже не накажешь…

Дамблдор спал с лица.

— Н-но… к-как? Аластор сговорился с Элджи? Ничего не понимаю… — совершенно честно растерялся старик. — Августа, милая, что вы говорите? Я и предположить не мог, что Аластор выдаст Пожирателям Долгопупсов!

— Да при чем тут Пожиратели?! — взорвалась Августа. — Всё гораздо хуже — их заказали! Элджи навел убийц, и не его вина, что они оказались человечнее заказчика, отказались убивать малыша Невилла, а вместе с ним и родителей. Вопрос в том, кто именно должен был стать исполнителем? Сам Аластор или всё-таки Лестрейнджи и Крауч, которых он натравил?

— Н-но Аластор… — испуганно запротестовал Дамблдор, никак не желая верить в то, что его друг оказался вот таким оборотнем, волком в теле овчарки… Августа поняла и с сочувствием смотрела, как рушатся шаблоны Дамблдора. Ведь шизофрения не появляется на пустом месте, к тому же стала понятна и причина ходатайства Крауча-старшего, когда он в день гибели Черной метки потащил своего сына в Министерство, рискуя своим собственным положением в обществе и карьерным ростом. Крауча-младшего, кстати, оправдали и отпустили на поруки отца без права выезда за границу.

Осознав всё это, Дамблдор вздохнул и дал согласие на арест Грюма — сообщил Августе его адрес, чьим Хранителем он являлся. А что ему оставалось делать? Ведь Аластор и Элджи дружили с детства, и их тараканы одичали и состарились вместе с ними, развившись в вот такие вот пироги с котятами: мудак Элджи нанял Грюма для убийства своей родни — не иначе крыша совсем потекла… Ну а Грюм, в свою очередь, похоже, перетрусил: кишка тонка оказалась — и убить своими руками не решился, и другу отказать не посмел, вот и спустил Пожирателей, кинув им кость — адрес Долгопупсов.

Получив своё, Августа успокоилась, дала отмашку мракоборцам, ожидающим её распоряжений у стены, и, отвернувшись от Дамблдора, стала смотреть на столпотворение в зале, где возле Алисы и Фрэнка уже сидели их школьные товарищи: Северус, Вижн, Квиринус, Синистра… их счастливые оживленные лица были так прекрасны. Вот Северус и Фрэнк с Вижном, взявшись за плечи и склонившись головами, о чем-то откровенничают, а вот Алиса, обняв сына и Синистру, весело смеется над какой-то шуткой Квиррелла.

Остальные преподаватели отсеялись и разбрелись по залу, исподволь следя за порядком: МакГонагалл, Флитвик, Бербидж, Вектор, они строго и чопорно бродят среди студентов…

Что-то серое и маленькое стремительно промелькнуло по залу и прыгнуло на плечи одному мальчику. Почти сразу раздался вопль Минервы:

— О, святой Августин! Опять этот кошмар! Мистер Поттер, я же вам запретила приносить это животное в зал!

Присмотревшись, Августа поняла: серый зверек на плече у мальчика — не кошка, как ей показалось, а лемур. Невилл, забеспокоившись, выскользнул из материнских объятий, подошел к мальчику, взял его за руку и что-то тихо сказал Минерве. Та взорвалась:

— Да что вы себе позволяете, мистер Долгопупс! Минус пять баллов со Слизерина!

Августа поднялась и, обойдя стол, спустилась в зал. Подойдя к месту дислокации, она встревоженно осведомилась:

— Что здесь происходит?

— Мистер Долгопупс, повторите то, что вы сказали мне! — непреклонно потребовала Минерва. Невилл несчастно глянул на бабушку. Нехотя повторил:

— Если лемур не попал в список запрещенных животных, то, значит, они не запрещены…

— Они не попали в список потому, что в Британии априори нет таких экзотических животных!

— Угу, так же, как и пауки-птицееды размером с суповую тарелку! — буркнул кто-то сбоку. Минерва развернулась к говорившему.

— Вы что-то сказали, мистер Уизли? Где ваш паук?

— А он не у меня, — открестился рыжик. — Он у Ли Джордана!

МакГонагалл, сурово сдвинув брови, пошла разбираться с Джорданом и его пауками, а Августа вдруг залипла на лемура, зависнув на невозможных янтарных глазах необычного зверька. Его узкая мордочка, серый плюшевый мех… он сам весь как будто был нереальным, всего его словно окутывал ореол нездешности… наверное, что-то было во взгляде древнего лемура — в нём читалась мудрость тысячелетий, что само по себе было странным. Он сидел на плече мальчика, крепко обхватив шею лапками, смотрел на Августу и тоненько посвистывал. Мальчик внимательно выслушал лемура и, извинившись, обратился к Вижну:

— Простите, Плио сказала, что мистер Хагрид достал молодого цербера. Вы мне поможете его забрать?

Вокруг — опупелая тишина: все силились осознать, что он только что сказал? Фактов-то столько, и сразу, без подготовки: лемур, оказывается, говорящий, ибо все слышали «Плио сказала», где-то рядом находится цербер, которого Поттер собирается забрать у Хагрида. Есть отчего припухнуть.

— Гарри, что ты сказал? — переспросил Невилл, почесав в ухе. — Я правильно расслышал — тебе нужен цербер? Но… зачем?

— Есть один артефакт, он неполон, — принялся объяснять Гарри. — Ему ужасно много лет, и в прошлом им часто пользовались, забирая у него тех или иных существ, причем не возвращая назад, из-за чего он сильно истощен. Сейчас этот артефакт у меня, и я потихоньку собираю его, возвращаю ему утраченных, недостающих зверей.

— И цербер — один из них? — понятливо уточнил Невилл.

— Да, — улыбнулся Гарри. — Феникса мы ему вернули, теперь очередь за цербером.

— Так вот куда… — начал было Дамблдор, но не договорил. Подумав, он засмеялся и махнул рукой. За прошедшие с момента вторжения школьных попечителей два года слишком много всего произошло, и у Дамблдора было достаточно времени на то, чтобы прийти в себя и осмотреться по сторонам трезвым взглядом. Затуманенный азартом ажиотаж погони за Темным Лордом постепенно сошел на нет, ведь вскорости стало совершенно точно ясно — Темного Лорда больше нет. Те воспоминания, собранные там-сям, свидетельства о крестражах, он после долгих колебаний передал в Министерство и Отдел Тайн, решившись наконец-то довериться специалистам.

И они не подвели старика. Прочесали Британию от побережья до побережья, вдоль-поперек и наискосок. Нашли потомков Хепзибы Смит и самого Карактака Берка, встряхнули их память и проследили путь медальона и чаши чуть ли не пошагово. Извилистый путь медальона привел сыщиков к пещере у моря, где нашли подводное кладбище Волан-де-Морта, а уже поддельный медальон с приветом от Регулуса Блэка привел их в дом на площади Гриммо. Там их встретил Кикимер, долго вруливался, о чем ему толкуют, потом вроде понял, сходил вглубь дома и принес нечто оплавленное и трудно узнаваемое. В нем признали погибший крестраж, насторожились и впервые в истории магического мира провели статистику.

Паззл сложился полностью: тот загадочный огонь загорелся одновременно в пяти местах. Во-первых, вот эта самая библиотека Блэков с медальоном, во-вторых, ни с того ни с сего сгорели ценные бумаги в сейфе Люциуса Малфоя, из-за чего он крупно поскандалил с арендаторами по поводу пропавших страховок. После расспросов Люциус припомнил, что в том сейфе у него хранилась тетрадка Тома Реддла, которую тот передал ещё его отцу, Абраксасу Малфою. Третьим местом автоматически вспомнился подземный уровень банка Гринготтса — хранилища. Наведавшись туда и поковыряв ещё раз сплавленное в куб золото, нашли фрагмент золотой чаши из коллекции Хепзибы Смит!!!

Так-так-так… ну-ка, ну-ка, что дальнейшие поиски дадут? Кинули клич по маг-миру — вспомнить два пожара, случившиеся в то-то и в это-то время. После трех дней распространения клича пришли два сообщения, благодаря чему были найдены кольцо Марволо Мракса и диадема Кандиды Когтевран. Кольцо обнаружилось среди обугленных головешек хижины Мракса, а один студент Ховартса вспомнил, что в Выручай-комнате сгорел небольшой участок примерно в то время, которое упомянули в опросе. Отряд мракоборцев совместно с секретными сотрудниками Отдела Тайн наведались в школу, открыли нужную ипостась Комнаты Так-и-Сяк и тщательно обследовали сгоревший шкаф. И там, в скорбных останках пятинога, нашли сильно обуглившуюся Утерянную Диадему…

Таким образом, благодаря Дамблдору стало известно, что чей-то неведомый ритуал сжег крестражи Темного Лорда, все пять штук. Правда, выцарапанное и насильно восстановленное воспоминание Горация Слизнорта утверждало, что Том собирался сделать их намного больше — аж семь якорей. Но, подсчитав годы странствий Реддла, его маршруты и учтя местонахождение пяти сгоревших закромов, мудрые британские ученые пришли к выводу, что крестражей было всё-таки пять, а остальные два Том попросту не успел сделать (слава те господи!).

Кроме того, до Дамблдора дошла абсурдность его идеи: поняв и поверив в окончательную смерть Темного Лорда, он со смущением поймал себя на том, что да, пожалуй, заигрался… Квирелл неоднократно приходил к столу без тюрбана, и у него была нормальная человеческая голова с аккуратной стрижкой русых волос. И с чего он решил, что тот что-то прячет под тюрбаном?

Ну а два года — это всё-таки энное количество времени, текущее часами, днями, неделями и месяцами. Так что к моменту поступления в школу Гарри Поттера Дамблдор успел одуматься и прийти в себя, понять-поверить-принять истину и влиться в текущие события. И тайком принимать таблетки, магический аналог галоперидола, потому что, увы, слабоумие он у себя все же заметил — не полный же он идиот! А после первого шока на распределении, когда волшебная Шляпа объявила Поттера новым будущим директором, после первых минут удивления и протестов Дамблдор постепенно смирился со своим регентством и даже начал получать в том удовольствие, как-никак, будущее определено, растет его преемник, который займет пост, когда он уйдет на покой.

От первоначального дурацкого плана в подвалах пришлось отказаться и отзывать обратно ставший ненужным заказ на доставку тролля и цербера. Тролля тормознули, перехватили и отпустили домой, а вот с цербером пришла закавыка — его кто-то заказал у Хагрида в обход Дамблдора…

Что ж, теперь понятно. Смотреть на то, как его заберет Гарри, отправился весь Хогвартс. Пушок был прикован цепями к четырем вековым дубам на опушке леса в огороженном загончике. Три цепи связывали каждую голову трицефала с отдельным деревом, а четвертая охватывала основание шеи, аккурат над плечами, и была, видимо, страховочной, прикованной к самому большому дереву. Пёс был явно не воспитан, он злобно рычал, щелкал клыками и пускал слюни, глядя на приближающуюся толпу. Студенты и профессора в полном смятении смотрели на огромное хтоническое чудовище, все они сегодня впервые в жизни увидели живого цербера и совершенно точно не знали, как с таким вообще можно совладать? Хагрид строго покрикивал на рычащего зверя и махал на него руками, призывая к спокойствию.

Гарри в сопровождении Вижна прошел сквозь толпу и подошел к каменной ограде, внутри которой бесновался гигантский зверь. Две тоненькие фигурки выглядели особенно хрупкими на фоне огромного чудовища, и уж тем более странно выглядело то, что последовало далее…

— Ну разве ты Пушок? — спросил Гарри, поочередно разглядывая головы. — Ты Тридик. Друг… — Гарри посмотрел на центральную голову и повторил: — Ты умный, значит — друг! — перевел взгляд на левую: — Дикий, — перейдя к третьей голове: — Добрый. Триединый Друг, Дикий Добрый Друг, ты понял, Три-Дик? Лежать!

К вящему изумлению присутствующих, огромный, практически неуправляемый, свирепый, смертельно опасный цербер, гремя цепями, с готовностью плюхнулся на пузо, отчего под ногами ощутимо дрогнула земля и пошатнулись могучие деревья. Вижн растерянно пробормотал:

— Совпадение, что ли? Гарри упоминает триединый мозг существа: дикий — это инстинкт, добрый — эмоции и друг — всё остальное, личность…

Гарри услышал и обернулся к Вижну. Весело улыбнулся.

— А это дядя Вернон нам читал теорию Пола Маклина, делился с нами впечатлениями о триедином мозге. Что-то из этого я, оказывается, запомнил.

— Ну ты монстр, Гарри… — покачал головой Вижн, наблюдая за тем, как мальчик перелезает через ограду. — Что ты делаешь?

— Отстегиваю… — пропыхтел Гарри, пытаясь отжать тугой язычок огромного карабина. Вижн, боязливо вздрагивая при каждом движении цербера, подошел и взялся за второй карабин. Освобожденного пса Гарри и Вижн увели в лес, никому не позволив следовать за собой.

Раскрытая на страничке «Цербер», Книга выглядела неприлично маленькой, но чем ближе подходил к ней трехглавый пёс, тем больше она росла и ширилась, пока не стала высокой белой аркой, окутанной туманом. А ведь со стороны она смотрелась обычной книгой! А огромный цербер, ступив на страницу, резко уменьшился, втекая-врастая в страницу, чтобы застыть на ней простой картинкой. Но это внешне, для простого, реального мира, внутри же было все наоборот: войдя в арку, Три-Дик осмотрелся, жадно втягивая воздух всеми своими тремя носами — перед ним расстилалась сумрачная каменистая долина, по земле одеялом стелился серый туман, скрадывая очертания скал и пещер. Из них навстречу пришельцу выходили такие же, как он, Большие Псы — Орфы и Гармы. Радостно виляя хвостами, они растягивали губы, припадали к земле грудью, растопырив передние лапы, и коротко взлаивали, приветствуя нового обитателя своей Долины, трехголового, как и тот, которого когда-то увел собакокрад Геракл…

Спустя много сотен лет сильно видоизмененный потомок первого Цербера наконец-то вернулся домой. Книга Зверей, как вы, наверное, начинаете понимать, являлась ничем иным, как порталом в параллельные миры. Миры, где жили Изначальные Звери. И её Вратами надо пользоваться очень осторожно и правильно.

В субботу Гарри, как и обещал, привел подругу Миссис Норрис. В учебнике Ньюта Саламандера нунду изображают как некую невнятную хрень леопардовой окраски с шипами по всему телу и чем-то вроде надувного мешка в области шеи, который, раздуваясь, выглядит, как грива у льва… с весьма сильной натяжкой, потому что ничуть не похоже. Пузырь и пузырь, шипастый только…

Кошка, идущая рядом с Гарри по коридорам замка, выглядела как Мурка — кот, простой, помоечный, серый-полосатый. Треугольныеуши, полосатый тонкий хвост трубой, стройные лапы, зеленые глаза. И только размеры «Мурки» заставляли встречных-поперечных уважать-бояться и почтительно уступать дорогу, прижимаясь к стенам, ибо кошечка в длину не уступала уссурийскому тигру.

Филчу она понравилась: и впрямь милая чудная киса, кличка у неё оказалась под стать — Робин. Следующий зверь, появившийся рядом с Гарри, уже никого не удивил, но, как и нунда, заставил всех понервничать, когда стало понятно, что Вандар Баюн намерен оставаться с Гарри долго, не на год, а на много лет.

С понедельника на столах во время завтрака всех поджидали стаканы молока, миски со сметаной и творогом. И всех удивил Филч, смотрящий в окно, бормочущий под нос:

— А где ж коровы-то? На лугах никого нет…

— М-му-у-уууу! — раздалось почему-то сверху. Все задрали головы вверх — с потолка на них дружелюбно смотрел коричневый телёнок, его крутолобая голова выглядывала из тепло-кофейной улиточной ракушки размером с автомобиль, была она в форме улитки-рапаны. Только с рожками на конце сзади… Лунные Тельцы Даррелла прибыли в Хогвартс, чтобы бесперебойно снабжать детей целебными кальцием и белками.

Нет предела совершенству и фантазии

Обалделая тишина длилась ровно столько, чтобы пережить удивление и перейти в шумные расспросы. Они нестройной волной прокатились по залу, обращенные к Поттеру, раз уж он успел зарекомендовать себя владельцем двух больших кошек, взявшихся невесть откуда… Про цербера пока тоже никто не забыл.

— Гарри! Гарри! Кто это, откуда? — донеслось со всех концов Большого зала. Гарри посмотрел на телёнка, неспешно бредущего по потолку, и вздохнул.

— Лунный Телец Даррелла.

— Ты что? Они не такие! — запальчиво-авторитетно возразила Гермиона от стола Гриффиндора. — Они похожи на трогательных ягняток на тоненьких коротеньких ножках, грациозные, и у них ути-пути-мимимишные огромные глазищи! И питаются они волшебным древесным топливом!

— Я тебе, кажется, родным английским языком сказал — это Лунный Телец Даррелла! — слегка напрягся Гарри. — Не лунный телец Саламандера, а Дар-рел-ла!

— О! Так это другой вид? — сконфуженно покраснела Гермиона. — А почему же я о нём нигде не читала?

— Потому что их описал маггл, мистер Джеральд Даррелл, — язвительно ответил Гарри. — Ньютыч их не видел, он описал подвид диких и совершенно бесполезных тельцов.

— Ну почему бесполезных? — не согласилась Гермиона. — Волшебники же их для чего-то держат.

— Ну, домашних, да, держат, как милипусеньких очаровашек, их любят, тетешкают, холят-поят, подкармливают древесным топливом для получения их волшебного серебристого навоза для удобрения. Но речь сейчас идет о диких тельцах. У них тонкие ноги с очень большими плоскими ступнями. Лунные тельцы исполняют сложные танцы, стоя на задних ногах, при лунном свете, в безлюдной местности. Полагают, что это их брачные игры. После таких танцев в поле остаются вытоптанные следы в виде сложных геометрических узоров, которые приводят магглов в полное недоумение… Понимаете? Кстати, в учебнике ничего не говорится о том, чем они питаются, там даже не написано, чтобы они траву щипали.

Магглорожденные тут же помрачнели, вспомнив телепередачи о странных кругах на полях и о множестве версий их появления, о том, что пшено после таких «инопланетных» кругов становится непригодным в пищу, так как подвергается какому-то необъяснимому облучению с малой толикой радиации.

Гарри угрюмо кивнул, видя посмурневшие лица однокурсников.

— Вот и подумайте: так ли уж полезны эти существа-вредители? Можно ли считать их милыми после того, как они посеют панику и смуту среди людского населения и повредят хлебные урожаи?

Гермиона загрустила — придется вычеркнуть Лунных тельцов из числа приятных зверушек. Для волшебников они, может, и милые, но на самом деле эти лупоглазики очень даже вредные. Поттер невольно преподал им отличный урок, случайно подведя ребят к тому, что зло порой прячется под маской миленького лапушки.

— А эти? — спросил Джастин, показав на ползающего наверху тельца. Гарри приятно улыбнулся пуффендуйцу.

— А эти одомашнены, специально выведены магической селекцией. У обычной-то коровы только молоко выдаивается, да и то немного — ведро-полтора… И получают его только во время кормления телят, а значит, бедные коровы должны бесперебойно рожать, чтобы снабдить жадное человечество ценным продуктом. Вот древние маги и озаботились — вывели новый вид постоянного молочного источника.

Прервавшись, Гарри поднял голову и обратился к телёнку:

— Шоколадка, позови Милку и сам спускайся, ты мне тоже нужен!

Телец, на удивление, довольно быстро спустился, просто скользнул по стене и вмиг оказался возле Гарри, одновременно посылая громкое мычание в сторону дверей Большого зала. Откуда-то издалека донеслось ответное мычание, и в зал вползла огромная бежевая улитка с рогатой головой светлой коровы. По сигналу Гарри она остановилась на свободном пятачке перед столами. Взяв со стола пустой кубок, Гарри подошел к Лунной Телочке, обошел её по кругу и подозвал ребят, показывая на три рога-трубочки, скрученные из завитков ракушки.

— Обратите внимание на вот эти так называемые «краники», у слизневых коров нет вымени, и поэтому молоко от них мы станем получать иным путем — сцеживанием. Смотрите, как это делается. Сначала выберем кран, решим, что именно мы хотим: молока, сливок или сметаны, краник с самым узким отверстием дает молоко, отверстие пошире — сливки, ну и центральное, вот этот самый большой завиток — из него выделяется готовая сметана. Внутри этой раковины поистине находится целая молочная фабрика! Отверстия, кстати, никогда не загрязняются, телочки очень тщательно следят за чистотой внутри трубочек, как только перестает течь молоко или сметана, они выделяют вслед специальную прозрачную жидкость, которая промывает молочные ходы. Смотрите!

Гарри поднес к завитку с меньшим отверстием бокал, другой рукой ухватил рог и провел от основания к концу, по ходу к отверстию, крепко сжимая ладонью. Из отверстия хлынуло несомненное молоко, голубоватое, с тем самым неуловимым ароматом и пеной. У многих непроизвольно во рту появилась слюна — так захотелось его выпить, свежего, парного!.. Так же глотая слюнки, дети смотрели и процесс набора в миски сливок со сметаной. Потом кто-то спросил про телёнка. Зачем, мол, ему краники? Состроив хитрющую мордаху, Гарри попросил ещё посуды… Принесли, подали, молочный фермер взялся за рожки коричневого телька и… та-дам! Нацедил шоколадного молока, какао и пудинга!!! Обалдение было полным — Тельцы-мальчики оказались производителями десерта. Причем в масть: желтенькие выделяли ванильное лакомство, телята, у которых была нежно-зеленая ракушка, порадовали всех фисташковыми сливками-йогуртами, лиловые ракушки дали терновое и розовое молочные смеси. Изрядно офигевшие дети и профессора буквально засыпали Гарри вопросами — как, почему, каким образом всё это делается, и не опасно ли оно для здоровья? Гарри вздохнул, показал на себя и вопросил в ответ:

— Ну на меня посмотрите, а? Я не первый год потребляю молоко своих Тельцов, и родственники мои все живы-здоровы. А всё, что они производят, делается из травы, которую они едят, как настоящие коровы. Дело в их волшебных раковинах, внутри у них целые фабрики по производству молочных изделий, только творог и масло надо вручную делать, путем взбалтывания-помешивания и ферментации. Кстати, у них ещё слизь полезная, называется лунное желе. Собирать его надо только в полнолуние, тогда его становится очень много, можно набрать не одно ведро слизи…

— А зачем? — гадливо морщась, спросила Гермиона.

— Из него можно лепить! — жизнерадостно сообщил Гарри. Достал из кармана зеленую птичку-свистульку, поднес ко рту и проиграл незатейливую мелодию, переливчатую и тоненькую, она легонькими горошинками-стаккато поскакала по залу, заставляя всех улыбаться. Доиграв, Гарри передал свистульку профессору Снейпу.

— Вот, сэр, взгляните, скажите, из чего она?

Северус повертел в руках гладкую, чуть скользковатую птичку, оглаживая её плавные линии своими музыкальными длинными пальцами и раздумчиво изрек:

— Ну… похоже на мыльный камень или оникс. Вы сами её слепили, мистер Поттер? — остро глянул он на мальчика.

— Ага, сэр! — с готовностью отозвался тот. — Из лунного желе! Оно во время лепки как пластилин, а потом, когда изделие готово, затвердевает до каменного состояния. Круче глины, правда, сэр?! Я из него чего только не лепил: и ложки, и кружки, и ведерки! Так они такие прочные! Ни один предмет не разбился, почище пластмассы! А самое интересное знаете что? Неготовое изделие не твердеет! Вы можете оставить заготовку хоть на сутки… да хоть на неделю можете о ней забыть, а когда вспомните и вернетесь к ней, то она будет всё такой же мягкой, как и в первые минуты лепки. Представляете, как я удивился этому свойству желе — ждать, пока его долепят?

На Тельцов отныне смотрели с уважением, поняв их невероятную уникальность. Что касается кошек, то их, весьма понятно, побаивались. Нунда Робин повсюду сопровождала Миссис Норрис, и теперь про неё попросту забывали: ну ещё бы, попробуй увидеть маленькую кошку, когда глаза сами приклеиваются к огромной трехметровой тигре… Вандар же… ох этот вандар! От него взвыли все! Потому что чертов черный кот начал патрулировать коридоры замка по ночам!!! Тем самым здорово облегчая работу деканам и старостам. Стоило когтевранцу или гриффиндорцу высунуть нос за дверь в ночь-полночь, так тут же утыкался в другой нос — львиный. Черный лёва вырастал как из-под земли, возникая из ниоткуда, соткавшись, казалось, из самого мрака ночи.

— Мур-р-рррр… — сладко выдыхал в лицо нарушителю Баюн, нежно отправляя ночного скитальца спать. До кровати они ещё успевали дойти… Проснувшись утром в одежде, вспоминали, почему уснули одетыми, и волей-неволей зарекались выходить из комнат ночью, потому что не успевали погладить шнурки к утренним занятиям, получая взыскание от профессоров за мятый вид.

Баюново общество неожиданно понравилось Северусу. Выходя на патрулирование, он теперь ненадолго замирал на выходе из слизеринских подземелий, поджидая попутчика. Наконец со стороны мальчишечьих спален раздавалось тихое рокотание, теплое дыхание касалось его руки, к бедру на миг прижимался-ехал шелковистый львиный бок, и дальше они шли уже вдвоем — черные и бесшумные лев и профессор. Иногда лев оставлял его, удаляясь ненадолго в боковой ход, и, проследив однажды за ним, Северусу посчастливилось увидеть, как вандар убаюкивает и отправляет обратно в постель студента.

Днем Северуса сопровождали на работу в класс сразу четыре кошки: нунда Робин, вандар Баюн, Миссис Норрис и его собственная Лили Паркер. Кстати, внешне Лили и Робин походили друг на друга как скопированные, только одна была увеличена до амурского тигра. Конечно, Северус сообщил мальчику, что Лили Паркер — кошка его матери и хотел было отдать ему по наследству, только Гарри не позволил, сказав профессору, что надо спрашивать не его, а кошку, которая привыкла жить в новой семье. Ну как он её заберет, если она считает своим хозяином Северуса? Не выдумывайте, сэр!

Из-за того, что Баюн не всегда бывал рядом с Гарри, маленького первокурсничка как-то раз отловили трое старшекурсников. Цапнули из-за угла за шкирку и, прежде чем Гарри успел опомниться, втолкнули в ближайший пустующий класс.

— У-у-у, да это Поттер! — притворно возликовал кто-то.

— Наш маленький будущий директор! — вторил первому чей-то похожий голос. Третий пока помалкивал. Гарри тем временем привык к полутьме и смог наконец рассмотреть похитителей — близнецы Уизли и их приятель Ли Джордан. Запальчиво дернулся.

— Отпустите!

— Эй! Ты чего такой невежливый? Где твое директорское воспитание? А? Где волшебное слово?

— Перебьетесь! — строптиво задрыгался Гарри. Но его держали крепко. Двое прижимали к стене, а третий разворачивал шуршащую обертку с крупной ядовито-розовой конфеты. Заметил взгляд Гарри и пунктуально пояснил:

— Вот попробуешь нашу чудо-конфетку, тогда и отпустим.

— Не стану я ничего пробовать! — дернулся Гарри. — Отцепитесь, уроды!

— Так ты ж добровольно не возьмешь, — нехорошо улыбнулся близнец. — Но ты — слизеринец, так что можно. Понимаешь, нам позарез надо провести исследование на чем-то ненужном, на чем-то, что нам не жаль будет потерять, своими рисковать мы, сам понимаешь, не хотим… давай, открывай рот.

— А что это? — замер Гарри, глядя на толстую двухцветную конфету.

— Это наша последняя разработка, — начал объяснять другой близнец, прижимающий Гарри к стене. — Мы её ещё летом придумали. По идее, от неё должна начаться сильная рвота, и мы её назвали Блевальные батончики. На себе пока не рискнули проверить, потому что наши подопытные садовые гномы погибали от обезвоживания из-за неостановочной рвоты… Но сейчас мы её, кажется, доработали и хотим проверить.

— А почему на мне? — сердито осведомился Гарри.

— А на ком, не на нашем же драгоценном гриффиндорце? — деланно удивились близнецы хором. После чего приступили к делу: прижали Гарри покрепче к стене, практически парализовав, нацелили в лицо палочку и разжали челюсти.

«Бестия, помоги!..» — промелькнуло в голове у Гарри.

Увесистый том шлепнулся из ниоткуда прямо на голову экспериментатору с конфетой. Одарив его шишкой, он звучно шлепнулся на пол и раскрылся на странице с… Химерой. О нет! Гарри похолодел, глядя на жуткий рисунок, которому он сам до сих пор не подобрал никакого имени — уж слишком чудовищным выглядел монстр… А вот близнецам и Джордану он неожиданно пришелся по вкусу. Враз забыв о Поттере, они склонились над книгой, созерцая неописуемое страшилище, которое я всё же попробую описать: бычье туловище покоилось на трех тумбообразных носорожьих ногах, на широкой груди голодно щерилась акулья пасть с несколькими рядами бесконечно острых зубов, над пастью слепо мерцали два выпученных глаза — невидящие и подернутые пеленой, зато третий глаз был очень даже зрячий, он злобно смотрел на них с середины широкой ладони. И ничего я не оговорилась, циклопья зенька свирепо моргала именно с центра ладони длинной циклопьей руки, и не моя фантазия придумала, чтобы эта рука росла из того места, где у любого другого существа была бы шея с головой…

— Утеньки-путеньки… — влюбленно заворковали над ним трое идиотов. — Такой лапушка, умереть — не встать! Ты откуда такой взялся, красавчик? Иди-ка сюда… — близнец протянул руку, чтобы взять книгу и получше рассмотреть картинку. Гарри обреченно застонал — рыжий идиот, сам того не зная, позвал монстра…

Картинка вспучилась, откуда-то из невообразимой дали донесся приглушенный рев. Рыжие спали с лица, чернокожий Ли землисто посерел. Не в силах отвести глаз, они завороженно смотрели, как взбухает-вырастает со страницы чудище, которое в реальности стало выглядеть ну совсем не миленьким. Циклопья грабля, гибко изогнувшись в локте, сцапала Ли и тут же, без промедления, зашвырнула к себе в бездонную пасть. Смачно чавкнув, она, не жуя, заглотила рослого третьекурсника целиком, как есть с дредами и кроссовками.

— Блин… Бегите!!! — отчаянно заорал Гарри, сам кидаясь наутек.

Ой-ей… древние стены такого ещё не видели: впереди, заполошно вереща, неслись трое парнишек, а за ними неуклюжими прискочками — на трех-то ногах! — галопировало нечто невразумительное, с глазастой рукой вместо головы, из огромной пасти, расположенной почему-то на груди, вырывались радостные взрыкивания, брызгала слюна и смачно облизывался язык. До Большого зала ребята успели добежать, и близнецов чудовище жрало уже у всех на глазах. Господи, что тут началось! Крики, беготня врассыпную, перепуганные авады от профессоров… Зеленые лучи, однако, не причинили монстру никакого вреда, его бычье тело поглотило их без особого беспокойства для себя. Рука с моргающей дланью вертелась во все стороны — циклопоносорог явно искал, кого б ещё схарчить… Гарри, чуть не плача, воззвал к кошкам, которых узрел рядом с Северусом.

— Баюн, Робин, загоните его обратно!.. Пожалуйста!

Нунда и вандар, однако, с места не стронулись. Застыв, как львы на Неве, они, не моргая, таращились на Химеру, и Гарри с отчаянием вспомнил, что против химер нет никаких способов воздействия. Да и как воздействовать на того, кого нет? «Ложная идея, пустой вымысел» — такое определение химеры дает сегодня словарь. Вон, даже заклинания никак не подействовали — всё равно что в пустоту улетели. Но, подумав об этом, Гарри вдруг воспрянул духом — ну, имя он ей сейчас точно придумал!

— Эй, Немо! — крикнул он. — Давай назад! Иди домой! — и испугался вдруг задним числом, а слышит ли она вообще??? Ушей-то на ней вроде на наблюдается! Испуг оказался напрасным — Химера его услышала: грузно повернувшись, она, моргая, уставилась на хозяина, вывалив из пасти на грудь широкий язык.

— Домой! — с облегчением скомандовал Гарри. — И все остаются здесь! — приказал он залу, не разрешив идти за собой даже Вижну. Когда он ушел, уводя прочь чудовище, Вижн и Северус попытались проследовать за мальчиком, но их не пустили Баюн и Робин: встав на пороге, они грозно ощетинились, веля беспрекословно выполнять волю хозяина. Помня об усыпляюще-умертвляющем дыхании вандара и нунды, профессорам пришлось подчиниться.

Кошмарная Химера ушла в Книгу, оставив снаружи съеденных парней. К счастью, живых и даже не пожеванных, а очень-очень перепуганных. Сидя на полу перед Гарри и Книгой, они в полной прострации ощупали себя, никак не веря, что живы, целы и невредимы. Но в желудке-то они точно побывали! Вот уж чего-чего, а этого Ли, Фред и Джордж никогда в жизни не забудут.

Гарри поскреб пальцем пятно слюны на плече Джорджа и вдумчиво спросил всех троих:

— Вы всё ещё хотите проверить на мне вашу конфетку? Не то могу пригласить и оставить его навсегда, и тогда он вас переварит с концами, м?..

— А, что?.. — тупо уставилась на него незадачливая троица. — А, нет! — дошло до Фреда. — Нет-нет, Гарри! Больше никаких вредилок! Мы больше никого не будем угощать своими придуманными сладостями…

— Мы слишком хорошо поняли, что значит быть съеденным, — вяло поддакнул Джордж. Ли молча закивал, его голос, судя по всему, ещё не оправился от испуга. Гарри сочувствующе похлопал их по плечам, подобрал Книгу и ушел к себе — возвращать Бестию на место. Временно проглоченные и выплюнутые обратно в мир третьекурсники тоже встали и, поминутно щупая себя и друг друга, потихоньку пошли в Большой зал, где произвели невероятный фурор — как же, их же сожрали у всех на виду! — а тут на-те вам, возвращаются как ни в чем не бывало, живехоньки-здоровехоньки.

Как бы то ни было, а своё обещание близнецы выполнили — от их сомнительных сладостей больше ни один первокурсник не пострадал. Более того, они весьма и весьма зауважали Гарри и со всем возможным почтением всегда здоровались с ним. И даже…

— Слышьте, парни, Плио мне тут уже который день твердит, что у вас имеется какая-то вещь, принадлежавшая моему отцу… — тормознул Гарри как-то раз Фреда и Джорджа. Те озадаченно переглянулись.

— Нет, Гарри, у нас нет ничего от твоего отца.

— Мы же твоего папу не знали!

— И всё же… — Гарри почесал горлышко лемуру, сидевшему у него на плече. — Она утверждает, что у вас есть карта Замка, сделанная моим отцом. Откуда ты знаешь, Плио? — мягко спросил он зверька. Плио тоненько зачирикала, взволнованно перебирая гаррины волосы. — О как, Карта Мародеров? — перевел чириканье лемура Гарри близнецам.

Те очумело снова переглянулись, вздохнули дружно, потом Фред полез за пазуху и достав, передал Гарри пергамент — знаменитую Карту Мародеров.

Ученье — свет

И никакие тролли не нужны для зарождения крепкой дружбы…

___________________________________________________________

Дальше была учеба. Неспешные и обстоятельные лекции в аудиториях, где студенты слушали речи профессоров и так же неспешно конспектировали услышанное в тетради, скрипя стальными и гусиными перьями. К практическим занятиям профессора перешли только к Хэллоуину, после того, как прочно были усвоены азы.

Перешли, значит, к практике профессора и начали гонять детей как Тузиков — до полного изнеможения и языка на плечо… Зубодробительные и незапоминающиеся формулы на Трансфигурации у МакГонагалл доводили отличников до истерики — было крайне сложно запомнить дикую цифру, перемежающуюся черточками, галочками, дробями и прочими таблицами синусов, косинусов, тангенсов и котангенсов, с которыми Гермиона распрощалась ещё в маггловской школе, как и со всей математикой!!! И вот на-те вам — вернулась математика, и в каком виде, ой, мама, роди меня обратно!..

Уроки Чар у Флитвика сравнялись с записью в балет. Пассы, пассажи, па и пируэты… правда, руками — кистью и палочкой — но вы-то разницу видите? Вот. И бедняжкам приходилось теперь выплясывать-отплясывать все эти «Вингардиум Левиоса», отчебучивая все те сложносоставные движения — типа кисть вращается легко, и резко, и со свистом. Запомните — легко, и резко, и со свистом. Ну и как это — легко, и резко, да ещё и со свистом, прости, господи?.. Рон ни разу не балетмейстер, и к концу урока он уже откровенно рыдал, ненавидя всех и вся, особенно растреклятую заучку Гермиону, которой не сиделось на месте и было больше всех надо. И вскоре они вдохновенно орали друг на друга, не обращая внимания на Флитвика и остальной класс.

— Вингардиум Ливоса! — вопил рыжий, тыча палочкой в Гермиону, словно пытался заколдовать именно её.

— Да не так! Левиоса, а не Ливоса!!! — орала Гермиона в ответ, даже не думая уворачиваться от нацеленной в лицо палочки. А ведь та могла и колдануть непонятно чем…

— Да чтоб тебя, уйди, надоела!!! Сгинь!!! — взорвался Рон. — Дура! Ты самая кошмарная девчонка на свете!!!

Ну и как на это должна среагировать впечатлительная и разгоряченная девочка? Правильно — истерикой. А где обиженные девочки отводят душу? Снова верно — в туалете… Гермиона не стала исключением из правил, именно туда она и отправилась заливать слезами горе.

Идя вечером в толпе, Гарри краем уха уловил сожаления двух подружек.

— Ах, бедняжка… как её жаль… — вздыхала Парвати.

— Неужели она так и проплачет весь день в туалете, все праздники пропустит? — сокрушалась Лаванда.

Гарри вспомнил разнос Рона на уроке и забеспокоился — черт его знает, как Гермиона отреагирует, ещё утопится с горя в умывальнике… Развернувшись, Гарри заработал локтями в обратную сторону. Распихав всех с пути и насажав синяков в ребра препятствиям, Гарри выскочил в коридор. Срочно припомнив, где находится туалет для девочек младшего курса, помчался туда со всех ног. Прибежав, он осторожно поскребся в дверь, напряженно прислушиваясь.

— Уйдите! — раздался жалобный вопль. Гарри облегченно растекся по двери — ну слава те господи, живая! — сполз на пол и остался там сидеть. Дожидаться рёву. Сидел Гарри под дверью и внимательно слушал девчоночий плач, отмечая про себя, сколько же в нём оттенков и звуков… тут тебе и сдавленный вой, и скуление, и хныканье, и шмыганье носом, и всхлипывания, и короткие отрывистые рыдания при особенно сильном воспоминании, и возмущенный вопль с топаньем ногами и бессильным стуком кулачком по стенам, и прочие подобные выражения психоза…

Иногда Гермиона умолкала, и тогда Гарри вскидывал голову, надеясь, что это означает конец истерики, но, попыхтев и в очередной раз зажалев себя, девчонка снова срывалась в рев.

«Гермиона, блин!» — стукнулся Гарри затылком в дверь. Плач тут же затих. И сразу за тишиной последовал напряженно-удивленный вопрос:

— Кто там?

— Я! — отозвался Гарри.

— Черт… ты что, всё слышал?

— Угу… — А куда деваться-то? Дверь скрипнула, и на пороге возникла красная зареванная Гермиона. Подозрительно оглядев коридор справа и слева, она уставилась на Гарри, сидящего на полу и неудобно вывернувшего шею на неё, запрокинув голову вверх.

— Ты чего тут? — в голосе девочки звенит сталь. Дамасская.

— А ты в порядке? — невинно моргнул с пола Гарри. Весь запал Гермионы куда-то исчез, как всегда бывает, когда какой-то человек доказывает свое отношение поступком. Гарри, не один час просидевший под дверью, терпеливо слушая девчачьи рыдания, несомненно, доказал на деле, какой он верный друг. Только настоящий друг способен прождать под дверью всю истерику, сидя на холодном твердом полу, лишь потому, что выражает беспокойство за тебя, говоря тем самым, как ты не безразличен ему.

И сердце одинокой разобиженной Гермионы почувствовало это отношение, в кои-то веки девочка поняла, что она не одна на свете, что есть в Хогвартсе близкий друг, искренне переживающий за неё. Улыбнувшись, Гермиона отошла к раковинам — умываться и приводить себя в порядок. Гарри осторожно, крадучись, всё-таки женская территория, прошел к ней и встал рядом, глядя в её отражение в зеркале. Смущенно бормотнул:

— Там… в зале вовсю пируют. Празднуют…

— А я не могу веселиться, — сварливо отозвалась Гермиона. — У меня бабушка как раз на Хэллоуин умерла.

— А у меня родители в эту же ночь были убиты! — ухватился за ту же уважительную причину Гарри.

Переглянувшись и проникнувшись общим горем, дети вышли из уборной вместе, уже как друзья, взявшись за руки. В зал не пошли, так и пробродили весь праздник по пустынным коридорам древнего замка, рассматривая те или иные чудеса-диковинки, вроде причудливых балясин на мраморной лестнице или ах-какой-красивой лепнины на потолке вокруг люстры на сто свечей… Уж поверьте, в старинной крепости глазу было за что зацепиться, помимо картин и канделябров.

Пропажу Поттера и Грейнджер, кстати, никто так и не заметил, возможно, потому, что они на самом деле никуда не пропадали — Гермиона плакала в туалете, как думали её подружки, соседки по комнате, а у Гарри была уважительная причина не быть на празднике: все помнили, в какой именно день погибли Поттеры-старшие. И тем не менее их внезапная дружба удивила многих: Гарри и Гермиона стали держаться вместе, к вящему недоумению противников межфакультетской дружбы. Северуса так точно, у него прямо челюсти чесались от невысказанного вопроса — как так??? Ведь эта юная парочка напомнила ему его собственное детство, когда он точно так же дружил с Лили и, что любопытно, в том же колере: слизеринец-мальчик и гриффиндорка-девочка.

Практические полеты на метлах тоже начались не сразу: сперва их мурыжили конспектами по управлению метлой, потом целый месяц мерили-взвешивали-подгоняли детей к метлам и метлы к детям, чтобы добиться какого-то идеального баланса. Лично Невилл перемерил сотню метел, пока от него совсем не отстали, поняв, что он ни разу не летун. Метла для Невилла оказалась заказана навсегда. Для Гарри метлу тоже долго не могли подобрать: то палка кривая, то вибрирует под ним сильно, то вообще взлетать откажется… Сириус, присутствующий при подборке, чуть все волосы себе не выдрал от нервов. Когда Северус, идя где-то там в коридорах, позвал на обед Лили Паркер, Сириус слетел с катушек — схватил кошку, выскочившую из-под трибун и, тряся ею в воздухе, стал яростно кричать, что…

— Ты ж летал на детской метле, Гарри, твоя мама мне писала, как ты вот эту самую кошку чуть метлой не зашиб!

— Правда? — умилился Гарри, подошел и вкрадчи-и-ивенько спросил: — А что ещё мама про меня писала?..

В общем, попал Сирякур в ощип — пришлось удовлетворять детскую потребность сиротинушки: рассказывать ему всё про любимую мамочку. А про детскую метлу Сириусу объяснили, что она зачарована под нужды ребенка и что при желании на ней может летать даже ребёнок-маггл. Так что ранние лётные таланты Гарри здесь ни при чем, и Блэку они просто приснились.

Наконец путем проб и ошибок метлу для Гарри всё же подобрали. Школьный честный Чистомет, старый и потрепанный, оказался единственным, кто согласился побыть тренировочным снарядом для первокурсника Поттера. Впоследствии Чистомет с Гарри так и остался, мальчик категорически не захотел покупать себе новую и постоянную метлу. Несмотря на долгие уговоры крестного.

— Нимбус-2000, самая быстрая модель, выпущенная в этом году… — обольстительно журчал на ухо Сириус. — Маневренная, красивая, легкая, стремительная… Твоя собственная метла, Гарри, ну подумай только! Будешь её с собой возить!

Но Гарри, верный, как пожилой автовладелец старенькому Жигулёнку, наотрез отказывался пересаживаться на дорогой Мерседес, аргументируя свой выбор тем, что ему достаточно того, что старая колымага ещё бегает. К тому же в глубине души его грела тайная мысль, что в школе будет кто-то, кто станет дожидаться его с каникул, и почему бы этим кем-то не быть старенькой доброй метелочке?

Сами полеты Гарри понравились средне. Было немного странновато лететь верхом на палке, хорошо хоть подножки были предусмотрены, а то совсем караул, ка-а-ак упрется древко в нежные яички… б-бр-р-р-ррр, при одной этой мысли Гарри всего передергивало. А вот Драко словно родился в небе прямо с метлой, так он сроднился со своим летательным снарядом. Летал он как бог, держа рукоятку одной рукой, Гарри он напомнил хвастуна-веломастера, который точно так же изгаляется и выкобенивается, показывая чудеса управления. Ну и допоказывался — заметили Дракошку и забрили в квиддич, поставив на учет и обязав явиться на следующий год в команду. Очередной курёнок попал в ощип, взвыл было, да поздно…

— А выпендриваться нечего было! — поклевал ему мозги Гарри. — Показал себя — значит, соответствуй!

Ранее на первых двух курсах преподавались только обязательные предметы:

Астрономия, Заклинания, Защита от Тёмных искусств, Зельеварение, История магии, Травология, Трансфигурация, полеты на мётлах.

Потом, в конце второго года обучения студенты обязаны были выбрать как минимум два новых предмета, которые они хотят изучать, начиная с третьего курса, но с недавних пор эти предметы присоединили к начальным курсам. Вот они, дополнительные головные боли: Маггловедение и Уход за магическими существами. Так как было решено, что они обязательны как раз для первых курсов, а то приезжают недоученные мажонки и ни бэ ни мэ в том, кто такие магглы и чем отличается книззл от кошки. Просто позор быть такими неучами аж до тринадцати лет, да!

Для третьего курса, так и быть, оставили Изучение Древних рун, Нумерологию и Прорицания.

Кстати, остальные узкоспециализированные предметы, такие, как Алхимия и Нумерология, иногда преподаются в последние два года обучения, если набирается достаточное количество желающих посещать их. Также на шестом курсе студенты должны будут изучать Трансгрессию. С последними предметами в расписании ничего менять не стали.

С Астрономией всё было в порядке, она проводилась только осенью и в последние весенние месяцы, с октября по апрель Астрономия упразднялась по причине зимнего холодного сезона — обсерватории как-то не принято отапливать. В Хогвартсе, во всяком случае…

Травология тоже пока оставалась легоньким предметом: не испытывая никаких огорчений, Гарри увлеченно копался в земле, пересаживая овощную рассаду и прочую милую полезность. На недовольное дракошкино нытьё:

— Фуй, Потти, ну ты, как этот, прям, землекоп!

Гарри незамутненно и неизменно отвечал:

— Закройся, Брыска, а то Прыщиком называть стану.

— Это ещё почему? — тут же шел на попятную Драко.

— Вредный ты, как прыщ. А ещё морковку любишь. Не стыдно?

— При чем тут моя любимая сладкая морковка? — наивно захлопал ресничками мелкий дворянчик. Ну Гарри и показал ему «при чем»: выкопал из земли длинный клубень, при нем же отмыл от грязи и явил пред ясные очи ту самую любимую морковку. Заткнулся Драко сразу и надолго.

Защита на практике повторила балет на Чарах и Заклинаниях у Флитвика, правда, к танцам прибавились песнопения, ведь они ж условно подразделяются на две группы: заклинания, в которых использованы латинские слова или корни, и заклинания на английском языке. Так что к движениям кистью и палочкой теперь надо было распеваться, правильно произнося Экспеллиармус, Дезиллюминус, Инаниматус коньорус, ни разу при этом не запнувшись и не споткнувшись, и уж тем более не перепутать Импервиус с Империусом… В общем, гонял их Вижн почище Флитвика, с той лишь разницей, что его любили влюбленные в его улыбку дети, да и градус настроения на его уроках был повыше — повеселее и доброжелательнее.

Зельеварение, слава богу и тьфу-тьфу-тьфу через плечо, оставалось прежним: все те же котлы и ложки-мешалки, те же треноги с огоньками и тот же носатый язва у учительского стола. Дети внимательно слушали тихий обволакивающий голос негодяя-профессора, причем те, кто сидел на задних партах, мечтали раздобыть слуховые трубки, стетоскопы и слуховые аппараты, в зависимости от происхождения. То, что удавалось расслышать, записывали в тетрадочку и пытались сварить более-менее приличное зелье, надеясь, что правильно расслышали о нарезке корня. Кажется, кубиками… или ломтиками?..

На Истории магии, которая (это совпадение или нет?) обычно начиналась по утрам, дети, как правило, отсыпались, благодарно задремывая под монотонный бубнеж учителя-привидения. Гермиона на первых порах хотела придраться, дескать, как они историю-то изучат, если все спят на уроках профессора Биннса, на что ей возразил сам Гарри.

— Да не кипишуй, Каштанка, расслабься и тоже поспи. А про восстания гоблинов можно перед экзаменами в учебнике прочитать, всё равно Биннс ни о чем другом больше и не говорит. Зато это по-настоящему здорово — полностью проснуться к Трансфигурации или к Заклинаниям.

Доводы Гарри были верны, и Гермиона не стала настаивать на неукоснительных соблюдениях правил, последовав примеру ребят — сама начала досыпать перед действительно важными уроками.

Магозоологию, она же и Уход за магическими существами, преподавал профессор Кеттлберн, к восторгу Гарри, оказавшийся похожим на нестарого ещё Джеральда Даррелла: такой же осанистый и полноватый мужчина с короткой бородой, мягко округлявшей его и без того полнощёкое лицо. Вот у него-то Невилл и спросил про жирафа. Робко поднял руку и, заикаясь, попросил рассказать, какого роста жираф.

— Ну, шестнадцати и более футов, — принялся объяснять профессор Кеттлберн. — Пожалуй, он самый высокий наземный зверь в современном мире. Выше слона, знаете ли… Из наших магических тварей со слоном сравнится только взрывопотам, издалека его вполне можно принять за другое такое же крупное африканское животное — носорога. Ну а крупнее слона может быть только наш дракон с учетом размаха его крыльев.

— Про кита не забудьте, профессор, — вежливо вставил Гарри. — Синий кит достигает тридцати метров в длину и весит около двухсот тонн.

Ой, как всем поплохело, ведь даже представить такого монстра невозможно! Если уж их собственный шеститонный дракон украинский железнобрюх внушает ужас, то что же говорить о двухсотонном гиганте??? Пока класс пугался, пытаясь представить тридцатиметрового колосса, Невилл вспомнил о недавнем обещании Поттера.

— Гарри, а ведь ты сказал нам, что покажешь жирафа! Помнишь, в тот день, когда нас вели в нашу гостиную.

— Помню, Нива, помню, — рассеянно отозвался Гарри, прикидывая, откуда всего удобней привести сюда Жирафа, и не прохладно ли для него будет в октябре? Ну, погода, конечно, не африканская, но кто сказал, что в Африке царит вечное лето? Там есть и вполне снежные районы. Приняв решение, Гарри поднял руку.

— Профессор Кеттлберн, можно мне отойти? Я приведу сюда жирафа.

— О, конечно, мистер Поттер! Я и сам с удовольствием посмотрю на этого удивительного зверя.

Получив разрешение, Гарри ускакал за хижину Хагрида, углубился немного в лесную опушку и тут, скрытый от посторонних глаз деревьями, достал из сумки Бестию. Открыв Книгу на странице с сиватериями, он всмотрелся в стада, пасущиеся на заднем плане и попросил:

— Жирафа пяти с половиной метров в высоту позовите, пожалуйста.

Не имея ни малейшего понятия о том, какие клички обычно даются жирафам, Гарри, не долго мудрствуя, окрестил сошедшего со страницы зверя Синоптиком. На климатическую вышку он точно походил из-за ажурного рисунка пятен по всему телу, как та решетчатая метеорологическая конструкция…

— Подожди тут, красавец, я к ребятам отойду и позову тебя, а то мы с тобой нелепо будем выглядеть — ты семенящим шагом, а я за тобой вприпрыжку. Стой здесь и жди, ладно?

План Гарри удался на все сто: явление жирафа вышло очень живописным — плавной летящей иноходью он, казалось, проплыл к ним, двигаясь так грациозно, что даже у бывалого профессора и то сердце защемило. Солнечно-желтый, с теплыми карминно-красными пятнами, с тремя бархатистыми рожками-оссиконами и большими карими глазами с трогательными ресничками, он сразу всех в себя влюбил. Дети были просто покорены его видом.

Разумеется, жирафа увидели из окон Хогвартса, и весть о нём разнеслась моментально. Не прошло и пяти минут, как диковинного зверя окружили все обитатели школы: ученики, профессора, включая завхоза Филча, человек триста набралось. Гарри на пару с профессором Кеттлберном провел урок, показывая и рассказывая обо всех достоинствах длинноногого животного. Слушая речи Гарри и Сильвануса, дети с восторгом рассматривали чудесного зверя, пока какому-то когтевранцу не пришло в голову испортить всем очарование.

— Пфе… — презрительно фыркнул этот… этот… ну, в общем, нехороший вумник. — Какая польза от этого маггловского экзотического зверя? А ведь, как я слышал, его даже в Африке никто не использует в практических целях, рассекает себе по саваннам, и всё…

— Минус пятнадцать баллов с Когтеврана, МакДугал! — оскорбленно вскрикнул Флитвик, штрафуя своего же студента.

— Ну, практической ценности жираф не имеет, — задумчиво сказал Сильванус, глядя на МакДугала. — Но разве в этом заключается ценность каждой жизни? Жирафами в Африке питаются львы, некоторые африканские племена доят жирафов, как коров, употребляют они и мясо жирафа, чего уж там… А для всего остального мира он — чудо, самое высокое наземное животное, ещё он является эндемиком африканского континента, такого, как он, больше нигде нет.

МакДугал пристыженно припух, а Гарри с благодарностью посмотрел на профессора Кеттлберна — так его, круто он поставил нахала на место! И, дождавшись конца урока, когда все разошлись, Гарри подошел к Сильванусу с интересным предложением.

— Сэр, а хотите, я буду приводить всяких животных к вам на урок в качестве учебного пособия? Согласитесь, сэр, сегодняшнее занятие прошло так увлекательно!

— Ну что ж, ты прав, Гарри! — тепло засмеялся профессор Кеттлберн. — Договорились! Я составлю и передам тебе список тех животных, которых будем проходить на моих уроках. И, конечно же, я не откажусь от знакомства с кем-то новым и необычным!

А не ученье — тьма

Конечно, со временем всем стало ну очень любопытно — откуда Гарри достает зверей? И это очень понятный интерес, возникающий всегда, когда у кого-то что-то появляется, будь то новая машина, карандашики или доза «дури»…

Гарри расспрашивали, но он каменно отмалчивался, лишь туманно намекая, что у него есть некий артефакт. Подкарауливали и спрашивали близнецов Уизли и их друга Ли, как возможных свидетелей, но те, напуганные понятно чем, просто проглатывали языки и становились немыми и глухими. Пытались подружиться с нундой, вандаром и лемуром, заглядывали в кроткие глаза Тельцов, вслушивались в их мычание, силясь распознать в их голосах те тайны, которые так мучили любопытствующих детей. Робин и Баюн нежно мурлыкали, ласкались о детские руки и молчали. Плио-Заря чесала хвост, загадочно мерцала детям в душу янтарными глазами и тоже молчала. Милка, Шоколадка, Сливки, Какао, Фисташка и прочие молочные телята утробно мычали и, увы, тоже помалкивали, не умея разговаривать по-человечески…

Доведенные до ручки, некоторые дети пытались даже шантажировать Поттера, мол, ты друг или не друг, а раз друг, то расскажи нам правду! От шантажистов Гарри вскоре начал просто шарахаться, удирая от них без оглядки, это заставило всех одуматься и заткнуться, всем пришлось смириться с тем, что у Гарри Поттера есть Тайна. Да и кто из нас не без секретов? Секрет есть у каждого человека, и у каждого он может быть сугубо личным, это, к счастью, понимали многие. Главное, чтобы он не был чем-то позорным или страшным вроде пресловутого скелета в шкафу, но эти семейные скелетированные секретики обычно хранятся в старинных комодах у бабушек с дедушками, так что…

Гарри и его Тайна долго будоражили умы заинтересованных людей, и в коридорах, по пути на урок, на Поттера все смотрели вопросительно и досадливо, некоторые личности даже начали его откровенно презирать и ненавидеть, мол, вот жмот, ни с кем не желает делиться своими знаниями! За глаза, а иногда и в глаза прижимистого Гарьку начали обзывать Жадиной, Браконьером, Звероводом и даже Блохоловом. Особенно старался завистючий Рон, в своё время ожидавший, когда от Перси к нему перейдет крыса, а в известном результате никаких хомячков не дождавшийся, и, зная, что родители нескоро для него наскребут хоть полкната, рыжик отчаянно завидовал тем, у кого были звери. Все эти кошки, совы и жабы, пегие и белые крысы, книззлы, все они вызывали у Рона тоску и ностальгию по тем временам, когда он держал в руках теплую Коросту, сначала Биллину, потом Чарлину, затем Персину, и, наконец, как он мечтал, она скоро станет его собственной. Но увы и нет, Короста к нему не перешла по наследству от Перси, её арестовали, когда она превратилась в анимага по имени Питер, то есть оказалась совсем не крысой. Персичке, ставшему старостой, мама с папой купили совершенно новую сову, а он, Рон, остался ни с чем…

Так что, приехав в школу, Рон прямо покрывался пыльным налетом зависти, видя вокруг себя чьих-то кошек, кошек, кошек и кошек. И крыс! Пегая крыска у Седрика Диггори, белый крыс с красными глазами у Уортингтона Прингла, светленький крысёнок у Лили Мун… Было отчего затосковать. А потом стало известно, что у Поттера, у этого жаднючего Блохолова, есть лемур, нунда с вандаром и целое стадо улиточных коров! Ну и после триумфального урока с жирафом, которого Поттер снова невесть как протащил на занятие, Рон и вовсе обзавидовался. И объявил Гарри войну. Злобно сверлил Поттера глазами везде, где тот появлялся, ставил подножки в туалете с расчетом, чтоб Гарька непременно шлепнулся в лужу, обстреливал из-за угла жвачкой и навозными шариками от плюй-камней. Гарри, если поблизости не было взрослых свидетелей, отвечал проклятием или попросту устраивал мордобой, с наслаждением надраивая веснушчатую рожу, ему было в кайф почесать кулаки, соскучившись по нормальной мальчишечьей драке.

— Слушай… ну чего тебе от меня надо? — устало спросил он Рона после очередной славной стычки в туалете. Рон, оценивая колер синяков на лице перед зеркалом, довольно миролюбиво ответил, слегка невнятно из-за качающегося зуба:

— «Чего-чего»… зверушку мне надо,блин! Родаки мои зажмотили, Перси сову купили, а мне шиш достался, с воспоминанием о Коросте. Это крыса такая у нас была, думал, привезу сюда и буду дрессировать, но моя мечта накрылась папиным медным тазом, крыса оказалась анимагом.

— Значит, крысу хочешь? — заинтересованно прищурился Гарри.

— Не обязательно крысу, — уточнил Рон. — Мне бы просто животное, любое! Сову там, жабу, кошку… Ну хоть кого-нибудь!

— Хм… — задумался Гарри, оценивающе глядя на Рона, прикидывая, какого Зверя ему можно доверить. Рон с интересом рассматривал Поттера, шатал языком зуб и думал о том, что этот пацан на самом деле довольно крут, вон как дерется…

***

У Минервы МакГонагалл уже который день болела голова. Её словно атаковали взбесившиеся дятлы, долбившиеся по всей окружности черепа: болью давило виски, тяжело жало на затылок, трещал лоб — не помогали уже никакие зелья. Причиной головной боли являлся, увы, Поттер. Чем больше она за ним наблюдала, тем меньше он ей нравился. Она ожидала, что чудный мальчик пойдет на Гриффиндор и станет её самым любимым студентом, ведь столько надежд она на него возлагала! Надеялась, что он станет похожим на отца, что к нему перейдет талант Джеймса, и он окажется отличным игроком в квиддич, она даже метлу ему присмотрела, самую лучшую — Нимбус-2000!

А что в итоге? А в итоге перед ней предстал какой-то хулиган… поступил на Слизерин, ругается, как сапожник, владеет каким-то темным артефактом. Минерву до сих пор потряхивало при воспоминании о чудовищной химере, сожравшей близнецов на виду у всего зала. И что с того, что они почти сразу вернулись в зал целыми и невредимыми? Это только ещё сильнее убедило её в том, что здесь замешана темная магия. Разве это возможно, чтобы съеденные люди возвращались в мир живых? Нет, что-то тут нечисто, как бы совсем не некромантия?! Надо разобраться с этим делом.

Минерва посмотрела на камин — ну скоро они там? Словно награждая её за терпение, камин загудел, пламя окрасилось в зеленый цвет, и в кабинет шагнули три фигуры. Увидев их, Минерва кивнула портретам, посылая их за близнецами и Ли Джорданом. Также она послала за мистером Поттером и его деканом Снейпом. После чего встала и пригласила гостей проследовать в кабинет директора Дамблдора.

Гарри нашли в туалете, где он, судя по всему, только что подрался с Роном, таким образом, к директору привели всех: Рона, Гарри, Фреда и Джорджа с Ли. Чуть запоздав, за ними пришел и Снейп. Переступив порог директорского кабинета, Северус удивился, увидев Молли Уизли, Кингсли Бруствера и Кору Джордан, маму Ли. Дамблдор сидел за столом и выглядел удивленным, внутри у Северуса моментально всё напряглось, зазвенев натянутыми нервами — что происходит?

Мамаши тем временем встревоженно оглядывали своих сыновей, вертели их во все стороны, щупали и мяли, проверяя, всё ли на месте?

— Ну вроде целы… — пробасила полная мадам. Северус в очередной раз задумался — как она в двери пролезает, эта гора сала? Она ж шире дверного проема, прости, господи…

— И тем не менее, весь зал видел, как их жрало чудовище с бездонной пастью на груди, — поджала губки МакГонагалл. Подумав, она пунктуально-вредненько добавила: — К тому же мистер Поттер так и не сказал нам, куда он дел цербера. Говорит, что в артефакт, но и только, а что за артефакт, какой он, светлый, темномагический, о том не сообщает. Боюсь, дело попахивает некромагией, ну не может быть такого, чтобы съеденные люди возвращались из нутра сожравшего их монстра. Это точно ваши сыновья?

Переглянувшись, мамы насели на сыновей.

— Что с вами произошло, мальчики?

— Ли, дорогой, ты цел?

— Как вы себя чувствуете?

— Вы видели, откуда взялся монстр?

Ли и Фред с Джорджем бледнели, краснели, отворачивались, отмалчивались и ещё по-всякому партизанили, пытаясь уберечь гаррин секрет. Но когда мамы надавили на мораль…

— Сыночек, ну не молчи! Ты живой вообще??? Ой, как мне плохо! — Кора схватилась верхними окороками за необъятную грудь.

— Вы меня в могилу вгоните! Фред, Джордж, немедленно отвечайте!!! — голос Молли давно перешел все ультразвуковые границы.

Вот и что парням оставалось делать? Ладно бы, враги пытали, но когда перед тобой умирает родная мама, грозится всыпать и улечься в гроб прямо сейчас…

— Книга… — насилу выдавил Ли, совершенно посеревший от стыда. Гарри его понимал — трудно всё-таки вытерпеть моральный шантаж мамы. — Чудовище выросло из книги… простите… — и Ли зажмурился, желая умереть здесь и сейчас.

Взоры всех, настороженные, подозрительные, вонзились в Гарри. Минерва раздула ноздри.

— Итак… Книга, мистер Поттер? Она у вас с собой?

Гарри мотнул головой. Минерва яростно грохнула ладонью по столу.

— Будьте добры ответить словами, мистер Поттер! Книга?

— Да, — выдохнул Гарри.

— Книга у вас с собой?

— Нет, она в спальне.

— Принесите её сюда. Северус, проследите за тем, чтобы мистер Поттер неукоснительно выполнил приказ!

Ну, Северус — человек подневольный, наказ начальства выполнил беспрекословно, к тому же, положа руку на сердце, давайте вспомним, что как раз он ничего не знал о Бестии, знал лишь то, что и все: Гарри собирает каких-то недостающих зверей в некий артефакт. Тайну Звериной Книги пока знали только Вижн Гринвуд и Сириус Блэк. Ещё о Книге знал Аргус Филч, хоть и не видел её пока, а только слышал о ней. И всё-таки, хоть и чиста была совесть Северуса, ему всё равно было не по себе, когда он проводил Гарри до комнат первого курса — чувствовал, что невольно предает своего ученика…

Ну а Гарри в свою очередь попытался схитрить — вместе с Бестией прихватил ещё и томик Альфреда Брэма «Жизнь животных». Её он и предъявил в робкой надежде, что его наивный маневр сработает. Но Минерва тоже не оказалась дурой. Будучи дочерью пастора, она узнала книгу Брэма, грохнула ею по столу и рявкнула:

— Вы мне мозги не пудрите, мистер Поттер, это маггловская книга, а чудовище, по словам Ли Джордана, выросло именно из книги! Немедленно предъявите настоящую!

Гарри вздохнул, снова открыл клапан сумки и бережно достал Бестию. Положил на стол и отступил назад, к Северусу, тоскливо сжавшись. Минерва, раздувая ноздри, сперва провела диагностику, просветив Книгу чарами, проверяя её на наличие чего-нибудь темномагического. Ничего не обнаружив, она пожала плечами и обследовала её вручную. Нашла золотую застежку и попыталась открыть. Не смогла. Оглядев книгу попристальнее, Минерва увидела, что на книгу надето нечто вроде чехла, и решительно срезала его, снимая маскировку. И ахнула потрясенно при виде рубинов и золотых уголков. Схватилась за горло и пронзила Гарри подозрением.

— Мистер Поттер, это же очень дорогая книга! Где вы её взяли?

— А это… вообще, ваша книга? — алчно спросила Кора Джордан, вмиг оценив красоту и дороговизну рубинов.

— Да! — автоматом подхватила Минерва. — Это ваша книга?

— Моя, — нехотя подтвердил Гарри, тревожно гадая — в какое русло разговор свернет? И внутренне застонал, когда стало ясно, что разговор повернул в сторону наживы и предосторожности.

— Учтите, госпожа профессор, эти рубины — а я уверена, что это самаркандские рубины! — оч-ч-чень дорогие! Вместе все эти камни вкупе с золотом потянут на миллионы евро!

— Дамблдор, вы слышите?! — воззвала Минерва к директору. — В руках первокурсника находится ценнейший гримуар стоимостью в несколько миллионов евро или долларов! Вы что, это так и оставите?

— Э-э-э… — ничтоже сумняшеся протянул Дамблдор, не видя ничего предосудительного в данной ситуации.

— Кингсли! — нажала Кора. — Вы собираетесь что-то предпринять? Например, наложить арест на незаконное имущество… этого мальчика?

Кингсли, ничего не знавший о событиях в Хогвартсе, качнулся с пятки на носок и умиротворяюще прогудел:

— Ну, я понимаю, книга очень ценна, но лучше бы спросить мальчика, откуда она у него?

— Мистер Поттер, повторяю вопрос — откуда у вас эта книга? — злобно осведомилась Минерва.

— Я привез книгу из дома, — глядя в стену, выцедил Гарри.

— Не лгите нам! — взревела Минерва, грохоча по столу обеими ладонями. — Вы приехали из дома магглов, а я уверена, что у Дурслей отродясь не было таких ценных вещей! Или… вы её украли? — невесть с чего вдруг предположила она, удивляясь самой себе.

— Это моя книга, зачем мне её красть? — в голосе Гарри прозвенели слезы. Минерва поджала губы и, чтобы хоть чем-то занять руки, снова попыталась отстегнуть застежку. Джордж вздрогнул, следя за её манипуляциями. Едва слышно простонал:

— М-м-м… лучшенинада…

А Минерва начала беситься, не в силах совладать с упрямой застежкой — гневно забухтела:

— И цербера-то куда-то увел… небось, в лесу выпустил, и теперь он там бродит, дикий и голодный, ещё одна жуткая тварь темного леса!.. И жираф-то не пойми-откуда взялся… Трансфигурировался, что ли, из чего-то?

Гарри, закусив губу, напряженно следил за тем, как учительница сражается с упрямой защелкой, и мысленно хвалил Бестию: «молодец, девочка, не сдавайся! Не открывайся никому»…

Кингсли вызвался помочь, и следующие несколько минут Гарри умирал от ужаса, смотря, как стоически держится Бестия в лопатообразных ручищах чернокожего гиганта, как чуть не сгибаются под напором его стальных пальцев уголки и легкая застежка… мы же с вами помним, что золото — мягкий металл? Победа, к счастью, осталась за отважной Бестией — она не поддалась. Сдавшись, Кингсли осмотрел застежку на предмет замочной скважины, таковой не обнаружилось, и он задумчиво уставился на Поттера.

— Похоже, книга заперта магией…

Поняв, в чем тут фокус, следующие полчаса к книге применили множество отпирающих заклинаний, которые, однако, тоже не сработали. Верная Бестия продолжала преданно хранить секрет хозяина. Ничего не добившись от заклинаний, насели на мальчика.

— Мистер Поттер, откройте книгу!

Естественно, Гарри отказался. Наотрез. А уж как его пытались заставить! И кулаками грохали по столу, и орали, и баллы все с него поснимали, и взыскание с наказанием — прогулку в Запретный лес ночью — впаяли, ни в какую. На все уговоры-увещевания-угрозы Гарри монотонно бубнил:

— Не открою, ни за что, не могу, не буду, не стану…

Охрипнув и частично потеряв голос, от Поттера отстали, влепили ему ярлык «вор и хулиган» и прогнали вон. Книгу ему так и не отдали, конфисковав ценное имущество в целях безопасности. Гарри разозлился, зло брызнул слезами:

— Не имеете права! Отдайте! Она моя!..

В ответ ему пригрозили поркой и выставили за дверь «вконец распоясавшегося хулигана». Северусу велели увести негодяя в его комнату. Прежде чем покинуть кабинет, Гарри успел увидеть, как Молли цапнула за ухо Рона и грозно взвизгнула:

— И чтоб ты не смел якшаться с этим бандитом!

В коридоре Северус коснулся рукой худенького плеча Гарри.

— Всё в порядке, мистер Поттер? Мне жаль, что с вами так обошлись…

Гарри не ответил, горестно повесив голову, он понуро волокся рядом со своим деканом, переживая несправедливые обвинения, ворохом обрушившиеся ему на голову. И только перед дверью в кабинет профессора Снейпа его прорвало:

— Я не бандит! И не хулиган! С чего они взяли?! Ну да, я люблю подраться, ну и что?.. Это что, преступление? Почему они на меня так смотрели? Как будто я зэк какой-то?..

— Возможно, дело в вашем пристрастии давать всем клички? — как можно мягче предположил Северус. — Насколько я слышал, вы называете мистера Малфоя Брыской, мистера Долгопупса — Нивой, и Каштанкой — мисс Грейнджер.

— Ох… сэр, да это же просто я привык! — воскликнул Гарри. — Ну поймите, Книга у меня с пяти лет, и в ней очень много животных, и каждому Зверю надо обязательно дать имя, иначе он выйдет из книги диким, как та Химера, которая… ну вы помните, сэр?

— Вот как? И много у вас там неназванных зверей? — напрягся Северус.

— Достаточно, — вынужденно признался Гарри. — Я же не всех Зверей призывал.

Где-то вдали донесся приглушенный расстоянием крик. Северус и Гарри, переглянувшись, не сговариваясь, кинулись бежать по коридору. Вскоре им навстречу со стороны Большого зала показались первые бегущие люди, перепуганные и… раненые. Располосованные когтями больших кошек. Похолодев, Гарри ускорился. Северус — за ним…

Влетев в зал, они потрясенно замерли на пороге — их глазам предстало ужасное зрелище: столы и лавки были перевернуты, на профессорском столе стояла нунда и остервенело грызла Квирелла. Из-за ближайших перевернутых лавок медленно поднялся совершенно одичавший вандар, цепко, не мигая гладя им в глаза, он начал подкрадываться к Гарри и Северусу.

— Баюн? Робин? — испуганно позвал Гарри. Кошки замерли: нунда бросила жевать руку Квиррелла, подняла голову и пристально уставилась в лицо мальчика. А потом, как и вандар, начала дико красться к нему с весьма очевидной целью. Сбоку, пробираясь сквозь завал столов и лавок, к Северусу с Гарри пробрался Вижн, левая его окровавленная рука висела плетью. Голос Вижна заметно дрожал:

— Северус, Гарри, что происходит? Кошки вдруг одичали, напрочь забыли, что они ручные. Ни с того ни с сего вдруг начали на всех бросаться!

Позади Северуса потрясенно ахнула прибежавшая Минерва. Не оборачиваясь и скосив рот в её сторону, Северус едва слышно прошипел:

— Немедленно верните книгу владельцу…

Гарри обернулся и вопросительно взглянул на неё. Минерва, сложив два и два и получив очевидный ответ, слабо кивнула.

— Да-да… Сейчас принесу…

— Я могу её забрать? — прозвенел голос Гарри. Дождавшись утвердительного кивка, облегченно крикнул: — Ко мне, Звериная Книга! — и добавил мысленно: «Ко мне, Бестия, ко мне, моя хорошая».

Увидев Книгу в руках законного хозяина, Нунда и Вандар заморгали, удивленно оглянулись, обозревая учиненный ими беспорядок, после чего резко встряхнулись, возвращаясь из дикого небытия, снова становясь ручными и добрыми Робином и Баюном. Погибших, к счастью, не оказалось, люди были лишь немного помяты, покусаны и поцарапаны. Мадам Помфри моментально залечила раны и переломы…

Перемирие

Мадам Помфри, конечно, всех подлатала, привела в порядок, причем так, что и следов не осталось, но Гарри был напуган. Перед его глазами всё ещё стоял Вижн, разодранный и окровавленный, с рукой, висящей безжизненной плетью…

И Звериная Книга теперь представала перед ним совсем в другом свете. Гарри чувствовал себя преданным, оплеванным и оболганным, было дикое ощущение, словно после просмотра кинофильма «Куджо». Ведь нет страшнее зрелища, более чудовищного предательства, чем добродушный безобидный увалень-сенбернар, который вдруг превратился в кровожадного монстра и стал всех убивать… Раненый Вижн ярче яркого объяснил мальчику, что Книга опасна. А осознав эту опасность, Гарри принял нелегкое решение — загнал в Книгу всех Зверей, закрыл её и спрятал в сундук, решив больше не открывать жуткий артефакт, до Рождества осталось совсем немного, надо будет отвезти Книгу домой и положить в сейф. Навсегда.

Перестал сопровождать Северуса по ночам лев Баюн, осиротела Миссис Норрис, рядом с ней больше не шагала серая зеленоглазая Робин, стихло стрекотание Плио-Зари…

И на завтраке теперь снова не было молока. Недоуменно смотрели на потолок дети, ища чудесных Тельцов, но потолки были пусты — не слышалось больше их мычание. Виноватые и вопрошающие взгляды устремились на Поттера, понуро сидящего на краю слизеринского стола: ему было явно плохо, потому что он самодистанцировался и сел на отшибе ото всех. И нетронутой стояла еда перед ним. Преподаватели, в свою очередь, сверлили-прожигали взглядами Минерву, сидя по обе стороны от неё. Она смущалась и давилась омлетом. А когда молчание стало слишком тягостным, начались дискуссии.

— И с чего она взяла, что артефакт темный? — досадливо запищал малютка Флитвик. — У неё есть необходимые знания, чтобы это утверждать? Она имеет научную степень в Темных искусствах? Она проводила какие-то научные изыскания? Сотрудничала с Отделом Тайн? Нет, она всего лишь профессор Трансфигурации, даже не Защиты от Темных искусств, так что идите, Минерва, и учите Темные искусства подробнее, а когда выучите, то милости просим на экзамен в Совет Попечителей, будем проверять квалификацию, достойны ли вы продолжать работать в сфере образования, ибо ваша безграмотность потрясает! Ну подумать только, счесть темномагическим абсолютно безобидный предмет!

Вижн сердито кивнул и вставил свое неудовольствие:

— Этот артефакт Гарри не демонстрировал публично. И книга никому не угрожала, пока её не трогал кто попало. Мне Северус поведал, что пацана вынудили показать книгу силком, так кто вам доктор? Книга — артефакт ничем не хуже, а главное, ничем не темнее, чем мантия-невидимка, про которую никто не беспокоился, когда ею пользовался мой однокурсник Джеймс Поттер, а с мантией он, знаете ли, тоже кое-какие делишки проворачивал! Причем темные!

— Ну что вы такое говорите, Гринвуд! — поперхнулась МакГонагалл, а тот как не слышал, продолжал гнуть свою линию:

— Конфисковать книгу? Ну-ну… Люциусу Малфою сказать надо, пусть потопчется на репутации одной из профессоров Хогвартса, которая не знает, что такое фамильные артефакты, в принципе неотъемлемые у своего владельца!

— Я спрашиваю, какие-такие темные делишки проворачивал Джеймс Поттер? — повысила голос Минерва.

— Оборотня из-под ивы в полнолуние выволакивал!!! — во всю глотку заорал Вижн.

В зале и так-то тишина стояла, а теперь она и вовсе зазвенела напряжением — вопрос Минервы на повышенных тонах и вопль Вижна услышали все… Гарри нервно заерзал: не очень-то приятно сознавать, как подвиги твоего папаши предаются широкой огласке. МакГонагалл принялась жевать щеки, а в её защиту вдруг выступил Квиррелл:

— А я считаю, что МакГонагалл права в основном. Книга опасна, а Гарри ребёнок и не может предусмотреть последствия, поэтому по-хорошему книгу действительно стоило забрать, зверей в неё загнать, саму книгу отдать родственникам под клятву или положить в банк и вернуть после совершеннолетия. Потому что это равно тому, как если бы одиннадцатилетний школьник привёз с собой в школу-интернат пистолет. Тот тоже никому не угрожает, пока его не трогают, и не является темным артефактом — в том смысле, что он не подчиняет ментально, не сосет жизненные силы и всё остальное. Оставят ли пистолет школьнику? Разрешат ли его хранить в общей спальне и им пользоваться, постреливая на заднем дворе? Нет! Тем более, что какая-то крякозябра уже школьников сожрала… практически, считайте, школьники украли пистолет и принялись из него палить, и лишь по счастливой случайности никто не пострадал смертельно. Вы не представляете, как это страшно, когда тебя ест огромная кошка размером с амурского тигра… Возьмите, к примеру, на руки маленькую домашнюю кошку, погладьте, почешите ей брюшко, чтобы она от удовольствия вытянула лапки с выпущенными коготками и заурчала, обнажив длинные острые зубки… А теперь давайте всё это увеличим мысленно в сто раз! Легкий укус, который вы ощущаете как остренькое щекотное покалывание, теперь пробивает вашу руку насквозь и способен раздавить череп. Игривый шлепок полурасслабленной лапой, от которого прежде лишь оставались едва заметные царапины на коже, теперь дробит ваши кости в фарш и запросто отправляет вас на тот свет. Что, жутко? Вот и мне было страшно! Ведь сила больших кошек воистину чудовищна: крупную козу бенгальский тигр одним рывком способен протащить сквозь частую решетку, между прутьями которой с трудом пролезает ваш кулак! И вот сквозь эту решетку тигр без усилий протаскивает крупное копытное и на своей стороне, внутри клетки, сжирает практически перемолотый фарш, сплющенную отбивную! Вот вам для сравнения!!!

Все с уважением выслушали столь длинную и ровную, почти не заикающуюся речь профессора Квиррелла, после чего слово взял Северус, кратко и корректно выразивший свое несогласие.

— Вроде бы все верно. Только вот есть маленькое «но» — у каждого ученика этой школы-интерната есть волшебная палочка, с помощью которой можно такого наворотить, что пистолет и стрельба из него на этом фоне безобидной погремушкой покажется. Это я еще молчу, что есть такая вещь, как стихийная детская магия, и если ребёнка довести…

— Это вы к чему, Северус? — любопытно пискнул Флитвик.

— Это я к тому, что Минерва безобразно обошлась с Поттером, безосновательно обозвала его вором и хулиганом. Довела мальчика до слез. Удивительно, что Поттер сдержался и не разнес кабинет Дамблдора к чертовой бабушке, предпосылок у него к тому было более чем достаточно: домашнего ребёнка обвиняют в воровстве и считают чуть ли не бандитом.

— Фу, Минерва, как не стыдно?! — скуксился Флитвик. — Гарри такой милый мальчик, прилежный ученик, вежливый, воспитанный… Ну как вы так могли?

— Кстати… а кто-нибудь обратил внимание на то, что нунда и вандар никого не убили? — тихо кашлянув, спросил вдруг Кеттлберн. — И даже более того, не воспользовались своим оружием, данным им от природы? Разозленная нунда никого не умертвила своим смертоносным дыханием, а одичавший вандар никого не усыпил и не лишил памяти.

Сие невероятное открытие профессора Магозоологии заставило всех задуматься, учителя и близ сидящие к ним студенты неуверенно запереглядывались, ощущая какой-то подвох в сложившейся ситуации. А ведь и правда… почему кошки не воспользовались своим магическим даром — убивать быстро и наверняка?..

— Гарри! — резко поднялся Вижн. — Гарри, подойди сюда, будь добр!

Слегка удивленный Гарри выбрался из-за своего стола и подошел к профессорскому, остальной зал, видя, что назревает внеплановый совет, подобрался поближе следом и, встав-сев полукругом, коллективно превратился в слух.

— Гарри, — обратился к нему Вижн, опершись о стол. — Профессор Квиррелл сказал, что тигр способен убить человека одним ударом лапы, а здесь на нас напали магически усиленные волшебные кошки и при этом ухитрились никого из нас не покалечить сильно, они никого из нас не убили. Гарри, ты можешь объяснить этот невозможный факт?

Гарри растерянно задумался. Странно… он сам как-то слышал сообщение в документальной передаче о том, как молодой лев двух лет от роду одним нажатием челюстей перекусил шею человеку, смотрителю зоопарка, убив сразу, на месте.

— Гарри? — снова мягко позвал Вижн. — Пожалуйста, скажи, твои звери безопасны?

Где-то сзади икнули Фред и Джордж, уж они-то точно знали степень безопасности одной чертовой Химеры… Ли поддержал их цветом кожи — посерев от страха. Гарри виновато оглянулся на них, хотел было извиниться, но вспомнил рвотную конфету, которую те хотели протестировать на нем, и нахмурился. Помрачнев, он отвернулся и твердо посмотрел в глаза Вижну.

— В неверных руках Звери из Книги могут стать очень опасными.

— Но ты же умеешь с ними обращаться? — тепло улыбнувшись, полуутвердительно спросил Вижн. Гарри пожал плечами.

— Я-то умею, но кое-кто считает, что Артефакт слишком дорог и темен для… ребёнка, — скривился Гарри на последнем слове.

— А почему ты не сказал, что артефакт тебе передали гоблины из Гринготтса, что это твое законное наследство? — снова улыбнулся Вижн.

— Ну вот ещё… — непримиримо буркнул мальчишка. — Это чтобы они сказали, что я банк ограбил? Какое наследство, Вижн?! У Поттеров такого артефакта сроду не было, а объявлять себя наследником какого-то давно почившего короля Лайонеля… Ну, знаете, не настолько я ещё спятил, чтоб титул принца себе присваивать!

— Я тебя понимаю, ты прав, — очень серьезно ответил Вижн. Однако уголки его губ заметно подрагивали от едва сдерживаемого смеха. Ох, Гарри-Гарри, какой ты ещё маленький!.. Но вслух он спросил совсем другое: — Гарри, ты зверей выпустишь?

— Нет, — опустил тот голову. — Не выпущу. И с Мантикорой было глупо гулять по городу… Нет, Вижн, я больше никого не выпущу, никто больше не пострадает.

— Хорошо, Гарри, будь по-твоему, но, прежде чем совсем отказываться от Книги, пожалуйста, объясни нам, почему твои кошки никого не убили? Тебе самому это не кажется странным? Гарри?

— Да если бы я знал… — потерянно бормотнул мальчик. — Хорошо, я сейчас принесу Книгу и открою её в последний раз. Все ответы на вопросы знает только Гамаюн, Птица-Правда.

Сказав это, Гарри ушел. Зал погрузился в задумчивое молчание. Потом семикурсник с Пуффендуя робко спросил:

— Профессор Гринвуд, а вы с Гарри случайно не родственники?

— С чего вы так решили, Саммерс? — удивился Вижн.

— Ну… у вас глаза зеленые, у обоих, — смутился юноша. — И отношения у вас, э-э-эм, гораздо ближе положенного.

— Мы были хорошими друзьями с матерью Поттера, — пожал плечами Вижн. — Да и сам мальчишка чудесный товарищ. К хорошим людям он с душой, хорошо относится. С противниками справедлив, себя выше никогда не ставит, если что решать, то на равных, в этом Гарри тверд. Своим привычкам, опять же, верен, не изменяет им. А что глаза зеленые… — Вижн глянул на Саммерса и кивнул на зал: — Здесь двадцать четыре человека имеют зеленые глаза, считаешь, они тоже должны быть нашими с Поттером родственниками? К тому же обрати внимание на наш оттенок: у Гарри глаза темно-зеленые, травяного цвета, практически в синеву, а у меня они светлее, прозрачно-зеленые, почти солнечные, как говорит моя мама.

Смущенно оглядев светловолосого кудрявого Вижна с глазами оттенка светлого малахита, студент сконфуженно извинился, на что получил легкий хмык и вздернутую бровь. Со стороны дверей послышались шаги — это вернулся Гарри. Книга снова была обернута в картонно-матерчатую суперобложку, чтоб лишних соблазнов не вызывать… Северус придвинул для неё высокий дамблдоровский пюпитр, на который Гарри и возложил бережно драгоценную Книгу. Прежде чем открыть её, Гарри скептически посмотрел на МакГонагалл, мол, оштрафуете сейчас, нет? Та состроила постную мину — ни для кого не была секретом их с Гарри откровенная вражда.

Медленно открыв Книгу, Гарри начал неспешно перелистывать страницы, а зрители, вставшие полукругом, с трепетом смотрели на красочные иллюстрации, восторженно вздыхая при виде знакомых Зверей: Вандара, Нунды, Единорога, Пегаса… Застонал Рон, увидев Мышь. Гарри оглянулся на него, подумал и негромко позвал, протянув над страницей ладонь:

— Иди сюда, Дейзи.

Картинка ожила, и на ладонь прытко скакнула Мышка, махонькая и смешная, с глазами-бусинками. Передав её Рону подержать, Гарри принялся листать дальше, стараясь не смотреть, как растроганный Рон прижимается щекой к крохе, а та ласково щекочет усиками его нос.

Вот и Птица вещая, Гамаюн… Выросла-ожила, умостилась удобненько на краю пюпитра над Книгой и обвела взглядом огромный зал, полный студентов. Взглянула на Северуса и приветливо улыбнулась, узнавая того, кого никогда не видела…

— Здравствуй, печальный Ворон, вижу, раны твои зажили, не кровоточат боле.

Северус сглотнул и, к изумлению всех, почтительно склонился перед Птицей в полупоклоне.

Сиреневый лучезарный взгляд дивной Девы заскользил дальше по другим лицам, остановился на Невилле.

— Приветствую тебя, маленький Нива. Вижу, не висит над тобой более дамоклова казнь, счастлив ты отныне. И… — взор Девы переместился на Квиррелла. — Хм-мм… со здоровьицем вас, дорогой! Исцелила вас Робин. Диким способом, каюсь, но исцелила же?..

Квирреллу стало нечем дышать, оттянув от горла узел шейного платка, он судорожно проглотил огромный ком.

— От чего, простите, от заикания?

— Да при чем тут заикание, дорогой? Это функциональное нарушение речи, внешне выражается в судорогах мышц тех или иных органов речи в момент звукопроизношения: губ, языка, мягкого нёба, гортани, грудных мышц, диафрагмы, брюшных мышц. Речь прерывается вследствие задержки на некоторых звуках и словах. Судороги проявляются то преимущественно в дыхательном аппарате речи, то в голосовом, то в артикуляторном. У вас оно появилось вследствие нервного потрясения, связанного с сильным испугом. Нет, дорогой, заикание у вас само собой прошло, ибо клин клином… Робин вас от другого излечила, она, можно сказать, съела вашего рака, сэр. У вас была очень плохая кровь…

— А меня зачем жрали? — любопытный в край, спросил Вижн. Гамаюн скользнула взглядом по нему. Ответ её был просто убийственный.

— До кучи. Для общего фона, так сказать. Звери выражали свой протест, почуяв, что Книга попала в другие, чуждые, алчные, крайне недобрые руки. Руки, которые, возможно, пошлют их убивать. Руки, которые будут грести под себя всё злато-серебро, безжалостно и жадно эксплуатируя всех златоносных Зверей.

Народ при этом стал весьма недвусмысленно коситься на Минерву, понятно о чем думая, та начала хватать воздух ртом, прекрасно поняв, в чем её конкретно подозревают. Гамаюн удрученно покачала головой.

— Я не имела в виду леди-кошку, хотя она тоже глупая, раз так скоропалительно наставила всем ярлыки. Нет, я имела в виду жадин, у которых ручки взмокли и затряслись при виде богатства.

— Молли Уизли, Кора Джордан и Кингсли Бруствер? — любезно сдал с потрохами доброхотов Северус. Гамаюн одарила его благосклонной улыбкой. Гарри тоже улыбнулся и задал ей вопрос:

— Гамаюн, скажи, эта Книга… она темный артефакт?

— Это зависит от того, кто ею владеет, — начала свои пояснения Дева-Птица. — В руках Дингвольда смерть принес даже безобидный Телец, выцедив из раковины отравленное молоко. За это его изгнали из нашего общества, и он эволюционировал в немолочного дикого лунотельца, потомки которого по старой памяти танцуют на полях под полной луной, вытаптывая на них круги. Мы смогли это сделать лишь потому, что у нас не было тогда постоянного хозяина. Так было издревле, всегда, из века в век, столетиями: мы переходили из рук в руки, у нас были разные недолговечные владельцы, мимолетные, как искорки от пламени костра, мгновенно вспыхивающие и гаснущие в ночи. Потом случился невероятно долгий перерыв — нас заперли на несколько тысяч лет… Просыпались мы в страшной тревоге: неизвестно, сколько времени прошло и какой сейчас мир лежит за пределами нашей Переходной Арки. Нам, как ни странно, повезло: мы попали в руки чистого невинного ребёнка, такого же, каким был наш последний хозяин, который от нас отказался — король Лайонель.

Вздохнув, Гамаюн замолчала, печально и преданно смотря на Гарри. Тихо попросила:

— Не отказывайся от нас… Ты хороший друг, у тебя добрые и надежные руки, ты не посылаешь нас убивать, кого-то травить, ты не наживаешься на нас…

— Ик! — раздалось где-то из задних рядов. Гамаюн грустно глянула туда и покачала головой.

— Понимаю. Но моей целью было лишь хорошенько напугать вас, мальчики, для чего Книга и раскрылась на Химере, ибо вас не может съесть тот, кого нет. Химера вас не ела, а только создала иллюзию. Потому что на вас простые наказания не действуют…

Посветлев лицом, Гарри раскинул руки и отошел назад, давая знак расширить пространство перед пюпитром с Книгой. Ликующим голосом звонко позвал:

— Ко мне, друзья мои! Заря, Робин, Баюн! Тельцы! Выходите, путь открыт!

Из Книги хлынул белесый туман, желтой ватой лег окрест, под его натиском молча расступились люди, ещё больше расширяя площадь. А потом из тумана раздались приветственные крики Зверей. Степенно вышагивая, плечо к плечу вышли Робин и Баюн, скакнула на плечи Гарри Плио-Заря, и друг за другом длинной вереницей появились добродушные Тельцы.

Волшебство для дедушки

Ой, как все обрадовались! Осчастливленные дети первого и второго курса плотными кучами окружили Тельцов и кошек и принялись ласкать и чесать лобики и шейки. За всем этим внимательно наблюдала Гамаюн, сидящая на краю пюпитра. Гарри насторожило то, что она кого-то выцелила в толпе и не сводила с него глаз.

— Что случилось? За кем ты следишь? — вполголоса спросил он.

— За Нивой… и вон за той золотистой девочкой, — так же вполголоса ответила Гамаюн. — Они будущие жертвы пророческого шантажа. Ты, кстати, тоже… — вставила она, бросив взгляд на Гарри. — Тебе в недалеком будущем будут предрекать скорую смерть. Но ты не верь ему… или ей? Короче, шарлатану.

— Ко мне на вокзале подойдет цыганка и напророчит мне несчастья? — попробовал угадать Гарри.

— Возможно… — туманно согласилась Гамаюн. — Только цыганка не на вокзале будет себе ручки озолачивать, а где-то здесь… — взгляд Гамаюн скользнул к широкому окну, за частым переплетом которого виднелась вершина Северной башни. Снейп, ставший свидетелем сего тихого диалога, посмотрел туда же и негромко переспросил:

— Трелони? И почему я не удивлен? Она каждому новичку, особенно чемпиону или знаменитому, всегда предрекает скорую смерть…

— Да? — вежливо усомнилась Птица и пояснила: — Но мне не нравится, что она собирается убить кролика золотистой девочки.

Гарри и Северус, встревоженные словами Птицы-Правды, зашарили глазами по толпе, ища золотистую головку. И нашли её возле Невилла, около Тельца.

— Лаванда Браун, — опознали её ученик с учителем и посмотрели на Гамаюн.

— Значит, кролика… — многозначительно протянул Северус.

— А Ниве она чего? — невпопад бухнул Гарри.

— Но… она же вроде верно предсказала пришествие и падение Темного Лорда? — засомневался вдруг Северус, незаметно — как он думал — поглаживая левую сторону груди. Гарри закусил губу.

— Вот это, что ли? — мило съязвила Гамаюн. И процитировала, своим певучим голосом, невольно привлекая внимание всего зала: — «Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда, рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца… И Темный Лорд отметит его, как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… Тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…» Это пророчество не один век хранится в… где-то там, — туманно сбилась Гамаюн, не видя сокрытое. — И оно, как минимум, уже трижды исполнялось. В первый раз это пророчество прозвучало в исполнении Мишеля де Нострадама, автора центурий, они же катрены. Оно содержит письмо королю Генриху, целиком пророческое по содержанию. Вот оно: «Я рассчитал почти столько же событий грядущего времени, сколько и прошедших лет… до самого второго пришествия в начале седьмого тысячелетия».

Неясно, видел ли это письмо номинальный адресат — король Генрих, погибший на турнире в тысяча пятьсот пятьдесят девятом году. Известно только, что катрены из последних центурий цитировались ещё при жизни Нострадамуса. Потом это с горем пополам переведенное пророчество перехватил Гераний Асмус, переделав его на свой вкус, стиль и время. По содержанию оно немного ближе по смыслу к нашему: «И пронзит карающим мечом он сердце нечестивца на исходе сентября, и падет тот, кто трижды бросал отцу вызов».

Далее, то саксонское пророчество, переделанное из французского, прибывает в Англию и попадает в руки Радола Лестрейнджа, тогдашнего министра Магии. И я не знаю, насколько надо быть неучем, чтобы неправильно перевести с французского латинское слово «септимус»…

Чтобы вам стало понятно, давайте ненадолго окунемся в историю древнего Рима, вернее, в основание создания римского календаря.

Январь назван в честь римского бога Януса, который покровительствовал всем входам, дверям, а также началу и концу. Его имя происходит от латинского «януа», которое означает «дверь», а также «начало». Янус часто изображался двуликим, одновременно смотрящим вперед и назад, что породило термин «Двуликий Янус» — двуличный и лицемерный человек, или слова с противоположным значением.

Февраль — от латинского фебриарус, которое, в свою очередь — от Феба: название римского ритуального праздника, позже трансформировавшегося в Луперкалии — праздник плодородия, которые в свою очередь заменил День Святого Валентина.

Если говорить о богах, то Марсу явно повезло больше всех: в его честь назвали не только месяц, но еще и планету, а также всем известную шоколадку. Насчет месяца все логично — празднования в честь Марса как раз начинались в марте в рамках подготовки к походам.

Апрель происходит от латинского Эйприл, четвертого месяца римского календаря.

Снова к богам, точнее, к богиням. Богиня Майя, кормилица, в честь которой назвали последний месяц весны, была дочерью титана Атланта и матерью Гермеса. Она являлась символом плодородия и земли, что и позволило назвать первый месяц урожайного сезона в честь неё.

От греческой мифологии снова переходим к римской. Июнь обязан своим названием богине Юноне, жене Юпитера, покровительнице брака и материнства.

Первый месяц, который был назван в честь реальной исторической личности — в честь Юлия Цезаря, само собой, который был рожден в июле. До этого месяц назывался квинтус, что значит пятый. Это если вы ещё не сбились со счета и помните, что июль отнюдь не пятый месяц. Разберемся с этим, когда дойдем до сентября и октября.

В восьмом году до нашей эры месяц секстилис — шестой, нас снова запутали! — был переименован в честь Октавиана Августа, первого римского императора. До того, как стать императором, он звался просто Октавиан, а латинское августус он добавил уже после. В современном английском август — уважаемый, впечатляющий.

А вот и причина расхождений в счете: продолжая римскую традицию, вслед за квинтом-пятым-июлем и секстилом-шестым-августом, сентябрь (септем — семь) был назван, являясь седьмым месяцем в десятимесячном календаре, который начинался в марте. Сейчас, конечно, система забыта, а названия всё ещё остались.

Дальнейшая схема та же: окто по-латински — восемь. Два остальных месяца были добавлены к десяти предыдущим в конец календаря примерно в семьсот тринадцатом году до новой эры, и только в сто пятьдесят третьем году до нашей эры январь стал первым месяцем в году.

Ноябрь — девятый месяц, называется от слова новем — девять. Ну и напоследок, декабрь, от декем — десять. Именно по григорианскому календарю, считая с января, седьмым месяцем стал июль. А до этого, по юлианскому календарю, седьмым, считая с марта, был именно сентябрь. Вам всё ясно? Таким образом сентябрь, он же септимус, септембер, седьмой, был ошибочно назван седьмым месяцем современного календаря — июлем.

Ну а остальное дело техники: выбрать подходящее пророчество, «удачно» перевести его с какого-либо языка и подогнать под него подходящие события, былые или грядущие, зависит от предпочтений и целей шарлатана. Иначе говоря, некая мисс, желая устроиться на работу, позаимствовала некое предсказание, отшлифовала его и впарила работодателю под своим соусом, якобы напророчив своими устами сахарными, проявив при этом свои несомненные актерские таланты… Хм, весьма ловко, как настоящая мародерка, сыграв на чувствах напуганного народа в преддверии грядущих событий, в разгар войны, с сообщениями о смерти каждый день, и почти ничего не проиграв. Все как раз хотели, чтобы Темный Лорд пал, сгинул, исчез, пропал, перестал всех тут кошмарить-терроризировать… и тут она, вся в белом, с ангельскими крылышками, поет о том, что тот, кто грядет, будет уничтожен кем-то, кто родится на исходе седьмого месяца… Причем учтите, она из предосторожности не сообщила, о месяце какого года идет речь, то есть всё довольно неоднозначно.

Замолчала Гамаюн, молчал и опешивший зал, переваривая услышанное. Потом Дамблдор осторожно кашлянул.

— Дорогая мисс Гамаюн, а как это у вас получается? Что у вас за дар?

— Это не дар предвидения, это сама моя природа, — вежливо ответила Гамаюн. — Я Птица-Правда, и это мое предназначение — знать всё на свете. Я не могу объяснить причину своего умения, просто чем больше я смотрю на человека или существо, тем больше вижу его прошлое, настоящее и немного будущее.

— Вот как, мисс Гамаюн… — лукаво сверкнул глазами директор. — А вы не хотите занять пост профессора истории заместо призрака Биннса? Или, может быть, займетесь прорицаниями, что, не сомневаюсь, будет вам по душе и гораздо ближе?

Гамаюн с интересом оглядела старика. Улыбнулась и легонько повела девичьим округлым плечиком.

— Могу совместить для удобства оба предмета, досточтимый сэр, благодарю вас за предложение.

Гарри просиял. Обрадованно заулюлюкали нынешние третьекурсники, которым уже довелось побывать на уроках Трелони, и с интересом уставились на деву-птицу парни из старших классов, оценивая её весьма экстравагантную внешность и не зная, как на неё реагировать — прекрасное кукольное личико и маленькая девичья грудь странно контрастировали с птичьим телом… Её вполне человечьи плечи продолжались крыльями, сами понимаете, как смутились парни: вроде есть чего потрогать, а в то же время и нет!

К Гарри подошел Рон и отдал ему Мышку. Забрав Дейзи и выпустив её в Книгу, Гарри поинтересовался:

— Значит, ты любое животное возьмешь?

Рон быстро закивал, думая, что ему предложат купить Зверя из Книги, но у Гарри на этот счет были другие планы.

— Хорошо, Рон, после Рождества привезу тебе зверька, договорились?

— А… разве… — Рон бросил взгляд на Книгу на пюпитре.

— Нет, — покачал головой Гарри. — Зверей из Книги раздавать нельзя, они из другого мира, в безопасности они чувствуют себя только рядом с хозяином, и то не с каждым, а с хорошим. Да ты сам слышал, Гамаюн рассказывала, как некоторые «хозяева» посылали их на темные, противоестественные дела. Заставляли делать то, что им противно по самой их природе.

— Я понял, — кивнул Рон. — Только, знаешь… ты мне не очень дорогого привези, ладно? У меня есть два галлеона и…

— Погоди, — замахал на него руками Гарри. — Какие галлеоны? Многие люди зверушек бесплатно отдают. Печатают в газете объявления: «отдам в добрые руки кошку, собаку, хомячка, канарейку»… У вас, у волшебников, это что, не практикуется?

— Неа… — Рон завороженно помотал головой, во все глаза глазея на Гарри, так, словно у того вдруг вторая голова выросла.

— Чего? — насторожился тот.

— Н-ничего, — обалдело продолжал таращиться на Гарри Рон. — Просто не знал, что так можно! У нас такое не практикуется, ну, чтобы зверей бесплатно раздавать… У нас их только покупают в зоомагазине или у совятника… в смысле, сову. А ещё можно кого-то нелегальным путем достать, например, паука… но я пауков не люблю! — торопливо вставил рыжик. Гарри на это лишь пожал плечами.

В середине декабря Гарри ждал сюрприз. Придя на завтрак, он вдруг увидел необычно бледное небо, не синее, не голубое, даже не серое, а именно белесое, безоблачное, с каким-то холодным оттенком. Ничего не поняв, он подошел к окну и с трепетом уставился на снежно-белые поля окрест замка. Доселе Гарри видел снег только в швейцарских высокогорьях, куда он ездил с тётей, дядей и кузеном, поэтому и предположить не мог, что увидит снег прямо здесь, в горной Шотландии. Его охватил восторг — а всё-таки в островной Британии бывают снежные районы! Сколько он себя помнил, у него всегда вызывали недоумение диснеевские мультики «Леди и Бродяга» и «Сто один долмацкий дог», где на Лондон к Рождеству всегда выпадал снег, когда на деле зимы в окрестностях Лондона были обычно бесснежными, не считатьже снегом дюймовый осадок, который держится от силы пять дней за всю зиму, и то выпадает он редко-редко и в марте… Однажды он спросил дядю Вернона, почему создатели мультфильмов так безбожно врут, на что дядя предположил: «А пёс их знает, Гарри, может, не знают там, что в Англии никогда не выпадает снег. Американцы, чего с них взять?»

Дело в том, что снег в Британии — это все-таки, скорее, исключение, а не норма. В холодное время на юге страны можно увидеть снегопад всего пару раз в году. Можно и ни разу не увидеть. Снег может выпасть и тут же растаять. И, кстати, чаще всего, именно так и бывает. Если же что-то в погодном механизме заклинивает, и он не просто падает, но и на земле задерживается, вот тогда и возникают проблемы.

Сами подумайте, насколько целесообразно содержать большой штат снегоуборочных машин, если они могут понадобиться один раз за несколько лет? Их же придётся обслуживать, смазывать, как-то поддерживать в рабочем состоянии, чтобы не ржавели и были на ходу. Ну сколько денег тогда вылетит? Народ травмируется тоже не потому, что такой неуклюжий, а от отсутствия навыков. В странах, где снег может лежать более полугода, у всех местных жителей вырабатывается особая технология ходьбы по скользкой поверхности. Этот навык жизненно необходим, но полностью утрачивается после нескольких лет жизни в бесснежных странах. А если у вас этого навыка вообще никогда не было? Тогда что? Да ничего, собственно говоря, пересидеть снегопад дома, да и всё, чего паниковать-то? Его же много не бывает и тает почти сразу…

Ну хоть и не было у ребят должного навыка правильной ходьбы по снегу, а посему и немало шишек насажав себе на лбы от частых падений, никто даже не подумал жаловаться. Напротив, сморгнув слезы и сцепив покрепче зубы, Гарри упрямо поднимался и, схватив ком снега, с радостным воплем кидался в атаку на снежную крепость. Две союзные команды и один общий противник — студенты третьего курса. У тех был уже двухлетний опыт по зимним сражениям, и новым противникам они были только рады. Сказывался спрос: чем больше армия — тем лучше битва. Крепость наращивалась и укреплялась, защитники, поднаторевшие в прошлых сражениях, теперь с гордостью передавали свои знания зеленым новобранцам — младшим школьникам.

Падал с неба снег, пушистый, легкий… Падал на поле, на снежные башенки, сглаживая углы, и словно выступал в роли поставщика новых снарядов, потому что его запасов быстро становилось недостаточно, так что он был кстати. Зачерпывая его, свежевыпавший, мягкий, и такой лепкий, что прямо сердце екало от счастья: лепишь круглый шарик, чтобы тут же запульнуть его в чью-либо смеющуюся рожу и ликовать, если снаряд достигал цели!!! Наспех слепленный снежок, как правило, никого серьезно не калечил, лишь вызывал досаду и восторг от меткости оппонента-союзника.

Рождество Гарри провел дома, на Тисовой. Две недели зимних каникул… это было просто охренеть какое счастье! Дадли, тётя Туни, дядя Вернон, поездка в Коукворт на рождественского гуся, запеченного в яблоках, родная бабушка Роза, такой же родной дедушка Гарри, в котором внук увидел всё большее сходство с собой. У деда тоже зеленые глаза, хоть и не такие яркие, как у младшего Гарри, но черты лица точно те же… На колени к деду Гарри теперь не решается сесть, поэтому садится рядом на скамеечку для ног, заглядывая в родное лицо снизу вверх, Гарри рассказывает дедушке про фестралов.

— В первый раз мы в Хогвартс прибываем на лодках, а на каникулах нас от школы увозили в школьных каретах, представляешь, дедушка? Но не это странно, а лошади… Они тощие-тощие, как скелетики, каждый позвонок виден — от атланта до крупа, там такие маклоки, торчат, как штыри. На спине у них крылья, кожистые, как у дракона… Знаешь что, дедушка? — понизил голос Гарри.

— Что? — склонился к внуку Гарри Эванс. Гарри Поттер зашептал в ухо:

— Мне кажется, они — не лошади. Хоть и написано в учебнике, что это фестрические кони, но на самом деле это не так… Они едят мясо, видны только тем, кто видел смерть, имеют чувство направления, всегда знают, где кто находится…

— Кошмары, — с лету определил дедушка. — Весьма интересные личности. Упоминаются во многих мифах. В германском мифологическом ареале Кошмары представлялись злобными духами в виде призрачной лошади. Часто — охваченной пламенем. Именно на Кошмаре ездил Оле Лукойе, навевая страх в сны непослушным детям — кошмары.‌‌‌‌‌ ‌‌Другой англосаксонский миф — название. Слово «фестрал» своим корнем имеет «thester», что переводится как «темнота, темнеть, темный», происходит от англо-саксонского «þeostru» (темный, неясный). ‌‌‌‌А так, в задачу фестрала входят проводы умершего за Грань, сиды и сильфы так и говорили: «уйти по фестральей тропе», «отправиться по пути фестрала на лунную дорожку».

— Деда-а-а… а как же их заставили служить, кареты школьные возить? — вытянулся личиком Гарри.

— Приручили их, видимо, — лукаво улыбнулся дедушка. — Ты ж вон, мантикору вытаскиваешь на прогулку, что ж ты думаешь, другие хуже?

Засмеявшись, Гарри заполз со скамеечки на колени к деду, и Гарри Эванс любовно прижал к себе внука. Вздохнул умиротворенно. И с улыбкой подумал, что иногда сказки продолжаются очень и очень долго: сначала у них была волшебная дочка, потом появился Северус, сынок соседей, теперь вот внучек любимый, продолжает радовать тем, что волшебство существует…

— Гарри, пообещай-ка мне кое-что…

— Что? — тревожно заглянул Гарри в лицо.

— Будь добрым волшебником, Гарри, ладно? Не как Мерлин, тот был способен на подлость, а… как Гэндальф, пожалуй. Магом-воином, честным и неподкупным, справедливым и храбрым, всегда приходящим на помощь слабым. А не те, о которых мне твоя мама рассказывала, Лили… Жалкая кучка трусов, трясущихся за свои статуты секретности, такие пальцем о палец не ударят, чтобы к кому-то на помощь прийти. Разве это волшебники? Помню один постыдный случай: шли мы с Лили из школы мимо почтамта, ей шесть лет было всего, навстречу шум — только что почту грабанули, кассу обчистили, полиция кругом, народ-машины держат, следствие полным ходом… а моя малявка вдруг какому-то мужчине в оцеплении пищит:

— Эй, мистер, вы не хотите помочь?

Мужик стрельнул глазками по сторонам, коротко бросил ей:

— Нельзя нам вмешиваться в дела магглов!

‌‌‌‌И прочь похромал, громко стуча деревянной ногой. Лили на меня недоуменно моргает.

— Папа, а я не поняла! Он же волшебник, почему не помог?

Вот и я теперь думаю, почему не помог? Что ему стоило — махнуть палочкой, шепнуть какое-либо заклинание, и никаких забот, а так в тот день многие честные рабочие остались без зарплаты, был ранен сторож, обижены ограбленные семьи.

Прижавшись к худой дедушкиной груди, Гарри тоже горестно задумался о том же, сам он давно понял, что маги что-то чересчур цепляются за свою незаметность… и, пригревшись, засыпая, он дал себе клятву не быть таким равнодушным бездушным монстром. Я буду как Гэндальф, дедушка, обещаю.

Огненная дочь

Маленькая Мисс Паркер окотилась осенью, и к моменту гарриных каникул по дому Дикманов скакала стайка юрких котят-подростков, тонких и поджарых, озорных с ног до головы. Для Рона Гарри выбрал самого шустрого, серого с белыми отметинами. К этому времени традиции давать имена котятам в честь матери сохранилась, и котишку окрестили Пол Пэнн Паркер. Гарри учел звучное имя и без долгих раздумий и сожалений переделал его в Полпенни.

Рон пришел в восторг, увидев целого кота, с лукавой кривоватой мордашкой, белой каплей на сером носике и хитрющими зелеными глазами.

— Гарри! Ух ты… он — классный, так похож на профессора Гринвуда!

Имя Рону тоже понравилось — это было самое потрясающее, самое чудесное имя! Нет, вы только послушайте — Пол Пэнн, ну, музыка же! Корнуольская! Фред и Джордж переглянулись и скорчили скорбные мины — ай-яй-яй, Рон-то совсем того, крышей поехал: кошечку завел! Надо спасать братца, пока он розовыми слюнями не истек… С этими благими целями близнецы и попытались изъять котёнка. Что они собирались с ним сделать, история умалчивает, потому что они и прикоснуться к нему не успели: элитный кот оказался достойным сыном своей маленькой знаменитой матери — зашипев, как раскаленная сковородка, на которую плеснули кружку воды, боевой кот взлетел по вертикали, вмиг располосовав руки и рожи глубокими ранами размером с траншею. Четыре его пушистые лапки оказались оснащены восемнадцатью стальными крючьями — десять на передних лапках и восемь на задних — и он весьма виртуозно орудовал всеми своими ножами.

Минерва за сердце схватилась, увидев своих жутко израненных студентов, и, заикаясь от ужаса, спросила, какое чудовище на сей раз их жрало??? И долго не могла поверить, что всё это сделал четырехмесячный котёнок. Так или иначе, а малыш заставил себя уважать, с тех пор близнецы относились к мелкому драчуну с должным почтением.

Потекло неспешное время. Отмеривая секунды, тикали часы, темнели-рассветали за окнами замка сутки. Падал на холмы снег, укрывая их пышной периной, под которой прела и перегнивала палая листва, собираясь стать к весне свежим черноземом… Прилежно учились в школе дети, стремились не только колдовать, но и расширить свои знания латыни, истории, учились варить целебные зелья, углубляли свои познания в области ботаники и зоологии. Росли-дозревали в теплицах профессора Стебль овощные культуры, за которыми было совсем не скучно ухаживать, пропалывать-поливать из палочки, забавы ради разбив струйки на манер дождика-леечки.

Развлекался на своих лекциях профессор Кеттлберн, описывая-расписывая стати и достоинства маггловских и магических Зверей, порой огорошивая детей тем, что то или иное животное безвозвратно уничтожено человеком, как, например, вот этот круторогий черный бык тур. Уроки Сильвануса Гарри просто обожал, было по-настоящему приятно видеть, как этот дородный и добродушный человек радуется, как мальчишка, увидев очередного чудо-зверя из Книги.

Ну а время на фоне всего этого просто бесследно терялось, незаметно утикивая прочь, происходящие в школе события как-то затмевали его своими яркими и незабываемыми днями. На уроки Истории и Прорицания дети теперь просто рвались с боем, кулаками и аргументами отвоевывая право первыми просочиться на занятие к профессору Гамаюн. В расписаниях у них была такая каша… неудивительно, если учесть, что к Гамаюн рвались сразу триста студентов! Ага, со всех семи курсов и четырех факультетов. Причина такого ажиотажного успеха заключалась в личности профессора и в ведении ею занятий. Сидела она на широком насесте возле грифельной доски, на которой назначенный ею дежурный выписывал тему урока. Тот же дежурный переворачивал страницы книги, лежавшей на столе… конечно, при желании Дева-Птица могла и сама перевернуть лапой, но она предпочитала не корячиться понапрасну. Ради соблюдения приличий Гамаюн была облачена в некое подобие просторного топа восточного типа, деликатно прикрывающего грудь.

Уроки она вела своеобразно, в буквальном смысле совместив историю с прорицаниями: рассказывая поэму Виланда о старой Англии или углубляясь в пучину времен Вильгельма-Завоевателя, Гамаюн попутно вставляла реплики, касающиеся будущего того ли иного ученика. Например, фигурирует в истории этот самый Вильгельм, так она, прервавшись видениями, вставит нечто вроде:

— Вилли, дорогой, ты же сотню баллов потеряешь на Трансфигурации… Запомни, при взмахе палочкой не забудь пошипеть — Пуллюс-с-ссс, так ты точно добьёшься превращения предмета в курицу…

Или:

— Терезия, милая, к тебе сова летит с важным сообщением, ступай-ка ей навстречу — оно очень-очень важное…

В общем, в отличие от шарлатанистой Трелони Гамаюн всегда предсказывала точно и по делу. И ведь ни разу не промахнулась! Она действительно видела то, что происходит за толстыми стенами через ползамка отсюда и что произойдет завтра или через час.

***

Ворочался в яйце маленький дракон, с нетерпением дожидаясь своего часа. Большое черное яйцо лежало на полке склада в лавке Карактака Бэрка, куда его положили за ненадобностью. Заказать его заказали, привезти — привезли, но заказчик вдруг передумал. Вернее, его застукали, отчитали и поставили в угол, аргументируя наказание тем, что драконов дома не разводят. Семилетний несостоявшийся драконозаводчик поревел в углу, пошмыгал носом, успокоился и, пообещав маме-папе больше не заказывать совиной почтой драконьи яйца, ушел в кроватку, чтобы на следующей неделе озариться новой идеей — выписать себе гоночного гиппогрифа напрокат… Бедные его родители.

А яйцо, ставшее ничейным, катилось туда-сюда по разным игорным притонам, потому что никто не желал спалиться наличием нелегального драконьего яичка. Перекатываясь из рук в руки, оно докатилось до Карактака, который в свою очередь тоже поставил его на кон в игре в карты, надеясь, что кто-нибудь выиграет и заберет с собой, хотя бы в соседний трактир, лишь бы с глаз долой. А завидев однажды у прилавка Хагрида, известного растяпу, Карактак и вовсе просиял — цапнул яйку с полки и украдкой, из-под полы, показал растяпистому дуболому. Ну, Хагрид у нас всё равно что дитёнок малый, ему только покажи игрушку, вцепится — не оторвешь. Главное, не пожадничать, а честно проиграть большому ребёнку. Что и было проделано с виртуозной ловкостью — Хагрид даже не заметил, что ему изо всех сил подыгрывали. Да он ничего кроме яйца и не видел! Как уставился, так и не сводил с него глаз, чудом не забывая тасовать карты и отпивать пива. А выиграв яйцо, и вовсе ушел в счастливый штопор. О, моя дорогая великанская мама, у меня есть мой собственный дракон!!!

Принеся выигрыш домой, Хагрид прежде всего озаботился его обустройством: дочиста вылизал-выскреб свою холостяцкую берлогу, ибо не дело ребёнку сидеть средь пивных бутылок! Перестирал все свои носки и постельное белье, даже те, которые давно стояли и не складывались… Раздобыл медные тазик и противень, засыпал их чистейшим, просеянным сквозь сито речным песочком. Другой песок, утяжеленный сульфатом меди, бытовое название медного купороса, Хагрид насыпал в котелок и повесил в очаг над огнем. В нагретый песочек он бережно положил драгоценное яичко. И только после этого задумался — а правильно ль он всё сделал-то? Почесав лохматую макушку, Хагрид подхватился и понесся в школьную библиотеку. Ну да, больше негде подобрать нужную литературу…

Из школьного (!) учебника наш недоученный великан вычитал только то, что казалось ему лично интересным и необходимым, например, что драконы-мамы дышат на яйца огнем. Ещё он прочитал, что температура инкубатора порой влияет на пол зародыша. В дикой среде яйца прогреваются чисто произвольно — как мать согреет, так и будет. Она не следит специально за тем, чтобы родились только мальчики, или только девочки, или вовсе равное количество драконят обоего пола. За этим следят заводчики драконьих заповедников, выводя отдельно самочек и самцов. Хагрид об этом не стал заморачиваться, так как попросту не понял, об чем там написано, ибо не доучился, и грел яичко в камине сугубо по наитию, как иные детишки выводят цыплят в самодельных инкубаторах в целях эксперимента и по учебнику.

Рождение драконёнка пришлось на начало июня. В самый разгар экзаменов у школьников. И конечно же, Хагрид шифровался как мог… таская книги из библиотеки, он наивно прятал их за спину при виде посторонних, рассеянно оставлял на столе стопки просмотренных и прочитанных книг. Надо быть слепым, чтобы не видеть столь очевидных признаков, и вскоре в школе все, кроме преподавателей, знали о драконе Хагрида ещё с самого мая!

Около месяца длился инкубационный период контрабандного бесхозного яйца. И вот наконец настало время… Едва вылупившись, мятый злобный зонтик звонко чихнул и подпалил бороду Хагриду вылетевшими из ноздрей зелеными искорками, после чего, прочихавшись, с наслаждением цапнул верзилу за пальцы. Но увы, силенок у него не хватило, чтобы отгрызть хотя бы один, а жаль, они так были похожи на толстые сардельки…

Ковшик цыплячьей крови с бренди только раззадорили его аппетит и ещё больше разозлили. Теперь дракончик действительно стал драконом. Оранжевые выпученные глаза юного монстрика неотрывно следили за Хагридом, с анатомической точностью определяя наиболее вкусные части его крупного тела. Например, филейная часть с толстыми окороками. Глядя на широкий хагридов зад, Норберт лишь пускал обильную слюну, бессильно бесясь от того, что не может его съесть прямо сейчас. Эх, сколько тут мяса бегает…

Хагрид же, замечая неусыпное внимание к себе, только радовался: какой ласковый малыш, как он любит свою мамочку, вон, буквально пожирает глазами! Ути-пути, крохотулечка моя!.. И толстые пальцы-сардельки нежно щекочут дракоше горлышко, ловко уворачиваясь от остреньких клычков.

Две недели спустя Норберт достиг размеров дога, стал даже крупнее Клыка, пса Хагрида. За эти дни дракончик досконально изучил странное гнездо, в котором ему пришлось родиться. Маму-дракониху Норберт не искал — не знал, что это такое. Так уж сложилось: не видя мать с рождения, дракончик не прошел импринтинга-запечатления с особью своего вида и был вынужден учиться быть драконом самостоятельно. Благо что это древнее знание было у него в крови.

Вот только окружение… оно сбивало малыша с толку. Слепой инстинкт подзуживал его к сражениям с противниками, да вот закавыка — их-то рядом и не было. Маленький Норберт, злобно рыча, лазал по хижине в поисках мифических неприятелей, о которых твердил-талдычил ему инстинкт. Ведь в общем гнезде обыкновенно зреет большая кладка яиц, и драконята с самого рождения охвачены духом соперничества, сражаясь за каждый кусок мяса. А здесь Норберту вообще не с кем было драться, да и незачем, впрочем, потому что бородатая «мамочка» постоянно снабжала его свежей пищей, иногда балуя вкусняшками, которых дикие драконы и не видывали никогда — копчености всякие, соленья-вяленья разные и сладкое подогретое бренди.

Да и поведение «мамочки» было очень отличное от исконного драконьего… хотя, не видя явного примера поведения взрослой особи перед глазами, Норберт мог бы немного уменьшить свою природную злобу. Ведь Хагрид на каждый драконий укус отвечал радостным воркованием и ласковым поглаживанием, в отличие от настоящей матери, рычащей и кусающей в ответ.

Помимо всего прочего, у Норберта было имя, то, чего нет ни у одного дикого дракона. А слыша каждый божий день и по нескольку раз повторяемое слово, Норберт научился сопоставлять его с собой.

Но увы… врожденная злобность дракона не позволяет этому зверю хоть на йоту стать мягче. Ничего не поделаешь, такова природа дракона, он язвителен не с рождения, а с зарождения, с самого развития в яйце. Может быть, поэтому каждый дракон мудр, циничен и реалистичен одновременно? Ему приходится быть таковым с детства. Вот и Норберт тоже, родившись не в том месте и не в том окружении, с детства проявил свои драконовские наклонности и пристрастия: охотился на окорока Хагрида, кусал и жевал собаку, если удавалось поймать… Один раз цапнул за руку Рона, заставив поседеть бедную мадам Помфри, к которой Рон пришел с распухшей и позеленевшей конечностью.

Вполне профессионально определив, что первокурсника укусил ядовитый дракон, бдительная старушка забила во все колокола, подняв на уши весь преподавательский состав. МакГонагалл, не разобравшись, сгоряча навела все стрелки на Поттера, мол, это евонная какая-то темная тварь вылезла из книги и напала на ребёнка!!! Чего стоило Гарри отскрестись от грязи, кто бы знал… Его заверения, что зубы книжного Дракона как раз с Рона размером и он не мог оставить на руке у мальчишки такие мелкие укусы, только подстегнули общество в обратном.

— А-а-а, мистер Поттер, так у вас всё-таки есть дракон! И вы это только что подтвердили! Да как вы посмели выпустить такое чудище из книги?! Изъять, запереть, минус сто баллов!!!

В общем, орут, ногами топают, четвертуют парня, шум-гам стоял уже невообразимый. Ну и не выдержала Гермиона, не смогла спокойно вынести того, как её друга почем зря подозревают в том, к чему он никакого отношения не имел. Взлетела сперва на лавку, с неё на стол, расставила ноги по ширине плеч, уперла руки в боки и завопила почище иерихонской трубы:

— Прекратите все-е-еее!!! Мистер Хагрид, а вам не стыдно? Вы же взрослый дядя, как вы можете сидеть и смотреть, как не виноватого человека ругают за дракона, который на самом деле ваш!!!

— Мисс Грейнджер! — загрохотала ладонями по столу по своей недавно устоявшейся привычке МакГонагалл. — Не порите горячку! Как вы смеете обвинять взрослого уважаемого человека в таком вопиющем нарушении?! Какой дракон? Не может быть у Хагрида дракона! Двадцать баллов с Грифф…

— …уншуя! — перебил её Вижн названием несуществующего факультета. — Вот ей-богу, Минерва, сама себя по миру пустишь, снимая баллы со своих студентов. А дракон у Хагрида есть, и вообще, вы видите вот эти зловещие отблески, пляшущие по стенам и потолку?

С минуту-другую народ тупо пялился на зловещие отблески странного зеленоватого оттенка, пока до них начало доходить.

— Э-э-э… где-то что-то горит? — повел носом Квиррелл. После его слов догадались перевести глаза со стен на окно и дальше, за его пределы, на улицу. И уткнулись в весело полыхающий домик лесничего. Ну… обычный-то огонь бывает очень трудно погасить, а этот? Желчно-кислотный драконов огонь, ядовито-зеленого цвета, особо едкий и цепкий и никак не поддающийся никаким средствам пожаротушения: хоть тонну песка на него сыпь, хоть пену из пятнадцати брандспойтов разом, ничто его не утишит, не усмирит, всё это драконов огонь спалит и сожрет за милую душу, он же на голых камнях горит. Не зря ж его с Адским пламенем сравнивают, которым даже самые продвинутые маги редко-редко рискуют пользоваться, ибо чревато… гаркнешь в горячке боя: «Адеско Файр» и всё, пиши эпилог, потому что хрен знамо, как его остановить! Эта же проблема назрела здесь и сейчас.

Огромная толпа магов — старшекурсники и профессора — окружила дом Хагрида и разом врубила Агуаменти на полную мощь. Глациус, Аква Эрукто, прочие заклинания заморозки огня… Вода, соприкоснувшись с кислотным жаром, испарялась в момент, взлетая вверх печально шипящим облачком желтого пара, Чары заморозки просто таяли, истекая водой, а вода… сами знаете.

— Р-р-ррразойдись! — громыхнуло с неба турбинным ревом пары сотен самолетов, взлетевших разом. Не успел народ и моргнуть, как на домик обрушился ураганный ветер, сметая огонь вместе с крышей. Сам несчастный домик был додавлен и растоптан колоссальной тушей исполинского дракона. Зеленое пламя обрадовалось было, накинулось жадно на лапы гиганта, чтоб их обглодать, но наткнулось на жаропрочную огнеупорную броню. Такого Дракона волшебники ещё не видели. Для сравнения скажем так: шеститонный украинский железнобрюх гиганту будет ровно по колено. Огненно-красный, гремящий железной чешуей, Дракон-пожарный тщательно дотоптал последние искорки, держа в одной передней маленького Норберта, оглядел придирчиво поле, убедился, что никаких очагов возгорания не осталось, и обратился к Гарри.

— Это и есть обещанная дочка?

— Да, сэр! — бодренько ответил Гарри, встав в струночку перед Зверем.

— А чего такая дикая? — Дракон пристально оглядел малявку, блаженно растянувшуюся посередине трехпалой ладони. Добавил с сомнением: — Это она, наверное, ещё говорить не научилась?

— Нет, сэр, — Гарри с сожалением развел руками. — Она не научится разговаривать. Драконы у нас, оказывается, не обладают даром речи, хоть и считаются полуразумными, но приручению не поддаются и являются очень опасными существами.

— Угу, видел… — Дракон виновато покосился на останки домика и вздохнул, повертел в лапе микроскопическую дракошку, уныло комментируя: — Эк они деградировали: измельчали, речь-разум утратили, мясо жрать начали, позор… То ли дело мои современники! Один Андрей чего стоил — мудрый, начитанный, речью шпарил, что твой философ, эх… а Вейритоэль? Он и вовсе две ипостаси имел: надо — в небе полетает, надо — по земле человеком пройдется, талантливый был дай всякому!

Говорит дракон, говорит, а волшебники оцепенело внимали и наматывали на гипотетический ус всё сказанное. Говорящих-то драконов никто из них уже даже в сказках не встречал, а тут нате вам, на чистом английском шпарит… И как-то стыдновато стало за их современных деградировавших измельчавших драконов. Ну правда же, позор — одичали так, что мочи нет, мясо жрут… Позвольте!

— Сэр, а что вы едите? — отважился на вопрос храбрый Вижн. По-еврейски прищуренные глаза Зверя обратились на него, на тоненького хрупкого человечка, меньше его когтя размером… Трубный глас гиганта был странно мягким:

— В пищу я потребляю то, что сама природа поставляет круглосуточно и в неограниченном количестве, иначе мне и жить незачем — солнечную энергию.

— А как же ночью? — храбренько пискнул Драко. Зверь-исполин внимательно посмотрел на тоненького пацанчика, по сути, микроба, и хмыкнул:

— Да мне и дневного рациона хватает, а если что — лечу вслед за Солнцем на другую сторону мира, ибо он так же необъятен, как и этот… Ну ладно, мне пора идти, дочку воспитывать будем, да, чуть не забыл… посторонитесь-ка…

Народ поспешно отхлынул в стороны и назад и с кротким удивлением смотрел, как по щелчку драконьего когтя вырастает из земли сожженный и растоптанный домик Хагрида. Восстановив своей невероятной драконьей магией невосстанавливаемое — ага, как же, из огня-то драконового! — зажал бережно в лапе дракошку-дочку, расправил неохватные крылья (каждое с футбольное поле!), коротко разбежался и тяжко взлетел, мощно оттолкнувшись от земли. Ушли в замок офигевшие волшебники, стоял перед домом потрясенный Хагрид, успевший распрощаться с жилищем, которое ему тут же вернули, смотрел в небо и думал о величайшем чуде — разумном настоящем драконе, прилетевшем из древнейших времен, возможно, из тех самых, когда по земле бродили динозавры, и растроганно улыбался, по его щекам текли крупные слезы — его чудный малыш Норберт попал в хорошие ру… простите, лапы и будет воспитан по всем правилам драконьей природы. И бежал по лесу Гарри, спеша к Арке-Книге, которую он открыл на большой поляне, призывая на помощь Моисея, гиганта-Дракона.

Летние сюрпризы

К Книге Гарри дошел вовремя и, подойдя, с удивлением смотрел, как в неё течет нескончаемый ручеек черных паучков. А так как Моисей сидел неподалеку и тоже смотрел, Гарри не стал разводить панику, а спокойно подошел к Дракону, встал возле его лапы и поинтересовался:

— Это вы их позвали, сэр?

— Верно думаешь, малец, — степенно кивнул Моисей.

— А зачем, сэр?

— Тш-ш-ш… Смотри, сейчас сам увидишь… — шепнул Дракон, пригибаясь к мальчику и загораживая его частоколом когтей. Гарри глянул в щель между ними и обомлел — к Книге суетливо шли пауки куда большего размера. В течение следующего часа перед глазами Гарри вместе с вереницей картин из жизни прошла самая ужасающая армия из гигантских пауков размером с собаку, с пони, скаковых лошадей, и наконец, последним приходулил совершенно жуткий паукалистый монстр со среднего индийского слона, совершенно поседевший от старости. В этот момент Гарри был прямо на грани обморока. Что и говорить, пауки и бабочки выглядят крайне неприятно под микроскопом, а если это само по себе гигантское насекомое? Инфаркт в таких случаях обеспечен всем.

А истинному арахнофобу гарантирована и прямая могила, ибо не кайф, одно дело — пугаться крошечного крестовичка в паутине под крышей сарая, и совсем другое — смотреть, как на тебя прет восьминогое и восьмиглазое чудище размером с танк, у которого воочию без микроскопа видно всё: и страшенные ловчие хелицеры, и жуткие челюсти-жвала, лязгающие с пушечным грохотом, и ужасные, просто ужасные лицевые щетинки, торчащие вразнобой, хаотично и во все стороны, из-за них паук просто неописуемо страшен. Симпатичные паучьи лапки с кокетливыми коготочками сейчас предстали в виде кошмарных волосатых колонн. Гарри просто обмер, видя собственный малый рост по сравнению с пауком-гигантом — всего по первую фалангу лапы!!!

Скрылся в Книге последний акромантул, Дракон убрал когти, отпуская мальчика, а Гарри почувствовал, как его колотит сильная дрожь, и понял, что ни в жисть не подойдет теперь к Книге!

— Не бойся, Гарри, — вздохнул Моисей. — Пауки отправлены в Зеркальную долину на странице Василиска. Говорят, скоро он придет и наведет порядок, ведь только василиска боятся пауки… А пока на них поохотятся Балиониски с Кокатрисами, обитатели Зеркальной глади, они давно не ели арахнидов, самого вкусного для них лакомства. Этому лесу они больше не будут мешать, ведь уже сейчас его можно переименовывать из Запретного в Мертвый, звери и птицы в нем почти истреблены ненасытными пауками… Чем только думал тот, кто запустил сюда пару акромантулов?! Это очень ограниченная территория, совсем не подходящая для огромных колоний подобного рода. Ну вот и всё, Гарри, пора и нам с дочкой… кстати, её как-то называют?

— Норберт! — хихикнул Гарри. — Хагрид думал, что она мальчик. Он назвал его по породе — норвежский горбатый.

— Куда мы катимся?! — удрученно покачал головой Моисей. — Разводим драконов, как породистых собачек! Ты ещё скажи, что их того, в суп пускают!

— Ну, суп — не суп, а ингредиенты из них точно добывают, — сочувственно бормотнул Гарри. — Сердечные жилы дракона, э-э-э… на волшебные палочки идут. Ещё когти и чешуя куда-то используются.

Моисей на это лишь вздохнул и посмотрел на дракошку. Та, находясь в полнейшей нирване, вдумчиво посасывала чешуйку, которую старательно выковыряла из папиного пальца, с таким расчетом, чтобы она встала дыбом. Дракон снова покачал головой.

— Ты гляди, Гарри, уже жрет меня, паразитка мелкая… Норвежский горбатый, значит? Норвегия, Скандинавский полуостров, Нидерланды сбоку… Фьорды, горы, северная дикая красота. Ну, в ней красоты пока маловато будет, вот подрастет, тогда и решу, красивая она или нет, а пока пусть побудет Нирваной, во, гляди, до сих пор в ней.

Гарри засмеялся, смотря на кайфующую дракошку, с упоением грызущую папину родную чешуйку. Моисей подмигнул мальчику, подхватил малявку в ладонь и ушел в Арку. Подождав немного, Гарри с опаской подошел к Книге, непроизвольно шаря глазами вокруг и около в поисках запоздавших пауков, ну мало ли, ветеран какой дома остался и сейчас ковыляет где-нибудь по лесу на оставшихся трех ногах… Потом, собравшись с духом, прыгнул вперед и поспешно захлопнул Книгу, словно боясь, что из неё выскочит то многоногое страшилище.

Н-да-а-а… а у Моисея силища внушения просто невероятная! И как только заставил пауков войти на суверенную территорию их извечного врага — Василиска? Ладно, будем надеяться, что у акромантулов там найдется своя природная ниша, где они займут законное место, найдут себе пропитание и, главное, сами станут кому-то пищей для идеального равновесия в природе. А то выжрали весь этот английский лес, где у пауков нет естественного врага.

С этими мыслями Гарри покинул поляну. Вернувшись в замок, он увидел необычайно притихших профессоров: при виде Гарри они жались к стенам и пугливо моргали на него. Понятно. Ну спасибо тебе, Мойше, заработал ты мне авторитет… Осторожно, стараясь не делать резких движений, Гарри прошел мимо, дошел до конца коридора и уже собрался облегченно вздохнуть, но тут по закону подлости сработал фактор неожиданной подлянки — в носу зачесалось, и Гарри, прежде чем успел остановить себя, оглушительно чихнул. Этот чих заставил учителей подпрыгнуть и рвануть прочь без оглядки. Ну прекрасно! Просто отлично!.. Едва не плача с досады, Гарри бросился к себе — ну ничего, ничего, вот-вот каникулы начнутся, и он уедет отсюда на два месяца, а к осени, глядишь, и успокоятся учителя, придут в себя и перестанут видеть в нём вечную угрозу.

К счастью, пятеро профессоров остались в адеквате: Гамаюн, Сильванус, Дамблдор, Северус и Вижн — они, слава богу, относились к Гарри так же, как и прежде: Снейп язвил и сдирал баллы, Кеттлберн и Гамаюн добродушничали, как и Дамблдор, а Вижн оставался тем же другом. Благодаря им Гарри не стал всеобщим изгоем и божком, а спокойно доучился до конца второго семестра, сдал экзамены и беспечально начал сборы домой: зазвал в Книгу всех Зверей, кроме Плио, любовно обернул драгоценную Бестию в прочную материю и уложил в сумку. Котел и сундук Гарри решил оставить здесь — не имело смысла таскать их туда-сюда.

В день отъезда Северус раздал своим ученикам листы с предупреждением не колдовать на каникулах. Драко заныл:

— Ну мне же можно, да? Ведь я с родителями-волшебниками живу.

— Вот с ними пусть и разбираются комиссии по контролю колдовства несовершеннолетних, — равнодушно ответил Снейп.

Из этого Гарри усек, что колдовать нельзя всем. Даже в семьях волшебников. Интересно, почему?

«Потому что оценки некому ставить, — чирикнула в ухо Гарри Плио, обдав его щеку теплым дыханием. — Контроль стоит на палочке, по ней учитель оценивает степень колдовства: плохо — минус балл, хорошо — плюс. Вне Хогвартса учителя не смогут засчитать или вычесть балл, поэтому и ставится Запрет на колдовство вне школы. Но это не значит, что ты не можешь колдовать без палочки», — тонко намекнула Плио. Гарри улыбнулся и благодарно погладил лемура. Как всё просто… и комиссия, получается, следит за тем, чтобы студенты зря не расходовали магические резервы палочки, чтобы волшебство не распылялось впустую, это всё равно, что стрелять в молоко дорогими пульками, за которые уплачены деньги. А вот по делу колдовать как раз можно, например, спасти себе жизнь, сделать домашнее задание и прочее необходимое заклинание, а то, что за самостоятельное волшебство может прилететь наказание из Министерства, то это не страшно, потому что его можно доказать и объяснить.

Всё это Гарри объяснил Гермионе, Невиллу и Драко, пока ехали в карете на вокзал. Потом была станция, на которой детей дожидались три поезда — алый паровоз до Лондона, желтый до Эдинбурга и синий до Кардиффа. Придерживая сумку и Плио на плече, Гарри с друзьями доскакал до своего поезда и заскочил в предпоследний вагон. Быстренько разыскав пустое купе, ребята с комфортом расположились на сиденьях, надеясь, что весь путь они проведут вместе. Но против Рона они, впрочем, не стали возражать, когда тот сунулся к ним со своим котом. Пола Пэнна тут же попросила Гермиона, и Гарри заинтересовался.

— Слушай, а хочешь, тебе тоже достану, у Дикманов ещё есть котята.

— Мм-м-м… — с сомнением протянула Гермиона. — Такие же? Я вообще-то пушистого хочу, перса или ангора.

— А… ну, такого сама ищи, — разочарованно сдулся Гарри.

— Мне достань! — торопливо попросил Невилл. — Жабу я дома оставлю, мне его дед Элджи всучил, мне он не нравится.

Однако по прибытии стало ясно, что с котом для Невилла тоже придется повременить: мальчика встречали родители — смеясь, они махали руками, в других удерживая рвущихся с поводков трех черных пёсиков: желтоглазого лабрадора, синеглазого хаски, черного, как канадский волк, и косматого красноглазого дворника, тоже черного, понятное дело… Все три щена с визгом накинулись на Невилла и страстно облизали его с ног до головы, приведя в такой же щенячий восторг: миг, и вот он лихорадочно гладит трех пёсиков, силясь обнять всех сразу и расцеловать их веселые мокрые носики. Особенно старался хаски — он визжал и извивался, наскакивал на плечи, бодался по-кошачьи и барабанил лапами по всему телу мальчика. Мама с папой смеялись, ласково одергивали щенков за поводки и окликали:

— Ну тише-тише, Шаки, Бари, Гримми, тише…

Друзья Невилла подошли поближе и с интересом спросили, как зовут щенков? И узнали, что лабрадора звать Гримом, хаски Шаком, а дворнягу Баргестом. И он единственный, кто оказался красноглазым, как его тезка. А когда Невилл додумался спросить:

— Мама, папа, но с чего вы решили завести сразу трех собак, да ещё и простых, маггловских, а не наших волшебных крапов?

Ему ответила Алиса:

— Наши крапы мелкие и белые, как гладкошерстные терьеры Джека Рассела. А нас к жизни вернули три черных пса: Грим, Шак и Баргест. Мы и выбрали наиболее похожих на них собак. А самые похожие и подходящие собачки оказались именно у магглов.

Гарри к тому времени попытался потихоньку слинять, без труда и подсказок поняв, что к чему. Его попытка улизнуть была замечена Роном.

— Гарри, ты куда?

Невилл встревоженно оглянулся на окрик Рона, а увидев, как покраснел Гарри, моментально всё понял. К счастью, его такта хватило не заверещать дурниной и не привлекать внимание к не пойми-чему, только сдержанно-коротко кивнул, благодаря взглядом. Гарри облегченно улыбнулся, кивнул в ответ и, подхватив сумку поудобнее, буркнул Рону:

— «Куда-куда»… на свою сторону, я у магглов живу!

— Гарри, подожди! — крикнул Рон. — Ты в гости к нам на лето не приедешь? Будет классно! Я маме скажу, она тебе в моей комнате постелет, и будем… — далее Рон неуверенно замолчал, потому что Гарри вернулся, встал вплотную, нос к носу, и приста-а-ально уставился в глаза. Дождавшись, когда Рон закончит тарахтеть, Гарри медленно проговорил:

— Слушай, т-ты… — пауза. — Я уезжал из дома на десять месяцев с короткими каникулами на Рождество (две недели) и на Пасху (снова две недели), и теперь, когда у меня появилась чудесная (и такая редкая) возможность побыть в кругу семьи целых два месяца, ты зовешь в какие-то гости к незнакомым людям. У тебя совесть есть, Рон?

Гермиона, стоявшая рядом, утвердительно кивала на каждое слово Поттера, полностью согласная с его вердиктами. А когда Гарри умолк, вставила свои пять пенсов.

— Точно. К тому же у нас есть ещё и друзья по улице и начальной школе, о них тоже нехорошо забывать!

— Вот именно! — подхватил Гарри. — Наши верные друзья, боевые товарищи, знакомые с горшка и до парты! О них-то как забыть?!

Снова подкинув на плече ремень сумки, Гарри цапнул Гермиону за руку и увлек в сторону перехода, оставив тупо моргающего Рона, у которого как раз не было друзей с горшка, а были пятеро старших братьев, постоянно подкалывающих и поддразнивающих его, младшая, вечно ноющая сестренка и желанная крыса, которая так и не стала его собственностью. Ну и ладно, Рон обиженно шмыгнул носом, потерся щекой о голову Пола Пэнна и вздохнул — ничего, у него теперь тоже есть друг, пушистый, серый и полосатый.

Этим летом Гарри действительно оказался в полном кругу семьи. Сначала у них в доме на Тисовой несколько дней жили Майкл, Присцилла и Марджори Дурсли, приехавшие на день рождения Дадли. Потом они все вместе собрались и рванули в Коукворт, где и провели остаток июля в доме Эвансов. Сириус с лошадками-приманками оказался не у дел. Но он, к счастью, имел солнечный неунывающий характер и не умел долго обижаться. Видя, что до него никому нет дела, и прекрасно понимая это, Сириус махнул рукой и занялся лошадьми, чтобы они не испортились от застоя. Одно занятие, другое, пара манежей, тренеры, ветеринары, бинтовка-амуниция, тренерша, ещё одна… и не заметил Сиря, как его самого зануздали и заседлали. Причем в буквальном смысле: вожжи брачных уз накрепко сжала в кулаках мисс Ирландия О’Коннелл, ныне Блэк… Когда Сиря очнулся после попойки и, путаясь в фате, начал выбираться из супружеской постели, с ужасом пытаясь вспомнить имя жены, его за шкирку ухватила крепкая длань опытной наездницы с риторическим вопросом:

— Куда пошел?

— В туалет, — обреченно сообщил пойманный в брачные силки муж. В туалет жена отпустила, а вот на волю — нет. На уверения Сири, что он женился по ошибке, по пьяни, случайно, неудачно пошутил и вообще не помнит! — женушка предъявила кассету с видеозаписью свадьбы. VHS-пленка честно продемонстрировала кадры, на которых Сиря взасос целовал невесту и клялся в чистой и вечной любви. Пугаясь собственной храбрости, Сириус попробовал припугнуть супружницу тем, что он-де колдун! Ирочку это не испугало, приложив муженька хорошенько чугунной сковородкой, она встала над поверженным супружником и сообщила его наливающейся на лбу шишке:

— А нам, потомственным дворянам, и маг в семье не помеха. Чтобы О’Коннеллы да чего-то боялись?! Не смеши мои помпончики, Сириус Блэк!

В общем, доездился Сириус, лошади-заманушки сами его заманили, впрягли-зануздали в брак по самое не могу. Ну, поначалу скулил и плакал, убегал из дома в бар, жалился в жилетку понимающим парням, а потом взял да и присмотрелся к жене. И удивился. Пьяные-то глаза оказались зорче трезвых! Ирочка была дородной и прекрасной, дамой в теле, так сказать, и все эти прелести-округлости оказалось очень приятно пощупать. Было за что подержаться. Красно-рыжие кудри, зелено-карие глаза, прямой нос, волевой упрямый подбородок — стандартная волевая ирландская женщина с крепкими бедрами и сильными, накачанными гужевыми работами руками.

А Гарри жил, радовался лету и солнцу, любил дедушек-бабушек, носился по улицам родного и гостевых городов с местными ватагами мальчишек и девчонок. Справив у Эвансов день рождения, Гарри с семьей вернулся в Литтл Уингинг, где его ждали жаркий добрый август и друзья. Мэри Лу, Дик, Крис, Пирс, Джейсон… Боже, как же Гарри с Дадли по ним соскучились! Игры, приключения, походы в кино, прогулки по парку с собаками и львами… Снова бдительные стукачи стучат в полицию, снова дребезжат по велодорожкам велокопы, снова шутники-заступники указывают направо-налево, в небо-землю, куда убежал-улетел-залез-зарылся лев. Помимо прочего, ребята с удовольствием играли в легкие коллективные игры: в вышибалочку, в блошки, крокет, в британского бульдога и просто в салочки-догонялочки.

Звери, кстати, похоже, владели какой-то магией отвлечения внимания: стоило Гарри увести львёнка-мантикору, как у свидетелей пропадал интерес узнавать — а откуда в городе взялся лев? Решив это проверить, Гарри вытащил в парк шемизета, африканского медведя-криптозоя… Его подозрения подтвердились — народ прочно забыл о медведе, как только тот исчез из их поля зрения, а те, кто сфотографировался с детьми с забавным мишкой, обычно «вспоминали», что ходили в зоопарк. Нам с вами остается надеяться, что эти фотографии не попадут в руки ученых-криптозоологов, и они не сойдут с ума, пытаясь понять, как могли запечатлеться на глянцевой бумаге современный человек и реликтовый амфицион, вымершая стопоходящая медведесобака??? Она выглядит, как чау-чау размером с гризли.

Вижн сводил Гарри в Косой переулок за учебниками второго курса. Прикупив к ним кое-что для зелий, а также запас пергаментов, тетрадей и перьев, Гарри зашел к мадам Малкин — пополнить гардероб, за прошлый год он здорово вытянулся, прошлогодние мантии стали коротковаты. Посетил Гарри и парикмахерскую, где ему аккуратно состригли отросшие вихры и подровняли челку и виски. В общем, подготовился Гарри к школе. А в конце августа пришел Добби…

Доев свой ужин раньше взрослых, Гарри получилразрешение удалиться, поднялся в свою комнату да и замер — на его кровати скакало какое-то маленькое существо. Прыгало-прыгало, пока не развернулось в прыжке к двери, увидело хозяина комнаты и боязливо съежилось. Нос карандашиком, выпученные зелено-прозрачные глаза, влажные и испуганные.

— Ты кто? — настороженно спросил Гарри.

— Добби, сэр! — квакнуло существо.

— И чего ты тут? — продолжал допрос Гарри.

— Гарри Поттеру нельзя возвращаться в Хогвартс, — сообщил пришелец и прижал большие уши, ещё больше выпучив глаза. В комнате воцарилось молчание, прерываемое рокотанием голоса дяди Вернона, бряцанием ножей и вилок, доносившимся снизу.

— Че-че-чего??? — Гарри от неожиданности стал заикаться.

— Гарри Поттеру нельзя возвращаться в Хогвартс, — повторил какой-то мать его Добби.

— Это с чего ещё? — начал Гарри злиться. — Я должен ехать в школу. Учебный год начинается первого сентября.

— Нет, нет, нет! — Добби так сильно замотал головой, что уши заколыхались. — Гарри Поттер должен оставаться там, где он в безопасности. Великий, несравненный Гарри Поттер — всеобщее достояние. В Хогвартсе Гарри Поттеру грозит страшная опасность!

— Какая опасность? — начал удивляться Гарри.

— Существует заговор. В Школе чародейства и волшебства в этом году будут твориться кошмарные вещи, — прошептал Добби и вдруг задрожал всем телом. — Добби проведал об этом уже давно, сэр, несколько месяцев назад. Гарри Поттер не имеет права ввергать себя в пучину бедствий. Он всем очень нужен, сэр!

— Какие еще кошмарные вещи? — напрямик спросил Гарри. — Кто их затевает?

Добби издал странный сдавленный хрип и, к ужасу Гарри, стал неистово биться головой об стену.

— Ну будет, будет… — Гарри схватил нелепину за руку, пытаясь остановить истязание. Но тот ка-а-ак заверещал, словно его не руками хватали, а раскаленными щипцами. Испугавшись, Гарри выпустил Добби и отскочил к стене. В комнату, клацая когтями, вбежал Дар и залился лаем.

— Гарри Поттер должен пообещать Добби, что не поедет в Хогвартс! — настойчиво крикнул визитер, обливаясь обильными слезами. Ну что Гарри оставалось делать-то? Соглашаться с психом…

— Хорошо-хорошо, я никуда не поеду! — торопливо сказал он. Удовлетворенно кивнув, Добби с негромким хлопком исчез. А Гарри по стене сполз на пол, чувствуя, как у него противно дрожат ноги. Черт его знает, чего от него конкретно хотел этот психованный Добби…

Сюрпризы продолжаются...

Гавкнув ещё два раза в пространство вслед стихающему эху трансгрессии, Дар повернулся к Гарри и встревоженно облизал ему лицо.

— Спасибо, Дари, — отозвался тот, подставляя щеку. — Ф-фух, ты знаешь, что это было, Дар?

«Да, — заглянул пёс в глаза. — Магический паразит-симбионт».

— Эй! — запротестовал Гарри. — Ты не должен знать таких слов!

«Согласен, — ответил Дар, вылизывая лицо мальчишки. — Поймать его? Скажу Буяну…»

— Не надо, — возразил Гарри. — А Буяна позови сюда, мне нужен срочный почтальон.

«Я здесь», — колыхнулся воздух. Гарри вздохнул, поднялся с пола и пошел к столу, складывая в уме строчки письма. Снизу на собачий лай пришел Вернон, пристально оглядел комнату, мальчика и собаку — оба при этом преданно уставились на него — убедился, что всё в порядке и что все живы-здоровы, развернулся и ушел. Едва шаги дяди стихли в коридоре, Гарри скакнул к столу, шлепнулся на стул, схватил тетрадь и ручку и стал строчить.

«Дорогой Вижн.

Только что меня посетило странное существо, он назвался Добби, Дар говорит, что он паразит-симбионт. Добби похож на гремлина, ростом с двухлетнего ребёнка, но лицо старое, морщинистое, нос как карандаш, глаза выпученные, а ещё у него большие уши, как у могвая из фильма «Гремлины». Он какой-то псих ненармальний ненормальный, страшно меня напугал и стребовал с меня обещание не ехать в Хогвартс, он запретил мне туда ехать. Всё вопил, что там меня поджидают какие-то опасности… Что делать, Вижн? Я его испугался и поэтому пообещал, что не поеду!

Ещё он был одет странно — в старую грязную тряпку, мне показалось, что это наволочка.

Вижн, пожалюуйста, ответь поскорее и пришли ответ с Буяном.

Гарри.»

Дописав, Гарри вырвал листок из тетради, быстро и сноровисто сложил самолетик, подошел к окну и, коротко размахнувшись, запустил его в голубое августовское небо. Самолетик-послание тут же подхватил Буян, природный полтергейст-ветер, зажал покрепче в невидимом кулаке и, залихватски свистнув, ввинтился в пространственный портал — он всегда знал, кому и зачем пишет Гарри. Буян был с мальчиком всегда, чуть ли не с самого рождения. Сколько себя Гарри помнил, рядом с ним постоянно находился шумный, игривый и шалопаистый друг-ветер. Позже Гарри видел таких же ветерков рядом с другими волшебниками, но те либо переросли свою детскую дружбу с ветрами и забыли об их существовании, либо и вовсе не подозревали о том, что рядом кто-то находится. Для них обычно это был просто ветер — поток воздуха и всё. А Гарри своего ветра не упустил, заметил и оставил рядом, и теперь ветерок верно служил ему, отзываясь на простое доброе имя — Буян. Он был верным, постоянным спутником мальчика.

Буян вернулся через час и сообщил, что Вижн придет завтра сам, потому что в письме о многом не получится всё обсудить. Понятно. Вздохнув, Гарри принялся готовиться ко сну.

Проснувшись на следующее утро, без пяти минут второкурсник Хогвартса немного побездельничал, нежась в постели и глазея на солнечные полосы на потолке. От солнца захотелось пить, и ради этого пришлось встать и подойти к столу, на котором стоял графин с водой. Налив немного в стакан, Гарри поставил узкогорлый сосуд и отвлекся неожиданно на игру солнца, потревоженной жидкости и хрусталя… Пройдя сквозь прозрачно-граненую преграду и преломившись в дрожащей среде, солнечные лучи упали на белую столешницу и хаотично заплясали радужными переливами. Гарри так и замер, завороженный нежданным чудом, затаив дыхание, неотрывно смотрел, как пляшут опалесцирующие брызги и лучики, переплетаясь в сложнейший ромбический узор. Когда вода успокоилась и на столе расстелилась спокойная лучевая радуга, Гарри качнул графин и снова погрузился в волшебное созерцание. И ещё раз, пока не переполнился спектральным дивом по самую маковку.

Вижн заявился в полдень, поздоровался с Петуньей и вытащил Гарри на улицу. И попросил ещё раз описать гремлина. Выслушал и кивнул.

— Эльф-домовик к тебе приходил, ну, или домашний эльф, кому как удобней называть… Значит, остерегал против Хогвартса?

— Ага, — кивнул Гарри. — Плакал и бился в истерике, что, мол, погибель меня там ждет… Вижн, а что происходит? Что там за ужасти в Хогвартсе назревают?

— Да ничего такого особо страшного там не назревает, — отмахнулся Вижн. — Международные соревнования проведут, вот и всё, было бы из-за чего панику разводить.

— Ух ты! А какие? — глаза Гарри так и разгорелись, и он весь превратился в сплошной интерес, жадно заглядывая в лицо Вижну — ну ещё бы, все равно что услышать об Олимпийских Всемирных Играх в соседнем дворе.

— Да сам ты всё увидишь, когда в школу приедешь, — невольно улыбнулся Вижн. — Зрелище у вас на целый учебный год растянется. Сам турнирный поединок проводится следующим образом: по жребию выбирается страна, как на Чемпионат Мира по футболу и Олимпийские Всемирные Игры. На сей раз честь принимать у себя гостей выпала нам — британцам, к нам приедут иностранцы, кандидаты в участники: из России, Болгарии, Франции, Германии, Индии, Китая. Всего их девять.

— А как же?.. — озадачился Гарри, в момент высчитав несостыковки.

— Команды, — просто объяснил Вижн. — Три бригады из девяти школ, вот такие правила издревле, испокон веков написаны. К чемпиону Хогвартса должны будут присоединиться ещё два иностранных напарника. Мне уже интересно, кто станет напарниками нашего хогвартского чемпиона?

— А как называются иностранные школы? — вполне понятно заинтересовался Гарри. — И почему стран шесть, а школ девять?

— Да не шесть их, не шесть, а больше! А школ… в России их три: Колдовстворец, Кощеевка и Берендей… — начал перечислять Вижн. — В Болгарии — Дурмстранг, во Франции — академия Шармбатон… в Германии, дай бог памяти… кажется, две: Северекс-колледж и Вурмберн, а в Индии их пять — страна-то большая: храм Багиры в Джайпуре, Тибетская Высота в Непале, Нагаленд, Равишанкар и храм Ганеши в остальных частях необъятной Индии. Кстати, российские школы я не все назвал, на самом деле их больше, чем три…

— А из Америки приедут? — взволнованно перебил Гарри, стремясь узнать всё и сразу.

— А, да, и из Америки тоже, чуть не забыл! — спохватился Вижн. — Школ там, кажется, три: Ильверморни, Салем и Кастелобрушу. Ещё Африка и Япония с Китаем… Вот тебе и девять стран, Гарри, минус Япония.

— Почему?

— Потому что китайцы так и так просочатся. На международные соревнования обязательно пролезет какой-нибудь хитрый узкоглазик.

Гарри захохотал. Счастье прямо распирало его — какой потрясающий год его ждет! И пошел ты в жопу, Добби! Тебе придется меня связать или убить, чтобы не допустить к таким зрелищам! Кстати…

— А Добби-то чего от меня хотел? Ну с чего он мне запрещает явиться в школу?

— Да не знаю! — Вижн вцепился в свои кудри и подергал за них. — Втемяшилось ему чего-то… Ты же сказал, что он в наволочку был облачен? Так? А это значит, что он дикий, только что обращенный в семью. Доказательство тому — его наволочка, так как это означает, что он ещё не привык к одежде. Эти твари при помощи некоего ритуала обращаются из диких гремлинов и брауни. Твой посетитель, судя по форме ушей, был обращен из гремлина, у брауни ушки маленькие и круглые. А учитывая его нейтральное имя — Добби — он ещё и к профессии не определен, совсем сырой материал. Назовись он Постирушкой или Полотером — было б другое дело, а так дикарь дикарём. Гарри, честно — не знаю, почему он так не хочет, чтобы ты ехал в Хогвартс.

— Ну, он говорил, что там меня опасность подстерегает, — закусил губу Гарри.

— А ты ему Химеру из Книги покажи, мож, поймет, как выглядит настоящая опасность… — ехидно предложил Вижн. Гарри злорадно заулыбался.

Два дня спустя прибыв на вокзал, Гарри окунулся в ажиотаж — все вокруг только и говорили, что о Турнире Трех Волшебников. Некоторые прямо из шкуры выпрыгивали, с пеной у рта доказывая, что он точно будет участником!!! Только он и никто другой, мать вашу! Та же лихорадка царила и в вагонах на всей протяженности следования поезда. Старшекурсники, начиная курса с третьего-пятого, бегали по всему составу с выпученными глазами, возбужденные в край, жадно собирали болельщиков и подписчиков. Кое-кто даже подрался, не в силах решить, кому уступить первенство, особенно сложный выбор был у близнецов — им-то как разделиться???

Перевозбужденные, с вылезающими из ушей идеями, дети сейчас походили на биржевиков-арендаторов, спешно и срочно раскупающих дармовые акции на неожиданно оттяпанные у индейцев клочки земли, ор стоял точно такой же: это всегда было делом жизни и смерти — урвать лишние полсантиметра халявной территории в свое личное пользование… В данный момент значимость события была не менее важной — предстояло международное соревнование, и каждый желал стать именно тем, кто принесет победу стране и отчизне — дорогой великобританской империи! Младшие дети на фоне общего психоза просто орали и верещали, чтобы не сойти с ума от переполнявших их эмоций.

К каретам неслись так, словно в Хогвартсе их УЖЕ ждали прибывшие из других стран отобранные для соревнований чемпионы. Но увы и нет, в школе всё было по-прежнему, по старому и без изменений. И это разочарование охладило деток почище ледяного душа. Растерянно примолкнув, они расселись по своим факультетским столам и в какой-то прострации, опешив, пронаблюдали за распределением новичков набора нынешнего года. Как-то они позабыли про него…

— Беннет, Уильям!

— Пуффендуй!

— Грант, Чарли!

— Пуффендуй!

— Харпер, Джонатан!

— Слизерин!

— Криви, Колин!

— Гриффиндор!

Драко почему-то оживился при звуке имени и засиял глазками при виде хорошенькой блондиночки.

— Лавгуд, Пандора Луна!

— Когтевран!

И радостно заулюлюкал Рон, когда началось распределение его сестры.

— Уизли, Джинни!

— Гриффиндор!

Ещё сколько-то детей, и церемония отбора закончилась. Зал с нетерпением уставился на Дамблдора — ну, а сейчас он скажет??? Но подлый старик их обломал, объявив традиционный пир. Хочешь — не хочешь, пришлось взяться за вилки и ножи и приняться за трапезу. Когда были уничтожены каши и пироги, а с заблес­тевших тарелок пропали последние крошки, Альбус Дам­блдор поднялся со своего места. Гудение разгово­ров, наполнявшее Большой зал, сразу же прекратилось.

— Итак, — заговорил, улыбаясь Дамблдор. — Те­перь, когда мы все наелись и напились, я должен ещё раз по­просить вашего внимания, чтобы сделать несколько объявлений. Мистер Филч, наш завхоз, просил меня поставить вас в известность, что список предметов, запрещенных в стенах замка, в этом году расширен и теперь включает в себя Визжащие игрушки йо-йо, клыкастые фрисби и безостановочно-расшибательные бумеранги. Полный список состоит из четырехсот тридцати семи пунктов, и с ним можно ознакомить­ся в кабинете мистера Филча, если, конечно, кто-то пожелает.

Едва заметно усмехнувшись в усы, Дамблдор продол­жил:

— Как и всегда, мне хотелось бы напомнить, что Зап­ретный лес является для студентов запретной террито­рией, равно как и деревня Хогсмид — её обычно не разрешается посещать тем, кто младше третьего курса, но в этом году будут сделаны поблажки и доступ в деревню в течение года разрешен всем в сопровождении преподавателей. Также отборочные испытания новых игроков в квиддич в этом году будут перенесены на две недели позже.

При этом сообщении многие заерзали, недоумевая — а почему совсем не отменили? Дамблдор тем временем продолжил:

— Это связано с событиями, которые должны начать­ся в октябре и продолжатся весь учебный год — они потребуют от преподавателей всего их времени и энер­гии, но уверен, что вам это доставит истинное наслаж­дение. С большим удовольствием объявляю, что в этом году в Хогвартсе мы будем иметь честь принимать чрезвычайно волнующее мероприятие, какого еще не было в этом веке. С громад­ным удовольствием сообщаю вам, что в этом году в Хог­вартсе состоится Турнир Трех Волшебных Команд. Я думаю, некоторые из вас не имеют представления о том, что это за Турнир, а те, кто знают, надеюсь, простят меня за разъяснения и пока могут занять свое внимание чем-нибудь другим. Итак, Турнир Трех Команд был основан пр­имерно семьсот лет назад как товарищеское соревнова­ние между несколькими крупнейшими европейскими школами волшебства — Хогвартсом, Шармбатоном, Дурмстрангом и Северексом, позднее в союз школ вошли Ильверморни, храм Багиры, лесной интернат Берендей, Уаугауда и Сяокью. Каждую школу представлял выбранный чемпион, и эти девять чемпионов, собранные в три группы, состязались в нескольких магических зада­ниях. Союзные страны постановили проводить Турнир каждые пять лет, и было общепризнано, что это наилучший путь налаживания дружеских и рабочих связей между колдовской моло­дежью разных национальностей — и так шло до тех пор, пока число жертв на этих соревнованиях не возросло настолько, что Турнир пришлось прекратить.

— Жертв? — тихо переспросил Невилл, встревоженно осматриваясь, но большинство студентов в зале и не думали разделить его беспокойство, многие шепотом переговаривались, и даже Гарри гораздо больше интере­совали подробности Турнира, чем какие-то несчастные случаи, произошедшие сотни лет назад.

— За минувшие века было предпринято несколько попыток возродить Турнир, — продолжал Дамблдор, — но ни одну из них нельзя назвать удачной. Тем не менее наши Департаменты магического сотрудничества и ма­гических игр и спорта пришли к выводу, что пришло вре­мя попробовать ещё раз. Всё лето мы упорно трудились над тем, чтобы в этот раз обеспечить условия, при кото­рых ни один из чемпионов не подвергся бы смертель­ной опасности. Главы девяти школ прибудут с оконча­тельными списками претендентов в октябре, и выборы чемпионов будут проходить на День Всех Святых. Бес­пристрастный судья решит, кто из кандидатов наиболее достоин соревноваться за Кубок Девяти Волшебников, честь своей страны и персональный приз в миллион галле­онов.

— Я хочу в этом участвовать! — прошипел на весь зал Фред Уизли — его лицо разгорелось энтузиазмом от пер­спективы такой славы и богатства. Конечно, он был далеко не единственным, кто, судя по всему, представил себя в роли хогвартского чемпиона. За столом каждого факультета Гарри видел людей, с не меньшим восхищением смотрящих на Дамблдора или что-то с жаром шепчущих со­седям. Но тут директор заговорил вновь, и зал опять умолк.

— Я знаю, что каждый из вас горит желанием завое­вать для Хогвартса Кубок Девяти Волшебников, однако Гла­вы участвующих школ совместно с Министерствами ма­гий своих стран допустили к соревнованиям только молодых людей не моложе двадцати пяти лет. Это, — Дамблдор слегка повысил голос, поскольку после таких слов поднялся возмущенный ропот — близнецы Уизли, например, сразу рассвирепели, — признано устоявшейся издавна не­обходимой мерой, поскольку задания Турнира являются трудными и опасными, какие бы предо­сторожности мы ни предпринимали, и весьма малове­роятно, чтобы к ним допустили недоучившихся студентов. Я лично прослежу за тем, чтобы никто из учеников при помощи какого-нибудь трюка не подсунул наше­му независимому судье свою кандидатуру для выборов чемпиона. — Его лучистые голубые глаза вспыхнули, скользнув по непокорным физиономиям Фреда и Джор­джа. — Поэтому настоятельно прошу — не тратьте понап­расну время на выдвижение самих себя, просто смиритесь с тем, что в Турнире участвуют взрослые, состоявшиеся, обученные маги, прошедшие физическую военную и умственную подготовку. Делегации из Шармбатона, Северекса, Берендея, Дурмстранга и прочих школ появят­ся здесь в октябре и пробудут с нами большую часть этого года. Не сомневаюсь, что вы будете исключитель­но любезны с нашими зарубежными гостями всё то время, что они проведут у нас, и что от души поддержите хогвартского чемпиона, когда он или она будет выбран. А теперь — уже поздно, и я понимаю, насколь­ко для вас всех важно явиться на завтрашние уроки бодрыми и отдохнувшими. Пора спать! Не теряйте вре­мени!

Развернувшись на лавке, Гарри нашел за профессорским столом Вижна и прожег его гневным взглядом — ну ты и скотина, однако! Не мог, что ли, ещё два дня назад сказать, что чемпионы — взрослые?! Негодяй Вижн ответил ему ехидным прищуром, мол, а ты-то как думал? Вусмерть разочарованные близнецы едва не рыдали от обиды, повиснув друг на друге. Драко с горящими глазами атаковал слизеринского декана.

— Сэр, а вы будете нашим хогвартским чемпионом?!

Услышав это, прочие студенты всем скопом накинулись на учителей:

— Профессор Гринвуд, пожалуйста, будьте нашим чемпионом! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

— Сэр Флитвик, вы же известный дуэлянт, вы будете участвовать в Турнире, сэр, ну пожалуйста!!!

Нашлись и такие, кто набросился на Квиррелла, отчего тот снова чуть не начал заикаться.

— Профессор Квиррелл, вам же тридцать, да??? Вы же можете?!

Сам Гарри чуть не разорвался, не в силах решить, кому из молодых любимых преподавателей отдать предпочтение — Северусу или Вижну??? В общем, тоже втянулся во всеобщий ажиотаж. Так же, как и все, ослеп и оглох, и несколько раз едва не споткнулся, налетев на кого-то чуть поменьше себя. Снова чуть не сбив с ног кого-то и услышав писк, он волей-неволей спустился с небес на серый мозаичный пол Большого зала и опасливо прикусил губу — на него влюбленно взирали две первоклашки на полголовы ниже него, их имена пришли на память в един-момент: Джинни Уизли и Колин Криви.

— Вам чего?.. — боязливо шепнул Гарри. Серенький кудрявый мальчик вскинул к лицу маггловскую фотокамеру и вдохновенно прочастил:

— Привет-Гарри-я-Колин-Криви-очень-хочу-тебя-сфотографировать-ты-мне-позволишь-сделать-снимок-на-память-я-всем-скажу-что-мы-знакомы-это-так-здорово-мой-папа-молочник-и-я-не-думал-что-попаду-в-Хогвартс!

А дождавшись паузы, Гарри почти испуганно посмотрел на девочку, готовясь к ещё одному потоку слов. Но та, слава богу, попросила нормально:

— Ты мне дашь автограф, Гарри? Я с трех лет о нем мечтаю…

Так. Кажется, его догнала слава.

Три команды

Тут девочка увидела его зеленый галстук и нехорошо побледнела, дернула мальчика за рукав и что-то зашептала на ухо, выразительно кивая на Гарри. Пацанчик тоже посмотрел на гаррин галстук и разочарованно опустил камеру.

Гарри хмыкнул, прошел меж расступившимися первоклашками и устремился в свои подземелья, тихо ликуя в душе — а фанаты не будут фанатеть по слизеринцу-Поттеру! У дверей в гостиную его догнали Невилл и Драко. Последний выглядел разочарованным, а Невилл каким-то обалдевшим.

— Парни, в чем дело? — естественно, поинтересовался Гарри.

— Профессор Снейп сказал, что он не собирается участвовать, — уныло сообщил Драко, а Невилл объяснил свое обалдение:

— А ещё он добавил, что в октябре приедут родители всех студентов и примут участие в жеребьевке — кинут свои имена. Гарри, ты представляешь, а вдруг мой папа станет чемпионом?

— Или мой… — вставил Драко. И вдруг восхитился. — Ух ты! Мой папа — чемпион!

Гарри только покивал на это, пересек гостиную и, толкнув дверь, ведущую к спальням, скрылся за ней. Невилл прожег Драко гневным взглядом.

— Чего?.. — поежился тот.

— Дураки мы с тобой, вот чего… — тоскливо буркнул Невилл. — У него-то папы нет.

Драко прикусил язык. Притихнув, мальчики вошли в комнату и тревожно огляделись — к их облегчению, Поттер обнаружился не горюющим, а вполне беззаботно разбирающим сумку. Но извиниться они всё же извинились, так, на всякий пожарный…

— Прости.

— Мы не подумали.

На их натужную повинность Гарри лишь кивнул отрывисто да плечом дернул, мол, проехали. Потом, доразобрав вещи, с интересом глянул на Невилла.

— А ты бодрей выглядишь. Как твои каникулы прошли?

— Потрясающе! — рассиялся Невилл. — Первое лето с родителями! Всё время вместе! И собаки, собаки, собаки, сплошные собаки!!! Лапы, морды, лай! У меня никогда таких каникул не было, Гарри! В Грецию ездили, на Эгейское море, в первый раз в жизни море увидел!!! И мама меня постоянно обнимает, папа ей уже и выговоры делать начал, мол, перестань парня тискать, дотискаешься. Глупый папа, разве я могу устать от маминых объятий, ведь я так скучал по ним, когда был маленьким! А вместо этого дед Элджи меня колотил-убивал… — тут Невилл замолчал, нерешительно глянул на Гарри. Тихо-тихо спросил: — А эти… предвестники смерти у тебя… тоже из Книги, да? Мне про них бабушка и мама с папой рассказали.

— Ну… — Гарри конфузливо опустил голову и колупнул пальцами ковер. — Только приказ не я отдавал, а Гамаюн. Это был её суд.

Невилл серьезно посмотрел в лицо Гарри.

— Я очень благодарен Птице-Правде. Наконец-то я понял, что такое счастье, как это здорово, когда рядом живые мама и папа.

Драко нервно дернулся, но Гарри отмахнулся.

— Ну чего ты, Брыска? Нормально у меня всё. И семья у меня хорошая, дядя и тётя самые замечательные люди на свете! А их сын самый лучший кузен в мире.

— Но они же магглы, разве нет? — скривился Драко. — Жалкие простецы, грязные вонючие свиньи, не умеющ…

«Хрясь!» Крепкий кулак Гарри смачно впечатался в аристократический нос, в следующий миг Драко был опрокинут на лопатки и оседлан разозленным Поттером.

— Что ты сказал, Малфой? — злобно рявкнул Гарри в разбитую рожу. — Ты у меня щас бомжей научишься уважать, идиот! Вот отберу у тебя палочку, выпущу в мир без документов и посмотрю, как ты будешь выживать без колдовства целый год под мостами!

— А они выживают? — в полнейшем шоке не то от нападения, не то от факта ошеломленно переспросил Драко.

— Даже моются! — язвительно сказал Гарри, слезая с дурака. — Повторяешь за всеми всякие глупости и сам не понимаешь, о чем толкуешь, как попугай, право слово.

— Но так папа говорил! — возразил Драко, переворачиваясь на бок и садясь. — А папа разве может глупости говорить?

— Твой — может! — непреклонно припечатал Гарри. — Тоже мне сноб, задрал свой породистый нос до облаков и не видит, что на дворе давно уже двадцатый век наступил!

— Это… Это тут при чем? — опешил Драко, совсем ничего не понимая.

— При том, что он, как вшивый консерватор, цепляется за прошлый век, когда наследником родовых поместий, земель и батиных денег становился только старший сын, остальным пятнадцати братьям доставались лишь сапоги, пара дукатов и кот. Вот поэтому-то и пошла мода на единственного ребёнка в семье, чтоб других не обделять! Ну, пару столетий назад это было актуально, но сейчас-то зачем??? Ваши родители че, хотят, чтоб всё их богатство только тебе одному досталось после их смерти? Потому сестричек-братишек — ни-ни? А то ж помрут кормильцы бедные — отпрыски их по миру пустятся, голые да босые!

Драко онемело отвалил ротик, поэтому вместо него спросил Невилл:

— Гарри, а откуда ты всё узнал?

— Свой старый учебник по истории почитал на каникулах! — независимо вздернул нос Гарри.

Драко икнул, шокированный вдогонку ещё и тем, что Поттер, оказывается, на каникулах учебники почитывает. Однако, информация до него тоже дошла, и горе-наследник растерянно задумался о папином консерватизме — неужели по этой причине Малфои не заводят много детей, ограничиваясь одним-единственным наследником? И не только Малфои, остальные родовитые семьи тоже по одному ребёнку заделали: Нотты, Гойлы, Креббы… исключение разве что Гринграссы с Паркинсонами составили, но у них девчонки. Сестры Дафна и Астория уже сейчас считаются завидными невестами с приличным приданным, а мама Пэнси вот-вот кого-то родит, причем все надеются, что пацана. И будет у Пэнси братишка на зависть всем. Ну, или сестрёнка, фиг его знает, как Мерлин с Морганой решат…

Очень сильно захотелось вдруг домой — пнуть хорошенько папу, подтолкнуть его к маме и потребовать, чтобы они, ондатры такие, сделали ему брата или сестру… хотя почему «или»? Пусть обоих делают! Сначала брата, потом сестру! А ещё лучше сразу близняшек, вот! Разозлившись и накрутив себя до белого каления, Драко взвился с пола и унесся в классную комнату — строчить грозное письмо-требование родителям, прибавив в конце приписку, что он-де, Драко, щедро поделится своим наследством с младшими братьями и сестрами. Последние панталоны им отдаст, если надо будет!!! Это письмо Драко отправил с чувством мрачного удовлетворения и долго стоял у окна в совятне, провожая взглядом своего филина по имени Злобный Энцо. Рядом с ним стояли Гарри и Невилл, составившие ему компанию.

Ну, как бы там ни было, а механизм времени запустился — закрутились-затикали шестеренки небесных часов, просеивая секунды с минутами, как зерно сквозь мельничные жернова. Потек-полился сентябрь по Гринвичу, открывая дорогу осени. Будучи весьма многогранной леди, осень порой ошеломляла всех своими переменчивыми настроениями: то она ноет целыми сутками, проливая на землю бесконечные потоки слез, и, донывшись, устраивает скандал с битьем посуды, вынося мозг своему супругу лету. Грохот тарелок и сковородок всему миру слышны. Отведя душу, леди осень успокаивается, и тогда начинаются чудесные солнечные дни с радугами, яркими красочными одеждами — всех оттенков красного, желтого, багряного, рыжего, золотого…

Такой спокойный солнечный день, слава богу, пришелся на девятнадцатое сентября — день рождения Гермионы. В прошлом году её поздравили только мама с папой, прислав открытку и шарфик, однокурсники заметили обновку и намотали на ус, срочно запоминая, в какой день пришел подарок. И в этом году тринадцатилетнюю Гермиону ждал сюрприз — подарки от друзей. Не успела почтовая сова отдать ей посылку от родителей, как к столу Гриффиндора подошли трое слизеринцев и, застенчиво краснея, хором протянули имениннице сверточки, после чего Драко, заикаясь от смущения, от лица всех поздравил её с днём рождения. Гриффиндорцы молча уставились на покрасневшую сокурсницу и, опомнившись, дружно заорали на весь зал, заставив дрогнуть свечки на потолке:

— С днём рождения, Гермиона Грейнджер!!!

И песню грянули вдогонку, традиционную Happy Birthday to you… За ними подтянулись и остальные два стола — Когтевран и Пуффендуй — не особо врубаясь, впрочем, кого именно поздравляют.

К октябрю характер осени испортился окончательно: она не только стала жуткой плаксой, так ещё и располнела и оплыла обильными урожаями. На бедную беременную женщину все так и набросились с лопатами и граблями, безжалостно корчуя глубоко вросшие корни моркови и свеклы, вспарывая сырую землю и лихорадочно выкапывая из её недр картошку, репу, топинамбур и прочие плоды-клубни. Досталось и её крашеным волосам: стригли роженицу, как солдата-новобранца, под машинку — налысо. Состриженное богатство — яблоки и груши, сливу, шиповник и виноград — увозили грузовиками…

Ко дню всех Святых ограбленная осень ненавидела весь гринвичский мир. Плакать перестала, но теперь она всех морозила, злобно и мстительно. Но люди — вот же сволочи! — оделись потеплее. Укутавшись в сто свитеров и курток, замотавшись шарфами по самые глаза, студенты и профессора забрались в теплые кареты и покатили на станцию в Хогсмид.

Поезд, прибывший на перрон, против ожидания, оказался неизвестным — Трансконтинентальным. Очень современный, обтекаемый и стройный, серый его ладный корпус вызвал волну зависти и восхищения среди махровых волшебников, привыкших разъезжать на допотопных паровозах. По достоинству его оценили только магглорожденные и маггловоспитанные, в том числе и Гарри, не раз ездивший в Швейцарию в вагоне подобного скоростного ICE и не понаслышке знавший о его очень комфортных благоустроенных купе.

Маги, вышедшие на перрон, на первый взгляд ничем не отличались от британских колдунов, было их прилично — где-то с полсотни. Среди них, к восторгу студентов, были замечены и дети. Гарри тоже восхитился и прямо-таки приклеился глазами к маленьким иностранцам — ох ты, как здорово, не только взрослые могут с ними пообщаться, но и они! Чудная иностранная речь дивной музыкой разлилась над толпой, сливаясь с оркестром, которым, как и положено, встретили иностранных гостей. Потом к зданию вокзала подкатили ещё несколько дополнительных карет, запряженных белыми лошадьми, Гарри их узнал, они зимой везли сани по замерзшей глади озера.

Вроде бы полсотни не так уж и много, но в Большом зале, казалось, стало очень тесно. Новоприбывшие гости расселись по всем свободным местам, какие только смогли найти. Профессорский стол магически удлинили, и за ним встали несколько новых стульев, на которых восседала дюжина важных господ и дам, судя по всему, это были делегаты, представители своих стран и просто судьи.

— А кто за нашего чемпиона отвечает? — запоздало спросил Гарри, ни к кому не обращаясь.

— А вон тот, тощий, с тараканьими усами, — подсказал Драко. — Он из Департамента международного магического сотрудничества…

Тут он прервался, потому что в без того переполненный зал вошла новая группа людей, а среди студентов раздались радостные возгласы — прибыли родители школьников. Им, как ни странно, тоже нашлись места, правда, некоторым детям пришлось сесть родителям и старшекурсникам на колени. Как Драко, которого без церемоний сгреб к себе представительный, высокий и очень сиятельный папа — лорд Малфой. Невилл тоже оказался на коленях у отца. Сам Гарри без заморочек взобрался на колени Люциану Боулу, и тот молча смирился с его немалым двенадцатилетним весом. Сириуса почему-то не было, но Гарри даже не подумал расстраиваться, помня, что у крестного была довольно странная свадьба, так что, вполне возможно, его жена не пустила.

Ну, сначала гости чинно-мирно поели, согреваясь и приходя в себя с дороги, потом, когда пир подошел к концу, Дамблдор встал с места и обратился к залу:

— Торжественный миг приблизился. Турнир Трех Волшебных Команд вот-вот будет открыт. Перед тем, как вне­сут ларец, я хотел бы коротко объяснить правила нынешне­го Турнира. Но прежде позвольте представить тем, кто не знает, мистера Бартемиуса Крауча, главу Департамента международного магического сотрудничества, беспристрастного судью Хогвартса. А также Людо Бэгмена, на­чальника Департамента магических игр и спорта. Наши дорогие гости, поддерживающие своих чемпионов: Жан Марк Дюпон из Франции, Драгомир Соколовски из Болгарии, Штефан Мессер из Германии, Лоуренс Барри из Америки, Зола Сингх из Индии, Сергей Рощин из России, Бван Ханай из Африки и Лю Пи Линг из Китая! Их будущие подопечные чемпионы сейчас сидят в зале и вот-вот будут избраны для состязаний. Приступим же, господа. Мистер Филч, будьте любезны, внесите ларец, пожалуйста!

Откуда-то вышел Филч, осторожно поставил ларец перед Дамблдором, и тот продолжил объяснения:

— Инструкции к состязаниям мистером Краучем и мистером Бэгменом уже проверены. Для каждого тура все готово. Туров — три, состязания основаны исключи­тельно на академической программе мракоборцев. Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусства­ми, личную отвагу и умение преодолеть опасность.

При последних словах зал притих, затаив дыхание. А Дамблдор невозмутимо продолжал:

— В Турнире, как известно, участвуют три бригады чемпионов из девяти человек, по одному от каждой союзной страны, у себя на родине в предварительных соревнованиях они признаны самыми лучшими, и здесь для них проводятся финальные испытания в командной работе, тем самым они покажут моральную подготовку и способность сработаться в любых условиях, а также свою профпригодность. Их будут оце­нивать по тому, как они справились с очередным заданием. Команда, набравшая во всех турах самое боль­шое число баллов, становится победителем. Участников Турнира отбирает из предоставленных кандидатов беспристраст­ный выборщик — Кубок огня.

С этими словами Дамблдор под настороженное молчание всего зала торжественно открыл ларец и извлек из его недр простенький деревянный кубок, который, однако, как только был поставлен на крышку ларца, вспыхнул, до краев наполняясь пляшущим синим огнем. Далее, завороженные важностью момента, студенты смотрели, как к кубку подходят по очереди их отцы, матери, старшие братья и гости, бросают в огонь свернутые кусочки пергамента со своими именами, странами и законченными школами и возвращаются на места. Снова поднялся Дамблдор.

— На решение Кубку огня дается ровно шесть часов, и сегодня вечером он выбросит с языками пламени имена чемпионов, которые примут участие в Турнире Трех Волшебных Команд. Конечно, избраны будут самые достойнейшие из достойнейших.

Все тут же посмотрели на свои таймеры на руках (своих, соседних, в карманах на цепочках — своих и соседних) и завздыхали — было всего два часа пополудни. Окончательный вердикт Кубка они смогут узнать только в девятом часу. Ну ладно, это хоть не сутки… И начали рассматривать гостей: холеные, прилизанные, надушенные дорогими духами и чирикающие на французском языке были, понятное же дело, опознаны как французы, узкоглазые китайцы и чернокожие гуталиновые негры вопросов вообще не вызывали, равно как и индусы в чалмах и с красными точечками на лбу. Худые высокие люди арийской внешности были идентифицированы как немцы, хотя их можно перепутать и с американцами… а нет, вон они, у них бабы блядовитее, по выражению Маркуса Флинта. Болгары и русские перемешались и стали неотличимы, как родные.

Поглазев на взрослых, переключились на сверстников, благо что приезжие дети оказались всех возрастных категорий и даже младше — восьми или десяти лет. Однако по-английски толково разговаривали только американцы, да французы худо-бедно объяснялись на варварском языке бриттов. Но попробовав пообщаться с американскими мальчиками и девочками, Гарри вскоре ощутил желание удрать от них подальше — худших прагматиков он в жизни не видел. У американца на каждый предмет находилось практическое применение: по их мнению, собака нужна только для работы и никак иначе. Машина старше пяти лет сдается в утиль. Вчерашнюю еду никто не доедает, она сразу выбрасывается в мусорный бак.

В конце концов, представив себе примерный анонс международных отношений, Гарри оставил попытки перезнакомиться со всеми, к тому же стало известно, что после отбора большая часть гостей уедет, а в Хогвартсе останутся только участники соревнований и их ближайшее (семейное) окружение.

О боже, неужели дожили?! Хогвартские часы на Часовой башне пробили девять. Вечерний пир-ужин подошел к концу, и взгляды всех устремились на таинственный сосуд — Кубок Огня.

— Приступим! — торжественно объявил Дамблдор. — Сейчас начнется отбор первой тройки!

Огонь из синего стал фиолетовым. Потом с громким «пуф!» из него вылетел клочок, который директор ловко поймал.

— Жюли Бернар, выпускница академии Шармбатон, Франция. Профессия — колдомедик!

Среди французов раздались аплодисменты, и к Дамблдору вышла элегантная девушка, чернокудрая и быстроглазая, похожая на суетливого пуделька. Встав рядом с директором, Жюли, счастливо улыбаясь, стала посылать всем воздушные поцелуи. Кубок выфукнул следующий пергамент, Дамблдор поймал, зал навострил уши:

— Станислав Крам, выпускник Дурмстранга, Болгария. Профессия — зельевар!

Высоченный — метра два — грузный угрюмый тип протопал к старику и встал, сверля пол мрачным взглядом. Пуделиха на всякий случай отошла за спину Дамблдору, который как раз ловил третий пергамент.

— Сэм Шеридан, выпускник Ильверморни, Соединенные Штаты Америки. Профессия — боевик.

Из толпы вышел ковбоистый парень в белой шляпе. С дежурной американской улыбкой, не доходящей до глаз… Встал позади Дамблдора. Тот откашлялся и объявил вторую тройку. Огонь Кубка переменил колер — стал ядовито-розовым. Клочок он выплюнул с явным отвращением. Читал его Дамблдор с опаской:

— Свами Мани, Уаугауда, Африка. Профессия — Жрица Вуду…

Огромная, поперек себя шире, негритянка вышла из толпы и, переваливаясь по-утиному, деловито протопала к Дамблдору, всей своей фигурой источая всеобщую любовь. Сглотнув, Дамблдор трясущейся рукой схватил пятый клочок. Но, прочтя, вслух заговорил чуть ли не с облегчением:

— Карим Капур, храм Багиры, Индия. Профессия — целитель!

Смуглый, по-индусски смазливый вьюноша стройной ланью скакнул к группе, ослепляя всех искренней белоснежной улыбкой. Шестой клочок вызвал у директора истерический смешок:

— Пунь Лин, выпускник института Сяокью, Китай. Профессия — боевой маг-дракон.

Узкоглазик, высеменивший из толпы, вызывал желание проверить документы: он был настолько мал ростом, что казался ребёнком.

Третья тройка, Кубок снова сменил цвет огня — стал природного багрового оттенка. Клочок, нервно дрожащий голос Дамблдора:

— Михаил Курбатов, выпускник лесной академии Берендей, Россия. Профессия — спасатель!

К группе вышел человек весьма прозаичной внешности, каштановый и усатый, чуть выше среднего роста, со спокойным кирпичным выражением на лице. Восьмой клок директор ловил с понятным нетерпением:

— Вольфганг Моретти, выпускник Северекс-колледжа, Германия. Профессия — целитель!

Парень вышел — просто картинка! Стройная фигура танцора, черные волосы, синие глаза и ослепительная улыбка. Встал в строй и вместе со всеми уставился на Кубок Огня. Громкое финальное «пуфф-ф!», и Дамблдор с восторгом кричит последнее имя:

— Северус Снейп, выпускник Хогвартса, Англия. Профессия — зельевар!

В последовавшем грохоте оваций можно было запросто оглохнуть, чем не преминули воспользоваться некоторые обленившиеся свечки, под шумок свалившиеся на пол…

Турнир начался и тут же закончился

Наутро школа странно опустела — гости разъехались, остались лишь отобранные чемпионы и их семьи. Да и те слиняли в гостиницу при Хогсмиде, что было, в принципе, правильно, школа-то не мотель. Зато по факультетам были распределены дети чемпионов: на Слизерине среди пятикурсников был обнаружен Виктор Крам, сын Станислава, до ужаса похожий на отца, только габаритами поменьше. Сын и дочь Сэма Шеридана нашлись на Когтевране, на втором и четвертом курсе. Пятеро обжигающе-черных негритят обнаружились на Пуффендуе, с первого по шестой курс… Была ещё девочка на втором курсе Гриффиндора, дочка Михаила Курбатова. Остальные оказались слишком молодыми и потому бездетными, за исключением Вольфа Моретти, который был убежденным холостяком в свои тридцать с хвостиком лет. Все дети усиленно изучали английский язык, и поэтому проблем в общении с англичанами не возникло.

В остальном прочем хогвартские будни ничем не отличались, как было до приезда чемпионов, так и осталось всё без изменений, ну подумаешь — сколько-то детей прибавилось! Гарри, Невилл и Драко всё так же бегали на уроки, корпели над домашними заданиями, уворачивались от вечно взрывающихся котлов Финнигана, слушали перепалку Рона и Гермионы. В ноябре забритый в квиддичную команду Драко прошел пробные испытания и был зачислен в загонщики. В ловцы он не сгодился — оказался невнимательным: юркий снитч внаглую целую минуту летал за ним, пристроившись под затылком, Драко парил на метле туды-сюды, шеей во все стороны извертелся, а наглого мячика так и не заметил.

Чемпионы-родители, заходя в школу за детьми, конечно, видели странных зверей: черного льва, гигантскую кошку и престраннейших улиточных коров, ползающих по стенам и потолку. Свами Мани обычно приходила в восторг, всплескивала полными руками и гортанно восклицала: «О, нума! О, мнгва!» Те, кто был в курсе, от этих восклицаний спотыкались — ведь это означало, что дикая африканка видела их как минимум вживую, раз запросто сумела опознать зверюг-криптидов!

Реакция американца была дурноватой: при виде кошек и коров глаза Сэма нехорошо прищуривались, он, по-трапперски наклонив голову, оценивающе оглядывал глянцевые шкуры Баюна и Робин и явно жалел, что охота здесь запрещена… Будь его воля, в первый же вечер застрелил бы, снял шкуры и повесил над камином. На коров он взирал с тем гастрономическим интересом, при котором обычно ещё практическая польза животного учитывается, а Сэм, судя по его лицу, был готов не только на мясо закупить элитное стадо таких коровок, но и открыть производство изделий из огромных раковин. По его мнению, никаких лишних отходов, всё должно быть пущено в дело! Телята, видимо, чувствовали его отношение к себе, потому что спешно расползались с пути американца, включая пятую скорость и за считанные секунды оказываясь на потолке. Это, понятное дело, заметили и Сэма призвали к порядку, честно попросив не трогать волшебных животных. Сэм подумал и пунктуально спросил:

— А дикие здесь водятся? Вы мнескажите, застрелю парочку и не стану трогать ваших домашних телок. Да, кстати, хотел бы ещё поучаствовать в сафари. Где у вас тут находятся львиные фермы? Давненько по львам не стрелял. И есть ли на ферме ещё черные львы и серые тигры?

На него смотрели, как на полного идиота. А так как разговор происходил в коридоре после уроков, то стоявший в толпе Михаил, пришедший за своим ребёнком, назидательно сказал дочери, дымя вонючим «Беломором»:

— Вот, Дашка, гляди и запоминай, по каким признакам отличаются американцы от нормального люда.

В общем, одной меткой фразой изничтожил всю американскую нацию. Прочие гости относились к животным несколько иначе: прекрасный волоокий юноша Карим при встрече с кошками падал на колени и длинно пластался перед ними, как правоверный перед сиятельным падишахом. Раскланивался он и перед коровами, считая их такими же священными, как у себя на родине. Пунь Лин, напротив, не обращал на зверей внимания, относясь к ним нейтрально, как к предметам мебели — типа, стоит там что-то, и ладно. Вольф, Стас и Жюли вели себя аналогично. Правда, Жюли почему-то очень полюбила гладить кошек, где ни увидит, сразу подойдет и начинает ласкать, глубоко зарываясь пальчиками в блестящий мех.

Однажды Гарри заметил, как она, томно вздыхая, вешает себе на шею хвост нунды или зарывается поглубже в гриву вандара, и едва подавил желание тут же устроить скандал, но сдержался и, подозвав к себе Баюна и Робин, велел кошкам больше не приближаться к этой чертовой француженке. Ну да, не хватало ещё, чтобы кто-то, кроме него, увидел, как эта малахольная примеривает на себя меха неубитых зверей.

Тем временем в замке начались некие разброды — стали гаснуть факелы, перестали убираться в помещениях домовики, а однажды они вообще оставили всех без завтрака, попросту удрав из Хогвартса… Тупо дожидаясь, когда тарелки наполнятся едой, дети волей-неволей проснулись и начали роптать. Дамблдор постучал по своим приборам пальцем, позвал:

— Олух, Остаток, Пузырь, Уловка, вы где? Подавайте завтрак!

В ответ тишина. Гамаюн, сидевшая на пюпитре, озадаченно посмотрела в пол. Неуверенно проговорила:

— Вижу убитых… но не вижу убийцу. Как такое возможно?

— Деканы, за мной! — взревел Дамблдор, взлетая с кресла.

В подвальной кухне был полный разгром: валялись опрокинутые и переломанные столы, дымились остатки кухонных плит и лежали мертвые домовики… Многих из них недосчитались, а уцелевшие скорбно рассказали, что их съели. На вопрос «кто?» тоскливо ответили:

— Ужас Слизерина, заключенный в Тайной комнате, проснулся от тысячелетнего сна и наводит свои порядки — охотится на паразитов, пауков и привидений…

— Как он выглядит? — встревоженно спросил Дамблдор.

Но на бедных домовиков словно наложили заклятие немоты или мощное табу — захрипев, они похватались за горла и выпучили глаза, не в силах выдавить ни звука. Положение спас Северус, у которого было всё в порядке с логикой. Он ровно спросил:

— Откуда появилось чудовище?

Взгляды уцелевших домовиков устремились к декоративному щиту-украшению на торцевой стене кухни. Рассыпавшись веером, маги настороженно оглядели щит — ничего особенного, всегда тут висел, с самого основания Хогвартса… На нем изображена змея — символ Слизерина. Попробовали снять со стены — не снимается, оказался глубоко вмурован в стену. Попытались пробить каменную кладку вокруг щита — не вышло, толщина стен была запредельной: метра два. Произвели попытки вскрыть сам щит — снова ни в какую: он гудел и звенел под ударами заклинаний Молотов, но стоял накрепко. Нипочем не открывался. Но ведь чудовище-то, по словам домовиков-очевидцев, появилось именно из-за щита! Взмыленные, разозленные, деканы и директор, тяжело дыша, смотрели на упрямую стену. МакГонагалл, потная и встрепанная, сердито раздувая ноздри, сварливо спросила у эльфов:

— Этот щит точно открывался?

— Да, мэм, — жалобно заговорил домовик, остервенело тягая себя за уши. — Оладушка услышала грохот, пошла посмотреть, Блинчик и Перчик пошли за ней, и мы вместе увидели, как вот этот щит отъезжает в сторону, за ним оказалось круглое отверстие, а п-потом… потом появилось оно, съело Оладушку, п-п-потом Блинчика, закусил Перчиком, Колпачок видел из-за шкафа…

— Колпачок — это ты? — уточнила Минерва. Домовик несчастно кивнул, прижимая уши. Помолчали, соображая — как и что делать, но так ни до чего не додумались. Поднялись из подземелий обратно в зал, крайне озабоченные одной огромной проблемой — где и чем накормить триста с лишним ртов? Узнав об этом, гости-иностранцы торжественно переглянулись, после чего Михаил от лица всех объявил:

— Ну вот и первое задание — спасти от голода местное население! Карим, Сваня, Пуня, тащите свои специи заморские! Сэм, Стас, в лес за оленями шагом марш! Жуля, половники тащи! Севка, Волк, за мной — очаги делать!

При умелом руководстве Мишки Курбатова за считанные часы с помощью простых лопат, камней и дров были приготовлены мощные плиты-очаги во дворе под навесом, вскоре жарко пылали огни, кипели и булькали котлы, шипели и пыхали сковороды, позаимствованные из раскуроченной кухни, а потом, после положенного для готовки времени, обрадованные домовики разносили по столам пряные рисовые, перловые и ячменные каши, сваренные по-походному, на костре, с дымком. На сковородах шкворчали ароматные стейки из оленины, сводя всех с ума убийственными запахами жареного мяса… в тех же очагах удивительный спаситель Мишка испек тыкву с огорода Хагрида. Ну а Тельцы Даррелла привычно снабдили всех молочными продуктами. Дети ели и стонали, вусмерть благодарные нежданным кулинарам.

Гарри отметил одну симпатичную особенность Мишки: прохаживаясь вдоль столов, он, чрезвычайно довольный собой, порой обращался к кому-нибудь маленькому с веселым вопросом:

— Ну что, вкусно?!

— Да-а-а!!! — счастливо орет первоклашка. Мишка, горделиво приосаниваясь, тыкал себе в грудь большим пальцем левой руки.

— А то! Я готовил!

На правой руке, как заметил Гарри, у Михаила не хватало первой фаланги большого пальца, что говорило о его весьма бурном прошлом. А вообще Михаил оказался душевным парнем, несколько раз видели, как он в шутку борется с Клыком, мастифом Хагрида, таскает его за шкуру, трясет, пихает, толкает, с ног валит, изо всех сил старается растормошить флегматичного пса и добивался-таки! Клык, раздухарившись, рычал и кидался на Мишку, тот в восторг и счастье, хохочет, уворачивается, ловит и обнимает огромную собаку, и не его ж вина, что восьмидесятикилограммовый мастиф всего лишь по колено Хагриду… А то соберет Мишка вокруг себя старшекурсников и, вооружившись гитарой, открывал музыкальный вечер. И разливались по округе песни, дивные да русские. По-английски Мишка тоже хорошо пел, чем очень радовал ребят. Ещё его отчего-то смешило имя китайца: увидит его где и прыскает, пополам сложится и ржет:

— Пунь, ну кто ж тебя так окрестил? Пунька… ой, не могу-у-ууу…

А как он всем имена интерпретировал: порой окликнет так, что и не сразу поймешь — кого он позвал!

Итак, от голода дети были спасены, потом под руководством того же Мишки безжалостно ликвидированы вон из Хогвартса. Все без исключения, даже семикурсники, которым исполнилось аж восемнадцать. На их протесты Мишка высказался грубо и сердечно:

— Никаких совершеннолетних я тут не вижу! Вижу необстрелянных новобранцев, вот армию закончите, тогда и приходите на службу!

Ясен пень, для русского долговязый детина в семнадцать лет ещё ребёнок сопливый, с молочком на верхней губе… Выпинав подростков прочь из Хогвартса, Михаил велел всем приготовиться к сражению с монстром — экипироваться по всем правилам и собраться на разгромленной кухне у последнего места, в котором по всем признакам, находился вход в логово чудовища. Прежде чем уйти вместе с остальными студентами, Гарри передал Вижну Бестию.

— Вот, возьми, если кто понадобится, позови… можно без имени, они все ручные. И сразу поймут, чем помочь.

— Гарри… — Вижн помедлил. — Ты можешь сказать, кто проснулся? Кто убил домовиков? Я теперь понимаю Добби…

— Я тоже, — выдохнул Гарри. — Боюсь, это василиск.

Вижн побледнел. Василиск. Древнее, практически неуязвимое зло, мощь его воспета в веках, во всех легендах о нем говорится, что победить его невозможно. Гигантский змей, смертельно опасный не только благодаря яду, но и взгляду, коим он убивает в один миг. Сравните силу трехметрового питона и двадцатиметрового василиска… Обычная змея из джунглей запросто душит некрупную газель, ломая ей кости и заглатывая с головы целиком. А какова сила василиска, увеличенного во много раз? Причем он не душит жертву, а прожигает насмерть смертоносным взглядом. Именно из-за василиска когда-то закрыли турнир — старый ослепленный змей сумел вырваться и перебил всех участников.

Гарри, видя его неуверенность, робко предложил:

— А давай подстрахуемся? Я открою Книгу в лесу и призову всех, кто сможет помочь нам в борьбе с василиском.

— И сразу после этого вместе со всеми покинешь пределы замка! — твердо потребовал Вижн. Как ни хотелось Гарри обратного, но он был вынужден согласиться со строгим требованием. Потому что понял, что сейчас не время для детских капризов. В лес пошли втроем: Гарри, Северус и Вижн. Установив Книгу на каменной проплешине в конце лесной прогалины и раскрыв её на странице Василиска, Гарри тихо позвал:

— Калина, Вейлент, подойдите поближе и будьте начеку, вам предстоит загнать в Книгу василиска или убить его при необходимости.

Сказав это, Гарри повернулся и пошел прочь. Из Книги потек туман, Северус с Вижном настороженно уставились на него, Гарри, не оборачиваясь, негромко буркнул:

— Пойдемте лучше, Вейлент под ноги не смотрит, топчет всех без разбору…

Вспомнив гиганта-Дракона, профессора нервно переглянулись и ускорились за Поттером. Проследив за тем, чтобы Гарри уехал вместе со всеми в Хогсмид, Северус и Вижн присоединились к остальным бойцам. На руке Хагрида сидела Гамаюн, внимательно оглядывающая воинов. Все стояли и ждали её указаний. Наконец Гамаюн что-то увидела и просияла. Мягко позвала:

— Милый Карим, нам очень пригодится твое знание змеиного языка. Пунь Лин, пожалуйста, приготовьтесь и держите наготове свою вторую ипостась… Сейчас прилетит Жар-Птица… Карим, дорогой, открой дверь, вели ей отвориться! Но прежде накройтесь зеркальными щитами, благодаря Гарри мы знаем, что там василиск, и нам надо уберечься от его убийственного ока.

Весь блестящий от пота, к щиту подошел Карим, кое-как собрав в кулак убегающую храбрость, старательно зашипел на дверь. Сперва ничего не происходило, потом где-то глубоко в стене что-то загудело, это было похоже на звук несмазанных петель… Щит дрогнул, за ним осыпалась штукатурка, он немного выдвинулся вперед, выступая из стены, а потом, вращаясь, отъехал в сторону, открывая круглый проем.

— Он приближается. Спрячьтесь за зеркалами и ничего не предпринимайте. Сначала просто смотрим, — напряженно проговорила Гамаюн с плеча Хагрида. — Просто стоим и смотрим, наблюдаем, что он будет делать! А вот и Калина…

В кухню влетела Жар-Птица. Подлетела она в тот же миг, когда из отверстия появился василиск… Глядя на бесконечные метры, вытягивающиеся из лаза, волшебники опасались дышать — Змей был не просто огромен, он был устрашающ, по-настоящему страшен… От него исходила такая мощная аура Зла, что казалось — сам воздух скис, загустел настолько, что его стало совершенно невозможно вдохнуть… Древнее мира, злее зла, темная тварь свернулась кольцами перед порхающей у его морды птицей, которая не умирала, не падала замертво от его взгляда.

Даже дауну было понятно — с таким василиском вовек нельзя ни о чем договориться. Стало тем более непонятно, зачем его личинку когда-то принес и спрятал Салли Слизерин… Ужас, заключенный в Тайной комнате, действительно оказался Ужасом. Калина, тихо напевая, медленно полетела вдоль кухни, поколебавшись, василиск нехотя двинулся следом за странной неубиваемой птицей. Волшебники, скрытые зеркалами, дождались, пока за дверью кухни пропадет хвост, и только потом осторожно прокрались вдоль стеллажей и плит-печей. Калина, нежно напевая, старательно увлекала василиска дальше по коридорам, стремясь вывести его за пределы замка без лишних драм и потерь. Но…

Вокруг было столько запахов… и кто-то же открыл дверь снаружи? Озадачившись этим, василиск потряс мордой, стряхивая с себя завлекающее очарование певчей птицы. Стряхнул и, злобно зашипев, развернулся к зеркалам, в секунду сообразив, что за ними кто-то есть. Потные люди так пахнут… Отчаянно вскрикнув, Калина бросилась к голове змея, падая на него живым огнем — выжигая глаза, главное его оружие. Ослепленный василиск издал пронзительный сип, подтверждая свою немую змеиную природу. Хвост-бревно пролетел по коридору, грозя прибить любого, кто попадется на пути. И ударился о дракона. Спасая свою жизнь и жизни друзей, китаец воспользовался своей второй ипостасью — перекинулся в ящера. И тут же вцепился во врага. Кошмарный, когтисто-чешуйчатый клубок тесно переплетенных тел покатился к выходу, ударяясь о стены и углы, оставляя в них трещины, вмятины и дыры.

Шипя и рыча, жуткий шар вылетел во двор. И там распался. Узкий, грациозный, воздушно-легкий китайский дракон, причудливо извиваясь, воспарил к небу, злобно вертясь вокруг своей оси, за ним взвинтился слепой змей, силясь схватить противника. Прочие маги, пользуясь тем, что он один, закидали змея заклинаниями.

— Секо!

— Сектумсемпра!

— Плио!

— Петрификус Тоталус!

Но увы, василиск оказался невосприимчив к заклятиям — они просто отскакивали от его бронированной шкуры. Рикошетили и улетали во все стороны, заставляя пригибаться и уворачиваться уже самых магов. Разъярившись вконец, змей пошел на слепой таран, решив схватить, кого сумеет. От неожиданности потеряв равновесие, упал Вижн…

— Ложись! — гаркнул кто-то. И сразу же вслед за криком грянули ружейные выстрелы. Мощные пули-слонобойки шестисотого калибра смачно вонзились в тело василиска, пробивая его прочную броню. Змей засвистел, заметавшись от боли. — Что, не нравится?! — ликуя, завопил Сэм.

Перезарядив ружье, шмальнул ещё пару пуль. Но в голову никак не удавалось попасть. Пули бесполезно решетили тело, вырывая ошметки плоти и шкуры, змей кружил на месте, стрелял головой, бросался и никак не умирал. Под ногами ощутимо задрожала земля, закачались верхушки деревьев. Вижн встал со снега и крикнул:

— Отойдите к замку! Это подмога! Гарри обещал прислать.

Иссиня-черный единорог, с золотыми гривой и хвостом и алмазным рогом. Каждый его шаг сопровождался землетрясением, каждый вздох вызывал ураганный ветер. Свернулся кольцами настороженный василиск… Медленно ступая, подошел поближе удивительный Индрик-Зверь, такой же древний и чудесный, как окружающий мир. Алмазный рог ослепительно сверкнул, кипенно-белый снег отразился в его гранях, миг, и всё было кончено. Тело василиска было пронзено самым совершенным оружием — рогом Индрика, прародителя единорогов. Выпрямившись, Вейлент отвернулся от людей и ушел в лес, оставив на снегу последнего василиска.

— Уф! Ну, парни, вы как хотите, а норму мы, кажись, и так сверх меры выполнили! — шумно высказался Мишка. Несогласных не было. Гамаюн, сидя на голове Хагрида, задумчиво изрекла:

— Даже не знаю, что хуже. Это весьма неудачное и одновременно удачное совпадение: ваше появление послужило причиной беды, и в то же время хорошо, что вы здесь оказались, ребята. Благодаря вам пробудилось ото сна древнее зло, и благодаря вам же Хогвартс обезопасен от несчастья. Этот старый василиск уже убил девочку полсотни лет назад, и только одни боги ведают, что могло случиться на этот раз, чья смерть стала бы нашим упреком.

— А что вообще случилось, зачем он вылез? — спросил Вижн.

— Его разбудило, как ни странно, наплыв иностранных гостей. Столько сторонней, чужой, а оттого и тревожной магии. Чужие голоса, иноземное колдовство в родных стенах его вотчины взволновали древнего василиска, вот и пробудился он, к нашему сожалению. Очень жаль это признавать, но это мы виновны в его пробуждении.

Два эпилога

Эпилог первый

Итак, турнир начался и тут же закончился, по стечению обстоятельств превратившись в настоящий смертельный бой со злом. Так что наши доблестные герои действительно выполнили свою задачу сверх нормы. Приехали-то они на международные соревнования магического спорта, а тут нате вам… Стадион оказался захвачен террористами и заминирован. Что в таких случаях полагается? Правильно, компенсация и извинения со стороны облажавшегося руководства. Ну, миллион галлеонов девятеро парней честно поделили на десять, вычтя лишнее в пользу разгромленной кухни. Причем Северус свою долю тоже вложил в Хогвартс — он тут и так живет. А остальные так и быть, пусть уматывают со своими ста тысячами…

Известие о том, что василиска пришлось убить, Гарри не расстроило, он сам видел его тушу во дворе и понимал — тварь очень темная и неестественного происхождения. Рецепт разведения василисков был фу какой: яйцо извлекается из тела мертвого петуха, а потом его весь лунный цикл высиживает жаба. Ну и что может вырасти из эдакого некромантского инкубатора? К слову, яд и шкура василиска оказались непригодны, Северус ради эксперимента сцедил немного яда и тут же изошел желчью — яд мертвого гада содержал самую высокую концентрацию трупных бактерий, куда круче, чем у комодского варана. Скривившись, зельевар велел утилизировать тело целиком. В этом ему помогла Калина, подпалив обложенного хворостом василиска и лично проследив за тем, чтобы от гада ничего не осталось. Как потом выяснилось, она преследовала свои собственные цели при помощи волшебного очищающего огня.

Забрав из леса Книгу, Гарри принес её в спальню и, прежде чем убрать в стол, раскрыл на той, вечно пустой, странице и замер — она больше не пустовала: на нарисованном камне свернулся Василиск. Не то гигантское шипасто-колючее чудовище, умершее и сожженное во дворе, а грациозный, глянцево-гладкий Змей с алой роговой короной на благородной клиновидной голове… Возрожденный и обновленный Василиск, почувствовав внимание, поднял головку и выжидающе уставился на хозяина, ожидая, когда его назовут по имени или позовут на службу. Гарри улыбнулся, с каким-то облегчением погладил картинку и ласково шепнул:

— Ты отдохни пока…

Рисованный Зверь покладисто кивнул и положил голову на хвост. Закрыв Книгу, Гарри убрал её в стол, с лица его долго не сходила улыбка: этому Василиску пришлось умереть в реальном мире, чтобы возродиться обновленным и настоящим — в своем. Значит… таким способом можно переместить ещё кого-то, кого не достает на страницах? Этот вопрос-открытие Гарри оставил на потом. А пока у него были другие дела: проводить иностранных гостей, окунуться в учебу и вырасти…

В марте семейство Блэк пополнилось: Ирландия родила Сириусу чудесную дочку. Этот факт, как ни странно, пробудил дом Блэков из забвения. Вы помните? Родовые Гобелены пунктуально и преданно вплетают на старинные полотна свежие веточки новых поколений. Старика Кикимера чуть кондрашка не хватила, когда он увидел, как из пустого места «мертвого» Сириуса Блэка-третьего вырастает новенький свеженький листочек с именем Лира Мириам Блэк.

— Ик! Хозяйка! Хозяйка, а ну проснись, ведьма старая!!! — от невозможной радости Кикимер, что называется, берега потерял, кроя старушкин портрет счастливым матом.

Проснувшись, Вальбурга не сразу въехала в ситуацию, и с полчаса портрет и домовик матерно-вдохновенно орали друг на друга, прежде чем до половин дошло сказанное.

Драко Малфой, вернувшись в июне из школы, сначала не понял, что за писк раздается в одной из дальних комнат. Весь вечер он тряс головой и отмахивался от отца с его настойчивыми просьбами пойти куда-то и с кем-то познакомиться… Да хватит с меня знакомств, папа! И так полная школа чудиков, дай отдохнуть! Однако, когда заунывное мяуканье продолжилось, не смолкая, до глубокой ночи, Драко, доведенный до ручки, с налитыми кровью глазами вперся в покои матери — заткнуть эту чертову кошку… Его красным с недосыпа глазам предстала высокая люлька, из которой маман как раз доставала нечто розово-воздушное… Улыбаясь, она развернулась, показывая сыну содержимое свертка, узрев же орущее существо, Драко попятился и вжался в дверь.

— Ч-ч-что это? — от ужаса юный аристократ аж заикаться начал.

— То, что ты просил прошлой осенью! — ехидно сообщил из кресла отец. — Твоя сестра Холли Селена Малфой. Как говорится — получите и распишитесь. Обмену не подлежит, — строго воздел палец Люциус. — Создана в единственном и неповторимом экземпляре!

Драко зажмурился и с трудом проглотил огромный ком в горле. Его можно понять — пять месяцев назад Пэнси Паркинсон стала старшей сестрой своим сестрам-близняшкам, Кейси и Миранде… Вообще-то в мирное время у большинства женщин рождаются девочки как залог спокойного будущего и процветания. И магам ли об этом не знать, если эту истину знают простые люди.

С пятого курса Драко стал встречаться с Пандорой Луной Лавгуд. И это была прекрасная пара: красивые стройные блондины с чудесно совпавшим цветом волос. Прочие ребята тоже составили милые парочки: Гермиона и Невилл, Рон и Лаванда, возмужавший и ставший ещё краше Карим Капур присватался к главе семейства Патил, попросив руки Парвати, одной из девочек, которую он приметил в далеком девяносто втором году. Падма не пожелала оставаться одна и срочно положила глаз на младшего брата Карима.

Только у Гарри, казалось, не было пары, но друзья поторопились с выводами. Закончился пятый курс, и ребята, провожая Гарри к магглам, стали нечаянными свидетелями того, как к Поттеру, радостно смеясь, подбежала милая девушка, обняла за шею и поцеловала в губы. Свою девушку Гарри представил друзьям как Мэри Луизу Малькольм. Мэри Лу, маленькая верная подружка детства, выросшая вместе с Гарри с одного горшка…

***

— Северус, приезжай поскорей, мне страшно, мне кажется, она умирает! — срывающийся от страха голос Тоби едва разборчив, и Северус, побросав все дела, трансгрессирует в Коукворт из Хогсмида, куда его вызвали к телефону. Лили Паркер, маленькая и неподвижная, лежит в кресле, заботливо укрытая пледом. Бережно взяв её на руки, Северус торопливо идет к автобусной остановке. Долгая пыльная тряска, ветеринарная клиника, белый стол, усталый голос врача:

— Имя?

— Северус Снейп, — автоматом отвечает Северус.

— Да не ваше, а кошкино, — терпеливо повторяет врач вопрос.

— Лили Паркер, — отвечает Северус.

— Вы опять не поняли? Я спрашиваю — как зовут кошку? Почему вы называете мое имя, сэр?

Северус поднимает голову и смотрит на врача. На него озадаченно глядит молодая женщина. Серые глаза над зеленой маской, русые волосы убраны под шапочку, мешковатый халат скрадывает фигуру, но есть кое-что, отчего у Северуса перехватывает дыхание — на нагрудном бейджике начертано имя врача: «д-р. Л. Паркер».

Судорожно сглотнув, Северус достал из кармана кошкин ошейник и показал женщине табличку с кошачьим именем «Лили Паркер». В глазах женщины мелькнуло сожаление.

— Сколько лет вашей Лили Паркер? — мягко спросила она.

— Восемнадцать… — горло сдавила тоска, до Северуса дошел смысл вопроса — старая кошка собиралась в путешествие на радугу.

Усыпить старушку не дал Гарри. Расстроенный Тоби Снейп, проводив сына, ушел горевать к Эвансам. Узнав о беде, Гарри подхватился и поехал туда же, в ту же клинику, спеша перехватить Лили Паркер.

— Северус! Не надо! Не усыпляйте её!!! — дверь с грохотом ударилась о стену, и взмыленный Поттер влетел в смотровую. Северус и врач обернулись на него от стола. Наткнувшись взглядом на вздернутую бровь профессора, Гарри привычно подавился голосом и еле-еле прозаикался:

— Пусть она сама уйдет… в Бестиарию.

В черных глазах Северуса вспыхнула надежда. С некоторых пор Звериная Книга стала использоваться как последний шанс для умирающих животных. Гарри узнал об этом ещё на втором курсе, после случая с василиском, Северусу же истина открылась на скачках в Аскоте в девяносто шестом году, когда на финишной прямой упала призовая, очень дорогая лошадь. Многие люди тогда рисковали потерять очень большие деньги, и никак не разрешали ветеринарам усыпить вороную кобылу. Её мучили, месяцами она висела на подвесках, с загипсованными ногами. Отойдя от транквилизаторов, кобыла начинала метаться, блоки и тросы не выдерживали «легкий» четырехсоткилограммовый лошадиный вес, она падала и снова калечилась, ломая ноги заново. Редкий случай, но бывает…

И снова она распята на белом столе. Ноги — в прозрачных полиэтиленовых пакетиках, в горле — гофрированные шланги, шипит насос, нагнетая в кровь и легкие чистейший фторотан, мягчайший наркозный газ. И вот парадокс: люди думают, что спасают лошадь, лечат её, дарят ей вторую жизнь. Но это не так.

Быстроногая Элизабет умирала. Медленно, мучительно и верно, умирала долго, в сильных страданиях. Её ноги, разбитые скачками, давно ослабели, перегруженные спортом и вечными тренировками. У лошади был огромный внутренний букет болезней: растянутые суставы, разбитые копыта, разорванные легкие, вечно прикушенный железом язык, тоники-допинги, возбуждающие её перед скачками и отбирающие много сил после них, создающие гремучую смесь адреналина и кортизола в крови. Вот что убивало Быстроногую Элизабет, молоденькую трехлетнюю кобылку чистокровной арабской породы. Игры людей её жизнью. Азартная и веселая игра под названием конный спорт.

Северус об этом не знал, он оказался среди пострадавших от проигрыша, поставив на фаворита, как и все, большие деньги. И следил за новостями о кобыле. А прочитав однажды в газете о том, что лечение превзошло стоимость самой кобылы и посему хозяйка отказалась от дальнейшего лечения, продав лошадь за бесценок, пока она хоть чего-то стоит, Северус застонал разочарованно — не видать ему тех денег. Ту газету он читал в учительской, и сидевшая на жердочке Гамаюн услышала его стон. Спросила:

— Северус, тебе чего жальче: утерянной тысячи фунтов или молодой умирающей лошади, проигравшей свой первый скаковой сезон? Сравни её три года против сорока счастливых лет на воле.

— Мне всё равно, что там будет с этой клячей! — раздраженно отозвался Северус. — Стольких людей она ограбила, а!

Гамаюн вздохнула. Замолчала-затихла на жердочке, а Северус вспомнил о своей матери. Она умерла совсем не старой по меркам волшебников, она могла бы жить да жить и сейчас гордиться им, взрослым сыном, которого родила просто чудом. Три года против сорока счастливых долгих лет. Развернув газету, Северус посмотрел на черно-белое фото вороной лошади, её вздернутый «щучий» профиль, смешной маленький нос, неровную загогулистую проточинку на лбу… Его маме повезло — она встретила Тобиаса, не побоявшегося связать свою жизнь с больной женщиной, может, ему тоже пришло время спасти кому-то жизнь, хотя бы вот этой молоденькой лошадке?

Быстроногая Элизабет после многочисленных операций стоила всего ничего, почти гроши. Северус купил её вместе с наемным коневозом и, сев в кабину, дал водителю адрес фермы мистера Трампа. Гарри, посвященный в дела по телефону, уже ждал их с Книгой наготове. Жар-Птица выжгла из искалеченной кобылы боль и страдания, и только после этого умершей и воскресшей лошади было дозволено сменить место обитания: покинуть бренный мир и войти в новый. Обновленные копыта ступили в изумрудную траву, незамутненный болью ясный взор окинул дивный новый горизонт под сиреневым небом. Вдохнув полной грудью, Элизабет вскинула хвост-султан и резвым галопом поскакала навстречу новой жизни.

Сейчас история повторилась — Северус принес к Книге свою старую умирающую кошку. И, отступив назад, со слезами на глазах смотрел, как очищающее пламя Жар-Птицы дарует здоровье и долгую вторую жизнь Лили Паркер. Омоложенная и полностью выздоровевшая кошка удивленно посмотрела по сторонам, понюхала травинку рядом с собой, брезгливо тряхнула лапкой и… скакнула к Северусу, предпочтя прожить вторую жизнь здесь. А там, глядишь, и третью дадут, и четвертую, и пятую, вплоть до девятой, зря, что ли, легенды о кошачьих жизнях ходят?!

А с женщиной-ветеринаром Северус начал встречаться, на что Тоби как-то пошутил:

— Вот дела-то, а… Ушел из дому с кошкой, а вернулся с дочкой, и, главное, обе они — Лили Паркер! Судьба — не иначе.

Примерно в это же время встретил свою судьбу и Вижн. Избранница появилась в его жизни не так трагично-драматично, как у Северуса, скорей наоборот. Маггловские вечеринки обычно бурные, а встречи с выпускниками Вижн не пропускал, тем более с теми, с которыми учился ещё в начальной школе, и в этом году был особый случай — из-за границы вернулась однокурсница, которую родители увезли на ПМЖ. Люси Миллс стала Люсей Мил, совершенно обрусилась в этом Сан Питере, шутили друзья, глядя на Люську, одичавшую настолько, что забыла английский язык.

Ну, как водится, перепились парни все поголовно, в том числе и Вижн, более чем убежденный холостяк. Стемнело-запозднело на улице, девушки по домам засобирались, парни, как истые английские джентльмены, взялись их проводить. Вижну в пару и задачу досталась Люси. Что ж, пошли… дорожка странная попалась, гористая и косенькая, приходилось по ней зигзагами пробираться — вправо-влево. Дошли до домика, который Люсе по наследству от деда достался, благодаря чему она и смогла приехать на родину. До-о-олго-долго прощались, обменивались обещаниями и телефонами на одном листе бумажки, наконец догадались порвать пополам, получив по две половинки номера, разошлись. Снова идут по гористой зигзагообразной дорожке — вправо-влево… Дошли до дома Вижна.

Вот тут-то в их нетрезвые головы и закралось подозрение, что что-то здесь не так…

— Слу-ш-шай… а кто кого провожает? — озадаченно спросил Вижн.

— Мы… меня… тебя? — с трудом сориентировалась Люся, пристально оглядывая его грудь. — Так, ты цел, невредим, доставлен домой в целости и сохранности. А теперь я пойду домой…

«Это — судьба!» — твердо решил Вижн.

Эпилог второй

Джейн глубоко вздохнула, томно и сладко потягиваясь, оглядывая сиреневые горизонты — Долина Бестиария процветала: появились новые виды животных, даже такие, которых в Книге никогда не бывало, и Гарри пришлось собственноручно вписать их имена…

Появление Гиппогрифа Хагрида и Арабской Лошади внесло в Долину свежую струйку жизни, создав чудесные гибриды: от союза крылатого Пегаса и Единорога с приливом крови Элизабет был создан великолепный экземпляр Аликорна — Пегаса-Единорога, удивительного крылатого коня с рогом на лбу. Сам Гиппогриф отлично прижился, как и Арабская Лошадь. От союза Грифона и Гиппогрифа родились Гиппоруны-Янусы, совершенно невероятные грифы-кони, умеющие жить в обеих ипостасях.

Василиск взял бразды правления в своей долине, и теперь она тоже процветала — цвела и плодоносила, и новые василиски теперь рождались правильно — через размножение с Балионисками.

По земле скользнула тень двух Драконов, Джейн невольно улыбнулась, провожая их взглядом — Моисея и его приемную дочь Нирвану, всё-таки чудеса случаются. То ли стараниями Моисея, то ли волшебство места подействовало, но Нирвана научилась разговаривать.

Повернувшись, Мантикора скакнула в траву, спеша к Сосне Свиданий: пора было доложить Гарри, что в Бестиарии всё в порядке. Гарри был не один. За его бедром пряталась маленькая девочка, светленькая и испуганная.

— Ну, Софи, познакомься с тётей Джейн, она добрая и тебя не обидит.

Мантикоре Гарри объяснил следующее: на глазах у малышки только что ранили папу-полицейского, вообще-то его могли убить, но он, Гарри, успел вмешаться, и пуля маленько изменила траекторию полета. Мать малышки неизвестно где, отца увезла скорая, на той чужой улице ребёнка никто не знал, поэтому пусть она тут погостит, пока там разберутся?

— Конечно, Гарри, — подала с дерева голос Гамаюн. — Пусть Софи погуляет здесь, успокоится. Значит, ты предпочел вмешаться? — тихо спросила она, когда малышка отошла с Мантикорой Джейн посмотреть на ярких бабочек. Гарри дернул плечом.

— Пришлось. Не хотелось мне, чтобы она своему родственнику тоже задавала вопросы, как моя мама спрашивала отца, почему волшебники не вмешиваются в жизнь простых людей. Ведь мы можем, и нам это ничего не стоит…

— Ты немножко ошибаешься, Гарри, — мягко улыбнулась Гамаюн. — Это очень даже стоит. Ты подарил ребёнку веру в чудо. Уверенность в завтрашнем дне. И ты подарил ей счастье — прожить и вырасти в полной семье с любящими родителями. Ты исполнил свое обещание для дедушки — стал хорошим, настоящим добрым волшебником.

Гарри тихо засмеялся, подозвал малышку и протянул ей созданное из воздуха, из ниоткуда, лакомство — молочную шоколадку на палочке. В конце концов, законы Гэмпа он никогда не соблюдал…

Оглавление

Два пролога

Помощь забытым Дурслям

Маленький Мерлин

Три правила Звериной Книги

Первый гость из Книги

Такие разные и такие нужные

Сказочное исцеление

Последствия очищающего огня

Попытки прощения и искупления

День с Бродягой

Прозрение Сириуса Блэка

Случай на мосту

Чай с мелиссой, молнии, гитары и волки

Волшебная палочка для друида

Прощай, Тисовая улица...

Всеобщий любимец

Ночь и день Невилла

Адские ангелы

Первые шаги по Хогвартсу

Крадется потихоньку тихая реформа...

Нет предела совершенству и фантазии

Ученье — свет

А не ученье — тьма

Перемирие

Волшебство для дедушки

Огненная дочь

Летние сюрпризы

Сюрпризы продолжаются...

Три команды

Турнир начался и тут же закончился

Два эпилога