И З Д А Т Е Л Ь С Т В О «НАУКА»
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Л Е Н И Н Г Р А Д « 1 96 &
ИСТОРИЙ
СИБИРИ
Т О М
В
Т
СИБИРЬ
О
В
Р
О
Й
СОСТАВЕ
ФЕОДАЛЬНОЙ
РОССИИ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Л Е Н И Н Г Р А Д • 1968
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ
А. П. ОКЛАДНИКОВ
(главный
редактор),
В. И. ШУНКОВ (главный редактор),
В. А. АВРОРИН, 3. В. ГОГОЛЕВ (зам. главного редактора),
Г. А. ДОКУЧАЕВ, \В. И. ДУЛЩ, А. И. КРУШАНОВ,
Ф. А. КУДРЯВЦЕВ, И. И. МАТВЕЕНКОВ, Л. П. ПОТАПОВ,
И. М. РАЗГОН,
\Г. А. ПРУДЕНСКИЙ
В. Л. СОСКИН (ответственный секретарь),
П. Т. ХАПТАЕВ (зам. главного редактора)
РЕДКОЛЛЕГИЯ ТОМА
В. И, Шунков (редактор), В. А. Александров, 3. Я, Бояршинова,
О. Н. Вилков, М. М. Громыко, Б. О. Долгих,
А. Н. Копылов (ответственный секретарь), Ф. А. Кудрявцев
1-6-4
1967 (подписное)
Предисловие
Второй том «Истории Сибири» хронологически охватывает
большой этап исторического развития Сибирской земли — с середины
XVI до середины XIX в. Присоединение Сибири к Русскому государству с конца XVI в. обусловило коренной перелом в ее истории, отразившийся на этническом развитии и всех сторонах жизни местного населения и приведший к тому, что в относительно короткий срок Сибирская
земля со своим этнически разнообразным населением, среди которого
стали численно преобладать русские, превратилась в органическую часть
многонационального Российского государства. Проследить эти многообразные процессы на протяжении трех столетий и их результаты было
основной целью при написании данного тома. Естественно, что исследование указанных процессов и прежде всего проблемы включения Сибири
в состав Русского государства, ее хозяйственное освоение, исторические
судьбы коренного сибирского населения определили структуру тома.
Присоединение Сибири и ее заселение преимущественно русским населением не представляются чем-то исключительным в истории России.
Наоборот, именно со второй половины XVI в. и особенно на протяжении
XVII в. наряду с Сибирью происходило присоединение и политическое
упрочение в составе государства обширных областей Среднего и Нижнего
Поволжья, южнорусских земель («Дикого поля»), Донской земли, а позднее— так называемой Новороссии и земель современного Ставрополья:
эти окраинные территории активно заселялись и хозяйственно осваивались русским, частично украинским и другим населением из районов, расположенных ближе к центру. Эти взаимосвязанные процессы политического и колонизационного характера, происходившие в принципе одновременно, обусловливались конкретными историческими обстоятельствами.
Сложность и их внутренняя противоречивость заключались в том, что
если расширение границ государства и объектов феодального грабежа осуществлялось в интересах господствующего феодального класса России, то
колонизационные движения отражали попытки широких народных масс
вырваться из-под ига феодального гнета. Приблизительно с середины
XVII в., когда, по определению В. И. Ленина, в России начался новый
период ее истории, быстрое развитие мелкого товарного производства,
появление мануфактур, развитие рыночных связей и начало формирования всероссийского рынка стали оказывать существенное влияние на экономику окраинных областей, в частности Сибири.
С включением окраинных (в значительной части не населенных) территорий в состав государства и последующим их заселением на них начала
распространяться господствующая в России феодальная система социально-экономических отношений с необходимыми атрибутами административного, фискального и судебного управления.
Поэтому рассматривать историю Сибири со второй половины XVI в.
невозможно вне политических, социальных, экономических и культурных
явлений, свойственных России в целом. Признание общности этих явлений отнюдь не исключает возможность существования местных особенностей, порожденных природными условиями, бытовым укладом населения,
индивидуальными чертами его хозяйства. Вне учета местной специфики
невозможно конкретно понять исторический путь, пройденный Сибирью.
Поэтому авторский коллектив стремился к конкретизации материала, свидетельствующего об общих и частных явлениях в развитии Сибири
и ее отдельных районов. Такой подход обусловил и внутреннюю периодизацию истории Сибири феодального периода, принятую в томе.
Структура и материалы тома отражают уровень современного советского сибиреведения. Успехи исследовательской мысли в этой области
исторических знаний, особенно за последние 10—15 лет, позволили в целом достаточно полно отразить в томе основные проблемы истории Сибири. Если материал первого тома «Истории Сибири» свидетельствует
о процессах, характеризующих этническую историю и социально-экономическое развитие коренных народов Сибири с древнейших времен до их
присоединения к Русскому государству, то в настоящем томе большее внимание уделено населению русскому. С одной стороны, это объясняется
тем, что в советской историографии история коренных сибирских народов
XVII—XIX вв. относительно более полно разработана, тогда как многообразные исследования по истории русского населения Сибири рассматриваемого времени требуют еще известного обобщения, необходимого для
дальнейшей разработки истории Сибири. С другой стороны, хозяйственная деятельность русских переселенцев в Сибири явилась основным фактором, ускорившим ее социально-экономическое развитие, и именно поэтому она заслуживает более подробного освещения. Некоторые вопросы,
монографически до сих пор не исследованные, не могли быть в данном
томе исчерпывающе освещены. Пристального внимания заслуживает
проблема культурных и этнических взаимовлияний у народов Сибири, до
сих пор не подвергавшаяся всестороннему исследованию. Особое значение в этой проблеме имеет вопрос о влиянии русского населения на изменение хозяйства коренных народов и о его роли и месте в этногенетических процессах. Требуют дальнейшего изучения история русской колонизации в первой половине XIX в., быт русского населения в XVII—
XIX вв. и система управления Сибири в первой половине XIX в.
Авторский коллектив, ставя своей основной целью рассмотрение социально-экономической истории сибирских народов в составе Русского
государства и истории заселения и освоения Сибири русским населением,
считал нецелесообразным подробно касаться дипломатических сношений
с соседними азиатскими государствами и народами, так как эти вопросы
относятся в большей степени к общим проблемам внешней политики
России.
Второй том «Истории Сибири» подготовлен авторским коллективом
в следующем составе.
Введение — В. А. Александров, В. Г. Мирзоев, В. И. Шунков.
Раздел первый, гл. I, 1—3. Я. Бояршинова, В. И. Шунков,
2 — В. А. Александров, 3 — Б. О. Долгих, Л. П. Потапов; гл. II, 1 и 2 —
В. И. Шунков, 3 — Л. П. Потапов, Н. Н. Степанов
(использован также материал, представленный 3. В. Гоголевым); гл. III,
1—В. И. Шунков, 2 — А. Н. Копылов, Ъ — В. А. Александров; гл. IV,
1—А. Н. Копылов, Б. П. Полевой, 2 — А. Н. Копылов (использован
также материал, представленный Е. К. Ромодановской).
Раздел второй, гл. V, 1 — 3. Я. Бояршинова, 2 — 3. Я. Бояршинова,
М. М. Громыко, Ъ — М. М. Громыко, 3. Г. Карпенко, 4 — О. Н. Вил-
ков, М. М. Громыко, 5 — Л. П. Потапов, Н. Н. Степанов; гл. VI,
1—О. Н. Вилков, Ф. А. Кудрявцев, 2 — О. Н. Вилков; гл. VII, 1 —
А. Н. Копылов (использованы также материалы, представленные
Е. К. Ромодановской и М. Г. Альтшуллером), 2 — Н. Н. Степанов.
Раздел третий, гл. VIII, 1—В. А. Александров, В. И. Бочарникова,
А. Д. Колесников, Ф. А. Кудрявцев, 2 — В. И. Бочарникова, Г. П. Жидков, Ф. А. Кудрявцев, Ф. Г. Сафронов, 3 — Т. И. Агапова, 3. Г. Карпенко, Ф. А. Кудрявцев, А. С. Нагаев, 4 — Ф. А. Кудрявцев, 5 —
Л. П. Потапов, Н. Н. Степанов; гл. IX — Т. И. Агапова, В. И. Бочарникова, Ф. А. Кудрявцев, А. С. Нагаев (использован также материал,
представленный Ю. Б. Стракачом); гл. X, 1—Ъ — В. Г. Карцев, 4—
Б. Г. Кокошко, 5 — В. Г. Карцев (использован также материал, представленный А. В. Дуловым); гл. XI, 1—2 — В. Г. Карцев, Б. Г. Кокошко, Ъ — Ю. С. Постнов, 4 — В. Г. Карцев.
Заключение — В. И. Шунков.
Карты составлены Б. О. Долгих («Этнический состав народов Сибири
в конце XVII в.») и Л. А. Гольденбергом («Походы землепроходцев и научные экспедиции XVII—XVIII вв.»). Иллюстрации подготовили
Н. Н. Покровский и Л. М. Русакова. На последней стадии работы
в редактировании тома принимал участие Н. Н. Покровский.
Указатели составлены А. М. Грязновой (именной) и Т. С. Мамсик
{географический ).
Научно-организационную и техническую работу по подготовке тома
к изданию вела Л. М. Русакова.
В рецензировании и обсуждении рукописи приняли активное участие
Н. Г. Аполлова, Л. А. Гольденберг, В. И. Греков, С. С. Дмитриев,
А. А. Преображенский, П. Г. Рындзюнский, Ю. А. Тихонов, С. М. Троицкий (Москва), Ю. А. Лимонов (Ленинград), В. Г. Изгачев (Чита),
М. К. Одинцова (Иркутск), Н. Я. Савельев (Барнаул), Ф. Г. Сафронов (Якутск), П. Н. Павлов (Красноярск), Е. Н. Евсеев (Омск),
С. С. Лукичев (Томск), И. И. Комогорцев, Н. Н. Покровский,
Ю. Б. Стракач (Новосибирск).
Введение
сновные направления в исследовании истории Сибири
|
О складывались по мере развития отечественной научной
мысли и изучения источников. Интерес к Сибири и ее коренному населению,
стремление осмыслить значение ее присоединения к России активно проявились уже в XVII в. Именно с того времени внимание отечественной
историографии было постоянно приковано к Сибири более, чем к какойлибо иной окраинной территории Русского государства. По мере присоединения сибирской территории и вхождения в состав России местных народов, в архивах центральных правительственных учреждений, ведавших
Сибирью (с 1637 г. в Сибирском приказе) начало скапливаться огромное
количество официального материала, содержавшего богатейшие данные
о зауральских территориях. Разнообразная переписка, распросные речи,
различные описания походов, путешествий, дипломатических и административных поездок, росписи и чертежи в местных воеводских центрах и
в самом Сибирском приказе подвергались обработке и обобщению в практических целях — при организации сети ясачных зимовий, при решении
дипломатических и военно-стратегических вопросов, для нужд землеустройства, организации ямской службы, при поисках полезных ископаемых и т. п. В результате создавались крайне ценные материалы прежде
всего по географии Сибири и сопредельных с ней территорий, по расселению местных народов. Систематически проводимая картографическая
работа отразилась в составлении в самом конце XVI в. чертежей Оби
и некоторых других рек западной части Западной Сибири, включенных
в состав знаменитого «старого» чертежа Русского государства, в создании множества маршрутных чертежей Сибири XVII в., сводных чертежей Сибири 1667, 1673, 1684—1687 годов и, наконец, ценнейших чертежных книг С. У. Ремезова, которые явились высшим достижением
ранней сибирской картографии, еще не имевшей математической основы.
Определенным итогом бюрократической деятельности по обобщению данных о Сибири была «Окладная книга Сибири», составленная в 1697 г.
и представляющая собой справочник, содержащий краткие исторические, географические, топографические, демографические и экономические
данные.
Наряду с многочисленными материалами административно-прикладного
назначения с конца XVI в. и на протяжении XVII в. создавались летописные повести. Их появление отражало живейший интерес русских людей
к начальному периоду истории присоединения Сибири. В этих повестях
поход Ермака в Сибирь получал принципиально различные интерпретации. В Кунгурской повести главной действующей силой в этом событии
представлялись олицетворявшие народные массы казаки, по своей инициативе начавшие знаменитый поход. В других подобных по характеру произведениях отражались официальные взгляды, доказывалась историческая
правомерность присоединения Сибири к царским владениям и идеологическая обусловленность распространения православия (Есиповская летопись) или проводились взгляды, обосновывавшие первостепенные заслуги Строгановых в покорении Сибири и их неотъемлемые права на ее
эксплуатацию (Строгановская летопись).
Так, еще в процессе присоединения Сибири к России начинали складываться концепции, в которых выражались различные социальные оценки
происходивших событий. В основе летописных повестей находились материалы, оставленные непосредственными участниками похода Ермака. Более сложными по составу были произведения, написанные во второй
половине XVII в. Ю. Крижаничем, Н. Спафарием и С. Ремезовым.
В них взгляды на присоединение Сибири, отраженные в летописных рассказах, получили дальнейшее развитие. Ю. Крижанич в своем произведении «Политика», написанном на основе разнообразных свидетельств, собранных им в Тобольске от очевидцев сибирских событий, выдвигал уже
разностороннюю программу экономического развития Сибири как составной части Русского государства. Та же мысль проводилась Н. Спафарием
в его «Путешествии через Сибирь...», где он уделил много места различным советам по развитию в рамках правительственной деятельности
сибирской экономики и, в частности, земледелия. Наконец, в наиболее
выдающемся произведении того времени — «Истории сибирской», в самом
конце XVII в. составленной С. У. Ремезовым, присоединение Сибири
представлялось как результат христианско-просветительской деятельности самодержавного государства. Труд С. У. Ремезова был основан на
массе разнообразного материала (летописях, чертежах и географических
описаниях, преданиях, в том числе и татарских, и других источниках).
Элементы научно-исторического подхода к явлениям, научная критика и
сопоставление исторических, этнографических и географических источников, стройность схемы значительно отличают труд С. У. Ремезова от
более ранних летописных повестей.
Феодальная русская историография XVII в. присоединение Сибири
обосновывала христианско-просветительскими целями, а волю провидения
считала движущей силой исторического процесса. Эта средневековая идеологическая концепция была общей и для составителей летописных повестей, и для Ю. Крижанича, и для С. У. Ремезова. Однако в рамках этой
концепции они по-разному подходили к решению некоторых вопросов.
Так, если сибирские летописи, придерживавшиеся официально-церковного
направления, лишь предавали проклятиям «идолопоклонников», то
Ю. Крижанич и Н. Спафарий со своих, конечно, позиций задумывались
о возможном изменении экономического и культурного состояния местных
племен, Э. Избранд Идее в своем труде отразил ценные наблюдения об их быте и занятиях, а С. У. Ремезов специально интересовался
местными древностями, отражавшими историю аборигенов, и посвятил
описанию коренных народов специальный труд, дошедший до нас в кратких изложениях И. Черепанова. Так или иначе, но зарождавшаяся сибирская историография уже в XVII в. выдвигала принципиальные вопросы
истории Сибири, пытаясь объяснить причины присоединения Сибири
к России и значение этого события как для России в целом, так и для
Сибири и ее населения.
Систематическое изучение Сибири, начатое при Петре I путем организации экспедиций, неизмеримо расширило документальную базу исследований и научный горизонт ученых XVIII в. Несмотря на то что работа
этих экспедиций должна была прежде всего отвечать государственным,
в том числе и внешнеполитическим, задачам императорской России, она
дала колоссальные материалы по истории, географии и этнографии Сибири. На протяжении всего XVIII в. Сибирь исследовалась шире, чем
Ю
какая-либо иная часть Российской империи. Географические исследования
были направлены на поиски северных путей через Ледовитый в Тихий
океан и на поиски путей через бассейн Иртыша в Индию; кроме того,
уже при Петре I по всей Сибири были развернуты широкие геодезические
работы, материалы которых были использованы пои издании «Атласа
Всероссийской империи» И. Кирилова (1734 г.) и «Атласа Российского»,
изданного Академией наук в 1745 г. Первая и вторая Камчатские экспедиции (1725—1743 гг.), академические экспедиции 1768—1774 гг.
(П. Палласа, И. Фалька, И. Лепехина), организованные в значительной степени под влиянием М. В. Ломоносова, исследования во второй
половине XVIII в. в Северном Ледовитом океане и особенно в Северо-Восточной Сибири имели мировое значение для истории культуры.
В расширении источниковой базы для истории и этнографии Сибири
особое место принадлежит выдающемуся русскому историку В. Н. Татищеву и одному из крупнейших историков-сибиреведов Г. Ф. Миллеру.
В 1734 г. В. Н. Татищев, находясь в Екатеринбурге, разработал обширную тематическую анкету географического, исторического, этнографического, археологического, лингвистического и антропологического содержания, разослал ее по губернским и провинциальным канцеляриям
Сибири и Казанской губернии и тем самым положил начало первому в России опыту по созданию методически руководимой сети корреспондентов
и сбору научного анкетного материала о народах Сибири. В дальнейшем
В. Н. Татищев составил грандиозный план сочинения «Истории и географии российской», в котором необходимость многостороннего изучения
страны и ее народов подробно обосновал «пользой государственной»
и связал с нуждами административного управления.
Одновременно началась работа по выявлению и научной систематизации сибирского архивного и летописного материала. Находясь в составе
Камчатской экспедиции, Г. Ф. Миллер в 30-х годах XVIII в. разобрал и
описал дела сибирских архивов. Огромное количество привезенных в Петербург копий документов составили один из ценнейших фондов по истории Сибири. Если с именем В. Н. Татищева связано начало собирания сибирских летописей, то с именем Г. Ф. Миллера — первый опыт по их изучению и классификации. Классификацией летописей, сличением списков,
выявлением их источников Г. Ф. Миллер создал основы внешней и внутренней источниковедческой критики. В результате источниковедческого
анализа летописей Г. Ф. Миллер создал научно обоснованную схему их
возникновения. Этот анализ был продолжен в дальнейшем многими исследователями и вызвал оживленную, поныне еще не завершенную дискуссию. О сложности такого анализа можно судить хотя бы по тому, что
критическое исследование летописей все еще остается не завершенным.
Наряду с этим Г. Ф. Миллер одним из первых проводил в Сибири сбор
русского и туземного фольклора, а также лингвистического, археологического и этнографического материала. Основу его главного труда «История Сибири», законченного к середине XVIII в., составляют архивные
материалы. Однако исследовательская методика Г. Ф. Миллера строилась
на сочетании разнотипных источников. Это позволяло ему выдвигать
новые научные проблемы. На лингвистическом материале он стремился
разрешить отногенетические вопросы, этнографические данные привлекал
для исторических выводов, в частности о расселении сибирских народов.
Неуклонно
следуя
научно
проверенным
показаниям
источников,
Г. Ф. Миллер был далек от широких обобщений. Он придерживался
теологической концепции божественного промысла, столь характерной для
русской историографии XVII в., которую дополнил идеей «государственной пользы».
11
Вся схема истории Сибири, созданная Г. Ф. Миллером, была подчинена доказательству государственной целесообразности ее захвата, утверждению плодотворности самодержавного начала и действий правительственной администрации, прославлению успехов экспансии, открывающей
новые экономические возможности для русской феодальной власти. Обоснованная Г. Ф. Миллером канва правительственной и отчасти промышленной колонизации Сибири оказала огромное влияние на официальную
дворянскую и буржуазную историографию вплоть до XX в.
Наряду с общими работами по истории Сибири в XVIII в. началось
создание трудов, посвященных описанию отдельных областей и народов
Сибири (Г. Новицкого и В. Зуева о хантах, манси, ненцах; Г. Стеллера
о Камчатке и др.). Классическим в этом отношении был опубликованный в 1756 г. труд С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки»,
переведенный вскоре на английский, французский, немецкий и голландский языки и поныне сохраняющий значение первостепенного источника
по этнографии и истории камчадалов.
Большая и успешная практическая работа по изучению полярных областей Сибири и северной части Тихого океана, проводимая на протяжении XVIII в. русскими исследователями, отразилась и в сибиреведческой
историографии, в которой впервые была поставлена проблема великих
русских географических открытий на севере и северо-востоке Азиатского
материка. Ее разработка связана с именами Г. Ф. Миллера и в еще большей степени М. В. Ломоносова, не только много сделавшего для доказательства возможности Северного морского пути и его значения для
России, но и высказавшего замечательные догадки о природе северных
морей, подтвердившиеся только в результате исследований советских полярников. В первой половине XIX в. работы целой плеяды полярных русских исследователей XVIII в. были продолжены в северо-восточной части
Тихого океана (И. Крузенштерн, Ф. Литке) и Сибири (Ф. Врангель)
и также имели значение для этнографического изучения местных народов.
На протяжении XVIII в. были выявлены основные типы источников
по истории Сибири, заложены основы их научной критики, выдвинуты
определенные схемы исторического процесса, занявшие прочное место
в дореволюционной сибирской историографии. В конце XVIII в. по инициативе Н. И. Новикова в «Древней Российской Вивлиофике» началась
публикация исторических и статистических материалов по Сибири.
С конца XVIII в. официозная схема присоединения Сибири, созданная Г. Ф. Миллером, перестала удовлетворять передовую научную и общественную мысль в России. Уже А. Н. Радищев в «Сокращенном повествовании о приобретении Сибири» высказал новое, демократическое
объяснение процесса присоединения Сибири. Он коренным образом разошелся с официальной дворянской исторической концепцией, в противовес
Г. Ф. Миллеру связывал присоединение Сибири с процессами народной
колонизации и считал, что основной силой в этом историческом событии
был русский народ.
С начала XIX в. по мере постепенного экономического и общественного развития Сибири, а вместе с тем и сибирской буржуазии проблематика изучения Сибири претерпевала существенные изменения. С этого
времени по мере развития сибирской интеллигенции в разработке истооии
Сибири начинали принимать участие местные научные и общественные
силы. С 1818 г. неутомимый собиратель сибирских источников Г. И. Спасский начал издавать в Петербурге «Сибирский вестник» (с 1827 г.—
«Азиатский вестник»), в котором были опубликованы некоторые сибирские летописи и другие материалы (анонимная «История Сибири», при12
надлежавшая, как позднее выяснилось, Ю. Крижаничу и др.). Видное
место заняла Сибирь на страницах журналов «Московский телеграф» и
«Отечественные записки».
Наиболее ярко новые задачи, выдвигавшиеся в сибиреведческой литературе, прослеживаются в научном творчестве одного из крупнейших историков Сибири П. А. Словцова (1767—1843). Юность и большую часть
своей долгой жизни П. А. Словцов провел в Тобольске, где создал фундаментальный труд «Историческое обозрение Сибири», вышедший в свет
в 1838—1844 гг. В этом труде он впервые попытался раскрыть внутреннюю сторону процесса русской колонизации Сибири, определить хронологические этапы этого процесса и показать возможно полнее все стороны
местной
административной, экономической и
культурной жизни.
П. А. Словцов много ездил по Сибири и хорошо ее знал. Одним из первых в историческом труде он применил прием статистического исследования. Труд П. А. Словцова, вышедший в свет в момент осознания местных потребностей и нужд, оказал огромное влияние на развитие общественно-политической мысли в Сибири. Областническое течение, возникшее
в 1860-х годах, провозгласило П. А. Словцова первым сибирским патриотом и своим идейным отцом. Правильно поставленную задачу — дать полную и систематически изложенную схему внутренних процессов, которыми сопровождалось продвижение русских по Сибири, — П. А. Словцов
выполнить, конечно, не смог. Помимо общей теоретической слабости, его
труд показал также, что известные в то время материалы по истории
Сибири слишком малы для решения выдвинутых задач.
Книга П. А. Словцова была не единственной попыткой обобщить многообразные данные о Сибири. В начале XIX в. было издано несколько
официальных статистических работ, а в 1854 г. вышел подробный трехтомный труд Ю. А. Гагемейстера «Статистическое обозрение Сибири»,
в котором наряду с географическими данными был отражен официальный материал о народонаселении, промыслах и торговле, управлении. Одновременно большое внимание уделялось естественноисторическим описаниям. Наиболее ярко оно отразилось в трудах таких крупных ученых, как
А. Гумбольдт и А. Миддендорф, собиравших материал во время своих
путешествий по Сибири.
На развитие общественной мысли в Сибири безусловное влияние оказали декабристы. Их взгляды и публицистические труды занимают существенное место в сибирской историографии XIX в. Декабристы были носителями идей демократической национальной культуры. Поэтому в их взглядах о путях развития производительных сил Сибири и уничтожения
отживших социальных устоев отражались не только буржуазные воззрения
о свободной эксплуатации огромного Сибирского края, но и забота о нуждах местного населения и его культурном развитии. Значительный след
в сибиреведении как исследователь-бурятовед оставил декабрист Н. А. Бестужев, описавший быт бурят и доказавший широкие возможности их
духовного развития наравне с передовыми в культурном отношении народами Европы. Роль русских переселенцев в исследовании Сибири, в великих географических открытиях на востоке и в заселении сибирских земель
подчеркивал в своих работах декабрист Г. С. Батеньков.
Существенное влияние на развитие сибирской историографии оказали
революционно-демократические взгляды М. В. Петрашевского и А. И. Герцена, видевших в вольно-народной колонизации решающий фактор заселения и освоения Сибири.
Во второй половине XIX в. в сибирской историографии отчетливо
проявилась идейная борьба, обусловленная быстрым развитием буржуазных отношений в России. Значительно расширяется документальная база,
эпизодическая публикаторская деятельность заменяется систематической
13
работой по изданию исторических материалов. Успехи источниковедения
содействовали конкретизации исследовательской работы, охватывавшей новые проблемы сибирской истории и конкретной действительности. Внимание к географическому фактору и колонизационным движениям в многовековой истории России, ярко отразившееся в концепциях крупнейших
историков того времени С. М. Соловьева и В. О. Ключевского, было свойственно и собственно сибирской историографии. Однако в противовес точке
зрения С. М. Соловьева и теоретиков «государственной школы» Кавелина
и Чичерина о самодовлеющей роли государства, воплощающего в своей
истории всю историю жизни народа, новый взгляд высказал А. П. Щапов, один из видных представителей демократического движения 1850—
1870-х годов. Выступая против торжества государственного начала в историческом процессе, А. П. Щапов главным фактором в истории считал
народ и свое понимание истории России трактовал как столкновение народа
с государством, а особенности истории народной жизни объяснял последствиями колонизационных передвижений, в результате которых народные
массы попадали в разные исторические условия, в свою очередь и обусловливавшие областные особенности народной жизни и национальных типов.
Он фактически впервые поставил вопрос о необходимости глубокого изучения истории русского и коренного населения Сибири и их хозяйственных
и бытовых связей. Подходя с этих позиций к истории Сибири, А. П. Щапов, с одной стороны, стремился раскрыть социальную и колониальную
сущность правительственной политики в Сибири и доказывал решающую
роль народной колонизации в освоении Сибири, а с другой стороны, на
основе этнографических и антропологических материалов, характеризовавших русское население Сибири, боролся против националистической ограниченности славянофилов, трактовавших о неизменных «самобытных
устоях» в жизни русского народа.
Взгляды А. П. Щапова о целесообразности федеративного устройства
страны, определявшегося, по его мнению, историческими судьбами развития народа, были восприняты идеологами областничества — течения, имевшего существенное значение в общественной жизни Сибири. Это противоречивое в своих общественно-политических взглядах течение сочетало
отдельные элементы народнических представлений со специфическими притязаниями выраставшей сибирской буржуазии на безраздельную эксплуатацию Зауралья. Правильно разоблачая колониальную политику царизма,
эксплуатацию и ограбление сибирских народов, областники приходили
к глубоко неверному и вредному противопоставлению России и Сибири, доказывали, что Сибирь развивается «особыми» путями, и на этом основании делали далеко идущие сепаратистские выводы. Позднее, переродившись, подобно народничеству, областничество, как политическое течение,
закономерно оказалось после 1917 г. в рядах контрреволюции. Черпая
из исторического прошлого факты, нужные для утверждения «сибирского патриотизма» и мысли о «самобытном» развитии Сибири, областники односторонне и тенденциозно рассматривали ее присоединение
к России как историческое несчастье для местных народов, принесшее им
только насилие и горе. В тех же целях они ошибочно провозглашали русское старожильческое население Сибири особым этническим типом, выработавшимся под воздействием естественно-климатических условий и в результате активного смешения с местными народами. Последний тезис был
ими воспринят у А. П. Щапова. Правильная и интересная мысль
А. П. Щапова об особенностях этнического развития русского населения
Сибири привела их к неверному выводу о сложении там особого этнического типа.
Острая полемика, развернутая во второй половине XIX в. областниками о путях развития Сибири, имела и положительные стороны. Их пуб14
лицистика, направленная против колониального угнетения «инородцев»,
на отмену ссылки в Сибирь, превращенную царизмом в край каторги, производила немалое впечатление на развивавшееся общественное мнение.
С другой стороны, их обращение к историческому прошлому Сибири и
стремление к анализу протекавших там процессов способствовало выдвижению новых научных проблем и разработке новых исторических материалов.
Из активных деятелей областнического движения свой след в сибирской историографии прежде всего оставили Г. Н. Потанин и Н. М. Ядринцев, много сделавшие для изучения сибирских древностей, для этнографического изучения местных народов, а также для популяризации знаний
о Сибири. В работах Н. М. Ядринцева (прежде всего «Сибирь как колония») ставились такие проблемы, как колониальная политика царского
правительства в Сибири, влияние колонизационного движения на состояние и хозяйство коренных народов, пути и перспективы их культурного
развития; в работах С. С. Шашкова выдвигались вопросы социальной
истории («Рабство в Сибири»). В большом и богатом свежим архивным
материалом исследовании В. И. Вагина «Исторические сведения о деятельности графа М. М. Сперанского в Сибири» анализировались причины
неудач административных изменений начала XIX в. Постановка таких
проблем была безусловным достижением сибирской историографии, но
областническая односторонность и тенденциозность в освещении собранного материала и в выводах не только умаляли научное значение работ
областников, но и в ряде случаев сводили их на нет.
Развитие источниковедения и археографии во второй половине XIX—
начале XX в. способствовало усилению исследовательской работы в области сибиреведения. Еще в 40-х годах XIX в. Археографическая комиссия
приступила к публикации документов по истории Сибири XVII в. в изданиях «Акты исторические» и «Дополнения к актам историческим». В дальнейшем источники по истории Сибири публиковались в трудах Общества
истории и древностей российских, в «Русской исторической библиотеке»
и других изданиях. В 1880-х годах вышли в свет два тома «Памятников
сибирской истории XVIII в.». Археографическая комиссия опубликовала
такие важнейшие источники, как «Чертежную книгу Сибири...» С. У. Ремезова, Кунгурскую летопись, и к 1907 г. осуществила выпуск отдельного
тома, включающего основные сибирские летописи — Строгановскую, Есиповскую, Ремезовскую. Русское географическое общество опубликовало
«Путешествие через Сибирь. . .» Н. Спафария. В 1890 г. А. Титов при финансовой поддержке сибирского библиофила Г. Юдина выпустил превосходный сборник документов по истории Сибири («Сибирь в XVII в.»),
куда вошел перевод сочинения Ю. Крижанича «История Сибири». Издания материалов по истории сибирских городов XVII—XVIII вв. и разрядных книг по Сибири положили начало разработке отдельных типов
архивных источников.
Заметно активизировалась в самой Сибири краеведческая работа,
значительную роль в которой сыграл организованный в 1851 г. Сибирский отдел Русского Географического общества. В сибирских изданиях
публиковались выявлявшиеся местные архивные и летописные материалы
(так называемые городские летописи). Определенным итогом изучения
таких источников явилось прекрасное исследование И. И. Тыжнова
«Заметки о городских летописях Сибири» (1898 г.).
В самом конце XIX в. был завершен Н. Н. Оглоблиным великолепный археографический труд в четырех томах — «Обозрение столбцов и
книг Сибирского приказа (1592—1768 гг.)», ставший основой для дальнейших монографических исследований и сохраняющий поныне значение
важнейшего справочного издания по наиболее богатому в нашей стране
75
фонду сибирских архивных материалов. В конце XIX в. особенно заметно
проявился интерес к монографическому изучению истории русского населения Сибири конца XVI—начала XVIII в.
Можно полагать, что внимание к истории русского населения объяснялось усилившимся переселенческим движением в Сибирь, в связи с которым была развернута (в практических целях) большая работа по исследованию форм землевладения и порядка землепользования. Наибольшего внимания заслуживала попытка П. Н. Буцинского исследовать
процесс складывания русского населения и развития его хозяйства в различных географических условиях Сибири с конца XVI и до середины
XVII в. Исследования П. Н. Буцинского («Заселение Сибири и быт первых ее насельников», 1889 г.; «К истории Сибири. Мангазея и Мангазейский уезд», 1893 г.), предпринятые по существу с правильно поставленной целью и выгодно отличавшиеся относительным для того времени
богатством свежего разнотипного материала, тем не менее не позволяли
судить о каких-либо закономерностях в складывании русского населения
и о значении его деятельности в хозяйственном освоении Сибири. Это
объяснялось не только методологическим несовершенством работ П. Н. Буцинского, но и невозможностью охватить имеющийся колоссальный
архивный
материал. В своей книге «Заселение Сибири...» он сумел
привести только отдельные сведения о различных категориях складывавшегося русского населения и его деятельности. Правда, его отдельные
наблюдения существенно развивали имевшиеся представления о заселении
Сибири. П. М. Головачев попытался рассмотреть
роль феодального
государства и народных масс в заселении Сибири. Он правильно отметил, что в Западной Сибири заселение было двоякого вида — правительственное и вольно-народное, но предпочтение отдавал первому. Более правильными были его наблюдения по вопросу о взаимоотношениях между
русским и коренным населением и их бытовом сближении. В эти же годы
в целой серии работ, основанных на архивном материале, Н. Н. Оглоблин впервые в сибирской историографии отразил народные движения
в XVII в.
К XX в. дворянское и буржуазное сибиреведение имело длительную
и довольно богатую историю, обобщенную А. Н. Пыпиным в IV томе
его известного труда «История русской этнографии» (1892 г.). Если
к этому времени официальная историография пришла к полному упадку,
нашедшему свое логическое завершение в компилятивных и крайне ограниченных по привлеченным материалам трудах В. К. Андриевича, то буржуазное сибиреведение только подошло к мысли о необходимости многостороннего монографического изучения истории присоединения Сибири и
начало лишь формулировать свои ближайшие задачи в этом направлении,
отраженные, в частности, в статьях П. М. Головачева. Классовая и методологическая ограниченность, явно недостаточная источниковедческая
база для монографических исследований препятствовали представителям
буржуазной историографии разрешить коренные вопросы истории народов Сибири XVII—начала XIX в.
* * *
Подлинно научная трактовка истории присоединения Сибири к России и истории населяющих ее народов с конца XVI и до середины
XIX в. принадлежит советской исторической науке.
Становление основной проблематики и ее научное разрешение осуществлялось в советском сибиреведении с 1920-х годов по мере усвоения
марксистско-ленинской методе \огии, преодоления устоявшихся, но ошибочных положений буржуазной науки, расширения источниковой базы и
совершенствования методики научного исследования. В дальнейшем со16
ветские исследователи сконцентрировали свое внимание на нескольких
узловых проблемах истории Сибири.
Колоссальная всесторонняя практическая работа по социалистическому преобразованию жизни народов нашей страны, в том числе и народов Сибири, была начата Советским государством с первых лет его
существования. Сложность этой работы усугублялась сохранением у этих
народов с дореволюционных времен различных укладов (в том числе и
крайне отсталых) общественных и хозяйственных отношений, сущность
которых можно было определить только научным путем. Поэтому советские ученые основное внимание уделили прежде всего истории коренных
народов Сибири. В большинстве своем эти народы не оставили письменных источников, позволяющих восстановить их историю. Дореволюционное сибиреведение лишь накопило значительный этнографически-описательный и фольклорный материал и некоторые данные археологического
и лингвистического характера о народах Сибири, что было совершенно недостаточно для воссоздания истории сибирских народов. Слабость научной методики и ограниченность методологии, отсутствие ясного представления об основных этапах истории человеческого общества и недостаточность исторической критики привели к тому, что буржуазные ученые стали
трактовать эти народы как «неисторические».
Огромным достижением советской исторической науки было воссоздание истории этих народов. Это стало возможно в результате комплексного изучения, в том числе в полевых экспедиционных условиях, разнообразных по характеру источников— архивных, этнографических, лингвистических, народно-поэтических, антропологических. Уже к концу
1920-х годов выдающийся советский историк С. В. Бахрушин блестяще
доказал рядом своих работ возможность раскрытия истории коренных
народов Сибири в XVII в. путем глубокого изучения сохранившихся
архивных документальных материалов. После его работ этот вид источников неуклонно и широко привлекался при исследовании истории всех
народов Сибири. Скрупулезная обработка ясачных книг — весьма сложного типа архивных источников — позволила раскрыть важнейшую проблему этнической истории сибирских народов в такой переломный для
них этап развития, каким был XVII век. Выдающимся образцом такого
исследования, основанного на архивных материалах и опирающегося на
данные этнографии, была выпущенная Б. О. Долгих в 1960 г. книга
«Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII веке»; ее данные
о расселении и составе сибирских народов имеют первостепенную важность для исследования всех последующих этнических процессов в Сибири и полностью опровергают выдвинутый областниками тезис о вымирании коренных сибирских народов после их присоединения к России.
Также путем сочетания документальных и этнографических источников
шли и другие советские ученые, разрабатывавшие многообразную историю
отдельных сибирских народов (С. А. Токарев, Л. П. Потапов, М. Г. Левин, А. П. Окладников, Н. Н. Степанов, И. С. Вдовин, И. С. Гурвич
и др.).
К настоящему времени советскими учеными воссоздана история большинства сибирских народов, благодаря чему они впервые обрели возможность познать свое прошлое. Успеху этой работы, имеющей большое
значение для духовного развития сибирских народов, в немалой степени
способствовало создание в советский период в ряде автономных республик и крупных культурных центрах Сибири научно-исследовательских
учреждений, на базе которых проводится также и подготовка национальных научных кадров.
В 1930—1940-е годы и особенно на протяжении послевоенного периода наибольшей разработке подверглась история бурятского и якутского
2 История Сибири, т. 2
17
народов, народов Алтая, Тувы и северо-востока Сибири. Наряду с крупными монографиями А. П. Окладникова (Очерки из истории западных
бурят-монголов XVII—XVIII вв., 1937), Ф. А. Кудрявцева (История
бурят-монгольского народа от XVII в. до 60-х годов XIX в., 1940),
П. Т. Хаптаева (Краткий очерк истории бурят-монгольского народа,
1942), С. А. Токарева (Общественный строй якутов XVII—XVIII вв.,
1945), Л. П. Потапова (Очерки по истории алтайцев, 1953; Происхождение и формирование хакасской народности, 1957), И. С. Гурвича (Этническая история северо-восточной Сибири, 1966) итоги многолетних, в том
числе полевых, исследований по истории бурятского, якутского, тувинского народов были обобщены в коллективных трудах — История Бурятской АССР (в двух томах), История Якутской АССР (в трехтомах),
История Тувы (в двух томах). Воссоздание истории отдельных народов
Сибири было важным этапом в развитии сибирской историографии. Был
введен в научный оборот огромный свежий фактический материал, и осмыслена история народов в свете марксистско-ленинской методологии.
Вне зависимости от различной трактовки отдельных событий и различных частных выводов, к которым приходили исследователи, основные положения, выдвинутые и аргументированные советскими учеными, имели
принципиальное значение для понимания истории сибирских народов. В их
работах было установлено, что социально-экономические отношения у сибирских народов накануне их присоединения к России по своему уровню
были намного ниже господствовавшей в России системы развитых феодальных отношений. С этим выводом был органически связан другой не
менее важный вывод о добровольном характере присоединения сибирских
народов к России. Путем тщательного анализа материала советские ученые
установили, что военные столкновения между русскими служилыми людьми
и местными жителями, имевшие место в процессе присоединения Сибири,
вызывались обычно позицией отдельных представителей местной родоплеменной верхушки, возмущением местного населения тяжестью феодального
гнета или злоупотреблениями царской администрации, но не противодействием сибирских народов в целом установлению российского подданства.
Такой аспект исследований позволял, с одной стороны, признать присоединение сибирских народов к России фактом огромной исторической
важности прежде всего для этих народов, обусловившим наиболее благоприятные условия для их социально-экономического и культурного развития, а с другой стороны, подорвать ненаучные великодержавные представления и развеять буржуазно-националистические тенденции, противопоставлявшие интересы русских и местных народных масс.
О развитии хозяйства и культуры сибирских народов в условиях
совместной жизни с русским народом прекрасно свидетельствуют материалы обобщающего труда серии «Народы мира» — «Народы Сибири»
(ред. М. Г. Левин и Л. П. Потапов, 1956 г.), «Историко-этнографический атлас Сибири» (ред. М. Г. Левин и Л. П. Потапов, 1961 г.), а также
ряда монографических исследований, посвященных истории и этнографии
отдельных народов.
Значительно медленнее исследовалась другая сторона проблемы присоединения Сибири к России, в которой отражалась роль феодального
Российского государства и русских народных масс в присоединении, заселении и хозяйственном освоении сибирских земель. Начало таким исследованиям было положено еще в 1920-х годах С. В. Бахрушиным. В многочисленных трудах впервые на основе огромного количества архивных
данных
административного
делопроизводства
конца
XVII—начала
XVIII в. он затронул почти все стороны социальной, экономической, политической и культурной жизни русского населения и выдвинул свою
точку зрения об основных движущих силах присоединения Сибири к Рос-
78
сии. Справедливо придавая очень большое значение в истории русского
народа колонизационным движениям, великолепно воссоздав в своих
«Очерках по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв.» (1927)
направление путей из европейской части России в Сибирь, выяснив их
колонизационное, экономическое и административное значение и наметив
этапы проникновения русских в различные районы Сибири, С. В. Бахрушин отдал дань некоторым старым ошибочным представлениям. Он понимал необходимость направить острие исследований не на изучение правительственной деятельности, а на экономические процессы, связанные
с колонизационными движениями. Однако весьма ярко охарактеризовав
деятельность в Сибири русского торгово-промыслового населения,
С. В. Бахрушин отвел первостепенную роль в заселении Сибири торговому капиталу. Эта точка зрения приводила к тому, что, с одной стороны,
С. В. Бахрушин обходил значение сельскохозяйственной деятельности русского населения в развитии Сибири, являющейся в условиях феодализма ведущей формой производства, а с другой стороны, недооценивал
стремления феодального класса России к расширению объектов феодальной эксплуатации и грабежу сопредельных территорий, осуществляемых государственным аппаратом. Именно эта слабая и неверная часть
схемы С. В. Бахрушина уже в 1930-х годах подверглась критике в советской историографии. Однако в этой критике, прозвучавшей, в частности, в предисловии к ценной в документальном отношении публикации
«Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII в.»
(1936 г.), проявилась крайне выраженная
односторонняя
тенденция
рассматривать присоединение сибирских народов только в ракурсе колониальной экспансии, а в пагубных последствиях феодального грабежа во
всех его формах и проявлениях видеть единственный результат этого
присоединения.
В послевоенные годы в советском сибиреведении определилось новое
направление в изучении проблемы присоединения Сибири. В 1946 г.
в книге «Очерки по истории колонизации Сибири в XVII—начале
XVIII в.» В. И. Шунков обосновал и в 1956 г. в «Очерках по истории
земледелия Сибири (XVII в.)» развил свою точку зрения, способствовавшую дальнейшему развитию творческой мысли в области сибиреведения. Она заключалась в том, что основой развития производительных сил
Сибири после ее присоединения к России признавалось сельское хозяйство русских земледельцев, составлявших уже к концу XVII в. большую
часть всех переселенцев. При такой постановке вопроса становилось возможным конкретно показать подлинную роль народных масс и оценить
значение русской колонизации в целом и земледелия в частности, как ведущей формы хозяйства, имевшей в дальнейшем определяющее влияние
на хозяйство и образ жизни местных коренных народов. Тем самым подтверждался тезис о плодотворном и в основном мирном характере русского
присоединения и освоения Сибири, о прогрессивности ее дальнейшего
развития, обусловленного совместной жизнью русского и аборигенных
народов. Идеи народной земледельческой колонизации получили дальнейшее обоснование в других трудах, посвященных отдельным областям Сибири XVII—XIX вв. (В. Н. Шерстобоев, Илимская пашня, т. I—II,
1949—1957; 3. Я. Бояршинова. Население Томского уезда в первой половине XVII в., 1950; Ф. Г. Сафронов. Крестьянская колонизация бассейнов Лены и Илима в XVII в., 1956 и Русские крестьяне в Якутии (XVII—
начало XX в.), 1961; М. М. Громыко. Западная Сибирь в XVIII в.,
1965; А. Н. Копылов. Русские на Енисее в XVII в., 1965). Эти труды
свидетельствуют о том, что в Сибири с X V I I в. распространялись и
становились господствующими более высокие социально-экономические
отношения, характерные для всей России. Под влиянием общественного
2*
Т9-
строя России происходило и последующее развитие Сибири как составно
и неотъемлемой части единого государства. Успех в решении проблем
присоединения Сибири в огромной степени определялся привлеченны
новым и разнотипным архивным материалом, без которого дальнейша
разработка сибирской проблематики становилась невозможной. Отдел]
ные попытки обобщения рассматриваемой проблемы, предпринятые в ni
слевоенные годы на основе лишь опубликованных материалов, по свои
результатам не отвечали стоявшим перед сибиреведением задачам.
Изучение истории сибирского земледелия с XVII в. показало, что г
мере утверждения в Сибири системы феодальных отношений явлени
характерные для социально-экономической и внутриполитической жизк
всей России, оказывались характерными и для Зауралья. Обратившие
к атим явлениям, советские сибиреведы пришли к выводу о том, что, н
смотря на специфические ландшафтные, климатические и хозяйственнь
условия, социально-экономическое развитие Сибири с X V I I в. определи
лось общими для России процессами; как и в сельском хозяйстве, важне]
шее значение в развитии местного ремесла и промышленности, в образ<
вании местных рынков и во втягивании их в образующуюся систелвсероссийского рынка имела деятельность русского населения. Это обсто
тельство обусловило особое внимание к истории русских переселенце
Изучение передовых для Сибири форм хозяйства и всей многообразие
деятельности русского населения в свою очередь привело к необходимое!
учета демографических данных, свидетельствующих о территориально
размещении переселенцев, о преимущественных направлениях колониз
ционных явлений. В последние годы стремление показать жизнь и тр
довую деятельность русского переселенца XVII—XVIII вв. во всем ра
нообразии, причем в различных климатических и ландшафтных условия
привело к созданию ряда исследований, в которых рассматривался цель
комплекс взаимообусловленных проблем. В 1964 г. была опубликована м<
нография В. А. Александрова «Русское население Сибири XVII—нача;
XVIII в.», в которой на примере Енисейского края хозяйственное о
воение сибирской территории прослеживается в связи с процессом обр
зования старожильческого русского населения, ставшего органической
даже численно преобладающей частью всего населения, а различные я
ления в его жизни рассматриваются в конкретной связи с аналогичныл
общерусскими явлениями. Существенным вкладом в изучение проблс
русского заселения и земледельческого освоения Западной
Сиби(
в XVIII в. явилась названная выше работа М. М. Громыко. Скрупуле
ный анализ обширного материала сибирского таможенного делопроизво
ства позволил О. Н. Вилкову (см. его работу: «Ремесло и торговля 3
падной Сибири в XVII в.». М., 1967) показать на примере Тобольа
становление сибирского областного рынка, экономически связанно
с Центральной Россией, другими сибирскими торговыми центрами и с
предельными государствами. История сибирской промышленности, ее о
ганизация и социальная природа также рассматриваются в связи с про
лемами заселения и хозяйственного освоения Сибири русским народе
(Т. И. Агапова, М. М. Громыко, 3. Г. Карпенко и другие авторы
Комплексное исследование по социально-экономической истории Сред»
Сибири в XVII в. (земледелие, промышленность и торговля) осущест
лено в отмеченной книге А. Н. Копылова.
Обратившись еще в 30-х годах к изучению народных волнений в С
бири, советские исследователи показали их классовую направленност
эти движения отражали не только протест русского и коренного насел
ния против различных злоупотреблений местной администрации, как э 1
представлялось буржуазным исследователям, но и, прежде всего, боры
против системы национального угнетения и феодального гнета, котор,
20
сопутствовала всему процессу присоединения Сибири и так или иначе была
связана с крупнейшими народными движениями в европейской части России XVII—XVIII вв. (А. П. Окладников, Ф. А. Кудрявцев, С. В. Бахрушин, В. А. Александров, А. А. Кондрашенков).
Проблема заселения Сибири русскими в настоящее время привлекла
внимание и антропологов, которые впервые развернули исследования по
изучению этнической истории переселенцев.
Наконец, особенно в послевоенные годы советские ученые обратились
к полузабытой в XIX и начале XX в. истории научных открытий в Сибири. Наиболее глубоко подверглись изучению географические открытия в Сибири и северной части Тихого океана, совершенные русскими
землепроходцами, и особенно — освоение русскими мореходами XVII—
X V I I I вв. арктических морей. Многочисленные исторические, географоисторические, этнографо-исторические исследования А. И. Андреева,
А. В. Ефимова, Б. О. Долгих, М. О. Косвена, Л. С. Берга, Л. А. Гольденберга, В. И. Грекова, М. И. Белова, В. А. Дивина и других ученых,
богатые новым архивным, в том числе картографическим материалом, непреложно показали, что присоединение Сибири к России повлекло за собой многочисленные открытия, обогатившие мировую науку. Впервые
в 1964 г. под редакцией А. В. Ефимова издан прекрасный «Атлас географических открытий в Сибири и в северо-западной Америке XVII—
XVIII вв.», содержащий 194 карты, многие из которых были выявлены
составителями в различных архивохранилищах нашей страны. Этот атлас
свидетельствует не только о развитии географических представлений о Сибири в XVII—XVIII вв., но и о достаточно высоком уровне культуры
русских путешественников и картографов того времени.
Исследования проблемы присоединения Сибири сопровождались не
только критическим осмыслением нового материала, но и плодотворной
археографической и источниковедческой работой, выявлением и учетом
новых источников, выработкой новой методики, введением в научный оборот, особенно в послевоенные годы, таких сложных и трудоемких типов
источников, как ясачные и переписные книги, документы таможенного делопроизводства и т. п. Еще в 1932—1936 гг. М. П. Алексеев издал в двух
частях своеобразную научную хрестоматию «Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей (XIII—XVI вв.)», в которой
огромную библиографическую ценность представляют обширные комментарии, относящиеся к авторам публикуемых произведений и самим произведениям. Несмотря на то что западноевропейская наука сведения о Сибири черпала главным образом из русских источников, ее сведения зачастую представляли немалый интерес. Поэтому публикация М. П. Алексеева
серьезно обогатила советское сибиреведение. Публикаторская деятельность
крупного знатока истории Сибири А. И. Андреева сделала доступными
для широких научных исследований критически проверенные тексты сочинений В. Н. Татищева, М. В. Ломоносова, Г. Ф. Миллера, А. Н. Радищева, целиком или частично посвященные Сибири. В послевоенные
годы получили распространение тематические издания архивных документов, посвященные открытиям в Сибири русских землепроходцев (издания
под редакцией А. В. Ефимова, М. И. Белова, В. Н. Скалона), а также
издания памятников устного поэтического творчества северных народов,
собранных советскими исследователями. Интересный опыт по привлечению
тамг для выяснения этнической истории сибирских народов принадлежит
Ю. Б. Симченко (1956).
Еще в 1920-х годах А. М. Ставрович и С. В. Бахрушин продолжили
начатое в X V I I I в. изучение сибирских летописей. С. В. Бахрушин доказал существование единого протографа, лежавшего в основе разноречивых
сибирских исторических повестей. Источниковедческое изучение сибирских
21
летописей в советское время было продолжено А. И. Андреевым,
A. А. Введенским, В. Г. Мирзоевым и другими исследователями. Активное
развитие творческой мысли в области источниковедения и историографии
Сибири феодального периода привело к созданию обобщающих трудов.
Богатейшие данные о сибирских источниках были собраны А. И. Андреевым в «Очерках по источниковедению Сибири» (вып. 1, XVII в.,
1-е изд. —1940 г., 2-е—1960 г.; вып. 2, X V I I I в. 1965 г.). Эти очерки,
представляющие собой образец тщательного разыскания, исследования и
критики источников, заложили прочную основу советского источниковедения Сибири. Опыты С. В. Бахрушина по обобщению историографических
взглядов в области сибиреведения продолжены в настоящее время
B. Г. Мирзоевым в монографиях «Присоединение и освоение Сибири
в исторической литературе XVII века» (1960), «Историография Сибири
(XVIII в.)» и «Историография Сибири (1 пол. XIX в.)». Одним из первых опытов по обобщению исследовательской работы в области фольклористики можно считать книгу Я. Р. Кошелева «Русская фольклористика
Сибири» (1962).
Введению в научный оборот новых материалов и обобщению научных
данных по истории Сибири весьма способствуют многочисленные исследовательские работы последних лет, систематически выпускаемые в свет
в различных тематических сборниках, подготавливаемых научными учреждениями Новосибирска (серия Сибирского отделения АН СССР — «Материалы по истории Сибири»), Томска, Якутска, Красноярска, Иркутска и
других городов.
Состояние советского сибиреведения позволяет приступить к еще более
полному обобщению имеющегося материала. В настоящее время Сибирь
играет огромную роль в экономическом и культурном строительстве нашей страны, и перед советским сибиреведением стоит задача показать весь
исторический путь сибирского населения на разных этапах его развития.
РАЗДЕЛ
ПЕРВЫЙ
ПРИСОЕДИНЕНИЕ
СИБИРИ
И
ЕЕ
РАЗВИТИЕ
В
СОСТАВЕ
РОССИИ
XVI - НАЧАЛО XVIII В
Герб Сибири. Из жалованной грамоты 1690 г.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Присоединение
к
Русскому
Сибири
государству
1. ПРИСОЕДИНЕНИЕ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ
К РУССКОМУ ГОСУДАРСТВУ И ЕЕ ЗАСЕЛЕНИЕ
В
о второй половине XVI в. Русское государство изживало
последствия феодальной раздробленности, окончательно
оформлялось как государство централизованное, охватывавшее земли европейской части страны с русским и нерусским населением. Давние связи
и общение русского народа с жителями Зауралья, пути, проложенные на
восток промышленными и торговыми людьми, подготовили процесс присоединения Сибирского края к России.
Стремление найти постоянный источник пушнины, составлявшей в то
время немалую долю приходной части бюджета страны и ценившейся на
внешнем и внутреннем рынке, усиливало попытки русского правительства
к продвижению границ государства на восток. Этому способствовали
также установившиеся еще с конца XV в. дипломатические отношения
с тюменским ханом Ибаком и данническая зависимость некоторых угорских племенных объединений нижнего Приобья. В середине XVI в. были
налажены связи с правителями Сибирского ханства Едигером и Бекбулатом, которые еще в большей степени расширили представления русского
правительства о пушных богатствах Сибири и укрепили надежду сделать
постоянными поступления сибирской пушнины в царскую казну. Завоевание Казани и Астрахани и добровольное присоединение к Русскому государству ряда народов Поволжья и Среднего Приуралья открывали для
правительства возможность продвижения и в Зауралье.
С другой стороны, развернувшиеся во второй половине XVI в. английские и голландские экспедиции в водах Северного Ледовитого океана, усиленные поиски иностранными купцами «северного пути в Индию» настораживали правительство Ивана IV, боявшегося превращения северной части
Азии в английскую или голландскую торговую факторию.
В то же время ликвидация господства потомков монгольских завоевателей на Волге, вхождение башкиров и других народностей Среднего Приуралья в состав России открывали для русских людей и особенно для крестьян, искавших в бегстве на окраины освобождения от феодального гнета
и эксплуатации, более короткие и удобные пути на восток.
Начало присоединения огромнейшего Сибирского края к Русскому государству относится к концу XVI в., когда развернулось переселение русских в Зауралье и его освоение, в первую очередь крестьянами и ремесленниками. Этот процесс, в целом знаменовавший распространение новых
для Сибири социально-экономических отношений и внедрение новых типов хозяйственной деятельности, протекал в различных районах не всегда
одинаково. Интенсивность этого процесса, имевшая свои особенности в различные хронологические периоды, зависела от ряда обстоятельств — вну-
25
триполитических, связанных с миграционными движениями из Европейской России, и внешних, влиявших на направление этих движений. Различные природные условия в отдельных районах Сибири определяли своеобразие заселения и складывавшейся хозяйственной жизни.
К началу присоединения Западной Сибири к Русскому государству коренные ее жители находились еще на стадии первобытнообщинного
строя, в большей или меньшей степени затронутого процессом разложения.
Только у так называемых тобольских татар родоплеменные отношения
изживались, сложилась своя примитивная государственность — Сибирское
1
ханство.
В начале 60-х годов XVI в. (1563 г.) территория Сибирского ханства
была захвачена чингисидом Кучумом, который свергнул правителей местной татарской династии (тайбугинов), перенес свою центральную ставку
в укрепленный городок Кашлык (Сибирь) на берегу Иртыша, обложи/v
данью (ясаком) местное население ханства, завоевал угорские племена по
нижнему Иртышу и тюркоязычное население Барабинской степи.
О захвате Сибирского ханства Кучумом в Москве стало известно летом 1563 г. Прежние вассальные отношения сибирских правителей к России были нарушены. Занятое борьбой с многочисленными внешними врагами, правительство Ивана IV стремилось урегулировать отношения
с Кучумом мирным путем. В то же время к обороне восточных границ оно
привлекло богатейших предпринимателей Строгановых, имевших вотчины
в Пермском крае.
Царская грамота (22 января 1564 г.) предписывала Строгановым построить на Каме ниже городка Канкора новый укрепленный пункт (позднее названный Орлом-городком или Кардеганом), чтобы в Пермскую землю не могли «безвестно» пройти военные отряды Кучума. Крепости Канкор и Кардеган фактически были оборонительными сооружениями на восточных рубежах государства, построенными по указанию правительства.
В 1558 г. вотчины Строгановых были расширены. За Яковом Строгановым закреплялись земли в бассейне р. Чусовой. В то же время Строгановы обязывались поставить на берегах Чусовой и Сылвы сторожевые
пункты против набегов «нагайских людей и иных орд».2
Возобновление в 1571 г. переговоров с Иваном IV со стороны Кучума
было своеобразным дипломатическим маневром, рассчитанным на то,
чтобы выиграть время и усыдихь бдительность русского правительства.
Посольство Кучума приехало в Москву после разорения и сожжения
крымскими отрядами Девлет-Гирея московского посада. Среди жителей
столицы распространялись также слухи о неудачах и поражениях русских
отрядов на фронтах Ливонской войны.
Возвратившись в Кашлык, участники посольства сообщили Кучуму
о своих наблюдениях, сделанных в Москве, рассказали об усилении агрессивности крымских татар, за спиною которых стояла султанская Турция.
Все это было в интересах Кучума, не желавшего допустить восстановления
вассальных отношений Сибирского ханства к России. По-видимому,
в 1572 г. Кучум еще не имел достаточных сил для открытой борьбы против Русского государства, поэтому он согласился на вассальную зависимость от русского царя; Кучум принял царского посланника Третьяка
Чубукова и обещал собрать с населения ханства дань в казну
Ивана IV.
Открытые враждебные действия Кучума начались летом 1573 г. Вооруженные отряды его стали группироваться на восточных склонахУральских
1
О хозяйстве, общественном строе нерусского населения Западной Сибири к моменту включения его в состав России, о давнем общении русских людей с жителями
Зауралья
см.: История Сибири, т. I. Л., 1967, стр. 353—372.
2
ДАЙ, т. 1, СПб., 1846, № 119, стр. 173.
26
гор, на границе кочевий Кучума и ногайских мурз. В июле сибирские татары во главе с племянником Кучума, Маметкулом, вторглись в вотчины
Строгановых. В Сибирском ханстве по указанию хана был убит Третьяк
Чубуков. Начались набеги на селения «данных людей» Русского государства — хантов и манси, которым военачальники Кучума запретили платить дань ^_цар_скую казну. Часть взрослого угорскбго мужского населе3
ния была привлечена в военные отряды сибирского хана.
Кучум полностью ликвидировал отношения вассалитета Сибирского
ханства к русскому царю. Возникла угроза отторжения от России тех районов Зауралья, население которых считалось данниками России с конца
XV—начала X V I в.
Правительство Ивана IV 30 мая 1574 г. направилоСтрогановым новую жалованную грамоту, закреплявшую за ними земли по восточным
4
склонам Урала, по р. Тоболу, его притокам и область «Тахчеев». Строгановы обязывались поставить в новом районе крепости, в которых «снаряд
вогняной и пушкарей и пищальников и сторожей от сибирских и от нагайских людей держати», 5 и собирать походы против сибирского хана, используя для этой цели наемных казаков и отряды, набранные из местных жителей строгановских вотчин. Царская грамота разрешила строить сторожевые опорные пункты на берегах Иртыша и Оби, где «пригодитца для
береженья и охочим на опочив», (т. е. для отдыха). 6 Жителям этих крепостей разрешалась безоброчная охота и рыбная ловля. Таким образом,
намечалось распространение строгановских земельных владений в пределах Зауралья, а вместе с тем и укрепление позиций правительства в Западной Сибири. Выполнение этой задачи было делом довольно сложным.
Набеги в район Прикамья продолжались. Используя недовольство
манси Строгановыми, мансийский мурза Бегбелий Агтаев в 1580 г. разграбил русские селенияГнаберегах р. Чусовой, а в 1581 г. князек Кихек
захватил и сжег Соликамск, разорил в Прикамье слободы и деревни, увел
их жителей. Вотчины Семена и Максима Строгановых тяжело пострадали.
Затем князек Кихек после ожесточенного сражения был разбит служилыми людьми Строгановых.
В этой обстановке Строгановы, используя данное им правительством
право набирать ратных людей, сформировали наемный казачий отряд. Командовал отрядом атаман Ермак Тимофеевич. В истории похода Ермака
в Сибирь много до сих пор остается неясного и спорного. Сведения о биографии самого Ермака скудны и противоречивы. Одни историки считают
Ермака донским казаком, пришедшим со своим отрядом к Строгановым
с Волги, другие — жителем Приуралья, посадским человеком Василием
7
Тимофеевичем Алениным (Олениным)-Повольским. Далеко не ясны хронология похода и количество его участников. По мнению большинства исследователей, поход начался в 1581 г. Недавно В. И. Сергеев, основываясь
на анализе Ремезовской летописи, предложил новую хронологическую
схему похода. Он считает возможным датировать начало похода 1 сентября 1578 г. и намечает его отдельные этапы на протяжении последующих лет. Так или иначе, Ермак, поднявшись по р. Чусовой и перевалив
Уральский хребет, двигался дальше вниз по течению рек восточных склонов Уральских гор — сначала по Тагилу, а затем поJTyj>e. В районе Епанчинских юрт казаки после трехдневного сражения одержали победу над
3
Г. Ф. М и л л е р . История Сибири, т. I. M., 1937. Приложения, стр. 339.
«Тахчеями» С. В. Бахрушин называл район по р. Туре. (См.: С. В. Б а х р у ш и н .
Русское
продвижение за Урал. Научные труды, т. III, ч. 1, М.. 1955, стр. 142).
5
Г. Ф. М и л л е р. История Сибири, т. I. Приложения, стр. 339—340.
6
Там же, стр. 341.
7
А. А. В в е д е н с к и й . Дом Строгановых в XVI—XVII веках. М., 1962,
стр. 100—103.
4
27
отрядами мурзы Епанчи, а затем заняли бывшую ставку тюменского хана
Чимги-Туру. Сибирские летописи отмечают крупное сражение на берегу
Тобола у юрт Бабасана (в 30 верстах ниже устья Тавды), где против казачьей дружины выступили отряды Кучума во главе с Маметкулом. Серьезное сражение произошло и у Долгого яра. Недалеко от устья Тавды
у озера, соединенного с Тоболом протокой, дружине Ермака пришлось
выдержать сражение с отрядами мурзы Карачи.
В. И. Сергеев считает, что, укрепившись в городке Карачи, Ермак направил группу казаков во главе с Иваном Кольцо к Строгановым за боеприпасами, продовольствием и служилыми людьми. На нартах и лыжах,
приобретенных у местных жителей, казаки добрались до вотчины Максима
Строганова. Весной 1582 г. Строгановы направили с Иваном Кольцо
300 служилых людей, дали продовольствие, какое-то количество боеприпасов и даже пищаль, отлитую в Орле-городке.8
—— Межд^—1'ем казачья дружина не прадгГрйнимала наступательных операций ни весной, ни летом 1582 г., ожидая прибытия подкреплений из
строгановских вотчин. Только с возвращением Ивана Кольцо казаки в сен'
тябре 1582 г. двинулись по Тоболу. Дойдя до впадения Тобола в Иртыш,
отряд начал подниматься вверх по Иртышу. Здесь после ряда сражений
казаками было захвачено укрепление Атика-мурзы, и в 20-х числах окг
тября начались бои на Чувашевском мысу (мыс Подчеваш). Предводитель
кучумовых войск Маметкул был ранен и переправлен в лодке на противоположный берег Иртыша. Среди татар началось замешательство, оно усилилось, когда подвластные Кучуму хантыйские и мансийские князьки отвели своих воинов с поля сражения и тем самым облегчили казакам
победу.
О дальнейшей борьбе с Ермаком на подступах к Кашлыку не могло
быть и речи. В ночь с 25 на 26 октября 1582 г. Кучум с ближайшими родственниками и мурзами, захватив наиболее ценное имущество и скот, бежал из своей ставки в степь. Казаки Ермака тотчас заняли опустевший
Кашлык (городок Сибирь).
Весть о разгроме и бегстве Кучума быстро распространилась среди коренного населения Западной Сибири. Хантыйские и мансийские предводители территориально-племенных объединений, татарские мурзы поспешили явиться к Ермаку с дарами, заявить о своем желании принять
русское подданство. Уже на четвертый день после взятия Кашлыка к Ермаку прибыли ханты с р. Демьянки (притока Иртыша) со своим князцом Бояром. Затем явились мансийские посланцы из Яскалбинских волостей, князец Ишбердей с «товарищи». Приехал татарский князек Суклем и некоторые татарские мурзы.
Принимая привезенные подарки (пушнину и съестные припасы), Ермак награждал прибывших представителей знати ответными дарами, договаривался с ними о включении подвластной им территории в состав Русского государства.
-____^декабре_|582 г. Ермак отправил группу казаков во главе с Иваном ТКольцос~донесением о взятии русскими ратными силами ставки
Кучума. Жители Яскалбинских волостей доставили казакам оленьи упряжки и сопровождали их «волчьей» дорогой через горные перевалы до
Прикамья.
Между тем бежавший в степи Кучум не сложил оружия. Маметкул
в ноябре 1582 г. неожиданно напал на небольшую группу казаков, возвращавшихся с рыбной ловли на Абалацком озере, и почти полностью
истребил ее. Ермак организовал погоню за Маметкулом и нанес ему поs
В. И. С е р г е е в . К вопросу о походе в Сибирь дружины Ермака. Вопросы
истории, 1959, № 1, стр. 126.
28
ражение на Шаншинском урочище. Весной 1583 г. казаки разгромили
ставку Маметкула на берегу Вагая и пленили его самого.
Разгром ставки Маметкула значительно ослабил силы Кучума, положение которого осложнялось еще и тем, что против него начал борьбу
уцелевший сын Бекбулата тайбугин Сейдяк. В то же время от Кучума
«отъехал» его приближенный мурза Карача, захвативший кочевья по
р. Оми. Карача, притворно называя себя союзником Ермака, попросил
у него помощи в борьбе с Кучумом и Ногайской ордой. Ермак,
посоветовавшись с товарищами,
направил к Караче 40 казаков
во главе с вернувшимся из
jViocKBbi Иваном Кольцо. Осенью *
~1583 г\ прибывшие в ставку
Карачи казаки были убиты.
В марте 1584 г. Карача, собрав
в татарских улусах значительные силы вооруженных конных
воинов, двинулся к Кашлыку и
осадил казаков Ермака в плохо
укрепленном городке. Положение осажденных оказалось тяжелым. Продовольствия не было.
Карача рассчитывал «их уморить гладом». Казаки предприняли смелую вылазку из осаженного городка и напали на лагерь Карачи. Нападение было
произведено внезапно ночью, и
прежде чем
татары
успели
взяться за оружие, в их рядах
началась паника. В бою были
убиты два сына Карачи. Сам
Карача с немногими татарами
«два успел спастись бегством.9
Силы казачьего отряда постепенно уменьшались. Правительство Ивана IV, получив донесение о взятии Кашлыка, решило направить в Сибирь отряд
Е
« Ис ™рии Сибирской»
из 300 служилых людей под наР мак Ремезова
С
чальством JC. Д. Волховского и
' '
И. Глухова. Комплектование
отряда, проходившее в Прикамье, было закончено в конце 1583 г. Не рискуя отправлять служилых людей зимним путем на конях, царь приказал
задержать их до весны. Строгановым предписывалось подготовить к весне
15 стругов «со всем судовым запасом, которые б струги подняли по 20 человек с запасом». 10
Весной 1584 г. отряд выступил из строгановских вотчин в далекий путь
и только к осени прибыл в Кашлык, истощив в пути взятые с собой
продовольственные запасы.
9
Сибирские летописи, СПб.. 1907, стр. 35, 36, 81, 146, 147, 286, 287, 331—333,
337, 10340.
Г. Ф. М и л л е р . История Сибири, т. I. Приложения, стр. 343.
29
Зимой 1584/85 г. в Кашлыке начался сильный голод. Летописцы со
щают: «Мнози от гладу изомроша московстии вой и казацы; и воев<
князь Семен Волховской тож умре». Число казаков и служилых лю^
в бывшей столице Сибирского ханства резко сократилось. Только весь
положение несколько улучшилось. Автор Строгановской летописи i
шет: «Мнози языцы окрест живущий Татаровя и Остяки и Вогула
приношаху к ним многия запасы и от ловитв своих от зверей и от m
и от рыб со всякое доволство изобилию».
Кочевавший со своим улусом в степях Кучум собирал силы, вызьи
к себе татарских мурз, требуя от них помощи для борьбы с русски!
Стремясь выманить казаков из укрепленного городка и напасть на н
внезапно, Кучум стал распространять слухи, что им задержан торгов
караван бухарцев, направлявшийся в Кашлык. Эти провокационные слу
дошли до Ермака. С отрядом в 150 человек Ермак на стругах спет
двинулся вверх по Иртышу и дошел до татарских юрт Шиш-тамах, р
положенных у впадения р. Шиша в Иртыш. Из расспросов татар вы:
пилось, что бухарского каравана на Иртыше не было. Казаки предпо.
жили, что бухарские купцы задержаны Кучумом на Вагае; они поверну
обратно, поплыли вниз по течению Иртыша до устья Вагая, а затем
Вагаю поднялись до Атбашского селения. Здесь окончательно выя«
лась ложность известий о бухарском караване. Казаки двинулись в с
ратный путь. Во время ночевки на берегу Иртыша близ устья Вагая (
ряд подвергся неожиданному нападению Кучума. Почти все казаки бы
перебиты. Раненный в рукопашной схватке с татарами Ермак пробил
к берегу, но неудачно прыгнул на край струга. Струг перевернулся. В п
желом панцыре Ермак не смог плыть и утонул. Это событие, по све,
ниям летописцев, произошло в ночь с 5-го на 6-е августа 1585 г.11
Когда в Кашлыке были получены вести о гибели Ермака и наход!
шихся с ним казаков, команду над оставшимися принял Матвей Мещер>
Остатками московского отряда командовал помощник С. Д. Болховскс
Иван Глухов. В общей сложности в Кашлыке оставалось не более 150'
ловек. Сибирские летописи сообщают, что казаки с М. Мещеряком
стрельцы с И. Глуховым покинули Кашлык и двинулись вниз по Иртьп
и Оби до притока Оби р. Соби, а оттуда северной дорогой вернули
в Россию. Автор Строгановской летописи (по списку Спасского) называ
другой путь продвижения русских, покинувших Кашлык, — по Иртышу
Тобола и вверх по течению Тобола до р. Туры. Здесь казаки встрети
новый русский отряд, направленный правительством в Сибирь под к
мандой И. Мансурова, вернулись с ним на Иртыш и зазимовали в уст
Иртыша в поставленном укрепленном лагере (Обском городке). Обск<
городок просуществовал с 1585 по 1594 г. О нем говорится в летопи
Саввы Есипова, в царской грамоте 1586 г. угорскому князьку Лугую
в «Наказе» 1594 г. Ф. П. Барятинскому и В. Аничкову. После унич!
жения Обского укрепления соратники Ермака, очевидно, переселили
в другие русские городки, построенные в конце XVI в. в Западной С
бири. Сохранились документы, повествующие о том, что в 20-е го/
XVII в. в Тюмени, Тобольске и других сибирских городах жили KOHHI
казаки, находившиеся в Зауралье с «самого Сибирского взятья». 13 ИЗЕ
стно, что тобольский архиепископ Киприан, составляя Синодик, расспр
шивал участников похода Ермака «како они приидоша в Сибирь и г
с погаными были бои и ково где убили погании на драке». Казаки сост
вили «Написание», в котором рассказали о борьбе казачьей дружик
11
12
13
30
Сибирские летописи, стр. 31, 32, 37—40, 77, 83, 86, 142, 148, 149, 288, 339, 3'
Г. Ф. М и л л е р . История Сибири, т. I. Приложения, стр. 344, 345.
ЦГАДА, СП, кн. 1, лл. 25, 26; кн. 6, лл. 137—137 об., 183 об.
против сибирского хана Кучума.14 Вполне понятно, что составить такое
«Написание» могли только очевидцы и участники происходивших при Ермаке событий.
Поход казачьей дружины Ермака сыграл большую роль в подготовке
процесса присоединения территории Зауралья к Русскому государству.
Он открыл возможности широкого хозяйственного освоения Сибири
русскими. В результате действий казачьей дружины был нанесен непоправимый удар господству Кучума в Сибирском ханстве. Бежавший в степи
Кучум продолжал борьбу с Русским государством еще несколько лет, но
Сибирское ханство после взятия Ермаком ханской ставки фактически перестало существовать. Отдельные татарские улусы откочевали с Кучумом, но большая часть западносибирских татар перешла под покровительство России. В состав России вошли ранее подвластные Кучуму башкиры,
манси, ханты, жившие в бассейнах рек Туры, Тавды, Тобола и Иртыша,
было окончательно закреплено за Россией хантыйское и мансийское население левобережной части нижнего Приобья (Югорская земля).
Таким образом, начало присоединения и освоения Сибири было положено не правительственными отрядами, а выходцами из народа — донскими и волжскими казаками с Ермаком во главе, освободившими хантов, манси, башкир, западносибирских татар и других от ига потомков
чингисидов, хозяйничавших в Сибирском ханстве. Царское правительство
использовало победу для распространения своей власти на Сибирь. «Последний монгольский царь Кучум», по словам К. Маркса, «был разбит
Ермаком» и этим «была заложена основа азиатской России».15
Поход казачьей дружины в Сибирь и разгром Кучума воспеты народом в устном поэтическом творчестве. Поэт-декабрист К. Ф. Рылеев
посвятил одну из своих «Дум» гибели руководителя казаков храброго
Ермака. Стихотворение Рылеева «Смерть Ермака» стало народной песней. Разгром хана Кучума расчистил дорогу для массовой народной колонизации края.
После гибели Ермака и ухода казаков из бывшей кучумовой ставки
Кашлык занял сын Кучума Алей, пытавшийся восстановить власть узбекских шейбанидов над населением Западной Сибири. Против Алея выступил потомок тайбугинов Сейдяк. Борьба шейбанидов и тайбугинов разгорелась с новой силой, нанося урон хозяйству местного населения. Сейдяку
удалось выбить Алея из ханской ставки и завладеть Кашлыком. Он завязал связи с мурзой Карачей и султаном одной из казахских орд, враждовавших с Кучумом.
Малочисленный отряд И. Мансурова не вступал в борьбу с Сейдяком.
Соотношение сил изменилось с появлением в 1586 г. в Сибири нового
отряда с воеводами В. Сукиным и И. Мясным во главе. На берегу
р. Туры на месте старого татарского укрепления Чимга-Туры была построена русская крепость, названная Тюменским городом. Участники отряда В. Сукина и И. Мясного были направлены в Сибирь на постоянную
службу; многие из них в Тюменском городе «поставиша домы себе».16
Тюменские воеводы обложили ясаком татарские улусы по Туре, Исети,
Пышме и среднему Тоболу. Расположенный на старинной караванной дороге из Средней Азии в Поволжье, Тюменский город стал быстро заселяться русскими людьми и сделался торговым центром Западной Сибири,
По указанию из Москвы, воеводы Тюменского города В. Сукин и
И. Мясной скомплектовали отряд во главе с Данилой Чулковым и дви14
15
16
Сибирские летописи, стр. 163.
Архив Маркса и Энгельса, т. VIII, 1946, стр. 166.
Сибирские летописи, стр. 154, 257, 291.
нули его вниз по Тоболу для строительства нового русского укрепления
неподалеку от бывшей ханской ставки — Кашлыка. Местом для возведения
русской крепости Д. Чулков выбрал высокий берег Иртыша против устья
Тобола. Постронный здесь в 1587 г. городок, названный Тобольским,
представлял собою небольшое укрепление с деревянными стенами, под
защитой которых располагались избы служилых людей.
Отсюда началось наступление против Сейдяка и его сторонников, в котором принимали участие служилые люди, прибывшие с Д. Чулковым
для строительства Тобольска, а также стрельцы И. Мансурова и казаки
М. Мещеряка, находившиеся в Обском городке. После ряда сражений
Сейдяк был пленен и отправлен в Москву, а Кашлык постепенно перестал существовать.
Поскольку одним из основных стимулов русской колонизации Сибири
на начальном этапе была пушнина, то, естественно, продвижение шло
в первую очередь и главным обазом в таежные и тундровые районы Сибири, наиболее богатые пушным зверем. Продвижение именно в этом
направлении было обусловлено также исключительно слабой заселенностью тайги и тундры и угрозой опустошительных набегов для лесостепных и степных районов Южной Сибири со стороны кочевников казахских и монгольских степей.
В XVI в. наиболее известной дорогой в Сибирскую землю__был путь
ПО Притоку KgMbjL р Вищррр Д Я Л Р Р црраа_сдрттт.тг' породу ЧУ путь ТТТРЛ ТТ"
рекам восточных_^:клонов_Урала^— Лозь_в£_и Тавде. Для _осврения_и заjf^ejT^aHJ--a3UMxi_tiyiii_Hj р. Лозьве в 1590 г. был постро£Н_Лозьвинский
£OJX>gJ^._JLi£p£3_jH£ro_j:X£A^
_служилые люди и крестьяне-п^еве^едцы
(направляемые—ло^царскому
_Хказу_). везли запасы продовольствия и боеприпасы.-В.лхардких «наказах»
дновь нЙ11а^Й!^1м7в^Сиби£ь_воеводам обязательнее^^Ещедпись1валось_идти
/1
Добравшись^зимою_санным путем до Лозьвинского городка, русские
люди__ждадж__там начала .навигации "ir" «НЯ~^РГНР»^_КПГДЯ «лед скроетца»,
"
: судах, стругах, дощаниках^и^лодках
вниз__по—Аозьве, Тав^е_11_ТобоАу:_,ДО-_Тйбадьска^_В дальнейшем от То-
^ _
_
_От Тобольгкя
вверх по Иртышу ездили до Тары, вверх по Тоболу — до Тюмени.
В экстренных случаях донесения сибирских воевод из обских городов
(Нарыма, Сургута, Березова) направлялись древней северной Зырянской
дорогой.
В начале 1593 г. развернулось наступление против враждебного России пелымского князька Аблагирима^ союзника Кучума. Для этой цели
в Чердыни началось комплектование отряда, воеводами которого были
назначены Н. В. Траханиотов и П. И. Горчаков. Кроме строгановских
ратных сил, в его состав вошли служилые люди, собранные в северных
уездах Русского государства, а также манси, живущие в Приуралье.
Сопротивление Аблагирима было сломлено, подвластная ему территория
вошла в состав России; младший сын Аблагирлма_Таутай_ и jBHyjK ,_Учет__
__в_качес_тве пленникр_в отправлены ^ Москву^_Летом 1593~г7~участники отр_ада_начал,и_строительство на берегу JT. Тавды около устья_Пелыма—но\/ вого^ русского укрепления, получившего название Пелымского городка.
Тем самым был обеспечен путь между Лозьдинским городком и Трбольском.
17
Г. Ф. М и л л е р . История Сибири, т. I. Приложения, стр. 346—354, 363—366;
ЦГАДА, СП, кн. 1, лл. 1—6, 24—31 об., 34—43.
32
Часть отряда с П. И. Горчаковым осталась в Пелымском городке _^-для выполнения караульной службы и взимания "ясужа с коренного на~
селения района, а другая частьотяда~с~Т1771^аха1т^овьш~от^а^'1.
вилась в Тобольск.
В составе первых жителей Пелыма были не только стрельцы, но и присланные '_ из_Ка£гополя, ,_Пер_ми _и_Вятки крестьяне. Царский наказ Горчакову обязывал воеводу устроить под новым сибирским городком крестьянскую слободу, выделив переведенным крестьянам места под дворы и наделы под пашни. Крестьян предполагалось использовать для обработки
«государевой пашни», урожай с которой поступал бы в казенные житницы.
Крестьян-переведенцев обязывали взять с собой лошадей, крупный рогатый скот, сохи и семена на первый посев. Мз 49_переведенцев 20 нан^шравили на жительство в Зауралье с семьями, остальным предложили
ехать без жен и детей, взяв с собой лошадей, необходимый сельскохозяйственный инвентарь и семена. Семьи этих переведенцев предполагали перевести позднее, когда новоселы устроятся на новом месте.
Царский наказ обязывал Горчакова выделить участки для хлебопашества оставленным на жительство_в_Пель1ме стрельцам, с тем чтобы
«всякой был хлебопашец, и хлеба не возить». Воевода_должен бьсл^ выявить местных жителей (манси и татар), занимашпихся земледелием, обложить их хлебным оброком, освободив рт^ уплаты ясака пушниной. ___
Таким образом, наказ Горчакову содержал ряд положений, направленных к организации хлебного производства в Сибири, с тем чтобы
уменьшить количество доставляемого из европейской части государства (.
продовольствия для снабжения служилых людей. В дальнейшем, вплоть ^
до конца XVII в., правительство неуклонно требовало от воевод сибирских городов создания и расширения 'казенной запашки, обеспечения обработки ее крестьянами, увеличения запашки служилых людей с целью
сокращения раздаваемого им хлебного жалования. Попытки администрации сибирских городов привлечь местных жителей к производству хлеба
для нужд казны успеха не имели. Коренное сибирское население по-прежнему занималось охотой и рыболовством, частично скотоводством.
Лишь немногим группам жителей Западной Сибири в XVI — XVII вв.
было знакомо земледелие, являвшееся подсобным к охоте и рыболовству
занятием.
После разгрома Кучума дружиной Ермака создались условия для заселения русскими крестьянами и посадскими людьми бассейнов Туры,
Тавды и нижнего течения Тобола. Упоминания в официальных актовых
материалах и некоторые косвенные указания свидетельствуют, что
в конце XVI в. шло переселение крестьян в Сибирь и по их собствен-"
ной инициативе. Царский наказ предписывал Горчакову взять с собой
в Зауралье не только прррнрдрнг1рн д но и ржевского крестьянина Игня- \/
тия Хрипунова с его семьей и имуществом, пожелавшего переселиться _
в Сибирь. В__О^й£И_Хо|1чак£ш_должен ___6jji^_p^i3jMCKaib_aBXx._.6€r_A_bix лю;/
дей окольничьего А. П. Клешнина (Кудеярка Иванова и Василия _Сева- '
стьянова), самовольно ушедших в Зауралье г качя.ками, В наказе упоми- \
нается также о том, что при строительстве нового городка Горчаков мо- }
жет встретиться с терскими казаками, которых рекомендовалось привлечь
на «государеву» военную службу или завербовать в число посадских людей. В Чердыни в 1593 г. была зарегистрирована поручная десятника Тимофея Евтюгина, из которой известно, что 10 устюжан и жителей Перми Великой заявили^ о своем желании переселиться в Сибирь
н а постоянное жительство и служит^стрельдами в HOjBOM_j^o£pjKe. Все _
он5_в
_ . .594
Прибывший с Н. В. Траханиотовым из Пелыма в Тобольск отряд был
пополнен тобольскими служилыми людьми и по распоряжению из
^ История Сибири, т. 2
33
Москвы, полученному летом 1593 г-, направлен на стругах вниз по Иртышу и Оби для строительства русского административного центра в пределах территории, заселенной обскими хантами и ранее носившей название Югорской земли. Местом для нового города Траханиотов избрал
берег £ejepjipj^Cpj^Bj^jipjiMepHo_B _20„_ЖМ_„от впадения ее в Обь. Здесь
проходил древний путь из Руси в Приобье, который носил название Зы_р_янскдйдороги, илиРусского_.1еса..,_Он начинался от р. Выми,_шел к, угорее вдоль Северн£Й_Сосьвь1^1а во_
Этот район в XV в. осваивался русскими людьми и коми-зырянами.
К^ моменту прихода на Северную Ссшьду птр^гд^Т^ау^гниптпна в устье
р. Вогулки имелось зимовье русских и__аыр^ян£ких _л£омысловиков7~"Рядом лежало забр61нё]ннре1^старинное угорское укрепление, называвшееся
по^ханУыйски Сугмут-ваш, по мансийски Халь-уш, т. е. Березовый город.13
Построенный экспедицией Траханиотова на этом месте русский административный центр так и стал называться — Березов.
В феврале 1594 г. из Москвы была направлена небольшая группа служилых людей с воеводами Ф. П. Барятинским и В. Аничковым для закрепления в составе России земель Приобья выше устья Иртыша. По распоряжению правительства березовский воевода Траханиотов послал в Обской городок на соединение с экспедиционным отрядом~Барятинского и
Аничкова березовских служилых людей и кодских хантов. Соединенный
отряд направился вверх по течению Оби в пределы «княжества» Бардака.
Хантыйский князек Бардак добровольно принял русское подданство и
оказал помощь русским в постройке крепости, в центре подвластной ему
территории на правом берегу Оби при впадении в нее р. Сургутки. Новый
город на Оби стал называться Сургутом. Все селения хантов в Приобье
выше устья Иртыша вошли в состав нового Сургутского уезда. Сургут
стал опорным пунктом царской власти в Приобье в борьбе с селькупским
союзом племен, известным в источниках под именем Пегой орды. Для усиления сургутского гарнизона все служилые люди из Обского городка
с вооружением были переведены в Сургут на постоянное жительство,
«а Обской город велети розломать и зжечи и вперед ему не быти».19
Попытки объясачивания селькупов Приобья предпринимались, по-видимому, тобольскими воеводами еще до основания Сургута. Причиной
этого было не только постоянное стремление царского правительства расширить число ясачных плательщиков в Сибири. Сохранившиеся письменные
документы дают возможность полагать, что представители селькупской
знати, возглавляемые Воней, были связаны с изгнанным из Кашлыка Кучумом, который в 1596 г. «подкочевал» к территории Пегой орды и собирался весной 1597 г. совершить набег на Сургутский уезд. Для предотвращения возможного союза Вони с Кучумом сургутские служилые люди по
указанию воевод построили в центре Пегой орды русскую крепость —
Нарымский острог.
Вслед за Нарымским острогом на берегу правого притока Оби р. Кети
был поставлен Кетский острог. Дата его сооружения точно не установлена. П. Н. Буцинский называет предположительно 1602 г.20 С основанием
Кетского острога представители воевод из Сургута и Нарыма начали собирать ясак с населения бассейна р. Кети, продвигаясь на восток к Енисею.
18
Г Ф. М и л л е р . История Сибири, т. I, стр. 270, 281, 282; Приложения,
стр. 19349, 351—353, 362.
ЦГАДА, СП, кн. 1, л. 25.
20
П. Н. Б у ц и н с к и и. К истории Сибири: Сургут, Нарым и Кетск до 1645 г.
Харьков, 1893, стр. 24—28.
34
Между тем в 90-е годы XVI в. в лесостепной полосе Западной Сибири
продолжалась борьба с остатками орды Кучума. Кучум со своими сторонниками кочевал в бассейне Иртыша, совершая набеги на татарские улусы,
признавшие власть русского царя. Для предотвращения разорительных набегов Кучума правительство решило построить на Иртыше у владения
в него р. Тары новый опорный пункт. Сооружению крепости на Иртыше
придавалось большое значение. Экспедиционный отряд, который был направлен для строительства этой крепости, насчитывал свыше 1500 человек. Кроме того, в него были широко привлечены для борьбы против Кучума представители коренного сибирского населения. Возглавлял отряд
А. В. Елецкий. Основные строительные работы по сооружению крепости
закончились летом 1594 г. Русская крепость на Иртыше возле речки Аркарки получила название Тарского города. В составе постоянного тарского
гарнизона было оставлено 320 человек.
Татарские улусы по Иртышу от Тобольска до Тары были включены
в состав вновь образованного Тарского уезда. До основания Тары жители
ряда иртышских улусов были двоеданцами: они платили ясак пушниной
тобольским властям и дань Кучуму. Сборы дани обычно сопровождались
разорительными вторжениями кучумовых сборщиков в юрты местного населения. Под защитой Тарской крепости жители Прииртышья получили
возможность избавиться от господства Кучума.
Основное назначение Тарского города заключалось в организации обороны русских владений в Прииртышье от притязаний степных кочевников,
окончательном разгроме кучумовой орды и взимании ясака в царскую
казну с местного населения. Служилые люды Тары выполняли военносторожевую службу в пограничном со степью районе, наносили ответные
удары Кучуму и его сторонникам, расширяли подвластную русскому царю
территорию.
Тарские воеводы, выполняя указания правительства, пытались завязать с Кучумом переговоры. В 1597 г. ему была отправлена царская грамота, которая призывала Кучума прекратить борьбу с Россией и принять
русское подданство. Русское правительство обещало закрепить за ним кочевья по Иртышу. Переговоры не дали положительных результатов. Тарским воеводам стало известно, что Кучум готовится к набегу на русские
селения и ведет переговоры о военной помощи с Ногайской ордой и Бухарским ханством. После этого воеводы Тарской крепости получили из
Москвы распоряжение организовать военный поход против орды Кучума.
Скомплектованный Андреем Воейковым отряд из русских служилых людей и служилых татар Тары, Тобольска и Тюмени вышел в поход в августе 1598 г. После ряда небольших сражений со сторонниками Кучума
и зависимыми от него людьми в районе Барабинской степи отряд Воейкова
внезапно напал на главное стойбище Кучума, находившееся недалеко от
устья речки Ирмени, левого притока Оби. Жившие по соседству в левобережье средней Оби чатские татары и белые калмыки (телеуты) не успели оказать ему помощь. Ставка Кучума была разгромлена, а члены ханской семьи взяты в плен.21 В бою погибли многие представители знати,
родственники Кучума и свыше 150 рядовых воинов. Около сотни татар,
оттесненных к Оби, пытались переплыть ее, но многие из них утонули. 22
Кучуму с небольшой группой воинов удалось бежать.
Дальнейшие сведения о Кучуме носят разноречивый характер. В некоторых источниках говорится о том, что Кучум утонул в Оби, другие сообщают, что бухарцы, заманив его «в Колмаки, Оманом убили».23 С. У. Ремезов же в своей летописи упоминает о столкновении Кучума с калмыц21
22
23
АИ, т. II. СПб., 1841, док. № 1, стр. 1—4.
Там же, док. № 1, стр. 3.
РИБ, т. II. СПб., 1875, док. № 99, стр. 283.
3*
55
ними тайшами на Иртыше, после которого Кучум бежал с «малыми людми
24
в Нагайскую землю жити», где и был убит.
Разгром Кучума на Оби в 1598 г. имел большой политический эффект.
Народности и племена лесостепной полосы Западной Сибири увидели
в Русском государстве силу, способную защитить их от разорительных набегов кочевников Южной Сибири и вторжения ойратских, узбекских, ногайских, казахских военачальников. Чатские татары спешили заявить
о своем желании принять русское подданство и объяснили, что раньше не
могли это сделать потому, что боялись Кучума. Полный разгром кучумовой орды произвел громадное впечатление на зависимое и полузависимое
от нее население, занимавшее район Барабы. Приняли русское подданство
барабинские и теренинские татары, ранее платившие дань Кучуму. В составе Тарского уезда были закреплены улусы, располагавшиеся в бассейне р. Оми.
В начале XVII в. эуштинский князец Тоян приехал в Москву и обратился с просьбой к правительству Бориса Годунова взять под защиту Русского государства селения томских татар в нижнем Притомье и поставить
в их земле русскую крепость.25 Со своей стороны Тоян обязался помогать
царской администрации нового города в обложении ясаком соседних с томскими татарами тюркоязычных групп.
В марте 1604 г. в Москве окончательно было принято решение о строительстве города на берегу р. Томи. Воеводы сибирских городов получили
указания о комплектовании экспедиционного отряда под начальством
Г. И. Писемского и В. Ф. Тыркова. Формирование отряда происходило
в Сургуте. В него были включены тобольские и тюменские служилые
люди, пелымские стрельцы, тобольские татары и кодские ханты. С началом навигации 1604 г. отряд отправился из Сургута на судах вверх по
Оби до устья р. Томи и далее вверх по Томи до земель томских татар
князца Тояна.26
Местом для сооружения укрепленного пункта был избран высокий мыс
горы на правом берегу Томи у впадения в Томь речки Ушайки против Тоянова «городка», расположенного на левом берегу Томи. К концу сентября
1604 г- строительные работы по сооружению Томского города в основном
окончились. Часть прибывших с экспедиционным отрядом людей была отправлена к прежнему месту службы, другая — оставлена в новой крепости
на постоянное жительство. Вслед за ратными людьми в Томске, как и
в других сибирских городах, появились русские крестьяне и ремесленники.
В начале XVII в. Томск был самым восточным городом Русского государства. Прилегающий к нему район нижнего течения Томи, средней Оби и
Причулымья вошел в состав Томского уезда.
В 1618 г. служилые люди Томского города, собирая ясак с тюркоязычного населения Притомья, заложили в верхнем течении Томи новое укрепление — Кузнецкий острог. В бассейне правого притока Оби р. Чулыма
были поставлены небольшие острожки — Мелесский и Ачинский. В острожках находились казаки и стрельцы, выполнявшие военно-караульную
службу и оберегавшие местных жителей от вторжений киргизских князьков и монгольских Алтын-ханов.
Как на Иртыше, так и в Приобье продвижение в степи Южной Сибири
и предгорья Алтая столкнулось со встречным движением кочевников.
Здесь шла упорная борьба отдельных ойратских объединений и союзов
как между собой, так и с монгольскими Алтын-ханами и казахскими жузами за пастбищные угодья и зависимых данников. Эта борьба приводила
24
25
26
36
Сибирские летописи, стр. 352.
ЦГАДА, СП, кн. 1, лл. 134—137 об.
Там же, кн. 11, лл. 479—489 об.
к передвижениям различных групп кочевников по степным районам, наносила большой урон местному населению лесостепной полосы Западной Сибири.
В конце XVI в. произошло изменение официальных сухопутных путей
из европейской части России в Сибирь.
Во второй половине 90-х годов XVI в. сольвычегодский посадский человек Артемий Бабинов предложил проложить новую сухопутную дорогу
в Сибирь, южнее ^пути через Лозьвинский городок. Прокладка ее началась
в 1597 г. Новая дорога шла от Соликамска через горные перевалы на верховья р. Туры. В 1598 г. в верховьях р. Туры был поставлен Верхотурский
городок, в строительстве которого участвовали жители Аозьвинского городка (плотники, крестьяне, стрельцы), переведенные в Верхотурье на постоянное жительство. В связи с прекращением движения по старой дороге
Лозьвинский городок был уничтожен. С прокладкой новой дороги Верхотурье стало на протяжении всего XVII в. «главными воротами в Сибирь», через которые шли «все официальные сношения Москвы с Зауральем». 27 От Верхотурья дорога шла вниз по р. Туре до Тюмени. Для
обеспечения перевозок грузов из Верхотурья в Тюмень в 1600 г.
на р. Туре, на месте юрта татарского мурзы Епанчи, был основан Туринский острог, который должен был защищать также селения местных жите\ей и русских переселенцев от вторжений ногайских мурз и других кочевников в этот район.28 На постоянное жительство в Туринск с тюменским
головой Ф. Яновым прибыли 50 служилых людей. Из Казани правительство перевело туда 55 семей крестьян и 6 семей ямщиков и дало указание
Ф. Янову путем вербовки в северорусских уездах европейской части
страны и сибирских городах расширить число ямщиков в Туринске до 50
и крестьян до 100 семей. Уже весной 1600 г. под Туринском существовала
«государева пашня», появились собственные посевы крестьян, ямщиков и
служилых людей.
В районе, прилегающем к Туринскому острогу, еще до прихода сюда
русских местные жители занимались земледелием. Однако его размеры
были невелики. К 1601 г. было известно только 12 селений, жители которых занимались хлебопашеством. Подавляющее большинство аборигенов
этого района земледелия не знало и вносило в казну ясак пушниной. Царская администрация, стремясь использовать в своих целях хлебопашество
туринских татар и манси, запретила распределять «татарские пашни» (т. е.
обработанные участки земли) между русскими поселенцами.29 Однако неразвитость земледелия у коренных жителей Западной Сибири не позволила царскому правительству в сколько-нибудь широких размерах использовать нерусское население для производства хлеба, необходимого для
снабжения ратных людей сибирских городов. Продовольствие приходилось
завозить из северных европейских уездов государства. В то же время создавалась казенная запашка вблизи русских крепостей в Сибири.
К началу XVII в. почти вся территория Западной Сибири от Обской
губы на севере до Тары и Кузнецка на юге стала составной частью России. Выросли русские административные центры — города и остроги. Это
были Верхотурье, Туринск и Тюмень, расположенные по берегам р. Туры;
Пелым на берегу р. Тавды у впадения в нее р. Пелыма; Тара и Тобольск
на берегу р. Иртыша; Березов, Сургут и Нарым на р. Оби; Кетский острог на р. Кети; Томск и Кузнецк на р. Томи. Многие из них в X V I I в.
стали центрами сформировавшихся уездов.
С образованием в середине 30-х годов XVII в. Джунгарского ханства,
объединившего многие ойратские феодальные владения, обстановка на юж27
28
29
С. В. Б а х р у ш и н . Русское продвижение за Урал, стр. 147.
Г. Ф. М и л л е р . История Сибири, т. I. Приложения, стр. 383.
Там же, стр. 384.
37
ных рубежах русских владений в Западной Сибири стала менее напряженной. Между Россией и Джунгарией завязались торговые и дипломатические связи. Калмыцкие лошади и крупный рогатый скот находили сбыт
среди русского населения Тюменского, Тарского, Тобольского и Томского
уездов. Возникавшие столкновения удавалось урегулировать в основном
мирным путем.
Изучавший историю Джунгарии И. Я. Златкин отмечал, что основным
противоречием, порождавшим конфликты между Россией и Джунгарией,
был вопрос о сборе ясака с енисейских киргизов, тувинцев, чулымских
тюрков, северных алтайцев, барабинцев и других обитателей этого района.
Возникла даже идея двоеданства и двоеподданства, выдвинутая в 1640 г.
30
джунгарским правителем Батур-Хунтайджи.
Практически в южных уездах Западной Сибири (Тарском, Томском,
Кузнецком и др.), так называемых «порубежных» волостей, жители долго
платили неокладной ясак в царскую казну и одновременно алман джунгарским сборщикам. Князьки порубежных волостей то откочевывали в пределы владений джунгарских феодалов, то возвращались на старое место
жительства.
Присоединение Западной Сибири к Русскому государству было не
только политическим актом. Более существенную роль в процессе включения Сибири в состав России играло хозяйственное освоение территории
русским народом, развитие производительных сил, раскрытие производственных возможностей богатейшего по природным ресурсам края.
Уже с 90-х годов XVI в. развернулся массовый приток переселенцев из
европейской части страны в Сибирь. Сюда бежали, спасаясь от растущего
феодального гнета, черносошные, помещичьи и монастырские крестьяне.
Порвавшие с феодальным тяглом на старом месте жительства, они назывались «гулящими людьми». В Сибирь прибывали завербованные воеводами
сибирских городов посадские люди и крестьяне северных уездов, а также
ссыльные.
В течение XVII—начала XVIII в. русский народ проделал титаническую работу по хозяйственному освоению редко заселенного края, создал
в тундре и тайге сотни населенных пунктов (зимовий, деревень, слобод,
сел, острогов и городов). Особенно интенсивно осваивались уезды Тобольский, Верхотурский, Туринский, Тюменский и частично Тарский. Здесь
сосредоточивалась основная часть сибирских земледельцев. К началу
70-х годов XVII в., по преуменьшенным официальным данным, в этих уездах числилось 7586 крестьянских дворов, в которых насчитывалось
16959 человек мужского населения (крестьян-тяглецов, их детей, братьев,
племянников) .31
Подавляющая часть западносибирского населения сложилась из вольных переселенцев. Правительственная деятельность по переводу и ссылке
на пашню не дала существенных результатов.
Наряду с административными центрами — городами и острогами — вырастали крестьянские слободы и отпочковавшиеся от них деревни. По данным переписи 80-х годов XVII в., в Верхотурском уезде в ведомстве
Невьянской слободы было 49 деревень, в ведомстве Арамашевской
слободы — 22 деревни. Перепись 1710 г. показала, что только в одном
Тобольском уезде было 58 слобод с примыкавшими к ним многочисленными деревнями. В этих слободах, по неполным данным, жили 41 437 человек мужского пола, из них 29 423 крестьянина. 32
30
И. Я. З л а т к и н . История Джунгарского ханства (1635—1758). М., 1964,
стр.31137.
ЦГАДА, СП, стлб. 885, лл. 54-74.
32
В. И. Ш у н к о в . Очерки по истории колонизации Сибири в XVII—начале
XVIII в. М.—Л., 1946, стр. 21, 93, 94, 114—116.
38
В последнее 30-летие XVII в. русские переселенцы на восточных склонах Урала интенсивно заселяли долину р. Мияс, притока Исети, где возникают слободы Усть-Миясская, Окуневская, Верхняя Миясская, или Чумляцкая, митрополичье село Воскресенское. Эти слободы обрастали дерев33
нями. По переписи 1710 г., здесь было 632 крестьянских двора.
Появились новые крестьянские слободы по Ишиму и Иртышу в пределах Тарского уезда (Аевская, Бергамацкая, Коркина, Татмыцкая и др.).
Татмыцкая слобода на Иртыше была расположена на 60 верст южнее
г. Тары. К началу XVIII в. она была самым южным русским поселением
34
в этом районе; в ней насчитывалось 142 двора. Это было обычное крестьянское селение, типичное для Западной Сибири конца XVII—начала
X V I I I в.
К концу XVII в. в Западной Сибири преобладающей группой русских
жителей были уже не служилые люди, а крестьяне и ремесленники, занятые производственной деятельностью. «Ведомость сибирских городов»
1701 г. отметила в Западной Сибири 6442 семьи служилых людей,
1944 семьи посадского населения и 9342 семьи пашенных, оброчных и моос
пастырских крестьян. °
Русские переселенцы оседали не только в западных уездах Зауралья,
но продвигались по Оби и ее притокам дальше на восток. Закрепившись
в Притомье, земледельцы начали осваивать район к западу от р. Томи
(бассейн р. Ини, Поросы, нижнее течение р. Шегарки). В 80-х годах
XVII в. для организации обороны русских поселений и поселений чатов и
телеутов по берегам Оби ниже и выше устья р. Томи было решено построить новый острог. Он был возведен летом 1684 г. на высоком берегу
Оби в устье р. Уртама, с трех сторон обнесен тыном, имел две башни
«
ос
с проезжими воротами и вооружен тремя пушками и затиннои пищалью.
Под защитой Уртамского острога выросла Уртамская слобода. В 1690г.
е районе острога жили 77 крестьянских семей, насчитывавших 181 лицо
мужского пола.37
В начале XVIII в. началось хозяйственное освоение притоков Оби —
Ояша, Умревы и Чауса. В 1703 г. в бассейн Ояша и Умревы были переведены 11 крестьянских дворов (40 душ мужского пола) из Сосновного
острога Томского уезда. Близ устья Умревы был основан Умревинский
острог, около которого сложилась крестьянская слобода. Она заселялась
выходцами из слобод Тобольского уезда и пришельцами из-за Урала.
Шли в Умревинскую слободу через Тару и Барабинскую степь переселенцы, привлеченные слухами о свободной (никем не занятой) и плодородной земле.
00 В 1707 г. в Умревинской слободе числилось 127 душ мужского пола.
В 1709 г. в истоках р. Оби была основана русская Бикатунская крепость (г. Бийск), вскоре уничтоженная кочевниками и восстановленная
в 1718 г. несколько выше устья р. Бии.
Выше Умревинского острога по Оби был поставлен ряд небольших русских укреплений. К числу их относился Чаусский острог (позднее Колы33
Н. В. У с т ю г о в. Из истории русской крестьянской колонизации Южного
Зауралья в XVIII в. Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1958 г. Таллин,34 1959, стр. 34, 35.
А. Д. К о л е с н и к о в . Из истории заселения Среднего Прииртышья. Известия
Омского
отдела географического общества, вып. 5 (12), 1963, стр. 143—144.
35
ЦГАДА, СП, кн. 1354, лл. 152—402.
36
ГАТО, ф. Уртамского острога, оп. 1, д. 1, лл. 12, 39, 40, 85, 86; д. 3,
лл. 207—215.
37
В. И. Ш у и ков. Очерки по истории земледелия Сибири (XVII век). М.,
1956,
стр. 266.
38
Там же, стр. 66, 67.
39
39
вань), построенный в 1713 г. Район, прилегавший к Чаусскому острогу,
стал быстро заселяться русскими крестьянами, которые шли сюда из
Притомья с выпаханных земель Сосновского острога, с земель Уртамского
и Умревинского острогов и главным образом с запада через Барабинскую
степь. В ближайшей к острогу округе стали возникать деревни и села.
Южнее Чаусского острога в 1716 г. около устья правого притока Оби
40
р. Берди был построен Бердский острог, после чего началось интенсивное земледельческое и промысловое освоение русскими переселенцами нового района Приобья. Первой ревизией 1719—1722 гг. в верхнем Приобье
учтено 34 русских населенных пункта, в которых жили 1178 крестьян муж41
ского пола.
Успешное земледельческое и промысловое освоение Верхнего Приобья
и междуречья Оби и Иртыша вновь обострило русско-джунгарские отношения. Глава Джунгарии Цэван-Раптан возобновил старую практику посылки сборщиков дани (алмана) в те районы, которые считались давно
подвластными России (Бараба и Северный Алтай). В августе 1709 г.
ойратские зайсаны осадили Кузнецк, сожгли ближайшие к нему русские
деревни и в 1710 г. захватили и разгромили Бикатунскую крепость. Ясачные волости Кузнецкого уезда были разорены. В 1714 г. Цэван-Раптан
заявил свои претензии на территорию и коренное население Красноярского, Кузнецкого, Томского уездов и Барабинской степи.
Правительство России стремилось к мирному урегулированию спорных
вопросов с Джунгарией, посылало для переговоров своих представителей
и принимало в Петербурге и Москве джунгарских послов. Одновременно
давались указания кузнецкому коменданту Б. Синявину строить и укреплять острожки в Приобье, вести переговоры с телеутской знатью и ойратскими зайсанами о «размене» пленниками, об усилении торговых связей.
В это время сибирский губернатор М. Гагарин сообщил правительству,
что в джунгарских владениях имеются значительные золотые россыпи
(«песочное золото») и в районе г. Яркенда (Еркета) производится его добыча. По распоряжению Петоа I в Тобольск был направлен подполковник
И. Д. Бухолц, которому предстояло организовать отряд и двинуться
с ним вверх по Иртышу в пределы джунгарских кочевий на поиски залежей золота.42
Экспедиция Бухолца, насчитывавшая |2902 человека, двинулась из
Тобольска в июле 1^Z13_ г._на 59 речных судах;_значительная часть драгун
ехала верхом на лошадях^ Б том же году около Ямышевского озера Бухолц построил Ямышевскую крепость, которая вскоре была осаждена
большим джунгарским отрядом. Длительная осада и начавшиеся среди
участников экспедиционного отряда болезни заставили Бухолца уничтожить крепостные сооружения и отступить вниз по Иртышу до устья Оми,
где в 1716 г. он заложил Омскую крепость.
Сменивший Бухолца полковник Ступин восстановил Ямышевскую крепость в 1717 г. и для обеспечения сообщения между Омской и Ямышевской
крепостями в том же году основал на Иртыше крепость Железинскую.
В 1718 г. на Иртыше была построена Семипалатинская крепость.
В 1720 г. майор Лихарев из Тобольска с отрядом в 440 человек дошел
до озера Зайсан и на обратном пути построил Усть-Каменогорскую крепость на правом берегу Иртыша у впадения в него р. Ульбы.
39
ГАТО, ф. Уртамского острога, оп. 1, д. 1, лл. 2—10.
ЦГАДА, ф. Кузнецкой комендантской канцелярии, оп. 1, д. 4, л. 116.
Ю. С. Б у л ы г и н. Первые поселения на Алтае. Альманах «Алтай», Барнаул,
1964,
№ 1 (28), стр. 100.
42
ПСЗ, т. V, № 2811, стр. 105, 106.
43
Исторические известия об Омской области. Рукопись неизвестного автора начала XIX в. Научи, библ. Томск, унив., витр. 785, л. 12 об.—13.
40
41
40
Таким образом, к 20-м годам X V I I I в. правобережье Иртыша от
устья Оми до Устья Ульбы было закреплено за Россией. Для поддержания связи между иртышскими крепостями в последующие годы были построены промежуточные форпосты, в результате чего образовалась оборонительная линия, ограждавшая русские владения в Барабинской степи, Верхнем Приобье и присоединенной части Алтая от набегов джунгарских и
иных кочевников.
Русское посольство 1722 г. капитана И. Унковского в Джунгарию
и джунгарское посольство Доржи 1724 г. в Петербург способствовали смягчению русско-джунгарских отношений. Джунгарский хан Цэван-Раптан
опасался наступления Цинской империи и искал в это время в России
поддержки.
Джунгарские власти, боясь потерять телеутов как своих данников и
вспомогательную военную силу, заставили телеутских зайсанов организовать перекочевки телеутов с левобережья Оби к югу в район основных
джунгарских кочевий. Русскому послу Унковскому контайша (правитель
Джунгарии) прямо говорил, что увел к себе енисейских киргизов и телеутов, «чтоб от него не ушли к русским». Однако часть телеутов сумела избавиться от насильственного переселения в джунгарские районы. Эти телеуты самовольно ушли в правобережье Оби или в южную предгорную
часть левобережья и приняли там русское подданство. 44
Постепенно в Барабинской степи стали возникать русские селения.
Освоение Барабы шло с двух сторон: со стороны Иртыша и со стороны
Оби. В западном районе Барабы появились деревни: Сыропятская, НижнеЛЭмокая, Чинявина и Еланская. В Приобье возникли селения: Ирменское, Кирзинское, Вьюнское и другие.
Несмотря на огромные трудности для новых поселенцев (суровая природа, бездорожье, опасность военных нападений), заселение и хозяйственное освоение Западной Сибири русским населением в конце XVI—начале X V I I I в. развивалось успешно.
Лишенные возможности в этот период возделывать пашни в плодородной южной лесостепной и степной 'полосе, русские земледельцы освоили под хлебопашество «еланные» и расчищенные от леса участки таежной зоны, создали земледельческое производство в трудных условиях сибирской тайги.
Хозяйственная деятельность русских переселенцев в Западной Сибири
оказывала благоприятное воздействие на совершенствование хозяйства
аборигенов.
2. ПРИСОЕДИНЕНИЕ ВОСТОЧНОЙ, СИБИРИ
К РУССКОМУ ГОСУДАРСТВУ И ЕЕ ЗАСЕЛЕНИЕ
Присоединение к России народов, населявших Восточную Сибирь,
происходило в основном на протяжении первой половины XVII в.;
окраинные территории на юге, востоке и северо-востоке Сибири вошли
в состав России во второй половине XVII в.; Камчатка и прилегающие
к ней острова — в самом конце XVII—первой половине X V I I I в.
Присоединение Восточной Сибири началось с бассейна Енисея, прежде
всего с его северной и северо-западной части. Во второй половине XVI в.
русские промышленники из Поморья стали проникать в Обскую губу и
далее по р. Тазу на восток к низовьям Енисея. Промысловое предпринимательство осуществлялось различными путями, которые к началу X V I I в.
44
См.: Ю. С. Б у л ы г и н. Присоединение Верхнего Приобья к России и заселение
его русским крестьянством в X V I I I в. Томск, 1965. (Рукопись дисс. на соиск. уч. ст.
канд. ист. наук).
41
были уже традиционными. Промышленники проходили в указанный район
или морским путем (через Югорский Шар, Карское море и полуостров
Ямал), или «чрезкаменным» путем (через Урал) в его различных вариантах.
В 1616—1619 гг. русское правительство, опасаясь проникновения
в устье Оби кораблей английских и голландских компаний, запретило
пользоваться морским путем, что, впрочем, не нарушило промысловых
46
связей с низовьями Оби и Енисея.
Промысловое освоение этого района осуществлялось одновременно
с освоением более северных арктических областей. Известно, например,
что Строгановы основали свою факторию на Новой Земле не ранее сере47
дины XVI в.
Целые поколения поморских промышленников преемственно были связаны с пушными промыслами в Енисейском крае. Их деятельность была
начальным этапом в процессе образования там постоянного русского населения и установления тесных взаимоотношений с местным населением.
Промышленники основали там многочисленные зимовья и даже «городки»,
служившие опорно-перевалочными пунктами, устанавливали с местными
жителями разнообразные связи — экономические, бытовые, а иногда и
родственные. Известно, что в самом начале XVII в. один из родов хантыйских энцев назывался родом Яши Вологжанина.'18 В первые десятилетия
XVII в. русские промышленники стали энергично осваивать районы по
крупнейшим восточным притокам Енисея —• Нижней и Подкаменной Тунгуске, а также продвигаться вдоль побережья Северного Ледовитого океана к устью р. Пясины, до северо-восточных берегов Таймыра. 49 В первой половине XVII в. мангазейскими промышленниками были основаны
на Енисее Дубчесская слобода (1637 г.), Хантайская слобода, выросшая
из зимовья (1626 г.), заимки в верховьях Нижней Тунгуски и другие населенные пункты с постоянным населением.
Правительственная деятельность по установлению политического господства началась только на рубеже XVII в. Летом 1600 г. из Тобольска
по Оби и Обской губе двинулись к устью Таза первые воеводы
кн. М. М. Шаховской и Д. Хрипунов со 150 служилыми людьми. Русские промышленники, стремясь сохранить за собой монопольное право на
эксплуатацию местных пушных промыслов, по-видимому, сумели организовать выступление самодийских племен против установления над ними
политического господства царского правительства. В бою, происшедшем
где-то в районе устья Таза, воеводы потерпели поражение, но все же сумели укрепиться в каком-то промысловом городке. В 1601 г. на
берегах Таза был основан город Мангазея, ставший местным административным центром и важнейшим торгово^перевалочным пунктом. Приблизительно до 30-х годов XVII в. в Мангазее зимовало до тысячи промышленников, готовившихся к очередному промысловому сезону и составлявших
там подавляющую часть русского населения.
Основную часть коренного населения Мангазейского уезда в это время
составляли предки трех современных этнических групп северных само45
С. В. Б а х р у ш и н . Пути в Сибирь в XVI—XVII вв. Научные труды, т. III,
ч. 1,46М., 1955, стр. 72—120.
В. А. А л е к с а н д р о в . Русское население Сибири XVII—начала XVIII в.
(Енисейский
край). М., 1964, стр. 24, 25.
47
А. А. В в е д е н с к и й . Дом Строгановых, стр. 52—58; М. И. Б е л о в . Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX в. В кн.: История открытия 48и освоения Северного морского пути, т. I. М., 1956, стр. 106—-127.
Б. О. Д о л г и х . Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в.
М., 491960, стр. 130, 133.
А. П. О к л а д н и к о в . Русские полярные мореходы XVII века у берегов Таймыра. М.—Л., 1948; Исторический памятник русского арктического мореплавания
XVII века. Сборник статей, Л.—М., 1951.
42
дийцев — нганасанов, тундровых и лесных энцев, предки современных кетов-остяков и предки современных эвенков-тунгусов. Объясачивание этого
населения, раздробленного и не имевшего сколько-нибудь прочных племенных организаций, затянулось тем не менее вплоть до 1630-х годов.
К 1607 г. на нижнем Енисее были основаны Туруханокое и Енбатское
(Инбацкое) зимовья, и ясачный режим был распространен на большин50
ство энецких и остяцких родов. Тунгусские родовые объединения, обитавшие к востоку от Енисея, до середины 20-х годов XVII в. ясачного
режима практически не знали. После образования в Мангазее в 1625_г.
постоянного гарнизона (100 служилых людей) местные власти, частично»
опиравшиеся и на промышленников, создали сеть ясачных зимовьев, охва-ч
тившую весь Мангазейский уезд, и процесс объясачивания коренного на-)
селения в нижнем течении Енисея, по Подкаменной и Нижней Тунгуске,
на Пясине, Хете и Хатанге к 1634 г. был в целом завершен. 51 Только
северная группа самодийского населения — юраки (ненцы) вошла в состав
ясачного населения с середины XVII в.52 Таким образом, рассматриваемая территория политически вошла в состав Русского государства к моменту, когда пушные промыслы русских промышленников и их экономические связи с местным населением были уже в расцвете. Постоянное промысловое русское население начало складываться в Мангазейском уезде
к середине XVII в. По мере удаления на восток основных районов пушных промыслов Мангазея с 30-х годов стала терять свое значение торгово-перевалочного пункта, и ее роль перешла к Туруханскому зимовью
в низовье Енисея. Оседавшее там промысловое население, по данным начала X V I I I в., концентрировалось в местах, удобных для рыболовства,
прежде всего по берегам Енисея ниже Туруханска, заселяло низовья
Пясины, Хеты и Хатанги, постепенно осваивая для постоянного жительства прибрежные районы Ледовитого океана. С р. Таза русское население ушло на восток в 60-х годах, и Мангазея была тогда же заброшена.
К. 1721 г. русское население в Мангазейском уезде насчитывало с женщинами и детьми до 1.5—2 тыс. человек. 53
Проникновение русских в бассейн среднего течения Енисея началось
с XVII в. После основания в бассейне Оби Сургута (1594 г.) и Наоыма
(1596 г.), а несколько позже Томска (1604 г.) и Кетска (1602 г.) отряды
служилых людей по речным системам Вах-Елогуй, Тым-Сым и по р. Кети
вышли к Енисею. Одновременно с основанием Мангазеи в первое десятилетие XVII в. вошли в состав России немногочисленные родовые объединения остяков, а также аринцы, обитавшие вверх по Енисею в районе, где
позднее был основан Красноярский острог.54 В это время туда приходили и
55
русские промышленники, хотя массовый приток русского населения начался только с середины 1620-х годов. Присоединение этих районов тормозилось противодействием некоторых тунгусских, бурятских, ойратоких и
киргизских князцов, рассматривавших приенисейское население как подвластное им и беспощадно его разорявших. Тунгусские князцы оказали
50
В. А. А л е к с а н д р о в . Русское население Сибири XVII—начала XVIII в.,
стр.5116—18.
Б. О. Д о л г и х . Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в.,
стр.52121—124.
Там же, стр. 120; В. А. А л е к с а н д р о в . Русское население Сибири XVII—
начала
XVIII в., стр. 23, 24.
53
В. А. А л е к с а н д р о в . Русское население Сибири XVII—начала XVIII в.,
гл. 3.64
Б. О. Д о л г и х . Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в.,
стр. 223; В. А. А л е к с а н д р о в . Русское население Сибири XVII—начала XVIII в.,
стр. 5534.
Л. П. П о т а п о в . Происхождение и формирование хакасской народности.
Абакан, 1957, стр. 24.
43
сопротивление служилым людям при постройке Маковского и Енисейского
острогов (1618 и 1619 гг.). Особенно упорно вел борьбу князец Тасей.
Однако его непримиримая позиция не встречала поддержки со стороны
других представителей родо-племенной тунгусской верхушки.
В 1628 г. на Ангаре в устье р. Рыбной сотник П. Бекетов нанес
поражение «немирным» тунгусам и, вероятно, заключил с ними соглашение; тунгусские лее ценной была книга «О северной и восточной Татарии» голландого географа Н. К. Витсена (1692 г.).35 В 1665 г. ее автор был
Москве в качестве члена голландского посольства. С тех пор Витсен
чал собирать различные известия о восточных окраинах России. Осонно его интересовала Сибирь. Витсену через его русских корреспонденв удалось собрать богатую коллекцию различных сочинений о Сибири,
эеди использованных им материалов были чертеж Сибири 1667 г. и его
|Спись, роспись чертежа Сибири 1673 г., сочинение о Сибири Крижача, «Описание новыя земли Сибирского государства», «Сказание о реке
муре» и др. Кроме того, у Витсена были и такие русские источники,
шгиналы которых пока не известны.
Витсен также был составителем нескольких чертежей «Татарии» (Си[ри с соседними странами). Из них наибольшей известностью польется его большая карта «1687 г.». (на самом деле она опубликована
1689—1691 гг.).36 На карте Витсена допущено немало грубых ошибок,
тем не менее для своего времени ее выход в свет был большим собыем. По существу это была первая в Западной Европе карта, на кото>й нашли отражение достоверные русские известия о всей Сибири.
В 1692 г. через Сибирь в Китай поехал новый русский посол — датнин Избранд Идее. С собой он вез карту Витсена. В пути Идее
осил необходимые исправления и позже составил свой собственный черж Сибири, который, однако, также оказался весьма неточным.37 Стано1лось очевидным, что сама система составления географических чертегй Сибири должна быть изменена.
Поскольку наиболее подробные чертежи воеводств могли быть составны лишь на местах, 10 января 1696 г. в Сибирском приказе было ре2но «послать великих государей грамоты во все сибирские города, веть сибирским городам и с уезды . . . написать чертежи на холстине. . .
в Тобольску велеть сделать доброму и искусному мастеру чертежи
32
М. П. А л е к с е е в . Сибирь в известиях западноевропейских путешественников
писателей,
тт. 1, 2. Иркутск, 1932—1936. (Второе издание: Иркутск, 1940).
° s Опубликована в латинском оригинале и русском переводе: А. Т и т о в . Сибирь
XVII
веке, стр. 115—216.
34
Там же, стр. 215.
35
N. К. W i t s e n . Noord en cost Tartarye. Amsterdam, 1692. (Второе перерабонное
издание вышло в 1705 г., третье — в 1785 г.).
36
В СССР экземпляр этой карты хранится в отделе картографии Государзенной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград). Копия
рты в натуральную величину была воспроизведена в «Remarkable maps of the XVth,
Vlth und XVIIth centuries, reproduced in the original size» (vol. 4, Amsterdam, 1897).
:еныненная копия карты имеется в «Атласе географических открытий в Сибири и
Северо-Западной
Америке XVII—XVIII веков» (М., 1964, № 33).
37
Карта Идеса была напечатана в его книге «Dreijaarige Reise naar China te Lande
laen door den moscovitischen Abgesant E. Isbrants Ides» (Amsterdam, 1704).
759
всей Сибири и подписать внизу, от котораго города до котораго сколько
верст или дней ходу, и уезды всякому городу определить и описать в котором месте какие народы кочуют и живут, также с которой стороны
38
к порубежным местам какие люди подошли». В «приговоре» был установлен размер для «городовых» (уездных) чертежей 3 X 2 аршина и для
чертежа всей Сибири 4 X 3 аршина.
Работы по составлению чертежей были повсеместно начаты в том же
1696 г. В Енисейске они проводились в 1696—1697 гг.; грамота «о сочинении чертежа Иркутскому уезду» была получена в Иркутске 2 ноября
39
1696 г., а готовый чертеж был отправлен в Москву 28 мая 1697 г.
«Иркутский чертеж до Кудинской слободы. . . по государеву указу.. .
40
писал» енисейский иконописец Максим Григорьев Иконник.
В Тобольске чертежныеработы были возложены на С. У. Ремезова, который
задолго до 1696 г. «многие чертежи по грамотам городу Тобольску, сло41
бодам и сибирским городам в разных годех писал».
Для составления своего чертежа Сибири С. У. Ремезов лично объездил в 1696—1697 гг. многие районы Западной Сибири. К осени 1697 г.
Ремезов составил настенный «чертеж части Сибири» и дополнительную
к нему «херографскую чертежную книгу» — уникальный атлас сибирских рек.42 Составленный в таком виде «чертеж части Сибири», получил
высокую оценку в Москве.
Осенью 1698 г. Ремезов во время своего пребывания в Москве создал
два общих чертежа всей Сибири, один — на белой китайке, другой —
на лощеной бязи, размером 6 X 4 аршина. Эту работу Ремезов выполнял
с сыном Семеном. Они сняли копии с восемнадцати чертежей, присланных в Сибирский приказ из различных городов Сибири. Затем сделали
«обращатой» чертеж на белой китайке размером 4 X 2 аршина и другой
6 X 4 аршина на лощеной бумаге для царя. Копии с городовых чертежей
и копию с «обращатого» общего чертежа Сибири Ремезов взял с собой
в Тобольск при отъезде туда в декабре 1698 г.43 На этот раз Ремезову
было велено составить в Тобольске удобную для пользования книгу
чертежей всех сибирских городов («Чертежную книгу»), предварительно
сделав еще ряд новых чертежей. Эту работу Ремезов выполнял с сыновьями Семеном, Леонтием и Иваном и закончил ее осенью 1701 г.
Чертежная книга Сибири 1701 г., сделанная на 24 листах александрийской бумаги, имела предисловие («Писание до ласкового читателя».) и
23 географических чертежа, большинство из которых были «городовыми»
чертежами.44
38
ПСЗ, т. III, № 1532, стр. 217.
А. И. А н д р е е в . Очерки по источниковедению Сибири, вып. 1. XVII век.
М—Л..
1-960, стр. 99.
40
ЦГАДА, СП, стлб. 1352, л. 73а.
41
А. Н. К о п ы л о в . К биографии С. У. Ремезова. Исторический архив, 1961,
№ 6, стр. 237. Недавно установлены названия целого ряда чертежей, выполненных
С. У. Ремезовым еще в 80-х годах XVII в. (см.: Л. А. Г о л ь д е н б е р г . Семен
Ульянович
Ремезов. М., 1965, стр. 29—33).
42
S. U. R e m e s о v. Atlas of Siberia, f acsim. ed., with an introduction by L. Bagrow
{Imago Mundi. Suppl. I). s'Gravenhage, 1958. Тобольский черновик этого атласа, дополненный позже еще несколькими чертежами, был впервые опубликован лишь в 1958 г.
Л. С. Багров считал, что С. У. Ремезов под «херографией» подразумевал хорографию
(описание суши), а потому он и назвал этот атлас «Хорографической книгой». Большинство 43исследователей приняло это название.
А. И. А н д р е е в . Очерки по источниковедению Сибири, вып. 1, стр. 111.
44 Чертежная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 году. СПб., 1882. О чертежной книге см.: Л. А. Г о л ь д е н б е р г .
Семен Ульянович Ремезов, стр. 96—99, а также: Б. П. П о л е в о й . О подлиннике
«Чертежной книги Сибири» С. У. Ремезова 1701 г. Опровержение версии о «Румянцевской копии». Докл. Инст. географ. Сибири и Дальнего Востока, 1964, вып. 7,
стр. 65—71.
39
160
Ремезовы оставили после себя еще один ценный памятник картографии XVII—начала XVIII в.—«Служебную чертежную книгу». В этот
сборник чертежей и рукописей вошли копии «городовых» чертежей 1696—
1699 гг., ранних чертежей Камчатки 1700—1713 гг. и другие чертежи
конца XVII—начала XVIII в.45
Многочисленные чертежи Ремезовых всегда поражали исследователей
обилием самых разнообразных сведений о Сибири. До сих пор этими
чертежами живо интересуются не только историки, но и географы, этнографы, археологи и лингвисты, особенно топонимисты. И все-таки для
начала X V I I I в. картография Ремезовых была уже «вчерашним днем
развития науки».46 Их чертежи не имели математической основы и часто
отражали недостоверные или неверно понятые известия XVII в. В начале XVIII в. государственные интересы требовали составления точных
географических карт, сделанных не «иконниками» или «изографами»,
а получившими специальную подготовку геодезистами. Во втором десятилетии XVIII в. в Западной Сибири успешные съемки проводили Петр
Чичагов и Иван Захаров,47 в Восточной Сибири -— Федор Молчанов.
На Дальнем Востоке и Тихом океане составлением первых карт на математической основе занялись геодезисты Иван Евреинов и Федор Лужин. 48
Русские землепроходцы начали проникать на Камчатку еще с середины XVII в., но лишь в результате исторического похода В. В. Атласова 1697—1699 гг. они получили реальное представление о промысловых богатствах этого полуострова и установили, насколько далеко он
простирается в океан.
Атласов привез с Камчатки занесенного туда бурей японца Денбея,
от которого в России были получены новые сведения о Японии.
Важную роль в получении первых подробных сведений о Курильских
островах сыграл И. П. Козыревский, руководивший двумя первыми русскими плаваниями на эти острова (1711 и 1713 гг.). Необходимость возмещения скудеющих промысловых запасов Сибири побуждала правительство Петра I организовывать на Дальнем Востоке все новые и новые поисковые экспедиции.
В 1716—1719 гг. здесь
под
руководством
якутского
воеводы
Я. А. Елчина велась подготовка большой морской экспедиции, так называемого Большого Камчатского наряда. Улучшалась дорога от Якутска
К Охотску, разведывались морские пути, систематизировались сведения
о Камчатке и Курилах. Экспедиция Большого Камчатского наряда не состоялась, но карты Камчатки и сведения, собранные Елчиным, были представлены в Сенат и использовались при подготовке и осуществлении экспедиций Евреинова и Лужина, а также знаменитых Камчатских экспедиций
второй четверти XVIII в.49
Направляя из Петербурга на Дальний Восток геодезистов И. М. Евреинова и Ф. Ф. Лужина, Петр I сам «испытал» их знания и поручил
описать Камчатку с прилегающими к ней водами и землями и «все на
карту исправно поставить». Геодезистам при этом особо предписывалось
установить, «сошлася ли Америка с Азией».
Евреинов и Лужин в сентябре 1719 г. прибыли на Камчатку,
а в 1720—1721 гг. совершили путешествие вдоль западных берегов Камчатки и Курильской гряды. Карта и отчет Евреинова являются главным
45
РО ГПБ, Эрмитажное собр., № 237.
46
Л. А. Г о л ь д е н б е р г. Семен Ульянович Ремезов, стр. 198.
47
Е. А. К н я ж е ц к а я. Первые русские съемки Западной Сибири. Изв. ВГО,
1966,
вып 4, стр. 333—340.
48
О. А. Е в т е е в. Первые русские геодезисты на Тихом океане. М., 1950.
49
В. И. Г р е к о в . Очерки из истории русских географических исследований
з 1725—1765 гг. М., 1960, стр. 9—12.
\ "\
История Сибири, т. 2
JfiJ
нием планов населенных пунктов, расписывали дома, церкви, сочиняли
различную «литературу» и т. д. На рынках Тобольска, Енисейска, Верхотурья, Тюмени, по крайней мере с 40-х годов XVII в., стали появляться
грамматики, азбуки, псалтыри, часословы, что несомненно было вызвано
61
повысившимся спросом на литературу. Спрос на «учительные» книги
особенно повысился в конце XVII—начале XVIII в. Руководители Сибирского приказа, обратив на это внимание, стали закупать учебную литературу в Москве и посылать ее сибирским воеводам для продажи «с прибылью». Так, в феврале 1703 г. начальник Сибирского приказа А. А. Виниус распорядился купить на Печатном дворе 300 азбук, 100 часословов,
50 псалтырей «учительных» и послать их в Верхотурье для продажи
с прибылью «из приказной избы верхотурским всяких чинов дюдем для
62
научения детей». Примечательно, что через год в верхотурской смете
отмечался особенно значительный спрос на азбуки.63
Главной формой народного просвещения в допетровской Руси было
обучение у частных «мастеров», грамоты. В этом отношении Сибирь не
представляла какого-либо исключения. До начала XVIII в. здесь не
было школ, а в качестве частных учителей выступали писцы, подьячие,
церковнослужители и просто грамотные люди. Обучение было примитивным и имело целью практически-прикладную грамотность (учили читать и писать). Но в XVII в. и здесь уже были люди с тягой к более
широким знаниям, которые достигали значительных успехов либо путем
самообразования, как С. У. Ремезов, либо продолжали обучение в крупных культурных центрах Руси, как Андрей Несговорский, отправившийся из Тобольска в Киев «книжного ради учения». 64
Во второй половине XVII в. в ходе борьбы официальной церкви
с ересями и расколом началось движение за повышение культурно-образовательного уровня русского духовенства, а в конце века правительство
Петра I взяло курс на подготовку грамотных светских кадров, необходимых для осуществления широко задуманной программы государственных преобразований в России. Эти новые веяния времени в области
культуры, связанные с обострением классовой борьбы и становлением
абсолютизма, захватили и Сибирь.
В 1702—1703 гг. в Тобольске при архиерейском доме была открыта
первая в Сибири и вторая в России провинциальная школа для подготовки низшего звена церковнослужителей (после школы в Ростове,
1702г.).65
Указ Петра I о ее открытии был послан в Тобольск еще в 1697/98 г.
митрополиту Игнатию. Но последний вскоре попал в опалу, и открытие
школы затянулось. По царскому указу от 9 января 1701 г. в Тобольск
был послан «приказным человеком и дьяком» в Софийский митрополичий дом дворянин Андрей Иванович Городецкий. Ему велено было «для
утверждения и расширения словес божиих на Софийском дворе, или где
прилично, построя училище», обучать детей служителей церкви «грамоте,
66
а потом словесной грамматике и протчим на словенском языке книгам».
На учительские должности рекомендовалось подыскать «искусных мир61
Н. Н. О г л о б л и н. 1) Книжный рынок в Енисейске в XVII в. Библиогряф,
1888, № 7—8, стр. 282—284; 2) Из архивных мелочей XVII в. Библиограф, 1890
№№62 2, 5—6; ЦГАДА, СП, кн. 44, лл. 137. 183, 184, 248, 275.
ЦГАДА, СП, оп. 5, № 717, лл. 1—2 об.
Н. Н. О г л о б л и н. Обозрение столбцев и книг Сибирского приказа, ч 1
М., 1895,
стр. 220.
64
ЧОИДР, 1891, кн. 1, отд. V; Н. С. Ю р ц о в с к и й . Очерки по истории просвещения
в Сибири. Ново-Николаевск, 1923, стр. 8.
5
Н. С. Ю р ц о в с к и й . Очерки по истории просвещения в Сибири, стр 9.
66
ЦГАДА, СП, кн. 1350, лл. 500—501.
764
ских добрых людей» на месте или в каком-либо другом городе. К приезду
в Тобольск весной 1702 г. нового митрополита (Филофея Лещинского)
училище, видимо, в основном было выстроено. Летом 1702 г. Филофей
писал, что училищные здания «строением приходят в совершенство» и
дети для обучения собираются, но нет нужных книг. 67 Тобольский воевода
Михаил Черкасский в том же году доложил в Сибирский приказ об окончании строительства школы и отметил, что она располагается на Софийском дворе при Троицкой церкви. 68
Филофей намеревался в открываемой им школе организовать обучение по образцу юго-западных духовных школ. По его приказу в 1702 г.
ездил в Киев митрополичий сын боярский Еремей Иванов с поручением
приобрести для тобольской школы «церковных треб и книг грамматических», а также завербовать «дьяка черного в архидьяконы, да учителев латинской науки двух, спеваков 4 человек, студентов 2 человек».69
В Печорском монастыре он приобрел 206 учебных и богослужебных
книг.70
В школу принимали детей церковнослужителей. Обучали их преимущественно начальной грамоте: читать (букварь, часослов, псалтырь),
писать и петь церковные службы. С 1703 по 1726 г. здесь обучилось
33 человека. Из них 4 человека были уволены от церковной службы,
а остальные 29 поступили на дьяконские и причетнические должности. 71
Тобольскую школу церковь стремилась использовать и для подготовки
миссионеров из детей местных народов.72 История народного образования Сибири в основных чертах повторяла ход просветительного дела
в центральных областях России, а школьное обучение началось с открытия духовных школ.
Важными показателями для характеристики развития культуры в Сибири являются круг чтения и появление местной и привозной литературы.73
О литературе, имевшей хождение в Сибири в XVI—начале
XVIII в., известно мало. В основном это сведения о богослужебных
книгах, распространявшихся официальным путем. Каждый новый острог
вскоре обзаводился церковью, попом и необходимыми для культовых
служб книгами. Для этой цели Сибирский приказ закупал в Москве
апостолы, евангелия, псалтыри, минеи, требники. 74 В 1639 г. первые якутские воеводы П. П. Головин и М. Б. Глебов везли с собой из Москвы
книги «в два острога к двум церквам».75 Книги церковнослужебного
характера с прибавлением учебной литературы (азбук, грамматик) при76
возили в Сибирь и купцы.
Состав монастырских и церковных библиотек Сибири (о светских
библиотеках этого периода сведений нет) был ограничен церковно-служебными книгами, богословскими и житийными сочинениями, с очень
небольшими вкраплениями учебной литературы. Так, из 77 книг митро67
Там же, л. 500—500 об.
Там же, оп. 5, № 608, л. 1.
Н. Н. О г л о б л и н . Бытовые черты начала XVIII в. ЧОИДР, 1904, кн. 1,
отд.703, Смесь, стр. 15—16.
ЦГАДА, СП, кн. 1350, л. 502.
'' П. П е к а р с к и й . Введение в историю просвещения в России XVIII столетия.
СПб.,
1862, стр. 120.
72
А. Г. Б а з а н о в. Очерки по истории миссионерских школ на Крайнем Севере
(Тобольский
Север). Л., 1936, стр. 22—24.
73
См.: Е. К. Р о м о д а н о в с к а я . О круге чтения сибиряков в XVII—XVIII вв.
в связи с проблемой изучения областных литератур. Исследования по языку и
фольклору,
вып. 1, Новосибирск, 1965, стр. 223—254.
74
Н. Н. О г л о б л и н . Из архивных мелочей XVII в., №№ 2, 5—6.
76
ЦГАДА, СП, стлб. 75, лл. 49, 75, 95.
76
Н. Н. О г л о б л и н . Книжный рынок в Енисейске в XVII в., стр. 282—284.
68
69
J65
полита Игнатия только 4 выходили за рамки сугубо церковной литера77
туры: «Алфавит» (Азбуковник), 2 лечебника и «История Сирская».
Церковная литература распространялась также в среде рядового духовенства и у мирян. Наряду с переписываемыми богословскими сочинениями особым интересом пользовались жития святых, игравшие роль
своеобразной беллетристики. Из переводных преобладали жития Евстафия Плакиды, Марии Египетской, Георгия Победоносца, Николая Мирликийского, Алексея божия человека. Среди русских житий наибольшее
распространение имели биографии подвижников северного края — новгородских (Варлаама, Иоанна), архангельских (Антония Сийского), соловецких (Зосимы и Савватия, митрополита Филиппа), устюжских (Прокопия Уродивого). Рассказы о святынях северного края преобладают и
среди сказаний о монастырях и чудотворных иконах. По-видимому, севернорусская литературная традиция была ближе русскому населению
Сибири, сформировавшемуся в основном за счет выходцев из северных
районов страны. Она поддерживалась и первыми сибирскими архиепископами — Киприаном и Нектарием, привезшими с собой из Новгорода
не только книги, но и «книжных людей». В их числе был и Савва Есипов, автор сибирской летописи, справедливо называемый первым сибирским писателем.
Состав историко-географической литературы
в
Сибири отличался
значительной пестротой. Среди географических сочинений преобладали
космографии и литература хождений (Трифона Коробейникова, игумена
Даниила, Василия Гагары). В группе исторических сочинений обращает
на себя внимание большое число хронографов, в том числе хронограф
конца XVII в., переписанный С. У. Ремезовым и его старшими сыновьями. Имели хождение исторические повести о Мамаевом побоище, о Темир-Аксаке (Тамерлане), о взятии Царьграда.
Главное место не только в читаемой, но и в собственно сибирской
(по происхождению и тематике) литературе XVII—начала XVIII в. занимают летописи. В них особенно ярко проявилось творчество самих сибиряков. Развивая традиции древнерусского летописания, сибирские летописи претерпели известную эволюцию и уже в X V I I в. представляли
собой своеобразные исторические повести «о взятии Сибири». Первым
видом сибирской летописи обычно считают «Синодик» тобольского архиепископа Киприан'а (около 1622 г.), составленный на основе более раннего «Написания, как приидоша в Сибирь», созданного либо непосредственными участниками похода Ермака в Сибирь, либо с их слов. Из летописей первой половины XVII в. известны две: Есиповская (составлена
в 1636 г. тобольским подьячим Саввой Есиповым) и Строгановская (написана неизвестным автором, близким к дому Строгановых). Можно
говорить о широком распространении этих произведений уже в XVII в.,
причем пометы на рукописях свидетельствуют о том, что сибирские сочинения читались не только в Сибири, но и в России.78
В конце XVII—начале XVIII в. в Тобольске работал один из выдающихся деятелей русской культуры С. У. Ремезов — историк, этнограф, картограф, художник, архитектор и строитель. Историки считают
его первым историком и этнографом Сибири, архитекторы — первым сибирским -градостроителем и основоположником инженерной графики Урала
и Сибири, картографы выделяют ремезовский этап в развитии сибирской
картографии. «Хорографическая чертежная книга», «Чертежная книга
Сибири», «История сибирская», «Описание о сибирских народах и гра7Т
^
Н. Н. О г л о б л и н. Библиотека сибирского митрополита Игнатия, 1700 г. СПб.
1893,
стр. 3—5.
78
Е. К. Р о м о д а н о в с к а я . О круге чтения сибиряков в XVII—XVIII вв
стр. 236—237.
166
Автограф С. У. Ремезова. «Победа на Кучума царя».
ней их земель», проектирование и строительство уникальных сооружении
Тобольского Кремля — таков краткий перечень основных работ этого уче79
ного-самоучки. Его «История сибирская» (Ремезовская летопись) отличается от предыдущих летописных повестей элементами научного подхода
к историческим событиям и привлечением нового круга источников, в том
числе народных легенд и преданий.
Помимо летописей, собственно сибирская литература представлена
рядом повестей. Наиболее ранним произведением является «Повесть
с Таре и Тюмени» (написана в 1635—1642 гг., видимо, в г. Томске).
Автор ее — очевидец описываемых событий, близкий к церковным кругам. В повести сказалось влияние русских воинских повестей XVI—
80
XVII вв., писавшихся в духе «торжественной» литературы.
В XVII—начале XVIII в. под влиянием известных в Сибири общерусских сказаний был создан ряд повестей-легенд о местных чудесах
и житий первых сибирских святых. Так, сказание об Абалацкой иконе
(1640-е годы) испытало воздействие повести о знамении Новгородской
иконы богородицы, а повесть о явлении иконы богородицы в Тобольске
(1660-е годы) написана в подражание сказанию о Казанской иконе.81
Сибирские жития конца XVII в. Василия Мангазейского и Симеона
Верхотурского, отражающие быт и социальную борьбу в среде русского
населения Сибири, подобно большинству поздних русских житий, представляют собой не подробную биографию святого, как требовали законы
жанра, а перечень их посмертных чудес, которые описывались разными
людьми и в разное время, постепенно пополняя уже существующее произведение.82
Довольно широкое распространение в Сибири христианской легенды,
в то время как этот жанр в центральных областях России стал уже изживать себя, объясняется тем, что в отдаленной Сибири церковь
и в XVII—XVIII вв. продолжала играть большую роль, поскольку она
активно помогала царизму закабалять коренные народы Сибири и боролась с расколом, который в то время являлся одной из форм классового
протеста крестьянства. К концу XVII в. Сибирь превратилась в один из
главных районов распространения раскольников, поэтому общей идейной направленностью христианских легенд была борьба с «ересью».
Заметную роль в литературной жизни Сибири играли лица с ярко
выраженным литературным дарованием, временно оказавшиеся в Сибири
на службе или в ссылке. Так, в Сибири (в 1622—1625 гг. в ссылке
в Тобольске и в 1629—-1630 гг.
воеводой
в
Енисейске) был князь
С. И. Шаховской, видный литературный деятель первой половины
XVII в. Вероятно, в период тобольской ссылки им была написана «Повесть известно сказуема на память великомученика Димитрия», посвященная теме убийства царевича Димитрия в Угличе, с искусно составленным введением о мученичестве и гонениях вообще.83
Тобольским воеводой в 1609—1613 гг. служил князь И. М. Катырев-Ростовский, которому приписывается «Повесть книги сея от преж79
Д. И. А н д р е е в . Очерки по источниковедению Сибири, вып. 1, гл. 2, 4, 8;
Л. А. Г о л ь д е н б е р г . Семен Ульянович Ремезов; Е. И. Д е р г а Ч е в а - С к о п .
Из истории
литературы Урала и Сибири XVII в. Свердловск, 1965.
80
М. Н. С п е р а н с к и й . Повесть о городах Таре и Тюмени. Тр. Комиссии по
древнерусской
литературе АН СССР, т. I, Л., 1932, стр. 13—32.
61
Е. К. Р о м о д а н о в с к а я . О круге чтения сибиряков в XVII—XVIII вв
стр.82240.
С. В. Б а х р у ш и н . Легенда о Василии Мангазейском. Научные труды, т. III,
ч. 1,83М., 1955, стр. 331—354.
История русской литературы, т. II, ч. 2. М.—Л., 1948, стр. 60; К. Г а з е н в и н к е л ь. Материалы для справочно-библиографического словаря сибирских деятелей.
Ежегодн. Тобольск, губ. музея, вып. 1, Тобольск, 1893, стр. 79, 80.
768
них лет» (1626 г.)—одно из наиболее ярких сочинений о «смуте».
Часть исследователей, однако, приписывает это произведение другому
сибирскому деятелю — тобольскому служилому человеку С. И. Кубасову,
84
создавшему особую редакцию Хронографа, куда вошла и эта повесть.
Около 15 лет в Тобольске прожил в ссылке Юрий Крижанич, оДин
из виднейших публицистов XVII в., перу которого принадлежит интересное описание Сибири и ряд философских сочинений. Отбывал ссылку
в Сибири и самый крупный деятель раскола XVII в. — протопоп Аввакум (с 1653 по 1662 г.). Описание
сибирских
пейзажей
(особенно
«Байкалова моря»)—одно из самых красочных мест его «Жития» и
вместе с тем самое художественное описание Сибири, дошедшее до нас
от XVII в. Имя Аввакума вошло в фольклор старообрядческого населения Забайкалья, где он изображается борцом за правду и народные
85
интересы.
Среди сибирских митрополитов выделялся своей литературной деятельностью Иоанн Максимович (1711 —1715 гг.), один из наиболее выдающихся представителей «барочного» красноречия, носителями которого были воспитанники Киево-Могилянской духовной академии.
Русское население в Сибири передавало из поколения в поколение
былины, песни и предания, принесенные с Руси. Некоторые из них приобретали здесь местные черты (древнерусские богатыри охотились в лесах на распространенных в Сибири зверей, ездили по тайге). Особенно
бережно хранило традиции русского фольклора старообрядческое население, в свадебных и других обрядах которого наиболее отчетливо прослеживается севернорусская традиция.
Начиная с XVII в. в Сибири были широко распространены исторические песни «Взятие Казани», «Кострюк», песни о Ермаке, Степане
Разине, о чем свидетельствуют сибирские летописи того времени. Наиболее полный вариант песни о походе Ермака находится в сборнике
Кирши Данилова, составленном им, грамотным певцом-скоморохом,
в 1722—1724 гг. на Урале. В тот же сборник К. Данилова вошли еще
две песни: «Поход селенгинским казакам» («А за славным было батюшком, за Байкалом морем») и «Во Сибирской Украине, во Даурской
стороне». Особенно интересна вторая песня, повествующая о трудностях,
связанных с освоением Приамурья.86 Сибиряки складывали и другие
песни о местных событиях.
Первыми носителями
народного
театрального
искусства русских
в Зауралье были скоморохи, появившиеся из северных областей Русского государства вместе с первыми поселенцами в конце XVI в.
Скоморошество на Руси было распространено с древних времен. Музыканты, песенники, жонглеры, потешники-игрецы были любимы простым людом. Правительство же и духовенство преследовали скоморохов,
поэтому те уходили на Север, позднее — в Сибирь.
Когда в середине XVII в. царское правительство в связи с обострением в стране социальных противоречий приняло новые жесткие меры
к истреблению скоморошества, последнее имело уже значительное рас84
В. С. И к о н н и к о в . Опыт русской историографии, т. 2, ч. 2. Киев, 1908,
стр. 1378, 1379; История русской литературы, т. II, ч. 2, стр. 61—64; С. Ф. П л а т о н о в . Старые сомнения. Сборник статей в честь М. К. Любавского, М., 1917;
А. С т а в р о в и ч . Сергей Кубасов и Строгановская летопись. Сборник статей по русской85 истории, посвященных С. Ф. Платонову, Пгр., 1922, стр. 285—293.
Л. Е. Э л и а с о в. Протопоп Аввакум в устных преданиях Забайкалья. ТОДРЛ,
т. XVIII,
М.—Л., 1962, стр. 351—363.
86
А. А. Г о р е л о в . 1) Народные песни о Ермаке. Автореф. канд. дисс. Л., 1963,
стр. 7, 8; 2) Кем был автор сборника «Древние российские стихотворения». Русский
фольклор. Материалы и исследования, т. VII М.—Л., 1962, стр. 293—312; ССЭ,
т. I. M., 1929, стр. 427.
169
пространение в Сибири. Популярность народных зрелищ здесь в значительной мере объяснялась тем, что широкие слои населения видели
в обличительных сатирических представлениях живой отклик на уродливые явления сибирской действительности — произвол воевод-лихоимцев,
неправедный суд, корыстолюбие и невежество священников.
В 1649 г. в сибирских городах была получена царская грамота, предписывавшая применять к скоморохам такие же меры, какие были приняты в 1648 г. в Москве и других городах: уничтожать домры, гусли
н прочие инструменты и наказывать скоморохов батогами. Однако высочайшие указания не помогали. В 1653 г. архиепископ Симеон жаловался в Москву, что в Сибири «умножилось всякого беззакония», в том
числе «скоморошества и всяких игр бесовских и кулачново бою и на ка87
челях качаютца и иных всяких неподобных дел умножилось много».
Скоморохи как деятели народного театра представляли самые разнообразные направления народного искусства. Среди них были песенники,
плясуны, музыканты, жонглеры,
клоуны,
дрессировщики
животных
(медведей, собак), кукольники. Сибиряки не только хорошо принимали
скоморохов. Они сами любили различные игры, пение, пляску. В архивных документах отмечается их увлечение шахматами, катанием на лыжах с гор, «шаром и мечем и бабками и городками и шахардою и свайкою», борьбой, кулачными боями, лошадиными скачками. По вечерам
устраивались, по выражению церковников, «бесовские игры», во время
которых рядились в маски, пели песни, плясали «и в ладони били».88
Используя любовь народа к зрелищам, церковь противопоставляла
скоморошьим представлениям и народным играм свой театр. Появление
в Сибири первого церковного театра относится к началу XVIII в. и связано с именем митрополита Филофея Лещинского. Воспитанник Киевской духовной академии, он перенес в Сибирь многие традиции староукраинской культуры, в том числе театр. Театральные представления в Тобольске начались почти одновременно с открытием духовной школы, во
всяком случае не позднее 1705 г.89 В качестве актеров выступали преподаватели и ученики тобольской архиерейской школы, а ставились духовно-назидательные пьесы. Сцена устраивалась на площади вблизи архиерейского
дома. При
этом церковники пг\
стремились привлечь в качестве
и
_
зрителей возможно большее число народа. и
Живопись в Сибири XVI—начала XVIII в. была представлена преимущественно иконописным искусством. Неверно распространенное мнение, что потребности населения Сибири в иконописной продукции вплоть
до середины XIX в. почти исключительно удовлетворялись привозной
продукцией. 91 В Сибири очень рано развилось иконописное дело, и по
крайней мере с середины XVII в. ее потребности в иконописи в основном удовлетворялись местными художниками.
Первые иконописцы в Сибири были выходцами из Европейской России. Так, в самом начале XVII в. в Сибирь переселился из Устюга Великого «иконник», Спиридон, родоначальник известного в XVII—
X V I I I вв. в Тюмени купеческого дома и автор популярной тюменской
иконы «Знамения божия матери» (Знаменская церковь). В начале
87
ЦГАДА, СП, стлб. 400, лл. 410, 411; см. также: АИ, т. IV, СПб., 1842,
стр. 88125.
ЦГАДА, СП, стлб. 400, лл. 1—7.
89
А. И. С у л о ц к и й . Семинарский театр в старину в Тобольске. ЧОИДР, 1870,
кн. 2,
стр. 153—157.
50
П. Г. М а л я р е в с к и и. Очерк из истории театральной культуры Сибири.
Иркутск, 1957, стр. 12—18; Б. Ж е р е б ц о в . Театр в старой Сибири (страница из
истории русского провинциального театра XVIII—XIX вв.). Зап. Гос. инст. театрального91 искусства им. Луначарского, М.—Л., 1940. стр. 120, 121, 130.
ССЭ, т. I, стр. 933.
170
XVII в. выехал из Европейской России в Сибирь автор известной
«чудотворной» Абалацкой иконы протодьякон тобольского кафедрального собора Матвей. Не позднее начала 30-х годов X V I I в. в Тобольске
при сибирском архиепископе появились специальные мастерские для
письма икон и обучения детей иконописному искусству и резьбе по де92
реву.
Иконописцы были также в монастырях и во всех более или менее
крупных городах Сибири, по крайней мере начиная со второй половины
XVII в. Иконописец тобольского Знаменского монастыря Мирон Кириллов в 1675 г. писал копию Абалацкой «чудотворной» иконы для
93
жены тобольского воеводы П. М. Салтыкова. В Тюмени в 1701 г. работали иконописцы из служилых людей Максим Федоров Стрекаловский
94
и Лев Мурзин. В Енисейске в 1669 г. на посаде было 5 иконописцев
(в том числе один ученик иконописного дела). Среди них были мастера,
специально работавшие на рынок. Так, два брата и отец енисейского
иконописца Григория Михайлова Кондакова, жившие вместе с ним,
в 50—60-х годах XVII в. вели интенсивную торговлю на деньги, выручаемые от «иконного письма», Григория. 95
В отличие от московского, фряжского, строгановского и других стилей в Сибири сложилась своя манера художественного письма. Сибирские иконы не отличались высокими художественными достоинствами, но
имели свои особенности, импонировавшие широкому потребителю. 96
Кроме изготовления икон и картинок религиозного содержания (преимущественно это было копирование по образцам), местные художники
расписывали стены церквей, а также наружные части некоторых зданий.
В Енисейске в середине 90-х годов XVII в. при воеводе М. И. Римском-Корсакове был построен казенный амбар, в котором хранилась денежная и другая казна. На амбаре был устроен «чардак караульной
новой, п и с а н к р а с к а м и (разрядка н а ш а , — А в т . ) , на нем орел деревянной резной двоеглавый». В это же время был построен на воеводском доме «чардак новой о двух житьях с перилами, верхнее житье шат"
Q7
ром, круглой, писано красками».
Местная сибирская знать пользовалась услугами живописцев для
отделки своих домов. Известно, например, что проводились большие художественные работы в доме первого сибирского губернатора М. П. Гагарина. В 1713 г. у него работали 9 местных и 3 приезжих художника,
в том числе С. У. Ремезов, его сын Семен и племянник Афанасий Никитин Ремезов.98
Иконописцы выполняли работы по росписи военного инвентаря,
а также привлекались к изготовлению наиболее ответственных чертежей
местности. Енисейский
иконописец Максим Протопопов Иконник,
в 1688 г. расписавший «своими красками» для казны 12 лукошек для барабанов, через несколько лет «по государеву указу... писал Иркутский
99
чертеж до Кудинской слободы»,. К концу XVII в. относятся художественные произведения знаменитого сибиряка ученого С. У. Ремезова.
Свою «Историю Сибирскую» и «Чертежную книгу Сибири» он богато
92
А. И. С у л о ц к и и. Исторические сведения об иконописании в Сибири. Тобольские93 губернские ведомости, 1871, № 17, стр. 97, 98.
А. И. С у л о ц к и и. Исторические сведения об иконописании в Сибири, стр. 98.
94
Н. Н. О г л о б л и н. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа, ч. 1,
стр. 95359.
А. Н. К оп ы л о в. Русские на Енисее в XVII в., стр. 159—162.
96
Г. Р о в и н с к и и. История русского иконописания. Записки археологического
общества,
т. VIII, 1836, стр. 27.
97
ЦГАДА, СП, кн. 1148. лл. 73, 79 об.
98
Там же, оп. 5, № 2251, лл. 230, 389.
93
Там же. кн. 951, л. 6 об., стлб. 1352. л. 73а.
777
иллюстрировал рисунками в красках, на которых даны ценные для этнографии изображения различных представителей аборигенного населения Сибири. Эти рисунки затем широко использовались в иностранных
изданиях о Сибири, в частности Витсеном во втором издании его книги
(1705г.).
Русская архитектура в Сибири до конца XVJI в. была представлена
исключительно деревянным зодчеством, которое можно разделить условно на три группы: крепостное, церковное и гражданское.
Занятие новой территории сопровождалось постройкой укрепленных
пунктов — острогов, внутри которых располагались основные казенные
здания (воеводская и таможенная избы, амбары, церковь, тюрьма, гостиный двор). Острог обычно был небольших размеров, с общей протяженностью стен 200—300 сажен, и представлял собой четырехугольник
100
(иногда шести- или восьмиугольник).
Строили либо «стоячий острог»
(первоначально такими были все остроги в Сибири), либо из бревенчатых горизонтальных двухстенных связей. Высота стен была различной.
В Якутске острожная стена состояла из 30 венцов, в том числе 20 до облама (выступавшей вперед верхней части) и 10 —облам. Общая высота
стены Якутского острога составляла 3 сажени (около 6.5 м), Иркутского — 2.5, Илимского — 2 сажени. 101
По углам и кое-где в стенах острога стояли башни (обычно 4, 6 или
8), возвышавшиеся над уровнем стен. Среди них были глухие и проезжие (с воротами). Самые высокие башни Якутского острога имели
42 венца до облама и 8 — облам. Башня обычно представляла собой высокий сруб с четырех-, шести, или восьмиугольным основанием (чаще
четырехугольник). Она вершилась шатровой крышей с вышкой. Среди
острожных башен выделялась архитектурной
изысканностью
восьмиугольная проезжая башня Иркутского острога, верх которой имел три
уступа, увенчанных шатром. Балконы над воротами проезжих башен
обычно являлись надвратными церквами или часовенками и увенчивались крестом и маковицей. Большое внимание обращалось на декоративную сторону строительства: высокие шатры на башнях, орлы, часовенки.
Из памятников крепостного деревянного зодчества в Сибири до нас
дошли две башенки Братского острога (1654 г.), крепостная Спасская
башня в Илимске (XVII в.), башня Якутского острога (1683 г.), Вельская «дозорная» башня (начало XVIII в.).
В сибирской церковной архитектуре XVI—начала X V I I I в. были две
основные группы храмов.
Первая представлена наиболее древним и наиболее простым видом
церковных строений севернорусского происхождения,
так
называемым
клетским храмом. Типичным образцом этого вида церковного зодчества
была Введенская церковь в Илимске (1673 г.). Она представляла собою два поставленных рядом сруба, один из которых (восточный) несколько выше другого. Каждый сруб был покрыт двускатной крышей.
На крыше восточного сруба (клети) находился небольшой четверик,
покрытый «бочкою», повернутой поперек главной оси здания. Бочка
несла на круглых шейках две «луковичные» главки, обитые чешуею.
Церкви такого типа были распространены во многих районах Сибири.
Другим типом старорусских построек, привившихся в Сибири, была
шатровая церковь. Она обычно состояла из обширного четырех- или
100
М. К. О д и н ц о в а . Из истории русского деревянного зодчества в Восточной
Сибири (XVII век). Иркутск, 1958, стр. 46; В. И. К о ч е д а м о в. Строительство
Тюмени в XVI—XVIII вв. Ежегодн. Тюменск. обл. краеведч. музея, вып. III, Тюмень,
1963,101 стр. 86, 87: ЦГАДА, СП, стлб. 25, лл. 41, 42.
М. К. О д и н ц о в а . Из истории русского деревянного зодчества в Восточной
Сибири, стр. 45.
172
-.ьмигранника, заканчивающегося вверху восьмигранной пирамидой
виде шатра. Шатер
увенчивался
небольшим
куполом
луковичной
рмы. Шатровые колокольни имели верхоленская Богоявленская
661 г.), иркутская Спасская (1684 г.) и другие церкви.
Кроме того, в Сибири были широко распространены, как уже отме\ось, «надвратные» церкви, стоявшие над острожными и монастырями воротами. Для этого вида типична надвратная церковь в Кинске (1693 г.).
Большой интерес представляют покрытия церквей, имеющие чисто
циональные русские архитектурные мотивы: бочки, кубы, маковицы.
) нашего времени сохранилась покрытая «бочкой» и «маковицей» Ка102
нская церковь в Илимске.
Стены и башни Якутского острога. Фотография 70-х годов XIX в.
Следует отметить одну любопытную черту церковных храмов в Си-фи: под ними обычно располагались торговые лавки, которые церков•ши сдавали в аренду.
Гражданская деревянная архитектура Сибири XVI—XVIII вв. отли1лась большой простотой и строгостью. Дома и избы как деревенских,
ж и городских жителей строились из больших бревен, толщиной не меее 35—40 см, рубились они топором в «обло» с выемкой в верхнем
ревне. Крыша большей частью была высокой, двускатной. Вверху, на
гыке скатов, концы досок перекрывались толстым выдолбленным снизу
ревном— «охлупнем» («шеломом», «коньком»). Своей тяжестью он при;имал всю конструкцию крыши, придавая ей необходимую прочность,
^онец «охлупня» обычно выдавался вперед и иногда декоративно обраатывался.
Окна в домах были небольшие, 50—70 см высотой, квадратной и
ногда круглой формы; в них вставлялась слюда, которая в Сибири доывалась в достаточном количестве. Оконная рама обычно была дереянной, иногда — железной. Во многих домах сибиряков в XVII в. печи
опились «по белому» (имели выводные кирпичные трубы). Уже в это
ремя в Сибири была распространена русская печь, наиболее эффективая из существовавших в те времена отопительных систем (коэффициент
Там же, стр. 55—56.
173
полезного действия такой печи — 25—30%, при 5—10% в западноевро103
пейских каминах).
Внутри избы обычно стоял прямоугольный стол; вдоль стен располагались лавки, а вверху полки для хозяйственных нужд; под потолком
над входной дверью устраивался специальный настил — «полати», где
спали в зимнее время.
Деревянная церковь русского поселения Зашиверска (Якутия).
XVII в.
Сибирские города, основанные в XVI—XVIII вв., строились обычно
как острог, расположенный на высоком берегу, вокруг которого группировался посад. Архитектурный облик сибирского города мало чем отличался от севернорусского. В нем наблюдалась та же смена стилей, что и
в Москве, только происходила она с некоторым запозданием — старинные
шатровые колокольни и деревянные дома строились до второй половины
XVIII в. и позже, а формы барокко применялись до 30-х годов XIX в>
Там же, стр. 18, 24—25.
174
Среди городских строений несколько выделялись по размерам и архитектурному оформлению таможенные и приказные избы, гостиные
дворы, воеводские дома. Воеводский дом обычно имел в разных своих частях два или три этажа. По описанию 1697 г., воеводский дом в Енисейске представлял собой трехэтажное здание: первый этаж составляли
«жилые подклети», на которых стояла «двойня»; над ней возвышалась
«вышка», «перед вышкою сени, да чердак, да повалыша старая о четырех житьях». Во дворе находилась воеводская баня («мыльня»), кото104
рая топилась «по белому», и печь ее была даже с изразцовой отделкой.
Софийский собор в г. Тобольске. 1686 г. Современный вид.
Каменное строительство началось в Сибири в конце XVII в. Одним
из первых был сооружен Софийский двор в Тобольске (1683—1688 гг.).
Это был целый комплекс — большой собор, колокольня и крепостная
стена с башнями.105 В конце XVII в. в целях борьбы с очень частыми
в сибирских городах пожарами было велено все казенные здания
строить из камня. Но за неимением «мастеров каменных дел», и из-за нехватки сил и средств каменное строение удалось развернуть лишь в начале XVIII в. и только в двух городах — Верхотурье и Тобольске,
В других местах в это время ограничивались постройкой отдельных зданий, например, в Тюмени -— казенных амбаров с церковью над ними
(1700—1704гг.).106
Составление проекта и сметы нового каменного города в Тобольске
было поручено в 1697 г. С. У. Ремезову. В июне 1698 г. он был вызван
в Москву для защиты своего проекта. Здесь Ремезова направили для
обучения «каменному строению» в Оружейную палату, после чего поставили во главе всего строительного дела в Тобольске, «для того что ему
104
ЦГАДА, СП, кн. 1148, лл. 79—81.
В. И. К о ч е д а м о в. 1) Строительство Тюмени в XVI—XVIII вв., стр. 92;
2) Тобольск (как рос и строился город). Тюмень, 1963, стр. 25—34.
Ю6 ц {..J К о ч е д а м о в. Строительство Тюмени в XVI—XVIII вв., стр. 93.
105
/75
всякие чертежи делать за обычай, и как сваи бить и глину разминать,
и на гору известь и камень и воду и иные припасы втаскивать, и о том
••
ifji_gi i
ь «
A
i
I
а йц
Первоначальный вид, план и современный вид Гостиного двора
в г. Тобольске.
ему на Москве в Сибирском приказе пространно и довольно сказано, и
мельничные колеса на пример ему на Москве показывали». Ремезову
«в пример» была дана также «строения печатная книга фряжская».
А. И. А н д р е е в . Очерки по источниковедению Сибири, вып. 1, стр. 108, 109.
176
«Служебная чертежная книга» Ремезовых содержит среди других материалов проекты зданий Тобольска и представляет собой одно из первых
108
русских руководств по архитектуре.
Некоторые каменные здания этого времени были сделаны еще в духе
допетровского шатрового стиля. Среди них интересны бывший гостиный
двор и две башенки с частями северной стены в Тобольске и несколько
шатровых колоколен в Тобольске, Тюмени, Енисейске, Таре. Большинство же каменных построек: гостиные дворы, административные здания,
крепостные постройки, жилые дома — строилось уже в новом стиле мо109
сковского или украинского барокко.
Русские деревни с характерными силуэтами высоких крыш, заканчивавшихся «коньками», традиционные башни острогов, церкви с их «бочками» и «маковицами», наконец, каменное строение по опыту Москвы и
других городов — все это образцы русского национального зодчества, показывающие неразрывную связь архитектуры центра и далекой сибирской окраины России.
Быт русских поселенцев в Сибири организовывался «по русскому обычаю». Вместо юрт, полуземлянок и примитивных деревянных жилищ
аборигенных обитателей края они строили дома с деревянным полом,
с печами и слюдяными окнами. Поскольку леса и земли в Сибири было
много, дома строили крупнее, чем в европейской части страны.110 Характерной чертой русского быта сибиряков была баня. Она, как и на Руси,
использовалась не только в санитарно-гигиенических, но и в лечебных
целях.
Но первые русские поселенцы в Сибири в силу необычайно суровых
климатических условий и частых голодовок сильно страдали от цынги,
оспы, различных «горячек» и других болезней, которые из-за отсутствия
квалифицированной помощи часто принимали эпидемический характер.111
До начала XVIII в. врачи в Сибири были лишь в составе крупных
военных экспедиций, посылаемых непосредственно центральным правительством, в официальных посольствах в Китай и при дворе тобольских
воевод. Так, у тобольского воеводы М. Я. Черкасского в 1702 г. жил
доктор немец Готфрид Георгий Херургус.112
В начале XVIII в., когда в армии и на флоте стали вводить должности лекарей и открывать госпитали, появились лекари и лазареты
ввоинских гарнизонах Сибири. Наиболее крупные лазареты были открыты в 1720 г. в Омской, Семипалатинской и Усть-Каменогорской крепостях. Это имело важные последствия. Уже в начале XVIII в. лекари
крепостей Иртышской линии начали санитарно-гигиеническое изучение
местности, включая исследование болезней, распространенных среди коренных жителей края.113
Ю8 История европейского искусствознания от античности до конца XVIII века.
М., 109
1963, стр. 349.
В. И. К о че д а м о в. Строительство Тюмени в XVI—XVIII вв., стр. 97, 98.
110
В. А. А л е к с а н д р о в . Русское население Сибири XVII—начала XVIII в.
стр. 162—168; М. К. О д и н ц о в а . Из истории русского деревянного зодчества
в Восточной
Сибири, стр. 18—22.
111
Е. Д. П е т р я е в. Исследователи и литераторы старого Забайкалья. Чита, 1954,
стр. 11238.
Н. Н. О г л о б л и н . Бытовые черты начала XVIII в., стр. 16.
113
Б. Н. П а л к и н. Краткий очерк истории возникновения медицинских учреждений в районах Прииртышья и Горного Алтая в XVIII в. Здравоохранение Казахстана,
Алма-Ата, 1954, № 3, стр. 31, 32.
12
История Сибири, т. 2
/77
Однако подавляющая масса населения Сибири и в начале XVIII в.
медицинской помощи от государства не получала. Население лечилось народными средствами, в первую очередь лекарственными травами.
В XVII в. русские в Сибири знали и широко использовали лечебные
свойства зверобоя, сосновой хвои, черемши, девятильника, березовых
почек, малины, шиповника, белены, «лиственной губы» и других растений. От китайцев они узнали о лечебных свойствах ревеня, а от предков
хакасов — «волчьего коренья». Кроме того, использовали лекарства животного (мускус) и минерального («каменное масло») происхождения,
а также лечебные свойства источников минеральных вод. Московские
власти в XVII в. и позднее в поисках новых лекарственных средств неоднократно обращали взоры к Сибири и требовали от местных воевод
сыска, заготовки и доставки в Москву лекарственных растений. Сведения о лечебных свойствах некоторых из них в Москве были получены
впервые от сибиряков (например, о зверобое в начале 30-х годов
XVII
в.).
Иногда сибирских
«травников»
вызывали
на работу
в Москву.114
Сибиряки в XVI—начале
XVIII в. несомненно значительно обогатили русскую народную фармакопею.
'
Русское население принесло в Сибирь не только свои формы социального устройства и трудовой организации, .но и свою национальную
культуру, которая, приспосабливаясь к местным условиям, продолжала
развиваться как составная часть общерусской культуры.
114
Е. Д. П е т р я е в. Исследователи и литераторы старого Забайкалья, стр. 30—
41; Н. Н. О г л о б л и н. Бытовые черты XVII в. Русская старина, 1892, № 10,
стр. 165; ЦГАДА, СП, стлб. 49, л. 414; оп. 4, № 169, л. 1.
РА З А Е Л
ВТОРОЙ
СИБИРЬ
В
СОСТАВЕ
РОССИЙСКОЙ
ИМПЕРИИ
2О-8ОЕ годы XVIIIв.
12*
Однако подавляющая масса населения Сибири и в начале XVIII в.
медицинской помощи от государства не получала. Население лечилось народными средствами, в первую очередь лекарственными травами,
В XVII в. русские в Сибири знали и широко использовали лечебные
свойства зверобоя, сосновой хвои, черемши, девятильника, березовых
почек, малины, шиповника, белены, «лиственной губы» и других растений. От китайцев они узнали о лечебных свойствах ревеня, а от предков
хакасов — «волчьего коренья». Кроме того, использовали лекарства животного (мускус) и минерального («каменное масло») происхождения,
а также лечебные свойства источников минеральных вод. Московские
власти в XVII в. и позднее в поисках новых лекарственных средств неоднократно обращали взоры к Сибири и требовали от местных воевод
сыска, заготовки и доставки в Москву лекарственных растений. Сведения о лечебных свойствах некоторых из них в Москве были получены
впервые от сибиряков (например, о зверобое в начале 30-х годов
XVII
в.).
Иногда
сибирских
«травников»
вызывали
на
работу
в Москву.114
Сибиряки в XVI—начале
X V I I I в. несомненно значительно обогатили русскую народную фармакопею.
'
Русское население принесло в Сибирь не только свои формы социального устройства и трудовой организации, но и свою национальную
культуру, которая, приспосабливаясь к местным условиям, продолжала
развиваться как составная часть общерусской культуры.
1
Е. Д. П е т р я е в. Исследователи и литераторы старого Забайкалья, стр. 30—
41; Н. Н. О г л о б л и н. Бытовые черты XVII в. Русская старина, 1892, № 10,
стр. 165; ЦГАДА, СП, стлб. 49, л. 414; оп. 4, № 169, л. 1.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Производительные силы и социальноэкономическое
развитие
1. ДАЛЬНЕЙШЕЕ ЗАСЕЛЕНИЕ СИБИРИ
В
течение XVII в. огромнейший, слабо заселенный коренными жителями Сибирский край был пройден русскими
землепроходцами «встречь солнца»
до побережья Охотского моря и
прочно закреплен в составе России. Северная и восточная границы Русского государства в пределах Сибири почти совпадали с естественными
географическими границами северной части Азиатского материка.
Иначе обстояло дело в южных районах Сибири. Русское продвижение
на юг в XVII в. столкнулось со встречным наступлением маньчжурских,
монгольских и джунгарских феодалов и было приостановлено.
С начала XVIII в., после увода части енисейских киргизов и телеутов
джунгарскими правителями на юг в долину р. Или, началось заселение
русскими бассейна Енисея южнее Красноярска, Северного Алтая и Верхнего Приобья. В XVIII в. русское заселение охватило прежде всего
южносибирские земли. Царское правительство старалось избегать здесь
всякого рода конфликтов и военных столкновений. Оно пыталось наладить регулярные торговые связи с казахами, Джунгарией, Китаем,
среднеазиатскими государствами и даже Индией. Одновременно происходило укрепление южных границ путем постройки систем крепостей.
Создание линии иртышских крепостей в еще большей степени способствовало заселению русскими лесостепных районов. Из таежных, неблагоприятных по климатическим условиям для хлебопашества уездов,
освоенных русскими земледельцами еще в XVII в., началось переселение крестьян в лесостепи. Появляются деревни вблизи Омской крепости,
куда переселились крестьяне из Тюменского уезда. Здесь возникают
Омская и Чернолуцкая слободы, деревни Большая Кулачинская, Малая
Кулачинская, Красноярская, Милетина.1
В 30-е годы XVIII в. западнее Иртыша сложилась Ишимская укрепленная линия. В ее состав входило до 60 укрепленных поселков. Она
начиналась у Чернолуцкого острога (несколько ниже Омской крепости),
шла к крепости Болыперецкой, Зудиловокому острогу, Коркинской слободе (Ишиму), крепостям Усть-Ламинской и Омутной, далее проходила
южнее Кургана к острогу Лебяжьему.2
Территория лесостепи, лежащей южнее Ишимской линии до р. Камышловой и горько-соленых озер, оставалась в 30-е годы XVIII в. ни1
А. Д. К о л е с н и к о в . Заселение русскими лесостепи Прииртышья в XVIII в
Изв.2 Омского отд. географ, общ., вып. 6 (13), Омск, 1964, стр. 67.
С. В. Б а х р у ш и н . Русское продвижение за Урал. Научные труды, т. III, ч. 1,
М., 1955, стр. 160. А. Д. Колесников дает несколько иное направление Ишимской линии (см.: А. Д. К о л е с н и к о в . Заселение русскими лесостепи Прииртышья
в XVIII в., стр. 68).
181
кем не заселенной. Лишь изредка здесь появлялись татары-звероловы,
русские промысловики, крестьяне и казаки, приходившие для охоты и
3
рыбной ловли. К середине. XVIII в. к северу от р. Камышловой и горько-соленых озер появились русские селения.
После
смерти джунгарского
правителя
Галдан-Церена в 1745 г.
в Джунгарии разгорелась борьба между отдельными группами феодалов.
Обострение внутриполитической обстановки в ханстве привело к передвижениям кочевий отдельных нойонов и наступлению их на казахских
скотоводов, которые были потеснены к северу в ишимские и прииртышские степи. События в Джунгарии и сведения о подготовке военного похода в Джунгарию маньчжурскими феодалами побуждали царское пра4
вительство усилить оборону сибирских рубежей. Правительство России
в 1745 г. перевело на сибирскую линию регулярные воинские части (два
пехотных и три конных полка) под начальством генерал-майора Киндермана.5 По указу Сената, с 1752 г. началось строительство новой линии укреплений, получившей название Пресногорьковской, или Горькой,
которое было закончено в 1755 г. Линия началась от крепости Омской
на Иртыше, шла на запад через крепости Покровскую, Николаевскую,
Лебяжью, Полуденную, Петропавловскую, Скопинскую, Становую, Пресновскую, Кабанью, Пресногорьковскую к Звериноголовской. С постройкой Пресногорьковской линии расположенная севернее Ишимская линия
утратила свое значение. Огромный район лесостепи между старой Ишимской и Пресногорьковской линиями по Ишиму, Вагаю и Тоболу, благоприятный для хлебопашества, стал активно заселяться и осваиваться
русскими земледельцами. Уже к середине XVIII в. происходило интенсивное переселение на Пресногорьковскую линию крестьян из районов
Тобольска, Тюмени и других территорий. Только в 1752 г. свыше
1000 крестьян Тобольского, Ишимского и Краснослободского дистриктов
заявили о своем желании переселиться в район линии. 6
После перехода алтайских промышленных предприятий Демидовых
в руки царского Кабинета русские владения на Алтае были расширены
и укреплены. В конце 50-х годов XVIII в. сложилась Колыванская линия укреплений. Она проходила от Иртыша вдоль его притока Убы до
впадения в нее речки Шеманаихи. Далее линия шла через форпост Шеманаиху, Змеиногорский рудник, Колыванский завод и до деревни Моралихи. В 60-е годы XVIII в. оборонительные сооружения на Алтае
были несколько сдвинуты к югу. Новая линия получила название Колывано-Кузнецкой. Она шла от Усть-Каменогорска через ряд форпостов
(Красноярский,
Убинский,
Тигирецкий,
Чарышский,
Антоньевский)
к крепостям Ануйской, Катунской, Бийской и до г. Кузнецка.7
Под защитой оборонительных линий расширялась горная и металлургическая промышленность Кабинета на Алтае, шло заселение и освоение
русским крестьянством плодородных земель южной части Западной Сибири.
Прибывшие в Сибирь крестьяне в подавляющем своем большинстве
были беглыми — из помещичьих имений, казенных (черносошных) зе3
А. Д. К о л е с н и к о в . Заселение русской лесостепи Прииртышья в XVIII в.,
стр.4 68.
Н. Г. А п о л л о в а. Экономические и политические связи Казахстана с Россией
в XVIII—начале
XIX в. М., 1960, стр. 93.
6
См.: И. Я. З л а т к и н . История Джунгарского ханства (1635—1758). М., 1964,
стр.6431—433.
М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в. Русское население и земледельческое
освоение. Новосибирск, 1965, стр. 23, 98.
7
Д. Н. Б е л и к о в . Первые русские крестьяне-насельники Томского края и разные особенности в условиях их жизни и быта. (Общий очерк за XVII и XVIII столетия). Томск, 1898, стр. 44; см. также: ГААК, ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 1, д. 866, лл. 513—518.
782
мель севера Европейской России. Главной причиной, толкавшей крестьян
к уходу в Сибирь с обжитых мест, было стремление уйти от растущего
бремени феодальных повинностей и устроиться на свободных от частных владельцев землях. Именно в это время в России крепостное право
«приняло наиболее грубые формы, оно ничем не отличалось от рабства».8 Русским переселенцам приходилось преодолевать огромные трудности, связанные не только с огромными пространствами и бездорожьем.
В значительно большей степени тормозило крестьянское переселение
8 Сибирь господство феодальных отношений в стране, личная зависимость
крестьян от помещиков, прикрепление крепостных к земельным наделам.
Размеры вольнонародной колонизации Сибирского края в феодальную эпоху обратили на себя внимание ряда дореволюционных исследоваТ А Б Л И Ц А1
Рост населения Сибири в XVIII в. (в тыс. душ мужского пола) 9
В том числе
Ревизии
Всего
населения
i
и
in
IV
V
241
306
393
552
595
коренных
жителей
72
108
132
163
183
русских
Количество
русских
крестьян
% крестьян
ко всему
русскому
населению
169
198
261
389
412
102
155
224
318
338
60.3
78.2
85.3
81.7
82.0
телей (П. Н. Буцинского, Н. Н. Оглоблина, Н. М. Ядринцева,
В. К. Андриевича и др.). Многие из них подчеркивали наличие в составе русского населения Сибири беглых крестьян, порвавших с феодальным тяглом на прежнем месте жительства. Д. Н. Беликов отмечал, что
особенно большие масштабы бегство крестьян в Сибирь приобрело в первой четверти XVIII в. в связи с войнами и петровскими преобразованиями, тяжелым бременем ложившимися на русский народ. Беликов писал:
«Трудно за Петровское время отыскать документ, касающийся внутренняго быта крестьян, где бы отсутствовали правительственный жалобы на крестьянские бегства. Крестьяне бежали от податей, от военной
службы, от казенных работ... Напрасно на тех путях, по которым шли
беглецы, правительство ставило заставы. Утеклецы умели пробираться
10
по глухим тропам, минуя заграждения».
Определить хотя бы приблизительно общее количество бежавших
в Сибирь крестьян не представляется возможным. По вполне понятной
причине вновь прибывшие скрывали факт своего бегства от феодального собственника. В документах встречаются лишь отдельные сведения
о появлении в том или ином населенном пункте пришельцев из европейской части страны. Тем не менее периодически проводимые в XVIII в.
ревизии населения (I ревизия — 1719—1722 гг., II — 1744—1745 гг ,
III —1762—1763 гг., IV —1781—1782 гг. и V—1795—1796 гг.; табл.1)
неизменно показывали существенное увеличение русского населения в Сибири, причем его прирост был значительно выше, чем по стране в целом (в стабильных границах 20-х годов XVIII в.).
8
В. И. Л е н и н, Поли. собр. соч., т. 39, стр. 70.
Таблица составлена на основе таблиц В. М. Кабузана и С. М. Троицкого.
См.: В. М. К а б у з а н , С. М. Т р о и ц к и й . Движение населения Сибири в XVIII в.
В сб.: Сибирь XVII—XVIII вв., Новосибирск, 1952, табл. 3 (стр. 146), табл. 5
{стр. 153).
10
Д. Н. Б е л и к о в . Первые русские крестьяне-насельники..., стр. 20.
s
183
С 1719 по 1795 г. население Сибири выросло в 2.4 раза, при этом
крестьянское население — в 3.3 раза.
Наиболее интенсивно в XVIII в. русские осваивали восточную часть
Западной Сибири (Томская губерния), куда не только стягивались переселенцы из европейской части России, но и начиналась миграция части
крестьянского населения из пределов Тобольской губернии (табл. 2).
В пределах территории Тобольской губернии с 1719 г. по 1795 г. русское население увеличилось в 1.9 раза
(при этом крестьянское —
в 2.1 раза), за это же время в пределах Томской губернии русское население выросло в 3.4 раза (крестьянское—в 7 раз) и в пределах Иркутской — в 2.8 раза (крестьянское — в 4.1 раза).
Наиболее интенсивный приток русского населения в Сибирь происходил в 1760—1780 гг., причем в это время масса переселенцев энергично
ТАБЛИЦА 2
Русское население Сибири в XVIII в. по губерниям (в тыс. душ мужского пола) u
Ревизии
I (1719)
II (1744)
III (1762)
IV (1782)
V(1795)
Губернии
Томская
Тобольская
Иркутская
всего
русских
в том числе
крестьян
всего
русских
в том числе
крестьян
всего
русских
в том числе
крестьян
101
105
114
169
194
70
90
96
136
153
41
50
82
122
140
17
41
74
104
119
27
30
62
98
78
16
24
53
78
66
осваивала мало заселенные восточные и южные районы. В то же время
в северных таежных и тундровых районах происходило даже уменьшение
русского населения. В Тобольском уезде, наиболее заселенном в XVII в.,
русское население за 1767—1782 гг. уменьшилось на 30%, а в Тюменском
и Туринском выросло крайне незначительно. В Березовском уезде русское
население за 1740—1760-е годы сократилось на четверть.12
Говоря о росте населения в течение XVIII в., следует не упускать извиду, что Сибирь была слабо заселена. По данным ревизий, все население Сибири (в ревизских душах мужского пола) составляло к населению России (в границах 20-х годов XVIII в.) в 1719 г. 3.1%,
1744 г. —3.4%, в 1762 г. —3.7%, в 1782 г. —4.2%, в 1795 г.—
в
4.2%.13 Фактически усилиями и трудом относительно небольшой части
русских людей (в несколько десятков тысяч человек) осваивался огромнейший край, основывались новые поселения, прокладывались грандиозные по своей протяженности трактовые дороги, расширялось земледелие,,
постепенно сдвигавшееся к югу, создавалась горная и металлургическая
промышленность.
Строительство крепостей по Иртышу и создание Иртышской укрепленной линии в значительной мере предотвращало набеги джунгарских
племен в Барабинскую степь, верхнее Приобье и Северный Алтай.
И Для удобства сопоставления цифровые материалы приведены по административному делению начала XIX в., когда в Сибири существовало три губернииг
Тобольская. Томская, Иркутская. Таблица составлена на основе данных В. М. Кабузана и С. М. Троицкого. См.: В. М. К а б у з а н , С. М. Т р о и ц к и и. Движение
населения
Сибири в XVIII в., табл. 5 (стр. 153).
12
М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 25, 47.
13
В. М. К а б у з а н . Материалы ревизий как источник по истории населения
России XVIII—первой половины XIX века (1719—1858 гг.). Автореф. дисс. М., 1959,
стр. 12. Проценты выведены.
184
Пестрое в этническом отношении население Алтая в первой половине
XVIII в. испытывало значительное воздействие соседнего кочевнического государства Джунгарии. Некоторые северные алтайцы, насельники
верхнего Приобья и группы барабинских татар оставались «двоеданцами». Южные алтайцы были в полном подчинении Джунгарии. Джунгарское государство не создало на Алтае прочного административного
аппарата и держало алтайцев в подчинении через местную знать и наезжих чиновников. Взимание дани с алтайских племен происходило во
время периодических наездов, являвшихся по сути дела грабительскими
военными набегами.
К середине XVIII в. Джунгария ослабла в связи с постоянными междоусобицами местных феодалов и военными поражениями, наносимыми
ЕЙ маньчжурскими войсками. В 1755—1756 гг. императорские войска
произвели набег на значительную часть джунгарской территории. «Захват этот, — писал Л. П. Потапов, — сопровождался большими жестокостями по отношению к населению». 14 Спасаясь от преследований китайских отрядов, подвластные Джунгарии алтайцы и часть джунгарского
населения прикочевали к русским пограничным крепостям. В 1756 г.
12 алтайских зайсанов обратились к царскому правительству с просьбой
принять их и их людей в русское подданство. Просьба зайсанов была
удовлетворена. 15 К ноябрю 1756 г. жители
13 тысяч кибиток добровольно приняли подданство России.
Вступили в русское подданство и джунгары Прииртышья. В 1757 г.
в ведомстве Омской крепости числилось 747 калмыков, в Усть-Каменогорской — 277.16
После окончательного разгрома Джунгарии китайскими войсками
в 1758 г. положение на южной границе Сибири продолжало оставаться
гревожным. Правительство строило укрепления, привлекало новые кадры
для несения военно-сторожевой пограничной службы. Для пополнения
гарнизонов южных сибирских крепостей в 1763—1764 гг. было сформировано несколько конных и пеших отрядов из возвращенных в Россию
беглых раскольников (старообрядцев), обитавших в районах Стародубья
и Польской Ветки. Они были водворены преимущественно в ведомство
Усть-Каменогорской крепости по притокам Иртыша — Убе, Ульбе и Глубокой, частично—в Барабинской степи. Почти тогда же на сибирские
оборонительные линии перевели значительное число донских казаков,
введя их в состав «линейного» казачества. В начале 70-х годов XVIII в.
в укрепленных пунктах пограничной полосы расселили 150 сосланных
в Сибирь запорожских казаков.
После падения Джунгарского
государства
царское
правительство
смогло присоединить к России южных алтайцев, обитавших по верхнему
течению Иртыша у впадения Ульбы, Бухтармы и Нарыма, а также
в верхнем течении Бии, Катуни и в районе Телецкого озера.17
В 1760 г. из Усть-Каменогорской крепости была направлена экспедиция майора Шанского вверх по Иртышу, а затем по Бухтарме до ее исто крестьян/0
23
Н. В. А л е к с е е н к о. Русская колонизация рудного Алтая..., стр. 6, 7.
Документы Бердского острога. Научная библиотека Томского университета,
рукописный
отдел, витр. 796, лл. 35, 87, 88 и др.
25
П. А. С л о в ц о в. Историческое обозрение Сибири, кн. II. СПб., 1886, стр< 29.
24
187
Освоение новых земель под хлебопашество в пограничном районе
было делом трудным, поэтому в 1752 г. Сенат принял решение переселять к строящимся крепостям только крестьян-добровольцев, освобож26
дая их на три года от уплаты податей и оброка. Сибирская губернская
канцелярия направила во все уезды распоряжение: выявить из пашенных и оброчных крестьян и из разночинцев, желающих переселиться
в районы Иртышской линии, Бийской крепости, Кузнецкой и Колыван27
ской линий, а также в районы верхнего течения Оби. Больших результатов это предписание не дало. Тюменский воевода сообщал, что вплоть
до 1758 г. «никого и поныне в тюменской воеводской канцелярии не яви28
лось, а от соцких в подаче о том рапортов не оказалось». Причина подобного явления крылась, по-видимому, в том, что воинское начальство для новых переселенцев по Иртышской, Колыванской и Кузнецкой линиям установило норму обработки казенной пашни при крепостях: на каждого взрослого крестьянина (мужского пола) отводилось
«не ниже десятины в каждом поле»; пахать «сверх того про свое довольствие» разрешалось «кто сколько может».29 Кроме того, крестьян отпугивала угроза приписки к Колывано-Воскресенским заводам. Серьезным
препятствием к заселению южных линий крестьянами в 50-е годы
XVIII в. была также тревожная обстановка в пограничных районах.
В связи со слабой заселенностью Сибири русскими царское правительство в XVIII в., несмотря на требования помещиков, фактически не
принимало мер к прекращению вольно-народной колонизации края. Случаев возвращения беглых крестьян в европейскую часть почти не было.
Сибирская администрация стремилась лишь выявить новых пришельцев, чтобы обложить их подушной податью и оброком и расселить в районах, имевших для правительства особо важное значение (кабинетские
земли, трактовые дороги, пограничные линии). Правительство видело
в крестьянском переселении возможность не только расширения доходов
казны за счет феодального оброка, взимаемого с хлебопашцев «вместопомещичьего дохода», но и решения задачи продовольственного снабжения войск на пограничной линии и горнозаводского населения КолываноВоскресенских и Нерчинских заводов и рудников.
Бригадир Андрей Беэр, возглавлявший комиссию по передаче демидовских предприятий на Алтае в ведение царского Кабинета, в своем
рапорте 1745 г. указывал, что даже самовольное заселение крестьянами
новых мест выгодно для правительства, так как обеспечивает хозяйственное освоение территории. Задача администрации — лишь направлять этопереселение в нужные для правительства районы.30
Предложение Беэра было принято правительством. Чтобы заселить
территорию кабинетских владений на Алтае, было предпринято массовое
принудительное переселение всех вновь пришедших в Сибирь добровольцев, выявленных после генералитетской переписи и второй ревизии.
В указе от 1 мая 1747 г. говорилось: «Оные пришлые люди чьи бы они
не были, должны зарабатывать на заводах: первое — подати государственные по 70 копеек, другое — подати помещиковы по 40 копеек».31
В феврале 1748 г. Беэр потребовал, чтобы сибирская губернская канцелярия незамедлительно выявляла пришельцев во всех уездах и отправляла под конвоем в Барнаул. Местами сбора выявленных колонистов
26
ПСЗ, т. XV, № 11124, стр. 538.
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 467, л. 32 об.
Там же.
29
ПСЗ, т. XV. № 11101, стр. 509, 510.
30
Ю. С. Б у л ы г и н. Колонизация русским крестьянством бассейнов рек Нарыт*
и Алея
до 1763 г. Вопросы истории Сибири, вып. 1, Томск, 1964, стр. 17.
31
Там же, стр. 20.
27
28
788
были Тобольск, Тара, Иркутск, Кяхта, Нерчинск и другие пункты. Однако далеко не все выявленные новые переселенцы были переведены на
Алтай. Так, например, в списке 1750 г. названо поименно 2336 ревизских душ, назначенных к переселению; из них действительно прибыло
и было поселено на Алтае лишь 1670 человек. Остальные по различным
причинам не прибыли. Одни из них были оставлены местной администрацией на прежнем поселении, так как они обзавелись хозяйством, и
воеводским канцеляриям было невыгодно терять платежеспособных тяглецов. Другие умерли перед отправкой или в пути на Алтай. Часть бежала во время пересылки. Подобное переселение продолжалось вплоть до
1754 г. Подавляющее большинство приведенных в Барнаул с конвоем
было расселено по деревням в бассейне Чарыша и Алея, остальные были
оставлены непосредственно на заводах и рудниках. Некоторые переселенцы были признаны в Барнауле негодными к поселению по старости,
увечью или малолетству и отправлялись колывано-воскресенским начальством обратно. Такими грубыми, бесчеловечными, типично крепостническими приемами царская администрация в Сибири проводила перераспределение вольных колонистов по территории края, обеспечивая приписными крестьянами промышленные предприятия на Алтае.
Насильственно согнанные на Алтай крестьяне приживались с большим трудом. Так, в деревне Большой Курье три года спустя после вселения переведенных из Иркутска 11 семей и 3 одиноких крестьян «не
оказалось ни одного полностью построенного двора. Было 4 избы без
крыши, одна недостроенная, а строительство одной избы только начато. .. Из-за недостатка средств крестьяне объединялись по нескольку
семей и строили одну избу».32
О необходимости ускоренного заселения района, прилегающего к оборонительным линиям Алтая и притрактовой полосы в Барабинской
степи, правительству неоднократно докладывали местные воинские власти и сибирский губернатор Ф. И. Соймонов. В 1760 г. появились два
сенатских указа о заселении наиболее важных районов Сибири. Первый
из них — «О занятии в Сибири мест от Усть-Каменогорской крепости по
реке Бахтурме и далее до Телеуцкого озера; о построении там в удобных местах крепостей и о заселении той страны по рекам Убде, Ульбе,
Березовке, Глубокой и прочим речкам, впадающим в оныя, и в Иртыш
реку, русскими людьми до 2000 человек». Согласно указу, сибирским
властям рекомендовалось заселять этот район крестьянами и разночинцами Тобольской провинции, выразившими желание переселиться,
а также государственными крестьянами Устюжской и Вятской провинций, находящимися в Сибири временно «для своих промыслов». Переселенцам предоставлялась трехлетняя льгота в уплате подушной подати
33
и оброка. Проведение в жизнь сенатского указа о заселении Алтая
и верхнего Иртыша добровольцами не дало больших результатов.
В 1760 г. из Тобольской провинции пожелало переселиться 211 ревизских душ. В последующие 1761 и 1762 гг. переселились лишь отдельные
семьи.
Согласно другому сенатскому указу 1760 г., помещикам предоставлялось право «за предерзостные поступки» отправлять своих дворовых
людей и крестьян в Сибирь в зачет рекрутов (табл. 3). Отправлять
полагалось с семьями здоровых мужчин не старше 45 лет, пригодных
к хлебопашеству. За членов семьи помещик пол>чал от казны денежное
вознаграждение: за мальчика до 5 лет—10 руб., от 5 до 15 лет —
20 руб. (с 15 лет и старше отправлявшийся в Сибирь зачитывался за
32
33
Там же, стр. 21—23, 26.
ПСЗ, т. XV, № 11124, стр. 537, 538.
189
рекрута); за женщин устанавливалась плата в половинном размере.34
Этот указ был одним из самых ярких примеров произвола и насилия
над личностью крестьянина в феодальную эпоху. Варварские условия
жизни ссыльных во время длительного и тяжелого пути в Сибирь приводили к тому, что далеко не все отправляемые доходили до назначенного места. По признанию сибирского губернатора Чичерина, в Сибирь
попадала лишь четвертая часть.35
Сосланные в Сибирь помещиками дворовые люди и крестьяне попадали в группу так называемых посельщиков. Часть посельщиков на
новом месте жительства пользовалась трехлетней льготой от уплаты подушной подати и оброка, а затем они приравнивались в правовом
положении и по своим обязанностям к государственным крестьянам. По дошедшим до нас документам трудно точно определить число посельщиТ А Б ЛИЦА 3
Количество и размещение переселенцев, высланных
в зачет рекрутов (в ревизских душах) 36
Количество государственных
крестьян
из них
Округ
% посельщиков к общему
числу
государственных крестьян
всего
посельщиков,
в зачет
рекрутов
....
21699
25285
23721
5840
1086
1945
1708
4885
7.2
83 6
Итого . . .
76545
9624
12.5
Курганский
5 0
7.6
ков, прибывших в Сибирь на основании сенатского указа 1760 г. Перечневая ведомость по Томскому округу, например, указывает, что в период III ревизии (1762—1763 гг.) в 7 селениях жили поселыцики
(494 мужчин, 54 женщины), «присланные из России от помещиков в зачет рекрут, которые почитаются наряду с государственными крестьяны».
В 1781 г. в тех же селениях посельщиков насчитывалось 562 мужчин
и 373 женщины.37 В Тарском уезде за три года (1765—1767) было поселено 1317 человек. В 1782 г. в 13 деревнях этого уезда жило
3009 ссыльных мужчин и 2730 женщин. 38
Главная масса ссыльных в зачет рекрутов оседала в пределах Западной Сибири, в округах Каннском, Омском, Курганском и Ишимском.
Об этом дает представление табл. 3, составленная по данным Тобольской казенной палаты 1781 г.
Крестьяне, присланные помещиками из европейской части страны, использовались канцелярией Тобольского наместничества главным образом
для заселения Барабы в районе Московско-Иркутского тракта.
}
34
Там же, № 11166, стр. 583.
35
А. Д. К о л е с н и к о в . Заселение русскими лесостепи Прииртышья в XVIII в.,
стр. 74.
36
ГАТОТ, ф. Тобольской казенной палаты, оп. 11, д. 170, лл. 191—196 217—
248, 37 277—286, 724—734.
ГАТОТ, ф. Тобольской казенной палаты, оп. 11, д. 170, лл. 498—518.
38
А. Д. К о л е с н и к о в . Заселение русскими лесостепи Прииртышья в XVIII в.,
стр. 79.
190
До середины XVIII в. Барабинская степь была очень слабо заселена
русскими. Прокладка Московско-Иркутского тракта потребовала создания станций (поселений, обслуживающих нужды тракта). Назначенный
в 1757 г. сибирским губернатором Ф. И. Соймонов добился указа о переводе в Барабу для обслуживания главного сибирского тракта свыше
1500 ямщиков из Демьянского и Самаровского ямов (расположенных
39
в низовьях Иртыша и по Оби). Правда, осуществить в полном объеме
намеченный перевод ямщиков на главный тракт сибирской администрации так и не удалось.
Состав русского населения в Барабинской
степи
пополнялся
в 60-е годы XVIII в. за счет ссыльных в Сибирь помещичьих крестьян,
выведенных из Польской Ветки, беглых из России раскольников и пришельцев по собственной инициативе.
В 1762 г. сенатский указ предписывал сибирскому губернатору Соймонову обратить внимание на принудительное заселение следующего за
Барабой участка тракта от Чаусского острога до Томска и от Томска
до села Тулуна, лежавшего на рубеже Иркутской провинции. Этот участок сибирской гужевой магистрали предполагалось заселить крестьянами и разночинцами Красноярского и Енисейского уездов, освободив
их от уплаты подушной подати и оброка и записав их всех в ямщики,
а вместо них зачислить в сословие государственных крестьян такое же
количество ямщиков, живущих по деревням между Верхотурьем и Тобольском.40
На участке тракта от р. Оби до Томска с 1768 г. возникло семь деревень ссыльнопоселенцев (606 ревизских душ), а от Томска до Красноярска было поселено 289 ревизских душ ссыльных.41
В 1771 г. в Западной Барабе было 25 деревень, население которых
состояло из ссыльных помещичьих крестьян и беглых. Тогда же в Восточной Барабе существовало 12 деревень ссыльных поселенцев, в которых, по неполным данным, проживало свыше 500 человек (взрослых).42
Сенатский указ от 6 августа 1762 г. разрешал заселять ссыльными
Прииртышье от Усть-Каменогорской крепости до Омска. Заселение
Прииртышья проводилось в целях облегчения доставки провианта воинским командам, расквартированным в Верхне-Иртышских крепостях. 43
Первые итоги русского заселения пограничной полосы южной Сибири были подведены в докладе Сената Екатерине II 16 декабря 1765 г.
Материалы для этого доклада подготовил командующий сибирскими укрепленными линиями генерал-поручик Шпрингер. Он сообщил, что «для
размножения хлебопашества» Пресногорьковская и Кузнецкая линии
заселены отставными солдатами и казаками, на Иртышской линии в ведомстве Усть-Каменогорской крепости поселились крестьяне-добровольцы из Тобольской провинции и прибывшие из европейской части
страны ссыльнопоселенцы, в том числе и отправленные помещиками
в зачет рекрутов крестьяне и дворовые люди. Всего, по данным Шпрингера, на Пресногорьковской линии в 1765 г. было 436 хлебопашцев (годных к земледелию работников мужского пола); на Иртышской линии из
числа освобожденных «колодников»—144 человека; в Усть-Каменогорском ведомстве прибывших из России посельщиков — 520 человек;
на
Кузнецкой линии из отставных солдат — 63 человека. Таким образом, на
всех линиях
насчитывалось
1163
земледельца
(взрослых
мужчин).
39
ПСЗ, т. XV, № 11185, стр. 620.
Там же, т. XVI, № 11633, стр. 44, 45.
В. К. А н д р и е в и ч . Исторический очерк Сибири, т. IV, Екатерининское
время.
СПб., 1887, стр. 77.
42
М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 102, 103, 121.
43
ПСЗ, т. XVI, № 11633, стр. 39—41.
40
4
197
Кроме того, в ближайшем к Бийской крепости округе сосредоточилось до
44
200 крестьянских семей, прибывших по своей инициативе.
Несмотря на наличие в пограничной полосе более тысячи хлебопашцев, решить полностью вопрос о продовольственном снабжении воинских частей правительству пока не удавалось. Новый сибирский губернатор Д. И. Чичерин, как и Шпрингер, объяснял незначительные размеры посевов «обыкновенной тамошних крестьян леностью к пашне» и
с сожалением говорил о том, что русские поселенцы предпочитают заниматься ловлей зверей и рыбы. Малые размеры крестьянских запашек,
отсутствие хозяйственных построек в дворах поселенцев являлись, конечно, не результатом «лености» и нерадения, а серьезных трудностей освоения на новом месте. Подавляющее большинство пришельцев
в пограничной полосе (отставные солдаты, освобожденные «колодники»,,
отправленные в зачет рекрутов помещичьи крестьяне) не имели необходимых для сельскохозяйственного производства орудий труда, рабочего
скота и денежных средств для обзаведения на новом месте. Правительственная ссуда была слишком мала, да и давалась она далеко не всем хлебопашцам. Сибирская администрация вместо действительной помощи
в организации крестьянского хозяйства пыталась стимулировать увеличение посевных площадей мерами военного надзора и принуждения, но
она «е могла упрочить хозяйственное положение поселенцев и существенно повлиять на увеличение хлебопашества. Даже губернатор Чичерин
в 1765 г. вынужден был в своем донесении Сенату признать нерезультативность принятых им мер и с горечью заключить: «... но ленивство их
(крестьян, — Авт.) все превозмогло и никакого в том успеха нет».45
В 30-е—80-е годы XVIII в. возникло значительное число новых населенных пунктов, появились рабочие поселки при алтайских и нерчинских заводах и рудниках, выросли административные центры, крепости,
ямщицкие станки на тракте, слободы, села и деревни. Основная масса
переселенцев размещалась в южных районах Сибири. Туда же передвигалось и старожильческое население. В результате заселения русскими
пришельцами южной части сибирской территории сложились новые
уезды, преобразованные во второй половине XVIII в. в округа: Ишимский, Курганский, Ялуторовский, Омский, Каннский, Ачинский. В образованной в 1779 г. Колыванской области, включавшей кабинетские
владения в Западной Сибири, было 4 уезда, из них два старых, сформировавшихся еще в XVII в. (Томский и Кузнецкий), и два новых
(Барнаульский и Бурлинский). 46 О количестве селений в Колыванской
области свидетельствует табл. 4.
Таким образом, из всех русских селений Колыванской области 55.6%
сосредоточилось в уездах, сформировавшихся в течение XVIII в.
Постепенное смещение русского
населения
к
югу
характеризуют
также данные Тобольской казенной палаты. По этим данным, в 1763 г.
в пределах будущего Тобольского наместничества числилось русских
земледельцев (крестьян, посельщиков, отставных солдат и солдатских детей, ямщиков и др.) 141 194 ревизские души, из них в округах: Омском,
Ишимском, Курганском, Ялуторовском,
Каинском и Ачинском —
78989 ревизских душ, что составляло 55.9% ко всему земледельческому
населению. В 1781 г. на территории наместничества были 188 833 ревизские души русских земледельцев, из них в указанных выше округах —
114859, или 60.8%.47 Эти цифры свидетельствуют, что в период между
44
В. К. А н д р и е в и ч. Исторический очерк Сибири, т. IV. Приложение № 6,
стр. 45259, 260.
46
47
752
Там же, стр. 261.
ПСЗ, т. XX, № 14868, стр. 814—816.
ГАТОТ, ф. Тобольской казенной палаты, оп. 11, д. 170, лл. 13—734.
Ill и IV ревизиями в южном районе Тобольского наместничества число
хлебопашцев выросло на 144.1%, в то время как в старых более северных округах наместничества, осваиваемых русскими хлебопашцами еще
с конца XVI—начала XVII в., количество земледельцев увеличилось
только на 118.9%. В целом по наместничеству русское сельское население возросло на 133.7%.
Внутренняя миграция крестьян в Сибири сыграла огромную роль
в хозяйственном освоении края, в создании новых земледельческих районов, в развитии промыслов, ремесла и промышленности.
По своей инициативе русские земледельцы, жившие в Сибири, заселяли Барабу, Прииртышье, среднее и верхнее Приобье, Минусинскую
котловину, долины рек Алтая, территорию Прибайкалья и Забайкалья.
ТАБЛИЦА4
Количество русских селений в Колываяской области
в 1782 г.*»
Неприписанных
к заводам
Уезд
Приписанных
Всего
. . .
....
64
33
95
53
254
211
290
266
318
244
385
319
Всего . . .
245
1021
1266
Кузнецкий
Барнаульский
Бурдинский
Просмотр ревизских сказок, составленных
по
Ялуторовскому дистрикту в 1782 г., показывает, что между III и IV ревизиями здесь появилось 90 новых деревень, в которых было выявлено 5742 ревизские души
крестьян, переехавших сюда из разных мест самовольно.49 Кроме того,
в новозаводимой Лебяжьей слободе и подведомственных ей 10 деревнях
поселились, по указанию администрации, 1882 ссыльнопоселенца (посельщика). 50 В Верхне-Суерской слободе и подведомственных ей деревнях
жили 386 мужчин и 363 женщины, из них самовольно прибыли «и живут своими домами» 140 мужчин и 134 женщины. Иными словами, свыше
36% жителей составляли вновь прибывшие крестьяне. 51 Такую же картину можно наблюдать и в других южных округах Тобольского наместничества.
В Восточной Сибири в пределах Иркутской губернии продвижение
русского земледельческого населения к югу было меньшим, чем в Западной Сибири. Илимский уезд в течение почти всего XVIII в. занимал
среди прочих уездов Иркутской губернии первое место по количеству
52
крестьян. Заселению более благоприятного для хлебопашества по климатическим условиям южного района препятствовала общая неустроенность границы по Амуру.
48
Таблица составлена по Списку населенных мест Колыванской области за 1782 г.
(Д. Н.
Б е л и к о в . Первые русские крестьяне-насельники..., стр. 113—138).
49
ГАТОТ, ф. Тобольской казенной палаты, оп. 12, д. 6, л. 8; д. 8, лл. 80 об.—
96 об.; д. 9, лл. 21—23; д. 10, лл. 32—140; д. 11, лл. 11—32; д. 12, лл. 11—32; д. 13,
лл. 74 об.—106; д. 18, лл. 32—227 об.; д. 17, лл. 32—157; д. 16, лл. 33—277; д. 14,
лл. 16—126.
50
Там же, оп. 12, д. 7, лл. 1—125 об.
61
Там же, оп. 12, д. 19, лл. 13—39 об.
52
В. Н. Ш е р с т о б о е в . Илимская пашня, т. II. Иркутск, 1957, стр. 39.
История СибЯрИ, Т. 2
193
Как и в Западной Сибири, в восточных областях освоение земель
было связано с передвижением крестьян из освоенных и более густонаселенных районов в районы малолюдные, но пригодные для земледелия.
Одни переселения проводились местными властями по особым указам
правительства, другие происходили самовольно, по инициативе самих земледельцев. В Восточной Сибири часть крестьян направлялась администрацией в Нерчинский горный округ для создания там казенной запашки.
По данным В. Н. Шерстобоева, на протяжении 1722—1745 гг. местные
власти предприняли несколько переселений крестьян из Илимского уезда.
Основная часть переселяемых — 426 ревизских душ направлялась на Ар53
гунь, 58 душ мужского пола — в Якутск, в Охотск, на Камчатку.
Из ленских волостей Илимского уезда переводили крестьян в Иркутский
и Балаганский уезды.
Большинство русских в северо-восточной Сибири оседало в бассейне
р. Лены. В 30—80-е годы район расселения русских расширяется, а количество их возрастает. Заселяются 34 станка (станции) ИркутскоЯкутского тракта ссыльными крестьянами верхоленских деревень.
В конце XVIII в. по берегам Лены имелось 39 русских деревень, в которых проживало около 2100 крестьян мужского пола.54 На Охотском побережье и Камчатке русских было меньше, чем на Лене. Однако и там
среди редко разбросанных стойбищ местных жителей появились русские
селения (зимовья и остроги). К числу их относились: на Охотском побережье — Охотск, основанный как ясачное зимовье еще в 1647 г. и превращенный в 30-х годах XVIII в. в русский порт, и Тауйский острог;
Ямск (1739 г.) у южного входа в Пенжинский залив; Гижигинск
(1752г.) около устья р. Гижиги; Акланский острог на берегу р. Пенжины; на Камчатке — Тигильский острог, основанный в начале XVIII в.
у устья р. Тигиль; Большерецкий острог на берегу р. Большой; Петропавловская гавань (1740 г.), Нижне-Камчатский
и
Верхне-Камчатский
остроги.55
Охотско-Камчатский край остро ощущал недостаток продовольствия,
особенно хлеба, в связи с трудностью доставки грузов в Охотск и далее
на Камчатку. Продовольствие предварительно доставлялось в Якутск, оттуда перевозилось по проложенному с конца 1729 г. тракту к Охотску,
а из Охотска на небольших морских судах — в камчатские селения.
Даже в первой четверти XIX в. цена пуда хлеба (стоившего в Иркутске
1 руб.) на Камчатке доходила до 14 руб.56
В 1731 г. Иркутская канцелярия дала указание администрации Охотско-Камчатского края завести, где возможно в этом суровом по климатическим условиям районе, казенную запашку. В 30—40-е годы на Охотское побережье было переселено несколько сотен семей с верховьев Лены
и Ангары. Перевод крестьян был насильственный: сельские общества выбирали по жеребьевке «молодых,здоровых и прожиточных» крестьян,
обязанных с семьями и имуществом переселиться в далекий край. Переселенцам давалась небольшая денежная и продовольственная «подмога»,
иногда земледельческие орудия труда. Переведенные крестьяне были поселены первоначально в трех пунктах Охотского края: около Удского
острога, на правом берегу р. Ини возле ее устья и по Охотскому тракту
в 70 верстах от Охотска.
53
Там же, стр. 29, 41.
Ф. Г. С а ф р о н о в. Русские крестьяне в Якутии (XVII—начало XX в.).
Якутск,
1961, стр. 30, 31, 52, 63, 64, 143.
66
Ф. Г. С а ф р о н о в. Охотско-Камчатский край. (Пути сообщения, население,
снабжение
и земледелие до революции). Якутск, 1958, стр. 39—52.
56
Там же, стр. 59.
54
194
План Петропавловской гавани. 1798 г.
Пробные посевы не увенчались успехом. Озимая и яровая рожь, овес
и ячмень погибали от инея и холодной росы. Урожай давали только
овощные культуры: репа, редька, брюква, капуста и лук. Неудача попыток развития хлебопашества вынудила переселенцев-крестьян обратиться
57
к охоте и рыболовству как основным видам занятия.
В 30-е годы XVIII в. была предпринята попытка произвести опытные посевы зерновых и овощных культур и на Камчатке. С берегов
Лены были переселены около 30 семей крестьян, водворенных между сопкой Ключевской и Нижне-Камчатским острогом. Около Верхне-Камчатского острога в 1743 г. возникла деревня Милькова.
С. П. Крашенинников, член академической экспедиции, пробывший на
Камчатке с 1737 по 1741 г., на основе собственных опытов убедился, что,
несмотря на плодородные почвы, сырая дождливая погода и ранние заморозки мешают созреванию злаковых культур; из овощей давали уро58
жай репа, редька и свекла. Переселенные на Камчатку крестьяне страдали от систематических неурожаев и поэтому постепенно забрасывали
хлебопашество, переходя на занятия рыболовством, охотой и морским
промыслом. Решить проблему снабжения русских жителей хлебом путем
развития хлебопашества на Камчатке в XVIII в. не удалось.
Острова, омываемые Ледовитым океаном (Медвежьи, Ляховские), побережье Охотского моря, острова Шантарские, Курильские, Командорские, Алеутские, а также Аляска и западное побережье Америки привлекали внимание купцов и промысловиков богатством своих пушных и морских промыслов (бобров, лисиц, голубых песцов, морских котиков,
моржей, нерпы).59
На островах Ледовитого океана в районе между устьями Индигирки
и Колымы организовали промыслы Никита Шалауров и купец Иван Ляхов. По ходатайству последнего в 1773 г. правительство Екатерины II закрепило за Ляховыми исключительное право промыслов на всех Ляховских островах.
С 40-х годов XVIII в. начинается промысловое освоение Алеутских
островов, начало которому положил крестьянин Емельян Басов, развернувший промыслы на острове Медном. В 1745 г. компания купцов
(Яков Чупров, Афанасий Чабаевский и Никифор Трапезников) отправляет на Алеуты корабль под командой тобольского крестьянина Михаила Неводчикова, который открыл остров Атту и зазимовал там. Промыслы на Командорских островах захватил московский купец Андрей Серебренников. На островах Охотского моря добыча морских
котиков производилась сообща.
Гряда Курильских островов осваивалась также русскими купцами,
которые учредили здесь промыслы с 1743 г. Особенно разбогатели на
Курильских промыслах в 60-е годы XVIII в. якутские купцы Захаровы.
В 70-х годах XVIII в. на Курильских островах начинает торгово-промысловую деятельность рыльский мещанин Г. И. Шелихов. В 1776 г.
Шелихов отправил свое первое торговое судно к берегам Америки.
С первой половины 80-х годов XVIII в. он начинает промысловую деятельность на островах Кадьяк и берегах Аляски. В 1788 г. штурман
Прибылов, отправившийся в плаванье на корабле Шелихова с командой
из 40 промысловиков, открыл в Беринговом проливе группу островов,
названных позднее Прибыловыми, пробыл там в течение двух лет и выБ7
Там же, стр. 63—80.
С. П. К р а ш е н и н н и к о в . Описание земли Камчатки. М.—Л., 1949,
стр.59195—197.
С. В. Б а х р у ш и н. Русское продвижение за Урал. Научные труды, т. III, ч. 1,
стр. 158.
58
196
вез огромную добычу: 40 тыс. котиков, 6 тыс. голубых песцов, 2 тыс.
бобров, 1 тыс. пудов моржовых клыков, 500 пудов китового уса.
В 1787 г. Г. И. Шелихов основал торгово-промысловую компанию,
названную Американской. В ней участвовали иркутские купцы Шарапов,
М. Сибиряков, Петр и Иван Мичурины, И. Сизов и др. В то же время
крупные иркутские купцы во главе с С. Мыльниковым учредили Иркутскую коммерческую компанию. В 1798 г. она соединилась с компанией
60
Шелихова. Принятая под покровительство центральной власти, она
в 1799 г. получила название Российско-Американской компании и до
60-х годов XIX в. владела частью Северной Америки и островами в северной части Тихого океана.
Несмотря на колонизаторскую политику царского правительства, систему взимания ясака с нерусского населения, выкачивание пушнины
купцами и промысловиками, приводившие к опустошению промысловых
охотничьих угодий в некоторых районах сибирской тайги, в целом в Сибири не происходило уничтожения охотничьего и рыболовецкого хозяйства коренного населения. Не было создано и сельскохозяйственных
плантаций, где бы эксплуатировался труд коренных насельников. Попытки обрабатывать казенную пашню силами вогулов-манси и сибирских
татар потерпели неудачу уже в конце XVI—начале XVII в.
Русские крестьяне, посадские люди и казаки сближались с местными
жителями в бытовом отношении, вступали в брачные связи. Имело
место взаимовлияние приемов хозяйственной деятельности, русские промысловики воспринимали местные приемы охоты, рыбной ловли, езды
на оленях и собаках. Коренные жители постепенно втягивались в земледельческое производство, заимствовали у русских крестьян приемы
хлебопашества, заготовки сена на зимний период для скота, устройство
бревенчатых изб и т. д.
Русские люди, пришедшие из европейской части страны в Сибирь
или переселившиеся из одного района в другой по тем или иным хозяйственным соображениям, сыграли огромную роль в развитии производительных сил, в освоении целинных земель, в создании домашней
промышленности, ремесла и промыслов, в развитии торгово-денежных
связей и оказали положительное воздействие на улучшение приемов
хозяйственной деятельности коренного сибирского населения.
Увеличение количества русских жителей происходило как за счет
вольнонародной колонизации (в подавляющем большинстве в виде крестьянского переселения), так и путем ряда правительственных мероприятий. Правительство стремилось принудительно заселить наиболее важные для него в хозяйственном и военно-стратегическом отношении
районы: тракт, территории горных рудников и металлургических заводов, прилежащие к укрепленной линии земли. Оно отправляло в Сибирь
ссыльных донских и запорожских казаков, возвращенных в Россию беглых раскольников, использовало для освоения края помещичьих крестьян
и дворовых людей, направляемых владельцами за «предерзостные
поступки» в зачет рекрутов, производило принудительное перераспределение русского населения по территории края.
В результате в 80-х годах XVIII в. Сибирь имела свыше миллиона
человек (обоего пола) населения, десятки тысяч населенных пунктов,
крупное по масштабам XVIII в. металлургическое производство в Алтайском и Нерчинском горных районах. Сибирские земледельцы использовали под хлебопашество сотни тысяч десятин земли, снабжали про60
Ф. А. К у д р я в ц е в , Г. А. В е н д р и х . Иркутск. Очерки по истории города.
Иркутск, 1958, стр. 65.
197
дуктами миллионное население края. В 30—80-е годы X V I I I в. русский
народ проделал огромную работу по дальнейшему освоению Сибири, по
раскрытию ее производственных возможностей.
2. СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО И ПРОМЫСЛЫ.
КРЕСТЬЯНСТВО
К началу XVIII в. сибирское хлебопашество в основном уже удовлетворяло потребности русских жителей Сибири в хлебе. Самый ранний по
времени возникновения земледельческий район, Тобольский, располагался
преимущественно в таежной полосе Западной Сибири. Он включал уезды
Верхотурский, Тобольский, Тюменский, Туринский, а также имевшие незначительную запашку Пелымский и Тарский.61 Заселение земледельцами южных лесостепных и степных районов тормозилось постоянными
вторжениями кочевников и стало возможным лишь в XVIII в.
В течение XVIII в. (особенно во второй половине) происходит продвижение русского земледелия в более южные, благоприятные по почвенно-климатическим условиям районы как Западной, так и Восточной
Сибири. Русские переселенцы осваивали под хлебопашество лесостепные
и степные пространства по Тоболу, Ишиму, правобережью Иртыша,
в Барабинской степи, по средней и верхней Оби, на Алтае, по Енисею
в пределах Красноярского уезда (в том числе Минусинские степи),
верхнему течению Ангары и в Забайкалье.
Темпы роста посевных площадей заметно увеличились в 60-х годах
XVIII в. Ведомость губернатора Д. И. Чичерина, представленная Екатерине II 13 сентября 1767 г.,62 содержит данные о размерах пашни
(в десятинах) по всей Западной Сибири, за исключением Томского и
Кузнецкого уездов (почти все крестьяне этих уездов были приписаны
к Колывано-Воскресенским заводам и, следовательно, не находились
в ведении сибирского губернатора) и неземледельческих районов —
Пельша, Березова, Сургута и Нарыма с Кетским острогом. По остальным
девяти уездам представлены полные сведения:
Тобольский уезд
Тюменский уезд
Туринский уезд
Верхотурский уезд
Самаровский ям
Тарский уезд
Ишимский дистрикт
Ялуторовский дистрикт
Краснослободский дистрикт
Итого
Причиной активизации роста посевных площадей мог бы быть большой приток переселенцев. Однако данные о «вновь поселенных» за эти
годы исключают такое предположение.
В Тобольском уезде на
18 тыс. хлебопашцев указывается за два года всего 40 «вновь поселенных». Значительно количество новых поселенцев только для Тарского
уезда— 1317 человек в 1765—1767 гг.,63 но по размерам прироста пашни
его превосходят другие уезды, в которых совсем нет «вновь поселенных»
в это двухлетие.
61
62
198
См. выше, стр. 72, 75.
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 35, л. 130.
Там
Следовательно, причину нужно искать в другом. В 1762 г. для государственных крестьян Сибирской губернии обработка казенной десятинной пашни была заменена денежным оброком. В сенатском указе
говорилось: «... и впредь со всех брать в казну с написанных по последяей ревизии душ, сверх настоящего семигривенаго подушнаго сбора,
64
с каждой души по рублю при подушном сборе». В связи с этим в руки
крестьян попадала земля, занятая прежде десятинной пашней. Но, вопервых, это была уже обрабатывавшаяся земля, которая не могла войти
в число новой пашни; во-вторых, к этому времени она составляла срав65
нительно небольшую площадь.
4900 десятин в поле, или 14700 десятин примерно всей казенной
пашни на Западную Сибирь, не могли играть решающей роли в освоении
земель ни до 60-х годов, ни после отмены барщинных работ на десятинной пашне. В подавляющем большинстве уездов казенная запашка была
ничтожной; несколько более заметное место она занимала только в Краснослободском и Исетском ведомствах. Размеры десятинной пашни свидетельствуют о том, что процесс земледельческого освоения региона
в XVIII в. основывался на индивидуальном крестьянском хозяйстве,
а не на запашке феодального собственника земли — государства.
Отмена десятинной пашни могла сыграть роль стимула роста хлебопашества в другой связи: она давала возможность увеличить свою
вспашку или объявить об уже имеющихся увеличениях без риска вызвать
этим возрастание отработок на казенной земле.
Это обстоятельство
можно было бы считать решающим, если бы вплоть до отмены десятинлой пашни сохранялось соответствие размеров «собинной» запашки и
обрабатываемой доли в казенном поле. Но в течение XVIII в. десятинная пашня превращается в отработочную повинность, не зависевшую от
размеров держания. Еще в 1721 г. сибирский губернатор Черкасский
приказал определить размеры отработок крестьян на двор независимо
от количества земли, находящейся в пользовании у того или иного земледельца.
По данным ответов воеводских канцелярий на анкету Г. Ф. Миллера (1739—1743 гг.), соответствие между площадью собственной пахоты крестьян и десятинной пашней тоже отсутствует. Размер десятинной пашни соотносится в этих ответах с числом душ пашенных крестьян.66
В Тюменском уезде десятинная пашня в XVIII в. сохранялась
только в Подгородном стане и до 50-х годов XVIII в. составляла лишь
67
224 десятины в поле. Сопоставление посевных и ужинных книг этого
уезда за 1739—1751 гг. показывает, что ни размер десятинной пашни
в целом, ни распределение ее по отдельным деревням и отдельным крестьянам не менялись в течение всего этого периода. Во всех документах — посевных, ужинных и умолотных книгах — одни и те же крестьянские имена с постоянными размерами долей отработок в казенном
поле переходят из года в год, из книги в книгу. Эта доживающая свой
век форма феодальной ренты, застывшая, неподвижная, не была связана
с реальным ростом крестьянской пашни.
Губернатор Ф. И. Соймонов сетовал на то, что в Тарском уезде на
одной десятине казенной пашни числилось по два, три и даже пять дей64
ПСЗ, т. XVI, № 11633, стр. 41.
М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 136; В. М. К а б у з а н,
С. М.
Т р о и ц к и й . Движение населения Сибири в XVIII в., стр. 146 (табл. 3).
66
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. II, лл. 31—33, 100—102,
133—139,
188-197; ч. III, лл. 4, 59, 60,^77, 78; ч. IV, лл. 24, 25.
67
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 625, лл. 11—35; д. 628,
лл. 1 — 8; д. 627, лл. 9—12; д. 629, лл. 1—30; д. 630, лл. 11—30.
65
199
ствительных работников.68 Характерно, что в период предпринятой Соймоновым в конце 50-х годов XVIII в. попытки расширить десятинную
пашню предписывалось выделить на каждого годного работника по десятине в поле.69 Размер отработок на казенных землях и в этом случае
не связывался с собственной запашкой крестьянина.
При таком характере, который носила десятинная пашня в Сибири
во второй четверти и в середине XVIII в., отмена ее не могла вызвать
резкого увеличения посевных площадей. Гораздо большую роль сыграл
в этом отношении произведенный одновременно перевод всех (оброчных
и пашенных) крестьян Сибирской губернии на денежный оброк. Повсеместное введение денежной ренты бесспорно стимулировало рост крестьянского хозяйства. Оно явилось одной из причин более интенсивного(и по темпам роста пашни, и по уровню товарности), чем в предыдущий период, развития земледелия Западной Сибири со второй половины
60-х годов XVIII в. Однако, чтобы не переоценить роль этого фактора,
следует иметь в виду, что свыше 50% феодально-зависимых земледельцев на государственных землях Западной Сибири платили денежный
оброк уже к началу 40-х годов XVIII в. (об этом см. ниже, стр. 218).
Секуляризация церковных земель 1764 г. тоже способствовала развитию хозяйства монастырских крестьян, ставших экономическими, и,
следовательно, росту пашенных земель. Она коснулась значительного
отряда крестьянства (свыше 14 тыс. ревизских душ в 1762 г.),70 почтиравного по числу пашенным крестьянам. Но усиление роста пашни охватило и те уезды, где монастырских крестьян было очень мало или
совсем не было.
Для южных вновь осваиваемых уездов существенным фактором, стимулировавшим рост пашенных земель с 60-х годов XVIII в., явилось завершение строительства Ново-Ишимской (к 1755 г.) и Колывано-Кузнецкой (к началу 60-х годов) укрепленных' линий.
Толчком к более интенсивному росту пашни во второй половине60-х годов послужила также угроза проведения межевания и те возможности по использованию неосвоенных земель, которые открывали правила Генерального межевания. Манифест 20 сентября 1765 г. устанавливал правила для составления межевой инструкции. Дела сибирских воеводских канцелярий за 1766 г. изобилуют крестьянскими челобитными
об отводе добавочных пашен и покосов, основывающимися на этих правилах. Крестьяне и разночинцы, держания которых составляли менее
8 десятин пахотных земель на каждую ревизскую душу в семье, просили
закрепить за ними подысканные ими необработанные земли. Иногда этоцелина, иногда выморочная земля, иногда «чужая земля», лежащая,
«впусте» и составляющая излишек у нынешнего владельца, согласно нормам межевания.71
В условиях Сибири при отсутствии земельного голода провозглашес»
"
79
ние определенной нормы земельного владения приводило не к перераспределению земли, а к расширению обрабатываемых площадей в целом.
Те, за кем уже были закреплены значительные участки, спешили расширить пашню за счет своей прежде пустовавшей земли, чтобы ее не от68
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 49, л. 1 об.
ПСЗ, т. XVI, № 11633, стр. 39—44.
В. М. К а б у з а н, С. М. Т р о и ц к и й . Движение населения Сибири
в XVIII
в., табл. 5 (стр. 153).
71
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 163, д. 2259, лл. 1—82;
д. 2261,
лл. 6—76; д. 2262, лл. 3, 11—19, 15—20; св. 149, д. 2076, лл. 1—7 и др.
72
Следует отметить, что вопреки официальным правилам, включавшим в душевую
норму — 8 десятин — все виды угодий (пашни, покосы, пастбища, леса и усадебные
участки), сибирская практика второй половины XVIII в. учитывала только пахотные
земли.
69
70
200
няли как неиспользуемую. Угроза межевания, которое закрепит границы
держаний, побуждала состоятельных спешить с расширением запашки и
за счет новой земли. Хлебопашцы же, имевшие земли меньше, чем они
могли освоить, получили законное основание требовать «дополнения».
И, наконец, те, кто самовольно фактически раньше увеличил пашню,
теперь оформляли это юридически, побуждаемые либо опасением потерять распаханные земли при межевании, либо появившимся законным
основанием для большего надела.
В официальных документах отражался не только фактический рост
пашни в том или ином году, но и расширение площадей, осуществленное
реально раньше, а оформленное юридически только в этом году. Начальству было выгодно изображать в сводных ведомостях обрабатывавшиеся раньше, но не зафиксированные пашни, как распаханные вновь.
Вызвано это было тем, что после перевода всех государственных крестьян на денежный оброк правительство активизировалось в проведении
мер по расширению крестьянского хлебопашества в Сибири, так как теперь не было десятинной пашни, гарантировавшей в какой-то мере поступление хлеба на казенные нужды. 11 июля 1763 г. Ф. И. Соймонов
и Д. И. Чичерин в совместном докладе предлагали разрешить раздачу
в Сибири земель всем желающим и покупать хлеб в казну у хлебопашцев по «хорошей цене». «Посредством чего чаятельно, что купцы и прочие разного звания жители, видя непременную покупку в казну хлеба
и при том довольную за труды плату, конечно, не оставят хлебопашества размножать собственно сами или наемными работниками и ставить довольное число в казну провианта: равным образом и крестьянство, усмотря, что хлебопашество не меньше им прибыли приносить будет, нежели промыслы звериные, может прилежнее то и размножить».
Сенатская контора по указу императрицы рассмотрела эти предложения
и согласилась с ними, с существенной, однако, оговоркой: отводить
земли беглым крестьянам запрещалось.
На основе этого решения крестьянам Сибирской губернии было разрешено заявлять о нераспаханных излишках земель других владельцев
и просить их для себя.73 Д. И. Чичерин, ретиво принявшийся за реализацию этой программы, применил в своих циркулярах и угрозы по отношению к тем, кто не распахивает достаточного количества земли, а его
подчиненные — местные
сибирские
власти — спешили
докладывать
о росте пашенных земель в их ведомстве.
Решения дел о выделении пахотных земель свидетельствуют о том,
что отмежевывались значительные участки: не только по 8 (иногда
меньше) десятин, но чаще по 14—17, 24—32, в том числе и лицам, за
которыми до этого пашня совсем не числилась.74 Такие размеры пашен,
выделяемых по челобитным в связи с правительственными мерами по
расширению хлебопашества в Сибири и подготовкой Генерального межевания, свидетельствуют о том, что с этими стимулами было связано ускорение роста посевных площадей во второй половине 60-х годов
XVIII в. Однако достигнутый в результате этого сдвига уровень не
смог бы сохраниться и позднее повышаться, если бы не основывался на
всем ходе социально-экономического развития региона, которое обусловило и рассмотренные уже факторы (отмену десятинной пашни, секуляризацию церковных земель, укрепление южных границ).
Соотношение обрабатываемой земли и земледельческого населения
было самым высоким в хлебном Ишимском дистрикте. Второе после
73
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 49, лл. 6—12 об.
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 149, д. 2076, лл. 1—7;
св. 163, д. 2261, лл. 21—76; д. 2262, л. 3; св. 165, д. 2286, лл. 30, 31 и др.
74
20Т
Ишимского дистрикта место по средней наделенности пашней занимал
Туринский уезд, хотя удельный вес его в производстве хлеба Западной
Сибири в целом был невелик (15 тыс. десятин пашни в 1767 г.). Тюменский уезд к 1767 г. по средней наделенности пашней обогнал Тарский. Это обстоятельство служит убедительным свидетельством того, что
районы старого земледелия, освоенные XVII в., обладали еще большими возможностями расширения пашни при том же уровне техники.
Эти возможности в значительной мере реализовались во. второй половине XVIII в. Даже в Тобольском уезде, более северном и потому менее удобном для земледелия, чем Тюменский, пашня расширялась.
Но средняя наделенность обработанной землей в этом северном районе
оставалась низкой.
Недостаток удобных земель испытывал только Верхотурский уезд, относительно которого говорилось, что «за малоимением земель умножить
пахоты негде»,, поэтому крестьяне этого уезда нанимались на работы
к зажиточным крестьянам Ишимского, Ялуторовского и Краснослободского дистриктов, где русское земледелие в XVIII в. сделало поразительные успехи. В росте пашни Ишимского и Ялуторовского дистриктов,
а также Тарского уезда проявилось продвижение на юг земледельческого района. В 1767 г. Ишимский и Ялуторовский дистрикты имели
большую запашку, чем весь Верхотурско-Тобольский земледельческий
район к концу XVII в.75
В 70—80-е годы XVIII в. посевная площадь продолжает возрастать.
К концу 80-х годов озимыми и яровыми культурами (без пара) в различных районах Западной Сибири было засеяно следующее количество
земли (в десятинах): 76
Тобольское наместничество (без Ачинского уезда)
Кузнецкий уезд
Колыванский уезд
Бийский уезд
Семипалатинский уезд
Верхотурский округ
Шадринский округ
Долматовский округ
Итого
Итог этот представляется весьма значительным, если учесть крайне
низкий уровень сельскохозяйственной техники и общие социально-экономические условия феодальной России. Разумеется, по отношению к потенциальным возможностям Западной Сибири освоена была лишь небольшая часть земель.
В 1788 г. в пределах территории Тобольского наместничества (без
Ачинского уезда) и Колыванской губернии под посевами было занято
примерно 477 192 десятины.77 Население (русское) этой территории со78
ставляло (исходим из показателей IV ревизии
с учетом примерного
прироста за 6 лет, вычисленного по среднему ежегодному приросту между
75
М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 139—140; ЦГАДА,
ф. Сибирского
приказа и управления Сибирью, д. 35, л. 130.
76
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 59, лл. 29, 30 об.;
д. 60, ч. II, лл. 104—108, 112. В ведомости указано количество высеянного зерна по
всем культурам раздельно. Площадь посева вычислена нами из расчета наиболее распространенных в этот период в регионе норм высева: рожь — 1 четверть на 1 десятину,
ячмень
и пшеница—1.5 четверти, овес — 2 четверти.
77
Вычислено по данным о количестве высеянного зерна.
78
В. М. К а б у з а н, С. М. Т р о и ц к и й . Движение населения Сибири в XVIII в.,
табл. 5 (стр. 153).
202
IV и V ревизиями) 712870 человек. Значит, на душу населения в 1788 г.
приходилось примерно 0.67 десятины посева или 1 десятина всей пашни.
В отдельных уездах средний надел на душу населения мог быть много
больше, так как общий показатель снижается за счет неудобных для земледелия районов. Так, к началу 80-х годов в Тюменском уезде, насчитывавшем 150 населенных пунктов, числилось около 30 тыс. жителей.
79
В это время в уезде было 57 564 десятины официально учтенной пашни.
Следовательно, на душу населения здесь приходилось около двух десятин
пашни.
Заметно возрастает средний надел пашни на душу земледельческого
населения. В юго-восточной части Западной Сибири, на территории Колыванской губернии, к концу XVIII в. на один крестьянский двор приходилось в среднем около 9 десятин пашни (включая условно вычисленную площадь пара), а на одну ревизскую душу хлебопашцев — около
3 десятин пашни.80 Доля же пашни на душу населения здесь была сравнительно низкой в силу значительности процента не связанного с земледелием населения: на 106863 ревизские души 8 1 приходилось 162405 десятин, т. е. по 0.8 десятины на одного человека.
Во второй половине 60-х—80-х годах XVII в. расширение посевных площадей стимулировалось не только колонизационным притоком и
естественным приростом населения. Это расширение пашни было вызвано
социально-экономическим развитием края. Увеличение среднего размера
площади возделываемой земли на душу населения было связано с ростом
производства хлеба на рынок.
В пределах Восточной Сибири развитие земледелия в 30—80-х годах
XVIII в. проходило в более ограниченных по сравнению с Западной
Сибирью размерах. Там было меньше земледельческого населения и меньшее количество возделываемой земли, но закономерности соотношения
роста населения и динамики посевных площадей, выявленные для западных районов Сибирского края, в известной мере могут быть распространены и на восточную часть.
Из уездов, образовавших в XVIII в. Иркутскую провинцию, а затем
и губернию, в Илимском (Киренском) уезде хлебопашество было наиболее развито. По материалам III ревизии (1762 г.), из 30209 ревизских
душ крестьян и разночинцев Иркутской губернии в Илимском уезде жили
10 068 крестьян и 2070 разночинцев.82 Здесь земледельцы должны были
приспосабливаться к естественно-географическим условиям таежного гористого края, с континентальным климатом и коротким вегетационным
периодом (около 90 дней). Почти все пашни располагались по долинам
рек, обычно на южных и восточных склонах гор и увалов, не спускаясь
к подошве и не подымаясь на вершины.83
Крестьянские посевы Илимского уезда составляли в 1722 г. около
4 тыс. десятин; в 1765 г.—свыше 6.5 тыс.; в 1774 г. — около 9 тыс. При
господствовавшей в Илимском уезде системе двухполья общий объем возделываемой пашни в 1774 г. составил около 18000 десятин. Русское население уезда увеличивалось главным образом за счет естественного прироста и росло медленнее, чем в Западной Сибири. По данным В. Н. Шерстобоева, в Илимском уезде числилось русских жителей обоего пола: по
79
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 29, д. 554, лл. 1—3,
86—88^
80
ГААК, ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 2,
д. 151,
лл. 305—310, 313—327, 330—340, 342—350, 352—356, 359—365, 369—374.
81
Там же, лл. 179—187. Сведения V ревизии.
82
В. Н. Ш е р с т о б о е в. Илимская пашня, т. II, стр. 35.
83
В. Н. Ш е р с т о б о е в . Земледелие северного Предбайкалья в XVII—XVIII вв.
Материалы по истории земледелия СССР, сб. 1, М., 1952, стр. 280.
203
I ревизии (1719—1722 гг.) —14400 человек, по II ревизии (1744—
Г/45 гг.) —20698 человек, по III ревизии (1762—1763 гг.)—25412 человек, в 1774 г. — 28500 человек. За время с 1722 по 1774 г. население
удвоилось, а площадь посевов выросла в 2.25 раза. Рост посевных площадей несколько обогнал возрастание числа русских жителей. Но в 1774 г.
на душу населения приходилось в среднем только 0.3 десятины посева.
Такой размер посева мог покрыть потребности уезда в хлебе лишь в годы
очень хорошего урожая. Если же крестьян постигал неурожай, то они не
только «приходили в несостояние», но «испытывали голодовки и сокра84
щали посевы». При этом на крестьянах Илимского уезда до 1733 г.
лежала обязанность ежегодно поставлять в казну «провиантский хлеб»,,
т. е. хлебный оброк по 60 пудов с каждого двора. Этот хлеб отправлялся
в Якутск и на Камчатку.
В 1728 г. хлебный оклад по всем волостям уезда был определен
в 47 580 пудов. Хлебные сборы в казну болезненно отражались на крестьянах. Так, например, в 1757 г. в Чечуйской волости с 332 десятин
сняли урожай около 44 пудов с десятины. Валовой сбор составил
14 590 пудов. На семена для будущего посева и на питание требовалось
12355 пудов; остаток от урожая — 2235 пудов, а оклад хлебных платежей
государству по этой волости составил 4079 пудов, следовательно, крестьянене могли внести оброчных платежей, не затронув продовольственного запаса. Частые неурожаи увеличивали недоимки по хлебным сборам. Хлебное обложение суживало хлебный рынок. Отмена хлебных платежей крестьян Иркутской губернии в 1773 г. и перевод их на уплату денежного
оброка не замедлили сказаться на расширении пашни в последние десятилетия XVIII в., увеличении количества товарного хлеба, создании более широких и свободных рыночных связей.
В связи с административными преобразованиями уезда (переносуездного центра в Киренск в 1774 г. и передача южных развитых в сельскохозяйственном отношении волостей Иркутскому уезду) представляете»
возможным проследить расширение посевных площадей только по оставшимся в пределах уезда старым семи волостям. По ним в 1774 г. посев составлял около 2300 десятин, а к 1789 г. увеличился до 5352 десятин.
Сопоставляя количество русского населения Киренского (Илимского)1
уезда по материалам V ревизии с количеством десятин посева в 1795 г.^
нетрудно убедиться, что в год проведения ревизии на душу в среднем
приходилось почти 0.7 десятины (8500 душ обоего пола и 5724 десятины
посева). Средняя наделенность пашней возросла по сравнению с 1774 г.
в два раза.85
Еще более быстрыми темпами росли посевные площади в южных
уездах Восточной Сибири, особенно в районе иркутско-тулунских лесостепей. Илимский (Киренский) уезд постепенно терял главенствующее
значение в производстве хлеба, уступая место южным уездам Прибайкалья и Забайкалья. Однако огромные массивы пригодных для распашкиземель еще не были вовлечены в сельскохозяйственное производство.
Прогресс земледелия задерживался всем строем русского феодальногообщества.
В орудиях земледельческого труда в Сибири в течение XVIII в. не
происходит существенных изменений. Деревянная соха с железными сошниками, как и в XVII в., остается основным средством обработки земли.
В этом легко убедиться, обратившись к источнику, отражающему положение дел в самом конце рассматриваемого периода — в 1790 г. Топографическое описание Тобольского наместничества для всех уездов стереотипно84
85
204
В. Н. Ш е р с т о б о е в . Илимская пашня, т. II, стр. 196, 197, 200.
Там же, стр. 202—204, 303, 334.
повторяет: «Землю пашут сохами на лошадях». Кроме сохи, фигурируют
бороны, серпы, и деревяннные молотила на вертлюгах. Последние были
86
распространены по всей территории.
Состав сельскохозяйственных культур также не претерпел значительных изменений. Сеяли рожь, ячмень, овес, пшеницу, просо, полбу, гречиху; широко был распространен горох; из технических культур возделывались лен, конопля, в Тюменском и Кузнецком уездах — табак; из
огородных — капуста, морковь, огурцы, лук, чеснок, редька, свекла, репа,
87
хрен, бобы, укроп, мак, тыква, кое-где дыни. С 60-х годов XVIII в.
лоявляются посадки картофеля, но они до конца века были незначи88
тельны.
Климатические и почвенные различия районов огромнейшего Сибирского края влияли на соотношение этих культур, на большую или меньшую успешность высева каждой из них. Так, пелымская воеводская канцелярия сообщала в 1741 г., что в ведомстве Пелыма в достаточном количестве родится только ячмень.89 В Тарском уезде был исключительно высок
удельный вес пшеницы — свыше 17% (в Харьковской и Киевской губерниях пшеница занимала в это время только 12% от посева зерновых). 90
При аналогичных климатических и почвенных условиях ассортимент хлебных культур был полнее в более обеспеченных хозяйствах.
Рожь всюду (за исключением небольших северных очагов земледелия)
оставалась, как и в XVII в., преобладающей культурой. На территории
Тобольского наместничества, значительная часть которого состояла из
северных уездов таежной полосы, рожь (озимая и яровая вместе) охватывала почти 56% посевных площадей; в Колыванской губернии на вновь
освоенных лесостепных и степных землях — свыше 58 %; в Шадринском
и Долматовском округах — более 60%.91
Соотношение яровых и озимых в отдельные годы нарушалось, особенно в связи с расширением запашки. Но, как правило, по всей территории от Урала до Енисея яровые существенно преобладали над озимыми, составляя 63.5% посевных площадей. При этом удельный вес ржи
•был весьма значителен. В этом проявлялась специфика Сибири, так как
в большинстве губерний России яровая рожь занимала незначительное
место в хозяйстве. Близкие по размерам к яровой ржи площади занимал
овес. Сравнительно высок был в Западной Сибири удельный вес пшеницы—13%. В Европейской России ее превосходили в этом отношении
только Уфимская, Саратовская и Симбирская губернии.92
В таком хлебном уезде Восточной Сибири, как Илимский, XVIII в.
внес существенные изменения в структуру посевов в сторону сокращения
доли озимой ржи при увеличении доли пшеницы, ячменя и овса (фуражной культуры). 9 3
Вопрос о системе земледелия в XVIII в. не может быть решен единообразно для всей сибирской территории. Применительно к районам ста86
ЦГВИА, ф. Военно-ученого архива, д. 19107, лл. 21 об., 41, 52, 60 об., 92 об.,
108 87об., 129 об., 137, 162 об.—163, 175.
Ответы на анкеты В. Н. Татищева, Г. Ф. Миллера, Академическую 1760 г.;
сведения
И. П. Фалька; ведомости сибирских губернаторов и воеводских канцелярий.
88
ГАТО, ф. Томского губернского правления, оп. 19, д. 439, лл. 6, 13, 20, 21;
ф. Чаусского
волостного правления, оп. 1, д. 26, лл. 534—540, 549, 604, 605, 612, 613.
89
ЦГАДА, ф. Сибирской губернской канцелярии, оп. 3, д. 186, лл. 2, 3.
i
90
Н. Л. Р у б и н ш т е й н . Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в.
М., 911957, стр. 339.
Донесения наместников и губернатора А. Алябьева, Б. Меллера и Колтовского.
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 59, лл. 29, 30 об.; д. 60,
ч. II,
лл. 104—108, 112; М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 147.
92
Сопоставление с Европейской Россией по данным Н. Л. Рубинштейна (см.:
Н. Л.
Р у б и н ш т е й н . Сельское хозяйство России..., стр. 337—339).
93
В. Н. Ш е р с т о б о е в . Земледелие северного Предбайкалья.. ., стр. 293.
205
рого заселения Западной Сибири, расположенным в таежной полосе, документы изобилуют свидетельствами о наличии трехполья. Иногда паровая система сочеталась с залежной землей. В источниках встречаются
записи такого типа: «... пашни пашет 3 десятины в поле, а в двух
94
потому ж, залежной и выпаханной земли 5 десятин». В Восточной Сибири применялось двухполье, сложившееся там еще в XVII в. (поле
зерновых и поле пара). Земледельцам Илимского уезда было знакомо и
трехполье, но оно применялось изредка «как один из возможных (а не
95
обязательных) путей использования отдельных полевых участков».
Следовательно, на территории таежной полосы, где существовали
участки давнего заселения с появившимися уже элементами относительной земельной тесноты, а также там, где при наличии земельного простора все равно тайга заставляла ценить очищенную от леса и обработанную землю, в XVIII в. преобладала паровая система. Преобладание
паровой системы не исключало применения залежей. Постепенно складывалась залежно-паровая система.
Сочетание паровой системы с перелогом или залежью не следует рассматривать как более низкую организацию земледелия в сравнении
с чистым трехпольем. Трехпольный севооборот дает возможность лишь
временно сохранять плодородие почвы, а далее он сопровождается нарушением структуры, распылением и, наконец, полным истощением почвы.
Этот процесс может быть заторможен обильным удобрением. Другим способом избавления от истощения почвы может служить периодическое забрасывание пашни наряду с применением трехпольного севооборота.
Л. В. Милов справедливо поставил вопрос о сочетании элементов залежи
и перелога с трехпольем как о системе земледелия, свойственной уровню
развития производительных сил позднего феодализма. Но возможно это
сочетание только там, где есть резерв пашенных земель.96 Именно такие
условия и были в Сибири в XVIII в.
На вновь осваиваемых в XVIII в. степных и лесостепных просторах
складывалось залежное земледелие. Применялись различные варианты
этой системы от перелога с его длительным забрасыванием пашни, включая залежь на более короткий срок, и до залежно-паровой системы с присущими ей значительными элементами трехполья.
Ценные свидетельства о системах земледелия в Западной Сибири на
рубеже 60—70-х годов XVIII в. оставил И. П. Фальк.97 Суммируя его
наблюдения, можно сказать, что по всей южной части Западной Сибири — от Исетской провинции до Кузнецкого уезда — Фальк встречал
в начале 70-х годов XVIII в. залог — пашни, которые были оставлены
хлебопашцами на несколько лет. Местами это сочеталось с трехпольным
севооборотом.
На десятинной пашне и в южных степных районах применялось трехполье. Многолетнее существование этой системы без удобрений приводило
к тому, что казенная пашня «выпахивалась без остатку». Возникала необходимость перенести ее на новое место, забросив прежнюю пашню в залежь. В случае отсутствия рядом удобных земель селение целиком переносилось на новое место.98 Ф. И. Соймонов в качестве причины низких
94
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 168, д. 2313, л. 227.
В. Н. Ш е р с т о б о е в . Земледелие северного Предбайкалья..., стр. 294.
Л. В. М и л о в . Об элементах перелога и залежи в земледелии России XVIII в.
Четвертая сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы в I. Риге. Тезисы
докладов
и сообщений. Рига, 1961, стр. 99—101.
97
И. П. Ф а л ь к . Записки путешествия 1768—1774 гг. СПб., 1824, стр. 320;
А. А. К о н д р а т е н к о в. Очерки истории крестьянских восстаний в Зауралье
в XVIII
веке. Курган, 1962, стр. 10.
98
ЦГАДА, ф. Тарской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 87, лл. 1—4.
95
96
206
урожаев на десятинной пашне указывал то, что во многих местах эти
QQ
земли не заменялись.
Близкая к запискам И. П. Фалька характеристика систем земледелия
дается в «Топографическом описании Тобольского наместничества 1790г.».
В Ялуторовском уезде выпаханную землю оставляли «лежать впусте» 5—
10 лет, потом опять распахивали. В Ишимском уезде тоже фигурирует
«заложная» земля. Для Омского уезда «Топографическое описание» рисует такую систему земледелия: на целине снимали урожай Ъ—4 года
подряд; потом давали этой земле год отдыха; затем снова засевали 5 лет
подряд и,наконец, совсем забрасывали. Забрасывание земель на длительный срок отмечается и для Каннского уезда: земля считалась здесь годной к посеву не более пяти лет; «после того оставляют впусте, покудово
она придет в первобытное состояние, которое продолжение иметь должно
не менее 25 лет».100
В Томском уезде, по данным «Топографического описания», земля
«нового залога» (после залежи) родила «с переменою» (при чередовании
озимых и яровых) 6—7, а на худших землях — 4—5 лет подряд. Земли
не удобрялись, «по выпашке» переходили на другую территорию.' 0 1
В Колыванской губернии в это же время земля в некоторых местах
забрасывалась не менее чем на двадцать лет. В связи с тем, что срок
использования пашни был меньше (5—6 лет максимум), 102 каждое хозяйство должно было иметь возможность пользоваться площадью в три-четыре раза большей, чем реально используемая. Такой способ земледелия
был возможен только при очень больших земельных просторах Южной
Сибири. В этом, по-видимому, кроется и секрет странного, на первый
взгляд, но обычного для Сибири сочетания на редкость крупных размеров крестьянских земельных держаний со средней обеспеченностью
крестьянина.
О том, что трехполье в Сибири, как правило, не имело классических
форм, говорит, в частности, слабая распространенность удобрения полей
навозом. Даже в Тюменском уезде, который для сибирских условий
можно назвать классическим уездом паровой системы, удобрение навозом применялось не во всех деревнях.103
Нормы высева в пределах Западной Сибири были в среднем ниже, чем
в Европейской России: 104 для ржи норма колебалась от 8 до 12 пудов
на десятину, овса — от 16 до 22, пшеницы и ячменя — от 12 до 20 пудов.105 В Восточной Сибири нормы высева были несколько выше.106 Как
правило, в северных районах на десятину высевали зерна больше, чем
в южных. Иногда в одном и том же районе, в одних и тех же условиях
нормы различались в зависимости от степени истощения почвы.
Ф. И. Соймонов в конце 50-х годов XVIII в. дал распоряжение о ткь
вышении высева на казенной десятинной пашне в связи с истощением
почвы: «... а происходящий необыкновенный малый сев, то есть на де->
сятине ржи по четверти, 10/ овса по две, отменить, приказать сеять в рассу99
Там же, ф. Кабинета Екатерины II, оп. 3, д. 194, л. 1.
ЦГВИА, ф. Военно-ученого архива, д. 19107, лл. 52, 60 об., 92 об., 175.
Там же, лл. 162 об., 163.
102
ГААК, ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 2,
д. 151, лл. 339 об., 340.
юз ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 149, д. 2081,
лл. 3—33.
104
Ср.: Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй четверти
XVIII
в., стр. 38.
106
ААН, ф. Канцелярии и комиссии Академии наук, оп. 10а, д. 187, л. 102 и
ведомости
воеводских канцелярий.
106
В. Н. Ш е р с т о б о е в . Илимская пашня, т. II, стр. 288, 289.
107
Здесь, как и всюду в данном параграфе, речь идет о восьмипудных четвертях.
100
101
207
ждении выпаханных земель не меньше как ржи по две, овса по четыре четверти на десятину или малым чем меньше, смотря по доброте земли». 108
Это распоряжение выполнялось плохо.
Важным элементом агротехники считалась двойная перепашка земли.
Пахали два, а иногда и три раза, как при паровой системе, так и при
введении в оборот залежи, и в лесных, и в степных районах.109
Полную картину производственных приемов на всех стадиях земледельческого цикла поТобольскому уезду дает «Топографическое описание» 1790 г.: «Землю пашут сохою на лошадях и удобряют по местам
по способности скотоводства навозом, а в иных случаях и без удобрения с перепаркою через год и два, и приуготовляют к посеву землю от
мая месяца, спашут и проборонят под навоз, и после заорют и проборонят, и еще пропашут, и тогда сеют хлеб, и его раз заборонят; паровые
поля для озимого хлеба пашут и боронят также в исходе июня, а под
посев около августа месяца; хлеб поспевает снимать в августе, и жнут
серпами в снопы и потом складывают в суслоны, и по выветривании
несколько времени сводят в гумна и кладут в клады, и для молочения
сушат в овинах, и деревянными на вертлюгах молотилами в тех гумнах
обмолачивают, и отделяют от пелевы на ветру». Хорошей считалась пахота глубиной на 4 вершка.110
Амплитуда колебаний урожайности в Сибири была очень велика.
По Илимскому уезду средняя величина урожаев (в пудах с десятины)
выражалась следующими величинами: ш
Годы
1719—1722
1765—1774
1787—1790
1799
Озимая рожь
65.3
30.1
11.7
31.4
Ярица
77.1
29.9
16.2
40.8
Пшеница
53.3
27.0
16.5
44.0
Ячмень
48.2
29.0
18.9
61.9
Овес
44.5
34.7
28.8
60.1
Горох
38.9
22.2
12.5
27.5
Самые большие контрасты в урожаях на территории Сибири вызывались тем, что вновь осваиваемые под хлебопашество земли были
в лучших природных условиях, так как колонизация шла с севера на юг,
из тайги в лесостепь и степь. В менее благоприятных для земледелия
районах старого заселения сеяли в значительной части на истощенных
почвах. По мере увеличения срока заселенности южных уездов разница
в урожайности уменьшалась. Причина некоторой нивелировки урожаев
крылась в одинаковом уровне развития производительных сил. Как бы
ни было велико значение природных условий, производительность труда
в хлебопашестве остается тесно связанной с уровнем агрокультуры
(табл. 5).
Урожаи в южных районах Сибири непосредственно после их освоения
значительно превосходили по своим высшим показателям лучшие урожаи в европейской части страны. Но по мере выравнивания урожайности
внутри края (различия по географическим районам оставались, но они
давали меньшую разницу), ее уровень сближался и с европейскими губерниями.112
Как и в Европейской России, сельское хозяйство Сибири в XVIII в.
страдало от недородов, что характерно для феодального общества
Ю8 ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 389, д. 4224, л. 75 об.
ЦГВИА, ф. Военно-ученого архива, д. 19107, л. 21 об., 41, 50 об., 80,
108 об.,
129 об.
110
Там же, л. 21 об., 108 об.
'" В. Н. Ш е р с т о б о е в . Земледелие северного Предбайкалья..., стр. 298.
112
Ср. таблицу урожайности во второй половине XVIII в. в кн.: Н. Л. Рубинштейн. Сельское хозяйство России.,., стр. 355, 356.
109
208
ТАБЛИЦА 5
Урожайность в разных частях Тобольской губернии в 1790 г. (в «самах»)
Округ
Тарский
Ачинский
Нарымский
Томский
Средняя урожайность по
вообще. Но они не были всеобщими, т. е. не охватывали всю разнородную по природным условиям территорию или полностью все культуры,
что свидетельствовало бы о кризисе сельского хозяйства. Недороды охватывали отдельные местности и часть культур, являясь результатом
неблагоприятных климатических условий при отсутствии определенного
уровня агрокультуры.
Итоги развития земледелия к концу 80-х годов XVIII в. выразительно предстают в цифрах, отражающих объем хлебной продукции.
В 1788 г. при среднем урожае сам-4 валовой сбор хлеба составил
(в восьмипудных четвертях): ш
Тобольское наместничество (без Ачинска)
Бийский уезд
Колыванский уезд
Кузнецкий уезд
Семипалатинский 115уезд
Верхотурский округ
Итого
1731380
272049
177825
106782
109413
40372
2437821
Объем сбора зерна будет сопоставлен с выведенным выше (при сравнении роста пашни и населения) числом русского населения -—
712878 человек, если к объему валового сбора прибавить урожай Красноярского уезда (176018 четвертей), 116 а к числу населения прибавить
117
жителей Верхотурского
уезда (21 709 человек по IV ревизии).
Из всей суммы валового сбора-—2613839 четвертей — вычитаем распз ГДТОТ, ф. Тобольского наместничества, оп. 1, д. 118, лл. 105—323.
Вычислен по данным о посеве и сборе (ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и
управления Сибирью, д. 60, ч. II, л. 112; д. 59, лл. 19—30 об.).
115 В Шадринском и Долматовском округах в этом году был неурожай, поэтому
правильнее будет не принимать их во внимание при расчетах, так как это были
хлебные районы, имевшие обычно избыточный хлеб.
us ЦГДДД? ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 59, л. 30.
117
В. М. К а б у з а н,
С. М. Т р о и ц к и й . Движение населения Сибири
в XVIII в., стр. 145.
114
История Сибири, т. 2
209
118
ход на посев — 623874 четверти.
Чистый годовой сбор составил
1 989 965 четвертей.
Сибирская статистика XIX в. исходила из нормы
потребления
в 20 пудов, т. е. 2.5 четверти хлеба на человека. Этот показатель представляется достаточным, так как во всех районах Западной Сибири
в XVIII в. еще очень большую роль играли такие дополнительные
источники питания, как рыболовство, охота, сбор ягод и грибов, которые, безусловно, снижали норму потребления хлебных продуктов. В таком
случае
расход
на
потребление
составит:
2.5 четверти X
X 734587 (чел.) = 1836467 четвертей. Если же учесть потребление не
только русского, но и коренного населения Западной Сибири (41 164 ре114
визские души по IV ревизии),
то при более низких нормах расхода
на душу последнего (для некоторых народов хлеб еще не стал основой
питания) чистый годовой сбор зерновых покроет потребности всего региона.
Разумеется, обеспеченность хлебом региона в целом не означала равномерного распределния, нисколько не исключая нужду в хлебе определенной части населения. В данной связи представляет интерес объем
продукции как показатель уровня, достигнутого земледелием Западной
Сибири к концу 80-х годов XVIII в.
Далеко не вся избыточная продукция реализовалась крестьянином
на рынке, становилась товаром. Большие расстояния, плохие дороги, отсутствие крупных промышленных центров, господство феодального
строя в стране в целом — все это тормозило превращение избыточного
сельскохозяйственного продукта в товар, мешало полной реализации возможностей, которые несли с собой сдвиги в земледельческом освоении
края. Следует учитывать также резкие колебания урожайности в разные
годы. Частые неурожаи заставляли средних и зажиточных крестьян
оставлять резервный запас зерна в хозяйстве (для Сибири XVIII в. характерны запасы, скопившиеся в течение нескольких лет).
Источники не дают возможности определить точно, какая часть избыточного хлеба Сибири поступала на рынок. Но на основании имеющихся
сведений можно с уверенностью говорить о наличии значительного хлебного рынка, который особенно оживился в результате замены в 1762 г.
натурального оброка денежным. Часть крестьян целиком перешла на занятие промыслами, увеличивая тем самым количество покупателей
хлеба.120
Важным потребителем хлеба были воинские части, расквартированные
в крепостях и форпостах пограничных линий Южной Сибири. На годовое содержание регулярного войска в Западной Сибири в середине
40-х годов XVIII в. полагалось 58512 четвертей ржи, 2496 четвертей
круп, 102996 четвертей овса и 1354680 пудов сена. Оброчный и десятинный хлеб составляли небольшую долю в этих расходах, остальное закупалось у населения. Закупки хлеба производились в Ялуторовском.
Краснослободском, Ишимском, Тарском, Тюменском и Тобольском дистриктах. 121 Закупали хлеб для воинских частей представители администрации, пытавшиеся навязать крестьянам свои цены. Но уже в 40-х го118
Подсчитано по ведомостям А. Алябьева, Б. Меллера и Колтовского, пред
ставленным Екатерине II (ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью
д. 59, лл. 29—30 об.; д. 60, ч. II, лл. 104—108, 112).
119
В. М. К а б у з а и , С. М. Т р о и ц к и й . Движение населения Сибири
в XVIII в., стр. 155.
по ЦГДДД1 ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 33, л. 67.
121
Подсчитано по: Г. Н, П о т а н и н . Материалы для истории Сибири. ЧОИДР.
кн. 4, 1866, М., стр. 32—34.
210
122
дах стали применяться подряды.
Позднее закупка хлеба для войска
непосредственно у крестьян или на рынке специально выделенными военнослужащими все более заменяется системой подрядов. Заключался контракт со скупщиком, который обязывался доставить хлеб на место пот123
ребления.
Скупщик проникал в систему казенных заготовок продовольствия не только через официально заключаемые подрядные
договоры. Офицеры, посланные для закупки хлеба у крестьян, сами
124
нередко прибегали к посредничеству скупщиков.
После отмены десятинной пашни и замены натурального оброка денежным подряды становятся почти единственным способом пополнения казенных хлебных магазинов. Только в том случае, если не находилось желающих взять подряд, прибегали к закупкам непосредственно
на торгах. Это случалось при вздорожании хлеба, когда скупщики находили невыгодным для себя брать казенный подряд.125
Одним из основных каналов, по которым расходился товарный хлеб
сибирской деревни, было снабжение горнозаводских поселков. В известной мере это относилось к западным уездам, прилежащим к Уралу
(там существовали экономические связи деревни с уральскими заводами), но главным образом — к юго-восточной части Западной Сибири
и южной части Средней Сибири, к снабжению Колывано-Воскресенских
заводов, где активизации вольной торговли зерном содействовало в первые годы существования полное отсутствие пошлин. Возникнув в благоприятном для земледелия районе, заводские поселки в демидовский
период становятся местами притяжения хлебной торговли земледельческой округи не только потому, что крестьянин находил покупателя в самом поселке, но и как защищенное от нападений место, где удобен торг.
В 30-х—начале 40-х годов XVIII в. на Колывано-Воскресенских заводах шла крупная торговля с калмыками, которые приезжали туда небольшими караванами с табунами скота и другими товарами, а покупали
главным образом хлеб.126
С переходом Колывано-Воскресенских заводов в руки Кабинета числожителей заводских и рудничных поселков на Алтае выросло. Спрос на
продовольствие и в первую очередь на хлеб увеличился. Число мастеров,
подмастерьев и рабочих по всему комплексу рудников и заводов к началу 90-х годов составляло 8085 человек (взрослые работники). С учетом отставных мастеровых, ссыльных, лекарей, учителей это число увеличивается до 8570.127 Так как в данном случае учитывались только работники, а не все лица мужского пола, это число нужно умножить по
меньшей мере на четыре, чтобы получить все нуждавшееся в хлебе население заводских поселков. Оно составляло примерно 34 280 человек,.
т. е. превосходило население многих крупных сибирских уездов. Исходя
из этой цифры и принимая за норму потребления 2.5 четверти хлеба
в год на душу населения, получили ориентировочно количество зерна,
необходимого для поселков Колывано-Воскресенских рудников и заводов —- 85 700 четвертей. Правда, многие из мастеровых имели свои огороды — это снижало их потребность в хлебе. Но зато мы не учли живших в поселках купцов, ремесленников, мещан-домовладельцев, отстав
ных военных. Большинство из этих групп населения не имело своей
пашни, являясь потребителем хлеба.
122
ЦГАДА, ф, Бийской крепости 4270, оп. 1, ч. I, д. 3, лл. 335 об.: ч. II, д. 5
лл. 175, 223 об.
123
там же ф Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 57, лл. 5 об, — 6
4
Там же, ф. Бийской крепости, оп. 1, ч. II, д. 16, лл. 112—113.
125
Там же, ч. 1, д. 60, лл. 122—123 об.
!6
ДАН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 183, л. 20; оп. 2, д. 9, л. 33,
127
ГААК, ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 2',
д. 151, ил. 183 об.— 186 об.
14*
211'
Жители заводских поселков получали хлеб из двух источников: из
казенных запасов и посредством покупки на вольном рынке. Казенные
запасы в свою очередь пополнялись тоже двумя способами: из поставок
по обязательной, установленной заводом, цене и посредством покупки
заводскими агентами или поставок откупщиками «по вольным ценам».
По мере роста пашни и количества избыточного хлеба в округе растет
удельный вес рыночного хлеба. Увеличивается также доля покупок
хлеба самими работниками.
Произведенный крестьянами Сибири в XVIII в. хлеб использовался
также в качестве сырья для винокуренной промышленности. Частные
винокуренные заводы сосредоточивались преимущественно в юго-западных районах Западной Сибири. На территории Колывано-Воскресенских
заводов Кабинет вводил ограничения, препятствовавшие развитию винокурения. В конце 60-х годов три зауральских винокуренных завода,
снабжавшихся сырьем из Ялуторовского и Краснослободского дистриктов, Тюмени, Туринска, Верхотурья и Исетской провинции, потребляли
в год 56 тыс. четвертей хлеба, который шел исключительно через вольный рынок. Енисейская провинция снабжала свое винокурение. 128 Илимский хлеб также поставлялся на многочисленные мелкие винокуренные
1 9Q
предприятия.
Районы, имевшие избыточный хлеб, кормили население северных
уездов, где земледелие было недостаточно развито или совсем не существовало в силу климатических условий. И. П. Фальк писал о хлебопашцах Томского уезда: «Они сеют хлеб свыше их потребностей и отпускают его в Колыванские заводы, а особливо в холодныя страны
нижней Оби, Нарыма, Сургута, Березова и проч.».130 Хотя русское население в северной части Сибири было малочисленно, все же по мере
роста контактов коренных жителей тайги и тундры с русскими потребление хлеба аборигенами растет.131 Поэтому северные уезды поглощали
в XVIII в., по-видимому, уже заметную часть избыточной продукции
земледельческих районов.
Транспортные сложности делали практически невозможным снабжение западносибирским хлебом тех районов Восточной Сибири, в которых
ощущался хлебный дефицит. Исследование В. Н. Шерстобоева показало,
что в течение XVIII в. илимский хлеб являлся основой снабжения всего
северо-востока Сибири: Якутского края, Охотского края и Камчатки.
Среди крестьян начинали появляться подрядчики-хлеботорговцы, бравшие на себя обязательства по довольно крупным поставкам хлеба
в Якутск. После отмены хлебного обложения илимских крестьян
в 1773 г. все дело сплава хлеба в Якутск и переброски его на северо-восток Сибири сосредоточивается в руках частных предпринимаu I QO
телеи.
Свидетельство Г. Ф. Миллера о продаже на Колывано-Воскресенских заводах в 30—40-х годах хлеба калмыкам '33 дает представление
еще об одном самостоятельном канале сбыта сибирского товарного хлеба
в XVIII в. Этот путь сбыта представляет особенный интерес, так как он
означал выход за пределы Сибири, снабжение продукцией сибирского
хлебопашества южных соседей скотоводов. Позднее местом торговли
с южными соседями становятся иртышские крепости.134
128
129
130
131
132
133
134
272
ЦГАДА, ф. Верхотурского уездного комиссарства, оп. 1, д. 14, лл. 14, 15 об.
В. Н. Ш е р с т о б о е в. Илимская пашня, т. II, стр. 495—505.
И. П. Ф а л ь к . Записки путешествия, т. 6, стр. 544.
Народы Сибири. М—Л., 1956, стр. 582, 668, 691, 716, 717.
В. Н. Ш е р с т о б о е в . Илимская пашня, т. II, стр. 289—302, 484, 489 и др.
ААН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 183, л. 20; оп. 2, д. 9, л. 33.
ЦГАДА, ф. Бийской крепости, оп. 1, ч. II, д. 5а, л. 359 об.
В октябре 1759 г. влиятельный султан Среднего Жуза Аблай писал
командиру Уйской военной линии полковнику П. Родену: «Прошу ж я и
народ мой, чтоб дозволить в крепости Святаго Петра киргисцам выменивать муку и крупу». В 1761 г. представителям и родственникам Аблай-султана в Петропавловской крепости было отпущено 537 пудов хлеба.
Такое же количество муки и крупы им отпускали ежегодно в 1762—
1774 гг. Коллегия иностранных дел положительно относилась к «выпуске за границу с тамошней стороны хлеба к азиатцам», В 1763 г. по
поводу хлебной торговли на Уйской дистанции в Коллегии писали:
«. . . азиатцы, кои пред сим только мясом и молоком питались, ныне довольно и хлеба покупать начинают и что чрез хлеб скоряе с той сто135
роны сыщется польза, нежели чрез все другия способы».
Контроль властей и таможни мешали свободному развитию хлебной
торговли в крепостях. Поэтому крестьяне пограничных районов вступали в непосредственные торговые сношения с соседями вопреки многочисленным запретам.136 В силу контрабандного характера торговли объем
ее не поддается даже ориентировочному учету. Но можно с уверенностью
говорить о наличии выхода хлебных излишков за пределы страны.
На основных потребителей западносибирского товарного хлеба, которые поддаются ориентировочному учету, в 80-х годах XVIII в. шло:
на горные заводы и рудники (когда идущий на заводы хлеб был бесспорно товарным)—85700 четвертей; на снабжение войска — не менее
164 тыс. четвертей (это цифра середины 40-х годов, в 80-х она могла
быть большей, но не меньшей); на винокурение — не менее 56 тыс четвертей уже в конце 60-х годов. Если прибавить к этому 25 тыс. четвертей,137 как минимальный объем хлеба, потреблявшегося в северных беспашенных районах, то получим ориентировочно 330 700 четвертей.
В этом расчете не учтены три существенных канала сбыта: товарный
хлеб, который приобретала часть городского и сельского населения
(кроме заводских поселков), не имевшая своей пашни; хлеб, идущий
за южную границу; хлеб, поступающий на Урал. Та часть товарного
хлеба, которую удается ориентировочно учесть, составляла 13.5% от
валового сбора 1788 г.
Второй важнейшей отраслью крестьянского хозяйства (после хлебопашества) являлось животноводство. Оно обеспечивало нормальное развитие крестьянского двора, давало крестьянину
необходимую тяглую
силу для возделывания полей, для перевозки грузов, снабжало крестьянскую семью молочными продуктами, маслом, салом, мясом, овчинами и
кожей. Переписей скота, как правило, в XVIII в. не проводилось. Источники чаще сообщают о падеже скота в результате эпизоотии и бескормицы как в отдельных дворах, так по деревням и волостям в целом.
В четырех ленских волостях в 1765 г. на одну лошадь приходилось
0.7 десятины посева. В. Н. Шерстобоев объясняет «столь высокую обеспеченность полеводства тяглой силой . .. тяжелыми условиями разра138
ботки пашни в таежной местности.
В Кузнецком уезде в 1759 г.
в 1513 дворах крестьян и разночинцев числилось 4362 рабочие лошади.
Следовательно, на один двор в среднем приходилось по 2.8 головы рабочего скота. Более поздние данные по некоторым слободам Кузнецкого
уезда, учитывающие все конское поголовье, дают картину распределения
лошадей, очень близкую к илимским показателям. В 1786 г. в деревнях
135
Казахско-русские отношения в XVI—XVIII вв. Сборник документов и материалов. 136Алма-Ата, 1961, стр. 602, 675, 678, 679.
ЦГАДА, ф. Бийской крепости, оп. 1, ч. II, д. 6, лл. 596 об., 652.
137
Население Березовского уезда в начале 80-х годов—12500 человек; Сургутского—
около 4700 человек; Нарымского — свыше 8000 человек.
138
В. Н. Ш е р с т о б о е в . Илимская пашня, т. II, стр. 240.
273
Чарышской, Верхотомской и Легостаевской слобод, где числилось
1292 двора приписных крестьян, было 8573 лошади: в среднем на один
двор приходилось 6.4 головы.139
Частые падежи скота сильно сокращали поголовье, нанося тяжелый
урон сельскохозяйственному производству.
Почти во всех районах Сибири у русских крестьян подсобными занятиями была охота и рыбная ловля. В Пелымском уезде большая часть
крестьян и разночинцев занималась преимущественно лесными и рыбными промыслами. 140 По сообщению тюменской канцелярии, крестьяне
некоторых деревень «в лесах в своих же дачах промышляют всякого
зверя . . .и все оное продают разным проезжим купцам и бухарцам». 141
Даже в степных районах Исетского, Ялуторовского и Ишимского дистриктов водилось много горностаев. Отвечая на Академическую анкету
1760 г., канцелярии этих ведомств отмечали «рыбный» и «звериный»
промыслы.142 Для Тарского уезда современники подчеркивали значение
рыболовства и особенно пушного промысла в крестьянском хозяйстве.
Причем это относилось не только к лесной, но и к степной части Среднего Прииртышья. В Омской крепости продавали проезжим купцам лисиц
и волков. В Чернолуцкой, Татьмыцкой и Бергамацкой слободах тоже «избыточествовали от звериного промыслу».143
И. П. Фальк, описывая Томский уезд начала 70-х годов XVIII в.,
заметил, что многие крестьяне сочетают сельское хозяйство с пушным
промыслом и рыболовством. 144 В такой же мере это может быть отнесено
и к Кузнецкому уезду.145 Многочисленны сведения о крестьянской охоте
на зверей и птицу по всей территории кабинетских владений на Алтае.
Окончив летние сельскохозяйственные работы и убрав урожай с полей,
приписные крестьяне отправлялись поздней осенью на «звериный промысел». Часть продукции, полученной во время охоты, реализовалась на
рынке или продавалась скупщикам на месте жительства.146
Пушной промысел и рыболовство были характерны и для Илимского
уезда. У большинства крестьян эти промыслы не входили за рамки подсобного занятия. Но некоторые зажиточные крестьяне вели добычу пушнины и рыбы в крупных размерах, выдавая товарную продукцию на
рынок.147 Большую роль в XVIII в. играли охота и рыболовство в хозяйстве русских крестьян Якутии,148 Прибайкалья и Забайкалья.149
Как правило, продукты рыбной ловли использовались крестьянами
в своем хозяйстве в качестве дополнительного продукта питания. Сообщая о рыбной ловле крестьян, чиновники сибирских канцелярий обычно
добавляли: «рыбу ловят на свое домовое продовольствие, а не на продажу». 150 Но встречаются в документах упоминания и о продаже рыбы.
139 ГДАК, ф. Колыванской горной экспедиции, оп. 1, д. 175, лл. 681—704;
д. 372,
лл. 47, 56, 129—139, 149—167.
140
ДАН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 152, л. 38.
141
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 2081, л. 14.
142
ААН, ф. Канцелярии и комиссии Академии наук, оп. 10а, д. 181, лл. 25,
28 об.;
д. 180, л. 18 об.
143
Там же, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 152, л. 232 об.
144
И. П. Ф а л ь к . Записки путешествия..., стр. 544.
145
ААН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 150, л. 65; д. 183, л. 99.
не рддк, ф. Колыванской горной экспедиции, оп. 1, д. 634, лл. 368 об., 369, 505,
506, 529—533; ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 1,
д. 175,
л. 174; д. 141, л. 623; д. 264, л. 85; д. 248, л. 81; д. 102, л. 733 и др.
147
В. Н. Ш е р с т о б о е в , Илимская пашня, т. II, стр. 323—325.
148
Ф. Г. С а ф р о н о в. Русские крестьяне в Якутии..., стр. 343, 346.
149 ИСТОрИЯ Бурят-Монгольской АССР, т. I. Изд. 2-е, исправленное и дополненное,
Улан-Удэ,
1954, стр. 121, 122.
150
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 2081, лл. 7, 8; ГААК,
ф. Колыванской горной экспедиции, д. 634, лл. 368 об., 369, 370, 505, 506, 529—533.
274
В ряде деревень посадские люди делали сети и неводы для промысла
151
рыбы и сбывали ее на местных торжках и городских базарах.
Для размола зерна и выделки круп в сибирских деревнях применялись водяные и, реже, ветряные мельницы. Последние встречались
главным образом в южных степных районах Западной Сибири и на Алтае. Водяные мельницы в XVIII в. были двух видов: более производительные «колесчатые», т. е. с наливным (в отдельных случаях с подливным) колесом, и мелкие «мутовчатые», т. е. с рабочим лопастным
валом. «Мутовки» сооружались на мелких водостоках и работали преимущественно весною при большой воде. По данным В. Н. Шерстобоева,
152
в Илимском уезде почти в каждом селении была небольшая мельница.
На «колесчатых» мельницах за сезон размалывалось 1500—2000 пудов
зерна. Размол обычно стоил 20—23 коп. за 100 пудов. «Мутовчатые»
мельницы за сезон размалывали несколько сотен пудов зерна и, как
правило, удовлетворяли потребности 2—3 дворов.
В таежной полосе Сибири среди подсобных крестьянских промыслов
широкое развитие получила обработка дерева. Как и в XVII в., жители деревень, расположенных по берегам больших
сибирских рек,
строили дощаники, струги, барки, павозки и другие средства передвижения по воде. Для «казенной» надобности и на продажу гнали смолу
и деготь, сбывая на базарах свою продукцию кадками и ведрами. Делали телеги, колеса, дуги, сани-обшовни (обшитые лубьем, которое, как
правило, приобретали «с базару»), сани-дровни без обшивки на низких
«копыльях», различную посуду: кружки, жбаны, бочки, кадки, решета,
большие чаны.153
В бассейне реки Туры и в некоторых других районах, где росли
липы, крестьяне летом снимали с лип кору и приготовляли из нее лубье
и мочало. Из лыка вили веревки, из мочала плели попоны и рогожи.
Всю продукцию сбывали на тюменском и тобольском рынках. 154 Крестьяне Липчанской волости Тюменского округа брали в аренду у татар
Киндерских юрт (в 150 верстах от волости) липняки, чтобы снимать
кору и изготовлять лубье и лыко.155 В некоторых районах Сибири был
развит хмелевой промысел.
Крестьянки из льна и конопли делали пряжу, ткали из нее тонкие и
толстые холсты. Часть толстых холстов окрашивалась в вываренной из
ольховой и березовой коры краске. Из овечьей шерсти делали пряжу,
вязали из нее чулки, варежки, ткали грубошерстное сукно. Мужчины
из овечьей шерсти катали войлоки. Из холста шили рубашки, порты, сарафаны, верхники, из сукон — зипуны. Произведенная продукция в значительной мере потреблялась в самом крестьянском хозяйстве. Часть ее
реализовалась на ближайшем рынке. На воскресную и праздничную
одежду состоятельные крестьяне покупали китайку и привозное сукно,
из которых шили сарафаны, зипуны и т. д.156 В ряде сибирских деревень
было развито овчинно-шубное производство, дающее товарную продукцию.157
158
В деревнях было широко распространено кузнечное дело.
В Тюменском уезде в 20-х годах XVIII в. в городе было 13 кузниц,
151
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 2081, лл. 14, 16, 17.
В. Н. Ш е р с т о б о е в. Илимская пашня, т. II, стр. 315.
153 ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 149, д. 2081, лл. 5—11
и др.;
ААН, ф. Канцелярии и комиссии Академии наук, оп. 10а, д. 182, л. 48 об.
154
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, св. 149, д. 2081, лл. 14—17.
155
Там же, ф. Тобольской казенной палаты, оп. 11, д. 180, л. 109.
156
Там же, оп. 11, д. 180, лл. 60, 61.
157
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 1697, л. 23.
158
ААН СССР, ф. Канцелярии и комиссии Академии наук, оп. 10а, д. 181,
л 25 об.
162
275
а в уезде—16, причем последние принадлежали преимущественно оброч159
ным крестьянам.
Крестьяне Енисейского уезда добывали железную
160
руду кустарным способом и продавали ее в городе.
По Илимскому
161
уезду в 1736 г. из 25 кузниц 20 было крестьянских.
Повсеместно в Сибири крестьянство занималось первичной обработкой кож, сбывавшихся на рынок. Отдельные крестьянские семьи выделывали из кожи ремни, шлеи и узды для лошадей, шили кожаную обувь.
Эта продукция также находила сбыт на сибирском рынке.
В силу дальности сибирских расстояний извоз превращался в самостоятельный и значительный крестьянский промысел. Особое развитие
он получил во второй половине XVIII в. В селениях, расположенных
по Московско-Иркутскому тракту, «доброконные» крестьяне в зимнее
время были заняты перевозкой купеческих кладей. Вольнонаемный крестьянский извоз использовался на рудниках и металлургических заво162
дах.
Служили для крестьян подспорьем и перевозки на водных магистралях.
Земля в Сибири принадлежала государству. Исключение составляли
территории, приписанные к Колывано-Воскресенским заводам (провозглашенные императорской собственностью, находящейся в ведении Кабинета), земли церковных вотчин (до их секуляризации) и очень немногочисленные помещичьи владения. Соответственно и крестьянство делилось
на три основные категории — государственные (самые многочисленные),
приписные 163 и монастырские (с примыкавшими к ним по характеру феодальной зависимости немногими помещичьими крестьянами).
Феодальным собственником основной массы земель являлся государь
как воплощение феодального государства. Все лица, фактически пользовавшиеся землей на этой территории, т. е. являвшиеся держателями земельных участков, несли за это определенную повинность — платили
феодальную ренту верховному собственнику земли.
В Сибири до петровского указа о государственных крестьянах имелись две группы казенных крестьян. Одна из них — пашенные — была
связана с отработочной формой феодальной ренты, другая — оброчные — платила в казну оброк преимущественно в натуральной форме.
Пашенные и оброчные крестьяне составили в Сибири основной костяк
сформированного сословия государственных крестьян, но оно пополнялось и из других источников, в частности за счет притока вольных переселенцев из Европейской России. Выявленные при очередной ревизии
переселенцы-хлебопашцы облагались денежным оброком. Н. М. Дружинин справедливо отмечал, что в России «сословие государственных крестьян превратилось в огромный резервуар, куда стекались различные
164
потоки земледельческого населения».
Несмотря на введенный для государственных крестьян России оброк
в денежной форме по 4 гривны с каждой ревизской души, пашенные крестьяне Сибири вплоть до начала 60-х годов XVIII в. по-прежнему обрабатывали казенную десятинную пашню, а хлебооброчные платили
в казну провиант. 165
Иногда пашенные крестьяне сохраняли свое название и после пере159
ГДХОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 1697, л. 17.
160
В. Г. К а р ц е в . Металлургическая промышленность Средней Сибири в XVIII—
начале
XIX в. Уч. зап. Хакасского НИИЯЛИ, Абакан, 1963, вып. IX, стр. 101.
161
В. Н. Ш е р с т о б о е в. Илимская пашня, т. II, стр. 322.
162
ГААК, ф. Колыванской горной экспедиции, оп. 1, д. 634, лл. 368 об.—370,
505, 163506.
О приписных крестьянах см. ниже, стр. 231.
164
Н. М. Д р у ж и н и н . Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева,
т. 1.165М.—Л., 1946, стр. 43.
Здесь не рассматриваются беспашенные уезды — Березовский, Нарымский и др.
216
вода на денежную ренту. С фактами коммутации ренты — перевода
крестьян с отработок десятинной пашни на уплату четырехгривенного
сбора деньгами — сталкиваемся в документах с первых же лет после
подушного оклада.
В конце 30—начале 40-х годов XVIII в. десятинная пашня в некоторых уездах (Тобольский, Ишимский) совсем отсутствовала; в других
(Верхотурский, Тарский, Ялуторовский)—занимала ничтожную площадь; в третьих (Краснослободский дистрикт, Исетская провинция) —
была довольно значительной. Какая-либо равномерность в ее распределении по административным единицам совершенно отсутствовала. Во многом это зависело от условий, в которых возникала государева запашка
при первичном заселении каждой территории, а также от позиции местных властей в последующие периоды. По Западной Сибири (без Томского и Кузнецкого уездов) десятинная пашня составляла в это время
4900 десятин в одном поле; на ревизскую душу пашенных крестьян приходилось около четверти или трети десятины в поле.166
Ежегодная повинность оброчного крестьянина в одних уездах составляла в среднем 2 (Шадринский, Туринский, Исетская провинция)
и даже 3 (Тарский) четверти зерна с ревизской души, в других—1 четверть и 3—5 четвериков. 16 '
Игнорирование степени хозяйственной мощности крестьянских дворов
являлось
самым большим пороком хлебооброчного обложения
XVIII в. Такой порядок обложения переобременял маломощные и средние крестьянские хозяйства, приводил к постоянным недоимкам по хлебным сборам и вызывал справедливые жалобы крестьян.168
И пашенные, и оброчные крестьяне несли указанные повинности сверх
подушного оклада в 70 коп., который уплачивало все податное население
России. Был ли это четырехгривенный денежный оброк, или приравнивавшийся к нему натуральный, или же отработка на десятинной пашне —
все расценивалось в официальных документах как повинность за владение землей. Подушный характер сборов, отсутствие соответствия размеров ренты и площади земли затушевывают это отношение, но в документах, оформлявших расширение крестьянского держания, оно выступает достаточно четко.163 Приобретение земли, которой пользовался до
этого пашенный или оброчный крестьянин, влекло за собой уплату его
повинностей (сверх тех, которые нес уже новый владелец).
При установлении количества крестьян, плативших в 30—начале
40-х годов XVIII в. оброк в денежной форме, следует учитывать не
только тех из них, кто официально в это время носил название государственных крестьян, но и разночинцев. В течение большей части XVIII в.
(вплоть до IV ревизии) в Сибири наряду с государственными крестьянами большую роль в экономической жизни играет категория непосредственных производителей, имевшая сословное название — разночинцы.
В XVII в. этот термин почти не употреблялся. В силу своей принадлежности только к одному веку и сибирской специфичности эта группа
оказалась обойденной нашей литературой. Между тем при изучении
аграрной истории Сибири не учитывать ее невозможно, так как это
привело бы к искажению данных о доле крестьянства в распределении
земельных держаний, к ошибкам при сопоставлении с XVIII в., с одной
стороны, и XIX в. — с другой.
166
М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 136, 184, 185.
167
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. II, лл. 31, 32, 100—102,
133—139, 188—197; ч. III, лл. 59, 60, 71, 77, 78; ч. IV, лл. 16 об., 24, 25; ч. VI
лл. 112 об.; М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 185. В Ялуторовском,168 Ишимском и Пелымском ведомствах натуральный оброк отсутствовал.
В. Н. Ш е р с т о б ое в. Илимская пашня, т. II, стр. 335, 336, 337.
169 ГДТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, св. 163, д. 2250, лл. 1—3 об.
277
Положение разночинцев, занимавшихся хлебопашеством, было аналогично положению той части государственных крестьян, которая платила
денежную форму ренты. Они платили не только подушный оклад
(70 коп.), но и денежный оброк (40 коп.). Первая повинность являлась
по существу государственным налогом. Вторая же — рентой за пользование землей, принадлежавшей феодалу (в данном случае государству).
Именно введением четырехгривенного оброка, равного по размеру оброку
помещичьих крестьян, государство подчеркнуло свои права на землю и
феодальную зависимость государственных крестьян. Наличие такого же
оброка у хлебопашцев-разночинцев показывает, что они являлись
крестьянами-держателями земли и были феодально зависимы от собственника этой земли — государства.
Разночинцы имели самостоятельное сословное название потому, что
отличались от государственных крестьян генетически: они не были
наследственными пашенными и оброчными государственными крестьянами. Большая часть их вела свое происхождение от служилых людей
XVII в., осевших на пашню. Официальная документация юго-западных
уездов отождествляла разночинцев с отставными служилыми. 170 Ряды
их пополнялись постепенно разного типа пришлыми элементами, а также
новыми отставными служилыми и их детьми. 171
Наличие категории разночинцев отражало специфику сибирской обстановки — оседание на землю военных и приток из Европейской России непосредственных производителей, оторвавшихся от своих сословий.
По мере перевода государственных крестьян на денежный оброк различия между этими двумя группами стираются. С другой стороны, царская
администрация пыталась усилить нажим на разночинцев: в Томском и
Кузнецком уездах разночинцы наравне с крестьянами были приписаны
к алтайским заводам; 172 в Нерчинском уезде в середине 50-х годов их
старались привлечь к обработке казенной пашни; 173 в Тюменском уезде
разночинцы участвовали в обмолоте казенного урожая и изготовлении
из казенного зерна круп и муки.174 Официально слияние было оформлено
во время IV ревизии.
По данным ответов воеводских канцелярий на анкеты В. Н. Татищева и особенно Г. Ф. Миллера, по двенадцати уездам (т. е. по всей территории Западной Сибири без Томского и Кузнецкого ведомств 175)
общее количество государственных крестьян, плативших денежный оброк,
и разночинцев составляло свыше 33 500 ревизских душ. 176 На этой же
территории 16243 ревизские души выполняли казенную барщину на
десятинной пашне, а 11210 ревизских душ государственных крестьян
были на натуральном оброке. Это означает, что в конце 30-х годов на
денежной ренте было уже свыше 54% государственных крестьян; около
27% выполняли отработки на десятинной пашне; остальные платили натуральный оброк.
Из изложенного расчета становится ясно, какие существенные коррективы вносит в характеристику крестьянства группа разночинцев. Мы
учли при расчетах всех разночинцев; между тем часть из них в городах
170
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. II, лл. 191 об.—193.
Н. А. Н а й д е н о в . Тобольск. Материалы для истории города XVII и
XVIII
столетий. М., 1885, стр. 98—101.
172
ПСЗ, т. XV, № 11184, стр. 619.
173
Там же, № 10801, стр. 164, 165.
174
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 2075, лл. 7, 15;
д. 4224,
л. 66.
175
Государственные крестьяне Кузнецкого и Томского уездов в 40—60-х годах
были полностью приписаны к Колывано-Воскресенским заводам, поэтому не должны
учитываться
при рассмотрении эволюции ренты государственных крестьян.
176
М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 188.
171
2Т8
занималась ремеслом, следовательно, должна быть исключена из группы
хлебопашцев. Но таких разночинцев насчитывалось несколько сотен (см.
раздел 4 данной главы), поэтому изъятие их не изменит существа расчета.
Доля денежной ренты в последующий период возрастала. По признанию Сената, к 60-м годам XVIII в. на казенных десятинах работало не
177
больше
десятой части
всех сибирских земледельцев.
Десятинная
пашня вытеснялась натуральным или денежным оброком. В 1743 г., например, была заменена хлебным оброком десятинная пашня во всей
178
Исетской провинции.
Губернатор Ф. И. Соймонов жаловался, что
""
*» 17Q
воеводы самовольно меняли характер повинностей.
В конце 50-х—начале 60-х годов произошел короткий рецидив обра180
щения феодального государства к отработочной ренте в Сибири.
Эта
безуспешная попытка возродить изжитый всем ходом социально-экономического развития края институт вызвала такой протест со стороны
крестьян, что закончилась отменой в 1762 г. не только десятины, но и
натурального оброка, и заменой их единым денежным оброком — фиксированной денежной рентой. Показательно, что решающую роль
в борьбе за более прогрессивную форму ренты сыграли крестьяне осваиваемых на юге хлебных районов, где высокий уровень товарности хозяйства был несовместим с архаичной формой ренты.181
Обеспокоенное ростом недоимок по хлебным платежам правительство,
несмотря на противодействие провиантских канцелярий, настаивавших
на сохранении хлебных сборов с крестьян, с 60-х годов начало переводить
и
восточносибирских
хлебопашцев
на
уплату
денежного оклада.
Но в Восточной Сибири этот процесс затянулся и был завершен только
в 1773 г.
Помимо рассмотренных основных форм феодальной ренты, существовали еще отработочные повинности государственных крестьян, связанные
с извозом, строительными работами, сопровождением казенных дощаников и пр. Эти дополнительные отработки тяжелым бременем ложились
на крестьянство и нашли широкое отражение в наказах крестьян в Комиссию 1767 г. по составлению нового Уложения. 182
Особую форму платежей феодальному собственнику земли — государству составляли денежные взносы за пользование так называемыми
оброчными угодьями. «Оброчные статьи» — рыболовные угодья (озера,
реки), мельницы, некоторые сенные покосы, хмелевые угодья — сдавались
в аренду всем желающим. Договор заключался на определенный срок
с точным указанием размера ежегодного денежного взноса — оброка.
По истечении срока лицо, пользовавшееся каким-либо видом этих угодий, могло быть заменено другим. При этом казна стремилась повысить
размер оброка (в данном случае — арендной платы), для чего устраива177
ПСЗ, т. XVI, № 11860, стр. 296.
А. А. К о н д р а ш е н к о в. Крестьяне Зауралья по наказам в Комиссию
1767 179г Уч. зап. Курганск. пед. инст., Курган, 1963.
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 49, лл. 1, 2.
180
Подробнее об этом см.: Н. М. Ш е п у к о в а. К вопросу об отмене десятинной
пашни в Западной Сибири. Материалы по истории Сибири. Сибирь в период феодализма. Вып. 2. Экономика, управление и культура Сибири XVI—XIX вв. Новосибирск,
1965,181 стр. 177—185.
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 49, лл. 3 об., 4.
182
В. И. С е м е в с к и и. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II,
т. П. СПб., 1901; Н. В. Г о р б а н ь . Западносибирское крестьянство по наказам
в Комиссию 1767 г. Изв. Омского отд. геогр. общ. СССР, вып. 3 (10), 1960;
В. И. М а к а р о в . Крестьянство Сибири по наказам в Комиссию 1767 г. Вопросы
истории Сибири, ЛГПИ, 1961; А. П. К о н д р а т е н к о в. Крестьяне Зауралья по наказам в Комиссию 1767 г.
178
279
лись «торги» — своеобразный аукцион, аналогичный торгам на казенные
"
1R4
винные и другие поставки или откупа.
Платежи за пользование угодьями не были связаны с земельным держанием крестьянина. Размеры их менялись вне зависимости от формы
и размера феодальной ренты. Уплата была не обязательной повинностью,
а выражением своеобразной формы аренды у государства. Рыболовные
угодья, мельницы, дополнительные сенокосы индивидуально содержали
на оброке обычно зажиточные крестьяне или посадские. Часто деревня
всем «миром» платила оброк за ловлю рыбы в реке или озерах, за пользование естественными плантациями хмеля или за другие «оброчные
184
статьи».
Состав государственных крестьян Сибири пополнялся за счет ссыльных из европейской части страны, приток которых, как указывалось
выше, особенно увеличился с 60-х годов XVIII в. Посаженные на землю
ссыльные получили в Сибири название поселыциков. По истечении трехлетнего льготного срока они фактически переходили на положение государственных крестьян, хотя официально учитывались еще некоторое
время в качестве особой группы населения.
После проведения секуляризации церковных владений в 1764 г. в сословие государственных крестьян вошли по существу так называемые
экономические крестьяне (хотя они сохранили свое прежнее название
вплоть до середины XIX в.) — бывшие церковные или монастырские.
Последние были одной из групп частновладельческогофеодально-зависимого населения России и, в частности, Сибири. По данным первых трех
ревизий за Уралом их насчитывалось: 185
I ревизия
(1719—1722 гг.)
Ревизские души
7775
"/О ко всему русскому населению Сибири
4.59
II ревизия
(1744—1745 гг.)
11604
3.79
III ревизия
(1762—1763 гг
14291
3.64
Церковными феодальными вотчинниками Сибири в XVIII в. были Тобольский Архиерейский (Митрополичий) дом и монастыри: Долматов
Успенский, Тобольский Знаменский, Кондинский Троицкий, Невьянский
Богоявленский, Верхотурский Николаевский, Тюменский Троицкий, Киренский Троицкий, Братская Спасская пустынь, Томский Алексеевский,
Чукотский Спасский, Енисейский Спасский, Енисейский Рождественский,
Иркутский Вознесенский, Иркутский Знаменский, Посольский (на Байкале), Селенгинский Троицкий и др. К 1719 г. число крестьян и бобылей Тобольского Митрополичьего дома составляло 2652 ревизские души.186
В 1762 г. в четырех его вотчинах насчитывалось 3592 ревизские души.187
Сравнение сведений, содержащихся в отчетах монастырей на анкету
Г. Ф. Миллера (давали, как правило, число монастырских крестьян по
I ревизии, а не фактическое к моменту составления ответа), с данными
II ревизии показывает такой рост количества зависимых крестьян по отдельным монастырям (в ревизских душах): 188
IBS ЦГДДД^ ф Верхотурского уездного комиссарства, оп. 1, д. 154, л. 198 об.;
д. 207,
лл. 1, 3, 4 об., 5.
184
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, св. 181, д. 2415, лл. 60—69.
185
В. М. К а б у з а н, С. М. Т р о и ц к и й . Движение населения Сибири
в XVIII
в., стр. 153.
186
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. I, лл. 14—16 об.
187
ГАТОТ, ф. Тобольской духовной консистории, 1762 г., д. 26, л. 50 об.
188
См. ответы на анкету Г. Ф. Миллера и данные II ревизии в кн.: Д. Н. Б е л и к о в . Старинные монастыри Томского края. Изв. Томск, унив., кн. 13, Томск, 1898;
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. 1, лл. 18, 21 об. — 24, 27—31 об.,
32—47 об., 71—72 об., 75—76 об.
I ревизия II
1405
1390
511
450
Нет сведений
366
241
ревизия
2140
2152
657
543
524
516
435
Сибирские монастырские крестьяне (как вообще частновладельческие
крестьяне феодальной России) были лично несвободны, подлежали административной и судебной власти своих церковных вотчинников. Феодальная рента монастырских крестьян в X V I I I в. выступала во всех трех
формах, но денежная играла незначительную роль. Отработочная рента
выражалась в барщине на монастырских полях и работах, не связанных
с пашней: в поставке подвод, строительстве барок, дощаников, переработке монастырского зерна в муку, крупу и толокно, заготовке дров и
строительных материалов. Основной формой эксплуатации монастырских
крестьян, упорно сохраняемой церковными феодалами, была пятина,
«пятый сноп» или «пятый суслон», по терминологии источников.
Положение монастырских крестьян было значительно худшим, чем положение государственных. Поэтому в условиях Сибири побеги их были
делом обычным. Но и монастыри, со своей стороны, проявляли необыкновенную настойчивость и упорство в отыскании и возвращении беглых, не
жалея на это средства и пуская в ход все свое влияние. Случалось, что
агенты монастыря выслеживали беглецов спустя много лет после побега,
когда они давно уже числились на другом месте в новом юридическом положении (государственными крестьянами, ямщиками и пр.) и иногда были
даже закреплены в нем очередной ревизией. При этом монастырь не только
возвращал себе бывших крепостных с их семьями, но и закрепощал породнившихся с ними за этот период свободных, так как требуемые с этих
лиц «выводные деньги» — 50 или 25 руб. — были непомерной суммой для
™~
" 1 R Q
крестьянского хозяйства.
В 50-х годах X V I I I в. усилились волнения сибирских монастырских
крестьян, отказы выполнять повинности, жалобы на произвол духовного
начальства в Тобольскую канцелярию митрополита и светским властям.
Волнения церковных крестьян имели место по всей России. В первой половине 1762 г. правительство Петра I I I предприняло окончившуюся неудачей попытку секуляризации монастырских владений. Кроме создания
Коллегии экономии, ведавшей монастырским и церковным имуществом, во
всех церковных вотчинах был введен рублевый оброк с ревизской души
взамен всех других видов повинностей (при сохранении обязательной для
всех податных сословий подушной подати).
Указ о секуляризации вызвал бурю негодования со стороны духовенства. Екатерина II уже в августе 1762 г. реставрировала права духовенства на земельные владения. Коллегия экономии упразднялась, все доходы с духовных вотчин отдавались в полное распоряжение церковных
феодалов. На усмотрение архиереев было предоставлено право выбора: сохранить для крестьян рублевый оклад, либо вернуться к прежним повинностям. Сибирские церковные феодалы оставили введенный Петром III
рублевый оклад и в то же время восстановили прежние повинности. 190
Положение крестьян резко ухудшилось. Отмена первой секуляризации вызвала новую волну выступлений. Монастырские крестьяне Сибири требовали перевода их в число государственных и установления рублевого де189
М. М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 222—249.
190 ГДТОТ, ф. Тобольской духовной консистории, 1762 г., д. 146, лл. 4, 6, 24 об.;
д. 10, лл. 62—64 об.; д. 20, л. 63.
227
нежного оброка без других феодальных повинностей. Они стихийно осуществляли эту программу. Борьба продолжалась вплоть до окончательной
1QI
секуляризации церковного землевладения.
Экономические крестьяне от государственных отличались вначале не
только генетически, но и большим размером денежной ренты: они платили 1 руб. 50 коп. оброка (государственные в эти годы платили рублевый оброк). В 1768 г. это различие было уничтожено — установлен еди192
ный оброк в 2 руб. (с подушным окладом в 2 руб. 70 коп.). Однако и
после этого экономических крестьян не слили с сословием государственных; на протяжение всего XVIII в. они остаются номинально самостоятельной группой. В 1790 г. в Ялуторовском уезде насчитывалось
3506 ревизских душ экономических крестьян, в Ишимском — 231, в Тю193
менском — 4782, Туринском — 22, Томском — 123.
Охватывая потомков монастырских и митрополичьих крестьян, экономические крестьяне
в Сибири не впитывали в свой состав пришлого населения. Увеличение их
количества происходило только за счет естественного прироста. IV ревизия выявила в Сибири 17266 экономических крестьян, или 3.13% к общему количеству русского населения; к моменту проведения V ревизии их
было 18872 ревизские души, или 3.17% к числу русских жителей.194
В составе хлебопашцев на государственных землях Сибири была также
группа ямщиков, которые не платили оброка. Формой ренты за пользование землей для них являлась ямская гоньба. Сенатский указ 1755 г. отмечал, что ямщики «против государственных крестьян и разночинцев ничего не платят, и кроме одной в их местах ямской и почтовой гоньбы, не
исправляют».195 В Верхотурском уезде в 1753 г. на 50 ямских «паев», или
«вытей», приходилось 2273 десятины пашни; «во излишестве» сверх
«паев» зафиксировано было около 300 десятин, отдельно учитывались еще
самовольно прирезанные 100 десятин — всего 2673 десятин. Кроме того,,
ямщики этого яма использовали луга на 59 тыс. копен (в этом подсчете
не учтены были пар и залежи).196 В Тюменском уезде в 1780 г. насчитывалось 1740 ревизских душ ямщиков, во владении которых находилось.
7516 десятин пашни.197
Хлебопашеством занималась и часть посадского населения. В то время.
как земледелие крестьян и разночинцев официально рассматривалось как
естественное состояние этого сословия, а землевладение ямщиков встречало возражения только в том случае, если их земли пустовали, против;
занятия хлебопашеством посадских людей (купцов и ремесленников)
при1 QQ
нимались меры, не достигавшие, впрочем, результата.1ас
Под влиянием русского хлебопашества земледелием начинали заниматься и некоторые группы коренного нерусского населения. В 1767 г
в Тобольском уезде имели пашню 8269 ревизских душ «инородцев»,.
в Тарском — 5173, в Тюменском-—2286, в Верхотурском — 682, в Туринском— 150. Всего в этих пяти уездах земледелием занималось 16 560 ре199
визских душ коренного населения.
Эту цифру следует сопоставить
191
Н. В. Г о р б а н ь. Движение крестьян духовных вотчин Тобольской епархии
в XVIII в. Уч. зап. Омского пед. ин-та, вып. 4, 1930; ГАТОТ, ф. Тобольской
духовной
консистории, оп. 1, д. 26.
192
В. И. С е м е в е к и и. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины 11.
стр.193269.
ЦГВИА, ф. Военно-ученого архива, д. 19107, лл. 35, 47 об.; 55, 71 об.,
89 об.,
103 об., 122 об., 133 об., 170 об., 179.
194
В. М. К а б у з а н, С. М. Т р о и ц к и й . Движение населения Сибири
в XVIII
в., стр. 153.
35
ПСЗ, т. XIV, 1830, № 10449, стр. 411.
196
ЦГАДА, ф. Сибирской губернской канцелярии, оп. 1, д. 61, лл. 1, 2, 155.
197
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, св. 147, д. 2056, лл. 49 i 1 .
198
Там же, оп. 1, д. 2253, л. 5.
199
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 35, л. 130.
222
с 1113 человеками тюменских и тарских татар, которые имели запашку
200
в конце XVII в.
Земледелие нерусского населения в этом районе Сибири сделало большие успехи в XVIII в.
В Ишимском, Краснослободском и Ялуторовском дистриктах этой категории земледельцев совсем не было. В Кузнецком часть татар занималась хлебопашеством, сочетая его со скотоводством. Еще в большей сте201
пени это относится к Томскому уезду.
По сведениям И. П. Фалька,
земледельцы из еуштинских татар, селившихся вблизи Томска, сеяли ежегодно озимую рожь, яровую пшеницу, ячмень и овес, «каждаго по 20 до
202
40 пуд», и держали по 10—20 лошадей, 5—8 коров, 10—20 овец.
В Илимском уезде число ясачных (преимущественно из новокрещеных),
203
занимавшихся хлебопашеством, было немногочисленно. К середине века
складывается земледелие у кудинских бурят; появляется оно и у бурят
204
Идинско-Балаганского района.
Ясачные, имевшие пашенную землю, пользовались ею на правах феодальных держателей, т. е. платили за это ренту государству-феодалу.
Обычно это был натуральный оброк, называвшийся «хлебным ясаком»,
иногда — денежный оброк. Так, тюменские татары платили хлебный ясак
ячменем, по 4 четверти с осьминой.205 Занимавшиеся торговлей бухарцы
в Таре имели пашни и платили за них денежный оброк.206 В тех случаях,
когда земля, обрабатывавшаяся ясачным, переходила к новому владельцурусскому, последний продолжал платить ясак. В документах, связанных
с «русскими ясачными», подчеркивается, что ясак уплачивается за пользование землей.
Своеобразной категорией феодально-зависимого сибирского крестьянства являлись выписные казаки. В связи с тем что регулярное войско не
справлялось с несением службы в беспокойном пограничном районе, растянувшемся на тысячи километров, а увеличение войска требовало от государства больших расходов на продовольствие, к несению военной службы
стали привлекать часть местного крестьянства. В 1751 г. таких выписных
казаков числилось 7700 человек.207 Это была одна из наиболее обремененных повинностями групп держателей.
Правительственные распоряжения XVIII в., касающиеся держателей
на казенных землях, подчеркивали отсутствие у последних права свободно
распоряжаться своими участками, отчуждать их. В каком соответствии
с этим законодательством стояла практика поземельных отношений? Для
ответа на этот вопрос наиболее благоприятны материалы районов традиционного земледелия, не затронутых в то же время припиской к кабинетским предприятиям на Алтае. Появившаяся уже здесь относительная земельная теснота способствовала развитию сделок, объектом которых являлась земля, поэтому фактические возможности держателя могут быть
здесь прослежены наиболее полно.
Разумеется, применительно к любому району Сибири в XVIII в. можно
говорить только об относительной земельной тесноте. В Тюменском и Тобольском уездах в XVIII в. практиковались самовольное освоение пашни
200
В. И. Ш у н к о в . Очерки по истории земледелия Сибири (XVII в.). М., 1956
стр.20154.
И. П. Ф а л ь к. Записки путешествия..., стр. 526, 545.
202
Там же.
203 g Н. Ш е р с т о б о е в. Илимская пашня, т. II, стр. 634—639.
204
История Бурят-Монгольской АССР, т. I, стр. 121.
205
ГДТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, св. 57, д. 897, лл. 38 об
206
ДАН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 152, л. 244.
207
В. И. П е т р о в . К вопросу о социальном происхождении сибирского казачества. В сб.: Экономика, управление и культура Сибири XVI—XIX вв., Ново
еибирск, 1965
223
захват земли с последующим оформлением прав на нее. При этом захватывались не только выморочные, но и «порожние» земли. Оформление
захваченной земли иногда происходило спустя много лет, когда фактическое пользование ею обнаруживалось случайно. Однако в 1759 г. Тюменская канцелярия писала о «крайнем в Тюменском ведомстве пашенных
земель, сенных покосов и протчих угодьев оскудении»; об этом говорилось
в связи с составлением списка крестьян и разночинцев, желающих переселиться в Ишимский дистрикт.208 Наряду с относительной земельной
теснотой на развитие земельных сделок влиял здесь общесибирский фактор: ценилась обработанная земля. При наличии свободных земель на обработанную всегда находились охотники.
Среди документов района давнего заселения в изобилии встречаются
челобитные, купчие, договорные письма, выписки из журналов канцелярий,
решения, рапорты и другие материалы, касающиеся разных форм отчуждения земли держателями. Всех родов сделки с землей отражены и в книгах записи крепостных контор: купля-продажа, заклад, «поступление» за
долги, раздел, передача по договорному письму. В отношении крестьян
применялся термин «владеть» землей, иметь землю «во владении». Если
такая земля была получена по наследству, о ней говорили как о «природной своей земле». К держателям на государственных землях применялся
также термин «иметь в дачах», «получить в дачу». Наряду с этим считалось правомерным владеть землей «по крепостям», т. е. в результате сделок купли-продажи или передачи за долги, оформленных соответствующими документами — «купчей крепостью», «поступной крепостью» и др.
В отличие от указов центра эти документы, отражавшие практику
земельных операций, исходили из того, что держатель имел право распорядиться своей землей, как ему заблагорассудится — продать, заложить,
отдать в аренду. Права государства при этом сохранялись, так как повинности исполнял новый владелец. 209 Операции крестьян и других держателей с землей — продажа, заклад, долгосрочная аренда — в условиях верховной собственности на эту землю государства порождали сложные запутанные случаи: на один участок предъявляли права разные лица; иногда
в качестве свободной или выморочной захватывалась или продавалась
чужая земля и т. п. Разбором такого рода дел полны материалы воеводских канцелярий.
Противоречие между тенденцией русского феодального государства подчеркнуть исключительность своих прав на казенные земли и ограничить
права непосредственных производителей, с одной стороны, и практикой
частноправовых сделок держателей на этих землях в Сибири, с другой,
было закономерно. По существу в этом проявились противоречия феодального способа производства как частный случай преломления в конкретных
сибирских условиях особенностей феодальной собственности на землю.
При развитых товарно-денежных отношениях в тех местах, где крупное хозяйство самих феодалов оказывается невозможным, возникают
такие формы владения непосредственного производителя землею, при которых он, платя феодальную ренту, имеет широкие возможности распоря-
208
--- ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 2250, лл. 1—3, 84, 85;
д. 2253, л. 31; д. 2259, л. 47 об.; д. 2260, л. 1; д. 2273, лл. 14—18; д. 2274, л. 12 об.;
д. 2276, лл. 25, 35; д. 2277, л. 82, 83; д. 2280, л. 9 об.; д. 2293, лл. 73 и ел.; д. 2295,
лл. 2, 3 об.; д. 2296, л. 63; д. 2305, лл. 1, 34, 35; д. 816, л. 5 об.; д. 2277, лл. 82,
83; д.
2318, лл. 62—65 об.
209
Там же, д. 2271, лл. 5, 6 об.; д. 2275, л. 9; д. 2288, л. 38; д. 2305, л. 96;
д. 2316, л. 1; д. 2393, л. 2; д. 2400, лл. 1—2; д. 2401, л. 50; ф. Тюменской крепост.
ной конторы, д. 16, л. 4 об.; д. 20, лл. 56 об. — 92; д. 37, лл. 1—34; д. 42, л. 4 об.;
д. 42, лл. 1—6, 8 об., 10 об., 13; д. 52, лл. 55, 80 об.—100; д. 59, лл. 4, 6 об.;
д. 63, л. 1.
224
2!0
жения держанием: продать, заложить и пр. Ярко выраженной фоомой
такого типа держания являлась французская цензива накануне буржуазной революции. Аналогичный вариант имел место в Сибири XVIII в., но
с той оговоркой, что в условиях произвола дворянского самодержавия любой государственный крестьянин или другой держатель легко могли стать
объектом насилия со стороны органов власти.
На основе широких владельческих прав крестьян в районах, где существовала относительная земельная теснота (Верхотурский, Тобольский,
Тюменский уезды), развивались арендные отношения. При этом имела
место как потребительская аренда, вызванная необеспеченностью землей,
так и аренда, рассчитанная на привлечение наемной рабочей силы и уве«
911'
личение товарности хозяйства.
В Сибири на государственных землях складывались более благоприятные условия для развития хозяйственной самостоятельности крестьян, чем
в центральных районах России. Фактические возможности распоряжения
землей могли способствовать формированию фермерского хозяйства. Пойдет ли крестьянское держание по этому пути или законсервируется в состоянии мелкотоварного — это зависело от таких экономических факторов,
как степень развития сельскохозяйственного рынка, дорог, наличия свободных рабочих рук, развитых промышленных центров, концентрации населения. Окраинное положение Сибири было тем объективным условием,
которое тормозило развитие этих экономических факторов.
Хлебный рынок в XVIII в. достигает значительных размеров особенно
после 60-х годов. Обслуживался он только крестьянским хозяйством (за
ничтожным исключением) в отличие от Европейской России, где товарный хлеб давало и помещичье хозяйство. И все-таки емкость рынка
была недостаточной, чтобы стимулировать интенсивное развитие широкого
слоя сельской буржуазии.
Специфика Сибири, которая давала крестьянину возможности расширения своей земли, максимальные (в пределах феодальной собственности
на землю) права распоряжения ею, большую хозяйственную самостоятельность, в то же время содержала в себе такое существенное препятствие
для перехода к более прогрессивным формам ведения хозяйства, как
узость рынка рабочих рук. Земельный простор оборачивался и отрицательным фактором: важнейшая сторона первоначального накопления — отделение непосредственных производителей от средств производства — тормозилось в силу изобилия основного средства производства — земли.
Разумеется, одной земли для ведения хозяйства недостаточно, и поэтому
слой бедняков создавался и при земельном просторе, но процесс этот шел
гораздо менее интенсивно. Кроме того, крестьянин, который по бедности
не в состоянии был поднять пашню, мог здесь прокормиться пушным промыслом или рыболовством на продажу, предпочитая это найму к зажиточному соседу.
Далеко зашедшее имущественное неравенство в среде сибирских крестьян и служилых людей было характерно уже для XVII—начала
XVIII в. В XVIII в. оно проявляется в более широких масштабах и входит в сознание современников как обычное массовое явление. Термин
«неимущие», относимый к части государственных крестьян, проходит
в официальной документации через весь XVIII в. В узком смысле его
употребляли по отношению к тем, кто не имел пашни и двора. В широ210
С. Д. С к а з к и н. Классики марксизма-ленинизма о феодальной собственности
и внеэкономическом
принуждении. Средние века, вып. V, М., 1954, стр. 13.
211
ГАТОТ, ф. Тюменской крепостной конторы, д. 72, лл. 5, 6 об.; ф. 47, оп. 1,
д. 2364, л. 66 об.; ЦГАДА, ф. Сибирской губернской канцелярии, оп. 1, д. 70, л. 1;
ф. 1467, оп. 1, д. 44, л. 7 об.; ЦГВИА, ф. Военно-ученого архива, д. 19107,
лл. 21 об., 93.
\ 5 ИсТОрИЯ Сибири, Т. 2
225
ком смысле термин «неимущие» администрация относила ко всем недоста212
точно обеспеченным крестьянам.
Изучение вопроса расслоения сибирского крестьянства требует особенноосторожного подхода к имущественным показателям в силу специфики
сибирских условий. Иногда группы крестьян, владевшие достаточным для
пропитания количеством земли, оказывались источником наемной рабочей
силы. С другой стороны, при выделении группы зажиточных крестьян,
хозяйство которых не может обходиться без наемной рабочей силы,,
в ряде случаев не должен приниматься во внимание такой показатель, как
размер пашни. Когда источники позволяют выяснить состав семьи многоземельных крестьян, часто оказывается, что земля могла быть обработана силами семьи. Иногда же крупное хозяйство, выросшее на основе
многочисленной семьи, перерождалось в предпринимательское, обрабатывавшее значительное число десятин с применением наемного труда.213
Выразительным показателем наличия крестьянской верхушки, переходившей к предпринимательству, является деятельность скупщиков и поставщиков хлеба из крестьян. Отдельные представители крестьянской
верхушки переходили в купеческое сословие. В 1767 г. в Тобольске насчитывалось 106 ревизских душ купцов, недавно вышедших из крестьян,
в Таре — 90, в Тюмени — 83, в Томске — 55, в Верхотурье — 32, в Нарыме и Кетске •— 30 и в Кузнецке •— 27. Всего по перечисленным городам
числилось 423 купца, в недавнем прошлом бывших крестьянами. 214
С 60-х годов упоминания о наемном труде в крестьянском хозяйстве
применительно к наиболее хлебным и в то же время ближайшим к Уралу
районам носят такой характер, который позволяет говорить о сравнительной широте этого явления. В сводной ведомости 1767 г. о росте пашенных земель в Тобольской губернии, об Ишимском, Краснослободском и
Ялуторовском дистриктах сказано: «Во оных трех дистриктах для умножения пашни содержат наемных людей из Верхотурского уезду».215 Единичные случаи не попали бы в такую ведомость. Это было постоянное
широкое явление, признанное властями; речь шла о переходе из одного
уезда в другой на заработки, причем на заработки в земледелии.
Именно такой уезд, как Верхотурский, где существовала земельная теснота и куда в то же время шел постоянный приток населения из-за Урала,
мог стать местом средоточия свободных рабочих рук, а три хлебных дистрикта, где существовали возможности для расширения пашни и развивалось товарное земледелие, — местом применения наемной рабочей силы.
Сочетание этого явления с деятельностью тех крестьян Ишимского и Ялуторовского уездов, которые брали подряды на поставку хлеба в крепости
или, скупая хлеб на месте, везли продавать его в Тобольск, дает основание говорить о наличии процесса социального расслоения крестьянства,
а не только имущественной дифференциации. Однако представляется затруднительным определить масштабы этого процесса для XVIII в.
В том же Верхотурском уезде ведомости 1772 г. показывают для крестьянских хозяйств семи деревень хорошую обеспеченность рабочей силой подавляющей части дворов.216
«Топографическое описание» Тобольского наместничества 1790 г. рисует широкую картину отходничества западносибирского крестьянства на
212 ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 28, д. 534, лл. 1—15;
св. 149, д. 2077. лл. 50, 51; св. 29, д. 552, л. 3 об.; св. 35, д. 618, лл. 4—9; ЦГАДА,
ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 60, ч. 1, лл. 126 об., 128.
213 ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, д. 2261, лл. 5—7д. 2278,
лл. 1—3; д. 548, л. 8.
214
ЦГАДА,
ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 35, л. 131.
215
Там
же,
л.
130.
216
Там же, ф. Верхотурского уездного комиссарства, оп. 1, д. 186, лл. 55, 56 об.
226
заработки. Но об отходе на земледельческие заработки прямо говорится
только при описании Каннского уезда: «Бедного состояния отходят по
пашпортам в соседственные округи по найму для крестьянских работ,
а особливо в Колывано-Воскресенские заводы, сколько во оных по вольной плате в казенные заводские работы, а наибольшее к разным людям
в услужение». Для всех остальных уездов в качестве основной формы отхода по паспортам «Топографическое описание» называет извоз или сплав
на судах купеческой и казенной клади. При этом речь идет не о подрядах
на доставку, а о наемной работе бедных крестьян: фигурируют термины
«в найме», «для работ» и пр. Особо оговаривается для Тобольского,
Ялуторовского и Курганского уездов сплав, а для Томского — извоз
хлеба. В Туринском, Тобольском и Курганском уездах из бедных крестьян рекрутировались сезонные наемные работники рыболовных промыслов. В Томском, Тюменском и Туринском уездах отходники использовались на вспомогательных работах на заводах — «рудных и винокуренных»;
в Омском — на добыче соли. На сплав соли отходили в Курганском, Омском и Ялуторовском уездах; отход по паспортам на плотничьи работы
упоминается в описании Тобольского и Ялуторовского уездов.217
Источник не позволяет оценить размеры отходничества количественно.
Но «Топографическое описание» вообще отражало явления характерные,
а не единичные. Отходничество свидетельствует о распространении наемного труда в регионе, однако он находил применение, по-видимому, преимущественно в неземледельческих промыслах, особенно на транспорте, который в силу огромных сибирских расстояний поглощал большое количество рабочей силы.
Указанные явления развивались в Сибири в связи с социально-экономическими процессами, происходившими в стране в целом. В последнее
тридцатилетие XVIII в. в России происходят существенные сдвиги в развитии капиталистических отношений. Наметившийся в 60-х годах на зауральской окраине перелом в товаризации сельского хозяйства был одним
из проявлений общего хода экономического развития.
3. ГОРНОРУДНАЯ И МЕТАЛЛУРГИЧЕСКАЯ
ПРОМЫШЛЕННОСТЬ.
НАЧАЛО ФОРМИРОВАНИЯ РАБОЧИХ КАДРОВ
В горнодобывающей и металлургической промышленности Сибири,
как и других частей страны, в XVIII в. появились крупные для своего
времени предприятия мануфактурного типа. Мелкое товарное производство уже не могло удовлетворять спрос населения и государства на металлы, В то же время развитие мелкого производства уже подготовило переход к концентрации значительного числа производителей на одном предприятии с углубленным разделением труда, т. е. переход к новой форме,
обеспечивающей большие масштабы производства. В условиях крепостнической России с ее ограниченным рынком свободных рабочих рук эта
форма производства приобрела своеобразные черты.
Начальные шаги крупного металлургического производства делались
в России еще в первой половине XVII в., но интенсивное развитие началось после толчка, который дала этой отрасли Северная война.218 Строительство на Урале заводов, снабжавших металлом армию и флот, подго217
ЦГВИА, ф. Военно-ученого архива, д. 19107, лл. 35 об., 36, 48, 55 об..
73, 90 об., 104, 124, 134, 171 об., 180. Уезды Колыванской губернии не вошли в это
описание.
218
Н. И, П а в л е н к о . Развитие металлургической промышленности в России
в первой половине XVIII в. М., 1953, стр. 4.
15*
227
говило появление сибирской металлургии. На Урале сформирова\ись
кадры первых квалифицированных рабочих сибирской промышленности.
Там же вырос капитал и накопился организационный опыт горнозаводского предпринимательства Демидовых.
Одновременно в Сибири создались условия, благоприятные для освоения недр южной части края. Строительство в 1716—1720 гг. крепостей по
Верхнему Иртышу, особенно самых восточных из них — Семипалатинской
и Усть-Каменогорской, — сделало более доступной для русского населения территорию по левым притокам верхней Оби. Для жителей Томского
и Кузнецкого уездов стали возможны разведки полезных ископаемых.
С 1718 г. поступают первые известия о месторождениях медной руды.
В 1718—1719 гг. и позже были открыты богатые месторождения полиме219
таллических руд группой рудознатца С. Костылева.
Инженер В. Геннин, управляющий уральскими заводами, в январе 1726 г. представил
в Берг-коллегию запрос о строительстве заводов по р. Алею, «но на оное
с,
99П
никакой в коллегии резолюции не воспоследовало».
Пока бюрократический аппарат раскачивался, предприимчивый Акинфий Демидов весной 1726 г. получил разрешение на добычу медной руды
и строительство заводов в Томском и Кузнецком уездах, на землях, которые «лежат впусте». 221 Пробная выплавка меди началась в 1726 г., а в сентябре 1729 г. на р. Белой, недалеко от Колыванского озера, вступил в действие медеплавильный Колыванский завод Демидова; позднее был выстроен Барнаульский завод.222
В 1736 г. другим предпринимателям было запрещено вести работы
там, где находились рудники Демидова.223 В 1739 г. Демидов добился от
Берг-директориума, заменившего Берг-коллегию,
разрешения на разработку угля «подле реки Том под городом Кузнецким» и поиски «в объявленных и в других местах Томского, Кузнецкого и Енисейского
ведомств
1
оного уголья и других металлов и минералов».99 А ТУ
Каменный« уголь упоминался в этом документе в связи с тем, что еще в 1721 г. рудознатцем
М. Волковым было открыто месторождение угля в Кузбассе, на территории современного г. Кемерова.225
Демидову с помощью царского правительства удалось захватить огромную территорию в бассейне Оби — «ведомство Колывано-Воскресенского
завода» А. Демидова простиралось с севера на юг почти на 400 верст,
с востока на запад на 200 с лишним верст. Оно охватывало земли от
р. Касмалы на северо-западе до р. Ульбы на юге, от р. Алея на западе до
226
Оби на востоке.
На этой территории в 1730—1740-х годах разрабатывались Змеевский, Воскресенский, Плоскогорский, Пихтовый, Гольцовский, Медвежий и еще несколько небольших полиметаллических рудНИКОВ. 297
Колыванский, или Колывано-Воскресенский, завод Демидова был хорошо оборудованным для того времени предприятием. На заводе была
219
ЦГАДА, ф. Сената, д. 1527, л. 21 об.; Л. М а л е е в . Алтайский горный округ.
Русская
старина. № 8, 1909, стр. 307—312.
220
РАНО, Копия рукописи И. Веймарна «Гисторическое, критическое и наставительное
изъяснение о Колывано-Воскресенских заводах...», 1766, стр. 9—15.
221
Там же, стр. 16; ЦГАДА, ф. Берг-коллегни, д. 854, л. 95.
222
П. Г. Л ю б о м и р о в . Очерки по истории металлургической и металлообрабатывающей промышленности в России. XVII, XVIII и начало XIX в. Л., 1937,
стр. 112; Б. Б. К а ф е н г а у з. История хозяйства Демидовых в XVIII—XIX вв.
т. 1.223М—Л., 1949, стр. 186.
ПСЗ, изд. 1-е, т. 10, № 7548.
224
Открытие и начало разработки угольных месторождений в России. Исследование 223
и документы. М.—Л., 1952, стр. 108.
3. Г. К а р п е и к о. Горная и металлургическая промышленность.. „ стр. 41.
526
ЦГАДА, ф. Берг-коллегии, оп. 6, папка 2026, л. 141.
227
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 315/476, д. 47, л. 7.
228
План Колывано-Воскресенского завода. XVIII в,
плотина на р. Белой; плавильная с вододействующими мехами для подачи
воздуха в плавильные горны; обжигальная, где обжигали полученный
после рудной плавки полупродукт-—роштейн; гармахерская для выплавки
чистой меди; пильная мельница (вододействующая лесопилка); кузница;
228
котельная, где выделывали медную посуду, и другие цехи.
Завод охранялся крепостью, построенной для обороны от набегов казахских и джунгарских феодалов, а также возможных выступлений мастеровых и крестьян, приписанных к заводам. В 1744 г. был пущен Барна229
ульский завод, выстроенный при впадении р. Барнаулки в Обь. Количество выплавленной меди на заводах Демидова колебалось от нескольких
230
сотен до нескольких тысяч пудов в год.
Алтайские заводы Демидова представляли собой предприятия мануфактурного типа, на которых было сконцентрировано значительное число
рабочих, осуществлялось разделение труда, преобладало ручное производство, частично применялась механизация наиболее трудоемких процессов
с помощью водяных колес, приводивших в действие воздуходувки, молоты, толчеи, пилы. На алтайских заводах и рудниках с самого начала
применялся труд вольнонаемных рабочих. Указ 31 марта 1726 г. о строительстве заводов на Алтае разрешал Демидову нанимать работных людей
с паспортами «вольной ценой». Из-за недостатка пришлых людей с паспортами демидовские приказчики нанимали беспаспортных беглых крестьян.
Берг-коллегия 9 августа 1727 г. по существу легализовала наем беглых,
разрешив селить при алтайских заводах «пришлых, кои живут в лесах и
у калмыков, и шатающихся по селам дворцовых, и монастырских, и помещиковых людей, и крестьян, кои в подушный оклад не написаны».231
В 1745—1747 гг. из 4879 ревизских душ крестьян, работавших на
алтайских заводах, «пришлых и не знающих родства» было 3979 человек; из 736 «мастеровых и работных людей и заводских обывателей» мужского пола было 254 «пришлых и не знающих родства».232 Они поступали
на завод по вольному найму, но при содействии правительства при первой же ревизии прикреплялись к предприятиям. Недостаток свободных рабочих рук приводил к тому, что предприниматель стремился закрепить
работников за предприятием, используя для этого феодальное государство. Наемный труд превращался в принудительный.
Указ от 12 ноября 1736 г. разрешал А. Демидову оставлять на своих
уральских и алтайских заводах пришлых и беглых государственных, помещичьих и монастырских крестьян, обучившихся мастерству, но с обязательством платить за них подушную и оброчную подать. Указом от
29 марта 1738 г. пришлым и беглым крестьянам, учтенным переписью
1735 г. на заводах Демидова, предписывалось «быть при его заводах
вечно».233
Не довольствуясь прикреплением к заводу недавних вольнонаемных работников, Демидов добивался приписки к алтайским заводам государственных крестьян. В августе 1727 г. Берг-коллегия разрешила Демидову приписать к алтайским заводам 400—500 дворов крестьян Кузнецкого уезда.
В 1742 г. было разрешено приписать к Барнаульскому заводу 200 дворов
оол
государственных крестьян. 228
ЦГАДА, ф. Берг-коллегии, оп. 6, папка 2025, л. 59 (план завода 1733 г.).
Там же, д. 854, л. 93 об.; ГААК, ф. 163, оп. 1, св. 13, д. 214, л. 7 об.
230
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 315/476, д. 47, лл. 10—14; ЦГАДА,
ф. Берг-коллегии,
д. 854, л. 94.
231
ГАНО, Копия рукописи Веймарна. .., л. 26.
232
Б. Б. К а ф е н г а у з. История хозяйства Демидовых..., стр. 228.
233
ПСЗ, № 7548 (в указе от 29 марта 1738 г. приведена резолюция императрицы
Анны234 Ивановны от 12 ноября 1736 г.).
ГАНО, Копия рукописи Веймарна. . ., стр. 26—27.
229
230
Кузнецкая воеводская канцелярия сообщала в 1743 г., что из крестьян
235
•уезда к демидовским заводам приписаны 1702 ревизские души,
составлявшие свыше 40% государственных крестьян уезда. При передаче заводов Кабинету оказалось, что Демидов к 1747 г. успел приписать уже
236
4286 ревизских душ крестьян Кузнецкого уезда.
569 приписанных
А. Демидовым крестьян жили непосредственно при заводах — Барнаульском, Шульбинском и Колыванском. Остальные приходили и приезжали
на заводы на время отработок.
Мастеровых, постоянно живших при заводах и рудниках и работавших
на них весь год, было в несколько раз меньше, чем крестьян. Демидов переводил их со своего Невьянского завода на Урале, по его просьбе мастеровых присылали с казенного Екатеринбургского завода и, наконец, обу237
чали на Алтае из пришлых и не знающих родства людей.
Приписные крестьяне отрабатывали на заводах подушный оклад. Длительное отсутствие работников подрывало их хозяйство в деревне. Повинности приписных крестьян делились на конные и пешие: конные работы
заключались в перевозке руд, угля, извести, горнового камня и других
материалов и выполнялись крестьянами ближайших к заводам деревень;
пешие работы были самыми разнообразными. В связи с недостатком кадровых мастеровых крестьяне иногда выполняли основные горные и плавильные работы, рубили дрова, жгли древесный уголь, применявшийся
в плавильных горнах.
За отработки крестьянам зачитывался подушный оклад «по плакату»,
так называлась государственная такса, установленная указом 13 января
1724 г. Время, затраченное крестьянами на дорогу от заводов и возвращение, не оплачивалось, хотя многие жили за сотни верст от места ра1
бот и проводили в пути по 10—12 дней.238
Перевод вольнонаемных мастеровых на положение «вечноотданных»
и приписка к демидовским заводам государственных крестьян вызывали
массовое сопротивление с их стороны.239
Главный начальник Горных заводов Урала и Сибири В. Н. Татищев
установил, что Демидов захватил богатейшие месторождения, содержащие не только медь, но и серебро, и золото. В 1735 г. алтайские заводы
'были отобраны в казну. Однако в 1736 г. Демидов при помощи Бирона
вернул себе все эти заводы и в начале 40-х годов рискнул нелегально развернуть выплавку серебра на Алтае.240 Но тайная выплавка серебра продолжалась недолго. Работавший у Демирова штейгер Ф. Трегер бежал,
захватив образцы руд, и в начале 1744 г. передал их императрице Елизавете Петровне. При опробовании в рудах обнаружили серебро и золото.
Почти одновременно А. Демидов поднес императрице слиток серебра весом в 27 фунтов и просил о новой привилегии — изъятии его предприятий из ведения всех местных и центральных властей, «чтоб... быть со
всеми заводы, с детьми, мастеровыми и работными людьми. . . под ведением
в высочайшем кабинете». Соответствующий милостивый указ был издан
24 июля 1744 г., но вместе с тем просьба Демидова послужила поводом
для передачи его алтайских заводов под управление царского Кабинета и
235
ДАН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 150.
М.
М. Г р о м ы к о . Западная Сибирь в XVIII в., стр. 209.
237
ГААК, ф. С. И. Гуляева, св. Ъ, д. 47, л. 4; св. 13, д. 214, лл. 6, 8.
238
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 315/476, д. 47, лл. 6, 7.
239
См. ниже, стр. 313, 314.
240
ПСЗ, 1830, т. IX, №№ 6559, стр. 290—296; ЦГИА СССР, ф. Каби-нета Е. И. В., оп. 315/476, д. 47, л. 12; ГААК, ф. Колыванской горной экспедиции,
св. 3, д. 47, л. 7; И. Ф. Г е р м а н . Сочинения о сибирских рудниках и заводах, ч. 1.
СПб., 1797, стр. 236—237; Л. М а л е е в . Алтайский горный округ, стр. 318, 319,
322; В. А. Р о ж к о в . А. Н. Демидов на своих Колывано-Воскресенских заводах.
.Горный журнал, т. 3, 1891, стр. 343, 344.
236
257
перехода их в царскую собственность, что отнюдь не входило в планы Демидова и было для него тяжелой неожиданностью.
Комиссия бригадира Беэра, посланная на алтайские заводы по указу
17 мая 1744 г., отстранила от управления приказчиков Демидова. Опытная
плавка руд, проведенная Беэром, показала высокое содержание в них серебра и подтвердила наличие золота. В 1745 г. Беэр привез в Петербург
241
с Алтая 44 пуда 22 фунта серебра и 12 фунтов золота.
Фактически
алтайские рудники и заводы были отобраны у Демидова в 1744 г., хотя
242
конфискация их была оформлена в мае 1747 г.
С передачей алтайских заводов в ведение Кабинета начинается новый
этап их развития. При господстве крепостнических отношений в стране,
в условиях отдаленной окраины, где создавались дополнительные трудности из-за недостатка рабочих рук и дороговизны дальних перевозок,
обращение на службу заводам возможностей, которыми располагал царь
как глава государства, сыграло на определенном этапе положительную
роль в развитии промышленности.
Действующие заводы и рудники стали расширяться. Началось строительство новых предприятий к востоку и югу от Змеиногорского рудника, Колыванского и Барнаульского заводов — первоначальных центров
горнозаводской промышленности Алтая. Большую часть серебра и золота, поступивших из Сибири в XVIII в., давал Змеиногорский рудник.
Верхние охристые руды Змеевой горы первоначально отличались исключительным богатством: в пуде руды содержалось от 20 до 76 золотников
серебра.243
Историк А. Л. Шлёцер сравнивал Змеевский рудник с прославленными серебряными рудниками Латинской Америки. По словам Шлёцера,
с открытием Змеевского рудника в России возник второй Потоси и наступил серебряный век. После перехода заводов к Кабинету добыча змеиногорских руд быстро выросла, но, достигнув высшего уровня в 70-х годах
XVIII в., стала медленно снижаться в связи с падением содержания серебра, углублением шахт и увеличением трудностей добычи руд. С 1747 по
1793 г. добыча руд выросла в 30 раз (с 38591 до 1 131 466 пудов), а количество серебра, содержащегося в добытых рудах, увеличилось лишь
в 14 раз (с 66 до 952 пудов). 244
Вокруг Змеиногорска возникли новые рудники — Петровский, Семеновский и другие, значительно уступавшие, однако, Змеевскому по времени и масштабам разработки.
С 80-х годов стало разрабатываться мощное Салаирское полиметаллическое месторождение, обнаруженное в 1781 г. «ясашным татарином» Нарышевым и рудознатцем Д. Поповым, расположенное в 160 верстах к северо-востоку от Барнаула. В 1786 г. в 160 верстах к югу от Змеиногорска
поисковая партия Ф. Риддера открыла богатое месторождение серебросвинцовых руд, получившее название Риддерского, но этот и другие южные рудники также давали в десятки раз меньше руды, чем Змеиногорский.245
Разрабатывались преимущественно месторождения, богатые серебром.
Медные и свинцовые руды, даже наиболее богатые, добывались в незначительных размерах. Добыча железных руд в Западной Сибири по срав241
И. Ф. Г е р м а н . Сочинения о сибирских рудниках и заводах, ч. 1, стр. 237—
238; Г. С п а с с к и й . Жизнеописание Акинфия Никитича Демидова. СПб., 1833,
стр.24232—34, 89—90.
ПСЗ, т. XII, № 9403, стр. 700.
243
р ^ Щ у р о в с к и й. Геологическое путешествие по Алтаю. М., 1846, стр. 75.
244
3. Г. К а р п е н к о . Горная и металлургическая промышленность..., стр. 64.
246
И. Ф. Г е р м а н . Сочинения о сибирских рудниках и заводах, ч. 3, СПб., 1801,
стр. 43—58, 87.
232
нению с Уралом была невелика. Для единственного кабинетского железоделательного предприятия — Томского завода — в начале 90-х годов добывалось ежегодно около 110 тыс. пудов железных руд из разных место« 94.fiс
рождении.
Полиметаллические рудники выросли в крупные для своего времени
предприятия, доставлявшие ежегодно десятки и сотни тысяч пудов руды.
О крупных размерах производства свидетельствует и количество рабочих,
занятых на отдельных рудниках. На Змеиногорском руднике в 1771 г,
было 1500 горнорабочих, а в январе 1794 г. — 3229.247 На Салаирских р у д никах в 1795 г. было занято 760 рабочих.248
Кабинетские рудники по уровню производства представляли собой мануфактуры. Осуществлялось разделение труда между подземными рабочими-бергауерами, рудоразборщиками, кузнецами, плотниками, конюхами и пр. При добыче и обработке руды преобладал ручной труд. Для
подъема руд применялись ручные и конные вороты. На крупнейших рудниках строились вододействующие рудоподъемные, водоотливные, рудотолчейные и промывальные установки. На Змеиногорском руднике в 1748
и 1752 гг. были выстроены двапохверка — вододействующих рудотолчейных и промывальных сооружения для извлечения золота из бедных серебром руд.249 В 1763—1766 гг. под руководством видного гидротехника
К. Д. Фролова были построены еще три похверка.250 В 1783 г. на Вознесенской шахте Змеиногорского рудника по проекту и под руководством
К. Д. Фролова была устроена мощная водоотливная машина, приводившаяся в действие 18-метровым наливным колесом, установленным в подземной выработке. Во второй половине 80-х годов подобные же вододействующие машины для подъема руд и водоотлива были построены на Екатерининской и Преображенской шахтах.251
Старейший
металлургический
завод
Алтая — Колыванский —
в 1759 г. закрыли, так как окрестные леса были вырублены, но с 1790 г.,
когда лес в окрестностях завода подрос, плавка руд возобновилась. Барнаульский завод, построенный для производства меди, после перехода
к Кабинету был переоборудован для выплавки серебра и стал крупнейшим
сереброплавильным заводом Западной Сибири. Рост добычи руд привел
к постройке в 1763—1764 гг. новых заводов — Павловского и Сузунского,
или Нижне-Сузунского.
Перевозка сибирской меди в Европейскую Россию обходилась дорого.
Но нельзя было отказаться от выплавки меди, поскольку в полиметаллических рудах, плавившихся на серебро, она содержалась в значительном
количестве.
В 1763 г. было решено чеканить медную монету с гербом Сибирского
царства (два соболя), которая имела бы хождение только в Сибири.252
253
Для плавки медных штейнов, получаемых на Алтайских заводах и богатых медных руд и был построен Сузунский завод. С 1769 г. на нем
246
Там же, стр. 154—156.
И. П. Ф а л ь к . Записки путешествия..., стр. 473; I. F. H e r m a n n . Mineralogische
Reisen in Sibirien, Bd. I, S. 152.
248
И. Ф. Г е р м а н . Сочинения о сибирских рудниках и заводах, ч. 3, стр. 58.
249
3. Г. К а р п е н к о . Горная и металлургическая промышленность. . ., стр. 67.
250
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 315/476, д. 235, л. 20.
2nl
В. С. В и р г и н с к и й , Н. Я. С а в е л ь е в . Строительство вододействующих
устройств
на Алтае в XVIII в. М., 1955, стр. 102, 103, 111, 112._
252
Н. И о с с а. Выплавка серебра, свинца и меди на Алтайских заводах. Горный
журнал,
ч. I, 1884, стр. 281; ПСЗ, т. XVI, № 11983, стр. 445, 446.
253
Штейн, роштейн •— продукт первичной рудной плавки, представляющий собой
сернистый сплав меди, серебра, свинца и других металлов, содержавшихся в полиметаллических рудах. Названные металлы извлекались из штейнов путем последующих переплавок.
247
233
стали выплавлять и серебро. С 1766 г. при Сузунском заводе открыл
монетный двор, чеканивший сибирскую медную монету, а с 1781 г. он ста
254
выделывать монету общероссийского образца.
Через 10 лет после постройки Сузунского завода, в 1774—1775 г., бы
построен пятый — Алейский сереброплавильный завод в верховья
р. Алея, притока Оби, к югу от Барнаула, ближе к серебряным рудн)
Сибирские медные монеты Сузунского монетного двора.
Из колл. И. Ф. Рыжкова.
кам. В 1783 г. в изгибе, по местному выражению «локте», Алея в е
верхнем течении был построен шестой — Локтевский медеплавильный :
вод, который должен был снабжать медью Сузунский монетный двор,
в действительности стал преимущественно сереброплавильным заводом:
Производство драгоценных металлов являлось главной задачей пре
приятии Кабинета. Но для оборудования рудников и заводов были нес
254
ПСЗ, т. XXII, № 16312, стр. 523.
ГААК, ф. С. И. Гуляева, св. 3, д. 47, лл. 15, 16; ф. 1, оп. 2, св. 46, д. 102, л.!
И. Ф. Г е р м а н . Сочинения о сибирских рудниках и заводах..., ч. 1, стр. 262, 2
255
234
ходимы чугун, железо и сталь. Доставка их с Урала и с Ирбинского завода (на р. Ирбе, в бассейне Енисея) обходилась слишком дорого. Поэтому в 1771 г. был построен седьмой — Томский железоделательный
завод на р. Томь-Чумыш.
Общий объем выплавки драгоценных металлов по всем алтайским заводам показан в табл. 6.
Караваны, ежегодно прибывавшие в Петербург с Алтая, направлялись
на Монетный двор, где из серебра и золота чеканились монеты. Стоимость драгоценных металлов по так называемым «передельным» ценам
возмещалась царскому Кабинету в виде ассигнаций за вычетом задолженности Кабинета государственному казначейству, кредитовавшему царТАБЛИЦА 6
256
Выплавка драгоценных металлов на алтайских заводах
Серебро
ские предприятия. На Сузунском монетном дворе в 1770—1790 гг. ежегодно чеканили медной монеты на сумму от 200 до 300 тыс. руб.257
Благодаря хищнической разработке исключительно богатых месторождений полиметаллических руд и беспощадной эксплуатации подневольных
мастеровых и крестьян, Алтайский горнозаводской комплекс в XVIII в.
приносил своим коронованным владельцам баснословные доходы при незначительных капитальных вложениях. Каждый затраченный рубль
в 1747—1776 гг. возмещался 4—5 руб. дохода в год.258
На металлургических заводах преобладал ручной труд, и только воздуходувки и кузнечные молоты работали от водяных колес. Паровые двигатели не применялись, хотя механик Барнаульского завода И. И. Ползунов еще в 1766 г. сконструировал пароатмосферный двигатель, приводивший в движение меха плавильных печей. Заводские печи работали
исключительно на древесном угле, несмотря на то что было известно
несколько месторождений каменного угля поблизости от Томского завода.
Современники различали три основные группы работников алтайских
заводов в рассматриваемый период: прикрепленные к заводу работники
на жалованьи, приписные крестьяне, работники по сдельному или поденному найму. Различие между ними строго проводилось во всей официальной документации.
Первую группу составляли постоянные работники, живущие при заводе, получавшие твердо установленную заработную плату и выполнявшие работу, требовавшую определенной квалификации. Это была разно256
С. III о д у а р. Обозрение русских денег и иностранных монет, употреблявшихся
в России с древних времен, ч. I. СПб., 1837, табл. 18.
257
Там же, табл. 14.
258
ПСЗ, т. XV, № 11185, стр. 616, 617-624; т. XXII, № 16312, стр. 521, 522.
255
родная по характеру труда, оплате и правовому положению группа. Она
включала и высокооплачиваемых служащих, и канцеляристов, но основную
ее массу составляли
квалифицированные
производители — мастеровые.
Каждый работник этой группы находился на строгом учете. Количество работников разных специальностей на отдельном заводе, их оклады — все
предусматривалось специальным постановлением, своего рода «штатными
расписаниями».
Источники пополнения Колывано-Воскресенских заводов постоянными
работниками, получавшими жалованье, были различными. Верхний слой
специалистов, получавших офицерские звания, формировался из небогатых дворян и разночинцев, направленных на заводы из учебных заведе259
ний.
Проникали в этот слой и дети мастеровых, прошедшие специаль260
ную подготовку. Иностранные мастера работали по контракту, заключав261
шемуся на определенный срок.
Часть «служителей» поступала по
распоряжению центральной администрации из более старых районов горно-добывающей и металлургической промышленности — с Олонецких заводов, с Урала. С развитием алтайского комплекса рудников и заводов вновь
открывающееся предприятие получало квалифицированные кадры за счет
других предприятий. Солдаты прикрепленных к заводам команд также частично использовались в производственном процессе, получали заработную плату и приобретали определенную специальность. 262
К работе на заводе привлекались дети заводского населения. По мере
увеличения срока существования заводов этот небольшой вначале внутренний источник рабочей силы приобретал все большее значение. С раннего
возраста их привлекали не только к обучению в заводских школах, но непосредственно к производству. В марте 1765 г. канцелярия горного начальства писала Кабинету, что «мастерские и прочих находящихся в заводской службе людей дети, которые придут в возраст до 15 лет и выше,
все определяются в комплект к ремеслам и никогда оное пропущено не бывает». В то же время канцелярия жаловалась на малое количество «взрос*» одо
лых» детей,
недостаток которых администрация компенсировала привлечением малолетних. Так, в 1768 г. оказалось, что дети 10—12 лет, подлежащие набору в школу при Барнаульском заводе, уже второй год
работают на монетном дворе при Нижне-Сузунском заводе.264
Массовым источником пополнения основного состава непосредственных
производителей — мастеровых были наборы из приписных крестьян
«в счет рекрутов». После многолетних настояний Колыванского горного
начальства, жаловавшегося на недостаток постоянных рабочих, 12 января
1761 г. был издан указ, установивший надежный источник пополнения мастеровых: рекруты, набиравшиеся из приписных крестьян, обращались
в мастеровых.265 Кабинетские заводы и рудники получили возможность систематически пополнять рабочие кадры. Рекрутские наборы из приписных
крестьян назначались произвольно Кабинетом. В январе 1765 г. в ответ
на запрос канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, жаловавшегося на отсутствие мастеровых для строящихся заводов, Кабинет
209
РАНО, Копия рукописи Веймарна, стр. 106, 114; ф. Сузунской горной конторы,
оп. 1,
д. 56, лл. 95—116.
260
Там же, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 1, лл. 95 об., 96, 115 об.,
116 и др.
261 g 1747 г. предписывалось заключать с иностранцами контракты на «вечную
службу» с условием содержания их в старости и выплаты пособия вдовам и детям.
Но это отпугнуло даже тех мастеров, которые уже работали на заводах в демидовский
период. С 1761 г. заключаются временные контракты.
262
ГАЬЮ, Копия рукописи Веймарна, стр. 174.
263
Там же.
264
Там же, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 56, лл. 155—157, 176, 177.
265
ПСЗ, т. XV, № 11185, стр. 618, 619.
236
заявил, что «остается натуральнейший и кратчайший способ, взять
к новым заводам и к наполнению прочих мест из заводских крестьян
людей молодых здоровых, и к тем мастерствам и работам, к коим они
надобны, способных, столько, сколько оных по необходимости по266
требно».
Так как отбор крестьянской молодежи производился в счет «будущих
рекрутских наборов», то количество забираемых на завод было ограничено только опасением разорить окрестные деревни. Канцелярия горного
начальства указывала Кабинету на невозможность набрать всех недостающих работников за счет рекрутов из приписных крестьян, «от чего не
токмо в хлебопашестве великое уменьшение, и тем крестьянам знатное
отягощение, но и самое разорение. Ибо они по взятию в ту службу пребывая в оной безотлучно, в знатном отдалении, совсем от домов и от хле267
бопашества навсегда отлучаются».
В 1765 г. было взято в счет рекрутов по одному человеку с сотни.268
Материалы IV ревизии свидетельствуют о неравномерности распределения
по деревням количества взятых на заводы в счет рекрутского набора со
времени предшествующей ревизии. Так, в селе Легостаевском из 102 ревизских душ, зарегистрированных III ревизией, было взято в рекруты
к 1782 г. 13; в деревне Шипкиной из 86 — 3; в деревне Медвецкой из
71 —4; в деревне Мостовой из 45— 4; в деревне Шипуновой из 37— 2;
в деревне Китеревской из 33— 1; в деревне Суседовой из 20—1.269
Эта неравномерность объясняется, по-видимому, принципом, которым
руководствовались при отборе. Принцип этот четко изложен в предписании канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства в связи
с рекрутским набором 1765 г.: «прислать годных по очереди, от семьи или
по выбору мирских людей, а паче таких, которые пашен и постоянных крестьянских домов, и пожитков не имеют, слоняются по степям и озерам,
к хлебопашеству и домоводству не радеют». 270
Зажиточные крестьяне, которые фактически решали вопросы, предоставленные «мирскому согласию», отправляли на заводы по рекрутскому
набору бедноту. Были даже случаи возврата обеспеченного крестьянина,
попавшего на завод по рекрутскому набору, и замены его безземельным
крестьянином.
Уход обедневших крестьян в заводские мастеровые через рекрутский
набор не избавлял их от уплаты долгов богатым односельчанам. Заводские документы хранят записи о взимании с некоторых мастеровых денег
в пользу крестьян приписной деревни в счет долга, возникшего, когда
мастеровой «был еще во крестьянах». Иногда долг был настолько крупным, что уплата его растягивалась на несколько лет и выливалась в ежемесячные вычеты, существенно сокращавшие размер и без того скудной
заработной платы.271
Таким образом, дифференциация в среде крестьян приписной деревни
накладывала отпечаток на характер наборов на заводы «в счет рекрутов».
Крестьян, которые попали сюда в результате обезземеливания из Европейской России или других районов Сибири и не успели или не смогли
завести на новом месте самостоятельное хозяйство, а также коренных местных крестьян, обедневших или совсем разорившихся под тяжестью завод-
гее
РД1~|О, Копия рукописи Веймарна, стр. 172.
267
Там же, стр. 175—176.
268
Там же.
269
Там же, ф. Бердского острога, д. 6, лл. 130—235 об.
270
Там же, Копия рукописи Веймарна, стр. 117.
271
Там же, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 34, л. 7; д. 1, стр. 298, д. 35,
стр. 235, 236.
257
ских отработок, насильственно превращали в заводских мастеровых. Пес
существу отделение их от средств производства было одной из сторон процесса первоначального накопления, но в силу специфических условий России они привлекались на предприятия методами внеэкономического принуждения.
Уход на завод по рекрутскому набору означал полный разрыв с сельским хозяйством, превращение в «работного человека». В отличие от тех
приписных крестьян, которые только отрабатывали подушную подать на
заводских работах, рекруты резко меняли весь строй своей жизни, вли«
ваясь в состав постоянно живших при заводе работников «на жалованьи».
Они приобретали трудовые навыки одной из заводских специальностей и
никогда уже не возвращались к хлебопашеству. Рекрутские наборы на заводы охватывали не только крестьян, но и другие податные сословия на
подведомственной заводам территории — посадских, цеховых, разночинО79
""
цев/"
Численность мастеровых после 1761 г. стала быстро увеличиваться.
По штатам начала 70-х годов, в округе Кольгванских заводов было уже
около 5500 мастеровых. Большинство было занято на рудниках, где числилось 2915 рудокопов и 257 промывальщиков.273
В данных «примерного штата чинов» за 1781 г. указано, что на Барнаульском заводе насчитывалось 480 работников на жалованьи, Павловском — 303, Нижне-Сузунском — 357 и Алейском — 77.274 Из них
«нижних служителей» (т. е. за вычетом офицеров, медиков, учителей,
приказных и
унтершихтмейстеров) •— соответственно 425,
276,
322
и 77.
"
Распределение по специальностям и видам работ свидетельствует о высокой степени разделения труда на заводах. Только непосредственно в процессе плавки участвовали мастеровые не менее десяти специальностей
(шмельцеры, форлейферы, ауфтрайгеры, абтрейберы, шплейзеры, пепломыльшики, гармахеры, обжигальщики, мусоротолчельщики, гитеншрейберы), каждая из которых требовала определенных производственных навыков.
Внутри специальностей существовала сложная квалификационная
иерархия: мастер, подмастерья, ученики первой статьи, ученики второй
статьи, рядовые работники первой статьи, рядовые работники второй
статьи. Так, по штату 1781 г. предусматривался слесарный мастер, слесарный подмастерье, слесарные ученики первой и второй статьи и слесари
первой и второй статьи. Не всегда и не по каждой специальности эта
дифференциация осуществлялась полностью. По многим видам работ,
требовавшим небольшого количества людей высокой квалификации (взятие проб, производство воздуходувных мехов, якорное дело, работы на
плотине, маркшейдерские работы), в списках фигурируют только мастера
с подмастерьями и учениками или, чаще, подмастерья с учениками — без
рядовых работников. По более простым и массовым видам работ (шмельцеры, форлейферы, ауфтрайгеры и др.)
производилось деление только на
о
с»
27е!
работников первой и второй статьи.
Все звенья квалификационной иерархии имели различную заработную
плату. В 1767—1768 гг. на Нижне-Сузунском монетном дворе токарный
подмастерье получал 30 руб. в год, в то время как токарные ученики —
от 18 до 20 руб.; инструментальный подмастерье получал 50 руб., а инструментального дела ученик — от 5 до 12 руб. и т. д. Очень велика была272
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 315/476, д. 163, л. 30.
И. П. Ф а л ь к. Записки путешествия..., стр. 509.
ГАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 1, лл. 89 об. — 94 об.
275
Там же, л. 92 об.; д. 2, лл. 25—29; д. 34, лл. 88—91 и др.
273
274
238
разница между окладом мастера и ученика (пробирный мастер-—-120 руб.,
276
пробирный ученик — от 9 до 18 руб.)Учениками, как правило, были взрослые полноценные работники, а не
277
дети. Часто проработав несколько лет по одной специальности, становились учениками в другой, более квалифицированной. Характерные в этом
отношении выписки из формулярного списка выглядят таким образом:
в 1786 г. из Томского завода на Нижне-Сузунский завод направляется
кузнечный ученик Федор Голубцов, 32 лет, из крестьян; с 1773 г. был
^запасным служителем», с 1777 г. — молотобойцем, с 1781 г. — кузнечным
278
учеником. Рядовыми работниками и учениками оставались по многу лет.
Продвижение по квалификационной иерархической лестнице отнюдь не
было обязательным и систематическим, так же как и звание не всегда соответствовало мастерству работника. Администрации было выгодно удерживать на низкооплачиваемой должности мастерового, давно уже выполнявшего более квалифицированную работу. Для многих препятствием
к продвижению являлась неграмотность. Правда, в 50—80-х годах горные школы подготовили немало грамотных работников из детей мастеровых, но все-таки приток непосредственно из неграмотной деревни оставался основным источником рабочей силы. Среди 884 работников Салаирских рудников в 1795 г. было лишь 10 человек грамотных (1.2%), в том
числе 7 из детей мастеровых и 1 из крестьян.279
Основная часть мастеровых, постоянно находившихся при заводах, получала твердо фиксированную заработную плату. Но на некоторых видах
работ применялась сдельная оплата, которая могла чередоваться с выплатой жалованья. На Нижне-Сузунском монетном дворе применялась сдельная оплата мастеровых, чеканивших монету, и «запасных служителей»,
использовавшихся на подсобных работах. Угольщикам при сдельной оплате
полагалось 10—12 руб. за двадцатисаженную кучу. При этом каждый должен был выжечь три таких кучи в год. За уголь, выжженный сверх нормы,
мастеру платили по 2 коп., угольщикам — по 15 коп. с короба; за невыполнение нормы взыскивали с мастера по 4 коп., с угольщиков — по 21 коп.
с короба.280
Характер труда мастеровых (высокая степень разделения труда, работа в большом коллективе), заработная плата, отсутствие других источников существования — эти черты сближают их с работниками капиталистической мануфактуры. Но в то же время мастеровые были прикреплены
к заводу, их труд был подневольным. Даже для перехода с одного предприятия на другое внутри алтайской горно-заводской системы требовалось
особое разрешение начальства. При крайнем дефиците рабочей силы, который постоянно испытывали сибирские заводы и рудники, данный завод
мог отпустить мастерового на другое предприятие только в обмен на аналогичного работника. Поэтому переводы с Барнаульского завода на Нижне-Сузунский, с Томского — на Новопавловский и т. п. по личной просьбе
работника осуществлялись, как правило, в порядке обмена работниками. 281
Потребность в людях была такова, что и представители высшего слоя
«служителей», носители офицерских званий, среди которых были и дворяне, не имели права самовольно уйти с заводов или перейти с одного
276
Там же, д. 56, лл. 5, 31.
Ср. положение на Олонецких заводах. См.: А. Я. Б а л а г у р о в . Олонецкие
горные
заводы в дореформенный период. Петрозаводск, 1958, стр. 133—138.
278
ГАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 56, лл. 24, 25.
2(9
ГАКО, ф. Салаирской горной конторы, оп. 3, д. 171.
280 ГАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 56, л. 204; д. 1, лл. 381—384;
д. 57,
лл. 55—58.
281
Там же, д. 57, лл. 24, 25, 195 и др.
277
239
завода на другой. Для этого требовалась особая причина, например тя282
желая болезнь, подтвержденная соответствующей справкой.
Выплата заработной платы создавала для квалифицированных масте283
ровых некоторую материальную заинтересованность в работе.
Не случайно большинство побегов совершали работники, исполнявшие неквалифицированные, низкооплачиваемые виды работ, и редко были случаи
284
бегства мастеровых, овладевших сложной специальностью.
Приписные крестьяне, работавшие на заводах в счет подушной подати, выполняли обычно вспомогательные работы: вырубку леса и рубку
дров для жжения угля, перевозку руды, угля, флюсов и пр. Количество
приписных крестьян после передачи заводов Кабинету резко возросло.
А. Беэру, принимавшему заводы, поручалось дополнительно приписать деревни Белоярской и Малышевской слобод и Бердского острога, все деревни Бийской крепости и сверх того селить вблизи «пришлых в Сибирь»,
чтобы они отрабатывали на заводах «государственные подати». В результате заводы получили рабочую силу еще тридцати восьми новых деревень,
а также не приписанную еще часть старых деревень. Новая группа приписных 1748 г. включала 4664 человека. Следовательно, непосредственно
при передаче заводов казне число приписных крестьян было удвоено. При
этом приписка захватила частично и Томский уезд: из новых деревень
две принадлежали к Чаусскому, а семь — к Сосновскому острогам этого
уезда.285
Следующий этап наступления на крестьян ближайших к заводам территорий произошел в 1760 г., когда приписали 396 деревень Томского и
42 Кузнецкого уездов, а также всех крестьян, подселившихся за это
время в прежде приписанные деревни. Это составило 4192 ревизские души
по Кузнецкому и 13499 — по Томскому уездам. Одним указом была приписана 17691 ревизская душа. Общее количество приписных теперь достигло 26641. Вслед за этим в 1761 г. были приписаны все оставшиеся
еще свободными от отработок крестьяне Томского и Кузнецкого уездов,
в результате чего два года спустя III ревизия зафиксировала в ведении
Колывано-Воскресенских заводов свыше 39 тыс. ревизских душ приписных крестьян. 286
Район Колывано-Воскресенских заводов был настолько привлекателен
для крестьян-переселенцев сочетанием обилия свободных земель и благоприятных для земледелия и скотоводства природных условий, что вольная
колонизация его продолжалась, несмотря на явную угрозу заводских отработок для всех селившихся здесь. Способствовало этому также строительство укрепленной линии. Кроме того, заводские поселки и контакты
со степняками обеспечивали возможность сбыта хлебных излишков.
Основная масса крестьян, селившихся в Бийском, Колыванском и Кузнецком уездах между III и IV ревизиями, приписывалась к заводам.
В этом убеждает сравнение переписей приписных крестьян по деревням.
Табл. 7 отражает число приписных деревень на территории, которая в период III ревизии входила в Томский и Кузнецкий уезды Тобольской губернии, а в 1781 г. при создании Колыванского наместничества перешла
в его состав. При этом 10616 приписных крестьян Томского уезда, учтен282
Там же, д. 56, л. 51 и др.
Ср.: В. Я. К р и в о н о г о в . Наемный труд в горнозаводской промышленности
Урала
в XVIII в. Свердловск, 1959, стр. 4—11.
284
ГАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 34, лл. 65, 77, 129, 133, 134 об.,
162,285 163, 166, 190 и др.
ГААК, ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 2,
д. 151, л. 189—198 об.; ГАНО, Копия рукописи Веймарна. . ., стр. 75.
286 ГААК, ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 2,
д. 151, лл. 134 об., 189—198 об.
283
240
ных III ревизией, остались за пределами Колыванского ведомства,
287
а 28 758 ревизских душ Томского и Кузнецкого уездов вошли в него.
Зта территория была подведомственной заводам при всех изменениях
в административном делении, поэтому процесс возникновения новых деревень в условиях горнозаводских отработок лучше всего проследить именно
здесь.
На основной территории рудников и заводов в течение 20 лет возникло 242 новых населенных пункта. Они появились в результате вольной крестьянской колонизации территории и отселения от старых деревень
за счет естественного прироста (ссыльные переселенцы — «посельщики» —
учитывались отдельно). О вольном характере заселения говорит и сравТАБЛИЦА 7
288
Возникновение новых деревень и приписка их к заводам
Уезд и земская контора или изба 289
Селений
по III ревизии
Приписных Деревень,
крестьян
по III ре- возникших
с III до IV
визии
ревизии
(р- д.)
Приписных
крестьян
в новых
деревнях
(р. Д.)
Томский уезд
151
33
4914
1969
30
13
615
493
112
117
64
59
57
38
5282
5136
3526
3789
2655
1489
18
26
56
58
22
19
439
1040
2017
2469
775
429
631
28758
242
8277
Кузнецкий уезд
нительно небольшой размер деревень — в среднем 34 ревизские души;
при этом некоторые деревни, возникшие незадолго до IV ревизии, имели
всего 6—10 жителей. 290
Общее количество приписных крестьян на этой территории в период от
III до IV ревизии возросло от 28758 до 42401 ревизской души,291 или
на 49%. Из 13643 ревизских душ прироста 8277 составляли крестьяне
вновь образованных деревень. Остальные 5366 приходятся на естественный прирост в старых деревнях и небольшое подселение к ним.
Таким образом, на территорию, подведомственную заводам, где в начале 60-х годов была осуществлена приписка для горнозаводских обработок почти всех государственных крестьян, в последующий период продолжалась вольная крестьянская колонизация, дававшая в дополнение к естественному прирост приписанного к заводам крестьянства.
Акт приписки к заводам означал изменение формы феодальной эксплуатации крестьян. Все приписываемые крестьяне были феодально-зависимыми и до момента приписки к заводам, но приписка влекла за собой от287
Там же, оп. 2, д. 151, л. 135.
Таблица составлена на основании ведомостей Колыванской казенной палаты.
ГААК, ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 2, д. 151,
лл. 137—166
об.
289
По административному делению, существовавшему в период III ревизии.
290 ГДДК, ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 2,
д. 151,
лл. 137—166 об.
291
Там же, лл. 134 об., 135.
288
"] б История Сибири, т. 2
241
работочную форму ренты в виде заводских работ, связанную с отрывом
от сельскохозяйственных занятий на значительное время. Сам факт отработочной ренты не был новым для государственных крестьян Сибири,
однако интенсивная приписка к заводам проходила в условиях роста товарности крестьянского хозяйства, развития товарно-денежных отношений, когда сибирские крестьяне стремились к замене отработочной ренты
денежной. Введение отработочной ренты в ее наиболее неудобной для крестьянского хозяйства форме несомненно ухудшало положение крестьян.
Об этом свидетельствует и упорное сопротивление крестьян против
заводских отработок, принимавшее самые различные формы, — от самосожжения приписываемых к заводам раскольников, побегов приписных крестьян, в частности, в неподвластный царской администрации район долины Бухтармы, до систематических отказов «исправлять положенные на
них работы» или нарушений сроков выхода на работу.292
Но приписка к алтайским заводам не приводила к превращению государственных крестьян в крепостных. Юридически положение приписных
оставалось близким к положению государственных крестьян. Официальная документация рассматривала их как особую часть государственных
крестьян. В ответах сибирских воеводских канцелярий на анкету
Г. Ф. Миллера приписные крестьяне указываются как одна из групп государственных крестьян.293 В ведомостях губернатора Д. И. Чичерина, отражающих изменения в населении Сибирской губернии от II до III ревизии, крестьяне, приписанные к Колывано-Воскресенским заводам, помещены под рубрикой «государственные крестьяне и разночинцы», в то
время как в этих же ведомостях крестьяне частных заводов Демидовых на
восточных склонах Урала записаны под рубрикой «помещиковы и дворовые».294
В более поздней документации это отношение к приписным как группе
государственных крестьян сохраняется. Колыванская казенная палата делит в конце века государственных крестьян на «приписных к заводам» и
~~
*
90^
«не приписных
к заводам».
Прикрепление приписных крестьян к земле носило ограниченный характер. Если приписной крестьянин совсем покидал пределы района, находившегося в ведении Кольшано-Воскресенских заводов, он считался беглым. Но и остальные государственные крестьяне Сибири тоже преследовались за побеги и не могли оставлять свои наделы. Внутри же этого
района крестьяне фактически могли перемещаться по собственной инициативе, заводить хозяйство на новом месте.
Материалы ревизий свидетельствуют о многочисленных перемещениях
крестьян в уездах, целиком приписанных к заводам. Подчеркивается
вольный характер переезда («переехал собой»), в отличие от переводов по
указу Канцелярии горного начальства.296 Ревизские ведомости называют
ряд новых деревень, основанных самовольно крестьянами, переехавшими
о
9Q7
из старых деревень этого района.
292
ГАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 1, л. 239—239 об.; д. 34,
лл. 35—35 об., 163; Т. И. А г а п о в а . Положение народных масс и классовая борьба
на сибирских горных предприятиях (конец XVIII—60-е годы XIX в.). Уч. зап. Кабардинск.
гос. пед. инст., вып. 7, 1955, стр. 99.
293
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481.
294
Там же, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 35, лл. 131,
244—252.
295
ГААК, ф. Канцелярии Колывано-Воскрегенского горного начальства, оп. 2,
д. 151,
лл. 134 об., 167.
296
ГАНО, ф Бердского острога, оп. 1, д. 6, лл. 160—167 об., 178—191 об., 130—
159 297
об., 198—208 об., 230—235 об.
Там же, лл. 174—177 об., 192—197 об., 209—216 об.
242
Такие перемещения были возможны благодаря большим пространствам свободных земель, а в силу подушной системы обложения администрация смотрела на это сквозь пальцы, так как повинности сохранялись
298
за переехавшими крестьянами.
Недаром А. Н. Радищева поразили частые и свободные переселения крестьян в плодородной части Западной
Сибири: «Доселе крестьяне нередко переселялися из одной округи в Дру299
гую, пытая щастия, и в том им не возбраняли».
Приписные крестьяне Колывано-Воскресенских заводов пользовались
большей хозяйственной самостоятельностью, чем помещичьи крепостные.
Заводская администрация меньше, чем помещик, интересовалась тем,
в каком размере, где и как ведет свое хозяйство крестьянин. Отличались
приписные крестьяне от крепостных и тем, что признавались субъектами
гражданского и публичного права. Они не лишались, например, права
принесения присяги.
В условиях полной зависимости всех категорий крестьянства от феодальной государственной власти юридическое положение приписных крестьян было очень непрочным. Оно менялось на протяжении второй половины XVIII в.: степень подчиненности их заводской администрации то
возрастала, то понижалась. С 1747 г. при заводах существовала контора
земского суда, но она занималась только делами, связанными непосредственно с заводами, в частности, с хищением и порчей казенного имущества. В остальном приписные крестьяне были по-прежнему подведомственны гражданским органам — воеводским канцеляриям. В 1761 г. одновременно с припиской всех крестьян Томского и Кузнецкого уездов
к Колывано-Воскресенским заводам были расширены судебные функции
Канцелярии горного начальства. В 1766 г. заводским конторам предписывалось не вмешиваться «в земские дела, в крестьянские разбирательства,
распоряжения и установления».300
Наиболее благоприятным в этом отношении для приписных крестьян
был период между 1779 и 1797 гг. В 1779 г. была упразднена Канцелярия горного начальства. Ее функции по управлению заводами и рудниками
перешли к Колыванской горной экспедиции, входящей в состав Казенной
палаты, а судебные и административные функции — к губернским и уездЧЛ1
ным органам.
В 1781 г. в указе императрицы Пермскому и Тобольскому генералгубернаторам запрещалось приставам «казенных промыслов и заводов»
наказывать «приписанных казенного ведомства крестьян», а предписывалось маловажные дела оставлять выборным «и другим из сельских начальников», а крупные передавать на суд в нижние «расправы». В случае
неявки крестьян на заводские работы следовало обращаться в нижние
земские суды. Постановление Горного совета Колывано-Воскресенских
302
заводов от 1784 г. повторило этот указ. Павел I в марте 1797 г. восстановил Канцелярию Колывано-Воскресенского горного начальства,
а с нею и тенденцию к судебной зависимости приписных крестьян от за,-',
водской администрации.
Объем заводских отработок приписных крестьян определялся разме-.
ром подушного оклада и официальными расценками оплаты соответствую^
298
Там же, оп. 1, д. 5, лл. 88, 89; д. 6, лл. 174, 175 об., 192—197 об., 209—216 299об.
А. Н. Р а д и щ е в . Описание Тобольского наместничества. Поли. собр. соч.,
т. Ъ,300М.—Л., 1952, стр. 134.
ГАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 34, л. 66—66 об.; Копия рукописи301 Веймарна, стр. 186, 187.
Н. 3 о б н и н. Приписные крестьяне на Алтае. Алтайский сборник, вып. I.
Томск,
1894, стр. 9.
302
ГАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 57, лл. 17, 18, 60.
16*
243
щих видов работ, с одной стороны, и потребностью завода в рабочих руках, с другой. С 1760 г. подушный оклад составлял, как известно,
1 руб. 70 коп. Администрация заводов требовала с каждой ревизской
души выполнения работ, которые оценивались в эту сумму. Так, вырубка
одной сажени дров на выжиг угля или обжиг штейнов оценивалась
в 25 коп. по нормам 1724 г., в 32 коп. — по нормам 1779 г. и в 45 коп. —
по указу 1784 г.; для отработки подушного оклада на заводских судах
нужно было проработать 32 дня. Если завод не использовал крестьян
в работах на всю сумму подушного оклада, то остальное взималось деньгами. Например, в 1767 г. на Нижне-Сузунском медеплавильном заводе
крестьянами было выполнено работ на 2895 руб. 81.5 коп. Остальная
часть подушного оклада была взыскана деньгами. Отработанная сумма
складывалась из таких основных работ: вырубка 4200 саженей дров
на уголь (по 25 коп. сажень) —1050 руб.; подвоз к заводу 19540 пудов
руды — 136 руб.; подвоз 57225
пудов штейнов — 286 руб.;
укладка
175 куч для выжига угля — 595 руб.303
Самым тягостным для крестьян в заводских отработках был длительный срок, отрывавший их на 1—2 месяца от сельскохозяйственных работ.
Срок удлинялся за счет переезда от деревни к заводу. Вследствие малой
плотности населения к Колывано-Воскресенским заводам приписывали наряду с прилежащими и очень отдаленные деревни. В 1782 г. среди приписанных деревень были отстоящие от ближайшего завода или рудника на
150, 190, 240 верст, а в Томском ведомстве —- на 300, 400 и даже 695 верст.
Дни, затраченные на проезд от слободы до завода, «проходные дни», оплачивались крестьянам по окончании работ. В указе 1769 г. запрещалось
зачитывать «проходные дни» в отработку подушного оклада. Мотивировалось это решение тем, что для дальних деревень половина суммы подушного оклада была бы тогда зачтена до приезда крестьян на завод и некому
было бы выполнять работы.304
Крестьянская война 1773—1775 гг. вынудила правительство уменьшить повинности приписных крестьян. Манифест 21 мая 1779 г. ограничивал повинности приписных крестьян рубкой дров, возкой руд, угля и других материалов и вдвое увеличивал расценки за работы против плаката
1724 г. Летом конному работнику стали платить 20 коп., пешему— 10коп.,
зимой соответственно 12 и 8 коп. в день.305 Теперь для выполнения повинностей крестьянин затрачивал в два раза меньше времени, чем до
1779 г.
Подушный оклад значительно вырос (в 1768 г. по 2 руб. 70 коп.,
в 1783 г.—по 3 руб. 70 коп.), а приписные крестьяне отрабатывали на
заводах по-прежнему по 1 руб. 70 коп. Но теперь эти отработки не освобождали их от уплаты подушной подати.
Так как весь комплекс Колывано-Воскресенских заводов представлял
собой единую централизованную систему, распределение приписных крестьян по заводам и видам работ производилось Канцелярией горного начальства, а позднее Горным советом централизованно в зависимости от
предполагаемого годового объема работ на каждом предприятии. В 1787г.
по ведомости Горного совета предполагалось использовать на заводских
работах в течение года 30917. 75 душ крестьян (из них 19599.75 — на конных и 11318 — на пеших работах). 306 Распределение их по заводам и по
видам работ показано в табл. 8.
303
Там же, оп. 1, д. 56, лл. 36, 37; д. 2, л. 39; д. 35, лл. 169, 170.
Там же, д. 1, лл. 232—235; д. 3, лл. 62 об., 63; д. 35, л. 135.
ПСЗ, т. XX, 1830, № 14878, стр. 823.
зм
Дробное число душ вызвано тем, что при составлении ведомости исходили из
объема работ, переводя его по платным расценкам и соответственно размеру подушной
подати в количество душ.
304
305
244
ТАБЛИЦА 8
Распределение приписных крестьян в 1787 г. по Колывано-Воскресенским
307
заводам (в ревизских душах)
Перевозка
Заводы
Большое количество приписных крестьян не означает, что они составляли основную рабочую силу заводов. Реально только часть приписных
крестьян и притом не все свое рабочее время выполняли заводские отработки. Они оставались крестьянами, источником средств существования для них было по-прежнему сельское хозяйство. Приписные крестьяне являлись только одной из трех категорий непосредственных производителей
в
горнорудной
промышленности
Западной
Сибири,
к тому же использовавшейся на вспомогательных работах. Основной производственный процесс выполнялся мастеровыми.
Сопоставление объема проделанных приписными крестьянами за год
работ (в переводе на человеко-дни, согласно принятым тогда официальным нормам и расценкам) с количеством работников на жалованьи данного завода показывает, что именно последние являлись ведущей рабочей силой, несмотря на незначительное количество постоянных рабочих
по сравнению с номинальным числом приписных крестьян. Так, на
Нижне-Сузунском заводе в 1767 г. числилось 4916 приписных крестьян;
за год ими было выполнено в счет подушной подати различных неквалифицированных работ на 2895 руб. Исходя из существовавшей в этот
период оплаты полного дня работы приписного крестьянина (5 коп. за
день пешему работнику и 10 коп. за день работнику с лошадью), можно
установить, что эта сумма соответствовала оплате примерно 150 человек,
если бы они были полностью загружены в течение года. Постоянных
работников на жаловачьи на Нижне-Сузунском заводе в это время было
295 человек. Следовательно, как реальная сила в осуществлении процесса
производства «штатные» работники в этом конкретном случае примерно
в два раза превосходили приписных крестьян.
При оценке значения приписных крестьян как рабочей силы заводов
и заводских отработок в жизни приписной деревни, следует помнить,
что приписная деревня оставалась производительницей сельскохозяйственных продуктов, кормившей целый комплекс крупных предприятий и
пограничные военные силы этой территории (см. выше, стр. 210—213).
Заводские отработки крайне отрицательно сказывались на хозяйстве
маломощных крестьян, доводя их подчас до полного разорения. Зажиточные же крестьяне сокращали срок отработок, приводя по нескольку
лошадей для перевозки угля и руды, или совсем не участвовали в заJ07 ГДНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 2, л. 189 об.
245
водских работах, нанимая работников из деревенской бедноты. В 1766 г.
в указе канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства отмечалось: «Обыкновенно домовитые и исправные крестьяне стараются,
чтобы положенную на них работу поскоря исправить и возвратиться
" дом, для того приводят с собой
.-» *» по две и три лошади».ЧПЯ
в свои
Отработочная рента, да еще в одном из худших ее видов — в заводских отработках, в условиях сибирских дальних расстояний — была настолько обременительной повинностью, что оказывалось выгоднее заплатить наемному работнику сумму, в несколько раз превышающую
размер подушного оклада. В указе, разосланном в 1778 г. из казенного
департамента Колыванской области по заводским конторам, говорилось,
что приписные крестьяне, «нанимая между собой работников за положенные на них по числу подушного оклада работы платят цены вчетверо
309
и более окладов».
Это был своеобразный путь коммутации ренты и в то же время путь
проникновения в скрытой форме наемного труда на заводы. Возврат
к отработочной ренте в связи с появлением заводов был вызван развитием крупного производства в условиях крепостнического государства,
с одной стороны, и наличием свободных земель, поглощающих отделенных от средств производства непосредственных производителей, с другой. Но отработочная рента вступила в острое противоречие с уровнем хозяйственного развития приписанных к заводам деревень. Это противоречие и проявилось, в частности, в найме крестьянами работников
для заводских работ.
Так как нанятому для заводских отработок человеку платили сумму,
по меньшей мере в четыре раза превышающую подушный оклад, т. е.
6 руб. 80 коп.,310 то крестьянин-наниматель, чтобы выручить эту сумму,
должен был продать 27.5 пудов муки (по 25 коп. за пуд) или свыше
4 пудов говяжьего сала (по 1 руб. 60 коп. за пуд). Ясно, что не каждому крестьянину это было под силу.
Из заводской документации видно, что некоторые крестьяне нанимались выполнять заводские работы за 5—6 ревизских душ.311 Отработка
за один подушный оклад требовала пребывания на заводе в течение
полутора-двух месяцев. Следовательно, такой найм сопровождался полным отрывом от сельскохозяйственных работ на год. Очевидно, на это
могли идти только крестьяне, потерявшие хозяйственную самостоятельность. Такимобразом, характер выполнения заводских отработок свидетельствует о далеко зашедшем имущественном неравенстве в приписной деревне, перераставшим в социальное расслоение.
В 80-х годах заводская администрация много внимания уделяла крестьянскому найму, стремясь оградить себя от возможных недоразумений, навести порядок в учете отработок наемными лицами и контроле
за ними. Указом 1782 г. разрешалось одному человеку наниматься на
вырубку дров за две ревизские души, а на вывозку угля — за три-четыре. В 1784 г. Горный совет пытался ввести большие ограничения
в найме приписными крестьянами за себя работников. Запрещалась отработка одним человеком за нескольких и требовалось присутствие нанимателя: «. . . может всякой крестьянин в помощь себе для скорейшего
окончания работы нанимать посторонних сколько хочет, но не иначе как
вообще с собою»; «...впредь вольные вощики без хозяев сами по себе
к возке угля допущены не будут».
308
309
310
311
246
Там же. д. 56, лл. 36, 37, 95—116; д. 34, лл. 94, 95.
Там же, д. 1, л. 239.
Существовала и плата наемным работникам продуктами.
ГАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 1, лл. 242, 328.
Наряду с наймом зажиточным крестьянином для заводских отработок бедняка из своей же деревни существовала другая форма замены
приписного труда наемным. Особенность этой формы раскрывается из
мотивировочной части того же постановления Горного совета, который
обеспокоен тем, что вместо приписных крестьян уголь возят «вольные
люди в надежде той, что крестьяне к той воске расположенные у них
покупают дорогою ценою». Речь идет о продаже вольными возчиками
зачетных квитанций приписным крестьянам. Вольный возчик угля получал от приемщика ярлык, свидетельствующий о том, что сдано определенное количество коробов, а потом продавал эту квитанцию приписному крестьянину, пришедшему на завод для отработок. Администрацию
312
это беспокоило в связи с усложнением учета.
Эта форма замены приписного труда наемным развивается в систему
подрядов, которая получила широкое развитие на Алтайских заводах
позднее, в конце XVIII —первой половине XIX в.313 Подрядчики, используя труд нескольких вольнонаемных возчиков, выполняли перевозки
за большое количество ревизских душ: оплачивалось все это приписными
крестьянами.
Вольнонаемный труд использовался на металлургических заводах и
путем непосредственного
найма
работников
самой
администрацией.
По свободному сдельному или поденному найму работники набирались,
как правило, на трудоемкие, но не требовавшие высокой квалификации
работы. На некоторых видах работ (например, производство древесного
угля) «вольножелающих» использовали параллельно с низшим, наименее
квалифицированным слоем мастеровых, на других (перевозка руды) —
параллельно с приписными крестьянами.
В докладе управляющего Кабинетом А. В. Олсуфьева (1761 г.) о мероприятиях, необходимых для улучшения работы Колывано-Воскресенских заводов, наряду с мерами по расширению состава мастеровых и
дополнительной приписке крестьян предлагалось «работы такие, кои дешевле быть могут по найму, нежели определенными людьми, получаюu
Q1A г-ч
щими жалованье, исправлять наймом». * ото же отношение администрации в отдельных случаях к поденному и сдельному найму как к средству
приобретения более дешевых рабочих рук встречалось и в 80-х годах.315
Однако в этот период при широком применении вольнонаемных на работах, которые до манифеста 21 мая 1779 г. исполнялись приписными крестьянами, обнаружилось достаточно отчетливо, что труд последних «несравненно против вольных наймов дешевле».316 Оплата вольнонаемных
работников превышала и оплату штатных мастеровых. Так, плата постоянным угольщикам была повышена в апреле 1784 г. с 10 до 12 руб.
-За выжиг одной двадцатисаженной кучи. «Вольножелающим» платили за
ту же работу 15 руб.317
Определяющей причиной привлечения «вольных из разных людей
охотников» была потребность в рабочих руках, которую не могли удовлетворить ни мастеровые, ни приписные крестьяне. Документы изобилуют жалобами администрации на недостаток рабочих рук и свидетельствуют о связанных с этим трудностях на протяжении всего XVIII в.
312
Там же, д. 1, лл. 389 об., 390-392.
Н. 3 о б н и н. Приписные крестьяне на Алтае, стр. 46, 47.
Доклад был одобрен и передан управителю заводов Порошину как программа
его действий.
ГАНО, Копия рукописи Веймарна..., стр. 110.
315
ГАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 2, л. 55 об.; д. 56, л. 183.
316
Там же, Протокол заседания Горного Совета от 25 апреля 1784 г., д. 57,
л. 73317об.
Там же, д. 57, лл. 55—58, 85 об.
313
314
247
Но и применение наемного труда, ограниченное узостью рынка рабочих
рук, не дало выхода из этих затруднений.
В 80-х годах вольнонаемный труд широко применялся на перевозках,
жжении угля, разборке руд. За 1783 г. вольными возчиками было пере318
везено с рудников на заводы 2 474 569 пудов руды.
В протоколе заседания Горного совета 18 февраля 1785 г. было записано следующее
решение: «К вывозке угля нанять вольножелающих охотников для Барнаульского — на одиннадцать тысяч, Павловского — на семь тысяч, Сузунского — на десять тысяч пятьсот коробов». Речь шла о трех самых
крупных в этот период заводах алтайского комплекса.
Вспомогательные работы, на которых использовались вольнонаемные,
занимали значительное место в общем объеме работ заводов и рудников.
Так, на одном только производстве угля на алтайских заводах предполагалось в 1785 г. использовать труд 531 вольнонаемного. На НижнеСузунском заводе в это время на выжиге угля работало примерно 150
49 '3 1 О
«вольноподрядившихся разного звания людей».
Источником наемной рабочей силы служили крестьяне и мещане ближайших к заводам деревень и заводских поселков. И. П. Фальк, посетивший Алтай в 1771 г., отмечал вольную перевозку руд в качестве важного источника заработков жителей заводских поселков.320 В 1780 г.
правитель Колыванской области Б. И. Меллер подчеркивал участие
в вольнонаемной транспортировке сырья приписных крестьян, которые
«имея можно сказать все достаточное число лошадей, промышляют ими
возкою на заводы руды ... не по наряду, но по добровольной плате,
установленной бывшею канцелярией) горного начальства по шести копеек с пуда, за каковую цену все крестьяне охотно тем промышляют и
как скоро время кому от пашни дозволит, так скоро и едут за рудою,
имея по пяти и по десяти лошадей на человека».321
Сибирским рудникам и заводам требовались квалифицированные
мастера, техники, инженеры. Они прибывали на Алтай с Урала, из Западной Европы, готовились на месте из сыновей мастеровых, солдат, горных офицеров (так называли инженеров и техников). Первым источником пополнения
технических
кадров Колыванских заводов стали
казенные заводы Урала, откуда прибыли видные новаторы техники
И. И. Ползунов, К. Д. Фролов и др.
Русские дворяне неохотно ехали на далекий Алтай. Кроме того, квалифицированных специалистов в стране в целом не хватало. Многие
командные посты в сибирской промышленности заняли немецкие инженеры, преимущественно саксонцы. Они сыграли там положительную
роль, передавая технический опыт западноевропейских горняков и металлургов. Вместе с тем немецкие специалисты, работая на руководящих
должностях и поддерживая друг друга, иногда тормозили выдвижение
русских кадров, как это имело место с Ползуновым и Фроловым.
Нужда в квалифицированных рабочих, мастерах, техниках заставила
администрацию Колыванских заводов по примеру Урала открыть школы
при крупнейших заводах и рудниках. Горные школы и горное училище
в Барнауле сыграли большую роль в формировании местной технической
интеллигенции и явились существенной вехой в культурной жизни
Сибири.
818
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 315/476, д. 342, лл. 21—23.
РАНО, ф. Сузунской горной конторы, оп. 1, д. 2, лл. 25, 46, 62 об., 63,
79-—89; д. 57, лл. 265—347. Исходим из оплаты по 15 руб. за двадцатисаженнук>
кучу820и из нормы по Ъ таких кучи на человека в год.
И. П. Ф а л ь к . Записки путешествия..., стр. 495, 498.
821
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 315/476, д. 317, л. Ъ.
Sls
248
В Сибирской горнозаводской промышленности складывалась прослойка местной технической интеллигенции, разнородной по социальному
составу, хотя Кабинет очень неохотно присваивал офицерские чины талантливым специалистам-техникам из непривилегированных сословий.
Так, солдатский сын И. И. Ползунов начал службу в 1742 г., а первый
офицерский чин шихтмейстера получил в 1759 г. — через 17 лет. Сын
мастерового К. Д. Фролов начал работать в 1744 г., а был утвержден
шихтмейстером через 23 года, в 1767 г. Большинству работников в аналогичном положении так и не удалось дослужиться до классного чина и
получить свободу. Дворянские сыновья получали чин шихтмейстера
через 1—2 года действительной службы, независимо от их способностей.
Численность прикрепленных к заводам техников и служащих значительно превышала число вольнонаемных горных офицеров и чиновников.
Почти все усовершенствования и изобретения в промышленности
Алтая принадлежали талантливым механикам, выдвинувшимся из подневольных мастеровых. И. И. Ползунов в 1763—1766, гг. создал универсальный паровой двигатель, применение которого могло бы вызвать
революцию в горнозаводской промышленности Алтая, резко увеличить
производительность труда и, по словам изобретателя, уменьшить «народную тягость», «облегчая труд по нас грядущим». 322 Горное начальство,
разрешив Ползунову построить «огненную машину», ничего не сделало
для внедрения ее в производство. Более широкое применение нашли гидравлические установки К. Д. Фролова.323 Однако в целом феодальный
строй во второй половине XVIII в. препятствовал механизации горной и
металлургической промышленности Сибири.
Возникновение и развитие крупного комплекса рудников и заводов
оказывало влияние на всю социально-экономическую жизнь края.
К концу XVIII в. размеры округа Колыванских заводов дошли до
390 600 квадратных верст, превышая площадь Англии, Голландии и некоторых других стран Западной Европы. На территории заводского
округа в настоящее время расположены Алтайский край, Кемеровская и
Новосибирская области, часть Томской области РСФСР и Восточно-Казахстанская область Казахской ССР. Округ Колыванских заводов представлял своего рода государство в государстве, имел свою администрацию, суды, собственную военную силу. Военные команды, расквартированные в заводских и рудничных поселках, подчинялись управляющим
заводами и рудниками. Местная администрация подчинялась находившемуся в Петербурге Кабинету, ведавшему хозяйственными и другими
делами императорской фамилии. Частным промышленникам запрещалось
добывать руды и заводить «огнедействующие». предприятия в округе.
Управление алтайскими предприятиями осуществлял начальник заводов,
а канцелярия Колыванского горного начальства, которая в 1747—1748 гг.
находилась в Колывани, с 1749 г. была переведена в Барнаульский завод
(Барнаул), ставший центром округа.
Возле кабинетских заводов и рудников выросли многолюдные по тому
времени поселки. В Змеиногорске в 1771 г. жило 2449 ревизских душ,
в том числе 1500 рабочих; в Барнауле — 2846 ревизских душ, на Павловском заводе — 879 ревизских душ, на Сузунском — 1120 ревизских
душ (без раскольников).324
322
В. В. Д а н и л е в с к и й . И. И. Ползунов. Труды и жизнь первого русского
теплотехника. М.—Л., 1940, стр. 378. Приложение № 4 (записка И. И. Ползунова
1763323г.).
О развитии науки и техники см. ниже, стр. 323—343.
324
И. П. Ф а л ь к . Записки путешествия..., стр. 455, 473, 497, 498, 501—504,
509, 528.
249
Слабее, чем на Алтае, развивались в XVIII в. горное дело и металлургия в двух других сибирских центрах — на Енисее и в Нерчинском
округе.
В 1736 г. на левом берегу Енисея у горы Омай-Тура возник казенный Майнский медный рудник, а в 1737 г. последовал именной указ
Сенату об основании завода для плавки майнских руд. Строительство
этого завода на р. Луказе было закончено в 1740 г. Луказинский (Лугавский) медеплавильный завод располагался между Саянским и Абаканским острогами, что обеспечивало его защиту от нападений джунгарских феодалов. Обилие сосновых лесов решало проблему топлива,
а руда сплавлялась по Енисею. Вслед за Майнским были открыты новые богатые месторождения меди (Сирское и Базинское), расположенные на левом берегу Абакана.
Однако большие затруднения вызывало обеспечение завода рабочей
силой ввиду крайней малочисленности и разбросанности населения прилежащей территории. Уже в 1745 г. Луказинский завод был закрыт.325
По-видимому, это было связано с подготавливавшейся передачей алтайских заводов Демидова Кабинету. Продолжать выплавку меди
в отдаленном и малонаселенном Енисейском районе после перехода в ведение царского Кабинета алтайских заводов казалось нецелесообразным.
Возникновение медеплавильного завода на Енисее вызвало к жизни
Ирбинский чугуноплавильный и железоделательный завод, который начал
действовать в 1740 г. и снабжал своими изделиями Луказинское предприятие. Ирбинское месторождение издавна использовалось жившими
в этом районе тубинцами, а позднее и русскими кузнецами. Ирбинский
завод произвел в 1740 г. свыше 28 тыс. пудов чугуна и железа,
в 1741 г. — свыше 32 тыс. пудов, а в 1742 и 1743 гг. его продукция едва
превышала 7 и 8 тыс. пудов, а в 1744 г. снизилась до 1199 пудов. Причину такого сокращения производства В. Г. Карцев, исследовавший деятельность Ирбинского предприятия, видит в характере реализации изделий завода. За пять лет работы менее одного процента продукции поступило на местный рынок, в Абаканский острог, 81% изделий пошел на
нужды самого завода, остальное — на другие казенные заводы. Пятилетняя деятельность Ирбинского завода принесла казне значительный
убыток. Потребление самим предприятием основной массы произведенного металла было оправдано на первых порах, обеспечивая его оборудованием. Но завод не имел перспектив развития: местный рынок сбыта
был крайне ограничен, а дальняя транспортировка очень дорога. Завод
был закрыт одновременно с Луказинским.326
В 1759 г. об Ирбинском заводе вспомнили в связи с нуждами Колывано-Воскресенского комплекса, и в 60-х годах он вновь работает,
снабжая железом кабинетские предприятия. После открытия Томского
железоделательного завода Ирбинский был передан «во всегдашнее»
содержание частному лицу — московскому купцу Ивану Григорьевичу Савельеву, нажившему в Сибири капитал на казенных откупах. Уже
в 1773 г. И. Г. Савельев вложил капитал в промышленность, начав
строительство стекольного завода в Иркутске, а в 1774 г. Берг-коллегия
утвердила условия передачи ему Ирбинского завода: в течение пяти лет
он должен был выплатить стоимость всех припасов, а в течение десяти —
П. Г. Л ю б о м и р о в . Очерки по истории русской промышленности. XVII,
XVIII и начало XIX века. М., 1947, стр. 386, 387; В. Г. К а р ц о в. Металлургическая
промышленность
Средней Сибири..., стр. 95—101.
326
В. Г. К а р ц е в .
Металлургическая промышленность Средней Сибири....
стр. 96—101.
250
всех строений. Казна же обязалась обеспечить заводчика рабочей силой
327
численностью в 300 человек.
Действительно, уже в 1775 г. на завод были присланы 285 человек в зачет рекрутов. Плавка началась только в 1780 г. и к 1789 г. было
произведено на Ирбинском предприятии Савельева 170809 пудов чугуна.
Как и другие частные мануфактуры Сибири, это предприятие оказалось
очень неустойчивым. И. Г. Савельев, владевший еще одним металлургическим предприятием в Восточной Сибири — Ключе-Воскресенским медеплавильным заводом (пущен в 1775 г.), к концу 80-х годов разорился.
Предприниматели
сталкивались с узостью местного рынка, который
с успехом обслуживался мелкими товаропроизводителями. Не случайно
восточносибирские заводчики с особенным упорством добивались запре328
щения ручных горнов.
Аналогичной была судьба Езагашского металлургического завода,
основанного под Красноярском верхотурским купцом А. Ф. Власьевским,
который создал капитал на винокурении и подрядах. Завод работал
•с перебоями с конца 50-х годов до 1807 г., но по большей части выпускал ничтожно малую продукцию, испытывая крайние затруднения из-за
недостатка квалифицированной вольнонаемной рабочей силы и конкуренции мелкотоварного производства енисейских кузнецов.329
Третий центр горной и металлургической промышленности Сибири
сложился в XVIII в. в Нерчинском округе, в Забайкалье. С 1704 г.
на р. Алтаче (Серебрянке), притоке Аргуни, начал действовать старейший в Сибири Нерчинский сереброплавильный завод (работы по строительству этого завода были, по-видимому, начаты в 1689 г.).330 Нерчинский, Погадаевский и Кудунский серебряные рудники, снабжавшие этот
завод, были открыты при помощи бурят и тунгусов по следам древних
копей. Первоначально выплавка серебра производилась в небольших горнах при помощи ручных мехов. Объем продукции был незначительным,
но ежегодная выплавка постепенно увеличивалась до начала 20-х годов
XVIII в. С 1705 до 1713 г. на Нерчинском заводе выплавили немногим
более 57 пудов серебра, при этом производительность возросла от 1 до
11 пудов в год. В 20-х годах уровень производства снизился, ас 1731 г.
плавка была совсем приостановлена.331 Это была скорее проба эксплуатации нерчинской руды, а не экономически значимое производство.
Через несколько лет Нерчинский казенный завод возобновил работу.
Особое внимание проявило правительство к этому району в 50-х—начале
60-х годов, когда были посланы в Нерчинск новые группы мастеровых
и увеличилась приписка крестьян. Тем не менее производительность предприятия оставалась небольшой: с 1751 по 1762 г. было произведено
только 1 380 пудов серебра, с максимальным годовым выходом продукции
в 176 пудов (1762 г.). Серебро это было золотосодержащим. Отделение
золота производилось в Петербурге.
327
Н. И. П а в л е н к о . История металлургии в России XVIII века. Заводы и
заводовладельцы. М., 1962, стр. 319, 320; В. Г. К а р ц е в . Металлургическая промышленность
Средней Сибири..., стр. 111.
328
Н. И. П а в л е н к о . История металлургии в России..., стр. 321—326;
В. Г.329 К а р ц е в . Металлургическая промышленность Средней Сибири..., стр. 112—115.
И. И. К о м о г о р ц е в. Из истории черной металлургии Восточной Сибири
в XVII—XVIII вв. В кн.: Сибирь XVII—XVIII вв. Новосибирск, 1962, стр. 115,
116; Н. И. П а в л е н к о . История металлургии в России..., стр. 317, 318;
В. Г. К а р ц е в . Металлургическая промышленность Средней Сибири..., стр. 101—104;
П. Г.
Л ю б о м и р о в . Очерки по истории русской промышленности, стр. 387, 388.
330
В. Г. Г р а ч е в . Строительство первого Аргунского сереброплавильного завода
в XVII
в. Уч. зап. Читинск. пед. инст., вып. IX, Чита, 1963, стр. 76.
331
ЦГИА СССР, ф. Второго Сибирского комитета, оп. 1, д. 77, л. 59; Н. И. Павл е н к о . Развитие металлургической промышленности в России..., стр. 85.
257
Для снабжения черным металлом серебряных рудников и завода
в Нерчинском горном округе, как и в Алтайском комплексе, был пост332
роен железоделательный завод на р. Арке (Ирке).
По мере роста
добычи руды в 60-х годах возникают новые небольшие сереброплавильные заводы: в 1763 г.-—Дучерский (на р. Кулукче, недалеко от впадения в Нижнюю Борзу), в 1764 г. — Кутомарский (на притоке Средней
Борзы — Кутомаре), в
1767 г. (1769?) — Шилкинский (на притоке
Шилки — р. Чалбуче) и Куренсельминский (на притоке Газимура—•
р. Куренсельме). Вододействующие колеса здесь начали применяться
только в 70-х годах, но из-за маловодья рек и позже меха приводились«J
и ЧЧ^
в движение конной силой.
Помимо серебра, Нерчинский район давал свинец. Десятки тысяч пудов свинца ежегодно вывозилось в округ Колыванских заводов, где использовались при выплавке серебра.
В конце 80-х годов в Забайкалье был построен новый чугуноплавильный и железоделательный Петровский завод, заменивший Иркинский в снабжении Нерчинского комплекса железом и изделиями из черного металла. Но деятельность этого предприятия выходит за хронолоц
ООД
гические рамки данной главы. *•
К Нерчинским заводам приписывались переселявшиеся и ссылавшиеся
в Забайкалье крестьяне. В 1750 г. в этом горном округе числилось
2080 ревизских душ приписных крестьян. Наряду с перевозкой руд и
другими вспомогательными работами существенным в их повинностях
был удельный вес обязательных хлебных поставок, так как проблема
продовольственного снабжения стояла здесь особенно остро. В отличие
от Колывано-Воскресенских заводов здесь широко использовался также
труд каторжан.335
Выработка металла нерчинской группой сереброплавильных заводов
в целом возросла от 30 пудов в 1763 г. до 590 (619?) пудов в 1774 г.,
но после этого года началось снижение объема продукции. 336 По-видимому, дело было не только и не столько в истощении рудников, на которое жаловалась администрация заводов, сколько в отдаленности предприятий от развитых и густозаселенных районов страны. С трудностями
дальней транспортировки и с обеспечением производства рабочей силой
в условиях господства феодальных отношений не могло справиться даже
государство, которое располагало большими, чем частные лица, возможностями привлечения подневольного труда.
За пределами трех рассмотренных основных районов горной и металлургической промышленности Сибири возникали только отдельные небольшие рудники и заводы, по большей части недолговечные. Среди них:
следует упомянуть первые
железоделательные
заводы
Восточной
Сибири — Тельминский и Тамгинский, возникновение которых было связано с подготовкой и проведением экспедиции В. Беринга. Первый был
построен в 1732 г. на притоке Ангары р. Тельме и выпускал металлическое оснащение для судов экспедиции, а также сельскохозяйственные
орудия и другие изделия для местных потребителей. Однако снабжением
экспедиции вскоре занялся завод, построенный на р. Тамге, в 30 верстах.
332
П. Г. Л ю б о м и р о в . Очерки по истории русской промышленности,
стр. 333389, 390.
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 326/487, д. 363, л. 208; П. Г. Л ю б ом и р334о в . Очерки по истории русской промышленности, стр. 442, 443.
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 326/487, д. 368, л. 3; И. И. К о м о г о р ц е в . Из истории черной металлургии..., стр. 116—117; П. Г. Л ю б о м и р о в .
Очерки
по истории русской промышленности, стр. 443.
335
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 315/476, д. 88, л. 3; оп. 326/487,.
д. 368,
лл. 3, 4.
336
П. Г. Л ю б о м и р о в . Очерки по истории русской промышленности, стр. 444252
от Якутска (ближе к месту строительства экспедиционных кораблей),
а действие Тельминского предприятия было приостановлено; в 1736 г.
«но было продано купцу — устюжанину Якову Бобровскому «с товарищи», которые использовали его для своей Тельминской суконной мануфактуры.
Тамгинский завод действовал до 1744 г. Затем после многолетнего
перерыва, во время которого администрация безуспешно пыталась найти
желающих купить его, завод возобновил работу на короткий срок
в 50-х годах. Оба завода были «колотушеч'ными», т. е. такими, на которых железная руда переплавлялась в горнах в крицы, а последние про337
ковывались молотками в «дельное» железо.
Качество железных изделий таких заводов не имело преимуществ перед продукцией ручных
сыродутных горнов ремесленников.
Низким качеством характеризовались и изделия Ангинского (Ланинского) металлургического завода, хотя он обладал большей мощностью,
имел доменную печь и выпускал не только железо, но и чугун. Основал
его в 1738 г. в 12 верстах от озера Байкал на берегу р. Анги иркутский
купец Федор Ланин. На Ангинском заводе было организовано литье
чугунных котлов, кувшинов, чаш в расчете на местный сбыт.
С появлением предприятия Ф. Ланина связано запрещение ручных
горнов в Восточной Сибири. Аналогичные запреты практиковались и
в других металлургических районах России. Феодальное государство пыталось такими методами избавить крупные казенные и добившиеся привилегий частновладельческие предприятия от конкуренции мелкотоварного производства. Указом Иркутской провинциальной канцелярии
1741 г. все ручные горны были запрещены (к этому времени здесь было
официально зафиксировано 14 горнов). Но запрет не означал фактического прекращения производства ремесленников. Ланин жаловался, что
«всякого чина люди в Иркутской провинции в острогах и слободах плавят кричное железо печками тайно». К 1753 г. предприятие Ланина
потерпело крах, и иркутская администрация с облегчением (заводчик
повысил цены на металл не только иа вольном рынке, но и в своих поставках казне) снова разрешила мелкое производство металла. Часть ремесленников и крестьян получила уже такое разрешение раньше.338
Ангинский частный завод, как и его енисейские собратья, не смог
справиться с дефицитом квалифицированной рабочей силы, с конкуренцией мелкого производства на местном рынке. Сыграло отрицательную
роль и неудовлетворительное качество рудной базы предприятия.
В целом горнорудная и металлургическая промышленность Сибири
сделала в XVIII в. значительные для своего времени успехи главным
образом за счет крупных кабинетских и казенных предприятий, основывающихся преимущественно на подневольном труде.
4. ГОРОДА. ПРОМЫШЛЕННОСТЬ, ТОРГОВЛЯ
И ПУТИ СООБЩЕНИЯ
Сибирские города, возникнув как военные укрепленные пункты, игравшие одновременно роль административных центров (при этом сбор
ясака был ведущей военно-административной функцией), переживают
337
В. Н. Т а т и щ е в . Избранные труды по географии России. М., 1950, стр. 69;
П. Г. Л ю б о м и р о в . Очерки по истории русской промышленности, стр. 389;
И. И.
К о м о г о р ц е в . Из истории черной металлургии.. ., стр. 109—111.
338
Н. И. П а в л е н к о . 1) Развитие металлургической промышленности в России...,
стр. 471, 472; 2) История металлургии в России..., стр. 314—316; П. Г. Л ю б о м и р о в . Очерки по истории русской промышленности, стр. 389.
253
затем длительный процесс становления в качестве городов в социальноэкономическом значении этого термина, т. е. процесс превращения
в центры ремесла и торговли. Некоторые из них ко второй четверти
XVIII в. прошли уже значительный путь ремесленно-торгового развития. Многие потеряли к этому времени военное значение.
В Сибири процесс становления городов обладал значительными особенностями по сравнению с центральной Россией, в силу того что начинался в условиях довольно развитых уже товарно-денежных отношений
при наличии сформировавшихся городов в других районах страны. Поэтому в основе его лежало не только отделение ремесла от сельского хозяйства, но и перемещение посадского населения из Европейской России
за Урал. Большая роль пришлого ремесленно-торгового населения
в жизни сибирского посада не исключала пополнения его за счет процесса отделения ремесла от земледелия в самой Сибири. Существенными
источниками роста посадского населения являлись также естественный
прирост и ссылка.
Роль каждого из основных источников пополнения сибирских посадов
определялась местом данного города в административно-политической
и социально-экономической жизни края и его географическим положением.
Углубление общественного разделения труда в Сибири приводило
к увеличению числа горожан за счет выходцев из сельской местности и
к росту количества посадских людей в сельских населенных пунктах. Но
рост посадского населения сдерживался трудностью перехода крестьянина в городское сословие. Для этого нужны были согласие крестьянского «мира», разрешение местного начальства и, наконец, согласие
посадского «общества». Платежеспособного крестьянина старалась придержать сельская община, заинтересованная в нем в связи с существовавшей системой раскладки податей. А маломощного не хотела принимать
городская община из тех же соображений. До очередной ревизии крестьянин, перешедший в посад, должен был платить подати и по старому, и по новому своему сословию.
Эти сложности тормозили, но не останавливали процесс. Зажиточные
крестьяне были в состоянии преодолеть трудности оформления в новое
сословие, а беднота уходила в город в нарушение законных формальностей. Однако движение в город в Сибири сдерживалось наличием свободных земель и потребностью сельского хозяйства в наемном труде. Соответственно замедлялось формирование рынка свободных рабочих рук.
Накопление капитала городской верхушкой в условиях феодализма
шло замедленными темпами. Для сибирского купечества трудности усугублялись конкуренцией купцов из Европейской России и стремлением
правительства ограничить рост частных капиталов на зауральской
окраине. Показателен доклад губернатора Д. И. Чичерина в 1767 г. Екатерине II, в котором он писал: «Приезжающее из России купечество,
разъезжая по Сибири, обзадачивают промышленников и скупают от них
всякого зверя, так что сибирское купечество, будучи малокапитальны,
339
препятствовать им в том не могут». Между тем торговля пушниной для
Сибири была одним из важнейших источников формирования капиталов.
Когда в 1738 г. встал вопрос о снятии запрета на вексельный перевод
денег из Сибири и в Сибирь (в отличие от других районов страны через
Урал деньги можно было перевозить только наличными, заплатив таможенную пошлину), императорский Кабинет высказался против отмены
запрета. Он опасался злоупотреблений со стороны сибирских воевод и
губернаторов, которые под видом купцов смогут переводить свои деньги
339
254
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 35, лл. 117, 118.
«и другие подлоги для своего обогащения делать». Но особенный интерес представляет другое опасение Кабинета: «Когда в Сибири у партикулярных людей деньги умножатся и будут тамошния товары покупать против ныняшнего дороже, тогда и в казенном торгу будет помечдп
шательство».
Тем не менее в XVIII в. происходила концентрация значительных
капиталов у отдельных представителей городской верхушки, особенно
в наиболее развитых из сибирских городов. Накопленные преимущественно в торговле, они вкладывались частично в промышленность.
Рассмотрим, как проявлялись названные явления в конкретном ходе
социально-экономического развития отдельных городов.
Непосредственно прилежащий к Уралу район таежной полосы Западной Сибири, подвергнувшийся заселению и первичному освоению русскими в предшествующий период, располагал более благоприятными, чем
другие части края, возможностями контактов с развитым центром
страны. В этом западном районе старого заселения в рассматриваемый
период было четыре города: Верхотур_ье. Туринск, Тобольск и_Тюмень._
Существенной вехой в жизни Верхотурья в "середине XVTIIвТ~явйГ~
лась отмена таможни. До этого времени Верхотурье являлось важным
пунктом на самом оживленном пути через Урал. После 1761 г. город
теряет это значение. Однако на внутренней жизни Верхотурья, в частности на динамике и составе населения, эта перемена отразилась меньше,
чем можно было ожидать. Дело в том, что и в период существования
знаменитой Верхотурской таможни ее деятельность не была органически
связана с экономикой города. Внешний облик оживленного торгового
центра, выразительно описанный С. В. Бахрушиным,341 который Верхотурье принимало в зимние месяцы, был по существу только иллюзией
активности. Для большинства купцов, пересекавших Урал, это был не
более как вынужденный простой около таможни, не связанный с их коммерческими операциями.
По материалам анкеты В. Н. Татищева, Верхотурье 30-х годов
XVIII в. вырисовывается как небольшой городок (430 дворов). Правда,
в нем были каменные церкви и гостиный двор с 27 кладовыми-лавками
и тремя сводчатыми палатами. Это великолепное торговое помещение
предназначалось исключительно для приезжих купцов. Свои, верхотурские, торговали в деревянных лавках. Но приезжие, точнее проезжие,
использовали гостиный двор более как склад для своих товаров на
время ожидания таможенного осмотра и удобного пути, чем место торговли. Г. Ф. Миллер, давая советы русским купцам по поводу сибирской
торговли, предупреждал их, что Верхотурье своим купечеством не славится.342 В конце 30—начале 40-х годов XVIII в. 111 дворов в Верхотурье были посадскими; 343 из посадских очень многие имели капитал,
приближающийся к 1000 руб. Непосредственно с деятельностью таможни
был связан узкий круг должностных лиц.344
-В силу отсутствия широкой связи хозяйства города и окрестностей
с купеческими наездами существование таможни не принесло Верхотурью
расцвета, но и упразднение ее не вызывало упадка. Население города,
в частности ремесленно-торговое, в XVIII в. росло, хотя и медленно.
340
ЦГИА СССР, ф. Именных указов и высочайших повелений Сената, он. 1, д. 51,
л. 448.
341
С. В. Б а х р у ш и н . Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв.
Научные
труды, т. III, ч. 1, М, 1955, стр. 108, 109.
342
Г. Ф. М и л л е р . Описание торгов сибирских. ААН, ф. 21, оп. 5, д. 183,
лл. 7,
10; оп. 2, д. 9, лл. 11, 16.
343
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. III, лл. 2 об., 22 об.
344 р ф. М и л л е р. Описание торгов сибирских. ААН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5,
д. 183, л. 7; оп. 2, д. 9, л. 11.
255
В 1767 г. только под наказом в Уложенную комиссию от г. Верхотурья
345
подписалось 120 купцов и цеховых. В 1781 г. в Верхотурье насчитыва346
лись 51 купец и 766 цеховых и мещан.
Существенно возросло и
число горожан, связанных с извозом (32 двора ямских охотников в на347
чале 40-х годов
и 440 ямщиков в 1781 г.) в результате развития сухопутного тракта и ослабления нагрузки водного пути по Туре. Все насе348
ление города составило к началу 80-х годов 3240 человек.
Не отразилось существенно на внутреннем развитии города и создание крупных предприятий металлургической промышленности. Верхотурье
было связано с уральскими заводами с первых шагов их возникновения,
но преимущественно в административном плане: верхотурские воеводы
в пределах своего уезда служили проводниками правительственной поли343
тики по отношению к промышленности. Сбыт металла (в той части, которая шла в вольную продажу на внутреннем рынке) обошел Верхотурье.
Даже в первой половине XVIII в., когда часть демидовского железа
еще шла в сибирские города, оно продавалось в Тобольске и Тюмени,350
так как в Верхотурье не было сколько-нибудь широкого рынка. В 1781 г.
из жителей Верхотурья только 95 государственных крестьян были приписаны к заводам.351 В то время как население уезда росло в 60—80-х
годах почти исключительно в связи с потребностью заводов в рабочих
руках, город развивался только как административный центр, место концентрации ремесла (плотничьего, кузнечного и др.) 352 и мелкой торговли
главным образом местного значения.353 Недаром в 30-х годах, отвечая на
анкету В. Н. Татищева, верхотурцы скромно написали, что торгуют
у них лишь хлебом и продуктами. 354 Впрочем, ответ был неточным. Не
говоря о ремесленных изделиях, в Верхотурье велась небольшая торговля
пушниной, в частности соболями.355
Однако на фоне мало интенсивной ремесленно-торговой жизни в Верхотурье второй половины XVIII в. появлялись отдельные крупные представители формировавшейся русской буржуазии. В создании их капиталов сыграла роль, в частности, близость металлургической базы.
Самой яркой фигурой такого типа был верхотурский купец Максим Походяшин. Уже в начале 50-х годов он занимался винокурением в значительных размерах.356 Важным источником его обогащения на раннем
этапе служили также откупа казенных пошлин.357 Позднее М. М. Походяшин стал крупным заводовладельцем, нажившим капиталы в уральской металлургии. 358 Верхотурские купцы Алексей Власьевский и Василий Замятин тоже занимались винокурением и поставками вина в казну,
345
И. М. П о к р о в с к а я . Наказы от городов Сибири в Уложенную комиссию
1767 года как исторический источник. Археографический ежегодник за 1961 г.,
М., 346
1962, стр. 94.
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 60, ч. I, лл. 15—17.
347
Там же, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. III, лл. 2 об., 22 об.
348
Там же, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 60, ч. I, лл. 15—17.
349
См. связанные с этим факты в кн.: Б. Б. К а ф е н г а у з. История хозяйства
Демидовых...,
т. I, стр. 51, 53—55, 57 и др.
350
Там же, стр. 446, 447.
351
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 60, ч. I, лл. 15—17.
352
ААН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 152, л. 102 об.
353
Верхотурцы выезжали на Ирбитскую ярмарку со съестными припасами, а некоторые из купцов торговали и в других сибирских и русских городах. Об этом сообщала воеводская канцелярия в 30-х годах, отвечая на анкету Татищева. ААН,
ф. Г.354 Ф. Миллера, оп. 5, д. 152, л. 102 об.
ААН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 152, л. 101 об.
355
Там же, д. 183, л. 98 об.
356
ЦГАДА, ф. Верхотурской воеводской канцелярии, д. 81, лл. 1—5.
357
Там же, ф. Верхотурского уездного комиссарства, оп. 1, д. 14, л. 96.
358
Н. И. П а в л е н к о . История металлургии в России..., стр. 242—248;
П. Г. Л ю б о м и р о в . Очерки по истории русской промышленности, стр. 359, 360.
256
353
но в меньших, чем Походяшин, масштабах. Власьевский, помимо вино360
куренных предприятий, владел Язагажским металлургическим заводом.
Положение Верхотурья на стыке промышленного Урала и осваиваеемой Сибири при определенных благоприятных возможностях выдвигало
наиболее активных и ловко приспосабливавшихся к условиям феодального государства богатых горожан в ряды буржуазии. Но их капиталы и
их деятельность не были связаны с экономикой Верхотурья, которое
оставалось мелким и медленно развивавшимся провинциальным феодальным городом.
Особым типом населенного пункта, связанного с торговлей, являлась
в Верхотурском уезде прославившаяся ярмарками Ирбитская слобода.
Возникшая в 1632 г. при впадении р. Ирбита в Ницу как поселение
крестьян, «прибранных» верхотурским слободчиком Иваном Спицыным,
361
она успешно развивалась в качестве центра земледельческого очага.
Спустя 10—15 лет становится довольно известной Ирбитская ярмарка,
признанная царским указом 1643 г. Первоначально она притягивала
только жителей соседних деревень и слобод, затем здесь начинают останавливаться проезжие купцы, отклонявшиеся от обычной Бабиновской
дороги на Верхотурье.362 Значение дороги из Европейской России на
Кунгур и Ирбит усиливалось по мере заселения Нижнего Поволжья и
Уфимского края, с одной стороны, и развития Екатеринбургского горного округа, с другой.363 Из Тюмени путь на Ирбит шел через Усть-Ницьшскую слободу, Краснослободский острог, Верхненицинскую, Чубаровскую и Киргинскую слободы. Этот короткий (166 верст) «слободской»
путь был удобен и безопасен в силу обилия русских поселений.
Стремление купцов обойти Верхотурскую таможню превратило удобно
расположенную Ирбитскую слободу в место крупного торга. Со второй
половины XVII в. на Ирбитской ярмарке появляются китайские и бухарские товары. И для купцов европейской части России, и для сибирских купцов выгодно было продать и купить товар в Ирбите — «на границе» — это сокращало расходы на перевозки.
Несмотря на многочисленные правительственные запреты, стремившиеся из фискальных соображений сосредоточить весь транзит в Верхотурье, роль знаменитой Ирбитской ярмарки увеличивалась в течение
XVIII в. На время ярмарки в Ирбитскую слободу выезжал верхотурский воевода с таможенными служителями. При этом нередко воевода
оттягивал начало ярмарки, вымогая таким образом подарки у купцов.
В течение трех ярмарочных недель сбор пошлины производился только
в Ирбите, и тогда туда ехали также и через Верхотурье. Уже в конце
30—начале 40-х годов XVIII в. годовой таможенный сбор в Ирбите
часто приближался по размерам к верхотурскому, а иногда и несколько
превосходил его.364
О размере притока купцов в Ирбитскую слободу на время ярмарки
позволяют судить такие данные: в 1734 г. с 18 по 26 января здесь побывали купцы из 26 европейских и уральских городов, 8 сибирских,
кроме того, бухарские купцы из Средней Азии.365 Ими были предъявлены в таможне российские, западноевропейские, китайские, сибирские,
359
ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 35, л. 144.
Н. И. П а в л е н к о . История металлургии в России..., стр. 316—318.
П. Н. Б у ц и н с к и и. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Харьков,
1889,
стр. 50, 51.
362
А. X и т р о в. К истории г. Ирбита и Ирбитской ярмарки. Ирбит, 1872,
стр.3635—14.
С. В. Б а х р у ш и н . Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв.
Научные
труды, т. III, ч. 1, стр. 109—111.
364
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. III, лл. 13 об. — 20 об.
365
Там же, лл. 50 об.—51 об.
360
361
17
История Сибири, т. 2
257
среднеазиатские, персидские и турецкие товары, всего 225 наименова366
ний.
Превращение в крупный торговый центр наложило отпечаток на
облик прежде тихой пашенной слободы. Большой деревянный гостиный
двор имел в 30-х годах 91 внутреннюю лавку и 58 лавок во дворе, но и
этих помещений не хватало. За гостиным двором и у церкви строилось
множество временных лавок из досок для мелочной и продуктовой торговли. Всю слободу обнесли деревянным частоколом с двумя воротами,
367
охраняемыми караулом, чтобы никто не проехал без таможенного сбора.
В 1770—1771 г. в Ирбите насчитывалось уже свыше двухсот больших
368
лавок.
Своих купцов в Ирбите были единицы. Население самого города
оставалось немногочисленным. Это были в основном мещане и цеховые,
которые обслуживали приезжающих на торг. К торгу приспособилась
вся жизнь населенного пункта. Если ответ на миллеровскую анкету показал свыше двух тысяч крестьянского населения в слободе и приписных
к ней деревнях,369 то к 80-м годам крестьян в городе совсем не было.370
Меньшим по населению, но почти таким же старым городом, как Верхотурье, был центр соседнего Туринского уезда. Возникнув первоначально как ям и очаг государевой пашни,371 Туринск и в XVIII в. оставался местом, где «народ больше упражняется в хлебопашестве».
В ответе на академическую анкету 1760 г. подчеркивалось слабое развитие ремесел в Туринске. Упоминаются кожевенное и мыловаренное
производства, но оговаривается, что они «самые малые». Относительно
портных и сапожников тоже отмечается «самое малое число» их.479
В 1765 г. из 130 разночинцев и из 186 крестьян ремеслом занимались
только по 11 человек из каждого сословия.373
К IV ревизии из 1077 ревизских душ податного населения Туринска
367 были крестьянами. Ямщики и мещанско-цеховая группа охватывали
каждая примерно по четверти городского населения.374 Если учесть роль
хлебопашества в хозяйственной жизни ямщиков и мещан (бывших разночинцев), то значительность аграрного профиля в занятиях населения
Туринска не оставит сомнений.
Деятельность уральскихзаводов затронула этот город еще в меньшей степени, чем Верхотурье. Непосредственно она проявилась только
в появлении горсточки приписных крестьян. Зато в качестве поставщиков сельскохозяйственных продуктов туринские купцы становятся частыми посетителями Невьянских заводов Демидова. Торговали также
соболями низкого качества из лесов Западного Зауралья 375 и привозными мелочными товарами. Некоторые из туринских купцов занимались
«отъезжей» торговлей внутри Сибири,376 а также продавали на Ирбитской ярмарке продукты соседних уездов. Важным источником дохода для
состоятельных туринцев служили рыбные промыслы в низовьях Оби,
366
Там же, лл. 44—50.
ДАН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 183, л. 11 об.; оп. 2, д. 9, л. 19.
А. X и т р о в. К истории г. Ирбита и Ирбитской ярмарки, стр. 39.
369
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. III, лл. 4 об., 52 об.
370
Там же, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 60, ч. I,
лл. 371
15—17 об.
П. Н. Б у ц и н с к и и. Заселение Сибири и быт первых ее насельников,
стр.37262—65.
ААН, ф. Канцелярии и комиссии Академии наук, оп. 10а, д. 184, л. 63 об.
373
ЦГДДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 35, л. 88 об.
37<
Там же, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. III, лл. 56 об., 57.
375
ААН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 183, лл. 14, 98 об.; оп. 2, д. 9, лл. 23, 164.
376
Туринцы выезжали, в частности, в северные города Западной Сибири. В Пельше
торговали китайской крашениной, холстом и пр. ААН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5,
д. 152, л. 43.
367
368
258
сочетавшиеся с закупкой рыбы у местного населения. С этой целью
снаряжались на паях ежегодно суда, которые ходили через Тобольск до
Сургута и Березова. Пайщиками были не только купцы, но и богатые
377
ямщики.
Топографическое
описание Тобольского наместничества
1790 г. отразило отходничество крестьян Туринского, Тобольского и
378
даже Курганского уездов на рыболовные промыслы туринских купцов.
В начале 60-х годов XVIII в. под Туринском была построена бумажная мануфактура, вырабатывавшая 700—1000 стоп писчей бумаги в год.
Но принадлежала она верхотурскому купцу Осипу Коновалову (с 1775 г.
379
Максиму Походяшину).
38
Первый ° русский город в Сибири Тюмень имел уже в первой
четверти XVIII в. изрядное и сложное по составу население. По переписным книгам 1719 г. в Тю^1ени(5ылс>_9^|2__^цзр£а^^
которых принадлежала лицам, несущим военную службу, отставным от
военной службы и членам их семей. Город вырос как средоточие военнослужилого населения. И ремесленно-торговые, и земледельческие занятия
жителей играли на первом этапе второстепенную роль. Но к началу рассматриваемого периода большую часть «военной» группы составляли уже
отставные от службы и дети служилых, вышедшие из военного состояния.
Жители были в подавляющем большинстве хлебопашцами. 381 Ремесленноторговая группа, несмотря на малочисленность (64 двора), уже несла
в себе элементы, которые определяли экономическое лицо города на следующем этапе. Фактический размер этой группы превосходил официально учитывавшийся в составе сословия, так как часть отставных служилых занималась ремеслом и торговлей. Об этом свидетельствует то
обстоятельство, что через 15—16 лет после рассмотренной переписи несколько тюменских разночинцев со значительным капиталом перешли
в купечество.382
В третьей четверти XVIII в., когда становится более активным процесс превращения Тюмени в собственно город в социально-экономическом
смысле этого слова, продолжался приток в купечество выходцев из тюменских разночинцев и крестьян. Сохранились свидетельства за 1765 г.,
отражающие переход большой группы тюменских крестьян и разночинцев
в купеческое сословие. Многие из них переходили целыми семьями.383
Г. Ф. Миллер в своих рекомендациях российским купцам о сибирской торговле говорит о Тюмени 30-х годов XVIII в. как месте изготовления важных сибирских товаров — мыла и кож. Тюменское мыло считалось лучшим в Сибири. Из кож было развито производство яловых,
в частности юфти.384
На протяжении XVIII в. ремесло в Тюмени развивалось, охватывая
все большую часть городского населения. На фоне мелкого производства
появлялись крупные мастерские, вырастающие в мануфактуру. 385 Ведомость 1763—1764 гг. об имуществе тюменских посадских и цеховых,
377
М. Д. Ч у л к о в. Историческое описание Российской коммерции при всех портах и границах от древних времен до ныне настоящего..., т. VI, кн. IV. М., 1786,
стр. 378288.
ЦГВИА, ф. Военно-ученого архива, д. 19107, лл. 36, 134.
379
3. В. У ч а с т к и н а. Сибирская бумага и ее водяные знаки. Изв. СО
АН 380СССР, сер. общ. наук, № 9, 1965, вып. 3, Новосибирск, стр. 92, 93.
Не считая Обского городка, построенного около 1585 г., но не развившегося
в сколько-нибудь значительный населенный пункт и через десять лет совсем заброшенного.
381
В. И. Ш у н к о в. Очерки по истории земледелия Сибири.,., стр. 49.
482
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 156, д. 2141. лл. 2—4
383
Там же, д. 2147, л. 21.
384
Г. Ф. М и л л е р. Описание торгов сибирских. ААН, ф. Г. Ф. Миллера, on 5i
д. 183, лл. 82, 128; оп. 2, д. 9, лл. 137, 232.
385 г-ДТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, св. 318, д. 3598, лл. 2, 5, 7.
17*
255»
подлежащем оброчному обложению, перечисляет 37 кожевен. 24 из них
386
принадлежали посадским, 13 — цеховым.
Это соотношение свидетельствует о преобладании такого пути развития раннекапиталистических отношений в промышленности, при котором предпринимателем становится
купец, а не ремесленник.
Числом цеховых никак не исчерпывалась вся масса городских ремесленников. К 60-м годам ремесло стало основным средство*! существования
многих крестьян города и особенно разночинцев. Всего в Тюмени
в 1765 г. было 824 разночинца. Даже по заниженным данным 23% их за387
нималось ремеслом.
В самостоятельную профессию выделились строгальщики, подвергавшие кожу первичной обработке. Среди разночинцев
не было собственно кожевников, а строгальщиков было довольно много.
Скорее всего, это люди, не имевшие собственной мастерской и нанимавшиеся в чужие мастерские. Сильно развитое кожевенное дело способствовало расширению сапожного ремесла. Большую группу среди ремесленников-разночинцев Тюмени составляли чарошники (88 человек) —
изготовители особого вида дешевой мягкой кожаной обуви.
Высокий уровень развития ремесла и большую степень специализации рисует ведомость 1775 г., охватывающая ремесленников г. Тюмени
из числа посадских и цеховых.388 Около 40 различных профессий были
представлены 813 ремесленниками (только из числа посадских и цеховых). Причем эти многочисленные профессии группировались в основном в двух сферах: обработка кож (155 человек) и изготовление кожаных изделий (157 человек) и обработка дерева и продуктов лесных
промыслов (386 человек). Это обстоятельство свидетельствует о порайонной специализации ремесла, а также о выходе тюменской продукции за
пределы местного рынка. В то же время внутри этих двух видов ремесленных работ — кожевенных и лесообрабатывающих — дифференциация
по специальностям была очень велика, и процесс выделения новых специальностей продолжался. У кожевников, кроме строгальщиков, в самостоятельную профессию выделились сыромятники. Очень многочисленны
чарошники (120 человек). Не менее дифференцирована и обработка лесного сырья: зольники, смольщики, дегтярники, рогожники (рогожи делались из лубяной части коры). Среди ремесленников, производящих деревянные изделия, обращают на себя внимание профессии, самый факт
существования или многочисленность которых вызваны природными
условиями Сибири: санники (100 человек) и мастера, делающие лыжи
(11 человек). Помимо двух основных профилей, в Тюмени хорошо представлена обработка металлов, в частности ювелирное дело. Мыловарение
не получило дальнейшего развития в 70-х годах.
По мере развития ремесла увеличивается и удельный вес ремесленников в составе всего населения города. Если в 1719 г. по числу дворов
посадские составляли только 6.5% населения Тюмени, то к началу
80-х годов купцы, мещане и цеховые образуют 48% всех тюменских жителей.389 Изменения в составе населения за этот период проявились и
в сокращении действительного военно-служилого населения (в первой
четверти века офицеры и казаки составляли еще свыше 20% населения,
в начале 80-х годов они составляют только 4% ) и в полном исчезновении отставных от военной службы и членов семей военных как особой
группы населения (они влились в другие сословия — мещан, цеховых,
крестьян и пр.).
386
Там же, св. 181, д. 2417, лл. 83—89.
387 ЦГАДА, ф. Сибирского приказа и управления Сибирью, д. 35, л. 88.
ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, оп. 1, св. 147, д. 2056, л. 41 об.
Там же, св. 29, д. 554, лл. 1—3, 86—88.
26»
Рост доли посадских шел главным образом за счет сокращения военно-служилых элементов, а не хлебопашцев. Земледельческое население
города тоже росло и абсолютно, и относительно. Крестьяне всех категорий вместе с гулящими людьми составляли, по подворной переписи
1719 г., около 11%. В конце 80-х годов XVIII в. собственно крестьянская группа охватывала 24% жителей Тюмени. Кроме того, хлебопашеством по-прежнему занимались не только крестьяне. Самый размер пашни,
принадлежащей горожанам Тюмени в это время, свидетельствует о значении земледелия в занятиях населения. Жителям города принадлежало
свыше 3 тыс. десятин пашни и свыше 700 десятин покосов. Под крестьянскими держаниями было меньше половины этого количества. Остальной
землей владели ямщики, мещане и др. Следует иметь в виду, что для
некрестьянских групп городского населения наличие земельного владения в 70—80-х годах XVIII в. отнюдь не всегда означало, что хлебопашеством занимались сами владельцы. Часть их вкладывала деньги
в землю наряду с вкладами в другие чисто городские сферы экономики.
Наряду с увеличением роли торгово-ремесленного населения в целом
внутри него происходят изменения, связанные с зарождением капиталистического уклада. Процесс формирования тюменской буржуазии во второй половине XVIII в. уже достаточно заметен. Не случайно в XIX в.
Тюмень становится самым типичным буржуазным городом Сибири.390
Среди тюменских посадских начала 50-х годов были сравнительно
крупные (для сибирских условий) купцы, выходившие за пределы местного рынка. Иногда в одних руках сочетались кожевенный или мыльный
о
ЧО1
промыслы с торговлей разными товарами."
Семьи, действующие совместно в области торговли и промышленности в течение многих лет, прослеживаются как характерное явление
среди посадского населения Тюмени. Григорий Перевалов поставлял
казне вино со своего винокуренного завода, а также брал подряды на
доставку леса и соли. Петр Перевалов вел в 30-х годах крупную торговлю китайскими, западноевропейскими и русскими тканями, табаком,
красками для кожевенного производства, промышленными изделиями
русских городов и сельскохозяйственными продуктами. 392 Другая семья
такого типа — Колмогоровы. Егор Колмогоров в 1737 г. был старостой
тюменских посадских.393 Василий Колмогоров в 1747 г. владел недавно
выстроенным винокуренным заводом. Иван Васильевич Колмогоров в начале 50-х годов торговал разными товарами, а в начале 60-х годов упоминается в качестве хозяина кожевенной мастерской.394 Федор Васильевич Головков, тюменский посадский, в 40—50-х годах имел собственный винокуренный завод. Матвей Головков в эти же годы владел
мыловаренным производством и вел торговлю разными товарами. Одной
из самых богатых и влиятельных торгово-промышленных семей в Тюмени
были Стукаловы. Семен Стукалов был бургомистром города и первоста395
тейным купцом.
Алексей Стукалов „в 1742—1743 гг. предъявил в таможню товаров и денег на 3038 руб. В этой же таможенной справке
396
фигурирует и Афанасий Стукалов.
Нажив капитал в торговле, Стукаловы начинают вкладывать его в промышленность. В начале 50-х годов
390
Г. Н. П о т а н и н . Города Сибири. В кн.: Сибирь, ея современное состояние и
ея нужды. СПб., 1908, стр. 252; Р. М. К а б о. Города Западной Сибири. Очерки
историко-экономической географии (XVII—первая половина XIX в.). М., 1949,
стр. 168—171.
391 ГДТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, св. 318, д. 3598, л. 6.
392
*рам ЖЕ! ф Тюменской крепостной конторы, оп. 1, св. 1, д. 37, л. 12.
393
Там же, лл. 12-24.
394
Там же, ф. Тюменской воеводской канцелярии, св. 181, д. 2417, лл. 83—89.
395
Там же, ф. Тюменской таможни, св. 9, д. 254, лл. 1, 2.
396
Там же.
Самым крупным городом Западной Сибири на протяжении всего
рассматриваемого периода оставался Тобольск. Административный и
церковный центр края резко отличался внешним обликом от других городов. Он единственный из всех имел каменный кремль на горе, внутри
города. На верхнем посаде в 30-х годах XVIII в. высилось пять гражданских каменных зданий: губернская канцелярия, дом митрополита,
архиерейский приказ, казенные кладовые палаты, цейхгауз. Кроме того,
в городе было 6 каменных и 8 деревянных церквей. На верхнем посаде
стоял Рождественский, на нижнем — Преображенский монастыри. Деревянных гражданских домов насчитывали в 30-х годах 3105. В устье
401
р. Курдюмки, на мысу, стояли большие соляные амбары.
Тобольск обладал лучшим в Сибири каменным гостиным двором, восторженно описанным Г. Ф. Миллером. Построенный на верхнем посаде,
он имел два этажа, занятые многочисленными лавками и палатами с каменными сводами: на нижнем этаже — 35 торговых лавок и 27 погребов
для товаров, на верхнем — 32 лавки и 3 светлицы. Там же помещалась и
таможня. Местные жители имели на нижнем посаде 161 деревянную
лавку.402
Как показали последние исследования О. Н. Вилкова, город уже
в XVII в. развивался не только как административный центр, но как
средоточие значительного ремесла и крупной торговли, занимая видное
место в системе складывающегося всероссийского рынка.403 Это значение
Тобольска сохранялось и усиливалось в XVIII в.
В 1736 г., по официальным сведениям, почти половину дворов города
занимали лица, так или иначе связанные с административно-канцелярской или военной службой — в прошлом или настоящем. В губернском городе, естественно, жило больше, чем в других сибирских городах, дворян.
Соответственно резиденция сибирского митрополита определяла значительный процент духовенства. Посадские и цеховые как сословие насчитывали 2315 ревизских душ (25% населения), из коих цеховых было
404, а посадских—1911.404 Эти данные о сословной принадлежности не
совпадали с реальными занятиями жителей, часть посадских занималась
хлебопашеством, в то же время очень многие разночинцы были ремесленниками.
Дальнейшее пополнение состава цеховых ремесленников шло как за
счет пришлых из-за Урала, так и за счет местных выходцев из других сословий. По сказкам III ревизии,405 среди лиц, не числившихся прежде
в цеховых, а теперь подлежащих записи в это сословие, по Тобольску из
53 человек 19 были выходцами из Европейской России (крестьянские дети
Архангельской губернии и ссыльные поселенцы), а 34— из местных жителей, принадлежавших к крестьянскому и служилому сословиям.
Группа купцов, мещан и цеховых насчитывала в Тобольске, по ведомости 1782 г., 3109 человек мужского пола (из 5737 ревизских душ всего
податного населения города). Она может быть приближенно сопоставлена
с 2315 душами мужского пола цеховых и посадских, указанных в ответах
на миллеровскую анкету в 30-х годах.406 Можно говорить о росте, в рамках сословных данных, ремесленно-посадского населения на 34%. При
этом из числа купцов в ведомости 1782 г. выпали бухарские и татарские
401
ААН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 5, д. 152, л. 6 об.
Там же, д. 183, лл. 5 об., 6; оп. 2, д. 9, лл. 8—10.
О. Н. В и л к о в . Ремесло и торговля Западной Сибири в XVII в. М., 1967.
404
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. II, л. 19.
405
Переписная книга тобольских цеховых по третьей ревизии. В кн.: Н. А. Н а й д е н о в . Тобольск. Материалы для истории города XVII—XVIII столетий. М.,
стр. 406130—143.
ЦГАДА, Портфели Г. Ф. Миллера, портф. 481, ч. II, л. 19.
402
403
263
торговцы, не учтены и ремесленники из ссыльных и отставных служилых.
Ссыльные составляли довольно большую группу населения губернского
центра (725 ревизских душ в 1782 г.), несмотря на то что основным
местом ссылки стала Восточная Сибирь.
В отличие от Тюмени рост ремесленно-торгового населения в Тобольске не сопровождался параллельным увеличением количества хлебопашцев. Слишком северная тобольская пашня с освоением южных районов становилась бесперспективной. Крестьянское население города даже
сокращается.
С губернским положением города, его крупными размерами и ролью
церковного центра было связано существование таких профессий, как
иконописцы, золотых дел мастера, кирпичники. Разнообразнее и полнее,
чем в Тюмени, представлены в Тобольске специальности, связанные с производством изделий из металлов: кузнецы, слесари, бронники, котельники,
медники, оловянщики, проволочники. Детализирована была специализация
в производстве ювелирных изделий и каменных украшений (мастера по
черни, чеканке, гранению и пр.).
Материалы академических анкет, не исчерпывающие, по-видимому,
всех ремесленных специальностей, насчитывали их в Тобольске в 60-х годах XVIII в. 43. Многие из них группировались вокруг обработки одного
типа сырья (кожевенные, ювелирные), что является показателем высокого
уровня разделения труда, с одной стороны, и наличия порайонной специализации, с другой. Тюменско-Тобольский район в целом специализировался на кожевенном деле. В Тобольске был специальный «сапожный»
торговый ряд, где продавали только разные сорта кож и обуви.407 Выработка деревянных изделий в Тобольске не была так развита, как в Тюмени, зато здесь определенно прослеживается специализация на предметах
роскоши. Развитие таких видов ремесел в Тобольске, как скорняжное и
косторезное дело, в значительной мере основывалось на экономических
связях с коренными народами обского севера.
Особо следует оговорить роль сословия разночинцев в развитии
тобольского ремесла во второй-третьей четвертях XVIII в. Учитывая занимавшихся ремеслом разночинцев, следует прийти к выводу, что число
тобольских ремесленников 60-х годов XVIII в. необходимо удвоить. По
III ревизии цеховых ремесленников было указано 493, да после подачи
первых сказок приписано еще 50,408 поэтому с прибавлением 410 разночинцев (ремесленников из ведомости Д. И. Чичерина 1765 г.) получим
953 человека. Это число не может быть завышенным, так как Чичерин
отобрал из разночинцев только тех, для кого ремесло действительно являлось средством существования, а III ревизская перепись исключила из
цеховых лиц, фактически выбывших по разным причинам, в частности
перешедших в крестьянство. В то же время в этом расчете не учтены
ремесленники, числившиеся в разрядах крестьян, инородцев и ямщиков.
Можно с уверенностью сказать, что в середине 60-х годов в Тобольске
было около 1000 ремесленников.
В массе ремесло представляло собой мелкотоварное производство.
В отдельных отраслях, в частности в кожевенном деле, крупная мастерская перерастала в капиталистическую мануфактуру. Не случайно в ответах на анкету 1760 г. кожевенное и мыловаренное производства выделяются как особые, лишь вслед за ними идет перечень других ремесел.409
Разбогатевшие тобольские горожане применяли новые, капиталистические формы эксплуатации также на винокуренных заводах. Но распо407
ААН,
Н. А.
ААН,
д. 183, л. 55
408
•
" характер. dfi°
лища, но сохранила свои
В X V I I I в. в Сибири уже имелись частные собрания книг у отдельных гражданских лиц. Так, И. П. Фальк, побывавший в Тобольске, видел библиотеку из 400 книг у К. Л. Черепанова (брата автора знаменитой летописи), в которой имелись книги по математике, механике, исто42
Там же, № 4812, лл. 1—5 об.
Н. Н. Б а к а и. Страничка из истории народного образования..., стр. 24;
Н. С.
Ю р ц о в с к и и. Очерки по истории просвещения в Сибири, стр. 37.
44
Д. Н. Б е л и к о в . Старинный раскол в пределах Томского края. Томск, 1905,
стр. 4518.
Н. Я. С а в е л ь е в . Козьма Дмитриевич Фролов. Жизнь и деятельность замечательного
русского изобретателя. Свердловск, 1950, стр. 68—69.
46
Н. В и л ь ч у р . Из истории технических библиотек на Алтае. Библиотекарь,
1953,47 № 3, стр. 43.
Н. Я. С а в е л ь е в . Козьма Дмитриевич Фролов..., стр. 67.
48
В. Е. В а с и л ь ч е н к о. Очерки истории библиотечного дела в России XI—
XVIII вв. М., 1948, стр. 124.
43
330
49
рии и другим наукам. Большое собрание книг было у тобольских купцов Корнильевых.
Развитие библиотечного дела наряду с общими сдвигами в экономической и культурной жизни края не могло не способствовать расширению читательских интересов сибиряков и распространению книг среди
более широкого круга лиц. Но не следует слишком переоценивать эти
сдвиги. Церковные книги (служебные и назидательные) по-прежнему
составляли основную часть читаемой литературы.
Среди богословских сочинений видное место стали занимать произведения церковных деятелей конца XVII—начала X V I I I в. (Феофана
Прокоповича, Стефана Яворского, Дмитрия Ростовского), отличавшиеся
50
яркой публицистической направленностью. Несколько расширился круг
исторических сочинений. По-прежнему были популярны хронографы.
Кроме того, пользовались спросом «Синопсис», «Церковные анналы Цезаря Барония», «История о Казанском царстве», «Житие Петра Великого». 51
Светская литература, кроме исторической, была представлена в Сибири довольно слабо. «Беллетристические» произведения были тесно
связаны с агиографией. В Сибири читали и переписывали рассказы и
притчи из патериков (Скитского, Египетского, Лимониса), сказания и
легенды о монастырях и чудотворных иконах. Наиболее многочисленную
группу повествовательной литературы составляют произведения нравоучительного содержания — Пчела, Великое зерцало, Звезда Пресветлая,
популярные в среде старообрядцев дидактические повести -— о Варлааме
и Иоасафе, о царе Агее, о царице и львице, о двенадцати снах царя Шахаиши (Мамера), о Вавилонском царстве. Популярность их усиливалась
тем, что в ряде повестей поднимались животрепещущие для Сибири
темы — о праведном судье, о справедливом царе.52
Широкое распространение раскола в Сибири влияло на характер местных литературных вкусов. Центрами распространения в Сибири сочинений старца Авраамия, братьев Денисовых, дьякона Александра, «выговца» Трифона Петрова и другой старообрядческой литературы были
скиты и пустыни, одновременно являвшиеся школами для крестьянства. 53
Борьба церкви с «возмутительными» раскольничьими сочинениями во
многих случаях перерастала в борьбу против всякой рукописной литературы. В 1760 г. тобольский митрополит Павел II (Конюскевич) издал
указ о запрещении служителям культа читать любые рукописные книги,
кроме евангелия. 54 В этом плане показательно дело о иеромонахе Вассиане, «который, оставя порученное ему дело, чинил безумное любопытство», т. е. читал рукопись «о титуле султана турецкого»,— одну из
сатир, созданных в среде Посольского приказа XVII в. Глубоко патриотические, обращенные против внешних врагов Русского государства, эти
пародийные сочинения не имели антифеодальной или антигосударственной направленности, но митрополит Павел II усмотрел в поступке Вассиана недопустимый грех и приказал, «для памяти ему» и чтобы «других
55
не соблазнял, сто ударов настоящих плетьми учинить».
49
Полное собрание ученых путешествий по России, т. VI. Записки путешествия
академика
Фалька. СПб., 1824, стр. 402, 403.
80
Е. К. Р о м о д а н о в с к а я . О круге чтения сибиряков в XVII—XVIII вв.
Исследования
по языку и фольклору, вып. I. Новосибирск, 1965, стр. 229.
51
Там же, стр. 237—239.
52
М. Н. С п е р а н с к и й . Рукописные сборники XVIII в., М., 1962, стр. 87;
Е. К.,
Р о м о д а н о в с к а я . О круге чтения сибиряков..., стр. 240—243.
м
Д. Н. Б е л и к о в . Старинный раскол в пределах Томского края, стр. 13, 18, 33,
34; Е.
К. Р о м о д а н о в с к а я . О круге чтения сибиряков..., стр. 243—246.
54
ГАТОТ, ф. Тобольской духовной консистории, д. 89, лл. 3—5 об.
55
Там же, д. 59, лл. 1—3.
337
О распространении сатирической литературы свидетельствует рукописный сборник, принадлежавший якутскому купцу Ф. В. Макарову.
В него входят лучшие произведения русской сатиры XVII—XVIII вв.—
повести о Ерше Ершовиче, о Шемякине суде, о куре и лисице, Калязинская челобитная, «Гимн бороде» М. В. Ломоносова и весь цикл полемических сочинений, появившихся вслед за ним. Особенно любопытна находящаяся в сборнике «Гистория о купце», главный герой которой тобольский купец, «презыдент гостиной сотни», приехавший в Петербург.
Содержание этой повести позволяет говорить о ее сибирском происхо56
ждении.
Несомненно сибиряками были написаны в начале 60-х годов XVIII в.
сатирические стихи о Красноярске — «Эпиграммы о городе Красноярске»
и «Стихи о плеши» (сатира на красноярского полицмейстера Лоренца
Кристенсона). Они распространялись среди жителей Красноярска в спи57
сках и даже распевались как канты (стихи, положенные на музыку).
«Стихи о плеши» обнаруживают близость к сатирам М. В. Ломоносова,
в частности к «Гимну бороде».
Однако в области литературного творчества сибирское общество значительно отставало от центра, а сочинения русских писателей XVIII в.
медленно входили в круг чтения сибиряков. Только в конце 80—90-х годов XVIII в. в Иркутске, Тобольске и некоторых других городах Сибири можно было встретить среди купцов и чиновников довольно хорошо
образованных людей, читавших современные газеты и журналы. 58 Несколько особое в этом отношении положение занимала техническая интеллигенция Колывано-Воскресенских и Нерчинских заводов. Многие ее
представители уже с середины X V I I I в. внимательно следили не только
за современной им научно-технической, но и художественной, исторической, географической литературой.
О непосредственных откликах сибиряков на современные события литературной и общественной жизни можно говорить лишь с конца
80-х годов XVIII в.
Указ о вольных типографиях (1783 г.), разделение Сибири на Колыванскую, Тобольскую и Иркутскую губернии (1781 —1783 гг.) и
школьная реформа 80-х годов послужили толчками к появлению в Сибири первых типографий. В 1783—1784 гг. в Иркутске в связи с открытием наместничества была сделана попытка открыть казенную типографию, но достоверных данных о ее работе ранее начала XIX в. нет.59
Более значительный след в истории печатно-издательского дела в Сибири оставила открытая в 1789 г. Тобольская типография купца первой
гильдии Василия Дмитриевича Корнильева.60 В 1789 г. в ней была напечатана английская повесть «Училище любви» (переведенная с французского издания П. П. Сумароковым). Успех первой книги был так велик,
что вскоре пришлось повторить издание. Затем были опубликованы То56
Н. Н. Р о з о в . 1) Об одном пародийно-сатирическом сборнике XVIII в.
ТОДРЛ, т. XIV, М.—Л., 1958, стр. 481—485; 2) «История о купце», неизвестный
памятник посадской сатирической литературы XVIII в. В кн.: X V I f l век, сб. 3, М.—Л.,
1958,57 стр. 440—448.
Е. К. Р о м о д а н о в с к а я . Новые материалы по истории сибирской литературы
XVIII в. В сб.: Экономика, управление и культура Сибири XVI—XIX вв., Новосибирск,
1965, стр. 304—310.
58
Г. К у н г у р о в. Ранние культурные и литературные интересы в старой Сибири
(XVIII—XIX вв.). Уч. зап. Иркутск, пед. инст., вып. VII, 1941, стр. 102;
Ф. А. К у д р я в ц е в , Е. П. С и л и н . Иркутск. Очерки по истории города. Иркутск,
1947;59 стр. 156—157; Вл. О р л о в . Пути и судьбы. М.—Л., 1963, стр. 189—190.
ССЭ, т. II, стр. 211.
60
3. Ж у к о в . Иртыш, Ипокрена, Лета. Поэты-тоболяки XVIII столетия. Омский
альманах, кн. 1, Омск, 1939, стр. 133.
332
больская летопись, «Словарь юридический»,, «Сельская экономия», книга
П. Палласа «Описание растений Российского государства», «Ода на
1793 год» местного поэта И. Трунина и две книги штаб-лекаря И. Петерсона («Краткое наставление» о первой медицинской помощи и «Крат61
кое описание» сибирской язвы). Кроме того, в типографии Корнильева
печатались журналы «Иртыш, превращающийся в Ипокрену» (1789—
1791 гг.), «Журнал исторический...» (1790 г.) и «Библиотека ученая...»,
{1793—1794 гг.). Первым и наиболее интересным из них был
«Иртыш» — один из ранних провинциальных литературных журналов
России. До него издавался только в 1786 г. в Ярославле «Уединенный
пошехонец».
«Иртыш» объединял вокруг себя все местные литературные силы. Издавался журнал на средства Тобольского Главного народного училища
и под редакцией его учителей. Но фактическим руководителем «Иртыша»
и кружка литераторов был поэт Панкратий Платонович Сумароков, сосланный в Тобольск в 1787 г. В конце XVIII в. Сумароков был самым
крупным в Сибири и признанным в России поэтом, представителем просветительского классицизма. В журнале публиковались литературные
произведения учителей и учеников Тобольского Главного народного училища и семинарии, местных и ссыльных интеллигентов, речи учителей народного училища на торжествах, рассуждения на различные темы, переводы иностранной литературы, перепечатки из центральных журналов.
Оригинальных произведений печаталось мало. Большинство публикуемых материалов было познавательно-просветительскими, а переводы
часто носили чисто учебный характер. Однако «Иртыш» принимал живое
участие в обсуждении самого злободневного вопроса русской действительности XVIII в. — крепостничества. Сумароков, учитель В. Прудковский, прокурор И. И. Бахтин и некоторые другие участники литературного кружка в своих произведениях выступали с критикой крепостничества. Прудковский в статье «Нечто к состоянию людей относящееся»,
рассуждая о рабстве и вольности, пришел к выводу: «Что касается природы, то она всех произвела вольными»,, а героиня сказки Бахтина «Господин и крестьянка» говорит барину:
«Родимой мой!
Прости ты глупости моей!
У нас издавна так робят мы унимаем,
То милостью твоей,
Иль волком их пужаем».62
Среди прочих участников тобольского литературного _кр_хжка следует
отметить несомненно обладавшего л и т е р а т у р н ы м т а л а н т о м Н и к о л а я
Смирнова, дворового^ человека князей__Голицыных, 3a_jignbiTKy бегства
отданнрго__вЛ«состоящие в Тобольске воинские
команды" солдатом».
В журндле «Иртыш» он опублико^ал^зяд^тихотворений ~Х«Стихи на
63
смерть», «Оскорбленная любовь», «Покинутое дитя» и др.).
Будучи с декабря 1790 г. по июль 1791 г. в Тобольске, проездом
в илимскую ссылку, А. Н. Радищев несомненно познакомился с Сумароковым и другими участниками тобольского литературного кружка и, вероятно, оказал на них влияние. 64
61
Б. Н. П а л к и н. Русские госпитальные школы..., стр. 162—164; С. М. Г р о мб а х.62 Русская медицинская литература XVIII века. М., 1953, стр. 277, 278.
«Иртыш», 1789, сентябрь, стр. 25.
63
К. В. С и в к о в . Автобиография крепостного интеллигента конца XVIII в.
Исторический архив, т. V, М.—Л., 1950, стр. 289, 290; Биография А. Н. Радищева,
.написанная
его сыновьями. М.—Л., 1959, стр. 72.
64
О Радищеве в Сибири см. стр. 449, 450.
333
«Иртыш» пользовался поддержкой местного общества и наместника
Алябьева. Корнильев отпечатал бесплатно четыре первых номера журнала, а Алябьев активно содействовал его распространению. Однако
I
ИРТЫШЬ
|
А
*
»
ШР1ВРАЩАЮЩШСЯ
•|
ВЪ ИГО-
КРЕЩ%
'
»
Ф
I
2
!
j
'
издаваемое
I
Z
Ф
ошЪ
1
4 тобадшшго
£
*
f-
главяаго яародиаго
I
J
^
|
'J
7
_„_
1789
года.
,„то__^^_~~~~-~—
-~w>-~
|
—-««—
А
развязывая умЪ и руки,,
ВелигаЪ любить торги науки»
Н счастье дома находить.
# О»
ф - - ' • • • -
ф
If
Фт
A i чаеяь сев. лей, рое* ел* ][
ф^*^**#Ф#*##******************
f»
А.
V
I
Тоб, купца lac: Корнкдмю. -
Титульный лист журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену».
«Иртыш» просуществовал немногим более двух лет. Весь тираж не расходился. В 1790 г. из 300 экземпляров было продано 186, в 1791 г.—
106.65 На судьбе журнала, видимо, сказалось также замечание, получен65
334
3. Ж у к о в. Иртыш, Ипокрена, Лета. .., стр. 135, 136.
ное Алябьевым за теплый прием Радищева в Тобольске, и общее наступление реакции. Параллельно с «Иртышом» Тобольское Главное народное
училище в 1790 г. издало два выпуска «Журнала исторического, выбранного из разных книг». В нем публиковались различные переводы без
указания источников и имен переводчиков.
После прекращения издания «Иртыша» Сумароков задумал энциклопедический журнал, который удовлетворял бы интересы самых разных
читателей. Новый журнал издавался под названием «Ученая, Економическая, Нравоучительная, Историческая и Увеселительная Библиотека,
в пользу и удовольствие обоего пола и всякого звания читателей». Подавляющее количество опубликованных в нем материалов было переводным. Значительное место занимали хозяйственные рецепты. В числе оригинальных работ Сумароков опубликовал две статьи («О изящных художествах» и «О драматическом стихотворстве»), в которых изложил свои
взгляды на литературу и искусство. Из бывших участников «Иртыша»
в «Библиотеке ученой», кроме Сумарокова, сотрудничали Воскресенский,
Трунин и Бахтин.
Несмотря на помощь наместника Алябьева, это издание продержалось еще меньше «Иртыша» и после 12 номеров в 1794 г. было прекращено, а в 1796 г. по указу о запрещении вольных типографий закрылась
и типография Корнильева.66
С прекращением журнальных изданий замерла и деятельность кружка
тобольских литераторов. Сумароков вскоре возвратился в Москву, Бахтин был переведен в Новгород, но некоторые участники кружка, оставаясь в Сибири, продолжали писать и даже печатались в столичных журналах. Так, Трунин, произведенный после окончания Тобольского Главного народного училища в сержанты артиллерии, в 1802 г. опубликовал
в московском журнале «Новости русской литературы» два стихотворения
и письмо под названием «Руины», в котором критиковал Н. М. Карамзина за употребление без надобности иностранных слов.67 Н. Смирнов
в 1794—1795 гг. поместил под псевдонимом «Даурец Номохон» более
10 стихотворений в журнале «Приятное и полезное препровождение
времени».68
Несмотря на кратковременность работы, кружок тобольских литераторов сыграл известную роль в становлении местной сибирской литературы. Материалы, помещаемые тобольскими литераторами в «Иртыше»
и других тобольских изданиях этого времени, мало были связаны с сибирской жизнью, но они знакомили читателя с общерусской и западноевропейской литературой, а в оригинальных произведениях тобольских
литераторов находили отражение те острые общественные вопросы, которые ставила русская действительность XVIII в.
Живопись Сибири в 20—80-х годах XVIII в. по-прежнему была
представлена преимущественно иконописью, которая обслуживала духовные потребности основной массы населения. Вместе с тем в домах чиновников и военных, купцов и местных интеллигентов стали появляться
портреты, пейзажи и другие произведения светской живописи. Искусными иконописцами и резчиками по дереву славился Тобольский архиерейский дом. Иконопись преподавалась здесь в архиерейской школе, затем
в духовной семинарии. По мнению А. И. Сулоцкого, иконописи
в XVIII в. обучали и в других духовных школах.69
66
А. Н. Н е у с т р о е в. Библиотека ученая, економическая и пр., издаваемая
П. П.
Сумароковым в 1793—1794 гг. в Тобольске. СПб., 1874, стр. 36.
67
Новости русской литературы на 1802 год. М., 1802, стр. 200—206, 272.
68
Биография А. Н. Радищева, написанная его сыновьями, стр. 72.
69
А. И. С у л о ц к и и. Исторические сведения об иконописании в Сибири.
Тобольск, губ. ведомости, Тобольск, 1871, № 17, стр. 98.
335
Заводчики Демидовы в первой половине XVIII в. открыли при
Нижне-Тагильском заводе школу художественной росписи по металлу.
Демидовские мастера расписывали железные столы, подносы, шкатулки.
Иногда они выполняли и частные заказы. Под влиянием Нижне-Тагильской художественной школы мастерство росписи по железу и дереву
скоро получило развитие в Туринске. Во второй половине XVIII в. туринские художественные изделия продавались в Тобольске, Перми и осо0
бенно на Ирбитской ярмарке.'
Имеются некоторые сведения о работе в 80—90-х годах XVIII в.
художников станкового жанра (Ф. И. Флоринского в Иркутске,
71
В. П. Петрова и К. Д. Фролова на Алтае).
V /Гля_игтг>рии гибидского_1£атра—20^80^годы X V I I I в. явились временем подготовки условий для развития гфофессионального театра. Тобольский театр архиерейской школы вышел за пределы школы и Софийской площади, давая спектакли в домах наиболее знатных горожан, а его
репертуар расширялся и подвергался светскому влиянию?72
Большую популярность приобрели вертепы (кукольные представлеия). Их появление в Сибири в значительной мере было связано с усиЛ ением в XVIII в. южнорусского (украинского) культурного влияния.
По внешнему виду (двухъярусный ящик) и по репертуару (традиционной
была пьеса «Смерть царя Ирода») вертеп в Сибири был сильно схож со
староукраинским бурсацким театром. С другой стороны, в нем нашли непосредственное продолжение традиции севернорусского народного театра
скошзрохов с их тонким юмором и задорным весельем. Представление
сопровождалось хоровым пением, а заканчивалось по традиции похоронами царя Ирода и трауром его~дочери."Т5даш{о~~сиб11ряк:и~скоро внесли
коррективы, и дочь царя в конце спектакля стала исполнять веселый
танец, с генералом. Вертепные представления устраивались на Енисейской
ТГТГрбитской ярмарках, а также в домах богатых горожан во время
святочньп^хфаздников в Тобольске, Иркутске и других городах.73
На ярмарках и базарных площадях городов и в крепостях сибирских
линий выступали бродячие «потешники» и «комедианты»,— прямые и непосредственные продолжатели народного искусства скоморохов. Одной из
разновидностей народного театра был самодеятельный солдатский
теат
~~
Зарождение светского театра в Сибири относится ко времени самых
первых попыток создания провинциальных театров в России.75 Зимой 1764/65 г. в Омской крепости местные офицеры играли любительские спектакли. Руководителем Омского театра был автор «Домовой
летописи» инженерный капитан Иван Андреев, образованный для своего
времени человек. Ставили в Омском театре трагедии и комедии Сумарокова, Ломоносова, Хераскова; в 70-х годах в его репертуаре появились
комические оперы. Представления первоначально давались на закрытых
офицерских вечерах, но затем стали практиковаться спектакли для низших военных чинов и даже для широкой городской публики, как например во время платного общественного маскарада в 1774 г.76 В 1787 г.
70
Там же, стр. 105.
ССЭ, т. I, стр. 933.
Б. Ж е р е б ц о в . Театр в старой Сибири (страница из истории русского провинциального театра, XVIII—XIX вв.). Зап. Гос. инст. театрального искусства
им. А.
В. Луначарского, М.—Л., 1940, стр. 120—130.
73
Там же, стр. 121, 131, 132.
74
С. Г. Л а н д а у . Из истории драматического театра в Омске (1765—1946 гг.).
Омск,
1950, стр. 6.
75
Там же, стр. 5; П. Г. М а л я р е в с к и й . Очерки из истории театральной культуры76 Сибири. Иркутск, 1957, стр. 21.
С. Г. Л а н д а у . Из истории драматическоготеатра в Омске..., стр. 5—8.
71
72
336
был открыт любительский театр и в Иркутске. На его сцене, как и
в Омске, шли главным образом трагедии и комедии Сумарокова. Режиссером и главной актрисой была Троепольская — жена местного чиновника. И. Сивере, проезжавший через Иркутск в 1790 г., тепло отозвался
77
в своих записках об этом театре.
Самостоятельное значение в культурной жизни Сибири 20—80-х го/
дов стала приобретать инструментальная музыка. Некоторые губерна/
торы привозили из России музыкантов и устраивали для избранной пуби \~
лики музыкальные вечера. Кроме того, в каждом воинском гарнизоне
существовали духовые^ оркестры, KOTOpjie^ использовались на официальных торжествах и на балах-маскарадах. Испо_лн^ние_так11х оркестров, 1кГ~
I
а
свидетельству И. Сиверса, оставляло неплохое"впечатление/
У
Зодчество Сибири в 20—БО-х годах XVIII в. отражало смену архитектурных стилей России. Вместе с тем стали складываться и местные
стили и школы. Здесь сталкивались севернорусское, южнорусское и восточное влияния. При этом приемы строительства и художественно-архитектурные вкусы, принесенные русскими переселенцами в XVII в.,
под воздействием местных условий и особенностей жизни изменялись.79
В застройке и архитектуре городов происходили изменения в сторону
типизации и регулярности. В Тобольске еще в начале XVIII в. были
ряаря6птаны_С, У^—В^мезпвым^ пр°ркты__образцовых домов,80 но типизация и плановость застройки практически начали осуществляться в Сибири только во второй половине XVIII в. В 1767 г. в «Комиссию
о строении С.-Петербурга и Москвы», руководившую регулярной застройкой городов России, поступили планы Тобольска, Тары и Тюмени,
выполненные преподавателями и учениками Тобольской школы геодезии.
Они предусматривали регулярную застройку с прямыми проспектами и
улицами. В 1776 г. план Тобольска был утвержден в «Комиссии» и принят к исполнению. В 1784 г. для Тобольска, ставшего центром наместничества, был разработан и утвержден новый план застройки. Он стал
энергично проводиться в жизнь. На нижнем посаде вокруг гостиного
двора разрешалось строить только двухэтажные каменные дома. Поощрялось строительство каменных домов и в других частях города. В других
центральных районах верхнего и нижнего посада разрешалось строительство типовых деревянных домов с каменным фундаментом, и лишь на
окраинах можно было строить нетиповые дома. Руководство застройкой
города впервые оказалось в руках специалистов — архитекторов Гучева
и Уткина. 81
В Иркутске в 60—70-х годах XVIII в. был впервые перепланирован
центр: выправлены и расширены улицы, намечены основные площади,
устроены деревянные тротуары, начаты работы по укреплению берегов
Ангары. После пожара 1775 г. центр Иркутска был снова перепланирован и стал застраиваться крупными зданиями, а в их облике наметились
уже новые черты, характерные для русской архитектуры конца XVIII в.
Композиционным ядром обновленного центра стал новый кирпичный
77
Э. П. 3 и н н е р. Город Иркутск в известиях западно-европейских путешественников и ученых XVIII в. Зап. Иркутск, краеведч. музея, вып. 2, Иркутск, 1961,
стр. 7852—54.
Там же, стр. 54.
79
Е. А. А щ е п к о в . Русское народное зодчество в Западной Сибири. М., 1950;
стр.8011—18.
В. В. К и р и л л о в . Проекты «образцовых домов», разработанные С. У. Ремезовым 81 для Тобольска. Архитектурное наследство, т. 12, М., 1960, стр. 155, 156.
В. И. К о ч е д а м о в. Тобольск. (Как рос и строился город). Тюмень, 1963,
стр. 40, 41, 76—80, 152.
22
История СнбКрИ, Т. 2
337
82
гостиный двор, выстроенный в 1782 г. по проекту Кваренги. Особенно
большое строительство в Иркутске развернулось в 80-е годы. В 1780—
1792 гг. был составлен ряд вариантов генерального плана Иркутска на
основе принципа регулярного планирования. В 1792 г. генеральный план
был утвержден. Несколько упорядочив исторически сложившуюся опорную схему, он сохранил многие ее недостатки. Тем не менее это было
важное градостроительное мероприятие. Генеральный план обеспечивал
более регулярную и целостную в стилевом отношении застройку. К нему
прилагались фасады «образцовых» домов для застройки. Некоторые положительные результаты от реализации генерального плана Иркутска
83
сказались уже в конце XVIII в.
Новые веяния в городском строительстве оказывали влияние и на
застройку деревень. Наряду с наиболее древним типом деревень-«гнезд»
со свободной застройкой у малых рек и ручьев чаще стали строиться
деревни с ярко выраженной протяженной двухрядной или однорядной
застройкой у дорог, трактов, больших рек, озер.84 Большинство старых
городов, возникших в XVI—XVII вв., в XVIII в. окончательно потеряло военное значение. Поэтому крепостная архитектура дальнейшего
развития не получила. Острожные сооружения поддерживались и подновлялись лишь в пограничных крепостях или в близлежащих к ним городах, а также вокруг заводов.85
Строительство нового вида архитектурных сооружений — заводских
корпусов, начатое в Сибири в XVIII в., заставило архитекторов и
строителей при разработке проектов учитывать местные климатические
условия и технику строительного производства. Производственные цехи
представляли собой обычно одноэтажные здания каркасной конструкции. Располагались они чаще всего в поймах рек, поэтому имели свайные
фундаменты. Строители-сибиряки уже в XVIII в. выработали рациональные способы сооружения производственных помещений и в районах вечной мерзлоты, в основе которых лежал принцип сохранения мерзлоты.80
Основным материалом для заводского строительства в Сибири
XVIII в. служилр__дер_ево. При сооружении других казенных зданий
все больше сталприменяться новый строительный материал — кирпич.
В Барнауле уже в 1752 г. было сооружено из кирпича специальное зда- ние для аптеки, в Иркутске в 1780—1782 гг. выстроено двухэтажное здсПние для публичной библиотеки, «каменные» гостиные дворы были построены в Иркутске, Нерчинске, Енисейске и других городах. Наибольшее развитие «каменное строение» получило в культовом городском
зодчестве, особенно в Западной Сибири и в Иркутске. Церкви в сельской местности и северных городах (Якутск, Илимск) по-прежнему
строились из дерева.
Усилившееся в XVIII в. каменное строительство на смену старорусским стилям принесло барочную архитектуру. В стиле барокко было построено большое количество церквей и гражданских сооружений в Тобольске, Тюмени, Иркутске, Омске и других городах. При этом имело
место сочетание различных стилей русского барокко (московского, укра82
Б. И. О г л ы . Архитектура города Иркутска XVIII—XIX столетий. Тр. Новосибирск,
инж.-стр. инст., т. VIII, Новосибирск, 1958, стр. 9—11.
83
Там же, стр. 12—15.
84
Е. А. А щ е п к о в. Русское народное зодчество в Западной Сибири, стр. 22.
85
А. М. П р и б ы т к о в а. Заметки о памятниках архитектуры Тюмени. Архитектурное наследство, т. 14, М., 1962, стр. 193—202; Б. И. О г л ы . Архитектура города
Иркутска..., стр. 4—6; А. П. У м а н с к и и. Памятники культуры Алтая. Барнаул,
1959,
стр. 160—161.
86
М. А. Ю д и н. Некоторые материалы по истории строительной техники заводского строительства в Сибири XVIII—XIX вв. Тр. Новосибирск, инж.-стр. инст.,
т. VIII, Новосибирск, 1958, стр. 27, 28.
338
инского, петербургского) в местной их трактовке, что дало основание
ряду исследователей выделить особый стиль сибирского барокко.87
В культовом деревянном зодчестве Сибири клетские храмы в XVIII в.
стали исчезать, а шатровая архитектура продолжала развиваться
дальше, в основе сохраняя старую севернорусскую архитектурную традицию, но впитывая в себя некоторые элементы барокко (в резьбе иконостасов, орнаментальном убранстве). Такие церкви строились повсеместно,
особенно в деревнях. В то же время и в деревянном церковном зодчестве
получили довольно широкое распространение церкви, строившиеся по
образцу каменных в стиле барокко. 88
Дом купца Володимирова. Тобольск. Середина XVIII в. (чертеж XIX в.).
20—80-е годы XVIII в. принесли существенные перемены в области
медицинского дела. Развитие горнозаводской промышленности и усиление движения населения в процессе роста товарного обмена при отсутствии надлежащей медицинской помощи, а также суровый климат и
использование Сибири в качестве основного места ссылки благоприятствовали распространению болезней. Главным бичом оставалась оспа.
Особенно свирепствовала она в 30—40-х годах XVIII в. в Забайкалье.
Многие селения полностью вымерли, а поля запустели. В 1745 и 1752 гг.
эпидемия оспы затронула Иркутск, а в 60-х годах охватила почти всю
Восточную Сибирь и Камчатку. Не менее страшным бедствием была сибирская язва («ветроносная», «опасная»). В 20—30-х годах XVIII в.
она наблюдалась в Южном Зауралье, а позднее ее вспышки регистрировались и в Восточной Сибири. Сибирская язва наносила большой урон
прежде всего хозяйству, массами уничтожая скот. С 60-х годов в Забайкалье неоднократно вспыхивала эпидемия чумы, а в 1786—1789 гг. свирепствовал брюшной тиф. Тиф часто посещал и Якутию. Кроме того,
в Якутии широко были распространены трахома, туберкулез, цинга, различные детские болезни. Социальным бедствием для народов Крайнего
Д. А. Б о л д ы р е в - К а з а р и н . Народное искусство в Сибири (из очерков
по истории русского искусства в Сибири). Иркутск, 1924, стр. 16; Б. И. О г л ы.
Архитектура города Иркутска..., стр. 8.
8
И. В. П о п о в . Исторические и архитектурные памятники города Якутска.
Сб. научн. статей Якутск, республ. краеведч. музея, вып. III, Якутск, 1960, стр. 63—73.
22*
339
Севера и Забайкалья, а также для рабочих Нерчинских рудников был
89
сифилис. Урон, наносимый населению и хозяйству массовыми болезнями, усугублялся невежественными представлениями о причинах появления и лечении болезней, пропагандировавшихся церковниками, шама90
нами и ламами.
Однако наблюдательность и практический ум народа вырабатывали
эффективные средства борьбы с инфекциями — окуривание скота и г к н ,
е ямы погибт
"
~
В административном порядке в 20 — 80-х годах X V I I I в. проводились
некоторые сангигиенические мероприятия. Стали устанавливать и строго
контролировать карантины во время эпидемий, в городах строили деревянные тротуары, мостили улицы, следили за тем, чтобы мусор и навоз
91
вывозились за городскую черту.
Наконец, в этот период были сделаны первые шаги в области медицинского обслуживания населения. Гарнизонные лазареты и лекари, появившиеся в начале XVIII в. в отдельных воинских подразделениях,
теперь имелись в каждом гарнизоне, полку, батальоне. Они осуществляли
лечебную работу в своих частях, свидетельствовали пригодность к воинской службе, осуществляли сангигиеническое обследование окружающей
местности. Высокая заболеваемость горнозаводских рабочих требовала
принятия медико-санитарных мер. В 1736 г. заводчик А. Демидов открыл в Барнауле аптеку, а в 1741 г. — госпиталь. После перехода Колывано-Воскресенских заводов в ведение Кабинета (1747 г.) были открыты
лазареты на Колыванском заводе и Змеевском руднике (1748 г.), а вся
медицинская служба в округе объединена (1751 г.) под руководством
главного лекаря, назначаемого Медицинской канцелярией.92
Первые главные лекари А. Эшке (1751 — 1757 гг.) и Н. Г. Ножевщиков (1758 — 1764 гг.) были выдающимися для своего времени врачамиучеными. Особенно много для организации медицинского дела на алтайских заводах сделал Ножевщиков. Его ближайшими сотрудниками были
подлекарь Иван Попов (по Барнаульскому госпиталю), аптекарь Андрей
Брандт и приехавший с Ножевщиковым из Петербурга Тимофей
Андреев, который затем заведовал госпиталем Змеевского рудника и
стал известен как пионер оспопрививания в Западной Сибири (в 1771 г.
он успешно привил оспу 69 человекам). 93
Барнаульская аптека долго была единственной казенной аптекой в Сибири. Только в 1763 г. казенные аптеки были открыты в Тобольске, за94
тем в Селенгинске (1765 г.), Нерчинске (1767 г.), Иркутске (1767 г.).
На Нерчинских рудниках первым врачом был подлекарь Петр Трумлер, присланный в 1741 г. из Екатеринбургского госпиталя. Лечить
больных Трумлеру приходилось непосредственно на дому. Только через
два года ему было отведено помещение для госпиталя и в помощь назначен сторож из числа отставных мастеровых. В 1744 г. Трумлера сменил
подлекарь Егор Томилов, снискавший в Забайкалье большую популяр89
Е. Д. П е т р я е в. Исследователи и литераторы старого Забайкалья. Очерки из
истории культуры края. Чита, 1954, стр. 40—48; Библиотека Тобольск, гос. муьея,
№ 2400, лл. 43, 48; ГАТОТ, ф. Тюменской воеводской канцелярии, № 3514, л. Ъ;
№ 3513, лл. 4, 5; В. Н. Ч е м е з о в . Здравоохранение в дореволюционной Якутии.
Уч. 90зап. Якутск, фил. инст. яз., лит. и истории, вып. 4, Якутск, 1956, стр. 48—51.
Е. Д. П е т р я е в. Исследователи и литераторы старого Забайкалья..., стр. 40—
42, 9156.
Там же, стр. 56.
92
Б. Н. П а л к и н. 1) Краткий очерк истории возникновения медицинских учреждений...,
стр. 33; 2) Русские госпитальные школы..., стр. 18, 184.
93
А. К о д к и н . Первое медицинское учебное заведение в Сибири, стр. 170.
94
ЦГАДА, ф. Секретной экспедиции Сената, оп. 113, № 494, лл. 1—12; № 516,
лл. 1—5.
.340
ность. При нем госпиталь был обновлен и расширен. В течение 50—
60-х годов XVIII в. госпитали были открыты в Селенгинске, на Петровском, Кутомарском и Дучерском заводах. В 1771 г. лекарь Кратче сделал в Иркутске, впервые в Восточной Сибири, прививку оспы, а в 1772 г.
здесь был открыт «оспенный дом», в котором за 3 года прививки были
сделаны 6450 человекам. Академик Паллас в 1788 г. писал, что оспопри95
вивание в Восточной Сибири стало уже обычным делом.
В 1737 г. был опубликован указ о введении должностей городовых
лекарей (врачей) в губернских и некоторых провинциальных городах,
96
в том числе в Тобольске и Иркутске. Иоганн Ваксман, назначенный
в феврале 1742 г. в Иркутск, был первым городовым лекарем в Сибири.
97
Вскоре городовой лекарь появился в Тобольске. Но что могли сделать
эти два врача, единственные медики, призванные лечить широкие слои
населения? Практически они осуществляли сангигиенический надзор
в Тобольске и Иркутске и оказывали медицинскую помощь верхушке
губернского общества. С учреждением в конце века городских врачебных
управ городовые врачи фактически были превращены в медицинских чиновников. 98
Появление в XVIII в. городовых врачей и лечебных учреждений
в воинских командах и на горных предприятиях было важным событием
в истории медицины Сибири и культуры края з целом. Но горстка военных и гражданских врачей не могла обеспечить обслуживание населения
огромного края, во многие уголки которого нога врача в XVIII в. вообще не ступала.
Отсутствие благоустроенных больниц, медицинского оборудования,
необходимого штата вспомогательного медицинского персонала — все это
ставило в очень тяжелые условия врачей, работавших в Сибири
в XVIII в. Тем не менее многие из них добивались неплохих результатов и оставили о себе в народе добрую славу. Среди них замечательные
русские самородки Е. Томилов, Т. Андреев, П. Лебедев, А. Малков,
И. Попов и другие, а также отличные врачи из иностранцев, для которых Сибирь стала второй родиной (Михаил Робек, братья Андрей и
Иван Реслейны и другие). 99
Каким бы скромным ни был культурный прогресс сибирского общества в XVII—XVIII вв., он стал основой для формирования местных
научных сил. В 20—80-х годах XVIII в. в области научных знаний на
первый план выдвигаются уже не стихийные помощники науки —- землепроходцы, а местные представители научной мысли. В связи с развитием
горнодобывающей промышленности сложился сильный отряд местной
научно-технической интеллигенции. С появлением и развитием медицинских и школьных учреждений росли ряды краеведов, расширялась тематика и география краеведения. Огромное влияние на развитие краеведческих интересов и всей научной мысли в крае оказали академические
экспедиции первой половины XVIII в.
Местное летописание, вершиной которого в предыдущий период явилась «Сибирская история» С. У. Ремезова, получило свое продолжение
в городских и «домовых» летописях XVIII в., а также в летописном
труде И. Л. Черепанова. Городские летописи составлялись в Тобольске,
Иркутске и ряде других мест лицами, фиксировавшими наиболее важные
95
Е. Д. П е т р я е в. Исследователи и литераторы старого Забайкалья..., стр. 42—
46, 53; А. И. М а л о з е м о в а . Из истории здравоохранения в Иркутской области.
Иркутск,
1961, стр. 17, 18.
96
Б. Н. П а л к и н . Русские госпитальные школы..., стр. 171.
97
А. И. М а л о з е м о в а . Из истории здравоохранения в Иркутской области,
стр. 9810.
Там же, стр. 11.
99
Е. Д. П е т р я е в. Исследователи и литераторы старого Забайкалья..., стр. 52.
341
с их точки зрения местные и частично общесибирские и общегосударственные события в хронологической их последовательности.
Наиболее крупным памятником сибирского летописания XVIII в.
является Черепановская летопись, составленная тобольским ямщиком
Иваном Леонтьевичем Черепановым (1724—1795 гг.). Она представляет
собой огромный компилятивный свод материалов по истории Сибири до
100
1760 г., а в некоторых списках — до 1782 г. включительно.
В 20—80-х годах XVIII в. в Сибири появились любители-метеорологи, собиратели минералов, древностей. В Иркутской городской летописи велись систематические записи с 1722 по 1764 г. под названием
«Краткое известие о вскрытии и замерзании против Иркутска реки Ан101
гары».
С 1779 г. в Енисейске вел записи о вскрытии и замерзании
102
р. Енисея местный житель Родюков.
Метеорологические наблюдения
особенно интенсивно проводились во время работы Камчатской экспедиции. По заданию профессоров экспедиции такие работы в 30—40-х годах
вели Яков Мирович в Тобольске, Василий Калберх в Ямышеве, Кузьма
Чарошников в Енисейске, Петр Ковригин в Нерчинске, Никита Канаев
в Иркутске.103 В 1780—-1782 гг. небольшая группа иркутских интеллигентов под руководством Э. Лаксмана организовала местный музей, куда
собирались минералы и различные «диковины» и «редкости».104 Изучением флоры Сибири занимались С. И. Шангин на Алтае и врачи братья
Реслейны в Восточной Сибири.105
Развитию краеведения в Сибири немало способствовали энтузиастыученые Э. Лаксман, А. Карамышев, И. Сивере, И. Биллингс и другие.
Весьма показательна в этом отношении биография Кирилла Григорьевича (Эрика) Лаксмана, приехавшего в Россию из шведской Финляндии
в возрасте 25 лет и затем до конца своих дней работавшего в Сибири.
Попав в 1764 г. в Барнаул в качестве лютеранского пастора, он занимался сбором коллекций по флоре, фауне и минералогии Алтая. Одновременно Лаксман изучал горное дело, химию, разработал новый метод
изготовления стекла, вел метеорологические наблюдения. Он регулярно
переписывался с русскими и западноевропейскими учеными К. Линнеем,
И. Бекманом, А. Шлецером и другими, благодаря чему постоянно находился в курсе передовых достижений мировой научной мысли. Лаксман
стремился развить интерес к научным занятиям у местных жителей.
Он сам делал термометры и барометры и рассылал их в другие города
Сибири для метеорологических наблюдений. 106 Позднее, живя в Восточной Сибири, Лаксман осуществил подробное минералогическое обследование Прибайкалья и Забайкалья, открыв целый ряд месторождений
ценных минералов.
Во второй половине XVIII в. важнейшим центром научно-технической
мысли в Сибири стал Алтай. На рудниках и заводах Колывано-Воскресенского округа сформировался большой отряд русской технической интеллигенции, а имена многих изобретателей и новаторов техники Алтая
XVIII в. прочно вошли в историю русской и мировой науки. Среди них
100
В. Г. М и р з о е в . Историография Сибири (XVIII в.). Кемерово, 1963,
стр. 10151—52.
Библиотека Тобольск, гос. музея, № 2400, лл. 65, 66.
102
ССЭ, т. II, стр. 977.
103
ААН, ф. Г. Ф. Миллера, оп. 2, № 32, лл. 108, 109; № 132, л. 184.
104
ССЭ, т. II, стр. 977.
105
Н. К а м б а л о в. Исследователи Алтая (XVIII и первая половина XIX в.).
Барнаул, 1956, стр. 33, 34; Е. Д. П е т р я е в. Исследователи и литераторы старого
Забайкалья...,
стр. 51, 52.
106
Э. Л а к с м а н . Письма из Сибири. Рукопись перевода В. В. Завалишина,
стр. 26. Хранится в Рукописном отделе Института истории, филологии и философии
СО АН СССР.
342
первую очередь следует назвать творца первого в мире универсального
:плового двигателя (1763—1765 гг.) И. И. Ползунова. Царское прави:льство предало забвению умершего в возрасте 37 лет Ползунова и его
:ниальное творение, но передовые люди уже тогда оценивали по достоiCTBy его выдающееся изобретение. Лаксман в 1765 г. называл Ползу107
>ва «мужем, делающим истинную честь своему отечеству».
Высокую
|енку изобретению Ползунова дали А. И. Порошин, управлявший в то
эемя горными заводами Алтая, и Шлаттер, автор книги «Обстоятельэе наставление рудному делу», по которой обучались в свое время все
>рные специалисты России.
В 60—90-х годах XVIII в. на Алтае работал другой выдающийся
»обретатель — Козьма Дмитриевич Фролов, воспитанник той же Екатешбургской горнозаводской школы, что и Ползунов. Фролов разработал
ввел целый ряд новшеств на горных предприятиях Алтая и создал
эвый (каскадный) тип деривационных установок, в которых один и
)т же водяной поток приводил в действие ряд водоналивных колес, что
дешевило строительство и повысило
коэффициент использования
1ергии.108 В 70-х годах XVIII в. на Колывано-Воскресенских заводах
*ботал замечательный техник-строитель Дорофей Федорович Головин,
сложивший начало каскадным гидроустановкам в заводском строительгве.109 В это же время работал талантливый конструктор заводских
адросиловых установок и продолжатель творчества Фролова и Голо•ша Федор Савельевич Ваганов, воспитанник Барнаульской горнозавод
тачки, ручные и конные водоотливные и рудоподъемные установки.
В 1800 г. был закрыт Колыванский завод, на территории KOTOJ
в 1802 г. разместилась шлифовальная фабрика для обработки алтайс
яшм и порфира. Колыванские мастера искусно воплощали в камне
мыслы лучших петербургских архитекторов—-Воронихина, Росси, f
Кузница в Сибири. С акварели худ. Е. М. Корнеева.
ренги, Камерона, по рисункам которых они работали. На Колыван<
фабрике изготовлялись уникальные изделия, например большие чаивазы, украшающие и ныне залы Эрмитажа в Ленинграде, коло
(в частности, колонны из яшмы Исаакиевского собора).
В 1795 г. на р. Большой Талмовой, в 4—5 верстах от Салаир<
рудников, был построен Гавриловский сереброплавильный завод. 3.
производил выплавку штейнов, из которых серебро извлекалось на Ба
ульском заводе. В 1804—1805 гг. в 2 верстах от Змеиногорского руд!
был выстроен Змеевский сереброплавильный завод, на котором были
менены некоторые нововведения: вода к заводским колесам подводи
каналом из р. Корбалихи, дутье в печи осуществлялось усовершенство
ными цилиндрическими воздуходувными машинами, работавшими от
ливных колес. Змеевский завод выплавлял в 1830—1850 гг. 20% Е
алтайского серебра — 200 пудов из
1000. Основными предприят!
цветной металлургии в XIX в. наряду с новым Змеевским заводом с
356"
вались построенные в X V I I I в. Барнаульский, Павловский и Сузунский
заводы.
Основная задача алтайских заводов сводилась к выплавке серебра.
86
Ежегодно здесь выплавлялось в среднем серебра и золота (в пудах):
Год 6i
1799—1806
1817—1829
1830-1835
1841-1846
1847-1850
Серебро
По 1154
» 1000
» 1018
» 1001
» 1000
Золото
—
—
—
По 31
» 36
Кроме серебра и золота, на алтайских заводах выплавлялись свинец и
медь. Так, в 1859 г. было выплавлено 1085 пудов серебра, 42 пуда золота,
88
4145 пудов свинца, 31 тыс. пудов меди.
В 1816 г. на Салаире, на р. Бачат, был построен Гурьевский сереброплавильный завод. Поскольку Томский завод в это время уже не удовлетворял возросших потребностей кабинетских предприятий в черных металлах, в 1826 г. на Гурьевском заводе была поставлена небольшая домна.
С 1844 г. завод полностью перевели на железоделательное производство.
В 1846 г. на нем были поставлены новая домна больших размеров и каменный корпус с кричными горнами, а позже была оборудована «механическая фабрика», изготовлявшая инструменты, машины и части машин для
заводов, рудников и золотых приисков Кабинета.
В цветной и черной металлургии Сибири плавильные печи работали на
древесном угле и холодном дутье, железо вырабатывалось по старинке
в небольших кричных горнах, хотя были уже известны и горячее дутье, и
пудлинговое производство железа, и применение кокса в металлургических
процессах.
К Нерчинскому горному округу относилось 7 сереброплавильных заводов, имевших 10 рудников. Кроме того, в особом управлении начальника заводов состояли Петровский железоделательный завод и Ононские
оловянные прииски. Главным предметом деятельности Нерчинских заводов в 20-х годах XIX в. была выплавка золотистого серебра (до 300 пудов в год) и свинца (до 50 тыс. пудов в год), доставлявшегося на Колывано-Воскресенские заводы для использования при выплавке серебра.
Петровский завод, начавший действовать с 1790 г., рассматривался как
вспомогательное предприятие для Нерчинских сереброплавильных заводов.
Лишь небольшие избытки его продукции поступали на продажу. В 1804 г.
по нарядам Нерчинской горной экспедиции Петровскому заводу надлежало изготовить 9108 пудов железных и чугунных изделий. В то время
как построенный в Восточной Сибири в X V I I I в. Езагашский завод был
закрыт, а Ирбинский завод фактически перестал действовать в 1828 г.,
Петровский завод постепенно расширялся.
По Нерчинскому горному округу выплавка серебра в 20-х годах XIX в.
сократилась по сравнению с последней четвертью XVIII в. почти вдвое
и далее продолжала сокращаться. Так, в 1833 — 1836 гг. на Нерчинских
заводах получали 182 — 202 пуда серебра,89 с 1846 по 1854 г. средняя выплавка серебра составляла ежегодно 126 пудов, а в 1859 г. — всего 10 пудов 18 фунтов. Нерчинские сереброплавильные заводы стали приносить
убытки. Лишь открытие и разработка золотоносных россыпей в Забай86
Алтай. Историко-статистический сборник по вопросам экономического и гражданского развития Алтайского горного округа. Томск, 1890, стр. 382.
37
Прочерк означает, что золото не выплавлялось.
88
Алтай..., стр. 380.
89
ГАИО, ф. Главного управления Восточной Сибири, карт. 1740, д. 472, лл. 28,
93, 94.
25*
387
калье дали возможность поддерживать существование этих заводов, перекрывать их убытки.
Техническое состояние этих предприятий требовало решительного
улучшения. Прежде всего производству нужны были паровые двигатели.
В 1803 г. на Петровском заводе была произведена попытка устройства
«огнедействующей» паровой машины, сгоревшей во время пожара. Вторая
машина, установленная в 1810 г. для воздуходувных цилиндров, также
сгорела в 1827 г. Опыты талантливых механиков Ф. П. Борзова и
С. В. Литвинова по устройству усовершенствованной паровой машины,
производившиеся на том же заводе, встретили противодействие со стороны
заводского начальства и не были завершены. С 1850 г. на Петровском
заводе стали изготовляться небольшие паровые машины: для нужд самого завода была построена 8-сильная паровая машина, а в 1852 г. пущена
в ход 136-сильная. Сооружена была также паровая машина для парохода
«Аргунь». Мощность этих машин была незначительной. Используя принудительный ручной труд, заводское начальство не было заинтересовано
в техническом переустройстве предприятий.
На сибирских горнозаводских предприятиях основным двигателем оставалось, как и в XVIII в., водяное колесо. Старые плотины в большинстве
осели и обветшали, водонапорные каналы и сами установки, сделанные из
дерева, приходили в негодность. Из-за засухи летом и от маловодья зимой
заводы часто простаивали.
Все явственнее становилось уменьшение рентабельности предприятий,
глубокая отсталость самой организации производства, основанного на подневольном труде. Если в первой четверти XIX в. горная промышленность
Сибири переживала состояние застоя, то во второй четверти она пришла
в состояние глубокого кризиса.
Кратковременный период подъема переживала лишь новая в Сибири
отрасль горной промышленности — добыча олова. Первооткрывателями
месторождения оловянной руды в районе р. Онона (Восточное Забайкалье) были агинские буряты (1811 г.). Это месторождение стало казенным. В 1811 г. под руководством горного инженера Ф. И. Бальдауфа
здесь было добыто в порядке опыта 7 пудов олова. Наибольшее его количество было добыто в 1814 г. (478 пудов). В 20-х годах добыча олова
колебалась от 9 до 45 пудов в год, в 1831—1839 гг. — от 90 до 313 пудов.90 В дальнейшем добыча и выплавка олова стала уменьшаться и фактически прекратилась. В 1859 г. Ононский оловянный рудник был
закрыт.
С развитием земледелия, золотопромышленности и других промышленных отраслей, с появлением пароходства возрастала потребность в железе и железных изделиях. В 50—60-х годах XIX в. в связи с перестройкой Гурьевского чугуноплавильного и железоделательного завода
возросла выплавка чугуна, стали, железа, росло и изготовление железных и чугунных изделий в Алтайском горном округе. Железо производилось также на Троицком солеваренном заводе в Енисейской губернии.
В Тобольской, Томской, Енисейской, Иркутской губерниях и Якутской
области железо выделывалось кустарным способом.
В 1845 г. началась постройка казенного чугуноплавильного и железоделательного завода на берегу речки Долоновки, в 12 верстах от р. Оки,
впадающей в Ангару. Строительство нового завода, названного Николаевским, было закончено лишь в 1854 г. Фактически же добыча железной руды, выплавка чугуна, производство железа и железных изделий
начались еще до окончания постройки предприятия — в 1847 г. Завод
90
Там же, ф. Горного отделения Главного управления Восточной Сибири, д. 43,
АЛ. 414,415.
.388
снабжал своей продукцией сибирские солеваренные и винокуренные заводы, Тельминскую казенную фабрику, частные золотые прииски, а также
выполнял заказы артиллерийского ведомства. Опыты по изготовлению
здесь артиллерийских орудий и снарядов оказались удачными. На Николаевском заводе выделывалось ежегодно от 6 до 20 тыс. пудов железа.
На этом предприятии изготовлялись брусковое и полосовое железо,
кайлы, топоры, подковы, лопаты, ломы, клинья, гвозди, болты, сошники,
сталь и стальные поделки, чугунное литье (дверцы, утюги), зубчатые
колеса, вьюшки, чугунные подсвечники.
Население обширных горных округов на западе и востоке Сибири
оставалось в конце XVIII—первой половине XIX в. в феодальной
зависимости, выполняло различные повинности на кабинетских заводах
и рудниках. Численность приписных крестьян Алтайского горного округа
на протяжении второй половины XIX в. возрастала и ко времени падения крепостного права достигла приблизительно 300 тыс. человек (мужчин и женщин). 91
1796 г. 1810 г. 1825 г. 1851 г. 1861 г.
Ревизские души - - 55206 63542 86000 137071 145612
В первой половине XIX в. не произошло каких-либо существенных
изменений в повинностях приписных крестьян. Указ 22 июля 1822 г.
об управлении сибирских губерний устанавливал, что приписные крестьяне обязаны по-прежнему выполнять заводские повинности и подчиняться горному начальству. Кроме того, они платили подушную подать
и другие казенные сборы.92 В 1820-х годах приписные крестьяне Алтайского округа ежегодно перевозили в порядке повинности до 9 млн пудов
руд, угля и флюсов, вырубали и перевозили 65 тыс. кубических сажен
дров и 53 тыс. бревен для рудничных строек. 93
В Нерчинском горном округе было меньше приписных крестьян, чем
в Алтайском; в 1820 г. там числилось 17 770 ревизских душ. Их повинности не отличались от повинностей алтайских приписных крестьян.
Особенно изнурительной была перевозка дров, угля и руд по гористым местам, оплачивавшаяся наравне с перевозкой тяжестей на равнинах. Часть крестьян в Нерчинском округе была приписана к заводскому хлебопашеству. На каждую душу полагалось вспахать, засеять и
убрать три десятины посева, обмолотить и перевезти хлеб в казенные
магазины за установленную плату.
Рекрутские наборы через каждые два года, по-прежнему служившие
источникам пополнения кадров постоянных работников заводов, тяжелым
бременем лежали на приписном крестьянстве. Дети и внуки таких рекрутов тоже становились заводскими работниками. Помимо приписных
крестьян, выполнявших для заводов вспомогательные работы, а большую
часть года занятых в своем хозяйстве, на рудниках и заводах Алтайского
и Нерчинского округов весь год трудились подневольные мастеровые.
В Алтайском горном округе численность их росла следующим образом.94
1798 г. 1825 г. 1832 г. 1850 г. 1853 г. 1860 г.
Число мастеровых . . . . 9311
17000 18000 19567 19906 21867
91
ГААК, ф. Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства, оп. 2,
св. 32, д. 58, лл. 439—579; ф. Барнаульской горной конторы, оп. 5, св. 58, д. 84,
л. 41; ЦГИА СССР, ф. Первого Сибирского комитета, оп. 1, д. 121, ч. 2, л. 236;
ф. Второго Сибирского комитета, оп. 1, д. 77, л, 18; Н. М. 3 о б н и н. Приписные
крестьяне
на Алтае. Алтайский сборник, вып. 1. Томск, 1894, стр. 7.
92
ЦГИА СССР, ф. Первого Сибирского комитета, оп. 1, д. 121, ч. 2, л. 238; ПСЗ,
т. 38,J № 29124.
ЦГИА СССР, ф. Первого Сибирского комитета, оп. 1, д. 121, ч. 2, л. 236.
4
Н. 3 о б н и н. Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения. Сибирский сборник, кн. 2. СПб., 1892, стр. 11 (1798 и 1760 гг.); ЦГИА СССР, ф. Первого
389
По численности рабочих Алтайский горный округ в первой половине
-XIX в. был вторым центром горной и металлургической промышленности в России, уступая одному Уралу. Однако рост числа рабочих в первой четверти XIX в. замедлился .по сравнению с XVIII в., а во второй
четверти XIX в. еще более снизился. Если с 1798 по 1825 г. численность мастеровых выросла почти в два раза, то с 1825 по 1850 г. — лишь
на 15%. Падение темпов роста численности рабочих отражало застой
кабинетской промышленности Алтая. Кадры мастеровых по-прежнему
пополнялись за счет рекрутов из приписных крестьян, мещан, солдат горного батальона, а также подрастающих «мастеровских сыновей».
Число приписных крестьян в несколько раз превышало численность
мастеровых, но труд последних имел больший удельный вес, так как
они работали в кабинетских предприятиях весь год, а крестьяне лишь
2—3 месяца. В 1796—1798 гг. мастеровые Алтайских заводов выработали 58%, в 1825 г. —62%, в 1850—1851 гг. —54% всех человеко-дней. 95
Принудительный труд широко применялся во всей горной и металлургической промышлености России. Своеобразие порядков, сложившихся
в Сибири, заключалось в том, что при формировании рабочих кадров
использовалась государственная воинская повинность. Согласно Учреждению 1828 г., мастеровые составляли «особенное сословие людей, обязанных исправлять горныя заводския работы».96 Они объединялись в команды, состоявшие под начальством горных офицеров (горных инженеров
и техников), подчинялись воинскому уставу, за нарушение порядка и неповиновение судились военным судом.97
Кабинетские мастеровые не имели собственных средств производства
и существовали за счет денежного жалования и хлебного пайка. Но в отличие от вольнонаемных рабочих они, как и в XVIII в., трудились по
повинности и не могли уйти из кабинетского предприятия. До 1849 г.
служба мастеровых не была ограничена никакими сроками. Увольнялись
в отставку они лишь по инвалидности. При этом инвалидов широко
использовали на вспомогательных работах. Мастеровые не были экономически заинтересованы в работе, так как их жалованье было в несколько
раз меньше, чем у вольнонаемных рабочих.
По сенатскому указу 4 августа 1849 г. в отставку стали увольняться
мастеровые, «беспорочно» прослужившие 35 лет.98 Сыновьям мастеровых служба засчитывалась с 18 лет (с момента принятия присяги), хотя
мальчики привлекались к работе с 7—12 лет. В 1852 г. срок службы тех
мастеровых, которые рекрутировались из приписных крестьян, был приравнен к общему сроку солдатской службы — 25 годам. Засчитывалась
39
лишь «беспорочная» служба, поэтому и после 1849—1852 гг. отставку
за выслугу лет получили немногие.
Нарядчики, мастера, уставщики, надзиравшие за работами, «е расставались с палкой и избивали провинившихся мастеровых прямо в цеху.
Мастеровых наказывали также по распоряжению управляющего или по
Сибирского комитета, оп. 1, д. 121, ч. 2, лл. 236 об. (1825 г.); ГААК, ф. Горного
правления Колывано-Воскресенских заводов, оп, 1, св. 10, д. 38, лл. 118, 264, 309, 310,
627; ф. Главного управления Алтайского горного округа, оп. 1, св. 147, д. 1216, л. 7
(1832 г.); ГААК, ф. Горного правления Колывано-Воскресенских заводов, оп. 5, д. 480.
лл. 326, 826—830, 902; ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., он. 320/481, д. 9, л. 6
(1850 г.); ГАТО, ф. Томского губернского правления, оп. 2, д. 583, лл. 132 об.,
214 об.
(1853 г.).
95
См.: 3. Г. К а р п е н к о . Горная и металлургическая промышленность Западной
Сибири
в 1700—1860 гг. Новосибирск, 1963, стр. 158.
95
Свод законов, т. 7, 1857, Горный устав, ст. 1698.
97
ПСЗ, т. 3, изд. 2, № 1960, §§ 1, 2, 4, 6, 7, 8.
98
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., оп. 320/481, д. 9, л. 6.
99
Там же, ф. Второго Сибирского комитета, оп. 1, д. 77, л. 15.
390
решению присутствия заводской конторы. Не только труд, но и личная
жизнь мастерового была под контролем: мастеровой не мог жениться без
разрешения начальства. Начальник Колыванских заводов Г. С. Качка
в 1790 г. издал предписание: «Никто да не дерзает к бракосочетанию
100
приступить без ведома
команды».
Угольщик Трофим Мозжерин
в 1825 г. был наказан 25 ударами батогов «за непозволительный увоз
крестьянской девки Кунгуровой. . . и за неиспрошение от начальства на
101
женитьбу позволения».
Рудовоз Прокопий Агеев за женитьбу без разрешения начальства в 1843 г. был наказан шпицрутенами и переведен
102
с завода на рудник.
Отпуск для свидания с родными мог быть получен лишь по милости начальства. Самовольные отлучки работников
сурово карались. 1 ПЧ
Эксплуатация кабинетских мастеровых была разновидностью феодальной эксплуатации, но с особенностями, вызванными применением труда
на крупном промышленном предприятии: отсутствием своих орудий, заработной платой, специализацией.
Техническая интеллигенция Алтайского горного округа в первой половине XIX в. делилась на привилегированную группу горных инженеров и чиновников и группу техников, формировавшуюся преимущественно
из подневольных мастеровых.
При Николае I, стремившемся все управление поставить на военную
ногу, горным инженерам в 1834 г. были присвоены общие офицерские
звания и право ношения мундира Корпуса путей сообщения. Кадры горных инженеров Западной Сибири в XIX в. комплектовались преимущественно из сыновей местного начальства, окончивших Петербургский
кадетский корпус, а с 1834 г. — Институт корпуса горных инженеров. Горное начальство превратилось в замкнутую касту, организованно обиравшую подвластное население. Привилегированное, кастовое инженерство
пользовалось монополией на высшее образование и командные посты, но,
за редкими исключениями (П. П. Аносов), не занималось техническими
преобразованиями, являлось оплотом крепостных порядков и технического застоя.
Мастера, техники, писаря и другие младшие служащие набирались
из мастеровых и их сыновей, выпускников заводских и рудничных школ.
Лучшие выпускники школ определялись «к письменным работам» в заводские конторы, становились чертежниками и писцами. Наиболее способным удавалось попасть в Барнаульское горное училище, дававшее
среднее техническое образование. Его выпускники работали техниками
(унтер-шихтмейстерами, унтер-штейгерами,
унтер-гиттенфервальтерами).
Если они были детьми мастеровых и солдат, то оставались в феодальной
зависимости, даже будучи мастерами, писарями, учителями заводских
школ. К 1 января 1852 г. в Алтайском горном округе было 516 таких
«нижних чинов унтер-офицерского звания и мастеров». После долгих лет
службы некоторым из них удавалось получить первый классный чин
шихтмейстера или кабинетского регистратора, освобождавший от зависимости.
Из среды мастеровых, солдат, мастеров, и младших служащих вышел
ряд талантливых механиков, изобретателей: Ф. С. Ваганов, Д. П. Аркашев, Ф. Н. Нечкин, Ф. П. Гусельников, П. Г. Ярославцев, Ф. П. Стриж100
стр. 1019.
Н. М. 3 о б н и н.
Мастеровые алтайских горных заводов до освобождения,
ГАКО, ф. Салаирской горной конторы, оп. 1, д. 19, лл. 273 об., 274.
Там же, д. 24, лл. 384, об., 385.
ГААК, ф. Горного правления Колывано-Воскресенских заводов, оп. 5, д. 87,
л. 30; д. 1453, лл. 314, 315.
102
103
391
ков, Н. Д. Смирнов, П. К. Фролов, П. М. Залесов, М. С. Лаулин,
П. И. Шангин, С. В. Литвинов.
В Алтайском горном округе, ставшем одним из центров технической
мысли в России, складываются собственные кадры разночинной технической интеллигенции. Это был один из отрядов интеллигенции, сыгравшей выдающуюся роль в общественно-политической жизни России
XIX в. Техники-разночинцы, вышедшие из народных масс, были воодушевлены стремлением сделать легче и производительнее труд подневольных мастеровых. Они много потрудились для внедрения на рудниках и
заводах гидравлических двигателей и механизации производственных процессов и сделали бы еще больше, если бы не крепостная рутина, сковывавшая технический прогресс.
В Нерчинском горном округе работные люди на кабинетских и казенных заводах и рудниках разделялись на рабочих «честного имени» и
каторжан. Первые назывались также «заводскими» и «горными служителями». Они находились на одинаковом положении с алтайскими мастеровыми и набирались путем рекрутчины из крестьян, приписанных к заводам. Дети «заводских и горных . служителей» с двухлетнего возраста
включались в особые реестры, а по достижении 12 лет мальчики зачислялись на работу по разборке руд.
Для каторжан работы на заводах и рудниках были формой наказания на определенные сроки по судебным приговорам. В 1820 г. в Нерчинском округе состояло 2443 «горных и заводских служителя», 1314 детей, находившихся на работе, и 1580 ссыльных, отбывавших каторгу. 104
В зависимости от специальности, квалификации и возраста мастеровые получали денежное жалованье и хлебный паек (обычно по два пуда
зерна в месяц на работника и членов семьи мужского пола). Женщинам
пайка не полагалось. Большинство мастеровых получало от 12 до 24 руб.
в год.
Рабочий день на заводах и рудниках длился 12 часов. Наиболее тяжелой была работа при плавильных печах, из-за «ядовитого чада». 105 В рудниках, как и в XVIII в., главными орудиями труда оставались кайла и
кирка. Почти вся работа проходила там в полутьме, только главная
штольня освещалась фонарями с сальными свечами. Отсутствие вентиляции приводило к накоплению рудничных газов, отравлявших воздух.
Стекавшие со стен подпочвенные воды заливали «пол». Особенно тяжело
было в забоях, где рабочий всю смену оставался внеудобном, согнутом,
часто лежачем положении, задыхаясь от скопившихся газов и промокая
от воды.
Рабочие подвергались штрафам и жестоким телесным наказаниям батогами, лозами, шпицрутенами. Палочный режим, существовавший на
заводах и рудниках, нездоровая обстановка работы, отсутствие элементарной техники безопасности, крайнее напряжение всех сил в условиях
примитивной техники производства, плохие жилищные условия и питание — все это подрывало силы и здоровье мастеровых.
В первой половине XIX в., как и в XVIII в., на сибирских заводах
широко эксплуатировался труд детей.106 К 20-м годам XIX в. количество
«школьников» на заводских работах только по Колывано-Воскресенским
заводам составляло 5 тыс. человек, т. е. почти '/з часть всех рабочих.
На Салаирских рудниках в 1822 г.—13%, а в 1841 г. — 11.2% рабочих
было в возрасте от 7 до 15 лет.107 Во второй четверти XIX в. применение детского труда еще более возрастает. Дети с 7 до 12 лет были обя104
ЦГИА СССР, ф. Первого Сибирского комитета, д. 60, л. 118.
105
М. Г е д е н ш т р о м. Отрывки о Сибири. СПб., 1830, стр. 56.
106
ЦГИА СССР, ф. Кабинета Е. И. В., д. 639, л. 21.
107
ГАКО, ф. Салаирской горной конторы, он. 1, дд. 4, 22.
392
заны, кроме посещения школы, участвовать в разборке руд, а дети с 12
до 14 лет, называвшиеся «рудоразборщиками», использовались уже на
постоянных и более сложных работах.
Категории мастеровых и приписных крестьян просуществовали в Сибири до реформы 1861 г., когда на алтайских приписных крестьян и на
мастеровых Алтайского и Нерчинского горных округов были распространены «права свободных сельских обывателей»—государственных крестьян. Крестьяне, приписанные к Нерчинским заводам, были освобождены на 10 лет раньше. Эта мера вызвана была тем, что добыча и
выплавка серебра и свинца на Нерчинских заводах не окупала труда приписанных к заводам крестьян. Главное внимание горнозаводская администрация теперь уделяла добыче золота. Она происходила вдали от населенных пунктов, в местах, где не было уже возможности сочетать
горнозаводской труд с земледельческим. На золотых приисках были необходимы работники, лишенные средств производства. Здесь еще применялся принудительный труд горных служителей и каторжан, но возрастала доля применения наемного труда. Кроме того, ощущалась нужда
в людях для заселения и закрепления Приамурья, поэтому освобожденные от заводских повинностей в 1851 г. нерчинские крестьяне были перечислены в казачье сословие.
Рудники и заводы сибирской горнозаводской промышленности в первой половине XIX в. переживали затяжной кризис. Возможности ее развития на основе подневольного труда и мануфактурной техники были
исчерпаны. Императорская и казенная монополии искусственно задерживали развитие промышленности, связанной с «огненным действием»
(применением паровых двигателей), т. е. переход от мануфактуры к фабрике. Для внедрения машинной техники, ее развития требовалась замена
принудительного труда вольнонаемным. Необходимы были капиталовложения для расширенного воспроизводства, укрепление рыночных связей,
ликвидация монопольного владельческого права, переход к новой форме
производства.
Кабинетские и казенные предприятия разделили общую участь феодализированных мануфактур: после реформы 1861 г. они были закрыты,
законсервированы или сданы в аренду.
Еще в первой половине XVII в., в ходе присоединения сибирских
земель к России, русские люди начали поиски золота в Сибири. Старинные легенды, народная молва, находки золотых вещей в древних захоронениях — все это свидетельствовало о наличии драгоценного металла.
Рудознатцы XVII—XVIII вв. не раз обнаруживали в разных местах
края признаки золотой руды, но попытки разрабатывать ее не имели
успеха. Правда, при выплавке серебра из алтайских и нерчинских полиметаллических руд уже в середине XVIII в. начали получать и по нескольку пудов золота, но оно здесь было побочным продуктом основной
отрасли производства (серебропромышленности).
Российская золотопромышленность как самостоятельная отрасль горного дела возникла на Урале в середине XVIII в. До открытия сибирских золотых россыпей Урал был единственным золотопромышленным
районом страны. Затем уральская золотопромышленность (казенная и частная), основанная на подневольном труде, пошла по пути упадка.
В этих условиях крепостническое государство было вынуждено отказаться от монополии на добычу драгоценных металлов. В 1812 г. была
разрешена добыча рудного золота частным лицам, но первоначально этим
смогли воспользоваться только горнозаводчики Урала. В 1826 г. были
393
выданы первые разрешения на поиски золота в Тобольской и близкой
108
к Сибири Вятской губерниях. С конца 20-х годов в Сибири стала развертываться деятельность поисковых партий.
Заслуга первого открытия россыпного золота в Сибири в литературе часто приписывается верхотурскому купцу первой гильдии Андрею
Попову. Он в компании со своим племянником-купцом Федором Поповым действительно организовал в 20-х годах поиски золота. Но компаньоны не имели успеха до тех пор, пока не узнали о добыче россыпного
золота на отрогах Кузнецкого Алатау в районе р. Бирикюль ссыльным
109
крестьянином Егором Лесным.
Идя по следам Егора Лесного и воспользовавшись его открытием, Поповы заложили основу своего золотопромышленного дела в Сибири.
Вся добыча золота за 1829 г., который считается начальной датой
развития частной золотопромышленности в Сибири, составила только
110
1 пуд 10 фунтов. Но в последующие годы она стала быстро расти. До
конца 30-х годов главным золотопромышленным районом оставалась
Мариинская тайга Томской губернии. С 1829 по 1860 г. в Мариинском
округе было добыто около 1458 пудов золота.
Почти одновременно с началом частной золотопромышленности стали
разрабатываться золотоносные россыпи на землях Кабинета. Начало
кабинетской золотопромышленности положило открытие в 1830 г. богатой россыпи на р. Фомихе в Салаирском кряже, где был заложен прииск
Егорьевский. Всего с начала разработки до 1861 г. Алтайский округ дал
2843 пуда золота.
В 1832 г. были открыты и стали разрабатываться первые россыпи
в Нерчинском горном округе. Наиболее богатая россыпь была открыта
в 1838 г. на р. Каре, впадающей в Шилку. С 1832 по 1860 г. Нерчинский
округ дал 1147 пудов золота. 111
Нерчинский и Алтайский горные округа являлись собственностью
Кабинета и для частной золотопромышленности были закрыты. В техническом отношении прииски кабинета мало уступали купеческим. Но по
экономическим показателям кабинетские золотые прииски, на которых
трудились подневольные мастеровые и каторжане, значительно отставали
от купеческих, где применялся более производительный наемный труд.
Удельный вес кабинетских округов в золотопромышленности Сибири был
невелик: за 1830—1860 гг. на долю Алтайского и Нерчинского округов
пришлось только 8.8% золота, добытого за это время из россыпей в Сибири.
В Сибири преобладала капиталистическая золотопромышленность.
Богатство сибирских недр золотом, наличие местных продовольственных
ресурсов и рабочей силы в лице ссыльно-поселенцев, возраставший приток капиталов из Европейской России, наконец, огромные прибыли первых золотопромышленников — все это обусловило бурное распространение капиталистической золотопромышленности в крае. С 30-х годов
началась настоящая «золотая лихорадка». Переход купцов от торговли
к золотопромышленности представлял собою существенную черту развития
капиталистических отношений в 30—50-х годах XIX в.
В 30-х годах XIX в. были открыты золотоносные россыпи в Минусинском и Ачинском округах Енисейской губернии (1832 г.) и по
108
Сведения о частном золотом промысле в России. Составлены Ф. Роселли. СПб.,
1869.109Приложение — Таблица общей добычи золота в России.
К о в а л е в с к и й . Геогностическое и историческое обозрение частных золотых
промыслов
Алтайского кряжа. Горный журнал. 1835, ч. III, кн. 8, стр. 375—377.
110
Сведения о частном золотом промысле. . ., стр. 10.
111
И. Б о г о л ю б с к и и. Золото, его запасы и добыча в русской золотоносной
формации. СПб., 1877, стр. 85, 106, 107.
394
системе р. Бирюсы (1836 г.) — на границе Енисейской и Иркутской гу112
берний (в Канском и Нижнеудинском округах).
С Бирюсы золотоискатели в 1838 г. устремились на север — в Енисейский округ. Поисковые
партии под руководством Г. Машарова и других открыли золотоносные
россыпи по системе р. Удерея и ее притокам. Наконец, в 1839—1840 гг.
к северу от Удерея были открыты богатые россыпи по речкам систем
Пита и Подкаменной Тунгуски. Первые открытия были сделаны здесь
в августе 1839 г. (прииски Георгиевский и Спасский) поисковой партией,
которой руководил бывший уральский заводской человек киргиз Егор
Жмаев. Этот первооткрыватель богатств северной тайги впоследствии
умер в нищете и забвении. За Жмаевым в северную тайгу явились поисковые партии Голубкова, Малявинского, Соловьева и других, открывшие десятки богатых россыпей. В 1841 г. началась разработка первых
приисков Северной, или Питской, системы Енисейского округа, россыпи
которой оказались самыми богатыми из всех открытых до этого в Сибири. В 1860 г. на приисках Северной системы Енисейского округа было
добыто золота почти в два раза больше, чем в Южной. Со всех же приисков Енисейского округа по 1860 г. включительно поступило 16 126 пудов
золота, что составило 67.2% всей добычи золота в Сибири дореформенного периода. Одержимые жаждой наживы, дельцы-золотопромышленники гнали в тайгу все новые поисковые партии. Уже в начале 40-х годов они доходили на севере до Туруханска, а на северо-востоке проникали в Якутию. 113
Первые опыты добычи золота на притоках Лены производились
в 1840—1841 гг. в Верхнеленском районе. В 1842 г. мещанин Попов
открыл золотую россыпь по речке Бухте, впадающей в р. Тунгир
(приток Олекмы). В 1846 г. мещанином Николаем Окуловским и крестьянином Петром Корниловым было открыто золото в верховьях р. Хомолхо (Лено-Витимский район). Затем в 1853 г. были открыты золотоносные россыпи в северо-восточной части Ленского района, получившие
название Дальней тайги.
В 40-х годах XIX в. зарождается золотопромышленность в Западном Забайкалье (Верхнеудинский и Баргузинскпй округа)—по системам
рек Никоя (на юге), Ципы и Ципикана (на севере). Первые прииски возникли здесь в 1844 г. В следующем году стали разрабатываться золотоносные россыпи в Витимо-Витимканском районе.
В конце 50-х годов поиски золота распространяются на Амурскую и
Приморскую области. В 1857 г. поисковая партия под руководством горного инженера Н. П. Аносова открыла две золотоносные россыпи
в Амурской области по речкам Модолокан и Ульдикит.
Так, в течение трех десятилетий золотопромышленность распространилась на огромной территории от Урала до Тихого океана. Если в 30-х
годах XIX в. частная золотопромышленность наиболее значительное развитие получила в Западной Сибири, то уже с начала 40-х годов Восточная Сибирь, особенно Енисейская губерния, становится главным золотопромышленным районом страны. Прииски Восточной Сибири до 1860 г.
включительно дали 89.5% всего добытого в Сибири золота.114
«Золотая горячка» в Сибири все возрастала. Число золотопромышленников увеличивалось. В 1841 г. их было 326, а к
Там же; см. также: ГАТО, ф. Коллекций документов о декабристах, оп. 1, д. 17.
475
ноярском округе объявился «цесаревич». Самозванный Константин вскоре
был арестован, но в пути освобожден приставленными в конвой крестьянами. Власти его разыскали и схватили вновь уже в Енисейском округе.
Самозванцем оказался Н. Прокопьев — бродяга, в прошлом солдат, бе126
жавший из заграничного похода 1814 г.
Положение обострилось летом 1834 г. В Западной Сибири войска были
приведены в боевую готовность и сосредоточены в районах Томска и
127
Красноярска. Власти не на шутку встревожились. Допросы и аресты, начатые среди населения, не столько парализовали движение, сколько взволновали массы, возбуждая в них всевозможные толки и надежды. Опасаясь
этого, власти
повели
расправу
без
особой
огласки,
прибегая
преимущественно к переводу неблагонадежных на работу и службу в более
128
отдаленные места. Вместе с тем сибирским генерал-губернаторам давалось право «за возмущение и бунт селением или артелью не менее 10 человек . . . ссыльно-каторжных предавать суду по полевому уголовному положению, а ссыльно-поселенцев — военному суду, по общим уголовным
* *
'""'
законам». 19Q
•
Волнения и заговоры сосланных в Сибирь польских повстанцев падали
на благодатную почву, они находили сочувствие и поддержку сибиряков,
особенно поселенцев и каторжан. Однако разрозненные, не имевшие радикальной программы борьбы заговоры не могли иметь успеха.
После разгрома декабристов и подавления общественных движений начала 30-х годов в стране установилась неприкрытая реакция. Всемерно
укреплялся бюрократический аппарат управления, на руководящие посты
выдвигались наиболее консервативно настроенные чиновники. В 18Z9 г.
был убран из Томска И. И. Соколовский, председатель губернского правления; 13° в 1831 г. по доносу жандармского полковника Маслова, присланного Бенкендорфом в Сибирь для наведения «порядков», был снят
с должности енисейского губернатора А. П. Степанов без права занятия
руководящих постов в других губерниях. 131 Н. П. Горлов за «потворство»
декабристам был убран еще ранее. Даже иркутский губернатор Цейдлер
был признан «излишне слабым» к «государственным преступникам».132
На высшие административные должности Николай I предпочитал вместо
гражданских лиц назначить военных. Генерал-губернаторские посты заняли в Западной Сибири — будущий горе-герой Крымской войны князь
П. Д. Горчаков (1836 г.), а в Восточной — С. Б. Броневский (1834 г.),
долгие годы командовавший сибирскими войсками. Последнего на посту
генерал-губернатора вскоре сменил генерал из жандармов В. Я. Руперт
(1837—1847 гг.). Сибирский комитет был расформирован (1838 г.), но
впоследствии восстановлен (1852 г.). Жандармы рыскали по Сибири.
Всюду мерещилась крамола. Когда в 1835 г. на торжественном собрании
в Иркутской гимназии выступил учитель Поликсеньев с речью «о влиянии
вкуса на словесность и нравы», текст которой предварительно не был согласован с начальством, генерал-губернатор Броневский остановил еге и,
отобрав написанный текст, отослал как «неблагонадежный» на просмотр
в Петербург министру просвещения. Но иркутские обскуранты перестара-
126
ГАИО, ф. Главного управления Восточной Сибири, оп. 3, кор. 9, д. 217.
Там
же, кор. 7, д. 128, лл. 391, 392, 420.
128
Там же, лл. 355, 356.
129
Вопрос о смертной казни в Сибири. Древняя и новая Россия, 1876, № 8,
стр. 317.
130 г-ДТО, ф. Томского губернского правления, оп. 11, д. 96.
131
А. X. Бенкендорф о России в 1827—1830 гг. Красный архив, 1930, т. 38,
стр. 146; ГАИО, ф. Главного управления Восточной Сибири, оп. 3, кор. 8, д. 184.
132 ГДрЮ, ф. Главного управления Восточной Сибири, оп. 3, кор. 20, д. 8.
127
476
лись. Даже сам Уваров, этот столп реакции, ничего «вредного для юноf
1ЧЧ
шесгва» в рукописи не обнаружил.
Между тем в Сибирь ежегодно поступали тысячи новых ссыльных.
Среди них, кроме так называемых «политических преступников», было
немало разного рода бунтарей. Из 8208 осужденных, поступивших в Сибирь в 1835 г., ссылалось за участие в освободительном движении и
в возмущениях против властей 79 человек; за неповиновение властям и
помещикам, а также убийства последних и поджоги — 405; за преступления против веры (богохульство, святотатство, раскол)—85; за прочие
виды проявления социального протеста (подача жалоб, попытка к са134
моубийству и пр.) —71 человек.
Царизм умел расправляться со своими врагами. Тяжелой оказалась
судьба декабриста Г. С. Батенькова. Николай I после разгрома восставших не хотел ссылать сибиряка на родину, боясь его авторитета и влияния в этом далеком крае. Бывшего правителя дел Сибирского комитета
продержали в каземате Петропавловской крепости в полном одиночестве
20 лет (в заточении он едва не лишился рассудка) и лишь в 1846 г.
выслали в Томск.
Темная ночь николаевского царствования не только угнетала, она отравляла сознание, разлагала самые души людей. Жестокость стала развлечением. «Однажды. . . наказывали шпицрутенами на смерть каких-то
убийц, — пишет С. С. Шашков, — на эту ужасную сцену любовались даже
многие дамы, между прочим актриса Николаева. Да и как было не огрубеть чувству, не отупеть нервам, когда, бывало, только и видишь, что
кого-нибудь порют, слышишь дробь барабана».135 В этих условиях гибли
таланты: погибли в расцвете сил одаренный сибирский поэт Ершов и
талантливый исследователь Сибири друг Батенькова Геденштром.
Между тем жизнь не стояла. В стране все заметнее назревал кризис
феодально-крепостнической системы. Исподволь, незаметно, год от года
поднимался уровень общественных интересов сибирской интеллигенции.
Ее общественная жизнь протекала, конечно, не в шумных раутах, которые
устраивали у себя Руперт или Горчаков, а струилась вдали от них тонкими, подчас готовыми пересохнуть струйками, в неофициальных кружках,
преимущественно литературного направления, причем не только в губернских центрах, но теперь и на периферии, вне поля зрения начальственного
глаза. В Иркутске Н. И. Виноградский издавал рукописную газету «Домашний собеседник», будучи в ней и редактором, и переписчиком. «Издание» находилось под постоянной цензурой самого Руперта. «Газета была
довольно пустая», — вероятно не без основания замечает о ней В. И. Ватин •—в юности один из ее авторов.136 Иначе выглядели «Кяхтинский
литературный вестник» и «Кяхтинская стрекоза» — рукописные журналы,
видимо, типа альманаха, и газета, едва ли не сатирическая. Их издавал
местный штаб-лекарь А. И. Орлов, философ и поэт, по отзыву декабриста
В. Кюхельбекера. «Стрекоза» переписывалась в 60 экземплярах, выходила
листками в течение четырех лет. Орлов как-то поддерживал связи с декабристами, бывшими еще в Петровском каземате. «Стрекоза» им высылалась, причем некоторые декабристы писали в нее. В баснях В. Л. Давыдова, несмотря на правку, «намеков было много». Из беглых заметок
М. И. Семевского, сделанных со слов М. А. Бестужева о «Стрекозе»,
133
Там же, кор. 20, д. 7, лл. 1—5.
134 ЦП/1 А СССР, ф. Первого Сибирского комитета, оп. 1, д. 46, лл. 3, 4.
С. С. Ш а ш к о в . Автобиография. Восточное обозрение, 1882,
стр. 12, 13.
136 ГДИО, Личный фонд В. И. Вагина, оп. 1, кор. 2, д. 15.
135
№ 28,
477
можно понять, что в ней даже была помещена шутка
«Николосор», в 20 или 30 строф:
на
Николая
I —
Он добродетель страх любил
И строил ей везде казармы,
И где-б ее не находил,
137
Тотчас производил в жандармы.. ,
Сатирическая рукописная газета, подобная кяхтинской, выпускалась
в Тунке. Ее «издатель» С. Черепанов также был связан с декабристами.
Экземпляры газеты посылались как в Иркутск, так и к Волконским
138
в Урик — эту «столичку декабристов».
Группа местной интеллигенции, объединенная преимущественно краеведческими интересами, сложилась в Нерчинске. Некоторые из ее представителей, А. А. Мордвинов, М. А. Зензинов и др., поддерживали связи
с декабристами. 139
Вообще нельзя переоценить ту исключительную роль, которую играли
декабристы в развитии общественной и культурной жизни Сибири. В любом месте, где бы они ни были, в Урике или Минусинске, Красноярске или
Ялуторовске, рождались ростки новой мысли. Общественные интересы
передовой сибирской интеллигенции поднимались на новую высоту.
Так, еще в 30-х годах, отмечает В. И. Вагин, в Иркутске более других
журналов была в ходу официальная «Библиотека для чтения» Сенковского, но в 40-х годах она уступила место «Отечественным запискам».
С 1847 г. над «Отечественными записками» взял решительный перевес
преобразованный «Современник». 140 По крайней мере в том же 1847 г.
в Сибири начинают привлекать к себе внимание социалистические идеи
утопистов. Этим годом датированы сделанные в Красноярске Р. А. Черносвитовым переводы из Фурье.141
В 1849—1850 гг. на каторгу были направлены наиболее активные участники социалистического кружка М. В. Петрашевского. Сам Петрашевский, Н. А. Спешнев, Ф. Н. Львов, Н. А. Момбелли и Н. П. Григорьев
отбывали каторгу в Нерчинских заводах (Шилкинском, Александровском,
Акатуе). Манифест 26 августа 1856 г. освободил их, Петрашевский,
Спешнев и Львов были поселены в Иркутске. Ф. М. Достоевский и
С. Ф. Дуров четыре года каторги провели в Омском остроге, после чего
Достоевский был зачислен рядовым в гарнизон Семипалатинска; из Сибири он вернулся в 1859 г. Ф. Г. Толль и И. Л. Ястржембский были отправлены на каторжные работы на заводах Западной Сибири.
В 1849 г. петрашевцы не представляли для царизма такой опасности,
как декабристы в 1825 г. Поэтому их сочли возможным не помещать
в отдельную тюрьму, а рассеять поодиночке, разбросав среди уголовных
ссыльных. Правительство, не желая, чтобы
петрашевцы пользовались
137
Воспоминания Бестужевых, стр. 394, 786; М. К. А з а д о в с к и й . Очерки литературы и культуры. Иркутск, 1947, стр. 110; 2) Рукописные журналы в Сибири.
Сб. статей к сорокалетию ученой деятельности академика А. С. Орлова. Л., 1934,
стр. 138281—283.
М. К. А з а д о в с к и й . Рукописные журналы.. ., стр. 282—284.
139
В. П е т р я е в. Нерчинск. Чита, 1959, стр. 37, 43 и др.
140
В. И. В а г и н . Сороковые годы в Иркутске (рукопись). ГАИО, Личный фонд
В. И.141 Вагина, оп. 1, кор. 2, д. 23, л. 31.
Р. А. Черносвитов — мелкий сибирский золотопромышленник. Случайно попав
в Петербург на «пятницы» Петрашевского, увлекся идеей о восстании против царизма.
Развивал мысли о возможности начать восстание в Сибири, распространяя его с окраин
к центру. Черносвитов был арестован по делу петрашевцев, судим, заключен в Кексгольмскую крепость. В Сибирь вернулся после амнистии в 1858 г. (Дело петрашевцев,
т. I, М.—Л., 1937, стр. 433—509; CD. H. Л ь в о в . Записки о деле петрашевцев. Литературное наследство, т. 63, М., 1956, стр. 175; В. Г. К а р ц о в. Деятельность петрашевца Р. А. Черносвитова в Сибири. В сб.: Материалы по истории Сибири. Сибирь,
периода феодализма, вып. 2. Новосибирск, 1965).
478
теми же льготами в Сибири, как декабристы, специально дало указание,
чтобы их считали каторжниками «в полном смысле слова». В Западной Сибири это распоряжение было выполнено почти буквально, в Восточной же
Сибири благодаря более либеральной администрации петрашевцы были
почти полностью свободны от каторжных работ и могли жить на собственных квартирах. В Сибири петрашевцы находились сравнительно недолго
(в среднем по 5—6 лет на каторге и 5 — на поселении).
Годы ссылки отразились на мировоззрении петрашевцев. Хотя почти
все они остались верными прежним антикрепостническим и социалистическим убеждениям, часть петрашевцев порвала с материализмом. Усилились и их либеральные колебания; некоторые из петрашевцев отказались
от методов революционной борьбы.
Находясь в Сибири, петрашевцы вели активную общественно-политическую деятельность. Особенное значение имеет самоотверженная борьба
Петрашевского за революцию и социализм. Он избрал здесь своеобразный путь к достижению социализма. Петрашевский пришел к выводу, что
главным способом подготовки революции и затем перехода к социалистическому строю должно стать противодействие властям, основанное на
принципах естественного права и направленное на то, чтобы и правительство вынуждено было принять этот принцип. Сам он с редким упорством
и стойкостью старался показать на деле, как нужно добиваться проведения этого принципа, резко критикуя беззаконные и несправедливые действия властей, разоблачая их, стремясь привлечь к этой борьбе возможно
более широкие массы. Эту борьбу он не прекращал до последних дней
жизни, несмотря на непрерывные преследования правительства и тяжелые условия жизни. Умер он в 1866 г. в селе Вельском, недалеко от Енисейска.
В противодействии произволу, которое для Петрашевского было лишь
частью борьбы за социализм, ему удалось достичь некоторых успехов.
Возглавив в 1859 г. массовое движение в Иркутске против местной администрации, Петрашевский и Львов объединили широкие круги населения
и фактически парализовали на некоторое время чиновничий аппарат города.
Важной заслугой петрашевцев следует признать также организацию
и руководство печатью Восточной Сибири, носившей демократический
характер. Спешнев был первым редактором «Иркутских губернских ведомостей», а Петрашевский и Львов играли виднейшую роль в редакции
газеты «Амур». Сами они тоже проявили себя как активные публицисты,
написав в Сибири не менее 41 статьи (Львов-—23, Петрашевский—11,
Спешнев — 7). Петрашевцы резко критиковали порядки и обычаи феодализма, настойчиво требовали замены их новыми, более прогрессивными
буржуазными принципами и институтами, В отдельных статьях Петрашевский и Львов проводили социалистические идеи. Все эти черты произведений петрашевцев обращали на себя внимание цензуры, которая нередко
ставила препятствия к их опубликованию или классифицировала их как
слишком резкие. Хотя в произведениях петрашевцев выдвигались мысли
о необходимости изменения политического строя России, коренного улучшения жизни низших классов, но нередко они ставили на первое место
частные реформы, которых иной раз надеялись добиться в рамках существующего строя. Для Сибири журналистская деятельность петрашевцев имела огромное значение, способствуя росту прогрессивных и отчасти
даже революционных настроений.
Ф. М. Достоевский написал в ссылке повести «Маленький герой»,
«Село Степанчиково и его обитатели», «Дядюшкин сон». В ссылке же писатель выполнил основную часть работы по созданию знаменитых «Записок из мертвого дома», в которых ярко были показаны бесправие и тя479
жесть положения не только каторжан, но и трудящихся масс вообще.
К критическому направлению русской литературы примыкают и очерки
Ф. Г. Толля «Два года в К-ском заводе», напечатанные вскоре после возвращения его из Сибири.
Многие петрашевцы занимались и педагогической деятельностью.
В Александровском заводе они открыли школу, сразу же завоевавшую
авторитет жителей. Львов первым в Сибири прочел курс публичных лекций (в Иркутске в 1859 г.). Он также успешно занимался здесь химией,
был одним из пионеров бальнеологии в Сибири. Совместно с доктором
Вейрихом Львов исследовал минеральные источники Забайкалья, дал химический анализ минеральных вод. Он обследовал Усольский солеваренный завод, Алиберовские графитные прииски, изучал месторождения каменного угля на Аргуни. В отчете по обследованию Усольского солеваренного завода Львов писал о взаимоотношениях между трудом и капиталом.
Он отмечал, что «всякая промышленность может процветать только при
условии свободного труда».
Петрашевцы глубоко интересовались Сибирью, ее проблемами и нуждами. Коренное улучшение жизни угнетенных классов они связывали
с большими политическими переменами в центре страны. Петрашевский
еще в 1841 г. мечтал о «правлении республиканском» в Сибири, а в годы
ссылки предсказывал, что Сибирь может стать проводником социалистических идей для народов Азии.
Разнообразная общественная деятельность петрашевцев вызвала интерес у передовых кругов России. За ней внимательно следили такие известные революционеры-демократы, как А. И. Герцен, М. Е. Салтыков-Щедрин, В. В. Берви-Флеровский, шестидесятники. Большой размах волнений
в Иркутске и роль в них Петрашевского были отмечены К. Марксом и
Ф. Энгельсом,142 получившими сведения о них через Н. И. Утина.
Широкая общественная деятельность петрашевцев в Сибири позволила
им, с одной стороны, повести за собой демократические слои сибирского
населения на решительную борьбу с институтами и традициями крепостничества, а с другой — вызвала ненависть к ним реакционной части сиби^/
ряков, прежде всего крупного чиновничества.
142
См.: К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Альянс социалистической демократии и
Международное Товарищество рабочих. Соч., изд. 2-е, т. 18, стр. 428.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Культура
Сибири
В
конце XVIII—первой половине XIX в. расширяются и
углубляются экономические связи между самыми отдаленными друг от друга районами России. Развитие культуры в это время
также характеризуется важными процессами. Прогрессивные явления прокладывали себе путь в жестокой борьбе с рутиной, порождавшейся и всемерно поддерживаемой консервативными силами во главе с царизмом и
церковью. При этом передовая культура не только все больше и больше
овладевала сознанием широких слоев русского народа, но оказывала возраставшее влияние на все другие народы России. Эти общие процессы
историко-культурного развития протекали как в центре, так и на окраинах
страны, проявляясь во всех областях просвещения, науки, литературы,
искусства.
)
1. НАРОДНОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ
И ЗДРАВООХРАНЕНИЕ *
До открытия в 80-х годах XVIII в. Главных и Малых народных училищ в Сибири были лишь духовные, военные и профессионально-технические учебные заведения. Сословные школы развивались и в последующее
время. Церковь располагала тремя семинариями (Тобольская, Иркутская
и с 1858 г. Томская) и рядом духовных училищ. В них набирались преимущественно дети церковнослужителей. В семинариях учились по 10—
15 лет. Бурсы отличались развратом и жестокостью нравов.
В специальных школах готовились кадры для горной промышленности.
К началу 60-х годов XIX в. на Алтайских заводах и в Нерчинском горном
округе насчитывалось 19 горнозаводских школ. Кроме того, в Барнауле
работало Горное училище, готовившее кадры горных мастеров. В нем изучались основы металлургии, минералогии, маркшейдерское дело и другие
специальные дисциплины. Растущая потребность в грамотных рабочих
кадрах побудила также открыть школы для детей рабочих при некоторых
винокуренных заводах, где учителями были ссыльно-поселенцы.
Значительное внимание царское правительство уделяло подготовке
военных кадров. В конце XVlII в. прошла реорганизация гарнизонных
школ, завершившаяся переименованием их в военно-сиротские отделения,
развернутые в Тобольске, Омске, Петропавловске и других городах.2 В них
поступали дети солдат. До семилетнего возраста их оставляли при родственниках, а затем забирали как феодальную собственность военного
1
Данные о народном просвещении, которые не имеют в тексте ссылок, взяты из
книги: Н. С. Юр цо в е к ни. Очерки по истории просвещения в Сибири. Новониколаевск,
1923.
2
В. К. А н д р и е в и ч . Сибирь в XIX столетии, чч. 1—2. СПб., 1889, стр. 103.
31
История Сибири, т. 2
481
3
ведомства для обучения и воспитания. Военно-сиротские отделения Сибири к 1820 г. насчитывали более 7 тыс. человек. Здесь детей учили грамоте, арифметике, геометрии, игре на флейте, барабанному бою и воен4
ному делу. Для казацких детей в станицах создавали особые школы типа
сельских. В 1813 г. в Омске открылось войсковое училище Сибирского
казачьего войска, преобразованное в 1846 г. в кадетский корпус.
Развитие общеобразовательной школы в Сибири, начавшееся с создания трех Главных и десяти Малых народных училищ в соответствии со
школьной реформой 1786 г., в период усиления реакции в 90-х годах затормозилось, некоторые училища были закрыты. Несмотря на это, известный прогресс, достигнутый в XVIII в. в области народного просвещения
в Сибири, неизбежно должен был получить дальнейшее развитие в XIX в.
Изменения внутриполитического курса царизма в начале XIX в. (вынужденная игра Александра I в либерализм) породили новую школьную
реформу 1803—1804 гг. Россия была разделена на 6 учебных округов,
возглавляемых университетами. Сибирь вошла в состав Казанского учебного округа.
Главные народные училища в Тобольске и Иркутске были реорганизованы в губернские гимназии. Было решено открыть третью гимназию
в г. Томске, но открыли ее только в 1838 г. Создание гимназии в Красноярске было утверждено в 1828 г., а осуществлено ровно через 40 лет.
В ведении директоров гимназий находились уездные училища, создаваемые вместо бывших Малых училищ. Низшей ступенью обучения должна
была стать сеть приходских училищ, которые намечалось открыть как в городах, так и в сельской местности. Содержание гимназий и уездных училищ государство принимало на себя, местное же население обязывалось
предоставлять для них здания и обеспечивать оборудованием. Приходские
школы, наиболее доступные широким кругам народа, передавались целиком и полностью на содержание местному обществу.
Тяжелое положение, в котором оказалось население России во время
войн 1805—1815 гг., неблагоприятно сказалось на проведении только что
начатого реформирования просвещения. Вместо 32 уездных училищ, запланированных в Сибири, к 1815 г. фактически было организовано только
7 (Тобольское, Томское, Иркутское, Верхнеудинское, Енисейское, Якутское, Троицкосавское). Вместе с тем Отечественная война послужила
толчком к подъему общественной мысли в Сибири, как и во всей России.
Некоторое оживление в области просвещения связано также с проведенной
М. М. Сперанским ревизией и реформой местного управления. С 1817
по 1826 г. было создано еще 13 уездных училищ (в Нерчинске, Нижнеудинске, Киренске, Красноярске, Ачинске, Кузнецке, Ялуторовске, Ишиме,
Кургане, Таре, Туринске, Березове).
С наступлением реакции во второй четверти XIX в. дело просвещения
вновь заметно затормозилось. В 1828 г. был издан новый школьный
устав, усиливавший наблюдение царских чиновников за школами: сибирские учебные заведения ставились под генерал-губернаторский надзор.
8 них укреплялась система муштры и зубрежки, в учебном процессе возрастала роль православного духовенства.
Во второй четверти XIX в. происходят важные изменения в социальном составе учащихся учебных заведений Сибири. Ранее, с конца XVIII в.,
в сибирских Главных народных училищах было приблизительно равное
количество учащихся от каждой из трех социальных групп (дворяне и чиновники; купцы и мещане; солдаты, крестьяне, казаки). И хотя в это же
время в Малых народных училищах удельный вес второй из этих групп
3
4
482
ПСЗ, т. XXXIII, № 26376.
РО ГБЛ, ф. Г. С. Батенькова, кор. 4, д. 7.
(выходцы из городских сословий) достигал 65%, сибирское образование
в целом не носило еще тогда сколько-нибудь четкого сословного харак5
тера.
Эта картина решительно изменилась во второй четверти XIX в.
В 1860 г. в Западной Сибири представители привилегированных и имущих
слоев (дети дворян, чиновников, духовенства и купцов) составляли 85%
всех учащихся гимназий, 32% —учащихся уездных училищ и только
13% учащихся приходских училищ. В то же время доля детей крестьян,
казаков, мещан и других городских обывателей составляла в гимназиях
лишь 15%, в уездных училищах — 68%, а в приходских училищах — 87%.
6
Сословный характер школы выступает здесь весьма отчетливо.
Расходы крепостнического государства на народное образование были
минимальными. В Западной Сибири, например, в 1831 г. они составляли
7
0.7% всей расходной части бюджетов западносибирских губерний,
8
а к 1851 г. «возросли» до 1.7%. Примерно той же долей обеспечивались
нужды школ и городскими бюджетами. Так, в Каинске, по данным 1842 г.,
ратуша расходовала на содержание одной только гражданской полиции
3136 руб., отпуская в то же время училищу 150 руб. (1.8% в общей сумме
городских расходов).9 Все же благодаря общественной помощи некоторые
школы оказывались сравнительно хорошо снабженными пособиями, имели
библиотеки, а при Иркутской гимназии был даже музей, содержавший
разнообразные коллекции, в значительной степени краеведческого характера.
Среди сибирских учителей были замечательные педагоги, энтузиасты
своего дела: И. П. Менделеев (отец великого химика), поэт П. П. Ершов,
натуралист С. С. Щукин, географ Р. К. Маак и другие. Такие учителя
творчески работали с учащимися, отдавая их воспитанию не только часы
занятий, но и свое свободное время. В целом же Сибирь испытывала
серьезные трудности в подборе квалифицированных учительских кадров.
В школах процветали тупая мз'штра, зубрежка, наказания: пороли в сторожке, ставили на коленях в коридоре, заставляли провинившихся держать друг друга за волосы и т. д.
Число учеников всех классов обеих сибирских гимназий до середины
30-х годов не превышало 130 человек. Лишь в 40-х годов их контингент
стал заметно возрастать, достигнув к 1860 г. (теперь уже в трех гимназиях) 600 человек. Большинство учащихся бросало гимназию до окончания
курса, поступая на службу в разные канцелярии. Впервой половине XIX в.
в каждой из гимназий выпуски бывали от 2 до 10 человек в год — бесконечно мало по отношению к полуторамиллионному населению Сибири.
Основная масса населения Сибири была неграмотна. Особенно отставали в культурном отношении народы Севера. Свою письменность имели
лишь буряты и сибирские татары. Да и то ею владело ламаистское и мусульманское духовенство. Сибирские народы довольно широко пользовались пиктографией. Родовые и личные знаки в виде схематизированных
рисунков животных, птиц, людей заменяли собою подписи. Они имели
широкое практическое значение. Например, охотник в тайге, нанося их
на деревья, обозначал пройденный путь и указывал дорогу другим. 10
В Якутии даже в более позднее время известны случаи, когда неграмотные
5
Н. С. Ю р ц о в с к и й . Очерки по истории просвещения в Сибири, стр. 47;
ГАИО,
ф. Иркутской городской управы, оп. 1, д. 1198, лл. 6—7.
6
По материалам отчета инсп. училищ Зап. Сибири. ГАТО, ф. Главного инспектора
училищ
Западной Сибири, оп. 1, д. 97, лл. 13—18.
7
ЦГИА СССР, ф. Первого Сибирского комитета, оп. 1, д. 38, лл. 13—18.
8
Там же, ф. Второго Сибирского комитета, оп. 13, д. 32-а, л. 170 и ел.
9
А. Я к и м о в с к и й . Краткое статистическое описание г. Каинска за 1842 г.
(рукопись).
ЛОИИ, ф. Археографической комиссии, д. 72, лл. 16—17.
10
Н. С о р о к и н . Путешествие к вогулам. Казань, 1873, стр. 45, 46.
31*
483-
купцы при помощи пиктографии, применяя самые разнообразные рисунки
11
и условные знаки, вели долговые книги.
Распространение грамотности не только среди национального, но также
и русского населения шло крайне медленно. Формально оно должно было
начаться через приходские училища с введением школьных уставов конца
XVIII—первой половины XIX в. В городах хотя и медленно, с большими
трудностями из-за недостатка средств, училища начали возникать, особенно в период наметившегося общественного и культурного подъема
в Сибири в конце второго десятилетия XIX в. В это время в области
школьного строительства выделяется Восточная Сибирь. Здесь по Иркутской училищной дирекции, которой руководил П. А. Словцов, в 1820 г.
насчитывалось (правда, на огромной территории до Приморья и Камчатки
включительно) 25 училищ разного рода (приходские училища, сельские
12
ш церковно-приходские школы, казачьи школы и др.).
В Западной Сибири в 1817 г. было 4 городских приходских училища,
ш 1830 г. их число возросло до 7, к 1840 г. — до 9, а к 1855 г. — до 15.
Что касается сельских школ, то те немногие, которые возникли в первой
четверти столетия, с наступлением николаевской реакции закрылись.
С точки зрения царских властей грамота народу была не нужна, а для
подготовки волостных писарей в 1827 г. было разрешено открывать особые
школы, куда в порядке повинности набирались по деревням мальчики
•в возрасте 10—12 лет. На их содержание и обучение вводился дополнительный земский сбор.13 Естественно, что среди крестьян утрачивалось
какое-либо доверие к правительственным мероприятиям в области народного просвещения.
Не ладилось и с созданием церковно-приходских школ, к организации
которых побуждалось духовенство. Обучение детей «инородцев» православные миссионеры часто обращали в доходное для себя предприятие.
Инспектор училищ Западной Сибири так описывает посещенную им
в 1852 г, школу для остяцких детей в Кондинском монастыре: школьный
дом чрезвычайно ветх, холоден и содержится неопрятно. В свободное от
занятий время игумен посылает детей на промысел. Дети заражены сифилисом.14 Учили детей закону божьему, русской грамоте и элементарному
счету. Нередко обучение велось формально. Известны курьезы, когда кончавшие школу почти не знали разговорного русского языка, но читать
печатный или написанный текст могли, не понимая читаемого.15
Конечно, так было далеко не всегда. И среди миссионеров встречались
люди просвещенные, искренне стремившиеся принести пользу народу.
Таким был работавший на Алтае миссионер Макарий Глухарев. Для алтайских тюрков он создал особую национальную письменность, основанную на русском алфавите. Глухарев придерживался либерально-буржуаз16
ных взлядов и был связан с отдельными декабристами.
По сравнению с другими народами образование в большей степени
распространялось среди бурят. Уже в 1804 г. было открыто Балаганское
бурятское Малое народное училище, правда, вскоре ликвидированное.
Так же спорадически до 60-х годов XIX в. то возникали, то закрывались
в разных местах бурятские приходские училища (Онинское, Аларское,
Баргузинское и др.).17 Организация и содержание школ целиком ложи11
С. В. И в а н о в . Материалы по изобразительному искусству народов Сибири
XIX—начала
XX в. М.—Л., 1954, стр. 568—569.
12
История Бурят-Монгольской АССР, т. 1. Изд. 2-е, испр. и доп. Улан-Удэ, 1954,
стр. 13250.
Н. С. Ю р ц о в с к и и. Очерки по истории просвещения в Сибири, стр. 134.
14
ГАТО, ф. Главного инспектора училищ Западной Сибири, оп. 1, д. 2.
15
В, Г. Б о г о р а з. Чукчи, ч. 1. Л., 1934, стр. 69.
16
Л. П. П о т а п о в . Очерки по истории алтайцев. М.—Л., 1953, стр. 199—201.
17
История Бурят-Монгольской АССР, т. 1, стр. 250—251.
484
лись на местное население, что часто для него оказывалось непосильным,
обходилось чрезвычайно дорого, давая незначительный эффект. К тому же
жизнь детей при школах, удаленных от родных селений, была тяжела и
для самих учащихся, и для родителей.
Именно поэтому русское, бурятское, якутское и другое крестьянское
население подчас противилось созданию школ, отговариваясь бедностью,
соглашаясь на их открытие лишь под давлением властей. Например,
в 1854 г. хоринские буряты готовы были расширить ранее созданную
школу, но при условии сохранения за ними права распоряжаться собранными на ее содержание средствами; а баргузинские буряты требовали,
чтобы отправляемые в школы на общественные средства ученики впоследствии отрабатывали затраченные на них деньги службой в Степной думе
или родовых управах. 18 Крестьяне вместо отправки детей в приходские
училища предпочиталисоздавать у себя на месте мелкие школы с наемным
учителем. «К заведению таких училищ, •— пишет губернатор Забайкальской области, — не представляется для родителей затруднения, как относительно денежных средств..., так и учителей». Наем учителя и покупка
учебных пособий обходились в 5 руб. серебром в год на ученика. Так как
учение идет на месте, отпадают расходы на квартиру и стол. К тому же
«преимущества этого способа обучения в том, что родители имеют детей
у себя дома». 19 Учителя без особого труда находились среди ссыльных.
Подобная система обучения уже в 30-х годах получила широкое распространение также в Минусинском округе, где, по воспоминаниям А. К. Кузьмина (окружной начальник), «в каждой порядочной деревне есть род
школы для обучения детей».20 Подобное положение было, видимо, характерным для всей Сибири. Губернатор Степанов, знаток приенисейского
края, утверждал, что официальные данные о числе грамотных крестьян
по Енисейской губернии в начале 30-х годов (1221 человек) преуменьшены. «Их несравненно более; даже многие из женского пола между
крестьян умеют читать и писать».21 Среди народов Сибири распространялось знание русского языка, а многие овладевали уже и русской грамотой.
Так, например, было у бурят, хакасов, алтайцев и др.22 Запросы самой
жизни возбудили в народе потребность к знаниям, сближая вместе с тем
коренные народы Сибири с русским народом. Рост этой потребности, усилия отдельных учителей-энтузиастов способствовали постепенному распространению образованности в Сибири.
В конце XVIII—первой половине XIX в. здравоохранение в Сибири
сделало новые успехи, хотя в целом они по-прежнему были ничтожно малыми по сравнению с нуждами огромного края. Если в первой половине
XVIII в. в Сибири возникли госпитали в воинских частях и при некоторых заводах, то в 1783 и 1784 гг. открываются первые гражданские больницы в Тобольске и Иркутске.23 С начала XIX в. количество больниц
увеличивается.
Развертывается
деятельность
иркутской
больницы,
в 1807 г. созданной на средства купца Чупалова, открываются больницы
в Томске, Верхнеудинске и ряде других мест. Ко времени проведения Сибирской реформы 1822 г. по городам Тобольской губернии насчитывалось
7 больниц, в Томской (включая территорию еще не выделившейся Ени-
18
ГАИО, ф. Главного управления Восточной Сибири, оп. 3, кор. 1023, д. 15.
Там же, оп. 9, кор. 1739, д. 132, лл. 41, 42.
Из подлинных записок А. Кузьмина. «Атеней», 1858, ч. 2, стр. 334.
21
А. П. С т е п а н о в . Енисейская губерния, ч. 2. СПб., 1835, стр. 28—30.
22
Ф. А. К у д р я в ц е в . Роль русской культуры в развитии бурят-монгольского
народа в XVIII—XX вв. Вопросы истории, 1946, № 10, стр. 90; Л. П. П о т а п о в .
Очерки
по истории алтайцев.
23
Сведения о больницах на 1820 г. РО ГБЛ, ф. Г. С. Батенькова, кор. 4, д. 21.
19
20
485
24
сейской губернии)—6, в Иркутской губернии — 7. Кроме того, создава25
лись госпитали при некоторых заводах. В ведении военного ведомства
было несколько лазаретов. На 1851 г. в сибирских городах насчитывалось
30 больниц (не считая 2—3 домов для умалишенных), из них в Западной
26
Сибири— 18 и в Восточной— 12. К середине XIX в. сеть общегражданских лечебных заведений стационарного типа более или менее сформировалась и в дальнейшем на протяжении по крайней мере 50-х годов в основном оставалась той же; пропускная же способность больниц заметно возрастала, в Восточной Сибири она поднялась за 50-е годы XIX в. на
27
25—30 %.
Народное здравоохранение мало интересовало царские власти. Казенные расходы на содержание медицинских учреждений даже в середине
XIX в. по Иркутской губернии не достигали 0.2% расходной части губернского бюджета. 28 Подобное положение было повсеместным в Сибири.
Содержались больницы на городские средства, собираемые с населения.
Больницы, даже при наличии врачей (а они были далеко не везде), находились в ужасном состоянии. Так, в Ачинской больнице сенаторская ревизия 1843 г. отметила: «строения ветхи», полы «худо проконопачены»,
печи «дурны»; даже кухня так холодна, что «зимою квашня замерзает».
Больничный же смотритель —• не врач, а казачий урядник, совмещающий
работу в больнице с должностью квартального надзирателя, которой «занят преимущественно».2Q
Даже в больницах губернских центров смертность была весьма высока:
по Томской городской больнице она за 1839—1849 гг. колебалась от 12
до25%. 3 0
С больных за лечение взималась высокая плата, достигавшая 38 руб.
ассигнациями с человека за месяц (по данным больниц Енисейской губернии, 1842 г.), что ставило выходящих из больницы в крайне тяжелое положение.31
Врачей в Сибири недоставало. Часто их заменяли лекарские ученики
и оспопрививатели, подготовленные из местной молодежи. Даже в 1857 г.
на всю Восточную Сибирь вместе с вновь присоединенными Приамурьем
и Приморьем приходилось всего 62 врача (из них состояло на службе
только 54).32 Бичом сибирского населения по-прежнему являлись эпидемии. Тиф, холера, сибирская язва, корь и другие эпидемические заболевания охватывали те или иные районы Сибири почти ежегодно. Смертность
была огромна. Так, в эпидемию оспы 1850—1851 гг. на Енисейском севере
заболели 951 русский и 965 коренных жителей. Из «их умерли соответственно 189 и 545 человек. При общем отсутствии медицинской помощи
эти цифры отражают различия в условиях быта.33 В эпидемию холеры,
24
Н. С е м и в с к и й . Новейшие повествования о Восточной Сибири. СПб., 1817,
стр. 2519; РО ГБЛ, ф. Г. С. Батенькова, кор. 4, дд. 12, 20, 21.
ГАИО, ф. Н. С. Романова, оп. 1, кор. 7, д. 322.
26
ЦГИА СССР, ф. Первого Сибирского комитета, оп. 1, д. 38, лл. 126—^42;
ф. Второго Сибирского комитета, оп. 1, д. 86, л. 113; д. 90, л. 117; оп. 13, д. j2-a,
лл. 87,
198 и ел.
27
Там же, ф. Второго Сибирского комитета, оп. 1, д. 86, л. 113; д. 90, л. 117;
ГАИО, ф. Главного управления Восточной Сибири, оп. 3, кор. 1735, д. 34, л. 71;
кор.25 1738, д. 111, л. 85.
ЦГИА СССР, ф. Второго Сибирского комитета, оп. 1, д. 86, л. 126 и ел.
29
В. А. В а т и н . Ачинский округ по сенаторской ревизии 40-х годов XIX в.
Сибирский
архив, 1915, № 2, стр. 65—66.
30
ГАТО, ф. Томского губернского правления, оп. 2, д. 501.
31
ГАИО, ф. Главного управления Восточной Сибири, оп. 3, кор. 19, д. 585, л. 4;
ф. Иркутской
городской управы, оп. 1, д. 390, лл. 52, 53.
32
Там же, оп. 3, кор. 1735, д. 34, лл. 68, 69.
33
Н. В. Л а т к и н . Енисейская губерния. Ее прошлое и настоящее. СПб., 1892,
стр. 449.
486
занесенную партиями переселенцев в Омский округ в 1853 г., из 519 зарегистрированных заболевших умерли 164 человека. Широкое распространение эпидемий объясняется не только недостаточностью медицинской помощи, но, главное, бескультурьем и нищетой населения. Еще П. С. Паллас,
описывая Ачинск, говорил о множестве тараканов в избах: ими были
облеплены все стены; никакие продукты не могли от них уцелеть, спящих
на печах они разъедали в кровь. Известно, что М. В. Петрашевский был
помещен в подобную избу в минусинской ссылке в 60-х годах XIX в.
Крестьяне, чтобы спастись от насекомых, в сильные морозы временно
34
переходили к соседям, а дома вымораживали, насыпая в них груды снега.
В наихудших санитарно-гигиенических условиях быта находилось коренное нерусское население Сибири. Здесь грязь была даже в домах богачей. О крупнейшем хакасском скотовладельце Картине, человеке, который
«не знает счета своим табунам, считает большую часть качинцев своими
должниками», Н. Костров писал, что пол в его доме русского типа «покрыт
пылью и грязью чуть ли не на вершок; там разбросаны овчинные тулупы,
тут печеный хлеб, здесь кошмы и арканы. У Картина для почетного гостя
подадут самовар и станут угощать чаем в фаянсовых чашках; но эти
чашки едва ли хоть раз мыли со времени их покупки». 35 Во многих районах Сибири бани были редкостью среди коренного населения (например,
среди койбалов, на Абакане, баня впервые была построена в 1831 г.).36
Подобные условия быта способствовали распространению болезней.
В Сибири были врачи, искренне стремившиеся служить народу. Некоторые из них не только лечили, но и старались распространить элементарные медицинские познания в массах. Еще в начале 90-х годов XVIII в.
тобольским типографом Корнильевым была издана книга штаб-лекаря
Петерсона о первой помощи лицам, потерявшим сознание; она распространялась по городским и сельским обществам.37 Тобольский врач Пабст
в 1805 г. написал книгу «Краткое описание ...причины, почему по Сибири так много младенцев умирает», в которой дал наставления об уходе
за новорожденными. 38 В 30-х годах XIX в. началась подготовка оспопрививателей, набираемых из среды молодежи на местах. Это дало некоторые
результаты в борьбе со страшной болезнью, хотя оспопрививание и наталкивалось на известное сопротивление со стороны невежественных масс,
особенно раскольников, которые объявляли прививку «печатью антихрио QQ
стовои». а
Лучшие врачи Сибири работали и над усовершенствованием методов
лечения. В этом плане можно указать на применение семипалатинским лекарем Яроцким своего способа консервирования оспенной вакцины
(1829 г.).40 Енисейский врач М. Кривошапкин начал вслед за нерчинским врачом М. Робеком применять электротерапию, достигая серьезных
успехов в излечении больных при параличах, ревматизме, артритах и других случаях.41 Петрашевец Ф. Н. Львов исследовал енисейские минераль42
ные воды.
34
П. С. П а л л а с . Путешествие по разным провинциям Российского государства,
ч. II, кн. 2. СПб., 1788, стр. 444; Петрашевцы в воспоминаниях современников. Сб. материалов
под ред. П. Е. Щеголева, т. 1. М.—Л., 1926, стр. 233.
35
Н. К о с т р о в . Качинские татары. Казань, 1852, стр. 34.
36
ГАХАО, ф. Койбальской степной думы, оп. 1, д. 68, л. 6.
37
ЛОИИ, колл. Н. П. Лихачева, оп. 11, д. 293, лл. 5—7.
38
ГАОО, ф. Сибирского генерал-губернатора, оп. 1, кор. 25, д. 121, лл. 43—47.
39
Томские губернские ведомости, 1860, № 17.
40
ГАОО, ф. Главного управления Западной Сибири, оп. 1, кор. 114, д. 809,
лл. 1—5.
41
Иркутские губернские ведомости, 1860, № 9.
42
Там же, 1858, № 15.
487
2. ИЗУЧЕНИЕ СИБИРИ И РАЗВИТИЕ
ЕЕ НАУЧНОЙ ЖИЗНИ
Большое значение для экономического и культурного развития Сибири имело изучение ее природных богатств, географии, этнических особенностей, истории. В этом плане XIX столетие открыло новую страницу
сибиреведения.
Правительственные экспедиции XVIII в., помимо исследования самой
Сибири с ее побережьями, продолжили путь к северо-западным берегам
Америки. Им воспользовались предприимчивые купцы и зверопромышленники. С 1776 г. Г. И. Шелихов в компании с другими предпринимателями
снарядил суда и отправил их за пушниной на Алеутские острова. Уже
первый корабль, возвратившийся через два года, доставил пушнины на
74 тыс. руб. Шелихов развернул кипучую деятельность. Написанная им
книга «Российского купца, именитого рыльского гражданина Григория
Шелихова ...странствие» (СПб., 1793 г.) привлекла к себе всеобщее внимание. Начатое дело сулило богатства. В него потекли капиталы. В 1799 г.
(уже после смерти Шелихова) создалась «состоящая под высочайшим
покровительством Российско-Американская компания».43 Она получила
в монопольное пользование все промыслы и природные богатства в русских владениях на Аляске, а также на Алеутских, Курильских и других
островах. Располагая огромными средствами, Компания при содействии
правительства организовала многочисленные экспедиции, в том числе кругосветные, из которых наиболее крупной явилась экспедиция И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского (1803-—1806 гг.), исследовавшая, в частности, берега Камчатки и Сахалина.44
В 20-х годах XIX в. возобновились крупные исследования прибрежий
Ледовитого океана. В 1820—1824 гг. Ф. П. Врангель, впоследствии ставший главным правителем русских владений в Америке и директором Российско-Американской компании, совершил вместе с Ф. Ф. Матюшкиным
четырехлетнее путешествие по северо-восточным берегам Сибири. Эспедиция провела ценные наблюдения и исследовала вопросы земного магнетизма. На основании ряда косвенных указаний Ф. П. Врангель пришел
к выводу о наличии какого-то острова в океане к северу от Чукотки.45
Действительно, этот остров, много лет спустя, в 1867 г., был открыт американским китобоем Лонгом и назван именем русского первооткрывателя.
В то время как Врангель изучал район «Восточных ворот» североазиатского морского пути, лейтенант Ф. П. Литке (а затем П. К. Пактусов,
А. К. Циволько) в течение четырех лет (1821—1824 гг.), исследуя и картографируя Новую Землю, безуспешно пытался пройти в Карское море
через узкую «дверь»—пролив Маточкин Шар. Поэтому в науке на долгое время закрепилось представление о Карском море как «ледовом погребе», через которое «морское сообщение с Сибирью принадлежит
к числу вещей невозможных».46
43
П. Т и х м е н е в. Историческое обозрение образования Российско-Американской
компании и действий ее до настоящего времени, чч. 1, 2. СПб., 1861—1863;
С. Б.44 О к у н ь . Российско-Американская компания. М.—Л., 1939.
И. Ш. К р у з е н ш т е р н . Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и
180645 гг. на кораблях «Надежде» и «Неве». М., 1950.
Ф. П. В р а н г е л ь . Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому
морю,
совершенное в 1820—1824 гг. М., 1948.
46
Ш. П. Л и т к е . Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан, совершенное на бриге «Новая земля» в 1821—1824 гг. СПб., 1828; М. С. Б о д н а рс к и и. Очерки по истории русского землеведения, т. 1. М., 1947, стр. 205—207;
С. А. О г у р ц о в . География периода крепостного хозяйства абсолютистской Российской империи. Омск, 1958, стр. 23.
488
Эпоха героических мореплавателей на деревянных парусниках в арктических широтах пришла к концу. Техника судостроения феодальной поры
полностью исчерпала свои возможности. Прекращение исследований на
Северном морском пути в 20—30-х годах XIX в. было закономерным порождением технической отсталости царской России, характерной для периода кризиса феодально-крепостнической системы.
М«жду тем серьезные социально-экономические сдвиги в России и
в Сибири, в частности, особенно после Отечественной войны 1812 г.,
стимулировали изучение производительных сил. В среде сибирской интеллигенции усиливается стремление познать свой далекий край, его природу,
богатства, население. Краеведческие статьи и заметки с 1811 г. появляются
на страницах «Казанских известий» — печатного органа Казанского уни47
верситета, в учебный округ которого входила Сибирь.
С 1818 г. основным рупором научной жизни Сибири становится «Сибирский вестник» — научный журнал, издававшийся Г. И. Спасским в Петербурге. Спасский в молодости служил в Сибири, путешествовал по
Алтаю и Хакассии, знал страну и нужды населения, изучал ее быт и древности. В журнале помещались отчеты об зспедициях и поездках по Сибири (Геденштрома, Кибера и др.), описания ее природных богатств,
рудников и горных заводов (Злобина, Черниговцева); была опубликована
Сибирская летопись Саввы Есипова и напечатано много других важных
и интересных работ. В связи с территориальным расширением объектов
изучения за преде \ы Сибири с 1825 г. Спасский реорганизовал «Сибирский вестник» в «Азиатский вестник». Однако последний издавался недолго и прекратил существование в 1827 г. вместе с наступлением реакции, последовавшей вслед за разгромом восстания декабристов.
В 30—40-х годах Сибирь не имела своей не только научной, но и художественной периодики. Отдельные сибиреведческие статьи печатались
в столичных журналах, а некоторые крупные работы выходили отдельными изданиями.48 Семидесятилетний П. А. Словцов подготовил двухтомное «Историческое обозрение Сибири» и в 1838 г. начал его издание.
Второй том вышел в 1844 г., через год после смерти автора.
С. В. Бахрушин, специально занимавшийся проблемами историографии
Сибири, отмечал: «У Словцова есть своя философия истории... Историю
колонизации Сибири он рассматривает с точки зрения распространения
культуры... Унаследовав от XVIII в. рационалистическое мировоззрение,
он в этом прогрессе культуры видит проявление в первую очередь организованных социальных сил: государства и церкви. Но он был слишком
тонкий наблюдатель, чтобы не отметить и роли масс («толпы») и сложности исторических факторов». В своем «Обозрении» Словцов особо выделяет вопросы экономики, просвещения и народного быта.49
Тесное общение с русским населением приобщало коренные народы
Сибири к просвещению. Издавна среди привилегированных слоев бурятского населения распространялась своеобразная образованность феодальнотеологического характера. С начала XIX в. консерватизм культуры дацанов и медрессе столкнулся с прогрессивной русской культурой. Под влиянием русской культуры среди народов Сибири стала зарождаться
национальная интеллигенция. Появились первые национальные ученые.
Так, воспитанник бурятских лам Галсан Гомбоев (1822—1863 гг.), окон47
В. С. М а н а с с е и н. Сибирь в казанской периодической печати в первой половине48 XIX столетия. Иркутск, 1927.
А. П. С т е п а н о в . Енисейская губерния; Ю. А. Г а г е м е й с т е р . Статистическое49 обозрение Сибири, чч. I—III. СПб., 1854.
С. В. Б а х р у ш и н . Основные течения сибирской историографии XVIII в.
Северная Азия, 1925, кн. 1, 2, стр. 104—113.
489
чив Казанский университет, стал видным востоковедом. Знаменательно
появление таких людей, как бурят Доржи Банзаров (1823—1855 гг.),
этнограф, исследователь шаманизма в Сибири, и казах Чокан Валиханов
(1835—1865 гг.), географ, т. е. крупных ученых, посвятивших жизнь
50
не только науке, но и служению родным народам, их просвещению.
Рассматриваемое время, особенно 30—40-е годы, характеризуется усиленными поисками ценных ископаемых в Сибири. Большую работу по открытию рудных залежей вели на Алтае постоянно высылавшиеся геологоразведывательные партии. Правительство объявило свободу частной поисковой деятельности и добычи золота. На поиски драгоценного металла
бросились алчные предприниматели. В 30-х годах началась «золотая горячка». В 1837 г. в Восточной Сибири насчитывалось несколько сотен
мелких компаний. Партии золотоискателей, обычно человек в десять, продвигались по самым глухим местам тайги, часто даже без каких бы то ни
было географических карт, терпели лишения, иногда гибли. В итоге были
открыты и обследованы золотоносные районы Кузнецкого Алатау, Енисейской и Бирюсинской тайги, а также у оз. Байкал. Частные открытия побудили горное ведомство повести поиск на Алтае, в Восточных Саянах и
в Нерчинском крае. Данные о сделанных открытиях обычно помещались
в «Горном журнале». В 30—40-х годах делаются попытки обобщить накопленные научные геологические материалы (Г. Е. Щуровский, Е. П. Ковалевский, П. А. Чихачев, А. Ф. Миддендорф и др.).51
Разработка ценных ископаемых Сибири велась экстенсивно, хищнически, способами, отстававшими от требований нового времени. Между
тем творческая научно-техническая мысль никогда не затухала на сибирских заводах. В начале XIX в. алтайский горный мастер П. М. Залесов
разработал проект первой русской турбины (1806 г.), построил ее модель,
но проект не удалось осуществить. На Барнаульском заводе С. В. Литвинов сконструировал воздуходувную машину — прообраз современных
центробежных насосов, но и это изобретение не было применено, так же
как и более поздние проекты введения паровой техники на заводах Восточной Сибири, предложенные тем же инженером.
Рутинность крепостнической системы в организации производства,
тормозившая развитие промышленности, особенно ярко проявилась в связи
с деятельностью П. К. Фролова. Талантливый инженер, сын известного
гидротехника, он вырос на Алтайских заводах и отдал им всю свою жизнь
и творческую деятельность. В начале XIX в. Фролов проложил «чугунку»
с конной тягой на Змеиногорских заводах и представил проект создания
на Алтае, в заводском районе, целой системы рабочих путей сообщения
в виде сочетания рек и каналов с рельсовыми дорогами. Горный совет
хотя и понимал практическую значимость выдвинутого предложения, но
отклонил его из-за невозможности выделить для его осуществления необходимое число крепостных рабочих. Вольнонаемный же труд в крепостнической стране оказывался неприменимым: он не только считался чрезмерно
дорогостоящим, но и невозможно было найти достаточное количество
вольных работников. В 1817 г. П. К. Фролов был назначен на пост начальника Колыванско-Воскресенских заводов, а затем стал томским губернатором, но все равно в условиях крепостнической России он ничего не
мог сделать для реализации своего проекта.
50
Л. А. П е т р о в . Доржи Банзаров. Улан-Удэ, 1943; X. Г. А й д а р о в а . Чокан
Валиханов. Алма-Ата, 1945; Чокан Валиханов в воспоминаниях современников. АлмаАта,51 1964.
В. А. О б р у ч е в . История геологического исследования Сибири, период 2-й.
(1801—1850 годы). Л., 1933; И. П. М а г и д о в и ч . Очерки по истории географических
открытий. М., 1957.
490
3. ЛИТЕРАТУРА И ТЕАТР
После прекращения издания тобольского журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену» к началу XIX в. в Сибири существовала только
рукописная литература. Среди образцов ее следует назвать юношескую
оду сибирского беллетриста И. Калашникова «Торжество России» — один
из поэтических откликов на победу русской армии над Наполеоном.
В условиях неограниченного деспотизма сибирских сатрапов возмущение народа находило выход в сочинении памфлетов, сатирических стихов,
анекдотов, широко распространявшихся в списках. О борьбе против произвола губернаторов Восточной Сибири Пестеля и Трескина писали
в своих мемуарах летописцы из купеческой среды. Но особенно характерными для Сибири были «доносы». Жалобы в Петербург посылали купцы,
чиновники, духовенство, крестьяне. Нередко эти жалобы были написаны
с такой страстью и мастерством, что перерастали свое конкретное назначение и превращались в произведения литературы. Таким было «Обличение» Горновского —• один из наиболее ярких памятников сибирской литературы начала прошлого века.
После Отечественной войны, когда надежды на реформы Александра I
рухнули и аракчеевский режим сковал духовную жизнь страны, во всех
слоях русского народа назревал протест. Во главе освободительного дви52
жения встали декабристы — «лучшие люди из дворян». Под их идейным
влиянием формировалась прогрессивная русская литература, складывался
революционный романтизм.
В этих условиях крайне обострилась борьба литературных направлений. Классицизм упорно сопротивлялся новым веяниям в литературе и
общественной мысли. Сентиментализм также не отвечал потребностям
передовой общественности. Вместе с ним утрачивали значение и «сентиментальные путешествия», среди которых, между прочим, были также
путешествия по Сибири («Путешествие по Сибири господина Трунина.
Письма, писанные к другу в Москве», 1802 г.; неоконченные записки
В. Дмитриева, 1809 г.). Разумеется, старые направления исчезали не сразу.
Следы сентиментализма нередко встречались и позднее в произведениях,
авторы которых далеко отстояли от него («Письма из Сибири» П. А. Словцова, 1825—1827 гг.; «Путевые заметки Вадима Пассека», 1834 г.).
Романтизм особенно остро поставил проблему народности и национального своеобразия литературы. Поэты-романтики обращались к истории и фольклору, уделяли внимание этнографическим описаниям, стремились к отражению местного колорита. Но представители революционного романтизма не довольствовались этим. Они понимали народность
р. неразрывной связи с гражданственностью. Проявившийся у них интерес к Сибири был вызван не только экзотикой неизведанного края, но
прежде всего героикой его освоения. Неудивительно поэтому, что Сибирь
нашла своих певцов среди декабристов. Образ покорителя Сибири Ермака захватил К. Ф. Рылеева. Поэт-революционер создал также замечательную поэму «Войнаровский» (1823 г.), где действие происходило
в условиях сибирской ссылки, «в стране пустынной и чужой». В этом
произведении раскрывалась гражданская, общественная драма, и главный герой изображался как выразитель интересов своего народа. Здесь
были выведены подлинно исторические лица (сам Войнаровский, историк
Миллер), а в описании местной природы и якутского быта поэт, преодолевая условности романтизма, стремился к достоверности и точности.
Поэма, явившаяся первым в русской поэзии произведением о политическом ссыльном, оказалась по-своему пророческой: она по существу пред52
В. И. Л е н и н, Поли. собр. соч., т. 23, стр. 398.
491
сказала судьбу декабристов, их «гордое терпенье» «во глубине сибирских руд».
Оказавшись в Сибири после разгрома восстания 1825 г., поэты и
писатели-декабристы не оставили творчества. Они включали в круг волнующих их тем новые мотивы, навеянные сибирской действительностью,
Как истинные романтики они проявляли интерес к фольклору местных
народностей, заимствовали из него сюжеты и образы (баллады «Саатырь» А. Бестужева-Марлинского, «Нуча» и «Воздушная дева» Н. Чижова). Перу А. Бестужева принадлежал также ряд очерков о быте и
нравах местного населения («Отрывки из рассказов о Сибири», «Сибирские нравы. Исых», «Письмо к доктору Эрману»). Эти глубоко правдивые очерки, пронизанные уважением к местным народностям и сочувствием к их тяжелой судьбе, представляли собой первые серьезные опыты
53
в создании жанра очерковой прозы. Их высоко оценил В. Г. Белинский.
Поэтическое творчество декабристов развивалось по-прежнему в русле
революционного романтизма. Хотя в отдельных стихах А. БестужеваМарлинского, В. Кюхельбекера, А. Одоевского звучали настроения уныния, а порой и отчаяния, тем не менее поэты-декабристы и в самых
трудных условиях сохраняли силу духа, жажду деятельности. В. Кюхельбекер, живший в особенно тяжелой обстановке, воспринимал Сибирь
сквозь призму страдальца-изгнанника (стихотворения «Аргунь», «19 октября 1836 г.», «Три тени» и др.). Но вместе с тем он был верен идеалам юности, которые в свое время позволили А. С. Пушкину считать его
родным братом «по музе, по судьбам» («Элегия», «Тень Рылеева» и др.).
А. Одоевский, начавший писать уже после 1825 г., вырос в Сибири
в большого, своеобразного поэта. «Именно Одоевский подхватил лиру,
выпавшую из рук Рылеева, и мужественно ее пронес через все годы декабристской каторги и ссылки»,.54 В своих стихах «М. Н. Волконской»,
«Куда несетесь вы, крылатые станицы», «Стихи на переход из Читы
в Петропавловский завод» он передал отношение декабристов к Сибири
(«край, слезам и скорби посвященный»). Его не покидала уверенность,
что дело декабристов не пропало, — «мечи скуем мы из цепей и вновь зажжем огонь свободы». Эту мысль поэт выразил в своем знаменитом ответе
Пушкину на послание в Сибирь.
Декабристы не чуждались и сатиры. Едкие письма, басни, сатирические статьи распространялись в списках не только между ссыльными, но
и среди местного населения («Брага», «Шахматы» П. Бобрищева-Пушкина, статьи А. Тютчева и др.). Поэт В. Давыдов в сатирическом стихотворении «Николосор» уподоблял Николая I жестокому вавилонскому
тирану Навуходоносору. Ему хотелось хотя бы словом «истребить царскую фамилию».
Восстание 1825 г. и его разгром совпали со временем заметных сдвигов в социально-экономическом развитии Сибири. 20-е годы были, в частности, периодом пробуждения краеведческих и литературных интересов
сибирской общественности, чему во многом способствовало влияние
политических ссыльных. В сибирских городах складывались кружки любителей словесности. В 1828 г. красноярцами издан «Енисейский альманах»,, содержавший произведения ряда местных поэтов, прозаиков и краеведов. В Иркутске была предпринята неудавшаяся попытка издания
литературной газеты «Ангарский вестник».
Произведения ранних сибирских литераторов-романтиков отражали
экзотику суровой неизведанной страны. Проблема народности в них обычно
53
В. Г. Б е л и н с к и и. Собр. соч., т. 1, 1948, стр. 549, 550.
В. Б а з а н о в. Очерки декабристской литературы. Поэзия. М.—Л.,
стр. 350.
54
492
1961,
сводилась к передаче этнографического колорита. Особенно ярко экзотический элемент проявлялся в жанре романтических поэм, создававшихся
под влиянием А. С. Пушкина. Вслед за «Кавказским пленником» здесь
появились пленники уральские и киргизские. Столь же разочарованные
в светском обществе, они стремились на простор степей или в горы, где
встречались с прекрасными дочерьми природы, киргизками, бурятками
или тунгусками — бледными копиями пушкинской черкешенки. Однако
в лучших произведениях этого жанра («Татарская песня» И. Петрова,
1830 г.; «Бурятская песня» А. Таскина, 1828 г. и др.) находили место
правдивые черточки народного быта, конкретные детали сибирской природы. Нельзя не оценить и сам факт обращения поэтов к местному
фольклору, их симпатию к угнетенным народам Сибири. Немаловажно
появление в литературе о Сибири и образов ссыльных с их безрадостной судьбой (поэма П. Иноземцева «Ссыльный», 1833 г. и др.), несмотря
на очевидное подражание пушкинским «Братьям-разбойникам».
Из числа романтиков следует выделить нерчинского поэта Ф. Бальдауфа, в лучшей поэме которого «Авван и Гайро» (1834 г.), в большей
степени, чем у других, проявляется стремление к правдивому отражению
современности. Бальдауфу было присуще чувство недовольства действительностью. Горный инженер, наблюдавший тяжелую жизнь на нерчинских рудниках, он намеревался написать поэму, в которой хотел
«изобразить наши подземелья, внутренность рудников, этот полусвет
у забоев и смесь синевы с бледностью на лицах рудокопов ... и мрак
вдали от забоев, и звон цепей на ногах ссыльных, работающих у насосов»..55 Однако преждевременная смерть помешала ему осуществить этот
реалистический замысел.
Среди романтиков приметно и дарование И. Петрова. Уроженец
Иркутска, он на ряд лет связал свою жизненную и поэтическую судьбу
с Красноярском. Именно он способствовал объединению красноярских
литераторов и с помощью енисейского губернатора А. П. Степанова
издал «Енисейский альманах на 1828 г.». Многие свои стихи о Сибири он
опубликовал в столичных журналах. Несмотря на романтическую условность образов, Петрову удалось прочувствованно воспеть свой родной
край, запечатлеть характерные черты местной природы и быта.
Развитие литературы Сибири 30-х годов происходило в условиях
борьбы крепнущей буржуазии с феодально-крепостническими порядками.
В Сибирь устремляются капиталы. Начинается бурное развитие золотых
приисков. Крепнет капиталистический уклад. Естественно, Сибирь вызывает обостренный интерес у самых различных слоев русской общественности.
Литературным органом, активно пропагандирующим Сибирь, становится журнал Н. Полевого «Московский телеграф» (1825—1834 гг.).
Выходец из среды иркутского купечества, автор ряда произведений о Сибири, Полевой отстаивает на страницах журнала идею свободного капиталистического развития России, требует самых широких прав для буржуазии, в том числе и для сибирской. Воспоминания о Сибири воодушевляли Полевого и тогда, когда он создавал свою повесть «Сохатый»
(1830 г.), полную романтического пафоса и громкого восхваления Сибири — «золотого дна». Повесть произвела сильное впечатление на читателей. Разбивая традиционные представления о Сибири как стране мрака
и безлюдья, Полевой показал ее в светлых, радостных тонах, воспел ее
природу, сумел раскрыть в повседневном быту сибиряков высокие человеческие чувства и благородные отношения.
55
Повесть «Сохатый» явилась своего рода знаменем всей литературы
Сибири 30-х годов. Вслед за ней вышли в свет повесть И. Савинова под
тем же названием, повести Н. Щукина «Посельщик» (1834 г.) и «Ангарские пороги» (1835 г.), рассказы и очерки Н. Бобылева, сборник «Прозаические сочинения учеников иркутской гимназии» (1836 г.) и др.
В ряду сибирских беллетристов этого времени наиболее видное место
занимал И. Калашников, основоположник краеведческого исторического
романа. Его лучшие произведения «Дочь купца /Колобова» (1831 г.),
«Камчадалка» (1832 г.), «Изгнанники» (1834 г.) пользовались в 30-х годах довольно большим успехом. С глубоким волнением рассказал писатель в романе «Дочь купца /Колобова» о преследованиях в середине
XVIII в. лучших представителей иркутского купечества и служилой интеллигенции. Он правдиво описывал тяжелую жизнь местных народностей, сатирически изображал сибирских помпадуров и помпадурш, сочувствовал ссыльным. Однако кругозор Калашникова был ограничен лишь
местными интересами. Нередко характеры его героев оказывались упрощенными, а сюжетные перипетии — надуманными. За это его справедливо критиковал В. Г. Белинский. 56
Более одобрительно передовая критика тех лет относилась к автору
очерков из жизни бурят Н. Бобылеву («Чингисов столб», 1838 г.;
«Джарго аега», 1839 г.; «Белый месяц», 1840 г.; «Сибирские скиццы»,
1841 г.). Бобылев испытал на себе влияние А. Бестужева-Марлинского
и, подобно ему, сочетал в очерках реальность изображения с романтически приподнятым тоном.
Крупнейшим представителем плеяды сибирских романтиков явился
тобольский поэт П. П. Ершов, сумевший на определенном этапе подняться над уровнем местных потребностей и стать художником общероссийского значения. Во время пребывания в Петербурге он написал свою
знаменитую сказку «Конек-горбунок» (1834 г.). Построенная на материале сказаний, слышанных Ершовым еще в Сибири, она послужила
ответом на полемику романтиков о народности, которая заполняла тогдашние столичные журналы. Вслед за А. С. Пушкиным Ершов блестяще
овладел духом и стилем народного рассказа, самим методом русских сказочников. Поэт создал ряд произведений и на материале собственно сибирском: сонет «Смерть Ермака», балладу «Сибирский казак», поэму
«Сузге» (1837 г.) и другие, однако он уже не смог подняться до уровня
своего лучшего произведения. Вернувшись в Тобольск, Ершов стал учителем, а затем директором гимназии. И здесь сумрак николаевской поры,
помноженный на затхлость провинциальной обстановки того времени, постепенно загубили поэта. Не сбылись его юношеские мечты преобразовать Сибирь — «пустыни, степи лучом гражданства озарить».
В то время как 40-е годы XIX в. ознаменовались в русской литературе расцветом «натуральной школы», Сибирь значительно отставала от
Центральной России. Отсутствие местной издательской деятельности, неразвитость критики и журналистики, одиночество талантов, затерянных
в глуши, сковывали развитие сибирской литературы. В условиях наступления реакции некоторые литераторы претерпевали эволюцию в сторону
примирения с существующей действительностью (Н. Щукин, Н. Бобылев,
И. Калашников и др.). Даже Н. Полевой постепенно изменил своим
убеждениям, скатился на позиции «Северной пчелы» и создавал на сибирском материале произведения, пронизанные духом монархизма
(«Ермак», «Параша-сибирячка»).
Но, несмотря на застойный характер литературной жизни Сибири
40-х годов, оппозиционность отдельных кружков так или иначе давала
56
494
В. Г. Б е л и н с к и й . Поли. собр. соч., т. VII, СПб., 1904, стр. 452, 453.
себя знать, находила отражение в рукописных журналах и частично проникала в печать. В сборнике «Сибирские мелодии» А. Штукенберга среди
романтичных восхвалений сибирской природы встречались отдельные
стихи с нотками общественного протеста. Критические тенденции проявлялись и в некоторых произведениях одаренного верхнеудинского поэта
Д. П. Давыдова. Его шуточная поэма «Волшебная скамеечка», несмотря
на сказочный сюжет, представляла собой реалистический и в общем-то невеселый рассказ о жизни бедняка-учителя. С большой эмоциональной
силой поэт осудил царскую каторгу и выразил стремление к свободе
в своем лучшем стихотворении «Дума беглеца на Байкале», ставшем народной песней.
Влияние А. Бестужева-Марлинского и К. Рылеева испытывал на
своем творчестве поэт М. Александров. Он был другом Бестужева и посвятил ему одно из наиболее сильных своих стихотворений «Элегия»,
в котором откликнулся на гибель декабриста. Образ Бестужева вдохновлял поэта и при создании поэмы «Жертвы рока». С большим сочувствием Александров отнесся к бунту якутского повстанца Манчары и
написал поэму об этом народном герое, который действовал, подобно шиллеровскому Карлу Моору, грабя богатых и тем самым стремясь восстановить попранную справедливость. Стихи Александрова 40-х и последующих годов были полны тоски и разочарования. Ушли в прошлое
20-е годы, когда Александров еще верил в великое будущее сибирского
купечества (что отразилось в составленной им программе «Ангарского
вестника» и в автобиографическом произведении «Воздушный тарантас»),
и он на опыте убедился, как далека сибирская буржуазия от мысли о всеобщем благе и демократии. Вот почему поздняя лирика и проза Александрова были полны желчи, насмешки, сатирической остроты (пьеса
«Таежный карнавал» и др.). К сожалению, многие из его стихов не сохранились, и Александров был забыт.
До середины столетия Сибирь не имела своей периодической печати.
Только в 1857 г. начали издаваться местные газеты в губернских городах.
С культурным пробуждением Сибири в конце XVIII в. связано
дальнейшее становление не только местной литературы, но также и
театра.
Как уже отмечалось, в 60-х годах XVIII в. появился любительский
театр в Омске, а в 80—90-х годах — в Иркутске. В начале XIX в. в Иркутске создается театр полупрофессионального типа: труппа набирается
из гарнизонных солдат и ссыльных женщин. На грани двух столетий
происходит становление профессионального театра и в Тобольске. Его
развитие в начале XIX в. связано с именем ссыльного радищевца
В. В. Пассека.
Репертуар первых театров отличался бедностью. Лучшими произведениями считались комические оперы «Сбитеньщик» Я. Б. Княжнина и
«Мельник — колдун, обманщик и сват» А. А. Аблесимова наряду с комической оперой М. И. Попова «Анюта», и «слезной комедией» М. И. Веревкина «Так и должно». Наличие в этих пьесах реалистических и демократических тенденций в какой-то степени отличало их от большинства
постановок тех лет — бездумных, чисто развлекательных, рассчитанных
на дешевый эффект. Как и во многих театрах России того времени, особенно часто игрались крайне сентиментальные и реакционные по духу
пьесы немецкого драматурга Коцебу (по этому поводу острили, что
на русской сцене царит «коцебятина»).
Оживление сибирского театра в начале XIX в. оказалось недолгим.
Деспотическое правление Трескина и других царских сатрапов заглушило
его. Публичный театр в Иркутске был ликвидирован, и на его месте вы495
рос дом председателя гражданской палаты. «И там, где жили музы и
57
грации, водворилась юстиция. Это было именно в духе времени!».
В Иркутске при Трескине было поставлено только несколько любительских спектаклей.
В 1828 г. в Тобольск был выслан близкий к кругу декабристов видный композитор А. А. Алябьев — сын бывшего тобольского губернатора.
Композитор и в ссылке не оставлял творческой деятельности. Его музыка была созвучна настроениям широкой русской общественности
последекабристского периода. В ней выражалось сочувствие обездоленным, звучали мотивы тоски по родине, находила отражение романтическая тема изгнания (романс «Иртыш» и др.). В организуемых
Алябьевым концертах участвовало несколько хоров, а также созданный
композитором казачий оркестр, насчитывавший до 100 музыкантов.
20—30-е годы XIX в. — время известного спада в театральной жизни
Сибири, вызванного наступлением реакции после разгрома декабристского восстания. На сценах Иркутска, Омска, Красноярска ставятся
лишь отдельные любительские спектакли, по преимуществу водевили.
К числу немногих попыток противостоять удушающей атмосфере этих
лет относятся постановки, осуществляемые в тобольской гимназии
П. П. Ершовым («Недоросль» и др.), а также театральные и музыкальные представления, организуемые на дому декабристами (А. М. Муравьевым, С. Г. Волконским, П. Н. Свистуновым и др.).
Некоторое оживление театральной деятельности в Сибири наблюдается в 40-е годы. В Иркутске создаются сильные любительские труппы
И. Гудкова, обладающего большим комическим талантом, а затем его
преемника — Л. Сухорукова. Переломным же этапом в истории сибирского театра становятся 50-е годы — время заметной общественной активности. В Иркутске и Томске строятся специальные театральные здания. В Иркутске начинает выступать постоянно действующая труппа.
Среди актеров в ней выделяется несколько заметных дарований. В частности, «Иркутские губернские ведомости» (1858 г.) отмечают драматический талант Анаевой-Пряхиной, воспитанницы петербургской театральной сцены. Петербургская пресса высоко оценивала исполнение роли
Чацкого Лебедевым.
Иркутский театр ставит наряду со многими водевилями пьесы
Н. В. Гоголя и А. Н. Островского. В 1852 г. осуществляется постановка комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», которая, однако, была
снята со сцены по требованию III отделения. Выдающимся событием
этих лет становится постановка запрещенной цензурой комедии
А. Н. Островского «Свои люди — сочтемся», осуществленная в Иркутске
на пять лет раньше, чем в Петербурге и Москве (1857 г.).
Заезжие труппы, чаще всего возглавляемые антрепренером Маркевичем, уже более или менее регулярно посещают в 50-х годах не только
Иркутск и Томск, но также и Барнаул, Омск. Красноярск и особенно
Енисейск, куда в декабре стекаются с приисков золотопромышленники
со своей свитой. Здесь влачащие жалкое существование актеры кое-как
поправляют свои дела, а антрепренеры сводят концы с концами.
Первая половина XIX в. явилась периодом зарождения профессионального театра в Сибири. Его формирование происходило в труднейших
условиях, и на первых порах сибирский театр не представлял значительного культурного явления. Только во второй половине столетия он получил дальнейшее развитие и не уступал уже провинциальному театру
других областей России.
67
И. К а л а ш н и к о в . Записки иркутского жителя. Русская старина, 1905, кн. 7,
стр. 207.
496
4. ПРИКЛАДНОЕ И ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ
ИСКУССТВО, АРХИТЕКТУРА
Искусство народов Сибири, уходя корнями в далекое прошлое, сохраняло прикладной характер. Им занимались не художники-профессионалы,
а рядовые охотники, рыболовы и скотоводы. Отделение ремесла от сельского хозяйства если и имело место, то лишь в некоторых случаях, причем среди наиболее развитых в социально-экономическом отношении народов, таких как буряты и якуты.
С древности женщины занимались шитьем одежды, мужчины изготовляли орудия производства, развивая свои навыки в обработке дерева,
кости, камня, металла. Народноеискусство совершенствовалось в труде.
Едва ли не самым ярким свидетельством этого являлось шитье по меху,
так широко распространенное на Севере. Одежды народов Сибири декорировались, подчас лаконично, подчас богато, преимущественно геометрическим орнаментам. Пожалуй, особенно строго последний выдержан у народов крайнего северо-востока. Полосы, ряды кружков, квадраты,
прямоугольники, параллельные линии — вот излюбленные мотивы. Орнаментация меховой одежды у обских угров также геометрична, но сложнее.
В ней мы видим меандры, крестообразные узоры, шахматное чередование
светлых и темных квадратов и т. п. Элементы растительного орнамента
в сочетании с геометрическим получили распространение преимущественно среди южной группы народов.
Геометрический орнамент в шитье возникал из самой техники работы
с мехом — шитья шва, его косой или крестообразной обмоткой жилой,
нитью, белым оленьим или иным волосом. Все это дополнялось переплетением кожаных ремешков, продеванием тонкого и узкого ремешка сквозь
ряд прорезей и т. п.
В большинстве случаев геометрические мотивы преобладали и в орнаментике многообразных деревянных и костяных изделий. В резьбе по
дереву, в изделиях из бересты большого совершенства достигали исконные обитатели тайги — ханты, манси, эвенки, якуты и др. Алеуты
плели разнообразные циновки, мешки из травы, корзинки; ительмены
искусно оплетали нарты и некоторые другие предметы кожаными ремешками. Широко распространялась резьба по кости. Изготовлялись металлические поделки — накладки и бляшки для седел, для конской упряжи,
различные украшения, разнообразные предметы культа. Изделия из металла достигали наибольшего совершенства у народов южной Сибири,
Забайкалья и Якутии. На костюмы сибирских шаманов навешивались
бубенцы и изображения божеств, в то время как кожа на бубнах покрывалась изображениями духов, представляемых в образах людей, животных, змей. Изделия бурятских ювелиров уже в конце XVIII в., по словам Георги, были известны по всей Сибири.
Самобытные черты искусства народов Сибири имеют свои прототипы
в далеком прошлом. Например, орнаментальные мотивы обских угров
прямо перекликаются с орнаментальными мотивами андроновской культуры II тысячелетия до н. э.58 В манере хакасских рисунков XIX в. прослеживается сходство с древними писаницами на курганных камнях и
скалах той же Хакассии. Только подчас в древний мотив изображения
вливаются черты нового, проявляющегося в народном быту. Интересна,
например, сцена охоты на оленя, вырезанная хакасским мастером XIX в.
на деревянном ящичке. Она ничем, кроме замены старого лука ружьем,
58
С. В. И в а н о в . Орнаменты народов Сибири как исторический источник. М.—А.
1963, стр. 160, рис. 100.
22
История Сибири, т. 2
49
не отличается от аналогичных сюжетов и манеры древнехакасских
59
художников.
Стилизованные растительные орнаменты южносибирских народов
также генетически связаны со средневековым искусством кочевников
центральноазиатских, а вместе с тем и восточноевропейских степей.
Одновременно необходимо отметить наличие взаимовлияния в развитии искусства различных сибирских народов. Так, например, эвенкийские орнаменты в одних районах сближаются с якутскими, в других — с бурятскими. А. Ф. Миддендорф прямо отмечает, что среди
эвенков Станового хребта «якутские торговцы распространили свои
60
узоры».
Присоединение к России повлекло за собой самые существенные
сдвиги во всей жизни, а вместе с тем в культуре и искусстве народов
Сибири. Новое проявлялось буквально во всем. Скажем, до прихода
русских у народов сибирского севера применялись для украшения
одежды хотя и разнообразные, но местные материалы: кожа, олений и
нерпичий мех, нитки из сухожилий, береста, дерево, кость. С приходам же русских и с развитием торговли стали все шире употребляться
привозные цветные нитки, яркие ткани, бисер. Шитье бисером начало
вытеснять древние виды декоративного искусства — раскраску кожи, накладку из оленьего волоса и др.; входила в быт цветная материя, налагаемая в виде аппликаций на одежду из меха.
В повседневном общении с русскими на протяжении XVIII—первой
половины XIX в. обогащалась культура местного населения. Например,
художественное ремесло якутов испытало на себе благотворное влияние
со стороны русских умельцев в обработке металла, в резьбе по дереву.
Талантливые якутские мастера начали выполнять работы по украшению
резьбой городских построек, даже получали заказы от церквей и монастырей на изготовление резных иконостасов и киотов, высекали из камня
скульптурные надгробия. 61
Искусство народов Сибири находит в изменяющейся жизни новые
для себя образы, новые мотивы. В этом плане замечательна деревянная
шкатулка, сделанная резчиком-якутом,
сумевшим почувствовать всю
прелесть русского классицизма и передать ее в изображенной на коробке
постройке.62 Реализм русского искусства XIX в., видимо, оказался созвучным реалистическому в своей основе искусству народов Сибири.
Только этим можно объяснить в работах ханты-мансийских, хакасских,
якутских художников появление бытовых сценок,63 вырванных из окружающей новой жизни. Так, безвестный якутский мастер-серебряник
в изображенных им жанровых сценах русской провинциальной действительности 64 подчеркнул свое саркастическое отношение к изображаемому
военно-чиновничьему быту включением в композицию летящей фигуры
Славы. Она несет венец — типичный декоративный мотив русской классики, как бы спеша увенчать им чиновных «героев».
Таким образом, общение с русским народом приносило в местное народное творчество новые мотивы, вкусы, запечатлевало плодотворное
влияние передовой русской культуры. Вместе с тем русский народный
59
С. В. И в а н о в . Материалы по изобразительному искусству..., стр. 584,
рис.6035.
А. Ф. М и д д е н д о р ф . Путешествие на север и восток Сибири, ч. II. СПб.,
1869,61 стр. 716; С. В. И в а н о в . Орнаменты народов Сибири..., стр. 249.
С. В. И в а н о в . Материалы по изобразительному искусству..., стр. 551.
62
Там же, стр. 538, рис. 4.
63
Там же, стр. 41, рис. 21, фиг. 4; стр. 584, рис. 35, фиг. 1.
64
Там же, стр. 558, рис. 16.
498
художник-переселенец, сохраняя свое лицо, творчески преломлял в своем
65
искусстве художественные достижения аборигенов.
С конца XVIII в. правительство развернуло большие строительные
1
работы в Петербурге и его окрестностях, стремясь превратить столицу
:
в подлинную «Северную Пальмиру». Изумительные горные породы сибирских недр привлекли к себе внимание. Они являлись незаменимым
строительно-декоративным материалом. В связи с этим развитие художественного камнерезания в Сибири приобретало промышленное значение. Правительственным указом на Алтае были созданы Локтевский и
Колыванский камнерезные заводы. Зачинателем гранильного дела на них
стал мастер П. Бакланов. Вскоре здесь выросли поколения потомственных камнерезов. В работу шли порфиры, яшмы, мраморы и другие «отменные и полировку принимающие камни», из которых изготовлялись
декоративные поделки для царского двора и столичной знати. Монументальные изделия, поражавшие своим великолепием, требовали колоссальной затраты народных сил и средств.66 Например, в течение 8 лет колыванские камнерезы и шлифовальщики трудились над созданием грандиозной яшмовой вазы весом около 15 тонн. Ее транспортировали в столицу на особых платформах по 180 лошадей.67
Русское изобразительное искусство в Сибири представляли преимущественно художники-самоучки, 68 писавшие иконы и парадные портреты
чиновной и купеческой знати, тщеславно стремившейся увековечить себя
в памяти потомства. Гостиные и залы заказчиков, превращенные в «прелестные пантеоны сибирского бессмертия», вызывали негодование
П. А. Словцова, который восклицал: как люди «с душою не всегда белою смеют желать пережить свою ничтожность на холсте?» и отвечал:
«Даже желать надобно, чтобы эти Ивановы червячки светились долее»,
чтобы кисть и холст «напоминали о себе для негодования».69
Ряд талантливых художников-любителей известен среди декабристов,
поселенных в Сибири (Я. М. Андриевич, И. А. Анненков, П. И. Борисов, В. П. Ивашев, Н. П. Репин и др.).70 Из них несомненно выделяется
Н. А. Бестужев. Его живописное наследие стало одним из замечательных
памятников изобразительного искусства Сибири. Еще до восстания
14 декабря Бестужев изучал историю и технику живописи, пробовал свои
силы в этой области; в полной мере его художественное дарование развернулось в Сибири. Здесь им было написано 78 акварельных портретов
участников восстания на Сенатской площади и других сосланных революционеров и их жен. Но Бестужев — не только портретист. Его увлекала
суровая красота сибирской природы, которую он отобразил в многочисленных пейзажах, написанных с натуры. Среди них — виды Читы, Петровского завода и их окрестностей. Раньше его живописное наследие по
существу не изучалось. В советское время оно получило высокую оценку
в монографических исследованиях М. Ю. Барановской и И. С. Зильберштейна. Бестужев сумел осуществить свой грандиозный замысел — создание портретной галереи декабристов, считая это своим гражданским
долгом.71
65
Д. А. Б о л д ы р е в - К а з а р и н . Народное искусство в Сибири. Сибирская живая 66старина, вып. 2, Иркутск, 1924, стр. 8—13.
Н. Я. С а в е л ь е в . Алтайские камнерезы. Барнаул, 1956.
67
ЛОИИ, ф. Археографической комиссии, д. 12, л. 33.
68
Домовая летопись Андреева, по роду их, писанная капитаном Иваном Андреевым
ЧОИДР, 1870, кн. 4, разд. V, стр. 126; В. И. В а г и н . 40-е годы в Иркутске. ГАИО,
ф. В.69 И. Вагина, оп. 1, кор. 2, д. 23; Иркутские губернские ведомости, 1857, № 4.
П. А. С л о в ц о в . Прогулки вокруг Тобольска в 1830 г. М., 1834, стр. 177, 178.
70
М. Ю. Б а р а н о в с к а я . Художники-декабристы. В сб.: Декабристы в Сибири.
Новосибирск,
1952.
71
М. Ю. Б а р а н о в с к а я . Декабрист Н. Бестужев. М., 1954.
..-..' г
32*
49*
Воспитанником декабриста И. Д. Якушкина — учеником его школы
взаимного обучения, созданной в г. Ялуторовске, был известный сибир72
ский художник-карикатурист М. С. Знаменский. В 60-х годах он сотрудничал в сатирическом журнале «Искра» — органе русской революционной демократии. Организатором и руководителем этого журнала,
совместно с поэтом В. С. Курочкиным, явился Н. А. Степанов — сын
енисейского губернатора. Молодой Степанов уже в 30—40-х годах приобрел широкую известность как мастер острой сатирической графики.
73
Ему принадлежит ряд карикатур на сибирские темы.
Социально-экономические сдвиги, наметившиеся в Сибири в конце
XVIII в., вызывали рост городов, вместе с тем потребовав упорядочения
их планировки и благоустройства. Соответствующие мероприятия, проводившиеся в конце XVIII в. (создание и реализация первого генерального плана Иркутска и др.), принесли свои положительные плоды, но
требовали дальнейшего развития. Указы о планировке и благоустройстве
сибирских городов последовали в 1809 и 1816 гг. Последние подчас
реализовались весьма своеобразно, чисто административно-бюрократическими методами. Так, губернатор Трескин, наметив выпрямление иркутских улиц, приказал поставить по городу вехи, обозначавшие новое расположение улиц, а обывателям предписывалось в течение года перенести
или перестроить в соответствии с этим свои дома. Многие не смогли
выполнить это распоряжение. Тогда начальство приступило к разрушению жилищ, лишая людей крова.74
Работы по благоустройству Томска в 1816—1818 гг. начались под руководством находившегося в нем в качестве инженера Г. С. Батенькова.
В 30-х годах Томск, переживший эфемерное оживление в связи с золотой
лихорадкой, был окончательно перепланирован: его центральная часть
отнесена из низменной долины р. Ушайки на Юртошную гору.75 Медленно хирел Тобольск, уступая свое былое величие молодому военизированному Омску, в назидание жителям которого в 1820 г. по приказу
командира отдельного сибирского корпуса генерала Капцевича была издана специальная книга: «Разные виды заборам, решеткам деревянным
с воротами и без ворот, также каменным и деревянным домам с приложением примерной сметы и инструкции для руководства желающим
строиться».76
Несмотря на требуемую стандартизацию в застройке городских зданий, большинство обывательских домов в сибирских городах мало чем
отличались от сельских построек с их типичной планировкой «клетью»
или «связью». Дома эти, оставшиеся от конца XVIII—начала XIX в.,
невелики, сложены из крупных бревен, крыты деревянными четырехскатными крышами. На их стенах не было никаких украшений, кроме разве
«сухариков» в карнизах (под кровлей), на наличниках, на воротах и ка77
литке. В Иркутске за особую высоту кровли подобные дома называют
«горбатыми»,. В дальнейшем жилые постройки разнообразились конструктивно, обрастали со стороны дворов и садиков флигелечками, галереями, балконами и лоджиями, создавая впечатление интимности. Наоборот, уличный фасад домов обычно был строгим, линейно вытянутым и,
72
См. статью М. С. Знаменского «Иван Дмитриевич Якушкин. (По неизданным
материалам)».
(Сибирский сборник, 1886, кн. 3, стр. 86—105).
73
С. С. Т р у б а ч е в. Каррикатурист Н. А. Степанов. Исторический вестник,
1891, 7 №
3, стр. 457—487.
• -4 Ф. А. К у д р я в ц е в , Г. А. В е н д р и х. Иркутск. Очерки по истории города.
Иркутск,
1958, стр. 69.
75
А. И. П о п о в. Томск. М., 1959.
76
Томские губернские ведомости, 1860, № 26.
77
А. М. П р и б ы т к о в а - Ф р о л о в а . Памятники архитектуры XVIII и XIX вв.
• в Томске. Тр- Томск, краеведч. музея, т. II, 1929, стр. 32.
.500
как правило, лаконично декорированным. Большое значение приобрела
окраска.
В русском народном зодчестве Сибири сохранились архаичные формы
«тройных» и «двойных» домов, уже исчезнувшие в то время в Европейской России. «Суровый климат способствовал созданию интересных пространственных решений крытого двора (в системе «двойных» и «тройных» изб) с его внутренними террасами, площадками и переходами, связанными с избой. Это обеспечивало хозяевам прохладу летом и укрытие
78
от непогоды зимой — при обслуживании своего хозяйства».
Влияние
местной традиции деревянного зодчества подчас проявлялось в камне.
Так, по типу «избы-двойни» был выполнен придел Томской Благовещен79
ской церкви (1783—1807 гг.).
Отдаленность Сибири способствовала сохранению в ее архитектуре
многих архаизмов. Местные архитекторы-самоучки Иван и Кузьма Черепановы сооружением колокольни Воскресенского собора в Омске донесли до 70-х годов XVIII в. традиции древнего шатрового зодчества.
Черты русского барокко дожили до начала XIX в., они прослеживаются
в здании омской гауптвахты,80 в Московских воротах Иркутска, поставленных по проекту губернского архитектора Кругликова, 81 в ярусно расположенных восьмериках томских церквей того времени, в чарующей композиции пирамидально устремленных ввысь причудливых глав Воскресенского храма (1789—1807 гг.) в том же Томске.
Становление классицизма в сибирской архитектуре в основном наступает с начала XIX в. Один из первых и лучших его памятников —
так называемый «Белый дом» в Иркутске, построенный в 1804 г. купцами Сибиряковыми; впоследствии они продали его казне под генералгубернаторскую резиденцию. Работавшие в Сибири архитекторы П. В. Раевский, А. П. Деев, А. А. Арефьев, Я. Н. Попов и другие были учениками и последователями русской классической школы. В основу своих
работ они нередко клали чертежи и проекты ведущих зодчих своего
времени.82 Не лишены самобытности построенные в классическом духе
томские здания — бывший Магистрат и Биржевой корпус. Последний
предназначался для склада, сортировки, просушки и осмотра мехов и других товаров, шедших из Сибири в восточноевропейские губернии (архитектор А. А. Арефьев).
Большие строительные работы резвернулись в центре промышленного
Алтая — Барнауле. Здесь Я. Н. Попов, ученик К. Росси, подобно учителю, стремился к созданию целостных архитектурных комплексов,
объединяющих воедино различные архитектурные ансамбли. Осуществляя
свои замыслы, Попов умело сочетал построенные его предшественниками
здания с новыми, которые пришлось возводить ему самому. Для творчества Попова характерна простота, стройность, чистота форм и декора.83
Широкое внедрение классицизма в рядовое строительство жилых зданий, не только в каменной, но и в деревянной, наиболее массовой архитектуре, даже не только в городах, но и в селах Сибири, лишний раз
свидетельствует о национальном характере этого архитектурного стиля,
полюбившегося самым широким слоям народа. Вместе с тем в деревян78
Е. А. А ш е п к о в. Об архитектурном декоре в деревянном зодчестве в некоторых 79районах Сибири. Архитектура Сибири, Новосибирск, 1951, стр. 31.
А. И. П о п о в. Томск, стр. 30.
80
В. И. Ко че д а м о в. Омск. Как рос и строился город. 1960, стр. 15.
81
Б. Л е б е д и н с к и й . Московские ворота города Иркутска. Иркутск, 1929.
82
Здание присутственных мест в Томске строилось на основе переработанного старого проекта арх. А. Д. Захарова, а омский Никольский казачий собор создавался по
проекту арх. В. И. Стасова (см.: А. И. П о п о в . Томск, стр. 45—46; В. И. К о ч е д ам о в.
Омск..., стр. 28).
83
А. У м а й с к и й . Памятники культуры Алтая. Барнаул, 1959, стр. 120—149.
501
ном домостроении продолжают сохраняться и не менее живучие мотивы
барокко, особенно частые в декоре наличников. При этом следует отметить, что классические формы в восточносибирской архитектуре не получили такого распространения и выдержанности, как в западносибирской.
,: -В середине XIX в. в архитектуре Сибири, как и в центральных
, районах страны, намечаются поиски новых форм, в плане эклектических
.сочетаний различных стилей. В этом направлении проявилась деятель,ность Г. С. Батенькова в период его томской ссылки после 20-летнего за;
.точения в Петропавловской крепости. По проектам декабриста в конце
40-х—начале 50-х годов в Томске был воздвигнут ряд зданий, сочетавших декоративные черты модернизированных старорусского и готического
о ОД
стилей.
** А. М. П р и б ы т к о в а - Ф р о л о в а .
СССР, 1934, № 9, стр. 66, 67.
Архитектор-декабрист.
Архитектура
Заключение
В
настоящем томе рассмотрены основные проблемы истории Сибири почти за три столетия: с конца XVI в. по
50-е годы XIX в. В это время развитие Сибири шло по новым путям.
Решающее влияние на ее историю оказало присоединение к Русскому
государству.
Термин «присоединение», избран не случайно, так как он наиболее
широк и емок. Фактически имели место принудительное (например, завоевание Сибирского ханства), пассивное (например, кеты) и добровольное присоединение (присоединение бурят, хакасов и др.). В этих особенностях присоединения мы усматриваем одну из основных причин
необычно быстрого и с применением весьма малых сил включения в состав Русского государства огромной территории, по своим размерам намного превышающей территорию коренной России. Другой причиной
было непосредственное соседство Руси и Сибири, давнее знание русскими
людьми путей в Сибирь. Недаром русские люди XVII в. называли Сибирь «Украиной» Руси. За несколько десятков лет русские поселения
продвинулись от Урала до берегов Тихого океана, с тем чтобы позднее
появиться на его островах и выйти на восточные берега Северной
Америки.
Сибирь стала частью России, когда та уже прошла многовековый
путь феодального развития и превратилась в единое феодальное государство с высоким уровнем производительных сил, сложной социальной организацией и блестящей для того времени культурой. В состав России
был включен огромный край, народы которого еще не вышли из состояния родовых отношений. Лишь некоторые из них переживали период
разложения родового строя и начальных этапов классообразования.
С конца XVI и до второй половины XIX в. русскому народу
совместно с народами Сибири пришлось пройти большой и замечательный путь. Конец этого периода для страны в целом характеризуется отменой крепостного права и активным развитием капиталистических отношений. Эти процессы не могли не захватить и Сибирь. Начав трехвековой путь с господства родовых отношений, Сибирь к завершению его
переживала формирование капиталистических отношений при сохранении
многоукладности.
Характерной чертой присоединения Сибири к России являлось сочетание политического подчинения с хозяйственным освоением ее девственных просторов. Поэтому было бы неправильно рассматривать процесс
присоединения, начиная с первых походов новгородцев в Югру (XI в.)
или с походов отрядов среднерусских князей (XV в.), хотя они и сопровождались иногда вассальной (правда, весьма эфемерной и временной) подчиненностью отдельных групп сибирского населения. Даже
включение в титулатуру московских князей слова «сибирский» отражает
503
скорее политическую тенденцию, нежели фактическое положение вещей.
И не только потому, что в результате этих акций был захвачен лишь
небольшой, самый западный край огромных сибирских просторов, но и
потому, что они никогда не отмечались сколько-нибудь длительным характером и не походили на процесс, развернувшийся позже.
С конца же XVI в. политическое проникновение Русского государства в Сибирь уже постоянно сочетается с ее освоением и с расселением
в Сибири русского населения, приходящего часто вне контроля или даже
вопреки влиянию государственной власти. Выталкиваемое из коренной
Руси растущим феодально-крепостническим гнетом, трудовое население
составляло основную часть переселяющихся в Сибирь. Причем с течением времени эта струя переселения приобретала все больший удельный
вес по сравнению с другими элементами переселенческого потока (воинскими частями, государственной бюрократией, торговыми людьми и промысловыми предпринимателями).
Размещение этого потока в Сибири чрезвычайно облегчилось наличием громадного запаса неиспользуемых земель. На них в основном и
размещалась масса переселяющихся. Так, наряду с коренным населением
в Сибири образовалось русское население, постепенно составившее основную массу непосредственных производителей материальных благ Сибири.
К началу XVIII в. оно уже превысило количественно коренное население, а к концу рассматриваемого периода превосходило его. Таким образом, уже в XVIII в. Сибирь и по составу своего населения, а не только
по политической принадлежности стала русским краем. Вместе с тем продолжало количественно расти и местное население.
В XVII—XIX вв. происходили миграционные и ассимиляционные
процессы. Часть этих процессов уходила своими корнями в дорусское
время. Постепенно к середине XIX в. складывалось размещение населения, приближающееся к современному.
Развитие Сибири с конца XVII до середины XIX в. было противоречивым, как и развитие любого классового общества. Включение Сибири в состав феодального государства отдавало ее народы во власть
господствующего класса этого государства. Следствием этого было ограбление народов Сибири посредством взимания ясака и других повинностей, а также посредством неэквивалентного обмена. Таким образом,
к изъятию части прибавочного продукта у местного трудового населения
местной выделяющейся верхушкой прибавилось изъятие другой части
этого продукта в пользу господствующего класса русского феодального
общества. Это не могло не ухудшить положения местного населения, не
могло не способствовать консервации и без того закостенелых форм его
хозяйствования.
Вместе с тем то обстоятельство, что в среде русского населения Сибири подавляющую часть составили непосредственные производители
материальных благ, с их многовековыми трудовыми навыками, значительно более совершенными, чем у местного населения, приводило к резкому и общему подъему производительных сил Сибири.
Прежде всего это сказалось в создании сибирского пашенного земледелия. К началу XIX в. русские крестьяне составляли 82% русского населения Сибири и 57%—всего населения края. Если учесть, что земледелием занимались другие слои русского населения и часть коренного
населения, то процент земледельцев должен еще увеличиться. Таким образом, Сибирь быстро становилась крестьянским краем.
При всей пестроте систем (от перелога и подсеки до двухполья, трехполья и трехполья с применением удобрений или в сочетании с перелогом)
земледелие по уровню своему постепенно подтягивалось к крестьянскому
земледелию коренной России и к середине XIX в. мало от него отлича504
лось. Быстрый рост возделываемых площадей и сборов урожая постепенно превращал Сибирь охотничью, рыболовецкую и скотоводческую
в Сибирь земледельческую. Уже к концу XVIII в. в Сибири собиралось
достаточное для удовлетворения внутрисибирских потребностей количество хлеба. Таким образом, уже один этот факт говорит о том, что
вместе или наряду с хозяйством потребительским выросло мощное хозяйство производящее. Русский земледелец — беглец из крепостной
Руси — с успехом вступил в единоборство с сибирской природой и заставил служить ее человеку.
К этому же времени относится создание русскими переселенцами
сибирского ремесла и кустарных промыслов, а со второй половины
XVII в. и особенно в XVIII в. в Сибири появляются мануфактуры.
Развитие промышленности с начавшимся отделением ее от сельского
хозяйства наряду с развитием торговли превращало возникавшие с конца
XVI в. сибирские города, по крайней мере часть их, из административных и военно-административных центров в торговые и торгово-ремесленные центры. Особые успехи в развитии промышленности в XVIII в.
были достигнуты в деле создания горнорудной и металлургической промышленности мануфактурного типа, основанной преимущественно на принудительном труде, с которой связано и начало формирования первых
сибирских рабочих кадров.
В первой половине XIX в. бурно расцветает золотодобывающая промышленность. По разнообразию производимых продуктов, по их количеству и качеству, по техническому уровню производства сибирская промышленность этого периода резко отличалась от существовавшей в Сибири промышленности дорусского периода, которая не выходила за
рамки домашней промышленности. Однако в этот период, как и в последующий, Сибирь находилась в сильной зависимости от промышленности центра и служила резервуаром для сбыта производимых им товаров.
Отмеченный скачок в развитии производительных сил, совершенный
трудовым русским населением, не мог не сказаться и на хозяйственной
деятельности коренного населения. Влияние это было двояким. Развитие
земледелия и русского пушного промысла вело к опромышлению пушных
районов, уменьшало добычу охотничьих хозяйств коренного населения.
Это усугублялось изъятием прибавочного продукта в форме феодальной
ренты, неэквивалентной торговли или прямого грабежа. Рост недоимок
ясака, особенно заметный в последней четверти XVII и в XVIII в.,
может быть расценен не только как результат переобложения населения,
но и как показатель понижения хозяйственной мощности. Противоречия,
проистекающие из сосуществования различных типов хозяйств, впрочем,
не имели катастрофических последствий. Об этом ярко свидетельствует
рост численности коренного населения, который мог иметь место только
в условиях жизнеспособности хозяйств.
Вместе с тем уже в XVII в. можно отметить отдельные случаи,
а в XVIII и в первой половине XIX в. уже довольно многочисленные
факты внедрения в хозяйство коренного населения новых, более высоких
трудовых навыков — обращение к земледелию (что особенно ощутимо
наблюдается в первой половине XIX в.), более широкое внедрение сенокошения и стойлового содержания скота, улучшение орудий лова и охоты.
В то же время запасы рыбы, пушного зверя (за исключением наиболее
ценных пород соболя), пастбищ для скота позволяли сохранять традиционные формы хозяйства.
Присоединение Сибири к России имело своим следствием распространение русского феодализма вширь. Такое расширение не означало
простого подчинения феодальному государству новой территории, насе505
ление которой сохраняло бы нетронутым прежний характер социальных
отношений. Пестрота социальных отношений в Сибири еще более увеличивалась. Наряду с коренным населением, переживавшим этапы родовых отношений вплоть до их разложения и появления зачатков феодальной системы, сложилось многочисленное русское население, характер социального строя которого следует определить как феодальный. Наличие
феодальной собственности, которую сконцентрировало в своих руках само
государство, несвобода непосредственного производителя материальных
благ и господство феодальной ренты — все это характеризовало феодальные отношения, установившиеся у русского населения Сибири. Население
это, бежавшее от феодального гнета, царившего в коренной Руси, оказалось и в Сибири в плену по существу тех же отношений. Правда, отсутствие частного феодального землевладения (при наличии лишь монастырского, кабинетского и немногих дворянских владений), недостаточная
сила и быстрота воздействия центральной феодальной власти и представителей на местах, наличие сильной внутренней миграции русского населения, огромные земельные резервы, зарождение в тот период в стране
уже новых явлений — все это привело к тому, что феодализм в Сибири
не приобрел тех грубых форм, которыми он отличался в центральной
Руси. Все это облегчало переход к новым общественным отношениям,
признаки которых явно обнаруживаются с конца XVIII в., и предопределяло характер аграрного развития Сибири в период капитализма.
В то же время феодальный характер общественных отношений сковывал развитие производительных сил. В сельском хозяйстве это сказывалось в рутинности системы его ведения. Достаточно быстрый рост производства хлеба вызывался расширением посевных площадей, а не интенсификацией хозяйства. В промышленности это выразилось в кризисе
горнорудной и металлургической промышленности, основанной на принудительном труде.
Включение Сибири в состав феодального государства и развитие феодальных отношений в самой Сибири оказывало влияние и на социальное
развитие коренных народов. Вовлечение последних в товарно-денежные
отношения, поддержка русским феодальным государством верхушки местного населения, тяжесть ясачного гнета для рядового населения способствовали усилению неравенства в местных обществах и ускоряли в ряде
их вызревание феодальных отношений. В области социального развития,
как и в сфере производительных сил, мощный толчок, данный совместной жизнью русского народа и коренных народов Сибири, парализовался
в значительной мере колониальной политикой царизма. Социальное развитие коренных народов Сибири в рассматриваемый период характеризуется крайней замедленностью.
В известной мере это должно быть отмечено и в отношении русского
населения. Изъятие прибавочного продукта путем тяжелой феодальной
ренты, таможенная политика с созданными ею искусственными барьерами и подобные этим другие явления тормозили социально-экономическое развитие русского населения.
Значительным явлением в жизни Сибири в данный период было установление в ней государственности. Само коренное население Сибири не
создало предпосылок для ее формирования (за исключением Сибирского
ханства). Эту функцию выполнило Русское феодальное государство, подчиняя население Сибири, и коренное и пришлое, установленным в нем
государственным порядкам. При всех переменах в управлении Сибирью,
происходивших с конца XVI по первую половину XIX в. включительно,
в основном оно следовало за переменами управления в стране в целом
при наличии лишь отдельных частных отступлений. Выполняя свою основную функцию — обеспечение интересов господствующего класса, — эта
506
государственная власть осуществляла угнетение трудовых масс независимо от их национальной принадлежности. В этом отношении весьма показательна фискальная политика феодального государства. Сравнение
обложения русского и коренного населения свидетельствует о приблизительно одинаковой его тяжести. Даже формы обложения постепенно
сближались в сторону перевода на денежное. Развитие социальных отношений шло в рассматриваемый период таким образом, что на одной стороне оказался господствующий класс русского феодального общества,
создавший в Сибири достаточно мощный государственный аппарат, и
сближающаяся с ним родоплеменная и феодализирующаяся верхушка коренного населения, а на другой — трудовые массы как русского, так и
нерусского населения.
По этой линии развертывалась и классовая борьба. Она носила различные формы: от пассивного уклонения от взноса ренты и бегства до
открытых антиправительственных выступлений. Все эти формы были характерны для борьбы и русского, и коренного населения. Иногда эти два
потока выступлений сливались вместе, объединенные единством классовых интересов. Размах классовой борьбы здесь в этот период не достигал такого уровня, как в центре страны, ибо сама острота классовых
противоречий в Сибири была меньшей. Огромность просторов при наличии гигантских резервов земель, сравнительная слабость еще только налаживающегося государственного аппарата, своеобразие феодализма,
сила родовых отношений у большинства местного населения — все это
если не смягчало, то притупляло остроту противоречий.
Выполняя функции угнетения трудовых масс, государственная власть
в то же время и содействовала развитию Сибири. В частности, сельскохозяйственное и промышленное освоение лесостепной плодородной и богатой рудными запасами полосы стало возможным лишь благодаря организованным государством укрепленным линиям, укрывшим земледельцев
и горнорабочих от набегов южных кочевников. От этого выигрывало не
только русское, но и коренное население.
Важным следствием отмеченных явлений было развитие культуры
Сибири. Этот процесс происходил под мощным влиянием общерусской
культуры, отражением которой и была культура сибирской окраины.
С некоторым опозданием и в более слабо выраженных формах культура
Сибири переживает те же этапы, что и культура центра России. При
весьма слабом распространении в народе грамотности развивается техническая (Ползунов) и общественная мысль (Словцов, Батеньков). Немалым был вклад ссыльных в развитие этой культуры (Радищев, декабристы). Особую, хотя и не очень яркую, окраску в эту культуру вносило
взаимодействие культур русского и коренных народов. Сильнее всего это
сказывалось в развитии материальной культуры (одежда, жилище, орудия производства). В то же время в рождавшейся сибирской литературе
находили отражение местные события, волнующие местное общество
вопросы, влияние фольклора коренных народов. Из коренного населения
в это время выдвинулись крупные представители общественной мысли
(Галсан Гомбоев, Доржи Банзаров, Чокан Валиханов).
В последней трети изучаемого периода наряду с отношениями патриархальными (родовыми), патриархально-феодальными и феодальными
в Сибири формируются и отношения буржуазные. Отдельные элементы
их отмечаются и в более ранний период. В сельском хозяйстве это
сказалось в расслоении крестьянства, выделявшего, с одной стороны,
бедноту, а с другой — зажиточную верхушку. Характерной фигурой в сибирской деревне становится крестьянин с значительной запашкой, большим количеством скота, использующий в своем хозяйстве бедняка в качестве наемного работника (чаще всего временного) и часто сочетающий
507
земледелие с хлебной торговлей и промыслами. Впрочем, размывание
середняка происходит в Сибири медленно. С этим связано то обстоятельство, что рынок рабочей силы в Сибири в середине XIX в. был еще
крайне узким.
В промышленности на смену мануфактуре с принудительным трудом
приходят предприятия капиталистического типа. Наиболее бурно они
создавались в первой половине XIX в. в период золотой лихорадки
в среде золотопромышленников. Характерной чертой сибирской промышленности было слабое развитие предприятий по выработке предметов
потребления, за исключением промышленности по переработке зерна
(мукомольная, винокуренная). Почти не получила развития текстильная
промышленность. Это обстоятельство, свидетельствующее об отставании
промышленного развития Сибири, частично находит объяснение в сравнительно слабом накоплении капиталов в самой Сибири. При баснословных природных богатствах (пушнина, металлы, плодородная земля) образовавшиеся при их эксплуатации доходы в большей степени уходили
за пределы Сибири, обогащая феодальные, торговые, промышленные и
бюрократические круги центра. Несомненно, что наряду с этим вырастали и местные сибирские капиталисты, которые вкладывали образовавшиеся главным образом в сфере торговли капиталы в промышленность
и создавали иногда достаточно крупные дела. Большинство этих капиталов не были устойчивы, как не были устойчивы и созданные на них
предприятия. Причиной такого положения была недостаточная мощность
капиталов, недостаток кредитов, непрочность положения капиталистов
в условиях господства феодальных порядков. В соединении с отмеченной
узостью рынка рабочей силы эти обстоятельства тормозили развитие капиталистической промышленности Сибири. Если хлебом Сибирь себя
обеспечила полностью и начала выбрасывать его излишки на свои рубежи, то в отношении промышленных товаров она находилась в сильной
зависимости от центра. И не только в силу специализации промышленного развития в зависимости от характера природных условий и богатств, но и в силу отставания уровня промышленного развития.
При всей сложности и противоречивости развития Сибири нельзя не
оценить того героического подвига, который был совершен русским трудовым народом, открывшим ее для человечества и сделавшим ее ареной
упорного и плодотворного труда.
Присоединение части азиатского материка не сделало Россию по тенденции развития азиатской страной, а, напротив, превратило Сибирь
в неотъемлемую часть России примерно с тем же уровнем производительных сил и производственных отношений. Это позволило Сибири сыграть
существенную роль в развитии России в целом и через нее, а иногда и
самостоятельно, в мировом историческом процессе. Появление сибирских
товаров на мировом рынке изменило его структуру, вызвало известное
смещение направления мировых торговых путей. Сельскохозяйственный и
промышленный опыт сибирского населения явился заметным вкладом
в развитие трудовых навыков всего человечества и в ряде случаев послужил основой прогресса технической мысли и науки. Особенно большое
значение для формирования передовой мировой науки имели географические открытия русских к востоку от Урала. Три века совместной жизни
русского народа и аборигенного населения позволили Сибири включиться
в общий ход мировой истории и в развитие мировой культуры.
Список
сокращений
Архив Академии наук
Акты исторические
- Всесоюзное географическое общество
- Государственный архив Алтайского края
- Государственный архив Иркутской области
- Государственный архив Курганской области
- Государственный архив Новосибирской области
Государственный архив Омской области
Государственный архив Томской области
- Государственный архив Тюменской области в г. Тобольске
Государственный архив Хакасской автономной области
- Государственный архив Читинской области
- Дополнения к Актам историческим
- Древняя российская вивлиофика
- Журнал Министерства внутренних дел
Журнал Министерства народного просвещения
- Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР
- Ленинградское отделение архива Академии наук
- Архив Ленинградского отделения Института истории
- Полное собрание законов Российской империи
- Русское географическое общество
- Русская историческая библиотека
- Русское историческое общество
- Рукописный отдел Государственной библиотеки им. В. И. Ленина
- Рукописный
отдел
Государственной
публичной
библиотеки
им. М. Е. Салтыкова-Щедрина
СП
- Сибирский приказ
- Сибирская советская энциклопедия
ссэ
- Труды Отдела древнерусской литературы
ТОДРЛ
- Центральный государственный архив древних актов
ЦГАДА
ЦГВИА
- Центральный государственный военно-исторический архив
ЦГИА СССР - - Центральный государственный исторический архив СССР
ЧОИДР
- Чтения в Обществе истории и древностей российских
ААН
АИ
ВГО
ГААК
ГАИО
ГАКО
ГАНО
ГАОО
ГАТО
ГАТОТ
ГАХАО
ГАЧО
ДАЙ
ДРВ
ЖМВД
ЖМНП
ИРЛИ
ЛО ААН
ЛОИИ
ПСЗ
РГО
РИБ
РИО
РО ГБЛ
РО ГПБ
Именной
указатель
Аблагирим, пелымский князек 32.
Аблай, султан, хан Среднего Жуза 213.
Аблесимов А. А., писатель 495.
Абросов, староста с. Туринского 436.
Аввакум, протопоп 145, 169.
Авраамий, расколоучитель 331.
Аврамов П. В., декабрист 470.
Аврорин В. А., лингвист 4.
Агапова Т. И., историк 7, 20, 242, 313,
321, 435.
Агеев М., крестьянин 119.
Агеев Прокопий, рудовоз 391.
Агтаев Бегбелий, мансийский мурза 27.
Азадовский М. К., литературовед 163,
478.
Айдарова X. Г., историк 490.
Акинфов И. П., енисейский воевода 132.
Алачев Дмитрий, хантыйский князь 142.
Алачевы, хантыйские князья 142.
Алдаррв, бурятский шуленга 445.
Алей, сын сибирского хана Кучума 31.
Александр, дьякон, расколоучитель 331.
Александр I, император 451, 453, 457,
458, 462, 482, 491.
Александров В. А., историк 4, 6, 7, 20,
21, 42—46, 48, 76—79, 86, 89, 140,
143—146, 149—151, 156, 177.
Александров Матвей, поэт 444, 495.
Алексеев А. И., историк 281.
Алексеев Василий, атаман 140, 141.
Алексеев М. П., литературовед 21, 74,
159.
Алексеенко Н. В., историк 186, 187.
Аленин (Оленин)-Повольский В. Т., посадский человек 27.
Алибер, французский купец 402, 403.
Алтын-хан, монгольский хан 44, 45.
Алтын-ханы, монгольская династия 36,
106.
Альтшуллер М. Г., литературовед 7.
Алябьев А. А., композитор 496.
Алябьев А. В., тобольский наместник 205,
210, 329, 334, 335.
Анаева-Пряхина, актриса 496.
Анакреон, древнегреческий поэт 448.
Андреев А. И., историк 21, 22, 47, 160,
168, 176, 286, 287, 344, 450.
Андреев А. Н., декабрист 470.
Андреев В. И., историк 323, 325, 329.
Андреев Иван, автор «Домовой летописи»
325, 336, 448, 499.
5ТО
Андреев Мартын, сподвижник Пугачева
321.
Андреев С., геодезист и картограф 348.
Андреев Тимофей, медик 340, 341.
Андреевич Я. М. (Андриевич Я. М.), декабрист 470, 499.
Андриевич В. К., историк 16, 163, 183,
191, 192, 271, 274, 275, 277, 316,481.
Андриевич Я. М. см. Андреевич Я. М.
Андрущенко А. И., историк 320.
Аничков В., воевода, начальник экспедиционного отряда 30, 34.
Анна, дочь иркутского рабочего 475.
Анна Ивановна, императрица 230, 307,
312.
~
Анненков, генерал-адъютант 377.
Анненков И. А., декабрист 468, 499.
Аносов Н. П., горный инженер 395.
Аносов П. П., горный инженер 391.
Антоний Сийский, основатель и игумен
Антоние-Сийского монастыря 166.
Анучин Д. Н., историк 153.
Аполлова Н. Г., историк 7, 182.
Аракчеев А. А., министр 457, 459, 461,
463. 464.
Арефьев А. А., архитектор 501.
Аржаков, голова Борогонского улуса 296.
Аркашев Д. П., механик-изобретатель 391.
Арсеньев К. А., географ 405.
Арсеньев Ю. В., издатель дневника
Н. Спафария 158.
Аршинский Б., сын боярский 141.
Асанов Ф. Я., крестьянин 436.
Асташев, владелец прииска 441.
Асямолов Иван, крестьянин 439.
Атика-мурза, татарский военачальник 28.
Атласов В. В., начальник экспедиционного
отряда 50, 104, 151, 161.
Ащепков Е. А., искусствовед 337, 338,
501.
Бабасан, князек 28.
Бабинов Артемий, посадский человек 37..
Багров Л. С., историк 160.
Базанов А. Г., историк 165, 324—326.
Базанов В. Г., литературовед 492.
Базилевич К. В., историк 81.
Бакай Н. Н., историк 102, 328—330.
Баккаревич М. Н., статистик 272, 276.
Бакланов П., гранильный мастер 499.
Балагуров А. Я., историк 239.
Баландин, владелец прииска 441, 443.
Бальдауф Ф. И., горный инженер, поэт
388, 493.
Банаев Мандархан, старшина Шонтойского
улуса 445.
Банзаров Доржи, бурятский ученый-этнограф 490, 507.
Бантыш-Каменский Н. Н., тобольский губернатор 437.
Барабой А. 3., историк 112.
Баранов Александр, каргопольский купец
276.
Барановская М. Ю., искусствовед 499.
Бардак, хантыйский князек 34.
Барданес
X.,
участник
экспедиции
И. П. Фалька 351.
Баркан, живописец 346.
Барклай де Толли М. Б., полководец 454.
Барсуков А., историк 126.
Барташевич, березовский городничий 452.
Барятинский И. П., якутский воевода 146.
Барятинский Ф. П., воевода, начальник
экспедиционного отряда 30, 34.
Басаргин Н. В., декабрист 468, 474.
Баскаков А., воевода 141.
Баснин В. Н., историк 297.
Басов Емельян, крестьянин 196.
.Батеньков Г. С., декабрист 13, 448, 455—
465, 471—473, 477, 482, 485, 500,
502, 507.
Батур-Хунтайджи,
джунгарский правитель 38.
Бахайк, бурятский князек 145.
Бахеев Именей, старшина Шонтойского
улуса 445.
Бахрушин С. В., историк 17—19, 21, 22,
27, 37, 42, 45—48, 76, 77, 81, 89, 94,
95, 100, 103, 126, 130, 131, 140, 142,
146, 149, 168, 181, 196, 255, 257, 489,
Бахтеяров Е., землепроходец 52.
Бахтин И. И., тобольский прокурор, сотрудник журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену» 333, 335.
Башарин Г. П., историк 280, 404.
Башковский А., красноярский воевода
148.
Башковский М., красноярский воевода
148, 149.
Бекбулат, сибирский хан 25, 29.
Бекетов П., сотник 44, 47, 50, 53.
Бекман И., ученый 342.
Беликов Д. Н., историк 182, 183, 186,
193, 220, 330, 331.
Белинский В. Г. 492, 494.
Беллинсгаузен Ф. Ф., мореплаватель 468.
Белобородое, начальник карательного отряда 318.
Белов М. И., историк 21, 42, 154.
Беляев А. П., декабрист 463, 469.
Беляевы, декабристы 472.
Бенкендорф А. X., шеф корпуса жандармов 470, 476.
Берви-Флеровский В. В., демократ-просветитель 480.
Берг Л. С., географ 21, 293, 344.
Берестов Д. А., дьяк 132.
Беринг Витус, начальник Первой и Второй Камчатских экспедиций 162, 252,
281, 293, 326, 344—347.
Бернешлев, сын боярский 111.
Бернштейн-Коган С. В., историк 407.
Бескровный Л. Г., историк 454.
Бестужев М. А., декабрист 466, 470, 471,
477.
Бестужев Н. А., декабрист 13, 405, 421,
457, 468, 470—473, 499.
Бестужев-Марлинский А. А., писатель-декабрист 405, 492, 494, 495.
Бестужевы, декабристы 464, 466, 478.
Бечасный В. А., декабрист 470.
Беэр Андрей, начальник Колывано-Воскресенских заводов 188, 232, 240.
Биллингс И., исследователь Сибири 342,
351, 352.
Бирон, курляндский герцог, регент 231.
Бичевин, иркутский купец 306.
Бобрищев-Пушкин П. С., декабрист 468,
470, 492.
Бобровский Яков, устюжский купец 253,
276.
Бобылев Н., литератор 494.
Богданов В., медик 400.
Богданович И. Ф., поэт 448.
Боголюбский И., историк 394, 396, 399
Богораз В. Г., этнограф 281, 289, 484.
Богословский М. М., историк 135.
Богуславский Г. А., географ 158.
Боднарский М. С., историк 488.
Болдырев-Казарин Д. А., искусствовед
339, 499.
Волховский С. Д., воевода 29, 30.
Борзов Ф. П., механик Петровского завода 388.
Борисов А. И., декабрист 471.
Борисов П. И., декабрист 471, 472, 499.
Борисовы, декабристы 465.
Боровской, крестьянин 119.
Босой К., купец 145.
Босые, купцы 78, 81.
Ботев Петр, предводитель мангазейской
голытьбы 140.
Бочарникова В. И., историк 7.
Бошокту-хан (Галдан), джунгарский владетель 46.
Бояр, хантыйский князек 28.
Бояршинова 3. Я., историк 4, 6, 19, 73,
89, 142, 268, 269, 272, 275.
Бояшев Ф., тобольский воевода 120.
Брандт Андрей, аптекарь 340.
Броневский С. Б., генерал-губернатор Восточной Сибири 476.
Бубнов, крепостной 455.
Бугор В., начальник отряда служилых людей 47.
Булыгин Ю. С., историк 40, 41, 188.
Булычев И., автор «Путешествия по Восточной Сибири» 319.
Бунаков П., илимский воевода 122, 143.
Бурнашев, начальник Нерчинских рудников 466.
Бухолц И. Д., подполковник, начальник
экспедиции 40.
Буцинский П. Н., историк 16, 34, 65,
183, 257, 258.
Ваганов Ф. С., механик-изобретатель 343,
391.
Вагин В. И., историк 15, 455, 477, 478,
499.
577
Вадковский Ф. Ф., декабрист 468.
Ваксман Иоганн, иркутский лекарь 341.
Валиханов Чокан, историк 490, 507.
Валк С. Н., историк 455.
Вальтон, мореплаватель 346.
Варлаам, архимандрит Верхотурского Никольского монастыря 112.
Варлаам, архимандрит Тобольского Знаменского монастыря 112, 113.
Варлаам Хутынский, новгородский боярин, основатель Хутынского монастыря
166.
Василий Гагара, казанский купец, путешественник 166.
Василий Мангазейский, герой легенды
168.
Васильев Д., начальник отряда служилых
людей 51.
Васильев М., начальник отряда служилых
людей 46.
Васильченко В. Е., историк 330.
Вассиан, тобольский иеромонах 331.
Васютинский, казак 348.
Ватин В. А., историк 46, 273, 275, 401,
486.
Введенский А. А., историк 22, 27, 42.
Вдовин И. С., этнограф 17, 59, 290,
291.
Веймарн И., генерал-поручик, автор описания Колывано-Воскресенских заводов
228, 230, 236, 237, 240, 243, 247,
348.
Вейрих, врач 480.
Величко А., член Сибирского комитета
464.
Вендрих Г. А., историк 197, 274—276,
282—284, 305, 322, 500.
Вербов Г. Д., этнограф 96.
Веревкин М. И., писатель 495.
Вертлюгов, картограф 349.
Веснин В., селенгинский казак 91.
Вилков О. Н., историк 4, 6, 7, 20, 67,
80, 81, 84, 90, 91, 263, 278.
Вильчур Н., историк 330.
Виниус А. А., судья Сибирского приказа
125, 164.
Виноградский Н. И., издатель иркутской
газеты «Домашний собеседник» 477.
Виргинский В. С., историк 233.
Виташевский Н. А., историк 426.
Витсен Н. К., голландский географ 97,
101, 159, 172.
Власьев В., начальник карательного отряда 143.
Власьевский А. Ф., верхотурский купецпредприниматель 251, 256, 257.
Воейков Андрей, начальник отряда служилых людей 35.
Волков, приказчик демидовских заводов
313.
Волков М., рудознатец 228.
Волконская М. Н., жена декабриста
С. Г. Волконского 466, 468—470,
492.
Волконские, декабристы 478.
Волконский С. Г., декабрист 465, 468,
470, 496.
Вологжанин Яша, зверопромышленник 42.
Володимиров, купец 338.
Волынский, воевода 141.
572
Вольтер Ф.-М.-А., французский просветитель 448.
Вольф Ф. Б., декабрист 468, 470, 471.
Вонсович, часовой мастер 455.
Воня, селькупский князек 34.
Воробьев В. В., историк, географ 271—
273, 275, 277.
Вороник Л., художник 351, 352.
Воронихин А. Н., архитектор 386.
Ворошилов И., иркутский купец 280.
Ворошиловы, иркутские купцы 280.
Воскресенский, литератор 335.
Врангель Ф. П., мореплаватель, исследователь Сибири 12, 280, 281, 429, 430,
488.
Враницкий В. И., декабрист 469, 470.
Вульф, иркутский вице-губернатор 306.
Выгодовский П. Ф., декабрист 472.
Выходцев, участник Второй Камчатской
экспедиции 345.
Гагарин М. П., сибирский губернатор 40,
125, 136, 137, 171, 311, 312.
Гагемейстер Ю. А., историк 13, 369,374,
375, 377, 397, 408, 489.
Газенвинкель К., историк 168.
Галдан см. Бошокту-хан.
Галдан-Церен, хан, джунгарский правитель 182.
Галкин, губернский чиновник 462.
Галкин Дмитрий, енисейский сын боярский 111.
Галкин Иван, основатель Баргузинского
острога 47, 53.
Галкин Никифор, начальник отряда служилых людей 47.
Галкин Осип, начальник отряда ясачных
сборщиков 143.
Галсанов Дымбыл, бурятский тайша 445.
Гантимуров, князь 446.
Гантимуров П., князь 149.
Гантимуровы, князья 446.
Гарновский С., чиновник 452.
Гвоздев М. С., мореплаватель 344—346.
Гебль П., невеста декабриста И. А. Анненкова 468.
Геденштром М., исследователь Сибири
392, 422, 477, 489.
де Геннин В., инженер, управляющий
уральскими заводами 228, 349.
Георги И. И., этнограф, исследователь Сибири 296, 297, 350, 351, 427, 428,
497.
Герман И. Ф., • исследователь Сибири
231—234, 352.
Герцен А. И. 13, 462, 465, 480.
Гирченко В., историк 296, 445.
Глазунов, иркутский купец 276.
Глебов А. И., обер-прокурор Сената 280,
306.
Глебов М. Б., якутский воевода 144, 165.
Глинка Ф. Н., декабрист 457.
Глотов, мореплаватель 348.
Глухарев Макарий, миссионер 484.
Глухов, иркутский рабочий 475.
Глухов Иван, начальник отряда стрельцов
29, 30.
Гмелин И. Г., ученый-натуралист, исследователь Сибири 162, 346, 347, 353.
Гнутый Алексей, начальник отряда ясачных сборщиков 143.
Гнучева В. Ф., историк 348, 353.
Гоголев 3. В., историк 4, 6.
Гоголь Н. В. 496.
Годунов Борис, царь 36.
Годунов П. И., тобольский воевода 82,
112, 127, 146, 158.
Голгоч, руководитель восстания ительменов 318.
Голенищев-Кутузов И. Ф. (Большой),
якутский воевода 132.
Голицыны, князья 333.
Головачев П. М., историк 16, 272, 306,
469.
Головин А., тобольский воевода 120.
Головин Д. Ф, гидротехник 343.
Головин П. П., якутский воевода 47, 48,
103, 143, 144, 165.
Головков Матвей, тюменский торговец,
заводчик 261.
Головков Ф. В., тюменский посадский, заводчик 261.
Головковы, тюменские купцы-предприниматели 262.
Головнин В. М., мореплаватель 431.
Голубков, изыскатель 395, 401.
Голубцов Федор, кузнечный ученик 239.
Гольбах П. А., французский философ-материалист 451.
Гольденберг Л. А., историк 7, 21, 156,
160, 161, 168.
Гоман И. Б., нюрнбергский картограф 162.
Гомбоев Галсан, востоковед 489, 507.
Горбань Н. В., историк 219, 222, 315,
321.
Горелов А. А., литературовед 169.
Горланов, участник Второй Камчатской
экспедиции 346.
Горлов Н. П., томский вице-губернатор
465, 476.
Горновский, литератор 491.
Городецкий, дворянин 164.
Горчаков П. Д., генерал-губернатор Западной Сибири 438, 439, 472, 476,
477.
Горчаков П. И., воевода 32, 33.
Готье Ю. В., историк 308, 309.
Грачев В. Г., историк 251.
Гребенщиков, московский купец 271.
Гребенщиков, чиновник 441.
Греков Алексей, московский купец 276.
Греков Б. Д., историк 117.
Греков В. И., историк 7, 21, 161, 162,
344, 348.
Грибоедов А. С. 496.
Григорьев М., участник «холерного бунта»
475.
Григорьев Н. П., петрашевец 478.
Григорьев Ф., плотник 82.
Громбах С. М., историк 333.
Громыко М. М., историк 4, 6, 7, 19, 20,
182, 184, 191, 199, 202, 205, 217, 218,
221, 231, 313, 315.
Гудков И., иркутский актер 496.
Гуляев С. И., краевед 186, 231, 234.
Гумбольдт А., ученый-натуралист 13.
Гурвич И. С., этнограф 17, 18, 48, 49,
292, 317, 319, 363.
Гусельников А., купец 146.
'/4 33
История Сибири, т. 2
Гусельников Ф. П., механик-изобретатель
391.
Гучев, архитектор 337.
Давыдов В. Л., поэт-декабрист 465, 477,
492.
Давыдов Д. П., поэт, краевед 495.
Давыдова А. И.,
жена декабриста
В. Л. Давыдова 468.
Даниил, игумен 166.
Данилевский В. В., историк 249.
Данилов Кирша, певец-скоморох 169.
Даревская Е. М., историк 323.
Дауркин, картограф 349.
Девлет-Гирей, крымский хан 26.
Деев А. П., архитектор 501.
Дежнев С. И., землепроходец 49, 154,
155, 157.
Делиль И. Н., французский географ, картограф 349.
Демидов А. Н., горнозаводчик 228, 230—
232, 258, 340.
Демидова Н. Ф., историк 155.
Демидовы, горнозаводчики 182, 228, 230,
242, 256, 313, 314, 336.
Денбей, японец 161.
Денисовы, авторы старообрядческих книг
331.
Дербина В., историк 276.
Дергачева-Скоп Е. И., литературовед 168.
Державин Г. Р., поэт 448.
Дивин В. А., историк 21.
Димитрий, царевич 168.
Дмитриев В., литератор 491.
Дмитриев С. С., историк 7.
Дмитриев-Мамонов А. И., историк 469,
475.
Дмитриев-Мамонов И. Д., генерал-майор
137.
Дмитрий Ростовский, церковный деятель
331.
Добрынский А., начальник отряда служилых людей 46, 47.
Докторов, директор народных училищ
в Тобольске 329.
Докучаев Г. А., историк 4.
Долгих Б. О., этнограф 4, 6, 7, 17, 21,
42—44, 48, 50, 52, 55, 59, 61, 78, 98,
100, 104, 106, 130, 428, 431.
Долгорукий, сибирский губернатор 110.
Должиков, унтер-офицер 455.
Доржи, посол Джунгарии 41.
Достоевский Ф. М. 478, 479.
Дружинин Н. М., историк 216, 404, 472.
Дубровин Н. Ф., историк 462.
Дулов А. В., историк 7.
Дулов В. И., историк 4.
Дурново С., красноярский воевода 149.
Дуров С. Ф.,. петрашевец 478.
Дымбылов, бурятский тайша 422, 445,
446.
Евладов В. П., этнограф 96.
Евреинов И. М., геодезист 161.
Евсеев Е. Н., историк 7, 325.
Евсеев С. Ф., историк 326.
Евтеев О. А., историк 161.
Евтюгин Тимофей, десятник 33.
513
Едигер, сибирский хан 25.
Екатерина II, императрица 186, 191, 196,
198, 207, 210, 219, 221, 222, 254, 296,
308, 311, 313, 315, 323, 328, 451.
Елецкий А. В., начальник экспедиционного отряда 35.
Елизавета Петровна, императрица 231,
312.
Елчин Я. А., якутский воевода 161.
Енея, князек 141.
Ентальцев А. В., декабрист 470.
Ентальцева А. В., жена декабриста
А. В. Ентальцева 468.
Епанча, татарский мурза 28, 37.
Еремеев Федор, томский рудознатец 156.
Ереняк, киргизский князек 45.
Ермак Тимофеевич 9, 10, 27—31, 33, 95,
138, 153, 166, 169, 491, 494.
Ершов П. П., поэт 477, 483, 494, 496.
Есипов Савва, составитель летописи 9, 30,
166, 489.
ЕФИМОВ А. В., ИСТОрИК 21, 345.
Ефимов И., крестьянин 122.
Ефремов С., начальник отряда служилых
людей 47.
Жеребцов Б., историк 170, 336.
?Кидков Г. П., историк 7, 382.
Жилин А., енисейский солепромышленник
85.
Жилины, енисейские солепромышленники
86, 90.
Жмаев Егор, начальник поисковой партии
395.
Жолобов А., иркутский вице-губернатор
311,312.
Жолудев Д. Г., историк 324, 328, 329.
Жуков 3., литературовед 332, 334.
Жульяни, иркутский учитель 465.
Журавлев А., иркутский учитель 470.
Завалишин В. В., краевед, переводчик 342.
Завалишин Д. И., декабрист 468.
Завалишин И., историк 373, 380.
Загоскин М. В., писатель, общественный
деятель 447.
Заикин Н. Ф., декабрист 470.
Залесов П. М., механик-изобретатель 392,
490.
Залкинд Е. М., историк 50, 52, 54, 105,
130, 422.
Залюжиков, тобольский дворянин 265.
Замахаев С. Н., историк 325, 328.
Замятин Василий, верхотурский купецпредприниматель 256.
Заозерская Е. И., историк 84, 88, 90, 272.
Захаров А. Д., архитектор 501.
Захаров Иван, геодезист 161.
Захаровы, якутские купцы 196.
Здора, иркутский чиновник 465.
Зензинов М. А., нерчинский краевед 478.
Зильберштейн И. С., искусствовед 499.
Зиннер Э. П., историк 337.
Златкин И. Я., историк 38, 46, 182.
Злобин, сотрудник «Сибирского вестника»
489.
Злобин Д., атаман 141.
Знаменский М. С., художник-карикатурист 411, 414, 500.
574
Зобнин Н. М., историк 243, 247, 313,
389, 391.
Зосима Соловецкий, игумен Соловецкого
монастыря 166.
Зубов И. П., пашенный крестьянин 115.
Зубов Н. Н., историк 345.
Зуев В. Ф., этнограф 12, 286, 287, 351.
Зырянов Г., рудознатец 186.
Зябловский Е., географ 273, 275, 276,
372, 373.
Ибак, тюменский хан 25.
Иван IV, царь 25—27, 29.
Иванов А., геодезист, участник Второй
Камчатской экспедиции 346.
Иванов Еремей, сын боярский 165.
Иванов И. И., декабрист 470.
Иванов Кудеярка, беглый крестьянин 33.
Иванов Курбат, начальник отряда служилых людей 51, 157.
Иванов Л., участник Второй Камчатской
экспедиции 346.
Иванов П., землепроходец 49.
Иванов С. В., этнограф 484, 497, 498.
Ивашев В. П., декабрист 468, 499.
Игичеевы, хантыйские князья 95.
Игнатий, сибирский митрополит 116, 164,
166.
Избранд Идее, датчанин, русский посол
в Китае 10, 73, 74, 99, 159.
Изгачев В. Г., историк 7.
Иконник М. Г. (Иконник М. П.), енисейский иконописец 160, 171.
Иконников В. С., историк 169.
Иноземцев П., поэт 493.
Иоанн, архиепископ новгородский 166.
Ионова О. В., историк 47, 144, 444.
Иосаф, нижнекамчатский иеромонах 317.
Иосса Н., инженер 233.
Иохельсон В. И., лингвист 102, 103.
Исаков Яков, нарымский священник 143.
Ишбердей, князек 28.
Ишей, киргизский князек 45.
Кабо Р. М., географ 261, 268, 269, 415.
Кабузан В. М., историк 55, 61, 183, 184,
199, 200, 202, 209, 210, 220, 222,455.
Кавелин К. Д., историк 14.
Казаков А., ссыльный 467.
Казанцев, купец-золотопромышленник 443.
Кайгородов, туринский волостной голова
436.
Калак, бурятский шуленга 445.
Калашников И. Т., автор «Записок иркутского жителя» 457, 463, 491, 494,
496.
Калберх Василий, ямышевский метеорологлюбитель 342.
Камбалов Н., историк 342.
Каменский Федор, подьячий 112.
Камерон Ч., архитектор 386.
Камынин, мещанин 401.
Канаев Никита, иркутский метеоролог-любитель 342.
Капцевич П. М., генерал-губернатор Западной Сибири 364, 463, 500.
Карамзин Н. М., писатель, историк 335,
448.
Карамышев А., исследователь Сибири 342.
Карача, мурза 28, 29, 31.
Кареев Демка, крестьянин 111.
Карпенко 3. Г., историк 6, 7, 20, 186,
228, 232, 233, 313, 314, 321, 390.
Картин, хакасский скотовладелец 487.
Карцов В. Г., историк 7, 216, 250, 251,
273, 275, 288, 313, 452, 458, 462,
464, 478.
Кастрен М.-А., лингвист, путешественник
418.
Катанаев Г. Е., историк 325.
Катырев-Ростовский И. М., тобольский
воевода 168.
Кафенгауз Б. Б., историк 228, 230, 256,
267, 269, 313. 314.
Кафтырев
X.,
приказчик
Братского
острога 123.
Качанов Ф., илимский воевода 121, 132.
Качин И. Н., сын боярский 121, 151.
Качка Г. С., начальник Колыванских заводов 391.
Кваренги, архитектор 338, 386.
Кегель, агроном 371.
Кельметов Аливер, крестьянин 437.
Кеппен А., экономист 402.
Кибер, исследователь Сибири 489.
Кизеветтер А. А., историк 271, 274, 284.
Киндерман, генерал-майор 182, 187.
Киприан, архиепископ тобольский 30, 112,
113, 166.
Кириллов В. В., искусствовед 337.
Кириллов Мирон, тобольский иконописец
171.
Кирилов И. К., картограф, историк 11,
348,349.
Киселев, иркутский купец 282.
Киселев П. Д., министр 216, 361, 404.
Кихек, князек 27.
Кичюров Степан, крестьянин 84.
Клеопин А., начальник отряда казаков 45.
Клешнин А. П., окольничий 33.
Клочков М. В., историк 55.
Ключевский В. О., историк 14.
Княжецкая Е. А., историк 161.
Княжнин Я. Б., драматург 495.
Ковалевский Е. П., историк, геолог 394,
490.
Ковригин Петр, метеоролог-любитель 342.
Кодкин А., историк 328, 340.
Кожухов Ю. В., историк 358, 359.
Козелл, предприниматель 407.
Козыревский И. П., мореплаватель 50,
161.
Койбал, моторский князек 58.
Кокорев Г. И., мангазейский воевода 140.
Кокошко Б. Г., историк 7.
Колесников А. Д., историк 7, 39, 181, 182,
190, 325.
Колесников В., атаман 51, 52.
Колмогоров Василий, владелец винокуренного завода 261.
Колмогоров Егор, староста тюменских посадских 261.
Колмогоров И. В., торговец 261.
Колмогоровы, тюменские купцы-предприниматели 261, 262.
Колобов Н. И., казак 156.
Коловский С., начальник отряда служилых людей 45.
1/2 33
История Сибири, т. 2
Колтовский, сибирский губернатор 205,
210.
Кольцо Иван, начальник отряда казаков
28, 29.
Кольцов М., начальник отряда служилых
людей 45.
Комогорцев И. И., историк 7, 251—253,
275, 313.
Кондаков Г. М., енисейский иконописец
171.
Кондрашенков А. А., историк 21, 206,
219, 313—315.
Коновалов Осип, верхотурский купец 259.
Константин, цесаревич 475.
Конюскевич Павел, тобольский митрополит 324, 331.
Коптяков П., промысловик 77.
КОПЫЛОВ А. Н., ИСТОрИК 4, 6, 7, 19, 20,
52, 81, 84, 89, 124, 131, 133, 156,
160, 171, 271.
Копылов Д., начальник отряда служилых
людей 48, 49.
Копытов Т., ссыльный крестьянин 149.
Корейша Я., историк 326, 328.
Корнеев Е. М., художник 373, 386, 406,
409, 423, 427.
Корнилов Петр, крестьянин 395.
Корнилович А. О., декабрист 472, 473.
Корнильев В. Д., тобольский купец, владелец типографии 265, 332—335, 449,
487.
Корнильевы, тобольские купцы-предприниматели 331.
Коробейников Трифон, московский купец,
путешественник 166.
Коробков, купец-золотопромышленник 441
Корсак А., историк 412.
Корф М. А., историк 457.
Косвен М. О., этнограф 21.
Косованов В. П., историк 110—112.
Косой Семен, промышленный человек 53.
Костров Н., этнограф 487.
Костылев С., рудознатец 228.
Коцебу, немецкий драматург 495.
Кочаков Б. М., историк 286, 287.
Кочедамов В. И., историк 172, 175, 177,
337, 501.
Кошелев Я. Р., литературовед 22.
Красильников, геодезист, участник Второй
Камчатской экспедиции 346.
Кратче, иркутский лекарь 341.
Крашенинников С. П., исследователь Сибири 12, 151, 196, 291, 292, 317, 346.
347, 353.
Креницын П. И., мореплаватель 350.
Кривоногое В. Я., историк 240.
Кривошапкин М., енисейский врач 487.
Крижанич Ю., писатель, публицист 10, 12,
13, 15, 159, 169.
Кристенсон Лоренц, красноярский полицмейстер 332.
Кричевский Осип, нерчинский врач 328
Кротов В. А., иркутский посадский, автор
летописи 282, 311.
Кругликов, архитектор 501.
Крузенштерн И. Ф., мореплаватель 12,
488.
Крушанов А. И., историк 4.
Крыжановский Ю., приказчик 147.
Крылов П. Н., следователь 306.
575
Крюковы, декабристы 470.
Ксенофонтов И., историк 324.
Кубалов Б. Г., историк 469.
Кубасов С. И., тобольский служилый человек 169.
Кудрявцев Ф. А., историк 4, 7, 18, 21,
131, 148, 150, 197, 274—276, 282—
284, 305, 307, 322, 332, 378, 485,500.
Кузнецкий, казак 290.
Кузнецов, золотопромышленник 401.
Кузнецов, подрядчик 416.
Кузнецов-Красноярский, историк 462.
Кузьмин А. К., чиновник 463, 485.
Кулаков Я., участник экспедиционного отряда 52.
Кунгуров Г., историк 332.
Кунгурова, крестьянка 391.
Куприянова 3. Н., литературовед 98.
Куракин Б. А., сенатор 437.
Куркин, начальник экспедиции 348.
Курочкин В. С., поэт 500.
Курочкин Яков, устюжский купец 276.
Куткин, тобольский купец-предприниматель 404.
Кучум, сибирский хан 26—36, 95, 167.
К—шов К., историк 456.
Кюхельбекер В. К., декабрист 457, 477,
492.
Кюхельбекер М. К., декабрист 457.
Кюхельбекеры, декабристы 470.
Лавров Никита, сын боярский 115.
Лазарев, казак 348.
Лазарев Ефим, чиновник 371.
Лаксман Эрик (Кирилл Григорьевич), исследователь Сибири 276, 342, 343.
Ланганс, топограф 352.
Ландау С. Д., историк 336.
Ланин Федор, иркутский купец-предприниматель 253.
Лаптев Д., участник Второй Камчатской
экспедиции 345, 349.
Лаптев X., мореплаватель, картограф 349.
Лассениус, участник Второй Камчатской
экспедиции 345.
Латкин Н. В., краевед 271, 272, 395, 486.
Лаулин М. С., механик-изобретатель 392.
Лебедев, актер 496.
Лебедев Д. М., историк 158, 345, 346.
Лебедев Петр, селенгинский врач 328,341.
Лебединский Б. И., искусствовед 501.
Левашов М. Д., начальник морской экспедиции 350.
Левенталь Л. Г., этнограф 426.
Левин М. Г., этнограф 17, 18, 432.
Ледантю К., невеста декабриста В. П. Ивашева 468.
Ленин В. И. 5, 183, 364, 374, 376, 491.
Леонтьев, начальник экспедиции 348.
Лепарский, комендант 466, 467, 471.
Лепехин И. И., исследователь Сибири 11,
287, 350, 351.
Лесной Егор, ссыльный крестьянин 394.
Летнев Григорий, начальник отряда ясачных сборщиков 143.
Леццано Б. Б., иркутский военный губернатор 451, 452.
Лещинский Филофей, тобольский митрополит 96, 165, 170, 324.
516
Лимонов Ю. А., историк 7, 157.
Линденау Я., исследователь Сибири 104,
291,346,347,349.
Линней К., шведский ученый 342, 353.
Лисянский Ю. Ф., мореплаватель 488.
Литвинов С. В., инженер-изобретатель 388,
392, 490.
Литке Ф. П., мореплаватель 12, 488.
Лихарев, начальник экспедиционного отряда 40.
Лиховицкий А., историк 323.
Логуй, борогонский тойон 47, 48, 144,
Лодойников Яким, ученик Московской навигацкой школы 324.
Лодыженский М. С., якутский воевода
131, 145.
Ломаев Семен, приказчик Верхне-Камчатского острога 151.
Ломоносов М. В. 11, 12, 332, 336, 349,
350.
Лонг, американский китобой 488.
Лопатин Н. А., енисейский золотопромышленник 397.
Лопуцкий Станислав, живописец 158.
Лоскутов, нижнеудинский исправник 457.
Лошкарев Родион, сподвижник Пугачева
321.
Лугуй, угорский князек 30.
Лужин Ф. Ф., геодезист 161.
Лукичев С. С., историк 7.
Лунин М. С., декабрист 470, 471.
Лупачко, промышленный человек 46.
Лыков Б. М., начальник Сибирского приказа 124.
Лысов, начальник экспедиции 348.
Львов Л., краевед 359.
Львов Ф. Н., петрашевец 478—480, 487.
Любомиров П. Г., историк 228, 250—253,
256, 272, 276, 279.
Люрсениус, живописец 346.
Ляхов Иван, купец-промысловик 196, 348.
Ляховы, купцы-промысловики 196.
Маак Р. К., географ 483.
Магидович И. П., историк 490.
Макаров В. И., историк 219, 313.
Макаров Ф. В., якутский купец 332.
Максимов С, историк 435, 440, 468, 469,
471, 475.
Максимович Иоанн, сибирский митрополит
169.
Малеев, подрядчик 416.
Малеев Л., краевед 228, 231.
Малков Алексей, кутомарский врач 328,
341.
Малоземова А. И., историк 341.
Маломонк А., землепроходец 52.
Малыгин, картограф, участник Второй
Камчатской экспедиции 345, 349.
Малявин, приисковый рабочий 443.
Малявинский, золотопромышленник 395,
401.
Маляревский П. Г., историк 170, 336.
Маметкул, племянник сибирского хана Кучума 27—29.
Мамонов Андрей, московский купец 276.
Мамонтов, московский купец 276.
Манассеин В. С., историк 489.
Мансуров И., начальник отряда служилых
людей 30—32.
Манчары Василий (Слободчиков), якутский повстанец 444, 495.
Мария Павловна, самозванка 475.
Маркевич, антрепренер 496.
Маркс Карл 31, 109, 123, 412, 480.
Мартене Ф. Ф., историк 277.
Мартос А. И., инженер 275, 276, 282,
462—464.
Мартынов Л. М, поэт 449.
Мартынов Филипп, сподвижник Пугачева
321.
Марченко М. И., историк 315.
Маслов, полковник 476.
Матвеенков И. И., философ 4.
Матвей, тобольский протодьякон 171.
Матигоров А. П., владелец стекольной
фабрики в Тобольске 265.
Матигоров Я., владелец стекольной фабрики в Тобольске 265, 266.
Матюшкин Ф. Ф., мореплаватель 488.
Мачтет Г. А., писатель 361.
Машаров Г., начальник поисковой партии
395.
Медведев Артемий, руководитель крестьянского выступления 437.
Медведев Евсей, тобольский посадский
265.
Медведевы, тобольские предприниматели
265.
Меллер Б. И., правитель Колыванской области 205, 210, 248.
Менделеев И. П., педагог 456, 483.
Меновщиков Г. А., этнограф 291.
Мерк К., врач ь участник экспедиции 291,
351.
Мерлин, подполковник 318.
Мессершмидт Д. Г., исследователь Сибири
162, 163.
Метелкин, самозванец 321.
Мещеряк Матвей, начальник отряда казаков 30, 32.
Мещеряков Г. П., историк 454.
Миддендорф А. Ф., ученый-путешественник 13, 353, 424, 490, 498.
Миллер Г. Ф., историк 11, 12, 21, 29, 30,
32, 34, 37, 95, 104, 125, 137, 162, 199,
205, 211, 212, 214, 217, 218, 220, 223,
231, 242, 255—259, 263—267, 269,
270, 298, 326, 342, 345—347, 349,
350, 353, 491.
Милов Л. В., историк 206.
Милованов Игнатий, посол в Китае 155.
Милюков П. Н., историк 277.
Минин, участник Второй Камчатской
экспедиции 345.
Мирзоев В. Г., историк 6, 22, 342.
Мирович Яков, метеоролог-любитель 342.
Миронов Осип, начальник отряда казаков
151.
Мистрюковский М., ссыльный поляк 475.
Михайлов К. П., историк 376.
Михалевский Остафий, начальник отряда
ясачных сборщиков 143.
Мичурин Иван, иркутский купец 197, 282.
Мичурин Петр, иркутский купец 197,
282.
Многогрешный В., ссыльный украинский
полковник 46, 149.
Мозалевский А. Е., декабрист 467.
Мозгалевский Н. О., декабрист 469.
Мозжерин Трофим, рабочий Колыванского
завода 391.
Молчанов Федор, геодезист 161.
Момбелли Н. А., петрашевец 478.
Мордвинов А. А., нерчинский краевед
478.
Морозов Иван, учитель Барнаульской горнозаводской школы 327.
Москвитин И. Ю. (Москвитинов), енисейский служилый человек 49, 111, 154,
156.
Мотора С., землепроходец 49.
Муравьев, участник Второй Камчатской
экспедиции 345.
Муравьев А. 3., декабрист 465.
Муравьев А. М., декабрист 470, 496.
Муравьев Н. М., декабрист 464, 468.
Муравьев-Апостол М. И., декабрист 472.
Муравьева А.
Г., жена декабриста
Н. М. Муравьева 467, 468, 471.
Муравьева Е. Ф., мать декабриста Н. М.
Муравьева 471.
Мурзин Лев, тюменский иконописец 171.
Мурзина А. И., этнограф 417.
Мусин-Пушкин М. С., енисейский воевода
149.
Муханов П. А., декабрист 468.
Мыльников С., иркутский купец 197.
Мюллер И. Б., исследователь Сибири 162.
Мясников, золотопромышленник 407, 441.
Мясников В. С., историк 155.
Мясной И., воевода 31.
Мятлев, иркутский губернатор 326.
Навацкий С., землепроходец 46.
Нагаев А. С., историк 7, 398, 401, 441.
Найденов Н. А., историк 218, 263, 264.
Нарожницкий Антоний, тобольский митрополит 323.
Нарышев, ясачный татарин 232.
Нарышкин В. В., начальник Нерчинских
заводов 311, 312.
Нарышкин М. М., декабрист 468.
Нарышкина Е. П., жена декабриста
М. М. Нарышкина 468.
Небороков Захар, приисковый рабочий
443.
Неводчиков Михаил, тобольский крестьянин 196.
Нектарий, архиепископ сибирский 166.
Немцов, иркутский губернатор 311, 312.
Ненянг Ваули см. Пиеттомин Ваули.
Ненянг Содома, участник восстания ненцев и хантов 444.
Несговорский Андрей, тобольский житель
164.
Неустроев А. Н., библиограф 335.
Нечкин Ф. Н., механик-изобретатель 391.
Нечкина М. В., историк 458, 469.
Никитин Г. Р., купец 81.
Никитины, купцы 81.
Николаева, актриса 477.
Николай I, император 376, 391, 439, 445,
446, 464, 466—468, 470, 477, 478, 492.
Николев И. Ф., иркутский воевода 120.
Николев С. Ф., нерчинский воевода 149.
Новгородов, комиссар 318.
Новиков Н. И., писатель, просветитель
12, 449.
33*
577
Новицкий Григорий, писатель, миссионер
12, 96, 162.
Новлянская М. Г., историк 162, 163.
Новокрещенов Гавриил, отставной казак
439.
Новомбергский Н. Я., историк 156.
Ногин, тобольский губернатор 366.
Ножевщиков Н. Г., главный лекарь Колывано-Воскресенских заводов 327, 340.
Оболенский Е. П., декабрист 465.
Обручев В. А., геолог 490.
Обухов Л., илимский воевода 145.
Овцын, участник Второй Камчатской экспедиции 345, 349.
Оглоблин Н. Н., историк 15, 16, 137,
142, 146, 149, 164—166, 171, 177, 178,
183.
Оглы Б. И., искусствовед 338, 339.
Огородников В., историк 130, 131.
Огрызко И. И., историк 96, 288.
Огурцов С. А., географ 488.
Одинцова М. К., историк 7, 142, 177.
Одоевский А. И., декабрист 467, 468, 492.
Одоевский Н. И., судья Сибирского приказа 125.
Оилан, бурятский князек 44, 45, 51.
Окладников А. П., археолог 4, 17, 18, 21,
42, 44, 50, 51, 100, 141, 145, 150.
Окуловский Николай, мещанин 395.
Окунь С. Б., историк 317, 319, 430, 431,
488.
Оладьин Б., илимский воевода 145.
Оленин-Повольский В. Т. см. Аленин-Повольский В. Т.
Олень Алексей, служилый человек 53.
Олсуфьев А. В., управляющий Кабинетом
247.
Омогой, герой якутского эпоса 102.
Омский Федор, дьякон 327.
Омьятов Айвулан, корякский повстанец
318.
Орина, крестьянка 123.
Орлов А. И., кяхтинский штаб-лекарь, издатель рукописных журналов 477.
Орлов В. Н., литератор 332.
Орлова В. С., географ 144.
Остафьев Я., приказчик 121.
Островский А. Н. 496.
Охлопков Ф., сыщик 131.
Ошанин Андрей, енисейский воевода 140,
141.
Пабст, тобольский врач 487.
Павел, сибирский митрополит 112.
Павел I, император 243, 451, 475.
Павленко Н. И., историк 227, 251, 253,
256, 257.
Павлинов Д. М., этнограф 426.
Павлов, участник Второй Камчатской
экспедиции 345.
Павлов Н. П., историк 7, 360, 362.
Павлуцкий Д. И., начальник экспедиционного отряда 289, 318, 344, 349.
Пайков, мореплаватель 348.
Пактусов П. К., мореплаватель 488.
Палицын А. Ф., мангазейский воевода 46,
47, 100.
Палкин Б. Н., историк 177, 327, 328, 333,
340, 341.
518
Паллас П. С., исследователь Сибири 11,
162, 272, 273, 277—279, 286, 287,333,
341, 350, 351, 353, 487.
Палопежемцев Н., историк 328.
Панин П. И., государственный деятель
320.
Панкратова А. М., историк 455.
Пассек В. В., ссыльный 453, 495.
Пассек Вадим, этнограф 491.
Патканов С. К., историк 96.
Пахолков А., иркутский купец 282.
Пашков А. Ф., енисейский воевода 132,
145.
Пежемскнй П. И., иркутский посадский,
автор летописи 282, 311.
Пекарский П. П., историк 165, 324.
Перевалов Григорий, тюменский посадский, владелец винокуренного завода
261.
Перевалов Петр, тюменский посадский,
торговец 261.
Перевалов Т., участник экспедиции Павлуцкого 349.
Переваловы, купцы-предприниматели 262.
Перфильев И., иркутский сын боярский
150.
Перфильев М., енисейский служилый человек 46, 49, 50, 52.
Пестель И. Б., сибирский генерал-губернатор 445, 453, 455, 491.
Пестель П. И., декабрист 460, 472.
Пестов А. С., декабрист 468.
Пестов И., историк 272, 273, 275.
Петерсон И., тобольский штаб-лекарь 333,
487.
Петлин Иван, томский казак, посол в Китае 155.
Петр I, император 10, 11, 40, 55, 137,
151, 161, 162, 164, 308, 312, 325, 326,
343, 344, 349.
Петр III, император 221, 315.
Петрашевский М. В. 13, 478—480, 487.
Петров В. В., ученый, педагог 326.
Петров В. И., историк 223, 363.
Петров В. П., художник 336.
Петров И., иркутский литератор 493.
Петров Л. А., историк 490.
Петров Трифон, автор старообрядческих
книг 331.
Петряев В., историк 478.
Петряев Е. Д., историк 177, 178, 326,
340—342.
Пиеттомин (Ненянг) Ваули, руководитель
восстания ненцев и хантов 419, 443.
Пилецкий Никита, ученик Московской навигацкой школы 324.
Пиль, иркутский и колыванский генералгубернатор 434.
Писемский Г. И., начальник экспедиционного отряда 36.
Платонов С. Ф., историк 169.
Племянников А., енисейский воевода 119.
Плетенев Дементий, московский купец 276.
Плещеев А., иркутский вице-губернатор
311,312.
~
Поджио А. В., декабрист 472.
Поклевский, предприниматель 407.
Покровская И. М., историк 256.
Покровский Н. Н., историк 7.
Покшишевский В. В., географ 362.
Полевой, мореплаватель 348.
Полевой Б. П., историк 6, 155, 157, 158,
160
-„
Полевой Н. А., писатель, издатель журнала «Московский телеграф» 493, 494.
Ползунов И. И., механик-изобретатель
235, 248, 249, 343, 507.
Полибин Ф., енисейский воевода 114.
Поликсеньев, иркутский учитель 476.
Полтев С., служилый человек, назначенный воеводой в Иркутск 150.
Полянский Д. Л., думный дьяк 132, 149.
Пономарев, картограф 348, 349.
Пономарев, якутский тойон 444.
Попов, мещанин 395.
Попов, студент, участник Второй Камчатской экспедиции 346.
Попов А. И., историк, краевед 500, 501.
Попов Андрей, верхотурский купец-золотопромышленник 394.
Попов Д., рудознатец 232.
Попов И. В., историк 339.
Попов Иван, подлекарь Барнаульского госпиталя 340, 341.
Попов М. И., писатель и переводчик 495.
Попов Ф. А., землепроходец 49.
Попов Федор, верхотурский купец-золотопромышленник 394.
Попов Я. Н., барнаульский архитектор
501.
Поповы, золотопромышленники 441.
Порецкий, чиновник 377.
Порошин А. И., управляющий алтайскими
заводами 330, 343.
Поскочин Л. М., писец 112, 120.
Постников Михаил, дьяк 112.
Постнов Ю. С., литературовед 7.
Потанин Г. Н., историк, деятель областнического движения 15, 185, 210, 261,
269, 314, 316.
Потапов Л. П., этнограф 4, 6, 7, 17, 18,
43, 46, 106, 185, 404, 484, 485.
Потехин, красноярский солепромышленник
273.
Похабов И., приказчик Братского острога
52, 121, 123, 145.
Похабов Яков, основатель Иркутского
острога 51.
Походящий М. М., верхотурский купецпредприниматель 256, 257, 259, 265.
Поярков В. Д., землепроходец 53, 76, 104,
156.
Пранг 2-й, горный инженер 402.
Преображенский А. А., историк 7.
Прибылов, промысловик 196.
Прибыткова-Фролова А. М., искусствовед
338, 500, 502.
Прокопий, устюжский юродивый 166.
Прокопович Феофан, писатель, церковный
деятель 331.
Прокопьев Н., самозванец 476.
Прокопьев Стефан, иркутский посадский,
предприниматель 276.
Прончищев, участник Второй Камчатской
экспедиции 345.
Пругавин А. С., историк 314.
Пруденский Г. А., экономист 4.
Прудковский В., тобольский учитель, сотрудник журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену» 333.
Прутченко С., историк 310, 366, 439.
Прянишников, участник Второй Камчатской экспедиции 345.
Пугачев А. Р., историк 156.
Пугачев Е. И., руководитель крестьянской
войны 1773—1775 гг. 309, 319—321.
Пушкарев, начальник экспедиционного отряда 348.
Пушкин А. С. 467, 492—494.
Пушкин В. И., якутский воевода 86, 144.
Пущин И. И., декабрист 456, 461, 467.
Пущин Максим, капрал, член сыскной комиссии 137.
Пыпин А. Н., историк 16, 457.
Пьянков Семен, руководитель крестьянского выступления 437.
Рагузинский С. В., начальник Посольской
канцелярии 297, 310.
Радищев А. Н. 12, 21, 243, 273, 278,279,
288, 333, 335, 449—453.
Радуковский Н., начальник отряда служилых людей 51.
Раевский В. Ф., декабрист 458, 470—472.
Раевский П. В., архитектор 501.
Разгон И. М., историк 4.
Разин С. Т., руководитель крестьянской
войны 1670—1671 гг. 148, 149, 169,
439.
Ребров И., начальник отряда служилых
людей 49.
Ревякины, купцы 78, 81.
Регули, писатель 417.
Ремезов А. Н., художник 171.
Ремезов И. С., картограф 160.
Ремезов Л. С., картограф 160.
Ремезов С. С., художник, картограф 160,
171.
Ремезов С. У., картограф, историк 9, 10,
15, 29, 35, 83, 85, 87, 94, 160—162,
164, 166—168, 171, 175, 176, 337,341,
346.
Ремезовы, картографы 161, 177.
Репин Н. П., декабрист 470, 499.
Репнин И. Б., судья Сибирского приказа,
тобольский воевода 125, 135, 158.
Реслейн Андрей, врач 341.
Реслейн Иван, врач 328, 341.
Реслейны, врачи 342.
Риддер Ф., начальник поисковой партии
232.
Римский-Корсаков М. И., енисейский воевода 148, 171.
Робек Михаил, нерчинский врач 341, 487.
Ровинский Г., искусствовед 171.
Роден П., полковник 213.
Родкжов, житель Енисейска 342.
Рожков В. А., историк 231.
Розен А. В., жена декабриста А. Е. Розена 468.
Розов Н. Н., литературовед 332.
Романов, участник экспедиции Лаптева
346.
Романов Н. С, историк 131, 295, 449,486.
Ромодановская Е. К., литературовед 6, 7,
165, 166, 168, 331, 332.
Ромодановский И., томский воевода 142.
Ромодановский Ф. Ю., судья Сибирского
приказа 125.
Роселли Ф., экономист 398.
579
Росси К., архитектор 386, 501.
Рубинштейн Н. Л., историк 205, 208.
Руперт В. Я., генерал-губернатор Восточной Сибири 442, 476, 477.
Русакова Л. М., историк 7.
Руссо Жан-Жак, французский философ
448.
Рыжков И. Ф., коллекционер-нумизмат
234.
Рылеев К. Ф., поэт, декабрист 31, 491,
492, 495.
Рындзюнский П. Г., историк 7.
Рябов Григорий, самозванец 320.
Рязанов, купец-золотопромышленник 440,
443.
Рязановы,
купцы-золотопромышленники
442.
Савватий Соловецкий, игумен Соловецкого монастыря 166.
Савелов Антон, нерчинский воевода 149.
Савелов Афанасий, иркутский воевода
150.
Савельев И. Г., московский купец-предприниматель 250, 251.
Савельев Н. Я., историк 7, 233, 330, 343,
499.
Савинов И., литератор 494.
Салтыков П. М., тобольский воевода 171.
Салтыков С. И., тобольский воевода 147.
Салтыков-Щедрин М. Е. 480.
Самойлов Алексей, енисейский служилый
человек 111.
Самойлов Карп, енисейский стрелецкий
голова 111.
Самойлов Л. М., историк 277—279, 411.
Самоквасов Д. Я., этнограф 418, 423,
425.
Самсонов С., начальник отряда служилых
людей 46.
Сарычев Г. А., мореплаватель 281, 290,
291, 345, 351, 352.
Сафронов Ф. Г., историк 7, 19, 47, 48,
50, 156, 194, 214, 281, 305, 371, 405.
Сватиков С. Г., историк 456.
Светешников Н., купец-промысловик 48.
Светличная Л. И., историк 459.
Светлов Л. Б., историк 451.
Свистунов П. Н., декабрист 470, 496.
Сгибнев А., историк 317, 318.
Севастьянов Василий, беглый крестьянин
33.
Сейдяк, тайбугин, сын сибирского хана
Бекбулата 29, 31, 32.
Селифонтов И. О., сибирский генерал-губернатор 451, 452.
Семевский В. И., историк 219, 222, 313,
398, 440, 464, 465.
Семевский М. И., историк 477.
Семенов А., историк 278—280.
Семивский Н., историк 278, 486.
Сенге, джунгарский тайша 45.
Сенковский О., писатель 478.
Сербина К. Н., историк 158.
Сергеев, ссыльный крестьянин 455.
Сергеев В. И., историк 27, 28, 89, 90.
Серебренников Андрей, московский купецпромысловик 196, 293.
Сибиряков А. В., иркутский купец-предприниматель 282, 306.
520
Сибиряков Василий, иркутский купецпредприниматель 282.
Сибиряков М. В., иркутский купец-предприниматель 197, 282.
Сибиряковы, иркутские купцы-предприниматели 282, 306, 501.
Сивере И., исследователь Сибири 337,
342, 366.
Сивков К. В., историк 333.
Сидоров, купец, открывший месторождение графита 403.
Сизов И., иркутский купец 191, 282.
Силин Е. П., историк 274—279, 282—
284, 307, 332.
Сильвергельм, генерал-губернатор Восточной Сибири 442.
Симеон, архиепископ тобольский 170.
Симеон Верхотурский, герой легенды
168.
Симченко Ю. Б., этнограф 21.
Синявин Б., комендант Кузнецка 40.
Сироцинский, польский повстанец 474.
Сказкин С. Д., историк 224.
Скалой А., генерал-майор 320.
Скалой В. Н., географ 21.
Скарятин В. Д., автор «Записок золотопромышленника» 401.
Скороходов С., начальник отряда служилых людей 52.
Скуратов, участник Второй Камчатской
экспедиции 345.
Скурихин Сергей, наемный работник 115.
Слободчиков Василий см. Манчары Василий.
Словцов П. А., историк 13, 187, 272, 273,
276, 302, 303, 450—452, 484, 489,
491, 499, 507.
Смирнов В. А., историк 272, 273.
Смирнов Н. Д., механик-изобретатель 392.
Смирнов Николай, тобольский литератор
333, 335.
Смолин А. В., историк 326—329.
Снытко Т. Г., литературовед 458.
Соймонов Ф. И., сибирский губернатор
189, 191, 199—201, 206, 207, 219,
312, 316, 317, 326, 348.
Соколовский А., инженер-капитан 401,
402.
Соколовский В. И., красноярский чиновник 462.
Соколовский И. И., председатель томского
губернского правления 476.
Соколовский М., польский солдат-повстанец 475.
Соловьев, изыскатель 395.
Соловьев В. Н., декабрист 467.
Соловьев С. М., историк 14.
Сорокин М., начальник отряда служилых
людей 144.
Сорокин М. Е., историк 321.
Сорокин Н., этнограф 483.
Сорокин Яков, начальник отряда служилых людей 145.
Соскин В. Л., историк 4.
Спарвенфельд И., шведский посол в России 158.
Спасский Г. И., издатель «Сибирского
вестника» 12, 30, 232, 452, 464, 489.
Спафарий Николай, русский
Китае 10, 15, 73, 155, 158.
Сперанский М. М., государственный дея- Сухоруков Л., руководитель иркутской
тель 15, 186, 424, 439, 448, 451, 453,
любительской труппы 496.
Сухотин, енисейский дворянин 112.
455, 457—460, 462, 464, 465, 482.
Сперанский М. Н., литературовед 168, Сыранов, выборщик 295.
Сычевский, советник 297.
331.
Спешнев Н. А., петрашевец 478, 479.
Спиридов М. М., декабрист 468.
Табберт Ф. И. см. Страленберг.
Спиридон, тюменский иконописец 170.
Тамерлан (Тимур, Темир-Аксак), полкоСпицын Иван, верхотурский слободчик
водец, завоеватель Средней Азии 166
257.
Тасей, тунгусский князек 44, 140.
Ставрович А. М., историк 21, 169.
Таскин А., литератор 493.
Стадухин М. В., землепроходец, первоот- Татаринов, руководитель Иркутской навикрыватель Колымы 49, 154, 157.
гацкой школы 326.
Старжинский М., польский повстанец 475. Татаринов Петр, мореплаватель 50.
Стасов В. И., архитектор 501.
Татищев В. Н., историк 11, 21, 205, 218,
Стеллер Г. В., ученый-натуралист, иссле231, 253, 255, 256, 349, 350.
дователь Сибири 12, 162, 346, 347. Таутай, сын пелымского князька АблагиСтепанов А. П., енисейский губернатор
рима 32.
272, 366, 368, 369, 409, 462, 464,
Темир-Аксак см. Тамерлан.
476, 485, 489, 493.
Титов А., историк 15, 153, 157—159.
Степанов Н. А., сотрудник сатирического Титов Е. В., томский посадский 115.
журнала «Искра» 462, 500.
Тихменев П., историк 488.
Степанов Н. Н., историк 6, 7, 17, 49, Тихомиров В. В., историк 156.
103, 156.
Тихонов Ю. А., историк 7.
Стерлегов, участник Второй Камчатской Токарев С. А., историк, этнограф 17, 18,
экспедиции 345.
100, 105.
Стогов Э. (Э
В), историк 453, Толкачев, купец-золотопромышленник 444.
458.
Толль Ф. Г., петрашевец 478, 480.
Стракач Ю. Б., историк 7.
Толстых А., участник морской экспедиции
Страленберг (Табберт Ф. И.), исследова348.
~г
тель Сибири 163.
Томилов Егор, нерчинский подлекарь 328,
Стрекаловский М. Ф., тюменский иконо340, 341.
писец 171.
Торсон К. П., декабрист 468, 470.
Стрелов Е. Д., историк 289, 294.
Тоян, татарский князек 36.
Стрешнев Р. М., судья Сибирского при- Трапезников, купец-золотопромышленник
каза 125.
443.
Стрижков Ф. П., механик-изобретатель
Трапезников Никифор, купец 196.
391.
Траханиотов Н. В., березовский воевода
Строганов Максим, купец-предпринима32—34.
тель 27, 28.
Трегер Ф., штейгер 231.
Строганов Семен, купец-предприниматель Трескин Н. И., иркутский губернатор 452,
27.
453, 455, 457, 458, 491, 495, 496, 500.
Строганов Яков, купец-предприниматель Третьяков, участник Второй Камчатской
26.
экспедиции 346.
Строгановы, купцы-предприниматели 10, Третьяков Степан, тобольский купец-пред26—29, 42, 166.
приниматель 88.
Стукалов Алексей, тюменский купец-пред- Троепольская, актриса иркутского театра
приниматель 261.
337.
Стукалов Афанасий, тюменский купец- ТрОИЦКИЙ С. М., ИСТОрИК 7, 55, 61, 183,
предприниматель 261, 262.
184, 199, 200, 202, 209, 210, 220, 222,
Стукалов И. А., тюменский купец-пред- Трубачев С. С., историк 500.
приниматель 262.
Трубецкая
Е. И.,
жена
декабриста
Стукалов Семен, тюменский купец-предС. П. Трубецкого 466, 468.
приниматель 261.
Трубецкой А. Н., судья Сибирского приСтукаловы, тюменские купцы-предприниказа 125.
матели 261, 262.
Трубецкой С. П., декабрист 465, 468, 469.
Стуков, миссионер 445.
Трумлер Петр, нерчинский подлекарь 340.
Ступин, полковник 40.
Трунин И., тобольский поэт 333, 335,
Сукачев В. П.,иркутский городской го491.
лова 284.
Трусевич X., историк 279.
Сукин В., воевода 31.
Тутолмин Ф., воевода 148.
Суклем, татарский князек 28.
Тухачевский Н., начальник отряда служиСулешев Ю. Я., тобольский воевода 127.
лых людей 45.
Сулоцкий А. И., историк 170, 171, 329, Тыжнов И. И., историк 15, 147.
335.
Тырков В. Ф., начальник экспедиционного
Сумароков А. П., поэт и драматург 336,
отряда 36.
337.
Тюкавкин Николай, ясачный 446.
Сумароков П. П., поэт 332, 333, 335.
Тюменец В., землепроходец 50.
Супонев К. О., якутский воевода 144.
Тюменцев Е., начальник отряда служилых
Сухинов И. И., декабрист 467.
людей 45.
521'
Тютчев А. И., декабрист 492.
Тюфин, купец 407.
Уваров С. С., министр просвещения 477.
Уварова
Е.
С.,
сестра
декабриста
М. С. Лунина 470.
Уманский А. П., искусствовед 338, 501.
Унковский И., посол в Джунгарии 41.
Уразметов Абдыбак, крестьянин 437.
Урасов, основатель Нерчинского острога
53.
Усов, профессор 362.
Усов Кирилл, приказчик верхнеангарских
деревень 120.
Устюгов Н. В., историк 39.
Утин Н. И., революционер-демократ 480.
Уткин, тобольский архитектор 337.
Участкина 3. В., историк 259, 265.
Учет, внук пелымского князька Аблагирима 32.
Учюжников Г. С., подьячий 151.
Ушаков, геодезист, участник Второй Камчатской экспедиции 346.
Ушаков Алексей, иркутский хлебный подрядчик 111.
Ушаков И., енисейский посадский-предприниматель 86, 92.
Ушаковы, енисейские посадские-предприниматели 88, 90, 91.
Фабер, немецкий фабрикант 403.
Фаленберг П. И., декабрист 470.
Фальк И. П., ученый, исследователь Сибири 11, 205—207, 212, 214, 223, 233,
238, 248, 249, 265, 269, 270, 330, 331,
351.
Федоров И., начальник экспедиционного
отряда 344, 345.
Федотовы-Гусельниковы, купцы 78, 81.
Филатов Е., якутский дьяк 144.
Филатьев О., купец 145.
Филипп, московский митрополит 166.
Филькеев, мореплаватель 50.
Фирсов Д.,
основатель Балаганского
острога 51.
Фишер И. Э., участник Второй Камчатской экспедиции 346, 347.
Флоринский Ф. И., художник 336.
Фонвизин М. А., декабрист 468, 472,
473.
Фонвизина Н. Д.,
жена
декабриста
М. А. Фонвизина 468.
де Фонт, испанский адмирал 349.
Фохт И. Ф., декабрист 469, 470.
Францбеков Д., якутский воевода 53.
Фрауендорф К. Л., генерал-майор 348.
Фролов К. Д., механик-изобретатель 233,
248, 249, 330, 336, 343.
Фролов П. К., механик-изобретатель, горный инженер 392, 401, 490.
Фурман А. Ф., декабрист 469, 470.
Фурье Шарль, французский философ 478.
Хабаков А. В., геолог 156.
Хабаров-Святицкий Е. П., землепроходец
48, 53, 111, 144, 156.
Халецкий П., приказчик Бирюльской слободы 123, 148.
522
Хаптаев П. Т., историк 4, 18.
Харитонов С., землепроходец 49.
Харчин Федор, руководитель восстания
ительменов 317, 318.
Херасков М. М., писатель 336.
Херургус Г. Г., тобольский врач 177.
Хитров А., историк 257, 258.
Хитрово Иван, верхотурский воевода 112.
Хованский А., тобольский воевода 157.
Хотунцевский Иоасаф, иеромонах, миссионер 324.
Хрипунов Д., воевода 42, 140.
Хрипунов Игнатий, крестьянин 33.
Хрипунов Я., начальник экспедиционного
отряда 51.
Худи Мыери, участник восстания ненцев
и хантов 444.
Цветаев Г. А., историк 325, 328.
Цейдлер, иркутский губернатор 466, 476.
Цецен-хан, монгольский хан 52.
Циволько А. К., мореплаватель 488.
Цин, маньчжурская династия 53, 54.
Цэван-Раптан, джунгарский хан 40, 41,
46.
Чабаевский Афанасий, купец 196.
Чадов Иван, рабочий 440.
Чаплин П. А., картограф, участник Первой Камчатской экспедиции 344.
Чарошников Кузьма, енисейский любитель-метеоролог 342.
Чекин, геодезист, участник Второй Камчатской экспедиции 346.
Челищев Б., илимский воевода 151.
Челюскин, участник Второй Камчатской
экспедиции 345.
Чемазов, приказчик Балаганского острога
123.
Черепанов И. Л., тобольский ямщик, автор летописи 10, 341, 342, 448, 449,
501.
Черепанов К. Л., тобольский ямщик, архитектор 330, 448, 449, 501.
Черепанов С., чиновник, издатель газеты
в Тунке 402, 478.
Черепановы, тобольские ямщики 448.
Черкасский А. М., сибирский губернатор
136, 199.
Черкасский М. Я., тобольский воевода
165, 177.^
Черниговский Н., ссыльный 54, 146.
Черниговцев, сотрудник «Сибирского вестника» 489.
Черносвитов Р. А., мелкий золотопромышленник 478.
Черняховский П., статистик 380.
Чижов Н. А., декабрист 492.
Чириков А. И., участник Первой Камчатской экспедиции 344, 346, 349.
Чириков Петр, сын боярский 151.
Чихачев П. А., чиновник 401, 402, 490.
Чичагов В. Я., мореплаватель, начальник
экспедиции 350.
Чичагов П. В., адмирал 348.
Чичагов Петр, геодезист 161.
Чичерин Д. И., сибирский губернатор 14,
190, 192, 198, 201, 242, 254, 262,
264.
Чубуков Третьяк, посланник к Кучуму
26, 27.
Чуковская Л. К., писатель 471.
Чулков Данила, начальник отряда служилых людей 31, 32.
Чулков М. Д., историк 259, 280, 306.
Чупалов, иркутский купец 485.
Чупров Яков, купец 196.
Шалауров Никита, промысловик 196, 348,
349.
Шамахов Ф. Ф., историк 323, 328.
Шангин П. И., механик-изобретатель 343,
392.
Шангин С. И., ботаник 342.
Шанский, майор, начальник экспедиции
185.
Шарапов, иркутский купец 197, 282.
Шатилов, начальник карательного отряда
318.
Шатрова Г. П., историк 469, 471—473.
Шахирев А. И., декабрист 469, 470.
Шахов Воин, начальник отряда ясачных
сборщиков 47, 143.
Шаховский М. М., воевода 42, 140.
Шаховский С. И., енисейский воевода, литератор 46, 141, 168.
Шаховский Ф. П., декабрист 470.
Шахонский И., картограф 349.
Шашков С. С., историк, публицист 15,
306, 419, 451, 477.
Шевырин, мореплаватель 348.
Шелихов Г. И., основатель Американской
торгово-промысловой компании 196,
197, 282, 488.
Шельтинг, мореплаватель 346.
Шепукова Н. М., историк 219, 316.
Шерстобоев В. Н., историк 19, 51, 67,
69, 72, 193, 194, 203—208, 212—217,
223, 275, 280, 282—284, 304—306.
Шестаков А. Ф., начальник экспедиционного отряда 289, 317, 344.
Шестаков В. А., начальник экспедиционного отряда 344.
Шестаков И., начальник экспедиционного
отряда 344.
Шимков И. Ф., декабрист 470.
Шишкин, картограф 349.
Шлаттер, специалист горного дела 343.
Шлёцер А. Л., историк 232, 342.
Шмаков А., историк 450.
Шодуар С., историк 235.
Шокальский, польский повстанец 474.
Шорин, купец 145.
Шпанберг М. П., участник Первой Камчатской экспедиции 344, 346.
Шпрингер, генерал-поручик 191, 192.
Шренк Л., этнограф 432.
Штейнгель В. И., декабрист 311, 471,
472.
Штернберг Л. Я., этнограф 432.
Штинников, пятидесятник 318.
Штукенберг А., поэт 495.
Шувалов, граф 262, 265.
Шунков В. И., историк 4, 6, 7, 19, 38,
39, 52, 54, 62—66, 68—70, 72, 73,
75, 92, 113, 130, 141, 146, 147, 223,
259, 268, 269, 271.
Щапов А. П., историк, публицист 14,
448.
Щеглов И. В., историк 311, 319.
Щеголев П. Е., историк 487.
Щекатов А. М., географ, историк 271—
273, 275, 276, 280.
Щербатов О., томский воевода 142, 143.
Щербачев, секунд-майор 310, 311.
Щукин Н. С., литератор 374, 379, 426,
494.
Щукин С. С., ученый-натуралист 483.
Щуровский Г. Е., геолог 232, 385, 490.
Эверс И., чиновник 452.
Эйлер, картограф 353.
Элиасов Л. Е., литературовед 169.
Эллэй, герой якутского эпоса 102.
Энгельс Фридрих 31, 109, 480.
Эргис Г. У., этнограф 102.
Этерикан, якут 348.
Юдин Г. В., библиофил 15.
Юдин М. А., историк 338.
Юрлов П., начальник отряда служилых
людей 47.
Юрцовский Н. С., историк 164, 323, 325,
326, 328, 330, 481, 483, 484.
Юрьев Василий, служилый человек 53.
Юрьев Д., географ 418.
Юшневская М. К., жена декабриста
А. П. Юшневского 468.
Юшневский А. П., декабрист 472.
Яворский Стефан, церковный деятель 331.
Ягужинский П. И., генерал 307.
Ядринцев Н. М., историк, деятель областнического движения 15, 183, 359, 360,
457, 460.
Якимовский А., статистик 483.
Якоби, иркутский и колыванский генералгубернатор 326.
Яковлев Андрей, селенгинский служилый
человек 91.
Яковлева П. Т., историк 126.
Яковцевский В. Н., историк 271, 274,278,
279, 404.
Якубович А. И., декабрист 465, 475.
Якушкин И. Д., декабрист 466, 469, 472.
500.
Якушкины. декабристы 473.
Яников Г. В., историк 345.
Янов Ф., тюменский голова 37.
Ярославцев, специалист горного дела 402.
Ярославцев П. Г., механик-изобретатель
39
Ч семипалатинский лекарь 487.
Яроцкий,
Ястржембский И. Л., петрашевец 478.
Яхонтов, участник Второй Камчатской
экспедиции 346.
Принятые сокращения
вол.
г.
горн. окр.
горн. р-н
губ.
дер.
Д-кт
Дор.
зим.
м-рь
- волость
- город
- горный округ
- горный район
- губерния
- деревня
- дистрикт
- дорога
- зимовье
- монастырь
— остров
— область
— округ
— полуостров
— река
— район
— село
— уезд
укр. линия —укрепленная линия
о-в
обл.
окр.
п-ов
Рр-н
с.
У-Д
Список
иллюстраций
Стр_
Герб. Сибири. Из жалованной грамоты 1690 г. Тихомировское собрание
ГПНТБ СО АН СССР
Ермак. Из «Истории Сибирской» С. У. Ремезова
Чертеж деревень на границе Енисейского и Илимского уездов XVII в.
...
Добыча соли близ Ямышевского острога. Рис. С. У. Ремеаова
Железоделательный цех. Из «Служебной чертежной книги» С. У. Ремезова
Проект известковых печей. Из «Служебной чертежной книги» С. У. Ремезова
Способы передвижения в Сибири. Гравюра из кн.: N. Witsen. Noord en Oost
Tartarye. Amsterdam, 1692
Представители народов России. Гравюра из кн.: N. Witsen. Noord en Oost
Tartarye. Amsterdam, 1692
Автограф С. У. Ремезова. «Победа на Кучума царя»
Стены и башни Якутского острога. Фотография 70-х годов XIX в
Деревянная церковь русского поселения Зашиверска (Якутия). XVII в. . .
Софийский собор в г. Тобольске. 1686 г. Современный вид
Первоначальный вид, план и современный вид Гостиного двора в г. Тобольске
План Петропавловской гавани. 1798 г. .
План Колывано-Воскресенского завода. XVIII в
Сибирские медные монеты Сузунского монетного двора. Из колл. И. Ф. Рыжкова
Тобольск. С гравюры XVIII в
Томск. С гравюры XVIII в
Иркутск. С гравюры XVIII в
Камчадал едет на собаках. С карты начала XVIII в
Гербы сибирских городов
Титульный лист журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену»
Дом купца Володимирова. Середина XVIII в. (чертеж XIX в.)
Лов китов в Охотском море. С акварели худ. Е. М. Корнеева
Кузница в Сибири. С акварели худ. Е. М. Корнеева
Нерчинский базар. С акварели худ. Е. М. Корнеева
Прибытие каравана из Тобольска на Ирбитскую ярмарку. С акварели
худ. Е. М. Корнеева
Скупщики у остяков. С акварели худ. М. С. Знаменского
Тобольск. Бытовая сценка. С акварели худ. М. С. Знаменского
«Братские татары» (буряты). Рисунок и гравюра худ. Е. М. Корнеева . . .
Тунгусский шаман. Рисунок и гравюра худ. Е. М. Корнеева
Военный парад в г. Тобольске. С акварели неизвестного художника
нач. XIX в
"
Карта. Важнейшие походы землепроходцев и научные экспедиции в Сибири
конца XVI—XVIII вв. (вкладка).
Карта распространения этнических групп, расселения племен и родов народов
Сибири в XVII в. (вкладка).
Герб. Сибири. Из жалованной грамоты 1690 г. Тихомировское собрание
ГПНТБ СО АН СССР
24-25
Ермак. Из «Истории Сибирской» С. У. Ремезова
29
Чертеж деревень на границе Енисейского и Илимского уездов XVII в.
...
71
Добыча соли близ Ямышевского острога. Рис. С. У. Ремезова
83
Железоделательный цех. Из «Служебной чертежной книги» С. У. Ремезова
85
Проект известковых печей. Из «Служебной чертежной книги» С. У. Ремезова
87
Способы передвижения в Сибири. Гравюра из кн.: N. Witsen. Noord en Oost
Tartarye. Amsterdam, 1692
97
Представители народов России. Гравюра из кн.: N. Witsen. Noord en Oost
Tartarye. Amsterdam, 1692
101
Автограф С. У. Ремезова. «Победа на Кучума царя»
167
Стены и башни Якутского острога. Фотография 70-х годов XIX в
173
Деревянная церковь русского поселения Зашиверска (Якутия). XVII в. . .
174
Софийский собор в г. Тобольске. 1686 г. Современный вид
175
Первоначальный вид, план и современный вид Гостиного двора в г. Тобольске
176
План Петропавловской гавани. 1798 г
195
План Колывано-Воскресенского завода. XVIII в
•
229
Сибирские медные монеты Сузунского монетного двора. Из колл. И. Ф. Рыжкова
234
Тобольск. С гравюры XVIII в
:
268-269
Томск. С гравюры XVIII в
268-269
Иркутск. С гравюры XVIII в
272—273
Камчадал едет на собаках. С карты начала XVIII в
293
Гербы сибирских городов
304—305
Титульный лист журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену»
334
Дом купца Володимирова. Середина XVIII в. (чертеж XIX в.)
339
Лов китов в Охотском море. С акварели худ. Е. М. Корнеева
373
Кузница в Сибири. С акварели худ. Е. М. Корнеева
386
Нерчинский базар. С акварели худ. Е. М. Корнеева
406
Прибытие каравана из Тобольска на Ирбктскую ярмарку. С акварели
худ. Е. М. Корнеева
409
Скупщики у остяков. С акварели худ. М. С. Знаменского
411
Тобольск. Бытовая сценка. С акварели худ. М. С. Знаменского
414
«Братские татары» (буряты). Рисунок и гравюра худ. Е. М. Корнеева . . .
423
Тунгусский шаман. Рисунок и гравюра худ. Е. М. Корнеева
427
Военный парад в г. Тобольске. С акварели неизвестного художника
нач. XIX в
"
454
Карта. Важнейшие походы землепроходцев и научные экспедиции в Сибири
конца XVI—XVIII вв. (вкладка).
Карта распространения этнических групп, расселения племен и родов народов
Сибири в XVII в. (вкладка).
Оглавление
Стр.
Предисловие
«
5
9
Введение
Раздел первый
ПРИСОЕДИНЕНИЕ СИБИРИ И ЕЕ РАЗВИТИЕ В СОСТАВЕ РОССИИ
В XVI-НАЧАЛЕ XVIII в.
Глава первая. Присоединение Сибири к Русскому государству
25
1. Присоединение Западной Сибири к Русскому государству и ее заселение
2. Присоединение Восточной Сибири к Русскому государству и ее заселение
3. Миграция населения и этнические процессы
Глава вторая. Хозяйственное
Сибири
освоение
Сибири
русским
населением и народы
1. Земледелие, промыслы
2. Ремесло, торговля
3. Хозяйство и общественный строй народов Сибири
25
41
55
61
61
80
93
Глава третья. Социальные отношения, управление и классовая борьба
109
1. Развитие феодальных отношений
2. Управление
3. Классовая борьба
109
124
138
Глава четвертая. Начало изучения Сибири. Культура края
153
1. Накопление научных сведений о Сибири
2. Культура
153
163
Раздел второй
СИБИРЬ В СОСТАВЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
В 20—80-е ГОДЫ XVIII в.
Глава пятая. Производительные силы и социально-экономическое развитие
1. Дальнейшее заселение Сибири
2. Сельское хозяйство и промыслы. Крестьянство
Ъ. Горнорудная и металлургическая промышленность. Начало
ния рабочих кадров
4. Города. Промышленность, торговля и пути сообщения
5. Социально-экономическое развитие народов Сибири
Глава шестая. Управление и классовая борьба
1. Управление
2. Классовая борьба
. . .
формирова-
181
181
198
227
253
285
300
300
312
537
Глава седьмая. Культура края и исследование Сибири
'
323
1. Культура
2. Научные экспедиции и изучение Сибири
323
343
Раздел третий
СИБИРЬ В ПЕРИОД РАЗЛОЖЕНИЯ ФЕОДАЛЬНОГО СТРОЯ
И РОСТА КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В РОССИИ
В КОНЦЕ XVin—ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
Глава восьмая. Экономическое развитие и социальные отношения
1.
2.
Ъ.
4.
5.
Дальнейшее заселение Сибири
Сельское хозяйство и промыслы. Крестьянство
Промышленность и рабочие кадры
Торговля и пути сообщения. Рост городов
Социально-экономическое развитие народов Сибири
357
,
357
364
385
405
417
Глава девятая. Классовая борьба
434
Глава десятая. Управление, политическая ссылка и развитие общественной мысли
в Сибири
448
1.
2.
Ъ.
4.
5.
Развитие общественной мысли на рубеже XVIII—XIX вв
Управление и общественная жизнь Сибири в период войн 1804—1815 гг.
Организация управления в 20—50-х годах и местное общество . . . .
Декабристы на каторге и поселении
Сибирь в годы николаевской реакции. Польские повстанцы в Сибири
Глава одиннадцатая. Культура Сибири
1.
2.
3.
4.
Народное просвещение и здравоохранение
Изучение Сибири и развитие ее научной жизни
Литература и театр
Прикладное и изобразительное искусство, архитектура
