сдавливает и я чувствую как скольжу вниз по бетонным ступеням. Раздаётся тихий смешок мальчика.
— Дяденьки. Вы поосторожнее. Я сейчас огонь засвечу, будет видно.
Вспыхнул огонёк, закачался в ладошках мальчугана, дотронулся до фитиля, загорелась свечка. По бетонным и кирпичным стенам, замыкавших пространство вокруг нас, поползли корявые тени. Здесь можно стоять во весь рост. На одной из стен, в метре от нас, обозначилась железная дверь. Наш проводник потянул за, ручку — дверь открылась. От огонька свечи за дверью обозначился проём, куда мы и, пригнувшись, шагнули.
Место, куда попали, являлось подвалом разрушенного, почти до основания кирпичного дома. Он был такой же, как и все подвалы пятиэтажек, только с привкусом войны. Подвал был полностью утыкан кладовками с дверями и без дверей. Повсюду валялись ящики, банки, склянки, обрывки проводов и прочий хлам. По этим кладовкам тоже прошла война. Кто здесь всё разбомбил, неизвестно. Ясно только одно — жильцы этого дома или сбежали, или погибли, а уж про бродячий люд в полосе боевых действий стоит ли говорить. Война эти кладовки разбила и раскурочила, война.
— Здесь можно тихо разговаривать, — пояснил проводник. Огня снаружи не видно. Бандерия сюда не суётся. Точнее, суётся, да ничего не находит. Прямого хода сверху сюда нет, всё обрушено и завалено, а ползать под плитами они не будут. Да ещё знать надо, где ползать и как?
Мальчуган идёт впереди по проходу, припадая на правую ногу и немного её забрасывая. Там, в ночи этого было не видно, да и не до смотрин было. Здесь же, вихляющая походка была заметна. Я хотел спросить мальчика о ноге, но затем передумал. Вопрос мой был явно не к месту. Но проводник, видимо почувствовал мой интерес, остановился, поднял штанину. Из под неё смотрела палка, привязанная к голени. Стопы по щиколотку у провожатого не было.
— Вы об этом хотели спросить? — Проговорил мальчик, нескладно улыбнувшись.
— И об этом тоже, — промямлил я, не ожидая такое увидеть. Для меня само проживание ребёнка в этих условиях было весьма тягостным событием, а тут мальчик-калека. К этому я ещё не привык. С этим надо было сжиться. Наконец, мы по ходу, сделали несколько крутых поворотов и очутились перед дверью. Провожатый открыл её небольшим толчком, шагнул за порог, мы последовали за ним, ои очутились в достаточно просторном подвальном помещении. Уставшие разведчики повалились на пол. Сказалось долгое внутреннее напряжение. Днями ходить по лезвию ножа, в поисках американской гаубицы, опасаясь напороться на украинские засады и мины, то ещё чувство.
— Са-са-ня! Ты с кем? — раздался из дальнего угла тихий, испуганный заикающийся голос девочки.
От неожиданности я вздрогнул. Оказывается мальчик здесь жил не один.
— Не боись. Это свои.
Наш проводник, которого назвали Саней, поставил свечку в стакан на тумбочке. Комната озарилась желто-оранжевым спокойным светом. Немного присмотревшись, я увидел не просто помещение, а небольшую домовую слесарную мастерскую. Такие мастерские обычно устраивают в подвалах многоэтажных домов, для ремонта трубопроводов и отопительных систем. Окон в помещении нет. Посреди комнаты стоит железный слесарный стол, на котором с одного бока привинчены слесарные тиски, а с другой стороны прикручен трубогибочный механизм. Напротив, у стены, на узком верстаке, сложены обрезки уголков и труб. К столу прислонена дышлом тележка с большими металлическими колёсами, а на ней два баллона и шланги намотаны. В углу, слева, стоит широкая железная кровать с матрацем и разным тряпьём. Из-под тряпья высунулась девочка-семилетка и изучающе, смотрит на нас широко открытыми глазами. Она худа. Даже жёлто-оранжевый огонёк свечи не может скрасить её бледность.
— Это моя сестрёнка Лиза, — пояснил Саня. — Предваряя вопросы, мальчик стал рассказывать. — У меня ногу бандери снарядом отстрелили. В больнице остатки стопы отняли, потом, как зажило, домой отправили. Стал учиться ходить на протезе. Затем начались сильные обстрелы, всё рушилось. Мы в подвал жить перебрались — я, Лиза и мама. Нас там, в подвале, много было. А однажды так жахнуло, что подвал раскурочило, многих убило. Кто уцелел, стали разбегаться кто куда. Мама Лиза и я перебрались в подвал этого дома. Стали жить в нём. Потом пришли наши. Люди вышли из подвалов и стали встречать. Мы так радовались, так радовались. Только эта радость была не долгой, потом снова пришли бандери и стали искать тех, кто встречал. Кто-то донёс на нас. Смотрим, на дороге остановился броник. Из него вышли четверо, видим — к нам идут. Мама говорит: «Бегите, прячтесь, это фашисты». Мы с Лизой убежали, спрятались, а мама нет. Её избили.
— Она вся была синяя, — вставила девочка.
— С нашей помощью мама кое-как добралась до кровати. Нам никто не пришёл пособить, боялись, что завтра придут и к ним. — Продолжил брат. — А потом, нацики просто ездили на танке по посёлку и стреляли в дома, как в тире. Наш дом сложился, превратившись в кучу строительного
