Повешенный. Том II [Алексей Викторович Вязовский] (fb2) читать онлайн

Повешенный. Том II

Глава 1

— Очнись…

Открываю глаза и вижу, что передо мной стоит…женщина. Очень, очень странная — настолько мрачно она выглядит. Слишком бледная у нее кожа, и как-то слишком начернены ее глаза — отчего зрачков не видно, и они темными провалами на лице смотрятся. К тому же незнакомка еще и парит в воздухе.

— Кто ты? — шепчу я пересохшими губами.

— Люди называют меня Марой — слышу я женский голос, но губы ее не двигаются — ты же искал смерти? Я — Смерть.

— Искал… — офигеваю я от такого жуткого знакомства — хочешь снова наказать меня?

Попытка подняться ни к чему не приводит — я будто парализован. И вообще не очень понятно где нахожусь, кругом темнота.

— Ты уже достаточно наказан. Знаю, что смертью тебя не испугать.

— Тогда чего хочешь?

— Мне нужен жрец. Воин, не боящийся нести смерть.

Угу… бегу и падаю. Нашла кровавого маньяка! Но говорю я ей, конечно, совсем другое

— Убивать — большого ума не надо. Вопрос в другом: кого убивать? И во имя чего?

Возникла пауза, словно Мара задумалась над моими словами. И мне не понятно: то ли ей понравились они, то ли нет. Но врать, изворачиваться и лебезить не собираюсь. Тем более перед богиней.

— А кого ты сам готов убить?

Ну, и вопросы у нее… Пришлось собрать мозги в кучку, чтобы облечь свою мысль в правильные слова и не обидеть богиню

— … Тех, кто по людским законам заслуживает смерть. Врага, пришедшего с оружием на мою землю, чтобы убивать, грабить и насиловать. Или того, кто боится честно сразиться в бою, и подло гадит исподтишка, нанося удар в спину. В любом случае, решать, кого убить, буду я сам.

— Твои мысли согласуются с Правью. Это справедливо. Но у тебя ведь будут еще условия, да? Чего же хочешь ты за такую службу — золота? Власть?

А вот здесь я отвечаю, даже на секунду не задумываясь.

— Просто верни мне семью, и я стану твоим воином. Без жены и дочек мне незачем жить!

— Вижу, что не врешь. Но какую цену ты готов за это заплатить?

— Любую — снова не задумываюсь я

В ответ слышу тихий смех — будто ветер листьями прошелестел и от него холодом повеяло.

— Будь, по-твоему, воин. И возьму я с тебя по совести — за то, что не жаден душой.

Голос Мары стал отдаляться, а женская фигура медленно таять.

— Подожди! — опомнился я, еще не веря в свалившееся на меня счастье — Друга моего оставь! Пожалуйста, не забирай Петра!

— У него и без тебя заступников хватает… — и снова тихий смех, словно я что-то смешное сейчас сморозил. Вот ведь… И как я должен все это понимать?

Не успел еще отойти от общения с Марой, едва только дух перевел, а на ее месте уже новая фигура соткалась из воздуха. И тоже женская.

— Договорился с Марой? — улыбнулась мне статная светловолосая красавица с венком из полевых цветов и колосьев на голове. Так надо понимать, что это сама богиня Мокошь пожаловала, чьей жрицей является Василиса.

— Вроде как… Но Мара не сказала главного — где мне моих девочек искать⁈

— За это не беспокойся. Сердце подскажет, и дорога сама приведет к ним. Но Василису тогда не тронь.

— Я и не собирался!

— Знаю. Девочка сама тянется к тебе. Но судьба у нее другая.

Богиня помолчала, с интересом разглядывая меня

— Чем жить станешь, воин? Жену и дочек кормить ведь нужно, а ты нищий — говорит она так, будто мой договор с Марой уже заключен, и дело это решенное.

— Не пропадем! Только бы найти, а дальше я горы для них сверну.

— Горы…? Ах, да — ты же рудознатец. Что ж… тогда прими и от меня дар — отныне ты будешь чувствовать металлы и камни. На жизнь вам хватит, только лишнего у земли не бери.

— А если не для себя, а для империи? — вырвалось у меня

— Возьми, но меру все равно знай. Жадность до добра никого не доводит, помни об этом. А теперь иди и не оглядывайся! Оглянешься — вернёшься в Навь, и уже навсегда!

И эта богиня тоже начала таять в воздухе. Манера, что ли у них такая общаться с нами, смертными? Легко сказать «иди», а куда? Вокруг меня ничего нет, одна пустота.

А в следующий момент резкая боль снова скрутила меня, и сознание выбросило из этой комфортной пустоты. Где-то рядом плакал ребенок. Жалобно так… И голосок знакомый. Судорожно хватая ртом воздух, я открыл глаза и увидел перед собой заплаканное лицо Василисы

— Да, что же это такое… — причитала она, размазывая по лицу слезы — Вроде же все правильно сделала⁈ Мокошь, матушка, помоги! Не дай его забрать в Навь…!

— Уже… Не забрала — прохрипел я чужим голосом — не плачь…

Девушка уставилась на меня, открыв рот, а потом испуганно зажала его ладошкой, словно увидела привидение

— Что-то случилось? — напрягся я — С моим лицом?

Вместо ответа Василиса покачала головой, а потом вскочила и куда-то унеслась. А я, наконец, огляделся по сторонам…

Находился я в очень странном помещении, и явно под землей. Окон тут нет, пол земляной, а в той стороне, куда убежала Василиса, видны были каменные ступени, ведущие наверх. Такие же каменные столбы подпирали потолок этого…подземного зала. А как его еще назвать? Но самое интересное, что и я лежал на каменном постаменте в центре этого зала, а вокруг стояли вырезанные из дерева тотемные столбы с изображением языческих богов. Двоих из них я узнал сразу, хотя грубоватые изображения почти не передавали своеобразие лиц Мары и Мокоши. Остальных богов с мужскими лицами я просто не знал. Допустим, вот этот грозный, слева — Перун. А следующий?

На лестнице показалась Василиса с небольшим женским зеркалом в руках. Молча подошла и сунула мне его, отводя глаза

— Павел, ты только не переживай! Может, все еще потом восстановится…

Я с трудом поднял ослабевшую руку и посмотрел на свое изображение. Пипец…! Сначала мне даже показалось, что из зеркала на меня смотрит старик. Но присмотревшись повнимательнее, понял, что лицо осталось прежним, вот только волосы стали абсолютно седыми. И глаза… У Стоцкого они были серыми, а теперь карие, как у меня. Я попытался что-то сказать Василисе, но не смог. Провалился в сон.

* * *

Проснулся я с тяжелой головой — долго мучали кошмары, в которых меня преследовал какой-то урод «с улицы Вязов». Голова преследователя была скрыта капюшоном, то ли плаща, то ли хламиды, из-под которого сверкали жуткие белесые глаза. Вспомнишь — вздрогнешь.

Зато смог самостоятельно сесть и даже спустить ноги с камня. Сильно хотелось в туалет, но еще больше — узнать, что, черт побери, происходит⁈ Рядом на полу стоял высокий треножник с горящими свечами и металлический колокольчик. Ничтоже сумняшеся, я позвонил в него.

Пока ждал Василису, осмотрел себя. Ноги босые, подштанники, рубаха распахнута на груди. Звезда «сияет в ночи», ровно пульсируя в такт моему сердцу.

— Очнулся, Павел Алексеевич⁈ — радостная девушка появилась спустя пару минут.

— Очнулся. Что это вообще было⁈

— Очень сильное проклятие. И очень редкое. Счастье, что Алексей Петрович рядом оказался и вас с Петром спас. У него есть особый родар.

— А кто нас проклял?

— Инквизиторы. Алексей Петрович объяснил, что у них была частица вашего с Петром дара, который они забрали перед казнью. Вот через него и прислали.

Точно… помню я этот жуткий черный крест, и как свет в глазах поблек, стоило им приложить его к звезде.

— Но это же чистой воды колдовство! — возмутился я — И как ваш Синод на это смотрит?

— Скорее всего, руководство Синода о колдовстве даже не знает. Это забытый, запрещенный ритуал. Петру досталось меньше, чем тебе, поскольку у него дар слабее, и он уже через день в себя пришел. А ты трое суток в полном беспамятстве пролежал. Поэтому и пришлось тебя на алтарь перенести, чтобы помощи у богов просить… — Василиса запнулась — скажи, а что ты видел там, в Нави?

— Богинь ваших — вздохнул я.

Ведунья от изумления начала хватать ртом воздух.

— Богинь?!!

— Мару и Мокошь. И я честно тебе скажу: вторая мне понравилась гораздо больше.

Ой…! Как бы девушку удар не хватил от моих откровений.

— И что они тебе сказали⁈

— … А Петя, где он? — демонстративно проигнорировал вопрос Василисы и перевел разговор на Южинского. Ну, не нравится мне ее допрос, не обязан я все девчонке докладывать. А еще меня очень беспокоила возможность повторного проклятия. Ведь такое может быть?

— В комнате своей. Спит. Сейчас ночь наверху, и все спят.

Василиса помогает мне спуститься с постамента, который, наверное, правильнее назвать алтарем, и поддерживает за локоть, когда я засовываю ноги в свои башмаки. Потом ведет к ступеням. Штормит меня не по-детски, если бы не девушка, я на лестнице точно бы завалился! А может, даже не дошел бы до нее.

— Как же ты смогла дотащить меня сюда, да еще на алтарь уложить?

— Это Истислав с Алексеем Петровичем — отмахнулась Василиса — ты же наверное есть хочешь? Пойдем в горницу, я тебя покормлю, а заодно расскажу, что тут было после того, как вас с Пером проклятьем накрыло.

Мы, наконец, выбрались наверх, но сначала через потайной ход попали в просторный подвал, где хранились все съестные припасы. Вот никогда бы не подумал, что под скромным скитом расположен такой большой языческий храм. Или как его лучше назвать — капище? Страшно даже представить, какой объем земляных работ был проделан. И всё ведь вручную, без строительной техники. Но сделано на совесть, добротно.

Садиться за стол в подштаниках было неприлично, так что я сначала все-таки отправился в свою комнату, чтобы одеться. А вот умывался уже в горнице, где меня ждал кувшин с теплой водой и медный таз

— В баньку бы сейчас — размечтался я, вытирая лицо льняным полотенцем — такое ощущение, словно неделю на алтаре провалялся.

— Куда тебе сейчас в баньку…! — рассмеялась Василиса — Ты до нее даже не дойдешь. Потерпи, завтра помоешься, как следует.

— И то правда. Чем угостишь немощного, хозяюшка?

— Картошка вареная от ужина осталась и рыба жареная. Сало есть, капуста, огурцы…

Ага, вот сало — это то, что мне сейчас не хватало для заворота кишок.

— Картошку думаю, можно. И что-нибудь попить мне налей, пожалуйста — в горле пересохло.

— Немудрено…

Выставив на стол еду, Василиса села напротив меня и смотрела, как я ем, подперев кулачком щеку

— Павел, а ты, правда не расстроился, что поседел?

— Правда. Что я, красна девица из-за таких пустяков переживать? Это даже к лучшему — теперь меня точно никто не узнает.

— Ты радуешься, что стал выглядеть на десять лет старше⁈ — не поверила Василиса

— Я и в прошлой жизни был старше Стоцкого. Мне так даже привычнее. Осталось еще вес набрать и мышцы подкачать, чтобы ветром не сдувало.

— Ой, у меня же еще левашники с утра остались! — спохватилась она

— А это что такое?

— Пирожки такие жареные в масле. С вареньем малиновым.

— Отлично, их тоже тащи!

Пока ел, слушал рассказ Василисы, как они тут перепугались, когда нашли нас обоих на дворе без сознания. Проклятье-то она сразу распознала, а вот что дальше с этим делать? Первый раз она такое сильное видела. Благо у Алексея Петровича удивительный родар оказался, способный нити любых проклятий разрывать. Но нас всех он попросил об этом помалкивать, не нужно о таком никому знать.

Наевшись от пуза, я полирнул все горячим чаем с пирожками и понял, наконец-то, что сыт. Можно снова отправляться спать. Поблагодарил Василису и побрел к себе, по дороге заглянув к Пете. Мой друг, мирно посапывал в две дырки, а на меня уставилась пара зеленых глаз, светящихся в темноте. Котофей лежал у Южинского на груди, как египетский сфинкс, и неодобрительно смотрел на меня, словно я собрался нарушить покой его хозяина.

— Ухожу, не переживай — прошептал я коту и тихо прикрыл дверь.

Ну, надо же… обзавелся Петька охраной. А может, кот его так лечит? Говорят же, что они чувствуют, если у хозяина что-то болит. А вообще зря Южинский Котофея привадил — вот уйдем мы скоро отсюда, и что тогда? Кот ведь скучать без него будет. Как там у Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приручили?

* * *

Утро начинается с того, что кто-то тихо пререкается под моей дверью

— А я тебе сказала, не ходи и не буди его! Он только ночью очнулся.

— Да, я просто гляну одним глазком, и все. Хочу убедиться, что все с ним в порядке.

— Петя, ну, что ты, как маленький, а⁈ Кто здесь лекарь — я или ты?

Пришлось признаваться, что я уже проснулся, пока они совсем не переругались

— Заходите, я не сплю!

— Доброе утро! — влетел в комнату радостный Петька. Но наткнулся взглядом на мою седую голову и тяжело вздохнул. Ну, раз не сильно удивился, значит, уже в курсе случившегося — Как ты, Поль?

— Живой, как видишь. А ты?

— И я жив. Кажется, нас с тобой больше никакая смерть не берет.

— О смерти с этого дня говори поуважительнее, она дама серьезная и таких шуток не понимает — предостерег я друга.

Петька испуганно кивнул и замолк. Вот то-то же… а то ишь ты, раздухарился он — смерть его, видите ли, не берет! Когда возьмет, поздно будет каяться.

За завтраком собрались всей сплоченной компанией, даже Котофей удостоил нас вниманием, усевшись на скамью рядом с Петром. Размеры этого кота вполне позволяют ему наблюдать за тем, что происходит за столом — вон, как внимательно на всех смотрит, словно понимает, о чем мы говорим. Он вообще теперь постоянно крутится у петькиных ног, присматривая за ним, как за дитем малым. Видимо почувствовал проклятие своим звериным чутьем и глаз со своего хозяина больше не спускает.

Ей, богу, очень смешно наблюдать за этой парочкой! Южинский сейчас серьезно думает, что никто не видит, как он украдкой своему «тигру» лучшие кусочки на скамью кладет⁈ Мне даже интересно стало, что ему котяра сегодня на обед притащит. Только бы не змей! Василиса рассказала, Котофей и их ловит, как нечего делать.

Закончив завтрак, я со значением смотрю в глаза Романову

— Алексей Петрович, прогуляться бы нам. Давно я свежим воздухом не дышал, да и не мешало бы посекретничать.

— А я тогда помогу Истиславу с дровами для бани — понятливо кивает Петя.

Нет, ну что за молодец! Никаких обид и лишних вопросов, сразу видно что Южинский привык всецело доверять Стоцкому, признавая за ним старшинство и больший опыт в делах. Разве у меня когда-нибудь после такого язык повернется, рассказать этому славному парню о смерти его друга? Нет, точно не повернется.

Мы с Алексеем Петровичем выходим на улицу и медленно идем вдоль озера. На пробежку сил не пока не хватит. Погода сегодня просто отличная — майская. Градусов восемнадцать точно есть, вон как солнышко припекает. Подставляю лицо его лучам и довольно жмурюсь. Лепота…! Скоро уже лето. А вот, кстати…

— Не подскажите мне, какое хоть у нас сегодня число? А то я совсем со счета сбился.

— Сегодня 20 апреля. Два дня назад Пасха была.

Ага… я тут же привычно прибавляю в уме пару недель. То есть по-нашему, уже действительно начало мая, и нынешняя погода вполне соответствует природному календарю.

— Вы хотели мне какие-то вопросы задать? — спрашивает Алексей Петрович

— Хотел. Считаю, что переворот невозможен без поддержки армии. Вы уверены, что она вас поддержит? Николай ведь будет на коронации под защитой своей лейб-гвардии.

— Уверен. Конечно, плохо, что оба общества декабристов разгромлены властями, но поверьте, сторонники у нас в армии остались. И очень влиятельные.

— Например?

— Генерал Ермолов.

— Да, ладно⁈ — недоверчиво прищурился я.

Оказалось, что зря сомневался. Ермолов действительно уклонялся от участия в обществах декабристов, и как в воду глядел — сдали бы заговорщики его во время следствия, как нечего делать. Да, и с верхушкой Южного общества он по многим вопросам принципиально расходился — военная диктатура и террор претили моральным принципам порядочного генерала. Слишком свежи были в памяти французские якобинцы, и такой судьбы он своей родине не желал. Монархия, и никак иначе. А конституционная или какая другая — это уже другой вопрос.

А вот с патриархом Северного клана отношения Ермолов поддерживает довольно тесные, обещав обязательно выступить на стороне истинного Романова. Единственное неудобство — ехать к нему на Кавказ далеко и долго, да и не станет генерал разговаривать с незнакомым человеком. Так что связь с ним поддерживается только через Северный клан.

Вообще, я так понял, что если бы декабрьский переворот вдруг удался, то заговорщиков много кто в империи поддержал. Николая подданные не любят и откровенно побаиваются. Другой вопрос — силы недовольных пока разобщены. И наша первейшая задача — связать все нити в единое целое. Раньше этим занимался Волордар, а теперь придется нам.

— Алексей Петрович, а как вы себе представляете мое дальнейшее перемещение по империи? Да, я теперь выгляжу несколько иначе, но без документов меня первый же патруль задержит.

— Володар перед смертью занимался этим. Если все получится, будет у вас и новое имя, и настоящие документы.

— А поподробнее можно? — приподнимаю я бровь.

— Вы историю семьи Стоцкого хорошо знаете?

— Нет. Только в общих чертах, и со слов Петра.

Вздохнув, Алексей начал посвящать меня в семейные перипетии по линии матушки Павла — Елизаветы Александровны. Да уж… все хороши в этой семейке. А особенно дедуля Стоцкого — Александр Иванович Бекетов. Фрукт еще тот…! Я в чем-то понимаю Павла, не пожелавшего плясать под дудку деда даже ради солидного наследства. Как по мне, эта затея покойного Володара свести нас — авантюра чистой воды. Конечно, получить легальные документы и новое имя — заманчивая идея. Но какую цену мне за это придется заплатить? Я ведь тоже не готов жить по указке и под вечной угрозой, что Бекетов сдаст меня властям.

— Александр Иванович не тот станет шантажировать собственного внука. Да, он человек непростой, вспыльчивый, но глубоко порядочный. Старой закалки. Володар считал, что в нежелании мириться был скорее виноват ваш э-э… предшественник. Вы уже поняли, что характер у него тоже был весьма сложный. Так что эти двое стоили друг друга.

— Думаете, мы сможем поладить с Бекетовым?

— Вполне. Гордыни, как у Стоцкого, я в вас совсем не наблюдаю. Даже Петр сказал мне по секрету, что характер ваш значительно улучшился после потери памяти. А уж ему-то можно в этом верить.

Надо же… Петьке-то оказывается «новый» Павел больше «старого» нравится! Что ж, приятно такое слышать. Значит, имя Стоцкого я хотя бы не опозорил. Теперь бы еще встречу с его дедом пережить.

— И где мы с Александром Ивановичем должны встретиться?

— Это через несколько дней станет известно, когда из Костромы вернется его сестра — Мария Ивановна. А пока отдыхайте и набирайтесь сил. Все лето у нас с вами будет в сплошных разъездах…

Глава 2

Лишь на третью ночь Николай смог нормально выспаться, не погружаясь более в ночные кошмары, где Амвросий надменно улыбаясь, показывал ему черную звезду с частицей его императорского дара. Мысль о том, что белоглазый колдун имеет теперь над ним власть, не давала покоя, император то и дело возвращался к ней.

Он застывал вдруг мраморной статуей на утреннем разводе караулов, на котором неизменно присутствовал. Не отвечал порой на вопросы, обращенные к нему, чем приводил окружающих в недоумение. Внезапно терял аппетит за столом и с хмурым видом вставал из-за него, покидая обеспокоенную императрицу и снова запираясь в своем кабинете. Там дежурный флигель-адъютант все чаще заставал царя, стоящим у окна и погруженным в тяжелые раздумья. Николай честно пытался заниматься делами, требующими неотложного внимания, но никак не мог сосредоточиться, перечитывая иные бумаги по нескольку раз, чтобы понять, о чем в них идет речь.

Покойный Александр оставил дела в запущенном состоянии. Казалось, что в последние три года он потерял всякий интерес к управлению империей и реформы откладывал в дальний ящик, надеясь, что их потом воплотит в жизнь его приемник. Бумаг после него сохранилось великое множество, и разобраться в них с помощью одного секретаря не представлялось возможным. Следовало также осмыслить некоторые документы, скопившиеся за время работы Следственного комитета по делу декабристов. Удивительно, но в речах бунтовщиков иногда встречались весьма дельные мысли.

Николая все чаще посещала мысль создать секретный Комитет для того, чтобы разобрать все эти документы и на их основе составить толковые предложения по преобразованию органов власти, крестьянскому и сословному вопросам. Но кого назначить председателем Комитета? Уж не Сперанского точно! Этот «реформатор» пусть занимается исключительно кодификацией законодательства империи.

Царь недолюбливал деятельного чиновника, хотя в целом признавал его огромные заслуги перед империей — одна деятельность Сперанского на посту Сибирского генерал-губернатора чего стоила! Ревизия Сибири принесла ошеломляющие результаты: чиновники топились и сходили с ума, бывший губернатор отстранен ото всех дел, полсотни чиновников предстали перед судом, около семисот оказались замешанными в противоправных действиях. Сумма взысканий с осужденных казнокрадов составила до трех миллионов рублей. Проведенные Сперанским реформы можно было считать не только успешными, но и образцовыми.

Но император не мог забыть, что именно Сперанского бунтовщики прочили в президенты русской республики в случае их удачного восстания. А его ближайший сподвижник по Сибирскому комитету Батеньков и сам оказался заговорщиком. К тому же Николаю донесли, что Сперанский плакал, когда Верховный суд выносил приговор декабристам, и это ставило жирный крест на его дальнейшем возвышении на ниве реформаторства.

Все вокруг словно с цепи сорвались, ведя с царем настойчивые разговоры о необходимости разнообразных реформ. Будто можно осуществить их все одним махом, по примеру Геракла, очистившего авгиевы конюшни. Николая все это страшно раздражало. Тот же Бенкендорф, ссылаясь на то, что в заговоре декабристов приняло участие немало гвардейцев, предлагал императору создать службу внешней охраны дворца и усилить его личную охрану. В качестве первой — сформировать Роту дворцовых гренадер, а второй — Собственный конвой Его императорского величества.

Николай посчитал это лишним и решительно отверг затею шефа жандармов. Прятаться от своих подданных⁈ Увольте от такого позора. Любое усиление охраны накануне коронации будет воспринято как непростительная слабость. А этого допустить нельзя. Может быть… когда-нибудь… потом. Когда все окончательно успокоится и вернется в наезженную колею. Да, и не чувствовал он больше опасности. Все бунтовщики наказаны, самозванец окончательно устранен, и в ближайшие годы неприятностей можно ожидать, если только со стороны Персии и Польши. Но против персов у Николая был грозный Ермолов, прозванный уже «проконсулом Кавказа» а в Варшаве правил Константин. С этими напастями империя, в случае чего, легко справится.

Сейчас были более насущные дела — столица с большим трудом приходила в себя после тяжелейшего наводнения. Николай тряхнул головой и откинув прочь посторонние мысли, сосредоточился на докладе главы недавно образованного Комитета о пособии разоренным наводнением жителям Петрополя.

Князь Куракин сообщал императору, что в адрес Комитета из разных областей России от обществ, собраний, купеческих гильдий и частных жертвователей начали поступать деньги, продовольствие, одежда и строительные материалы. К выделенному императором одному миллиону рублей, «от сбереженных хозяйственным устройством военных поселений», стали постепенно добавляться и другие средства.

Продолжалась важная работа по составлению и проверке списков пострадавших, с тем, чтобы начать распределять поступающую помощь. Этим занимались «частные комитеты», учрежденные поквартально во всех пострадавших частях города. Их главами назначались лица в чине тайного советника или генерала, а в состав комитетов включали местного «попечителя о бедных», старост приходских соборов, уважаемых чиновников и купцов. Объем работы предстоит колоссальный, но хвала Господу, растерянность первых дней прошла, дела сдвинулись с мертвой точки, и восстановление столицы начало набирать обороты…

* * *

Появившейся передышкой стоило воспользоваться с толком. Как я понял, минимум неделя до встречи с Бекетовым у меня точно есть. А может, и все две — время здесь течет неспешно, никто никуда особо не торопится. И поэтому я всерьез взялся за укрепление здоровья, введя для себя строгий распорядок дня и неуклонно следуя ему. Из своего прошлого опыта знал, что одного бега и утренней зарядки будет явно недостаточно. Тренировки стоило максимально разнообразить, давая мощную нагрузку на все группы мышц.

Для начала, я попросил Истислава вырезать для меня из дерева ручки для самой обычной скакалки. Дело несложное, и кусок подходящей веревки у Василисы нашелся. На следующее утро вся наша компания с интересом наблюдала, как я регулирую длину веревки под свой рост и выбираю во дворе ровную площадку для упражнений. А затем, приноровившись к веревочной скакалке, с упоением довожу себя до взмыленного состояния и гудящих ног.

Потом я продемонстрировал друзьям планку — один из самых эффективных и простых способов укрепить мышцы рук, спины и пресса. Петя самонадеянно решил повторить за мной упражнение, но не продержался и минуты. Чему сам сильно удивился — ведь внешне все это выглядело довольно легко.

— Паш, где ты такому научился⁈

— Да, бог его знает — пожал я плечами — не помню. Вероятно в армии когда-то увидел, или вообще у прусаков подсмотрел, они большие мастера по части гимнастики. Ты знаешь, что… «резваки» у них укрепляют мышцы, чтобы получить дополнительную награду? — вспомнил я правильное название своего родара.

Южинский ничего этого не знал. И не мог знать — ведь я придумал это только сейчас!

На берегу озера нашел подходящие продолговатые камни, приспособив их в качестве гантелей. А попросив у Василисы старый бурдюк, лежавший в кладовке без дела, набил его сухим песком и подвесил на крюк за баней. Там же и кожаные ремни нашел, чтобы обмотать кулаки для защиты и не сбить на них костяшки. Южинский снова вытаращил глаза, наблюдая за моими прыжками и ударами по «груше». Заметив это, я сам предупредил его расспросы

— Петь, только не говори, что ты не знаешь про такую разновидность кулачных боев! В Древней Греции этот вид спорта был олимпийским, его правила сам Геракл установил. А в Риме такими боями даже Нерон увлекался.

— Что-то такое я читал про Нерона у Светония… — задумчиво почесал затылок Петр — но не помню, чтобы древние еще и прыгали при этом.

Я ускорился, вошел в состояние скорости, нанес сразу серию быстрых ударов. И тут же вышел обратно, чтобы не растрачивать заряд звезды. У наблюдающего за моими движениями Южинского, вытянулось лицо.

— А это уже нынешний английский вариант, «бокс» называется — продолжил я впечатлять Петра — Потому что бои у них на огороженной квадратной площадке проходят.

— Поль, это же развлечение для черни! — наконец очнулся Южинский

— А мы с тобой кто? — усмехнулся я — Шпага нам теперь не положена. Как защищаться будешь, если на тебя вдруг разбойники нападут? Дрын из забора выдернешь? А если в лесу?

— Против разбойничьего кистеня и дубины кулаки не помогут.

Правильное замечание, кстати… Я уже голову сломал насчет подходящего оружия. Фехтовать я не умею — значит, шпага исключена, если даже у меня появятся документы, дающее право на ее ношение. А пистолеты здесь такие, что это одно название — пока его зарядишь, бандиты тебе уже сто раз голову проломят. Надежда только на мой дар «резвака» и прежнее умение обращаться с ножом. А его еще где-то купить надо.

Так что мысль про кистень, в принципе, довольно интересная, потому что, если я правильно помню, он сродни нунчакам, а уж с ними-то я когда-то тренировался, и навыки точно в голове остались. К тому же, за кистень жандармы сразу в кутузку загребут, а про нунчаки отбрехаться можно. Вряд ли кто-то здесь представление о них имеет. Скажу, что это цеп для обмолота зерна. Кажется, японцы-крестьяне такую легенду выкатывали самураям. И это работало.

Заметив, что я остановился и задумался, Петя подбрасывает мне еще одну ценную идею

— Лучше с Истиславом поговори. Пусть он тебе покажет, как ловко своим посохом умеет обороняться.

Бодзюцу?!!! Волхвы освоили искусство боя, сродни японскому⁈ С ума сойти…! Вот уж об этом я точно не думал, а как оказалось, зря.

Пришлось пригласить парня на спарринг. Истислав долго отнекивался, скромничал, что есть братья и посильнее его. Но результаты показал вполне приличные, заставив меня вспомнить еще одно из увлечений своей молодости. Я тогда из спортивного интереса стремился освоить все доступные на тот момент приемы самообороны — ходил и на джиу-джитсу, и на карате. А сколько лет отдал айкидо! И бодзюцу, конечно, тоже не обошел своим вниманием. Жена относилась к моим увлечениям с пониманием, а вот тесть иногда посмеивался по-доброму, говоря, что в сейфе у него лежит весомый аргумент против таких ниньзя, как я. На восемь патронов. Эх, знал бы я тогда — занимался с утроенной силой…

Тело одаренного оказалось на удивление отзывчивым к повышенным физическим нагрузкам, и восстанавливалось быстро. Мышцы к вечеру, конечно, ныли, но с утра я вставал и, как ни в чем не бывало, продолжал свои изматывающие тренировки, перемежая их с разными хозяйственными делами, типа колки дров. Погода стояла теплая, отапливать комнаты уже не требовалось, основной расход шел на печь и баню. Но здесь принято оставлять после себя достаточный запас дров для следующих постояльцев, так что топором я намахался от души, пока не заполнил дровницу под самую крышу.

С Алексеем мы каждый день вели обстоятельные беседы, пользуясь выпавшей передышкой. Романова интересовало все: как у нас устроено государственное управление, образование, промышленность, здравоохранение. Но я постоянно опускал его с небес на землю, объясняя, что в моей России и дороги совсем другие, и уровень связи иной. Не говоря уже о свободе перемещения граждан.

Вот с этого и нужно начинать — с нормальных дорог и личной свободы подданных. Иначе кто работать станет на новых фабриках и заводах? Вон, даже сибирские промышленники просят императора освободить государственных крестьян. Потому что понимают: крепостничество — это главный тормоз на пути любого прогресса. И главная мина под любым государственным устройством. Привет Емельяну Пугачеву. Которого, кстати, в этой реальности, почему-то не оказалось. Нет, самозванцы, конечно же, были. И даже один с родаром — похоже какой-то отщепенец из дворянской семьи. Но вот восстание под Оренбургом никто не поднимал.

Все переломы в истории вообще штука жестокая, но чем дольше откладываются реформы, чем больше копится проблем, тем сильнее в обществе социальное напряжение, социальная ненависть и социальный гнев. Не надо доводить до ситуации, когда революция станет единственным способом решения проблем.

Из долгих разговоров с Алексеем я понял одно. Главная ошибка нынешних Романовых — это приоритет династических интересов над государственными. Поэтому царское самодержавие при них обречено, оно неизбежно проиграет капитализму, поскольку исторически Россия плохо с ним стыкуется. Единственный способ продлить правление российской монархии хотя бы еще лет на двести — это сделать ее конституционной. Когда император, как в Англии, отдаст часть своих полномочий выборному парламенту и правительству, чтобы сохранить трон и оставшуюся власть.

Алексей Петрович вздыхал тяжело и соглашался. Но помочь ему я мало чем способен. Не историк я, увы, и не экономист. В общих чертах о реформах и промышленной революции девятнадцатого века знаю, но лишь в объеме школьного учебника и университетских лекций по экономике, которая была у нас далеко не профильным предметом. Ему бы с Ленкой моей пообщаться, вот у кого голова — Дом Советов. Я иногда просто поражался уровню и разнообразию ее знаний, когда они с тестем за рюмочкой чая затевали очередной диспут на мудреные экономические темы.

Но думаю, что беседы наши с Алексеем все-таки какую-то пользу принесли, поскольку от системных ошибок предостеречь я его мог. Положа руку на сердце, нынешний Николай I станет не худшим царем в российской истории, и много чего хорошего он все же для своей империи сделал. Но его одержимость тотальным контролем над своими подданными и уверенность в том, что он сам знает, как лучше, сыграли с ним дурную шутку. Жандарма Европы из него не получилось — в коленках слаб, а расхлебывать ошибки пришлось после Крымской войны уже его сыну и внуку.

Россия должна поменять стратегию: не ввязываться больше в сомнительные союзы, не спасать Турцию от восстания Мухаммеда Али и тем более Австро-Венгрию от восстания венгров. Плевать на них! Формальный повод, чтобы избежать исполнения обязательств, всегда можно найти — у европейцев такое «кидалово» вообще в порядке вещей. Нам нужно заниматься своими проблемами, а не чужими. Население России существует не для того, чтобы сжигать его в топке войн, развязанных чужими руками на чужих территориях, а для быстрого освоения и заселения огромных российских территорий. Одна Сибирь поглотит миллионы и не подавится. А ведь еще есть Дальний Восток…!

* * *

…С рыбалкой получилось интересно. Я как порядочный рыболов, чуждый браконьерским замашкам, срезал себе подходящее удилище из молодой липки и приладил к нему снасть. Лески современной — капроновой и прозрачной — здесь естественно нет. Зато Истиславом была выдана «леса» в самом исконном понимании этого слова — тончайший жгут, сплетенный из конского волоса. Поплавок вырезан из пробки, грузило свинцовое, местный крючок вполне привычной формы.

В общем, все довольно надежно, хоть и примитивно. Ни катушки тебе, ни даже привычных колец на удилище. Но разве настоящего рыбака такие пустяки остановят? Накопав с вечера червей и еле дождавшись рассвета, утром я отправился на берег. Добрался до заранее присмотренного местечка под раскидистой ивой, с нетерпением насадил на крючок наживку, сделал заброс и приготовился ждать поклевки. Предвкушая, как наловлю рыбы на уху, или хотя бы угощу скромным уловом Котофея за его старания в добыче дичи. Вчера он целого зайца нам притащил, что поразило нас с Петькой до глубины души.

Сижу. Жду поклевки, но ее как не было, так и нет. Хотя рыба нахально играет невдалеке, всплескивая тут и там в лучах восходящего солнца. Словно дразня меня и доводя буквально до нервного расстройства. Заброс за забросом, и все безрезультатно. Нет, ну что еще этой рыбе нужно, а? Червяки просто замечательные, но они ее не интересуют. Попробовать, что ли ручейника в округе поискать или мотыля?

Вернувшись с пустыми руками, я пожаловался Василисе на свою неудачу

— Павел, а ты «закуп»-то сделал? — поинтересовалась она

— Что это?

— Как что⁈ — возмутилась она — Подношение водяному для удачной рыбалки. Бросают в воду маленьких рыбок, крошки хлеба, щепотку табака. Можно даже остатки вина плеснуть. Тогда водяной, как пастух, в благодарность подгонит тебе рыбу. Только мелочь всякую не бери, отпускай. Водяной так тебя проверять станет, а жадных он не любит.

— Можно подумать, их вообще кто-то любит… — проворчал я, задумавшись над ее советом.

Нет, ну в водяного я мало верил, но смысл в такой прикормке рыбы, конечно, есть. Просто я самонадеянно посчитал, что она и так на моих червяков с голодухи набросится. С горя пошел «грушу» за баней долбить, вокруг озера бегать, скакать и отжиматься….

И уж совсем меня добил Истислав, который к обеду притащил несколько крупных окуней и увесистого сома. Поймал он их вовсе не на удочку, а вентерем — большой корзиной особой конструкции, сплетенной из ивовых прутьев, внутрь которой закладывают приманку. Вот как хотите, но без чародейского обряда тут дело не обошлось! Истислав явно водил знакомство с местным водяным, раз он с таким уловом.

Обозвав его про себя браконьером, я благородно взял на себя чистку рыбы и приготовление ухи. Уж в этом мне точно равных не было — все мои приятели-рыболовы признавали это. И готовил уху я, конечно, на костре, как и положено. Покопавшись в закромах Василисы, нашел котелок, собрал в кладовой необходимые для ухи по моему рецепту овощи и специи. И маленький шкалик водки прихватил с полки. Правда, они здесь ее хлебным вином называют, но суть от этого не меняется — гонят продукт из браги на основе зерновых.

Подготовил очищенную рыбу, разделив ее на две кучки — в одну пошли головы, хвосты, хребты и брюшки с ребрами, во вторую — чистое рыбное филе, щедро нарезанное крупными кусками. Почистил картошку, морковь и репчатый лук. Порезал их крупненько — по-мужски, а вот соленый огурчик порубил помельче.

На этом моменте во двор вышла Василиса — не утерпела, чтобы не сунуть свой любопытный нос в мою готовку. Оглядела все придирчивым взглядом:

— Калью никак готовишь? А чего тогда пшено заранее не запарил?

— Уйди, женщина! — притворно нахмурился я — Не смей осквернять мужское священнодействие своими неуместными бабскими замечаниями!

— Подумаешь… — хмыкнула наша хозяюшка и, гордо задрав носик, поплыла назад в дом. При этом провокационно покачивая бедрами. Внутри меня все дрогнуло — я прямо почувствовал, как приливает кровь, и не только к щекам.

— Иди, зайца лучше к ужину замаринуй! Потом приду проверю — крикнул я вдогонку юной соблазнительнице и подмигнул посмеивающимся товарищам, наблюдающим за нашей шутливой перепалкой — Если не умеешь, скажи. Научу.

— Я не умею?!! — возмутилась Василиса — Да, что ты о себе возомнил,…Стоцкий⁈

Молодец девочка… Злится-злится, но берега при этом не путает. Помнит, с кем разговаривает, и о чем вообще можно говорить в присутствии Петьки и Истислава. Ох, и тяжело будет ее избраннику, уж больно властный и ершистый характер у нашей лекарки. Такая быстро подомнет под себя мужа, только дай слабину…

Вода в котелке закипела, и первой я запускаю в нее ту рыбную кучку, что потом выбросится — она у меня варится в чистой тряпице, чтобы бульон от костей не процеживать. Он послужит лишь первоосновой для ухи. Следом отправились корень петрушки и маленькая луковка, причем целиком и прямо в золотистой шелухе. Минут через пятнадцать «кулек» с рыбными бошками и коренья были вытащены из бульона, а туда закинуты нарезанные овощи и специи — крупная соль, лаврушка и перец горошком.

— Паш, ты где уху готовить научился? — удивляется Петя

— С мужиками в имении на рыбалку ходил — не моргнув глазом, вру я. Бедный мой друг… сколько чудных открытий ждет тебя впереди. Я еще и половины своих талантов тебе не открыл.

Овощи почти готовы, пришло время закладывать рыбное филе, что я и делаю. Снял ложкой появившуюся пену, и подбросил в костер тонкое поленце — так, чтобы оно хорошо обуглилось с одной стороны.

Рыбное филе нет нужды долго варить, и уха быстро доходит до готовности. А теперь моя фирменная фишка. Не уверен, что здесь такое практикуют, у местных есть и свои рецепты. Василиса, вон, вообще предложила мне в уху пшена насыпать. Видимо для пущей сытости. Дома наши пацаны такого микса не поняли бы. Если только с большой голодухи.

Так что я лучше водочки в свою ушицу плесну — совсем немного, грамм пятьдесят. Зачем? Вот Алексей не удивлен, а Петька снова глаза таращит. Эх, не был наш барчук на настоящей рыбалке — считай, жизни не знает!

— Зачем это, Павел?

— Чтобы возможный запах тины перебить. Мясо сома иногда ею пахнет — терпеливо объясняю я — Не переживай, Петь, на вкусе ухи это никак не отразится, спирт сразу же улетучится.

И следом тут же сую в котелок обугленный край поленца, чтобы придать ухе аромат дымка. У Петьки просто культурный шок случился. Такого он еще не видел. Впрочем, он многого вокруг себя не видел. Раньше его вообще вряд ли интересовало, как готовится еда, которую ему подают. Не барское это дело, на то кухарки и повара существуют.

Секунд пять держу, а потом вынимаю поленце и накрываю котелок крышкой. Угли убираю в сторону, чтобы уха больше не кипела. Сейчас бы еще укропчика в нее порубить, но чего нет, того нет. За скитом видел небольшой огородик, но для зелени пока рановато, а парники здесь, поди только в барских усадьбах.

Пока уха настаивается, мы накрываем на стол прямо на улице. Тарелки глиняные, ложки деревянные, хлеб ржаной, ноздреватый — для ухи то, что надо. Хлеб Василиса утром испекла, пока я на озере пытался рыбу поймать, а потом с расстройства себя разными упражнениями истязал. Иду сам приглашать нашу хозяюшку к столу. А то ведь еще откажется. Надуется и будет пыхтеть, как ежик. Она это может…

Но нет, за стол пошла сразу же, безо всяких обид. И даже мою уху нахваливала вместе со всеми. А ушица и впрямь удалась! Бульон золотистый, наваристый, с дымком. Рыбка не переварилась — то, что надо. Разве в печи такую приготовишь? Там только если похлебки томить — например, густую наваристую селянку с осетриной.

Вспомнил наши праздничные домашние застолья, и что-то взгрустнулось мне. Где сейчас мои девчонки? В какой Яви или Нави? И когда мы с ними увидимся…?

Глава 3

— … Саша! Как ты можешь так говорить о своем родном внуке⁈ — всплеснула руками Мария Ивановна — В нем же наша кровь течет!

— И что? — упрямо набычился старший Бекетов — Я уже пытался с ним примириться, а чем все закончилось? Он опозорил меня! Меня — главу древнего боярского рода! Да, за моей спиной гости Лопухина только что в полный голос тогда не смеялись: мол, молодой борзый щенок прилюдно поднял хвост на матерого пса. Сдает старый Бекетов!

— Сил моих больше нет с тобой спорить… — устало вздохнула сестра, ослабляя тугой ворот закрытого дорожного платья — делай, как хочешь. Но знай, Александр: не спасешь нашего внука, ноги моей в родительском доме больше не будет. Приму постриг, а ты оставайся здесь один. Собрался обычника из захудалой ветви приблизить и на него древний род оставить? А кому тогда секреты нашего родового дара передашь? Бог тебе в этом судья, Саша. Меня же уволь от такого позора.

Сестра встала и, не говоря больше ни слова, вышла из кабинета, оставив Александра Ивановича в полной растерянности. Впервые его мягкая и заботливая Машенька проявила такую непокорную твердость. Хотя нет… было уже такое, но только давно… Тогда она наотрез отказалась выходить замуж после смерти Левы. Уж, что только ни делал Бекетов, как только ни ругался и чем только ни грозил младшей сестрице. А Маша тогда собрала по-тихому вещи и уехала в монастырь к Феофании, пока он в Ярославль по делам ездил. Вот и сейчас сталопонятно, что не шутит она — сбежит ведь и больше никогда не вернется.

Александр Иванович встал из-за стола и, подойдя к резному буфету бережно достал оттуда хрустальный штоф с вишневой наливкой и затейливую рюмку с гербом Бекетовых — подарок Патриарха Северного клана на его прошлый юбилей. Наполнил рюмку и опрокинул в себя, чувствуя, как густой вкус вишни разливается амброзией по небу и языку. Повторил. И лишь потом аккуратно вернул штоф с рюмкой на поднос, прикрыв дверцу буфета.

Он очень дорожил бесценным подарком друга и берег его. Набор из тонкого хрусталя из тридцати с лишним предметов был изготовлен в Богемии по специальному заказу и никогда не выставлялся на стол, даже для самых почетных гостей. Хрусталь украшенный гербами Бекетовых бережно хранился в кабинете хозяина, и слугам было запрещено прикасаться к нему. Рюмки и штоф хозяин сам ополаскивал в теплой воде, а потом осторожно вытирал мягким полотенцем.

Вернувшись к столу, Бекетов уже более вдумчиво перечитал письмо Володара и поморщился, снова вспомнив свою последнюю встречу со старшим внуком, переросшую в публичную ссору. Никто из домашних не знал, только встреча была далеко не первой, хотя сам он не признался бы в этом даже на исповеди или смертном одре.

…Изредка бывая в столице, Александр Иванович всегда находил время, чтобы лишний раз проехать в закрытой карете мимо дома Стоцких на Большой Морской. Иногда он видел свою дочь Лизу, с годами превратившуюся в настоящую светскую красавицу — та яркой беззаботной птичкой вспархивала в коляску и вечно спешила куда-то по своим женским делам.

Если совсем везло, то из дома выходила гувернантка с кем-то из старших детей, и тогда он велел кучеру медленно ехать за ними, разглядывая издалека внуков. Особой удачей была их прогулка в Летнем саду или по бульвару рядом с Адмиралтейством. Тогда можно было сесть на скамейку вдалеке и долго наблюдать за играми детей. Слушать, как они смеются и спорят между собой, жадно разглядывать их лица, так похожие на Лизу и Антона в детстве. Павел и тогда уже был очень бойким, вечно затевал какие-то каверзы и лихо подбивал на них тихого Сергея. Деду стоило иногда большого труда не рассмеяться, наблюдая за внуками.

Когда Павел поступил в Пажеский корпус, Александр Иванович очень гордился этим. Нехотя признавая, что какая-то польза от ненавистного зятя-генерала все же есть. Но увидеть внука теперь стало невозможно. Гордость не позволяла ему навестить мальчика в корпусе, хотя знакомые из числа наставников, конечно, могли бы устроить встречу. И лишь князь Лопухин иногда радовал старого друга подробностями об успехах Павла. Хотя Бекетов в этот момент упорно делал вид, что старший внук его мало интересует.

В следующий раз Павла он увидел уже на торжественном параде, устроенном императором для выпускников Пажеского корпуса на Дворцовой площади. И Александр Иванович был поражен тем, как явственно начали проступать в нем черты Бекетовых. Вот уж воистину, кровь не водица…! Видимо пришла ему пора поближе познакомиться с внуком. Но он снова опоздал — генерал Стоцкий срочно отбыл в свой полк и забрал старшего сына с собой…

Потом началась война с Наполеоном, и жизнь Бекетовых перевернулась. Смерть старшего сына, Антона, выбила почву из-под ног Александра Ивановича. Никто не знал, чего стоило ему пережить наследника, но поседел он тогда буквально за неделю. А следом безжалостная судьба нанесла еще один удар — погиб младший брат Михаил, живший к тому времени за границей. Такая нелепая смерть для одаренного… Возвращались всей семьей на корабле из Неаполя в Рим, и попали в страшнейший шторм. Спастись удалось только племяннику Константину. Тела брата и снохи даже не нашли.

Первое время они с племянником довольно часто писали друг другу. Но как только Александр Иванович упомянул о долге единственного наследника перед своим родом, и призвал Костю вернуться в Россию, переписка их практически прекратилась. Дай бог, если письмо от него с какой-нибудь оказией приходило теперь раз в год. И куда отправлять ответные письма, если Константин вдруг ударился в путешествия? Ни кола, ни двора, ни семьи — живет один, как перекати поле, проматывая немалые деньги, доставшиеся ему после смерти родителей.

А в своем последнем письме племянник и вовсе написал, что отказывается от наследства рода и просит Александра Ивановича более не рассчитывать на него. Считать данное письмо официальным отречением от рода. Мол, на днях он отплывает на корабле в Америку, без намерения когда-либо вообще возвратиться в Европу, и тем более на родину. Поскольку ему де, претят варварские порядки, установленные в царской России, и он не разделяет идей самодержавия, а тем более крепостничества. Республика — вот единственное приемлемое государственное устройство — и этим обусловлен его окончательный выбор.

А еще Константин упомянул какую-то секту, в которую он вступил недавно — «отказников». Александр Иванович навел справки в Министерстве иностранных дел: оказывается, в Европе, где хоть и реже, чем на Руси, но тоже встречались родары — придумали отказываться от них. Дескать, Бог задумал человека таким, каков он есть — и нечего улучшать породу, встраивая «звезды» в тело, продлевая жизнь. Все это от Сатаны. Ну не дураки ли? Понятно же, что это лишь продолжение зловредных идей якобинцев и масонов «о равенстве и братстве»! Отсюда видимо и отъезд племянника в Америку, где сейчас их главный оплот.

Именно после этого письма старший Бекетов решился на злополучную встречу с Павлом у князя Лопухина. Поддался на уговоры Машеньки, пересилил себя и отправился в столицу с твердым намерением примириться с внуком, которого не видел к тому моменту лет десять. И онемел, когда увидел перед собой блестящего капитана лейб-гвардии, во внешности которого больше не было ничего от Стоцких — сильная кровь Бекетовых перекрыла все их семейные черты! Александр Иванович, словно в зеркало смотрелся — рассматривал внука и видел в нем себя. Такого, каким он был лет сорок назад…

…От горьких воспоминаний его отвлек шум за окном. Выглянув во двор, Бекетов увидел, как кучер Еремей подогнал к крыльцу повозку, в которой только час назад приехала сестра

— Ты что это творишь, бестолочь? — возмущенно высунулся граф из окна

— Так это барыня Мария Ивановна приказали запрягать — развел руками дворовый.

Задохнувшись от негодования, Александр Иванович рванул из кабинета на поиски сестры. Ураганом пронесся по анфиладе пустынных комнат, где давно уже никто не жил, миновал просторную гостиную, мебель в которой укрывали полотняные чехлы, и наконец, ворвался в покои сестры. Маша в это время печально смотрела на портрет племянницы в серебряном медальоне, но увидев брата, тут же защелкнула крышку и сжала его в руке.

— Ты что задумала, а⁈ — возмущенно выдохнул Бекетов, отдышавшись — Неужто я тебе так ненавистен стал, что бежишь из родного дома?

— Мне нечего здесь больше делать, Саша. Поеду я.

— Сестрица, ты же только приехала, еще вещи толком разобрать не успела! Ну, хоть на пару дней задержись!

— Некогда, братец. Что-то тревожно мне на сердце, так и гонит меня назад в Старую Ладогу. Павлушеньку спасать нужно, а кроме меня ему теперь и помочь некому…

Мария Ивановна горько усмехнулась и вернулась к сборам, укладывая сверху в саквояж теплую шаль и закрывая его. Не оборачиваясь, напомнила брату:

— Ты только не забудь сжечь письмо покойного Володара, а то погубишь нас с Павликом.

Растерянный Бекетов рухнул в кресло и укоризненно посмотрел на сестру. Откуда только взялся в ней этот бунтарский дух⁈

— Зачем ты так со мной, Маша? Как с чужим…

— Ты и есть теперь для нас чужой, Александр. Мой брат, которого я прежде знала, никогда бы не предал родного человека ради своей гордыни. Прежний брат всегда был надежной опорой роду и семье. Он, но не ты. Ну, да бог тебе судья… Как приму постриг, буду истово молить Господа, чтобы простил и вразумил тебя.

Мария Ивановна обвела потухшим взглядом свои покои, машинально поправила букетик засушенных, блеклых цветов на туалетном столике, который стоял тут уже много лет, печально напоминая ей о прежнем счастье. Сестра словно и в самом деле, навсегда расставалась с родным домом и мирской жизнью.

— Пойду с дворней попрощаюсь, боюсь, не свидимся мы с ними более…

Александр Иванович до боли в пальцах сжал подлокотник кресла, представив, что вот-вот останется абсолютно один в этом огромном, пустом доме. Что единственный по-настоящему родной ему человек никогда больше не переступит порога их семейного гнезда. И тут же зажмурился, чтобы скрыть подступающие к глазам слезы. Да, что же это с ним? Неужто Маша во всем права, а он…?

— … Постой, Машенька — глухо проговорил Бекетов, решившись наконец — я еду с тобой. Только велю собрать вещи в дорогу.

Не говоря более ни слова, он поднялся с кресла и вышел в коридор. И уже оттуда разнесся по дому зычный голос Александра Ивановича, приказывающий слугам поторопиться со сборами.

Мария Ивановна выдохнула и без сил опустилась на кровать. Только сейчас она заметила, что все это время сжимала в руке медальон. Снова открыв его крышку, она устало улыбнулась портрету

— Вот так, Лизонька…! Мы еще поборемся за нашего мальчика. Бекетовы своих в беде не бросают…

* * *

Я проснулся оттого, что в дверь моей комнаты кто-то настырно скребся. Потерев спросонья глаза, глянул в окно — на улице начало светать, но все утопало в густом тумане, скрывая очертания окружающего леса, озера и даже бани на его берегу.

Прошлепав босыми ногами к двери, я отворил ее и недоуменно уставился на Котофея

— Тебе чего, мохнатый? На улицу, что ли выпустить?

Кот посмотрел на меня, как на идиота. Только что глаза не закатил и у виска лапой не покрутил. Ах, да… он же здесь хозяин, и в дом заходит-выходит, когда сам этого захочет.

— Тогда что? Есть хочешь? Мышей ловить?

Судя по выражению кошачьей морды, моя репутация неудержимо падала в его глазах. Еще немного, и котяра меня признает полным дебилом.

— Ну, не томи, а? — возмутился я, полностью проснувшись — Ты скажи мне, чё те надо, может дам, чё ты хошь⁈

Кот по-хозяйски прошел через мою комнату и вспрыгнул на подоконник. Замер, настороженно прислушиваясь к звукам на улице — кисточки аж дыбом встали на его ушах. Я последовал примеру Котофея и тоже прислушался… Сначала ничего не услышал, а потом вдруг понял, что в тумане кто-то ходит по нашему двору. Лазутчик⁈ Этого еще не хватало!

— Иди Петю буди — велел я коту, а сам начал одеваться

Котофей согласно мявкнул и исчез за дверью. Я уважительно посмотрел ему вслед. Умная животина, ничего не скажешь. С таким котом никакой собаки не нужно, повезло Петьке.

Вскоре друг, разбуженный Котофеем, присоединился ко мне, только шагов во дворе больше не было слышно. Но судя по поведению Котофея, лазутчик просто зашел за скит с другой стороны — туда, где у Василисы был разбит огород. Мы, не теряя времени, отправились в гостиную, у которой окна выходили на обе стороны. Туман за окнами стоял и здесь, но чужие шаги слышались более отчетливо. И еще словно кто-то временами всхрапывал, тяжело дыша. На лошадях приехал кто? Через болото?!!!

— Петь, а прощупай-ка своим даром — предложил я — Может, это зверь какой?

Южинский кивнул и вытянул вперед руки. Сосредоточился, выпуская родар с ладоней. Пальцы Петькиных рук начали мелко подрагивать, словно ощупывали пространство.

— Что там у вас? — прошептала за моей спиной, вышедшая на шум Василиса.

— Зверь… очень большой…медведь что ли…? Нет, это лось! — наконец, уверенно выдохнул Петр и опустил руки. Вытер ладонью со лба пот, выступивший от напряжения — Скорее даже лосиха или сеголеток, до взрослого лося он не дотягивает размером.

— Вот же наглая морда! — возмутилась Василиса — Он же мне весь огород потопчет. Ну, сейчас угощу я его хворостиной!

Еле успел схватить за руку нашу воинственную кормилицу.

— Погоди, зачем прогонять мясо, которое само к порогу пришло⁈

— А если это корова? У нее же тогда маленький теленок, а то и два. Мокошь такого убийства не одобряет.

Корова? На болоте? Недоуменно поднимаю бровь, а потом мысленно хлопаю себя по лбу. Деревенские же лосей так и зовут — корова, бык и теленок. У последнего вроде есть еще разделения по возрасту. Для городского человека смешно, но они даже косулю почему-то козой называют, хотя мясо у нее совершенно другое по вкусу.

— Если лосиха, то просто прогоним, на нее, рука у меня тоже не поднимется. А вот если самец или взрослый теленок — кирдык ему. Мясо нам сейчас пригодится — восстановление много сил забирает. Да и родар тоже. Что у нас здесь есть из оружия?

Кот мявкнув, ведет меня на кухню и садится там у стола, на котором лежит большой охотничий нож. На Петьку он, кажется, особо не рассчитывает — уважает, но трезво оценивает его возможности.

— Павел, хозяин-то наш признал тебя главным добытчиком! — смеется Василиса — В сенях еще острога есть, умеешь ей бить?

— Соображу как-нибудь…

Самое интересное, что с острогой я действительно несколько раз имел дело, как заядлый рыбак, управляюсь с ней вполне сносно. И на охоте я не раз с друзьями бывал, азы охотничьи знаю. Ну, а с холодным оружием у меня вообще крепкая дружба.

По-быстрому, на ходу делаю пару разминочных упражнений, чтобы разогреть затекшие за ночь мышцы. Василиса крутится рядом, подсказывает, куда бить нужно, чтобы завалить лося наверняка. Она по-прежнему принимает меня за беспомощного барина. Так и подмывает ей сказать: без сопливых знаем…! Но промолчал, хотя и неприятно это.

Выходим с Петей на улицу, стараясь при этом не топать и не скрипнуть дверью. Котофей, не оглядываясь, бежит впереди, показывая нам дорогу. На углу дома резко останавливается и принимает охотничью стойку, как заправский сеттер. Значит, лось совсем рядом. Крадучись, мы доходим до угла и заглядываем за него, оценивая диспозицию будущего трофея…

В рассветном тумане видны очертания крупной туши зверя, но отсюда определить пол лося сложно, потому что рогов сейчас нет даже у самцов. Они их еще в начале зимы сбросили, а новые только начинают отрастать. Но даже у годовалого теленка — сеголетка на лбу уже должны быть заметные «шишки» — зачатки будущих рожек, а вот у лосихи их естественно нет, и быть не может. Стоит сейчас лось не очень удобно для нападения, мне придется обогнуть его по дуге, чтобы ударить в нужное место.

Я, конечно, «резвак», но подстраховаться тоже не мешает

— Петь — тихо шепчу другу, отступая назад, за угол — можешь его даром оглушить? Чтобы я подобрался поближе?

— Попробую. Приготовься!

В этот раз Южинский действует совсем по-другому. Он уже как бы не раскидывает «сеть», а соединяет ладони, сцепляя большие пальцы, и обрушивает на лося мощный поток своего дара, оглушая зверя ментально. Я стою наготове — в правой руке острога, в левой нож с широким острым лезвием.

Увидев, что цель ошалело трясет башкой, пытаясь зареветь, тут же врубаю ускорение, и воздух мгновенно становится вязким. Я срываюсь с места, проносясь в оглушительной тишине мимо неподвижно застывших Котофея и Петьки. Миг — и я уже рядом с лосем. С облегчением вижу, что это все же взрослый теленок — вон, и шишки у него на лбу есть, и «серьга» на шее свисает. Но мельком отмечаю, что по размеру он великоват для сеголетка, скорее уж это двухлеток!

Лось стоит неподвижно, представляя собой идеальную мишень, и я с размаха бью зверя острогой прямо в сердце, а потом ножом наношу ему удар в шею, чтобы еще и перебить яремную вену. Отскакиваю в сторону, выключая дар, и мир сразу наполняется звуками. Вижу, как лось, пошатнувшись и булькая кровью, медленно оседает на землю. Дело сделано. Смерть для зверя стала мгновенной и безболезненной — думаю, он даже не понял, что с ним произошло. Жил, жил и вдруг бац… умер.

— Ну, ты силен, Паш…! — ошалело качает головой подошедший Петр. А сам бледный, даже губы от перенапряжения дрожат. Совсем свой дар не развивает…

В отличие от Южинского, я чувствую я себя вполне нормально, почти не устал. Скосил глаза на свою звезду в вороте рубахи — она лишь чуток потускнела. Еще на несколько коротких рывков меня точно хватило бы. Выходит, что дара во мне гораздо больше, чем в Петре. И нельзя на этом останавливаться, нужно наращивать не только мышцы, но и родар.

— Петь, сходи-ка глотни крепкого чайка! С медом — советую я другу — Лось теперь никуда уже не сбежит, успеешь еще им налюбоваться.

Друг заторможено кивнул и на заплетающихся ногах побрел в дом. На полдороге его под руку подхватил Истислав — видимо мы всех в доме разбудили.

— Ну, что Котофей? — перевожу я взгляд на довольного кота — Печенку ты сегодня заслужил, она по праву твоя. Сейчас позавтракаем и займемся разделкой туши…

Глава 4

Прошла неделя, и Николай постепенно начал успокаиваться, даже ночные кошмары перестали мучить. А за бесконечной чередой дел, требующих неотложного внимания императора, и сам темный ритуал стал казаться нелепым, дурным сном. Он запретил себе его вспоминать, и с каждым днем это получалось у Николая все лучше, и лучше.

Вскоре настал момент, когда выслушивая очередной доклад шефа жандармов о безуспешных поисках беглецов, император оборвал его, небрежно махнув рукой:

— Полноте, Александр Христофорович… Отзывайте уже своих людей. Незачем тратить время и силы на бесцельные поиски преступников, которые давно уже мертвы. У нас в губерниях разбойники на дорогах распоясались — грабят и убивают путников средь бела дня, а жандармы ищут тех, кого в живых больше нет.

Бенкендорф растерянно уставился на царя, не веря своим ушам. Потом осторожно поинтересовался:

— Ваше Императорское Величество, а позвольте узнать: на основании чего вы сделали такое умозаключение?

Николай усмехнулся и одарил шефа жандармов снисходительным взглядом

— Генерал… неужели вы думаете, что в таком важном деле я полагался исключительно на ваших людей? Плохой из меня был бы тогда император! Нет… есть в моем распоряжении и некие люди, и скрытые силы, которым можно доверить дела исключительной важности. А это был, как раз такой случай.

— Позволено ли мне будет узнать хоть какие-то подробности их…расследования?

Царь молча встал из-за стола, не спеша, прошелся по кабинету, словно обдумывая вопрос Бенкендорфа. Потом остановился напротив него и холодно произнес

— Нет. Просто примите сие, как данность: преступники мертвы.

— Но…

— И изыщите способ убедительно довести это до сведения нашего общества. Пусть уже все успокоятся: беглецы утонули. Или сгинули в трясине болот, если угодно. Это уже, как вам самому будет удобнее представить их нелепую смерть. Но вы, Александр Христофорович, можете быть твердо уверены — сии преступники уже неделю как мертвы. Все трое. Это мне известно доподлинно, и никаких сомнений в том нет. Дело закрыто.

…Бенкендорф покинул кабинет императора в полной растерянности. И даже не ответил на приветствие фельдъегеря, ожидавшего в приемной — настолько выбили его из колеи слова Николая. Он не знал, что и думать после всего услышанного.

С одной стороны, у шефа жандармов не было ни малейшего повода сомневаться в полном здравомыслии молодого царя. К тому же слова Николая не противоречили донесениям подчиненных из трех поисковых отрядов. Да, след беглецов оборвался в Старой Ладоге десять дней назад, и они никак более не проявили себя. Действительно… словно сгинули в окрестных болотах.

С другой стороны… что это за «некие люди и скрытые силы»? И почему он — шеф жандармов, ничего о них не знает⁈ Соперничества с непонятными силами Александр Христофорович не опасался, они явно были немногочисленными и какое-то влияние на императора с их стороны пока не прослеживалось. Но! Один факт того, что люди такие все-таки существуют, уже давал ему законный повод для беспокойства.

Император в течение последней декады из Царского Села не выезжал и даже дворец не покидал. Вдовствующую императрицу в Гатчине не навещал, сославшись на свое плохое самочувствие, только записками с ней обменивался через посыльного. Но, зная мнительный характер Николая, он вряд ли доверил бы бумаге важное дело… Очень похоже, что секретная встреча с кем-то из этих загадочных людей произошла все-таки здесь, во дворце.

Но в журнале посещений искать запись об этом визите бесполезно. И тем более не стоит дежурных флигель-адъютантов расспрашивать о подобном — те сразу императору доложат, что шеф жандармов проявлял ненужное любопытство. Сам был когда-то на их месте. Остаются фельдъегери и слуги каретного двора. Ну, и еще те гвардейцы, что несут службу в вестибюле первого этажа. Расследованием следовало заняться незамедлительно, пока в памяти у людей хоть что-то сохранилось. Но действовать при этом нужно крайне, крайне осторожно…

* * *

…Разделкой лосиной туши пришлось заняться нам с Истиславом, как самым умелым и не брезгливым. Петя после применения родара все-равно был, как вареный, и, позавтракав, сразу же отправился отдыхать. Верный Котофей, конечно же, увязался за ним следом, бросив перед этим на меня многозначительный взгляд — мол, не забудь, Павел, о своем обещании порадовать героического кота парной печенкой!

Тушу Истислав сразу освежевал, и общими усилиями мы подвесили ее на крюк за баней, предварительно сняв оттуда мою самодельную «боксерскую грушу». Перед разделкой сначала нужно спустить всю кровь в подставленное под тушу корыто.

— Знаешь, Павел, а лось-то наш не жилец был: он заднюю ногу где-то умудрился сломать — удивил меня волхв — и если бы не вы с Петром, так волки или медведь его все равно скоро загнали бы.

Сути произошедшего это, конечно, не меняло, но мысль о том, что мы избавили животное от лишних мучений и жестокой расправы хищников, немного меня порадовала. После утренней тренировки и плотного завтрака, мы с Истиславом наточили ножи и занялись делом.

В принципе, разделка лося ничем не отличалась от разделки той же коровы или барана. Если есть навык, то дело это вполне себе рутинное. Просто нужно заранее представлять, что будет готовиться из той или иной части туши. Я представлял, поскольку не раз, и не два, привозил домой мясо с охоты, а потом сам же его и готовил для семьи. Поэтому резал и сортировал отрубы с умом. Истислав в это время промывал готовые куски лосятины колодезной водой и обсушивал их полотенцем.

Но Василиса и тут не удержалась, чтобы не дать нам ценные указания — что за невыносимый характер у этой девчонки!

— Как ты режешь, Павел⁈ Совсем, что ли криворукий неумеха? Тут надо вдоль волокон резать, а не поперек.

Ну, все! Кончилось мое терпение! Я со всей дури вогнал нож в деревянную колоду и резко развернулся к дерзкой нахалке. Одарил ее мрачным взглядом:

— Василиса, тебе не кажется, что ты сейчас перешла все границы? Ты, правда, считаешь, что можешь помыкать взрослым мужчиной, как зеленым юнцом⁈ Ну-ка, сядь и послушай меня, детка — велел я опешившей девушке — пора нам поговорить, пока мы окончательно с тобой не рассорились.

Истислав одобрительно хмыкнул и, взяв котел с готовыми кусками мяса, отправился в дом, чтобы выложить их в подвале на ледник.

— Ты чего разозлился-то? — опомнилась «кормилица» — Ну, назвала я тебя криворуким, так чего сразу на дыбы вставать⁈

— А с чего я вдруг стал «криворукий»? Почему ты постоянно подвергаешь сомнениям любые мои действия и изводишь насмешками? Кто тебе сказал, что я такое терпеть стану? — навис я над Василисой, отчего девушка испуганно втянула голову в плечи — Если мне воспитание не позволяет тебя осадить, как ты того заслуживаешь, это еще не значит, что я подходящих слов не знаю! В следующий раз так отбрею тебя при всех, что всякая охота задираться надолго отпадет. Поняла?

Дождавшись ее неуверенного кивка, я отступил в сторону и закончил свою воспитательную речь, больше напоминавшую выволочку зарвавшегося подростка.

— Сейчас иди, почисти овощи для похлебки. И хорошенько подумай над тем, что я тебе сказал. Ты видишь перед собой Павла, но я не он. И я не любезный дворянин — у меня совсем другой характер и жизненный опыт. У нас ни один нормальный мужчина не станет терпеть подобного унижения от женщины. Не вынуждай меня на крайние меры, Василиса.

Девушка прикусила губу и, подобрав юбку, рванула в дом. Только пыль взметнулась за ней следом. Вот так! А то ишь ты, взяла моду.

— Хоть кто-то ее окоротил… — проворчал вернувшийся Истислав.

— А что ж вы меня ждали? Перевелись среди волхвов отчаянные смельчаки?

— Да, не в этом дело — вздохнул он — Просто жалеем мы ее. Сирота она у нас. Сначала, как ее родители умерли, Василиса при монастыре в Старой Ладоге воспитывалась, а как дар у нее неожиданно открылся, так Володар забрал оттуда девочку в наше святилище.

— Почему? — удивился я

— А как Мокоши в христианском монастыре служить? Для этого сначала посвящение нужно в святилище пройти, потом много древних ритуалов выучить, пропустив их через душу. Не так это все просто. Трудная у Василисы судьба, оттого и ершистая она.

— Так вы, жалея ее, только хуже делаете. Кто такую дерзкую девицу замуж возьмет?

Истислав пожал плечами:

— Многие взяли бы из наших. Только она сама замуж не хочет — привыкла жить вольной птицей. Да, и какая из лекарки жена? В любую погоду и темень вскочила, да побежала кого-то лечить и спасать, а свои дети и муж вроде, как по боку…

Истислав смущенно замолчал, складывая в большой котел кости и мослы для бульона. Таких длинных фраз я от него еще не слышал. Влюблен он, что ли в нее? Нет, не похоже… скорее как к своей младшей сестренке относится. У волхвов ведь тоже подобие братства есть, хотя централизованная власть, такая как в церкви, у язычников отсутствует. Ладно… постараюсь эту нахальную сироту сильно не гнобить, если она, конечно, одумается и начнет вести себя прилично.

— А скажи, Павел — вдруг спрашивает меня волхв — вот ты граф, генеральский сын. Так откуда в тебе мужичья смекалка? Смотри, как ты с топором и ножом ловко обращаешься — ничего у тебя зазря в отходы не идет.

И что мне ему отвечать…? Что у нас раньше схема разделки туши в каждом мясном отделе на стене висела?

— Да, в армии у нас умелец был. Из мясников его забрили — и тут же побыстрее сменил тему — А правда, что Василиса тоже из дворян?

— Правда. У нее и собственный дом в столице есть. Были еще пара деревень с усадьбой, но крестьянам она вольную дала, а усадьбу продала соседям.

— Неужели никто из родственников не попытался оттяпать наследство у сироты?

— Попытались, как же без этого! — усмехнулся Истислав — но ее мудрый отец в завещании опекуном дочери не родню назначил, а игуменью Феофанию, а с той шутки плохи. А ты чего интересуешься — никак жениться собрался и невесту с приданым ищешь?

— Боже упаси! — смеюсь я — Лучше сразу в монастырь к Нектарию, чем такая жена…!

Наш интересный разговор прервал сокол, который с громким клекотом пронесся над озером и молнией спикировал на перила нашего крыльца.

— Вестник от Феофании прилетел — кивнул на птицу Истислав и поднялся со скамьи, чтобы сполоснуть руки — пойду узнаю, какие он новости принес.

— Угощение возьми для монастырского «фельдъегеря» — предложил я, набросав в глиняную плошку мелких мясных обрезков — думаю, сокол от парной лосятины не откажется.

Но раньше Истислава на крыльцо выскочила Василиса, на ходу натягивая на руку толстую кожаную перчатку. Нежно погладила птицу по голове, что-то пошептала ей и подставила руку, чтобы сокол перебрался с перил на запястье. Потом унесла его в дом, даже не посмотрев в мою сторону. Обиженка…

Я, не теряя времени, развел костер и повесил над ним котел, подготовленный Истиславом. Мясо у лося постное, можно сказать диетическое, но бульон для похлебки из него все равно получится наваристым. Обед будет — пальчики оближешь! Жаль, что здесь с помидорами и болгарским перцем напряженка — а то бы я им шурпу турецкую замастырил. Но их тут еще не выращивают круглый год и в таком количестве, как у нас. Хотя, по словам Василисы, в сезон на столе у дворян они есть, а кое-где в богатых усадьбах их уже и зимой, в отапливаемых теплицах начали выращивать.

Пока я возился с костром, вернулся волхв с новостями

— Через два дня тебя ждут в Старой Ладоге. Твой дед сюда из Костромы едет.

— А не опасно это — соваться нам туда сейчас?

— Нет. Все жандармы убрались восвояси, чужих сейчас даже в Новой Ладоге нет. Видно тот, кто наслал на вас проклятье, уверен, что вы уже умерли.

— Ну, раз так…

Мне, конечно, не очень хочется встречаться с этим неведомым Бекетовым, после всего того, что я о нем услышал. Но деваться-то некуда. Нужно срочно легализоваться, раз придется здесь жить. И убивать разных негодяев во славу Мары.

А пока варится бульон, за которым присмотрит Истислав, я нарезаю небольшими кубиками мясо и отправляюсь в дом за овощами. В дверях столкнулся с Василисой, которая шла выпускать сокола. Осторожно отступил в сторону, давая им дорогу. Не знаешь, чего ожидать от такой хищной птички…! И это я про сокола, если что. Подумает еще, что я собираюсь напасть на его хозяйку, и тяпнет своим острым клювом. Нафиг, нафиг…

Захожу в горницу, где на столе уже лежат очищенные овощи. Сажусь резать лук. Злой он здесь у них, просто жуть! Слезами умылся, пока его нашинковал.

— Зачем, я бы и сама порезала — мягко упрекает меня вернувшаяся Василиса.

Девушка усиленно делает вид, что никакой стычки между нами не было. Ну, и молодец, нечего копить обиду. Лучше сразу объясниться, пока не зашло слишком далеко.

— Василис, а у нас случайно паприки сушеной нет? — я тоже разговариваю спокойно, мне обиды тем более не нужны — это красный перец, но сладкий, не острый.

— Вроде была. Сейчас поищу.

— И корень сельдерея прихвати, вроде я видел его в кладовой. А нет, так и репа сойдет.

Получив все затребованное я, молча, продолжаю нарезать остальные овощи. Василиса садится напротив меня и смущенно теребит кончик косы. Наконец, решается

— Ты прости меня за сегодняшнее… Вроде умом понимаю что ты не Стоцкий, но глаза-то видят его. Вот и срываюсь.

— Так говоришь, словно он твоим кровным врагом был — усмехаюсь я и вдруг замечаю, что девушка отвела взгляд в сторону

— Что, правда?!! — офигел я — Он тебя когда-то сильно обидел?

— Не меня… Подругу мою. Она из-за этого негодяя…

А дальше я узнаю очень неприглядную историю про Павла Стоцкого. Познакомился в гостях с молодой девушкой, охмурил ее, соблазнил, а когда наигрался — бросил. А барышня эта, между прочим, хоть и не дворянка, но из очень приличной чиновничьей семьи. Нет, жениться на ней он никогда не обещал — это она уже сама себе намечтала, прекрасно зная, что графу мещанка не ровня. Просто блестящий красавец — офицер был так хорош собой и так обаятелен, что дурочка влюбилась в него до беспамятства. А когда поняла, что надоела Павлу, и тот начал ее откровенно избегать, не отвечая на любовные записки и письма, с горя решила наложить на себя руки.

Я только диву давался, слушая эту слезливую историю, достойную дамского романа. Девицу было жалко, но мозги-то иметь надо?

— Ты, наверное, осуждаешь мою подругу, считаешь ее легкомысленной дурочкой, да? — вздохнула Василиса, заметив скепсис в моих глазах.

— Ну, у нас среди молодежи вообще царят свободные нравы. Просто нельзя же быть такой доверчивой, чтобы не понимать, с кем ты связываешься? За красотой его погналась?

— Разве не все девушки мечтают о красивом, знатном и богатом муже?

— Богатом⁈ Да у этого Стоцкого все имущество давно заложено, перезаложено! Его младшему брату пришлось дом в столице продать, чтобы покрыть долги Павла. И разве офицеру лейб — гвардии позволили бы на ней жениться? Насколько я помню, за неподходящую невесту у них можно и из полка вылететь.

— Ну, да… — снова вздохнула Василиса — я ей тоже об этом говорила. Но разве она меня слушала? Все смеялась, что они небом предназначены друг другу. Что их неземная любовь все преграды сломает. Досмеялась…

— И чем все закончилось? Догадываюсь, что вешаться или топиться ты ее отговорила?

— Отговорила. Но рыдала она еще очень долго. Потом отца ее по службе на Урал перевели, и она с родителями уехала. В последнем письме хвалилась, что за ней какой-то местный помещик ухаживает, вроде как дело у них к свадьбе идет.

— Ну, хоть так…

Нет, Павла я ничуть не оправдывал, но и девицу эту никто насильно в койку не тащил. Как по мне, то с ее стороны все же был расчет, что Стоцкий на ней женится, если она забеременеет. Просто Павел оказался умнее, опытнее и осторожнее. Не удивлюсь, если и доказательств у девицы никаких не было — такие продуманные парни стараются не оставлять своим дамам серьезных улик.

— Василис, но ты ведь сразу знала, что я — это не он?

— Знала. Но как вижу его лицо…

А наивный Южинский еще уверял меня, что девушка на меня запала. Вот смеху-то было бы, если я к ней начал бы клинья подбивать! Василиса бы на меня точно какую-нибудь порчу наслала, у нее с этим не заржавеет.

— Ладно, считай разобрались. Надеюсь, между нами не осталось недоразумений, и больше ты меня кусать не станешь.

— А это правда, что тебя на самом деле Костей зовут?

— Правда. Но ты про это сразу забудь. Если все получится, то скоро у меня будет совсем другое имя.

— А какое?

— Откуда же я знаю? Теперь это от старшего Бекетова зависит. Какие документы привезет, так и называться стану. Все, хватит болтать! — хлопнул я ладонью по столу. Если эту «любопытную варвару» не остановить, она из меня всю мою биографию вытянет — Пошел чорбу готовить.

— А что такое чорба?

Мне осталось только закатить глаза и, прихватив нарезанные овощи, свалить побыстрее на улицу…

* * *

— … Ваша Светлость, фельдъегерь к вам из Царского Села!

— Проводи его в малую гостиную, сейчас подойду — Петр Васильевич Лопухин удивленно отложил в сторону бумаги, которые изучал, и поднялся из-за стола.

Поздний визит посыльного не был такой уж большой редкостью, но обычно приказы от императора доставляли в столицу все же в первой половине дня. Случилось что-то?

А в гостиной его ждал уже знакомый фельдъегерь, который недавно помогал ему спуститься до кареты в Александровском дворце и по секрету сообщил о побеге заключенных.

— Ты ли это, капитан Загоскин, да еще в такой поздний час⁈ — благодушно улыбнулся князь, принимая от него запечатанный конверт.

— Служба наша такая, Ваше Сиятельство! Хорошо хоть в Царское Село мне только завтра возвращаться. Утром еще бумаги велено забрать в императорской канцелярии, так что сегодня в столице заночую.

— Так ты свободен этим вечером? Давай-ка тогда ужином угощу, чтобы тебе по трактирам не мыкаться. И сам, пожалуй, за компанию с тобой чая выпью.

— Да, неудобно… — начал было Загоскин, но князь только отмахнулся от него.

Пока слуга накрывал на стол в соседней комнате, Петр Васильевич вскрыл конверт и быстро пробежал глазами послание от императора. Николай всего лишь уведомлял его, что примет личное участие в ближайшем заседании Государственного Совета. Ну, хоть обошлось без неприятных вестей.

— А что, государь наш уже поправился? — задумчиво поинтересовался князь у фельдъегеря — Слышал, он неважно себя чувствовал несколько дней.

— Божьей милостью уже здоров. Сегодня утром император лично принимал участие в разводе караулов.

— Ну, и слава Богу, а то я уж забеспокоился!

Махнув рукой, князь отпустил слугу и пригласил капитана за стол. Сам уселся напротив него и по-простому, не чинясь, разлил по рюмкам янтарный коньяк из хрустального штофа.

— Как хоть тебя величают по имени-отчеству, капитан? А то только фамилию твою и знаю.

— Осип я — смутился Загоскин — а по отчеству Иванович.

— Ну, тогда за знакомство, Осип Иванович! — поднял Лопухин рюмку. Опрокинул ее в рот, крякнул и продолжил разговор — Да, ты не смущайся тем, что я сенатор, да князь. Сам-то я из бедных дворян, простой майорский сын. Это уж при Екатерине-матушке до генеральского чина и губернаторских постов дослужился. А княжеским титулом и вовсе покойному Павлу Петровичу обязан. Глядишь, когда-нибудь и тебя император за верную службу возвысит.

— Это вряд ли — вздохнул Загоскин, приступая к трапезе — скуп наш новый император на похвалу и чины. При Александре Павловиче может, и дослужился бы до генеральского чина к старости, а теперь и мечтать о сем нечего. Дай бог, если полковником в отставку выйду. Родар у меня слабенький, ненужный…

Загоскин вздохнул, посмотрел на князя в ожидании расспросов. Но капитанов родар Лопухина совершенно не интересовал. Он думал совсем о другом.

— Да, уж… суров наш нынешний царь, даром, что молодой. Я сам в отставку просился, но он мне отказал. Служи, говорит, Петр Васильевич, пока я замену тебе не нашел. И не откажешь ведь монарху.

Лопухин удрученно покачал головой и снова наполнил рюмки.

— Давай за службу твою, что ли выпьем… Мы-то старики свое уже оттрубили, а вам молодым еще служить и служить. Виват Россия! — как говаривали в дни моей молодости.

Загоскин немного захмелел с голодухи и набросился на еду под неспешные речи славного князя, перемежающиеся воспоминаниями о старине. Вот ведь делали же тогда карьеру, и наград для служивых цари не жалели, а сейчас что? Служба собачья, а оклад невеликий. Жениться бы пора, а как при такой службе семью заводить? Ждать отставки? Но кто сказал, что тогда с деньгами лучше будет…

Осип и не заметил, как князь вовлек его в задушевную беседу. Сначала старик все-таки поинтересовался родаром, потом расспросил о службе во дворце и слухах, которые там витали, подивился новым порядкам, заведенным молодым императором. И все это так неспешно, спокойно, ненавязчиво, словно и нет между ними огромной разницы в положении. А провожая Загоскина, снова сунул несколько крупных ассигнаций ему в карман:

— Ты уж, не забывай старика, Осип Иванович! Заглядывай, если будет такая оказия. Новости из дворца доходят долго, а когда еще император в столицу вернется…

— Я так думаю, Ваше Сиятельство, что до коронации он и не появится тут вовсе. Все лето в Царском Селе с семьей проведет, а потом в Москву прямиком оттуда отправится. А уж насчет меня можете быть уверены: ежели что важное узнаю, сразу же вам сообщу…

…Лопухин проводил захмелевшего фельдъегеря взглядом и усмехнулся про себя. Хоть какие строгие порядки заводи в матушке — России, а крупная ассигнация любую строгость кроет. Никто здесь от денег не откажется — нужно только правильный подход к человеку найти и с количеством ассигнаций угадать.

Вот сейчас от Загоскина он узнал много чего интересного, и оно явно стоило потраченных денег. Например, император велел почему-то прекратить поиски беглецов и объявить их погибшими. Хотя Петр Васильевич точно знал, что с ними сейчас все в порядке. Мало того, Бекетов прислал ему весточку с доверенным человеком о том, что он вскоре приедет в столицу на пару дней, а по дороге собирается встретиться и помириться с Павлом.

Еще необычнее выглядел поздний визит к императору загадочного посетителя, которого капитан Загоскин тайно привозил из столицы. Что в нем было странного, Осип так и не смог толком объяснить, сказал лишь, что тот был инквизитором и от него веяло жутью. Но то, что о нем было велено молчать даже перед шефом жандармов, наводило князя на определенные мысли.

Значит, не всецело доверял царь генералу Бенкендорфу, были такие дела, которые Николай скрывал даже от него. И узнав о том, Александр Христофорович не на шутку встревожился. А ведь именно после визита загадочного инквизитора император вдруг неожиданно заболел. Случайное ли совпадение…?

Глава 5

Перед поездкой на «смотрины» к Бекетову у нас состоялась обстоятельная беседа с Алексеем Петровичем, прямо предполетный инструктаж…! И снова на меня обрушилась лавина новых фактов — в голове у будущего царя точно есть настоящая картотека на своих подданных. По крайней мере, о Бекетовых и родном ему Северном клане, он знал удивительно много и без запинки отвечал на любой мой вопрос, даже самый дурацкий.

Поэтому теперь я решил вести записи в виде конспектов, иначе потом обязательно что-нибудь важное упустишь. Навыками стенографии я, в отличие от моей умницы — жены, не владел, но в студенческие годы записывать приходилось очень много. Так что свою личную систему сокращений, понятную только мне, я за время учебы выработал. Придется ее вспомнить. Потом вечером аккуратно перепишу черновой конспект набело — это лучший способ разложить в голове «по полочкам» всю полученную инфу. Заодно и список дополнительных вопросов набросаю. С собой эти конспекты я таскать не собираюсь, поэтому вряд ли кто увидит полное отсутствие в моих текстах ятей и прочих анахронизмов.

Записи я делал обычным грифельным карандашом. Да, они здесь уже вовсю продаются. Правда, только немецкие, и только круглой формы, до привычной шестигранной никто еще не додумался. И в самой России карандашного производства пока нет, хотя я хорошо помню, как нам в школе рассказывали, что Михайло Ломоносов наладил кустарный промысел в одной из архангельских деревень.

Но прежде я от души поблагодарил Романова за спасение наших с Петей жизней.

— Не благодари — решительно остановил он меня — Во-первых, я всего лишь вернул долг жизни. Если бы вы не спасли меня на Ладоге, мы сейчас вообще не разговаривали. Во-вторых, я — как член императорского рода — обязан заботиться о любом своем подданном. Поверь, даже для простого солдата я сделал бы тоже самое, не пожалев сил и своего родара. Ну, а в третьих, мой святой долг — искоренение черного колдовства в империи. И я обязательно доберусь до того, кто посмел нас проклясть. Дай только взойти мне на престол, и на него будет открыта настоящая охота!

О! Наконец, на лице у Алексея обозначились эмоции. Да еще какие… Такого злого выражения я у него вообще раньше не видел.

— Но разве жертвоприношение языческим богам не относится тоже к запретным ритуалам? — насторожился я. А то ведь так и самому недолго стать целью в его охоте.

— Не все, только человеческие. И такие жертвоприношения требуют лишь темные боги — Досуни. Вот любое обращение к ним и есть запретный темный ритуал. Но например, Мара — воплощение смерти — это справедливая богиня, и принимает в жертву она только души убийц и негодяев. Поэтому у Церкви общение с Марой под строгим запретом, но сами волхвы не осуждают его. А вот Чернобог — хозяин Нави — это уже воплощение зла, коварства и безумия, он может потребовать в жертву, даже душу невинного ребенка. Именно поэтому он заперт в Нави светлыми богами —Родом и Сварогом, и ему нет хода, ни в наш мир Яви, ни в мир Прави, где живут светлые боги — Ясуни.

— А что остальные боги? — уточнил я, постепенно осознавая, на что подписался с Марой. Это я теперь еще стану и врагом Церкви⁈ В моей седой голове понемногу начинала складываться реальная картинка этого странного мира, и моего положения в нем.

— Остальные боги примут только добровольную жертву от самого человека, но такое теперь крайне редко бывает, и только в каких-то совсем уж исключительных случаях. Например, если волхв сам решает прервать свой жизненный путь и через ритуал приносит в жертву свою душу одному из светлых богов, которому служит в Яви. И, конечно, цели у такого ритуала должны быть благие.

— То есть, речь идет по сути о ритуальном самоубийстве?

— В общем смысле да.

Интересно, а какому языческому богу служит сам Алексей Петрович? Ведь служит же…? Иначе не стали бы волхвы отдавать за него жизнь. Я задумчиво смотрел на Романова и вдруг речь и жесты его постепенно замедлились, а воздух вокруг стал знакомо тягучим. Неужели я непроизвольно вошел в транс, даже не призывая свой дар⁈ Внезапно над головой Алексея начали проступать символы рун, которые сложились в круг. В центре его вспыхнуло солнце, окончательно превращая круг в подобие колеса, оно начало медленно вращаться по часовой стрелке. Это что вообще?!!! Я растерянно моргнул — «колесо» исчезло, и снова появился звук.

— Но давай, оставим уже древних богов славян — услышал я Романова — лучше поговорим об Александре Ивановиче Бекетове и его положении в Северном клане…

Ну, да… Огорошил меня темными богами, запретными ритуалами и непонятным «колесом», а теперь попробуй-ка, собери мозги в кучку после такого! Но приходится. Сейчас моя цель №1 — Бекетов.

— Не вздумай лебезить перед стариком, держи себя с достоинством. Но и не зарывайся. Дед Павла такое не потерпит. Главная твоя задача — убедить Бекетова, что ты и есть его внук, потерявший память по вине инквизиторов. Володар должен был написать ему об этом, так что неожиданным для него сие не станет. И про манеру держаться не забывай. Прости, но по тебе пока не скажешь, что ты офицер, окончивший Пажеский корпус и служивший при дворе.

Блин, вот еще одна проблема… Я тоже иногда замечал некоторую несбалансированность и скованность в своих движениях, когда действовал на рефлексах. Пусть реакция у моего нового тела и отличная, но разница в габаритах и физической силе до сих пор приводили к мелким промахам.

— С одной стороны, это даже хорошо — задумался Алексей — поскольку ты скоро станешь по документам гражданским человеком. Но с другой…Бекетов ведь считает тебя офицером императорской гвардии.

— И что же мне делать?

— Не забывай постоянно напоминать ему про потерю памяти. Обязательно научись ездить на лошади и стрелять из пистолета — это должен уметь каждый дворянин, даже не военный. И для себя помни — Александр Иванович сейчас тоже в незавидном положении, если не сказать, в безвыходном. Наследника достойного у него нет, и род Бекетовых вот-вот может прерваться.

— Но есть ведь еще Сергей Стоцкий — он тоже его родной внук.

Алексей Петрович покачал головой.

— Предатель, написавший донос на старшего брата⁈ Забудь. Иудам не место в древнем роду Бекетовых. Старик грезит о возрождении своего боярского рода, но не любой ценой. Деду не говори пока, но если все у нас получится, то быть Бекетовым князьями. Титул этот они своей преданной службой Романовым давно заслужили. Просто заискивать никогда не умели перед царями, слишком гордые все были. Оттого выше сенатора никто из них не поднялся.

— Вы так в меня верите? А вдруг я тоже недостоин носить фамилию Бекетовых?

— Поверь, я разбираюсь в людях и чувствую ложь, поэтому редко в ком ошибаюсь — это одна из особенностей моего второго — семейного родара.

Вот это номер! Оказывается, у одного человека могут быть два родара⁈ Или еще больше? Что ж они так тщательно свои родовые тайны-то охраняют, даже завалящего учебника нет! Одна надежда теперь на Бекетова.

— К сожалению, на других Романовых он не срабатывает, оттого я в тюрьме и оказался после встречи с покойным Александром I — вздохнул Алексей Петрович — но в старшей правящей ветви дар этот почти совсем угас из-за утери ими чистоты крови. Да, и сама эта ветвь уже на грани вымирания. Но то другая история, не о ней сегодня наш разговор. Итак, Бекетовы.

Романов сосредоточился, напрягая память, а я взялся за карандаш.

— Род Бекетовых входит в число самых влиятельных семей Северного клана, наряду с князьями Мещерскими, Хованскими и Ухтомскими. Патриарх клана сейчас, как раз князь Мещерский Павел Михайлович — близкий друг Александра Ивановича Бекетова. Все эти семьи древние, ведут свои родословные от Рюриков. Есть еще князья Лопухины — мои родственники по линии первой жены Петра Великого Евдокии Лопухиной, о ней я мельком упоминал в Старой Ладоге, помнишь?

Я кивнул. Хрен такое забудешь… И меня это обилие князей, бояр и Рюриковичей изрядно напрягало — словно учебник истории листаешь. Куда я вообще влез со своим пролетарским происхождением⁈

— Но есть в этом старейшем клане и оппозиция, мечтающая сместить нынешнего Патриарха и оттеснить от власти древние рода. До недавних пор верховодил ими и мутил воду Василий Николаевич Бахметьев. Сильный был одаренный — предки его из столбовых дворян, но ныне с ним покончено, а наследник совсем из другого теста и опасности не представляет.

— В смысле покончено? — офигел я. Это они здесь так запросто поляну от своих конкурентов зачищают⁈

— Волхвы его к Маре отправили. Дрянной был человек и лютый крепостник, совсем озверел от безнаказанности. Кровь крестьянскую лил как воду. Но кроме него есть еще и Белозерские, и Кашины — вот от них держись подальше. Эти рода теперь постараются или в Петропольский клан перейти, или в Западную ложу.

— А так можно? И почему Западный клан именно «ложей» называется?

— Перейти можно, только в обществе такой переход не очень приветствуется. Это считается сродни неуважения к своим предкам и исконным корням. Древние рода такого никогда себе не позволят, если только новые, из служилых. Формально вступление в клан всегда происходит по рекомендации губернского дворянского собрания, поэтому у соискателя должны быть земли в одной из губерний, входящих в нужный ему клан. Ну, и запрашивается особое разрешение императора. А что касается «лож» — так это они в подражание масонам. Западный и Чухонский кланы очень выделиться хотят на фоне остальных и показать этим свое особое положение — мол, они вошли в состав империи совсем недавно. Как услышишь титул «барон» — значит, перед тобой выходец из этих кланов.

Ага… чухонцы — это по-нашему Финляндия, которую перед самым нашествием Наполеона присоединили. А Западный клан — это видимо вся Прибалтика и земли Белоруссии, вошедшие в состав Российской Империи после Третьего раздела Польши при Екатерине II. Поскольку в самом Царстве Польском с его восемью губерниями оказывается заправляет своя отдельная Варшавская ложа. Ну, еще бы им всем не выпендриваться! Их предки Тройственного Договора не подписывали, значит, и древние русские традиции можно не соблюдать. И вот совсем не удивлюсь, если именно поляки мутят воду в Западной ложе! Известные любители загребать жар чужими руками.

— Я слышал, все эти выходцы много важных постов занимают, и не только в армии? Нынешние Романовы им благоволят?

— Есть такое. Яркий пример — нынешний губернатор нашей Костромы генерал Баумгартен, он родом как раз из Эстляндской губернии. Вор, каких мало, но все ему сходит с рук. А знаешь почему? Его покрывают сенатор Борщов и министр внутренних дел Ланской. Они все у меня в особом списке!

Романов постучал указательным пальцем по своему лбу и зло усмехнулся

— Придет время, эти господа за все мне ответят. И простой отставкой они все не отделаются. Только ведь привечать иностранцев не вчера начали, и даже не при Петре Великом. Хотя щедро раздавать им земли и титулы стал именно он. И именно после него наша аристократия начала быстро пополняться не только выходцами из западных земель, но и соискателями из европейских стран.

На эти его слова я понятливо улыбнулся и процитировал известные строки Лермонтова

— … И что за диво?… издалека,

Подобный сотням беглецов,

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока…

— Что это за стихи? Первый раз их слышу… — удивился Алексей

— Это о будущем убийце поэта Александра Пушкина написано. Его имя вам знакомо?

— Нет, не слышал… — покачал головой Романов

— Ну, как же — расстроился я — «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Евгений Онегин»…

— Так их автор Александр Ганнибал! — воскликнул Алексей, и я успокоенно выдохнул: значит, творит и здесь наше «солнце русской поэзии» — Конечно, я читал Ганнибала, но еще до тюрьмы. У него есть отличная поэма «Бессарабские ночи». Мы потом обязательно поговорим о нем, смерти его никак нельзя допустить! Но сейчас вернемся к нашим делам, они важнее.

И закипела работа… Давно я столько рукой не писал, аж пальцы свело с непривычки. Привык набирать текст в основном с клавиатуры. Хотя почерк у меня довольно аккуратный и мелкий — такой еще «бисерным» называют — исписанных листов все равно набралось больше десятка.

С удивлением узнал об огромном значении православных монастырей в освоении и развитии средневекового Русского Севера — оказывается, вся экономика тут первоначально была на них завязана. Даже все города вроде Архангельска и Тихвина возникли именно на месте монастырских поселений. Конечно же, и первые каменные здания здесь тоже появились на территории северных монастырей.

А вот с Петром I любовь у Севера не сложилась — его раздражало огромное влияние этих монастырей, не желающих подчиняться диктату Петрополя. Еще одной причиной стало «окно», которое Петр прорубил в Европу на Балтике. Перевод морских торговых путей из Белого моря в Балтийское, резко снизило значение Вологды и Архангельска, как центров внешней торговли, грузопоток по территории клана тут же упал. Положение мог бы спасти незамерзающий порт на побережье Баренцева моря, но Мурманска даже и сейчас еще в проекте нет. И как результат — экономическая отсталость региона.

Зато к северу от Вологды нет крепостничества — короткое лето делает земли клана мало пригодными для земледелия. Основной доход здесь по-прежнему приносит пушной и рыбный промысел. Но вот южнее уже и лен выращивают, и овес, и рожь и пшеницу, хотя земли там не шибко плодородные — суглинки. Зато достаточно влаги для обширных заливных лугов под выпас скота и для выращивания кормовых культур, что в мясном и молочном животноводстве используют. Из овощей местные крестьяне сажают много репы, которая у них сейчас вместо картошки, капусту, морковь, лук, редьку…

Порадовала Кострома — негласная столица Северного клана. Там, кстати, расположена вотчина Бекетовых и имение самого Алексея Петровича. У Романова к Костроме вообще особое отношение — род исторически с ней связан. Сейчас это крупная пристань на Волге, губернский город с 17-ти тысячным населением. Есть там гостиный двор и торговые ряды времен Екатерины, ярмарки несколько раз в год проводятся — словом, это настоящий торговый город. Главные торговые конкуренты Костромы — Ярославль, Великий Новгород и Нижний Новгород. Последний даже из одного клана с ней — Северного, только губернии разные: Костромская и Нижегородская.

Костромская губерния славится полотняными и суконными мануфактурами — первое место в России занимает по объёму производимых льняных тканей. Кожевенное и мыловаренное производство там есть, развиты кузнечный, гончарный, серебряный и строительный промыслы. Это вам не шутка: 12 кожевенных и 18 кирпичных заводов, 6 суконных мануфактур, колокололитейный, изразцовый и другие заводы. По нынешним временам — настоящий промышленный центр. Вот только с губернатором, как оказалось, сильно не повезло…!

* * *

Собирали нас с Истиславом в дорогу тщательно — прямо, как в Сибирь, тьфу, тьфу…! Василиса попробовала всучить нам большую корзину с едой, которой хватило бы минимум на неделю, но я это безобразие решительно пресек. Пожрать и сами как-нибудь приготовим. Взял из корзины только шмат запеченного мяса, вареный язык, да буханку свежего хлеба. Правда, пришлось взамен выслушать, где и что у нее в доме в кладовой лежит, а запасы у хозяйки оказались немалые…

Я считал, что гораздо важнее вооружиться по мере сил и заранее обсудить, как быть, если все-таки на засаду возле дома нарвемся. Но Истислав меня успокоил

— За домом Василисы присматривают. Если бы заметили слежку, нас бы предупредили. А ежели что непредвиденное вдруг случится — уходи вдоль Ладожки вверх по течению и схоронись в зарослях на берегу. Лодку ты нашу знаешь — подашь знак, и мужики тебя там подберут. А коли погоня будет, так ты у нас парень умелый, отобьешься.

Волхв кивнул на новенький посох, который он вырезал специально для меня, и с которым я уже успел пару раз потренироваться. Нож охотничий тоже беру с собой, а вот от остроги отказался — это уж чересчур!

…Отправились в путь мы после обеда, так чтобы на закате к деревне выйти. Провожать нас высыпали все, включая даже нашего боевого кота.

— Котофей Иванович, остаешься в скиту за старшего! — шутливо приказал я — Вернусь, доложишь, как они здесь себя вели. И проследи, чтобы Петр по утрам тренировки не пропускал. Если заленится — снова дохлую крысу ему подбрось, или ужа.

Южинский фыркнул, но от встречных комментариев воздержался. Лишь попросил быть осторожнее и перекрестил меня на дорогу. Алексей Петрович просто кивнул, прощаясь, поскольку накануне мы с ним обговорили все, что только можно. А вот Василиса удивила — надела мне на шею кожаный мешочек, расписанный рунами.

— Что в нем? — спросил я, разглядывая непонятные знаки.

— Четверговая соль, сама в страстной четверг делала — смутилась девушка — Она целебная, убирает остатки заклинаний и проклятий. А еще это сильный оберег — отражает людскую зависть и ночные кошмары. Мы используем ее в ритуалах очищения и для защиты дома, а простой люд носит для привлечения удачи.

— Это черная такая? — припомнил я стеклянную солонку, которая была и на нашей кухне — А у нас она «костромской» называется, и мы ее просто в еду добавляем.

— Правда? — удивилась Василиса — Нет, лучше эту соль зашить в ладанку и взять с собой в дорогу. Не потеряй, смотри.

Осталось только поблагодарить девушку за заботу, попрощаться со всеми и, не оглядываясь, зашагать вслед за Истиславом сторону болот…

* * *

…До Старой Ладоги добрались до приключений. У реки нас уже ждала лодка со знакомыми мужиками, и, поприветствовав друг друга, мы, не мешкая, взяли курс в сторону Волхова. На место прибыли в сумерках, и по дороге к дому снова никого не встретили. Такое впечатление, что с наступлением темноты весь этот небольшой городишко вымирает. Только собаки лениво перебрехиваются, да изредка чьи-то голоса за высокими заборами слышны. А заборы здесь, насколько я понял, непременный атрибут приличного дома — никаких деревенских изгородей, или аккуратного штакетника. Все основательно, по-серьезному…

Дом встречает нас темными окнами и молчаливым Полканом во дворе. Умный пес обнюхал нас, вильнул хвостом — видимо в знак приветствия, и тут же удалился, уступив дорогу к крыльцу. В сенях Истислав безошибочно нашел масляную лампу и зажег ее, пропуская меня первым в горницу. Не сказать, чтобы в доме было холодно, но все же прохладно, и еще заметно, что сейчас здесь никто не живет.

Пока я разбирал вещи, волхв зажег вторую лампу и загремел чем-то в сенях. А вскоре вернулся с двумя ведрами воды.

— Сейчас разожгу огонь и чайник тебе поставлю. Дальше уже сам вечеряй, а я пойду за Бекетовым.

— Истислав, поужинал бы сначала…

— Успеется. Чего человеку зря ждать.

Отказываться от чая я не стал, у меня с розжигом печи пока еще так ловко не получается, как у них — опыта маловато. И кстати, Истислав развел огонь не в самой большой печи, а в пристроенной к ней «плите». Здесь, правда, так ее еще никто не называет, но сама чугунная плита над топкой уже лежит. Только она гладкая, без отверстий — до конфорок никто пока не додумался. Вполне можно опередить англичан, если поспешить.

Волхв вернулся где-то через полчаса, и сначала я услышал его тихий голос во дворе

— Место, Полкан! Свои.

Потом раздались мужские шаги в сенях, и в открывшуюся дверь, пригнувшись, вошел высокий немолодой мужчина…

Глава 6

Бекетов распрямился и замер на пороге, рассматривая меня. Видно не ожидал граф, что внук так сильно изменился. Мне даже показалось, что в его карих глазах мелькнула жалость. Но лицо мужчины осталось невозмутимым.

— Павел, я на часок отойду — выглянул из-за спины графа Истислав. Убедился, что мы не собираемся бросаться друг на друга с кулаками и тихо притворил за собой дверь.

— Ну, здравствуй, Павел — помедлив, проговорил Бекетов

— Добрый вечер, Александр Иванович — вежливо кивнул я, не торопясь вставать из-за стола и тоже с интересом рассматривая «родственника» — проходите, присаживайтесь.

Мы были действительно очень похожи — такой же прямой нос, густые брови, упрямый подбородок. Но сейчас выглядели скорее, как отец с сыном, а не дед с внуком, поскольку Бекетову навскидку можно дать лет шестьдесят от силы, а мне — сильно исхудавшему и с ранней сединой — все сорок. На свои семьдесят этот крепкий высокий мужчина абсолютно не выглядел — у него в темных волосах седины было гораздо меньше, чем у меня! А его идеальная осанка? Сразу видно, что одаренный. Интересно, какой у него родар, и как сильно его звезда напитана энергией?

— Чай будете?

— Не откажусь, пожалуй — хмыкнул граф, не спуская с меня внимательного взгляда

— Присаживайтесь… — поставив перед ним пустую чашку, я сначала налил в нее свежей заварки, а потом сходил к плите за чайником — Уж не обессудьте, Александр Иванович, здесь все по-простому. Может, сделать вам бутерброд с лосиным языком?

— С лосиным? — удивился Бекетов.

— Язык наисвежайший — заверил я — этот лось еще пару дней назад по болотам бегал.

— И кто ж его подстрелил?

— Я. Только не подстрелил, а острогой и охотничьим ножом зверя добыл — не стал перед гостем скромничать и сразу же сделал следующий закономерный шажок к сближению — Александр Иванович, а может, под лося чего-нибудь покрепче чая? Шампанского, уж извините, здесь не держат, а вот полугар у хозяйки дома отличный — чистый, как слеза.

Бекетов усмехнулся на мое предложение, покачал головой:

— Да я шампанского и не пью, изжога у меня от него. А вот хорошего хлебного вина с удовольствием попробую.

Ага, есть контакт…! Под спиртное-то завсегда удобнее отношения налаживать. Я зашел в холодную кладовую, накидал по-быстрому на глиняное блюдо разных солений: капустки, моченых яблок, огурцов и грибов. Прихватил с полки шкалик с самогоном. Вернувшись в горницу, принес с кухни тарелки, лафитники и банку с горчицей, потом принялся нарезать язык на разделочной доске своим охотничьим ножом. Нож у меня остро наточен, так что ломтики из-под него выходили тонкие и аккуратные.

Кажется, Бекетов был сильно озадачен такой моей хозяйственностью, и не смог смолчать.

— Чего сам носишься по дому? Велел бы слуге на стол накрыть.

— Истислав не слуга, он мой товарищ. Да, мне и самому не трудно…

Красиво разложив на хлебе ломтики языка и, украсив бутерброд дольками соленого огурца, я поставил тарелку перед «дедом». Наполнил из шкалика лафитники.

— Ну, что, Александр Иванович, за наше знакомство? Мне ведь теперь заново приходится с людьми знакомиться. И не только с людьми. Странное это дело, скажу я вам — не помнить свое прошлое… очень странное. Но жизнь продолжается, и приходится жить дальше.

Бекетов покачал головой, молча, чокнулся со мной и опрокинул в себя рюмку. Крякнул, оценив крепость василисиного полугара, и взялся за бутерброд. Пару минут мы наслаждаясь нежным мясом, и никто не спешил начинать разговор. Наконец, мой гость вытер руки и рот салфеткой, вздохнув, признался:

— Скажу, как на духу: не поверил я сначала покойному Володару, что ты сильно изменился. Думал, не бывает так, чтобы и внутри человек другим стал. Ведь гонору в тебе, Паша, было столько, что с лихвой на троих бы хватило. Ан, нет… Видно Господь каждому второй шанс дает. Удивил ты меня, Павел… удивил…

Мне оставалось только пожать плечами. А что тут скажешь? Глупо оправдываться за чужие грехи, тем более, что гонору во мне отродясь не было. Если только природное упрямство. Но неудобную тему надо срочно менять.

— Давайте, помянем, что ли Володара? Старый волхв сильно помог нам с побегом, а потом на многое мне самому глаза открыл.

Бекетов тяжело вздохнув, кивнул:

— Дело говоришь. Володар был мудрым человеком, прозорливым. Поверь, была бы в тебе гнильца, он бы с тобой и разговаривать не стал, людей старик насквозь видел.

Граф потянулся за чистым лафитником, налил его до краев, сверху накрыл куском хлеба. Потом наполнил наши граненые рюмки.

— Светлая ему память. Прими, Господь его грешную душу, хоть и был Володар закоренелым язычником. Аминь — Александр Иванович широко перекрестился и выпил.

Да уж,…сложно у них тут с религиями, все так переплетено. Но в реальности языческих богов я уже убедился на собственной шкуре. Интересно, что здесь с христианством — есть отличия? Нет, похоже, все как у нас: Ад, рай, Иисус…

— Светлая память Володару — эхом отозвался я, добавив про себя на всякий случай: «Прими, Мара, душу верного жреца своего, и даруй ему лучшее перерождение».

По телу вдруг пронесся холодок, словно сквозняком потянуло. Я даже на дверь оглянулся. Но нет — и окна, и двери плотно закрыты, Истислав еще не вернулся. Это богиня, что ли так ответила на мой призыв⁈

Пока я приходил в себя от такого «привета», Бекетов успел сточить и второй бутерброд. Взгляд «родственника» заметно подобрел, из него ушла прежняя настороженность. Пришло время поговорить по душам, и граф не стал с этим тянуть:

— Что думаешь дальше делать, внук?

— Жить — пожал я плечами — продолжить начатое дело, послужить Отечеству, помочь истинному Романову взойти на трон.

— Значит, до конца решил идти с Алексеем Петровичем. Опасное это дело… А как же твой собственный род?

— Так сначала Отечество, а только потом интересы рода. Да, и без меня теперь есть, кому о матери с сестрой позаботиться. Я же отныне птица вольная, без рода и без племени.

— Ну, это ты брось! У любого человека есть род и семья.

— Семья — это когда сын вступается за честь матери и карает на дуэли убийцу отца. Но я что-то не слышал, чтобы потом эта мать приехала проведать сына в тюрьме, или хотя бы написала прошение о помиловании на имя императора. А вот донос ее младшего сына имел счастье читать — в этот момент я даже сам себе удивился, с каким ожесточением все это говорю — Хорошо написано, толково — Сережа ни о чем не забыл упомянуть. Вот интересно, а сама Елизавета Александровна знает, что ее любимчик донес на старшего брата?

Александр Иванович скривился, словно я его лимоном угостил. Потом горько усмехнулся:

— Что ты хочешь от женщины, которая сбежала из дома, прихватив все украшения покойной матери? Я потом их три года по всему Петрополю у разных ювелиров выкупал — увидев изумление на моем лице, Бекетов тяжело вздохнул — а ты небось думал, что отец твой на свое жалованье особняк на Большой Морской купил? Нет, Паша. Алексей Стоцкий был совсем не прост. И покойный государь Павел Петрович не зря его из гвардии турнул — водились за ним и другие грешки. А что еще строже Стоцкого не наказал — так это я сам упросил императора не предавать огласке все подробности. Не хотел наш род позорить.

— … Чего только не узнаешь через столько лет — покачал я головой.

— Так кто же о себе такое собственным детям рассказывать будет? Это уж потом Алексей остепенился. А поначалу у меня руки чесались мерзавца на дуэли прибить! Но Лизавета тогда уже тебя под сердцем носила — как внука сиротой оставишь? Хоть плохой, но все ж отец.

Ох, уж мне эти семейные тайны… Но о чем-то подобном я догадался еще во время рассказа Южинского о семье Стоцких. Поскольку в показное благородство дворян совершенно не верю — не сочетается это с их отношением к крепостным от слова «совсем». Тут уж или, или. И никак иначе. А все остальное — сказки для простодушных дурачков и детишек дошкольного возраста.

— Но с точки зрения пользы для своего рода твой отец все сделал правильно — нехотя признал Бекетов — поскольку долг дворянина — это усиление дара в своих потомках и приумножение состояния семьи. А род Стоцких молодой, дар у них слабый, состояние не нажили. Привыкли выживать за счет приданого своих жен. Вот и Алексей решил поправить дела за счет рода Бекетовых, да не на тех напал! Увез тайком, поженились без моего благословения? Ну, так и живи с блудливой девкой-дурой, а про наследство ее забудь.

— Жестоко вы про родную дочь…

— Так дура набитая она и есть! Потому что замуж выходить нужно в более сильный род, а не в тот, в котором сыновья лучше танцуют и гарцуют на лошади на параде. А Лизавета на такого пустозвона и повелась! И ты, Пашка, еще недавно вел себя точно так же: все балы, застолья, да актриски! Еще и в тайные общества полез — скучно жить тебе стало. Или тоже решил дела таким образом поправить? Вы же там все пэрами хотели заделаться, а? — Бекетов ехидно прищурился, словно провоцируя меня на ссору.

— Рад бы вам возразить, Александр Иванович, да ничего не помню! — развел я руками — Но актриса какая-то точно была. И она, кстати, единственная, кто не забыл меня и приносил передачи в тюрьму.

Мы опять выпили, закусили. В голове приятно зашумело. Бекетов, похоже, сел на своего любимого конька и продолжил меня поучать. А я внимательно его слушал. Информация лишней не бывает, а кто еще со мной так откровенен будет?

— Когда вы, молодые, уже поймете, что плодить бастардов — это растрачивать силу своего рода впустую? Как и родниться с бездарными. Силы надо не на заговоры всякие тратить, а на то, чтобы с сильной семьей породниться, раз уж на тебя девицы, как безумные вешаются. Вот родит от тебя мещанка сына — и что? Считай, ты свое семя зря по ветру развеял.

— Почему это⁈ — удивился я

— Да потому, что получить дар этот ребенок не сможет, звезду ему никто не разрешит вживить, а значит, он так слабым и останется. Дворянства ему не видать, и даже если он выучится, то кем станет? Чиновник средней руки — это потолок его карьеры, а за такой ранг даже личного дворянства не положено. И жениться ему на ком — на мещанке или купеческой дочке? Дворянку, тем более с даром, ему никто не отдаст. А дитя у него еще слабее будет, и твоя порода во внуке окончательно угаснет. Ребенок в любой момент заболеет и умрет. К чему все тогда?

— Вы прямо как заводчик лошадей рассуждаете. А как же чувства⁈ — возмутился я

— Если твои чувства ведут к вырождению твоих потомков, то надо засунуть их, сам знаешь куда! — Бекетов помолчал и добавил совсем уже тихо — Я ведь тебе сейчас историю моего внука от старшего сына рассказываю. Родился бастардом и даже до трех лет не дожил. А Антон потом погиб на галлийской войне, и его ветвь прервалась. Остался только ты.

— Так я же вроде не совсем, чтобы Бекетов…

— А ты в зеркало давно смотрелся⁈ — усмехнулся «родственник» — Неужели не видишь, что тебе от Стоцких если только фамилия досталась, да отцовские долги? Вон, даже цвет глаз на наш карий поменялся! В любом человеке, Паша, смешана кровь сразу двух родов: отцовского и материнского. И побеждает зачастую кровь более сильного рода. Вот и ты по крови Бекетов, уж, поверь мне! Я нашу породу ни с какой другой не спутаю.

От всех его рассуждений о чистоте крови, родах и даре у меня уже голова кругом пошла. Селекционер хренов…! Это какой-то евгеникой попахивает. Не удивлюсь, если в скором времени у местных одаренных и до теории арийской расы дело дойдет. Или они начнут людей на касты делить, как индусы. Хотя по большому счету, общество в Империи и так уже давно кастовое, только небольшие лазейки для самых умных и ушлых оставлены.

— Александр Иванович — не вытерпел я — скажите честно: что вы предлагаете…?

* * *

…Вернувшись на следующий день в скит, я попытался привести мысли в порядок и разложить в голове по полочкам то, что предложил мне Бекетов.

Первоочередная наша задача — легализовать меня под чужим именем, и сделать все так, чтобы эта афера никогда не вскрылась. С новым именем все оказалось на удивление просто — у Александра Ивановича был племянник, который вышел из рода Бекетовых и перебрался жить в Америку. А до этого почти пятнадцать лет он провел, путешествуя по Европе. Когда я об этом услышал, усмехнулся. Господи, ничего не меняется…! Нравы у русской элиты все те же — промотать наследство в Европе. И маршрут знакомый: Италия, Англия и, как закономерный итог — эмиграция на ПМЖ в Америку.

В принципе расчет графа был верным — племянника Бекетова тут уже никто толком не помнил. Да, и внешность его за пятнадцать лет могла довольно сильно измениться. Так что подмену вряд ли кто обнаружит, тем более, что все Бекетовы действительно похожи друг на друга. Особенно меня повеселило имя этого «релоканта» — Константин. Вот есть же юмор у местных богов! Хотя, чему тут удивляться? Элита, подражая императорской семье, всегда называла своих детей именами русских монархов и их детей. Стоцкого вон тоже назвали в честь императора Павла I.

А вот с получением документов были сложности. Формально при Александре I запрет на выезд подданных за границу был снят, но система выдачи загранпаспортов стала более жёсткой и централизованной — оформить их могли только в канцеляриях губернаторов. И паспорт этот был действителен всего пять лет. Затем нужно в обязательном порядке вернуться в Россию. А если человек не возвращался, то на его имущество налагалась опека. Например, опекуном над имуществом племянника был сам граф Бекетов.

Некоторые послабления были для тех, кто отправлялся за границу на лечение. Именно этим воспользовался Константин, когда предоставил в российское посольство в Неаполе заключение врача, подтверждающее необходимость его длительного лечения вследствие перенесенной травмы во время кораблекрушения. В Петрополь из посольства послали запрос, и император Александр I, войдя в положение пострадавшего, лично разрешил Бекетову продлить пребывание за границей. То есть, загранпаспорт Константина был пока еще действующим. И через нужных людей можно было сделать его дубликат.

Но Константин Бекетов не мог появиться на территории империи прямо из воздуха — он должен был сначала пересечь границу и оставить там после себя след в виде записи в регистрационной книге на таможне. И если на въезде в любой город имена проезжающих фиксировали просто с их слов, то на границе просили предъявить загранпаспорт и пройти таможенный досмотр. А потом по прибытии на место нужно было еще отнести паспорт в местный полицейский участок.

Для простого человека задача практически невыполнимая. Но это если у него нет связей в Северном клане. А они у Александра Ивановича были, и еще какие! Просто для получения дубликатов нужных документов требовалось некоторое время и его поездка в Петрополь. По придуманной Бекетовым хитроумной схеме, в Россию Константин якобы вернется на корабле через порт в Архангельске, поскольку тот находится на территории Северного клана, подальше от глаз столичных жандармов. И свои люди у Бекетова в архангельской портовой таможне, конечно же, были. Ну, а потом человек, исполнивший роль прибывшего на корабле Константина, доберется до Вологды в закрытом экипаже, чтобы не светить лишний раз лицом на придорожных станциях. Где мы с ним затем и пересечемся, чтобы уже окончательно поменяться местами.

Александр Иванович заверил меня, что схема это абсолютно реальная, а человек на мою роль подобран вполне надежный. Мне оставалось только довериться графу Бекетову, понадеявшись, что он лучше знает, как и что делать. Встретиться с ним договорились в Новой Ладоге через десять дней, и уже оттуда ехать до Вологды вместе.

Глава 7

— … Ну, здравствуй, Саша! — князь Лопухин крепко обнял старого друга и троекратно расцеловал его — Совсем забыл меня, в столицу теперь и носа не кажешь.

— Если б не нужда проверить столичный особняк после наводнения, то я и еще сто лет сюда бы не приехал. Некогда мне, Петя, по вашим столицам разъезжать! — добродушно усмехнулся Бекетов — Это вы здесь в Петрополе бездельем маетесь, да на балах ногами дрыгаете, а нам в провинции на кусок хлеба зарабатывать приходится. Хозяйство без пригляда не оставишь, мигом все наперекосяк пойдет.

— Да, хватит уже прибедняться, черт старый! Небось не знаешь, куда деньги девать, а все плачешься. Отдохнуть уже пора от дел, а ты, Саша, все жилы рвешь. Непонятно только для кого стараешься. Или достойного преемника, наконец себе выбрал? — прищурился Петр Васильевич

— Теперь мне точно есть на кого род оставить! — довольно улыбнулся Александр Иванович — Радость большая у меня, Петя — племянник из-за границы возвращается!

— Неужто помирились⁈ — с показным удивлением ахнул Лопухин, прекрасно зная из писем друга, что Константин от рода окончательно отрекся, а иных племянников у Бекетова нет. Значит, речь шла о внуке Павле — Ну, что ж, поздравляю тебя, дружище! Давно пора было гордыню бекетовскую умерить, причем не только твоему… племяннику.

— Эй, ты на что сейчас намекаешь? — возмутился Александр Иванович, но в карих глазах его светилась неприкрытая радость, чего за ним давно не наблюдалось.

— Ладно, старый брюзга, пойдем-ка в мой кабинет, расскажешь там все в подробностях. И отпусти свою карету, переночуешь сегодня у меня — заметив, что Бекетов хочет возразить, Петр Васильевич грозно нахмурил брови — Не спорь со мной, Саша, отказа я не приму! А с домом твоим ничего страшного не случилось — я намедни узнавал. Подвал там затопило, так твой управляющий уже привел его в порядок, и двор слуги давно расчистили.

Князь приобнял за плечо старого друга и повел его вглубь особняка. Поговорить им нужно было о многом, новостей за время их разлуки накопился целый ворох. И судя по тому, что Бекетов заехал к нему прежде, чем добрался до своего городского дома, он привез ему секретное письмо от князя Мещерского — Патриарха Северного клана. Ну, и сам, конечно, торопился рассказать о важных новостях.

В кабинете, усадив уставшего с дороги товарища в удобное кресло и распорядившись слугам приготовить покои для дорогого гостя, князь принялся лично ухаживать за ним.

— Рассказывай, Саша, все по порядку, не томи уже — велел Петр Васильевич, выставляя на стол хрустальные бокалы и свой любимый коньяк, до которого Бекетов тоже был большой охотник.

— Расскажу, только сначала дверь прикрой поплотнее, новости мои не для чужих ушей.

Лопухин понятливо кивнул и, выглянув в коридор, отослал слугу, велев тому, чтобы их не беспокоили. Закрыл плотно дверь, задернул портьеры на окне и лишь тогда разлил янтарный коньяк в хрусталь. Потом, подсев поближе к Александру Ивановичу, протянул ему один из бокалов

— Ну, давай, сначала за встречу выпьем, а потом я — весь внимание!

…Рассказ Бекетова оказался долгим и откровенным, тайн между старыми друзьями не было. Петр Васильевич только удивленно головой качал, слушая про все злоключения Павла. Про гибель Володара он уже знал, хоть и без особых подробностей, но про его письмо к Бекетову, конечно, услышал впервые. И искренне порадовался, что мудрый волхв перед смертью сумел уговорить упрямца помириться с внуком. Сам-то он уже не надеялся на примирение этих своенравных родственников.

То, что инквизиторы повредили память Павла, вызвало у князя приступ гнева

— Ну, что за мерзавцы, а?!! Мало было парня к смерти приговорить, надо еще напоследок нагадить!

— Так и это еще не все. Ты слушай дальше…

Когда Бекетов дошел в своем рассказе до проклятья, Петр Васильевич одним махом допил коньяк, тут же налил себе еще и снова выпил. Прикрыл глаза, сжимая руку в кулак и восстанавливая дыхание

— … Сашка, ты хоть представляешь, какая гадина нами правит? Он же теперь ни перед чем не остановится, пока всех дворян в бараний рог не скрутит! А я все думал: с чего вдруг император велел объявить наших беглецов погибшими⁈

— Думаешь, это Николай?

— Уверен. Мне один надежный человечек рассказал, что недавно к царю во дворец тайно приезжал какой-то страшный инквизитор. И о его позднем визите даже сам Бенкендорф не знал. Слышал я об одном таком — Амвросием зовут, колдун первостатейный. Тайно проживает в доме рядом с Синодом, в городе даже не показывается. И ты скажи мне: это с каких пор у нас в инквизиции служат колдуны, которые проводят запретные ритуалы, а⁈ И куда наши святоши из Синода смотрят, Саша⁈ — Лопухин зло ударил кулаком по столу — Хотя понятно куда — в рот царю! Против императора и пикнуть не могут. Как парни вообще смогли выжить после такого колдовства!

— Пашка сказал, что им очень повезло — там у них в скиту древнее святилище есть, вот волхвы их сразу на алтарь и уложили. К тому же среди них сильная ведунья-лекарка. Но мой внук теперь полностью седой и постарел лет на десять. Кто за это ответит⁈ У меня, Петя, сердце оборвалось, когда я его увидел. Нет, боевой дух его не сломлен, но это ведь теперь, как будто совсем другой человек…

Голос Александра Ивановича дрогнул, и он, сглотнув, отвернулся к окну. В кабинете воцарилась гнетущая тишина. А когда Бекетов поднял взгляд на князя, в нем сверкнула лютая ненависть к посмевшим обидеть его внука.

— Петя… если у нас не получиться убрать самозванца с трона, клянусь: я лично раздавлю эту гадину, чего бы мне это не стоило — хоть даже жизни. Бекетовы такого не прощают.

— И я тебе в этом помогу. Только сейчас нужно отложить месть. Что с внуком помирился — молодец! И выдать его за сына покойного брата, тоже отличная идея. Но пора заняться неотложными делами. Письмо от Павла Михайловича привез?

Бекетов кивнул и вытащил из внутреннего кармана письмо князя Мещерского. Петр Васильевич вскрыл его и быстро пробежал глазами послание от Патриарха. Перечитал его еще раз и, призвав огонь, поджег письмо. Наблюдая за тем, как оно сгорает и превращается в пепел, задумчиво проговорил

— Павел Михайлович пишет, что пора нам что-то решать с Алексеем Петровичем. Раз беглецов объявили погибшими, и сыск по их делу завершен, значит, хватит им на болотах отсиживаться. Готовь, Саша, для Алексея убежище в Костроме, а оттуда ближе к делу тайно перевезём его в Москву. Надежные люди там есть, дом уже подыскивают.

— Поселю его, пожалуй, в имении покойного Михаила в Лужках. Место там у нас тихое, никто из дворовых его точно не знает, а от города то имение недалеко. Если кто приедет встретиться с Алексеем — лучшего места не придумать. Ну, а в случае опасности надежно спрячем его у волхвов. Там схронов и капищ на болотах тоже хватает.

— И впрямь, удачное место — согласно кивнул Лопухин — займись этим. А я тут одну интригу закрутил, пора подтолкнуть царя к нужному нам решению…

* * *

— … Паш, ты чего такой задумчивый, или с дедом опять поссорился? — рядом со мной на скамью уселся Петр, и почти тут же следом к нам присоединился Котофей.

— Нет… с дедом вроде бы все хорошо сложилось — успокоил я друга — думал, что будет хуже. А он оказался вполне нормальным стариком.

— Тогда о чем грустишь? Все переживаешь, что не помнишь ничего?

— Ну, да. Мне ведь придется изображать перед людьми своего дядюшку Константина, а я даже не представляю, что он за человек.

— А какая разница? Сам же сказал, что он лет пятнадцать не был дома — теперь его никто толком не помнит. Не переживай зря, все будет хорошо, и ты справишься. Я вот больше нервничаю, что мы с тобой, Паш, расстаемся — печально вздохнул Южинский.

— Нашел о чем расстраиваться… Отдыхай и набирайся сил, пока есть такая возможность, дар свой тренируй и развивай. До осени мы с тобой в любом случае увидимся, а скорее всего и раньше.

— Знаешь, я уже привык, что ты всегда где-то рядом. Даже в Петровской крепости или в тюрьме ты находился в соседней камере, и это придавало мне сил — грустно усмехнулся друг — а теперь вот вдруг уезжаешь без меня в Кострому.

— Так надо, Петь, потерпи. Осенью все окончательно решится, и если бог даст — будем потом жить спокойно, забыв про все наши беды. И знаешь, Петь, будет гораздо лучше, если ты сразу привыкнешь называть меня Костей. Запомни: Павла Стоцкого больше нет. Перед тобой Константин Михайлович Бекетов.

— Костя… — покатал на языке мое имя Петр и улыбнулся — А знаешь, тебе даже идет! Ты и правда, все меньше похож на прежнего Поля Стоцкого, каким я его знал. А после проклятья еще и внешне изменился, совсем другим стал.

— Хуже или лучше? — напрягся я

— Пожалуй, что лучше. И намного. Прежний Поль порой был таким заносчивым засранцем, что мне хотелось заехать ему в высокомерную морду! А сейчас ты намного добрее стал, спокойнее, и таким мне нравишься гораздо больше.

Ох, совсем Южинский смутил меня своими комплиментами… Но приятно такое о себе слышать, чего уж там…

— Вот видишь, как иногда полезно память потерять! — отшутился я — Стал вдруг вполне приличным человеком. Но если честно, мне тебя тоже будет не хватать. И давно хотел сказать, что ты для меня всегда был и будешь самым лучшим другом. Что бы с нами не случилось.

Петр смущенно рассмеялся, словно никогда не слышал от Стоцкого таких теплых слов. Ну, так пришла пора исправить эту несправедливость. А чтобы перебить неловкость, я задал Петру вопрос, который забыл задать Бекетову

— Слушай, мне неудобно спрашивать у Алексея Петровича: но как вообще приносят клановую клятву императору? Каждый дворянин приезжает к нему по отдельности?

— Ты что⁈ На такое у царя времени не хватит. Все проще: клятву от имени всех кланов Императору во время коронации приносят Патриархи, подтверждая этим свое служение Романовым и принимая на себя ответственность за весь клан.

— Ага… а наша высшая аристократия типа князей и столбовых дворян из родов с древней родословной, как скажем, Бекетовы?

— Они же все еще Тройственный Договор подписывали, так что у них с Романовыми давние и свои особые отношения. Но про их клятвы я ничего сказать не могу, поскольку сам не знаю. А те, кто из служилых дворян, как мы — Южинские, или вы — Стоцкие, те приносят обычную присягу новому императору, когдаобъявляют о его вступлении на престол.

— Это та, которой мы присягали Константину? А помнишь ее слова?

— Ну… не так чтобы дословно от начала до конца, но в общих чертах да.

Дальше по моей просьбе Петя попытался воспроизвести на память текст присяги. Как я и ожидал, все пункты исключительно об обязанностях подданного и ни единого слова о его правах или защите со стороны императора. А что еще ожидать от абсолютной монархии? «Царю повиноваться за совесть сам Бог повелевает» — процитировал чьи-то слова Петя. Вот-вот, так оно и есть… Да, в то же в средневековом европейском оммаже было больше обязательств сюзерена перед вассалом.

И по сути эта присяга незаконна, поскольку приносится раньше официальной коронации и лишь на том основании, что предыдущий император назвал кого-то своим наследником. А если он тайно изменил завещание и «забыл» поставить в известность своих подданных? Из-за этого ведь, собственно, и случился большой конфуз в декабре, когда российские подданные успели принести присягу Константину раньше, чем узнали о его отречении. И потом пришлось всем заново переприсягать уже Николаю. Представляю, как злорадно хихикали в Европе над русскими варварами. И редкий случай — за дело.

Вполне возможно, что даже и декабрьского восстания бы не случилось, если бы не «забывчивость» царя Александра, поскольку присягу Константину военные принесли без возражений. Конечно, мятеж в таком случае все равно произошел бы летом, согласно планам заговорщиков, но уж никак не в декабре, и не так сумбурно. Какой-то фальстарт у них получился.

— По… Костя, а ты договорился с дедом, чтобы он тебе оружие в Петрополе купил?

— Договорился. И про одежду, и про оружие.

— Шпагу или пистолет?

— Петь, ну какую шпагу, а? — вырвался у меня тяжелый вздох — Я даже не помню как ее в руках держать. Этому же и за месяц не научишься. Да, и с пистолетом я не помню, как обращаться, но этому хоть быстро научиться можно. Так что пока попросил его купить мне хороший нож и небольшой арбалет.

Ну, не объяснять же Пете, что мне нужно «тихое» оружие, а от нынешних кремневых пистолетов слишком много шума, скорострельность смешная, да и примитивные они — нормальный ударно-капсульный замок только лет через десять появится. По закону подлости или что-нибудь заклинит в самый неподходящий момент, или ствол разорвет от перегрева, если резко увеличить скорострельность, применив свой дар. К тому же я имел дело с охотничьим арбалетом, и пусть он был новейшей конструкции — из композитных материалов и с оптическим прицелом, но в принципе, мне понравилось стрелять из него. Есть в нем что-то такое… исконно мужское.

— Арбалет?!! — обалдел Южинский — да, кто им сейчас пользуется?

— С моим даром «резвака», как раз гораздо быстрее и удобнее перезаряжать арбалет болтами, а дальнобойность у него не меньше, чем у пистолета. При небольших размерах его еще и под широкой верхней одеждой можно спрятать. Вопрос в другом — найдет ли его Бекетов у оружейников…?

Наш разговор с Петром окончательно свернул на тему оружия, а вот мой вопрос о присяге Патриархов кланов так и остался без ответа. Но ответ на него получить очень хотелось. И к кому мне еще с ним обратиться? К Василисе, конечно. Но сначала пришлось вытерпеть ее шуточки по поводу моего нового имени

— Даже и не знаю, как мне теперь к тебе обращаться. Костей-то ты недавно запретил себя называть! — Вот же ехидна мелкая…

Зато я, наконец, узнал, почему про клятву Патриархов мало кто знает — на крови она. А Церковью нашей клятвы на крови осуждаются, поскольку это сродни проклятью: нарушил — и расплата неминуема. Ходят слухи, что и высшие чиновники с царем такой же клятвой связаны. Например, тот же граф Пален, организовавший заговор против Павла I, потом несколько лет умирал в страшных муках, превратившись в живой разлагающийся труп. И род небезызвестных Зубовых практически прервался — в течение пяти лет не осталось никого из братьев. Поучительный пример для высокородных заговорщиков.

— Поэтому и остерегаются они влезать в заговоры, уступив эту сомнительную честь новым дворянам — усмехнулась ведунья — присяга возмездия богов не предполагает.

— Но по логике получается… если Алексей Петрович с проклятиями справился, то и клятвы на крови разорвать для него не проблема?

— Получается так. Но этого тебе точно никто кроме самого Алексея Петровича не скажет.

— Василиса, а я вот что еще спросить хотел… — замялся я — а у жрецов Мары есть какое-то ритуальное оружие? Ну, нож там какой-нибудь специальный…

— Конечно, есть — кивнула она — жрецы во славу Мары на алтаре голову жертве отсекают серпом.

— Серпом…?!!!

— Ну, это только на алтаре, и серпом действительно удобнее это делать. А если убить где-то в другом месте, то достаточно сказать: «Во славу твою, Мара!» и отрезать потом голову врага хотя бы ножом. Но это уже обязательно.

Господи, на что я подписался?!. Ну, как я буду резать головы своим жертвам? Краем уха услышал тихий женский смешок и опять потянуло знакомым сквозняком. Смешно Маре! А мне вот нет! И как теперь быть? Не откажешься ведь — сам вызвался и сам с богиней Смерти условия обговорил, только о таких вот «мелочах» спросить не додумался!

— … Костя, помоги на стол накрыть — вырвала меня из внутренних переживаний Василиса — праздник сегодня большой.

— Какой праздник? — удивился я, начиная перебирать в голове подходящие даты.

— Радоница. Навий день. Сегодня всех умерших родственников поминают.

— Так это родительская?

— Можно и так сказать. На кладбище нам, увы, сходить не удастся, а вот тризну справим. И Володара, и всех других родственников помянем.

— Так это языческий обычай? А я всегда думал, что православный праздник.

— Костя, откуда ты такой наивный только взялся⁈ Да, разве Церковь разрешит людям есть и пить на могилах предков? — усмехнулась Василиса — Это же против всех церковных канонов. На самом деле тризна нужна не только, чтобы почтить усопших родных, но и отогнать злые силы от живущих.

Дальше я узнаю, что далеко не все души после смерти проходят путь перерождения. Иные не могут очиститься от былых обид, простить себя и близких, они остаются злыми духами — навьями, скитаясь по земле. Но есть души, которые сами не желают для себя перерождения в мире Яви, а выбирают вместо этого стать хранителями своего Рода.

Такие души остаются в Светлой Нави — преддверье мира мёртвых. Но несколько раз в год они возвращаются в Явь, чтобы встретиться тут с родными и дать им свою помощь. Вот к ним и идут на кладбище, для них на красивом рушнике расставляют еду и поливают могилы пивом и хлебным вином, поминая своих предков. В этом и есть истинный смысл Радоницы, а церковь лишь «прихватизировала» языческий праздник.

— Вот, бери и неси все на стол…

Наша хозяюшка накрасила яиц, как на пасху, только сегодня они все зеленого и желтого цвета — «жалобного», как назвала их Василиса. И кутью сготовила, как у нас на поминках, и поминальные блины напекла, и пироги с самыми разными начинками. И конечно, за своим фирменным полугаром мне в кладовую отправила — куда ж без него.

В общем, помянули мы и Володара, и погибших волхвов, и потом каждый своих умерших родственников. Все честь по чести. Так, как столетиями и поминали наши предки своих прародителей. А мы потом растеряли их традиции, забыв исконный смысл обрядов и народных праздников.

А к вечеру пошел первый по-настоящему весенний дождь. И Василиса погнала нас всех на улицу умываться «небесной водицей». Потом мы пили чай под тихий шелест дождя и предавались воспоминаниям из детства. Засыпал я таким умиротворенным, каким давно себя не чувствовал. И снились мне умершие родители и бабушки с дедушками, сидящие за длинным столом, заставленным тарелками с едой. Все молодые, веселые — такие, какими я видел их в далеком детстве, на наших семейных праздниках.

И от них пришло мне понимание, что все в моей жизни наладится, и иду я правильной дорогой…

Глава 8

Неделя, наполненная тренировками с Истиславом, «лекциями» Алексея Петровича и моим усиленным откормом стараниями Василисы, пролетела незаметно. И вот уже нас снова провожают в дорогу. Насколько мы расстаемся с друзьями — пока непонятно, но надеюсь, что ненадолго. Окончательное решение будет принято после того, как Бекетов озвучит новости, привезенные из столицы.

Конечно, было бы очень неразумно ехать сразу всей компанией, не зная обстановки на дорогах. На всех ямщицких станциях, не говоря уже о становых приставах в селах и городах, наверняка есть «ориентировки» со словесным описанием беглецов из Шлисской крепости. Случай все-таки неординарный. Еще и двух недель не прошло, как наш розыск отменили, а, зная русскую нерасторопность, эти ориентировки еще год там будут лежать. Меня-то по ним теперь точно не узнают — седой и цвет глаз поменялся. А остальные? Поэтому сначала будет разведка, а уже потом переправка остальных в Кострому — второй партией, так сказать.

Планы у Бекетова слегка изменились, и встреча с ним у нас снова назначена в Старой Ладоге, но почему непонятно. Сокол принес лишь записку с краткой просьбой доставить меня в определенный день по известному адресу. Истислав думает, что дальше мы уже поедем на лошадях до Олонецкого почтового тракта, чтобы на переправе перебраться на другой берег Волхова. Водного пути до Вологды, где нас будет ждать мой двойник, нет, это я и сам знаю.

Наш с Истиславом маршрут от болот до Старой Ладоги повторяется, как под копирку, и вечером мы уже на месте. А вот дальше случилось совсем уж неожиданное — вместе с Бекетовым в дом Василисы неожиданно приходит еще один важный гость.

— Ну, здравствуйте, Константин! Давно не виделись с вами!

Ох, ты ж… архимандрит Нектарий пожаловал, собственной персоной! Вошел в горницу, широко улыбаясь, поискал глазами образа в красном углу. Не найдя, покачал укоризненно головой, но все равно перекрестился.

— Добрый вечер, отец Нектарий! — вышел я из-за стола и уважительно склонил голову.

— Павел… — начал было «дед», но тут же исправился — Константин, ты, наверное, не помнишь, но к архимандриту Нектарию нужно обращаться: Ваше Высокопреподобие и приложиться к руке не мешало бы, попросив благословения.

— Да, полно вам, Александр Иванович — махнул рукой настоятель — чай не на приеме во дворце. Без посторонних можно и по-простому. Ну, как, Костя, пришли уже в себя? Слышал, вы болели сильно?

— Вроде бы да. Вот только видите — показал ему на свои волосы — поседел, как старик.

— Прискорбно, конечно, но гораздо важнее, что дар ваш не уничтожен. Он ведь цел?

Вместо ответа я легко призвал родар и быстро переместился в другую часть горницы. Гости еще смотрели в ту точку, где я был секунду назад, но от меня там и след простыл.

— Прекрасно… — задумчиво проговорил Нектарий — прекрасно… Не хотите исповедаться, Константин, раз уж мы с вами встретились?

Это он так намекает на приватный разговор, хочет о чем-то расспросить? Ну, почему нет, у меня к нему тоже очень важные вопросы имеются.

— С большим удовольствием. В моей комнате вам будет удобно?

— Вполне, сын мой. В исповеди важно не место, а ваша готовность к покаянию. Ведите. А Александр Иванович чаю выпьет, пока нас ждет.

…Стоило нам переступить порог моей комнаты и прикрыть за собой дверь, как Нектарий тут же стал серьезным и продолжил говорить со мной безо всех этих своих церковных штучек.

— Как удачно с вашим новым именем получилось, даже привыкать к нему не придется.

— И не говорите! Сам посмеялся над таким удивительным совпадением.

— Ладно, Костя, расскажите, что там у вас с проклятьем случилось, и поподробнее, если можно. Александр Иванович уже поведал мне то, что от вас услышал, но подозреваю, что это далеко не все?

Пришлось рассказывать. И подробно. Нектарий ведь один из немногих, кто в курсе моего настоящего происхождения. И подозреваю, что архимандрит играет далеко не последнюю роль в намечающейся заварушке. Володара больше нет, на кого мне теперь положиться? А так хоть какая-то защита будет со стороны церкви. Но секрет Алексея Петровича я, конечно, Нектарию не раскрыл. Как и велел Алексей Петрович, свалил все на алтарь и вмешательство языческих богов. Ну, и на расторопность Василисы с Истиславом.

— Костя, ваша седина появилась после общения с древними богами на алтаре в капище? — догадался священник — Вы что-то у них попросили, и это часть вашей платы? Скажите, если это не тайна.

— Нет, не тайна. Все равно вы скоро узнаете. Я просил их перенести сюда мою семью — жену и двух дочерей.

— И…?

— Боги обещали.

Священник нахмурился и неодобрительно покачал головой

— Даже не хочу знать, как они это сделают, и что вы им пообещали взамен. Цена за такой перенос должна быть очень велика.

— Я готов ее заплатить. Да, цена велика, но приемлема — мне не придется поступиться своей совестью. Большего, простите, сказать не могу. Я и рад был бы обратиться за помощью к вам в монастырь, но ведь вы не смогли бы мне в этом помочь?

— Нет, такое точно не в наших силах. Господь этого не позволит. Но знаете, хоть я и не одобряю вашего поступка, как православный священник, все же не могу его осуждать, как человек. Мне понятны ваши мотивы.

— Надеюсь, вы поймете меня еще лучше, когда познакомитесь с моей семьей. Поверьте, ради них стоило так рискнуть.

— Хорошо, оставим это… — вздохнул Нектарий — Вы рассказывали Александру Ивановичу, что видели во сне колдуна. Как он выглядел?

— Худой, высокий… был в какой-то темной хламиде с капюшоном. Но самое страшное в нем глаза — они не просто выцветшие от возраста, а какие-то… белесые, как бельма.

— Амвросий не такой уж и старый, он ненамного старше меня.

— Вы знакомы с ним⁈ — поразился я

— Учились когда-то вместе в духовной семинарии. Только я принял монашеский постриг, а он выбрал службу в инквизиции. Сначала истово преследовал колдунов и ведьм, а потом вдруг отошел от церковного сыска. Увлекся какими-то странными опытами с небесными камнями, занялся исследованием дара. Его белесые глаза — это результат неудачных опытов с черными проклятиями. Всем говорил, что ищет противоядие против них, а сам оказывается… Ходили смутные слухи, что Амвросий всецело посвятил себя алхимии, но, как видите, все оказалось гораздо хуже.

— Чем это грозит — он может наложить на нас повторно проклятие?

— … Не думаю. Не так уж это легко, насколько я знаю. Для этого ему снова нужно забрать часть вашего дара, но вы же вряд ли теперь дадитесь в руки инквизиторам? А прежние черные звезды вроде бы должны были рассыпаться после ритуала.

— Чем новое проклятие, лучше уж сразу умереть! И забрать с собой жизни нескольких инквизиторов если они ко мне сунутся. Но как вообще Синод допускает такое — колдун в инквизиции?

— А что такое Святейший Правительствующий Синод? Это всего лишь коллегия духовных лиц, которые назначаются и всецело подчиняются светской власти — императору. Знаете, как нынешний Первенствующий член — митрополит Серафим — назвал Синод? «Сие иго египетское»! Сам он даже не Патриарх. Но ведь если нет Патриарха, то нет и законного единоначалия в Церкви, она обезглавлена и оттого имеет мало голоса. По факту Синод так и остался министерством духовных дел, как его не переименовывай. Когда-то обер — прокурор был просто наблюдателем в коллегии, а потом превратился в надзирателя над Церковью — стал оком государевым. Сам князь Мещерский, может, и неплохой человек — он из нашего Северного клана — но страшно представить, что нас ждет при императоре Николае. Наверное, маршировать строем начнем, задрав сутаны!

— И при Алексее Петровиче вы первым долгом соберете Поместный собор, чтобы избрать Патриарха? — догадался я.

— Конечно. И это даже не обсуждается, потому что Патриарх Православной Церкви — единственный, кто может отменить клятву Патриархов кланов нынешнему российскому царю.

О, как… А я все голову ломал, можно ли это сделать? Получается, очень даже можно.

— Костя, а у вас был Патриарх?

— Был. Но у нас Церковь законом отделена от государства и не вмешивается, например, в то же образование. А вы, простите уж за прямоту, обучаете детей закону божьему, но не хотите учить грамоте. И при этом еще оправдываете крепостничество.

— Но как же народу без веры в Бога жить? Для многих это единственное утешение.

— А как жить рабом? Как без грамоты жить? Вы предлагаете неграмотным людям слепо верить в то, что говорит им священник, зачастую сам полуграмотный? Ну, вот посмотрите, чем это закончилось в Европе — атеизмом. Хотите также?

Я махнул рукой, прекращая пустые споры. На такие темы нужно говорить серьезно, а не на бегу. И кажется, Нектарий пришел к таким же выводам.

— Костя, я надеюсь, что у нас с вами будет еще возможность поговорить о вашей Церкви обстоятельно. Очень хотелось бы избежать чужих ошибок.

— Я ведь уезжаю в Кострому, а потом, наверное, начнутся разъезды по заданию Алексея Петровича. Когда мы с вами теперь еще увидимся…

— Все в руках божьих! — улыбнулся архимандрит — Я тоже много езжу по делам епархии. И в Костроме бываю, и на Севере, и в Москве. Бог даст — свидимся до осени, и еще не раз. А Амвросием обязательно займутся, я обещаю. Но только не люди из Синода — другие. Митрополиту Серафиму и обер-прокурору Мещерскому жаловаться бесполезно, к тому же сразу возникнет много ненужных вопросов. А насчет Николая скажу так: этот глупец даже не понимает, с кем он связался, и чем для него это скоро обернется. Проклясть истинного Романова — это все равно, что подписать себе смертный приговор. Свой дар он точно потеряет.

— Николай⁈ Хотите сказать, что…

— Да. Есть свидетели, что Амвросий приезжал к Николаю в тот день. А потом император заболел. Эта загадочная болезнь очень похоже на отдачу после черного ритуала. Видимо, Амвросий уговорил его поделиться силой для проклятия.

— Нужно обязательно сообщить об этом Алексею Петровичу!

— Сообщим. Истислав завтра передаст ему мое письмо. И долго в скиту он не задержится.

Уже на выходе из комнаты, я вспомнил еще об одном деле.

— А не знаете, как там Илья Сергеевич Турубанов поживает? Сильно его за нас наказали?

— Нет больше Турубанова — вздохнул Нектарий и перекрестился — застрелился ваш майор.

— Как?!!! — замер я на пороге — Это из-за нас⁈

— Нет, там все было сложнее. Император поставил его перед сложным выбором: нарушить присягу, не выполнив его приказ, или совершить подлость, «забыв» вас в затопленных казематах Секретного дома. Турубанов выбрал первое.

— Но можно ведь было…

— Приказ был тайным, и его было велено сжечь в присутствии фельдъегеря. Подлость Николая недоказуема, вашим палачом в любом случае посчитали бы Илью Сергеевича. И он предпочел смерть такому позору. Я узнал про это случайно, когда ко мне приезжал его сын, чтобы испросить разрешение похоронить тело отца в освященной земле. И я ему это разрешил, взял грех на душу. Ведь, несмотря на то, что майор Турубанов считается самоубийцей, он повел себя как честнейший человек и спас беззащитных.

Эта страшная новость просто подкосила меня. Я прекрасно понимал, что за наш побег кого-то обязательно накажут, но чтобы так… Список людей, к чьей смерти я вольно или невольно приложил руку, продолжает расти…

* * *

…Рано утром меня разбудил Истислав. Хотя я толком и не спал ночью — все перебирал в голове разговор с Нектарием и думал о бедном Турубанове. Проспал от силы час или два, и проснулся в тоскливом настроении. Жаль, что заговорщики в декабре не пристрелили Николая. Очень жаль. Такие мерзавцы, как он, вообще не должны жить. Но ничего, это дело поправимое. Встретимся с ним еще, и рука у меня точно не дрогнет…

Я быстро собрался, глотнул на дорожку чаю с бутербродом и, подхватив вещевой мешок, вышел за Истиславом на улицу. В предрассветном тумане узкие улочки с деревянными мостовыми и крыши домов за высокими заборами, казались декорациями к какому-то историческому фильму. И снова удивительная тишина вокруг. Да, есть ли вообще жители в этом городишке…?

Мы долго пробирались какими-то переулками, пока не вышли на более широкую улицу, мощеную булыжником, и пошли по ней в сторону Волхова. В тишине уже слышалось, как впереди плещутся его волны и потянуло холодком с реки, отчего я зябко поежился. Но на перекрестке мы снова свернули и пошли по другой широкой улице, пока впереди из тумана не выступили высокие монастырские стены. Впрочем, густого тумана здесь уже не было, и я сразу увидел большую дорожную карету, запряженную четверкой лошадей, а чуть в стороне отряд из трех всадников.

— Ну, вот, и пришли… — улыбнулся мне Истислав, кивнув на распахнутую дверцу кареты, из которой показался граф Бекетов — давай, прощаться, Костя.

Мы крепко обнялись с волхвом.

— Буду с нетерпением ждать вас всех в Костроме, приезжайте поскорее. И береги Алексея Петровича.

— Легкой дороги и удачи тебе… Костя! Скоро увидимся — Истислав дружески хлопнул меня по плечу.

Подойдя к карете, волхв забрал письмо у Бекетова, и, махнув на прощанье рукой, пошагал назад.

— Садись в карету, племянник — поторопил меня Александр Иванович — нам нужно побыстрее уехать отсюда, слугам я потом тебя представлю.

В карете было довольно просторно и, в отличие от возка в котором нас этапировали в Шлисс, скамьи здесь были широкими. Сиденья и спинки мягкие — явно набиты конским волосом, а стенки кареты обтянуты бордовым бархатом и поверху красиво простёганы крупными ромбами. На окнах плотные шелковые занавески, создающие внутри приятный сумрак. Да, уж… в таком комфортном экипаже вполне можно путешествовать на дальние расстояния.

Бекетов обернулся и постучал в небольшое окошко, за которым маячила спина кучера, и наша карета тронулась. В утренней тишине звонко зацокали копыта лошадей по мостовой. Ох, а ход-то какой у экипажа мягкий — с рессорами тут тоже полный порядок! Но проехали мы всего метров двести и снова остановились — теперь уже перед воротами монастыря.

— Не высовывайся — предупредил меня граф и, открыв дверцу, выбрался наружу.

Через какое-то время раздались чьи-то шаги, кто-то из слуг начал крепить сзади дорожный сундук.

— Все в порядке? Ты уже забрал его? — раздался совсем рядом встревоженный женский голос

— Забрал, забрал… вон, в карете сидит! — проворчал в ответ Бекетов

А через минуту в карету, подобрав длинный подол скромного дорожного платья, забралась пожилая женщина. Встретилась со мной взглядом и ахнула, прикрыв рот рукой в тонкой перчатке

— Павлушенька…! — всхлипнула она, заставляя меня напрячься — Да, что же эти ироды с тобой сделали⁈

— Маша — укорил ее Бекетов — Ты же обещала мне не плакать! Не пугай парня, видишь, он оторопел от твоих причитаний.

Но куда там… Женщина обняла меня порывисто и зарыдала, чуть ли не в голос. Граф махнул рукой, понимая, что женские слезы сейчас не остановить, и велел кучеру трогать.

— Павлик, неужто ты, правда, меня не помнишь? Я же столько раз приезжала к вам…

— Простите, но я никого не помню — смущенно развел руками, пытаясь сообразить, кем она мне приходится. Женские слезы всегда вводили меня в ступор. Перед этим страшным оружием я бессилен.

— Это моя сестра, Мария Ивановна. Когда пообвыкнешься, будешь называть ее тетушкой, а пока просто по имени-отчеству к ней обращайся — пришел мне на выручку «дед». И тут же прикрикнул на сестру:

— Маша, кончай рыдать, сейчас всю карету слезами зальешь! Глянь — на…племяннике уже лица нет, как ты его своими слезами напугала.

Как ни странно, его строгий тон подействовал на женщину, и она начала успокаиваться. Достав из-за манжета носовой платок, промокнула глаза

— Саша, ну, странно же это, какая я ему тетушка? Павлик всегда меня бабушкой звал.

— Так вы тетушка и есть — улыбнулся я — а на бабушку совсем не похожи — слишком уж молоды!

— Ну, скажешь тоже, озорник…

Хоть Мария Ивановна дама в возрасте, но какая женщина устоит перед комплиментом? Вот и тетушка засмущалась. А чтобы скрыть свое смущение, начала стаскивать перчатки и развязывать ленты капора, чтобы снять его.

— Павлуша, ты не голоден? — забеспокоилась «тетушка», как только убрала свой капор и перчатки в дорожную коробку — Пирожок с капустой будешь?

— Нет, Мария Ивановна, спасибо. И называйте меня, пожалуйста, Костей. А то выдадите нас ненароком.

— Прости, я совсем забыла. Конечно, же Костик! — улыбнулась она — Ты, кстати, похож на своего дядюшку Константина. Очень похож! Хотя чему тут удивляться? Мы, Бекетовы, все на одно лицо, особенно наши мужчины. Вот помню Антоша в детстве, как две капли воды был похож на Мишеньку, а Костик на Сашу. Если точно не знать, то и не угадаешь, кто из них на семейных портретах изображен.

Тетушка ударилась в воспоминания, и было заметно, что ей это доставляет огромное удовольствие. А я, слушая Марию Ивановну, получал массу новой информации. Правда, женщина быстро забыла про мои провалы в памяти, и Александру Ивановичу то и дело приходилось пояснять для меня какие-то имена и неизвестные названия.

Да, уж… дорога обещала быть нескучной. Этак я к концу путешествия буду знать всех наших родственников до пятого колена и всех костромских знакомых. Как бы голова моя от такого обилия информации не треснула.

— Мария Ивановна, придется вам писать для меня шпаргалку: кто, кем и кому приходится, и где живет! — смеюсь я — Иначе быстро запутаюсь и ляпну что-нибудь невпопад — стыда потом не оберешься. И себя, и вас опозорю.

— Да, какой с человека спрос, если он дома столько лет не был⁈ — всплеснула руками тетушка — Почитай, пятнадцать лет за границей, а до этого еще четыре года с родителями в Москве жил. Константин толком никого в Костроме и не знал. Так что все знакомые с пониманием отнесутся, если ты ошибешься.

— В Москве? — удивился я — У вас там дом?

— Не у «вас», а у «нас» — поправил меня Бекетов — привыкай уже племянник. И это дом твоих родителей. Половину дома этой зимой мы сдавали, но сейчас квартиранты съехали, все лето будут жить в свое имении под Волоколамском. Так что напишу управляющему, чтобы привел все в порядок к нашему приезду. Думаю, в Костроме мы долго не задержимся. Покажем тебя дворянскому обществу, пообвыкнешься немного, а потом можно и в Москву перебираться. Алексею Петровичу там будет легче затеряться, да и все нужные люди ближе к первопрестольной живут, а не в нашем медвежьем углу.

— Саша, ну какая же Кострома — медвежий угол⁈ — возмутилась тетушка — Что ты такое говоришь?

— Что есть, то и говорю, Маша: сонное царство! Обленились все, никто ничего делать не хочет. Кто пошустрее, те разъехались: кто в Петрополь, кто в Москву, а кто и в Нижний Новгород перебрался. Там жизнь кипит, кому смекалки и трудолюбия хватает — всегда найдет чем заняться и как заработать. А у нас что? Сидят, как перезрелые тыквы по домам, все чаи распивают! Кроме своих имений и не выбираются никуда. Хорошо, если в Ярославль раз в год на ярмарку съездят.

А граф-то не промах… ишь, как заговорил. Но мне его энтузиазм только на руку. Вот посадим на трон Романова и замутим с родственником какой-нибудь семейный бизнес. Мои знания плюс его местный опыт — это будет настоящая бомба!

— Ты шторку-то отодвинь, чего в темноте сидеть. Из города выехали, теперь можно не бояться, что тебя кто-то увидит.

Я последовал его совету и с любопытством уставился на пейзаж за окном. Дорога шла через поля, иногда вдалеке виднелся лес или несколько крестьянских изб. Но в принципе, виды эти были довольно однообразные и быстро наскучили мне.

— Как долго нам ехать? — спросил я у Бекетова

— Если с погодой повезет, то до Вологды дня за четыре доедем. А коли дороги после дождя развезет, то путь и все шесть дней может занять. В Вологде дождемся моего человека, а потом еще два дня добираться до Костромы.

— А ночевать где будем?

— До Вологды в города заезжать опасно — не нужно, чтобы тебя кто-то там запомнил. У нас с собой шатер есть, переночуем лучше в лесу. Ну, а после Вологды можно и на хорошем постоялом дворе остановиться.

Мне оставалось только согласиться с доводами Александра Ивановича. Но, господи, как же здесь все медленно происходит! Потратить неделю на дорогу, которая от силы заняла бы часов десять на машине. Я начинаю понимать, почему здесь мало путешествуют. А до начала строительства первой Царскосельской железной дороги еще больше десяти лет. Между Петрополем и Москвой поезда и вовсе начнут ходить через четверть века. Просто очуметь…

* * *

…Поначалу мне все было интересно, но на четвертый день пути я уже готов был взвыть от этой поездки, которая еще недавно казалась мне такой увлекательной. Дороги здесь просто ужасные, а сколько возни с лошадьми… Пока не столкнешься вплотную, всю эту канитель даже представить невозможно — запряги, распряги, накорми, напои, а им еще и отдых нужен. И никуда ведь от этого не деться.

Короче, карета — это геморой еще тот, даже при наличие слуг. Придется, видимо, срочно осваивать верховую езду. Бекетов уверяет меня, что обязательно сработает память тела. Мол, как только я сяду в седло, так все само собой и получится. Ну, не знаю… что-то я сильно в этом сомневаюсь. Все-таки наши навыки хранятся в голове.

А вот мои новые родственники переносили тяготы нашего пути на удивление спокойно, воспринимая все, как должное, хотя ведь оба немолодые уже люди. За всю поездку от Марии Ивановны я не услышал ни одной жалобы — героическая женщина! А как ловко она командовала слугами во время стоянок, и закупала продукты в деревнях? Я просто диву давался. И заодно мотал на ус, как здесь у дворян принято себя вести и разговаривать с теми же крестьянами. А то ведь спалюсь со своей демократией, народ этого не поймет.

Тренироваться на глазах у малознакомых людей я не стал. Ограничивался несколькими упражнениями во время стоянок, чтобы размять затекшие мышцы, и на этом все. Правда, начал еще осваивать метание нового охотничьего ножа, который Бекетов купил для меня в Петрополе, и даже преуспел в этом. И сталь, и балансировка у клинка была отличная. А вот с арбалетом так не повезло — не нашлось в столице такого редкого товара. Придется видимо искать оружейника, который сделает его для меня на заказ.

…Первая часть нашего путешествия подходила к концу, сегодня к вечеру мы должны были добраться до Вологды. Обошлось все без особых приключений, правда, однажды наша карета капитально застряла в сырой низине, и мы потеряли целый час, вытаскивая ее из грязи. А так и с погодой повезло, и без поломок обошлось.

И вот катим мы по лесной дороге, никого не трогаем, за окном кареты отличное майское утро. Настроение у всех хорошее, считай самый тяжелый отрезок пути мы миновали. Но разве могло быть все так гладко? Конечно, нет.

За очередным поворотом дороги перед нами открывается картина настоящего боя! Судя по дереву, лежащему поперек дороги и стоящей перед ним каретой, какие-то бедолаги попали в засаду, организованную лесными бандитами…

Глава 9

Деться на довольно узкой лесной дороге нам некуда — ни свернуть в сторону, ни тем более, развернуться назад. Большая дорожная карета слишком неповоротлива для такого сложного маневра. Кучер просто резко останавливает лошадей, а потом спрыгивает с козел и, схватив животных под уздцы, торопливо заводит их в придорожные кусты. Чтобы в лошадок случайно не попала шальная пуля.

Наша охрана соскочила с лошадей и тоже отправляет их под надзор кучера. Действуют парни вполне профессионально и без лишней суеты. Не успел я оглянуться, а у них ружья в руках, и они уже подыскивают удобную позицию, чтобы оказать огневую поддержку обороняющимся. И это правильно. Не поможешь сегодня попавшим в беду, завтра сам можешь оказаться на их месте. Не удивлюсь, если наши парни не раз, и не два попадали в подобные переделки.

— На наших слуг можно положиться? — спрашиваю я Бекетова.

— Вполне. Им не впервой — подтверждает граф мои выводы.

Сам он, не теряя времени, уже достал из-под сиденья коробку с пистолетами и теперь ловко снаряжает их. Я же натягиваю куртку и заранее вынимаю охотничий клинок из ножен.

— Ты бы, Паш, не высовывался, без тебя там разберутся.

Не в этой жизни! Сделал вид, что последних слов графа я не слышал. А тут еще тетушка:

— Павлушенька, будь осторожен! Помни, что серьезные раны мне залечить не под силу!

О, как…! А Бекетова у нас лекарь оказывается? Дар, что ли такой у нее? Кивнув тете, распахиваю дверцу кареты и спрыгиваю на землю. Тут же метнулся за ближайшее дерево, чтобы спокойно оценить обстановку. Бандитов десятка полтора, не меньше. Часть из них уже вступила в ближний бой, размахивая топорами, кистенями и ножами. Командует ими вожак, за поясом у которого заткнут пистолет, а в руках сабля — видать, тертый мужик, повоевавший.

Включаю дар, чтобы обострить зрение, и обнаруживаю, что еще двое бандюков расстреливают обороняющихся, прячась за деревьями и кустами — кстати, стреляют они из арбалетов. Вот и верь после этого Петьке, что те вышли из обращения! Но выстрелы пока редкие — стрелки боятся задеть своих подельников. А вот если они переместятся правее, жертвам уже не позавидуешь — их всего-то пятеро, и еще один лежит на земле без движения.

— Ну, что тут? — появляется за моей спиной Бекетов.

Наши охранники тем временем, уже успели рассредоточиться за поваленным деревом, заняли удобные позиции для стрельбы и взялись за дело.

— Возьму вон тех стрелков на себя — показываю я графу на арбалетчиков — их в первую очередь нужно убрать. И велите нашим парням, чтобы в ту сторону пока не стреляли, а то попаду под свой же огонь.

— Не лезь на рожон, Паша! — качает граф головой

— Костя — поправляю я его — и не забывайте, Александр Иванович, что ваш племянник вообще-то резвак.

С этими словами я отхожу в лес и, включив дар, быстро перемещаюсь, чтобы зайти стрелкам в тыл. Первый бандит умирает, даже не поняв, откуда пришла его смерть — я просто воткнул ему нож в шею со словами «Во имя Мары!». И он кулем осел на землю, выпустив из рук заряженный арбалет. А я тут же переместился в сторону, чтобы укрыться за соседним дубом.

— Савка, брательник, ты чё там затих⁈ — раздался молодой голос, и в метрах пятидесяти, из кустов показался второй стрелок, но увидев сообщника мертвым, выругался и быстро сменил позицию, отбежав правее метров на сто. Меня он не заметил, и со стороны леса явно нападения не ожидал. Похоже, просто стрелок решил, что его подельника достала чья-то пуля.

Обстановка на дороге меж тем, начала понемногу меняться, и точно не в пользу лесных братьев. Огромная ель послужила для наших парней в качестве надежной баррикады, и они начали планомерно отстреливать бандитов по одному, не давая им вступить в ближний бой. Не отставал от своих слуг и сам Бекетов, выбивая тех, до кого доставал его пистолетный выстрел. И тут я снова лишний раз убедился, что нынешние пистолеты, увы! никуда не годятся. Ни скорострельность, ни дальность стрельбы, они обеспечить не могут.

Немного удивляло, что бандиты не отступили, а продолжали биться. То ли недооценили нас, посчитав, что четверо не могут переломить ход битвы, то ли добыча была слишком многообещающей. И второе намного вероятнее — ведь среди обороняющихся выделялся хорошо одетый господин со шпагой. Да и добротные дорожные сундуки, притороченные к карете, говорили о материальном достатке их хозяина.

Оценив нашу помощь, «жертвы» приободрились и продолжили сражаться с удвоенной энергией. Особенно среди слуг выделялся невысокий темноволосый парень с большим кривым тесаком в руке, который самоотверженно отбивался сразу от трех бандитов. Я даже невольно залюбовался тем, как ловко и уверенно этот смельчак двигается.

Парень точно владел каким-то боевым искусством, но мне его стиль был не знаком. Не удивительно, что заметил этого великолепного бойца не только я — второй стрелок уже перезарядил арбалет и сейчас целился именно в него. Но выстрелить ему постоянно мешали спины тех, с кем этот парень бился, а рисковать стрелок не хотел.

Я не успевал добежать до второго арбалетчика — слишком далеко. Поэтому, врубив дар, дотянулся до арбалета, лежащего у корней дерева, и прицелившись, выстрелил. Болт просвистел перед самым носом стрелка и улетел в подлесок. Промазал, вот же досада…! Теперь понятно, почему этим оружием мало кто пользуется. Но зато от испуга и сам бандит промахнулся, а, увидев меня с арбалетом в руках, бросил свой в кусты и помчался прочь, петляя между деревьями, как полоумный заяц.

Ладно, этот пока терпит, далеко он все равно не успеет убежать. Сейчас гораздо важнее главаря завалить, причем так, чтобы меня свои ненароком не подстрелили. Включаю дар, и звуки боя снова сменяются вязкой тишиной, а фигуры сражающихся застывают в нелепых позах. Парень с тесаком завис в прыжке, его хозяин, которого он прикрывает, отбросил в сторону сломанную шпагу и тянется за кинжалом, а бандитский вожак ощерил рот в немом крике, указывая на них рукой ближайшему сообщнику. Пора вмешаться.

Врубив скорость, я по дуге перемещаюсь вожаку за спину, на бегу прихватывая с земли топор, выпавший из рук бандита, убитого чьим-то метким выстрелом в лоб. Главарь, точно зверь, почуявший опасность, уже начинает поворачиваться в мою сторону, но не успевает — топор с размаха раскраивает ему череп. Вижу вытаращенные от ужаса глаза его сообщника, и бросаю в него свой нож. В реальности этот мой выход занял всего несколько секунд, никто даже толком не понял, что произошло. Но я уже успел выдернуть свой нож из глазницы бандита и скрыться за ближайшим деревом, теперь пытаюсь отдышаться.

— Прими их темные души, Мара! — шепчу я, и в ответ получаю порыв прохладного ветра. Богиня довольна: сегодня она собрала хорошую жатву.

Воздух снова наполнился криками, выстрелами и звоном оружия. Из бандитов на ногах осталось пять человек и один в бегах — остальные или убиты, или валяются на земле, корчась от боли. Те, кто выжил, сбились в кучу и отбиваются со звериным отчаянием, начиная понимать, что удрать теперь уже не получится — или пулю в спину получишь, или удар клинком в затылок. В эту мясорубку я не полезу — там точно свои заденут. Догоню-ка я лучше беглеца, а то как бы он подмогу бандитскую не привел. Кто их знает, этих диких лесных братьев, может у них где-то лагерь неподалеку?

Снова проваливаюсь в вязкую тишину и срываюсь с места. Теперь бегу в ту сторону, где скрылся стрелок. Но вскоре упираюсь в глубокий овраг. Перепрыгнуть его невозможно, а спустишься вниз, так все ноги переломаешь — дно оврага завалено сгнившими стволами деревьев и поросло кустарником. Значит, бандит сейчас бежит вдоль оврага, осталось только понять, в какую сторону. Выныриваю на секунду из тишины и прислушиваюсь. Где-то справа слышен хруст веток, причем недалеко. Видимо, бандит посчитал себя в безопасности и перешел на быстрый шаг.

Догнать его труда не составит, но сделать это нужно очень быстро, чтобы он не успел подготовиться. И я снова делаю рывок, включая свой дар. А настигнув беглеца, идущего по краю оврага, налетаю на него, сшибаю с ног и, перевернув на спину, приставляю нож к его горлу.

— Ну, что сучонок, добегался⁈

Подо мной лежит совсем молодой парень, почти подросток. Лицо плоское, конопатое, нос картофелиной, а рот широкий, как у лягушки — ну, совершенно безобидная внешность. И даже не скажешь, что бандит. От ужаса он начинает подвывать:

— Не убивайте, барин! Пощадите! Я откуплюсь.

— Ну, попробуй! — усмехаюсь я — А деньги-то у тебя есть?

— Есть, барин, есть! Все вам отдам, богом клянусь! Только не губите!

Ишь, как запел: о боге, гаденыш, вспомнил! Но про деньги — это даже интересно. Они мне сейчас точно не помешают. На шее Бекетовых сидеть совершенно не хочется.

— Ладно, веди.

— Куда? — непонимающе лупает он на меня своими зеньками

— К схрону вашему разбойничьему. Или ты думал, что я здесь на пеньке останусь тебя ждать?

— А, ну да… — испуганно мямлит он — пойдемте тогда, барин, туточки рядом совсем.

— Погоди-ка… — говорю я. Наступив коленом на тощую грудь, вытаскиваю веревку, которой вместо пояса подхвачена его длинная рубаха. Потом обматываю ее вокруг грязной шеи, сооружая подобие ошейника и поводка. Особый скользящий узел туго затянется при первом же резком рывке.

— Зачем это⁈ — таращится парень.

— А я что, похож на Ивана-дурака из сказки? Дернешься — придушу!

В рыжих глазах мелькает вдруг такая звериная злоба, что мне становится не по себе. Но уже через секунду передо мной снова испуганный подросток. Может, кто и купился бы, только не я. Встречал таких вот зверенышей в юности, правда, никто из них до матерого волка не дотянул — сгинули все в лихие 90-е.

— Барин, так я ж и не думал бежать!

Ага… прямо так тебе и поверил. Грубо хватаю его за ворот рубахи и рывком ставлю на ноги. Для острастки еще и подзатыльник влепил.

— Соплив ты еще со мной тягаться, щегол. Мамку свою дурить будешь. А, ну шагай!

Получив пинка под тощий зад, звереныш послушно двинулся вперед. Мы идем по еле заметной тропе, которая в низинке переходит на другую сторону оврага. Затем продираемся через молодой ельник. Впереди по курсу лежит вывернутая с корнем старая ель. Под ней зияет темный провал — по виду то ли барсучья то нора, то ли медвежья берлога, хрен разберешь.

— Пришли. Туточки наш схрон — шмыгнув носом, показывает волчонок грязным пальцем на провал под корнями.

— Ну, так доставай свой схрон. Я, что ли туда лезть должен? — говорю ему с усмешкой. Неужели этот дурень думал, что сам туда сунусь? Там ведь и капкан вполне может стоять на любителя чужого добра.

— Барин, веревку-то теперь отпусти, задушишь меня ненароком.

— Угу… помечтай. Лезь, давай, паршивец!

Зло сверкнув на меня глазами, парень становится на четвереньки и заползает в провал. Только сапоги его оттуда торчат. Кстати, весьма неплохие для деревенского подростка, наверняка сняты с кого-то из жертв. Веревку я все-таки слегка ослабил, но из рук ее не выпускаю и нож приготовил. Вот чувствую, что этот шкет задумал какую-то гадость.

Он долго копается там, потом, пятясь задом, выбирается из провала. Вытащив за собой средних размеров сундук, окованный металлическими полосами. Ставит его передо мной и, сделав шаг назад, начинает отряхивать колени.

— Открывай сам! — приказываю я ему, демонстративно поигрывая ножом — Знаю я ваши бандитские замашки, обязательно будет какая-нибудь дрянь в сундуке.

Парня аж перекашивает от такой моей предусмотрительности, но деваться ему некуда. Он, нехотя откидывает крышку и, вдруг резко прыгает в мою сторону.

— Сдохни! — орет он и бросается на меня скинжалом. Где только взял его, подлюка!

Поскольку чего-то подобного я от этого звереныша ожидал, то легко отклоняюсь от удара и резко дергаю за веревку, туго затягивая петлю на шее поганца. Парень дергается, хрипит и начинает заваливаться на сундук. Я тут же врубаю дар, чтобы избежать новых сюрпризов, но в это время происходит что-то страшное. Стоило гаденышу споткнуться и упасть грудью на открытый сундук, как оттуда вырывалось облако черной пыли. Я вижу его обостренным зрением, но даже не представляю, что это может быть. Яд? Проклятье? Да, хрен его знает… у них здесь все не как у людей!

На всякий случай держусь подальше, чтобы пыль не коснулась меня, но она оседает на звереныша и впитывается в его кожу. Парень орет не своим голосом и корчится, словно его сжигает что-то изнутри. Допрыгался гаденыш — сам себя обхитрил! Жалко ли мне его? Нет. Бандит, он и есть бандит. Не думаю, что он сильно жалел своих жертв, когда убивал их. Может, еще и глумился над ними, наслаждаясь своей властью.

Дождавшись, пока он затихнет, я подобрал с земли длинную палку и спихнул звереныша с сундука. На перекошенном от боли лице застыли вытаращенные в небо рыжие глаза. Что ж, мне и добивать его даже не пришлось — он сам уготовил себе такую страшную смерть.

— Во имя тебя, богиня Мара! — снова взываю я — Прими душу очередного мерзавца.

В ответ получаю порыв холодного ветра. И эта жертва богиней засчитана.

С опаской подхожу к сундуку, вижу что он чуть ли не до половины набит самыми разными мешками и небольшими свертками. Сверху лежит совсем маленький красивый мешочек из ярко-красного бархата, завязанный витым золотым шнуром. Он похож на те, в которых женщины хранят свои ювелирные украшения или бижутерию.

Но при внимательном взгляде на вышитые по бархату непонятные знаки, неприятный холодок пробежал по моему загривку, и интуиция просто завопила: «Не трожь эту дрянь, Костик!» А я не дурак, чтобы пренебрегать таким конкретным предупреждением. Так что осторожно подцепил опасный мешочек палкой и резко откинул его в сторону. Правда он сорвался и шлепнулся на грудь к мертвому зверенышу, но ничего особенного больше не произошло. Видимо вся дрянь из него уже вышла.

— Блин, и как теперь мне быть? — расстроился я — Столько усилий и все впустую. А если и в других мешках есть такое же колдовство⁈ Может, ну его нахрен, это бандитское золото?

Пока я стоял в раздумьях над сундуком, разговаривая сам с собой, в голове раздался тихий женский смех

— Больше там нет подклада на смерть. Проклятье было только в кисете, но оно вышло.

— Точно? — засомневался я — А как в этом можно убедиться?

— Вспомни о моем даре, жрец Мары. Неужели не чувствуешь, что в кисете нет золота или драгоценных камней? Там всего лишь лежит кладбищенская земля и крысиная голова — в подклад на смерть их всегда кладут.

Я недоверчиво провел рукой над сундуком. Действительно, в голове тут же появилось понимание, что в каком свертке находится. И ничего опасного среди них точно не было. Нужно будет потом порасспрашивать Василису об этих подкладах, уж слишком опасная штука.

— Спасибо, Мокошь, за твоой ценный дар. И прости меня за назойливость, но когда уже найдется моя семья?

— Скоро…

И чужое присутствие в голове тут же пропало, словно его и не было. Эти богини издеваются, что ли надо мной…?!!

* * *

Пересмотрев содержимое сундука и забрав из него только самое ценное и компактное — типа денег и ювелирных украшений — возвращаюсь назад. Были там и другие, наверняка тоже дорогие вещи, но я не стал жадничать. Не пересчитывая, сложил все нужное мне в один мешок, а сундук снова закрыл и запихнул его назад в схрон. Если найдет кто-то бандитский тайник — его удача. А мне и этой добычи на первое время за глаза хватит. Одарила меня богиня Мокошь по-царски, спасибо ей! С голода теперь не помру и попрошайничать у «дядюшки» не придется.

— … Ну где же ты был, Костенька⁈ — запричитала Мария Ивановна, стоило мне появиться рядом с каретой — мы уже начали беспокоиться!

— Пришлось догонять одного бандита, чтобы он не привел подмогу. А как у вас тут дела? Из наших никто не ранен?

— Обошлось, слава тебе, Господи! Александр Иванович запретил слугам лезть туда, они издалека всех разбойников постреляли.

— Молодцы! Я тоже четырех успел положить, включая вожака.

— Саша мне рассказал, как ты лихо негодяев прикончил! Говорят, эта банда давно здесь безобразничает, за их поимку губернатор Брусилов даже награду большую объявил.

— Награду? Это хорошо, наши парни ее заслужили. Если бы не они, эти путники уже бы на небесах в грехах каялись.

— Ой, Костя, а представляешь, это важный английский путешественник со своими слугами!

— Англичанин? Здесь⁈ — удивился я — А что он делает в такой глуши?

— Ну… — задумалась тетушка — просто путешествует, наверное?

Мне стоило большого труда не фыркнуть на ее слова. Знаем мы этих англичан — что не путешественник, то шпион! Пойти познакомиться что ли с ним…? Смотрю уже даже ель с дороги убрали.

Пока Марию Ивановну отвлек один из наших слуг, я быстро сунул добычу в свой вещевой мешок и задвинул его назад под сиденье. Хорошо, что я вышел сразу к карете, и меня никто толком не видел, кроме тетушки. Хотя, вон Александр Иванович уже рукой мне машет, чтобы шел к нему.

— … Знакомься, Костя, это сэр Уильям Эдвардс, известный путешественник из Лондона — представляет мне дядюшка представительного англичанина средних лет с пышными бакенбардами. Граф переходит на французский, представляя меня ему — Mon neveu Konstantin Beketov.

Англичанин в ответ что-то лопочет на французском, горячо пожимая протянутую мной руку, но я ни бельмеса не понимаю из его восторженной речи. Ну, началось… Я жестом прерываю его и решительно перехожу на инглиш

— Простите, сэр Уильямс, но мне проще говорить на вашем родном языке, чем на языке лягушатников. В нем я не силен.

Эдвардс изумленно поднимает бровь, я развожу руками. Больше объяснять ничего не собираюсь и тут же перехожу к расспросам.

Англичанин рассказывает, что он изучал Тибет, потом посещал древний Самарканд и Бухару, теперь вот путешествует через всю европейскую часть России. Конечная точка его путешествия Архангельск, где он сядет на английский корабль и отбудет к себе на родину. Я мысленно представил себе карту Евразии и озадаченно почесал в затылке. Что за странная блажь такая — из Бухары в Лондон добираться через Вологду и Архангельск⁈ Не проще ли им было добираться домой через Персию и Турцию, где английские джентльмены чувствуют себя, как дома?

Нет, маршрут их в принципе понятен: сначала с караваном дошли до Каспия, там с купцами доплыли до Астрахани, а дальше поднялись на попутном корабле вверх по Волге до Ярославля. Но если уж Эдвардс решил посмотреть Россию, как он нас уверяет, то разве не логичнее было бы отправиться из Ярославля прямиком на Балтику — в столицу или хотя бы в Ригу? А не переться зачем-то через малолюдный Русский Север в далекий Архангельск? Ох, чувствую не прост этот сэр, что-то он темнит…

Где Тибет с Бухарой, а где наша Вологда? Уж больно похоже, что он здесь вынюхивал что-то, или же от кого-то бежит, заметая следы. Оттого и выбрал такой, прямо скажем, непростой путь. Еще очень настораживает, что Эдвардс явно спешит и упорно не хочет связываться с нашей полицией. Просит нас взять на себя почетную миссию сообщить вологодскому губернатору о произошедшем, и даже благородно не претендует на вознаграждение, если наши слуги похоронят его погибших спутников.

Тут уж бровь насмешливо поднимаю я. Вот, узнаю природную британскую наглость! А с чего это сэр решил, что он может вообще на что-то претендовать? Вознаграждение⁈ Да, с хрена ли? Их трупы уже бы давно в ближайшем овраге валялись, если бы не мы.

— Хорошо — морщится Эдвардс, вынужденно соглашаясь со мной — но я могу рассчитывать на вашу помощь с погребением слуг? Мы правда, очень боимся опоздать на наш корабль.

Надо же… так боится джентльмен опоздать, что уже и карета его готова к отправлению. Даже интересно, а если мы вдруг откажемся помочь, они тогда оставят убитых лежать у дороги? Знает ведь зараза английская, что мы ему не откажем…! Кратко пересказываю Бекетову суть его просьбы, граф естественно соглашается помочь англичанам.

— И где ваши убитые? — вздохнув, спрашиваю я.

Эдвардс машет рукой в сторону обочины, где сложены трупы. В одной куче лежат все бандиты, и отдельно два англичанина.

— Пойдемте посмотрим…

Первый убитый и правда похож на типичного стопроцентного англичанина — рыжий, с вытянутым лошадиным лицом. Кто-то проткнул дядьку насквозь, и на его куртке в области сердца растеклось огромное кровавое пятно. А вот вторым оказался тот самый парень, что технично сражался необычным тесаком. И он однозначно — азиат. Но не казах, не таджик и даже не китаец — этих-то всех ребят я хорошо знаю, и могу различить одного от другого. Сказал бы, что он скорее индус или таец, но… не уверен. Дальше моя фантазия уже пасует.

— Кто он, из каких мест? — спрашиваю я англичанина, равнодушно смотрящего на окровавленный труп слуги. Такое ощущение, что смерть этого азиата его совершенно не волнует.

— Гуркх. Если вам это о чем-нибудь говорит.

— Чистопородный гуркх⁈ — удивляюсь я — Но откуда он у вас?

— Нанял его в качестве охранника, когда был на Тибете — нехотя признался Эдвардс — так он и путешествовал со мной с тех пор.

Я с сожалением смотрю на убитого гуркха. Жаль. Очень хороший был боец. И погиб, как положено воину — в бою. Пусть примут его душу боги, которым он поклоняется.

— Он пока жив, ему рано за грань — раздается в моей голове женский голос, от которого кровь стынет в жилах. Вот и богиня Мара пожаловала — Спаси его, жрец!

Я недоверчиво наклоняюсь над парнем и прикладываю пальцы к артерии на его шее, пытаячсь нащупать пульс. Жду, прислушиваясь, и наконец чувствую слабый ток крови

— Ваш гуркх живой. Дядюшка, срочно зовите сюда Марию Ивановну!

Вместо того, чтобы обрадоваться, что его слуга жив, Эдвардс явно раздосадован:

— Но что же мне теперь с ним делать⁈ Я же не могу взять его к себе в карету? Может, вы довезете его до ближайшей деревни и оставите там на попечение крестьян?

Вот же тварь бездушная! Протащить парня через полмира и бросить его на чужбине, в русской деревне. А куда ему потом деваться, когда он выздоровеет — своим ходом возвращаться в Тибет⁈

— У гуркха есть какие-то личные вещи? — холодно спрашиваю я, этого морального урода.

Англичанин радостно велит слуге принести их. Вскоре к моим ногам брезгливо ставят небольшой потертый вещевой мешок из грубой кожи. Не густо…

— И это все его вещи? — спрашиваю я у англичанина.

— Он крайне неприхотлив — поморщился хозяин гуркха — ему много не нужно.

— А где его нож? Распорядитесь вернуть его оружие. Оно для него важно.

— Конечно! — и слуга снова отправляется к карете.

У меня от злости только что зубы не скрипят. Может, зря мы этих англичан спасали, и не нужно нам было вмешиваться? Ладно, сейчас стоит уладить еще одну формальность. И я заставляю Эдвардса при свидетелях сначала произнести, что контракт с гуркхом с этого момента расторгнут, а потом выплатить ему причитающиеся деньги. Англичанин страшно этим недоволен, но вынужден держать лицо перед своими слугами, а потому выполняет мое законное требование.

— А теперь, если вы не против, я все же хотел бы откланяться и незамедлительно отправиться дальше. Иначе боюсь не успеть на корабль. Еще раз искренне благодарю вас за оказанную нам помощь, считайте меня своим должником. Вы, русские, очень добры, я не могу этого не отметить.

Я махнул рукой, не очень вежливо попрощавшись с Эдвардсом — можно даже сказать пренебрежительно, и зашагал на встречу тетушке. Знаем мы знаменитую британскую благодарность! Потом джентльмен доберется до своего Лондона и напишет какой-нибудь грязный пасквиль о варварской замызганной России. Гуркх для него не человек, русские тоже варвары. На свете вообще есть только одна категория людей, достойная всяческого уважения и восхищения — это сами английские джентльмены. Все остальные — мусор.

Пока Мария Ивановна охала и причитала над раненным гуркхом, а я помогал ей обработать рваную рану на его голове, англичане уже укатили. При этом сэр так спешил, что забыл свою красивую трость, которая осталась стоять, прислоненной к дереву. Ее заметил один из наших парней и подошел узнать, не нужно ли догнать англичан?

— Перебьется! Будем считать трость малой компенсацией за оставленного нам гуркха. Я сам буду использовать ее вместо посоха.

— Мы же не бросим бедного мальчика? — заволновалась сердобольная женщина

— Конечно нет. Вы видели, как он сражался? Таких воинов, как гуркхи, еще поискать!

Тетушка одобрительно кивнула:

— Рана у него на голове, конечно, глубокая, но кость не пробита. А выглядит страшно, лишь потому, что кровеносный сосуд задет и много крови натекло. Мальчик просто потерял сознание от сильного удара, надеюсь, к вечеру он очнется.

— Не было печали… — покачал головой подошедший к нам Бекетов — и как мы его повезем?

— Если нужно, я поеду с кучером на козлах, а парня положим в карете.

— Ну если только… Не ожидал от тебя такого человеколюбия, по отношению к дикарю. А скажи-ка мне племянник, за что ты так не любишь англичан, и откуда знаешь их язык?

— Понятия не имею! — пожал я плечами — Возможно на войне с ними много сталкивался? Просто знаю, что подлее английских джентльменов никого нет, оттого и неприязнь к ним у меня сильная. И вот что еще, Александр Иванович. Я думаю, что вам обязательно нужно написать донесение в Петрополь об этом подозрительном типе. Не удивлюсь, если его ищут. Уж больно он спешит в Архангельск, словно боится чего-то.

— Ты так считаешь? — задумался Бекетов.

— Да, считаю. Но дело, конечно же, ваше. Я, к сожалению, от своего собственного имени написать ничего в столицу не могу. В архивах наверняка остались мои собственноручные показания, и если кто-то из дознавателей додумается сравнить мой почерк с почерком Павла Стоцкого…

В результате мои подозрения были признаны не безосновательными, и граф согласился, что донесение от его имени лишним не будет. Вопрос только, куда именно его отправить — в канцелярию бывшего министра полиции, буквально на днях преобразованную в 3-е Отделение под управлением Бенкендорфа, или же сначала в министерство иностранных дел? Вопрос интересный, но пусть граф решает сам. У меня на него ответа нет…

Глава 10

На козлах мне ехать не пришлось, и все по той же причине — граф решил, что не стоит светить моим фейсом и седой шевелюрой в придорожных деревнях, мимо которых мы будем проезжать. Бекетов сам сел в седло, а слуга поехал рядом с кучером на козлах. Я проводил «дядюшку» из окна кареты завистливым взглядом — в его-то преклонные годы так уверенно держаться в седле⁈ Ох, опозорюсь я, как пить дать, опозорюсь…

Гуркха, который так и не пришел в себя, стараниями Марии Ивановны уложили на одну скамью, а мы с ней разместились на другой. Всю дорогу сердобольная женщина не спускала глаз с раненого — то поправляла подложенный под его голову небольшой валик, то проверяла повязку и вытирала платком испарину со смуглого лба. А между делом рассказывала мне о небольшой лечебнице, организованной ею при женском монастыре, из которого мы ее забирали.

Я только диву давался: вот, тебе и графиня!! И гнойные раны крестьянам не гнушается обрабатывать, и домой к тяжелым больным в Старой Ладоге пешком ходит, как самый обычный фельдшер. Оказалось, что тетушка и с нашей Василисой хорошо знакома — та еще будучи девчонкой, помогала ей когда-то в монастырской лечебнице и после этого сама увлеклась врачеванием.

В какой-то момент тетушка притомилась и немного задремала, все-таки возраст брал свое. Воспользовавшись передышкой, я достал из-под скамьи все свои трофеи, чтобы рассмотреть их получше. Арбалеты, конечно, никто в карету не потащил, как и кистень с топорами — их мы и забрали-то лишь для того, чтобы сдать потом в Вологде в полицию в качестве вещдоков, а пока сгрузили в один из дорожных ларей. Туда же отправились пистолет и сабля главаря, на которые Бекетов презрительно фыркнул, что они, мол, и доброго слова не стоят. Но там на рукоятках есть какие-то инициалы, поэтому пусть сначала полиция попробует выяснить, кому оружие раньше принадлежало.

Кроме этой груды металлолома, среди трофеев было еще несколько клинков разного достоинства, включая кинжал, которым звереныш чуть меня не прирезал, и бандитские ножи. Вот их-то я сейчас придирчиво и рассматривал, прикидывая в уме, можно ли хоть что-то из этого довести до ума. Но в результате оставил себе только кинжал, а остальное сгрузил назад в мешок. Может, наши охранники себе что-то из этого выберут. Награду за уничтожение банды им вряд ли сразу выдадут. Пока еще полиция до места преступления доедет и все там осмотрит, пока все свои бумажки оформит… Бюрократическая машина неповоротлива во все времена.

А вот забытая Эдвардсом трость преподнесла мне очень приятный сюрприз! Мало того, что тяжелый серебряный набалдашник в виде головы медузы Горгоны уже сам по себе был оружием, не хуже кистеня, так еще он оказался и навершием рукояти трехгранного тонкого клинка, напоминающего по виду мизерикордию. Стоило нажать на неприметную кнопку, как сработал пружинный механизм обнажился спрятанный в трость стилет. Таким, конечно, ни хлеб не порежешь, ни тушу зверя на охоте не разделаешь. Тонкий, острый клинок годится исключительно для убийства, и ничего другого. Интересный все-таки тип этот сэр Эдвардс, очень интересный…

Потом достаю из ножен тесак гуркха, который пока тоже находится у меня. Смертоносный клинок прекрасен и формой повторяет крыло сокола. Читал про него, видел на фото, но в руках эту редкость держу впервые. У клинка необычная заточка с переменным углом, и характерная выемка у рукояти в виде следа коровы. А еще очень толстое лезвие с обратной стороны, и из-за этого нож довольно тяжелый. Но рукоять при этом маленькая, чуть ли не под женскую руку. Впрочем, кисть у гуркха тоже аккуратная, если не сказать миниатюрная. Что не помешает этим горцам превратиться в закрытую воинскую касту.

Если я правильно помню, клинок гуркха называется кхукри. Или кукри. Иногда его еще называют «зуб Шивы». Считается, что в Непал он попал благодаря воинам Александра Македонского, а в Грецию соответственно, пришел из Древнего Египта. Возможно. Уж больно он напоминает сику зелотов, хотя тот тот кинжал несколько длиннее. А еще на ум приходит мачете, хотя вроде бы совсем из другой оперы.

Но главное не это. Кхукри — еще и ритуальный кинжал. Его используют не только в бою, но и для ритуальных убийств. Догадайтесь, во славу кого! Конечно же, во имя богини смерти — кровожадной Кали. У них даже клич есть во время атаки или ритуала: «Славься Великая Кали, идут гуркхи!» Так что в нашем полку прибыло — можно сказать, что передо мной лежит раненый коллега. Не удивительно, что Мара велела мне его спасти, вот совсем не удивительно.

В стекло хлыстом постучал Бекетов, и я открыл окошко.

— Сейчас деревня будет, мы ее проедем без остановки. Шторки поплотнее задерни, чтобы никто не видел ни тебя, ни нашего раненого.

— А почему останавливаться здесь не будем? — проснулась Мария Ивановна.

— Думаю, что кто-то из разбойников из этой деревни. Так можно местных раньше времени спугнуть. Зная подлую людскую натуру, наверняка что-то из награбленного они по своим домам прячут.

Об этом я как-то не подумал. А ведь, правда: летом можно в лесу в шалашах или в землянках жить, а зимой, когда сильные морозы, и снега в лесу по пояс? Ну, да это теперь дело полиции — тщательный обыск и дознание провести. Нападение на иностранцев такую шумиху в Вологде вызовет, что этой деревеньке теперь не позавидуешь. А мне действительно, лучше бы не светиться, ведь по легенде я сейчас из Архангельска в Вологду следую, и совсем по другому тракту.

Привал делаем, отъехав от подозрительной деревни километров пять и перебравшись через брод на другую сторону неширокой речки, которая прячется под кронами деревьев. Слуги привычно распрягают лошадей, отводят их на водопой, потом кормят. Пора и людям немного перекусить.

Еще один слуга достает из багажа погребец — это такой походный сундучок со всевозможными столовыми принадлежностями на шесть персон. Там есть все: серебряные тарелки, бокалы и чашки; столовые ножи, вилки и ложки. К посуде в комплект полотенца, салфетки и прочие мелочи. В большом отделении лежат даже дорожный самовар со складной трубой и чайник. Короче, погребец — это такой прародитель привычного набора для пикника, и по нынешним временам вещь крайне необходимая для путешественника. Тетушка говорит, что для каждого сословия они разные — у дворян с серебряной посудой, у мещан попроще — с медной. Есть даже специальный офицерский погребец. Не сомневаюсь, что он дополнен парой — тройкой фляжек: для вина,коньяка и водки!

В нашем лежат еще два ларца — один с туалетными принадлежностями, второй с писчими. У первого на крышке с внутренней стороны большое зеркало, чтобы смотряться когда бреешься или причесываешься. Кроме флакончиков, там есть бритва, помазок и плошка для взбивания пены, которые сразу вызвали у меня неприязнь — уж лучше с аккуратной бородкой ходить, чем ежедневно скоблить лицо опасной бритвой! Несессер с маникюрными принадлежностями заставляет вспомнить знаменитые пушкинские строки: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Правда, теперь уже не «пушкинские», а «ганнибаловские».

Пока слуги разжигают самовар, а тетушка хлопочет вокруг стола, в роли которого выступает сундук, накрытый скатертью, граф достает ларец с писчими принадлежностями и садится писать черновик донесения на имя вологодского губернатора, чтобы позже на постоялом дворе переписать его уже набело. Я скромно подсказываю ему подробности, о которых успел сообщить мне англичанин. А для наглядности схематично черчу на песке удивительный маршрут передвижения Эдвардса, показывая Александру Ивановичу всю его абсурдность. Бекетов кивает, соглашаясь с моими доводами. Потом поднимает на меня задумчивый взгляд

— Но согласись, Константин, как странно устроен наш человеческий мозг: ты на память рисуешь карту мест, где никогда не был, даже знаешь, кто такой гуркх, о котором никто здесь понятия не имеет, но почему-то совершенно перестал понимать галлийский язык, знакомый любому дворянину с детства.

— Это еще не самое странное, Александр Иванович — тяжело вздыхаю я, пытаясь создать алиби для своей полуграмотности — а знаете, как чудно я теперь пишу по-русски? Увидите — обомлеете: никаких «ять», «ижиц» и «фит», обхожусь без них. И от велеречивых словесных оборотов просто выть хочется.

Бекетов удивленно приподнимает бровь, а я вдохновенно продолжаю врать

— Вот, скажем, читал я на допросе донос Сергея — вроде бы должен негодовать и злиться на брата. А меня, верите: дикий смех разбирал! Бедняга так пресмыкался перед царем, так униженно лебезил, такие словесные перлы извергал из себя на бумагу, что я просто диву давался: это сколько же человек мучился, чтобы такое позорное словоблудие наваять? А главное — зачем? Если всем известно, что Николай — солдафон до мозга костей и ценитель коротких офицерских донесений.

— Тебя, правда, так смущают принятые на письме уважительные обороты?

— Скорее их переизбыток. Особенно в служебных документах. Видимо сказывается мое военное прошлое. Галантный век давно прошел, и нужно заканчивать с устаревшими оборотами речи — во времена наступающего технического прогресса они попросту неуместны. Нашему русскому языку не помешает очередная разумная реформа.

От дальнейшего разговора нас отвлек тетушкин взволнованный голос

— Саша, Костик, наш мальчик очнулся…!

* * *

Не смотря на все задержки в пути, до постоялого двора на окраине Вологды мы добрались засветло — сейчас у нас середина мая, так что темнеет довольно поздно. Человек Бекетова, приехавший из Архангельска, уже ждет, и он, наконец-то, привез мой заграничный паспорт. Отныне я Бекетов Константин Михайлович — потомственный дворянин из Костромской губернии, 1791 года рождения. Православный, одаренный, холост. Приметы: рост большой, волосы и брови темные, глаза карие, нос и рот умеренные. Последний пункт слегка повеселил — интересно, а как выглядят неумеренные рот и нос? И как бы их тогда описали в паспорте?

Теперь я могу свободно передвигаться по стране, хотя этот заграничный паспорт в течении ближайшего месяца нужно сдать в канцелярию костромского губернатора. Ну, а дальше мне, как дворянину, который нигде не служит, достаточно будет просто возить с собой Грамоту на дворянское достоинство и, пребыв в какой-либо город, отметиться в ближайшем полицейском участке. Остальные строгости «Положения о паспортах от 1812 года» касаются исключительно, чиновников, военных, купцов, мещан и крестьян. Для них существуют внутренние паспорта и еще какие-то другие документы в зависимости от чина и сословия.

Потом придется что-то решать с гуркхом, но это уже в Костроме, где связи у Бекетова более обширные, чем в Вологде. Как и положено, иностранный паспорт у него отобрали на таможне в Астрахани. А взамен выдали «путевой вид» для свободного перемещения по империи, пока иностранец не решит покинуть пределы России. Этот документ Эдвардс передал мне вместе с причитающимся гуркху остатком жалованья.

В документе значилось, что: «Путевой вид за исходящим № 512 выдан Главным командиром Астраханского порта и военным губернатором Астрахани генералом Пахомовым февраля 4 дня 1826 года, взамен заграничного пашпорта, выданного в Дели апреля 15 дня 1825 года за № 178, подданному царства Горкха, воину по имени Рама Джириш. Вероисповедание — индус, семейное положение — холост. Приметы: лета — 20, рост — средний, волосы и брови черные, глаза — карие, нос и рот — умеренные, подбородок — круглый, лицо — смуглое. Особых примет нет. Путевой вид дан на свободный проезд в Архангельск выше означенному Раме Джириш, прибывшему к Астраханскому порту января 29 дня, на персидском судне Джамиль». Вместо подписи предъявителя внизу стоял скромный крестик.

Да уж… «вероисповедание — индус» это явно записано со слов Эдвардса. Русскому чиновнику, что индус, что индуист, что индеец — все один хрен: басурманин. Впрочем, англичанину тоже плевать на такие тонкости. А с "пашпортом' понятно: как объяснила мне когда-то жена, просто по-французски слово произносится как паш / pase/ и порт / port/ — проход через порт.

До сих пор не понятно, что гуркх будет делать после своего выздоровления. Едва я успел сообщить ему, что хозяин расторг их контракт и оставив его на наше попечение, как бедняга снова закатил глаза и потерял сознание. Так что этот вопрос у нас снова откладывается. Но Бекетов предупредил, что по закону парню придется зарегистрироваться и получить «билет на жительство»- бродяжничать по империи ему, в любом случае, никто не даст. Это уголовное преступление и карается ссылкой в Сибирь. Так что самое разумное для гуркха — наняться к кому-нибудь в слуги. Но даже если он решит остаться, то сразу российское подданство ему никто не даст. Для этого нужно прожить в стране несколько лет и зарекомендовать себя законопослушным гражданином.

С легальными документами меня можно теперь не прятать, и Бекетовы принимают решение сразу переехать в более приличный постоялый двор, расположенный ближе к центру города. Он действительно цивильнее предыдущего. Народу здесь поменьше, публика побогаче, а просторный трактир на первом этаже претендует на гордое звание «ресторация». Ну,…по местным меркам может, оно и так, но мне пока трудно об этом судить, поскольку побывал я лишь в одном таком заведении — когда нас с Южинским этапировали в Шлисскую крепость. Это там, мы с Петькой первый раз встретили Василису.

Номера для господ здесь расположены на втором этаже, а комнаты для слуг во флигеле, рядом с конюшней и каретным сараем. Раненого гуркха разместили в отдельной комнате рядом с нашими людьми. Мария Ивановна, распорядилась отправить слугу за местным доктором, и осталась его там ждать.

— Костенька, ты меня не жди! — предупредила тетушка — Как приведешь себя в порядок, так сразу спускайся в ресторацию и начинай ужинать. Александр Иванович тоже непонятно когда вернется — может ему из полицейского участка, не откладывая, сразу же придется отправиться с визитом к губернатору. Чай, не каждый день рядом с Вологдой приезжие дворяне бандитов изводят.

Вообще-то с губернатором Бекетов собирался встретиться утром, отдохнув и переписав свое донесение, а сейчас граф отправился в местную полицейскую управу. Чтобы, во-первых, зарегистрировать там наше прибытие, а, во-вторых, лично сообщить полицмейстеру о ликвидации лесной банды и сдать захваченные трофеи. Но тетушка права — ждать обоих родственников не имеет никакого смысла.

Поднявшись в свой номер, я наконец-то, дорвался до лохани с горячей водой и отмокал в ней до тех пор, пока вода не начала остывать. Тогда уже отмылся до скрипа, ополоснулся чистой водой из большого медного кувшина, и, выбравшись из лохани, насухо вытерся полотенцем. Потом переоделся в приготовленную слугой одежду, которую Бекетов купил для меня в Петрополе, причесался перед зеркалом и отправился вниз ужинать.

* * *

Народа в обеденном зале ресторации было не очень много: три семейные пары и еще несколько одиноких посетителей типа меня. Я выбрал стол в углу и подозвал полового. Спросил, его, какое блюдо не придется ждать долго, и остановил свой выбор на жареном цыпленке, расстегае с мясной начинкой и чае, посчитав, что все это трудно испортить, и оно в любом случае окажется съедобными.

Ждать практически не пришлось, пока я пил чай с пирогом, подоспел и мой цыпленок. На наших толстозадых бройлеров, накаченных гормонами, он был совершенно не похож — тощеват, но на вкус оказался весьма недурственным. Я приступил к его уничтожению и так увлекся, что не заметил, как за столом неподалеку начала разгораться ссора.

Скосив глаза, я увидел красивую молодую женщину лет двадцати пяти — темноволосую, с выразительным взглядом темно-серых глаз и ярким румянцем на щеках. Ругался с ней нагловатый парень примерно ее же возраста. Одет он был пестро, но как-то… безвкусно, что усугублялось его странной, но видимо очень модной прической. Модной по меркам Вологодской губернии.

Спорщики старались говорить тихо, но оба то и дело срывались на повышенные тона.

— Ты думала, я тебя здесь не найду, Милена? Быстро вставай и иди собирать вещи! Я все равно получу все, что мне причитается после смерти Аркадия, и ты теперь в моей воле, запомни!

— Пошел к черту, Виктор! Никуда я с тобой ехать не собираюсь. Отстань от меня, кретин!

— Кто….? — растерялся парень.

— Кретин. Не знаешь такого научного слова, невежда? Так я объясню: это по-особенному одаренный человек. А если по-гречески, то: дебил, идиот и олигофрен.

— Ты… ты меня дураком, что ли назвала?!!

— Неужели дошло? — издевательски изумилась насмешница — Ты делаешь успехи, Витюша!

Вилка выпала из моих рук, а сердце понеслось вскачь, как сумасшедшее. Аж, в глазах потемнело! Эту способность морально уничтожить противника с помощью научных терминов, не опускаясь до площадной брани, я бы узнал из миллиона.

Переведя дух, я вытер рот салфеткой и спокойно встал из-за стола. Подошел, не спеша, и встал за спиной наглого придурка, который даже еще не догадывался, что его сейчас ждет. Вежливо постучал указательным пальцем по его по плечу.

— Любезный, ты своим бабьем визгом мешаешь уважаемым людям ужинать.

— Что⁈

— Пошел вон отсюда, недоумок!

— Да, ты знаешь, кто я⁈

— Теперь уже все здесь знают! Дебил, идиот и кретин. Ах, да! Еще олигофрен.

— Да, я сейчас тебя…

Дурачок попытался замахнуться, но я, не дожидаясь, применил дар — схватил его за шкирку и рывком приподнял над полом. А потом протащил через весь зал и, открыв ногой дверь на улицу, вышвырнул за порог. Летел он с крыльца ресторации красиво — пару раз еще и в полете перевернулся! Собрал всю грязь, прокатившись по двору, и лишь потом затих, уткнувшись наглой мордой в изгородь. Время вновь понеслось вскачь.

В зале воцарилась гробовая тишина. Кажется, все поняли, что я дворянин и одарённый, а поэтому злить меня не нужно. Но все же какие трусы, а еще дворяне…! На их глазах обижают беззащитную женщину, а они все молчат и отводят глаза. Хотя… мою любимую женушку назвать беззащитной я бы не рискнул. Кроме острого язычка, она еще владела парочкой эффективных приемов, которым я сам же ее и обучил.

Ну, что: пора нам «познакомиться». Не спеша, забрал свою салфетку, вилку и тарелку с цыпленком и направился к столу, за которым сидела моя драгоценная пропажа.

— Позволите присесть за ваш стол, сударыня? — я пытаюсь выглядеть сдержанным, но у самого улыбка расползается до ушей.

— Присаживайтесь, конечно! — благосклонно кивнула мне Ленка — Позвольте узнать, сударь, кому я обязана своим спасением?

— Константин — делаю я длинную паузу — Константин Михайлович Бекетов. Костромской помещик.

Услышав мое имя, жена вздрогнула и закусила губу. От такой знакомой привычки у меня защипало в носу.

— Милена Силантьевна Оленина — склонила она голову, а у самой слезы блестят в глазах.

Все, больше не могу терпеть! Если она сейчас заплачет, я больше за себя не отвечаю! Наклонился к ней и насмешливо поинтересовался тихим голосом:

— Луканина, ну, вот скажи мне: почему, как только я тебя оставляю на минутку, так рядом с тобой сразу же вьются какие-то левые мужики? Вроде приличная замужняя женщина, а постоянно в какие-то мутные истории влипаешь!

— Что?!.

Ленка распахнула глаза и замерла, став похожей на беззащитного олененка, попавшего в свет фар. От потрясения она не могла произнести ни слова. А потом по ее щекам все же покатились крупные слезы

— Костик… это ты⁈

— Ну, а кто же еще. Или ты предпочла бы встретить здесь Женьку Лациса? — насмешливо прищурился я

— Дурак… — покачала он головой и выдохнула — Где тебя носило, Никитин⁈ Ты знаешь, что мы здесь пережили с девочками? Я же думала, что это ты умер в теле моего мужа, понимаешь?!!

Да, уж… Подсуропили нам Мара с Мокошью… Испытать что ли Ленку хотели?

— Тс-с… — приложил я палец к губам — Родная, говори немного потише. И ради бога, делай вид, будто мы с тобой только что познакомились. Дочки с тобой?

— Да. Оставила их со служанкой наверху в номере. А ты…

— Все потом. Главное — я, наконец-то, нашел вас. Остальное уже неважно. Скажи лучше, что за мерзавец приставал к тебе?

— Это родственник моего покойного мужа — Виктор Оленин.

Я вопросительно поднял бровь, но Ленка только махнула рукой на мою демонстрацию ревности

— Не ревнуй! Когда мы с девочками очнулись в незнакомом загородном доме, мужа уже неделю, как похоронили. Мы с Викой и Анечкой попали в тела Милены Олениной и ее дочерей, которые тяжело болели весенней лихорадкой, и никто уже не ждал, что они выживут. «Добрые» родственники решили, что пора делить оставшееся наследство, и мнение вдовы, как ты понимаешь, в расчет никем не принималось. А придурошный Витек вообще размечтался, что я выйду за него замуж, и таким образом он обставит всех остальных родственников.

— А как вы оказались здесь, в Вологде?

— Сбежали тайком из имения — слуги помогли. Я собиралась искать защиту у губернатора, но тот неделю был в отъезде, и только сегодня вернулся.

— Константин?!. — раздалось вдруг за моей спиной, и я от неожиданности чуть не подпрыгнул на стуле…

* * *

— Тетушка…? — оглянулся и наткнулся на улыбающийся взгляд родственницы.

Пришлось прервать важный разговор, встать и отодвинуть стул для родственницы. А потом представить женщин друг другу

— Тетушка, позволь тебе представить госпожу Милену Силантьевну Оленину, вологодскую помещицу. А это моя любимая тетушка — графиня Мария Ивановна Бекетова.

Женщины приветствуют друг друга поклонами головы, сопровождая их оценивающими взглядами. Мне становится смешно, потому что тетушка явно прикидывает в уме, достойна ли наша новая знакомая составить мне партию. Родственники мечтают побыстрее женить меня и завести побольше маленьких Бекетовых. Ну, а жену больше интересует, хорошо ли ко мне относятся в этой семье. Для нее всегда на первом месте стоит мой комфорт и душевное спокойствие.

— Дамы, а почему бы вам не сделать заказ и не поужинать в такой приятной компании? — вношу я разумное предложение — Милена Силантьевна, вы же не откажете мне в такой малости?

— С удовольствием! — степенно соглашается Ленок. Моя умница уже приобрела опыт в боях с родственниками, и сейчас ведет себя так, что от местных дворянок ее не отличить. Страшно представить, что мы с ней могли просто разминуться, поскольку к новым знакомствам и романам ни один из нас не расположен.

Меж тем заказ сделан, и за столом завязывается оживленный разговор. Женщины проясняют позиции и стремятся узнать друг о друге, как можно больше. Я вижу легкое разочарование на лице тетушки, когда она узнает, что Милена вдова с двумя дочками. Это явно не то, что она хотела услышать. Но потом уже я рассказываю, что случилось перед ее приходом, и сердце доброй женщины тут же наполнилось сочувствием

— Ох, как же так можно — обижать вдову и сирот⁈ Совсем эти Оленины Бога не боятся. Костенька, мы должны помочь Милене Силантьевне. Сегодня же поговорю с Александром Ивановичем, чтобы он составил вам протекцию. Завтра во время визита к Николаю Петровичу, он обязательно расскажет ему о вашей беде!

Николай Петрович — это, так надо понимать, сам губернатор Брусилов. Ну, если за дело возьмется Мария Ивановна, я не позавидую Ленкиным нынешним «родственникам». Как бы еще сделать так, чтобы забрать жену с дочками в Кострому? Что-то страшно мне их здесь оставлять, даже если губернатор за них вступится.

В общем, я зря волновался, кажется, женщины вполне поладили. А когда Мария Ивановна узнает поближе мою жену, она полюбит ее всем сердцем. Потому что Ленку с ее легким характером не любить невозможно. Прощаются они сердечно, договариваются утром вместе позавтракать. Заодно и познакомиться с девочками. Не знаю, как я дотерплю до утра! Я уже готов хоть сейчас к ним бежать. Но… наше «знакомство» придется отложить. Умом я это понимаю.

После ужина тетушка, попрощавшись, покидает нас. Ей нужно перед сном проверить нашего гуркха. Доктор, осмотрев раненного, подтвердил диагноз, поставленный Марией Ивановной — будет жить. Но за раной нужно следить, чтобы не произошло воспаления и обрабатывать ее. А еще поить больного отваром специально подобранных лечебных трав и усиленно кормить для восстановления потерянной крови.

Узнав, что жена с девочками занимают два номера недалеко от моего, иду проводить Ленку до дверей. На прощанье шепчу:

— Дверь в номер не закрывай, я ночью приду.

— Прямо вот так⁈ — кокетливо хихикает она — Безо всяких предварительных ухаживаний?

— А чего ждать? Ты привлекательна, я…чертовски привлекателен, встречаемся ночью на сеновале — цитирую ей классику.

— Я вообще-то женщина порядочная, ношу траур и только недавно овдовела.

— Повезло этому мужику умереть своей смертью. Иначе мне пришлось бы его убить.

— Никитин, а тебе, как всегда, лишь бы драться!

— Нам ли жить в печали, Милена Силантьевна⁈ — подмигиваю я ей. И сразу перехожу на серьезный тон — Лен, вы в любом случае поедете со мной в Кострому, и это даже не обсуждается. Плевать на твое поместье и твое наследство, мне гораздо важнее ваша безопасность. А с этим наглым Витьком я сам разберусь, и мало ему не покажется…

Глава 11

— … Машенька, ты почему еще не спишь?

Александр Иванович, вернулся поздно, но увидев свет, выбивающийся из-под двери соседнего номера, решил заглянуть к сестре. И укоризненно покачал головой, застав ее все еще одетой в дорожное платье.

— Саша, хочу сходить, проверить нашего раненого перед сном. Привыкла уже к вечерним обходам в своей лечебнице.

— Неугомонная… Когда только спать успеваешь? В монастыре, наверное, и встаешь, ни свет, ни заря…

— Ну, а как иначе. У нас монахини и ночью присматривают за тяжелыми больными. Расскажи лучше, где сам так задержался?

— Пришлось губернатора навестить. Местный полицмейстер не шибко поворотливый, а чуток затянешь со следствием, так сообщники бандитов все награбленное перепрячут. А то и сами разбегутся, ищи их потом…

— Как там наш Николай Петрович поживает, и его супруга Евдокия Васильевна?

— Да, вроде неплохо. Велели тебе кланяться и передать, что ждут нас всех завтра на обед.

— Ох, Саша, не рано ли еще Костеньку обществу представлять? — засомневалась Мария Ивановна — Ведь начнут вопросы разные задавать про Европу, а что он ответит?

— Ничего, выкрутится. Все равно долго его прятать не получится, пора уже привыкать. Наши костромские знакомые и без приглашения с визитом заявиться могут, всем же любопытно посмотреть на сына покойного Михаила.

— Может, ты и прав… У нас ведь дело неотложное к Николаю Петровичу появилось.

Мария Ивановна в красках рассказала брату о злоключениях их новой знакомой. Не забыв при этом упомянуть, что Константин весь вечер не спускал восхищенных глаз с красавицы — вдовы. Бекетов только усмехнулся на это

— Вот же, натура кобелиная у парня! Как верхом ездить он видите ли забыл, зато как за дамами ухлестывать, мигом вспомнил!

— Ну, что ты такое говоришь⁈ Любой дворянин помог бы вдове, оказавшейся в беде. Мы, кстати, сговорились с ней позавтракать вместе. Хочу вас познакомить.

— С чего бы? Неужто, эта Милена тебе по сердцу пришлась?

— С того, что нашему мальчику давно уже остепениться пора! Жениться и деток завести. А не то он опять разбалуется и примется за старое! — Мария Ивановна неодобрительно поджала губы и добавила обвиняюще — А что до его «кобелиной натуры», так ведь есть в кого! Забыл поди, как сам во все тяжкие пустился после смерти Катеньки?

— Ну, ты сравнила, Маша! — смутился Бекетов.

— Вот и помалкивай тогда. А то, ишь ты, моралистом он на старости лет заделался! Мальчик с шестнадцати лет в армии, чему хорошему там его взрослые гвардейцы научить могли?

— Например, воевать.

— А еще пить шампанское, да по чужим спальням гарцевать. Молчи уже, греховодник старый!

Александр Иванович в таких ситуациях предпочитал сразу же ретироваться, пока сестрица не начала вспоминать и другие грехи его молодости. А почудил он после смерти любимой жены изрядно — иногда исамому не верилось, что до такого тогда докатился. Ладно… посмотрит он завтра на эту вдовушку. А заодно и человека пошлет разузнать, что за птица такая…

* * *

Я извелся весь, выжидая, пока постояльцы затихнут и улягутся спать. Разрывался, решая, что важнее: встретиться с любимой женой или увидеть, наконец, дочек. Но к ним просто так не зайдешь — я для девчонок пока чужой, незнакомый человек. А откроешься им, так такой визг поднимется, что все постояльцы сбегутся. Старшая Вика еще может сдержаться, а вот насчет Нюси совсем не уверен, больно она у нас эмоциональная барышня. К тому же, с ними сейчас находится совершенно посторонний человек, а служанке я меньше всего готов доверять наши семейные тайны. Так что увидимся с дочками утром за завтраком, а с признаниями и вовсе подождем до Костромы.

Я снова приложил ухо к двери… Вот спрашивается, чего этим людям не спится, а⁈ Все ходЮт и ходЮт, мешая мне встретиться с собственной женой. Ох, уж эти дворянские условности… Приходится постоянно заботиться о репутации. А вот были бы с ней простыми слугами, уже давно бы кувыркались на сеновале, наплевав на чужое мнение и косые взгляды…

Наконец, на этаже наступила полная тишина, и я отправился к Ленке. Проходя мимо номера, в котором жили дочки, не удержался и приложил ухо к двери, в надежде услышать детские голоса. Но нет, тихо… наверное, уже спят. Вздохнул и пошел дальше — к номеру жены. Собирался тихо постучаться, но стоило подойти, как дверь распахнулась, и меня затащили вовнутрь, а потом женские руки обвились вокруг моей шеи. Незнакомое женское тело жарко прижалось ко мне, мгновенно вызвав волну желания.

— Костик! До сих пор не могу поверить, что ты жив… — Ленкин прерывистый шепот, в котором отчетливо читалось нетерпение, заставил меня потерять всякую осторожность. Прижав к двери свою любимую «незнакомку», я впился поцелуем в ее манящие губы, а потом ловко подхватил под попку, чтобы слиться еще ближе.

— Тише ты, медведь, сейчас всех соседей разбудишь…! — рассмеялась жена, немного отдышавшись от моего бешеного напора. Но меня уже было не остановить.

В неверном свете свечи заметил разобранную постель и понес туда свою законную добычу, на ходу покрывая ее шею нетерпеливыми поцелуями. Сжимать в объятьях незнакомое тело и знать, что в нем заключена любимая женщина, было так возбуждающе, что сдерживаться я больше не мог. На пол полетел кружевной шелковый пеньюар, вслед за ним и тонкая сорочка. Ох, какая шикарная у нее фигура…

Ленка не отставала, нетерпеливо стащив с меня рубашку и принявшись за брюки. Правда, немного запуталась, поскольку не знала, как устроена застежка у нынешних мужских штанов. Да, уж… с этим сейчас целая история, я и сам поначалу чертыхался. Гульфик мало того, что на пуговицах, так к тому же еще и совершенно непривычного кроя — этот широкий клапан, закрывает почти весь пах, и застегивается не по центру, а по бокам.

Освободившись от одежды, мы падаем на кровать и наконец, дорываемся друг до друга. Проблема лишь в том, что любовью мы привыкли заниматься шумно, не сдерживаясь, а сейчас приходится постоянно контролировать себя. Но с другой стороны, тайная встреча придает процессу определенную перчинку — это примерно, как заниматься необузданным сексом в лифте, или в примерочной кабинке бутика. По молодости у нас и такое с Ленкой случалось. Жена у меня девушка… с фантазией, а меня долго уговаривать не нужно — я за любой кипишь, кроме воздержания. Поэтому в постели у нас всегда полное взаимопонимание.

Вот и сейчас мы бурно финишируем, а потом откидываемся в изнеможении на подушки, пытаясь унять колотящиеся сердца и подрагивающие от пережитого кайфа тела.

— Боже, Никитин, тебе досталось просто шикарное тело…! — шепчет Ленка, отдышавшись — Я уже начинаю ревновать.

— Меня и прежнее вполне устраивало — ворчу я для вида — А это еще придется доводить до кондиции.

— Да, ладно уж скромничать! — смеется жена — В ресторане все тетки глаз с тебя не сводили.

— А оно мне надо? Чувствую себя, как манекен в витрине.

— Главное, чтобы мне нравилось — назидательно поднимает пальчик любимая женщина — а ты у меня теперь такой красавец! Хотя, как я поняла, все одаренные люди довольно симпатичные, особенно те, кто из старых дворянских семей.

Только сейчас я замечаю, что над левой грудью у жены тоже мерцает звезда, но меньшего, чем у меня размера, и контур у нее тусклый, словно дар совсем слабенький. Неожиданно… Петька говорил, что среди дворянок родар встречается не так уж и часто.

— Я так соскучилась по тебе, не продолжить ли нам тест-драйв? — невинно интересуется женушка, касаясь губами моей звезды — Хочу убедиться, что в первый заезд я не ошиблась, и мне достался шикарный спорткар.

Ее губы спускаются все ниже, пока не добираются до цели. Серые глаза лукаво сверкнули из-под темных прядей, упавших на прекрасное женское лицо

— Или про тебя правильнее будет сказать: породистый жеребец?

— Ленка, что ты творишь…! — я со стоном запускаю пальцы в ее шикарную шевелюру.

Уложенные в прическу, строгие локоны давно уже рассыпались и превратились в пышную гриву. Что немного позабавило меня — в прежней жизни Ленка постоянно жаловалась на свои тонкие, прямые волосы, а на уход за ними тратила массу сил и времени. Жена и раньше была красавицей, но нынешняя ее внешность намного ярче. Не мудрено, что этот слизняк Оленин пускал на Милену слюни!

А через миг уже все посторонние мысли из головы напрочь вылетели, поскольку женушка прекрасно знала все мои слабые точки, и решила сейчас об этом напомнить. Подозреваю, что такого безудержного секса у этого тела еще не было! Хотя кто их знает — этих офицеров…

— Ко-остик…! — стонет в моих руках женщина с прекрасным, и пока еще непривычным для меня лицом. Но сквозь эти черты я все равно вижу свою любимую Ленку…

* * *

За те часы, что я провел в номере жены, мы успели не только заняться любовью, но и вкратце рассказать друг другу о своих приключениях. Оказалось, они с девочками даже не поняли, что произошло, и почему они вместо Турции оказались вдруг в глубинке Российской империи. Но о своем самоубийстве я рассказать не рискнул, достаточно того, что Ленку повергла в шок новость об их смерти от разрушительного землетрясения.

— Господи… бедные мои родители! — по ее щекам потекли слезы, и она уткнулась в мое плечо, еле сдерживая рыдания.

Я молчал, давая жене выплакаться, а когда она немного успокоилась, продолжил рассказ о своей казни и последовавших за ней событиях. Ленка слушала меня, открыв рот, даже про слезы забыла.

— Так этот Стоцкий был настоящим декабристом⁈

— Ну, да. Со всеми вытекающими последствиями, в виде Петропавловской крепости и Шлиссельбургской. Правда, здесь они называются чуть иначе — Петропольской и Шлисской. Ты слушай дальше…

Я уже дошел в своем рассказе до мужского монастыря и знакомства с покойным Володаром, когда Лена настороженно приподняла голову с моего плеча и закрыла мне рот ладонью.

— Слышишь…? Кто-то пытается открыть засов!

Теперь и я услышал еле различимый скрежет, идущий от двери. Кто-то пытался проникнуть в номер

— Сделай вид, что спишь…! — прошептал я на ухо жене и бесшумно встал, чтобы по-быстрому натянуть штаны.

Нож с собой я естественно не брал — ведь глупо ходить на свидание к любимой жене с оружием. Поэтому просто схватил со стола массивный подсвечник и отступил к двери. На мое счастье та открывалась вовнутрь номера, и у меня будет в запасе несколько секунд, пока незваный гость начнет ее за собой закрывать.

Наконец, засов звякнул, и дверь начала тихо открываться. За окном уже светало, но в номере было по-прежнему сумеречно, поскольку свечи давно догорели, а ставни были прикрыты. Глаза, привыкшие к темноте, без труда рассмотрели невысокую кряжистую мужскую фигуру, перешагнувшую порог.

Незнакомец еще только начал поворачиваться, чтобы осторожно закрыть за собой дверь, а я уже ударил его по башке подсвечником. И видимо, хорошо приложил, потому что мужик осел на пол практически беззвучно. Еле успел его подхватить, чтобы падающее тело не наделало шума. Включать дар нужды не было — я боялся, что просто убью мерзавца, применив его, а нам еще предстояло узнать, зачем он пожаловал и кто его сюда направил. Приложил пальцы к шее — пульс хорошо прощупывался, значит жив гаденыш. Подтащил мужика поближе к кровати, создавая видимость, что он стоял здесь.

— Костик, ты его не убил? — встревожилась жена.

— Нет — я наклонился к ней и зашептал — Ленок, слушай меня внимательно. Я сейчас уйду, а ты накинь сорочку и через несколько минут поднимай шум с криками: «Убивают!». Когда народ примчится, ты должна выглядеть перепуганной и сжимать в руке подсвечник. Скажешь, что проснулась, услышав, как открывается дверь, со страха схватила канделябр с прикроватного столика и ударила убийцу по голове. А когда спросят, почему ты решила, что тебя хотят убить, расскажешь им про Виктора и его угрозы, поняла?

— Думаешь, это он нанял?

— А у тебя в Вологде еще есть враги?

— Ты прав… Ладно, беги. Сделаю все, как ты сказал.

Поцеловав на прощанье жену, я покидаю ее номер, прихватив свою рубашку и башмаки. А добравшись к себе, разворошил постель и взъерошил волосы и придал себе заспанный вид.

Когда в коридоре раздались Ленкины крики, зовущие на помощь, я не спешил, давая другим постояльцам опередить меня. И выглянул из номера, только когда начали открываться соседние двери. Почти одновременно со мной из своих номеров показались Бекетовы.

— Что там случилось, Костик? — встревожилась тетушка

— Не знаю. Сейчас пойду посмотрю.

— Рубашку надень — проворчал Бекетов, кивнув на мой обнаженный торс — и приведи себя в приличный вид.

Ну, да… иначе местные дамы моментально попадают в обморок от вида голой мужской груди. Или же закапают ее слюнями. Накинув рубашку, я поспешил в Ленкин номер, а то народа там собралось уже предостаточно. По дороге натыкаюсь на румяную девку в простом сарафане, выбегающую из номера наших девочек.

— А, ну стоять! — ловлю я ее за рукав — Ты куда это собралась?

— Так там барыня моя! Вдруг чего случилось? — а у самой глаза аж горят от любопытства.

— Нечего тебе там делать! Иди, детей лучше стереги. А то пока будешь рот открывать, Оленин девочек украдет.

— Ой, да что вы такое говорите-то, барин⁈ — вытаращила девка глаза — Неужто этот ирод нашел нас?

— Нашел. Он вечером в ресторации Милене Силантьевне при всех угрожал.

Затолкав перепуганную девку назад в номер, я лишь успеваю рассмотреть на большой кровати две детские фигурки, укрытые общим одеялом. Дочки спят, поэтому их лиц в сумерках не разглядеть. Но при виде темных косичек, разметавшихся по подушке, сердце мое зашлось от нежности. Приходится уйти, чтобы не вызвать у служанки подозрений.

В номере жены вижу картину маслом: Ленок красиво рыдает, прижимая одной рукой к себе одеяло, а в другой сжимая подсвечник. Рядом хлопочет кто-то из постояльцев, тщетно пытаясь забрать «орудие возмездия» из женских рук. Ну, ну…

— Господа, разрешите пройти! — расталкиваю я толпящихся постояльцев. Многие пришли со своими подсвечниками, и за то им огромное спасибо — в номере хотя бы светло.

— Милена Силантьевна, что здесь случилось? — обращаюсь я к жене.

Ленок не переставая картинно рыдать, внятно выдает заготовленную версию. Склоняюсь над мужиком, снова проверяя у него пульс, замечаю, что на лбу у него наливается огромный шишак. Хорошо я его приложил!

— Успокойтесь, сударыня! Негодяй жив, только без сознания. Видимо вы сильно ударили его с перепуга. Давайте сюда свой подсвечник.

— Отправьте кого-нибудь за полицией! — слышу я за спиной командный голос Бекетова. А вслед за ним в номере появляется тетушка в смешном чепчике с кучей оборок.

Втроем мы быстро наводим порядок, выставив всех лишних зевак за дверь. Остался только пожилой мужчина, который, услышав женский крик, пришел сюда первым.Тетушка берется успокоить Ленку, подсовывая ей под нос пузырек с нюхательной солью, а мы с Александром Ивановичем переворачиваем мужика, чтобы обыскать его. В правом кармане его куртки находим нож. Страшно даже представить, если бы меня в тот момент здесь не было.

— Ну, и подлец же этот Оленин! — вскипаю я.

— Да, уж… этот дурак приговор себе подписал. За такое только каторга. Но сначала нужно допросить мерзавца, вдруг это просто совпадение? — сомневается граф.

— Сами-то верите в такую случайность⁈ Только как бы он не откупился.

— А вот за это не переживай, Костя. Мы сегодня к губернатору на обед приглашены, я попрошу его взять это дело под свой личный контроль. Не каждый день в Вологде такое происходит. Но кто-то ведь еще и подсказал негодяю, в каком номере Милена живет. А если бы он к ее детям в номер забрался⁈

От этих слов Бекетова у меня на голове волосы зашевелились. Ну, все, сука…! Оленин точно не жилец. Убью гаденыша собственными руками, без суда и следствия. Видимо в этот момент у меня все на лице было написано, потому что дядюшка удивленно поднял бровь

— Успокойся, племянник. Сейчас придет полиция и во всем разберется…

Глава 12

— Ваше Благородие, просыпайтесь!

Пристав Шкурин с трудом разлепил покрасневшие глаза и хмуро уставился на взволнованного подчиненного

— Охапкин, ты часом не охренел⁈ Я ж только прилег!

— А я что? — развел руками Ефим — Это посыльный с постоялого двора Ведерникова как угорелый примчался. Говорит, вас срочно требуют, там у них вроде как убивца поймали-с.

— Какого еще убивца? — Василий Семенович сел, опустив босые ноги с кушетки на пол, и потер руками лицо, пытаясь прийти в себя спросонья.

Судя по тому, что солнце за окном еще не встало, прошло всего часа три, как отряд солдат во главе с самим полицмейстером отправился арестовывать сообщников бандитов. Пристав, оставленный в управе за старшего, только было прикорнул, проводив всех, и тут новая напасть. Голова еще соображала плохо, и Шкурин раздраженно прикрикнул на помощника

— Ты хоть толком объясни, что там случилось-то?

Из-за плеча Охапкина показалось веснушчатое лицо Сеньки, который служил на посылках у Ведерниковых.

— Ваше благородие, вы уж не гневайтесь, но без вас никак-с! — зачастил тот — Я сначала было к квартальному надзирателю побег, но тот сразу велел к вам управу идти. У нас ночью чуть барыню одну не убили. А до утра ждать было никак не можно, у убивца же башка пробита — не дай бог, еще представится!

Шкурин, оторопев, уставился на парня и потряс всклокоченной головой, пытаясь сообразить, как такое могло случиться.

— Погодь, я что-то не пойму… а почему голова у убивца пробита?

— Дык, это барынька его того…

— Чего «того», балбесина ты окаянная⁈ — разъярился пристав, теряя всякое терпение.

— Ну, постоялица-то наша сильно испужалась и со страху его тяжелой канделяброй огрела — заметив недоверие на лице пристава, Сенька перекрестился — Ей богу, не вру, господин офицер! Вот вам крест! Сам видел, как племянник Его Сиятельства, младший Бекетов еле отнял у нее из рук эту канделябру! А сам граф меня потом уже за полицией послал.

— Бекетов? Граф? Так с этого и начинать надо было! — вскочил Шкурин и заметался по кабинету, подхватывая с пола сапоги — Вот уж, принесла его нелегкая на нашу голову… не сиделось этому графу в Костроме… Вчера всю управу на уши поставил, а теперь новая напасть…!

* * *

Пока ждали полицию, Лена уже немного успокоилась и даже успела привести себя в порядок с помощью Марии Ивановны. Тетушка же на правах старшей дамы и представила ее графу Бекетову.

— Как же вы, сударыня, умудрились так его приложить, что чуть не убили? — покачал головой Александр Иванович, разглядывая огромную шишку на голове негодяя, который до сих пор валялся на полу без сознания — откуда только сила такая в нежных женских ручках…

— Видимо, Милена Силантьевна свой дар с испугу применила — высказала предположение Мария Ивановна. Наверное, она успела увидеть Ленкину звезду, когда помогала ей одеться. Спасибо, тетушка, нам даже придумывать самим ничего не пришлось!

— Так вы одаренная? — удивился граф, и в его глазах зажегся интерес.

— Да, но дар у меня слабый — скромно опустила глаза жена — я им толком и не пользуюсь.

— И какой у вас дар, ежели не секрет?

Ленок перевела на меня растерянный взгляд, не зная, что ответить. Похоже, она и сама еще не успела это выяснить. Только я открыл рот, чтобы вмешаться и что-нибудь наплести, как на помощь нам снова пришла тетушка.

— Саша, не смущай Миленочку. Разве прилично задавать такие вопросы, да еще даме?

— И то правда. Простите, сударыня, за мое неуместное любопытство! — повинился Бекетов — Ненароком вырвалось.

Сделаю вид, что поверил, будто у дядюшки это нечаянно получилось. Но «ненароком» и Бекетов — это вещи, на мой взгляд, совершенно несовместимые. И интерес его к моей жене явно не праздный.

А про особенности своего дара нормальные дворяне действительно предпочитают не распространяться. Близкие друзья и родственники конечно, знают, но вот чужакам о нем точно не рассказывают. Как ранее объяснял Бекетов, аристократы зачастую и друзей своих держат в неведении, не афишируя родар. На мое удивленное: «Почему?» ответил, что только дворяне из молодых родов бахвалятся силой, оттого и вырождаются быстро.

— Два-три поколения, и вот уже никто их не вспомнит — были, да все вышли! — усмехнулся граф, заметив мое удивление, и пояснил более развернуто — Сильные одаренные часто бесславно погибают на дуэлях, а их слабые потомки возвращаются к тому, с чего предки начали — к мещанам.

— … Здравия желаю, Ваше Сиятельство! — раздалось от двери, что спасло нас от неловкой ситуации — Доброе утро, сударыни! Доброе утро, господин Бекетов. Вы, стало быть, и есть племянник Александра Ивановича?

А вот и местный пристав явился. Ух, какие знатные усище у блондинчика…! Это надо же так свою внешность испортить — молодой ведь еще совсем, и тридцатника нет, а усы и бакенбарды отрастил, как у старика. Впрочем, сейчас вся военная молодежь, стараясь казаться старше, берет моду с бравых офицеров, воевавших с Наполеоном. Или с царя. Тот тоже дурацкие бакенбарды и усы носит.

— Константин Михайлович Бекетов — кивнул я приставу — С кем имею честь?

— Пристав Вологодской губернской управы благочиния, Шкурин Василий Семенович — официально представился тот — Полицеймейстер наш, Прокопий Евграфович, еще ночью отбыл на место, где вчера нападение разбойников случилось, а я, стало быть, сейчас в управе оставлен за старшего.

— Ну, тогда приступайте к дознанию — распорядился Александр Иванович — Только прежде хочу предупредить, что это, скорее всего, не просто грабитель, как могло бы показаться вначале. У Милены Силантьевны конфликт с родственниками покойного мужа на почве раздела наследства, и один из них вчера ей прилюдно угрожал.

— Вот как? — насторожился Шкурин — это меняет дело. Могу я узнать, кто посмел вам угрожать, сударыня? И может ли это кто-то подтвердить?

— Я могу подтвердить и еще человек восемь из числа постояльцев, ужинавших прошлым вечером в ресторации. Виктор Оленин особенно не скрывал своих гнусных намерений, разговаривал с Миленой Силантьевной на повышенных тонах, вел себя нагло и крайне неуважительно. Поэтому мне пришлось вмешаться и вышвырнуть грубияна за порог.

— Так вы считаете, что это месть? Что это господин Оленин нанял убийцу?

— А вы отправьте за Олениным своего помощника, сразу все и выясним — предлагает Бекетов таким тоном, что хрен откажешься — а Милена Силантьевна пока вам расскажет, чем она и ее дети так не угодили родственникам.

Лена, то и дело промакивая глаза кружевным платочком, вкратце повторяет приставу историю своих непростых отношений с семьей мужа. Потом пересказывает события прошедшей ночи: как она проснулась, услышав скрежет, а потом дождалась, когда убийца подойдет поближе и шарахнула его первым, что попало под руку. С каждым разом ее рассказ обрастал новыми деталями, и становился все правдоподобнее. Пожалуй, я бы и сам не рассказал лучше.

Мария Ивановна в это время стояла за ее спиной, и сочувственно гладила ' бедняжку' по плечику. Ну, а я заметил, что пристав Шкурин по мужски очарован молодой красивой вдовой — записывает что-то, а сам то и дело бросает на мою жену восторженные щенячьи взгляды. Вот вроде умом понимаю, что Лена просто отыгрывает роль, пытаясь вызвать у полицейского сочувствие, но ревность уже заворочалась в моем сердце — кокетничать-то так зачем⁈ Актриса, блин…

За спиной предупреждающе кашляет дядюшка.

— Костя, уймись! — тихо шепчет он мне на ухо. Я смущенно выдыхаю, пытаясь успокоиться, и разжимаю кулаки. Даже не заметил, когда успел их сжать.

Да, водится за мной такое: не могу спокойно смотреть, как другие мужики пялятся на мою жену и пускают слюни. Всю жизнь борюсь с собой, но пока что без толку. Иногда и самому бывает смешно, что веду себя как зеленый пацан. Ну, вот такая она — моя любовь к жене…

— Мне кажется, Василий Семенович, что вы уже осмотрели место преступления, и на этом допрос госпожи Олениной можно пока прервать — произносит Бекетов.

Тетушка тут же вмешивается, соглашаясь с братом:

— Господин пристав, а давайте, ваши люди унесут этого негодяя вниз и уже там приведут в чувство? Милене Силантьевне надо отдохнуть. Она пережила бессонную ночь, и ей стоит хотя бы немного поспать.

— Да, конечно! — вскочил со стула Шкурин и с готовностью закрыл свою папку — я увидел тут достаточно и узнал все, что требовалось. Пора допросить неудавшегося убийцу…

* * *

В следующий раз мы с женой увиделись за завтраком. Наше семейство Бекетовых уже успело сделать заказ половому, когда в зал ресторации вошла госпожа Оленина. Головы всех посетителей, тут же повернулись в ее сторону, и по залу зашелестел сочувствующий шепот. Слухи о ночном происшествии уже вышли за пределы постоялого двора, и поползли по всему городу. Интересно, что местное дворянское общество даже не стало дожидаться результатов следствия. Главным злодеем был сразу признан Виктор Оленин, который успел еще вечером уехать из города. Что подтверждало его вину в глазах вологодской общественности.

Пока все шушукаются и приветственно кивают Милене, я с удовольствием рассматриваю собственную жену. Сегодня на ней строгое, закрытое платье, приличествующее вдове, и совсем другая прическа. Если вчера были модные гроздья локонов на висках, то теперь волосы гладко уложены на прямой пробор, и толстая коса короной венчает женскую головку. Само воплощение добродетели! Лицо, правда, бледное, под глазами заметны темные круги, и губы слегка искусаны, ну так это понятно — оторвались мы с ней ночью на славу! Но все другие видят лишь несчастную молодую женщину, которой недавно пришлось пережить покушение.

Заглядевшись на жену, я чуть не упустил главное — а девчонки наши где⁈ Вопросительно поднимаю бровь и получаю в ответ успокаивающую улыбку жены. Ну, значит, все в порядке, просто задержались немного. Это, как раз, для меня привычно. Когда в твоей семье сразу три женщины, то по-другому и быть не может. В последний момент перед выходом у кого-нибудь из них обязательно что-нибудь случается: то молния заест, то пуговица оторвется, то вдруг выяснится, что кроссовки совершенно не подходят к верху, и тогда начинается суматошная замена на другую пару обуви. И я уже молчу про валяющиеся неизвестно где телефоны.

Бороться с этим трудно, но можно. Главное — в этот момент не нервничать и не повышать голос. А просто дать своим барышням пять минут отсрочки, и самому спокойно спускаться на стоянку. Ровно через пять минут наша машина стартует. Тот, кто не успевал, оставался в этот день дома. Очень действенный метод, между прочим. Трех раз им с лихвой хватило. Придется и здесь напомнить кое-кому о дисциплине, а то распустились, понимаешь, без твердой отцовской руки!

— Простите великодушно за опоздание! — извиняется Лена перед Бекетовыми и благодарно кивает мне за отодвинутый стул — дочки никак не хотели идти в ресторацию.

— Пороть! — выношу я свой вердикт.

И тут же понимаю, что кроме рассмеявшейся жены, никто за столом нашу домашнюю шутку не оценил. Бекетовы поняли все буквально, поскольку произнес я это с серьезным лицом, как и положено. Мария Ивановна укоризненно покачала головой.

— Костенька, девочки нежные создания, с ними так нельзя!

— Вообще-то это была шутка — поясняю я — но если этих «нежных созданий» вовремя не призвать к ответу, то они очень быстро сядут на голову. Уж, поверьте мне!

— Это точно! — улыбается Лена — Константин Михайлович абсолютно прав. Иногда из-за их своевольного поведения у меня руки опускаются. Никогда раньше не думала, что так трудно воспитывать детей без мужа.

Ага… наконец-то супруга признала очевидное: мои заслуги в воспитании дочек! А то раньше только постоянно упрекала меня, что я балую дочерей. Ну,…может и балую. Но в меру! А как без этого? Нельзя же только ругать их за промахи и одергивать.

…Замечаю какое-то движение в дверях и оборачиваюсь, чтобы увидеть шествующую по залу процессию: дочки держатся за руки, за их спинами маячит служанка. Жадно рассматриваю девчонок, подмечая малейшие штрихи в их внешности. Они очень похожи на Милену, очень! Маленькие копии своей мамочки. Обе темноволосые, худенькие, с тонкими чертами лица.

Платья у дочек чуть короче, чем у взрослых женщин, на головах причудливо уложенные в прическу косички и локоны. Вот почему-то кажется мне, что это и есть главная причина задержки и недовольства на их мордашках. Дома-то старшая Вика носила волосы до плеч, забирая их в хвостик, а младшая Аня вообще предпочитала короткую стрижку, поскольку волосы у нее были погуще, как у меня. А здесь их видимо, каждый день мучают возней с волосами.

— Какие красавицы! — добродушно восклицает тетушка. Бекетов одобрительно кивает, соглашаясь с ее оценкой.

Я гордо расправил плечи. Это родственники еще не представляют, какие они у нас умницы! Зря что ли теща их по разным студиям и кружкам водила? У Вики идеальный слух, как и у самой Ларисы Генриховны, так что выбор в пользу музыкальной школы и студии бальных танцев для старшей дочери был закономерен. А вот Нюся все больше спортом увлекалась: она и плавает отлично, и на горные лыжи встала без проблем, даже сноуборд освоила вслед за мной. Моя девочка! И это уже, не говоря о том, что Ленок привила им любовь к чтению и иностранным языкам.

Девочки подошли к нашему столу, и разница в их возрасте стала более заметна. Мне кажется или наши дочки здесь чуть старше? По манере поведения я безошибочно узнаю, кто из них Вика, а кто Аня, но с ходу определить, на сколько одна старше другой пока не могу — мешают их одинаковые локоны.

— Ваши Сиятельства, позвольте представить вам моих дочерей: Веронику и Анастасию — Лена строго взглянула на девчонок и те послушно изобразили книксен. У старшей это получилось легко и изящно, у младшей чуть корявенько.

— Какие милые барышни! — приветливо заулыбалась тетушка — Сколько же им годков, Милена Силантьевна?

— Старшей Веронике почти четырнадцать, а Анастасии недавно исполнилось двенадцать.

Ого…! А Милене-то получается, тридцать точно есть, и дочки здесь действительно постарше. Но в принципе, это не проблема. С мозгами и знаниями у них полный порядок, так что местным сверстникам они еще фору дадут. Не во всем, конечно, но во многом.

Мария Ивановна представляет девочкам нас с графом. Замечаю, что тетушка им сразу понравилась, Александра Ивановича они восприняли довольно спокойно, а вот я почему-то удостоился их придирчивых взглядов. Неужели засекли, как я любуюсь их маменькой? Что ж, подождем, во что эта первая неприязнь выльется.

Воспитательная работа женой проведена не слабая. За столом дочки ведут себя безупречно, даже Нюся. Сидит, вся из себя такая повзрослевшая, воспитанная — блинчики аккуратно столовым ножом разрезает на небольшие кусочки, и отправив в рот, тщательно пережевывает. И это наша Анюта, которая вечно норовила смолотить все по-быстрому и, тут же рвануть из-за стола, на ходу допивая чай. Энергия в ней всегда била через край, и видеть ее такой спокойной, для меня даже странно.

— Мам, а мы пойдем сегодня гулять по городу? — спрашивает Нюся, дождавшись паузы во взрослых разговорах.

— Даже не знаю… — виновато отвечает ей жена — боюсь, снова не получится.

— Опять будем в номере сидеть, как две тыквы⁈ — показывает наконец, свой характер Нюся. И я еле сдерживаю довольную улыбку: нет, ничего в нашей младшенькой не поменялось!

— Ты так мечтаешь посмотреть Вологду? — спрашиваю я — Если хочешь, можно будет всем вместе прогуляться перед ужином.

— Я с мамой хочу гулять, а не с вами, сударь! — жестко обрубает дочь мою попытку втереться к ним в доверие. Вот же поганка мелкая…!

— Аня! Мы же договаривались… — расстроенно шепчет Лена.

— Одним вам пока гулять опасно — спокойно парирую я, проигнорировав дочкин наезд.

— Прогулку в любом случае придется отложить до вечера — вступается за Лену Бекетов — Пристав Шкурин прислал нарочного, нас всех просят до обеда зайти в полицейскую управу.

— Если тебя так раздражает мое общество — насмешливо говорю дочери — то могу просто отправить с вами охранника.

— Спасибо — вежливо отвечает мелкая, но благодарности в ее голосе нет, ни на грош. Смешная такая…! Видимо решила оградить маму Лену от ухаживаний чужого дядьки.

Ситуация, конечно, забавная. И это лишний раз говорит о том, что долго у меня скрываться от дочерей не получится. Иначе они меня быстро во враги запишут и начнут шкодить.

Мы уже заканчивали завтракать, когда в ресторацию прибежал один из охранников Бекетовых с новостью, что гуркх пришел в себя. Ну, наконец-то…!

* * *

— … Пойми, Рама, выбор у тебя небольшой — убеждает парня Александр Иванович, а я у них за переводчика — или ты быстро уезжаешь из России, или остаешься, но тогда обязательно к кому-то нанимаешься в слуги, чтобы сразу получить билет на жительство. Нельзя у нас болтаться по империи без дела. Тем более иностранцу.

— А думаешь в Британии по-другому? — добавляю я уже от себя — Англичане те вообще за бродяжничество вешают. А если в Австралию на каторгу отправят, то считай повезло.

— Господин, я воин — твердо говорит гуркх — а воин не может быть рабом.

— Да, с чего ты взял, что мы тебя уговариваем рабом стать? — дружно возмущаемся мы.

— У вас в России все слуги рабы!

У меня натурально отвисает челюсть от его слов. Мы с гуркхом, конечно, общаемся на языке, который для нас обоих не родной, но в этой короткой фразе даже простора для разночтений нет. Наконец, до меня доходит:

— Это тебе сэр Эдвардс такую чушь сказал, да?

— Я и сам видел, как русские крестьяне живут.

— А крестьяне-то здесь причем? — искренне удивляется Бекетов.

Мне же остается тяжело вздохнуть. Да, при том, любезный Александр Иванович, при том…. Гуркх же не слепой. Эдвардс, конечно, русофоб еще тот, и явно запугивал парня, чтобы тот не надумал вернуться с полпути. Но если честно: так ли сильно крепостное право отличается от настоящего рабства в той же Америке? Пусть некоторое облегчение участи крепостных в последние годы правления Александра I произошло, но разве это решило главный вопрос — право получить землю и распоряжаться собственной жизнью?

— Послушай, Рама, сэр Эдвардс не говорил тебе всей правды. Насильно крепостным никто здесь тебя сделать не может, поскольку ты принадлежишь к другому сословию, понимаешь? Как бы тебе это попроще объяснить… — задумываюсь я — ну, это как касты в Индии. Если не женишься сдуру на чьей-то крепостной, то и холопом тебе не стать. Я же предлагаю совсем другое: мне нужен не раб, и не слуга, чтобы горшок за мной выносить, а умелый охранник. Так какой в этом позор? Я сам воин и никогда не обижу воина — в этом ты можешь быть уверен.

Достаю из под лежанки вещевой мешок Рамы, прошу его проверить, все ли там на месте. Предупреждаю, что оружие, документы и деньги пока хранятся у меня, но он может забрать их в любой момент. А пока пусть набирается сил и отдыхает. Уезжаем мы через день, и к тому моменту он должен определиться: едет ли с нами, или остается и дальше идет своей дорогой. Хотя в любом случае из Костромы будет удобнее добираться до Астрахани — просто спустится вниз по Волге с каким-нибудь купеческим судном.

— Думай — говорю я гуркху напоследок — любое решение за тобой.

— Что за упрямец…! — качает головой Бекетов, выходя из флигеля для слуг.

— Нет, он просто осторожен, и это правильно. Значит, парень далеко не глуп.

Жаль, если Рама надумает вернуться домой. Он бы мне пригодился для охраны жены и дочек. Кому либо такое сокровище не доверишь, а у гуркхов есть свой кодекс чести — этот парень будет биться за них до последнего…

* * *

…Из полицейской управы мы выходим расстроенными. Преступник хоть и пришел в себя, но какую либо связь с Олениным упорно отрицает. Настаивает на том, что он простой вор, а в номер залез, потому что увидел, что барыня хорошо одета — значит, и деньги у нее водятся. Хотел украсть там что-нибудь ценное, пока она спит. Угу… а нож видимо для красоты с собой взял.

Но логика бандита понятна: за неудавшееся воровство наказание грозит довольно легкое, а за заказное убийство обеспечена каторга. За смерть дворянки вообще головы лишишься. Отмазка негодяя шита белыми нитками, но пока он стоит на своем, покушение на убийство доказать невозможно. Пристав Шкурин только виновато развел руками. Сложившаяся ситуация дико бесит меня, поскольку Оленину, судя по всему, удастся выйти сухим из воды. Единственное утешение, что репутация его отныне запятнана, и хвост он, конечно прижмет. Но надолго ли? Пакостить исподтишка начнет…

Бекетову по дороге понадобилось срочно заглянуть к знакомому, и он, извинившись, оставил нас вдвоем с Ленкой. Ну, хоть поговорить теперь можно без чужих ушей. От управы до постоялого двора идти недалеко, поэтому мы останавливаемся постоянно, делая вид, что разглядываем местную архитектуру и виды, по возможности оттягивая свое возвращение в гостиницу.

— Придется срочно искать стряпчего и нанимать нового управляющего… — расстроенно говорит супруга — иначе родственники попросту растащат наше имение.

— Плевать на него, не велика потеря. Деньги у меня сейчас есть, я тебе сегодня вечером тоже занесу на всякие расходы. Нам нужно пожениться, и как можно скорее, раздражает меня нынешняя неопределенность.

— У меня же траур. Нужно для приличия хотя бы месяца три выждать. А имение все-таки жалко, я там только порядок начала наводить.

— Не жадничай. Землю, дом и крестьян без решения суда никто забрать не сможет. А если какое-то барахло из дома вывезут, то пусть они им подавятся.

— Легко сказать «нужно пожениться» — вздыхает Лена — А как твои родственники посмотрят на такую жену с «прицепом»?

— Не знаю. Я слишком мало знаком с ними и пока не до конца представляю, чего от них можно ждать. Но вроде бы в целом люди они неплохие, особенно тетушка. А вот у главы семьи есть конкретные заморочки по поводу укрепления рода Бекетовых путем выбора породистых невест. Хотя у дворян в головах вообще много странных идей и стереотипов, для меня иногда совершенно понятных.

— Типа дуэлей?

— И это тоже. В дворянах много наигранного, они живут, словно на сцене играют! Иногда даже не поймешь — то ли придуриваются, то ли на полном серьезе дичь несут. Порой не знаешь, чего от них ждать.

— Ну, мы с тобой тоже хороши! — тихо смеется жена — Я, например, впервые изменила своему любимому мужу. Правда с блестящим гвардейским офицером, и между прочим, декабристом.

— Не с офицером, а с беглым уголовником — ворчу я — А этот твой блестящий офицер Стоцкий был законченным бабником, которого женская половина столичного высшего света мечтала затащить в постель, а мужская убить за это. Чувствую, хлебнем мы еще с его донжуанским прошлым! Но поскольку в темноте моей нынешней морды не видно, будем считать, что и факта твоей измены, как такового не было.

— Удобная позиция. Вечером тебя снова ждать?

— Спрашиваешь…! Но сегодня приду чуть позже. Хочу ночью заглянуть к Шкурину и договориться по-тихому, чтобы он дал мне пообщаться без свидетелей с нашим преступником. Надеюсь, он станет более разговорчивым.

— Только не прибей его ненароком, а то знаю я тебя.

— Ленок, я прекрасно контролирую свою силу. И у меня найдутся такие аргументы, что негодяй выложит мне все, как на духу…

Глава 13

Чтобы отправиться на обед к губернатору, мне приходится впервые в жизни надеть фрачную пару для дневных визитов. И если к местным брюкам я уже более или менее привык, то фрак оказался жутко неудобным, поскольку значительно уже в плечах, чем повседневный сюртук. Мало того, что у фрака сзади висят фалды, как крылья у кузнечика, и за ними еще нужно постоянно следить, чтобы не помялись, так у него еще и карманы расположены по-дурацки — на пояснице.

Под фрак надеваю тонкую белоснежную сорочку с присборенными рукавами, цепляю подтяжки на пуговицах к брюкам, чтобы они хорошо сидели. Сверху все прикрывает жилет с высоким, тугим воротом, буквально подпирающим щеки и уши. Ну а, чтобы завершить мои страдания, шея в несколько слоев обматывается специальным накрахмаленным платком. Чувствую себя, как рыцарь, закованный в броню. Для полного счастья только мужского корсета под рубашкой не хватает!

— Ну, что… вполне неплохо получилось — оценивающе осматривает меня тетушка — на первое время сойдет. А в Костроме справим тебе новый фрак у нашего лучшего портного Чижикова.

— Мария Ивановна, а не находите, что старый дядюшкин фрак мне немного тесноват?

— Ничуть. Он и не должен быть свободным. И это в любом случае приличнее, чем идти с визитом к губернатору в повседневном сюртуке. Какое счастье, что Саша догадался забрать его из столичного особняка! Как знал, что он скоро тебе понадобится.

Ну, да… хоть Бекетовы и знакомы с четой Брусиловых, но визит в резиденцию губернатора считается официальным — нам даже приглашение в письменном виде прислали. Кстати, на имя госпожи Олениной тоже. Но это уже сам Александр Иванович посодействовал, чтобы побыстрее разрешить дело с ее наследством.

По словам жены, завещание покойный Оленин оставил вполне внятное, и все сделано по закону. Но родственники-то уже размечтались поделить имущество, а с радужными мечтами обогатиться за чужой счет очень трудно расставаться. Вот и появились вдруг на ровном месте всякие бюрократические препоны. А сегодняшнее ночное нападение дает законный повод местным чиновникам затянуть дело о наследстве, сославшись на доследование «в связи с вновь открывшимися обстоятельствами». Ну, а там и документы случайно потерять можно. Нет, потом они, конечно же, обязательно найдутся, поскольку зарегистрированы в канцелярии, вопрос только в том, что за это время может много еще чего случиться.

Глаза жены широко распахиваются, когда она видит меня во фраке и с цилиндром на голове, и я даже не могу понять, чего в ее взгляде больше: удивления или восхищения. Хотя сама она тоже выглядит на все сто. Ее платье для визитов намного наряднее остальных, хотя траурные мотивы соблюдены и в нем. Оно из темно-фиолетовой тафты, с неглубоким вырезом, который украшен черными кружевами. В тон к ним подобраны черные атласные ленты отделки, и ими же вышит небольшой ридикюль. Скромную женскую шляпку дополняет черная вуаль.

— Ох, Миленочка, какая же вы все-таки красавица! — не удержалась от комплимента тетушка — И платье у вас прелестное!

— Ну, что вы, Мария Ивановна — скромно опускает глаза Ленок — просто оно единственное из всего моего гардероба подходит для визита к губернатору. После смерти мужа пришлось спороть с него белые кружева и ленты, заменив их на черные. Не до обновок пока…

Я пропускаю женщин вперед, и мы спускаемся вниз, где у крыльца в наемном экипаже с открытым верхом нас уже поджидает Бекетов. Чинно рассаживаемся, и коляска трогается. Ехать недалеко, вполне можно было бы прогуляться пешком до резиденции губернатора. Но, я так понимаю, что по местным понятиям это выглядело бы не совсем прилично.

По дороге граф рассказывает, что Вологда стала губернским городом сравнительно недавно — меньше пятидесяти лет назад, и тогда же для губернатора за казенный счет был возведен каменный двухэтажный дом «с антресолями». Хотя это скорее настоящая городская усадьба, обнесенная каменной оградой. Внутри нее помимо главного дома, на первом этаже которого размещается канцелярия и ее архивы, а на втором проживает семейство губернатора, есть еще несколько построек и даже сад с беседкой и прудом. У резиденции два входа: один с набережной — главный, второй — со двора. Мы естественно подъезжаем к парадному.

Нас встречает слуга и сразу провожает на второй этаж по широкой мраморной лестнице. Впереди шествуют Бекетовы, мы с женой держимся позади.

— Мария Ивановна, голубушка! Ну, наконец-то свидились! — бросается к тетушке полноватая дама лет сорока в открытом светло-голубом платье, больше похожем на праздничный торт, поскольку все оно в рюшах, бантиках и оборках. Глубокое декольте у платья тоже слегка не по возрасту — уж слишком неуместно оно демонстрирует подувядшие прелести хозяйки. Наряд графини Бекетовой может и выглядит на его фоне более скромно, но вкуса в нем побольше.

А вот губернатор Брусилов мне понравился. Крепкий мужчина с военной выправкой, лет сорока пяти, высок и несколько полноват, но мундир удачно скрадывал его полноту. Большие залысины и пышные бакенбарды придают добродушному лицу Николая Петровича солидность. По словам Бекетова, Брусилов был известным литератором и даже одно время издавал журнал в Петрополе. Но получив назначение, вот уже пятый год служил на благо империи в Вологодской губернии, и даже взялся за написание научного труда с ее описанием. Местные дворяне считают, что с губернатором им повезло, чего не скажешь о костромичах.

Александр Иванович представляет нас всех, мы с Миленой Силантьевной удостаиваемся оценивающего взгляда Евдокии Васильевны. Но если вдова получила лишь небрежный кивок губернаторши, то меня рассматривают с пристальным интересом. Причина повышенного внимания выясняется довольно быстро — в гостиную впорхнула младшая дочь Брусиловых, восемнадцатилетняя Дарья Николаевна. В ее родстве с губернаторской четой можно не сомневаться — девица была точной копией своей маменьки. Такая же пухленькая блондинка с буклями на голове и пустым взглядом голубых глаз. Только платье-торт сиреневого цвета.

— Ах, боже мой,как выросла-то, Дарьюшка! — запричитала тетушка, с умилением разглядывая губернаторскую дочку — Такой красавицей стала, верно от женихов отбоя нет?

За моей спиной тихонько хмыкнула жена, намекая на то, что я попал по полной программе. Девица, вежливо поздоровавшись с графиней и вдовой, тут же всецело переключилась на меня. По всей видимости, с женихами у Дарьи Николаевны было не так уж и густо, раз мрачного наследника Бекетовых она сочла подходящим трофеем. Мне даже страшно стало от ее алчного, оценивающего взгляда. И ведь не крикнешь жене: «Ленок, спаси меня от нее!» Придется отбиваться самому.

— Ах, Константин Михайлович, я слышала, вы только что вернулись из-за границы⁈ Вы непременно должны рассказать нам, какие сейчас в Европе моды!

Ну, да… больше мне делать нечего, как только про моды ей рассказывать. Если бы я еще понимал в них хоть что-нибудь. Но на мое счастье мне даже отвечать не пришлось — нас сразу пригласили за стол. Предприимчивая девица тут же уселась рядом со мной, ловко оттеснив в сторону гостью. Жену вся эта ситуация забавляла, и она еле сдерживала улыбку, а вот мне было не до смеха. Губернаторская дочка строчила, как из пулемета, порой даже не дожидаясь ответа на свой вопрос. Причем трещала она на французском, а я, конечно же, не понимал ни слова из всей ее трескотни.

— Дарья, имей же терпение, ты слово не даешь нашему гостю вставить! — упрекнул ее отец и проницательно добавил — Мне кажется, что Константин Михайлович с трудом понимает твой галийский.

Девица умерила свой пыл и смущенно вспыхнула. Я поспешил вежливо ее успокоить

— Дарья Николаевна, дело не в том, что вы плохо говорите на нем, просто я очень соскучился по родному языку, который редко слышал на чужбине. Да и в своих путешествиях мне чаще приходилось говорить на английском и итальянском.

— Но разве итальянский не похож на галийский?

— У него много диалектов, и зачастую даже итальянцы с севера плохо понимают южан.

— Как интересно! А вы были во Флоренции?

— Да, Константин Михайлович, расскажите нам про музей в галерее Уффици! — поддержала ее Ленок, давая мне подсказку — говорят, там собраны картины лучших итальянских мастеров.

Ну да, как раз во Флоренции мы с женой были семь лет назад, поэтому я точно в теме. А позже мы побывали и на юге Италии — в Риме, в Неаполе, и даже в Помпеях. Так что на них я постепенно разговор и перевел, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего о Флоренции.

— Ах, как же интересно вы рассказываете! — умилилась губернаторша — А что, собираетесь и дальше путешествовать по Европе?

— Нет, хватит с меня путешествий. Пора остепениться и заняться делами семьи. А то дядюшка совсем изворчался! — перевел я стрелки на Бекетова.

— И правильно. Пора уже в ваши годы жениться и обзавестись детьми — кивнула Брусилова.

Ну, началось… Сейчас будут загонять меня по всем правилам женской охоты на женихов. Ленку весело, а я начинаю беситься. Черт меня дернул сюда приехать! Знал бы заранее про дочку на выданье, придумал бы тысячу уважительных причин, чтобы избежать этого визита. Ладно, сейчас как-нибудь отобьемся. Придется изображать из себя домашнего тирана!

— Жениться я, конечно, собираюсь, но не знаю, смогу ли найти невесту, которая отвечала бы моим требованиям. Девушки все стремятся попасть в столицу, мечтая о балах и нарядах, а я собираюсь жить уединенно и исключительно в своем имении, даже в Костроме буду только наездами. Жена мне нужна тихая, послушная и равнодушная к светским развлечениям.

— Боже, как вы старомодны, Константин Михайлович, это же Домострой какой-то! — удивленно процедила Евдокия Васильевна — в дворянском обществе давно уж другие нравы царят.

— Так Бекетовы — древний род, мы модам не подвержены, по Домострою и живем. Kinder, Küche, Kirche — в этом я согласен с немцами. Жена — это хранительница семейного очага, опора для мужа, строгая хозяйка для слуг. Легкомысленная вертихвостка на эту роль не подойдет совершенно.

— Милена Силантьевна, а вы что скажете на подобные слова? — обернулась губернаторша к жене, ища ее поддержки — Неужели кто-то теперь так скучно живет…?

— Должна в чем-то согласиться с Константином Михайловичем. Прежде, чем требовать от слуг, нужно самой знать, как это делать. Да, и любимые блюда мужа вовсе не зазорно приготовить на кухне своими руками. Раз девушка пришла в дом мужа — подчиняйся его требованиям.

— Да, мало ли что мужчина говорит! — воскликнула Дарья — А как женится, так станет потакать молодой жене.

— Милая Дарья Николаевна — поднял я на свою соседку мрачный взгляд — неужели я похож на подкаблучника, которым можно крутить? Я вот что вам скажу: непокорная, взбалмошная жена подлежит строгому воспитанию, а в некоторых случаях и наказанию. Лишь тогда в семье будет спокойствие и порядок.

— Какие ужасы вы говорите! — возмутилась губернаторша.

— А по-вашему, нужно дать молодой жене позорить наш древний род? Тогда уж лучше совсем не жениться.

— Ох, что-то мы совсем не туда в нашей беседе свернули! — рассмеялся Николай Петрович и обратился к супруге — если мы все уже отобедали, то вели, душенька, чтобы к чаю накрывали. А я пока в своем кабинете с Александром Ивановичем и Миленой Силантьевной о ее деле поговорю. Обещаю вам, что слишком долго мы там не задержимся.

Мужчины ушли, забрав с собой Милену, а меня оставили на растерзание дам. Тетушка тут же попыталась спасти положение

— Дарьюшка, а ты все так же прекрасно играешь на пианино? Может, побалуешь нас, детка, своей замечательной игрой?

Следующие полчаса превратились для меня в пытку. Да, у нас Вика лучше играет, чем эта великовозрастная дурында! А под конец Дарья еще и запеть решила, отчего мои бедные уши чуть в трубочку не свернулись. Я бросал жалобные взгляды на тетушку, но она словно не замечала их. Кажется, меня сейчас наказывали за мое плохое поведение за столом.

Когда в музыкальную комнату заглянули Бекетов с Брусиловым, я уже окончательно озверел и был на грани того, чтобы по-тихому сбежать в сад. Наверное, на моем лице все было написано, потому что Николай Петрович совершенно неожиданно подмигнул мне. Похоже, и ему время от времени приходилось выносить эти мучения. А вот моя хитрая женушка уже свинтила, попросив Александра Ивановича извиниться перед хозяйкой за свой внезапный уход. Но причина была уважительной — губернатор велел своему секретарю сопроводить вдову в канцелярию и помочь там с ее делом.

— Какая неприятная особа, эта госпожа Оленина — презрительно сморщила свой носик Дарья — такая меркантильная…

— У нее двое малолетних дочерей, она бьется за то, чтобы обеспечить их будущее — вступилась за Милену тетушка — когда у тебя, Дарьюшка, появятся собственные детки, ты на много станешь смотреть по-другому.

— Вот еще! Мой папенька никогда бы не допустил, чтобы родственники мужа обидели меня. Ведь правда папа?

— Конечно, Дашенька!

— Ах, не называй меня так. Ты же знаешь, что я этого не люблю!

Бекетов едва заметно скривился, наблюдая за ужимками капризной девицы. И довольно жестко поставил ее на место

— Хорошо говорить, когда за вашей спиной стоят такие родители. А вот Милена Силантьевна сирота. Она из древнего московского рода Кречетниковых, но он, к сожалению, уже угас — ее родители умерли, когда девочке не было и пятнадцати. Неужели вы думаете, они позволили бы своей одаренной дочери выйти замуж за какого-то Оленина?

— Так она одаренная…? — завистливо протянула Дарья — Ну, значит точно не пропадет. Сейчас набегут желающие прибрать ее к рукам.

Еле высидев положенное время, мы наконец-то распрощались с хлебосольными хозяевами. И даже тетушка облегченно выдохнула, усаживаясь в экипаж.

— Дорогие родственники, надеюсь, вы не прочили мне в невесты Дарью Николаевну? — не удержался я от сарказма.

— Костенька, я и сама не ожидала, что она превратилась в надменную гордячку — повинилась тетушка — вроде такая хорошая девочка была. Но вообще-то, ты мог бы быть с Брусиловыми по-любезнее, а не изображать из себя мизантропа!

— Интересно, останется ли у Дарьи гонор, когда Николай Петрович в отставку выйдет — усмехнулся Александр Иванович — Это сейчас она дочь губернатора, а так-то их имение в Орловской губернии довольно скромное, и в столице собственного дома у них нет. Не думаю, что родители смогут дать за ней богатое приданое.

— Ну, пианино-то она точно с собой прихватит! — съехидничал я — Даже если муж будет против.

Бекетовы переглянулись между собой и дружно рассмеялись…

* * *

Вернувшись на постоялый двор, жену с девочками я там уже не застал — они отправились на прогулку под присмотром одного из слуг Бекетовых. Так что, переодевшись, завалился спать, попросив тетушку обязательно разбудить меня к ужину. Не то, чтобы я не наелся в гостях у губернатора — там нас как раз накормили отлично — но мне нужно было еще подготовиться к вечернему визиту к Шкурину.

Не увидел я своих дочерей и за ужином. Нагулявшись по Вологде, они сказались уставшими и попросили принести им ужин в номер. То ли, правда, девчонки устали, то ли вредничали, не желая меня видеть. Даже уже не смешно…

— У младшей дочери после болезни совсем аппетита нет — пожаловалась Лена тетушке — я и не знаю, что с ней делать.

— Нужно будет Василисе ее показать — предложил я.

Пока Мария Ивановна рассказывала моей жене, кто такая Василиса, я задумался над тем, что девчонки скорее всего не одаренные. Раз покойный Оленин сам был «простаком», значит и для дочерей у него звезды вряд ли нашлись. Поэтому и умерли все от весенней лихорадки. А душа настоящей Милены просто не захотела расставаться со своими близкими и отправилась вслед за ними. Надеюсь, Мара подарила им всем достойное посмертие, и они еще встретятся в следующей жизни.

Из хороших новостей: на чиновников канцелярии животворящий пинок от губернатора подействовал самым чудесным образом. Завтра к вечеру все документы уже должны быть готовы, и Милена Оленина с дочерями вступят в наследство. Конечно, их родственники могут потом оспорить ее наследство через суд, но это уже совсем другая история. Такая тяжба может продолжаться бесконечно долго, переходя из одной инстанции в другую, и тут уже время будет исключительно на стороне вдовы. Судебную волокиту опытный стряпчий в состоянии затянуть на годы. А там глядишь, уже и отсуживать будет нечего — имение давно заложено и отчуждению не подлежит.

— Предлагаю наш отъезд отложить еще на день — вношу я предложение.

— Разумно — соглашается Бекетов — нужно дождаться, чтобы Милена Силантьевна получила на руки документы по наследству. Заодно и убедимся, что пристав передал дело о нападении на нее в Уголовную палату. Тогда она сможет спокойно вернуться в свое имение.

— Саша, прежде нужно чтобы страсти вокруг наследства улеглись, а то до них и в имении доберутся. Давайте, пригласим Милену с девочками погостить у нас в Костроме?

— Не возражаю — соглашается граф — так действительно будет лучше. Милена Силантьевна, вы примите наше предложение?

Конечно, Лена соглашается. Куда ж она денется? Жена должна следовать за мужем, а мне сейчас срочно нужно в Кострому. Константин Михайлович Бекетов должен предстать перед дворянским сообществом Северного клана и занять в нем положенное ему место. А когда прибудет Алексей Петрович и начнутся наши разъезды, я буду уверен, что мои девочки находятся в полной безопасности. Ведь самое подходящее для этого место — особняк графа Бекетова. Больше мне не на кого их оставить…

* * *

— … Гостей принимаете? — улыбаюсь я, разглядывая всклокоченного пристава Шкурина.

— Если честно, то спать уже собрался — ворчит он для вида — мне и в прошлую-то ночь толком выспаться не удалось.

— А я как знал, снотворное принес! — киваю на торчащее из корзины горлышко винной бутылки — Обещаю долго вас не задерживать.

Учуяв умопомрачительные запахи, доносившиеся из корзины, Василий Семенович смешно дернул своими пышными усами и смягчился.

— Ну, проходите, коли так… — посторонился он, пропуская меня в свой кабинет. Быстро убрал какие-то бумаги с рабочего стола, отодвинул в сторону письменный прибор. Покосившись на корзину, достал из шкафа два граненных лафитника, вилки и тарелки.

Я тем временем выставил на стол бутылку дорогого вина из ресторации, выложил из корзины разную снедь: жареного цыпленка, круг копченой колбасы, кусок сыра, и несколько пирожков с разной начинкой.

Шкурин мою щедрость оценил и совсем подобрел. Сонливость его, как рукой сняло. Пока я нарезал колбасу и сыр, пристав разделал цыпленка на крупные куски, открыл бутылку и разлил вино

— Ну, за знакомство! — произнес я незамысловатый тост.

Мы выпили и, молча, принялись за еду. А минут через десять уже спокойно общались, не взирая на разницу в нашем положении. Я вел себя по-простому, но не переходил границ, скатываясь до панибратства, и Василий это оценил.

— Так вы чего хотели-то, Ваше Благородие? — сам начал он разговор.

— Давайте только безо всяких «благородий». Можно просто — Константин Михайлович. Не хочу я уезжать отсюда, не закончив важное дело. С наследством губернатор вроде бы помог Милене Силантьевне, а вот как быть с нападением на нее?

— Что же здесь поделаешь? В бега ваш Оленин подался. А у нас нет никаких оснований объявить его в розыск.

— И теперь бедной вдове в вечном страхе жить?

— Ну, а что вы предлагаете? Этот подельник ни в жисть не признается, что ему Оленин заплатил. А догадки к делу не приложишь.

— Но если, скажем, он все же признается? — закинул я удочку.

— Тогда другое дело. Только не надейтесь силой его заставить, пустое это. Такие, как этот Фрол побоев не боятся, его хоть смертным боем бей, он все равно будет молчать. Потому, как на каторгу себе наговаривать не станет. А ежели и признается, так в суде откажется потом, еще и ославит нас на всю губернию — следов-то от побоев не спрятать.

— Василий Семенович, а что вообще за человек этот Фрол? — зашел я с другой стороны

— Так в том и дело, что не разбойник он никакой, и не убивец. Простой мужик, на местной льняной мануфактуре у купца Егорьева работает.

— А Оленин какие-то дела ведет с это мануфактурой?

— С ней многие дела ведут. Почитай все помещики, кто здесь в округе лен выращивает. Я и сам всю голову уже сломал: ну, где они с ним могли познакомиться⁈ Это ж не просто так — подошел, к кому не попадя, и с кондачка предложил дворянку убить. Надо же знать, к кому обратиться за таким «деликатным» делом. Иной сразу в управу донесет.

— Вы правы… А дайте мне поговорить с этим Фролом с глазу на глаз?

— Если только обещаете без рукоприкладства обойтись, Константин Михайлович.

— Постараюсь! — злодейски ухмыляюсь я — А дверь в камеру без шума откроете?

— Попробую! — отзеркаливает мою ухмылку пристав. И вид у него в этот момент тоже залихватский.

…Совсем без шума не обошлось, такую дверь, обитую железом, тихо при всем желании не откроешь. Но применив дар, я распахнул ее сильным рывком, и тут же закрыл за собой изнутри, успев рассмотреть спящего на низких нарах человека. Приблизиться и пробить ему в шею ребром ладони — секундное дело. Пока арестант хрипит, хватая ртом воздух, рывком переворачиваю его на живот и заламываю за спину руки. Утыкаю Фрола мордой в нары, прижимая его дергающееся тело сверху коленом.

— Лежи смирно, и останешься жив — шепчу ему на ухо. А для верности прижимаю лезвие ножа к шее.

Мужик тут же затихает, почувствовав холод металла.

— Будешь шепотом отвечать на мои вопросы. Дернешься или попробуешь закричать — перережу горло. Если понял, кивни! — дождавшись судорожного кивка, я продолжил — Кто послал тебя убить помещицу Оленину?

— Не убить, Христом богом клянусь! — испуганно шепчет несостоявшийся мокрушник — Оглобля велел только припугнуть ее, чтобы посговорчивее была.

— Оглобля? Какой еще Оглобля⁈ — удивился я — Вы так помещика Оленина зовете?

— Не знаю я никакого Оленина! Я Оглобле денег должен, проиграл намедни в карты, вот он и предложил скостить мне долг. Сходи, говорит, припугни ножиком заезжую барыньку, а то больно языкастая стала, шума от нее много.

Вот как… Оказывается, там еще и посредник какой-то. Шанс прижать Оленина таял просто на глазах. В разборки с местным криминалом мне втягиваться совершенно не хотелось — времени сейчас на это совсем нет. С другой стороны, лишние знания никогда не помешают…

— А как ты узнал, в каком номере живет эта помещица?

— Дык, Оглобля сам сказал. У него на всех постоялых дворах и в трактирах соглядатаи.

Мужик понял, что убивать его никто не собирается и заметно осмелел. Попытался даже поднять голову, но напоролся шеей на кончик лезвия, ойкнул и снова затих.

— А поведай — ка мне, мил человек, где у этого Оглобли логово, и чем этот злодей живет?

— Бают, из беглых солдат он, и поначалу на Дону укрывался. Но у казаков не прижился и теперь уж года два, почитай, как здесь верховодит ворами. А промышляют они известно чем — воровством, да разбоем. Ох, барин, не совался бы ты к нему, костей потом не соберешь. Лихой этот Оглобля, ой лихой!

— Ты меня не стращай, я не из пугливых. Лучше подумай, что с тобой Северный клан сделает за покушение на одаренную дворянку. Одними плетями не отделаешься. Или Оглобля забыл тебе об этом сказать?

Фрол испуганно замолчал. Пришлось поторопить мужика крепкой затрещиной.

— Говори давай, где его можно найти…?

* * *

Возвращаясь на постоялый двор, размышляю по дороге о случившемся. Руки чешутся, наведаться на воровскую малину и порадовать Мару новыми жертвами. Но соваться в притон без предварительной разведки глупо — город я совсем не знаю. И Шкурин мне в этом не помощник. Нет, он не трус и, надеюсь, не взяточник, но шагу не сделает без разрешения вышестоящего начальства. А с полицмейстером мне связываться не хочется. Два года у него под носом орудует местная ОПГ, опутала сетью весь губернский город с его окрестностями. А начальник не в курсе? Не верю.

Поэтому сообщил Шкурину все, что узнал от Фрола, и отправился в гостиницу, оставив пристава переваривать информацию. Дальше пускай сами разбираются, а я со стороны понаблюдаю, что они предпримут. Теперь уже абсолютно понятно, кто навел разбойников на англичан, и если с умом взяться за дело, то можно добраться, и до наводчиков, и до организатора.

Хорошо устроился этот Оглобля! Сидит, как паук в центре паутины, и дергает за нити, управляя всеми ворами и бандитами. А судя по тому, как быстро Оленин нашел на него выход, для многих в городе — это вообще не тайна. Не удивлюсь, если и в Костроме у него свои люди есть, а вот это уже ни в какие ворота. Кто сказал, что там до моей жены могут не добраться? Пугать Лену не хочется, но предупредить нужно, чтобы даже не думала за порог особняка без охраны выходить.

Так что, придя в номер жены и завалившись вместе с ней на кровать я начинаю рассказ именно с этого. Описываю в красках, чтобы она не думала, будто все уже закончилось. Лена расстроена. Прижавшись ко мне, вздыхает печально и признается:

— Знаешь, я только тут поняла, что в прежней жизни жила рядом с тобой, как за каменной стеной. И только здесь по-настоящему оценила, какой защитой ты всегда был для нас с девочками. Дома мне казалось, что успешная умная женщина вполне может позволить себе быть одинокой и независимой. Не сказать, чтобы я восхищалась этими «железными леди», но глядя на них, всегда думала, что теперь любая женщина с сильным характером легко вывезет на себе, и детей, и дом, и даже пожилых родителей.

— А здесь? — улыбнулся я на слова жены. Вот прям бальзам на сердце…

— Признаюсь, по началу я просто растерялась, что меня никто здесь не воспринимает всерьез. Мало того, что родственники мужа в упор не слышали моих намеков покинуть усадьбу, так они еще и распоряжались в нашем доме по-хозяйски. А со мной вели себя, как с умственно отсталой. Постоянно пытались подсунуть мне какие-то сомнительные бумаги, уговаривая подписать их и уверяя, что так для нас с девочками будет гораздо лучше. Мой твердый отказ и попытки вникнуть в управление имением раздражали их. Дошло до того, что однажды слуги предупредили меня: родственники всерьез обсуждают, не признать ли вдову повредившейся умом после болезни, чтобы оформить надо мной и девочками опеку. И они бы обязательно сделали это, да только до сих пор не могут договориться, кто из них станет опекуном и как поделить наследство.

— Все серьезнее, чем я думал. Но забудь об этом. Отныне это моя забота. Хочу увидеть их наглые рожи, когда они узнают, что за твоей спиной стоит род Бекетовых и вся мощь Северного клана. Только для этого нам нужно срочно пожениться.

— Опять ты об этом? Костик, ну, не принято здесь так быстро выходить замуж!

— Плевать мне на все их правила приличия! Ты моя жена, и остальное меня не волнует.

Наш спор естественным образом переходит в подтверждение моих супружеских прав. Подтверждал я их долго и старательно — а когда подтвердил, коснулся головой подушки, и самым постыдным образом сразу вырубился. И вроде только глаза на минутку прикрыл, а за окном уже солнце светит. Все же две бессонные ночи — это перебор даже для крепкого организма одаренного.

— … Просыпайся, любимый! — тормошит меня жена — тебе пора уходить.

— Почему раньше не разбудила? — укоряю я жену, вскакивая и натягивая штаны.

— Костик, тебе нужно было выспаться, ты не двужильный.

— Согласен… — вздыхаю я. А подхватив со стула сюртук, вспоминаю, что забыл отдать жене принесенные с собой деньги. Семен Семеныч…! Хлопнув себя по лбу ладонью, протягиваю ей тяжелый сверток — Лен, спрячь. И потрать их, как сочтешь нужным, не экономь. Побалуйте себя с девочками обновками.

— Узнаю своего заботливого мужа! — смеется Ленок.

— Встретимся за завтраком — целую я жену на прощанье.

Приникнув к двери ухом, убеждаюсь, что в коридоре тихо. Постояльцы еще спят, хотя во дворе уже началась утренняя движуха. Послав Ленку очередной воздушный поцелуй и улыбаясь во весь рот, выхожу в коридор.

Угу… чтобы нос к носу столкнуться там с тетушкой…

Глава 14

— Константин, как прикажешь это понимать⁈ — ледяным тоном спрашивает меня графиня Бекетова. Ух-х… улыбка медленно сползает с моего лица. И что я должен ответить? Сейчас что не скажи, все будет выглядеть жалким лепетом. Застукали нас, как подростков.

За моей спиной распахивается дверь, и на пороге появляется смущенная Лена

— Мария Ивановна, не стоит выяснять отношения в коридоре. Давайте поговорим в моем номере.

Тетушка, помедлив, все же нехотя заходит во внутрь. Презрительно морщится, увидев разворошенную постель. Ленок, покраснев, как школьница, тут же бросается поправлять одеяло, набрасывает сверху камчатное покрывало.

— Итак… вопросительно смотрит на нас Бекетова, переводя обвиняющий взгляд с жены на меня — извольте объяснить свою возмутительную связь!

Графиня даже присесть отказалась, так и стоит рядом с креслом, сурово взирая на нас, как богиня возмездия Немезида.

Ленок самоотверженно берет на себя тяжелую миссию. В отличии от меня, жена явно предполагала, что нас рано или поздно застукают, и заранее приготовила объяснение. Начинает она прямо с места в карьер, искусно мешая правду с вымыслом.

— Мария Ивановна, мы очень давно знакомы с Костей. Или с Павлом, если вам угодно. Познакомились больше десяти лет назад, когда были совсем еще юными. Потом меня выдали замуж, не особо спрашивая, хочу ли я этого, а Павел отправился воевать. И снова мы увиделись только после войны. Встретились и поняли, что наши прежние чувства никуда не делись — друг без друга нам не жить. Мои супружеские отношения с покойным мужем к тому времени закончились, да и пылкие чувства нас никогда не связывали. По сути мы жили с ним, как соседи, мало интересуясь друг другом.

Жена перевела дыхание и нервно облизнула губы, что выдавало крайнюю степень ее волнения. Изумленная тетушка опустилась в кресло и прикрыла рот ладонью. Ну… я бы на ее месте тоже онемел от таких новостей.

— Павел уговаривал меня немедленно развестись с мужем — продолжает подвирать Лена — но я не могла оставить своих маленьких дочерей. А сам Оленин никогда бы их не отдал мне. Поэтому мы просто терпеливо ждали, когда девочки вырастут и выйдут замуж. Но судьба распорядилась иначе.

— Это правда…?!! — разворачивается ко мне тетушка — Так именно поэтому ты отказывался жениться?

— Да! — виновато киваю я — Милена единственная женщина, которую я любил и продолжаю любить. И я моментально вспомнил ее, как только увидел.

Ленок, конечно, молодец. Сочинила отличную историю, не лишенную логики, а главное — романтики. На добрую женщину это должно произвести хорошее впечатление. И теперь пришла моя очередь охмурять Марию Ивановну. Подхожу к тетушке, торжественно опускаюсь перед ней на колени и беру руки Бекетовой в свои ладони:

— Мария Ивановна, вы должны нам помочь. Мы с Миленой больше не хотим скрываться, притворяясь чужими людьми, и жить в грехе. Нам нужно срочно обвенчаться, поскольку перед богом мы давно уже муж и жена.

— О, Господи… а если бы вы не встретились⁈

— Бог милостив, рано или поздно я бы вспомнил и нашел Милену.

— Но ведь он могла за это время снова выйти замуж?

— Нет… — качает головой Лена — я считала, что Павел погиб, и поэтому навсегда осталась бы верна ему. Я и траур-то носила больше по нему, чем по мужу. Костя — главный мужчина в моей жизни, я любила и люблю только его. Вы благословите нас? Я могу надеяться, что вы когда-нибудь простите нам нашу ложь?

— Иди ко мне, девочка…! — раскрывает свои объятья тетушка, обливаясь слезами умиления. Моя хитрюга-жена точно просчитала все ее женские слабости. На дворе эпоха романтизма…

Женщины обнимаются, по щекам Марии Ивановны текут слезы, Ленок хлюпает носом. Я перевожу дыхание. Кажется, пронесло… А я уж думал, что меня сейчас отлучат от семьи за все наши выкрутасы. Конечно, мы с женой и девочками не пропадем и без Бекетовых, но я как-то удивительно быстро привык считать себя частью этой семьи, и не хотелось бы их разочаровывать.

— Погодите, дети — поднимается тетушка с кресла и, вытерев платочком слезы, направляется к двери — Я сейчас вернусь.

Возвращается она с иконой, с которой не расстается даже в путешествии. И мы с Леной опускаемся на колени перед Марией Ивановной, взявшись за руки. Осенив нас крестным знамением, она начинает читать молитву.

Вот странное дело: женаты мы уже больше десяти лет, а о венчании у нас и разговор никогда не заходил, наверное, потому, что оба не слишком религиозны. Да, и чужой пример не вдохновлял — сколько знакомых пар в церкви обвенчалось, а потом легко расстались, забыв про клятвы перед алтарем. А вот сейчас что-то такое творилось в моей душе, чему и названия правильного не подобрать. И судя по тому, как нервно сжимала мою руку Лена, она испытывала те же волнующие чувства.

— Примите мое благословение, дети! Вы воистину заслужили большого счастья, пройдя через многие испытания и сохранив при этом свою любовь. Это такое чудо…!

Мария Ивановна обняла нас, и слезы снова потекли из ее глаз. Дождавшись, когда она успокоится, я перешел к главному

— Тетушка, а как скоро мы с Миленой можем обвенчаться?

— Ох, Костик… если по совести, хотя бы год надо бы выждать, а по правилам приличия, принятым в свете, и все три. Но я так понимаю, ждать вы не хотите, и пышная свадьба вам тоже не нужна? Тогда предлагаю не откладывать и тайно обвенчаться сегодня же вечером. Думаю, Господь не осудит нас за такую спешку. Осталось решить, кого нам пригласить свидетелями в храм. Люди это должны быть надежные и уважаемые в обществе, чтобы ни у кого и мысли потом не возникло осуждать вас за поспешность.

— Оставляем выбор за вами, Мария Ивановна — склонила голову Лена — мы с Костиком никого в Вологде не знаем, кроме четы Брусиловых. А родственников мужа я на своем венчании видеть не хочу.

— А я тем более! — поддержал жену — Были бы здесь Петя Южинский с Алексеем Петровичем, то попросил бы их, а так даже не знаю.

— Брусиловы…? — задумалась тетушка — А почему бы и нет? Съезжу к ним днем, попробую поговорить. Николай Петрович добрейший человек, а Евдокия Васильевна…

— … дама романтичная и впечатлительная — подсказал я — просто делайте упор на то, что трудно подобрать жену такому мрачному мизантропу, как ваш племянник. Мол, пусть уже он хоть на вдове женится. Женщины ведь обожают устраивать чужие судьбы.

— И то правда! — согласилась тетушка — А сейчас пойдем, Костенька, Миленочке нужно собраться к завтраку, а женские сборы — дело не быстрое…

* * *

— … Василиса! Там твой сокол прилетел. Сидит на крыльце, клокочет что-то по-своему — заглянул в святилище встревоженный Истислав.

— Ох, сейчас поднимусь…! — молодая волхва завершила ритуал подношением даров и низко склонилась перед тотемом своей богини — прости, матушка Мокошь, за мою поспешность.

Все обитатели скита уже собрались в горнице и с нетерпением ждали, когда Василиса прочитает послание из монастыря. Даже Котофей явился вслед за Петром. Хотя эта парочка теперь все время проводила на улице. Хозяин усиленно тренировался, прерываясь лишь на еду, а кот, одобрительно щурясь, наблюдал, как тот упорно нарезает круги вокруг озера, отжимается и колотит кулаками «грушу» за баней.

А ведь в первый вечер после ухода друга Южинский захандрил, и отказался ужинать. Он и на следующее утро попытался припустить завтрак, но тут уже вмешался Алексей Петрович и вправил ему мозги.

— Петр Михайлович, я так понимаю, вы твердо решили устраниться от нашего дела? — поинтересовался он ледяным тоном, неприязненно разглядывая лежащего на кровати грустного Петю.

— Почему вы так думаете? — Южинский оторвал голову от подушки и удивленно уставился на Романова.

— Мне казалось, Константин доходчиво объяснил вам, что слабый человек станет обузой нашему отряду. Но вы сочли его слова пустым предупреждением и бросили тренировки, стоило ему уехать. Из чего я делаю закономерный вывод, что ваши планы переменились. Воля ваша, сударь. Вы можете остаться здесь хоть до осени, запасов в кладовой хватит. Или предпочтете спрятаться в имении родителей?

— Алексей Петрович…! — юноша вскочил с кровати и, забыв о своей недавней меланхолии, возмущенно уставился на Романова — Как вы могли заподозрить меня в малодушии⁈ Я не давал вам повода!

— А раз нет, то будьте любезны привести себя в порядок и явиться на занятия. Жду вас на берегу.

Тон Алексея Петровича подействовал на Петра как холодный душ. Так даже Павел с ним не разговаривал, будучи в самом дурном настроении. А уж он-то своим отвратительным ядовитым сарказмом легко мог довести до бешенства любого. Впрочем, друг неузнаваемо переменился после казни. Стыдно признаться, но Петя в своих молитвах просил Господа, чтобы тот прежний Стоцкий больше никогда не возвращался.

Новый Павел, забывший свои сомнительные замашки, восхищал его своим нынешним спокойствием и целеустремленностью. «Вижу цель — не вижу препятствий!» — улыбаясь, произнес он недавно. Похоже, это стало жизненным девизом его друга, и конечную цель, в отличие от Пети, Стоцкий видел для себя отчетливо. Хотя нет… уже не Стоцкий. Теперь Константин Михайлович Бекетов.

…Василиса отвязала послание от лапки успокоившегося сокола и подошла к окну, чтобы лучше рассмотреть мелкий текст. Все напряженно замерли, ожидая важных новостей.

— Так… Матушка Феофания пишет, что до Вологды они благополучно добрались, паспорт для Кости тоже доставили. Собрались завтра выезжать в Кострому. В полицейской управе Вологды ваших розыскных листов не замечено — тут все разом заулыбались, но только до следующих слов девушки — В Хорошево они нарвались на лесную банду, и хоть обошлось без потерь, там теперь лютует полиция.

Северные монастыри и некоторые храмы городов Русского Севера были связаны между собой голубиной почтой, и иногда пересылать важные сообщения таким образом было гораздо быстрее и надежнее, чем отправлять письма с гонцом. Вот и сейчас они вовремя узнали, что эта дорога для них закрыта.

— Ну, мы в Вологду и не собирались вроде — задумчиво проговорил Романов — но все равно спасибо за предупреждение. А на разбойников и в Бежецке, и в Угличе можно нарваться, лихих людей в лесах везде хватает.

— А я вам сразу сказал, что вчетвером по лесным дорогам ехать опасно — буркнул Истислав — тем более с нами будет Василиса.

— Да, я из пистолета лучше тебя стреляю! — воинственно фыркнула лекарка — И в седле держусь ничуть не хуже.

— А он у тебя есть — пистолет-то? Оружие еще достать нужно.

— Нет, ждать все равно не будем. Рискнем — принял решение Алексей Петрович — у нас и так каждый день на счету. Отпиши настоятельнице, чтобы лошадей готовили, людей и оружие, какое смогут найти. До Старой Ладоги под парусом дойдем, а дальше уже только верхом по Волховскому тракту. Доедем до Киришей, свернем на Бодогощу и дальше к Неболчам. Выше по Волхову подниматься опасно, там уже начинаются аракчеевские земли и стоят военные поселения. А они еще хуже полиции.

— Вот это дело! — повеселел Южинский — Так, я пошел вещи собирать?

— Окстись, торопыга! — осадила его Василиса — время нужно, чтобы к уходу подготовиться.

— А что с тем колдуном? — попытался достучаться до смельчаков осторожный волхв.

— Амвросию сейчас самому бы ноги из Петрополя унести…! Нектарий отправил весточку, кому следует, да, и князь Лопухин на колдуна охоту объявил, а уж мой родич точно не отступится, пока его не поймает. Николаю тоже есть, чем заняться — в Петрополе после наводнения сущий кошмар творится. Так что пару дней мы и, правда, у Василисы в доме можем пересидеть — неожиданно поддержал Петю Романов.

— Тогда нечего рассусоливать! — хлопнула по столу ладонью лекарка — Истислав, готовь скит к нашему уходу, а я сяду писать ответ Феофании…

* * *

Направляясь вечером с Леной в церковь, я испытываю двойственное чувство. С одной стороны, с тетушкиной помощью мы добились за день того, на что могли бы уйти недели и месяцы. Сейчас нас обвенчают, и, как говорится, гора с плеч. С другой стороны, напрягает тот факт, что свои отношения здесь можно узаконить только в церкви, с которой у меня непростые отношения. Даже не с самой церковью, а скорее с ее служителями.

С церковниками мы расходимся в главном, основополагающем принципе жизни. Если меня бьют по одной щеке, я не имею привычки подставлять обидчику вторую, а просто сразу даю сдачи. А уже потом, в зависимости от степени нанесенной обиды, могу или просто сломать руку, или свернуть голову. Теперь правда, появился у меня еще один хороший вариант — снести башку во славу богини Мары.

Так что под своды церкви я вхожу с некоторой осторожностью. Не то, чтобы сильно боюсь божьего гнева, но скажем так: разумно остерегаюсь, что мне все же может прилететь за сотрудничество с Марой. Но гром с небес не прогремел, и молнией за смертный грех меня не поразило. Видимо в этот момент у бога нашлись другие, более важные дела.

Сама церемония венчания была… утомительной, и хоть я старался держать лицо, от бубнежа священника страшно тянуло зевать. Для церковников наше скромное венчание вообще было бы обычной рутиной, если бы не присутствие губернаторской четы. Тетушка с Евдокией Васильевной сияли от умиления и без конца шептали, какая мы с Ленком красивая пара. Правда в голосе слышалась и искренняя жалость к Ленку — мол, за какого сатрапа идет бедняжка от безысходности! Дядюшка и Николай Петрович вели себя более сдержанно, и выражение их лиц вполне соответствовало торжественности момента. Сдается мне, что Бекетов вообще подозревал, чем у нас с «госпожой Олениной» все закончится, просто не ожидал, что мы так скоро спалимся!

Конечно, никакого банкета по поводу венчания даже не предусматривалось — оно было проведено тайно, без лишних глаз, поскольку на следующее утро мы уезжали из Вологды. Так что поблагодарили от души чету Брусиловых за их доброту и участие, попрощались с ними тепло и тихо разошлись. Но договорившись обязательно отметить это событие при следующей встрече. Ну, а наши дочери и вовсе не узнали, что их мамочка еще раз благополучно вышла замуж. Причем, за их же родного папашу, временно скрывающегося под личиной противного Бекетова.

Теперь вот лежим с Ленком после бурно проведенной «первой брачной ночи», и думаем, когда мне лучше признаваться им. Беда в том, что служанка находится при девочках постоянно, и никуда ее не отошлешь. Лучшим выходом было бы вообще отправить ее назад, в имение, потому что у Бекетовых и своих слуг полный дом. А эта девица будет там только ненужные сплетни про хозяйку разносить.

— Лен, я вот думаю: а что если нам заехать по дороге в твое имение? Заодно и всех ваших родственников разгоним к чертовой матери. Ну, чего откладывать?

— А удобно? Вдруг Бекетовым твое самоуправство не понравится?

— Почему это? — удивляюсь я — Ты теперь тоже Бекетова. А как в Кострому приедем, еще и документы на удочерение детей подам. Имущество теперь по праву твое, а значит, и мое тоже. Здесь ведь на этот счет законы простые: отец семейства — царь и бог.

— Никитин, как же мне с тобой повезло…! — сонно вздыхает любимая жена, прижимаясь покрепче.

— А уж, как мне с тобой! Ладно, давай спать, Ленок, а утром я сам поговорю с Александром Ивановичем…

* * *

— … Константин, ты уверен, что это нужно сделать именно сегодня? — нахмурился Бекетов, выслушав утром мою просьбу — Что за необходимость такая? Разве нельзя сюда через пару недель вернуться? Признаюсь, у меня от твоей прыти уже волосы дыбом встают.

— Привыкайте, дядюшка. Я же резвак, живу на скорости. А свое охраняю как дракон.

Увидев скепсис на лице дядюшки, тяжело вздыхаю и пускаюсь в объяснение своей жесткой позиции по отношению к Олениным:

— Поймите, дело даже не в деньгах, и не в имении, которое они пытались прибрать к рукам, отобрав у вдовы и детей. Они ведь надумали Милену еще и душевнобольной признать. Догадываетесь, куда бы ее упекли? А что бы с девочками потом стало — в сиротский приют? И вы предлагаете мне закрыть на это глаза? Простить и забыть? А как же ваши слова о том, что род и семья для Бекетовых превыше всего?

Последние мои слова, конечно, были запрещенным приемом, но как мне еще до дядюшки достучаться? Граф должен с первого дня считать Лену и девочек полноценной частью своей семьи. Иначе нам с ним не по пути.

— Ладно — поднимаю я руки, делая вид, что отступил — Тогда выгружайте мои вещи, я остаюсь здесь. Поеду один сражаться с этими мерзавцами, а до Костромы мы потом доберемся на наемной карете. Правда, еще и с охраной придется что-то решать.

— Хорошо… — сдается Бекетов. Прямо вижу, как он пересилил себя! — Но позволь дать тебе совет. Все должно быть сделано по закону и в присутствии представителя власти. Чтобы потом никто не мог оклеветать тебя, понимаешь? А раз понимаешь, то скорее иди в Управу и договорись со Шкуриным, чтобы он поехал с нами. Иначе толку там не будет, не станешь же ты выкидывать чужие вещи из окна?

— Да, я бы и их самих из окна повыкидывал за то, что они с Миленой собирались сделать.

— Это тебе дворяне, Костя, а не холопы! Тут же загремишь под суд. Потому что все твои обвинения недоказуемы, зато рукоприкладство подтвердит куча свидетелей. Привыкай решать дело по закону, а не брать нахрапом. Знаешь, когда спешка нужна?

— При ловле блох? — улыбаюсь я.

— Вот именно. С гуркхом своим поговорил?

— Еще вчера. Он все же решил ехать с нами и наняться в мою охрану.

— Значит, письменный договор о его найме нужно потом составить. Парень — иностранец, ему лишний документ не помешает.

— Согласен. Спасибо вам за совет, пойду поговорю с приставом…

Предупредив жену, что отойду на полчаса в управу, спускаюсь вниз. И прямо на крыльце сталкиваюсь со Шкуриным, которого сопровождают двое подчиненных. Прекрасно! Даже и идти никуда не пришлось. Вот только суровое выражение его лица мне как-то сразу не понравилось

— Константин Михайлович? Я сугубо по делу. К нам в управу поступил донос на вас…

Глава 15

— Донос…?

Я пытаюсь держать лицо, но внутри все сжалось от тревоги. Не за себя. За девочек и Лену. За Бекетовых, у которых теперь будут крупные неприятности. И за Алексея Романова, которого подвел. Так, отставить панику…! Вырваться я в любом случае смогу, эта троица служивых для меня не преграда. Но сначала нужно хотя бы понять, где я прокололся.

— Василий Семенович,…донос — это, конечно, прекрасно. Но в чем меня хоть обвиняют? И кто?

— Донос не подписан, но основания для него есть, мы уже проверили! — хмурится Шкурин — А обвиняют вас в том, что вы силой удерживаете чужого слугу. Иностранца.

О, боже…! Перевожу дыхание и не могу сдержать улыбку облегчения. Но вовремя беру себя в руки — не стоит нервировать пристава своим радостным оскалом.

— Понятно. Ну, что: пойдемте тогда, спросим самого потерпевшего? Он позавчера пришел в себя и уже может разговаривать. Хотя… — задумываюсь я — индус же по-русски не слова не понимает, как вы с ним говорить будете? Подозреваю, что и галлийского раненный тоже не знает. У вас в управе кто-нибудь говорит на английском?

— Откуда… — морщится Шкурин — Мы Пажеского корпуса не кончали. А вы?

— Я-то язык знаю. Но как вы поймете, что я перевожу правильно и не обманываю вас?

Пока Шкурин размышляет над моим каверзным вопросом и смущенно переглядывается с подчиненными, я быстро прогоняю в памяти обстоятельства нашего знакомства с гуркхом. Нет, с этой стороны, все как раз в полном порядке — меня он увидел только в Вологде, когда пришел в себя в первый раз. Слуги Бекетовым предупреждены, проговориться о моем участии в битве с бандитами они вроде бы не должны. Так, нужно срочно подключать Александра Ивановича!

— Василий Семенович, а давайте вы для начала документы этого иностранца посмотрите? Раненый-то никуда не денется.

— Бумаги у вас в номере?

— Нет, у дядюшки. Это же он его в лесу подобрал. А я сам индуса только в Вологде увидел, когда уже встретился с любимыми родственниками.

— Ваше Благородие, кажись регистратор Крынкин из губернаторской канцелярии немного разумеет по-англицки — вспоминает вдруг один из полицейских — третьего дня сам слышал, как он, выпимши, хвалился в трактире секретарю Ершову.

— Так что ж ты молчал, болван! Бегом за ним, и скажи, что дело не терпит отлагательств.

Проводив глазами подчиненного, пристав повеселел и бодро развернулся ко мне

— Что ж, Константин Михайлович, пока ждем регистратора, начнем пожалуй с документов.

…Если Бекетов и удивилсянашему приходу, то вида не подал. Выслушал Шкурина и, молча, достал документы гуркха. Пока пристав внимательно изучал Путевой вид Рамы, Александр Иванович задумчиво глядел окно.

— Кому же ты так дорогу перешел, племянник, если на тебя, аж донос написали?

— Известно кому. Милену припугнуть не удалось, так решил мне мелкую пакость устроить. Просто соглядатай что-то подслушал под дверью, а что именно понять ума не хватило.

— И что же он услышал, если не секрет? — поднимает на меня глаза Шкурин.

— Да, какой секрет? Я предложил индусу поехать с нами и наняться охранником в нашу семью.

— Вот так, незнакомого человека, иностранца, сразу в дом брать⁈ Не боитесь?

— Нет, не боюсь. Понимаете, это редкая удача нанять гуркха охранником. Слава о них идет по всей Европе, потому что охрана — ремесло их племени. Прирожденные воины, они кристально честны и преданны своим хозяевам. Если бы не тяжелое ранение, этот гуркх тоже защищал бы своего хозяина, пока сам не погиб.

— Удивительные вещи вы рассказываете, Константин Михайлович! — пристав покачал головой — но откуда вы знали, что он этот, как его… гурх?

— Гуркх — поправил Шкурина — и сначала я, конечно, не знал, кого тетушка с дядей привезли в карете. А потом заглянул в его подорожный документ, а там русским языком написано: «выданного в Дели апреля 15 дня 1825 года за № 178, подданному царства Горкха, воину по имени Рама Джириш.»

— Ясно…

Шкурин уже понял, что донос оказался чистой воды поклепом, но как примерный служака решил довести дело до конца и лично убедиться, что Рама дал свое согласие добровольно. А тут и чиновник из канцелярии примчался. Увидел нас с Александром Ивановичем и склонился в почтительном поклоне. Видимо знал, что мы недавно всей семьей обедали у Брусиловых.

— Ваши Сиятельства! Ваше Благородие! — угодливо заулыбался Крынкин — Чем могу быть полезен?

— Иван Осипович, я слышал, ты понимаешь по-англицки? Мне нужно допросить одного иностранца.

— Со всем уважением, Василий Семенович, однако боюсь, что толмач из меня никудышный — удрученно покачал головой регистратор — понимаю этот язык я с пятого на десятое, а говорю на нем и того хуже.

— А ты постарайся, братец, постарайся…!

…Последовавший за этим допрос Рамы напоминал разговор глухого с немым. И смех, и грех! Мне же еще и пришлось помогать Крынкину с переводом. Но хотя бы Шкурин окончательно успокоился, убедившись, что гуркха никто силой удерживать не собирается.

— Одного не могу понять — вдохнул пристав, выходя из флигеля для слуг — зачем этот донос? Неудобно как получилось…

— Мстит за то, что я его с крыльца спустил — пожал я плечами — Василий Семенович, а ведь я к вам шел, когда мы с вами встретились.

Поняв, что пристав чувствует себя немного виноватым, я воспользовался ситуацией и уговорил его помочь нам. Шкурин, вздохнув, согласился.

— Константин Михайлович, я конечно поздравляю вас с Миленой Силантьевной, но зачем так было спешить с женитьбой?

— А как я мог бросить в беде женщину, которая мне понравилась? Они же сожрут ее! Приехал бы в следующий раз, а она уже в лечебнице для сумасшедших, и девочки в сиротском приюте.

— Ну, не преувеличивайте!

— Так вы слуг сегодня в имении допросите, они вам назовут поименно тех, кто эту гнусность задумал. Похоже, среди Олениных и кроме Виктора негодяев хватает, просто он самый бойкий из родственников…

* * *

До имения Оленино мы добирались около часа, и удача, что даже крюк не пришлось делать — ехать как раз в сторону Ярославля. Свернули с наезженного тракта, проехали мимо озера и через березовую рощу, и вот уже впереди на пригорке показался господский дом. Места очень красивые, кругом луга и поля, но вот барская усадьба явно знавала лучшие времена. Правда, большой двор перед особняком выглядит аккуратно, даже беседка и клумба с цветами есть.

Мы с женой и девочками первыми подъезжаем к дому на любезно одолженной Брусиловыми дорожной карете — ближайшую неделю она в нашем полном распоряжении. Тетушка тактично решила немного погулять у озера, пока мы с Миленой разберемся с ее незваными гостями. Бекетов со Шкуриным тоже задержались, пообещав подъехать минут через пять-десять.

Сделав большой круг по двору, останавливаемся напротив крыльца. Слуга соскакивает с козел и распахивает дверцу, опуская подножку. Я неторопливо ставлю башмак на ступеньку, по-хозяйски окидывая оценивающим взглядом барский дом. Его не мешало бы перестроить, но вряд ли мы станем здесь жить. Может, вообще придется продать это имение. Посмотрим… Сначала нужно решить, чем займемся.

За то время, пока я осматриваюсь, на широком крыльце появляется несколько фактурных личностей — господа, судя по одежде. Нарисовались и слуги, но те столпились в сторонке и видимо ждут хозяйской команды. А пока жадно приоткрыли рты в ожидании очередного скандала… Посчитав, что зрителей собралось достаточно, я все так же не спеша, спускаюсь на землю и подаю руку жене, предлагая ей выйти

— Дорогая…

— Спасибо, милый! — проворно выпархивает из экипажа Милена — Ну, как тебе наш дом?

— Чистенько. Скромненько. Я ожидал большего. Но места бесспорно красивые.

— Милена Силантьевна, что здесь происходит⁈ — Не выдерживает нашего игнора толстая пожилая дама.

— Это кто? — спрашиваю я у жены довольно тихо, но вполне достаточно для того, чтобы нас услышали на крыльце — У тебя в имении живет куча бедных родственников, не имеющих своего угла? Почему ты не предупредила меня?

За спиной слышу ехидные смешки девчонок. Кажется, я начинаю понемногу набирать очки в их глазах. А то за завтраком и в дороге они дулись на меня, как две мышки на крупу, упорно делая вид, что «отчима» не существует.

— Милена Силантьевна! — очухался кто-то из мужчин — Что за хлыща вы с собой притащили?

Тут я наконец, удостаиваю небрежного кивка родственников Милены.

— Добрый день, господа. Позвольте представиться: Бекетов Константин Михайлович. И у меня для вас несколько важных сообщений. Во-первых. Милена Силантьевна вчера официально вступила в наследование имуществом, оставшимся после смерти ее мужа. Во-вторых. Мы с ней вечером обвенчались, и я ее законный муж. Бумаги для недоверчивых предоставим, но теперь по всем вопросам предлагаю обращаться только ко мне.

— Ваше венчание незаконно! — выкрикивает из-за спины толстухи какой-то дрыщ — слишком мало времени прошло с момента смерти Владимира Мироновича.

— Вы можете пожаловаться губернатору. Впрочем, именно Николай Петрович со своей милой супругой были нашими свидетелями в храме.

— Да, что же это творится, люди добрые! — отмирает еще одна родственница.

Проигнорировав ее возмущенный вопль, я заглядываю в карету и подмигиваю дочкам

— Барышни, пожалуйте на выход! А то сейчас самое интересное пропустите. Пришло время дать хорошего пинка вашим наглым родственникам.

Забыв на время, что теперь я их главный враг, Вика первой подает мне ручку, затянутую в ажурную перчатку. Она изо всех сил старается выглядеть взрослой и хорошо воспитанной девицей, но я-то вижу наметанным взгядом предвкушение расправы над обидчиками в ее горящих глазах.

— Я сама! — пытается проявить независимость Аня, отстраняя мою руку.

— Детка, не сейчас. Потерпи немного, не ерепенься!

Подхватываю за талию, обалдевшую от такой фамильярности, младшенькую и, высоко подняв ее над землей, аккуратно ставлю рядом с Леной и старшей сестрой. С обожанием смотрю на красавицу-жену и снова целую ей руку, провокационно задерживая ее в своей ладони.

— Блудница…! — шипит одна из дам, правильно оценив мой посыл.

Оставляю хамство без ответа, поскольку именно в этот момент во двор въезжает небольшой отряд всадников. Впереди Александр Иванович и пристав Шкурин, за ними следуют его люди и двое наших охранников.

— Что здесь у вас происходит? — спрашивает дядюшка, даже не потрудившись слезть с лошади.

— Ваше Сиятельство, мы и сами хотели бы знать! — колобком скатывается с крыльца один из персонажей. С графом он явно знаком и теперь спешит наябедничать ему — Этот человек, которого мы видим в первый раз, утверждает, что он тоже Бекетов. Каков нахал!

— Племянник, ты что — не представился господам? Константин, где твое воспитание?

— Представился, дядюшка. Но в ответ был обозван хлыщом и обвинен в беззаконии. А последнее их оскорбление в адрес моей жены вы и сами только что слышали.

— Господа, объяснитесь! — голосом Бекетова можно воду заморозить — На каком основании вы оскорбляете сына моего покойного брата Михаила? Константин, прожив много лет в Европе, наконец-то, вернулся домой, и какой же прием он тут встречает⁈ Удивительно ли, что наших дворян там за дикарей считают?

— Боже… так вы действительно сын покойного Михаила Ивановича? — изумленно приоткрыл рот «колобок» — Приношу свои глубочайшие извинения! За себя и за всех остальных. Мы и помыслить не могли, что вы, Константин Михайлович, решите вернуться после стольких лет отсутствия.

— Я рад, господа, что вы поняли свою ошибку. Константин, а почему вы не заходите в дом?

— Может, потому, что нам с супругой пришлось бы прорываться туда с боями? — усмехаюсь я, кивая на стену родственников на входе в особняк.

— Ну, что вы такое говорите, Константин Михайлович⁈

Колобок всплеснул пухлыми руками и обернулся к родственникам, ища у них поддержки. Но не нашел. Кто-то просто растерянно переводил взгляд с меня на Бекетова, а две дамы и вовсе зло поджали губы, не желая мириться с суровой реальностью.

— Господа, вы очень странно встречаете хозяйку этого поместья, не вижу радости на ваших почтенных лицах — продолжаю я ерничать — в таком случае спешу сообщить, что и вам здесь больше не рады. Попрошу в течении часа собрать вещи и покинуть наше поместье.

— Но это никак не возможно! — возмутилась дама, обозвавшая Лену блудницей.

— Отчего же? — удивился я — слуг в доме достаточно, они с радостью помогут вам собраться. И заодно присмотрят, чтобы в дорожные сундуки случайно не попали вещи, не принадлежащие, гостям.

— Возмутительно…! — неожиданно трубным голосом завопила толстуха, и ее лицо приобрело свекольный оттенок — Намекаете, что мы все воры?

— Ну, что вы, как можно-с⁈ — наигранно удивился я, опасаясь, как бы ее удар не хватил, при таких габаритах-то — Просто когда гости непозволительно долго распоряжаются в чужом доме, они поневоле начинают путать свои вещи с хозяйскими. Понимаете? Поневоле! Вот чтобы этого случайно не произошло, слуги Милены Силантьевны вам и помогут.

— А управляющий Митрофан Акимович с помощью дворецкого в это время сверит по домовой книге наличие столового серебра, картин и дорогой посуды, чтобы потом ему не пришлось платить из своего жалованья за утерянные ценности — добавила жена.

Тут уже побагровел благообразный мужчина, державшийся почему-то особняком. Вроде он и не с гостями, но в то же время и не со слугами. Ну, точно, управляющий! Тот самый, которого Милена так хочет сменить.

— Отличная мысль, дорогая! — обнимаю я за талию жену и заговорщицки подмигиваю девчонкам. О, чудо — их лица в ответ озаряются улыбками! — А люди Василия Семеновича проследят, чтобы все прошло чинно и благородно правда?

Гостей, как ветром с крыльца сдуло! Как пить дать, помчались наперегонки выкидывать из своих многочисленных сундуков все лишнее. Проняло, наконец, мерзавцев! Вслед за ними в дом потянулись и слуги женского пола. Так надо понимать — это горничные, приставленные к гостям. Ну, и отлично, что сами сообразили — видимо, их тоже достали наглые захребетники, и сейчас у слуг появится законный повод отыграться за все свои мучения.

— Ваше Сиятельство, а нам-то чего делать? — подошел к Бекетову чисто одетый мужик, мявший в руках,то ли шапку, то ли картуз.

— Чего ж ты меня спрашиваешь? — усмехнулся дядюшка и кивнул на меня — У вас вон, теперь новый хозяин. Ему отныне и распоряжаться.

Мужик испуганно поклонился графу и засеменил к нам, вопросительно поглядывая то на меня, то на Милену.

— Тимофей, вели все кареты гостей закладывать — приказала жена — через час они должны стоять у крыльца. И не забудьте проверить вещи у их прислуги. У нечистых на руку хозяев и дворня обычно вороватая. Если возникнут препятствия, обращайся к господину приставу или его подчиненным. Его благородие быстро наведет здесь порядок.

— А для нас, Тимофей — добавляю я — распорядись в беседке стол накрыть и самовар поставить — передохнем там, пока дорогие гости собираться будут.

— Слушаюсь, барин! Сейчас все сделаем в лучшем виде!

Судя по шуму, доносящемуся из открытых окон, в доме поднялась настоящая кутерьма. Так что я туда даже заходить не собирался, пока все эта жадная свора не уберется из Оленино. Бекетов отправляется за Марией Ивановной, Шкурин, взяв в оборот девицу, приставленную к детям, идет поговорить со слугами, а мы вчетвером рассаживаемся в беседке. Две шустрых девки уже притащили белоснежную скатерть из дома и корзину с посудой. Молодой парнишка занялся самоваром. Пока одна накрывала на стол, вторая девка метнулась мухой на кухню и принесла оттуда блюдо с разной снедью, включая выпечку.

— Ой, барыня, Глашка-то утром все по вашей науке сделала, да как вкусно у нее получилось! — она гордо поставила перед Миленой вазочку с подозрительно знакомым печеньем — Снимите пробу, сами убедитесь! И вы, Ваше благородие, откушайте. Поверьте, в жизни такой райской вкусноты не едали. Уж какая у нас барыня затейница!

Улыбнувшись, я взял одну печенюшку, откусил половинку и прикрыл глаза от удовольствия… Ну, точно курабье по рецепту моей тещи — они с Ленком постоянно удачными рецептами обменивались.

— Потрясающе! — подтвердил я, ни разу не покривив душой — Дорогая, твое курабье, как всегда на высоте!

Печенье у кухарки Глаши и, правда, вышло на славу. Вот есть у моей жены талант понятно объяснить человеку, как именно нужно готовить то или иное. После ее объяснений даже у непоседливой Анюты все получалось идеально. Впрочем, у Лены и с обучением языкам точно также — после ее объяснений в голове словно само собой все по полочкам раскладывается.

— Это у мамы еще не самое вкусное блюдо — подает голос Вика. Лена едва сдерживает смех, наблюдая за тем, как дочери снова старательно возводят преграду между нами.

— Знаю — не задумываясь, отвечаю я. За что получаю два настороженных взгляда.

— Откуда?

— От верблюда! — дразню я их и нахально закидываю в рот оставшуюся половинку курабье. Потом мечтательно добавляю — Эх, я бы сейчас еще ее эклерчиком отравился или тирамису…

— Эклеры — любимые пирожные нашего папы! — ревниво насупилась Нюся.

— Понятно дело! Ань, а чизкейк для меня испечешь? — впрямую провоцирую я ее. И затем наблюдаю, как печенье выпадает из рук дочери, а сама она застывает, вытаращив на меня глазища. Рядом тихо охнула Вика.

— Костя, ты напугал девочек! — укоряет Лена — не мог подождать более удобного момента?

— Кого напугал — этих двух бандиток? — киваю я на застывших девчонок — Да они сами кого хочешь напугают! Сейчас Нюся запоет, и непрошенные гости мигом разбегутся.

— Папа…? — Отмирает первой Вика.

— Конечно я, Викусь. Ну, кто ж еще?

— Папочка…! — начинает рыдать Аня, раскачиваясь, как в трансе, и я подхватываю дочку на руки, обнимая ее. Вика прижимается ко мне с другого бока, хватая за полу сюртука, словно боится, что я снова исчезну.

— Ну, все, все… Простите нас, что сразу вам не сказали. Но вокруг было слишком много чужих ушей.

— А теперь? — всхлипывает Аня

— А теперь все неприятности закончились. Сейчас разгоним эту шайку-лейку Олениных, и станет совсем хорошо. Никто не устоит перед Никитиными, потому что мы кто?!.

— Мы банда…! — хлюпает носом Нюся, но уже улыбается сквозь слезы.

— Вот именно! Сейчас у нас эти Оленины полетят впереди собственного визга. А то ишь, вздумали моих любимых девочек обижать!

— И ты больше нас не потеряешь? — тихо спрашивает Вика.

— Ни за что и никогда! Но нашу тайну продолжаем строго соблюдать. Мама предупредила, что за такое можно в местную инквизицию попасть? — девочки кивают, сразу становясь собранными и серьезными. Мои дочки…!

Так нас и застают подъехавшие Бекетовы — сидящими вчетвером в обнимку… Тетушка, как всегда, умиляется семейной идиллией, Александр Иванович удивленно качает головой. Он-то ждал долгого противостояния, а тут полная сдача всех позиций и безоговорочная победа.

Ленок вдруг вздрагивает и начинает принюхиваться к выпечке на столе, отчего ее тонкие ноздри начинают трепетать. Мы все настороженно наблюдаем, как она берет в руки то печенье, то пирог, то ватрушку и все внимательно обнюхивает. Она кажется растерянной, и в то же время очень собранной. Пытаясь понять, что происходит, я включаю дар и вижу, что жена тоже светится на тонком плане. Да, у нее же дар стихийно проснулся! Видимо, сильно переволновалась, и как результат спонтанная активация дара.

— Милена… — я осторожно тормошу ее, стараясь не напугать.

— А…? Что…? — жена приходит в себя и растерянно обводит нас взглядом, продолжая принюхиваться — Костя, что это сейчас было⁈

— Видимо, твой дар проснулся.

— Дар⁈ Но разве он так проявляется?

— А что ты чувствовала?

— Ну… голова немного закружилась, а потом запахи вокруг резко усилились! Настолько, что я почувствовала аромат и вкус всех продуктов, из которых Глаша готовила пироги и печенье. Даже знаю теперь, что она в начинку для ватрушек подмешала старый творог. Нет, он вовсе не испорченный, но ему дня три, как минимум, и он слегка заветренный. Понимаешь, я смогла легко отличить его по запаху от более свежего!

— Редкий дар — довольно улыбнулся Бекетов — и главное, очень полезный! Вас же, Милена Силантьевна теперь на базаре не обманешь, вы любой обман почуете. И не только. По слухам, опытные нюхачи не только яды в еде распознают, но даже и плохо высушенную древесину, представляете! Им просто достаточно дать что-то правильное за образец, и тогда они начинают чувствовать любые отклонения от него. Но мой вам совет: попусту не распространяйтесь о своем даре, тем более перед чужими людьми.

— Это точно… — согласился я, обдумывая в голове, как еще можно использовать такое чудо — Значит, все помалкиваем и никому об этом не рассказываем, даже слугам. Девочки, вы поняли?

Не уверен, что до дочек пока дошло, почему это надо держать в секрете, но они кивнули с самым серьезным выражением лиц. Ну, ничего… потом подберу аргументы и объясню им более доходчиво. Но перспективы такой дар жены открывает ошеломительные…!

— Александр Иванович! — делает жалостливое лицо Лена — Могу я попросить вас об одном одолжении? Обращайтесь, пожалуйста, ко мне по имени и на «ты»! Ну, не чужая я вам теперь, правда?

Дядюшка собирается ответить снохе, но тут в доме происходит что-то невообразимое! Раздаются испуганные крики, и в одном из окон второго этажа с оглушительным грохотом наружу вышибает оконную раму. Осколки стекла со звоном разлетааются по чисто выметенному двору…

Глава 16

Амвросий в третий раз перечитывал один и тот же текст древнего трактата, написанный мудреным готическим шрифтом, и никак не мог сосредоточиться. Смысл изложенного в нем ритуала по переносу души, ускользал от него. Вроде бы понятны старинные слова, знакомы латинские названия растений и минералов, входящих в состав зелья, но вот сама логика ритуала… Такое ощущение, что из текста выпали целые абзацы. Или же они были кем-то намеренно изъяты с целью воспрепятствовать повторению ритуала. Жестокая насмешка — отдать немыслимые деньги за древнюю редкость, ждать ее почти год, и оказаться в ситуации, когда видит око, да зуб неймет.

Инквизитор отложил в сторону манускрипт. Бессмысленно мучить себя. Лучшее, что можно сейчас сделать — это немного отступить. И дать своему мозгу самому проделать сложную работу по осмыслению прочитанного. Главное, что Амвросий точно знал: такие запретные ритуалы проводились в Европе. И не единожды. Он даже знал имя одной известной персоны, которая подверглась подобному ритуалу. Причем, не так уж и давно — всего-то сто с небольшим лет назад, в самом конце XVII века. Беспокоило колдуна совсем другое…

Уже несколько дней его снедала странная, безотчетная тревога. Внутреннее беспокойство, поселившееся в душе, не давало вздохнуть полной грудью и туманило сознание. Интуиция кричала, что вокруг сжимается невидимое кольцо, а обострившееся чутье, сродни звериному, требовало от колдуна немедленно покинуть опасный Петрополь. Слуга Зосима сказал, что пару раз видел у дома подозрительных людей, которые явно что-то вынюхивали. Больше они, правда, не появлялись, но тревога с тех пор не отпускала Амвросия. Инквизитор пытался понять, кто открыл на него охоту, но пока терялся в догадках.

Николай? По прощальному взгляду императора, Амвросий понял: тот догадался, что отныне повязан с колдуном, и звезда с частицей его дара — залог безопасности инквизитора. Трогать его не стоит. Но Амвросий также знал о крайне жестоком и мстительном характере нового царя. Николай мог, не считаясь с последствиями, приказать людям Бенкендорфа убить его. Мог. Но до коронации он вряд ли решится на такой шаг. Значит, это не люди царя. Тогда кто?

Неужели сторонники Алексея Романова узнали про ритуал и решили отомстить за его смерть? Вчера вечером его словно обожгло чужой светлой силой! Такой обладают святые старцы из северных скитов и некоторые иерархи Церкви, но откуда им взяться в Петрополе? Если только кого-то из них по делам в Синод вызвали, и церковник случайно проходил мимо? А что если…

Решив проверить невероятную догадку, колдун бросился к тайнику, где хранил все запретное. Достал небольшой ларец и принялся перебирать черные звезды, лежащие в отдельных ячейках. Звезда с даром Николая для задуманного дела не годилась, нужна была частица дара кого-то из настоящих Романовых. У Амвросия было две таких звезды — с даром покойного царя Александра I и с даром великого князя Константина, оба они в разное время обращались к нему за помощью, и оба ее получили. Подумав, Амвросий отложил звезду Константина, она могла еще пригодиться. А вот тусклая звезда покойного императора скоро сама прахом рассыплется. Ее и стоит потратить на ритуал поиска живых Романовых.

Сделав необходимые приготовления, колдун начал читать заклинание. Через минуту от звезды, лежащей на географической карте, в стороны разошлись целых три луча. И Амвросий пораженно уставился на них, пытаясь понять, как такое возможно? Один луч четко указывал на юго-запад — там в Варшаве находился великий князь Константин. Второй уткнулся в немецкий Веймар, где жила сестра царя — великая княжна Мария Павловна, вышедшая замуж за наследника местного герцога. Третий, самый яркий луч, которого и быть уже не должно, затерялся в лесах Вологодчины. Из чего следовало, что Алексей Романов до сих пор жив. Поскольку остальные трое детей императрицы, включая Николая, рождены были от кого угодно, но только не от Павла I. Ритуал это подтвердил со всей ясностью.

Итак, носитель самой сильной крови императорского рода Романовых выжил, и проклятие его не убило… Вот что значит сильная романовская кровь, не испорченная браками с гнилой европейской аристократией! Но что теперь делать Амвросию? Сообщить Николаю? А дальше что? Царь будет в ярости, и первым делом уберет сообщника за промах. Пустит по его следу не только всех одаренных жандармов, но заодно и всю инквизицию. И куда тогда бежать? За Урал, чтобы всю оставшуюся жизнь скрываться в сибирской тайге? Нет, это не выход.

Нужно исчезнуть, схорониться в одном из надежных мест и разобраться со старинным манускриптом. Если понять как работает ритуал переноса души, остальное будет уже неважно, ведь он сулит колдуну настоящее бессмертие. Можно будет раз за разом переносить свое сознание в новое тело, и никто его никогда не найдет. Значит, Николай должен и дальше оставаться в неведении. Пусть разбирается сам с истинным Романовым!

— Зосим — позвал Амвросий слугу — рано утром мы уезжаем. Возьми самое необходимое и собери нам еды в дорогу. Поклажи должно быть немного, поедем налегке…

* * *

— Петр Васильевич, Ваше Сиятельство, нельзя больше ждать! — с жаром убеждал князя Лопухина молодой белокурый монах с юношеским пушком над губой — Уйдет колдун, у него же чутье, как у зверя лесного.

— Серафим, не справитесь вы с ним! — покачал головой князь — Архимандрит Нектарий велел дождаться старца Антония, и без него в этот улей не лезть.

— Упустим, как пить дать упустим! Где потом его искать будем?

— Да, с чего ты решил, что он вообще собирается бежать⁈ Мои люди говорят, что слуга колдуна ведет себя спокойно, вчера вон, дров полный воз закупил. Разве люди дровами запасаются, если решили в бега податься?

— Так-то оно так, но сердце у меня не на месте…

— Успокойся, Серафим. Мои люди за ним присматривают, и мимо них мышь не проскочит…!

…Но когда следующим вечером небольшой отряд, состоящий из монахов и людей князя ворвался в дом колдуна, там уже никого не было. И оставалось только догадываться, как двое мужчин прошли мимо опытных воинов, не спускавших глаз с переулка, из которого нет другого выхода.

— Упустили… расстроенно выдохнул Серафим, оглядывая скромное жилище, где еще недавно обитал колдун. Вон, на столе даже недопитый стакан с чаем стоит и блюдце с одиноким куском хлеба.

— Никуда он от нас не денется — успокоил юношу седой старик в рясе из грубого полотна — все равно найдем!

— Да, где ж теперь его сыщешь… — махнул рукой монашек и потянулся к книге, лежащей на столе

— Не трогай! — крикнул старик. Но опоздал.

Прямо на глазах из книги вырвалось облако черной пыли и осело на Серафима. За пару секунд все было кончено…

* * *

…Мы с Бекетовым выскакиваем из беседки, услышав испуганные крики, доносящиеся со второго этажа особняка, но причину произошедшего и его последствия, находясь во дворе, понять невозможно. Приказав женщинам оставаться на месте, направляемся в дом. Из прихожей попадаем в просторный холл, из него по широкой лестнице поднимаемся на второй этаж. Нам на встречу бегут перепуганные слуги и гости, все стремятся покинуть комнаты и спуститься на всякий случай вниз.

— Да, что у них здесь произошло…? — бормочет дядюшка, осматриваясь.

— Вон, в конце коридора дверь вышибло, значит нам туда!

Перешагивая через обломки деревянных створок, мы заглядываем в гостиную. Вернее, это апартаменты из двух отдельных помещений — там еще и спальня есть за стеной, судя по широко распахнутой двери. А вот взрыв произошел именно в гостиной. Правда, он какой-то странный: ничего тут не обгорело, только вся мебель разбита и картины со стен попадали. Еще карнизы вырвало с мясом из стены, и теперь шторы превратились в грязные тряпки, свисающие через подоконник во двор.

Бекетов бросается к тучной даме, барахтающейся на диване, у которого подломились ножки и отвалились подлокотники. Толстую тетку одному Александру Ивановичу поднять явно не под силу, но я помогать этой жабе не собираюсь. Пусть поваляется пока, сейчас не до нее. Я замечаю Шкурина, сидящего на полу у стены, и подаю ему руку, помогая подняться. Голова у пристава пробита, и кровь из раны тонкой струйкой капает на ворот мундира, по пути пачкая его пышные бакенбарды. Похоже, бедолагу ударной волной приложило о стену, да еще сверху на голову картина обрушилась. Протягиваю ему свой носовой платок.

— Василий Семенович, вы как⁈ И что тут у вас случилось?

— Жить буду… Это у господина Оленина выброс силы случился из-за ссоры с сестрой.

— Потерпите немного! Я сейчас Марию Ивановну позову, она у нас кудесница.

Выглянув в окно, прошу тетушку подняться наверх, прихватив с собой лекарский саквояж и пару слуг мужского пола.

— Так… а где же сам виновник переполоха?

Пристав, прикладывая платок к ране, молча кивает на спальню. Там, обхватив голову руками, на кровати сидит тот самый «колобок».

— Петр Миронович, объяснитесь…! — строго говорит ему Бекетов — Вы же не юнец какой, должны же контролировать свой дар. Так могли ненароком и убить кого-нибудь. Это можно расценить, как нападение на полицейского при исполнении служебных обязанностей, такое поведение недостойно дворянина.

— Ну, что вы такое говорите, Александр Иванович, какое нападение…! — устало машет рукой толстяк, поднимая на нас глаза. Лицо у него бледное, как полотно, краше в гроб кладут — Я виноват лишь в том, что психанул во время ссоры с сестрой, узнав про отвратительный поступок ее сына — моего племянника.

— Это Петр Миронович про Виктора Оленина говорит — пояснил нам Шкурин — я как раз рассказывал Ольге Мироновне про неблаговидные выходки ее сынка.

— Странная у вас однако логика, господин Оленин — усмехнулся я — Значит, принуждать несчастную вдову к браку и запугивать ее — это отвратительно. А запихнуть в лечебницу для умалишенных нормально?

— Вы о чем? — удивился «колобок». И его удивление выглядело вполне искренним.

В этот момент в разрушенном дверном проеме показались двое крепких мужиков, а вслед за ними появилась и тетушка. Она тут же бросилась к толстухе, доставая из кармашка пузырек с нюхательной солью.

— Так — распорядился Бекетов — барыню поднимите и уложите ее на кровать в спальне. Заодно позовите к ней служанок. А мы пока поговорим с Петром Мироновичем в другой комнате.

Толстяк встает и, пошатываясь, бредет к дверям. Мы втроем выходим вслед за ним. В соседнем помещении планировка точно такая же, да и обстановка похожая. Видимо все правое крыло отведено здесь исключительно под гостевые покои, а хозяйские расположены по другую сторону от центральной лестницы.

— Итак… — возвращается к разговору дядюшка, стоит нам рассесться в кресла — объясните, Петр Миронович, чем же вам, Олениным, так не угодила моя сноха?

— Ну, почему сразу «не угодила»? — пожимает плечами Оленин — У нас с Миленой вполне хорошие, родственные отношения.

— Такие хорошие, что бедная вдова вынуждена была искать защиты у губернатора?

— Ей не стоило близко к сердцу воспринимать настырные ухаживания Виктора. Достаточно было пожаловаться мне, и мы бы это уладили в своем узком кругу.

— По-родственному? — усмехаюсь я — Позвольте вам не поверить. Я видел, как он вел себя в ресторации на постоялом дворе. И лично вышвырнул Виктора оттуда, поскольку иначе, как хамским его поведение назвать нельзя. Но после того, как он нанял бандита, чтобы запугать Милену, я уже таким снисходительным не буду, пусть лучше в следующий раз не попадается мне на глаза — пристрелю мерзавца!

— Константин Михайлович…! — укоризненно качает головой Шкурин — не годится дворянину угрожать убийством другому в присутствии представителя власти.

— Хорошо. Тогда я вызову Виктора на дуэль и пристрелю его на законных основаниях — поправляюсь я.

— Спешу напомнить, что дуэли запрещены в нашей империи, господин Бекетов, это вам не Европа — осекает меня этот зануда в мундире.

— Будем считать, что мой племянник сейчас погорячился с дуэлью, но согласитесь: его ведь тоже можно понять — вмешался Бекетов — а вот от вас, Петр Миронович, я хотел бы получить получить объяснения, как от нынешнего главы рода Олениных. С каких это пор дворяне Северного клана взяли моду отправлять родственниц в дома для умалишенных?

После этих слов графа Оленину совсем поплохело, и он замахал на нас своими пухлыми руками

— Ну, что вы такое говорите, Ваше Сиятельство?!! Как можно-с⁈ Речь шла только о том, чтобы оформить родственную опеку над вдовой и детьми моего покойного брата.

— А каковы основания для такого неординарного шага?

— Поверьте, основания у нас были. Когда Милена Силантьевна пришла в себя после болезни, она вела себя странно. Крайне странно. Поэтому естественно, что мы все были обеспокоены. Все-таки Оленино — это наше родовое имение, и я, как глава нашего рода, не мог позволить женщине разорить его своими неразумными поступками.

— И что же это за поступки такие? Неразумные? — поднял я бровь.

— Ну, например, она, не посоветовавшись ни с кем, распорядилась закупить картошку для посадки, и отвела под нее одно из лучших полей в имении.

— А что же вы увидели в этом неразумного? — удивился я — Картофель — это отличное подспорье для крестьян на случай неурожая зерновых. Всем бы последовать ее примеру!

— Так на этом поле и горох прошлым летом неплохо уродился.

— При всем уважении, Петр Михайлович, урожайность у них все же разная. А что поле жена выбрала хорошее, так любому помещику должно быть известно: картофель в низинах не растет, а после гороха его урожай крестьяне соберут как раз отличный! Надеюсь, Милена не забыла им указать, что при посадке в каждую лунку нужно вносить горсть золы, а потом пару раз каждый куст окучить, пока он не зацвел?

Все трое подозрительно замолчали и смотрели так, словно у меня вторая голова выросла. А что я такого сказал? Все правильно. Отец жены, как на пенсию вышел, не на шутку увлекся огородом и столько литературы по овощеводству перечитал, что в пору диссертацию писать. Он ради этого даже соседний пустующий участок выкупил: теплицы там построил и высокие грядки. А оставшееся место распахал культиватором под картошку и капусту. И сам же потом смеялся, что овощи золотыми у него выходят. Зато экологически чистыми.

Летом, как к ним на дачу в гости ни приедешь, тесть тут же всех на экскурсию в парник и на огород ведет, и не дай бог отказаться — обидится страшно! И потом все разговоры за столом исключительно о тонкостях выращивания овощей и зелени. Увлеченный человек, родным оставалось только смириться! Один раз, когда у тестя спину прихватило, нам с дочками даже пришлось помогать ему с окучиванием картошки. Так что мы, хоть и коренные горожане, но в принципе неплохо подкованы на тему огорода.

— Кх-м… да, дело собственно не только в картошке — отмер Оленин — Милена Силантьевна ведь и на медицинские темы рассуждать вдруг стала, чего за ней сроду не водилось. Я к примеру, падагрой страдаю, так она мне целую лекцию прочла о пользе диеты.

— Ну, так она права — вступился я за жену — диета при падагре — это святое. При обострении нужно первым делом исключить из рациона мясо, всю выпечку, соленья и спиртное. По-моему, каждый падагрик это знает. Разве ваш доктор об этом никогда не говорил?

На меня снова смотрят, как на чудо-юдо. Я что — Америку сейчас для них открыл? Неужели, они здесь такие дремучие?

— Костя, ну не всем же таким просвещенным быть, как вы с Миленой! — усмехается дядюшка, поняв все по моему лицу — Мы тут в провинции люди простые, привычные к старым порядкам. А ко всем новшествам, пришедшим из Европы, относимся с разумной долей сомнения.

— И что-то раньше за Миленой такой тяги к научным знаниям не наблюдалось — добавляет Оленин — я же говорю: она очень странная стала. А этот ее глупый приказ слугам обязательно кипятить воду⁈ Якобы в сырой воде живут опасные существа, невидимые глазу. Ну, что за безумные женские фантазии⁈ Она ведь и девочкам подобной чушью головы заморочила.

Так. Это я даже комментировать не стану: хотят болеть дизентерией — их личное дело. А слуг необходимо с первого дня приучать к максимальной чистоте — тут Ленок права. Но сейчас нужно срочно соскакивать с опасных тем, а то подозрений у Оленина станет еще больше.

— Как же я рад, что мне досталась такая умница жена. Будем с ней из Европы научные журналы выписывать, передовым земледелием заниматься… — нарочито мечтательным тоном говорю я.

— Решили все же поселиться в Оленино? — погрустнел Петр Миронович — а я хотел обсудить с вами продажу имения. Это ведь наше родовое гнездо, как никак, еще дед мой строил при матушке Екатерине…

— Мы с супругой обязательно подумаем над вашим предложением — обнадежил я толстяка — у меня и отцовское имение неплохое, к тому же оно расположено по соседству с дядиным. А Оленино от Костромы все же далековато — часто сюда не наездишься.

— Так значит, я могу рассчитывать, что вы первым уведомите меня, если надумаете⁈

— Конечно. Почему нет? Но сначала я должен понять, какой доход могут приносить эти земли при должном внимании и разумном вложении средств. У дядюшки в Костроме есть свои мануфактуры, возможно здесь все же имеет смысл выращивать лен. Или же превратить земли в пастбища и разводить овец тонкорунных пород. Нужно все хорошенько обдумать и просчитать, прежде чем принимать окончательное решение. Ну, и многое, конечно, зависит от цены, которую вы готовы предложить нам.

— С ценой договоримся — заверил меня Оленин — чай, не чужие теперь люди!

Угу… забыл уже, как еще недавно вдову родного брата обобрать хотел? Все как с гуся вода. Странные люди. Он и правда считает, что у меня память короткая, как у хомячка? Нет, дорогой «родственничек»! Имение я тебе, может и продам, но цену по-родственному выкачу такую, что ты без штанов останешься. Еще и умные цифры под это дело подведу с помощью Бекетова. А если любезному Петру Мироновичу родовое имение действительно дорого, то он за него любые деньги отдаст…

— И Константин Михайлович… — догоняют меня уже на пороге слова смущенного Оленина — прошу вас: присмотрите хорошенько за дочерьми покойного Владимира. Девочки после болезни сильно изменились, особенно младшая Настенька. Она иногда такие песни распевает, когда ее никто не слышит, что даже я, взрослый мужчина, не решусь повторить ее слова.

Мне остается только серьезно кивнуть, сдерживая смех. Даже интересно, что этому дяденьке «повезло» услышать? Надеюсь, это был не рэп и не какая-нибудь очередная джага-джага…! Но профилактическую беседу с Нюсей провести безусловно придется, а то спалимся на какой-нибудь ерунде.

Глава 17

В Оленино нам пришлось все-таки заночевать, хотя мне очень не хотелось этого делать. Но деваться некуда — не в Вологду же возвращаться, на ночь глядя. А до ближайшего приличного постоялого двора в сторону Ярославля мы уже просто не успевали доехать до темноты. И о том, чтобы заночевать в чистом поле с с детьми, толком не выздоровевшими после тяжелой болезни, тоже речи быть не могло. Так что без вариантов — ночуем здесь, а утром стартуем.

Пока всех родственников по домам отправили, пока наспех отобедали, пока с управляющим пообщались, глядь: дело уже к вечеру. Так что Лена с тетушкой занялись нашим размещением и ужином, а мы с Александром Ивановичем, пользуясь случаем, решили проехаться по округе в открытой коляске. Все поля до темноты осмотреть не успели — земли имения довольно обширные, но кое-что увидели, благо здесь на севере в конце мая темнеет достаточно поздно.

— Что скажете, дядюшка? — спрашиваю я Бекетова на обратной дороге — Нужны нам в хозяйстве эти земли, или лучше от них сразу избавиться?

— Если Милене это имение не дорого, как память о покойном муже, то продавай и не жалей. Деревеньки тут захудалые, усадьба ремонта требует, денег сюда придется вложить немало. Как по мне, так эта овчинка и выделки не стоит. Уж, лучше продать Оленино, добавить еще немного денег и прикупить другие земли, увеличив наши костромские имения. Там хотя бы будет все рядом, под рукой. К тому же я так понимаю, ты пошутил насчет вашего с Миленой увлечения земледелием? Жить-то небось, в городе собираетесь?

— Зимой точно в городе, а летом все-таки, по большей части в имении. Но в Петрополь больше не вернусь — это опасно. Слишком там много знакомых. Лучше уж мы с Миленой и девочками в Первопрестольной обоснуемся.

— А как же Алексей Петрович?

— А что с ним…? Поможем ему свергнуть самозванца, возведем на трон законного Романова, и адью — дороги наши разойдутся. Большего я ему не обещал, а он и не просил. Или вы думали, что я о роли серого кардинала при императоре мечтаю?

— Ну, если честно, то всегда считал, что амбиций у тебя в избытке. Предполагал, что, если и не в серые кардиналы метишь, то уж в сенаторы, как минимум.

— Вы ошибаетесь. Мне это теперь совершенно не интересно. Тем более у меня есть семья, о которой я обязан заботиться. Так что займемся мы с вами лучше каким-нибудь прибыльным делом, чтобы укрепить положение рода Бекетовых в империи и оставить внушительное состояние нашим потомкам. Мысли кое-какие на этот счет у меня уже есть, но заранее пугать вас масштабом своих идей не стану, чтобы не сглазить. Сначала все-таки Романов, а потом уже захват Москвы.

— Заинтриговал, племянник…!

— Поверьте, мы с Миленой еще не раз удивим вас.

— Да, ты и так каждый день не перестаешь меня удивлять. Как тебе удалось так быстро расположить к себе девочек? Вчера еще они на тебя волчатами смотрели, а сегодня уже восхищенных глаз не сводят.

— Милена подсказала к ним подход. Покойный отец совсем не уделял дочерям внимания, он вообще существовал как-то обособленно от своей семьи. А им его заботы очень не хватало. Когда девочки увидели, что я готов заменить им отца, они быстро поняли, что со мной будут, как за каменной стеной. Женщины это сердцем чувствуют, даже такие маленькие. А дочери у Милены весьма умненькие.

— Вы и, правда, с Миленой, как две половинки одного целого — покачал головой Бекетов — удивительно наблюдать, как вы с полуслова понимаете друг друга.

— Ну, иногда и с полувзгляда — улыбнулся я. И добавил уже серьезно — Александр Иванович, пообещайте мне, что если со мной что-то случится, вы не оставите Милену и девочек.

— Обещаю, Костя. Клянусь тебе честью и силой дара. И ты мне пообещай, что после моей смерти позаботишься о Марии Ивановне.

— Александр Иванович, ну, как вам не стыдно! — искренне возмутился я — Могли бы даже и не просить об этом.

— И поторопитесь с наследником, Костя. Это крайне важно.

— Сделаем все от нас зависящее. Будем трудиться над этим денно и нощно! Не покладая, так сказать…

— Вот только давай без подробностей…! — рассмеялся Бекетов — Я же серьезно.

— И я серьезно. Парочка сыновей нам точно для полного счастья не помешает…

* * *

…Ужин прошел по-семейному душевно и сопровождался разговорами о предстоящем переселении в Кострому. Мария Ивановна рассказывала Лене и девочкам, что огромный семейный особняк Бекетовых сейчас практически пустует. Они с дядей занимают только одно крыло здания, а другое — где раньше жил наследник Антон Александрович — никем сейчас не используется, и поэтому стоит закрытым. Собственно, там и предстоит разместиться нам с Миленой и девочками. Все правое крыло двухэтажного особняка будет отдано в наше полное распоряжение, и мы можем делать там все, что пожелаем.

У Вики с Аней при этих словах тетушки глаза загорелись от предвкушения. Ведь в оленинском особняке онипочему-то делили одну большую комнату на двоих, и дочерей, привыкших иметь свое собственное пространство, это страшно возмущало. Конечно, им и здесь хотелось жить с комфортом, к которому они привыкли в своей прошлой жизни. Что ж, зная деятельную натуру моей жены, они этот комфорт обязательно получат, только дайте ей время! Ну, и средства, разумеется.

Потом Александр Иванович и Лена начали обсуждать виды на урожай. И тут жена почему-то задумчиво замолчала после того, как услышала от Бекетова о результатах нашей экскурсии. Ну, и его предложение продать Оленино. То ли сама мысль расстаться с имением ей не понравилась, и у нее уже были наполеоновские планы на него, то ли она просто взяла паузу, чтобы хорошенько все обдумать на досуге. Но мне было абсолютно ясно, что бекетовская идея большого восторга у нее не вызвала. И подозрительное молчание жены во что-нибудь обязательно потом выльется.

Угу… оно и вылилось. Даже гораздо быстрее, чем я думал!

— Костя, ты правда, собрался торговать крестьянами⁈ — пошла в наступление жена, стоило нам оказаться наедине в спальне — Стал таким же бессовестным, как все эти помещики⁈ В крепостники заделался?

— Тихо, родная, тихо…! — я обнял возмущенную Лену, успокаивающе погладил ее по голове и нежно поцеловал в висок — Ну, ты чего раздухарилась, а? Все пока еще в стадии обсуждения. И в любом случае, до осени, пока не соберем урожай твоей картошки, мы Оленино не продадим!

— Очень смешно! — раздраженно отстранилась от меня супруга — Но твой юмор сейчас совершенно не уместен. Я о людских жизнях говорю, а ты, Константин, все в шутку хочешь перевести.

Ого… Константин — это уже серьезно. Полным именем жена называет меня крайне редко, и только если я сильно в чем-то провинился. Придется объясниться, чтобы не доводить дело до семейной ссоры.

— Лен, ты кажется, не до конца понимаешь ситуацию с нынешним положением крестьян.

— Это я не понимаю⁈

— Да ты. В тебе сейчас говорят эмоции. И в целом, я твое возмущение местными порядками разделяю. Но подумай вот о чем. Усадьба эта, может и интересна Оленину, как их родовое гнездо, но только в комплекте с окружающими полями и крестьянами, их возделывающими. Предложи я Петру Мироновичу купить только один этот обветшалый особняк, и он наверняка откажется. И земли имения без живущих на них крестьян тоже резко потеряют в цене. В этом случае придется продавать Оленино за бесценок.

— Не все в этой жизни меряется деньгами!

— Не все — согласился я — Но с крестьянами ты что собираешься делать? Дать им вольную? А ты уверена, что Оленин их потом не сгонит с земли? Зачем ему крестьяне — арендаторы, когда можно купить и привезти сюда других крепостных? А дворня? Кто станет держать при доме столько свободной прислуги? Им же тогда платить жалованье придется! Нет, конечно, мы с тобой можем раздать всю землю крестьянам, как завещал нам великий Ленин, но тогда сразу же вернемся к пункту №1 — продать Оленино станет вообще невозможно, цена имения упадет ниже плинтуса.

— Крестьян можно будет переселить в наше костромское имение.

— А ты их спросила: захотят они переселяться с насиженных мест? Несколько поколений их предков поливали эту землю потом и кровью, они здесь каждую кочку и пенек знают. А теперь их, как скот перегоняют на новое место, потому что добрая барыня решила осчастливить своих холопов. Прости, Лен, но боюсь, спасибо они тебе за такое «благодеяние» не скажут…

Вздохнув, я начинаю раздеваться, чтобы лечь в постель. Жена, растеряв всю воинственность, продолжает стоять у окна. На прекрасном женском лице отражается усиленная работа мысли. Ленок у меня дама упрямая, она теперь все равно не отступится, пока не найдет приемлемого решения.

— … Но ведь должен же быть какой-то выход? — хмуро говорит она, видимо так и не придумав ничего гениального. Не мудрено. Лучшие умы России искали выход вплоть до 1861 года, но результат у Александра II все равно получился сомнительным.

— Должен — киваю я — Только вспомни курс истории: в этом «проклятом земельном вопросе», куда не кинь, всюду клин. Всеми серьезными историками давно уже признан тот факт, что блудняк с выкупными платежами, в который императора втянули либеральные реформаторы, привел потом страну к революции.

— Хорошо. А ты сам, как считаешь: на каких условиях нужно отменять крепостное право?

— Всем крестьянам нужно дать свободу, и как можно быстрее, пока здесь интеллигенция еще не сильно расплодилась и не начала воду мутить. Но земля должна остаться в собственности помещика. С какой стати человек должен в приказном порядке продавать землю, которую, например, купил только год назад? Или ту, которой его предки владеют уже лет триста, а то и все пятьсот? А если у него были свои планы на ее использование? Право собственности, в том числе и на землю, должно быть незыблемо для всех, иначе тут начнется такой же бардак, как в нашей истории.

— А что же тогда будет с крестьянами?

— Они массово должны превратиться в арендаторов. А потом постепенно в землевладельцев. Не нравится помещик — обратись к другому, а прежний помещик пусть потом локти кусает, что пожадничал и не смог договориться с арендатором на нормальных условиях. В принципе, в Указе 1818 года об отмене крепостного права в прибалтийских губерниях было рациональное зерно. Просто следующий указ нужно подправить в пользу ограничения помещичьей вольницы.

— Хорошо, а что твой загадочный Романов собирается делать с крепостным правом?

— Он пока думает. То, что нужно отменять его, как можно быстрее, Алексей Петрович и сам хорошо понимает. Но на «проклятый земельный вопрос» ответа у него пока нет, а я давить на Романова не хочу, это не тот человек. Вот если он попросит, то я, конечно, готов рассказать ему про все плюсы и про все минусы реформы 1861 года.

— Костик, да, нельзя пускать на самотек такое важное дело! Ты же помнишь из курса истории, что после отмены крепостного права в сельском хозяйстве России производительность труда тут же начала расти, а урожайность зерновых ежегодно увеличивалась на 10%? Конечно, еще случались и неурожайные годы, и голод, но в целом-то смертность крестьян снизилась. А как промышленность начала расти, когда свободные руки появились и городское население увеличилось!

— Ленок… — устало вздохнул я — Ну, что мы с тобой агитируем друг друга за советскую власть? Вот скоро познакомишься с Романовым и сама все поймешь. Давай уже ложиться спать, завтра вставать рано. Иди ко мне скорее, я соскучился…!

На этом первый раунд политико — экономических дебатов в нашей семье был закончен, и мы с женой занялись более приятным делом. Но чует мое сердце, это было только начало. Ленок все мои доводы обмозгует и обязательно придумает, как нам продать Оленино, не обидев при этом крестьян. Сказать честно, я бы тоже не прочь облегчить участь бедолаг, но как именно? Не хотелось бы своим вмешательством сделать еще хуже…

* * *

Утром, наблюдая за сборами, удивленно замечаю, что сундуков у моих женщин особо не прибавилось. Взяли только самое необходимое из одежды и обуви, и на этом все. И в этом я с Леной полностью согласен. С Оленино их ничего не связывает, так что пусть вещи прежних хозяек остаются здесь, а в новую жизнь чужой багаж брать не следует. Что, я на приличные наряды и побрякушки своим девочкам не заработаю? Когда они у меня в чем отказ знали? Другой вопрос, что наши дочери в принципе, не барахольщицы. Но это уже полностью заслуга жены — сказывается ее правильное воспитание.

Дворовые девки с нескрываемой завистью смотрят, как растерянная Глаша садится на козлы рядом с кучером. Молодая кухарка — единственная служанка, кого мы забираем с собой. Лена говорит, что у нее настоящий талант к кулинарии. К тому же девушка молчаливая, скромная и не склонная к сплетням. Зато бывшая горничная девочек, имя которой я так и не запомнил, остается в Оленино и сейчас глотает злые слезы, поглядывая на более удачливую подругу. Нюся наябедничала мне, что эта девица уже успела всем рассказать, будто барыня забирает ее с собой в Кострому. Облом однако… Но языкастые нам точно не нужны, а в дороге с ее обязанностями вполне и Глаша справится.

Ленок дает последние наставления Тимофею, Бекетов кошмарит оленинского управляющего. Вчера за ужином, посовещавшись, мы решили, что менять его сейчас нет никакого смысла. Пусть с ним уже следующий хозяин имения разбирается.

— Ну, что мои красавицы — заглядываю я в карету — готовы к путешествию в новую жизнь?

Дочки радостно кивают. Длительная поездка в карете — для них настоящее приключение. Они толком в этом мире еще ничего и не видели: сначала выздоравливали, потом Лена увезла их в Вологду, где им тоже пришлось сидеть в номере на постоялом дворе. Так что сейчас они все в предвкушении перемен.

Наконец, наша процессия состоящая из двух дорожных карет и отряда охраны, трогается в путь. Я провожаю глазами особняк и усадьбу, где волею двух древних богинь очутились в этом мире мои близкие. Ну… спасибо, что не в крестьянской избе. А то долго искал бы я девчонок по всей матушке — России.

…В дороге мы с женой зря времени не теряем — пока рядом нет чужих ушей, проводим для дочерей ликбез, рассказывая им о реалиях этого времени. По крайней мере то, что успели узнать сами. Раз за разом предостерегаем их от излишней болтливости и призываем следить за своими словами. Пока Нюся уже не взмолилась

— Ну, мам, пап! Мы же с Викой не бестолковки из ясельной группы!

— Вот, пожалуйста… — вздыхая, разводит руками Лена — три часа объяснений, и что в итоге? «Ясельная группа». Аня, ты сама сейчас поняла, что сказала?

Младшенькая виновато склоняет голову, признавая вину.

В окошко кареты стучит Александр Иванович, сегодня он решил часть пути проехать верхом, и я с белой завистью наблюдаю за тем, как непринужденно этот пожилой мужчина держится в седле.

— Молодежь, вас не укачало еще? Скоро будет неплохой лужок у речки — отличное место для привала.

Дочки оживляются — пикника на природе у них в этом мире тоже еще не было. Очень надеюсь, что они будут помнить об осторожности и наших с женой наставлениях. Но всего, конечно, не предусмотришь.

— … Ой, какой самоварчик! — восхищается Нюся, разглядывая содержимое дорожного погребца Бекетовых — А у нас на даче тоже был набор для пикника в плетеном сундучке, но конечно, не такой красивый, как у вас. Там даже фужеры были не стеклянные, а пласт…

— Аня… — предостерегающе произнесла Лена, и младшенькая осекается на полуслове.

Старшая закатывает глаза на это и тяжело вздыхает. Вика-то со своей рассудительностью и спокойным характером вполне тянет на местные четырнадцать лет, а с Нюсей что прикажете делать?

— Тетушка, а не хотите в карете с девочками и Миленой до следующего привала поехать? — переключаю я внимание Марии Ивановны — Все веселее, чем с Рамой, который ни слова по-русски не понимает.

— Рама — мальчик хороший, только очень стеснительный! — машет рукой Бекетова — Но я бы и впрямь не отказалась пересесть в карету к девочкам, а то разговаривать разучусь, пока мы до дома доберемся.

— Будет прекрасно, если вы нам заранее про Кострому что-нибудь расскажете — поддерживает меня Лена. Кстати, она единственная из нас, кто в Костроме был, поскольку в студенческие годы подрабатывала переводчиком, сопровождая иностранные группы по Золотому кольцу.

— А вы у нас ни разу не были⁈ Какая жалость. Кострома удивительный город!

Все, дальше можно не беспокоиться. Тетушка села на своего любимого конька, и теперь не уймется, пока не расскажет домашним о своем любимом городе все, что посчитает нужным. И это хорошо — у жены память на имена и фамилии гораздо лучше моей.

Пока женщины накрывают на стол, пойду-ка проведаю Раму, а то не разговаривал с ним со вчерашнего дня…

* * *

…Путешествовать в компании жены и дочек было намного веселее, чем с Марией Ивановной — она дама хоть и приятная во всех отношениях, но человек пожилой и другой эпохи. Ее обстоятельные, неспешные рассказы быстро потеряли для меня новизну и наводили скуку. Впрочем, у них было одно неоспоримое преимущество — они прекрасно вгоняли в сон. Я даже сам порой не замечал, как начинал клевать носом под размеренное покачивание кареты и тетушкины рассуждения о преимуществах жизни в провинции.

Вот то ли дело мои девчонки — с ними точно не соскучишься! Сначала играли в города и испорченный телефон, когда надоело, расчертили листы в клетку и принялись резаться в морской бой. А уж когда смущенная Нюся достала из шляпной коробки старую колоду карт, тайком прихваченную из Оленино…

— Аня… — укоризненно покачала головой жена — какая же ты сорока!

— Ну, мам… — заканючила в ответ младшенькая — смотри, какие они необычные!

Карты действительно оказались совершенно не похожими на те, к которым мы привыкли. Картон у них был плотным, но не вощеным, отчего карты должно быть быстро приходили в негодность. А фигуры королей, дам и валетов на них, мало того, что были изображены в полный рост, так внизу еще и подписаны на французском.

— Ой, смотрите! Король червей — это же Карл Великий, король бубен — Юлий Цезарь, а пиковая дама — Афина Палада!

— Прикольно… а крестовый король здесь вообще Александр Македонский.

— Не крестовый, а трефовый. Они тут все так говорят, привыкай, Нюсь.

Мы по кругу передавали друг другу карты, удивляясь фантазии неизвестного художника, смешавшего в кучу персонажей из разных исторических эпох.

— Это видимо старинная французская колода — заметила Вика — У Ольги Мироновны я видела совсем другие карты, когда она пасьянс раскладывала, и они гораздо больше похожи на наши привычные. Правда, на оборотной стороне у них зачем-то пеликан был нарисован.

— А знаете почему пеликан? — спрашивает Лена — Я где-то читала, что Александр I ввел государственную монополию на изготовление игральных карт и драконовские таможенные пошлины на их ввоз из-за границы. И теперь часть огромных доходов от продажи всех игральных карт в империи идет на содержание сирот и беспризорников. Пеликан — это символ Воспитательного дома. Правда, Николай I эти дома скоро прикроет, поскольку там вскроется и коррупция в Опекунском совете, и много разных других нарушений.

Ну, да… легче же прикрыть лавочку, чем навести в ней порядок. И если я правильно помню, то бардак там начался с тех пор, как отвечать за благотворительность стала вдовствующая императрица Мария Федоровна — супруга Павла I и мать Александра I.

— В подкидного или в переводного? — предлагаю я девчонкам.

— Давайте, для начала в подкидного — решают они…

* * *

…Вот так мы и ехали, коротая время в разговорах и разных веселых играх, которые нам удалось вспомнить. Даже не заметили, как пересекли границу Вологодской и Ярославской губерний. Первый раз ночевали на постоялом дворе в уездном городе Данилов, что стоит на большом тракте, ведущем из Москвы в Архангельск. Утром даже задержались немного, поскольку в этот день в Данилове был торг, и моим женщинам очень хотелось посмотреть, что там продают. Посмотрели. Даже купили какие-то дамские мелочи — но подозреваю лишь затем, чтобы не уходить с базара с пустыми руками. А главное — Лена с тетушкой запаслись едой в дорогу, чтобы потом не останавливаться в деревнях.

Мы же с Бекетовым сразу направились в ряды, где торговали оружейники и кузнецы. Их в этом городе много — по словам графа, в Данилово аж восемь кузниц и даже самоварный завод есть. Но ничего ценного, я там не обнаружил — в основном вся кустарная продукция рассчитана только на местных крестьян, да небогатых горожан. А что-то более приличное и дорогое все везут в Ярославль, где и покупатели побогаче, и приезжих купцов много. Но для общего развития посмотреть Даниловский торг было интересно. Нужно же понимать, чем простой народ в глубинке живет. На дворянство-то я еще успею насмотреться.

Следующая наша остановка была уже в Ярославле, и там мы заселились в гостиницу в центре города. С удобствами, конечно, и здесь беда полная, но уровнем это губернское заведение гораздо приличнее уездного — просто пять звезд по здешним меркам! И мебель в номерах посолиднее, и скатерти в ресторации свежее. Еда такая же вкусная, но посуда уже фарфоровая и из тонкого стекла — сразу видно, что это заведение для богатых путешественников.

Вообще в Ярославль нужно будет потом как-нибудь съездить, а то толком мы его так и не рассмотрели. Город красивый, интересный, достаточно цивильный, по нынешним временам это крупный торговый и промышленный центр. Мануфактуры здесь еще с Петровских времен…

— … Ну, что, дорогие мои! Сегодня ночевать уже будем дома — радостно говорит Александр Иванович, садясь на лошадь у крыльца ярославской гостиницы.

Выезжаем мы действительно рано, чтобы успеть в Кострому до темноты. Ехать нам километров семьдесят, так что нужно поторопиться. По словам Бекетова, до переправы через реку Солоница сделаем всего одну остановку. Следующую уже ближе к границе с Костромской губернией. А вот дальше ехать лучше без остановки до самой Песошни. На мой вопрос: «почему?» ответ я получил удивительный

— А потому, что жандармы не любят, когда там путешественники привалы делают. В тех краях находится старый имперский карьер, где раньше небесный камень добывали.

О, как…! Это очень интересно. То есть, именно туда самый большой метеорит в сотню пудов и грохнулся? Получается, что про это загадочное место мне Петя Южинский когда-то и рассказывал.

— Александр Иванович, а можете поподробнее об этом?

— На привале обязательно расскажу — дядюшка незаметно показал глазами на девчонок, которые уже навострили свои любопытные ушки.

Понятно. Значит, информация эта из разряда секретной, и для детских ушей она точно не предназначена. Что ж, подождем привала, а там уж я допрошу дядюшку по-родственному.

— … Костя, не нужно проявлять излишний интерес к этому делу, а тем более заговаривать о нем в присутствии детей. И с посторонними о таком не беседуют — говорит Бекетов, стоит нам на привале отойти подальше от карет — В приличном обществе стараются вообще обходить стороной эту тему.

— Почему же?

— Потому, что даже для многих дворян небесный дар недоступен, а уж для простого человека он вообще под запретом, понимаешь? И многим богатым людям из купеческого сословия такое положение дел совершенно не нравится. Они считают, что для процветания империи делают ничуть не меньше дворян, но владеть крепостными или небесным даром им категорически запрещено.

— Подождите… но ведь есть Тройственный Договор, подтвержденный Соборной клятвой, в котором это положение закреплено при полном согласии всех сторон?

— Договор все эти стороны стали нарушать чуть ли не на следующий день — вздыхает граф — сначала Патриарх Филарет решил, что «небесными камнями» должна распоряжаться Церковь, потом Соборное уложение окончательно закрепило крепостное право, вместо того, чтобы вернуть крестьянам Юрьев День. О каком согласии с народом могла идти речь? А затем Никон и вовсе начал преследовать волхвов, в которых крестьяне видели своих главных защитников.

— Но ведь Петр Великий прижал потом Церковь?

— А толку… Церковь он прижал, зато служилые при нем распустились. Договор-то боярские рода подписывали, а с этих новоиспеченных дворянчиков какой спрос? Но при Петре, Анне и Елизавете они хотя бы военную службу нести были обязаны. А что Екатерина сделала? От службы их всех освободила! Может, и умна была матушка — царица, но этого точно делать не стоило. А теперь их в прежнюю узду уже не загонишь, бунтовать начнут.

Ну, предположим, Николай I узду на дворян все же накинул, и даже проредил их сословие, позволив многим разориться. Но толку-то с этого. Появился класс разночинцев, которым вообще терять было нечего.

— Знаете, дядюшка, мелкое дворянство так и так воду мутить станет. В открытую после декабря выступить побоится, так исподтишка пакостить начнет. А вы сами какой выход из этой ситуации видите? — забрасываю я «удочку».

— Константин, мы с тобой вроде бы не с этого начали, а с небесного камня — ловко уходит от ответа дядюшка — так вот о нем…

Дальше он рассказывает, что когда первые Романовы начали наводить порядок с небесным камнем, первым делом они построили острог вокруг места, куда упал метеорит. И вырыли глубокий карьер в надежде найти там еще осколки, пусть размером и поменьше. Что-то даже нашли. Потом стали просеивать всю землю из отвалов, оставшихся после диких копателей. Нашли еще несколько небольших осколков, пропущенных первыми старателями. Заодно прошерстили все окрестные леса и поля. Но поскольку кругом полно болот и непроходимых лесных чащ, то поиски эти сильно затруднены. Хотя небесные камни ищут тут до сих пор — ведь они бесценны, их невозможно купить ни за какими деньги.

— С этим острогом понятно. А можно на карьер взглянуть хоть одним глазком?

— Зачем? — недоумевает Бекетов.

— Во-первых мне просто любопытно, во-вторых, я теперь чувствую камни и металлы, поэтому хотелось бы проверить свой дар на этом карьере. Дар проявился у меня после того, как я побывал на грани жизни и смерти из-за проклятья. Только прошу, не говорите никому.

Дядюшка долго молчит, переваривая услышанное, потом заторможено кивает

— Разумеется. Мог бы и не предупреждать. А кто еще о даре знает?

— Никто. Даже Алексей Петрович. Иначе на этом моя личная свобода закончится. Я не хочу превратиться в ручную собачонку императора, носящую ему в зубах золотые самородки и драгоценные камни.

— Правильно. Сначала благосостояние рода Бекетовых.

Кто бы сомневался! Хоть в этом у нас с дядюшкой редкое единодушие.

— А откуда вообще у рода Бекетовых взялся небесный камень?

— Наш предок нашел довольно большой осколок рядом с имением Лужки, которым мы владеем лет триста уже. Нашел и промолчал, догадываясь, что скоро начнется кровавая охота за небесными камнями. Тогда многим в Северном клане повезло найти или где-то купить их… Хотя как еще сказать, повезло ли? — вздыхает Бекетов — В то время свои же родственники или слуги могли убить за такую находку. Что бы ты знал, несколько древних родов Северного клана вообще перестали существовать — их вырезали под корень. А наш предок оказался весьма умным — не бахвалился перед соседями, не выставлял находку напоказ, а терпеливо выжидал, пока Романовы наведут порядок.

— И это был единственный камень?

— Да. Потом наши предки еще не раз тщательно обыскивали всю округу, но больше так ничего и не нашли. Спасибо, как говорится и за это. Небольшой запас камня у нас еще остался, но теперь будем тратить его только на наследников. Иначе надолго нам не хватит.

Бекетов помолчал и добавил

— А в острог мы по дороге можем заехать. У меня там знакомец служит, дальний родственник наш по линии моей матушки. Он не откажет мне в просьбе, показать племяннику знаменитое место. Красть там все-равно нечего.

Глава 18

Ну, что… за свое любопытство пришлось мне заплатить позором. Впервые в этом мире я сел на лошадь — не на карете же губернаторской в острог ехать! Кое-как взгромоздился в седло под насмешливым взглядом Бекетова, и медленно поехал по грунтовой дороге, уходящей на развилке куда-то в лес. Гвардейский офицер, блин…! Настоящий Стоцкий мигом бы до ворот острога домчался, а я плетусь, как рохля какая-то…

Но пока я рефлексировал, стараясь не грохнуться с лошади и не опозориться перед слугами и семьей, тело мое, поерзав в седле, вдруг как-то нечаянно само нашло удобное положение. И я на автомате, даже не задумываясь, легонько ударил коня по бокам. Скотинка оказалась намного умнее своего всадника и прибавила ходу, но не слишком резво — в самый раз для такого горе-седока.

— Я же говорил… — Бекетов поравнялся со мной и, убедившись, что падать не собираюсь, поехал впереди — Поверь, через неделю ты уже будешь носиться не хуже прежнего.

— Вашими бы молитвами, дядюшка… — недоверчиво покачал я головой. Вот что-то сильно сомневаюсь насчет «носиться». Мне хотя бы средний уровень верховой езды освоить, чтобы не быть обузой для Романова, и вообще иметь хоть какую-то личную мобильность.

Темп движения Александр Иванович поддерживал щадящий, так что я и сам не заметил, как мы добрались до острога. Впрочем, ехать до него оказалось не так уж и далеко — всего лишь минут десять, причем по хорошо наезженной лесной дороге. Я даже и устать толком не успел.

— Здравствуй, Архип! Мы с племянником к Семену Фомичу в гости — приветливо здоровается Бекетов с немолодым поручиком, стоявшим у шлагбаума на пропускном пункте.

— Здравия желаю, Ваше Сиятельство! — вежливо приветствует он нас — Проезжайте, пожалуйста. Его благородие капитан Моршин, как раз недавно с объезда вернулся.

И дает команду двум солдатам поднять шлагбаум — Подвысь…!

Полосатое бревно, гремя цепями поднялось вверх, а потом снова с шумом опустилось за нашими спинами.

Мы едем дальше, я с интересом рассматриваю окрестности острога. Ощущение такое, будто здесь война шла, причем с применением тяжелой артиллерии. Весь лес перепахан какими-то траншеями, воронками и неглубокими выработками — в некоторых из них даже вода блестит. Но отвалы земли старые, и они давно поросли соснами. Судя по возрасту деревьев, разработки здесь велись лет восемьдесят назад, никак не меньше. Глаз у меня все-таки наметан на это дело: на том же Урале я повидал немало заброшенных еще до революции приисков. Прикинув в уме, прихожу к выводу, что рылись тут во времена Елизаветы, но местами видны и более свежие отвалы, на которых растут молоденькие сосенки. Значит, поиски не бросали, и они продолжаются до сих пор…

Подъехав к острогу, я, наконец, понял, почему это место так называют — оно выглядит, как самая настоящая крепость, обнесенная высоким частоколом из толстых ошкуренных бревен с заостренным, как у карандашей, верхом. Въездные ворота такие массивные, что хрен их вышибешь. Еще и несколько вышек для охраны по периметру стен стоят…

Капитан Моршин — худощавый вояка лет пятидесяти, с уже пробивающейся сединой в каштановых волосах. Подтянутый, среднего роста, с цепким взглядом серых глаз. С Бекетовым здоровается радушно, как и положено родственникам, потом вопросительно смотрит на меня.

— Семен Фомич, неужто не узнаешь этого молодца? — улыбаясь спрашивает дядюшка — ну-ка, напряги память!

— Вижу, что из Бекетовых, но что-то никак не соображу. Ох,…это не племянник ли ваш, Александр Иванович, сынок покойного Михаила⁈

— Вот, Костя! — граф довольно поднимает вверх указательный палец — А я говорил тебе, что Семен Фомич Моршин непременно признает тебя! У него память феноменальная, ему достаточно один раз встретиться с человеком!

Актер, блин… Ничего такого Бекетов мне, разумеется, не говорил. Это попытка польстить капитану и расположить его к нам. Я с готовностью включаюсь в дядюшкину игру — надо же опробовать на ком-то свою легенду? Вот на капитане для начала и потренируюсь.

— Простите, Семен Фомич, но совершенно не помню вас — первым протягиваю я руку капитану.

— Да, уж куда вам! — смеется тот — Когда мы в последний раз виделись, вы совсем юным отроком были, лет пятнадцать от силы. Помню, я и сам тогда только прибыл на новое место службы.

— Подождите-ка… — делаю я вид, что пытаюсь вспомнить — это ведь в Костроме было? Мы с родителями как раз уже собирались в Москву переезжать. Нас тогда отец познакомил?

— Точно! — довольно улыбнулся капитан.

— Но больше ничего вспомнить не могу, увы! — «расстроенно» развожу я руками — После кораблекрушения, в котором погибли мои родители, я долго болел. Даже пришлось писать прошение на имя покойного государя с просьбой разрешить мне продлить пребывание за границей для продолжения лечения. Организм-то со временем восстановился, а вот память с тех пор частенько подводит, словно контузило.

— Не удивительно, после такой-то страшной беды… — сочувственно кивает Семен Фомич — Соболезную, Константин Михайлович, и хочу сказать, что родители у вас были чудесные!

— Спасибо. Стыдно сказать, но их лица практически стерлись из моей памяти — печально вздыхаю я — море ведь даже портреты отца и матушки у меня забрало. Чудо, что меня самого тогда выбросило на берег.

Дядюшка незаметно подает знак, что пора заканчивать спектакль. И правильно — дальше углубляться в подробности не стоит. Так что вздыхаю тяжело еще раз и перевожу взгляд на одноэтажное здание конторы. Чуть дальше за ней расположены казармы, плац и какие-то хозяйственные постройки.

— Знаете, Семен Фомич, я ведь с детства мечтал увидеть это место! — смущенно улыбаюсь капитану — Всегда его считал самым загадочным на Земле.

— Думали, Константин Михайлович, что небесные камни тут прямо под ногами лежат?

— Не без этого! Все представлял, как я найду здесь большой осколок, и меня непременно отправят в Петрополь на прием к императору. И тот мне в Зимнем дворце, в присутствии заслуженных генералов, торжественно вручит орден за такую редкую находку.

Семен Фомич заразительно смеется, вытирая глаза от слез

— Думаете, вы один такой⁈ У вас хотя бы детскими мечтами все закончилось, а тут как новое пополнение из молодых солдат приходит, у всех точно такие же мысли в голове. И не смотрите, что вполне взрослые люди!

— Неужели, никто ничего не нашел за последние годы? — удивляюсь я.

— Ну, почему же, находили. Но с прежними большими находками это все не сравнить. Если и остались тут не найденные осколки, то они надежно скрыты в болотных топях. А как их достать оттуда, никто еще не придумал. Так что поиски сейчас продолжаются в других местах, но в каких именно — сказать не могу, даже не просите. Это государственная тайна.

— Но хоть на место падение главного небесного камня можно одним глазком взглянуть?

— Отчего ж нельзя? Пойдемте, покажу. Только сразу предупреждаю: ничего интересного вы там не увидите…

Мы идем в сторону хозяйственных построек, заходим за них, и перед моими глазами открывается большая воронка, глубиной не меньше трех этажного дома. Я «восхищенно» охаю, и пока спутники отвлеклись за моей спиной на разговор, незаметно выпускаю с кончиков пальцев дар, полученный от богини Мокоши. Прикрываю глаза, чтобы не отвлекаться, и как радаром, ощупываю осыпавшиеся стенки воронки и землю вокруг нее.

Нет… тут уже пусто. Ни одного, даже самого крохотного осколка. Хорошо чувствую, что в земле есть какие-то мелкие железяки, похожие на старые гнутые гвозди, даже несколько медных монеток и пуговица, потерянные кем-то из старателей… Но на этом все. Остальное — песок и глина с включением булыжников самого разного размера.

— Пойдемте, хоть чаем вас угощу — предлагает Моршин.

— А с удовольствием! — соглашаюсь я, опережая Бекетова, который явно собирался отказаться.

Как потом оказалось, решение мое было исключительно правильным. В кабинете капитана я увидел на стене большую карту, на которой уместилась часть Костромской губернии и кусок соседствующей с ней Ярославской. Пока Семен Фомич распоряжался насчет чая, я жадно всматривался в эту старую карту. Конечно, человеку, не сведущему в картографии, она мало что сказала бы, но только не мне. Точками на ней были нанесены места находок, и направление метеоритного потока по ним угадывалось довольно точно — он шел полосой с востока на запад, практически по местной параллели.

— Разбираетесь в картах? — спрашивает меня Моршин.

— Если бы… — вздыхаю я — к своему стыду даже не могу понять, где же здесь наши Лужки.

— Да, вот же они! — капитан тычет пальцем в точку на карте, которая идеально ложится в общую картину потока — Вот дорога от имения ваших родителей на Кострому, а вот здесь, чуть дальше, уже начинаются болота.

— Точно! А это наша речка — радостно улыбаюсь я, делая вид, что узнал местность.

Дальше пялится на карту уже неприлично, и получше рассмотрев окрестности своего имения, я с сожалением отхожу от нее. На широком подоконнике замечаю интересный прибор, который не может быть ничем иным, как старинным теодолитом — я такой в музее при нашем институте когда-то видел! В углу за шкафом с бумагами стоит масштабная геодезическая линейка. Надо же… А у них здесь в остроге все довольно серьезно. Хотя чему удивляться? Если верить институтскому учебнику, в нынешней царской России уже и Корпус военных топографов есть, и даже специальные училища их по подготовке.

— Угощайтесь, дорогие гости, чем бог послал! — потчует нас Моршин, разливая чай по глиняным чашкам и ставя поближе к нам блюдо с кусками пирога…

* * *

— … Ну, что скажешь? — спрашивает меня на обратном пути Бекетов — не зря съездили?

— Не зря. Очень познавательно. Очень! Не удивлюсь, если в этом ведомстве есть кто-то, обладающий даром, сходным с моим. Просто странно было бы, если такого человека не существует. И приблизительную зону падения осколков кто-то из ученых для них точно просчитал — это понятно по карте, висящей в кабинете Семена Фомича.

— То-то ты с нее глаз не сводил!

— Да, я бы такую и купить не отказался. Очень полезная в хозяйстве вещь. Но на их месте, я бы сразу взялся за осушение окрестных болот.

— Это неподъемная работа, Костя — вздохнул граф.

— Почему? Вполне даже подъемная. Другой вопрос, что из-за секретности это не удастся совместить с заготовкой торфа, что могло бы финансово оправдать затраты на разработку новых участков и привлечь к делу крестьян.

— Да, кому этот торф нужен, если вокруг лесов полно и дрова сущие копейки стоят?

— Это пока еще их полно. А начнут массово строиться фабрики и заводы, так никаких дров на них не напасешься. Вот здесь торф и пригодится, попомните мое слово! Вон, как быстро в некоторых губерниях леса вырубают.

— Эк, как заговорил-то…! — удивленно крякнул Бекетов — Откуда что взялось в твоей непутевой голове.

— Так Романов зря времени не терял! — перевожу я стрелки на Алексея Петровича — Он натаскивал меня все это время, рассказывая о делах Северного и других кланов.

— Это хорошо… У нашего Алексея Петровича ум государственный, не то, что у нынешних Романовых. Те одно слово — солдафоны!

Наш разговор прервало появление на дороге всадника, в котором мы узнаем одного из слуг. Это Мария Ивановна, забеспокоилась из-за нашего долгого отсутствия и послала его нам навстречу. Сами они уже добрались до почтовой станции в Песошне и отдыхают там, поджидая нас с дядей.

По словам Бекетова, эта почтовая станция славится отличным трактиром с кулинарными изысками. Некоторые богатые господа иногда специально приезжают туда из города, просто чтобы вкусно поесть. Местный повар изумительно готовит фирменный раковый суп, фаршированную стерлядь, рябчиков и даже венские вафли. Александр Иванович так аппетитно рассказывал о мастерстве местного повара, что у меня даже слюнки потекли. Сейчас поста нет, так что меню в этом трактире обещало быть обширным.

Впрочем, Бекетовых рады были бы видеть и во многих поместьях, разбросанных между Вологдой и Костромой. Хлебосольные хозяева откровенно скучали без новостей вдали от губернских городов, и рады были любому приличному гостю из числа своих знакомых. Ну, а граф Бекетов пользовался таким авторитетом в Северном клане, что для дядюшки тут открыты любые двери. Другой вопрос, что вырваться потом из гостей затруднительно. Сразу после обеда уехать — неприлично, а зависнуть там на несколько дней на радость хозяевам, было бы слишком расточительно — у нас каждый день сейчас на счету. Так что обедаем в трактире и едем домой, в Кострому.

Увидев нас с дядюшкой в дверях, наши женщины оживились и заулыбались.

— Что же так долго, Саша? — мягко упрекнула тетушка своего брата.

— Дела, дамы, мужские дела! — отговорился Бекенов, добавив в голос загадочности — Ну, чем здесь сегодня Мефодий балует?

Дальше началось что-то невообразимое! Милена заказала чуть ли не все меню, чтобы я мог оценить искусство местного повара. Но чтобы сразу не объелся, подкладывала мне на тарелку только небольшую порцию. Правда, суп из раков с маленькими пирожками я умял в одно лицо. Ну, что сказать? Вкус фантастический! Кажется, что вкуснее в своей жизни я ничего не ел — аж, испарина на лбу выступила от кулинарного кайфа. Да, за один только этот супчик местному повару можно памятник поставить.

— Дорогая, сможешь этот шедевр дома повторить? — спрашиваю я жену.

— Легко! — улыбается Ленок — Я даже знаю, какие они травки в бульон из судака добавили. С открывшимся даром на кухне теперь для меня никаких секретов. Жаль, фаршированной стерляди сегодня не подают, но форель в сливочном соусе тоже выше всяких похвал.

Неспешная дегустация продолжалась у нас больше двух часов. В увлекательную игру «отгадай ингредиенты» включилось все семейство. Жена еще и Глашу к этому делу подключила — притащила смущенную девушку из зала для слуг, посадила в конце стола и заставила перепробовать все лучшие блюда. Должен же начинающий повар иметь представление о кулинарных шедеврах.

Тут уже Ленок была в своей родной стихии! Она и раньше могла в ресторане вызвать повара в зал, одарить его искренними комплиментами и заодно выведать секреты приготовления понравившегося блюда. Ее женскому обаянию ни один шеф-повар сопротивляться не мог.

— Александр Иванович, я хочу этого кудесника! — выдает жена по итогам дегустации — Как бы нам его переманить?

— К сожалению, никак. Вы, Милена, не первая, кто о таком мечтает, но это невозможно.

— Почему?

— Потому, что Мефодий Лещев из бывших крепостных. Себя-то он давно у помещика выкупил, и отца с матерью, и даже старшего брата, но многие их родственники до сих пор крепостные, у них очень большая и дружная семья.

— А барин этим пользуется и шантажирует бедного Лещева? — скривилась жена — Так этот трактир небось самому помещику принадлежит?

— Конечно. Но Алексеева тоже ведь можно понять: он много денег в это дело вложил. Да, и не интересно будет Мефодию у кого-то в доме поваром работать, родственников ему куда там девать? Они же у него все здесь, при деле.

— Да, ладно…?

Мы с Леной одновременно поворачиваем головы, всматриваясь в лица снующих по залу половых, и я действительно понимаю, что в этих парнях и взрослых мужчинах есть что-то общее. Надо же… Да, у них здесь целая трудовая династия работает. Вот тебе и простые крепостные…!

По задумчивому лицу жены я уже понимаю, что от мысли сманить отсюда Мефодия Лещева она не откажется. Просто это может вылиться во что-то совсем, совсем другое…

* * *

В Кострому мы въезжаем уже в сумерках, поскольку здорово засиделись в трактире. Но об этом никто из нас не жалеет. Сегодня даже девочки хорошо поели, хотя до этого клевали, как птички. Кочевая жизнь с постоянными привалами довольно быстро им приелась, и удовольствия уже не приносила. Так что все с облегчением выдохнули, когда наши кареты подъехали к городской заставе.

Будочник, стоящий на посту у караульни со шлагбаумом, тщательно переписал все фамилии в большую амбарную книгу, правда с наших слов, документы не требовал. И это при том, что Бекетовых служилый прекрасно знал и почтительно поздоровался с ними. На нас с Миленой и девочками взглянул с интересом — видимо вечером будет рассказывать знакомым в трактире, что семейство Бекетовых значительно увеличилось с приездом племянника с женой и детьми.

Кстати, такая же полосатая будка со сторожем есть и напротив бекетовского особняка, который располагался в самом центре города, на перекрестке двух оживленных улиц. У двухэтажного дома было два крыла, соединенных буквой Г, и каждое принадлежало одному из братьев: левое — Александру Ивановичу, правое — покойному Михаилу. Хотя теперь видимо уже нам с Миленой. Над крышей углового эркера, который служил переходом из одного крыла в другое, возвышалась затейливая башенка.

Окна особняка светились только в левом крыле, поскольку в правом уже лет двадцать никто не жил, и по словам тетушки, там сначала требовалось сделать ремонт. Что ж, поживем пока на дядюшкиной половине, как говорится: в тесноте, да не в обиде. Хотя трудно назвать тесным этаж, на котором расположено такое количество комнат.

Пока слуги заносят в дом багаж, Мария Ивановна устраивает нам короткую экскурсию, пообещав, что завтра днем все покажет более обстоятельно, без спешки. Комнаты нам выделены просторные, с красивой старинной мебелью екатерининских времен. Стены затянуты штофными обоями, картины в тяжелых позолоченных рамах. Антиквариат в чистом виде, хоть сейчас во дворце выставляй.

— Пап, мам, смотрите какие классные печи! — Нюся восхищенно проводит рукой по бело-синим изразцам с изображением каких-то пасторальных пейзажей.

— Детка, тебе здесь нравится? — улыбается тетушка.

— Очень! С Оленино не сравнить — выносит приговор Аня, выражая общее мнение.

— В вашем крыле тоже очень красиво. Но все немного по-другому, и более современная мебель. Зимой там много лет не топили, так что и паркет скрипит, и стены в трещинах, и оконные рамы рассохлись. Все надо приводить в порядок.

Мы с Ленком переглядываемся, пряча улыбки. Современная — это видимо в стиле ампир. А по-другому — это когда комнаты почти пустые, с минимумом мебели, мраморными бюстами античных героев и с окрашенными краской стенами. А еще, наверное, длинные анфилады проходных комнат, по которым постоянно гуляют сквозняки. Нет, это точно не наш стиль. Подготовленные слугами комнаты нас вполне устраивают.

После разносолов трактира Лещева, ужинать никто не хочет, решаем просто выпить чая в гостиной и лечь пораньше, чтобы с утра заняться неотложными делами. Со дня на день может появиться Алексей Петрович, и тогда нам срочно придется срываться и ехать в Лужки. Но наш отъезд не должен выглядеть внезапным и вызывать лишние вопросы, так что нужно к нему хорошо подготовиться.

— Как же мне здесь нравится — тихо говорит Вика, отпивая чай из тонкой фарфоровой чашки — Сидим сейчас, как когда-то раньше — дома или на даче. Неужели весь этот ужас с Олениными закончился? Даже не верится…

— И заметьте! — поднимаю я палец вверх — Никакого телевизора, компьютера или смартфона. Окно на улицу приоткрыто, но тишина такая, словно мы за городом.

— Да, у нас и за городом такой тишины нет! — фыркает Нюся, а потом, вздохнув, добавляет — От планшета я бы сейчас не отказалась. Понятно, что здесь ни связи, ни интернета, но хоть любимую музыку бы послушать.

— А заряжать его как? — спрашивает Вика — Фигня все это, Ань. Нужно уже привыкать жить безо всяких гаджетов, электричества и вообще без многих привычных вещей. Чувствую, трудно нам будет, но главное — мы снова всевместе.

— Ну, живут же здесь люди — возражаю я дочери — гораздо опаснее, что медицина у них практически на уровне каменного века. Можно умереть от простого аппендицита или туберкулеза. И это я уже про отсутствие стоматологии не говорю. Девчонки, с сахаром и шоколадом нужно поосторожнее.

— Учту! — кивает Лена — Конфеты и варенье — это вовсе не то, без чего жить невозможно. Еще бы нормальные зубные щетки тут найти. В Германии они вроде бы уже есть.

— В Англии — поправляет ее Вика — там их в конце 18-го века начали выпускать. Это я точно знаю.

— Тогда, и здесь найдем…

Девчонки тихо переговариваются, подливая себе кипяток из пузатого самовара и решая бытовые проблемы, я же задумчиво смотрю в окно, строя планы на утро. Миры разные, а наши семейные привычки неизменны. Все у нас как прежде. И цену за наше общее счастье я плачу вполне приемлемую. А дела…

Во-первых, завтра нужно сдать загранпаспорт в канцелярию губернатора. Во-вторых, срочно легализовать нашего гуркха. Рама уже пошел на поправку и даже начал понемногу ходить. С девчонками я его познакомил, и, кажется они ему понравились. По крайней мере, обе дочери бегло говорят по-английски и могут с ним общаться, а это уже немало для человека, оказавшегося в чужой стране. Они его еще и русскому потом обучат, или я не знаю своих дочерей!

Ну, и в-третьих, нужно сбыть драгоценности, изъятые у бандитов. Деньги тают, пора пополнить семейный бюджет. К приличному ювелиру соваться стремно, стоит поискать какого-нибудь местного жучилу, готового выложить деньги, не задавая лишних вопросов. Пара мыслей на этот счет у меня есть, но пока не ввяжешься, не поймешь, как это лучше провернуть…

Глава 19

— … Ваше Императорское Величество, светлейший князь Лопухин дожидается в приемной вашей аудиенции.

Николай I поставил резолюцию на прочитанном документе, убрал его в бювар и поднял глаза на флигель-адъютанта.

— Зови. Не стоит мучить пожилого человека долгим ожиданием.

Пока Петр Васильевич старческой, шаркающей походкой заходил в кабинет, а потом долго раскланивался с императором, тот успел взять папку, лежащую на краю стола, и пробежать глазами докладную записку светлейшего князя, чтобы освежить в памяти ее основные пункты. Не сказать, что у Николая предложения председателя Государственного совета вызывали резкое отторжение. Нет. Но… они несколько противоречили первоначальным планам царя. А планы, тем более хорошо обдуманные, он менять не любил.

Пригласив Лопухина сесть в кресло рядом со своим рабочим столом, император первым начал непростой разговор

— Петр Васильевич, прочел я вашу записку и, сказать честно, нахожусь сейчас в некотором недоумении. Объясните мне: неужели это так важно, чтобы на коронации присутствовало как можно больше наших подданных из числа русских людей и других коренных народов империи? К чему нам соблюдать излишне строгие пропорции в их представительстве?

Пожилой сановник тяжело вздохнул и полез в карман своего камзола. Вытащил оттуда сложенный вчетверо лист дешевой серой бумаги, разгладил его на колене, удрученно покачал головой, глядя на крупные буквы текста, и с поклоном передал царю.

— Простите, государь, но думаю, вы и сами уже видели такие возмутительные листы — ими сейчас обе столицы наводнены, они чуть ли не в каждом кабаке найдутся. Наверное, Александр Христофорович уже докладывал вам о них.

Николай вчитался в текст, и брови его полезли на лоб от удивления:

'Указ царя Алексея Михайловича от 18 мая 1661 года о том, как относиться на Святой Руси ко всякого рода «блядским детищам»:

'Учали на Москву и во всякие наши царя и великого князя град многие еретики и разные немецкие люди приходити и стали просить они нашея царския службы и мы, государь и великий князь всея России, собрали мы наши архиепископы, епископы, архимандриты и иереи на думу и положили мы о том с думными людьми их блядских детищ, еретиков и всяких немцев на воеводства не посылать и к воеводствам не определять, а быть им блядским детищам только в Москве и записыватися им по черной сотне, а в службу нашу царскую поступать ворам в ратную, и то по нужде.

Дан в Москве, лета от Р.Х. 1661 мая в 18 день. На подлинном печать стоит царская. Указ печатан церковною печатью с оговоркою «Дать только кому надлежит ведать и без нужды хранить в тайне».

— Позвольте, но это же откровенная фальшивка⁈

— Ох, если бы, Ваше Величество… Я ведь этот старинный Указ собственноручно доставил вашему покойному батюшке из Московского архива. Так что в его подлинности можно даже не сомневаться. Уж не знаю, чем руководствовался покойный император — подозреваю, что без вашей матушки дело там не обошлось — но на следующий день он велел составить тайный циркуляр, и разослать его по всем губернским архивам с приказом уничтожить имеющиеся там копии сего Указа. И скажу, как на исповеди, лучше бы Павел Петрович этого не делал! — Лопухин перекрестился, снова тяжело вздохнул и, помолчав, добавил — Об этом древнем Указе уже толком и не помнил никто, а тут вдруг такая ажиотация случилась, что всякий ушлый писарь из архива бросился снимать с него копию в надежде заработать копейку. И чтобы повеселить знакомых господ.

— Ну, так с этих событий тоже уже больше четверти века прошло! — воскликнул Николай, брезгливо откидывая в сторону мятый лист — Кому вдруг пришло в голову ворошить старое?

— Значит, кому-то пришло, раз не пожалели денег на бумагу и на типографию. А настроения такие в обществе есть — это глупо отрицать. И дворяне, и купечество недовольны тем, что немцы нынче снова на первых ролях.

— Да, ведь немцы-то эти сплошь из Эстляндской, Лифляндской, да Курляндской губерний! И они теперь такие же наши подданные, как и остальные народы! А что иностранцы на службу к нам поступают, так где же взять в империи потребное ей количество офицеров, учителей и просто образованных чиновников? Что-то наши дворяне нынче не шибко спешат служить в армии или в канцеляриях, все предпочитают бездельничать в своих поместьях. И ладно бы сами там делом занимались промеж балов, да охот, так нет! Они же первые этих немцев к себе в управляющие и зовут! По-хорошему, надо бы отменить Указ о дворянских вольностях, да, заставить всех их служить, но ведь взбунтуются же!

— Взбунтуются… — вздохнув, согласился Лопухин — распустились мелкопоместные дворяне, забыли уже, чьей милостью их отцы и деды в люди выбились, и из чьих рук они землю с крестьянами получили. Нет, я-то и сам, государь, понимаю, что без образованных немцев нам никуда, но подите объясните это народу! А после коронации у них новые обиды начнутся: окружил, мол, себя царь-батюшка иноземцами, исконно русскому человеку наверх теперь и не пробиться. Да, и купцы, на них глядя, ропщут…

— Глупости все это! На высших постах у нас и русских людей более, чем достаточно. И в сенаторах их и вовсе большинство.

— Так-то оно так, Николай Павлович… но бумажка эта гнусная уж больно на благодатную почву упала. А дальше народ сам таких сказок себе напридумывал, что у меня на голове последние волосы от ужаса дыбом встают!

— Объяснитесь, Петр Васильевич…? — Николай удивленно посмотрел на смущенного князя

— Да, такое и произнести невозможно! — старик расстроенно покачал головой — Но ведь и промолчать тоже не могу. Уповаю лишь на ваше императорское снисхождение к моим сединам и преклонным годам, отданным службе на благо империи.

— Обещаю не гневаться, князь, что бы сейчас от вас не услышал. Ну…? — нетерпеливо поторопил царь Лопухина.

— Будь по-вашему, государь, но вы уж и, правда, не гневайтесь на гонца, принесшего дурные вести. После этой бумажонки по столице тут же поползли нелепейшие, гнуснейшие слухи, что наша вдовствующая императрица Мария Федоровна — дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни — самолично отравила покойного императора Александра Павловича, чтобы расчистить путь к трону, любимому из своих сыновей. Мол, наш покойный царь-батюшка хотел немчуру крепко прижать и указ уже подготовил, но тут вдовствующая императрица прознала о том и люто воспротивилась. А от немки всего можно ожидать.

— Экая несусветная дурость!!! — Николай вскочил из-за стола и взволнованно забегал по кабинету, разворачиваясь на каблуках то у окна, то у дверей — Да, какому малахольному идиоту такой бред в голову мог прийти?!! Какая черная неблагодарность! И это после того, сколько благодеяний матушка сделала для простого русского народа.

— Простите, Ваше Императорское Величество, старика за дурные новости! — Лопухин вслед за царем с трудом поднялся с кресла, тяжело опираясь на трость. Виновато склонил голову — Но этот непотребный слух разнесся по столице, как огонь по степи, и я не мог более молчать. А осенью, после Нижегородской ярмарки, боюсь, он и по всей империи расползется.

— Мерзавцы неблагодарные…!

— Смею надеяться, что теперь вы, государь, поняли, почему я стремился предостеречь вас от чрезмерного проявления императорского благоволения к иностранцам и к Прибалтийскому клану, в частности? Может, пока еще есть время, вы найдете возможным пересмотреть список лиц, приглашенных на церемонию коронации? Неразумно будет венценосной царской семье предстать в Успенском соборе — нашей древней русской святыне — в окружении людей, не являющихся, ни вашими подданными, ни православными. И при этом в стороне останутся дворянские семьи, столетиями служившие государству, и всегда верные царской династии.

Николай усилием воли заставил себя успокоиться и вернулся за стол. Открыл бювар и протянул князю список гостей для церемонии коронации, присланный ему на утверждение чиновниками Канцелярии Его Императорского Величества.

— Хорошо, Петр Васильевич. Признаю, что в ваших словах есть некий резон. Изучите этот список и предоставьте мне свои соображения. Обещаю внимательно рассмотреть все ваши замечания и возражения.

— На большее и надеяться не смел, государь! — склонил седую голову Лопухин, понимая, что аудиенция закончена — Позвольте откланяться. Обещаю, что в ближайшие дни новый список со всеми замечаниями будет вам предоставлен. И если вы сочтете нужным, готов лично приехать и объяснить свой выбор в пользу тех или иных лиц.

— Ну, вы уж, князь, совсем-то меня без «немцев» не оставляйте! — хмыкнул царь — Иначе, иностранные послы могут это расценить, как резкую смену нашего политического курса.

— Ни в коем случае! — улыбнулся князь, понимая, что сейчас ему удалось сделать поистине невозможное — поколебать самонадеянную уверенность императора в собственной правоте — Только не удивлюсь, Ваше Императорское Величество, если все эти гнусные слухи именно из иностранных посольств и происходят.

— Да, зачем им это? — поморщился Николай на странное предположение князя — Какой для них в этом интерес?

— Зависть, государь. Обычная человеческая зависть к тому, чья власть и империя намного сильнее их собственной. А со стороны двуличных галлийцев еще и месть за понесенное ими позорное поражение в недавней войне. Вы же не станете отрицать, что ныне с авторитетом Российской императорской семьи в Европе никто не сравнится?

— Согласен, сей факт трудно отрицать. А насчет слухов… я немедленно велю Александру Христофоровичу провести тщательное расследование. Посмотрим, на кого оно выведет. Прощайте, князь, не буду вас более задерживать.

…Спускаясь по лестнице к парадному входу, Петр Васильевич еле сдерживал довольную улыбку. Расследование⁈ Ну-ну… ищи теперь ветра в поле. Мы тоже не лыком шиты, тех людей в столице давно уже нет. И все, что смогут раскопать жандармы — то, что говорили подозрительные лица действительно с заметным акцентом. А уж настоящими были те иностранцы, или голову морочили своим простодушным подвыпившим собеседникам — поди теперь узнай, и главное — докажи!

Заодно и Бенкендорфа по носу хорошенько щелкнуть. Много власти получил в последнее время Александр Христофорович, слишком много. Никак на роль нового Бестужева или Шувалова метит хитрый немец. Вот и отвлечем его внимание на поиски несуществующих врагов…

* * *

…Утром просыпаюсь от легкого поцелуя жены в плечо. Лена осторожно выбирается из постели, стараясь меня не разбудить, накидывает пеньюар и бесшумно исчезает за дверью, ведущей в туалетную комнату. Да, в отличие от меня, жена — жаворонок. С юности привыкла рано вставать, и эту ее привычку не изменить. Точно знаю, что сейчас Ленок тихонько оденется и отправится на кухню, готовить для нас завтрак. И не важно, что среди дворянок такое не принято. Хотя… возможно, теперь она только утверждает меню и контролирует сам процесс, а готовит под ее чутким руководством все же Глаша.

В полудреме слышу, как уже причесанная жена приносит из гардеробной шуршащее платье и начинает переодеваться. По нынешним временам дело это для женщины совсем непростое. Из-под ресниц наблюдаю, как она сначала надевает короткие панталончики и нижнюю сорочку из тонкого батиста с коротенькими рукавчиками, потом закрепляет подвязками тонкие шелковые чулки. На этом важном этапе у меня появляется непреодолимое желание снова затащить жену в постель и сорвать с нее зубами все это кружевное безобразие!

Лена тем временем уже затягивает корсет поверх сорочки. Вернее, это не совсем корсет, но что-то типа него. Эта вещица более короткая и у нее нет жесткой конструкции, она скорее поддерживает женскую грудь и спину, чем утягивает талию. Ленок тихонько чертыхается, застегивая крючки — для этого ей приходится выдохнуть и задержать дыхание. Была бы рядом служанка, та просто затянула бы шнуровку на спине хозяйки, но жена у меня — особа дюже самостоятельная, и со всем привыкла справляться сама. В нашей спальне она точно никого постороннего не потерпит. Наконец, поверх корсета надевается легкое домашнее платье, но там уже Ленку проще справиться, застежка на нем — длинный ряд пуговок с петельками. Потом жена уходит, бесшумно прикрывая за собой дверь, а я снова проваливаюсь в сон…

Второй раз просыпаюсь от заполошного чириканья воробьев за окном. Вот так спишь, а у кого-то война в полном разгаре! Потягиваясь, встаю, надеваю выданный заботливой тетушкой шлафрок — так они здесь называют обычный домашний халат, в комплект к которому идут шелковые штаны и пояс с кистями. Своей собственной домашней одеждой я еще не успел обзавестись, но зная деятельный характер жены, она это упущение быстро исправит. Женское «фи» по поводу возмутительной скудости моего гардероба, Ленок уже высказала. Но тут с этим тоже все не просто: магазинов с приличной готовой одеждой и бельем нет, буквально все нужно заказывать у портных — как мужское, так и женское. И это тот еще геморрой.

Подхожу к окну, выходящему во внутренний двор бекетовского особняка, и вижу причину птичьего переполоха — местный кот залез на дерево и пытается добраться до воробьиного гнезда, расположенного под крышей каретного сарая. Непорядок… Шуганув кота, запустив в него огарком свечи, иду умываться и приводить себя в порядок. Во время утренних процедур с грустью вспоминаю Котофея. Уж тот бы на такую мелочь, как воробьи, даже размениваться не стал — сразу бы ворону завалил. Как он там теперь на болотах поживает — снова один в скиту обитает, или в деревню подался, поближе к своему кошачьему гарему? Надеюсь, лесной разбойник хоть иногда вспоминает о нашей славной совместной охоте…

Кто-то стучится в дверь, и я, вытерев лицо полотенцем, выглядываю из туалетной комнаты. Ванной комнатой ее назвать язык не поворачивается, здесь даже лохани нет. Не говоря уже о настоящей эмалированной ванне и водопроводе. О душе и ватерклозете пока только мечтать можно. В наличие лишь скромный туалетный столик с зеркалом, медный расписной таз, да кувшин с теплой водой. И специальный ящик с мягким сидением, внутри которого стоит ведро, изображающее из себя унитаз. На этом все удобства закончились, и спасибо еще, что они не во дворе находятся.

— Пап, ты уже проснулся? — слышу я голос Вики — мы завтракать садимся…!

…Завтрак накрыт в той же столовой, где мы вчера пили чай. Утром эта комната залита солнечным светом и выглядит еще приятнее, чем вечером при свечах.

— Чем нас сегодня балуют? — спрашиваю я, целуя в макушки по очереди жену и дочек.

— Твои любимые оладьи! — докладывает Нюся — с вишневым вареньем и медом.

— А сметанки нет?

— За ней еще на рынок придется идти — расстроенно вздыхает жена — кухарка не досмотрела, и сметана на леднике испортилась. Так эта нахалка еще пыталась спорить, что сметана свежая! Я уже объяснила ей, что подобный номер со мной не пройдет, но… Боюсь, все же придется убирать, эту грязнулю. Еще не хватало нам чем-нибудь отравиться по ее вине!

— Только поговори об этом сначала с тетушкой, ладно? А, кстати, где она?

— Мария Ивановна еще не вернулась с утренней службы, а Александр Иванович сейчас подойдет, я уже за ним сбегала! — бодро рапортует младшенькая — Пап, а мы сегодня поедем смотреть город?

— Если только после обеда. Сейчас у нас с Александром Ивановичем дела.

— И очень важные дела! — подтверждает с порога дядюшка — Всем доброе утро! А чем это здесь так вкусно пахнет?

Дальше наше семейство дружно приступает к завтраку. Приятная семейная идиллия… Слуг Лена отпустила и вполне справляется за столом сама, подкладывая нам на тарелки румяные, ноздреватые оладушки. Бекетов лучится удовольствием, распробовав очередной кулинарный шедевр снохи, снисходительно слушает щебет девчонок. Дочки узнали, что где-то в особняке есть пианино, и теперь все в предвкушении проверить, как оно звучит. За время путешествия дядюшка привык к их манере общаться и, кажется, она его очень забавляет.

— Сейчас Глаша еще омлет принесет — предупреждает жена.

— Милена, ты меня так совсем закормишь, я стану толстым и ленивым — смеется Бекетов.

— Наговариваете на себя, Александр Иванович, вы выглядите превосходно! — парирует жена — А вот тебе, Костик, точно не мешает поправиться. Посмотри в зеркало — одна кожа да кости.

— Правда, пап, ты что-то очень худой! — поддерживает Лену Нюся — нужно тебя срочно откормить.

— На себя посмотри: бледная, как поганка! — отшучиваюсь я, но в душе согласен с дочкой: мяска бы точно не мешало нарастить.

— Я девочка, мне можно. А мужчины должны быть высокими и крепкими, как Александр Иванович.

— Дядюшка, меня обижают! — шутливо жалуюсь я Бекетову.

— Тут я тебе не помощник! — ловко отмазывается тот — На споры с женщинами мужская солидарность не распространяется.

В этот момент в гостиной появляется вернувшаяся домой Мария Ивановна. Дядюшка отодвигает свободный стул, усаживая сестру рядом с собой.

— И кто здесь моего любимого племянника обижает? — улыбается тетушка.

— Вот эти трое — сдаю я свое семейство, показывая на них вилкой — критикуют отца, не соблюдая никакой субординации. Предлагаю их наказать и не подпускать к пианино, к которому они так рвутся.

— Ну, разве можно наказывать таких славных девочек? — шутливо возражает тетушка — Барышни, а кто из вас музицирует?

— Вика у нас хорошо играет, а я только чуть-чуть… — признается Нюся.

— Тогда после завтрака обязательно отведу вас к пианино — обещает Мария Ивановна и многозначительно смотрит на меня — Костя, через два дня приедут… твои друзья. Поторопись с неотложными делами.

Ого…! Вот это отличные новости! Я довольно откидываюсь на спинку стула и мысленно пробегаю по списку намеченных на сегодня дел. Вроде бы должен все успеть. Но если что-то и не успею, то можно вернуться к этому чуть позже. В конце концов, до нашего имения Лужки меньше часа верхом, при большой необходимости можно будет и оттуда съездить в Кострому…

Глава 20

В этот день мы с Бекетовым успеваем переделать кучу дел — начиная с моих документов и заканчивая посещением модного местного цирюльника. Особо удачно получилось у нас с визитом к губернатору Баумгартену. Выяснилось, что тот сейчас находится в Петрополе, и мое представление губернатору откладывается на неопределенное время. Отлично! Но я удивился, когда увидел, что резиденция губернатора — это далеко не самое большое и помпезное здание в Костроме. Оказывается, самый шикарный особняк, расположенный на центральной Екатеринославской площади, принадлежит сенатору Борщеву.

Мы сдали в канцелярии губернатора мой загранпаспорт, зарегистрировали прибытие Рамы, договорились со стряпчим, чтобы составить с гуркхом письменный договор о найме. Ему же я хотел поручить составить документ о моем удочерении Вики и Ани.

Но здесь меня ждал очень неприятный сюрприз — пока это сделать невозможно. Невзирая на то, что родная мать девочек на это согласна. Ряд условий нынешнего закона вполне мною соблюдены: я старше тридцати лет, старше девочек на восемнадцать лет, мы с ними одного с ними вероисповедания и одинаковых гражданских прав, т.е. принадлежим к одному сословию. Но оказывается, выполнения только этих условий недостаточно! Главное — дети сами должны достигнуть четырнадцати лет к моменту удочерения, чтобы дать свое осознанное согласие.

Ладно, предположим, что мы могли бы подождать пару лет, пока Нюсе не исполнится четырнадцать. Но по этому же закону, если у нас с женой в ближайшее время родятся общие дети, то удочерить девочек станет вообще невозможно! Закон империи стоит в первую очередь на страже интересов законных наследников, чтобы потом им не пришлось делить доставшееся от предков состояние с человеком со стороны. Блин…! Еще и свою фамилию дворянам можно передать удочеренным девочкам только с личного разрешения императора, после запроса на его высочайшее имя.

Конечно, оставался еще один путь — признать девочек внебрачными детьми и узаконить их, как своих родных дочерей. Но это означало вдрызг уничтожить репутацию Милены и дать Олениным в руки такие козыри, что последствия этого даже просчитать невозможно. Они ведь не упустят случая затеять судебную тяжбу о признании ее брака с Олениным незаконным. И я уже не говорю о том, что нас элементарно поймают на лжесвидетельстве — ведь младшая Анастасия родилась в 1814 году, когда Константин Бекетов жил за границей.

— Расстроился…? — спрашивает меня Бекетов на выходе из канцелярии губернатора — Прости, племянник, но я не могу понять твоего маниакального желания удочерить девочек Милены.

— Они обе должны носить мою фамилию, как и их мать — это не обсуждается. Никаких Олениных в нашей семье не будет.

— Тогда подожди до осени. Уж в такой просьбе Алексей Петрович тебе точно не откажет.

Угу… осталось самая малость — возвести Романова на трон и потом подать прошение новому императору! Но, конечно, я и сам понимаю, что другого способа дать девочкам фамилию Бекетовых, нет.

— Поедем в оружейную лавку — предлагает дядюшка, стоило нам сесть в коляску — не дело, что у тебя, Константин, нет пистолета. Да, и дуэльные не мешало бы собственные иметь.

— А чем они различаются — обычный и дуэльный?

Бекетов тяжело вздыхает и начинает объяснять. Лучше это сделать заранее, а не в оружейной лавке. Было бы странно, если бы взрослый дворянин не знал дуэльного кодекса и стал расспрашивать об этом продавца.

Если пересказать речь графа в трех словах, то отличаются эти пистолеты калибром, скорострельностью и точностью, связанными с конструктивными особенностями. У армейских еще и отдача посильнее, но это зависит от количества пороха и пули. И слава богам, у них здесь уже вовсю используется в пистолетах капсюльный замок.

— Дядюшка, тогда зачем мне еще и дуэльные? Может, одним армейским обойдемся?

— Зная твой характер, ты обязательно вляпаешься в какую-нибудь историю и нарвешься на дуэль.

— То есть, мне лучше иметь свои, уже пристрелянные пистолеты для дуэлей?

— Костя, по негласным правилам дуэлянты должны стреляться из незнакомого оружия, понимаешь? Пристреливать дуэльные пистолеты — это моветон! А вот свой — армейского образца — сколько угодно.

То есть, пистолеты я на всякий случай купить должен, но пристреливать их не имею права — не дай бог, из ствола будет запах пороха! И заряжать их вообще будут секунданты, или какое-то другое постороннее лицо, удачно попавшееся под руку. Почему так? А потому, что дуэль — это божий промысел, и чем поединок со стрельбой опаснее, тем он более почетен для победителя.

Учитывая, что за дуэль запросто могли отправить в Сибирь, а офицера разжаловать в солдаты, все это вообще превращалось в театр абсурда. Но настоящий дворянин должен плюнуть на все последствия и гордо принять вызов. А если потом повезет остаться в живых, то отправить использованные дуэльные пистолеты на память в свою коллекцию или сдать их в ломбард и сразу же купить себе новый дуэльный гарнитур. Ну, на всякий случай. А то вдруг завтра снова дуэль?

Короче, идиотизм полный. Логика в объяснениях Бекетова от меня ускользала напрочь. Я даже начал подозревать, что дядюшка надо мной тонко издевается. Но дуэльный набор в оружейной лавке все же попросил показать. Что сказать…? Красиво. В палисандровом ящике на зеленом бархате лежали два пистолета музейного уровня, богато украшенных серебром, и куча разных приблуд к ним. Стоила вся эта мечта дуэлянта, как чугунный мост. Полюбовавшись, я решительно закрыл ящик и обратился к хозяину:

— Уважаемый, а покажите-ка мне лучше армейский пистолет самого новейшего образца.

Хозяин лавки оказался понятливым малым. Быстро смекнул, что вся эта красота мне до фонаря, и принялся доходчиво объяснять особенности того или иного пистолета. Слушал его я очень внимательно, и очень пожалел о том, что не догадался расспросить об этом Петю Южинского. Вот чей совет мне бы сейчас сильно пригодился.

В результате, вместо шикарного дуэльного набора я купил два разных пистолета, здраво рассудив, что потом выберу себе один из них по результатам испытаний, а другой подарю Пете — ему он точно пригодится. Заодно приобрел тут же пару приличных ножей, что меня особенно порадовало. Остальное придется делать на заказ.

Второй необходимой для меня вещью были карманные часы. Карманные — потому что до наручных здесь еще прогресс не дошел. И, как оказалось, любые карманные часы сейчас называют брегетом. Как у Пушкина — Ганнибала в 'Евгении Онегине: «Пока недремлющий брегет не прозвонит ему обед». Правда, звон этот мне на фиг не нужен — только лишний шум. Главное — простота и надежность часов, а не модные понты. Поэтому выбрал модель в серебрянном корпусе без особых изысков. Потом подумал хорошенько, и взял еще одни — для Пети.

Бекетов все это время с интересом наблюдал за моим «шопингом». Не знаю, чего он от меня ждал. Может, думал, что я сейчас начну скупать без разбора все самое дорогое? Тогда он не угадал. Взглянув на свои новые часы, я увидел, что времени до обеда у нас осталось не так уж и много, но на посещение парикмахерской вполне хватало. Вот туда мы с графом и отправились.

У цирюльника я наконец-то, привел в порядок отросшие волосы и бороду. Долго объяснял ему, как именно их нужно подстричь, настаивая на своем — никаких пышных усов и бакенбардов. Да, плевать, что их носит сам император Николай! Вслух я этого, конечно, не произнес, просто сослался на принятую сейчас в Италии моду. Тут уже цирюльнику возразить было нечего — на Европейскую моду все наши дворяне равняются.

Получилось вполне неплохо. Практически также, как я привык носить в прошлой жизни. Да, тип лица у нас со Стоцким все-таки разный, но короткая аккуратная бородка на моем нынешнем лице тоже смотрелись неплохо. А главное — я хорошо умел самостоятельно поддерживать такую длину в порядке, частого посещения цирюльни это не требовало. Виски попросил сделать покороче, на макушке оставить пряди чуть длиннее. И даже цирюльник вынужден был признать, что мне такая стрижка очень идет. Выходит, не зря я его мурыжил.

…Домашние тоже оценили мое преображение. И единодушно одобрили.

— Наконец-то стал похож на благородного дворянина! — улыбнулась жена — Осталось тебя приодеть. Завтра с утра поедем с тобой к портному и пробежимся по лавкам.

— Совсем другой человек — согласилась тетушка и с грустью добавила — с этой прической ты на нашего покойного Антошеньку стал похож. Если бы не седина и борода, вполне можно было бы обознаться на улице.

— Ну, так это же, наверное, хорошо? Ни у кого из знакомых даже вопросов о нашем родстве не возникнет.

— Пожалуй, ты прав…

…Хитом обеда, приготовленного Глашей под руководством жены, стал салат «Оливье». Причем, по рецепту с поправкой на аутентичный — кроме привычных нам ингредиентов в салате еще присутствовал телячий язык, оливки и раковые шейки. Единственное, что не удалось купить на базаре, так это зеленый горошек. Не сезон пока. Но и без него «Оливье» получился на славу. Мы с девчонками аж застонали от предвкушения, когда Ленок торжественно сняла крышку с серебряного салатника. Никогда бы не подумал, что так могу соскучиться по привычной для нас еде.

Бекетовы сначала пробовали с опаской непривычное для них блюдо, а потом тоже его оценили. Тетушка честно призналась, что ничего подобного она в жизни не ела. Здесь салаты как-то не особо принято готовить, а рецепт майонеза хоть и изобретен уже во Франции, но готовят его только в дорогих ресторанах и подают просто как соус. Как я понимаю, впереди Бекетовых ждет еще много чУдных открытий — дайте только время, и моя жена развернется на полную катушку! Так что на завтра мы с дочками заказали ей слоеный рыбный салат типа «Мимозы», который у жены особенно хорош. Посмотрим, что получится…

* * *

…После обеда настало время узаконить наши деловые отношения с Рамой. Пришедший стряпчий составил черновик договора, потом уточнил у гуркха, все ли его устраивает в нем. Еще бы не устраивало! Условия там были прописаны просто отличные — жалование в два раза превышало то, что платил ему до этого англичанин. Ленок написала для гуркха еще один экземпляр договора на английском языке. Сомневаюсь, что Рама умеет читать на нем, но пусть будет для его спокойствия. Мы тоже заинтересованы в том, чтобы гуркх чувствовал себя уверенно в России, и не ждал подвоха с нашей стороны.

На вечер у меня было намечено одно важное дело — пришло время избавиться от добычи, изъятой из тайника бандитов. План, как это провернуть, я продумал заранее, и даже маршрут себе наметил, когда днем ездил по городу с Бекетовым. Дядюшка, сам того не подозревая, помог мне в этом — показал злачные места, куда приличным господам без охраны соваться не стоит. Там, мол, сплошные кабаки и воровские притоны, где по вечерам играют в кости и карты, причем по-крупному. Да, и вообще — развлекаются на полную катушку всякие темные личности.

Вот, собственно, туда я сейчас и собрался. Конечно, сильно углубляться в местную «Хитровку» я остерегусь, но по самому краю этой воровской слободы прогуляюсь. Еще днем заметил, что там у одного кабака кучкуются мальчишки, больше похожие на беспризорников — с ними для начала и пообщаюсь…

Дождавшись вечера, переоделся в свою самую простую одежду и, вооружившись парой клинков, пошел «на дело». Из драгоценностей для начала взял лишь половину — причем ту, что попроще. С моим новым даром теперь легко определить качество камней, все их изъяны, даже самые мелкие, для меня теперь, как на ладони. Жену волновать не стал, предупредил лишь, чтобы не ждала меня и ложилась спать.

Пробираясь по вечернему городу, пришлось сделать крюк, чтобы миновать все посты будочников. Улицы уже почти пустые, не принято здесь гулять допоздна. Освещение есть только в самой центральной части города: на площади, рядом с торговыми рядами и у особняка губернатора. Но света эти масляные фонари дают с гулькин хрен. Хорошо, что в Костроме в начале лета темных ночей уже нет — они здесь больше похожи на серые вечерние сумерки. Конечно, это не белые ночи, как в Питере, но и кромешной зимней темноты нет.

До нужного места добираюсь за полчаса, а там сразу же отступаю в тень какого-то дома, чтобы сначала осмотреться. В отличии от центра города, здесь еще вовсю кипит жизнь. Из открытых окон кабака, расположенного напротив, слышны пьяные голоса, из дверей то и дело кто-то выходит, или наоборот заходит туда с улицы. Наконец, замечаю невысокую фигурку в каких-то лохмотьях, присевшую на ступеньки крыльца. Поднимаю повыше платок, обмотанный вокруг шеи, надвигаю на лоб картуз. Выхожу из тени и тихим свистом обращаю на себя внимание пацана. Жестом подзываю его. Сообразительный парнишка тут же подлетает ко мне.

— Чего-то хотели, господин хороший? — с прищуром смотрит он на меня.

— Заработать хочешь? — показываю я ему монетку.

— А кто ж не хочет? — отвечает он вопросом на вопрос — Делать-то чего нужно?

— Подскажи мне какого-нибудь скупщика, но только из своих, чтобы вопросов лишних не задавал. Я сам не местный, поиздержался немного, нужно кое-что продать.

Монетка перекочевывает в грязный кулак со сбитыми костяшками, подтверждая серьезность моих намерений. Паренек окидывает меня долгим оценивающим взглядом и, наконец, решается

— Добавить надобно, тогда сведу к одному барыге. Здесь рядом совсем.

— Добавлю, базара нет. Но сначала отведи. И чтобы без глупостей. Если наведешь кого, все равно потом найду и… — я красноречиво провожу пальцем по шее.

Мальчишка кривит щербатый рот, но нехотя кивает, приглашая следовать за ним. Мы с ним проходим чуть дальше по улице, сворачиваем в переулок, потом еще раз. Не сказать, что тут настоящие трущобы, но приличным это место точно не назвать. Я внимательно запоминаю дорогу, чтобы в случае чего выбраться отсюда самостоятельно. Наконец, парень подводит меня к одноэтажному старому дому, на котором естественно нет никаких вывесок. Его окна наглухо закрыты ставнями. Поднявшись на покосившееся крыльцо, мой провожатый стучит в облезлую дверь. Через некоторое время в двери открывается маленькое окошко, прямо, как в тюремной камере.

— Чего надо? — раздается хриплый мужской голос.

Парнишка что-то тихо отвечает невидимому собеседнику, показывая рукой в мою сторону. В ответ раздается недовольное бурчание, но вслед за этим гремит засов, и дверь слегка приоткрывается. Хмурый мужик неопределенного возраста окидывает меня цепким взглядом из-под кустистых бровей, подсвечивая себе фонарем

— Ну, заходите…

В маленькой прихожей в нос ударяет кислый запах какой-то еды. Дальше меня заводят в комнату, где кроме стола с двумя стульями и шкафа у окна больше ничего нет. Мужик ставит фонарь на стол, зажигает свечи в подсвечнике и уходит. В комнате становится светлее, но осмотреться я не успеваю — заходит хозяин дома. Пожилой невзрачный мужчина садится за стол, мне кивает на свободный стул

— Что у вас…?

Я, молча, достаю сверток из запазухи. Разворачиваю перед ним. На лице мужчины не мелькает ни единой эмоции. Он пододвигает поближе подсвечник, достает из кармана пенсне и принимается по очереди разглядывать драгоценности. Делает это вполне профессионально — сразу видно, что не дилетант. Я тем временем передвигаю стул так, чтобы не сидеть спиной к двери, и лишь тогда сажусь на него. Расслабляться здесь не стоит, несмотря на безобидный вид хозяина.

— Знакомая вещица… — кивает он на безвкусный массивный мужской перстень с крупным изумрудом.

Пожимаю плечами, выказывая полное равнодушие к его замечанию. Да мне оно пофигу. Чего он ждал — что я сейчас задергаюсь?

— … камень здесь с изъяном — продолжает скупщик, явно ожидая от меня реакции.

— Любезный, изъян этот не настолько значителен, чтобы стоило о нем упоминать. Камень вполне хорош, просто ему нужна другая огранка и оправа. Вы и сами должны это понимать.

— Вы так хорошо разбираетесь в камнях?

— Разбираюсь — коротко бросаю я и снова замолкаю.

Скупщик возвращается к осмотру драгоценностей. Наблюдая за ним, пытаюсь хотя бы примерно угадать сумму, которую он предложит. Днем я заглянул в пару ювелирных лавок в торговых рядах, поэтому уровень цен мне более или менее понятен. Как понятно и то, что за краденые цацки никто даже и половины реальной стоимости не даст — в лучшем случае треть. А скорее всего четверть. Но совсем задаром я свою добычу отдавать не собираюсь, хотя очень не хочется искать другого барыгу.

…В общем, как я и боялся, деньги мне предложены совсем смешные. Риск, на который шел, явившись сюда, точно того не стоил. Я молча достаю платок и начинаю складывать все украшения назад.

— Вы даже не станете торговаться⁈ — удивленно спрашивает скупщик.

— Нет. Я привык иметь дело с серьезными людьми. Жалею, что зря потратил время — свое и ваше.

— Но подождите! Так же дела не делаются. Я… я готов предложить вам справедливую цену. Но взамен вы должны мне сказать, где взяли это кольцо.

Не понимаю, зачем ему знать про судьбу этого перстня с изумрудом, но озвученную ранее сумму он с ходу увеличил в два раза. Потом, помявшись, накинул еще треть. Во, как приспичило дядьке! Мне уже и самому стало интересно, что за кольцо такое.

Подумав немного, я решил согласиться. Деньги мне, правда, очень нужны, а цацки эти все равно достались даром.

— Ладно, несите свои деньги — сдался я — взамен расскажу, что знаю.

Скупщик сгребает украшения в ящик стола и закрывает его на ключ. Потом приносит жестяную коробку с деньгами. Пересчитывает их на моих глазах и вручает мне.

— Я жду обещанного вами рассказа.

— Да, собственно, и рассказывать особенно нечего — пожимаю я плечами, заворачиваю деньги в платок и убираю сверток за пазуху — Этот перстень лежал в бандитском схроне неподалеку от Вологды. А вот как он туда попал, я понятия не имею. Честно. Может, его прежний владелец стал жертвой лесной банды и погиб, а может, он просто проиграл его кому-то в карты на постоялом дворе, и к бандитам кольцо попало какими-то окольными путями. Тут исключать ничего нельзя.

— Но как их общак оказался у вас⁈

— А вот это уже совсем другая история. И вам этого лучше не знать.

Хозяин сам провожает меня, кивает на прощанье и закрывает за мной входную дверь. Я какое-то время стою на крыльце, продолжая думать о том, что история с перстнем довольно странная. Меня отвлекает какой-то тихий звук

— Тс-ссс…

Мой юный провожатый подает мне знак, чтобы я скорее спускался с крыльца. Лицо у пацана расстроенное, он сбивчиво шепчет

— Дяденька, вам нельзя в переулок, там засада ждет! Я не виноват, Христом богом клянусь, что это не я! Это барыга велел своему Прохору позвать дружков и убить вас. А я прятался под крыльцом и услышал!

Так вот почему этот жучила так легко расстался с деньгами…! Он прекрасно знал, что они к нему все равно вернутся. А расспросы про кольцо были просто отвлекающим маневром. Только кто сказал, что я готов умереть, чтобы сделать ему приятное…?

— Прячься под крыльцо и не вылезай пока я тебя не позову — велю я мальчишке — а если Прохор с дружками вернется, сиди до утра тихо, как мышь под веником, понял?

— А как же вы⁈

— Ты не за меня бойся, а за себя. Все, прячься. Я пошел.

Парнишка, кивнув, тут же ныряет в тень крыльца. Я перекладываю сверток с деньгами в нагрудный карман, проверяю ножи, один сразу прячу в рукаве. Потом вспоминаю дорогу сюда, пытаясь понять, где меня собираются прихватить. Если их трое, то ждать они будут за ближайшим поворотом, чтобы можно было обойти меня хотя бы с двух сторон. Я бы на их месте сделал именно так.

— Ну, что, Мара… не оставь жреца своего — шепчу я. И, весело насвистывая, направляюсь на встречу бандитам. Пусть думают, что я от от радости забыл про всякую осторожность.

Как и рассчитывал, приняли меня аккурат на выходе из переулка. Двое молодых ухарей выступили навстречу, перекрывая дорогу, а вот Прохора пока не видно. Но он точно где-то здесь. И сейчас постарается незаметно зайти мне за спину, чтобы отрезать пути к отступлению.

— О, лошарики! — радостно оскалился я, останавливаясь — А Прошка где?

От залетного фраера они такой наглости не ожидали и на секунду даже растерялись. При этом один из бандитов непроизвольно посмотрел направо, где видимо и прятался третий подельник.

— Деньги давай, если жить хочешь! — очнулся второй

— Деньги?!! — натурально удивляюсь я — Какие деньги? Все деньги я Прошке отдал, с него и спрашивай.

— Чего несешь-то? Я первый раз тебя вижу — раздалось за моей спиной — убейте его!

Ну, вот, теперь все в сборе. И понятно, что живым меня отсюда никто отпускать не собирается. По повадкам видно, что не впервой им убивать. Что ж, сами выбрали свою судьбу.

Поэтому я без лишних разговоров сжимаю в руке нож и врубаю дар. Кстати, вовремя. Этот Прохор оказался весьма бодрым дядькой. За что и поплатился. Его грешную душу я отправил к Маре первой.

— Во имя тебя, богиня! — шепчу я, отбрасывая в сторону первый труп с перерезанным горлом. В ответ — знакомый порыв прохладного ветра.

На оставшихся бандитов я потратил еще минуты три. И то лишь потому, что последний мерзавец решил сбежать, увидев, как легко я убил Прохора. Может, в другой ситуации даже отпустил бы его, но свидетели мне точно не нужны. В этом городе нам с девочками еще жить и жить. Чем меньше швали здесь останется, тем лучше. И пусть остальные душегубы радуются, что мне пока не до них.

Оттащив трупы с дороги в ближайшие кусты, я возвращаюсь к дому барыги.

— Эй, ты там не уснул? — шепчу я — Выходи, все закончилось.

Помедлив, мальчишка выбирается из-под крыльца и недоверчиво смотрит на меня. Видимо в его представлении все не могло произойти так тихо и так быстро.

— А где Прохор?

— Перед Марой со своими дружками ответ держит — я беру парнишку за плечо и веду его за угол дома, чтобы не светиться у крыльца — Как тебя хоть зовут-то?

— Митяем кличут — испуганно уставился он на меня.

— Тогда слушай сюда, Митяй. Сейчас постучишь в дверь, а когда хозяин подойдет, скажешь ему, что Прохора ранили в переулке, и он не может сам идти. А помочь ему некому — все остальные убиты, включая незнакомца, которого ты сюда привел.

— Вы и этого тоже собираетесь…? — мотнул он головой на дверь.

— А ты хочешь, чтобы тебя завтра нашли и прирезали?

— Не, не хочу! — замотал головой Митяй.

— Тогда делай, как я сказал, и все будет нормально. Поверь, уж он-то тебя не пожалеет. Но решай сам, кто умрет: он или ты.

Мальчишка соображал быстро, и видимо знал, что ему грозит. Поэтому он был вполне убедительным, когда срывающимся голосом рассказывал барыге о ранении Прохора. Скупщик, может, и поостерегся бы ночью в одиночку выходить из дома, но деньги! Он же должен был забрать свои деньги с моего остывающего трупа. Вот жадность его и подвела. Стоило ему приоткрыть дверь, как я тут же включил свой дар и ворвался в дом, снеся хозяина с порога в прихожую.

— Ай, яй, яй…! — покачал я головой, поднимая его с пола за шкирку — Нехорошо убивать доверчивых клиентов.

— Бес попутал, будто под руку кто толкнул…! — заблеял перепуганный барыга — Чтобы я еще когда-нибудь, да не в жисть!

— Сделаю вид, что верю. Но за нанесенную мне обиду придется дорого заплатить.

— Я готов! Откуплюсь. Только не убивайте!

— Тогда выгребай все свои тайники. Я заберу, что посчитаю нужным, а что останется — все твое. В доме есть кто-нибудь еще?

Скупщик покачал головой и трясущимися руками полез за ключами. За следующие полчаса на его столе чего только не появилось! Поначалу хозяин еще пытался убедить меня, что тайников в доме больше нет, но я-то теперь металл и камни даже сквозь стены вижу! Так что, расположение схронов в этом доме для меня вообще не секрет — я просто методично обошел все его три комнаты, внимательно вглядываясь в стены, потолки и полы. Поняв тщетность попытки что-то скрыть от моего всевидящего ока, барыга, чуть не плача, принялся опустошать свои схроны.

Видя такое рвение, я даже подумал грешным делом, не оставить ли мне его в живых? Но фигней я страдал ровно до тех пор, пока он не попытался у одного из тайников бросить в меня подозрительно знакомый бархатный мешочек, расшитый рунами. Хорошо, что в тот момент я стоял лицом к нему и сумел, включив дар, выскочить в коридор! Облачко смертельной черной пыли вырвалось из ловушки и поплыло в сторону ближайшей жертвы. Ядовитая дрянь настигла хозяина и моментально впиталось в его тело. Жуткая смерть. Привыкнуть к этому зрелищу невозможно…

После такого мне осталось только плотно закрыть дверь в эту комнату, ставшую для хозяина склепом. Что ж, собаке собачья смерть. Горло я ему перерезать не успел, но надеюсь, что Мара приберет душу и этого мерзавца. А мне пора провести ревизию и забрать все, что не составит особого труда продать.

Громоздкое столовое серебро и прочий ворованный антиквариат меня не интересовали. Наверняка, там у каждой ложки своя криминальная история, а оно мне надо? С цацками, конечно, тоже геморой еще тот, но они хотя бы мало места занимают, и я уже немного представляю, сколько за них можно выручить. Так что беру в основном драгоценности, ну и деньги, само собой. Потом складываю собранный конфискат в платок и покидаю этот негостеприимный дом.

Митяй, который дожидался меня на улице, ни о чем не спросил. И так все было понятно. Чтобы я не плутал в предрассветном тумане, опустившемся на город, он проводил меня почти до центра, помогая миновать все будки со сторожами и полицейские управы. Свой город парнишка знал отлично, так что мой обратный путь оказался значительно короче. Добравшись до набережной, я сполна расплатился со своим юным подельником. И напоследок дал ему пару ценных советов.

— Если не хочешь оказаться в канаве с перерезанным горлом, никому и никогда не рассказывай о сегодняшней ночи, особенно своим дружкам. Иначе они же тебя и сдадут за горсть медяков. Деньги, что я тебе дал, раздели на несколько частей и сегодня же спрячь их в разных местах. Трать с умом, и деньгами особо не свети — я нарочно дал тебе мелкими, чтобы не пришлось разменивать ассигнации. А вообще, парень ты вроде не глупый, так что держись подальше от злачных мест.

— Легко вам говорить — шмыгнул носом Митяй — а жить на что? Меня тетка со свету сживет, если я денег ей не буду приносить.

— Ну, работают же твои сверстники: и в лавках, и на постоялых дворах. Там всегда посыльные требуются.

— Да, кто меня возьмет туда?

— Так ты для начала оденься поприличнее, в баню сходи, постригись. Станешь выглядеть по-другому, тогда и возьмут.

— Ладно… зайду завтра к знакомому старьевщику. Может, он найдет для меня какую одежонку. А вы теперь куда?

— Я завтра уезжаю. Вернусь ли когда в Кострому, не знаю. Но может, мы еще и свидимся с тобой.

— Как хоть вас зовут-то? — печально вздохнул мальчишка

— Меня не зовут, я сам прихожу! — усмехнулся я — Ну, бывай, Митяй…

Потрепал парня по вихрастой голове и зашагал в сторону Бекетовского особняка…

Глава 21

Родовое имение Бекетовых с незамысловатым названием Лужки, оказалось райским местом. Никакое Оленино даже в сравнение с ним не шло. Вот именно так и должна выглядеть в моем представлении классическая русская усадьба 18 века. Красивый и большой светло-голубой дом в два этажа, с белоснежными колоннами парадного входа и античным портиком над ним. По бокам к зданию пристроены два длинных одноэтажных флигеля. Вместе они замыкают просторный внутренний двор с фонтаном в самом центре и аккуратными клумбами вокруг него. Классика во всем ее величии…

Сам двор и аллея, ведущая от ворот усадьбы, вымощены гранитной брусчаткой, все остальные дорожки посыпаны мелким гравием. Чистота идеальная — ни то что мусора, даже сорняков на клумбах не наблюдается. Понятно, что к нашему приезду готовились, но подозреваю, что порядок такой здесь поддерживается всегда. Что еще мне понравилось — все хозяйственные постройки, включая конюшни и каретный сарай, находятся в удалении от барского дома — поэтому никаких неприятных запахов и шума оттуда не доносится.

Окрестности усадьбы полностью отражают ее название — кругом действительно луга и поля, с небольшими перелесками между ними и с зарослями кустарника в низинах. Вдалеке виднеется то ли деревня, то ли небольшое сельцо с каменной церковью. Чуть в стороне, на лугу пасется стадо коров, завершая сельскую пастораль. Из города до усадьбы около часа езды в коляске, а верхом и того меньше. До села еще минут пять. Вроде бы все рядом, в зоне видимости, но в тоже время и не под окнами особняка. У графьев здесь своя уединенная жизнь, у крестьян — своя. И видимо все довольны.

Виды из окон гостиной второго этажа открываются захватывающие — внизу под горкой синей лентой вьется река, уходя вдаль в сторону села. На другом берегу широкой полосой зеленеют заливные луга, за которыми сплошной стеной поднимается темный бор с вековыми елями. Красота… Подходящее место для родового имения выбрали себе предки Бекетовых.

— Александр Иванович, делаю официальное заявление! — шутливым тоном произносит Лена — Отныне летом будем жить только здесь! Даже выгонять нас станете — мы отсюда до осени не уедем.

— Подожди, Миленочка, так далеко загадывать — смеется тетушка — вы же еще толком ничего тут не рассмотрели.

— Да, только ради одного вида из этих окон здесь стоит жить. Боже, как же красиво…!

Ради справедливости стоит сказать, что виды из любого окна усадьбы ничуть не хуже. Все жилые апартаменты расположены на втором этаже, а на первом, в основном, парадные залы для приема гостей и переходы во флигели. Еще много места занимает широкая мраморная лестница, ведущая на второй этаж.

— Этот дом еще наш отец построил лет пятьдесят назад — гордо рассказывает Бекетов — до него здесь небольшой деревянный дом стоял. Но батюшка был широкой души человек, жил с размахом. Поэтому и строил все на века, мы только поддерживаем в надлежащем состоянии. Впрочем, наш московский особняк на Воздвиженке, тоже построенный отцом, ничуть не хуже этого. Просто Лужки покойный отец особенно любил и именно это место считал настоящим родовым гнездом Бекетовых.

— А Петрополь? Вы, дядюшка, вроде бы говорили, что у нас и там какой-то особняк есть?

— Есть, но попроще. Отец новую столицу не жаловал и иначе, как гнилым болотом град Петров не называл. Дом для порядка там завел, но сам в Петрополе жил крайне редко, и без особой нужды никогда туда не ездил. Да, и мы с братом тоже всегда предпочитали Первопрестольную. Покойный Михаил с семьей как раз в особняке на Воздвиженке жил, вплоть до самого своего отъезда за границу.

А вот, кстати, о Михаиле Ивановиче Бекетове, чьим сыном я теперь якобы являюсь. Все же странный был человек. В молодости с отличием закончил Московский университет, потом служил в Коллегии иностранных дел. Но в столицу так и не перебрался. А при Александре I, когда коллегии постепенно начали преобразовывать в министерства, ушел со службы и больше к ней не возвращался.

Зачем его понесло в Европу прямо накануне войны с Наполеоном — вообще непонятно. После объявления Польши протекторатом Франции, всем уже было ясно, к чему дело идет. Но, как человек сугубо гражданский, Михаил Бекетов имел на это полное моральное право, воспользовался им и уехал с семьей в Италию. В общем, это довольно странный поступок, и мне хотелось бы понять его мотивы…

На семейных портретах в костромском особняке Бекетовых, Михаил Иванович выглядел копией своего отца — Ивана Антоновича. Впрочем, все Бекетовы выглядели копиями друг друга, включая и меня самого. Жены Бекетовых были совершенно разными на лицо, но результат почему-то у всех получался одинаковым — дети походили исключительно на своих отцов и дедов. Менялись лишь прически, мундиры и камзолы, а вот лица уже пару веков оставались все теми же — густые брови, карие глаза, прямые носы, и характерные для этого рода упрямые подбородки.

…Налюбовавшись видами, женщины занялись хозяйственными хлопотами, раздавая поручения слугам. Мы же с дядей глянули только на подготовленные комнаты и сочли за лучшее исчезнуть из дома до обеда. Перекусили по-быстрому и, забрав с собой Вику с Аней, поехали осматривать владения. Дядюшка со всей этой суетой по превращению меня в Константина Бекетова, совсем оставил дела в имении, переложив их на плечи своего управляющего. Теперь ему придется наверстывать и опять во все вникать.

Объезжая поля и с интересом слушая дядюшкины комментарии, я еще раз убедился, что порядка в Лужках заметно больше, чем в Оленино. Это чувствовалось буквально во всем, даже поля смотрелись опрятнее — словно их аккуратно расчертили по линейке. Не говоря уже про село, в котором дома крестьян были намного добротнее, чем в Оленино. Теперь я начал лучше понимать, почему Бекетов так настойчиво предлагал мне продать имение, принадлежащее Милене. Чтобы довести его до уровня Лужков, сил потребовалось бы вложить не меряно, а где их взять, если жить с девчонками мы собираемся здесь, а на зиму вообще переберемся в Москву? Правильно граф говорит: нефига и затеваться…

* * *

Романов с Южинским появились в Лужках только ближе к вечеру. Мы уже и не ждали их в этот день, а тут вдруг дворовый мальчишка примчался с новостью, что гости едут! Встречать их вышли всем семейством, включая старшее поколение Бекетовых. Девчонки сгорали от любопытства, поглядывая на двух незнакомцев, Ленок заметно нервничала, не зная, как воспримут ее мои новые друзья. А сам я только сейчас понял, как соскучился по ним, и как рад видеть обоих.

— Костя, дружище! — Петька первым спрыгивает с лошади и, подбежав, сжимает меня в крепких объятьях — Ты как? Смотрю, посвежел, отъелся на домашних харчах!

— Да, ты вроде тоже голодным не выглядишь! — смеюсь я, похлопывая друга по пыльному плечу — А где же Василиса, где Истислав?

— Они приедут через несколько дней. Им нужно было заехать в Кострому.

Обменявшись рукопожатием с Алексеем, я начал представлять всех друг другу. Впрочем, дядюшка с тетушкой давно знакомы с Романовым, их и знакомить не нужно. Товарищи переводят вопросительный взгляд на молодую женщину и двух девочек, стоящих за моей спиной.

— Друзья, позвольте вам представить мою жену Милену и наших дочерей: Веронику и Анастасию.

Немая сцена… У бедного Пети отвисает челюсть. А вот Романов воспринял все более спокойно, и что совершенно точно — он уже понял, кто перед ним стоит.

— Рад нашему знакомству! И очень рад за Константина, что он, наконец, нашел свое счастье. Поздравляю вас от всей души!

— И я вас поздравляю… — растерянно говорит Петр — но когда вы успели познакомиться и обвенчаться⁈

— Мы с Миленой знакомы давно! — смеюсь я — Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь.

Южинский недоверчиво хмурится, видимо не понимая, как наше знакомство с Миленой могло пройти мимо него.

Неловкую сцену прерывает громкое «Мявк!» И тут уже изумляться настает мой черед

— Котофей, да ты ли это, мой боевой друг⁈ — восклицаю я, глядя как к нам приближается знакомая усатая личность.

— Вот, увязался за мной — разводит руками Петя — пришлось везти в седельной сумке.

Я удивленно покачал головой, рассматривая отважного мохнатого путешественника. Чудеса, да и только. Это как же нужно привязаться к Южинскому, чтобы согласиться болтаться в сумке несколько дней⁈

— Дамы и барышни, дядюшка, позвольте вам представить Котофея Ивановича — хозяина скита в Старой Ладоге. Прислан к нам воеводой из сибирских лесов.

Взрослые шутку оценили и дружно рассмеялись, а вот наша младшенькая приняла все за чистую монету

— Пап, это правда⁈ Это настоящий Котофей Иванович? Как в сказке⁈

— Конечно. Видишь, какой он важный и красивый? Так что попрошу относиться к Котофею с должным уважением. Не тискать, в одеяло не заворачивать и разными вкусняшками не перекармливать. Он и сам их прекрасно умеет добывать.

Вика не выдержала и насмешливо фыркнула. Растерянная Нюся — это для нас крайне редкое зрелище! Остальные тоже еле сдерживали улыбки, наблюдая за девочкой. Петр уставился на кота своим особым взглядом, и Котофей послушно подал ей лапу.

— Смотрите, он умнее всех собак на свете! А мама говорила, что кошки плохо поддаются дрессировке.

— Ну, не знаю… — усмехаюсь я — Котофей легко втирается в доверие, и выдрессировал нас за пару дней. По-моему, каждый умный кот умеет красиво падать в голодный обморок на пороге кухни.

— Котофей, ты, наверное, проголодался? — спохватилась дочка — Пойдем, я представлю тебя Глаше. Это наша кухарка, и она очень добрая.

Ну, вот, я же говорил! У Котофея появилась поклонница, и за его ближайшее будущее можно не волноваться. Сейчас он будет отведен на кухню и поставлен на довольствие. Теперь главное для него — научиться ловко прятаться от Нюси, чтобы она не замучила своим обожанием.

Дочка, презрев все мои наставления, подхватывает ошарашенного кота на руки и бегом отправляется на кухню, напрочь забыв, и про гостей, и про все правила приличия. Лена, вздохнув, виновато разводит руками

— Простите ее, она у нас очень живая и непосредственная.

— Так это же прекрасно! — восклицает Алексей — терпеть не могу маленьких жеманниц, боящихся слова сказать без маменькиного дозволения.

— Ох, ну что же мы во дворе стоим⁈ — спохватилась тетушка — Вам же нужно с дороги в порядок себя привести, да и ужин почти готов. Пойдемте скорее! Я сейчас распоряжусь, чтобы вам в комнаты чистую одежду принесли и лохани наполнили…

* * *

Всю следующую неделю мы живем, как в санатории… Возобновили утренние пробежки и тренировки, снова соорудили и повесили «грушу» за сараем, усиленно отъедаемся под бдительным присмотром жены и тетушки. А еще ходим на рыбалку, скачем на лошадях по округе и вообще получаем массу удовольствия от жизни на природе.

Подаренным часам и пистолету Петька обрадовался, как ребенок, и теперь после завтрака мы по часу палим за дровяным сараем по мишеням, соревнуясь с Южинским в меткости. У нас там помимо «груши» еще и устроено что-то типа тира. Иногда к нам присоединяется и Романов, который тоже оказался неплохим стрелком. Опытным путем я выяснял возможности своего оружия, и как с помощью дара можно их улучшить.

Например, убедился, что ствол пистолета действительно опасно нагревается, если сильно увеличивать скорострельность. Да, ускоренно заряжать пистолет вполне можно, но чтобы стрелять из него с такой же скоростью — это нет. И еще я понял, что для меня гораздо важнее, научиться уворачиваться от выстрелов противника, ведь с помощью дара я хорошо вижу, и вспышку пороха, и полет самой пули. Подозреваю, именно так Стоцкий когда-то спас сына покойного майора Турубанова.

Ну, а после «тира» мучитель Южинский заставлял заниматься верховой ездой. Пощады Петька не знал, и уже через пару дней я уже знал все дороги и тропинки в имении Бекетовых. К лошадям я по-прежнему относился без особого доверия, считая что от животного можно всего ожидать — поди, узнай, что там в его голове. Но под контролем друга любая лошадь становилась на удивление послушной. Из чего я сделал вывод, что свой дар он продолжает развивать и добился в этом деле больших успехов.

— Смотри, как я еще умею! — похвалился Петька на рыбалке, пока я бросал «закуп» местному водяному — Мне теперь и удочки не нужны.

Друг лег на мостки, с которых мы рыбачили и, не мигая, уставился на воду, выглядывая кого-то в ее толще. Потом сделал рукой подманивающий жест. Я по наивности хотел уже рассмеяться и сообщить Петьке, что у рыб мозгов нет, а значит, и воздействовать там не на что. Но открыв рот, тут же его захлопнул: повинуясь воле одаренного, из глубины на поверхность медленно всплывала огромная туша длиной метра полтора, если не больше.

— Сом…! — пораженно выдохнул я, увидев высунувшуюся из воды морду рыбины. Пасть у нее была такая, что Котофей уместился бы в ней целиком.

— Ну, как тебе? — гордо улыбнулся друг, глядя на мое потрясенное лицо. Потом отвесил щелбана зависшему сому, и тот, очнувшись, по-быстрому свалил в свои глубины.

— Впечатлен…

— А еще по дороге сюда я тренировал дар на лесном зверье, и навострился отыскивать их в чаще. Правда, расстояние у моего поиска пока не шибко большое, но я продолжаю развивать свой дар. Вынужден признать, что использовать его оказалось увлекательным занятием. Знаешь, зря я в юности не слушал отца…

— Ты, Петь, молодец! И когда все закончится, мы обязательно придумаем, как лучше использовать твой дар, чтобы финансово не зависеть от семьи.

— Кость, а признайся мне, как у вас с Миленой все так получилось?

— Петь, ну что рассказывать… — начинаю я озвучивать хорошо продуманную при участии жены версию — Оба юные были, встретились случайно у общих знакомых и влюбились с первого же взгляда. Думали, расстаемся на пару месяцев, пока я заканчивал Пажеский корпус, а оказалось, что на два года. Война началась, и отец тут же забрал меня в действующую армию. А Милена… родственники насильно выдали ее замуж, чтобы скрыть позор. В это время в России такая неразбериха творилась, что им не стоило большого труда убедить молодую растерянную девушку в моей гибели.

— Но почему ты ее потом не нашел?

— Нашел, когда приезжал в Петрополь по поручению царя. Но опоздал — Милена была уже два года замужем. А мне снова нужно было возвращаться в ставку. Но в память об этой встрече у нас родилась еще одна дочь. Когда я вернулся после войны в Петрополь, узнал, что ее муж получил новое назначение и увез жену с детьми из столицы. Вот и получилось, что сначала я не мог за ними поехать, поскольку не знал где они. А когда узнал, то уже с головой был втянут в заговор и решил не подвергать любимую женщину и детей риску — сначала дождаться нашей победы. Иначе их судьба была бы совсем незавидной.

Петя задумчиво смотрел на воду, укладывая в голове услышанное

— Так вот почему ты отказывался связывать себя узами брака. А я все гадал, отчего ты предпочитаешь иметь дело только с дамами полусвета?

— Сердцу не прикажешь я однолюб. А связь с такими женщинами, как Мими, мужчину ни к чему не обязывает.

— И ты сразу узнал Милену, когда встретил ее в Вологде?

— Сразу же! — улыбнулся я — Даже еще не увидев ее лица, просто услышав любимый голос.

— Что ж, ты успокоил меня. А то я переживал, что ты мог обмануться из-за потери памяти.

— Тебе не о чем переживать — успокоил я друга — Когда ты узнаешь лучше мою жену, сам поймешь, какая она удивительная женщина, и почему я ее так люблю. Всему, что есть во мне хорошего, я обязан именно ей. И после нашего ареста меня на этом свете держала только надежда, когда-нибудь найти Милену и девочек.

— Ты с каждым разом поражаешь меня все больше — покачал головой Петя — Неужели нам с тобой нужно было пройти по грани, чтобы стать такими настоящими…?

* * *

…На очередной конной прогулке Петр спрашивает:

— Костя, а почему Александр Иванович и Алексей Петрович не привлекают тебя к своим разговорам?

— Они обсуждают список тех, кто будет приглашен на встречу с Романовым, и начинают рассылать приглашения. А чем я могу им сейчас помочь? Я же никого не знаю, а если и знал раньше, то напрочь забыл. Нас с тобой позовут, когда начнут съезжаться гости. А пока мы свободны, нам нужно усиленно тренироваться. Завтра позову на тренировку нашего нового охранника Раму. Посмотришь, как виртуозно гуркх владеет своим ножом.

— Неужели лучше тебя?

— Гораздо лучше, я с радостью поучусь у него. Но и ему не помешает освоить пистолет. Когда у нас начнутся разъезды, мне будет кому доверить охрану Милены и девочек.

— Ты помнишь, что сегодня должны приехать Василиса с Истиславом? Глянь, это не они там в коляске едут?

— Похоже они… Только почему их трое? Может, извозчик нанятый… — я включаю свой дар, чтобы усилить зрение — Нет, на козлах сидит Истислав. А с Василисой в коляске какой-то незнакомый старик.

Мы переходим на рысь, чтобы встретить друзей, и успеваем как раз к тому моменту, когда их коляска въезжает во двор.

— Костя, Петя, привет! — радостно кричит Василиса, размахивая руками.

— Василиса, веди себя прилично! — осекает ее старик — Какой он теперь тебе «Костя»?

Девушка замолкает, едва заметно морщится и подбирает юбки, собираясь выйти из коляски. Ну, кто бы признал сейчас в этой милой послушной барышне нашу занозистую лекарку? Я спрыгиваю с лошади и распахиваю перед ней дверцу. Подаю Василисе руку, помогая выбраться.

— И что, даже не обнимемся, мелкая вредина⁈ — провоцирую я ее. А потом хватаю девушку за талию и начинаю кружить ее по двору. Василиса визжит и громко смеется, запрокидывая голову.

— Ну, то-то же! — ставлю ее на землю — А я уж думал, что тебя подменили по дороге.

Передаю ее Петьке, крепко обнимаю подошедшего Истислава и, наконец оборачиваюсь к хмурому старику, продолжающему сидеть в коляске. Внешность у него запоминающаяся — длинные седые волосы, собранные в хвост, борода до середины груди, одет то ли в рубаху, то ли в рясу с вышитым воротом и рукавами. Кого-то мне все это напоминает…

— Это Ставр — представляет старика Василиса — Он очень уважаемый волхв, как наш покойный Володар.

Ну, да… мог бы и сам догадаться. Я вопросительно смотрю на старика, не понимая, что ему здесь нужно?

— Очень приятно. Я Бекетов Константин Михайлович…

— Я знаю, кто вы — перебивает он меня. Сказано это таким безапелляционным тоном, что сомнений нет: знает!

— Приехали со мной поговорить?

— Да. Но сначала хочу увидеться с Алексеем Петровичем.

— Хорошо. Будьте гостем в нашем доме. Я сейчас прикажу приготовить для вас комнату.

— Не стоит. Здесь неподалеку скит, мы переночуем там.

Перевожу удивленный взгляд на Василису, та едва заметно кивает головой. Я начинаю понемногу закипать от такого резкого поведения волхва — тоже мне, командир выискался! Забыл, в чьем доме находится?

— Уважаемый Ставр! Вы можете ночевать, где пожелаете, это ваше право. Но Василиса будет ночевать здесь. Для них с Истиславом уже давно приготовлены комнаты. Прошу пройти в дом. Я сейчас узнаю у Алексея Петровича, сможет ли он с вами встретиться.

Получив удовольствие от вида опешевшего старика, я подхватываю Василису под руку и веду ее к крыльцу.

— Какой вредный старик… Василиса, ничему не удивляйся. Я тебя сейчас познакомлю с женой и дочерьми.

— Что?!! — смотрит она на меня, как на умалишенного — Ты шутишь что ли⁈

— Нет. Богини сдержали свое обещание и вернули мою семью. Я их нашел в Вологде. Потом расскажу, как это случилось. Но кроме тебя и Алексея Петровича никто по-прежнему не знает, откуда мы. Для всех остальных мы с Миленой знакомы с юности.

— Ставр знает. Он участвовал в ритуале переноса твоей души — шепчет Василиса.

— Что-то он не выглядит довольным, познакомившись со мной.

— Он вообще суровый человек. Но справедливый. От него не стоит ждать подвоха…

Увы, знакомство Милены и Василисы прошло не очень гладко. Обе посматривали друг на друга настороженно и я бы даже сказал ревниво. Ну, не в том смысле, а так, как обычно бывает между младшей сестрой мужа и женой. Василиса всячески показывала, что нас с ней многое связывает, и у нее на меня тоже есть права. Ленок это понимать отказывалась, считая ее взбалмошной девчонкой. Больше всех по поводу неприязни, возникшей между ними, расстраивалась тетушка, которая Василису знала с детства и сейчас не могла понять, что на нее нашло. Тем более, что с девчонками волхва быстро нашла общий язык и вполне поладила.

— Костик, я не понимаю, почему ты отрицаешь очевидное — выговаривала мне вечером Лена — эта девчонка просто влюблена в тебя!

— Да, нет там никакой любви, не придумывай! Она Стоцкого вообще терпеть не могла и меня постоянно задирала. У нас с ней дело чуть до ссоры не дошло.

Пересказал жене историю с подругой Василисы, но ее это ничуть не успокоило. Впервые в нашей семейной жизни на мою супругу напал приступ ревности. Это было и смешно, и порядком раздражало, поскольку для подозрений нет оснований. Так что на следующий день я с радостью отправился в скит, чтобы встретиться там со Ставром. Накануне нам пообщаться не удалось, поскольку разговор с Романовым у волхва был в приоритете, и затянулся он до вечера.

Скит волхвов и тут находился среди болот. Чтобы добраться до него, нам с Истиславом сначала пришлось перейти вброд нашу речку, потом пересечь заливной луг и углубиться в лес. А уже там, в его чаще, начиналось царство болот. Без помощи Истислава я бы в жизни не нашел этот скит! Ну, как тут не вспомнить Сусанина? У меня даже закралось подозрение, что он тоже был волхвом, только это не афишируется, чтобы лишний раз не нервировать Церковь.

— Ну, здравствуй, Перунов витязь! — величественно приветствует меня волхв, появившись на крыльце скита — Проходи в дом, коль пожаловал с добром…

— Доброе утро, Ставр! — вежливо откликаюсь я, переступая порог. Истислав тут же исчез, оставив нас одних — Может, для начала все же объясните, почему вы называете меня Перуновым витязем, если своим жрецом выбрала меня богиня Мара?

— Так ты витязь и есть, а по-другому — воин. А Перунов — потому, что этот бог громовержец является покровителем князя и его дружины. Богиня Мара его родная сестра. Неужто не знал этого? — ехидно усмехается старец.

— Так Володар толком не успел посвятить меня в тонкости вашей религии.

— Не гневи древних богов, чужестранец! Наша вера — не религия. Это неписанные законы, основанные на Прави, и уклад людской жизни. Миропонимание и образ мышления, если говорить заумно, по-вашему.

— Простите, я не хотел вас обидеть.

— А ты и не обидел. Как неразумное дите может обидеть умудренного жизнью волхва?

— Ну, так уж и дитя? — усмехнулся я — Не староват ли я для этого? Боюсь, богини Мара и Мокошь имеют несколько иное мнение о моей неразумности.

— А ты и возгордился, Константин⁈ — вернул мне усмешку Ставр — Прошел испытание, но так и не понял, что пока лишь слепое орудие в руках богини. Чтобы стать настоящим жрецом Мары, сначала нужно постичь волховское искусство, пройти древние ритуалы, а лишь после этого осознанно принять жреческое служение в святилище.

— Это всего лишь ваше личное мнение, уважаемый Ставр. А с Марой и Мокошью мы договорились на других условиях.

— Упрямец!!! — волхва передернуло от моих слов, он аж топнул ногой — Да, кто ты такой, чтобы диктовать свои условия богам⁈

— Тот, кто им сейчас нужен. Мое жреческое служение — это быть воином. Защищать истинного Романова и привести его на трон. А попутно избавлять мир от негодяев, по которым давно виселица плачет, отправляя их души на суд к Маре. Если поможете мне чем-то и убережете от ошибок, буду вам очень благодарен. Нет — придется справляться самому.

— Жаждешь тайных знаний? А может, силы хочешь, или власти над стихиями⁈ — глумливо поинтересовался старик.

— Да, зачем мне это? — пожал я плечами — Я попал в тело одаренного, и дара вполне достаточно. А научных знаний о мире в моей голове и так хватает — не растерять бы то, что уже знаю.

— То есть, никакая помощь от волхвов тебе вообще не нужна? — Ставр недоверчиво прищурился, окидывая меня подозрительным взглядом.

— Ну… улучшить контроль над своим даром я бы, конечно, не отказался — признаюсь я честно — обидно будет, если он подведет меня в самый ответственный момент. И еще память. Время идет, боюсь, я начну забывать свой мир и терять важные знания. А нужно еще каждый день запоминать много нового. Может, у вас есть какие-нибудь подходящие ритуалы? Как-то ведь вы обретаете свои способности, не прибегая к небесному камню?

— Ритуалы есть, но они очень болезненные, и выдержать их тебе не под силу.

— Уж если я проклятье колдуна Амвросия пережил, то и ваш ритуал как-нибудь перенесу. В чем хоть он заключается?

— На тело наносятся руны. Вот такие… — Ставр поворачивается спиной и спускает рубаху с одного плеча. По его позвоночнику вьется целая цепочка из татуировок. И все это руны.

— Я в прошлой жизни тоже носил татуировки. Вот здесь — показываю на свои предплечья — только это были не руны, а просто красивые рисунки. Так что думаю, я вполне в состоянии вытерпеть эту боль.

Волхв недоверчиво качает головой

— Что за странная блажь украшать свое тело бессмысленными рисунками? Для чего⁈

— Мода у нас такая. Считается, что это красиво. Некоторые чуть ли не все тело ими разрисовывают.

— Безумцы… Ладно, я подумаю, что можно сделать. Сначала нужно будет выбрать подходящую руну и подготовить все к ритуалу. А ты должен решить, что для тебя важнее.

— Память — не раздумывая, говорю я — мне в первую очередь нужно улучшить память. И вот что еще. Недавно я нанял слугу — индуса. Он тоже поклоняется богине смерти. Они зовут ее Кали…

* * *

Наконец, настал день, когда в наше имение должны прибыть долгожданные гости. Лена с тетушкой с ног сбились, с раннего утра наводят последний марафет в особняке. Букеты срезанных в оранжерее цветов расставляют по многочисленным по вазам, апельсиновые деревья в кадках и розовые кусты в горшках занимают почетное место у парадного входа. Слуги тщательно выметают и без того чистый двор, ровняют и без того безупречный бордюр из кустарников, поливают из леек клумбы и дорожки, чтобы те не пылили и не портили идеальную красоту.

Число приглашенных не велико, но каждого из наших гостей нужно разместить со всеми удобствами и почетом, а потом подать такой обед, чтобы перед искушенными господами не было стыдно. Поэтому жена второй день пропадает на кухне — надзирает за поварами и дает им последние наставления. Для нее, как для молодой жены наследника, сегодня, считай, первый экзамен, и она очень волнуется. А вот я почему-то спокоен, как удав. Ну, нет у меня пиетета перед князьями и графьями — привык уважать людей не за титулы и должности, а за их конкретные дела…

К полудню начинают прибывать первые из гостей — кто-то приехал в открытой коляске, кто-то в карете. Большинство приглашенных из Костромы, но есть гости из Вологды и Ярославля. Мы с дядюшкой встречаем всех у парадного входа, Бекетов каждого обнимает и по старинному русскому обычаю троекратно расцеловывает. Преподносит гостю чарку водки на серебряном подносе, и лишь потом представляет меня. Возможно, кто-то из них и в курсе, что я его внук, а не племянник, но вида никто не подает. Сказано Константин, значит Константин.

Дядьки все взрослые, солидные — моложе пятидесяти лет вообще никого нет. Фамилии для меня знакомые, благо Романов просветил «who is who» в Северном клане. Гагарин, Захарьин,Трубецкой, Урусов, Балакирев, Глинский, Сумароков, Щербатов, Корсаков, Головин, Палицын, Минин — словно исторический роман листаешь.

Некоторые гости, как князья Хованский, Ухтомский, Долгоруков и Вяземский — из таких древних семей, что ведут свои родословные аж от Рюриков. Вот она — настоящая русская аристократия, до которой даже нынешняя царствующая ветвь Романовых не дотягивает. Заговор в кланах явно намечается не хилый, если такая тяжелая артиллерия к нему подключилась.

Последним приезжает Патриарх Северного клана — князь Мещерский Павел Михайлович. Это близкий друг Александра Ивановича, поэтому от него у Бекетова точно секретов нет.

— Ну, здравствуй,…Константин — улыбается седой мужчина в преклонных годах — Заставил ты нас поволноваться!

Приходится изобразить легкое смущение.

— Нет худа без добра, Павел Михайлович. Зато Алексею Петровичу удалось помочь.

— Скромность — похвальное качество. Но слышал от архимандрита Нектария: ты не просто помог, а спас ему жизнь?

— Было такое, только там не я один был. Если бы не целая команда спасателей, которые не побоялись в шторм на Ладогу выйти, из нас никто бы сам до берега не добрался

— Да, уж… когда-нибудь про ваши приключения захватывающий роман напишут. Не хуже, чем у Вальтера Скотта получится.

— Для этого сначала нужно довести дело до конца, история любит победителей.

— И то правда. Наше дело прежде всего.

Я пытаюсь сдержать улыбку. «Наше дело»⁈ Это русская коза ностра, что ли? Но мою шутку вряд ли кто здесь оценит, если только жена. И Лене сейчас точно не до шуток. Дядюшка велит лакею проводить князя к остальным гостям. А мы, видимо, кого-то еще ждем, поскольку Бекетов то и дело посматривает на карманные часы. И вот, в конце аллеи показалась дорогая карета с гербами. Я даже шею от любопытства вытянул — это кто же к нам такой важный пожаловал?

— Ну, наконец-то… — выдыхает граф — а то уж я переживать начал.

Карета подъезжает к крыльцу, и я наконец вижу герб на ее дверцах: в верхней части разделенного надвое щита, изображен императорский орел, в нижней — грифон, стоящий на задних лапах.

— Сиятельный князь Лопухин Петр Васильевич — подсказывает дядюшка, заметив мой интерес — Председатель Государственного совета. Мой старинный друг еще со времен, когда он был московским губернатором, а потом и ярославским.

Ну, ничего себе, друзья у Бекетова! Неужели и этот принимает участие в заговоре? Похоже на то… Лопухин тем временем выбирается из кареты и попадает в объятия Бекетова. Князь будет постарше дядюшки, но выглядит бодрячком, хоть и опирается на трость.

— Ну, что, Пашка, набегался? — тихо говорит он мне на ухо, явно намекая на какой-то давний их разговор со Стоцким — Сколько веревочке не виться, а все равно судьба тебя в родное гнездо привела, Константин Михайлович! Слышал, что ты промеж дел еще и жениться успел — взял жену кавалерийским наскоком? Молодец! А мой Пашка, балбес все по своей замужней графине сохнет. Чувствую, наследников я от него не дождусь.

Я улыбаюсь и пожимаю плечами, давая понять, что не помню, ни разговора, ни самого князя, ни его сына, с которым Стоцкий видимо приятельствовал. Нужно будет потом подробно расспросить дядюшку об этом семействе. А пока отвечаю на вопрос о Милене

— Такую женщину, Петр Васильевич, нельзя было оставлять без присмотра. Увели бы в два счета.

— Что, так хороша⁈ — подмигивает Лопухин.

— Сейчас сам увидишь! — смеется Бекетов — У племянника моего губа не дура.

— Тогда веди скорее. А то я уже сгораю от любопытства!

Мы заходим в дом, где веселье в полном разгаре. Все гости собрались в парадной гостиной и под аперитив беседуют с Романовым. Никаких важных разговоров при слугах естественно не ведется, в основном дворяне обмениваются последними новостями и сплетнями, обсуждают виды на урожай. Светлейшего князя встречают с большим воодушевлением, заметно, что он пользуется огромным уважением в Северном клане. И конечно, интересуются его мнением по разным животрепещущим вопросам.

Сейчас головная боль всех помещиков — падение цен на экспортные товары из-за кризиса, разразившегося в прошлом году в Англии, и введения англичанами заградительных пошлин на импорт зерна. Не лучше положение и с другими товарами. Вместо нашего льна в Европу массово привозят дешевый хлопок из Америки, вместо пеньки — индийский джут, а наш лес с успехом заменяет канадский. С открытием в Англии угольных месторождений там начали развивать собственную металлургию и спрос на наш чугун тоже упал. Доходы российской казны неуклонно снижаются, финансы страны расстроены, дефицитный бюджет. Вот что значит надеяться только на продажу природных ресурсов и не развивать собственную промышленность. А у англичан своя беда — перепроизводство. Слишком бодро начали строить фабрики и мануфактуры, без учета внутреннего спроса.

Тетушка на правах хозяйки приглашает всех за стол, накрытый в обеденном зале. И все дальнейшие разговоры продолжаются уже за столом. Мы с Миленой скромно молчим и внимательно слушаем умных людей. Нам, конечно, есть, что рассказать им про нынешний экономический кризис, но боюсь, никто не поверит, что он только первый в длинной череде точно таких же. Да, и кто мы такие, чтобы поучать государственных мужей? Это только Романов понимает, какая ценная информация хранится в наших головах.

Если я правильно помню, то кризисы теперь будут случаться каждые двенадцать — пятнадцать лет. Не считая войн и разных других напастей. У нас есть всего тридцать лет до начала Крымской войны. Мы, конечно, приложим все усилия, чтобы ее не случилось, но это не повод расслабляться. России самое время заняться реформами, чтобы следующий кризис уже не ударил по ней так болезненно.

Романову не позавидуешь. В России-матушке странным образом уживаются абсолютно разные силы. В Петрополе правит бал элита, поклоняющаяся Европе, передо мной сидит древняя русская аристократия, чьи предки построили это государство. Вчера на болотах я был в капище язычников, у которых свой, патриархальный взгляд на вещи, а всего месяц назад мы прятались в северном монастыре у Нектария, где казалось, даже стены дышали святостью. А есть еще купцы, армия и самая бесправная часть общества — крепостные крестьяне. Как примирить эти соперничающие силы, и как найти равновесие, чтобы все были довольны?

В обеденный зал заходит слуга в ливрее, на лице его встревоженное выражение. Он склоняется над ухом Бекетова и что-то тихо докладывает. Все замолкают, вопросительно поглядывая на хозяина. Дядюшка встает, откладывает в сторону салфетку. Обводит всех тревожным взглядом

— Господа, сюда направляется отряд жандармов…

Конец 2 книги.

Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Повешенный. Том II

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Nota bene