Воротынский, просчитал он шаги крымского хана, и не ошибся.
* * *
В субботу 26 июля конные авангарды Девлет-Гиреева войска вышли к Оке, к самому Серпухову. И левый и правый берега здесь были пологими, и ширина реки из-за косы была меньше. Но слишком грозно смотрели на топчущихся на своих лошадях татар русские пушки и пищали, защищенные в три ряда частоколом и плетнем. Не решились татары на переправу. Так, по баловству, стрельнули из луков по укреплениям и ушли.
Ниже по течению, километрах в двадцати, на Сенькином перелазе (или, как еще говорят, броде), где река Лопасня впадала в Оку, стояли две сотни ратников сторожевого левого полка воевод князя Ивана Шуйского и опричника Василия Умнóго-Колычёва.
Место для переправы самое подходящее. Ширина Оки здесь хоть и более двухсот метров, и течение сильное, но глубина почти всего брода — по пояс. Татарам и надо что шагов пятьдесят проплыть, а потом, хоть на полном скаку — до самого устья.
— Иван Петрович, — Умной-Колычёв вглядывался в деревья того берега, — А как они сейчас тут все попрут… удержим? — и сам ответил, — удержим.
— С Божьей помощью, — отвечал князь, так же вглядываясь в деревья, точно вот сейчас выскочат оттуда с гиканьем татары и…
— Братцы! Гляди! — крикнул один из казаков и руку одну аж выставил, а другой часто кресты на себя накладывал. — Матерь Божья! Пресвятая Богородица! Да сколько ж их там, сыроядцев14!
И деревьев не видно — столько конников выскочило на берег; и первые с ходу прыгнули в воды реки и поплыли, за ними следующие, и следующие, и конца им не было. Первые кто выбрался на песок брода, шагом приближались к правому берегу, готовые перейти на бег, а в воду все входили и входили, крича и визжа, новые всадники.
— Братцы! Товьсь! — приказал пищальникам и пушкарям воевода Умной-Колычёв. — Пли!
Точно в стену врезались татарские кони — такой плотный был первый залп почти полсотни пищалей и десятка пушек.
— Пли! — скомандовал воевода. И вторая конная волна, как и первая, рухнула, наскочив на чугунно-свинцовую стену. Час назад прозрачно-желтый песок брода стал яростно-красным от крови. А кто прорвался из татар сквозь «стену», шагах в десяти падали — сбрасывали их ошалевшие их же кони, наступавшие на густо разбросанные по песку брода чесноки — острые шипы, вонзавшиеся в копыта лошадиные.
А кто-таки выбрался на берег, был заколот и зарублен дворянскими сотнями и сброшен обратно в реку.
Коротким и кровавым оказался этот первый бой. Потоптавшись на берегу, развернулись татары и точно сгинули.
— Братцы, не могу это слышать! Душу рвет! — и казак закрыл уши, только бы не слышать надрывное ржание барахтающихся в крови брода раненых лошадей. — Не могу! — схватив копье, казак бросился в воду, и с плеча, колол и колол вылупивших на него красные глаза и скаливших крупные зубы, татарских лошадей.
И тихо стало. Убитых татар и коней выволокли на берег и закопали, чтобы не смердели.
* * *
Девлет-Гирей и его главный полководец Дивей-мурза сидели в шатре, когда принесли весть о поражении их воинов на Сенькином перелазе.
— Неверные, как голодные псы, разбрелись по реке, — Девлет-Гирей ножом проткнул кусок варёной баранины, поднял его перед глазами и, внимательно рассматривая этот жирный сочный кусок, продолжил: — Они прогнали одного молодого волка и скулят от радости.
— Они забыли, что к ним идёт лев, — гордо продолжил Дивей-мурза. Он не только был главным полководцем и правой рукой хана — его сын был женат на дочери Девлет-Гирея. И никого хан так не слушал и не любил, как своего свата.
— Мы поможем им это вспомнить. — Девлет-Гирей швырнул кусок к выходу, где стояли слуги. Один из них ловко поймал мясо и с благоговением прижал его к груди.
В шатёр позвали Тягриберди-мурзу и общим советом решили вот что: Тягриберди-мурза с ногаями переходит Сенькин брод; в это же время Дивей-мурза поднимается вверх по течению и западнее Серпухова переправляется через Оку у деревни Дракино. Сам же Девлет-Гирей с основными силами становится напротив главных сил русских и бьёт по ним из всех пушек, удерживая неверных и не давая их князю помочь своим полкам.
Когда же мурзы переправятся, они окружат русских, вынудят их покинуть укрепления и принять бой в открытом поле.
— И наша конница растопчет этих бешеных собак! — воскликнул Дивей-мурза. — Я лично приведу тебе, хан, русского князя на аркане!
* * *
И наступило утро воскресения, 27 июля.
И было дело большое в этот день правому полку, где воеводами поставили князя Микиту Романовича Одоевского да Федора Шереметева, которые держали переправу у Дракино, а Федор побежал и саадак15 с себя скинул, а бился князь Микита один.
Прорвал Дивей-мурза оборону, переправилось его войско на левый берег, и шло в тыл укреплений князя Воротынского. И Тягриберди-мурза перешел Сенькин брод и шел со своими нагаями навстречу
