Борислав Олегович, Это сестра моя, двоюродная, у неё мать умерла, она не в себе. Сейчас. Она уже уходит. Идём.
— А Вы куда?
— Я быстро, я только посажу её в такси. Такое горе!
— Смотрите мне! — ткнул пальцем БОС.
Евгений схватил Веточку за локоть и потащил на улицу.
— У тебя ещё кто-нибудь есть?
— Я не хочу в такси, они гоняют.
— Есть?
— Я не хочу в такси…
— Да не будет такси, это я так, БОСу. Ну так есть?
— Есть.
— Кто? Где?
— Вот, — она пошарилась по карминам и нашла фотографию, — Лёлечка. Она меня любит.
Фотография была старая и женщина на ней не молодая.
— Лёлечка? Кто это?
— Она меня любит.
— Ладно-ладно. А где она живёт, ты знаешь?
Веточка перевернула фотографию. Адрес был.
— Ё… бэ-пэ! Это километров 300 будет. А здесь, здесь есть кто-нибудь?
— Здесь — нет.
— Ну, ты ведь где-то живёшь?
— Нигде.
— То есть как нигде? Где вы с мамой жили?
— В больнице, я на кровати, а мама на полу.
— Ясно. Что ничего не ясно.
— Мама умерла, кровать забрали.
— Ты можешь мне показать, где эта больница?
— Могу.
— Поехали. Чёрт!
Документов с собой не было, ключи в кармане, правда, но возвращаться в офис — не выйти потом. Ладно, проскочим как-нибудь, — Садись. Показывай.
— Ух ты, какая у тебя машина! — Веточка вертелась, разглядывая с выпученными глазами салон, — Кожа, климат-контроль… и кресла подогреваются?
— Откуда такие познания?
— Я знаю, я знаю, я знаю…
— Хорошо, молодец. Послушай, а об этом кольце ты что-нибудь знаешь?
— Мамино.
— А у мамы оно откуда?
— Ты что, забыл? Оно всегда у неё было.
— Забыл. Она тебе что-нибудь рассказывала о нём?
— Мама с папой, когда женились, купили. Ты что, забыл?
— Это точно?
Веточка напряглась и оцепенела.
— Эй. С тобой всё в порядке? Куда дальше ехать? — пришлось остановиться. Что делать с мумией Евгений не знал. Болезнь это или придурь, долго ли будет продолжаться, и как вывести девицу из этого? Посидели несколько минут.
— Ну, всё, хватит, не хочешь ехать дальше, выходи, меня работа ждёт, — молчание, — Вон пошла! — заорал неожиданно для себя, — замаяла ты меня!
— Туда.
— Ты дура или притворяешься?
— Дура.
— Дуры себя дурами не называют.
— А я называю.
— Ты понимаешь, не могу я быть твоим братом. Да, я жил с отцом, я не знал мать, но это ничего не доказывает. Твоя мать могла спереть это кольцо где-нибудь. А! Даже у моего папаши. Теперь понятно, откуда она про меня знает! Поняла?
— Конечно! Всё поняла!
— Что ты можешь понимать, ты дура!
— Я дура! Я дура! Я дура! Я дура!
— Прекрати немедленно, а то врежу!
— Я дура — поэтому ты не брат. А если бы я была умная, то была бы сестра.
— По-моему, ты не такая уж и дура.
— Такая, такая, — она начала корчить рожи и хвататься за руль, — Видишь, какая я дура?!
— Вижу, вижу, отстань, а то врежемся.
— Труп?
— Типун тебе на язык.
— Трупная дура! — Это её развеселило, и она начала хохотать.
Евгений обозвал себя идиотом — надо было связаться! Ну и что, что кольцо! Даже если и мать — что с того? Она его бросила и не проявлялась, пока не надо стало подсунуть свою доченьку неизвестно от кого нагулянную. Это, наверняка, что нагулянную! Сейчас они приедут, он сдаст её, и прощай!
— Приехали!
Здание было городской поликлиники № 2. Евгений поискал другие таблички, но их не было.
— Ну, пошли.
— Веточка! Деточка моя! Ты, что ли? — какая-то старушка столкнулась с ними в дверях.
— Тётя Нюра! Тётя Нюра! — запрыгала Веточка вокруг неё, — это мой братик, Евгений Николаевич. Вот!
— Ну и хорошо, ну и слава Богу! А я-то думаю. Где ты? Горе-то какое! Как хорошо, что вы её приветили. Я вижу — добрый вы человек. Теперь я спокойна.
— Она сказала, что жила тут.
— Жили-жили. Мать-то её полы мыла, ну и сторожила ночами. Вот и жили. А куда ж их горемычных. А Вы с ней построже, построже, она поспокойнее будет. Ну-ка, тише, окаянная. Мать-то умерла, а её куда? Ну и сдали… понимаете сами. А она и сбежала, вот проныра! Как сумела?
— Мне там больно было.
— Бедная ты моя. Сейчас всё хорошо будет, нашёлся брат-то.
— Вы не знаете, кто-нибудь ещё у неё есть?
— Как же это, Вы разве не знаете?
— С материной стороны. Мы же не жили с ней.
— А ну да, ну да. Да нет, никого. Одна она была. Никого.
— А вот это кто? — Евгений протянул фотографию.
— Это Лёля, это Лёля!
— Вот не знаю, милок, не сказывала мне Вероника-то, — Жека вздрогнул: всё, что знал о матери — это имя; неужели всё-таки? — А что?
— Понимаете, мне ненадолго уехать надо — командировка, — начал сочинять Евгений, — Работа есть работа.
— Да, да, понимаю. А что, у Вас-то никого нет?
— Так получилось.
— Плохо-плохо, тут её не возьмут, с матерью жила, и то ругались.
— Ладно, придумаем что-нибудь.
— И я-то не могу, я-то у сына живу. А так кто ж ещё?
— Ладно, ладно.
— Придумай, милок.
— И вот ещё. Это чьё кольцо, не знаете?
