Эмигрант [Шиму Киа] (fb2) читать онлайн

Шиму Киа Эмигрант

Глава I

Осень в этом году выдалась, на удивление, солнечной. Настоящие холода пришли только в середине октября, и пришли они так внезапно, что, кажется, не только люди, но и вся остальная городская природа не были готовы к заморозкам и беззаботно радовались последним лучам солнца, поэтому неумолимо мерзли и дрожали как на улице, так и у себя в домах, ведь до отопительного сезона еще оставалось несколько дней. Резкая смена погоды негативно сказалась на настроении горожан: многие бродили хмурые и невеселые, злобно глядели сначала на небо, потом на высокие здания многоэтажек, где ютились такие же, как и они, граждане большого города, одетые в теплые белые халаты, мирно лежащие на своих больших диванах, а уже в самом конце окружающие косились друг на друга недружелюбными взглядами, будто бы именно случайный прохожий виноват в этих ужасных климатических перепадах.

Мистер Уан имел удивительный талант: он точно угадывал с одеждой по погоде, и ему никогда не было холодно зимой и жарко летом. Вчера он не интересовался прогнозами на завтрашний день, поэтому сегодняшним утром, взглянув в свое окно, увидел хмурое осеннее небо, приносящее пассивное настроение меланхолии и печали. Именно эти два чувства вечно кружат в осенний сезон над головой и противно нашептывают не самые приятные мысли. Однако мистер Уан уже давно привык к этим двум чертикам увядающего состояния и спокойно относился не только к ним, но и к окружающим. Укутываясь в свое теплое пальто, он то и дело замечал злобные и завистливые взгляды незнакомцев, но не обращал на них внимания и быстрым шагом, коим он всегда и ходил, шел на свою работу, которую выполнял уже не первый год. Не то, чтобы ему не нравилась его профессия, но мистер Уан быстро скучал, если ему что-то приедалось. Ему сложно было заниматься чем-то одним в течение долгих лет. Из-за своей вечной и быстро приходящей скуки мистер Уан вырос многосторонним человеком: мог талантливо рисовать, играть на нескольких музыкальных инструментах, среди которых были даже экзотический кото и итальянская мандолина, разбирался во многих сферах общественной жизни, знал множество естественный наук, хотел было даже стать достойным ученым, но, видя, сколько платят за ученость, передумал идти на столь неприбыльное и затратное дело и решил податься в обыкновенные инженеры. Деньги, как никак, играют огромную роль в современном мире, и чего мистеру Уану точно хотелось, так это жить беззаботно и богато. Правда, выходило так, что он жил богато без каких-либо трудностей: у него получалось легко найти прибыльную работу, его таланты помогали ему во всем, он никогда не был безработным, даже когда увольнялся с очередной должности, ведь тут же находились желающие взять такого ценного сотрудника в свое предприятие. На вечный вопрос о причинах столь многочисленных увольнений, мистер Уан всегда находил какое-нибудь убедительное оправдание, которое подкупало работодателей, и они принимали его на высокие должности. Говоря коротко, мистер Уан был успешным человеком и не знал материальных бед.

Жил он один. И дом его находился в центре большого города- второго после столицы мегаполиса какой-то страны, название которой мистер Уан вечно забывал: у него была плохая память на имена и названия. Единственное имя, которое он помнил четко, это имя своей умершей недавно матери, но и оно постепенно уходило из памяти, ведь все реже из уст мистера Уана эти драгоценные слова вылетали на ветер и достигали чужих ушей. Особых душевных мук он не испытывал: относился к смерти спокойно, готовился к утрате человека заранее (и способ он выбирал не самый гуманный: обрывал все связи с готовым умереть знакомым за несколько месяцев до его кончины). Философию мистер Уан не любил, поэтому не страдал особо от внутренних противоречий, был всегда настроен на успех, однако он был обаятелен и легко мог поддержать диалог с обиженными на жизнь мыслителями, которые думают о вечном не столько из-за высокого ума, сколько из-за бедственного положения или в личной жизни, или в материальном благосостоянии. Может быть, и все вместе. Гражданином мистер Уан, разумеется, являлся самым порядочным. По утрам он просыпался и начинал свой день с небольшой зарядки на пятнадцать-двадцать минут, затем приступал к сытному, но скромному завтраку и запивал свою сонливость чашечкой молотого кофе, которое ему каждый день поставляли два чумазых чернорабочих. Их мистер Уан нашел случайно и по доброте своей душевной стал платить бедным нищим довольно-таки весомую заработную плату. Единственной задачей этих работяг была закупка продуктов. Они узнавали, где продается качественный, но относительно дешевый товар, который необходим мистеру Уану, и закупали его в определенных количествах, а затем приносили пакеты прямо к двери своего благодетеля. Занимались они этим делом всегда по утрам, ибо днем чернорабочие усердно трудились, а вечером мирно отдыхали со своими семьями, молясь за добрую и щедрую душу хозяина.

Всем известно, что мистер Уан добросовестный, почтенный, порядочный, интеллигентный, организованный, трудолюбивый, разносторонний человек, имеющий еще добрую сотню положительный качеств. Все, кто знал мистера Уана, гордились своим знакомством с этим состоятельным и обаятельным мужчиной. Он был эталоном многих своих коллег, ему не раз признавались в любви, но мистер Уан всегда грациозно отказывал своим поклонницам и находил такой изящный и убедительный аргумент своего поступка, что ни одно разбитое сердце не затаивало обиду. За умение выходить из воды сухим мистеру Уану верили и делали это без лишних домыслов, ведь его слова всегда попадали в самое сердце, а добрые глаза влюбляли в себя даже самого подозрительного параноика.

Вместе с холодным осенним ветром скоро должны были подойти и тучи, наполненные дождем. Из-за резкой смены погоды у мистера Уана болела в этот день голова, поэтому он шел, с виду хоть и уверенно, и быстро, но на самом деле его глаза рассеянно бегали по витринам магазинов, рассматривали великолепные женские платья и стильные мужские костюмы, манящие своей строгостью и официальностью. В его голове великих идей и умных мыслей не находилось, вместо них там бегали устало то туда, то сюда рассуждения о сегодняшнем дне и завтрашнем утре.

Зайдя в самое престижное здание города, мистер Уан натолкнулся на Марию Бондекер- активная средненькая секретарша, вечно бегающая по зданию и до сих пор не открывшая для себя столь удобное изобретение человечества как телефон, поэтому она тратила свою энергию впустую, двигаясь по этажам огромного небоскреба ежеминутно.

— Доброе утро, мистер Уан! — торопливо и впопыхах крикнула она вошедшему мистеру Уану. — Вы как всегда вовремя! Ну и погодка сегодня! Вы молодец, как всегда! Взяли с собой теплое пальто. А вот я доверилась прогнозу погоды и оделась как всегда…

— Не переживайте, — не глядя на секретаршу, ответил мистер Уан. Ему было немного неприятно слышать громкий голос чересчур активной дамы, который бил по больной голове, как половник по пустой кастрюле. — Не вы одни ошиблись: с вами весь город мерзнет- а я всего-навсего случайно выглянул сегодня утром в окно. Интуиция сыграла! Сегодня она меня не подвела.

Мария увязалась за мистером Уаном. Вместе они подошли к лифтам, и мужчине крайне не хотелось продолжать диалог с шумной секретаршей.

— Вы правы! Интуиция- это необходимая вещь. Вот я прислушиваюсь как-то к голове, а не к сердцу. Наверно, поэтому так часто совершаю довольно глупые ошибки.

— Наоборот, стоит чаще прислушиваться к своей голове, ведь она точно не предаст, в отличие от сердца.

— Вы опять правы! — Бондекер громко рассмеялась.

«Раздражает!»— подумал напряженно мистер Уан. Он видел, что лифт уже вот-вот спустится, и ему хотелось, как можно скорее избавиться от источника надоедавшего шума.

— Это все простые истины, Мари, — улыбнулся мистер Уан. — Я лишь цитирую великих людей, которые все уже открыли и исследовали. Нам остается лишь опираться на их труды и подниматься все выше!

— Замечательные слова! — Бондекер восхищенно глядела на мужчину. — Существуют же такие замечательные люди на этом свете!

— Всегда существовали, — лифт уже спустился на нулевой этаж и открыл свои двери. Женщина вошла в него, но мистер Уан продолжал стоять. Он ударил себя по лбу, громко вздохнул и щелкнул пальцами. — Точно! Совсем забыл! Забыл свои перчатки у входа!

— Что же вы! — забеспокоилась вместе с ним Мария. — Идите же! Идите! Я придержу для вас двери!

— Нет! Езжайте, вы вечно в бегах!

— Но как же…

— Езжайте! — раздраженно выговорил мистер Уан и, дотянувшись рукой, нажал на случайную кнопку. Двери захлопнулись и лифт устремился наверх.

Мистер Уан выдохнул и оглянулся. Холл был пуст. За высокими стеклянными окнами бродила серая, дождливая погода. Серый оттенок мира вместе с темно-серым асфальтом и стенами преображал официальный и скудный на разнообразие пространства холл в уютную пещеру, где можно переждать бурю, неожиданно возникшую на горизонте. Мистеру Уану стало плохо. Не столько от приятных чувств, сколько от тепла пальто. Соседний лифт уже спустился.

Поднимаясь на свой этаж, герой смотрел на себя в зеркало. Приятное, рельефное лицо. Слегка смуглая кожа. Небольшой нос, рот, уши, густые брови, не слишком короткие волосы, незаметные уши. Между переносицей и лбом находилась небольшая ямочка, которую нельзя было сразу заметить из-за цвета кожи. Рядом с веками полукругом размазались небольшие темно-синие пятна. А взгляд был усталый. В нем виднелось какое-то разочарование. Мистер Уан смотрел на себя и видел не порядочного гражданина, а обыкновенного рабочего, не имеющего ничего стоящего, кроме своего капитала, острого ума и бежевого дорогого пальто с ремешком. Тот ли человек, что сейчас буквально возненавидел ни в чем невинную Марию Бондерек, считается примером для подражания чуть ли не каждого своего знакомого? На широкие плечи мистера Уана опустилось клеймо порядочности и правильности, которое тяготило носителя. Ему не нравилось, что он имеет определенный образ, который очень легко можно разрушить, но так сложно восстановить. Мистер Уан не чувствовал себя свободным человеком, потому что был скован мнением других. Он хотел проснуться в позднее время, опоздать на работу, нагрубить всем тем, кто бесстыдно раздражает его нервы, но душевная порядочность, желание видеть на лице других почтенную улыбку заставляли его день за днем повторять одно и то же.

Несмотря на цикличность своей жизни, ему все же удавалось покончить с предыдущими местами работы, но с людьми он так сделать не может. В его голову никогда не приходила мысль об простом избавлении от человека, который уже сформировал для себя ассоциации с именем мистера Уана. Как бы не кипел гнев внутри него, поднять руку на уважающего его человека он не мог. И вряд ли сможет.

Мистер Уан закачал головой. Нет… Все он может… Он может убить человека, может высвободиться из этого общественного мнения, но боится. Его трусливая душа самоутверждается за счет чужого восхищения. Мистеру Уану нравилось слышать, как его хвалят, нравилось видеть, как очарованно на него смотрят коллеги, нравилось думать о том, что его личность в этом мире имеет огромный вес. Да, мистер Уан может все. Но боится. Череда случайностей привела его к настоящему. Самостоятельно идти мистер Уан не способен. Его ноги атрофировались, руки перестали слушаться- тело несет течение, а он сам и не сопротивляется. У него есть собственный гимн: «Время все рассудит!»— и придерживаясь этого лозунга, мистер Уан миролюбиво плывет по жизни. У него столько возможностей встать и что-то поменять в течении этой бурной реки, но герой лежит и смотрит на звезды, возле его уха крутятся фразы поклонников, так же плывущих вместе с ним, а рот наполнен водой. Он не может ничего сказать, смотрит на себя в зеркало и молчит. Зачем ему жаловаться на жизнь? У других все куда хуже. Ему повезло. Он должен радоваться! Жизнь удалась!

Ему повезло… И достоин ли мистер Уан этого везения? Заслуживает ли он стоять в этом лифте, в этом здании, на этой земле? Что сделал он для себя, чтобы заслужить свое же место в мире?

Двери лифта открылись.

Глава II

Питер Бир зашел в офис, поздоровался со всеми коллегами, сел на свое место и начал работать. Его будни были почти схожи с делами мистера Уана, но они работали на разных этажах. Да и он не являлся копией своего коллеги сверху: мало спал, много работал, не восхищал окружающий своим изяществом, сливался с массой, являлся обыкновенный сотрудником крупной фирмы. Питер являлся винтиком, который особо ничего не значил в механизме. Его особо не замечали. Все то и дело, говорили рядом с ним о мистере Уане, а он и сам в какой-то момент так увлекся личностью этого таинственного сотрудника, про которого слухов набрелось немерено, что записался в ряды ярых поклонников эталона кампании. Платили ему немало, однако только одна лишь зарплата являлась гордостью скромного офисного планктона. Питер Бир прилежно учился в школе, но высоких оценок никогда не получал, провел жизнь обычного студента, и за старания его взяли спустя год после окончания университета в нынешнюю кампанию, где он потратил уже не один год своей жизни. Его лицо видели все, но запомнить могли лишь единицы. Поэтому все на него странно смотрели: с широко поднятыми глазами, натянутой улыбкой, вежливо жали руки, учтиво спрашивали, как его дела, и отворачивались.

У кампании был символ- почтальон. Говорят, что еще в семнадцатом веке первый владелец предприятия до того, как основал свой бизнес, работал обыкновенным почтальоном и, чтобы увековечить начало своего успеха, он первым делом нанял в свою небольшую кампанию доставщика писем. Это стало традицией, и из года в год каждый новый директор организации, перед тем как приступить к должности, приглашал на работу нового почтальона. Доставщики писем действительно были важными людьми в кампании: более двух веков они разносили письма сотрудникам, являлись вестникам передовых новостей, с ними приятно беседовали, поддерживали дружественные связи, однако с появлением современных технологий, потребность в почтальонах снизилась, и они стали символом, олицетворяющим прошлое. Проще выражаясь, они превратились в обуз. Но традиции нарушать пока никто не осмеливался, и доставщики писем исправно получали свою заслуженную зарплату, а вместе с тем приобретали еще неуважение со стороны остальных сотрудников, которые, чтобы заработать почти такие же деньги, оставались в офисе до самого позднего вечера. А почтальон, в основном ничем не занятый, выполнял все свои немногочисленные дела и все оставшееся время тихо курил в сторонке, наблюдая в окно за кипучей жизнью мегаполиса. Питер Бин был единственным, кто относился к доставщику писем нейтрально. Ему была безразлична зарплата другого сотрудника, так как он все равно получал больше. Главным показателем человечности у Питера Бира была память на имена и лица. Если человек запоминал его, то сразу же становился лучшим другом. Но таких оставалось единицы.

В какой-то момент Питер и почтальон разговорились во время перерыва и стали поддерживать постоянный дружественный контакт. Почтальон, что удивительно, запомнил имя Питера и взамен получил единственного сотрудника, который не относится к нему с враждой. Их беседы не были наполнены каким-то осмысленным контекстом, темы для разговора они выбирали самые пустяковые и мирно проводили свои перерывы, обсуждая ту или иную ерунду.

— Странно видеть пепельницу, стоящую не на столе, ближе к дивану, а на подоконнике, прижавшуюся к углу, — уставившись в окно, произнес почтальон, как только Питер Бир вошел в курительную комнату. Его длинные темные усы двигались вместе с губами и немного колыхались.

— Видимо, сегодня ей холодно. Надо бы попросить подключить отопление к нашему этажу.

— Отопительный сезон начнется завтра. Вряд ли ей холодно. Наверно, просто одиноко.

— Ей никогда не бывает одиноко, — Питер сел на мягкое кресло, заляпанное пятном от табака. Достав портсигар, он протянул сигаретку почтальону.

— Благодарю, но вы не правы, — сказал доставщик писем, покрутив в руке белую полоску. — Всем бывает одиноко, а неживым предметам тем более. Они же неживые. Они не могут пойти постоять около гидранта, взглянуть на витрины дорогих магазинов и просто подышать морозным осенним воздухом. Им одиноко быть неживыми.

— Не думаю, что стояние возле гидранта- это первая вещь, которую необходимо делать, когда обретаешь ноги. Я, если бы у меня отросли ноги, побежал бы в парк и громко-громко кричал о том, как же счастлив.

— Не будете вы счастливым, — отмахнулся почтальон.

— Извините, — возмутился Питер, — почему это не буду? Я способен передвигаться куда быстрее, чем мог до этого. У меня останется больше времени на свою жизнь, потому что путь из точки А в точку Б займет куда меньше времени. А безногим инвалидом я трачу непростительно много часов только лишь на передвижение.

— Время делает вас таким счастливым? — густые брови почтальона удивленно поднялись. — Мне жаль вас. Не в времени счастье, а в том, как ты его теряешь. Ты можешь высыпать из мешка все письма сразу, при этом довольствуясь тем, как красиво выглядит белый водопад бумаги. А можешь вытаскивать по одному каждое письмо, читая или нет каждый адрес, рассматривая каждую марку, понюхивая каждый конверт. Кто-то любит момент, кто-то долгий, но тщательный процесс. Я думаю, тому, кто всю жизнь не мог даже дышать, великим счастьем будет стоять и наслаждаться тем, что он живой. Вот, что будет считаться счастьем.

— Ему будет тут же не хватать этого счастья. Он забудет про него и привыкнет к своей жизни. Ему нужно мыслить шире!

— На всех вас- широкомыслящих- уже мира не хватает! Вы только и умеете, что занимать пространство, а правильно пользоваться ею- нет. Вот, например, вы. Вы многосторонний человек, который разбирается во многом, умеете держать диалог с людьми, но быть профессионалом в какой-нибудь одной сфере у вас никогда не выйдет, потому что вы распыляетесь.

— Вы меня путаете с кем-то другим. Разбираюсь я только в часах. Больше ничего не могу в этой жизни: ни любить, ни ненавидеть, ни страдать, ни чувствовать.

Почтальон задумчиво рассматривал сигарету Питера в руках, пока докуривал свою.

— Вы правы, ошибся. Мы с вами одиноки оба. И счастья своего вряд ли когда-нибудь найдем.

— Я не переживал ничего такого, чтобы понимать что-либо о счастье, — ответил Питер, глядя на противоположное пустое кресло. — Будь у меня тяжелая жизнь или успешная семья, я бы, может быть, дал вам собственное определение счастья.

Пошел дождь. Почтальон улыбнулся.

— Вот, смотрите. Капли тоже ломятся сюда. Значит, тоже одиноки, хотя их много. Они все из одного облака падают, а найти общий язык не могут. Знаете почему? — доставщик писем ехидно посмотрел на Питера.

— Ну и почему же?

— Они неживые! — и почтальон тихо засмеялся.

— Эти хотя бы падать могу. А пепельница нет…

— Об этом лучше не думать, — продолжая хихикать, доставщик писем переложил с подоконника на стол пепельницу. — В дни полного одиночества, которое так или иначе наступает, как бы ты не пытался его избежать, можно легко впасть в отчаяние. Легко!

Питер почувствовал странный вкус крови на своих губах. Он только сейчас заметил, что случайно раскусил ее.

— Если вся жизнь- это день полного одиночества?

— Радуйтесь! Оно никогда не наступит!

— Оптимист, — спокойно выбросил Питер. Сгорбленная у окна фигура почтальона показалась ему в этот момент такой уродливой и неправильной, что Бир поморщился, а доставщик писем заметил это.

— Оптимистом меня лучше не называйте, — улыбнулся он. — Называйте меня вашим затылком.

— Хорошо, буду теперь вас называть своим затылком. А вы меня, пожалуйста, продолжайте называть по имени. Это делали так мало людей, что я, порой, сам забываю, как оно звучит и как пишется.

— Договорились, — правый ус почтальона колыхнулся. — Это будет крепкий союз, который окончится полным поражением человечества!

— Или одиночеством пепельницы.

— Здесь ни то, ни другое не имеет смысла. Главное, чтобы вы осознали, куда идете…

— Хорошо, буду осознавать, — перебил почтальона Питер и хотел было уже посмотреть на часы, но его взгляд приковали усы, которые опустились и словно загрустили.

— …и с кем, — закончил свою фразу доставщик писем.

Бир посмотрел в глаза почтальону. Он никогда особо не обращал на них внимание, а тут вдруг в нем загорелось желание понять, сквозь какую призму этот никому не нужный человек созерцает мир. А его глаза были серыми, почти белыми, как лист бумаги. Они смеялись и немного щурились, понимали, что все внимание собеседника приковывают усы, и пользовались этим: смело глядели на человека, рассматривая его с ног до головы.

— Я никогда не задавал себе этот глупый вопрос, — голос Питер надорвался. Он на мгновение замолк и шепотом произнес. — С кем?

— Вам везет, — улыбнулся почтальон. — Вы имеет шанс изменить все. Весь мир может перемениться в ваших глазах.

— Между нами нет отличий. Все, что могу я, можете и вы.

— Спасибо, что пытаетесь поддержать, — засмеялся доставщик писем и присел на диван, — но в себе поменять я ничего не мог изначально.

— Почему? Вы можете уволиться хоть сейчас.

— Не могу. Это передается по наследству- должность почтальона. Это всем для виду рассказывают, что был нанят новый доставщик писем, но на самом деле, моя семья уже давно занимает место почтальона в этой кампании.

И именно в этот момент, когда собеседник, наконец, сел на диван и готов был к долгому и откровенному разговору, Питер взглянул на часы. Почтальон умолк. Он улыбнулся и посмотрел вслед за героем на время.

— Вам пора! Перерыв вот-вот закончился. А это долгая история. У нас еще так много времени! Наговоримся, мистер. Наговоримся!

— Вы правы, — с досадой произнес Питер. — До завтра.

Нехотя, Бир вышел из курительной комнаты, не закрыв за собой дверь и мысленно проклиная и себя, и время.

Весь оставшийся день Бир думал о почтальоне. Обыкновенно их разговоры вылетали из головы, как только герой выходил из курительной комнаты, но на этот раз Питер находился в задумчивом состоянии. Он даже не прислушивался к разговору своей вечно шумной напарницы, которая изо дня в день трещала о мистере Уане. Его мысли были поглощены им самим. Он вдруг стал постоянно оглядываться. Впервые Питер заметил, что его офис- тесное и маленькое помещение, где находится очень много людей. Ему стало душно. Он то и дело выходил в курительную комнату, но больше почтальона Питер за сегодняшний день не встречал. Когда он собирался домой, Бир поднял голову и увидел темное небо, на котором не было ни звезд, ни Луны. Тьма напугала Питера. Его сердце часто застучало, и в голове снова что-то затрещало. Это было очень странно. Что-то меняется в Бире, он постепенно пытается вырваться из чего-то., а теперь его прошлое- это пустота, которая исчезает на глазах.

— Жить настоящим! — Питер смотрел на бездомного, который протягивал ему руки, прося денег. Безработный вылупил глаза и испуганно глядел на безумного прохожего, который подошел к нему и стал кричать о настоящем. — Теперь надо жить только настоящим! Только настоящим!

— Хорошо…, — бездомный осторожно встал и, как только Питер отвлекся, убежал в неизвестном направлении. А герой смотрел на небо, которое теперь не было таким темным из-за света искусственных огней.

Глава III

Вечер Вильгельма Ребеллиона всегда сопровождался разбитыми стеклами. Куда бы не пошла гроза улиц, всегда какому-нибудь ресторанчику да доставалось. Рядом с ним ошивалась парочка таких же, как и он, бунтарей, которые в основном творили эти разрушения и беспредел. В их одежде не было ничего бандитского: темные брюки, светлая рубашка, скрытая под серым пиджаком- сразу и не скажешь, что они бандиты, которые скопировали образ у нашумевших преступников, прославившихся в Англии благодаря громким грабежам и убийствам. Однако вместо козырьков на их головах блестели приплюснутые шляпы. В солнцезащитных очках они бродили ночью, заглядывая почти в каждый бар и обязательно устраивая с кем-то драку. Несмотря на свою склонность к насилию, были они, к сожалению, людьми умными: просчитывали свои маршруты, грамотно организовывали коммуникацию, поэтому знали о приближении полиции задолго до ее появления и подставляли все так, что виновными оказывались жертвы, а не зачинщики. Вильгельм являлся авторитетным лидером: харизматичным, умным, безумным и хитрым. Его лицо никто не видел: оно скрывалось под большим шарфом и темными очками. Жертв своих потасовок Вильгельм выбирал неслучайно: в основном это были заказы от местных граждан, которые хотели разобраться с теми или иными знакомыми, мешавшими им спокойно жить. За достойную плату они могли даже убить. Но Вильгельм все же имел капельку благоразумия и понимал, когда нужно брать заказ, а когда необходимо отказать обезумевшему клиенту. Поэтому в особо громкие истории банда Вильгельма не встревала. О них знали только в том районе, где они чаще всего бывали, да слухи разные ходили среди пьяниц, ставших свидетелями их потасовки.

В душе Вильгельма не было разделения на плохое и хорошее, он молча выполнял свое дело, о нем многие слышали, но никто никогда не знал точную информацию о своем таинственном главаре. Он умело скрывал личность, на ходу придумывал новые способы ведения драки, да и дракой его инциденты нельзя было назвать: Вильгельм разрабатывал стратегию своих потасовок, уделял внимания любым мелочам и всегда выходил сухим из воды. Не всегда его прислужники оставались целыми, но его командира никогда не задевала ни одна пуля, и ни один нож не резал ткань его пиджака. Для него это было похоже на поле боя. Он обожал теорию войны Древнего мира, современный способ ведения боевых конфликтов его не устраивал: все стало слишком сложно и гуманно, поэтому свою любовь к примитивным военным маршам главарь банды проявлял в пьяных драках, затеянных в темных переулках.

Действовали преступники вечером и ночью, и их ореолом всегда были места с повышенной концентрацией баров, ресторанов и прочих вечерних заведений, где встретить трезвого человека означало увидеть настоящее чудо. В этом, отчасти, и заключался успех потасовок банды Вильгельма: они действовали там, где все уже поголовно валялись пьяными. Это не самая честная тактика, но пьяный человек куда острее воспринимает информацию через боль и угрозы нежели через слова. Да и не только пьяный. Вильгельм выбирал методы выбивать из человека информацию индивидуально: он анализировал поведение жертвы и прикидывал максимальный порог боли, а затем приказывал своим ребятам приступать к работе.

Одного такого бедолагу как раз схватили в одном из баров, где все прошло, на удивление, более чем успешно, и отвели его в свое укромное место. С небольшой шишкой на лбу, пьяный и испуганный он озирался вокруг, пытаясь найти в темноте лица. А его сгорбленное и привязанное к стулу тело освещалось единственной лампой так хорошо, что видны были капельки пота, стекавшие по его морде.

— Нам тут доложили, что ты мешаешь своим соседям спать, — низким и угрожающим голосом заговорил Вильгельм, прячась в тени. — Избиваешь свою жену, иногда даже дочку трогаешь.

— Вранье! — кричал, пытаясь вырваться из плена, связанный мужчина. — Не бил! Это все специально подстроили! Я бы никогда не поднял руку на девушку!

— А на ребенка бы поднял?

— Ни за что! — слюна жертвы попала на черное пальто Вильгельма. Все это заметили. Мужчина зажмурил глаза, готовый получить удар, но главарь банды решил продолжить допрос.

— Почему же твою жену после каждого вечера видели с новым синяком на лице? Она говорит, что упала.

— Она у меня такая рассеянная, — открыв глаза и выдохнув, нервно улыбнулся заключенный. — Вечно падает и падает, падает и падает. Пьет много!

Вдруг громкий стук ошеломил мужчину. Он испуганно стал вглядываться в темноту. Оттуда выскочило замаскированное лицо Вильгельма. В его очках отражалось искаженная от страха морда пленного.

— Пьет много! — крикнул Вильгельм. — Так ты по барам шлялся, чтобы ее найти?

— Нет…, — мужчина очень громко глотнул, не отрывая взгляда от лица бандита.

— Тогда что ты там делал?

Мужчина ничего не ответил.

— Избивал жену! — крикнул Вильгельм и кивнул своим ребятам. Мужчину плетью ударили по голым бедрам. Кожа рассеклась и потекла тонкая струйка крови.

Раздался истошный вопль. Вильгельм не убирал своего лица и молча наблюдал, как в истерике и панике пленный пытается изо всех сил вырваться из плена.

— Я спрашиваю: избивал жену?

— Избивал! — крикнул пленник, видя, как бандиты начали замахиваться.

— А дочку…

— Да! — перебил мужчина, вытягивая вперед шею.

Лицо Вильгельма спряталось во тьме.

— И ты продолжишь это делать, пока не убьешь…

— Я не хочу убивать!

— Так не проще убить первым тебя?

— Не надо! — мужчина закачал головой.

— Мы избавим тебя от самого страшного греха. Но в рай ты все равно не попадешь.

— Я не убью! Не убью! И пить брошу! Буду любить! Любить ее!

— Кого?

— Обеих!

— А людей ты любить будешь?

— Буду! — крикнул что есть сил заключенный. После крика на мгновение наступила страшная тишина.

— Почему я должен тебе верить?

— Я сделаю все, что ты захочешь! Сделаю все!

— Сделаешь. И продолжишь избивать.

— Не буду!

— Не верю! — Вильгельм кивнул головой, и мужчину снова ударили несколько раз. По его искривленному от боли лицу стекали пот, слезы и кровь. Когда его заставили замолчать, главарь уже тише продолжил. — Тебе больше никогда не поверят. Ты много раз предавал чужие надежды. Ты и мои предашь. А попросту делиться своими надеждами я не хочу.

— Не буду! Я буду верен те…, — мужчине закрыли рот и пару раз ударили по лицу.

— Веришь ли ты сам себе? — спросил Вильгельм, но ответа не дождался. — Нет. Ты и себе не веришь. Тогда зачем людям доверять тебе? С какой стати? Я таких, как ты, не люблю. Ты предашь все, лишь бы выпить. Ты неисправим.

Лицо главаря наклонилось ближе. Зрачки пленного сузились, мужчина всем телом пытался отдалиться от Вильгельма. Он стал громко мычать, но члены банды крепко сжимали его рот.

— Ты уже мертв.

Рассеченная бровь пленного дернулась.

— Почему ты цепляешься за жизнь, если уже мертв?

Лицо Вильгельма пропало в темноте. Мужчине закрыли лицо и унесли из комнаты.

Идя по темным улочкам в одиночестве, Вильгельм прислушивался к необыкновенной тишине. Рядом находился район с многочисленными барами, где полным-полно пьяниц, шумных и уродливых, но вокруг царила удивительная тишина. Вильгельм присел на твердую плитку и закрыл свое лицо руками.

— И чего голова кругом идет?

Он оглянулся, но вокруг никого не было. «Я один?»— подумал Вильгельм. От этой мысли ему стало плохо. На него напала неожиданная тоска, за которой стояла слабость. Вспоминая кровь на лице пленного, Вильгельм скорчился от неприязни. Он до жути боялся крови. Этот темно-красный цвет и тянущаяся струйка ассоциировались с нестерпимой болью и страданиями. Ребеллион не мог вспомнить из своего прошлого, когда у него появилась эта фобия. Да и он плохо помнил свою жизнь. Непонятно было, отчего так тоскливо стало на душе Вильгельма. Почему он почувствовал непреодолимое желание исчезнуть?

— Одинок что ли? — спрашивал себя герой.

— Так ты разговаривать умеешь что ли? — чужой голос появился рядом.

«И шагов не услышал», — Вильгельм поругал себя за невнимательность.

Подняв голову, герой увидел нечеткий силуэт незнакомца. Он, шатаясь, стоял над ним.

— Пьяница что ли? — смутно спросил Вильгельм.

— А ты наркоман?

— Если бы.

— Тогда чего сидишь здесь?

— Жду.

— Кого?

— Кого надо.

— Еще и отгрызаешься, — мужчина отвернулся. — Я ведь и избить тебя здесь могу.

— Это ничего не изменит.

— Да нет. Мне вот легче будет.

— С чего это?

— Пар выпущу.

— Насилие расслабляет?

— Будто бы ты не такой, — незнакомец присел перед ним на корточки. — Посмотри на себя: все лицо завешано тканью, будто в пустыне живешь. Скрытный какой. Может, ты скрываешь что-то, потому что сеешь что-то неприличное? Может, насилие? Ты, видимо, похуже меня будешь.

— А человек может жить без насилия?

— Если его не принимает общество, то да, — послышался чирк зажигалки. Маленький огонек тускло осветил лицо незнакомца, но глаза скрывала тьма. Свет уличного фонаря наполовину охватывал тело Вильгельма, а вот мужчина спрятался в тени.

— Не принимает общество?

— Если он одинок.

Вильгельм пытался разглядеть в темноте лицо незнакомца. Ему показалось, что оно глядит на него и видит насквозь. Мужчина сейчас рассматривает его глаза, несмотря на солнцезащитные очки, затем будет изучать его нос и рот. Сигаретный дым полетел прямо в лицо Вильгельма.

— А ты ведь одинок, да?

Ответа незнакомец не услышал. Усмехнувшись, он встал и вышел из переулка.

Мимо прошла толпа пьяниц, которая громко ругалась, смеялась и запевала пошлую песенку про жен, проституток, правительство и несчастную жизнь работяг.

«Одинок? Вряд ли. Иначе бы спился, как они»— выйдя из переулка, Вильгельм побрел по длинной улице, полной шума и криков. По бокам сияли уличные фонари баров, прохладный ветер обдувал укутанную голову героя. У стены валялась парочка напившихся граждан. Звонкие цоки кружек, веселый смех, где-то даже жалобный плач- звуки ночного города давили на Вильгельма, а он шел, вглядывался в пьяные лица прохожих и думал о том, что они одиноки. Настолько одиноки, что ищут свою компанию в бутылке и таких же отчаявшихся, убегают от проблем, не хотят трудится и наслаждаются медленным тлением своей души. И среди них был Вильгельм, который не пил, но чувствовал себя так же паршиво, как и этот район плача и алкоголя.

Глава IV

Мистер Уан, закинув ногу на ногу и скрестив руки на колени, сидел в зале ожидания. Сегодня утром, не успев еще мистер Уан зайти в здание, его неожиданно вызвал к себе директор фирмы. Рядом с ним перешептывались коллеги героя. Они иногда оглядывались на него, улыбались ему, но не вступали с ним в диалог. Их группа была закрытой. До мистера Уана доходили только отрывки фраз, которые ничего не значили. От скуки герой осматривал помещение, которое уже, кажется, запомнил наизусть: удобные кресла, расставленные вдоль стен, посреди стоял небольшой столик, на котором стояли пластиковых кружки из-под кофе, журнал, книга, телефон и миска с фруктами. В углах комнаты расположились длинные горшки, в которых росли высокие папоротники с большими листьями. Единственные две двери в комнате находились друг напротив друга: одна являлась выходом из зала ожидания, другая- входом в кабинет директора. Окон не было. Вместо них на стенах висели замысловатые картины и портреты значимых сотрудников кампании. Слышалось урчание воды, непонятно откуда исходившее. Мистер Уан объяснил себе, что это могли журчать трубы, спрятанные в стенах, поэтому он быстро привык к обстановке и прислушивался к разговору толпы, которая состояла из четверых человек: одна женщина и три мужчина. Все в деловых костюмах, на их лицах читался интерес и увлеченность разговором. Один мужчина шептался громче всех- другие постоянно его успокаивали. Женщина частенько глазела на мистера Уан, думая, что делает это незаметно. Но мистер Уан замечал ее взгляды, и они его бесили. Герой всматривался в какую-то бездушную картину, на которой художник безобразно начеркал уродливые геометрические фигуры и разбросал их по холсту. Губа героя немного дрожала. Мистер Уан нервно стучал пальцем по подлокотнику кресла, не замечая этого. Все его ужасно бесило. Эти шушуканья, раздражающие левое ухо, и это урчание, щекочущее правое ухо. Обстановка комнаты была скучная, непримечательная.

Цоканье каблуков разбудило мистера Уана. Он с надеждой посмотрел в сторону кабинета директора. Дверь открыла секретарша.

— Заходите, — сказала она равнодушным голосом, который с еще большей силой взбесил мистера Уана.

Кабинет директора был обставлен книжными шкафами. Все четыре стены прятались в тусклых тонах обоев, придающих строгость и серьезность. Но вот стол портил весь образ таинственности: новый, купленный в каком-то бюджетном мебельном магазине, он своими тощими металлическими ножками стоял на бархатном ковре и выделялся на фоне темного кабинета цветом белого пластика. Секретарша завела пришедших во внутрь, а сама затем вышла. За уродливым столом сидел директор. Он был самым обыкновенным, ничем не отличающимся от своих сотрудников. На его рабочем месте стоял только ноутбук, лежала черная ручка, миниатюрный бюст политика, ежедневник с темно-зеленой обложкой, журнал.

— Здравствуйте, — мирно произнес владелец кампании. — Рад, что вы пришли. Разговор наш будет коротким. Я вызвал вас сюда, чтобы сообщить одну хорошую новость: наша кампания дарит вам путевку в санаторий у берега моря! Все расходы мы берем на себя. Ваш труд принес большие доходы, а ваша дисциплина является примером для подражания остальным. И мы решили вас отблагодарить.

Четверо коллег, сидящих рядом с мистером Уаном, обрадовались и стали радостно благодарить своего начальника за такой великодушный подарок. Но мистер Уан и бровью не повел.

— Вас что-то не устраивает? — спросил директор у героя.

— Нет-нет! — очнувшись, замотал головой мистер Уан. — Я очень рад! Как же я вам благодарен! Спасибо! Просто не мог поверить, что это правда…

Директор довольно улыбнулся.

— А вот так! Самая настоящая правда! Можете идти собирать вещи, ведь выезжаете вы завтра.

— Спасибо! — хором произнесли благодарные сотрудники.

Мистер Уан улыбнулся, поклонился и первым вышел из кабинета. По пути к лифту его остановил мужчина.

— Простите! Вы не хотите поехать с нами?

— Так я с вами, по-моему, и еду, разве не так?

— Я имею в виду, как вы будете добираться?

— Еще не решил.

— Может, вы захотите поехать вместе с нами на поезде? Раз кампания оплачивает все расходы, мы могли бы отправится на бизнес-классе. Как вам идея?

— Я подумаю над вашим предложением, — мистер Уан улыбнулся и пошел прочь.

— Мы будем очень рады видеть вас! — крикнул ему напоследок мужчина.

Мистер Уан ожидал услышать вслед комментарии: «Выскочка! Какой он высокомерный! Снова задрал нос!», но в его адрес снова летела похвала. Громче всех его одаривала комплиментами женщина. Раздраженно фыркнув, герой скрылся за углом.

На протяжении всего рабочего дня к нему часто подходили люди и пытались завести с ним диалог. Мистера Уана это настораживало. Он злобно озирался на них, но его лицо словно не слушалось: оно улыбалось и мирно отвечало всем собеседникам. Герой чувствовал себя замкнутым в собственном теле, оно без его воли вело себя на людях дружелюбно, но внутри него вовсю горела злоба и желчь, которую так отчаянно герой пытается излить на других. В его голове царило большое противоречие: быть собой или быть успешным. Мистер Уан неосознанно выбирал второе. Он смотрел на подходящих к нему людей, видел на их лицах одинаковое восхищение и робость, его бесило это восхваление, всеобщее выделение его из толпы, все потому что он- мистер Уан! Никто не скажет о его минусах, все будут его расхваливать, и неважно, заслужено ли или нет. Главное, что он мистер Уан! А будь он другим человеком? Все бы так же озирались на него, стремились завести с ним дружбу?

И снова героя бесило, что все в этом мире зависит от мелочей. Все приглядываются к маленьким вещам, не замечая всей картины. Где нужно смотреть глубже, они лежат на поверхности, где надо лицезреть весь мир, они глазеют на бессмысленные точки, коими являются имена, напечатанные на дешевых однообразных визитках, дающее ложное ощущение важности и индивидуальности, хотя все, что написано на это тонкой картонной бумажке- это случайный набор прозвищ, который есть у сотен, если не у тысячи таких же одноразовых людей. Одними ли именами человек ценен? Мистер Уан даже имен не помнит, и люди его в глазах ничего не стоят. Они одинаково страстно хвалят его и одинаково страстно пытаются коснуться его руки. Это было отвратно мистеру Уану. Ему кажется, что все это издевка, розыгрыш, который устраивает мир. Он не хочет выделяться из толпы, он хочет быть толпой, потому что наверху ему холодно, а с другими людьми тепло. Мистер Уан стремится к настоящей близости, но не к восхищенным рукопожатиям. Ему все будут готовы протянуть руки, но никто не спросит зачем. За их восхищенными глазами таиться зависть, ненависть. Ведь мистер Уан- эталон! — а они толпа. И это бесило мистера Уана. Сильно бесило. Он не мог находиться в толпе людей, которые знают его имя. Ему хочется сбежать. Сбежать в новый мир, где он- незнакомец, который ничего из себя не представляет.

В курительной комнате стоял один лишь почтальон и глядел в окно. Мистер Уан никогда его не видел. Этот мужичок в синем комбинезоне умудрялся вечно пробегать мимо его глаз. Хотя герой никогда и не интересовался этим человеком.

— Книжная страница способна летать, но в самой книге она недвижима, — неожиданно произнес почтальон. «Ненормальный»— произнес про себя мистер Уан и сел подальше от доставщика писем.

Почтальон взглянул на него и прищурился. Охотно рассматривая мистера Уана, сумасшедший противно улыбался.

— Что? — раздраженно спросил герой.

— Здравствуйте, мистер Уан, — ехидно произнес доставщик писем. Его правый ус колыхнулся. — Нечасто увидишь вас здесь. Вы покурить?

— Да, покурить, — герой не мог смотреть на уродливое лицо почтальона и отвернулся.

— Одолжить сигаретку?

— Своя есть.

Достав портсигар, мистер Уан взял одну и покрутил ее в пальцах. Он заметил, как улыбка почтальона стала шире.

— Так вот, какие вы курите…

— Такие. Вас это как-то волнует?

— Нет-нет, — замахал руками доставщик писем. — Говорят просто, что это дорогой сорт.

— Могу себе позволить!

Мистер Уан раздраженно фыркнул. И этот спрашивает про цену. Всем так важна цена! Дорогой ли товар или нет. Какая разница? Главное, что он есть и его в достатке.

— Что же вас привело сюда?

— Нужда в курении. Что за глупый вопрос? — герой раздраженно закурил сигарету.

— По-моему, на вашем этаже есть точно такая же курительная комната. Зачем же вы спустились сюда?

— Осточертели все! Теперь и ты осточертел!

— Простите! —примирительно поднял руки почтальон и повернулся к окну. — Не хотел вас раздражать своими вопросами. Пустой интерес! Мне еще ни разу на глаза не попадался тот самый мистер Уан.

— «Тот самый»! — гневно крикнул герой. — И ты туда же! Вам нужен мистер Уан! Только он! Никто больше. Оставьте меня в покое!!! Все оставьте! Почему вы восхищаетесь мной?!

Почтальон молча смотрел, как герой яростно избивал кресло, прыгал на месте и махал руками, и удивленно поглаживал свои усы.

— Чего ты смотришь?! Ты, жалкий и нищий?! Какого черта ты вообще со мной заговорил?! Кто дал тебе право? Какое, мать его, черта ты разговариваешь со мной? Тоже решил восхищаться? Хвалить? Да пошел ты к черту! Слышишь? Пошел к черту! Пошли все к черту! Я так устал от ваших восхищений, так устал от вашей приторности! Вы жалкие! Все! До единого!

У мистера Уана перехватило дух. Он тяжело дышал, потный и взбешенный, стоял над избитым креслом и гневными глазами смотрел на доставщика писем. Почтальон улыбнулся.

— Вы ужасны, мистер Уан, — спокойно и пренебрежительно произнес уродливый человек в синем комбинезоне.

— Что? — мистера Уана контузила эта фраза. Он перестал дышать.

— Вы отвратительны, безобразны и лицемерны. Вам следует гореть в аду- таким же монотонным голосом, будто бы владелец данного тембра озвучивает будничный роман о простых похождениях народного простачка, незнакомый мужчина в синем комбинезоне продолжил оскорблять своего коллегу.

Герой ничего не ответил. Он испуганно глядел на почтальона.

— Вы настолько лицемерны, что противны уже самому себе. Спросите у своего отражения, кто вы на самом деле? Я вам заранее отвечу, что вы контуженный ноль. Все просто! Вы- контуженный ноль!

Мистер Уан сжал руку в кулак и хотел уже было замахнуться, но обессиленно упал на кресло. Почтальон медленно отошел от окна, и его сгорбленная фигура присела перед ним на корточки, глядя прямо в душу герою.

— Вы трус, мистер Уан. Самый настоящий трус. Хотите близости, а сами всех избегаете. Вы везде контуженный ноль.

Доставщик писем улыбнулся. И только в это мгновение его лицо стало добрым и лучистым. Оно будто бы искрилось светом. В окна забил дождь. На фоне лучезарности почтальона уличная серость еще больше давила своей тоской и грустью. Мое лицо исказилось в гримасе плачущего человека, но слезы не текли. Я хватал воздух и лишь безмолвно дышал. Ничего не мог ответить почтальону. Мне было обидно, страшно и стыдно. До того стыдно, что я не отрывал глаз от его больших и пушистых усов.

Но мгновение прошло. Почтальон встал и уселся на диван.

— Не поделитесь сигареткой?

Мистер Уан достал сигарету и протянул ее почтальону. Тот с интересом стал рассматривать ее.

— Что это за символ?

— Герб производителя.

— Вот оно как… Не видел таких раньше.

— Я их из-за рубежа заказываю.

— Вот оно как… И как по цене?

— Довольно дорогие.

— Понятно.

Приглушенный стук капель о стекло успокоил душу мистера Уана. Дыхание героя замедлилось, он перестал хмуриться и бояться, спокойно облокотился о спинку кресла и стал неспешно рассуждать о прошедшем.

«Чего я так замялся? Мог ведь просто ударить его и все. Он же оскорбил меня, а я только глазами хлопал. Нужно было ответить ему. И сделать это надо было немедленно. Жалко, что момент упущен…».

— И с чего ты взял, что я трус? — спросил мистер Уан, глядя на мерцание лампы.

— Вы такой на самом деле, мистер Уан. Бегаете от всех, вечно чего-то хотите, но только и делаете, что жалуетесь. Вам бы смелости, может, тогда бы и друзья у вас появились.

— Тебе-то про друзей мне советовать не стоит.

— Вы правы, — улыбнулся почтальон. — Тут я с вами похож.

— Точно нет, — отрезал мистер Уан. — С таким, как ты, я ничего общего иметь не хочу.

— Однако, несмотря на ваше упрямство, мы оба трусы. Поэтому я и понял, из-за чего вы гневаетесь. А вы доверились мне и излили душу.

— Тебе довериться? — подскочил мистер Уан и поморщился. — Я скорее сброшусь из этого окна, нежели чем доверюсь тебе. Вон, — кивнул герой, — вон та сигарета- единственная вещь, которую я могу доверить тебе. И то с неохотой, ведь вы ее тут же скурите, оставив от моего подарка только пепел.

Почтальон немного рассмеялся.

— Конечно, — вздохнул он, — это вы так говорите сейчас. Придете сюда еще раз, будете уже совсем другим человеком. Уверяю вас!

— Нет уж! Ты меня здесь больше не увидишь! Уеду в санаторий, а после и вовсе уволюсь.

— В какой санаторий? — доставщик писем как-то волнительно взглянул на героя.

— Тебе-то какая разница? У морей он. Директор подарил путевку туда.

— Вот оно как…

— Мы с тобой совсем не похожи, — мистер Уан потушил окурок в пепельнице, но не встал с кресла. — Будь мы с тобой хоть чем-то похожи, то не находились на таких разных социальных уровнях.

— Но мы все-таки заговорили.

— Это не повод говорить человеку, что вы похожи. Это глупо. А ты почему сигарету не закуриваешь? Скури ее быстрей, чтобы она исчезла. Противно думать о том, что ты что-то получил от меня. Ужасно!

Почтальон будто бы очнулся.

— Вы прав. Ужасно!

Чиркнув зажигалкой, доставщик писем стал вдыхать едкий дым.

— И часто ты тут ошиваешься? — спросил мистер Уан, оглядывая курительную комнату.

— Каждый день.

— Рак легких получишь, если будешь каждый день по пачке сигарет выкуривать.

— Когда ждешь, не замечаешь быстротечность своей кончины.

— Чего? — мистер Уан взглянул на почтальона презрительным взглядом. — Кого тебе ждать?

— Друга, — ответил доставщик писем, сгорбившись еще больше.

— Отчаянный.

— Такой же, как и вы.

— Еще и противный, — фыркнул мистер Уан.

— Такой же, как и вы, — грустно улыбнулся почтальон.

— Как тебя только земля носит?

— Она носит людей и похуже. Я, можно сказать, совсем невесомый. Что я есть, что меня нет- все одно.

Мистер Уан встал с кресла.

— Неправильно ты с собой поступаешь, — сказал герой, смотря на уродливо сплющенное тело доставщика писем, его глаза уперлись взглядом в пол, глубоко задумавшись о чем-то. — Быть нужно к себе добрее. Тогда и друзья появятся.

Мужчина в синем комбинезоне поднял взгляд на мистера Уана и, долго всматриваясь в лицо героя, чуть улыбнулся. По его насмешливой и даже ироничной мимике можно было прочитать издевательский вопрос: «Да ну?».

— Как дите малое, — разозлился мистер Уан и повернулся к двери. Но его руку неожиданно схватил почтальон.

— Если вы сюда больше не придете, то…, — он замялся. — Передайте одному моему товарищу, что я его здесь жду.

— Как его имя? — лицо героя сморщилось. Он презренно глядел на жалкую, отчаянную физиономию убогого человека.

— Питер Бир.

Дождь вдруг усилился. Мистер Уан задумчиво взглянул на замигавшую лампу.

— Ну и жуть, — высокомерным тоном сказал герой. — Хорошо, передам, если не забуду.

— Спасибо вам, — улыбнулся почтальон и отпустил руку.

Мистер Уан, закрывая дверь, последний раз взглянул на одинокое и сгорбленное тело доставщика писем. Он, упершись в колени, уставился на пол и был, как никогда, похож на отчаянного, готового умереть человека. Замявшись у порога, герой закрыл дверь. Ему он ничем не сможет помочь.

Не успел выйти из курительной комнаты мистер Уан, как его тут же обступили коллеги с восхищенными глазами. Раздражение вернулось в душу героя. Он кое-как смог пробиться к лифту и нажать на кнопку. Когда двери захлопнулись и в кабине мистер Уан остался один, отражение в зеркале снова смотрело на него. Только теперь в глазах не было уверенности во всемогущество человеческой мысли, в свободе возможностей, в самого себя. По щеке скатывались капельки пота, ощущение страшной усталости подкосило ноги. Мистер Уан качал головой, прогоняя страшную мысль. Нет, он не такой. Никогда им не был и не будет. Он- мистер Уан. Он- кто?

Глава V

Мир внутри двора, окруженного небольшими трехэтажными квартирами, сделанными из красного кирпича, имел свое особенное очарование. Небольшие деревья разбрасывали вокруг свои желтые листья, которые еще были видны в свете уходящего заката. Розовое небо скрывалось за ржавыми крышами. Аккуратные плиточные дорожки разветвлялись и вели в самые разные стороны. В центре квадратного двора находилась небольшая детская площадка, где трава затоптана виднее всего. Вильгельм качался на качелях и ждал. Тихий ветерок подул в спину. Для героя уже наступила ночь. В темных очках все кажется сумрачным и мрачным. Никого из его банды рядом не было. Заказчик попросил прийти одному. Это, разумеется, насторожило Вильгельма, который оставил своих ребят за пределами двора. Стоит только раздастся выстрелу пистолета начальника, хорошо знакомый всем членам банды, как подмога тут же придет на помощь. Оставалось надеяться лишь на то, что стены в этих квартирах хорошо пропускают звук.

Щелкнула дверь. Герой встал. Тихий шорох тапочек. По одной из множества тропинок шел мужчина, укутавшийся в халат. Его лицо было скрыто за широкой шляпой.

— Я рад, что вы пришли. Пройдемте ко мне в дом, — хриплый голос, похожий на старческий. Заказчик закашлялся. — Простите, горло.

Вильгельм молча кивнул. Пока что он решил не подавать каких-либо звуков. Старик в халате развернулся и направился к двери подъезда. Герой последовал за ним. Квартира заказчика находилась на первом этаже. Дверь обита темно-красной кожей. Номер квартиры разглядеть не удалось. Они зашли в прихожую. Ничего примечательного внутри дома не было: вокруг многолетний хлам, собранный хозяином, старые обои и дряхлые стены немного теснили, пахло дешевым одеколоном.

— Присаживайтесь, — старик указал на кресло, поставленное напротив дивана.

Вильгельм сел, не осматривая зал. Он прислушивался к шагам хозяина квартиры. Они сначала зашли в одну комнату, в другую, а потом уже присели на диван. Тусклое освещение в комнате напрягало глаза.

— Извините, что заставил ждать. Будете чай? — в его руках был поднос, который он аккуратно поставил на стол. На подносе расположились две чашки, чайник и блюдце со сластями.

Вильгельм покачал головой. Заказчик посмотрел на него пару мгновений и потянулся, чтобы налить себе чай. Шляпу он почему-то не снимал, так что лица до сих пор не было видно.

— Понимаю, ваше дело не теряет времени. Тогда приступлю к главному: я хочу, чтобы вы убили одного человека…

Вильгельм отвернулся и собирался уже вставать, ничего не отвечая. Какой безумец будет так прямо говорить об убийстве? Но старик изловчился и схватил героя за руку. «Довольно шустро для старика», — подумал Ребеллион.

— Выслушайте же меня сначала! Я хочу, чтобы вы убили самого настоящего убийцу!

Вильгельм вопросительно посмотрел на старика, который не поднимал головы.

— Присядьте, пожалуйста, и я вам все объясню.

Когда герой снова уселся в кресло, заказчик взял чашку чая, немного отпил и начал говорить.

— Этот монстр убил моего друга. Единственного друга, которым я так дорожил. Не знаю, есть ли еще жертвы, но я не хочу звать полицию, потому что они попросту не найдут его. Он хорошо скрывается. Я обратился к вам, потому что вы знаете, где искать таких, как он. Этот город большой, ему удается скрываться в толпе. Увидел я это страшное убийство сегодня утром. Он просто пришел, задушил моего друга и незаметно скрылся, забрав с собой труп. Было это в офисе. Наверно, он скрылся через черный ход. Он большая шишка в кампании, так что ему многое сходит с рук. Я стоял прямо перед ним и смотрел в его высокомерное и бесстыдное лицо. Меня он почему-то не тронул. Но простить смерть своего единственного друга не мне не под силам. Обида и жажда мести горят в груди. Вы не могли бы помочь мне?

Вильгельм пытался разглядеть лицо старика, но тусклый свет и широкая шляпа все прятали под тенью. Герой не знал, как быть. Убивать убийц ему еще не приходилось. Пьяниц- да. Но не преступников. Почему же, если он видел убийство своими глазами, то просто не позвал кого-нибудь на помощь? Тут что-то не так.

— Вы, наверно, думаете, почему я никого не позвал на помощь? — заказчик угадал мысли героя. — Тогда был обеденный перерыв, и офис был пуст. Да и будь там люди, они мне ни за что бы не поверили. Я слишком много согрешил в своей жизни…

На улице стемнело окончательно. Мимо пронеслась машина, громко гудя двигателем. Вильгельм не отрывал взгляда от старика и подумывал брать на допрос его, а не убийцу, о котором он говорит.

— Вы можете убить и меня, — снова угадал мысли героя заказчик. Это совершенно не понравилось Ребеллиону. Он сжал под столом кулак от раздражения. — Я не против оказаться там, рядом с моим другом. Но, прошу вас, найдите этого урода. Найдите и задушите его так же, как он задушил моего друга.

Тикали часы. Они только усиливали тревожность Вильгельма. Ему все чудилось, что что-то здесь нечисто, но уйти он не мог. Кулак под столом немного ослаб. Вильгельму было интересно не столько само убийство, сколько таинственный заказчик. Герой пристально рассматривал спрятанную в тени фигуру старика. Ожидая ответа, хозяин квартиры периодически кашлял. Из-за ужасного освещения рассмотреть квартиру в деталях было очень сложно. На глаза попадались лишь потрепанный диван, стол и посуда, что на нем находилась, шляпа заказчика, узор облезших обоев. Все остальное погрузилось в мрак. Сейчас словно Вильгельм- пленник, и его допрашивает загадочный старикашка с больным горлом. Мир вокруг спрятан под шляпой. Герой сейчас один. Наедине с незнакомцем, который невесть что задумал.

— Завтра он уезжает в санаторий, — промолвил заказчик, поставив чашку на поднос. — Находится он у берега моря. Имена и названия я скажу только после вашего согласия.

Вильгельм про себя рассуждал, стоит ли ему раскрывать свой голос или нет. Что-то подсказывало герою, что делать этого лучше не стоит. В углу тихо зашуршали.

— Мыши, — моментально среагировал заказчик.

Вильгельм придвинулся ближе к собеседнику. Тот удовлетворенно кивнул.

— Я рад, что вы решили взяться за это дело. Убийцу зовут мистер Уан. Завтра он на поезде выезжает в санаторий «Жемчужина моря». Вместе с ним собираются ехать еще четыре человека: трое мужчин и одна женщина.

Герой кивнул.

— Мне без разницы, возьметесь ли вы за это дело сами или привлечете своих людей. Главное, чтобы цель была убита. И, если вас не затруднит, выясните, где лежит тело моего друга. Хочу похоронить его так, как он этого заслужил.

Вильгельм встал и ушел. В тусклой комнате, где маленький круг света окружен сумраком, сидел в одиночестве заказчик. Он налил себе еще чашку чая, выпил и снял шляпу. Входная дверь захлопнулась.

В машине героя расспрашивали пару крепких ребят из его банды, которых Вильгельм оставил на стороже.

— Ну что, босс?

— Завтра я сам примусь за это дело, — поправляя шарф, Вильгельм попросил воды.

— Чего так? — спросил, протягивая бутылку, подчиненный, сидящий на заднем сиденье.

— Заказчик был уж больно подозрительный. Боюсь, что дело здесь гиблое, поэтому хочу, чтобы вы продолжали очесывать город.

— Гиблое- значит, что вы умрете?

— Оно может быть фальшивое. Не доверяю я ему. Да и у убийцы слишком лживое имя.

— Так мы теперь за убийцами охотимся? — оскалился водитель.

— Еще нет факт, что он на самом деле убил. Тут все сложно. Поэтому разбираться буду я.

— Ясно, — вздохнул тот, что сидел на заднем сиденье. — В каком районе хоть ошивается?

— В санатории у берега моря.

— Так вы на курорт едете, — завистливо присвистнул водитель. — Вы это заслужили, босс.

— Отдыхать я там точно не буду.

— Ну хоть девушку себе подцепите. А то вы в последнее время совсем рассеянным ходите. Вам надо расслабиться.

— Это уже не твое собачье дело! — разозлился герой.

— Все, молчу, молчу, — сидящий на заднем сиденье съежился.

Машина свернула в переулок. Освещенная редкими уличными фонарями длинная дорога, исчезающая вдали, наводила жути своими многочисленными тенями и загадками. При этом, вдоль тротуаров росли густые деревья, что только манило униженных людей творить грех.

— Здесь моя остановка, — парень, сидящий на заднем сиденье, собирался выходить.

— Все при себе? — не поворачивая головы, произнес Вильгельм.

— Так точно.

— Хорошо. Увидишь кого подозрительного- сообщи.

— Знаю, босс. Сделаю! — захлопнув дверь, член банды удалился во мглу.

— Удачи…, — тихо, почти неслышно проговорил себе в шарф герой.

Машина тронулась. Тихий мотор непримечательного седана усыплял Вильгельма. Темные очки скрывали от постороннего глаза. Герой на время задремал.

Шум мотора незаметно переменился в шепот. Кто-то шептал прямо в ухо, но слова было не разобрать. Глухие стуки по стеклу. Нечеткие силуэты за дверью. Непонятный цвет окружающего мира. На стене висели большие белые очки: белые душки, белая оправа, белые линзы. Вокруг все плыло, было нечетким, а очки выделялись четкостью и ясностью своего существования. Стены вокруг дрожали из-за глухих стуков о стекло. А очки не двигались. Силуэты вокруг тянули руки сначала к Вильгельму, потому к полу, потом к очкам. И все это повторялось снова и снова. Снова и снова… Наконец, Вильгельм сделал шаг. Пол прогнулся. Его вытолкнула неведомая сила прямо к потолку. Герой кое-как смог выдержать давление пола и повиснуть на стене. Но очки все висели. Это озадачило героя. Он попытался коснуться белых линз, но его напугал громкий шепот силуэта за дверью. Тени извивались, словно танцующие змеи, плавно двигали руками по телу, в какой-то момент яростно били по стеклу. Их поза в момент избиения была похожа на стойку готовящегося к штыковой атаке солдата, имеющего при себе лишь руки. Кто-то стоял без рук. А очки висели и совсем не двигались. Еще один большой толчок. Вильгельма повело в сторону, и он уперся в противоположную стену. Еще толчок. Теперь тело упало на пол. Снова толчок, и мир совсем стал пропадать. А перед глазами только дрожащие колени и видимая часть шарфа.

— Босс! — водитель тряс героя за плечо. — Приехали! Вы же говорили, вас сюда отвезти?

Вильгельм сонно оглядывался.

— Да… Сюда… Спасибо.

— Вы совсем утомились, босс. Отдохните, как следует.

— Хорошо… Езжай.

Вильгельм стоял возле подъезда небольшого новостроя. Свежие стены так красиво светились под лучами Луны. Бледные отблески спутника попадали прямо в небольшие клумбочки под окнами квартир первого этажа. Шарф уносило переменчивыми порывами ветра. Вильгельм глядел на звездное небо, совсем не скрытое уличными огнями: в этот район еще не успели провести нормальное освещение. Сначала кажется, что перед тобой такая же тьма, что и в центре, но стоит глазам привыкнуть, как неожиданно появляются маленькие белые точки, поначалу одинокие, но уже затем они связываются в созвездия, а в самом конце- и в галактики. Половина неба была отрезана блеском стен многоэтажки. Сновидения Вильгельма будто приняли новую форму, оттого так неестественно было герою делать первые шаги. Он неуверенно подошел к двери и задумался.

«И где я нахожусь? Здесь ли или там? Может, звезды- мои родные? Или родные- мои звезды? А, может, родных у меня нет… Зато звезды есть. И они там. А я тут. И где я нахожусь тут, если то, о чем я мечтаю не существует? Да и существует ли что-либо, кроме этих звезд и этого темного бесконечного полотна…».

Глава VI

Перрон был самым ветреным местом в городе. Помимо поездов, быстрые потоки воздуха создавала природа, радуясь голым платформам, не имеющих ни фонарей, ни скамеек, ни навесов. Голая земля, скрытая под плиткой, будто мертвый простор без жизни, принимала и провожала неостанавливающихся пассажиров. Вокзал окружали два больших небоскреба, которые направляли сильные порывы ветра вниз, на несчастных людей, ожидающих уходящего вагона. Питер Бир стоял рядом со своими коллегами и вспоминал вчерашний день, немного дрожа от холода. В кабинете директора он впервые увидел легендарного мистера Уана, и тот ему не понравился: высокомерный, раздражительный и истеричный. Питера, наверно, больше всего разочаровал факт существования образа мистера Уана. Идеал, созданный в голове не просто одного мечтателя, а целой группы таких же зажатых фантазеров, имел физическую оболочку, являлся частью мира и развалился в прах на глазах Питера. Нет, герой знал, что при встрече вся мишура спадет, и обыкновенная человеческая душа со своими пороками вылезет наружу, затоптав блаженные мечты в грязь, но именно из-за этого осознания он не хотел встречаться с мистером Уаном. Не хотел его видеть даже под угрозой наихудшего будущего, ведь куда лучше жить идеалами в голове, в которых существуют только красивые принцы, нежели уродливыми горбунами, вылезающими из подвалов реальности.

Бурно обсуждающая предстоящую поездку небольшая группа людей в составе трех человек: двое мужчин и одной женщины- умудрялась перекричать даже особенно сильные порывы ветра. Их шляпы уносило, а они все равно, бросая легкие ругательства в сторону погоды, смеялись и радовались подарку кампании. Питер Бир стоял в стороне и вслушивался в каждое слово. Он не хотел особо заводить с ними диалог, ему казалось, что любое слово, вылетевшее из его уст- это ужасная шутка, над которой нельзя ни посмеяться, ни погрустить. Даже самая пафосная речь, сказанная героем, превратится в невзрачную фразу. Многие не замечали, о чем говорит Питер Бир. Того факта, что он уже мог говорить, хватало, чтобы люди потеряли интерес к его персоне. На него часто смотрели, думали, как бы подойти к нему, но все заканчивалось неуместной шуткой в его сторону, являющейся оправданием, и сменой темы.

По перрону шел мистер Уан в дорогом светлом пальто, с небольшим чемоданчиком, который он нес в руках, в идеально сидящих на нем черных брюках и светло-коричневых туфлях. Этот стильный мужчина явно выделялся на пустой платформе, где ничего нет. Но люди еще не успели услышать звуков его шагов. За ним, будто сговорившись, подъезжал поезд, который остановился ровно в тот момент, когда мистер Уан, не доходя до Питера пару десятков шагов, повернулся в сторону путей.

Двери вагона открылись. Питера встретила немолодая девушка.

— Здравствуйте, ваш паспорт.

Питер достал книжечку из своего грудного кармана. Темно-красная обложка, похожая на кровь, в которой заключена вся сущность героя. Без этой книжки не будет существовать Питера Бира. А с ней он есть. Листок бумаги определяет, есть ли человек на Земле или его нет. Без паспорта ты- эмигрант. С паспортом- человек. Да и зависит ли существование от одного лишь паспорта? Многие люди исчезают, имея при себе тысячи документов, и про них забывают. Если человек захочет, он способен пропасть перед глазами миллионов людей.

— Проходите, пожалуйста, — девушка долго всматривалась в паспорт героя, но, наконец, уступила ему дорогу.

Питер прошел в свое купе. На билет он особо не тратился, поэтому и места его особыми удобствами не преобладали. Пока что все четыре кровати были пустыми. Засунув свой небольшой чемодан под нижнюю койку, герой уселся возле окна. Не на что было смотреть на вокзале: гиблые стальные стены, невзрачный навес, сделанный кое-как. Даже людей нет- пустая платформа, где из гуляющих- один только ветер. Мимо купе Питера прошли коллеги. Один мужчина остановился и заглянул внутрь.

— Так вы здесь остановились? — спросил он, осматривая цинично простоту здешних коек.

— Да, тут, — проворчал в себе в нос Питер Бир.

— Почему тут? Вы могли бы вместе с нами поехать.

— Люблю простоту.

— Вон как… Ну, тогда приятного пути! Если что, заходите. Мы в четвертом вагоне.

— Хорошо. Вам тоже.

Мужчина ушел. У Питера дрожали руки. И чего он так переволновался? Обыкновенный разговор, а сердце стучит, как бешеное… Это довольно неприятно…

Поезд тронулся. Медленно набирая скорость, мимо стал проноситься пейзаж. Вокзал остался позади. Городские трущобы виднелись в окне. Мерный стук колес, легкое покачивания, и ритм сердца и души подстраивается под это: «Чу-чух! Чу-чух!» В купе Питер Бир был один. Он с удивлением оглядывал чистые и пустые кровати.

— Интересно, где расположился мистер Уан? — спросил вслух герой и поругал себя за этот вопрос.

На пороге появился человек. Светлое пальто, темные брюки, туфли, небольшой чемоданчик… Мистер Уан! Питер Бир от удивления уставился на пассажира. Попутчик пристально смотрел на него надменным взором.

— Со мной что-то не так? — спросил мистер Уан, садясь на противоположную койку.

— Нет! Ничего, простите…, — Питер боязно отвел взгляд.

— Так вы тоже в санаторий едете?

— Да…

— Понятно. Думал, никто не будет покупать билет в обычное купе из этой компашки. Просчитался.

— Я тоже…

Мистер Уан взглянул на героя. Тот тут же устремил взгляд в окно. Город уже остался позади. На горизонте мелькали деревья, небольшие дома, дороги, а сверху давила невзрачностью серая осенняя погода.

— Зачем ездить на море в конце осени? — сердился мистер Уан, укладывая чемодан.

— Может, билеты на санаторий в это время дешевле.

— Корыстные ублюдки. Приеду- сразу уволюсь!

— Так вы собираетесь увольняться? — Питер взглянул на попутчика.

— Да! — злобно ответил тот. — Осточертело все! Все люди вокруг одни и те же: жалкие, слабые, потыкающие всем и вся. Держаться за свои места, как за единственное спасение- вот их жизненная идеалогия. Не видят всех своих возможностей.

— Вас все любят. Вы- гордость кампании. Будет трагедией, если вы уволитесь.

— Плевать! И не смей отговаривать меня. Это мой выбор, меня не держат эти люди в пиджаках. Меня ничего не держит. Я в воле бежать куда угодно. И я буду бежать!

Питер Бир задумчиво смотрел, как мистер Уан эмоционально размахивал руками, возмущаясь на жизнь. От того идеального образа не осталось ни следа. Герой всей кампании- обычный человек, у которого больше недостатков, чем достоинств. Рядом с таким попутчиком Питеру не было страшно. Он чувствовал, что может легко с ним разговаривать: любое слово, сказанное из его уст, с мистером Уаном будет обретать смысл, ведь оно такое же жалкое, как и личность эмоционального пассажира в светлом пальто.

— Завидую вам, — Питер уперся щекой на холодное стекло, за которым мелькали пейзажи густого леса.

— Как я устал от этих слов! — мистер Уан снял пальто и сел напротив героя.

— Вы можете бегать…

— А ты нет? — озлобленно произнес попутчик. — Разве мы чем-то отличаемся? Ты инвалид, раненный, безногий? У тебя разве нет ног? Что тебе, черт подери, мешает убежать? Общество? Что тебя с ним связывает? Деньги? Любовь? Коллеги? Брось! Все это ерунда! Полнейшая ерунда! Что тебя держит?

Питер всматривался в черные кожаные перчатки мистера Уана, затем в его глаза, наполненные ненавистью и самолюбием.

— Вы, — сказал он, бездушно уперев голову о руку.

Мистер Уан на секунду опешил. Такой ответ его явно смутил. Он прищурился и презренно фыркнул.

— Идиот! Такие слова говорить… Да ты просто идиот! Ты связываешь себя с человеком, который скоро исчезнет навсегда! Какого черта ты вообще обо мне думаешь? Нас ничего не связывает! Ты жалок!

— Да, — на лице Питера ничего не дрогнуло. Он все так же сонно наблюдал за эмоциями пассажира. — Я жалок. Меня давно бесила эта кампания. Год назад я и вовсе подумывал уволится и почти сделал это, но меня что-то остановило. То ли моя слабость, то ли моя трусость, то ли мое воображение о лучшей жизни, то ли общество, то ли все вместе. Да и, уволься я, куда бы подался? Изменился бы? Думаю, нет. Я так бы и остался трусом. Жалким трусом, не имеющим смелости даже заговорить с незнакомцем. Про меня забудут. От меня ничего не останется. Мне некому что-либо отдавать.

Мистер Уан уставился в окно. Белые и тусклые лучи солнца, прорывающиеся сквозь тучи, отражались на его снежной коже. Неприступные черты лица, хмурый взгляд. Он был холстом, на котором проносились пейзажи окружающего мира. Из него ничего не исходило. Он губка, которая впитывает все в себя. И Питер точно такой же, только все в нем преувеличено в несколько раз: невзрачность, способность «впитывать» в себя окружающий мир, не имея своего внутреннего, жить чужим, но не своим, отсутствие способности ходить по почве своей же души. В отличие от мистера Уана у Питера Бира даже отрицательных сторон нет. Он ничего не имеет. Ни цели, ни смысла, ни жизнь. Существующий комок философский тем- и только.

— Был не прав, — четко проговорил мистер Уан. — Ты безнадежен. Тебе и существовать не стоит. Хотя, что ты есть, что тебя нет- разницы не меняет. Никто тебя не видит. Факт твоего существования- это паспорт, да и то не слишком существенный. Так смысл тебе быть?

— Меня и так нет. Исчезнуть я не могу, — Питер лег на кровать, свесив ноги на пол. — Хотел бы я найти покой, но его никак нет.

— Чтобы хотеть покой, надо пережить шторм. Ты что-то чувствуешь?

— Жалость к себе.

— Именно поэтому ты никогда не воскреснешь.

Малый поселок медленно возник за окном. Здесь поезд сделал остановку. Выходить в такой холод никому не хотелось, поэтому на перроне было пусто. Вдоль железной дороги тянулась тонкая тропинка, вся в грязи и лужах. И по ней, ковыляя, шла старушка, несшая на себе грязный серый мешок. Ее сгорбленное, старое тело кое-как справлялось с тяготами физического труда. Из поезда было видно, как дрожали руки пожилой женщины, и весь ее облик наводил тоску и одиночество. Все такое грязное, старое, испорченное, что невольно задумываешься о благосостоянии не столько мира, сколько своей души. Старушку преследовал чахлый деревянный забор, некоторые зубчики которого уже отпали. Да и что этому забору охранять? Заросший огород, полуразрушенный дом и полуживую старуху? Пенсионерка свернула на широкую проселочную дорогу, по которой, не объезжая кочек, мчался старенький грузовичок. Водитель, подъехав к бабушке, вышел из машины, снял с нее мешок и кинул в кузов своего автомобиля. Что-то сказав старухе, он усадил ее на пассажирское сидение и поехал в обратную сторону. И улица, как только грузовик свернул за угол, мигом опустела, а тропинка, на которой еще остались следы старухи, сразу наполнилась дивным очарованием бедных поселений. Черная грязь не мешала опадать бурым листьям на ее серые лужи, в которых отражались плаксивые тучи. Да и чахлый деревянный забор как-то сразу возымел свое уникальное место на этом печальном пейзаже. После дождя бывает грустно, но здесь вместо тоски хочется задуматься о чем-то своем, непонятном, вечном.

На платформу вбежала девушка в просторном платье, прикрытая курткой. Ее провожали родители, несшие весь потрескавшийся кожаный чемодан. Ее длинная коса спрятана под платком. Поцеловав родителей, девушка нашла свой вагон и скрылась с глаз Питера. Казалось, пустая деревня наполнена своей простотой. В каждом доме кто-то да доживает свой век, по каждой тропинке идет своя старуха, и на каждую кочку наезжает дряхлый грузовичок. И мир тесен там. Они живут на просторе, за их теремами лес, поле, а они все равно знают друг друга в лицо. Здороваются каждый день, хранят традиции давних лет. В этой простоте и бедности, кажется, заключена жизнь. Здесь нет денег, есть соседи, нет притворства, есть любовь, нет горя, есть труд и природа.

— Вы думаете, вам здесь самое место? — спросил мистер Уан, когда поезд тронулся.

— Определенно нет.

— Но вы мечтаете о такой жизни.

— Мечтаю, но не смогу воплотить эту мечту в жизнь.

Мимо прошла девушка в платке. Она заглянула в купе Питера, сверила номер места с билетом и прошла дальше, сильно волнуясь.

— Чего вы молчите? — мистер Уан, разувшись, лег на кровать.

— Мне нечего сказать.

— О, нет. Вам так многого хочется сказать. Вы не знаете, с чего начать.

— Меня сбивает с толку ваша неожиданная доброта и разговорчивость. К чему она?

— Тоже хочу подобной жизни.

— Так мы с вами монахи?

— Пока еще можем встать на путь истинный, но никто этого из нас не сделает. Мы все равно вернемся в наш развратный мир, где все усложняется в разы, а уличная карусель раскручивается все быстрее и быстрее.

— Вы хотите спать, — Питер Бир тоже разулся и лег на койку.

— Определенно хочу. Но сейчас мне хочется мечтать. Слишком вы уж меланхоличный человек, Питер, и слишком уж покойна осенняя природа за окном, давящая на мою несчастную голову неверным серым небом и неумолимыми магнитными бурями. Вам бы пойти в писатели и поэты. Ваша натура как раз подходит под образ современного лирика: невзрачный, мрачный меланхолик, живущий в иных мирах, находящий свой смысл не в глубинах человеческой души, а на поверхности тела насильника.

— Писатель из меня точно будет плохой. Языка у меня нет. Мне нечего сказать.

— Начните описывать все, что видите.

— Слишком просто.

— А чего вам хочется?

— Понять, кто я такой.

— Начните вести личный дневник… А там уже и руку набьете, а потом и вовсе задумаетесь о глобальных вещах: дадите название нынешнему поколению, станете проповедником какой-нибудь истины, создадите свою религию, охарактеризуете этот век медным, станете голосом столетия… Такой путь вам особенно подходит.

— Но хочу ли я такой путь?

— Ну, — мистер Уан громко зевнул, — наше дело предложить, ваше- отказаться. Я лишь даю тебе мотивацию идти, а прислушиваться ко мне или нет это уже твоя забота. Надо будет, я помогу тебе с чем-то, а там… в скором времени… ты станешь совсем другим человеком…

Питер Бир встал с кровати. Мистер Уан спал, повернувшись к стене. Обувшись, герой вышел из купе. Медленно идя по вагону, Питер думал о чем-то неуловимом, нечетком, расплывчатом. За окном мелькали леса и поля, а внутренний интерьер вагонов все равно оставался четким. От этого немного кружилась голова. Постояв пару мгновений около закрытой двери чьего-то купе, Питер решил отправиться в вагон-ресторан. Обычно там люди отвлекаются от долгой дороги, изображая статичную жизнь за столиком.

В вагоне-ресторане было довольно безлюдно: сотрудники о чем-то общались около кассы, за столом в углу сидел мужчина, укутавшийся в черный шарф и закрывший свои глаза солнцезащитными очками, а около окна еще расположилась небольшая семья, которая почему-то недобро смотрела на нового прибывшего. Питер присел к мужчине в углу.

— Вам что-то нужно? — голос у него был настороженный. Тело его напряглось, а рука в кожаной перчатке сжала вилку.

— Да нет, — Питер примирительно замахал руками. — просто скучно, хочется занять себя разговором с каким-нибудь интересным человеком. А вы, как мне показалось, довольно необычная личность.

— Вы хотите, чтобы я развлекал вас?

— Если вам не трудно.

Незнакомец тут же встал из своего места и пересел за противоположный столик. Питер Бир, вновь уперев голову о руку, молча наблюдал за странным пассажиром.

Когда к скрытному незнакомцу подошла официантка, герой решил, что все же попытается разговорить этого бедолагу. Особых причин в этом бестактном и некультурном поступке нет. Просто так. Питеру было скучно, разговорившись с мистером Уаном, ему нужно было вновь обрести статус маленького человека., потерять голос, стать немым, своими руками опустить себя на дно.

К герою подошла официантка.

— Простите, тот мужчина, сидящий за столиком рядом, попросил передать вам, чтобы вы немедленно покинули вагон-ресторан. Ему крайне не нравится ваше присутствие здесь. Скоро сюда прибудут довольно важные люди, и ваша персона совсем не вписывается в нынешнее общество. Еще он передал, что если вы не захотите уйти самостоятельно, то ему придется силой выгнать вас.

— Хорошо. Спасибо.

Сотрудница ушла. Питер встал и решительно подошел к столику таинственного пассажира. Тот поднял на него голову.

— Простите, — сказал Питер и уселся рядом с ним.

— Вы слышали, что вам сказала девушка?

— Да, слышал.

— Так какого черта вы заговорили со мной?

— Я же вам уже объяснял, что мне скучно. В мое купе пока еще никто не заселился, и мне ужасно тоскливо находится в этом тесном, душном поезде, где все какое-то сонное и умиротворенное. В такой момент хочется с кем-то обсуждать окружающий мир.

— Мне плевать на вашу тоску и скуку. Я сейчас же отправлюсь к начальнику поезда!

— Машинисту?

— Да к кому угодно! — мужчина сжал руку в кулак. — Уйдите!

— Не сердитесь! Мне всего лишь хочется поговорить. — Питер взял за руку мужчину, но тот со злобой убрал ее под стол. — Отцепитесь! Урод!

Вдруг кто-то положил на плечо героя руку. Это был отец семейства, сидящего за столиком у окна.

— Вас просят выйти, так выйдите! Осточертел уже! От тебя слишком много шума! — сердитым басом мужчина испугал даже официантов, которые с интересом следили за ситуацией.

— Простите, впредь больше не буду шуметь, — Питер убрал руку крупного посетителя вагона-ресторана со своего плеча. — А теперь не могли бы вы отойти? У нас сейчас очень важный разговор, а вы мешаете.

Таинственный незнакомец гневно произнес.

— Урод! Ничтожество! Свинья поганая! Пошел вон отсюда! Диалог мы с ним тут ведем! Да я видеть тебя не хочу! Проваливай, отродье!

— Вы-то чего на меня кричите? — Питер с обидой посмотрел на своего неудавшегося собеседника.

Разозленный глава семейства взял под руки героя и поднял его со стула. Питер стал брыкаться.

— А вот это уже лишнее. Отпустите! Отпустите меня! Зачем же так преувеличивать ситуацию?

— Ты, гаденыш, нагло мешаешь другим обедать! — кричал в левое ухо таинственный незнакомец.

— Это мы еще преувеличиваем? — удивился мужчина. — Тебя вежливо попросили уйти и объяснили ситуацию, а ты продолжаешь гнуть свою линию! Упертый дуболом!

Разозленный Питер ударил главу семейства в правый глаз. Тот не ожидал такой уверенностью от оппонента и опешил, дав возможность герою вырваться из хватки и отбежать от противника.

— Что ты творишь?! — завопил незнакомец в очках и шарфе и, подскочив со стула, мигом оказался рядом с буйным пассажиром. — Да тебя высадят на первой же остановке!

Питер встал в оборонительную стойку и стал разминать руки, сделав пару предупреждающий ударов.

— Нападай же! Ну! Давай! Что, силенок не хватает, да? Вдвоем любой дурак напасть может, а ты попробуй в одиночку! Или смелостью тебя не одарили?

— Наглая шавка!

Мужчина в шарфе сделал шаг вперед. Одолеваемый адреналином, Питер с размаху замахнулся на нападавшего незнакомца, но тот сумел, отбившись, контратаковать, зарядив герою в левую щеку. Не ожидая такого быстрого ответа, Питер решил перейти в оборону и отбиваться от нападения противника. Долго ждать атак противника не пришлось: он сразу же яро стал избивать героя, который пропускал каждый удар. Глава семейства, до этого продолжающий смотреть удивленно за происходящим, опомнился и снова схватил Питера под руки.

— Ты что больной? — спросил он, и в его глазах была какая-то жалость, которая раздражала героя.

— Да! Больной! — чтобы подчеркнуть свое наигранное безумие, Питер стал плеваться слюной, перемешанной с кровью, и брыкаться сильней.

— Ты куда едешь? — неожиданно спросил громила, пытаясь перекричать вопли героя.

— Тебе зачем знать?

— Ты куда едешь?! Отвечай! — мужчина раздраженно мотнул маленькое тело Питера из стороны в сторону.

— В санаторий…, — глотая кровь, ответил герой.

— Так ты лечиться едешь…, — на лице главы семейства гримаса гнева сменилась выражением сочувствия. Он опустил избитое тело Питера на землю.

— Какой лечится? — продолжал борзеть герой. — Да и какое тебе дело, зачем я еду в санаторий?! Вон, иди! Избей машиниста! Или официантов! Или своих детей! Они тоже шумят, тоже мешают тебе обедать! Давай! Вперед!

Мужчина снова сжал кулаки, но неожиданно таинственный незнакомец, подойдя к самому уху героя, шепнул:

— Идиот! Какого черта ты вообще делаешь? Иди отсюда прочь, пока еще живой!

Питер оттолкнул своего собеседника.

— Не нужны мне твои советы!

Незнакомец громко вздохнул и, с силой взяв героя за волосы, потащил его прочь из вагона-ресторана.

— Отпусти!

— Закрой пасть, олух! Откуда ты вылупился, бестия? Ты что устроил? Для тебя это все шутка?!

— Он первый напал!

— Это ТЫ первый ударил! — мужчина в шарфе устал нести Питера и бросил его на пол возле туалетной кабинки.

Бир молчал и угрюмо смотрел на солнцезащитные очки своего неудавшегося друга. Не получив ответа, незнакомец гневно толкнул Питера в туалет, где поднял его перед зеркалом.

— Смотри! Смотри, это твое лицо! Оно все избито! Все! Зачем? На кой черт ты подсел ко мне?! Зачем ты начал это?! Ты знаешь, кто я?!

В зеркале Питер увидел свою помятую физиономию: рассеченная губа, из которой тонкой струйкой текла кровь, темно-синяя, почти переходящая в фиолетовый щека, синяк под глазом, взъерошенные волосы, потный лоб, красный лоб. Но на лице явно читалось счастье. Черная из-за крови улыбка показалась герою уродливой, мрачной, безумной, но искренней. Да, Питер был счастлив. Он чувствовал, как горяча его кровь, как тяжело его дыхание и как бешено сердце.

— Чему ты улыбаешься?! — но незнакомец позади был взбешен. Он крепче сжимал волосы Питера и ближе подносил к зеркалу его лицо.

— Я счастлив, — сквозь улыбку проговорил герой.

— Какой же ты чертов идиот!

Зеркало разбилось. Звон разбитого стекла похож на звук таящего айсберга. Лед трескается, падая в темный океан, и волны, поднимающиеся ввысь, с шумом бегут прям к берегу, где ударяются о каменные скалы. Осколки резали кожу, превращая лицо в кровавую массу. В маленьких отражениях на истерзанное лицо было страшно смотреть: с каждым новым ударом голова становилась все более красной. Снова и снова. Снова и снова. Незнакомец неумолимо бил голову Питера о разбитое зеркало.

— Откуда ты взялся?!

— Пре…кра…ти… Избивать! — орал герой.

— Откуда же вы беретесь?! Почему вы не можете исчезнуть?! Все! До единого! Вечно все портят! Вечно вы все портите!

Питер пытался упираться, но сил у избивающего было куда больше. Постепенно в глазах темнело. По щеке пробегали теплые потоки крови. Внезапно в голове возник образ паспорта. Обложка его в таком же цвете, что и кровь. В этих листах- весь гражданин. Он существует по бумажкам. Он истекает кровью…Его голова такая же красная, а сердце стучит, на лице черная улыбка, а над душой летает счастье.

В один момент незнакомец прекратил избиение. Он долго наблюдал за тем, как герой выплевывает темно-красные осколки. Когда поезд остановился, Питер обернулся. Рядом никого не было. Руки целы. Болела только губа. Поднявшись на ноги, герой увидел целое зеркало, в котором отражалось почти чистое лицо. Кровь текла только из рассеченной губы. Осколков нигде не было. Да и боль от порезов тоже почти не ощущалась. Незнакомец ушел.Дверь за ним была открыта. Во внутрь заглянула проводница.

— Вам плохо? — спросила она, обеспокоенно оглядывая мятый костюм Питера.

— Нет, все хорошо, я счастлив, — ответил герой, посмотрел в зеркало и солгал только рассеченной губе, по которой текла тонкая струйка темно-алой крови.

Глава VII

Запах южных морей отличается от запаха северных. Чем ближе к Арктике побережье, тем ярче чувствуется аромат рыбы, смешанной с холодом. Еще в определенных местах пахнет заржавевшим железом. Но, в основном, аромат северного моря- это рыба, холод и густые деревья. Безусловно, каждый по-своему подмечает запахи, но мистер Уан представлял далекий север именно так. А вот южные моря, даже несмотря на наступившие, пускай и не такие суровые, холода, по мнению героя, источают запах соли и чего-то очень вкусного. Это похоже или на выпечку, или на жареное мясо, или на сладкое мороженное. Опять же, каждый чувствует свои запахи. И ему вправе гнуть свою линию.

Мистер Уан, зайдя на территорию санатория, сразу подошел к Питеру и сказал ему тихо:

— На этом наши пути расходятся. Мы еще не раз встретимся здесь, но назад я уже доберусь другим путем. Вы приятный собеседник! С вами очень интересно болтать. Жаль, что под конец вы сошли с ума, но с кем не бывает? Вы главное не впадайте в отчаяние и постарайтесь как можно насыщеннее отдохнуть!

Питер Бир подавленно смотрел в пол. В последние дни поездки он был особенно мрачен и неразговорчив. Мистеру Уану было неловко находится рядом с ним, поэтому он решил, как можно скорее с ним расстаться.

— Ну, бывайте! — и протянув ему руку, герой получил лишь невнятное бормотание.

Приняв это за взаимно сердечное прощание, мистер Уан развернулся и направился к своему номеру.

Территория санатория была обширной: девять жилых корпусов- небольших пятиэтажных зданий, — бассейны крытый и открытый, волейбольные, футбольные, баскетбольные площадки, общая столовая, библиотека, расположенная в старом здании, которое раньше принадлежало одному очень известному купцу и которое решили не сносить из-за особого антуража, заключенного в дизайне небольшого домишко, так же на территории располагался довольно большой дом культуры, за корпусами посадили аллейку высоких тополей, сосен, дубов и берез. Так как зимы в данном регионе не слишком суровые, то у входа в санаторий росли даже пальмы. Чтобы выйти к морю, нужно было выйти за территорию «Жемчужины моря», перейти дорогу, и вот- вы уже на пляже, где побережье усыпано небольшой галькой. Корпуса не очень изящные, похожие скорее на общежитие, нежели чем на апартаменты отдыхающих. Номера скромные, кровати железные, шкафы деревянные, но на стене висит телевизор, а рядом с койкой вместо тумбочки стоит небольшой холодильник. Это приятно удивило мистера Уана. Его комната предназначена на двоих, но он ни с кем не хотел делить один номер, поэтому снял эти апартаменты за двойную плату. На бетонном балконе открывалось совсем уж печальное зрелище: пейзаж моря загорожен кронами деревьев, еще не потерявшими все свои листья, и жилым домом, построенным еще в допотопное время.

Погода была серая. Еще отдававший летним теплом воздух приятно щекотал щеки.

— Печальное зрелище…, — и мистер Уан, уже разочаровавшийся в поездке, провел свой день, бесцельно сменяя обстановку в комнате под свой лад.

Вечером всем приезжим был посвящен небольшой концерт в зале дома культуры. Вокруг медленно переставляли ноги, рассматривая изнутри бедный антураж небольшого актового зала, старики да люди, изображающие из себя личности чуткие и чувственные, способные ценить любое уродство, представленное им под наименованием «искусство». Мистер Уан сел на самый последний ряд. Он планировал отмучаться, выслушав начало представления, а после культурно удалиться под предлогом резкого обострения несварения желудка. Однако рядом с героем сидели такие же, как и он, тунеядцы, презирающие труды местных «заслуженных артистов», имеющие немалый авторитет в пределах обширной территории «Жемчужины моря», поэтому мистер Уан насторожился, как бы в один момент из зала под предлогом резкого обострения несварения желудка культурно не вышла целая орава несчастных симулянтов, бессовестно отравившихся местной едой. Но какое дело было организатором на самый последний ряд, который, между прочим, еще и не весь заполнился? Успокоив себя мыслью о том, что его никто и не держит в этом санатории мистер Уан расслабленно устроился в тесном, но мягком кресле и уставился на яркий свет прожектора, попадавший своим лучом прямо в правый глаз героя.

Когда мистер Уан только зашел в зал, то заметил, что на первых рядах сидит Питер Бир с поникшей головой и потерянным взглядом. Он не сразу среагировал на отклик мужчины, который стоял прямо перед ним. «Бедняга, — думал про себя герой, — вогнал себя в неумолимую тоску и стыд. Как бы с ним чего не случилось. Да и какое мне дело до этого психопата? Вдруг его чертики заразны…»

Выступление началось. Громкие фанфары, игра света, аплодисменты, ведущие, пафос и прилизанная последовательность сценария. Все было до смерти скучно и примитивно. Спустя минуту после начала к мистеру Уану подсела девушка в черном платье и каштановыми волосами до плеч. С первого взгляда можно было сразу приметить, что соседка героя не из местных. Но лицо у нее было красивым и привлекательным. Ее глаза особенно сложно описать: одновременно узкие, но большие. Густые брови, но маленький нос и ротик, аккуратное личико, и во взгляде ее таилась какая-то рассеянность. Девушка смотрела на выступление, а мистер Уан уставился на нее. Что-то ему в ней так нравилось, отчего он не мог отвести взгляд. Но любовью с первого взгляда это точно не было. Скорее вся ее грация и прекрасная внешность не совпадали с ее движениями и поведением, которое было небрежным, развязанным, неаккуратным, простым и ничуть не утонченным. Это точно не дама светского общества, а обычный человек, который бродит по улицам любого города. И хоть мистер Уан встречал множество подобных прохожих, он почему-то удивился. Ему казалось, что люди подобного типа только и могут, что проходить рядом с ним да исчезать за углом, но садиться рядом на тесное и мягкое кресло… Это по-настоящему поразило мистера Уана.

Девушка, разумеется, не сразу заметила пристальный взгляд героя, но после обернулась и сказала.

— Ой! Простите! Здесь занято? — голос окончательно заставил мистера Уана растеряться. Он был низким, немного грубым, но все равно в нем присутствовали нотки нежности и женственности, однако это «Ой!» в начале фразы показалось герою до того громким и даже похожим на мужской хохот, что мистер Уан опешил.

— Нет… Не занято…

— Понятно, — простодушно ответила девушка и снова повернулась к сцене.

Мистера Уана что-то смущало. Не в том смысле, что он, как неопытный юнец, весь раскрасневшись, впервые глядит на женщину, а скорее его смущала собственная рассеянность. Он не мог сосредоточится на своих мыслях, а о выступлении он давным-давно забыл. Эта девушка почему-то удивляла его, пробуждала интерес. Она не была самой красивой, и самой женственной ее тем более не назовешь, но в ней скрывалось что-то, что сближало его с героем. Он чувствовал это, но понять, что именно их объединяет, не мог. Решив особо не задумываться об этом, мистер Уан стал про себя вспоминать какого цвета ручка лежала на столе директора. Она определенно там была, но вот какого цвета… Это как-то вылетело из его головы. Невольно вспомнился разговор с почтальоном. Мистер Уан пару раз зажмурил глаза, пытаясь забыть этот диалог. Затем поездка на поезде. Питер. И все вернулось сюда. К этому залу.

Девушка уже не следила трепетно за представлением, а, уткнувшись носом в пол, что-то крутила в своих руках. Когда громкая музыка стихла, мистер Уан услышал, как она со вздохом произнесла:

— Скучно!

В этом слове герою почудился манифест жизни. Она призывала жить! Мистер Уан, немного осмелев, словно выдыхая табачный дым, произнес:

— Ужасно скучно.

— Может, уйдем отсюда? Одной мне как-то неловко уходить…, — она краем глаза взглянула на героя, который не мог разглядеть цвет ее глаз.

— Я как раз собирался удаляться отсюда.

— Замечательно!

Девушка первой встала и, поправив платье, махнула незаметно рукой герою. Мистер Уан встал вслед за ней. Пробираясь через коленки сидящих людей, они взяли вещи из гардероба и просто вышли. Их никто не держал, не умолял вернуться, не угрожал расправой за их бессовестность. Они просто убежали от скучного и пафосного выступления, и окружающий мир показался им очень тихим. Солнце раньше садилось за горизонт. Следы разукрашенных туч виднелись за кронами темных деревьев. Холодные порывы ветра крутили фотопленку, превращая статичные тени в мультфильм. Еще не горели уличные фонари, и вокруг было серо и сумрачно. Все казалось нечетким и расплывчатым. Мистер Уан чувствовал себя незрячим.

— Как темно…, — девушка укутала свое лицо в шарф. — К сожалению, уже осень.

— Там и до зимы недалеко и до Нового года, — герой стоял рядом с девушкой, непонятно чего ожидая.

— Я никогда не жду Новый год. Мне не нравится осознавать, что время так быстро уходит, — она подняла свою голову к небу, и только рассеянные лучи недавно взошедшей Луны нечетко разделяли ее лицо на две неровные половины.

— Так вы держитесь за минуты?

— Точно нет. Я наоборот трачу свое время в никуда. Этим и грешна. Этим и убога.

— А кто не грешен?

Девушка тихо посмеялась.

— А вы не чувствуете поток времени?

— Совсем нет, — мистер Уан закрыл глаза. Из-за нечеткости окружающего мира у него разболелась голова. — Я живу будущим. Впереди у меня только вечные планы.

— Вы не боитесь, что у вас не останется жизни?

— Тот, кто не имеет цели, не смотрит на часы.

— Значит, я исключение? — девушка из-за плеча взглянула на героя.

— Возможно, — мистер Уан отвернулся. Уличные фонари зажглись. Улочки санатория вмиг окрасились в теплый желтый цвет. В этой искусственной осени- настоящая осень, о которой мы думаем, которую нам хочется. Здесь не опадают листья, мир не оголяется, за фонарями- пустота, в которую входить нет смысла.

Куртка девушки тихо шелестела. Она достала из кармана ключи и махнула мистеру Уану рукой.

— Мой номер находится в той стороне.

— Мой в противоположной, — герой вдруг услышал шум прибоя.

— Очень жаль. Смотрите, чтобы вас никто не похитил. Ночь- время призраков.

— За меня вы не беспокойтесь. Вы здесь одни?

— Нет, с мамой.

— Она вас встретит?

— Она спит в номере.

— Вас некому проводить?

— Я и сама доберусь. Уличное освещение уже включили, да и мы находимся на территории санатория. Вряд ли здесь случаются кражи людей.

— В жизни разное бывает.

— Вы так предусмотрительны. Я бы уже устала вечно переживать о всяких пустяках.

— Люди учат осматриваться, а время- думать.

— Я заметила, что вы очень любите быть умным человеком. Вы сами придумываете эти фразы?

— Да, сам…

Девушка хотела что-то сказать, но лишь улыбнулась и пошла прочь, не простившись. Мистер Уан так и стоял у входа в дом культуры.

Дверь позади открылась. Шагов слышно не было. Ветер загудел. К мистеру Уану подошел неизвестный.

— Вас заинтересовала девушка? — колкая и отвратительная шутка была произнесена бездушным голосом, ставящим смысловое восклицание на последнее слово.

— А вы уже отошли от своего позора?

— Это был не позор, это было счастье.

— Тогда почему вы злитесь?

Питер, прикусив губу посмотрел прямо в глаза мистеру Уану.

— Это счастье было слишком мимолетным, — сказал он и его губы искривились в подобие улыбки.

— Я же говорил, что вы мечтатель. Вам надо бы заняться писательством. Оно очень уж подходит вашему выражению лица, — герой достал пачку сигарет из кармана пальто.

— В моих романах будет одна и та же истертая тема. Меня никто читать не будет.

— Вы будете единственным признаком стабильности.

— Вы и вправду очень любите быть умным, — Питер поморщился и подошел к уличному фонарю. Его серое пальто походило на крылья мотылька, стремящегося к свету.

— Вы не первый, кто так говорит.

— Да, я третий, — бездушный собеседник хмуро взглянул на героя.

— Как же с вами скучно, — мистер Уан наконец сдвинулся с места, почувствовав усталость в ногах, и подошел к скамейке.

— А с вами страшно.

— Потому что я непредсказуем?

— Потому что вы держите за спиной нож, — Питер Бир спокойно присел рядом с героем.

— Я не собираюсь заводить с вами длинный разговор.

— Вам скучно со мной, потому что я невзрачен?

— Вы не двигаетесь. Совершенно не двигаетесь, стоите на одном месте и пялитесь на яркий свет. С вами не испытаешь ничего нового, не вспомнишь ничего старого. Нет, вы не невзрачный. Вы пустой.

Питер достал сигарету.

— Неужели вас задела правда? — мистер Уан подал собеседнику зажигалку.

— Нет, я специально вышел сюда покурить.

— Так наша встреча- рок судьбы?

— Наша встреча- послание дьявола, — Питер снова скривил губы в подобие улыбки.

Еще один еле заметный огонек загорелся на улице санатория и вмиг погас.

— Я услышу про себя какую-нибудь правду?

— Вы все и так про себя знаете.

— Не знаю! — вдруг воскликнул мистер Уан, поддавшись к Питеру. Тот, не оборачиваясь, выдохнул табачный дым.

— Раз так… Мне страшно не только потому, что за вашей спиной нож. Нет. Даже тот факт, что лезвие может очутиться у меня под ребром меня тоже не пугает. Меня страшит ваше сознание, которое медленно, но верно расширяет горизонты. Я боюсь, что однажды вы меня затяните в свой мир. Я боюсь стать вашим рабом, ведь вы беспощаден. Мне этого не хочется.

Мистер Уан уставился на горящий кончик сигареты. Выдыхаемый дым то и дело норовил потушить пламя, но оно продолжало тлеть, разрушая не только папиросу, но и легкие собеседника.

— Вы как раз подходите в роли раба, — герой прислушался, нет ли шума прибоя, но гул ветра перекрывал все звуки.

— Да, я хочу быть рабом, — Питер потушил окурок, не дойдя и до половины сигареты, — но не вашим. Будь я вашим рабом, то умер бы скорее от одиночества, нежели чем от насилия морального или физического.

— Не переживайте, я вам составлю отличную компанию, — мистер Уан встал, поправляя брюки и пальто.

— Вам ведь тоже одиноко. И со мной от одиночества вам никуда не деться. Мы обречены быть без никого. Это нас роднит.

— Ни с кем сродняться я не намерен! — герой раздраженно пнул окурок, лежащий бледной тенью на сырой плитке, под скамейку.

— А та девушка?

— Она ничего не значит. Я ее впервые увидел.

— Но она явно похожа на вас. И на меня похожа.

Мистер Уан разозлился еще больше. Его душевное спокойствие, наслаждающееся тихим сырым вечером, намеревалось выпрыгнуть за борт шатающегося корабля.

— Бросьте эти детские сравнения! Если мужчина и женщина заговорили это не значит, что они полюбили друг друга! Не бывает любви с первого взгляда.

— И со второго не бывает. И с третьего, — собеседник спокойно встал со скамейки и подошел к мистеру Уану. — Может, любви на самом деле не бывает? Я вот не существую, а все равно могу касаться людей, разговаривать с ними, когда они меня замечают.

Питер положил руку с зажигалкой на грудь мистера Уана.

— Вы ее не полюбите, но обязательно захотите утащить с собой, потому что она составляет часть вашего мира, ведь так?

Мистер Уан взял зажигалку. Перед ним промелькнуло серое плечо Питера, который развернулся и пошел в сторону корпусов. Герой хотел что-то еще сказать напоследок, но вместо слов, он сжал покрепче в руке синюю пластмассовую зажигалку.

Глава VIII

Вильгельм, находясь в санатории, безуспешно искал мистера Уана. Вместо цели он часто натыкался на Питера Бира, который каждый раз пытался завести с ним диалог. Это раздражало Рибеллиона. Он обошел каждый уголок просторной территории «Жемчужины моря», но никак не мог найти нужное лицо. Пролистал весь список гостей, проживающих временно в санатории, но имени мистера Уана не было. Может, такого человека не существует, и заказчик хочет его подставить? Стоит ли вернуться и отомстить таинственному старику?

Блуждая по аллее высохших сосен, Вильгельм размышлял о заказе. Может, этот мистер Уан находится в другом санатории? Решил неожиданно сменить место отдыха или вовсе не захотел ехать. Но в поезде герой определенно слышал, что кто-то упоминает его имя. Значит, цель точно ехала с ним в том же направлении. Вильгельм следил за выходящими и заходящими пассажирами на каждой остановке. На конечной станции его отвлек глава семейства из вагона-ресторана, который вдруг решил пожать ему руку в знак благодарности, из-за этого Вильгельм не знал, куда именно направился мистер Уан. Теперь приходится гадать. И это доверие случайности не нравилось Рибеллиону.

Если в списках его имя не значится, может ли случится так, что цель находится в санатории под псевдонимом? Или мистер Уан- это ненастоящее имя? Тогда придется следить за каждым жильцом санатория, что довольно проблематично. Если цель- убийца, то одним только сокрытием своего имени он дал понять, что готов к преследованию и поискам. А детективом Вильгельм никогда не был. Герой прославился в городе бандитом, который избивает людей ради благих намерений. Люди находились просто, зажатые между городскими стенами, они сами попадали в сети Вильгельма. А здесь просторная, пускай все еще ограниченная территория. И если здесь нет мистера Уана, то найти его за переделами стен «Жемчужины моря» будет уже практически невозможно. Слишком много времени Вильгельм провел в санатории- цель могла уже убежать на огромное расстояние.

— О! Это вы! — противный, тухлый голос послышался позади. Питер Бир, идя быстрой походкой, нагнал Вильгельма и положил руку на его плечо. — Снова здравствуйте!

Герой остановился. Посмотрел на Питера, повернулся к нему и со всей силы ударил того в живот.

— Отцепись! — злобно прорычал Вильгельм.

— Вы… в ударе, — Бир с трудом встал, держась за живот. — Может, прекратите калечить меня при встрече?

— Не подходи! Не смей касаться меня! Не разговаривай! Мешаешь! — коротко и четко герой выразил свое отношение к собеседнику. Но лицо Питера никак не поменялось. Он продолжал пытаться взглянуть сквозь солнцезащитные очки Вильгельма.

— Но вы так одиноко шли по аллее, что я подумал, вам нужна компания!

— Вам не идет думать. Отцепитесь! Я с вами не хочу разговаривать, — Вильгельм неожиданно развернулся и быстрым шагом стал удаляться от Питера. Но надоедливый мужчина, сначала растерявшись, быстро опомнился и нагнал героя.

— Почему вы так злы ко мне? Я ведь из добрых намерений к вам подхожу! Я вижу, что вам нужна компания. Что вы делаете?

— Гуляю!

— А думаете о чем?

— Не твое дело!

— Вы ищите что-то?

Вильгельм неожиданно свернул на другую тропинку. Питер умчался дальше. Заметив пропажу собеседника, мужчина выругался и побежал по тропинке в поисках героя. Но Вильгельм, спрятавшись в кустах, убедился, что преследователь идет по неверным следам, и быстро убежал к своему корпусу.

Сидя на жесткой кровати, скрипящей ужасным звуком, похожим на крик грешника, которого разрывают на две половины адскими конями, герой, подперев подбородок руками, стоящими на коленях, молча уставился в пол. Чтобы не слышать скрипов, Вильгельм старался сидеть неподвижно, чтобы погрузиться в свои мысли.

«Что-то мне подсказывает, что мистер Уан здесь. Если его сюда направили по путевке компании, то он вряд ли будет бессмысленно тратит деньги на другой санаторий. Исходя из описаний его характера и поведения, он человек экономный и не будет так просто разбрасываться деньгами. Да и действует он не наобум, а с умом. Пускай мне и неизвестна его внешность, но думается мне, что я все равно узнаю его в толпе. Исходя из информации о его поведении и характере уже можно набросать примерный эскиз его внешности. Он наверняка осторожен, но не подает виду. Наигранно пытается вести себя уверенно. Это его и выдаст. Пообщавшись с его коллегами, я выяснил, что он отказался ехать вместе с ними в бизнес-классе, как и этот Питер Бир. Но если со второй занозой все понятно: он слишком труслив и боится собственных сверстников, то поступок мистера Уана можно объяснить несколькими предположениями. С одной стороны, он знал о том, что за ним следят и специально отбился от группы. С другой, он так же боится общества, как и Питер, что маловероятно. Ну и третье, он не просто знал, что за ним следят. Он знал, что за ним слежу именно я, и здесь отчего-то мне кажется, что место он выбрал рядом с моим номером, чтобы следить за мной. Но последнее мне кажется уже каким-то притянутым за уши. Единственным объяснением я вижу первое предположение. Оно более логичное и обоснованное. Надо тогда проверить список пассажиров и их мест. Может, так я смогу понять, куда именно делся мистер Уан, высадившись из поезда?..»

Стемнело. Глубоко вздохнув в пустой комнате, Вильгельм лег. Он чувствовал себя странно: занимается непривычным ему делом, где вместо кулаков все решает ум и догадливость. Кажется, что все это лишь игра, правила которой он сам придумал. Тогда почему он стал играть в этот детектив? Что им движет? Он ведь может вернуться обратно и сказать, что мистер Уан сбежал. Ему ничего не будет. Он сильнее. Он влиятельнее. Он опаснее старика, проживающего свои последние годы в тесной квартирке.

Почему он продолжает играть? Если все это правда, то где мистер Уан? Куда он пропал?

Устав от вопросов, на которые сложно найти ответ, Вильгельм встал с кровати и вышел на балкон. К вечеру тучи немного рассеялись, и сквозь темные дымки можно было увидеть звезды. Они то пропадали, то появлялись вновь. Ветра не было. Горизонт укрывали черные холмы, похожие на спины ежиков. Они спали, и их груди медленно вздымались и опускались, а за ними то появлялись, то исчезали остальные члены небольшой семьи дремучих ежей. Большое поле спящих холмиков сейчас расстилалось перед Вильгельмом, и вместо созерцания этого чуда он мог сидеть на своей скрипучей кровати и думать о совершенно чужом ему человеке. До заказа герой не знал, кто такой мистер Уан. В его жизни все было просто, его ничего не связывало, он ни с кем не связывался, мог легко появится и так же неожиданно исчезнуть. Вильгельм являлся призраком всем, кто поступал бессовестно, и после его ухода оставались лишь боль, страх, кровь, иногда даже смерть провожала героя взглядом. На фоне пятен звездного неба вдруг родился яркой вспышкой и застрял вопрос: почему я этим занимаюсь? Точно ли я творю добро, избивая и убивая людей? Чем я отличаюсь от мистера Уана? Я ведь такой же убийца. Я осознаю это, но продолжаю искать оправдания для своих злодеяний. Что меня связывает с этим делом?

Насилие… Вырвалось вместе с легким выдохом это страшное слово из уст Вильгельма. Мне нравится избивать, думал он, нравится калечить, мучать, убивать. Мне приятно видеть страдания пьяниц, наркоманов, алкоголиков, людей. Я не смогу тронуть женщину, но мужчину всегда готов избить до полусмерти. И чем я отличаюсь от убийцы? Может, на самом деле я ищу себя? Может, тот заказчик знает, кто я такой. Я случайно убил его друга, и он решил заказать меня мне же. Моей целью являюсь я сам. Мне стоит убить себя?

Тогда кто такой мистер Уан? Почему заказчик использовал это имя? Вряд ли это пустое прозвище из головы… Его коллеги говорили о нем, значит, он существует. Это не я цель, но я- убийца. Я не охочусь сам на себя, но я ищу не только мистера Уана. Этот старик точно что-то знает… Знает больше, чем я.

По дорожке, плохо освещенной старыми фонарями, некоторые лампочки которых уже давно перегорели, шел незнакомый мужчина в сером пальто, он уставился в пол и не замечал окружающего мира. А позади него шли мужчина в светлом пальто и женщина в темно-зеленых брюках и бордовой кофточке. Они мило о чем-то болтали, и оба выглядели заинтересованными в друг друге. Для них все сомкнулось в них самих. Они не замечали впереди идущего человека, не замечали и окружавшую их мглу. На них могли бы смотреть тысячи глаз из балконов корпуса, а эта парочка все равно бы ничего не замечала. Видно сразу, что нашли они друг друга совсем недавно и так поражены самими собой, что не могут прекратить общение, изучение всех своих сходств и различий. И глядя сначала на парочку, а потом на мужчину, который уже исчез за углом, Вильгельм тяжело вздохнул, присел на холодный бетон и надрывающимся голосом прошептал:

— Это называется одиночеством?…

Вспомнилось, как герой точно так же сидел в темном переулке, и внутри царило непреодолимое желание исчезнуть. Отчего-то одиноким людям хочется исчезнуть больше всего, ведь их пропажа- единственное надежда на то, что на них обратят внимание, что пропащего человека заметят, ведь осталась пустая квартира, за которую никто не платит, остались документы на личность, которую никто не видел, остался даже заранее оплаченный обед, который никто не ест. И эти мелочи жизни, оказывается, напоминают остальным, что был такой одинокий человек, который тихо про себя хотел исчезнуть, но заметили его в самый поздний момент. Поначалу всем будет стыдно, но пропажа быстро забудется. Если у квартиры нет хозяина, его место займет новый одиночка, способный выплачивать деньги. Если владельца документов нет, то эти бумажки сожгут или переработают, поставят новый штамп, подписи, цифры. Если обед никто не ест, то его обязательно отдадут ненасытному.

В коридоре громким эхом прозвучал щелчок дверного замка. Кто-то вернулся обратно к себе в скудный номер. Вильгельм встал с холодного бетона и снова обернулся. Вид точно такой же. Те же ежи, та же дымка. Но улочка пустая. Отсутствие прохожих неожиданно затянуло героя. Он вдруг мысленно сам оказался под тусклым светом фонаря. Маленький остров желтых лепестков, вокруг- океан космоса без звезд. Выглядело все таким поэтичным, красивым, загадочным, а Вильгельму казалось, что его посадили в клетку. Здесь отчетливее чувствовалось одиночество. Здесь мир сужался до маленькой душонки. Она стоит под зонтом искусственного солнца и не понимает, что с ней происходит. Внутри что-то бурлит мечется, и все внешнее внимание сосредоточено к этому бурлению, словно вот-вот должен взорваться вулкан. При этом кожа, совершенно беззащитная и бледная, полностью голая, любой порыв неаккуратного ветра- и беглые мурашки по коже встревожат все тело. Но ничего не происходит. Ни ветра, ни взрыва. К острову начали подплывать акулы, произносящие тухлым голосом: «Что за встреча! Как вы? Что вы? С вами все в порядке?». Искусственное солнце зашаталось. Оно неуверенно качнулось и упало. Мир потух. Душа исчезла.

— С вами все в порядке? — голос сбоку разбудил Вильгельма.

На соседнем балконе стоял Питер, обеспокоенно глядя на героя. Душа бандита вдруг размякла. Ночное напряжение, живые тени и акулы совсем выбили героя из колеи, поэтому он проникся благодарностью к серой личности. В его тревожных глазах Вильгельм нашел странную поддержку.

— Вы, случаем, не имеете в своем шкафу серое пальто? — спросил герой, отвернувшись к звездам.

— Пальто?.. Вы… про мое? — Питер недоуменно пытался понять, куда уставился герой. Ласковый тон бандита его немного обескуражил.

— Да, про ваше.

— Ах, да! В шкафу! Вам показать?

— Не стоит. — Вильгельм молча наслаждался мерцанием звезд. Вдруг тишина наполнилась тихим шумом прибоя. Герой посмотрел на Питера, который положил руку на руку на широкое ограждение балкона, его рот чуть открыт, в шептании волн утопает тяжелое дыхание серой личности. — Вы сейчас похожи на собаку.

— Я и есть собака! — неестественно громко выкрикнул Питер и высунул язык, пародируя верное животное. При тусклом свете Луны тревожные глаза его и смешная поза выглядели жутко.

— Вам нравится быть жалким?

— Очень! Я хочу быть рабом!

— Станьте рабом Божьим, — Вильгельм серьезно посмотрел на собеседника, но тот не видел глаз героя, укрытых темной тенью.

— Он не примет меня.

— Тогда станьте рабом человечества.

— Они не видят меня.

— Станьте рабом собственной души.

— Я не хочу быть его рабом. Мне с ним скучно.

— С самим собой?

— Да. Я не могу собой совладать. Иначе бы не отдавал себя в рабство.

Вильгельм отвернулся всем телом от пейзажа за окном.

— Вы смешной.

— Я жалкий!

— Обыкновенно жалкие люди становятся смешными. Над ними все шутят.

— Тогда посмейтесь больше!

Герой снова взглянул на Питера, который всем телом поддался к Вильгельму.

— Что тебе от меня нужно?

— Ваше внимание.

— Зачем тебе оно? Что ты обо мне знаешь?

— Ровным счетом ничего! Я вас впервые встретил в вагоне-ресторане и ничего не знал про вас. Я сейчас стою перед вами и снова ничего не знаю про вас. Поэтому возьмите меня в рабство!

— Ты сумасшедший. Тебе вызвать скорую?

Питер, понимая, что его игра ничем плодотворным не кончится, резко изменился в поведении: опустил руки, расслабил лицо, устало отвернулся к пейзажу и замер.

— Уж лучше оперативную службу. У меня утечка жизни.

— Так вы еще и умник…, — усмехнулся Вильгельм.

Питер неожиданно резко повернул голову и уставился на героя. Его глаза страшно вылупились, губы дрожали, пальцы крепко сжимали бетонное ограждение.

— Я смешон…, — выдохнул он и больше ничего не сказал.

— Хорошо…, — испугавшись ненормального соседа, Вильгельм стал рассматривать пустой номер. — Вы смешон…

Шум прибоя стих. Наступила невероятно тяжелая тишина. Кто-то на нижних этажах громко чихнул.

— Вы ведь что-то искали тогда? — тихо прошептал Питер.

— Что? — не расслышав вопроса переспросил Вильгельм.

— Вы нашли то, что искали? — уже громче произнес собеседник.

— А…, — не зная, что ответить, герой сказал простое, — Да.

— Это хорошо, что вы нашли то, что искали. Хотя я вас не поздравляю.

— Почему?

— Теперь вам придется снова искать. Теперь уже не конкретную вещь, а смысл поиска.

— Вы говорите слишком мудрено.

— Да нет…, — дрожащими глазами Питера взглянул на небо. — Всегда так говорю. Уже полночь. Вам пора бы идти спать. Из-за сонливости вы меня и не понимаете.

— Вам бы стать писателем, — чувствуя усталость, Вильгельм уже собирался выходить из балкона.

— Удивительно, — усмехнулся Питер, — так и мистер Уан говорил…

Стеклянная дверь захлопнулась. За шторой исчезли ежики и ветер.

Вильгельм осознал фразу, сказанную серой личностью, только зайдя в комнату. Снова балкон. Соседа тем не оказалось. Герой мигом выбежал из своего номера и стал стучаться в дверь рядом. Долго никто не открывал. Глухие стуки Вильгельма тарабанили по дверям не только соседнего номера.

Щелчок. Замок повернулся. Дверь медленно открылась. За порогом стояла девушка в ночном платье. Она потирала глаза и злобно смотрела на Вильгельма.

— Что вам надо?

— Где Питер?! — взволнованно произнес герой.

— Какой Питер?

— Он был на вашем балконе!

— Никакого Питера здесь нет! Не мешайте другим спать!

— Где Питер?! — герой уже собирался было зайти в номер, но его остановил испуганный взгляд девушки. Вильгельм молча сделал шаг назад.

— Извините…

И сам захлопнул дверь.

Сидеть на кровати он не мог. На балкон выходить не было сил. Вильгельм лежал на полу, глядя на невыразительный потолок. Старая люстра. Маленькая трещина в углу. Все. Если бы герой включил свет, то хотя бы искусственный солнечный зонт укрывал его от давления мглы. Но Вильгельм не видел выключателя. Сон быстро одолевал, а рассудок покинул его уже давно. Перед ним был потолок. А за ним- звезды. Под ним лежал мистер Уан, а руки у шеи держал старый заказчик в белых очках с устами Питера.

Глава IX

Мистер Уан не знал, где он, не знал, какое время года на улице, не знал, существуют ли другие люди. Одно платье, одни глаза, одни руки, короткие каштановый волосы, нежная кожа и лицо. Смятение в душе прошло. Бурление исчезло. Внутри все зациклилось на ней. Девушка, которую он провожал самым последним, встречал самым первым, думал о ней постоянно, улыбалась счастливо и беззаботно, а в груди его все тряслось от переизбытка чувств, она овладела им полностью, ласково взяла его за грубые щеки и не отворачивала его взгляда от своего лица. И это он- мистер Уан- мог так чувствовать! В его душе есть любовь? Неужели он полюбил? Так сильно, так страстно, но на какой почве? На чей земле стоят чувства? Спустя неделю знакомства с удивительной девушкой мистер Уан задумался об этих вопросах. Гуляя с ней по аллее, которую они уже обошли вдоль и поперек, разговаривая на нескончаемые темы о самих себе, пара влюбленных не столько людей, сколько друзей излучала особую радость и тепло. Смотря на них, хотелось улыбаться. Счастье заражало всех окружающих. Угрюмые люди вкруг словно ходили не по чистым плиткам санатория, а по протоптанной кладбищенской земле, в недрах которой лежат тела недавно умерших родственников. Да и в редких моментах, когда герой оставался один, мистер Уан замечал странное веяние смерти. Куда ни посмотри, везде обстановка напоминала больничную, стоит присмотреться к голым деревьям, как они тут же напоминают зимний крематорий. Поэтому любовь, светящаяся на лицах влюбленных друзей, являлась удивительным светилом, которое было намного светлее Солнца, укрытого под шерстяным пледом серых туч.

— Осень…, — вздыхала девушка, пряча руки в карманы синего пальто. — Становится все холоднее, дни короче… Мне кажется, что близится не зима, а конец света.

— Да? — брови мистера Уана невысоко поднялись от удивления. — Почему же именно конец света?

— Потому что ночью все кажется нереальным. Словно ты погружен в вечный сон… А сны я никогда не любила. Я плохо засыпаю, и снится мне всегда что-то тревожное…

— Вот как…, — герой вздохнул.

Мимо них прошла пожилая пара, окинувшая их печальным, но добрым взглядом. За ними последовала медсестра в белом халате.

— Я вот теряюсь между сном и реальностью, — провожая взглядом медсестру и пожилую пару, тоскливо проговорил мистер Уан. — Просыпаюсь и не понимаю, где была белая чашка, которую я недавно мыл, куда делся магнитофон, который я вчера приобрел, почему холодильник пуст, если еще с утра там стояла бутылка воды. Это конфузит меня…

Мистер Уан украдкой взглянул на девушку и встретил ее пристальный взгляд. Карие глаза, похожие на молочный шоколад, без стеснения смотрели прямо на героя. Мистера Уана это смутило, и он отвернулся.

— А в санатории вы тоже теряетесь между сном и реальностью?

— Да как-то… Нет, наверно. Я уже и не помню. Сны быстро забываются, если их намеренно не запоминать…

— Или если некому их рассказать, — улыбнулась девушка. — Во снах человек прорабатывает свои страхи, вы знали это?

— Слышал где-то об этом, но в особые подробности не вдавался. Вы увлекаетесь подобной темой?

Тут девушка нахмурилась.

— Меня мало что интересует… Я хотела бы найти что-нибудь свое, но как-то оно не находится…

— Может, вы музыкант или художник?

— Я не настолько талантлива, чтобы заниматься этим всерьез, — когда она говорила эти слова, ее голос становился таким тихим и трагичным, будто бы сейчас собеседница приоткрывала занавес ужасной тайны, которую ей запрещено рассказывать даже под страхом смерти.

Мистер Уан видел, как сложно девушке говорить о своих талантах. Это было ее больным местом. Видя печальные карие глаза, герой сам начинал впадать в грусть. Его сердце сжималось тоской, когда она говорила таким подавленным голосом.

— Таланта не существует, — осторожно сказал мистер Уан, пытаясь поддержать собеседницу. — Мы все имеем одинаковые склонности ко всему, только наши умения отличаются- и все. Но это можно легко наверстать! Никто не безнадежен. Талант- это всего лишь разница в мастерстве между лучшим и остальными, поэтому не стоит говорить, что у вас нет таланта. Мы все люди! И все одинаковы. Может, это в спорте на успехи влияют физические данные, но, например, в искусстве нет разницы, какого цвета ваша кожа или какой размер вашей правой лодыжки. Здесь главное, чтобы вы творили ради прекрасного, а все остальное неважно! Я вот рисовать не умею. Но я не говорю, что у меня нет таланта. В любой момент жизни я могу научиться играть на фортепиано и быть куда лучше в этом плане большинство людей на планете. Не стоит себя карать! Это ни к чему.

Девушка во время всего монолога смотрела на мистера Уана.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Спасибо, что поддерживаешь меня.

— Не за что, — ответил такой же легкой улыбкой герой.

— Возможно, ты прав, я могу научиться всему! Просто нужно захотеть!

— Это точно.

— Я просто сама себя не двигаю! Нужно начать идти вперед, и тогда все получится!

— Верно!

Они оба стояли и кричали мотивационные фразы в серую тоскливую погоду, оттого их возгласы о лучшем казались жалкой попыткой смертельно больного вылечиться от последней стадии развития рака. Окружающие озирались на них, грустно улыбались и снова опускали глаза в пол.

— Здесь так скучно, — когда они закончили поддерживать друг друга пустыми словами, девушка вдруг зевнула, прикрыв рот рукой. — Уже и не помню, сколько мы здесь, но я чувствую, что моя жизнь замерла.

— Почему вы здесь так долго?

— Лечимся, — легко ответила девушка, а в душе мистера Уана от этих слов словно камень упал на песчаное дно. Резко стало тяжело и неуютно.

— Вы… Больны? — нерешительно спросил герой.

— Не я. Мама. Хотя она смотрит на меня так, словно это меня лечат здесь.

Моментально камень превратился в брусок и всплыл на поверхность.

— И… Все ли хорошо?

— Человек она уже давно не молодой… Таким, как говорят, недолго остается…, — медленно, словно запоминая стихотворение, проговаривая эти слова, девушка выглядела вдруг такой взрослой, постаревшей на двадцать лет. Ее глаза щурились, появлялись морщинки возле уголков рта. Она ниже опускала голову, и из-за этого весь стан горбился. Рядом с мистером Уаном шла не молодая, полная сил и жизни девушка, а больная и дряхлая старуха, которую уже давно никто не навещал, а герой, случайно заговоривший с ней о погоде, стал первым человеком за долгий месяц, кому она могла от начала и до самого конца выведать свою долгую историю жизни.

Мистер Уан не умел поддерживать людей. Ему казалось, что любые попытки поддержать ближнего, предпринятые им, будут выглядеть нелепо и смешно и лишь больше навредят, нежели помогут. Герой никогда не хвалил самого себя, поэтому другим комплименты и подавно не умел делать. Но видя, как тяжело собеседнице было говорить о кончине своей матери, мистер Уан решил поделится своим маленьким, совсем незначительным секретом, благодаря которому конец человеческой жизни в его сознании это не трагичный финал жизненного цикла, а привычная вещь, которую не стоит бояться.

— Вы не переживайте о матери. С ней все будет хорошо. А к смерти, я считаю, нужно относится уважительно. Не стоит проклинать ее, не стоит ей поклонятся. Она приходит тогда, когда нужно. Ее не волнует наше расписание: время на ее часах и вовсе остановилось. Человек должен бороться за жизнь, но если силы покидают его, то не стоит в припадке сумасшествия отбиваться от рук судьбы. Надо спокойно взять за руку смерть- я уверен, что у нее мягкая и теплая рука, похожая на материнскую- и идти в неизвестность. Когда мы умрем, нам не будет одиноко. С нами будет смерть. Она доведет нас до нужной остановки, а там мы приобретем нечто новое и вечное. Жизнь как любовь. Длится коротко. Она кончается быстро. Но после нее, если, конечно, она была счастливой и взаимной, остается опыт. Также и со смертью. Мы обретаем уникальный опыт: мы умираем. Поэтому к смерти нужно относится почтительно, как к старшему поколению. Она не божество, не воплощение дьявола. Она часть нашего существования. Я человек не религиозный, поэтому не знаю наверняка, куда приведет нас смерть. Если ваша мать умрет, она не будет одинока. Если вы будете ее вспоминать, то в этой реальности ее наследие будет продолжать жить. Мы куда более вечные, чем думаем. У нас есть удивительный орган, живущих в черепе наших голов, похожий на дар Божий. Поэтому не надо печалится. Не грустите. Все пройдет. Вам будет больно, но все мы возьмем за руку смерть. Не плачьте. Прошу вас! Не плачьте!

Девушка присела на скамейку, закрыв лицо руками. Мистер Уан сначала растерялся. Он пытался успокоить собеседницу словами, но прикасаться к ней боялся. Герой ругал себя. Ругал себя такими ругательствами, которых даже не существовало ни в одном языке мира, однако его душа прекрасно улавливала смысл сказанных ей несуществующих слов.

Девушка неожиданно успокоилась. Ее заплаканные красные, карие глаза посмотрели на мистера Уана с особенно искренней улыбкой.

— Я надеюсь, что она умрет в самый короткий день в году, — и выговорив это, девушка снова заплакала.

Не знающий, что делать, мистер Уан сел на край скамейки и стал разглядывать прохожих. Те, разумеется, посматривали на них, но в их глазах ничего не просыпалось, не умирало. Словно слезы в этом санатории- обыденность.

— Что за крематорий, — недовольно выругался герой.

— Вы правы! Могила! — девушка, всхлипывая, вытирала слезы. — Прошу вас, продолжайте свой монолог! Вы же его не закончили, ведь так?

Мистер Уан посмотрел на силуэт девушки, отвернулся и уставился на мертвую ветку осины, качающуюся под дуновением ветра.

— Куда легче уважать смерть, когда она приходит за тобой… Умирая, ты не задумываешься о проблемах, о будущем. Ты понимаешь, что ничего не успеешь. Единственное, что жаль иногда близких, ведь с ними ты мог провести много-много лет, но, увы, срок твоей жизни истек. Думаю, поэтому ваша мать так на вас смотрит. Она сожалеет, что не может провести с вами чуть больше времени. А близких терять всегда тяжело. Мы любим чужих сильнее себя. Нам дороже жизнь любимого, поэтому мы так неразумно тратим иногда самую ценную вещь, которая нам дана судьбой… Когда близкие умирают, и, если эти люди тесно сплетены с вашим сердцем, мы виним себя. Виним себя в их смерти, к которой даже не причастны. Мы привыкли менять мир. Надеемся, что поменяем время, научимся вечной жизни. Но у нас этого никогда не получится. Поэтому мы чувствуем вину. Вину за то, что не успели сказать, что должны были, за то, что не поделились еще больше своим теплом, не обнимали человека так крепко, как могли бы… Воспоминания мучают душу, а вина терзает совесть. Нам сначала сложно осознать, что человек пропал. Мы придумываем фантомы мертвых, пытаемся оживить трупы. Понимая, что ничего не выйдет, мы страдаем. И так по кругу. А с собой нам куда легче.Мы пропадем. Для собственной души смерть- это приключение. Для ваших близких ваша смерть- это пустое место, которое сложно заполнить. Нам тошно с самими собой…

Мистер Уан вдруг остановился. В его горле появился комок. Вспоминая о пустом месте, в голове промелькнул нечеткий портрет погибшей матери.

— Почему нам тошно с самими собой? — все внимание девушки было приковано к устам героя.

— Потому что мы боимся быть одинокими. Человек не самодостаточен. Он одинок.

— Но как же… Как же отшельники, которых изгнали из мира, как же люди, сидящие в изоляции, да как же просто обыкновенные интроверты, боящиеся людей и намеренно запирающие себя за четырьмя стенами?

Девушка была так близко. Герой чувствовал, как тепло ее дыхание, чувствовал, как под слоем одежды вздымается от волнения ее грудь, видел, что в ее глазах были переживания и тревога. Но он не мог ее успокоить. Не мог сказать ей нужных слов, потому что не знал их.

— Я не смогу ответить вам на этот вопрос…, — мистер Уан не мог смотреть на девушку так близко.

Собеседница отпрянула от него.

— Спасибо вам, — сказала она, улыбаясь. Ее глаза были красными и искренними. Губы дрожали от холода, щеки горели.

— Не стоит благодарностей. Это всего лишь мысли вслух. Рассуждения о чем-то вечном… Они не несут в себе смысла, не несут…

— А ваш монолог мне очень помог, — девушка встала и протянула руку герою. — Дайте я пожму вашу руку! Руку того, кто помог мне по-новому взглянуть на жизнь и смерть. Руку того, кто за такой короткий срок смог показать, как прекрасны бывают люди!

Мистер Уан встал вслед за девушкой и пожал ей руку.

— А я жму руку той, кто показал мне, как удивителен может быть человек. Я жму руку той, кто продемонстрировал всю живость моей души, всю человечность, весь свет, излучаемый моей душой!

— Я предлагаю заключить вечный союз, который скрестит наши души. Мы поклянемся себе, что, когда разойдутся наши дороги, в памяти не исчезнут образы наших тел! Мы будем жить долго! И никакая болезнь не одолеет нас до самого конца!

— Я согласен заключить вечный союз! Я жму вашу руку, будучи уверенным, что наша странная дружба продлится до самых далеких времен!

Они громко засмеялись. Смех в этом месте является вещью удивительной, похожей на чудо. Поздняя осень совсем портит санаторий, который расцветает с лучами солнца. Но под серостью туч его наигранная доброта и счастье кажутся совсем уж ироничными и злобными, потому что они насмехаются над несчастьем тех, кто остался здесь позднее лета.

— Давайте я вас провожу, — мистер Уан был удивительно спокойной. Его душа встала в свою суперпозицию, где все кажется таким шатким, коротким, мгновенным. Осознание мира расплывается, все зацикливается на ней. Из осознанного человека герой превратился в мечтательную субстанцию.

— Не надо. Я и сама дойду! — девушка улыбнулась мистеру Уану. — До встречи!

— До встречи.

Девушка убежала. Больные и отдыхающие смотрели на нее, полную сил и энергии, с завистью и грустью. Здесь не умеют ненавидеть, но и искренне любить тоже никто не научился. Почему мир так двояк? Он кажется таким сложным. Куда не посмотри, везде двойное дно, какая-нибудь пакость и ловушка. Но стоит остановится и осмотреться, как все кажется таким легким: любые подлости видны на поверхности, их несложно обойти, а стоит подумать головой- и вот ты уже не идешь по опасной земле, а карабкаешься по ветвям деревьев. Мир стал сложным, когда появился человек. До этого все было просто. Никто не задумывался о простом и легком. Существовала единственная цель- выживание, и этой цели хватало на достаточную жизнь. Но человек появился. Появился и дар Божий, и послание Дьявола. Наша голова. А за ней мир стал усложнятся.

Мистер Уан лег на кровать. Дни длятся быстро. Время уходит. Но никакого переживания в душе нет. Почему? Почему он так безмятежен? Девушка боится потерять свое время, а герой нет. Для него течение секунд как журчание воды: оно вечное и шумное. Мистер Уан не цепляется за время. Он не боится потерять свое время впустую. Он эгоист. Не думает об обществе, а общество думает о нем. Герой чувствует свое перемещение в пространстве, осознает, что с каждым новым сдвигом меняется и время. Но внутри него ничего не трепещет. Оставшись один, он, на самом деле, один. Рядом с ним нет никого. Даже его собственного «Я» нет. Да и существует ли оно? Существует ли мистер Уан как личность? Он способен чувствовать, но его ли это чувства? Возможно, я настоящий? Возможно, все, что сейчас пережил мистер Уан, на самом деле пережил я? Тогда на кровати лежу тоже я. И думаю о том, что я- это я, тоже я. Получается, мистера Уана не существует? Или это мистер Уан придумал меня, чтобы исчезнуть самому? Где настоящая личность меня? А мистера Уана? Когда мы обронили собственные души? Или я просто сочувствую герою… Он персонаж, а я читатель. Или я повествователь. Или я автор. Я погружаюсь в этот мир, осознавая всю трагедию мистера Уана. Он враг собственной души. Он есть. Его нет. А я есть? Есть ли кто-либо еще в этой комнате? Возможно ли, что эта комната сейчас станет нечто иным… Например, полем в горах или горой в поле, скалами средь черного неба или морем около радужного озера. Я медленно погружаюсь во что-то страшное. Или мистер Уан засасывает меня во что-то ужасное. Мы оба идем к чему-то. Оба к этому стремимся. Но кто я? Кто я, который сейчас общается сам с собой? Я третье лицо или часть повествования? Кем я буду и как я себя осознаю? Я не могу пошевелиться. Значит, у меня нет тела. Тогда в чем я существую? Я сама мысль или рассуждение об этом? Неужели это все мой мир, в котором я не имею физического тела… А существует ли физика? Будь человек всемогущ, он бы обязательно ответил на эти вопросы. Я не человек. Я не существо. Кто я?

Глава X

У Вильгельма началась настоящая головная боль. Найти того, кто хочет исчезнуть. Теперь это не конкретное имя, не конкретная цель с расплывчатым описанием… Это настоящий человек, который специально хочет исчезнуть. Он сам себя замазывает белой краской на фоне черного моря, но при этом его не видно. Он появляется неизвестно когда и тут же исчезает. В нем нет логических закономерностей, нет чувств. Он абстракция, боль в голове Вильгельма. Боль, которую нужно найти и опросить.

Стоя около пустого открытого бассейна, Вильгельм думал. Думал, где же найти Питера. Где найти его жалкую душу, которую с каждым сказанным им словом хочется избить и задушить только больше. Герой не хотел иметь ничего общего с этим уродливым подобием человека. Но одно имя изменило все. Чертов мистер Уан! Перемешал все карты размеренной жизни! Из-за него Вильгельм решил уехать невесть куда, из-за него Вильгельм бросил все, из-за него Вильгельм весь на нервах. Прежняя уверенность в силах пропала. Образ хладнокровного босса рассеялся. Сейчас герой похож на загнанного собственными мыслями параноика. Все больше и больше Вильгельму кажется, что все это лишь игра и одно большое надувательство.

Позади медленно прошел силуэт в сером пальто. Вильгельм обернулся. Питер шел, обернувшись к нему лишь головой и противно улыбаясь:

— Искали меня? Поймайте!

И серая личность рванулась вперед. Вильгельм устремился за ним. Свернул налево. Пробежал под корпусом. Выбежал на детскую площадку. Повернул направо. Бежит по аллее. Резко сменил траекторию. Бежит к дому культуры. Сбивает людей. Мешает проходу. Забрался на крышу столовой. Попался! Угол. Никуда не денется. Тупик! Только если не вздумает прыгать с первого этажа, но там я его быстро догоню!

Питер сначала покорно поднял руки вверх, но затем опустил их на свои колени, чтобы откашляться. Вильгельм тоже сделал перерыв. Дождавшись, когда убегающий переведет дух, герой схватил его за воротник.

— Зачем ты суешь мне под нос эти игры?!

— А ты зачем играешь в них? — улыбался Питер.

— Не вали дурака!

Вильгельм ударил серую личность. Та упала на землю.

— Наконец-то я заставил кого-то себя искать. Только для этого пришлось сказать это гнусное имя…

— Отвечай, ты знаешь мистера Уана?!

Вильгельм поднял Питера и схватил его за шею.

— Ну же, говори к чертовой матери!

— Отпусти! — лицо Питера скривилось. Глаза Вильгельма залились кровью. Физиономия серой личности погружалась в алую воду. — Отпусти, себе хуже сделаешь!

Рука Вильгельма ослабла. Он отпустил Питера.

— Зачем сразу человека убивать?! А?! Что я тебе сделал?

— Жизнь испортил! — Вильгельм снова набросился на серую личность. Та никак не среагировала и дала спокойно себя избивать.

— Всего лишь из-за одного имени?

— Какого черта ты вообще со мной заговорил?! Тебе надо было меня трогать?! Почему ты подсел тогда ко мне?!

— Сам не знаю, — избитое лицо Питера безразлично отвело взгляд. До этого глаза серой личности смотрели в яростные очи героя. — Может, ты мне понравился.

Вильгельм лишь вспылил еще больше.

— Я тебя ненавижу! Ненавижу, черт побери! Какого черта ты появился в моей жизни?! Какого черта ты заговорил со мной?!

— Сказал же, сам не знаю…

Герой снова ударил Питера, но последний раз. Затем остановился. Отдышался. Встал и упал на землю. В глазах потемнело. Серое небо скрылось за невзрачной физиономией. Целое лицо Питера улыбалось.

— И зачем сразу прибегать к насилию? Ты мазохист?

Вильгельм пытался схватить серую личность за шею, но рука не поднималась.

— Я рад, что меня искали. Это приятно, когда тебя ищут. Теперь я понимаю мистера Уана.

Питер сел на крышу и скрылся из поля зрения героя. Перед Вильгельмом были лишь невзрачные тучи. Кажется, душа серой личности умерла и переродилась в образе природы. Сейчас ее дождливый час, когда она может выговорится в полной мере.

— Надо как-нибудь повторить, хорошо? — голос его слышался где-то вдалеке. — Ты не упадешь в обморок. Скоро встанешь. А пока ты в таком состоянии, я поговорю с тобой. Ты же не против? Если против, то только кивни!

Вильгельм беспомощно лежал и смотрел, как медленно плывут дымки в облаках.

— Я такой завистливый человек! Ты не представляешь! Как я завидую этому мистеру Уану! Его ищут! Им все восхищаются. Человек- мечта. А я серая личность. Да и тебе я завидую! Ты воплощение гнева, опасный, загадочный и скрытный. Настоящий романтик, который мог бы вести двойную жизнь! А я серая личность. Но и вы завидуете мне. Я человечнее вас. Во мне так много плохих качеств, что я больше похож на человека, чем вы! Вот парадокс! Удивительно, да? Самое интересное, что я чувствую себя связующим звеном между вами. Вы полностью в моих руках. Я могу вами крутить как захочу, но проблема в том, что иметь власть мне не хочется. Я хочу быть рабом. Помнишь, мы говорили о моей жалости? Ты был прав. Я жалок. И в этом я вижу свое преимущество. Благодаря этому я человечнее вас двоих. Я не герой! Но и, к сожалению, не антагонист…

Вильгельм почувствовал, что может двигаться. Указательный палец на правой руке задергался. Герой медленно поднялся на ноги. Питер сидел на корточках и разглядывал неровности бетонной крыши.

— Вот вы и очнулись! Продолжите меня избивать?

— Кто такой мистер Уан?! — Вильгельм хмуро смотрел на серую личность.

— Я думаю, нам для начала стоит спуститься в более приличное место. На крыше хоть и романтично, но разговор наш будет, к сожалению, совсем не о романтике.

На них глядели бабушки, махающие палками и выкрикивающие всякие ругательства, отдыхающие, воспринимающие этот эпизод как зрелищное кино, и сотрудники санатория, настоятельно просящие слезть с крыши. Когда им удалось отбиться от ругательств и причитаний скучающей и полумертвой толпы, они присели за столик местной булочной, располагавшейся на территории «Жемчужины моря». В ней в основном закупали сладости, однако у местных пекарей было особое блюдо: пирожки с морепродуктами, которые считались деликатесом. Питер как раз заказал это блюдо, Вильгельм воздержался.

— Я весь ваш, — сказал Питер, положив ногу на ногу, и стал следить за пенсионерами, которые гуляли по округе, и медсестрами, следящими за пожилыми людьми. Все отдыхающие моложе в это время сидели в своих номерах. — Задавайте любые вопросы!

— Где мистер Уан?

— Так сразу к теме…, — серая личность расстроенно посмотрела на вывеску булочной. — Вы даже никак не подступите к главному вопросу?

— Где мистер Уан? — раздраженно проговорил каждое слово Вильгельм.

Питер вздохнул и взглянул на героя.

— Наверно, где-то гуляет. У него недавно появилась дама, от которой он не отходит ни на шаг. А про меня он и вовсе забыл.

— Где его номер?

— Не знаю… Могу спросить как-нибудь при следующей встрече, только боюсь, он меня пошлет куда дальше за территорию санатория.

— Мистер Уан правда убил человека?

Расслабленное лицо Питера пропало. Он сначала удивился, а потом нахмурился и внимательно взглянул в глаза герою.

— Этого я не знаю. Кто вам такое сказал?

— Неважно.

— Я отвечаю на ваши вопросы, вы- на мои.

— Мне доложил это тот, из-за кого я и ищу мистера Уана. Вы не знали, что он убийца?

— На чем основаны такие выводы?

— У докладчика был друг, который стал жертвой преступления. Я являюсь инструментом мести.

— Вы собираетесь убить мистера Уана? — Питер внимательно рассматривал замаскированное лицо Вильгельма.

— Да.

Мимо пробежал мальчик, который громко звал своего родителя. Мать, отвлеченная телефонным разговор, слишком далеко отошла от сына, который никак не мог ее догнать. У мальчика были искривлены ноги. Смотря на мучения бедолаги, Вильгельм мысленно поставил себя на место мальчика, но в душе ничего не почувствовал.

— Очередная жертва детских психологических травм, — грустно вздохнул Питер, когда прошла томная минута молчания.

— Так где мне искать мистера Уана?

— Здесь, — серая личность улыбнулась.

Вильгельм молча глядел на собеседника. Питер неловко оглядывался, ожидая увидеть или услышать хоть какую-нибудь реакцию героя. Но Вильгельм ничего не предпринимал.

Тогда Питер вздохнул.

— Я и сам встречаю его в самые неожиданные моменты. Он словно появляется из ниоткуда и исчезает в никуда. Это большая удача- встретить его. Территория санатория довольно большая, и корпусов здесь немало, поэтому нельзя предположить точно, где именно сейчас находится мистер Уан. Да и я особо его не ищу… Судьбе угодно- свидимся. Это вещь, никак от меня не зависящая.

— Вы были знакомы с мистером Уаном до того, как оказались здесь?

— Не сказать, что мы тесно общались- если честно, мы абсолютно не контактировали друг с другом- но формально мы являемся коллегами, работающими в одной кампании. Мистер Уан довольно знаменитая личность в наших краях.

— Вы приехали на одном поезде?

— Да, мы ехали в одном купе.

— В каком?

Питер назвал номер своего купе. Вильгельм его записал.

— Вы запомнили лицо мистера Уана?

— Лицо? Конечно! Оно… Оно такое…., — серая личность задумалась. Немного погодя, она с непониманием посмотрела на героя. — Я не помню лицо мистера Уана…

— Одежду?

— Светлое пальто, брюки в темно-синих тонах, лакированные туфли из кожи светло-коричневого цвета, — тут же ответил Питер. — Одежду я помню, а лицо нет. Хотя оно такое знакомое…

Они оба задумались. Никто не знал, как продолжить разговор.

— А с какой дамой гуляет Вильгельм?

— Она…, — Питер в точных подробностях описал внешность девушки.

— Он влюбился?

— Он не может влюбится. Скорее, он хочет ее поглотить.

— Поглотить?

— Да, поймать и забрать в собственный мир. В свой придуманный мир. Мистер Уан живет мечтами, хоть по нему и не скажешь сначала. Как ни странно, мечтателем отчего-то все зовут меня, хотя я уже давно не видел снов…

— Вы мне совершенно безразличны. Рассказывайте больше о мистере Уане, — Вильгельм пару раз щелкнул ручкой.

— Я не могу залезть в его душу. Если вам так интересно, то я могу описать его психологическое состояние со своей стороны.

Принесли заказ собеседника. Питер поблагодарил официанта, затем стал ковыряется в принесенном бутерброде, вынул длинную темную полоску ноги кальмара и выкинул ее прямо на грязную землю.

— Ненавижу кальмаров.

— Как вы видите его со стороны?

Откусив кусок и медленно пережевав его, Питер отрешенно посмотрел на собеседника, словно глядел на туманное озеро, в котором плавали очертания темных рыб и ненавистных кальмаров.

— Раз уж вы так просите… Как я уже сказал, мистер Уан мечтатель, желающий поглотить угодных ему людей в свой мир. Воображаемый мир, где все подчинено его воле. Не знаю точно, смог ли он уже кого-то поглотить, однако его самодовольная рожа совсем не отражает его истинных чувств. Мистер Уан настоящий параноик. Я часто замечаю, как, уходя домой с работы, он вдруг исчезает. Его нет ни в толпе, ни в безлюдных переулках. Возможно, у него есть личный водитель или охранник, который забирает его или отвозит. Однако будь это правдой, в поезде вместе с нами в купе сидела еще и третья личность. Однако кроме нас двоих в кабинке никого не было…

— Вы имеете ввиду четырехместное купе? — перебил монолог Питера Вильгельм.

— Да. В такое время мало кто стремится на юг.

— Но это все равно странно. Мне известно, что все билеты проданы. Пустых мест не оставалось.

— Видимо, кто-то не смог явиться вовремя на перрон, — скучающе проговорила серая личность. Игривость и любопытство в его глаза куда-то пропали.

— Невозможно. Билеты слишком дорогие, чтобы просто опоздать на нужный рейс. Да и направление на юг сейчас все еще популярно.

— Болезнь- тоже причина.

— Будь на месте тех, кто не пришел, я даже тяжело больным все равно явился бы на перрон.

— Вы бы подвергли опасности заражения весь поезд.

— В наше время люди не думают о ближних. Культура взаимопомощи, взаимопонимания и заботы к настоящему времени потеряла свою ценность. Все зациклено на теории собственного «Я» и своего внутреннего мира. Каждый заботиться прежде всего о себе, а уж потом о своем ближнем.

— Вы слишком обобщаете.

— Однако наличие пустых мест все равно довольно странно…

— Я продолжу свой рассказ про мистера Уана, который вы сами же попросили изложить? — Питер раздраженно фыркал и доедал деликатес.

— Да, простите, продолжайте…, — задумчиво махнул рукой Вильгельм.

— Я остановился на паранойи мистера Уана. Он способен исчезать. Это я вам точно говорю. Как у него это получается, я не знаю. Но имея столь выразительный образ невозможно оставаться незамеченным. Даже в многолюдной толпе такой человек, как мистер Уан, будет выделяться хотя бы своеобразной походкой или манерой речи. Меня напрягает эта особенность. Риск быть поглощенным душой человека, способного исчезнуть в любой момент… Это схоже на рождение в семье, где отец может убежать в любой момент. Или на ситуацию с женой султана, имеющего свой гарем, в котором ты- ненужная вещь, просто так присвоенная человеку и совершенно ему ненужная.

— Но вы утверждали, что хотите быть рабом. Быть поглощенным мистером Уаном. Это лучший для вас сценарий.

— Нет, — отрезал Питер. — Да, я желаю быть рабом. Но рабом мистера Уана я быть не хочу. Это намеренное тление в муках… Под его покровительством я буду одинок. А рабом я желаю становится по причине как раз-таки избавления от одиночества.

— Поэтому вы заговорили со мной, чтобы я взял вас в рабство.

— Это уже не имеет значения. Так что вот, — Питер встал. — Я выведал вам все, что знаю о мистере Уане.

— Слишком скудная и субъективная информация, — Вильгельм еще раз взглянул на валяющийся в грязи кусок ноги кальмара. Это было похоже на пиявку, выброшенную на сушу и не имеющую доступу к крови. Жалко, невыразительно, одиноко.

Герой заметил, как его собеседник, задвигая стул, не сводил глаз с узкой тропинки, проходящей между забором, ограждающим территорию санатория, и маленькой и старой библиотекой. Вильгельм обернулся. Там никого не оказалось.

— Вы следите за моими глазами, — сказал, грустно ухмыляясь, Питер.

— Там мистер Уан, верно?

— А вы его не видели?

Вильгельм еще раз оглянулся. Снова никого.

— Нет.

— Тогда да, смотрел именно на мистера Уана.

Герой еще раз посмотрел назад. Никого.

— Ты опять играешься со мной? — душа Вильгельма вновь начала загораться.

Питер, понимая, что все снова может обернуться дракой, сделал шаг назад.

— Вы слепой? Ведь там ваш желанный мистер Уан! Там! — серая личность указала пальцем за спину героя.

Вильгельм обернулся. Никого. И Питера нет. Он убежал. За углом мелькнуло его серое пальто. Но герой не побежал. Он пошел в обратную сторону мимо библиотеки. Тяжелая дверь со звоном распахнулась. На небольшое крылечко перед входом вышла молодая пара. Человек в светлом пальто окликнул Вильгельма, вставшего под окном старого здания.

— Извините, не найдется сигареты?

— Да, сейчас, — из правого кармана своего черного пальто герой вытащил пачку сигарет и протянул ее незнакомцу. Тот вытянул одну и поблагодарил укутанного в шарф мужчину. Молодая пара медленно пошла по узкой тропинке, вымощенной плиткой, и увлеченно что-то обсуждала.

Снова в голове Вильгельма возник темный переулок и таинственный заказчик. Его темный силуэт закрывал собой свет уличных фонарей. Не было даже нечетких очертаний его лица. Темный и большой овал с длинными, вытянутыми цилиндрами по бокам. Таинственный, хриплый и громовой голос, твердящий: «Ты одинок». Вильгельм, жалко свернувшийся в клубок.

— Ох, черт, — простонал герой и засунул пачку сигарет обратно в карман. — Что же я наделал? Что я наделал?!

Пытаясь сорвать с себя шарф, Вильгельм только сильнее сдавливал себе шею. Но он не останавливался. Туже… Туже… Шея сжималась, появлялась боль, глаза боязливо оглядывались вокруг. Никого. Вильгельм был один. Один навеки. Один навсегда. Сил уже почти не оставалось. Воздух поступал в легкие все хуже и хуже. Вдруг кто-то коснулся плеча героя.

Позади Вильгельма стояла старуха. Ее морщинистое лицо дрожало, палка беспорядочно крутилась перед глазами. Вдохнув побольше воздуха, герой отошел и дал пройти бабушке, которая, неспешно стуча палкой, зашла в библиотеку.

Особенно серое и мрачное небо затуманило головы окружающих. Никто не смотрит друг на друга, не видит красоту мира. Все окутано в дыме. Гуляет по округе загадочность и таинственность человеческих душ. Прошло время, когда все было понятно и просто. Настоящее куда сложнее. Оно путает карты, закрывает тебе глаза и не дает полноценно присмотреться к окружающему. Перед тобой ты сам, твоя душа, которую не видно. И все. Где люди? Где все радости жизни? В один миг можно проснуться и не увидеть ничего. Ослепнуть и потерять смысл жизни. После потерь начинаешь жалеть, что не дорожил прошлым. И снова наступаешь на те же грабли. Сожалея, мы тратим настоящее, которое уходит в прошлое и превращается в былое, о котором мы так горестно плачем. Наслаждаться нужно сегодняшним днем! Так говорят… Но что, если нет чувства времени? Может ли плакать о прошлом тот человек, что никак не связывает себя со временем? Он не боится потратить жизнь в пустую, потерять лучшие годы, состариться. Он боится умереть, но не боится потерять жизнь. Будет ли такой человек вспоминать о прошлом?

Стол. На столе стоит Вильгельм. Вокруг извивающиеся фигуры. За ними лес. Огромная голова лиса вместо луны заняла почти все небо. А остатки небосвода переливаются то в голубые, то в черные цвета. В воздухе окно. За окном очки в белой оправе. Вильгельм так близко. Он может открыть окно и взять эти очки. Но рука не дотягивается. Нужно сделать шаг! Но ноги не двигаются. А извивающиеся фигуры все ближе и ближе. Голова лиса часто моргает. Его глаза наполняются кровью. Белые очки наклонились. В них был вопрос. Вопрос… Фигуры стояли уже совсем близко к Вильгельму. Они круто извивались, но вдруг замерли смирно. На нечетких лицах появились глаза. Все смотрели на Вильгельма неподвижно и ничего не говорили. Окно покрылось темной смолой, но за ними все еще выделялся блеск белых очков. Вильгельм протянул в последний раз руку и упал. На него смотрели голова лиса и застывшие фигуры. Белых очков не было. Стол неосязаем. Небо потускнело. Руки Вильгельма закрыли глаза и уши.

Глава XI

Несколько ночей мистера Уана мучала бессонница. Сны приходили все позднее. Ясность ума героя куда-то исчезла. Живя в этом санатории, герой вдруг замечал, что силы медленно покидают его. Из кампании никто не звонил, не просил возвращаться. Мистер Уан смирился с тем, что остался здесь на неопределенный срок.

Ночью в дверь постучали. На фоне гробовой тишины обыкновенный стук принес много потрясений в размеренную ночь без сна. Открыв дверь, мистер Уан увидел на пороге девушку с чемоданом. Она часто дышала, на ней было надето синее пальто, под которым виднелось длинное и узкое платье.

— Нам срочно надо бежать отсюда! — задыхаясь, сказала девушка.

— Куда?

— Куда угодно! Подальше отсюда!

— Что случилось?

— Дайте же мне пройти!

Девушка оттолкнула мистера Уана и вошла в его номер. Поставив чемодан у входа, она стала бегать по комнате, собирая вещи героя.

— Послушайте, что же случилось?

— Мы здесь умрем! — девушка вдруг остановилась посреди комнаты и уставилась на героя. Поза, в которую она встала, под тусклым светом Луны была напряженной и казалась угрожающей и жуткой.

— Постойте же! — мистер Уан взял за плечи незваную гостью. — Объясните мне, к чему такая спешка?

— Нет времени на объяснения! Пора бежать! Где ваш чемодан?

— Здесь, — мистер Уан достал из-под кровати толстый чемодан.

Девушка тут же раскрыла его и стала запихивать туда все вещи героя.

— Возьмите с собой все, что привезли сюда и что вам жалко оставлять здесь!

Ничего не ответив, мистер Уан быстро обежал все комнаты и, подобрав немногочисленные свои пожитки, принес их девушке. Ее худое тело яростно и резко складывало вещи. Она была похожа на разъяренного зверя, разрывающего плоть своей жертвы. Закрыв чемодан, девушка вручила его в руки мистеру Уану.

— Одевайтесь и бежим!

Накинув пальто, герой вместе с девушкой выбежали из корпуса и устремились в неизвестном направлении. Они пробежали мимо открытого бассейна, пару раз прокрались мимо столовой, не решились приближаться к дому культуры, и, решив, как можно ближе подобраться к выходу, остановились около библиотеки. Девушка в панике стала расхаживать туда-сюда.

— Что же нам делать? Что делать? Думайте же, мистер Уан, думайте!

— Почему мы не можем выйти через центральный вход?

— Потому что он закрыт! Нам нужно найти другой способ выбраться.

Мистер Уан стал оглядываться. У забора стоял мусорный контейнер, на который можно было забраться.

— Вон!

Девушка лихорадочно обернулась.

— Точно! Вы гений, мистер Уан! Гений!

Они по очереди перелезли через забор и оказались на детской площадке. Девушка приставила палец к губам.

— Нам стоит быть тише, иначе они нас заметят. Они особенно охраняют ближайшую улицу. Нам надо пересечь дорогу, добраться до набережной и добежать до вокзала.

— Понял.

Мистер Уан первый двинулся к дороге, за которой находилась набережная. Посмотрев сначала направо, потом налево, герой взял за руку девушку и перебежал с ней на другую сторону. Краем глаза он заметил, что огни центрального входа горели. Свет внутри был включен.

— Побежали! — крикнула девушка и ускорилась.

Они оба бежали вдоль берега. Море бушевало сильнее обычного. Волны разбивались о бетонные волнорезы. Капельки соленой воды попадали в глаза мистеру Уану. Впереди, размахивая руками, бежала девушка и была так счастлива! Она прыгала, ей хотелось кричать, но из ее уст лишь доносился тихий смех, который легко можно было спутать со всхлипываниями. Позади оставался санаторий. На улице безлюдно. Были лишь одни они, уставшие и не осознающие значения своего поступка, и буйное море, похожее на рассерженную и беспомощную мать, пытающуюся возвратить своих детей в родимый дом и оградить их от безумного, сложного и беспощадного взрослого мира.

За билетной кассой сидела немолодая женщина лет пятидесяти. Ее испорченное старостью и отвратительным образом жизни лицо недовольно и устало глядело на тяжело дышавшую пару. Сразу видно, что ей не нравилась молодость, ведь у нее она уже давно прошла. Усталость жизни и муки старости медленно обхватывают кассиршу, пугая ее своими холодными прикосновениями. Перед ней сейчас стоят энергичные и горячие сердца, полные любви и стремления к жизни. А женщине что? Она думает о зависти, не хочет рассуждать о выходе, считает свое положение отчаянным и молча ненавидит все, что связано с красотой. Так рано состариться- настоящее проклятье для женщины, в прошлом слыхавшей настоящей красавицей.

— Вам чего? — раздраженно проговорила кассирша, смотря исподлобья на горячее дыхание пассажиров.

— Билет на ночной экспресс! — выговорил на одном выдохе мужчина. Он особенно устал. Видно, курильщик.

— Нет сейчас экспрессов! — громкий баритон бесил женщину. До этого тихое и спокойное течение ночи на станции умиротворяло и усыпляло, а тут ворвалась с разбегу взбешенная парочка, неожиданно просящая билеты.

— Как же нет, — удивилась девушка, вытирая пот со лба. — Вот же! На табло написано, что должны быть еще поезда!

— Прибудет через полчаса! — кассирша специально устроилась на ночную смену, чтобы справляться со своим ночным недугом. Обыкновенно в такое позднее время никого нет. Женщину с самого детства клонили в сон привокзальные станции. Ее покойная мать часто переезжала в разные города и любила убаюкивать свою дочь под ровный стук колес поезда.

— Два билета, пожалуйста!

— До куда?

— До самого севера! — улыбнулась девушка.

Кассирша фыркнула и пробила паре два билета.

— Спасибо! — еще раз лучезарно улыбнулась девушка и совсем испортила настроение женщине.

Они зашли в зал ожидания и уселись на неудобные и холодные места. Тускло горела белая старая лампа накаливания, жужжа и нагнетая ночную идиллию. Разбитый мраморный пол, потертая настенная карта маршрутов, никем не убранный мусорный бак, оставленная кем-то пустая пачка из-под сигарет, осенняя прохлада, обжигающий щеки мороз. Они сидели, касаясь плечами.

— Куда же мы поедем…, — вдруг тоскливо сказала девушка, прижимаясь всем телом к мистеру Уану.

— У меня в городе есть квартира. Вы можете пока пожить у меня.

— Правда? — голос беглянки как-то совсем потускнел. — Вот здорово. Спасибо вам большое, мистер Уан! А как город называется?

— Не помню.

Вдруг девушка посмотрела на героя.

— Как же мы приедем в ваш город?

— Я помню, как выглядит остановка.

— А если мы проспим?

— Не бойтесь, у меня бессонница.

— Ну, тогда ладно.

Девушка легла на плечо мистера Уана. Жужжание лампы слилось с вибрациями сердца. Глаза закрыты, но в них все равно еще довольно четко существовала обстановка зала ожидания. Но насколько реальна эта картинка? Одним только велением своего воображения мистер Уан мог легко изменить тот мир, в котором он существовал. Словно за монтажным столом, герой накладывал друг на друга различные кадры из воспоминаний, пытаясь отыскать такое сочетания, сквозь которое нельзя было бы отследить следы настоящих чувств.

— Послушайте, у вас есть мама? — спросила совсем уж сонным голосом девушка.

— Была. Но недавно скончалась.

— Вот как…

Тихое всхлипывание. Дрожание тела.

— Это очень грустно… Очень…

— Не стоит так переживать. Я вам уже рассказывал свое мнение насчет смерти. Думаю, моя мать умерла в спокойствии и умиротворении.

— Надеюсь… Как ее звали?

— Не помню…

Непонимающие и изумленные глаза девушки уставились на героя. Впервые мистеру Уану стало стыдно за свою дырявую память.

— Как же вы не помните имени своей матери?

— Память совсем у меня плохая…

— Но ведь имя матери вы обязаны помнить! Вы что, совсем ни разу не называли ее по имени?

— Всегда мамой звал, очень редко по имени…

— Кошмар! — возмутилась девушка. — Мистер Уан, так нельзя! Нельзя же забывать имя самого близкого человека! Как же вы сможете найти ее могилу?

— Да я помню, где она примерно находится…

— Примерно! — искренне возмущалась девушка, пытаясь грозно наставлять героя, но усталость сдавливала ей грудь и мешала поднять руки. — Стыдно! Вам должно быть очень стыдно… Не знать имени своей матери… Ее ведь больше никто не увидит! Вы единственный, кто хранит память о ней! И не знать имени… И что вы будете своим детям рассказывать? «Была у меня вот такая мама, как ваша, и ничем от нее не отличалась». Так, что ли?

— Наверно, нет…

— Вот-вот! Нельзя так, мистер Уан! Имена матерей помнить надо! Без этого никуда. Вы — продолжение ее жизни после смерти. В вашем сердце и в вашей голове хранится образ самого близкого человека, что подарил вам жизнь. Ценить надо! Как приедете домой, займитесь, пожалуйста этим делом!

— Хорошо…

Девушка снова улеглась на плечо компаньона. Слова ее сильно отразились на душе героя. Он вдруг глубоко задумался о матери. А точно ли он помнит ее такой, какой она есть в его голове? Может, есть образ куда более четкий, чем тот, что мистер Уан имеет? Может ли быть так, что герой забыл не только имя своей матери, но и весь ее физический образ? Неужели такое возможно… Это кажется нереальным. Мать- это что-то постоянное в жизни, что всегда есть. Оно существует в голове с самого рождения, и каждый человек на земле по-своему, но помнит хотя бы тепло материнских рук. А тут мистер Уан совсем не может ощутить даже ее родного дыхания… Да и память о том, что было в прошлом довольно смутная… Кто есть мистер Уан на самом деле? Какой жизнью он жил до этого момента? Существовал ли такой человек- мистер Уан? Раз он не помнит свою мать, значит, он не помнит своего прошлого?

Послышался металлический стук колес. Поезд прибыл на станцию. Девушка нехотя встала.

— Нам пора!

— Да, пора…, — маленький чемодан показался мистеру Уану таким тяжелым.

— Неужели мои слова вас обидели? — девушка обеспокоенно посмотрела на героя.

— Нет… Просто заставили задуматься.

Теплая улыбка поразила мистера Уана.

— Это хорошо! Значит, я говорила правильные вещи.

Их купе было четырехместным. Девушка расположилась на нижней полке, мистер Уан- на верхней. Когда тряска колес стала привычной, мистер Уан сложил все свои вещи и улегся на койку. За окном пряталось в ночи море, тени голых деревьев и домов пробегали мимо. В дали тянулась цепочка огоньков, сопровождавших автомагистраль. В некоторых квартирах горел свет. Такое бедное на искусственное освещение место… И в таком мраке мистер Уан жил несколько недель… Стало понятно, почему силы так быстро покидали его. Совсем тихо было в вагоне. Стук колес маскировался под цоканье старых механических часов. Медленно глаза слипались. Внизу девушка уже мирно сопела. У героя не было сил нагнуться и посмотреть на ее спящее лицо. Перед ним был потолок. На нем иногда появлялись совсем мутные отражения иллюминации внешнего мира. Они будто расплывались в волнах. Даже тут море не хотело оставлять мистера Уана. Оно усердно пыталось пробиться сквозь скалы и забрать его тело. Как это странно. Летом эти бескрайние воды под лучами солнца кажутся такими яркими и наполненными жизненным блеском. А стоит наступить холодам, и море тут же черствеет, становится неприятным, ледяным и агрессивным. Оно показывает свою жадность, свое неудержимое желание поглотить кого-нибудь. Это кажется таким странным. Море всегда искреннее. Днем оно радостное и веселое, наполненное яркими воспоминанием о чем-то хорошим, а ночью становится холодным. Мистер Уан с трудом лег на бок и посмотрел в окно. Сейчас тоже ночь… И море тоже бушует… Но оно не такое страшное, как в воображении. В нем отражаются теплые огни домов и уличных фонарей, и вся морская гладь будто усеяна желтыми звездами. В этом есть что-то мечтательное… Возможно, именно так морю и удается поглотить людей в свои глубины, гипнотизируя их, но наверняка эта смерть является волшебной. Ты не чувствуешь веса своего тела, задыхаешься, но не понимаешь от чего. И вокруг тебя огни, что преломляются в водной глади… Главное не смотреть вниз, ведь там магия рассеивается и появляется темная душа вод.

Думая о сущности моря, мистер Уан не заметил, как глаза его закрылись, ведь перед ним все еще стояла картинка окна, за которым плеядами усеялись огни домов, хранящих в себе тепло и уют…

Успокаивая свои мысли шумом прибоя, Вильгельм и Питер стояли на набережной и смотрели вдаль.

— Вы сказали, что здесь я увижу мистера Уан, — закутанный в теплый шерстяной шарф мужчина бросил камень прямо в воду. — Прошло уже полчаса, а его все нет.

— Терпение, — улыбаясь, отвечал Питер, — скоро он появится. Просто она что-то задерживается…

Приближались звуки бега и тяжелого дыхания.

— Вот и они!

Питер спрятался за колонной. Вильгельм, следуя примеру своего спутника, скрылся за ограждением. Мимо них пробежали мужчина и девушка в светлом и синем пальто. Оба они несли небольшие чемоданчики.

— Ну, как? Разглядели? — сказал, ухмыляясь, Питер. — Это и есть ваш мистер Уан?

— Он и есть…, — провожая взглядом пробежавших мимо людей, Вильгельм вдруг рванулся за ними.

— Вы куда?

— Нам надо бежать за ними!

— Зачем?

— Мне, черт подери, надо выполнить заказ!

Питер, что-то пошутив вдогонку, побежал вслед за Вильгельмом.

Уже на пороге станции они замерли и молча наблюдали за парой. Вильгельм не отрывал взгляда от лица мистера Уана. Питер пристально следил за девушкой, прищурив глаза.

— Запомнили его лицо? — спросила серая личность.

— Надеюсь…, — немного погодя, мужчина в черном шарфе задал встречный вопрос. — Откуда вы знали об их побеге?

— Встретил сегодня ночью ее, убегавшую из своего номера. Она очень торопилась.

— Так она является инициатором побега?

— Да. Но рано или поздно мистер Уан сам бы сбежал.

— Но почему она?

— У бедняги умерла мать сегодня ночью. Ее больше ничего не держит в этом мире. Оковы спали, смирительный костюм снят. Теперь-то она может лишь парить в воздухе, не касаясь ногами земли. Теперь-то жизнь находится в ее хрупких дрожащих руках, которые могут лишь бессмысленно имитировать крылья птиц.

Вильгельм наконец взглянул на девушку. Ее карие волосы, похожие по цвету на молочный, а где-то даже горький шоколад, мягко лежали на плече мистера Уана, укрытом светлым пальто. В голове опять вернулся темный переулок. Громче звучали слова незнакомца. Больнее резал сердце вопрос. «Я одинок?»

— Почему же она взяла именно его? — спросил, еле сдерживая слезы, Вильгельм.

— Он все-таки смог поглотить ее в свой мир. Совсем скоро наш успешный друг, имя которому мистер Уан, погрузиться в иллюзию любви. Да… Совсем скоро он окончательно потеряет голову…

Из уст спрятанного мужчины послышалось то ли всхлипывание, то ли усмешка.

— Ты говоришь сейчас прямо как поэт. Может, задумаешься насчет творчества?

— Перестаньте уже уговаривать меня, — улыбнулся Питер, краем глаза смотря на Вильгельма. — Я не имею собственной души. А о других писать храбрости нет. Я слишком плохо знаю людей, чтобы рисовать их портреты по памяти.

— Тогда советую вам начать привыкать к миру.

Громкий гудок поезда сотряс ночной воздух.

— Нам надо бы приобрести билеты, — Вильгельм собирался подойти к кассе, но его руку схватил Питер.

— Я уже успел приобрести парочку.

Сквозь солнцезащитные очки мужчина в черном пальто пристально пытался всмотреться в расплывчатое лицо своего спутника.

— Не нравятся мне твои загадки. Не нравятся…

— Вы не следователь, дорогой мой товарищ по несчастью, вы обыкновенная неполноценная личность взрослого человека, в котором одну половину занимают гордость, самостоятельность и осознанность, а другую обида, зависть и капризность.

— По вашей логике я наполовину взрослый, наполовину ребенок?

— Все так.

Парочка подходила к выходу. Питер и Вильгельм тут же спрятались за ближайшим кустом. Слушая нетерпеливое пыхтение поезда, серой личности и мужчине в черном пальто казалось, что они являются актерами какой-то комедии. Сев в поезд, они еще долго не решались зайти в купе. Питер молча стоял у окна и курил, наблюдая за проплывающим мимо пейзажем. А Вильгельм угрюмо опустил голову, рассматривая проплывающие мимо тени. В их головах не было мыслей. Они хотели спать.

И в этом желании отдаться сновидениям заключалась их единственная искренность за весь долгий и утомительный день.

Глава XII

Вернувшись в город, мистер Уан поселил девушку у себя. Пускай квартира стала тесной, но она все еще было комфортной и удобной даже для двоих постояльцев. У героя начался период проживания со своей половиной. Во время всего цикла открывались новые подробности о характере девушки, которые выражались в мелочах обыденности. Даже самый простой подход к процессу готовки или уборки уже говорил о многом о человеке, делящим с тобой одну квартиру. Вместе с более четким ощущением времени появились пустоты, которые заполнялись работой. Мистер Уан вернулся в кампанию, где никто особо не был удивлен его возращению. Все снова приняли героя как кумира. Будто не было месяца, проведенного в санатории. Жизнь снова поехала по привычной колее. Однако теперь мистер Уан замечал то, чего не видел раньше. В людях виднелось безразличие. За широкой улыбкой и громкими возгласами прятались равнодушие и лживость. В знакомых очертаниях лица открывались новые маски. В поведении сотрудников читалось отчаяние и жалость. Никакой искренности вокруг не проглядывалось. Никакого желания ни жить, ни умирать. И это выглядело жутко, страшно, ненормально. Вдруг весь мир погрузился в прозрачный пузырь, сквозь который не проходил свет, а изнутри его оболочка покрывалась густыми тучами, сеющими лишь угнетающий и плотный дождь.

И в этом мире жил мистер Уан?

Он стал относится к окружающим более грубо, нервно и несдержанно. Окружающие замечали агрессивное поведение героя и реже подходили к нему. Сначала они смотрели на него издалека, затем и вовсе перестали оглядываться. Кто-то однажды сказал что-то нехорошее про мистера Уана, и теперь вся кампания считает его козлом отпущения, выскочкой, горделивой и заносчивой. Незаметно герой стал изгоем общества, сам того полностью этого не признав. Все его мысли были заняты одной загадкой: как изменился мир? Что в нем поменялось такого, что люди вмиг обрели совсем иные, будто более настоящие лица, выражающие безразличие, осуждение и раздражение? Когда противныеглаза, в которых читалось восхищение, превратились в холодные затылки? Неужели в этом был виноват сам мистер Уан? Или общество, осознав, что герой видит их настоящим, решило запретить его?

Благо, пока на личном фронте все было хорошо. Отношения между молодой парой были искренними. Несмотря на новые стороны их характеров, которые открывались перед ними, им все равно удавалось принимать себя такими, какие они есть. Любые проблемы и недомолвки тут же обговаривались. Их отношения- пример идеальной совместной жизни. До того идеальный, что, кажется, нереальный, придуманный кем-то. Словно легенда о нормальной паре, не знавшей ни ссор, ни несчастий друг с другом.

Спустя месяц совместной жизни пара решила уехать из шумного центра в более уединенную квартиру в богатом и благополучном жилом районе. Поселились они в только что построенном небоскребе, и на их этаже еще не все квартиры были проданы. Но вся эта будничная рутина протекала быстро и незаметно, не оставляя за собой никаких впечатлений. Да и жизнь мистера Уана вдруг стала мгновенной. Погрузившись в рутину собственных мыслей, он не замечал течения времени, так как все пустоты были заполнены. Все казалось четким и выверенным. От этого тело и душа застряли в невесомости, не ощущая ничего вокруг себя. Все проходило в вечном сне. Даже мгновения, проведенные с девушкой, постепенно сливались с общей массой времени и утекали без следа. Мистер Уан чувствовал, как черствеет его душа, как холоднее он смотрит на окружающий мир и как хуже он понимает чужие сентиментальности. Мир вдруг стал простым, без особых трудностей. Любой сложный механизм состоял из элементарных частиц, которые было легко отследить. И мистер Уан, поверив в собственную жизнь, поверив в себя и собственное мировоззрение, впал в состояние равнодушия. На работе больше никто его не травил, ведь никакой реакции от жертвы не следовало, к лицам снова не рождалось никакого интереса, а прежние вопросы как-то сами собой находили себе ответы. Все, оказывается, было просто, — думал мистер Уан.

В курительной комнате по-прежнему у окна стоял почтальон. На улице медленно падали снежинки.

— Новый год можно считать самообманом? Я считаю, что да. Ведь мы любим сдвигать планы на время вперед. А Новый год- идеальная точка отсчета, откуда можно начать свою мнимую «новую жизнь».

— Снова вы, — пренебрежительно отозвался мистер Уан и сел в кресло.

Рассмотрев героя, почтальон отодвинул от себя пепельницу.

— Давно вас не было. Целых два месяца.

— Я уже как месяц в этом курятнике нахожусь.

— Какой грубый у вас жаргон! — удивился доставщик писем. — Этому вас научили в санатории?

— Окружающие научили.

— Когда это вы стали прислушиваться к окружающим?

— К сожалению, два месяца назад.

— Вот оно как…, — почтальон присел на диван, недалеко от героя. — То-то же я давненько не слышал ваше имя среди коллег!

— Тебе-то какая разница? — мистер Уан злобно посмотрел на доставщика писем. Его сгорбленное тело завязывало шнурки.

— Мне это абсолютно безразлично, — примирительно поднял руки вверх мужчина в синем комбинезоне, когда закончил шнуроваться.

— Тогда к чему эти вопросы?

— Пока что расспросами занимаетесь только вы.

— А ты меня сюда не приплетай!

Герой уже почти встал и подошел к почтальону, но тот быстро вскочил и снова подбежал к окну.

— А вы стали грубее, чем раньше! Взгляните на улицу! Снег пошел! Новый год уже прошел, а снег только сейчас решил пойти!

Мистер Уан громко вздохнул, снова уселся на кресло и достал сигарету.

— Не поделитесь, а? — осторожно, прижав руки к груди, спросил доставщик писем.

— Ты сейчас похож на наркомана, — пренебрежительно фыркнул герой.

— Так курение- губительная зависимость. Куда хуже алкоголя, но не настолько смертельная, как наркомания. Золотая середина!

— Ты дурак? — взбешенный мистер Уан, кинул сигарету неприятному собеседнику. Тот не смог ее поймать и стал ползать по полу, пытаясь найти белую папиросу.

— Зачем же сразу дурак? Я актер! — когда доставщик писем нашел сигарету, он отряхнул ее о свое плечо и сунул в рот. — Эта работа- лишь формальная оболочка. Душой я нахожусь в Большом театре!

— Плохо представляю вас балеруном.

— Тогда буду в Малом играть! — недолго думая, ответил почтальон. — Не найдется огоньку?

Раздраженно вздохнув, мистер Уан достал из кармана зажигалку и кинул ее мужчине в синем комбинезоне.

— Благодарю, — ответил тот, чиркнув зажигалкой. — А вы ведь тоже здесь формально, ведь так?

— Что? — мистер Уан равнодушно посмотрел на собеседника. Тот, опираясь о подоконник, следил за падением снежинок.

— Кем вы действительно хотите быть? — почтальон не посмотрел в глаза героя.

Этот вопрос застал мистера Уана врасплох. Кем он хочет быть? Да кто его знает… Мистер Уан никогда этим вопросом не задавался. Кем он хочет быть?.. Детства он не помнит. Особых желаний в нем нет. Все, что у него есть, это девушка. Может, он хочет быть с ней? Да, наверняка его мечтой является долгая и счастливая жизнь со своей любимой!

— Я хочу…, — начал мистер Уан, но запнулся.

Нет. Не этого он хочет. Совсем не этого.

Осознание этого больно ударило по сердцу. Девушка не является его настоящим желанием. Она не подарит ему веру в жизнь. Она лишь способна действовать, как обезболивающее. Это временный эффект, действие которого рано или поздно рассеивается. Жить на временных препаратах невозможно. Рано или поздно они приедаются. Получается, это вовсе не любовь? Это эгоизм? Мистер Уан искал в девушке временное отвлечение от внешнего мира. Она является личным психологом, который работает на поверхности, не потому что ее квалификация вызывает сомнения, а потому что сам пациент не хочет, чтобы кто-то трогал руками его душу. Он неосознанно запирается от окружающих, не давая другим помочь ему. Хотя ему больно. Он кричит и рвет все вокруг, пытается вызвать у других жалость. Думает, что другие обязаны догадаться, что у него на душе. Но они не смогут. Они не смогут понять, что по-настоящему чувствую я, пока я сам не раскрою другим свою истинную личность. Тогда почему я не могу открыться? Почему не могу показать другим, как мне плохо, хотя все в моей жизни хорошо? Почему я молчу? Так сложно сказать другим искренние слова…

Кем я действительно хочу быть? Любимым? Мечтателем? Невидимкой? Нет… Все не то. Совершенно не то…

— …человеком, — мистер Уан не заметил, как уставился в одну точку. На диване, докуривая сигарету, сидел почтальон.

— Вот оно как…, — доставщик писем, положив ногу на ногу, мотал своей пяткой вверх-вниз. — Довольно редкое желание. Не каждый из нас хочет быть человеком…

Стихло. Все стихло. Мир вокруг избавился от лишних звуков. А в голове мистера Уана все равно шум. Голова вдруг туманная. Помехи мешают мыслям сосредоточиться. Сердцебиение непослушно перекрывает вопросы к самому себе. Не слышно, как почтальон встал. Не слышно, как потухает сигарета. Не слышно, как скрипит диван.

— Вы все еще здесь? — спросил мистер Уан, разглядывая догоревшую в пепельнице сигарету.

— Первым обычно уходите вы. Не хочу нарушать этой традицией. Во мне слишком мало гордости и много жалости. Я попросту не умею хлопать дверьми.

— Почему вы хотите стать актером?

— Потому что я на самом деле почтальон. Скучный, унылый, невзрачный почтальон. Моя работа простая и нудная. Жизнь превратилась в одинаковый день. Ничего не меняется. Только времена года сменяют друг друга из года в год. Кто-то наслаждается каждым днем, а кто-то всю жизнь проводит в одном положении. Так ли хороша стабильность? Не опадут ли на дно осадки в банке с компотом?

— Компот? — мистер Уан непонимающе сморщился и посмотрел на собеседника. Тот спокойно поглаживал свой правый ус.

— Да. Называется внутренностями. Все там плавает, мешается друг с другом и дает человеку жизненные силы.

— Разве это не душа?

— Называйте это как хотите. Главное как-нибудь его обозвать. Я называю душой компотом. Такое сравнение первым в голову пришло.

— А что за осадки?

— Застои, что образуются в нашей жизни. Рано или поздно они свернуться в большой клубок и осядут на дно. А за ними и мы.

Снова молчание. Снова затишье. Почтальон от скуки топал ногами.

— А вы, — спросил доставщик писем, громко вздохнув, — почему хотите стать человеком?

— В этом я вижу истинное счастье.

— Разве перед тем, как стать человеком, не важно ли понять его суть?

— Она у каждого своя. Думаю, я уже нашел ее, только не знаю о ее существовании. Мне нужно лишь сделать первый шаг…

— Ну, — обрадованно сказал почтальон и встал, — идите! Идите прочь и делайте первый шаг!

Мужчина в синем комбинезоне за руку поднял героя и выпроводил его из курительной комнаты, на прощание сказав.

— Я верю, у вас все получится!

«Все получится…», — крутилось в голове. Мистер Уан особо не осознавал значение этой фразы. Все ли у него выйдет? Или он так и останется в этой оболочке, похожей на непонятную сущность? Стоит ли продолжать двигаться вперед… Что ему слова этого почтальона? Они ничего не значат! Лучше вообще ни о чем не думать! Да! Так будет лучше. Слишком много мистер Уан в последние дни думает. Это ужасно влияет на его настроение и состояние. Может, стоит отвлечься? Он слишком зациклился на себе. Сейчас его концентрация развеялась. Нужно отдохнуть… Но как это сделать? Может, пойти в бар и выпить?..

Глава XIII

Люди из банды встретили своего главаря радушно: без Вильгельма дела у них особо не двигались. Не сказать, что город был эпицентром криминала, однако даже в таком густонаселенном и важном экономическом месте страны велась теневая конкуренция между мелкими обществами преступников. Власти приписывали банду Вильгельма именно к преступникам. Поэтому действовать ночью и в густонаселенных районах, полных пьяниц- это абсолютно предсказуемая тактика для подобной нелегальной группировки.

Вильгельм наслаждался этим месяцем: он напрочь забыл о мистере Уане, последний раз видел Питера только на перроне и с радостью вернулся к своим будням обыкновенного главаря непримечательной шайки, которая не имела особой структуры. Однако за свои просчеты надо отвечать. И спустя месяц после своего прибытия Вильгельм собрался проведать заказчика. Ему не очень хотелось с ним встречаться, но чувства вины и долга, которые в нем неожиданно сильно вспыхнули, заставили его решиться на унижение и позор.

— Босс, если что, только свистните, — водитель, отвлекаясь от дороги, все время поглядывал на Вильгельма.

— Разумеется, — пробурчал герой и, немного подумав, добавил. — Спасибо вам.

— Да не за что…, — водитель удивился. Сколько он себя помнил, ни разу босс никого не хвалил и уж тем более не благодарил. Поэтому слышать подобные слова, как спасибо и пожалуйста, для обычного члена банды приравнивалось к рождению настоящего чуда.

Машина подъехала к нужному двору. Вильгельм молча ступил на мокрый тротуар.

— Берегите себя! — сказал напоследок водитель.

Зайдя во внутренний дворик, герой съежился от холода. Сейчас снегопад был не такой сильный, как днем, однако все равно белые кристаллики неприятно садились на лицо. Очки запотели. Пробираясь почти вслепую, Вильгельм нашел нужную квартиру и нажал на звонок. Дверь приоткрылась.

— Кто это? — довольно молодой голос ответил из темноты.

— Тот, кого вы заказывали.

— Ох, ё! — дверь закрылась. Внутри были слышны колебания и суета хозяина. Когда дверь снова приоткрылась голос превратился в уже знакомый, старческий. — Предупреждать надо!

— Я войду?

— Ты сначала ответь- убил?

— Пока еще нет, — без лишних колебаний ответил герой.

— Тогда катись к черту! — старик рассерженно хотел захлопнуть дверь, но Вильгельм подставил ногу.

— Нам надо поговорить!

— Пока ты не убьешь мистера Уана я тебя не впущу!

— Если я с вами не поговорю, то просто выломаю вашу дверь и насильно заставлю вас выслушать меня, — Вильгельм крепко схватился за дверную ручку.

Старик прекратил сопротивление. Немного поразмыслив, он все же открыл полностью дверь, впустив внутрь героя. Особо ничего не поменялось. Однако, зайдя в зал, Вильгельм заметил на столе газету, разбросанные письма, и недопитую кружку кофе. Рядом со столом лежал мешок. Видно, хозяин не ожидал появления героя. Когда они уселись на кресло, большая шляпа уже укрывала лицо старика.

— Ну? — нетерпеливо спросил он. Хозяин не собирался убирать беспорядок на столе.

— Вы же точно послали меня убить именно мистера Уана?

— Точно.

— Вы в этом уверены?

— К чему ты клонишь?

— Возможно ли, что мистер Уан сменил имя?

— Например, на какое?

— Питер.

Хозяин хотел ответить, но немного подождав, задумался. Руки его лежали на коленях. Из-под тени шляпы виден был только подбородок. Такой же тусклый свет. За окном- тьма. Жуткая, тягучая атмосфера. Томительное молчание.

— Вы встретили их обоих? — спросил старик.

— Вы думаете, что это разные люди?

Хозяин снова замолчал.

— Вам что-то известно, не так ли? — герой поддался вперед.

— Конечно, — усмехнулся старик, не отвлекаясь от раздумий, — я ведь твой заказчик. Мне положено знать больше, чем тебе.

— Раз вы не отвечаете мне внятно, значит, мистер Уан действительно скрывается под псевдонимом Питера. Они один человек.

— Не совсем…, — начал было хозяин, но Вильгельм его перебил.

— То есть я все это время болтал со своей целью? — тусклый свет, и отсутствие реальности за окном сбили героя с толку. Он потерял грань между своими мыслями и материальным окружением. — Я ведь его даже избивал. Избивал до полусмерти. Думал, что это невиновный человек, не заслуживающий смерти. Да, он был раздражающим… Но он, оказывается, являлся и мистером Уаном… И ты, чертов старик, не сказал мне это?!

Вильгельм громко стукнул кулаком по столу. Письма разлетелись по углам, немного кофе из кружки разбрызгалось и запачкало газету. Старик испуганно вжался в спинку кресла.

— Ведь так, да?!

— Нет, — вжавшись в кожаную обивку, пискнул старик.

— Врешь! Нагло врешь!

Вильгельм продолжал сидеть и нервничать. Его нога постоянно дрыгалась, дыхание участилось. В груди все кипело, забурлило. Еще полчаса назад он был удивительно спокоен, в его душе поселилась тишина и смирение с окружающим миром. Однако вдруг в этой тесной квартирке, чувства закружились и помчались кувырком. Тело горело, руки дрожали, ноги не слушались. Вильгельм, часто моргая, смотрел на хозяина, пытаясь разглядеть сквозь тень его лицо, испуганное и непонимающее.

Неожиданно герой замер. Дыхание успокоилось. В голове вдруг стали возводится баррикады рассуждений и внутренних вопросов: «Почему я разозлился? Что заставило меня выйти из себя? Разве этот старик что-то сделал не так? Его право скрывать тайны. Мое дело искать и убивать. Так почему я разозлился? Из-за того, что чего-то не знаю? Когда меня волновало любопытство…»

— Вы сейчас очень похожи на мистера Уана, — увидев, что наглый гость успокоился, старик осмелился внести слово.

— Я и на тебя чем-то похож, жалкое отродье, — угрожающим голосом сказал Вильгельм. И снова в голове большим и четким кадром высветился вопрос: «Что он мне сделал?».

— И все-таки в санатории вы очень с ним сблизились, не так ли? — по его подбородку было видно, как уголки губ довольно поднялись в усмешке.

Снова душа завелась. Вильгельм чувствовал, как разогреваются его щеки. Дыхание участилось. Хозяин, понимая, что сейчас его собеседник вновь на грани бешенства, решил встать с кресла и отойти к выходу.

— Вы еще смеете говорить, что я с ним сблизился?! — герой вскочил с места. — Сблизиться с этой высокомерной пустышкой?! Ни за что! Я не из этих…

— Каких? — снова пискнул старик, отходя все дальше от героя.

— Я не одинок, — Вильгельм поднял глаза. — Никогда не был одинок. А этот урод один. И всегда будет один. Будь он хоть мистером Уаном, ему никогда не стать полноценным человеком.

Герой посмотрел на старика. Тот уже обулся и собирался бежать. Только когда захлопнулась входная дверь, Вильгельм опомнился и побежал вслед за хозяином. Снегопад усиливался. В тишине жилого квартала особенно четко выделялся хруст снега под ногами беглеца. Доверившись ушам, Вильгельм устремился за стариком. Далеко убежать он не мог. Вот уже слышна была его тяжелая отдышка. Под светом одинокого уличного фонаря виднелись пары теплого дыхания. Схватив беглеца за плечо, герой повалил его на холодный снег. Шляпа спала. Широкие усы выделялись на сухом и уродливом лице. Глаза испуганно смотрели на Вильгельма. Морщины особенно четко выступили на лбу и под веками. Все мышцы лица напряглись. Грудь лежащего быстро поднималась и опускалась.

— Ты не похож на старика, — сказал Вильгельм, пытаясь лучше рассмотреть лицо заказчика, которое пряталось под собственной тенью героя.

— Ты не узнал меня? — брови обманщика поднялись вверх.

— Откуда мне тебя знать?

Мужчина выдохнул.

— Что ты будешь делать дальше? — спросил заказчик, глядя на Вильгельма уже не так испуганно.

— Ты так и не ответил. Питер и мистер Уан один человек?

Хозяин задумался и несколько раз встречался с глазами с героем.

— Нет, — ответил он, готовясь получить кулаком по лицу.

Вильгельм уже и вправду замахнулся, но, немного погодя, опустил руку.

— Врешь…, — обессиленно сказал герой. — Все вы врете…

Мужчина хотел что-то ответить, но прикусил губу. Вильгельм медленно встал. Снежинки быстро проносились перед глазами и падали сначала на спрятанные в перчатках руки, а уже потом на белоснежную, испорченную грязными следами землю. Остывающее дыхание заказчика поднимало вверх еле видимые дымки. Тусклый свет уличного фонаря оградил зону реального мира, за которой ничего не было видно. Даже высоких кирпичных квартир с когтистыми деревьями.

Громко вздохнув, Вильгельм стал удаляться от фонаря.

— Стой! — вдруг воскликнул заказчик, быстро встав с пола.

Герой не останавливался.

— Убей мистера Уана! Убей, и я тебе расскажу все!

Ничего не ответив, Вильгельм исчез в снежной мгле.

Водитель, дожидаясь босса, как раз достал сигарету. Герой открыл дверь в тот самый момент, когда зажглась искра.

— Будете? — спросил водитель, протянув Вильгельму пачку.

— Не курю.

Машина тронулась.

— Как прошло?

— Более чем, — угрюмо и устало проговорил герой.

— Что-то случилось, так? — поинтересовался водитель.

— Не твоего ума дела.

Больше водитель ничего не спрашивал и молча следил за дорогой. Ехали они неспешно из-за усилившегося снегопада. В машине было тепло. Когда они доехали до центра города, водитель спросил:

— Вас тут высаживать?

Выглянув в окно, Вильгельм снова укутался в шарф и безразлично произнес:

— Вези меня на район.

— Будете охотиться?

— Нет, поговорю с искренними людьми.

«Районом» называлась та самая улица, где ошивались все пьяницы города. Гуляя по освещенному гирляндами проспекту, Вильгельм осматривал вывески баров. Поток людей уносил его в неизвестном направлении. Была особенная толкучка. Несмотря на обильный снег, люди вокруг не горевали, а радовались, как дети. Снег в этих местах- обычное дело, особенно зимой. Поэтому так непривычно было видеть счастливые лица окружающих. Вильгельм поднял голову, пытаясь понять, что именно окружающие увидели в снеге такое радостное? Нечетные белые пятна проносились мимо. Они словно появлялись неоткуда из тьмы и опадали на мокрый асфальт. Белоснежный покров, который мог бы так красиво укрывать городскую артерию, превратился в черный комок грязи, сырости и безразличия. Герой долго смотрел на падающие снежинки, но, опустив голову, разочарованно побрел дальше. Нет счастья. Нет смысла в этом снегопаде. Непонятно, почему вокруг все радуются этому падению замерзшей воды? Почему им так нравится, как что-то падает на землю? Считают это подарком Божьим? Непонятно… Или в их пьяных глазах все куда ярче? Какого же это опьянеть… Какого ощутить эйфорию и забытье? Это и вправду делает людей счастливыми?

Нет сил… Нет сил смотреть в глаза проходящим людям. Нет сил прислушиваться к матерным говорам окружающих. Нет сил вдыхать режущий душу мороз. Нет сил протянуть руки к наглецу, домогающемуся до женщины. Нет сил избить ни насильника, ни женщину. Нет сил… Откуда же тогда вся жизнь берется? Если нет сил, то, может, и жизни нет? Окружающая радость никак не пробивает душу. Ужасающий холод при виде чужого счастья трепещет душу. Где чудо?.. Вокруг разврат, насилие, пьянство, ругань, непотребство и ложное счастье. Где здесь родится чудо? Неужели на улице Вильгельм не увидит ничего удивительного? Тогда стоит зайти внутрь. Может, там будет ответ, почему люди радуются снегу.

Зайдя в абсолютно случайный бар, который имел название «Счастливый крестьянин» и который отличался от других только тематикой фермерского быта и ковбойским духом приключений, Вильгельм ощутил неприятный запах чего-то сгоревшего, похожего на горящую смолу. Вокруг расставлены стог сена, коромысла, статичные фигуры животных, постеры, вилы, лопаты и прочие сельскохозяйственные инструменты, банджо, гитары, фортепиано, мебель вокруг сделана, словно из кусочков ярко-красного амбара. А людей вокруг очень мало. И большинство из этого меньшинства сидело за барным столиком. Лишь немногие прятались по углам на диванчиках. Официанты никак не реагировали на Вильгельма. Герой медленно прошел в угол и уселся на диван за столик, до которого не доходил свет лампы. За окном все пестрело и светилось, а на этом месте тень приглушала все оттенки пьяной радости окружающих. Да и при совершенно ином освещении лица окружающих выглядели совсем иначе. Пьяные мужики, по-разному одетые, имеющие разное телосложение и разный тембр голоса, одинаково нагнулись над большой кружкой пива и молча уставились на экран небольшого телевизора, по которому транслировалась игра в настольный теннис. Разумеется, из разбирающихся в этом виде спорта в баре был лишь комментатор, который так-то не присутствовал в этом заведении, но чей голос был слышан отчетливее всех. Бармен сонливо потирал бокалы, ожидая заказа. Остальные словно впали в транс, наблюдая за тем, как маленький белый мячик скачет то к одному игроку, то к другому.

— Словно ненастоящие, — вдруг донеслось из темноты.

Вильгельм от неожиданности отскочил. Голос был знакомым, но особо понять, кто именно с ним говорил, герой пока не успел.

— Вы интересуетесь настольным теннисом? — спросил голос из темноты.

— Нет, — ответил Вильгельм, еще немного присмотревшись к темноте, быстро успокоившись и усевшись на край дивана.

— Я вот тоже. Но игра очень занимательная… Глядеть, как мячик скачет туда-сюда, как, махая ракеткой, напряженно следят за игрой спортсмены… Вот настоящая прелесть спорта. Ты не знаешь, что происходит, а все равно тебя словно засасывает этот процесс противоборства… Мы любим бороться, меряться силами, и спорт- это лучшее решение всех наших конфликтов. Да только те, кто не обладает достаточными физическими данными, идут в совсем иные сферы жизни, и что из этого выходит- уже история.

— Я вас знаю? — Вильгельм устал всматриваться в темноту и, заслушавшись, как незнакомец медленным и певучим голосом рассуждает о спорте, развалился на диване.

— Возможно. Вот вас я вижу впервые.

В телевизоре кто-то выиграл раунд.

— Мне всегда было интересно, слабые чего больше хотят, денег или власти?

— Того и другого.

— Того и другого хотят сильные. И они это получают. А вот слабые? Они ведь не имеют такого же запаса энергии, какой имеет обычный человек. Им приходится целенаправленно идти лишь по одному пути. И это уже настоящая лотерея. «В природе выживает сильнейший», — так говорят сторонники борьбы за существование. В природе, может, все и так. Однако человеческое общество многим отличается от привычного нам понятия экосистемы. В нем экстремальные условия создаются самими людьми, поэтому иногда некоторые преграды попросту невозможно преодолеть. Единственный, кто усложняет нам жизнь, это мозг. Он делает из несуществующего материальное и объясняет свои идеи так нестандартно и абстрактно, что информация доходит до остальных только в незначительных отрывках. Испорченный телефон… Мы опираемся на опыт предков, создаем новое и шифруем это таким непонятным языком, что в будущем наши потомки сойдут с ума, ломая головы над простейшей задачкой, сформулированной нечеловеческим языком…

Кто-то выиграл второй раунд. Один мужчина за барным столиком неожиданно оживился и попросил у бармена принести ему еще пива.

— В спорте все- в основном- решают физические данные и удача. А в обществе- только умение вовремя замолчать и убежать. Ты не возьмешь человечество силой, не придумаешь гениальный план по захвату всех стран мира. Нами невозможно управлять, но все равно в мире существуют рабы. И кто является хозяином? Сильный? Нет, не сильный. Слабый. Настоящий слабак, держит в своих руках веревку. Вот только кто является рабом… Здесь уже вопрос сложный.

— Где тогда место сильных?

— Сильные тоже хозяева. Но они и рабы. Они и свободны. А слабые составляют большинство общества.

— В чем тогда сила?

— В возможности следовать своим принципам, в деньгах, в чести, в совести, в уме, в семье, в добре, в мире, в любви, в героизме. Сила во всем. Но только по-настоящему сильный человек способен использовать этот ресурс по назначению. Я не отвечу на этот вопрос, потому что сам являюсь слабым. Хотя стремлюсь казаться сильным… И чем я тогда отличаюсь от других?..

Кто-то еще зашел в бар, осмотрел помещение и его обитателей, занял свободное место и молча уставился в окно.

— Но в отличие ли вся суть… Стремясь отличаться от других, все больше растворяешься в массе. Чем больше ты думаешь об индивидуальности, тем более коллективно мыслишь. Нельзя думать о том, что ты умный. Так думают только глупые. Нельзя считать себя сильным, иначе быстро станешь слабым. Нельзя самонадеянно полагаться на самоуверенность. Иначе больно будет получать оскорбления от окружающих. Что ж тогда делать? Совсем не думать? Нет, вы не правы. Тут нужно грамотно расценивать свои силы и грамотно подходить к любому делу. Трезво анализируя свои ресурсы, ты повышаешь шанс успеха…

Вильгельм громко зевнул. Это было случайно. Слушая монотонный и усыпляющий монолог мглы, герой вдруг снова обрел спокойствие. Голова, перегруженная ненужной информацией, быстро подняла белый флаг и ушла на покой с чемоданом в руках, а всему остальному телу было как-то без разницы, что происходит с миром и обществом. Сейчас обстановка сложилась так, что невероятные уют и тепло плохо пахнувшего бара усыпляли.

— Да…, — тихо зевнула мгла. — Такие рассуждения могут прийти только на пьяную голову… И ведь я ни черта не понимаю общество. Чем оно живет, как двигается… Кажется, что все идет как прежде, но обстановка совсем иная… И фиг поймешь, хороший ли ты сейчас для окружающих или плохой. Иногда сочувствуешь тем злодеям, что стремятся истребить всех людей. А иногда в тебе просыпается настоящий миротворец, который не способен обидеть ни мухи. Люди как-то не замечают этих дилемм. Они погружены в собственные мысли, наслаждаются культурой индивидуальности, продвигают собственное мнение, а про других напрочь забывают. И тогда возникает вопрос, как общество существует? Если мы все станем индивидуалистами, то будет ли человечество жить в том же порядке и благополучии? Мы ведь и живем так богато, потому что едины. И все же люди вокруг не хотят прислушиваться к остальным и игнорируют чужие голоса, мысли. Они так раздражают… Имеют собственное мнение, спорят, не слушаются, пытаются быть свободными… А некоторые высокомерные, алчные, жадные и просто невероятно раздражающие. Люди ужасны… Людей надо или воспитывать, или убивать… А убивать- грех… Хотя Бог давно отвернулся от нас. От тех, кто питает ненависть ко всем вокруг. Куда деться чуду, если оно не смотрит тебе в глаза? Если в твоей жизни этого чуда никогда не существовало… И я ненавижу себя, потому что сам являюсь недочеловеком. Потому что бешусь, жадничаю, стремлюсь быть свободным, грешу, ругаюсь, пью и курю. Я не попаду в Рай. Однако Ад будет куда лучше Земли. В Аду известно, что тебя ждет. Ты будешь в вечных страданиях. А в нынешнем мире непонятно, куда все уходит… Ты вроде бы хороший человек, а тебя ненавидят. И чтобы существовать в этом мире, нужно уметь справляться с внутренними распрями. Душа разрывается на две- а то и больше- части и иногда хочется просто перестать рассуждать, стать животным, жить инстинктами, не задумываться о правильности своего поступка. Просто делать то, что ты посчитаешь нужным. И неужели в этом главная суть индивидуальности? Неужели общество постепенно наполняется животными, стремящимися завладеть своей территорией?

На улице прошла колонна пьяных людей, весело поющих новогодние песни. Они громко и страстно выкрикивали знакомые всем слова и со стороны выглядели уютно и беззаботно. Вильгельм устало зевнул, потирая глаза.

— Вам не надоело слушать меня?

— Надоело, — герой стал разглядывать свои коленки, спрятанные под столом.

— Понятно… А все же дослушайте, раз уж я разговорился. Я плохо умею открываться другим и еще хуже умею формулировать мысли и держать их в своей голове. Так вот, разделение на несколько частей… Мне так некомфортно чувствовать угрызение совести… Да, не смейтесь! У меня есть совесть! По крайней мере, она еще дышит. Неприятно осознавать, что ты не прав, что ты сделал что-то не так. Это так угнетает изнутри… Видеть, как человек страдает, мучается из-за твоей холодности, а внутри тебя ничего не колышется. Дым тонкой и ровной струей поднимается вверх… И никакие душевные муки не возникают… Ладно хотя бы появилось желание умереть, но и жить-то все еще почему-то хочется… Кажется, что я нашел то спокойствие мира, за которым гнался. И теперь я не слабый и не сильный. Я третий показатель духовного состояния, находящегося далеко за пределами отрезка, на котором расставлены шкалы измерения силы. Мне словно все скучно, но я все равно залипаю на простейшие мелочи окружения… Интереса нет, но в какой-то момент его фантом появляется и цепляет меня за окружающий мир. Как это состояние называется?.. Томление? Не помню. Не разбираюсь я ни в биологии, ни в психологии. Но рассуждать о чем-то неизведанном наоборот интереснее. Хочется представлять себя ученым, мнением которого дорожит весь мир. Или хочется стать философом, который поучает остальных и несет вселенскую мудрость… А я хочу быть человеком…

— Человеком? — этот вопрос был среднее между усмешкой и искренним непониманием.

— Да, человеком. Но не знаю, в чем заключается определение человека. Как им стать, как найти ориентир, к которому нужно стремится? Не заводить же мне кумира…

Спортивный канал переключили на музыкальный. Там крутили какие-то невыразительные, пошлые, бессмысленные, бездарные и развратные клипы современных исполнителей. За барной стойкой все спали, кроме бармена. Мужчина, сидящий за столом у окна, так ничего не заказал и продолжал смотреть в окно.

— Я боюсь своей бездеятельности, — продолжила мгла. — Мне иногда кажется, что я не существую, что на самом деле мое тело является кинокамерой, через которую снимается фильм. Я способен переходить на разные планы, снимать с разных ракурсов, но тот голос, что молвит от первого лица ненастоящий. Не мой. А чей-то другой… И точно ли я есть? Точно ли я существую? Идет время, я старею, но не замечаю, как мои дни утекают в никуда… Правду говорят, что жизнь-это игра, а мы в ней актеры. Я играю… Играю человека гордого и независимого, но не знаю, получается ли у меня или нет. И ведь чувствую, что это не моя роль… Иногда хочется сменить главного персонажа. Стать таинственным, скрытным и незаметным. В этой роли меня знает слишком много людей, и я устал от того количества разных мнений обо мне, что сыпется на мою рожу. Ужасное чувство всеобщего внимание. Лишнее слово- сначала сто оскорблений потом три возражения. Одно ненужное действие- тысячи шепотов и два осуждения. До того тошно смотреть на это стадо… Малейшее колебание- ты бездарность. Таланта нет. Твоей игре никто не верит. Хотя до этого в реплике ничего не менялось. Да и походка та же. Но мнение уже другое. И как угодить всем? Как угодить…

Звуки расплывались. Становились нечеткими. Одни вопросы… Вопросы… Вопросы…

Белые очки. Крыша тонущего автобуса. Океан. На фоне падающие многоэтажки. Вода по колено. Небо черное. Дождя нет. Под водной гладью ничего не видно. Стекла автобуса вдруг вылетают. На крышу забирается Питер и… Мистер Уан. Они молча оглядываются на Вильгельма и смотрят на белые очки. Через мутные линзы преломляются редкие лучи искусственных фонарей, появившихся из моря. Гнетущая атмосфера. Звуков нет. Движение волн визуализировано, однако шума прибоя нет. Все сконцентрировалось на белых очках. Легкие толчки пошатнули крышу автобуса. Вдруг освещение стихло. Стало темнее. Вильгельм повернул голову. На них шло высокой стеной цунами. Вот-вот вода коснется Вильгельма…

Перед ним был мистер Уан. Нагнувшись над героем, он хлопал того по щекам, спрятанным за шарфом.

— Неужели мой монолог настолько скучный?

— Вы мистер Уан? — сонно проговорил Вильгельм.

— Нет, ваше видение.

— Так все это время я слушал вас…

— Вы заснули на самом интересном месте! — огорченно сказал мистер Уан, осмотрелся, снова нагнулся к герою и спросил. — А мы… знакомы?

— Да…

Тело плохо отвечало на команды мозга. Словно внутрь костей запихали обивку для игрушек. Руки еле поднимались. Тусклое освещение бара слепило глаза. Желудок казался пустым, однако в нем все равно будто бы разожгли костер. Слюна ощущалась явственнее. Голова качалась из стороны в сторону.

— И давно? Просто я вас не помню.

— Нет, познакомились два месяца назад…

— Два месяца назад…, — мистер Уан складывал бумажки в свой чемодан. — Два месяца назад я был в санатории. Мы там виделись?

— Да…

— Вы Питер что ли?

— Вы и Питера знаете? — Вильгельм с трудом встал, подошел к столу и чуть не упал, но Вильгельма подхватил мистер Уан.

— Хо-хо! Пил я, а на пьяного похожи вы! Вам помочь дойти до дома? — на мгновение голос подхватившего подорвался.

— Не надо, сам дойду.

— Как знаете! Мне спешить надо, иначе моя возлюбленная будет очень ругаться, ведь сегодня я в первый раз в своей жизни задержался на ночь в баре! Ну что за безобразник! Бунтарь! И бездельник! Дурак! Какой же я дурак!

Неожиданно мистер Уан стал бить себя по лбу.

— Дурак! Дурак! Дурак! Просто дурак! — собеседник в агонии громко прорычал. — Я ведь, черт подери, не люблю ее! Не люблю! А она любит… И так страстно, так нежно! Я ее последняя соломинка, она держится за меня, а мне же лучше одному! Мне плохо быть с кем-то… Моя потребность в одиночестве с каждым днем все больше… Мне нельзя ее бросать. Я ее украл! Воспользовался моментом, когда ей захотелось сбежать от матери, и увел ее с собой… И ведь матери сейчас невероятно тяжело… И ей тяжело. Но она все равно поддерживает меня. Помогает находить выход из душевного тупика… И чем больше я расту душевно, тем больше понимаю, что это нелюбовь. Это любое слово, но не любовь.

Мистер Уан стоял, склонив голову над столом. Вильгельму было сложно разглядеть его лицо.

— Это в вас еще гуляет алкоголь, — сказал герой, смотря на своего раскаивавшегося собеседника.

Мистер Уан ничего не ответил. Герой, вздохнув и подойдя к столу, положил свою руку на голову мистера Уана и спросил.

— Чего вы боитесь?

— Одиночества…, — после долгого молчания ответил мистер Уан.

— И вы в нем так нуждаетесь?

— Да…

— Вы мазохист?

— Возможно…

— Почему вы так хотите побыть в одиночестве?

— Меня раздражают люди.

— Тогда почему вы боитесь остаться одиноким?

Мистер Уан ничего не ответил. В баре остались только мужчина, смотрящий в окно, и бармен. Никого из пьяниц в помещении не было. На улице тоже стало совсем пусто.

— Я вспомнил вас, — мистер Уан взял чемоданчик, не поднимая головы. — Я вспомнил, что я вас ненавижу.

— Я вас тоже, — Вильгельм похлопал по плечу собеседника. — Пойдемте, я вас проведу до дома.

Мистер Уан последовал за ним.

Они шли молча, окруженные теплым блеском гирлянд и уличных фонарей. Снегопад прекратился. В небе уже виднелся восход. Черное небо чуть-чуть осветилось, и розовые полоски появились немного выше многоэтажных домов. Пьяниц вокруг не было. Никто не пел, не орал, не бесновался. Где-то на сыром полу лежали напившиеся в хлам, но больше людей на улице не было. Мусора вокруг валялось очень много. Белизна снега блестела на ветках деревьев, будто гирлянды. Вниз смотрел только мистер Уан. Вильгельм, поправив очки, наслаждался восходом солнца. Звезды исчезают в свете розовых волн, пушинки редких облаков становятся четче. И в этом пробуждении природы есть новая жизнь. Новая жизнь и новая надежда на лучший исход чего бы то ни было. Неважно, что случится, будущее все равно будет намного лучше, чем прошлое. Потому что позади остались горе, ошибки и печали. А впереди нас ждут возможности, вторые шансы и любовь… Любовь не к человеку, а к миру. Любовь внеземная, душевная и бескорыстная. Истинная любовь, которую всю свою историю человек искал и обязательно в итоге находил.

Глава XIV

Поднявшись на свой этаж, мистер Уан пошатывался из стороны в сторону возле своего двери. Он не решался зайти внутрь. В его голове все кружилось, расплывалось, распылялось. Устав от этой головотряски, герой сел под стеной, упершись головой в колени. Жалко, наверно, выглядело его тело в этот момент, но именно сейчас мистер Уан был настоящим. Не тем напыщенным и гордым самозванцем, которым все его считали, а бедным, жалким и отвратным пьяницей, каковым прежде всего герой считал себя. На их этажах было много пустых квартир. Многоэтажку построили недавно, да и кризис в стране оставил многие дома без потенциальных жильцов. Редко мистер Уан виделся с соседями с этажей выше. И сейчас, сидя на холодном и сыром бетоне, герой думал, что остался совсем один. Один, где больше не было никого, кроме этого подъезда. Один…

— Вам нехорошо?

Голос незнакомца испугал мистера Уан. Он быстро поднял голову. Снова в глазах все поплыло, и лицо неизвестного совсем было не узнать.

— Вы пьяны, так?

Герой снова уперся головой в колени.

— Давайте я вам помогу.

Чужие руки взяли за локоть мистера Уана. Возмущенный этим внезапным прикосновением герой отдернул руку.

— Зачем вы так? Вас же ждет жена. Она волнуется! Вставайте же.

Герой отрицательно промычал.

— Ох, беда с вами… Беда! Тогда я сейчас постучусь в вашу дверь. Пусть ваша жена с вами разбирается.

Вновь испуганный мистер Уан всем телом вцепился в ноги незнакомца.

— Что вы делаете?

Не устояв на месте, неизвестный свалился на пол.

— Вы так сильно не хотите явиться домой?

Мистер Уан покачал головой.

Громкий вздох разнесся по всему подъезду.

— Хорошо… Тогда пойдемте ко мне. Мы все равно соседи. У меня вы протрезвеете немного и вернетесь к себе.

Незнакомец встал и помог герою зайти в свою квартиру. Внутри было пусто. Мебели не было. Даже кровати не оказалось. Лишь матрас да подушка. На полу лежал чайник, подключенный к розетке.

— Я только неделю назад купил эту квартиру и пока все мои вещи не успели доехать. Жуткий снегопад на этой неделе! Вот, выпейте.

Незнакомец протянул мистеру Уану кружку горячего чая.

— Садитесь сюда.

Мистер Уан покорно уселся на матрас.

— Как же мне жаль вашу жену! Как она только за такого пьяницу вышла?

Сделав глоток, мистер Уан почувствовал, как его голова постепенно отрезвляется, становится яснее. Круговорот медленно останавливается, цвета мира становятся более четкими.

— Хотя не мне вас осуждать. Я и сам человек не самый лучший. Потерял всех близких людей и теперь провожу все свои дни в этой конуре. Кошмар! Человек, достойный жизни, давно бы взял себя в руки и начал бы вновь бороться за свое существование. А я вот сдался… Подумал, что не смогу уже никого найти… Хотя недавно одну родную мне душу уже нашел.

Когда чашка была пуста, мир мистера Уан уже полностью обрел свою четкость. Приглушенные мглой ночи цвета, осознанность материального окружения, запахи краски и штукатурки. Герой разглядывал свои четкие руки, всматривался в четкий чайник, взглянул на незнакомца…

— Это вы? — развязный голос вернулся к герою.

— Узнали? Вот мы и встретились вновь, мистер Уан! Я уже думал, не найду вас! Так и продолжу жить в потерянном мире, которым вы меня одарили… А вот нашлись вы!

— Ты меня преследовал?

— Да! — воскликнул Питер. — Преследовал! Искал вас по всему городу, но о вас ни в кампании ничего не говорят, ни в родном районе! Никогда бы не подумал, что о мистере Уане ничего не будет известно! Это меня удивило, если честно. А еще ваше пьянство. Где же ваша элегантность?

— Не было ее у меня! — крикнул герой и отвернулся от Питера.

— Тогда почему вами восхищались?

— Потому что все были дураками! Обыкновенным стадом! Они не видели во мне жалкого человека! Они возвысили меня из простой нужды в кумире! А я, черт подери, поддался им…

— Вы бы не позволили им просто так себя возвысить, — улыбнулся Питер, ехидно глядя на героя.

— Позволил! Я им позволил! Я такой же жалкий, как и они! Но все решили, что я другой и стали восхищаться мной! А я хотел лишь простой жизни! Простой! — мистер Уан попытался встать, но его ноги совсем перестали слушаться, и слабое тело героя вновь плюхнулось на матрас.

— Вы хотели стать мной?

— Тобой? Только не тобой! Ты хуже любого человека!

— Ну, как же! Быть хуже человека невозможно! Он и ангел, и демон, и вор. Вы лучше посмотрите в зеркало. Разве в нем не отражается настоящий вы?

— Не хочу туда смотреть! — завопил мистер Уан и попытался снова встать, но Питер схватил героя за руку.

— Постойте! Опять меня бросаете. А ведь я теперь покорен вами! Вы добились своего: я стал частью вашего мира. Я раб ваш! И мне теперь страшно одиноко!

— Так продолжай сходить с ума в одиночестве!

Мистер Уан со всей силы ногой ударил в лицо Питера. Хозяин пустой квартиры обессиленно опустился на матрас. Простояв пару минут в ожидании, когда наконец ноги смогут нормально слушаться его, герой направился к входной двери.

— Пусто здесь…, — одиноким эхом раздавался голос Питера. — Потолок такой пустой… Окна такие пустые… Вы такой пустой… Одиноко…

Мистер Уан захлопнул дверь. Только неснова! Только не снова слушать эти монологи! Нет! Уж лучше застрелиться, но не слышать этого голоса! Не слышать!

Дверь. Черная дверь. До того ужасающая, что каждая часть тела дрожит сильно и беспомощно. Если постучаться в нее, то дверь откроет не красивая девушка, имеющая материальное тело, внутри которого течет теплая кровь, бьется живое сердце и рождаются ласковые и нежные чувства к родному и близкому человеку, а бесформенная совесть, медленно снимающая слои кожи лжи, обросшие над истиной. Беспощадная совесть, которая правдой будет резать плоть, доходя до самого уязвимого ядра души. Почувствовав тепло домашнего уюта, внутренности разорвутся на мелкие кусочки. Нельзя… Ни в коем случае нельзя стучаться, но и возвращаться назад к голосу тоже не хочется… Какая правда лучше? Та, что лежит избитая на полу, жалкая и плаксивая, зато не такая великая и напыщенная? Или та, что милая и невинная, своей добротой неумолимо терзает голову и душу, выдавливает глаза из глазниц? Что выбрать? Чему довериться? Сердца нет. Головы тоже нет. А себе я никогда и не доверял.

Дверь медленно открылась. Приглушенный желтый свет лампы ослепил глаза.

— Вернулся, — ахнула девушка, сжав у груди руки. — Снова вернулся! Не бросил, но спился! — и без лишних прелюдий стали литься безжалостные вопросы. — Почему ты начал пить? Ты больше не доверяешь мне?

Мистер Уан угрюмо опустил глаза.

— Тебе не хватает чего-то? Что тебя привело к этому? Ты запил ради удовольствия? Или ради страданий? Тогда почему я должна тоже страдать? Мучиться, беситься и нервничать за такую свинью, как ты!

В лицо герою прилетело полотенце. Оно медленно скатилось с потных щек и упало на пол. Мистер Уан медленно нагнулся и поднял полотенце, протянув его девушке.

— Прости…, — тихо сказал он.

— Я ведь тебя еще ни разу не прощала…

Герой взглянул на девушку. Она плакала.

— Почему ты плачешь? — он искренне не понимал причины слез. Ему казалось, что плачь здесь совсем неуместен. В этой сцене должны быть ярость и гнев, ненависть и страсть. А внезапное рыдание сбило с толку героя.

— Потому что каждый день я встречаю человека, который медленно убивает себя, — шепотом, сквозь слезы, проговорила девушка. — Я каждый день смотрю на гниение души… Ты ведь был раньше таким прекрасным и интеллигентным человеком! Куда делась твоя уверенность в самом себе? Куда?

Мистер Уан молча зашел в квартиру и закрыл дверь, разделся, снял обувь, подошел к девушке, положил дрожащие руки ей на плечи и упал на колени.

Безмолвно герой покачал головой. Никто другой не понял бы смысла этого движения, но она поняла. Она с пониманием ужаса ахнула. Ей хотелось убежать, не видеть его, но девушка не двинулась. Перед ней на коленях стоял человек, такой далекий от мира и от себя самого. Перед ним должна стоять не она… Совсем не она…

— Ты и правда хочешь умереть? — девушка боялась касаться волос возлюбленного.

— Нет…, — хриплым голосом отвечал мистер Уан, смотря в пол. — Но и в жизни смысла не вижу…

— А я?! — нежные руки взяли голову героя и подняли его глаза. Девушка, красная от слез, с надеждой смотрела на мистера Уана. — Разве я не твой смысл жизни?! Разве ты не живешь ради меня? Разве ты не согласился взять меня с собой, потому что любишь меня?

Озноб сковал тело мистера Уана. Сердце редко, но с такой силой билось о грудь. Легкие не могли дышать.

— Нет…, — слезы стекали на руки девушки. Прозрачная струя была похожа на обесцвеченную кровь. — Не люблю… Я не люблю… Не могу любить… Могу ли я любить? Могу ли я сродниться с тобой?..

— Можешь! — кричала девушка.

Мистер Уан, ничего не отвечая, смотрел в заплаканные глаза девушки. Ее истерика усиливалась.

— Ты можешь любить! Можешь! Можешь! Ты же человек! Настоящий человек, способный чувствовать! Ты можешь любить! Ты обязан любить! Ты можешь!!!

— Я… человек? — герой не мог посмотреть на свои руки. Он отвел свой взгляд.

— Да!!! Иначе бы я тебя не полюбила!

Любить. Любят ли люди друг друга? Способны ли они чувствовать к себе симпатию? Неужели любовь заслуженно была поставлена на пьедестал, чья тень укрывала собой все остальные эмоции? Ради любви люди бились, развязывали войны и умирали. Но была ли это любовь? Может, за этим красивым словом скрывались совсем иные, корыстные цели?

— А, может, это ты не человек? — вдруг сказал мистер Уан. И эта фраза иглой вонзилась в сердце героя, остановив его.

Девушка перестала рыдать.

— Что? — непонимающе переспросила она.

— Существуешь ли ты? — лицо мистера Уана было одновременно далеким и серьезным. Слезы еще текли, но глаза совсем потеряли тепло и последнюю искру, они глядели вдаль, пытаясь сквозь туман увидеть еле различимый огонек.

— Да… Да! Я же существую! Существую!

Девушка стала трогать свое лицо, руки. Мистер Уан взглянул на свои ноги.

— Если я человек, то получается, все остальные ненастоящие?

— Почему? — девушка совсем ничего не понимала и боязливо отходила от героя.

— Потому что я не чувствую близость к остальным. Если бы все были людьми, я бы любил. Любил бы весь свет, осознавал, что в мире существуют родственные души. Но такого чувства нет…

— Тогда…

— Тогда я не человек? — мистер Уан поднял глаза.

Девушка с ужасом смотрела на героя. Она увидела на лице мистера Уана что-то неживое, ненастоящее и жуткое. Ее руки дрожали, тело сжалось, ноги подкосились. Слезы снова усилились. Девушка поняла все. Все поняла и была до того напугана, что в спешке накинула на себя синее пальто и умчалась прочь из дома, оставив дверь открытой. Мистер Уан продолжал стоять на коленях.

— Тогда все это лишь мое воображение?.. Несуществующий пейзаж, который воплощается перед моими глаза. Всего остального за моей спиной нет. Мира нет. Людей нет. Если я человек, то почему все остальные не являются подобными мне? Мы едины, значит, должны быть во всем похоже. К этому же стремится общество. Стать похожими друг на друга. Потерять исключительность, приобретя индивидуальность. Живя в собственном мире, стать одноразовой маской. Невзрачной, заразной, бесполезной. Если я человек, то кто все остальные? Может, все наоборот?

Мистер Уан оглянулся.

— Сейчас я могу выйти из дома и побежать вслед за ней или войти в комнату и просто лечь в бессилии, или пойти к нему, выслушав еще и его правду… Как много я могу сделать… Сколько путей передо мной открыто… А я зацикливаюсь на одном… И правильны ли мои мысли? Рассуждаю ли я верно, или все сказанное до этого было пустотой? Какой смысл в моих словах? Есть ли вес у этих звуков? Это все лишь пустые размышления… Да…

Мистер Уан замолчал. Внезапная тишина испугала героя. Звон в ушах постепенно разрастался, становился громче. Нужно было говорить. Нужно было!

— Голос. Мне срочно нужно с кем-нибудь поговорить! С кем-нибудь!

Встать было невероятно тяжело. Ноги дрожали. Это казалось почти невозможным. Но мистер Уан встал. Он выбежал из квартиры и пустился вниз. Нет, не за девушкой. А за непонятным стремлением утолить жажду одиночества. Ему нужно было с кем-то поговорить, но это не помогло бы ему избавиться от внутреннего зуда. Вся душа чешется, а дотронуться до нее невозможно… И в течение жизни мистер Уан научился просто не замечать раздражение своих внутренностей, но, встретив того мужчину в сером пальто, встретив девушку, он неожиданно обрел покой. Покой, который исчез так же внезапно, как и появился. И с исчезновением покоя зуд лишь усилился. Что ему нужно делать? Куда ему идти, чтобы вновь вернуть потерянное?

Ветер был морозный, острый, жгучий. Искусственные огни никак не ослепляли глаза, не волновали сердце. Лишь грязный снег под ногами да неприятный ветер заставляли тело дышать. Дышать сквозь отвращение к окружающему миру, дышать сквозь невидимую пленку желания умереть. Да, мистер Уан пока был живой. Но вся его жизнь зависит от того, куда он повернет. Осознав свое существование, он мог теперь все вернуть назад или окунуться в омут, в котором, вероятнее всего, его глупая и разваливающаяся душа исчезнет. Герой знал, куда она побежала. Герой не знал, куда побежит он. Стоя около своего подъезда, мистер Уан оглядывался по сторонам. Внутри послышались шаги спускающегося вниз человека. Человека опасного, злого, который помешает герою сделать свой выбор. Выбор именно его, никого другого.

Улица пуста. Искусственные огни тусклы. Погода облачная. Звезд не видно. Грязный снег скользкий. Ветер освежающий и жгучий. Сердце колотиться быстро. Ноги несут яро. С каждым вздохом становится все больнее. Мистер Уан забыл надеть верхнюю одежду. Но он продолжал бежать. Все тело болело. Вся душа кричала. Но губы только жадно глотали воздух. Даже такой искренний крик не смог потревожить тишину зимней ночи. Окружающий мир был спокоен. С неба не падали ни снег, ни дождь. Ни одной души здесь не было. Ее здесь никогда и не было. Все вокруг было спокойным. А его душа горела. Сердце, как запертый в клетке локомотив, пыхтя и дымя, пыталось разорвать железные прутья и вырваться из грудной клетки, сломав пополам все ребра, не оставив ни следа от легких. Все мысли затуманились. Были лишь тьма, тусклый свет и улица. Где же оркестр? Где музыка? Где звон ушей? Все до того тихо, что, кажется, нереально. Фары машин умиротворенно выключены. Рев двигателей не слышен нигде. Весь город будто бы вымер. Стоило мистеру Уану осознать, что он на самом деле живой, что он человек, который отличается от других, но не отличается от всех, как все вокруг погибло. То общество, которое так подло вонзало лезвия в спину, пропало, уснуло. Тогда где колыбель общества? Где эпицентр этого показателя сущности человека? Как мистеру Уану доказать всем и себе в том числе, что он живой? Без общества нельзя точно понять, существуешь ли ты или выживаешь. Вот в чем симбиоз человека и общества. Без человек общество не собралось бы в единую сложную конструкцию, без общества человек не смог бы осознать свою важность как винтика в этом механизме.

Мистер Уан остановился. А куда он бежал? Зачем он бежал? Позади такая же улица. Впереди такая же улица. А где он? Он на улице, или где-то в другом мире? Вдруг мистер Уан очутился в параллельном мире, где все зациклилось в один круг? Тогда, наверно, и бежать не стоит. Мистер Уан лег на землю. Как странно… Тротуар, по которому ходят люди, такой неровный, с ямами и бугорками, а дорога, по которой ездят металлические машины с ужасным ревом, гладкая и ровная. На ней приятно лежать… На ней так спокойно… А небо все такое же темное, застывшее и немое. Воображение невольно рисовало страшный глаз, появившийся из-за невидимых туч. Его веко открылось и перед всем миром, смотрящим себе под ноги, открылся невероятной красоты и ужаса зрачок, может быть, таящий в себе какой-то скрытый и великий смысл. Возможно, в этом белке, утемненном ночью, хранится истина, которую ищут все. И снова все вернулось к правде… Зачем мы гонимся за правдой, если обманываем сами себя? Мы уже и сами не знаем, что на самом деле является правдой, а что ложью. Мы переписываем историю, накладывая на нее слои, словно образовывая почву под ногами, где ядром является время. Время знает все. Время видело все. А мистер Уан сейчас лежит и попросту тратит его… Да и возможно ли потратить время? Каждую секунду сквозь нас проходят невидимые частицы секунд, которые безвозмездно улетают в бесконечно расширяющийся горизонт. И как мы можем беречь то, что невозможно поймать и накопить? Вечные оправдания придумываются нашими головами, новые фантазии пишутся в книгах- все для того, чтобы избежать чего-то. Чего, интересно, мы пытаемся избежать? Обмануть смерть? Всем понятно, что это невозможно. Все уже это поняли. Так что на самом деле мы хотим сделать, пытаясь коснуться времени? Неужели в нас таится надежда повернуть все вспять? Неужели в наших сердцах и правда скрывается такая глупая вера в возможность повернуть все обратно? Смешно… Очень смешно! Мы ведь не верим во все это! Мы обманываем сами себя, пытаясь отыскать истину! Мы стараемся вглядеться в этот большой глаз на небе, при этом не поднимая головы! Так зачем мистер Уан бежал? Чтобы лечь здесь и понять, что все было зря?

Эти рассуждения никак не касаются мистера Уана. Так считают все, так считает и он сам. Но правда это или ложь неизвестно. Ясно одно, герою холодно. Он замерз, но вставать пока не хочет. Вот-вот веко закроется и скроется в космосе, и мистер Уан желает это увидеть. Желает увидеть то, что сам и придумал.

И веко закрылось. А вместе с ним вдруг сильнее разгорелись искусственные огни. Эти рассуждения никак не касаются мистера Уана, но он все равно дышит часто и возбужденно. Неужели слова его покорили? Неужели воображение вместо жизни расставило в нем все мысли по полочкам? Нас так легко обмануть… Но мистер Уан неожиданно встал и пошел к своему дому. Он вернется, чтобы погреться и переночевать, а затем уйдет. Ему известно, куда он пойдет, но название этого места никак не вспомнит.

Девушка исчезла утром.

Глава XV

— Ты знаешь все, ведь так? — знакомый голос потревожил тишину комнаты.

Мистер Уан лежал на кровати. Один. Мистер Уан находился в квартире. Один. Мистер Уан спал и видел сны, где он один. Один. Одиночество всегда было с ним. Он не полюбил девушку, потому что вовремя не осознал, как одинок. Он потерял весь свой общественный вес, потому что вовремя не понял, что одиночество полностью овладело им. Он был на гране исчезновения, потому что не принял отчаявшееся и загнанное лицо. Свое лицо.

Мистер Уан уселся на кровать. Пусто… Везде пусто, как внутри, так и снаружи. Обыкновенный сон помог расставить все знаки препинания в этом запутанном и сложно тексте. Самый банальный отдых отсортировал весь мусор и отфильтровал всю грязь, накопившуюся среди страниц.

Мистер Уан одинок.

И не только он: все, кого он встречал были одинокими! Во время их союза каждый осознал свое одиночество, каждый принял этот неутешительный факт. А мистер Уан, как исключительный идиот, продолжал слепо верить своему образу. Да и какой образ у него был! Пустая, невыразительная роль обычного горделивого сотрудника без памяти. Вот что ему перепало! Нельзя играть героев с однобоким характером. Нельзя разрывать личность персонажа, раздавая по кусочкам единый, целостный и обширный характер героя. В человеке все должно быть неоднозначно. В нем не должна всплывать на поверхность истина, он должен быть айсбергом, и тогда его образ мягко ляжет на историческую ветвь, которая пронесет его сквозь долгие-долгие века, где он останется живым! Если, конечно, автор грамотно и полно его описал.

Мистер Уан закрыл дверь и выбросил ключ в канализацию. Сел на нужный поезд и, не глядя в окно, направился в нужную сторону. Все вокруг было белым и туманным. Утренние тучи заступили в облака. Окружающий мир приобрел один единый тон серости и расплывчатости. И этот наряд природы соответствовал мыслям. Все было таким же нечетким, неясным и туманным. Будущего не существовало. Все жило прошлым. Все находилось в образе, к которому сейчас ехал мистер Уан.

Поезд остановился у голой сельской станции, состоящей из двух потрескавшихся бетонных платформ и голой степи за ограждением. Спустившись вниз по грязной и скользкой лестнице, мистер Уан огляделся. Ничего знакомого. Он не знал, где находится, но сердце все равно билось. Мимо него, неся чемодан, пробежала девушка с длинной косой, спрятанной за капюшоном яркой куртки. Герой решил идти по следам беглянки. Непонятно было, кем на самом деле является дорога, а кем тротуар. Везде виднелись колеи, везде ходили люди. Все смешалось в единую бело-черно-коричневую массу, по которой почти невозможно было продвигаться, оставшись в чистоте. Мимо проезжал старый грузовичок. Мистер Уан помахал ему рукой. Машина встала рядом с ним.

— Не довезете?

— Куды-к тебя? — мужчина с простым, замерзшим лицом посмотрел на приезжего с опаской и настороженностью, разглядывая его чистое светлое пальто.

— Я покажу дорогу!

— Ну, садись-ка уж…

Мистер Уан сел на обшарпанное кресло, которое громко скрипело. На лобовом стекле от одного верхнего до другого нижнего края тянулась трещина. Небольшая иконка возле старой магнитолы, над бардачком лежал всякий мусор. Несмотря на все это, в салоне было довольно чисто и даже пусто.

— Вот только прибрался-ка тут недавно, — громким и звонким голосом сказал водитель. — А то тут-ко столько хламу-то было! А щас машинка чиста, словно новая!

— Да, я заметил…

В салоне очень трясло. Водитель хоть и старался ехать плавно, но кочек и грязи было настолько много, что внутри все равно мотало во все стороны.

— А я смотрю-ка вы не местный! Проведать-ко кого-нить решили?

— Не сказать, что проведать… Вспомнить.

— Кого это ж вспоминать? — мужичок искренне и удивленно посмотрел на пассажира.

— Себя вспомнить.

— У…, — свистнул водитель. — Заумно-ка вы говорите! Как же себя вспомнить-ко можно? Посмотрел в зеркало-то, а вот и ты! И вспоминать-ка нечего!

— А у меня вот такая ситуация… Зеркала нет…

— Ничего себе! Это ж вроде и не роскошь-то большая! А вы-ка на бедняка не похожи! Неужто зеркальце купить-ка не могли?

— Да оно мне в жизни особо и не нужно было.

— И как вы красивый-то такой?

— Не знаю… Талант, — кивнул плечами мистер Уан.

Машина остановилась около бабушки, стоящей возле глубокой колеи. Водитель открыл дверь и крикнул:

— Наталья Владимировна! Садитесь-ка, подвезу!

— Спасибо тебе, Анатолька, — старуха с радостью подошла к пассажирской двери и, открыв ее, невольно ахнула. — Так у тебя пассажир! И какой блатной да чистый… Ой! Не местный?

— Не-а! — улыбнулся водитель, будто бы гордился наличием городского у себя в салоне. — Да ты садись-ка, садись! Вместе поедем!

— А я… не стесню? — скромно спросила бабушка.

— Нет, не стесните, — ответил герой и постарался улыбнуться.

Обрадованная бабулька первым делом кинула в салон мешок, который глухо плюхнулся на пол, а затем уже сама вскочила и села. Мистер Уан хотел ей помочь, но старушка все сделала настолько шустро и ловко, что герой решил не вмешиваться и подвинулся. Когда все уселись, грузовичок, шатаясь из стороны в сторону, побрел дальше по бело-черно-коричневой дороге.

— Вас опять около могилок-то останавливать? — нагнувшись, чтобы посмотреть на старуху, спросил водитель.

— Агась! Туда же!

— А вас, городской?

— И меня туда же, — ответил, немного подумав, мистер Уан.

— Вы точно-ка едете кого-нить поминать!

— Наверно…

— Вы не местный же? — спросила старуха. Она была низенькой и рядом с мистером Уаном казалась ребенком, укутанным в старые лохмотья.

— Да, приезжий.

— И надолго вы?

— На сегодня.

— И правильно делаете! Нечего тут долго оставаться! Место гиблое, дорогая дохлая, зато люди хорошие! Да вот многим последнего не очень-то хватает. А вы зачем к нам?

— Вспоминать-ка себя приехал, понимаешь! — ответил вместо мистера Уана водитель.

— А! Так вы родственичка поминаете! А как вас зовут-то?

— Не родственичка, а себя! Глухая вы совсем-ка! — рассмеялся мужичок.

— Себя? — удивилась старуха. — Это ж как же себя вспоминать?

— Я забыл, кто я такой на самом деле.

— Даже имени не помните?

Мистер Уан посмотрел на старуху и отвернулся на дорогу.

— Не помню…

— Ой, да… А может, с вами чего-то нехорошего случилось-то?

— В аварийку-то попали, может? — снова вставил свой звонкий голос водитель.

— Не помню…

— Ох, нехорошо! А точно ль помните, куды ехать?

— Не знаю…

— Может, вас провести-то? У нас кладбищенка все равно небольшая, а могилка-то моей матери совсем с краюшка-то находится, мне хоть куды, все равно по пути! Я пока к своей матушке иду каждого покойника вижу! Может, и вашего человечка вспомню! Как его именьице?

— Не помню…

Все вдруг замолчали.

— Ой, да…, — вздохнула старуха. — Тяжело вам будет найти себя!

— Тяжеловатенько! — улыбнулся мужичок.

Их грузовичок давно проехал деревню. Сейчас они по ужасной дороге ехали среди полей, огражденных лесами. Как странно выглядят эти просторы, такие бескрайние, но не вечные. Все белоснежное, нетронутое. Ничего ложного в этих пейзажах нет. Ничего броского и больно режущего глаза тоже нет. На удивление теплые виды холодного снега, успокаивающие душу. Мягкое покрывало, на которое хочется лечь и уснуть… Лечь и уснуть…

Грузовичок остановился рядом с небольшой огражденной территорией на опушке леса. Накрытые снегом деревянные кресты выглядели тощими на фоне рядом стоящих толстых каменных плит.

— Ваша остановочка! — сказал водитель и заглушил мотор. — Ждать вас, Наталья Владимировна?

— Жди, жди, Анатолька! Всех нас жди!

Старушка открыла дверь и выпрыгнула из машины, затем обернулась и положила мешок себе на спину. Следом осторожно спустился мистер Уан.

Здесь был такой чистый снег! Такой искрящий, девственный, невинный! Пушистый, ласковый и теплый! Такой прекрасный снег, который в городе нигде не сыщешь! Герой удивленно уставился себе под ноги. Его легкие туфли наполовину погрузились в холодную шубу. Несколько снежинок попали под носки и неприятно кололи ступни.

— Чего уставился-то? Снега не видел? — крикнула старуха, стоя у входа на кладбище.

Мистер Уан медленно поднял на нее голову и пошел за ней. Он был очарован этой неописуемой сказкой. Попав из серого и давящего в города в столь обширный и дивный край, знающий только свободу и умиротворение, мистер Уан совсем потерял голову. Все прежние мысли о себе куда-то пропали! Сейчас вся его душа находилась рядом с этими незнакомыми, но уже такими родными людьми! Они подарили ему спокойствие! Не мучение, а настоящее, детское спокойствие…

— Чего это ты так улыбаешься-то? — не понимала старуха.

— Мне сейчас так хорошо…, — улыбнулся мистер Уан.

— Странные вы, городские, — подозрительно поморщилась на незнакомца старуха и пошла меж одиноких могилок, неся на своем горбу мешок. — Моя Танюша тоже в городе жила, да не успела такой странной стать. Ой, и слава Богу!

Они прошли несколько рядов старых, покрывшихся плесенью деревянных крестов. Однако каждый небольшой клочок земли, под которым лежал усопший, был тщательно убран- это выделялось даже под снежным покровом.

— Здесь так прибрано…, — мистер Уан, идя за старушкой, всматривался в имена погибших, написанных на желтых табличках. Особенно героя интересовала дата жизни. Видеть, считать и понимать, что человек живет мало и очень быстро- это по-настоящему заставляет задуматься и погрустить.

— Заметил? — улыбнулась старушка, мягко и нежно. — Это я их всех-то и прибираю. Каждое имя знаю, каждое помню. Знаю даже сколько годков каждый жил. Вот, какая память-то!

Мистер Уан уставился на горб старухи. Она выглядела такой маленькой, такой хрупкой и старой, что, кажется, только тронь ее пальцем, как чахлое тело распадется на пыль и улетит, приземлившись где-то неподалеку на чистый снег, а мешок упадет с звонким хрустом на землю. И все, что осталось от старой жительницы забытой деревни, лежало бы на протоптанном снеге, среди тихих крестов, которые являются единственной вещью, соединяющий реальный мир и таинственный загробный.

— Зачем вы всем этим занимаетесь? — спросил герой, наступая на следы старухи.

— Когда человек стареет-то, он ведь к Богу начинает обращаться, чтобы тот принял его к себе в Рай. Чувствуется же, что смерть рядом-то, поэтому и страшно уже дряхлым костям нашим. Дрожат все, стукаются-то друг о друга. А Боженька посмотрит своим личиком светлым, и на душе приятно становится… И хорошо жить старому-то человеку! Пускай и тело-то все болит, зато никогда одиноким-то не остаешься. Господь Бог взирает на тебя да разговаривает с тобой. И я тоже с Боженькой каждый день общаюсь, молюсь да прошу его помиловать мою грешную душу. Ох, много я в жизни-то видела! И эти люди, что под землей-то лежат, тоже многое повидали. Да еще хуже, чем я видывала! Поэтому помнить о них надо. Хотя бы об именах ихних. Ежели забудешь хоть одного, так совсем пропадут люди на этом свете! И останется у них только Господь Бог! А ведь Боженьке нашему сложно со столькими погибшими разговаривать: сколько же их за столько времени полегло! Вот я и помогаю Отцу нашему, помню о каждом, кто лежит под этими крестами, да разговариваю с ними. И никому не одиноко там, на небе!

Деревянные кресты остались позади. Сейчас они шли мимо каменных булыжников. Узкая, протоптанная одной парой ног дорога казалась мистеру Уан нескончаемой.

— Я, наверно, сам поищу нужное мне надгробие, — остановившись и опустив голову, сказал мистер Уан. — Вы идите дальше… Я, как найду, приду к вам.

— Хорошо, — прищурившись, ответила старуха и улыбнулась. — Могилка-то моей матушки совсем у края находится, так что иди по этой тропинке, пока до меня не дойдешь. Там и я буду!

— Хорошо, — в ответ улыбнулся герой. — Я скоро буду!

— Иди, иди!

Мистер Уан стал медленно пробегать рядом с каменными могилками, на которых были уже не просто имена, даты жизни и таблички, а фотографии и даже прощальные надписи. Долго он плутал между усопшими, долго он вглядывался в незнакомые имена, считал, сколько же каждый прожил, и брел дальше. Кажется, все могилы обошел и почти добрался до старухи, но в том месте, где начинался лес, от общего кладбища вела еле заметная тропинка, ведущая в чащу. Голые ветви деревьев под тяжестью снега и льда опустились. Редкий ветер тревожил их покой, но они продолжали стоять. И силуэты их опущенных крон будто бы говорили о вечной горечи и печали, царящей в этом месте. Даже природе было жаль тех, кто лежит под землей, чьи веки были придавлены почвой и чужими ногами. Тихо в чаще… Ни живого, ни мертвого не слышно. Нагнетающее спокойствие сковывало движение, заставляло остановиться и опустить голову. Скорбь. Всеобщая скорбь о неизвестных, лежащих в этой земле. Пускай имя человека, нанесенного на желтой табличке, несло на себе тяжелый грех, даже самого страшного грешника на этой небольшой земле хотелось вспомнить добрым словом. Вот, где любого странника жизни приласкают, вот, где душа обретет свой достойный покой. Все, что находится за пределами чахлого забора, за пределами маленькой чащи голых деревьев, имеет жестокий, недружелюбный вид. Но стоит подойти к крестам и надгробиям, как сердце сжимается от ужаса и в то же время замирает. И когда время вокруг останавливается, наступает спокойствие. Неизвестно, испытывает ли такое же умиротворение погибший, но живой забывает обо всем. В голове у него всякие мысли о жизни и смерти, о мгновении нашего существования, воспоминания об умершем, грусть от потери, но в душе покой, даже легкая, еле светлая радость. Когда приходишь в такие места в тяжелые времена, сердце разрывается. Однако спустя много лет даже самый страшный шрам затягивается рубцом, и, как только стоит еще раз прийти и навести исчезнувшего близкого, ты вспоминаешь, как было больно смотреть на эту землю и на это надгробие, как тяжело было смотреть, что последнее, что осталось от родимого лица, его тело, навеки засыпается землей, как тяжело было жить после утраты кого-то, кажется, вечного. Ты вспоминаешь, как было тяжело, и еле улыбаешься. Все это в прошлом, но и сейчас есть легкая грусть. Легкая, но такая необходимая.

И прямо сейчас мистер Уан стоял на коленях перед усыпанным снегом маленьким бугорком. На каменной плите написано имя и дата. Фотографии нет. Земля вокруг словно смешалась с лесом. И нет легкой грусти… Есть терзания совести и сожаления… Он мог бы достойно провести погибшего в последний путь, но постыдился своих чувств. Мистер Уан снова был мистером Уаном. Не близким, а чужим. Героем, который притворяется. Одинокий бугорок, находящийся вдалеке от всех. Его обнимает только природа. Здесь все равно есть следы чьих-то ног, но следов мистера Уана нет. Последний раз он ступал на эту землю лживым человеком. Да и сейчас в нем правды нет.

— Сожалеешь? — Питер молча стоял над сгорбленным телом мистера Уана. Он был похож на старушку, но без мешка и без горба. После того, как его тело превратиться в прах, на землю ничто не упадет. Лицо его казалось сморщенным и старым, пронзительный и усталый взгляд пытался попасть в самую суть лживого комочка жалости, лежащего у его ног.

— Да, — плача, выдохнул мистер Уан и уперся лицом в землю.

— Плачешь только сейчас? — рядом с Питером стоял Вильгельм, а его лик был скрыт за тысячами шарфов. Все его тело немного дрожало, но только ноги недвижимо стояли на белой земле.

— Да, — снова выдохнул мистер Уан.

— Только сейчас эта земля почувствовала твои слезы. Так поздно… Ты никогда не плакал, — Питер стряхнул снег с надгробия.

— Никогда…, — мистер Уан пытался сорвать с себя пальто.

— Ты ведь никогда здесь не был, — сказал Вильгельм, тоже стряхнув снег и оголив имя.

— Никогда…, — мистер Уан упал на холодный снег.

— Ты же ненастоящий, — Питер подошел медленно к горящему мистеру Уану.

— И вы тоже! — крикнул в слезах мистер Уан.

— И мы тоже, — Вильгельм опустился на корточки. — Но мы приняли тот факт, что не существуем, и пытались снова стать реальными. Один ты не хотел окунаться в свое прошлое. Один ты отверг все, что у тебя было. Зачем? Зачем ты отдалился от всех нас? Почему? Тебе было плохо с нами? Тебе было плохо с собой? Ты ведь больше не вернешь все назад… Прежняя жизнь оставлена. Ты сбежал и теперь лежишь здесь, у этого надгробия. Узнаешь имя?

— Нет! — мистер Уан ударился головой об землю, издав истошный крик. — Я не помню его!

— Помнишь, — Питер мягко, почти неощутимо, опустил руку на спину мучащегося мистера Уана. — Все ты помнишь. Ты решил скинуть все свои недостатки на нас, оставив себе все самое хорошее.

— Нет! — снова выкрикнул мистер Уан и откашлялся: снег попал ему в самое горло и больно обжигал его. — Я ужасен… Ужасен от самых костей…

— Только встретив нас, ты вспомнил, что являешься творцом. Только встретив нас, ты снова стал сбегать в другие миры, заглатывая туда все вокруг себя. Но у тебя ничего не получилось, и ты попытался игнорировать окружающий тебя мир. Ведь так?

— Нет… Совсем не так. Я пытался! Я пытался вспомнить, честно!

— Мы знаем, — Вильгельм снял с себя шарф и улыбнулся. — Мы все знаем, ведь всегда были рядом с тобой.

Мистер Уан обомлел. На него смотрело такое же лицо… Те же скулы, тот же рот, та же форма, те же брови, те же глаза… Сейчас на мистера Уана взирал такой же мистер Уан только без слез…

— Нет…, — мистер Уан в ужасе попытался отползти от двух мистеров Уанов.

— Ты знаешь все, — вдруг пронзительно серьезно произнес мистер Уан. Улыбка исчезла. — Скажи это.

Мистер Уан в ужасе переводил взгляд то с одного такого же лица в черном пальто, то на другого только в сером пальто. Последние слезы стекали по его щекам и падали на снег, оставляя темные пятна, которые уходили немного вглубь покрова. Вглубь покрова, вглубь истины…

— Мы все один человек.

— Верно, — ответил Мистер Уан, и все они встали.

Одинокое надгробие стояло вдалеке от общего кладбища. Это было желание самой умершей. Ей было дорого это место, но она понимала, что здесь ей больше никто не рад. И спустя много лет, когда настал час ее кончины, я не пришел на ее похороны. Единственными людьми, кто видели ее мертвой, были та старушка да священник. Я струсил… Мне было страшно снова взглянуть в ее глаза… Нельзя было так поступать, определенно нельзя, но я все равно бросил и пошел в совершенно иную сторону. Я бросил человека, который сопровождал меня всю жизнь… И я сожалею… Ужасно сожалею о том, что было! Ужасно…

Старушка бережно и не спеша стряхивала снежинки с ухоженной могилки на краю кладбища.

— Уже вернулся? — спросила старуха.

— Вернулся, Наталья Владимировна, — я виновато улыбнулся.

Старушка долго смотрела на меня, морщинясь и рассматривая каждый мускул на моем лицо. Я виновато улыбнулся и не смел сделать больше шагу.

— Так это ты…, — грустно, но тепло произнесла старушка.

— Да…

Я упал на колени.

— Простите меня! — мой крик потревожил спокойствие спящих. Даже небольшой снегопад, недавно начавшийся, на миг замер из-за громкого возгласа.

— Что ты! — впопыхах старушка подбежала и тут же подняла меня на ноги. — Совсем-то чудной! Ну, что было то было… Не исправишь уже боле-то прежних ошибок. Не исправишь!

Отряхнув снег с моих штанов, старуха взвалила на себя мешок и пошла по тропинке на выход.

— Наталья Владимировна, вам помочь?

Старушка остановилась и обернулась.

— Ты себе-то помоги! У тебя мешок потяжелее-то будет…

Мы молча вышли из кладбища, сели в грузовичок и уехали в деревню.

На одинокой и ветреной платформе стояли только я и старушка.

— И куды-то ты снова пойдешь? В город-то?

— Да, — мой голос казался мне далеким, ненастоящим и ветреным. Будто не я разговариваю со старушкой, с бледным снегом, с сильным ветром, а кто-то чужой, другой я.

— Что ж ты там забыл? Вся правда тута, а там-то что?

— А там кто-то, кто знает чуть больше меня…

Старушка внимательно всмотрелась в мое лицо.

— Неужто ее коллега?

— Не знаю… Однако правду надо выяснить. Может, он просто случайный зритель. Я множество людей сменил, пока доходил сюда.

— Вернешься ли? — в ее хриплом голосе слышалась искренние печаль и надежда.

— Кто знает…, — я поднял голову на поезд, медленно приближавшийся к остановке.

— Бог знает, — старушка погладила мою руку. — Один Бог знает, что будет, да одному ему-то известно, каковы-то наши душеньки станутся.

— Может быть, и так. Ну, пора мне. Свидимся еще!

— Одному Богу известно…, — грустно вздохнула старушка.

Когда поезд подъехал, мы крепко обнялись и разошлись кто куда. В вагоне я еще видел ее сгорбленный стан, медленно передвигавший ноги по ужасной дороге. На ее спине был мешок. Поезд тронулся. Я отвернулся от окна и больше не глядел на бледный блеск окружающего мира, который будто бы фотографировал меня яркой вспышкой.

Глава XVI

В главное здание кампании зашел человек в длинной зимней куртке. Общий тон ткани ее был серым, капюшон и некоторые небольшие детали были черными, а меха светлыми. Столь странный стиль верхней одежды привлекал внимание окружающих. Люди то и дело бросали взгляд на знакомого, но странно изменившегося человека, весело напевавшего какой-то рекламный мотив. Он шел бодро, почти вприпрыжку, руками отбивал надуманный ритм, глазами искал подобных ему слушателей несуществующей мелодии. Стоило человеку подойти к лифту, как к нему подбежала замученная быстрым темпом своей жизни и работы секретарша. По ее красным пухлым щеками катился пот. Она удивленно и немного трепетно смотрела на человека.

— Здравствуйте, мистер Уан! — громко крикнула Мария Бондерек.

— Нет, это Я! — громко, на весь зал крикнул человек, положив гордо руку на свою грудь.

— Да, — непонимающе кивнула секретарша и хотела было уже добавить «Это вы, мистер Уан!», но ободряющий голос и уверенный взгляд, пронзительно вглядывавшийся в широкое и некрасивое лицо Марии, заставили женщину подыграть человеку. — Это Вы!

— Чудесная сегодня погода! — так же радостно и громогласно твердил человек, указывая размашистым жестом на высокое окно, в которое еще ни разу так много людей не смотрело.

За высоченным небоскребом полоса голубого неба удивила всех окружающих. Люди одновременно подняли головы и обомлели от увиденного. В их душах что-то зазвенело, но что именно, они не поняли и никогда не поймут. Когда человек скроется за дверьми лифта, окружающие лишь поищут пропавшего оптимиста глазами и снова уставятся в компьютеры, которые беспощадно будут освещать на всеобщее обозрение их темные- темнее тени- мешки под глазами.

Смотря на себя в зеркале лифта, человек ослабил улыбку и гордый взгляд. В нем что-то подозрительно хмыкнуло, но вдруг невидимый порыв бодрости смел сомнения. Долой раздумья! Долой размышления! Он- человек! Он достиг того, до чего безрезультатно пытался дотянуться столько лет! В нем память, в нем душа, в нем тело! Он человек! Его прошлое, будущее и настоящее имеют лицо, а это настоящий дар. Человек был счастлив! Был счастлив, имея тяжелый груз на душе, который никак не мешал ему улыбаться. Иногда, глядя на это здание, человеку становится немного грустно, ведь память больно сжимает душу, однако в то же время над его головой загорается невидимое пламя, двигающее его тело вперед. Вера! Вера в свое существование, вера в исправление всех своих ошибок, вера во всеобщее милосердие Бога! Да, этот человек по-своему сошел с ума для окружающих, но сам он обрел счастье, которое не будет у тех, кто смеется над ним. Он- человек! И этот вывод дает стимул ему идти вперед! Неважно, что вокруг, главное, что внутри, ведь так?

Открыв дверь в курительную комнату, человека тут же встретил вопрос.

— Соединяются ли три моря, образуя океан? Или моря были изначально едины, просто отличались невидимыми границами надуманных людей?

— Океан един, как и все воды, — ответил человек и подошел к окну.

Почтальон, подергивая правый ус, рассматривал гордый и уверенный стан гостя.

— Так значит, все сложилось в единое целое?

— Да, — наблюдая за ярко-голубым небом над серым городом, ответил человек.

— И как ее могила?

— Полностью слилась с природой, как и хотела ее душа.

— Странная была актриса, — почтальон потянулся к пустой пачке сигарет, но тут же рука человека предложила ему сигарету с эмблемой ниже фильтра. — Что ж означает этот символ?

— Одному Богу известно, — ответил человек.

— Так ты в итоге куришь?

— Когда курю, когда не курю. Сейчас время хорошее, нельзя курить.

— Говоришь прямо, как она. Видно, в кого ты такой… И все же странной актрисой она была. У нее же была слава, известность и деньги, она ради этого бросила свой родимый дом, а в итоге стала одержимой детскими местами. Человек- душа, что уж сказать… Она с самой юности привыкла кардинально менять свою жизнь, и конец ее блистательной жизни такой, какой и должен быть у странной актрисы.

Мечтательный дым сигарет улетел к потолку, образуя внутри комнаты тучи.

— Каким вы ее видели?

— Все были восхищены ею… Даже в преклонном возрасте, когда я бросился в это жестокое ремесло, будучи новобранцем, она сияла… Казалось, это был единственный человек, кто смог победить старость. Весь мир надеялся на то, что сцена увидит ее невероятно пленительный и очаровывающий талант еще долгие-долгие годы. Многие уже тогда предсказывали ей красивую и достойную смерть великой актрисы. Но она не была великой. Она была странной. И та смерть, что жила в газетах, совсем не подходила ее душе. Кажется, один я, смотря, как она читает монологи, видел истинную суть ее красивой натуры. Ей всегда хотелось спокойствия. На сцене она могла заткнуть весь мир, чтобы вокруг воцарилась тишина, пока из ее уст вылетал чарующий монолог о чудесах обыденности жизни, но стоило ей сойти по ступенькам вниз, как этот же мир оглушал и конфузил ее. Ей не хотелось жить в пестрых красках ложной сцены. Ей хотелось искреннего тепла. Поэтому столь престранная актриса, казавшаяся всем открытой, решилась бросить все, вернувшись в родные места, которые уже никогда не приняли бы ее.

— Такой я ее совсем не помню…, — человек медленно повернулся спиной к окну.

— Конечно, ее поглотила блестящая суета. Когда на тебя направлены сотни объективов, трудно разглядеть среди одинаково замученных журналистов лицо родного сына. Не вини ее, она пыталась отдать тебе все свое свободное время, но такой темп жизни обязательно сжег бы тело до пепла. И сжег бы мгновенно, неумолимо… Все это видели, но никто не хотел принимать старость ее души. Все думали, что она является настоящим воплощением молодости, не способным обрести морщин. Но, увы, ошиблись все. Все до единого.

— Ее я не виню, — долго думая, в итоге ответил человек. — Единственное, о чем я жалею, что не смог провести ее в последний путь. Я был тем, кто являлся ее творением… Ее монологом. Даже самые близкие родные и друзья отвернулись от нее. И я, как самое настоящее воплощение ее мечты и таланта, обязан был посмотреть в ее глаза последний раз… Но, как показало время, творение отвернулось от своего создателя. И мне очень стыдно не перед миром, а перед ней…

Почтальон лишь тяжело выдохнул сигаретный дым. В голове мелькали отрывки незнакомого детства и еще теплого вчерашнего прошлого. Расчленение души все же отразилось на человеке… Некоторые чувства бесследно улетели в небытие. Душа осталась неполноценной. Но одно чувство осталось ярким, осталось четким и вечным. Стыд. Стыд за самого себя, стыд за окружающих и стыд за всех тех близких, что не смогли принять ее перед смертью. Этот стыд неприятно щекотал тело изнутри и особенно контрастно рвал на куски сердце. ё

Маленький луч солнца смог проникнуть в курительную комнату. Он проходил сквозь черные тучи табачного дыма и разрезал край стола на две неровные части. И с этим лучом душа человека на миг замерла и продолжила свое движение уже куда ровнее.

— Хотел еще у вас спросить… Почему вы хотели убить меня? — человек без ненависти и коварства, искренними и ясными глазами взглянул на сгорбленное тело собеседника в синем комбинезоне.

Почтальон долго глядел на свои руки. Его глаза не двигались. Грудь чуть-чуть вздымалась, но со стороны казалась неподвижной. Уродливая статуя, полная отчаяния и одиночества на своих плечах, стояла сейчас перед человеком.

— Так все-таки ты меня раскусил? — спросил почтальон, не улыбаясь и не шевелясь.

— Да, — резкий ответ показался грубым даже самому человеку. Но почтальон лишь грустно улыбнулся и тоже взглянул на полоску света, которая становилась все шире.

— Я был зол на тебя. Все думали, что она бросила свою карьеру и сбежала в родные места из-за тебя. Ходили слухи, что ты заставил ее бросить это дело и окончательно завянуть где-то в глуши. И весь театральный мир ополчился против тебя, хотя ты сам этого и не заметил. Да и большинство людей в мире тоже не почувствовали эту злобу, ведь наше искусство уже давно вышло из моды. Однако все те, кто знал ее, были в бешенстве. Настолько она очаровывала всех своими талантом, что люди готовы были идти на убийство. Настоящая богиня…

Почтальон замолчал. Он засмотрелся на ясно-голубое небо, в котором хранилось дорогое каждому счастье, спрятанное в мечтах, плавающих в этой далекой голубизне.

— Когда она неожиданно ушла со сцены навсегда, я еще несколько месяцев жил в ожиданиях ее нового спектакля. Но с закрытием того сезона, все стало ясно… Вера в жизнь стольких людей больше не вернется. Каждый по-своему принял тот факт, что настоящее счастье, ради которого мы жилитеатром, исчезло. Однако точно я могу сказать только про свои чувства. И… Мне было невыносимо оставаться в театре. Это было похоже на возвращение в родную квартиру, где ты провел так много лет с близким человеком до его вчерашней смерти. В тесном помещении хранился его запах, его одежда, его дыхание, но реальность беспощадно залетала в каждые щели и выветривала его ясный дух. Находится в доме, еще вчера дарившим тебе радость и счастье, невыносимо. До того невыносимо, что хочется отправиться вслед за ней… Я и вправду думал отправиться за ней, но в итоге лишь неуверенно встал на ноги и побрел, куда глаза глядят. Наткнулся на эту работу бессмысленным почтальоном и сейчас нахожусь здесь перед тобой. Платят копейки, никто не обращает на тебя внимания, однако ты являешься невидимым носителем вымышленной легенды о наследственности этой древней должности, и в твоей истерзанной душе появляется что-то наподобие тусклого света. Хоть где-то твоя личность станет символом, пускай этот символ и кажется живым призраком…

Почтальон снова сделал последнюю затяжку и потушил окурок в пепельнице, стоящей на подоконнике. Переведя дух и собрав все мысли воедино, он продолжил.

— После ее ухода я совсем потерял какой-либо стимул идти вперед. Ужасное одиночество навалилось на мои плечи, но я уже имел дело с подобным отчаянием, так что просто смирился с тем, что вся моя серая жизнь будет течь неумолимо вперед к самому к концу. И мысленно я поставил себе именно этот ориентир. Смерть. Я ждал ее терпеливо. Мне не хотелось самостоятельно прощаться с жизнью, но и жить с таким ужасным грузом потери единственного счастья тоже оказалось невыносимо. Я знаю, что больше никогда не буду так счастлив, никогда уже не смогу быть очарован никем, кроме нее. И это осознание терзает меня. Я символически раздавал письма, получал в ответ пустые взгляды, видел, как получатели выбрасывают белые бумажки в урны, приходил в эту комнату и по долгу смотрел на это окно, покуривая ужасный табак. Вот и вся моя жизнь. В этом цикличном месте любая душа начинает закручиваться в спираль, пока не сбежит отсюда или не останется здесь до самого конца. Я видел, как многие приходили сюда и закручивались в спирали. И на это было даже смешно смотреть. Я, насмеявшись вдоволь так, что слезы лились рекой, в итоге запирался в этой курительной комнате и смотрел в это всегда чистое окно., за которым открывался непривлекательный город.

Но однажды ко мне зашел потерянный, рассеянный человек с туманными глазами, вечно глядящими мимо собеседника. Его имя было Питер. Я растерялся, когда впервые увидел его и поэтому молча смотрел, как он садился на диван и равнодушно доставал сигарету, заметил, что его руки дрожали, однако все тело было мертвенно спокойным, даже чересчур расслабленным. Опущенные скулы, осунувшиеся плечи, сгорбленная спина и уставшие глаза… Что-то мне в этом человеке напоминало ее. Будто где-то я видел это лицо. И тут меня осенило, что Питером на самом деле являлся ты, ее творение. Я долго наблюдал за тобой и долго не мог понять, что же ты забыл в этом спиральном мире. Зачем же тебе закручиваться в бесконечный круг «работа-дом-работа»? Я задал тебе самый спонтанный вопрос, не имеющий никакого смысла. И ты ответил на него. Мы разговорились. Пока наше общение становилось все теснее, в моей душе зарождалось осознание того, что ты тоже был очарован ее талантом и с ее кончиной долго не находил себе место, прямо как я, был везде, пытался найти себя всюду, но в итоге судьба завела тебя в эти стены. Здесь ты понял, что сможешь, наконец, завернуться в спираль и без сожаления просидеть остатки своей жизни за серым столом. В твоих глазах не было жизни, прямо как у меня. И в этой пустующей, всеми забытой комнате, мы были дружны, имели единое несчастье и могли успокоиться от внутренних тревог и внешнего безразличия.

Но неожиданно в комнату зашел ты, но совсем иной. Совсем другой человек оказался в этой комнате. Лицо то же, голос тот же, даже манера доставать пачку сигарет та же, но в глазах этого человека была гордость и надменность. Неожиданная бодрость и свежесть сместили усталость. Именно таким я и представлял человека, подговорившего ее остепениться и зачахнуть в глуши неизведанных мест. Именно тогда передо мной сидел убийца моего счастья. И я вдруг подумал… Может, тем новым незнакомцем был совсем не ты? У него было собственное имя, он являлся настоящей знаменитостью, являлся воплощением ее удивительного таланта и ослепительного успеха. И после разговора с этим незнакомцем, мне мерещилось твое лицо… Усталость сменялась бодростью, морщины то исчезали, то снова появлялись, плечи то опускались, то поднимались, и вся твоя личность вдруг постоянно сменялась. И долго я думал над тем, кто же заходил в мою комнату, а потом вдруг осознал одну очень печальную вещь… Ты одинок.

Здесь наступила будто театральная пауза. Голос собеседника стих, и ужасающая тишина стала давить на виски. Столь привычный тембр вдруг исчез, оставив человека с одним единственным вопросом:

— Одинок?

— Да… Ты одинок. И одинок не в том смысле, что ты обделен людским вниманием. Нет! Ты одинок с самим собой. Тебе до того скучно находиться наедине со своими мыслями, что ты стремишься убежать от самого себя.

— Как?.. Как можно быть одиноким с самим с собой?

— Это всего лишь предположение, но, мне кажется, что ты не можешь ужиться со своими головными чертями. Тебе противно осознавать, что это ты, и каждая твоя часть убегает друг от друга, разрывая душу на маленькие части. Поэтому появились Питер, Вильгельм и мистер Уан. Они сбежали, разорвали душу и сделались самостоятельными бесформенными пустышками. Думаю, может было куда больше частей твоей души, но это знать можешь только ты.

Человек молча уставился в окно.

— Как много ты обо мне знаешь…

— Просто мы чем-то похожи. Хотя бы одной частью, так точно. Я видел, что тебе тяжело так жить, что скоро ты скатишься в бездну, да такую, что лучше бы ты покончил с собой, нежели продолжил жить теми страшными мучениями, что назревали впереди. И мне стало жалко тебя. Мне бы не удалось тебя спасти, ведь я сам не смог оказаться на суше, но я также понимал, что никто помогать тебе не собирается. Так сильно ты желал убежать от себя, что смог по-настоящему вжиться в каждые роли по отдельности и обмануть весь мир. И лишь я смог разоблачить этот фокус, ведь не раз был ассистентом этого номера. Единственным выходом я видел твою смерть. И чтобы именно ты покончил с собой. Поэтому я дал тебе же такое задание. Поэтому я так надеялся, что ты больше не заглянешь в эту комнату… Сейчас я понимаю, что это был наихудший выбор. Наверно, во мне все еще живет театр, поэтому для достойного конца нужна была жертва. Поверь, мне очень стыдно за свой поступок…

Солнце уже находилось в предзакатном состоянии. Вот уже розоватые полоски появлялись в голубизне, и в чьих-то квартирах уже зажигались огни.

— Надеюсь, ты не винишь меня, — сказал почтальон.

— Я должен быть благодарен тебе, — человек улыбнулся. — Ты пытался спасти меня, хотя я отнял у тебя счастье. Ты единственный, кто понимал, каково мое положение, и кто протянул мне руку, пускай и с пистолетом. Пускай все было и так… Но спасибо. Спасибо тебе большое!

Человек протянул руку. Почтальон посмотрел на нее и не решался ее жать. Его глаза слезились. Он не слишком верил своим ушам и молча пытался осознать сказанные слова. Когда же чахлая и хрупкая рука одинокого мужчины в синем комбинезоне коснулась мягкой и крепкой ладони человека, слеза упала на пол.

В мертвом молчании дверь в курительную комнату захлопнулась. Все здание оказалось пустым. В каждом мусорном ведре валялись письма. В воздухе еще летал запах крепкого табака. Закатные лучи освещали заглохшие мониторы. Вызвав лифт, человек с нисходящей улыбкой стоял и смотрел куда-то за пределами обыкновенной стены. Он еще не полностью осознавал, какое великое счастье ему досталось. Теперь он никогда не будет одинок.

Глава XVII

Весенняя слякоть превратила сельскую дорогу в непроходимое болото. Кое-как старый грузовичок перемещался из одной избы в другую, везя на своем кузове немногочисленных жителей заброшенного поселения. Одна улица и пять маленьких тупиков. Вокруг этого короткого отрезка непроходимых болот расположились бревенчатые избы с разваливающимися заборами. Лишь одна дорожка во всем поселения была положена камнями: она вела к небольшой станции, к железнодорожным путям, по которым ежедневно перемещаются множество товарных и грузовых составов. Поэтому тишину здешних мест прерывает звонкое гудение металлических колес. Но когда последний вагон скрывается за лесными стенами, снова наступает тишь. Безмолвие природы, в котором из звуков только пение птиц, дуновение ветра и крики диких животных, проносится сквозь большое поле, замкнутое внутри густого и необъятного леса, до маленькой, но бурной речушки, спрятанной за чащей вечно темно-зеленых елок. И пройдя по истерзанной четырьмя колесами и немногочисленными парами ног дороге, разрезающей поле на две неравные части, человек в старой одежде видит перед собой небольшое кладбище, огражденное невысоким, по колено, чугунным заборчиком. В этом месте отчего-то сильнее становилось дуновение ветра, которое бурно раскачивало кроны раскидистых елей, имеющих темный, почти черный оттенок зеленого. Будто все грехи умерших впитывались в стволы этих вечно спящих многовековых деревьев. Первыми выстраивались в ровные ряды сосновые кресты с пожелтевшими табличками, словно они являли собой торжественный парад, а уже за ними такими же четкими колоннами стояли каменные могилки. Тени высоких елей укрывали здешнее кладбище от любых непогод, но, невзирая на столь надежную и вечнозеленую крышу, сюда обязательно попадали или снежинки холодной зимой, или дожди цветущей весной, или пыль душным летом, или опавшие оранжево-коричневые иголки серой осенью.

Человек ухаживал за каждой могилкой, за каждым крестом. Он неспешно подметал протоптанные дорожки, сухой тряпкой вытирал таблички, вырывал сорняки и особенно бережно каждый день подрисовывал несмываемыми чернилами истертые буквы в именах усопших. В этой деревне мертвых уже давным-давно стало больше, чем живых. И целых полдня человек аккуратно, бережно и с уважением облагораживал каждую могилку. Когда же он доходил до двух надгробий на самом краю кладбища- одна могилка была старой, а другая совсем недавней- особенно тщательно вытирал имена на еще не успевших пожелтеть табличках, брал топор, всегда стоящий в углу, под кроной небольшой елочки, и сворачивал в еле заметную совсем уж узенькую тропинку, которая вела в чащу. Не доходя пару шагов до берега речушки, можно ненароком споткнуться на совсем незаметный холмик, покрытый старым, уже покрывшимся маленькими растеньицами, пледом. Под пледом находилась еще одна одинокая могилка. Имя выцарапано бережно на камне. Человек всегда садился около надгробия, обедал, ухаживал за могилкой, и уходил в лес. Стоит еще немного пройти дальше по тропинке, и можно увидеть небольшие посадки яблонь. А еще дальше все чаще попадались молодые, недавно посаженные, ели, которые очень контрастировали с их многовековыми родителями. В этих местах можно услышать мерный звук топора. Человек, ухаживающий за могилками, тащит на своем гробу тяжелые стволы деревьев, и приносит их к месту рядом с кладбищем. Так, до самого заката он и работает, а затем идет обратно и поздно ночью заходит в свою избушку, где-то на краю деревни. И изо дня в день человек встает, идет на кладбище, в лес, и обратно. Все же жизнь замкнулась в спираль, но теперь у каждой секунды существовала цель, великая и благая. Совсем скоро трудами одних рук возле забытого всеми кладбища будет построена часовня. Ее крест, над искусно сделанным куполом, будет отражать лучи солнца прямо на спрятанные под тенью елей могилки. И никто из покинувших этот свет не останется одиноким, ведь найдется человек, любящий не только все живое, но и все ушедшее.

Оглавление

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII