По Чаун-Чукотке. Очерки [Леонид Михайлович Пасенюк] (pdf) читать онлайн

ЛЕОНИД
ПАСЕНЮК

ПО ЧАУН-ЧУКОТКЕ
ОЧЕРКИ

С

0ВНМЕ1

МОСКВА

Р2
П19

Рецензент А. Жуков

4702010200—205
М106(03)—84 90-84

ББК84Р7
Р2

Издательство «Современник», 1984.

АЙОПЕЧАН —
АРКТИЧЕСКИЙ ОАЗИС

РОЗОВЫЕ
ЧАЙКИ

Случается в жизни и так, что может повезти
отчаянно, едва ли не на пределе возможного.
Я немного знаю, что такое Север, имею представ,
ление, каково там с транспортом в условиях
бездорожья — тундра, устья рек, болота, — а к
тому же то дождь, то снег, несмотря на лето.
Постоянные туманы. И я не питал поэтому слиш­
ком радужных надежд на то, что доберусь к
нужному месту сразу, едва сойдя с воздушного
лайнера. В Певеке переночевал в. гостинице.
А утром, зайдя представиться в Чаунский рай­
ком, узнал, что если меня интересует биостационар на острове Айопечан, туда вот-вот должен
отбыть вертолет с «академиком». Может, и уле­
тел. Секретарь райкома Агафонов действовал
с привычной четкостью: звонок в аэропорт, зво­
нок шоферу — и понеслись! У авиации, конеч­
но, свое расписание, бывает, что и свой норов, но
поскольку мне везло, вертолет еще не улетел.
Словом, повезло, что туда отправлялся ака­
демик, точнее, член-корреспондент Академии
наук СССР, директор Магаданского института
биологических проблем Севера Витаутас Леоно­
вич Контримавичус. Биостационар на островке в
устье реки Чаун, что впадает в огромную Чаунскую губу, — детище этого института, один из его
форпостов на Чукотском Севере. Витаутас Лео­
нович прилетел из Магадана лишь вчера, словно
мы сговорились с ним заранее!
3

И вот мы уже в поселке Рыткучи, в усадьбе
оленеводческого совхоза «Певек». Говорят, в
этом селеньице когда-то еще в военные годы на­
чинал свою учительскую биографию будущий
писатель Николай Шундик. О том, уже далеком,
времени им написаны книги «На Севере даль­
нем» и «Быстроногий олень». Не тот теперь Се­
вер, даже дальний, не те и чукчи, шумно толпя­
щиеся под стрекозиным хвостом вертолета, у раз­
верстого зева грузового люка. Идет выгрузка ка­
ких-то рулонов, бидонов, жестянок с лентами
кинофильмов... В руках у меня фотоаппарат.
Снимаю преимущественно' характерные, типично
чукотские лица.
В ожидании вызванных по радио моторных
лодок с биостационара бродим с Контримавичусом вдоль реки. Для меня все здесь в новинку,
хотя немало читал о Субарктике, об окрестной
чукотской тундре — своего рода оазисном уголке
близ арктической губы, загроможденной льдом,
был и на острове Врангеля... Правда, на острове
тогда еще не было овцебыков.
— Там овцебыки в одной паре дали уже при­
плод,— говорит Витаутас Леонович. — Это обна­
деживает. Если не считать, что три быка погибли.
У одного обнаружили большую рану на голове,
двое других — от пневмонии.
— Климат, что ли, не совсем привычный?
— Да нет, пожалуй, скорее кто-нибудь пого­
нял их, чтобы получить снимочек поэффектней.
А быки коротконогие ведь... быстро устают, за­
парились, пропотели. Потом морозцем прохвати­
ло, вот вам и пневмония.
Я уже знал о завозе с канадского и амери­
канского Севера в нашу страну двух групп ов­
цебыков. Это стоило немалых дорожных хлопот
и издержек... И вот все же находятся охотники
4

стрельнуть в редкого у нас зверя, погонять ста­
до ради потехи, вроде бы и бескровная фотоохо­
та, а во вред. А что касается местного зверя ли­
бо птицы, то тут тем более нужны исключитель­
ные усилия, чтобы оградить их от истребления.
Хотя бы в этой Чаунской тундре. И одним из пер­
вых голос в ее защиту поднял не кто иной, как
директор совхоза «Певек» Ефимов. С ним бы и
побеседовать на эту тему, Контримавичус позна­
комил .нас тут же, у вертолета, но, к сожалению,
через день-два. Ефимов улетал в отпуск. А се­
верные отпуска — затяжные, как известно.
Тем временем подошли два частящих выхло­
пами резвых' «Прогресса». На руле одного из
них — зоолог Владимир Гаврилович Кривошеев.
Трубочка во. рту замысловатая, простецкие ост­
роты, походочка враскачку, что-то в нем есть,
.можно сказать, аборигенное, хотя, наверно, и
русский. Вид во всяком случае для доктора наук
излишне «разбойный». Приглашает Контримавичуса в свою лодку: если, мол, желаете с ветер­
ком... И давит на газ без опаски сзади крутой,
с завитушками, бурун. Мы вскоре безнадеж­
но отстаем. Ну что. же, тише едешь — дальше
будешь. Ведь этак недолго и мотор загнать. Да
и Чаун изобилует мелями, русло петляет, фарва­
тер непостоянен — сегодня в одном месте жел­
теет плес, завтра, смотришь, чуть подальше. Не­
мудрено поэтому, что как ни внимателен мой
шкипер, мелюка нас не обошла, от внезапного
толчка повалились со своих сидений. Пришлось
вытаскивать лодку на проточную глубину. В об­
щем, часовое путешествие на «Прогрессе» закан­
чивается благополучно. Вдали вырастают малопомалу желтые, обшитые свежими досками,
строения биостационара; вот они ближе, на бе­
регу встречающие, здесь жена и дети директора
5

института. Я сразу же попадаю в заботливые руки начальника станции Марины Болеславовны
Поспеховой.
— Так в.ы писать о нас будете? — спросила
она. — А что именно? Статью, очерк?..
•—Да просто приехал посмотреть, что такое
этот биостационар, чем здесь занимаются... А там
видно будет.
Она понимающе усмехнулась и, зазвав меня
на склад, вручила спецовку, «чтобы не пачкать
своей одежды», сапоги с раструбами, вкладыш к
спальному мешку — все необходимое на болотистом острове, отрезанном Чауном и его притоками
от окружающей необозримой и тоже болотистой
тундры.
Поселок примечателен. Несколько вкривь и
вкось стоящих домов, возведенных не по строго­
му плану застройки, четкому рисунку некоего ар­
хитектурного ансамбля, а с учетом вечной
мерзлоты и рельефа. Выбирали места повыше,
посуше, чтобы дом покоился на устойчивой, не
подверженной внезапному таянию, основе. Тут
уж, даже если ты любитель изящных линий и не­
пременной художественной завершенности, будь
добр, считайся с тем, что тебе может предложить
природа, а выбор невелик. Впрочем, определен­
ный стиль здесь все же есть—броский, непри­
вычный для глаза, но с учетом целесообразности.
Крутые шиферные крыши до самой земли, по
типу шалаша, так что у дома всего две стены:
треугольный фасад, треугольный либо даже в
форме усеченной трапеции, глухая стена-задник.
Ведь двускатная до полу крыша — дополнитель­
ная защита для стен домов от ветров господст­
вующих направлений. Мертвое пространство, об­
разуемое внизу под крышей, заполнено всячески­
ми утеплителями, стекловатой..,
6

Здесь есть и элемент игры, затейливости. Один
из домиков, высокий, в два этажа, выстроен в
стиле вигвама, даже дверная ручка стилизована
в виде пухлощеко-скуластого лица не то эскимоски, не то чукчанки. Обычно в «вигваме» жи­
вут зарубежные ученые, приезжающие во вто­
рой половине лета для изучения фауны и флоры
нашего арктического побережья.
Планирование поселка, его застройка и архи­
тектурное лицо от начала до конца продуманы
самим Контримавичусом, который относится к
своему детищу с понятной любовью и хотя бы раз
в году его посещает, вот и сейчас приехал на ме­
сяц. Первый дом здесь был возведен в 1971 году.
Ныне стационар функционирует как полнокров­
ное целое. Сотрудники приезжают из Магадана
еще в апреле — мае, завершается полевой сезон
не ранее начала или середины октября. И зани­
маться им приходится не только наукой, но и
благоустройством, делами по хозяйству, погруз­
кой-разгрузкой...
Директор привез сотрудникам посылки от
близких, а для общего стола — свежие огурцы,
помидоры и несколько бутылок сухого вина.
Столовая просторна, есть и второй этаж, отве­
денный под комнату отдыха. Потолок подпирают
столбы, из-за которых торчат кости мамонтов, ос­
колки бивней. Их замечаешь едва ли не прежде,
чем стол, изобильно украшенный всевозможными
яствами. Вероятно, не одна только повариха се­
годня занималась столом, вечер затевался на
уровне праздника, какой только возможен в ус­
ловиях стационара, все женщины активно помо­
гали ей.
Уже произносились тосты, ревел магнитофон,
и мало-помалу начиналось танцевальное круже­
ние, затряслись, вздрогнули и пол и стены.
7

— Таицы-то танцами, — сказал сидящий не­
подалеку от меня Иван Обушенков, самый моло­
дой из сотрудников, вчерашний выпускник
МГУ, — но так танцевать, извините меня... дом
осядет, на мерзлоте все же.
Была у Ивана чудаковатая неуклюжесть, да
и загар приставал к нему как-то местами, спора­
дически, а нос, прямо сказать, давно «сгорел».
Вдобавок Ваня остригся зачем-то! Вот раскачал­
ся и он, но, танцуя, дурачился, что сердило парт­
нерш, которые укоризненно ему выговаривали.
В этом танцевальном мельтешении вырисовы­
вался лидер. Им оказалась молодая смуглая
женщина, отдаленно мне знакомая. В танце она
была гибка, ее динамичной, явно спортивной фи­
гуре, обтянутой свитером и джинсами, нужны
были авансцена, высвеченно.сть, внимание за­
ла... Хотя сознавала ли Это она сама? Вряд ли.
Зачем ей? Она просто танцевала для себя, а не
на зрителя, потому рациональности чего-то и
впрямь сценического в рисунке ее движений не
было, а была импровизация, что-то плутовато­
взбалмошное...
— Красиво танцует, — сказал я Витаутасу
Леоновичу, который сидел рядом и тоже смотрел
на колготню в зале.
— Кира — спортивная
женщина, — ответил
он лаконично. И так как характеристика была,
по-видимому, недостаточной, добавил: — Кира —
хороший человек. — И еще, помолчав: — До Ма­
гадана она работала во Владивостоке, в Инсти­
туте биологии моря. Помимо прочего, и аквалан­
гистка...
Позже она рассказывала, что погружалась
обычно до двадцатиметровых глубин, обследова­
ла литораль, собирала в основном беспозвоноч­
ных, ежей, звезд, голотурий, брюхоногих моллюе8

ков — всякую такую морскую ЖИВНОСТЬ ДЛЯ ИС
*
следований.

Я не очень прислушивался к тому, о чем азар­
тно рассказывал на другом краю стола Кривоше­
ев — голос у него чуть фальцетистый, и его было
слышно даже сквозь магнитофонные рулады и
синкопы, — но одна фраза о том, что накануне он
видел розовых чаек, сразу завладела моим вни­
манием.
— Как? Где? — встрепенулся я, да и было от
чего, ведь кто из путешествующих по Северу не
мечтает увидеть этот феномен, до последнего
времени редко встречающийся человеку.
Розовая чайка всегда была заветной мечтой
Нансена, и, наконец добыв ее, от избытка чувств
он начал отплясывать прямо на льду нечто несу­
разное.
Сейчас она почти обычна в этих широтах. Но
не каждый ее встретит, даже из тех, кто здесь
живет годами. Писатель Олег Куваев восторжен­
но сообщал геологу А. П. Попову: «А ведь мне
повезло в жизни —я уже держал в руках розо­
вую чайку, и мы вместе пили... из алюминиевой
ложки...» Он не только видел розовую чайку и
поил ее, но и опубликовал впоследствии повесть
«Птица капитана Росса». К сожалению, в ней
все же ошибочно утверждение, будто розовую
чайку впервые обнаружил полярный путешест­
венник капитан Джон Росс. Отнюдь! Эта удача
выпала в 1823 году его племяннику лейтенанту
Джеймсу Кларку Россу, впоследствии крупному
полярному исследователю.
Море Росса, барьер Росса в Антарктиде на­
званы именно в его честь. И именно Джеймсу
Кларку Россу посчастливилось выйти на розовых
чаек еще и четыре года спустя. Так что птица
все же лейтенанта Росса, а не капитан а...
9

И только спустя полвека — немалый интер­
вал! — ее снова увидели в Чукотском море, на
сей раз члены экипажа печально известной «Жаннетты», вскоре затертой льдами у Новосибир­
ских островов. Затем ее видел Нансен, а шестью
годами позже — люди полярной экспедиции де
Толля, тоже завершившейс-я трагически.
Долго шли споры, где же гнездится эта чу­
десная, прямо-таки сказочная птица, где ее ро­
дина? Лишь летом 1904 года эту загадку разга­
дал зоолог Сергей Александрович Бутурлин. Он
нашел и гнезда розовых чаек, и их выводки в ни­
зовьях рек Колымы, Индигирки, Алазеи, в самых
что ни на есть заболоченных местах. Но... оста­
валась еще одна загадка: как птица переносит
долгие месяцы полярной ночи, чем в это время
кормится, наконец, что ее спасает от жестоких
морозов и пург на безбрежных просторах арк­
тических морей, почти повсеместно скованных ле­
довым панцирем? Период гнездования у розовой
чайки месяца два, в остальное время видели ее
и к северу от Шпицбергена, и у островов де Лон­
га, и у побережья Аляски... Залетала она и на
Камчатку, и даже на юг Сахалина. А раз так,
то возникла версия, что зимним пристанищем
птице служат все-таки районы морей Тихого
океана, где и потеплей, и посытней.
Мудрено ли, что сообщение Кривошеева
«взвинтило» меня до предела, уже и танцы были
не танцами. Но встречу Кривошеева с розовыми
чайками я посчитал все-таки случайностью, ко­
торая никоим образом повториться не может, это
было бы просто чудо. Да и видел он их где-то в
дальней протоке, вовсе не по соседству с Айопечаном.
Надо уточнить, что решительно все сотрудни­
ки биостационара — гельминтологи (проще гово­
10

ря, паразитологи), Кривошеев — зоолог, и у не­
го обособленная задача в этих краях. И живет-то
он далеко на отшибе, куда без «Прогресса» не
доберешься. На биостационаре бывает редко, вот
разве по такому поводу, да еще в баньку если,
да когда с лодочным мотором сам не справится.
Чаще гельминтологи наведываются к нему в го­
сти, когда мыкаются по всем закоулкам разветв­
ленного Чауна в поисках гнезд то морянок, то
шилохвостей. С гагами проще, те на острове под
самыми домами гнездятся...
Утром отправился в свой первый поход по
острову, который так ни разу полностью и не обо­
шел: оказалось, он тянется в длину километров
до шестнадцати, расчленен протоками, болотами,
низинами. Но по каким-то приглянувшимся мне
закраинам острова, вдоль его озер и проток я
потом бродил постоянно — и не надоедало. Не
столь уж далеко отошел я от строений биостаци­
онара, привлеченный голенастыми рыже-серыми
канадскими журавлями, так картинно рисующи­
мися на белой льдине озера, но они вскоре взле­
тели и с какой-то медлительной важностью вы­
строились в клин над впалой хребтиной главен­
ствующей вдали горы Нейтлин. Пошел дальше
в надежде повстречать их еще раз, тихо радуясь
самой этой возможности.
И тут у самого берега, на другой льдине, ко­
торую с шорохом лизала мелко-чешуйчатая вол­
на, истончая ее до обсосанно-лапдриновой зелен­
цы, я увидел — розовых чаек! И почему-то
этому не удивился, хотя и дрогнуло сердце, слов­
но и предстояло мне их увидеть, словно было за­
ранее так задумано. А ведь еще вчера вероят­
ность наткнуться здесь на розовых чаек пред­
ставлялась совершенно ничтожной. Чайки спо­
койно стояли стайкой. Видно, в этих заиленных,
11

с вытаивающей растительностью льдинах замо­
рожены были и всякие рачки-червячки, так что
оставалось лишь их поклевывать. Поблизости,
вдоль закраин льдин, плавали кулички-плавун­
чики, круглоносые и плосконосые, игрушечно-жи­
вописные. Я весь был поглощен фотографирова­
нием благородно окрашенных чаек. Кроме розо­
вого цвета — кстати, бледноватого, хотелось бы
больше интенсивности, — их еще отличало черное
нецельное колечко вокруг головы.
Испытывая нетерпеливое волнение, особенно
вроде бы и не торжествуя, я уже числил себя,
между прочим, в одном ряду с не столь многими
людьми, которым привелось видеть розовую чай­
ку. Воистину редкое стечение обстоятельств при­
вело меня на Айопечан в эти дни, удача шла к
удаче. Жаль только, что близко птицы не подпус­
кали, я так не смог снять их крупно. Оставалось
лишь издали любоваться ими и, конечно, недо­
умевать, что орнитологи института поехали ис­
кать и изучать гнездовья розовых чаек куда-то
на Омолон или Колыму, тогда как они запросто
летают у стен благоустроеннейшего — даже и
не по чукотским меркам — биостационара. Столь
редкие птицы (да и канадские журавли, и лебе­
ди, и кулучки-тулесы) буквально по соседству с
модерновыми «вигвамами» стационара, где в
столовой телевизор, передачи по «Орбите-1», а на
другом конце поселочка денно и нощно грохочет
дизельная. И птицам хоть бы что!..
Через день-другой чайки куда-то запропасти­
лись. Ни одного розового блика на льдинах. Лед
тает стремительно, чаек нет. Похоже, что они ис­
чезли по мере таяния льда. Кто-то сказал, что в
прошлом году видел здесь всего одну розовую
чайку. Кира добавила, что та чайка не просто так
появилась, пролетом, она гнездилась и вывела
12

двух чайчат. Возможно, в этом году на гнездах
их будет больше.
Тундра на возвышенностях сплошь покрыта
неосыпавшейся прошлогодней шикшей. Стал па
колени — парусина брюк враз пропиталась бор­
довым и синим. На себе еще не так заметно, а
вот гельминтолог Оля Орловская пришла из
тундры — впору было испугаться: вся одежда
испятнана давленой шикшей. С непривычки не
сразу и сообразишь, что это всего ^ишь ягодный
сок...
Однажды в середине дня вышел к изрядно
заиленной протоке и оторопел от неожиданнос­
ти — увидел прикорнувших белых лебедей. Ря­
дом была и гагара. Какая у нее великолепная,
серая, в черную продольную полоску, шея! Ныр­
нула и пропала, как и не было ее. Вынырнула
метров за полтораста. Говорят, гагара способна
держаться под водой лишь две минуты и про­
плыть за это время до трехсот метров. А еще она
имитирует голоса, даже иной раз ее можно при­
мять за плачущего ребенка. «Плач» такой — ду­
шу выматывает.
Дни бегут. Сухо, злой ветер с севера. Пора
круглосуточного солнца. Чтобы заснуть, занаве­
шиваю чем придется в своей келье окно. Оттуда
бьет чистый, чуть приглушенный свет белой ночи.
Коттеджи днем в теплую погоду слишком нака­
ляются, от крыши пышет жаром. А тут еще па­
ровое отопление. Однажды не вынес такой пытки,
скатал свой спальник со всеми одежками и на
ночь перебрался в пустующий «вигвам», там ба­
тареи отключены. Потом я частенько пользовал­
ся тихой гостеприимностью этого жилья — ночью
в нем было прохладно, а в дождливые дни даже
холодно.
Сохнет, уплотняется земля, выжимая из себя
13

стрелки растений. Теплынь. Над незыблемым
льдом Чаунской губы миражи, как в пустыне. Что
ж, здесь тоже пустыня, но арктическая да еще с
комарами, от которых не продохнешь. Сейчас
середина июня, их пока нет. Благодать.
Но за комарами, наверное,- дело не станет.
Они своего не упустят. Везде в мочажинах, болотцах, озерках можно при некотором напря­
жении зрения увидеть их личинки. Скоро комары
запустят пропеллеры, встанут на крыло... Гель
*
минтологи ожидают обилие комаров (пожалуй,
их прогнозу суждено было бы сбыться, кабы не
холодное, стылое лето).
Контримавичус и Вайн-Риб толкуют за обе­
дом, какую одежду верней всего носить в пору
комаров. Витаутас Леонович сказал, что джинсы
прокусывают, резиновые перчатки, парусину, бы­
вает, тоже. Не прокусывают лишь солдатскую
гимнастерку, если она не застирана.
Вайн-Риб полноват, но подвижен, говорлив,
сыплет анекдотами. На него не всякая одежка
впору. Марина Болеславовна как-то заметила
вскользь, речь, кажется, шла о рыбалке: «А брю­
ки ему какие? Разве что энцефалитные, ну, знае­
те, такие широкодиапазонные...»
Вайн-Риб — хирург, кандидат медицинских
наук, но здесь он в качестве изобретателя-модер ­
низатора аппаратуры, перегонных систем для по­
лучения дистиллированной воды. Нет ему рав­
ных, если, скажем, необходима тонкая, без за­
зора, подгонка стенок прибора, трубок, шлангов
и т. д. «Король плексигласа» — снисходительно­
уважительно величают его — способен создать из
плексигласа подручными средствами подчас не­
что на грани возможного. Вырежет, выточит,
подгонит так, что лист или втулка «впишутся» в
смежную деталь, пристанут как влитые, что да­
14

ет повод его коллеге, инженеру Виктору Госпо­
динову, с почтением к фирме заявить: «Моно­
лит!» Сам же Михаил Адольфович скромно со­
глашается в таких случаях:
— Просто, а надо додуматься!
Плексиглас он склеивает, в частности, хлоро­
формом; технология процесса, по-видимому, хра­
нится в тайне. И впрямь, кто бы ни брался в от­
сутствие Вайн-Риба за сооружение резервуаров
и аквариумов для разных червячков, у всех эти
емкости текут. У Вайн-Риба — нет. Неудивитель­
но поэтому, что ему надоедают еще и полуличными просьбами: сделай то, сделай это — столик
на ножках плексигласовый, шкатулку «с секре­
том» для трематод и нематод... Просьбы выпол­
няются безотказно, хотя и в порядке очереди.
Самодельные холодильники с постоянно задан­
ной температурой — тоже его работа.
— Ученый должен уметь все, — заявляет обыч­
но Вайн-Риб. — Должен быть помимо прочего и
мастеровым. Особенно в такой обстановке. Ведь
не будешь по каждому пустяку вызывать из Ма­
гадана слесаря или монтера, тем более что не в
каждом аппарате они разберутся. М-да... Само
собой, нужно уметь логично, удобочитаемо изло­
жить свои выводы в научной статье, математи­
чески обсчитать и обосновать их, с английского,
если потребуется, перевести... и чтобы рядом со
стопкой бумаги напильник на всякий случай ле­
жал, пассатижи, паяльник...
Мне осталось лишь уточнить:
— А как же все-таки медицина? Вы же хи­
рург.
— Да, хирург. Но не забывайте, что я стар­
ший научный сотрудник лаборатории физиоло­
гии института, от медицины, таким образом, не
совсем отошел. Раздвигаю, так сказать, рамки.
.15

Но если меня приглашают на сложную — слож­
ную, заметьте! — операцию, я не отказываюсь.
Я, видите ли, не просто хирург, я хирург высшей
квалификации. Нет, нет, вы не улыбайтесь, это
не похвальба: есть описанная в специальных
учебниках операция по методу Вайн-Риба... А од­
нажды вот пришлось снизойти... до аппендицита.
Ветер был страшный, порвал провода, света не
было — и свечек почему-то тоже. Что делать?
Продолжаю операцию при спичках, которыми
мне беспрерывно подсвечивали.
Охотно верю, что он хирург высокой квали­
фикации, а что у него золотые руки, убедился и
сам. И все же нельзя не заметить, что он с яв­
ным удовольствием подчеркивает свои незауряд­
ные способности. Хотя это ведь никому и не вре­
дит, хлеб он ни у кого не отнимает, так же как и
славу, — пусть, если человеку нравится... Кроме
того, он неоднократно указывал в беседах со
мною на те или иные достоинства коллег, а уж
о Контримавичусе говорил с нескрываемым вос­
хищением. Директора института беспокоит сей­
час благоустройство поселка, работа всех его
подсобных механизмов. Начальником же отряда
гельминтологов числится молодой парень, еще
не кандидат и не доктор, Гена Атрашкевич. Вне­
шне в деятельность Атрашкевича директор не
вмешивается, не сковывает его инициативу, не
урезает и полномочий. А впрочем, каждый здесь
знает свое дело, у каждого четкая программа...
Потому-то сам Витаутас Леонович чаще всего
то с косой, то с граблями, то какие-то мешки
таскает, замешивает в сауне цементный раствор.
Коренастый, обветренный, с прямыми волосами,
падающими на лоб, он скорее напоминает кре­
стьянина, пахаря, разнорабочего... Ревностно от­
носится он к микроогородику вокруг столовой,
16

где впритык к стенам сооружено нечто вроде пар­
никового хозяйства: под пленкой зеленый салат,
редис, что-то еще робко всходит. Терпеливо гото­
вит грунт для новых парников, чаще всего зани­
мается этим с женой Светланой Кирилловной, на
время оставляющей своих разлюбезных гель­
минтов.
На завтрак, обед и ужин весь персонал, кро­
ме сотрудников, которые где-то, возможно, с но­
чевкой на дальних речках и протоках, сходится
в столовую. Для них она и комната отдыха.
Здесь не так давно и камин сооружен, уже при
моем участии {таскал кирпичи). Правда, он еще
дымит, как следует не прогрелся, поэтому служит
скорее украшением интерьера. Разговоры во
время обеда и с четверть часа после него самые
разные, зачастую со стороны толком и не вник­
нешь о чем... Виллим Поспехов, муж Марины
Болеславовны, царь и бог дизельной электростан­
ции,— тот обычно с инженером Господиновым о
своем: о машинах, механизмах, технических нов­
шествах. Только и слышно: «механический при­
вод», «гидравлика», «нигрол», «удельное давле­
ние» или «а билибинцы до чего, черти, додума­
лись, они па автомашинах еще один (дальше не
расслышал)... ставят и свободно ездят себе по
тундре». Сперва о каких-то совершенно уж тех­
нократических материях, затем Виллим — огром­
ный, добродушный — сводит разговор на подроб­
ности установки кварцевых ламп в бане. Чтобы
попариться — и бегОхМ на второй этаж загорать.
Виллим Поспехов, ясное дело, человек в электро­
технике сведущий, на нем вся «энергетика» ста­
ционара держится, и установить какие-то там
лампы для улучшения быта сотрудников и мак­
симального приближения к условиям юга — дело
для него несложное, г—

Здесь вообще делают вид, якобы за окнами
утепленных домиков и не Арктика вовсе, а так,
чуть ли не подмосковные дачные места. Все,
включая пятилетнего малыша, купаются в Чауне, в часе езды на моторке от тяжелых пако­
вых льдов океана, Детишки, конечно, иногда
и носами шмыгают, но матерей это не очень бес­
покоит. Считают, что остров — великолепный
природный детсад, оздоровительный лагерь. Что
касается купания в Чауне — матери-то и пример
подают! Особенно Кира Регель. Самая отважная
водная лыжница—она. Только бы нашелся
охотник покатать ее на буксире по реке. Ледя­
ная вода и студеный воздух не помеха. Хуже,
когда обнаженные спину и плечи облепят кома­
ры. Впрочем, она говорит, что, когда скользит
на лыжах за «Прогрессом», комаров сдувает.
Конечно, у Киры есть и «завистники»: поче­
му только ей блистать на водных лыжах? Один
из таких завистников — Ваня Обушенков, длин­
ный, нескладный. Однако все его попытки усто­
ять на лыжах ни к чему не приводят — обычно
он, эдак неэстетично раскорячиваясь, плюхается
в воду. И вот уж кого — совсем беспощадно —
поедом грызут комары. Если неудачник, то не­
удачник во всем. И не замечает своих неудач
разве только сам Ваня — для этого он слишком
жизнерадостен и победно неунывающ.
Однако вернемся к тем самым кварцевым
лампам, ибо велико было желание обитателей
стационара, обхитрив природу, «начхав» на все
ее южные прелести и щедроты, получить ровный
бархатный загар именно на острове Айопечан.
Для этого и был сюда завезен и смонтирован
Поспеховым некий — по инструкции — «облуча­
тель эритемный передвижной, предназначенный
для проведения групповых светолечебных проце­
18

дур с целью восполнения ультрафиолетовой не­
*
достаточности»
Уточним: эритемный!— значит
красный, покрасневший. Профилактические про­
цедуры, как объяснялось в инструкции, должны
проводиться ежедневно методом постоянной био­
дозы. Но размер допустимой для каждого био­
дозы никто, разумеется, не устанавливал, все
шло опытным порядком. Кое-кто пренебрегал и
допустимым расстоянием от облучателя — так
хотелось скорее получить прекрасный и ровный
загар! Не хуже, чем на юге! А то и лучше. Ров­
нее. Все-таки по науке...
И хотя народ здесь подобрался в науке пони­
мающий (да и в разного рода приборах тоже),
потенциальных возможностей эритемного облу­
чателя сразу как-то не оценили. Пренебрежи­
тельно отзывался о нем прежде всего Вайи-Риб.
Мол, слаба машина, ерунда, могла бы и помощ­
ней быть. От защитных очков, предложенных Ви­
таутасом Леоновичем, решительно отказался —
ни к чему, мол... К тому же мы знаем о его разго­
ворчивости и неистощимом запасе анекдотов, что
в совокупности и привело Вайн-Риба в жалкое,
если не сказать анекдотическое, состояние. Он
сильно обжег глаза и три дня пластом лежал, по­
стыдно униженный и страдающий. Позже, когда
Вайп-Риб несколько оклемался, его почтительно­
ехидно титуловали «вождем краснокожих».
Вынужденный терпеливо внимать его бывальщинам и историческим экскурсам, капитально
пострадал и Витаутас Леонович. Колени его об­
горели так, что он некоторое время и ходить не
мог. В большей или меньшей степени испытали
злую силу облучения и другие сотрудники, даже
более закаленная и спортивная Кира вскользь
пожаловалась на недомогание. К злополучному
аппарату стали относиться с должной предосто19

рожпостыо. Но вот получил ли кто-либо наконец
ровный бархатный загар, восполнил ли свою
«ультрафиолетовую недостаточность», сказать
затрудняюсь.
На какое-то время эта грустно-потешная ис­
тория отвлекла меня от тоски по исчезнувшим
розовым чайкам. Но оставались же другие пти­
цы! Скажем, не так-то уж привычны были для
меня канадские журавли. Да и лебеди.
НЕМАТОДЫ
И ТРЕМАТОДЫ,
ЛЕБЕДИ И ЖУРАВЛИ

Журавли и лебеди. Трематоды и нематоды.
Доберусь, конечно, и до нематод. Пока мне бы
на рыбалку съездить. Но своего желания вслух
так и не высказываю. А мне, по-видимому, по­
считали неудобным предложить. Или просто
предпочтительней был рыбачок покрепче, способ­
ный несколько часов перебирать сеть, возиться с
нею. Да еще когда погода не из лучших. Со сто­
роны смотреть и то уже зябко, когда лодка ухо­
дит в знобящую морось, в заштрихованный се­
ребристо-игольчатый пылыо туман. Заядлый ры­
бак в любую погоду—сам Контримавичус.
Рассчитывали, в общем, на чира, который,
поднявшись из своих ям, еще не полностью ушел
в верховья речек на нерест (осенью он возвра­
щается в эти ямы как на облюбованные зимние
квартиры). Да и на ряпушку время еще не при­
шло,—опа появится в августе. Однако чира пой­
мали мало (этаких красавцев с бронзово отлива­
ющей чешуей, прогопистых и плотных), гольцов
попалось больше да ряпушки несколько десятков.
А в прошлый раз, помнится, было несколько си­
20

гов— рыба-то какая! Сиг, чир, голец, ряпушка—
язык можно проглотить.
Да, пошли устойчивые холодные дни, со сля­
котью, с порывами ветра из «гнилого» северозападного угла. Эти дни на Крайнем Севере —
без комаров, без мошки и прочей кусачей гадо­
сти (гнуса как такового вообще здесь нет, толь­
ко комары) —очаровательны, да еще если умиль­
но солнце проблеснет. Солнца нет, однако я часто
вижу, как Кира Регель босиком, в пляжном ко­
стюме вышагивает по кочкам к ближнему болот­
цу, где и умывается шумно, с брызгами (все же
не рискует в такую погоду купаться в Чауне).
Мне уже известно, где я ее прежде видел, хотя
там и не было повода познакомиться. В 1971 —
1972 годах она изучала на Командорских остро­
вах моллюсков. У нас есть общие знакомые, об­
щие воспоминания, что немаловажно, если хо­
чешь найти с человеком и общий язык.
Лицо у нее тонких своеобразных черт, дела­
ющих ее миловидность чуть-чуть пемпловидной.
И скользящий взгляд — неуловимый, с туман­
ней... Описывать лица вроде бы ни к чему. Разве
только мужские, без этого все равно нс обойтись.
Передают характер (могут быть и исключения).
Склонности. Да иногда вся биография на лице!
Ведь сказал же однажды поэт: «Он в зеркало
смотрел как в Уголовный кодекс». Это — целое
стихотворение. Стихотворение в одной строке.
Классический пример. Но опять же для нашей
книги пример сей не подходит, у нас таких нет,
чтоб в зеркало — как в Уголовный кодекс... И ин­
тересы, пристрастия располагаются совсем в
иной сфере. В том числе и мои. Вот моя мечта —
увидеть турухтанов. Такие кулички из подсе­
мейства весьма распространенных песочников.
Самцы особенно примечательны брачным наря­
21

дом, этакое у них пышно-рыжее перьевое боа,
воротник этакий из удлиненных перьев на за­
тылке. Перед гнездованием устраивают на воз­
вышенных местах брачные турниры, бегают, пе­
тушатся, распустив перья воротника, создают ви­
димость страшной необходимости пустить кровь
ближнему своему турухтану. Видимостью чаще
дело и кончается.
Упустил я это время, упустил, даже Кира ме­
ня укорила. Такое, мол, зрелище было, петуши­
лись они тут прямо на территории стационара,
близко к чаунскому обрыву (самая как раз вы­
сота, сухо, есть где развернуться, настоящий ста­
дион).
Так и не увидел я турухтанов. Теперь канючу
у женщин «красивых» гельминтов, то есть в выс­
шей степени они мне не нужны, просто хочу уви­
деть и понять, действительно ли презренных этих
червей можно считать «красивыми», даже соот­
ветственно настроившись? Пристаю с вопросами
вроде: «Почему вы стали гельминтологом?» Ведь,
по моим понятиям, да и на общий взгляд, навер­
ное, — не престижная в науке профессия, не бро­
ская, в кино, например, гельминтологов не пока­
зывают. Мало того, что надо иметь какое-то при­
страстие к постижению всей этой, с позволения
сказать, фауны, ну, микрофауны, надо иметь сме­
лость даже именоваться паразитологом. В изве­
стном смысле паразит ведь и ругательство вдо­
бавок. Самый край презрения. А тут доброволь­
но— паразитолог!
На подоконниках лабораторий, жилых ком­
нат, даже в лужах на улице — везде разбросаны
сердолики оливкового, желтого, густо-медового и
буро-красного (это уже сардеры) цвета. У Киры
их целый мешок, есть прелестные, хотя она и го­
ворит, что это отходы, лучшие муж в прошлом
22

году взял домой в Магадан. Если такие «отходы»,
то каковы же тогда те сердолики, что он увез?
И все же привыкнуть к небрежно разбросанным
сердоликам я не в состоянии. Если сегодня про­
шел мимо, наверняка подниму завтра, чтобы
всмотреться пристальней и все-таки увидеть в
камне то, чего не заменял прежде.
Гена Атрашкевич привез на биостационар
нескольких саламандр карпатских, черных, с
желтыми камуфляжными заплатами, и подсадил
их к местным жильцам — ящерично-вертким сибирскиц углозубам (а ближе они к тритонам).
Я подолгу стою у аквариума, не столько, впро­
чем, дивясь на саламандр и углозубов, сколько
присматриваясь к разложенным по углам аква­
риума «для естественности» сердоликам. Но
взять какой-либо не рискую именно из опасения
нарушить искусственную «естественность», со­
зданную Атрашкевичем внутри плексигласового
ящика с микроэкологией.
Не знаю, какой эксперимент ставит Атрашке­
вич, искусственно сведя в общем месте обитания
саламандр и углозубов, но, скорее всего, он их
заразил теми же гельминтами. Здесь решитель­
но все заквашено на гельминтах. Вог те два
симпатичных щенка, заливисто лающих на цепи,
тоже гельминтоносители — с легкой (или тяже­
лой?) руки Вани Обушенкова. Потому и иа це­
пи, чтвбы не общались с окружающим животным
миром. Хотя собак, в частности на стационаре,
больше нет, если не считать устрашающе огром­
ного черного ньюфаундленда по имени Граф.
Есть, вероятно, определенный резон, что био­
стационар расположен именно на этом островке.
Обилие водоплавающих птиц. Отсюда исключи­
тельная его зараженность гельминтами. И первая
здесь задача — изучение гельминтофауны, Мало23

помалу я начинаю понимать, что есть свобод­
но живущие червяки, допустим дождевой, а есть
червяки-паразиты, тогда это уже гельминты.
Стало быть, червяк червяку рознь по его пред­
назначению в этом мире. Один вполне благоро­
ден, другой — мразь подколодная.
Но для бездн, где летят метеоры,
Ни большого, ни малого нет,
И равно беспредельны просторы
Для микробов, людей и планет, —*

сказал Николай Заболоцкий в чудесном стихо­
творении «Сквозь волшебный прибор Левенгука».
Убеждаюсь в этом, глядя, с каким тщанием и
серьезностью Оля Орловская заражает хирономид — личинок комара-долгоножки — личинками
же другой твари, нематоды. Хирономид, кстати,
можно различить и без «волшебного прибора»:
это длинные красные червячки, в них черпая
пить. Или наоборот: червячок черный, а нить в
нем красная?
Но бог с ними, с нематодами и трематодами,
комар для нас посущественней, поскольку ощу­
тимей, наглядней, что ли. А ведь и комар во мно­
гом зависит от них, от нематод. Здесь вот, ска­
жем, сильная зараженность нематодами личинок
(мотылей) комаров. Есть нематоды, которые,
бывает, так «изгрызут» комара, что он практи­
чески не может летать, гибнет.
Одной из научных задач, впоследствии, воз­
можно, перерастущей в практическую, приклад­
ную, здесь считают выработку метода биологиче­
ской борьбы с комарами, то есть способствование
выведению устойчивой к влияниям окружающей
среды нематоды. Достойная задача в известных
пределах. Ибо подчистую нс нужно — и опасно!—
уничтожать даже комара. Он тоже для чего-то
существует в этом мире, кто-то ест его личинки
и тем пробавляется, тем жив.
24

Но отвлечемся на время и от комаров. Все же
для меня предпочтительней птицы. Меня пора­
жают внешнее совершенство птицы, динамика ее
полета, ажурный рисунок оперения, вообще вид,
сочетание красок. До сих пор я видел лишь тунд­
ряную куропатку, и вот встреча с самцом белой,
арктической... Совсем иная окраска, иное «пла­
тье». Правда, птица еще нс слиняла, преоблада­
ет белое оперение. Но шея и головка пламен­
но-рыжие. Вот это сочетание белого с рыжим не­
ожиданно! И еще свойство куропачей выстав­
ляться напоказ, принимать «удар» па себя, тогда
как сама куропатка сидит где-нибудь в гнезде
не дыша... Большая радость фотографировать
куропачей, понимая, что в чем-то они даже по­
дыгрывают, дают ощутить, какой ты удачливый
и искусный фотоохотник. С лебедями такое взаи­
мопонимание установить не удается — взлетают,
едва тебя заметив. А скрытно не подойдешь —
берега заилены. Взлет лебедей торжествен и в
чем-то даже велик, сердце екает, когда их тела
как бы зависают над синеватой гладью озера,
кое-где отороченного белыми льдинами. Ах, ка­
кая фотография могла бы получиться, какой яр­
кий слайд! Но он не получился, его нет. И я с
досадой отмахиваюсь то ли от вилохвостой чай­
ки, то ли от крачки, которая с криком «кр-ра,
кр-ра!» остервенело иа меня нападает. Бьет
сперва грудью, потом вдруг клюнула, да так,
что и сквозь берет почувствовал. С тем же остер­
венением нападают они на голенасто вышагива­
ющих канадских журавлей. Тем это не по нут­
ру: угибают длинные пружинящие шеи, отпря­
дывают— да отстань, мол, мы совершенно
нейтральны, чего тебе?.. Прелестный, черный с
белым, куличок тулес тоже нападает на досадив­
шего ему журавля с криком «пп-и, пи-и!», и бед­
25

няге ничего не остается, как отбежать от него на
своих смешных ходулях. Хотя понадобилась бы
чуть ли не сотня таких тулесов, чтобы в объеме
получился один журавль.
Обычно в тундре маячат там-сям женщины с
сачками, мелькают дети. Я, чтобы никому не
мешать, выбираю другие маршруты, но бывает,
что наши пути все же пересекаются. Вот повстре­
чал Бируте Восилите (из женщин — Бируте и
Светлана Кирилловна единственные здесь кан­
дидаты наук). С другой стороны подошла и Ки­
ра Регель.
Уже совместно они поддевают сачками тину
в болотцах, «заарканивают» разных мотылей —
словом, берут пробы. Рядом дурачатся детишки,
среди них и пятилетний сын Киры — светлогла­
зый шустряк Федор. У малышни сплошь фиоле­
тово-синие губы — едят прошлогоднюю шикшу.
Кира, в защитного цвета костюме, с собран­
ными в тугой узел волосами, сухолицая, выгля­
дит как подтянутый строгий командир. Бинокль
на шее усугубляет это сходство. На меня она по­
просту не обращает внимания — занята своим
делом, которое продолжает потом в лаборато­
рии. Их две —в разных домах, и обычно гада­
ешь, куда же заглянуть на досуге, у кого чай по­
круче и погорячей.
Интересно у Эдиса Рудминайтиса (когда до­
бирались из Рыткучей, он был за шкипера). Да и
повод есть навестить — выпало стеклышко из оч­
ков, и никак не вставишь, не держится.
— Это мигом, — говорит Эдис, — у меня есть
такой клей, потом захотите, не оторвете.
И начинает манипуляции с очками, привед­
шие к подобному же результату, какого достиг
лесковский Левша, подковавший «аглицкую»
блоху. Как известно, опа перестала прыгать. Так
26

и здесь: стеклышко держится крепко, но оно на­
столько запачкано клеем, нестираемым и несмы­
ваемым, что практически одним глазом читать я
уже не смогу.
Тем временем оглядываюсь, хотя и не впервые
уже здесь. Изучаю стеллажи, уставленные кол­
бочками, спиртовками, всякими состыкованными
и запутанно перекрещивающимися сосудами,
книгами, в том числе и на английском языке.
Юмористический фотомонтаж на стене: «Что за
чудо-пароход там по Чауну плывет?» К тулови­
щу весьма солидного капитана (судя по форме и
нашивкам) приклеено фотоличико Наташи —
единственной из женщин стационара, которая
бестрепетно управляет лодкой «Прогресс». Да и
то, надо думать, не без мудрого руководства ли­
бо Рудминайтиса, либо Вани Обушенкова.
Наташа сидит здесь же за столом, что-то там
шарит пинцетиком в кювете, ощупывает и затем
перекладывает хирономид в чистую воду. По упи­
танности отбирает, что ли?.. К столешнице при­
жата животом гитара —1 для разрядки в паузах.
Смотрю на живчиков-хирономид, как бы рас­
члененно-прерывистых, пытаюсь рассмотреть в
них белых нематод (если они вообще видны), в
который раз любопытствую, в чем же их отличие
от трематод (нематоды вроде бы только в хирономидах, трематоды — вроде бы лишь в моллюс­
ках; если не наоборот, на что я весьма уповаю),
и вдруг ловлю себя на том, что испытываю даже
некоторый интерес к этой суматохе, верчению
паразитов в кювете.
Не проходя «специального курса обучения»,
никому особенно не надоедая, тем не менее коечто по мелочам усваиваю в этой хитроумно-за­
путанной науке, мотаю на ус. Но тундра мне все
же предпочтительней.
27

Плохая погода чередуется чуть ли не с жа­
рой. В Арктике иногда горячей, чем на какомнибудь юге. Душней. Здесь ведь лишнего с себя
все-тлкп не снимешь, хотя комаров еще нет. Ну,
а когда комары?.. Весь в поту, но терпи.
Цветет ромашка, попадается багульник (рань­
ше я его не замечал — плохо знал отличитель­
ные особенности). Многие болотца высохли, по­
крылись сеткой трещин. Перхоть ила «взрывает­
ся» под сапогами облачками. Есть уже,
собственно, и комары. Но мало. И почему-то не
кусаются, наверное,«мужики» летают, ведь гово­
рят, что жрут нас почем зря лишь самки. Между
кочками полохливо шарахаются немыслимо узор­
чатые птенцы куличка-чернозобика. Такие кро­
хотули. Да и всякая живность в таком несмыш­
леном возрасте прелестна. Вон и птенчики
подорожника тоже, их здесь не счесть...
В эти дин приключился со мной конфуз. Сна­
чала я увидел вдали за подсохшей впадиной па­
рочку канадских журавлей. (В музее в Певеке
почему-то стоят чучела серого журавля «Огиз
2Ш8», который здесь, на арктическом побережье,
не водится; да и канадский сравнительно редок.)
Чтобы не упустить меня из виду, они пружини­
сто подпрыгивали, затем отлетали подальше.
Я — за ними. Но журавли меня так и не подпус­
тили. Махнул на них и поплелся в другую сто­
рону. Через несколько шагов, словно бы в ком­
пенсацию, повстречал некую желтую пушинку —
весьма забавного птенца. Вдруг как выскочит
из-за кочек, — и поначалу я не воспринял его
как журавленка, а потом скорее догадался, шей­
ка выдала. Выскочил, живность какую-то склю­
нул — коротконогий такой... Ножкам лишь пред­
стояло в ближайшем будущем отрасти, хотя,
рождаясь, птенцы сразу становятся на ноги.
28

Бедняга» где же его родители? Никоим обра­
зом я не увязывал его с теми журавлями, что
недавно улетали от меня. Родители, оказывается,
оставили его в безопасном месте, в укрытии, по
их разумению, а меня отвлекли. Но вышла не­
большая накладочка, да и глупый птенчик об­
наружил себя раньше времени... Тут-то я и по­
снимал его на обратимую цветную, хотя и пози­
ровал малыш совсем без интереса, пытался
убежать.
*
«Зачем же оставлять его па произвол судь­
бы?— подумалось. — Родителей не видно. А па
биостационаре, быть может, как раз такой птен­
чик для науки пригодится. Для какой-нибудь там
прививки или наблюдения за ним».
Прикинув все это, взял я пуховичка-журав­
ленка и с чувством исполненного долга и некоего
соучастия в научном процессе зашагал домой. Но
хотя женщины и обрадовались птенцу, такому
симпатичному и беспомощному, они сразу дали
мне почувствовать предосудительность моего по­
ступка. Меня оправдывало лишь, что птенчик
был безнадзорный. Возможно, его родители по­
гибли. Я-то уже догадывался, что это не так, но
теперь счел, за лучшее опустить эту подроб­
ность.
Оля Орловская сразу же принесла крохе хирономид в блюдечке, первую она вложила пинце­
том в клюв, и журавленок ее проглотил, оценил
на вкус, остальных принялся неторопливо скле­
вывать уже сам. Надо сказать, что угощение бы­
ло богатое и бесплатное, почему и не подхарчиться на дармовщинку? Женщины были без ума
от покладистости журавленка, от того, что он
канадский, а не какой-нибудь там еще, все-таки
порода, нечто птичьи-аристократическое, да и
попросту такой он милый...
29

без трех коготков на лапе, слабенькая такая бы­
ла поначалу, — пошла от Союззооэкспорта в об­
мен на разных экзотических зверьков и прописа­
на сейчас где-то в Бельгии. И если уж держит
Марина Болеславовна дома собаку, то это типич­
ный громила, хотя па поверку довольно добро­
душный...
На стационаре нет книг, так сказать, не по
делу: только специальная литература. Не знаю,
чем это вызвано: либо тем, чтобы народ не от­
влекался от работы и бесконечных забот по под­
держанию порядка в хозяйстве и лабораториях,
либо же тем, что книга сейчас стала ценностью
не только духовной и ее жалко «пускать на рас­
пыл». Если привезешь сюда, заранее смирись,
что се «зачитают» в прямом (скорее в прямом) и
переносном, закавыченном, смысле. Потому что
жажда чтения, если бывает короткий досуг, ве­
лика, я в этом не раз убеждался: читают допо­
топные журналы. Есть и книги. Они принадлежат
Марине Болеславовне, это малая часть ее библи­
отеки, перевезенной сюда из Певека. Доступ к
ним, вопреки обыкновению книговладельцев, не
то что открыт, а широко распахнут. Опа радует­
ся: когда ее книги «в ходу». Пришло время, ког­
да и я вынужден был, изнывая без духовной пи­
щи, обратиться к ее услугам. Взял книгу Нико­
лая Шундика «Белый шаман». Шундик, как я
уже говорил, учительствовал именно в этих мес­
тах, рядышком.
Есть в библиотеке Марины Болеславовны и
серии — о путешествиях, плаваниях первооткры­
вателей, охоте, изучении Севера, хотя строгой
системы в подборе нет. Сама она читает много и
тоже разное, по есть у нее вкус, чутье на досто­
верность изображаемого.
— Что мне правится, — сказала однажды, про­
32

читав одну ив книг Федора Абрамова, — правду
пишет. Боль автора чувствуешь за то, что про­
исходит и в мире, и рядом, если что-то у нас еще
не так, не путем...
Федор Абрамов, Нодар Думбадзе, Николай
Шундик, Фолкнер, Воннегут, историческая ро­
манистика, Тан-Богораз — тут есть, что почи­
тать! А если Марина Болеславовна перевезет
свою библиотеку из города полностью, потреб­
ность работников биостационара в духовном, по
крайней мере в том духовном, что содержит вся­
кая хорошая книга, будет утолена. Да ведь и
домашних читателей двое — муж, увлекающийся
по преимуществу мемуарной литературой, и сын
Виталик.
Марина Болеславовна и кулинар достойный,
а уж по части засолки рыбы и точно великий мас­
тер. Гольца, малосольную ряпушку готовит так,
что через день-два, во-первых, можно и на стол
подавать, а во-вторых, что за продукт! Пласты
рыбы переложены чесноком, специями, они пря­
но тают во рту, и рука невольно тянется за сле­
дующей долькой. А ведь тут на столе бывают и
иные деликатесы (в этом году замечательная
повариха; в прошлом юноши-практиканты кули­
нарного училища кухарили, до сих пор воспоми­
нания об их готовке вызывают у всех на стацио­
наре глухую тоску, если не изжогу).
Особенно вкусны и великолепны обеды после
субботников, которые здесь часты. Связаны они
либо с уборкой территории, либо с ремонтом ба­
ни, либо с заготовкой дров, грунта для теплиц.
Без большого желания (как на духу), но вполне
по своей воле участвую в них и я. Да и полезно
бывает немного размяться, помахать топором,
потаскать доски и бревна... Вот уж когда понастоящему можно оценить деликатесное изобиЛ. Пясенюк

33

лие вплоть до окрошки со свежими огурцами
(своего комнатного урожая, неоднократно сни­
маемого за лето), тушеной зайчатины... Битых
зайцев, оказывается, еще с зимы держат на той
стороне Чауна у охотников в леднике. Понадо­
бится— махнут туда на «Прогрессе», возьмут
сколько нужно — и назад.
Разговорился я однажды с рабочим Анатоли­
ем— и швец, и жнец, и на дуде игрец, но скорее
всего печник. Обычно только мы вдвоем смотрим
до конца после ужина всю телевизионную про­
грамму. Собеседник мой уже не первой молодо­
сти. Жиденькие бородка и усики, обветренная,
чуть морщинистая, кожа, а глаза среди всего
этого — блекло-синие,
пронзительные,
глаза
страстотерпца, кричащие о чем-то своем несостоявшемся, безвозвратно упущенном, болезнен­
ном, как заноза...
Негладкая у Анатолия биография, но и не из
ряда вон. Среднетехническое образование, не­
глупый, читающий. В этих краях давно. То с гео­
логами на Мысе Шмидта, то подается куда-то с
золотодобытчиками на прииски. Но прошлой зи­
мой был уже здесь, на стационаре. И все рабо­
чим, петляющая, без постоянного причала, эта
жизнь ему, видно, по нраву...
И вот выпало ему какое-то время пожить в
домике Поспеховых, пока они сами ездили на
вездеходе в Певек. Однажды вышел лунной но­
чью,— это было «в аккурат» 14 марта,— и гла­
зам не поверил: там, где стыла подо льдом река,
волнообразно, текуче и нескончаемо что-то ко­
лыхалось. Протер глаза, всмотрелся присталь­
ней— батюшки светы, зайцы-беляки! Они почти
не отличимы под луной от снега. Весенняя миг­
рация зайцев на остров, облюбованное ими ри­
сталище.
94

— С полтыщи их было, никак не меньше,—
убежденно сказал Анатолий. — Потом, как-то
бродя по острову, опять на них наткнулся, голов
на двести, как раз у них был гон, по-видимому.
Близко не подпускали, и лишь один, которого я
и прихлопнул, что-то потерял бдительность, от­
стал от своих. Бегал я за ними тогда и по остро­
ву, и в его окрестностях, километров до сорока
накрутил.
Он сказал еще, что в лунном свете той ночи
передвижение такой сплошной массы зайцев ка­
залось таинственным и завораживало — легкий
шорох серебристо светящихся тел, волнообразное
их движение...
— Но как, вероятно, тягостно коротать здесь
долгую полярную ночь!— невольно вырвалось у
меня.
— Да нет, — не согласился он, — зимой здесь
даже интересней.
— То есть как интересней? Когда ночь да
ночь, без всякого, можно сказать, проблеска? На
психику разве не действует?
— Ну, это как смотреть. И какая психика.
А если с позиций Поспеховых,— пожал плечами
Анатолий, — то почему бы им тут и не жить. Вот
привезут сюда из Певека библиотеку, тысячи
две-три томов, читай не хочу. Здесь, в совхозе,
обещают им на зиму охотничий участок, песца
хотя бы промышлять, тех же зайцев... А они та­
кое уединение, природу любят, она и обеспечит
всем необходимым, рыбой в том числе. Да зи­
мой пойдешь к проруби, подновишь ее и за час
на удочку сотню корюшек надергаешь!
Может, и верно. Марина Болеславовна, что
ни говорите, при всей своей интеллигентности,
навыках организатора-руководителя, — все-таки
еще и прирожденный охотник. Правда, в этом
2*

35

качестве Я ее не наблюдал, но и оснований не ве­
рить нет. Заведовала как-никак любительской

охотой двух огромных районов, по иным поняти­
ям целого государства.
Иногда биостационар навещают вертолеты,
хотя вроде без видимых причин и явной необ­
ходимости. Особенно пожарный часто гостит.
Если пожаров нет, лолетают-полетают да и;
«А ну-ка к Марине Болеславовне на чаёк!» Мно­
говато, правда, охотников до чая, но ведь и вер­
толетчики могут быть полезны: письма взятьпривезти, посылку, груз какой-нибудь, а то и
пассажира...
;
А надо сказать, что птиц в пределах стацио­
нара полно. Марина Болеславовна, из уважения
к моей фотоохотничьей страсти, завела меня за
угол старой дизельной, где на перекладине за­
брошенного верстака чечетка вывела четырех
реченят. Серенькая птица чечетка, серенькие, ни­
чем не примечательные у нее и птенцы. И гнездо
из сухих веточек как нельзя неприметнее впи­
салось в пепельно-взъерошенную, измызганную
дождями фактуру деревянных брусьев. Сколько
я здесь ни ходил, гнезда не видел1 Да что я, кош­
ки его не замечают, хотя оно как бы даже во­
пиет своей неприкрытой обнаженностью. Обычно
чечетка гнездится в кустарниках, тут же никаких
поблизости кустов. Жить, однако, надо, вот и
приспособилась. Даже в такой опасности: дети—
раз, кошки — два, да и свирепые охотничьи со­
баки переплывают с той стороны Чауна, чтобы
вволю порезвиться в птичьих угодьях Айопечана,
среди его неисчислимых гнезд. На той стороне
некогда был охотничий стан, но наводнением его
смыло, остались два-гри домика и подсобки..,
Вот оттуда и отчаливают собаки, чтобы сотво­
рить тот или иной разор на Анопечане.
36

Вообще, поразительно, почему птицы, пусть и
не все, так откровенно льнут к человеческому
жилью. Даже у самой дизельэлектростанции
квартируют. А она тарахтит, гугукает днем и
ночью, шум, грохот, полный для птичьей сестры
дискомфорт. Но рядом совсем гнездятся морян­
ка и тулес, некий белохвостый песочник умуд­
рился устроить гнездо даже в лодке... Обнару­
жив этот феномен птичьего поведения, Светлана
Кирилловна в недоумении заметила;
— Каким же образом думает мамаша выво­
дить из лодки птенцов, они же будут скатывать­
ся вниз?
Другой белохвостый песочник расположился
чуть ли не на тропинке между домами. Пришлось
огородить этот участок заметной по цвету вере­
вочкой и воткнуть палку с предупредительным
знаком в виде вырезанной из жести и соответст­
венно раскрашенной птепчиковой головки. И вот
прилетел как-то в очередной раз пожарный вер­
толет, летчик которого, добродушно-рыхловатый
от сидячей жизни Коля, любил приземляться на
одном и том же пятачке, ограниченном с двух
сторон домом-лабораторией и «салуном» Контримавичуса, а с третьей — рекой. Пятачок настоль­
ко мал, что мнится, будто лопастями винта вер­
толет того и гляди снесет крышу с «салуна» или
еще что-нибудь заденет. Когда вертолет сел, я
прикинул на глаз, что от ближайшего столба с
надписью «БИОСТАЦИОНАР ИБПС ДВНЦ АН
СССР», выполненной шляпками вколоченных в
дощечку гвоздей, до лопастей оставалось едва ли
больше двух-трех метров.
Никто, впрочем, не волнуется, привычны к то­
му, что Коля садится предельно точно и с ши­
ком, чуть ли не зависая хвостом машины над ре­
кой. Но на сей раз мы встревожились не на шут­
37

ку: Коля, что называется, пер на буфет, грозя
перебить посуду. Бедную белохвостинку сдуло с
гнезда, и она улетела. Когда вертолет угомонил­
ся, винты остановились, легкий мусор и пыль
опали, птичка, словно ничего такого только что
не стряслось, скорой припрыжкой возвратилась
к гнезду и засуетилась у ног людей, совершенно
как бы и не страшась ни этих ног, ни нависшего
над нею хвостатого зверюги.
Колю упрекнули в неосторожности, причем в
резком тоне, и показали яички в гнезде. С и отве­
тил безобидно-снисходительно, впрочем уважая
хозяев и их причуды:
— Да я и сам заметил, что-то вроде огоро­
жено, — значит, дальше нельзя, пора садиться.
Вряд ли он видел эту веревочку загородки,
просто цену себе набивал, вот я какой ас, где
хошь припечатаюсь, — но, может, и видел. Тогда
виртуоз. Хотя птичку он все же напугал.
Вертолетчики у Марины Болеславовны «свои
люди». И она сама — Север все-таки! — летает
много. И не без приключений иногда.
Рассказывают, например, летели однажды на
«аннушке», и один из ухарей-весельчаков, не
вписывающихся в рамки летных правил, вдруг
оборачивается к Марине Болеславовне и го­
ворит:
— Счас я тебе покажу невесомость.
Сделал «горку», потом свалился круто вниз,
так что действительно под потолок самолета ее
вжало. Внизу со страхом наблюдали, чего там
летчик дурит, может, стряслось у него что?..
Показал он так «фигуру высшего пилотажа»,
потом еще одну, и маленькая лыжа в хвосте —
так называемый лыжонок — отлетела. Садились
на лед озера, чертя хвостом немыслимые зигза­
ги, но, в общем, если не считать потерянного лы38

жонка и малоприятных ощущений у Марины Бо­
леславовны, этот показ «невесомости» имел бла­
гополучный исход.
В другой раз дело было на вертолете. Тоже
ухарь за штурвалом сидел. Летели над посел­
ком, стояла белая ночь, никто из домов не пока­
зывался. Летчик такого непочтения перенести не
мог—вот я их разбужу, мол! Я им продемонст­
рирую. Спустился ниже, пролетел над крышами,
поднял рев, взвихрил винтами тучу мусора, и
рваным полиэтиленовым мешком захлопнуло у
вертолета воздухозаборник. Вертолет так сразу
и плюхнулся. Хорошо опять же, что не на дом,
хорошо, что низко было, отделались ушибами,
машину слегка помяли.
Вот такие «приключения», говорят, случались
с Мариной Болеславовной. А были ли они на са­
мом деле? Неизвестно.
Пользуясь некоторой «зависимостью» верто­
летчиков от горячего чая, Марина Болеславовна
просит, чтобы однажды взяли и меня «на облет
территории». «Но только с возвратом на место,
а то знаем мы вас!» И те вежливо пообещали и
вскоре забыли об этом, чему я нисколько не огор­
чился, еще не решив как следует, нужен мне та­
кой облет, визуальное знакомство с территорией,
или не нужен. Хотя как заранее знать, где поте­
ряешь, а где найдешь.
Если Марина Болеславовна видит, что чело­
век сам по себе не очень настойчив, а то и по­
просту нерешителен, не ориентируется в обста­
новке, она сделает для него все, что в ее силах,
используя свой немальйГ'авторитет, собственные
возможности, просто энергию деятельной нату­
ры. Что касается моего возвращения в Певек,
она заранее всюду звонит, предваряет, выдает
мне лестные характеристики (опасаясь упрека в
39

саморекламе, не буду их повторять), а в Певеке
пойдет в райком по своим партийным заботам,
но не преминет при этом и за меня замолвить
словечко, попросить о содействии. Дело в том,
что Агафонов, с ходу устроивший мне поездку
на Дйопечан, улетел в отпуск. И мне предстояло
искать другого «покровителя». С легкой руки
Марины Болеславовны им стал секретарь рай­
кома по сельскому хозяйству и строительству
Владимир Михайлович Етылен.
В Певеке, куда мы прилетели вместе с Поспеховой, она отвела мне отдельную комнату в сво­
ей квартире, среди обилия книг, камней и разно­
образных удобств, какие вообще, в большей или
меньшей степени, мог предоставить человеку арк­
тический город.
Сразу же в доме стало шумно, появился народ,
друзья Марины Болеславовны, товарищи друзей
и просто знакомые, в привычку вошли поздние
чаи (все равно белые ночи, не поймешь, поздно
ли, рано ли, если не глянешь на часы, а на них
не смотрели), позванивал тонкий фарфор чайно­
го сервиза «Мадонна» (пастораль, младенцы с
крылышками, эти самые купидоны, то ли Диана
с приспешницами, поскольку наличествовал кол­
чан ;со стрелами).
Разбили хрустальный бокал? Уже? Жалко,
понятно, здесь не достанешь, но шут с ним, не
обращайте внимания. Все-таки северяне, копейку
на посуду заработаем всегда. Что?.. И чашку из
сервиза тоже?.. Ну, даете! Вы немного поосто­
рожней, все-таки «Мадонна», не глина обож­
женная...
Дом ее —дом для приезжих, поскольку и по­
мимо меня в нем живут день, два, временно, ктото живет почти всегда. Как-то утром заглянул
чукча-охотник с острова Айон Трофим Тынарах40

тыргин — узнал, что здесь Поспелова (естествен­
но, Певек слухами полнится). Оказалось, охот­
ничьи его дела — швах, лежит в больнице. Когда
его пятидесятилетие праздновали, из райкома
в больницу нагрянули, на время увезли с собой,
речи говорили, подарки, грамоты вручали. Нет,
не забывают Тынарахтыргина, знаменитый охот­
ник был еще недавно, ну и, понятно, вот подле­
чится и свое еще возьмет.
— Слушай, тебе чего надо, вот когда из боль­
ницы выйдешь? — спросила у Трофима хозяйка.
— Капроновую бы нитку мне, — поразмыслив,
ответил тот.
— А, нитку... ее не достать. Но я позвоню
Шаврину, он где-нибудь расстарается и пошлет
тебе.
* —Да мне здесь нужно. Скучно лежать-то.
Я бы сеточку вязал. Иглица у меня есть.
— Ладно. Ты где лежишь? В терапии? Запи­
ши телефон Шаврина, он тебе найдет. Ты давно
оттуда, с Айона? Рыба идет?
— Идет. Ряпушка. Голец. Сейчас вялится у
меня там на участке. — Немного помолчал, вдруг
лицо его, смугло-коричневое,
морщинистое
(у чукчей рано появляются морщины, северный
ветер — завзятый дубильщик), трогает смущен­
ная улыбка: — Новую станцию-киловаттку полу­
чил.
— Ой как хорошо, — искренне обрадовалась
Марина Болеславовна. — Но мы тебе еще одну
подкинем. Не помешает. Ты вообще не стесняй­
ся, спрашивай, если что нужно...
— Самый больной проблема у меня — пено­
пласт на поплавки.
— Вот видишь. И сидишь молчишь. Тебе плот­
ный пенопласт или пористый, жидковатый? Плот­
ный? С плотным хуже. Но ничего, я посмотрю
41

на стационаре, там ненужные куски, обрезки...
Тынарахтыргин с детства воспитывался в рус­
ской семье, поэтому хорошо говорит по-русски,
был и председателем сельсовета на Айоне.
— Слушан, а «Электрон» работает, что мы
тебе дали?
— Работает, работает, кино смотрим!
— А что у тебя за болезнь, тебе хоть говорят?
— Ничего не говорят. Не знаю. Болят ноги —
и всё. Для охотника беда.
— Вылечат, как же так? Вылечат! Должны
вылечить, медицина сейчас мощная, ты еще по­
бегаешь. Ничего, ничего! Вот там попозже мы
тебя проведаем, подкинем кое-что для хозяйства.
На лодках. Там сколько идти, если по тому пло­
хому углу бухты? Сорок километров? Ничего,
дойдем.
Трофим кивнул — мол, будем ждать — и меч­
тательно прищурился:
— У нас хорошо там сейчас. Ромашки цветут,
утка на озерах шебаршится, гуси бывают. Хотя,
э, что за гуси! До войны, помню, к гусю подхо­
дишь, когда он у речки, камнем замахнешься, а
он сидит себе. А сейчас за километр не подпу­
стит— стрелой в небо. Не то сейчас. А все рав­
но— природа, тундра. С чем сравнить? Не с ва­
шим же городом. Красиво.
Наташа Пешкова (она тоже здесь, к зубпику
приехала) предложила на правах сохозяйки:
— Мясо есть будете? Сварить?
— А какое?
— Кажется, говядина. Мороженая...
— Н-нет. — Трофим, как видно, стосковался
по оленине, а ее человеку тундры никакое дру­
гое мясо не заменит.
Тем временем Марина Болеславовна спраши­
вает:

— Ну, что тебе еще? Ну, для магнето кулач­
ки, дросселя?.. Стартер нужен?
— Очень нужен. И винт нужен.
— Будет и винт. Давай, давай, только не мол­
чи, что у тебя еще?..
— Ну, если еще — патроны двенадцатого ка­
либра. Гильзы под цеитробой. Под жевело — не
надо.
— А дроби дать?
— Есть у меня дробь. Не надо.
И вот такой диалог—на протяжении полу­
тора-двух часов. Наконец вволю попив чаю (ведь
какой в больнице чай?), Трофим ушел, по ста­
рой многолетней дружбе расцеловавшись с Ма­
риной Болеславовной. А у нее, раз уж она ока­
залась в Певеке, уйма хлопот и встреч. Времени
нет, — к тому же нужно ловить момент, просвет
в погоде, знакомого вертолетчика, чтобы подки­
нул ее, если попутно, на биостационар. Ибо ос­
новная ее деятельность в качестве начальника,
на плечах которого все хозяйство, именно там.
Но и в Певеке вот так необходимо возобновить
кое-какие связи, достать разные дефициты, зап­
части, — для того сюда и прилетела.
Пожалуй, я не смогу передать словами, сколь
незаурядна эта женщина, какая в ней таится
энергия, какая кипучая и деятельная эта натура.
И как она добра, широка по натуре, всегда го­
това помочь человеку, испытывающему те или
иные затруднения. Словом, Марина Болесла­
вовна — женщина Севера. Нет, далеко не все
женщины здесь такие, но именно такими, навер­
ное, они должны быть. Хотя бы отчасти. Хотя бы
через одну. Потому что Север не терпит слабых и
инертных.

43

У ГОРЫ
НЕЙТЛИН

/

/

1 Возвратимся, однако, на биостационар, по
*
скольку еще не скоро придет тот час, когда все­
сильная Марина Болеславовна поймает по радио
в эфире и посадит близ столовой вертолет, кото­
рый доставит нас если не в Певек, то хотя бы в
Валькумей (оловопромышленный рудник). Отту­
да восемнадцать километров мы уж как-нибудь
преодолеем на пассажирском автобусе. Но все
это, повторяю, еще впереди, а очередная моя за­
бота на биостационаре — отправиться с женщи­
нами по маршруту в некие их дальние дали, куда
они добираются обычно па «Прогрессах». Такая
возможность наконец представилась, момент вы­
бран мной верно, осечки быть не может — и я
прошусь у Бируте Восилите прокатиться в каче­
стве, ну, если угодно, наблюдателя (вкладываю
в последнее определение малую толику иронии,—
мол, такова уж профессия)...
Бируте несколько озадачена, — все до сих
пор ездили без наблюдателя, а тут на тебе, по­
чему-то именно на ее долю достался, — но в
принципе, конечно, не возражает.
На речку Пучевеем идут два «Прогресса»: в
одном Ваня Обушенков с Наташей, в другом я
с Бируте да еще Виталик Поспехов на руле. Вы­
езд капитальный, с ночевкой. То, что мне нужно.
Мели, везде мели, и забавно смотреть, какие
неожиданно крутые виражи закладывает Обущенков, с шиком обходя подозрительные места,
выписывая симметрически согласующиеся между
собою кривые. На прямых участках, где нали­
чие мелей, по наблюдениям последних дней
(а ездят здесь постоянно), не предполагается,
на руль садится Наташа Пешкова, а Ваня дает
44

ей ценнь!р указания. Говорят, в прошлом году
на стационаре практиковала юная жена Вани
'(сейчас оя|гордится здоровым потомством). Когда мотор ртказывал, она садилась за весла, а'
Ваня, возлежа на носу, высматривал мели (по
известному образцу: тебе, мол, что — греби да
греби, а мне о жизни думать!). Хотя не исключено, что все это наговоры на безобидного парня.
Вообще же, когда он на руле, то мчится ли­
хо, очень лихо. Хорошо, что не склонный к внеш­
ним эффектам, вдумчивый и серьезный Виталик
не реагирует на его провоцирующие зигзаги и
ведет нашу лодку спокойно, по выверенным пря­
мым и кривым. Так оно и вернее. Потому что
уже недалек тот день, когда «невезучий» (а при
всей показной броскости поведения он все-таки
невезучий) Обушенков вынужден будет возра­
зить своим оппонентам: не везет, не везет, но
должно же когда-нибудь и повезти наконец! По­
сле чего сядет в моторку и погонится за этим
самым везением очертя голову (речь идет преж­
де всего о том, что он пока не может собрать и
доказательно соотнести между собой необходи­
мый для его темы научный материал). Так вот,
эффектно ведя «Прогресс», стоя на нем в рост,
Ваня вдруг заметил, что в обрыве из грязно сле­
зящейся линзы мерзлотного льда, этакого мут­
ного глаза доисторических эпох, торчит не ина­
че как бивень мамонта. Он резко довернул в бе­
рег, всматриваясь в предполагаемый бивень, за­
быв, что возможны мели да и что сам берег—
вот он... В итоге лодка с разгона врезалась в
мель, от толчка Ваня скатапультировал вперед,
ударился подбородком в металлическую окан­
товку ветрового стекла, содрал лоскут кожи и,
падая за борт, сильно ушиб ногу. А бивень мамон­
та оказался всего-навсего сухой корягой...
45

/

Первым, кто его увидел в столь Плачевном
состоянии, и первым, кто пришел на помощь, был
Гена Атрашкевнч. Оторопев от страшноватого
зрелища искорябанпого Ваниного л^ца, он ска­
зал в легком шоке:
— Сейчас, сейчас, Ваня, я только запечатлею
тебя на цветной пленке, в назидание потомству,—
а уж потом к твоим услугам!
Дал ему строго пятьдесят граммов спирта —
подотчетный ведь! — и затем начал с помощью
ножниц и прочих подручных средств операцию.
(Атрашкевичу следовало бы благодарить судь­
бу, не подсунувшую какого-нибудь сверхопера­
тивного фотолюбителя, когда он сам «терпел
бедствие» и видик имел не из лучших... Однаж­
ды год или два назад по случайному стечению
обстоятельств он остался на том берегу без лод­
ки, причем на виду у всего биостационара. Ко­
маров роились тучи! Он спасался от них тем, что
бегал взад-вперед по берегу. Коллеги с недоуме­
нием наблюдали за ним, полагая, впрочем, что
все эти зигзаги и финты он затеял, выслеживая
какую-то дичь. Выбирает, мол, позицию, где
удобней залечь. Часа через два пришли, однако,
к выводу, что слишком уж долго возится он с
этой позицией, пора бы и угомониться. И поеха­
ли к нему.
Комары так изгрызли Гену, что он почернел
и опух. Признался, что уже думал бросаться в
речку и плыть, но не рискнул, вода ледяная, да и
как раздеваться при таком комарье?.. Вот тут и
пригодился бы снимочек для потомства и себе
же в назидание, — лучше, конечно, на цветной
пленке!)
Сутки спустя, когда стало ясно, что ничего
не поправимого с Обушенковым не случилось,
над ним стали подшучивать:
46

— Ты теперь с этим твоим содранным подбо­
родком кац бурш, завзятый дуэлянт.
На что неунывающий Обушенков со значе­
нием пропел речитативом:
— Шрам йа роже, шрам на роже для мужчин
всего дороже!
Но пока до заветного шрама еще далеко, по­
ка лицо у Вани вполне благопристойно и ничем
решительно не выделяется, кроме разлитого на
нем вроде бы и беспредметного ликования. Да и
как, скажите, не ликовать в азарте и запарке
столь быстрой езды, в ощущении неограничен­
ной своей власти над моторкой?
Вот и первая остановка, ткнулись в берег.
Ваня поднимает раструбы резиновых сапог и
прыгает в воду, увлекая за собой лодку. Мы
швартуемся рядом.
Оказывается, Ване предстоит перенести на
гору, где обитают песцы, изрядное количество
железных капканов: срочно нужно отловить пес­
ца. Я пока смутно представляю, для чего тот
Обушенкову нужен. Но догадываюсь, что он,
возможно, изучает песцов как переносчиков па­
разитов в цепи мышь—песец — человек. Либо
будет их заражать специально, как тех симпа­
тичных щенков во дворе биостационара.
Женщин оставляем, сами же, нагруженные
капканами, втроем идем к песцовым угодьям. А
дорога — просто болото. Мерзлотное причем. Как
я ни стараюсь выбирать места помельче, конча­
ется тем, что вода хлынула даже за подтянутые
до паха голенища. Когда в сапогах вода и пор­
тянки сбиваются, натирая волдыри, жизнь за­
метно начинает горчить, возникают в ней неже­
лательные оттенки. Тут как тут отрицательные
эмоции. Вот и злюсь. На тех, что впереди. Сами
молодые, длинноногие, здоровые, к тому же лег47

ко одетые, — я же запарился, увяз, отстал, кап­
каны упираются в спину всеми желсзцыми сочле­
нениями и ребрами.
I
Конечно, здесь красиво. Если, конечно, отбро­
сить собственные переживания. С пронзительно­
синего под низким солнцем озера взлетают два
пронзительно-белых лебедя — с шумом, с тяже­
лым хлопаньем крыльев, с осыпающимися с лап
и перьев брызгами. Какая-то тонкая особенная
грусть, когда видишь все это белой ночью. Вот
ноуь белая, — а во всем придавленность и словно
бы нарочитость: не верьте белому, не верьте и
сведу... все-таки ночь!
Однако те, впереди, могли бы и притормозить.
Чего они меня совсем уж так... позади... замучен­
ного... И самолюбие как-никак страдает. Разу­
меется, мое. Если такие скорые, зачем было вооб­
ще нагружать меня капканами и тащить через
три болота, — могли бы и вдвоем справиться, си­
ла есть. Либо Ваня решил подкинуть мне острых
ощущений для будущей книги? Чтобы прочувст­
вовал, как оно гут в маршрутах, чтобы на себе
испытал, как, мол, живут они тут, в каких усло­
виях работают. Эту самую романтику чтобы взял
на зуб... Ну что ж, быть может, и справедливо.
С той лишь поправкой, что все это мне уже зна­
комо. Сколько таких болот исхожено, сколько
рек переплыто, сколько хребтов, пусть и не очень
высоких, преодолено. Но все в прошлом. А сей­
час вроде уже и не по возрасту такое занятие.
Старею. Устал. Все, что мог, в основном уже со­
вершил. Конечно, есть еще порох, ио не столько
же его, чтобы с молодыми иа равных тягаться.
Такие вот мысли одолевают меня, когда я с
мукой мученической преодолеваю очередное бо­
лото, кажется, последнее. (Любопытное ощуще­
ние, когда идешь, идешь и вдруг поскользнешься
48

на линза чистого мерзлотного льда, ведь сверху
его не ви^цно. Можно навзничь плюхнуться, мож­
но и ничком,— нужно быть предельно внима­
тельным.)
Наконец га самая сопочка, поросшая жидким
кустарником. Передышка. Не хочется думать, что
возвращаться придется по тем же болотам, одно
лишь утешает, что без капканов.
Глухо звякают они, когда я с чертыханьем
бросаю рюкзак на кочки. Комары здесь неистов­
ствуют (уже и комары — сколько ждали!). Пер­
вое мое желание взобраться повыше на взгоро­
чек, где их немного сдувает, сесть и не спеша
переобуться, вылить из сапог воду, выжать и
слегка подсушить на ветру портянки.
Обушенков, бряцая внизу капканами, понял
меня по-своему:
— Леонид Михайлович, смотрите не делайте
там пи-пи!
(Сверхделикатное обращение, то же самое и
лексикон, — как бы не шокировать...)
Я и шокирован был — в меру.
— А то что будет?
— Песцы унюхают и могут покинуть этот уча­
сток. В некотором роде вы как чужак, нарушив­
ший их территорию.
— А-а, вон куда вы.— Вспомнилась аналогич­
ная ситуация из книги «Не кричи, волки!» Фар­
ли Моуэта. — Что ж, постараюсь. — И все же
уточнил, блюдя достоинство: — Я, собственно, от
комаров бегу... А мы тут долго будем?
— Да пока не насторожим и не поставим ло­
вушки на песцов вот здесь, а в районе нор—■
капканчики для полевок.
— А много тут мышей? Ведь какой холод,
есть, поди, нечего...
Ваню всего аж передернуло слегка.
49

/

— Леонид Михайлович, иу сколько вам гово­
рить, что здесь мышей нет, у мышей хцост длин­
ный, в половину туловища, у полевой короче.
Здесь полевки, полевки-и... — Немного/ успокоил­
ся, переборол оторопь, вызванную вопиющим мо­
им невежеством: — На острове два вида леммин­
гов, сибирский и копытный, и три вида полевок.
В основном полевка-экономка, и это вовсе не
мышь. Экономка — из-за ее запасливости, Яку­
ты, говорят, этими ее запасали даже пользуют­
ся— то ли сами едят, то ли ло.щадям скармли­
вают. Лошади у них особенные...
Прослушав эту маленькую лекцию, взбира­
юсь еще выше, карабкаясь через кустарник и об­
ходя песцовые норы. Их здесь порядочно нары­
то, но самих песцов нигде не видно, и мало на­
дежды, что Ваня какого-либо поймает (так и
вышло —не поймал, по крайней мере, пока я
был на биостационаре). Тундра в рассеянных
лучах притомившегося солнца лежит неохватная,
стылая и загадочная. Блестят бесчисленные озе­
ра, словно кто-то щедрый от души сыпанул
горсть истертых серебряных монет. Пробужда­
ющаяся буро-зеленая земля там-сям пестрит за­
платами рыхлого снега: прямо-таки физически
ощущаешь и неудобства и холод, которые она
испытывает от этих плотно прилипших к ее на­
бухающему, выздоравливающему телу знобких
пластырей. Вдали мирно пасутся три оленя. Двое
лежат, и я заметил сразу лишь стоящего. Види­
мо, отбившиеся от стада и теперь вот живущие
сами по себе. Такая в них беззащитность.
И впрямь, кто их убережет от волков? В стаде
спокойней, в стаде волк еще догонит или нет, в
стаде оленей тысячи, есть для волка выбор...
А тут ты как доступная и единственная мишень —
стреляй в упор... или рви зубами.
60

Словбм, им, бесхозным, не позавидуешь. Но
они-то этого, по-видимому, не осознают. Не ут­
руждают себя «раздумьями» о возможной беде,
пока она нр станет явью. Скорее всего, даже не
волки им опасны, а люди, эта приближенность к
берегу, к жилью. Отбившийся от совхозного ста­
да олень становится как бы ничейным: к нему
он теперь ни за какие коврижки не примкнет, и
в то же время не дикий, за него никто не оштра­
фует. Стрелять на мясо, если попадется в поле
зрения, можно без угрызений совести и не опаса­
ясь за содержимое собственного кошелька.
С омерзением взбаламучивая сапогами бо­
лотную жижу, кое-как дочапал обратно.
«Прогрессы» рванулись по Чауну, словно ис­
томившиеся в стойлах жеребцы. Ваня неистощим
в демонстрации приемов «вольтижировки» на
своем моторе... Нас мотает от мелей низмен­
ного берега, от желтеющих пляжей к зелени веч­
ного льда обрывов. И чего-чего в этом льду не
заморожено, в этом вместилище драм ледниковых
эпох! Нет-нет да и вымоет из крутизны полой
водой какие-нибудь научно бесценные кости.
Столько проток, поворотов и загогулин, что я
и не уследил, когда вырвались на гладь реки Пучевеем. Она ничем не отличается от Чауна, ни­
каких особых примет. За одним из плавных по­
нижений берега, в затишке от бесформенно-при­
плюснутой горы Нейтлин, показалась охотничья
хибара отца и сына Лесковских. Сын недавно
демобилизовался и возвратился на Чаун. Зверя
промышляют порознь, а вот рыбу для привады,
на сдачу и для себя — вдвоем. В одиночку невод
не очень-то потаскаешь.
Вайя Обушенков настолько галантен, что,
управившись со своей лодкой и подойдя к на­
шей, помогает Бируте взойти на берег.
51

— Возьмите руку, — лучезарно лыбится он.—
Ну, не то чтобы руку насовсем и уж ?ем более...
— Поняла, поняла, Ваня, — смеется Бируте,
протирая на берегу очки, забрызганные водой.—
И уж тем более не сердце. Сердцем ты не риску­
ешь ни при каких обстоятельствах.
Здесь предстоит ночевка — все для этого
условия. Конечно, в хибаре, заваленной тюфя­
ками и оленьими кукулями, тесновато. О том ли
печалиться? Главное, сухо и печка железная
есть. Растапливать ее пока незачем, чай вскипя­
тить можно и снаружи. С этой целью начинаю
что-то рубить, собирать вокруг щепки для ко­
стерка... такое ладное место выбрал на взгорочке
близ реки!
Но подошел Виталик и, смущаясь от самой
необходимости делать замечание, сказал, что
костер жечь не нужно. Обойдемся. А чайник
вскипятим на паяльной лампе. Поскольку я ни­
чего не понял (ведь костер—такая для души и
для глаз услада), Виталик, все так же неловко
подбирая слова, ссылается на Лесковских. Ведь
им может и не понравиться, как мы тут хозяй­
ничаем... Костры жжем из заготовленных ими
дров, вверя, птицу пугаем... у них, у Лесковских,
на сей счет могут быть и свои соображения. Им
здесь жить и промышлять. И хибарку они сами
для себя соорудили. Сделаем что-нибудь не так—
в другой раз уже не воспользуешься ею для но­
чевки, морального, что ли, права не будет.
Верно рассуждает Виталик Поспехов. Ува­
жительно относится к чужому охотничьему жи­
лью, наконец, и к этой вот дикой природе. Неза­
чем лишний раз пятнать ее кострищем. Ма-<
рина Болеславовна с некоторым недоумением
говорила о том, что сын чудит. Горный институт
оставил, в биологию навострился переметнуться.
Б2

Возможно, насмотревшись здесь на занятия био
*
логов, участвуя посильно в их работе, маршру­
тах. Что ж' в 21 год еще не поздно менять ори­
ентацию. Мать, к ее чести, тоже верит в здравые
побуждения сына — пусть действительно выби­
рает профессию по душе. Это ведь не на один
день — на всю жизнь. Ему, рослому, крепкому
парню, впрочем, и геология была бы по плечу.
Тем более, я знаю, он тянется к минералам, у не­
го великолепная коллекция полудрагоценных и
декоративных камней чуть ли не со всей Чукотки,
которые он собрал, бывая в различных экспеди­
циях. Человек он по-своему уже бывалый. Поз­
же я видел в Певеке в краеведческом музее на­
ходки, подаренные «техником арктической груп­
пы Виталием Поспеховым», — некий «крылатый
предмет», костяные наконечники гарпунов, ко­
стяное шило, каменный жирник, чашу из древес­
ного нароста — капа и несколько отполирован­
ных сердоликов.
Пока Виталик кипятит чай на паяльной лам­
пе, я готовлю к завтрашнему дню фотоаппараты,
брожу в окрестностях. Близко от хибары на­
ткнулся на гнездо чечетки с выводком — поло­
жительно, чечетка ищет общества людей. Тем
временем из маршрута на ближние озера возвра­
тились Бируте с Наташей. Бируте взяла на на­
рах меховую кухлянку Лесковских, напялила на
себя: похожа ли на чукчанку? Сказали, что похо­
жа, и я не преминул сфотографировать ее в этом
необычном наряде, необычно оживленную (рас­
полагала обстановка — вырвались на целых два
дня в такую глухомань, такая избушка рядом
«на курьих ножках», сопка манит как бы отпря­
дывающими, восходящими ввысь террасами,—
от всего этого вроде и сам растешь, приподыма­
ешься, впитываешь в себя нечто будоражащее).
53

— А носят ли чукчи очки? — вдруг'засомнева­
лась она.
(
■;
— Раньше, понятно, не носили,—ответил я,—}
никто им их не прописывал, а сейчас почему же?..]
Цивилизация все-таки.
— Тогда, значит, сойду за чукчанку. Пошлю]
друзьям фотоснимки — вот| какая я, глядите!1
Что со мной Чукотка сотворила...
Не очень-то и «сотворила». Вид у Бируте сугу­
бо европейский. В поездке — хотя бы и в этой
вот — в вельветовых брючках. Можно бы и в за­
щитных спецовочных, но нет. Здесь принцип.
Всегда тщательно одета, какие-то свободно
облегающие кофточки, не сковывающие движе­
ний. На пальце скромный серебряный перстенек:
с тремя «глазками» бирюзы. Подарок брата, 0Н5
художник-прикладник.
Наташа мается зубами и оживлена менее
обычного, хотя по натуре склонна подурачиться.
Позже, когда в Певеке ей все-таки пришлось
расстаться с зубом, я глуповато полюбопытство­
вал, не жалко ли? «Жалко, — сказала. — Но что
поделаешь? Зубы для меня — или я для зубов?»
Попив чайку, Обушенков уезжает назад к
капканам, что-то ему нужно проверить, просле­
дить. Это надолго, почти до утра.
В хибарке натоплено, на нарах тесно, да и
комары,— не спится. Бируте — она лежит в уг­
лу, где удобней, — неспешно рассуждает:
— Ване не позавидуешь. Все эти червяки, гли­
сты кишечные, возись с ними, исследуй... брр!..—
Она брезгливо поежилась.
— Что-то не пойму... Вы же сами гельмин­
толог!
— Пожалуйста, не путайте, — наставительно
отозвалась она. — Я изучаю гельминтов насеко­
мых— это материя почти эфемерная. А Ваня не
54

энтомогельминтолог, а зоогельминтолог. Совсем
не та материя.
Вон оно что! Есть-таки разница...
— Все же, при таком взгляде на вещи, как
вы-то пришли в гельминтологию? С детства, что
ли, мечтали в червяках покопаться?
— Не с детства, разумеется. В детстве мы о
разноги другом мечтаем. — Она помолчала.—
Когда я окончила биофак Вильнюсского, универ­
ситета, была у меня мечта специализироваться в
чем-нибудь редком, чуть ли не таинственном в
биологии. Ну, мне и предложили стажироваться
в энтомогельминтологии. Что такое «энтомо», я
как-нибудь уже разбиралась, а вот гельминтоло­
гия— это так непривычно для уха звучало. Ну
и... согласилась. Потом аспирантура, защита дис­
сертации, потом вот должность младшего науч­
ного сотрудника в институте биопроблем Севера.
Что ж, каждый марширует под собственный
барабан.
Духота. Сон прерывист. К тому же часов в
пять утра прикатил Обушенков. Теснить нас не
решился, залез под нары, там хоть было про­
хладно. Встали все рано. Я же попросил разбу­
дить меня перед уходом женщин. У меня была
своя задача — подняться на гору Нейтлин (мет­
ров шестьсот) и сфотографировать величествен­
ную панораму окрестностей. Да и вообще сверху
видней, что к чему, что с чем согласуется.
Позавтракал подостывшей уже фасолью с ту­
шенкой. Выпил то ли чаю, то ли кофе. Был расчет
прихватить с собой кусок сырокопченой колбасы,
ио сколько ни искал ее по всем закоулкам и сре­
ди продуктов на столе (завтрак был приготовлен
под открытым небом), нигде не нашел. Колбаса
должна была остаться, даже если женщины и
взяли немного с собой. И тут из-за угла избушки
55

выглянул крупный белесый, с рыжими подпали­
нами евражка, домовито просеменил вокруг...
увидел меня, остановился, долго изучал... после
чего отбыл восвояси. Да и грех за собой знал:
стянуть со стола всю колбасу! Это надо же...
И зачем оставили? Видели же накануне по­
близости горностая, почему бы и горностаю не
поесть дефицитной колбаски? А впрочем, кто мог
знать, что обитель охотников осаждает всяческое
зверье,птицы по соседству гнездятся? Позже
*
выяснилось, что тот же евражка столкнул со сто­
ла открытую банку паштета и уже внизу, в ук­
ромном местечке, кое-как управился с ее содер­
жимым. А может, и зря грешу на симпатягу?
— Эти сусла, — небрежно сказал вчера Обушенков с позиций своего многомудрого опыта, —
слишком далеко забрались на север. По всему,
им южнее нужно жить, но приспособились...
То ли еще будет.
А пока, все еще жалея о добром куске колба­
сы, налегке, если не считать нескольких фотоап­
паратов, начинаю взбираться на гору Нейтлин.
Подъем здесь пологий, да и по возможности я
не спешу. Выйти на плечо горы не составило тру­
да. Дальше пошли камни, камни, камни, нагро­
можденные террасами. По камням идти хуже, но
и интересней, они разновелики, неодинаковой
формы, иногда напоминают пластины шифера,
иногда это кубы и треугольники. Попадаются ме­
ста, где эти серые андезиты (скорее всего) затей­
ливо разукрашены черными, светло-зелеными, са­
латовыми, желтыми и оранжевыми накипными
лишайниками. Право же, занятно! Где-то восхи­
щаешься розами, здесь не пройдешь мимо ли­
шайников. И не менее впечатляет, хотя, конечно,
и не благоуханно, с розой не сравнить.
Вспугнул с дюжину молодых куропаток, си­
56

девших в камнях, испятнанных ломко-шуршащимп лишайниками. Напрасно взлетели, все равно
они под цвет камней, прошел бы, не заметив...
Из-под наклонно стоящего, плоского камня-наве­
са выскочил вдруг заяц, завидно щеголеватый,
как бы даже голубой, с белыми чулочками на
ногах. Элегантными прыжками, не торопясь, блю­
дя заячье достоинство, удалялся он от меня, а я
ошалело смотрел ему вслед: ну, хорош в своем
доме! Хорош... Конечно, как всегда в таких слу­
чаях, я не был готов к тому, чтобы его сфотогра­
фировать.
Преодолевая террасу за террасой, взобрался
наконец на высшую точку горы Нейтлин. Это бы­
ло не так уж трудно даже мне, нетренированно­
му... Виды отсюда открывались жесткие по крас­
кам, зато широко распахнутые, в перспективе
замкнутые цепями гор. С другой стороны прости­
рались вдали льдины Чаунской губы. Чуть-чуть,
плоско и размыто, маячили домики биостациона­
ра. Был полдень, и тундра выглядела несколько
блекло, неконтрастно даже в тех местах, где
лежали снежные пластыри.
Нужно было спускаться, в три часа намечался
отъезд, и я пошел вниз, останавливаясь лишь у
плит, особо изощренно разукрашенных лишайни­
ками. Фотографировал их в упор, пока не про­
ступала в объективе вся застарелая пористость
камня, каждая чешуйка лишайника... Камни до­
стойно обрамляли и извивы русла Чауна, Пучевеема, проток и озер, затейливо сплетающихся
и расплетающихся вдали. Дремуче-древнее, не­
подвижное— над живым током бытия, над сме­
ной времен года в нем, над гулким простором
арктической всевластности...
У одного кекура невольно притормозил. Он
стремительно взметнулся наклонно вверх, как
67

постамент для космического памятника. Широкий в основании, четырехгранный, он дерзко бу­
равил небо своим идеальным острием, силуэтно
перечеркивал всю тундру внизу—словом, господ­
ствовал и царил здесь, даже среди этого столпо­
творения камней, среди их вселенского навала,
оставшегося еще от ледниковых подвижек либо
иных, менее продолжительных во времени, каме­
ноломных катаклизмов. Он утвердился над этим
хаосом и сам стал как воспоминание о первород­
ном хаосе. Как воспоминание и напоминание о
нем. Он стоял здесь многие тысячелетия, и таки­
ми суетными, сиюминутными казались игривые
заплатки лишайников на его застарело-пористых
сколах. Хотя и жизнь лишайников удивительна,
они неприхотливы и устойчивы против земных
бурь. Не считая, быть может, огня...
Ксилофонно что-то вызванивало неподалеку
на террасе. То глубоко под камнями бежала во­
да, стремился откуда-то серебристый ручеек.
Песнь его была незамысловата, но звонка, чему
способствовали перепады камней и эхо в пусто­
тах между ними.
Эта невидимо льющаяся вода так притяга­
тельна здесь, так хочется ее испить, прополос­
кать горло, такой представляется она целебной...
во рту пересохло... Ан нет, добраться до нее, рас­
швырять тартарары остро искрошенных камней
мне не под силу, вода погребена в их звонком
лабиринте навечно.
И откуда она там взялась? Хотя мочажины
встречаются почти на каждой террасе. Но вода
в мочажине плохая. Боюсь, не стоило бы пить и
ту, в поющем ручье, доберись я до него, потому
что название горы Нейтлин в переводе — «Голо­
ва болит». Вода здесь в округе с мышьяковыми
соединениями, ее пить не рекомендуют — оттого и
58

головы болят, если испить, оттого и название...
Снизу уже высматривают меня в бинокль, вре­
мя на исходе. Пейзажи увлекли, работа несколь­
кими камерами требовала сосредоточенности, не­
много поэтому замешкался при всем моем жела­
нии никого не подвести. Но ничего страшного,
если не считать, что Обушенков слегка нервни­
чает. Ему предстоит отвезти нас на биостацио­
нар, а потом возвратиться еще разок на свой уча­
сток. Так что человека можно понять.
И опять он великолепен, прямо-таки неподра­
жаем на виражах на ревущем своем «коне». Его
спорадически загоревшее, в красных пятнах, ли­
цо пышет вдохновением и удалью. Ему все ни­
почем. Он молод, и к тому же скоро у него будет
шрам на подбородке, который, безусловно, его
украсит, придаст мужественности, этакой даже
аскетичности его облику. Потому что «шрам на
роже, шрам на роже для мужчин всего дороже!»
Жаль, что такая поездка на Пучевеем, в его
окрестности, была всего лишь одна. Отчасти я и
сам виноват: не настаивал, считал себя не впра­
ве кого-то стеснять.
РАЗГОВОР
С КОНТРИМАВИЧУСОМ

Записываю в блокнотик последние штришки
быта, деятельности, биографий людей, с которы­
ми свела судьба на две декады. Привычней ста­
ло общаться и разговаривать с Витаутасом Лео­
новичем, здесь первым по рангу и должности, что
никоим образом не подчеркивалось. Между тем,
как я уже отмечал со слов Вайн-Риба, все в этом
поселке сделано по замыслу и идеям Контримавичуса. Архитектурным, техническим, каким
59

угодно... Понадобилась, скажем, в одном из ла­
бораторных помещений температура плюс пять.
А как ее создать? Опять же идея Витаутаса Лео­
новича: прокопать яму до мерзлоты, тут и коп­
нуть всего на метр вглубь, положить на вечный
лед батарею парового отопления, к ней два пат­
рубка на входе и выходе, которых не разъедал
бы соляр, вморозить всю эту конструкцию в лед
и перегонять по ней соляр. Вверх — холод, вниз—
тепло. А вечный лед все равно не растопишь. Вот
и получилась постоянная плюс пять. Без чрез­
мерных мудрствований и затрат. Чем-то и вечная
мерзлота может быть полезна. Даже очень мно­
гим, если вдуматься.
В последние дни он весь в заботах: доблагоустраивал игрушечный домик из прибуксирован­
ных некогда лодкой из Чаунской губы бревен.
Домик—типа походного балка, в одну комнату
с сенцами. Только прочней. В комнате камин для
уюта. Мягкие самодельные диваны, широкие, в
одно стекло, окна, в углу окованный медью, с
медными гвоздями и угольниками, старомодный
зеленый сундук (презент Марины Болеславовны).
Витаутас Леонович будет жить здесь, пока в ко­
мандировке, с семьей. Кроме того, расчет и на
иностранцев, которые вот-вот нагрянут (ждут
из Южной Америки, из Штатов, из Канады и
Норвегии, а там уж кто приедет, а кто, возмож­
но, и нет).
А в прошлом году проведал стационар лишь
один чужеземец—энтомолог из Америки. Ло­
вил здесь бабочек. По-русски ни слова, кроме
«здравствуйте» и «спасибо». Неутомимо бегал с
сачком по острову. Кира, смеясь, вспоминала,
как он говорил: «Я поймал сегодня (и конец
фразы по-русски) красивий бабушька».
В «кэбине» Контримавичуса я был, когда
60

справлялось новоселье. Кэбином, на английский
манер, однажды назвал избенку походя и в шут­
ку сам хозяин (возможно вспомнив схожего ти­
па аляскинские охотничьи домики — кабины)»
Зашел еще раз — теперь уже по делу, по­
говорить перед отъездом чуть обстоятель­
ней.
В комнате было по-деревенски аккуратно при­
брано: половички на полу, занавески на окнах,
на подоконниках цветы в банках из-под консер­
вов, тахта под домотканым покрывалом. На ка­
мине— враскорячку — стилизованный под пелекена гипс: голая, грудасто-животастая, с пухлы­
ми ножками и ручками, вся из сплошных округ­
лостей, с огромным ухом чукчанка. Здесь — не
просто искусства ради, а как хранительница оча­
га. На то и пелекен.
Я задал Контримавичусу несколько вопросов,
прежде всего о назначении и целях такого вот
биостационара именно в этом районе. (Почему
именно здесь?) Но оказалось, что на базе лабо­
раторий института на северо-востоке страны
функционирует несколько подобных стациона­
ров. Например, в окрестностях Колымгэсстроя
есть стационар «Абориген». Почему «Абориген»?
Да потому, что расположен он у подножия горы
Абориген, высота которой где-то в пределах
2000—2300 метров. Горы на Чукотке вообще не­
высокие. В ясную погоду Абориген напоминает
очертаниями вроде бы чукчу, эскимоса либо
эвенка... словом, аборигенного жителя. Стацио­
нар — в некотором смысле как подарок институ­
ту. В его создании в этом краю был заинтересо­
ван прежде всего Колымгэсстрой. От этой строй­
ки требуют мер по охране окружающей среды и
соответствующей отчетности. Стационар — на
базе лаборатории биоценологии — занимается
61

комплексным изучением экологических послед­
ствий столь грандиозного строительства для ок­
ружающей среды. То есть он обязан давать стро­
ительству информацию о всевозможных промыш­
ленных влияниях на среду, рекомендации на бу­
дущее, прогнозы, предупреждения и пр.
Нет, это не чистая наука, проценты с кото­
рой можно будет получить, в лучшем случае, в
обозримом будущем, это сегодняшняя, не терпя­
щая отлагательств помощь производству, попыт­
ка практического решения проблем, возникаю­
щих в ходе самой жизни. И Колымгэсстрой
охотно дал средства на создание такого стаци­
онара.
Есть также стационар в большом селе Мар­
ково (на реке Анадырь). Там в основном работы
в плане гидробиологии и ихтиологии. К этому
коллективу в нынешнем году примкнул орнито­
лог Кречмар (с которым, кстати сказать, я мно­
го дней ел щи да кашу когда-то на острове Вран­
геля) .
Здесь же стационар с преимущественной ори­
ентацией на гельминтофауну, отчасти в силу ее
относительной малоизучениости в этих высотах.
В основном изучение влияния физических факто­
ров на паразитов в то время, когда они проводят
часть жизни, как говорится, на воле (а не в пе­
реносчике либо окончательном хозяине). Вот как
на них, паразитов, влияют температура, жара,
холод, мерзлотность и т. д. То есть как им сама
по себе Арктика, как они к ней приспосаблива­
ются?
Я полюбопытствовал, существуют ли какиелибо особенности в изучении гельминтофауны,
вообще низших форм жизни, в высоких широтах,
в условиях Арктики — по сравнению, скажем, с
югом?

Оказывается, в Арктике для ученого-гельмин­
толога свои преимущества. Все экосвязи, экоси­
стемы в принципе довольно просты, сведены поч­
ти до наглядности модели. Мало видов, большая
внутривидовая численность. Потом, жизнь прохо­
дит быстро, как в ускоренной киносъемке, три
месяца — и конец биологического цикла. Нагляд­
ность и простота. По сравнению с югом, в ко­
нечном счете, это рентабельно для исследования,
на юге ведь все эти процессы бесконечно протя­
женны, длительны, экосвязи запутаны.
Исследуется ли институтом проблема, ну, что
ли, совместимости человека и природы, столь ра­
нимой и трудно залечиваемой в условиях Севе­
ра? Собственно, решается ли вопрос, что челове­
ку здесь конкретно позволено, что он может, а
чего ему нельзя? Как на него на самого влияет
Север?
Да, институт занимается и природой, влияни­
ем на нее человека, и человеком как таковым в
условиях Севера. То есть физиологически, попу­
ляционно-генетически и социологически. Скажем,
как воздействует среда на аборигенов и на при­
езжих, еще здесь необжившихся, к ней не адап­
тированных.
После официальной части моего, скажем, ви­
зита поговорили вообще о том, о сем, но, впро­
чем, о чем бы ни шла речь, косвенно она задева­
ла и предшествующие темы. Например, о траги­
ческих загадках Севера, о давлении его
*на
пси­
хику человека, о нередкой психологической не­
совместимости людей, попадающих в исключи­
тельные условия зимовок или тяжелых зимних
переходов. Даже как будто и не в такие уж ис­
ключительные...
За окном промелькнули дети Контримавичуса: Леон, кажется семиклассник, и младшенькая
63

Дайнуте. Леон день-деньской гоняет по Чаун;
на лодках, нет выше радости, если старшие возьмут с собой в качестве «шкипера»; вечно испач
*
кан маслом — копается в моторах, постигает их
сильные и слабые места... У Дайны интересы дру­
гие, здесь она ближе к родителям, любит живот­
ных, нянчится с крольчихой, у которой мастит и
дни ее, казалось бы, сочтены. Дайна этому не
хочет верить! Следит, чтобы крольчихе было теп­
ло, кормит ее, заставляет отца делать больной
инъекции пенициллина... В свободное от этой
заботы время ее красная куртка мелькает далеко
в блекло-бурой тундре Айопечана... Девочка про­
веряет прошлогодние гнезда: возвратились ли на
старые места ее знакомые подорожники, овсян­
ки, чечетки, разные кулички? Остренькое ее ли­
чико (и носик остренький) всегда полыхает ру­
мянцем стыдливого любопытства ко всему суще­
му, что ее окружает. Можно заранее и почти на­
верняка предсказать ее будущее: оно в области
изучения и постижения природы.
Что ж, разговор состоялся, и уже не первый,
вот даже взято что-то вроде интервью, не очень
дотошного, — яс благодарностью покидаю кре­
пенький «кэбин» Контримавичуса.
Да, пора улетать. Погода вполне прилична.
Правда, чуть пасмурно, где-то над льдами губы
туман... Да и по трассе скорее всего туман —
вертолетов не слышно. В этот ли день, в следую­
щий ли Марина Болеславовна неким гипнотиче­
ским пассом заставляет все же приземлиться до­
вольно вместительную металлическую стрекозу,
летящую в Валькумей. Это нам подходит.
Вечереет. Условно, конечно. Тишайший аква­
рельный закат с отражением в жидкой шуге, в
какой-то зашерхлости вод губы. Набор и соче­
тание красок неописуемых—по контрасту с
64

блюдцами озер, смежно-разноцветных, с тундрой
и даже не тундрой вовсе, а тяжелой, узорчато­
изощренной парчой. Расшиты эти узоры берез­
кой тощей, песчанкой чукотской, полярной аза­
лией, астрагалом колымским, калужницей арк­
тической,
гвоздикой
ползучей,
вейником
незаметным, осокой приморской, камнеломкой
супротивнолистной, а если какое-либо растеньи­
це, ниточку узора и невпопад, «супротив» назвал,
то заменой ему десятки других, о которых и не
подозреваю... Я вообще не важно разбираюсь в
стихии цветов и растений, да и поди разберись,
ведь сколько их даже в такой, все-таки, скажем,
не изобильной тундре.
И следы, следы, глубокие отпечатки гусениц,
протекторов в мягком поверхностном слое поч­
вы, разрушенные и жилые поселки, кострища,
повсеместная память о деятельности человека.
Там биостационар, туда дальше геологическая
либо иная партия, затем перевальная база — по­
пробуй, зверек, найди себе место. А ведь это
один из живописнейших и густонаселенных вся­
кой живностью уголков Чукотки — Чаун-тундра...
Директор совхоза «Певек» Н. Ефимов, с кото­
рым бегло познакомил меня некогда Витаутас
Леонович, в свой час толково и зло выступил в
«Магаданской правде», ратуя за создание заказ­
ника в районе между рекой Чаун и Певеком. Бе­
рст разгон промышленность, браконьерство, вы­
лов рыбы подчистую — совхозу это ох как не нра­
вится. Но Ефимов — по словам Витаутаса Леоно­
вича, «одна из светлых личностей» в этих краях—
так и остался со статьей иа руках и при своих,
как говорится, интересах. И не потому, надо по­
лагать, что местные власти совсем уж не обес­
покоены состоянием арктической природы. Обес­
покоены. Размышляют и над природоохранитель
*
3

Л. Пасешок

65

ними проблемами. Примером тому — создание
уже после моего отъезда с Чаун-Чукотки заказ­
ника под Певеком. Но не там, где хотел Ефимов,
а в какой-то мере и биостационар. Так ведь и
Ефимов, если копнуть поглубже, не столь беско­
рыстно-прост при всей прогрессивности его
взглядов на охрану природы. Ведь стремление
создать заказник именно на землях совхоза опи­
ралось и на определенный потребительски-прикладной расчет. Отвадить от богатых рыбой и
дичью угодий «чужаков», но самим-то, оставаясь
на территории заказника, пользоваться всеми
его благами!
Однако прав ли он, не прав ли в иных част­
ностях, необходимость защиты уникальных при­
устьевых земель Чауна от потравы, от поползно­
вений разного рода дельцов — такая необходи­
мость животрепещуща. Не побоимся высоких
слов — она должна стучать в наше сердце.

ЛЮДИ
И ОЛЕНИ ЛИОНА

«ПРОСТО ТАК»
И «НЕ ПРОСТО ТАК»

Как я уже говорил, с Владимиром Михайло­
вичем Етыленом меня свела Поспехова. Он ока­
зался молодым, улыбчивым, подвижным; пред­
ставляясь, заметил, что его фамилия в переводе
с чукотского значит «приезжий». Невольный на­
мек на свою непоседливость...
Он должен был лететь в командировку в оле­
неводческий совхоз «Энмитагино». Я, в свою оче­
редь, изо всех сил стремился туда же, на остров
66

Айон. И совместная поездка с Етыленом показа'
лась продолжением той самой редкой удачи, что
сопутствовала мне со дня появления в Певеке.
Вылететь должны были вот-вот. Ну, два-три
дня в Певеке, как разрядка и отдых — это еще
куда ни шло. Но прошло и три, и четыре, а мы
все не улетали.
— Может, Етылен забыл про меня? — спросил
Трофима Тынарахтыргина, когда тот наведался
к Марине Болеславовне.
— Ну нет, —даже обиделся за него Трофим,—
Етылен не забудет. Ну нет!
И все-таки вылетели лишь на двенадцатый
день: в жизни как в жизни, раз — повезло, раз —
не повезло. Дело в том, что Етылену было пору­
чено встретить и сопровождать болгарского пи­
сателя Бориса Крумова в поездке по району.
А Крумов, совершавший путешествие по Чукот­
ке, пока сидел со своим спутником где-то еще
на берегу Берингова пролива и досадовал, что
теряет золотое время из-за непогоды. Я злился,
тщетно ожидая его в Певеке. Я маялся, прико­
ванный к громоздкой колымаге чужих хлопот и
зависимостей.
Наконец-то Крумов улетел в Москву, и мы с
Етыленом, пока не возникла еще какая-нибудь
заминка, незаметно и тихо улизнули из Певека.
Ведь мы даже не на Айон подались, плоский и
почти постоянно укутанный туманом, нет! Мы
взгромоздились со всеми нашими рюкзаками и
авоськами на маленький АН и взяли курс на Бараниху.
Я недоумевал, это не входило в мои планы.
Владимир Михайлович неторопливо и с подроб­
ностями растолковал мне, что задача та же —
посетить оленеводческие бригады «Энмитагино»,
сама же центральная усадьба совхоза на самом
3'

67

острове, а большинство бригад в так называемой
лесной зоне на этом берегу, на материке. То есть
нам предстоит встретиться с бригадами здесь,
на Чаунском побережье, и потихоньку передви­
гаться из бригады в бригаду все ближе к проли­
ву, за которым Анон. А там, мол, преодолеем
пролив на вездеходе...
Мне показалось, что я ослышался, во уточнять
не стал. Хотя уже имел представление, насколь­
ко узок этот пролив и неглубок. В летнее время
оленьи стада вброд его переходят, только ку­
старник рогов над водой колышется.
Самое необходимое, значит, в нашем положе­
нии— долететь до Ьаранихи, находящейся где-то
далеко к западу от Чаунской тундры, А потом
видно будет... И не мне решать, пусть везут куда
угодно, в конечном счете Чукотка всюду, везде
там экспедиции, оленеводческие бригады, люди...
И, рассудив так, уставился в иллюминатор «аннушки» на разноцветные озера, на «парчу» и
агатовые разводы Чаунской тундры, прикидывая
и сопоставляя, насколько они разноцветны есте­
ственно, от почвы, от торфа, от окраски подсти­
лающих их пород, а насколько их «подцветил»
уже человек.
Как бы разгадав эти мысли, Владимир Ми­
хайлович тоже наклонился к моему иллюмина­
тору.
— Вон видите, какая река, какой у нее цвет?—
спросил он, — Ржавчина, коричневая, глинистая
муть. В ее верховьях моют металл. Теперь срав­
ните с другой, по соседству. Чистая, прямо-таки
синяя вода! А ведь когда-то та коричневая река
была богата рыбой, сам сюда на рыбалку приез­
жал. Теперь в ней, считайте, ничего живого.
Внизу змеилась лента глинистого раствора,
кофейной жижи.
68

Я не спросил: а как же очистные сооружения?
Не задал я этого вопроса, когда побывал в вер­
ховьях этой реки. Не спрашивал потому, что чи­
тал стандартные ответы руководителей горно­
рудных предприятий в местной печати, где они
пространно толковали именно об очистных соору­
жениях, дренажных канавах, отводах: не сде­
лали, но сделаем; сделали, но в расчетах коечего не учли; не могли сделать —не хватило'
средств; либо, в лучшем случае, — очистные со­
оружения у нас есть, природу напрасно не гу­
бим.
Но даже когда они есть, когда горняки за­
ботятся о чистоте окружающих вод, — это такой
мизер, что наглядной пользы не дает.
Внизу огромные пятна копоти. Сначала я при­
нял их за тени от облаков, медленно влачащиеся
за своими хозяевами, словно на буксире. День
солнечный, и отражение облака на земле как
густая копоть. Но нет, пятна, плоско распростер­
тые внизу, вплотную и неподвижно примыкают к
берегу губы. Оказывается, следы прошлогоднего
пожара в тундре: то ли некая экспедиция виною,
то ли пастухи подожгли... Страшно подумать, что
даже эта заболоченная, сырая, в сущности, тунд­
ра способна так гореть. Ведь никакого леса и
близко нет. А я удивлялся — зачем тут нужны
пожарные вертолеты? Нужны, оказывается. Го­
рит и тундра. А потом ее покров восстанавлива­
ется десятилетиями. Сейчас выжженное пятно —
пустыня.
Чья-то халатность, чье-то равнодушие...
Вспомнил Виталика Поспехова — не разрешил
жечь костер у избушки охотников Лесковских.
Всем бы такую совестливость и чувство личной
ответственности перед своими же товарищами,
не говоря уже — перед природой. Ее тоже нужно

совеститься, может быть, втройне: она безмолв­
на, беззащитна и сиюминутных санкций против
тебя не предпримет. Но она отомстит; если не се­
годня, то завтра.
Да, слишком приметны внизу следы человека,
их уже и не вытравить, пожалуй, не заровнять.
Особенно это бросается в глаза здесь, где про­
ходит автозимник Певек — Бараниха. Листаю
свой блокнот, что-то, между прочим, я уже выпи­
сывал из местной газеты «Полярная звезда», из
статьи инспектора рыбоохраны Кривоносова
«Береги долину Чауна».
«Следуя по автозимнику Певек — Бараниха,
подъехали к будке дорожников, стоящей в устье
реки Пучевеем. От будки веером расходятся
тракторные следы и наезженные дороги. Взяли
влево и по Пучевеему поднялись выше, к охот­
ничьей избушке совхоза «Певек».
Охотник-промысловик И. Варсуляк рассказал
о наболевшем. Трудный в этом сезоне промысел
песца. А тут еще люди — на них неподдельная
обида. И места здесь рыбные, и песец есть в тунд­
ре. Но тракторы и вездеходы бороздят гусеница­
ми протоки рек и тундру, оставляя местами сле­
ды нефтепродуктов, иногда подходя вплотную к
капканам. В одном месте кто-то из трактористов
рядом с капканами охотника поставил свои.
С рассветом вместе с Варсуляком мы объеха­
ли участок и убедились в правдивости его слов.
Да, трудно Ивану Семеновичу бороться с теми,
кто мешает вести промысел, кто без надобности
вторгается в природу и губит ее.
Мы собирались уезжать, но тут увидели трак­
тор дорожников, удалившийся от будки километ­
ров на пять и шедший вверх по реке. Останови­
ли его. На вопрос, куда он направляется по ре­
ке, тракторист ответил: «Просто так».
70

Не буду судить о том, достаточно ли техники
у дорожников. Одно несомненно: техника Чаунского автодорожного управления на охотничьих
участках и на реках вдали от автозимника —
лишняя».
Не о том ли писал и директор совхоза «Певек»
Н. Ефимов в «Магаданской правде»? Он с гор­
достью за Чаун-Чукотку (мило мне это название
отчасти аллитерацией, шипящим созвучием, но
больше некоей автономностью смысла: мы не
просто Чукотка, мы Чукотка в Чукотке, мы —
Чаун-Чукотка!), за свою землю, пишет об уни­
кальной природе долины реки Чаун, которая
всегда поражала полнокровием, кипучестью жиз­
ни. Еще не так давно, с десяток лет назад, здесь
было обилие гусей, уток, разнообразных кулич­
ков, куропаток, гагар. Ивняк и ольшаник созда­
вали чащобу местами до трех метров высоты,
продраться в которой, проложить себе путь мог­
ли разве только бесчисленные ручьи, протоки,
речки. Но пришел человек и сюда. Появилась
трасса. Она пролегла как раз через угодья сов­
хоза «Певек». Пройдет вездеход по кустарнику
всего раз — и уже образуется коридор: незащи­
щенность для зверья, труба для ветра... «От села
Рыткучи до поселка Чаанай вся тундра в кру­
жевных узорах следов. Шрамы от «кальмаров»,
«Уралов», тракторов, — с горечью пишет Ефи­
мов.— Официальная трасса теряется в этом ла­
биринте, ее не сразу и обнаружишь. Разве что
по брошенным на снегу прицепам».
И эти прицепы иногда сутками ждут хозяев,
особенно весной. А объяснение сего факта до
примитива простое: прицеп с грузом (которого,
может быть, где-то ждут не дождутся) оставлен
на произвол судьбы, шофер же зарулил на ры­
балку.
71

«Считают ли руководители автобазы потерян­
ное на завозе грузов время? — справедливо инте­
ресуется Ефимов.— Не знаю. Но нам каждый
раз приходится подсчитывать выведенные
из оборота оленьи пастбища, загрязненные реч­
ки».
Причем автодорожники выбирают для своих
стоянок и промежуточных баз места поживопис­
нее и, конечно, на берегах речек. У жилых бал­
ков между тем они беззаботно и бесконтрольно
нагромождают египетские пирамиды мусора, пи­
щевых отходов, емкостей из-под топлива и мас­
ла— все это, конечно, талыми водами сносится
в рекй и озера. Лишь бы с удобствами переноче­
вать, а там хоть трава не расти.г. Трава и не рас­
тет. И не скоро еще вырастет. Если вырастет во­
обще на захламленной и обильно политой горю­
че-смазочными веществами почве.
В этих местах протекает речка Эльхкаквун, до
недавнего времени богатая рыбой. Сейчас в ней
ряпушка или голец встречаются реже, чем белый
медведь на ее берегу, за которого, кстати ска­
зать, сильно штрафуют, браконьеры стали его
стороной обходить — себе дороже. Так вот, в
Эльхкаквуне наглухо перекрыли сетками устье,
через которое теперь и малек не проскочит. Са­
мая беда в августе, когда на нерест идут промыс­
ловые: ряпушка, сиг, голец...
Немало еще всякого такого важного выска­
зал в свое время о защите и бережном отноше­
нии к каждому стебельку директор оленеводче­
ского совхоза «Певск» Ефимов.
Словом, газеты не молчат, они пишут, обли­
чают. Но реакция тех, от кого зависит искорене­
ние недостатков, не всегда оперативна, дейст­
венна, а то и нет ее вовсе.
«Аннушка» давно уже оторвалась от берегов
72

Губы, втянулась в долинный коридор, стало ее
поматывать, качать в воздушных потоках горной
цепи. Чуть дальше начала вырисовываться белы­
ми домами Бараниха.
Здесь нам предстоит либо дождаться везде­
хода совхоза «Энмитагино», которому идти сюда
часов шесть, а то и больше, да столько же еще
отсюда, либо — что более вероятно по сегодняш­
ней погоде — использовать для этой цели попут­
ный вертолет; без лишней траты времени он смо­
жет высадить нас на побережье губы, у охот­
ничьей избушки на реке Теюкуль. Как раз там и
вездеход дежурит, ожидая по радио указаний:
ехать навстречу или нет.
Надеемся на вертолет, ласково именуемый
здесь «вертушкой». Вертолеты сегодня летают
часто, но — вот незадача! — оказывается, далеко
не каждый пилот имеет право взять пассажиров:
летают эти пилоты «без права посадки на точ­
ку», то есть садятся обычно не там, где есть воз­
можность, пусть это будет и некая условная
«точка», а только в более-менее оборудованных
аэропортах и населенных пунктах (как говорит­
ся, «на асфальт»), И боюсь, что таких большин­
ство.
В ожидании нужного вертолета обедаем в
столовой Баранихи. Еще в аэропорту нас встре­
тил местный парторг.
— Не хотите ли, Владимир Михайлович, на
нашу теплицу взглянуть? — спросил он.
— Да надо, — сказал Етылен, — вот и Лео­
ниду Михайловичу, наверное, интересно бу­
дет.
Чтв ж, всегда удивительно видеть на Севере
огурцы либо помидоры местного урожая. Не мо­
гу к этому привыкнуть. Особенно если не на ка­
ком-нибудь подземном вулканическом паре все
73

эти южные дива произрастают. Вот Анавгай на
Камчатке, селеньице в Срединном хребте, ничем
таким не приметное (кроме того разве, что весь
этот Эссо-Анавгайский край настолько прия­
тен для глаз, что его называют не иначе как
камчатской Швейцарией)... Эссо — действитель­
но нарядный поселок, и вокруг такие виды, что
голова кружится, Анавгай же — так себе... Зато
речка там горячая и прямо на ее берегу — тепли­
цы с огурцами и помидорами. И за счет чего? За
счет дармового подогрева подземными водами.
Не то в Арктике. Никаких тебе горячих источни­
ков. Пар от котельной. То есть, его надо произ­
водить. Затраты немалые. Да и теплица в Баранихе пока одна: помимо овощей, что, конечно,
самое важное, в ней и цветы, между прочим I
Крученые панычи, вьюнки, львиный зев, анюти­
ны глазки...
— Конечно, выход овощей незначительный, —
согласился сопровождающий. — Но хотя бы дет­
сад снабжаем огурчиками четко.
Неподалеку от теплицы старательно пыхтел
бульдозер, ровняя площадку под строительство
еще одной теплицы... лишь бы только пара хва­
тило на подогрев!
Етылен заметил не без гордости:
— А вот на Валькумее под теплицы отведен
целый гектар. Валькумейцы— молодцы. Они уже
тонн восемнадцать — двадцать за сезон снимают
огурцов да еще лука тонны четыре-пять. Кроме
того, детей Певека и себя валькумейцы даже
молоком обеспечивают полностью. В Певеке-то
с молоком перебои, — у кого есть машина, тому,
конечно, и в Валькумей недолго смотаться с би­
дончиком, так и делают. — Помолчал, припоми­
ная, за что бы еще валькумейцам воздать долж­
ное. — Между прочим, до тысяча девятьсот во­
74

семьдесят пятого года они намерены еще на пя­
ти гектарах возвести теплицы. А вы говорите —
Арктика, климат, трудности... Любовь к своему
делу, веру в свои возможности надо иметь. Ведь
и людей приходится воспитывать, кадры овоще­
водов. Думаете, просто? Певекская ТЭЦ — пар
у нее свой, так сказать, — тоже строит теплицу.
Но дело капризное, пока не все у них получает­
ся. Да и овощевод овощеводу рознь. Вот и гово­
рю, что в Валькумее в тепличном хозяйстве люди
с умом, с пониманием важности задачи к пробле­
ме подходят. Да и с душой, с любовью — какой
без этого огурец или там помидор?..
Вспомнил он городскую ТЭЦ, не мог не ска­
зать и о том — опять же не без гордости, — что
район входит как потребитель энергии в кольцо
Билибино — Певек — Зеленый мыс. Однако на
дядю надейся, а сам не оплошай...
Пока шла эта беседа, окончательно отвлек­
шая меня от недавних тягостных мыслей в «аннушке» на тему «просто так» и «не просто так»,
мы снова оказались в аэропорту. И вовремяэ
вскоре пошел на посадку вертолет, пилот которо­
го, по-видимому, имел право садиться где угод­
но, хоть черту на рога. Через двадцать минут вы­
саживаемся на указанной точке, в нескольких
шагах от спокойной, чуть испещренной льдинами
глади Чаунской губы.
КАШКАРОВ
И МАЛИНОЧКА

Встретили нас главный зоотехник совхоза
«Энмитагино» Александр Федорович Задунаевский — рослый, длиннолицый, лет сорока ,(с де­
75

ревянной трубочкой во рту), и водитель вездехо­
да Саша Осетров. Чуть позже подошел и хозяин (
охотничьей избушки Кашкаров Иван Иванович.’
Знамевитый на всю Чукотку зверолов. Но ниче­
го такого ни куперовского, ни суперменского и в
помине. То есть ни косой сажени в плечах, нц
окладистой бороды, ни хитрованистой такой по­
вадки, ни угрюмого, себе на уме, взгляда испод­
лобья. Щупленький, тихий такой...
Здесь, на берегу батюшки Ледовитого, есте­
ственно, прохладней, чем в Баранихе. И вооб­
ще, лето не из самых жарких. Поежившись, без­
адресно (чтобы не сказать — глупо) изрек для
завязки беседы: мол, какое холодное лето.
— Хорошее лето, — ответил, усмехнувшись,
Задунаевский.
И впрямь, что для горняка на открытом поли­
гоне плохо — холод, дождь, слякоть, — то для
оленевода добро: меньше будет комаров, ритмич­
ней выпас оленей, соответственно привес...
Задунаевский, видно по всему, колоритная
фигура. Сейчас он замещает директора совхоза,
который в отпуске. Охотничьи угодья на этом бе­
регу, вплоть до реки, на которой живет Кашка­
ров, тоже принадлежит совхозу. Потому Заду­
наевский здесь как дома.
Сейчас у охотника еще одна забота —рыбу
ловить. Раньше он ловил ее только для себя, на
прокорм. Для привады... А теперь вот 15 центне­
ров плана нужно дать. План в совхозе составля­
ли сами, учитывали возможности, ход рыбы, не­
обходимость в ней как в продукте питания...
В общем, это как бы разрешение лова рыбы
охотникам, а то получалось, что они вроде бра­
коньерствуют. Теперь лови, не отнекивайся: план
есть план.
1
Вот и ловят ночь напролет, бродя по мелко76

Ьолыо далеко за устьем, ставя сети у самых
Льдин, осевших рыхлыми основаниями па донный
Песок. Потом переборна сетей: голец, ряпушка,
сиг, изредка чир... Потом самое, может/ нуд­
ное — выпутывание из сетей разного придонного
мусора, водорослей, сучковатых веточек. Никто
не спит. Кроме меня, все завзятые рыболовы: и
Задунаевский. и Осетров, и Кашкаров, и Влади­
мир Михайлович...
— Ну вот, шутя, шутя, а полплана совхозно­
го, глядишь, уже взяли, — удовлетворенно ска­
зал через сутки Задунаевский.
На столе постоянно жареная рыба. Ряпушкой
хозяйка (а есть и хозяйка в этом жилище) за­
кормила.
Я присматриваюсь к Кашкарову отнюдь нс в
расчете понять его охотничьи секреты: их никто
не понимает. Говорят так: мужик работает, уме­
ет «держать» на своем участке песца в любое
время года. Чуть схватит губу первым молодым
ледком, и у охотника в укромных уголках, за
снежными бугорками там-сям уже готова для
песцов привада. Мало-помалу расширяет район
охоты, опять-таки пользуясь привадами, приучая
к себе звепя. Песец, смотришь, и тянется именно
в угодья Кашкарова, «парится» здесь, дает бо­
гатый приплод, отчасти взращенный подкорм­
кой. А эту подкормку надо разносить сотнями
килограммов. Принеси ее в какой-нибудь отда­
ленный край участка да еще и поломай голову,
как уберечь от медведей, разгуливающих здесь
почем зря и без всякой опаски. Но подкормка —
одно (это забота о будущем песцового поголовья,
о его росте), а привада — другое. Нужно, чтобы
она безотказно сработала, чтобы песец не про­
шел равнодушно мимо ловушки. Надо знать,
когда на что песец «клюет». То ли это, скажем,
77

мелко растертая со снегом рыба, пахучая от ани­
совых либо валериановых капель, то ли куски
нерпичьей тушки — тоже ведь деликатес, да по/
пробуй еще эту нерпу добудь. Промысел нерпы—Ь
часть плана. Выслеживаешь нерпу, «нерпуешь»,
бывает, и сутками. Словом, охотник вечно в дви­
жении и поиске, в заботах.
А сам невзрачный, молчаливый, взгляд—не­
любопытный. Ну что в нем такого, в этом Кашкарове? Как он ухитрился обойти всех, ведь и не
из местных, привычных к Северу с пеленок, не
абориген? Не знаю. Да здесь и не может быть
однозначного ответа, особенно когда стремишься
уяснить: почему же все-таки у него самый высо­
кий на Чукотке процент промысла белых пес­
цов? Ведь вся его нехитрая «технология», о ко­
торой говорилось уже, превосходно знакома лю­
бому охотнику. И сколько угодно охотников не
менее Кашкарова трудолюбивых и добросовест­
ных. Да и в охотники он пришел не так давно.
Добывал олово, что-то там не задело его душу,
не нашло отклика, что-то не то, не то...
В поселке Шмидта заглянул в райохототдел,
попросился в охотники. Пожалуйста! В 1970 го­
ду послали его на остров Врангеля (оказывает­
ся, я был с ним на острове в одно время, но не
встретились, не пришлось, там много промысло­
вых участков и они разбросаны на большой тер­
ритории). Потом перевелся на остров Айон, в
совхоз «Энмитагино». И вот уже здесь несколь­
ко сезонов. Все один да один. Охота охотой, но...
один! Хандрить начал. Одиночество — категооия
сложная, психологическая, нечто такое давит,
разные мысли, мечтания уместные и неуместные.
Будь тут какая угодно выдержка, а не сладко.
Кашкаров — живой человек! — не стал исключе­
нием. Жизнь не по линеечке человеку отчеркнута.
78

Постоянно проходишь через всякие беды И ИС!усы.
С женой бы веселее, но ее еще поискать нужо, да такую, чтобы согласилась на подобный об­
раз жизни, на глухое охотничье зимовье, на мо­
нотонность быта, на тяжелый физический — и
опять же однообразный — труд. Найди такую
вот!
Нашел. Нынешней весной привез свою Зою
откуда-то из-под Куйбышева, наивно удивленную
миром, постоянно к чему-то как бы прислушива­
ющуюся. К себе? Может, и к себе... Не в пример
мужу любопытная. Обо всем расспрашивает, да­
же о вещах, назначение и смысл которых, каза­
лось бы, должна знать. Комары пока еще ей не
досаждают. А то и не спросила бы, увидев у Етылена накомарник, что за сачок такой.
— Как вам здесь? — не удержался я от тра­
диционного вопроса. — Нравится?
И почему-то заранее уже знал: нет, не долж­
но ей здесь нравиться, но преодолеть себя она,
наверное, способна. Да и не одна ведь. Рядом
муж...
Помолчала (какого же ответа от нее ждут?),
смутилась, полууклончиво ответила с усмешкой:
— Не очень-то...
Весь день разделывала, пластала рыбу. Меч­
тала вслух о том, чтобы поехать на речку Кремянку — там есть телевизор.
До Кремянки километров шестнадцать, мож­
но пройти берегом. Немного не доходя — гости­
ница перевалбазы автозимника Певек — Бараниха. Сейчас, понятно, он бездействует. Живут там
лишь муж и жена — хранители гостиницы. Сезо­
на пока нет. А зимой, бывает, шоферы и дня по
три-четыре «пургуют». К их услугам самодельный
биллиард с чугунной тяжести шарами, навал
79

потрепанных книжек... И, конечно, телевизор -4
отрада и отдушина в таких местах, способ убить
время. Но что ни говорите, как ни иронизируйте,
все же занятие и для ума, и для души... Выход р
широкий мир, к злободневному, к людям, достур
к лихорадочному пульсу планеты. И ты вроде
как уже не один на речке Кремянке или Теюкуль,
вроде как бы и на тебе уже замыкаются страсти
этого мира, его раздумья, и беспокойство, и за­
боты...
У Кашкарова в подворье установлена высо­
чайшая антенна — как только ветер ее не пова­
лит. Есть, стало быть, и рация. Есть транзистор,
конечно. Теперь мечта о телевизоре «Юность»
(в основном мечта жены). Телевизор нужен та­
кой, чтобы от аккумулятора работал. Здесь нет
гор, через губу до Певека хоть шаром по льду
покати, изображение на экране четкое, без по­
мех. Словом, остановка за телевизором, и он в
этом жилище, безусловно, появится уже в бли­
жайшие месяцы.
Глядя на ночь, едем дальше. Ночь, конечно,
будет бессонная. Можно и на рассвете выехать,
но Задунаевский спешит: предстоит посетить не­
сколько оленеводческих бригад. Правда, самую
«лесную» из них мы оставили далеко позади в
горном мелколесье за Баранихой, туда недосуг
забираться. Другие бригады — если смотреть с
Айона — тоже вроде как в лесной зоне, но та­
ковой ее можно назвать лишь' условно.
Курс наш на северо-северо-запад, строго по
берегу губы, кое-где пересекая мысы по тундре,
до мыса Наглейного, откуда свернем уже круто
в тундру в поисках нужных бригад. И все это
время будем зигзагообразно, я бы сказал, галса-,
ми приближаться к острову Айон.
Дорога до предела тряская, ее, в сущности,
80

[нет. Сидим с Етылёном напротив друг друга на
каких-то тюках и ящиках, что-то давит в бок, за­
тылок, слава богу, упирается в мешок с хлебом,
^олымага наша вздергивается и опадает на коч­
ках тундры, на рытвинах и ухабах заиленного
берега, даже в полудреме не забудешься. Етылен куда младше меня да и привычней к такому
транспорту, — наверное, все-таки дремлет...
Где-то среди ночи (белой, разумеется, даже
солнечной) пьем чай у охотника Красильникова
и — дальше, дальше! Утром в полном смысле
врываемся к Идану Малиночке. Вот к нему, меж­
ду прочим, у меня особый интерес. Он из Крас­
нодарского края, может быть, даже из Красно­
дара. Значит, земляк. Мало того: мне небезынте­
ресна как личность его жена, которая сейчас в
селе Айон (на острове) нянчит новорожденное
дате. Впервые я узнал о ее существовании еще
в Певеке из интервью, опубликованном в «Поляр­
ной звезде». Брали интервью по телефону, инте­
ресовались у нее подробностями биографии. Де­
ло в том, что Елена Вячеславовна Малиновка,
выпускница одного из краснодарских вузов, не
имея особого пристрастия к шахматам, тем не
менее любит решать шахматные задачи. Впервые
она приняла участие в конкурсе на решение та­
ких задач, объявленном «Комсомольской прав­
дой», и заняла третье место. Потом, уже будучи
на Айоне и работая дизелистом на электростан­
ции, участвовала в таком же конкурсе, организо­
ванном журналом «Смена». И завоевала первое
место! Странно ведь — как-то ни с того ни с се­
го...
И вот теперь дорога, гораздая на всякие не­
ожиданности, свела меня для начала с мужем
Елены Вячеславовны, охотником Малиночкой.
Он стоит около дома в трусах и майке, в ка-

ких-то резиновых чунях на босу ногу, а вокруг
мельтешит, заливается лаем свора ездовых со!
бак. Стоит и курит.
/
Когда пришла пора и мне обменяться руко|
пожатием, я с легким недоверием и как бы ср
всех сторон оглядел его — приземистого,на первый взгляд, даже щуплого, лобастого, с ранними
высокими залысинами, неожиданно бородатого—
и не смог удержаться от восклицания;
— А говорят — кузнец?!
Реакция на уколы такого рода у него оказа­
лась мгновенной:
— Давайте поборемся?
— Э, нет, — тотчас уступил я, — не в таком
мы уже возрасте, чтобы бороться с моло­
дежью.
Судьба у парня вроде бы и обычная для мно­
гих северян, то есть приезжающих на Север и
обживающих его, но и не такая уж примелькав­
шаяся, что ли. «Да, родом из станицы Павлов­
ской на Кубани. Да, был и кузнецом, а что?..»
Потом женился, переехал в город к жене. Ра­
ботали с ней на одном заводе, она к тому време­
ни вуз успела закончить, в конструкторском бю­
ро, значит, ей место, ну а Иван — у станка. А жи­
ли у ее родных. Собственно, своего жилья у них
нет, в том-то и закавыка. Это и привело на,Север.
Это с его слов. Схематично. Познакомившись
потом с Еленой Вячеславовной, я узнал, что Малиночке и прежде были знакомы эти широты. Он
служил где-то на Севере. Здесь и к охоте при­
страстился— на куропаток, на иную дичь. Воз­
вращение на Север было потому неотвратимо. Он
не раз заговаривал об этом, охотой чуть ли не
бредил, так что ломка привычно кубанского жиз«
ненного уклада была не случайной, не каприз ее
продиктовал. Да и бытие довольно основательно
82

\

подталкивало сознание: надо бы и подзаработать,
ну, на кооператив, на собственный дом, там уж
как получится-сложится.
| Увидев у меня на пальце перстень с коман­
дорской пейзажной яшмой, она спросила вдруг:
Кольцо самодельное? — И пояснила с лег­
кой грустью: — Вообще-то, Ваня не без увлече­
ний: мечтал о ковке серебра, о скани, о работе с
ювелирными изделиями... Но вот охота, тяга к
жизни на природе все пересилила.
А тогда, при первой встрече с Малиночкой, я,
естественно, рассмотрел его неотчетливо. Не мог
не увидеть лишь, что в труде он неистов. Вовсю
затеялся с ремонтом домика (в отличие от каш­
ка ровского это был уже дом как дом, а не оби­
тая толем хибара), пристраивал разные службы
сбоку... дизельную, кладовую... ледник предстоя­
ло расширить и укрепить.
К зиме решил забрать сюда жену с детьми
(их-то двое). Почему нет? Работы по хозяйству
хватит. Более того, одному здесь не управиться.
И охота все-таки, и собаки, и себя ведь нужно
как-то обихаживать. Нет, одному нельзя. Да и
незачем, когда жена, семья все-таки вот они, не
за тридевять земель, не в Краснодаре, а, в сущ­
ности, рядом. Конечно, здесь не то, что в селе.
Но можно и здесь, можно... Вот медведи, прав­
да, наглые, нет на них укорота. Белых не видел,
но и с бурыми не заскучаешь. Дуром иногда
прут. Еще до того как здесь поселился Малиночка, пришел однажды этот незваный гость... лю­
бопытствовал. Зашел в дверь, а вышел в окно,
вдребезги разнеся его. Так ему, наверное, бы­
ло сподручней. Да и совсем на днях — вдруг ис­
тошный собачий лай. Малиночка вот как сей­
час — не из пижонства, нет! — вышел в одних
плавках и с сигаретой в зубах, даже без ружья.
83

Ну, а медведь вовсю у ледника шупует, ударил’
ему по ноздрям запах съестного. Собаки куба-1
рем под ноги хозяину, все до единой, дрожат, бо-’
ятся... Но и медведь струхнул, не стал «права}
качать», ушел восвояси. Малиночка оделся, взу-1
грало в нем все-таки это профессиональное, под­
хватил ружье — и за ним следом. Малиночка
сел — медведь сел. Посидят, отдохнут — и опять
друг за другом. Но ближе метров трехсот мед­
ведь все же к себе не подпустил, ему такие игры
ничего хорошего не сулили... Полюбовно и ра­
зошлись.
Тем временем готов и завтрак: консервы и чай
с галетами.
— Я о вашей жене читал в районной газе­
те, — не преминул сообщить хозяину приятное.—
Какая, мол, талантливая шахматистка...
Он снял с полки «Магаданскую правду».
— Здесь тоже о ней информация. Случайно
наткнулся. Видите — «Лауреат с острова Айон»?
Только фамилию решили подправить — Милочкина.
— Больно уж несолидно показалось, если Ма­
линочка, — высказал' я предположение. — Хотя
по отношению к женщине почему же? Вот по от­
ношению к кузнецу —это и впрямь как-то эфе­
мерно...
Охотник пожал плечами, подыграл в том же
ключе:
— Боюсь, что по отношению к медведю как
раз ничего, он малину обожает. Об этом я как-то не подумал. Но развивать
тему не стал еще и потому, что хозяин за словом
в карман не лез. Поискал глазами привычное—>
книги, журналы... Журналов было много — по
технике и охоте. И два толстых скучных романа.
Больше ничего. Я так понял, что беллетристикой,
84

особенно сейчас, когда и ремонт, и нерповаяие,
заниматься некогда.
К сожалению, мое знакомство с Малиночкой
продолжалось час или, быть может, полтора. Ма«
ловато, конечно. А характер — неодномерный. И
такое несоответствие внешности внутреннему
содержанию. Впрочем, чем-то похожим меня уди­
вил и Кашкаров...
Не думаю, что Малииочка станет охотником
вровень с Кашкаровым. Да и просто не имею по­
вода об этом судить. Но что охота его страсть и
что он честолюбив, не приходится сомневаться.
Уже сейчас как охотник он в совхозе на хорошем
счету.
Тем временем переговоры по рации с так на­
зываемой Шестой-Седьмой объединенной брига­
дой закончились, нам указаны как будто верные
ориентиры (насколько они могут быть верными
в тундре) — и мы покинули хозяйство Малиночки.
«ПАМЯТНИКИ НАДО
СТАВИТЬ
ЭТИМ ЛЮДЯМ!>

В условленном месте бригаду не нашли. А
ехали сюда долго, несколько часов. Солнце ка­
тилось по краю горизонта, норовя свалиться в
Ледовитый океан. Левей проступали сопки — си­
ние и белесые, неплотно прихлопнул их туман.
Холодало. Унимались потихоньку комары, агрес­
сивно отзудев свое положенное. Пора бы и пере­
кусить без помех.
Но повернули назад, утюжа кочки и распадки
в надежде пересечь след многотысячного олень­
его стада и таким образом определиться. Была
85

уже почти ночь. Наконец выехали на не очень
старую, хорошо заметную вездеходную колею —
зыбкая почва все же держит след тяжелой техни­
ки. Это человечий в ней почти не пропечатывает­
ся, словно по пуховой перине идешь, почва пру­
жинит, след заплывает распрямляющимися мха­
ми, прутиками шикши, карликовой ольхи...
Может, часы не тянулись бы так томительно,
будь возможность обзора, но в кузове темно,
везут как слепого. И поспать — не уснешь, не­
прикаянно мотаешься в такт вздергиваниям вез­
дехода.
Все же нашли мы эту Шестую-Седьмую! Небо
заволокло, сумерки, стылость — и жалкий косте­
рок из сырых прутиков карликовой березки. На
таганке в чайнике, закопченном, как душа сата­
ны, сиротливо булькал кипяток... Скорее бы со­
греться! С олениной хуже — мы как раз поспе­
ли к «шапочному разбору», и досталось всего по
кусочку холодного мяса. Невероятно вкусным
оно было! Кто-то из пастухов протянул мне полу­
сырую, шероховатую, обожженную на костре и
пахнущую дымом кожицу оленьих пантов. Я съел
с некоторой даже брезгливостью, скорее потому,
что хотелось есть.
— Сильным будете, — сказал Етылен.
Позволил себе усомниться. Вот от чая дейст­
вительно сила, а его можно было пить до отвала.
Помню, то ли еще в Певеке, то ли в Баранихе я
неосторожно намекнул Етылену, что люблю чай,
свежий и крепкий. Он засмеялся:
— Что-что, а чай вам будет в избытке. Боюсь,
как бы даже не надоел!
Пророчество, похоже, сбывалось. Впрочем,
чай-то был, не было у оленеводов сахара. Щедро
поделились своим... Так что, можно сказать,
ычвыраургин — все хорошо. Тем более что
86

наконец-то было решено заночевать. Палатки у
бленеводов просторные, спальный мешок у меня
свой. В нашей палатке я сам-третий, еще два чу­
котских паренька-подпаска, по-видимому школь­
ники на каникулах... Предвкушаю наслаждение
чистым, тихим сном, без громыхающего и рыкаю­
щего аккомпанемента вездеходного двигателя.
Заглянул еще Саша Осетров, сказал одному из
моих соседей:
— Я тебе магнитофон привез, ты просил?
Какой мгновенной радостью осветилось лицо
подростка! Сразу же принялся что-то там кру­
тить в нем и перекручивать, как в замысловатой,
не желающей открывать своего секрета игрушке.
Музыки я так и не дождался, уснул, да и была
ли она?
Утро выдалось пасмурное, с явным предрас­
положением к дождю (если не к снегу; Задунаевский сулит снег: в двадцатых числах июля,
мол, снег обязательно будет, чуть ли не традиция,
а вот они уже и двадцатые...).
Сопок не видно, стыло, слегка моросит, и я
злюсь: рассчитывал поснимать олешек на цвет­
ную пленку со всем чукотско-тундровым антура­
жем, с грядой синих сопок вдали... А вчера так
умильно солнце светило!
Приезд секретаря райкома в бригаду, разуме­
ется, событие не рядовое. Расскажет новости,
поставит задачи, прояснит перспективы. Надо
еще уточнить, что и бригадир Шестой-Седьмой
Петр Михайлович Кымын — член бюро райко­
ма, человек уважаемый и знающий, в армии по­
служил, страну повидал.
В Певеке мне рассказали о некоем бригадиречукче, очень дельно выступавшем на партийном
активе. Нелицеприятно говорил о вреде показухи,
приписок, о «галочках» для отчетности. О том, в
87

каких еще трудных условиях живут оленеводы в
бригадах. О том, что бригада называется комсо­
мольско-молодежной, а в ней всего два парень­
ка, остальным же за 60 лет. И все в таком духе.
Уж не Кымын ли то был?
Молодой чукча, получив среднее образование,
привыкнув к удобствам городской жизни, много­
людству и коммуникабельности, имея возмож­
ность выбора, неохотно идет в оленеводы. Ибо
жизнь оленевода — сплошные скитания, если не
в голоде, — еды хватает, заработки высокие,—
то в холоде, слякоти, неуюте, незащищенности
перед лицом стихий.
Вот проблема, которая, хотя и бывает ино­
гда отражена в очерках, чаще всего газетных,
почти не коснулась беллетристики. Литератур
ра о чукчах, коряках, эвенах замешена на
обычном в прошлом кочевом или береговом об­
разе жизни этих народностей и связанных с ним
ритуалах, обрядности, экзотике, этнографических
отличительных особенностях. Чукчи, коряки, эве­
ны как типажи в таких книгах, безусловно, не
лишены характера и колорита, движения и ро­
ста в пределах романного времени, то есть впол­
не художественно убедительно поддаются пере­
ковке и воспитанию, освобождаются от власти
предрассудков, впитывают в себя новое — но ос­
таются по роду занятий теми же оленеводами и
зверобоями. Между тем явление это ныне не так
уж характерно. А характеру), что, вкусив от
благ нового образа жизни, утвердившегося в
разбуженной промышленностью тундре, молодой
чукча не спешит заменить в тундре своего отца
и деда. И тем более непривычно и чуждо олене­
водство русскому юноше.
Острая нехватка пастухов в тундре — вот про­
блема!

Не потому ли Задуиаевский, который по опы­
ту и по должности особенно болезненно на нее
реагирует, упрекает бригадира и здесь, и позже
в Пятой-Восьмой бригаде, что не заказали свое­
временно сахара. Его в бригадах съедают всегда
в первую очередь, частые чаевничанья на холоде
этому способствуют.
— У меня тысяча рублей, везу из Баранихи,—
огорченно выговаривал бригадиру Задунаевский, — там же, в Баранихе, и сахара мог бы ку­
пить, кабы знал. Могли бы и сообщить. Рация
есть.
— Старикам проще обходиться,'—вторил ему
Етылен. — А молодым только дай. Кажется, ме­
лочи, но ведь из таких вот мелочей во многом и
жизнь складывается. А потом жалуемся, что мо­
лодежь не идет в оленеводы. По Многим причи­
нам не идет. И не последняя из них — плохая
организация кочевого быта. — Повернулся к
главному зоотехнику: — Учеников, проводящих
каникулы в стадах, вы как-либо поощряе­
те? Ну, предположим, премии, именные пода­
рки?
-—Да, конечно, по как-то так, без шума...
— Вот. Без шума. Вроде бы подпольно. Вро­
де бы как что-нибудь не по закону совершаете.
А почему не в школе, не в интернате, при всех,
чтобы гордость юноша испытал за принесенную
обществу пользу, за помощь в трудное время
летнего выпаса? Ту же премию вручить, но при
всех? Чтобы торжественно. Да еще фотографии
в школе вывесить на самом видном месте.
Попутно Етылен обстоятельно рассказал об
успехах района вообще, а Задуиаевский как бы
оттенил его отчет информацией о достижениях и
планах совхоза «Энмитагиио». Как в централь­
ной усадьбе дела идут (то-то и то-то намечено в
89

этом году построить, детсадик — расширить,
охотники вот порадовали, Кашкаров впереди,
следом Тынарахтыргин, жаль, что заболел, в
больнице теперь, потом Малиночка и Красиль­
ников, добыли по столько-то нерп, даже Рас­
торгуев на севере острова, охотник вроде ни­
чем не примечательный, добыл более тридцати
нерп).
Отчитался и Кымын. Сказал, что сейчас, ко­
нечно, можно и одним вездеходом обойтись.
А вот когда пойдут грибы да волки поактивней
станут, тогда и вездеход лишний понадобится.
Так же как и оружие.
— Какое? — попросил уточнить Етылен.
— Нарезное, конечно.
Задунаевский покивал согласно головой:
— С нарезным плохо. Положены два кара­
бина на бригаду. Они в бригаде есть. Знаю, знаю,
что старые и толку от них чуть. А карабины нуж­
ны не только для охраны самого стада от вол­
ков, но и для пастухов, которые, бывает, идут к
стаду несколько километров, чтобы подменить
товарищей. — Пососал трубочку; оказывается,
давно бросил курить, но вот от привычки сосать
трубку освободиться не может; далее он говорил
в основном для меня: — Волки... Волки сейчасвесьма ощутимая опасность для стад. У нас к
волкам свои претензии. Между прочим, охотоуправлением выделены средства для использования
против волков вертолетов. Да, да, не совхозы бу­
дут платить, а охотоуправление. Но нужно, что­
бы о появлении волков сообщали сразу, чтобы,
например, уже на следующий день можно было
начать погоню, пока они далеко не ушли, пока
виден их след.
Вспомнилось, в газете «Полярная звезда» чи­
тал:

«За три последних года в совхозах нашего
района от волчьих клыков погибло 2888 оленей».
В этой же статье говорится о том, что в тече­
ние нескольких дней одно из стад совхоза «Боль­
шевик» преследовали 27 волков, наглость кото­
рых с каждым днем все возрастала. И о том ещё,
что охота на волков с вертолета тоже не такое
уж «прибыльное дело», поскольку один убитый
волк стоит чуть ли не 800 рублей (эксплуатация
вертолета влетает в чувствительную копеечку).
И что с волками если не эффективней, то про­
ще всего бороться именно в бригадах. Только
соответствующим образом надо вооружить пас­
тухов, во всяком случае хотя бы заменить изно­
шенное оружие, которое не одного оленевода
подводило в критические минуты.
Все знает Задунаевский, все понимает. Как
лучше организовать и где в тундре провести летовку оленя, как по возможности не допустить в
стаде «копытки», как от гололеда спасаться, ког­
да вся тундра, куда ни глянь, словно жидким
стеклом облита. Летом тоже не мед. Сейчас еще
грибов нет, хотя и мелькают уже изредка сыро­
ежки, подберезовики. И комар держит оленей
в скученности, хоть искусанными боками друг о
дружку потрутся. А вот чуть ближе к осени, ког­
да похолодает, осядет и комар, олени за каждым
грибом наперегонки будут бегать.
Задунаевский лет пятнадцать в этих краях, ес­
ли не все двадцать. Работал на мысе Биллингса
(в бухте Нольде), затем в совхозе «Певек», всю
Чаун-Чукотку прошел, весь путь от пастуха до
главного зоотехника одного из лучших в обла­
сти оленеводческих совхозов. Так что ему и олень
знаком, и нужды пастуха он знает, к нему с
какой-нибудь ерундой не подъедешь на телеге.
Образование? Есть среднетехническое, но от«
91

нюдь не зоотехническое. Практика, опыт... Да и
кругозор, отличающий вполне интеллигентного,
пытливого к событиям в науке, литературе и искусстве человека. Можно заметить, что особенно
ревнивое отношение у него к «своим», Магадан’
ским, вообще северным писателям. Многих знает и лично, за двадцать лет кого не повстреча­
ешь даже в тундре. Тем более что магаданские
писатели — те, что помоложе, — народ мобиль­
ный, беспокойный, сами, в общем, школу тундры,
суровую чукотскую школу прошли. Так вот, зна­
ком был Задунаевский и с Олегом Куваевым
(когда-то в Билибине встречался с ним и Етылен, когда работал там в райкоме комсомола,—
способствовал писателю осуществить, если не
ошибаюсь, путешествие на лодке по реке Омолон).
Обо всем этом мне рассказал Етылен, пока
мы ехали в следующую (Пятую-Восьмую) брига, ду. Ее возглавлял Михаил Иванович Вытельгин.
Бригаду Пятую-Восьмую отыскали быстро,
хотя уже начинался дождь, холодный, льдистый,
все окрестные холмы заволокло дымной сырой
мутью. Встретил нас главный ветврач совхоза
Евгений Васильевич Краснорылов. Прежде всего
накормил мясом, хотя и холодным. Кое-как вски­
пятили и чай — уже не на сырых прутиках, а на
щепках от ящика из-под галет.
Евгений Васильевич доложил, что «копытки»
почти нет, сохранность молодняка в стаде хоро­
шая. Да и носовой овод, можно сказать, свое
время уже упустил, холода не дали ему развер­
нуться, разве только подкожный еще будет. Но
вот носовой1 Спасенья от него оленю, в сущности,
нет, терпи — и весь разговор! (Когда, например,
носовой укусит собаку, отложит яйца, от этого
в носу нестерпимый зуд, мается псина, места се­
92

бе не находит; хозяин, если любит собаку, дымом
табака ей в морду пыхает, — так ведь ей и дым
не в радость, уж и не разберет, какое из двух зол
лучше; а то еще и в глазу этот овод может оста­
вить яйца, — уж и вовсе животному беда.)
В бригаде два вездехода — один, впрочем,
вместе с нами уйдет на центральную усадьбу.
Ему нужен ремонт. А пока едем все ближе к
оленям и оленеводам — предстоит такая же бе­
седа, откровенный разговор, как утром в брига­
де Кымына. Меня пригласил к себе в кабину
вездеходчик — недавно приехал из Ставрополя.
В армии генерала возил. Даже ранение име­
ет на гражданке, по отважности натуры, в ми­
лицию пошел, получил несколько ножевых... Сю­
да приехал с женой-осетинкой. Она на централь­
ной усадьбе. Скучает. Если по рации случится
парой слов перемолвиться, всегда упреки: «По­
чему так сухо разговариваешь?» А ему что, в
любви ей объясняться на весь эфир? Не хочет
быть одна. Требует, чтобы приехал. Но как при­
едешь, когда к бригаде привязан такими кана­
тами, что...
Канаты толстые. Имя им — производственная
необходимость.
Снаружи — слякоть, глаз не протрешь. Уны­
лые фигуры пастухов в дождевиках, с рюкзач­
ками за спиной: запас еды на всякий случай,
чайник, кружки, ложки... Плечи блестят от по­
токов воды. Унылые олени, которые, впрочем, к
дождю привычны, кашлять потом не будут. Для
человека же погода самая простудная, обогреться-то негде, даже костерка толкового не сообра­
зишь.
Я, собственно, и под пробирающим до костей
дождем не был, а куртка пропитана влагой; сы­
рость, сырость даже под брезентом кузова...
93

Вездеходы пятятся один к другому задним
ходом с таким расчетом, чтобы большинство лю­
дей, пока будет беседа, смогли сидеть в кузовах.
Стыковка как на орбите. Етылен, Задунаевский,
Вытельгин, еще несколько пастухов — те останут­
ся как раз под открытым небом. Еще раньше,
чуть только наш вездеход притормозил, я вылез
из кабины, подошел к пастухам, поздоровался,
для приличия немного постоял и, не зная, о чем
вести разговор, зябко поеживаясь от струек до­
ждя, стекающих за ворот, не нашел ничего более
разумного, как снова захлопнуть за собой дверцу
кабины.
Впоследствии, когда мы день или два жили с
Етыленом в гостинице на Айоне, гоняли совмест­
ные чаи, он в откровенном разговоре признался,
что молодые пастухи успели даже стишок обо
мне сочинить.
— Какой же?
—Вы не думайте, они ведь все десятилетку
имеют, — не без уважительности и гордости за
них сказал Владимир Михайлович, — литерату­
рой интересуются, читают... Стихи? Пожалуй­
ста, могут и стихи выдать.
— Так какой же стишок-то?
— Да я не помню всего куплета, только на­
чало. Кстати, и не в вашу пользу стихи-то...
— Все равно давайте. Тем любопытней, что
не в мою пользу. Давайте начало...
— «Наш писатель Пасенюк поздоровался —
и в люк!»
Етылен не ожидал от меня такого искреннего
хохота.
— Так ведь это здорово, смотрите-ка, — ска­
зал я, вытирая проступившие слезы. — Здорово,
что у них нашлось настроение сочинить эти строч­
ки. Гм... Скрылся в люке —и дал тем самым по­
94

вод, дал пищу, понимаете ли... Ну что же, теперь
будет повод и мне для кое-каких размышле­
ний!
— Да, возможно, — согласился Етылен, не со­
всем еще меня понимая и все-таки осуждая зад­
ним числом, — но, знаете ли, для чукчи это оскор­
бительно— подойти и уйти, даже не побеседо­
вав. Поздоровался — и назад. Они же, знаете
ли, в тундре, и раз уж кто-то к ним приехал, ка­
кие-то гости, от них всегда чего-то ждут. Тем
более когда литератор.
Да верно, верно, чего там... Повел я себя да­
леко не .лучшим образом. Но и самоистязаться
что-то не хочется, противится душа. Не такой уж
я тепличный на самом деле, в жизни всякого
пришлось повидать. Здесь же, в бригаде Вытельгина, сказались усталость и пробирающий до ко­
стей слякотный холод, но главное, не был я го­
тов к беседе с ними, а сиюминутными экспромта­
ми, уместным или не совсем уместным анекдо­
том никогда не пробавляюсь, просто не умею
этого, да и память не держит. А вопросы... но ка­
кие вопросы?! Как дела, мол, ребята? Мерзнете,
мокнете потихоньку? Да это не беда, вы моло­
дые, вам полезно пройти такую закалку, вам
должно быть все нипочем! И вообще, наши люди
не такие еще трудности преодолевают.
О чем ни спроси в подобной обстановке, бо­
юсь, что все будет и наивно, и мелко. С налетом
бодрячества этакого. И разве я не вижу сам, ка­
кая у них жизнь?
Есть ситуации, когда вопросы излишни, а то и
впрямь оскорбительны. Бывает, когда молча­
ние — благо. Да и не актер же я в конце-то кон­
цов, тот мог бы и выступить в ■ каком-нибудь
жанре, что-нибудь продекламировать или изо­
бразить.
х
95

...В тундру, к стаду, чтобы подменить товари­
щей, побрели дежурные пастухи. Ушли, медленно
истаивая в моросящем дожде. У каждого охапка
ящичной щепы под рюкзачком, без нее мокрую
березку не разожжешь.
Глядя им вслед, не мог удержаться от неволь­
ных слов участия. Етылен на это сказал:
— Не позавидуешь. Памятники надо бы ста­
вить этим людям, а у нас для них лишнего везде­
хода не выбьешь либо карабина. Как тут зама­
нить человека в тундру, особенно молодого?
— Но ведь жизнь оленевода такая издревле,
особенно здесь. Тундра им как мать родная,
— Ну, то раньше было — хочешь не хочешь, а
живи при оленях, в них все, весь смысл бытия.
Да и где олень, там и дом, другого жилья, осед­
лого, попросту не было. А сейчас есть на что взор
обратить и помимо олешек.
— Текучесть, наверное, здесь повсеместна?
■—Не скажите. Вон в Билибинском районе
лес —там иное дело. Там и оленеводу легче.
Да, лес — укрытие, там можно в любую пого­
ду высушить мокрое у костра, взглянуть на ок
*
ружающее более веселыми глазами. Да и оле­
ню добро —лишний раз бока о стволы почешет.
Правда, у оленеводов и свое особое мнение есть:
зимой с оленем в лесной зоне, конечно, красота:
и зашита от ветра, и дров для костра хоть за­
вались, и лес сам по себе сквозной, голый, хо­
рошо просматривается; летом же олени в лесу
разбредутся — не уследишь! Когда в тундре и то
какие отколы бывают. По нескольку сот го­
лов. Иногда с самолета увидишь — ахнешь: «Хоррош кусок!» А браконьеры, между прочим, ни­
чейными таких оленей считают.
С нами в усадьбу едет ученица-чукчанка. То
*
же пастух, пока каникулы. Звать Светой. Плот96

пая, по-чукотски низкоросло-коренастая. И ми­
ловидная. Задунаевский недоволен: почему уеха­
ла в разгар летовки? Молчит. Соскучилась по
своим, наверно. Да и устала в непривычной, да­
же для парней тяжелой обстановке. Чувствуя
свою вину, в промежуточных охотничьих избуш­
ках, где мы чаюем, где угощают нас то вяле­
ным гольцом, то даже сырокопченой колбасой,
сидит скромненько в сторонке, как сирота казан­
ская... А ведь голодна! Так же молча тянет ру­
ку, когда даю ей колбасы с хлебом и кружку
чая. Здесь до пронзительности четко осознаешь,
что крепкий горячий чай да вволю с сахаром—
воистину напиток с Олимпа, дошедший до наших
дней!
Пролив — угрюмый и свипцово-отчужденный.
Маячит за ним плоская лепешка острова Айон.
Не верится, что вездеход ринется сейчас через
пролив вплавь. Нагонная волна из океана, под­
пираемая льдами, вызывает при взгляде на нее
серую тоску.
Однако плывем, выбора нет — два вездехода
в кильватерном строю: если один попадет в бе­
ду, то хоть другой затормозит, даст задний ход.
Пока гусеницы задевают, царапают дно, беспо­
коиться не о чем. Потом вездеход оказывается
на плаву, дна уже не достать. Немного все-таки
тревожно. Чтобы сориентироваться, выглядываю
в грязное окошко: если заглохнет мотор, круп­
ная боковая волна начнет сбивать вездеход и
захлестывать в кузов... Вообще, как сообщил
Саша Осетров, наш ГАЗ-71 волны не любит, мо­
жет перевернуться. Ему в самый раз переплыть
тихое озеро, болото какое-нибудь... а тут все-та­
ки изрядно бьет в бок.
Уповаем на лучшее. Накануне Саша перего­
ворил с женой — она радисткой на Айоне, — и
4

Л. Пасенюк

97

нам известно, что хотя баню и собирались за­
крыть на ремонт, но в нынешнюю субботу про­
топили еще разок, а сегодня как раз суббота,
И мы спешим, мы уже опять зацепили гусеница­
ми дно пролива, воспрянули духом, почувствова­
ли землю, привычную нам землю, которая не
подведет.
Отсюда до села — километров восемнадцать
берегом, по плотно утрамбованному слабым заплеском песочку.
В СЕЛЕ
АЙОН

Живем, как уже говорилось, с Владимиром
Михайловичем в гостинице. Его командировка
заканчивается, он спешит на бюро райкома. Но
какая еще будет погода, прилетит ли вертолет?..
Как-то с утра заглянули в контору совхоза.
Совхоз — неизменный участник ВДНХ. За высо­
кие производственные показатели награжден
многими медалями и дипломами Выставки.
В конторе зашел разговор о расценках на
лов рыбы, явно мизерных, не эквивалентных за­
тратам труда. Главный экономист совхоза Горя­
чев, стройный, подтянутый, даже щеголеватый в
темно-синем импортном костюме с латунными
пуговицами, с живым пытливым блеском глаз на
узком лице, сказал без тени сомнения:
— Если есть за что платить и есть возмож­
ность платить, — значит, надо платить. Мы тако­
го принципа у себя придерживаемся. Фонд зара­
ботной платы у нас, например, из года в год ра­
стет. Бригадир-оленевод, — взгляд в мою сторо­
ну,—знаете сколько у нас получает? Да так
порядка двенадцати — тринадцати тысяч в год.
98

Вот у Кашкарова — охотника — тоже до двенадцати тысяч. — Потер в некотором недоумении
затылок. — Сам я в прошлом охотник, но... по
*
ражает меня Кашкаров. Какая-то чуть ли не мистика. Похоже, он придумал универсальный ме­
тод роста производительности охоты. Кривая
его показателей из года в год неуклонно ползет
вверх. Тужится, но ползет! И секретом этого ни
с кем не делится.
Я не утерпел, потому что имел уже кое-какое,
пусть слабое, представление о Кашкарове:
— Так ведь нечем делиться, все куда как на­
глядно.
Горячев недоверчиво усмехнулся:
— Э, не скажите. Ведь и по качеству у него
самые высокие показатели. В конце концов, весь
план песца можно взять в декабре, многие так
и делают. А ведь в декабре мех не качественный,
еще не совсем прошла линька. Важно ведь, что­
бы песец обтерхался мехом о снежный наст, что­
бы вышел наружу нежный подшерсток.
— Практически мех у песца лишь тогда хо­
рош по-настоящему, когда уже на охоту за­
прет,— засмеялся Задунаевский. — Такой вот
нонсенс.
Горячев подсунул ему развернутый лист.
— Вот, они, показатели Кашкарова. Пятьде­
сят шесть шкурок, в 1977-м — восемьдесят три, в
1978-м — сто пятьдесят... Нынче он дал годовой
план еще в первом полугодии. Первый охотник
в области как по качеству добытой пушнины, так
и по количеству. Первое место в соревновании.
Грамота облисполкома и премия.
— А кто впереди среди любителей?
— Сергей Чайвын с острова Врангеля.
Я и спрашивал потому, что заметил в какойто графе эту фамилию. С Чайвыном я прекрасно
4»

99

знаком, по острову Врангеля, и за многое ему
благодарен. Но слышал —земля слухами пол­
нится,— что и он там у себя не устает меня на­
хваливать. Кто-нибудь из пишущей братии туда
приедет, — а приезжают часто, — Чайвын им
этак пренебрежительно: ну, куда вам, все на
вездеходах да на вертолетах, а вот приезжал к
нам такой-то, мол, так он весь остров сплошь
пешком обошел. В тундре ночевал под голым
небом.
Было, было... Давно было. Девять лет назад.
Сейчас, к сожалению, уже и я в основном ори­
ентируюсь на вездеходы и вертолеты. Да, впро­
чем, по Чаун-Чукотке, сплошь заболоченной, ис­
пещренной синими венами вздувшихся рек, не
очень-то походишь пешком.
— Чайвын когда-то брал меня в свою байда­
ру охотиться на моржей, — сказал я вроде бы
вскользь не без тщеславия. — Есть о чем вспом­
нить, хотя и опасная то была охота.
Горячев тем временем полюбопытствовал,
как ехали, как форсировали пролив, что видели...
— Бочки в основном.
Бочки, бочки, завал, апофеоз бочек из-под
горючего! Вот еще проблема для районов Край­
него Севера — куда девать эти бочки? Ведь и
металл на их изготовление идет не копеечный.
Каждая бочка обходится потребителю от шести
до десяти рублей.
-Где-то нашли выход—дом из бочек по­
строили,— отозвался на мое сообщение Горячев.
— Даже из бутылок строят, — уточнил я.
Посмеялись, отдавая должное человеческой
выдумке; но шутки шутками, а...
— Конечно, вывозить эти бочки надо, давать
им какой-то оборот, — продолжал Горячев.—
И есть такая возможность, когда зимняя дорога
100

на Пейек установятся. Машины ходят. И даже
порожняком. Но даром-то они эту тару — из про­
стого, так сказать, человеколюбия — не заберут.
За плату опять же нам не с руки. Почему? Да
потому, что надо платить автохозяйству за грузотонну, а бочки-то ведь порожние. Платить при­
ходится по грузоподъемности машин, а отпра­
вишь на ней всего ничего... Вот, говорят, на
горнорудных полигонах, где моют олово, приспо­
собились отправлять в этих бочках на обогати­
тельные фабрики намытый концентрат. Бочка
делает полный оборот, возвращаясь, так сказать,
в исходное положение. А мы чем их будем за­
гружать? Олениной, что ли?
У меня еще будет возможность пообщаться с
Горячевым — человек он далеко не простой.
И биографией, не лишенной неожиданных зигза­
гов и приключений.
...Наконец выдался в небе полуторачасовой
просвет, и Етылеи, не отходивший от телефона,
все-таки заполучил «вертушку».
И снова глухо захлопнулось, заплыло туман­
ными пластами небо. Если и случались просветы
благостной синевы именно здесь, их не было по
трассе. И остров, если не считать телефона, ра­
дио, телевизоров, на добрый десяток дней ока­
зался отрезанным от внешнего мира.
По улице мимо конторы время от времени
пробегает евражка. Совершенно свой, сельский,
забавный и до предела невозмутимый. Изредка
встает свечой, замирает, куда-то вглядываясь,
быть может ориентируясь на местности, и снова
быстро-быстро семенит по своим евражечьим де­
лам. От него приятно глазам, как от маленького
солнца, шариком катающегося в траве и уличной
пыли.
Скудновато с пропитанием, если живешь в
101

гостинице: фаршированная колбаса в банках,
горошек и баклажанная икра. Впрочем, эта икра
в иных южных местах дефицит чуть ли не наравне с кетовой... Обычные нелепости бесхозяйствен­
ности и нежелания разбираться в конъюнктуре
спроса и потребления. Что касается здешней
столовой, то кормят в ней вкусно, отличные гу­
ляши с картошкой, оленина своя, не привоз-'
ная. Так что жить можно едва ли не припева­
ючи.
Ибо, как сказал Твардовский, «Я в скуку
дальних мест не верю». Конечно, если есть чем
заняться либо если тебя усиленно занимают. Но
Айон — место все же изрядно скучноватое. Тут
мелкое происшествие становится чуть ли не со­
бытием. Кто-то поймал рослого, прожорливого
совенка, и вот уже на него ходят поглазеть, фо­
тографируются с птицей в руках или на плече.
Залетел откуда-то орел — опять разнообразие.
Жаль только, что первое, о чем вспоминают муж­
чины в таких случаях, это ружье. Стрельнуть...
И пошла пальба.
Скучать, на худой конец, не дает и телеви­
зор. В этой вот дальности, в арктической глухо­
мани привыкнуть к светящейся, лицедействую­
щей, громыхающей джазами коробке я так и не
могу.
Был в гостях в семье председателя сельсовета
Зои Михайловны Калятваль. Ее муж, Валерий
Собко, кажется, юный с виду, хотя ему уже
двадцать шесть, работает дизелистом. В кварти­
ре чистенько, уютно. Стеллаж с книгами (есть и
неплохая беллетристика, и по науке, по технике
кое-что). А главное — цветной телевизор! Потеш­
ный Хазанов, площадь Этуаль, трущобы НьюЙорка, партизаны в Никарагуа — всё на острове
Айон едва ли не в тот же день и час. Выглянешь
102

в окно —плоско, стыло вокруг, сколько хватает
глаз — рыхлые льды.
Надо сказать, что село гостеприимное да и
свежий человек оттуда, с материка, не так часто
заглядывает в эту отдаленность. На следующий
вечер или через вечер зовут в другой дом, где
первое лицо, глава, по всему судя, Татьяна Яков­
левна Савинова — заведующая детским садиком
и яслями. Педагогическое образование получила
в Ульяновске. А вот куда занесло! Нет, не сразу
сюда, сначала в Сирениках, в Провиденческом
районе, жила. О, там интересно, сопки, ягоды,
грибы, пролив, моржи, киты—ой, ой, ой, что
вы-ы!.. Кита к берегу доставят на буксире — ни*
какого удивления, все обычно, вместе с тем праз­
днично. А тут твердят на совещаниях, да и книги
присылают, методики — воспитывай у детей лю­
бовь к природе, к окружающей среде, а где же
природа, остров едва возвышается над льдами.
В прошлом году вывели однажды детишек за
околицу погулять, посидеть, травку разную по­
наблюдать, так комары вдрызг загрызли. В этом
году не комары,— Значит, холод невыносимый...
Было дело, все-таки уехали назад в Ульяновск —
это еще из Сиреников, — но не смогли, нет, не
смогли. Хотя в Ульяновске и квартира, и работа,
всё, всё есть. Но нет. Чего-то такого для чувств
мало. Потянуло назад, да с такой силой, что кто
бы мог подумать... И вот попали теперь на Айон,
хотя можно было и Рыткучи выбрать. Наверное,
лучше бы Рыткучи, все-таки уже материк, да и к
Певску ближе», — но говорится’об этом как бы
между прочим, без явного сожаления...
Мало-помалу вырисовывается для меня
быт села, особенности жизни и производства
здесь, чьи-то радости и печали... Все доволь­
но-таки обычно, разумеется, с поправкой на арк­
103

тические, а затем уж и на островные условия.
В гостинице если и не тепло, то, во всяком
случае, чувствуется жилой дух. Есть электроса­
мовар. В библиотеке прекрасный выбор книг,
вплоть до Марселя Пруста и Маркеса. И хотя я
обложен туманом плотно, как медведь в берлоге,
меня это не очень волнует: я пока не тороплюсь
улетать, впереди еще поездка с Задунаевским в
одну из оленеводческих бригад, на сей раз «до­
машнюю», находящуюся на острове. Бригада не
из преуспевающих — тем более за ней присмотр
нужен. Да и пастух там заболел, — видно, схва­
тил простуду, что и ускорило наш выезд.
ТЫНАРАХТЫРГИН—
ТОНО-ВАЛЬГИРГИН

Бригада — Первая. Но не первая, как уже
сказано, по производственным показателям. Она
на востоке острова, отсюда довольно далеко.
Вездеход битком набит пастухами, почемулибо оказавшимися в селе, — некоторые и пеш­
ком приходят, — женщинами и детьми. Дело в
том, что на полпути к бригаде и даже ближе к
ней есть так называемы^ тяжелые яранги. Это
громоздкие сооружения из жердей, обтянутые
сверху тертыми-перетертыми оленьими шкура­
ми. Внутри один или два меховых полога, в ко­
торых спят женщины, дети, старики. Чукча —
человек кочевой. Жизнь на природе для него то
же, что для нас в городской квартире. Молодежь
стада пасет, а семья где-то поблизости, но и не
очень-то близко, в таких вот ярангах обитает.
Так сказать, летний образ жизни. Да и база для
оленеводов, где лежит до поры одежда, продук­
ты, охотничье снаряжение. В ярангах, бывает,
чай пьют из фарфоровых чашек. Это уже осед­
лость, устоявшийся быт.
104

Пастух тем временем бродит но тундре с йй
*
латкой, чайником и кружкой; Вот и все его иму­
щество. Остальное, правда, подкинет вездеход
или трактор с прицепом...
Мало-помалу пассажиры сходили, сгружали
свой багаж.
Стало просторней. В кузо­
ве, там, где сидел в предыдущей поездке Еты­
лен, нынче фельдшер Горячева, жена того само­
го элегантного экономиста, о котором уже была
речь, да вот еще я... Как и прежде, в кабине Са­
ша Осетров и Задунаевский с неизменной труб­
кой в зубах. Но эта уже не та трубка, что была
у него в прежней поездке, ту он изгрыз.
— Лучше леденцы сосите, — посоветовал ему
однажды, но он не согласился: у каждого свой
метод отвыкать от курения. Да уж что-то больно
долго отвыкает: два года! Это сколько же тру­
бок в щепу искрошено.
Ветер, заряды снега, редкие стылые проясне­
ния, зябкая ночь. Причем опять бессонная. Уны­
лый ландшафт. Его оживляет влажная зелень
долин, болотных впадин, жидкое цветенье какихто растеньиц в крутых растрескавшихся, словно
в жару, берегах, особенно с южной стороны ост­
рова, на обрывах к морю. Море (собственно, гу­
ба) гладко и отполировано, как большой серо­
ватый халцедон, ходят по нему блики. Свойствен­
но ли этому водоему волнение — в смирительной
рубашке льда, правда сейчас уже отошедшего от
берега? Почти несвойственно, потому что вода
хлюпает точно в обрез плесенно-зеленой травы,
тихо-тихо, как в каком-нибудь подмосковном зат­
хлом пруду. Шторма содрали бы эту жалкую зе­
лень без остатка. Но тем не менее «пруд» угрюм
и мрачен, его отполированность скорее отпугива­
ет, чем привлекает. Свинцово-серая обманчивая
гладкость, показная флегма... Бр-р! Два шага от
105

Закраины в глубину берега, в песок —и лунки
уже подернуты льдом. Днем, наверное, растает,
днем потеплее.
Валентина Митрофановна Горячева не новичок в этих местах (что-то и не видно здесь нович­
ков). Живет уже лет десять. Нравится? Обыч­
ный и самому поднадоевший вопрос, а и не обой­
дешься без него. Да ничего, жить можно. У нее
и образ жизни к тому же не монотонный, не на
одном месте сиднем все эти годы просидела. Не­
сколько лет была секретарем островной комсо­
мольской организации. Часто поэтому в Певек
ездила, то в райком, то какая-нибудь конферен­
ция, Ну, а Певек —- это уже столица Чаун-Чукотки, есть куда пойти, есть что посмотреть. Много­
людье, шум, суета. Новые знакомства, через
день-два в гости начинают звать...
В тундру сейчас едет по необходимости, там
ведь больной, как бы чего не было с ним... Но
для нее это и разнообразие, отвлечение от сель­
ского, примелькавшегося, выезд на лоно приро­
ды, так сказать. Попутно и ворох поручений от
сельских женщин: кому-то кулечек с конфетами
передать, кому-то свежее белье, некоему Ирасику-Карасику в тяжелую ярангу — игрушечное
ружье... Заодно в яранге осмотрела и прослуша­
ла всех подряд детишек и взрослых. Сами чукчи
неохотно говорят о своих болезнях. Хотя есть и
симулянты, лишь бы от стада в село стрекануть.
Вскользь расспрашиваю Валентину Митрофа­
новну о муже. Не скрою, когда он беседовал с
Етыленом, удивила культура его речи, четкость
доказательств, формулировок. Отточенность фра­
зы, особенно деловой, обнаженность в ней
рути. Даже мне, малосведущему, станови­
лась видна движущая дружина какого-либо экодомичецкого явления в совхозе. Не скрою, что а
ДО

1 был уверен и в начитанности Горячева, но какой
I все же литературе он отдает предпочтение?
— Мой муж коренной москвич, — охотно по­
яснила Валентина Митрофановна. — Это уже чтото объясняет в нем, разве нет? И семья такая...
В свое время он Суворовское почти закончил, с
последнего класса ушел. Ну и... знаете, сколько
он читает? Везде, постоянно, у него нет отдыха
вот как у людей. Только чтение. Но не думайте,
не художественную... Он книги по философии
прямо-таки глотает одну за другой, научное все...
по экономике...
Многое в облике Горячева для меня прояс­
нилось.
А ночь тянулась нескончаемо, мы уже побы­
вали в бригаде, забрали больного пожилого пас­
туха (диагноз — воспаление легких), попили чаю
близ стада — оно растянулось по ближним и
дальним увалам, уплотняясь и рассеиваясь, как
рой насекомых. Иногда исчезало из поля зрения,
захлестнутое плотными зарядами снега. А когда
на короткое время прояснялось, стадо, словно
омытое живой водой, как бы укрупнялось в очер­
таниях. Мы шли ему навстречу уже пешком (я с
фоторужьем наперевес, гоняясь попутно за го­
ленастыми куличками), однако и к нам его под­
гоняли все ближе... Задунаевский хотел выбороч­
но проверить оленей то ли на предмет заболева­
ния «копытной», то ли еще для чего... Муторной
это было для двух пастухов задачей: пока они
заворачивали край стада в нужную сторону,
другой его край отпрядывал назад, увлекая за
собой и все стадо. Часть оленей могла в это вре­
мя и оторваться, отколоться, так сказать. Что,
впрочем, здесь, в пределах острова, не слишком
тревожило пастухов: далеко не уйдут.
По слухам, на острове водились и волки, что
107.

было вполне вероятно — ведь зимой он наглухо'
смыкался с большой сушей ледяной перемычкой.
Уехал я из. этой бригады с прежним ощуще­
нием: пастухам трудно. Но по крайней мере здесь,
в Первой бригаде, они не очень-то и вниматель­
ны к оленям, не прочь прийти к стаду с опоздани­
ем, вообще на время отлучиться в неизвестном
направлении...
Нам оставалось проведать охотничий участок
Трофима Тынарахтыргина. Сам он по-прежнему
лежал в больнице в Певеке и, по словам Задунаевского, состояние его здоровья было не ахти,
хотя, возможно, тот и не догадывался. («Мне ни­
чего не говорят. А мне бы еще разок в тундру
сходить,посмотреть, как она цветет. На охоту
разок бы сбегать, да вот ноги, ноги...»)
Вездеход, натужно урча в рытвинах и распад­
ках тундры, сползает снова на берег, сворачива­
ет к домику Тынарахтыргина. Валентина Митро­
фановна с искренним уважением, почти благого­
вейно рассказывает о жене Тынарахтыргина Ва­
ле. Дети у нее все здоровые. Причем она не толь­
ко своих воспитывает, у нее и дети мужниной
племянницы, которая умерла. Всего одиннадцать
детишек. Это подвиг, знаете ли, всех одеть,
обуть, накормить. И не скажешь, что сама здо­
ровячка. Однако тянет: рыбачит, охотится. Весь
участок на ней, муж-то в больнице...
Домик пустует, в нем стыло, но растапливаем
печку, не терпится согреть нутро чаем. Сама Ва­
лентина Тынарахтыргина живет летом с детьми
наверху в яранге. Горячева уходит к ней со сво­
им фельдшерским чемоданчиком: кто-то из де­
тишек все же приболел, кашляет...
Возвращается минут через сорок с хозяйкой.
Тынарахтыргина принесла слабо вяленого голь­
ца, приглашает угощаться. Добрый голец! Хочу
108

сказать ей, что я не совсем чужой в числе позд­
них (время к рассвету, если по нашим понятиям)
гостей, что знаком с ее мужем, видел его недав­
но, чаевал с ним... Но она никак не реагирует на
это. Такое впечатление, что либо не поняла, о
чем я говорю, либо не принимает меня всерьез.
Сидит на корточках в керкере (женском меховом
комбинезоне), похожем в бедрах на галифе, су­
хая, черная, скуластая, с быстрыми глазами, ру­
ки же — кисти — не то чтобы сухие, а как бы
даже вовсе усохшие. И эти руки изо дня в день
перебирают в ледяной воде сети, рубят дрова,
таскают ведрами воду, нянчат детишек. Непости­
жимо, откуда и сила, и желание всем этим, чему
нет конца, заниматься! Сейчас в сухих пальцах
крепко зажата сигарета...
С Задунаевским, с Горячевой толкует охотно
(свои), хотя и односложно: короткие ответы с
паузами, — наверно, размышляет, быть может,
как лучше, точнее ответить.
Горячевой, как видно, близка судьба ее стар­
шей дочери Тани, она давно ее знает. Замужем
Таня в Певеке. Учительница. Хорошо живет. Ков­
ры в квартире, телевизор... а хочет возвратиться
на Айон! Горячева в душе, конечно, понимает,
что может тянуть даже интеллигентную чукчан­
ку в свое родиое, привычное с детства, но вслух
удивляется:
— Чего же это она? Телевизор, ковры... хоро­
шо живет. Зачем же она на Айон? Из города?
Старуха (есть ли ей хотя бы пятьдесят?)' по­
жимает плечами, в керкере это движение едва
уловимо, докуривает сигарету. В настывшем до­
ме сумерки, мигающий огонек высвечивает ее
спокойное лицо. Что-то древнестоическое, со­
гласное с любым поворотом бытия, любым жи­
тейским завихрением, в ее поведении, позе...
109

Пора и поторопиться, ведь с нами больной па­
стух. Но близ села проведываем еще одну тяже­
лую ярангу. Сбитые в труху кочки прикрыты
шкурами. На них низкий столик для еды и чая,
вразброс книги без обложек...
Старейшина здесь Топо-Вальгиргин. Сидит в
глубине яранги как суровый неподкупный бог.
По-русски не говорит. Но понимает. Ему 68 лет.
Его жене, тут же проворно расставляющей не­
большие фарфоровые чашки для чаепития, на­
много меньше, но на вид так же стара. Морщи­
ны, слишком рано становятся морщинистыми чу­
котские женщины. Не от хорошей жизни. Не от
пуховых перин. Конечно, могут быть и пуховые,
времена-то меняются. Но кочки, особенно для
стариков, почему-то милее.
Тоно-Вальгиргин отец председательницы сель­
совета Зои Калятваль. Вот где дом — образец
опрятности, а еда—за уши не оттащишь! И что
ж? О чем мечтает Зоя Калятваль? О том, чтобы
съездить к своим хотя бы на несколько дней и
всласть пожить на свободе, в тяжелой яранге.
Вот о чем она мечтает, и лучшего отдыха ей не
надо. Может, и верно. Раскованность здесь.
И просто все. Без условностей. Да и лето ведь,
пока тепло...
Ах, как вкусна, как хорошо сварена оленина
у Тоно-Вальгиргина! Ни слова не говорит, а уго­
щает от души.
Я, впрочем, какие-то малости уже знаю об
этом старике. Несколько лет назад ва острове
побывала группа иностранных журналистов.
И поляк Марек Сечковскпй прислал потом жур­
нал со своим очерком. А в журнале на цветных
фотографиях Тоно-Вальгиргин. Сейчас они ви­
сят на стенде в коридоре айонской школы. Я уж
не знаю, затруднился перевести, что пишет о
110

Тоно-Вальгиргине польский журналист, но что
плохое можно сказать о старом оленеводе и
охотнике, всю жизнь отдавшем тундре, ныне ко­
роле и властителе тяжелой яранги? Скажешь
только хорошее, уважительное. Жаль, что порусски он так и не выучился, опять же потому,
что тундра и свой ритм жизни продиктовала, и
время отняла, а то порасспросить бы его о годах
протекших и канувших. Но и такие расспросы —
во многом обреченное дело. Годятся, чтобы на­
бросать что-то внешнее, какие-то беглые штри­
хи к портрету, который можно написать всерьез и
по-настоящему, если человек позирует тебе дол­
го, месяцы, годы... Позирует, сам того не подо­
зревая.
«ДОМ ВУТЫЛЬХИНА»

Если внимательно присмотреться к старой и
достаточно подробной карте Чаун-Чукотки, то
над самым северо-восточным бугристым побе­
режьем Айона как бы завис островок Рыяндранот. Он почти смыкается с Айоном. Так вот на
нем можно прочесть у черного квадратика над­
пись: «Дом Вутыльхина». Видел эту надпись и
я, еще когда пристально изучал карту до поезд­
ки на Чаун-Чукотку. Видел, но, конечно, не пред­
ставлял, что в будущем каким-то образом мне
удастся «зацепиться» пером за это название. От­
части оно и притянуто здесь именно для загла­
вия, хотя Вутыльхин, его судьба все же замыка­
ют наш последующий драматический рассказ.
Начать с того, что главный экономист совхо­
за «Энмитагино» Виталий Сергеевич Горячев лет
девять-десять назад был охотником по ту сторо­
ну Чаунской губы, на Шелагском мысу.
Стоял последний день сентября, тихое, осен­
нее, чуть морозное выдалось утро; по всему бы­
111

ло видно, что выпал в погоде просвет, после которого и вообще ждать добра нечего... повалит
снег, начнется образование и уплотнение льда.
Горячев с охотником-чукчей Кергитагиным взо­
шли на мыс, откуда далеко простирались скоп­
ления паковых льдов, можно было даже рас­
слышать рев моржей. По хорошей погоде моржей
далеко слышно, если их много.
Определили, что моржи на ледовых полях не
далее как в сорока километрах от берега, и ре­
шили идти. Идти без разговоров! Когда тецерь
такая погода выдастся? Между тем и план по
добыче моржей для нужд чукотского населения
еще не выполнен. А что далеко — ну, не такое
уж расстояние для исправной лодки («Казанки»;
тогда еще в совхозе «Прогрессов» не было).
Словом, обнаружили это ледяное поле со
стадом и двух моржей убили. Надуть их, чтобы
можно было буксировать, не составило труда,
операция привычная... немного, правда, прока­
нителились...
Как-то незаметно задул устойчивый восток,
который уже потом, ближе к земле, к желанному
Шелагскому мысу, столкнулся с местным ветром
типа боры, образовав на море сложное завихрение воздушных потоков, беспорядочную тол­
чею волн, пока еще метров до двух-трех высоты.
Мало хорошего, даже когда налегке идешь, а
если на буксире морж... Другого вообще не взя­
ли, приметили только льдину, где он остался...
Вскоре стало ясно, что и с одним до берега не
дойти. Но Кергитагину жалко было терять добы­
чу, по всему судя, последнюю в этом году. Он
был старше Горячева, опытней, в совхозе «Боль­
шевик» человек всеми уважаемый, в то время —
секретарь совхозной парторганизации. Горячеву
как-то даже неловко было с ним спорить. Ну,
112

обойдется так обойдется. Попробуем дотянуть.
«Казанка» и сама по себе плохо реагировала
на волну, зарывалась, а тут еще буксир... Ско­
рость упала до трех-четырех километров. Но
когда Горячев, отчаявшись, все-таки перерезал
буксир и морж закачался позади в буруне, легче
не стало. «Казанку» заливало встречной волной
и норовило перевернуть. Время было упущено.
Что ж, сняли «Вихрь», заменили его запасным
«Ветерком» — в расчете на более ровный ход:
тише едешь—дальше будешь. Но у «Ветерка»
всего восемь сил: основательно подбивало вол­
ной нос, а корма ухала, оседая в провалы. Мо­
тор захлебывался от перегрузки, шпонки на боль­
ших оборотах, чуть винт зарывался в воду, лете­
ли одна за другой... Намучились, меняя их. Кро­
ме того, нижний цилиндр мотора уже явственно
заливала вода. Осталась надежда на весла. Да
и берег был хорошо виден, вроде бы рядом мая­
чил. Но ветер все усиливался, чувствовалось, что
задувает уже метров до двадцати пяти в секунду.
А тут еще эта толчея... Весло у Кергитагина вы­
рвало, и хотя оно плавало поначалу рядом, лод­
ку валяло так, что не удалось поймать даже
кошкой.
Совсем худо стало с одним-то веслом. На­
столько скверно, что не оставалось уже ничего
иного, как просто дрейфовать, учитывая, что при
таком ветре есть возможность «зацепиться» за
остров Айон на той стороне Чаунской губы. Если
повезет. До Айона километров девяносто — сто
верных. Не рядом. Совсем не рядом.
Повернули лагом, то есть бортом к направ­
лению дрейфа, хотя это было опасно: какой-ни­
будь резвой волной лодку могло залить и опро­
кинуть. А носом по волне держать ее стало и во­
все невмоготу! И все-таки ту самую резвую не
113

уследили; й она накрыла лодку до кольца, за
которое страховочным тросом крепится мотор;
бывает, что мотор может сорвать с транца, вот
для этого страховка. Крепенько накрыло. На­
хлест такой волны для «Казанки» был вообще
критическим. Тем более что придававшие ей пла­
вучесть бачки были только в носу, а остальные
убрали, чтобы не занимали на охоте лишнего
места. В таком положении лодка могла зато­
нуть, удерживаясь в воде вертикально. Однако
она не встала в воде вверх носом. Хотя от удара
Горячев почти вылетел за борт. На счастье, он
зацепился одеждой за металлический угольник,
крепящий корпус лодки продольно.
Кергитагин перепугался, но испуг не лишил
его способности действовать разумно, и он, изо
всех сил упираясь, пыхтя, уже не следя и за
волнами, навалился на противоположный борт.
Лодка выровнялась, черпнув изрядно воды. Охот­
ники были по-чукотски тепло одеты, знали, что
не на прогулку идут: кухлянки, меховые штаны
«к’онагтэ», малахаи. И хотя холод все равно до­
нимал, промокли ведь, но еще было терпимо.
Не успели кое-как крышкой-колпаком от «Ве­
терка» вычерпать воду — тут новый бурун... а
за ним еще, еще... Пристроиться бы к попутной
льдине и дрейфовать вместе с ней. Лучше всего—
к большому торосу, и один такой гигант им по­
пался. Приноровились закинуть на него кошку,
хотя у тороса с наветренной стороны вскипал
опасный прибой, ничего хорошего не суливший.
Однако лодку стремительно пронесло мимо. А ес­
ли с другой стороны?.. Там и вовсе затишек, мож­
но будет приблизиться вплотную, хотя это, ко­
нечно, риск; вдруг торос опрокинется? Было бы
уже чересчур в их положении... Но с одним вес­
лом не удалось подойти к торосу и здесь.
114

Теперь оставался только дрейф. И постоян­
ный страх, беспокойство, как бы лодку не зато­
пило, не опрокинуло. Всю ночь не сомкнули глаз.
Утром на море жутко было смотреть. Волны
ходили горбато-увалистые, зловеще-недобрые,
каждая из них способна была, чуть зазевайся,
смять «Казанку» в лепешку. И ни одной льдины
поблизости! Будто не Ледовитый океан... Льди­
ны еще хоть как-то веселили бы глаз, вселяя на­
дежду на возможность опоры, на совместный и
потому более надежный для бедствующих дрейф.
Где-то на исходе суток дрейфа показалось
поблизости судно, но, несмотря на все их сигна­
лы (выстрелы, трескучее пламя фальшфейера),
оно прошло мимо. К счастью, в это время охот­
ники уже видели землю и старались править к
ней, даже если это был не Айон, а берег мате­
рика. Пусть пустынный берег, пусть. Но хоть
одно на тридцать — сорок километров, а попа­
дется же какое-нибудь жилье, охотничья хиба­
ра?! Главное, земля, суша, твердь, ничего желан­
ней для них теперь не было и быть не могло.
Вскоре стало различимо и некое строеньице,
то была промысловая база известного на Айоне
охотника Михаила Вутыльхина.
Он уже давно стоял на берегу, поджидая их.
Потом долго ахал и удивлялся: откуда, мол,
и кто такие?!
Всякого повидал Вутыльхин на этом берегу
(лет ему уже где-то под пятьдесят набежало), но
такого... Покачал головой и сказал, медленно
подбирая слова:
— Еще никто здесь в такую погоду не прихо­
дил живым с моря. Приносило только трупы.
— А трупы все же приносило? — спросил Го­
рячев, радуясь тому, что не про него это сказ,
что он-то жив, жив!
115

— Всяко бывало,— ответил чукча.
Дня три просидели в доме Вутыльхина, не»
много отогрелись и успокоились, мотор «Вихрь»
перебрали по винтику, привели в порядок лодку,
весло смастерили. Но тут начались пурги, так
что ни о каком возвращении домой на «Казанке»
не могло быть и речи. Пришлось мотор закон­
сервировать, надежно упаковать до возвраще­
ния прочее имущество и идти в село, а там теле­
граф, телефон, радио!
Первым делом Горячев как раз и позвонил.
Услышав его, директор совхоза пораженно вос­
кликнул:
— Горячев?! Живой?! А мы тут вертолет со­
бираемся посылать на розыски.
— Долго собираетесь, — упрекнул Горячев.
— Дак ведь штормит все дни, никакой види­
мости!
«Притом и копеечка немалая за вертолет
причтется», — подумал Горячев, но ничего та­
кого говорить не стал, потому что был уверен:
раз дело коснулось человека, жизни людей, не
пожалели бы в совхозе и копеечку, не может
того быть.
— Ладно, скоро дома будем, ждите, — сказал
Горячев, чувствуя теперь уже полное облегче­
ние, что-то вроде такой безграничной раскрепо­
щенности и безмятежности, на грани эйфории,
что и словами не выразить. Теперь и в совхозе
успокоились, раз они живы...
Горячев убежден: спаслись они только пото­
му, что не заспорили, не засуетились, не запа­
никовали, не стали друг друга упрекать — ты,
мол, в том виноват, а ты — в этом, ты, мол, та­
кой, а ты — этакий, — а действовали согласован­
но, выискивали всякий раз решения, наиболее
разумные в сложившейся обстановке.
116

Айон стал воистину их Островом Спасения.
А дальше было так: год или два спустя Вутыльхин наведался на собачках в гости к Го­
рячеву. Ответный, так сказать, нанес визит.
Горячев по старой благодарной памяти пода­
рил ему авиаторский спасательный жилет.
В разгаре была весна. Возвращаясь, уже неда­
леко от своего дома Вутыльхин выехал на не­
прочный ноздреватый лед, разъеденный за по­
следние дни водами речки Рывеем. Нарта про­
валилась, и Вутыльхин утонул. Запутавшись в
упряжи, не выплыли и собаки. Нарту потом на­
шли. Сверху был привязан спасательный жи­
лет, которым чукча так и не успел, не смог вос­
пользоваться или даже не придал ему значения.
Какая насмешка судьбы, какая отвратительная
гримаса ее! К собственному дому, «Дому Вутыльхина», помеченному на картах, его тоже
вынесло трупом.
В' те же дни Горячев решился на оконча­
тельный переезд в село Айон, где и живет до
сих пор. Так логически замкнулась цепь одного
приключения, логически, если смотреть под оп­
ределенным углом и бесстрастными глазами.
В чем-то эта цепь не только не логична, она не­
лепа, абсурдна, уже не говоря о том, что зве­
нья ее смыкаются в круг неправедный (гибель
Вутыльхина). Но о какой праведности или не­
праведности может идти речь, когда жизнь чело­
века ничто, лишь жалкий полет мотылька по
сравнению с такой нерассуждающей зиобкостылой бесконечностью, диктатом безжалостно­
го льда, как северный наш океан?!
Но «мотыльки» между тем летают и летают.
Даже в космосе, где и вовсе трудно воспринима­
емы обычным умом масштабы и измерения, ка­
тегории отсчета.
117

экономист
ГОРЯЧЕВ
ЧИТАЕТ «ИГРУ
В БИСЕР»

Начало августа. Что ни день — туман. Пора
мне отсюда улетать. Но как?
Изредка захожу в контору совхоза переки­
нуться с Виталием Сергеевичем новостями и
впечатлениями. Потому что кое-какие впечат­
ления все же накапливаются. Даже в тумане.
Туман туманом, а жизнь идет своим чередом.
Однажды вечерком бродил с Горячевым по
берегу. Ему ничего, привычно, я же слегка мерз.
Но слушать Горячева поучительно. С уважени­
ем отзывался о некоей сверхудачливой охотни­
це-чукчанке Вере Якиной, у которой отец был
шаман, но добрый шаман, так называемый Ша­
ман-Солнце (мне знаком этот тип шамана не
по жизни, а по литературе, о чем еще будет по­
вод сказать). Про отца Веры Якиной говорили
чудеса. Пулю рукой ловил. Шхуну на расстоя­
нии останавливал. А скажет ей — иди! — она и
трогалась себе. Всё в таком роде...
— Вы что же, верите в это? — не скрыл я не­
доумения.
■—Сам я этого шамана не застал в живых,—
уклонился от прямого ответа Горячев. — Шху­
на, конечно, могла случайно остановиться, лечь
в дрейф по своим надобностям. Так же, как и
дальше .пойти. Не в шхуне дело. И не в пуле.
Это уже легенды. Но силой некой он обладал
безусловно.
Гипнотической. Телепатической.
Это без спору, но, прошу прощения, в таких ве­
щах я не специалист.
— Но вы-то как здесь, на Севере, очутились?
118

И как прижились? Ведь двенадцать лет—не
два годочка!
Горячев посмотрел куда-то вдоль берега, на
желтый песок лайды, изборожденный следами
машин и вездеходов.
— Я ведь в Суворовском учился. Там, кстати,
общая подготовка дается солидная. Только я
почувствовал, что военная служба в конце кон­
цов не для меня. Служить куда пошлют. Субор­
динация. Все такое. Ну и... незадолго до окон­
чания училища ушел. Потом закончил вечернюю
школу. В вуз поступал неудачно, какой-то там
балл или полбалла недобрал.
На него не похоже. Но конкурс — отчасти та
же лотерея. Одному больше повезет, другому
меньше, третий и вовсе вне конкурса пройдет.
Горячеву не повезло.
И тут он увидел однажды на афишной тумбе
объявление о приеме на годичные курсы поляр­
ных работников. Всего лишь год — и ты уже
где-нибудь на Диксоне или даже на Новой
Земле! Заманчиво. Одним заходом можно было
решить многие проблемы, предопределить весь
дальнейший жизненный путь. Главное, что бы­
стро. Год — и ты на коне! Самостоятельный че­
ловек, работник полярной станции. Радист. Ме­
теоролог. Гидролог. Словом, и специалист, и
личность — в ореоле северных сияний. Что-то
от Джека Лондона, от Брет Гарта... Сколько
пишут, говорят, такая романтика, и вот она са­
ма идет в руки!
Звучит вроде иронично, не исключено, что и
сам Горячев относился к своему решению слегка
иронично, а впрочем совсем юн еще был, не испорчен скепсисом, романтику воспринимал имен­
но как романтику, не отягощенную ничем бы­
товым, побочным, опошляющим ее. Позже, нэ­
па

рядно умудренный житейским, в том числе й
полярным, опытом, он выпестует некий фило­
софский взгляд, из которого следует, что в общем-то каждому из нас необходимо хоть раз в
жизни разорвать логическое кольцо, в которое
ты «вписан» изначально, от рождения, сообраз­
но происхождению, образованию, воспитанию,
привязанностям, и пойти пусть даже во имя
самопознания, самопроверки в одну из сторон
на выходе из этого разрыва.
Таким образом, ровно через год Горячев
оказался на полярной станции Валькарнай в
должности гидрометеоролога-радиста, началь­
ником здесь был Виктор Степанович Брусов—■
старый полярный волк, вся жизнь на «полярках» прошла — и у него было чему поучиться.
В том числе и навыкам охоты на зверя. А время
для того, чтобы заниматься охотой, здесь можно
было выкроить. И вот как раз охота увлекла Го­
рячева фатально.
Настолько увлекла, что спустя еще некоторое
время он стал помышлять о собственном про­
мысловом участке и жизни в уединении. Чтобы
только любимое занятие, ну, еще книги — и ниче­
го больше.
Отлично, скажет читатель, но ведь мы знаем
Горячева как экономиста. Значит, и в занятиях
охотой не нашел себя?
Точно такой же вопрос вынужден был задать
ему и я.
— Видите ли, одно время я никак не мог по­
нять, почему за ту или иную операцию в обра­
ботке ли песцовой шкурки, в заготовке ли прива­
ды мне платят именно тридцать четыре копейки,
а не сорок одну... Цифры условные, конечно. Но
это уже более поздние сомнения, — отмахнулся
он. — Первотолчок был раньше. Когда я надумал
120

переходить в совхоз «Большевик» охотником,
мне, понятно, жилья приличного не дали. Был у
них запущенный, без окон и дверей, огромный
охотничий дом — вот, мол, если доведешь до ума,
то и живи в нем. Если какой ремонт затеешь, ну,
мы оплатим в допустимых пределах. Гм... Втай­
не надеялись, что отступлюсь, не осилю, — там
же и стены нужно было вторые ставить, и крышу
латать, и с окнами что-то мудрить. Но я взял эту
развалюху и соорудил из нее вполне приличное
жилище. Хорошо утеплил. Ну, а для начала нуж­
но было освободить дом от забившего его до по­
толка слежавшегося снега. Проработал я, пом­
ню, не разгибая спины, не смахивая пота, трид­
цать шесть часов почти кряду, а расценили мне
эту, можно сказать, титаническую работу что-то
по рублю с копейками за день. Где-то, значит,
около пятерки вышло. Я когда увидел эти рас­
ценки, едва на ногах устоял. Как так? Почему?
А вот расценка, ничего больше не могу для вас
сделать, — отвечает женщина-экономист. Боюсь,
что она вообще о снеге как о природном явлении
имела самое общее представление. Ну, мягкий,
ну, пушистый, холодный, на щеках тает! А ведь
снег бывает плотный как лед, и в том, что я
выгребал, плотность не меньше как ноль пятьде­
сят пять, это же чукотский лежалый снег! А онато за рыхлый мне расценила, за пушистый, черт
побери! Разве есть плотный? — спрашивает.
Горячев набрал у нее ворох разных расценоч­
ных талмудов, дня два в них копался и нашелтаки расценку на плотный снег.
И вот непонимание той или другой расцен­
ки и задело Горячева: должен же он уразу­
меть, дойти до причинных истоков, до двигаю­
щих ее пружин... «Во всем дойти до самой су­
ти», по-прежнему продолжая заниматься охотой,
121

он поступил на заочное отделение Благовещен­
ского сельскохозяйственного института и успеш­
но (диплом с отличием) окончил его экономиче­
ский факультет. Мало того, ему дали направле­
ние в аспирантуру.
К тому времени он уже перебрался на остров
Айон. Подозреваю, что здесь была замешана жен­
щина, — не обошлось, вероятно, без Валентины
Митрофановны. Ведь ничего такого в смысле
выгодной работы здесь Горячеву не обещали.
Тем более по какой-нибудь из его специальнос­
тей... Но он был убежден — и не без оснований,
конечно, *—что современный человек со средним
образованием в принципе способен успешно ос­
воить любую специальность. Таким образом, на
Айоне Горячев работал поначалу электриком, по­
том, как он выразился, «слез со столба и сел за
стол» — не было в сельсовете бухгалтера, пошел
бухгалтером, потом стал бухгалтером совхоза, а
сейчас — главный экономист. Все, как он считает,
«по науке».
Короче, до аспирантуры дело не дошло. Но,
в конце концов, быть главным экономистом в та­
ком совхозе — разве это не почетно? Совхоз
один из лучших в области, с перспективой роста,
а ныне — с перспективой выполнения пятилетки в
четыре года.
«Громадье планов» совхоза, к которым как
экономист Горячев имеет самое непосредственное
отношение, не может не занимать его мыслей.
А главное в совхозе — оленеводство. Вот о нем
и беспокойство, о нем и выводы, быть может не
лишенные спорности, но безусловно не лишенные
и рационального зерна.
В обозримом будущем, считает Горячев, до­
биться увеличения выхода продукции оленевод­
ства едва ли возможно, если коренным образом
122

не изменить технологию производства. Не секрет,
что в тундре жить трудно, особенно зимой, в кочевках, когда пурги да морозы. Охотников идти
в пастухи, вести такую жизнь, мало. Молодой
чукча уже с детства, с пеленок привыкает к дру­
гим условиям, и здесь единичные тяжелые яран­
ги положения не меняют. Назрела необходимость
переходить на содержание оленей в изгородях,
когда вместо положенных на одну-две бригады
двенадцати пастухов достаточно будет двух...
Одновременно возникнет проблема: куда девать
освобождающихся людей, к какому делу их при­
строить? Но рабочих рук потребует заготовка
кормов для тех же оленей, охота, рыболовство...
(Правда, чтобы добиться рентабельности рыбо­
ловства в здешних местах, потребуется тоже ка­
кая-никакая техническая оснащенность, признает
Горячев. Да и много ли той рыбы, на которую
он рассчитывает? Времена-то не дедовские.
Сейчас же, считает Горячев, каждой бригаде
как минимум необходим вездеход с водителембригадиром, но с условием замены машины по
истечении десяти месяцев для капитального ре­
монта.
Сколько я ни вникал в рассуждении Етылена,
и За Дунаевского, и вот еще Горячева, я ни у кого
из них не уловил беспокойства о том, что само по
себе оснащение оленеводческих бригад такой
громоздкой «всераздирающей» техникой рано
или поздно станет гибельным для тундры, для
тех же оленьих пастбищ. Если иметь в виду, что
достаточно вездеходов и по разным другим на­
добностям утюжит и корежит чахлую, легкора­
нимую арктическую тундру. То есть, решая од­
ну проблему, мы частенько как бы не замечаем,
что попутно возникает другая, в чем-то исклю­
чающая первую.
123

Главное ясе здесь то, что люди думают, ищут,
стараются подойти к вопросам хозяйственного
освоения Арктики с позиций научных и здравых.
Вот почему мне поучительно слушать предельно
логичного, педантично последовательного в своих
рассуждениях Горячева. Нет у него лишних слов,
иногда, правда, проблеснет в речи метафора, об­
разное определение сути явления, но не часто,
скорее случайно, — все-таки это речь экономи­
ста...
— Послушайте, — не утерпел в конце концов
я, — а художественной литературой вы как, не
очень?.. Неужели вы такой сухарь, технократ,
что ли?.. Для своего сугубо личного неужели нет
отдушины?
— Почему вы считаете, что книги, которым я
отдаю предпочтение, они не для «сугубо лично­
го»? — с усмешкой, но и не без легкой досады
ответил вопросом на вопрос Горячев.
— Понимаете, мне представляется, что внут­
ренняя организация у вас такая, при которой без
романа, без умной тонкой книги вам просто не
обойтись.
— Без «умной тонкой» я, бывает, и не обхо­
жусь. Вопрос в том, какую вы считаете «умной,
тонкой», а какую я...
— Скажите тогда, если не секрет, что вы про­
чли хотя бы в этом году, за последнее время?
— Знаете, я все-таки мало читаю-почитаю бел­
летристику. За редкими исключениями. В пос­
леднее время, если угодно, я прочитал несколько
книг. Ну, если о потребностях сугубо личных... то
две книги: «Сумма технологии» Лема и «Игра
в бисер» Германа Гессе.
Больше с такими разговорами я к Горячеву
не подступался. Потому что, к стыду моему, из
названных им книг я читал только «Игру в би­
124

сер» Гессе, о «Сумме технологии» что-то вскользь
слышал, но до сих пор не удосужился взять и
прочесть. Что касается «Игры в бисер», книга
сия чрезвычайно сложна для восприятия, читать
ее трудно, и моей душе дала она, пожалуй, куда
меньше, чем душе экономиста Горячева. Хотя и
речь-то в романе, скорее философском, чем раз­
влекательно-художественном (да позволено мне
будет употребить этот не весьма научный тер­
мин), идет о материях, весьма далеких от эконо­
мики. И даже меньше всего о пресловутой «игре
в бисер».
Словом, этот последний диалог с Горячевым
окончился явно не в мою пользу. О чем я не могу
не сожалеть, ибо негоже литератору сдавать свои
позиции хотя бы в вопросах литературы.

Виталий Сергеевич всячески уговаривал ме­
ня побывать на Шелагском мысу, заглянуть на
полярную станцию, познакомиться со старыми
охотниками-чукчами. Есть среди них достойные,
они могут кое-что порассказать, если найдут нуж­
ным. Вот, в частности, живет там Эттувги-Танле,
он ведь еще с Наумом Пугачевым общался, хо­
рошо его помнит.
Наум Пугачев — фигура для Чаун-Чукотки
легендарная. Здесь сейчас почти не встретишь
людей, помнивших этого человека. Жаль, что мне
так и не довелось побывать на Шелагском мы­
су, поговорить с Эттувги-Танле, прочувствовать
в полной мере атмосферу этого самого северного
берега в Восточно-Сибирском море. Не успел я,
не управился, погода во многом помешала, а в
чем-то и собственная нерасторопность, медли­
тельность. И поныне жалею об этом.
125

Жалею еще и потому, что о Науме Пугачеве
мне так или иначе писать, эту фигуру, в полном
смысле историческую, никак не обойти без риска
серьезно обеднить книгу.
Как раз о людях, исторически определивших­
ся и так или иначе коснувшихся своими деяния­
ми Чауц-Чукотки, а то и связавших с ней лучшую
пору своей жизни, отдавших ей талант свой и
силы, я и попытаюсь рассказать в следующей
части книги.

БЫЛИ
ЧАУНСКОЙ ГУБЫ

НЕИСТОВЫЙ
НИКИТА ШАЛАУРОВ

О Никите Шалаурове написано хотя и нема­
ло, но вразброс, вскользь. В его биографии, не­
обычной по числу бедствий и приключений, в
конечном счете трагической, встречаются и не­
точности, разночтения. Больше, впрочем, тогда,
когда она еще не касалась Чаун-Чукотки, когда
ее вехи были расставлены где-то по другим пу­
тям и перепутьям. Но звездный час и горькая
кончина — все это пришлось на Чаун-Чукотку,
так или иначе связано с берегами Чаунской гу­
бы, с побережьем Ледовитого океана.
Имя Шалаурова, его подвиг отмечены в че­
тырехтомной «Истории открытия и освоения Се­
верного морского пути» проф. М. И. Белова.
О нем писали такие крупные полярные исследо­
ватели, как академик В. Ю. Визе, Н. Н. Зубов,
писатель-историограф Сергей Марков, попа да­
126

ло его имя и на страницы беллетристики (по­
весть И. Калашникова «Изгнанники». Спб.,
1834), пристально присматривался к нему хоро­
шо знавший Чукотку Олег Куваев. Попытаюсь
и я набросать беглый очерк его деятельности,
его неистовой увлеченности делом первооткрытий земель неведомых и студеных.
Впервые в научной литературе имя Никиты
Шалаурова встречается в связи с путешествием,
предпринятым купцами С. Новиковым, И. Бахо­
вым и подпрапорщиком анадырской команды ге­
одезистом Тимофеем Переваловым из реки Ана­
дырь на Камчатку. В этой экспедиции главенст­
вующую роль
играл Бахов, который и
докладывал по начальству, что одержим рачи­
тельным желанием «О' проведывании из Анадыря
реки морской коммуникации в Камчатку». Экспе­
диция была снаряжена с целью поисков более
удобного пути для переброски провианта из
Охотска в Анадырь, так как путь по суше был и
более убыточен, и опасен из-за частых нападений
«немирных чукоч» на продовольственные кара­
ваны. Как писали сами купцы, решили они «про­
ведать из р. Анадыра северо-восточный путь,
прежде небывалый, выключая бывшую из Якут­
ска партикулярных судов, тогдашних кочей, ез­
ду, от которой здешние края с немалым числом
народа нашлись и о чем за нелюбопытством, хо­
тя и невеликая древность, едва память ныне».
Вообще-то всей компанией заправлял, вла­
дел основным в ней капиталом сольвычегодский
купец Жилкин, в плавании не участвовавший.
По-видимому, и роль Никиты Павловича Шала­
урова в этой экспедиции еще была незначитель­
на, как компаньон он почти нигде не упоминает­
ся, кроме, пожалуй, работ двух историков (Сгибнева и Оглоблина). Да и после этого плавания
127

его фамилия добрых десять лет нигде в докумен»^
тах не всплывала. Факт лишь, что плавания,^
прославившие его впоследствии, он совершил со^
вместно с тем же И. Баховым. Но о них еще?!
речь впереди.
Л
Итак, судно «Перкуп и Зант», построенное?-'
компаньонами на реке Анадырь, вышло в.;
1748 году проведывать путь «в Камчатку».
прибило, но — все же на Командорские острова^
точнее к острову Беринга, слава о пушных богат-.'
ствах которого не давала покоя многим пред-,
приимчивым и лихим головушкам. Оставив'
15 сентября судно почти без присмотра на якоре,
команда увлеклась промыслом морских бобров
и песцов. Между тем серьезно заштормило (что,
впрочем, можно было предвидеть), «Перкун и
Зант» был сорван с якоря и разбит в щепу о,
скалы.
Волей-неволей пришлось зазимовать и поду­
мать на досусе о спасении. К счастью, перед бед­
ствующими был такой убедительный и обнаде­
живающий пример, как зимовка здесь же лет
семь назад экспедиции Беринга, тоже потерпев­
шей крушение. Известно также было, что берияговцы из остатков своего корабля построили
вместительный гукер и на нем благополучно до- >
брались до Камчатки. Обломки знаменитого па» |
кетбота «Св. Петр» на этот раз выручили уже
баховцев: именно из них да еще из выкидного
леса было построено новое суденышко «Капи­
тон».
Как часто водилось в те времена, в экспеди-!
ции согласия не было. Поэтому строили судно
«в пяти человеках», в число которых входили и
Бахов с Шалауровым. Может, общая эта забота
и сдружила их в ту пору. Остальные же члены
команды занимались кто чем.

В течение следующего лета 1749 года баховцы совершили небольшое плавание к северо-востоку «ко взысканию неведомой земли», но не
*
надежность судна вскоре заставила их возвра­
титься сначала к острову Медному, а затем и в
Большерецк-на-Камчатке. Но все же предыду­
щим летом, еще по пути на Командоры, ими бы­
ла открыта некая земля и положена на карту
Переваловым («По малому смыслу последний от
человек подпрапорной...»), как можно предпо­
лагать, остров Св. Матвея, честь открытия кото­
рого обычно приписывается плававшему в этих
краях гораздо позже лейтенанту Ивану Синдту.
В то время охотская канцелярия не восполь­
зовалась маршрутом для перевозок в Анадырь
продовольствия, предложенным Баховым и Но­
виковым, посчитав его тоже ненадежным, и по­
советовала разведать другой путь. К тому же
стало известно, что «Капитон» построен из остат­
ков пакетбота «Св. Петр». Бахову велено было
сдать его, поскольку на эту постройку исполь­
зовался казенный материал. Самолюбивый Ба­
хов от навязываемого ему плавания отказался, а
судно сдал. Лишь семь лет спустя не участвовав­
ший в этом плавании И. Жилкин сумел доказать
свои права на судно, и «в вознаграждение за пре­
терпенные им убытки» оно было купцу возвра­
щено. Впоследствии на долю этого суденышка и
его команды выпали воистину кошмарные бедст­
вия, но к героям нашего рассказа они отношения
уже не имеют1.
Лет восемь или девять спустя предпринимав

• Об этих бедствиях рассказал историк В. Верх в «Хро­
нологической истории открытия Алеутских островов». Спб.,
1823.
5

Л. Пасенюк

129

тельская судьбина свела Ивана Бахова1 и Ники
*
ту Шалаурова довольно далеко от Камчатки, на
реке Лене. Даже не в устье, а гораздо выше, где
ими было заложено судно «шлюпочного мани
*
ра», впрочем, полностью на средства Шалауро
*
ва. Назвали судно символически — «Вера, На
*
дежда, Любовь».
Намечалось, как видно, давно задуманное
плавание. И власти, как иркутские, так и петер­
бургские, хоть и не сразу, пошли предпринимате­
лям навстречу, ибо, как писал иркутский вицегубернатор Вульф, «удобнее без убытку казен
*
ного, если сами купцы и промышленники
отдаленные места, как Камчатка, и иные неиз­
вестные прежде места сами будут сыскивать».
Действительно — проще! И дешевле для казны.
А необходимость в давно уже «сыскиваемом» пу­
ти из Лены вокруг Чукотского носа на Камчат­
ку была велика. Надо полагать, были и некие
личные планы и расчеты у зачинателей этого воя­
жа. Врангель считает, что Шалауров, например,
стремился к славе первооткрывателя Северо-Во
*
1 К сожалению, историки не пришли к единому мнению
относительно имени Бахова. В дореволюционном «Энцик­
лопедическом лексиконе» Плюшара Бахов назван Афанаси­
ем, так же как и в «Перечне путешествий русских про­
мышленных в Восточном океане» А. Полонского. Не идет
ли речь вообще о разных людях: одном Бахове времен
Анадыря — Камчатки — Охотска и другом — времен плава­
ний по Лене и Чаунской губе? Ведь и разрыв во времени
здесь весьма существенный...
Можно предположить и родство: на Восток, в дальние
края, на долгую и опасную промысловую жизнь надежнее
было добираться вдвоем, втроем, скажем, брату с братом,
отцу с сыновьями,.. Таких примеров сколько угодно. Мы
знаем двух Басовых, двух Кульковых, нескольких Поповых,
Холодиловых, Шелиховых. А уж об однофамильцах и го­
ворить нечего. Потому-то сейчас не всегда и разберешься.
По крайней мере, нужно хотя бы держать в уме это обсто­
ятельство.
130

сточного прохода. Есть и другие мнения, вплоть
до того (В. Верх), что Шалауров собирался про­
мышлять мамонтовую кость на Новосибирских
островах. Это неверно хотя бы уже потому, что в
те годы о наличии мамонтовой кости на Ново­
сибирских островах еще не догадывались, она
была обнаружена якутским купцом Ляховым (на
островах его имени) лишь в 1770 году. Между
тем существует документ — ордер иркутской
канцелярии, выданный мореходам перед нача­
лом их плавания, исключающий разнотолки.
В нем сказано: «На построенном им, Баховым, с
товарищем ево устюжским купцом Никитой Шалауровым на Лене-реке (судне) плыть... вокруг
Чукоцкого носу до Камчатки и прочих тамош­
них мест для размножения к прирощению и поль­
зе государственного интереса Российского море­
плавания и соискания новых незнаемых до сего
островов и земель и для промыслу на оных вся­
ких зверей и птиц».
Значит, подразумевался государственный ин­
терес, не исключая и частной выгоды. Предприя­
тие затевалось нешуточное, его поддержал сенат,
машина завертелась, и в конце лета 1757 года
«Вера, Надежда, Любовь», спускаясь вниз по
Лене, достигла реки Вилюй. Здесь пришлось за­
зимовать, зимовка была тяжелой, экипаж из 73
матросов и «работных людей» нужно было на­
кормить, одеть и обуть, запасы грозили иссяк­
нуть... и это в самом начале грандиозного для
судна «шлюпочного маниру» плавания! И вот
тут-то Шалауров впервые показал свой неукро­
тимый характер: он пошел в Якутск за продо­
вольствием и снаряжением пешком, более полу­
тысячи верст, но экспедицию свою обеспечил
всем необходимым, да еще довольно много при­
вел и вновь нанятых людей.
5

131

Летом следующего года Шалауров почти не
продвинулся сколько-нибудь ниже по Лене из-за
стычек и неурядиц с Баховым и нежелания его
плыть дальше. Бахов ссылался на ненадежность
экипажа. Отчасти он, возможно, и был прав: на­
род в экспедицию шел большей частью разно­
шерстный.
Так ли, нет ли, но «Вера. Надежда. Любовь»
остановилось на зимовку у Быковского мыса.
Эта зимовка отличалась от предшествовавшей
прежде всего организационной тактикой: людей
Шалауров отправил временно «на прокорм» в
Якутск, сам же намеревался выйти на реку Оле­
нек, чтобы запастись там для всей экспедиции
свежей олениной. Но, как водится, беда одна не
ходит — ему пришлось возвратиться назад из-за
возникшего на судне по чьей-то вине или прямо­
му умыслу пожара. «Вера, Надежда, Любовь»
основательно пострадала от огня, ее предстояло
теперь чинить и латать.
Лишь 12 августа 1759 года, спустя два года
после начала экспедиции, судно вышло в море и
достигло устья Яны. Но уже 5 сентября вынуж­
дено было остановиться неподалеку от мыса Чокурдах, где были построены на берегу казармы
для зимовки, уже третьей по счету. Это была
огорчительная неудача, чуть не провал всей за­
теи, всего задуманного предприятия. К тому же
постоянный недостаток продовольствия, тяготы
пути настроили против Шалаурова часть «ра­
ботных людей». С ними заодно был и Бахов, в
недавнем прошлом организатор экспедиции. Те­
перь он вообще отказывался в ней участво­
вать.
Надвигалась еще одна трудная зима. В такой
обстановке нечего было и верить, что она прой­
дет безбедно. Не надеялся на это и Шалауров и
132

уже в ноябре с ватагой преданных ему людей
поехал на нартах в Нижнеколымск. Там стоял
на приколе тоже требовавший ремонта бот «Ир­
кутск», некогда оставленный Д. Я. Лаптевым.
Был расчет с началом весны продолжить плава­
ние именно на нем, так как фактически сенат в
свое время распорядился передать его в ведение
экспедиции. Но починить этот бот местные вла­
сти Шалаурову не позволили, да и вообще от­
казались отдавать его. Дошло до того, Шалаурова даже избили. Ничего теперь не оставалось
иного, как возвратиться на Яну. Здесь его ждал
очередной удар: Бахов уехал еще по зимнему пу­
ти, оставив без присмотра судно и людей. Есть
сведения, что он был болен. И вообще, чтобы не
винить его решительно во всех неурядицах и бе­
дах, преследовавших экспедицию, нужно ска­
зать, что мы имеем возможность учитывать лишь
донесения Шалаурова (пристрастные донесе­
ния!), так как другими свидетельствами наука
на сей день не располагает. Шалауров поэтому
предстает перед потомками в более выгодном ос­
вещении, мы должны подчеркнуть это хотя бы
исторической объективности ради.
Многие уехали с Баховым. На судне осталось
только семнадцать матросов. Вышло все продо­
вольствие.
Казалось, это конец. Но Шалауров, теперь
уже единоначальный глава экспедиции, не со­
гнулся, не пал под ударами судьбы, нет. Было в
этом человеке что-то одержимое, яростное, не­
кая неистовая горела в нем вера в свою звезду.
И судно ведь называлось «Вера...», прежде всего
вера! В диких этих местах он еще раз приступил
к набору людей в плавание. Теперь он уже тре­
бует от каждого расписки-обязательства идти с
ним до конца и до конца подчиняться. Жизнь еще
133

более осложнилась: теперь он не только руководил экспедицией, но и управлял кораблем. Да к
тому же обязался перед сенатом составлять и

«описание морского вояжа», и навигационные
книги, и карты, и «исчисление и описание и при­
мечание, хотя и не противно ученых людей»
вести.
Наступило между тем уже лето 1761 года, в
течение которого «Вера, Надежда, Любовь» с пе­
ременным успехом вела борьбу с дрейфующими
льдами, вплоть до того, что иногда их приходи­
лосьрасталкивать шестами. Лишь 16 сентября
удалось выйти на чистую воду — и тут уж судно
доказало, что с помощью стихий и оно чего-то
может стоить: всего за одни сутки прошло устья
рек Хромы, Индигирки и Алазеи. Однако для то­
го, чтобы продолжать в этих широтах намечен­
ное плавание, время было позднее. Наученный
горьким опытом, Шалауров загодя подумывал о
зимовке. С этой целью он ввел судно в Колыму,
его надежно закрепили на банках и позаботи­
лись об охране. Места здесь были сравнительно
богатые: бродили олени, хотя преследовать их
по глубоким снегам было почти невозможно.
В реках водилась крупная и вкусная рыба: омуль,
муксун, чир, сиг, нельма. Да и Нижнеколымск
был поблизости.
Но это уж на крайний случай, потому что попрежнему Шалаурову отказывали здесь в помо­
щи, хотя по указу сената должны были помогать
продовольствием, делом и советом. -Возможно, не
умел вовсе ожесточившийся Шалауров разгова­
ривать со всем этим служивым людом. Взятки
давать не хотел (да и дать-то нечего было!). Тре­
бовал свое положенное. Ну, раз так — до бога
высоко, до царя далеко — зазвали его однажды
в караулку и били «смертьём». К чему, собст­
134

венно, Шалаурову было уже и не привыкать.
Но от своего не отступался: хлеб-то нужен!
И чтобы заполучить наконец просимые двести
пудов хлеба, он дважды через всю Чукотку ез­
дит зимой в Анадырск, где проживало более вес­
кое начальство — прапорщик Кекеров. Однако
и по распоряжению Кекерова в Нижнеколымске
Шалаурову выдали только чуть больше полови­
ны требуемой муки. К тому же нижнеколымский
комендант, казалось бы, дельный мужик, не чуж­
дый проблемам географической науки, коррес­
пондент академика Миллера, толковый админи­
стратор прапорщик Тимофей Шмалев всячески
препятствовал выходу «Веры...» в море1, из-за
чего было упущено время попутных ветров. Чтото у Шалаурова не заладилось и в отношениях
с этим самым Шмалевым. Наконец выйдя, судно
простояло до 16 августа у Баранова Камня «за
препятствием тихого противного ветра». 19 авгу­
ста подошли к острову Айон, который как остров
издали не воспринимался из-за слишком непри
*
метного пролива и был назван Шалауровым Пес­
чаным мысом. Отойдя к северо-востоку, судно
попало в окружение льдов и простояло снова не­
сколько дней: «Яко к стене мятые льдины загу­
стились и сзади наплыли льдов много и судно
притеснило».
1 Ведь когда били Шалаурова «смертьём», к тому руку
приложил как раз Шмалев! В. И. Греков в «Очерках из
истории географических исследований в 1725—1765 гг.> пы­
тается подвергнуть сомнению этот факт, ибо не таков,
мол, Шмалев, человеколюбивый и просвещенный админи­
стратор. Не умаляя его заслуг, скажем: «О времена, о нра­
вы!..» Тот же академик Миллер распорядился однажды вы­
сечь подчиненного ему студента Степана Крашенинникова—
пи много ни мало тоже будущего академика, автора зна­
менитого труда «Описание земли Камчатки». Хочешь не
хочешь, вместе и в Академии наук потом пришлось засе­
дать. Но в друзьях, понятное дело, эти люди не ходили*
135

Как ни старался Шалауров, а дальше Шелагского мыса на восточном берегу Чаунской гу­
бы в плавание 1762 года пройти не смог. Реше­
но было здесь зазимовать, а для этого пошли
впритирку к берегу, иногда и высаживаясь на
него малыми группами для разведки. По запад­
ному берегу бухты ходил не раз и Шалауров.
Даже наткнулся на чукотскую юрту, но, завидя
людей, ее обитатели убежали в горы.
Подходящего места для зимовки так и не на­
шли. Уныло и пустынно было вокруг. Никакой
отрады для глаз. Хотя и речек хватало, и рыба
в них изрядно была. На карте Шалаурова, во
всяком случае, нанесены устья четырех рек:
Млеловеем, Паляваям, Чауна и Лелювеем.
Показаны и берега губы. Таким образом, Шала­
уров одним из первых посетил Чаунскую губу и
первым описал ее, нанес на карту. Сделаны бы­
ли также промеры глубин, определена соленость
этой части Восточно-Сибирского моря.
Скрепя сердце, Шалауров возвратился на Ко­
лыму, где и поставил судно в одной из проток.
Помощи в Нижнеколымске он опять не полу­
чил,— скорее всего, потому, что, несмотря на
■косвенную поддержку сената, экспедиция Шалаурева все-таки рассматривалась как частная, а
не государственная. Тут же, на окраинах огром­
ной страны, и государственным нередко чини­
лись препятствия. Да я потом, все только требо­
вали, снабжали же не очень... а свой хлеб на
Колыме, как известно, не произрастал. Словом,
Шалауров основательно поиздержался, средств
на продолжение плавания у него уже не было, и
оставалось уповать только на чью-то помощь.
В Нижнеколымске он ее не дождался, значит,
нужно ехать в Якутск. Но близко ли Якутск?!
И на чем туда добираться? Каких-нибудь оле­
136

шек или собак Шалаурову тоже не дали — не на­
ша, мол, забота, живи, как знаешь... И тогда от­
чаявшийся, без полушки в кармане, купец ре­
шился на невиданный по тем условиям поступок:
идти пешком. Из команды взял он лишь двух
человек (по-видимому, добровольцев), впрягся с
ними в нарту и поволок ее навстречу невзгодам
и лютой стуже. А пути было до Якутска свыше
тысячи верст. Ну, пятьсот верст примерно из этих
мест до Анадырска он однажды уже одолел, но
тогда не он тянул нарту, а тянули ее олешки. Те­
перь самому пришлось впрячься...
Первого декабря в сильную пургу путешест­
венники пролежали, зарывшись под нартой в
снег, и это был едва ли не последний день их
жизни: «Платье все обмокло, руки и ноги познобило». Часть вещей пришлось бросить в до­
роге. Спасло путников лишь то, что па Алазее
они нашли в охотничьей юрте свежую оленину.
Этот переход длился по меньшей мере месяца
три.
Но и в Якутске Шалаурова никто не поддер­
жал, никто ему не обрадовался. Его неистовость
и неукротимость отталкивали и пугали степен­
ных чиновников, разжиревших на казенных хар­
чах и поборах. Тогда, продав нарту, распродав
все, что только можно еще было из личных ве­
щей, в марте 1763 года Шалауров частью пеш­
ком, частью «на присталых лошадях» отправил­
ся в Тобольск, где и встретился с бывшим сибир­
ским каторжанином, а ныне губернатором
Соймоновым. Соймонова и раньше увлекали пер­
спективы промысла китов и моржей в Чаунской
губе (а в донесениях в Анадырь Шалауров уже
сообщал об обилии там морского зверя, особен­
но китов, моржей, белух и нерп). Теперь же,
услышав обо всем этом изобилии животных из
137

уст очевидца, Соймонов без сомнений, с энтузи
*

азмом поддержал его, как и самый проект пла
*
вания на Камчатку вокруг Чукотского носа. Он
оказал Шалаурову необходимую помощь и на­
стоял, чтобы тот ехал в Москву, куда вскоре со­
бирался и сам. Поддержал он его и в сенате,1
обрисовав выгоды возможного плавания через
пролив, вокруг Чукотки, ведь там и Америка ру­
кой подать, которая «по изобилию зверей, а паче
по такой близости, что от Анадырского устья в
виду, второю Камчаткою быть может».
Экспедиция приняла, таким образом, госу­
дарственный характер. Шалауров получил доку­
мент от сенатской конторы, который мог впредь
оградить его от своеволия местных начальников
и самодуров и обязывал их оказывать экспеди­
ции всяческое содействие (в том числе без прово­
лочек выделять из сибирских запасов хлеб и про­
чее продовольствие).
Здесь следует еще отметить, что Шалауров
был, конечно, человеком по-купечески сметли­
вым, понимал будущие выгоды и выгоды, кото­
рые можно было извлечь из достигнутого им уже
«ыне. Скажем, почему не затеяться с устройством
частных и государственных китоловных и зверо­
бойных промыслов в Чаунской губе? Он доложил
об этом в сенат, и сенат принял, как сказали бы
сейчас, конкретное решение. Кроме того, москов­
ские власти любопытствовали и чукчами, о кото­
рых не так уж много и известно было тогда. По
просьбе сената Шалауров представил также свои
«Известия о чукотском народе» — документ че­
ловека наблюдательного и пытливого к чужим
нравам, порядкам и образу жизни.
Соймонов, в то время уже московский сена
*
тор, дал купцу обстоятельные инструкции, осо­
бенно подробные во всем, что касалось географи
*
138

ческого описания и промышленного освоения Ча
*
унской губы; кардинальная задача, впрочем,
оставалась прежней: идти вдоль берега Чукот­
ского носа «до параллели ширины устья Анады­
ря реки», попутно обстоятельно осмотрев Аляску,
В конце 1763 года Шалауров в сопровожде­
нии сержанта Заева выехал из Москвы, а 17 ию­
ля 1764 года «Вера, Надежда, Любовь» вышла в
очередное плавание — на сей раз последнее. К
тому же накануне плавания сам Шалауров серь­
езно заболел. Однако выход в море больше нель­
зя было откладывать, дальнейшее промедление
могло сорвать экспедицию этого года, и без того
много лет словно бы пробуксовывавшую у одних
и тех же берегов. Это плавание завершилось тра­
гически — экспедиция, по существу, исчезла. До
сих пор идут споры, при каких обстоятельствах.
«Пищик» — картограф Ф. Вертлюгов, весьма ис­
кусный в своем деле, разбиравшийся в логариф­
мах, в тригонометрии, и сержант Заев, по-види­
мому, сошли с судна незадолго до его выхода из
устья Колымы. Они были последними, кто видел
Шалаурова, они же и переправили в сенат его
рапорт, написанный перед началом плавания.
Словом, было ясно, что «Веру, Надежду, Лю­
бовь», скорее всего, «разбило или выкинуло на
берег» (увы, «по многим разведываниям точного
места не нашлось»).
А «разведывания» действительно были, не раз
посылали казаков на поиски пропавшей экспе­
диции. Именно эти казаки и дали, скорее всего,
наиболее правдоподобные сведения о последнем
пристанище шалауровцев на реке Веркон (Веркупи, она же, возможно, Куэт или Хиват в верх­
нем течении), помеченной на современных кар­
гах как Пегтымель. Сами казаки до избы, по­
строенной потерпевшими бедствие, впрочем, не
139

дошли, они только обнаружили, по-видимому, ме­
сто крушения судна. Но зато встретили и рас­
спросили чукчу, который в 1765 году, всего лишь
год или менее спустя, побывал в этой избе. «По
приходе увидал в оной, — как сообщили каза­
ки, — человеческие мертвые тела, коих было 40
человек, причем в той же палатке имелось ружей
до шестидесяти... копий железных троегранных с
зазубринами — 40, и на тех людях платье было
из разных портяных и суконных вещей, а на бед­
рах небольшие ножи... При означенной палатке
присмотрел тот чукча множество собачьего
костья, признав, что они тех собак употребляли
от имеющегося тогда глада в пищу... и тех мерт­
вых людей признавали они, чукчи, российскими,
и умерли в тех местах по неимению корму, коего
в той палатке нисколько не найдено». Подтверж­
дается это известие и тем, что впоследствии у
устья реки Веркон побывали Матюшкин и Вран­
гель (как раз Матюшкин избу-то и нашел в
1823 году). Самому Врангелю позже удалось об­
наружить близ нее человеческие черепа и дере­
вянный патронташ.
Между тем историк М. Белов поддерживает
версию, основанную на свидетельствах мореходов
Г. Сарычева и И. Биллингса, по которой выхо­
дит, что Шалауров далеко даже не обогнул Шелагского мыса (в то время как река Пегтымель
протекает гораздо далее к востоку от него) и по­
гиб вместе с командой на западном берегу Чаун­
ской губы. Сарычев и Биллингс тоже ссылаются
якобы на рассказы чукчей о найденной в этих
местах избе с человеческими костями и предме­
тами утвари. Однако ни один из каких-либо пу­
тешественников обнаружения следов экспедиции
Шалаурова в указанной местности позже печатно не подтвердил.
140

Любопытную версию выдвинул в свое время
Олег Куваев, которому однажды пришлось идти
километров триста вдоль чукотского берега на
фанерной шлюпке с шестисильным мотором, пра­
вя при этом как раз на мыс Шалаурова изба. В
очерке «Странная судьба Никиты Шалаурова»,
не лишенном, к сожалению, погрешностей и оши­
бочных утверждений, Куваев тем не менее впол­
не основательно доказывает, что, поскольку из­
вестно будто бы несколько изб и палаточных сто­
янок, связанных с бедствиями людей Шалаурова,
можно предположить, что тот не ожидал голод­
ной смерти в устье реки Пегтымедь (Веркон), а,
оставляя по пути больных и слабых, упорно про­
бивался на юго-запад, в обход Чаунской губы,
чтобы, преодолев Анюйский хребет, выйти к Нижнеколымску. Оставаться на месте, не имея судна
и надежды на помощь из Нижнеколымска, и
впрямь было гибельно. Да это и непохоже было
бы на Шалаурова. Не такой он был человек. Ведь
когда понадобилось, впрягся в нарту—и более
тысячи верст тащил ее на себе в Якутск, изне­
могая и замерзая. Не мог Шалауров оставаться
па месте, видя впереди лишь тоскливую безыс­
ходность. А в прошлом — полное крушение всех
надежд вместе с гибелью судна «Вера, Надежда,
Любовь»! И он включился в последнее героиче­
ское предприятие своей жизни — в борьбу за соб­
ственную жизнь. Еще раз попытаться переломить
судьбу, выжить, спастись — а там еще посмотрим,
как дело повернется. С горсткой оставшихся в
живых людей он пошел от построенной на берегу
(возможно, из остатков собственного суденыш­
ка) избы на Пегтымель, оставил там палатку,
в которую стреляли чукчи, затем еще одну избу,
которую позже видели Матюшкин и Врангель,
затем пересек Чаун и вышел на ту речку, где
141

опять-таки чукчи нашли в избушке, прикрытой
парусиной, обглоданные «песцами и горными ли­
сицами» человеческие кости, медные и железные
котлы и т. п. Вот только названия этой реки, ка­
жется, цикто до сих пор так и не установил, а
чукчи называли ее Елкова или Елькан (Алькаквунь)... Возможно, по предположению Куваева,
она сейчас называется Ольвегыргываам или Лелювеем, если следовать косвенным указаниям
Биллингса.
Что ж, версия Куваева выглядит вполне ло­
гично и здраво, так именно и должен был посту­
пить в сложившейся обстановке человек неукро­
тимой энергии и несгибаемого духа, не столько
уже купец, сколько первопроходец и географ,
даже этнограф, составитель записок о чукчах,
человек с аналитическим складом ума (который
в своих известиях о чукотском народе сумел ра­
зобраться и в социальной структуре, пружинах
их жизни, в причинах агрессивности по отноше­
нию к соседним племенам юкагиров, ламутов, ко­
ряков, вызванной прежде всего алчностью вер­
ховенствующих чукотских богатеев, возражал
против наведения «порядка» на этой земле «во­
енной рукою» правительственных карательных
отрядов).
Но в первую голову терпеливому и длитель­
ному подвигу Шалаурова мы обязаны тем, как
сказал историк М. Белов, что «Шалауровым и
его помощниками были составлены более точные
карты берега между устьем Лены и мысом Шелагским, дано первое схематическое изображение
(на основе фактических наблюдений) островов
Большого Ляховского и Медвежьих, Чаунской
губы и ее островов». Между тем хотелось бы уточ­
нить и высказывание Врангеля об одной из карт
Шалаурова, что она сделана «с геодезической
142

верностью, делающей немалую честь сочините
*
лю». Что ж, бесспорно, грамотный человек был>
Шалауров, голову имел на плечах соображаю­
щую, до всего мог дойти своим умом в диапазоне
научных географических представлений того вре­
мени, но карты чертил все-таки его спутник «пи­
щик» Ф. Вертлюгов. Да * Шалауров и сам это
свидетельствует в донесении Соймонову от
10 марта 1764 года: Вертлюгову-де «неотменно
настоит при описании Чауна и протчих с берегу
от Ковымы до губы Шелагской речек, а каким
подобием будем описывать, писанные им изустно
правила к разсмотрению Вашему Высокопревос­
ходительству прилагаются при сем». Эта прави­
ла выдавали высокую геодезическую культуру
Ф. Вертлюгова, точное знание им предмета. К
сожалению, о самом Вертлюгове почти ничего не
известно. Есть предположение, что он некий
ссыльный мичман, которого повстречал в Якут­
ске и взял к себе на службу Шалауров. И не
ошибся, как видим.
Имя Шалаурова отнюдь не вытиснено эоло»
тыми буквами на скрижалях географической на­
уки, хотя оно и не забыто. Между тем его вклад
в освоение Арктики, Северного морского пути не­
сомненен и важен. Тем более есть причина под­
черкнуть его заслуги, лишний раз заявить о них
полным голосом. Помимо того, Шалауров неза­
уряден как личность по неистребимому упорству
и волевому настрою, по редкой верности избран­
ной идее, по стойкости и неукротимости, с кото­
рыми он претворял ее в жизнь, будучи раз за
разом отбрасываемым на исходные рубежи. Этн
его качества как бы и не на телесном зиждились,
что-то уже надчеловеческое, нечувствительное к
ударам в нем было. Тем не менее знал он стра­
дание и боль, знал горькую обиду. Потому-то нас
143

яе может оставить равнодушной даже спустя бо­

лее двух веков его жизненная драма. Но вызыэдет она не сострадание, нет, — скорее чувство ост
*
рого сопереживания, добрую зависть, восхищен^
и прежде всего веру в беспредельные возможно
*
сти человека.
«ПАССИВНЫЙ»
БИЛЛИНГС
И ЕГО СПУТНИКИ
О Биллингсе говорено много, большей частью
неутешительного. Но судьями пристрастными и
не во всем объективными — его современниками.
Некритически им внимая, наши современники
«ной раз тоже отзываются о нем походя и пренеб»
режительно. Чтобы хоть как-то разобраться в
личности Биллингса и ее роли в истории географ
фических открытий в этой части земного шара^
следует начать с первых страниц его биографии,!
во многом предопределивших и дальнейшую судь/
бу мореплавателя.
Итак, Иосиф Биллингс родился в Англии в
дворянской семье. В свое время был на военной
службе, скорее всего на морской. Что, по-видимому, явилось предпосылкой его участия в послед­
ней, Третьей, экспедиции Джеймса Кука, кото­
рая, пройдя пролив Беринга, обогнула Чукотку!
и достигла нынешнего Мыса Шмидта.
Намечая экспедицию по дальнейшему изуче­
нию земель на Северо-Востоке страны, собира­
нию всего, «что касается до нравов, разных обы­
чаев, языков, преданий, древностей», а также
дальнейшему и более полному исследованию се­
веро-восточного прохода из Тихого океана в Ат­
лантический, Екатерина II была озабочена тем,
чтобы найти для руководства ею подходящего
144

человека, относительно уже знающего СевероВосток. Такого человека среди русских морепла­
вателей она, увы, не усматривала. Но вот если бы
*
согласился
кто-нибудь из спутников Кука... С этой
целью русскому послу в Лондоне графу Воронцо­
ву было дано указание вести поиски и перегово­
ры. Воронцов не нашел личности более достойной
п заслуживающей доверия, чем некий Биллингс,
участвовавший в Третьей экспедиции Кука, по
одним сведениям, в качестве всего лишь юнги,
по другим — астрономом. Задним числом это на­
значение на роль начальника столь значительной
русско йэкспедиции возмущало историков флота,
видных наших морских офицеров. Крузенштерн,
например, писал с горечью: «Между офицерами
российского флота находились тогда многие, ко­
торые, начальствуя, могли бы совершить сию экс­
педицию с большим успехом и честью, нежели
как то совершено сим англичанином. Все, что
сделано полезного, принадлежит Сарычеву, толико же искусному, как и трудолюбивому море­
ходцу. Без его неусыпных трудов в астрономиче­
ском определении мест, снятии и описании остро­
вов, берегов, проливов, портов и пр. не приобре­
ла бы, может быть, Россия ни одной карты от
начальника сей экспедиции».
Как бы то пн было, весьма важная по науч­
ным замыслам и дорогостоящая экспедиция бы­
ла организована, во главе ее поставили Биллинг­
са, а помощниками определили опять же англича­
нина Галла и молоденького лейтенанта, всего
22 лет от роду, Гаврилу Андреевича Сарычева.
И хотя по возрасту и званию из этой троицы он
был лицом в экспедиции всего лишь третьим,
подчиненным, зато самым деятельным, энергич­
ным, дотошным, исполняющим свои обязанности
Л. Пасснюк

145

не за страх, а за совесть. Безусловная точность
составленных им карг достигалась прежде всего
тем, что он отказался от рекомендованного инст­
рукцией указания производить опись новых зе­
мель и берегов с борта корабля, ибо такая опись
могла быть весьма приблизительной, а для мо­
реходов впоследствии и опасной. Особенно в ост­
ровных архипелагах, среди узостей проливов, в
районе рифов и мелководий. Он так говорил об
этом: «...чтоб иметь верные карты здешних мо­
рей, надобно опись делать, так сказать, ощупыо.
Для сего нужно производить ее па больших ко­
жаных байдарах или на малых гребных судах,
удобных по малому углублению своему безопас­
но плавать подле самых берегов и могущих нахо­
дить всегда закрытие себе при крепких ветрах
в мелководных речках или заливах».
В научном отношении главенствующее поло­
жение Сарычева не вызывает сомнений, и жаль,
что я вынужден па этом ограничиться в описании
его. С Сарычевым, как говорится, все ясно.
Здесь же меня привлекает противоречивая фигу­
ра Биллингса, тем более что его деятельность в
экспедиции характеризуется и изнурительным пу­
тешествием через всю Чукотку.
Но пока события развивались по намеченно­
му плану, Биллингс и Сарычев в Верхпеколымске построили суденышки «Паллас» и «Ясашна»
(второе—по имени реки, на которой была осу­
ществлена постройка) и вышли па них из Колы­
мы в море. Однако через месяц, в разгар поляр­
ного лета, возвратились — дальше па восток про­
стирались льды.
Историк русского флота Василий Берх суро­
во осуждал Биллингса: «...вправе ли оя был пре­
кратить путешествие 21 июля? Должен ли был
так часто становиться па якорь? Почему
еле-

по одному направлению на сеш.р или воеток и по каким препятствиям доставил нам толь­
ко одно наблюдение в то время, когда именовал­
ся начальником Географической и Астрономиче­
ской экснедккни?»
Л Екатерина II, раздосадованная медлитель­
ностью экспедиции и якобы тем, что Биллингс
слишком уж печется — не по делу своему — о
притеснениях русскими промышленниками «та­
мошних пародов», даже издала указ о свертыва­
нии се деятельности и «возвращении обратно» Г
Однако предприятие, имевшее весьма простран­
ную программу, было в самом разгаре и еще не
1 Вряд лп это могло послужить причиной для указа.
Сама Екатерина неоднократно предупреждала в своих
письмах сибирских губернаторов о «ласковом обхожде­
нии» с жителями вновь открытых земель. Что же касается
непосредственно Биллингса, то в дневнике ее секретаря
Л. В. Храповицкого ость следующая запись от 17 марта
1789 года: «Читал донесение Биллингса и описание вар­
варства Шелехова па Американских островах; приказано
предложить Совету и замечено, как все за Шелехова ста­
рались для доставления ему монополии, Он всех закупил
и, бу де таким же образом открытия свои продолжать ста­
нет, то привезут его скованным».
Еще до этого разговора Екатерина отказала Шелехову
р. пособии, которое тот просил для развертывания своей
ирсдпр1:ннматслъской деятельности в северной части Ти­
хого океана и установлении монопольного права занимать­
ся там промыслом. Отказ мог диктоваться (да и диктовал­
ся) соображениями еще и такого порядка: как раз в то
время Россия вступила в войну с Турцией и Швецией. От­
части донесен не Биллингса теперь оправдывало ее реше­
ние: мол, кому пособие-то давать!
Между тем Шелехов старался веет и по отношению к
аборигенам гуманную политику, но зачастую он был прос­
то-напросто не в состоянии уследить за всем своим гро­
моздким хозяйством и людьми, осваивавшими огромные
территории новых русских владений. Прежде всего думал
он все-таки о выгоде, об усилении могущества создавае­
мой им компании, впоследствии получи гиней название Росс 11 и с к о -Американо кой.
147

давало серьезных оснований с полной уверен
*
ностыо судить о его неудаче. Да многие совре­
менные нам историки и речи не ведут о какой-то
неудаче, ибо самой инструкцией, дайной экспе­
диции, было разрешено отступить, если льды и
«худая погода» воспрепятствуют продвижению
вперед. Разрешено было отступить — с тем, одна­
ко, чтобы уже от берегов Камчатки, из Охотска
начать следующий этап путешествия, связанный
с изучением и освоением берегов Северной Аме­
рики.
Для этого в Охотске уже давно были заложе­
ны Сарычевым и впоследствии переданы Роберту
Галлу для окончания постройкой два корабля:
«Слава России» и «Доброе намерение».
Итак, Биллингс и Сарычев возвратились в
Охотск и уже 27 августа 1789 года вывели «Сла­
ву России» на внешний охотский рейд. С «Доб­
рым намерением» замешкались (похоже на ка­
ламбур!) и, дождавшись хорошей погоды только
8 сентября, начали буксировать судно с помощью
байдар и ботов. Командовал судном Галл. Вне­
запно наступил штиль, а потом свежим штормо­
вым ветром «Доброе намерение» понесло к бе­
регу, и, по свидетельству Биллингса, ничто уже
не могло уберечь его «от совершенного разруше­
ния», это «было даже свыше сил и искусства че­
ловеческого».
Нечего было здесь оставаться, подвергаясь
ежедневному риску на открытом всем ветрам
рейде, и «Слава России» взяла курс на Камчат­
ку. По пути неожиданно был открыт довольно ко­
варный, с надводными и подводными камнями,
остров Св. Ионы.
Перезимовав в Авачинской бухте, в следую­
щем году достигли острова Уналашка. Между тем
иркутский губернатор был извещен о том, что в
148

русских водах у берегов северо-западной Амери­
ки шныряет с явно нечистыми намерениями
шведский (но снаряженный на средства англи­
чан) капер «Меркурий». Командовал им некто
Джозеф Кокс. Насчет захода иностранных су­
дов в русские гавани в этих водах и прежде су­
ществовали строгие инструкции правительства
(«дабы иногда под видом почитаемых доброже­
лателей России не вкралнея другня противного
сему названию люди; умалчивая же здесь о анг­
личанах, которые давно уже силятся похищать
сокровища не им, но России принадлежащие»).
Вот как стоял вопрос. Потому-то и Биллингс по­
лучил из Иркутска вполне недвусмысленное ука­
зание относительно Кокса: «Надлежит вам рас­
положить себя, дабы нигде капитану Коксу уда­
чи не было, и чтобы надежда, которою он пита­
ется в грабительстве, действительно не вмеща­
лась по пределам, России подвластным».
Помимо этой военной задачи, па «Славе Рос­
сии» в то же время были заняты и научными ис­
следованиями, главным образом изучением за­
ливов, гаваней, берегов и рек, а также и образа
жизни аборигенов. Опять же главенствующая
роль во всем этом принадлежала Сарычеву, но и
Биллингс отнюдь не был безразличен к тому, что
видел. И если описание алеутов острова Уна­
лашка и других у Сарычева более полное, все же
в записках Биллингса мы встречаем подробности,
которых у Сарычева нет. Как говорится, одна
голова хорошо, а две лучше... То же самое ка­
сается и свидетельств об эскимосах.
Осенью «Слава России», испытывая нужду в
продовольствии, возвратилась в Петропавловск.
Следующей весной это путешествие повтори­
лось— правда, с предварительным заходом на
остров Беринга, где было условлено встретиться
149

с капитаном Галлом. В зиму накануне он должен
был построить на Камчатке судно — взамен раз­
битого в Охотске «Доброго намерения». Галла,
однако, не дождались и пошли к Уналашке. «По­
ложено было между нами, что второе судно по­
едет к Уналашке, ежели не найдет пас у Верин
*
гова острова; ради сея притчипы, мы ждали на
Уналашке — сколько время теперешней годины
могло нам позволить; а ныне я оставил первое
намерение мое, чтобы обозреть те части амери­
канских берегов, которые неизвестны Куку; и
вознамерился я осмотреть острова, лежащие на
моем пути к губе Св. Лаврентия»,—записал Бил­
лингс.
Следуя этой задаче, он посетил ряд островов
и в конце концов вошел на «Славе России» в за­
лив Лаврентия па Чукотке. Здесь он повстре­
чался с ученым чукчей-переводчиком Николаем
Дауркппым и казачьим сотником Иваном Кобе­
левым, которых послал из Охотска на Чукотку
еще в 1787 году именно с целью, «чтоб пригото­
вить тамошний парод к принятию нас как дру­
зей». Здесь он и решил осуществить пешее путе­
шествие через всю Чукотку в Нижнеколымск,
произведя попутно «вместо морской сухопутную
опись», как иронизирует историк Н. Н. Зубов.
И ссылается при этом еще и на Василия Верха,
который во времена омы отметил с той же ирони­
ей, что «г. Биллингс имел гораздо более способ­
ностей путешествовать по землям, нежели по мо­
рю».
Между тем напрасна вся эта ирония. Как мы
видим, плавал Биллингс достаточно (даже не
учитывая участия в Третьем плавании Джеймса
Кука, которое многого стоит). Да и если бы он
боялся моря, не было бы причины в его рапорте
графу Чернышеву еще от 3 августа 1786 года с
150

просьбой разрешить, когда экспедиция благопо­
лучно завершится, «обратный путь сделать, обой­
дя мыс Доброй Надежды, прямо в Кронштадт­
скую гавань с тем намерением, что опое будет
впредь служить для распространения знания и
искусства», И не вина Биллингса, что ему этого
плавания не разрешили. А ведь для славы Рос­
сии старался, он-то сам в Южном полушарии
уже хаживал с Куком! Учитывая все это, воз­
можно, не такая уж и блажь решение Биллингса
поразмять ноги на суше. Ведь, глядя на зиму,
прогулочка предстояла не из увеселительных.
Да еще и по земле непокоренных чукчей, настро­
енных к разного рода пришельцам чаще всего
враждебно. Только из одного этого можно за­
ключить, что Биллингс был не робкого десятка.
Чего-то не умел, в чем-то ошибался, где-то про­
являл нерешительность или недостаточно ори­
ентировался в обстановке—можно даже допус­
тить, что подобные примеры не единичны. Но
все-таки не столь уж был он ленивым и празд­
ным, как принято иногда считать...
Вот и это пешее путешествие... Пожалуй, вер­
но он посчитал, что двух знающих свое дело су­
доводителей па одном корабле будет многовато,
можно и целесообразней определить им задачи.
И пускай Сарычев остается на «Славе России»,
человек он пытливый, старательный и дотош­
ный, все изучит и опишет в лучшем виде, на не­
го вполне можно положиться, а экспедиция меж­
ду тем в научном смысле только выиграет, если
присовокупить к ней еще и поход через всю Се­
верную Чукотку. Не удалось пройти морем —
можно ведь и сушей!
Не был он, кстати, и равнодушным регистра­
тором увиденного, когда обследовал на «Славе
России» Алеутские острова. С болыо сообщал в
151

одном из своих рапортов о плохих условиях жиз­
ни алеутов на острове Уналашка, чему виною
самовластье промышленников: «Самых молодых
и пригожих женщин разбирают по рукам для
своих услуг, не спрашивая, согласны оне па то
или пет. Все нужное им для пропитания должно
им быть доставлено островитянами, которые ча­
сто сами терпят голод, чтобы насытить сих гос­
подствующих над ними гостей; главная их пища
состоит в кореньях и в ягодах. Самое важное и
страшное для сих бедных жителей имя есть передовщик, т. е. старший вожак подобной шайки
звериных ловцов». Этп-де «шайки» и между со­
бой дерутся до кровопролития, если на промыс­
ле морского зверя где-нибудь в отдаленности
столкнутся две конкурирующие артели...
Словом, Биллингс решился на выдающееся
по тому времени предприятие, которое, впрочем,
ему не по силам было бы осуществить без по­
мощи таких переводчиков и знающих обстанов­
ку людей, какими были Дауркии и Кобелев. И
научная ценность похода была бы куда меньшей
(просто в этом смысле Биллингсу было меньше
дано), не окажись с ним рядом естествоиспыта­
теля доктора Карла Мерка. Этнографические
материалы из его дневника лишь недавно опуб­
ликованы в переводе на русский язык. Карл
Мерк, выходец из Германии (его дядя писатель,
известен своей дружбой с Гете), был приглашен
на государственную службу в Россию и получил
место врача в Иркутском госпитале. В экспеди­
ции Биллингса оказался вполне для себя неожи­
данно: заболел штатный ее натуралист. Предло­
жение Биллингса было весьма заманчивым, хотя
Мерк и предупредил честно, что не является спе­
циалистом в области натуральной истории.
Ждать было некогда, н Биллингс отмахнулся:
152

вот вам инструкции Палласа, касающиеся сбора
ботанических, зоологических и этнографических
коллекций — н поехали. Таким образом, на протяжении нескольких лет Мерк был постоянным
спутником Биллингса и оставил весьма любопыт­
ные записки об алеутах, а также и о пешем по­
ходе через Чукотку, в котором тоже принимал
участие. Опп, безусловно, более ценны, нежели
записки самого Биллингса, уже не говоря о его
секретаре Мартине Зауере (Соур). Зауер хоть
и написал книгу, но вполне на свой лад, этногра­
фические сведения в ней вроде виньеток, кото­
рыми прикрыто острие — острие, недвусмыслен­
но направленное против Биллингса.
Как ни странно, начальник экспедиции и его
секретарь явно не испытывали друг к другу сим­
патии. В книге Зауера оценки деятельности на­
чальника экспедиции подчас весьма язвитель­
ны. «По всей видимости, дух Кука не витал над
его давним спутником», — иронизирует он, явно
намекая па то, что мореход из Биллингса нику­
дышный. И заявляет в другом месте: «До сего
времени господни Биллингс с упрямой самоуве­
ренностью отклонял предложения капитана Са­
рычева и суждения всех других офицеров, отва­
жившихся высказать собственное мнение».
Возможно, возможно. Но вот что удивитель­
но: сам Сарычев в написанной позже книге об
этой экспедиции (в которой он использовал и ма­
териалы Биллингса) ни в чем серьезно не погре­
шил против своего начальника. Л мог бы. В чи­
пы со временем и сам вошел немалые, вплоть до
адмирала русского флота. Но размолвки между
ними, если они и случались, принципиального
характера не носили.
В заслугу Заусру можно, впрочем, поставить
то, что сочинение его написано живо и, если не
153

имеет большой научной ценности, не лишено цен­
ности художественной, как определенный очер­
ковый документ очевидца события, участника из­
вестной экспедиции. Не забудем, однако, что
экспедиция была строго секретной. И по воз­
вращении из нее всем се членам, кто вел запис­
ки, наблюдения, ведал сбором материалов раз­
ного познавательного характера, рисованием
карт, надлежало сдать все это в одни руки. Не
подчинился этому требованию только Зауер, а у
него кое-что поднакопилось из секретных мате­
риалов, как секретарь, он хранил дневники офи­
церов, знал же он и того больше. С этими ско­
пированными документами и записками он., в
прошлом английский торговый служащий, пы­
тался бежать за границу. Даже притворился
больным, чтобы получить официальную отставку.
А уж за границей нашел бы тех, кому дороги бы­
ли бы сведения о русских исследованиях на Се­
веро-Востоке России, в се американских владе­
ниях.
Но, видимо, очень хорошо изучил своего сек­
ретаря Биллингс, потому и заподозрил в его по­
ведении неладное, какую-то скрытую каверзу.
Не мешкая, он сообщил о своих подозрениях в
Адмиралтейств-коллегшо: «Как оные (дневни­
ки.— Л. /7.) сие время оставались у него, Заусра, то я мшо, не были ли они нм употреблены к
каким-либо тайным запискам, н не есть ли сне
причиною прошения об его увольнении, дабы на
свободе тогда мог оные употребить на свои вы­
годы? И поелику он, Зауер, испрашивает уволь­
нение в такое время, когда экспедиция еще не
решена, подаст мне тем повод мыслить, как он,
будучи моим письмоводителем и имея в своем
ведении мои журналы, которые он мог тайно
списывать, равно как и вести свои собственные
154

записки, не намерен ли он открыть оные в свет
изданием в печать, прежде нежели сие благо­
угодно будет ея императорскому величеству? В
таком случае могу я на себя навлечь подозрения,
якобы я был соучастником сему его намерению».
Что ж, резонно. И без того на Биллингса до­
статочно собак вешали, могли бы повесить еще
и эту.
Адмиралтейств-коллегия поручила произвес­
ти обыск на квартире Заусра именно Биллингсу.
По не было найдено ничего, кроме кое-каких чер­
новиков. Зауера спросили, вел ли он еще какиелибо записки, и тот не стал уклоняться от прямо­
го ответа, так как знал, что уж кому-кому, а Бил­
лингсу ведомо, чем он занимался; Да, записки у
пего были, ио он их... сжег! С чего бы это вдруг,
нс пустые ведь бумажки, большой труд? А, мол,
ничего такого... вел он их «ради скуки», ерунда,
по жалко и сжечь!
Ответ Зауера был чересчур уж наглым, и его
арестовали.
Не дал ничего и арест. Заусру в конце кон­
цов разрешили выехать в Англию. Но вот в Анг­
лии *он как раз и издал все то, что записывал
якобы «ради скуки» и потом «сжег». Не такой он
был человек, чтобы простить Биллингсу этот
обыск, а в общем и все их прежние отношения!
Все это произошло в сентябре 1794 года, ког­
да экспедиция благополучно возвратилась в Пе­
тербург, быть может и не выполнив предписан­
ных ей работ в полном объеме, по все же далеко
не безрезультатно. Чего стоит только путешест­
вие через Чукотку, целью которого было более
полное знакомство с чукотскими племенами, изу­
чение их образа жизни, их интересов, в конеч­
ном счете попытка склонить их к мирному пере­
ходу в подданство России (поскольку военной
155

рукой осуществить это не удалось, да к тому вре­
мени и не было это правительственной полити­
кой. Помощь кое-какую чукчи экспедиции ока­
зывали, но в подданство переходить не торопи­
лись, вели переговоры подобного рода уклончи­
во).
Путь был долог, труден и небезопасен. Бил­
лингс свидетельствует: «Дорога наша была сего
дня по глубоким топям и по местам ямистым, где
подлинно что трудно было идти; оныя ямы были
полны снега, и через каждые 8—10 шагов мы
падали и вытаскивали друг друга». В ноябре
начались сильные морозы. К тому же'разбился
последний термометр, о чем Билли иге с непод­
дельной горечью записал: «...я бы лучше желал
потерять что-нибудь другое, нежели быть ли­
шенным сего инструмента, потому что хотелось
мне узнать всю свирепость мороза в сей части
земного шара, а ныне я лишен сего утешения».
Дальше — хуже: «Каково нам было сносить
жестокость морозов? Каждый день при пронзи­
тельных ветрах шесть часов на открытом возду­
хе, не находя никаких дров к разведению огня,
кроме мелких прутиков, местами попадавшихся,
едва достаточных растопить немного снегу для
питья, ибо реки замерзли до дна, а притом путе­
шествовать с неповоротливыми и упрямыми чук­
чами, которые вывели бы из терпения и самого
Иова».
Чукчи оказались не только упрямыми, чго
можно объяснить еще и тем, что у них были и
свои интересы, они думали о прокорме оленьего
стада, старались идти по местам, где мог обиль­
ней расти ягель, — нет» чукчи проявляли не толь­
ко упрямство, но и требовательность, вымогали
подаркй, то есть хоть какую-нибудь компенса­
цию за этот поход, который, в общем, им-то уж
156

был совершенно ни к чему. Требовали табака,
требовали водки, но запасы и того и другого поч­
ти иссякли. Биллингс полагал, к тому же, что и
не за что, так как собственно в пути они бывали
мало. А стоило не дать однажды этого табака,
как тотчас ему нагрубили. Мало того, чукчи по­
моложе решили уничтожить всю эту небольшую
экспедицию — и дело с концом. Но мудрость их
старейшин взяла верх, охладила воинственный
пыл не в меру горячих головушек: Биллингса и
его спутников спас своей рассудительностью чу­
котский старшина Имлерат (впоследствии на­
чальник экспедиции наградил двух старшин, в
том числе и Имлерата, золотыми медалями от
имени русского правительства, вообще он не
скупился на подарки и относился к аборигенному
населению хорошо).
Все свои наблюдения, особенно географиче­
ского и геодезического свойства, Биллингс более
или менее подробно заносил в путевой журнал.
Не забывал, конечно, отмечать главенствующие
высоты, приметные озера, реки, низменности.
Позади были положенные на карту бухта Св.
Лаврентия, Мечигменская и Колючипская губа,
реки Амгуема (впервые им описанная) и десятки
менее крупных. 18 января 1792 года он пересек
реку Чаун в 150 километрах ниже ее истоков.
Где-то еще ниже по течению оставалась послед­
няя на его пути не описанная и не положенная
им на карту губа (что, впрочем, сделал до него
Ф. Вертлюгов — спутник Шалаурова), по про­
водник Паграч отказался туда идти, говоря, что
из-за «несносного мороза и тумана... берегов
Ледовитого океана совершенно не будет видно».
Еще месяц спустя Биллингс достиг Ангар­
ской крепости на Ашое, где и был завершен бес­
примерный по тому времени зимний переход че­
157

рез Чукотку (опять же, если не считать поездок
по Чукотке Шалаурова, осуществленных, пращда, более коротким п южным путем в Анадырь
и из Анадыря; да и назначен не они имели дру­
гое).
За 177 дней Биллингсом было преодолено
1277 верст.
Надо еще сказать, что чуть севернее пример­
но этот же маршрут прошел (а частично проплыл
па байдаре, описывая берега) сержант Гилев,
который тоже дал экспедиции весьма ценный на­
учный материал. И неоценимую помощь ей ока­
зали чукча Дауркпп и сотник Кобелев.
Следует отмстить особую роль этих двух в
экспедиции Биллингса, даже, быть может, роль
выдающуюся. Чукча Дауркпп воспитывался в
русской семье, где его обучили грамоте, «пению
на клиросе, из ремесла шил сапоги, башмаки
мужские и женские». В дальнейшем важную
роль в его развитии сыграл сибирский губер­
натор Сой мопов, по распоряжению которого
способного чукчу учили арифметике, разреши­
ли посещать обсерваторию в Тобольске. «И по­
казаны были ему... астрономические трубы, чрез
которые толковало ему о прохождении против
солнца Венеры, и показываемы ему слсктрнческип и пргтчия машины». Научился си обра­
щаться с компасом, освоил пауку картографи­
рования. Коболев, наоборот, с детских лет об­
щался с чукчами, в совершенстве изучив их язык.
В качестве переводчиков, таким образом, спи
были незаменимы. Но не только в качестве пере­
водчиков. Па Чу котке они выполняли и своего
родадипломатическую миссию — подготавлива­
ли почву для того, чтобы переход Биллингса че­
рез полуостров не только пе вызвал противодей­
ствия «немирных чут-оч», а чтобы они способст158

-в.-ли ему и помокли. С ../гой цо'шю Кобелев
и Дауркин загодя были посланы пешим ходом
на Чукотку, где должны были потом дожидать­
ся кораблей Биллингса.
Ждать пришлось долго, и в шоке 1791 года
Кобелев и Дауркпн совершили замечательное
путешествие: с помощью чукчей и эскимосов они
посетили ряд островов Берингова пролива и пе­
ребрались затем па американский материк. То
есть, в сущности, они были первыми европей­
цами (условно считая в нашем случае европей­
цем п Дауркииа), пересекшими Берингов про­
лив н ступившими в этом районе на землю Аляс­
ки.
Между тем в дневниковых записях Биллинг­
са и книге Сарычева это событие, которое долж­
но было бы, казалось, послужить к славе экс
*
нсдицни, ни прямо, ин косвенно не было упомя­
нуто!
Очень может быть, что руководители экспеди­
ции посчитали, наверное, необязательным упо­
мянуть об этом подвиге людей простых, незнат­
ных, тем более что самим Биллингсу и Сарычеву,
гак известно, удалось достичь берегов Америки
п высадиться на них значительно позже.
Однако люди грамотные и понимающие важ­
ность своих иервооткрытгш, переводчики остави­
ли по себе такие неопровержимые документы,
как составленные ими карты, а Кобелев, кроме
того, и обстоятельные записки. С именем этих
людей связано и возникно'веинс легенды о бе­
лых бородатых людях, якобы живущих в кре­
пости на американском материке, которые и
шгсьмопиоеть имеют («деревянные письменные
дощечки»), и молятся в «большой хоромине»,
и т. д., п т. п. Эта легенда вот уже почти два
века будоражит ученых, вызывает споры, рож­
159

дает гипотезы и предположения. Дело в тол^,
что Дауркин сделал даже рисунок крепости да
реке Хеуверен, в которой якобы живут борода­
тые люди, затем последовали и копии с него,
обраставшие все новыми и новыми подробностя­
ми. Историк С. Г. Федорова тщательно изучила
их, сличая деталь с деталью, и пришла к выводу,
что, к сожалению, на подлинной дауркииской
карте-чертеже имелось в виду все-таки эскимос­
ское укрепленно и изображены на нем эскимосы
в характерной для них одежде. Мало-помалу
эта одежда впоследствии трансформировалась
по внешним признакам в русскую, а эскимосы
соответственно «обрастали бородами» и т. п. Да
и реку Хеуверен ученые до сих пор никак нс об­
наружат, предполагая под ней реки с иными,
современными названиями. Что, впрочем, не сни­
мает с повестки дня исторической науки розыски
свидетельств о возможных русских поселениях
на американском материке, может статься не
обязательно даже приуроченных к полуострову
Сьюард.
История полна страстей — ибо такова жизнь,таковы по своей природе люди, таковы и тс лич­
ности, которых она живописует, воссоздаст во
всей сложности их противоречий и борений
духа.
Побывав на американском берегу либо в со­
вместно организованном байдарочном походе,
либо, уже будучи в ссоре, порознь, Кобелев и
Дауркин так или иначе заявили об этом. Даур­
кин— еще и письмом, вырезанным па моржовом
клыке, где фамилия Кобелева была позже за­
шлифована, но не настолько тщательно, чтобы
нельзя было се прочитать. Да и сам этот клык
обнаружен С. Г. Федоровой не так давно в кол­
лекции костяных изделий Государственного Ис­
160

торического музея, причем неизвестно, от кого
он поступил. Можно лишь догадываться, что
первоначально он побывал в руках у Сарыче­
ва,— а каким образом к нему попал?
История полна загадок, и далеко не все из
них поддаются ныне расшифровке. С. Г. Федо­
рова в письме ко мне искренне недоумевает:
«Что заставило Дауркнпа выскоблить имя Ива­
на Кобелева из законченного текста письма, вы­
резанного на моржовом клыке? Что вынудило
его бросить отряд Биллингса, когда тот шел че­
рез Чукотку в сопровождении олениых чукчей,—
соплеменников Дауркнпа? Кто пришел Биллинг­
су на помощь, снас его? Кобелев... Вог оно, ки­
пение страстей! Вникнуть, понять этих людей, их
стремления, их самолюбие, их гордость и оби­
ды...»
А была и гордость, были и обиды. Можно, на­
пример, предположить, что послужило первона­
чальным поводом к отчуждению между Дауркиным и Кобелевым. Еще в Охотске, перед тем как
отправить переводчиков па Чукотку с их дипло­
матической миссией (скажем так), Биллингс
письменным «наставлением» поставил Дауркнпа
в подчинение сотнику Кобелеву. И это несмотря
на то, что Даур кин был коренным чукчей, знаю­
щим чукотскую землю уж никак не хуже, если не
лучше, Кобелева, имеющим кое-какие заслуги
на службе у русских (две географические карты
Северо-Востока Сибири что-нибудь да значат!).
Да и вообще он был лет па пять старше Кобе­
лева!
Биллингс же, по всей видимости, в такие тон­
кости не вдавался, а возможно, и вообще боль­
ше доверял Кобелеву — все-таки русскому...
Благодаря усилиям многих исследователей
имена Дауркина и Кобелева прочно вошли в исЛ. Пасснюк

161

Юрию географических открытий. Да и еще при
жизни чукче Дауркину было пожаловано «сибир­
ское дворянство», Кобелев же, по представлению
Биллингса, указом Екатерины II был награжден
специально отлитой для него (и, таким образом,
единственной, не считая сохранившихся в музе­
ях страны бронзовых копий) золотой медалыо
«для ношения па шее». На оборотной стороне ме­
дали было начертано: «Гижигинской команды
сотнику поручику Ивану Кобелеву в воздаяние
заслуг, оказанных им при северо-восточных экс­
педициях. 1793».
Как уже отмечено на медали, ему, по хода­
тайству того же Биллингса («расторопному и
достойному к награждению обер-офицерским чи­
пом»), было присвоено звание поручика.
Имеются сведения, что Иван Кобелев прожил
свыше ста лет, но эти сведения могут быть недо­
стоверными, поскольку Кобелевых-однофамиль­
цев служило в ту пору в Сибири изрядно.
Вернемся, однако, к Биллингсу, чтобы спять
с него еще и несправедливый упрек Крузен­
штерна, вызванный прежде всего слабой осведо­
мленностью о делах Северо-Восточной экспеди­
ции,— упрек в том, что оп-де, Биллингс, ни од­
ной карты не составил... Нет уж, за Биллингсом,
безусловно, нужно признать авторство в состав­
лении им собственноручно двенадцати карт и
планов. Все они подписаны им, и в этом смысле
он был крайне щепетилен —на чужих картах
своей подписи не ставил. Точно так же, как и Са­
рычев, только в значительно меньшом объеме,
он лично производил опись некоторых гаваней,
бухт, проливов. Словом, в фондах, где хранятся
бумаги экспедиции, достаточно свидетельств не­
утомимой деятельности Биллингса в се рядах,
личных его усилий. Не все из того, что памеча162

лось, этой экспедицией было сделано, по многие
пункты данных Биллингсу инструкций в то или
ное время были отменены различными прави­
тельственными инстанциями. И причины тут
разные. Все они могут быть прослежены по до­
кументам той поры.
В целом экспедиция Биллингса — Сарычева
внесла весьма значительный вклад в отечествеин'.’Ю географическую науку, а ее люди проявля­
ли подчас незаурядное мужество, стараясь вы­
полнить порученное им дело как можно лучше.
ТТе в последнюю очередь это касается и Иосифа
Гиллингса, ее бессменного главы.
ВРАНГЕЛЬ, МАТЮШКИН
И... КОНКРЕН

Недостаточная освоенность берегов Северной
Чукотки от Колымы и далее па восток продол­
жала беспокоить как русское правительство, так
и передовые умы географической науки того вре­
мени; дотошного исследования северных морских
путей требовало и-развивающееся торговое мо­
реходство. В конце концов — как это пи стран­
но— с полном достоверностью еще не было до­
казано, что пролив между Азией и Америкой под­
линно существует. Хотя и доказательств, впро­
чем, было сколько угодно, начиная со времен
Семена Дежнева (1648 год), а затем и геодези­
стов Ивана Федорова и Михаила Гвоздева. Эти
•шс-е нс только видели противолежащие бе­
рега Азии и Америки, во и нанесли их па карту.
Проливом полсотпи лет спустя прошел Джеймс
Ь — д0 самого мыса Рыркайпий (нынешний
Мыс Шмидта). Но это мог быть вовсе и не про•'ГГ. Ведь дальше могло находиться закрытое
163

море, глубоко в сушу вдающаяся бухта, покры­
тая льдами. Уж чего-чего, а льдов здесь хватало.
Они-то и мешали судам первооткрывателей про­
никнуть глубоко на север. Льды крепко хранили
свою тайну. Вспомним, что мифическую Землю
Санникова искали уже в наше, советское, время
и «Ермак», и «Садко», и полярная авиация
вплоть до 1937 года, прежде чем было оконча­
тельно доказано, что такой земли не существует.
Отсюда, между прочим, вполне понятно, по­
чему все же оставались какие-то сомнения в су­
ществовании пролива между Азией и Америкой
уже после путешествия Биллингса-Гилёва по
прибрежной Чукотке до самой Чаунской губы.
С другой стороны от устья Колымы через Чаунскую губу до Шелагского мыса и даже дальше
прошел в свое время Шалауров — и цепь, таким
образом, была замкнута, назад, в сторону запада,
простирались более-менее изученные побережья
арктических открытых морей. Исходя из этого,
можно было не сомневаться, что пролив Берин­
га— именно пролив между двумя крупными ма­
териками, по крайней мере один из них допод­
линно был крупный: азиатский. Тем нс менее во­
прос о существовании пролива считался откры­
тым, и окончательно решить эту головоломку
предстояло как раз снаряженной в двадцатых
годах XIX столетия экспедиции Врангеля — Ма­
тюшкина. Головоломку, усугублявшуюся упор­
ными слухами о существовании во льдах некой
земли к северу от Чукотки. Впервые свидетель­
ства о ней и некоторые свои выводы о ее дейст­
вительном существовании дал еще Сарычев.
И Сарычев же составил для Врангеля инструк­
цию, в которой прямо указывалось на необхо­
димость снарядить отряд из состава экспедиции
«для отыскания предполагаемой земли». А в том,
164

что такая должна быть, Сарычев нисколько не
сомневался.
Врангелю в то время было только 24 года»
Назначению своему на столь ответственный пост
он всецело обязан был прославленному морехо­
ду Василию Головнину. Их отношения имели
свою предысторию, на которой следует остано­
виться немного подробней.
Фердинанд Петрович Врангель родился в
Пскове в семье захудалого, почти нищего дворя­
нина и воспитывался большей частью у более
имущих родственников. Любимым его занятием
в детстве было рыскать в окрестностях Пскова
по лесам и рекам, кататься на лодках, играть в
индейцев (не догадываясь, конечно, что судьбе
будет угодно свести его впоследствии с индей­
скими племенами на посту правителя Русской
Америки). То, что его отдали, чуть подошли го­
ды, на учебу в Морской корпус, по-видимому,
вполне согласовалось с его желанием и тайно
лелеемыми мечтами, поскольку он писал друзь­
ям: «Карьера моя устроена — я отправляюсь в
Морской корпус».
Он сознательно, целенаправленно и истово го­
товил себя к роли мореплавателя, исследовате­
ля дальних стран. Любимым предметом была ге­
ография. Уже понимая, что жизнь путешествен­
ника полна превратностей и лишений, он бук­
вально сызмалу старался закалять свой орга­
низм, довольно, надо сказать, субтильный (хотя
и был он подвижным, шустрым мальчишкой).
Его биографы подчеркивают такие, например,
подробности: бестрепетно в трескучий мороз он
выбегал из душной бани и катался голышом по
снегу, ходил босиком по льду, всегда старался
быть легко одетым, в еде был преднамеренно не­
прихотлив, ограничивался простой и скудной пи­
165

щей. Нс исключено, что подобное, еще с детства
внушенное себе подвижничество, этакий аске­
тизм сослужили ему в Арктике хорошую службу.
В Морском корпусе был он весьма прилеж­
ным и способным воспитанником, ни разу не
подвергался дисциплинарным взысканиям, курс
обучения закончил первым из первых. Можно
было считать, что дальше эти его качества будут
замечены, в должной мере оценены — и путь к
великим свершениям откроется сам по себе. Но
не тут-то было! В звании мичмана его зачислили
в ревельский флотский экипаж, где юноша вы­
нужден был нести однообразную службу вахтен­
ного офицера на довольно-таки скудном жало­
ванье. Эта вот необеспеченность (а помощи из
дому он не ждал) держала его на расстоянии
от блестящего морского офицерства тон поры, от
различных светских увеселений и кутежей, да к
тому же он и но натуре по был склонен к такого
рода времяпрепровождению. Характер имел зам­
кнутый, отчужденный, общительностью, бала­
гурством никогда не отличался. Да и, правду
сказать, некрасив был. Невзрачен и мал ростом...
В 1816 году его вместе с другом и совоспитаппиком по Морскому корпусу мичманом Анжу
назначили па крейсировавший по Финскому за­
ливу фрегат «Автроил». Разнообразия и тут бы­
ло мало, особенно для юношей, чье воображение
занимали честолюбивые картины покорения еще
неизведанных пространств, открытия новых зе­
мель.
Неожиданно Врангель узнал, что в ближай­
шее время намечено отплытие в кругосветный
рейс военного шлюпа «Камчатка» под командо­
ванием В. М. Головнина — и больше ни о чем не
мог уже думать, кроме как об изыскании воз­
можности участия в этом плавании. Но как, ка166

кнм образом, —он ведь на военной морской слу­
жбе, безвестный мичман, кто поможет ему, кто
пойдет навстречу его страстному желанию? Впро­
чем, за него хлопотал главный командир ревельского порта, — деятельный мичман ему нравил­
ся,— но ответ Головнина был недвусмыслен: в
плавание, столь сложное и продолжительное, он
предпочитает брать офицеров, лично ему извест­
ных»
Это был конец. Сам Головнин отказал мич­
ману. Что же делать? Смириться? Тянуть и даль­
ше лямку флотского офицера в скучном Финском
заливе, с тоскливыми зимовками в Ревеле или
Свеаборге? Ну, нет! Еще не все средства испро­
бованы. И тогда он решился на поступок, кото­
рого никто не мог предположить в дисциплини­
рованном, педантичном по складу характера мо­
лодом человеке: сказавшись в оставленном на
имя командира «Автроила» рапорте больным и
не дожидаясь дальнейших распоряжений, он по­
просту бежит с корабля. Это вывело командира
фрегата из себя: самовольная отлучка офицера
с военного корабля — случай неслыханный на
флоте. Найти и доставить беглеца! Но... тщетно:
в это время Врангель уже штормовал на утлом
финском каботажном судне по пути в Петербург.
Он сам явился к Головнину домой и букваль­
но умолял маститого морехода взять его в пла­
вание па любую должность, вплоть до простого
матроса. По-видимому, Головнина убедила в мо­
лодом человеке страстная готовность служить
своей мечте. Мы можем только догадываться об
этом, поскольку подробности их разговора не­
известны.
Врангель был зачислен в экипаж шлюпа
«Камчатка» младшим вахтенным офицером. Ве­
роятно, Головнину удалось замять и сам факт
167

бегства офицера с военного корабля — посколь­
ку «бегство»-то было от более-менее спокойной
и устойчиво-обеспеченной жизни на такой же, в
сущности, военный корабль, имеющий своей за­
дачей плавание, полное опасностей и лишений.
Скажем заодно, что в этом плавании прини­
мал участие и волонтер Матюшкин — будущий
коллега Врангеля по арктическому путешествию,
прославившему имена обоих. Надо думать, что
они имели достаточно времени присмотреться
друг к другу и друг друга по достоинству оце­
нить. Друзьями они так и не стали (имея в виду
замкнутую натуру Врангеля), что не вредило,
впрочем, их деловым отношениям.
На этом же шлюпе шел в кругосветку и моло­
дой мичман Федор Литке — в будущем тоже
связавший свою судьбу отчасти и с изучением
морей Ледовитого океана.
Таким образом, судьба Врангеля благодаря
его решительности, граничившей с отчаянием,
легла на угодные ему румбы. Путешествие пред­
стояло трудное, увлекательное — и в своем роде
беспримерное для Врангеля. Шлюпу предстояло
доставить на Камчатку разного рода грузы, до­
стичь затем берегов Северо-Западной Америки,
где Головнин должен был расследовать деятель­
ность администрации Российско-Американской
компании, на которую поступали жалобы и на­
рекания о незаконных действиях в отношении
местного населения и должностных злоупотреб­
лениях; кроме того, предписывалось определить
географическое положение ряда местностей и
островов в пределах русских владений в Амери­
ке. Применительно к будущему Врангеля, свя­
занному с этими краями, прекрасная возмож­
ность изучить обстановку, природу, быт абори­
генов Русской Америки. Тогда, повторяю, он еще
168

не мог предполагать, что ему придется отдать
много лет служению Российско-Американской
компании, в конечном счете — всей этой туманно­
суровой земле. Но именно плавание, совершен­
ное в юности, помогло ему в будущем легко при­
нять обязанности правителя Русской Америки.
Остались за кормой живописнейший город
Рио-де-Жанейро, знакомство с экзотической Бра­
зилией, штормовой мыс Горн, берега Перу... Во
время плавания Врангель показал себя весьма
старательным и предприимчивым офицером. На­
до в спешном порядке доставить балласт и дрова
па шлюп — Врангель справляется с этим как
нельзя лучше (что дало повод Головнину заме­
тить в своей книге: «За сию поспешность обязан
я деятельности и усердию мичмана барона Вран­
геля»). Исполнителен он был и на борту шлюпа.
Словом, Головнин мог быть доволен, что внял
мольбам юного мичмана...
Посетив Русскую Америку и колонию Росс,
которую впоследствии Врангель назвал одной
из тех «благословенных стран земного шара, на
которые природа излила все дары свои», шлюп
взял курс на Сандвичевы (Гавайские) острова.
Здесь русским морякам представилась возмож­
ность беседовать с оставшимися в живых остро­
витянами— очевидцами гибели Джеймса Кука.
И снова — ветром полны паруса! Марианские
острова, Филиппинские острова, изнуряющий пе­
реход вокруг мыса Доброй Надежды, остров
Святой Елены, где томился в изгнании охраняе­
мый англичанами император Наполеон. Увидеть
его хотелось не только Головнину, но и всем офи­
церам шлюпа «Камчатка». Однако англичане
воспротивились не только встрече русских моря­
ков с опальным императором, но даже посеще­
нию долины, где находилось его комфортабель­
169

ное жилище. Русским офицерам (и в том числе
Врангелю) не оставалось ничего иного, как при­
страстно в течение нескольких дней рассматри­
вать в зрительную трубу «столь примечательное
место» в надежде, что император покажется в
поле зрения. Но, видно, Наполеон об этом не до­
гадывался, возможно, не выходил из резиденции
намеренно. Есть сведения, что он как раз в эти
дни болел.
Азорские острова. Несколько европейских
портов. И наконец своя земля, Кронштадт! Кру­
госветное плавание, в котором участвовал моло­
дой Врангель, завершилось. Он стоял на пороге
следующих немалых свершений в своей судьбе,
А плавание под началом выдающегося морехода
Головнина дало ему для этого надежный мор­
ской опыт, добротную школу моряка-географа.
И главное — благосклонность Головнина, что
сказалось и на дальнейшей его службе.
Итак, по рекомендации Головнина в 24 года
он становится во главе большой экспедиции, при­
званной, совместно с экспедицией его друга по
Морскому Кчэрпусу Анжу, прежде всего к подроб­
ной описи берегов Восточной Сибири. Если гово­
рить об отряде Врангеля — «для описи берегов
от устья реки Колымы к востоку от Шелагского
мыса и от оного на север, к открытию обитаемой
земли, находящейся, по сказанию чукчей, в не­
дельном расстоянии».
Эта экспедиция положила на карту побережье
Северного Ледовитого океана от устья Индигир­
ки до острова Колюнин на востоке, включая ост­
рова Л4едвежьи и Айон. И все же основной зада­
чей Врангеля было пройти как можно дальше
на север, во льды океана, в поисках мифической
«Земли Андреева», якобы найденной сержантом'
Андреевым еще во времена Шалаурова (они,
170

кстати, и встречались в своих мучительных пе­
реходах), пройти на север и северо-восток от
Медвежьих островов. Врангель заходил па со­
бачьих упряжках от этих островов до 250 кило­
метров в глубь льдов, но так ничего и по обнару­
жил, если при этом не считать, конечно, астроно­
мических и климатических наблюдений, кото­
рые Врангелем производились сугубо неукосни­
тельно, невзирая ни на какой мороз (так что
измерительные инструменты плои раз пример­
зали у него к щеке, на которой не успевал
заживать шрам). Академик Ф. II. Шуберт по по­
ручению Адмиралтейского департамента прове­
рил астрономические и геодезические работы
Врангеля и дал о них весьма лестный отзыв:
«Сравнение промежутков времени с разностью
высот или лунных расстояний показало мне, что
наблюдения сих путешественников (Врангеля и
Матюшкина. — Л. П.) столь верны, насколько
можно их сделать с помощью подобных инстру­
ментов. Чтобы учинить наблюдения сколь воз­
можно точными, они не упускали ни одной пред­
осторожности, пи одной поправки, например, по­
правки рефракций термометром или баромет­
ром, что необходимо под сими большими широ­
тами. Я делал строгие вычисления многих на­
блюдений и не открыл нигде никакой важной по­
грешности, почти всегда находя секунду в секун­
ду широту и долготу».
Врангель искал «Землю Андреева», впрочем,
отчасти на свой страх и риск, ибо ему было пред­
писано все же искать ту землю, которую мы и
называем сейчас островом Врангеля. Ее поиска­
ми он занялся только в марте 1823 года, когда
экспедиция, в сущности, близилась к концу, и
прошел на северо-восток от острова Шалаурова
километров за полтораста. Тяжелые льды и уча­
171

стки открытой воды, полыньи, расщелины не да­
ли ему пройти дальше, что, надо сказать, изряд­
но его угнетало. Ибо по всем приметам, расска­
зам чукчей сперва Матюшкину, а потом и ему
самому земля впереди должна была существо­
вать.
«Величественно-ужасный и грустный для нас
вид! — писал впоследствии Врангель. — На пеня­
щихся волнах носились огромные льдины и, не­
сомые ветром, набегали на рыхлую ледяную по­
верхность... Может быть, нам удалось бы по
плавающим льдинам переправиться па другую
сторону канала, но то была бы только бесполез­
ная смелость, потому что там мы не нашли бы
уже твердого льда... С горестным удостоверени­
ем в невозможности преодолеть поставленные
природой препятствия исчезла и последняя на­
дежда открыть предполагаемую нами землю, в
существовании которой мы уже не могли сомне­
ваться. Должно было отказаться от цели, достиг­
нуть которой постоянно стремились мы в течение
трех лет, презирая все лишения, трудности и
опасности. Л1ы сделали все, чего требовали от
нас долг и честь. Бороться с силой стихии и
явной невозможностью было безрассудно и
еще более — бесполезно. Я решил возвратить­
ся».
Свою неудачу он переживал тяжело, но
скрытно, в себе... Директор Царскосельского ли­
цея Энгельгардт, с которым Матюшкин во вре­
мя всего путешествия поддерживал регулярную
переписку, заметил ему кстати: «...Хотя и нет
вины вашей, но все как будто бы что-то в экспе­
диции не окончено.
Из одного письма твоей маменьки ко мне мог
я догадаться, что у вас с бароном Врангелем
что-то не ладилось; не говори о том чужим лю­
172

дям, ты знаешь, как в свете всегда делается: из
одного твоего слова сделают целую речь; это
дойдет искаженным до Врангеля и до высшего
начальства и может сделаться тебе вредным
*
Будь осторожен и оглядывайся с кем говоришь!»
Здесь речь идет именно об этой основной не­
удаче, имевшей для Врангеля очень большое лич­
ное, престижное значение. Чем отчасти можно
объяснить, что, положив все-таки эту землю на
карту, он ни разу нигде не сослался на инструк­
ции Сарычева, на его сочинение (которое не мог
не знать, поскольку в других случаях неодно­
кратно па него ссылался), на высказывания Са­
рычева относительно существования па севере
некой земли. Вопрос честолюбия и, так сказать,
приоритета? Возможно. Но что простительно
американскому китобою Томасу Лонгу, в
1867 году впервые воочию убедившемуся в нали­
чии большого острова на севере1 и назвавшего
его островом Врангеля («Я назвал эту землю
островом Врангеля потому, что желал принести
должную дань уважения человеку, который еще
45 лет тому назад доказал, что полярное море
открыто»), — так вот, что простительно Лонгу,
которому книга Сарычева, скорее всего, была
действительно неизвестна, то непростительно
Врангелю. Что ни говорите, человек он был себе
на уме... Сложный был человек. Как мы знаем,
к себе мало располагающий. Но — целеустрем­
ленный и безусловно мужественный.
Вероятно, трудно было с таким человеком
уживаться и работать. Но вот что удивительно —
Матюшкин, такой же молодой, специально себя
к полярным странствиям отнюдь не закалявший,
1 Восемнадцатью годами раньше весьма неотчетливо,
смутно видел его и английский капитан Кел лет, искавший в
этих водах пропавшую экспедицию Джона Франклина.
173

немного даже сибаритствующий, с восторгом и
умилением вспоминающий то и дело свои цар­
скосельские годы, по-видимому, неплохо уживал­
ся с суровым начальппком-аскетом. Мало того,
что они прошли бок о бок (впрочем, имели и са­
мостоятельные задачи, бывало, что п надолго
разлучались) все годы в экспедиции, Врангель
не позабыл Матюшкина и впоследствии, когда
получил назначение руководить кругосветным
плаванием на транспорте «Кроткий» (в 1825—
1827 годах). Он пригласил в это плавание троих
спутников по тяжким полярным скитаниям: Ма­
тюшкина, штурмана Козьмина и доктора Кнбера.
Теперь чуть подробнее и о Федоре- Федорови­
че Матюшкине. Каждому из лицеистов был слов­
но бы предуготован свой путь — и каждый из них
шел этим путем до конца. Юный Матюшкин, у
которого в лицее было шутливое прозвище Федернелке (имели прозвища и Пушкин, и Дельвиг,
и Кюхельбекер, это было в порядке вещей), меч­
тал о море. И, видимо, немалого труда стоило
директору лицея Е. Л. Энгельгардту уговорить
Головнина взять нежного юношу в «кругоземный
вояж» в качестве волонтера. Сразу после вы­
пускного июньского бала разрешение от Голов­
нина было получено. Что дало повод Кюхельбе­
керу сочинить в честь товарища:
Скоро, Матюшкин, с тобой разлучит нас шумное море:
Челн окрыленным помчит счастье твое по волнам!

Два с половиной месяца спустя восемнадца­
ти летний волонтер, стоя на борту шлюпа «Кам­
чатка», с замиранием сердца и грустью смотрел
на бастионы Кронштадта, скрывающиеся в об­
лачной дымке. Кстати сказать, моряк в мечтах,
Матюшкин на деле только сейчас в полной мере
испытал, насколько противопоказано ему море:
174

укачивалс.я первые педели ужасно и, казалось,
безнадежно. И в душе очень страдал от этого,
стыдился. Быть может, именно в те дни он и со­
шелся близко с сочувственно относившимся к его
беде мичманами Врангелем и Литке. Впрочем,
была еще нора, когда «Камчатка» могла изред­
ка заходить в европейские порты. Когда шлюп
зашел в Портсмут, у Матюшкина появилась да­
же возможность съездить в Лондон, где он ос­
мотрел, в числе других достопримечательностей,
также и гробницу прославленного героя Тра­
фальгара и Абукира лорда Нельсона. Что ж,
Нельсон тоже страдал морской болезнью, но
флотоводцем был великим.
Верил и Матюшкин в свою звезду.
В сущности, впечатления от плавания были те
же, что и у его товарищей Врангеля и Литке.
Новый неизведанный мир открывался перед ни­
ми, величественный, необычайно живописный,
увлекательный, иногда грозный и... страшный.
В Бразилии более экзотических пейзажей и всех
природных чудес Матюшкина поразили картины
неприкрытого рабства и надругательства над че­
ловеком, возмутившие его душу, еще не приоб­
ретшую после лицея житейского иммунитета, ие
.зачерствевшую в жизненных бурях. Побывав на
кофейных плантациях, на невольничьих кораб­
ля д, он горько записывает в своем дневнике:
«Там можно видеть все унижение человечества
как со стороны притесненных несчастных негров,
гак и со стороны алчных, бесчеловечных порту­
гальцев... Все, что себе можно вообразить отвра­
тительного, представляется глазам нашим».
Здесь надо подчеркнуть, что это были не пу­
стые слова, и его собственное отношение к чук­
чам было, например, отношением едва ли нс рав­
няю к равным. Он достаточно отчетливо пони­
175

мал, что социально-экономический разрыв, обус­
ловленный иным историческим развитием, более
благоприятными (в том числе и природными) ус­
ловиями, не дает ему права относиться к этим
людям, находящимся на самой низшей ступени
общественного развития, по существу в условиях
каменного века и первобытных навыков труда,—
не дает ему никакого права относиться к ним
свысока. Хотя, как человек, призванный беспри­
страстно описать этот их быт, жизнь и нравы, он
мог позволить себе в то же время и удивление, и
усмешку, и даже возмущение. Например, когда
проводники, похвалявшиеся перед тем, какие они
храбрые охотники и как расправляются с хищ­
ными зверями, удрали, бросив его на произвол
судьбы в весьма неравной схватке с бурым мед­
ведем (правда, проводниками у него были не
чукчи, а чуваиец и якут). Спасла его тогда от
верной гибели собака, вывернувшаяся неизвест­
но откуда, так как уже два дня не было о ней
ни слуху, ни духу, считалось, что пропала сов­
сем...
В этнографическом отношении интересно его
описание ярмарки («ярмопки») в Островном, ку­
да съезжались якуты, юкагиры, чукчи со всего
полуострова, даже от Берингова пролива, где
они, в свою очередь, занимались меновой тор­
говлей с эскимосами и индейцами Северной Аме­
рики. Здесь он впервые побывал в чукотской
яранге, и не, просто в яранге, поскольку в ней
обычно зимой чукчи не живут, она служит чем-то
вроде обширной прихожей, — а во внутреннем ее
пологе. «Я радовался случаю узнать жизнь чук­
чей, но когда я, по настоянию и примеру госте­
приимного хозяина, вполз... под полог, то про­
клял свое любопытство. Можно себе предста­
вить, какова атмосфера, составленная из густо­
176

го вонючего дыма китового жира и испарений
шести нагих чукчей! Жена и семнадцатилетняя
дочь хозяина приняли меня в таком пышном, до­
машнем костюме с громким смехом, возбужден­
ным, вероятно, моей неловкостью при входе в
полог. Они указали мне место, где сесть, и спо­
койно продолжали вплетать бисер в свои косма­
тые, намазанные жиром волосы... Окончив свои
занятия, хозяйка принесла в грязной деревянной
чашке вареную оленину, без соли, и, прибавив к
тому порядочную порцию полупротухлого кито­
вого жира, ласково пригласила меня закусить.
Дрожь пробежала по моему телу при виде та­
кого блюда, но я должен был, чтобы не обидеть
хозяина, проглотить несколько кусков оленины...
Удивительно, как при такой неопрятности и за­
раженном воздухе жилищ народ сей остается
сильным и здоровым».
Терпимость и понимание — вот что отличает
поведение Матюшкина во всех случаях, когда
ему пришлось сталкиваться с аборигенным насе­
лением, и не только сталкиваться, встречаться,
по н делить зачастую хлеб, соль и общую по­
стель. Терпимость, понимание, участие, боль...
Он пишет, например, в письме к Энгельгардту
(да простит меня читатель за пространное цити­
рование, но ведь своими словами чужую боль
не перескажешь): «Вообразите себе юрту, низ­
кую, дымную, в углу чувал, где козак на ско­
вороде поджаривает рыбу, в окнах вместо сте­
кол льдины, вместо свечи теплится в черепке
рыбий жир, вместо постели медвежина, постлан­
ная на скамье, и это — мой дворец. Вот, Егор Ан­
тонович, мое житье-бытье, а скука, скука... И до­
брый человек не придет поговорить со мной —
сижу один, думаю, мечтаю, и часто несчастный,
приходящий за подаянием, застает меня в слезах.
Л Пас«нюк

177

Несчастие делает человека лучшим, я никогда!
не мог похвалиться сострадательностью (вот уж]
неправда, ради словца сказано. — Л. П.), но при-'
знаюсь, что теперь делюсь последним с бедным.
Только теперь вышла от меня юкагирка, кото­
рая принуждена была есть мертвые тела своих
детей, седьмое и последнее свое дитя она с голо­
ду и с жалости сама умертвила. Ужасно!
Вы не поверите... в каком бедственном поло­
жении этот край. Седьмь голодных годов сряду,!
и в сне несчастное время мы прибыли».
Надо сказать, что такой упадок духа (на ело-'
вах; на деле Матюшкин исправно делал в экс-,
педицип все то, что нужно было и к чему его при­
влекал Врангель) посещал мичмана только в
первый год экспедиции — по слишком большому
контрасту со всей прежней его жизнью. Впослед-;
ствии он окреп, возмужал, хотя и сетовал не раз;
на условия жизни, на ревматические боли и т. п.:
Именно в эти последние месяцы приготовле­
ний к будущим маршрутам по Чукотке и в по-»
лярных льдах судьба послала нашим путешест­
венникам весьма странного человека (если су­
дить по характеру его предприятия)—англича­
нина Конкреиа.
Джон Коикреи, капитан английского флота,
прославился отнюдь не своими плаваниями, а пу­
тешествиями пешком («о чем толковали и писа­
ли тогда в целой Европе»). Эта страсть привела
его наконец в Россию, откуда он — пешим же
порядком — мечтал пройти в Америку. Предпри­
ятие по тем временам фантастическое! Русские
власти создали его затее, как сказали бы сей­
час, климат наибольшего благоприятствования,
давали путешественнику открытые путевые ли­
сты, всегда его сопровождал казак-проводник, э
губернских и прочих городах оказывали надле178

жащпе знаки внимания и потчевали с сибирским
размахом... Губернатор Западной Сибири, зна­
менитый в свое время министр Александра I»
опальный Михаил Сперанский принял явивше­
гося к нему в Барнауле рыжебородого, в длин­
нополой свитке и подпоясанного кушаком Копкрепа за попа-расстригу и то-то посмеялся, узнав,
что перед ним весьма просвещенный англича­
нин, хотя, безусловно, и чудак.
Чтобы разузнать о Копкреие подробней, мне
пришлось обратиться к эпистолярному наследию
Сперанского, Действительно, губернатор упоми­
нает о нем, например, в письме своему родствен­
нику графу Кочубею: «...Примечательная черта
его путешествия та, что около Москвы его огра­
били, а Сибирь проехал он благополучно и не
может довольно ею нахвалиться. Впрочем, поня­
тие его о цели и средствах его путешествия столь
поверхностно и география столь неосновательна,
что не много стоило труда вывести его из за­
блуждения». А дочери характеризует англича­
нина в таких словах: «Острота, бродяжничество,
упрямство и вместе безрассудное легкомыслие и
несвязность предприятий». Й добавляет: «Совсем
неправда, что он путешествовал пешком. Он бла­
гополучно нанимает лошадей и едет довольно
покойно; здесь купил даже н повозку; доселе он
их переменял».
От Сперанского Копкрен узнал об экспедиции
Врангеля — Матюшкина, к которой решил при­
соединиться. Итак, он пустился вдогонку за ней.
Между тем Сперанский серьезно предупреждал
его, чтобы он действовал «в изысканиях своих
отдельно», понимая, что Врангель и Матюшкин
отнюдь не будут расположены делить с ним «сла­
ву новых открытий». Что ж, пусть так. Конкрен
вроде согласился. Чем путешествовать одному.
179

еще 110113144:1110, с каким исходом, надежнее всетаки быть с экспедицией! По что Кои крен у при­
шлось вытерпеть на сибирских зимних путях,
далеко не столбовых! «Местные жители прихо­
дили в изумление и от всего сердца сочувствова­
ли моему, на их взгляд, столь беспомощному и
безнадежному положению; однако они не при­
нимали во внимание, что природа бессильна пе­
ред человеком, дух и тело которого находятся в
постоянном движении», — довольно бодро пишет
он в своей книге. Скоро ли, нет ли достиг он За-,
шиверска, и кровь застыла в его жилах от бес­
приютности и
заброшенности этого места:
«Я странствовал в скалистых сьеррах Испании,
в Андах Америки, в Пиренеях, в первобытных
лесах Канады, но нигде не видел такой бесконеч­
но печальной картины... Находясь на службе во
флоте, когда бывало трудно завербовать матро­
сов, я встречал шестпадцатппушечные торговые
корабли, команда которых состояла из пятнад­
цати человек, но еще ни разу не попадал в го­
род, население которого составляет всего семь
человек». И еще два месяца пути — из Якутска
в Средне-, а затем и в Нижнеколымск, где
Врангель и Матюшкин весьма деятельно запа­
сали ввиду предстоящих нартовых поездок рыбу
для собак, да и все, что могло понадобиться в
их труднейшем предприятии. Коикреи рад хотя
бы и тому, «что в это угрюмое, студеное время не
отморозил ничего жизненно более существенно­
го, чем переносицу между глазами».
В чувстве юмора ему не откажешь, — но, ве­
роятно, это юмор уже задним числом полыхаю­
щего огнем уютного домашнего камина...
В Пижпеколымске появление Копкрена при­
вело всех в изумление. «Ограниченные только
собственным нашим обществом и совершенно
180

нгдаленвые от просвещенного мира, мы весьма
обрадовались такому приятному приращению
малого нашего круга», — сообщает Врангель.
Что ж, приятное времяпрепровождение, умные
беседы с повидавшНхМ всяких див человеком мог­
ли только радовать. Поскольку это не касалось
дел экспедиции. Но когда пришелец изъявил всетаки желание принять в ней участие, Врангель
отказал ему без обиняков, мотивируя отказ тем,
что «каждый лишний фунт груза был нам в тя­
гость, увеличение числа людей еще одним сопутником слишком затруднило бы нас». И вооб­
ще, надо признать, отношение к Конкрену было
(•легка насмешливое. Вольно же, мол, ему... в
з га кую даль... у нас все-таки работа, полезная
деятельность для блага отечества, а тут так...
Только для остроты ощущений... Врангель нигде
о нем больше не упоминает, отчасти передоверив
его заботам Матюшкина.
В феврале 1??21 года ДА а-юшкин как раз от­
правлялся па Лнкш под Островное, где предпо­
лагалась знаменитая «ярмоика». Цель он
преследовал двоякую: гфедсюяло ближе позна­
комиться с чукчами, объяснить им задачи экспе­
диции и обезопасить себя от враждебности, кото­
рую те продолжали испытывать к разным при­
шельцам, а заодно приобрести нужные для нар г
моржовые ремни и китовые ребра. С ним увязал­
ся и Конкрен, намеревавшийся с помощью воз­
вращающихся с ярмарки чукчей достигнуть Бе­
рингова пролива и перебраться в Северную Аме­
рику.
И тому и другому Анюйская ярмарка дала
возможность познакомиться с малыми народно­
стями Северо-Востока, так сказать, в лучшую,
праздничную пору их жизни, на ярком, шумном,
своеобычном по нравам и ритуалу торговом ри181

сталпще. Именно зтссь Матюшкину посчастли
вилось по приглашению богатого старшины Ле}/
та побывать в его семейном пологе. Здесь же, н
ярмарке, был удобный повод для русских мис
сионеров обращать .язычников в православную
веру, а поскольку действо сие сопровождалос
подарками (табаком, медными котлами п т. п.)
то иные из обращаемых готовы были креститься
вторично. Опп очень возмущались, когда им 1
этом отказывали. Увы, подобное крещение был(
всего-навсего
формальностью, поскольку ем
смысл и глубинное значение повой веры никто изй
обращаемых не вдавался. Матюшкину и Коикре-1
ну привелось наблюдать одно такое «крещение»^
причем они и описали его почти в одних и те^
же выражениях, Матюшкин, пожалуй, менее эмо­
ционально: «При нас также одни молодой чукча
объявил, что он за несколько фунтов черкасско­
го табаку желает окреститься. В назначенный
час собралось в часовню множество народа, и
обряд начался. Новообращенный стоял смирно и
благопристойно, но когда следовало ему оку­
нуться три раза в купель с холодной водой, он
спокойно покачал головой и представил множе­
ство причин, что такое действие вовсе не нужно.
После долгих убеждений со стороны толмача,
причем, вероятно, неоднократно упоминался обе­
щанный табак, чукча, наконец, решился и с ви­
димым нехотением вскочил в купель, но тотчас
выскочил и, дрожа от холода, начал бегать по
часовне, крича: «Давай табак! Мой табак!» Ни­
какие убеждения не могли принудить чукчу до­
ждаться окончания действия; он продолжал бе­
гать и скакать по часовне, повторяя: «Нет! Более
не хочу, более не нужно! Давай табак!»
Нечего н говорить, что никаких христианских
обрядов впоследствии они не придерживались и
182

жили по своим собственным установлениям и ве­
рованиям.
Короче говоря, Матюшкин добился полного
благорасположения чукчей, и те в лице своих
старшин заверили его, что не только будут при
*
пимать экспедицию гю-дружески, ио и помогут
ей в меру своих возможностей. («Договор, к ве
*
ликому удовольствию моих гостей, был скреплен
порядочной порцией хлебного вина», — заключа­
ет Матюшкин.)
У Коикрена дела были не столь хороши, про­
ще говоря, чукчи отказались взять его с собой
на берега залива Св. Лаврентия — невзирая да­
же па посулы табака и вина. Леут запросил фан­
тастическое количество табака (почти полтонны,
30 пудов), а другой старшина, простодушный Ба­
летка, предлагал даже безвозмездно довести
Коикрена до своего кочевья на реке Верком, по­
обещав дальше отправить его со своим родствен­
ником; в крайнем случае, в следующем году до­
ставить назад в Островное. Здесь уже заколе-бался сам Копкрен — что-то уж слишком Балет­
ка бескорыстен, не таится лп за его простодуши­
ем некий подвох?! Матюшкин же считал, что
Конкреп, познакомившись с образом жизни чук­
чей, с теми затруднениями и лишениями, какие
он неизбежно испытает в оленпых перекочевках
с ними, да еще не зная их языка, не представ­
ляя их намерений, быть может и враждебных
ему (от которых открытый лист губернатора от­
нюдь не защита), счел за благо возвратиться в
Нпжнеколымск.
Между тем Балетка никаких коварных хит­
ростей не таил, он был открыт и ясен, такая уж
натура, редкаяв тс времена среди чукчей. Он
первый поведал Матюшкину о существовании
земли к северу от Шелагского мыса, еще до то­
183

го, как о ней узнал из рассказов местных жит<
лей Врангель. Что послужило причиной взво.
кованного восклицания в письме к Энгельгардт;
«И знаете ли, какую я Вам скажу радостну
весть, мы найдем землю и непременно найдем;
я утверждаю, что к северо-востоку от Чаунског
залива должна быть земля».
О Конкреие мы могли бы узнать подробне!
вероятно, опять же из письма Матюшкина
Энгельгардту, в котором он пересылал и письма
самого Конкрена, но ни то ни другое не был1
получены адресатом и не обнаружены нигде 1
архивах. А жаль. Впрочем, в свою Америку Кон
крен в конце концов пробрался, российские рас
стояния не стали ему помехой, — но попал о
туда уже с Камчатки, и это было проще, так ка1
много в тех краях ходило и торговых судов Рос
сийско-Американской компании, и иностранны:
купеческих... В Петропавловске-Камчатском
между прочим, проводил он время нескучно, 1
тогдашний начальник Камчатки известный море
плаватель П. И. Рикорд даже ухитрился женит|
редкостного гостя на местной красавице, дочер}
дьячка. Затрудняюсь сказать, как решался пр}
этом вопрос вероисповеданий, привожу липц
факт, сам по себе забавный. И хотя Сперанский
в письме к дочери предрекал Конкреиу рано ил!
поздно смерть от сумасшествия, умер тот все-та
ки при переезде из Мексики в Европу в 1838 го^
ду от заурядной малярии.
]
Возвратимся к Матюшкину. В дальнейшем^
как мы знаем, он участвовал еще в одном круго­
светном путешествии, на транспорте «Кроткий»,
и опять же под началом барона Фердинанду
Врангеля, угрюмого и малообщительного. И в тз
же края, в воды Русской Америки, с заходом на
те же острова Океании, на те же острова Филип184

пинские... Энгельгардт писал одному из своих
бывших воспитанников: «Прибыло сюда с ост|юва Нукухива животное довольно редкое, име­
нуемое Матюшкин, которое на сих днях будет у
меня показываться любителям оного...» Увы, это
было уже осенью 1827 года, когда многие из матюшкинских друзей не смогли прийти в госте­
приимный дом Энгельгардта... не смог Матюш­
кин обнять и расцеловать Пущина и Кю­
хельбекера, не было здесь и опального Пуш­
кина.
,
Будь Матюшкин в годы образования тайных
обществ чаще на берегу, возможно, ему бы и не
миновать в свой час Сенатской площади. А раз
так, то, подобно многим декабристам, занимал
**
ся бы географическими и этнографическими ис­
следованиями в Сибири или на землях Русской
Америки. И это еще в лучшем случае. Могла
быть и каторга, и сибирские рудники. Могла
быть и петля... Но, оторванный от друзей-воль­
нодумцев, не проникшийся всерьез их интереса­
ми и представлениями о необходимости общест­
венного переустройства в России, о свержении
I правил, вращающийся в кругу совсем иных за­
бот и устремлений, увы, он считал их «преступ­
никами». («Но Пущин. Нет, Пущин не может
быть виноват, не может быть преступником. Я за
него отвечаю. Он взят по подозрению и по пусто­
му подозрению —дружба его с Рылеевым, слово,
сказанное неосторожно, но без умысла», — писал
он Энгельгардту с борта «Кроткого», пришедше­
го в Новоархангельск-на-Ситхе, где уже были
1гг.сстиы последствия событий на Сенатской
площади.) И все же Матюшкин искренне сочув< гвовал декабристам, да и не мог не сочувство­
вать, ведь среди них было столько его друзей
и знакомых, столько прежних единомышленни­
185

ков! Эго сочувствие, безусловно, дало себя зна1
и в спорах с Врангелем, человеком изрядно ко!
ссрвативных взглядов.
В порыве раздражения командир «Кроткого
написал своему другу Литке: Матюшкин, мб
«вообразил себе, что его сообщники в Петербу^
ге овладели теперь всем правлением».
И как сказано: сообщники!
Да пет же, Матюшкин нс был сообщников
декабристов пи до, пи после их выступлений
Ему судилось другое. «Мне не годится жить и
берегу, — признавался он, — я там сам не сво»
То ли дело на корабле! Боже мой, скоро ли
опять пойду в морс!»
Море стало смыслом его бытия. На корабл)
«Эммануил» он сражается в рядах русской эскад)
ры за правое дело греков в борьбе против их пр
работителештурок. Здесь же он получает в кб
мандовапие брпг «Ахиллес», находящийся в не
посредственном ведении президента Греции. За
тем многолетняя служба па Черном море. Ег(
друзья и начальники ио флоту — будущие выда
ющнеся флотоводцы, герои севастопольской обо
ропы П. С. Нахимов, адмирал М. П. Лазарев
Матюшкин командует разными крупными кораб
лями. Здесь его потрясла печальная весть о ги
бели на дуэли лицейского друга Александр!
Пушкина, великого поэта России, казалось сов
ссм недавно написавшего посвященные Матюш
кину строки:
Сидишь ап ты в кругу своих друзей,
Чужих II.сбое любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лсд нол у нотных морей?
Счастливый путь!." С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той пары в морях твоя дорога,
О. г-?. и бурь любимое дитя!
186

Сокрушенный и истерзанный печальной ве­
стью, он пишет лицейскому товарищу: «Пушкин
убит! Яковлев! Как ты это допустил? У какого
подлеца поднялась па него рука? Яковлев, Яков­
лев! Как ты мог это допустить?.,» Горе его тем
глубже, что Матюшкин встречался и беседовал
г Пушкиным всего лишь год с небольшим назад
и, казалось, помнил еще каждое его слово, жест,
движение, бережно хранил в себе воспоминание
о живом блеске его неспокойных глаз... Но вре­
мя мало-помалу залечивает раны. Однако, вер­
ный своим убеждениям и старой лицейской
дружбе, Матюшкин и в последующие годы под­
держивает связь со ссыльными декабристами,
пишет Ивану Пущину, а где-то уже в 1852 году
посылает ему в Ялуторовск купленное старыми
лицеистами в складчину фортепьяно. Тронутый
до глубины души, Пушип ответил нм: «Спасибо
нам, от души спасибо! Разделите между собой
мой признательный крик, как я нераздельно при­
нимаю ваше старое лицейское воспоминание.
Фортепьяно в Сибири будет известно под име­
нем лицейского...»
Потом были Балтика, служба в морском ми­
нистерстве уже в солидном чине контр-адмира­
ла, заботы об укреплении крепостей па Балтике,
тех самых ее передовых бастионов, которые в
Крымскую войну преградили мощному объединс'нному флоту англо-фрапцузов путь к Петер­
бургу.
Хоронили Матюшкина в 1872 году в преклон­
ном возрасте.
Как моряк он достиг самых высоких постов,
дослужился до адмирала флота. Как полярный
исследователь известен менее, отчасти потому,
что его заслонил своим авторитетом Фердинанд
Врангель, по отчасти и по юн еще причине, что
187

так и не удосужился издать собственную книгу
Если не считать маленькой публикации в жу$
Нальчике «Мнемозина», Матюшкин за свои»
именем при жизни не опубликовал решительн<
ни строчки. Хотя в свое время он писал Энгель
гардту, что некий англичанин предложил ему 31
рукопись о путешествии десять тысяч («даст
может быть, и 15 т.»). У Матюшкина, молодого,
неискушенного в таких делах, возникли сомне­
ния— а имеет ли он право продать свой труд!
Деньги-то были весьма немалые. И Энгельгардт
ответил, что, безусловно, не имеет, так как вес
его записи являются достоянием экспедиции
они сделаны в итоге ее работ. Потом, когда ош
будут обнародованы в России, тогда уж вольно­
му воля... Так писал тот самый Энгельгардт, ко­
торый без устали твердил в своих письмах лю|
бимому питомцу: «Советую тебе вести занпск»
такого рода, чтобы можно было потом здесь и:
них составить маленькое особое путешествиеце
которое мы обработаем разом на русском, не­
мецком, французском и английском языке, при­
ложим литографические рисунки видов, костю­
мов, странностей и пр., и оно принесет тебе—;
пользу, честь и славу. Записывай, заме
чай — обряды, обычаи, странности людей и при?
роды и характеристические черты, записывав
много, все вкратце, только для того, чтобы посд^
вспомнить, а уж мы составим очень любопыт^
ную книжечку...»
Матюшкин записки вел, и довольно пасы
*
щенные, познавательные, не лишенные юмора,
виды рисовал, особенно часто — северные сия
*
ния, но «очень любопытной книжечки», к сожа<
лению, не получилось, ибо все его материалы по
*
г лощены рукописью Врангеля и идут как бы от
188

одного лица, выправленные соответственно ре­
дактором
Не потому ли его имя долгое время простонапросто оставалось в тени? 14 вообще, судя по
результатам экспедиции —а они значительны —
можно было ожидать каких-либо служебных
льгот, повышения в чине, но ничего этого не последовало, во всяком случае для Матюшкина!
Врангель получил своего капитан-лейтенанта, а
Матюшкин же горько сетовал в письме к Эн­
гельгардту от 24 апреля 1824 года: «Через 2 ме­
сяца будет 7 лет, как я на службе, 7 лет, как из
лицея, а все еще в первом чипе — все еще мич­
ман...»
По, как уже было сказано, достигнув нако­
нец в греческую кампанию звания капитан-лей­
тенанта, Матюшкин стал продвигаться по служ­
бе вполне успешно. Однако не старым и исправ­
ным служакой хотелось бы нам его знать, а —
известным полярным путешественником, кото­
рым можно и должно гордиться.
...Вот каких людей видывали седая Чаунтундра, Чауиская губа, суровый Шелагский
мыс!
1 Перу Матюшкина принадлежит, впрочем, и дневник
(«Журнал») с описанием самого первого плавания, в кото­
ром он принимал участие, то есть плавания под командой
Головнина на шлюпе «Камчатка». Этот дневник опублико­
ван совсем недавно. Из книги П. В. Анненкова, биографа
Пушкина, известно, что накануне этого плавания юный, уже
знаменитый поэт «долго объяснял ему (Матюшкину.—
Л. П.) настоящую манеру записок, предостерегая от излиш­
него разбора впечатлений и советуя только не забывать
всех подробное!ей жизни, всех обстоятельств встречи с раз­
ными племенами и характерных особенностей природы».
И Матюшкин при описании своих путешествий старал­
ся быть верным этому принципу отбора материала.

189

«МОД» У ОСТРОВА
АЙОН.
ПОХОДЫ ОБРУЧЕВА

Видывали эти края не так уж давно, в по
*
ру пашей с вами жизни, читатель, и иных зна­
менитостей. Был здесь в 1919—1920 годах поко­
ритель Южного полюса норвежец Руаль Амунд­
сен. Да разве только Южного? Южный полюс —
это его вершина, сияющая звезда. Едва ли ме­
нее «звездное» достижение — его сквозное пла­
вание Северо-Западным морским проходом, ко­
торое до Амундсена безуспешно пытались осу­
ществить на протяжении почти четырех веков
многие выдающиеся полярные путешественни­
ки. Амундсен первый, кто сумел пробиться через
путаницу островов Канадского архипелага и
пройти Северо-Западным проходом из Атланти­
ческого океана в Тихий. Он первым пролетел на
дирижабле «Норвегия» над Северным Ледови­
тым океаном и пересек полюс (дирижабль скон­
струировал п вел в этом перелете итальянец Ум­
берто Нобиле).
Таким образом, известный норвежский поляр­
ный путешественник и исследователь Амундсен
побывал на обоих полюсах Земли. Наконец (не
говоря уже о других его плаваниях и заслугах),
он третьим осуществил сквозной проход по Се­
верному морскому пути в Атлантический океан,
вдоль берегов Европы и Азии.
Как он сам заявил впоследствии, «мне было
дано выполнить то, к чему я себя предназна­
чал. Этой славы достаточно на одного чело­
века». А предназначал он для себя очень много,
и, по его же словам, вся его жизнь с пятпадцатплстнего возраста «была постоянным движе­
нием вперед к одной определенной цели». Он
190

свято верил — так сказать, для начала, — что
проблему, загадку Северо-Западного прохода,
занимавшую пытливые умы столько веков, суж­
дено разрешить именно ему. Как известно, он
прошел Северо-Западным проходом, хотя и на
пределе сил и возможностей. Но, впрочем, та­
кие достижения всегда совершаются па пределе
возможностей человека. Даже если иметь в ви­
ду сверхточный расчет, опирающийся на вели­
колепно подготовленную и продуманную мате­
риальную базу. Разве не так был достигнут им
Южный полюс? Ведь именно пепродуманвость в
деталях, в снаряжении, те пли иные упущения в
тактике движения (не говоря уже о стратегиче­
ском плане) не позволили достичь полюса годом
раньше Шеклтону, а Роберта Скотта опи при­
вели к гибели. Академик Визе, известный по­
лярный исследователь, писал о походе Амундсе­
на к Южному полюсу, что его «можно сравнить
с безупречным разыгрыванием музыкальной пье­
сы, в которой каждый такт, каждая нота зара­
нее известны и продуманы... все шло именно так,
как предвидел и рассчитал Амундсен».
И так в каждом путешествии, в каждом пла­
вании,—а все опи были на уровне великих до­
стижений, великих, если не величайших. Для
плавания в арктических льдах Северного мор­
ского пути (первоначально задуманном как дрейф
через Северный полюс, но дрейф этот не со­
стоялся) Амундсен, подобно Нансену, скон­
струировал свой корабль «Мод» с корпусом,
вся подводная часть которого имела форму раз­
резанного вдо л ь я и да. Так кон ст р у и р о в а ли,
кстати, когда-то кочи для плаваний в поляр­
ных морях наши поморы. При такой конст­
рукции льды не раздавливают судно, как это
случилось в 1881 году с «Жанпеттой» Джорджа
191

де Лонга, а словно бы выдавливают его на 410’
верхность. Это прсдоп|.)сдслило успех плавашщ
Амундсена в районе Северного морского пути.
И тем не менее далеко не все в этом плава­
нии шло, как задумывалось. Были потери. Сам
Амундсен лишь чудом не погиб при столкнове­
нии с разъяренной медведицей. Было несколько
зимовок во льдах. 20 сентября 1919 года спло­
ченные льды окончательно преградили Амунд­
сену путь на восток. Он решил, сколько возмож­
но, все-таки пройти вперед, чтобы найти приста­
нище у мыса Шелагского, но как некогда не да­
вался этот мыс ранним русским мореходам, так
не дотянул до него и норвежец. 23 сентября он
окончательно застрял, к своему великому неудо­
вольствию, у острова Айон. «Вскоре мы откры­
ли, что на острове есть туземцы, — пишет Амунд­
сен в книге «Моя жизнь», — и приобрели у чук­
чей, как называются эти первобытные жители
Сибири, большое количество мяса на зиму».
Здесь доктор X. Свердруп, научный сотруд­
ник экспедиции, решил использовать вынужден­
ный простой для путешествия в глубь Сибири,
точнее в глубь Чукотки, чтобы подробно озна­
комиться с ее обитателями, исследовать их об­
раз жизни. Для этого он выбрал наилучший ва­
риант: примкнул к чукотскому племени и коче­
вал с ним сколько можно было, пока не пришла
пора возвращаться на «Мод». Впоследствии он
написал увлекательную и достоверную книгу о
чукчах, основанную прежде всего па личных
наблюдениях.
Несколько отступя от прямого рассказа об
Амундсене, позволю себе возвратиться к дням,
проведенным на острове Анон. Нет ничего уди­
вительного в том, что, зная об этой ледовой эпо­
пее Амундсена и его пребывании иа острове,
192

мне захотелось посетить места зимовки экипа­
жа. Но точных координат зимовки я нс знал.
Л кто может знать скорее всего? Конечно, на­
чальник полярной станции Николай Федорович
Климов. Он здесь с 1965 года, стаж внушитель­
ный. Раньше, после окончания Ленинградского
арктического училища, работал в бухте Прови­
дения. В конце концов возникла необходимость,
поскольку жизнь так или иначе связана с Арк­
тикой, осесть где-нибудь прочно, имея макси­
мум возможных здесь удобств. Все-таки семья,
дети... трудно мотаться туда-сюда, да еще в'та­
ких шпротах. Не из Воронежа в Тулу переехать.
Сам-то, правда, смоленский, но Арктика —это
на всю жизнь, /критика так просто человека не
отпускает,
Николай Федорович занимался вовсе не на­
чальническим делом — копал во дворе станции
траншею для неких нужд. Вид—самый про­
ст е цк н й. II ож а л о в а л с я:
— Мерзлота. Вот уже сорок сантиметров, а
псе мерзлота. Между прочим, у нас тут бу­
рильщики-геологи что-то искали, так говорят,
даже па глубине трехсот метров еще мерзлота,
тогда как считается, что предел ей - девяносто
метров.
Отложив на время кирку, решил показать
хозяйство. Сводил в локаторную. Чистота, поря­
док, четкий ритм дежурств. Махины счетно-вы­
числительных, фиксирующих данные погоды,
устройств. Сюда поступают почти все сведения
по радиозондированию атмосферы, все кривые и
показанпя датчиков выдаются аппаратурой в го­
товом, суммированном виде.
Хороша «полярка» на острове Анон! А впро­
чем, «полярки» уютно устроены и обихожены
почти па всем арктическом побережье и на ост7

Л. Пасенкж

193

ровах — люди здесь обживаются капитально, не
на год и не на два. Это профессия, это образ и
смысл жизни. И обычно «полярки» почти ни от
кого не зависят. Вот и здесь: дизельная своя.
Своя мастерская. Свой гараж. Мощный грузо­
вик с почти девственной рифленостью скатов.
Для чего? А воду возить, то, се. На всякий слу­
чай такая машина нужна. Ведь «полярка», как
уже было сказано, обособленное от села хозяй­
ство. Государство в государстве. Ну, скорее, ав­
тономия...
В блистающем чистотой салопе, именуемом
здесь кают-компанией, — телевизор, ряды стуль­
ев. Стол для пинг-понга. Все условия для при­
ятного отдыха. Здесь-то я, улучив минуту, и
спросил у Николая Федоровича о стане Амунд­
сена. В курсе ли он, слыхал ли?.. Ну, как не слы­
хать! Чувствуется, что и ему эта преемствен­
ность дорога — осознание, что остров как бы ос­
вящен незаурядностью проведшего здесь зимов­
ку великого путешественника. Подробно описал
ориентиры. Километров восемнадцать от села,
па берегу пролива, который мы некогда форси­
ровали па вездеходе.
Что ж, идти берегом, дорога знакома, верто­
лета в Певек ие предвидится, потому как ту­
ман,— и па следующее утро я двинул на юг ост­
рова. Дымко-лиловый клубящийся туман то рас­
сеивался, то уплотнялся, какой-то спорадиче­
ский, не сплошной, очень холодный, знобящий.
Комары, которых и без того мало, сразу исчеза­
ют, словно растворяются в нем.
Здесь, па Чукотке, мне еще почти не при­
шлось ходить пешком. Отвык. Даже эти восем­
надцать километров даются с трудом, хотя и
рюкзак, в сущности, полупустой, одни фотоаппа­
раты да пара банок консервов. С непривычки
194

даже ноги натер, что уж и совсем непрости­
тельно.
Немо маячат на обрывах полярные совы —
неподвижные и значительные, как скифские ба­
бы где-нибудь в южных степях. Совы, совы...
облезлый песец протявкал где-то па склоне кру­
чи... нарядные евражки, выглядывающие из
нор... один взбежал на серое бескорое бревно и
спрятался за сучок — думает, не видно...’а гла­
за шустрые, шустрые!
И никаких иных впечатлений за всю дорогу,
до самого поворота к проливу. Здесь сразу обо­
значился впереди необозримый завал леса-выкидпяка, гниющего в заплесках приливной во­
ды, в болотистой жиже. А где посуше, такое впе­
чатление, словно раскинулось гигантское клад­
бище неких доисторических тварей — выбелен­
но-сероватые кости, ребра, позвоночники, конеч­
ности, клыкастые челюсти... Только и следи, что­
бы не поскользнуться, не вывихнуть ногу, пере­
прыгивая с бревна на бревно... Вдруг сиганул
зайчишка откуда-то из-под стволов, осторожно­
расчетливо попрыгал между сухих коряг и ве­
ретенообразных сучьев — как видно, и у зайца
есть риск свернуть себе шею.
Немного спустя, обходя этот сатанинский за­
вал с другой стороны в поиске точки съемки
стана Амундсена, я снова выгнал серого бедо­
лагу уже из другого укрытия. Отбежав подаль­
ше, он замер в недоумевающей стойке, уставил­
ся на меня словно бы с укоризной... видно, моло­
дой, непуганый. Наконец, чтобы не испытывать
судьбу, задал стрекача в тундру, на оперативный
простор.
Впереди — охотничий домик. Близ него, как я
понял из рассказа Климова, и находятся остат­
ки землянок Амундсена. Случается здесь найти
7е

195

стеклянные фляги, бутыли, патроны (если кто
охоч до сувениров)... старые срубы я обнаружил
на одной из возвышенностей, ио ничего более,
никаких предметов, которые можно было бы
счесть за сувениры. Да и вс за ними я пришел,
в конечном счете. Искал определенный душевный
настрой, растил в себе и лелеял чувство сопере­
живания, духовной общности с людьми Амунд­
сена, что тут жили-бедовали. Да и сам он здесь
же ходил, общался с чукчами, вел переговоры о
снабжении экспедиции мясом, о других услу­
гах... Вероятно, не просто ему было устанавли­
вать контакты с чукчами, нс зная их языка. Хо­
тя здесь же, па острове, и русские охотники про­
мышляли, в частности некий Мальков.
Словом, почему-то меня все это волнует, в
силу каких-то глубоких причин, в силу, быть
может, отдаленной сопричастности образу жиз­
ни' и .помыслам тех, что прошли здесь своим ге­
роическим выстраданным путем. Не волновало
бы — не пришел бы, не стал бы ноги бить. Вот,
может, вертолет в Певск па неделю-другую упу­
стил из-за Амундсена. И все же пренебрег, при­
шел. Как бы очищаешься духовно в таких слу­
чаях, что ли...
Но, по-видимому, у каждого собственный
взгляд на подобные вещи. Виктор Конецкий,
дублер капитана в одном из арктических рей­
сов, в книге «Вчерашние заботы» повествует о
том, как он съездил в поселок па Диксоне’ что­
бы подстричься, а потом три часа ждал обрат­
ного рейсового катера, греясь на солнышке, и
размышлял, стоит ли пройти шестьсот метров до
могилы Тессема пли не стоит («II не пошел, что­
бы не лгать самому себе, что, мол, мне идти ту­
да охота»).
Уточню, о чем речь. Еще в первую зимовку
196

где-то в районе мыса Челюскин Амундсен от­
правил заболевшего матроса Тессема на роди­
ну в Норвегию. Его вызвался сопровождать штур­
ман Кнудсен. Амундсен даже обрадовался: та­
ким образом можно было быстро доставить в
Норвегию почту. Хотя до острова Диксон было
не менее 800 километров по льду, Амундсен счи­
тал своих люден достаточно закаленными для
путешествий на Севере и не сомневался в успе­
хе их перехода. Случилось, однако, непредви­
денное: «Одного, — как сообщает Амундсен,—
нашли мертвым вблизи острова Диксон. Вто­
рой пропал без вести».
В некотором роде подобная кончина просла­
вила их. Впоследствии матросов неутомимо ис­
кали— и лишь год спустя был найден, по всем
признакам, Кнудсен. Точнее, были обнаружены
остатки костра и среди головешек — полуобуглившисся кости и человеческий череп. А в 1922
году уже совсем недалеко от радиостанции на
Диксоне обнаружили скелет в полуистлевшей
одежде и в складках се — золотые часы с вы­
гравированным на них именем Тессема. Нашли
здесь же и почту, состоявшую из донесений
Амундсена, негативов, документов экспедиции,
кроме того — хронометр и компас.
И по сей день никто не знает, какая именно
трагедия разыгралась в этом полярном путеше­
ствии. И какие сложились отношения между
Кнудсеном и Тессемом. Можно было строить
догадки и предположения. Кроме того, уже дав­
но ставится под сомнение самый факт, что в кост­
рище были обнаружены останки именно Кнуд­
сена (да и найденный череп как будто и не череп
вовсе). По характеру находок вокруг можно
скорее считать, что здесь побывали люди пе­
чально известной экспедиции Русанова, пропав­
197

шей во льдах еще в дореволюционные годы.
И здесь они нашли свою кончину. Кнудсен, та­
ким образом, исчез вообще бесследно. (По прось­
бе Норвежского института полярных исследова­
ний останки погибшего у Диксона норвержца
были доставлены в Москву для всесторонней
экспертизы. Исследованиями, проведенными со­
трудниками Московского филиала Географиче­
ского общества СССР и НИИ судебной медици­
ны Минздрава СССР, установлено, что на Дик­
соне похоронен Тсссем.)
Давно Тессему на Диксоне стоит памятник,
являющийся местной достопримечательностью,
постоянным напоминанием об одной из нейрочитанных до конца страниц истории.
Можно, конечно, поразмышлять об этом ле­
ниво и вскользь, но, раз судьба занесла тебя в
такое место, можно и молча, несуетно постоять у
могилы, речи и эмоции здесь необязательны.
Маюсь раздумьями такого рода и в домике,
но уже несколько погодя, после ознакомления
с обстановкой и укладом чужого охотничьего
жилья. Еще Климов обнадежил меня, что жилье
добротное и ничего лишнего брать с собой не
нужно... Да, есть уголь для печки, дрова, кострюли, сахар, макароны в ящике, индийский чай..,
даже папиросы... даже фарфоровый сервиз!
Погода портится, и боюсь, как бы я здесь не
застрял. Боюсь, но не очень. На крайний случай
есть кое-что и почитать. Неожиданная «встреча»
с хорошо мне знакомым по камчатским марш­
рутам художником Мишей Беломлинским, про­
иллюстрировавшим детскую книжечку «С доб­
рым утром, Чукотка!». Это больше для глаз. А вот
и для души — «Последний поклон» В. Астафье­
ва. Не беда, что читал, отдельные главы с удо­
вольствием и перечитаю, они того стоят. А вот
198

еще на подоконнике измятая книжечка стихов.
На титульном листе размашисто начертано: «То­
варищи, мы уехали к Эйгынли, если кто при­
дет». Той же рукой чуть ниже нарисован Пуш­
кин, довольно похоже, если еще учесть, что сри­
совывать, кажется, было не с чего.
Близился к концу последний день якобы са­
мого теплого в Арктике месяца — июля. В этом
году он был беспробудно холодным. Да вот и.
сейчас... Боги словно бы почувствовали легкую
дурноту от того, что вдруг, как солнечного зай­
чика, впервые за полмесяца выпустили из ру­
кава нормальный денек. И прихлопнули этого
зайчика уже к вечеру—в дом ударил плотный
заряд упругого ветра, можно было ждать нача­
ла пресловутого южака. Но пошел дождь. По­
толок потек. Как водится по закону пакостпости, первые же капли начали падать в изголо­
вье постели. Пришлось, едва смежив веки, сроч­
но вставать и выбирать более падежное место
для кровати. Долго потом не спал, прислуши­
ваясь к обвальному грохоту дождя за стенами.
С утра дождь не унимается, плотный, изну­
рительный— лупит и лупит. Похоже, я захлоп­
нут надолго. И еды в обрез, если не считать ма­
карон и вермишели. Но хорошо, что пас двое: я
и Астафьев. Есть еще недоразгадапные кем-то
кроссворды в истерзанных «Огоньках»... Есть
то, есть это...
И вот прочитано решительно все, настал че­
ред выдергивать из-под фарфоровых чашек и
кастрюлек разрозненные журнальные странич­
ки, употребленные на подстилку, и читать урыв­
ками то очерк, то побасенку, то—не прозревая
начала, нс чуя и конца — срединные главы ново­
го романа Олдриджа «Прощай, нс та Аме­
рика!»,
199

Затем началось дотошное исследование по­
таенных углов и загашников в доме. В прист­
роечке обнаружил легчайшую ажурную нарту,
обвязанную и прошитую ремешками, — не нар­
та, а прямо-таки дамское рукоделие. Ну, а ос­
тальное вряд ли могло привлечь внимание даже
в обстановке ничегонеделания.
Гул дождя стал между тем настолько тугим
и как-то знобко ощутимым, что заглушил даже
надоедливый джордано-бруиовскии стук пада­
ющих с потолка капель. Хорошо, что вчера за­
пасся водой — по насколько ее хватит? А впро­
чем, даже к чаю не тянет, — вода из ближнего
болотца, и в чае неприятный портяночный при­
вкус, не тот, что присущ пряному сыру «рокфор»,
а безвкусно-прелый... хотя хрен редьки пе
слаще.
Оставалось только бездумно смотреть в ок­
но, захлестываемое ливнем. Однажды в стекло
ударилась пуночка и как бы распласталась, ца­
рапая по нему крылышками, пока не увидела ме­
ня. Вспомнил, быть может, пе совсем уместно:
«И шестикрылый серафим на перепутье мне
явился».
Вот уж истинно, что па перепутье. На пере­
хлесте глобальных странствий Амундсена п по­
рожденных обычной любознательностью моих
тропинок.
Ну что же, если продолжить рассказ об
Амундсене, то от Лиона «Мод» пошла прямиком
в Ном на Аляску, чтобы подремонтироваться.
В Номе почти весь экипаж покинул судно, и на
нем осталось всего четыре человека, а именно:
сам Амундсен, известный уже нам доктор Сверд­
руп, испытанный друг начальника экспедиции
Вистинг и русский радист Геннадий Олоикин,
принимавший участие в экспедиции, а позже —
200

частично и в полете дирижабля «Норвегия».
И вот с таким мизерным экипажем (хотякаждый стоил многих) «Мод» возвратилась во
льды к чукотскому побережью, чтобы продол­
жить плавание. И опять зимовка, связанная с по­
ломкой впита у мыса Сердце-Камень, уже тре­
тья зимовка во льдах. По соседству с вмерзшим
в лед судном стояли три чукотские яранги, с их
обитателями члены экспедиции сошлись как
нельзя лучше, это общение было обоюдополезным. Впоследствии Амундсен предложил пяте­
рым чукчам принять участие в плавании, имея в
виду трудности управления судном во льдах,
когда поломан винт (предстояло отвести «Мод»
на повторный ремонт в Сиэтл). Чукчи охотно
согласились, их ответ глубоко тронул Амунд­
сена: «Куда ты поедешь, туда мы поедем с то­
бой; все, что ты от пас потребуешь, мы испол­
ним; только если ты прикажешь нам, чтобы мы
себя убили, то мы попросим тебя повторить
твой приказ».
Амундсен с большой похвалой отзывался об
их прилегкности: «Никакая работа не казалась
им слишком трудной или утомительной. Во вся­
ком положении они сохраняли спокойствие и
бодрость».
Жаль, что на Айоне уже нет в живых чукчей,
которые помнили бы Руаля Амундсена. Но об­
щался он здесь не только с чукчами. Какие-то
важные услуги оказывал ему здесь русский
охотник Филат Мальков, житель Чаунской губы.
В благодарность за это Амундсен подарил ему
часы-хронометр. В тридцатые годы его сын Ва­
силий отдал эти часы геологу С. В. Обручеву,
искавшему на Чаун-Чукотке олово. Ныне они
экспонируются в музее Арктики в Ленинграде.
Что касается Василия Малькова, он умер не
201

так давно и похоронен па сельском кладбище.
На столбике под стеклом фотография моложа­
вого крепкого мужчины. Простое русское лицо,
взгляд с прищуром. Умер он, правда, лет шести­
десяти уже. Остались трое дочерей. Одна заму­
жем в Ленинграде, две на Айоне. Среднюю по
возрасту, Веру Васильевну Ильмычейвыну, я
как-то навестил, попросил рассказать про отца.
Отец ведь знаменитый охотник в этих краях был.
Орден «Знак Почета», юбилейная Ленинская ме­
даль, золотая и серебряная медали ВДНХ, цен­
ные подарки, благодарности. И в газетах о нем
писали, и в альманахе «На Севере дальнем»...
Я полистал благодарности, хотелось бы почи­
тать, что о Малькове пишут в альманахе, но в
скудном архиве Веры Васильевны, санитарки
местной больницы, матери пятерых детей, его
не оказалось.
Вероятно, и Василий, еще мальчонкой, Амунд­
сена видел, — как теперь узнаешь? Был чело­
век—и вот только медали остались да еще по
берегам одна-две охотничьих избушки, о каж­
дой так и говорят: «Дом Малькова». Что ж, мо­
жет, не так уж и мало — дать обогрев и отдых
путнику. Тоже добром Малькова вспомнит, да­
ром что и фамилия эта не каждому что-нибудь
скажет.
Деяния Амундсена всем известны. А кому у
нас не известен выдающийся геолог академик
Обручев? Большинство его знает, впрочем, как
автора увлекательных фантастических романов
«Земля Санникова» и «Плутония». Речь, разу­
меется, о Владимире Обручеве. Но жил-был и
Сергей Обручев, его сын, тоже выдающийся ге^
.олог, автор книг «По горами и тундрам Чукот­
202

ки», «В неизведанные края» и других. Как раз
его-то жизнь и связана во многом с Чауп-Чукоткой, с Певеком. Поискам здесь олова он отдал
много сил и энергии.
Начать с того, что Обручев приехал в совер­
шенно неизведанный, необжитый, суровый край,
где ему предстояло во многих направлениях пе­
ресечь заснеженную и завьюженную Чауи-Чукотку на аэросанях. Сам по себе опыт- поездок
на аэросанях, к тому же не весьма совершенных,
в условиях высоких широт в нашей стране еще
не был накоплен. Обручев в этом смысле стал
пионером и мучеником (прямо сказать). Ибо
аэросани постоянно ломались, и чинить их зача­
стую приходилось вдали от каких-либо хотя бы
даже признаков жилья, посреди тундры, в тре­
скучий мороз, а то и бросать и уходить в Певек
пешком. Певек в зиму 1934/35 года насчитывал
всего три избы, землянку и ряд круглых цилин­
дрических домиков, похожих, по словам Обруче­
ва, па некие «чудовищные грибы, продукт бо­
лотистой тундры». Главный их недостаток был
в том, что они совершенно не держали тепла,
тогда как конструировавшие их товарищи ста­
рались как раз найти способ тепло удержать.
Экспедиция построила свою собственную избуш­
ку, тоже далекую от совершенства, но все-таки
в ней можно было жить и на берегу Ледовитого
океана, да еще и в зоне знаменитого певекского
ветра-южака. Вся Чаунская впадина была фак­
тически белым пятном па карте пашей родины, и
лишь на востоке ее окаймляли горы, где текли
загадочные притоки Чауна, положенные на кар­
ту полтораста лет назад еще Биллингсом, совер­
шавшим свой знаменитый чукотский переход.
Обручеву впервые с тех пор предстояло побывать
во внутренних частях Чукотского хребта и уточ­
203

нить съемку Биллингса, особенно в тех ее ме­
стах, которые не уточнил сам же Обручев во
время авиаполетов здесь годом-двумя раньше.
Аэросани были главной заботой, болью и на­
деждой экспедиции. Хотя именно эти самые аэро­
сани предыдущий зимний сезон уже отработали
на Новой Земле, пройдя проверку на прочность,
Обручев не упускал из виду и трагедии извест­
ного географа Вегенера на ледниковом щите
Гренландии. Там надежды на то, что аэросани
выручат, оказались тщетными, и Вегенер погиб.
Но в Гренландии работе аэросаней помешали
чудовищные ветры, зарождающиеся в середине
щита. И здесь, на Чаун-Чукотке, чтобы сдвинуть
аэросани с места, сбегались чуть ли не все жи­
тели Певека,' причем при полном безветрии.
В тундре же, стоило только остановиться, рас­
качать их вновь двум-трем членам экипажа было
почти не под силу. По все же раскачивали, еха­
ли! Потому что иного выхода просто не было...
И, кстати сказать, удача экспедиции Обручева
как раз и была предопределена наличием этих
саней, на которых, при всех поломках и издерж­
ках, были покрыты огромные расстояния тунд­
ры. Расчет же на помощь оленных чукчей ока­
зался несостоятельным, несмотря на все завере­
ния Чаунского райисполкома. Чукчи-бедняки
почти не имели оленей, а если у кого и был деся­
ток-другой, все они были тощи и слабы. Бога­
теи, владевшие тысячными стадами, поначалу
для отвода глаз соглашаясь помочь экспедиции
оленями, в дальнейшем саботировали указания
местных советских органов.
Тем не менее Обручеву удалось осуществить,
по крайней мере, одну поездку с чукчами в глу­
бинный район к загадочному озеру вулканиче­
ского происхождения Эльгытгын, затерявшему­
204

ся в верховьях притоков Анадыря. Затерявше­
муся—неточно сказано, поскольку это озеро,
расположенное в кратере древнего вулкана, име­
ло в поперечнике никак не менее двенадцати ки­
лометров (а .поперечник самой кратерной впа­
дины — семнадцать километров).
И вот как раз подробный отчет об этой по­
ездке с чукчами в глубь чукотских гор составля­
ет наиболее яркую, глубоко познавательную
часть его книги «По горам и тундрам Чукотки».
Достаточно сказать, что если некогда Матюшкин
не рискнул долго просидеть в пологе чукотской
яранги на ярмарке в Островном, то сугубому
интеллигенту Сергею Обручеву пришлось про*
гости в нем много ночей. Поначалу он так же/
как и Матюшкин, испытывал естественное чувст­
во брезгливости к пологу и жизненному укладу’
в нем. Зато потом, когда чукча-хозяпп однажды
лишил его возможности ночевать в пологе и при­
шлось вместе с напарником коротать холодную
ночь в палатке, Обручев в полной мерс оценил,
достоинства полога в условиях кочевой жизни
чукчи. И не только достоинства полога, но и це­
лесообразность многих чукотских обычаев и бы­
товых навыков, которые у европейца с непри­
вычки вызвали бы явное недоумение. Не буду
*
перечислять здесь всех тех подробностей узнава­
ния чуждого Обручеву, но весьма любопытного
в смысле этнографическом, быта чукчей, кото­
рые он щедро живописует. Лучше переадресо­
вать любознательного читателя к самой книге
Обручева. В ней меня смутили лишь эпиграфы к
отдельным главам, которыми с видимым удо­
вольствием пользуется Обручев. Они подчас до
смешного эклектичны (пожалуй, своеобразное
следствие высокой культуры и начитанности ав­
тора) и выглядят как драгоценные камин в доб­
205

ротном, массивном, по все же грубом металли­
ческом кольце. Обручев в самом деле был ши­
роко одарен литературно, что при высокой
образованности, знании многих иностранных язы­
ков, эсперанто, увлечении театром, литературо­
ведением не могло не привести его и к специаль­
ным работам в этой области, таким, как «К рас­
шифровке десятой главы «Евгения Онегина»,
«Над тетрадями Лермонтова», «Анатоль Франс в
халате и без» и др. Кажется, решительно все в
этом мире волновало его пытливый ум, требовало
личного осмысления того или иного явления, про­
блемы. Можно привести наугад несколько назва­
ний из огромного списка его опубликованных
работ: «Русские поморы на Шпицбергене в XV
веке и что написал о них в 1493 г. нюрнбергский
врач», «Массовая гибель китов у берегов Арген­
тины», «Астрономические сооружения жителей/
древнего Пору», наконец, «Современное состоя­
ние вопроса о «снежном человеке»... Обручев
писал и стихи. Не говоря уже о записках путе­
шественника-исследователя,
составивших не­
сколько книг, ценных самих по себе, мечтал, ви­
димо, и о написании романа в духе тех, что бы­
ли уже созданы его отцом. Да он и сам прямо
признается в этом, видя перед собой величест­
венный кратер Эльгытгына и покрытое снегом
озеро внизу: «Странное, жуткое место! Когда я
буду писать роман о жизни на Луне, я помещу
своих героев в такой кратер». Но — времени для
написания этого романа у него не хватило. Да и
сюжет с жизнью в кратере либо кальдере вулка­
на— правда, не на Лупе — уже был использован
его отцом (пользовались им и другие писателифантасты II позже).
Главную роль Сергей Обручев сыграл, по­
нятное дело, пе в изящной словесности. Веское
206

свое слово он сказал как геолог и географ. Ему
принадлежат открытия, которых с лихвой хва­
тило бы на несколько жизней и на нескольких
человек. Не будем растекаться мыслью по его
насыщенной первопроходческой деятельностью
биографии, скажем лишь о четырех из этих от­
крытий, касающихся в основном Арктики и Суб­
арктики. Во-первых, это открытие на Среднеси­
бирском плоскогорье огромного угленосного
Тунгусского бассейна. Впоследствии он писал об
этом: «Я могу гордиться, что моя гипотеза о
Тунгусском бассейне и выводы о его геологиче­
ском строении оказались удачными и плодотвор­
ными и что моя первая геологическая работа да­
ла результаты, полезные для пашей Родины».
Это открытие, которому принадлежит буду­
щее,— в том смысле, что гигантское Тунгусское
месторождение угля остается пока еще нетрону­
тым. Это, можно сказать, стратегический резерв
пашей энергетики.
Затем Обручев и его спутник картограф-гео­
дезист К. А. Салищев, сплавляясь в двадцатые
годы иа лодках и всякого рода «ветках» вниз по
Индигирке, по местам опять же неизведанным
и неисследованным, открыли пи много ни мало
целый горный хребет, которому дали имя Чер­
ского. Открытие выдающееся в плане географи­
ческом, тем более что случилось это в двадца­
том веке, когда, казалось бы, на карте пашей
страны уж что-что, а горные хребты стояли каж­
дый на своем месте и все были заметны. А хребет
Черского оказался к тому же самым высоким
в Северной Сибири. Что тем не менее не мешало
ему оставаться «незамеченным» па протяжении
многих веков. И где? В местности, где предпола­
галась низменность! Результат достаточно ро­
мантический, как вскользь заметил сам Обру­
207

чев в книге «В неведомых горах Якутии (Откры­
тие хребта Черского)», изданной еще в 1928
году.
Обручев доказал, что полюс холода находит­
ся не в Верхоянске, как считалось раньше, а в
Оймяконе.
Теоретически он доказал на основе своих на­
блюдений существование в среднем течении Ко­
лымы жесткого древнего массива земной коры,
который назвал Колымской платформой.
Наконец, тщательнейшим образом, да еще и
зимой, исследовав Чауп-Чукотку, он привел до­
казательства существования там богатых оловорудных месторождений. Это обусловило бурное
экономическое развитие всего Чукотского нацио­
нального округа, а не только побережья Чаунской губы. За этот научный подвиг ему была
присуждена Государственная премия первой
степени.
.Здесь перечислены основные вехи биографии
С; В. Обручева. А ведь можно было бы много
еще говорить об его общественной деятельности,
о ранних и тоже плодотворных путешествиях,
об’ экспедиции на Шпицберген, о разнообраз­
ном другом... но не забудем, что разговор об
СдВ. Обручеве мы начали с хронометра, пода­
ренного Амундсеном охотнику Филату Малько­
ву и затем попавшего в число экспонатов музея
Арктики в городе Ленинграде. Этот хронометр
с прямо-таки логической закономерностью по­
бывал именно в руках Обручева, прежде чем
запять подобающее ему место на музейном
стенде. Но не забудем, опять же, что время не
стоит на месте, и другой хронометр, некий ус­
ловный хронометр каждого прожитого нами дня,
отсчитывает свои секунды, в жизнь приходят но­
вые герои и труженики, нс обязательно выдаю­
208

щиеся географы и геологи, но люди, я бы ска­
зал, постоянного и незаметного подвига. Таким
человеком был и Наум Филиппович Пугачев, с
которым, по-видимому, Обручев общался не так
часто, потому что упомянул в своей книге лишь
раз и мимоходом.
Пугачев приехал на Чукотку всего за год до
появления здесь экспедиции Обручева, приехал
с задачей внедрять на этой окраине Советскую
власть, ее законоположения, ее новое, гуманное
к малым народностям, отношение, привлекать эти
народности, в частности чукчей, к всеобщей со­
циалистической стройке. Между тем человек он
был не семи пядей во лбу, не семижильный.
Низкого роста,щупловатый...
ЛЕГЕНДАРНЫЙ
ПУГАЧЕВ

Не семи пядей, не семижильный, но слава о
нем здесь осталась как о личности легендарной.
Почему? Что ж, проследим его жизнь от самых
истоков. Родился Пугачев в 1905 году в бедной
крестьянской семье. Что такое лишения, тяже­
лый труд, недоедание, он знал еще сызмалу...
Но юность его пришлась как раз на первые годы
становления и упрочения Советской власти.
Влекло в город, в промышленность, к пролетари­
ям, в конечном счете, к знаниям, к свету. Рабо­
тал на строительстве железных дорог и забой­
щиком в угольных шахтах, — легкой жизни, как
видим, не искал, этого сроду не было в его на­
туре. Трудно сказать, где и как он учился, из
поля зрения его биографов эта пора как-то вы­
падает, но грамоту он, безусловно, знал. Всту­
пив в комсомол, был у себя па шахте активным
Л. Пассиюк

209

пропагандистом в партийно-комсомольской сети
просвещения. В партию вступил уже в армии,
вероятно, в 1927 году. Был членом парткома ,
полка и депутатом Бердичевского горисполко- I
ма, — не тогда ли еще он усваивал науку совет-1
ского, партийного руководства, копил опыт об­
щения с людьми, постигал умение находить к
каждому из них свою тропинку?
Ко времени его демобилизации разразился
конфликт на КВЖД. Необжитые районы Даль­
него Востока надо было заселять и осваивать.
Таков был призыв партии, Решено было ехать,
заселять, укреплять. Земля-то нашенская! На
дивизионном собрании коммунисты избрали Пу­
гачева председателем будущего, можно сказать
сплошь красноармейского колхоза. И этот кол­
хоз, которому дали имя Реввоенсовета, был дей­
ствительно создан в Черниговском районе При­
морья. Неспокойная земля, неспокойное время,
опасная близость границы... В Пугачева стреля­
ли, когда он спал на сдвинутых столах в конто­
ре, колхозников обстреливали в поле на уборке
урожая. Спасаясь от преследования бандитов,
Пугачев был вынужден однажды броситься в
реку, бурное течение которой и наступившая
темнота выручили его и спасли. Словом, тут ре­
шался давний классовый спор, решался когда
убеждением и примером, а когда и силой, с ору­
жием в руках.
Но надо было учиться. Пугачев ощущал в
себе нерастраченный запас сил и возможностей,
однако начальной политграмоты и азов кое-как
усвоенных общественных и естественных наук
было маловато для дальнейшего роста. Он по­
ступает в Далькомвуз, который, правда, так и
не пришлось закончить — вызвали в крайком и
предложили возглавить райком партии во вновь
210

организуемом отдаленном Чаунском районе на
Чукотке. Сказали, что придется начинать бук­
вально с нуля. Что, конечно, помогут, но более
рассчитывать нужно на собственные силы и на
помощь местного населения. Что там тоже клас­
совая борьба. Что неграмотные, темные, забитые
чукчи. Которых, конечно, надо учить, воспиты­
вать в них равноправных строителей социализ­
ма в стране. И что, конечно, такая работа не
всякому по плечу, это высокая честь и высокое
доверие. На Пугачева надеются. Верят, что он
одолеет все трудности и справится с порученным
ему делом.
Выбор крайкома оказался безошибочным,
хотя, конечно, трудно было тогда, в Хабаровске,
предвидеть это в полной мере. Но Пугачева всетаки уже знали!
В августе 1933 года он сошел с парохода
«Лейтенант Шмидт» на берег Чаупской губы.
Сошел не один — с ним была семья: жена, трое
сыновей мал мала меньше и престарелый отец.
С тоской посмотрел на единственный хилый до­
мик— факторию Союзпушнины, на какие-то чах­
лые подслеповатые землянки вокруг... Поодаль
виднелись несколько чукотских яранг. Тяжело
вздохнул: что ж, надо приниматься за работу,
каждодневную и упорную, до пота, до крови. Но
прежде всего — устроиться бы с жильем, дети
ведь у него, сам-то уж как-нибудь... Начал с зем­
лянки, долбил мерзлую землю до мельтешения
в глазах. Со временем возвел над ней подобие
дощатой избы, обложил все это шаткое сооруже­
ние дерном. Именно эта постройка в несколько
ближайших лет была тем штабом, откуда на­
правлялась и организовывалась вся трудовая и
культурная жизнь района. Сам Пугачев так пи­
сал о том периоде: «Совсем не знаем района, не
211

знаем нравов, обрядов, обычаев населения, их
хозяйства, быта, не знаем чукотского языка, нет
переводчиков, нет ни одного грамотного чукчи.
По существу, нет ни района, ни его центра».
Все это нужно было создать, попутно борясь
с многовековой отсталостью коренного населе­
ния. Как угодно, используя любую доходчивую
методику, но учить чукчей грамоте, а попутно
учиться и у них — учиться чукотскому языку,
присматриваться к особенностям их жизни на
Севере, к выработанным поколениями навыкам
хозяйствования и бытового уклада. Первым де­
лом, испытывая противодействие кое-кого из ме­
стной интеллигенции, он организует кочевые
школы с производственным уклоном, посылает
учителей в тундру, к чукчам-оленеводам... Опять
же — как учить? Тогда алфавиты многих народ­
ностей Севера, в том числе и чукотский, были
составлены на латинской основе. Коммунисты
Чаунского района, содействуя созданию чукот­
ской письменности, в то же время резко высту­
пали против ее латинизации. На первом плену­
ме Чаунского райисполкома в конце 1933 года
Пугачев прямо заявил: «Практика в школах по­
казывает, что латинизация пользы не дает, она
только отдаляет людей от русского алфавита, а
следовательно, от советского. И я искренне со­
чувствую комсомольцу Кергитагину, который
говорил, что он хочет учить советскую азбуку
(советский алфавит), а азбуку буржуазную не
будет (он латинские буквы называет буржуаз­
ными). А почему так? Потому что на всех това­
рах купца Свенсона латинизированные подписи
по-американски, а он торговал, как вам извест­
но, до 1930 года. Правы комсомольцы, когда тре­
буют изучать русский алфавит». Он говорил, а
переводчиками у него были трое чукчей, кое212

как, в первом приближении, освоивших русский
язык, один из них предисполкома Тынкай (Тыккай?) и уже знакомый нам Филат Мальков.
Где учить? Как учить? Кто будет учить, ког­
да в районе всего два учителя с образованием,
а двое — просто более или менее грамотные лю­
ди, ставшие учителями по острой необходимо­
сти? Где взять в достаточном количестве учебни­
ки, бумагу, ручки, карандаши? «Ведь ученики
пишут свинцовыми пулями от мелкокалиберных
винтовок», — говорил Пугачев на том же пле­
нуме.
В то же время нужно было побороть предрас­
судки населения, противодействие шаманов, на­
страивающих родителей против школы, четко вы­
явить, кто из шаманов действительно враг но­
вому порядку вещей в тундре, а кто скорее друг,
чем враг... Это убедительно показал в своем ро­
мане «Белый шаман», удостоенном Государст­
венной премии РСФСР, Николай Шундик. Были
ведь шаманы, исходящие из злого начала в се­
бе, из ненависти ко всему новому, что принесли
в тундру большевики, и были «белые», добрые,
совестливые, шаманство которых шло человеку
на пользу — в тех пределах, в которых оно спо­
собно было приносить ее по своей природе. Ибо
институт шаманства вовсе не так прост и одно­
значно вредоносен, как утверждали еще до не­
давнего времени иные наши социологи и вуль­
гарные атеисты. Многие шаманы действительно
обладали гипнозом, пользовались его лечебной
силой. Успешно врачевали они соплеменников и
и так называемыми средствами народной меди­
цины, как ни мало дает этих средств чахлая фло­
ра Севера, трудные условия жизни за Полярным
кругом.
А саботаж, косность иных русских работник
213

ков, которые, как говорится, все науки превзо­
шли, от которых здесь многого ждали, но только
не жульничества, стяжательства и недобросо­
вестности? «Нет, — заявлял им в лицо Пуга­
чев,— жуликам и проходимцам не удастся
своими антисоветскими действиями настраивать
людей против Советской власти. Я скорее умру,
чем допущу это».
Не отстраненно, не вообще, а все, все — через
себя, как личную неудачу, личную обиду, лич­
ную беду, но и личную радость, личную победу.
Так жил и действовал здесь Пугачев, человек с
обостренным социальным и политическим чуть­
ем, предвидевший заранее многое из того, что
партия в будущем привнесет в жизнь народов
Севера, что она еще только разрабатывала в
своих проектах и наметках. Он смело и без
оглядки на иных расчетливых деляг, любителей
голого администрирования, выступил против со­
здания оленеводческих артелей на Чукотке. Он
заявил, что при нынешней отсталости чукчей это
преждевременно. И лучше для начала органи­
зовать товарищества по совместному выпасу
оленей. Простейшие объединения. Лучше не спе­
шить, не форсировать коллективизации. То есть,
по существу, он возражал против искривлений 2
политики партии в колхозном движении, вызван­
ных пресловутым «головокружением от успе-;
хов».

,

И от слов перешел к делу: «После восьми со­
браний и сорока индивидуальных бесед нам уда­
лось создать товарищество по совместной добыче
и охоте из девяти хозяйств. Силами работников
райкома построили лодку, связали невод и от­
дали товариществу. Научили чукчей строить и
совместно построили дом для председателя то- (
варищества Укульхина. Потом все чукчи това­
214

рищества гордились домом как своим собствен­
ным творением».
Вот как это было. «Силами работников рай­
кома построили лодку, связали невод...» И еще
одна весьма важная забота легла на плечи пер­
вого секретаря — это необходимость всячески
содействовать успешной работе геологических
партий, изучающих Чаун-тундру и предгорья
вокруг на предмет выявления все новых и новых
месторождений олова. Уже явственно вырисовы­
вались громадные контуры промышленного пред­
приятия, начало которому своими находками
«оловянного камня» — касситерита
положил
Сергей Обручев. В Певек одна за другой приез­
жают экспедиции Н. И. Сафронова, М. И. Рох­
лина, их нужно было обеспечивать транспортом,
то есть оленями и собаками, теплой зимней одеж­
дой, продуктами... И если во времена экспеди­
ции Обручева богатые чукчи, да и середняки, не
очень-то охотно шли па сотрудничество с геоло­
гами и властями, а подчас и саботировали их
работу, то год-два спустя положение стало ме­
няться, теряли свою силу и влияние богачи-оле­
неводы, росли самосознание и политическая гра­
мотность простых чукчей. Они уже четко могли
распознать, кто есть кто. Лет пять спустя после
приезда Пугачева на одном из пленумов Чаунского райисполкома чукчи-активисты вели уже
такие речи: «Мы на местах обязаны помогать
экспедиции, так как это наше общее дело»; «Ра­
бота экспедиции очень тяжелая, особенно зимой,
на холоде, в камнях. Все это требует хороших
условий»; «Чукчи хотят, чтобы экспедиция оста­
лась работать еще на год. Мы уже знаем людей,
и нам и им легче будет работать вместе. Кенето
и Лейвукай знают месторождение очень тяже­
лых камней в Эльвунее, надо было бы посмот­
215

реть их специалистам экспедиции, наверное, там
есть олово»; «Меховую одежду надо готовить
летом, это легче будет сделать. Население по­
может».
Предстояло глубокое промышленное освое­
ние Чаун-Чукотки, и чукчи понимали, что вско­
ре их край станет неузнаваемым, что в его нед­
рах таятся громадные богатства и от их разра­
ботки зависит развитие культуры и благосостоя­
ния во всем крае.
Олово было нужно стране, быть может, не
меньше золота. Пугачев неутомимо пересекал на
оленях и собаках огромные пространства вве­
ренного его руководству района, ночевал в дым­
ных ярангах, в снегу, у походного костра и где
только мог показывал чукчам образцы кассите­
рита— оловянной руды, на которую ОНИ ДОЛЖНЫ.'
обращать внимание в своих кочевках с оленями в
тундре. Пугачев и сам в одной из поездок по!
реке Алькаквунь нашел «белый кварц с крупны-}
ми кристаллами темного, почти черного кассите­
рита». Превосходный образец!
Был он прост, скромен, доступен, душевен —
и вскоре завоевал немалый авторитет среди чук­
чей. Особенно в роли своеобразного третейского
судьи, разрешающего все сложные споры и кон*
фликты между чукчами и нерадивыми админи^
ртраторами, а то и внутриплеменные, семейные^
раздоры... Но нельзя сказать, что такое отноше-1
ние к нему было повсеместным в тундре. Везде!
и всюду авторитет приходилось завоевывать по?
крупицам, исподволь, далеко не сразу. И не?
просто громкими словами и разглагольствовав
ниями. Чукчи вообще не терпят громко говоря-^
щих людей, считая их суетливыми и несерьез-ными.
Можно ведь решительно обо всем
договориться тихо II спокойно.
216

Н. Ф. Пугачев неоднократно выступал в печа­
ти, в 1938 году его статья «Чаун стал передовым
районом» была опубликована в журнале «Со­
ветская Арктика», Чуть позже в Хабаровске вы­
шла его книга «Чукотские рассказы», любопыт­
ная подробностями, но прежде всего — как сви­
детельство очевидца, очевидца и участника
немаловажных перемен в жизни и быту чукчей.
Не так давно она была переиздана в Магадане.
Я бы не назвал эти рассказы «прекрасными», как
это сделал в творческом запале в статье «Нрав­
ственная высота партийного работника» Нико­
лай Шундик. Для меня они уже тем хороши, что
верно передают приметы времени, ломку привыч­
ных представлений в сознании простого чукчи.
Да, да, безыскусные простые рассказы, иногда с
попыткой создать сюжетпо завершенное худо­
жественное произведение, иногда без оной,—•
бесхитростный отчет-репортаж о событии, про­
исшествии (например, «В пути»; описан случай,
когда Пугачев, добираясь до некоего селения,
чуть не замерз). Серьезнее рассказ «Посрамле­
ние шамана». Речь идет о самонадеянном, уве­
ренном в своем могуществе шамане, который,
исчерпав все доводы в споре с Пугачевым, пред­
ложил ему бороться и таким образом решить,
на чьей стороне правда. Причем шаман не ожи­
дал от некрепкого с виду русского начальника
упорного сопротивления и заранее торжествовал
победу. «Я знал, — пишет Пугачев, — что отка­
заться от борьбы — быть побежденным и непра­
вым. А кому нужен побежденный и неправый че­
ловек?! ...Шаман был человеком немалой физи­
ческой силы. Но он был глуп, и я поборол его.
Уязвленный Элитлелин вскочил на ноги, и мы
снова схватились. На этот раз я так сильно бро­
сил его в снег, что он не сразу поднялся».
217

Чтобы не возвращаться более к «Чукотским
рассказам», следует отметить у их автора и
умение видеть мир образно, поэтически. Ведь
просто хорошо сказано, например, что «ночь
приоткрыла промороженные седые веки свои...».
Но прежде чем было сказано, не раз было прочувствовано, вот ведь что придает особую зна­
чимость и окраску его незамысловатым пробам
пера.
В уже упоминавшейся статье, опубликован­
ной в свое время в журнале «Коммунист», Нико­
лай Шундик, знавший Пугачева не понаслышке,
делится воспоминаниями о первой встрече с
ним: «Нам, молодым учителям... в райкоме он
сказал: «Вы здесь увидите удивительное пере­
плетение нового и старого. Не думайте, что пе-;
режитки, отжившие обычаи можно уничтожить!
мановением волшебной палочки, к тому же вни-|
мательно приглядитесь: все ли обычаи надо счи­
тать отжившими, уверяю вас, есть и такие, ко­
торыми вы восхититесь. Вы будете работать сре­
ди народа своеобычного, гордого, доброго,
поэтичного, доверчивого. Как это будет бесчело­
вечно, если вы доверчивость эту хоть в чем-ни­
будь обманете». И — далее: «На моих глазах На­
ум Филиппович заставил краснеть от стыда сли­
шком ретивого искоренителя «вредной старины»
в быту чукчей. Сей деятель отобрал у старого
оленевода амулеты, которые, по представлению
старика, оберегали очаг. Деятеля этого чукчи
прозвали «человек, у носа пальцем машущий^
Терпеть не мог Пугачев любителей этого «выра
*
зительного», как мы сейчас сказали бы, «волево­
го» жеста. Он неутомимо проводил нашу ленин­
скую национальную политику — политику истин­
ных просветителей и преобразователей-интерна­
ционалистов, не мирясь с нравственной глухотой
218

карьеристов, люден спесивых, лишенных чувст­
ва такта».
Шундик приехал на Чукотку всего лишь че­
тыре года спустя после работ экспедиции Обру­
чева. Многое из того, что он здесь испытал и пе­
режил, будучи учителем кочевой школы, опи­
сано им в документальной повести «На Севере
дальнем». Но я сейчас не о том. Когда читал
впервые его роман «Быстроногий олень», я еще
не был знаком с Чукоткой, ничего не слышал
о Пугачеве и образ секретаря райкома Кова­
лева в этом романе воспринимал чисто белле­
тристически, без оглядки на реально существо­
вавший прототип. Сейчас же, кое-что зная о Пу­
гачеве, представляя его мысленно, не скажу, что
Ковалев в романе — безусловная удача писате­
ля. Нет, далеко не безусловная. Его секретарь
райкома — фигура плоскостная, одномерная. Он
без недостатков и слабостей, без семьи, а стало
быть, и без личной жизни (есть жена, появляю­
щаяся в романе мельком и ничего не решающая
в сюжетном его движении), без проблем, кото­
рые семейная жизнь неизбежно ставит перед
каждым человеком, а в условиях Чукотки тем
более остро. Секретарь Ковалев все делает пра­
вильно. Он не ошибается. Он почти не способен
страдать. Он всегда ясен и всегда все знает (изу­
чил и чукотский язык, что, впрочем, отвечает
правде жизни и правде образа). А может ли так
уж привлечь читателя и полюбиться ему об­
раз коммуниста с явными чертами иконописности во внешности и поступках? Меня он, правду
сказать, не увлек (при всем том, разумеется, что
в целом роман интересен и своеобычен). Мне бы
увидеть, как поведет себя такой Ковалев, ока­
жись у него на руках трое детей и престарелый
отец, и как при столь неистовой мужниной увле219

ценности делом и только делом поведет себя же­
на? Будет ли она ему во всех начинаниях по­
мощником и другом или же, наоборот, даст повод
говорить о семейной драме? Ну хорошо, речь все
же о литературном герое. Странно другое. Стран­
но, что и Пугачев во плоти в статье Шуидика ни­
чем не отличается от книжного своего двойника.
Странно, что такой же «книжный» он и во мно­
гих иных свидетельствах и документах о нем.
И все же что-то тут не так, не вся это правда о
Пугачеве. Ибо мы имеем дело с человеком — не
только с коммунистом (а где-то на страницах
свидетельств он выглядит и фанатиком). Мы ве­
дем речь о человеке, обремененном семьей и за­
ботами, живом и уязвимом. Пугачев сам отча­
сти развенчивает легенду о себе — легенду, соз­
данную уже историками и писателями в более
поздние годы.
В 1938 году он впервые выехал с семьей в
отпуск. Впоследствии ему предложили работу
инструктора в Хабаровском крайкоме (куратор
по Чукотке). Летом 1940 года с группой совпартработников он побывал поэтому на Чукотке
вновь, сумел заскочить и в Певек. Там вовсю
шло строительство рудников, Чаун-Чукотка го­
товилась к первому съему промышленного оло­
ва. Пугачев гордился тем, что происходит на
земле, недавно еще бывшей полярной пустыней.
Он по-прежнему недоволен только собой — он
хочет учиться, боится отстать от жизни, ведь ее
так мало отпущено каждому из нас, а столько
мечтается совершить. По возвращении пишет
секретарю крайкома заявление, которое нельзя
воспринимать иначе как крик человека в чем-то
непонятого и недооцененного. «Четвертый раз
обращаюсь с просьбой отпустить меня на учебу
в Институт народов Севера им. Герцена на чу­
220

котское отделение. Считаю неправильным и не
могу примириться с тем, что мне нет возможно­
сти учиться.
Я хорошо знал уголь, меня перебросили в 1930
году на сельское хозяйство, когда освоил его и
хотел работать здесь (то есть в Приморском
крае. — Л, 77.), меня... в 1933 году послали ос­
ваивать Чукотку — организовывать Советскую
власть... Почти пять лет работал на Чукотке...
Сам строил себе жилье, собирал по берегу моря
топливо, замерзал в тундре и утопал в тундре,
по трудности меня не победили...
Пришлось упорно заниматься чукотским
языком, и вот, когда я освоил его, когда изучил
быт, нравы, обычаи, наклонности, предрассудки,
обстановку, когда выросли новые кадры совет­
ских и комсомольских работников, я прошусь от­
править меня на учебу с тем, чтобы, вернувшись,
продолжать работу на Чукотке.
Меня на учебу не пускают, а переключают
заниматься другими районами...
Я отдал часть самой замечательной жизни на
освоение Чукотки. Она мне стала родной, близ­
кой, любимой. На свете нет силы, которая заста­
вит меня отказаться заниматься Чукоткой. Вот
и прошу Вас... разрешить мне учиться в инсти­
туте им. Герцена.
Инструктор крайкома 7/. Пугачев,
27 мая 1940 г.»

За этими словами
человека.

жизнь

человека и боль

А учиться его все же не отпустили. При лю­
бых условиях — не думаю, чтобы это было ра­
зумное решение. Ведь в гражданскую войну—и
то, смотришь, красных командиров, даже в боль­
221

ших чинах, отзывали с фронта Для учебы в ака­
демии.
Пугачеву было в ту пору 35 лет.
Через год гитлеровские орды вторглись в
нашу страну. Пугачев стремится на фронт. Но и
на фронт его не отпустили, хотя тут-то, конечно,
был четкий резон. А послали опять... в Певек!
В Певек Пугачев ехать уже не хотел. И это
его нежелание возвратиться в край, где прошли
самые напряженные годы жизни, где остались
друзья по работе, где все было знакомо, по-че­
ловечески можно понять, оно отнюдь не проти­
воречит его же собственным словам о том, что
Чукотку он полюбил на всю жизнь.
— Я был в прошлом году в Певеке, — заявил
он в крайкоме, — и знаю, что в этом году уже
вступают в строй горные предприятия. Думаю,
там и без меня уже обойдутся. Там есть хорошие
кадры, способные выполнить поставленные пар­
тией задачи.
Если говорить о Чукотке, ему больше было по
душе начинать работу с нуля, на новом месте, с
новыми людьми, в необжитом крае. Но в нем
было высоко развито чувство долга, как комму­
нист. он должен был подчиниться решению
крайкома партии. Как человек — снова был оби­
жен, не понят. Товарищи из крайкома, возмож­
но, судили с иных позиций. Фронту необходимо
было олово. Нужда в нем была самая острая,
первостепенная. Видный дальневосточный руко­
водитель Э. П. Берзин, выступая на одной из
партийных конференций Дальстроя, сказал еще
за несколько лет до начала войны: «На Дальстрой возложена задача найти и добыть олово
на Колыме... Наша страна нуждается в олове,
за границей нам его не продают, а если и про­
дают, то в мизерных количествах... Нам дорога
222

каждая тонна... В других местах Союза, где сей­
час добывается олово, его так мало, что это сле­
зы. Стране нужно много, очень много олова, ибо
его в Союзе нет».
Предстояло как можно скорее сдать в про­
изводство оловянные рудники на Чаун-Чукотке. Уже шла война, и медлить нельзя было ни
единого дня. Сдать эти рудники в срок, и даже
раньше срока, вероятно, мог лишь человек с ха­
рактером и волей Пугачева, с его знанием лю­
дей и района. Да, пожалуй, в обстановке воен­
ного времени иного решения здесь быть не мог­
ло — и Пугачев возвратился в Певек. Он не спит
ночами, он мотается по тундре, он беседует с
людьми, он почти постоянный гость на Валькумейском (рядом с Певеком) руднике, на рудни­
ке в Красноармейске. Олово, олово! Но не только.
Нужны теплые вещи для фронта (стало быть,
давай стимулируй охоту на песцов, разъясняй
охотникам-чукчам особенности момента, необ­
ходимость работать самоотверженней и напря­
женней)... И опять поездки в любую погоду, еда
всухомятку, частые простуды — и притом ника­
кого отдыха, жизнь без послаблений, воистину
на одном дыхании. Он заболевает, а лечиться
все некогда, некогда!
Летом 1942 года Пугачев слег окончательно.
Его срочно нужно было отправлять в Магадан,
где единственно возможна была квалифициро­
ванная медицинская помощь. Он упирался, спо­
рил, доказывал нелепость этой поездки в то вре­
мя, когда столько забот и тревог, когда идет та­
кая война. Местные врачи были неумолимы,
неумолима была болезнь, и Пугачева вывезли са­
молетом в Магадан. Однако было уже поздно.
Он скончался в расцвете жизни, в возрасте трид­
цати семи лет.
223

Это, безусловно, яркая личность — н лич­
ность, безусловно, легендарная. В масштабах
Чаун-Чукотки Пугачев был тем, кем был для
нефтяников Баку, для горняков Хибин, для тру­
дящихся Ленинграда Киров. Здесь я не ставлю
знака равенства — просто говорю о той больше­
вистской стойкости и убежденности, которая бы­
ла присуща этим людям. И о человечности, ко­
торая была им присуща в высокой степени...
Не потому ли так хорошо говорят и думают
в Певеке о Науме Филипповиче Пугачеве? Исто­
рия Чаун-Чукотки, ее промышленного развития,
неразрывно связана с именем и неутомимой дея­
тельностью этого гражданина своей великой ро­
дины.

И олово,
и КАМНИ СЕРДОЛИКИ

В ПЕВЕКЕ

Надо сказать, что из всего моего более или
менее продолжительного пребывания па ЧаунЧукотке я едва ли не месяц сидел в Певеке. Ко­
нечно, я всегда стремился уехать куда-нибудь
«в глубинку», но не всегда это удавалось.
Была середина лета. Город напряженно ждал
с Берингова пролива каравана, точнее — уже от
Мыса Шмидта. Вот-вот, вот-вот! Но ледовая об­
становка в этом году складывалась крайне не­
удачно. В бухту, чуть было заблиставшую бли­
ками чистой воды, снова нагнало льда. Похоло­
дало. В целом температура июля была на гра­
224

дус ниже, чем обычно в эту пору. Казалось бы,
какая ерунда — один градус! Но, надо полагать,
не для Ледовитого океана. Ходят слухи, что ка­
кой-то из транспортов получил пробоину и вы­
нужден был возвратиться. Капитан одного из
ледоколов, пробивающих дорогу каравану, отма­
хивался по радио от роя вопросов: «Да я-то
к вам пройду, но ведь не я вам нужен, вам грузы
нужны. Говорю вам, ничего не можем сделать:
льды после нас сразу же сходятся намертво,
сжатие».
Здесь уныло вспоминают, что в прошлом
июле транспорты уже разгружались, в магази­
нах разнообразные товары, свежие фрукты... А в
1967 году и вовсе первое судно пришло в Певек
9 июня! Что-то толкуют о периоде высокой сол­
нечной активности, мешающей точным прогно­
зам ледовой обстановки. Наконец 12 или 13 июля
в бухту неторопливо входят сперва ледоколы
«Ермак» и «Владивосток», этакие широко- и бе­
логрудые красавцы, а за ними вразнобой (у каж­
дого своя очередь на разгрузку у причала, толкаться-то зачем?) цепочка транспортов.
Чем ближе к порту, тем плотнее пестрит бе­
рег людьми. Пришельцев рассматривают в би­
нокли, пускают навстречу им гирлянды ракет...
В самом порту многолюдный митинг, гремит му­
зыка— не поймешь, чья и откуда... Капитану
судна «Пионер Киргизии», которое первым ош­
вартовалось у причала, был вручен .портовика­
ми символический ключ «от самого северного в
стране города».
В Певеке оживленно и нарядно, на улицах
появляются толпы моряков. Казалось бы, идил­
лия, мир и взаимопонимание. Однако, по-види­
мому, не всегда. Приходилось слышать жалобы
(преимущественно от женщин) на поведение
225

моряков с ледоколов и транспортов... и пьют, и
хулиганят... а пуще всего жаль — ромашки охап­
ками рвут. К ромашкам здесь отношение свя­
щенное— точно такое же, как к лотосу в Индии.
И здесь даже больше оснований для культа ро­
машки: других цветов что-то не видно, да и ро­
машка прежде не росла, это уже влияние чело­
века на природу: посеяли, относились трепетно,
не топтали... ведь не на чем больше глазу отдох­
нуть даже летом. Земля почти повсюду откро­
венно неприкрыта, и ее нагота черна, камениста,
неприютна... Особенно это бросается в глаза на
стадионе: его прямоугольник даже на взгляд ше­
роховат от мелкой щебенки, но одно дело ви­
деть ее, другое — на эту щебенку падать. Пада­
ют! Вот что такое тоска по зрелищам, желание,
чтобы все было здесь так же, как на материке.
У вас футбол — и у нас футбол! В угоду этому
общему желанию футболисты себя не щадят:
бегают черные, страшные, перепачканные словно
бы угольной пылью.
Зауважаешь и ромашку!
Да еще эти проклятые ветра. Само по себе
любопытно, что здесь опасаются не столько вет­
ров северных румбов, сколько южного...
Южак — ветер типа многократно описанной но­
вороссийской боры, его рождает рельеф района.
Чаунская губа и речная долина между горами
создают удобный естественный желоб длиной
более двухсот километров для сваливания по не­
му воздушных потоков. Стоит лишь упасть над
Восточно-Чукотским морем давлению, как бо­
лее плотный воздух материка устремляется в
этот желоб и мчится, все набирая и набирая ско­
рость, словно с горки на саночках. А тут и впрямь
перед самым Певеком вырастает метров под
семьсот «горка» — ну, и начинается рев, вой и
226

карусель. Чуть загодя до этого явления над соп­
кой зависает одинокое белесое облачко, которое
во времена Обручева называли «цеппелином»
(живы были еще воспоминания об империали­
стической войне), иногда же сопочку обволаки­
вал этакий белесый нимб... В город южак свали­
вается с этой сопки со страшной, иногда ката­
строфической силой. Разговоров и толков о нем
много (в том числе и в литературе), но задним
числом видится больше смешное, чем тревожное,
устная молва нередко на эту тему и анекдоты
рождает. Допустим, как некоего, в явном подпи­
тии, мужичка выгнало южаком на лед бухты, и
он, будучи не в силах остановиться, бежал с
криком: «Не хочу! Не хочу!» Судьба этого за­
булдыги в анекдоте не прослеживается. Да и
чему удивляться — пьяного и без ветра угонит
туда, где Макар телят не пасет. Обстоятельно о
норове этого ветра, испытанного на собственной
шкуре, поведал мне один случайный молодой че­
ловек, с которым я коротал время в очереди к
парикмахеру:
— Я тогда еще неопытный был, только при­
ехал сюда, — почувствовав благодарного слуша­
теля, начал он. — Местные-то все признаки на­
двигающегося южака знают, по облакам там,
по завихрениям разным... Ну, говорят мне, — я в
быткомбинате по ремонту холодильников и про­
чего такого работаю, — говорят, ты что сидишь,
кончай шурупы завинчивать, беги домой, потом
не выберешься. А я никак не усеку. Потом все
же вышел — а из-за угла строящейся аптеки ктото вроде как подскочил, меня грубо за плечи раз­
вернул на сто восемьдесят и коленкой поддал.
Я и пополз натурально на четвереньках. Но так
ничего и не понял, думаю, что еще за шуточки!
И опять тем же манером — к углу аптеки. Ну,
8*

227

меня опять развернуло и швырнуло уже бог зна­
ет куда, да так, что я несколько метров по воз­
духу летел и шмякнулся в какую-то изгородь,
забранную сеткой. В то же время вижу боковым
зрением, по деревянному коробу, в котором вся
наша водопроводная и прочая система, люди
идут. Правда, согнувшись в три погибели, но
все же идут, а я никак не могу этого короба до­
стигнуть. Дело в том, что между двумя строящи­
мися домами, аптекой и гостиницей, какие-то
еще местные завихрения были, тяга, как в аэро­
динамической трубе. Лишь с четвертой попыт­
ки, уже оставив порочную тактику преодоления
южака штурмом из-за угла аптеки, я исподволь
начал отвоевывать пространство с места, куда
меня зашвырнуло в очередной раз, и мало-по­
малу, цепляясь мертвой хваткой за сетку, шаг
за шагом, взобрался наконец на короб!
Со временем люди научились противостоять
и южаку. Самый длинный в городе многоэтаж­
ный дом, именуемый поэтому «Китайской сте­
ной», построен как раз параллельно певекской
сопке с тем расчетом, чтобы принимать на себя
и отчасти гасить напор южака, не давать ему
таранно сотрясать более мелкие здания. Так ли,
нет ли—но какой-то смысл в этом есть.
Южак частенько сваливается па город. Ис­
пытав его силу, впрочем незначительную, в
других местах района, с южаком в самом Певе­
ке я так и не столкнулся. Не хочу дразнить судь­
бу, будучи отчасти суеверным, по я всегда к че­
му-нибудь не успеваю: к южаку, к землетрясе­
нию, извержению вулкана, полярному сиянию,
хотя, если не иметь в виду столь глобальных
природных явлений, кое-что не очень приятное,
но достаточно феерическое, перепадало и па мою
долю.
228

Словом, не позавидуешь в Певеке взрослым,
а ведь тут и детей полно, школы, детсадики, яс­
ли. Детям-то каково! Существует серия расска­
зов, быть может не таких уж оригинальных,
рожденных образом жизни детей Заполярья,
трансформацией их детских представлений. То
в одном доме, то в другом я кое-что успел за­
писать. Ну вот, к примеру, сценка в аэропорту.
Самолет только что прилетел из страны кругло­
суточного дня. Мальчик кричит:
— Ой, темно, темно! Почему зима летом на­
чинается?
Либо при виде деревьев:
— Гляньте, гляньте, столбы с веточками!
Но и в Певеке, как и повсюду у нас, дети за­
тевают игры, есть у них и забавы, и увлечения:
удят рыбу, собирают ягоды и грибы, ходят в ки­
но и библиотеки... Кстати, о библиотеке. Она
здесь весьма прилична и уютна. Расположена в
том самом несокрушимом, грязно-зеленого цве­
та, доме, который именуется «Китайской сте­
ной». Здесь добрая и, видимо, давняя тради­
ция—по мере возможности не упускать ни одно­
го писателя, который почему-либо оказался в
Певеке, без выступления в так называемом лите­
ратурном салоне. Я, правда, не спрашивал, кто
из писателей здесь бывал прежде, выступал ли
в 1975 году Константин Симонов, совершавший
вояж на ледоколах по арктической трассе (вообще-то встреч и выступлений у него хватало
«на разных уровнях»), но оказавшегося в Певе­
ке в то же примерно время Виктора Конецко­
го библиотечная администрация все-таки «за­
секла». В своей книге он упоминает эрудирован­
ную, начитанную аудиторию, донимавшую его
вопросами о положении дел в современной ли­
тературе.
229

Не удалось прожить в Певеке инкогнито и
мне. Разыскали в гостинице, пригласили честь
по чести... Как раз в эти дни ездил по Чукотке
болгарский писатель Борис Крумов, о чем я уже
говорил. Певек был конечным пунктом его поезд­
ки, здесь, в Чаунском районе, гостя напоследок
основательно измотали покадом местных досто­
примечательностей и горнообогатительных ком­
бинатов, и он заметно подустал.
Крумову было уже где-то лет под шестьде­
сят, но выглядел он если и не совсем молодо, то
подтянуто. Что-то было в нем выверенно-спор­
тивное. Сухое смуглое лицо, короткая стриж­
ка— седой ежик, чуть рассеянный взгляд... стро­
гий костюм... Рассказ болгарина был рассказом