КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Становление и развитие орошаемого земледелия в Южной Туркмении [Горислава Николаевна Лисицына] (pdf) читать онлайн

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
Н. ЛИСИЦЫНА

9 & е>

СТАНОВЛЕНИЕ
И РАЗВИТИЕ
ОРОШАЕМОГО
ЗЕМЛЕДЕЛИЯ
В ЮЖНОЙ ТУРКМЕНИИ

Т

АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Ордена Трудового Красного Знамени
Институт археологии
ACADEMY OF SCIENCES OF THE USSR
Institute of archaeology
Rewarded W ith
the Order of the red banner of labour

\

G. N. LISITSINA

ORIGIN
AND DEVELOPMENT
OF IRRIGATED
FARMING
IN SOUTH TURKMENIA
Based on the historic analysis of materials
obtained by the complex studies on the
South of the USSR and Near East

«SCIENCE» PUBLISHING HOUS
MOSCOW, 1978

Г. Н. ЛИСИЦЫНА

СТАНОВЛЕНИЕ
И РАЗВИТИЕ
ОРОШАЕМОГО
ЗЕМЛЕДЕЛИЯ
В ЮЖНОЙ ТУРКМЕНИИ
Опыт исторического анализа материалов
комплексных исследований на юге СССР
и Ближнем Востоке

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПАУКА»
МОСКВА 1978

В монографии рассматривается одна из важных проб­
лем древней истории — становление и развитие земледель­
ческой экономики. В ареал исследования входят терри­
тории Южной Туркмении и Северного Ирана (Прикаспий­
ский центр), рассматриваемые на фоне всей Ближневос­
точной раннеземледельческой ойкумены. Комплексная разра­
ботка проблемы позволяет провести систематизацию ма­
териалов и наметить основные этапы истории земледелия
для конкретного региона.

Ответственный редактор
В.М . МАССОН

10602-208
Л 042 (0 2 )-7 8 138—78

© Издательство «Наука», 1978 г.

Зная прошлое, владея элементами, из которых
развивалась земледельческая культура, собирая
культурные растения в древних очагах земледе­
лия, мы хотим в кратчайшее время научиться уп ­
равлять историческим процессом, хотим научить­
ся изменять культурное растение и животное
в соответствии с запросами сегодняшнего дня 1.
Н . И . Вавилов

ПРЕДИСЛОВИЕ
Основные задачи изучения истории земледелия в Южном
Туркменистане. Объединение этой территории и некото­
рых районов Северного Ирана в единый центр становле­
ния оседлого земледелия, называемый
Прикаспий­
ским
Основные агрономические системы, намечаемые
на ранних этапах развития этой производящей отрасли
древнего хозяйства — богарная и орошаемая

Настоящая работа подводит итог моим многолетним ис­
следованиям в Южной Туркмении, посвященным изуче­
нию вопросов истории земледелия как одной из важней­
ших производящих отраслей древней экономики у
народов, населявших эту территорию и сопредельные с
ней районы Северного Ирана с неолита до начала эпохи
раннего железа включительно (VI (VII?) — I тысячеле­
тия до н. э.).
В монографии «Орошаемое земледелие эпохи энеолита
на юге Туркмении» 2 были обобщены полученные мной
фактические материалы по изучению палеогеографии,
древнейших оросительных сооружений и палеоэкономики
в энеолитическом Геоксюрском оазисе, расположенном в
восточной части древней субаэральной дельты р. Теджен,
но лишь кратко затронуты другие районы, несомненно
представляющие не меньший интерес.
Необходимо отметить, что Геоксюрский оазис явился
в своем роде уникальным объектом для изучения подоб­
6

ных вопросов в замкнутой группе поселений, относящих­
ся к одному историческому этапу, поскольку в этом кон­
кретном районе восстановление ирригационной сети и ре­
конструкция оросительных сооружений, равно как и древ­
ней экологической среды в целом, в известной мере были
упрощены тем, что он не заселялся в последующие пери­
оды. Одновременно эти работы, поскольку они были первы­
ми исследованиями по истории земледелия в Южной Турк­
мении, натолкнули меня на ряд методических трудно­
стей. Нельзя не учитывать, что территория, заброшенная в
середине III тысячелетия до н. э., несмотря на консерва­
цию древнего ландшафта, вместе с тем претерпела очень
серьезные изменения древнедельтового и антропогенного
рельефа в основном под влиянием экзогенных и некото­
рых других факторов. Это привело к частичному перекры­
тию древнего рельефа новейшими эоловыми формами и
нивелировке микрорельефа на равнинных участках.
Кроме того, относительная кратковременность формиро­
вания древнедельтового рельефа в данном конкретном
случае повлекла за собой большие сложности в восстанов­
лении рисунка гидрографической сети. Если в дельтах
таких рек, как, например, Амударья, Сырдарья и Атрек,
хорошо виден рисунок древнедельтовых конусов, где русла
выражены так называемыми русловыми гривами3, то в
Геоксюрском оазисе даже при нивелировании дельтовые
русла практически ни как положительные, ни как отрительные формы рельефа не фиксировались. Восстановле­
ние гидросети и оросительных сооружений в подобной
ситуации могло быть лишь частичным. В то же время в
условиях хорошо сформировавшегося древнедельтового
рельефа, усложненного наложенными на него антропоген­
ными, хронологически разновременными формами, можно
получить насыщенный рисунок гидрографической и ир­
ригационной сети, позволяющий проводить более деталь­
ные исследования и давать сравнительно полные рекон­
струкции.
Работы в Геоксюрском оазисе были завершены в
1965 г., и если археологические раскопки таких памятни­
ков, как Геоксюр I, Ялангач-депе, Акча-депе и др., по­
скольку они находятся под охраной государства, могут
быть продолжены в будущем, то палеогеографические ра­
боты и изучение древней оросительной сети практически
здесь уже не возобновимы. Эта территория вновь возвра6

щеяа к жизни водами Каракумского канала и интенсивно
используется для сельскохозяйственных целей.
Проведенные после 1965 г. работы в других районах
Южного Туркменистана с применением опыта, полученно­
го во время работ в Геоксюрском оазисе, дали довольно
интересный новый материал, позволивший написать насто­
ящую работу, не повторяя в ней тех фактических данных
и отдельных частных выводов, которые уже были изложе­
ны как в указанной монографии, так и в ряде отдельных
статей4, и уделить большее внимание тем методам иссле­
дования, которые, как мне кажется, дали достаточно пол­
ноценные результаты. Кроме того, комплексные работы,
проведенные исследователями на отдельных памятниках
и группах памятников в Закавказье, а также в Турции,
Иране, Ираке, Сирии и других странах Ближнего Востока,
позволяют рассматривать историю земледелия у южно­
туркменских народов не изолированно, а проводя опреде­
ленные и весьма важные для понимания эволюции палео­
экономики параллели.
Конкретному изложению материала в настоящей рабо­
те предпосланы некоторые общие положения, поскольку
проблема становления производящей экономики, получив­
шая в специальной литературе условное название «неоли­
тической революции», и в частности история земледелия,
в последние десятилетия заняла одно из центральных мест
среди активно разрабатываемых вопросов древней и древ­
нейшей истории. Широкие исследования на Юге СССР и
Ближнем Востоке дали новый и весьма значительный по
объему материал, необходимый для постановки и реше­
ния вопросов перехода от присваивающих форм хозяйства
к производящим. Следствием осмысления этого материала
явилось появление большого количества монографических
работ и сборников статей, всесторонне освещающих дан­
ную проблематику5. Однако нельзя не отметить, что при
специальном изучении палеоэкономических типов — хо­
зяйственно-экономических, по С. Н. Бибикову6, или, как
их предлагает называть в своей последней работе
В. М. Массон, хозяйственных систем7 — возникает из­
вестная терминологическая и понятийная неточность. Это
обусловлено тем обстоятельством, что земледелие, явля­
ющееся важнейшей базой, фундаментом сельского хозяй­
ства, во всяком случае, в ряде районов аридной зоны и
на территории, выбранной нами для настоящего исследо­
7

вания, нередко рассматривают ретроспективно, a priori,
обосновываясь лишь анализом находок материальной
культуры, которые прямо или косвенно указывают на на­
личие данной формы хозяйства. К сожалению, только
археологических данных еще далеко не достаточно для
определения характера и особенностей земледелия, ибо
для решения подобных вопросов требуется комплекс ис­
следований, единственно возможный, позволяющий учи­
тывать всю сложность взаимосвязей и взаимозависимо­
стей человека и природных компонентов, имеющих
прямое отношение к земледельческому производству.
Отнюдь не поддерживая позиции сторонников геогра­
фического детерминизма, тем не менее нельзя не отметить,
что природная среда на ранних этапах развития челове­
ческого общества играла огромную роль, особенно в период
становления земледелия и на последующих этапах разви­
тия его начальных форм. Специфика экологической среды
или широко употребляемый в последнее время термин
«экологическая ситуация» обусловливала его основную
направленность. Важнейшие компоненты земледельческо­
го производства — почвы, культурные растения, орудия
труда и водообеспечение8 — при их детальном анализе и
комплексном рассмотрении позволяют восстанавливать не
только последовательный ход развития данной отрасли
палеоэкономики, но и определять его агрономический
характер и общий хозяйственный потенциал. При этом
понятия «система» перекрывают друг друга, поскольку
\ агрономическая система и хозяйственная система отнюдь
не равнозначны. В аридных, сухих районах, где переход
к оседлому земледелию осуществляется по крайней мере
уже в VII тысячелетии до н. э., а может быть, и ранее
(Хаджилар, Чатал-Гуюк) 9, уже на начальных этапах
существования земледелия фиксируются две агрономиче­
ские системы — богарная и орошаемая.
Интенсивность последней обусловила тот факт, что
история земледелия аридной зоны по существу является
историей орошаемого земледелия, последовательно отра­
жающей основные этапы нарастания экономической эф­
фективности хозяйства в целом.
Все компоненты земледельческого производства, что
несомненно, могут быть рассмотрены только в связи с де­
ятельностью человека, а следовательно, неразрывны с соци­
альным устройством первобытного общества. Развитие
8

26 — Анау, северный холм, 1 га,

Н — 12 м, Анау IA, На­
мазга I, II;
27 — Кара-депе, 15 га, Н — 11,5 м;
Намазга I—III;
28 — Яссы-депе, 1,6 га, Н — 7,5 м,
Анау 1Б, Намазга I—II;
29 — Серманча-депе, Намазга I—

и;
30 — Намазга-депе,

ское поселение, Анау

51

-

52 —
53



54 —

VI;

Ниса, у сел. Багир,
ной и западной чаНамазга I;
пе, Анау IA — Ha­
ll, IV;
депе, Анау IA — На-

-

Намазга I—

31 — депе у с. Беурме, Анау IA —

l — Намазга I, Анау

50

Намазга I, культура архаи­
ческого Дахистана, ахемениды, X—XIV вв. н. э.;
32 — Карнтки-Токай, у аула Ка­
раул, Намазга I;
33 — Ак-депе, у Ашхабада, На­
мазга I, II, IV;
34 — Алтын-депе, 26 га, Н — 20 м,
Намазга I—V;
35 — Геоксюр I, 12 га, Н — 10 м,
Намазга I—III;
36 — Дашлыджи-депе
(ГС-8),
0,2 га, Н — 2 м, Намазга I;
37 — Геоксюр — 7, 3,4 га,
Н—
5 м, Намазга I—II;
38 — Акча-депе
(ГС-2), 1,7 га,
Н — 7,5 м, Намазга I—II;
39 — Гара-депе, 4,5 га, Н — 17,5 м,
Намазга I—IV;
40 — Чулинское
поселение, у
с. Фирюзы; Анау IA — На­
мазга I;
41 — Улуг-депе, 9 га; Н — 30,5 м;
Намазга I—VI, Яз, I, ахемениды;
42 — Сунча-депе, у одноименного
селения Бахарденского рай­
она, Намазга I, погребения
времени Намазга VI;
43 — Кашлы-Багы у Дешта, На­
мазга I;
44 — Чингиз-депе, близ ст. Парау, Намазга I;
45 — Гавыч-депе, у с. ХурманКала Геоктепинского рай­
она, Намазга I;
46 — Поселение на 102 км авто­
дороги Теджен-Серахс, На­
мазга I;
47 — Говуч-депе, у аула Анау;
Намазга I;
48 — Чакмаклы-депе, 0,4 га, Н —
1,5 м; Анау IA;
49 — Ялангач-депе (ГС-3), 1.5 га;
Н — 4,6 м, Намазга I—II;

55 —
56



57 —

58



59 —
60



61 —
62
63




64
65



66





67



68



69 —
70



71
72
73




74



75





76 —
77



78



Рис. 1. Схема расположения древнейших центров становления
оседлого земледелия на Юге СССР и Ближнем Востоке

I — Прикаспийский центр:
1 — Джейтун,
2 — Намазга-депе,
3 — Геоксюр I,
4 — Мадау-депе,
5 — Яз-депе,

6 — Шах-тепе,
7 — Тюренг-тепе,
8 — Тепе-Гиссар

— Закавказский центр:

II

9 — Дихи Гудзуба,

10 — Чиркейское поселен
11 — Тойре-тепе,

12 — Шому-тепе,
13 — Кюль-тепе;
14 — Техут,
15 — Геой-тепе,
16 — Яник-тепе

III

— Загроский центр:

17 — Джармо,
18 — Тепе Сараб,
19 — Али-Кош

IV — Месопотамский центр:
20 — Ярым-тепе,

21 — Ее-Севван,
22 — Шога Мами,
23 — Эль Убейд

V — Восточноанатолийский центр:
24 — Чейюню-тепеси,
25 — Мюрайбит

— Восточносредиземноморский
центр:
26 — Рас-Шамра,
27 — Вейда
V II — Южноанатолийский центр:
28 — Хаджилар,
29 — Чатал-Гуюк,
30 — Мерсии
VI

26 — Анау, северный холм, 1 га,

Н — 12 м, Анау IA, На­
мазга I, II;
27 — Кара-депе, 15 га, Н — 11,5 м;
Намазга I—III;
28 — Яссы-депе, 1,6 га, Н — 7,5 м,
Анау 1Б, Намазга I—II;
29 — Серманча-депе, Намазга I—

и;

30 — Намазга-депе,

Намазга I—

VI;

31 — депе у с. Беурме, Анау IA —

Г7 — местонахождение у Геоктепе, неолит;
18 — Илгынлы-депе, 12 га; Н —
от 2 до 13 м, Намазга I—
III;
19 — Серахское поселение, Анау
IA — Намазга I—III;
W — Тилькин-депе, 0,6 га, Анау
IA — Намазга I—II;
— Дашлы-депе
У Изганта,

\ — Намазга I, Анау
22 — Стар Я Писа, у сел. Багир,

в сещ той и западной частяхЩ Памазга I;
23 — ЭкинЖ[*пе,

Анау IA — На-

мазгЯ . II, IV;
24 — ОвадИ-депе, Анау IA — На­

маз*»,
25 — КауДд[ сиое поселение, Анау

Намазга I, культура архаи­
ческого Дахистана, ахемениды, X—XIV вв. н. э.;
32 — Карнтки-Токай, у аула Ка­
раул, Намазга I;
33 — Ак-депе, у Ашхабада, На­
мазга I, II, IV;
34 — Алтын-депе, 26 га, Н — 20 м,
Намазга I—V;
35 — Геоксюр I, 12 га, Н — 10 м,
Намазга I—III;
36 — Дашлыджи-депе
(ГС-8),
0,2 га, Н — 2 м, Намазга I;
37 — Геоксюр — 7, 3,4 га,
Н—
5 м, Намазга I—II;
38 — Акча-депе
(ГС-2), 1,7 га,
Н — 7,5 м, Намазга I—II;
39 — Гара-депе, 4,5 га, Н — 17,5 м,
Намазга I—IV;
40 — Чулинское
поселение, у
с. Фирюзы; Анау IA — На­
мазга I;
41 — Улуг-депе, 9 га; Н — 30,5 м;
Намазга I—VI, Яз, I, ахемениды;
42 — Сунча-депе, у одноименного
селения Бахарденского рай­
она, Намазга I, погребения
времени Намазга VI;
43 — Кашлы-Багы у Дешта, На­
мазга I;
44 — Чингиз-депе, близ ст. Парау, Намазга I;
45 — Гавыч-депе, у с. ХурманКала Геоктепинского рай­
она, Намазга I;
46 — Поселение на 102 км авто­
дороги Теджен-Серахс, На­
мазга I;
47 — Говуч-депе, у аула Анау;
Намазга I;
48 — Чакмаклы-депе, 0,4 га, Н —
1,5 м; Анау IA;
49 — Ялангач-депе (ГС-3), 1.5 га;
Н — 4,6 м, Намазга I—II;

Геоксюр 9, 1,8 га; Н — 3 м;
Намазга II—III;
51
Чонг-депе
(ГС-5), 2,3 га,
Н — 6,5 м, Намазга II—III;
52
Муллали-депе (ГС-4), 1,4га,
Н — 3,5 м, Намазга II—III;
53
Айна-депе (ГС-6), 0,9 га;
Н — 3,5 м, Намазга II;
Елькен-депе,
2 га.
Н—
54
6.2 м; Намазга II, Яз I;
55
Хапуз-депе, 10 га, Н — 7 м,
Намазга III—V;
Коша-депе, 0,6 га, Н — 4 м,
56
Намазга IV—V, ахемениды,
античность;
57
Анау, южный холм, ст.
Анау,
Намазга IV—VI,
Яз I;
58 -Ц Тайчанак-депе, 1,1 га, Н —
7.3 м, Намазга IV—V;
59
Шор-депе, 3 га, Н — 5 м,
Намазга IV—V;
Холм у ст. Баба-Дурмаз,
60
Намазга IV;
61
Холм у ст. Баба-Дурмаз,
Намазга V;
Теккем-депе, Намазга VI;
Елькен-депе, Намазга VI,
Яз I, ахемениды;
Аучин-депе, Намазга VI;
Тахирбай 3, 22 га, Намаз­
га VI;
66
Янги-Калинский могильник,
у Геок-тепе, Намазга VI;
Экин, Намазга VI;
Тахирбай 4, 0,7 га, Намаз­
га VI;
Якипер—депе, 0,7 га, Намаза VI;
70
Тахирбай 5, остатки кера­
мических
печей,
Намазга VI,
Тахирбай 6, Намазга VI;
Яз-депе, Яз I, II, III;
Тоголокский оазис в дельте

50

*

Мургаба;

Сарык-депе, в
низовьях
р. Чаача, Анау IV — Яз I;
Яемче-депе, в низовьях ре­
ки Чаача, Анау IV — Яз I;
Куш-депе, в низовьях р. Ча­
ача, Анау IV — Яз I;
Хайрак-депе,
в низовьях
р. Чаача, Анау IV — Яз I;
Тангсикылджа, культура ар­
хаического Дахистана;

79 — Чиалык-депе,

культура ар­
хаического Дахистана;
80 — Мадау-депе, культура арха­
ического Дахистана;
81 — Чопан-депе (Д-9), культура
архаического Дахистана;
82 — местонахождение культуры
архаического Дахистана;
83 — Изат-Кули, культура архаи­
ческого Дахистана;
84 — местонахождение культуры
архаического Дахистана —
Едидже-депе;
85 — поселение, культура архаи­
ческого Дахистана;
86 — поселение, культура архаи­
ческого Дахистана;
87 — Тильки-депе, культура ар­
хаического Дахистана;
88 — сооружение типа «кака»,
культура архаического Да­
хистана;
89 — сооружение
типа «кака»,
культура архаического Да­
хистана;
90 — местонахождение культуры
архаического Дахистана;
91 — Бенгуванский оазис, куль­
тура архаического
Дахи­
стана;
92 — местонахождение культуры
архаического Дахистана —
Икизаг;
93 — местонахождение культуры
архаического Дахистана;
94 — местонахождение культуры
архаического Дахистана;
95 — поселение, культура архаи­
ческого Дахистана;
96 — тепе у Парау, культура ар­
хаического Дахистана;
97 — Пархай-депе, культура ар­
хаического Дахистана;
98 — Тюренг-тепе,
у
Горгана,
неолит — бронза;
99 — Ярим-тепе
у Гамбеде-Кабуса, неолит — бронза;
100 — Шах-тепе у Горгана, энео­
лит — бронза;
Б1 — Суюджинский оазис в дельте
Мургаба; Би Аравалинский
оазис в дельте Мургаба;
Бш Яздепинский и Тахирбайский оазисы в дельте
Мургаба

Рис. 3. Схема располо женил важнейших памятников и местонахождений Южной Тур г^мении и Северного Ирана VI—I тысячелетий до н. (неолит — / аннее железо)
1 — Джейтун 0,7 га, неод
2 — Вами, 0,4 га, неолиту
3 — Найза-тепе, неолит;
4 — Чопан-депе, 1 га, нфлит;
5 — Тоголок-депе, неоли};
6 — Новая Ниса, западная он

раина сел. Багир, неолит;

7 — Чагыллы-депе,

0,5 га;

лит;
8 — Песседжик-депе, неолит;
9 — поселение у ст. Келята,
10

олит;
— Монжуклы-депе,
неолит,
Анау IA — Намазга I;

11 — Гадыми-депе, неолит;
12 — местонахождение у колод­

17 — местонахождение

цев Кепеле, неолит;
у колод­
цев Кантар, неолит;
14 — местонахождение у г. КзылАрват, у колодцев Бона,
неолит;
15 — Ярты-Гумбез, неолит;
16 — местонахождение у Геоктепе, неолит;

18

13 — местонахождение

19
20
21

у Геоктепе, неолит;
— Илгынлы-депе, 12 га; Н —
от 2 до 13 м, Намазга I—
III;
— Серахское поселение, Анау
IA — Намазга I—III;
— Тилькин-депе,
0,6 га, Анау
IA — Намазга I—II;
— Дашлы-депе
у
Изганта,

Анау ]
IV;
22 — Старая
в севе
стях —
23 — Экин-д
мазга
24 - Овада!
мазга
25 — Каущу
IA;

производящей экономики, в основе которой лежало земле­
делие, в сходных географических условиях у разных пле­
мен и народов влекло за собой и направленное развитие
быта и идеологии. Это нашло свое отражение в создании
однотипных предметов материальной культуры, специфи­
ке общественных отношений и религиозных верованиях.
Этим обстоятельством объясняется возможность аналогий
между важнейшими автохтонными центрами обширной
области аридной зоны, каждый из которых уже в древно­
сти представлял собой самостоятельную природно-эконо­
мическую единицу, зачастую не имея прямых связей с дру­
гими центрами и вместе с тем обнаруживая с ними в раз­
витии культуры и хозяйства определенный эволюционный
параллелизм.
О
выделении центров становления земледельческого
хозяйства между исследователями практически разногла­
сий нет. Основываясь, например, на анализе палеоэтноботанических материалов из древнейших оседло-земледель­
ческих поселений, мы с Л. В. Прищепенко (Летниковой)
считали возможным выделить в пределах аридной зоны
СССР и Ближнего Востока семь таких регионов: Южно­
анатолийский, Восточносредиземноморский, Восточноана­
толийский, Загроский, Закавказский с Горным Дагестаном
включительно, Месопотамский и Прикаспийский (рис. 1) 10.
Дж. Меллаарт, ранее выделявший лишь четыре цент­
ра и, в своей последней работе 12 обращает особое внимание
на наше Закавказье и Южный Туркменистан и дает дос­
таточно подробную характеристику каждому из этих реги­
онов, подходя к их оценке с позиций анализа археологи­
ческого материала. Вполне возможно, что открытие и
исследование новых памятников позволит выделить новые
как основные, так и узколокальные центры. Вопрос об их
количестве не является принципиально важным, но их
обособленность и специфика требуют подробной всесто­
ронней характеристики, совершенно необходимой, посколь­
ку она позволяет со всей широтой ставить вопросы, каса­
ющиеся древних культурно-экономических связей, интро­
дукции важнейших видов культурных растений, особен­
ностей развития палеоэкономики и ее связи с экологиче­
ской средой, соотношения земледелия и скотоводства в
обособленных регионах и многие другие.
Основное внимание в данной работе уделено всесторон­
ней характеристике Прикаспийского центра, впервые вы9

делаемого в таких территориальных рамках (рис. 1, I).
Ранее обычно говорилось о Южнотуркменистанском цент­
ре как о самостоятельном культурно-экономическом реги­
оне, особенно четко это положение сформулировано в ра­
ботах В. М. Массона 13. Однако анализ в первую очередь
археологических материалов и их увязка с палеогеографи­
ческими данными заставили вполне закономерно расши­
рить его рамки, включив в него районы Северного Ирана,
дав ему и более общее название 14. Выделение его оправ­
дано также с чисто ботанических позиций, поскольку
Н. И. Вавилов придавал большое значение Туркмено-Хо­
расанскому центру формообразования важнейших куль­
турных видов, на базе которого и развилось оседлое земле
делие в предгорьях Эльбурса и Копет-Дага 15.
К сожалению, материалы, опубликованные по Северно
му Ирану, крайне немногочисленны, поэтому какой-либо
самостоятельной характеристики им в работе не дано, но
по ходу изложения они постоянно привлекаются для срав­
нения.
Прикаспийский центр, среди условно выделенных нами
семи центров, не отличается большой древностью, возник­
новение оседлой земледельческой культуры относится
здесь лишь к VI тысячелетию до н. э., но он занимает тер­
риториально особое положение, будучи расположенным
на периферии обширной культурной ойкумены, между
двумя очагами происхождения важнейших культурных
растений Н. И. Вавилова — Переднеазиатским и Средне­
азиатским 16. Эго нашло свое отражение в специфике куль­
турного развития, составе возделывавшихся растений и
в целом в формах древнего хозяйства, о чем подробно бу­
дет сказано в соответствующих разделах.
Территория Южного Туркменистана как часть При­
каспийского центра более других областей интересна для
проведения комплексных исследований, так как здесь
сохранились отдельные, различные по площади районы,
осваивавшиеся лишь в какой-то определенный историче­
ский период (неолит, энеолит, бронза и т. д.), а затем были
заброшены, и на протяжении длительного времени, иногда
вплоть до современности, не включались в сферу исполь­
зовавшихся земель. Иначе, здесь сохранились те «стериль­
ные» участки, на которых параллельно с археологически­
ми исследованиями широко могут проводиться специаль­
ные палеогеографические, палеоботанические, палеопедо­
10

логические, геоморфологические и другие работы. Наибо­
лее интересными в этом отношении районами являются
уже упоминавшийся выше Геоксюрский оазис энеолитических поселений, а также оазис Дахистан, расположен­
ный на древнедельтовых равнинах рек Сумбара и Атрек а 17. Работы в Дахистанском оазисе продолжались в
течение четырех полевых сезонов — с 1968 по 1971 г.
Поскольку здесь сохранились разновременные археологи­
ческие объекты, датируемые от конца эпохи бронзы
(последние века II тысячелетия до и. э.) вплоть до XVI в.,
то проведенные комплексные исследования широко затро­
нули и позволили достаточно полно осветить не только
земледелие ранних этапов, но и историю орошаемых зе­
мель эпохи средевековья (V—XVI вв.). Материалы, полу­
ченные для этого периода, подготавливаются к публика­
ции отдельно 18.
Одним из наиболее важных итогов работ в Древнем
Дахистане, благодаря длительности его существования
и, как следствие этого, последовательного наслоения друг
на друга разновременных антропогенных ландшафтов,
явилось применение для изучения истории земледелия
самых различных методов исследования, в том числе и тех,
которые не могли быть использованы при работе в других
областях Южной Туркмении.
В отличие от указанных районов при проведении комп­
лексных работ в подгорной зоне Копет-Дага пришлось
столкнуться с целым рядом трудностей, поскольку это
область многовековой культуры и одновременно — совре’ менного освоения. Тем не менее только изучение различ­
ных по своей специфике участков с привлечением матери­
алов по ряду сопредельных территорий позволило в целом
восстановить эволюционную линию орошаемого земледе­
лия от ранних этапов неолита до становления протогород­
ской цивилизации, проследить этапность так называемой
неолитической революции и затронуть ряд других частных
вопросов истории палеоэкономики, например таких, как
демография древнего населения и экономическая эффек­
тивность ирригационного хозяйства.
В многолетних работах по изучению истории земледе­
лия Южного Туркменистана, а также в написании насто­
ящей работы мне большую помощь оказали доктор геогра­
фических наук А. С. Кесь, доктор исторических наук
В. М. Массон, кандидат сельскохозяйственных наук
11

В. П. Костючеико, кандидат исторических наук А. В. Чер­
нецов, научный сотрудник ИА АН СССР Л. В. Летникова
(Прищепенко), а также многочисленный коллектив рабо­
чих из числа жителей поселков Геоксюр и Мадау, г. КзылАтрек и других населенных пунктов. Всем им автор при­
носит свою искреннюю благодарность.
1 Вавилов Н. И. Проблема происхождения мирового земледелия
в свете современных исследований.— Избр. тр., т. V. М.— Л.,
1965, с. 143.
2 Лисицына Г. Н. Орошаемое земледелие эпохи энеолита на юге
Туркмении. М., 1965.
3 Рогов М. М. Гидрология дельты Аму-Дарьи. Гидрометеоиздат,
1957.
4 Лисицына Г. Н. Основные черты палеогеографии Геоксюрского
оазиса.— КСИА, 1963, вып. 93; она же. Растительность Южной
Туркмении в эпоху энеолита по палеоботаническим данным.—
КСИА, 1964, вып. 98; она же. Древнейшие оросительные кана­
лы на территории Туркмении.— Гидротехника и мелиорация,
1964, № 9; она же. Изучение геоксюрской оросительной сети
в Южной Туркмении в 1964 г.— КСИА, 1966, вып. 108; она же.
Орошаемое земледелие энеолитических племен юго-восточной
Туркмении.— В кн.: Земли древнего орошения. М., 1969; Lisitsiпа G. The Earliest Irrigation in Turkmenia.— Antiquity, 1969,
XLIII.
5 Примером таких работ могут служить следующие: Гулямов Я. Г.
История орошения Хорезма с древнейших времен до. наших
дней. Ташкент, 1957; Андрианов Б. В. Древние оросительные
системы Приаралья. М., 1969; Коробкова Г. Ф. Орудия труда
и хозяйство неолитических племен Средней Азии.— МИА, 1969,
№ 158; Кушнарева К. X., Чубинишвили Т. Н. Древние культуры
Южного Кавказа (V—III тыс. до н. э.). Л., 1970; Массон В. М.
Поселение Джейтун (проблема становления производящей эко­
номики). МИА, 1971, № 180; Кигурадзе Т. В. Периодизация ран­
неземледельческой культуры Восточного Закавказья. Тбилиси,
1976 (на груз, яз., резюме на рус. яз.); Киквидзе Я. А. Земле­
делие и земледельческий культ в древней Грузии. Тбилиси, 1976
(на груз, яз., резюме на рус. я з.); The Domestication and Exploi­
tation of Plants and Animals. Ed. Ucko P.
Dimbleby G. W. Lon­
don, 1969; Hole F., Flannery K., Neel J. Prehistory and Human
Ecology: Dech-Luran Plain.— Memoures Museum Anthropology,
University of Michigan, I. Michigan, 1969; и многие другие.
6 Бибиков С. Н. Хозяйственно-экономический комплекс развитого
Триполья.— СА, 1965, № 1; он же. Некоторые аспекты палеоэкономического моделирования палеолита.— СА, 1969, № 4; Ан­
дрианов Б. В. Хозяйственно-культурные типы и исторический
процесс.— СЭ, 1968, № 2; Массон В. М. Экономические предпо­
сылки сложения раннеклассового общества.— В кн.: Ленинские
идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения
и феодализма. М., 1970; он же. Метод палеоэкономического ана­
лиза в археологии.— КСИА, 1971, вып. 127; он же. Экономика
и социальный строй древних обществ. Л., 1976.
7 Массон В. М. Экономика и социальный строй..., с. 19.

12

Лисицына Г. Н., Прищепенко Л. В. Палеоэтноботанические на­
ходки Кавказа и Ближнего Востока. М., 1976.
Mellaart J. Catal Hujuk. A Neolithic Town in Anatolia. London,
1967; idem. Excavations at Hacilar. Edinburg, 1970.
Лисицына Г. H., Прищепенко Л. В. Палеоэтноботанические на­
ходки..., с. 30—52.
Mellaart J. The earliest settlements in Western Asia.— CUP.
Cambridge, 1967, p. 5—7.
Mellaart J. The Neolithic of the Near East. London, 1975.
Массон В. M. Древнейшая земледельческая культура Средней
Азии.— ИАН ТССР (Ашхабад), 1960, № 1; он же. Южнотуркменистанский центр древнеземледельческих культур.— ТЮТАКЭ
(Ашхабад), 1960, т. X; он же. Средняя Азия и Древний Восток.
Л., 1964; Средняя Азия в эпоху камня и бронзы. М.— Л., 1966.
Сарианиди В. И. Древние связи Южного Туркменистана и Се­
верного Ирана.— СА, 1970, № 4; Deshayes J. Tureng Тере and
the Plain of Gorgan in the Bronze Age.— Archaeologica Viva
(Tehran), 1968, vol. I; Aarne T. E. Excavation at Shach-Tepe. The
Sino-Swedishe Expedition.— Archaeology, 1946, V.
Вавилов H. И. Ботанико-географические основы селекции.—
Избр. тр., т. II. М.— Л., 1960, с. 24; он же. Дикие родичи пло­
довых деревьев азиатской части СССР и Кавказа и проблемы
происхождения плодовых деревьев.— Избр. тр., т. II. М.— Л.,
1960.
Вавилов Н. И. Ботанико-географические основы селекции.—
Избр. тр., т. II; он же. Центры происхождения культурных рас­
тений.— Избр. тр., т. V.
Лисицына Г Н. О работах в Юго-Западной Туркмении.— В кн.:
Успехи среднеазиатской археологии, вып. I. Л., 1972; Лисицы­
на Г. Н., Прищепенко Л. В. Тильки-депе и некоторые вопросы
палеогеографии
Юго-Западной
Туркмении.— КСИА,
1972,
вып. 132; Костюченко В. П., Лисицына Г. Н., Прищепенко Л. В.
Бенгуванский оазис поселений времени архаического Дахистана.— В кн.: Каракумские древности, вып. IV. Ашхабад, 1972;
Кесь А. С., Лисицына Г. Н. Древние оросительные сооружения
Юго-Западной Туркмении.— СА, 1975, № 1.
Кесъ А. С., Костюченко В. П., Лисицына Г. Н. Юго-Западная
Туркмения (в печати).

ПРИКАСПИЙСКИЙ ЦЕНТР
СТАНОВЛЕНИЯ
ОСЕДЛОГО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ
Место Прикаспийского центра среди других древнеземледелъческих очагов на Юге СССР и Ближнем Восто­
ке
Культурные растения как фактор, отражающий
основные
этапы в развитии земледелия
аридной
зоны
Поступательный характер «неолитической рево­
люции»
Природные особенности Прикаспия, история
его заселения и некоторые вопросы палеодемографии

Переход от присваивающих форм хозяйства к произво­
дящим в аридной зоне на Юге СССР и в сопредельных
районах Ближнего Востока произошел в V III—V тысячеле­
тиях до и.э., что в настоящее время четко подтверждено
серией радиокарбоновых дат (рис. 2). Такая неодновременность была обусловлена многими причинами, среди
которых на первое место следует ставить уровень культур­
но-исторического развития и природные предпосылки
той или иной конкретной области.
Если обратиться к уже опубликованным материалам, то
на рассматриваемой территории достаточно отчетливо про­
слеживается связь древнейших центров становления про­
изводящего хозяйства с районами концентрации мезолити­
ческого населения, занимавшегося специализированным
собирательством и охотой*. Иначе развитие начальных
форм земледелия и скотоводства происходило на экономи­
ческой базе уже сложившихся культурных общностей и
имело глубокие исторические корни. Характерно, что обла­
сти сосредоточения человеческих коллективов как в мезо­
лите, так и в неолите полностью или частично совпадают с
ареалами произрастания диких предков основных культур­
ных злаков древности: пшениц однозернянок (Triticum
aegilopoides L.), двузернянок (Triticum dicoccoides Korn.)
и ячменя (Hordeum spontaneum C. Koch.), а также других
злаковых, плодовых и орехоплодных, например эгилопсов
(Aegilops), яблони и груши (Pyrus), вишни (Ccrasus), сли­
вы (Prunus), миндаля (Amigdalus), фисташки (Pistacea),
игравших важную роль в пищевом рационе 2. Именно в этих
14

районах характеризующихся богатым растительным потен­
циалом, происходил отбор разновидностей, обладающих на­
иболее ценными для человека качествами, в частности у
злаков, — жесткостержневой индивидуальностью, крупнозерностью и голозерностью. По-видимому, и первые посевы
производились уже этим отобранным зерновым материа­
лом, в результате чего последующие мутационные процес­
сы в условиях искусственного возделывания происходили
достаточно интенсивно. Как показывают новейшие архео­
логические данные, скорее всего, к эпохе мезолита, к VIII,
а возможно, еще и к IX тысячелетиям до н. э., следует
приурочивать начальный этап «неолитической революции»,
когда первичные примитивные формы земледелия сосуще­
ствуют с собирательством и оба направления хозяйствен­
ной деятельности нацелены на поиск наиболее эффектив­
ных средств получения достаточного объема растительной
пищи, необходимой для питания определенного кол­
лектива.
Комплексный анализ археологического и палеоботани­
ческого материала для таких памятников, как Мюрайбит,
Чейюню-тепеси, Хаджилар (слои, относимые к докерамическому неолиту) и др., дает очень интересный результат:
среди предметов материальной культуры уже встреча­
ются изделия и орудия труда, предназначенные для сбора
и переработки растительных продуктов, а среди палеобо­
танических находок фиксируются одновременно дикие и
доместицированные виды злаков и бобовых3. Например,
на поселении Мюрайбит (VIII тысячелетие до н. э.), не­
смотря на оседлость, найдены только дикорастущие виды:
пшеница однозернянка (Triticum baeoticum var. thaudar),
ячмень (Hordeum spontaneum C. Koch.), бобовые: чечеви­
ца (Lens nigricans L.), вика (Vicea ervilia L.), горох (Pisum sp.) и др. Для Чейюню-тепеси (V III—VII тысячеле­
тия до н. э.) уже констатировано сочетание дикорастущих
и доместицированных видов; здесь одновременно встрече­
ны дикие и культурные однозернянки (Triticum baeoticum
Boiss. и Triticum monococcum L.), дикие и культурные дву­
зернянки (Triticum dicoccoides Korn, и Triticum dicoccum
Schrank.), дикорастущий лен и различные бобовые. В докерамических слоях поселения Хаджилар (V III—VII тысяче­
летия до и. з.) и слоях фазы Бас Мордех поселения Али-Кош
(также V III—VII тысячелетия до и. э.) найдены: дикие
и одомашненные виды пшениц и, что особенно интересно
15

Рис. 2. Радиокарбонсвая хронология мезолитических и неолитиче­
ских комплексов на Юге СССР и Ближнем Востоке (по В. М. Мас­
сону, 1971; Т В. Кигурадзе, 1976 и J. Mellaart, 1975)
16

— совместное нахождение ячменей дикого (Hordeuin
spontaneum С. Koch.) и многорядного, голозерного
(Hordeum vulgare var. nudum ). Типично, что в тех случаях,
где среди макроостатков обнаружены зерна доместицированной пшеницы двузернянки, среди семян дикорастущих
видов всегда встречаются ее типичные засорители —дикий
овес (Avena sp.) и райграс (Lolium rigidum L.) 4. ПриведенБИБЛИОТЕКА
ТАИРОВА.Д.

17

ные примеры, несмотря на их малочисленность, тем не ме­
нее достаточно наглядны для иллюстрации первого этапа
в становлении земледелия аридной зоны, хотя они пока не
дают достаточных данных для определения его временных
параметров, по-разному оцениваемых разными исследова­
телями. Так, в своей книге «Происхождение земледелия»
С. А. Семенов растягивает этот период на 3—4 тыс. л ет5,
тогда как палеоботанический материал пока дает более
ограниченный диапазон, всего в 1,5—2 тыс.
Согласно широко распространенному мнению, зарож­
дение начальных форм земледелия было связано с горны­
ми районами, а точнее —с межгорными долинами, внутригорными плато и замкнутыми котловинами и лишь в от­
дельных случаях — с предгорьями. Такой точке зрения
полностью соответствует распространение как мезолити­
ческих памятников, так и первых оседлых поселений на­
чального этапа становления земледелия. Топография
отдельных поселков и небольших населенных районов
не оставляет сомнений в том, что первые посевы осуще­
ствлялись непосредственно близ мест поселений челове­
ка и были рассчитаны на естественные климатические
условия. Несмотря на примитивность, они требовали про­
ведения определенного комплекса мероприятий по выбо­
ру подходящего участка, подготовке почвы, определения
времени сева и уборки, поэтому с началом земледелия
неразрывно связано и появление первой агрономической
системы — неполивной, обычно называемой богарной6.
Эта система, являясь древнейшей, возникшей на самом
раннем этапе становления данной отрасли хозяйства,
несмотря на ряд модификаций, происшедших за тысяче­
летия своего существования, в самых разных вариантах
доживает до настоящего времени. Современные данные
показывают, что урожайность богарных посевов в арид­
ных районах находится в прямой зависимости от количе­
ства осадков, варьирующих в связи с особенностями
рельефа, высотой местности над уровнем моря и другими
причинами7 Не останавливаясь на дискуссионных вопро­
сах о приоритете доместикации растений или животных в
том или ином регионе, с полным основанием можно до­
пускать на рассматриваемом историческом этапе сущест­
вование сложного типа хозяйства, в который входили
простейшие формы земледелия и скотоводства, специали­
зированное собирательство и охота, а в отдельных случаях
18

и рыболовство. При этом важно отмстить, что собиратель­
ство, частично или полностью, утрачивает свое значение в
части присвоения злаковых и бобовых растений, но в пол­
ной мере сохраняет свою роль в добыче плодов, орехов и
овощей.
В связи с вышесказанным нежелательно употребле­
ние термина «система» к определению характера древне­
го хозяйства. Более правильно говорить о «типе хозяй­
ства», оговаривая роль земледелия, основанного на той
или иной агрономической системе или комплексе систем.
Уже в этот самый ранний период становления земле­
делия и скотоводства четко выделяются такие крупные
центры, как Южноанатолийский, Восточноанатолийский,
Восточносредиземноморский и Загроский, внутри кото­
рых можно локализовать отдельные субцентры, в извест­
ной степени определяемые степенью археологической
изученности той или иной территории. Южноанатолий­
ский, Восточноанатолийский и Загроский центры входят в
Переднеазиатский очаг Н. И. Вавилова, тогда как Восточ­
носредиземноморский относится к его Средиземномор­
скому очагу8. Н. И. Вавилов в пределах Переднеазиат­
ского очага выделял три важнейших центра формообразо­
вания культурных растений — Внутренняя Малая Азия,
Закавказье и Туркмено-Хорасанская провинция.
Южноанатолийский и Восточноанатолийский древне­
земледельческие центры непосредственно связаны с вы­
шеуказанным локусом Н. И. Вавилова во Внутренней Ма­
лой Азии, а с Закавказской и Туркмено-Хорасанской про­
винциями связана судьба Закавказского и Прикаспий­
ского центров. Эти центры, как и Месопотамский, имеют
более сложную и хуже изученную историю становления
производящей экономики. Новейшие археологические ис­
следования в настоящее время позволяют наметить на­
чальные этапы «неолитической революции» лишь в север­
ных районах междуречья Тигра и Евфрата, где пока еще
на очень ограниченных материалах удается зафиксиро­
вать древнейшую стадию становления неполивного зем­
леделия (Ум Даббагия, VII тысячелетие до и. э.) 9.
Закавказский центр среди всех центров оказывается
хронологически самым молодым. Древнейшая для аридных районов этой территории так называемая ШулавериШомутепинская культура большинством исследователей
до сих пор относилась лишь к эпохе энеолита — к V ты­
сячелетию до н. э .10 Тщательно проанализировав весь ар20

Таблица 1. Радиокарбоновия хронология поселений
Шулавери-Шомутепинской культуры (Т. В. Кигурадз \ 1976)
Памятник

Шулаверис-гора

Шому-тепе
Имирис-гора
Тойре-тепе
Кюль-теле
Храмис-Диди-гора

Слои и ступени Шу­
лавери-Шомутепин­
ской культуры

I — II ступени

III — IV ступени
IV ступень
Средний слой
Нижний слой
V ступень

Дата, г. до н. э.

3955 ± 30 (Т Б -15)
4360 ±130 (ЛЕ—1100)
4660 + 210 (ТБ—16)
(4678 ±55)
4759+80 (ЛЕ—1099)
5560 ±70 (ЛЕ—631)
4350± 120 (ТБ—19)
(4295)
3807 ± 9 0 (ЛЕ—447)
4570 + 70
(5550)

хеологический материал с шулавери-шомутепинских па­
мятников, их стратиграфию, а также абсолютные дати­
ровки (см. табл. 1) и, Т. В. Кигурадзе пересмотрел ранее
существовавшие взгляды на эту культуру и пришел к вы­
воду о возможности ее удревнения и синхронизации с
хассунской12.
Комплекс орудий труда, сопоставленный с палеоботани­
ческими и палеозоологическими материалами, позволяет
говорить о том, что шулавери-шомутепинские памятники
характеризуют экономику производящего типа. Особенно
четко это видно на ассортименте возделывавшихся куль­
турных растений, среди которых встречено большое коли­
чество доместицированных зерновых и бобовых13. Именно
столь разнообразный и богатый состав культурной
растительности V I—V тысячелетий до н. э., полно­
стью соответствуя природному потенциалу Закавказского
локуса Н. И. Вавилова, позволяет только на палеоэтноботанических материалах, не говоря уже о других фактах,
ставить вопрос о значительном удревнении начальных эта­
пов «неолитической революции» на рассматриваемой тер­
ритории. Я умышленно не останавливаюсь здесь на разбо­
ре палеоэтноботанических материалов из Закавказья и
Месопотамии, равно как и смежных районов Северо-За­
падного Ирана, что будет сделано в соответствующих раз­
делах. Важно обратить внимание на связь между Закав­
казьем, Восточноанатолийским и Месопотамским центра­
20

ми, прослеживаемую и в культурно-историческом, я в
цалеоэкономическом планах.
Прикаспийский центр в этой системе центровой и оча­
говой множественности занимает совершенно особое поло­
жение. Он входит в Переднеазиатский очаг II. И. Вавилова
и развивался на базе выделенной им Туркмено-Хорасан­
ской провинции. Вместе с тем в этом очаге он занимает пе­
риферийную позицию и практически располагается на сты­
ке между Переднеазиатским и Среднеазиатским, что нахо­
дит прямое отражение в специфике развития ранних форм
земледелия этого района. Удаленность Прикаспия от основ­
ных древнеземледельческих центров поставила его в не­
сколько изолированное культурно-историческое положе­
ние, так что параллели, прослеживаемые в развитии
отдельных компонентов материальногокомплекса, будь
то орудия труда или керамика, зачастую носят лишь
опосредствованный характер.
Материалы по Древнему Востоку, в том числе и новей­
шие достижения археологических исследований, рассмат­
риваются в специальной литературе последних лет под са­
мым разным углом зрения 14. Прикаспийский центр также
достаточно хорошо охарактеризован археологами, особен­
но в части анализа керамического материала 15, терракото­
вой пластики 16, орудий труда 17. Не обойден он вниманием
и в русле изучения становления производящей экономи­
ки 18, однако использование новых методов реконструкции
древнего хозяйства позволяет вновь вернуться к его ха­
рактеристике. Если на примере Южно-анатолийского, Вос­
точно-анатолийского, Восточносредиземноморского и Загроского центров можно было наметить начальную ступень
«неолитической революции», характеризующую первые
опыты людей в неполивном земледелии, то в Закавказ­
ском, Месопотамском и Прикаспийском центрах, как наи­
более ранняя, фиксируется следующая ступень перехода
от неполивного к поливному земледелию. Этот последова­
тельный этап «неолитической революции» отмечен широ­
ким расселением человеческих коллективов в предгорьях
и на подгорных равнинах, т. е. на стыке горных районов
и обширных аллювиальных низменностей. Здесь человек
еще сохранял прочную привязанность к богатой собира­
тельской базе и условиям, в которых было возможно
осуществление посевов по богаре и получение, хотя и не­
гарантированных, урожаев. Вместе с тем в этих районах
21

имелись все условия для применения простейших форм
искусственного полива и перехода к качественно иной,
гораздо более эффективной агрономической системе. Это
находит свое отражение в ряде специфических особенно­
стей: топографии поселений, характере орудий труда,
развитии керамического ремесла, находках оросительных
сооружений, почвах и особенно четко в составе возделы­
вавшихся растений (памятники Джейтуиской, Шулавери-Шомутепинской и Самаррской культур). Например, на
поселении Шога-Мами, расположенном у подножия Загроских гор, близ Мандали (VI тысячелетие до и. э.),
обнаружено три вида пшениц: однозернянка (Triticurn
monococcum L.), двузернянка
(Triticurn
dicoccum
Schrank.) и мягкая (Triticurn vulgare L.-Tr. aestivum L.),
ячмени пленчатые и голозерные, двурядные и многоряд­
ные, бобовые и лен и параллельно большое количество
зерен и плодов, несомненно явившихся объектом спе­
циализированного собирательства, среди которых дикая
однозернянка (Triticurn baeoticum Boiss), дикий ячмень
(Hordeum spontaneum С. Koch.), горох (Pisum sp.), ка­
персы (Capparis spinosa L.), фисташка (Pistacea atlantica L.) 19. Не менее интересные материалы получены для
памятников
Шулавери-Шомутепинской
культуры
Арухло 1 и 2, Имирис-гора и др. 20 Для этого этапа в раз­
витии земледелия характерно сочетание дикорастущих и
примитивных доместицированных видов с гибридными,
прошедшими длительный процесс видо- и формообразова­
ния (мягкая пшеница, голозерный многорядный ячмень).
Применение и сочетание на данном этапе «неолитической
революции» в развитии земледелия двух агрономических
систем повлекло за собой быстрое нарастание экономиче­
ской эффективности данной отрасли хозяйства и обусло­
вило переход к следующему, важнейшему, переломному
этапу в ходе развития производящей экономики. Послед­
ний характеризуется освоением обширных пространств
аллювиальных равнин, происходившим на основе только
ирригационного земледелия; практически полным отры­
вом больших групп населения от собирательской базы и
определенными социальными переустройствами перво­
бытного общества, обусловленными необходимостью ве­
дения общественных работ по сооружению и эксплуата­
ции оросительных систем 21. На этом этапе растения, доместицированные в пределах ареалов произрастания их
22

диких предков, были перенесены в иные экологические
условия и дальнейшие мутационные и формообразова­
тельные процессы происходили уже в иной среде, под
влиянием возделывания их при искусственном поливе.
Кратко охарактеризованные выше три основные сту­
пени, намечаемые в развитии земледелия, в известной ме­
ре отражают этапность «неолитической революции», о ко­
торой в свое время писал Г. Чайлд 22. Даже без разбора
важнейших вех развития другой производящей отрасли
хозяйства, какой является скотоводство, на данном ма­
териале, естественно типичном только для рассматривае­
мых аридных областей, можно убедиться в правомочности
применения термина «революция» к происшедшим изме­
нениям в области палеоэкономики 23. Длительность этого
революционного скачка может быть различной на разных
территориях, а в разных центрах возможно различное по
времени сосуществование этих этапов, отнюдь не отрицаю­
щее общей последовательности их развития.
Детально разбирая вопрос о «неолитической револю­
ции», В. М. Массон выделил три ее древнейшие модели, из
которых первая имеет прямое отношение к исследуемой
нами территории. Она «характеризуется сложением зем­
ледельческо-скотоводческого хозяйства на базе высокораз­
витой экономики охотников-собирателей. Представлена
двумя основными вариантами — преимущественно земле­
дельческим и преимущественно скотоводческим» 24.
ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
ПРИКАСПИЙСКОГО ЦЕНТРА

Географическое положение Прикаспийского центра опре­
деляется достаточно четко. В него входят: Южный Турк­
менистан от берегов Каспия на западе до долины и субаэралыюй дельты р. Мургаб на востоке, а также часть Се­
верного Ирана, включающая хребет Эльбрус с его
северными предгорьями, Горгано-Атрекскую низменность
и частично Восточный Хорасан (?). К сожалению, юговосточные границы центра пока приходится наметить лишь
условно из-за слабой археологической изученности рассмат­
риваемой территории. В дальнейшем изложении области
Южного Туркменистана и Северного Ирана, несмотря на
их природную близость, характеризуются отдельно.
Южный Туркменистан. Южную границу Туркмениста­
на

на образует хребет Копет-Даг, являющийся северными от­
рогами Туркмено-Хорасанских гор. Общее направление
Копетдагских гор —северо-западное, но в отношении
рельефа они далеко не однородны. Центральная часть,
приблизительно на участке Бахарден-Артык, наиболее вы­
сокая (отдельные хребты достигают 2500 м и выше), состо­
ит из трех продольных горных цепей, разделенных меж­
горными долинами и котловинами. К западу хребет стано­
вится ниже, расширяется и подходит к Прикаспийским
равнинам Западной Туркмении. Направление горных
хребтов и межгорных долин в этой части различно, они
простираются как с востока на запад, т. е. в широтном на­
правлении, так и с северо-северо-востока на юго-юго-запад.
Долина Сумбара прорезает Западный Копет-Даг в юго­
юго-восточном направлении.
На участке Искандер — Казанджик северный хребет
носит название Кюрен-Даг, который далее на северо-запад
переходит в пустынный хребет Малого Балхана, имеющий
юго-восточное направление, затем горы Большого Балхана
и возвышенности по северному берегу Балханского зали­
ва, заканчивающиеся на Красноводском полуострове.
В восточном направлении Копетдагский хребет также
снижается и образует невысокую горную гряду, ориенти­
рованную в том же северо-западном направлении, которая,
доходя до р. Теджен, уходит в пределы Афганистана.
Горы Копет-Дага сложены в основном меловыми, а по
северной и западной окраинам — третичными (палеогено­
выми и неогеновыми) толщами, сильно денудированными
и расчлененными вследствие интенсивных эрозионных
процессов. Именно эти факторы при почти полном отсутст­
вии растительного покрова придают хребту, а также мас­
сиву гор расширенной западной части четкие скульптур-'
ные формы, которые резко контрастируют с прилегающи­
ми равнинами. Северный склон Копет-Дага на всем протя­
жении расчленен глубокими поперечными долинами
небольших горных речек и временных селевых потоков,
которые часто проходят по линиям сбросов.
Вдоль подножия северного хребта по продольной линии
тектонического разлома имеются многочисленные выходы
источников довольно теплой воды, концентрирующейся в
нижнемеловых известняках. Эти же источники питают си­
стемы кяризов, являющихся дополнительным резервом
питьевой воды и воды для орошения.
24

Между северным хребтом и южной кромкой песков
Каракум расположена так называемая Северная подгор­
ная равнина, представляющая собой слабопокатую от гор
к пустыне полосу плоского рельефа шириной от 20 до
10 км, протянувшуюся от Кзыл-Арвата до Душака. Общий
уклон поверхности составляет 3—4°, а за железной доро­
гой, пересекающей подгорную зону почти посередине, рав­
нина становится почти плоской. Однообразие рельефа
здесь нарушается врезанными долинами стекающих с гор
речек, имеющих веерообразные бессточные дельты, отде­
льные протоки которых доходят почти до кромки песков.
Наиболее крупные речки, такие, как Душак, Дейча, Чарлык, Арчиньян-Су, Лаин-Су и др., имеют долины с хоро­
шо выраженным комплексом террас и значительными по
площади конусами выноса 25.
Весьма характерно, что южные песчаные массивы
Каракумской пустыни представляют собой гряды, идущие
перпендикулярно по отношению к Копет-Дагу и рассмат­
риваются некоторыми исследователями как результат дея­
тельности водных потоков, которые в плювиальные эпохи
заходили далеко в глубь пустыни и старые русла которых
сохранились в виде межгрядовых понижений 26.
Сложена подгорная равнина в основном делювиальны­
ми и аллювиально-пролювиальными отложениями большой
мощности с преобладанием лессов и галечников, в резуль­
тате чего ее называют подгорной лессово-галечной равни­
ной 27.
Юго-Западная Туркмения в отличие от подгорной зоны
характеризуется комплексом разнообразных по природным
условиям обширных низменностей, заключенных между
берегом Каспийского моря на западе, горами Большой и
Малый Балхан на севере, отрогами Копет-Дага на востоке
и долиной Атрека на юге. В целом это совершенно плос­
кая, слегка наклоненная в сторону моря равнина со значи­
тельными массивами песков. Сложена она в основном тре­
тичными и четвертичными морскими отложениями, а в во­
сточной части, близ гор,— аллювиально-пролювиальными
осадками, характерными для подгорных шлейфов.
Прикаспийская низменность неоднократно подверга­
лась затоплению водами моря, и следы этих трансгрессий
встречаются повсюду в виде древних береговых уровней,
террас и береговых валов. Колебания Каспия нашли свое
отражение и в развитии речных террас Атрека и Сумбара,
25

уровень которых испытывал синхронные понижения и по­
вышения. Основные элементы геоморфологического строе­
ния этой территории, и в частности ее восточной части,
называемой Мешед-Мисрианской и Чатской равнинами,
были созданы во второй половине четвертичного периода,
в эпоху Верхнекаспийской или Хвалынской трансгрес­
сии 28.
Мешед-Мисрианская и продолжающая ее на восток
Чатская равнина могут быть охарактеризованы как аллю­
виальные низменности, представлявшие собой в прошлом
две разновозрастные дельты Сумбара и Атрека, формиро­
вавшиеся в эпоху максимальной хвалынской трансгрессии
Каспия и ее регрессии 29 Па месте Чатской равнины была
выделена высокая древняя Атрскско-Сумбарская дельта,
которая, являясь продолжением раннехвалынской террасы
Сумбара, сливается с ней близ пос. Шарлаук. Ее формиро­
вание относится к периоду максимального стояния ранне­
хвалынской трансгрессии Каспия.
Ниже, в северо-западном направлении, простирается
Мисрианская дельта Атрека, поверхность которой снижа­
ется на северо-запад и запад. Формирование ее происходи­
ло уже во время отступания раннехвалынского моря. Обе
эти дельтовые равнины в рельефе практически неотделимы
друг от друга и представляют единую, слабонаклонную в
западном и северо-западном направлениях поверхность.
Восточная часть южного Туркменистана охватывает
территорию от ст. Душак на западе, которая на севере ог­
раничена кромкой песков Каракум, на востоке р. Мургаб,
а на юге государственной границей с Афганистаном.
Самый западный здесь район — сел. Меана-Чаача —
примыкает к восточному Копет-Дагу, точнее, к его юговосточным отрогам, носящим название Шор-Даг. Он оро­
шается двумя речками — Акмазар (Меана-Сай) и Чаача
(Чаача-Сай), которые образуют обширные конусы выносов
с отдельными протоками, близко подходящими к долине
р. Теджен.
Река Теджен имеет хорошо выраженную долину с дву­
мя субаэральными дельтами. Верхняя дельта расположе­
на у г. Серахс (Серахский оазис), далее к северу, пройдя
по территории Туркмении, Теджен заканчивается нижней
дельтой (Тедженский оазис). Нижиетедженская дельта
представляет собой обширный конус выноса, обращенный
основанием на северо-запад.
26

Южная часть Теджен-Мургабского междуречья заня­
та холмогорьем Бадхыз, представляющим собой серию
пологих увалов (баиров), понижения между которыми
заняты такырами, солончаками и соляными озерами. Се­
верная часть междуречья — это совершенно плоская, на­
клоненная на северо-запад такырная равнина, осложнен­
ная преимущественно мелкобугристыми и грядовыми
песками сравнительно недавнего происхождения. Запад­
ная — сложена исключительно древнеаллювиальными от­
ложениями р. Теджен, наносами ее субаэральной дельты,
а выше по течению, с западной стороны, к ним добавля­
ются пролювиально-делювиальные наносы Копетдагских гор 30
В восточной части междуречья распространены аллю­
виальные осадки р. Мургаб, долина и дельта которой в
общих чертах повторяют строение долины и дельты
р. Теджен 31.
Климат Туркмении резко континентальный. Среднего­
довые температуры колеблются в пределах 15,5—16,5°
Самый теплый месяц — июль, средняя июльская темпера­
тура 30°, самый холодный — январь. Равнины Туркмении
лишь с юга защищены горами, к северу же они открыты
для потоков холодного воздуха. Поэтому в целом даже
южные районы рассматриваемой территории в зимние
месяцы года оказываются значительно холоднее, чем со­
предельные районы Ирана и Афганистана, которые защи­
щены от холодных вторжений с севера. С запада в Юж­
ную и особенно Юго-Западную Туркмению через южную
часть Каспия проникают циклоны и антициклоны, прино­
сящие сильные юго-восточные ветры, часто сопровож­
дающиеся пыльными бурями. Вегетационный период
длится с апреля по октябрь включительно, и на весь этот
отрезок времени здесь приходится всего 7—9 дней со сре­
днегодовой температурой ниже 10° 32.
Влажность воздуха чрезвычайно низка, только в оази­
сах с их поливным земледелием она резко возрастает. Ко­
личество осадков на равнинах не превышает 250 мм, не­
сколько выше оно в горах, но в целом северные склоны
Копет-Дага получают очень низкую норму увлажнения.
В предгорьях она достигает 350 — 450 мм, что допускает
возможность богарного земледелия. По мнению К. В. Кувшиновой, «распространение богары на малых высотах
ограничивается степенью увлажнения территории, а на
27

больших выоотах-ресурсами тепла»33. Грубо проведенная
граница между богарным и орошаемым земледелием про­
ходит по изогнете 300 мм.
На несколько особом положении находятся межгор­
ные долины Западного Копет-Дага, открытые к Каспий­
скому морю, которые получают дополнительные влажные
муссонные ветры, обеспечивающие бурный рост субтропи­
ческой растительности, в частности в долине р. Сумбара.
Климат оазисов на юге Туркмении, как и в других
районах Средней Азии, существенно отличается от кли­
мата окружающих пустынь. Здесь благодаря обилию кана­
лов, арыков и древесных насаждений влажность воздуха
значительно выше, средние температуры ниже, а сила вет­
ра и его иссушающее влияние меньше. В летние месяцы
тепловые различия оазисов и пустынь достигают 3,1°. Оро­
шение смягчает сезонные контрасты климата и несколько
удлиняет безморозный период. Посевы, сады и огороды
здесь, по Л. С. Бергу34, получают в течение вегетацион­
ного периода количество влаги, соответствующее 00 400—
600 мм.
Растительность Северной подгорной равнины КопетДага чрезвычайно бедна.
Б. А. Федченко в своем районировании выделяет эту
область как самостоятельный ботанико-географический
район, называемый подгорной равниной Среднего КопетДага (V III), который примыкает непосредственно к гор­
ному району Среднего и Восточного Копет-Дага (III) 35.
Крупнейший специалист по растительности Средней Азии
Е. П. Коровин рассматривает подгорную равнину как
часть Туранской пустынной провинции, а северные скло­
ны Копет-Дага и область его предгорий — как Копет-Дагский район Туркмено-Иранской ботанической провин­
ции36. Более детальное геоботаническое районирование
Туркмении проведено М. П. Петровым 37 Центральный
Копет-Даг, восточный Копет-Даг и Северная подгорная
зона Копет-Дага выделены им в самостоятельные геоботанические округи Ирано-Афганской провинции Иранской
горной подобласти.
Для всего этого района характерна солонцеватость
почв, весьма различная на отдельных участках, что не
может не наложить определенного отпечатка на характер
растительности и создает известное разнообразие расти­
тельных ассоциаций.
28

Собственно, для подгорной равнины характерны степ­
ные ассоциации с Роа bulbosa u Сагех stenophylla как
главными эдификаторами, а в солонцеватых сообществах
постоянно присутствуют солянки-тетыр, кеурек (Salsola
gemascens u S. regida) и некоторые другие галофиты.
Подгорная зона постепенно переходит в область пред­
горий, а затем и гор, которые на отдельных участках под­
нимаются до высоты 2800 м (2836 м — наивысшая точка
Северного Копет-Дага). На северных склонах распреде­
ление растительности и почв находится в строгой зависи­
мости от вертикальной климатической поясности, но при
этом также большое значение имеет характер горных по­
род и экспозиция склонов 38.
В настоящее время северные склоны Копет-Дага поч­
ти совершенно безлесны, хотя полное уничтожение здесь
лесов — явление сравнительно недавнее и в большой мере
связано с антропогенной деятельностью. Древесная рас­
тительность представлена арчей-можжевельником турк­
менским (Juniperus turcomanica).
Арчевники как лесная формация в настоящее время
сохранились только в Западном Копет-Даге и в Больших
Балханах. Отдельные экземпляры встречаются в других
районах и даже на таких невысоких хребтах, как КюренДаг и Малые Балханы39. Настоящие арчевники представ­
лены двумя формациями — полынно-эфемеровой (J. turcomanici artemisetum) и трагакантовой (J. turcomanici
tragacanthum ). В зарослях арча вырастает до размеров
крупного дерева, но в зависимости от экспозиции и кру­
тизны склонов может образовывать кустарниковые и стелящиеся формы.
Уничтожение арчи человеком способствует, по мне­
нию Е. П. Коровина и других авторов, развитию степной
растительности и процессу остепнения горных склонов,
я именно этот процесс развития типчаковых степей пре­
пятствует семенному возобновлению арчи. Повсеместно
на открытых склонах наблюдается отмирание всходов
арчи из-за сильного иссушения почвы, происходящего в
значительной мере при участии типчака.
Арча как лесообразующая порода выдвинулась на
одно из первых мест в плейстоценовую эпоху, когда уси­
ление континентальное™ климата привело к сокращению
Широколиственных лесов и способствовало ее биологиче­
скому прогрессу. Однако и лиственные леса играют в рас­
29

тительном покрове гор немаловажное значение. В горах
Копет-Дага они чрезвычайно богаты по составу видов,
многообразию формаций и приурочены в основном к меж­
горным долинам и ущельям, но кое-где отмечены и как
поясная растительность. Для последней можно выделить
леса, где лесообразующей породой является грецкий орех
(Juglans regia) с примесыо большого количества плодо­
вых растений, клена и тополя.
Листопадная флора Копет-Дага богата обилием диких
плодовых и орехоплодных видов. В их составе — грецкий
орех, дикая яблоня, дикая груша, алыча, айва, боярка
крупноплодная, виноград, кустарники: ежевика, барба­
рис, кизильник, миндали и фисташка40. Только КопетДагу свойственны такие виды, как Juglans regia var. turcomanica, Amigdalis scoparia, A. vavilovii, Pyrus boissicriana, Mespilus germanica, Vitis silvestris, Prunus microcarpa.
По данным M. Г. Попова, II. И. Вавилова и других
исследователей, плодовые растения этой области пред­
ставляют исключительный интерес для изучения проис­
хождения ряда культурных видов.
В целом флора Копет-Дага в своем составе обнаружи­
вает идентичность с флорой Туркмено-Хорасанских гор
Северного Ирана.
На подгорной равнине Копет-Дага древесная расти­
тельность развита только в оазисах и кое-где в долинах
горных речек. Она представлена характерными для юга
Средней Азии тугайными лесами из тополя — туранги
(Populus euphratica, Р. pruinosa u Р. diversifolia) с при­
месью клена, ивы, карагача, ясеня, а также тамарик­
сов (Tamarix Kotschy и его разновидность Т. rosea Litw.),
мимозы, колючего лициума, лоха, чингиля и др.
Территорию Юго-Западной Туркмении Е. П. Коровин
рассматривает как Прикаспийский, или Мессерианский,
округ Туранской пустынной провинции41. Пестрота по­
чвенного покрова (см. с. 106) наложила свой отпечаток на
растительный покров этого региона. Участки солончаков,
покрытые редкими кустами солянок (Salsola dendroides,
Salsola rigida, Kalidium caspicum, Halocnemum strobilaceum и др.), чередуются с открытыми площадями водо­
рослевых и лишайниковых такыров. По мере повышения
территории к горам Западного Копет-Дага на участках,
где развиты типичные пустынные сероземы, широко рас-

30

пространепы мятликово-осочковые формации, эдификатором которых является Роа bulbosa.
На низкогорьях западных отрогов гор их замещают
полынно-эфемеровые ассоциации. На песчаных массивах
развивается растительность, состоящая из однолетних
псаммофитов. Тугайная древесная и кустарничковая
флора, представленная тополем, кленом, вязом, ясенем и
тамариксом, приурочена к отдельным участкам долины и
дельты р. Атрек и встречается по берегам оросительных
каналов.
Долины и дельты Теджена и Мургаба как геоботанические единицы Е. П. Коровин выделяет в Мургаб-Теджеиский район Каракумского округа Туранской пустын­
ной провинции42, Б. А. Федченко — как интразоиальные
районы (долины Теджена и Мургаба) 4\ По М. П. Петрову,
древние и современные долины и дельты рек Теджена и
Мургаба входят в Каракумскую провинцию Среднеазиат­
ской равнинной подобласти44. Как бы ни называли разные
исследователи эти районы, по своей ботанико-географиче­
ской характеристике, они имеют ряд специфических черт
и должны рассматриваться отдельно от других облас­
тей.
В настоящее время вдоль современной долины Тед­
жена и Мургаба и по крупным протокам их субаэральных дельт узкой полоской протянулись тугайные
леса, состоящие из тополя с примесью клена, ивы, вяза,
тамариксов, мимозы и др. Распределение растительности
в долинах основного русла, как правило, следующее:
непосредственно близ водотоков, в наиболее пониженных
местах, встречаются растения, не боящиеся глубокого за­
иливания в периоды весенних паводков. К ним следует от­
нести богатую водную растительность, среди которой
господствующая роль принадлежит тростнику Phragmites communis Trin, а также тамариксам, образующим
густые заросли, и сопутствующим им растениям.
Тополь — туранга занимает более высокие участки
долин; это наиболее ценное растение тугаев, и, хотя его
древесина не отличается высокими техническими качест­
вами, она несомненно являлась раньше, как и сейчас, ос­
новным строительным и топливным материалом пустын­
ных районов.
Тугайная флора долин Теджена и Мургаба практиче­
ски ничем не отличается от тугаев других районов; здесь
81

можно отметить лишь отсутствие ясеня, который изредка
встречается в более западных областях.
Прилегающие к долинам рек и протокам их субаэральных дельт равнинные затакыренные и песчаные
участки покрыты ксерофитными ассоциациями.
Типичными почвами подгорной зоны Копет-Дага яв­
ляются пустынные типичные и светлые сероземы45. От­
личительными признаками этих почв принято считать:
незначительное содержание гумуса, отсутствие четко вы­
раженного перегнойно-аккумулятивного горизонта и вы­
сокий процент солей кальция.
Типичные сероземы, составляя первое звено верти­
кальной зональности почв, занимают узкую полосу вдоль
всего Копет-Дага. Их интенсивное сельскохозяйственное
использование сдерживается в большинстве случаев из-за
недостатка оросительной воды. На орошаемых светлых и
такыровидных сероземах подгорной равнины выращива­
ют виноград, плодовые, огородно-бахчевые, зерновые и
кормовые культуры, а также хлопчатник. Кроме того, в
подгорной зоне широко распространены и другие почвен­
ные типы; это прежде всего почвы такырного ряда (та­
кыровидные и такыры), которые развиваются на тонких
аллювиальных и пролювиальных наносах. И. П. Гераси­
мов отмечает, что для них характерно ничтожное содер­
жание гумуса, более или менее равномерное распределе­
ние карбонатов по всей почвенной толще (иногда отме­
чается увеличение их количества книзу) и общее засоле­
ние, возрастающее с глубиной.
Такыровидные почвы своим названием обязаны неко­
торому морфологическому сходству с такырами, выража­
ющемуся в наличци более или менее ясно выраженной
корки, подкоркового уплотненного горизонта, трещино­
ватости и оголенных пятен с поверхности. Почвоведы Уз­
бекистана в принятой ими классификации именуют такы­
ровидные почвы «такырными», чтобы подчеркнуть их ге­
нетическую близость к такырам46. Другие почвоведы
предпочитают наименование «такыровидные», чтобы от­
тенить лишь отмеченное выше сходство.
Такыровидные почвы широко распространены на
древнедельтовых равпинах Мургаба, Теджена, Атрека и
Сумбара, а также в Меджен-Мургабском междуречье.
Они образуют сложный комплекс с такырами и солонча­
ками и в основном приурочены к равнинным поверхно­
32

стям со слабо выраженным микрорельефом. Отличитель­
ной особенностью почвенного покрова восточных райо­
нов Южного Туркменистана является именно его комплек­
сность и большая пестрота, обусловленная их генезисом,
механическим составом, степенью засоления и производи­
тельными способностями.
В разных геоморфологических условиях такыровид­
ные почвы несколько отличаются друг от друга как по
мощности, так и по степени засоления. На подгорной рав­
нине они средне- и сильнозасоленные почти с поверхно­
сти, на дельтовых равнинах — в основном среднезасолен­
ные, но встречаются и другие разновидности. Очень важ­
ную категорию составляют оазисные, культурно-полив­
ные, или орошаемые, почвы. Е. П. Коровин рассматривает
современные оазисы Средней Азии как «земли, отнятые
от пустыни ирригацией» 47, существующие благодаря не­
прерывной деятельности человека. В оазисах Средней
Азии как следствие интенсивной агрикультуры формиру­
ются совершенно особые почвы, выделяемые в самостоя­
тельный генетический тип (подробно см. с. 105). Эти поч­
вы различными по площади участками встречаются на
подгорной равнине Копет-Дага, в долинах Мургаба, Теджена и Атрека. Здесь естественный процесс развития се­
роземов или почв такырного ряда нарушается благодаря
обработке верхних горизонтов, усиленному поливу и дре­
нажу почвенной толщи. Неправильный полив и избыток
поливной воды нередко ведут к засолению, вызывая солон­
чаковые процессы; в то же время непрерывный полив с
правильным режимом на возделываемых участках приво­
дит к их рассолению. Поэтому исследователи указывают,
что оазисные почвы могут быть весьма разнообразно засо­
лены и дают в этом отношении довольно пестрый ком­
плекс. После прекращения полива и обработки в них по­
степенно восстанавливаются характерные черты пустын­
ных почв48.
Отмеченные выше для Южной Туркмении основные
особенности строения ее поверхности, климата, расти­
тельности и почв находят много общего в сопредельных
районах Северного Ирана, которые во избежание повто­
рений могут быть охарактеризованы лишь очень бегло.
Северный Иран. Часть Северного Ирана, включенная
в Прикаспийский центр, охватывает прежде всего область
Южного Прикаспия, представляющего собой узкую поло2 Г. Н. Лисицына

33

су земли, заключенную между самым крупным горным
хребтом Ирана — Эльбурсом (наивысшая точка — гора
Демавенд — 5604 м) и берегом моря. Эта территория, так
же как северные склоны и горные долины Эльбурса, от­
личается от других районов влажным, субтропическим
климатом с мягкими зимами, достаточным количеством
осадков (более 500 мм) и солнечного тепла. Сочетание
исключительно благоприятных климатических условий с
плодородными аллювиальными почвами и густой речной
сетью, воды которой без больших трудностей могут быть
использованы для орошения, создают здесь все условия
для интенсивного развития земледелия и выращивания
целого ряда самых разнообразных культур. По горным
склонам и в предгорьях практикуется неорошаемое, бо­
гарное земледелие, специализирующееся на выращивании
зерновых — пшеницы и ячменя. На приморской равнине
широко применяется искусственный полив, особенно для
возделывания таких влаголюбивых растений, как рис,
хлопчатник, разнообразные плодовые, в частности ци­
трусовые, и др . 49
Восточная, значительно более низкая часть Эльбурса
входит уже в область сухих субтропиков; горы на этом
участке по высоте, строению и внешнему облику сходны
с Копет-Дагом. Они ограничивают с юга обширную Горгано-Атрекскую низменность, у их подножия протягивается
узкая подгорная равнина, прорезанная долинами неболь­
ших рек—левых притоков Горгана. Здесь расположены
многочисленные, различные по площади оазисы, земле­
делие в которых базируется исключительно на искусст­
венном орошении. Междуречье Горгана и Атрека силь­
но заболочено, почвы имеют высокую степень засоления
и по существу не пригодны для сельскохозяйственного
использования.
Восточную часть Северного Ирана составляет массив
Туркмено-Хорасанских гор (Иранский Хорасан) с мно­
гочисленными межгорными долинами, исключительно
богатыми растительными ресурсами (см. с. 30). В этих
районах наряду с орошаемым земледелием в наиболее
крупных долинах широко практикуются посевы по бога­
ре, преимущественно зерновых культур.
В целом районы Северного Ирана, за исключением
Горганской низменности, предгорий и склонов СевероВосточного Эльбурса, находятся в более благоприятных

84

условиях, поскольку они изолированы от поступления ос­
новных масс холодного воздуха с севера и иссушающего
действия Каракумов.
ИСТОРИЯ ЗАСЕЛЕНИЯ
ПРИКАСПИЙСКОГО ЦЕНТРА
В VIII - I ТЫСЯЧЕЛЕТИЯХ ДО Н. Э.

Памятники специализированного собирательства и охоты
(мезолит) в Прикаспийском центре. В Юго-Восточном
Прикаспии имеется лишь несколько хорошо изученных
памятников эпохи специализированного собирательства и
охоты — это пещеры Джебел, Кайлю, Дам-Дам-Чешме
в Туркмении, Хоту и Гари-Камарбанд (Belt Cave) в Се­
верном Иране. Кроме них, известно довольно много от­
дельных местонахождений мезолитического времени в
Прибалханье и на Красноводском полуострове, наиболее
крупные из них Кызыл-Лай и Куба-Сенгир 50. В послед­
нее время появляются многочисленные указания геологов
и археологов на находки предметов мезолитического об­
лика в ряде районов Каракумской пустыни, но эти дан­
ные, к сожалению, пока не опубликованы. Наиболее из­
вестный памятник этого времени — пещера Джебел — на­
ходится в западных отрогах хребта Большой Балхан.
В течение долгого времени, с мезолита до эпохи бронзы
пещера служила временным убежищем для кочевых пле­
мен. Нижние культурные слои Джебела (4, 5, 6 , 7 и 8 ) от­
носятся к мезолиту и неолиту, тогда как верхние ( 1, 2
и 3) — к бронзовому веку.
Богатый материальный комплекс мезолитических сло­
ев представлен исключительно каменными и кремневыми
поделками, среди которых обнаружены лишь одиночные
экземпляры скребков, которые могли являться вкладыша­
ми составных орудий, предназначенных для сбора травя­
нистых растений. К сожалению, никаких прямых указа­
ний, свидетельствующих о собирательстве, нет, так как
определения палеоботанических остатков были сделаны
только для верхних слоев. Исследования костей млекопи­
тающих, проведенные В. И. Цалкиным, показали, что ос­
новным объектом охоты в этом районе на протяжении
Длительного времени были джейран, овцы-козы (по име­
ющимся материалам нельзя определить, к каким видам —35
2*

35

домашним или диким — принадлежат кости), бык и ку­
лан. Из хищников обнаружены только кости лисицы и
дикой кошки. Аналогичные материалы получены и К. Ку­
ном для пещер Хоту и Гари-Камарбанд. Все эти живот­
ные типичны для аридных условий Прикаспия; среди
них не обнаруживается ни одного вида, который бы ука­
зывал на существование в этой области в VIII, VII тыся­
челетиях до н. э. иного климата.
Интересными являются находки костей рыб (опреде­
ление В. Д. Лебедева), принадлежавших карповым и осе­
тровым, которые, по-видимому, водились в Узбое, пред­
ставлявшем в то время постоянно действующий речной
водоток51. Кроме того, заслуживают внимания определе­
ния рептилий, среди которых найдены остатки ящерки
прыткой (Lacerta agilis), по мнению определившего ее
П. С. Динесмана, косвенно свидетельствующие о более
мезофильной и гигрофильной флоре района Джебела в
период отложения ранних слоев пещеры.
Почти аналогичные данные получены для грота Кай­
лю, расположенного на Красноводском полуострове,
и пещеры Дам-Дам-Чешме в восточных отрогах Большо­
го Балхана.
На южном берегу Каспия, в пределах Северного Ира­
на, пещера Гари-Камарбанд, как и грот Джебел, служила
убежищем для охотников также в течение довольно дли­
тельного отрезка времени: начиная с раннего мезолита
до эпохи бронзы.
Находки в слоях позднего мезолита большого количе­
ства костей молодых особей овцы, по мнению К. Куна,
знаменуют переход к скотоводству по крайней мере уже в
VII тысячелетии до н. э. О собирательстве и для этого па­
мятника прямых свидетельств нет.
Идентичные материалы известны для расположенной
рядом пещеры Хоту; некоторые различия в кремневой
индустрии этих двух памятников не имеют прямого отно­
шения к теме настоящей работы.
Исходя из имеющихся археологических материалов,
можно считать, что районы Прикаспия были населены
кочевыми племенами охотников, постоянно передви­
гавшихся с места на место в поисках пищи. Их орудий­
ный комплекс, нацеленный на всестороннее освоение при­
родных ресурсов, представляет завершающую стадию
расцвета пластинчатой вкладышевой индустрии.
36

К. Кун, изучавший пещерные стоянки Северного Ираga, приходит к заключению, что земли, расположенные
между Эльбурсом и Южным берегом Каспия, с их плодо­
родными почвами, достаточно высоким среднегодовым ко­
личеством осадков, редкими морозами и снегом, обилием
плодовых растений (см. с. 34), животных и рыб, должны
были представлять весьма благоприятные условия для
поселения здесь людей и зарождения земледелия. Это же
самое писал в 20-х годах Д. Д. Букинич52. Он считал,
что первые земледельцы должны были селиться в богатых
растительной пищей и особенно злаками горных доли­
нах Туркмено-Хорасанских гор. Однако высказывания
Д. Д. Букинича и К. Куна пока не нашли своего фактиче­
ского подтверждения.
В настоящий момент мы располагаем для данного
района только сравнительно небольшим и в целом доволь­
но отрывочным археологическим материалом и ничтож­
ными данными для реконструкции природной среды эпо­
хи мезолита в виде фаунистических остатков, которые
полностью соответствуют аридному климату современно­
го Прикаспия. Иной, по-видимому, была лишь обводнен­
ность этой территории, связанная с морскими трансгрес­
сиями и функционированием Узбоя, что блогоприятствовало сосредоточению человеческих коллективов в этих
районах.
Неолитическая культура Южного Туркменистана. Па­
мятники эпохи неолита Южного Туркменистана отличны
от мезолитических местонахождений Юго-Восточного
Прикаспия. Это оседлые поселения, сосредоточенные
исключительно на северной подгорной равнине КопетДага, на территории от г. Кзыл-Арват на западе до сел.
Чаача на востоке (рис. 3). По наиболее полно изученному
поселению Джейтун древнейшая оседлая неолитическая
культура Южного Туркменистана получила название
ДЖейтунской53 и отнесена к VI тысячелетию до н. э .54.
Памятники неолита представляют собой руины не­
больших по площади поселков, по-видимому являвшихся
местом обитания одного родового коллектива и состояв­
ших из отдельных однокомнатных домов с хозяйственны­
ми пристройками и дворами, разделенных между собой
Узкими улочками. Стены домов были сложены из сырцо­
вых кирпичей неправильной формы, так называемых бу­
лок, и поселок состоял из двух-трех десятков домов.
37

s

Рис. 4. Орудия труда с древнеземледельческих памятников Южной
Туркмении и Закавказья
1 — джейтунский

жатвенный нож
с прямой костяной основой;
2 — реконструкция
джейтунского
жатвенного ножа;
3 — кремневые вкладыши к состав­
ным жатвенным орудиям из
Южной Туркмении;
4 — изогнутый жатвенный серп из
Закавказья

38

5 — прямая костяная основа жат­

венного ножа из Закавказья;
■6 — каменная мотыга с Чакмаклы-

депе;
7 , 8 — роговые

мотыги из Закав­
казья
(Шулавери-Шомутепинская культура);
9 — роговая «соха» (рало) из Квацхелеби (Закавказье)

Среди найденных при раскопках предметов быта об­
ращает на себя внимание обильный кремневый инвен­
тарь. Исследования кремня трасологическим методом,
проведенные Г. Ф. Коробковой55, свидетельствуют о ши­
роком использовании вкладышевых орудий, в том числе
жатвенных ножей или серпов. Вкладыши серпов по коли­
честву занимают первое место среди найденных орудий
труда, составляя 34,25% 56. На Чопан-депе найдена пря­
мая костяная рукоятка от одного такого жатвенного но­
тка (рис. 4, 1 ). Можно также допускать, что подобные ору­
дия делались не только из кости, но и из дерева, которое в
условиях сухого климата Средней Азии сохранялось, ви­
димо, очень недолго. Кроме кремневых вкладышей, отме­
чены скобели, использовавшиеся для обтачивания раз­
личных деревянных предметов, сверла для проделывания
отверстий в камне и керамике, ножи, развертки, пилки,
скребки, проколки, шилья и т. д. Среди каменных ору­
дий — зернотерки, ступки, песты и куранты. Обилен кос­
тяной инвентарь (иглы, проколки): в частности, джейтунской культуре присущи скоблящие орудия, сделанные из
лопаток животных, для обработки ш кур57. Характерно
наличие расписной и нерасписной керамики 58.
Аналогии джейтунским памятникам в последнее вре­
мя удается проследить и на сопредельных территориях
Северного Ирана 59.
Еще Т. Арне отмечал большое количество древних па­
мятников в Горганской долине60, однако большинство из
них до сих пор остались неисследованными. Как предпо­
лагает В. И. Сарианиди, среди них вполне возможны на­
ходки поселений джейтунского времени61. Совсем недавно
Ж. Дейе при изучении нижних горизонтов Тюренг-тепе
был выделен так называемый комплекс Тюренг I с харак­
терной для джейтунского времени керамикой с росписью
волнистыми струйчатыми линиями62. К сожалению, эти
нижние слои не вскрывались и анализ керамики в его
сопоставлении с джейтунскими комплексами дан на весь­
ма фрагментарном материале. Тем не менее принадлеж­
ность его к кругу неолитической культуры северных пред­
горий Копет-Дага в настоящий момент не вызывает сом­
нений у исследователей.
Не меньший интерес представляет поселение Ярим-теПе> у Гамбеде-Кабуса, нижние слои которого, как указыЪает В. И. Сарианиди, просматривавший керамику этого
39

памятника, содержат типичный материал джейтунской
культуры, к сожалению опубликованный лишь частично6:
В. М. Массон, О. К. Бердыев и другие археологи нахо
дят некоторые аналогии джейтунской культуре и в нижних
слоях тепе Сиалк (Сиалк I) 64, но указывают, что сопостав­
ление возможно лишь с самой поздней фазой джейтунского
комплекса, а в целом 12-метровый слой Сиалк I соответ­
ствует комплексу раннего энеолита —времени Анау I А ог>
Несколько иная точка зрения по этому поводу выска­
зана недавно В. И. Сарианиди, который применительно к
Юго-Восточной Туркмении считает возможным выделять
вслед за джейтунским временем период протоэнеолита,
названный им Монжуклинским (5000—4700 гг. до н. э.), и
именно его сопоставлять с комплексом слоев Сиалк I. Комп­
лекс же раннего энеолита Анау I А он, как и Д. Мак-Кауи.
относит к более позднему времени и проводит аналогии с
материалами Чешме-Али66.
Географическое положение памятников джейтунской
культуры. Южнотуркменистанские неолитические поселки
расположены близко к горам, но в пределах собственно
подгорной равнины северного Копет-Дага, против неболь
ших ущелий, служивших в прошлом, а часто и в настоя
щем долинами горных ручьев и малых речек. По-видимо
му, поселения были «привязаны» к их конусам выносов,
хотя решать этот вопрос следует в каждом конкретном
случае самостоятельно, так как рисунок гидрографической
сети за истекшие 8 тыс. лет несколько изменился, и в на­
стоящее время неолитические поселения, как правило, на­
ходятся в пустынных и безводных районах.
По мнению О. К. Бердыева 67, на данном этапе исследо
вания намечается три района в распространении памятни
ков джейтунской культуры, в каждом из которых
прослеживаются свои локальные особенности. При этом
им отмечается, что, по-видимому, областью древнейшего
заселения является центральный район с наиболее круп
ными из известных памятников — Джейтун и Чопан-депе
Можно даже говорить о целом оазисенеолитических носе
лений в районе Геок-тепе с центром на Чопан-депе68.
Совершенно очевидно, что приуроченность джейтунских
памятников с конусами выносов небольших водотоков ш
случайна, так как населению подгорной зоны, перешедше
му к оседлому образу жизни, необходимо было в первую
очередь селиться в местах, наименее опасных в отношении
40

сТихийных бедствий, в частности от сильных весенних
разливов. В то же время, развивая такую отрасль хозяй­
ства, как земледелие, и к тому же земледелие, в большей
^ере основанное на «искусственном» поливе 69, необходимо
было выбирать такие участки, где орошение полей могло
0 роизводиться с наименьшей затратой энергии и с доста­
точно высоким коэффициентом полезности. Этим условиям
й удовлетворяли дельты малых речек Копет-Дага, которые
в паводки давали широкие, но не катастрофические разли­
вы, используемые для примитивного орошения и не пред­
ставляющие серьезной опасности для жителей поселков.
Выходя из горных долин на подгорную равнину, люди
не могли селиться в дельтах более крупных рек, так как
при наличии сравнительно примитивных орудий производ­
ства силами небольшого родового коллектива они не мог­
ли бы справиться со стихийной силой этих рек. Не могли
они селиться и выше по их течению, ибо здесь было гораз­
до труднее выводить воду на поля, для чего требовалось
устройство специальных сооружений, к тому же участки
равнины, непосредственно примыкающие к горам, имеют
гораздо больший наклон поверхности и их орошение более
сложно. Скорее всего, у подножия гор могли высеваться
зерновые по богаре, тогда как орошаемые земли располага­
лись значительно ниже.
Тюренг-тепе и Ярим-тепе расположены в географиче­
ском районе, близко напоминающем северную подгорную
равнину Копед-Дага, а именно на подгорной равнине Эль­
бурса. Несомненно, что культурно-историческая общность
и сходность географического положения между этими па­
мятниками и памятниками Джейтунской культуры не яв­
ляется случайной.
Стратиграфическое положение памятников Джейтун­
ской культуры. Известные в настоящее время поселения
и местонахождения джейтунской культуры вряд ли состав­
ляют даже половину от населенных пунктов VI тысячеле­
тия до н. э., располагавшихся на территории Южного
Туркменистана, и в связи с этим не могут дать исчерпы­
вающего представления о характере заселенности этой тер­
ритории. Немаловажную роль играет -.стратиграфическое
положение неолитических памятников. Пока выделим три
группы древних поселений, различных по стратиграфии.
1.
Памятники, расположенные на естественных повыТ1тениях рельефа, в частности на песчаных грядах, или дю­
41

нах. Сейчас известен только один памятник такого типа —
это Джейтун, культурные слои которого находятся на
вершине песчаного холма, возвышающегося над окру­
жающей равниной на 5,5 м в зоне первых песчаных гряд
пустыни Каракум70. Несомненно, Джейтун не является
единственным памятником такого рода и в дальнейшем
изучение сходных территорий мо/кет привести к открытию
неолитических поселений аналогичного стратиграфическо­
го залегания.
2. Памятники, представляющие собой холмы — депе,
сложенные исключительно культурными напластованиями.
К таковым относятся Чопан-депе, Песседжик-депе, Чагыллы-депе, Вами и др. Однако здесь необходимо остановить­
ся на одном обстоятельстве, характерном для памятников
подгорной равнины Копет-Дага, а именно погребении
части культурных слоев позднейшими аллювиально-делю­
виальными наносами, накопление которых в условиях
подгорной равнины идет особенно интенсивно. Помимо
закономерной зависимости степени погребенности по мере
удаления от гор, могут играть роль и узкорегиональные
географические факторы, обусловленные особенностями
рельефа второго порядка, характером местного стока и
другими причинами.
Так, Чопан-депе представляет собой холм высотой 5 м
с мощностью культурных слоев, вскрытых стратиграфиче­
ским шурфом — 6 м, т. е. последние уходят под уровень ок­
ружающей равнины всего на 1 м 71.
Гораздо более глубокую погребенность можно указать
для памятника Чагыллы-депе, расположенного близ сел.
Чаача в области дельтового выноса речек Акмазар и Чаача. Над окружающей равниной этот холм возвышается
всего на 70—80 см, а общая мощность культурных слоев
составляет 5,8 м; таким образом, фактически памятник
погребен почти полностью72.
То же самое можно сказать и в отношении другого
неолитического поселения — Вами. Памятник почти не
возвышается над окружающей поверхностью, культурные
слои мощностью более 3 м полностью погребены73.
3. Неолитические поселения, сложенные, как и в пре
дыдущем случае, культурными напластованиями, но пере
крытые сверху сооружениями более поздних хронологических эпох. К таковым следует отнести Тоголок-депе, пере
крытый культурными слоями античного и сасанидского
42

времени мощностью 60—70 см, что сильно затрудняет
цронзводство раскопок74. Вторым памятником такого типа
является Новая Ниса, где культурные слои джейтунского
времени обнаружены в северо-западном углу парфянской
крепости75.
Совершенно очевидно, что, помимо факта различной
степени исследованности отдельных районов, в поисках
памятников эпохи неолита играют большое значение и
указанные выше особенности их стратиграфического по­
ложения. Глубокая погребенность культурных слоев мо­
жет привести к тому, что небольшие неолитические посел­
ки окажутся почти полностью скрытыми от глаз исследо­
вателя. Возьмем для
примера
восточный
район
распространения джейтунской культуры, т. е. часть под­
горной равнины, заключенную между ст. Гяуре и сел. Чаача, в частности район сел. Меана-Чаача, примыкающий
к хребту Шор-Даг. На этой обширной территории известны
в настоящее время всего лишь три джейтунских памятни­
ка — Чагыллы-депе, Монжуклы-депе и недавно открытый
Гадыми-депе. Сам факт такой изоляции нескольких посел­
ков от основного ареала памятников джейтунской культу­
ры совершенно неестествен, и надо надеяться, что новые
памятники неолита на этой территории еще будут найдены.
Осмотр стратиграфического шурфа, заложенного ар­
хеологами на Чагыллы-депе в 1963 г . 76, позволил устано­
вить следующее. Общая глубина шурфа составляла 6,5 м.
На глубине 6,8 м от поверхности отмечена четкая граница
культурных слоев с нижележащими древнеаллювиальными
отложениями, представленными тонкими, слоистыми, пе­
стрыми по окраске глинами. Верхняя толща аллювия
(мощностью 15—17 см) подверглась преобразованию поч­
вообразовательными процессами и облессованию, в этом
слое была обнаружена кротовина. Стратиграфический
шурф заложен не от вершины холма-дспе, а от уровня вто­
рого строительного горизонта77. Таким образом, уровень
Дневной поверхности, относимый к VI тысячелетию до н. э.,
на котором было основано Чагыллы-депе, находится ниже
современной поверхности подгорной равнины на 5,8 м.
Позднее, в 1965 г., у того же поселения Чагыллы-депе бы­
ла заложена траншея, пересекшая край поселения и часть
прилегающей равнины. Судя по разрезу, отложения рав­
нины представлены слоистыми аллювиальными суглинками, пестрыми по окраске и механическому составу. Оче­
43

видно, что накопление аллювиальных наносов в район
Меана-Чаача происходило весьма интенсивно. Если доп>
стить, что на этой территории существовали поселения
имевшие меньшую мощность культурных слоев, чем Ча
гыллы-депе, т. е. 3—4 м (как, например, Вами), то он
могли оказаться полностью погребенными позднейшей аь
кумуляцией и недоступными для исследования. Факт!
такого рода уже известны для других районов Ближнег
Востока. Так, Р. Адамс, производивший обследование бас
сейна р. Диялы78, указывает, что при рытье дренажног
канала Рас-Эль-Амия, севернее Киша, было обнаружен
полностью погребенное ниже уровня современной равнин]
поселение убейдского времени7Э. В этой же работе Р. Адам
пишет, что скорость накопления аллювиальных осадков
бассейне Диялы такова, что древняя поверхность III ть
сячелетия до н. э. перекрыта почти 10-метровой толще
позднейших напластований. В районе Меана-Чаача интег
сивность аккумулятивных процессов, как мы видим, hi
сколько ниже, но возможность полного погребения неол!
тических памятников имеется и здесь.
Не менее интересен и второй памятник этого района
Монжуклы-депе. Нижние слои его относятся к неолитич<
свой культуре. К сожалению, эти материалы, как и в(
данные стратиграфического залегания джейтунских слое
этого памятника, опубликованы лишь частично. Поэтом
не останавливаясь подробно на характере этих погребе:
ных слоев, отметим, что позднее на месте неолитически
поселения продолжало существовать поселение перехо
лого периода от неолита к энеолиту (Манжуклинский п
риод) 80.
Сам факт, что неолитическое поселение оказалось по
ностью перекрытым поздними культурными слоями, по
воляет .предполагать, что находки культурных слоев дже
тунского времени могут оказаться и в основании таш
крупных памятников этого района, как Алтын-депе, И
гынлы-депе и Улуг-депе, где столь глубокой шурфовки
производилось. Кроме того, следует учитывать, что по пл
щади неолитические поселки сильно уступают поселенш
последующих хронологических эпох и часто могут бы
выявлены только серией шурфов. Там, где на месте дже
тунских поселений возведены сооружения античного
средневекового времени (крепости, замки), обнаружен
этих ранних слоев может быть зачастую только случа
U

ным, как это имело место на Новой Нисе. То же самое
можно сказать и в отношении памятников Северного Ира­
на. Слои джейтунского времени Тюренг-тепе и Ярим-тепе
погребены под культурными напластованиями более позд­
них хронологических эпох и фактически недоступны для
широкого исследования, они фиксированы только с по­
мощью шурфов.
Приведенные выше примеры имели своей целью пока­
зать, что вопросы стратиграфии имеют очень большое
значение в выявлении памятников неолитического времени
и отсутствие их в том или ином районе еще не доказывает,
что в VI тысячелетии до н. э. здесь не было жизни. Имен­
но поэтому можно считать, что в настоящее время вряд ли
выявлено более половины некогда существовавших здесь
поселений, а может быть, и значительно меньше.
Намечаемый ареал джейтунской неолитической куль­
туры в целом не совпадает с прикаспийскими районами
распространения мезолитических стоянок, хотя террито­
риально он находится с ним в непосредственном контакте.
Определенная преемственность между джейтунской куль­
турой и мезолитом Прикаспия отмечалась В. М. Массо­
ном 81, О. К. Бердыевым 82 на примере отдельных видов
орудий труда. Однако истоки этой раннеземледельческой
культуры должны находиться в горных областях.
Поселение Сиалк непосредственно не входит в наме­
чаемый ареал памятников джейтунского типа. Несмотря
на некоторые аналогии с позднеджейтунской фазой, в це­
лом материальный комплекс слоя Сиалк I имеет гораздо
больше общих черт с гру(пйой оседло-земледельческих по­
селений Загроской области — Джармо, Гуран, Сараб и
др. и, положение его у восточного подножия хребта Кухруд позволяет относить это поселение к Загроскому цент­
ру становления и развития оседлого земледелия.
Раннеэнеолитическая культура Южного Туркмениста­
на. В V и IV тысячелетиях до н. э. на юге Туркменистана
на смену неолитической джейтунской культуре приходит
культура раннего энеолита, получившая в южнотуркменистанской хронологии название времени Анау I А — Намазга I (рис. 3) 83.
Поселки этого времени состояли~из отдельных комплек­
сов, представленных жилыми и хозяйственными помеще­
ниями с прилегающими дворами, разделенными между со­
бой улочками и переулками. Стены построек возводились
45

из прямоугольных сырцовых кирпичей стандартных раз­
меров.
Среди найденных предметов быта — в большом количе­
стве кремневые орудия и орудия из белого прозрачного
камня84, много вкладышей составных орудий, в том числе
жатвенных ножей, а также скребки, скобели и ножевид­
ные пластины. Каменные орудия представлены зернотер­
ками, пестами, ступками и особо следует отметить находку
каменной мотыги на Чакмаклы-депе 85 рис. 4, 6).
Много орудий из кости, характерно первое появление
орудий из металла (проколки, шилья). Керамика ручной
лепки, расписная и нерасписная 86. Многочисленны находки
керамических пряслиц, свидетельствующих о развитии
ткачества.
Географическое и стратиграфическое положение памят­
ников раннего эвдолита. Памятники этого исторического
этапа, так же как и памятники джейтунского типа, распро­
странены в основном по всей подгорной зоне ^северного
Копет-Дага от Кзыл-Арвата — на западе до р. Теджен —
на востоке, но в отличие от предшествующего времени ока­
зались заселенной долина и восточная часть древней дель­
ты р. Теджен. Таким образом, территориально эти памят­
ники группируются в двух больших географических
регионах: подгорной зоне и долине и древней дельте р. Тед­
жен.
Область распространения памятников раннего энеолита
в подгорной зоне в целом соответствует ареалу джейтунской культуры. Наиболее насыщены памятниками цент­
ральный и восточный районы, для западного пока известно
всего лишь два поселения. Все памятники расположены в
пределах собственно подгорной равнины в различном
удалении от гор и в основном так же, как и джейтунские
поселения, привязаны к конусам выноса небольших гор­
ных ручьев и речек.
Чрезвычайно важным моментом рассматриваемого
исторического периода является выход определенной части
населения из подгорной зоны в область восточной части
дельты р. Теджен и в ее долину. Судя по материалам аэро­
фотосъемки, вся западная часть Теджен-Мургабского меж­
дуречья была изрезана серией дельтовых протоков р. Тед­
жен, имевших в эпоху энеолита ширину примерно от 10
до 25 м при глубине 2 м. Водотоки были окаймлены расти­
тельностью тугайного типа и разделены между собой ров­
45

ными пространствами с плодородными почвами, ежегодно
обогащавшимися илистыми наносами в периоды весенних
паводков87. Этот район был, по-видимому, наиболее удоб­
ным для поселений, так как довольно крупные дельтовые
протоки сохраняли какое-то количество воды в течение
круглого года. Низкие берега способствовали широким раз­
ливам во время паводков, и на таких орошенных естест­
венным путем землях могло успешно развиваться земле­
делие, при этом земли, которые могли бы использоваться
для посевов, были обширны.
Характерно, что стратиграфически абсолютное боль­
шинство известных раннеэнеолитических поселений пере­
крыты культурными наслоениями более поздних эпох и в
силу этого недоступны для полного и всестороннего обсле­
дования. Исключение и в связи с этим огромный интерес
представляют лишь несколько памятников, и среди них
особенно поселение Чакмаклы-депе, расположенное в не­
посредственной близости к неолитическому Чагыллы-депе.
Этот сравнительно небольшой по площади холм (80 X
X 80 м ), сложенный культурными отложениями, возвыша­
ется над окружающей равниной всего на 1,5 м. В 1963 и
1968 гг. здесь были проведены стационарные археологиче­
ские работы, которые* позволили сделать ряд наблюдений
стратиграфического порядка.
Шурф, заложенный от поверхности холма до глуби­
ны 5,1 м, прошел 2,85 м культурных напластований, кото­
рые подстилаются аллювиальными песчано-глинистыми
отложениями, где слои мелкозернистого светло-палевого
тонкослоистого песка перемежаются с прослойками крас­
новато-коричневой глины. На глубине 180—230 см в куль­
турном слое отмечена стерильная прослойка аллювиально­
го песка, которая как бы разделяет культурные слои на
два горизонта. В нижнем горизонте, в свою очередь, отме­
чено несколько тонких аллювиальных прослоек.
Полученные данные позволяют предполагать, что по­
селение Чакмаклы-депе было основано вблизи какого-то
водотока или дельтового протока, в его пойме, в результа­
те чего оно неоднократно подвергалось затоплению, вызы­
вавшему временное прекращение жизни. Один перерыв
был особенно длительным, но затем поселок вновь был
восстановлен на старом месте.
О.
К. Бердыев отмечает, что верхние горизонты распо­
ложенного поблизости Чагыллы-депе занимают как бы
47

переходное положение от джейтунского времени ко времени Анау I А 88, и, таким образом, оба памятника вместе
дают единую, непрерывную линию развития культуры89.
В противоположность ему В. И. Сарианиди считает, что
между Моижуклинским периодом и периодом раннего эне­
олита имеется перерыв.
К сожалению, не опубликованы материалы раскопок
Каушутского селища, но, по данным О. К. Бердыева, оно
полностью относится к культуре Анау I А 90. В Геоксюрском оазисе иеперекрытым памятником раннеэнеолитического времени является Дашлыджи-депе91.
В остальных случаях раннеэнеолитические слои погре­
бены и знакомство с ними возможно лишь на весьма ог­
раниченном материале.
Энеолитическая культура Южного Туркменистана
(развитой и поздний энеолит). Памятники этого времени
(Намазга II, III), относящиеся к IV — первой половине
III тысячелетия до н. э., распространены на территории
Южной Туркмении от г. Кзыл-Арвата — на западе до
ст. Джу-Джу-Клу — на востоке, включая всю подгорную
зону и западную часть Теджен-Мургабского междуречья.
В целом их ареал совпадает с ареалом распространения
памятников эпохи раннего энеолита (Анау I А —Намаз­
га I). К сожалению, абсолютных дат для эпохи развитого
и позднего энеолита практически очень мало. Для верхне­
го слоя поселения Геоксюр I (Намазга III) в лаборатории
ЛОНА получена дата 2490±180 г. до н. э., в Берлинской
лаборатории также получена дата для верхнего слоя Геок­
сюр I — 2780±Ю0 гг. до н. э. (Bln — 720) и для Алтындепе — (Намазга II) 3160±50 гг. до н. э. (ЛЕ — 1049).
В отличие от небольших по площади поселков джей­
тунского времени и эпохи раннего энеолита для времени
Намазга II —III отмечены памятники двух типов, одни
представлены значительными по площади и высоте холмами-депе, такими, как Кара-депе, Намазга-депе, Алтындепе, Илгынлы-депе, Геоксюр I и другие — небольшими по
площади руинами поселков, не отличающихся от предше­
ствующего времени92. Все памятники по облику мате­
риальной культуры делятся на три территориальные груп­
пы: западную, центральную и восточную93, причем наибо­
лее полно изучены центральная и восточная группы.
По своей архитектуре поселки этого времени суще­
ственно отличаются от предшествующих периодов, они
48

имеют регулярную планировку, жилые комплексы раз­
граничены между собой улицами и улочками. Стены домов
сложены из формованного сырцового кирпича, сами дома
состоят из жилых и хозяйственных помещений. Это уже
многокомнатные дома, появление которых на данном эта­
пе отражает определенные изменения в социальной струк­
туре общества. Наряду с жилыми постройками имеются
дома общественного и культового назначения 94. Часть по­
селений восточной группы в пору Намазга II окружена
стенами, в периметр которых часто вписываются круглые
в плане помещения. Назначение обводных стен до конца
еще не выяснено, они могли быть либо оборонительными,
либо играть роль защитных сооружений от затопления па­
водковыми водами. Как удалось выявить, у некоторых по­
селений с внешней стороны к обводным стенам примыкали
рвы, которые в половодье заливались водой. Крупные па­
мятники были обжиты не полностью, а отдельными уча­
стками 95.
Комплекс материальной культуры представлен много­
численной керамикой, каменными и кремневыми орудия­
ми, поделками из камня, кости и металла (медь).
Среди керамики встречается расписная и нерасписная,
причем для времени Намазга III характерно появление полихромных рисунков преимущественно в восточных райо­
нах 96.
Существенно отличаются орнаменты керамики време­
ни Намазга III на памятниках центрального района
(Кара-депе — Намазга-депе), где преобладает монохром­
ная роспись с характерными зооморфными и геометричес­
кими рисунками. В целом керамика позднего энеолита
связана с комплексами Сиалк III (4—7) и Гиссар IB—НА.
Весьма своеобразна терракотовая пластика этого вре­
мени, в основном представленная небольшими сидящими
женскими статуэтками с «птичьим» лицом, опущенными
вниз руками и подчеркнуто пышными формами 97
(рис. 5).
Кремневые вкладыши составных орудий еще встреча­
ются, хотя количество их резко сокращается. Землеобраба­
тывающих каменных орудий вообще найдено не было, от­
мечены лишь каменные кольца, ^которые могли служить
грузилами-утяжелителями для палок-копалок 98. По-види­
мому, уже значительную роль играли орудия труда, сде­
ланные из металла, но находки их пока малочисленны.
49

Рис. 5. Антропоморфная пластика
1 , z — женские статуэтки энеолитического времени (Геоксюрский оазис);

— женская статуэтка с Алтын-депе (эпоха бронзы)

По-прежнему среди предметов быта много каменных зер­
нотерок, ступок и пестов. Многочисленные пряслица, обыч­
но конусовидной формы, свидетельствуют о широком рас­
пространении ткачества. Набор костяных орудий невелик:
проколки, кочедыки для плетения корзин и циновок. Важ­
но отметить появление терракотовых колесиков со втулкой
от моделей повозок, что позволяет предполагать примене­
ние в хозяйстве тягловой силы (рис. 6 ).
В культуре Намазга II — III Южного Туркменистана
прослеживаются прямые и косвенные аналогии с памят­
50

никами убейдстшй культуры Месопотамии, юго-ЗайаДНого
Ирана и долины Кветты (Пакистан) 99
Географическое и стратиграфическое положение памят­
ников культуры Намазга II, III. Весьма характерно, что
поселения развитого и позднего энеолита не только по свое­
му ареалу, но и по географическому положению мало чем
отличаются от предшествующих периодов. Они сосредото­
чены на тех же местах, где существовали более ранние
поселки. Культурные слои Намазга II и III зачастую пол­
ностью перекрывают руины поселков времени раннего
энеолита. Несмотря на значительно большую площадь
развалин энеолитических поселков, как уже указывалось,
они не были обжиты одновременно, и реальная их пло­
щадь была значительно меньше, чем фиксируемая.
Они также были приурочены к долинам и конусам вы­
носа ручьев и речек подгорной зоны и протокам дельты
р. Теджен. Рост производительных сил, совершенствование
орудий труда неизбежно приводили к расширению посев­
ных площадей, росту народонаселения и увеличению по­
селений.
В условиях подгорной зоны Копет-Дага при крайней
лимитированности источников воды трудно ожидать суще­
ственного изменения географии населенных пунктов.
Даже рисунок гидрографической сети на протяжении не­
скольких тысяч лет менялся очень мало, в связи с чем
для этого района характерны многослойные поселения,
сохраняющие в себе остатки культуры, начиная от неоли­
та и кончая развитым средневековьем.
Интенсивность осадконакопления на подгорной равни­
не привела к тому, что не только слои ранних культур
неолита и энеолита оказались погребенными, но и слои
развитого и позднего энеолита на 3—4 м, а иногда и более
уходят под уровень окружающей равнины. В целом ряде
случаев энеолитические поселки оказываются перекрыты­
ми более поздними культурными наслоениями эпохи
бронзы, железа и др.
В подгорной зоне наиболее яркими неперекрытыми памятниками энеолита являются Кара-депе и
Илгынлы-депе.
Погребенность культурных слоев Намазга I I —III при­
вела к тому, что и орошаемые земли вместе с ирригацион­
ными сооружениями оказались также опущенными на
глубину 3—4 м, поэтому мы можем в настоящее время
51

лишь фиксировать глубоко погребенные суглинки с несо­
мненными следами использования их в земледелии, а о
принципах орошения возможно судить лишь по аналогии
с соседними территориями. В этом отношении исключи­
тельно интересным оказался Геоксюрский оазис энеолитических поселений, о котором уже неоднократно упомина­
лось. Он был освоен, как указывалось, в пору Намазга I,
в то время здесь существовало пять поселений, базиро­
вавшихся на широких, но довольно мелких дельтовых про­
токах 10°. В период Намазга II в Геоксюрском оазисе были
обжиты все поселения, это было время наибольшего рас­
цвета его культуры и хозяйства.
Земледельцы не только широко использовали для оро­
шения паводковые разливы, но и перешли к сооружению
специальных ирригационных сооружений, предназначен­
ных для многоразового полива. В пору же Намазга III
здесь уже создается целая ирригационная система каналов
и арыков для орошения значительных полевых участков.
Однако в отличие от подгорной зоны протоки дельты
р. Теджен были менее устойчивым водным источником,
так как неуклонная миграция реки на северо-запад приво­
дила к постоянному измерению рисунка гидросети101.
Геоксюрский оазис оказался заброшенным к середине
III тысячелетия до н. э. в результате перемещения источ­
ников воды, и жизнь здесь не возобновлялась вплоть до
недавнего времени, когда эта территория вновь была оро­
шена водами III очереди Каракумского канала.
В дельте р. Теджен накопление осадков происходило
менее быстро, чем в подгорной зоне, однако и здесь куль­
турные слои эпохи энеолита на всех обследованных па­
мятниках уходят под уровень современной такыровой
равнины102.
Насколько можно судить по общей конфигурации неперекрытых памятников эпохи энеолита, это хорошо за­
метные в рельефе холмы-депе, достигающие 12 га и более
по площади и по высоте до 10 и более метров над окру­
жающей равниной. Они менее внушительны, чем памят­
ники с кроющим слоем эпохи бронзы, но в то же время
резко отличаются от памятников предшествующих пе­
риодов.
В тех случаях, где энеолитические слои перекрыты на­
пластованиями более поздних эпох, они обнаруживаются
стратиграфическими шурфами и раскопками на значитель­
52

ной глубине (Улуг-депе). К сожалению, в этих случаях
не удается выявить площадь древних поселений и прихо­
дится опять обращаться к аналогиям с памятниками Геоксюрского оазиса.
Судя по количеству и площади памятников энеолита,
население южных районов Туркмении в это время не­
сколько увеличилось, однако строгая лимитированность
водных
источников
ограничивала
рост
площадей
поселений в подгорной зоне, в результате чего происходи­
ло расширение ареала заселения за счет оккупации дель­
ты р. Теджен, а позднее и дельты р. Мургаб. Эксплуатация
более мощных водных источников с ростом техники ста­
новится менее сложным делом, чем на ранних этапах, но
существенных изменений в географическом положений
памятников энеолита мы пока фиксировать не можем.
Культура эпохи бронзы и раннего железа в Южном
Туркменистане (Намазга IV—VI. Культура архаическо­
го Дахистана, Яз-I). Во второй половине III тысячелетия
до н. э. в Южном Туркменистане происходят существен­
ные изменения в палеоэкономике и материальной культуре
оседлых земледельцев, которые знаменуют начало эпохи
ранней бронзы (рис. 3 ), общество которой стоит на пороге
сложения классов 103. Для этого времени можно отметить
два типа поселений: крупные, протогородского тина, дости­
гающие нескольких десятков гектар, такие, как Алтын-депе и Намазга-депе, и мелкие сельские, площадью до 1 га,
такие, как Анау, Ак-депе и др. Количество абсолютных
дат, полученных радиоуглеродным методом (С-14) для
этого периода, несколько больше (табл. 2 ) 104.
Структура и планировка поселений эпохи бронзы из­
учена еще крайне недостаточно. Раскопки, проведенные
на Улуг-депе, Хапуз-депе и Алтын-депе, позволяют счи­
тать, что здесь, как и в предшествующее время позднего
энеолита, поселок был пересечен улицами и улочками,
к которым примыкали отдельные обособленные жилые
комплексы, многокомнатные дома, состоящие из жилых и
хозяйственных помещений. Характерно появление мону­
ментальных зданий — храмовых или дворцовых построек;
одно такое здание полностью раскопано на северо-восточ­
ной окраине Алтын-депе и отнесено ко времени Намаз­
га V 105. Предполагаемое ранее наличие на крупных посе­
лениях оборонительных стен исследованиями последних
лет не подтвердилось.
53

Таблица й.
РадиОкарбОндваЛ хронологии поселений
Туркмении эпохи бронзы—раннего железа

Южной

Слои
Памяти

Алтын-депе

Археологическая датировка

Дата, г. до н. э.

Намазга IV

Яз I — Яз II

2190 ±100 (Bln—715)
2146± 100 (Bln—714)
2120 ± 5 0 (ЛЕ—664)
2710±50 (ЛЕ—770)
2170 + 100 (131—716)
2075±100 (В1—717)
1820 ±50 (ЛЕ—1048)
1590 ± 8 0 (ЛЕ—1097)
1310 ±60 (ЛЕ—769)
1190± 60 (ЛЕ—767)
2145+100 (Bln—714)
2190±100 (Bln—715)
1960+50 (ЛЕ—1098)
1550±50 (ЛЕ—1096)
320±70 (ЛЕ—1053)

Намазга VI

1030±60 (ЛЕ—665)

Намазга V

Улуг-деце

Намазга-депе
Теккем-депе

Намазга V

Намазга VI

Бенгуван-депе

Культура архаического
Дахистана (нижние слои)

Тангсикылджа

Культура архаического
Дахистана (верхние слои)

510±60 (ЛЕ—1095)
1280 ± 50 (ЛЕ—1051)
590±(Л Е—1052)

Для этого времени характерно выделение в самостоя­
тельную отрасль гончарного и, возможно, медеплавильно­
го ремесла, что повлекло за собой возникновение отдель­
ных кварталов или участков на поселениях, где концен­
трировались гончарные и медеплавильные горны, т. е.
специализированных ремесленных комплексов 106.
Для материальной культуры характерна, как обычно,
керамика, в Намазга IV — расписная. Начиная с периода
Намазга V и Намазга VI роспись полностью исчезает на
керамических изделиях; изготовленные на гончарном кру­
ге, они поражают многообразием форм. Расписная посуда
Намазга IV покрыта в основном монохромными геометри­
ческими узорами, зооморфные и фитоморфные сюжеты
встречаются крайне редко, но сами рисунки отличаются
большим реализмом исполнения. Для западных районов

54

характерно распространение серой керамики, что особен­
но типично для времени Намазга VI и свидетельствует о
сильном влиянии из Северного Ирана. Известно, что для
таких памятников, как Тюренг-тепе и Шах-тепе, серогли­
няная посуда являлась наиболее массовой и распростра­
ненной 107.
Керамические изделия представлены главным обра­
зом антропоморфными статуэтками, преимущественно
сидящими женскими фигурками с подчеркнутыми призна­
ками пола. Характерны фигурки с прическами в виде
двух прямых кос, переброшенных на грудь, и третьей
спускающейся на спину. В период Намазга V стату­
этки меняют свой облик, это уже не объемные, а пло­
ские фигурки с расставленными в стороны руками. Часто
на плечах и туловищах их спереди и сзади процарапаны
различные знаки 108 (см. рис. 5).
Зооморфную пластику характеризуют весьма условно
вылепленные фигурки животных, в частности верблюдов,
которые, как правило, принадлежат терракотовым моде­
лям повозок, в переднюю часть которых они вмазывались
(рис. 6 ). Последние являются документальным свидетель­
ством использования в хозяйстве тягловой силы. Известна
одна повозка с головой быка (рис. 6 , 5), встречены и от­
дельные фигурки быков, скорее всего, ритуального назна­
чения, на которых краской нанесен рисунок упряжи
(см. рис. 6 , 1).
Впервые в Намазга IV появляются керамические, ка­
менные и металлические печати, отражающие определен­
ные изменения в социальной структуре общества.
Из кремня по-прежнему изготавливаются наконечники
стрел, в этом отношении показательны находки листовид­
ных и треугольно-черешковых наконечников на Хапуздепе.
Встречаются орудия и украшения из металла.
Если памятники эпохи бронзы в целом изучены в пре­
делах ареала, совпадающего с ареалом распространения
более ранних культур, то этого нельзя сказать о периоде
Намазга VI (переходный этап от поздней бронзы к ран­
нему железу).
Культурные слои этого времени зафиксированы на та­
ких памятниках, как Намазга-депе, Теккем-депе, южный
курган Анау, Улуг-депе. К этому же времени отнесена
большая группа памятников, расположенных отдельными
55

Рис. 6. Зооморфная пластика
1 — фигурка

бычка с росписью
с Улуг-депе;
2 — головка лошади с Алтын-депе;

3, 4 — модели

повозок с головами
верблюдов с Алтын-депе;
5 — модель повозки с головой быч­
ка с Улуг-депе

оазисами на древнедельтовой равнине р. Мургаб (см.
рис. 3). Хотя систематическим раскопкам подвергались
очень немногие из указанных объектов, тем не менее^сам
факт освоения в это время обширной территории очень
показателен109.
Эпоха поздней бронзы и раннего железа может быть
рассмотрена в Южном Туркменистане по трем крупным
районам: Юго-Западной Туркмении, подгорной зоне Копет-Дага и Мургабскому оазису.
56

Древняя история Юго-Западной Туркмении отлична от
других районов исследуемой территории. Чрезвычайно
важным является то обстоятельство, что благодаря особен­
ностям формирования ее поверхности она оказалась засе­
ленной значительно позднее, чем другие области, т. е.
лишь с конца II тысячелетия до н. 9 . Никаких сведений о
находках здесь памятников более раннего времени пока
нет.
Племена, поселившиеся в долине Атрека, по своей
культуре существенно отличаются от племен, заселявших
в эпоху поздней бронзы подгорную зону Копет-Дага и об­
наруживают прямые аналогии с североиранским культур­
ным кругом. Эта древняя культура Юго-Западной Турк­
мении эпохи поздней бронзы и раннего железа получила
название культуры архаического Дахистана ио. Достаточ­
но подробно она была изучена лишь в начале 50-х годов
В. М. Массоном; затем, после длительного перерыва, рабо­
ты, связанные уже не столько с изучением археологиче­
ских объектов, сколько с древними оросительными соору­
жениями и палеоэкономикой, проводились в течение четы­
рех полевых сезонов отрядом, возглавляемым автором
настоящей работы; и совсем незначительные по объему
раскопки на поселении Чиглык-депе в 1970 г. произвел
Г. Гутлыев.
Основываясь на данных В. М. Массона и тех фактах,
которые были получены в результате наших работ, доста­
точно определенно рисуется следующая картина освое­
ния этого, самого западного в Южном Туркменистане
района.
Поселения архаического Дахистана группируются в
основном в южных районах Мешед-Мисрианской и Чатской равнин, тяготея к современной долине р. Атрек.
Крупные памятники, такие, как Тангсикылджа
78 (Д-1), Чиглык-депе 79 (Д-2 ), Изат-Кули 83 (Д-31) и
Мадау-депе 80 (Д-7) (рис. 3), представляют собой значи­
тельные по площади поселения, состоящие, как правило,
из центрального укрепления, часто имеющего правильную
четырехугольную форму, и отдельных разбросанных вок­
руг него усадеб. Более мелкие поселения, такие, как Чопан-депе 81 (Д-9), Тильки-депе 87 (Д-44), усадьбы Бенгуванского оазиса 91 (Д-48) и др., Представляют собой
небольшие по площади холмы, являвшиеся в древности
отдельными небольшими сельскими поселками.

Рис. 7. Чашевидный сероглиняный сосуд на трех ножках с гори­
зонтальной ручкой с поселения Чиглык-депе (Д-2)
Рис. 8. Миниатюрный сероглиняный сосуд на трех коротких нож­
ках с накольчатым орнаментом (вид со дна)

Носители культуры архаического Дахистана были в
основном земледельцами, что подтверждается прочной
оседлостью и комплексом предметов материальной куль­
туры; существенную роль играло и скотоводство111. Дан­
ные археологии свидетельствуют о высоком уровне разви­
тия производительных сил, отделении ремесел от
земледелия, т. е. о существенных внутренних социальных
перестройках по сравнению с предшествующим перио­
дом 112. Общество этого времени стоит уже на пороге клас­
совой организации, подобно протогородской цивилизации
эпохи бронзы подгорной зоны Копет-Дага.
На памятниках архаического Дахистана в изобилии
встречен керамический материал, к изучению которого,
помимо сравнительно-типологического, нами впервые был
применен статистический метод113. Весь имеющийся комп­
лекс керамики, полученный как из стратиграфических
шурфов, заложенных на Тильки-депе (187), усадьбах Бенгуванского оазиса (91) и Тангсикылджа (78), так и из
сборов подъемного материала с поверхности пятнадцати
объектов этого времени, по составу теста и цвету был под­
разделен на шесть основных групп. Эти группы керамики
следующие: 1 ) сероглиняная, 2 ) красноглиняная, 3) свет­
лая, 4) с примесью дресвы, 5) с примесью самана и 6 ) с
примесью шамота 114.
Подавляющее большинство собранных образцов при­
надлежит первым трем группам. На основании подсчетов,
58

Рис. 9. Кувшин красно­
глиняный
Рис. 10. Кувшин светлоглиняный

Рис. 11. Фрагмент лшниатюрной красноглиня
ной чаши с вертикаль­
ной ручкой

сделанных для различных памятников, наиболее распро­
страненной является светлоглиняная посуда с черепном
кремоватого и розоватого цвета. Количество серой и крас­
ной керамики довольно значительно и между собой при­
мерно одинаково, но в процентном отношении каждая из
этих групп уступает светлой. На упоминавшихся выше
крупных поселениях среди серо- и красноглиняной кера­
мики встречаются фрагменты, характеризующиеся высо­
ким качеством лощения.
Формы сосудов очень разнообразны, что свидетельст­
вует не только о высоком уровне гончарного производства,
59

но и о многообразии способов переработки и хранения
продуктов сельского хозяйства115. По своему функцио­
нальному назначению всю посуду можно разделить на
столовую, кухонную и хозяйственную. Среди столовой наи­
более характерными для рассматриваемого комплекса
являются сероглиняные и реже — красноглиняные триподы. Под этим условным названием рассматриваются чаше­
видные сосуды на трех ножках (рис. 7, 8) с диаметром
венчика 22 — 23 см при высоте 10 — 12 см, реже встре­
чаются экземпляры, диаметр которых колеблется от 11 до
28 см. Высота ножек, разных по форме: приостренных,
обрезанных и заглаженных, утолщенных, обычно от 5 до
17 см. Аналогии таким сосудам известны в некрополе А
Сиалка, Хурвине и Шах-тепе 116. Довольно часто встреча­
ются миски полусферической формы с плоским дном, ма­
лые и большие; высокогорлые кувшины (рис. 9, 10); ча­
ши (рис. 11), шаровидные сосуды, имеющие аналогии в
Шах-тепе II а 117; блюдца, тарелки, ситечки —аналогии в
Шах-тепе и Хурвине118; блюда — аналогии в Шах-теп е 119; крышки — аналогии в Шах-тепе II а; графины —
аналогии в Хурвине 120; горшочки; кубки и кубковидные
сосуды — аналогии в некрополе А Сиалка121. Среди посу­
ды хозяйственного назначения — котловидные и цилинд­
рические сосуды, тагора, хумчи и хумы. Характерно, что
хумчи и крупные хумы также обычно серо- и красногли­
няные. Вся кухонная посуда изготовлена из теста с при­
месью шамота. Очень своеобразную группу представляет
слабообожженная керамика с примесью самана.
Как показало исследование керамики из шурфов, фор­
мы посуды, рассмотренные в стратиграфической последо­
вательности, в целом оставались однотипными на протя­
жении всего отрезка времени существования культуры
архаического Дахистана, охватывающего, по данным аб­
солютного датирования, около 700 лет (см. табл. 2). Сре­
ди других керамических поделок — ядра для пращи, об­
ломки керамических дисков, видимо служивших подстав­
ками, специально вылепленные фишки для какой-то игры
и, скорее всего, для этих же целей служили часто встре­
чающиеся, обточенные в форме кружочков стенки кера­
мических сосудов, размеры которых в диаметре не превы­
шают 3 — 3,5 см.
Каменные поделки представлены многочисленными
ступками, пестами, зернотерками и терками122; кроме то­
00

го, встречены кремневые вкладыши составных орудий, повидимому серпов, но, к сожалению, отсутствие специаль­
ных исследований не позволяет говорить об этом более
определенно 123. Изделия из металла обнаруживаются ред­
ко, но они довольно разнообразны, здесь имеются оружие,
орудия труда, украшения и другие предметы разного
функционального назначения. Оружие представлено на­
конечниками стрел и бронзовым мечом124, орудия труда —
ножами, иглами, шильями, булавками, рыболовными крюч­
ками 125. Среди украшений —бронзовые бусы, подвески,
булавки и обломки браслетов126. Химический анализ не­
которых металлических изделий рассматриваемой куль­
туры позволил Ф. Г. Комаровской и С. А. Понарину опре­
деленно высказаться о том, что обеспечение сырьем этого
района происходило из Ирана 127.
Анализ всеро археологического материала, полученного
в результате раскопок, шурфовок и разведки, дает в целом
представление о едином специфическом комплексе, харак­
терном только для культуры архаического Дахистана, и
не дает оснований даже для выделения внутри ее отдель­
ных этапов.
Все аналогии, которые удается проследить, связывают
эту культуру с североиранским кругом.
Интересно, что, по мнению Ж. Дейе, запустение па­
мятников в Горганской долине связано якобы с наступ­
лением во второй половине II тысячелетия до н. э. про­
грессивного засушливого периода128. Заселение МешедМисрианской равнины начинается почти одновременно с
прекращением жизни на таких поселениях, как Тюренгтепе и Шах-тепе, что при наличии прямых генетических
связей между этими областями может быть поставлено в
зависимость от расселения племен из Горганской долины
в более северные районы. Однако объяснение этому, как
нам кажется, следует искать не в наступлении засушли­
вого периода, само существование которого не подтверж­
дается новейшими палеогеографическими данными. При­
чины могут заключаться: а) в изменении гидрографии
рек, повлекшей за собой изменения в географии населен­
ных пунктов, и перемещении групп племен в более бла­
гоприятные условия; б) во вторинном засолении почв,
возникающем как следствие непрерывного и длительного
использования земель под орошаемое земледелие с непра­
вильным режимом поливов.
61

По мнению В. М. Массона, памятники культуры ар­
хаического Дахистана прекращают свое существование в
первой половине I тысячелетия до н. э.,примерно в
VI — VII вв. до н. э., в чем немаловажную роль сыграло
ахеменидское завоевание 129.
Для времени раннего железа в дельте Мургаба был
определен комплекс материальной культуры поселения
Яз-депе, в результате чего культурные слои этого времени
получили условное название Яз I. Территориально памят­
ники культуры Яз I распадаются на две обособленные
группы. Одна из них приурочена к подгорной зоне Копетдага; и здесь культурные слои этого времени нередко пе­
рекрывают поселения эпохи бронзы и более ранних перио­
дов, как бы завершая формирование многослойных па­
мятников (таков, например, холм Анау (слои Анау IV)
Улуг-депе, Овадан-депе и др.). Наряду с ними имеются
огромные городища, руины которых занимают площадь в
10 га и более, с укрепленными цитаделями, возвышающи­
мися на высоких платформах (таково Елькен-депе) 13°.
Другая группа приурочена к древней дельте р. Мургаб, здесь выделяется несколько оазисов: Аравалинский,
Аучинский, Тоголокский и др. (рис. 3), которые, по мне­
нию В. М. Массона, базировались на магистральных ка­
налах, выведенных из р. Мургаб. Здесь также имеются
крупные поселения типа Яз-депе, площадью до 16 га,
с укрепленной цитаделью, возвышающейся на высокой
платформе, и небольшие сельские поселки 131.
Материальный комплекс Яз I представлен, как обычно,
многочисленной керамикой, но в отличие от эпохи бронзы
на смену посуде, сделанной на гончарном круге, вновь
приходит вылепленная вручную и нередко украшенная
росписью. Наряду с бронзовыми изделиями (ножи, про­
бойники, наконечники стрел и др.) отмечены отдельные
находки железных предметов, наиболее важным из кото­
рых следует считать обломок железного серпа с холма
Анау. Много поделок из кости и камня, среди последних—
зернотерки, ступки, песты.
Исследователи культуры Яз I отмечали известные
сложности в выявлении ее генезиса. В этом отношении
интересные материалы получены в результате работ Со­
ветско-Афганской экспедиции на памятнике Тилля-Тепе
(Северный Афганистан) 132. Его археологический комплекс
близок комплексу Яз I и синхронизируется с ним, а кор­
62

ни происхождения и южнотуркменистанского, и се­
веро-афганского вариантов рассматриваемой культуры
В. И. Сарианиди ищет в Иранском Хорасане. Из-за слабой
изученности эта территория пока может быть включена
в ареал Прикаспийского центра только предположительно,
хотя косвенные свидетельства для этого имеются.
Географическое и стратиграфическое положение па­
мятников эпохи бронзы и раннего железа. Памятники эпо­
хи бронзы и раннего железа, крупные и небольшие сель­
ские поселки в подгорной зоне Копет-Дага, как правило,
основывались на местах, издревле использовавшихся
оседлым земледельческим населением. Обычно многомет­
ровые слои времени Намазга IV — VI, а иногда и Яз I
венчают многослойные поселения, уже упоминавшиеся в
предыдущем изложении; таковы наиболее известные Алтын-депе, Улуг-депе, Намазга-дене. Они более значитель­
ны, чем памятники эпохи развитого энеолита, и по
площади, и по высоте и выражены в рельефе в виде огром­
ных бугров, резко контрастирующих с окружающими рав­
нинными пространствами. Сам факт поселения людей эпо­
хи бронзы, уровень производительных сил которых был
намного выше, чем у племен предшествующих этапов,
в тех же самых географических условиях, в которых раз­
вивались и более ранние культуры, свидетельствует в це­
лом об относительной неизменности рисунка гидрографи­
ческой сети. Одновременно с этим воды, стекающие с
Копет-Дага, строго лимитировали население подгорной
равнины; и общая площадь поселений практически не
увеличивалась. Рост народонаселения, неизбежный в ус­
ловиях высокопродуктивного хозяйства, требовал расши­
рения посевных площадей, а поскольку возможности под­
горной зоны были исчерпаны, то началось активное
расселение на аллювиальные равнины рек.
В долине и дельте р. Теджен, кроме Хапуз-депе, пока
не известны памятники этого времени, однако трудно до­
пустить, что имеющиеся здесь огромные массивы плодо­
родных земель не были освоены и что Хапуз-депе, хотя и
заселенный выходцами из Геоксюрского оазиса, оставался
единственным памятником, изолированным от основного
культурного ареала. Именно в это время документально
зафиксировано заселение субаэральной дельты р. Мургаб.
Что касается древнедельтовых равнин Атрека и Сумбара, то, как уже указывалось, они были заселены, скорее
63

всего, из долины р. Горган; и носители культуры архаи­
ческого Дахистана в своем продвижении на север достиг­
ли лишь западных районов подгорной зоны, где имеются
отдельные поселения этого времени у Кзыл-Арвата.
Важно отметить, что для рассматриваемого историче­
ского периода известны отдельные памятники в горных
районах, хотя количество и изученность их пока еще не
достаточны для принципиальных обобщений133.
Как правило, культурные слои времени Намазга IV—
VI и Яз I в подгорной зоне погребены лишь в отдельных
случаях, когда памятник целиком принадлежит этой эпо­
хе, и то не глубоко. Погребенность слоев эпохи бронзы и
железа наблюдается и на аллювиальных равнинах рек
Атрека, Сумбара, Теджена и Мургаба, но в зависимости
от местных условий степень ее различна.
Земледельческое хозяйство, как показывает комплекс
материальной культуры, было основой экономики; и если
в подгорной зоне почпрежнему ирригационные сооруже­
ния II — I тысячелетий до н. э. не могут быть прослежены
благодаря интенсивности осадконакопления, то на речных
равнинах можно фиксировать сложные оросительные сис­
темы, забиравшие воду либо из основных русел рек, либо
из крупных протоков. В подгорной зоне в это время воз­
можно появление кяризов, как одного из важных допол­
нительных источников воды для орошения и бытовых
нужд (см. с. 214).
Все сказанное выше может быть суммировано.
Древнейшие оседло-земледельческие поселения в Юж­
ном Турменистане, относящиеся к эпохе неолита (джейтунская культура) и датируемые V I—V тысячелетиями до
н. э., обнаружены на подгорной равнине Копет-Дага. Ана­
логичные им памятники в настоящее время зафиксирова­
ны на подгорной равнине Эльбурса в Северном Иране.
Оседло-земледельческая культура получила свое даль­
нейшее развитие в предгорьях Туркмено-Хорасанских гор
в течение длительного периода VI —I тысячелетий до н. э.
В результате многовековой деятельности земледельче­
ских племен в конкретных условиях подгорных и древне­
дельтовых равнин сложились многослойные поселения.
В эпоху раннего энеолита часть племен из подгорной
зоны переселяется на аллювиальную равнину субаэральной дельты р. Теджен, где складывается Геоксюрский
оазис поселений, просуществовавших около 1500 лет.

64

В эпоху поздней бронзы и раннего Железа племена
оседлых земледельцев осваивают также древнедельтовые
равнины Атрека, Сумбара и Мургаба. Таким образом,
Южная Туркмения от Каспийского моря — на западе до
долины Мургаба — на востоке в это время представляет
собой почти единый массив древних орошаемых земель.
В этот же ареал должна быть включена примыкающая к
Каспийскому морю часть Северного Ирана (предгорья
Эльбурса и низовья р. Горган).
На подгорных равнинах Копет-Дага и Эльбурса, бла­
годаря особенностям накопления аллювиально-делювиаль­
ных отложений, толща культурных напластований различ­
ных эпох вплоть до раннего железа оказалась частично
погребенной ниже уровня окружающей равнины, при этом
погребены и все, возможно, существовавшие здесь ороси­
тельные сооружения. Наличие древнего земледелия может
быть фиксировано лишь остатками предметов материаль­
ной культуры, непосредственно относящихся к этой отрас­
ли хозяйства, находками остатков культурных растений
и аналогиями с сопредельными районами.
Водные источники Южного Туркменистана лимитиро­
вали рост народонаселения и количество населенных
пунктов. Увеличение площадей отдельных памятников
приводило к сокращению общего количества поселков.
Расширение посевных площадей и ареала заселения про­
исходили за счет интенсивного освоения аллювиальных
равнин больших рек.
ДЕМОГРАФИЯ ДРЕВНЕГО НАСЕЛЕНИЯ
ЮЖНОГО ТУРКМЕНИСТАНА

Вопросы демографических расчетов древнего населения
чрезвычайно сложны. Археологические материалы, полу­
ченные за многие десятилетия изучения ранних оседло­
земледельческих памятников Юга СССР и Ближнего Вос­
тока, к сожалению, не дают какого-либо прочно обоснован­
ного критерия для подсчета численности населения
отдельных поселков и крупных регионов концентрации
земледельческих племен. Несмотря на это, некоторыми ав­
торами, как советскими, так и зарубежными, попытки по­
добного рода расчетов все-таки были сделаны. Основанные
на разных принципах с учетом их несовершенства они тем
не менее приводила к желаемым результатам, т. е. полу3 Г. Н. Лисицына

65

чению цифр, позволяющих делать хотя бы относительные
сопоставления численности населения между конкретными
поселениями, оазисами и земледельческими центрами.
В начале 30-х годов при археологических раскопках
Телль Умар (Древняя Селевкия) в Ираке С. Ийвиным 134
были сделаны некоторые демографические расчеты, осно­
ванные на детальном изучении планировки поселения и
соответствующих ему по времени могильников. Рассужде­
ния С. Ийвина сводятся к следующему: при рассмотрении
определенного жилого комплекса его необходимо связы­
вать с погребениями, которые были обнаружены под по­
лами домов. Количество погребенных следует считать за
исходный момент статистики, который может быть исполь­
зован как базис для подсчета плотности заселения опреде­
ленного жилого комплекса. Однако автор сразу же огова­
ривает субъективность расчетов, сделанных для Древней
Селевкии: так как площадь жилого дома или комплекса
в разных пунктах исследования на разных поселениях ока­
зывается различной, а следовательно, и подсчет плотности
населения в каждом доме носит сугубо частный харак­
тер.
В результате проделанной работы С. Ийвиным были
получены средние цифры плотности населения на один
гектар — 286 и 357 человек. Они достаточно высоки и бли­
же всего к данным Г. Франкфорта 135, который сделал рас­
чет численности населения некоторых крупных памятни­
ков Ирака II —III тысячелетий до н. э. Учитывая, что
в письменных источниках цифры народонаселения часто
расходятся (в качестве примера он приводит известные
цифры для Древнего Лагаша, где, по тексту Урукагины,
насчитывалось 36 тыс. свободных мужчин, а по Энтемене —всего 3600 человек 136) , Г. Франкфорт сделал попытку
расчета населения на базе сохранившихся развалин, абст­
рагируясь от этих цифр. Сделанные им подсчеты дали сле­
дующую картину: в среднем в одном доме площадью око­
ло 200 кв. м могло проживать от 6 до 10 человек, включая
детей и случайных людей. В результате была получена
цифра 120—200 человек на акр, или в среднем 400 человек
на гектар (300—500 человек). Эти цифры были им прове­
рены путем подсчета плотности застройки отдельных квар­
талов я заселенности домов в двух современных городах
Ближнего Востока — Алеппо и Дамаске. Для них получена
точная средняя цифра 160 человек на акр, или те же 400
66

человек на гектар. Благодаря этим подсчетам Г. Франк­
фортом была выведена численность населения таких древ­
них городов Южного Двуречья, как Лагаш (19 тыс.), Умма (16 тыс.), Эшнуна (9 тыс.) и Хафайян (12 тыс.).
В 1959 г. И. М. Дьяконов вновь вернулся к подсчету
древнего населения Лагаша 137, но в отличие от Г. Франк­
форта он исходил из уже упоминавшейся цифры 30—
36 тыс. взрослых свободных мужчин, полученной из текста
Урукагины, считая ее наиболее приемлемой. Путем логи­
ческих построений он рассчитывает, что на 30—36 тыс.
мужчин должно было приходиться столько же свободных
женщин, а, поскольку с 13—15 лет люди уже считались
взрослыми и детская смертность была высока, количество
детей вряд ли превышало 20—25 тыс. человек; таким об­
разом, общее население Лагаша должно было составлять
около 100 тыс. человек 138.
И. М. Дьяконов справедливо считает, что цифры, по­
лученные Г. Франкфортом, не могут отражать действитель­
ного положения, так как при подсчете населения, исходя
из площади развалин, упускается из виду социальная
структура города или поселения. Для точного подсчета не­
обходимо знать не только общую площадь, но и границы
города, а также площадь, занимаемую дворцами и храма­
ми; для небольших поселков — домами общественного наз­
начения, помещениями, имеющими производственное на­
значение (мастерскими, и т. д.). Общий расчет количества
жителей на гектар без учета этих особенностей неизбежно
приведет к искажению действительной цифры.
И. М. Дьяконов считает чрезвычайно важным вопрос
о численности каждой отдельной семьи. На основании не­
которых шумерских документов он принимает среднюю
цифру семьи в 4—5 человек 139. Однако расчет по количе­
ству семей, исходя из их средней численности, может
быть сделан только при условии полных археологических
раскопок памятника, чем, к сожалению, мы располагаем
крайне редко. В большинстве же случаев приходится ис­
ходить, особенно для ранних периодов, из площади раз­
валин; и в этих случаях принцип Г. Франкфорта оказы­
вается более приемлемым, хотя и требует в каждом кон­
кретном варианте соответствующих поправок и оговорок.
Р. Брейдвуд и Я. Рид в одной из своих работ 140 приве­
ли некоторые цифры средней плотности населения отдель­
ных областей в периоды мезолита и неолита. Так, плот­

3*

67

ность населения в эпоху мезолита (охотники и собирате­
ли), по мнению этих авторов, равна семи человекам на
100 кв. км. Для раннеземледельческого периода, исходя
из современной плотности заселения долины р. Чемечсмаль (Загроские горы), они же дают цифру 1000 человек
на 100 кв. км или 10 человек на 1 кв. км. Однако, как нам
кажется, цифра плотности населения, выведенная этими
авторами, является слишком абстрактной и не может быть
использована для расчета численности населения отдель­
ных памятников; скорее, она являтся производной от дан­
ных археологического обследования той пли иной конкрет­
ной территории.
Вопросы демографии рассматривает и Дж. Рассел141
для раннесредневекового и средневекового населения Сре­
диземноморской области и Европы. В результате обстоя­
тельного изучения огромного количества документов этот
автор выводит среднюю численность семьи в средние века
в 3,5 человека (2,8—3,7) 142 и среднюю плотность населе­
ния на гектар в 150 человек.
Интересны также подсчеты плотности средневекового
населения долины р. Диялы, сделанные Р. Адамсом 143, ко­
торый, критически оценив данные С. Ийвина, Г. Франк­
форта, И. М. Дьяконова и Дж. Рассела, считает, что сред­
няя плотностъ населения на гектар была равна 200
человекам.
Большую вариабельность цифр дает К. Ренфрю для
Эгейского мира (неолит — 100 человек на один гектар;
ранняя бронза — 300; средняя бронза — 450; поздняя
бронза —600), но, к сожалению, они недостаточно под­
тверждены археологическим материалом 144.
В целом средняя плотность, полученная разными авто­
рами на основании разных критериев, колеблется в пре­
делах от 150 до 400—500 человек. Наиболее общепринятой
для демографических расчетов древнего населения ариадной зоны остается цифра Г. Франкфорта —400 человек на
один гектар, которую в общем считают приемлемой и для
харппской культуры 145 и для болынинстиа ближневосточ­
ных мусульманских городов146, ею же пользуются наши
археологи при изучении древнеземледельческих культур
в Закавказье и Средней Азии. К сожалению, археологи­
ческие материалы, добытые в ходе раскопок на юге Турк­
менистана, для разных исторических эпох, начиная с VI
тысячелетия до н. э. и кончая развитым средневековьем,
68

не дают оснований для установления какого-либо нового
критерия оценки численности населения; и в приводимых
расчетах мы будем пользоваться указанными цифровы­
ми данными со всеми необходимыми коррективами.
Из неолитических памятников Южного Туркменистана
единственным полно раскопанным является поселение
Джейтун. Площадь его 2 строительного горизонта состав­
ляла 0,72 га, и здесь, по данным автора раскопок
В. М. Массона, насчитывалось 30 жилых домов. Он допу­
скает, что в каждом доме проживало 6 человек; и тогда
поселок мог иметь население 150—160—180 человек147.
Однако, учитывая, что площадь отдельных неолитических
домов колебалась от 9,6 до 39,7 кв. м 148, нам кажется более
приемлемой численность отдельной семьи в 4 человека,
а не в 6 человек; и тогда общее население поселка могло
составлять только 120 человек.
Как уже указывалось, известные в настоящее время в
подгорной зоне Копет-Дага памятники джейтунской куль­
туры едва ли составляют половину от всех существовав­
ших здесь в VI тысячелетии до н. э. При таком допущении
(местонахождения не принимались для расчета), исходя
из средней площади неолитических поселков, не превы­
шающей 0,5 га, заселенность этой территории в неолите
оказывается ничтожно малой— 12—15 га (табл. За), а ко­
личество населения может колебаться в пределах от 2 до
5 тыс. человек (табл. 36).
Таким образом, на общей площади подгорной равнины,
равной 6000 кв. км, неолитическими поселками могло быть
занято 12—15 га с населением в 6 тыс. человек, а плот­
ность населения предгорий Копет-Дага в этом случае со­
ставит 1 человек на 1 кв. км. Если исходить из приведен­
ной выше цифры, по Р. Брейдвуду и Ч. Риду, плотности
заселения долины р. Чемчемаль в 10 человек на 1 кв. км,
то плотность заселения Южного Туркменистана на ста­
дии становления оседлого земледельческо-скотоводческого
хозяйства, составлявшая 1 человек на 1кв. км, не пред­
ставляется неправдоподобно малой. Плотность заселения
небольших плодородных межгорных долин, какой являет­
ся долина р. Чемчемаль, неизбежно должна была быть
значительно выше, чем плотность населения предгорий.
При подсчете неолитического населения Южного Турк­
менистана мы заведомо допускаем некоторые ошибки.
Прежде всего для оценки населения столь раннего перио69

Таблица За. Расчет населения Южного Туркменистана
(VI—V тысячелетия до н. э.)
Количество
известных по­
селений нео­
литической
джейтунской
культуры

Возможное коли­
чество поселений Средняя
площадь
неолитической
одного
джейтунской
культуры (мини­ поселка,
мальная цифра) га

12

24

0,5

в неолите

Общая пло­
щадь, заня­
тая поселе­
ниями джей­
тунской
культуры, га

Общая площадь,
возможно заня­
тая поселениями
джейтунской
культуры (мини­
мальная цифра),
га

6

12—15

Таблица 36
Общая площадь по­
селений джейтун­
ской культуры, га

Занятая 6
Возможно занятая
12

Численность населения, человек
по Г Франкфорту

по С. Ийвину

в среднем

2400
4800

1716—2142
3432-4284

2086
4172

да мы используем цифры подсчета, выработанные для хро­
нологически более поздних этапов. Структура поселений
неолитической джейтунской культуры принципиально от­
лична от структуры поселков более поздних эпох. На всю
площадь одного строительного горизонта неолитического
поселка обычно приходится один общественный дом (ме­
сто сбора членов родового коллектива), остальная же тер­
ритория была занята исключительно жилыми комплексами.
Площадь таких общественных домов была значительно
больше, чем площадь жилого дома; так, на Песседжик-депе общественное здание занимало 64 кв. м 149. В то же вре­
мя поправка, сделанная на наличие общественного здания,
не настолько велика, чтобы нужно было существенно сни­
жать общую цифру населения на гектар. К сожалению, от­
сутствие погребений на джейтунских памятниках и от­
дельно расположенных могильников неолитического вре­
мени, не позволяют сделать даже приблизительную провер­
ку достоверности предлагаемых цифр.
В эпоху раннего энеолита (время Анау IA — Намазга I) поселки, так же как и в джейтунское время, были
небольшими и в среднем не превышали 0,5 га. Для этого
периода, однако, зафиксировано уже значительно большее
их количество — 28, но так же, как и для неолита, следует

70

Ориентировочно считать, что они составляли не более по­
ловины от возможного количества. В таблицах 4а и 46 при­
ведены ориетировочные подсчеты площади и населения
для данного отрезка времени.
Можно считать, что в раннеэнеолитическое время на­
селение по сравнению с эпохой неолита возрастает вдвое
и практически вдвое увеличивается плотность заселения
подгорной зоны. Социальная структура поселков, на­
сколько можно судить по наиболее полно раскопанным
Дашлыджи-депе и Чакмаклы-депе, в целом сохраняет тра­
диции джейтунского времени: состоит из комплекса жи­
лых застроек и одного общественного дома, принадлежав­
шего родовому поселку. По-видимому, для этого времени L
цифра населения на гектар также вряд ли нуждается в су­
щественном снижении. В обеих приведенных случаях, для
памятников неолита и энеолита, цифры, взятые для
демографических расчетов, условны и могут быть исполь­
зованы только для общих относительных сопоставлений.
Памятники развитого и позднего энеолита Южной
Туркмении наиболее полно изучены на примере Геоксюрского оазиса, где для демографических расчетов особенно
Таблица 4а. Расчет населения Южного Туркменистана в раннем
энеолите (Анау I A — Намазга I )
Количество
известных
поселений
времени
Анау IA —
Намазга I

Возможное
количество
Средняя
поселений
времени Анау площадь
одного
I А — Намаз­
поселка,
га I (мини­
га
мальная циф­
ра)

28

56

0,5

Общая площадь,
занятая извест­
ными поселени­
ями времени
Анау I А — На­
мазга I, га

Общая площадь,
возможно заня­
тая поселениями
времени Анау
1 А — Намазга I
(минимальная
цифра), га

14

28

Таблица 46
Общая площадь по­
селений раннего
энеолита, га

Занятая 14
Возможно занятая
28

Чмсленность населения, человек
по Г. Франкфорту

по С. Ийвину

5600
11 200

4004—4998
8008-9966

| в среднем
1

4667
9735

71

интересно поселение Геоксюр I. Площадь его равна
12 га, и, если исходить из цифр исчисления населения,
принятых разными авторами, то получается, что здесь
могло проживать от 3 до 5 тыс. человек (табл. 5).
Таблица 5. Расчет населения для памятника Геоксюр I
(развитой энеолит)
Площадь ГС-I, га

12

(ГС-1)

Население, человек
по Г. Франкфорту

по С. Ийвину

средняя величина

4800

3430—4280

4170

Однако эти цифры могли бы считаться приемлемыми
только при условии, если бы вся площадь поселения была
обжита единовременно. Как показывают археологические
материалы, относимые к последнему этапу существования
памятника — геоксюрскому времени, площадь поселения
в течение, по крайней мере, 200 лет использовалась лишь
частично. По-видимому, одна треть его представляла собой
временно заброшенные участки, где в стороне от жилых
построек существовали небольшие святилища, в непосред­
ственной близости от которых находились погребальные
камеры-толосы, игравшие роль семейных склепов 150.
Можно считать, что обжитая площадь Геоксюр 1—8 га,
т. е. полученная средняя цифра населения 4170 человек
должна быть снижена на 1/3, в результате чего остается
2780 человек. Однако в данном случае уже необходимо
учитывать и социальную структуру поселка, ибо послед­
ний не представлял собой сплошного массива жилых до­
мов; здесь имелись общественные здания, причем это было
не одно здание на весь поселок, как в неолитическое вре­
мя, а при наличии так называемых больших семей, объ­
единенных родством, существовали святилища, принадле­
жащие таким большим семьям. Площадь их уже не может
не учитываться и должна быть изъята из площади расче­
та. Кроме того, в период развития производящей экономи­
ки на каждом отдельном поселении должны были сущест­
вовать довольно значительные по площади хозяйственные
постройки для хранения общих запасов сельскохозяйст­
венных продуктов, в частности зерна; загоны для скота;
мастерские по выделке керамики, каменных и металличе72

ских изделий. Хотя ремесло еще не выделяется в самостоя­
тельную отрасль производства, тем не менее какая-то
часть площади поселения выпадает из жилых построек.
Учитывая все сказанное, можно ориентировочно счи­
тать, что непосредственно под жилые помещения из 8 га
использовалось только б ia, т. е. население в среднем мог­
ло составлять 2085 человек или колебаться в пределах от
1700 де 2400 человек.
Для памятников подгорной зоны Копет-Дага расчет
поселения эпохи бронзы и раннего железа сделать столь
же трудно, как и для эпохи развитого энеолита, в силу сла­
бой изученности памятников в целом и невозможности
учесть все имеющиеся сведения, так как полная археологическая карта для этих районов пока отсутствует. Поэто­
му мы остановимся на примере одного района, где по воз­
можности было учтено не менее 2/3 всех имеющихся па­
мятников, — древнеземледельческого оазиса Дахистан в
Юго-Западной Туркмении.,
Для времени архаического Дахистана в настоящее вре­
мя известно 12 поселений с точными замерами их площа­
ди, однако делать демографические расчеты, исходя из
максимальной площади руин для данного исторического
этапа, заведомо ошибочно. Поясним это на конкретном
примере одного объекта — Мадау-депе (Д-7), изученного
нами наиболее детально. Этот памятник состоит из цент­
рального укрепления, нескольких довольно крупных по
площади усадеб, разбросанных вокруг него и отдельных
домов, расположенных непосредственно около ороситель­
ных каналов. В целом остатки культуры времени архаи­
ческого Дахистана у Мадау-депе встречаются на огромной
площади — 225 га, и именно для этой площади было пред­
варительно рассчитано население, составлявшее огромную
цифру — 78 225 человек. При конкретном подсчете площа­
дей каждой из усадеб и центрального холма получилась
иная картина: площадь собственно Мадау-депе — 10 га,
усадеб — 7 га, 25, 4, 3, 24, 2,3 га. Таким образом, общая
площадь составит 75,3 га, без учета отдельных домов, пло­
щадь которых вряд ли превысит 5 га; т. е. реально засе­
ленной из 225 га оказывается площадь лишь в 80 га, что
составляет немногим более V3 га от взятой для расчета.
Кроме того, у Мадау-депе четко можно наблюдать динами­
ку заселенности усадеб. Например, здесь обнаружены ос­
татки древнего оросительного канала, сохранившегося в

73

t

виде расплывчатого вала, который функционировал в пе­
риод архаического Дахистана. В своей «хвостовой» части
этот вал-канал оказался частично перекрытым культурным
слоем одной из усадеб, что позволяет утверждать, что ка­
нал был заброшен еще в пору существования поселения.
При этом менялась не только конфигурация древней оро­
сительной сети, но и местоположение усадеб. По-видимо­
му, даже те 80 га, на которых обнаружены остатки куль­
турного слоя, не были обжиты одновременно; и максималь­
ная площадь, для которой следует делать расчет, вряд ли
может превысить 60 га.
При расчете населения для памятников эпохи бронзы
и раннего железа совершенно необходимо учитывать и дру­
гое обстоятельство, а именно социальную структуру посе­
лений. Обращаясь к тому же примеру — Мадау-депе, бес­
спорно можно констатировать меньшую плотность жилой
застройки центрального укрепления по сравнению с ок­
ружающими усадьбами. В это же время в связи с отделе­
нием ремесла от основных отраслей производящего хозяй­
ства — замледелия и скотоводства —на поселениях выде­
ляются площади, занятые мастерскими по производству
керамики и металлических изделий; социальная дифферен­
циация приводит к делению поселков на кварталы и т. д.
Учет всех этих особенностей может снизить цифру жилой
площади до 50 га, а в этом случае население Мадау-депе
составит в среднем уже только 7738 человек.
Эти рассуждения применимы лишь к конкретному па­
мятнику, так как анализ всех возможных вариантов по­
селений в оазисе Дахистан показал, что выведение како­
го-либо общего поправочного коэффициента чрезвычайно
сложно. Для других крупных поселений, таких, как Тангсикылджа (Д-1), Чиалык-депе (Д-2), Изат-Кули (Д-31)
и Бенгуван-депе (Д-48), размеры площади, принимаемой
для расчета, следует снизить примерно на 1/3, куда вой­
дут участки, разделяющие усадьбы, центральные укрепле­
ния, и др., но это очень условно, и в каждом отдельном
случае должны вырабатываться свои критерии.
Несколько иной коэффициент поправок следует вво­
дить при подсчете населения небольших поселков типа
Чопан-депе (Д-9) и Тильки-депе (Д-44), планировка ко­
торых пока не известна, поскольку памятники не раскапы­
вались, но здесь скорее можно ожидать довольно высо­
кий процент именно жилых массивов.

74

Приведенным выше цифровым выражениям количест­
ва населения отнюдь не следует придавать абсолютного
значения, они условны, но общий порядок цифр, по-види­
мому, отражает определенные закономерности.
Поскольку вопросы палеодемографии имеют огромное
значение для разработки некоторых проблем древней эко­
номики, на основании всех приведенных выше примеров
была сделана попытка рассчитать не общую плотность
населения на 1 кв. км для всего Южного Туркменистана,
а плотность населения — для территории отдельных, чет­
ко оконтуривающихся разновременных оазисов. В резуль­
тате получилось, что в неолите она составляла 10 человек
на 1 кв. км (Песседжикский оазис), в энеолите — 25 чело­
век (Геоксюрский оазис), а в период поздней бронзы —
раннего ж елеза—80—90 человек (Бснгуванский оазис). L
Как бы ни менялись цифры в зависимости от критерия,
примененного для подсчета населения отдельных памят­
ников, поскольку для ранних эпох он будет единым, выяв­
ленная тенденция к быстрому росту населения в оазисах
сохранит свое значение как факта, важного для понима­
ния ряда общеисторических явлений.
1 Борисковский П. И. К вопросу о древнейшем заселении Туркме­
нистана.— Тезисы доклада на 5-й научн.-исслед. конф. АГПИ.—
Труды Ашхабадского Гос. ун-та иль Горького, 1947, вып. I; Ок­
ладников А. П. Изучение памятников каменного века в Туркме­
нии.— ИАН TGCP (Ашхабад), 1953, 2; он же. Пещера Д ж ебел—
памятник древней культуры прикаспийских племен Туркме­
нии.— ТЮТАКЭ (Ашхабад), 1956, т. VII; Марков Г. Е. Материа­
лы по каменному веку Прибалханья.— В кн.: Материальная
культура Туркменистана, вып. I. Ашхабад, 1971; Массон В. М.
Средняя Азия и Древний Восток. Л., 1964; он же. Неолит Юж­
ной Турции.— В кн.: Археология Старого и Нового Света. М.,
1966; он же. Поселение Джейтун (проблема становления произ­
водящей экономики).— МИА, 1971, № 180; Лисицына Г. Н., Прищепенко Л. В. Палеоэтноботанические находки Кавказа и БлижнегоДЗостока. М., 1977, с. 23—30, рис. 5; Braidwood R.
Howe В.
Prehistoric Investigations in Iraqi Kurdistan.— SAOC, 31. Chicago,
1960; Braidwood R. J. Prehistoric Man. Illinois, 1967; Coon C. Cave
explorations in Iran, 1949. Philadelphia, 1951; idem. Excavations in
Hotu cave.— Proceedings of the American. Philosophies Society,
1952, vol. 96, 3; idem. Seven Caves. London, 1957; van Loon M. N.
First results of the 1965 Excavations-at Tell Mureybit near Meskene.— AAAS, 1966, 16, part 2; idem. The Oriental Institute Excavati­
ons at Mureybit, Syriat: Preliminary Report on the 1965 Campaing,
Part I: Architecture and General Finds.— JNES, 1958, 27: Cambel H.,
Braidwood R. J. The Early Farming village in Turkey.— SA, 1970,
75

222, 3; Hole F., Flannery K., Neel J. Prehistory and Human Eco
logy: Deh Luran Plain.— Memoures Museum Anthropology Uni­
versity of Michigan, I. Michigan, 19G9; Garrod D. The Natufian
culture. The life and economy of a mesolithic people in the Near
East.— Proceedings of the British Academy. London, 1958; Mellaart J. The Neolithic of the Near East. London, I, 1975.
Вавилов H. И. Ботанико-географические основы селекции.—
Избр. тр., т. II. М — Л., 19G0; он же. Дикие родичи плодовых
деревьев азиатской части СССР и Кавказа и проблемы проис­
хождения плодовых растений.— Избр. тр., т. II; Жуковский П. М.
Культурные растения и их сородичи. М., 1971; Лисицына Г. Н.
Культурные растения Ближнего Востока и юга Средней Азии
в VIII—V тысячелетиях до н. э.— СА, 1970, № 3; Harlan J. Я.,
Zohary D. Distribution of Wild Wheats and Barley.— Science
(Chicago), 1966, 153, 3740.
van Zeist W. The Oriental Institute Excavations at Mureybit, Sy­
ria: preliminary report on the 1965 Campaing, part III: The Pa­
leobotany.— JNES, 1970, 29, 3, p. 166—176; van Zeist W. Paleobotanical results of the 1970 season at Cayonu, Turkey.— Helinium,
1972, XII, I, p. 3—19; van Zeist W., Caspare W. A. Wild einkorn
wheat and barley from tell Mureybit in Northern Syria.— Acta
Bot. Need., 1968, 17, I, p. 44—53; Helbaek H. The Plant Husband­
ry of Hacilar.— In: Mellaart J. Excavations at Hacilar (I). Edin­
burg, 1970, p. 189—^.244; idem. Plant Collecting Dry-Farming and
Irrigation Agriculture in Prehistoric Deh Luran.— In: Hole F.,
Flannery K., Neel J. A. Prehistory and Human Ecology of the Deh
Luran Plain. Ann Arbor, 1969, p. 383—426.
Подробные списки растений, найденных среди палеоботаниче­
ских остатков с этих памятников, кроме специально указанной
в сноске 3 литературе, приведены в каталогах работы: Лиси­
цына Г. И., Прищепенко Л. В. Палеоэтноботанические находки
Кавказа..., с. 91, 92.
Семенов С. А. Происхождение земледелия. Л., 1974, с. 32, 33.
Никитин В. В. Богарное земледелие Туркмении. Ашхабад, 1936.
На основе анализа ботанического материала об этом в свое вре­
мя писал Н. И. Вавилов {Вавилов Н. И. Проблема происхожде­
ния земледелия в свете современных исследований.— Избр. тр.,
т. V. М.— Л., 1965, с. 151 (впервые напечатано в 1932 г.)).
Вавилов Н. И. Ботанико-географические основы..., с. 42—49; Ли­
сицына Г. Н., Прищепенко Л. В. Палеоэтноботанические наход­
ки Кавказа..., с. 17—21, рис. 4.
Helbaek Н. Traces of plant in the early ceramic site of Umm
Dabaghiyah.— Iraq (London), 1972, vol. XXXIV.
Абибуллаев О. А. Раскопки холма Кюль-тепе близ Нахичева­
ни.— МИА, 1959, № 67; он же. Энеолитичсская культура Азер­
байджана (по материалам Кюль-тепе).— В кп.: Материалы по
археологии Дагестана, т. II. Махачкала, 1961; Джавахишвили А. И. Строительное дело и архитектура поселений Южного
Кавказа V—III тыс. до н. э. Тбилиси, 1973; он же. Результаты
работ Квемо-Картлийской археологической экспедиции (1970—
1971 гг.).— В кн.: Археологические экспедиции Государственно­
го музея Грузии, т. III. Тбилиси, 1974; Джапаридзе О. М., Джавахишвили А. И. Культура древнейшего земледельческого насе-

ления на территории Грузии (на груз, яз., резюме на русск.
яз.). Тбилиси, 1971; Кигурадзе Т В. Периодизация раннезем­
ледельческой культуры Восточного Закавказья (на груз, яз.,
резюме на рус. яз.). Тбилиси, 1976; Кушнарева К. X., Чубинишвили Т. Н. Древние культуры южного Кавказа. Л., 1970; Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. М., 1975; Нарима­
нов И. Г. Древнейшая земледельческая культура Закавказья.—
В кн.: Доклады и сообщения археологов СССР. VII Международ­
ный конгресс доисториков и протоисториков. М., 1966; он же.
О земледелии эпохи энеолита в Азербайджане.— СА, 1971, № 3;
Чубинишвили Т. Н., Кушнарева К. X. Новые материалы по
энеолиту Южного Кавказа.— Мацне (Тбилиси), 1967, 6(39);
Чубинишвили Т. Н. К древней истории Южного Кавказа. Тбили­
си, 1971.
Кигурадзе Т. В. Периодизация раннеземледельческой культу­
ры..., с. 170.
12 Там же, с. 168, 169.
13 Лисицына Г. Н., Прищепенко Л. В. Палсоэтноботаиические на­
ходки Кавказа..., с. 61—69.
14 См., например: Чайлд Г. Древнейший Восток в свете новых рас­
копок М., 1965; Массон В. М. Средняя Азия и Древний Восток.
Л., 1964; Mellaart J. The Neolithic of the Near East; Возникнове­
ние и развитие земледелия. М., 1967; Андрианов Б. В. Древние
оросительные системы Приаралья. М., 1969; van Zeist W. Ref­
lection on Prehistorie Environments in the Near East.— In: The
Domestication and Exploitation of plant and animals. Eds.
P. J. Ucko, G. W. Dimbleby. London, 1969; Hawkes J. G. The Eco­
logical Background and Plant Domestication.— In: The Domesti­
cation and Exploitation...; Лисицына Г. H., Прищепенко Л. В.
Палеоэтноботанические находки Кавказа...; и др.
15 Хлопин И. //. Энеолит южных областей Средней Азии.— САИ,
БЗ—8, ч. I, 1963; Массон В. М. Расписная керамика Южной
Туркмении по раскопкам Б. А. Куфтина.— ТЮТАКЭ, 1956, т. VII;
он же. Памятники развитого энеолита юго-западной Туркмении.
Энеолит южных областей Средней Азии.— САИ, БЗ—8, ч. II,
1962; он же. Восточные параллели убейдской культуры.— КСИА,
1962, вып. 91; Сарианиди В. И. Памятники позднего энеолита
юго-восточной Туркмении. Энеолит южных областей Средней
Азии.— САИ, БЗ—8, ч. IV, 1965; и др.
16 Массон В. М. О культе женского божества у анауских пле­
мен.— КСИИМК, 1959, № 73; Массон В. М., Сарианиди В. И.
О знаках на среднеазиатских статуэтках эпохи бронзы.— ВДИ,
1969, № 7; они же. Среднеазиатская терракота эпохи бронзы. М.,
1973; САИ, Б З -8 , ч. I, II, IV (см. сн. 15).
17 Коробкова Г. Ф. Орудия труда и хозяйство неолитических пле­
мен Средней Азии.— МИА, 1969, № 158.
18 Массон В. М. Поселение Джейтун (проблема становления произ­
водящей экономики).— МИА, 1971, № 180; он же. Экономика
и социальный строй древних обществ. Л., 1976.
19 Helbaek Н. Samarran irrigation agriculture at Choga Mami in
Iraq.— Iraq, 1972, vol. XXXIV; Oates J. Choga Mami 1967—68:
a preliminary report.— Iraq, 1968, XXX.
20 Лисицына Г. H., Прищепенко Л. В. Палеоэтноботанические на­
ходки Кавказа..., с. 61—69.
77

I

Энгельс Ф. Анти-Дюринг — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд.,
т. 20, с. 184; Мечников Л. И. Цивилизация и великие географи­
ческие реки. СПб., 1898, с. 117, 118.
22 Childe G. Man makes Himself. London, 1939, p. 112.
23 Массон В. M. Поселение Джейтун, с. 107, 108.
24 Там же, с. 111.
25 Берг Л. С. Рельеф Туркмении.— В кн.: Туркмения, т. II. JI.,
1929, с. 3—38; он же. Географические зоны Советского Союза,
т. II. М., 1952; Обручев В. А. Закаспийская низменность.—
Избр. работы по географии Азии, т. I. М., 1951; Коншин А. М.
Геологический и физикогеографический очерк Закаспийского
края.— Изв. Кавк. отд. РГО (Тифлис), т. IX, вып. I; Лессар П.М.
Заметки о Закаспийском крае и сопредельных странах.— Изв.
РГО, 1884, т. XX; Суслов С. П. Физическая география СССР.
М., 1947, с. 529—533; Герасимов И. П. Основные этапы развития
современной поверхности Турапа.— Тр. Ин-та географии АН
СССР, 1936, вып. 25; Граве М. К. Северная подгорная равнина
Копет-Дага. М., 1957; Средняя Азия. М., 1968.
26 Средняя Азия, с. 49.
27 Герасимов И. П., Марков К. К. Ледниковый период на терри­
тории СССР. М.— Л., 1939; Личков Б. Л. О древних оледенениях
и великих аллювиальных равнинах.— Зап. ГГИ, 1931—1932,
т. IV—VI.
28 Герасимов И. П. Главнейшие моменты палеогеографии Западной
Туркмении во вторую половину четвертичного периода.—
Проблемы физической географии, 1938, вып. V; Аполло в Б. А .,
Федоров П. В., Федорова Е. И. Колебания уровня Каспийского
моря.— Тр. Ин-та океанологии АН СССР, 1959, т. XV; Федо­
ров П. В. Стратиграфия четвертичных отложений и история
развития Каспийского моря.— Тр. ГИН АН СССР, 1957, вып. 10;
он же. Соотношение морских и континентальных отложений
Западного Туркменистана.— Уч. зап. Среднеазиатского науч-исслед. ин-та геол. и минер, сырья, 1960, вып. 4; Ушко К. А. Стра­
тиграфия и корреляция четвертичных морских отложений За­
падно-Туркменской низменности.— Тр. Компл. южной геол.
экспедиции (КЮГЭ) (Л.), 1962, вып. 8.
29 Александров В. В., Никитюк Л. А., Смолко Г. И. Геологические
и гидрогеологические исследования в Прикаспийской равнине
Туркм. ССР.— Тр. ЦНИГРИ (М.— Л.), 1934, вып. 3; Гераси­
мов И. П. Главнейшие моменты; Доскач А. Г. Геоморфологиче­
ский очерк Юго-Западной Туркмении.— В кн.: Природные ус­
ловия Главного Туркменского канала. М., 1953; Леонтьев О. К.у
Федоров П. В. К истории Каспийского моря в поздно- и послехвалынское время.— Изв. АН СССР. Сер. геогр., 1953, вып. 4;
Девирц А. Л., Зубов В. А., Прокофьев Н. И., Лев О. Э., Невесская Л. А. Радиоуглеродный возраст раковин морских мол­
люсков из позднехвалынских террас Апшеронского полуостро­
ва.— В кн.: Периодизация и геохронология плейстоцена. Л.,
1970.
30 Бабаев А. Г. Схема геоморфологического районирования ЮгоВосточной Туркмении.— Тр. ГГО, 1962, т. 2; Сидоренко А. В.
Континентальные отложения восточпых Кара-Кумов и их про­
исхождение.— ДАН СССР, 1953, т. ХСП, № 3, с. 653; Лисицы­
78

на Г. Н. Орошаемое земледелие эпохи энеолита на юге Турк­
мении. М., 1965, с. 43—52.
31 Федорович Б. А., Кесъ А. С. Субаэральная дельта Мургаба.—
Тр. Геоморфологического ин-та, 1934, вып. 12; Герасимов И. П.
Геоморфологические районы Юго-Восточных Каракумов.—
В кн.: Природные ресурсы Каракумов, ч. 4. М.— Л., 1940.
32 Берг Л. С. Основы климатологии. Л., 1927; Воейков А. И. Кли­
мат русского Туркестана.— Метеорологический вестник, 1921;
Молчанов Л. А. Климат Туркмении.— В кн.: Туркмения, т. 2;
1929; Кувшинова К. В. Климат.— В кн.: Средняя Азия. М., 1968;
Балашева Е. Н., Житомирская О. М., Семенова О. А. Климати­
ческое описание республик Средней Азии. Л., 1960.
33 Кувшинова К. В. Климат, с. 105.
34 Берг Л. С. Географические зоны Советского Союза, т. II. М.,
1952, с. 111.
35 Федченко Б. А. Растительность Туркмении.— В кн.: Туркмения,
т. III. Л., 1929.
36 Коровин Е. П. Растительность Средней Азии и Южного Казах­
стана, изд. 2, кн. II. Ташкент, 1962.
37 Петров М. П. Гсоботаническое райнирование Туркмении.— Изв.
ТФАН СССР, 1945, № 2.
38 Коровин Е. П. Основные черты в строении растительного по­
крова Копет-Дага.— Изв. Ин-та почвоведения и геоботаники
САГУ, 1927, вып. 3; он же. Геоботанические комплексы ЮгоВосточных Кара-Кумов.— Дневники Всесоюзного съезда ботаников. Л., 1928; Микешин Г. В. Полынные пустыни КопетДага.— Бюлл. МОИП. Отд. биол., 1946, т. 51, вып. 6; он же. Ковыльно-типчаковые степи Копет-Дага.— Бюлл. МОИП. Отд.
биол., 1946, т. 51, вып. 3; Микешин Г. В., Алехин В. В. Очерк
вертикальных растительных поясов Копет-Дага.— Уч. зап. МГУ.
Отд. биол., вып. 83, 1945; Черняховская Е. Г. Очерк раститель­
ности Копет-Дага.— Изв. Главн. бот. сада, 1927, т. 26, вып. 3.
39 Пятаева А. Д. Растительность хребта Кюрен-Даг.— Тр. САГУ,
1956, вып. 86; Тарасов Р. П. Растительность Малых Балхан.
Ташкент, 1954.
40 Вавилов Н. И. Природные ресурсы плодовых. Эксперименталь­
ная гибридизация.— Избр. тр., т. II. М.— Л., 1960, с. 349—353;
Богушевский В. Н. Плодовые породы Западного Копет-Дага.—
Тр. по прикладн. ботанике, генетике и селекции. Сер. 8, 1932,
№ 1; Гурский А. В. Орехи Западного Копет-Дага.— Тр. по при­
кладн. ботанике, генетике и селекции. Сер. 8, 1932, № 2; он же.
Происхождение плодовых зарослей Западного Копет-Дага.—
Изв. ГГО, 1938, № 4 и 66; Линчевский И. А. Растительность
Западного Копет-Дага.— В кн.: Растительные ресурсы Туркмен­
ской ССР, вып. 1. М., 1935, Петров М. П. Древесно-кустарнико­
вая растительность юго-западного Копет-Дага и ее связь с лес­
ной растительностью Северного Ирана.— Изв. Туркм. филиала
АН СССР, 1945, № 1; Попов М. Г. Дикие плодовые Средней
Азии.— Тр. по приклад, ботанике, генетике и селекции, 1929,
т. 22; Соловьев А. К. Дикорастущий виноград Западного КопетДага.— Тр. Ин-та биол. АН ТССР (Ашхабад), 1955, т. 3; Блиновский К. В., Мизгирева О. Ф. Дикие плодовые Копет-Дага
и пути их сохрапения и использования.— Тр. Ин-та биол. АН
ТССР, сер. бот. (Ашхабад), 1955, т.3.

70

t

41 Коровин Е. П. Растительность Средней Азии..., с. 354.
42 Коровин Е. П. Растительность Средней Азии... с. 352—354.
43 Федченко Б. А. Растительность Туркмении.
44 Петров М. II. Геоботаиичсское
районирование Туркмении...
45 Розанов А. Н. Сероземы Средней Азии. М., 1951; Доленко Г. И.,
Джумаев О. М. Почвы Прикопетдагской равнины.— В кн.: Поч­
вы Туркменской ССР и их использование. М., 1953, с. 324—332.
46 Кимберг Н. В., Кочубей М. И., Сучков С. П. Систематика почв
земледельческих районов Узбекистана.— Почвоведение, 1960,



6.

47 Коровин Е. П. Растительность Средней Азии..., с. 401.
48 Герасимов И. П. Почвенный покров Туркмении.— В кн.: Турк­
мения, т. III. Л., 1929; Лобова Е. В. Почвы пустынной зоны
СССР. М., 1960; Влияние орошения на почвы оазисов Средней
Азии. М., 1963; Орлов М. А. О сероземах и оазисно-культурных
почвах.— Тр. САГУ, сер. VII, 1937, вып. 6; и др.
49 Петров М. П. Иран. М., 1955.
50 Окладников А. П. Древнейшие археологические памятники Красноводского полуострова.— ТЮТАКЭ, 1953, т. II; он же. Пещера
Джебел — памятник древпей культуры прикаспийских племен
Туркмении.— ТЮТАКЭ (Ашхабад), 1956, т. VII; он же. Изуче­
ние памятников каменного века в Туркмении.— ИАН ТССР,
1953, № 2; Борисковский П. И. К вопросу о древнейшем засе­
лении Туркменистана. Тезисы доклада на 5-й научно-исследо­
вательской конференции.— Тр.
Ашхабадского
Гос. ун-та
им. М. Горького, J947, вып. 1; Цалкин В. И. Предварительные
результаты изучения фаунистического материала из раскопок
Джебела.— ТЮТАКЭ, 1956, т. VII, с. 220, 221; Бахта В., Мар­
ков Г. Археологическая разведка 1957 г. в Западной Туркме­
нии.— ТИИАЭ АН ТССР (Ашхабад), 1959, № 5; Марков Г. Е.
Грот Дам-Дам-Чешме 2 в Восточном Прикаспии.— СА, 1966, № 2;
он же. Материалы по каменному веку Прибалханья.— В кн.:
Материальная культура Туркменистана, вып. I. Ашхабад, 1971;
Coon С. Cave explorations in Iran, 1949. Philadelphia, 1951; idem.
Seven Caves, London, 1957; idem. Excavations in Hotu cave.—
Proceeding of the American Philosophic Society, 1952, vol. 96,
№ 3.
51 Кесь А. С. Геоморфологическая характеристика Узбоя.— В кн.:
Труды выездной сессии АН Туркм. ССР (Ашхабад), 1952; она же.
Русло Узбой и его генезис.— Тр. Ин-та географии АН СССР,
1949, т. 30.
52 Букинич Д. Д. История первобытного орошаемого земледелия
в Закаспийской области в связи с вопросом о происхождении
земледелия и скотоводства.— Хлопковое дело, 1924, № 3—4.
53 Массон В. М. Джейтун и Кара-депе.— СА, 1957, № 1; он же.
Древнейшая земледельческая культура Средней Азии.— ИАН
ТССР (Ашхабад), 1960, № 1; он же. Южиотуркменистанский
центр древнеземледельческих культур.— ТЮТАКЭ, 1960 (обл.
1961), т. X; он же. Джейтунская культура.— ТЮТАКЭ, 1960
(обл. 1961), т. X; idem. The First Farmers in Turkmenia.— Anti­
quity, 1961, № 139; он Dice. Новые раскопки на Джейтуне и Карадепе.— СА, 1962, № 3; он же. Средняя Азия и Древний Восток,
Л., 1964; он же. Поселение Джейтун. Проблема становления
производящей экономики.— МИА, 1971, № 180 (в этой книге
8G

55

56
57
58
59
60
61

приведена исчерпывающая на 1970 г. библиография по джейтунской культуре); Ершов С. А. Холм Чопан-депе.— ТИИАЭ
АН ТССР (Ашхабад), т. II, 1950; Бердыев О. К. Стратиграфия
Бамийского поселения.— СА, 1963, № 4; он же. Чагыллы-депе.
ИАН ТССР, 1964, N° 1; он же. Стратиграфия Тоголок-депе в свя­
зи с расселением племен джейтунской культуры.— СА, 1964,
№ 3; он оюе. Неолит Новой Нисы.— СА, 1965, № 2; он же. Южная
Туркмения в эпоху неолита. Ашхабад, 1965. Автореф. канд. дис.;
он же. Чагыллы-депе — новый памятник неолитической джейтун­
ской культуры.— В кн. Материальная культура народов Средней
Азии и Казахстана. М., 1966; он же. Изучение памятников эпохи
неолита.— В кн.: Каракумские древности, вып. I. Ашхабад, 1968;
он же. Новые раскопки на поселениях Песседжик-депе и Чакмаклы-депе.— В кн.: Каракумские древности, вып. II. Ашхабад, 1968;
он же. Чакмаклы-депе — новый памятник времени Анау IA.—
В кн.: История, археология и этнография Средней Азии. М., 1968;
он же. Древнейшие земледельцы Южного Туркменистана. Ашха
бад, 1969; он же. Чопан-депе — памятник неолитической джей
тунской культуры.— В кн.: Материальная культура Туркмени­
стана. Неолитические поселения и средневековые города, вып. I.
Ашхабад, 1971; Марущенко А. А. Итоги полевых археологиче­
ских работ 1953 г. Института истории, археологии и этнографии
АН Туркменской ССР.— ТИИАЭ АН ТССР, 1956, т. II; Короб­
кова Г. Ф. Поселение неолитических земледельцев Гиевджикдепе в Южном Туркменистане.— Успехи Среднеазиатской архео­
логии (Л.), 1975, вып. 3.
К сожалению, для неолитической джейтунской культуры в на­
стоящее время имеются только три абсолютные даты, получен­
ные методом С-14. Угли из слоя Чагыллы-2 поселенил Чагыллыдепе определены в лаборатории ЛОНА АН СССР и дали дату
5036±100 гг. до н. э. Угли с поселения Тоголок-депе определены
берлинской лабораторией и дали даты: Bln 718=4940±100 гг.
до н. э. и Bln 719=5370±100 гг. до н. э.
Коробкова Г. Ф. Определение функций костяных и каменных
орудий с поселения Джейтун по следам работ.— ТЮТАКЭ, 1960
(обл. 1961), т. X; она же. Орудия труда и хозяйство неолитиче­
ских племен Средней Азии (по данным функционального ана­
лиза). Л., 1966. Автореф. канд. дис.; она же. Производственный
инвентарь поселений Чопан-депе, Тоголок-депе и Песседжикдепе.— В кн.: Каракумские древности, вып. It она же. Орудия
труда с неолитического Песседжик-депе, по данным функцио­
нального анализа.— В кн.: Каракумские древности, вып. II;
она же. Орудия труда и хозяйство неолитических племен Сред­
ней Азии.— МИА, 1969, № 158.
Коробкова Г. Ф. Орудия труда и хозяйство..., 1969, с. 18.
Там же, с. 58, 59.
Массон В. М. Джейтунская культура... с. 59—61, табл. XVII,
XVIII, XIX, XX; он же. Поселение Джейтун..., с. 35—39,
табл. XXX, XXXI, XXXII, XXXIII, XXXIV, XXXV.
Сарианиди В. И. Древние связи Южного Туркменистана и Се­
верного Ирана.— СА, 1970, № 4.
Arne Т. Excavations at Shah Тере. Stocholm, 1945.
Сарианиди В. И. Древние связи..., с. 21, 22.
81

62 Deshayes J. Ceramiques peintes de Tureng Tepe.— Iran, 1967,
vol. V, p. 123—131, fig. Ie, lb, Ic, pi. Ia.
63 Сарианиди В. И. Древние связи..., с. 21; Crow ford V. Beside the
Kara-Su.— The Mcthropolitain Museum of Art. Bulletin, april 1963;
Arne T. Excavations at Shah-Tepe..., p. 12.
63 Ghirshman R. Fouilles de Sialk.— In: Musee de Luovre, vol. 2.
Paris, 1938—1939.
65 Массон В. M. Средняя Азия и Древний Восток..., с. 40—44, 86,
87; он же. Джейтунская культура..., с. 68, 72—75; Бердыев О. К.
Южная Туркмения в эпоху неолита..., с. 17, 18; Хлопин И. Н.
Дашлыджи-депе и энеолитические земледельцы Южного Турк­
менистана.— ТЮТАКЭ, 1960 (обл. 1961), т. X, с. 165—167.
S6 Сарианиди В. И. Древние связи..., с. 22, 23; McCown D. The
Comparative Stratigraphy of Early Iran, c. 42.
67 Бердыев О. К. Южная Туркмения в эпоху неолита... с. 14, 15;
он же. Стратиграфия Тоголок-депе..., с. 275, 276.
68 Массон В. М. От редактора.— В кн.: Каракумские древности,
вып. I, с. 6, 7.
69 Букинич Д. Д. История первобытного орошаемого земледелия
в Закаспийской области в связи с вопросами о происхождении
земледелия и скотоводства.— Хлопковое дело, 1924, № 3—4.
70 Массон В. М. Джейтунская культура..., с. 38, 39.
71 Ершов С. А. Холм Чопон-депе...; Массон В. М. Джейтунская
культура..., с. 63.
72 Бердыев О. К. Чагыллы-депе..., с. 89.
73 Бердыев О. К. Стратиграфия Бамийского поселения... с. 188,
189.
74 Бердыев О. К. Тоголок-депе..., с. 271.
75 Бердыев О. К. Неолит новой Нисы..., с. 00.
76 В 1963 г. на поселении Чагыллы-депе работал отряд сектора ар­
хеологии ИИАЭ АН ТССР под руководством О. К. Бердыева.
77 1-й и 2-й строительные горизонты были раскопаны в 1962 г.
В процессе этих работ был снят культурный слой мощностью
70 см, именно поэтому общая мощность культурных отложений,
равная 6,5 м, не соответствует мощности их в стратиграфиче­
ском шурфе.
78 Adams R. Land behind Baghdad. A history of settlement on the
Dijala Plains. Chicago and London, 1965.
79 Adams R. Land behind Baghdad..., p. 34.
80 Раскопки А. А. Марущенко. См.: Бердыев О. К. Южная Туркме­
ния в эпоху неолита..., с. 8.
81 Массон В. М. Средняя Азия и Древний Восток..., с. 108—110.
82 Бердыев О. К. Стратиграфия Тоголок-депе...; в указанной рабо­
те О. К. Бердыев отмечает факт находки материалов, характер­
ных для прикаспийского мезолита, в основании джейтунского
поселения у Кызыл-Арвата.
83 Хлопин И. А. Энеолит южных областей Средней Азии.— САИ,
БЗ—8, ч. I, 1963; Адыков К. А., Массон В. М. Древности Теджен-Мургабского междуречья.— ИАН ТССР, 1960, № 2; Ганялин А. Ф. К стратиграфии Намазга-депе.— ТИИАЭ АН ТССР,
1956, т. II; он же. Илгынлы-депе.— ТИИАЭ АН ТССР, 1959, т. V;
Ершов С. А. Холм Яссы-депе 2.— Изв. АН ТССР, 1952, № 6;
он же. Северный холм Анау.— ТИИАЭ АН ТССР, 1956, т. II;
Массон В. М. Первобытнообщинный строй на территории Турк82

метши (энеолит, бронзовый век и эпоха ранного железа).—
ТЮТАКЭ, 195(5, т. VII; он же. Изучение энеолита и бронзового
века Средней Азии.— СА, 1957, № 4; Бердыев О. К. Южная
Туркмения в эпоху неолита. Ашхабад, 1965. Автореф. канд. дис.;
он же. Чагыллы-депе — новый памятник времени Анау IA.—
В кн.: История, археология и этнография Средней Азии. М.,
1968; он же. Новые раскопки на поселениях Песседжик-депе
и Чакмаклы-депе.— В кн.: Каракумские древности, вып. II.
84 Бердыев О. К. Чакмаклы-депе..., с 33.
85 Там же, с. 33, 34, рис. 4, 5.
86 Бердыев О. К. Чакмаклы-депе..., рис. 3; Хлопин И. Н. Памят­
ники раннего энеолита... табл. IV, (4—5), VI, X, XII—XVI,
XVIII—XX, XXIV.
87 Лисицына Г. Н. Орошаемое земледелие эпохи энеолита на юге
Туркмении. М., 1965, с. 52—74.
88 Бердыев О. К. Чагыллы-депе..., с. 93.
89 Бердыев О. К. Южная Туркмения в эпоху неолита..., с. 8.
90 Бердыев О. К. Развитие археологической науки в Туркмени­
стане за годы Советской власти.— ИАН ТССР, 1964, № 5.
91 Хлопин И. Н. Дашлыджи-депе.
92 Букинич Д. Д. История первобытного орошаемого земледелия...;
Ершов С. А. Холм Яссы-депе 2.— ИАН ТССР, 1952, № 6; он ж.
Северный холм Анау...; Литвинский Б. А. Намазга-депе.— СЭ,
1952, № 4; Ганялин А. Ф. К стратиграфии Намазга-депе.—
ТИИАЭ АН ТССР, 1956, т. II; он же. Холм Илгынлы-депе.—
ТИИАЭ АН ТССР, 1959, т. V; он же. Алтын-депе.- ТИИАЭ АН
ТССР, 1959, т. V; Массон В. М. Первобытнообщинный строй на
территории Туркмении (энеолит, бронзовый век и эпоха ранне­
го железа).— ТЮТАКЭ, 1956, т. VII; он же. Джейтун и Карадепе...; он же. Изучение энеолита и бронзового века Средней
Азии.— СА, 1957, № 4; он же. Кара-депе у Артыка.— ТЮТАКЭ,
1960 (обл. 1961), т. X; он же. Новые раскопки на Джейтуне
и Кара-депе...; он же. Памятники развитого энеолита Юго-За­
падной Туркмении. Энеолит южных областей Средней Азии.—
САИ, БЗ—8, ч. II, 1962; Адыков К. А., Массон В. М. Древности
Теджен-Мургабского междуречья.— ИАН ТССР, 1960, № 2; Сарианиди В. И. К стратиграфии восточной группы памятников
культуры Анау.— СА, 1960, № 3; он же. Энеолитическое посе­
ление Геоксюр.— ТЮТАКЭ, 1960 (обл. 1961), т. X; on же. Зем­
ледельческие племена юго-восточной Туркмении. М., 1963. Ав­
тореф. канд. дис.; он же. Хапуз-депе — памятник эпохи брон­
зы.— КСИА, 1964, вып. 98; он же. Памятники позднего энеолита
Юго-Восточной Туркмении. Энеолит южных областей Средней
Азии.— САИ, БЗ—8, ч. IV, 1965; Хлопин И. В. Раскопки энеолитических поселений в бассейне Теджена.— ИАН ТССР, 1958,
№ 5; он же. Верхний слой поселения Кара-депе.— КСИИМК,
1959, вып. 76; он же. Геоксюрская группа поселений эпохи энео­
лита. М.— Л., 1964.
93 Сарианиди В. И. Памятники позднего энеолита..., с. 5.
94 Сарианиди В. И. Культовые здания поселений анауской куль­
туры.— СА, 1962, № 2; Хлопин И. Н. Геоксюрская группа...
с. 87—91.
95 Сарианиди В. И. Памятники позднего энеолита..., с. 9.
96 Там же, с. 2 0 -3 1 , табл. II, IV, V, XII—XI, XVIII.
83

97
98

99

100

101
102

103

104

105

106

107

84

Там же.
Массон В. М. Кара-депе у Артыка..., с. 399; Сариапиди В. И. Па­
мятники энеолита..., с. 39.
Массон В. М. Восточные параллели убейдской культуры.—
КСИА, 19G2, вып. 91.
Лисицына Г. Н., Массон В. М., Сарианиди В. И., Хлопин И. //.
Итоги археологического и палеогеографического изучения Геоксюрского оазиса.— GA, 1965, № 1; Лисицына Г. Н. Орошаемое
земледелие..., с. 34, 35.
Лисицына Г. Н. Орошаемое земледелие... с. 41—74, рис. 3.
Там же, с. 63.
Массон В. М. Расписная керамика Южной Туркмении по рас­
копкам Б. А. Куфтина.— ТЮТАКЭ, 1956, т. VII; он же. Средняя
Азия и Древний Восток...; он же. Раскопки на Алтын-депе.
В кн.: Археологические открытия 1965 г. М., 1966; он же. Протогородская цивилизация юга Средней Азии.— СА, 1967, № 3;
он же. Открытие монументальной архитектуры эпохи бронзы
в Южном Туркменистане.— СА, 1968, № 2; он же. Раскопки на
Алтын-депе в 1969 г. Ашхабад, 1970; Masson V. М. The Urban
Revolution in South Turkmenia.— Antiquity, 1968, XLII; Сариа­
ниди В. И. Керамическое производство древнсмаргианских по­
селений.— ТЮТАКЭ, 1958, т. VIII; он же. Хапуз-депо...; он же.
Раскопки могильников на Геоксюре и Алтын-депе.— В кн.: Ар­
хеологические открытия 1965 г.; он же. Раскопки на Хапуз-депе
и Алтын-депе.— В кн.: Археологические открытия 1966 г. М.,
1967; он же. Продолжение работ па Улуг-депе.— В кп.: Архео­
логические открытия 1968 г. М., 1969; Сарианиди В. И., Качурис К. А. Раскопки на Улуг-депе.— В кн.: Археологические от­
крытия 1967 г. М., 1968; Массон В. М., Сарианиди В. И. О знаках
на среднеазиатских статуэтках эпохи бронзы.— ВДИ, 1969, № 1;
они же. Среднеазиатская терракота эпохи бронзы. М., 1973;
Ганялин А. Ф. Археологические памятники горных районов се­
веро-западного Копет-Дага.— ИАН ТССР.—1953, № 5; он же.
Раскопки в 1959—1961 гг. на Алтын-депе.— СА, 1967, № 4; Щетенко А. Я. Раскопки памятников эпохи энеолита и бронзового
века в Каахкинском районе.— В кн.: Каракумские древности,
вып. I; Хлопин И. Н. Раскопки на Намазга-депе.— В кн.: Ар­
хеологические открытия 1967 г. М., 1968.
Массон В. М. Раскопки на Алтын-депе, с. 18, 19; Семенцов А. А.,
Маланова Н. С., Романова Е. Н., Свеженцев Ю. С., Тимофеев В. И.
Радиоуглеродные даты образцов из Средней Азии и Афганистана,
определенные лабораторией ЛОИА АН СССР в 1972—1973 гг.—
Успехи Среднеазиатской археологии, 1975, вып. 3, с. 83.
Массон В. М. Открытие монументальной архитектуры, с. 247—
250, рис. 1—4; idem. The Urban Revolution, p. 181, pi. XXV, a, b;
он же. Раскопки на Алтын-депе, с. 6—9, рис. 4.
Масимов И. С. Керамическое производство Южного Туркмени­
стана эпохи бронзы. Л., 1973. Автореф. канд. дис.; он же. Кера­
мическое производство эпохи бронзы в Южном Туркменистане.
Ашхабад, 1976.
Arne Т. Excavations at Shah Тере...; Dishayes J. Tureng Tepe
at la Periode Hissar III c.— The Memorial Volume V-th Interna-

tional Congress. Iranian Art and Archaeology. 11—18 April 1968,
vol. I. Tehran, 1972.
108 Массон В. M., Сарианиди В. И. О знаках на среднеазиатских
статуэтках...; они же. Среднеазиатская терракота...; Антоно­
ва Е. В. Антропоморфная скульптура древних земледельцев Пе­
редней и Средней Азии. М., 1977.
109 Куфтин Б. А. Работы ЮТАКЭ в 1952 г. по изучению «культур
Анау».— ИАН ТССР (Ашхабад), 1954, № 1; Массон М. Е. Крат­
кая хроника полевых работ ЮТАКЭ за 1948—1952 гг.— ЮТАКЭ,
1955, т. V; Массон В. М. Древнеземледельческая культура Маргианы.— МИА, 1959, № 73; Ганялин А. Ф. Погребения эпохи
бронзы у селения Янги-кала.— ТЮТАКЭ, 1956, т. VII; он же.
Теккем-депе.— ТИИАЭ АН ТССР, 1956, т. 2; Гутлыев Г. Рас­
копки на поселении раннежелезного века Яссы-депе у БабаДурмаза.— В кн.: Каракумские древности, вып. III. Ашхабад,
1970; он же. Раскопки поселения раннежелезного века Ясы-депе
в Каахкинском районе.— В кн.: Каракумские древности, вып. V;
Сарианиди В. И. Исследование слоев раннежелезного века на
Улуг-депе.— АО 1970. М., 1971.
110 Марущенко А. А. Археологические открытия последних лет
в Туркменистане.— Изв. ТГНИИ (Ашхабад), 1935, 1; он же.
Ахал. Историческая справка.— В кн.: Архитектурные памятни­
ки Туркмении. М.— Ашхабад, 1939; Ершов С. А. Итоги трех
лет.— Туркменоведение (Ашхабад), 1931, № 7—9; Массон М. Е.
Краткая хроника полевых работ ЮТАКЭ за 1948—1952 гг.—
ТЮТАКЭ, т. V; Массон В. М. Изучение культуры древнего Дахистана в 1951 г. (из работ ЮТАКЭ — 1951 г.).— Изв. АН ТССР,
1953, № 1; он же. Мисрианская равнина в эпоху поздней брон­
зы и раннего железа.— Изв. АН ТССР, 1953, № 2; он же. Па­
мятники культуры архаического Дахистана в Юго-Западной
Туркмении.— ТЮТАКЭ, 1956, т. VII; он же. Археологические
работы на Мисрианской равнине.— КСИИМК, 1957, вып. 69;
Атагаррыев Е., Лисицына Г. Н. Работа над составлением архео­
логической карты Мешед-Мисрианской равнины — Чатского зе­
мельного массива.— В кн.: Каракумские древности, 1970; вып.
III, Лисицына Г. Н., Прещепенко Л. В. Тильки-депе и некото­
рые вопросы палеогеографии Юго-Западной Туркмении.—
КСИА, 1972, вып. 132; Лисицына Г. Н. О работах в Юго-Запад­
ной Туркмении.— В кн.: Успехи среднеазиатской археологии,
вып. 1. Л., 1972; Лисицына Г. Н., Костюченко В. П., Прищепенко Л. В. Бенгуванский оазис поселений времени архаического
Дахистана.— В кн.: Каракумские древности, вып. IV, 1972; Ата­
гаррыев Е., Лисицына Г. Н., Прищепенко Л. В. Работы на Мешхед-Мисрианской равнине в 1971 г.— В кн.: Каракумские древ­
ности, вып. V, 1977; Гутлыев Г. Раскопки на холме Чиалык
(Чыглык-депс).— В кн.: Каракумские древности, вып. IV, 1972.
111 Массон В. М. Памятники культуры...; он же. Древнее орошение
на Мисрианской равнине.— В кн.: Земли древнего орошения.
М., 1969.
112 Массон В. М. Памятники культуры..., с. 444, 445.
113 Я более подробно останавливаюсь на характеристике археоло­
гического материала из Юго-Западной Туркмении по той при­
чине, что он довольно значителен по объему и не только под­
85

тверждает выводы, сделанные ранее В. М. Массоном, но в ряде
случаев дополняет и расширяет их.
11рищепенко Л. В., Шапошникова О. С. Новые материалы для
изучения керамики архаического Дахистана.— В кн.: Каракум­
ские древности, вып. III, таблица, с. 185.
115 Массон В. М. Памятники культуры..., с. 394—398, 409—420,
рис. 25—33, 35, 40—47, 49, 50; Прищепенко Л. В., Шапошнико­
ва О. С. Новые материалы для изучения керамики..., с. 186—
193, рис. 56—59; Атагаррыев Е., Лисицына Г. Н., Прищепенко Л. В. Работы на Мешхед-Мисрианскоп равнине..., с. 96—100,
рис. 2, 3.
116 Ghirshman В. FouiPes de Sialk. pi. XXXIV, XXXVII; Arne T.
Excavations at Shah-tepe, pi. LXX, 547, 548 a — b; van den Ser­
ge L. La necropole de Khurvin. Istambul, 1964, pi. XXII, 181—
183 \ XXIII, 184, 187; XXIV, 190.
117 Arne T. Excavations at Shach-tepe, pi. LXXXVI, 711, 712.
118 Ibid., p. 218, 219; van den Berge L. La necropole de Khurvin,
pi. XI, 54-57.
119 Arne T. Excavation at Shach-tepe, p. 209, pi. LX, 491.
120 Van den Berge. La necropole de Khurvin, pi. XVII, 152—157.
121 Ghirshman B. Fouilles de Sialk, pi. II, XXXIV, 454.
122 Массон В. M. Памятники культуры... с. 398, 422, рис. И.
123 Там же, с. 399, рис. 14.
124 Там же, с. 399, 401, 409, 420, рис. 15, 36; Комаровская Ф. Г., Па­
нарин С. А. Химический состав металлических изделий из па­
мятников архаического Дахистана.— В кн.: Каракумские древ­
ности, вып. III, с. 195.
125 Массон В. М. Памятники культуры..., с. 404, рис. 20; Кома­
ровская Ф. Г., Панарин С. А. Химический состав..., с. 195—198,
рис. 60; Кузьмина Е. Е. Металлические изделия энеолита и брон­
зового века в Средней Азии.— САИ, В4—9, 1966.
126 Массон В. М. Памятники культуры..., с. 399; Атагаррыев Е., Ли­
сицына Г. Н., Прищепенко Л. В. Работы на Мешхед-Мисрианской равнине..., с. 100, 101, рис. 3.
127 Комаровская Ф. Г., Панарин С. А. Химический состав..., с. 200,
201, таблица, с. 201, 202.
128 Deshayes J. Tureng Тере and the Plain of Gorgan in the Bronze
Age.— Archaeologica Viva, vol. I. Tehran, 1968.
129 Массон В. M: Памятники культуры..., с. 451, 453; он же. Древнее
орошение..., с. 168.
130 Марущенко А. А. Елькен-депе.— ТИИАЭ АН Туркм. ССР, 1959,
т. V.
131 Массон В. М. Древнеземледельческая культура Маргианы;
он же. Древнемаргианское поселение Яз-депе.— ИАН ТССР, 3.
Ашхабад, 1955; Росляков А. А. Мелкие археологические памят­
ники окрестностей Ашхабада.— ТЮТАКЭ, 1955, т. V; Мару­
щенко А. А. Елькен-депе; Г утлы ев Г Раскопки поселения ран­
нежелезного века Ясы-депе; Сарианиди В. И. Исследование
слоев раннежелезного века на Улуг-депе.
132 Сарианиди В. И. Изучение памятников эпохи бронзы и ранне­
го железа в Северном Афганистане.— КСИА, 1972, № 132; он же.
Раскопки Тилля-тепе в Северном Афганистане. М., 1972, с. 30—
33.
133 Ганялин А. Ф. Археологические раскопки горных районов;
86

Хлопин И. Н. Разводка памятников эпохи бронзы в долине
Сумбара.— АО 1968 г. М., 1969.
134 Jeivin С. The Tombs Found at Seleucia (Seasons 1929—30 and
1931—32), In: Second Preliminary Report upon the Excavations
at Tel Umar, Iraq. Ann Arbor, 1933, p. 38—40.
135 Frankfort H. Kingship and the Gods. A Study of Ancient Near
Eastern Religion as the Integration of Society. The University of
Chicago press. Chicago, 1948, p. 396, 23; idem. Town Planning in
Ancient Mesopotamia.— Town Planning Review, 1950, vol. 21,
p. 103.
136 И. M. Дьяконов дает пояснение такой разнице цифр по текстам
Урукагины и Энтемены, ссылаясь на данные, полученные им
позднее работ Г. Франкфорта (Общественный и государствен­
ный строй Древнего Двуречья. Шумер. М., 1959, с. 15, сн. 16).
137 Дьяконов И. М. Общественный и государственный строй...
138 Цифра, полученная Г. Франкфортом для Лагаша, относится
только к городищу Телло, тогда как И. М. Дьяконов делает рас­
чет населения для всей площади Лагашского государства.
139 Дьяконов И. М. Общественный и государственный строй..., с. 20.
140 Braidwood R. J. and Reed Ch. The Achievement and Early Concequenses of Food Production.— A Consideration of Archaeological
and Natural Historical Evidence, Gold Spring Harbor simposia of
Quantitative Biology, vol. XXII. New York, 1957, p. 21.
141 Russel J. C. Late ancient and medieval Population.— The Americaii
philosophical society. Philadelphia, 1958, 6.
142 Russel J. C. Late ancient..., p. 15, tabl. 7, p. 53.
143 Adams R. Land behind Baghdad. Chicago and London, 1965, p. 123,
124.
144 Renfrew C. Patterns of Population Growth in the Prehistoric
Aegean.— In: Man, Settlement and Urbanism. London, 1972, c. 294.
145 Fairservis W. A. The Origin, Character and Decline of an Early
Civilization.— American Museum Novitates, 1967, № 2302,
p. 3 1 -3 3 .
146 Беленицкий A. M., Бентович И. Б., Большаков О. Г. Средневе­
ковый город Средней Азии. Л., 1973, с. 258, 259.
147 Массон В. М. Поселение Джейтун (проблема становления
производящей экономики). Л., 1971, с. 102; он же. Экономика
и социальный строй древних обществ. Л., 1976, с. 105.
148 Массон В. М. Поселение Джейтун..., с. 104.
149 Бердыев О. К. Новые раскопки на Песседжик-депе и Чакмаклы-депе.— В кн.: Каракумские древности, вып. II. Ашхабад,
1968, с. 12, 13, рис. 1.
150 Сарианиди В. И. Эпеолитическое поселение Геоксюр.— ТЮТАКЭ,
I960, (обл. 1961), т. X; он же. Некоторые вопросы древней ар­
хитектуры энеолитических поселений Геоксюрского оазиса.—
КСИА, 1962, вып. 91; он же. Культовые здания поселений Анауской культуры.— СА, 1962, 00; он же. Памятники позднего энео­
лита Юго-Восточной Туркмении.— САИ, Б8—3, 1965; он же.
Геоксюрский некрополь.— В кн.: Новое в советской археологии.
М., 1965; он же. Коллективные погребения и изучение общест­
венного строя раннеземледельческих племен (по материалам
Геоксюрского некрополя).— В кн.: Успехи Среднеазиатской ар­
хеологии, вып. I. Л., 1972.

ОСНОВНЫЕ КОМПОНЕНТЫ
ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКОГО
ПРОИЗВОДСТВА
И МЕТОДЫ ИХ ИЗУЧЕНИЯ
(НА ПРИМЕРЕ
ПРИКАСПИЙСКОГО ЦЕНТРА)
Важнейшие слагающие элементы земледелия — орудия
труда, культурные растения, водообеспечение (климати­
ческие условия района; его гидрографический режим;
рельеф местности, определяющий характер естественного
стока и устройство оросительных систем) и почвы (за­
кономерности их распространения, вторичное заселение)

Любая форма земледельческого производства требует все­
сторонней оценки четырех основных его компонентов, ко­
торые взаимосвязаны и постоянно взаимодействуют так,
что практически их самостоятельное рассмотрение необ­
ходимо лишь для решения ряда вопросов более узкого
направления. Это — орудия труда, культурные растения,
почвы и водообеспечение (сюда должны входить: а) оцен­
ка природно-климатических условий, определяющих ис­
точник влаги, необходимой для почв и растений; б) рас­
смотрение древних оросительных сооружений, где основ­
ными являются такие показатели, как источник орошения,
размеры и устройство оросителей, принципы построения
ирригационных систем и регулирование подачи воды на
поля).
В настоящем разделе работы нет необходимости оста­
навливаться на рассмотрении орудий труда. Их роль в
производственном процессе рассматривалась неоднократ­
но, и в данном исследовании использованы результаты
уже проведенных археологами работ по их типологии и
определению функционального назначения 1. Несколько
по-иному обстоит дело с другими компонентами, посколь­
ку для их изучения была применена методика, не всегда
ранее использовавшаяся при исследовании истории земле­
делия и палеоэкономики в целом. Некоторые особенности
отдельных методов и полученные результаты приводятся
далее.
88

РАСТИТЕЛЬНОСТЬ

Методы изучения древней растительности. При рассмот­
рении отдельных районов сосредоточения археологических
памятников, и особенно территорий древнеземледельче­
ских оазисов,прежде чем приступить к изучению конкрет­
ных проблем палеоэкономики, необходимо по возможности
дать о^щую оценку тем природным условиям, в которых
протекала жизнь древнего населения. Иначе — существен­
но важно восстанавливать «экологическую ситуацию» того
или иного исторического этапа. Палеогеографические
реконструкции достаточно сложны для любых районов,
и, как правило, их начинают с растительности, являющей­
ся важнейшим индикатором климатических условий, ак­
тивно реагирующим на все существенные их изменения.
Наиболее распространенным методом реконструкции
древнего растительного покрова, как известно, является
спорово-пыльцевой анализ, который, к сожалению, в арид­
ных условиях малоэффективен из-за отсутствия объектов,
пригодных для специального палинологического изучения,
какими в гумидных районах стали отложения озерно-бо­
лотного генезиса. Те немногочисленные данные, которые
были получены для Южной Туркмении, практически не
дали необходимых сведений для сколько-нибудь обосно­
ванных палеогеографических построений 2. Вместе с тем
нельзя не отметить тех успехов, которые достигнуты
в последние годы именно в этом направлении палеобо­
танических исследований при работах на Ближнем Восто­
ке 3. Здесь, также в аридных районах, отбор и аналитиче­
ские исследования серии образцов озерных отложений из
ряда пунктов Юго-Западной Турции, а также оз. Зерибар
и последующее сопоставление полученных результатов с
данными поверхностных проб позволили установить об­
щую направленность изменения растительности на про­
тяжении значительного отрезка времени. Согласно этим
данным климат эпохи специализированного собиратель­
ства и охоты (мезолит) определяется как более сухой по
сравнению с эпохой становления и развития производя­
щей экономики. Эти данные конкретизируют ранее ши­
роко распространенное положение К. Батцера о том, что
близкая к современной аридность климата установилась
на Ближнем Востоке, по крайней мере, 15—20 тыс. лет.
назад 4.
89

Слабая палинологическая изученность Южной Турк­
мении и неэффективность полученных результатов в из­
вестной мере послужили причиной того, что для восста­
новления растительности возникла необходимость макси­
мально использовать другие палеоботанические методы,
прежде всего микроскопическое исследование углей, най­
денных при археологических раскопках, а также возмож­
ных остатков культурных растений.
Метод микроскопического изучения углей, как и метод
спорово-пыльцевого анализа, достаточно хорошо известен
и не требует специального описания. Важно учитывать,
что, отнюдь нс отражая всей специфики растительного
покрова, угли тем не менее характеризуют состав древес­
ной флоры, непосредственно произраставшей близ посе­
лений использовавшейся человеком для своих хозяйст­
венных нужд.
Этот метод имеет целый ряд недостатков, нередко вы­
зывающих скептическое отношение к нему со стороны
отдельных исследователей. Прежде всего получение исход­
ного материала носит чисто случайный характер. Угли во
время раскопок обычно могут быть обнаружены на местах
очагов, кострищ, в печах и помещениях, пострадавших от
пожара (сгоревшие строительные детали, бытовые пред­
меты). Отдельные включения, нередко упоминаемые как
важный показатель при характеристике культурных сло­
ев или слоев в той или иной степени затронутых антро­
погенным влиянием, за редким исключением бывают мел­
кими, легко рассыпающимися при отборе и не сохраняю­
щими структуры, необходимой для определений.
Затем отбор углей из очагов, кострищ и других скоп­
лений обычно дает идентичные образцы, зачастую при­
надлежащие одному куску сгоревшего дерева или кустар­
ника. По этой причине приводимые в таблицах данные
количественного подсчета не играют для реконструкций
никакого значения, являясь лишь показателем общего
объема просмотренного материала. Принципиально важен
факт нахождения той или иной породы на разных памят­
никах и те изменения в составе древесной растительности,
которые удается фиксировать на археологических объек­
тах конкретных районов.
Метод определения углей в широких масштабах, при­
мененный для хронологически разновременных памятни­
ков Южной Туркмении, дал в целом вполне положитель­

на

ные результаты, позволив уточнить состав древесной рас­
тительности, произраставшей на обширных равнинах ис­
следуемой территории в VI —I тысячелетиях до н. э. (см.
табл. 8, с. 97) 5.
Что касается культурных растений, то их изучают с
помощью специальных методов, квалифицируемых как
палеоэтноботанические, или археоботанические (археоэтноботанические) 6. Исходный материал для палеоэтноботанических исследований весьма разнообразен и вмес­
те с тем довольно малочислен. Наиболее распространен
ную группу находок составляют обугленные или карбони­
зированные зерна, семена и плоды растений, довольно час­
то встречающиеся в процессе археологических изысканий.
Их находят обычно при вскрытии хозяйственных по­
мещений и зернохранилищ, а также нередко в погребаль­
ных комплексах, куда они попадали, видимо, во время
свершения ритуальных обрядов. В культурных слоях при
вскрытии жилой архитектуры обугленные растительные
остатки встречаются редко, а при изучении дворцовых
построек и зданий культового назначения, как правило,
вообще отсутствуют.
Указанные особенности находок карбонизированного
палеоэтноботанического материала также указывают на
известный элемент случайности при его сборе. Это зави­
сит от характера направленности изучения того или иного
археологического объекта, но иногда даже полное вскры­
тие небольших памятников не приносит желаемых ре­
зультатов. Так, для раскопанного целиком неолитическо­
го поселения Джейтун имеются весьма ограниченные све­
дения о составе культурных растений, базирующиеся на
отдельных находках 7 (табл. 6).
По указанной причине неудивительно, что значитель­
ная часть оседлоземледельческих поселений в результате
отсутствия налеоэтноботанических материалов оказались
или ^охарактеризованной в этом отношении совсем или
охарактеризованной лишь частично и подчас односторонне.
В последние годы в связи с широким размахом работ
на памятниках аридной зоны при вскрытии сырцовой ар­
хитектуры начались исследования растительных остатков,
присутствующих в виде примеси в^ сырцовых кирпичах,
промазках полов, обмазках стен и в керамическом тесте.
При этом получают палеоэтноботанические остатки двух
типов: 1) при разламывании кирпичей, кусков всевозможяг

Таблица 6. Находки культурных растений на памятниках
Южной Туркмении VI—I тысячелетий до н. э.
-----■

Памятник

Дата,
тысячеле­
тие
до н. э.

crt —
я-£
в оз
в оЗ

03 .

ёй

VI
VI
VI
VI—V

«
Я
я

ft3
0го

g 03 О
И
3 | ай О
tl
_—
ьс1 я
Л
я я я
а | 0
3> 03
а . а . а
в
«® к® W

03

Я

Ен

15
03

03

0о3

Я

03

S3

15
о

аз

и
я
я

03
а

В

03
со
я

ft

ей

03
03 « «
со
и

5

*
3о6 Е
>>
ft и

£'►
ё .2

я-Й
я
£
ЙС

X
X
X

X
X
X
X
X
X
X
X
X
X
X
X

X
X
X
X
X
X X

X

X
X
X
X X

X
X
X
X

X
X

X

х

X

X

X

X

1 1 -1

ьЛ

X

V
IV
IV
IV —III
III
III
II
II
И—I
11—I
II—I
11—I

«4
«а Я
Я я
я^г н
м^ я
РО


X

Джейтун
Чопан-дене
Вами
Чагыллы-депе
Анау,
северный
холм (слой Анау1б)
Муллали-дене
Алтын-депе
Геоксюр 1
Чонг-деле
Ак-тепе
Намазга-депе
Улуг-депе
Тахирбай III
Геокчик
Тйльки-депе
Тангсикылджа
Чиглык-депе

■JJ,)
ЭШЦ

d
со
а я
я х
ая ~5
45if

я—
озj
U g

Я'Л4 '"Г'
03+J со
оО е
в® 0я3
d з •я
о
% о
й 03 и
ей S*
ВТя Я
Я О я
в о 03
S
в
W

X
X

X
X
X

X

I
Старая Ниса

(III—I вв.
до н. э.)

X

X

X —находки карбонизированных семян и зерен.

ных обмазок, промазок и на керамике можно обнаружить
отпечатки зерен, колосков, стеблей и других фрагментов
растений; 2) при промывке размоченных кирпичей, обмаз­
ки и других образцов культурного слоя через сита с разным
диаметром ячеек или с помощью специальной машины
удается выделить фракции, содержащие большое количе­
ство зерен и семян культурных и сорных растений и их
92

фрагментарные остатки8. Применение метода отмывки
позволило перейти от случайных находок к получению
почти для каждого памятника комплекса палеоэтноботанических материалов, необходимых для реконструкции ха­
рактера культурной растительности, а следовательно, и
особенностей древнего земледелия.
В нашей стране широкое изучение отпечатков расте­
ний на глиняной массе л метод отмывки были применены
при изучении памятников трипольской культуры9, а
несколько позднее — оседлоземледельческих поселений
Кавказа и Средней Азии. Опыт работы в этом направле­
нии показывает, что наилучшим вариантом для получения
исходных полеоэтноботанических данных является опреде­
ление и карбонизированного материала, если такой име­
ется, и отпечатков растений, и продукта отмывки. Другие
типы палеоэтноботанических остатков — пыльца культур­
ных растений, а также минерализованные зерна, семена
и плоды — в южных аридных районах СССР встречаются
крайне редко.
Нельзя не отметить, что карбонизированный материал
в результате обжига в различных температурных услови­
ях подвергается различной степени деформации, сильно
затрудняющей идентификацию субфоссильного материа­
ла. То же самое, но уже по причине различной степени
смачиваемости, происходит и с отпечатками растений,
а также зернами и семенами, получаемыми при отмывке.
Поэтому при палеоэтноботанических работах большое
внимание уделяется изучению морфологии ископаемых
растительных остатков, выявлению тех признаков, кото­
рые позволяют отождествлять их с современными ботани­
ческими образцами.
В качестве примера эффективности применения ме­
тода исследования растительных остатков при отмывке
сырцовых кирпичей можно привести результаты работ на
оседлоземледельческом памятнике Закавказья, относя­
щемся к шулавери-шомутепинской культуре и датируе­
мом V—IV тысячелетиями до н. э., — Арухло I (Южная
Грузия). На этом поселении, раскапывавшемся в течение
нескольких полевых сезонов, несмотря на большой объем
вскрытий площади, были обнаружены только единичные
карбонизированные зерна проса. В 1974 г. были проведе­
ны специальные работы по отмывке сырца, определению
отпечатков и материалов отмывки. В итоге обнаружено
93

Таблица 7. Результаты определения палеоэтиоботаиических
остатков с поселения Арухло 1, слои V тысячелетия до н. э.
{Южная Грузия)

Карбонизированный материал. Определения Д. А. Очинаури
Просо — Panicum miliaceum L.
Отпечатки. Материал отмывки. Определения Л. В. Прищепенко
(Летниковой)
а) Культурные растения:
Пшеница однозернянка — Triticum monococcum L.
Пшеница двузернянка — Triticum dicoccum Schrank.
Пшеница мягкая — Triticum aestivum L.
Пшеница карликовая — Triticum compactum Host.
Пшеница спельта — Triticum spelta L.
Ячмень пленчатый, дву рядный и много рядный
Ячмень голозерный, двурядный и многорядный
Просо — Panicum miliaceum L.
Чечевица — Lens esculenta L.
Горох посевной — Pisum sativum L.
б) дикорастущие растения:
Вика четырехсемянная — Vicia tetrasperma L.
Воробейник полевой — Lithospermum arvense L.
Гелиотроп европейский — Heliothropium europeicum L.
Горец малый — Poligonum minus nuds
Горец перечный — Poligonum hidropiper L.
Горец почечуйный — Poligonum persicaria L.
Горец шероховатый — Poligonum scarbum Moench.
Грыжник гладкий — Heriaria glabra L.
Дымянка Шлейхера — Fumaria Schleicheri.
Железица горная — Sideritis montana L.
Икотник серый — Berteroa incana L.
Капуста полевая — Brassica campestris L.
Качим метельчатый — Gypsophila paniculata L.
Клевер луговой — Trifolium pratense L.
Костер береговой — Bromus riparius Rehm.
Костер кровельный — Bromus tectorum L.
Лебеда лоснящаяся — Atriplex nitens Schkuhr.
Лютик едкий — Ranunculus acer L.
Люцерна посевная — Medicago sativa L.
Мак гибридный — Papaver rhoeas L.
Марь белая — Chenopodium album L.
94

Т а б л и ц а 1 (окончание)

Марь сизая — Chenopodum glaucum L.
Марь многосемянная — Chenopodium polyspermum L.
Молочай солнцегляд — Euphorbia holioscopia L.
Нонея коричневая — Nonea pulla (L.) D. C.
Овсянница мышехвостая — Festuca myuros L.
Полевичка волосистая — Eragrostis pilosa (L.) P. B.
Просо волосовидное — Panicum capillare L.
Резеда желтая — Reseda lutea L.
Рожь — Secale cereale L.
Ромашка обыкновенная — Matricaria chamomilla L.
Ромашка непахучая — Matricaria inodora L.
Синяк обыкновенный — Echium vulgare L.
Татарник обыкновенный — Onopordon acantium L.
Чина безлисточковая — Lathyrus aphaca L.
Чистец германский — Stachus germanica L.
Чистец однолетний — Stachus annua L.
Ширица запрокинутая — Amaranthus tetraflexus L.
Щавель конский — Rumex confertus Willd.
Щавель курчавый — Rumex crispus L.
Щавель обыкновенный (кислый) — Rumex acetosa N.
Щавель туполистый — Rumex obtusifolius L.
Щетинник итальянский — Rumex Setaria italica L.
Семена растений из семейств бобовых — (Leguminosae),
б\рачниковых (Boraginaceae), злаков (Gramineae),
крестоцветных (Cruciferae) и маревых (Cheuopodiaceae).

девять видов культурных растении, среди которых пять
видов пшениц, два вида ячменя, бобовые и 44 вида дико­
растущих травянистых растений (табл. 7) 10.
Аналогичные примеры можно привести для других
памятников Южной Грузии — Арухло 2, Имирис-гора и,
древнеземледельческих поселений Ближнего Востока —
Шога Мами 12, Болгарии — Дипсийская могила (Езеро) 13
Очевидно, преимущества метода отмывки не требуют
дополнительных пояснений.
Работы по систематическому изучению остатков куль­
турных растений в Южной Туркмении начаты сравнитель­
но недавно. К сожалению, отмывка сырцовых кирпичей с
памятников, расположенных как на подгорной равнине
95

(Чопап-депе, Алтып-дспе, парфянские поселения), так и
в юго-западных районах (Тилыш-депе, Тангсикылджа),
пока не дала ожидаемых разультатов. По нашим предпо­
ложениям, это обусловлено значительно меньшим объемом
по сравнению с другими районами растительных примесей
в саманном тесте, возможно, временем изготовления кирпи­
чей, что должно было оказывать влияние на состав орга­
нических включений, а также условиями сохранности
попадавших в глину ботанических материалов.
Учитывая, что подобные факты не единичны, следует
признать, что к изучению каждой конкретной территории
и в плане применения палеоботанических методов необхо­
димо подходить индивидуально, экспериментально поды­
скивая наиболее оптимальные варианты получения исход­
ных материалов и привлекая для сравнения и подтверж­
дения отдельных выводов, всевозможные косвенные
показатели.
Растительность Южной Туркмении в VI—I тысячеле­
тиях до н. э. Многолетние полевые работы автора в Южной
Туркмении были сосредоточены в отдельных древнезем­
ледельческих оазисах подгорной зоны Копет-Дага
и аллювиальных равнин. В результате стационарных работ
у таких неолитических поселений, как Джейтун и Чопандепе, многослойных памятников Кара-депе и Улуг-депе,
в оазисе, расположенном в районе сел. Меана-Чаача и в
древнем Дахистане, была собрана большая коллекция уг­
лей, дополненная материалами, собранными археологами,
работавшими в других районах. Определение этих образ­
цов дало результаты, приведенные в табл. 8.
Хорошо видно, что состав определенных углей доволь­
но бедный по количеству видов, в основном соответствует
наиболее распространенным не только в Южной Туркме­
нии, но и во всей Средней Азии древесным породам, вхо­
дящим в состав тугайных лесов. Находки тополя, клена,
вяза (местное название — «карагач»), ясеня и тамарикса
отнюдь не дают сколько-нибудь исчерпывающей характе­
ристики тугаев как растительной ассоциации, но тем не
менее наглядно подтверждают, что их древесный и кустар­
никовый состав не менялся на протяжении длительного
времени, начиная с VI тысячелетия до н. э. Использование
человеком древесины пород тугайных лесов для хозяйст­
венных целей свидетельствует о довольно широком рас­
пространении этого типа растительности в прошедшие
96

Таблица 8 . Сводная таблица результатов определения углей
с памятников Южной Туркмении VI—I тысячелетий до н .э .

Памятник

рода

\
Дата слоев,
из которых
взяты
образцы

Подгорная равнина Копет-Дага
Джейтун
Чагыллы-депе
Песседжик-депе
Чакмаклы-депе
Чакмаклы-депе
Кара-депе
Улуг-депе
Илгынлы-деле
Намазга-деле
Намазга-депе
Улуг-депе
Алтын-депе
Ак-депе

Неолит

Анау IA
Энеолит

Бронза
»

X
X
X
X

X
X

X
X

X

X
X
X
X
X

X

X
X
X
X
X

X

X
X

X
X

X
X
X X
X
X X X
X X X
X X

X
X
X

Аллювиальные равнины
Энеолит
Геоксюр I
Акча-депе (Геоксюр 2)
Муллали-депе (Геоксюр 4)
Чонг-депе (Геоксюр 5)
»
Хапуз-депе
Мадау-депе
Поздняя
бронза —
Тильки-депе
раннее же­
лезо

X
X
X
X

X
X

X

X

X

X
X
X

X
X

X

X
X

X — находки углей.
4

Г. Н. Лисицына

97

тысячелетия на равнинах Южной Туркмении, и в частно­
сти в ныне пустынных и безводных районах. Очевидно,
иным был рисунок гидрографической сети, с которой свя­
заны интразональные тугайные формации, хотя восста­
новление характера и направления самих водотоков часто
бывает затруднено, особенно на подгорной равнине. Вмес­
те с тем именно интразональный характер тугайной фло­
ры не позволяет в полной мере использовать полученные
палеоботанические данные для заключения об изменениях
и колебаниях климата, хотя в целом они и свидетельству­
ют о длительной аридности.
Более показательны находки углей саксаула па неоли­
тических памятниках Джейтун и Песседжик-депе, терри­
ториально расположенных на северной окраине подгорной
зоны, близ кромки песков пустыни Кара-Кум. Эти наход­
ки уже определенно свидетельствуют о соседстве с оази­
сами площадей, покрытых ксерофитными ассоциациями,
свойственными пустынному климату.
Интересны находки углей можжевельника, или арчи,
сделанные только на памятниках, расположенных близ
гор. Они свидетельствуют о значительной облесенности
северных склонов Копет-Дага. По-видимому, уже на ран­
них этапах интенсивного освоения подгорной зоны нача­
лось уничтожение арчи и остепнение горных склонов,
приведшее к тому, что эта порода постепенно перемести­
лась на большие высоты, уступив свое место степным ассо­
циациям. Вряд ли резонно допускать, что древесина этой
породы, использовавшаяся не только для строительных це­
лей, но и в качестве топлива, привозилась на равнину изда­
лека или спускалась из высокогорий.
Обезлесение северных склонов Копет-Дага и исчезнове­
ние арчи в низком и среднемрастительных поясах гор ни
в какой мере не могут служить показателем изменений
климата в сторону сухости в связи с уже упоминавшимися
биологическими особенностями этой древесной породы.
В целом же те крайне немногочисленные палеоботаниче­
ские данные, которые известны в настоящее время для
исследуемой территории, позволяют только ориентировоч­
но говорить об относительной стабильности климата арид­
ной зоны на протяжении последних 8—10 тыс. лет. Они
могут быть использованы для палеогеографических рекон­
струкций лишь в совокупности с другими сведениями, в
первую очередь касающимися палеоэкономики.
98

Культурные растения Южной Туркмении VI—I тыся­
челетия до н. э. Изучение карбонизированного палеоэтноботанического материала, а также отпечатков зерен в
сырцовых кирпичах и данных отмывки сырца позволило
сейчас уже достаточно точно установить состав культур­
ных растений, возделывавшихся южнотуркмеиистанскими
земледельцами с эпохи неолита. Ассортимент их очень
невелик, особенно в VI —III тысячелетиях до н. э.
(табл. 6), он представлен двумя видами пшениц, мягкой
(Тг. vulgare = Тг. aestivum L.) и карликовой (Tr. сотрасtum Host.), и ячменями: двурядными и многорядными,
пленчатыми и голозерными. Выше уже говорилось о рас­
положении Прикаспийского центра на стыке Переднеази­
атского и Среднеазиатского очагов, по Н. И. Вавилову,
что находит свое отражение в составе возделываемых
растений уже на самых ранних этапах становления осед­
лого земледелия. Здесь не встречены столь широко распро­
страненные в других центрах пшеницы однозернянки и
двузернянки, что объясняется удаленностью Прикаспия
от ареалов произрастания их диких предков и одновремен­
но свидетельствует, что первичная доместикация этих
видов происходила непосредственно в пределах этих ареа­
лов.
Характеризуя Среднеазиатский очаг, Н. И. Вавилов
писал: «... он имеет для нас огромное значение, ибо здесь
родина мягкой пшеницы. Именно здесь установлен колос­
сальный потенциал сортового разнообразия мягкой пше­
ницы — главного хлеба земли. Здесь родина карликовой
и круглозерной пшеницы; родина всех важнейших зерно­
вых, бобовых, как горох, чечевица, чина, конские бобы,
нут, представленных исключительным богатством ге­
нов». Однако в своих более поздних работах он склонил­
ся в пользу мнения о том, что Среднеазиатский очаг
является для мягких пшениц вторичным (подтверждено и
работами Е. Н. Синской) 14. То есть, несмотря на концент­
рацию формообразовательного процесса этого вида в
Среднеазиатском очаге, а еще точнее — в ГималайскомГиндукушском локусе 15; он имеет первичный очаг в Пе­
редней Азии, здесь же остается первичный центр формо­
образования лишь карликовых пшениц (Тг. compactum
Host.). Очевидно, мягкие пшеницы попали в Среднеазиат­
ский очаг на очень ранних этапах человеческой истории,
поскольку они достаточно часто встречаются на археоло­
4

*

99

гических памятниках Южной Туркмении, датируемых
V I—V тысячелетиями до н. э .16
Очень важным является вопрос о происхождении мяг­
ких голозерных пшениц — основной хлебной культуры,
поскольку дикорастущего предка у них нет. Большинство
исследователей склонно считать, что этот вид появился в
результате синтеза диплоидных и тетраплоидных пшениц
с Aegilops squarrosa и Aegilops speltoides, но в последние
годы все чаще появляются предположения о ее более слож­
ном формировании. Так, Дж. Ренфрю, основываясь на
данных Р. Петерсона и Г. Белла, приводит в своей книге
такую картину эволюции гексаплоидной пшеницы 17:
Aegilops squarrosa X Tr. dicoccoides
M
_
Tr. macha

\

Tr. dicoccum
I

Tr. spelt a
—------ —* Tr. aestivum
N

I

j

Tr. vavilovi

Tr. sphaerococcum
Tr. com pactum

X. Кихара дает несколько иную схему:18
Tr. dicoccoides X Aegilops squarrosa
Tr. spelta

1

x Tr. compactum

Tr. aestivum

В. E. Писарев считает, что при естественной гибридиза­
ции Tr. dicoccoides и Aegilops squarrosa появилась Tr. spel­
ta и уже она стала исходным видом для образования Тг.
aestivum. Тг. compactum и Tr. sphaerococcum 1Э.
Как бы ни решали этот вопрос генетики, на настоя­
щем этапе изучения этой проблемы в происхождении не
только мягких, но и карликовых пшениц остается еще мно­
го неясного.
В ранних палеоэтноботанических коллекциях Ближне­
го Востока (V II—V тысячелетия до н. э.) мягкая пше­
ница Tr. vulgare=Tr. aestivum обнаружена на таких па­
мятниках, как Ес-Севван, Коруджу-тепе, Мусиян, тель Те100

гхеджик, тепе Сабз, Хаджилар (керамическая стадия),
Чатал-Гуюк, Шога Мами и Ярым-тепе20, а также на ряде
памятников шулавери-шомутепинской культуры Закав­
казья — Арухло 1, Арухло 2, Иланлы-тепе, Имирис-гора,
Рустепеси и Тойре-тепе21. Все эти памятники расположены
в районах совпадения ареалов, исходных видов для фор­
мирования мягких пшениц 22; одним из предполагаемых
локусов формообразования мягкой пшеницы является Се­
верный Иран в части, примыкающей к юго-западному по­
бережью Каспия23.
На исследуемой нами территории Южного Туркмени­
стана находки мягких пшениц, как правило, сделаны вме­
сте с карликовыми. Эти виды очень близки между собой
по генетическим свойствам, и некоторые ботаники даже
рассматривают карликовую пшеницу как подвид мягкой24.
Центр формообразования и генетического разнообразия
карликовых пшениц находится в Среднеазиатском очаге.
Н. И. Вавилов писал: «Главная масса карликовых пшениц
группируется в районах Туркестана, Афганистана, Буха­
ры, Кавказа. При этом в Туркестане, насколько это удалось
установить, главным образом карликовые пшеницы распро­
странены в Закаспийской области, в районах смежных с
Афганистаном» 25. На памятниках Ближнего Востока VII —
V тысячелетий до н. э. карликовая пшеница найдена толь­
ко на Тель Рамад и Ярым-тепе I и I I 26, а в Закавказье —
на памятниках шулавери-шомутепинской культуры —
Арухло 1, Арухло 2, Имирис-гора и Кюль-тепе 27. Основное
большинство находок сделано в Прикаспийском центре, а
в целом ареал распространения этого вида в древности был
менее широк, чем у мягких пшениц.
Присутствие среди палеоэтноботанических находок
Южного Туркменистана, датируемых VI —I тысячелетия­
ми до и. э., только двух рассмотренных выше видов позво­
ляет предполагать, что их образование происходило где-то
в близлежащих районах Ирана и Афганистана, откуда они,
по-видимому, и были заимствованы земледельческими пле­
менами. Отсутствие среди ископаемого палеоботаническо­
го материала каких-либо остатков растений, исходных для
синтеза мягких и карликовых пшениц, не позволяет в на­
стоящий момент ставить вопрос "о их местном п р охож ­
дении.
Строгая ограниченность состава возделываемых пше­
ниц выделяет Прикаспийский центр среди других центров
10 1

становления производящего хозяйства. Особенно резко он
контрастирует с Закавказьем, которое благодаря специфи­
ке экологических условий и формирования флоры заняло
исключительное место среди других центров по формооб­
разованию культурных растений, и в частности пшениц28.
Большой интерес представляют находки в Южной
Туркмении ископаемых ячменей. Здесь, как видно из пре­
дыдущего текста и таблицы, обнаружены двурядные и
многорядные, пленчатые и голозерные формы. По вопросу
о происхождении ячменей существуют разные точки зре­
ния, имеющие принципиально важное значение при раз­
работке вопросов палеоэкономики. Общепринятым являет­
ся мнение о том, что родоначальником культурных дву­
рядных ячменей был Hordeum spontaneum С. Koch, ши­
роко распространенный на обширных просторах Старо­
го и Нового Света29. И именно ячмень двурядных форм
был введен в культуру первым, тогда как многорядные
формы, и в частности шестирядный ячмень, появились в
культуре в результате мутаций, происходивших под влия­
нием искусственного орошения30. Надо отметить, что эта
точка зрения, поддерживаемая рядом биологов-генетиков,
позволила археологам очень четко выделять период ста­
новления орошаемого земледелия по находкам шестиряд­
ных и голозерных форм. Однако мутационная теория про­
исхождения многорядных ячменей разделяется далеко не
всеми исследователями и поиски их дикого предка являлись
одной из важных проблем, изучению которой было посвя­
щено много лет упорного труда. Тщательное изучение линнеевского вида Н. spontaneum С. Koch, провел Ф. X. Бахтеев, которому удалось дать его более широкую характери­
стику и выявить разнообразные популяции, которые могут
быть исходными для формирования многорядных ячменей,
поэтому данный вид теперь именуется Н. spontaneum
С. Koch em. B acht31.
Популяции дикого ячменя, которые, по мнению
Ф. X. Бахтеева, могли стать родоначальниками культур­
ных шестирядных форм, объединены под общим услов­
ным названием Н. lagunculiforme (бутылковидный яч­
мень) и обнаружены в естественных фитоценозах на
территориях Азербайджана, Туркмении и Таджики­
стана 32.
В палеоэтноботанических коллекциях V II—V тысяче­
летий до н. э., собранных с археологических памятников
102

территории Ближнего Востока, Закавказья и Южной Турк­
мении, ячмень присутствует всегда 33. Интересно, что пер­
выми были обнаружены двурядные пленчатые ячмени, но
уже последними исследованиями в ряде пунктов зафикси­
рованы шестирядные, голозерные и пленчатые формы (АлиКош, Хаджилар (докерамическая стадия), Кан-Хасан,
Ум Даббагия, Чатал-Гуюк, Шога Мами, Хаджилар (кера­
мическая стадия), Ес-Севван, Мерсин, Рас Шамра, тепе
Сабз, Ярым-тепе II; в Закавказье — Арухло 1, Арухло 2,
Иланлы-тепе, Имирис-гора, Тойре-тепе, Шому-тепе; в Юж­
ной Туркмении — Алтын-депе). Очень интересно, что на
памятнике Али-Кош в слоях, относимых к фазе Бас Мордех, датируемых даже V III — VII тысячелетиями до н. э.,
сделаны совместные находки дикого ячменя Н. spontaneum
и многорядного голозерного ячменя (см. с. 15, 16). Этот
факт свидетельствует об очень раннем введении в культу­
ру шестирядных голозерных форм и, хотя характер попу­
ляций найденных образцов дикого ячменя не установлен,
намечается связь между дикими и культурными фор­
мами.
Интересно, что на ряде памятников наряду с культур­
ными многорядными ячменями найдены и их предпола­
гаемые предки — бутылковидные ячмени: в Ярым-тепе II,
Закавказье — Бабадервиш pi Узерлик-тепе, правда дати­
руемых уже III — II тысячелетиями до н. э. Эти находки
очень важны, поскольку они подтверждают точку зрения
Ф. X. Бахтеева.
Многочисленные совместные находки двурядных и
многорядных ячменей ставят под вопрос и приоритет вве­
дения в культуру двурядных форм.
Существование двух точек зрения на вопросы проис­
хождения многорядных ячменей заставляет с большей
осторожностью использовать присутствие шестирядных
форм в качестве показателя ирригационного земледелия.
Находки, сделанные в Южном Туркменистане, к сожале­
нию, и малочисленны и невыразительны. Большинство
из них не имеет видовых определений, двурядных боль­
ше, чем многорядных, пленчатые по количеству превали­
руют над голозерными. Подробное изучение ячменей было
проведено только для Алтын-депе 3. В. Янушевич34. Ею
была определена очень интересная форма многорядного
голозерного ячменя с мелкими, приближающимися по
форме к шаровидным зерновками. Мелкозерность, по мне­
103

нию 3. В. Янушевич, может служить признаком карлико­
вости, формы, обладающие «низкорослым устойчивым к
полеганию стеблем» 35. Они наиболее приспособлены к ус­
ловиям орошения, а голозерность свидетельствует о срав­
нительно невысокой засоленности почв, что характерно
для древнеземледельческих оазисов. Просмотренные про­
бы ячменя были чистыми, по-видимому, смешанные по­
севы в данном конкретном случае не практиковались, хотя,
по предположению 3. В. Янушевич, могли высеваться
смешанные посевы пшениц —мягкой и карликовой.
Интересно отметить, что в Юго-Западной Туркмении
уже в период поздней бронзы — раннего железа среди мно­
гочисленных образцов отмечено только два вида зерновых
культур — мягкая пшеница и многорядный голозерный яч­
мень36. Только на Намазга-депе, в подгорной зоне, в сло­
ях, относимых к эпохе бронзы, к указанным зерновым
культурам добавляются рожь, нут и виноград37. К сожале­
нию, никаких новых данных, подтверждающих эти наход­
ки, пока нет и говорить о расширении ассортимента возде­
лывавшихся во II тысячелетии до н. э. культур можно
лишь с большой осторожностью.
Бедность ассортимента и его состав очень близки к
имеющимся в литературе сведениям о земледелии в этой
части Туркестана в дореволюционный период38.
ПОЧВЫ

Почвы древнеземледельческих оазисов и особенность их
изучения. Почвы, несмотря на то что они являются основ­
ным средством земледельческого производства, при изуче­
нии палеоэкономики оседлых земледельцев, к сожалению,
нередко выпадают из сферы внимания археологов, что за­
частую приводит к одностороннему, а подчас и ошибочному
решению некоторых вопросов истории становления и
развития этой важнейшей отрасли производящего хо­
зяйства.
Особую важность приобретает изучение почв аридных
районов СССР, где они в течение длительного времени, по
крайней мере с VI тысячелетия до н. э., в процессе земле­
дельческого производства подвергались антропогенному
воздействию.
Как показали работы последних лет, почвы, несомненно,
являются одним из важнейших источников информации о
104

системах древнего земледелия и его характере, поскольку
следы их былого использования сохраняются до наших
дней в целом ряде специфических признаков или особен­
ностей 39. Организация орошения, развитие способов ис­
кусственного полива и обработки земли, ассортимент вы­
севаемых культур и его изменение интенсифицируют про­
изводительность почв аридной зоны, и именно почвы в
первую очередь отражают всю сложность закономерностей
развития земледелия, аккумулируя в себе результаты од­
новременного воздействия как природных, так и антропо­
генных факторов.
Нельзя не отметить, что сравнительное изучение почв
в древнеземледельческих оазисах и за их пределами поз­
волило ряду авторов уже на самых ранних стадиях изучечения почвенного покрова Средней Азии выделить в общей
системе почв пустынного ряда древнеорошаемые почвы и
рассматривать их как самостоятельный почвенно-генети­
ческий тип, который называли по-разному: культурно-по­
ливным, староорошаемым, оазисным, оазисно-антропоген­
ным, остаточно-гумусным и т. д .40 Однако правомочность
выделения этого типа почв, а также и их картирование
вызывали известные сомнения и трудности, в результате
которых на детальных почвенных картах они не всегда
находили свое отражение, а в некоторых работах вообще не
упоминались 41.
В 60—70 годах, в связи с вновь поставленными вопро­
сами освоения пустынь, появляются работы, в которых
в несколько ином аспекте рассматривается проблема выде­
ления древнеорошаемых почв как самостоятельного гене­
тического типа, и проводится их классификация главным
образом с учетом такого фактора, как длительность оро­
ш ения42. Наиболее полная классификация почв Н. Г. Минашиной дополняет проведенные ранее работы и охваты­
вает значительное разнообразие почв базисов, сведя их в
шесть групп типов: 1) недавно орошаемые; 2) оазисные,
орошаемые с установившимся режимом почвообразования;
3) древнеоазисные, орошаемые на искусственных агроирригационных отложениях на землях древнего орошения;
4) оазисные, не орошаемые залежные почвы; 5) антро­
погенные почвы вторичных бугров и низин; 6) остаточные
почвы природного происхождения, попавшие в контур
оазиса и изменившиеся под влиянием орошения окружаю­
щих земель43.
105

В этой классификации для нас наибольший интерес
представляют те почвы, которые могут быть отнесены к
типу почв древнеземледельческих оазисов, хотя следует
отметить, что в Средней Азии наблюдается частое пере­
крытие ареалов современных и древних оазисов, а почвы
современных оазисов нередко развиваются непосредственно
на почвах древнеземледельческих оазисов. В этой связи
подход к изучению таких почв должен быть не совсем
обычным, поскольку они по праву являются объектом
палеопедологии. Именно эти почвы сохраняют, по
И. П. Герасимову, «реликтовые, или остаточные, свойства
или образования в толще современных почв» и, как он
пишет далее, «присутствие таких свойств (образований)
дает основания рассматривать почву как гетерохронную
или полицикличную систему. Реликтовые (остаточные)
свойства указывают, что почва пережила перед последним
циклом своего развития также и более древние циклы, от­
личные от современного» 44.
Прежде всего необходимо привести более подробные
сведения о почвенном покрове исследуемой территории
Южной Туркмении, чем это было сделано в общем геог­
рафическом очерке, и дать сравнительные описания про­
филей или разрезов почв, распространенных за пределами
древнеорошаемых областей и оазисов и внутри их.
В южном Туркменистане распространены следующие
типы пустынных почв: сероземы, серо-бурые, пустынно-пес­
чаные, такыровидные, такыры (зарастающие, водоросле­
вые, лишайниковые) и солончаки (пухлые, мокрые, хаковые). Эти почвы встречаются в самых различных сочета­
ниях, поскольку в мобильных гидрографических условиях
и при разнообразии мезо-и микрорельефа и растительно­
сти вырабатывается большое количество вариантов почвен­
ных родов и видов, а также пестрота почвенного покрова,
с чем мы вплотную и сталкиваемся в древнеземледель­
ческих оазисах.
Для пояснения вышесказанного остановимся на кон­
кретных примерах, взятых для наиболее полно изученного
района Юго-Западной Туркмении. Профиль такыровидной
почвы, не затронутой антропогенным влиянием, наглядно
может иллюстрировать разрез, характерный для окрестностейг. Кзыл-Арват (северная подгорная равнина КоиетД ага):
106

см
0 -4
4 -1 2
1 2 -3 5
3 5 -7 0
7 0 -1 3 0
1 3 0 -2 0 0

Светло-серый суглинок, образует неплотную
корочку;
серый с буризной суглинок, чешуйчато-зернис­
той структуры, рыхлый, пронизан тонкими ко­
решками растений;
серо-бурый
суглинок,
глыбисто-комковатой
структуры, плотный с многочисленными белыми
точками солен;
серый суглинок, почти бесструктурный, содер­
жит редкие точки солей, прослои палевой су­
песи;
зеленовато-серый суглинок, комковатой струк­
туры, свежий, плотный, солевые выделения;
палевая супесь, иловатая, слоистая, содержит
прослои бурого суглинка, белые точечные вклю­
чения солей.

Другой профиль, аналогичный приведенному выше,
описан на территории древнедельтовой равнины р. Атрек
(разрез 39, северная часть Мешед-Мисрианской равнины).
см
0 —0,1

0,1 - 1

Светло-серая илистая корочка, снизу песчани­
стая, тонкослюдистая, хорошо сворачивается
в «пустынный папирус»;
светло-серая супесчаная корка, слоеватая, рых­
лая, нечетко отделима от нижележащего гори­
зонта;

1—3

серый с буризной суглинок, чешуйчатый, ме­
стами опесчаненный;

3 -2 5

серый суглинок, крупнокомковатый, плотный,
насыщен точками карбонатов и водораствори­
мых солей, вертикальные трещины, обильные
корешки растений, нижняя граница неровная,
местами опускается до глубины 40 см;

2 5 -8 0

буровато-серый суглинок, сильно опесчанен,
пористый, максимум солевых точек до глубины
50 см, охристые пятна по трещинам;

8 0 -1 6 0

палево-серый суглинок, пылеватый и супесча­
ный, очень плотный, с горизонтальной тонкой
слоистостью, по граням пластов — слюдистый;

1 0 5 -1 6 0

желтовато-палевый
песок,
тонкозернистый,
очень плотный, с прослоями суглинка и глины;

1 6 0 -1 8 0

палевый суглинок^ очень плотный, местами
опесчанен, пористый, характерны сизые и охри­
стые пятна;

1 8 0 -2 2 0

палевый песок, тонкозернистый, уплотнен, ред­
кие охристые пятна.

107

Таблица 9. Таблица содержания гумуса и ’солей в разрезах
такыровидной почвы Южного Туркменистана
Местонахождение разреза

Разрез у г. Кзыл-Арват,
почва не затронута антро­
погенным влиянием

Глубина, см

Гумус, %

Плотный
остаток, %

0,33

12—35
35—70
70—130
130—200

1,33
0,46
0,46
0,34
0,15

1,84
2,33
1,60

Разрез 39, Юго-Западная
Туркмения, почва не за­
тронута антропогенным вли­
янием

), 01— 1
1—3
3—25
25—80
80—105
Ю5—160
160—180
180—100

0,65
0,61
0,49
0,52
0,48
0,42
0,54

0,95
2,31
1,77
0,94
0,79
0,41
0,65
0,53

Разрез 16, Юго-Западная
Туркмения, древнеорошае­
мая почва

0— 6

0,94
0,89
0,80
0,71
0,38
0,33


0,35
0,28
0,33
0,26
0,23

0— 8
g 25

0 ,88
0,85

140—200
200-250

0,75
0,30

0,50
1,60 вторич1 лдное пеюе0,66 отл°же- ^
0 ,5 9 НИе СОЛ0И

Разрез 32, Юго-Западная
Туркмения, древнеорошаемая почва

0— 12

6—30
30—90
90—14
140—170
170—200

\

09

2 ,0 0

Эти разрезы, как и многие другие, позволяют считать,
что почвы, не затронутые антропогенным влиянием, обыч­
но маломощны (30—40 см), окраска профиля (цвет) чаще
всего светло-серая, однотонная; содержание гумуса всегда
низкое; структура разнообразная: глыбистая, ореховая,
слоистая, чешуйчатая и др., но в целом свойственная ха­
рактеру почвообразующих пород; сложение довольно плот­
ное; признаки биогенности отсутствуют, так же как и ино­
родные включения; засоление высокое (табл. 9).
т

Типичный профиль древнеорошаемой такыровидной
почвы в центральной части Мешед-Мисрианской равнины
(древнеземледельческий оазис Дахистан, разрез 16 на дре­
внем поле у средневекового поселения Ули-Кесик).
см
0 -1

Светло-серая суглинистая корочка, скреплен­
ная водорослями;

1 -6

серый с буризной суглинок, глыбистый, крупно­
пористый, очень плотный, разбит редкими тре­
щинами, уходящими на глубину 20—30 см;
включения — обломки средневековых кирпи­
чей;
серый суглинок, плотный, непрочно-комковато­
чешуйчатой структуры; обломки кирпичей и
керамики;
темно-серый суглинок,
комковато-зернистой
структуры, уплотнен, обильные следы биоген­
ной деятельности — ходы насекомых и землероев;
серый суглинок, более плотный, чем вышеле­
жащий, комковато-зернистый, масса угольков,
керамика; ходы корней растений, сизоватые
и ржавые пятна;

6 -3 0
3 0 -9 0

9 0 -1 4 0

140—170

палево-желтая супесь, рыхлая, пористая, не­
яснослоистая;

1 7 0 -2 0 5

палево-желтый
структурный.

песок,

тонкозернистый,

бес­

Второй типичный профиль древнеорошаемой почвы
полностью аналогичен только что приведенному (северная
часть Мешед-Мисрианской равнины, дренеземледельческий
оазис Дахистан, разрез 32 на древнем поле у средневеково­
го городища Мешед- и Мисриян).
см
0 -8

Серый суглинок, глубокими трещинами разбит
на глыбки, плотный, пористый, по трещинам
опесчанен, пронизан тонкими корешками рас­
тений;

8 -2 5

темно-серый тяжелый суглинок, комковато­
глыбистый, местами чешуйчатый, очень плот­
ный, неоднородный, охристый; включения углей
и обломков керамики;

2 5 -1 0 0

тот же суглинок, только более плотного сложе­
ния;
светло-серый суглинок, плотный, комковато­
зернистой структуры, редкие точечные вкрап­
ления карбонатов; включения керамики и углей;

1 0 0 -1 5 0

109

150—200

200—250

палево-серая, местами с более темным оттенком
супесь, слоистая, тонкопористая, очень плот­
ная;
палево-серая супесь, тонкослоистая, зернистая,
очень плотная; единичные включения керамики
и углей.

Приведенные описания, так же как и описания целой
серии почвенных профилей из других древнеземледель­
ческих оазисов Южной Туркмении, наглядно показывают,
что в такыровидных антропогенных почвах в отличие от та­
кыровидных почв, распространенных вне пределов обла­
стей древнеорошаемых земель, можно констатировать зна­
чительно большую мощность почвенных горизонтов (до
100—250 см), в целом более темную окраску профиля, хо­
рошо выраженную комковато-зернистую структуру, высо­
кую плотность древних агроирригационных горизонтов, на­
личие следов биогенной деятельности и инородные вклю­
чения в виде обломков кирпичей, керамики, углей. Анали­
тические данные показывают более высокое содержание
гумуса в этих почвах и равномерное его распределение по
всему профилю, засоление невысокое (табл. 9) 45.
Древнеорошаемые, или, как их с полным основанием
можно называть, антропогенные, почвы, как уже указы­
валось, в основном имеют более темную окраску всего про­
филя, что обусловлено повышенным содержанием гумуса,
вызванного интенсификацией биологических процессов,
причем характерно различное распределение гумуса в поч­
вах естественных, т. е. находящихся вне пределов ареалов
древнеорошаемых земель, и антропогенных. В естествен­
ных, как это видно из табл. 9, происходит резкое падение
его кривой с глубиной, а наиболее высокое содержание от­
мечается лишь в поверхностных горизонтах, а не во всей
почвенной толще. В антропогенных почвах распределение
гумуса более равномерное, хотя в общем его количество ред­
ко превышает 1%. Интересно, что на примере антропоген­
ных почв Юго-Западной Туркмении, изученных наиболее
полно и всесторонне 46, можно отметить максимальное со­
держание гумуса не в верхних слоях, а в среднем на глу­
бине 30—70 см, в отдельных случаях — до глубины 2 м и
более, что находится в соответствии с мощностью древнего
агроирригационного горизонта (приложение, табл. 11,12).
На данном этапе исследований качественный анализ гу­
муса в древних агроирригационных горизонтах позволяет
сделать лишь одно заключение: он отличается консерва110

тивной формой и определенным своеобразием, вследствие
чего не вступает в процессы современного почвообразо­
вания.
Для многочисленных почвенных разрезов, заложенных
непосредственно в пределах ареала замель древнего ороше­
ния, можно отметить более тяжелый механический состав
древних агроирригационных горизонтов, особенно по
сравнению с почвообразующей породой. Современная поч­
ва и агроирригационные горизонты по механическому
составу обычно близки, поскольку генетически они сос­
тавляют единое целое. Утяжеление, оглинивание их про­
исходит в результате формирования в условиях постоян­
ного привнося илистых частиц благодаря искусственному
орошению. Содержание илистой фракции в древнеороша­
емых почвах (табл. 10, 11) достигает 30% и более. Так, в
ряде разрезов Юго-Западной Туркмении, непосредственно
в зоне древних полей, особенно заметно, что агроиррига­
ционные горизонты не только отличаются повышенным
содержанием илистых частиц, но и частиц физической
глины